КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124644

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Добро пожаловать в ад [Майкл Корита] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Майкл Корита «Добро пожаловать в ад»

Посвящается моей сестре Дженнифер, которая много лет назад прочитала мою первую книгу и умудрилась ни разу не засмеяться

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

Глава 1

Где-то вскоре после полуночи, безлунной октябрьской ночью, которая отнюдь не стала приятнее оттого, что внезапно поднявшийся ветер принес с собой еще и дождь, на поле неподалеку от Бедфорда, к югу от города, был убит человек. Я ненавидел его всей душой. Поначалу, естественно, решили, что тело просто привезли и бросили; что Алекса Джефферсона убили где-то в другом месте, что он был мертв задолго до того, как его труп изуродовали до неузнаваемости и оставили там, возле леса.

И, как выяснилось, попали пальцем в небо.

Тело Джефферсона обнаружили только на следующий день, чуть позже полудня. А вскоре после этого на поле, где его нашли, скопилось не меньше дюжины машин, тесно прижавшихся друг к другу: патрульные полицейские автомобили с мигалками, микроавтобусы экспертов-криминалистов и даже машина «скорой помощи», которая, понятное дело, была уже не нужна, но ее тем не менее кто-то зачем-то вызвал. Меня там, конечно, не было, однако мне не составило труда вообразить себе это зрелище — да и неудивительно, учитывая, сколько раз я принимал во всем этом самое непосредственное участие.

А впрочем, может, и нет. Может быть, и нет. Зрелище, представшее их глазам в тот достопамятный день, то, о чем сам я узнал только из вторых рук, от копов, имевших обыкновение пересказывать подобные новости с привычным и циничным равнодушием, свойственным только очерствевшим профессионалам, мало походило на то, с чем мне до сих пор приходилось иметь дело.

Джефферсона явно привезли из города, руки и ноги у него были связаны веревкой, рот заклеен широкой полоской скотча. За полмили до этого места, прямо на грязной, размокшей дороге, ведущей к пустому полю, его вытащили из машины — судя по следам, оставленным шинами в грязи, это был микроавтобус — и принялись мучительно и зверски пытать, пытать медленно и изощренно, точнее, даже не пытать, а медленно убивать. Судя по результатам вскрытия и на основе картины, воссозданной позже следователями CSI[1] и судмедэкспертами, Джефферсон, несмотря на пытки, еще дышал и оставался в сознании никак не меньше четверти часа.

Четверть часа. Пятнадцать минут — которые могут быть и очень короткими, и долгими, словно вечность. Они пролетают в мгновение ока, когда стоишь в аэропорту, надолго расставаясь с тем, кого любишь. И те же самые четверть часа могут показаться веками, если ты нетерпеливо топчешься на краю тротуара, выжидая, когда поток машин хоть немного поредеет, чтобы перебежать на другую сторону. А какими они покажутся, если руки и ноги туго стянуты веревкой и кто-то, навалившись сверху, не спеша «обрабатывает» тебя с помощью газовой зажигалки и острого, точно опасная бритва, лезвия? Разве тогда эти пятнадцать минут не покажутся тебе вечностью — вечностью, которая в этот миг представляется избавлением, и об этом ты молишь своего мучителя? Вечностью, которая предопределена тебе судьбой и единственная может избавить тебя от мук?

Большую часть этого дня копы были по уши заняты положенной в подобных случаях стандартной процедурой: обыскивали место преступления, собирая улики, созванивались со специалистами из Бюро криминалистических расследований в Огайо, проводили опознание тела, искали ближайших родственников убитого, а также пытались выяснить, где был и чем занимался Джефферсон в последние несколько часов перед смертью. Местных жителей опросили всех до единого, поле и даже окружающий его лес буквально прочесали в поисках улик.

Ничего. Никаких следов. Ни то, что им было уже известно, ни первые несколько часов работы не дали ни малейшей зацепки. В результате решено было слегка расширить рамки расследования. Детективы ринулись искать подозреваемых — всех тех, кто недолюбливал Джефферсона или мог быть с полным правом причислен к числу его врагов. А возглавлял этот список, естественно, я.

Они явились ко мне на следующий день после того, как было обнаружено тело Джефферсона. Ввалились утром, в десять минут десятого, успев перехватить меня до того, как я успел уйти на работу, — что, в общем-то, неудивительно, учитывая, что моя квартира находится в доме чуть дальше по улице. Прямо под моей квартирой — старый гимнастический зал, который я арендую. Он время от времени приносит мне неплохой барыш. Конечно, всеми делами в нем заправлял мой управляющий — вернее, заправляла, — но сегодня она не пришла: судя по ее словам, у нее не заводилась машина. Она позвонила мне около половины восьмого утра сообщить, что муж пытается вернуть машину к жизни, воспользовавшись аккумулятором соседской машины, и что если реанимировать ее не удастся, то она немного опоздает. Я сказал, чтобы она не переживала из-за этого, — поскольку сам я никуда не тороплюсь, то нечего торопиться и ей. Потом пообещал, что сам открою зал и уйду по делам, а она пусть приходит, когда сможет.

Я спустился вниз с кружкой кофе в руках и отпер офис гимнастического зала. Мы уже давно установили такую систему ключей-карт, которая позволяла членам клуба беспрепятственно приходить и уходить, когда им вздумается, двадцать четыре часа в сутки, но Грейс, моя управляющая, просиживает в офисе с девяти до пяти и только время от времени выглядывает оттуда, чтобы проверить холодильник. Сказать по правде, основную выручку мы делали вовсе не на абонементах, а на том, чем был битком забит холодильник и чем мы пичкали своих клиентов — я имею в виду самые разные энергетические напитки, протеиновые коктейли, гранолу[2] и прочие витамины.

В такую рань, естественно, народу в зале было немного: две женщины, которые неторопливо трусили по «бегущей дорожке», да еще какой-то мужчина в уголке потел со штангой, словом, наши обычные «ранние пташки». Открыв офис, я усмехнулся, подумав об одном неоспоримом преимуществе своего зала — здесь никогда не нужно было ждать, пока освободится очередной тренажер. К счастью для клиентов — и, увы, к несчастью для меня самого.

Первым делом я проверил шкафчики, чтобы убедиться, что там хватает чистых полотенец, и тут же обнаружил, что Грейс меня опередила — судя по всему, она позаботилась об этом накануне вечером. Я как раз собирался выйти из тренажерного зала, когда обнаружил в своем офисе копов. Их было двое, оба не в форме, а в гражданском, однако краем глаза я успел заметить блеснувшую бляху на поясе у того из них, кто был повыше, и эта легкая серебряная вспышка, особенно ослепительная и холодная в свете люминесцентных ламп, заставила меня нахмуриться от неприятного предчувствия. Сердце глухо заколотилось.

— Чем могу помочь? — осведомился я, заходя в офис. Никого из них я не знал, но ведь я и не мог знать в лицо всех, кто работает в полицейском управлении, особенно спустя два года после того, как я оттуда ушел.

— Линкольн Перри?

— Да.

Второй, у которого на поясе не было значка, элегантный, подтянутый тип с седой шевелюрой и сеточкой морщин вокруг глаз, вытащил из кармана бумажник и молча продемонстрировал мне свой значок и удостоверение, на котором значилось «Хэролд Тарджент, детектив, управление полиции Кливленда». Я пробежался по нему взглядом, потом поднял глаза и снова кивнул.

— Ладно. Так чем могу помочь, детектив?

— Можете звать меня просто Хэл.

Тот, что повыше, стоявший у него за спиной, на первый взгляд лет на десять моложе своего напарника, в виде приветствия слегка поднял руку.

— Кевин Дэли.

Тарджент окинул взглядом тренажерный зал, потом снова повернулся ко мне.

— Не возражаете, если я прикрою дверь? Так нам никто не помешает.

— Моя управляющая немного опаздывает. Мне бы не хотелось разговаривать с вами без нее — если вы, конечно, не возражаете.

Тарджент покачал головой.

— Возражаю, мистер Перри. Свидетели нам не нужны.

— Все настолько серьезно? — осведомился я, чувствуя, как в груди впервые возник неприятный холодок. Только сейчас до меня наконец дошло, что их приход никак не связан ни с одним из тех дел, расследованием которых я как раз сейчас занимался, что все это, возможно, касается лично меня.

— Да уж, серьезнее не придумаешь. Когда люди умирают, мистер Перри, это всегда серьезно.

Я плотно прикрыл дверь офиса и повернул в замке ключ.

— Тогда пойдемте наверх.


К их чести, никто из них не пытался морочить мне голову, до последнего оттягивая тот момент, когда придется сообщить, зачем они явились ко мне. Никаких дурацких вопросов по поводу того, где я был прошлой ночью, никаких игр втемную. Вместо того чтобы играть со мной, как кошка с мышкой, они выложили все, едва мы только уселись в гостиной.

— Позапрошлой ночью был убит один из ваших знакомых, — коротко бросил Тарджент. — Небось уже слышали об этом?

Сказать по правде, все новости, которые я знал, были почерпнуты из вчерашней прессы. Утренних газет я еще не видел, вдобавок источником самых достоверных сведений для меня были вовсе не средства массовой информации, а один пьянчужка, обычно торчавший в углу автобусной остановки. Поэтому в ответ я медленно покачал головой. Тарджент наблюдал за мной с добродушным скептицизмом в глазах.

— Собираетесь сказать мне, кого убили? — поинтересовался я.

— Человека по имени Алекс Джефферсон.

Именно в такие моменты я всегда отчаянно жалел, что не курю: я не знал, куда деть руки. Будь у меня сигареты, не нужно было бы ломать голову, чем их занять. Как просто поднести сигарету к губам и затянуться, насколько это лучше, чем сидеть и просто хлопать глазами.

— Помните его? — спросил Дэли.

Я перевел взгляд на него и коротко хохотнул, потом покрутил головой, удивляясь этому вопросу.

— Да. Я его помню. Еще бы!

Они немного подождали. Я молчал. Первым не выдержал Тарджент:

— Насколько я слышал, вы с ним были… э-э-э… не очень дружны?

Наши глаза встретились.

— Он спал с моей невестой, детектив. Я потратил битых два часа и влил в себя целую упаковку из двенадцати банок пива, прежде, чем выбил из Джефферсона все это дерьмо. Дело было в загородном клубе. А закончилось это для меня штрафом за вождение в нетрезвом виде да еще обвинением в нанесении телесных повреждений. Правда, «тяжкие телесные» удалось потихоньку замять, ограничившись всего лишь туманным намеком на «недостойное поведение», что уголовным преступлением не считается, но из полицейского управления я вылетел с треском. Впрочем, все это вам наверняка известно. Но да, можно сказать и так, друзьями мы с ним не были.

Тарджент не сводил с меня глаз. Дэли старался следовать его примеру, но машинально, сам того не замечая, шарил глазами по комнате, словно подозревал, что где-то тут спрятано орудие преступления. Уж не знаю, что он рассчитывал тут увидеть — лом с прилипшим к нему клоком волос убитого или побуревшую от крови плетку-девятихвостку, мирно стоявшую в углу.

— Ладно, — буркнул Тарджент. Сидя он казался еще ниже ростом, будто весил не больше ста двадцати фунтов, однако жалким при этом почему-то не выглядел. Скорее всего, благодаря голосу, в котором чувствовался металл. — Слушайте, мистер Перри, не обижайтесь. Ничего личного, понимаете. Никто вас ни в чем не подозревает. А теперь могу я вас спросить…

— Вы там были, когда ей сказали? — перебил его я.

— Простите? — не понял он.

— Карен. Вы были там, когда ей сказали о муже?

Тарджент покачал головой.

— Нет. Меня там не было. Понимаете, по этому делу ведь работают многие, не только я…

— Могу себе вообразить. Он ведь был большой шишкой.

Тарджент шумно выдохнул и глянул на Дэли. Тот, похоже, ничего не заметил, поскольку продолжал обшаривать взглядом комнату, видимо, все еще не потеряв надежды заметить что-то такое, что позволит ему, рявкнув об «обоснованных основаниях», кинуться потрошить мой офис.

— В субботу часов до одиннадцати вечера я был с приятелем, — ответил я. — Мы с ним выбрались в город, пообедали вместе, потом заглянули в бар в центре, опрокинули по паре рюмок и распрощались. Я вернулся сюда, часок почитал и отправился спать. Естественно, свидетелей у меня нет, и подтвердить это некому.

По губам Тарджента скользнула легкая улыбка.

— О’кей. Только, по-моему, вы немного забегаете вперед.

— Как уже сказал мой напарник, вас пока никто ни в чем не подозревает, — вмешался Дэли.

— Конечно.

— Мы просто наводим справки, — невозмутимо продолжал Тарджент. — Впрочем, вы же ведь сами еще недавно были полицейским, так что знаете, как это делается.

— Конечно.

Он закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее.

— Итак, вы признаете, что вы с мистером Джефферсоном не были друзьями, и что между вами в свое время произошла ссора?

— Да. Три года назад.

— А с тех пор вы…

— Виделись ли мы с того времени? Нет. В последний раз, когда я видел этого типа, он валялся на парковке, весь в крови, а я сам думал только о том, как бы добраться до своей машины.

Сказав это, я слегка покривил душой. Потому что после того случая я видел его дважды, но всегда на некотором расстоянии и оставшись при этом незамеченным. Один раз дело было в ресторане; Джефферсон стоял у стойки бара в компании каких-то типов в дорогущих костюмах. Они болтали и смеялись, и ни один из них меня не заметил. Я вошел, увидел его, тут же развернулся и выскочил на улицу. В следующий раз я увидел его в тот день, когда была их с Карен свадьба. Я припарковался и сидел в машине, наблюдая за тем, как молодые спускаются по лестнице под восторженные аплодисменты и поздравления толпившихся вокруг многочисленных гостей. Честно говоря, на мой взгляд все это выглядело очень по-детски — я имею в виду, вся эта пышная свадебная церемония и все такое, — потому что когда такие люди, как Джефферсон, вступают в брак — в третий брак, прошу заметить, да еще на пятом десятке, — и устраивают по этому поводу подобный шум, то это говорит само за себя. Слишком уж нарочито все это выглядит, я хочу сказать. Трогательно и одновременно жалко. Почти так же печально, жалко и трогательно, как париться где-нибудь в уголке в машине с поднятыми стеклами — и это в такую жару! — любуясь тем, как какой-то тип берет в жены твою девушку.

Впрочем, все это относилось к тому периоду, когда мне было плохо. Так плохо, что хуже некуда. Меня только что вышвырнули из полиции — я потерял работу, а вместе с ней и смысл жизни, у меня опустились руки, и к тому же я был чертовски зол. Шло время, постепенно все как-то наладилось. Алекс Джефферсон превратился для меня в воспоминание. Нет, я не забыл его, но мысль о нем уже не сводила меня с ума.

— Вы зря тратите время, — сказал я. — Нет, я понимаю, вам нужно все проверить, выяснить, не было ли у кого мотива для убийства, но вы потянули не за ту ниточку, джентльмены. Я не видел его, я не видел ее, и я его не убивал. Вот, собственно, и все. Ни он, ни его жизнь меня уже не волновали. Больше не волновали.

Тарджент придвинулся поближе, провел рукой по волосам, потом угрюмо уставился в пол.

— Они не слишком торопились, когда обрабатывали его.

— Простите… — не понял я.

Он вскинул на меня глаза.

— Но ведь кто-то же его убил, не так ли, мистер Перри? Так вот, кто бы это ни сделал, он, прах его побери, не слишком спешил прикончить Джефферсона. Наоборот, он убивал медленно, наслаждаясь его мучениями. Можно подумать, какой-то кайф ловил. Вот так-то… Между прочим, на его теле насчитали сорок семь ожогов и более пятидесяти рваных и резаных ран. Ожоги от сигарет и зажигалки, раны нанесены чем-то вроде опасной бритвы. Некоторые разрезы довольно глубокие, словно он пользовался лезвием, как ножом. Другие выглядят просто как царапины, будто бедолагу кромсали обычным шпателем, которым художник соскребает краску с холста. У Джефферсона рот был заклеен широким скотчем, наверное, он пытался кричать… а может, и не кричал, просто содрогался в конвульсиях, ведь боль, надо думать, была адская… Во всяком случае, язык у него прокушен в нескольких местах.

Я отвернулся и невидящим взглядом уставился в окно.

— Меня не интересуют детали, детектив. Единственное, что мне нужно от вас, это чтобы вы вычеркнули меня из вашего списка. Ищите убийцу в другом месте.


Прежде чем убраться наконец восвояси, они промучили меня еще добрые десять минут. Мне не составило особого труда догадаться, что они станут делать дальше: проверят историю наших с Джефферсоном отношений, чтобы убедиться, действительно ли мы с ним расстались именно в тот день, что я сказал, и с тех пор наши дороги больше уже не пересекались, возможно, попробуют выяснить, где я был и чем занимался в ту ночь, когда он был убит. И если все пойдет, как надо, вернее, так, как должно быть, то я их больше не увижу.

Убедившись, что они ушли, я запер за собой дверь офиса, потом вышел на улицу и первым делом купил газету. Потом устроился на скамейке возле палатки, где продавались пончики, холодный ветер сердито ерошил газетные листы, мешая мне читать. Впрочем, долго искать мне не пришлось — как и следовало ожидать, статья об убийстве Джефферсона занимала всю первую полосу. Ничего нового для себя я не узнал — статья состояла только из полицейского пресс-релиза да коротенького сообщения о том, что жена убитого адвоката наотрез отказалась разговаривать с журналистами. Ну и, естественно, обычных заверений в том, что убийца будет найден, словом, классический пример информации для печати, которую в таких случаях дают копы. Что-то вроде «мы, конечно, время от времени будем сцеживать вам информацию, но вы, черт вас возьми, можете не сомневаться, что раньше времени вы ее все равно не получите!»

Фамилия репортера, написавшего статью, ничего мне не говорила. В случае необходимости я бы мог звякнуть в редакцию моей хорошей знакомой Эми Эмброуз, поинтересоваться, не известно ли ей об этом деле чуть больше, чем говорится в статье. Но мне это нужно? Я скомкал газету, швырнул ее в урну и двинулся обратно, к своему офису.

Дойдя до угла, я перешел на другую сторону улицы, поднялся по лестнице, отпер дверь офиса и переступил порог — меня встретила тишина. Мой партнер Джо Притчард почти постоянно отсутствовал, во всяком случае, так было последние несколько месяцев. К примеру, сейчас он, скорее всего, был на очередном сеансе физиотерапии, на которые ходил три раза в неделю, пытаясь по мере сил и возможности вернуть подвижность левой руке. Не так давно ему в плечо угодила пуля, и, хотя ее удалось извлечь, вреда она наделала немало. И лучшее тому доказательство — пустой письменный стол напротив моего.

Включив компьютер, я уставился в окно. Может, стоит все-таки позвонить Джо, хотя бы для того, чтобы рассказать, что произошло. Проклятье, он, должно быть, и так уже знает. Джо, по-моему, всегда все знал. Однако мне он не позвонил — и вот это было уже довольно странно. Правда, парень он башковитый, возможно, и в этот раз он опережал меня на шаг, как случалось довольно часто. Тогда, выходит, он уже сообразил, что, несмотря на реакцию полиции, ко мне все это не имеет ровным счетом никакого отношения.

— Это все было так давно, — пожаловался я, обращаясь к пустому столу.

Потом придвинул к себе стойку с файлами, вытащил тот, что лежал на самом верху, и открыл. Как-никак, напомнил я себе, у меня по горло работы, которую за меня, черт возьми, никто делать не станет.


Звонок Карен раздался в десять утра — это случилось на следующий день после похорон ее мужа. Я снова торчал у себя в офисе — печатал отчет по делу об опеке над детьми. Моим клиентом в данном случае выступал отец, он жаждал получить доказательства, что новый приятель его бывшей торгует наркотиками. Решил, наверное, что в суде это станет решающим доводом и детей отдадут ему. За те две недели, что я работал над этим делом, я выяснил, что никакого приятеля у его бывшей жены нет, и вдобавок убедился, что мой клиент не только дурак, но и мерзавец, каких еще поискать. Несмотря на то что он находил время названивать мне по шесть раз на дню, изводя бесконечными придирками и сварливо доказывая, что я ничего не смыслю в своем деле, потому как у «этой сучки» наверняка есть дружок, причем непременно «пушер», при этом он как-то умудрился напрочь забыть о том, что у его семилетнего сына был день рождения, и вспомнил об этом событии только три дня спустя. А когда вспомнил, то, не моргнув глазом, свалил это на бывшую жену. Впрочем, кто бы сомневался.

Я сидел, уставившись на экран компьютера, который уже успел «уснуть», пока я тщетно пытался подыскать слова, способные убедить моего клиента в том, что он идиот, не лишив его при этом желания оплатить счет, который я ему пошлю. И тут вдруг зазвонил телефон. Заученным движением я включил спикерфон[3] — привычка, которую я приобрел в отсутствие Джо, — и коротко бросил:

— Алло!

— Линкольн? — Голос в наушниках почти всегда звучал так, словно звонивший находится на другом конце света, но этот побил все рекорды. Потому что сейчас звонили не просто издалека — звонили из прошлого, звонил человек, которого я давно пытался вычеркнуть из памяти.

— Карен! — Я пожалел, что назвал ее по имени в тот же момент, как оно слетело у меня с языка. Что мне стоило притвориться, что я не узнал ее! И тут же поймал себя на том, что просто придумываю себе отговорки. Потому что я узнал бы ее голос, даже если бы она, не называя меня по имени, просто засопела в трубку. И она, кстати, тоже это знала.

— Как поживаешь? — спросила она.

— Нормально, — буркнул я. — Во всяком случае, думаю, лучше, чем ты сейчас, учитывая все обстоятельства.

— У тебя найдется немного свободного времени?

Я помолчал.

— Я сейчас на работе. А почему ты спрашиваешь?

— Просто… Я надеялась, вдруг ты сможешь ненадолго заехать. Хотела перед тобой извиниться, вот и все. Только что узнала, что полиция уже была у тебя. Это просто смехотворно! Не могу поверить, что они допрашивали тебя. У них для этого не было никаких оснований.

— У них для этого были все основания, — перебил ее я. — Это их работа, Карен. И меня это нисколько не задело.

— Что ж, все равно извини. Мне просто хотелось убедиться… хотелось, чтобы ты знал… что это не я натравила их на тебя. Я имею в виду, это не я намекнула им, что ты можешь иметь к этому какое-то отношение.

Слышать ее голос, да еще сейчас — в этом было что-то противоестественное, даже немного сюрреалистическое. Ведь я знал этот голос, как свой собственный, знал, как он звучит, мне были знакомы все оттенки его, каждая его интонация — и тем не менее слышать этот голос было все равно что слушать певицу, лица которой ты никогда не видел. Голос, который звучал сейчас в трубке, казался до боли знакомым — но женщину с таким голосом я не знал. Больше не знал.

— Понимаю, — протянул я.

В трубке повисло молчание. Я откинулся на спинку стул и терпеливо ждал.

— Линкольн?

— Да.

— Э-э-э… я просто не была уверена, что ты еще здесь.

— Я здесь.

Снова пауза. А потом:

— Как бы там ни было, я все равно надеюсь, что ты заедешь — ну, если у тебя найдется пара свободных минут.

— Чтобы ты могла извиниться?

— Ну… да.

— Ты уже извинилась — только что. Спасибо, конечно, но это совсем необязательно.

— Ладно, — пробормотала она. — Что ж… тогда пока, Линкольн.

— Пока, Карен. Удачи.

Она повесила трубку, но я спохватился и стащил с себя наушники только после того, как телефон обиженно запищал.

Не прошло и десяти минут, как он снова зазвонил. Карен!

— Линкольн, послушай, мне действительно нужно с тобой увидеться. Я совершенно вымотана, чувствую себя как выжатый лимон, и вся на нервах. Бросила трубку, потому что мне показалось, что ты сразу ощетинился, как только меня узнал. Впрочем, это как раз понятно. Но мне нужно встретиться с тобой. И к тому же наедине.

— Чтобы просто извиниться? — не утерпел я.

— Линкольн… — Теперь в ее голосе ясно слышались слезы.

Дерьмо! Я откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку и энергично потряс головой. Какого дьявола… скажет мне кто-нибудь, что происходит?!

— Всего двадцать минут, — снова заговорила она, осторожно подбирая слова. Я догадался, что она старается взять себя в руки. — Это… это важно.

— Где?

— Дома.

Дома! Нет, вы слышали? Звучит просто-таки как «в Монтичелло»![4] Как будто речь идет по меньшей мере о поместье.

— Я не знаю, где твой дом, Карен, — терпеливо произнес я.

— Ох, извини… — спохватилась она. — Пеппер Пайк. Офф Шейкер, совсем рядом с загородным клубом. — Она продиктовала мне адрес.

— С загородным клубом, — пробормотал я сквозь зубы. — Ну, конечно, еще бы! — Именно там, на парковке возле клуба произошла наша последняя стычка с Джефферсоном. Однако что-то подсказало мне, что Карен не из тех, кого может растрогать подобная вспышка ностальгии, поэтому я предпочел благоразумно промолчать.

— Ты приедешь?

— Как последний дурак.

— Прости!

— Ничего. Приеду, только попозже.

— Спасибо, Линкольн.

Мы снова распрощались. Пару минут я шепотом проклинал собственную глупость, потом вскочил и направился к двери.

Глава 2

Дом, о котором говорила Карен, производил весьма внушительное впечатление. Подъездная дорожка, которую, похоже, заново мостили каждый год, змейкой вилась среди целой рощицы высоких, аккуратно подстриженных деревьев, а в их тени пряталась лужайка, по своим размерам не уступавшая небольшому аэродрому в Огасте. Попетляв между деревьями, дорожка закладывала крутой вираж, и тут перед вашим взором во всей красе и великолепии появлялся сам дом — типичное поместье плантатора-южанина с легким намеком на колониальный стиль, в который добавили самую чуточку модерна, как будто архитектор стремился отдать дань современной моде. И не знаю, как это ему удалось, но получилось по-настоящему здорово. Много белого камня, много стекла, широкий, но изящный портик, а над ним несколько балконов, из которых, собственно, и состоял второй этаж. За каменной стеной прятался плавательный бассейн и небольшой патио. Сейчас бассейн был затянут брезентом, а в глубине патио красовался сложенный из таких же камней камин.

Чуть в стороне виднелся стилизованный под старинный каретный сарай гараж, в котором без особого труда поместились бы по меньшей мере четыре машины. Я припарковался возле него и немного посидел, пока не поймал себя на мысли, что дожидаюсь, когда кто-нибудь выскочит оттуда и, улыбаясь во весь рот, кинется ко мне, чтобы предложить задать овса моему «рысаку», пока я пройду в дом. Так и не дождавшись, я заглушил двигатель и вышел из машины.

Просторный двор перед домом был пустой и тихий, дом тоже словно вымер. Свернув на выложенную булыжником дорожку, я двинулся к парадной двери. Оказавшись у входа, взялся за латунное кольцо и несколько раз постучал им в тяжелую деревянную дверь. Прошла минута, может, две. Кто-то оставил на крыльце у дверей букет цветов. Я поднял его, повертел перед глазами, потом отыскал карточку. «Примите наше глубокое соболезнование», — прочел я, и ниже подпись: «От Теда и Нэнси». Держа цветы, я еще раз с силой постучал в дверь — звук получился неожиданно глухим и громким. На этот раз дверь открыли.

Вид Карен потряс меня. Нет, конечно, она выглядела сногсшибательно, но дело не в этом — Карен выглядела в точности так же, какой я ее помнил, вернее такой, какой я не хотел ее помнить. Одна-две незнакомые мне морщинки у глаз, мягкие светлые волосы подстрижены и уложены в дорогой парикмахерской, один-два лишних фунта на теле, которое смело могло бы выдержать и десять, нисколько не утратив своей привлекательности, но — проклятье! — передо мной стояла та же самая Карен, которой когда-то теплым апрельским вечером я признался в любви и которая пообещала стать моей женой. И это почему-то было мне неприятно. Неприятно, что она совсем не изменилась.

На ней были свободные белые брюки и блузка без рукавов, босые ноги, никаких украшений. Гибкое, упругое, тренированное тело. Я смотрел на нее, и внезапно перед моим внутренним взором пронеслось то, чего я не мог видеть своими глазами и о чем мог только догадываться, думая о ней: званые обеды, во время которых приятели Джефферсона, все, как один, жирные, отвратительные толстосумы, бесстыдно разглядывали его новый «трофей», украдкой пуская слюни и сгорая от зависти при виде его молодой жены; наглую, самодовольную ухмылку на лице самого Джефферсона, когда они с Карен случайно сталкивались с одной из его постаревших, обрюзгших бывших жен.

— Рад тебя видеть, Карен, — проговорил я.

— Я тоже, — ответила она. И вдруг, качнувшись вперед, быстро припала ко мне, вскинув руки на мои плечи. Ощущение было удивительно знакомым — я еще не успел забыть, как идеально наши тела подходят друг к другу, как опускаются ее плечи, когда поднимаются мои, как ее подбородок утыкается в ямку у основания моей шеи. Правда, волосы ее теперь пахли по-другому. Очень дорогими духами, к которому примешивался чуть уловимый яблочный аромат шампуня.

Спохватившись, Карен отодвинулась, но руки ее по-прежнему лежали у меня на плечах.

— Спасибо, что приехал. Я понимаю — нет, действительно понимаю, — как тебе не хотелось это делать. Но мне нужно поговорить с тобой… о… об одной вещи. В самом деле нужно.

— Ладно.

— Входи. — Ее взгляд упал на букет, который я продолжал держать в руке. — Ох, Линкольн, спасибо. Тебе вовсе не обязательно было…

— А это не мои, — смущенно пробормотал я. — Они лежали вот тут, возле двери.

Она наконец отошла от меня, забрала букет и впустила меня в дом. За дверью был просторный холл, из которого просматривался весь первый этаж дома — сплошное светлое дерево, белые панели и неимоверное количество окон — больше, чем я видел за всю свою жизнь. Я шел за Карен, украдкой поглядывая по сторонам. Комнаты, комнаты, вот одна, слева, от пола до потолка забитая книгами, причем нет ни одной с треснувшим корешком, потом еще комната, на этот раз справа — краем глаза я заметил письменный стол с камином, такую комнату удобно использовать, как кабинет, конечно, если хозяин много работает дома, однако эта непонятно почему имела какой-то нежилой вид и больше смахивала на парадные покои аристократа в каком-нибудь музее. Черт возьми, и не только эта комната — весь дом почему-то казался нежилым. Особенно это бросилось в глаза, когда мы миновали кухню: странная это была кухня, ни стеклянного кувшина с соком на шкафу, ни солонки на столе, ничего, что говорило бы о том, что здесь живут люди. Везде царил неестественный порядок, все выглядело каким-то стерильным, словно перед съемками для какого-нибудь глянцевого журнала. Особенно это бросалось в глаза из-за цветов — цветы с карточками в этот дом явно доставляли дюжинами, но даже на ходу я успел заметить, что все букеты собраны в еще одной комнате, на этот раз справа от меня, кто-то со вкусом расставил их на пианино.

Гостиная оказалась в самой дальней части дома. Войдя в нее, Карен опустилась на кожаный диван с подушками цвета орехового дерева. Усевшись так, что за спиной у нее оказался длинный ряд окон, выходивших во двор, она повернулась ко мне. Я попытался устроиться на точно таком же диване напротив и моментально понял свою ошибку: проклятая штуковина оказалась мягкой, как болото, и тут же засосала меня.

— На редкость удобно, — проворчал я, гадая про себя, пробовал ли кто-нибудь сидеть тут до меня.

Карен ничего не сказала, просто сидела и смотрела на меня. Она выглядела усталой — намного более усталой, чем мне приходилось ее видеть, и значительно более усталой, чем можно было ожидать от женщины, в которой жизнь всегда била ключом и чья энергия казалась неиссякаемой. Она была по-прежнему красива, но усталость проступала сквозь эту красоту, та усталость, которая годами копится в душе, а потом проступает наружу, словно пятна сырости на штукатурке.

Что ж, все равно ей повезло значительно больше, чем ее мужу.

— Принести тебе что-нибудь выпить? — спросила она.

— Нет, не нужно. — Я решил не напоминать о том, что еще не было и одиннадцати. Тем более что Карен уже взяла бокал с вином, стоявший возле нее на столике.

— Нервы ни к черту, — пробормотала она, перехватив мой выразительный взгляд. — Это позволяет мне хоть как-то держать себя в руках.

— Конечно.

Карен жадно глотнула из бокала. Для подобных вещей было еще настолько рано, что я смущенно отвел глаза от бокала с вином. Смотреть, как она пьет, было все равно что подглядывать за Карен, когда она раздевается.

— Ты одна в доме? — поинтересовался я.

— Да. Мои только что уехали. Мама не слишком хорошо себя чувствует.

— Жаль это слышать.

— Так вот, насчет полиции… — начала Карен, но я не дал ей договорить.

— Ты уже извинилась, и нет никакой нужды делать это снова. Полицейские просто выполняют свою работу, Карен, и им хорошо известно, как это надо делать. Сказать по правде, я бы куда сильнее удивился бы, если бы они не заинтересовались мной — если бы твоего мужа убили, а они бы ко мне не пришли.

От удивления Карен моргнула. Потом поднесла к губам бокал, но сделать глоток не успела — раздался телефонный звонок, резкая, неприятная трель, похожая на пронзительный крик какой-то неведомой птицы. Карен вздрогнула как ужаленная, шарахнувшись в сторону так, что бокал вылетел у нее из рук и с грохотом покатился по светлому деревянному полу. Вино растеклось небольшой лужицей, потом, отыскав щели между досками, просочилось вниз и потекло в сторону каменной плиты перед камином.

Телефон оказался на маленьком столике возле того дивана, на котором сидел я. Сняв трубку, я наклонился вперед, собираясь передать ее Карен. Но она, забившись в угол дивана, испуганно замотала головой и, словно защищаясь, вытянула перед собой руки. В ее широко раскрытых глазах плескался страх.

— Нет! Нет, только не сейчас… прошу тебя!

Я какое-то время разглядывал ее, все еще держа телефон в руках, потом все-таки положил трубку на место. Издав протестующий крик, телефон наконец замолчал. Только после этого Карен, словно очнувшись, наклонилась, подобрала с пола ножку от разбитого бокала и положила ее на стол, где в серебряной рамке стояла какая-то фотография. Я украдкой бросил на нее взгляд: Карен и Джефферсон целовались на веранде, снимок наверняка был сделан где-то в Париже. Вспомнив о разлившемся вине, я перевел взгляд на пол. Красная лужица уже пропитала ковер, на котором стоял чайный столик, ковер, стоивший, по моим скромным подсчетам, куда больше всего моего тренажерного зала.

— Может, принести из кухни бумажные полотенца?

— Э-э-э… да, хорошо бы.

— Сейчас схожу.

Мы молча сидели и смотрели друг на друга. Грудь Карен поднималась под тонкой тканью блузки. Оторвав от нее взгляд, я перевел его на осколки бокала и лужу вина на полу, потом снова взглянул на нее.

— Карен, может, объяснишь мне, что происходит?

Она сделала глубокий вздох, рассеянно провела рукой по волосам и покачала головой.

— Линкольн, мой муж убит. А ты спрашиваешь, что происходит. Моего мужа зверски…

— Я не об этом. Наверняка есть что-то еще…

— Нет, — отрезала она.

— Карен!

Она отвернулась. А когда снова заговорила, голос у нее был совершенно больной.

— Ты имеешь хоть какое-то представление, для чего им понадобилось это делать? Ведь его пытали! Медленно резали его…

— Я уже слышал об этом, — перебил я. — Мне очень жаль. То, через что тебе пришлось пройти… Поверь, я даже не знаю, что сказать, да и что тут скажешь… Разве слова сейчас что-то значат? Особенно если эти слова будут исходить от меня…

Снова наступило долгое молчание. Я не выдержал первый:

— Так что ты от меня хочешь?

Пару секунд Карен молча разглядывала меня.

— Тебе хорошо заплатят.

От неожиданности я даже руками всплеснул:

— За что?!

Огромный дом казался пустым, какими обычно кажутся только очень большие дома. С того места, где я сидел, мне была видна лестница, ведущая на второй этаж, широкий лестничный пролет нависал козырьком над гостиной и кухней. На стенах его висели какие-то картины, я мог бы побиться об заклад на все, что имею, что ни Карен, ни Джефферсон их не выбирали — какой-нибудь модный дизайнер по интерьеру постарался.

— Мне нужна помощь. — Карен наклонилась ко мне, вцепившись в подлокотники с такой силой, что ее холеные ногти глубоко впились в кожу обивки. Взгляд ее был прикован к моему лицу.

— Помощь? Но в чем?

— С сыном Алекса.

— У меня маловато опыта общения с детьми, — усмехнулся я.

— Мне нужно отыскать его сына.

Я нахмурился. Потом покрутил головой.

— Он, что же, не в курсе, что его отца убили?

— Нет.

— И ты не знаешь, как с ними связаться? Неужели у тебя нет ни его адреса, ни номера телефона, по которому его можно найти?

— Нет.

— Так скажи об этом копам. Они живо его отыщут.

— Мне бы не хотелось, чтобы они… Это так неудобно…

— Но почему? — недоумевал я.

— Видишь ли, Алекс уже несколько лет не общался с ним. Со своим сыном, я имею в виду. Они были не слишком близки… точнее, стали практически чужими друг другу.

— Ну, полицейские в любом случае смогут его отыскать, — пожал я плечами.

— Мне нужно, чтобы его нашли не полицейские, а кто-то другой. — Это было сказано сквозь зубы, а взгляд стал жестким.

— Карен, послушай, в нашем городе никак не меньше сотни частных детективов. И любой из них сможет это сделать.

— Мне нужен кто-то, кому я смогу доверять.

— Выходит, мне ты доверяешь?

— Да.

Она сказала это твердо, не задумываясь. Но почему-то вместо того чтобы почувствовать себя польщенным, я неожиданно разозлился. Она что, забыла, что произошло между нами? Считает, что достаточно только поманить меня пальцем, чтобы я бросил все и примчался к ней на помощь? Что я по-прежнему готов сделать ради нее все, что она хочет, по первому требованию?

Я покачал головой.

— Извини, Карен. Я не тот, кто тебе нужен.

Я уже подумывал о том, чтобы встать и двинуться к двери, когда вдруг снова услышал ее голос:

— Он унаследовал восемь миллионов. И даже не знает об этом, — проговорила она.

— Между ними произошел разрыв, и парень тем не менее унаследовал восемь миллионов?! — поразился я.

Карен кивнула.

— Кстати, он даже не знает, что Алекс мертв. Мне нужно, чтобы кто-то отыскал его, чтобы я могла сказать ему об этом. И еще…

— Да?

Она опустила глаза.

— Линкольн, это не должно просочиться в газеты. И на телевидение тоже…

— Что не должно просочиться в газеты? — Я уже начал понемногу терять терпение. — Что Алекс Джефферсон и его сын стали друг другу чужими?

Карен, все так же не глядя на меня, снова молча кивнула.

— Ага, — понимающе протянул я. — Имидж… Ну конечно!

Она вскинула голову. Взгляд ее стал неприязненным.

— Дело не в имидже.

Я ничего не ответил. Она наконец отпустила подлокотники дивана, и, когда она склонилась вперед, я увидел, как у нее дрожат руки. Видимо, Карен тоже это заметила, потому что стиснула руки и зажала их между коленями.

— Линкольн, тебе известно, сколько будет один процент от восьми миллионов?

— Восемьдесят кусков, — криво усмехнулся я.

— Это твой гонорар. Именно столько ты получишь, если разыщешь его — даже если это будет самое легкое задание в твоей жизни. Я тебе это обещаю. Мой бухгалтер выпишет тебе чек на восемьдесят тысяч на следующий день, после того как ты его найдешь.

Наверное, Джо уже вернулся со своей физиотерапии, подумал я. Сеанс длился два часа и стоил несколько сотен. Конечно, кое-что покрывала страховка, но далеко не все. Джо ходил на физиотерапию трижды в неделю. И делал это уже много недель подряд. И счета за нее составляли только часть его счетов за лечение, и некоторые из них, на мой взгляд, выглядели по меньшей мере экстравагантно. А на прошлой неделе единственное дело, которое нам поручили, было то самое, которое я только что закончил, связанное с опекой. Причем в то, что наш клиент согласится оплатить счет, который я ему пошлю, верилось с трудом.

— Вряд ли мне удастся общаться с тобой, как с обычной клиенткой, — пробормотал я. — Давай я порекомендую тебе кого-то из своих коллег? Такого, кто лучше подойдет для этого дела.

— Нет, — отрезала она. Сказано это было твердо. — Линкольн… прошу тебя! Просто найди его и все. Сколько времени это, по-твоему, может занять?

С каждой минутой, пока я сидел здесь, разговаривая с ней, дом как будто становился все больше. Он словно увеличивался в размерах — и при этом казался все более пустым, а сама Карен — все более усталой и надломленной. Мне внезапно вспомнилось, какой она была в один июньский вечер, в субботу, когда мы с ней наняли лодку и отправились к Басс Айлендс, я снова увидел ее — как она сидит напротив меня, мокрые волосы облепили ей шею и лицо, а на лице сияет улыбка самого настоящего счастья. По какой-то неведомой мне причине услужливая память с непонятным упорством заставляла меня вспоминать этот день. Я мог быть на кухне или сидеть в машине, или у себя за столом в самый разгар рабочего дня — и вдруг снова оказывался в лодке и видел ее улыбку, и то, как солнечные блики играют на ее коже, любовался тем, как она сердито стряхивает ладонью липнущие к лицу волосы, и во мне вдруг все переворачивалось. Потому что потом я видел ее с Алексом Джефферсоном — обычно мне достаточно было только вспомнить его угрюмую улыбку, чтобы тут же запихнуть свои воспоминания в самый дальний уголок памяти.

— Найти кого-то можно и за полчаса, а бывает, на это не хватит и нескольких недель, — буркнул я. — Мне нужно знать кое-какие детали.

— Это тянется уже пять лет.

— Ты имеешь в виду — прошло уже пять лет, как он не живет дома? — уточнил я.

Карен кивнула. Потом, поколебавшись, добавила:

— Нет. Пять лет, как он пропал. Я имею в виду — как он перестал существовать для Алекса.

— Ясно, он перестал существовать для отца, но это не тот случай, когда принято звонить в полицию.

— Верно.

Я поднял руку и взъерошил волосы, глядя на пол.

— А где сейчас его мать? С ней он тоже, что ли, не общается?

— Нет, дело не в этом. Она умерла через пару лет после их с Алексом развода. Мэтью тогда, наверное, было не больше четырнадцати. После развода мать Мэтью переехала в Мичиган. А когда она умерла, он приехал сюда и жил здесь с Алексом до тех пор, пока не поступил в колледж. А общаться с отцом они перестали в то время, когда Мэтью уже учился в юридической школе.

— Его полное имя МэтьюДжефферсон?

— Да.

— Черт… совершенно обычное имя, очень распространенное. Держу пари, у нас в стране сотни тысяч таких Мэтью Джефферсонов. Нужно что-то еще. Дата рождения, номер социальной страховки, короче, все, что у тебя есть.

— Я могу выяснить это уже сегодня к вечеру.

Вскинув голову, я посмотрел ей в глаза.

— Послушай, гонорар, который ты мне предлагаешь… это просто смешно. В лучшем случае, это займет у меня день или два. В любом случае, я возьму с тебя обычную в таких случаях плату.

— Ты получишь столько, сколько я сказала, — отрезала Карен.

Восемьдесят штук за то, чтобы кого-то отыскать. В таких случаях я обычно брал не больше пары сотен. И к концу дня я, возможно, уже заработаю эти деньги.

— Помнится, когда-то ты просила у меня пару сотен, чтобы заплатить за аренду машины, — пробормотал я.

Карен посмотрела на меня, изо всех сил стараясь, чтобы я ничего не мог прочесть в ее глазах, но получилось у нее неважно. Поняв это по моему лицу, она отвернулась.

— Позвони мне, когда узнаешь то, что мне нужно, — сказал я, решив, что молчание затянулось. — Я отыщу тебе этого парня, а потом каждый из нас снова пойдет своей дорогой. Договорились?

Карен не ответила, просто молча кивнула. Я встал, помялся немного — мне хотелось пересечь комнату, подойти к ней, обнять, просто положить руку на плечо… Не знаю уж, чего мне хотелось в этот момент. Вместо этого я просто повернулся и вышел из дома.

Глава 3

Джо уже вернулся и лежал на спине на полу в гостиной, сжимая в руках гимнастическую палку. Пока я, прислонившись к дверному косяку, смотрел на него, он у меня на глазах оторвал палку от груди и поднял ее над собой, согнув при этом в дугу. Нормальный человек в таком случае закидывает руки назад, чтобы палка оказалась у него за головой. Джо застыл, когда она оказалась у него на уровне подбородка, и тут же сморщился. Лицо у него покрылось потом, а когда он наконец вспомнил о необходимости дышать, то немедленно захрипел, с трудом втягивая в себя воздух сквозь стиснутые зубы. Глаза у него сузились, я заметил, как на скулах у него заходили желваки, мне даже показалось, что он заскрежетал зубами. Палка качнулась, сдвинулась назад на какой-то дюйм и снова застыла в воздухе. Он подержал ее так какое-то время, потом снова сделал глубокий вдох и снова попробовал завести ее за голову. Ничего не вышло. Тяжело, со свистом выдохнув, Джо сдался, и палка вновь вернулась в прежнее положение.

— Разве ты сегодня утром не ходил на свою терапию? — осведомился я.

— Ходил. — Джо слегка поерзал, поудобнее устраиваясь на полу, и снова попробовал завести палку за голову.

— Стало быть, ты вернулся домой после сеанса и снова принялся упражняться? Послушай, а в твоей терапии не предусмотрено хотя бы коротких периодов для отдыха? — не утерпел я.

— Приходится попотеть, если хочешь чего-то добиться.

Я только молча покачал головой. Потом заставил себя отлепиться от косяка, обошел вокруг лежащего на полу Джо и направился в гостиную. Джо, пыхтя, изо всех тянул свою палку — наверняка сильнее, чем от него это требовалось, но в этом был весь Джо. Я слишком хорошо знал его, чтобы удивляться — во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы пытаться его уговаривать не напрягаться.

Позади меня снова послышался не то сдавленный хрип, не то вздох, и я обернулся. Это тянулось уже три месяца, а я все никак не мог привыкнуть, поэтому до сих пор оборачивался.

Вот что бывает, когда кто-то вдруг всадит в тебя пулю, пронеслось у меня в голове.

— Слышал уже об Алексе Джефферсоне? — поинтересовался я, опустившись на кушетку.

Джо опустил палку, взглянул на меня, потом отложил палку в сторону. Скривившись от боли, поднялся с пола, сел, тыльной стороной руки стряхнул пот с лица и снова уставился на меня.

— Да… слышал. Кстати, а что это ты пришел? Неужто решил сделать чистосердечное признание? Угадал?

— Нет.

Он усмехнулся.

— Хотел лишний раз убедиться. Ладно, так что ты об этом думаешь?

— А что тут думать? Этот тип был мерзавцем, мерзавцем и остался, так что не удивляюсь, что нашелся кто-то, кому он был точно кость в горле. Ну и кокнул его. — Я помолчал. — Копы уже приходили. Сказали, что хотят побеседовать со мной.

— О Джефферсоне? — Джо наконец встал на ноги. На это потребовалось некоторое время и немало усилий с его стороны. Еще в начале лета мы с ним бегали несколько раз в неделю, Джо при этом взбегал на вершину холма, даже не запыхавшись, и еще смеялся надо мной — и это в свои без малого шестьдесят лет! А теперь у него едва хватало сил на обычную прогулку. И возвращался он совершенно вымотанный.

— Угу.

Джо, ничего не сказав, вышел из гостиной и отправился в кухню. Я еще какое-то время посидел один, потом тоже поднялся и последовал за ним. Пока меня не было, Джо налил себе стакан воды и сейчас стоял, привалившись к раковине, и жадно пил большими глотками, пара капель, сорвавшись у него с подбородка, оставила мокрые следы у него на майке. Кроме майки, на нем были серые тренировочные брюки, на груди красовалась надпись «Cleveland Browns». Если не считать последних нескольких месяцев, мне хватило бы пальцев на одной руке пересчитать, сколько раз я видел его в офисе без галстука. Дожидаясь, пока он допьет воду и нальет себе еще один стакан, я молча смотрел в окно, наблюдая за тем, как листья срываются с веток, кружа, опускаются на дорожку и как ветер потом выметает их на Шафтсфилд-авеню.

— Что, заставили они тебя попотеть? — подмигнув, спросил Джо.

— Копы-то? Да уж. — Я отвернулся от окна. — Кстати, Карен тоже звонила.

Джо опустил стакан, потом запрокинул голову, прополоскал рот и только потом проглотил, словно стараясь избавиться от какого-то неприятного привкуса во рту.

— Карен, значит, — протянул он. — Не шутишь?

Я покачал головой.

— Сказала, что хочет извиниться за то, что ко мне явилась полиция. А заодно попросить об услуге.

Джо поставил стакан на стол и так тяжело вздохнул, как будто с самого начала подозревал что-то в этом роде. Я рассказал ему, чего хотела от меня Карен, и он молча слушал, не перебивая, пока я не закончил.

— И ты пообещал, что выполнишь ее просьбу.

— Восемьдесят кусков, Джо. За то, чтобы просто найти нужного человека. А нам чертовски нужны деньги.

— Восемьдесят штук за такое дело — это безумие. И ты отлично это знаешь.

— Сам знаю, что безумие. Но если у нее чего-то навалом, так это денег. Одного взгляда на дом, где она живет, достаточно, чтобы в этом убедиться.

— И ты действительно собираешься принять у нее эти деньги? Взять восемьдесят тысяч за работу, за которую и тысячи-то много?

Наши глаза встретились. Я выдержал его взгляд.

— Послушай, Джо, я сразу предупредил ее, что это слишком много. Но она уперлась и ни в какую. И если она сдержит слово и выпишет мне чек, я обналичу его со спокойной совестью, можешь мне поверить.

— Считаешь, что она просто платит по старым счетам? А не многовато ли? — прищурился Джо.

— Я этого не говорил.

— Но наверняка думал. Угадал?

Я пожал плечами.

— Вряд эти деньги будут лишними. Считаю, мы сможем найти им применение. А она от этого не обеднеет, уж поверь. Все, давай не будем об этом, хорошо?

— Ладно, — кивнул он. — В конце концов ты ведь босс.

— Во всяком случае, пока ты не решишь вернуться.

Он ничего не сказал в ответ, просто пропустил мои слова мимо ушей, молча выплеснул остаток воды из стакана в раковину и вернулся в гостиную. А я остался стоять, провожая его Взглядом. Плечи его до сих пор, надо признаться, выглядели неважно. Двигался Джо по-прежнему как-то скованно, да и боль при этом, по-видимому, испытывал адскую, однако по сравнению с тем, что было раньше, это уже казалось ерундой. Он уже мог самостоятельно водить машину; сидеть за столом и отвечать на телефонные звонки, даже работать за компьютером. Он почти все время просиживал здесь, делал свои упражнения, читал книги, смотрел ESPN Classic. Я никогда не спрашивал у него, когда он намерен вновь вернуться к работе, не пытался намекнуть, что пора это сделать, но при этом твердо знал, что рано или поздно он вернется. Правда, последние несколько недель Джо, признаться, стал все чаще ставить меня в тупик.

Я вышел из кухни и вслед за Джо вернулся в гостиную. Он уже устроился в старом кресле, стоявшем в углу, и закинул ноги вверх. Усевшись на кушетке напротив, я посмотрел на него в упор. Мне очень хотелось спросить у него, когда он собирается вернуться к работе. Однако я предпочел промолчать. Может, потому что не намерен был торопиться. А может, просто в глубине души боялся услышать ответ.

— Мне пока даже не с чего начать — я ведь практически ничего не знаю об этом парне, сыне Джефферсона, так что как его искать, ума не приложу, — задумчиво проговорил я. — Странная ситуация. Судя по всему, он ушел из дома еще пять лет назад, задолго до того времени, когда Джефферсон женился на Карен. Она вошла в семью уже после его отъезда, так что ей практически ничего о нем не известно. А он с того дня словно воды в рот набрал — ни разу не пытался связаться с отцом. Правда, Карен пообещала выяснить о нем все, что можно, но пока я знаю только это.

— Ну, подожди, пока она что-то выяснит. А потом покопайся в компьютерных базах данных, наверняка что-то узнаешь.

— Да. Посмотрим, много ли нам удастся выяснить таким образом. — Помолчав немного, я выжидающе покосился на него. — Странно, что ты молчишь. Даже не хочешь мне сказать, чтобы я держался подальше от этого дела?

— Ты ведь уже большой мальчик. И наверняка уже решил, что займешься этим. Тем более на первый взгляд все выглядит довольно простым. — Джо взял книгу со стоявшего рядом стола и пристроил ее у себя на коленях. Сказать по правде, я был удивлен такой реакцией. Не знаю, чего я ожидал — настойчивых расспросов по поводу моих нынешних чувств к Карен, ворчливых предупреждений, чтобы не лез в это дело, или просьб вести себя осторожно, — но, судя по виду Джо, он считал тему закрытой.

— Думаю, пора приступать к делу, — сказал я наконец.

— Хорошо. — Кивнув, Джо открыл книгу. — Рад бы тебя повидать.

— Я тоже.

Я уже дошел почти до середины кухни, когда услышал за спиной какое-то движение. Обернувшись, увидел, как Джо, потянув к себе плед, укутывает им ноги, устраиваясь с книгой поудобнее. Какое-то время я стоял, оцепенев, не в силах сдвинуться с места. От этого зрелища у меня буквально кровь застыла в жилах — седая голова опущена, взгляд прикован к книге, обтянутые серой майкой плечи сгорбились, ноги по-стариковски укутаны пледом.

Джо Притчард выглядел глубоким стариком.

Словно прочитав мои мысли, Джо поднял голову, перехватил на себе мой озабоченный взгляд, и я поспешно отвернулся, мгновенно смутившись, будто меня застукали за чем-то постыдным. Круто повернувшись, я потянул на себя дверь и вышел из дома. Пора было браться за работу — только на этот раз мне придется работать одному.

Фраза «розыск пропавшего» является на редкость емким понятием. За ней может стоять все что угодно — похищение ребенка, увоз обманом и бесследное исчезновение, когда человек как будто растворяется в воздухе.

Может, поэтому от нее, на мой взгляд, всегда попахивает тайной и неясной опасностью. За месяц мне раз десять приходилось заниматься розыском пропавших. К счастью, должен признаться, что по большей части те дела, что мне поручали, не подпадали ни под одну из этих категорий. Люди путешествуют, переезжают с места на место; женятся, разводятся и снова женятся; устраиваются на новую работу, теряют ее или бросают и снова устремляются куда-то, словно перелетные птицы. И на своем жизненном пути случайно или преднамеренно обрывают нити, которые связывали их с другими людьми. Моей обязанностью было отыскать те из них, что еще не успели оборваться, или же восстановить оборвавшиеся. Иногда сами люди старались сделать так, чтобы их трудно или невозможно было найти. У таких, как правило, в прошлом хватало проблем — сложности с законом, неоплаченные счета, какие-то нежелательные семейные обязательства, о которых им хотелось поскорее забыть. В других случаях они просто бесследно исчезали — чаще всего потому, что никому в мире не было дела до того, где они и что с ними.

Я понятия не имел, к какой из этих категорий относится Мэтью Джефферсон, однако считал, что у меня неплохие шансы отыскать его достаточно быстро и без особого труда. За ним стояла достаточно известная семья и деньги; значит, у него наверняка имелся счет в банке, а может, даже не один; скорее всего, имелась и машина, зарегистрированная на его имя, а возможно, и страховка. Труднее всего отыскать тех, чья жизнь и дела находятся в беспорядке. У таких людей не отбирают права, потому что прав у них нет. У них не бывает ни вкладов, ни кредиток, к тому же обычно все они живут либо у родственников, либо у друзей, либо у кого-то из тех, кто в состоянии помочь им продержаться на плаву хотя бы месяц-другой. Честно говоря, как-то не верилось, что сынка одного из известнейших в Кливленде адвокатов может постичь подобная жалкая судьба.

Как вскоре выяснилось, я ошибался. Ошибался в том смысле, что рассчитывал отыскать его без особого труда. Карен оставила мне сообщение о Мэтью Джефферсоне на автоответчике — точную дату рождения, номер карточки социальной страховки и номер водительского удостоверения. Однако все это мне нисколько не помогло. Срок действия его водительских прав истек еще три года назад, когда младшему Джефферсону было двадцать шесть. Теперь ему уже стукнуло двадцать девять, последняя запись в компьютере, относящаяся к нему, говорила о том, что в то время он проживал в Блумингтоне, штат Индиана. Там значилось сразу несколько адресов, по которым он жил в этом городе, все это были адреса квартир. Блумингтон — город, в котором располагался университет штата Индиана. Может, Мэтью Джефферсон в то время в нем учился.

Когда-то давно Эми Эмброуз дала мне ключ к тому, как пользоваться веб-сайтами всех основных газет в стране. Вот и сейчас, вспомнив ее уроки, я перешел на эту страницу, отыскал студенческую газету университета Индианы, задал поиск, поставив в нем «Мэтью Джефферсон», и спустя пару минут уже получил несколько страниц. В них значился некий Мэтт Джефферсон, судя по всему, восходящая звезда курса. А за пару лет до этого промелькнуло несколько ссылок на какого-то Мэтью Джефферсона, получившего сразу несколько престижных наград за период учебы в юридической школе. В одной из них упоминался его родной город: Пеппер Пайк, штат Огайо.

— Попался, Мэтт!

Воспрянув духом, я пробежался по спискам адвокатов, практикующих как в Индиане, так и в Огайо, проверив мимоходом две местные базы данных. Ничего! Ни в одной из них не было даже намека на то, что Мэтью Джефферсон, которого я ищу, когда-либо имел практику в этих двух штатах.

После этого я пропустил номер его карточки социального страхования через базу данных департамента автотранспортных средств штата Огайо: опять ничего, компьютер только выплюнул мне номер все тех же, давно уже просроченных водительских прав. Удивленный, но ничуть не обескураженный этим, я попробовал запустить поиск по заголовкам действующих кредитных карт. Вопреки бытующему мнению частные детективы не имеют доступа к записям о перечислениях по кредиткам, зато у нас есть возможность доступа к «заголовкам», то есть той небольшой части записей, в которой значатся адрес владельца кредитки и дата платежа. Если вы заводите себе кредитку, или обращаетесь за ссудой, или делаете еще что-то в этом роде, тогда уж по меньшей мере одно бюро кредитной информации регистрирует дату, когда это произошло, и тот адрес, который вы указали. Благодаря номеру карточки социального страхования мне удалось узнать адрес Мэтью Джефферсона, по которому он жил во время пребывания в Индиане, — городок Нэшвилл, за последние несколько лет он упоминался шесть раз.

Вытащив из ящика стола карту автомобильных дорог, я расстелил ее на полу и ползал по ней, пока не отыскал Индиану. Нэшвилл представлял собой небольшой городишко в округе Браун, в четырех-пяти часах езды от Кливленда.

— Думаю, стоит туда съездить, — громко объявил я. — В конце концов бюджет вполне это позволяет.

И захохотал над своей шуткой — только вот смеяться мне пришлось одному. Я давно уже поймал себя на том, что все чаще разговариваю сам с собой, по крайней мере в офисе. Иной раз, когда я вот так, как сейчас, в полном одиночестве хохотал над собственными остроумными шутками, мне казалось, что Джо где-то здесь, рядом.

Зазвонил телефон. Я машинально нацепил на себя наушники и включил спикерфон.

— Немедленно отключи эту штуку, а то разговариваешь, как из подземелья, — рявкнула в трубку Эми Эмброуз.

— Я включаю ее только для разговоров с определенными людьми. С теми, кто способен провисеть на телефоне так долго, что я могу вывихнуть себе шею, если буду прижимать телефон к уху, — ухмыльнулся я.

— Ну, ты меня и насмешил! Джо еще не вернулся к работе?

— Пока нет, — ответил я, и веселости в моем голосе заметно поубавилось. — Представь себе, нет, и даже полусловом не намекнул, когда он намерен это сделать. Сказать по правде, сегодня я с трудом удержался, чтобы не спросить его в лоб, собирается ли он вообще вернуться к работе. Ей-богу, прямо на языке вертелось. Честно говоря, я уже сам в этом сомневаюсь.

— Ну и зря удержался, надо было спросить.

— Возможно. — Я немного помолчал, потом решил, что пора сменить тему. — Эй, какие у тебя планы на ближайшие несколько дней?

— Буду опять ваять свою нетленку согласно норме — бодро отрапортовала Эми.

Я познакомился с Эми, когда она работала над статьей для газеты — статья была об одном старшекласснике. Парня убили, я знал его, поскольку он частенько наведывался в мой тренажерный зал. Вначале мы с ней немного повздорили, однако очень скоро стали друзьями, а со временем Эми превратилась в одного из немногих людей, которым я по-настоящему доверял. Очень немногих, сказать по правде, поскольку вторым и последним был Джо.

— Что-нибудь горит? — спросил я.

— Да нет, ничего такого срочного как будто не предвидится. А почему ты спрашиваешь?

— Тогда плюнь на работу и поехали со мной. Предлагаю вместе полюбоваться Южной Индианой.

— Хм…

— Поехали! В это время года кукуруза там — пальчики оближешь! Говорят, дамы от нее просто в экстазе.

— Кажется, понимаю. Означает ли это, что меня ждет романтическое путешествие вдвоем? Иначе говоря, что ты будешь на высоте и прекратишь наконец отпускать ехидные замечания насчет моей задницы?

— Тогда пакуй вещи.

Эми, судя по голосу, заколебалась.

— Ты это серьезно?

— Серьезнее не бывает. Я заполучил клиента, поклявшегося заплатить мне кучу денег, если я отыщу потерявшегося наследника миллионного состояния. Проклятье, дай-ка подумать… Хочешь, впишу тебя в договор в качестве субподрядчика? Могу даже поручить тебе какую-нибудь несложную работенку — например, дать подержать свой пистолет.

— Знаешь, солдат, держи-ка ты свой пистолет сам! — фыркнула Эми.

— Ах так? Ну, тогда ничего не получишь! — пригрозил я. — Но вообще-то я серьезно. Не хочешь прокатиться со мной за компанию? День проведем там, еще один день уйдет на дорогу, послезавтра будем дома.

— Сейчас, дай подумать. У меня на сегодня намечено одно интервью, но освобожусь я достаточно рано, так что к десяти, думаю, буду готова тронуться в путь.

— Отлично, — бросил я. И, хотя идея прихватить с собой Эми пришла в голову неожиданно даже для меня самого, сейчас я был до смерти рад, что она согласилась. Честно говоря, мне уже осточертело работать в одиночку.

— А кто твой клиент? — поинтересовалась Эми.

— Карен Джефферсон.

В трубке повисло молчание.

— Ты работаешь на женщину, с которой когда-то был помолвлен, — ошарашенно пробормотала Эми. — Это ведь у нее недавно убили мужа? И это был тот самый тип, который увел ее у тебя.

— Все верно.

— Ты что, окончательно спятил?! Как ты позволил втянуть себя в эту историю?!

— Легкие деньги. Вот и все — ничего больше.

— О, Линкольн, я тебя умоляю, не надо! Неубедительно!

— Убедительнее всего бывает именно правда. Смотри, как все было. Копы пришли задать мне несколько вопросов о Джефферсоне. Она узнала об этом и позвонила, чтобы извиниться, объяснила, что она тут ни при чем, а потом попросила отыскать сына Джефферсона. Парнишке предстоит в скором времени унаследовать парочку миллионов, а он и не ведает об этом. Собственно говоря, о том, что его отец убит, он, похоже, тоже не знает.

Эми продолжала молчать.

— Можешь сомневаться сколько твоей душе угодно, но единственная причина, по которой я взялся за это дело, Эми, — деньги. Мне предложили кучу монет, и наше агентство найдет им применение, вот увидишь. Особенно сейчас. Одному Богу известно, как нам нужны деньги — учитывая все эти медицинские счета и то, что я по-прежнему вкалываю один.

— Ладно, — коротко бросила Эми. И снова замолчала.

— Мне еще нужно кое-что сделать, — в конце концов сказал я. — Ну так как, утром встречаемся? Зато представляешь, потом ты сможешь целых два дня безостановочно пилить меня за то, что я взялся за «это дело»

— Ладно, утром увидимся, — бросила Эми и повесила трубку.

Я вздохнул и отключил телефон. Сказать по правде, я не слишком рассчитывал, что, взявшись за это дело, произведу впечатление на Эми, но, похоже, ошибся. Остается только надеяться, что она не примет мое предложение всерьез и не станет есть меня поедом следующие два дня.

Следующие два часа я убил на то, чтобы написать отчет по тому единственному делу, которым сейчас занималось наше агентство. Можно позволить себе роскошь потратить некоторое время на то, чтобы навести на свое творение лоск, когда тебе нечего больше делать, кроме как ждать, пока не подвернется что-то еще. Однако владельцы небольших агентств вроде меня почему-то с радостью обошлись бы без подобной роскоши. Когда с этим было покончено, я запер офис и отправился домой, переоделся, а потом спустился в тренажерный зал немного поразмяться. Еще час я работал со штангой, потом решил, что с меня хватит, и отправился на пробежку. К тому времени, когда я вернулся, уже заметно похолодало, солнце садилось, стало понемногу смеркаться, и дом, в котором я жил, погрузился в тень. Остановившись на дорожке, я потянулся, разглядывая двухэтажное приземистое строение из старого камня, ставшее моим домом, после того как мой кулак, придя в непосредственный контакт с лицом Алекса Джефферсона, положил конец моей карьере в полиции. Я подумал о Карен, которая сидит сейчас одна-одинешенька в своем экстравагантном особняке возле загородного клуба, и вспомнил, каким пустым показался мне этот особняк сегодня утром. И невольно подумал, не покажется ли он еще более пустым, когда зайдет солнце.

Глава 4

Как и планировалось, Эми постучалась в дверь моего дома ровно в десять утра. Нацелившись на единственное свободное место перед домом, она попыталась пристроить свою «акуру» позади моего пикапа, резко дернулась и замерла, когда шины ее автомобиля уперлись в бортик, выкрутила руль, потом немного сдала назад и, наконец, припарковалась.

— Итак, ей все-таки удалось приземлиться, — пробормотал я. Стоя в дверях офиса тренажерного зала, я с удовольствием наблюдал за маневрами Эми, а попутно отбивался от Грейс, которая с самого утра вцепилась в меня, точно клещ, требуя, чтобы я объяснил ей, что, черт возьми, случилось с ее машиной. Грейс желала, чтобы я поставил диагноз на основе таких симптомов, как чахоточное «чих-чих», немедленно сменявшееся на возмущенное «кланк-кланк», чуть только она пыталась набрать скорость на своей колымаге. Я бессердечно посоветовал ей показать бедолагу нормальному механику, однако, после того как мой совет был с презрительным фырканьем отвергнут, я из чисто христианских побуждений дал ей второй — надевать наушники, садясь за руль.

— Привет! — поздоровалась Эми.

На ней были джинсы и толстый свитер поверх простой хлопчатобумажной рубашки, темные очки она сдвинула на лоб, используя их как обруч для волос. Еще два месяца назад она попросила парикмахера распрямить свои вьющиеся темно-русые волосы, но я так и не смог привыкнуть к ее новому облику. Нет, новая прическа очень шла Эми, однако со своими кудряшками она выглядела дерзкой, бесшабашной девчонкой, и сейчас мне этого почему-то ужасно не хватало.

— Решила путешествовать налегке? — осведомился я, отлепившись от двери и подойдя к ней. Кроме маленькой дамской сумочки у нее на плече никаких других сумок я не заметил.

— Нет, — буркнула она, прислонившись к багажнику своей машины и вытянув вперед ноги. — Просто не собираюсь никуда ехать.

Я нахмурился.

— Тебе нужно работать? Или просто передумала?

Какое-то время она разглядывала меня, потом отвела глаза в сторону.

— Послушай, неужели ты решила не ехать, поскольку я работаю на Карен? — удивился я.

— Нет.

— Ладно. Значит, не из-за Карен. И не из-за работы. Тогда почему? Еще вчера ты была согласна поехать со мной, а сегодня уже передумала. В чем тогда дело?

Вздохнув, Эми стащила с головы темные очки, рассеянным жестом пригладила волосы, потом посмотрела мне в глаза.

— Почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Покачав головой, я посмотрел на нее.

— Решил, что в твоем обществе получу от поездки большее удовольствие. Подумал, что и ты будешь рада побыть со мной.

— Почему?

— Почему ты будешь рада?

— Нет, не я, а ты. Почему тебе будет приятнее поехать со мной, чем одному?

Когда я был еще совсем мальчишкой, то как-то раз поехал в лагерь, где был пруд, а через него с одного берега на другой тянулось нечто вроде мостков из небольших плит. Часть из них держалась на воде, когда вы ступали на них, остальные немедленно уходили под воду. В итоге, чтобы перебраться с одного берега пруда на другой, приходилось с бешеной скоростью прыгать с одной плиты на другую. Любая из них могла прямо у вас под ногами предательски пойти ко дну, а вы никогда не знали заранее, какая именно это будет, что, естественно, добавляло остроты ощущений. Примерно то же самое ощущение возникло у меня и во время этого разговора.

— Почему мне приятнее было бы поехать с тобой, чем одному? — тупо переспросил я. Давно уже понял: если, разговаривая с женщиной, начинаешь изображать из себя эхо, пиши пропало, беда уже не за горами.

— Да.

— Ну… решил, что дорога предстоит дальняя, а вдвоем будет веселее. Да и вообще устал я что-то в последнее время работать в одиночку, вот и все.

— Выходит, ты хочешь, чтобы я на время сыграла для тебя роль Джо?

— Что? Нет конечно, — покачав головой, я на всякий случай отодвинулся в сторону. — Просто подумал, что нам будет весело вместе, потому что всегда так было. Будем смеяться, шутить, поддразнивать друг друга, и в результате долгий путь сразу покажется короче.

— Значит, я для тебя нечто вроде дорожной забавы? — с сарказмом в голосе бросила она.

— Эмми! — Я смерил ее возмущенным взглядом. — В чем проблема, можешь мне объяснить? Мы с тобой то и дело ездим куда-то вместе, верно? Тогда почему, когда я сейчас предложил тебе прокатиться со мной за компанию, тебе вдруг показалось это странным?

— Потому что я вовсе не намерена быть Санденсом при твоей мадам Буч[5], — со злостью выплюнула Эми. — Ни во время этой поездки, ни пока ты будешь заниматься ее делом. Иначе говоря, никогда!

Коротко рассмеявшись, я открыл ей свои объятия.

— Послушай, что это на тебя вдруг нашло? Мы ведь с тобой уже почти два года друзья, с чего тебе вдруг вздумалось в этом сомневаться?

— Интересно, а сколько таких вот «друзей» у тебя было за эти два года, а, Линкольн?

Руки у меня опустились сами собой.

— Примерно или точно? Впрочем, неважно. Ноль.

Но Эми даже не улыбнулась.

— А у меня?

— По-моему, ты пару раз ходила на свидания с какими-то ослами.

— Случайные свидания не в счет. Я имею в виду более продолжительные отношения.

— Тогда тоже ни одного.

— Верно. — Эми выразительно скрестила руки на груди. — Как ты думаешь, это случайно или тут прослеживается определенная связь? Сам-то ты как считаешь?

— Скорее всего, нет.

Она жалостливо улыбнулась.

— Вот то-то и оно! Зато я знаю, в чем тут дело: ты просто не умеешь поддерживать с кем-то длительные отношения. А дружба — слишком серьезная вещь, чтобы подвергать ее опасности. Вот и вся разница между мною и тобой.

— Именно по этой причине ты и не согласна…

— Я не говорю, что я с чем-то не согласна. Все, что я сказала, это то, что мне нужно немного времени — разобраться с кое-какими аспектами своей жизни и, возможно, определить для себя другие ориентиры.

— Похоже, разговор зашел в тупик, — пожаловался я. — С чего ты это взяла?

Рассмеявшись, Эми покачала головой.

— Если ты не понимаешь, с чего я все это взяла, значит, вашему агентству и впрямь позарез нужны детективы.

Прошуршали шины, и кто-то припарковался на свободном пятачке позади нас. Как оказалось, это был один из наших постоянных клиентов. Возможно, поэтому, выбравшись из машины и увидев меня, он решил, что это неплохой шанс поболтать немного о спорте и о погоде — так, минут пять, не больше. В ответ я широко улыбнулся, а про себя решил, что черта лысого позволю ему это сделать. Тем более что Эми, опустив очки на глаза, уже взялась за ручку своей машины.

— Я тебя догоню, — бросил я парню, предупреждающим жестом вскинув руку, чтобы не дать ему втянуть меня в разговор. — Идет?

Тот, кивнув, захлопнул за собой дверь, ведущую в тренажерный зал, а я, получив передышку, вновь повернулся к Эми. И вовремя — она уже открыла дверцу машины.

— Эми…

— Мне пора на работу, а тебе, если не ошибаюсь, — в Индиану. Мы оба спешим. Так что поговорим об этом потом, когда вернешься, хорошо?

Я не ответил. Она забралась в машину и плавно тронулась с места, а я громко выругался и уселся на кромку тротуара. Не прошло и секунды, как дверь распахнулась и высунулась голова Грейс.

— Все в порядке, босс? — крикнула она.

Я обернулся.

— Есть какие-нибудь идеи насчет того, что это значит, когда твоя дружба с кем-то начинает издавать такие звуки: сначала «чих-чих», а потом «кланк-кланк»?

— А то как же! — фыркнула она. — Это значит, что ты у нас совсем закомплексованный.

— Ага. — Я глубокомысленно кивнул. — И что тогда делать?

— Перестать бояться, — ответила она и скрылась за дверью.

— Ты уволена, слышишь? — крикнул я ей вслед. Посидел еще немного, потом встал и забрался в свой грузовичок.


Когда моя машина вот уже в третий раз подряд очертя голову ринулась вниз по обрывистому склону холма, словно самолет, уходящий в крутое пике, и мой желудок, сжавшись в комок, закатился куда-то в кроссовки, до меня наконец-то дошло, что эта часть Индианы оказалась не совсем такой, какой я ее себе представлял. Выехав из Кливленда пять часов назад, я проехал через Блумингтон, после чего свернул и двинулся на восток, в направлении Нэшвилла. Скоростное шоссе, соединяющее эти два города, по странной и мрачной иронии судьбы в действительности представляло собой извилистую дорогу в две полосы, петляющую между холмами или переваливающую через них с упорством, достойным лучшего применения. Еще минуту назад, пытаясь заставить машину вскарабкаться на вершину, я отчаянно жал на педаль газа так, что движок моего грузовичка истошно выл, а уже в следующее мгновение я проделывал то же самое с педалью тормоза, мечтая только о том, чтобы не «поцеловаться» с тем, кто катит впереди, точно так же терзая тормоза своего несчастного автомобиля. Вдобавок проклятая дорога то и дело выписывала какие-то немыслимые зигзаги и петли, из-за чего я ни на мгновение не мог оторвать от нее взгляд, но когда все-таки удавалось это сделать, от окружающей красоты порой захватывало дух. Бесчисленные холмы, возникавшие то справа, то слева от дороги, сменялись бескрайними полями, а позади них вставали леса, поражавшие глаз таким буйством, тонкостью и разнообразием красок, что вряд ли даже самая чувствительная камера способна их передать.

После получаса езды по этому так называемому скоростному шоссе, возникшему здесь явно благодаря неудержимой фантазии кого-то из изобретателей «американских горок», я попал в пробку, в которой и застрял надолго. Пробка была огромная, и я уже гадал, что ее вызвало: какая-нибудь крупная авария впереди или обычный сезонный ремонт очередного участка дороги. Правда, очень скоро выяснилось, что никакая это не пробка, а просто обычный способ попасть в Нэшвилл. У меня ушло чуть ли не десять минут на то, чтобы выехать наконец на главную улицу, пересекающую городок из конца в конец, которую кто-то с иронией окрестил Ван Бюрен, в то время как улочка, гордо именовавшаяся Мэйн-стрит[6], пролегала чуть в стороне.

Мне показалось, город строился не просто так, а в соответствии с каким-то архитектурным проектом. С первого же взгляда бросалось в глаза невероятное количество бревенчатых домов, щеголяющих то кровельной дранкой, то деревянной черепицей, что придавало городу невероятное сходство с какой-нибудь захолустной деревушкой, затерявшейся в одном из глухих уголков Новой Англии, и это, прошу заметить, в начале нового тысячелетия! Но на тот случай, если бы вы не заметили этого сходства, на всех без исключения вывесках с названиями миниатюрных магазинчиков красовалось словечко «олд»[7], что частенько подчеркивалось буковкой «e» на конце слов, например: «Ye Olde Fudge Shoppe». Амбиции, ничего не попишешь!

Тротуары кишели людьми, сгибавшимися под тяжестью пакетов с покупками, крохотные общественные парковки оказались забиты до отказа, вдобавок перед каждой выстроилась еще длиннющая очередь тех, кто готов ждать, пока не освободится место. Кого тут только не было: перед глазами мелькали номера машин из Северной Каролины, Флориды, Аризоны и даже Онтарио. Мне и в голову не пришло заранее зарезервировать себе номер в местной гостинице — я решил, что в городишке вроде этого да еще в такое время года наверняка полным-полно свободных номеров, но теперь выяснилось, что я совершил большую ошибку. Узнал я об этом, остановившись у первого же отеля, который бросился мне в глаза, на полдороге к вершине холма, возвышавшегося над городом. Парковка перед отелем была забита да отказа. Подивившись этому, я остановился возле входа в отель, на всякий случай включил «аварийку», после чего зашел в отель и поинтересовался, имеются ли у них свободные комнаты. Мой вопрос почему-то вызвал у сидевшей на ресепшен девушки улыбку.

— А вы бронировали номер? — спросила она.

— Нет.

— Но ведь сейчас октябрь.

— Да, я в курсе. И что?

Улыбка стала шире.

— Похоже, вы не местный. Я угадала?

Я огляделся по сторонам, мне вспомнилась занятная узкая улочка, по которой я только что проехал. Похоже, за всем этим стояло нечто такое, о чем я не имел ни малейшего понятия.

— Простите, я действительно нездешний, — смиренно признался я. — Может, вы просветите меня, что привело в ваш город такое количество людей?

— Листья, — лаконично бросила она.

— Листья?

— Ну да, такие штуки, которые обычно растут на деревьях, — терпеливо пояснила девушка.

— Люди съезжаются со всей страны, чтобы увидеть листья?!

— А вы поездите немного по нашему городу. И при этом почаще поглядывайте вверх. Уверяю вас, это стоит увидеть. Кстати, у нас и магазины имеются.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — пробормотал я. Потом повернулся и бросил взгляд на свой запыленный пикап. — Тогда, может быть, подскажете мне, могу ли я найти где-нибудь по соседству отель, где остались свободные номера?

— Ну, разве что только в Блумингтоне, — неуверенно протянула она. — До него езды минут тридцать. А поближе вы вряд ли что-нибудь найдете, тем более вечером. Мне очень жаль.

Что ж, если заночевать в городе проблема, может, стоит попробовать выяснить все, что мне нужно, сегодня же и уже ночью двинуться в обратный путь. В конце концов от меня требуется не так уж много — отыскать сына Алекса Джефферсона, сообщить ему новости, после чего я имею полное право с чистой совестью вернуться домой.

Обратная дорога, даже ночью, уже не казалось мне такой страшной, зато одна мысль о том, как я буду бродить из отеля в отель в поисках свободного номера, приводила меня в содрогание.

— Я, собственно говоря, приехал только для того, чтобы встретиться с одним человеком. Меня просили кое-что ему передать, — сказал я. — Он живет на Сто тридцать пятой Хайвэй. Вы не знаете, это недалеко?

Девушка кивнула и показала мне, в какую сторону ехать.

— Все время вверх по склону холма. По Ван Бюрен. А она потом перейдет в Сто тридцать пятую.

Поблагодарив ее, я вернулся на улицу к терпеливо дожидавшемуся меня пикапу, подъехал к выезду с парковки перед отелем, и тут выяснилось, что, для того чтобы выехать на дорогу и снова влиться в поток, придется ждать минут пять, не меньше.

— И все это из-за каких-то листьев, — проворчал я, озираясь по сторонам.


Но, дьявол их забери, листья действительно этого стоили! Пурпурные, ярко-оранжевые пятна, между которыми пестрели мазки густо-винного цвета, будто кто-то расплескал драгоценное бургундское, заполняли все пространство над головой, взбирались вверх по склону холма, захлестывая город каким-то первобытным буйством красок. Свежий, какой бывает почему-то только осенью, бодрящий воздух был пропитан их горьковатым ароматом, пахло прелыми листьями, дождем и чуть-чуть дымком. Сказать по правде, никогда не испытывал особой любви к деревне, к тому же до сих пор мне всегда удавалось находить своеобразную красоту даже в местах, со всех сторон зажатых тротуарами, на что неспособны те, кто видит красоту только в лесах. Однако должен со всей откровенностью признать, что существует такое время года, которое в большом городе проходит совершенно незамеченным, — и это как раз осень.

Мэтью Джефферсон жил всего в миле вверх по дороге, по которой я сейчас ехал. Дом, в котором он снимал квартиру, оказался одним из четырех бревенчатых домишек, окруженных засыпанной гравием дорожкой. Все четыре почтовых ящика удобства ради повесили рядом в самом ее конце, а на самих домиках, насколько я мог судить, номеров почему-то не было. В конце концов, отчаявшись обнаружить их и чертыхаясь про себя, я вылез из машины и двинулся по дорожке. Потом остановился, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь намек на то, по какому принципу здесь нумеруются дома. Пока я гадал, дверь ближайшего ко мне домика отворилась, оттуда вышла немолодая седовласая женщина и заторопилась к припаркованной неподалеку «хонде».

— Простите, — окликнул я ее. — Вы тут живете?

Она с сомнением оглядела меня с головы до ног.

— Да, я снимаю тут квартиру. Но я не владелица дома.

— Я ищу одного из ваших соседей.

— О! — Приветливо улыбнувшись, она поправила висевшую на плече сумку — даже с того места, где я стоял, было заметно, какая она тяжелая, фунтов[8] шестьдесят, не меньше. — Простите. Большинство из тех, кто останавливается тут в это время года, в основном мечтают купить дом. И неважно, что объявления «На продажу» на доме нет, они все равно останавливаются и спрашивают, не продается ли он. Нет, мы просто снимаем его, а желающих купить его приходит человек десять каждый год.

— Ну, я в их число не вхожу, так что можете ничего не опасаться, — хмыкнул я. — Мне просто нужен человек по имени Мэтью Джефферсон, вот и все. Вы его знаете?

— Мэтта-то? Конечно, а то как же. Он довольно давно жил во втором номере. — С этими словами она махнула рукой, указывая на дом, который был у меня за спиной.

— А что, он больше уже там не живет? — поинтересовался я.

Женщина покачала головой. Я едва не последовал ее примеру — проклятье, просидеть за рулем шесть часов только ради того, чтобы убедиться, что нужный мне человек здесь не живет. Итак, снова тупик.

— А вы случайно не знаете, куда он уехал?

— Конечно, знаю. Он переехал в небольшую квартирку. И живет теперь там же, где и работает.

— А чем он занимается?

— Собирает яблоки.

Брови у меня поползли вверх.

— Вы серьезно?

Женщина кивнула.

— Это туда, вверх по дороге, неподалеку от Моргантауна. Там крупный плодовый питомник. А Мэтт руководит… как это сказать… сбором урожая.

— Сбором урожая, — не веря собственным ушам, повторил я. — Он руководит сбором урожая яблок.

— Угу, именно так.

Согласно последним полученным мною сведениям, которые я выудил из Интернета, Мэтью Джефферсон учился в юридической школе — ну, еще бы, сын известного, процветающего адвоката, такие рано понимают свое высокое предназначение и редко обманывают возложенные на них надежды. А сейчас он, выходит, руководит сбором яблок в каком-то заштатном городишке в самом глухом углу штата Индиана? Интересный штрих к его биографии!

— Не подскажете, как мне найти этот питомник?

Женщина охотно объяснила мне, куда ехать. Однако, после того как она чуть ли не в шестой раз повторила «и снова поверните налево», я решил, что с меня хватит. Лучше уже вернуться к пикапу, отыскать карту с ручкой и свериться с ней — во всяком случае, так будет надежнее.


Но, даже записав во всех подробностях данные мне указания, я убил чуть ли не час на поиски этого места. Перекрестки и развилки с удручающей регулярностью возникали передо мной через каждые шесть миль, поэтому, пропустив поворот, я очень скоро догадывался об этом. К несчастью, по большей части на всех этих дорогах какие бы то ни было указатели или знаки отсутствовали полностью, поэтому пропустить поворот было легче легкого. Ни одной заправки поблизости тоже не наблюдалось, очевидно, они исчезли вместе с указателями, поэтому мне пришлось успокаивать себя тем, что если этот самый питомник не встретится мне в самом ближайшем времени, то разыскивать его дальше мне придется уже пешком. Какое-то время эта мысль меня развлекала, но очень скоро я почувствовал, что подобная перспектива перестала меня радовать.

В конце концов, спустя какое-то время, в том месте, где дорога делала изгиб, мне вдруг на глаза попался написанный от руки указатель, на котором значилось: «Империя яблок — через три мили поворот налево». Похоже, жившие тут люди оказались очень мудрыми, чтобы не заморачиваться с названиями улиц, очевидно, считая — и не без оснований, — что соответствующая табличка с названием наверняка куда-нибудь со временем запропастится. Я послушно проехал три мили,повернул налево и увидел питомник.

Основное здание его представляло собой длинный красный амбар, распахнутые настежь двери давали возможность полюбоваться бесконечными рядами бочек и корзин, доверху наполненных яблоками, на крыльце красовалась пирамида тыкв, а от солнца все это защищала тень, падавшая от высоких деревьев. На небе потихоньку стали собираться облака, солнце, ярко сиявшее над головой с самого утра, когда я еще только собирался в дорогу, теперь пряталось за легкой серой дымкой. Выбравшись из грузовичка, я двинулся вниз по склону холма к амбару в надежде, что там мне подскажут, где искать Мэтью. Не увидев никого вокруг, я просто вошел внутрь, благо двери были открыты настежь. Внутри какие-то женщины одно за другим подносили яблоки к свету, почему-то хмурились, разглядывая их со всех сторон, словно выискивали малейшую царапинку на их гладких боках, чтобы с презрением их отвергнуть. Две девочки-подростка сидели за кассами в передней части амбара, однако очередь, струившаяся к каждой из них, казалась бесконечной. Наверняка где-нибудь поблизости отыщется управляющий или кто-то, кто за всем приглядывает. Я прошел через амбар, потом увидел табличку с надписью «Пресс для яблок» и вышел наружу.

Вдоль выложенной камнем дорожки, которая вела вниз, к беседке, стоящей на берегу огромного пруда, рядами цвели запоздалые цветы. На другой стороне пруда склоны холмов сплошь заросли лесом — странно, но сейчас, под вечер, кроны деревьев казались даже ярче, чем утром, когда на небе вовсю сияло солнце. Поблизости не было ни души, да и все это место выглядело до такой степени тихим и уединенным, что мне стало как-то не по себе. Издали разглядывая беседку, я внезапно поймал себя на мысли о том, что мне здесь нравится — должно быть, чертовски приятно провести в такой беседке вечерок за бутылкой шампанского. Как все-таки хорошо, что Эми не захотела поехать со мной, иначе я бы мог поддаться соблазну и забыть о том, что привело меня сюда.

Я обошел здание, направляясь к дальнему концу амбара, все еще не потеряв надежду отыскать пресс для яблок, и стоило мне только повернуть за угол, как глазам моим представился какой-то громадный металлический агрегат, издававший негромкое шуршание и позвякивание. Услышав мои шаги, ко мне повернулась рыжеволосая женщина. В руках у нее был поднос, сплошь уставленный небольшими бумажными стаканчиками, наполненными какой-то жидкостью густо-желтого цвета.

— Попробуйте, — предложила она.

— Вообще-то я ищу…

— И все-таки попробуйте, — с нажимом в голосе повторила она.

Промелькнувшее в ее глазах выражение дало мне понять, что отказываться не стоит; наверное, в этих краях отказ отведать яблочного сидра считался преступлением и карался чем-то ужасным. Кто их знает, какие тут порядки, струхнул я, возможно, неповиновение грозило тем, что меня обмокнут с головой в карамельный сироп, а потом посыплют толчеными орехами.

Поэтому я молча поднес к губам стакан и сделал большой глоток.

— Хорош, не так ли? — осведомилась рыжая, не сводя глаз с моего лица.

— У меня прямо колени подогнулись, до того забористый, — признал я.

— А ведь только вчерашний, — проговорила она. — Ну а теперь чем я могу вам помочь?

— Видите ли, я ищу управляющего или владельца питомника…

— Я тут и управляющий, и владелица — как говорится, два в одном. Будем знакомы — Кара Росс. — Мы не могли обменяться рукопожатием, поскольку руки у нее по-прежнему были заняты подносом, но в знак приветствия она слегка кивнула мне. — Чем могу помочь?

— Мне нужно поговорить с одним из ваших служащих. Его зовут Мэтью Джефферсон.

— Правда?

— Да. Он у вас работает?

— О да, конечно, у меня. Просто раньше я как-то не замечала, чтобы кто-то к нему приезжал. Мэтт — славный парень, тихий, спокойный. Он у нас руководит сбором яблок.

— Да, мне именно так и сказали.

— Думаю, он сейчас на работе. Видите ли, нам пришлось перебросить все силы на другой участок — он там, в нескольких милях отсюда, вниз по склону холма. Спрос и предложение, сами понимаете.

— Скажите, я смогу найти Мэтта на том, другом участке, где вы сказали?

— Лучше бы вам не ходить туда самому, а набраться терпения и подождать часок-другой. Если у вас, конечно, ничего срочного.

Я покачал головой.

— Речь идет о важном деле. Но подождать, конечно, можно. Он что, должен вернуться сюда?

— Да, конечно, ведь он здесь живет. Идите за мной. — Обойдя пресс для яблок, где делали сидр, Кара свернула в коридор, где царил полумрак. Примерно посередине его спала старая собака, но Кара Росс просто молча перешагнула через нее, словно пес был пустым местом, и я, поколебавшись, последовал ее примеру. Добравшись до самой последней комнаты по коридору, которая, по всей вероятности, выполняла тут роль офиса, она поставила поднос со стаканами на стол и повернулась ко мне.

— Хотите, я оставлю Мэтту записку возле дверей? — предложила она. — Дело в том, что к тому времени, как он вернется с работы, я уже уйду.

— А когда он обычно возвращается?

— Он будет работать до захода солнца, — объяснила она. — Значит, вернется где-то около семи. Да, думаю, к этому времени он уже наверняка будет здесь.

Она отыскала фирменный блокнот для записей, сделанный в форме яблока, и взяла в руки ручку.

— Что написать?

Мне показалось, будет как-то неприлично, если младший Джефферсон узнает о смерти отца из записки, нацарапанной на листке в форме яблока и пришпиленной к двери его комнаты. Узнать из нее, что ты в одночасье стал миллионером, конечно, неплохо, но тем не менее я по-прежнему считал, что будет куда лучше, если я дождусь его и расскажу ему обо всем с глазу на глаз.

— Просто напишите, что я приехал из Кливленда и что мне нужно срочно повидаться с ним, — учтиво попросил я.

— Без подписи?

— Ну, думаю, мое имя вряд ли ему что-то скажет, — усмехнулся я. — Речь идет о семейных делах, но я не принадлежу к их семье.

В результате она написала:

Мэтт!

К тебе приехал один человек из Кливленда, он хочет с тобой встретиться.

Он вернется вечером.

Какое-то семейное дело.

— Так пойдет?

Я кивнул.

— Замечательно.

— Я приколю это к его двери, — пообещала она. — К тому времени, как вы вернетесь, эта часть здания уже будет закрыта. Пойдемте, я покажу вам, где живет Мэтт.

— Здорово! Спасибо за помощь.

— Без проблем. — Она одарила меня кокетливой улыбкой. — Знаете, мы ведь продаем тот сидр, который вам так понравился.

— Тогда налейте мне десять галлонов, — попросил я. — Только не забудьте положить еще и соломинку.

В конце концов я купил у нее кварту[9] сидра и вдобавок целый ящик твердых, как камень, и сладких, как мед, яблок. Хитрый тактический ход — местным нужно всегда делать приятное.

После этого Кара Росс расцвела и охотно повела меня за собой вокруг здания, чтобы я своими глазами убедился, как она прикрепит записку на дверь квартиры, которую занимал Мэтью Джефферсон. Как оказалось, это была не квартира, а просто мансарда, просторный чердак под самой крышей амбара, окна которого выходили на тот самый пруд с беседкой и заросший лесом склон холма, которыми я любовался.

— Человек из Кливленда… семейное дело, — громко прочитала Кара и внезапно рассмеялась. — Держу пари, Мэтт будет заинтригован.

Даже слепому было бы ясно, что она просто умирает от желания узнать, что это за дело такое, из-за которого потребовалось тащиться в такую даль из самого Кливленда, однако я не намерен был обсуждать это ни с кем, кроме младшего Джефферсона. Впрочем, даже если она права и он будет заинтригован, что ж, пусть помучается любопытством часок-другой, пока будет меня ждать. Надеюсь, это ему не повредит.

— Уверены, что записка не оторвется? — спросил я.

Кара Росс аккуратно провела рукой по клейкой ленте, которой крепился к двери листок блокнота в форме яблока, подумала и приклеила его еще и снизу, чтобы внезапно налетевший порыв ветра не смог его сорвать. Потом отступила на шаг и с удовлетворением оглядела творение своих рук.

— Ну, теперь он непременно его заметит, — сказала она.

— Вот и хорошо, — одобрил я. А ветерок к вечеру и впрямь разошелся не на шутку, колыхал ветки, шуршал опавшими листьями у нас под ногами, и я был рад, что моей записке не суждено закончить свои дни где-нибудь в пруду. Мне хотелось быть уверенным, что сын Джефферсона узнает, что кто-то приехал повидаться с ним.

Глава 5

Я ехал в Моргантаун вдоль дороги, которая являлась подлинным воплощением осени — как открытка или картина с осенним пейзажем олицетворяет собой осень в глазах людей, вынужденных жить в городе. Пурпурно-красные, золотые и буро-коричневые деревья окаймляли кукурузные поля, пустые, голые и уже исхлестанные дождем, а поверх них нависал купол светло-серого неба. Даже за то небольшое время, что я провел в питомнике, облачка, такие пушистые и прозрачные вначале, заметно посерели, поставив крест на всех моих надеждах полюбоваться закатом. Ветер к вечеру стал заметно холоднее, однако дождя вроде бы не предвиделось.

Моргантаун, на мой взгляд, представлял собой точную копию Нэшвилла, однако без того бросающегося в глаза намерения потрафить вкусам туристом, на которое я сразу обратил внимание. Стоя перед одним из двух имеющихся в городе светофоров в ожидании, пока зажжется зеленый свет, я внезапно подумал, что если бы кто-то решил, к примеру, сделать черно-белый снимок улицы передо мной, причем так, чтобы туда непременно попали каменные здания с их яркими, красочными маркизами и витринными стеклами, то, если бы не современные автомобили, его можно было бы смело датировать пятидесятыми годами прошлого века. Одна из вывесок извещала о распродаже сделанной вручную мебели, другая предлагала сироп карии.[10] Судя по всему, я заехал в одно из тех местечек, попав в которое радуешься, что имел смелость пойти непроторенной тропой и в результате оказался вдали от крупных магистралей между штатами, где на одном пятачке можно обнаружить не меньше семи сетевых магазинов и еще парочку придорожных кафе, в которых обычно тусуются шоферы-дальнобойщики.

Я попытался убить время, бродя по городу, заглядывал во все встречавшиеся мне по пути магазины, кивал прохожим, потом отыскал небольшой ресторанчик, где и проторчал чуть ли не сорок минут, до бесконечности растягивая обед. Когда я забрался в свой пикап и двинулся в обратный путь, стало уже понемногу смеркаться, кружевная тень от деревьев из прозрачно-серой стала тускло-коричневой, а силуэты их вытянулись поперек дороги, словно тощие серые призраки, цепляющиеся за края асфальта. Я опустил стекла на окнах, однако ветер, врывающийся в кабину пикапа, очень скоро заставил меня пожалеть о том, что я не догадался прихватить второй стаканчик кофе с собой.

Подъехав к питомнику, я обнаружил, что большое здание амбара погружено в темноту — двери крепко заперты, на опустевшей парковке ни одной машины, только в стороне сиротливо притулились два чьих-то велосипеда. Широкая полоса света у въезда на парковку выхватывала из темноты вывеску, объемные буквы которой кто-то додумался сделать из сухих кукурузных початков и пучков сена, а у входа в амбар в позе часового застыло любовно сделанное теми же руками чучело. Я заехал на парковку, поставил пикап, поднял стекла и заметил, что ветровое стекло мигом запотело, как только внутри стало теплее.

Стоявшая снаружи мертвая тишина была настолько пугающей, что я с трудом подавил в себе желание забраться обратно в машину. Сам я жил в доме, мимо которого в любой час дня и ночи струился поток автомашин, иногда с приемниками, включенными на полную мощь, завывающими сиренами или вращающимися мигалками. Может, поэтому тихой я привык называть ночь, когда не слышно, как женщина, сидящая в машине с откидным верхом, болтает с подружкой, когда под окнами у меня не раздается заливистая трель чьего-нибудь мобильника или сиплый мужской хохот очередной развеселой компании, вывалившейся из ближайшего бара. А здесь если что и нарушало тишину, то только ветер. Нет, он не свистел и не выл, просто из-за ветра в воздухе стоял постоянный негромкий шорох — шелестели, словно перешептываясь, листья над головой, шуршала пожухлая трава под ногами.

Я подошел к передней двери, потом свернул за угол и двинулся в обход, следуя тем же путем, которым сегодня днем меня вела Кара Росс. Каблуки моих ботинок чуть слышно постукивали в тишине. Эта сторона амбара пряталась в тени, так что, если бы не почти полная луна, заливавшая все вокруг слабым мертвенным светом, мне бы пришлось пробираться вперед в полной темноте. Я вдруг вспомнил, что существует даже какое-то название для такой луны, когда она в фазе три четверти, то ли «восковая», то ли «предостерегающая», то ли еще какая-то, и все благодаря густо-желтому, почти медному оттенку, который луна приобретает в период своего убывания. Обогнув амбар, я наконец увидел перед собой дверь, ведущую в жилые помещения.

Записка на двери исчезла, не осталось даже следа скотча, которым ее приклеила Кара. Я постучал по шершавому дереву костяшками пальцев и принялся ждать. Открывать мне не спешили, к тому же я не слышал, чтобы наверху кто-то двигался. Подождав, я снова постучал — с тем же результатом. Звонка на дверях не было — просто странного вида ручка и самый простой замок. Не удержавшись, я слегка подергал за ручку, но дверь и не подумала открываться. Сынок Джефферсона явно получил мою записку, однако ему и в голову не пришло дождаться меня. Возможно, он был заинтригован моим визитом куда меньше, чем предполагала Кара Росс.

Повернувшись к двери спиной, я глубоко засунул руки в карманы и ссутулился под пронизывающим осенним ветром. Чуть дальше впереди виднелся пруд, которым я любовался еще днем. Сейчас, когда по нему пробегал ветер, черная поверхность его покрывалась зябкими мурашками. Погрузившись в свои мысли, я как раз разглядывал его, когда краем глаза заметил в беседке темную человеческую фигуру.

Конечно, света в беседке не было, однако в лунном сиянии можно было без труда различить силуэт человека. Это явно был мужчина — он сидел на скамейке, привалившись спиной к чудесной кованой решетке замысловатой работы, на которую я обратил внимание еще утром, и которая в беседке заменяла стены, сидел так же неподвижно и молча, как чучело, красовавшееся у входа в амбар. Заметив его, я слегка напрягся, наверное, потому, что в таком тихом и уединенном месте человеческое присутствие да еще в темноте невольно вызывает опасения. Потом мне вдруг пришло в голову, что этот мужчина — наверняка сын Джефферсона. Живи я в таком месте, я бы тоже с удовольствием просиживал у воды все вечера напролет. И беседка, и сам пруд отстояли от амбара на какую-то сотню футов, мне даже показалось странным, что он не услышал, как я подъехал и как потом громко стучал в его дверь, впрочем, возможно, ветер просто относит звуки в сторону. Решительно шагнув в темноту, я отыскал усыпанную гравием дорожку, ведущую к беседке, и двинулся по ней, осторожно ступая и глядя под ноги, чтобы не упасть.

К тому времени, как я дошел примерно до середины дорожки, я уже смог разглядеть, что мужчина сидит спиной к пруду, иначе говоря, лицом ко мне. Тогда он не мог не видеть меня, когда я стоял у дверей, и тем не менее не произнес ни слова, не окликнул меня… Получается, все это время он просто сидел и смотрел, как я стучусь? Поначалу я намеревался окликнуть его, когда подойду к беседке, но потом передумал. То, как он вел себя, было по меньшей мере странно, а вокруг стояла такая тишина, нарушить которую я почему-то не смог. Что-то подсказывало мне, что этого делать нельзя. Поэтому, вместо того чтобы окликнуть его, я просто пошел к нему.

Дойдя до беседки, я поднялся по трем ступенькам, которые вели в нее, и оказался прямо перед ним. Теперь я мог разглядеть, что на мужчине были джинсы и толстая фланелевая рубашка; густые темные волосы падали ему на плечи и закрывали лоб, некоторые наиболее упрямые пряди лезли в глаза, лицо пряталось в тени. Мужчина низко опустил голову, подбородок его был прижат к груди, но широко раскрытые глаза смотрели вверх, прямо на меня. Позади него на перилах стояла бутылка, мне показалось, это было виски, сорт я не разглядел, но жидкости в бутылке оставалось только на донышке. Я уже открыл было рот, чтобы поздороваться, когда заметил револьвер.

Он лежал на скамейке возле него, но рука мужчины сжимала рукоятку, и хотя я не слишком хорошо видел в темноте, однако сразу же заметил, что палец его лежит на спусковом крючке. Дуло револьвера смотрело на меня, но мужчина словно и не думал поднять его. Я осторожно шагнул к нему и перевел взгляд с дула револьвера на пустые темные глаза, которые разглядывали меня без малейшего проблеска любопытства или вообще какого бы то ни было чувства.

— Мой отец мертв, не так ли? — Голос у него был таким же безжизненным, как и взгляд.

Мне потребовалось сделать немалое усилие над собой, чтобы оторвать взгляд от дула револьвера и посмотреть ему в глаза.

— Да, — кивнул я. — Он мертв. Именно это я и приехал вам сказать.

Рука, в которой был зажат револьвер, слегка шевельнулась, и дуло его уставилось мне в грудь — теперь между мною и револьвером оставались какие-то жалкие шесть футов. Как раз такое расстояние, когда умение стрелять или меткость уже не имеют никакого значения, поскольку промахнуться попросту невозможно. Даже если бы бутылка с виски, стоящая у него за спиной на перилах, изначально была полна до краев, шансов у меня не было. Я мог смело считать себя без пяти минут покойником — нажми он на спусковой крючок, и мне конец.

Я замер, стараясь не шелохнуться. Во рту у меня мгновенно пересохло — с такой же скоростью, наверное, просыхает песок в пустыне после случайного дождя, сердце, сжавшись на мгновение, вдруг подпрыгнуло вверх и застряло в горле. В висках стучала и билась кровь, пальцы на руках почему-то свело, а ноги вдруг задрожали и подломились, словно я пробежал несколько километров.

— Послушайте… — неуверенно начал я, однако он тут же перебил меня.

— Я мог бы убить вас, — равнодушно проговорил он. — Мог бы пристрелить в тот же момент, как вы только подошли к двери.

Я больше не делал попыток заговорить. На меня и раньше, случалось, наставляли пистолет, в прошлом пару раз мне даже удавалось уговорить кое-кого опустить его, однако нынешняя ситуация выглядела так, будто особого выбора у меня нет. Похоже, Джефферсон был настроен серьезно, сомнения его, похоже, не мучили. Мне казалось, он вообще не испытывает никаких чувств, во всяком случае, тех, что, как правило, переполняют человека, когда он берет в руки оружие. Он и сидел, и говорил в точности как актер, который, оставшись в одиночестве, просто старается сыграть до конца сцену. Все остальные актеры уже разошлись, осветители погасили везде свет, однако он знает свою роль и, черт возьми, собирается доиграть ее до конца, несмотря ни на что.

— Только что толку вас убивать, лучше-то все равно не будет, верно? — вяло добавил он. — Вы ведь наверняка приехали не один.

Вот теперь я точно знал, что просто обязан хоть что-то сказать, хотя и не знал, что. А когда тебе в грудь смотрит револьвер, неудачно выбранное слово может стать последней ошибкой, которую ты сделаешь в своей жизни. Мне же очень не хотелось ошибиться. Я с трудом проглотил вставший в горле комок, изо всех сил стараясь взять себя в руки, чтобы голос мой, когда мне удастся заговорить, звучал как можно спокойнее и не выдал моего напряжения, потому что напряжения, видит бог, и без того хватало.

— По крайней мере у него хоть есть на то причина, — продолжал он. — А у вас? Обычная жадность, только и всего.

Револьвер снова шевельнулся, я увидел неясный отблеск в темноте, но, поскольку в беседке было все-таки довольно темно, не мог бы сказать точно, что он с ним делает, просто заметил, что револьвер движется, и внезапно пробудившийся во мне инстинкт заставил меня очнуться. Услышав, как клацнул отведенный затвор, я мгновенно — нет, не отскочил и уж тем более не метнулся, — а просто сделал какое-то неловкое движение и рухнул вправо. Вряд ли бы это меня спасло, если бы сыну Алекса Джефферсона вздумалось выстрелить в меня. Но вместо этого он вдруг сунул дуло револьвера в рот и спустил курок.

Пуля вылетела из ствола с таким грохотом, что одного этого было бы достаточно, чтобы распугать все живое на несколько миль вокруг — во всяком случае, мне так показалось, а потом, пробив Мэтью Джефферсону череп, разнесла вдребезги затылок. Осколки черепа и ошметки мозгов, словно шрапнель, разлетелись по поверхности пруда. Тело его от удара отбросило назад, он ударился плечами о перила, и его снова швырнуло, теперь уже вперед. Мэтью свалился со скамейки и рухнул на пол, упав лицом прямо к моим ногам. Я опустил глаза: на том месте, где еще мгновением раньше находился его затылок, теперь было нечто ужасное, развороченное, кроваво-алое, напоминающее пульсирующую воронку кратера.

Мне показалось, я попытался закричать, очень может быть, мне это даже удалось. Однако уши у меня заложило, и все, что я слышал, был оглушительный грохот выстрела, эхом отдавшийся у меня в голове, только теперь мне казалось, что он прозвучал еще громче, чем раньше. Окаменев, я посмотрел на лежавшего у моих ног сына Алекса Джефферсона: кровь толчками била из того, что еще оставалось от его черепа. В следующую минуту я отскочил от него, как ошпаренный, одним прыжком оторвался от земли и вспрыгнул на перила беседки — и все это проделал, ни на мгновение не отрывая глаз от тела. Кое-как перебравшись через ограждение, я шумно обвалился в какие-то кусты, ломая ветки, выбрался из них и что было сил припустил вверх по склону холма. Добежав наконец до амбара, я рухнул на землю, обессиленно прислонился спиной к иссеченной непогодой бревенчатой стене и замер, тупо разглядывая неясный силуэт беседки.

Итак, он не стал в меня стрелять. Дуло револьвера было направлено прямо мне в грудь, до него оставалось каких-нибудь полметра — и в этот момент револьвер выстрелил. Однако он выстрелил не в меня. И я остался жив.

— В тебя не стреляли, — во весь голос объявил я. — Ты остался жив. — Мне казалось, что звук собственного голоса должен успокоить, но вместо этого меня вдруг затрясло. Неудержимая дрожь спустилась по моим рукам, потом охватила все тело — чтобы прийти в себя, я заставил себя встать на ноги. Не помню, как прошел через сад, как выбрался на мощенную камнем дорожку. Помню, как стоял там, жадно хватая воздух широко открытым ртом, как потом полез в карман и вытащил сотовый, попытался открыть его, чтобы позвонить, но руки у меня плясали, и я выронил его в траву. В конце концов мне удалось его поднять, и я, хоть и с трудом, смог все-таки нажать нужные три кнопки.

Я сказал им все, что обязан был сказать. Диспетчер принялся настаивать, чтобы я не вешал трубку, пока не приедет полиция, однако я не стал его слушать и отключился. Потом, спотыкаясь на каждом шагу, медленно поплелся назад, к беседке, мне вдруг непременно захотелось взглянуть на тело Мэтью еще раз — может, чтобы лишний раз убедиться, что это не мой собственный труп.

Крови натекло уже столько, что под телом образовалась приличная лужа. Когда Мэтью упал, револьвер выпал у него из руки и теперь лежал рядом с его телом. Даже на открытом воздухе, при том, что ветер не стихал ни на минуту, отвратительный солоноватый запах крови чувствовался уже на расстоянии.

— Ты ж теперь миллионер, — шепнул я, обращаясь к трупу. — Именно это я и приехал тебе сказать. Не знаю, черт тебя возьми, за кого ты меня принял, но я искал тебя только ради этого.

Потом мне вдруг почему-то стало трудно на него смотреть, я отвернулся и принялся разглядывать пруд, поглотивший остатки его черепа. Лунные блики поблескивали на боках бутылки с виски, которая так и осталась стоять там, где еще пару минут назад сидел мертвец. Внезапно я заметил, что из-под бутылки выглядывает клочок бумаги, наверное, он придавил его бутылкой, чтобы бумагу не унесло ветром. Я осторожно подошел поближе и увидел, что это был тот самый вырезанный в форме яблока листок из блокнота, на котором Кара Росс по моей просьбе нацарапала записку для Мэтью.

Мэтт!

К тебе приехал один человек из Кливленда, он хочет с тобой встретиться.

Он вернется вечером.

Какое-то семейное дело.

Глава 6

Первая машина, которая приехала, была из офиса шерифа, за рулем ее сидел один из его заместителей — сказать по правде, лично я бы не дал парнишке больше четырнадцати. Он суетливо пробежался взад-вперед по парковке, потом забрался в машину и принялся что-то взволнованно талдычить в свою рацию, а когда я окликнул его, подскочил так, будто я пальнул ему под ноги из пистолета.

— Тело вон там, внизу, — объяснил я, выйдя из тени и встав так, чтобы на меня падал свет. — Кстати, там много крови. Вам доводилось уже когда-нибудь бывать на месте преступления?

Парнишка потряс головой и опасливо покосился туда, куда я указывал. Потом осторожно сделал шаг назад. Все ясно — юнец здорово перепугался. И боится он, скорее всего, меня.

— Кто-нибудь еще кроме вас приедет сюда?

Он жалко сглотнул слюну, потом кивнул. И с трудом выдавил из себя:

— Да, сэр. Полиция штата.

— Давайте тогда дождемся их, — предложил я, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности мягко.

— Да-да, конечно. Почему бы не подождать? — промямлил он с видимым облегчением в голосе. Потом, видимо, сообразив, как это будет выглядеть в глазах полиции штата, если они увидят, как он просто топчется тут, на парковке, рядом со мной, не удосужившись даже взглянуть на тело, дрожащим голосом предложил: — Э-э-э, может быть, мне стоит… как это говорится… немного осмотреться? Как вы считаете?

Я кивнул.

— Ладно. Тогда идите за мной.

Мы уже были почти на полпути к беседке — парнишка, который брел за мной по пятам, успел пару раз споткнуться в темноте, — когда шум и шорох гравия под колесами подъехавшей следом машины избавил его от необходимости глазеть на труп. Мы оба, как по команде, обернулись, и я заметил, что подъехавшая машина была без опознавательных знаков. Обычный «таурус», даже без мигалки — точь-в-точь такой же, как тот, на котором обычно ездит Джо.

— Прибыла полиция штата? — осведомился я.

— Ага. — В голосе парня звучало нескрываемое облегчение.

Повернувшись ко мне спиной, он припустил назад к парковке, точно заяц. Из ничем не примечательного «тауруса» выбрался одетый в гражданское коп и, увидев нас, начал спускаться по склону нам навстречу. Мы встретились возле угла амбара — я остановился подождать его в пятне света, падавшем на землю от одной из немногих ламп, которые были снаружи.

— Насколько я слышал, у нас тут самоубийство, — начал заместитель шерифа.

Мне показалось, грудь его слегка раздувалась — наверное, от ощущения важности собственной персоны.

— Угу, — запинаясь, промычал в ответ парнишка. — Я… примерно так и подумал… ну, когда диспетчер велел мне съездить сюда, сказал, что тут случай самоубийства.

Точь-в-точь воздушный шарик, из которого разом выпустили воздух.

— А вы кто будете? — осведомился у меня вновь приехавший коп.

Я украдкой окинул его взглядом: на вид ничем не примечательный человек, в самой обычной одежде — средний вес, среднее телосложение, не симпатичный, и не уродливый, просто один из тысяч самых обыкновенных мужчин, которых вы каждый день встречаете на улице и мимо которых проходите, не удостоив их даже взглядом.

— Меня зовут Линкольн Перри, — представился я. — Это я звонил.

— Стало быть, это вы обнаружили тело?

— Видел собственными глазами, как он покончил с собой.

— А! — Кивнув, он вытащил из кармана миниатюрный диктофон. — Линкольн Перри, значит. Что ж, хорошее имя. А я Роджер Брюер, полиция штата.

Включив диктофон, он назвал свое имя, дату и время, потом указал, где находится, после чего перечислил, что ему сказал диспетчер и что он узнал от меня. Покончив с этим, он пристегнул диктофон к поясу и кивнул мне.

— Ну, что ж, давайте показывайте, где это.

Оба послушно двинулись за мной вокруг амбара. Как только мы вышли из полосы света и ступили в темноту, старший из копов зажег карманный фонарик. Я проводил их до беседки, а там остановился, пропустив их вперед.

— Вон он. Теперь, наверное, мне лучше держаться в стороне.

— Угу, — проворчал второй. Он двинулся вперед без малейших колебаний, во всяком случае, без страха и отвращения, зато тот, что помоложе, боязливо поежился, прежде чем последовать его примеру. Как только луч фонаря выхватил из темноты распростертое на полу тело, Брюер протяжно свистнул и покачал головой.

— Ну и натворил парень дел, согласны?

Я предпочел промолчать. Лицо младшего копа посерело. Он забился в самый дальний угол беседки и крепко ухватился рукой за перила, старательно отводя глаза от лежавшего на полу трупа. Ветер заметно усилился, вдобавок сильно похолодало, по поверхности пруда шла сильная рябь, казалось, он весь покрылся пупырышками от страха, впрочем, то же самое происходило и со мной. Меня до сих пор била дрожь. Ветер с силой тряхнул дерево, пара листьев с мягким шорохом спланировала вниз, один из них нежно опустился на спину Мэтью Джефферсона. Брюер нетерпеливо смахнул его кончиком пальца.

Еще одна машина припарковалась возле амбара, на этот раз это была патрульная полицейская машина с мигалкой. Лес, обступивший нас со всех сторон, а вместе с ним и поверхность пруда замерцали огнями. Двое копов, которые выбрались из автомобиля, были в полной форме — вплоть до высоких черных ботинок на шнуровке и широкополых шляп.

— Подождите тут, хорошо? — попросил Брюер.

— Конечно.

Мы с молоденьким копом остались на берегу пруда, у самой кромки воды, а Брюер отправился встречать вновь приехавших. Я слышал, как он велел им позвонить в «скорую», чтобы та приехала забрать тело, а заодно проследить, чтобы на руки трупа не забыли надеть пакеты. Закончив давать указания, Брюер окликнул меня, попросив подняться к нему. Я молча прошел мимо одетых в форму копов, отметив при этом, как оба смерили меня угрюмыми, подозрительными взглядами, после чего присоединился к Брюеру, стоявшему на крыльце перед входом в амбар. Он что-то негромко говорил в диктофон.

— Что ж, мистер Перри, настало время взять у вас свидетельские показания. Без них никак не обойтись, вы ж понимаете — учитывая, что вы были единственным, кто хоть что-то видел.

— Конечно, — кивнул я.

— Вам когда-нибудь раньше случалось давать показания? — На первый взгляд совершенно обычный вопрос, который всегда принято задавать в подобных случаях, однако я хорошо понимал, что это еще и возможность ненавязчиво выяснить, были ли у возможного свидетеля в прошлом какие-нибудь неприятности с законом.

— Да, конечно, я и раньше давал показания — но вообще-то чаще мне самому приходилось допрашивать свидетелей, — усмехнулся я.

— Вот как, значит? — Брови у Брюера взметнулись вверх.

— Я несколько лет прослужил в полиции Кливленда, штат Огайо, — объяснил я. — Ушел в отставку детективом.

— Шутите? — Он задумчиво кивнул. — А сейчас?

— Сейчас я частный детектив.

— Частный детектив, значит, — повторил он. — Ладно. Дело становится все интереснее. А в наши-то края каким ветром вас занесло, детектив? По делу приехали или так, поразвлечься?

— По делу.

— Понятно. — Брюер так и не выключил диктофон, небрежно держал его в одной руке, словно забыв о нем, но я заметил, что тот работает. — Что ж, тогда скажу вам, мистер Перри, что мы намерены делать. Сейчас мы постараемся выяснить, что тут произошло: сначала вы подробнейшим образом расскажете нам все, что вам известно, а если у меня после этого возникнут какие-то вопросы, то я их вам задам.

— Все правильно, — кивнул я.

Он дал мне знак начинать. Я попытался объяснить ему все так ясно, подробно и так откровенно, как мог, не упустив ни одной детали, умолчал только о своих отношениях с Карен. По моему убеждению, то, что в свое время произошло между нами, не имело ни малейшего отношения к случившемуся, но у него мог появиться соблазн каким-то образом связать это с самоубийством, ну а мне лишняя головная боль была совершенно не нужна. Вместо этого я поведал ему обо всех деталях, которые только смог вспомнить, постаравшись представить все так, чтобы Карен в его глазах выглядела обычной клиенткой. Собственно говоря, обычной клиенткой она и была, во всяком случае, сейчас. К тому времени, когда мой рассказ подходил к концу, приехала «скорая», однако Брюер предоставил разбираться с этим копам в форме — видимо, уж очень ему хотелось дослушать мою речь до конца.

— Ну, — объявил он, когда я замолчал, — признаюсь честно, чертовски странное это дело. Нет, сами посудите: парень спокойно работает себе до самого вечера, потом возвращается домой, находит у себя на дверях записку, из которой узнает, что вы в городе, и, вместе того чтобы дожидаться вас, берет бутылку виски, револьвер и отправляется в беседку посидеть у пруда. При этом, заметьте, ему не приходит в голову потихонечку застрелиться, пока его никто не видит, он дожидается вашего приезда. А когда вы приезжаете, вдруг выясняется, что он уже каким-то образом успел узнать ту самую новость, ради которой вы тряслись по нашим дорогам целых шесть часов, любезно сообщает вам, что он уже в курсе, после чего пускает себе пулю в рот у вас на глазах.

Ответить на это мне было нечего, поэтому я промолчал. Брюер слегка прищелкнул языком и покачал головой.

— Чертовски странное дело! — задумчиво повторил он. — Есть какие-нибудь догадки, а, мистер Перри?

— Ну, по-моему, совершенно ясно, что парень принял меня за кого-то другого.

— Кого-то, кто знал его отца.

— Да.

— И кого-то, кто явился к нему не один, судя по тому замечанию, которое, по вашим словам, он сделал незадолго до смерти.

— Совершенно верно. Похоже, он был уверен, что тут есть кто-то еще кроме меня.

— И это был кто-то, кого он — скажем так — имел основания опасаться, верно?

Поразмышляв над его словами, я снова кивнул.

— Да, думаю, он боялся. То есть в тот момент мне показалось, что он, возможно, боится.

— В тот момент?

— Да. И я бы продолжал так считать, если бы парень к тому времени уже не принял решения сунуть дуло себе в рот. Видите ли, я почти уверен, что это не было скоропалительным решением. Он заранее знал, что собирается сделать.

— Однако он тем не менее почему-то дожидался вашего приезда. И сделал это только потом, в вашем присутствии.

— Да.

— И даже не стал ждать, пока он покажется, этот неизвестный «третий», которого он так боялся.

— Совершенно верно.

— Но вас он не знал, так?

— Знаете, по-моему, ему казалось, что знает. Он был уверен, что знает, кто я такой… или по меньшей мере знает, с чем я явился сюда.

Брюер уставился на меня. Я тоже смотрел на него, не отводя глаз, и по выражению его лица, по его глазам было очевидно, что все это ему крепко не по душе — я имею в виду, мои догадки. Нет, он еще не созрел для того, чтобы откровенно заявить, что не верит ни одному моему слову, однако то, что он услышал, ему явно не понравилось.

— Просто мистика какая-то, — вздохнул он.

— Согласен.

— Нет, правда, очень уж все это таинственно. Я хочу сказать, наши спецы наверняка составят психологический портрет этого парня, надеюсь, хоть это нам немного поможет. Но до сих пор, по крайней мере… знаете, по-моему, это чертовски необычный способ покончить с собой. А вы что думаете?

— Согласен.

Брюер потоптался немного, выбравшись за пределы широкой полоски света, в которой мы стояли.

— Остается только предположить, что он действительно покончил с собой.

— Именно это он и сделал.

— Утверждает наш гость из Огайо, — с добродушной усмешкой договорил за меня Брюер. — Но, к несчастью, гость из Огайо был тут один, когда это произошло, и некому подтвердить его слова. Поэтому, если предположить — просто в качестве гипотезы, — что он почему-то лжет… да, вот этом-то вся и беда. Потому что, если он лжет, тогда это уже убийство.

— Вы не можете так думать.

— Но в руке мертвеца не было оружия. Оно лежало на полу.

— Оно выпало у него из руки, когда он упал вперед. Послушайте, вам случалось прежде расследовать самоубийство? — Увидев, как он кивнул, я продолжал: — Тогда вы должны знать, что пистолет часто находят рядом с телом самоубийцы. Конечно, случается, что из-за судорожного сжатия пальцев он остается у него в руке, но так бывает далеко не всегда.

На это Брюер ничего не ответил — просто стоял и молча смотрел на меня.

— Проверьте его большой палец, — посоветовал я.

— Не понял?

— Я говорю: проверьте его большой палец, там наверняка остался отпечаток спускового крючка. Он ведь стрелял из револьвера, верно? И взвел курок прямо перед тем, как выстрелить. Я знаю, потому что сам слышал, как щелкнул затвор. А умер он почти мгновенно. Бывает, что самоубийца умирает не сразу, но это не тот случай. На его большом пальце должен был остаться след от спускового крючка. Такое происходит, когда циркуляция крови прекращается внезапно, я имею в виду, достаточно резко.

— Что ж, неплохая идея. — Брюер откашлялся и сплюнул в куст у меня за спиной. — Уверяю вас, мистер Перри, его большой палец обязательно проверят.

— Вот и хорошо.

— И все равно чертовски странное дельце, — уже в третий раз повторил он и снова покачал головой. — Ну, а теперь, мистер Перри, я обязан получить от вас письменные свидетельские показания.

— Угу.

— Кстати, когда вы планировали вернуться к себе в Огайо?

— Собственно говоря, сегодня вечером.

Он с улыбкой покачал головой.

— Сдается мне, на ваших планах теперь придется поставить крест.

— Послушайте, я ведь уже сообщил вам все, что знаю об этом деле, — вскипел я. — И дам вам письменные показания. А если вам понадобится задать мне какие-то еще вопросы, у вас есть номер моего телефона, верно?

Он скривился, словно собираясь преподнести мне какую-то скверную новость и заранее расстроившись при одной мысли об этом. Конечно, все это было не более чем игрой — на самом деле он искренне развлекался.

— Штука в том, что я совершенно сбит с толку… Просто даже и не знаю, что и делать, — заявил он. — То есть я хочу сказать: вот вы, к примеру, утверждаете, что это было самоубийство. Но пока-то я должен полагаться только на ваши слова — до тех пор, пока не проведу кое-какие расследования. Вот сейчас отпущу вас, а спустя какое-то время моя команда экспертов, изучив улики, скажет, что, похоже, вы грохнули того парня. И как я тогда буду, по-вашему, выглядеть, а? Придется побегать, чтобы поймать вас. А вдобавок придется краснеть перед копами из Огайо, которые наверняка станут перемигиваться у меня за спиной, пожимать плечами да рассказывать молодым байки про одного олуха из Индианы, который не только отпустил убийцу с миром, но еще и пожелал ему счастливого пути. — Он выразительно посмотрел мне в глаза. — А я, знаете ли, терпеть не могу, когда люди перешептываются у меня за спиной.

Я ответил ему таким же взглядом.

— Вы получили мои показания. И если вы не намерены арестовать меня, тогда я возвращаюсь домой. — Домой… Как же здорово это звучит!

— Выходит, нашла коса на камень, да? — прищурился Брюер.

— Выходит, так.

— Что ж, боюсь, вынужден вас разочаровать — пока вы нужны мне здесь. Задержитесь хотя бы на пару часов, пока мы немного не разберемся.

— Вы арестовываете меня за убийство?

Брюер покачал головой.

— Мистер Перри, я веду обычное расследование внезапной и необъяснимой смерти. И самоубийство в данном случае — всего лишь одна из возможных версий, так же как и убийство. Впрочем, как и несчастный случай, я полагаю. Версий хватает, вы согласны? Как бы там ни было, я намерен рассмотреть это дело под разными углами зрения, убедиться, что…

— Я вас понял. Однако если вы намерены продержать меня тут всю ночь, то должны арестовать меня, предъявив хоть какое-то обвинение. А что-то подсказывает мне, что вам нечего мне предъявить. Ведь у вас нет никаких улик, доказывающих, что я мог пристрелить этого парня, верно, Брюер?

Он грустно улыбнулся и снова кивнул, всем своим видом показывая, что крыть ему нечем.

— Кстати, ваша лицензия частного детектива, — вдруг спохватился он, — в каком штате она выдана?

Дерьмо. Теперь я начал понимать, куда он клонит, и покачал головой.

— Ну, так как?

— В Огайо.

— Ох ты, батюшки… Плохо дело, — подмигнул он. — Потому как мы с вами в Индиане. А этот парень, который труп, он где? Тоже в Индиане. А вы, выходит, занимаетесь тут, у нас, в Индиане, частным расследованием, при том что лицензия у вас выдана в Огайо. Так-так. Мне чертовски неприятно говорить, мистер Перри, но это попахивает незаконной деятельностью.

— Но за это не сажают в тюрьму, — парировал я.

В ответ он улыбнулся так широко, что блеснули зубы.

— На одну ночь можно.

Глава 7

Тюрьма в округе Браун выглядела абсолютно новой, что называется, «с иголочки». Безусый юнец из департамента шерифа донес до меня эту важную информацию сразу же после того, как Брюер возложил на него задачу отвезти меня туда. Услышав, что ему предстоит, парнишка заметно позеленел, видимо, решив, что я сам и укокошил того беднягу в беседке. А мысль о том, что ему пришлось провести несколько минут наедине с убийцей до приезда Брюера, как мне показалось, не доставила ему ни малейшего удовольствия. Как только мы с ним уселись в машину, он тут же принялся нервно поглядывать в зеркальце заднего вида — наверное, решил, что кровожадный маньяк вроде меня вполне способен каким-то известным только ему одному способом выскользнуть из-под ремня, которым он меня предусмотрительно пристегнул, и удавить его с помощью своих же собственных наручников. За пять минут он, наверное, глянул в зеркальце не меньше пятидесяти раз — и только тогда, немного успокоившись, решился со мной заговорить. Может, понадеялся, что, если он будет вести себя по-дружески, я передумаю его убивать и ограничусь тем, что просто стукну его по голове чем-то тяжелым, например, рукояткой его револьвера, после чего усядусь в его машину и уберусь отсюда от греха подальше? Скорее всего, так оно и было — по лицу парнишки было видно, что именно так, по его мнению, обязан поступить настоящий преступник.

— Очень удобная, — с жаром уверял он меня, имея в виду тюрьму. — Намного лучше той, старой. Теперь там стало просторно, вкамерах много свободного места, всякие электронные замки, все самое современное и вообще…

— Подумать только! А я-то еще ломал голову, где мне переночевать!

— Это прекрасное место! Ну, для тюрьмы, разумеется, — поправился он.

— Ну да, — хмыкнул я. — К тому же и цены, разумеется, самые низкие в городе.

Всю дорогу, пока он вез меня в тюрьму, парнишка продолжал без умолку болтать, нервно косясь в мою сторону, пока я, откинувшись назад, разглядывал проносившийся за окном пейзаж. Мне не давала покоя мысль о том, когда же я, черт возьми, смогу вернуться в Кливленд. Брюер показался мне достаточно упертым типом, наверняка он постарается продержать меня здесь, сколько сможет, однако, если мне повезет и у них хватит ума не пытаться повесить на меня убийство, есть надежда выбраться отсюда уже к утру. Карен наверняка узнает о том, что здесь произошло, задолго до того, как я вернусь. Они, скорее всего, сразу же свяжутся с ней, тем более что я был настолько любезен, что сообщил Брюеру всю имевшуюся у меня информацию о мертвеце и его ближайших родственниках. В конце концов, твердил я себе, меня наняли только для того, чтобы сообщить парню весть о смерти его отца, а Мэтью Джефферсон уже до моего приезда знал, что старшего Джефферсона убили. Мне было неприятно даже думать о том, чтобы взять деньги, которые я, в сущности, не заработал.

Я откинул голову на спинку сиденья, стараясь не слушать юного заместителя шерифа, который заливался соловьем, во всех подробностях живописуя охрану, дежурившую по всему периметру новой тюрьмы, — скорее всего, чтобы с самого начала отбить у меня охоту бежать, если она у меня появится. Остается надеяться, что, после того как Брюер поговорит с Карен, он немного успокоится. Она ведь наверняка подтвердит то, о чем я ему рассказал. А после этого ему ничего не останется, кроме как выпустить меня — учитывая, что никаких улик, говорящих в пользу убийства, у него не было. Впрочем, упрямый сукин сын наверняка попытается хоть как-то отыграться на мне, так что неприятностей мне не миновать, тем более что и повод удобный: я действительно не имел никакого права заниматься частным расследованием в Индиане. Скорее всего, Брюер не преминет послать кляузу в бюро выдачи лицензий в Огайо, так что впереди мне светит штраф. Здорово, ничего не скажешь.

Парнишка из службы шерифа не подвел, новая тюрьма оказалась на высоте. Со всеми формальностями покончили быстро — и получаса не прошло, как я уже устраивался на новом месте. Мне разрешили остаться в своей одежде, правда, потребовали отдать им брючный ремень — наверное, чтобы я не смог повеситься в камере. Потом провели меня куда-то в самую глубь здания, несколько тяжелых стальных дверей с громким лязганьем одна за другой захлопнулись у меня за спиной. Почему-то тюремные двери и тот звук, с которым они закрываются, всегда наводили меня на мысль о подводной лодке — наверное, из-за того, что есть какая-то обреченность в том, когда такая дверь захлопывается за тобой, отрезая тебя от всего остального мира.

Я оказался единственным обитателем отведенной мне камеры, что было существенным преимуществом, однако напротив сидел какой-то спившийся тип, судя по всему, из местных, которому вдруг до смерти захотелось узнать, за что меня сунули в каталажку, наверное, жаждал послушать о моих преступлениях.

— Выл на луну, — коротко бросил я в надежде, что это на время удовлетворит его любопытство, после чего свернулся калачиком на койке и повернулся к нему спиной. За те несколько часов, которые я проворочался на ней, тщетно пытаясь уснуть, меня пару раз посещала мысль о том, что Эми чертовски не повезло — пропустила такую поездку!


Брюер явился с визитом с самого утра. Вид у него был такой, как будто он всю ночь не сомкнул глаз. Наверное, в его глазах именно так и должен выглядеть добросовестный коп. Впрочем, я и не сомневался, что он хороший коп, конечно, временами он заблуждался, но это не такой уж тяжкий грех.

— Хорошо спали? — поинтересовался он, когда охранник вывел меня из камеры, провел мимо нескольких похожих друг на друга, как две капли воды, дверей и мы оказались в небольшой комнате, предназначенной, очевидно, для свиданий. На окнах здесь тоже, конечно, были решетки, и все-таки это была не камера, а комната для свиданий.

— Ну, надеюсь, мы уже покончили с этой глупостью? — буркнул я в ответ. — Поскольку мне действительно очень хотелось бы уехать отсюда еще до полудня.

— Не стоит так торопиться.

Охранник, который привел меня сюда, ушел, и мы остались только вдвоем, Брюер и я. Он за это время успел переодеться в джинсы со свитером — обычную для колов одежду. Лицо Брюера было покрыто дневной щетиной, так что, похоже, он не слишком-то рассиживался дома, переоделся и кинулся сюда — наверное, извелся от желания поскорее увидеть меня.

— Я тут провел небольшое расследование, — сообщил он. — Получается, вы были чертовски хорошим копом. Да и потом, когда занялись частным сыском, успели раскрутить немало крупных дел. Что ж, это неплохо. Говорит в вашу пользу, во всяком случае, придает вашим свидетельским показаниям больше достоверности.

— Неужели жалеете, что были со мной недостаточно вежливы? — саркастически хмыкнул я.

Брюер задумчиво постучал карандашом по столу.

— Знаете, что меня больше всего удивляет в данном случае? Что неглупый детектив вроде вас, давая накануне свидетельские показания, предпочел почему-то умолчать о некоторых чертовски любопытных деталях. О таких, например, как то, что в свое время его даже арестовали, поскольку он зверски избил отца погибшего парня. А также о весьма романтических отношениях, которые его связывали с мачехой нашего самоубийцы.

— По-моему, не мне вам объяснять, что слишком большое количество не относящихся к делу деталей могут только запутать его. Вы же сами это понимаете.

— По-вашему, это у нас с вами такая игра, да, умник? Посиживаем в тепле и обмениваемся остроумными замечаниями, ждем, кто кого обведет вокруг пальца?

— Очень похоже.

— Уже нет. — Он наклонился ко мне. — Да, мистер Перри, как я уже сказал, прошлой ночью вы предпочли умолчать о некоторых весьма и весьма любопытных деталях. Помнится, вы утверждали, что приехали сюда сообщить мистеру Джефферсону о смерти его отца, не так ли?

— Именно так.

— Однако вы не сказали, что помимо этого должны были информировать его также о том, что после смерти отца ему предстояло унаследовать несколько миллионов.

— Это семейное дело. Я не обязан был посвящать посторонних в чисто финансовые детали, Брюер, и вы это понимаете.

— Конечно, конечно, я понимаю. Ну а теперь давайте вспомним все, что вы рассказали мне прошлой ночью, не возражаете? — Он вытащил из кармана небольшой блокнот и заглянул в него. — Помнится, вы сказали мне — а потом повторили то же самое несколько раз, — что Мэтью Джефферсону уже было известно о том, что его отец мертв. Что это, собственно говоря, было первое, о чем он сообщил вам, когда вы к нему подошли.

— Совершенно верно, — кивнул я.

Брюер полистал блокнот.

— Итак, если он знал, что его отец мертв, то, несомненно, догадывался, что внезапно стал очень состоятельным человеком. Миллионером. Довольно-таки странный мотив для самоубийства, вы не находите, мистер Перри?

— Он ведь долгое время не общался с отцом. А инициатором разрыва был старший Джефферсон. — Я пожал плечами. — Возможно, это было всего лишь частью какой-то эмоциональной проблемы. Может, парнишка считал, что потерял не только отца, но и состояние.

— Но если он был в разрыве с отцом, как вы несколько раз подчеркнули прошлой ночью, тогда почему его отец трижды звонил ему, причем в течение последних нескольких недель?

Я откинулся на спинку стула и бросил на него испытующий взгляд. Брюер не блефовал — это было видно по его лицу. Если он не постеснялся вытащить из постели судью, чтобы получить от него ордер на изъятие распечатки телефонных разговор младшего Джефферсона, то мог получить их уже утром.

— Любопытно, не так ли? — спросил Брюер, не сводя с меня глаз.

— Еще бы, — как можно равнодушнее постарался ответить я. Вообще говоря, это было более чем любопытно, однако мне очень не хотелось, чтобы Брюер понял, что мне есть до этого какое-то дело. Проклятье, а я сам хочу, чтобы мне было до этого дело? Сказать по правде, в данный момент мне хотелось только одного: оказаться отсюда подальше. Услышать, как три стальные двери захлопнутся за моей спиной, и сесть в свою машину, поджидавшую меня на парковке.

— А как насчет денег? — продолжал допытываться Брюер. — Я имею в виду те три миллиона, которые по завещанию должны были отойти к его сыну. Теперь, когда младший Джефферсон тоже мертв, эти денежки, похоже, вернутся назад, к безутешной вдове. Той самой вдове, с которой вы некогда были обручены. Не так ли, мистер Перри?

Он схватился за стол и одним толчком отодвинулся от него вместе со стулом.

— Знаете, мистер Перри, будь я параноиком, я бы наверняка спросил себя, стоит ли мне так уж полагаться на то, что вы рассказали мне прошлой ночью.

— Послушайте, Брюер, я не видел Карен Джефферсон несколько лет. Позвоните в департамент полиции Кливленда, наведите обо мне справки. Поверьте, уж они-то наверняка попытались узнать о наших отношениях с Карен все, что только можно, — думаю, это было первое, что они сделали, как только ее мужа нашли мертвым.

— Обязательно позвоню, мистер Перри, не сомневайтесь. Но сейчас я разговариваю с вами. И мне очень хочется услышать от вас, почему, черт побери, вы взялись за это дело. Или — кстати, еще один интересный вопрос — какого дьявола она именно вас попросила взяться за это дело? Вы с ней когда-то были помолвлены, потом она разорвала помолвку, а вы в отместку набили морду ее будущему мужу и потом несколько лет подряд даже слышать не хотели о ней, не так ли? А теперь ее мужа находят мертвым — и вы тут же превращаетесь чуть ли не в близкого друга семьи. Забавно, верно?

— Я не друг семьи, как вы изволили выразиться, Брюер. Я частный детектив и всего лишь делаю свою работу.

— И в чем же заключалась ваша работа? Сообщить молодому Джефферсону о смерти отца?

— Нет. Она поручила мне для начала отыскать его. По ее словам, никто не знал, где он сейчас.

— Кроме его собственного отца.

Я пожал плечами.

— Да, — хмыкнул Брюер, — уж отец-то наверняка знал, где сейчас его сын, ведь он же ему звонил и не раз. А если не отец, то кто-то еще — но звонили из дома в Пеппер Пайк. Однако если это все-таки был его отец и если он разговаривал с сыном, то, черт возьми, неужели вам не кажется странным, что они ни словом не упомянул об этом жене? — «Эй, милая, помнишь моего сынка, которого я пару лет назад вышвырнул из дома? Представляешь, оказывается, парнишка живет сейчас в Индиане, работает в каком-то питомнике, яблочки собирает…»

Некоторое время мы сидели, молча разглядывая друг друга. Потом Брюер опять побарабанил карандашом по столу.

— Прошлой ночью вы сказали мне, что покойный парнишка, дескать, был в разрыве с отцом, верно? Как выяснилось, это неправда. Сегодня вы говорите мне, что уже несколько лет не поддерживаете никаких отношений со свежеиспеченной вдовой, которая очень скоро унаследует весьма солидный куш. И вот я думаю: а так ли это? Не обращайте внимания, мистер Перри, это я просто размышляю вслух.

— Поверьте, мне лестно, что вы дали мне возможность поучаствовать в вашем мыслительном процессе, однако я вынужден настаивать на своем.

— Как я уже сказал, не торопитесь, мистер Перри.

Я встал.

— Или вы предъявляете мне обвинение, Брюер — не знаю, какое, это ваше дело, — или я ухожу. Но предупреждаю, это должно быть что-то посерьезнее, чем незаконное занятие сыскной деятельностью в вашей Индиане. Или пригласите сюда адвоката и дайте мне телефон, чтобы я мог позвонить в газеты — уверяю вас, мне доставит немалое удовольствие сообщить им, как вы сунули меня в каталажку и продержали тут всю ночь, не предъявив мне никаких обвинений.

Однако Брюер и ухом не повел — просто сидел и разглядывал меня, без неприязни, но и без участия, просто задумчиво, словно он так и не решил, что со мной делать.

— Считаете небось, что имеете дело с обычной деревенщиной, верно? Думаете, я обычный твердолобый, упертый коп, без единой извилины в голове, которому до смерти надоело шнырять по амбарам в поисках секретных лабораторий, где делают мет?[11]

— Нет, Брюер. Я уверен — во всяком случае, мне так кажется, — что вы чертовски хороший коп и очень неглупый. И мне противно видеть, как хороший коп и неглупый человек даром теряет время.

Он встал, подошел к двери, отпер замок и выразительным жестом распахнул дверь передо мной. Но не успел я переступить порог, как почувствовал, что его ладонь легла на мою руку. Движение было медленным, чуть ли не ленивым, однако его пальцы сжали ее, словно железные тиски. Тонкие, почти изящные пальцы Брюера сомкнулись на моем локте, большим пальцем он нащупал хорошо известную мне точку и резко нажал на нее, едва не раздавив мне руку. Подержав меня так какое-то время, он вдруг нагнулся ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание у себя на щеке.

— Помнится, прошлой ночью вы посоветовали мне проверить большой палец мертвого парнишки — поискать на нем отпечаток спускового крючка, верно?

— Ну и как, проверили? — просипел я.

— А то как же. И, между прочим, нашел. Был там отпечаток, как не быть. И тогда я вдруг вспомнил об одном очень неглупом парне, который сидит у нас в тюрьме. И что-то мне как-то стало не по себе, понимаете? А потом я вдруг подумал: а не слишком ли все так хорошо, как мне кажется? Уж чересчур быстро вы соображаете. Черт, сразу же вспомнить, что у парня должен остаться след от спускового крючка на пальце, причем в таких драматических обстоятельствах — это какое ж хладнокровие нужно иметь, а?

— Я ведь детектив, Брюер, надеюсь, вы не забыли об этом? У меня это уже в крови.

— А вот коронер сказал мне, что след на пальце мог остаться и после того, как кто-то очень сообразительный прижал палец жертвы к спусковому крючку, после чего воспользовался этим самым пальцем, чтобы отвести затвор назад. Сообщил, что все это должно было быть проделано очень быстро, сразу же после выстрела, и что тогда отпечаток на пальце остался и сохранился, поскольку циркуляция крови прекратилась почти сразу же, ведь смерть была мгновенной.

Я отодвинулся в сторону, ухватил Брюера за запястье и, отцепив его пальцы от своей руки, высвободился. А потом уперся рукой ему в грудь и резко оттолкнул его от себя. Все это было проделано в его же собственной манере — без намека на агрессивность, мягко, почти лениво, но при этом достаточно жестко. Брюер продолжал буравить меня взглядом, но не пытался сопротивляться. Повернувшись к нему спиной, я переступил порог комнаты для свиданий и, пройдя через небольшой коридор, уткнулся в еще одну запертую дверь. Покрутив ручку, я выжидательно посмотрел на Брюера через плечо. Он немного помедлил, словно раздумывая, потом подошел и отпер и эту дверь.

— Простите, что поддался внезапному порыву, Брюер. Честно говоря, мне будет жаль, если мы больше не встретимся.

— О, что вы, мистер Перри, обязательно встретимся, а то как же! Непременно приеду, когда вас будут судить за убийство.

Я поперхнулся — у Брюера был такой взгляд, по которому сразу и не поймешь, шутит он или нет.

Глава 8

Когда я добрался до Кливленда, солнце казалось сплющенным ярко-алым мячиком, нечаянно угодившим в зеркальце заднего вида моей машины. Поскольку возможность позавтракать в «гостеприимной» тюрьме Индианы меня не слишком привлекала, я решил не задерживаться и сразу же уехал. Остановился я только раз, чтобы наскоро перекусить, но все остальное время жал на газ — на спидометр я не смотрел, честно говоря, мне было глубоко наплевать, что меня могут остановить. Когда вас подозревают в убийстве, штраф за превышение скорости — это, право, такая малость. Линкольн Перри, одинокий мятежник, ужас скоростных шоссе. У такого типа обычно всегда под рукой автомат, из которого он лихо поливает свинцом любого, кто осмелится встать у него на пути, — конечно, если до этого дойдет. А еще он всегда выходит сухим из воды.

Выбравшись на 1-71, я добрался до города, свернул на запад и очень скоро оказался наконец дома. Однако в Брукпарке передумал — свернул на 1-480 и двинулся на восток. На мне была та же измятая одежда, в которой я выехал из дому за день до этого, я был небрит, устал как собака и настроен весьма серьезно, однако понимал, что возвращаться домой пока рано. После того как у меня на глазах парень, которого я искал, сидя на берегу пруда, сунул дуло в рот и вышиб себе мозги, после того как я провел бессонную ночь в тюрьме, дожидаясь, когда за мной придут, после того как один из моих бывших коллег чуть не выломал мне руку и в лицо назвал убийцей, у меня появились кое-какие вопросы, ответы на которые мне очень хотелось бы узнать. И поездка в Пеппер Пайк в нынешних обстоятельствах показалась мне очень своевременной.

Когда я припарковался возле подъездной дорожки, и сам дом, и все его многочисленные окна сверкали в лучах закатного солнца, пуская мне в глаза багрово-красные зайчики. Выбравшись из пикапа, я потрогал рукой капот, ощутив исходивший от двигателя жар, потом ласково потрепал своего верного «коняшку», которому сегодня пришлось изрядно побегать. Забавно: чем больше времени вы проводите в машине, тем более живой она вам кажется. Как в старом фильме со Стивом МакКуином, где он играл инженера на морском судне. «Песчаная галька» — так, кажется, он назывался. Классный фильм. Инженер был влюблен в двигатель своего корабля. Правда, в конце герой МакКуина все равно погибал. Пытаясь спасти какую-то женщину, если я ничего не напутал. Возможно, не стоило ему покидать свое машинное отделение, глядишь, и остался бы в живых.

Я двинулся по дорожке к дому. Потом еще довольно долго топтался на крыльце, опустив голову: перед моим мысленным взором все еще стоял блистательный Стив МакКуин, окруженный ревом машинных двигателей. А когда я очнулся и поднял глаза, оказалось, что дверь широко открыта. На пороге стояла Карен и с беспокойством разглядывала меня. Глаза ее покраснели и припухли.

— Я слышала, как ты подъехал.

— Вот как? — Я не стал дожидаться, пока она пригласит меня войти, протиснулся мимо нее и прошел в гостиную. Потом опустился на ту же кушетку, где сидел накануне, и молча ждал, пока она сядет напротив.

Она присоединилась ко мне через минуту, только закрыла за мной входную дверь и заперла ее на все замки. Я слышал, как она это делала — скрежетал поворачиваемый в замке ключ, мелодично позвякивала закинутая на дверь цепочки. Я слушал и вспоминал, как она бросилась к двери, едва заслышав шорох гравия под колесами подъехавшего к дому пикапа. А еще мне невольно вспомнилось, как накануне она вздрогнула и уронила бокал с вином, когда внезапно зазвонил телефон. Тогда она, похоже, чего-то здорово боялась.

— Я уже знаю, что случилось. Мне рассказали, — проговорила Карен. На ней были джинсы и свитер, только за такие джинсы со свитером пришлось бы выложить не меньше трех сотен. А уж искать их следовало исключительно в одном из тех магазинов, где продавщицам положено делать раз в неделю маникюр, причем ни у одной из них вы наверняка не нашли бы дома ни одного диска с записью какой-нибудь рок-звезды.

— Кто рассказал?

— Полицейские из Индианы. Они звонили мне прошлым вечером.

— А они случайно не сказали, что по их милости мне пришлось всю ночь куковать в тюрьме?

Глаза у нее стали круглые.

— Нет. Что?! В тюрьме?! Нет, что ты! Они просто сказали… детектив объяснил, что обязан взять у тебя показания, и хочет, чтобы я подтвердила, правда ли то, что ты им говорил.

— Они явно не спешили проверить, — ухмыльнулся я. — Наверное, решили, что ночка, проведенная в уютной камере с окном, забранным решеткой, мне не повредит — я буду у них под рукой, пока они не спеша все проверят.

Карен зябко поежилась и натянула рукав красивого свитера пониже, как будто ей внезапно стало холодно.

— Прости, Линкольн, мне очень жаль. Я понятия не имела, что такое может случиться. Наверное, мне следовало искать его самой.

— Я тоже решил, что за ту кучу денег, которые ты собиралась выкинуть на его поиски, я вполне могу заняться этим сам.

— Понятно. Просто поверить не могу, что все так обернулось. — Теперь я не видел ее рук, Карен зябко сунула их в рукава, а руки скрестила под грудью. Она старалась не смотреть на меня — ее взгляд лишь украдкой останавливался на мне и, скользнув по моему лицу, тут же, точно обжегшись, торопливо перебегал дальше, чтобы остановиться на чем-то более безопасном, не вызывающим таких опасений, как я. Вероятно, больше всего доверия ей внушал торшер, потому что в конце концов она предпочла уставиться на него.

— Да, согласен, сюрприз был еще тот, — проговорил я, безжалостно разглядывая её. — Этот сумасшедший ублюдок, твой пасынок, сунул дуло себе в рот и спустил курок, отправив в пруд добрую половину мозгов вместе с черепом. Кстати, когда он это сделал, то сидел ближе ко мне, чем ты сейчас.

Видимо, столь подробное описание деталей происшедшего удивило ее, потому что она подняла на меня глаза.

— Как это ужасно!

— И как чертовски странно, — поддакнул я, только потом сообразив, что почти слово в слово повторяю то, что не раз слышал от Брюера прошлой ночью, словно какое-то чокнутое эхо. Похоже, я неосознанно взял на себя его роль. Что ж, посмотрим, может, мне повезет больше, чем ему.

Карен ничего не сказала, просто сидела и молча разглядывала стоявший на полу торшер.

— Не представляю, — снова заговорил я, — какого черта убивать себя, да еще когда знаешь, что унаследовал несколько миллионов?! Я хочу сказать, какого черта он это сделал? Ты не догадываешься? Да, ну и времена нынче настали! Какое-то безумие, Карен, верно? Причем заметь, когда я приехал, парень уже знал, что его отец мертв — это было первое, о чем он мне сказал. Когда я его увидел, он сидел там с револьвером в руках. А возле него стояла почти пустая бутылка с виски.

Она дернулась, как от удара, и глаза ее расширились.

— Что?!

— Разве ты этого не знала?

— Нет… конечно нет. Откуда он вообще мог об этом узнать?

Я долго смотрел на нее. Она не сделала попытки отвести глаза в сторону, однако я заметил, что ей неуютно под моим взглядом.

— Ты, должно быть, полная дура, Карен, — медленно, с расстановкой проговорил я, — если надеешься, что я не пойму, когда ты мне лжешь. Если я еще чего-то не забыл, так это какое у тебя делается лицо, когда ты пытаешься вешать мне лапшу на уши. Сказать по правде, это намертво врезалось мне в память.

Она вздрогнула, забилась в самый угол кушетки, и руки ее бессильно упали на колени.

— Не понимаю…

— Не нужно врать. — Мой голос стал таким ледяным, что мне самому казалось, я слышу, как крохотные льдинки противно скрежещут, перекатываясь у меня в горле. — Вспомни, я ведь видел, как у меня на глазах умер человек, который, между прочим, с таким же успехом мог бы продырявить голову не себе, а мне. И очень может быть, что именно так он и собирался поступить. А после я всю ночь провел за решеткой. Да еще какой-то коп из Индианы недвусмысленно намекнул мне, что у него просто руки чешутся упечь меня туда надолго, а лучше всего навсегда. Так что Карен, как ты сама понимаешь, терпение мое на исходе. Так что не испытывай его, хорошо?

Она посмотрела на меня так, словно собиралась заплакать.

— Линкольн, поверь мне, я не…

— Ты ведь знала, что Алекс общался с сыном. Когда я сказал тебе, что парень знал о смерти отца, ты просто сделала вид, что удивилась, верно? И это было чертовски глупо с твоей стороны. В первую очередь, потому, что я всегда чувствую, когда ты врешь. А во-вторых, потому что коп, который звонил тебе сюда проверить мои слова, не мог не сказать об этом тебе. Он очень хороший коп, и его наверняка чертовски заинтересовала эта небольшая деталь. Он не мог не спросить тебя об этом, верно? Думаю, он поинтересовался, откуда парень мог об этом узнать. Тогда для чего ты сейчас пытаешься мне врать? Да все потому, что они общались, отец с сыном, и ты прекрасно знала об этом. И тем не менее по каким-то своим соображениям ты отправила меня на поиски этого парня. И мне еще здорово повезло, что это не я, а он лежит сейчас с развороченным черепом в морге.

Под конец я уже почти кричал. Вот теперь она плакала по-настоящему. Я же просто сидел напротив и смотрел, как она плачет. Потом закрыл глаза и снова оказался в той беседке на берегу пруда — увидел, как медленно двигается в сумраке дуло пистолета, услышал легкий щелчок затвора и почти почувствовал, как пуля впивается в мое собственное тело, одним словом, заново пережил то, что мне случилось пережить за долю секунды до того, как Мэтью Джефферсон отправился на свидание к святому Петру.

Значит, Карен захотелось поплакать? Ну и черт с ней, пусть плачет!

Моя грудь тяжело вздымалась и опускалась, как после долгого бега, в крови бурлил адреналин. Глядя, как она плачет, я сидел молча, только несколько раз глубоко втянул в себя воздух, чтобы успокоиться. В конце концов мне это удалось. И тогда я снова заговорил.

— А теперь, Карен, скажи мне что-то, что будет правдой.

Она поспешно вытерла глаза.

— Это и есть правда. Все, что я тебе рассказала.

— Черта с два!

— Нет, Линкольн, правда! Они действительно не общались! Многие годы. Я понятия не имела, где сейчас Мэтью. Честное слово. У меня не было ни адреса его, ни телефона — ничего!

— Но ведь ты знала, что совсем недавно они разговаривали по телефону? Или ты не проверяешь запись звонков, сделанных с вашего телефона?

— Все, о чем мне было известно в то время, что он звонил Алексу. Входящие звонки на наш телефон не регистрируются — если только тебе не нужно за них платить.

Какое-то время мы просто сидели и молча смотрели друг на друга. В комнате понемногу стемнело, но на светлой панели возле того места, где сидела Карен, все еще заметно было красноватое пятно от пролитого вина. На стене чуть слышно тикали часы, легкий ветерок шевелил листья на дереве под окном, но, если не считать этих звуков, вокруг царила полная тишина.

— Теперь, когда твой муж и его единственный наследник мертвы, ты стала очень богатой женщиной, Карен, — проговорил я.

Страх и беспокойство внезапно исчезли из ее глаз, сменившись злостью.

— Что?! Послушай, Линкольн, уж не намекаешь ли ты, что…

— Ни на что я не намекаю, — резко оборвал ее я. — Однако кое-кому в голову может прийти то же самое, и тогда у тебя за спиной неизбежно поползут разговоры. Какие? А те самые, которые начинаются, когда женщине после нескольких таинственных смертей в одной семье внезапно на голову сваливается огромное богатство. Попробуй убедить меня, что эти смерти, вернее, тот факт, что они случились одна за другой, — всего лишь несчастная случайность, что они никак не связаны друг с другом. Если тебе это удастся, тогда я смогу с чистой совестью посоветовать тебе не обращать на эти слухи внимания и жить, как тебе нравится.

— Но ты ведь сам в это не веришь, — едва слышно прошептала она.

Я покачал головой.

— Да, не верю, потому что это неправда.

— Теперь я уже и сама не знаю, Линкольн, что правда, а что нет. Честное слово, не знаю.

— Во всяком случае, тебе известно об этом куда больше, чем мне, — отрезал я.

— А ты, выходит, хочешь об этом послушать?

— Пойми, Карен, я еле-еле избавился от копов, которые старались повесить эти два убийства на меня. Да, черт побери, я действительно хочу об этом услышать!

Она встала и отправилась на кухню. Я остался сидеть, только проводил ее взглядом. Со своего места мне было видно, как она достала из стойки в шкафу бутылку вина, подержала ее в руках, потом вздохнула. В конце концов она поставила вино в шкаф, прошла через кухню к холодильнику и вернулась в гостиную с бутылкой минеральной воды. Я молча ждал, пока она жадно пила из бутылки. Взгляд Карен был по-прежнему прикован к полу.

— Знаешь, по-моему, с этой семьей что-то очень не так… — проговорила она наконец.

Услышав такое, я едва не расхохотался. Да неужели?! Значит, с этой семейкой что-то не так. Чертовски оригинальная мысль, особенно в конце этой богатой событиями недели: сначала зверское убийство, потом это нелепое, не лезущее ни в какие ворота самоубийство!

— Я познакомилась с Алексом на работе.

— Знаю, — буркнул я, даже не пытаясь как-то смягчить тон, которым это было сказано. Уж кому-кому, а мне было отлично известно, каким образом она познакомилась с Алексом Джефферсоном, и мне совершенно не хотелось слушать эту трогательную историю еще раз. Карен в то время работала в офисе окружного прокурора. А потом вдруг решила переметнуться в коммерческий сектор, получила на редкость заманчивое предложение — и не менее привлекательную зарплату — и стала помощником адвоката в какой-то весьма известной и престижной юридической фирме в Кливленде. Да, я очень хорошо все это помнил. Я даже не забыл, как в тот вечер, когда ей предложили эту работу, разорился на бутылку шампанского, на жалкую зарплату рядового копа купил дорогущий «Дом» и пил за ее будущий успех под началом Алекса Джефферсона.

Она посмотрела на меня. В глазах ее была грусть.

— Если ты хочешь, чтобы я все тебе рассказала, тебе придется терпеть, когда я буду говорить об Алексе. Я не могу вот так взять и сообщить тебе исключительно сухие факты, поскольку сама ни о чем толком не знаю. Все, о чем мне известно, это о тех переменах, которые я увидела в собственном муже.

Я даже не заметил, что сцепил зубы, слушая ее, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы их расцепить, иначе бы я попросту не смог заговорить.

— Ладно, давай рассказывай.

Она снова глотнула минеральной воды, потом завинтила крышку и поставила бутылку на столик возле себя.

— Я познакомилась с Алексом, когда пришла работать в его фирму. Он был очень добр ко мне и почти сразу же начал выделять меня среди других сотрудников, оказывал мне внимание. В первую же неделю работы в этой фирме он пригласил меня на ланч, а со временем это вошло у него в привычку. Я помню, как думала про себя: какой занятой человек! Поэтому мне казалось странным, что он каждую неделю выкраивает время, чтобы сводить меня куда-нибудь пообедать. Он часто расспрашивал о тебе, поначалу я решила, это для того, чтобы у меня не возникло никаких иллюзий насчет него… ну, чтобы мне не взбрело в голову, что он воспылал ко мне романтическими чувствами. Но потом мне в голову стала понемногу закрадываться мысль, что все как раз наоборот, что ему просто хочется выяснить, насколько у нас с тобой все серьезно.

Насколько у нас с тобой все серьезно. Да уж, скорее всего, слово «помолвка» в глазах Джефферсона мало что значила. Возможно, в том мире, в котором жил он сам, помолвка — или даже брачные клятвы — вовсе не означали наличия каких-то серьезных отношений.

— Понимаю, что тебе неприятно это слышать, поэтому постараюсь избавить тебя от некоторых деталей. Знаешь, Линкольн, я ведь до сих пор чувствую себя ужасно. Вероятно, ты этому не веришь и, возможно, не поверишь никогда. Однако я тебе все это сейчас рассказываю для того, чтобы объяснить, как я заметила, что с моим мужем происходит что-то странное.

Я наклонился вперед, облокотился на колени и так сидел, разглядывая пол.

— Ты, да и каждый, кто знал нас с Алексом, скорее всего, ломали себе голову, гадая, почему меня вдруг потянуло к Джефферсону. Держу пари, в первую очередь все говорили о деньгах, верно? Хотя, если честно, мне всегда было противно думать, что окружающие считают меня настолько корыстной. Пусть думают, что хотят. Зато тебе я скажу, что меня привлекало в нем: я была по-настоящему нужна Алексу. Можешь мне не верить, но он по уши влюбился в меня. Он часто шутил, что, мол, просто наслаждается моей юностью, моей неопытностью, сначала я воспринимала это всерьез, но со временем поняла, что не все его слова были шуткой. Видишь ли, в его глазах я была олицетворением того, в чем он действительно отчаянно нуждался. Или думал, что нуждается. Как-то раз он даже сказал, что я, дескать, излечила его, и сказано это было совершенно серьезно. Так серьезно, как никто и никогда до него не говорил. И это подкупало. Это стало той ниточкой, которой он привязал меня к себе. Попробуй представить, как это выглядело в моих глазах: вот перед тобой человек, у которого есть все, о чем только можно мечтать, и внезапно выясняется, что для полного счастья ему нужна только я — двадцатипятилетняя девушка, самая незаметная из всех его служащих, едва успевшая закончить юридическую школу, но еще не успевшая избавиться от тех принципов, которые там вбивали нам в головы.

Она уже успокоилась. Мне не хотелось поднимать голову и смотреть на нее, это вышло как-то само собой. Вот так и получилось, что я сидел, подперев голову руками и сцепив пальцы и смотрел на нее, когда она вдруг неожиданно для меня проговорила:

— Я знаю, что ты любил меня, Линкольн. Но я никогда не чувствовала, что нужна тебе.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Стало вновь слышно, как тикают часы. Судя по выражению ее лица, Карен стало неловко. Не могу сказать, что я чувствовал себя уютно.

— Ты очень сильный человек, — продолжала она. — Ты был всегда так уверен в себе… в своих способностях, в том, что для тебя нет ничего невозможного. Ты вполне самодостаточный человек. Да, именно так — самодостаточный. И независимый — причем до такой степени, о которой многие могут только мечтать. Это, конечно, замечательные качества, Линкольн, так оно и есть, но… может, благодаря им ты как будто всегда смотрел на меня сверху вниз. Я знаю, что была тебе небезразлична, верю, что ты любил меня, однако у меня никогда — слышишь? — никогда не возникало чувства, что я тебе по-настоящему необходима. Я никогда…

— Мне казалось, ты собиралась рассказать о своем муже.

Не договорив, Карен застыла с полуоткрытым ртом, с видом человека, захваченного врасплох на середине какой-то мысли. Потом неохотно кивнула.

— Ладно. Что ж, по крайней мере, это честно. Извини, Линкольн. — Она откинулась на спинку кушетки и подобрала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. — Так вот, мне всегда казалось, что в Алексе было нечто такое, чего я не знала, что-то, что было скрыто от посторонних глаз. И это «что-то» странным образом подогревало его чувства ко мне, однако сама я этого никогда до конца не понимала. Я думала, что, может, все это как-то связано с его семьей, с его сыном. Но сам он сказал мне только, что он и его сын Мэтью давно не общаются и ни о какой близости между ними речь не идет. Я заметила, что Алексу неприятно говорить на эту тему, и не стала настаивать. И не упоминала об этом до того дня, когда мы уже стали строить свадебные планы. Вот тогда-то я сказала ему, что хотела бы, чтобы в этот день его сын тоже был с нами, сказала, что для меня это важно. Он тогда заявил, что Мэтью ни за что не придет на свадьбу, и наотрез отказался объяснить мне почему. Никогда в жизни я на него так не наседала, но все мои расспросы так ни к чему и не привели.

А потом, когда мы с Алексом уже были женаты, это вообще никогда не обсуждалось. Я догадывалась, что Алексу это неприятно, и… да что там, если честно, я тогда почти не думала о Мэтью. Я ведь в глаза его никогда не видела, и он никогда не играл никакой роли в наших с Алексом отношениях. Конечно, время от времени что-нибудь напоминало мне о его существовании, и я вдруг вспоминала о нем, но и только. Я была счастлива — мы были счастливы, и Алекс, казалось, наконец успокоился.

— И так было вплоть до недавнего времени?

Карен с несчастным видом кивнула.

— А потом вдруг, пару недель назад, что-то произошло. Перемена, которая произошла в Алексе, была внезапной и оттого еще более ужасной. Знаешь, Линкольн, он до смерти чего-то боялся. Я спрашивала, но он мне не говорил. Он перестал спать по ночам; много раз я заставала его сидящим за столом или даже снаружи, возле дома, на лодочной пристани — и это в два часа ночи! — когда он просто стоял и смотрел куда-то невидящим взглядом. У него появились какие-то тайны, он все время был настороже. Знаю, тебе нужны подробности, но больше я ничего не знаю. Все, что я заметила, это его страх. Он чего-то боялся, Линкольн.

— А как он отреагировал, когда ты стала его расспрашивать?

— Сначала все отрицал, — вздохнула Карен. — Сказал, мол, я просто сошла с ума. Что у него все отлично, просто он немного устал. И так продолжалось какое-то время… пока не позвонил Мэтью.

— Когда это случилось?

Она нахмурилась, вспоминая.

— Первый раз это было две недели назад… да, точно. Телефонный звонок раздался очень поздно, около полуночи. Алекс был внизу, а я на втором этаже. Я спустилась вниз, спросила, кто звонил, и он ответил, что его сын. Знаешь, Линкольн, я готова поклясться, что выглядел он еще более испуганным, чем до сих пор. Я спросила его, что случилось, а он только покачал головой, мол, ничего. Сказал, что это, дескать, меня не касается и что для него важнее всего, чтобы все оставалось, как есть. Естественно, я жутко разозлилась, потому что все это стало действовать мне на нервы, тем более что я понятия не имела, что происходит, а при виде Алекса мне становилось страшно. Я начала кричать на него, потребовала, чтобы он объяснил мне, что, черт возьми, происходит, а он просто взял и ушел. Нет, не выбежал из дома в ярости, а… просто повернулся и вышел. Он даже двигался, как робот. Вот так взял и вышел — молча.

Карен уставилась на входную дверь, как будто снова увидела, как Джефферсон встает и выходит из дома и молча закрывает дверь за собой.

Потом продолжила:

— Он ушел. Его не было несколько часов. Было уже около четырех утра, когда он наконец вернулся. Я все еще не спала. Он вошел в спальню, разделся и лег в кровать — я ничего не сказала, но он догадался, что я не сплю. Несколько минут он тоже лежал молча, а потом извинился, сказал, что ему очень жаль, что он, мол, не хотел меня расстраивать и что он думает только обо мне и о том, что было бы лучше для меня. А потом признался, что кто-то хочет заставить его заплатить за то, что он сделал много лет назад. «Расплатиться за старые грехи» — так он сказал.

— Больше он ничего не объяснил? Может, хоть намекнул на что-то, чего ты тогда не поняла?

Она помолчала.

— Да… кажется, был один намек. Она тогда сказал что-то вроде «Когда телефон звонит в два часа ночи, это либо кто-то ошибся номером, либо это чья-то глупая шутка, либо знак, что твоя жизнь отныне изменится. Со мной случилось последнее».

— И, похоже, не ошибся.

— Так в том-то и проблема — он ведь просто не мог иметь в виду тот звонок от Мэтью! Когда Мэтью позвонил, было около полуночи. Я была дома тогда и слышала, как звонил телефон.

— Может, он ошибся или просто оговорился. В конце концов сколько было времени, когда вы разговаривали, четыре утра?

— Да, около четырех.

— Похоже, звонок был все-таки позже, чем предполагалось. Но мне кажется, мы ничего не теряем, если лишний раз проверим входящие звонки, может, был еще один звонок, не в этот вечер, о котором ты не знала, ведь такое возможно.

— Я уже проверила, и полиция тоже. Не было ни одного звонка в такое позднее время, ни домой, ни на его сотовый, ни даже в офис Алекса.

— Получается, это был первый их разговор… за сколько лет?

— За пять лет. Алекс сам упомянул об этом в ту ночь, когда разговаривал с Мэтью. Мы поговорили, потом попытались уснуть, и вдруг он пробормотал… знаешь, как будто разговаривая сам с собой: «Впервые за пять лет я услышал его голос…»

— А как насчет этих самых старых грехов? Об этом он ничего не говорил?

— Нет, ничего. Бросил только, что постарается как-то это уладить.

— Выходит, уладить не получилось, — пробормотал я, невольно припомнив, что рассказал мне Тарджент о многочисленных рваных ранах и ожогах, оставшихся на теле Джефферсона.

— Да, — кивнула Карен, и голос ее задрожал. — Не похоже, что получилось.

— А полиции ты об этом рассказывала?

— Да, конечно. Обо всем — кроме одного. Я не сказала им, что Мэтью звонил.

Я нахмурился.

— А почему? Почему ты решила не говорить об этом? Наверное, ему что-то было известно. Что-то такое, что могло бы пролить свет на это дело.

— Знаю. Поэтому-то мне и хотелось поговорить с ним первой — до того, как это сделает полиция.

Услышав это, я буквально онемел. Я уставился на нее, даже не зная, что сказать. И тут до меня вдруг дошло. Она боялась — боялась, что ее муж мог сделать что-то ужасное. Скорее всего, опасалась за его репутацию. А может, и за свою тоже.

— Ты решила воспользоваться шансом и поговорить с ним — до того, как до него доберутся копы. И газетчики. До того, как они вытряхнут это из него, да? Хотела убедиться, что все ваши семейные скелеты в шкафу так в шкафу и останутся. Я угадал?

Ее глаза сверкнули.

— Ничего подобного! Я просто хотела выяснить, что произошло. Просто хотела поговорить с ним первой.

Я покачал головой.

— Это была идиотская затея, Карен. Можешь сама убедиться, что из этого вышло: Мэтью Джефферсон мертв, и теперь он никому уже больше ничего не расскажет. Если бы ты не затеяла эту игру, если бы честно рассказала обо всем полиции, они бы сразу же отправились туда и взяли бы его — до того, как у него появился шанс вышибить себе мозги. И — да, я уверен, — они бы справились с этим намного лучше меня. Конечно, я бы тоже взялся бы за это по-другому, если бы ты была честна со мной, если бы с самого начала сказала мне все.

— Ты думаешь, я уже об этом не пожалела, Линкольн? Думаешь, я не чувствую себя виноватой?

Я молчал.

Карен покачала головой. На глаза ее вновь навернулись слезы, и она заморгала, пытаясь их сдержать. Справившись с собой, она снова повернулась ко мне.

— Я хочу выяснить, что же все-таки произошло с их семьей, Линкольн. И ты должен мне помочь. Ты должен узнать, что у них произошло.

— Я не тот, кто тебе нужен, Карен. И никогда им не был. Какого черта ты вообще обратилась ко мне, скажи на милость?!

— Полицейские сообщили мне, что уже разговаривали с тобой, и я… — Она не договорила. Фраза так и повисла в воздухе, а Карен, осекшись на полуслове, уставилась в пространство невидящим взглядом. Потом вдруг снова повернулась ко мне. — Помнишь те качества, которые я тебе перечислила? Уверенность в себе, независимость…

— Да-да, конечно, те самые, из-за которых ты ушла от меня.

Она как будто споткнулась, но довольно быстро взяла себя в руки и кивнула.

— Да. Что ж, конечно, благодаря им ты так и не стал мне по-настоящему близок, Линкольн, однако именноблагодаря им ты внушаешь доверие. Прости, но тут уж ничего не поделаешь. — Она печально посмотрела на меня. — Неужели ты не понимаешь, о чем я говорю? Или все это кажется тебе чепухой?

— Такой же чепухой, как все остальное, что ты наговорила обо мне.

— Неужели ты не понимаешь, что я хочу выяснить, что произошло с их семьей?

— Это я как раз понимаю. И от всей души желаю тебе удачи. Но помочь тебе в этом не могу. И не собираюсь это делать. Мне вообще не следовало ввязываться в это дело, с самого начала не следовало. Если хочешь знать, всю дорогу сюда я только и делал, что проклинал себя за глупость. Это была моя ошибка.

Карен долго молчала.

— Мне очень жаль, что ты так считаешь, Линкольн. Прости. Мне действительно не следовало втягивать тебя в это дело.

Я поднялся.

— Думаю, тебе следует позвонить в полицию и на этот раз рассказать им все.

Карен проводила меня до дверей.

— Я пошлю тебе чек. На ту сумму, о которой шла речь.

Я покачал головой.

— Нет. Не вздумай этого делать. Я пришлю тебе счет в соответствии с нашими обычными расценками. Оплатишь его, и мы в расчете.

Она стояла в дверях, глядя, как я толкнул тяжелую дверь и вышел из дома. Солнце к этому времени уже почти скрылось за горизонтом, и на пороге меня встретили промозглые сумерки. Я повернулся к ней — но вместо Карен увидел силуэт, ярко выделявшийся на фоне освещенного проема.

— Удачи тебе, Карен, — прошептал я. А потом забрался в грузовичок и поехал домой.

Глава 9

Но, видимо, в этот день мне не суждено было добраться до дома: я успел доехать только до конца длинной, извилистой подъездной дорожки, как вдруг два ослепительных луча взрезали темноту, словно консервный нож банку, и меня ослепил свет фар. Я резко ударил по тормозам. Мой пикап, споткнувшись, встал как вкопанный. Фары тут же потухли, а спустя минуту кто-то постучал мне в окно.

Зажмурившись, я посидел какое-то время, давая глазам привыкнуть к темноте. Дождавшись, когда огненные всполохи перед глазами исчезнут, я опустил стекло и, снова поморгав, увидел перед глазами хорошо знакомое лицо. Хэл Тарджент.

— Мистер Перри? Как вы?

— Устал как собака. Еду домой. Вы не собираетесь убрать свою машину с дороги, детектив?

— Нет, не собираюсь. Сказать по правде, я собираюсь попросить вас выйти из машины.

Вместо ответа я откинулся на спинку сиденья и потянулся. Усталость, смешанная с раздражением, разливалась по всему моему телу, грозя выплеснуться наружу. Честно говоря, все это до смерти мне надоело. Я намерен был покончить с этим делом раз и навсегда. Хватит с меня копов, пытающихся выведать у меня что-то, к чему я не имею и не желаю иметь никакого отношения. Только не сегодня.

— Выходите из машины, мистер Перри.

— Ни за что.

— Простите, не понял. — Он заглянул в окно, пахнув на меня запахом застарелого табачного перегара.

— Не хочу я выходить из машины, — отрезал я. — Не вижу в этом никакой необходимости. Какого дьявола, Тарджент? Что вам от меня нужно?

— Просто нужно поговорить. А это легче сделать, если вы выйдете из машины.

— Я еду домой.

Вместо ответа Тарджент облокотился о приспущенное стекло и чуть ли не по пояс втиснулся в кабину моего пикапа. Я мертвой хваткой вцепился в руль, стараясь смотреть прямо перед собой, в темноту. Мои глаза за это время уже успели достаточно привыкнуть к темноте, чтобы я смог разглядеть две патрульные полицейские машины, стоявшие поперек дорожки и преграждавшие мне дорогу.

Они не могли выследить меня, промелькнуло у меня в голове, я ведь приехал сюда, не заезжая домой, на обратном пути из Индианы. А это означало: либо они следили за домом Карен, либо просто ехали мимо, заметили мой грузовичок перед ее домом и поджидали тут, решив перехватить меня на обратном пути, когда я буду возвращаться от нее.

— Последнее, что я слышал, это что вы угодили в тюрьму в Индиане, — проговорил Тарджент. — Значит, вышли на свободу и первым делом примчались проведать вдову, так?

— Я ведь работаю на нее.

— Да, об этом я тоже слышал. Мне говорили. Забавная штука — пару дней назад в разговоре с нами вы рассказали, какая она сука, поклялись, что не видели ее несколько лет, и вот взялись выполнить ее поручение. Странно, не так ли?

— Я действительно не видел ее несколько лет. И я не называл ее сукой.

Тарджент равнодушно кивнул — мне показалось, он думает о своем.

— Конечно, конечно, — примирительно буркнул он. — Кстати, я сегодня довольно долго провисел на телефоне, беседовал с одним детективом из Индианы. С вашим приятелем Брюером. Он сказал, что тоже имел удовольствие с вами побеседовать.

— Приятный человек.

— Да? Мне, кстати, тоже так показалось. Правда, у него родились кое-какие забавные идеи по поводу вас, мистер Пери. — Теперь лицо Тарджента было так близко, что почти касалось моего. Подсветка приборного щитка делала его зеленоватым.

— Да уж, это точно, — буркнул я.

Пикап стоял на месте, но двигатель работал, а я продолжал упорно разглядывать рукоятку переключения передач. В голове у меня внезапно промелькнула шальная мысль: что, если резко рвануть ее на себя и дать по газам? Может, тогда мне удастся избавиться наконец от Тарджента? Или он так и повиснет на дверце моего пикапа, словно клещ, намертво вцепившись в него пальцами?

— Угу. Так вот, этот парень, Брюер, высказал одну свою теорию, которая на первый взгляд показалась мне довольно-таки дикой, — безмятежно продолжал Тарджент. — То есть я хочу сказать, выглядит она точь-в-точь как сценарий для какого-нибудь дерьмового телевизионного фильма. Ну да неважно. Так вот, в этом его сценарии, значит, есть два главных героя, два старых любовника, которые вновь вспомнили о былой любви — разумеется, втайне от всех. Старая любовь не забывается, верно? Чувства их вспыхнули ярким пламенем, и тут вдруг им пришла в голову сумасшедшая идея избавиться от мужа. Зачем, спросите вы? Ну, во-первых, чтобы не путался под ногами, но не только поэтому. Выяснилось, что бедняга, оказывается, набит деньгами по самое некуда. К тому же наш герой-любовник — по сценарию нашего копа из Индианы, роль главной звезды в этом фильме отводится вам — вроде как еще несколько лет назад нарисовал зуб на этого парня, мужа своей бывшей пассии, которую тот увел у него из-под носа. Как-то раз даже избил его чуть ли не полусмерти. Ну, да вернемся к нашей парочке. Итак, они решают избавиться от надоевшего мужа и выводят его из игры? Но, проклятье, оказывается, что в этом случае им достанется только половина его кубышки. А вторая половина отойдет его сынку, который, как на грех, куда-то пропал и никто не знает, где он. Как-то это неправильно, считают они. Но что, если парень вдруг тоже возьмет да и помрет ненароком? Очень удобно, верно? И вот с этого-то момента, как мне кажется, сюжет начинает развиваться слишком быстро. Только тут он из полнометражного художественного фильма превращается в обычный дерьмовый телесериал. Итак, наши герои пытаются представить все так, будто сын кончает с собой. Совершает самоубийство — даже при том, что у парня нет для этого ни единого мотива, даже при том, что он в скором времени должен унаследовать папашины миллионы. А потом — и тут наступает тот самый момент, когда любой голливудский режиссер, увидев наш фильм, просто начал бы плеваться огнем, поскольку в этом месте сценарий теряет всякую достоверность, — единственным свидетелем самоубийства парня, пасынка нашей дамочки, становится тот самый человек, которого подозревают в убийстве ее мужа! — Хмыкнув, Тарджент покачал головой. — Я имею в виду, ну не смешно ли? Главный подозреваемый в убийстве мужа, первая любовь богатой и безутешной вдовы — и он же единственный, кто собственными глазами видел, как парнишка пустил себе пулю в голову?! Бред какой-то, вам не кажется?

— А ну выметайтесь ко всем чертям из моей машины! — бросил я, и демонстративно взялся за ручку переключения передач, дав понять, что все это мне уже надоело.

— Ну-ну, потише, Перри! Чего вы так распетушились? Я-то тут при чем? Это не я так думаю, это теория того парня из Индианы!

— Отойдите от машины.

— Не спешите не спешите, Перри! Боюсь, тут вам не проехать — дорожку мы заблокировали.

Вместо ответа я снял ногу с педали тормоза, и пикап мягко покатился вперед. Тарджент, держась за ручку двери, старался не отставать. Потом я поставил ногу на педаль газа, и Тарджент благоразумно отпрыгнул в сторону, не став дожидаться, пока пикап потащит его за собой. До патрульных машин, перегородивших дорожку к дому, оставалось метров десять. Я резко вывернул руль влево, съехал с дорожки и рванул напрямик через лужайку. До того места, где не росло ничего, кроме травы, было недалеко, но вдруг откуда ни возьмись перед носом моего пикапа появились какие-то декоративные кусты. Плюнув, я проломился сквозь них, в очередной раз поздравив себя с тем, что отдал предпочтение «силверадо», а не «тойоте приус». Именно в такие моменты, как сейчас, и понимаешь, что не прогадал. От кустов, само собой, осталось одно воспоминание. Покончив с ними, я снова вывернул руль, теперь уже в обратную сторону, сделал крутой вираж и поддал газу. Мне было слышно, как покрышки моего пикапа рвут мокрую траву. Я пронесся мимо патрульных машин, уничтожил по дороге еще один куст, некстати оказавшийся на моем пути, и вновь выскочил на дорожку.

— Слава богу, у нее хватит денег на садовника, — громко сказал я, не чувствуя ни малейших угрызений совести за те разрушения, что оставил на лужайке Карен. Пулей промчавшись по дорожке, я еще раз крутанул руль и выскочил на дорогу. Позади меня взревел двигатель патрульной машины, однако фар в зеркальце заднего вида я не заметил и решил, что это чертовски здорово. В конце концов одна ночь за решеткой в неделю — более чем достаточно. По крайней мере для меня.


— Ты не забыл, что я говорил тебе насчет мульчи?[12] — сварливо поинтересовался Джо. — Ты не можешь просто раскидать ее по участку, а потом разровнять эти кучи граблями. Так не пойдет, слышишь? Слой должен быть ровный и гладкий. Ну, как одеяло, соображаешь?

Я с трудом поднял голову и посмотрел на него — пот градом катился у меня по лицу. Честно сказать, я с трудом удерживался, чтобы не вытянуть его граблями по спине. Сам Джо удобно устроился на плетеном стуле в десяти метрах от меня. Завернувшись в немыслимых размеров куртку-парку, которую, следуя логике вещей, ему не было нужды выуживать из кладовки еще добрых два месяца, он с удовольствием потягивал маленькими глотками горячий кофе и придирчиво оглядывал мою работу.

— Послушай, — буркнул я, — ты и без того уже достаточно обнаглел, заставил меня горбатиться на твоем участке. И потом, эту самую мульчу ты ведь обычно разбрасываешь весной. А сейчас осень! И вообще — терпение у меня уже на исходе.

— Если бы ты знал хоть что-то о том, как следует готовить сад к зиме, ты бы этого не говорил, поскольку это все чушь. Мульчу кладут осенью. А потом еще раз, уже весной. Так что это большая разница.

Ну, конечно, огромная разница, черт бы тебя побрал! Отвернувшись от него, я помотал головой, снова схватился за грабли и принялся разравнивать проклятую мульчу. До того как Рут, жена Джо, умерла, ее садовые цветы славились по всей округе. Когда ее не стало, инициативу перехватил Джо. Не знаю, как он заставил себя это сделать, ведь раньше он даже не глядел на цветы. Поэтому неудивительно, что Джо занимался этим с несколько большим рвением, чем это требовалось по моему мнению. И вот теперь, когда его рука и плечо все еще плохо действовали, он рекрутировал меня помочь ему подготовить сад и лужайку к зиме. Я особенно не возражал — до того момента как Джо выволок на лужайку плетеный стульчик, плотно уселся и сообщил мне, что намерен исключительно руководить процессом.

— Разве ты меня не слушал? — поинтересовался я.

— Слушал. Но мне гораздо легче слушать, когда я вижу, что ты все делаешь правильно.

Я продолжал мерно размахивать граблями, разравнивая кучи мульчи, и попутно рассказывал ему о своих приключениях в Индиане. Я выложил ему все вплоть до моей стычки с Тарджентом прошлым вечером. По глазам Джо было видно, что все его мысли крутятся исключительно вокруг мульчи, однако время от времени он хмыкал, так что, возможно, кое-что из моих слов до него все-таки дошло.

— Ну вот, теперь не только копы из Индианы, но и наши, местные, ждут не дождутся возможности вздернуть меня — только уже не за одно убийство, а за два сразу, — проворчал я.

— Да… работенка тяжелая даже для такого здоровяка, как ты. За день изрядно намахаешься граблями, верно? Ну, одно убийство, это еще куда ни шло. Но два, по-моему, уже перебор, — покрутил головой Джо.

— Да. Мне почему-то показалось, что на копов это также произвело впечатление.

— А что Карен?

— Тебя интересует, удалось ли мне произвести впечатление и на нее?

— Нет, меня интересует, как она держится в такой ситуации.

— Не слишком хорошо. Но раз уж ты спросил… да, не слишком хорошо — учитывая, в какую семейку она вошла после свадьбы.

— Мне кажется или в твоем голосе действительно слышится злорадство?

— В моем? — удивился я.

— В твоем, в твоем. Знаешь, терпеть не могу сообщать печальные новости, но… Понимаешь, мне кажется, луковицы многолетников ты заглубил недостаточно.

— Так что за плохие новости?

— Я же говорил тебе — пятнадцать сантиметров минимум! — рявкнул Джо. — Ты должен засыпать их как следует, если хочешь, чтобы они пережили зиму. Сажаешь луковицы весной — сажай их поглубже. Это золотое правило каждого садовода.

— Я так и закопал их.

— Мне кажется…

Я со вздохом отставил в сторону грабли и повернулся к нему.

— Что еще за плохие новости, Джо?

Не в силах отвести глаз от грядки, уже приготовленной для посадки, Джо скривился. Потом все-таки очнулся и перевел взгляд на меня.

— Ну, тебя лично это не касается, однако ситуацию, в которой оказалась Карен, здорово осложняет.

— Объясни, что ты, черт побери, имеешь в виду, — потребовал я.

— В то же самый день, когда ты махнул в Индиану, мне позвонил Кэл Ричардс, помнишь его? Похоже, Тарджент расспрашивал его о тебе, все выпытывал, не было ли в твоем прошлом случая, чтобы ты пытался обработать какого-нибудь беднягу лезвием опасной бритвы.

Кэл Ричардс — детектив из отдела убийств — служил в департаменте полиции Кливленда. Прошлым летом нам с ним пришлось столкнуться во время одного расследования — тогда мы неплохо поработали вместе.

— Дай-ка попробую угадать… Значит, это Кэл посоветовал им надеть на меня наручники? — прищурился я.

— Нет, ну что ты — держу пари, Кэл наверняка только что вернулся из отпуска или что-то вроде этого, во всяком случае, он пребывал в благодушном настроении, поскольку посоветовал им не тратить на тебя время. А они в ответ уверили его, что, в общем-то, всерьез и не рассматривали твою кандидатуру на роль убийцы. Возможно, после того самоубийства в Индиане они передумали, однако Ричардсу они сказали именно так.

— Ладно.

— А Ричардс в свою очередь рассказал мне — ну, естественно, не преминув предварительно напугать меня относительно того, что будет, если кто пронюхает, что он выбалтывает служебную информацию, что Тарджент и его команда очень заинтересовались переговорами, которые покойный Джефферсон вел то ли со своим брокером, то ли с консультантом по финансовым вложениям, короче, с тем парнем, который давал ему советы по финансовым вопросам.

— И что?

Налетел ветерок, игриво взъерошил тонкие, седоватые волосы Джо, поднял их со лба, образовав диковинный хохолок, потом сдул ароматный парок, поднимавшийся над чашкой кофе, которую Джо сжимал в руках, и утащил его с собой куда-то в небо.

— Судя по тому, что рассказал полиции этот тип, Джефферсон пытался выяснить, сколько наличных он сможет собрать и насколько быстро. Он не удосужился объяснить, зачем ему вдруг так срочно понадобились деньги, а когда этот тип поинтересовался, грубо посоветовал ему не совать нос в его дела. Однако, похоже, Джефферсону вдруг позарез понадобилось продать кое-какие акции. И чем больше, тем лучше. И чем скорее, тем лучше.

Я нахмурился.

— Он же был известным адвокатом. Неужели он не мог воспользоваться каким-то трюком иди чьей-то помощью, чтобы скрыть свои активы — если, предположим, подозревал, что сведения о них могут выплыть в процессе какого-нибудь расследования?

Джо сделал гримасу. Нет, не одобрительную — к этому времени мы уже проработали с ним достаточно долго, чтобы я стал настоящим экспертом по части его гримас.

— Если бы он волновался насчет какой-то проверки, разве об этом уже не стало бы известно? Я имею в виду, что против него хотели возбудить дело или что-то в этом роде. Кто-то уже наверняка бы проговорился, что, мол, да, мы действительно интересовались этим типом. Вдобавок я что-то не помню, чтобы кого-то резали бритвой или жгли зажигалкой только за то, что он, предположим, пытался уйти от налогов. Господи, да все «белые воротнички»[13] этим грешат, разве нет?

— Ну, положим, половина преступлений как раз и совершают «белые воротнички», — проворчал я, — иначе говоря, служащие или те, кто занимает высокое общественное положение: взятки, финансовые махинации и так далее. Но, кажется, я догадываюсь, на что ты намекаешь. Тогда что ты сам об этом думаешь?

Джо пожал плечами и глотнул кофе.

— Могу с ходу назвать тебе десяток причин, почему этому типу в один прекрасный день вдруг понадобилось продать свои акции или обналичить все, что у него было на счету. Ты уже выдвинул одно предположение. У меня есть и другое: он внезапно надумал сбежать, поскольку что-то или кто-то ему угрожал. Но ведь у нас нет ни единого доказательства, что дело обстояло именно так. Тогда что остается? Что бы, например, сделал ты, будь у тебя на руках куча наличных?

Я покачался на каблуках, обвел придирчивым взглядом сад с лужайкой, словно кетчер[14], выискивающий основную базу, потом перевел глаза на Джо и, кажется, догадался, куда он клонит.

— Плата. Отступные, — выпалил я. — Думаешь, кто-то шантажировал его? Вымогал у него деньги?

Джо снова пожал плечами.

— Именно это сразу пришло мне в голову — вот тебе и объяснение разговорам Джефферсона с финансовым консультантом. Но если дело действительно в этом, что ж, возможно, со смертью Джефферсона дело не закончится. Долги нужно платить, знаешь ли. Именно поэтому я и спросил тебя о Карен.

Слова Джо заставили меня задуматься. Я вспомнил нашу встречу с Карен, очевидный страх, просто-таки написанный у нее на лице. Черт возьми, она ведь нервничала, да как! Нервы у нее были как натянутая струна — мне вдруг вспомнилось, как она подпрыгнула, выронив бокал с вином.

Неужели дело в деньгах? Может, кто-то вымогает у нее деньги?

— Не стоит придавать этому слишком большое значение, — остановил меня Джо. — Это ведь всего лишь гипотеза, мое предположение, не более того. Единственная важная деталь, которую я узнал от Ричардса.

Я стряхнул ошметки мульчи с перчаток, снял их и сунул в карман. Джо встал и, воспользовавшись здоровой рукой, кое-как сложил стул, на котором сидел.

— Я думаю, неплохо бы тебе с этого дня держаться подальше от всего, что связано с этим делом, Перри.

— Слишком поздно, Джо. Но все равно, спасибо за совет.

Он еще раз напоследок скривился, глядя на цветочную грядку, и в очередной раз недовольно покачал головой. Судя по выражению его лица, результаты моего каторжного труда не привели его в восторг, но, видимо, поразмыслив, Джо решил, что с этим можно подождать до весны.

— Тебе сегодня нужно на физиотерапию?

— Нет. Только завтра.

— Ладно. Что ж, поеду-ка я, пожалуй, в офис. Нужно позвонить кое-кому из наших любимых адвокатов, поинтересоваться, нет ли у них что-нибудь новенького для нас с тобой. Иной раз этим ребятам стоит напомнить о своем существовании, иначе они и не почешутся, чтобы послать нам клиентов.

Это было как раз то, с чем Джо вполне мог бы мне помочь, поскольку это было ему по силам. Поэтому я просто стоял и ждал, проглотит ли он наживку.

— Надеюсь, ты не собираешься спрашивать их о Джефферсоне? — насупился Джо.

— Нет-нет, ничего такого, — заверил я его.

Он кивнул и побрел к дому.

— Спасибо, что помог привести в порядок двор. Удачи, Линкольн.

Я распрощался. Потом вышел на улицу, отпер дверь пикапа, вскарабкался в кабину и повернул ключ в замке зажигания.

Удачи. То же самое я сказал Карен вчера вечером. До того как уехал, оставив ее один на один с ее проблемами. Что это, неужели совпадение? Конечно, совпадение, а что же еще?

Глава 10

День тянулся медленно. Нет, работа у нас была, но ничего такого, что бы требовало каких-то особенных усилий, — словом, обычная рутина. В основном работа за компьютером, розыск скрывающихся от кредиторов, поиск нужных документов… Уже около пяти я покончил с делами, вернулся домой, переоделся и спустился в тренажерный зал.

Поработав часок с гантелями и штангой, я отправился на пробежку. Октябрь — один из моих любимых месяцев в году, может, потому, что бегать трусцой в октябре приятнее, чем в другие месяцы: воздух уже достаточно прохладный, чтобы бодрить, но еще не настолько холодный, чтобы обжигать легкие. Я бегал около получаса, пробежал через Роки-Ривер-Драйв, потом спустился вниз по склону холма, в парк, снова поднялся на мост. Там легко коснулся рукой кованой железной опоры моста, как делал всякий раз, когда пробегал по нему, в память о том дне, когда мой партнер едва не погиб в реке прямо под этим местом; своего рода «спасибо» за то, что он этого не сделал. Назад в тренажерный зал я прибежал в мокром от пота свитере и, уже почти задохнувшись, завернул за угол здания и увидел на парковке машину Эми.

Я перешел на шаг, сердце колотилось чуть ли не в горле, грудь тяжело вздымалась. Поначалу я просто обрадовался, но потом поймал себя на том, что злюсь. Последний раз, когда мы виделись, Эми тоже сердилась — ну, скажем, была слегка раздражена, — и с тех пор мы еще не разговаривали.

Должно быть, она поглядывала в зеркальце, потому что открыла дверцу машины и выпрыгнула из своей «акуры» еще до того, как я успел подойти. На ней были джинсы и длинный жилет на пуговицах поверх белого топика, как всегда, микроскопического размера и туго облегающего ее формы. Выглядела она прекрасно — впрочем, тоже как всегда.

— Привет, — бросил я. Я уже давно и с привычной ловкостью пользовался этой уловкой — произносить ничего не значащие фразы.

— Привет, — ответила она. В руке у Эми был листок бумаги. Я заметил, что она хмурится. — Похоже, я не прогадала, отказавшись съездить с тобой в Индиану, верно?

— Ты разговаривала с Джо?

— Нет.

— Тогда откуда эти сведения?

— Отсюда. — Она сунула мне листок. Это была распечатка с надписью вверху «Ассошиэйтед Пресс».[15] В выходных данных значилось «Моргантаун Инд.». Заголовка не было, однако уже из первой фразы было ясно, чему посвящена статья.

«Единственным свидетелем самоубийства, которое произошло в Моргантауне во вторник вечером, стал частный сыщик из Огайо, который, по слухам, как-то связан с недавно убитым отцом нынешней жертвы».

Я вскинул на нее глаза, заметил хмурое выражение ее лица.

— Где ты это взяла?

— В редакции. Статья об этом уже готовится, выйдет завтра утром.

— Что?!

Эми кивнула.

— Знаю, что ты расстроишься, но нет ни малейшего шанса, что я смогу отговорить нашего редактора опубликовать это. Особенно сейчас, когда убийство Джефферсона занимает первые полосы всех газет. Эта репортерша из Индианы, должно быть, на дружеской ноге с большинством местных копов, судя по тому количеству информации, которую ей удалось раздобыть. Проклятье! Самоубийства обычно мало кого интересуют — ну, если, конечно, самоубийца не знаменитость, не известный государственный деятель и не какая-нибудь важная шишка. Кстати, это одна из немногих тем, где мы, газетчики, стараемся проявить максимум уважения к частной жизни.

Я застонал. А потом прямо там, на парковке, поспешно пробежал глазами статью. Да, похоже, эта журналистка из Индианы действительно водит дружбу с местными копами. Там было не так уж много цитат, просто обычная в таких случаях оговорка «по словам представителей полиции», но я хорошо понимал, что источником всех этих сведений был не кто иной, как Брюер. В статье упоминалось мое имя, а также то, что меня продержали до утра в тюрьме, обвинив в том, что вел в Индиане расследование, не имея соответствующей лицензии, — но это мог сообщить любой полицейский. Зато детали, я имею в виду мои прежние отношения с Карен, история о том, как я зверски избил ее мужа и кое-что еще — все это явно было делом рук Брюера.

— Вполне возможно, он сам обратился к ней за помощью, хотел, чтобы агентство протрубило об этом на весь мир. — Я со злостью скомкал листок. — Хочет, чтобы мне стало жарковато. Проклятый сукин сын и впрямь уверен, что я замешан в этом деле.

— Какой сукин сын?

Я вздохнул и устало потер глаза.

— Да, ты же ведь ничего не знаешь обо всей этой истории. Думаю, пора тебе рассказать. Ладно, пошли.

Мы поднялись ко мне в квартиру, Эми присела на диван, а я, взяв бутылку с водой, принялся жадно пить, привалившись к стене, а попутно рассказал ей о своих приключениях. Эми слушала с неподдельным интересом, однако слишком уж спокойно, что было совсем на нее не похоже: сидела тихо, как мышка, не задала ни единого вопроса, при том, что обычно мне приходилось то и дело шикать на нее, чтобы не перебивала и дала мне договорить.

— Ты не будешь возражать, если я быстренько приму душ? — спросил я, почувствовав, что совершенно выдохся. Пот, которым пропиталась вся моя одежда, пока я качался в тренажерном зале и пока бегал, начал подсыхать, кожу неприятно пощипывало, и я просто умирал от желания помыться и переодеться.

— Давай.

Я ушел. Когда вернулся, Эми по-прежнему сидела на кушетке. Телевизор работал, но звук она приглушила, правда, на экран Эми не смотрела, предпочитая разглядывать стену.

Я двинулся было к кушетке, собираясь присесть рядом, однако даже на расстоянии почувствовал что-то вроде пульсирующего и потрескивающего защитного поля вокруг нее, и это подсказало мне, что было бы благоразумнее держаться от нее подальше. В результате я устроился на полу, подняв голову, чтобы видеть ее лицо.

— С тобой все в порядке?

Эми кивнула.

— Да. Правда, мне, наверное, следует попросить у тебя прощения, Линкольн. Тогда, во время нашего разговора, я, кажется, наговорила тебе лишнего… в общем, погорячилась. Зря я так напустилась на тебя.

— Все в порядке, Эми.

Она досадливо передернула плечами, но ничего не сказала.

— Нужно всегда говорить, что думаешь, обо всем, что у тебя на уме, — наставительно проговорил я. — Только так и можно жить, уверяю тебя.

— Даже так? Тогда почему я никогда не знаю, что на уме у тебя?

— Потому, что я пустой, легкомысленный, не очень умный человек. Короче, дурак. Потому что у меня в голове сквозняк.

Она расхохоталась.

— Хороший аргумент!

Мы немного помолчали. Я гадал, о чем думает Эми — возможно, надеется, что я возьму инициативу на себя, попытаюсь вновь вернуться к разговору, который начала она сама на парковке перед моим домом в то утро, когда я уезжал в Индиану. Но если и есть что-то, в чем я так же не силен, как в искусстве поддерживать хорошие отношения, так это умение эти самые отношения выяснять. Этакий любитель поговорить, не желающий обсуждать то, что по-настоящему важно. Ну и кто я тогда, интересно? Пустой, легкомысленный, не очень умный человек? О-хо-хо… возможно, я не так уж сильно погрешил против истины, когда это сказал.

— Похоже, последние несколько дней выдались для тебя нелегкими, — проговорила наконец Эми. Возможно, только для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Э-э-э… да. — Я опустил голову и глубоко вздохнул. — Да уж. Ко всему прочему, это были чертовски долгие для меня дни.

Эми потянулась ко мне, ее прохладные пальцы скользнули по моей шее, потом принялись осторожно разминать то место, где спинные мышцы смыкаются с шейными. Я благодарно вздохнул, потом покрутил головой, с наслаждением чувствуя, как сковывающая их свинцовая усталость постепенно уходит. Ее маленькие, изящные руки были на удивление сильными. Мне казалось, все мое тело разом вдруг куда-то исчезло, осталась только небольшая часть его — верхняя часть лопаток, та самая, которой сейчас касались ее руки. Их легкое прикосновение напоминало мне — и уже не в первый, а по крайней мере в пятисотый раз, — как отчаянно я хотел ее.

«Есть какие-нибудь идеи насчет того, что это значит, когда твоя дружба с кем-то начинает издавать такие звуки: сначала „чих-чих“, а потом „кланк-кланк“? — А то как же! Это значит, что ты у нас совсем закомплексованный. — И что тогда делать? — Перестать бояться».

Она повозилась с моей спиной еще пару минут, потом отодвинулась, но напоследок игриво царапнула коготками мою шею и только после этого убрала руку. Я шумно выдохнул, повертел головой и поднял на нее глаза.

— Спасибо.

— На здоровье. Похоже, ты здорово в этом нуждался.

— Больше, чем ты можешь себе представить.

Я уперся ладонями в пол, оттолкнулся и, одним рывком оторвавшись от него, оказался на кушетке возле нее. Эми, уютно свернувшись клубочком в углу, с интересом наблюдала за моими манипуляциями. А я, глянув на нее, внезапно задал себе вопрос: почему, когда она рядом, я всегда становлюсь таким нерешительным, почему так боюсь сделать первый шаг? Чего я жду? На первый взгляд логика моих поступков была ясна и безупречна — как показывает опыт, мое умение поддерживать романтические отношения с женщиной, как ни печально это признавать, оставляло желать лучшего. А дружба с Эми слишком много для меня значила, чтобы я рискнул ее потерять. Возможно, Грейс в чем-то права… возможно, мне действительно пора перестать бояться, что что-то может пойти не так, а стоит постараться, чтобы все стало просто замечательно? И, может быть, этот момент как раз настал.

Обуреваемый этими мыслями, я уже потянулся к ней, когда она вдруг одной фразой вернула меня с небес на землю:

— Знаешь, по-моему, мне пора перестать думать о тебе, как о мужчине, с которым у меня, возможно, что-то будет.

Ее слова застали меня врасплох — я застыл, точно пораженный громом, в несколько странной позе, наполовину согнувшись и даже слегка скособочившись. Потом резко отодвинулся от нее.

— Не понял…

— Из этого же ничего не выйдет, согласен? Да ты и сам это понимаешь. Мы же вечно кидаемся друг на друга и грыземся, точно кошка с собакой. Добрую половину того времени, что проводим вместе, мы ругаемся, хотя мы просто друзья. Слишком уж мы похожи. Выходит, мы приняли правильное решение… или ты его принял за нас обоих, а мне просто нужно смириться с этим, согласиться с тобой и постараться быть тебе благодарной. Прости меня, Линкольн. В конце концов, хорошего друга в наше время так трудно найти — и так горько потерять. И я не хочу, чтобы так случилось с нами.

До этого я не то что собирался поцеловать ее… Нет, не совсем так. Однако у меня было чувство, будто я уже настроился это сделать, и вот теперь окончательно растерялся — у меня появилось такое ощущение, будто я барахтаюсь, отчаянно пытаясь ухватить нить разговора.

— Э-э-э… тебе не за что извиняться, — невнятно промычал я.

— Я была настолько глупа, что во время нашего последнего разговора позволила своим эмоциям взять над собой верх, только и всего. Тот вопрос, что я тогда тебе задала — насчет того, были ли у тебя с кем-то продолжительные отношения за те два года, которые мы знакомы… Так вот, такой вопрос мне следовало бы почаще задавать себе самой.

— Вообще говоря, я думал…

— Проклятье! — Ее взгляд метнулся к часам.

— Что? — всполошился я.

— Я еще двадцать минут назад должна была встретиться с приятельницей — мы договорились вместе выпить кофе. А вместо этого засиделась у тебя и совершенно забыла о времени! Я ведь собиралась только заскочить к тебе ненадолго показать статью и извиниться, и все.

Она уже была на ногах и лихорадочно озиралась по сторонам, разыскивая взглядом сумочку.

— Но ведь мы же не договорили! — запротестовал я. — Нельзя же вот так прервать разговор и сделать вид, что ничего не было…

Я проводил ее до дверей. Уже на ходу она рассеянно кивнула.

— Конечно, Линкольн. Когда-нибудь мы обязательно вернемся к этому, но сейчас мне действительно пора бежать. Извини. Я тебе скоро позвоню, обещаю.

— Очень надеюсь на это. — Но мои слова повисли в воздухе, отскочив от двери, которую Эми уже захлопнула за собой.

Минутой позже, очнувшись, я кубарем скатился с лестницы и выскочил на парковку в надежде догнать ее. Не знаю, зачем я это сделал, ведь я слышал шум отъехавшей машины. Парковка была пуста, судя по всему, ни одной из «сов» не пришло в голову на ночь глядя посетить тренажерный зал, поразмять кости. Я стоял, глубоко засунув руки в карманы, подставив лицо зябкому октябрьскому ветру, и какое-то время невидящим взглядом таращился в пространство перед собой. Было довольно холодно, но мне не хотелось возвращаться к себе наверх. Я закрыл дверь, запер ее на замок, потом прошел до угла, свернул и двинулся на запад вверх по Лорейн.

К этому времени я знал Эми уже полтора года, с каждым месяцем мы все больше и больше времени проводили вместе, и я, дурак этакий, даже не пытался сделать так, чтобы наши отношения переросли в нечто большее, чем просто дружба. А потом, в тот вечер, когда она недвусмысленно сообщила мне, что рассматривает их как некую неизменную величину, намекнула, что сложившаяся ситуация ее вполне устраивает, я вдруг очнулся и сообразил, что созрел для того, чтобы попытаться все изменить. Классно! Да уж, по части умения выбрать подходящий момент мне поистине нет равных.

Я побрел по левому берегу Роки Ривер, спустился до Четфилда, а потом зашагал к востоку, стараясь двигаться по кругу, насколько это вообще возможно в большом городе, где архитектура придерживается ломаных линий и прямых углов. Какая-то машина, обогнав меня, припарковалась у кромки тротуара перед зданием с гигантской надувной фигурой ведьмы, сидящей на метле, ее лицо под островерхой черной шляпой светилось зловещим зеленым светом. До Хэллоуина оставалась всего неделя. Спохватившись, я внезапно сообразил, что двигаюсь к дому Джо, но делая это машинально, сам того не осознавая. Скорее всего, Джо еще не спит, вероятно, сидит перед телевизором, смотрит свой любимый канал ESPN Classic, по которому показывают какую-нибудь давнишнюю игру, но я не знал, так ли уж мне хочется зайти к нему и вывалить на него все эти новости. Возможно, мне просто не хотелось беспокоить его так поздно, а может, по мере того как шло время, Джо все меньше чувствовал себя моим партнером и все больше превращался в парня, с которым мне когда-то доводилось вместе работать.

Еще несколько зданий вверх по Четфилду были украшены в том же праздничном духе, в окнах весело скалились и подмигивали фонари из тыкв, а среди ветвей деревьев приплясывали на ветру фосфоресцирующие скелеты. Любой праздник начинает выглядеть дико, когда ты размышляешь на тему о том, с чего он начинается и чем заканчивается. Но Хэллоуин по этой части может дать сто очков вперед любому из них.

Я шел достаточно быстро, так что дыхание, срываясь с моих губ в виде облачка белого пара, обгоняло меня, словно дымок паровоза. Руки у меня по-прежнему были в карманах, для тепла я плотно прижал их к телу. Все еще слегка влажные после душа волосы совсем намокли, и мне сразу стало зябко, но сейчас меня это не слишком волновало. Я даже поймал себя на мысли о том, что вовсе не прочь простудиться. Кстати, простуда не самая худшая вещь из того, что могло со мной приключиться, учитывая, что тогда я смогу с чистой совестью остаться дома, лежать в постели, отгородившись от всего мира и тех пинков, которые он еще уготовил мне.

Тот, кто набросился на меня, судя по всему, бежал по траве, а не тротуару, именно этим, скорее всего, объясняется то, что я не слышал его шагов у себя за спиной до самой последней минуты. Я слышал, как открылась, а потом захлопнулась позади дверца машины, но решил, что кто-то приехал в дом, перед которым я заметил ведьму, поэтому мне и в голову не пришло обернуться. Только в последнюю минуту я покосился через плечо, сообразив, что кто-то нагоняет меня, — и в этот момент он меня ударил. Это был страшный удар, от которого голова моя мотнулась назад, а тело отлетело в сторону. Я ударился плечом о дерево, а потом тяжело рухнул на землю.

Я упал на спину, что было довольно удачно, поскольку давало возможность хоть как-то защититься от следующего нападения незнакомца, который в данный момент казался просто темным силуэтом на фоне неба. Лицо его пряталось в тени, но даже без этого я вряд ли смог бы разглядеть его под низко надвинутым на лоб козырьком бейсболки. Он ринулся на меня, словно коршун на зайца, но я, собравшись с силами, оттолкнулся от земли, поднырнул под него и кинулся вперед — его кулак просвистел в воздухе в каком-то сантиметре от моего лица. Судя по тому звуку, с которым его рука разрезала воздух возле моего уха, я сообразил, что он сжимает в ней какое-то оружие и, скорее всего, довольно увесистое. Вовремя заметив мое движение, мужчина ловко и проворно отскочил назад, но, вместо того чтобы с размаху нанести мне следующий удар в челюсть, просто крутанулся и рывком выбросил вперед правую руку, снова целясь мне в голову, но на этот раз быстрым, скользящим движением наотмашь. Удар был нанесен настолько быстро и с такой ошеломляющей силой, что я еще успел почувствовать во рту солоноватый привкус крови. А потом мгновенно провалился в темноту.

Глава 11

Первая же мысль, которая пришла мне в голову, как только я вновь очнулся, наполнила меня нескрываемым ужасом — я ослеп. Я приходил в себя медленно, в голове у меня стоял туман — кажется, это состояние называется «грогги».

Потом я вдруг, как от толчка, сморщился от боли и отчаянно заморгал, стараясь сфокусироваться и разглядеть хоть что-нибудь вокруг себя. Но тщетно — все было погружено во мрак, и вот тут-то я наконец познал настоящий ужас, подобного которому я никогда в жизни еще не испытывал. Несколько непередаваемо жутких, секунд я был совершенно уверен, что потерял зрение, Возможно, навсегда. Потом вдруг почувствовал у себя на лице какую-то тряпку и сообразил, что у меня на голове нечто вроде повязки, но очень скоро понял, что на голову мне натянули холщовую сумку, ручки от которой туго стянули сзади на шее.

Кто-то потыкал меня под ребра.

— Эй, ты очнулся?

Мало-помалу ко мне возвращались и остальные чувства, и я начал ощущать твердую землю под собой, мокрую траву за спиной, боль в заломленных назад руках, нет, не в наручниках, просто туго стянутых одним из тех тонких, но невероятно прочных шнуров, которыми иногда вместо наручников пользуются копы. Сумка, которую мне натянули на голову, совершенно не пропускала света. Я облизал сухие потрескавшиеся губы и содрогнулся от боли, прикоснулся языком к рваной ране, отчего у меня во рту снова появился противный привкус меди. Чуть выше правого уха внезапно возникла сверлящая боль, Усиливающаяся с каждой минутой.

— Скажи же что-нибудь, — еще один тычок под ребра, скорее всего, носком ботинка.

— Сними сумку с моей головы, ублюдок, — прохрипел я.

В ответ раздался смешок.

— Ага, значит, все-таки очухался!

— Сними сумку, тебе говорят. Я не могу дышать.

Не успели эти слова сорваться у меня с языка, как я почувствовал, что на самом деле не могу дышать. Мне пришлось сделать над собой невероятное усилие и не поддаться паническому страху. Не хватало еще опуститься до того, чтобы хватать воздух широко открытым ртом.

— Думаю, ты не захочешь, чтобы я снял с твоей головы эту сумку. Потому что на самом деле эта сумка — твой единственный, неповторимый шанс, который я готов предоставить тебе, Линкольн Перри, шанс немного поговорить. Потому как выбор у тебя невелик — поговорить или сдохнуть. Ну как, ты по-прежнему хочешь, чтобы я освободил твою голову от этой сумки?

Чья-то рука, опустившись сверху, ухватилась за сумку, прихватив заодно и прядь моих волос, и рывком вздернула меня вверх. Как только я оказался на коленях, меня тут же отпустили.

— Хватит валяться.

Стоя на коленях со связанными за спиной руками и каким-то мешком на голове, я чувствовал себя примерно так же, как висельник, перед тем как выбьют скамейку у него из-под ног. Качнувшись, я попытался подняться на ноги, однако он приставил ногу чуть ниже моих лопаток — обойдясь без особых церемоний — и резким тычком заставил меня вновь опуститься на колени.

— Никаких резких движений. Просто стой смирно и говори. И лучше делай, как тебе велят, если хочешь вернуться домой.

Я снова облизал губы, но добился только того, что подсохшая было кровь, став жидкой, попала мне в рот.

— Кто вы такой?

— Человек, с которым у тебя чертовски много общего, — проговорил он. — Это, кстати, одна из причин, по которой я предпочитаю, чтобы ты говорил, вместо того чтобы смотреть, как ты умираешь. Да, между нами есть некоторое сходство, очень даже есть.

Я молчал, ожидая продолжения.

— Тебе не нужно знать, кто я такой, Линкольн Перри. Достаточно того, что мне известно, кто такой ты, вот это по-настоящему важно, все остальное не имеет значения. Я знаю, кто ты, мне известно, как ты распорядился своей жизнью, и кто в этой жизни для тебя что-то значит. Я знаю, что прошлым вечером ты навестил Карен Джефферсон, что сегодня утром ты работал в саду за домом твоего напарника и что вечером ты провел некоторое время в компании той хорошенькой репортерши — все это мне известно. У нее, кстати, был расстроенный вид, когда она уходила. Интересно, что ты сказал, чтобы испортить девушке настроение?

— Сказал, что испытываю странное пристрастие к сексуальным играм — со связанными за спиной руками и мешком на голове.

Он рассмеялся.

— Неплохо, Линкольн. Приятно видеть, как быстро ты приходишь в себя, стараешься скрыть свой страх. Браво! Прекрасная попытка! Только не вздумай заходить слишком далеко, слышишь?

Я услышал какой-то клацающий звук, на редкость неприятный, поскольку я хорошо его знал: это дослали патрон в патронник. А потом вдруг почувствовал прикосновение чего-то холодного, металлического к своему затылку.

— Продолжай бояться, Линкольн. Потому что я человек,которого тебе следует опасаться, неважно, что я говорил насчет того, чтобы отпустить тебя домой. Помни об этом.

Дуло отодвинулось от моей головы — только тогда я понял, что до боли прикусил свою и без того разбитую в кровь губу.

— Ты причиняешь мне кое-какие проблемы, — снова заговорил он. Обойдя кругом, он зашел мне за спину, потом наклонился, и я почувствовал, как его дыхание защекотало мне ухо. Вокруг все словно бы вымерло: я не слышал ничего, кроме шороха ветра да его голоса. Где бы мы ни находились, это было какое-то уединенное место. Сказать по правде, этот факт не добавил мне уверенности в себе.

— Однако мне кажется, ты сделал это ненамеренно, — продолжал он. — Скажем так: тебе просто не повезло, и у меня возникли проблемы. Но теперь мне придется как-то с ними справиться.

— Валяй, — просипел я, чувствуя, как мои кровоточащие губы трутся о грубую поверхность сумки.

— Так что произошло в Индиане? Зачем тебя вообще понесло туда? И что там случилось?

Какое-то время я молчал — до той минуты, пока не сообразил, до какой степени нелепо и бессмысленно выглядит мое «геройство». Если я не заговорю сам, он наверняка заставит меня заговорить. Оно бы, конечно, неплохо, если бы я мог хоть как-то защищаться, однако защищаться мне было нечем. К тому же что я мог рассказать такого, чего бы он не мог узнать и без меня? Для этого требовалось просто заглянуть в газету.

— Я поехал, чтобы отыскать сына Джефферсона. Я должен был сказать ему, что его отец мертв и что он теперь богат. Но, когда я нашел его, он застрелился прямо у меня на глазах.

— Долго ты пробыл с ним?

— Пару минут, самое большее.

— Он говорил с тобой?

— Да.

— Что он тебе сказал? — Его голос вдруг стал пронзительным.

Я заколебался.

— Что он сказал, я спрашиваю?!

— Сказал, как тебя зовут, и в какую игру ты играешь, — брякнул я. — А дюжина копов уже мчатся сюда на всех парах.

На какое-то мгновение наступила тишина, а потом он меня ударил. Это был резкий, ошеломляющий удар, он пришелся мне по почкам. Я рухнул ничком, а поскольку у меня не было никакой возможности вытянуть вперед руки, чтобы как-то смягчить падение, то ударился лицом о землю. Он дал мне несколько секунд, чтобы вдохнуть запах мокрой травы, а потом его пальцы снова вцепились в сумку, прихватив мои многострадальные волосы, и он рывком оторвал меня от земли.

— Зачем? — прорычал он. — Зачем ты это сказал? Для чего ты солгал — ведь у тебя нет ни единой причины лгать мне?!

— Потому что мне осточертела эта сумка, придурок!

Он снова выхватил оружие — холодное, металлическое дуло уткнулось в мой затылок.

— А теперь я снова тебя спрашиваю: что этот человек говорил тебе?

Я чувствовал, как теплая струйка крови щекочет мне подбородок. Молчал я долго.

— Он сказал, что у тебя есть причина, — заговорил я наконец. — А все, что есть у меня, это просто жадность. Он считал, что я тебя знаю, думал, что ты приехал со мной. Он так и сказал. А потом сунул дуло револьвера себе в рот и спустил курок.

— Ты лжешь!

— Ты это и в прошлый раз говорил. — Я устало пожал плечами. — Уж выбери что-нибудь одно, будь любезен.

Его рука снова вцепилась в сумку, больно дернув меня за волосы.

— Я же говорил, у нас много общего. Мне известно, что ты сделал с Джефферсоном, и я знаю, что он сделал с тобой. Именно поэтому я восхищаюсь тобой, больше того — именно поэтому я тебе сочувствую. Но цена, которую тебе пришлось за это заплатить… те беды, которые ты не заслужил и которые выпали на твою долю. Думаешь, меня это трогает, Линкольн? Нисколько. Ты видел его в самый счастливый день его жизни, а я — в самый страшный для него день. Я вернулся, чтобы рассчитаться по счетам.

— Ты убил его.

— Да. И должен был бы убить его сына. Но потом ты перебежал мне дорогу. И меня это не слишком обрадовало.

— Какое отношение ко всему этому имеет его сын? Он-то тут при чем?

— При том! Этот маленький кусок дерьма среди ночи кинулся звонить папочке, стал просить о помощи, и я отплатил… отплатил за те пять лет. Но это не имеет к тебе никакого отношения. Все это никак не связано с тобой, и я искренне сожалею о том, что мы сейчас здесь, однако, когда ты вдруг сорвался с места и помчался в Индиану, оставив тут нашего покойника, ты создал мне немало проблем. Серьезных проблем, Линкольн. Этим шагом ты спутал мне все карты, испортил мою игру, хотя сам ты, конечно, об этом даже не подозревал. Но теперь нам придется сосредоточиться на другом. А тебе, стало быть, самое время выйти из игры и не путаться под ногами.

— Сосредоточиться на чем?

— Линкольн, ты меня слышишь?

Теперь я уже дрожал с головы до ног. Я стоял на коленях на голой земле, на мне не было ничего, кроме тонкой футболки, которую сердито дергал ледяной ветер, изо рта у меня шла кровь, глаза по-прежнему ничего не видели.

— Держись подальше от Карен, — просипел я. — Как бы ни поступил с тобой Джефферсон, Карен тут ни при чем. Оставь ее в покое.

И тут я снова услышал его голос, но теперь он говорил со мной, как учитель, раздраженный тупостью непонятливого ученика.

— Похоже, ты так ни черта и не понял! Ты что, оглох? А ну говори! Скажи, что ты не понял!

— Я не понял, — тупо повторил я.

— Конечно, ты ни черта не понял! К счастью для самого себя, Линкольн, ох, к счастью! Потому что теперь я постараюсь сделать так, чтобы ты вернулся к себе домой. Домой, слышишь, Линкольн? Вот там и сиди, ты меня понял? Знаешь, что я пообещал Джефферсону? Что к тому времени, как я закончу, он будет умолять меня о смерти. Уж извини. Сказал, что, когда доберусь до него, даже могила покажется ему уютной и желанной. Не думаю, что он мне поверил. Во всяком случае, сначала. Думал, в его силах этому помешать. Решил, что сможет меня остановить. Но это сначала, а потом… Знаешь, Линкольн, потом он мне, кажется, поверил.

Он присел у меня за спиной и потыкал мне в затылок дулом пистолета.

— Оставь в покое тупую сучку. Ты и без того уже меня разочаровал — для чего тебе вообще было разговаривать с ней? Хотя, думаю, это можно было предвидеть. Но теперь хватит, больше никаких разговоров. Ты меня понял, Линкольн? Еще один твой визит в этот дом — и у тебя появятся такие проблемы, что даже я не разгребу.

Несколько минут вокруг стояла тишина. Потом он поднялся, я слышал и даже чувствовал, как он расхаживает у меня за спиной. Несколько капель дождя скатились по щеке, ветер понемногу усилился и теперь дул, не переставая, и я уже дрожал всем телом.

— Так что тебе говорил сын Джефферсона? — внезапно снова спросил он.

Я поерзал, колени у меня затекли, все тело из-за невозможности изменить позу начало болеть.

— Ничего он мне не сказал, во всяком случае, ничего такого, о чем я уже не рассказал.

— Он знал, что его ждет. Поэтому-то он так и поступил. Ему сказали то же самое, что сказали его отцу: что даже могила покажется ему уютной и желанной, а парнишка не унаследовал ни отцовской заносчивости, ни его тупости. Он-то сразу мне поверил. И он знал, что не в его силах остановить то, что на него надвигается.

Снова наступила тишина. А потом он вновь заговорил:

— Хорошо. Что ж, хорошо.

Хорошо, значит, сумасшедший ублюдок удовлетворен наконец. Похоже, он собирается меня отпустить. Это было последнее, о чем я успел подумать, прежде чем он нанес мне еще один сокрушительный удар, от которого, как мне показалось в тот момент, моя голова разом отделилась от туловища. А после этого окружающий мир второй раз перестал для меня существовать.


Я очнулся лежащим в кабине моего же собственного пикапа, который все так же мирно стоял на парковке перед моим домом. Я застонал, боль, от которой моя голова готова была вот-вот лопнуть, волнами расходилась по всему телу. Сцепив зубы, я попытался подняться. И земля, и небо кружились вокруг меня в какой-то безумной пляске. Я бессильно привалился к сиденью, облизал ссохшиеся, покрытые кровавой коркой губы и принялся ждать.

Стенка кузова оказалась вдруг немыслимо высоко, а от земли меня как будто отделяли целые мили. Едва я коснулся ногой тротуара, коленки у меня моментально подогнулись, и если бы я не уцепился в последнюю минуту за дверцу, то рухнул бы на землю без сознания. Какое-то время я просто висел, пытаясь прийти в себя. Может, пять минут, может, десять. Я часто, неровно дышал, осторожно втягивая в себя воздух, а попутно старался хоть как-то приглушить гудящий в моей многострадальной голове колокольный звон, от которого череп готов был каждую минуту лопнуть.

Ключи по-прежнему лежали у меня в кармане. Я кое-как подцепил их негнущимся пальцем, отпер дверь и потащился по лестнице к себе наверх, с трудом карабкаясь на каждую ступеньку и держась рукой за стену, чтобы не упасть. До квартиры я добрался, но пришлось отпирать еще одну дверь, а это потребовало дополнительных усилий. Когда мне наконец удалось, спотыкаясь на каждом шагу, вползти в прихожую, я чувствовал себя так, будто преодолевал последний отрезок дистанции во время соревнований по триатлону. Конечно, если можно проделать всю дистанцию на собственном черепе. Покачнувшись, я ввалился в ванную, зажег свет и уставился в зеркало.

— Мать твою! — просипел я.

В крови было не только лицо, но и шея, а кожа по сравнению с ней казалась зеленовато-бледной, как у выходца с того света, — в жизни своей ничего подобного не видел! Шипя от боли, я кое-как умылся холодной водой, но когда промокнул лицо белым полотенцем, то оно моментально покраснело от крови. Правда, когда мне все-таки удалось окончательно смыть с себя кровь, выяснилось, что дела обстоят совсем не так плохо, как мне показалось с первого взгляда. Конечно, разорванная губа кровоточила, но ничего серьезного с ней не произошло, так, глубокий внутренний порез. Конечно, неплохо было бы наложить несколько швов, да и проверить, нет ли у меня сотрясения мозга, тоже не помешало бы. Не знаю, чем он шарахнул меня по голове — полицейской дубинкой или, может быть, кастетом, — но голова просто раскалывалась на части, будто меня хорошенько отделали бейсбольной битой.

Я осторожно потрогал затылок и тут же нащупал две огромные шишки, набухающие прямо на глазах, обе с правой части головы. Отыскав в шкафчике бутылочку с ибупрофеном, я отвернул крышку, вытряхнул две таблетки в рот и запил их водой прямо из-под крана. Но не успел я протолкнуть их в горло, как они моментально рванулись обратно. Рухнув на колени, я едва успел наклониться над унитазом, как меня вывернуло наизнанку. Потом я скорчился на полу, хватая воздух широко открытым ртом, и прижался лбом к холодному кафелю. Боль как будто немного стихла. Полежав так несколько минут, я сделал еще одну попытку пропихнуть в себя ибупрофен — на этот раз, к счастью, она увенчалась успехом. После этого я поплелся на кухню, насыпал полную миску кубиков льда, поставил миску на диванную подушку, улегся и сунул в лед голову.

— Твою мать! — снова прохрипел я. У меня и раньше, случалось, болела голова, например в тот раз, когда я с размаху врезался ею в кирпичную стену, но сегодняшней та и в подметки не годилась. Сотрясение мозга — чертовски коварная штука. А трещина в черепе, наверное, еще хуже. Если я сейчас усну, то могу вообще не проснуться.

Через минуту я уже спал мертвым сном.


Я проснулся около двух часов, разбудили меня струйки ледяной воды, которые стекали по моей шее. Лежа, я слегка подвигался, проверяя, не нарушена ли координация движений. Похоже, все функционировало нормально. Голова, конечно, болела жутко, однако уже не так, как раньше. Зрение тоже вроде не пострадало.

«Никаких больниц», — решил я. Отправиться сейчас в больницу, значит, проторчать час, а то и больше в приемном отделении, где мне окажут срочную помощь. Ну уж нет. В конце концов я хожу, разговариваю и отнюдь не истекаю кровью, а в Кливлендской больнице я оказался бы в самом хвосте очереди. Я проглотил еще пару таблеток ибупрофена, чтобы немного снять опухоль, и улегся в постель.

Незнакомец пообещал, что оставит меня в покое, если я буду держаться в стороне и не стану лезть в это дело. Чего это ублюдок не предусмотрел — это моего искреннего и твердого намерения действительно держаться от него подальше. По крайней мере до того, как ему вздумается снова нахлобучить мне на голову свою проклятую торбу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СТАРЫЕ ГРЕХИ

Глава 12

На фотографию я наткнулся только утром. Простенькая печать, третьесортная бумага, снимок, похоже, незаметно сунули в задний карман моих джинсов. Прошлым вечером я его просто не заметил — что ж поделаешь, состояние «грогги». Ничего не попишешь. Кроме всего прочего, фотография весит немного. На первый взгляд она выглядела совершенно обыкновенной. Но только на первый взгляд.

Крупным планом снято лицо и верхняя часть фигуры Алекса Джефферсона. Рубашка на нем расстегнута до пояса, хорошо видны две глубокие рваные раны, пересекавшие крест-накрест его грудь. У самого края снимка они сходятся в одной точке, причем под таким углом, который позволяет предположить, что вместе они составляют верхнюю половину буквы X. Кровь на черно-белом снимке, естественно, не красная, а черная, рана, скорее всего, свежая, поскольку кровотечение только-только началось — брызги крови испачкали кожу и седоватую поросль у него на груди.

Рот залеплен широкой полоской скотча, прикрывавшей нижнюю часть лица, поверх нее широко раскрытые глаза смотрят с непередаваемым выражением боли и ужаса. Взлохмаченные седые волосы взмокли и прилипли ко лбу, кожа лоснится от пота. В ту неделю, когда был убит Джефферсон, внезапно похолодало, по ночам стоял лютый холод, да и по утрам было довольно холодновато, как и в тот день, когда в моем тренажерном зале впервые появились Тарджент и Дэли. Я хорошо это запомнил, еще тогда мне в голову закралась неприятная мысль: какой же должна быть эта боль, чтобы в такую холодную ночь человек обливался потом, словно загнанная лошадь?

Я долго смотрел ему в глаза. Они запомнились мне еще с той ночи, когда мы сцепились с ним на парковке перед загородным клубом. Как и его нос, кстати. Но, когда я почувствовал, как под моим кулаком хрустнула кость, и увидел, как у Джефферсона подогнулись ноги и он разом обмяк, в тот момент мне хотелось только одного — чтобы у него изменился взгляд. Чтобы эта его спесивая надменность, отвратительное самодовольство человека, искренне считающего, что мир лежит у его ног, навсегда ушли из его глаз. Именно этого я тогда добивался — но у меня ничего не вышло. Потому что даже брызги крови на асфальте оказались бессильны разрушить его жизнь — во всяком случае, по сравнению с тем, как они навсегда разрушили мою. Когда я увидел Джефферсона в следующий раз, мир по-прежнему принадлежал ему — это было видно по его глазам.

И вот теперь уже нет. Я смотрел на фотографию, вглядывался в его мертвое лицо и ясно видел — то, что я так ненавидел, исчезло, ушло из них навсегда. Мир, который, как сам он считал, лежит у его ног, вдруг поднялся — дикий, страшный, яростный, и в результате этот еще вчера властный, могущественный человек оказался бессилен перед ним. Мир иногда любит сыграть с человеком подобную шутку.

Так, с фотографией Джефферсона в руке, я, наверное, простоял несколько минут. Полиция наверняка ею заинтересуется, ведь этот снимок, сделанный на месте преступления, является уликой, а значит, обязательно должен быть приобщен к материалам дела.

«Улика». Это слово сопровождало меня всю мою профессиональную жизнь. Оно намертво засело в мозгу. Вокруг него строилась моя работа — на том, чтобы добыть эти самые улики, потому что именно они в первую очередь были мне нужны. И вот теперь улика — это то, чего я боялся. В любых других обстоятельствах, если бы мне в руки попал снимок с места преступления, я бы уже кинулся к телефону, чтобы звонить в полицию. Но сейчас я колебался.

Я снова увидел, как Тарджент сует голову в кабину моего пикапа, увидел его лицо в свете фар патрульной машины, когда он невозмутимо рассказывал мне о тех версиях которые они обсуждали с Брюером. Все эти версии могли отправить меня за решетку. Кстати, довольно нелепые версии. Но вот у меня в руке фотография человека, который был зверски убит. Это тоже улика, но улика против кого? Я уже догадывался, что на ней не найдут ни одного отпечатка пальцев, что бумага, на которой отпечатан снимок, наверняка отыщется в любом магазине по всей стране, что фотография ничего не сможет сказать о том, кто ее сделал, и не укажет полиции убийцу. Все это было ясно задолго до того, как снимок аккуратно завернули в бумагу и сунули в карман моих джинсов. Да, тот, кто разделался с Джефферсоном, явно был профессионалом.

Конечно, есть еще мое собственное лицо, синяки, шишки и ссадины, которые оставил на нем мой вчерашний знакомый. Но достаточно ли этого доказательства? Захотят ли Тарджент с Брюером, которые спят и видят, как бы повесить на меня два преступления, совершенные в сотнях миль одно от другого, поверить в историю, которую я им расскажу?

Нет, этот снимок они от меня не получат. Но, даже осознав, что ни за что не отдам им фотографию, в глубине души я не мог не понимать глупости, точнее, нелепости принятого мною решения. Это было просто абсурдно. Совершено преступление, а я утаиваю улику. Костеря себя последними словами, я поднес край фотографии к зажигалке. Даже потом, швырнув то, что осталось от снимка, в раковину и пустив воду, чтобы бурлящий поток воды смыл пепел в канализацию, я знал, что совершаю ошибку, что не должен был этого делать, и клял себя за то, что поддался малодушию. Даже забравшись в пикап и направляясь к дому Карен, я продолжал ругать себя на все корки. Мне казалось, что разнос, который я устроил самому себе, заставит меня окончательно перепугаться, что мне удастся все-таки убедить себя в том, что я совершаю ошибку — но я ошибался. В действительности, только твердое сознание того, что я все сделал правильно, смогло прогнать страх, казалось, навсегда поселившийся в моей душе.


— Линкольн… Господи… твое лицо!

Не совсем то, что мечтаешь услышать при встрече, особенно от женщины, но, наверное, этого следовало ожидать. Я попытался улыбнуться Карен, которая, завидев меня, казалось, приросла к порогу, но улыбка вышла кривой, наверное, от того, что я не особенно старался. Не хватало еще, чтобы в результате моих усилий сдвинуть с места распухшую губу она снова стала кровоточить: вряд ли Карен похвалит меня, если я заляпаю кровью мебель в ее доме.

— Доброе утро, — прошамкал я. — Не возражаешь, если войду?

Она отлепилась от двери, давая мне дорогу, на ее лице до сих пор стояло выражение ужаса. Правда, на этот раз она не провела меня в гостиную — так и осталась стоять в прихожей.

— Что случилось?

Позади нее, чуть выше ее плеча, было зеркало, огромная штука в полированной раме из желтой меди, весившая никак не меньше тридцати килограммов. Краем глаза заметив свое отражение, я едва не скривился от отвращения, однако вовремя удержался.

— Один из старых дружков твоего мужа решил меня навестить, — объяснил я. — Захотел поболтать со мной.

Пришлось поговорить. Другим вариантом, который у меня оставался, было дать ему меня прикончить.

Карен зажала ладонью рот. Потом очень медленно опустила руку.

— Кто?..

— К несчастью, он не представился.

— Ну хорошо, что он сказал? Что он говорил об Алексе?

— Сказал, что это он убил его.

Голова Карен, словно от удара, мотнулась назад. По инерции ее качнуло и повело в сторону, она едва не упала, потом вдруг заморгала и видимым усилием взяла себя в руки.

— Ты видел человека, который убил Алекса, — потрясенно выдохнула она.

Я покачал головой.

— Нет. Я ничего не видел. Он надел мне на голову какую-то сумку или пакет. А перед этим оглушил меня, потом отвез мое тело куда-то в лес, поставил, на колени, приставил к затылку пистолет и заставил отвечать на вопросы.

Карен как-то разом постарела и осунулась — на вид ей сейчас можно было дать лет на двадцать больше, чем мне, а я чувствовал себя дряхлой развалиной. Лицо у нее стало белым, как бумага, вокруг глаз появились черные круги, а взгляд и выражение лица стали как у смертельно уставшего человека, много лет назад заблудившегося в глухом лесу и давно уже потерявшего всякую надежду выйти к людям.

— Так ты, значит, его не видел.

— Нет.

— Каким он тебе показался? — внезапно спросила она.

Честно говоря, вопрос меня удивил, однако без малейших колебаний я выпалил:

— Каким?! — взорвался я. — Чертов сукин сын, вот он кто!

Она ничего не ответила — просто повернулась ко мне спиной и, волоча ноги, двинулась в гостиную, словно разом забыв о моем существовании. Помявшись, я пожал плечами и отправился за ней. Она смотрела, как я усаживаюсь на кушетку, но я понял, что мысли ее далеко. Взгляд Карен был устремлен куда-то вдаль, куда мне доступа не было. И оставался таким же пустым все время, пока я рассказывал ей о событиях прошлой ночи, стараясь передать все слово в слово — во всяком случае, насколько это было в моих силах. Льщу себя надеждой, что это мне удалось. Впрочем, особой моей заслуги в том не было — инцидент был не из тех, которые могут легко изгладиться из памяти.

Когда я закончил, она даже не шелохнулась. За все время, что длился мой рассказ, Карен ни разу не перебила меня — вообще никак не отреагировала. Это была уже не та Карен, которую я когда-то знал. Она так никогда и не овладела искусством скрывать свои эмоции. Помнится, когда мы еще были вместе, мне не раз приходило в голову, что именно по этой причине из нее никогда бы не вышел хороший коп — способный при любых обстоятельствах сохранять невозмутимость, не краснеть и ничего не принимать близко к сердцу.

— Скажи, может, кто-то шантажирует тебя, пытается вымогать у тебя деньги? Может, у Алекса остались какие-то долги? — допытывался я.

Карен покачала головой.

— Нет.

— Никто не пытался связаться с тобой после убийства мужа?

— Нет. Если, конечно, не считать тех двух полицейских, которые явились ко мне сообщить, что мой муж убит.

— Как выяснилось, незадолго до смерти твой муж пытался продать крупный пакет акций. Ему явно была нужна большая сумма, притом наличными. Зачем?

— Это тебе сказали в полиции?

— Не совсем, — уклончиво ответил я. — Но мне кажется, это важно. Когда человек незадолго до смерти пытается обналичить крупную сумму, даже продает свои акции, это чаще всего наводит на мысль о вымогательстве.

— Знаю. Кое-что действительно пропало.

— Что?

— Ну, это по словам полиции. Сама я ничего не знала. Однако полицейские все проверили, и выяснилось, что не хватает пятидесяти тысяч долларов.

— И это все? — поразился я.

— По их словам, все. Во всяком случае, так они сказали.

Итак, пропало пятьдесят кусков. А Джефферсон из кожи лез вон, чтобы получить на руки еще более крупную сумму, к тому же наличными. Похоже, какая-то грозная опасность нависла над ним, напомнив о старых грехах и угрожая разрушить его жизнь. Что бы ни натворил Джефферсон, речь явно шла о чем-то серьезном. И пятидесяти штук, похоже, оказалось мало, чтобы заплатить кому-то этот долг. Впрочем, его жизни тоже.

— Ладно, начнем с телефонного звонка, — объявил я.

— Кому ты собрался звонить?

— Никому. Однако вся эта история началась с телефонного звонка, и нам с тобой нужно выяснить, когда это произошло. Ты говорила мне, что в ту ночь, когда твой муж все-таки решился поговорить с тобой о том, что происходит, он обронил какую-то фразу, из которой можно было догадаться, что в два часа ночи ему кто-то звонил.

Карен кивнула.

— Да. Он тогда еще сказал что-то вроде «Такой звонок означает, что либо кто-то ошибся номером, либо что твоя жизнь разом изменится».

— Верно. Кстати, тот ублюдок, что напал на меня прошлой ночью, сказал примерно то же. Он рассказал, что Мэтью Джефферсон позвонил твоему мужу и попросил его о помощи, и что он — тот тип, что избил меня, — заплатил, точнее, отплатил. Сказал, что отплатил за те пять лет.

— Понятия не имею, что он имел в виду, — недоуменно пожала плечами Карен.

— Да я, собственно, и не ожидал, что поймешь. Но ты должна сделать официальный запрос и получить для меня распечатку телефонных звонков. В конце концов, ты ведь его жена — думаю, тебе не смогут отказать в такой малости. А если эта распечатка окажется у нас на руках, если мы, так сказать, вернемся в прошлое, отыщем тот телефонный звонок, что разбудил твоего мужа среди ночи пять лет назад, и проверим его жизнь, это станет отправной точкой. Мы хотя бы будем знать, когда это началось. Узнаем дату — а это уже что-то.

— Нам не нужно делать никаких запросов.

— Почему?

— Алекс практически никогда не звонил из дома — пользовался только мобильным телефоном. У него по этому поводу был какой-то бзик.

Это уже интересно — отследить и записать звонок со стационарного телефона всегда легче. Обычно это делается, когда кто-то становится жертвой вымогателей. Или если речь идет о коррупции. Я навострил уши, но оставил это замечание без комментариев.

— Но нам все равно нужны эти записи.

— Нам каждый месяц присылали счета за телефон. А Алекс обычно хранил все счета.

— Неужели даже счета пятилетней давности? Или, может, даже больше? — не поверил я.

— Знаешь, буду очень удивлена, если их не осталось. Я проверю.

— Обязательно проверь. С этого и нужно начинать. Если мы не отследим этот звонок, тогда у меня ничего против него нет. И я буду бессилен что-либо сделать.

— Помнится, всего два дня назад ты и не рвался ничего делать, — напомнила мне Карен. — Единственное, чего ты тогда хотел, это убраться поскорее домой и никогда больше об этом не слышать.

— Угу. Но потом я передумал. Скажи за это спасибо тому типу, который разделался с твоим мужем. Это он меня переубедил.

Она снова посмотрела на меня тем же пустым, невидящим взглядом, который я заметил у нее только сегодня.

— Скажу. Надеюсь, когда придет время, он получит все, что ему причитается.

— Да, — кивнул я. — Мы постараемся.

Глава 13

На розыски ушел всего час. Алексу Джефферсону нечасто звонили чуть свет, однако несколько таких звонков все-таки отыскалось. Карен оказалась права: ее муж не просто хранил все счета за телефон — он хранил их восемь лет подряд! За прошлый месяц Джефферсону три раза звонили под утро, я переписал все номера, с которых был сделан звонок. Перед одним из них стояла цифра 812, код округа, к этому времени я уже точно знал, что это где-то в южной части Индианы. Скорее всего, это и был тот самый звонок от сына — первый за много лет. Остальные два были сделаны с местных номеров, я записал их и двинулся дальше.

Мне пришлось перелопатить счета за пять лет, чтобы наткнуться на другой такой же звонок. Как оказалось, 5 июля Алексу Джефферсону позвонили на сотовый, произошло это в 1:36 ночи. И снова в счете значился уже знакомый мне номер, и код был тот же самый — 812. Разговор продолжался почти одиннадцать минут. Следующий подобный же звонок, только на этот раз не входящий, а исходящий, состоялся в 1:52. Судя по коду, Алексу Джефферсону зачем-то понадобилось срочно поговорить с кем-то, кто в те годы жил на северо-востоке Огайо, между Кливлендом и Пенсильванией, в районе Эштанбулы.

Я проглядел и все остальные счета, скорее для очистки совести, и, как оказалось, не зря, потому что в конце концов обнаружил еще пять неизвестных звонков, которые были сделаны между часом и двумя часами ночи. Я аккуратно переписал каждый из этих номеров, правда, не питая при этом особых иллюзий, вполне возможно, что ни один из них никак не связан с этим делом. Но был один интересный факт — среди этих звонков преобладали те, код которых был мне уже хорошо знаком: 812.

— У тебя случайно нет телефонного справочника? Такого, где указывают адреса владельцев? — поинтересовался я у Карен. — Лучше всего пятилетней давности, где бы значились старые номера.

— У мужа в кабинете, кажется, был.

Я выписал на листке все номера с кодом 812 и отдал его Карен.

— Посмотри, может удастся что-то отыскать. Что-то мне подсказывает, что с этого номера звонил его сын.

Через пять минут я уже знал, что не ошибся. Вернувшаяся Карен подтвердила мое предположение.

— Он указан в справочнике — это номер мобильного Мэтью. Вернее, его бывший. Я попробовала набрать его — мне ответила какая-то женщина, сказала, что понятия не имеет, кто такой Мэтью.

— Держу пари, он перестал пользоваться им уже несколько лет назад. Последний номер, тот, с которого он звонил отцу недавно, другой. Ладно, все, что мне требовалось, это знать, что в свое время он принадлежал ему.

— Ну как, удалось что-нибудь отыскать?

— Пока не могу сказать, однако я составил список очень поздних звонков и выписал номера, с которых звонили Джефферсону в интересующий нас промежуток времени. По крайней мере теперь можно попробовать их проверить. Это уже что-то. Есть и еще кое-какие мысли насчет того, где можно поискать. В общем, мне есть чем заняться. — Я помолчал немного, потом добавил: — Однако мне понадобится помощь. Очень надеюсь, что я ее получу.


Когда я припарковался возле дорожки, ведущей к дому Джо, он уже стоял на пороге, явно собираясь куда-то уходить. На нем снова были те же старые, обтерханные джинсы и необъятная куртка-парка, что и накануне, в руке он держал ключи от машины. Стоило мне только опустить стекло и выглянуть, как он заметил меня и остановился.

— Ты неудачно выбрал время. Мне пора на физиотерапию.

— Наплюй на нее, — нетерпеливо бросил я.

Повернув голову, он окинул взглядом машину. На лице его было написано изумление.

— Что?

Я повернулся к нему так, чтобы он мог вдоволь налюбоваться моим заплывшим глазом и разорванной губой, а сам выключил двигатель.

— Послушай, Джо, я задержу тебя всего на минуту. Не возражаешь?

Джо уставился на меня во все глаза. Потом очнулся и, сделав над собой некоторое усилие, кивнул.

— Ладно. Давай-ка лучше зайдем в дом.

Прикрыв за собой дверь, мы устроились на кухне. Я поспешил сесть. Джо налил себе стакан воды, сделал небольшой глоток и прислонился спиной к кухонному шкафчику.

— Ну, — нетерпеливо спросил он. — Что произошло?

Я рассказал ему, что произошло. Джо не произнес ни слова — просто стоял и молча слушал меня, выпил один стакан и налил себе еще. Я устроился на стуле за маленьким кухонным столиком, незаметно поглядывая по сторонам — везде вокруг царил такой безупречный порядок и чистота, что впору завыть. В общем, в стиле Джо, черт бы его побрал. Закончив, я поднял голову — наши взгляды встретились.

— Знаешь, Джо, я начинаю чувствовать, что земля понемногу уходит у меня из-под ног. Такое ощущение, что меня взяли за горло. Может, зря, конечно… не знаю. Возможно, мне просто нужно встряхнуться, собраться, успокоиться и все такое и заниматься делом — как сделал бы ты, будь ты на моем месте. Но, проклятье, я уже привык работать с партнером! Привык работать с тобой, понимаешь?! А сейчас меня обложили со всех сторон: вдруг появился этот ублюдок, да еще копы перекрыли мне кислород, только и ждут, чтобы повесить на меня убийство или, еще лучше, два, мне нахлобучивают на голову какой-то вонючий пакет, тычут пистолетом в затылок и угрожают пристрелить, а я по привычке бросаю взгляд через плечо, на тебя, — а тебя там нет. — Я откинулся на спинку стула и почти шепотом добавил: — По крайней мере, сейчас я тебя там не вижу.

Джо молча смотрел на меня, невозмутимый, как всегда. Потом одним глотком допил еще остававшуюся в стакане воду и отставил его в сторону. И покачал головой.

— Мне жаль, что у тебя появился повод мне это сказать. Но ты ведь не станешь отрицать, что я услышал об этом от тебя всего пять минут назад.

— Верно, — кивнул я. — Потому что ты постоянно где-то пропадаешь. Только не обижайся и постарайся понять меня правильно, хорошо? Главное — твое здоровье. Я хочу, чтобы ты поскорее вернул себе прежнюю форму. Только… тебе не кажется, что в этом своем стремлении ты… как бы это выразиться… заходишь слишком далеко?

— Никуда я не захожу — я был дома.

— Тебе не кажется, что в этом своем стремлении ты заходишь слишком далеко? — повторил я.

Помолчав немного, Джо кивнул, и я догадался, что на этот раз он меня понял.

— Что ж, — пробормотал он, — по крайней мере честно.

На какое-то время воцарилась тишина.

— Только не подумай, что я тебя в чем-то обвиняю, — продолжал я. — Проклятье, Джо, та пуля, что в тебя попала… я ведь не забыл, что она предназначалась мне. И виной всему — моя собственная ошибка. И если я, зная это, все равно имел совесть напуститься на тебя, получается, я самый что ни на есть последний эгоист и свинья. Но я просто имел в виду…

— Что?

— Что теперь ты хотя бы можешь мне помочь. Понимаешь, мне очень нужна помощь. Нужна позарез.

Джо провел рукой по седым волосам и кивнул.

— Тогда, конечно… конечно, я помогу. Проклятье, уж тебе этого не знать!

— Я и не сомневался. Но последнее время мы с тобой здорово отдалились друг от друга. Конечно, я понимаю, это я во всем виноват…

— Ты в этом не виноват.

— Черта с два не виноват! — взорвался я. — Вина в этом целиком и полностью моя, и я это знаю. Но ты же не думаешь, что от этого легче? Мне приходится спрашивать тебя, когда ты собираешься вернуться к работе, а у меня язык не поворачивается это сделать!

И тут что-то изменилось в его глазах. Что-то такое, на что посторонний или случайный знакомый просто не обратил бы внимания, но чего не мог не заметить я, проработавший с ним бок о бок столько лет.

— Так ты вернешься, Джо?

Схватив стакан, он повернулся к раковине и принялся яростно его мыть — мыть горячей водой стакан из-под воды. Потом с удовлетворенным вздохом снова отставил его в сторону, словно сделал какое-то важное дело.

— Послушай, — начал он, — насколько я понял, главное на сегодняшний день — выяснить, что происходит с Карен, так?

— Так, — кивнул я.

— Хорошо. Вот и давай пока сосредоточимся на этом. В конце концов, если тебя упрячут в тюрьму, тебе уже больше не придется беспокоиться о том, что у тебя нет напарника. — Джо замолчал, потом слабо улыбнулся. — Но, если хорошенько подумать, может, после того как тебя упрячут в тюрьму, тебе как раз и будет иметь смысл переживать, что у тебя есть напарник?

Я уже смеялся — слава богу, Джо вновь стал самим собой, и как же это было здорово! Проклятье, когда же мы в последний раз вот так вместе хохотали над чем-то? Даже и не вспомню.

А сейчас мы буквально катались по полу от смеха, воображая, как я окажусь в тюрьме, потом еще над чем-то. А он притащил себе стул и уселся напротив меня, пристроив больную руку на край стола.

— Ладно. Итак, что у тебя есть? Кроме расквашенной физиономии, конечно. Что мы имеем на сегодняшний день?

— Туманную ссылку на какие-то прошлые прегрешения, список поздних ночных звонков, пропавшие пятьдесят штук и все, — отрапортовал я. — Была еще фотография трупа, но теперь ее нет.

Он нахмурился.

— Зря ты ее сжег. Не могу сказать, что одобряю это. Впрочем, ты и так знал, что я это скажу. Черт возьми, это же улика!

— То же самое я сказал и себе, когда решил избавиться от нее.

Джо со вздохом забарабанил пальцами по столу.

— Что ж… Боюсь только, мы мало чего сможем накопать, если так и будем дальше торчать на кухне. Поедем-ка лучше в офис.

Я бросил взгляд на часы.

— А сколько занимает твоя физиотерапия?

— Час.

— А они разрешат тебе прийти попозже, если ты скажешь, что у тебя какое-то важное дело?

Джо неопределенно пожал плечами.

— Не знаю… может быть.

— Тогда отправляйся на свою физиотерапию, — отрезал я. Он замотал головой и принялся было возражать, но я вскинул руку: — Джо, отправляйся, я сказал. И никаких разговоров! Твое здоровье сейчас важнее всего. Но как только закончишь, пулей в офис, хорошо? Давай руку и езжай!

Он немного помялся, потом нерешительно кивнул. Мы вышли из дома, я направился по дорожке к поджидавшему меня пикапу, а Джо стоял возле дверей и смотрел мне вслед. Я обернулся.

— Спасибо тебе, — негромко сказал он. И добавил: — Извини.

Мы кивнули друг другу. Я забрался в машину, повернул ключ в замке зажигания и поехал в офис, на душе у меня было так легко, как уже давно не бывало — во всяком случае, в последние дни.

Настолько легко, что мне почти удалось выкинуть из головы тот единственный вопрос, на который он мне так и не ответил.


Я не пробыл в офисе и четверти часа, как туда ввалились Тарджент с Дэли. Все, что мне удалось сделать за это время, — включить компьютер и открыть окна, впустив в комнату немного воздуха, чтобы и здесь чувствовалось бабье лето. Я услышал их тяжелые шаги на лестнице в тот момент, когда опустился на стул перед компьютером.

На мгновение я даже было подумал, что это Джо, решивший махнуть рукой на свою физиотерапию и сгорающий от желания поскорее приступить к работе, торопится присоединиться ко мне. Потом кто-то постучал в дверь, и у меня возникло неприятное чувство, что я догадываюсь, кто мои посетители.

Я распахнул дверь, и Тарджент приветствовал меня добродушной улыбкой.

— Добрый вечер, мистер Перри!

Они вошли. В руках у Дэли я заметил черный кожаный портфель. Оттеснив меня, он устроился на одном из старых стульев вроде тех, которые устанавливают на стадионах, занимавших середину нашего с Джо офиса — эти стулья мы действительно в свое время позаимствовали на общественном стадионе Кливленда. Тарджент тоже вошел, однако предпочел стоять.

— Что вам здесь понадобилось? — осведомился я.

— Ну, вчера вечером вы ведь уехали в такой спешке, помните? Даже не оставили мне возможности закончить наш интересный разговор…

— Я сам его закончил, Тарджент. А сейчас, извините, у меня полно дел. Зачем вы явились сюда? От души надеюсь, что это что-то важное, потому что если вам просто приспичило поболтать, то я буду вынужден просить вас уйти.

Тарджент кивнул, лицо у него было удивленное.

— Кстати, насчет желания поболтать — вам ведь, наверное, тоже частенько случается наведываться туда, где вам совсем не рады?

— Нет.

— Потому что, похоже, вам слегка подправили физиономию. — Он указал сначала на свой глаз, потом на губу. — Вот здесь и здесь.

— Угу. Сувенир на память — между прочим, от того самого типа, которого вы должны были арестовать! — Я уже сообразил, что разговор принял нежелательный поворот, догадывался, куда он может завести и что ничего хорошего в этом случае меня не ждет. Конечно, мне следовало сразу же сообщить им о нападении. А я не сделал этого — потому что мне хотелось сначала поговорить с Карен. К тому же мне казалось, что будет легче вытянуть из нее правду насчет возможного шантажиста, если я приеду к ней один, без «хвоста» в виде парочки копов. Но теперь мне, похоже, предстоит услышать, что я оказался неправ.

— Тип, которого мы должны были арестовать? — Брови Тарджента поползли вверх.

— Вот-вот — вчера вечером меня допрашивали. Причем достаточно жестко. Какой-то тип оглушил меня, потом натянул на голову сумку или пакет и принялся спрашивать. Его интересовало, что произошло с сыном Джефферсона в Индиане.

Тарджент, обернувшись, обменялся взглядом с Дэли. Потом снова посмотрел на меня. Все его добродушие разом куда-то пропало. Теперь на его лице был написан гнев.

— Значит, вам устроили допрос насчет сына Джефферсона, так?

— Да.

— Что ж, похоже, у кого-то из нас большие неприятности, — проговорил он. — У кого-то, кто не счел нужным сообщить мне об этом происшествии. И кто бы он ни был, он обязан понимать, что это может расцениваться как прямое препятствование расследованию дела об убийстве, которым я занимаюсь, а значит, у него будут проблемы. Похоже, среди наших сотрудников появился человек, который может похвастаться не только тупостью, но и полным отсутствием компетентности. Потому что я нисколько не сомневаюсь, что вы как добропорядочный гражданин оставили в полиции заявление, и однако я почему-то не видел полицейского рапорта по поводу этого нападения.

Я выдержал его взгляд. И покачал головой.

— Стало быть, вы этого не сделали, — проговорил Тарджент, но его нарочито невозмутимый тон не мог скрыть клокотавшую в нем ярость. — Вы столкнулись — нет, точнее, на вас напал человек, которого вы имели все основания подозревать в причастности к убийству, и не сочли нужным — я правильно вас понял, мистер Перри? — не сочли нужным уведомить об этом полицию? Именно это вы хотели сказать?

— Я хотел сначала поговорить с Карен.

— Простите, не понял. Это ей поручено вести расследование?

— Нет.

— Стало быть, вам?

— Нет. — Я замялся, но заговорил раньше, чем он успел меня перебить. — Послушайте, детектив, а вы не забыли случайно ту кучу дерьма, которую вы вывалили на меня во время нашего с вами последнего разговора? Сначала вы устроили на меня засаду перед домом, пытаясь помешать мне проехать, после чего принялись ораторствовать насчет каких-то голливудских сюжетов и прочего, как будто у меня дел других нет, кроме как слушать подобные глупости. И после этого вы, наверное, считаете, что я просто сплю и вижу побеседовать с вами снова?

— Мне бы хотелось думать, что вы спите и видите, как это убийство будет раскрыто, а убийца Джефферсона окажется за решеткой. Сокрытие от полиции важной информации вряд ли можно назвать помощью, мистер Перри. Больше того — это преступление. Вы ведь сами когда-то были полицейским, так что не можете этого не знать.

— Послушайте, Тарджент, даже приди я вчера вечером лично к вам с этой историей, это ничего не изменило бы. — Я пожал плечами. — Этот тип все равно сбежал — чем, скажите на милость, вам помогли бы мои показания? Да ничем. Все, что у меня осталось от него на память, это какой-то нелепый разговор да неплохая коллекция синяков и ссадин.

— Вы пытались скрыть от нас чрезвычайно важную информацию, причем в деле об убийстве…

— Ну, так я предоставил вам ее сейчас! — не выдержал я. — Вы хотите сказать, что раскрыли бы это дело, позвони я вам в два часа ночи? Да бросьте вы, в самом деле! Я рассказал вам об этом сейчас, и хватит, поняли? Мы можем хоть до завтра спорить на эту тему до хрипоты, но если вы действительно серьезно настроены раскрыть это дело, как твердите мне битый час, то вам хватит ума понять, что это вам не поможет. А если вам просто до смерти охота выглядеть в моих глазах этаким мачо, и вы поэтому стараетесь вытереть об меня ноги, то тогда валяйте. Можем и дальше препираться по этому поводу — похоже, свободного времени у вас в избытке!

— Ладно, — буркнул Тарджент. — Согласен, давайте оставим эту тему, но имейте в виду,уходить я пока не собираюсь. Есть еще один вопрос, и что-то мне подсказывает, что вы будете не прочь с нами его обсудить.

— Я ничего не хочу с вами обсуждать, — отрезал я.

— Неужели? — Выражение глаз его изменилось, злость куда-то исчезла, сменившись тем безмятежным выражением, которое обычно бывает у хорошего игрока в покер, умело скрывающего, что у него на руках козыри, о которых другие за карточным столом даже не подозревают.

— Именно так.

— Даже некоего русского по имени Тор?

Какое-то время я смотрел ему в глаза, изо всех сил стараясь сделать безразличное лицо и уповая на то, что никто не слышит грохочущих ударов моего сердца.

— Выходит, вы не знаете русского по имени Тор? — спросил он. — Я бы с радостью назвал вам его фамилию, да вот незадача: вряд ли я смогу ее выговорить, уж больно сложная, одни согласные. Или гласные, черт его знает.

— А он-то какое имеет к этому отношение?

— Стало быть, вы все-таки его знаете?

— Я этого не говорил. Лучше объясните, почему вы о нем спрашиваете. Валяйте, Тарджент, рассказывайте или выметайтесь отсюда к чертовой матери.

Тарджент улыбнулся, напряжение, явственно чувствующееся в моем голосе, похоже, доставило ему немало удовлетворение.

— Сразу же, после того как был обнаружен труп Алекса Джефферсона, мы обыскали его машину и сняли там все отпечатки пальцев. В результате у нас на руках оказались отпечатки, принадлежащие нескольким разным людям, но в нашей базе данных отыскались сведения только об одном из них. Два «пальчика» правой руки одного русского бандита по имени Тор. Весьма интересный господин — в свое время его обвиняли в четырех убийствах, подозревали еще по меньшей мере в тридцати, а в результате не смогли доказать ни одного, представляете? Ходят слухи, что этого типа считают очень важной шишкой. Под его крылышком сам Дэниус Белов, а уж этого-то вы точно знаете.

Слова Тарджента бешено кружились и плясали у меня в голове. Я сейчас был не в состоянии думать ни о чем — из тумана у меня перед глазами выплыло лицо с самыми светлыми голубыми глазами, которые мне когда-либо случалось видеть, такими светлыми, что они казались прозрачными.

Знаю ли я Тора, спросил Тарджент. Живое доказательство нашего знакомства сидело у него перед глазами. В свое время Тор спас мне жизнь. Спас, отняв жизнь у нескольких других людей, это так. Однако, если ты единственный, кому удалось выбраться живым из такой переделки, у тебя как-то пропадает охота беспокоиться о тех, кому повезло меньше, чем тебе.

— Этот тип с самого начала очень нас заинтересовал, — продолжал Тарджент.

Очнувшись, я моргнул пару раз и тупо уставился на него, изо всех сил делая вид, что внимательно слушаю. Больше всего на свете мне сейчас хотелось выглядеть спокойным, поскольку я сильно подозревал, что смахиваю на человека, только что получившего сильнейший удар в солнечное сплетение.

— Неужели? — промычал я.

— С его-то репутацией? Не смешите меня. Да, очень похоже, что-то в этом есть. Проблемы, мистер Пери, это, как-никак, тоже мотив. К несчастью, единственное, что связывает Алекса Джефферсона с этим типом, — отпечатки пальцев, обнаруженные в машине убитого. Ничего больше. Никаких свидетельств, подтверждающих, что они разговаривали по телефону, ни общих знакомых, словом, абсолютно ничего. А потом мы вдруг узнаем кое-что интересное, касающееся вас, мистер Перри.

Он мотнул головой, давая знак Дэли. Тот порылся в своем портфеле, выудил из него пачку каких-то бумаг и отдал их Тардженту, который полистал их и снова заговорил:

— Мы связались с одним детективом по фамилии Суондерс. Это имя вам знакомо?

Я молча кивнул.

— Нисколько не сомневаюсь. Как мне сказали, вы с ним вдвоем чуть больше года занимались одним расследованием. Замочили одного парня по имени Уэйн Вестон. Следы привели к русской банде, главарем которой был Белов. Похоже, вы, мистер Перри, сыграли чертовски важную роль в том, что произошло потом. Чрезвычайно опасное было дело — так, кажется, писали потом в газетах. Только все эти газетные статьи интересны еще другим: в каждой полным-полно белых пятен и несостыковок. Кстати, терпеть не могу вопросы, оставшиеся без ответа. Вот я и попробовал задать эти вопросы Суондерсу. Насколько он помнит это дело, примерно в то же время, когда велось расследование по делу Вестона, у русских в банде были какие-то свои внутренние разборки.

Я уселся за стол, откинулся на спинку кресла и попытался изобразить на лице полное равнодушие. Не знаю, удалось ли мне это, но подозреваю, что нет.

— Мы навели справки, пытались узнать, что это были за разборки. Есть у нас парочка парней в полицейском управлении и еще несколько со связями с ФБР. Так вот, их обязанностью было приглядывать за русскими. Все они хорошо помнят это дело. Как раз в это время трое из этой шайки неожиданно пропали, причем как раз те, кто в последнее время присоединился к банде Белова, — Тарджент щелкнул пальцами. — Паф и нет! Еще вчера были в городе, наводили ужас на улицах, а на следующий день как сквозь землю провалились, представляете? И тут еще вы вдобавок, человек, который, по самым скромным прикидкам, был у этих русских самой большой занозой в заднице, и тем не менее вы живы, а их точно корова языком слизнула. Знаете, что думают обо всем этом копы, что в свое время разыскивали тех типов? Им это до сих пор кажется совершенно невероятным.

— Если вам удалось найти в машине «пальчики» Тора и если у него действительно такой «послужной список», как вы говорите, тогда почему вы разговариваете не с ним, а со мной?

— Так с ним мы уже разговаривали, — вздохнул Тарджент. — Вернее, сказать, пытались. Он тут же вызвал своего адвоката и предоставил говорить ему. Я уж было подумал, что мы неправильные вопросы задавали.

— Лично меня это не удивило бы. Во всяком случае, те, которые вы задавали мне, глубиной мысли меня не поразили, — ухмыльнулся я.

— У вас есть мотив. У Тора мотива нет, во всяком случае, мы его не нашли, зато у вас он налицо. А если мы докажем, что вы как-то связаны с ним, Перри? Чертовски интересно получится, я бы сказал. Вы не находите?

Я запрокинул голову и одарил его улыбкой.

— Тарджент!

— Да?

— Убирайтесь к черту из моего офиса. Немедленно. Вы все время наезжаете на меня, но сегодня вы не просто переступили черту — вы нарушили границу, которую нарушать не следует. С меня хватит. Ваша тупость начинает меня раздражать.

Я встал, подошел к двери, демонстративно распахнул ее и выжидательно глянул на него.

— Похоже, вы уверены, что нам не удастся связать вас с ним? — спросил Тарджент.

— Довольно. Убирайтесь.

— А вот мне почему-то кажется, что удастся, — проговорил он и двинулся к двери. — Готов пари держать, что и у вас, и у этого типа есть что скрывать.

Они протиснулись мимо меня и выбрались из офиса. Я с грохотом захлопнул за ними дверь. Услышав наконец, как они завелись и отъехали, я бросил взгляд на часы, гадая, куда запропастился Джо. Интересно, когда у него закончится его физиотерапия? Я очень надеялся, что Джо сможет посоветовать мне, что делать с призраком, если у этого призрака прозрачно-голубые, как осколки арктического льда, глаза и заметный русский акцент.

Глава 14

Обычно выражение лица Джо — это нечто среднее между мрачным и хмурым. Прочесть на его лице беспокойство практически невозможно — просто в соответствующей ситуации лицо у него становится, как у солдата в окопе, когда тот видит, как вокруг него смыкается кольцо врагов, а у него самого вот-вот закончатся боеприпасы. Однако странное дело — заметив выражение его лица, вы вместо того чтобы удариться в панику, ощущаете прилив уверенности в себе.

— Тор, значит, — буркнул он, ссутулился за своим столом, взял в руки металлическую линейку и придирчиво взвесил ее в руке, как будто прикидывая про себя, сгодится ли она в качестве оружия.

— Угу.

— Дерьмо!

— Угу.

— Надеюсь, это не ты нанял его убить Джефферсона?

— Хм, нет конечно.

— Дерьмо, — в сердцах повторил он, согнул линейку, словно проверяя ее на прочность, а потом уставился на меня с видом человека, который знает, что ему вот-вот будет вынесен смертный приговор.

— Мне казалось, мы уже пришли к соглашению на этот счет, — проговорил я.

Линейка со звоном упала на стол.

— Похоже, события развиваются с угрожающей быстротой, и это меня тревожит. Мы ведь не в каком-то там маленьком городишке живем. И то, что на горизонте вдруг всплыл Тор, мне не слишком нравится. Такое совпадение не сулит ничего хорошего.

— Может, это обычный блеф?

— Ты думаешь, Тарджент просто хочет, чтобы тебя от страха прошиб пот, поэтому и решил пойти с козыря?

— Вполне возможно. Почему нет?

— Что ж, тогда это чертовски умный ход, надо признать. А если ему хватит ума копнуть поглубже, он вскоре обнаружит, что, высказав предположение насчет связи между тобой и Тором, был недалек от истины, потому как она есть, и мы оба это знаем. И тогда у нас возникнут проблемы.

— Ну, хорошо… Однако если это не блеф, тогда какого черта Тору понадобилось в машине Джефферсона?

Вопрос явно поставил Джо в тупик. Насупившись, он снова потянулся за линейкой, согнул ее и довольно долго молчал.

— Возможно ли, чтобы тот тип, который напал на тебя возле Четфилда вчера вечером, тоже был русским? — наконец спросил он.

Я покачал головой.

— Готов поспорить на что угодно, он откуда-то со Среднего Запада.

— А может, все намного проще, чем мы думаем? Джефферсон, к примеру, защищал Тора в суде, и все?

— Тарджент сказал, что им, мол, так и не удалось нащупать что-то, что связывало бы Тора с Джефферсоном, ну, до тех пор, пока они не вспомнили обо мне, естественно. Если бы эта связь лежала на поверхности, то есть если бы Джефферсон в свое время был адвокатом Тора или кого-то из его банды, они бы мгновенно об этом узнали бы.

Джо ничего не ответил. Я сидел, закинув ноги на стол, и глазел в окно. Кто-то, припарковав машину прямо под нашими окнами, включил магнитолу на полную мощность. И, видимо, окно осталось открытым, потому что от мощных звуков рэпа, вырывавшихся из динамиков, у нас жалобно позвякивали стекла и чуть заметно дрожали рамы.

— Думаю, пришло время нанести визит Тору.

Джо посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Классная идея, ничего не скажешь, — фыркнул он. — Копы спят и видят, чтобы повесить на тебя убийство просто потому, что подозревают тебя в связях с этим ненормальным — что сам ты, кстати, отрицаешь с пеной у рта. И вот, едва избавившись от них, ты заявляешь, что собираешься пообщаться с ним?!

Я пожал плечами.

— Ну, может, он ответит на пару-другую вопросов.

— Или перережет тебе горло, что куда более вероятно.

В последний раз, когда я видел Тора, он всадил охотничий нож в бедро одного человека. Припомнив этот случай, я решил, что у Джо действительно были основания тревожиться.

— И что ты предлагаешь? Продолжать работать, как будто мы ничего не слышали об этом?

Джо скривился.

— Не могу сказать, что мне это нравится, но, похоже, при подобных обстоятельствах это наилучший выход. Не забывай, что ты по-прежнему подозреваемый. Думаю, тебе стоит помнить об этом и внести кое-какие коррективы в свое обычное поведение.

Пару минут мы сидели в полном молчании, стены по-прежнему сотрясал рэп, Джо, глядя в пространство, сгибал и разгибал линейку.

— Если удастся найти Тора, мне хватит и пяти минут, чтобы выяснить у него то, что меня интересует.

— Ну, нам пока и без этого есть чем заняться. Мы ведь так еще и не проверили те телефонные номера.

— Да будет тебе, Джо. Теперь, когда мы знаем, что тут приложил руку Тор, не думаю, что эти номера нам так уж нужны!

— Это еще почему? Кажется, только час назад ты уверял, что они важны и даже очень. А теперь, стоило только копам упомянуть о Торе, как ты хватаешься за пистолет и заявляешь, что готов немедленно пуститься за ним в погоню. Брось, попробуй для разнообразия поработать детективом. Только так ты сможешь получить ответы на все те вопросы, которые тебя интересуют. Кстати, тебе удалось сделать хоть что-нибудь полезное за то время, пока ты ждал меня, или ты только и делал, что пытался помешать Тардженту ухватить тебя за задницу?

— Я ждал, когда на меня снизойдет озарение.

— Это неплохо, тем более что оно уже снизошло на меня. Первое — я считаю, что тебе лучше пока держаться подальше от русских. Попробуй только приблизиться к кому-то из этих ребят, и Тарджент мигом пронюхает об этом. Второе — я уверен, что те ночные звонки, о которых мы узнали, были неспроста. Наверняка тут что-то есть. Поэтому не вздумай плюнуть на них только потому, что Тарджент загнал тебя в угол.

Молча кивнув, я вытащил список звонков и пробежал его глазами. Всего их было семь, учитывая и те, почти пятилетней давности. Три из них я доверил Джо, три оставил себе. Седьмой звонок, по моему мнению, не имел особого значения — я уже выяснил, что это звонил Мэтью Джефферсон.

На то, чтобы пробить по базе все номера, у нас ушло не больше двадцати минут. С одним я управился довольно быстро, с двумя другими — оба раза звонили из телефона-автомата — пришлось повозиться, поскольку в этом случае следовало подключиться к более сложной поисковой базе данных.

— Оба недавних звонка были сделаны с уличного таксофона, — объявил Джо. — Ничуть бы не удивился, если это именно те звонки, что до смерти перепугали Джефферсона, очевидно, этот тип боялся, как бы его не засекли. А что у тебя?

— Два раза ему звонили из больницы Фэйрвью Парк. Правда, с этого времени прошло уже четыре года, а тот тип, что развлекался со мной прошлой ночью, упомянул о пяти годах. Нет, лично меня куда больше интересует тот звонок самого Джефферсона.

Я объяснил Джо, в какой последовательности, по моему мнению, развивались события: около двух часов ночи Мэтью Джефферсон бросается звонить отцу, просит его о помощи, после чего тот немедленно звонит еще кому-то.

— А тебе удалось выяснить, кому он звонил?

— Представь себе, да. Это некто Пол Брукс, живет в Женеве-на-Озерах.[16]

— Похоже, с мистером Полом Бруксом мы попали в самую точку. Вряд ли кто-то в больнице сможет вспомнить звонок четырехлетней давности. А когда я в последний раз пытался разговорить телефон-автомат, у меня ничего не вышло.

— Похоже, на тебя все-таки снизошло озарение или я ошибаюсь?

— До Женевы-на-Озерах путь неблизкий. Будем надеяться, парень окажется дома. Ну а если нет, мы его подождем.

— Ты хочешь сказать — вот так сорваться с места и поехать к нему? — удивился я. — А почему бы для начала не позвонить?

Джо покачал головой.

— Выставить человека за дверь всегда труднее, чем просто бросить трубку.

— Это уж точно.

Поднявшись из-за стола, Джо сунул в карман ключи от машины.

Ключи были от нового «форда тауруса». Старичку «форду таурусу», на котором раньше ездил Джо, прошлым летом слегка повредили кузов. «Слегка», конечно, мягко сказано — нетрудно представить себе, во что превратится кузов машины, если в него разрядить автомат. Поэтому, оплакав его безвременную кончину, Джо просто купил себе новую модель такой же машины и даже того же самого цвета. Как я слышал, руководство «Форда» объявило, что собирается скоро отказаться от выпуска этой модели. Рассказывать об этом Джо я не собирался. Он, конечно, человек сильный, но… неизвестно, сможет ли перенести такой удар.

— Ты поведешь? — спросил я.

— Да.

— Может, имеет смысл доверить это дело человеку, у кого обе руки здоровые?

— Только если этот человек не ты. Кроме того, я давно уже собирался обкатать эту машинку, она ведь совсем новая. Тысячи миль еще нет.

— Послушай, Джо, эта машина у тебя уже около двух месяцев. Как это ты умудрился не проездить на ней даже тысячи миль? — удивился я.

— А просто никуда особо пока не ездил. А куда мне ездить? В неприятности ты ведь вляпался только недавно.

— Новая песня, — проворчал я. И молча последовал за ним.


Часом позже Джо, свернув на 534-ю в том месте, где она шла вдоль озер, двинулся на север в сторону Женевы-на-Озерах. Наверное, летом, когда сюда толпами съезжаются туристы и семьи с детьми, это место становится весьма оживленным, однако сейчас, в конце октября, везде царила благословенная тишина. Миновав деревню, мы выехали на извилистую проселочную дорогу, впереди, в просветах между сосен, то и дело мелькала вода — это было озеро Эри.

— Похоже, мы приехали, — бросил Джо. — Очень надеюсь, что в этом захолустье не забывают указывать на почтовых ящиках номера домов, — брюзгливо добавил он. — Я просто зверею, когда вижу почтовые ящики без номеров.

Как вскоре выяснилось, Джо напрасно волновался: номер, который мы искали, пропустить было невозможно — цифры оказались добрых двух футов в высоту каждая, а заботливо выведенная на щите надпись «Brook’s Northshore Winery»[17] оповещала, что мы у цели. Джо заставил свой «таурус» свернуть на подъездную дорожку и очень скоро уже ставил его на огромной парковке, сплошь забитой машинами. Позади парковки виднелось длинное бревенчатое строение, а чуть дальше — озеро, серое, хмурое и неприветливое в это время года.

— Ты же говорил, что это его домашний адрес, — прошипел Джо.

— Это не я говорил, а компьютер, — огрызнулся я.

— Ладно, давай заглянем туда и спросим.

Мы выбрались из машины и направились к зданию. В первой же комнате, куда мы заглянули, нашему взгляду представились длинные стеллажи бутылок с вином, выстроившиеся вдоль одной из стен; напротив, так же вдоль стены, красовались ведерки, где охлаждались другие бутылки с вином, полки с аппетитными головками сыра, а посредине я заметил еще какие-то деликатесы, явно рассчитанные на гурманов.

В одном углу комнаты стайка каких-то людей, держа в руках бокалы, внимательно слушала рыжеволосую женщину, рассказывающую им о «богатом аромате, насыщенном букете и полноценном вкусе» того, что им предстояло продегустировать. Не успели мы сообразить, куда попали, как к нам подлетела хорошенькая девчушка в черной юбочке и такой же блузке. Она приветствовала нас улыбкой.

— Чем могу помочь, джентльмены?

— Мы тут слегка растерялись, — объяснил Джо. — Понимаете, мы решили, что это частный дом. Видите ли, мы разыскиваем Пола Брукса.

— Мистер Брукс — владелец винокурни, — кивнула девушка. — А частный дом тут тоже есть — вам просто нужно было, проехав ворота, свернуть направо, а вы, видимо, ошиблись и двинулись налево, вот и все. Впрочем, неудивительно, тут так все заросло соснами, что немудрено и пропустить указатель.

Поблагодарив ее, мы вышли из винокурни, вернулись к машине и последовали ее инструкциям. Отсюда до дома, который мы искали, было около двухсот метров, изрядное расстояние, и девчушка оказалась права — разросшиеся сосны полностью закрывали его от любопытного взгляда.

Однако дом, который мы увидели, с виду мало чем отличался от винокурни: большое бревенчатое строение под крышей из щепы, выкрашенной в зеленый цвет, — словом, типичный приют какого-нибудь отшельника, решившего поселиться у озера, только очень уютный. Обойдя припаркованный на подъездной дорожке черный «БМВ», мы направились к крыльцу и постучали в дверь. Не прошло и нескольких секунд, как дверь широко распахнулась, и на пороге появился симпатичный парень, одетый по-домашнему — белая рубашка поверх синих хлопчатобумажных джинсов, на ногах кожаные мокасины. На вид ему было не больше тридцати. Весь он — и безупречная одежда, и не менее безупречные черты лица, даже каштановые волосы, густой гривой спадавшие на расстегнутый воротник рубашки, — сильно смахивал на модель, позирующую для какого-нибудь каталога, руководство которого старательно делает вид, что рекламирует одежду любителей отдыха на свежем воздухе, тогда как покупают ее исключительно те, кто привык проводить время перед компьютером.

— Чем могу помочь?

Мы с Джо предъявили ему свои лицензии. Как ни странно, он отнесся к ним совершенно равнодушно — без подозрительности, но и без того бурного, почти ребяческого восторга, в который обычно впадают люди, впервые в жизни увидевшие воочию живого и настоящего частного детектива — просто безмятежно кивнул и все.

— Пол Брукс — это вы? — осведомился я.

— Да, о чем вы хотите со мной поговорить? — Он покосился на мое лицо, наверняка заметил и синяк под глазом, и разбитую губу, но тут же отвел взгляд в сторону. Вот что значит хорошие манеры.

— Речь идет об одном телефонном звонке пятилетней давности, — ответил я.

— Простите?

— Мы пытаемся выяснить хоть что-то о прошлом одного человека, которого убили совсем недавно. Пять лет назад он звонил сюда, в этот дом, звонил около двух часов ночи…

— Четвертого июля, — подсказал Брукс. — Вы ведь этот звонок имеете в виду, верно? Да, действительно, это случилось пять лет назад.

Мы с Джо переглянулись. Я кивнул.

— Да, вы правы. Строго говоря, звонок был пятого, точнее, в ночь с четвертого на пятое, так что можно сказать и так.

Пол Брукс вздохнул и распахнул пошире дверь.

— Заходите. Думаю, вам лучше присесть и выслушать меня.

Глава 15

Он провел нас на открытую веранду — видимо, бывший причал, — обшитую панелями из кедра, откуда открывался чудесный вид на лес и небольшой частный пляж на берегу озера Эри. Волны чуть слышно шуршали, деликатно облизывая берег, небо понемногу затягивало облаками. По сравнению с этой красотой мой собственный «вид» из окна на Лорейн и крохотную авторемонтную мастерскую напротив сейчас казался донельзя жалким и убогим.

— Итак, Пол, что вы можете нам рассказать? — не вытерпел я.

Он покачал головой.

— Только не подгоняйте меня, ладно? Начнем с того, что я до сих пор не знаю, почему вас интересует именно тот звонок.

Я объяснил ему это, по возможности не вдаваясь в подробности. Сказал, что нас наняла вдова Алекса Джефферсона, попросив расследовать обстоятельства его убийства и смерти его сына, которая последовала почти сразу же после гибели отца. Именно из-за этого мы и приехали к нему.

— Да. Я слышал, что Алекс Джефферсон был убит, — кивнул он, когда я закончил. — Правда, о смерти его сына я еще не знал.

— Должно быть, не читаете газет, — предположил я.

Он усмехнулся.

— Да, немного отстал от жизни — так, на пару дней, не больше. Но почему этот телефонный звонок представляется вам таким важным?

— Видите ли, незадолго до двух Мэтт позвонил отцу. А тот после этого сразу же позвонил сюда, в этот дом. Вот нам и хочется узнать, зачем он это сделал.

— Думаю, причина вас заинтересует.

— Вот как?

— Да. Видите ли, причина, по которой были сделаны эти звонки, одна и та же: в частных владениях моего отца был убит человек, и сын Джефферсона видел это собственными глазами.

На какое-то время на веранде повисло томительное молчание — мы с Джо с нетерпением ждали продолжения, пожирая Брукса глазами, а тот, в свою очередь, уставился на озеро, будто забыв о нас. Полоска пляжа прямо перед его домом, похоже, тянулась до самой винокурни. Откуда-то слышались голоса и смех, однако за соснами не было видно ни одного человека.

— Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее? — не утерпел Джо.

— Думаю, вы слышали о моем отце? — вместо ответа поинтересовался Брукс.

Мы с Джо непонимающе переглянулись, потом дружно покачали головами. Брукс, слегка сбитый с толку, озадаченно нахмурился.

— Фентон Брукс, — подсказал он. — «Брукс Биомедика»… Неужели это вам ни о чем не говорит?

— Стенты![18] — спохватился Джо.

Брукс самодовольно закивал.

— Совершенно верно, компания занимается производством стентов, но, конечно, не только этим — мы выпускаем и другое медицинское оборудование.

— Однако свое состояние ваш отец составил в первую очередь на стентах, не так ли? — уточнил Джо.

— В основном, да, во всяком случае, большую его часть. — В лице Брукса внезапно промелькнуло недовольство, как будто вопрос Джо показался ему неприличным. — Тем не менее подчеркиваю, что наша компания выпускает и многое другое медицинское оборудование, причем самое разнообразное. Два года назад отец умер. Рак.

— Примите наши соболезнования.

Какое-то время мы молчали. Потом Брукс слегка откашлялся, прочищая горло.

— Ладно, теперь вы хотя бы немного представляете себе ситуацию. Итак, отец владел большой компанией, у него было множество служащих, а кроме них немалое количество адвокатов и консультантов. Потом он купил эту винокурню — сначала решил, что лишние деньги ему не помешают, но потом ему так понравилось здесь, что он даже выстроил дом и стал проводить тут каждое лето. Кроме этого, он частенько приглашал сюда погостить своих многочисленных друзей, коллег, устраивал приемы на свежем воздухе, в общем, вы понимаете. И вот пять лет назад он решил устроить тут прием по случаю Четвертого июля. Приглашены были около сотни гостей, может, даже больше.

— Включая и Мэтта Джефферсона?

— Да, его тоже. Алекс Джефферсон также был среди гостей, хотя, помнится, в тот вечер он уехал домой довольно рано. Вы в курсе, что он являлся одним из адвокатов отца?

— Нет, мы этого не знали.

— Да. Его сын, мне кажется, в то время еще учился в юридической школе. По-моему, он был на пару лет моложе меня… да, где-то так. Как бы там ни было, он тоже приехал, но мне сразу показалось, он чувствует себя немного неловко среди других гостей. Ближе к полуночи гости стали понемногу расходиться, однако тот человек, с которым приехал Мэтт Джефферсон, к этому времени уже здорово набрался, так что Мэтту волей-неволей тоже пришлось задержаться.

— Кто это был? Тот человек, с которым он приехал?

— Еще один из адвокатов отцовской фирмы, некий Джеймс Саймон. Мэтт в то время работал на него, набирался опыта.

— И что же произошло?

— Сейчас расскажу. Итак, кое-кто из гостей задержался допоздна — сами знаете, как бывает, когда в доме есть бар под открытым небом. Саймон был прилично пьян, а Мэтт то ли устал, то ли ему это все до смерти надоело… в общем, он спустился на берег, к пляжу, и двинулся назад, в сторону винокурни. Мы как-то устраивали там званый обед, на который пригласили и его, так что Мэтт знал, где это. Он обошел дом, мельком обратил внимание, что на веранде обнимается какая-то парочка, скорее всего, парень с девушкой под шумок решили немного поразвлечься на свободе. Мэтт, подумав, что не стоит им мешать, повернул обратно и снова зашагал к пляжу. Но потом ему почему-то показалось, что девушка сопротивляется. Вроде бы она вскрикнула или что-то подобное. Короче, он решил повернуть назад — просто на всякий случай, вдруг какие-то проблемы, ну, в общем, вы понимаете. А когда он вернулся, девушки и след простыл, а парень, что был с нею, при виде его дал деру: свернул за угол дома и был таков. Мэтт кинулся на веранду и наткнулся на девушку — полураздетую и вдобавок мертвую. Ее задушили.

Из-за того что небо затянуло облаками, заметно похолодало, а Пол Брукс сидел в одной тонкой хлопчатобумажной рубашке, но, судя по всему, ему было не холодно — напротив, он явно наслаждался, разглядывая наши вытянувшиеся физиономии. На лице его было написано удовлетворение рассказчика, в очередной раз убедившегося в своем умении захватить аудиторию.

— А дальше что было? — не выдержал Джо.

— А что, по-вашему, могло быть? — Он пожал плечами. — Естественно, тут же позвонили в полицию. Примчались копы, первым делом допросили Мэтта, а после него и всех остальных. Мне показалось, Мэтт был очень расстроен происшедшим… впрочем, это понятно. Ему хотелось поговорить с отцом. Я еще тогда подумал, возможно, копы повели себя с ним как-то не так. Ну вот, он позвонил отцу, а тот велел ему отвечать на вопросы и вообще всячески помогать следствию. А потом Алекс позвонил нам, домой, естественно, позвал к телефону отца, чтобы убедиться, что Мэтт ничего не скрыл от полиции.

— Это даже больше, чем мы надеялись услышать, во всяком случае, когда речь шла всего лишь об одном телефонном звонке, — покрутил головой Джо.

— Согласен, чертовски интересная история. Но пока не вижу, как она может быть связана с убийством Алекса Джефферсона или самоубийством его сына, — согласился Брукс. — Мне кажется, вы, ребята, хватаетесь за соломинку.

— А кем оказалась жертва? — поинтересовался я. — Ее опознали? Кто была эта девушка? Кто-то из тех, кто был на приеме?

— Не совсем так, скорее уж отчасти. Она работала в одной фирме, в которую мой отец обычно обращался, чтобы нанять людей для обслуживания приема. Мне кажется, ей было не больше двадцати. Девушке, я хочу сказать. Они тут все время сновали между домой и винокурней, а потом ее попросили остаться и прибрать все. Не слишком удачное решение.

— А тот тип, который ее убил?

Брукс лениво закинул одну ногу на другую.

— Кто-то из ее бывших приятелей — она пару раз сходила с ним на свидание, а потом, видимо, решила дать ему от ворот поворот. Типичный неудачник, да еще за плечами его криминальный список длиной с милю, а то и больше. Жил в трейлере милях в трех от винокурни, чуть дальше по дороге. Так что пробраться в тот вечер сюда для него особого труда не составило.

— Его арестовали?

— Арестовали, судили, приговорили. Кстати, он до сих пор сидит.

— Вам известно его имя?

— Энди Дорэн. А девушку, которую он убил, звали Моника Хит.

— Ну и история! — вздохнул Джо.

— Да уж, история что надо, — согласился Брукс. — Ладно, кажется, я ответил на ваш вопрос по поводу того телефонного звонка. А вот чего я не понимаю: как это поможет вам в вашем нынешнем расследовании.

— Ну, заранее трудно сказать. Поживем — увидим.

На лице Брукса появилось выражение вежливого скепсиса.

— Это верно, заранее никогда не знаешь, — согласился он. — Вообще вся эта история в свое время очень подействовала на моего отца — он жутко переживал. То есть понимаете, Энди Дорэн не был в числе приглашенных, но ведь девушка-то, Моника Хит… она-то работала здесь, обслуживала гостей и все такое. Ну, вы понимаете.

— И никто, значит, ничего не видел и не слышал? — уточнил Джо. — Ни одного свидетеля, кроме, естественно, Мэтта Джефферсона?

— Нет.

— Получается, Мэтт Джефферсон опознал этого типа, Дорэна? — вмешался я.

Брукс уже кивнул было, но что-то его остановило.

В глазах его мелькнула какая-то мысль, он озадаченно нахмурился и покачал головой.

— Если честно, не помню. По-моему, он опознал его машину, а вот самого этого типа… Нет, не уверен.

— Вот как? Чертовски трудно, знаете ли, отправить человека на скамью подсудимых на основании показаний единственного свидетеля, — хмыкнул я.

— Ну, насколько помню, у копов много чего было против этого парня. По-моему, когда делали обыск у него в трейлере, отыскались еще какие-то улики, да и сам он тоже добавил себе проблем, когда принялся напропалую врать копам. Говорят, к тому времени, как дело дошло до суда, он раз шесть менял свои показания — во всяком случае, я так слышал.

— Вы сказали, Мэтт звонил отцу, поскольку был расстроен, так как воспринял допрос в полиции как оскорбление, — вмешался Джо. — Что вы хотели этим сказать?

— Ну, он ведь оказался единственным свидетелем, понимаете? Я подумал, возможно, во время допроса копы стали на него слишком уж наседать или те вопросы, что ему тогда задавали, были довольно… ну, резкими, что ли. Я хочу сказать, мне кажется, у него сложилось впечатление — по крайней мере сначала, — что они его в чем-то подозревают.

— Вот это да! — хмыкнул Джо. — Что они подозревают его… Значит, это уже не шутка.

Брукс, похоже, сообразил, куда клонит, поскольку недовольно скривился.

— Не нужно забегать вперед, детектив. В конце концов, они ведь взяли того парня и упрятали его за решетку. Можете проверить все сами, но, думаю, вы согласитесь с приговором суда.

— Насколько хорошо вы сами знали Джефферсонов? — вмешался я.

Брукс передернул плечами.

— Шапочное знакомство. Отец знал их обоих намного лучше.

— А что вы о них сами думали? Я имею в виду, об отце и сыне?

— Ну, я ведь знал их обоих не слишком хорошо, во всяком случае, явно недостаточно, чтобы делать какие-то выводы. Но, похоже, им обоим здорово не повезло, вам не кажется?

Глава 16

На обратном пути, пока мы петляли по той же проселочной дороге, нам не встретилось ни одной машины.

— А ты еще собирался махнуть рукой на этот звонок, — припомнил мне Джо. — Не помешай я тебе, ты бы сейчас мотался по городу в поисках Тора, напрашиваясь на неприятности. И в конце концов нарвался бы на пулю.

— Да, насчет этого телефонного звонка ты оказался прав. Я рад, что подумал о нем.

— Ага, подумал, а потом решил выкинуть его из головы, — съязвил Джо.

— Вот для этого-то ты мне и нужен — следить, чтобы я не отвлекался. И потом ты явно самым положительным образом влияешь на мою сообразительность.

Джо с улыбкой покачал головой.

— Это может оказаться существенным, — продолжал я. — А может и не оказаться.

— Ты о чем?

— Да о том, что мы только что узнали, — я имею в виду убийство той девушки, то, как копы допрашивали молодого Джефферсона.

— Лично я буду очень удивлен, если выяснится, что все это ничего не значит. Вспомни, и Джефферсон, и его убийца упоминали про звонок от сына. Мы проследили этот звонок, и выяснилось, что сын Джефферсона был единственным свидетелем убийства. По-твоему, это несущественно?

— Ладно, согласен, все это действительно интересно. Но как это связано с нашим делом? Похоже, тот тип, Дорэн, действительно виновен. Все улики были против него, и улики серьезные — парнишка застал его на месте преступления, а сам он на допросах постоянно лгал и изворачивался. Только вот с какого боку тут оказался сам Алекс Джефферсон, не понимаю…

— И не поймем, пока не поднимем то, старое дело, не выясним, что же произошло на самом деле. Первое, что напрашивается в таком случае, — вывод, что копы здорово восстановили парня против себя.

— Ну, наверное, посчитать убийцей парнишку — это они действительно хватили через край.

Джо метнул в меня быстрый взгляд, а потом снова уставился на дорогу.

— Это ведь ты утверждал, что в этом деле все, мол, завязано на молодом Джефферсоне. Да и тот тип, что избил тебя вчера вечером, тоже, по твоим словам, имел на него зуб.

— В общем, так оно и было. Однако не забывай, Дорэн до сих пор в тюрьме. Поэтому мы можем с легким сердцем вычеркнуть его из списка подозреваемых. И кто тогда у нас остается из обиженных?

— Может, тот тип, что взялся истреблять семейство Джефферсонов, каким-то образом связан с Дорэном? Вдруг это его брат или близкий друг? Как тебе такая идея?

— Ну да, кто-то, настолько близкий Дорэну, чтобы решиться на убийство, и до того занятый чем-то последние пять лет, что у него просто не доходили руки заняться мщением, ты это хочешь сказать?

Джо тяжело вздохнул.

— Да, с этой отсрочкой действительно не все пока ясно. Вообще-то я просто хотел сказать, что в этом деле остается пока достаточно много непонятного.

— Нужно как-то попытаться пробраться в тюрьму и поговорить с тем типом, Дорэном. Все, кто мотает срок за преступление, которое они, по их словам, не совершали, обычно с радостью готовы говорить с каждым, кто берется пересмотреть их дело. Не говоря уже о тех, кто действительно невиновен.

— Неплохая мысль.

Какое-то время мы с Джо молчали, потом я покосился в его сторону и заметил, что Джо ухмыляется.

— Что?

— Знак апокалипсиса, — хмыкнул он.

— То есть?

— Кажется, ты только что предупреждал меня, чтобы я не заходил слишком далеко. Советовал мне не увлекаться, собрать побольше фактов.

Когда мы свернули на автостраду, Джо все еще смеялся надо мной.


В офис мы приехали около пяти. На стоянке Джо припарковался, выключил двигатель и поставил машину на «ручник». Все это он проделал одной правой рукой, и я догадался, что его левая рука, должно быть, изрядно устала после стольких часов, проведенных за рулем, и сейчас, скорее всего, немилосердно болит.

Не успел я захлопнуть за собой дверцу, как услышал, что открылась другая дверь и, обернувшись, увидел Тарджента, выбиравшегося из «краун виктории», припаркованной неподалеку от нашего дома, чуть дальше по улице. Он прижимал к уху мобильник и, судя по всему, разговаривал с кем-то, однако, увидев нас, вскинул руку и сделал приветственный жест.

— Дерьмо, — прошипел я сквозь зубы, кивнув в сторону Тарджента. — Неужели этому типу не с кем поговорить, кроме меня?!

Мы с Джо остались стоять возле машины, дожидаясь, пока Тарджент закончит говорить по телефону. Закруглившись, тот сунул мобильник в карман и зашагал к нам.

— Может, поднимемся к вам наверх? — предложил он.

— А стоит ли? Вы и без того уже проторчали у нас в офисе столько времени, что я начинаю подумываю, не стребовать ли с вас плату за аренду помещения.

Одарив меня довольно кислой улыбкой, Тарджент приветственно кивнул Джо.

— Мистер Притчард, как поживаете?

— Неплохо.

— Далеко ездили, ребята?

— Да так… никуда особенно, — туманно ответил Джо. — А теперь, если вы не возражаете, я бы пообедал. Времени на ланч не было, так что сейчас я голоден, как собака.

— Понимаю, Понимаю. Боже меня упаси мешать человеку, когда он отдается голосу желудка, так что постараюсь не отнять у вас много времени. Просто решил, что мне, пожалуй, стоит заглянуть к вам после недавнего разговора с миссис Джефферсон. Она мне сказала, что в настоящее время, вы, так сказать… хм… расследуете это дело, иначе говоря, действуете по ее поручению. Это так?

— Совершенно верно.

— Рискну забежать вперед и скажу, что я от этого не в восторге.

— Собственно говоря, я это предвидел, — пожал плечами я.

— Видите ли, меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, так и подмывает предупредить вас, чтобы вы сидели тихо, не смели совать нос в это дело и путаться у нас под ногами. А с другой… мой внутренний голос подсказывает, что с вами лучше не связываться.

— На вашем месте я бы прислушался к внутреннему голосу — он дело говорит.

Тарджент уставился себе под ноги, рассеянно крутя на пальце обручальное кольцо и вновь погрузившись в свое непрошибаемое спокойствие. Даже сегодня утром, когда я рассказал ему о нападении на меня, после чего честно признался, что мне и в голову не пришло звонить в полицию и оставить там заявление, он умудрился остаться невозмутимым… ну, может, и сорвался слегка, но, надо признать, достаточно быстро вновь взял в себя в руки. Я знаю по собственному опыту, что в присутствии таких вот невозмутимых копов подозреваемые чаще всего и начинают нервничать, поскольку сразу теряют уверенность в себе, и если раньше они самоуверенно считали, что могут дать полиции сто очков форы, то потом эта уверенность моментально тает, словно снег под жаркими лучами солнца. Джо был как раз из таких, я — нет.

— Ладно, — кивнул Тарджент. — Возможно, вы и правы. Может, действительно стоит оставить вас в покое и дать возможность делать свое дело? Только давайте договоримся, чтобы не путаться друг у друга под ногами, идет? И при случае будем делиться информацией, когда она появится. Будем, так сказать, одной командой. Как вам такая идея?

Я молча стоял и разглядывал его, не веря собственным ушам и гадая про себя, что у него на уме и чего ради он притащился сюда — неужели ради того, чтобы предложить нам жить дружно?!

— Конечно, Тарджент. Всенепременно. Мы ведь теперь одна команда, вы сами так сказали.

— Вот и замечательно, — радостно закивал Тарджент. — Очень мило с вашей стороны, прямо-таки по-соседски.

— Мне тоже так показалось. Ну так что у нас есть?

— Вообще говоря, не так много, как хотелось бы. Но кое-что есть, так что, боюсь, мне придется отнять у вас еще минуту. Во второй половине дня позвонил лейтенант Брюер. Помните его? Из департамента полиции Индианы. И рассказал мне на редкость странную историю.

С этими словами Тарджент полез в задний карман и вытащил сложенный в несколько раз листок бумаги. Он томительно долго разворачивал его, потом разглаживал прежде, чем наконец протянуть его мне.

Это оказался уже знакомый мне бланк — свидетельство о регистрации заключенного со штампом окружной тюрьмы в округе Браун, постояльцем которой довелось быть и мне — правда, всего одну ночь. А под ним снимок — фотография мужчины средних лет с неаккуратно подстриженными усами, которого я никогда прежде не видел, и статья, по которой его взяли, — незаконное вторжение. Судя по времени, указанному там, его зарегистрировали шестью часами раньше меня.

— Стэн Мейерс, — прочитал я. И вскинул глаза на Тарджента. — Предполагается, что я знаю этого типа?

— Во всяком случае, он вас точно знает.

— Не понял, — озадаченно протянул я.

Тарджент забрал у меня из рук листок с фотографией, сложил его и сунул обратно в карман.

— Мистер Мейерс — частный детектив, работает в Индиане. Это имя ничего вам не говорит?

— Нет.

— Странно. Его арестовали вчера — пытался всучить взятку полицейскому, чтобы тот то ли выкрал для него закрытые полицейские отчеты, то ли снял с них копии. — Тарджент сделал выразительную паузу, потом продолжал: — С отчетов по делу о расследовании внезапной смерти Мэтью Джефферсона.

— Самоубийства, — подсказал я.

— Внезапной смерти — так значится в рапорте, во всяком случае, пока, — поправил меня Тарджент. — Когда я в последний раз разговаривал с лейтенантом Брюером, заключения еще не было.

— Ладно, пусть так. Но какое отношение этот Мейерс имеет ко мне?

— Странно, что вы задаете подобный вопрос, — усмехнулся Тарджент. — Учитывая, что вы же сами его и наняли?

Нет, я не бросился с пеной у рта это отрицать. Очень может быть, именно поэтому Тарджент воспринял это как своего рода молчаливое признание, потому что глаза его превратились в узкие щелки. Он даже с ноги на ногу переступил от едва сдерживаемого возбуждения.

— Ну, теперь вспомнили? — нетерпеливо спросил он. — Временная амнезия, похоже, прошла?

— Я этого типа не нанимал, — коротко бросил я. — Даже никогда о нем не слышал.

— А у вас есть доказательства, что Линкольн его нанял для этого дела? — влез Джо. — Или вы просто поверили ему на слово — поскольку, на ваш взгляд, подобная личность заслуживает всяческого доверия?

— Мейерс сразу же назвал его. Сообщил Брюеру и еще одному детективу, что Перри связался с ним на следующий же день после самоубийства молодого Джефферсона и сделал попытку нанять его,чтобы он следил за ходом расследования, сообщал ему, что делают копы.

— Ну, раз так, мой ответ на ваш вопрос будет…

— Не сейчас. Это и будет ответ. Пока у нас нет никаких доказательств, но лейтенант Брюер работает над этим.

Тарджент, отвернувшись от Джо, вновь обратился ко мне:

— Он сообщил, вы подчеркнули, что он должен действовать втайне от полиции, а когда он, мол, услышал об этом, то немедленно отказался. Утверждает, что потом вы снова перезвонили, повторили свою просьбу и пообещали, что он получит десять тысяч наличными по почте, если ему удастся раздобыть копии последних полицейских донесений по этому делу. Похоже, старый мистер Мейерс не слишком подходит для выполнения подобных поручений; Брюер сообщил, что он в основном занимается какой-то халтурой, например, подрабатывает охранником за десять долларов в час. Десять штук для него — огромная сумма. Судя по всему, деньги, которые он обнаружил в своем почтовом ящике, показались ему достаточно убедительным аргументом, во всяком случае, он так сказал. Однако, похоже, он совершил ошибку, поскольку теперь этот тупица наверняка потеряет свою лицензию.

Горло у меня сжалось, во рту пересохло так, словно все последние дни я питался одной сухой травой.

— Вы же сами понимаете, что все это ложь — от первого до последнего слова, — просипел я. — По глазам вижу, что знаете.

Тарджент всплеснул руками, потом развел их, словно желая сказать: «Знаю… а что ж поделаешь?»

— Это вы не мне говорите — скажите об этом мистеру Мейерсу. Сам же он твердо убежден, что лишь выполнял ваше поручение. Словом, Брюер желает, чтобы вы приехали к нему. Говорит, что, мол, намерен предъявить вам то же самое обвинение. Я предупредил его, что, поскольку речь идет о наличных, доказать ваше участие в этом деле будет труднее, чем он думает. Заранее знаю, чем это закончится — либо вы будете защищаться, а вы уже доказали, что в этом деле вам равных нет, либо попросту станете все отрицать. Я предупредил его, что вы не очень-то стремитесь сотрудничать с полицией и не очень-то откровенничаете.

— У вас нет никаких доказательств. И у Брюера их тоже нет. Все, что у вас есть, — это голословное утверждение какого-то типа да еще десять кусков, полученных по почте, которые мог послать ему кто угодно, да хоть сам Брюер, к примеру.

— У них есть конверт, в котором пришли деньги. На нем почтовый штамп Кливленда.

Я промолчал.

На губах Тарджента мелькнула улыбка.

— Ну, так как, вы имеете к этому отношение?

— Дело не в этом. Мне как раз пришло в голову: а не вы ли сами, случаем, послали эти деньги?

— Ну конечно! — фыркнул Тарджент. — А вы, значит, просто несчастная жертва тайного заговора, верно? Как это я забыл, сам не понимаю.

— Поверьте, Тарджент, у меня нет лишних десяти штук, чтобы вот так швыряться ими налево и направо. А если у вас есть желание проверить мои банковские счета, валяйте, проверяйте.

— Зато у Алекса Джефферсона было полно наличных — кстати, пятьдесят тысяч мы ведь так и не нашли, припоминаете? Он успел обналичить деньги, и с тех пор о них никто ничего не слышал.

— Ну и что с того? Вы решили, он заплатил Линкольну, чтобы тот его убил? — не утерпел Джо. — Так сказать, заказал сам себя? Очень логично, вам не кажется?

Тарджент покачал головой.

— Сдается мне, мистер Притчард, кто-то решил тянуть с Джефферсонов деньги. Только вот куда они подевались? Возможно, достались тому, кто оказывал на них давление.

— Возможно. Только Линкольн-то тут при чем? Каким образом он мог давить на Джефферсонов?

— Очень надеюсь, что он сам нам об этом расскажет.

— Это важно, — вмешался я. — Если кто-то, назвавшись моим именем, действительно нанял этого типа… тогда это серьезно, Тарджент. А выяснив, кому понадобилось это делать…

— Значит, кто-то выдал себя за вас, так вы считаете?

Я кивнул.

— Совершенно верно. Потому что я его не нанимал, а если он убежден, что это был я, то выбор у нас невелик, верно?

— Думаю, да. Либо кто-то действительно выдал себя за вас, назвавшись вашим именем, либо вы лжете. Вот и весь выбор.

— Второй пункт можете смело вычеркнуть, — посоветовал я.

— А собственно говоря, почему? Ха! Для чего кому-то выдавать себя за вас? Для чего платить десять штук частному сыщику, когда нет никакой уверенности в том, что его не поймают за руку? Даже если бы ему удалось стащить эти самые рапорты и протоколы и переправить их вам… пардон, тому, кто выдавал себя за вас, знаете, чем бы это закончилось?

— Понятия не имею.

На губах Тарджента снова промелькнула улыбка.

— Ну конечно, вы не знаете, — понимающе кивнул он. — Конечно. Мистер Перри, мне вас искренне жаль. Потому что если вы сейчас не лжете, тогда, выходит, вы самый недогадливый и бестолковый сукин сын из всех, кого я знаю. У меня прямо сердце разрывается, честное слово, вот-вот заплачу. Но я по натуре человек добрый, поэтому, так и быть, попробую помочь вам выбраться. Все, о чем вы не имеете ни малейшего понятия, все эти вопросы, которых у вас накопилось немало… Постараюсь на них ответить. Даже на последний. Сделаю это исключительно для вас.

Кивнув Джо, он повернулся к нам спиной и зашагал к своей машине — решительной походкой, насвистывая на ходу, словно смеясь над нами.

Глава 17

Можно стоять на берегу реки, смотреть на воду и размышлять, какой ленивой и теплой она выглядит, словно приглашает окунуться, хотя бы попробовать ее ногой. А потом ныряешь в нее и удивляешься — такой она вдруг оказывается ледяной, быстрой, да и под ногами, как выясняется, коварно прячутся коряги.

Примерно то же самое я чувствовал и сейчас. На первый взгляд просьба Карен разыскать невесть куда подевавшегося сына ее покойного мужа выглядела достаточно безобидно. Не говоря уже о кругленькой сумме, которую она обещала заплатить мне за такую, в общем-то, рутинную работу. Правда, кое-что должно было меня насторожить — факт, что я в тот момент возглавлял список подозреваемых в убийстве ее мужа, неважно, насколько длинным был этот список. Однако я предпочел игнорировать это сомнение — наверное, руководствуясь утверждением, которое сам частенько высказывал в бытность копом: «Если вы не сделали ничего плохого, вам нечего опасаться».

Я действительно не делал ничего плохого, однако с каждым часом все выглядело так, словно мне было чего бояться, и чем дальше, тем больше. А последняя новость, факты, которые обнаружил Брюер, разом изменили ситуацию. Потому что до сих пор все, с чем мне пришлось столкнуться, выглядело лишь цепью обычных совпадений. И хотя все это начинало меня напрягать, однако я мог от них отмахнуться — во всяком случае, мне так казалось. Теперь все по-другому. Кто-то решил подшутить надо мной, воспользовавшись моим именем, и, похоже, для него это было достаточно важно, иначе вряд ли он стал бы швырять на ветер десять тысяч долларов.

— Все началось в тот момент, когда ты вернулся из Индианы, — объявил Джо.

Мы с ним пристроились на краешке тротуара возле его машины. Тарджент уже уехал.

— Похоже на то.

— Копы явились к тебе после убийства Джефферсона, но потом оставили тебя в покое, поскольку ничто не доказывало, что убийца — ты. А вот потом, когда ты отправился на поиски парня, что-то изменилось. Похоже, ты привлек к себе чье-то внимание.

— Да — копов.

— Нет, кого-то еще. — Джо, сморщившись, потер плечо, и я в первый раз обратил внимание, каким усталым он выглядит.

Да, денек для него выдался нелегким, два часа за рулем — не лучшая замена сеансу физиотерапии.

— Иди домой, Джо, — велел я. — Поешь, прими болеутоляющее, словом, отдыхай.

Джо моментально бросил тереть плечо и упрямо покачал головой.

— Нет, со мной все в порядке. Кстати, нам еще нужно посидеть за компьютером, отыскать досье на этого Дорэна, а заодно придумать, как с ним поговорить. Сейчас уже очевидно, что кому-то очень хочется тебя подставить. Так что я бы на твоем месте подумал, как защищаться.

— Ну, Дорэн никуда не денется. Держу пари, завтра утром он будет в той же самой камере, что и сегодня вечером.

— Согласен. Короче, еще раз спасибо, Линкольн. — Помахав мне на прощание, Джо открыл дверцу своей машины. — Тебя подбросить?

— Нет, прогуляюсь немного. Утром увидимся, Джо. Завтра у нас полно дел. Впрочем, мы уже сегодня многого добились.

— Ну да. Тебя послушать, так мы много добились просто потому, что ты заставил меня впрячься в работу, — пробурчал он.

— Жалко, что ты не впрягся раньше, — хмыкнул я. — Тогда, глядишь, моя физиономия не выглядела бы сейчас так, словно по ней проехал грузовик.

Джо забрался в машину, повернул ключ в замке и вдруг снова заглушил двигатель.

— Помнишь, как я в первый раз сказал тебе, что мне не нравится, что ты сжег ту фотографию?

— Да.

— Думаю, мне следует взять свои слова назад, — ухмыльнулся он. И снова захлопнул дверцу.


Я направился домой, достал из холодильника несколько яиц, соорудил себе обед (или ужин), после чего торопливо запихнул его в себя с твердым намерением отправиться в тренажерный зал и разом избавиться от всех лишних калорий. Впрочем, это желание покинуло меня еще в тот момент, когда я мыл посуду. Сказать по правде, на это у меня не было ни сил, ни желания, и к тому же сегодня вечером мне почему-то не хотелось оставаться одному. Весь день мысли мои крутились вокруг обоих Джефферсонов, старого и молодого, возле Карен и Тарджента, но время от времени в них вторгалось воспоминание об Эми. В результате, кое-как вытерев руки кухонным полотенцем, я схватил телефон и набрал ее номер.

— Сегодня увидимся?

— Возможно, — туманно протянула она. — Если под словом «увидимся» подразумевается, хочу ли я просидеть весь вечер у тебя на диване, потягивая пиво. А если ты вкладываешь в него иной смысл, например, хочу ли я куда-нибудь сходить, тогда нет.

— У тебя сегодня «домашнее» настроение, так я понимаю?

— Именно — уже даже переоделась. Так что и не мечтай вытянуть меня сегодня вечером на улицу, — ну, разве что тебе удастся соблазнить меня, предложив нечто чертовски заманчивое в смысле отдыха и расслабления.

— Как насчет ужина в купальных простынях?

— Вот за это я тебя и люблю, Линкольн. Ты просто коварный и искушенный змей-соблазнитель.


Она явилась, одетая в старые джинсы и трикотажную рубашку — естественно, не навороченные и не от какого-то модного дизайнера, предлагающего одежду из «чистого хлопка» или из чего там ее делают, — словом, ничего общего с тем, что носила Карен. Все это были вещи, которые, не глядя, вытаскиваешь из шкафа и в которые влезаешь, когда вечером вдруг похолодает.

— У меня есть «Бекс» и еще «Будвайзер»[19], — сообщил я. — Выбирай.

— Послушай, есть надежда, что, выбирая пиво, ты когда-нибудь сдвинешься с этой буквы алфавита? — хихикнула она.

— А для чего?

— Тогда «Бекс».

Я вручил ей банку с пивом, другую открыл для себя. Но, когда я, захлопнув дверцу холодильника, повернулся к Эми лицом, она едва не поперхнулась, и я с опозданием вспомнил, как выглядит моя физиономия.

— О, я ведь еще не рассказал тебе о захватывающих приключениях прошлого вечера, верно? — спохватился я.

Эми протянула руку, осторожно потрогала кончиком пальца кожу у меня под глазом, потом скривилась и слегка отодвинулась.

— Но это же ужасно, Линкольн! — выдохнула она.

— И не только с виду, можешь мне поверить.

— Расскажи, что произошло.

Мы вернулись в гостиную, устроились на диване, я отхлебнул из банки пива, а потом рассказал Эми о том, что произошло двадцать четыре часа назад. Когда я добрался до той части своего повествования, главную роль в которой играл Тор, ее и без того встревоженное лицо стало совсем мрачным.

— Так Тор тоже в этом замешан? Тот же Тор, благодаря которому люди исчезают, словно по мановению волшебной палочки? Он это делает так, словно… словно это его работа.

— Собственно говоря, это и есть его работа, — мрачно кивнул я.

— Не смешно, — обиделась Эми.

— Это точно, — вздохнул я.

— Но если полиция свяжет тебя с ним, Линкольн…

— Да уж… представляю себе. Однако, если честно, в данный момент Тор беспокоит меня куда меньше, чем мой приятель — частный детектив из Индианы. Кто-то ведь послал ему по почте десять кусков, причем от моего имени, Эми. Неплохое вложение капитала, верно? И вот теперь я спрашиваю себя, какую прибыль он рассчитывал получить, вкладывая их таким образом.

— Увидеть тебя за решеткой, — предположила Эми.

— Примитивно, — пожал плечами я.

— Зато верно.

— Не знаю, Эми. Если бы речь шла об убийстве Алекса Джефферсона, тогда во всем этом был бы какой-то смысл. Кто бы ни убил его, он тем самым сбил бы копов со следа, направив их в другом направлении. Но ведь сын Джефферсона покончил с собой.

— Однако между этими событиями явно существует связь. Если тебя можно обвинить в смерти его сына…

— То уж отца и подавно, — закончил за нее я, и снова у меня возникло ощущение, что рот и горло забила сухая трава.

Эми молча встала, вышла на кухню и какое-то время спустя вернулась, держа в руках еще две банки пива. Так прошло не меньше часа — мы просто сидели на диване, потягивая пиво, и говорили, говорили о Торе, Тардженте и Джефферсоне. Мы нравилось разговаривать с Эми. Мне это было необходимо. Она успела стать частью моей жизни, тем человеком, который всегда окажется у меня под рукой, если мне понадобится обсудить что-то серьезное, и от которого есть надежда получить совет получше, чем может дать эхо, отражавшееся от стен моей пустой холостяцкой квартирки. Видит бог, я довольствовался этим достаточно долго, и хотя я бы мог бы и дальше это делать, однако теперь меня это уже не удовлетворяло. Я не столько видел, сколько чувствовал ее возле себя, ощущал ее присутствие настолько ясно, что иной раз мне доставляло немало трудностей сосредоточиться на том, что я говорю, мои мысли упрямо старались свернуть в другую сторону, я то и дело отвлекался, косил глазами на соблазнительный изгиб ее бедра или незаметно втягивал ноздрями аромат ее духов.

Вот и сейчас: она спросила меня о Тардженте, но я перебил ее:

— Кстати, когда ты вчера вечером пыталась втолковать мне, что между нами речь может идти только о дружбе, я был уже на полпути к тому, чтобы поцеловать тебя.

Глаза у Эми стали круглыми.

— Ух ты! Несколько неожиданный поворот темы!

— Извини.

Мы немного помолчали. Потом она спросила:

— На полпути, говоришь?

— Может, даже ближе.

— Проклятье! Если бы я говорила помедленнее… — Эми рассмеялась, но я почувствовал в ее смехе какую-то неловкость.

— Наверное, мне не следовало это говорить, — раскаялся я. — Но ты, казалось, была твердо намерена придерживаться того вывода, к которому пришла, пока я был в Индиане. Впрочем… возможно, ты права.

— Возможно, я права? А я-то решила, что это было твое решение, Линкольн!

— Знаю. Но с каких это пор у тебя вошло в привычку ценить мои интеллектуальные решения? По-моему, у тебя всегда это получалось намного лучше.

Эми открыла было рот, собираясь что-то возразить, потом осеклась и помотала головой.

— Что? — поинтересовался я.

— Да так… интересное совпадение по времени. Вспомни, не успела я обмолвиться, до какой степени меня напрягают наши с тобой, мягко говоря, довольно странные отношения, как тебе тут же приходит в голову попытаться их изменить. Проклятье, знай я только, что из этого хоть что-то выйдет…

— Ну, это вовсе не потому, что ты тогда расстроилась.

— Не хочу спорить с тобой на эту тему, хотя и могла бы.

— Знаю, что могла.

Взгляд Эми стал жестким.

— Итак, получается, ты уже настроился сделать решительный шаг, а потом передумал и отказался от этой мысли, так?

— Да, новость, которую ты мне преподнесла, убила во мне всякое желание даже пытаться.

— Никогда себе этого не прощу.

— Так я тебе и поверил.

— Не веришь? А зря, это чистая правда, Линкольн. Можно сказать, это самое правдивое из всего, что я тебе когда-либо говорила.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина, вернее, повисла — такой теплой, уютной, домашней она казалась. Потом я потянулся к ней, подсунул руку ей под шею, притянул Эми к себе и прижался губами к ее губам. Она ответила мне, осторожно, но с едва сдерживаемой страстью, а потом вдруг стала почему-то вырываться. Я не мог понять, что было в ее глазах — счастье или печаль. Возможно, нечто среднее.

— Ну и кто теперь из нас обманывает другого, Линкольн? — сердито спросила Эми.

Я кивнул.

— Согласен, это действительно нечестно. Я все понимаю, Эми.

Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, так близко, что ее волосы щекотали мне щеку.

— Тогда прекрати.

— Ладно, — согласился я. И снова поцеловал ее. На этот раз она моментально отпрянула в сторону, пробормотав что-то вроде: «Будь ты проклят, Линкольн!», а уже через мгновение мы опять целовались, упав на диван, причем Эми почему-то оказалась сверху. Я чувствовал, какая она легкая, почти невесомая, ее волосы упали мне на лицо.

Пальцы Эми легко скользнули по моим плечам, поднялись вверх, коснулись шеи, и, как только я почувствовал их прикосновение к своей коже, вдруг что-то произошло — точно электрический разряд пробежал по моей спине. Она запустила руки в мои волосы, задев пальцами шишку у меня на затылке, и на мгновение острая боль пронзила меня, внезапно напомнив об Алексе Джефферсоне, Карен и Тардженте, и о том безымянном незнакомце с его угрозами и пистолетом, приставленным к моей голове. А в следующую минуту я уже стаскивал с нее рубашку. Мои руки жадно гладили ее узкую, гладкую спину, и все остальное перестало для меня существовать.


Позже, уже у меня в спальне, она лежала рядом со мной, теплая и уютная, закинув ногу на мое колено, пристроив голову у меня на плече и уткнувшись носом мне в шею. Дыхание Эми было глубоким и ровным, она уже засыпала, а у меня сна не было ни в одном глазу — я лежал на спине, запрокинув голову, и следил, как по потолку стремительно пробегают тени от проносящихся мимо моего дома машин.

— Напомни мне, почему мы никогда не занимались этим раньше, — попросил я.

— Привыкла, понимаешь, жить по правилам, — прошептала она.

Я почувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке, а потом она нежно куснула меня за плечо.

Глава 18

Раздался телефонный звонок — его пронзительный, настойчивый звон ударил по нервам, возвращая меня к действительности. Оторвав голову от подушки, я заморгал, потом принялся шарить рукой в темноте, пытаясь отыскать телефон. Эми вздрогнула, но так и не проснулась, спала так, словно впала в зимнюю спячку, твердо намереваясь проваляться так до самой весны. Я кое-как высвободился, перегнулся через нее и достал телефон. Потом сполз с постели и с телефоном в руках вышел в коридор. Протирая глаза, я только-только успел рассмотреть высветившийся на нем номер звонившего, когда телефон пронзительно заверещал в третий раз. Звонили из дома Карен.

Я приложил трубку к уху — и в этот момент мои глаза отыскали висевшие на стене гостиной часы. Десять минут третьего.

— Что случилось, Карен?

— Он позвонил мне, Линкольн. Только что. — Голос у нее был перепуганный, в нем слышались истерические нотки.

— Кто позвонил? — не понял я.

— Тот человек! Который убил моего мужа! Спросил, какую сумму унаследовал Мэтью. Я принялась кричать на него…

— Тише, тише, Карен. Успокойся, — попросил я. Она говорила так быстро, что я мало что мог разобрать.

— Он сказал, что мне, мол, умирать необязательно, — сообщила она, на этот раз отчетливо выговаривая каждое слово.

— Что еще он сказал?

— Сказал, ему нужно все, что должно было перейти к Мэтью. Подчеркнул, что это, мол, только справедливо. Представляешь, он так и сказал: «справедливо»! Я просто ушам своим не поверила. А потом добавил, что все дополнительные указания я, дескать, получу через тебя.

— Что?!

— Да. Предупредил, чтобы я передала, что тебе позвонят по тому телефону с селекторной связью, который стоит в твоем тренажерном зале. И велел мне немедленно перезвонить тебе и все рассказать.

Теперь я был на кухне — стоял, привалившись плечом к стене и чувствуя ногами холодную плитку пола.

— Значит, он предупредил, что со мной свяжутся по селекторной связи, по телефону, который стоит в тренажерном зале?

— Да, Линкольн. Что…

— Я тебе перезвоню, Карен.


Когда я вернулся в спальню, Эми уже не спала — приподнявшись на локте, она разглядывала меня слегка заспанными глазами. Но, несмотря на это, взгляд у нее был решительный.

— Кто это был?

— Карен. Мой приятель — тот самый, с которым мы накануне так весело провели время, — вдруг потребовал, чтобы я отправился в тренажерный зал. Сказал, что позвонит мне туда.

Вот теперь она проснулась окончательно и судорожным движением завернулась в простыню, как будто ей внезапно стало зябко.

— Послушай, Линкольн, ты и вправду считаешь, что так уж необходимо…

— Придется, — отрезал я. — В конце концов, это всего лишь телефонный звонок. Он же не собирается меня убивать. К тому же, согласись, по телефону это довольно затруднительно.

Тем более что в нашу последнюю встречу он этого не сделал, добавил я про себя, хотя за последние двадцать четыре часа я проигнорировал все его указания.

— Я иду с тобой.

— Нет. Никуда ты не идешь. — Просунув голову в ворот рубашки, я сердито посмотрел на Эми. — Оставайся здесь, слышишь? И если почувствуешь, что что-то не так, немедленно звони в полицию. Ты меня поняла?

Потом я зашел в свободную гостевую спальню, отыскал свой «глок»[20] и проверил, заряжен ли он. Когда вернулся в коридор, Эми стояла у дверей моей спальни, свет от уличных фонарей растекся на полу у ее ног.

— Все будет хорошо, — пробормотал я.

И ушел.


Я так и не обулся и, спускаясь по лестнице в тренажерный зал, чувствовал, как пол холодит мои босые ноги. Нащупав в кармане ключ от зала, я отпер дверь и вошел. Вокруг стояла тишина, собственно говоря, как и положено в три часа ночи. Я нащупал выключатель и зажег свет в офисе. После этого повернулся, стараясь сделать это как можно осторожнее, бесшумно проскользнул в офис и оглядел комнату, водя дулом из стороны в сторону. Пусто.

В зале было темно — по негласной договоренности свет обычно выключал тот из клиентов, кто уходил отсюда последним, однако лампочки дежурного освещения, остававшиеся гореть на ночь, бросали вокруг себя слабый свет, вполне достаточный, чтобы что-то видеть. Если ваше предприятие работает круглосуточно, вряд ли вам захочется, чтобы там стояла полная темнота, даже если в настоящий момент оно пустует.

Мне очень хотелось проверить остальные помещения, но я понимал, что не следует удаляться от телефона. Правда, он упорно молчал, поэтому я просто присел на край стола и, набравшись терпения, стал ждать, сжимая в руке «глок».

И телефон в тренажерном зале зазвонил. От неожиданности я едва не разрядил всю обойму в стену. Сказать по правде, я ждал, что зазвонит тот телефон, что стоял на столе возле меня, поэтому прогремевший за стеной звонок застал меня врасплох. У нас был еще один аппарат, он висел на стене в том зале, где стояли тренажеры. Мы поставили его туда для удобства клиентов, но он имел отдельный номер. Он зазвонил еще раз. Я встал, набрал полную грудь воздуха и вскинул пистолет.

— Ладно, придурок, — громко объявил я. — Я иду.

Я был уже на полдороге к тренажерному залу, когда выходившее на улицу окно внезапно будто лопнуло. Осколки стекла брызнули мне в лицо и рассыпались по полу, в комнату ворвался холодный воздух, сопровождаемый оглушительным стаккато выстрелов из полуавтоматического оружия.

Я бросился на пол ничком, перекатился в сторону и попытался забиться за бетонную опору, что возвышалась посреди зала, на которую, собственно говоря, приходился основной вес здания. Пули звучно шлепались о стену позади меня, выгрызая куски штукатурки и осыпая меня дождем из металла и стекла. Прижимаясь к полу, я дополз до бетонной опоры, юркнул за нее и сел, прижимаясь к ней спиной. Первым делом я крепко зажал руками уши, чтобы не оглохнуть, поскольку грохот и звон были ужасающими. Даже пронзительный вой сирены, издаваемый сигнализацией, включившейся, как только разбилось окно, не смог остановить стрелка, и он по-прежнему поливал меня свинцовым дождем. Пули, гудя, словно разбуженные злые осы, шлепались о бетонную опору у меня за спиной, прямо у меня на глазах разнесли вдребезги висевшую на противоположной стене стойку с бумажными полотенцами, и осколки пластмассы больно царапнули меня по лицу. Потом наступила короткая пауза, длившаяся недолго, — новый ливень пуль хлынул в комнату и, словно свинцовый смерч пронесся мимо меня от одного угла комнаты до другого.

А потом вдруг все стихло — так же внезапно, как началось. Сигнализация умолкла даже раньше, чем пальба, скорее всего, просто потому, что ее жизнь оборвала одна из предназначенных мне пуль. Держа пистолет двумя руками, я слегка опустил его, приняв классическую стойку стрелка, готовясь в любой момент обернуться. Однако мне понадобилось несколько секунд, прежде чем я смог заставить себя это сделать.

Когда же я наконец осторожно высунулся из-за опоры, то увидел, что вокруг царит хаос. Комната была завалена осколками стекла от разбитого окна, кусками штукатурки и прочим хламом, но теперь, когда окно исчезло, я хорошо видел, что за ним нет ничего, кроме пустой улицы. Ни машин, ни стрелков.

Висевший на стене телефон снова зазвонил. Грохот выстрелов и пронзительный вой сигнализации, все еще стоявшие у меня в ушах, оглушили меня до такой степени, что я даже не сразу расслышал звонок. Но едва только ему удалось проникнуть в мое сознание, как я ринулся к телефону, даже не вспомнив, что в последний раз, когда я попытался схватить трубку, ответом оказался шквальный огонь.

Дотянувшись до трубки, я приложил ее к уху, однако не спешил заговорить. Когда на другом конце раздался мужской голос, я едва смог разобрать, что он говорит, настолько тихо он звучал — правда, возможно, благодарить за это следовало эхо от выстрелов, все еще гудевшее в моей голове. Однако, даже несмотря на это, я моментально узнал говорившего. Может быть, потому, что он обошелся с моим тренажерным залом примерно так же, как накануне с моим собственным лицом.

— Все еще жив, значит, — проговорил он в трубку. — Это хорошо. Я старался стрелять так, чтобы пули ложились веером, но тут уж, сам понимаешь…

— Когда я до тебя доберусь…

— Заткнись, Линкольн, — посуровел голос. — Ты никогда до меня не доберешься, так что выкинь это из головы. А если попробуешь это сделать, то умрешь, это я тебе обещаю. У меня, знаешь ли, неприятное предчувствие, что именно так и случится, но тогда тебе придется винить в этом только себя. В конце концов, я дал тебе шанс бросить это дело. Шанс, которым ты должен был воспользоваться, но почему-то не захотел. Что ж, дело твое, но предупреждаю: в следующий раз я не дам тебе времени даже пожалеть, что ты этого не сделал.

— Слушай, ты, кусок дерьма, ты еще сам когда-нибудь пожалеешь! Пожалеешь о том, что стрелял поверх моей головы.

— Однако ты быстро очухался, как я посмотрю. И какая самоуверенность! — беззаботно, даже весело бросил он в ответ. — Сынок Джефферсона стоил чертову пропасть денег — до того, естественно, как отправился на тот свет, вдогонку за своим папашей. Что-то около пяти миллионов, наверное. Может, чуть больше, может, чуть меньше, однако не будем мелочиться, поскольку время, как-никак, тоже стоит дорого, и остановимся на трех миллионах. Так что передай вдове Джефферсона, пусть соберет деньги и держит их под рукой, чтобы были наготове. Мы скоро свяжемся с ней и скажем, когда их передать. И как их передать, тоже сообщим. Сделай так, как говорю, и, очень может быть, никто больше не умрет.

Я попытался было открыть рот, чтобы что-то возразить, но он не дал мне этой возможности.

— А теперь давай, Линкольн, беги, звони копам. Признаться, ты здорово меня сегодня разочаровал — не думал я, что ты кинешься к ним за помощью, да еще так быстро. Видимо, я тебе переоценил, а жаль! Что ж, иди, зови своих дружков. Меня им не остановить.

Затем наступила мертвая тишина на том конце провода, когда он бросил трубку. А потом эту тишину разорвал пронзительный вой полицейских сирен в конце улицы и голос Эми, выкрикивавшей за дверью мое имя.

Глава 14

Тардженту на этот раз я позвонил сам. Копы из кливлендского департамента полиции, по тревоге примчавшиеся на место происшествия, естественно, были не в курсе дела, но чем больше я вдавался в детали, пытаясь объяснить им, что происходит, тем больше все запутывалось. Они вцепились в меня, как клещ в собачий хвост. Мне хотелось позвонить Карен, однако копы продолжали терзать меня расспросами, не отпуская ни на минуту, так что не было ни малейшей возможности избавиться от них и добраться до телефона. Тарджент явился минут через сорок пять, после того как примчалась первая патрульная полицейская машина. Если мой превращенный в руины тренажерный зал и заставил его усомниться в моей причастности к убийству, то он никак этого не показал. Все время, пока я рассказывал ему о том, как развивались события, он бродил по нему, что-то бормоча себе под нос, мрачно хмыкая и гримасничая, и при этом не обращал ни малейшего внимания на мои робкие вопросы. В конце концов он заметил Эми, которая жалась в углу, отвечая на вопросы полицейского офицера. Тарджент покосился на нее, но, как ни странно, промолчал, не сделал даже попытки подойти к ней хотя бы для того, чтобы выяснить, подтвердит ли она мою версию событий этой ночи.

— У меня тут есть парочка видеокамер, они записывают все, что происходит в комнате, где стоят тренажеры, — спохватился я. — Пришлось их поставить для страховки, сами понимаете, поскольку круглосуточной охраны у нас, как вы сами видите, нет. Если хотите получить подтверждение моего рассказа, например, убедиться, что это не я стоял там на дорожке и палил по окнам собственного тренажерного зала, валяйте, забирайте их.

Потом я вернулся в офис, вытащил из камеры видеонаблюдения кассету с записью и отдал ее Тардженту. Тот взял ее без звука, что-то шепнул сержанту, который был среди патрульных старшим, после чего сообщил мне, что собирается позвонить Карен и проверить мой рассказ.

— Счастье еще, что меня не ранили, — буркнул я. — Можно сказать, легко отделался.

— А знаете, что меня больше всего удивляет? — спросил Тарджент.

— Нет. А что?

— Что этот тип упорно старается действовать через вас. То есть… понимаете, мне и раньше случалось расследовать дела о вымогательстве. Вы хотите вытянуть из кого-то деньги, обращаетесь к этому человеку и начинаете его шантажировать или угрожать ему. Но этот тип звонит Карен Джефферсон, чтобы предупредить, что скоро позвонит вам. И после этого сообщает вам, сколько он хочет от нее получить. Ну не странно ли?

Пару минут я молча смотрел на него в упор. Потом обернулся, обвел рукой свой разгромленный тренажерный зал и угрюмо покосился на Тарджента.

— Вы что, Тарджент, ослепли?! Или вы знаете психа, готового собственными руками превратить в руины свой бизнес только ради того, чтобы иметь удовольствие скормить вам придуманную им басню? Вам самому-то не смешно?

— Зависит от человека, — туманно заявил он, — и от того, насколько вам важно, чтобы я все это проглотил. Лично я считаю, что вы на такое вполне способны… Да, могу в это поверить.

Я покачал головой.

— Тогда просмотрите эту чертову видеозапись. Просмотрите ее, а после этого вы либо поверите мне, либо собственными руками дадите мне «Оскар».


Мое требование вызвать на место происшествия Тарджента только подлило масла в огонь любопытства копов, и без того уже потрясенных увиденным, однако я решительно отказался объясняться с ними, заявив, что если они желают удовлетворить его, то пусть обращаются к Тардженту. Поэтому, потеряв надежду вытянуть из меня подробности, они отстали, но еще какое-то время крутились в офисе, щелкая своими фотоаппаратами и выколупывая из стен застрявшие в них пули. Двое из них, те, что в гражданском, помогли мне немного прибраться, аккуратно смели с пола осколки стекла и куски кирпичей и затолкали все это в огромный мешок для мусора. Кое-какие тренажеры уцелели, отделавшись только парочкой царапин, но несколько стационарных велотренажеров окончательно вышли из строя — их датчики были разнесены вдребезги, и о том, чтобы их починить, не могло быть и речи. Прикинув в уме размеры убытков, я только присвистнул — похоже, тут речь шла о тысячах.

Копы наконец оставили Эми в покое, она стояла в углу, зябко обхватив себя руками. Теперь, когда в здании не осталось ни одного целого стекла, ничто не препятствовало ледяному ночному воздуху врываться внутрь и хозяйничать в зале. Подойдя к ней, я обнял ее и принялся растирать ее руки, пытаясь согреть, но это не помогло. Вид у нее был испуганный.

— Езжай домой, Эми, — предложил я. — Ты наверняка заболеешь, если будешь стоять тут на сквозняке. Езжай домой и согрейся. Извини. Мне очень жаль, что так вышло.

— Не нужно извиняться, Линкольн, — перебила она, — я просто… — Эми покачала головой. — Понимаешь, я уснула, и ты был рядом. А потом я проснулась, а тебя нет, ты разговаривал по телефону… а еще через минуту ты ушел, а кто-то принялся палить по зданию и…

— Знаю. Прости. Все произошло чертовски быстро. Я даже не догадывался, чего ждать.

Ее взгляд остановился на копах, сновавших у нас за спиной.

— Это все из-за Карен?

— Не из-за Карен — из-за ее мужа.

Эми глубоко вздохнула. Потом кивнула.

— Незабываемая ночь, верно? — хмыкнул я.

Эми умудрилась выдавить из себя улыбку, но губы ее дрожали.

— Во всех отношениях, согласен? Во всех отношениях…

— Отправляйся домой, забирайся в постель и грейся.

Эми, кивнув, вдруг привстала на цыпочки и изо всех сил прижалась ко мне. Я еще успел поцеловать ее, прежде чем она отстранилась и направилась к двери. Уже возле выхода она задержалась, чтобы спросить о чем-то сержанта — наверное, поинтересовалась, может ли она уйти. А уже в дверях вдруг остановилась и снова повернулась ко мне.

— Эй, Линкольн.

— Да?

— Говорят, когда занимаешься с кем-то любовью в первый раз, то видишь огненные вспышки, как от салюта… Так вот, если это метафора, то по мне пусть метафорой и остается, согласен?

Я рассмеялся, и тугой узел, стянувший мои внутренности, как будто ослабел. Если Эми способна обратить все это в шутку, значит, она справится.

— Я это запомню, — бросил я в ответ.

А потом она ушла.


К тому времени как убрались и остальные, было уже около пяти утра. Я отыскал большой кусок полиэтилена и рулон клейкой ленты и, повздыхав, принялся за работу. Первым дело я попытался как-то заклеить огромную прореху в стене, где еще недавно было окно, выходившее на улицу. Работая, я думал об Эми, и мой гнев на того, кто это сделал, рос с каждой минутой. Если бы не он, какая бы это была потрясающая ночь! Впрочем, и была, но только пару часов. А потом Эми уехала домой — замерзшая, измотанная и до смерти напуганная. Я спрашивал себя, догадываются ли об этом те ублюдки, которые все это устроили? Может, они даже следили за Эми, когда та садилась в машину, и хохотали. Я представил себе эту картину и окончательно взбесился.

После того как прореха была заделана, а весь остальной хлам убран, я подмел пол и устроился в офисе, сделал себе кофе и попытался оценить нанесенный мне ущерб. Естественно, перед этим я предусмотрительно повесил на дверь табличку с надписью «Закрыто по причине вандализма».

Когда часы пробили семь, я позвонил Грейс и рассказал о том, что произошло ночью, попутно предупредив, что сегодня ей нет никакой необходимости являться на работу. Кое-как отбившись от ее вопросов, которыми она меня тут же засыпала, а заодно и от всех попыток меня утешить, я торопливо распрощался и сразу же позвонил Джо, который, как и следовало ожидать, выслушал меня, не проронив ни слова. А после того как я закончил, задал мне всего один вопрос:

— Ты сказал, что там была и Эми?

Я тяжело вздохнул.

— Да. К сожалению, Эми тоже была тут.

— Пижамная вечеринка?[21]

— Джозеф…

— Ну-ну, не возмущайся, у меня и в мыслях не было выпытывать твои секреты. Просто ушам своим не поверил. Решил, может, ослышался. Мне-то казалось, у Эми неплохой вкус, выходит, ошибся, — хохотнул он. — Что же до твоего собственного вкуса, старик… Признаться, я потрясен!

— Увидимся в офисе, — бросил я, повесив трубку, но поймал себя на том, что улыбаюсь.

Следующим, кому я позвонил, был мой страховой агент. Конечно, для звонка в страховую компанию было еще рановато, но новости, которые я собирался ему преподнести, были такого рода, что я предпочел пообщаться с его автоответчиком. Держу пари, весть о том, что я собираюсь подать заявление о возмещении материального ущерба, нанесенного мне неизвестными вандалами, отобьет ему аппетит на весь остаток дня.

Без десяти восемь я закончил пить кофе и снова заглянул ненадолго в тренажерный зал, решив напоследок оглядеть поле битвы прежде, чем отправлюсь в офис. Я пока не чувствовал усталости — столь бесцеремонно прерванный сон еще не сказался на мне — возможно, в крови бурлил адреналин, а может, причиной была злость, клокотавшая в моей груди при виде изрешеченных пулями тренажеров.

Я решил выключить везде свет, чтобы с первого взгляда было ясно, что тренажерный зал сегодня не работает. Полиэтиленовая пленка, которой я затянул выходившее на улицу окно, пропускала внутрь немного света, и из-за этого очертания всех предметов казались серыми и слегка размытыми, словно плавающими в тумане. В тот момент, когда я стоял, обводя хмурым взглядом остатки того, что еще совсем недавно считал своим детищем, на фоне полиэтиленовой пленки вдруг появился чей-то темный силуэт. Толстая пленка не давала разглядеть черты лица человека, но по фигуре было понятно, что это мужчина. Казалось, приблизив лицо к поверхности пленки, он вглядывался внутрь, стараясь разглядеть, что происходит в комнате. По какой-то неведомой мне самому причине я вдруг почувствовал, как на меня накатила волна ужаса, и пронзило острое ощущение надвигающейся беды. От человека, который стоял там, разглядывая меня, просто веяло угрозой.

Сделав два быстрых шага к стене, я наклонился и схватил валявшийся под ногами кусок трубы. Даже навскидку в нем было никак не меньше шести килограммов, а если вращать его над головой, то получится вполне приличное оружие. Пока я взвешивал кусок трубы в руке, прикидывая, как бы половчее ухватиться за него, чтобы получилось нечто вроде бейсбольной биты, мужчина по ту сторону стены внезапно придвинулся поближе, уперся двумя руками в пленку и, навалившись всем телом, сильно толкнул. Клейкая лента, которой я заботливо приклеил пленку, с громким треском отвалилась, а через секунду и весь кусок полиэтилена, отклеившись, рухнул на пол, и мужчина, перекинув ногу в оконный пролет, шагнул прямо в комнату.

Это был Тор. Получается, острый, щекочущий холодок, который я почувствовал, едва заметив его силуэт, и ощущение исходившей от него угрозы меня не обманули. Тор — я по-прежнему не знал его фамилии — мог по праву считаться самым опасным человеком в нашем городе. Я мог сколько угодно отрицать, что знаю его, однако обманывать себя смысла не было: я узнал его в тот же момент, как он появился передо мной, и все внутри меня перевернулось. Сказать, что я был потрясен, значит, не сказать ничего. И хотя познакомились мы с ним случайно и отнюдь не по моей воле, для меня подобное знакомство оказалось немаловажным. Такое знакомство забудешь не сразу, во всяком случае, за себя могу ручаться.

— Линкольн Перри! — проговорил он, и я моментально узнал его голос — ровный, негромкий, спокойный, без намека на угрозу. Как ни странно, он всегда у него был такой — независимо от того, насколько опасной оказывалась ситуация, насколько высоки были ставки.

— Тор!

Его жуткие, светлые глаза без всякого интереса скользнули по куску трубы, который я по-прежнему сжимал в руке, и вновь вернулись к моему лицу. Одет он был в черные слаксы и черную же рубашку с длинным рукавом. На первый взгляд в нем не было ничего примечательного — если бы не его глаза.

— Похоже, — негромко проговорил он, окинув быстрым взглядом мой разгромленный зал, но при этом не упустив ни одной существенной детали царившего в нем хаоса, — у вас появились проблемы.

Я машинально последовал его примеру и тоже оглядел зал.

— Да, у меня оказались враги.

— Ну, насколько я знаю, вам к этому не привыкать, они у вас появляются с завидным постоянством.

Сказано это было без тени улыбки, однако у меня почему-то возникло подозрение, что все это его забавляет.

— У каждого из нас имеются какие-то таланты, — хмыкнул я.

Тор протянул руку к одной из штанг и осторожно потрогал указательным пальцем глубокую борозду, которую оставила на ней пуля.

— Похоже, ваши проблемы и мои проблемы имеют между собой много общего.

Сказать на это мне было нечего. И я благоразумно промолчал.

— У полиции появились ко мне кое-какие вопросы, — продолжал он. — Собственно говоря, у нее постоянно возникают вопросы ко мне. Однако те, которые мне задали вчера, касались вас.

Он посмотрел на меня — и я снова почувствовал, как холодею под его взглядом.

— И что вы им ответили? — поинтересовался я.

— Как я вам уже когда-то говорил, я редко отвечаю на вопросы.

Я кивнул.

— Они мне тоже задавали вопросы, Тор. Но ваше имя впервые прозвучало только вчера. Они сообщили мне, что вы были в машине убитого. Того самого человека, которого, по их мнению, вполне мог убить я.

Если я ждал, что при этих словах в его лице хоть что-то изменится, то ошибся. Он и ухом не повел.

— А это вы его убили? — невозмутимо поинтересовался он.

— Нет.

— Однако у вас был роман с его женой.

— Не совсем так. Когда-то был. Сейчас нет.

— Нам с вами кое-что известно друг о друге, — произнес Тор, медленно и осторожно выбирая слова, словно бы взвешивая каждое, прежде чем дать ему сорваться с его губ. — Причем такого, что лучше бы осталось между нами. Согласны?

— Я не собирался с ними ничего обсуждать.

Его голова слегка качнулась в сторону.

— Есть еще один человек…

— Его больше нет. Он уехал. К тому же он до такой степени боится вас, что скорее отрежет себе язык, чем заговорит, как бы его ни уламывали икакие бы блага ему ни сулили.

Судя по всему, в этом у него не было ни малейших сомнений.

— Что ж, тогда, думаю, это все. — Напоследок он снова обвел взглядом зал. — Во всяком случае, что касается меня. Что же до вас… А у вас, похоже, появились проблемы, которые требуют срочных мер. Желаю вам удачи в этом.

Повернувшись на каблуках, он снова направился к окну и уже протянул было руку к болтавшемуся на стене куску полиэтилена, когда я его остановил.

— Подождите!

— Да? — Не поворачиваясь, он покосился на меня через плечо.

— Почему вы оказались в той машине?

И вот тут наши глаза встретились. Взгляд этих жутких прозрачных глаз невозможно было забыть. По спине у меня пробежал холодок, руки моментально стали ледяными — такими же, как тот кусок трубы, про который я совсем забыл.

— У меня нет привычки обсуждать дела других людей.

Ну да, у него другая привычка — лишать их жизни, он делал это так часто, что это вошло у него в привычку, зато обсуждать дела этих самых людей он, видите ли, считает неэтичным. Скажите пожалуйста, какая щепетильность!

— Они взяли меня за глотку. Тот, кто прикончил Джефферсона, кто бы он ни был, и копы.

Нахмурившись, Тор наклонил голову набок и о чем-то задумался. Он не очень-то любил говорить, был человеком действия, разговоры ему были ни к чему. Однако сейчас он стоял и молча смотрел на меня, и мне внезапно пришло в голову, что он вспомнил то же, что и я: как наши взгляды вдруг встретились в тот момент, когда он всадил нож в тело другого человека, и как потом, уже во время судебных слушаний, он не увидел меня в толпе свидетелей, жаждавших дать против него показания. То, что, по его же собственным словам, должно было остаться между нами, там и осталось — по крайней мере на какое-то время.

— Мне было сделано одно предложение, — медленно проговорил он, — сделано явно по недоразумению, возможно, в расстройстве чувств. Я отклонил его и пошел своей дорогой. Это был единственный раз, когда я видел этого человека.

— Что за предложение?

Он долго смотрел на меня своим жутким немигающим взглядом — так долго, что мне стало не по себе. В тот момент, когда я уже решил было, что он, по своему обыкновению, не станет отвечать и просто уйдет, он вдруг снова заговорил:

— Алекс Джефферсон желал нанять меня, чтобы убить одного человека. Не знаю, кто это был, поскольку я остановил его еще до того, как он успел посвятить меня в детали. Мне пришлось объяснить мистеру Джефферсону, что все, что бы ему ни наговорили обо мне, неправда. Я сказал ему, что у меня нет привычки убивать за деньги.

Ну, да, конечно, нет. Только за очень большие деньги, подумал я про себя. Решив, что ему вряд ли это понравится, я благоразумно оставил это замечание при себе.

— Как он на вас вышел?

— Через одного знакомого, который представлял интересы моих партнеров в суде.

— Стало быть, адвокат по уголовным делам. Все ясно, — буркнул я, и по его лицу мне показалось, что его это развеселило.

— Это вас не касается. Я уже рассказал вам все, что мог. Может быть, я сказал слишком много? — вкрадчиво спросил он.

Мне почудилось, что моего горла коснулось острое лезвие ножа.

— Нет-нет. Все в порядке.

Он ничего не сказал — просто молча кивнул в ответ, очень вежливо. Потом приподнял свисавший до пола кусок полиэтиленовой пленки, перешагнул через подоконник, выбрался наружу и исчез.

Только много времени спустя, придя в себя, я заметил, что так и сжимаю в руках кусок трубы.

Глава 20

— Стало быть, это все-таки не было совпадением, — проговорил Джо. — Я ведь уже говорил, что наш город явно маловат для того, чтобы две такие личности, как ты и Тор, ни разу не пересеклись, когда речь идет об этом деле. И особенно когда речь идет о заказном убийстве. Да, похоже, город у нас совсем маленький. Все друг друга знают. Все вращаются в одном и том же тесном кругу.

— Уж не решил ли ты и меня включить в этот круг?

Джо пожал плечами.

— Ну, ко мне-то ведь такие гости, как Тор, не приходят, верно?

Я оттолкнул от себя стул, подошел к окну и выглянул на улицу — наверное, в третий раз с того времени, как приехал в офис. Что-то в последнее время слишком часто разглядываю улицу, подумал я, как бы это не вошло в привычку. Такую привычку обычно приобретаешь, когда знаешь, что за каждым углом может подстерегать смерть. Я называю это здоровой паранойей.

— Зря я не прижал его, — пробормотал я.

— Эй, ты в своем уме? Тор не такой человек, с ним этот номер не пройдет. Не думаю, чтобы это сошло тебе с рук.

— Люди, подобные Тору, не имеют привычки делиться информацией по капле, — проворчал я, повернувшись к нему спиной. — Держу пари, ему известно гораздо больше, чем он сказал.

— На твоем месте я был бы до смерти рад, когда он убрался через окно. — Джо покачал головой. — Подумать только — через это чертово окно! Да, надо отдать ему должное — при всей своей невозмутимости и хладнокровии этот парень явно обожает драматические эффекты.

— Если Джефферсон намеревался нанять Тора кого-то убить, значит, потом ему пришлось искать для этого кого-то другого. Если то, чего он боялся, приняло такие размеры, я имею в виду, толкнуло его на подобные меры, тогда отказ Тора его ни за что бы ни остановил. Да, Джо, такой человек, как Джефферсон, не остановился бы на полпути, он продолжал бы искать.

— Возможно.

— Тор туманно намекнул, что Джефферсон узнал о нем от какого-то адвоката по уголовным делам, который, как я понимаю, защищал кого-то из банды Белова. Если нам удастся отыскать этого типа, возможно, мы выясним, с кем еще он может быть связан.

Джо посмотрел на меня таким взглядом, будто я предложил ему хлебнуть молока из стакана, простоявшего на солнце целую неделю.

— Поправь меня, если я чего-то не понял. Неужели ты предлагаешь, чтобы мы принялись расспрашивать всех наемных убийц, которых только сможем отыскать?!

— Одному из них может быть что-то известно.

— Верно. Поэтому, когда мы его отыщем, он быстренько нас прикончит и будет с чистой совестью считать, что проблема решена, — хмыкнул Джо. — Честно говоря, я бы предпочел действовать не столь открыто.

Я провел ладонью по лицу, как будто стряхивая прилипшую паутину. Начинала сказываться бессонная ночь — на меня навалилась свинцовая усталость, во всяком случае, соображал я с трудом.

— Да, конечно, ты прав, я знаю. Просто мне как-то сложно вот так сразу выбросить Тора из головы. Ты же понимаешь, он не такой человек, о котором легко забыть.

— А я о нем и не забываю. Но, знаешь, мне кажется, я догадываюсь, как могу заставить тебя переключиться на другое.

— Да? И как же?

Джо держал в руках сложенный листок бумаги. Я вдруг заметил, как в его глазах сверкнул огонек.

— Помнишь, какие у нас возникли проблемы, когда мы решили, что кто-то, связанный с Энди Дорэном, стал охотиться за Джефферсоном?

— Конечно, — кивнул я. — Задержка по времени — мы еще удивлялись, почему он столько выжидал. Я имею в виду, несколько лет.

— Так вот, считай, что я ответил на этот вопрос. Выяснил, в чем тут дело — причем всего за десять минут до того, как ты появился.

Джо через стол перебросил мне листок. Развернув его, я увидел, что передо мной распечатка страницы из какой-то газеты — похоже, Джо скачал ее из Интернета.

— Энди Дорэн сбежал из тюрьмы, а произошло это в последних числах сентября. Иначе говоря, наш парень оказался на свободе за две недели до того, как был убит Джефферсон.

Я взял в руки листок и несколько раз пробежал его глазами. Потом снова взглянул на Джо. На лице моего партнера сияла улыбка.

— Ну и как тебе? Может, после этого ты сможешь хоть ненадолго выкинуть Тора из головы?

Не ответив ему, я опустил голову и еще раз перечитал статью. Как выяснилось, Дорэн бежал из тюрьмы не один — судя по приведенным в статье деталям, бежали они втроем, укрывшись в грузовике, вывозившем из тюрьмы мешки с мусором. Правда, двоих его товарищей арестовали через двадцать четыре часа после побега. Дорэну же, судя по всему, удалось ускользнуть. С того самого дня о нем не было ни слуху ни духу — он словно сквозь землю провалился.

— А ты уверен, что его не нашли? — осторожно спросил я. — В конце концов, в большинстве таких случаев их находят довольно быстро…

— Его не нашли. Кстати, я отыскал и кое-что еще — в Интернете есть специальный сайт службы шерифов США. Так вот, там Дорэну посвящена целая страница.

Я уже в который раз перечитал статью, потом со вздохом отложил ее в сторону и снова посмотрел на Джо.

— Похоже, он и есть наш парень. Я имею в виду, этот Дорэн.

— Я тоже склоняюсь к этой мысли, — хмыкнул Джо.

— Когда я уже сидел с тем пакетом на голове, он сказал, что, мол, сын Джефферсона бросился звонить отцу, чтобы попросить о помощи, а потом добавил, что тот заплатил по счету пятилетней давности — в общем, что-то в этом роде. А в этой статье говорится, что Дорэн провел в тюрьме пять из полагавшихся ему двадцати лет.

— Что ж, возможно, — кивнул Джо. — Очень даже возможно. Однако нам с тобой следует копнуть поглубже, прежде чем отправляться с этой версией к Тардженту. Не думаю, что одна фраза насчет платы за пять лет сможет убедить копов.

Я снова покосился на статью.

— Тут сказано, что он был осужден за непредумышленное убийство.

— Да, я тоже заметил. И, сказать по правде, я этого не понимаю. Думаю, чтобы разобраться, нам с тобой придется как-то добыть материалы его дела — тогда мы поймем, почему убийство было квалифицировано именно так.

— Материалы дела наверняка в Женеве.

— Совершенно верно. Именно поэтому я и предлагаю, чтобы мы отправились туда прямо сейчас.


Я позвонил Карен, когда мы с Джо были уже в пути, поинтересовался, не было ли больше звонков с угрозами. Она ответила, что ничего такого не было, но я догадался, что ей хватило и одного. Судя по тому, как торопливо она говорила, проглатывая слова, по тому нарочитому безразличию, которое я услышал в ее голосе, Карен до сих пор еще не пришла в себя.

— С тобой все в порядке? — на всякий случай спросил я. — Надеюсь, тебе удалось хоть немного поспать?

Я услышал в трубке горький смешок.

— Нет, Линкольн. Боюсь, прошлой ночью у меня просто не было такой возможности. Приехала полиция и просидела в доме чуть ли не до утра. Впрочем, может, оно и к лучшему… Да, ночь у меня выдалась еще та! Так что я сейчас немного нервничаю.

— Может, тебе стоит куда-нибудь съездить сегодня? — предложил я. — Хватит сидеть дома да еще в полном одиночестве — так ведь недолго и с ума сойти. Сходи куда-нибудь, развейся, потолкайся среди людей.

— Со мной все в порядке.

— Ладно. Послушай, мы с Джо работаем над этим, поняла? У нас тут появились кое-какие идеи, возможно, это что-то нам даст. Сегодня наверняка что-то прояснится, Карен. Я уверен.

— Хочешь мне о чем-то рассказать?

— Нет, не сейчас. Дай мне один день, хорошо? Нам нужен этот день, чтобы кое-что выяснить. Вечером я вернусь и позвоню тебе из дома — расскажу, что нам удалось сделать и что мы решили.

— Спасибо, Линкольн, я очень тебе благодарна. Честное слово, благодарна.

Я повесил трубку и пересказал разговор Джо.

— Знаешь, на твоем месте я бы хорошенько подумал, что ей говорить. А заодно и когда говорить, — проворчал он. — Когда у человека на кого-то зуб, на это может быть миллион причин — ровно столько, сколько и способов отомстить. Что, если тип, которого мы ищем, действительно Дорэн и что, если на самом деле он невиновен?

— В таком случае Джефферсон просто грязный сукин сын.

Джо удовлетворенно кивнул.

— Рад, что ты это сообразил.

— Ну и что? Какое мне-то дело до этого? Охотно в это верю.

— Ты, может, и веришь. А Карен это наверняка не понравится. Ведь речь идет о ее муже. А уж если эту мысль выскажешь именно ты…

— Думаю, у нас еще будет время поломать над этим голову. Пока мне и без того есть о чем подумать — например, как узнать, что же на самом деле произошло с этим парнем.

Вести машину было одно удовольствие — Джо был рядом, там, где ему и положено быть, и вдобавок расследование дела, над которым мы сейчас работали, достаточно успешно продвигалось вперед. Сам не понимаю, что именно заставило меня вдруг вспомнить тот вопрос, который я уже задавал ему вчера и на который он предпочел тогда не отвечать — причем как раз когда я испытывал полное блаженство.

— Я очень благодарен тебе, Джо, что ты согласился помочь мне с этим делом. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя.

— Забудь.

— Но вчера, когда я приехал к тебе домой… Я тогда спросил тебя, когда ты сам планируешь вернуться к работе, помнишь?

— Угу, — промычал Джо.

— Тогда ты так и не ответил мне на этот вопрос.

Джо не шелохнулся. Я по-прежнему не отрывал глаз от дороги. И ждал.

— Я пришел в полицию сразу после школы, — заговорил он наконец. — Служить в полиции было единственным, что мне хотелось делать, единственным, о чем я вообще мечтал. Ни о чем другом я просто не думал. Итак, я стал полицейским и был им тридцать лет. Потом умерла Рут, я взял неделю отпуска, а потом снова вернулся к работе, ведь теперь, кроме нее, у меня ничего не осталось в жизни. А знаешь, ведь когда-то мы с Рут строили планы. Ну, как я когда-нибудь уйду в отставку, и что мы будем делать вместе. А потом она умерла… И что мне оставалось — ехать в Европу одному? Построить оранжерею и разводить тропические цветы? Все это теперь не для меня. Поэтому я вышел в отставку, получил лицензию частного детектива и стал работать вместе с тобой. Даже на лето махнул рукой. Кинулся в работу, как в омут, с головой. Тем более что мне пришлось заниматься тем же самым. Полицейского значка, правда, у меня теперь не было, зато бюрократии стало поменьше, а так — та же самая работа.

Он замолчал. Мне хотелось посмотреть на него, но я побоялся спугнуть его, как будто это движение могло заставить его передумать, недоговорить до конца.

— Но когда этим летом меня подстрелили, что-то произошло. Я решил бросить работу, — продолжал Джо. — Такое со мной случилось в первый раз — в первый раз за всю мою жизнь. В первый раз не думал о работе. А ведь раньше я жил ею… я только ею и дышал.

— И как, понравилось?

— Может, понравилось, а может, и нет. Во всяком случае, все было по-другому. У меня как будто началась новая жизнь — и это после тридцати лет, когда я ничего другого не знал. И это заставило меня задуматься…

— О чем?

— Наверное, мне впервые подумалось, что, наверное, есть в жизни что-то такое, чем бы мне хотелось заняться прежде, чем я уйду навсегда, понимаешь? Что-то такое, что мне нужно, что я должен делать. Конечно, мое время ушло…

— Твое время не ушло.

— Ты так говоришь, потому что ты еще молод. Конечно, я тоже не на пороге смерти я этого не говорил, однако же в отличие от тебя я уже отнюдь не молод. Я старый человек и с каждым годом делаюсь все старше. Получается, что я ничего не знал в жизни, кроме своей работы.

В первый раз со времени начала этого разговора я повернулся и посмотрел ему в глаза.

— И ты почувствовал себя счастливым, когда понял, что можешь ее бросить?

— Сам не знаю.

— Ну, выглядел ты не слишком счастливым. Ты казался… каким-то опустошенным, Джо. Нет, не думай, я все понял — и насчет того, как долго ты уже в этой игре и что ты не знал ничего другого. Но вспомни, что ты делал, когда я чуть ли не за уши вытащил тебе на работу? Сидел в гостиной и смотрел в окно. Неужели это и есть счастье? Или ты всерьез считаешь, что так для тебя лучше?

Джо покачал головой.

— Нет, ты не понял. Я вовсе не собирался провести в этом кресле остаток жизни, как какая-нибудь старая развалина. Подсознательно я понимал: пришло время что-то изменить. Я сидел там просто потому, что не знал, что именно нужно изменить. И нужно ли вообще что-то менять.

Я отвернулся и уставился вперед, на прямую, как стрела, автостраду. Мне нечего было сказать.

— Я знаю, что ты чувствовал тогда, — продолжал Джо, — что я бросил тебя зашиваться с работой, причем на несколько месяцев. Но ты парень неглупый, и я знал, что ты справишься, поймешь, что это знак доверия с моей стороны. Я понимал, что мне нет нужды беспокоиться за тебя. Не нужно звонить в офис по сто раз в день, спрашивать, не случилось ли чего, потому что в этом деле ты ничем не хуже меня. Да что там, ты чертовски хорошо работаешь, возможно, даже лучше, чем я в твоем возрасте. У тебя есть чутье… да что чутье — у тебя просто талант к такой работе! И способностей побольше, чем у любого другого, уже ты мне поверь. А теперь, повзрослев, ты вполне способен добавить ко всему этому и трезвость мышления. Ты уже больше не тот лихой ковбой, которым был раньше — во всяком случае, лихости в тебе поубавилось, но так оно даже лучше.

— Но ты по-прежнему нужен мне, Джо, — повторил я. — С этим делом я без тебя не справлюсь.

— Это не так, — покачал головой Джо. — Ты прекрасно справишься и без моей помощи, и сам это знаешь. Ты способен справиться с любым делом, которое нам поручат, и справиться отлично. Кстати, ты ведь справлялся все последние месяцы, причем один — и без особого труда.

— Ты ведь знаешь, я всегда буду на твоей стороне и поддержу тебя, чем смогу, — сказал я. — Мне чертовски надоело работать в одиночку, но если ты решишь уйти, я не буду на тебя в обиде.

— Знаю. Но если я и приму это решение, то приму его только посоветовавшись с тобой, обещаю. В офисе я или нет, ты по-прежнему мой напарник. Помни это.

Глава 21

В первый раз Энди Дорэна арестовали спустя всего девять месяцев после выпускного вечера. Случилось это в Кливленде. Дорэн, недавний выпускник школы Джона Маршалла, загремел в каталажку за то, что вломился в какой-то дом на Шейкер Найтс и вынес оттуда пару телевизоров с колонками. И успел даже проехать с награбленным целые три мили — прежде чем его остановили за превышение скорости. А дальше чистое невезение: остановившего его копа заинтересовала груда подержанной электроники, громоздившаяся на заднем сиденье машины Дорэна.

На этот раз Дорэну повезло — поскольку до сих пор за ним не числилось ничего криминального, он отделался условным сроком. Два года после этого о нем ничего не было слышно — до того как он завербовался в армию. Там он продержался четыре года, даже получил несколько благодарностей в приказах, в которых неоднократно отмечалась его прекрасная физическая подготовка, а также меткость стрельбы, которую Дорэн продемонстрировал в условиях сложной боевой пехотной и воздушно-десантной подготовки и в весьма специфических условиях боя в населенном пункте. Однако все эти благодарности отнюдь не означали, что его армейская служба была безоблачной. Напротив, его личное дело с каждым годом все больше распухало от записей о дисциплинарных взысканиях — и так до того самого дня, когда он вновь оказался за решеткой, уже во второй раз. Во время расследования, проведенного военной полицией, выяснилось, что Дорэн вместе с парочкой каких-то своих дружков из Форт Брэгг воровали и продавали военное оборудование — приборы ночного видения, винтовки и гранаты — как с помощью местных мелких торговцев оружием, так и через Интернет. Для начала Дорэна с позором выгнали из армии, но это было только прелюдией к тому, что последовало потом. Теперь с ним уже не церемонились — и Дорэн загремел в тюрьму, на этот раз на два года.

Он справился с этим — во всяком случае, насколько это возможно для такого нескладехи — и вернулся домой. Полгода спустя, после того как Дорэн переступил порог родного дома, его мать умерла, оставив сыну в наследство весьма скромную сумму, зато внушительную закладную, проценты по которой ему предстояло платить. Естественно, очень скоро Дорэн пропустил несколько платежей и вынужден был съехать, после чего какое-то время о нем не было ни слуху ни духу. Где он пропадал все это время, неизвестно. Восемнадцать месяцев спустя он внезапно объявился в Женеве-на-Озерах, где его арестовали за пьяную драку в баре, как значилось в протоколе, за «физическое насилие и оскорбление действием». Сам Дорэн отделался довольно легко, всего лишь несколькими царапинами и ссадинами, главным образом, на руках, но это отнюдь не помешало ему вполне успешно орудовать кулаками — во всяком случае, судя по тому, как выглядела после драки физиономия его противника. За это ему пришлось снова сесть в тюрьму — на этот раз на полгода. По всей вероятности, причиной драки стали какие-то территориальные разногласия между обеими сторонами, а поводом — рыжеволосая красотка-официантка. И хотя из драки Дорэн вышел победителем, в борьбе за сердце официантки победа досталась не ему — судя по тому, что она не ждала его у ворот тюрьмы, когда он вышел на свободу. Правда, печалился он недолго — утешился, познакомившись с Моникой Хит, которой в то время только-только стукнуло двадцать один.

В это время Дорэн зарабатывал тем, что водил грузовик, правда, не имея соответствующей лицензии, позволяющей ему работать на коммерческих перевозках: развозил мебель, брался отбуксировать машину — словом, не брезговал ничем, брался за любую работу, которая подворачивалась в этих местах. Его неоднократно нанимали в качестве водителя — в том числе и та фирма, где работала Моника Хит. Их отношения мало-помалу крепли, возможно, из-за их обоюдного нежелания торчать в четырех стенах и любви к марихуане, тоже обоюдной. Парочка была вместе уже месяца три — прежде чем приятели Хит убедили ее, что от Дорэна одни неприятности и лучше держаться от него подальше. В результате они в последний раз посидели вместе в его грузовике, выкурили на прощание косячок и расстались — как тогда казалось, вполне дружелюбно.

А семь недель спустя Хит обнаружили мертвой — юбка на ней была задрана почти до талии, а нижнего белья не было и в помине. Ее задушили полотенцем, которым она пользовалась, когда вытирала столы. Это полотенце стало настоящей проблемой — ни отпечатков пальцев, ни следов сжатия, вообще ничего. Полиция, естественно, допросила Дорэна сразу же после того, как было обнаружено тело, потом вернулась к нему еще раз на следующий день с ордером на обыск его грузовичка и принадлежавшего ему оранжевого «камаро». Поводом для этого стали показания свидетеля, сообщившего, что он видел Дорэна вблизи от места, где было совершено преступление. Когда к нему пришли, Дорэн как раз «кайфовал» в ванне, сидя по шею в воде. Однако он не настолько плохо соображал, чтобы не кинуться в драку, когда копы обнаружили под грудой шлакобетонных блоков в его грузовике черный пакет из-под мусора, а в нем трусики, принадлежавшие Монике Хит.

Изрыгая чудовищные проклятия, Дорэн набросился на копа, который наткнулся на пакет, вопил, что его подставили, размахивал кулаками, распихивал навалившихся на него полицейских — словом, бесновался до тех пор, пока его не скрутили.

Обнаруженное в грузовике белье отправили в криминалистическую лабораторию при Бюро по расследованию уголовных преступлений штата Огайо, где в результате лабораторных тестов на нем была обнаружена ДНК Хит, но только ее собственная — ни ДНК Дорэна, ни чьей-либо другой на нем не нашли. Тем не менее черные тоненькие, полупрозрачные трусики резко склонили чашу весов не в пользу Дорэна — особенно учитывая его явно криминальное прошлое. Но окончательно его добили показания, которые охотно дали приятели Моники: словно сговорившись, они твердили, что Моника жаловалась, что заниматься любовью с Дорэном хоть и приятно, однако страшновато — уж больно он любит грубый секс, к тому же в такие минуты ведет себя агрессивно и вообще дико, так что никогда не знаешь, чего от него ждать. В такие минуты, по словам Моники, ему ничего не стоило с силой дернуть ее за волосы или даже — подумать только! — слегка придушить, особенно когда он приходил в возбуждение. Правда, никто из них не смог точно сказать, когда она жаловалась на то, что Дорэну нравится ее душить, однако две ее подружки упорно твердили, что Моника когда-то упоминала об этом.

Серьезная улика заставила отнестись к ней еще серьезнее, когда к показаниям подружек Моники добавились еще одни — свидетеля, своими глазами видевшего поблизости от места преступления оранжевый «камаро» Дорэна и подтвердившего, что Дорэн очень похож на мужчину, которого он заметил вместе с Хит неподалеку от винокурни.

Этот свидетель, которым, как и следовало ожидать, оказался Мэтью Джефферсон, возник в этом деле как-то довольно странно, во всяком случае, на мой взгляд. Именно молодой Джефферсон обнаружил тело и первым вызвал полицию. Но при этом почему-то оказался не в состоянии сообщить детективам какие-либо приметы мужчины, замеченного им на открытой веранде, во всяком случае, сразу. Только на следующий день, когда Мэтт Джефферсон вновь приехал в полицию, на этот раз в сопровождении отца, он смог дополнить свои показания относительно того, что произошло прошлым вечером. Во время допроса студент юридической школы внезапно принялся утверждать, что накануне просто струсил, поскольку копы, которые допрашивали его сразу после убийства, вели себя очень агрессивно, и что именно это и стало причиной того, что он забыл упомянуть о машине на парковке, которую заметил, когда шел к винокурне. Это был старый, видавший виды «камаро», заявил он, даже при свете луны было заметно, что он оранжевого цвета. Как выяснилось также, он смог гораздо лучше разглядеть стоявшего на веранде мужчину, чем утверждал накануне, во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы сообщить полиции его основные приметы: около шести футов роста с очень коротко постриженными волосами и татуировкой на левой руке, которую он, к сожалению, не смог толком разглядеть.

Дорэн настаивал, что у него есть алиби: по его словам, он провел предыдущий вечер в обществе человека по имени Донни Уорд — они, мол, пили виски и стреляли по тарелочкам из винтовки 22-го калибра. Однако, когда полиция отправилась на поиски Уорда, намереваясь его допросить, тот объявил, что, дескать, понятия не имеет, о чем это толкует Дорэн. Сам он утверждал, что не видел Дорэна уже несколько дней, с того вечера, когда они на пару выпивали в местном баре.

Через несколько дней, после того как была убита Моника Хит, против Дорэна скопилось уже немало улик: его опознал свидетель, утверждавший, что видел его на месте преступления, а кроме этого, были еще улики, найденные в его собственном доме. Алиби, которое он представил, также оказалось липовым. Денег у него не было, а следовательно, нанять себе адвоката он был не в состоянии. Назначенный судом общественный защитник, которому до сих пор практически никогда не доводилось защищать подозреваемых в убийстве, умудрился найти доводы в пользу подсудимого, и в результате Дорэну было предъявлено обвинение всего лишь в непредумышленном убийстве, совершенного вследствие неосторожности, в результате так называемого аутоэротического или консенсуального[22] удушения, — вот так, не больше не меньше. За два дня до того, как должно было начаться судебное слушание по его делу, Энди Дорэну предложили сделку:[23] он признает себя виновным, а его приговаривают к двадцати годам тюрьмы, что означало, что он окажется на свободе уже через десять, разумеется, если все это время станет вести себя примерно и с ним не будет никаких хлопот. Если бы он был осужден по приговору суда, ему бы светило пожизненное заключение, да и то в лучшем случае, а если бы всплыло еще что-то — то и смертный приговор. Учитывая все это, можно смело сказать, что он еще легко отделался — видимо, Дорэн понял это, потому что на сделку согласился.

Прошло пять лет, Дорэн оставался в тюрьме. Он оказался примерным заключенным, не доставлял своим тюремщиком никаких хлопот и держал язык за зубами. А поскольку он вел себя хорошо, то пользовался там самыми разными привилегиями, способными скрасить жизнь любого заключенного. Ему обычно поручали самую приятную и необременительную работу, из категории что называется «не бей лежачего»: мыть посуду, подметать полы или собирать подносы в столовой.

Последний год, который он провел за решеткой, в финансовом отношении выдался нелегким: государственный и федеральный бюджеты безжалостно урезали, и сокращения начались во всех учреждениях. Пенитенциарная система не стала исключением — ставки сократили, а найти замену тем, кто предпочел уйти по собственному желанию, было не так-то легко. Сокращение тюремного персонала и охраны чревато многими опасностями, именно благодаря ему Дорэн и его сообщники и коллеги из числа таких же «посудомоек» получили наконец тот шанс, которого они нетерпеливо дожидались много лет, — возможности незаметно улизнуть и бежать, спрятавшись под мешками с мусором. Весь мусор, который вывозили из тюрьмы, в прежние времена тщательно утрамбовывали с помощью специального пресса — не только для того, чтобы он занимал меньше места, а в первую очередь чтобы помешать осужденным ускользнуть. Любой, кто решил бы вырваться на свободу этим способом, оказался бы в грузовике расплющенным в лепешку.

Однако в один из последних дней сентября почему-то не весь мусор, приготовленный к вывозу, прошел через пресс. Воспользовавшись этим, Энди Дорэн и двое его приятелей зарылись в кучу отходов и вместе с нею оказались в кузове грузовика-мусоровоза. Очень скоро грузовик выехал за ворота тюрьмы, и они оказались на пути к свободе. Правда, не прошло и сорока восьми часов, как двое беглецов были арестованы на стоянке большегрузных трейлеров у обочины одной из автострад, где они пытались купить в придорожном кафе гамбургеры и бутылочку энергетического напитка «Ред Булл» — и это при том, что прямо у них над головой висел телевизор, на экране которого красовались их фотографии с надписью «Разыскивается». Когда в закусочную толпой ввалились копы, Энди Дорэна среди беглецов не было, судя по словам его горе-сообщников, в последний раз те видели его, когда Дорэн поспешно шагал напрямик через пшеничное поле, направляясь на север.


Все это мы с Джо выяснили, просидев несколько часов в здании окружного суда Эштанбулы после того как прочитали сотни страниц постановлений и протоколов, составлявших дело Дорэна. Пока я просматривал папку с делом, Джо заглянул в библиотеку и вернулся, притащив еще не меньше дюжины газетных статей, посвященных побегу Дорэна из тюрьмы и последовавшей вслед за этим безуспешной погоне.

— Получается, — покачал головой Джо, — что как только наш приятель вырвался из тюрьмы, то первое, что пришло ему в голову, это поскорее расквитаться с долгами. Как-то слабо верится, согласен?

— Почему нет? — пожал плечами я. — Просидев пять лет за решеткой за преступление, которого он не совершал… тут любой разозлится.

— Он вполне мог убить ту девушку. Откуда мы знаем, что он ее не убивал? Мы ни в чем не можем быть уверены, во всяком случае, пока.

— Совершенно верно. Однако, размотав этот клубок до конца, мы наверняка выясним, что он тут ни при чем. И что по какой-то не известной нам пока причине парнишка считал, что именно Джефферсон виноват в том, что его упекли за решетку. Пять лет в тюрьме — долгий срок, особенно если ты мотаешь его за то, чего ты не совершал. И достаточно долгий, чтобы затаить на кого-то злобу. Кстати, ты не читал «Графа Монте-Кристо»? Между прочим, наш парень сейчас в бегах. Интересно, где он собирался отсиживаться? На какие средства рассчитывал жить? Нет, ему позарез нужны были деньги — а у Джефферсона они водились.

Перелистывая документы, Джо нахмурился, но кивнул, явно в душе соглашаясь с моими доводами.

— Джефферсон не осмелился обратиться в полицию. Вместо этого он попытался уговорить Тора, чтобы тот убил человека, которого он боялся, кто бы он ни был. Попахивает чем-то противозаконным, тебе не кажется? Так что, вполне возможно, мы с тобой и правы. Очень может быть, единственной причиной, по которой он даже не думал прибегнуть к помощи закона, а вместо этого попытался уладить дельце с помощью Тора, было то, что Джефферсон знал, что Дорэн держит его — и нет только его, а и Мэтью тоже — в страхе.

— По-моему, показания, которые дал молодой Джефферсон, просто чушь. Нет, как тебе нравится — явиться за ручку с отцом на следующий день после убийства и заявить, что хочешь, мол, кое-что добавить? Просто курам на смех!

— Согласен — очень шаткое доказательство. Именно поэтому Дорэн никогда бы не оказался на скамье подсудимых, не будь у них ничего, кроме этих показаний. Белье убитой девушки…

— Ну, кто угодно мог его подбросить.

— Верно. И тем не менее согласись, подобная улика выглядит куда убедительнее, чем все то, что наговорил в полиции молодой Джефферсон. Хотя, как мне кажется, он и не указал им напрямую на Дорэна. Так, легкий намек.

— Ссылка на время совершения преступления… вот тут все совершенно ясно и недвусмысленно. Он сказал, расплата за пять лет — и, заметь, не успев оказаться на свободе, он тут же принимается охотиться за Алексом Джефферсоном и его сыном. И, кстати, примерно в то же самое время оба Джефферсона, забыв о своей ссоре, моментально объединяются, видимо, перед лицом смертельной угрозы. Держу пари, старый Джефферсон в свое время прикрыл сынишку, после чего указал ему на дверь. Естественно, сын-убийца здорово бы подпортил его безупречную репутацию, а ему очень этого не хотелось. Еще меньше ему хотелось, чтобы тот по-прежнему оставался в его доме. Он и выгнал его — с глаз долой, из сердца вон.

— Может, ты и прав был, когда говорил, что тут все, мол, слишком уж просто.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну вот, смотри, с чего бы это Дорэну в разговоре с тобой говорить о расплате за какие-то пять лет? Он ведь не мог не понимать, что благодаря этому будет нетрудно вычислить, кто он такой? Любой, кто знал, в какую историю пять лет назад вляпался Мэтью Джефферсон или просто тот, кто дал бы себе труд немного покопаться в документах — ну, вот как мы с тобой, — с легкостью догадался бы обо всем и пришел бы к такому же выводу.

— Ну и что? Узнают и узнают. С чего бы Дорэну беспокоиться по этому поводу? Как будто ему есть что терять. Он ведь не может не знать, что стоит ему только напороться на копов и он мигом загремит обратно в тюрьму. Ну, повесят на него еще обвинение, и что? Держу пари, ему наплевать — он ведь и так уже в бегах.

Джо немного поразмыслил над моими словами и снова кивнул.

— Сказать по правде, буду очень удивлен, если этот тип окажется не Дорэном, — добавил я.

— Да, согласен. Ну, а теперь нам нужно приниматься за поиски. В конце концов у нас нет ни единого подтверждения в пользу того, что он охотился за Джефферсоном, кроме его замечания насчет пяти лет.

В кармане у меня вдруг затрясся и завибрировал мобильник, так что разговор пришлось на время прервать. Вытащив телефон, я бросил взгляд на дисплей и с удивлением увидел номер телефона моего же собственного тренажерного зала. Странно, учитывая, что он закрыт. Но когда приложил его к уху, то услышал взволнованный голос Грейс.

— Линкольн, я думаю, тебе стоит вернуться. Тут… хм… кое-кто хочет тебя видеть.

— Послушай, я сейчас как раз на полпути к тому, чтобы выяснить одну страшно важную вещь, — пробормотал я, решив, что явился страховой агент. — Скажи им, пусть позвонят мне и договорятся о встрече, вместо того чтобы дергать тебя.

— Послушай, Линкольн, это полиция, — понизив голос, шепнула в трубку Грейс.

— Что?

— Они сейчас у тебя на квартире. И мне кажется… у них есть ордер.

Глава 22

Хоть я гнал во весь дух, на обратную дорогу ушел целый час, и, однако, когда наша машина свернула на парковку перед моим домом, они все еще были тут. Краем глаза я заметил уже знакомый мне «краун вик», на котором разъезжал Тарджент, а рядом с ним две патрульные машины. Дверь на лестницу была открыта, и не успел я, кипя от злости, выбраться из машины, как в дверном проеме возникла массивная фигура Тарджента. В руке у него действительно был ордер.

— Что за дерьмо?! — прошипел я, когда он продемонстрировал его мне.

— Похоже, у судьи иное мнение на этот счет, — хмыкнул он.

— Ну, судья еще очень пожалеет, что выдал вам ордер на обыск моей квартиры без достаточных на то оснований, — бушевал я, — да и вы, ребята, тоже, — что явились сюда! Дайте мне только созвониться с адвокатом, и вам небо с овчинку покажется! Слушайте, Тарджент, у вас ведь нет ни единой улики, доказывающей, что я что-то сделал, так ведь? А самое печальное в этой истории то, что чем больше вы таскаетесь за мной и дышите мне в затылок, тем меньше у вас надежды распутать это дело.

— Вот как? Тогда идите звоните своему адвокату, — невозмутимо бросил он, двинувшись к двери. — Вы все твердите об отсутствии у нас неопровержимых улик, Перри, ну так у нас еще будет время обсудить это с вами. А пока держитесь подальше и не вздумайте путаться у нас под ногами.

С этими словами Тарджент повернулся ко мне спиной и двинулся вверх по лестнице. Внизу, в дверях, за которыми был вход в тренажерный зал, стояла Грейс и с тревогой наблюдала за нашей перепалкой.

— Я все-таки приехала, решила, что тут стоит немного убраться, — объяснила она. — Ну вот, а они тут как тут. Сказали, что либо я сама им открою, либо они просто вышибут дверь. Я же не могла позволить, чтобы они и в самом деле…

— Все в порядке, Грейс. Подумаешь, большое дело. Не переживай, ты все сделала правильно.

Я старался говорить спокойно, но внутри у меня все клокотало от злости. Джо задержался переброситься парой слов с Грейс, а я вихрем взлетел по ступенькам и ворвался в свою квартиру. Тарджент что-то негромко говорил своей команде, наверное, давал указания, однако разобрать, о чем шла речь, я не мог — был не в состоянии сосредоточиться на словах. Меня захлестнуло мучительное чувство беспомощности и унижения, знакомое каждому, к кому являлись с обыском: какой-то листок бумажки — и ты уже не человек, ты обязан открыть дверь и впустить в дом толпу копов, иначе они снимут ее с петель, и станут рыться в твоих вещах, потому что им нужно найти хоть что-нибудь, что говорило бы о твоей причастности к убийству. И это их вторжение настолько оскорбительно, что у тебя все переворачивается внутри. В свое время, когда я сам еще был копом, мне не раз случалось проводить обыски, но я как-то никогда не задумывался о том, что чувствует человек, в дом которого явились с ордером. И вот теперь у меня впервые появилась возможность увидеть все это его глазами.

Дэли и еще двое незнакомых мне полицейских снимали с полок книги и открывали шкафы. Тарджент стоял у дверей.

— Давайте-ка пока присядем где-нибудь и побеседуем о том, что привело нас сюда, — предложил он. — Не будем мешать ребятам делать свою работу.

Я покачал головой.

— Даже и не мечтайте, Тарджент! Неужели вы всерьез рассчитывали, что я уйду и не стану следить за тем, как работают ваши парни? Знаете, нисколько бы не удивился, если бы кто-то из них вытащил у меня из-под подушки окровавленный нож, стоит мне только отвернуться!

Тарджент скривился, но благоразумно предпочел промолчать. Сжав руки в кулаки, я ходил по пятам за полицейскими все то время, пока они обыскивали мою квартиру. Надо было признать, действовали они профессионально: перерыли и перетряхнули все, но каждую вещь потом аккуратно вернули на свое место, не оставив после себя ни малейшего беспорядка. Один из копов, помоложе, обнаружил в свободной спальне мои пистолеты и тут же примчался к Тардженту, явно ожидая дальнейших указаний. Но я ответил еще до того, как его босс успел задать мне вопрос.

— Не вздумайте их забрать. Ордер на обыск, который вы получили, касается исключительно расследования убийства Алекса Джефферсона, а в него не стреляли. Так что верните их на место.

Тарджент не сделал попытки возразить, поэтому парнишка молча убрал пистолеты в коробку и улетучился. Под коробкой, в которой я держал пистолеты, стоявшей в чулане в спальне для гостей, они обнаружили еще один металлический ящик, несгораемый домашний сейф, предназначенный для хранения самых важных документов. Молоденький коп вытащил сейф из чулана, открыл его, извлек оттуда большой незапечатанный конверт и вытряхнул его содержимое.

Первым, что выпало из конверта, оказалась крохотная, обитая тканью, коробочка. Открыв ее, коп выудил оттуда обручальное кольцо. Это кольцо Карен вернула мне по почте на следующий же день после того, как я расквасил Алексу Джефферсону нос. Записку, которая прилагалась к кольцу, я выкинул, но кольцо сохранил — стоило оно немало, но я не мог заставить себя отправиться обратно в тот магазин, где его покупал, и потребовать вернуть деньги. При одной только мысли о сочувствии в глазах продавцов мне становилось тошно. Помимо кольца в конверте лежало несколько записок, какие-то письма и дюжина фотографий. Тарджент заинтересованно наклонился и выудил из кучки снимок — имеющаяся Карен стоит на балконе моей прежней квартиры в темных очках, светлые волосы рассыпались по плечам, в руках банка с пивом. Мне хватило беглого взгляда, чтобы вспомнить, когда была сделана фотография — мы с Карен тогда только что вернулись с пикника, который устроили в Эджуотер Парк, чуть дальше, на берегу озера. В то время у нее была собака, старый, жирный лабрадор, который в таких случаях обычно тащился за нами две сотни ярдов, после чего со вздохом валился на землю, тяжело вздыхал и переворачивался вверх брюхом — давал понять, что у него не осталось сил идти дальше.

Тарджент вопросительно вскинул одну бровь.

— Знакомое лицо. Где-то я ее видел…

— Кто бы спорил.

— Забавно, что вы до сих пор цепляетесь за все эти воспоминания. — Он выразительным жестом поворошил рассыпанные по столу фотографии, потом кивнул на коробочку с обручальным кольцом.

— Когда-то я был обручен с этой женщиной — вы случайно не забыли, Тарджент? И сохранил кое-какие вещицы на память. Это что, преступление?

Я не сводил глаз с одной из этих памятных вещиц, которую Тарджент не позаботился поднять с пола — конверт с бостонским штемпелем. В тот раз она уехала — сказала, что на неделю, но эта чертова неделя показалась мне вечностью. Нагнувшись, я поднял с пола конверт, открыл его, вытащил оттуда письмо и пробежал глазами коротенькую записку — нежные признания вперемежку с обещаниями, которые очень скоро окажутся нарушенными. Обратный адрес на конверте гласил: «Карен Грейсон». Грейсон. Фамилия, которая до странности не вязалась с сегодняшней Карен. Мне кажется, она тоже так считала.

— Часто достаете эту коробку? — поинтересовался Тарджент. — Наверное, смотрите фотографии, вспоминаете прошлое, да?

— Послушайте, Тарджент, я не открывал ее с того самого дня, когда сложилтуда все это и поставил в чулан, — буркнул я. — По-моему, вы зря так разволновались.

— Большинство мужчин на вашем месте просто сожгли бы все это, — пожал плечами он.

— Большинство мужчин — идиоты.


Копы пробыли у меня еще какое-то время. Я особенно не следил за временем, так что не могу точно сказать, сколько часов длился обыск, однако они обшарили мою квартиру дюйм за дюймом и еще чуть ли не целую вечность копались в бумагах в моем письменном столе. За все это время я ни разу не услышал многозначительного «ага» или ликующего вопля, означающего, что они нашли что-то, относящееся к делу. Собственно говоря, я и не сомневался, что ничего такого они не найдут, но при этом все время подсознательно боялся, что это произойдет. В конце концов, тип, прикончивший Джефферсона, уже успел доказать, что голова у него соображает неплохо. Очень даже неплохо — до такой степени, что у него хватило бы ума справиться с парочкой хитроумных замков на двери и подбросить что-нибудь мне в квартиру. Однако ничего такого обнаружить не удалось, и, к тому времени как копы, перерыв квартиру, снова собрались в гостиной, я уже успел прийти в себя и посоветовал Тардженту убираться ко всем чертям. Не обратив на это ни малейшего внимания, он объявил своим молодым подчиненным, что они могут быть свободны, и те ушли. Дэли убрался на кухню и устроился там за столом, а Тарджент, выдвинув стул, жестом предложил мне сесть.

— Вы ничего не нашли, — заявил я. — Тогда почему вы рассиживаетесь в моем доме? Я вас сюда не звал, поэтому если вы считаете, что я буду рад поболтать с вами, то, значит, вы сошли с ума. Еще, чего доброго, примчитесь сюда завтра с утра пораньше и приметесь утверждать, что я, мол, сознался в убийстве Джефферсона, а может, еще и в дюжине других. Держу пари, ребята, на вас висит куча нераскрытых дел. Угадал?

При этих моих словах Дэли заметно напрягся, а Тарджент и ухом не повел.

— Вы внимательно прочитали ордер? — любезно осведомился он.

— С какой стати я должен был это делать? А что? Вы распечатали его на домашнем принтере? Честно говоря, нисколько не удивился бы! — ядовито фыркнул я.

— Жаль. А следовало бы. Потому что тогда бы вы наверняка заметили, что ордер был выдан вследствие запроса, посланного полицией Индианы.

— Мой старый приятель Брюер!

— Конечно. Вспомнили его?

— Что ж, тогда могу предположить, что у них там, в Индиане, судьи отличаются крайней снисходительностью, поскольку у них не было никаких оснований рыться в моих вещах или просить, чтобы вы сделали это за них.

— Вот как? — Тарджент положил ладони на стол и наклонился ко мне. — Штука в том, что Брюер не стал обращаться за ордером вчера, когда он арестовал этого вашего приятеля, частного детектива. Он взял ордер сегодня утром, после того как подтвердился один факт, который лично я нахожу весьма любопытным. Помните те десять штук, которые вы предположительно послали этому парню по почте? Две пачки по пять тысяч в каждой банкнотами по пятьдесят долларов? А сегодня утром Брюер получил сообщение из банка в Кливленде, в котором они подтвердили, что бумажные полоски, скреплявшие пачки, идентичны тем, которыми пользуются в их банке. Какой банк, спросите вы? Гайахога Вэлли Кредит Юнион — именно тот, в котором Алекс Джефферсон снял пятьдесят тысяч наличными за неделю до того, как его убили.

Он навис надо мной и сверлил меня тяжелым взглядом, от которого у меня вновь пересохло во рту, а в горле внезапно встал сухой, колючий комок. Потом этот комок провалился в желудок, стал ледяным и принялся расти, пока не заполнил все мои внутренности.

— Ах да, еще кое-что, — спохватился Тарджент. — Наличные, которые выдали Джефферсону, состояли из пятидесятидолларовых купюр.

Глава 23

— У них по-прежнему нет ничего, что связывало бы тебя с этими деньгами, — упрямо заявил Джо. — И это уже хорошо. Они не обязаны верить, что это был не ты, а кто-то просто воспользовался твоим именем. Но им придется изрядно попотеть, чтобы доказать обратное.

Мы с Джо стояли на крыльце моего дома. Тарджент с Дэли наконец-то убрались.

— Да ну? Ладно, тогда ответь мне на один вопрос: сколько, по-твоему, им понадобится таких вот косвенных улик, прежде чем они решат, что можно идти к судье за ордером на мой арест?

Джо не нашелся, что ответить.

— Я-то было решил, что эти типы вчера ночью сыграли мне на руку, — с горечью пробормотал я. — Когда они обстреляли мой тренажерный зал, я подумал, что это мне поможет. Даже Тарджент при всей его тупости и упрямстве вряд ли подумает, что я сам все это организовал, чтобы обелить себя. Но, похоже, я ошибся.

Джо покачал головой.

— Что тебя так удивляет? В конце концов, вчера он здорово тебя прижал, вернее, даже не он, а Брюер, когда арестовал того парня в Индиане. Так что если ты солгал и захотел бы убедить его в своей невиновности, то для этого тебе понадобилось бы нечто весьма убедительное. Например, чтобы кто-то превратил твой зал в стрельбище. Кстати, неплохая идея.

— Это просто смешно! — фыркнул я.

— Так ли? Вспомни, звонок насчет денег Карен раздался как раз в тот момент, когда тебя тут поливали свинцом. Все правильно, к этому не придерешься. Однако, будь я на месте Тарджента, знаешь, о чем бы я в первую очередь подумал, глядя на то, что осталось от твоего тренажерного зала? Решил бы, что все это сильно смахивает на то, что кто-то очень старался доказать, что ты не имеешь к этому делу никакого отношения, ну и слегка перестарался. И еще в одном Тарджент, безусловно, прав — почему эти типы пытаются связаться с Карен исключительно через тебя? Это же нелогично. Если, конечно, они не затеяли все только ради того, чтобы разделаться с тобой.

— Дорэн — если, конечно, это Дорэн — упомянул о том, что есть, мол, кто-то, кто был бы рад вывести меня из игры. Так сказать, предоставить мне еще одну, последнюю возможность выйти из игры, но тогда я просто не обратил внимания на эти слова. Возможно, они решили меня наказать. Я упустил свой шанс убраться подобру-поздорову, и вот теперь они мстят. Мстят тем, что втягивают меня в это дело.

— Ты уже рассказал Тардженту о Дорэне?

— Еще нет.

— Может, не так уж глупо с твоей стороны. Ладно. Как бы там ни было, нам нужно что-то такое, что напрямую связало бы его с Джефферсоном. Держу пари — если мы расскажем Тардженту о том, что нам удалось накопать, он просто посмеется над нами, поскольку все, что у нас есть на сегодняшний день, основывается на одной-единственной фразе, которую тебе бросил тот тип, а подтвердить этого никто не сможет.

Его слова заставили меня вскочить на ноги. Тарджент, Брюер, а вместе с ними десятки людей, которых я даже в лицо никогда не видел и знать не знал, какую роль во всем этом они играют, из кожи лезут вон: кружат вокруг меня, стягивая сети потуже, ставят ловушку, в любую из которых я мог угодить. Один я ничего не делаю, беспечно просиживаю штаны на крылечке, дожидаясь, пока они сделают свою работу.

— Нужно что-то предпринимать, Джо. Эта история в Индиане… А вдруг это еще не конец? Что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Уж если они не останавливаются ни перед чем, делают все, чтобы науськать на меня копов, с чего бы им вдруг бросить свои попытки утопить меня? Нет уж, если они твердо настроились подсунуть меня полиции в качестве основного подозреваемого, тогда, черт возьми, пришло время и мне подсуетиться и подбросить копам кого-то другого.

Джо энергично закивал.

— Верно. Давай вернемся к делу Дорэна. Попробуем что-то накопать против него. И если получится, тогда, может, нам и удастся убедить Тарджента отнестись к этому серьезно.

— А если не удастся?

— Ну… тогда придется позаботиться о том, чтобы на твоем тюремном счету было достаточно денег, чтобы хватило на сигареты.

Джо пытался шутить, но нам обоим сейчас было не до смеха.


Как оказалось, Донни Уорд жил в шести милях от винокурни, рядом с которой была убита Моника Хит. Дом, в котором он обитал, производил довольно странное впечатление: типичный «кривой домишко» — скособочившаяся крыша, покосившиеся стены, во дворе трава по пояс, в которой шнырявшие по нему четыре громадных пса скрывались с головой, иногда пропадая из виду. Тонкая струйка дыма криво поднималась из старой трубы к небу — разливавшийся в воздухе аромат неопровержимо свидетельствовал о том, что хозяин дома трогательно заботится о сохранении живой природы, поскольку, судя по разливавшейся в воздухе вони, печку в доме топили исключительно мусором. Джо постучал в дверь. Одна из собак, гончая с изорванными в клочья ушами, забившись под крыльцо, громко зарычала.

— Хороший мальчик, — залебезил я.

Словно в ответ, пес ощетинился и грозно щелкнул зубами.

— Неплохо у тебя получается находить с ними общий язык, — одобрительно хмыкнул Джо.

— Может, сам попробуешь поладить с этим чудищем? — огрызнулся я.

На наш стук никто не ответил. В доме и на участке стояла полная тишина, если не считать не смолкавшего ни на минуту рычания собаки.

— Можем подождать, а можем приехать еще раз, попозже, — предложил Джо.

— Предпочитаю последнее, — бросил я, не сводя глаз с собаки, которая в это время, набравшись мужества, выбралась из-под крыльца и сделала шаг в нашу сторону.

Но не успели мы повернуться к двери спиной, как увидели вывернувший из-за угла старенький грузовичок-пикап, который, гремя и содрогаясь всеми своими внутренностями, катил к дому. Удушливая струя черного дыма вырывалась наружу из проржавевшей, готовой в любую минуту отвалиться выхлопной трубы, окутывая такой же древний белый капот, по цвету на удивление не вязавшийся с остальной частью грузовичка, еще носившей на себе остатки голубой краски. Водитель припарковал пикап позади машины Джо, и все четыре пса, моментально забыв о нас, закружились вокруг него, восторженно скуля и подобострастно виляя хвостами. Я с некоторым удивлением воззрился на эту сцену: все собаки — грязные, шелудивые — имели запущенный вид, который ясно говорил о полном пренебрежении к ним хозяина, а бедняги, судя по всему, искренне радовались возвращению этого типа.

— Вероятно, это Донни, — предположил я.

— Думаю, ты прав.

Стоя на крыльце, мы смотрели, как водитель, выбравшись из кабины, здоровался со своими псами. Это был худощавый мужчина, поджарый и жилистый, точно состоящий из одних мускулов. Несмотря на то что день выдался прохладный и даже на солнце термометр едва-едва показывал десять градусов, на нем была рубашка с коротким рукавом. На голове у мужчины красовалась старая, выцветшая добела бейсболка, из-под которой на шею падали клоки черных волос. Когда восторг собак немного утих, он выпрямился, сдвинул на затылок бейсболку и покосился в нашу сторону.

— Мистер Уорд? — окликнул его я.

— Угу. — Мужчина зашагал к крыльцу. — Вы насчет моих собак?

— Нет.

— А, тогда ладно. — Он выудил из кармана ключ и отпер дверь. — Тут одна сука по соседству взялась меня изводить — каждый божий день звонит шерифу, вопит, что у меня по участку бегают совершенно жуткие на вид, неприрученные псы. Ну просто курам на смех, верно? Они же все кастрированные! То есть, пардон, одну я стерилизовал, потому как она у нас дама. Но не в этом дело — я хочу сказать, что все мои собаки через это прошли. У меня тут шесть акров земли, а они хотят, чтобы я держал этих ребят в конуре да еще на цепи! Да будь я проклят, если соглашусь, пусть бегают на свободе. Видели когда-нибудь собаку в конуре? Я имею в виду, никогда не обращали внимания, какие у них глаза? Просто сердце разрывается, будь я проклят!

К тому времени, когда он закончил свой монолог, мы уже протиснулись вслед за ним в дом. Он даже не спрашивал, кто мы такие, просто болтал, как заведенный, а мы с Джо молча следовали за ним.

— Просто сердце разрывается, — повторил он, швырнув ключи на столик для лампы, стоявший возле самой двери.

Мы с Джо огляделись. Как ни странно, внутри дом выглядел намного приличнее, чем можно было бы ожидать, после того как мы увидели его снаружи. Правда, один из подлокотников кушетки был замотан скотчем, возможно, для того, чтобы шаткая конструкция не развалилась, а на потолке красовались разводы, ясно свидетельствующие о протекавшей крыше. Однако внутри оказалось довольно чисто. Бросив взгляд поверх плеча Донни, я с удивлением заметил на кухонном столике глиняный горшочек для приготовления мяса, а рядом с ним тостер. Этот тостер меня добил — сказать по правде, ничего подобного я не ожидал. Судя по тому, как выглядели дом и участок, логичнее было бы ожидать увидеть внутри горы пустых банок из-под пива. На стене напротив висело несколько фотографий в рамках, на всех снимках была одна и та же круглолицая девочка лет шести-семи с пухлыми щеками и щербатой улыбкой, демонстрировавшей отсутствие передних зубов. Не столько привлекательная сама по себе, сколько очень похожая на самого Донни, как мне показалось на первый взгляд.

— Итак, — проговорил он, обернувшись и в первый раз за все время проявив интерес к нам с Джо, — что вам, парни, нужно?

— Мы частные сыщики, — признался Джо. — Из Кливленда.

Донни одарил нас добродушной улыбкой.

— Ищейки, да? Ну-ну, вот чудеса-то! Как интересно!

— Ну, можно сказать и так. Простите, что свалились к вам как снег на голову, без предупреждения, но нам позарез нужно задать вам несколько вопросов об одном человеке, Энди Дорэне. Поверьте, это очень важно.

Улыбка, сиявшая на лице Донни, при этих словах словно застыла и сейчас казалась приклеенной к губам. Взгляд его метнулся к двери. Убедившись, что та закрыта, он резко выдохнул воздух сквозь сомкнутые губы. Это вышло, как будто он прошипел что-то, и странно было слышать этот звук и видеть у него на губах эту ненатуральную улыбку.

— Вы помните мистера Дорэна? — спросил Джо.

— Слушайте, ребята. — Донни качнулся, сделал два осторожных шажка назад, отступая в сторону гостиной. — Честное слово, рад был бы помочь вам, правда, рад бы, но что-то не хочется мне о нем говорить. Завязал я с этими разговорами, ясно?

— Довольно странно это слышать, — вмешался я, — учитывая, что Дорэн в свое время ссылался на вас, утверждал, что вы можете подтвердить его алиби — и это при том, что он в тот вечер вообще вас не видел. Мы думали, что вы с ним приятели, но что-то не похоже. Интересно, о чем он вообще, черт возьми, тогда думал? Есть какие-нибудь идеи на этот счет?

Донни покачал головой.

— Я ведь вам уже сказал — не желаю я говорить об Энди. Точка!

— А вы в курсе, что он снова на свободе?

Какое-то время Донни смотрел мне в глаза. Потом осторожно облизнул пересохшие губы и кивнул.

— Да, — прошелестел он.

— Сдается мне, тут напрашиваются только два предположения. Либо тогда в полиции вы сказали чистую правду и Дорэн просто тупой сукин сын, раз надеялся, что вы подтвердите его алиби на тут ночь, либо вы почему-то солгали, когда давали показания в полиции. И если верно второе… Что ж, могу предположить, что старина Энди тоже об этом не забыл и горит желанием нанести вам визит. А вы как считаете?

Донни молча подошел к входной двери, широко распахнул ее и красноречиво махнул рукой, предлагая нам убираться.

Мы не двинулись с места.

— Знаете, Донни, а я ведь разговаривал с ним, — продолжал я. — И, очень может быть, мне вскоре представится возможность снова с ним побеседовать. Заранее хочу вас предупредить — парень очень зол. Он просто в ярости — сказал, что пять лет гнил в тюрьме за убийство, которого не совершал. За убийство, которое совершил другой человек. Знаете, что случилось с одним из тех, кого он в этом винил? Он убит, Донни. Замучен до смерти, а потом зверски убит.

При этих словах Донни стащил с головы бейсболку, сжал ее в руках, смяв козырек, и невидящим взглядом уставился на ухмыляющуюся рожицу, подмигивающую ему, словно в надежде получить поддержку.

— Ну вот, в результате мне и пришлось решать, какое из двух предположений выбрать, — продолжал я. — Решать, верю ли я, что кто-то подставил Дорэна. Если кто-то все-таки это сделал, тогда, мне кажется, вы, Донни, солгали, давая показания полиции. И очень хотелось бы знать, почему вы это сделали. Вот, собственно говоря, и все. Правда, мне как-то не верится, что за всем этим стоите вы, Донни. Убейте, не верю, что вы сами заварили всю эту кашу. Зато вы наверняка сможете помочь мне догадаться, чьих рук это дело.

— Я не обязан вам ничего рассказывать, — упрямо повторил Донни.

— Ему нанесли более пятидесяти ран, Донни. Лезвием опасной бритвы. Раны были по всему телу. Боль, наверное, была адская — нам с вами даже представить невозможно, через что ему пришлось пройти. Вот чем это закончилось для того человека — кстати, он был только одним из тех, кого сам Дорэн винил за то, что ему пришлось отправиться в тюрьму, а потом гнить там целых пять лет.

Донни упорно не отводил глаз от бейсболки.

— Проклятый сукин сын пристрелил мою собаку, — наконец глухо проговорил он.

Мы с Джо переглянулись. Потом оба уставились на Донни.

— Дорэн?

Донни покачал головой, вновь напялил на голову бейсболку, после чего лягнул распахнутую дверь, плотно захлопнув ее.

— Нет. Тот тип, которого они послали поговорить со мной. Я тогда и не знал, что Энди арестовали. Полиция еще до меня не добралась. Так что этот тип появился первым.

— Кто это был? — спросил Джо.

— Можно подумать, он мне представился, — фыркнул Донни. — Думаете, один из тех, с кем мы перекидывались в картишки или выпивали в баре?

— И вы не знаете, кто его послал?

Донни покачал головой, повернулся и двинулся в гостиную, словно забыв о нас. А потом тяжело опустился на кушетку с той стороны, где подлокотник был замотан скотчем, и вздохнул.

— Этот тип явился рано утром. Невысокий такой, довольно щуплый, чернявый. Я еще подумал, может, итальяшка? Но сильный, это точно. Здоров он был, как бык. Вылез из своей машины, подошел к дверям, я его и впустил. Он сказал, что очень скоро ко мне нагрянут копы, станут, мол, выспрашивать об Энди. Велел сказать, что меня с ним не было. Объяснил, что, дескать, мне так даже лучше — не нужно будет мотаться потом в суд да давать показания и все такое. Я разозлился, как черт. Ах ты, говорю, кусок дерьма! С ума спятил, не иначе! Да за кого, говорю, ты меня принимаешь? Думаешь, у меня язык повернется соврать, зная, что невинный человек пойдет за это в тюрьму? А он тогда открыл сумку, которая у него была с собой, и давай выкладывать оттуда пачки наличных. Понятия не имею, сколько у него там было. Я глаза вылупил, а он все вытаскивает оттуда деньги да вытаскивает, я в жизни столько деньжищ не видел. Он свалил их все вот тут, на столик, а потом смотрит на меня и говорит: «Ты уверен?»

Мы с Джо так и остались стоять, где стояли, но Донни Уорд, казалось, этого даже не заметил. По-моему, он вообще забыл о нас. Глядя невидящим взглядом куда-то в стену, он опустил голову и машинально ковырял пальцем край липкой ленты.

— Ну, тогда я ему и сказал… Вали, говорю, отсюда, пока цел, забирайся в свою машину и катись ко всем чертям, чтобы я тебя больше тут не видел! Потому как не собираюсь я врать и не нужны мне эти вонючие деньги, раз я знаю, что невинного человека из-за меня упекут за решетку, понимаете? Не стану врать и все. А этот тип… он просто взял и убрал свои доллары обратно в сумку, молча так, а на губах такая гаденькая ухмылочка, аж мороз по коже. А когда сложил их в сумку, порылся там и достает пистолет. Направил дуло мне в лоб, встал с дивана и взял меня за яйца. Небось, слышали это выражение — «взял за яйца»? Так вот, этот чертов сукин сын это самое и сделал, клянусь вам. Просто протянул руку, схватил меня… сами понимаете за что и сжал со всей силы. Я чуть не умер, ей-богу. Дышать и то не мог. А он, зараза такая, все сжимал да сжимал, так что у меня глаза на лоб полезли, а он тыкал мне пистолетом в лоб. А потом вдруг спросил, сильно ли я люблю свою дочку…

Впервые Донни поднял глаза, первый раз за все время, что длился его рассказ. Он вскинул глаза, и я увидел, как дернулась его голова. Но он смотрел не на нас, а на стену напротив, на развешанные там фотографии пухлой девчушки со смешной щербатой улыбкой.

— Да, у меня есть дочь, только она живет не со мной. Ее зовут… впрочем, какая разница. Она моя дочь, понимаете вы или нет?! Она моя дочь. А он сказал…

Он осекся, провел рукой по лицу, словно стряхивая налипшую паутину, и отвел глаза в сторону. Его руки крепко стиснули подлокотник кресла, кусок липкой ленты, который он нечаянно оторвал, свесился вниз, обмотавшись вокруг его пальцев, но Донни, по-моему, даже не заметил этого.

— У меня в то время была еще одна собака, голубой кунхунд[24], старый уже… Но все равно, это был лучший в мире пес, вы такого в жизни своей не видели. Когда этот тип отпустил меня… короче, он взял свою сумку, открыл дверь и уже было ногу занес, чтобы спуститься с крыльца. Отис как раз был во дворе, дожидался, когда я выйду, — он всегда так делал. Он услышал, что открылась дверь, и бросился к двери. А эта сволочь… он просто вскинул пистолет и выстрелил в него. Выстрелил ему прямо в голову. А потом повернулся ко мне и, не моргнув глазом, сказал: «Так ты подумай насчет своей дочери, слышишь, Донни?» И зашагал себе по дорожке к тому месту, где стояла его машина. А перед тем как уехать, еще раз повернулся и крикнул мне: «Чем стоять столбом, ты бы лучше поторопился зарыть собаку, до того как приедут копы».

На этом месте что-то вдруг заклокотало у него в горле, и Донни замолчал. В комнате повисла тишина. Он долго молчал, глядя в пол, и продолжал машинально дергать отвалившийся кусок скотча. Мы с Джо тоже молчали и старались не смотреть друг на друга.

— Мы найдем этого типа, Донни, — пообещал я.

— На вашем месте я бы не стал этого делать, — криво усмехнулся он.

— А я сделаю, вот увидишь. И, когда снова увижу Дорэна, когда мы с ним снова встретимся, я обязательно скажу ему, что ты тут не виноват.

Донни откашлялся.

— Он и так это знает.

— Что?

— Знает. Я сделал то… ну, короче, то, что мне велено было сделать, потому как боялся. Боялся за дочь, понимаете? Но это вовсе не значит, что мне было легко. Я видел, как Энди увезли в тюрьму, и при этом знал, что он не убивал ту девушку. Меня это все время глодало. Но я держал язык за зубами — ни словечком никому не обмолвился и год, и два, после того как Донни посадили. Ну а потом… Короче, моя бывшая переехала и дочку забрала с собой — выскочила замуж за одного типа и уехала с ним в другой штат. Нет, я ничего против него не имею, он парень порядочный и хорошо относится к моей девочке. Не знаю, что я тогда решил, наверное, что ей там ничего не угрожает. Но в полицию все равно не пошел, не стал рассказывать им, что случилось. Все еще боялся, наверное. Короче… в общем, так, ребята: если вы сейчас уедете, а потом вернетесь сюда с копами, я скажу, что вы все выдумали, ясно?

Он смотрел на нас с вызовом в глазах, но ни я, ни Джо не проронили ни слова. Помолчав немного и так и не дождавшись ответа, Донни продолжал:

— Ну вот, время шло, а я все думал об Энди и… не давала мне эта история покоя, понятно? Все чувствовал, что должен ему обо всем рассказать. Чтобы он тоже понял, ясно? Конечно, вряд ли он бы понял, сидя на нарах, но попытаться все-таки стоило. И я купил конверт и послал ему записку — написал, что согласился на это, потому что они угрожали моей дочери. Конечно, подписываться я не стал, не такой я дурак, но я нисколько не сомневался, что Энди без труда вспомнит, чей это почерк.

Я смотрел на Донни Уорда и думал об Алексе Джефферсоне. А потом закрыл глаза и вновь увидел его тело, как оно выглядело после того, как над ним поработал убийца, — сплошь залитое кровью, изрезанное бритвой и все в ожогах от зажигалки.

— Знаешь, Донни, это была чертовски неглупая мысль — послать ему письмо, — пробормотал я.

Глава 24

К тому времени как мы уехали оттуда, оставив Донни в его лесном домишке, уже совсем стемнело. Пока мы шли к машине, собаки кружили вокруг, ни на минуту не выпуская нас из виду. Две, судя по всему, были настроены довольно дружелюбно, но третья — та самая, с жуткими челюстями — упорно держалась на расстоянии и грозно рычала нам вслед до тех пор, пока Джо не завел машину. Я невольно прикинул про себя, сколько ей лет — была ли она тут в тот день, пять лет назад, когда к Донни явился незнакомец с пистолетом и полной сумкой денег? Неужели собака способна помнить столько времени? Почему-то мне казалось, что в этом нет ничего невозможного.

Машина Джо, попетляв немного по извилистой проселочной дороге, вывернула наконец на главную дорогу, и пару минут спустя покосившийся домишко Донни пропал из виду. Моросило, и в воздухе висела та почти незаметная глазу водяная пыль, на которую обычно не обращаешь внимания, а замечаешь только когда ветровое стекло затягивает тонкой, полупрозрачной пленкой и приходится включать «дворники», чтобы хоть что-то разглядеть.

— Мы обязаны рассказать об этом Тардженту, — пробормотал Джо, покрутив головой. — Не верю, что Донни сделает то, что обещал, ну, что он станет все отрицать. Заметь, как легко мы его раскололи, думаю, это все потому, что все это время его грызла совесть — разъедала его, как ржа железо, вот он и сломался. А если к нему явятся копы, он им сразу все выложит.

— Возможно, однако чем им поможет его рассказ? — Я пожал плечами. — По-прежнему никакой связи между Дорэном и Джефферсоном. Даже намека на нее.

— И все равно Тардженту нужно об этом знать, — упрямо покачал головой Джо. — Рассказ Донни доказывает, что Дорэна просто подставили. Причем подставил кто-то, у кого денег куры не клюют.

— Угу. Дело за малым — только доказать, что это был Джефферсон. Знаешь, у меня просто руки чешутся найти подтверждение, что этот ублюдок приложил свою руку.

Джо недовольно скосил на меня глаза.

— Вот даже как. А из-за чего, собственно, ты так разволновался?

— Ты же слышал, что рассказал этот парень. О своей дочке, о собаке… Если за всем этим стоит Джефферсон, если все это было сделано по его приказу, уж я постараюсь, чтобы об этом стало известно.

— Послушай, он мертв, — напомнил Джо.

— Он мертв. Но люди, которые должны знать, как это было на самом деле, пока живы.

— Люди… Это ведь ты о Карен?

Я обернулся, но Джо не отрывал глаз от дороги.

— Я этого не говорил. Вообще-то я сейчас думал о других — о семье убитой Моники Хит. И о семье Энди Дорэна тоже.

Заметив впереди знак, Джо притормозил.

— Кстати, тут есть одна проблема. Рассказ Донни не совпадает с тем, что говорил в свое время Энди Дорэн. И это бросается в глаза.

— Вот как? А я ничего не заметил.

— Тот тип, которого послали предупредить его, появился у Донни до копов. Это что же получается? Кто-то знал, кто сможет подтвердить или опровергнуть алиби Дорэна, знал еще до того, как это стало известно копам?

Хороший вопрос, промелькнуло у меня в голове. Ответить на него, во всяком случае, сразу я не смог — просто сидел и молчал, прокручивая в голове разные возможности.

— Может, кто-то из копов сливал Джефферсону информацию? Такое возможно?

Джо насупился.

— Ну, тогда Джефферсону пришлось бы платить не одному, а сразу нескольким?

— Да, это проблема, — согласился я. — Даже не знаю, что тебе ответить. Одно могу сказать точно — я лично верю, что Донни Уорд рассказал нам правду. Послушай, Джо, тебе ведь тысячи раз случалось брать показания — намного больше, чем мне. Ты веришь, что он не врет?

— Да, верю. Но мне по-прежнему хотелось бы знать, как произошло, что тот тип с полной сумкой денег явился к Донни еще до того, как приехала полиция.

— Мы вернемся завтра побеседовать с копами, прокурором, тем адвокатом, которого суд назначил защищать Донни.

— А сегодня, когда вы с Карен встретитесь? Что ты ей скажешь?

Я смотрел в окно на лес, окружавший нас со всех сторон.

— Честно? Даже не знаю.


Когда я приехал к Карен, Тарджент уже поджидал меня там. Направляясь к двери, я обошел его машину, мимоходом положил руку на капот его «краун виктории» и удивился, почувствовав, что он холодный. Здорово, хмыкнул я. Стало быть, Тарджент торчит тут уже довольно долго — не иначе как излагает ей свои теории, согласно которым единственным убийцей могу быть только я.

Карен открыла дверь почти сразу же и даже умудрилась выдавить из себя улыбку, которая на застывшем лице выглядела как маска. В глазах стоял страх, а под ними и на висках разливались желтоватые тени.

— Привет, — прошептала она. — В гостиной сидит детектив Тарджент. Я не знала, что он собирался заехать. Случайно проговорилась, что ты тоже хотел заглянуть, а он сказал, что подождет.

— Великолепно. Ты даже не представляешь, как мне весь день не хватало его тонкого обаяния. И изысканных шуток тоже.

Карен не ответила, повернулась и молча двинулась в гостиную. Я последовал за ней.

— Рад, что вы решили присоединиться к нам. Спасибо, — проговорил Тарджент.

Он уютно устроился на широком каменном выступе камина. Я оглянулся — Дэли сегодня почему-то отсутствовал.

— У меня для вас кое-что есть, — объявил я. — Пока вы там бегали с высунутым языком, добывая никому не нужные ордеры на обыск, мы с моим партнером решили заняться делом и провели за вас небольшое расследование.

— Вот как? — невозмутимо буркнул Тарджент. Он даже ухом не повел, зато в глазах Карен блеснул неподдельный интерес.

— Вы когда-нибудь слышали это имя — Энди Дорэн? — поинтересовался я. При этом я обращался к ним обоим, но глаза мои не отрывались от лица Карен. Не похоже, чтобы это имя ей что-нибудь говорило.

— Нет, — покачал головой Тарджент.

Карен сделала то же самое, но ничего не сказала.

— Пять лет назад он сел в тюрьму за убийство одной девушки — случилось это в городишке под названием Женева-на-Озерах. Главным — и, как выяснилось, единственным — свидетелем, который опознал его, был Мэтью Джефферсон. В ночь убийства Мэтт позвонил отцу, потом, уже на следующий день, сам приехал в полицию и заявил, что хочет изменить показания — причем теперь его показания звучали так, что указывали на Энди Дорэна, которого очень скоро и арестовали. Дорэн все время твердил, что его подставили. Но потом согласился на сделку и вместо суда получил двадцать лет тюрьмы.

Тарджент не смотрел в мою сторону. Опустив голову, он водил пальцем по краю каменной полки, на которой сидел.

— Стало быть, он за решеткой, — пробормотал он. — Довольно трудновато ему было бы устроить весь этот переполох, вам не кажется?

— Уже нет, Тарджент. Дорэн бежал из тюрьмы, спрятавшись между мешками с мусором, которые грузовик каждый день забирал оттуда. Случилось это примерно месяц назад. Собственно говоря, это произошло как раз накануне того дня, когда Джефферсону позвонили в самый первый раз — я имею в виду те звонки, из-за которых он потерял сон.

Тарджент покрутил головой и в первый раз соизволил посмотреть на меня.

— Итак, если я правильно понял, вы намекаете, что этот парень до того разозлился на Мэтью Джефферсона за показания, которые тот в свое время дал против него, что взялся охотиться за ним и его отцом, едва выйдя из тюрьмы? Ну вы даете, Перри! Вы серьезно? Похоже, у вас буйная фантазия!

— А может, дело не только в тех показаниях, которые его изобличали? Вам не приходит в голову, что причина его ненависти может крыться в чем-то другом? И гораздо более серьезном?

— Более серьезном, говорите? Например?

Я невольно покосился на Карен. И тяжело вздохнул.

— Парень клялся и божился, что его подставили. Что обвинение против него было сфабриковано.

Я мог бы заранее сказать, что мои слова ей не понравятся. Так оно и случилось. Карен никогда не была дурой — вот и сейчас она моментально сообразила, куда я клоню, и возмущенно покачала головой.

— Старая песня! — Она всплеснула руками. — Послушай, Перри, да ведь все преступники твердят, что их подставили! Вспомни, ты ведь сам мне это когда-то говорил.

— Вот-вот, — с готовностью поддакнул Тарджент. И даже головой закивал.

— Согласен — если бы не одно «но». Мы с партнером уже успели обнаружить несомненное доказательство того, что улики против Энди Дорэна в свое время действительно были сфабрикованы.

До этой самой минуты я все еще колебался, гадая, стоит ли пересказывать им то, что мы сегодня узнали от Донни Уорда. Меня раздирали сомнения. Внутренний голос упорно твердил, что делать этого не стоит, что, мол, слишком рано, советовал мне подождать, но я велел ему заткнуться и помалкивать, наверное, потому, что уж очень мне хотелось высечь в заскорузлой душе Тарджента хоть искорку живого интереса к этому делу. Правда, нужно честно признать, что до сих пор мне это не удавалось.

— Во время допроса в полиции Дорэн сказал, что у него имеется твердое алиби. Утверждал, что всю ночь провел в компании какого-то своего приятеля. А когда копы, решив проверить его слова, приехали допросить его приятеля, Донни Уорда, этот парень принялся отпираться — дескать, он знать не знает, о чем это Дорэн толкует.

— Может, действительно не знал, — проворчал Тарджент.

Я покачал головой.

— Нет, вы ошибаетесь, Тарджент. Мы с Джо побеседовали с ним сегодня вечером. В то время — я имею в виду пять лет назад — у парня было достаточно веских причин, чтобы солгать в полиции, однако дела это не меняет. Все его показания — ложь от первого до последнего слова.

Я пересказал им все, что услышал от Уорда, однако увидел, что выражение лица Тарджента ни на йоту не изменилось. Мне оно напоминало маску: единственное, что я смог прочесть на нем, — это скука, смешанная с недоверием. А еще безграничное терпение.

— Я, конечно, все проверю, поскольку это моя работа, — со вздохом пообещал он, дослушав до конца. — Но пока, сдается мне, вся эта история высосана из пальца. Конечно, я вас понимаю, Перри, вы тут самое заинтересованное лицо… Но, даже если все, что вы нам тут сейчас рассказали, действительно правда, я не вижу, чтобы это было как-то связано с Алексом Джефферсоном.

— Связь есть, Тарджент. Поверьте мне на слово, связь есть. Помните того типа, который напал на меня по дороге? Так вот, в тот раз он упомянул, что Джефферсон и его сын…

— А ну, стоп! — Вскинув руку, Тарджент повелительным жестом приказал мне замолчать. — Все это крайне занимательно, и слушать вас, Перри, одно удовольствие. Однако я хотел бы прояснить одну вещь, прежде чем вы опять приметесь рассказывать нам свои байки. Повторите-ка, что вы только что сказали?

Я озадаченно нахмурился.

— Тот тип, который напал на меня по дороге…

— Нет, — снова перебил меня Тарджент. — Перед этим. Вы сказали, что связь тут есть, а потом вы добавили… — Он выжидательно посмотрел на меня.

— Поверьте мне на слово… — машинально повторил я.

— Вот-вот! — Тарджент пару раз выразительно кивнул. — Именно об этом я и говорил. Вы сказали: «Поверьте мне на слово!» Можно подумать, в данном деле вы можете с полным правом считаться источником информации, заслуживающим полного и безоговорочного доверия. Как будто вы сейчас говорите мне чистую правду. Как будто вы никогда прежде не лгали мне.

— Так оно и есть.

— Ладно. Я запомню ваши слова. И буду иметь это в виду, а пока посмотрим кино.

— Что?

— Мы с миссис Джефферсон как раз собирались смотреть кино, когда вы подъехали. Но это ничего, вы нам не помешали. Сказать по правде, я даже рад, что вы будете смотреть его с нами вместе. Больше того, я думаю, что так даже лучше.

Карен устроилась в самом дальнем конце кушетки, забившись в угол и сжавшись в комок, как будто старалась держаться от нас подальше — и от Тарджента, и от меня.

— Мы с миссис Джефферсон обсуждали события предыдущей ночи, — как ни в чем не бывало продолжал Тарджент. — И оба, знаете ли, пришли к одинаковому выводу. Как-то необычно, что этот… хм… шантажист предпочитает иметь дело с вами, в то время как он вымогает деньги у нее, вы согласны? Для чего ему действовать через вас? Для чего ему понадобилось выманить вас из дома, заставить вас выйти на улицу — причем еще до того, как он поговорил с ней? Для чего понадобилось разнести ваш тренажерный зал? Зачем ему все это?

Я бросил взгляд на Карен и прочел в ее глазах что-то такое, чего я не понимал. Что это было — обвинение? Просьба понять ее и простить? Нет, ни то ни другое, озадаченно подумал я, скорее что-то среднее. И внезапно меня осенило — впервые за все это время я прочел в глазах Карен недоверие. Вот, значит, как получается: она подозревает меня! Проклятье! Выходит, Тарджент все-таки своего добился! Значит, теперь Карен подозревает, что это я убил ее мужа. Ей самой противно так думать, она не хочет этого, гонит эти мысли из головы, понимая, как это отвратительно и несправедливо, но ничего не может с этим поделать. Вот откуда это виноватое выражение, этот извиняющийся взгляд — даже скорее намек, который я заметил. Она уже не верит мне, как раньше, не может меня не подозревать.

— Карен, — мягко сказал я, — это несправедливо. Это безумие, и ты сама это знаешь!

— Конечно, Линкольн, я знаю, что ты не имеешь ко всему этому никакого отношения, — смущенно кивнула она. — Я… я просто немного растеряна. Ничего не понимаю… для чего все это? С какой стати кому-то понадобилось представить все так, будто во всем виноват ты? Этот человек из Индианы, который утверждает, что ты его нанял…

— Вы и это ей рассказали? — Я повернулся к Тардженту.

— Почему нет? — Он пожал плечами. — Разве это не имеет отношения к расследованию убийства ее мужа? Я просто хотел, чтобы она была в курсе.

Я покачал головой, не веря собственным ушам. Охотнее всего я бы сейчас придушил бы его собственными руками — такое отвращение вызывал у меня Тарджент.

— Даже не знаю, что тебе сказать, Карен, кроме того, что все это ложь. Ложь от первого и до последнего слова. Я никогда не нанимал этого парня.

— Я тебе верю.

— Ну что ж, вернемся к фильму? — предложил Тарджент.

— Послушайте, Тарджент, — возмутился я, — можете мне не верить, но вы обязаны хотя бы дослушать до конца то, что я собирался рассказать вам о Дорэне. Это куда важнее, чем вам кажется.

— Ничуть в этом не сомневаюсь. Кстати, не могу не сделать вам комплимент. Знаете, я просто потрясен тем, как быстро вы действуете, Перри. Не успел я сообщить вам — и миссис Джефферсон тоже, — что Брюеру удалось нащупать кое-что относительно этого дела в Индиане, как вы тут же подсовываете мне своего подозреваемого, этого таинственного мстителя, затаившего злобу на обоих Джефферсонов. Потрясающе, Перри! Удивительное совпадение, верно? И как своевременно он отыскался! Впрочем, мне бы следовало предвидеть что-то в этом роде, особенно после той дикой истории, когда вчера вечером вдруг ни с того ни с сего разгромили ваш тренажерный зал. Да, надо отдать вам должное, времени вы не теряете.

— Кстати, вы ведь получили от меня видеозапись, не так ли, Тарджент? Так что теперь вы не хуже меня знаете, как все было. И знаете, что все произошло без моего участия.

Я ждал, что он на это скажет, но он молчал. Довольно долго Тарджент просто сидел и смотрел на меня. На короткое время его взгляд метнулся к Карен, словно он хотел убедиться, что она тоже наблюдает за мной, потом вновь вернулся к моему лицу.

— Я тут как раз беседовал с миссис Джефферсон о тех отпечатках, которые полиция обнаружила в машине ее покойного мужа. Я имею в виду человека по имени Тор.

Вот черт!

Меньше всего мне хотелось, чтобы об этом стало известно Карен.

— Сегодня я опять встречался с детективом Суондерсом, — продолжал как ни в чем не бывало Тарджент. — И еще с одним парнем из ФБР, который занимается заказными убийствами. Кстати, думаю, вам небезынтересно узнать, что, оказывается, есть много людей, который имеют на вас зуб, Перри. Очень большой зуб. Людей, которые считают, что вы утаиваете какую-то важную информацию, касающуюся русских. И многие из них уверены, что во всей этой истории вы действовали по прямому указанию самого Дэниуса Белова. Этот тип, Тор, как мне сказали, скорее всего, тоже приложил ко всему этому руку. Во всяком случае, они это подозревают. Тем более что по имеющимся у них сведениям этот самый Тор у Белова вроде заместителя. Я попросил своего знакомого из Бюро сказать, какова, по его мнению, вероятность, что вы знакомы с Тором. Хотите знать, что он мне ответил, Перри? Десять к одному!

Карен изо всех сил старалась не смотреть на меня и не сводила глаз с Тарджента.

— Не хотите рассказать миссис Джефферсон, как вы познакомились с Тором, Перри?

— Я не знаю этого человека — я ведь уже вам говорил.

Тарджент, не ответив, взял в руки пульт дистанционного управления и повернулся к большому плазменному телевизору, стоявшему у него за спиной. Щелкнув кнопкой, он включил его, потом нажал еще несколько кнопок, экран замигал, а через мгновение на нем вспыхнуло черно-белое изображение. Я моргнул, узнав собственный тренажерный зал. Судя по всему, это была видеокассета, снятая моими собственными камерами видеонаблюдения, на экране хорошо просматривалась передняя часть комнаты, где стояли штанги, гири и прочее, позади них, чуть дальше, я сам. Сжимая в руках кусок трубы, я замер перед выбитым окном. А между окном и мною стоял Тор.

— Вы не могли бы объяснить нам, Перри, кто этот джентльмен? — елейным тоном спросил Тарджент.

Теперь была уже моя очередь старательно отводить глаза в сторону. Мне почему-то расхотелось смотреть на Карен.

— Вы сами знаете кто, — буркнул я.

— Верно. И вы тоже это знаете, Перри. Вот мы сидим тут с вами, а перед глазами у нас доказательство того, что вы мне солгали. Помните, что вы сказали мне в тот вечер, когда мы обыскивали вашу квартиру? Нет? Что ж, охотно напомню. В тот день вы сказали мне, что мне придется изрядно попотеть, чтобы доказать, что вы говорите мне неправду. Можете считать, я это уже доказал. А лгать мне — значит утаивать информацию, которая может оказаться чрезвычайно важной для следствия, причем в деле об убийстве. А стало быть, ваши действия, Перри, могут квалифицироваться как преступление. Вы солгали мне вчера, когда я спросил об этом человеке, и вы солгали мне сегодня, минуту назад, когда я задал вам тот же самый вопрос.

— Как к вам попала эта видеозапись? Я вам ее не давал. Откуда она у вас?

— Сейчас объясню. Сегодня я оставил в вашем тренажерном зале полицейского — так, на всякий случай, можно сказать, ради вашей же безопасности. Сама знаете, как эти ребята иной раз любят возвращаться на место преступления, проверить, как и что. Вот я и подумал, вдруг нам повезет, и, как видите, нам и впрямь повезло. Я просто не ожидал, что все получится так.

— Ну, положим, все это снимал не вашчеловек. Это пленка из моей же собственной видеокамеры наблюдения. Вы конфисковали ее, а это незаконно. Обыск без ордера и изъятие чужого имущества — серьезное преступление, Тарджент.

— Почему же незаконное? — хмыкнул Тарджент. — Все совершенно законно. Вы ведь сами предложили мне воспользоваться этими видеозаписями, не припоминаете? И сделали это в присутствии пяти офицеров полиции.

— Речь шла о видеозаписях, которые были сделаны прошлой ночью, — отрезал я.

— Правда? Ох, извините, совсем забыл. Позвонил в тренажерный зал вашему менеджеру и сказал ей, что должен вернуть одну лишнюю пленку, которую прихватил по ошибке, а одну, наоборот, забрать. Мы решили, что не стоит беспокоить вас из-за такого пустяка. В конце концов, ночка для вас выдалась беспокойная, разве нет? — Тарджент вопросительно склонил голову набок. — Не хотите поведать мне, Перри, что там вчера делал Тор?

— Заглянул спросить насчет членства в клубе. Сказал, что хотел бы вновь вернуть себе спортивную форму.

Выражение лица Тарджента, как всегда, осталось невозмутимым, но щеки Карен вспыхнули от возмущения. Я искоса посмотрел на нее и почувствовал, как вдруг напряглась у меня спина, а шее стало жарко. Я никогда не любил лгать, тем более без нужды. Честность и порядочность не были для меня пустыми словами, и сейчас мне было невыносимо мучительно сидеть тут и выкручиваться у нее на глазах. Да что там — это было настоящей пыткой. Конечно, я мог бы объяснить им обоим, для чего тогда приходил Тор, какой информацией он в ту ночь поделился со мной, но я не мог заставить себя это сделать. Не мог — и все. Даже если бы мне удалось убедить себя забыть о том, что когда-то Тор спас мне жизнь, что эта маленькая услуга, которую он мне оказал, слишком ничтожна и не стоит моего молчания, все равно я был бы полным идиотом, если бы сейчас заговорил. Чего бы я добился? Отправил Тарджента к Тору, чтобы тот уточнил у него детали нашей беседы? Ха! С таким же успехом я мог бы сразу начать поиски подходящего надгробного камня для места моего последнего упокоения.

— Я не убивал Алекса Джефферсона, — упрямо повторил я. — И я не нанимал кого-то, чтобы его убили. Все остальное к делу не относится, вы меня поняли, Тарджент? Все, что вам удалось нарыть, чушь и бред собачий! А если вам позарез нужно повесить на кого-то обвинение в убийстве, то советую подыскать кого-то, в чей адрес обвинения будут выглядеть хотя бы более или менее правдоподобно.

— Что ж, в какой-то степени вы правы, — покладисто согласился Тарджент. — Но мне бы хотелось услышать от вас хоть какие-то объяснения. Хватит темнить, Перри. Объясните мне если не все, так хоть что-нибудь. Например, почему это тип с таким упорством преследует вас? Почему кому-то приспичило повесить на вас это убийство? Почему сын Джефферсона дожидался вашего появления, чтобы пустить себе пулю в рот? Каким образом тут замешан Тор и почему вы готовы лгать и изворачиваться, как только речь заходит о нем? Можете вы ответить мне хоть на один вопрос, Перри? Вот все, о чем я вас прошу: честно ответить на один-единственный вопрос.

— Послушайте, Тарджент, это же просто нелепо! Вы действительно убеждены, что за всем этим стою я? Карен обратилась ко мне с просьбой отыскать Мэтта — я ей со своими услугами не набивался. Карен попросила меня помочь ей — вот как я оказался связан с этой историей.

— Так оно и было, — подтвердила Карен.

— Потрясающе! Значит, это она вас втянула в это дело, так? Ну, хорошо, положим, но что это объясняет? Или вы считаете, что это и есть ответ хоть на один из моих вопросов? Тогда на какой?

— Это уж вы сами решайте — кстати, это ваша работа. А я не обязан это делать. Я пытался вам помочь, но вы даже не соизволили выслушать меня, когда я пытался рассказать вам об Энди Дорэне. Неужели вас даже не заинтересовал тот факт, что тот первый из телефонных звонков, так напугавший Джефферсона, последовал практически сразу же после его побега из тюрьмы? Признаюсь, вы меня удивили. Неужели вы всерьез верите, что все последние три года я только и делал, что холил и лелеял свою ненависть к этому парню — чтобы в конце концов убить его за то, что даже в глазах закона выглядело всего лишь мелким правонарушением?

— А то, что вы в свое время зверски избили его? Это вы тоже называете мелким правонарушением?

— Послушайте, Тарджент, — устало сказал я, — все это давно в прошлом, забыто и похоронено. Не пытайтесь приплести ту ссору к вашему делу.

— А вот тут вы неправы. Мне случилось отыскать кое-какие доказательства, что все это отнюдь не похоронено и не забыто, как вы только что выразились, Перри. Вы уже не помните, что мы обнаружили в вашем домашнем сейфе? Ту коробочку с сувенирами, которую вы так трогательно хранили все эти годы…

— Да, я хранил фотографии женщины, с которой когда-то был помолвлен. И что? Вы считаете, что это один из признаков навязчивой мании? Послушайте, Тарджент, вы это серьезно? По-моему, было бы куда более странно, если бы я постарался как можно скорее избавиться от всего, что напоминало мне о ней, если бы я сжег или порвал эти фотографии.

— Мой партнер побеседовал кое с кем из бывших коллег Алекса Джефферсона. Так вот, этот парень заявил, что видел вас у него на свадьбе, и сам Алекс тоже. Вы припарковались в сторонке и издалека наблюдали за свадебной церемонией, стараясь не попадаться им на глаза. Миссис Джефферсон он об этом не сказал — как объяснил жених, не хотел портить ей столь радостный день.

Карен бросила на меня взгляд — в ее глазах был неподдельный интерес, тут же сменившийся сочувствием. Я отвернулся.

— Вы ведете себя как идиот, Тарджент, — в сердцах бросил я. — Если это и есть ваша тактика, то чего вы добиваетесь, выложив все это в ее присутствии?

— Ну, идиотская она или нет, не знаю, а вот чего бы мне хотелось, могу сказать. Чтобы вы объяснили мне, что делали там в день их свадьбы? Не похоже, чтобы так вел себя человек, который поставил на своем прошлом крест. А вот на действия психа, страдающего навязчивой манией, похоже и даже очень.

Я молча покачал головой — сейчас мне не хотелось смотреть ни на кого из них.

— Ну так как? — спросил Тарджент. — Можете вы хоть что-нибудь объяснить?

Я горько рассмеялся.

— О да, конечно, я могу это объяснить. Я скучал по ней. Мне ее чертовски не хватало. Вы это хотели от меня услышать? Именно это вы рассчитывали вытянуть из меня, тупица? Что ж, можете поздравить себя, вы это услышали. Да, я скучал по ней. Или это так странно на ваш взгляд — скучать по женщине, которую любишь? Не знаю. Думайте, что хотите, мне все равно. Да, я действительно скучал по ней, да, мне действительно ее не хватало, так все и было. А потом перестал — но с тех пор прошло уже несколько лет.

— Не думаю, что мы обязаны обсуждать все это, — дрожащим голосом проговорила Карен, не глядя в мою сторону.

Жалость, которая померещилась мне в ее голосе, больно ранила меня.

— Все в порядке, Карен, не переживай, — бодро откликнулся я. — Неужели ты не понимаешь, ради чего все это делается? Просто ему очень хочется повесить на меня убийство твоего мужа, вот и все. Но самое печальное — это то, что тебе он этим не поможет.

— А что поможет? — тут же влез Тарджент. — То, что вы суете свой нос куда не следует, путаетесь у нас под ногами и утаиваете ценную информацию? Наверное, вы уверены, что помогаете нам, да?

— Я никуда не сую свой нос, Тарджент, и вы это знаете. Просто кто-то очень постарался, чтобы все выглядело именно так. Но если вы настолько тупы, что не способны распознать правду, даже когда вас тыкают в нее носом…

— Знаете что? — внезапно перебил меня Тарджент. — Хватит. На сегодня я сыт вами по горло. Довольно с меня ваших историй, Перри. Отправляйтесь домой.

— Спасибо, Тарджент, не сейчас. Между прочим, я приехал, чтобы поговорить с Карен. Причем наедине.

— Позже поговорите. Как-нибудь в другой раз поговорите с нею. Наш с миссис Джефферсон разговор еще не закончен. А вот с вами я уже наговорился досыта, Перри, так что выметайтесь. Хотите поговорить с ней — можете позвонить ей попозже. Хотя, честно признаюсь вам, я намерен убедить ее не брать трубку.

— Все в порядке, Линкольн, — торопливо пробормотала Карен. — Не знаю, что происходит, но мне достаточно того, что я знаю тебя. Так что об этом не волнуйся.

Итак, похоже, меня выставили за дверь. Встав, я окинул взглядом этих двоих, удобно устроившихся в гостиной и дожидавшихся только, когда я уйду, чтобы вернуться к разговору. Тарджент с Карен молчали. Я вышел в коридор, а потом и из дома, прикрыв за собой дверь, чтобы не слышать негромкое бормотание голосов, обсуждавших, могу ли я оказаться убийцей.

Глава 25

«Растерянность ведет к смерти».

Эти слова были написаны на вытертой досуха грифельной доске — нацарапаны маркером, издававшим отвратительный визг, от которого по коже ползли мурашки. Что делать, рука старого копа, который их писал, двигалась слишком стремительно и к тому же была слишком тяжелой.

Учебный семинар носил название «Действия в критических ситуациях», принятый среди бюрократов код, которым в этой среде обозначали ситуацию, при которой люди склонны стрелять в полицейских, то есть в нас. Я был одним из дюжины копов, сидевших в комнате и внимательно слушавших инструктора — всем нам было хорошо известно, что он тренирует бойцов из отрядов SWAT[25], причем занимается этим уже добрых три десятка лет.

«Растерянность ведет к смерти».

Он прочел это вслух, потом повернулся к нам.

— Вы обязаны знать своего противника, и вы обязаны знать своих друзей, — продолжал он. — Конечно, здесь, в этой комнате, все выглядит довольно просто. Но это сейчас. А когда вокруг кромешный мрак, повсюду свистят пули, и любая из них, угодив вам в сердце, может оказаться смертельной, тогда это не покажется вам таким уж простым. Зато если вы хорошо обучены, если вы заранее подготовлены, то выживете даже под шквальным огнем, уцелеете и сделаете то, к чему обязывает вас долг. А если нет, тогда первое, что вы почувствуете, услышав, как вокруг свистят пули, — это растерянность. А растерянность, джентльмены, ведет к смерти. Проще говоря, растерянность убивает.

Мэтт Джефферсон вернулся домой после дня, проведенного в садовом питомнике, когда солнце уже садилось. Поставил свой грузовичок на усыпанной гравием парковке возле амбара, как неизменно делал это каждый день, прошел по каменной дорожке к двери, ведущей в его комнату, и вдруг остановился как вкопанный: заметил висевшую на двери записку. Человек из Кливленда приехал повидаться с ним. Семейное дело. Он не застал его, вернется попозже. Несколько коротких фраз. Но то, что в моих глазах означало одно, в глазах Мэтта Джефферсона, возможно, имело совершенно иное значение. И, пока я сидел в местной аптеке-закусочной, с аппетитом поедая фруктовый пирог и думая об Эми, Мэтт, сорвав с двери записку, взбежал по лестнице наверх, отыскал револьвер и бутылку с виски, а потом спустился и отправился в беседку ждать.

Какой замечательный вид открывался оттуда! Должно быть, это действительно потрясающее зрелище, когда солнце медленно и величаво катится к горизонту, раскрашивая поверхность пруда красками и оттенками, которые таит в себе угасающий день, а потом проваливается в какую-то черную дыру, и небо темнеет прямо на глазах, а из-за горизонта торжественно и неторопливо выплывает луна. Я тогда не торопился поскорее покончить с ужином, подсознательно оттягивая возвращение в питомник, так что время посидеть там у Мэтта было. Посидеть, послушать музыку ветра, полюбоваться тем, как засохшие листья, покружившись в воздухе, с легким шуршанием падают на землю, почувствовать, как виски обжигает ему рот, как огненная струйка стекает вниз по его горлу, ощутить холодную приятную тяжесть револьвера, так удобно лежащего в его ладони.

Когда я приехал, он уже знал меня. Когда я колотил кулаком по его двери, представляя собой отличную мишень, поскольку находился в радиусе действия его револьвера, он знал меня. Когда я шагал в темноте по деревянному мостику, приведшему меня к нему, пока мы не оказались лицом к лицу в беседке, он уже знал, кто я. А в тот момент, когда он вскинул револьвер, поднес его ко рту и спустил курок, он знал, кто я такой, — знал так отчетливо, как никогда прежде.

«Растерянность ведет к смерти».

Итак, Брюер все-таки был прав, когда, глядя на меня, заподозрил, что это было убийство. Это я убил его. Это мое появление, мой силуэт у входа в беседку, мое неумение объяснить, что происходит, и страх, волнами исходивший от меня, помешавший мне объяснить, кто я и зачем в действительности явился сюда, заставили его нажать на спусковой крючок.

— Его сын поверил мне, — всего через пару дней после этого сказал тот, что напал на меня. — Он-то знал, что тогда даже могила покажется ему уютной и желанной.

Это точно. Мэтт Джефферсон жаждал укрыться в ней, он сам отправил себя в могилу, которая дожидалась его, поскольку знал, что то другое, что ждет его впереди — что означал в его глазах мой приезд, — было бы гораздо страшнее.

Так кто же я на самом деле? В тот момент, когда он узнал меня, кем, черт возьми, я был? И для чего я там оказался?

«У него по крайней мере была причина. А у вас нет ничего, кроме жадности».

Мэтту Джефферсону казалось, он знает, кто я такой и за чем охочусь, он растерялся, и эта растерянность стала причиной его смерти. Там, где я только что был, в гостиной Карен, та же самая растерянность появилась вновь, она жила, расцветала пышным цветом, пуская корни в души тех, кто там был, питаемая Тарджентом, в то время как еще один невидимый участник разговора — возможно, Энди Дорэн, но, может, и не он — скрепил ее своей печатью. Только сегодня у меня хотя бы была возможность пробормотать несколько слов в свое оправдание — возможность, которой не оказалось у Мэтта Джефферсона. Только в этот раз одних слов, похоже, недостаточно. И на этот раз направленный мне в сердце револьвер никто не отвел в сторону.


Я спустился в тренажерный зал рядом с моей квартирой, вечерняя проверка к этому времени уже до такой степени вошла у меня в привычку, что я проделывал это машинально, до такой степени, что вид затянутого толстой пленкой окна, которое выходило на улицу, заставил меня на мгновение удивиться. Каким-то непостижимым образом воспоминание об ущербе, нанесенном моему тренажерному залу, кануло в вечность, отступив на задний план перед событиями нынешнего дня.

Нынешнего дня. Только сегодня утром я стоял посреди своего тренажерного зала и видел, как Тор, переступив через подоконник, выбирается на улицу. Сейчас это казалось мне невероятным.

Я запер дверь в зал, как будто это имело какое-то значение, учитывая, что место стекла в окне заняла пленка, и направился к выходу, по дороге заглянув в офис. На панели автоответчика призывно мигал огонек, намекая, что для меня оставлено сообщение, но я не захотел взять трубку и прослушать его. Скорее всего, звонили из страховой компании, и мне следовало ответить или по крайней мере перезвонить. Но сейчас я был просто не в состоянии думать об этом. В конце концов страховая компания никуда не денется, успокоил я себя, и разрушения, царившие в моем тренажерном зале тоже. А вот мне самому, возможно, придется на время исчезнуть, если, конечно, Тарджент обнаружит что-то еще, говорящее не в мою пользу.

Поднявшись в свою квартиру, я обнаружил, что тут меня дожидаются еще несколько оставленных на автоответчике сообщений в основном от моих клиентов из числа тех, с кем я был на дружеской ноге, во всяком случае, дал им свой домашний телефон. Все они горели желанием выразить мне сочувствие, умоляли сообщить хоть какие-то подробности. Одним махом стерев их, я набрал номер Эми.

— Я так и просидела весь день у телефона, дожидаясь хоть какого-то подтверждения, что ты еще жив, — пожаловалась она, едва взяв трубку. — Никогда еще не встречалась с парнем, с которым у меня было бы столько проблем, сколько с тобой.

— Прости, — покаянно пробормотал я. — Весь день собирался тебе позвонить. Но ситуация слегка вышла из-под контроля. День выдался на редкость неудачный: начался с пальбы, во время которой я едва не лишился головы, потом ко мне ввалились копы с Тарджентом во главе и принялись размахивать у меня перед носом ордером на обыск, а закончился совсем уж скверно, потому что мне предъявили доказательство того, что я вожу знакомство с Тором, знакомство, которое я с пеной у рта отрицал. А доказательством стала съемка, сделанная моей же собственной камерой видеонаблюдения. Представляешь?

— Ого!

— Вот именно. — Я прислонился к стене и шумно выдохнул. Даже один пересказ всего, что случилось за день, утомил меня до такой степени, что я едва удержался на ногах. — Есть у меня хоть один-единственный шанс увидеть тебя?

— Очень надеюсь, что есть. Почему бы тебе не приехать? Не обижайся, Линкольн, но после прошлой ночи меня как-то не слишком тянет к тебе на квартиру.

— Вот как? Всего одна ночная перестрелка, и мой район уже попал в список неблагонадежных? — хмыкнул я.

— Просто приезжай, ладно?


Она встретила меня у дверей, босая, в одной футболке, которая была ей велика по крайней мере на четыре размера, и в очках, которые она не надевала нигде, кроме дома. В очках я ее обожал.

— Вина хочешь? — В руках у нее была бутылка.

— Спрашиваешь!

Мы поднялись наверх. Эми разлила в два бокала красное вино, и один протянула мне. А потом мы отправились в гостиную и устроились на диване. Я сделал глоток и устало прикрыл глаза.

— Долгий выдался день? — участливо спросила Эми.

Я рассмеялся.

— Смешной вопрос, да?

— Да уж. Знаешь, всего четверть часа назад я стоял в тренажерном зале, спрашивая себя, сколько же дней прошло с тех пор, как я прятался тут, спасаясь от пуль.

Пришлось немало потрудиться, прежде чем я смог убедить себя, что это случилось только накануне ночью.

Потом я рассказал ей о Торе, Донни Уорде, частном сыщике из Индианы и той видеозаписи, которую продемонстрировал мне Тарджент. На это ушло немало времени.

— Неужели он это серьезно? — нахмурилась Эми. — Он и впрямь считает тебя наиболее вероятным подозреваемым?

— Да, он считает, что, кроме меня, подозревать некого. А эта история с Тором… — Я покачал головой. — Это особенно тяжело. Потому что если взглянуть со стороны, то этот факт идеально укладывается в его теорию. Подходит тютелька в тютельку. Да и идея Тарджента, что за всем этим стоит человек, ненавидевший Джефферсона и задумавший отомстить и нанявший для этого убийцу… Что ж, мы с Тором подходим на эту роль лучше всех других. Ну а то, что Тор этим утром появился в моем тренажерном зале, только ухудшает дело. А я вынужден молчать, понимаешь? Я не могу объяснить ему, как это вышло.

— Но почему? — возмутилась Эми.

— Когда такой человек, как Тор, говорит тебе, что ваш разговор должен остаться между вами, к такому предупреждению стоит прислушаться.

— Но если это позволило бы тебе снять с себя подозрения…

— Не позволило бы, — вздохнул я. — Нет никаких доказательств, что все это правда. Чтобы Тарджент поверил Тору да еще на слово? Да никогда в жизни! К тому же если я заговорю, то навлеку на себя гнев самого опасного в городе человека. Куда ни кинь, всюду клин, — уныло заключил я.

— Но нельзя же сидеть сложа руки! Ты можешь что-то сделать?

— Только заняться тем, что обязан был сделать Тарджент. Найти настоящего подозреваемого. Если мне это удастся, если я обнаружу против этого человека серьезные улики, им волей-неволей придется оставить меня в покое. Очень может быть, что Энди Дорэн — мой счастливый шанс.

Эми притихла. Я покосился на нее и решил, что по крайней мере эта ночь может оказаться для меня приятнее предыдущей. Во всяком случае, сейчас, удобно устроившись на диване возле нее, с бокалом вина в руках, потягивая его глоток за глотком и рассказывая ей о том, что произошло за день, я чувствовал себя почти счастливым. Особенно когда еще свежи были воспоминания о нашей первой ночи любви. Только в такой момент лучше поискать более приятную тему для разговора. А мы с Эми рассуждали о наемных убийцах и тупых копах.

— Скоро все закончится, — уверенно сказал я. — Тарджент перегорит и махнет на меня рукой. Так всегда бывает, когда ошибаешься — упираешься лбом в стену и ни с места. У него ведь нет ни одной улики — ничего, что бы указывало ему на меня.

— Ну, хорошо, положим, он поймет, что уперся лбом в стену. И что он станет делать дальше?

— Лучше бы это произошло поскорее. — Я потянулся и погладил ее ногу. — Прости, Эми, мне очень жаль. Зря мы затеяли весь этот разговор. Я искренне сожалею, что тебе пришлось сегодня проснуться в три утра и дрожать там, отвечая на вопросы всех этих копов. Это не должно было случиться.

— Да уж, как-то мало похоже на первое настоящее свидание, верно? — криво усмехнулась она.

— Ну… я всегда стараюсь поразить женщину чем-то необычным — особенно на первом свидании. Так сказать, выделиться на общем фоне.

— Считай, что тебе это удалось.

Честно говоря, я не заметил, как наш с Эми разговор стал прерываться, а потом и вовсе увял сам собой. В какой-то момент мы провалились в сон. Уснули мы там же, на диване. А потом, когда я посреди ночи проснулся и увидел, что она все еще тут, рядом со мной, то страшно обрадовался.


Я уже успел вернуться к себе, оделся и как раз пил кофе, когда позвонил Джо.

— Ты собираешься сегодня появиться в офисе?

— Слушай, Джо, сейчас только без десяти восемь, — возмутился я.

— Лучше бы тебе приехать. И побыстрее, — не слушая меня, заявил он.

— Почему?

— Потому что, пока ты спал, я работал. И ты будешь в шоке, когда узнаешь, что мне удалось раскопать. Слышишь, Линкольн, в шоке!

— Ты о чем?

— Помнишь, что не давало мне покоя после нашего с тобой разговора с Донни Уордом?

— Помню. Почему тот тип появился у него раньше, чем копы.

— Вот именно. Что ж, можешь считать, я нашел ответ на этот вопрос. И держу пари — благодаря найденному мною ответу сегодня тебе будет чем заняться.

— Ты можешь толком объяснить, о чем речь?

— Приезжай сюда и услышишь.


Не прошло и пятнадцати минут, как я уже вихрем влетел в наш офис и обнаружил Джо за столом. На лице его играла обычная хмурая улыбка.

— Ну так что у тебя есть? — сгорая от любопытства, спросил я.

— Этот вопрос не давал мне сомкнуть глаз всю ночь. Концы с концами не сходились. Я никак не мог понять, в чем дело — то ли этот парень Уорд врет, то ли тип, которого к нему потом подослали, в ночь, когда была убита Моника Хит, следовал за Дорэном по пятам. И поэтому все знает.

— Ты считаешь, такое возможно? — нахмурился я.

— Нет, — покачал головой Джо. — Не думаю. Короче, я провертелся в постели до пяти утра, все никак не мог уснуть. Потом встал и еще раз внимательно перечитал дело Дорэна. Искал, может, накануне мы что-то с тобой пропустили. И вот что обнаружил: оказывается, Дорэн, когда его арестовали, отказался давать показания и потребовал встречи с адвокатом. К нему отправили общественного защитника, и Дорэн сначала поговорил с этим парнем, а уже потом — с полицией. То есть о событиях той ночи копы узнали уже после этого адвоката, понимаешь? И получается, что единственный, кто мог знать о роли Донни Уорда в деле Дорэна, был его адвокат. Теперь тебе ясно, к чему я веду?

— Стало быть, именно он и слил кому-то эту информацию, — медленно проговорил я.

— Совершенно верно. Я решил, что мы с тобой обязаны отыскать его и допросить о том, что произошло пять лет назад. И вот что выяснилось. Оказывается, он уже уехал из округа Эштанбула. Занялся частной практикой. Угадай где?

Я не ответил — просто затаил дыхание и ждал.

— В адвокатской фирме «Джефферсон, Грофф и партнеры».

Я застыл, точно пораженный громом. Просто стоял и молча таращился на него, глядя, как по лицу Джо расплывается широкая — от уха до уха — улыбка.

— Не может быть, — потрясенно пробормотал я. — Ты серьезно?!

— Абсолютно. Он у них в списке. А список я нашел на их сайте в Интернете. И еще: он числится в списке коллегии адвокатов, а там указано его нынешнее место работы.

— Значит, Джефферсон взял его на работу. И случилось это вскоре после того, как он уговорил Энди Дорэна согласиться на сделку, которая, по его словам, могла бы избавить его от долгих судебных слушаний, ведь они оба считали, что у Дорэна нет никаких шансов. Дорэн отправился за решетку, а этот тип — под крылышко к Джефферсону.

— Точно. Конец истории.

— Сукин сын! — выдохнул я. — Похоже, мы взяли его за задницу, Джо. Смотри, что получается: с какой стороны ни подойди, из дела Дорэна повсюду торчат уши Джефферсона. Ах, ловкач! Выходит, он уничтожил алиби бедняги и он же платил его адвокату.

— Ну, тот факт, что в настоящее время он работает на фирме Джефферсона, еще не доказывает его участия в деле Дорэна, — глубокомысленно заявил Джо.

— Но ты-то ведь не сомневаешься, что он тут замешан, верно? Послушай, Джо, как по-твоему, сколько государственных защитников да еще откуда-то из глубинки в последние годы пришли работать в фирму Джефферсона? По-твоему, это совпадение?

— Ну, по меньшей мере один.

— Да, всего один. И я готов поспорить на все что угодно: он попал туда отнюдь не потому, что его резюме произвело на Джефферсона неизгладимое впечатление, — хмыкнул я.

— Придется потолковать с ним по душам… хотя одному богу известно, как это сделать. Как-то трудно представить себе, что подобный тип вдруг пожелает излить перед нами душу. Вряд ли он похож на Донни Уорда. Тем более что он адвокат, не забывай об этом. И прекрасно понимает, что ему светит, если мы выведем его на чистую воду: потеря лицензии и, очень может быть, даже скамья подсудимых.

— В результате он наверняка станет все отрицать. Отлично. И все равно это дает нам уверенность, что мы не совершаем ошибки, когда связываем между собой два эти дела — Дорэна и Джефферсона. Теперь даже Тарджент будет вынужден это признать.

— А еще я созвонился с прокурором, который принимал участие в деле Дорэна, это некий Джордж Хилльярд. Он тоже осторожничает, но все-таки я его уломал, так что он согласился уделить нам десять минут, если мы заглянем к нему сегодня утром.

— У тебя есть основания считать, что он тоже в этом замешан? Вполне возможно, что его просто обвели вокруг пальца.

— Ну, наверняка сказать трудно, однако пока ничто не говорит о том, что он тоже сыграл свою роль в этом деле.

Я задумчиво кивнул.

— Надо задать ему пару вопросов насчет этого государственного защитника. Интересно, сам-то он что думает об этом типе? А кроме этого мне бы очень хотелось знать, когда именно фирма Джефферсона взяла его на работу. Наверное, это произошло вскоре после дела Дорэна. И если так, то спустя какое время он стал одним из коллег Джефферсона?

— Думаю, с этим нам сможет помочь Карен. Она ведь в свое время тоже работала на фирме Джефферсона. Думаю, ей без труда удастся назвать нам дату, когда его взяли на работу.

Я снова кивнул, обошел свой письменный стол и уселся.

— Думаю, да. Чтобы выяснить это, ей достаточно снять трубку и сделать один звонок — тогда как мне пришлось бы ехать в суд за ордером. В любом случае мне необходимо с ней поговорить. Кстати, я пытался сделать это вчера вечером, заехал к ней домой, но меня просто-напросто выставили оттуда.

Брови Джо полезли вверх.

— Неужели Карен?

— Нет конечно. Тарджент. Между прочим, он стащил ту видеозапись с камеры наблюдения из моего тренажерного зала, где видно, как я разговариваю с Тором. И дал Карен ее посмотреть.

После этих слов лицо Джо стало менее добродушным.

— Он сделал это в присутствии Карен?!

— Да.

— И как это выглядело? Наверное, ужасно, да?

— А ты как думаешь? — огрызнулся я. — Короче, они оба любезно попросили меня убраться, чтобы дать им возможность не спеша во всем разобраться. Что-то мне подсказывает, что имя Энди Дорэна вряд ли всплыло во время их разговора.

— Значит, ты все-таки успел рассказать Тардженту об Энди?

— Да, но только зря потратил время. — Я снял телефонную трубку. — Сейчас позвоню Карен и попрошу ее выяснить все, что возможно, насчет этого государственного защитника. Как его фамилия?

— Кол Гамильтон.

Карен сняла трубку после первого же звонка. Наверное, так и сидит все время у телефона, решил я, ждет дальнейших указаний насчет того, кому и когда передать деньги. Когда она ответила, голос ее звучал до того напряженно и неестественно, что я едва ее узнал. Странно, однако даже после того, как я назвал себя, он почти не изменился.

— С тобой все в порядке? Никаких звонков, никаких попыток связаться с тобой?

— Ничего. Полная тишина, — вздохнула Карен.

— Послушай, вся та чушь, которую Тарджент нес вчера вечером… — начал я.

— Не нужно, Линкольн. Тебе нет необходимости ничего объяснять.

— Нет, есть. Зря я заранее не предупредил тебя — надо было хоть что-то тебе рассказать. Особенно о Торе. Это ошибка с моей стороны.

Она не ответила.

— Мы с Джо по-прежнему работаем над этим, и кое-что начинает понемногу вырисовываться. Конечно, Тардженту очень не хочется это признать, однако Энди Дорэн — больше, чем просто подозреваемый. Но я уверен: очень скоро нам удастся отыскать кое-что, после чего Тарджент уже не сможет от нас отмахнуться. Но для этого нам нужна твоя помощь, Карен. Ты не могла бы вместо нас позвонить на фирму своего мужа и узнать, когда они взяли на работу одного из своих адвокатов? Нам нужно выяснить точную дату. Сделаешь?

В трубке повисла долгая пауза.

— Для чего? — наконец спросила она.

— Его зовут Кол Гамильтон. И, очень может быть, он тоже во всем этом замешан.

— Для чего вам это нужно? Почему вы спрашиваете о нем?

— В свое время, пять лет назад, суд назначил его защищать Энди Дорэна. После чего, как нам удалось выяснить, он устроился на работу в адвокатскую фирму твоего мужа.

— Но какое это имеет значение? Я имею в виду, для вас?

— Это может оказаться очень важным, поверь мне, Карен. Суди сама: Мэтт Джефферсон в том давнем деле был основным свидетелем, а его адвокат сразу после того, как его осудили, переходит работать к твоему мужу… Мы обязаны выяснить, почему это произошло. Именно поэтому я и обратился к тебе с такой просьбой.

— Ты подозреваешь, что Алекс взял его к себе на работу из-за того, что произошло с тем убийцей? Как его… С Дорэном. Ты подозреваешь… — Голос ее зазвенел.

— Я подозреваю, что ему известно нечто очень важное для нас, Карен. Но сейчас мне просто нужно выяснить дату, когда фирма твоего мужа взяла его на работу.

— Нет уж, Линкольн, я хочу услышать от тебя, что, по твоему мнению, произошло. Что-то подсказывает мне, что ты собираешься обвинить Алекса в чем-то ужасном…

В трубке снова повисла гнетущая тишина. Так прошло десять секунд, двадцать. Мы оба молчали.

— Ну? — произнесла наконец Карен.

— Ты должна понять одну вещь: кто бы ни убил твоего мужа, у него была для этого причина. Понимаешь? Очень важная причина.

И снова тишина. Какое-то время Карен молчала, словно взвешивая мои слова. Я даже зажмурился, до такой степени мне было жалко ее — ведь я не мог не понимать, что стоит за моими словами и как это выглядит в ее глазах. О господи!

— А тебе известно, что они сделали с ним? — выдохнула она. — Ты хоть представляешь себе ту адскую боль, те ужасающие мучения, через которые ему пришлось пройти?! И вот теперь ты говоришь мне, что должен, мол, что-то там проверить?!

— Нет, Карен, все не так. Проклятье, я совсем не это сказал. И совсем не это имел в виду. Господи помилуй, конечно, это было ужасное, зверское убийство — но кто бы ни совершил его, у него должен был быть мотив! Именно об этом я и говорил.

— Мне вообще не следовало обращаться к тебе!

— Карен, послушай, я ведь только хочу тебе помочь. Поверь, у меня и в мыслях не было пытаться очернить твоего мужа. Я просто старался…

— Это неправда, Линкольн. Ты ненавидел Алекса. Впрочем, я тебя понимаю. И не виню тебя, Линкольн, потому что действительно понимаю, но… Все равно мне не следовало просить тебя о помощи. Но тут я сама виновата. И не виню тебя, Линкольн, но действительно считаю, что тебе не следует дальше заниматься этим делом. Это… это неправильно. Тем более сейчас, когда полиция считает тебя главным подозреваемым.

— Но ведь ты-то понимаешь, что это абсурд. Ты не можешь этого не знать.

— Все равно, даже при этом тебе нужно бросить все и держаться подальше от этого дела. Это несправедливо ни по отношению к тебе, ни по отношению к моему мужу. Мне следовало с самого начала об этом подумать, но я… Словом, прости, что втянула тебя во все это, я не должна была этого делать.

— И как прикажешь это понимать? Ты хочешь, чтобы я бросил расследование? Чтобы просто сложил руки и сидел в стороне, да? Послушай, Карен, мы уже подошли к разгадке совсем близко. На целую милю ближе, чем Тарджент. Ты же не можешь требовать, чтобы я все бросил на полпути. Да еще когда этот тип до сих пор на свободе, а копы не хотят даже слышать о нем.

— Детектив Тарджент наверняка найдет его. Он справится с этим делом, вот увидишь. Собственно говоря, я считаю, что он и должен этим заниматься.

Джо давно уже прислушивался к нашему разговору, привлеченный неожиданным и неприятным поворотом. Я бросил на него отчаянный взгляд, словно умоляя о помощи, совсем упустив из виду то, что он попросту не слышал, что говорила мне Карен.

— Может быть, ты по крайней мере выяснишь, когда Кол Гамильтон…

— Нет, Линкольн. Я не буду этого делать. И не проси. Разве ты не слышал, что я сказала? Этому нужно положить конец. Ты обязан остановиться. И потом, к чему тебе это? Я хорошо знаю Кола — он прекрасный, порядочный человек… такой же, каким был мой покойный муж.

Голос Карен дрогнул и оборвался. Она положила трубку.

Глава 26

В сердцах я швырнул трубку на рычаг и повернулся к Джо.

— Мы только что получили расчет.

— Чья идея? Тарджента?

— Он наверняка придет в дикий восторг. Но вообще-то это была инициатива Карен. Ей не очень пришлось по душе наше предположение, что эта сволочь, ее покойный супруг, чем-то заслужил ненависть того типа, который его прикончил.

— Не могу сказать, что так уж сильно удивлен.

— Но мы не ошиблись, Джо, он и есть тот, кто нам нужен. И мне плевать, что она не хочет даже слышать о том, что ее драгоценный муж сделал какую-то подлость. Разве сейчас это имеет какое-то значение?!

— Она любила его, Линкольн. И неважно, что он уже мертв, она не позволит марать его доброе имя, тем более тебе.

Я вместе со стулом откатился в сторону и покачал головой. Просто не верится! Сначала Карен сама втянула меня в эту историю, умоляла ей помочь и заставила-таки взяться за расследование. Несмотря на то что я сопротивлялся изо всех сил, она убедила меня взвалить на себя труд найти ее пасынка — в результате чего мне сейчас дышат в затылок полицейские из двух штатов сразу, — и в конце концов я все-таки уступил потому, что хотел ей помочь. Решил, что обязан это сделать, что это мой долг. И вот теперь она сама требует, чтобы я бросил это дело. Говорит, что мне не следует ввязываться во все это. Проклятье, можно подумать, я сам этого хотел! А где она была, когда какой-то подонок, назвавшись моим именем, нанял второго такого же подонка с выданной в Индиане лицензией частного детектива? Сидела в своем шикарном доме, дожидаясь, пока я приеду и ей помогу? Бог свидетель, я из кожи вон лез, чтобы ей помочь. И она принимала эту помощь как должное — до той минуты, когда я впервые высказал предположение, что ее покойный супруг был кто угодно, только не святой.

— Жаль, что она не успела увидеть свое сокровище в истинном свете, — проворчал я. — Я-то видел его насквозь, а уж Дорэн… Да, бедняга Дорэн, наверное, смог оценить Алекса Джефферсона во всей его красе. Не означает ли это, что на самом деле Дорэн вовсе не такое чудовище и порождение ада, как нам кажется, — просто он успел увидеть настоящее лицо Джефферсона. А Карен оказалась не способна на это.

— Зато она знала его с той стороны, с которой ни ты, ни Дорэн не могли его знать, — мудро заметил Джо.

— Ну да, со стороны фасада, разумеется, — фыркнул я. — Держу пари, она так и не узнала, каким он был на самом деле.

Джо смерил меня суровым взглядом — уже по тому, как сузились его глаза, было заметно, что он возмущен.

— По-твоему, если человек — подонок, так он подонок во всем и всегда? И ты не допускаешь, что даже в подонке рядом с дурным может быть что-то хорошее?

— При чем тут твои философские выкладки насчет каких-то там разных сторон в его характере, которые один видел, а другой нет? Он ведь отправил невинного человека в тюрьму, не забывай. По-твоему, это всего лишь проявление дурной стороны его натуры, так, что ли? То есть, послушать тебя, покойный Джефферсон был весьма достойный человек — ну, если бы не это маленькое происшествие, да?

— Послушай, не горячись. Мы ведь с тобой еще не знаем всех обстоятельств этого дела. Но мы еще и не закончили, верно?

Я не ответил.

— Кстати, у нас с тобой на сегодня назначена встреча с прокурором, который участвовал в деле Дорэна, — напомнил мне Джо. — Может, хочешь, чтобы я отменил ее? Решил оставить все Тардженту — пусть, мол, сам распутывает это дело?

— Во сколько эта встреча?

— Через полтора часа. Он несколько раз подчеркнул, что сможет выкроить для нас всего несколько минут.

Я встал.

— Тогда нам лучше поторопиться, Джо.


Прокурор округа Эштанбула, Джордж Хилльярд нисколько не походил на прокурора. Скорее его можно было принять за парня, работающего на ферме, где выращивают рождественские елки, который в летние месяцы, оставшись без дела, подрабатывает тем, что своими руками любовно мастерит мебель. Высокий, почти двухметрового роста, с телом, напоминавшим массивный, грубо обтесанный деревянный чурбан, но в котором даже самый придирчивый взгляд не смог бы обнаружить ни капли жира, с густой, окладистой бородой. Само собой разумеется, на нем был костюм, однако пиджак висел на спинке стула у него за спиной, а распущенный узел галстука съехал куда-то за ухо. Мы с Джо чинно уселись рядышком на стульях, таких низеньких, что оттуда мы взирали на Хилльярда снизу вверх, словно на восседавшего на троне монарха. Я невольно скосил глаза туда, где были ножки его стула, гадая, уж не надставил ли он их специально, чтобы добиться подобного эффекта.

— Конечно, я помню дело Дорэна, — заявил Хилльярд, после того как я в нескольких словах объяснил ему, зачем мы приехали. — Я проработал прокурором семь лет, и за это время через мои руки прошло всего лишь пять дел об убийстве. Не так уж много, чтобы забыть, верно?

— Вам уже известно, что Дорэн бежал из тюрьмы? — спросил Джо.

Хилльярд кивнул.

— Да, конечно, я об этом слышал. Естественно, никто специально не сообщал мне об этом, да и с какой стати кому-то это делать? Тем более что все, что мне было известно о мистере Дорэне, за эти годы, мягко говоря, устарело. Именно поэтому я и удивился, когда вы решили, что я смогу вам помочь.

— Могу я узнать, почему вы тогда предложили ему сделку? — поинтересовался я. — Если, как вы только что сказали, за все семь лет, что вы проработали прокурором, через ваши руки прошло всего лишь пять подобных дел, тогда, как мне кажется, было бы логичнее, если бы вы стремились все их довести до суда?

Хилльярд откинулся на спинку стула, и тот жалобно скрипнул под ним, словно готовый в любую минуту рассыпаться на куски под весом массивного тела. Насколько я мог судить с того места, где сидел, это был довольно странный на вид деревянный вращающийся стул, подлокотник его с одной стороны явно выглядел более потертым, чем другой. Интересно, может, я угадал, и Хилльярд действительно на досуге своими руками мастерит мебель? Брови прокурора сдвинулись, однако в ответ на мои слова он просто пожал плечами.

— С какой стати, черт возьми, мне к этому стремиться? — хмыкнул он. — Я предложил ему сделку, поскольку сильно подозревал, что позиции обвинения были довольно шаткие. Скорее всего, приговор был бы опротестован, адвокат подал бы апелляцию, и все такое — если бы мне вообще удалось добиться его осуждения. А сделка могла бы избавить меня от необходимости являться в суд — тем более что еще неизвестно, чем бы там все для меня закончилось, не исключено, что полным разгромом, — проворчал он.

— А почему казалось, что вам вряд ли удастся добиться осуждения Дорэна?

— Послушайте, я ведь читал документы дела, — взорвался он. — С точки зрения обвинения, улик против него хватало, однако при более пристальном изучении — я имею в виду, если бы дело все-таки попало в суд, — хороший адвокат наверняка обнаружил бы в нем немало прорех и вообще темных мест, тех самых, которые следствию, и мне в том числе, так и не удалось заполнить. Да, конечно, при обыске полиция обнаружила у Дорэна нижнее белье той девушки, однако эксперты так и не смогли отыскать на нем следы его ДНК, что оставляло возможность защите во весь голос заявить о том, что его Дорэну просто подбросили. А потом и основной свидетель обвинения, вроде бы видевший его на месте преступления, начал путаться в показаниях.

— Вы имеете в виду расхождения в показаниях, которые он дал копам в ночь убийства, когда его допрашивали на месте преступления, и потом, уже на следующий день, когда они с отцом приехали в участок?

Хилльярд покачал головой — медленно и неторопливо, в точности как медведь.

— Нет. Это, конечно, само по себе было достаточно плохо, но потом он еще вдобавок послал мне письмо — помнится, это было в самом начале осени, — в котором говорил, что отказывается давать показания в суде. Пообещал, что сошлется на Пятую поправку[26] или попросту заявит, что не помнит ни черта из событий той ночи. Или вообще откажется пойти в суд, и нам придется послать кого-то притащить его туда силой.

— И что? Это не заставило вас насторожиться? Заподозрить, что все его показания с самого начала высосаны из пальца?

Хилльярд скривил губы.

— Естественно, я удивился. А как же иначе? Но следствие по делу уже шло полным ходом, к этому времени полицейским удалось найти белье той бедняжки, а у Дорэна по-прежнему не было алиби. А этот Дорэн, ко всему прочему, похоже, был тот еще головорез. Так что я только рад был возможности надолго упрятать его за решетку. И ничуть не раскаиваюсь, что сделал это, — с вызовом добавил он.

— Даже при том, что он, возможно, этого не делал?

— Как не делал? Не убивал? — удивился Хилльярд. — Послушайте, но ведь если бы он неубивал ту девушку, с чего бы ему было соглашаться на сделку, верно? И потом… Послушайте, я ведь не первый, знаете ли, кому пришла в голову идея со сделкой. Сам-то я считал, что дело будет рассматриваться в суде, и лихорадочно готовился к процессу — хоть и чувствовал себя достаточно паршиво, так как понимал, что позиции у обвинения шаткие и шансов у меня маловато. А потом вдруг адвокат Дорэна — ну, тот, которого ему назначил суд, — вдруг ни с того ни с сего начал ужом виться вокруг меня, зачастил в мой офис, стал наведываться чуть ли не каждый день: толковал о своей новой концепции, в которой фигурировало непредумышленное убийство, совершенное вследствие неосторожности, в результате так называемого аутоэротического или консенсуального удушения, твердил, что его подзащитный, мол, убил девушку случайно, сваливал все на наркотики и прочую дрянь, которую обнаружили у него в крови. Я даже поинтересовался у него, собирается ли он выбрать именно такую линию защиты, а он в ответ вдруг сказал, что да, возможно, но почему бы нам в таком случае не обойтись и вовсе без суда? Промямлил, что ему, вероятно, удастся уговорить своего клиента согласиться на сделку, если я, в свою очередь, соглашусь на формулировку «убийство по неосторожности». Господи, да для меня тогда его слова были просто как манна небесная!

Я бросил взгляд на Джо, он незаметно кивнул мне в ответ. Другого подтверждения нам и не требовалось. Итак, сделку предложил собственный адвокат Дорэна, назначенный ему судом, и это означало, что дело, в котором — как только что признал сам Хилльярд — осталось немало зияющих прорех, так и не дошло до суда, таким образом, избежав дотошного изучения, возможного возврата на доследование, а главное — внимания прессы. И теперь этот самый адвокат процветает на фирме, принадлежащей Алексу Джефферсону.

— А адвокату Дорэна было известно о письме, которое прислал вам Мэтт Джефферсон? — осторожно спросил Джо.

— Нет. Но этого и не требовалось. Я имею в виду, мы в любом случае могли вызвать парня в суд, отправив ему повестку, и заставить его явиться туда. К счастью, мне не потребовалось уговаривать его дать показания — он ведь был единственным свидетелем, так что без его показаний мы бы не обошлись. Но я рад, что ему не пришлось этого делать, не думаю, чтобы тут все прошло гладко.

— Насколько нам известно, когда Мэтт Джефферсон на следующий день после убийства сообщил, что хочет изменить показания, он приехал в участок вместе с отцом.

— Да, я это помню.

— Что вы тогда подумали?

— Что отец пытается защитить сына, — пожал плечами Хилльярд, — только и всего. У меня не было проблем с отцом — если не считать его попытки повлиять на семью жертвы.

— Простите?

— Ну, он постарался убедить всю ее семью, что он помогает расследованию. В те годы винокурня принадлежала Фентону Бруксу — теперь-то он уже умер, но денег у него было побольше, чем в Форт-Ноксе[27], — а Джефферсон-старший был одним из его адвокатов. Так что, думаю, Джефферсону удалось убедить Фентона Брукса, что было бы неплохо поговорить с семьей убитой девушки, прощупать почву, может, удастся добиться, чтобы члены семьи оказывали органам правосудия всяческое содействие. Даже привлек к расследованию кого-то из своих знакомых из числа частных детективов, кажется, бывшего копа из Кливленда. Брукс, между нами говоря, чувствовал угрызения совести — ведь, что ни говори, девчонку-то убили в его частных владениях, прямо во время его собственной вечеринки. Я разговаривал с ним в то время, пытался его убедить, что вмешательство постороннего, пусть даже частного детектива, только помешает полицейскому расследованию, что это может скомпрометировать его, ведь как-никак основным свидетелем по делу выступает сын его же собственного адвоката. Он извинился, но не согласился с этим. Объяснил, что его уговорил Джефферсон, убедил, что это, мол, его моральный долг.

— А вам известно, — вмешался я, — что Алекса Джефферсона недавно нашли убитым?

Хилльярд поскреб пятерней бороду, пытливо изучая выражение моего лица, потом снова откинулся на спинку стула, издавшего протяжный жалобный стон, словно дерево под натиском бури.

— Да, мне это известно. Вы подозреваете, что это может быть как-то связано с делом Дорэна?

— Дорэн бежал из тюрьмы — и Джефферсон мертв, мистер Хилльярд. Выводы делайте сами.

— Выходит, Джефферсон был у них в доме? С одним из своих детективов? — вмешался Джо.

— Да, — кивнул Хилльярд.

— Любопытно.

— Почему? — удивился прокурор.

— Ну, вспомните, Дорэн ведь с самого начала твердил, что трусики девушки ему кто-то подбросил, и, кстати, никаких следов его собственной ДНК на них ведь так и не нашли, верно? Предположим, вы хотите отыскать какую-нибудь улику, которую могли бы ему подбросить, причем улику, которая со всей очевидностью указывала бы на него, куда бы вы за ней пошли?

Хилльярд молчал. Вместо него ответил я:

— Разумеется, в дом, где она жила.

Глава 27

Джерри и Энн Хит обитали в современном фермерском доме в самом конце тихого глухого переулка Женевы. На лужайке перед домом высился флагшток, а на подъездной дорожке перед гаражом, рассчитанным на две машины, был припаркован огромный черный внедорожник F-350. Когда мы с Джо, остановившись подле него, вышли из машины, Джерри Хит был занят тем, что сгребал граблями опавшие листья. Завидев гостей, он окинул нас пристальным взглядом, но не спешил бросить свое занятие. Только покончив с участком между дорожкой и кучей листьев, которую он уже успел сгрести, хозяин не спеша повернулся, зашел в гараж и повесил грабли на вбитые в стену колышки. Это был высокий мужчина, довольно широкий в плечах, с седой гривой волос, которые спадали ему на шею, и такими же седыми усами, загибавшимися к подбородку. На нем была простая фланелевая рабочая рубашка, оливкового цвета комбинезон и грубые ботинки. Мы с Джо, выбравшись из пикапа, стояли на дорожке в ожидании, когда он нас заметит, но мистер Хит молча прошел мимо, будто нас тут и не было, скрылся за дверью гаража, повесил на место грабли и стащил с рук перчатки. Потом вышел из гаража и только тут соизволил обратить на нас внимание.

— Вы кто, детективы?

Мы предварительно позвонили ему из офиса Джорджа Хилльярда.

— Да, сэр. Меня зовут Джо Притчард, — представился Джо. — Это я разговаривал с вами по телефону.

— Угу. Что ж, пошли в дом. Мать уже ждет. Она будет рада потолковать с вами.

Как-то сразу стало понятно, что он говорит о своей жене, и в этом обращении «мать» не было ничего унизительного для нее, скорее наоборот, какой-то оттенок патриархальности. Он провел нас через гараж, миновав длинные ряды полок, на которых были аккуратно разложены инструменты, а позади них притулился старенький, но безукоризненно чистый «бьюик», и мы попали в дом. Но, прежде чем войти, Джерри остановился и аккуратно вытер ноги о лежащий возле дверей коврик, мы с Джо, переглянувшись, последовали его примеру. В доме стоял аромат сухих цветочных лепестков, на стенах повсюду были развешаны самодельные плетеные корзинки. Мы прошли через прихожую, миновали кухню и оказались в гостиной. Симпатичная светловолосая женщина, повернувшись к нам спиной, мыла окна, тщательно протирая их чистой тряпкой, и была так поглощена своим делом, что даже не заметила, как мы вошли.

— Слышь, Энн, те самые детективы приехали.

Обернувшись, Энн Хит приветливо улыбнулась нам, сунула тряпку в пластиковый тазик, стоявший у нее ног, и направилась к нам через всю комнату, протягивая руку для рукопожатия. Руки у нее оказались на удивление сильными, возле углов глаз лучиками расходились морщинки, как у человека, любящего посмеяться.

Мы с Джо устроились на одном диване, а супруги — на другом, напротив. Я украдкой огляделся по сторонам: мебель была немного потертой, но удобной и безукоризненно чистой, то же можно было сказать и обо всем доме. Все вокруг говорило не о достатке, а скорее о любви и заботе.

Разговор начал Джо — наверное, потому, что ему уже пришлось перед этим беседовать с Джерри Хитом по телефону. Прежде всего он объяснил, что дело Энди Дорэна заинтересовало нас только потому, что каким-то образом связано с другим расследованием, которое мы ведем в настоящее время. И еще раз повторил, что это не имеет никакого отношение к смерти их дочери.

— Просто есть люди, которые нас интересуют, — добавил он. — Я имею в виду тех, кто пять лет назад вел расследование. Конечно, я понимаю, что для вас обоих тяжело об этом вспоминать, но если бы вы смогли вспомнить хоть что-то об этих людях…

— Знаете, нам так хотелось, чтобы она поехала учиться в колледж, — вдруг с дрожащей улыбкой на губах проговорила Энн Хит. — Выпускные отметки у нее были очень хорошие, ее бы наверняка взяли. Конечно, с деньгами какое-то время было бы трудновато, но так ведь всегда бывает, когда дети учатся в колледже, верно? И потом, нам с Джерри удалось кое-что скопить. Но она отказалась. Говорила, что даже думать не хочет о том, чтобы снова сесть за парту — во всяком случае, не сразу. Ну, мы и согласились, решили, пусть девочка пропустит год-другой, передохнет малость от учебы, поработает, скопит немножко деньжат, глядишь, и снова пойдет учиться.

Все это адресовалось в основном Джо, но я был даже немного рад этому. Джо обладал тем, чего никогда не было у меня, — умением слушать. Ему сотни раз доводилось бывать в таких ситуациях, как сейчас, выслушивать родственников жертв, он умел успокаивать их и при этом без каких-то драматических жестов и прочего. Я имею в виду, что он вовсе не держал никого из них за руку, не проливал слез сочувствия и не гладил их по головке. Нет, это было что-то врожденное, Богом данный талант, то, чему нельзя научиться, потому что он либо есть, либо его нет. Джо просто молча смотрел им в глаза, и они чувствовали, что он все понимает.

— Мне очень жаль, что у нее так и не оказалось этой возможности, — произнес он на этот раз.

И Энн Хит снова улыбнулась ему и кивнула.

— Спасибо вам. Мне кажется, у нее бы все получилось замечательно. Но Господь предпочел забрать ее к себе, и мы смирились с этим. Нам пришлось каждый день уговаривать себя, но со временем мы смирились.

Я осторожно посмотрел на Энн Хит, потом незаметно окинул взглядом дом и попытался представить себе девушку двадцати с небольшим лет, которая когда-то здесь жила: как они растили ее с любовью и заботой, как воспитывали и лелеяли ее, как она жила тут, в уюте и чистоте, и мне показалось, я смог понять, как постепенно в ее душе вспыхнула и стала тлеть искорка бунтарства, как она стала разгораться, как этот юношеский бунт толкнул ее искать встреч с парнями намного старше ее, вроде Энди Дорэна, и даже не потому, что этот задира так уж ей нравился, а просто из желания ничего не упустить и все испытать — все, что имеет хоть какое-то значение в глазах ее сверстников. Собственно говоря, если мы с Джо были правы, свидания с Дорэном не так уж много значили для нее. Во всяком случае, намного меньше, чем думали ее родители. И уж, конечно, меньше, чем считала полиция.

Джерри Хит опустил руку на колено жены.

— А кто он, о ком вы хотели нас спросить? — поинтересовался он.

— Нам сказали, был один адвокат, который в то время приезжал к вам, — вступил в разговор я. — По имени Алекс Джефферсон.

Джерри с Энн дружно закивали.

— Да, он приезжал к нам. С Фентоном Бруксом, — подтвердила Энн. — Они привезли цветы, и мистер Брукс был очень добр к нам. Сказал, что ужасно переживает из-за того, что случилось, ведь ту вечеринку — ту, после которой убили нашу девочку, — устраивал он для своих друзей. Пообещал, что сделает все, чтобы помочь следствию, ни перед чем, сказал, не остановится!

— Ну да, а этот самый Джефферсон даже привез с собой детектива, — добавил Джерри. — Ну, сами понимаете, чтобы тот подсобил малость полиции. И чтобы мы с матерью были в курсе того, что происходит. Это адвокат сам нам так объяснил.

— Чтобы он подсобил полиции, — повторил я. — А вы случайно не помните, как звали того детектива?

— А как же! Конечно, помню. Роберт Уокер. Бывший полицейский из Кливленда. Вроде он на пенсию уже вышел, да стал детективом. А может, и не на пенсию, он ведь был еще нестарый. Только в полиции он уже точно не работал.

Я бросил взгляд на Джо.

— Знаешь такого — Роберта Уокера?

— Нет.

— Вот и я не знаю. Мистер Хит, а как он выглядел, я имею в виду — этот человек? Прикидываю про себя, кто бы это мог быть. Видите ли, мы с Джо тоже когда-то служили в полиции Кливленда. Значит, должны его знать.

Джерри Хит, нахмурившись, обернулся к жене.

— На вид, наверное, лет сорока, верно? Что скажешь, мать?

— Или чуть моложе. Он итальянец… во всяком случае, сильно смахивает на итальянца. Тихий такой, немногословный. Просто слушал да что-то записывал себе в блокнот.

— Значит, итальянец по фамилии Уокер, — пробормотал Джо, искоса глянув на меня и слегка приподняв при этом одну бровь.

— А могу я узнать… вы не помните, этот Уокер не заходил в комнату вашей дочери? Мог он на какое-то время оставаться там один? — спросил я.

Лицо Джерри Хита посуровело и стало похоже на маску. Вместо него мне ответила его жена:

— Да, конечно. Полиция уже обыскала ее, но он сказал, что хочет сам взглянуть, убедиться своими глазами, что они сделали все, как надо, и ничего не упустили. Сказал, мол, хочет знать, на что они обратили внимание, сделали ли они снимки и эту самую… как это у вас называется? Инвентарная опись, что ли. Сказал, что хочет быть уверен, что все сделано, как положено. Мне показалось, он здорово разбирается в таких вещах, — уважительно добавила она.

— Он оставался в комнате вашей дочери один?

— Да. Мистер Джефферсон сказал, что ему не хочется заставлять нас снова проходить через все это, ведь это так тяжело для нас — снова подниматься к ней наверх и смотреть на все… — простодушно объяснила она.

— А почему вы об этом спрашиваете? — вмешался вдруг Джерри Хит. — Ну, оставался ли он там один и все такое?

— Просто пытаемся представить себе, как все было, — примирительно проговорил Джо.

Тут зазвонил телефон. Джерри Хит вскочил на ноги, вышел на кухню и снял трубку. О чем шла речь, мы не поняли — Джо говорил негромко. Разговор длился всего несколько минут. Все это время мы с Джо, оставшись в гостиной вместе с его женой, молча ждали, когда он вернется. Однако, когда Джерри появился на пороге комнаты, я моментально сообразил, что разговор был не совсем обычным — лицо Джерри потемнело от гнева.

— А ну вон из моего дома! Даю вам десять секунд, чтобы оторвать свои задницы от стула, — и чтобы духу вашего тут не было! Ясно? — рявкнул он.

— Простите?.. — растерялся Джо.

— Это Джордж Хилльярд звонил. Прокурор то есть. Сказал, что только что повесил трубку, после того как позвонил в Кливленд, в тамошнюю полицию. А звонил он туда навести справки — между прочим, о вас, парни. Так вот, знаете, что им там сказали? Что вы работаете не на полицию и не на клиента и что полиция даже не давала вам разрешения вести расследование! — Потом, расправившись с Джо, он повернулся ко мне, смерил меня испепеляющим взглядом, после чего ткнул в мою сторону заскорузлым мозолистым пальцем. — А про тебя они сказали, что расследуют убийство и ты у них самый главный подозреваемый, во как!

— Что?! — Энн Хит вскочила, как подброшенная пружиной.

— Кто-то убил того адвоката, что приезжал сюда и пытался нам помочь. Того самого, о ком они расспрашивали, мистера Джефферсона. В полиции говорят, этот парень пытается использовать то, что случилось с Моникой, чтобы сбить их со следа. Использовать нашу дочь, чтобы заморочить голову копам и прикрыть свою собственную задницу!

— Это не так, — вмешался я. — Мы просто пытаемся выяснить, что на самом деле случилось с вашей дочерью, мистер Хит. Мы думаем, что Энди Дорэн…

— Слушайте, мистер, я сейчас открою вот эту дверь, и вы лучше уматывайте отсюда, да поторапливайтесь, ясно вам?! Потому как если вы не сделаете этого, то я собственными руками вышвырну вас за порог! А теперь проваливайте, слышите?!

Когда за нами захлопнулась дверь, Энн Хит плакала.

Глава 28

Гнев клокотал во мне, поднимаясь к горлу и грозя захлестнуть с головой, пока Джо молча завел машину и выехал на дорогу. Мы не успели миновать ворота, как я нащупал в кармане сотовый, выудил его оттуда, трясущимися пальцами набрал номер Тарджента и принялся слушать гудки, прижав трубку к уху.

— Кому ты звонишь? — поинтересовался Джо.

Но я не успел ему ответить, поскольку как раз в этот момент в трубке прорезался голос Тарджента.

— Да? Это вы, Перри?

— Вы меня разочаровываете, — рявкнул я. — Я тут бегаю с высунутым языком, делая вашу работу, а вы чем занимаетесь? Пытаетесь вставить мне палки в колеса? Да как у вас язык повернулся сказать этим людям, что я использую их покойную дочь, чтобы сбить вас со следа?!

— О том, что вы подозреваемый в этом деле, я сказал прокурору, а вовсе не ее родителям.

— А то вы не знали, как он воспользуется этой информацией!

— Да, черт возьми, знал! Больше того — я считал, что он обязан их предупредить! Знаете, как называется то, чем вы там занимаетесь, Перри? Вы мешаете следствию, и я вам об этом уже говорил.

— Черт вас возьми, но кто-то же обязан заниматься расследованием…

— Заткнитесь, Перри. Вы позвонили только для того, чтобы орать и бесноваться? Потому что если так, выходит, я зря убил целый час, уговаривая лейтенанта Брюера не трогать вас, хотя он уже собирался получить у судьи ордер на экстрадицию. И если бы ему это удалось, вы бы и глазом моргнуть не успели, как снова оказались бы в Индиане!

— Ни один судья в мире не выписал бы ордер на экстрадицию на основе того, что у Брюера есть против меня, Тарджент, и вы не хуже меня это знаете. Пытаетесь примерить на себя роль моего защитника? Надеетесь, что я разрыдаюсь от умиления? Не нужно, потому как я все равно вам не поверю.

— Нет, Перри, мне бы и в голову не пришло вас защищать. Больно нужно. Единственная причина, почему я постарался убедить Брюера не делать этого, заключается в том, что вы являетесь ключевой фигурой в гораздо более важном расследовании тут, в нашем штате. Я сказал ему, что мне нужно еще немного времени, чтобы вытянуть из вас все; А те улики против вас, вернее, их отсутствие, на которое вы ссылаетесь, — так ситуация изменилась, Перри. Очень изменилась. И если Брюер сочтет нужным получить ордер на экстрадицию, он его получит. Уверяю вас, много времени это не займет.

— О чем это вы толкуете, черт возьми?!

— У вас, Перри, есть полчаса, чтобы вернуться в свой офис. Я буду ждать вас там. А если вы не появитесь через полчаса, я возьму обратно все свои слова, что сказал Брюеру, после чего собственноручно надену на вас наручники и отправлю в Индиану с наилучшими пожеланиями. Так что тащитесь сюда, Перри, да поживее!

— Мне до офиса не меньше часа, — мрачно бросил я.

— Что ж, тогда вам лучше поторопиться.


Как и следовало ожидать, Тарджент добрался до нашего офиса раньше нас. Когда мы подъехали, он уже выбрался из машины и сидел на краешке бордюра с бутылкой воды в руке, всем своим видом показывая, что терпение его небеспредельно. Увидев, что Джо сворачивает на парковку, он даже не потрудился встать — просто сидел и потягивал воду из бутылки, с кривой ухмылкой наблюдая, как мы выбираемся из машины. Только когда мы были от него уже в двух шагах, он соизволил наконец обратить на нас внимание — завернул крышечку на бутылке и нехотя встал, при этом даже не подумав поздороваться.

— Что вам такого сказал Брюер? — налетел на него я. — Что это за дерьмо, которое ему удалось раскопать и о котором я ничего не знаю?

— Не на улице.

Мы молча вошли в дом, поднялись по лестнице, и Джо, вытащив из кармана ключ, отпер дверь офиса. Тарджент, отпихнув нас в сторону, вошел первым и уселся напротив моего письменного стола. Я протиснулся мимо него, сел за стол, положил на него руки и выжидательно посмотрел на Тарджента.

— Ну? Я вас слушаю.

— По моей просьбе Брюер забрал наличность, которую переслали по почте тому частному детективу из Индианы, и проверил банкноты на предмет наличия там отпечатков пальцев. Мне хотелось знать, не отыщутся ли на них пальчики Джефферсона — потому как в этом случае это подтверждало бы, что деньги принадлежали ему.

— Мне плевать на то, чьи это деньги — его или кого-то еще! — вспылил я. — Я их не посылал.

— Ну, так вот, — словно не слыша меня, невозмутимо продолжал Тарджент. — Отпечатков Джефферсона мы там не обнаружили.

— Досадно, — хмыкнул я.

— Зато один из отпечатков принадлежит вам, Перри.

Мы часто слышим, как люди то и дело говорят: «Я был в шоке». Они в шоке, когда получают из банка сообщение, что имели неосторожность превысить свой кредит на пятьдесят долларов, они в шоке, когда выясняется, что их любимый ши-тцу[28] голубых кровей, прямой потомок китайских императоров, на самом деле самая обычная дворняжка, они в шоке, когда вдруг оказывается, что купили пакет программ спутникового телевидения, а там отсутствует их любимый НВО[29], без которого они жить не могут. Так вот, все они, прах их побери, понятия не имеют о том, что такое быть в шоке. Потому что то, что они испытывают, — это удивление, пусть и не очень приятное, но отнюдь не шок. Шок — это то, что вы чувствуете, когда кто-то сообщает вам нечто такое, что просто не может быть правдой, а после принимается уверять вас, что это и есть правда. Шок — это то, что вы испытываете, когда коп говорит, что обнаружил ваши отпечатки пальцев на деньгах, до которых вы даже не дотрагивались.

— Вы лжете, — отрезал я. — Или блефуете. В общем, пытаетесь взять меня на испуг. Хорошая попытка, Тарджент, но у вас ничего не выйдет. Не скажу, что очень удивлен тому, что вы опустились до подобной низости.

— Могу вам показать распечатку с компьютера, если хотите, — пожал плечами Тарджент. — И даже не одну. Мы обнаружили целых три отпечатка, причем сразу на пяти банкнотах. Там есть и другие, но они смазаны.

— Подстава. Кто угодно мог это сделать.

— Вы знаете способ нанести чужой отпечаток пальца на банкноту? — саркастически хмыкнул Тарджент. — Может, даже сами смогли бы это проделать?

— Я — нет. А вот вы смогли бы. Естественно, такой способ есть. Рассказать вам, как вы могли бы это сделать? Взяли бы что-то, что я держал в руках, потом воспользовались бы клейкой пленкой или другим дерьмом, чем-то химическим… Словом, такое вполне могло случиться, Тарджент. Вполне в вашем духе.

Чувствовал я себя отвратительно, поскольку сам понимал, насколько неуклюжими, искусственными, притянутыми за уши и совершенно неубедительными выглядят мои объяснения. Тарджент, вскинув брови, взирал на меня с изумлением на лице.

— Ну надо же, — проговорил он. — Ладно, заранее сгораю желанием послушать, как на суде ваш адвокат будет объяснять все это нашему эксперту-криминалисту.

— Я не притрагивался к этим деньгам, Тарджент, слышите вы? Я не посылал их. Я к ним не прикасался.

— Точно так же, как вы никогда в глаза не видели Тора, да? — ехидно хмыкнул он.

— Это другое дело, — проворчал я.

— Конечно-конечно. Просто еще одна ложь.

— Меня подставили! — в полном отчаянии пробормотал я. — Неужели вы не способны хотя бы предположить, что это правда?! Представить себе, что такое возможно?! Я ведь приходил к вам, пытался объяснить, что Энди Дорэн, тот парень…

— Кстати, спасибо, что напомнили, — невозмутимо перебил меня Тарджент. — Эта история, которую вам якобы рассказал Донни Уорд, так вот, я ее проверил. Не поленился позвонить ему сегодня, прямо с утра. Представьте себе — он утверждает, что ничего такого вам не говорил. Что все это ваши выдумки — от первого до последнего слова. Заявил, что вы ввалились к нему в дом и попытались вытянуть из него все, что ему известно об этом деле. А он тут же выставил вас за дверь.

— Он лжет.

— Значит, он лжет, да? Знаете, что я скажу, Перри? Почему-то я вам верю — даже при том, что у вас нет ни единого доказательства этому. Но зато, когда я говорю, что лжете вы, и сую вам под нос все доказательства этого, вы всякий раз почему-то принимаетесь с пеной у рта это отрицать.

— Кстати, у меня есть доказательства того, что я вчера пытался рассказать вам о Дорэне. Мы ездили поговорить с родителями жертвы, Моники Хит. Джефферсон был у них в доме, причем не один, а с каким-то типом, которого он привез с собой и которого он представил им как отставного копа. По их описанию, это тот же самый тип, что навестил Уорда. Только Хиты, если вы их спросите, расскажут вам чистую правду — им незачем лгать полиции. В отличие от Уорда этим людям нечего скрывать.

Из груди Тарджента вырвался тяжкий вздох. Выражение лица у него стало страдальческое, но он все-таки махнул рукой, делая мне знак продолжать.

Воспользовавшись случаем, я рассказал ему все, что нам удалось выяснить о том «копе», который вместе с Джефферсоном побывал в доме у Хитов, напомнив при этом, как тот, кто напал на меня, вскользь упомянул о каком-то событии пятилетней давности, прибавив, что это вполне может указывать на связь между нынешними событиями и делом Энди Дорэна. Рассказал я ему и об адвокате, которого суд в свое время назначил представлять интересы Дорэна, и о том, как вскоре после осуждения Энди он перебрался под крылышко к Джефферсону. Пока я говорил, Тарджент вытащил из кармана блокнот и принялся что-то записывать. Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Честно говоря, ничего подобного я не ожидал. Мне казалось, единственное, что меня ждет, это опять тот же усталый взгляд, то же недоверчивое, скептическое выражение лица, с которым он встречал все, что я пытался втолковать ему за последние дни.

— Насколько я понял, Перри, вы предполагаете, точнее, вы почти уверены, что Алекс Джефферсон в свое время подстроил все так, чтобы подозрения в убийстве пали на Энди Дорэна, — подытожил он.

— Да.

— Но зачем ему это?

— Взгляните на ситуацию со стороны, Тарджент, — заторопился я. — Его собственный сын случайно становится единственным свидетелем убийства. И сразу же после этого как из-под земли появляется старший Джефферсон и немедленно вмешивается в расследование. Как вы сами-то думаете, для чего ему все это было нужно? Ничуть не сомневаюсь, что до этого дня он слыхом не слыхивал ни об Энди Дорэне, ни об этой девушке, которую потом нашли убитой. Единственное, что связывало их, это его сын. Который, кстати, попытался при первой же возможности исчезнуть из города, даже не дожидаясь окончания расследования.

— Судя по всему, вы предполагаете, что сын Джефферсона был больше чем обычным свидетелем? — прищурился Тарджент.

— Да, именно это я и подозреваю, — твердо ответил я. — И поэтому все, что нам нужно в первую очередь доказать, это связь между Джефферсоном и тем типом, который наведывался к Донни Уорду. Уорд испугался и не захотел с вами говорить. Чудесно. Ничуть не удивляюсь этому. Он до смерти боится Дорэна, опасается, что тот охотится за ним, чтобы отомстить. Что он доберется до него точно так же, как уже добрался до Алекса Джефферсона. Я его не виню, его страх мне понятен, как понятно и то, почему он все-таки отважился поговорить со мной: надеялся, что мне удастся повидаться с Дорэном.

Тарджент молча кивнул и снова принялся строчить в своем блокноте.

— Валяйте, проверьте все, что я вам сейчас рассказал, — предложил я. — И увидите, что все подтвердится. Знаю, что вы не верите, Тарджент, ну, так убедитесь собственными глазами.

— Вообще говоря, я почти не сомневаюсь, что подтвердится, — буркнул он вдруг, перестал царапать ручкой в блокноте, захлопнул его и сунул в карман. Судя по щетине, он не успел побриться. Проведя тыльной стороной ладони по лицу, Тарджент недовольно скривился и посмотрел на меня. — Похоже, вы серьезно поработали, — проворчал он. — То, что вам удалось раскопать, выглядит убедительно… чертовски убедительно. Я имею в виду, учитывая, что супруги Хит рассказали мне то же самое, что и вам, это делает ваши слова еще убедительнее. И, в общем-то, вы правы — все это вдобавок выглядит вполне правдоподобно. Как что-то, что вполне можно проверить.

Почему-то мне это не понравилось, не понравился его тон, и еще больше не понравилось то невозмутимое спокойствие, с которым он принял мои слова.

— Что у вас на уме, Тарджент? — резко спросил я.

— Только то, что уже сказал: что вы чертовски хорошо поработали детективом, — пожал плечами он. — И, гляжу, даром времени не теряли. То есть… вот дерьмо! Перри, за сколько вы все это провернули — за какие-то пару дней?

— Да.

— Кстати, а что навело вас на эту мысль? — с любопытством спросил он.

— Та фраза, которую обронил нападавший — насчет расплаты за пять лет. Я ведь уже вам говорил. То, что Дорэн — или другой, неважно, кем бы он там ни был, — сослался на тот телефонный звонок.

— Хм-м… Но все равно чертовски быстрая работа!

— У меня почему-то странное чувство, что это не просто комплимент. Но мне, в общем-то, все равно — лишь бы вы отнеслись ко всему этому серьезно и потрудились хотя бы проверить мои слова.

— О, насчет этого не переживайте — обязательно проверю.

— Вот и хорошо. Проверьте и после этого вычеркните меня из списка подозреваемых.

Тарджент нахмурился, уныло покачав головой.

— Вот с этим, боюсь, будут проблемы. Сказать по правде, пока не вижу причины, почему бы из-за всего этого с вас следует снять все подозрения.

— О чем, черт побери, вы толкуете? — возмутился я. — Если все это так или иначе связано с Дорэном…

— Если связано, — перебил меня Тарджент, — то я просто добавлю и его в этот список. Но вычеркивать вас? Думаю, пока рано. Послушайте, Перри, давайте вернемся немного назад. Вспомните, с чего все началось. Вспомнили? Кто-то принялся шантажировать Алекса Джефферсона, вымогать у него деньги. Вытянул из него некоторую сумму, после чего переключился на вдову Джефферсона. Но что в первую очередь послужило средством шантажа? Каким рычагом он воспользовался? Трудновато шантажировать человека, если у вас нет ничего в рукаве, согласны? Если вам не удалось выведать чью-то тайну, обнаружить, что у кого-то в шкафу прячется скелет. А добиться, чтобы тебе заплатили? Убедить того, кого шантажируешь, чтобы он не просто заплатил тебе за молчание, но отвалил по-настоящему крупный куш? Для этого нужно выведать по-настоящему важную тайну. Такую тайну, где речь может идти о чем-то чрезвычайно серьезном, о чьей-то криминальной деятельности, например, о каком-то тайном заговоре, о сокрытии преступления… О чем-то вроде того, — Тарджент задумчиво побарабанил пальцами по своему блокноту, — о чем вы только что рассказали мне.

— То есть вы что же, подозреваете, что я сам узнал обо всем этом примерно месяц назад, после чего решил шантажировать Джефферсона?!

— Кто-то же его шантажировал, — невозмутимо проговорил Тарджент, — а до сих пор вы единственный, кто предположил, что могло послужить основанием для шантажа. И, что любопытнее всего, вы по-прежнему идеально подходите на роль подозреваемого. И ко всему прочему вы детектив. Бывший полицейский. Ваш опыт может помочь вам узнать столько о жизни любого человека, докопаться до таких деталей, которые любителю даже в голову не придут.

— Меня не интересовал Алекс Джефферсон и его жизнь. И я не имел с ним дела с того самого вечера в загородном клубе, я ведь уже не один раз говорил вам об этом, Тарджент. Вам придется в это поверить.

— Кстати, очень удачно, что вы сами заговорили о том вечере, Перри. Как-то на днях мне рассказали очень интересную историю. А знаете кто? Один человек, который в тот вечер тоже оказался на парковке. Помните, что вы кричали Джефферсону в тот вечер прямо перед тем, как наброситься на него?

— Я тогда много чего кричал, — кисло заявил я.

— Ну, то, о чем я говорю, вы наверняка помните.

Я посмотрел ему в глаза.

— Я поклялся, что прикончу его.

— Именно так мне и сообщили. И вот теперь хочу задать вам один вопрос — именно это вы и сделали?

Конечно, я многое мог на это сказать. Я мог возмущаться, приводить контраргументы и доводы в свою защиту, но я проглотил это и не стал ничего говорить. Ничего хорошего из этого не вышло бы. Тарджент, судя по всему, уже считал меня убийцей и настроился повесить все на меня. И было бесполезно убеждать его в обратном — во всяком случае, до тех пор, пока мы не отыщем кого-то, кому наручники подойдут лучше, чем мне, и кто вдобавок окажется настолько любезен, чтобы сознаться. А может, Тардженту и этого покажется мало.

— Послушайте, Тарджент, — вмешался Джо, — почему вы упорно игнорируете тот факт, что Дорэн бежал из тюрьмы и в день убийства уже был на свободе? Неужели вы не считаете это важным? Или, по-вашему, это простое совпадение?

— Да, думаю, совпадение, не больше того. Конечно, это может означать, что он замешан в этом убийстве, а может, его побег был кому-то на руку, и этот кто-то не преминул воспользоваться представившейся ему возможностью. И если наш убийца — человек неглупый, если ума у него… ну, скажем, как у Перри, он бы не ввязался в это — по крайней мере до тех пор, пока не заручился бы надежным прикрытием. А кто может стать лучшим прикрытием, чем такой тип, как Дорэн? Подходящая историйка, подходящий человек — вроде нашего Дорэна, — и ты чист.

— Итак, я по-прежнему кандидат в убийцы, — с горечью усмехнулся я. — Только теперь я вдобавок еще и оппортунист[30], правда, неглупый.

— Объясните мне, откуда на банкнотах взялись ваши «пальчики», Перри, — резко бросил Тарджент.

— Не могу. Это наверняка было подстроено.

— Угу, подстроено… пять раз. Три разных «пальчика», и все ваши.

— Может, кто-то украл мои деньги, откуда мне знать?

— У вас украли несколько пятидесятидолларовых купюр, а вы, значит, даже не заметили?

— Говорю вам, не знаю, Тарджент! Все, что могу вам сказать: я не посылал никаких денег тому идиоту в Индиане!

— Однако на них обнаружили ваши отпечатки пальцев.

— Ну да, а отпечатков пальцев Джефферсона почему-то не обнаружили! Вы ведь сами это сказали, помните? Так что у вас опять нет никаких доказательств — ни единого доказательства того, что речь идет о тех же самых деньгах.

— Ну так они у меня будут, уверяю вас, Перри. Если вы так любите спорить по поводу того, в чем вы уверены, давайте поспорим на это.

Вскочив со стула, он оперся руками о мой стол и навис надо мной, как грозовая туча: таким разъяренным я его до сих пор еще не видел.

— Имейте в виду, Перри, прямо отсюда я пойду в банк Джефферсона и пробуду там до тех пор, пока не смогу этого доказать. Я сведу всех тамошних служащих с ума, доведу их до истерики, но заставлю показать мне все до единой видеокамеры и все до единого компьютеры и выпотрошу их. Я просмотрю каждую запись видеонаблюдения и проверю каждый серийный номер. И я буду проверять, перепроверять, а понадобится — и трижды проверять все, пока не отыщу доказательства, что эти деньги принадлежат ему. Думаете, это невозможно? Тогда вы просто обманываете себя. Деньги, которые отправили в Индиану, были сняты со счета Алекса Джефферсона и переданы вам. Я докажу это, а потом вернусь сюда и надену на вас наручники. Когда это будет, Перри? Не знаю. Но, думаю, вам пора начать говорить правду. До сих пор вы все время лгали и изворачивались, но дальше этот номер не пройдет. Я перекрою вам кислород, вы меня поняли?

— Самое забавное и вместе с тем печальное состоит в том, — вздохнул я, — что вы до сих пор твердо уверены, что способны распознать, когда вам говорят правду.

Тарджент выпрямился и двинулся к двери. Челюсти его были крепко сжаты, на скулах перекатывались желваки. Он протиснулся мимо моего стола, мимоходом бросив в сторону Джо испепеляющий взгляд, словно предполагая, что Джо намерен ему помешать. Когда Джо промолчал, Тарджент вновь повернулся ко мне.

— Скоро увидимся, Перри. И знаете что? Будь я на вашем месте, я бы потратил сегодняшний вечер на то, чтобы подыскать себе хорошего адвоката. Боюсь, что скоро он вам понадобится.

Глава 29

Отпечатки пальцев — забавная вещь. Крохотные частички вещества, которые вы оставляете на вещах после любого прикосновения, обозначают вашу личность, отмечая каждый ваш шаг в этом мире. Ваши отпечатки — так же, как и сама ваша личность, — уникальны и неповторимы. Они принадлежат только вам, вам одному.

Только не мои.

Отпечатки моих пальцев и моя личность… Они неразрывно связаны между собой, принадлежат мне одному и отличают меня от других. И вдруг в моем офисе появляется полицейский детектив и сообщает, что они уже больше мне не принадлежат, что они вышли из-под моего контроля и живут своей самостоятельной жизнью.

Я не дотрагивался до этих денег. Я не посылал их тому частному сыщику из Индианы — даже в глаза их не видел. Но факты — неопровержимые, бесспорные факты — говорили, что я это сделал. Реальность, которую я знал, внезапно перевернулась с ног на голову. Люди готовы поверить, что слова являются правдой, — но только до определенного предела. И этот предел, похоже, наступал, когда факты — особенно подтвержденные наукой, с которой не поспоришь, — приходили в противоречие со словами. А у меня теперь ничего не было, кроме слов. Потому что все факты были на стороне Тарджента.

Мы с Джо снова остались в своем офисе одни, сидели каждый за своим столом, лицом друг к другу, как в один из тех бесчисленных вечеров, которые мы вот так же провели тут вдвоем. Но никогда на душе у меня не было так погано, как сейчас.

— Ты оказался прав, — задумчиво проговорил Джо, после того как какое-то время мы оба хранили молчание. — Судя по всему, деньги все-таки были не Джефферсона. Если бы они принадлежали ему, на них обнаружили бы его отпечатки, а не твои. Не знаю, откуда они взяли эти деньги, но…

— Это были его деньги. Джефферсона, — перебил я.

Джо посмотрел на меня так, словно я заявил, что желаю сделать чистосердечное признание.

— Что?!

— Это наверняка окажутся его деньги, Джо. И Тарджент это докажет. Может, сегодня к вечеру, может, завтра, но он отыщет способ это доказать. Вот увидишь, окажется, что это деньги Джефферсона. И я не смогу объяснить, как на них попали мои «пальчики». Готов поспорить, что так все и будет.

— Ну, положим, это не так много ему даст, как он рассчитывает. И меньше, чем ты думаешь. В конце концов, эти деньги никак не связаны с нашим убийством, во всяком случае, напрямую. Их нашли не на теле Джефферсона, на них не обнаружена его кровь. И даже если копы в конце концов отыщут способ доказать, что эти деньги были сняты с его счета, то есть что они часть тех пятидесяти тысяч, которые он снял, это еще не будет доказательством, что его убил именно ты.

— Конечно, — буркнул я, гадая, уж не решил ли Джо заделаться присяжным оптимистом? Вот уж кого не хватало у нас в офисе, так это его!

— Как им удалось заполучить твои отпечатки? — внезапно спросил он.

— Каждый вечер, уходя из тренажерного зала, я напоследок подсчитываю дневную выручку. Там всегда оказывается несколько банкнот по пятьдесят долларов. — Я пожал плечами. — Достаточно выкрасть несколько таких, да даже одной хватит, и сунуть их в пачку наличных, которые у них были, — и все, готово дело.

— Что ж, звучит достаточно правдоподобно. Но как им удалось попасть в тренажерный зал?

— Этим ребятам? Не думаю, чтобы с этим были проблемы, — усмехнулся я.

— Но ведь твои видеокамеры ведут запись постоянно, верно? Можно взять кассеты, просмотреть записи и…

— В офисе съемка не ведется, — перебил я. — Там нет камер.

— Что? Ты поставил камеры в зале, выкинул на это чертову пропасть денег, а на то, чтобы снимать деньги, лишнюю камеру пожалел?

— Дело не в этом, Джо, — терпеливо объяснил я. — Когда люди видят, что в зале есть камеры видеонаблюдения, они чувствуют себя в безопасности, а кроме того, так в случае чего легче добиться выплаты страховки. Я поставил камеры не ради безопасности в обычном смысле, не из-за того, что кто-то может вломиться в офис, чтобы украсть пару долларов.

Какое-то время он хлопал глазами, видимо, даже не зная, что на это возразить. Потом выбрался из-за стола, подошел к окну и, прижавшись лбом к стеклу, принялся разглядывать улицу перед домом. Я украдкой разглядывал его. Джо стоял, глубоко засунув руки в карманы, плечи его поникли и ссутулились, словно на него навалилась непомерная усталость. Обычно Джо держался прямо, как на параде: голова вскинута, плечи расправлены; в его присутствии почему-то невольно хотелось отдать честь и пройти мимо, звонко чеканя шаг.

— Все не так плохо, как выглядит на первый взгляд, Линкольн, — глухо бросил он.

— Ты меня успокоил, — хмыкнул я. — Потому что на мой взгляд все чертовски плохо.

Джо наконец отвернулся от окна.

— Мы не остановимся, слышишь? Мы не позволим ни остановить нас, ни помешать нам продвигаться вперед. Мы будем работать и на каждый шаг Тарджента отвечать своим, клянусь.

— Тарджент пока идет с нами голова в голову. Стоит нам только что-то обнаружить, как он делает то же самое. Выкапывает очередную улику против меня. Только то, что у него на руках, всякий раз перевешивает наше.

— Но все равно мы многое можем доказать. Эту историю с Робертом Уокером, к примеру. Это будет достаточно просто. Можно позвонить в департамент полиции — спросить, служил ли у них когда-нибудь детектив с такой фамилией. И если они скажут, что да, возможно, это даже к лучшему. Очень может быть, он сумеет кое-что объяснить.

Идея Джо неожиданно мне понравилась. Я отыскал номер телефона кадрового отдела департамента полиции Кливленда и попросил позвать к телефону женщину, которую знал много лет. Услышав мою просьбу, она сказала, что проверит и перезвонит минут через десять. Однако понадобилось ей не больше пяти.

— Я проверила записи за последние двадцать лет, — сообщила она. — У нас в Кливленде не служил полицейский по имени Роберт Уокер. Вернее, в департаменте полиции за это время было семь Уокеров, но среди них ни одного, который носил имя Роберт. Среди всех Уокеров только один был детективом, он до сих пор числится в полиции, но он чернокожий, и к тому же его зовут не Роберт, а Дэррил. Так что это явно не тот парень, которого вы ищете.

Я поблагодарил ее, попрощался и повернулся к Джо.

— Ни одного Роберта Уокера. Итак, получается, Джефферсон всех обманул — притащил с собой мнимого полицейского. И этот тип, судя по его описанию, как две капли воды смахивает на подонка,который до смерти напугал Донни Уорда.

Джо кивнул, но, как мне показалось, без особого энтузиазма. Мы и до этого подозревали, что этот Уокер наверняка был фальшивым, так что это не стало для нас новостью, скорее подтверждением догадки.

— Уорд меня просто убивает, — пожаловался я. — Если бы он нашел в себе мужество честно все рассказать, если мы смогли доказать Тардженту, что тот тип, который угрожал ему, и тот, что приезжал с Джефферсоном, чтобы повидаться с родителями Моники Хит, одно и то же лицо…

— Ну так давай попробуем уговорить его, хочешь? Съездим к нему еще раз. Объясним, насколько это важно.

— Что бы он нам ни сказал, это все равно, черт возьми, не будет иметь никакого значения. Его слова будут иметь вес, только если они будут официально занесены в протокол, иначе говоря, если он даст показания Тардженту.

— Все равно, давай попробуем, — упрямо сказал Джо. — Только на этот раз прихватим с собой диктофон?


Прихватить с собой диктофон было на редкость удачной мыслью, и, возможно, наш план сработал бы, если бы нам удалось отыскать Донни Уорда. Дома его не оказалось. Мы с Джо стояли на крыльце под покосившейся крышей: вода, остававшаяся от последнего дождя, просачиваясь сквозь прорехи и трещины в старой крыше, струйками стекала вниз по потрескавшемуся от старости желобу. Мы постучали в дверь, подождали какое-то время, а потом принялись барабанить снова. Никто не открывал. Оставив в покое дверь, мы стали звать Донни, вопя во весь голос, — но единственным окликом на наши крики был протяжный, жалобный вой одной из его собак. Мне стало не по себе — так обычно воет брошенный пес, потерявший надежду на возвращение хозяина.

— Его грузовичок здесь, — буркнул Джо.

— Может, отправился в лес? — предположил я. — Возможно, захотел подработать. Если он вообще работает, — пожал я плечами.

— Дверь заперта?

Я покрутил ручку, попробовал толкнуть дверь и кивнул.

— Меньше всего на свете мне хотелось бы ломать дверь, — вздохнул Джо. — Не хватало еще дать Тардженту предлог надеть на тебя наручники.

— А что? Возможно, не такая уж плохая идея, — хмыкнул я.

Было уже около пяти. Небо сплошь затянули хмурые серые облака, слегка накрапывало, и день уже начинал понемногу убывать. Мы могли просидеть у Донни под дверью всю ночь. Может, он вернется, может, нет. Какой-то мужчина, вероятно, сосед, проехал мимо на хрипевшей от старости, одышливой «хонде», смерил нас подозрительным взглядом и сбросил скорость, прежде чем снова дать на газ.

— Как-то противно думать, что мы зря проехались на этот раз, — недовольно проворчал Джо.

— Как ты считаешь, стоит ждать?

Джо потер подбородок, окинул хмурым взглядом тени, с каждой минутой становившиеся все длиннее.

— К тому времени как мы вернемся в Кливленд, станет уже совсем поздно. Наш адвокат будет либо уже дома, либо на пути домой. Я имею в виду Кола Гамильтона.

— Считаешь, мы должны потрясти его?

— Считаю, должны попробовать — и лучше сделать это до того, как такая же мысль придет в голову Тардженту. Учти, раз уж он в свое время решил лгать копам, то сейчас наверняка намерен делать то же самое. И если нам с тобой удастся заставить его отказаться от этого намерения, это может здорово нам помочь.

— Ладно, уговорил.

Мы спустились с крыльца, и собаки моментально закружились вокруг нас, приветливо виляя хвостами: теперь они были настроены вполне дружелюбно, даже та, что угрожающе рычала и скалилась в нашу сторону во время нашего первого приезда. То ли теперь мы перешли в категорию своих, то ли бедняги просто отчаянно проголодались в ожидании возвращения хозяина, не берусь судить. Во всяком случае, увидев, что мы забрались в машину, они, как по команде, жалобно заскулили, словно от досады, что мы уезжаем. Дождь припустил сильнее, тяжелые капли нехотя забарабанили по ветровому стеклу, а к тому времени, как мы добрались до конца проселочной дороги, начался уже настоящий ливень. Вдобавок поднялся ветер, он свирепо тряс понуро склонившиеся деревья, срывая с ветвей немногие сохранившиеся листья и швыряя их на дорогу. Еще какой-нибудь месяц, уныло подумал я, разглядывая небо, — и из этих тяжело нависших над землей туч вместо дождя будет падать снег, засыпая округ Эштанбула, чтобы отрезать его от всего остального мира, как регулярно происходило каждый год, а ветер, словно изголодавшийся зверь, примется завывать над озером, сгибая сосны и провода электропередачи. Прибрежные деревушки, выросшие, как грибы, вокруг многочисленных озер, такие оживленные летом, к первому снегу совсем опустеют и словно вымрут.

На обратном пути мы с Джо почти не разговаривали — молча следили за дорогой, где темноту то и дело взрезали фары встречных машин, изо всех сил стараясь не думать об обнаруженных Тарджентом моих отпечатках пальцев и о толстых пачках пятидесятидолларовых купюр. Эми наверняка уже дома, вдруг подумал я. До чего же здорово было бы сейчас завернуть к ней, напроситься на ужин, провести вместе вечер, позволить себе хоть немного расслабиться и не думать ни о полиции, которая дышит тебе в затылок, ни о бывших арестантах, скрывающихся неизвестно где, ни о неизвестных бандитах, поджидающих тебя в темноте. Я думал об Эми, а потом мысли мои непонятно по какой причине внезапно вернулись назад, в живописную беседку в яблочном питомнике в Индиане, где в воздухе царили ароматы осеннего леса. Какое это было чудесное местечко, в унынии подумал я, до того как на дощатый пол беседки пролилась кровь, просочившись сквозь щели и растекшись жирными пятнами по поверхности пруда!

К тому времени как мы вернулись, город уже сиял и переливался огнями, мосты в самом центре его купались в свете разноцветных прожекторов и, казалось, плавали в воздухе. Миновав их, мы помчались на запад, а потом, свернув на скоростное шоссе Вест 150, которое связывало два штата, двинулись в направлении Лорейн.

— Может, сначала заскочим ненадолго в офис? — предложил я.

— Адрес Кола Гамильтона у тебя с собой?

— Нет.

— Тогда лучше заехать в офис.

Дождь внезапно перестал, по крайней мере на какое-то время, но стоило нам войти в здание офиса, как мы оказались в кромешной тьме. Единственным светом, кое-как освещавшим нам дорогу, была лампочка аварийной сигнализации в магазине ювелирных изделий в цокольном этаже да еще светившаяся над дверью надпись «Выход».

— Напряжение в сети снова упало, — тоскливо предположил я. — У тебя где-нибудь записан адрес этого типа или нам придется включать компьютер?

— Он у меня на бумажке.

Подняться по лестнице к себе наверх нам удалось без особых хлопот — скорее благодаря привычке, чем умению видеть в темноте. Оказавшись на верхней ступеньке, Джо принялся шарить в кармане, разыскивая ключи, однако моя собственная связка к тому времени уже отыскалась. Я протиснулся мимо него, вставил ключ в замок, осторожно переступил через порог и попытался отыскать выключатель, вслепую ощупывая стену возле себя.

— Электричества нет, ты забыл? — послышался сзади голос Джо.

— Помню. Я же не идиот, — огрызнулся я.

Оставив безуспешные попытки отыскать выключатель, я убрал руку со стены — и в тот же миг почувствовал, как чьи-то пальцы с силой сдавили мне шею. А еще через мгновение ощутил привкус металла на своих губах, когда кто-то сунул дуло пистолета мне в рот.

Глава 30

Внутри царил кромешный мрак. Мгновенно зацепившись ногой за один из шкафов, где хранились папки с делами, я споткнулся и едва не грохнулся на пол. Дуло пистолета по-прежнему было у меня во рту, я ничего не видел — только смутный силуэт человека, в чьей руке был пистолет.

— Давай, входи, Притчард, — скомандовал он, и я моментально узнал его. Это был тот же самый человек, который напал на меня на улице. И он же звонил мне по телефону, сразу же после того как его пули изрешетили мой многострадальный зал. — Не заставляй меня ждать. Думаю, ты не хочешь, чтобы я спустил курок? Ведь тогда твоему напарнику не поздоровится.

Джо осторожно вошел в офис. Не успел он переступить порог, как дверь за его спиной с мягким стуком захлопнулась. А после этого дуло пистолета, не особенно церемонясь, извлекли у меня изо рта. Я поморщился — прицел оставил глубокую царапину на моем нёбе.

— Дорэн, — выдохнул я.

— Угадал, значит. Ну а теперь, Притчард, думаю, будет лучше, если ты проберешься к своему столу, сядешь и будешь сидеть тихо. Договорились? Кстати, можешь не суетиться, пистолета в ящике стола уже нет — я его вытащил.

Что-то зашуршало — это Джо пробирался через комнату к своему столу. Я услышал, как он опустился на стул. Сам я все еще оставался стоять, железные пальцы, сдавившие мне шею, разжались, но я чувствовал дыхание Дорэна совсем рядом, а дуло пистолета теперь упиралось мне в бок. Конечно, мой верный «глок» был со мной — но на поясе, в кобуре, которую я по старой привычке сдвигал назад. Двери в здание и наш офис всегда были заперты, но, похоже, замки не представляли для нашего приятеля Дорэна особой проблемы.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и теперь Дорэн уже предстал не просто как смутный силуэт на фоне окна. Он показался мне более худым, чем на фотографиях из полицейского досье, которые я недавно рассматривал, а ведь он и на них выглядел достаточно худощавым. Лицо тоже костистое и какое-то изможденное, он казался усталым и напряженным, даже двигался как будто с трудом, словно в замедленной съемке. По-военному короткая стрижка «под ежик» превратилась в неопрятные, не слишком густые лохмы; отросшие темно-русые волосы клочьями падали ему на лоб и закрывали уши. На нем были грубые ботинки и джинсы, на плечах — шерстяная куртка.

— Так, а теперь слушайте внимательно, что мы будем делать, — скомандовал он. — Притчард, ты сидишь за столом — вот и продолжай сидеть, только не вздумай пытаться позвать на помощь. А мы с тобой, Перри, немного прокатимся, а заодно и побеседуем. Машину поведешь ты, ясно? И если твой напарник будет просто терпеливо сидеть тут и ждать нашего возвращения, тогда он скоро снова увидит тебя живым и здоровым.

Довольно долго в офисе царила тишина — ни один из нас не двигался и не пытался что-то сказать. Мы с Джо молча переваривали его слова.

— Сиди тихо, Джо, — наконец сказал я. — Я скоро вернусь.

Дорэн кивнул.

— Да уж, слушай напарника, Джо. — Перри хорошо знает, что у меня было немало возможностей размазать его мозги по стенке, но я предпочел оставить его в живых. Наверняка твой дружок предпочитает мне доверять, а не проверять, — хохотнул он.

— Ладно, — проговорил Джо. — Я останусь сидеть тут — буду сидеть тихо и ждать. По крайней мере какое-то время. Но потом, если мой напарник не появится вот тут, в дверях, то я выйду отсюда, отыщу тебя, Дорэн, и прикончу собственными руками, слышишь? Так и знай.

Свет от фар проехавшей мимо дома машины упал Дорэну на лицо, на мгновение выхватив его из темноты, и я заметил, что он улыбается.

— А он, похоже, преданный друг, этот твой напарник? — Подойдя к двери, он распахнул ее и мотнул в мою сторону головой. — Ты первый, Перри. Вниз по лестнице, потом к задней двери, а уже оттуда на парковку, туда, где стоит твой пикап.

Я вышел из офиса, а секундой позже услышал, как дверь мягко захлопнулась у меня за спиной. Дорэн держался за мной, едва не наступая мне на пятки. Значит, Джо остался в офисе один, промелькнуло у меня в голове. Внутри по-прежнему царила темнота. Мы спустились вниз по ступенькам, прошли через заднюю дверь и оказались на парковке перед домом. Дорэн двигался за мной по пятам, держась почти вплотную. Мы забрались в мой пикап. Пока он устраивался на пассажирском сиденье, я повернул ключ в замке зажигания. Скосив глаза в его сторону, я разглядел наконец оружие, которым он мне угрожал, — это был здоровенный «кольт коммандер». Уютно устроившись в ладони Дорэна, пистолет смотрел мне в живот.

— Выезжай с парковки, потом направо, поезжай по улице и больше никуда не сворачивай, — велел Дорэн.

Я свернул на Роки Ривер и покатил на север — в точности, как он сказал. Радиоприемник включился сразу же вслед за двигателем, Дорэн, по-видимому, не возражал. U2 пели о городе мерцающих огней.[31] Может, Дорэн тоже обожает Боно.

— Похоже, ты без дела не сидел, — усмехнулся он. — Неплохой материал вы собрали со своим дружком. Естественно, я не стал читать все подряд — ведь большая часть того, что там есть, и без того мне известна.

— Нисколько не сомневаюсь, — проворчал я.

— Давно ты копаешь под меня?

— Пару дней, не больше.

— Да ну? — удивился Дорэн. — Быстро же ты на меня вышел. — И, словно в знак одобрения, кивнул. — Что ж, может, это и к лучшему. Может, сумеешь понять кое-что, чего до сих пор не понимал, или увидишь что-то в другом свете. Ты ведь сообразил, как обстоят дела, да, Линкольн? Я имею в виду, со мной. Я должен убраться отсюда, а у меня даже денег нет, понимаешь? И идти мне некуда.

— Значит, тебе некуда идти? — саркастически хмыкнул я. — Зато мне есть куда — в тюрьму! И я уже на полпути туда — благодаря тебе, между прочим.

— Если ждешь, чтобы тебе посочувствовали, то ты не к тому обратился, Линкольн. Я сам только что из тюрьмы. И просидел там немало — спасибо Джефферсону.

— Знаю. А теперь, выходит, желаешь проделать такую же штуку с кем-то еще?

— У следующего перекрестка сворачивай! — перебил меня он.

Мы проехали не меньше двух кварталов, прежде чем Дорэн скомандовал свернуть налево, и я наконец сообразил, куда мы направляемся. Неподалеку был Лейквуд Парк, местечко, где летом яблоку негде упасть, но в такой промозглый, ветреный, дождливый октябрьский вечер, как сегодня, там наверняка не будет ни души. Как оказалось, я был прав. Дорэн велел мне свернуть на парковку, а потом выйти из машины. Он даже не позаботился обыскать меня, чтобы проверить, есть ли у меня при себе оружие, что показалось мне несколько легкомысленным с его стороны. Но, возможно, он просто был уверен, что успеет убить меня прежде, чем я шевельну хотя бы пальцем.

В парке, как я и предсказывал, было пустынно. Дорэн приказал мне идти вниз, по направлению к озеру, по дорожке, что спускалась к берегу мимо столиков для пикника, пляжных тентов и качелей. Так он довел меня до самого края высокой изгороди, огибавшей парк по периметру, верхняя часть которой представляла собой скрученную колючую проволоку. Там, в самом дальнем углу, виднелась дыра, еще летом проделанная в изгороди какими-то юнцами, желавшими сократить себе дорогу к озеру, где им ничто не мешало на свободе выпивать или целоваться с девушками. Дорэн махнул в ее сторону пистолетом.

— Полезай, — велел он.

Присев на корточки и взявшись руками за край, я обернулся и глянул на него через плечо. Потом сунул голову в прореху и окинул взглядом окрестности. Прямо перед нами виднелись ступени, ведущие куда-то вниз, к зазубренным валунам, из которых состоял волнолом, идущий вдоль берега озера. Конечно, Дорэн уверял, что в его намерения не входит меня убивать, однако сейчас он привел меня в такое место, где сделать это было бы на редкость удобно. Вокруг не было ни души, а шум здесь стоял такой, что выстрела никто бы не услышал, учитывая грохот, с которым волны бились о камни. Да и спрятать тело было бы на редкость легко — утопить в озере.

— Полезай, ну! — повторил он. Голос его звучал нетерпеливо, дуло пистолета дернулось и угрожающе поднялось на пару дюймов вверх. Я послушался, отогнул на себя край прорехи и пролез в дыру. Дорэн, прижимая к моей спине пистолет, тут же последовал моему примеру. К счастью, он держал его достаточно высоко, выше того места, где должны были находиться почки, так что мой собственный пистолет он не задел, но я по-прежнему опасался, что при каком-нибудь неловком движении он заметит у меня под курткой характерную выпуклость и отберет мой «глок».

Позади дыры оказалась мощенная камнями дорожка, спускавшаяся вниз и кольцами петлявшая до самого Эджуотер Парк. Мы шли по ней минуты две, пока Дорэн не приказал мне сойти с дорожки и двинуться напрямик — через огромные утесы, из которых состоял волнолом. Гигантские каменные блоки громоздились под самыми разными, иногда на редкость причудливыми углами, так что вскарабкаться на них даже при свете дня мог бы решиться только сумасшедший — настолько велик был риск свернуть себе шею. Я медленно и осторожно переползал с одного на другой, цепляясь за все, что можно, руками, чтобы сохранить равновесие. Путь наш, судя по всему, лежал вниз, к берегу озера. А позади меня следовал Дорэн — легко и беззаботно перескакивая с камня на камень, словно акробат в цирке.

Чем дальше мы уходили от дорожки, чем ближе спускались к озеру, тем меньше, честно сказать, мне все это нравилось. Тогда, в офисе, я поверил Дорэну, когда он сказал, что в его намерения не входит меня убивать — в конце концов, если он решил избавиться от нас, почему бы тогда было не прихватить с собой и Джо? Однако эта уверенность мало-помалу покинула меня, и я чувствовал себя чертовски скверно. Ощущения собственной безопасности как не бывало. До этого Дорэну никогда не приходилось сталкиваться с Джо, он ни о чем его не предупреждал, перед тем как уйти. Может быть, в его сознании все перепуталось настолько, что он просто забыл о Джо?

Дождь припустил снова, не слишком сильный, но промозглый и ледяной, и поверхность валунов стала скользкой, как стекло. К этому времени мне уже почти удалось спуститься к самому берегу озера. Ориентируясь на звук шагов Дорэна за спиной, я пытался представить себе, где он находится, гадая, успею ли я выхватить из кобуры свой верный «глок», прежде чем он выстрелит. При этом мне сразу же вспомнилась наша короткая схватка на тротуаре в Четфилде и та невероятная скорость, с которой он двигался, — это поразило меня тогда больше всего.

— Стоп, — скомандовал у меня за спиной Дорэн. Впрочем, я бы остановился и без команды — двигаться дальше вперед означало зайти по колено в воду, а меня это почему-то нисколько не привлекало. Я замер, балансируя на огромном, плоском, как плита, валуне у самого края воды, потом осторожно повернулся и встал к нему лицом. Дорэн застыл на обломке скалы прямо надо мной. Пистолет он держал в опущенной руке, плотно прижимая его к бедру.

— Есть какая-то причина, по которой мы непременно должны поговорить именно здесь? — любезно осведомился я.

Дорэн бросил взгляд на пистолет, потом перевел глаза на меня.

— Знаешь, я ведь ничего заранее не планировал. Да, я думал об этом и не раз, но мне почему-то всякий раз представлялось, что я застану тебя, когда ты будешь один. А потом вы приехали вдвоем, поднялись в офис, где я поджидал тебя, и все изменилось. Я заметил вас, вырубил предохранитель на щитке и стал ждать.

Просто великолепно, с иронией подумал я про себя. Проделать весь этот путь под дождем с риском в любой момент свернуть себе шею — и все только ради того, чтобы слушать этот шизофренический бред! Как ни странно, я немного приободрился. И хоть я по-прежнему торчал на каком-то утесе, а прямо у моих ног шумели и бились о камень волны, я внезапно почувствовал себя увереннее.

— Теперь, похоже, ты разбираешься во многих вещах намного лучше, чем когда мы с тобой беседовали в последний раз, — проговорил Дорэн.

— Это в какой же именно? Когда ты изрешетил мой тренажерный зал? Или когда прямо на улице треснул меня чем-то тяжелым по башке? — нахально поинтересовался я.

Ленивым жестом Дорэн поднял пистолет и наклонился вперед — описав в воздухе изящную дугу, дуло пистолета ткнулось мне в лоб. Я почувствовал кожей холодную и мокрую поверхность металла и даже в царившей вокруг кромешной тьме смог разглядеть дождевую каплю, повисшую на самом кончике его пальца, обтянутого тонкой перчаткой.

— Примерно шесть лет назад, — сухо произнес Дорэн, — я приходил на это место с Моникой Хит летом. Было очень жарко. Да и влажно, не приведи Господь. Пока мы добрались сюда от самого парка, рубашка на мне промокла от пота и прилипла к спине. Мы с ней прихватили с собой двухлитровую бутылку кока-колы, два бумажных стаканчика и бутылку «Капитана Моргана».[32] Все это было у меня в рюкзаке. Вдалеке на воде виднелась парочка лодок, да какой-то парнишка катался на водных лыжах. Мы устроились на этих камнях, потягивали ром, запивая его кока-колой, любовались тем парнишкой на водных лыжах, а солнце медленно клонилось к горизонту, и поверхность озера прямо на наших глазах становилась огненно-золотой. Кто-то в парке принялся жарить барбекю — мы чувствовали в воздухе дымок и аромат жарящегося мяса, слышали крики и смех. Потом эти люди стали играть во фрисби, бросали свою тарелку через изгородь, пока не потеряли ее окончательно. Эта их тарелка все время скатывалась сюда, вниз, а в последний раз застряла в ветках, возле самой верхушки одного из деревьев. К тому времени как с «Капитаном Морганом» было покончено, мы с Моникой пришли к выводу, что фрисби на дереве выглядит чертовски уморительно. Потом солнце окончательно скрылось за горизонтом, озеро из золотого стало черным, включили прожектора, и их лучи заскользили над поверхностью воды, а мы с Моникой, выкурив на двоих «косячок», уснули тут же, на камнях.

Дуло пистолета, оторвавшись от моего лба, снова описало в воздухе дугу и мягко опустилось, и я вдруг обнаружил, что снова могу дышать.

— Это, — торжественно объявил Энди Дорэн, — единственное преступление, которое я совершил по отношению к Монике Хит.

Дождь стал немного сильнее, он усеял оспинами поверхность озера и чуть слышно шуршал, стекая вниз по оголенным веткам деревьев. Волосы Дорэна намокли и прилипли ко лбу.

— Это сын Джефферсона его убил? — спросил я.

Он кивнул.

— А после его папаша возглавил расследование.

— Как ты об этом узнал?

— Получил открыточку от одного дружка — того самого, что помог копам засадить меня в тюрьму, когда рассказал им кучу всякого вранья.

— От Донни Уорда, — подсказал я. — Он объяснил нам, как все было.

— Не врешь? — поразился он. — Я-то ведь еще не встречался с тех пор со стариной Донни. Думал, увижу его — разорву в клочья собственными руками. А мне этого не хотелось. Потом плюнул. В конце концов, не он заварил эту кашу, ты ведь знаешь? Это все дело рук Алекса Джефферсона.

— Откуда ты узнал?

— Я получил ту его открытку, ну и решил позвонить своему тогдашнему защитнику, тому адвокату, что убедил меня согласиться на эту проклятую сделку: все трендил, что другого выхода у меня нет. Ну и выяснилось, что он теперь работает у самого Алекса Джефферсона. А после этого мне не составило большого труда догадаться и об остальном. Джефферсонов сынок соврал полиции. Я все никак не мог понять, зачем он это сделал, если, конечно, сам не был замешан в том, что произошло. А потом сообразил, что таким образом они заплатили моему адвокату за труды. Сопоставить все это и догадаться об остальном было уже легко.

— Но раз ты все выяснил, почему не подал апелляцию? Наверняка бы кто-нибудь заинтересовался и поднял твое дело.

— Потому что это дало бы им время.

— Что?

— Подумай сам, Перри. По-твоему, мне нужно было набраться терпения и гнить в тюрьме, дожидаясь, пока кому-то на воле придет охота копаться во всем этом. Но ведь стоило только кому-нибудь сделать первый звонок — и Джефферсон, у которого все время были ушки на макушке, тут же снова принялся бы за свое: стал бы мутить воду и лить на меня грязь, как он сделал когда-то, чтобы засадить меня на веки вечные. Я обязан был поверить, что очередной гребаный адвокат справится лучше, чем тот, мой первый, которого он купил с потрохами? Кому я мог доверять? Копам? Да ни за какие коврижки. Нет, я должен был сам свести с ними счеты и по-своему. Ты меня понимаешь? И дело тут было не только в тюрьме, где я гнил столько лет — дело было в ней… в Монике.

Дорэн внезапно поскользнулся, сделал два коротких, торопливых шажка вправо и замер, подошвы его ботинок удерживали его даже на скользкой от дождя поверхности валуна. Дождь все еще моросил, и мы оба к тому времени вымокли до нитки. Порывы ветра со стороны озера то и дело швыряли брызги мне в лицо.

— Я позвонил Джефферсону на следующий день, после того как дал деру из тюрьмы, — продолжал Дорэн. — Позвонил и предупредил, что собираюсь с ним разобраться. Он, конечно, принялся все отрицать — даже сделал вид, что вообще знать не знает, кто я такой… Но страх, Перри, его выдал страх, который исходил от него волнами, от которого гудели телефонные провода. Страх заполнил собой даже телефонную будку, из которой я ему звонил. А потом я пришел за ними — за ним и его сыном. Сын понял все с полуслова. Ему не понадобилось объяснять, какой конец его ждет — он не хуже меня это знал. И уж он-то сразу мне поверил. А вот его отец нет. Все на что-то надеялся. Представь себе, я был готов прикончить его, положить конец его никчемной жизни — но он, идиот, даже не понимал этого. Хотя и попытался мне помешать.

— Джефферсон послал кого-то тебя убить.

— Да и, кстати, пообещал за это жалкие гроши, я имею в виду, для столь богатого человека. Просто курам на смех. Признаюсь, он меня разочаровал. Ну, естественно, мне было совсем несложно переубедить этого… специалиста отказаться от данного заказа.

Моя рука к этому времени незаметно легла на бедро, от верного «глока» ее отделяли какой-то десяток сантиметров, но Дорэн, похоже, так увлекся, что ничего не замечал. Он уже почти совсем успокоился, дуло его пистолета смотрело в землю, однако это не давало мне никаких оснований считать, что так будет и дальше. Пока он рядом, я не мог чувствовать себя в безопасности.

— Ты меня убедил, — кивнул я. — Если ты хотел подготовить меня к неизбежному, можешь считать, что тебе это удалось. Это и есть то, чего ты добивался? Отправить еще одного невиновного человека за решетку? А ты не забыл, Дорэн, я ведь был единственным, кто сказал копам, что произошло на самом деле. Я пытался помочь тебе!

— Тебя предупреждали. Тебе дали простейшие указания, которым ты обязан был следовать, а ты не послушался. При чем тут я?

— Как тебе удалось получить мои отпечатки на тех банкнотах?

— Это была не моя идея.

— Не твоя идея, говоришь? Однако ты это сделал, подонок! И ты думаешь, я поверю, что ты в этом не виноват? Что ты был просто вынужден так поступить со мной — не по своей воле?

— Да, именно так тебе и следует думать. Потому что, видишь ли, друг мой, это чистая правда. Я действительно не виноват — и на самом деле не был виноват никогда. А если у тебя возникнет желание поблагодарить кого-то за доставленные тебе неприятности, что ж, скажи спасибо Джефферсону.

— Ты уже получил все, что хотел, — бросил я. — Ты убил старшего Джефферсона и запугал его сына до такой степени, что он застрелился. Так уходи, Дорэн. Твой счет уплачен.

Он вдруг широко раскинул руки так, что дуло пистолета теперь смотрело в сторону деревьев.

— Уходи, говоришь? Ни с чем, да? И куда мне, по-твоему, идти? Назад, в тюрьму, досиживать срок, который теперь, после того как мне припаяют еще сколько-то лет, станет пожизненным?!

— Почему в тюрьму? Пока тебе неплохо удавалось оставаться на свободе, — удивился я.

— Мне нужны деньги. Где мне прикажешь их взять — вытянуть у Джефферсоновой сучки? Не стану кривить душой — идея довольно грязная, но звучит заманчиво.

— Карен не собирается тебе платить.

Дорэн, уронив руки, смотрел на меня глазами, в которых мне почудилась самая настоящая печаль.

— Тогда кому-то предстоит умереть, Перри. Кому-то снова предстоит умереть, — грустно пробормотал он.

И почти сразу же в его голосе прорезалась угроза — та же угроза, которую я почувствовал, когда разговаривал с ним в последний раз. Он шевельнулся, не спеша отвел от меня взгляд, чтобы взглянуть под ноги, на ту плиту, на которой стоял, а потом шагнул ко мне. Сказать по правде, в тот момент я даже не думал о том, чтобы хвататься за пистолет, однако когда Дорэн вдруг отвернулся, когда я понял, какая мне представилась возможность, которая, скорее всего, больше не повторится, я сделал то единственное, что был обязан сделать. То, что я собирался сделать с самого начала и только ждал подходящего случая. В кобуре у меня на пояснице имелся эластичный откидной клапан — в отличие от других, которые расстегиваются с громким щелчком. Все, что от меня требовалось, чтобы вытащить из нее мой «глок», — это короткий, быстрый рывок. Я выхватил пистолет из кобуры — не помню, чтобы мне когда-нибудь прежде удавалось сделать это быстрее, — вскинул его, прицелившись Дорэну в грудь… и вдруг услышал:

— Попался.

Он все еще стоял ко мне спиной, повернув голову так, что подбородком почти касался левого плеча, и смотрел на меня. А его «кольт коммандер» угрожающе уставился мне в живот, чуть выше правого бедра. Движение Дорэна было настолько молниеносным, что я не успел ничего заметить; когда какой-то звериный инстинкт предупредил его об опасности, то, вместо того чтобы повернуться, он просто повернул голову, глянул на меня через плечо и направил мне в живот пистолет. Даже стоя ко мне спиной, он меня переиграл.

— В точности, как с галстуком, — буркнул я. Неловкая поза, в которой он сейчас оказался, из-за чего ему пришлось бы стрелять практически себе за спину, вроде бы давала мне заметное преимущество. Однако когда расстояние между дулом пистолета и целью не превышает метра, данное преимущество моментально сходит на нет. Стоит ему только нажать на спуск — и мне конец. На таком расстоянии невозможно промахнуться.

— Рассчитываешь прикончить меня, Перри?

— Может быть.

На какое-то время мы оба застыли, словно превратившись в изваяния. Ни у него, ни у меня рука не дрогнула бы, и мы оба это знали. Потом он вдруг пожал плечами и опустил свой «коммандер».

— Я здорово рисковал, когда явился в город и принялся разыскивать тебя. Но я стал следить за тобой, Перри. Что-то мне подсказывало — ты знаешь, кто я такой, ты явно пронюхал, как все было на самом деле. Вот я и решил, что просто обязан все тебе объяснить. Ну и сделал это. Так что если хочешь прикончить меня, сейчас самое время.

Я сделал шаг к нему.

— Положи револьвер на камень, слышишь, Дорэн?

Он покачал головой.

— Нет. И не мечтай. Если хочешь заполучить мой «кольт», тебе придется сначала меня убить.

Еще один шаг вперед — один коротенький, осторожный шаг. Однако Дорэн, заметив это, тут же отступил назад. Даже не отступил, а скользнул, ловко, как тень.

— Что, кишка тонка выстрелить в меня?

— Нужно будет — выстрелю, — угрюмо пообещал я.

— Почему? — с интересом спросил он.

— Потому что ты убийца, Дорэн.

— Убить человека, который повесил на меня преступление, совершенное его сыном, — это не убийство, Перри. Это простая справедливость.

— Только в твоем собственном мире — не в моем.

— Ну так стреляй! — Дорэн сунул свой «коммандер» в кобуру и вскинул вверх руки. — Стреляй же, Перри! Считаешь, что Джефферсон не заслуживал смерти, да? Так вот тебе шанс все уладить — воспользуйся им. Я же знаю, что он и тебе задолжал? Ты ведь тоже имел на него зуб, верно?

— Ни черта он мне не должен. — Я медленными шажками продвигался вперед, с каждой минутой сокращая расстояние, отделявшее меня от Дорэна. Он был выше меня, к тому же стоял на возвышении, так что сейчас, когда он дразнил меня, уговаривая стрелять, голова моя находилась на уровне его груди.

— А мне, значит, был должен?

— За то, что он сделал с тобой, Дорэн, он заслуживал тюрьмы. Но не смерти.

Внезапно он запрокинул голову и захохотал, но, даже смеясь, умудрился сделать еще один быстрый шаг назад и оказался на другом, еще более высоком утесе.

— Ты и впрямь веришь, что такое было возможно? Что при этой системе, этой так называемой системе правосудия адвокат-миллионер может сесть в тюрьму, а бедолагу вроде меня, без гроша в кармане, зато с «послужным» списком выпустят на свободу? Чушь и бред! А ты идиот, если в это веришь. Хочешь знать, как все это представляется мне? Сама судьба решила дать мне передышку, чтобы я покарал Джефферсона так, как он того заслуживал, и ради этой цели она послала мне тот мусоровоз, который вывез меня из тюрьмы. Вот это и есть справедливость, Перри, истинное правосудие, как я его понимаю.

— А мучить его жену, вымогая у нее деньги? Это, по-твоему, тоже правосудие? Тебе мало того, что ты отнял у нее мужа, ты хочешь вдобавок оставить ее нищей?

— Я отсидел пять лет — пять лет, слышишь ты? По-твоему, они не стоят этих вонючих долларов? А то, что я отсидел эти пять лет за убийство, которое совершил другой, — это тоже ничего не стоит?

— Но Карен-то тут при чем?

— Но ведь и деньги не ее, верно? Не ее собственные, я имею в виду.

— Стань на колени и положи руки за голову, Дорэн, — коротко бросил я. — Сегодня вечером ты вернешься в тюрьму — а уже после этого можешь рассказывать копам и судье, что думаешь о справедливости и о правосудии. Потому что на данный момент у них нет другого подозреваемого, кроме меня. А я пока что не готов гнить на нарах, спасая твою вонючую задницу.

И тут он снова дико расхохотался — смех, сорвавшийся с его губ, подхваченный ветром, разнесся его над поверхностью озера и эхом отдался в скалах прямо у наших ног.

— Вот это здорово! А знаешь, Перри, что самое замечательное во всем этом? Да, ты можешь сегодня же притащить меня в тюрьму, можешь сделать так, что я буду сидеть там недели, месяцы, годы, — и все равно это тебе не поможет! Они там могут хоть в три узла завязаться — проделывать любые ДНК-тесты, заставлять лучших в штате детективов заниматься этим делом, привлекать ФБР, ЦРУ, хоть самого Шерлока Холмса, — короче, все, что у них есть, они могут всех их натравить на меня — но все равно это не снимет с тебя подозрения!

Моя нога внезапно соскользнула с замшелой плиты, и я обеими ногами до щиколоток погрузился во впадину, наполненную стылой озерной водой. Сказать по правде, я даже не заметил холода. Я по-прежнему держал Дорэна на мушке — а он все хохотал, глядя на меня, как на человека, не по своей воле оказавшегося вовлеченным в какую-то чудовищную комедию и по своей глупости или наивности даже не заметившего этого.

— О чем это ты, черт возьми?

— Если копы даже меня возьмут, это тебе не поможет, Перри. А знаешь, почему?

— Нет.

Его улыбка стала шире.

— Да потому, Перри, что я его не убивал. Я не убивал Алекса Джефферсона!

Я мог бы чуть-чуть надавить на спуск — и покончить с этим наконец, покончить прямо сейчас. Потом позвонить Тардженту, сказать, чтобы мчался сюда со всех ног, после чего предъявить ему тело Дорэна и пересказать все, что только что услышал от него. Но чем дольше я смотрел на Дорэна поверх дула своего пистолета, тем яснее понимал, что это еще не конец. Он не лгал.

— Значит, ты набросился на меня на улице, натянул мне на голову какую-то чертову сумку просто ради того, чтобы похвастаться, что ты, мол, убил его? — проговорил я. Каждое слово давалось мне с трудом. — А сегодня… ты же объяснил мне, почему ты это сделал, объяснил, почему ты считаешь, что он все это заслужил…

— Да, знаю. Но это неправда.

— Тогда почему, черт возьми?!

Вся веселость вдруг разом слетела с него — теперь на лице Дорэна была написана ярость.

— Потому что это должен был быть я, слышишь?! Проклятый сукин сын отправил меня в тюрьму, оболгал меня, заставил отсидеть пять лет за убийство, которое совершил его собственный сын. Это должен был быть я! Я должен был его убить!

Дорэн, широко расставив ноги, смотрел на меня сверху вниз. Дуло моего пистолета было по-прежнему направлено ему в грудь.

— Это твой последний шанс, Перри. Хочешь покончить со всем этим — стреляй.

Не ответив ни слова, я продолжал стоять, по-прежнему держа его на мушке.

— Ладно. — Он шутливым жестом вскинул два пальца ко лбу, словно отдавая мне салют. — Тогда пока.

— Ты никуда не пойдешь.

— Тогда стреляй, — невозмутимо повторил он, а потом вдруг повернулся и бросился бежать. Дорэн перепрыгнул с камня на камень быстрее, чем я успел это заметить, и вот уже бежит по осклизлым, качающимся валунам, бежит так ровно, уверенно и быстро, словно у него под ногами дорожка тренажера.

На какое-то время я застыл, не двигаясь с места, не выпуская его из виду и по-прежнему стараясь держать его под прицелом. Он бежал, прыгая с валуна на валун, иначе говоря, двигался не только по горизонтали, но и по вертикали.

— Дерьмо! — в бессильной ярости выругался я. Потом опустил пистолет и бросился за ним.

Дорэн двигался невероятно быстро, учитывая темноту и предательски скользкие камни у него под ногами. Я попытался было догнать его — и почти сразу же понял, что это пустая затея; мне казалось, он заранее знает, на какой камень поставить ногу, еще до того, как успевает его заметить, и, едва коснувшись его ногой, уже перескакивает на следующий. Я успел пробежать не более тридцати метров, когда моя нога внезапно угодила на отполированную водой, мокрую, гладкую, как стекло, поверхность валуна. Я упал навзничь и покатился, с такой силой ударившись ребрами о зазубренный край каменной плиты, что весь воздух, что был в моих легких, вылетел из груди вместе с криком боли. На мгновение я забыл обо всем. А потом вдруг оказалось, что я лежу на спине. Пистолет, выпав из моей руки, с грохотом откатился в сторону и упал на землю — судя по звуку, позади меня.

Я постарался подняться как можно быстрее, но несколько мучительно долгих секунд хватал воздух широко открытым ртом. Потом мне вдруг это удалось — один долгий, прерывистый вдох, и воздух вновь наполнил мои легкие. Кое-как, шатаясь и цепляясь за камни, я встал на ноги и огляделся, пытаясь увидеть в темноте свой «глок». В конце концов мне удалось отыскать его — в расщелине между двумя валунами за моей спиной. Я сделал два неуверенных, спотыкающихся шага, поднял пистолет, кое-как очистил его от грязи, вытер о куртку и огляделся по сторонам.

Теперь Дорэн был уже в пятидесяти метрах — взбирался по скалам, направляясь к концу волнореза, туда, где деревья спускались к самой воде. Уже добравшись до них, он вдруг остановился, оглянулся и посмотрел на меня. Потом поднял руку, махнул и исчез за деревьями, растворившись в темноте.

Глава 31

К тому времени, когда прибыл Тарджент, с полдюжины одетых в гражданское копов уже прочесывали окрестности волнолома и близлежащие леса. Конечно, я не сомневался, что никакого Дорэна они там не найдут, потому что его давно уже и след простыл, но позвонить все-таки стоило, что я и сделал — естественно, после того как связался с Джо. Он примчался в парк первым, умудрившись даже обогнать полицию, и сейчас вместе со мной мок под проливным дождем, слушая, как я излагаю свою историю сержанту. Рассказ мой, судя по всему, большого доверия у него не вызывал — выражение лица его было скептическим. При известии о том, что здесь скоро окажется Тарджент и можно будет перепоручить ему это маловразумительное дело, у сержанта явно словно камень с души упал — парень был так рад, что даже не пытался этого скрыть.

Я еще раз рассказал обо всем, что произошло — на это раз Тардженту. Он молча слушал, глубоко засунув руки в карманы, струйки дождя стекали с козырька его бейсболки.

— Шесть часов назад вы хотели убедить меня в том, что Алекса Джефферсона убил Дорэн, — проворчал Тарджент, глядя, как лучи карманных фонариков шарят по мокрой траве вокруг нас — копы все еще не потеряли надежды обнаружить след Дорэна. — А теперь говорите, что ошибались. Получается, он похитил вас и привез сюда только для того, чтобы это объяснить?

— Во всяком случае, он так сказал, — пожал плечами я.

— Тогда кто же убил Алекса Джефферсона?

— Понятия не имею.

— Как это? Неужто ваш приятель Дорэн забыл упомянуть о таком пустячке? — хмыкнул Тарджент. — Плохо, очень плохо. Однако, помнится, вы сказали, что Дорэн не пытался отрицать свою причастность к вымогательству, так? Даже, можно сказать, хвастался этим.

— Совершенно верно.

— А пока вы с ним были тут, он не делал попытки позвонить кому-то?

Я утер ладонью мокрое лицо, смахнул с ресниц и бровей капли дождя и помотал головой, окатив Тарджента веером брызг — в точности как собака, когда отряхивается.

— Нет. Да и зачем ему было кому-то звонить?

Вместо ответа Тарджент молча кивнул.

— Не хотите посидеть немного в моей машине? Я хочу сказать, вы оба? Хоть на какое-то время избавимся от дождя.

Мы забрались в его машину, Джо устроился сзади, Тарджент — на водительском месте, я — рядом. Тарджент включил в кабине свет, потом вытащил из кармана крохотный диктофон.

— Кажется, вы сказали, что Дорэн был у вас в семь вечера?

— Совершенно верно.

— И ни разу за это время никому не звонил, так?

— Нет, ни разу.

— А вот Карен Джефферсон сказала, что ей звонили около полуночи. Мы поставили телефон в ее доме на прослушку, так что у нас осталась запись этого разговора. — Он покрутил рукоятку, немного увеличил звук и повернулся ко мне. — Мне бы хотелось, чтобы вы послушали.

Он нажал клавишу — раздалось негромкое шипение, потом прорезался женский голос. Я узнал Карен.

— Алло?

— Как там поживают мои денежки? Готова принести их мне? Или тебе все некогда? И верно, ты ж у нас такая занятая, только с полицией и общаешься, где тебе время взять?

Второй голос казался абсолютно незнакомым и каким-то… неживым, что ли. Он звучал довольно странно, глухо и словно бы отстраненно, монотонная манера наводила на мысль, что это неслучайно. Скорее всего, этот тип воспользовался каким-то электронным устройством, способным изменить человеческий голос до неузнаваемости.

— Я не общ с полицией.

— Это неправда. Ты проводишь с ними немало времени, а ведь тебе, по-моему, ясно сказали, что ты не должна этого делать.

— Но они расследуют убийство моего мужа! Им приходится приезжать ко мне. Я не могу им помешать, слышите вы? Не могу им помешать!

В голосе Карен появились истерические нотки. Она злилась, но за этой злостью угадывался страх.

— На вас сейчас постоянно давят. Это очень плохо. Но я в этом не виноват. Мне пообещали заплатить. Если вам это не очень нравится, поговорите на эту тему с Линкольном Перри. Вы ведь и с ним проводите немало времени, верно?

— При чем тут Линкольн?

— Как я уже сказал, мне пообещали заплатить.

— Кто пообещал? И какое отношение все это имеет к Линкольну? Кто обещал вам заплатить?!

Голос Карен готов был сорваться — сейчас она почти кричала, однако в ее голосе звенели слезы.

— Линкольн.

— Что?!

— Линкольн пообещал отдать мне мои деньги. Понятия не имею, что он вам говорил и в чем убеждал, но мне он пообещал, что яобязательно получу деньги. И я твердо намерен позаботиться о том, чтобы так оно и было. Ему не удастся этому помешать — впрочем, так же, как и вам.

— Линкольн не мог обещать, что вам заплатят! Кто вы такой? Почему вы…

Вместо шорохов и тресков в трубке внезапно повисла мертвая тишина.

Карен перестала кричать только после того, как в трубке послышался длинный гудок, говорящий о том, что ее собеседник отсоединился. Потом мы вновь услышали характерное шипение и потрескивание, Тарджент выключил диктофон и посмотрел на меня в упор.

— Ваши комментарии?

Я ничего не сказал, уставившись на диктофон в его руке, словно это было живое существо — человек, только что нанесший мне смертельный удар.

— Неглупо, очень даже неглупо, — заявил Джо. — Однако где логика, черт возьми? Если вы считаете, что это звонил Линкольн, для чего ему, спрашивается, подставлять самого себя? А если вы подозреваете, что у него имеется сообщник, которого он нанял, чтобы вытянуть из миссис Джефферсон деньги, для чего ему упоминать его имя? Нет, это явно попытка подставить его, но довольно неуклюжая.

— Считаете, что в этом нет никакой логики, Притчард? Но я мог бы сказать то же самое обо всем, что ваш напарник наговорил мне за то время, что идет следствие. А знаете почему? Потому что, если кто-то начинает громоздить одну ложь на другую, в этом тоже нет никакой логики.

— Послушайте, Тарджент, неужели до вас еще не дошло, что кто-то из кожи лезет вон, чтобы повесить на меня это убийство? — вмешался я, внезапно придя в бешенство. — Сначала эти отпечатки, теперь этот звонок — да это же просто…

— Кстати, об отпечатках, — перебил меня Тарджент. — Помнится, вы говорили, что приехали сюда в своем пикапе?

— Совершенно верно.

— Стало быть, там должны остаться его отпечатки.

— На нем были перчатки, — буркнул я.

— Ну конечно, перчатки, — саркастически хмыкнул Тарджент. — Ладно, бог с ними, с перчатками, — все равно, если он был там, в кабине должны остаться хоть какие-то следы его пребывания: частички ткани, следы подошв. Вы согласны?

— Возможно.

— Рад, что вы согласны со мной. Потому что я намерен попросить своих экспертов тщательно осмотреть ваш грузовик.

— Валяйте, осматривайте.

— А заодно, пока мы будем это делать, я попрошу их воспользоваться случаем и проверить отпечатки колес. И посмотреть, не совпадут ли они с теми, которые мы обнаружили в том месте, где нашли тело Алекса Джефферсона.

— Не совпадут, — пообещал я.

Но тут же осекся — теперь я уже почему-то не был в этом так уверен. У меня в голове снова и снова мелькали обрывки того телефонного разговора — я слышал этот неживой голос, вновь и вновь повторявший мое имя, а затем истерически звеневший в трубке голос Карен.

— Может быть, и нет, — не стал спорить Тарджент, — но в последнее время, Перри, я что-то перестал верить вашим словам.

— Кстати, я собираюсь съездить к Карен. Нисколько не сомневаюсь, она поверила во всю эту чушь, что это тип ей наговорил, и мне нужно ее увидеть.

Тарджент покачал головой.

— Никуда вы не поедете.

— Вы не сможете мне это запретить, детектив.

— Мой напарник по-прежнему сидит в доме миссис Джефферсон. В настоящее время она очень расстроена. Можно сказать, находится в шоке. По нашему настоянию она согласилась, что нуждается в официальной защите закона, и не стала возражать, когда мы предложили убедить судью подписать ордер, препятствующий вам вступать с нею в любой контакт до тех пор, пока не будет закончено следствие по делу об убийстве ее мужа. Как только в суде будут улажены все формальности, данный ордер вступит в силу и полиция позаботится о том, чтобы вы ее больше не беспокоили. Попробуйте только позвонить ей, Перри, и я схвачу вас за задницу. Вы и глазом моргнуть не успеете, как окажетесь за решеткой!

— Вы не посмеете, Тарджент! Это ваша идея, а не ее! Значит, достаточно только какому-нибудь сукиному сыну позвонить, чтобы вы тут же запретили мне разговаривать с нею?! Выкиньте это из головы. Я сейчас же еду к ней.

— Угу… а оттуда прямиком в тюрьму, — саркастически хмыкнул Тарджент. — Предупреждаю вас, Перри, один звонок — и вы снова отправитесь за решетку.

Я обернулся к Джо, но на лице моего напарника была написана полная беспомощность. Я невольно гадал, что сейчас делает Карен? Слушает Дэли, вдохновенно развивающего бредовые идеи Тарджента?

— Но мы можем все упростить, Перри, — вкрадчиво проговорил Тарджент, наклонившись ко мне. На лицо его падал свет от горевшей в кабине лампочки, локтем он уперся в руль и вполоборота развернулся ко мне, чтобы было удобнее разговаривать. — Если вы действительно не убивали этого парня, может, пришло время наконец рассказать нам правду? Скажите нам, кто это сделал. Расскажите нам все, что вам известно об этом деле, Перри. Сделайте это, и вы избавите себя от многих забот и неприятностей. Вам же будет лучше, поверьте.

— Послушайте, Тарджент, я рассказал вам все, что знаю, до мельчайших подробностей, черт побери! — устало сказал я. — Вам нужен Дорэн. А его адвоката нанял Алекс Джефферсон.

— Мне осточертело слушать, как вы несете весь этот бред, Перри! — прорычал Тарджент. — Мне по вашей милости уже пришлось проглотить немало вранья, а вы продолжаете пудрить мне мозги. Учтите, чем дольше вы станете держать язык за зубами, тем сильнее я буду подозревать, что все это шоу устроили именно вы. Что именно вы, а не кто-то другой, убили Алекса Джефферсона.

Я не ответил.

— Подумайте об этом на досуге, — велел он. — А теперь выметайтесь из моей машины!

Глава 32

Кто-то из копов отогнал мой пикап за пределы парка. Тарджент уехал, бросив меня мокнуть под дождем. В итоге тот же самый сержант, который был рад спихнуть меня Тардженту, теперь пожалел меня: одолжил куртку, а потом предложил подбросить до дома. Я поблагодарил и отказался, сообщив, что меня подвезет Джо.

К тому времени как мы уехали, Джо машинально массировал больное плечо, струи дождя стекали с его волос и текли по лицу, вдобавок он так промок, что его одежда уже перестала впитывать влагу. Повернув ключ в замке зажигания, он первым делом включил печку. Мы сидели, молча наслаждаясь теплом и подставляя вентилятору промокшие волосы, чтобы хоть немного их просушить. Скоро воздух в кабине так нагрелся, что стали запотевать стекла.

— Он ведь находился, можно сказать, у меня в руках, — пробормотал я. — Можно было прострелить ему колено… даже пристрелить его и навсегда покончить со всей этой историей.

— Вряд ли тебе удалось бы положить ей конец, даже если бы ты его пристрелил, — проговорил Джо. — Особенно если Дорэн не соврал и он действительно не причастен к убийству Джефферсона.

— Но, возможно, ему известно, кто настоящий убийца, — возразил я. — Нет, нужно было все-таки сдать его копам — по меньшей мере он бы мог тогда снять с меня подозрения хотя бы в том последнем телефонном звонке. Зря я не выстрелил… эх, зря!

— Ты так считаешь?

Я вспомнил, как провожал Дорэна взглядом, когда он мчался через волнорез, как смотрел поверх дула ему в спину, держа его на мушке, и со вздохом покачал головой. Нет, я не выстрелил бы в него, даже знай я тогда, что потом сказал Тарджент, не выстрелил бы по той же самой причине, почему не сделал этого тогда, я ему верил. Верил, когда он сказал, что не убивал Джефферсона, верил, когда он говорил, что не убивал Монику Хит, что его просто подставили. Но это вовсе не означало, что его показания сделали бы из меня ангела, белого и пушистого. Ничем бы они мне не помогли, его показания. Это значило только, что я не смог бы выстрелить в него.

— У него наверняка имеется сообщник, который и стоит за всем этим, — решил я. — Именно он и сделал этот звонок. Очень сомневаюсь, что Дорэн вообще об этом знал.

— Сообщник-невидимка, о котором никому ничего не известно, даже его имени, — хмыкнул Джо. — Неудивительно, что Тардженту не по душе такое объяснение. Я бы тоже, наверное, не поверил. И кто же он, как ты думаешь, Линкольн?

— Тот, кого Джефферсон нанял убить Дорэна, кто бы ни был этот парень. Нам известно, что Джефферсон попытался нанять для этой цели Тора, но просчитался, потому что Тор не захотел с ним связываться. Но вряд ли это заставило Джефферсона отказаться от этой мысли. Наверняка ему удалось отыскать по соседству какого-то типа, который вызвался помочь ему решить эту маленькую проблему. Он и есть тот, кто нам нужен. Каким-то образом он столковался с Дорэном и, возможно, убил Джефферсона.

— Все это как-то нелогично.

— Ты так считаешь?

— Суди сам. По-твоему, этот тип решает помочь Дорэну, но с какой стати ему это делать? Ради того, чтобы выдоить из Джефферсона крупную сумму денег, так решили мы с тобой. Но тогда для чего убивать его? Тем более еще до того, как он отдал им эти деньги.

Я вздохнул, проведя рукой по уже подсохшим волосам. Странное дело, сейчас, когда я сидел в машине, и рядом работала печка, распространяя вокруг себя восхитительное тепло, я чувствовал себя более мокрым, чем был на самом деле. Мне никак не удавалось согреться.

— Ладно, Джо, давай пока закончим на этом. Поехали домой.

К тому времени как мы выехали из парка, копы, видимо, тоже понемногу пришли к тому же выводу, что и я, потому что стали рассаживаться по патрульным машинам. Судя по всему, похвастаться им было нечем — кроме промокшей насквозь одежды и измазанных в грязи ботинок. А внизу дождь, окончательно осмелев, вовсю барабанил по огромным каменным плитам, из которых был сложен волнорез. Я попытался отыскать глазами изгородь, разглядеть ту самую прореху, через которую пять лез назад пролезли Моника Хит и Энди Дорэн, чтобы спуститься к берегу и выпить там бутылку рома. Но было слишком темно, да и дождь разошелся не на шутку, так что мне не удалось ничего рассмотреть.


Когда Джо высадил меня у дома, я невольно оглядел улицу и заметил машину, припаркованную на стоянке в том месте, которое, как я точно знал, ночью всегда пустовало. Длинная и низкая, «краун вик» или «таурус».

— Похоже, Тарджент оставил кого-то приглядывать за мной, — кисло усмехнулся я.

Джо нашел взглядом машину еще до того, как я указал на нее. Он долго рассматривал ее, не говоря ни слова, потом повернулся и посмотрел мне в глаза.

— Хочешь, попробую их увести. Посмотрим, поедут ли они за мной.

— Пускай сидят, — махнул я рукой.

Я выбрался из машины и проводил Джо взглядом, пока он выезжал со стоянки, потом зашел в дом. Поднявшись к себе, содрал промокшую одежду, зашвырнув ее в кучу, громоздившуюся поверх стиральной машины, потом, стуча зубами, забрался в ванну и включил горячую воду.

Постояв под душем и кое-как согревшись, я оделся в сухое и чистое белье, потом зашел в гостиную и, не зажигая света, выглянул на улицу. Машина все еще была там, стало быть, вахта не закончилась. Чем дольше я смотрел на нее, тем больше злился. Они перерыли квартиру, отобрали пикап, а теперь еще следят за мной и, судя по всему, собираются торчать тут до утра.

Я опустил жалюзи, отчего в комнате стало еще темнее, и позвонил Эми.

Как это приятно, а главное, нормально — вернуться вечером домой, принять душ, после чего позвонить своей девушке и рассказать, как прошел день. Конечно, при нормальном развитии событий разговор шел бы о чем-то не более важном, чем какие-то заседания или совещания, а проблемы, на которые я жаловался бы, вряд ли выходили бы за рамки внезапной поломки факса или необходимости нанести визит дантисту. Правда, когда дело касалось меня, речь, как правило, заходит о гораздо более «интересных» вещах: об убийстве, о том, какой вкус остается во рту от пистолетного дула, о вопросах, которые задают копы.

— Привет, это Линкольн.

— С тобой все в порядке?

Я догадался, что Эми либо уже спала, либо начала дремать — голос был сонный, чуть-чуть хрипловатый.

— Бывало и лучше, — бодро ответил я. — Я тебя вытащил из постели?

— Нет-нет. Я совсем недавно тебе звонила.

— На деньгах Алекса Джефферсона обнаружили мои отпечатки пальцев. Энди Дорэн сунул мне в рот дуло пистолета, а Карен решила отказаться от моих услуг да еще попросила, чтобы мне официально запретили к ней приближаться.

В трубке повисла тишина. Потом я снова услышал голос Эми.

— Похоже, мне еще повезло. А я-то собиралась пожаловаться тебе на то, что у меня сегодня весь день проблемы с электронной почтой и что на ланч мне пришлось пить диетическую кока-колу.

— Послушай, разве мы решили поспорить, у кого из нас выдался более тяжелый день? — развеселился я. — Валяй, жалуйся. С удовольствием послушаю.

— Какой ты взрослый по сравнению со мной! Я хотела сказать, какой у тебя взрослый подход к общению.

— Я учился на специальных курсах — овладевал умением общаться. Ради тебя я даже брал уроки общения в режиме реального времени.

— Тебе это здорово помогло.

— Спасибо.

— Раз уж ты меня все равно разбудил, может, приедешь?

Я уже открыл было рот, чтобы сказать «да», но прикусил язык.

— В принципе неплохая идея. Но если я соглашусь приехать к тебе, то притащу с собой полицейский «хвост», который сегодня вечером прицепил мне Тарджент. А мне совсем не улыбается, чтобы копы принялись совать свой нос и в твою жизнь, Эми.

— А эти твои отпечатки, которые они нашли… это что-то такое, что они могут использовать против тебя, чтобы…

— Чтобы отправить меня за решетку? — подсказал я. — Возможно. А что, у тебя уже имеется опыт по части общения с заключенными?

— Э-э-э… нет. Наверное, мне тогда придется подумать о том, как вытащить тебя оттуда.

— Просто дай мне знать, в каком месте ты будешь делать подкоп.

— Никаких подкопов, — объявила Эми. — Терпеть не могу копаться в грязи.

— Ну и что мне тогда прикажешь делать? Перебираться через стену тюрьмы?

— Конечно! Гораздо более стильно, — с энтузиазмом заявила она. — Знаешь, у меня в шкафчике за туалетом есть такой крюк вроде якорного — давно уже висит, просто просится, чтобы кто-нибудь им воспользовался.

Эти дурацкие шутки и идиотские комментарии неожиданно помогли мне гораздо больше, чем любые утешения или уговоры. Тугой узел, стянувший мне внутренности, понемногу ослабел, а мысль о машине, дежурившей под моими окнами, отступила на задний план.

— Даже сказать не могу, как сильно ты была нужна мне на этой неделе, — с искренней признательностью заявил я. — И… нет-нет, вовсе не как замена Джо.

— Линкольн, я ведь уже извинилась за свои слова! — возмутилась Эми.

— Я слышал. Но мне захотелось сказать это еще раз.

— Что ж, рада этому.

— Давай съездим куда-нибудь, когда все это наконец закончится. Устроим себе выходной. Побудем вместе, одни во всем мире — и не нужно будет думать о копах, которые подслушивают у замочной скважины, — мечтательно протянул я.

— Я слышала, в Индиане в это время просто рай.

— Какая отвратительная шутка!

— Да уж, — согласилась она.

Мы болтали еще долго — до тех пор, пока я не спохватился, что уже очень поздно, а ей с утра на работу, и не начал поспешно прощаться. А потом повесил трубку и снова подошел к окну — проверить, как там мой «хвост». Эти приятели оказались на месте — машина терпеливо дожидалась под окнами, дождь неистово барабанил по крыше. Поскольку я не зажигал света, вряд ли они могли разглядеть меня, однако я доставил себе удовольствие: поднял вверх средний палец и злорадно показал им — просто так, на всякий случай, после чего отправился спать.


Пронзительной трелью зашелся телефон. Бесцеремонно вырванный из сна я, сказать по правде, сразу вспомнил предыдущий звонок, прозвучавший среди ночи, и сердце у меня ухнуло в пятки. Но потом, кое-как разлепив глаза, я увидел серенький свет, пробивающийся в комнату сквозь жалюзи, бросил взгляд на часы и обнаружил, что уже десять минут восьмого, стало быть, будильник опять сломался. Телефон все еще продолжал звонить. Я машинально протянул руку, чтобы выдернуть его из розетки, когда внезапно сообразил, что звонит мой мобильник, и принялся его искать. Вместо номера на дисплее высветилось несколько нулей — понятно, «секретный» номер. Я нажал кнопку и сказал «Алло?», заранее не ожидая от этого звонка ничего хорошего.

— Прости, что разбудил в такую рань, — зазвучал в трубке незнакомый мужской голос. — Однако, похоже, это будет великий день в твоей жизни, Линкольн, так что пора вставать, потому как чем раньше ты приступишь к делу, тем лучше.

— К какому еще делу? — Я сел, лихорадочно пытаясь понять, кто звонит, но так и не понял. Одно было совершенно ясно — это не Дорэн и не Тарджент, словом, не один из этих двоих, с которыми я в основном имел счастье общаться все последнее время.

— Поработать на меня, Линкольн. Ты ведь сегодня свободен? Ну, значит, постарайся решить для меня эту маленькую проблему. Кто-то же должен убедить Карен Джефферсон ссудить меня деньгами. Если помнишь, ты вызвался помочь мне в этом.

— Она не собирается тебе платить, и я не могу поговорить с ней, ублюдок! И за это скажи спасибо себе самому потому что из-за того, что ты наделал, она попросила судью выдать ограничительный ордер против меня!

— Ну и что? Значит, постарайся найти способ убедить ее, что это важно, потому как уж я-то точно найду способ убедить в этом тебя.

— Вот как? Не уверен.

— Кстати, не хочешь сказать «Доброе утро» своей девушке?

Я сорвался с кровати и застыл посреди комнаты, прижимая к уху телефон. Остатки сна слетели с меня в мгновение ока, каждый мускул был как натянутая струна, в голове моментально прояснилось.

— Ты понял, что это значит? Или хочешь, чтобы я объяснил подробно? Ладно, тогда слушай: у меня твоя девчонка, Перри. Да-да, прямо тут, со мной. Я бы дал тебе с ней поговорить, да только она, по-моему, сейчас не в настроении.

— Ты, грязный сукин сын! — прорычал я. — Она не имеет никакого отношения к…

— К этому делу? Ну и что? Ты ведь тоже не имеешь, верно? Однако почему-то решил вмешаться. Ну радуйся, ты теперь в деле. А раз уж ты чертовски ясно дал понять, что намерен во всем этом участвовать, мы и решили иметь дело напрямую с тобой. Та светленькая сучка, с которой я тут сейчас развлекаюсь, решила, что это не лучший способ, но мне удалось убедить ее, что она ошибается. Ну а теперь повтори мне еще раз, что жена Джефферсона не намерена платить.

— Я не могу заставить ее заплатить тебе. Я не могу даже поговорить с ней, черт тебя возьми! Копы сидят у меня под окном — только и ждут возможности отправить меня за решетку!

— Ух ты, звучит круто! Ладно, слушай. У тебя в запасе весь сегодняшний день, чтобы придумать, как выкрутиться. Лично мне есть пока чем заняться. Например, твоей девчонкой. Как тебе такая мысль?

— Если ты тронешь ее хоть пальцем…

— Заткнись и слушай, — перебил он меня. — Она в порядке. И ей ничего не грозит. Но ты сейчас не в том положении, чтобы угрожать, понял? Мы должны получить наши деньги. И не где-нибудь под мостом или на обочине автострады, как в каком-нибудь дрянном фильме. Тебе все равно не удастся нас увидеть, так что не трать зря время, придумывая способ нам помешать. Твоя единственная возможность — точно следовать всем нашим инструкциям. Итак, в твоем распоряжении весь сегодняшний день — за это время ты должен убедить Джефферсонову женушку найти деньги и держать их под рукой. Вечером я позвоню еще раз — скажу тебе номер счета и дам несколько простых указаний. Она переведет деньги на этот счет и сделает это сама, с помощью компьютера. А когда мы убедимся, что все в порядке и эти деньги упали на счет, что никакой возврат невозможен, тогда у тебя появится возможность забрать свою девушку. Но только на наших условиях, понял? А пока что ситуация вышла у тебя из-под контроля. И если ты думаешь, что можешь командовать, выкинь это из головы.

— Это ты виноват, что мне запретили разговаривать с Карен, — прошипел я. — Ты подставил меня, подонок, а теперь рассчитываешь, что я смогу убедить ее заплатить тебе? Это невозможно.

— А тебе и не нужно стараться, чтобы это стало возможным. Беги в полицию, расскажи им все и пусть сами решают. Переложи ответственность на них. Только если решишь это сделать, не забывай, чем тебе это грозит. Честно говоря, Перри, я думал, ты умнее, — презрительно бросил он. — Надеешься, что копы сработают быстро? Что ж, тогда молись, чтобы они успели. И знаешь что еще, Перри? Вспомни, сколько времени ты уже бьешься над этим — и разве за все это время тебе удалось хоть раз увидеть мое лицо? Может, ты хотя бы догадался, как меня зовут? Так что подумай об этом, ладно?

Он бросил трубку.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВИНОВНЫЕ

Глава 33

Я медленно опустил телефон на столик и отключил его, захлопнув крышку — пальцы действовали автоматически, потому что голова была занята совсем другим. Я застыл, точно пригвожденный к месту. Потом, очнувшись, опрометью бросился к окну, осторожно раздвинул жалюзи и выглянул, стараясь разглядеть, стоит ли у меня под окнами та машина.

Эми хотела, чтобы я приехал… А я, дурак, отказался, потому что побоялся, что машина увяжется за мной, поскольку не хотел, чтобы полиция торчала под окнами же ее дома и следила за нами до самого утра.

— Она не имеет ко всему этого никакого отношения, — крикнул я, но ответа, естественно, не было. — Нет, похоже, теперь имеет, — поправился я. И благодарить за это я должен только самого себя.

Мне следовало решить, что делать, но мысли у меня разбегались, и я никак не мог их собрать, сколько ни старался. Варианты того, что я могу предпринять, один за другим приходили мне в голову, но тут же пропадали, потому что их заслонял образ Эми. Я видел ее такой, какой запомнил в наше последнее свидание: в смешной, не по размеру футболке и съехавших на кончик носа очках… Я снова слышал ее голос, слышал, как она пообещала вытащить меня из тюрьмы, как возмущенно отвергла мою идею насчет подкопа, пообещав перебросить через стену тюрьмы крюк с веревкой, до сих пор скучавший в ее чулане, поскольку только такой способ побега кажется стильным.

На часах было семь двадцать утра. За окном поток машин на Лорейн с каждой минутой становился все гуще, день постепенно набирал обороты, и люди, которым не грозило ничего более сложного и страшного, чем необходимость заполнить налоговую декларацию или поменять в машине масло, беззаботно катили мимо моего дома, в то время как я бессильно застыл у окна, провожая их невидящим взглядом.

— Ну, Линкольн, давай, шевелись же, — снова во весь голос рявкнул я, и слова, сорвавшись с моих губ, закружились по пустой комнате, отдаваясь в ушах, — я слышал себя, но не понимал, как будто кто-то сказал это на неизвестном мне языке. — Шевелись же, ну!

Я поспешно натянул одежду, зашнуровал ботинки, прицепил к брючному ремню кобуру и сунул в нее пистолет. Все это было сделано машинально — все, чего касались мои пальцы, казалось каким-то ненастоящим. Я покосился на часы — стрелки показывали семь тридцать. Со времени звонка прошло пятнадцать минут, а я все еще торчал дома и так ничего и не придумал. Меня переполняло желание двигаться, что-то делать, с каждой минутой оно становилось все острее, но суетиться сейчас было не просто бесполезно, но и опасно: я мог совершить ошибку, которую в этих обстоятельствах нельзя было допустить, потому что она могла стать для меня роковой. Даже перед тем как выйти из дома, следовало хорошенько подумать. Если полицейские заметят, как я выхожу, они увяжутся за мной, в этом можно было не сомневаться. Сейчас я не собирался позволить им это сделать. Поэтому я крадучись спустился по лестнице, бросился к задней двери и осторожно приоткрыл ее — вроде бы тут меня никто не поджидал. Перебежав через дворик, я ухватился руками за изгородь, окружавшую по периметру наше здание, подтянулся и перепрыгнул, приземлившись на аллее. Потом преодолел еще одну такую же изгородь, оказался на еще одном заднем дворе, после этого выбрался на Четфилд и быстрой рысью помчался к дому Джо.


Он уже встал и сидел на кухне, попивая кофе. Перед ним на столе лежала раскрытая газета. Джо оставил парадную дверь открытой, скорее всего, когда выходил за газетой. Увидев меня в дверях, он поднял на меня глаза, поперхнулся и привстал со стула.

— Линкольн?!

— У них Эми, — прохрипел я.

— Что?!

— У них Эми, Джо. Дорэн и этот его сообщник похитили ее. Мне только что позвонили.

Джо потряс головой, как будто отказываясь понимать, что я ему сказал.

— Они хотят, чтобы Карен уже сегодня передала им деньги. А я должен убедить ее это сделать.

— Но ты не можешь! Тебе ведь запрещено разговаривать с ней.

— Да, именно это я и пытался им объяснить, — злобно огрызнулся я. — Не помогло.

Я рассказал ему об остальном, постаравшись пересказать телефонный разговор слово в слово, а когда закончил, Джо снова потряс головой.

— Линкольн, нам одним не справиться. Нужна помощь. Что ты сидишь?! Звони Тардженту, слышишь? Это же похищение!

— Они убьют ее, Джо.

— Они в любом случае могут ее убить.

Я глянул на него, Джо посмотрел на меня, поднял руку и сказал:

— Извини.

— Нет, Джо, не извиняйся. Ты прав. — То странное отупение, в котором я пребывал, после того как раздался телефонный звонок, казалось, поселившееся внутри меня навсегда, внезапно сменилось страхом. — Они в любом случае могут ее убить. Даже если Карен согласится им заплатить. Сейчас мы с тобой должны решить одно: в каком случае Эми подвергнется меньшей опасности. Не думаю, что ей поможет, если мы бросимся за помощью к Тардженту.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Мы должны по крайней мере создать у них впечатление, что Карен собирается им заплатить. Убедить их, что она готова это сделать. Тянуть время. Пусть они считают, что все идет, как они задумали.

— Линкольн, речь идет о жизни другого человека. О жизни Эми, черт возьми! Хочешь возложить на одного себя ответственность за все, что случится? Хочешь проделать все один? — рявкнул Джо.

Я чувствовал как трется о мою спину «глок» — в своей кобуре он смахивал на чудовищное вздутие, на какую-то шишку или опухоль. И это раздражало и мучило меня, не давало мне покоя. Мне хотелось ощутить его тяжесть в своей руке, нажать на спусковой крючок, увидеть, как из ствола вылетит пуля, как она вопьется в… Вот только в кого?

— Это был не Дорэн, — пробормотал я.

— Тебе звонил не он?

— Это был не Дорэн, а его сообщник.

— Но мы даже не знаем, кто он такой, — проворчал Джо. — Мы понятия не имеем, где он находится, и у нас нет времени его искать. Мы можем поставить на ноги ФБР, сообщить в отдел, который занимается похищением людей, убедить их связаться с Карен, попробовать вступить с ним в переговоры.

— Копы живо узнают об этом, вмешаются и обязательно напортачат. А Эми… — Я не договорил «умрет», не смог.

Это прозвучало бы так холодно, так бездушно, словно речь шла не о ней. Но это все равно именно так и прозвучало — холодно и до ужаса реально.

— А если мы влезем и тоже напортачим, все будет по-другому? — закричал Джо.

— Мне нужно поговорить с Карен, — пробормотал я. — С этого и начнем. Они так или иначе собираются с ней связаться, и она обязана знать о том, что кое-что изменилось, прежде чем это произойдет. Обязана знать, что сейчас на кон поставлена жизнь еще одного человека.

— Ты собираешься попросить ее заплатить им?

Я не ответил.

— Линкольн?

— Не знаю, — пробормотал я. — Легче вернуть деньги, которые отняли, чем чью-то жизнь. И Карен это поймет.

— Им нужен ты, — внезапно сказал Джо. — Ты это понимаешь, Линкольн? Они потратили черт знает сколько времени, подготавливая почву для того, чтобы у всех создалось впечатление, что именно ты вымогаешь у Карен деньги, и вот теперь они поставили тебя в такое положение, когда у тебя нет другого выхода, кроме как сделать это. Но если ты даже уговоришь или заставишь ее заплатить им, неужели ты думаешь, что на этом все закончится? Что они отпустят Эми, не причинив ей вреда, а ты придешь в полицию, объяснишь все Тардженту — и конец истории? Нет, Линкольн, так не будет. Даже не надейся. После этого они придумают какую-нибудь другую игру, снова втянут в нее тебя, и в конце концов ты свернешь себе шею.

— Мы должны создать у них впечатление, что все идет так, как они задумали, — упрямо повторил я. — Это поможет нам выиграть время.

— Время для чего? Мы понятия не имеем даже о том, где искать этих типов.

— Я хочу поговорить с ней, Джо. Они будут ей звонить, а когда они это сделают, она должна хотя бы знать, что происходит.

— Но если мы поедем к ней и вдруг окажется, что возле ее дома околачиваются копы, тебе конец! — закричал Джо. — Тебя тут же арестуют за нарушение запретительного ордера. А если ты захочешь объяснить, как это произошло, тебе придется давать объяснения в тюрьме.

— Я все-таки собираюсь попытаться, — возразил я. — А теперь скажи, ты меня отвезешь или мне вызвать такси?

Лицо Джо исказилось — было заметно, что его раздирают сомнения. Конечно, он предпочел бы, чтобы все делалось обычным путем, то есть по официальным каналам, иначе говоря, ему мучительно хотелось привлечь к этому делу не только копов, но и ФБР. И он сделал бы это, если бы речь в данном случае шла о ком-то другом, совершенно незнакомом ему человеке, а не об Эми, которую он хорошо знал и которую нежно любил. Естественно, то, что он выбрал бы этот путь, вовсе не означало, что он готов отмахнуться от моих соображений. Уж он-то хорошо знал, чем мы рискуем.

— Я тебя отвезу, Линкольн. Но ты должен мне пообещать, что не станешь отказываться от помощи, если такая возможность появится. Это же классическая ситуация с заложником, ну как ты не понимаешь? Вряд ли мы сможем с ней справиться, тем более в одиночку. Если ты надеешься, что Карен согласится заплатить, и мы просто выполним все их требования, то это одно. А если она откажется? Об этом ты подумал? Так вот, если такое случится, заранее тебя предупреждаю — я у тебя на поводу не пойду. Потому что тогда нам понадобится помощь, Линкольн, нам понадобится лучшая команда из всех, кто этим занимается. И тогда нам придется пойти в полицию, потому что такая команда есть только у них.

— Давай подумаем об этом после того, как станет ясно, что решила Карен.

По лицу Джо было ясно, что ему это не слишком понравилось, однако он благоразумно не стал мне возражать, догадываясь, что это все равно бесполезно. И тут мой телефон вдруг снова зазвонил. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что и Джо — как и я сам — нисколько не сомневался, что это звонит либо Дорэн, либо его сообщник. Однако на этот раз на дисплее был уже хорошо знакомый мне номер.

— Тарджент, — коротко проворчал я.

— Ответь! Расскажи ему, что случилось, — прошипел Джо.

— Не сейчас. Пока рано.

— Он может что-то знать. Для чего ему звонить в такую рань, если не…

— Не сейчас, Джо, — отрезал я. — Сначала я должен поговорить с Карен.


Длинная подъездная дорожка, ведущая к дому Карен, стала для нас проблемой. Мы дважды проехали по улице, сначала вниз, потом в обратном направлении, внимательно глядя по сторонам, но не заметили ничего подозрительного. Копов не было видно, и ничто не говорило о том, что за домом Карен следят. Однако саму дорожку было видно плохо, ее со всех сторон обступали деревья. И, если копы засели в доме, мы вряд ли заметим их машину, пока не подъедем вплотную к дому.

— Не думаю, что копы толкутся в доме двадцать четыре часа в сутки, — предположил я. — В конце концов, запретительный ордер очень редко подразумевает круглосуточную охрану. А уж после того, как она сама согласилась отказаться от моей помощи, у них тем более нет оснований все время держать дом под наблюдением.

— Будем надеяться, что ты не ошибся, — Джо развернулся и сейчас еле-еле полз вдоль кромки тротуара, снова приближаясь к дорожке.

— Сверни, — попросил я.

Джо послушно свернул на дорожку, потом еще раз, там где дорожка описывала широкую дугу, после этого мы немного попетляли между деревьев, и перед нашими глазами появился дом. Мы, как по команде, уставились на него — ни одной машины, ни малейшего признака того, что где-то поблизости ошиваются копы. Конечно, они вполне могли оставить в доме кого-то из своих и уехать, но внутренний голос уверял меня, что это не так, а я привык уже доверять своей интуиции. Учитывая, что ни о каком похищении или взятии заложников речь пока не шла — ведь о том, что Эми у них в руках, не знала ни одна живая душа, кроме нас, — ситуация с Карен не требовала полицейского прикрытия. Пока еще не требовала.

Джо припарковался, я поспешно выбрался из машины и взбежал по ступенькам. Конечно, этот чертов запретительный ордер целиком и полностью был идеей Тарджента, однако это вовсе не означало, что Карен не отнеслась к этому серьезно и, увидев меня на пороге, не кинется звонить в полицию. Я уже поднял руку, чтобы постучать в дверь, когда Джо вслед за мной тоже выбрался из машины. Узорчатая стеклянная дверь была не настолько прозрачной, чтобы разглядеть прихожую, однако я заметил мелькнувший силуэт и догадался, что Карен идет к двери. Насколько я мог рассмотреть, в руке у нее был телефон.

— Проклятье, — прошипел я сквозь зубы. А потом уже громче добавил: — Карен, это я, Линкольн. Мне нужно поговорить с тобой, всего пару минут. Но это срочно.

Она резко остановилась, словно налетев на невидимый барьер, не дойдя до двери каких-нибудь полметра. Но я заметил, что она не пыталась поднести к уху телефон.

— Нет, Линкольн. Ты не должен был приезжать сюда. Мне велели звонить в полицию, если ты появишься. Так что уезжай. Пожалуйста, Линкольн.

— Карен, похитили другую женщину, — хрипло сказал я. — Так что теперь это уже не только наше дело, понимаешь? Тебе придется пустить нас в дом. Мы должны это обсудить.

Я заметил, что после этих слов она сделала осторожный шажок назад, отступая в прихожую.

— Я не могу этого сделать. Тебе лучше поговорить с полицией, а не со мной.

— Карен!

— А теперь уезжай, Линкольн! Или я позвоню в полицию.

Она подняла руку с телефоном, повернув ее так, чтобы видеть кнопки. И, как только она это сделала, я, не раздумывая, принял решение. Отступив на шаг, я поднял ногу и со всей силой ударил каблуком в самую середину двери — наверное, я был очень зол, потому что деревянная рама разлетелась в щепки, пружинный замок просто выскочил, а вот дверной засов, к сожалению, выдержал. Я услышал грохот, а вслед за ним испуганный крик Карен, и тогда ударил снова. На этот раз дверной засов уступил — я вырвал его, что называется, с мясом. А в следующее мгновение одним прыжком перескочил через порог и ворвался в дом. В тот же миг над ухом у меня отчаянно взвыла сигнализация. Карен повернулась, чтобы убежать, но я ринулся за ней.

Я нагнал ее только в самом конце коридора, вырвал из руки телефон и, не глядя, зашвырнул его куда-то в угол, после чего обхватил ее руками и крепко прижал к себе, чтобы не дать ей удрать. Именно в этот момент на пороге появился Джо — когда я обернулся на звук его шагов и мельком скользнул взглядом по его лицу, я вдруг на мгновение почувствовал, что как будто перестал быть самим собой. Его лицо, словно зеркало, отразило те чувства, что он испытывал при виде зрелища, которое в данный момент было у него перед глазами. Наверное, именно такая картина не раз являлась ему в кошмарах, когда он расследовал дела, связанные с домашним насилием, — и именно это прямо у него на глазах проделал сейчас его напарник.

— Они похитили Эми Эмброуз, — прорычал я, крепко прижимая к себе Карен, которая дергалась, пытаясь высвободиться. Она оказалась ко мне лицом, и подозрительность, которую я заметил еще в тот день, когда мы были тут вместе с Тарджентом, сменилась паническим страхом. И боялась она явно меня. Это выражение ужаса, застывшее в ее глазах, причинило мне больше боли, чем любой из ее ударов и тычков. Руки у меня разжались. Карен, моментально воспользовавшись этим, высвободилась и помчалась в гостиную. Я проводил ее взглядом, потом посмотрел на Джо, все еще маячившего возле выбитой мною двери, и застонал сквозь стиснутые зубы, невольно гадая, во что превратилась моя жизнь.

— Выключи эту штуку, — попросил я. Сирена все еще завывала, как кошка, которой прищемили хвост, и я почти не сомневался, что очень скоро сюда слетятся копы со всей округи. Карен застыла посреди гостиной, исподлобья наблюдая за мной, видимо, ждала моего первого движения, чтобы снова кинуться бежать. — Да выключи ты ее наконец, Карен. И послушай меня. А уже потом, если хочешь, можешь звонить в полицию. Только дай мне пять минут, хорошо? Те же люди, что убили твоего мужа, похитили одну женщину, которая не имеет ко всему этому никакого отношения. Ты должна меня выслушать, слышишь?

— Пожалуйста, — услышал я вдруг позади себя голос Джо.

Я озадаченно покосился на него через плечо, и на душе у меня потеплело, потому что по лицу его было видно, что он на моей стороне. Карен, надо отдать ей должное, поколебалась всего минуту, потом пробежала по коридору, поспешно прошмыгнула мимо, шарахнувшись от меня, как от прокаженного, отыскала сигнализацию и одну за другой нажала несколько кнопок. Сирена наконец стихла, и в доме наступила благословенная тишина.

— Прости, — пробормотал я. — Прости, Карен, мне очень жаль. Но они схватили женщину, которая не имеет к этой истории никакого отношения, забрали ее только потому, что она очень дорога мне. Именно так они рассчитывают вытянуть из тебя деньги.

— Меня предупредили, что так все и будет. Что именно ты явишься ко мне за деньгами.

— Карен, только не говори мне, что ты веришь, будто я принимаю в этом участие! — взмолился я.

Она не ответила, только беспокойно потопталась на месте, на всякий случай осторожно, бочком отодвинулась подальше от Джо.

— Послушай, Карен, мы были вместе несколько лет, — продолжал я. — Вспомни это. Вспомни меня. А потом вспомни то, что они сделали с твоим мужем. Они ведь замучили его, черт возьми! Заклеили ему скотчем рот, а потом…

— Я знаю, что они с ним делали! — яростно крикнула она.

— И меня ты тоже знаешь, черт возьми! — заорал я в ответ. На мгновение наступило молчание. Мы все трое застыли, точно три вершины треугольника. Все молчали, словно каждый из нас боялся нарушить эту хрупкую тишину. — Неужели ты веришь, что за всем этим стою я? — мрачно поинтересовался я. — Скажи честно, Карен, неужели ты в это веришь?

Губы у нее задрожали, точно она собиралась расплакаться, но в последнюю минуту ей удалось взять себя в руки. Глубоко вздохнув, Карен покачала головой.

— Нет… не верю.

— Тогда выслушай, что я скажу. Они позвонят сегодня, потребуют денег. Не знаю, что они еще будут говорить, но почти уверен, что они попробуют убедить тебя в том, что я тоже в этом участвую. Мне нужно как-то поддерживать с тобой связь. Я должен точно знать, что происходит, пока мы с Джо будем пытаться спасти Эми. И мне понадобится твоя помощь.

— Полиция…

— Если я пойду к ним, для Эми это будет означать огромную опасность.

— Я не это хотела сказать. Полицейские предупредили меня, чтобы я вообще с тобой не разговаривала. Они прослушивают все мои звонки…

— Мы оставим тебе мой сотовой. Или Джо, короче, любой, чтобы я всегда мог связаться с тобой.

— Они скоро приедут, Линкольн. Меня предупредили, что полицейские будут здесь весь день. Они наверняка уже едут.

— Что?

Грудь Карен до сих пор часто-часто вздымалась и опускалась от страха, который я сам же заронил в ее сердце. Она бросила взгляд на Джо, потом снова повернулась ко мне.

— Тебя вот-вот арестуют. Только что звонил детектив Тарджент — он-то мне и сказал. Предупредил, что они послали ко мне одного из своих сотрудников, чтобы тот побыл со мной на тот случай, если ты явишься до того, как они тебя найдут.

— Арестовать меня?!

Она кивнула. Но я успел заметить, что она, снова переступив с ноги на ногу, придвинулась ко мне.

— Он сказал, что человек по имени Донни Уорд был найден мертвым. Убитым. Тот самый, который, по твоим словам, что-то рассказал тебе о Дорэне. Его тело обнаружили вчера вечером или ночью, я не поняла. А у него в доме нашли деньги. Много денег. И на них твои отпечатки пальцев. — Она замолчала, глядя мне в глаза, потом снова заговорила: — И отпечатки моего мужа тоже. На деньгах были отпечатки вас обоих.

Я посмотрел на Джо. И не сказал ни слова. То, о чем я совсем недавно говорил в офисе, стало правдой. Это были деньги Джефферсона, и на них копы нашли мои отпечатки. И теперь они едут сюда, чтобы меня арестовать.

— Донни Уорд, значит, — негромко проговорил Джо. И тяжело вздохнул. — Вот дерьмо! Мы ведь были у него в доме. А он, возможно, лежал там мертвый. Кто-то из его соседей видел нас.

Я повернулся к Карен, встретился с ней взглядом — и постарался увидеть ее такой, какой знал ее много лет назад, постарался, чтобы и она тоже увидела меня таким, каким она меня знала. И любила.

— Я этого не делал, Карен. Я не убивал ни твоего мужа, ни Донни Уорда, ни кого-либо еще. Хотя все подозрения падают на меня, так что засадить меня в тюрьму ничего не стоит. Что ж, прекрасно. Я дам им такую возможность, но не сейчас. Я не могу позволить им это сделать, пока Эми у них в руках. Ради ее жизни не могу.

— Я верю тебе, Линкольн. Но мне страшно, понимаешь? Мне страшно, и я ничего не понимаю, но… но я тебе верю. Именно поэтому я и предупредила тебя.

Я прошелся по гостиной, сам не зная, зачем это делаю. Оцепенение, которое охватило меня этим утром после звонка того ублюдка, вновь нахлынуло на меня. Наверное, всему виной было известие о смерти Донни Уорда. А также мысль о толстых пачках денег с отпечатками пальцев на них — моими и Алекса Джефферсона. Стоило мне только подумать об этом, как внутри все сжималось.

— Нам придется действовать в одиночку, Джо. Теперь мы уже не можем обратиться в полицию. Об этом следует забыть. Стоит мне только переступить порог, как меня мигом арестуют за убийство, а о похищении Эми даже слушать не станут: решат, что я снова пытаюсь сбить их со следа, примутся кричать, что я, мол, хочу увести следствие в сторону, отвести от себя подозрения. В общем, сам понимаешь. А к тому времени, как они убедятся, что она действительно пропала, мы потеряем слишком много времени.

И тут мы услышали, как к дому подъехала машина. Зашуршал гравий под колесами, послышалось фырканье мотора, потом все стихло, и мы услышали, как сначала открылась, а потом захлопнулась дверца. Джо, который так и стоял возле двери, осторожно выглянул наружу.

— Коп, — одними губами произнес он.

Карен даже не оглянулась на дверь, она по-прежнему, не отрываясь, смотрела мне в глаза.

— Детектив Тарджент или кто-то еще? — бросила она,не поворачивая головы.

— Патрульный офицер. Совсем молоденький.

Только тогда она пошевелилась, повернулась на каблуках и вихрем бросилась к двери, едва не задев плечом Джо. Я проводил ее взглядом, потом выглянул во двор, гадая, есть ли у меня шанс. Мы так и бросили машину Джо возле дорожки, и теперь, когда приехали копы, о ней можно было смело забыть. Однако, если мне удастся незаметно выскользнуть из дома, я найду другую машину — украду, если потребуется, — в общем, сделаю все, чтобы остаться на свободе, пока не буду уверен, что Эми в безопасности.

— Привет, — проговорила Карен.

А в следующую минуту коп уже переступил порог, и я понял, что потерял свой шанс. Было уже слишком поздно что-то делать. Я просто повернулся к нему — его взгляд перебежал с меня на стоявшего возле дверей Джо, и я заметил, как в этом взгляде вспыхнула настороженность, а рука метнулась к кобуре, однако застыла в каком-то сантиметре от нее.

— Миссис Джефферсон?

Он произнес это, не спуская с меня глаз. Совсем молодой, безусый юнец, слегка за двадцать, обычный патрульный, который наверняка не знал ни меня, ни Джо. Если ему не показали наши фотографии, можно надеяться, что он не догадается, кто сейчас стоит перед ним. Я смотрел на него в упор и по его лицу понял, что он нас не узнал.

— Спасибо, что приехали, — безмятежно улыбнулась Карен. Она встала у дверей так, чтобы полицейский не заметил разбитую в щепки дверь — результат моего бесцеремонного вторжения. — Детектив Тарджент предупредил, что он пришлет сюда кого-то из своих людей.

— Угу…

Парнишка заметно колебался, на лице его читалось сомнение. Он не спускал с меня глаз, в любую минуту готовый схватиться за пистолет, однако безмятежное спокойствие Карен как-то не вязалось с тем, что ему доводилось слышать об этой истории, поэтому он чувствовал себя явно не в своей тарелке.

— Э-э-э… Познакомьтесь, это Джон и Дэвид, — объяснила Карен, кивком головы указав на нас. — Друзья моего мужа. Попросила их заехать и побыть тут со мной до вашего приезда.

Молодой человек скосил на нее глаза, явно пытаясь угадать, насколько это соответствует истине. Но Карен встретила его взгляд с непоколебимым спокойствием.

— Быстро вы, однако, приехали, — невозмутимо продолжала она. — Спасибо.

— Угу… хм… да, мэм.

Итак, у нас появился шанс. И дала его нам Карен. Пора было уходить.

Подойдя к Джо, я слегка похлопал его по плечу, кивком указав на дверь.

— По-моему, нам пора. Дадим офицеру возможность делать свою работу. Да и у нас забот по горло. Поехали в офис.

— Верно.

Мы вышли. Сказать по правде, я так до конца и не верил, что наш трюк удался, все ждал, когда раздастся окрик, или выстрел, или хотя бы треск рации. Но, видимо, Карен удалось убедить офицера, поскольку он отступил в сторону, не сделав попытки нас остановить. Путь был свободен.

— Спасибо, что приехали, — крикнула нам вслед Карен. — Вы меня очень выручили.

Я обернулся и быстро обнял ее и, прежде чем переступить порог, чуть слышно прошептал ей на ухо:

— Спасибо тебе!

— Удачи вам, — пробормотала она.

Уже сев в машину, я увидел, что она все так же стоит на пороге, глядя нам вслед и загораживая собой разбитую в щепки дверь. Потом машина свернула, и Карен пропала из виду.

Глава 34

Несколько миль мы проехали в угрюмом молчании — думаю, мы оба молча отсчитывали про себя минуты, ожидая, что позади раздастся пронзительный вой полицейских сирен. Но ничего такого не произошло. Похоже, если молоденький коп и увидел разгромленную мною дверь, Карен удалось скормить ему какую-то сказку, которую он благополучно проглотил. И я невольно преисполнился уважением к Карен — честно говоря, подобного мужества я от нее не ожидал, в особенности после того, как, словно последняя свинья, снес дверь с петель и ворвался к ней в дом, перепугав ее до полусмерти. Впрочем, она ведь хорошо меня знает. Возможно, это пустяк, однако сейчас для меня это было очень важно.

— Донни Уорд, — прошептал Джо. И покачал головой. — Бедный сукин сын! Как считаешь, это Дорэн постарался? Ты ведь говорил ему о Донни.

— Дорэн и без меня о нем знал. — Я пожал плечами. — Нет, понятия не имею, кто это сделал. И, если честно, я даже переживать из-за этого сейчас не могу. Теперь я способен думать только об Эми. Она единственная, кто для меня что-то значит. И я тогда сказал правду: как только Эми будет в безопасности, я тут же выйду из игры и пусть все идет своим чередом. Но сейчас я не могу пойти в полицию. Ни для того, чтобы сдаться, ни за помощью. Это просто исключено, понимаешь?

— Знаю.

— А тут еще снова эти проклятые деньги. — Я покрутил головой. — Только подумай, кто-то, выходит, готов швырнуть на ветер чертову пропасть денег — и все ради того, чтобы меня засадить! Знаешь, это невольно наводит на некоторые размышления… Похоже, подонки, кто бы они ни были, нисколько не сомневаются, что Карен отдаст им эти деньги.

— Тогда, получается, все козыри у них на руках. Но не думаю, что Дорэн и его сообщник горят желанием их нам показать. По крайней мере не сейчас.

— Что ты имеешь в виду? — удивился я.

— Того, что в полиции есть на тебя — я имею в виду улики, которые состряпали твои «приятели» против тебя, — возможно, достаточно для того, чтобы выдать запретительный ордер. Не исключено, их даже хватит, чтобы упрятать тебя за решетку. Для Дорэна с его дружком это был бы идеальный вариант, но только после того, как они получат деньги: вся полиция кидается искать тебя, а они преспокойно исчезают с деньгами Карен. Однако то, что тело Уорда нашли так быстро, спутало им карты. Ведь в результате ты потерял возможность связаться с Карен, а им как раз это и нужно.

— Если бы они это знали… Если бы только подумали о том, до какой степени я бесполезен для них — я имею в виду, до того как…

— Они могли бы удариться в панику.

Мы замолчали — нам не нужно было говорить о том, чем эта паника может обернуться для Эми, пока она у них в руках.

— Значит, мы должны найти их до того, как это случится. И до того, как они отправятся за деньгами, — сказал я. — А это значит, Джо, что времени у нас в обрез. Нужно действовать очень быстро.

— Слишком мало времени, Линкольн. Служба судебных маршалов и копы охотятся за Дорэном уже несколько недель, а все впустую. Как мы с тобой сможем найти его за несколько часов?!

— Нам помогут.

— Еще утром я сам твердил тебе, что без помощи нам не обойтись. Но ведь выдан ордер на твой арест, Линкольн, ты что, забыл?! Стоит только пойти в полицию и…

— Я не это имел в виду. Полиция нам не нужна.

— Тогда кого ты имел в виду, когда говорил о помощи? — удивился Джо.

— Тора.


Я понятия не имел, где его искать. Парни вроде Тора не имеют обыкновения указывать свои номера в телефонном справочнике, а если даже я ошибаюсь и Тор это сделал, то я не был уверен, что это его настоящее имя. Фамилию его я вообще не помнил. Сказать по правде, я видел ее всего один раз в жизни, в докладе ФБР, а с тех пор прошло уже какое-то время, да и фамилия была не из тех, что навсегда врезаются в память. Какое-то жуткое нагромождение из «к» и «в» да еще доброй дюжины гласных. И вот, не зная его полного имени, мы должны обойти всех его знакомых, расспрашивая их прежде, чем отыщем кого-то, кто сможет подсказать нам, где его искать. А все знакомые Тора, как на грех, принадлежали к той категории людей, с которыми вам вряд ли захочется поболтать — если, конечно, вы в здравом уме и дорожите собственным здоровьем.

— Попробуем навестить Белова, — предложил я.

Дэниус Белов когда-то в прошлом как-то раз предлагал нам свою помощь. Конечно, предложение было из тех, которыми почему-то не очень хочется воспользоваться, однако сейчас это была наша единственная надежда.

— Едем в тот дом, что на Озере?

— Да. Насколько я знаю, это единственное место, где его можно найти.

Джо покачал головой. Судя по выражению лица, идея ему не слишком понравилась.

— Он может нам помочь, Джо. Если он подскажет, где искать Тора, то, возможно, нам удастся узнать имя человека, который помог Джефферсону связаться с ним. И очень может быть, что через этого же человека Джефферсон вышел на нынешнего сообщника Дорэна. А узнаем, кто он, — значит узнаем, кто такой сообщник Дорэна, где его искать, и вернем домой Эми.

— При условии, что нам удастся найти Тора, — ворчливо поправил Джо, — и если он вообще захочет с нами говорить.

— В любом случае, это все, что мы сейчас можем сделать. Возможно, это вообще единственное, что у нас есть.

— Ты хотя бы отдаешь себе отчет, к кому ты собираешься обратиться за помощью?! Он же наемный убийца, Линкольн! Палач одного из самых кровавых преступников этого города!

— Нам необходимо проникнуть в мир, в котором живет этот тип, Джо. Но это тот же самый мир, в котором живет и Тор.

Джо оглянулся через плечо, убедился, что полоса свободна, и, свернув, вдавил педаль газа в пол. Теперь мы мчались на запад. Больше он не пытался спорить со мной. Прошло немало времени, прежде чем он вообще заговорил.


Все время, пока Джо молча гнал машину, я думал об Эмили: вспоминал, как она лежала, свернувшись клубочком на диване, как спала, глубоко и ровно дыша, как прядь волос, упавшая ей на лицо, трепетала в такт ее дыханию. Я гадал, спит ли она сейчас. Что они делали с ней — мучили… избивали до потери сознания… опаивали чем-нибудь? Связывали ее по рукам и ногам и заклеивали рот скотчем — или Дорэн сидел над ней, держа в руках свой «кольт коммандер»? Я обдумывал каждую из этих возможностей, и с каждой минутой мне становилось все труднее дышать, в висках стучала боль, а внутренности будто стянуло в тугой ледяной узел.

Значит, выдан ордер на мой арест. Я представил его себе — простой клочок бумаги, где кто-то одним росчерком пера дал приказ отправить меня в тюрьму по обвинению в убийстве. Но сейчас, как ни странно, меня это не слишком заботило. Мне даже не было страшно — учитывая, что случилось с Эми, призрак тюрьмы, маячивший передо мной, казался детской страшилкой. К черту, к черту все, лишь бы удалось вырвать ее из рук этих ублюдков, а все остальное не так уж важно. Даже Тарджент по сравнению с сообщником Дорэна, этим бестелесным голосом в телефонной трубке, казался мне сейчас чем-то вроде доброго старого друга.

Джо по-прежнему не снимал ногу с педали газа, стрелка спидометра дрожала у самой крайней черты, но мне казалось, что мы еле тащимся. Однако я прекрасно понимал, почему Джо не пытается увеличить скорость сверх положенной — не хватало еще, чтобы нас остановили за превышение скорости. Такой роскоши в нашей нынешней ситуации мы просто не могли себе позволить. Впрочем, в любом случае с машиной Джо придется проститься: очень скоро Тарджент сообразит, что к чему, и объявит ее в розыск, сообщив номера всем патрульным города.

Мы въехали в город, потом снова свернули на запад и двинулись вниз, в сторону Кливленд Мемориал Шор-вэй, выскочили на нее и доехали до Лейк-авеню. Адреса, естественно, у нас не было, однако ни Джо, ни я нисколько не сомневались, что без труда узнаем нужный нам дом. Единственный раз, когда мы там были, нас сопровождал сам Тор и один из подручных Белова, игравший в банде такую же роль, как Тор. А подобные визиты имеют тенденцию навсегда врезаться в память.

Большой особняк в викторианском стиле на вид ничуть не изменился, и сам дом и участок вокруг него выглядели безукоризненно. Я невольно подумал, догадываются ли соседи, чем на самом деле занимается Белов. Случается ли, что кто-то из них — брокер на товарной бирже или агент по продаже недвижимости, — сидя за обеденным столом и поглядывая на этот тихий особнячок и его обычных посетителей, иностранцев с непроницаемыми лицами, задает себе вопрос, кто же его хозяин?

Мы оставили машину на дорожке, ведущей к дому, выбрались из нее, подошли к двери и позвонили. Из дома не доносилось ни звука. Джо снова позвонил. Мы подождали еще пару минут, но никто не спешил нам открывать — в доме по-прежнему царила тишина. Судя по всему, там никого не было.

— Похоже, его нет дома. А это значит, что у нас проблема, — пробормотал Джо. — Я уже почти убедил себя, что только Белов может подсказать, как нам найти Тора. Но удастся ли нам это без его помощи?

— Попробуем другой вариант — заглянем в «Ривер Уайлд».

Я повернулся, спустился с крыльца и направился к поджидавшей нас машине. Джо не спешил следовать за мной — он все так же переминался на крыльце, беспокойно глядя мне вслед.

— Что, вот так просто войдем, откашляемся и вежливо спросим, нельзя ли поговорить с Тором? — Брови Джо поползли вверх. — В таком месте, как «Ривер Уайлд»?!

«Ривер Уайлд» — бар во Флэтс, его контролировала банда русских. Собственно, это был небольшой стриптиз-клуб, где частенько можно было найти кого-то из команды Белова.

— Пистолет у тебя с собой? — спросил я.

— Да.

— Вот и отлично.


«Ривер Уайлд» находился на восточном берегу реки Флэтс. Прежде это был район старых складов, но потом его перестроили, и сейчас там шагу негде было ступить — сплошные рестораны, клубы и прочее. Словом, ночная жизнь тут процветала. Правда, многие заведения из тех, где жизнь еще совсем недавно била ключом, потихоньку прогорели, Флэтс снова переживала трудные времена. «Ривер Уайлд» пока держался на плаву, но это и неудивительно — вообще говоря, трудно прогореть, когда через кассу проходит мощный поток гангстерских долларов.

Все окна здания, где размещался клуб, скрывались за плотными серыми шторами, что лишало прохожих возможности бросать любопытные взгляды на танцующих, на дверях красовалась цепочка, закрепленная петлей на ручке, но сама дверь была не заперта. Сняв с нее цепочку, я толкнул дверь, распахнул ее и вошел.

Мне никогда не случалось бывать в этом баре, но я уже заранее знал, что увижу внутри — как-то раз мне довелось заглянуть сюда, в фигуральном смысле, конечно, потому что тогда моими глазами был объектив видеокамеры наблюдения. Видеокамеры, которая бесстрастно записала убийство. А сейчас мы оказались в просторном главном зале, где рядами тянулись столы, а за ними виднелось нечто вроде высокой сцены с четырьмя латунными столбами посредине. У нас над головой послышалось негромкое тиканье — я оглянулся и увидел настенные часы в виде женских грудей. В зале не было ни души, однако где-то в глубине здания слышались голоса.

— Судя по всему, там, сзади, еще один зал, — предположил я.

— Да.

Больше Джо ничего не сказал, однако я почти не сомневался, что он сейчас думает о том же, что и я. В комнате или зале позади того, где мы сейчас стояли, и находилась та самая видеокамера наблюдения, когда-то заснявшая убийство.

Мы прошли через пустой зал, обогнули сцену и находившуюся позади нее барную стойку, за ней обнаружилась неприметная двустворчатая дверь. Теперь голоса были слышны отчетливее. Моя рука машинально скользнула под пиджак и нащупала «глок» — ощущение холодной тяжести пистолета в руке подействовало на меня успокаивающе. Собравшись с духом, я толкнул дверь и вошел, Джо следовал за мной по пятам.

За столом сидели трое мужчин, еще один стоял рядом. Все четверо при виде нас обернулись, судя по хмурому выражению лиц, нам явно не были рады. На столе перед ними лежало несколько карточных колод, однако не похоже было, чтобы тут шла игра; в пепельнице лежала недокуренная сигара, тоненький синий дымок струйкой уходил вверх. Имен этих мужчин я, конечно, не знал, но один из них, тот, что стоял — коротышка с плоским, невыразительным лицом и широченной, как у быка, грудью, делавшими его похожим на английского бульдога, — был мне немного знаком. Вернее, «знаком» не совсем то слово — просто мне доводилось видеть его фотографии, их показывали на одном из брифингов с ФБР, где я был за год до этого.

— У вас тут какое-то дело? — коротко спросил один из тех, что сидели за столом. На подбородке у него была ямочка, настолько глубокая, что из-за нее подбородок казался раздвоенным, тускло-серые, почти седые волосы липли к голове так, словно он только что выбрался из бассейна. — Что вам нужно, парни? Или вы просто ошиблись дверью, сами это поняли и собираетесь извиниться и убраться отсюда к чертовой матери?

Джо, сделав шаг вперед, встал рядом со мной. Скрипнул стул — единственный из всех, кто сидел к нам спиной, обернулся и теперь тоже разглядывал нас.

— Мы ищем Тора, — невозмутимо пояснил я, словно для постороннего человека заглянуть в такое местечко в поисках кого-то из своих приятелей было самым обычным делом.

Первым откликнулся тот, что стоял.

— Нет тут никаких Торов, офицер, — буркнул он.

— Вы ошиблись — мы не копы.

— Неужели? Ну что ж, тогда никакой необходимости особо церемониться нет, — ухмыльнулся он. — А ну, пошли вон отсюда!

В речи этого типа слышался жесткий русский акцент — тот самый акцент, которого так старательно избегал Тор. Судя по всему, нос у него когда-то был сломан, а несколько довольно заметных шрамов на губах и скулах, да и само лицо, явно побывавшее во многих стычках и носившее на себе следы соприкосновения не с одним кулаком, выдавали в нем человека, для которого тяга к насилию давно уже превратилась в своего рода зависимость — такие, как этот тип, готовы отмахать тридцать миль, лишь бы отыскать еще один открытый бар, где им не откажут в выпивке.

— Мы не копы, — с нажимом повторил я, — и Тор нас знает. Кстати, и Белов тоже.

— Если вы с ним такие приятели, тогда и без нас знаете, где его искать.

— Позвоните ему, — сказал я. — Свяжитесь с ним, назовите ему мое имя, и пусть сам решает, встречаться ему со мной или нет. Но мне необходимо с ним поговорить.

— Слушай, ты, ублюдок, люди, которым позарез необходимо поговорить с Тором, обычно в курсе, как его найти. А если Тору самому нужно с ними поболтать, он сам их находит. Ну как, понял или объяснить? А теперь выметайтесь отсюда оба! Мы еще закрыты, к тому же это частное помещение.

Я покачал головой.

— Возможно, я неясно выразился, — будничным тоном объяснил я. — Дело, которое нам необходимо обсудить… Словом, речь идет о таких вещах, которые очень интересуют копов. Поэтому, пронюхав, что я его ищу, полиция, возможно, захочет вмешаться. Дойдет до Тора, выяснится, что докучливого любопытства вполне можно было избежать, просто вы, парни, не захотели мне помочь. И что тогда? Не думаю, что Тору это понравится.

— Так иди в полицию, скажи им, пусть попробуют меня потрясти! А сейчас вали отсюда! И чтобы духу твоего тут больше не было! А то вломились сюда и еще угрожают — можно подумать, вы тут кого-то знаете! Да не фига вы никого тут не знаете!

— Может, спросите Тора, так ли это? — любезно предложил я.

— Разбежался! Еще чего захотел!

Он двинулся к нам, подошел вплотную и медленно втиснулся между нами, намеренно задев плечом Джо. По лицу Джо пробежала судорога боли, он закусил губу, чтобы не выдать себя. Однако от моего внимания не ускользнула легкая испарина, выступившая у него на лбу, впрочем, русский, кажется, тоже это заметил. Он встал перед Джо — лицо его приходилось Джо на уровне подбородка — и противно ухмыльнулся.

— Больно, что ли? — А потом приподнялся на цыпочках, взмахнул рукой и нанес короткий, рубящий удар ребром ладони, умудрившись попасть точно по еще не зажившему плечу Джо. Все произошло настолько быстро, что никто из нас не успел среагировать. Джо, зарычав от боли, отшатнулся и невольно сделал несколько шагов назад, а русский расхохотался.

— Впредь подумаешь, прежде чем вламываться сюда со своим старикашкой да еще командовать, что мне делать, а что нет! — презрительно бросил он.

Договорить он не успел — я размахнулся и врезал ему в челюсть. Краем уха я услышал скрип, который издали проехавшие по полу ножки стульев, когда его приятели вскочили на ноги, но сейчас мне было на них наплевать. Тот, что ударил Джо, держался неплохо — во всяком случае, мой удар его явно не обескуражил, потому что он лишь тряхнул головой и ринулся на меня. Я встретил его, выставив перед собой правый локоть, да еще резко развернулся, чтобы вложить в удар больше силы — типичный бейсбольный мах слева. Мой локоть пришелся ему в угол рта, и я почувствовал, как его зубы ударились о мою кость, а потом резкую боль. Зубы у него были острые, как у волка. Словно наткнувшись на невидимую стену, он споткнулся и упал. Воспользовавшись секундной передышкой, я отскочил назад и выхватил из кобуры «глок» — как раз вовремя, потому что прямо на меня, по-бычьи опустив голову, мчался тот самый тип, что до этого сидел к нам спиной. Он уже был совсем рядом, когда я направил на него пистолет, дуло которого оказалось в каком-нибудь полуметре от его лица.

Остальные двое тоже были на ногах, тип с раздвоенным подбородком вскинул над головой стул, на котором за минуту до этого сидел, и сейчас держал его за ножку, видимо, собираясь швырнуть его в нас. Джо успел выхватить пистолет. На мгновение в комнате повисла тишина. Русские глянули на мой пистолет, потом оценили пистолет в руке Джо — после этого стул упал на пол, и оба они слегка попятились. Я сообразил, что они не вооружены — если бы хоть у одного из них было оружие, он бы уже успел достать его, и нашему шоу быстро пришел бы конец.

— Возможно, парни, вы просто не поняли, когда я сказал, что это важно, — невозмутимо проговорил я. — Между прочим, и для Тора тоже. Мы сейчас уйдем. А когда за нами закроется дверь, валяйте, звоните своему боссу, мы не против. Только не забудьте сказать Белову, что один из его тупоумных хмырей сегодня был так глуп, что сначала оскорбил, а потом ударил человека по имени Джо Притчард, — и посмотрите, как ему это понравится.

Оба молчали. Мне это не слишком понравилось — в глазах у них горела неистовая злоба, та злоба, что охватывает подобных любителей помахать кулаками, когда они получают по зубам. По их лицам было ясно, что оба не скоро это забудут.

— Ну а теперь, — терпеливо продолжал я, — спрашиваю еще раз: где я могу найти Тора?

Ответом снова было молчание. Тот, что лежал на полу, мой приятель со сломанным носом, кое-как поднялся на ноги. Из угла разбитого рта струилась кровь. Он поднял руку, утер кровь, потом осторожно большим пальцем попробовал зуб — не качается ли. На свою руку я старался не смотреть, однако чувствовал, что весь локоть у меня влажный от крови. Предплечье дергала боль, кровь текла вниз, по запястью, — это был памятный сувенир, оставленный мне его острыми, как у волка, зубами.

— «Куджо» знаете? — неохотно процедил тот, с раздвоенным подбородком.

«Куджо» — так назывался еще один бар меньше чем в миле отсюда. Мне никогда не доводилось там бывать, однако я как-то заметил вывеску, и она мне запомнилась — оскаленная пасть собаки.[33]

— Да. Знаю.

— Езжайте туда.

— Тор сейчас там?

— Скорее всего.

— Мне нужен номер телефона.

— «Куджо»? — удивился он.

— Нет, Тора.

— Тор не пользуется телефоном. Ступайте в «Куджо».

Сказать по правде, я не поверил, что у Тора нет телефона. Впрочем, такую вероятность я все-таки допускал: Тор всегда старался держаться в тени.

— Хорошо. Мы поедем в «Куджо». Но если мы не найдем Тора и там, то вернемся. Вместе с Беловым.

Естественно, подобная угроза была чистой воды блефом, поскольку ни я, ни Джо понятия не имели, где искать Дэниуса, но это было первое, что пришло мне в голову. Я сделал несколько шагов назад и отодвинулся к двери, ни на минуту не опуская пистолет. Здесь у них наверняка где-нибудь есть оружие, а мне вовсе не улыбалось дать им возможность пальнуть мне в спину.

Внезапно русский, которого я ударил, слизнул кровь с разбитой губы, наклонил голову и снова ринулся на меня. Но, прежде чем он успел наброситься на меня, Джо вскинул здоровую руку и нанес сокрушительный удар кулаком ему в лоб. В руке у него по-прежнему был пистолет, и страшный звук, с которым металл ударился о кость, заставил всех в комнате на мгновение оцепенеть. На какой-то миг наступила тишина. Бандит застыл, а потом, отлетев на несколько шагов назад, с грохотом обрушился на пол — уже во второй раз. К этому времени я почувствовал спиной створки двери, через которые мы вошли, и, толкнув их, протиснулся наружу. Джо последовал за мной. Мы поспешно миновали зал, проскочили через входную дверь в бар и оказались на улице все еще с пистолетами в руках. К счастью, улица была пуста.

— Ты врезал ему, потому что он стукнул тебя по плечу? — едва отдышавшись, спросил я Джо.

— Нет. Это ему за «старикашку», — мрачно буркнул в ответ мой напарник.


Чтобы добраться до «Куджо», нам потребовалось не больше десяти минут. Я почему-то решил, что бар где-то на Картер-роуд, однако, к моему удивлению, он оказался на Западной Четвертой — дороге, что тянулась вдоль реки, старательно повторяя и копируя все ее изгибы. С парковки перед баром, если задрать голову вверх, можно было разглядеть подъемный мост на Игл-авеню, а прямо за ним кирпичные трубы водокачки возле стоявшей у самой воды старой пожарной станции, которую построили много лет назад, чтобы бороться с пожарами на лесопилке. В любой другой день я бы с удовольствием постоял тут несколько минут, чтобы вдоволь полюбоваться ею, благо крохотный пятачок, покрытый потрескавшимся асфальтом, представлял собой идеальную смотровую площадку, откуда открывался замечательный вид на реку, по обеим берегам которой буйно разросся город. Но сегодня единственной причиной, заставившей меня остановиться здесь, чтобы окинуть подозрительным взглядом окрестности, было желание выяснить, нет ли где-нибудь поблизости копов.

Под вывеской с надписью «Рычащий пес», на щите, который чья-то рука украсила струйками кровавой слюны, стекавшей из пасти этого чудовища, были указаны часы работы бара: «Открыто с 16.00. Ежедневно».

— В каждом местечке вроде этого, похоже, имеются особые часы работы — специально для советских граждан, — хмыкнул Джо.

— Да. Я тоже заметил.

На стоянке перед баром я увидел парочку машин и среди них старый грузовик, однако в самом баре, мне показалось, не было ни души. Как только мы оказались у дверей, я предусмотрительно вытащил из кобуры пистолет.

— Похоже, становится довольно жарко, верно? — буркнул Джо.

— Мне не понравился тот парень в «Ривер Уайлд», — проворчал я. — Может, Тор действительно здесь, но не исключено, что вместо него нас тут ждет засада.

— Как раз сейчас я подумал об этом. Вот мы сейчас ворвемся туда и попадем в ту же самую ситуацию, что перед этим. И что тогда? Что будем делать? Станем носиться по всем барам в округе, размахивать пистолетами, крушить мебель и спрашивать, где найти Тора?

— Это единственный способ вернуть Эми живой, Джо, — вздохнул я. — Полиция, похоже, сама не знает, где искать сообщника Дорэна. Да и не станут они этого делать, даже если поверят моим словам. А Тор будет.

— Тогда нам лучше поторопиться и отыскать его, пока не стало уже слишком поздно.

Дверь в этот бар тоже, как выяснилось, была незаперта — одним толчком я распахнул ее и вошел. Ни одна люстра под потолком не горела, однако по стенам тут и там, сплетаясь в прихотливый узор, были развешаны разноцветные неоновые светильники, что придавало помещению довольно странный, слегка безумный вид.

— Ни одного дружелюбного лица, — констатировал Джо, окинув взглядом зал.

— Ни одного лица вообще, — подтвердил я мрачно.

Я успел сделать несколько шагов в направлении бара, когда внезапно услышал, как дверь позади Джо с грохотом захлопнулась за секунду до того, как чья-то рука, накинув мне на голову цепочку, резким рывком стянула ее на моей шее.

Ужасающая, почти нечеловеческая сила, с которой это было проделано, заставила меня вздернуть голову — я приподнялся на цыпочках, и тут меня рывком дернули назад. В самую последнюю минуту я исхитрился просунуть пальцы свободной руки между шеей и цепочкой, однако это мало помогло мне — металлические звенья цепочки врезались в горло, и я внезапно почувствовал, как воздух покидает мои легкие. Это было последнее, что я успел ощутить, прежде чем цепочка вдруг ослабла.

«Глок» по-прежнему был у меня в руках, но, когда я вскинул руку и попытался повернуться, неизвестный, напавший на меня, легко выбил пистолет. Давясь слюной и хрипя, я судорожно вцепился в цепочку обеими руками, краем глаза успев заметить, как кто-то метнулся в мою сторону из-за барной стойки. Я еще успел увидеть, как он на бегу вскинул руку, целясь мне в живот, и даже успел напрячь брюшные мышцы перед тем, как он нанес мне удар. Но даже при этом мне показалось, что меня лягнула лошадь. Удар был такой силы, что я удивился, как он не пробил меня насквозь. Его кулак врезался мне в солнечное сплетение, едва не вышибив из меня дух. Остатки воздуха, что еще сохранились в моих легких, со свистом вырвались наружу. Естественно, первой моей реакцией было снова заполнить их воздухом, однако цепь, сдавившая шею, помешала это сделать. Я моментально задохнулся и принялся ловить воздух широко открытым ртом, но боль, страшная, невыносимая боль, подобной которой мне в жизни не доводилось испытывать, боль, разрывавшая все мое тело, от горла до внутренностей, на мгновение заставила пожалеть о том, что я все еще жив.

Перед глазами у меня заплясали огненные сполохи. Комната исчезла в сиянии немыслимого количества ярких звезд, а потом вдруг цепочка, захлестнувшая мне шею, внезапно ослабла, и меня, как мешок с картошкой, швырнули на пол. Я даже не успел толком прийти в себя, когда та же самая цепь с силой ударила меня по виску, и я ничком распростерся на полу. Я еще успел почувствовать на губах привкус пыли, и вот уже лежу на полу, почти бездыханный, не в силах пошевелить пальцем.

Потом я почувствовал легкое дуновение воздуха, а потом увидел какую-то слабую вспышку перед глазами. Как ни странно, боли почти не было даже после удара по голове цепью — вероятно, озабоченный тем, чтобы сделать хотя бы глоток воздуха, я просто пока не чувствовал ее. Вдруг лучик света, который я заметил незадолго до этого, внезапно переместился по полу, и сразу же после этого удары прекратились. Я слышал речь, разобрать которую не мог: судя по всему, говорили по-русски. Я лежал, вытянувшись без сил на полу и судорожно хватая воздух ртом, и каждый вдох отдавался во мне мучительной болью. Стоило мне вдохнуть, как рот наполнялся грязью и пылью, но никогда еще глоток воздуха не казался мне таким сладостным.

Убедившись, что еще жив и снова в состоянии дышать, я кое-как перекатился на бок и, кряхтя, приподнялся на локте. Из раны на виске струилась кровь, заливая мне глаз и щеку. Я стер ее тыльной стороной ладони, потом приподнялся и сел, оглядевшись по сторонам в поисках Джо. Через мгновение мне удалось увидеть его — Джо стоял спиной к двери, какой-то здоровенный на вид бугай навалился на него, обхватив Джо одной рукой за горло, а другой прижимая к его голове пистолет. Те двое, что напали на меня, стоя посреди комнаты, яростно переругивались по-русски с человеком, который, по-видимому, только что вошел в бар. Я пару раз моргнул, стараясь привыкнуть к свету, после царившей тут темноты показавшемуся мне ослепительным, и гадая, что происходит. Внезапно вошедший мужчина что-то коротко прорычал, и через мгновение Джо оказался на свободе. Даже ворвавшийся в комнату с улицы свет не смог разогнать царивший внутри полумрак, так что я не видел лица вошедшего, однако этот негромкий, ровный голос я узнал сразу же — даже несмотря на то что мужчина говорил по-русски.

Мы наконец нашли Тора.

Глава 35

Мгновением позже он уже стоял на коленях возле меня. Я почувствовал, как его пальцы осторожно раздвигают мои волосы, ощупывая рану на моей многострадальной голове.

— Раны на голове всегда сильно кровоточат, — пробормотал он. — Ничего страшного, все не так плохо, как выглядит на первый взгляд.

Отвернувшись от меня, он снова быстро заговорил по-русски. Мужчина в майке, что-то ответив, скрылся за барной стойкой и минуту спустя появился с полотенцем в руках. Тор вложил полотенце мне в руку и заставил прижать к виску, чтобы побыстрее остановить кровь, еще стекавшую по моей щеке.

— Встать можете?

— Да… кажется. — Я с трудом облизал пересохшие, сухие, как наждачная бумага, губы. — Мы искали вас, заглянули в «Ривер Уайлд», пытались узнать у ваших парней, где можно вас найти. Держу пари, это они позвонили сюда — решили устроить нам засаду.

Тор кивнул.

— Мне уже рассказали, что произошло, и сообщили, куда они вас послали. Я был в двух шагах от бара. Вам здорово повезло, что я оказался поблизости.

— Да уж, нисколько в этом не сомневаюсь, — криво усмехнулся я.

— Явиться сюда и вдобавок… не думаю, что это можно считать умным поступком.

— Ну, не могу сказать, что считаю это блестящей идеей, но мне позарез нужно было вас отыскать. Мои дела плохи, Тор. Хуже не придумаешь. Дело в том…

— Ничего не говорите. Только не здесь.

Тон, которым это было сказано, не оставлял никаких сомнений в том, что возражений он не потерпит. Тор выпрямился, потом протянул мне руку. Я ухватился за нее, и он рывком поставил меня на ноги.

— Мы уходим, — объявил он. — За руль сядете вы. А потом мы поговорим.

Я поплелся вслед за ним к входной двери, мечтая только о том, чтобы не упасть. Судя по виду Джо, его не тронули. Скорее всего, они просто скрутили его, не давая ему вмешиваться, зато предоставив полную возможность смотреть, как меня размазывают по полу. Возможно, после того как со мной было бы покончено, такая же участь ожидала бы и его самого. Оказавшись на ногах и немного отдышавшись, я наконец смог хорошенько разглядеть мужчину, едва не удавившего меня своей цепью: бледная, как у снулой рыбины, кожа была сплошь покрыта татуировками — не только руки и грудь, но даже шея с обеих сторон. Тор помог мне дойти до двери, но у самого выхода замешкался и пропустил меня вперед. Удивившись, я оглянулся: Тор, сделав быстрое движение, обхватил руками лицо моего недавнего противника и что-то быстро прошипел по-русски. Я не заметил, чтобы он вложил в это движение особую силу, однако, похоже, я ошибался — по тому, как вздулись мышцы на его руках и плечах под пиджаком, как захрипел и забился человек с цепью, а главное, по тому, как глаза у него моментально покраснели и налились слезами, я сообразил, что боль была жуткая. Тем не менее бедняга не сделал ни единой попытки высвободиться. Тор еще какое-то время шептал ему что-то на ухо. Когда он наконец отпустил свою жертву, мужчина низко опустил голову, не отрывая глаз от пола. Тор распахнул дверь, пропустив нас с Джо вперед, и мы снова оказались на улице — я давно уже так не радовался царившему там свету и воздуху.

— С тобой все в порядке? — хмуро спросил Джо, протянув мне пистолет.

Я стащил с головы полотенце и принялся разглядывать расплывающееся на нем темно-багровое пятно.

— Да.

— Пока еще здорово кровоточит, — озабоченно нахмурился Джо.

— Скоро перестанет.

Время клонилось к полудню. Эми исчезла примерно пять, возможно, шесть часов назад. За такой огромный срок многое могло случиться. Прошло уже несколько часов — ее могли вывезти за пределы штата, вполне возможно, просто зашвырнули в грузовик, словно куль с мукой, и сейчас жали на газ, так что теперь ее от нас отделяют сотни миль. И это еще не худший сценарий из всех, что может нас ожидать. О худшем я сейчас старался не думать.

Дверь у нас за спиной снова распахнулась. Мы вздрогнули, но это оказался Тор. Присоединившись к нам, он бросил взгляд по сторонам, заметил на стоянке машину Джо и ткнул в нее пальцем.

— Это ваша машина?

— Да.

— Тогда поедем на ней. Вы будете вести, а вы, — он повернулся ко мне, — расскажете мне, что произошло, и почему вы наделали столько глупостей.

Джо уселся за руль, а Тор, кивком головы указав мне на пассажирское сиденье рядом с ним, устроился у нас за спиной. На нем были темные джинсы и неприметная черная куртка — мне не было необходимости шарить по ней взглядом в поисках характерной выпуклости, чтобы догадаться, что у него при себе пистолет. Такой человек, как Тор, никуда не ходит без оружия. Перчатки на руках несколько удивили меня, потому что было еще не так холодно, чтобы их носить. Я посмотрел в зеркальце заднего вида и заметил, как Джо скосил глаза, пытаясь хорошенько разглядеть нашего пассажира. Подождав, пока машина не выехала с парковки, я приступил к рассказу, тщательно подбирая слова.

— Мне стало известно, кто угрожал Алексу Джефферсону, вымогая у него деньги. Имя этого парня — Энди Дорэн. Судя по тому, что нам известно, он работает в паре с тем человеком, к которому Джефферсон обратился после того, как вы отклонили его предложение. Этого человека Джефферсон нанял для того, чтобы он убил Дорэна, надеясь, что этим он раз и навсегда избавится от всех своих проблем, а тот взял и переметнулся к Дорэну. Думаю, предположил, что заработает больше денег. Ну и соблазнился.

Светофор у нас над головой подмигнул желтым глазом, Джо машинально перестроился в правый ряд, чтобы пропустить другие машины. Мы ехали не спеша, без особой цели, просто чтобы не останавливаться.

— А сегодня они похитили женщину.

Тор, удобно откинувшись на спинку сиденья, безмятежно разглядывал в окно проносившиеся мимо дома. Он никак не отреагировал на мои слова — даже не повернул головы в мою сторону.

— Она не имеет к этой истории никакого отношения, — сквозь зубы проговорил я. — Абсолютно никакого, поверьте мне, Тор! И похитили ее по одной-единственной причине — они знали, как много она для меня значит. Мне необходимо выяснить, кто сообщник Дорэна, а потом найти его. И сделать это нужно сегодня — чем быстрее, тем лучше.

— И вы считаете, мне известно, кто он? — невозмутимо поинтересовался Тор.

Я покачал головой.

— Нет, конечно. Но вы наверняка догадываетесь, кто может это знать. Кто бы ни вывел Джефферсона на вас — я имею в виду того адвоката, о котором вы мне говорили, — возможно, это известно ему. В конце концов, если Джефферсон один раз доверил ему столь деликатное поручение, он вполне мог бы обратиться к нему еще раз, раз уж в первый не вышло. Логично, не так ли? Мне нужно выяснить, кто этот человек, и найти его.

— Я с самого начала предупреждал вас и повторяю сейчас: я не хочу в этом участвовать. То, что полиция вышла на меня, это была ошибка. Больше таких ошибок я не допущу.

— Вы уже замешаны в это дело, причем больше, чем вы думаете. Кстати, вы знаете, что уже выдан ордер на мой арест? Они решили, что это я прикончил Джефферсона. Точнее, что я организовал его убийство. Угадайте с трех раз, кого, по их мнению, я для этого нанял? Так что вас тоже ищут, Тор, ищут, чтобы предъявить обвинение в убийстве.

— Этот Дорэн — вы считаете, что он убил Джефферсона?

— Не знаю. Сам он уверяет, что нет.

— Тогда кто?

— Не знаю, и, если честно, в данный момент меня это не волнует. — Поморщившись, я убрал пропитавшееся кровью полотенце, которое до этой минуты прижимал к голове — кровь уже почти перестала сочиться, — и сел вполоборота, чтобы видеть его лицо. Тор никак не отреагировал — собственно говоря, с того момента, как он сел к нам в машину, он так и не сделал ни единого движения, словно застыл. Однако я успел заметить, как его лежащие на коленях руки в перчатках судорожно сжались.

— Мне нужно вернуть Эми. Мою девушку. Так ее зовут — Эми Эмброуз. Послушайте, Тор, она ни в чем не виновата — она вообще не имеет никакого отношения ко всей этой истории. Единственное, что можно поставить ей в вину, — это то, что она связалась со мной… помимо этого она никак не связана со всем этим. А они похитили ее.

Я старался, чтобы мой голос звучал ровно, даже спокойно, чтобы Тор не догадался, как сильно я боюсь. Но, наверное, у меня плохо получилось, потому что когда я снова повернулся к нему, то заметил, что его ледяные глаза впились в мое лицо.

— Тор, помогите нам найти его.

Он молчал. В кабине повисла тягостная тишина. Я слишком хорошо знал, с кем имею дело, чтобы что-то добавить. Тор думал — и все, что мы могли сейчас делать, это просто ждать, что он решит. Все было в точности так, как я предупреждал Джо: нам сейчас придется действовать в мире, где царит мрак. И единственный наш проводник в этом мире — только Тор.

— Имейте в виду — никаких допросов, ничего такого, что вы обычно делаете, когда принимаетесь за очередное расследование, — проговорил Тор наконец. — Считайте, что вы меня убедили, я помогу вам добыть информацию, которая вам нужна. Но не тем способом, которым вы привыкли это делать. Однако если мы выясним имя, если нам удастся узнать, кто во всем этом замешан, вашим противником окажется не кто-то из тех, с кем вы обычно имеете дело. Этот человек — профессионал в своем деле, вы понимаете? Его ремесло — убивать. Вы отдаете себе отчет, о ком идет речь?

— Да. Я понимаю.

Он снова посмотрел мне в глаза и смотрел так долго, что я не выдержал его взгляда и отвернулся. Потом он сказал нам, куда ехать.

Глава 36

Адвоката звали Дж. Д. Рид. Как объяснил по дороге Тор, он был не из тех крючкотворов, к которым принято обращаться, чтобы составить завещание, и которые представляют ваши интересы в суде, когда речь идет о каком-нибудь иске на не слишком значительную сумму. Я-то предполагал, что специальностью Рида были чисто уголовные дела, и, как оказалось, ошибался, поскольку, как объяснил Тор, Рид подвизался на тучной ниве налогового законодательства — иначе говоря, его специальностью стали налоговые махинации. Словом, типичный адвокат на службе гангстерской группировки, жулик от адвокатуры, оказавшийся по другую сторону баррикады. Он начинал подручным у одного ловкого пройдохи, владельца нескольких небольших баров в Кливленде, подрабатывал тем, что именуется «бухгалтерской кулинарией», то есть ловко подтасовывал цифры в его бухгалтерских книгах. Одним из баров, где он работал, оказался как раз «Ривер Уайлд». Именно там Рид и свел знакомство с Беловым, а тот в скором времени перекупил бар у его владельца. Вместе с баром к Белову отошел и Рид. Естественно, членом русской мафии он не стал, даже я это понимал, однако вел все их дела, помог им сберечь кучу денег и время от времени выручал из беды тех, кто оказывался не в ладах с законом. Его связи все расширялись, и в скором времени он оказался замешанным в криминальную деятельность, как никто в этом городе, словом, обычный «грязный» адвокат, не брезгающий ничем и непринужденно лавирующий между русской бандой, итальянскими «семьями» и жуликами всех мастей. Своих связей он ничуть не стеснялся и нисколько их не скрывал, тем более что подобная открытость имела и свои плюсы — именно благодаря ей его специфические услуги были всегдавостребованы. Если, к примеру, Фемида начинала проявлять к вам излишний и совершенно не нужный вам интерес, и если вам позарез нужен был кто-то, кто мог бы помочь вам выйти сухим из воды, чаще всего вас отсылали к Дж. Д. Риду. В этом смысле криминальный мир не слишком отличается от обычного, в котором живут законопослушные граждане: там тоже слово, вовремя брошенное на благодатную почву, часто становится ключом к успеху.

— Он занимается тем, что скрывает деньги, — объяснил Тор, — и делает это умело. Достаточно умело, чтобы стать известным — в определенных кругах, я хочу сказать.

— И это он познакомил вас с Джефферсоном?

— Он устроил нашу встречу.

Следуя указаниям Тора, мы свернули на подземную парковку под старым кирпичным зданием, некогда бывшее складом, а после небольшого ремонта переоборудованное под офисы. Располагалось оно почти в самом центре города, примерно в двенадцати кварталах от того места, откуда мы начали свои поиски. Дождавшись, когда Джо заглушит двигатель, Тор наклонился вперед, чтобы видеть нас обоих.

— Хочу заранее предупредить вас, — холодно сказал он, — все, о чем будет говориться сегодня, должно остаться тайной. Для всех. Вы оба, насколько я могу судить, хорошо понимаете ценность молчания, когда речь идет о подобных делах. Вы оба это уже доказали в прошлом. Очень надеюсь, что вы не забудете об этом сейчас.

— Договорились.

Тор повернулся к Джо.

— Вы будете ждать в машине, — коротко бросил он.

— Что? — Лицо Джо помрачнело.

Тор не потрудился ответить — просто выразительно глянул на Джо, словно его ответное молчание являлось единственным объяснением, которое требовалось в подобной ситуации. Впрочем, так оно и было. Я, во всяком случае, давно уже это понял, а Джо только еще предстояло это понять. Если можно так выразиться, я уже прошел проверку. Джо не видел многого, о чем мне довелось узнать от Тора. Нет, конечно, кое-что ему доводилось слышать, но вот видеть собственными глазами — такого не было. И Тор, само собой, считал, что Джо еще не доказал, что ему можно доверять. Во всяком случае, до такой степени, как мне.

Тор выбрался из машины, я последовал его примеру, и мы двинулись к лифту. Я на ходу осторожно пощупал свою многострадальную голову, потом глянул на подушечки пальцев — они были в крови, которая уже начала подсыхать. Голова моя, конечно, раскалывалась от боли, особенно болело в том месте, где была рана, но то ли боль притупилась, то ли я к ней уже привык, во всяком случае, терпеть было можно.

Мы зашли в лифт. Тор нажал кнопку двенадцатого этажа — выходит, нам на самый верх.

— Вы уверены, что он здесь? — поинтересовался я.

— У него и офис, и квартира в одном здании, — пожал плечами Тор. — Между ними дверь, очень удобно. Так что его всегда можно застать на месте.

Тор так не снял ни куртку, ни перчатки, лицо его оставалось бесстрастным, словно маска. И о Риде он рассказывал мне своим обычным тоном, все так же осторожно подбирая слова, тем же правильным английским языком, каким изъяснялся всегда, слегка монотонно, глухим, лишенным любых модуляций голосом. Этот человек никогда не выдавал своих чувств ни лицом, ни голосом. Именно так он и шествовал по миру — словно призрак, не оставляя за собой никаких следов. Глядя на него, я не раз ловил себя на странной мысли: называйте это мистикой, но я бы ничуть не удивился, если бы он на моих глазах прошел сквозь стену кабины лифта, оставив меня с глупым видом хлопать глазами и решать, не привиделось ли мне все это. Сказать по правде, мои бывшие коллеги, копы из отдела по борьбе с организованной преступностью, придерживались того же мнения — в их глазах Тор был личностью легендарной, почти мистической, и мне это было отлично известно.

Двери лифта с легким шорохом разъехались в разные стороны, мы вышли и оказались в пустом холле, где была только одна дверь. Ни на двери, ни рядом с ней не было ни номера квартиры, ни карточки с фамилией владельца.

— Пентхаус, — объяснил Тор.

Он повертел ручку, но дверь оказалась заперта. Рядом на стене виднелась небольшая коробочка — переговорное устройство. Тор нажал кнопку, и мы стали ждать. Через пару секунд чей-то бесстрастный голос произнес:

— Да?

— Тор.

Раздался треск и какие-то шумы, потом мы вновь услышали тот же голос, но мне показалось, что теперь он звучал более напряженно, чем за мгновение до этого.

— О… Да, конечно, старина. Конечно, конечно… хм… заходи.

Раздалось негромкое жужжание, щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. Тор повернул ручку и толкнул ее, после чего вошел, а я последовал за ним.

Мы оказались посреди комнаты, которую можно было принять как за офис, так и за жилое помещение. Слева от меня красовался изогнутый в форме буквы U письменный стол, позади которого виднелись две книжные полки и шкафчик из тех, в которых обычно принято хранить файлы с делами, перед столом стояли обитые кожей стулья. За книжными полками на стене мне бросился в глаза огромный плоский экран телевизора. По другую сторону письменного стола располагался небольшой бар — я заметил пару бутылок вина, а наверху хрустальный графин с виски.

После этого офис как-то плавно переходил в жилую комнату — кожаные кресла, раскладывающийся диван и еще один, на этот раз совсем уже гигантских размеров, телевизор. Дальняя стена представляла собой огромное, от пола до потолка, окно, из которого открывался великолепный вид на мост через реку Кайахога, позади как на ладони был виден весь город.

В комнату поспешно вошел невысокий мужчина с мокрыми курчавыми черными волосами. Руки его были судорожно сжаты, и передвигался он какими-то странными, неровными, торопливыми шажками, словно все время старался поспевать за кем-то. На нем были брюки с подтяжками и рубашка, пиджак отсутствовал. Увидев Тора, он как будто еще больше заторопился — ускорил шаги и чуть ли не рысью бросился ему навстречу, заранее протягивая руку. Меня он, конечно, заметил, однако только скользнул по моему лицу беглым удивленным взглядом.

Его вниманием целиком завладел Тор.

— Привет, старина, вот уж удивил, так удивил! Нечасто ты ко мне заглядываешь, — заискивающе пробормотал он, подбежав к нам и все еще протягивая Тору руку для рукопожатия.

Тор, сжав его руку своей, внезапно рванул коротышку на себя, и Рид споткнулся, разом потеряв равновесие, и нырнул вперед. Дальше все происходило, как в замедленной съемке: Тор, положив левую руку Риду на спину, одним коротким, сильным толчком послал его вперед, прямо на застекленные полки. Раздался жалобный звон стекла, потом страшный треск, одна из полок сорвалась с подставки и рухнула на пол — как ни странно, стекло уцелело. Небольшая фигурка из оникса и поднос с чеканкой покатились по полу и замерли почти возле самых моих ног. Рид, не успевший издать ни звука, забарахтался посреди всего этого хаоса. Ему удалось подняться на ноги как раз в тот момент, когда Тор, сделав два шага, ухватил его за шиворот и оторвал от пола. Еще мгновение — и его колено впечаталось Риду прямо между ног. Удар был такой силы, что беднягу подбросило в воздух. Затем, сделав на цыпочках два колеблющихся шага, он рухнул и съежился на полу, воя от нестерпимой боли.

Честно говоря, меня эти действия Тора застали врасплох — точно так же, как и самого Рида. Еще за мгновение до того, как швырнуть Рида на полки, Тор не проявлял ни малейших признаков гнева или раздражения, и это, признаюсь, меня озадачило. А сейчас он стоял над бедолагой с бесстрастным лицом и невозмутимо наблюдал, как Рид корчится на ковре у наших ног, беззвучно разевая рот, от нестерпимой боли глаза у него едва не вываливались из орбит.

— Ты назвал Алексу Джефферсону мое имя, — проговорил Тор, дождавшись момента, когда Рид немного очухался и снова обрел возможность почти нормально дышать. — Я встретился с ним, выслушал, что он хотел мне предложить, после чего объяснил, что тут какое-то недоразумение. Я считал, что на этом все закончилось. Но, как оказалось, это не так. Знаешь, с кем мне пришлось после этого побеседовать? Не догадываешься, кто заинтересовался мною — и все из-за твоей глупости?

Риду кое-как удалось сесть, и он умоляюще уставился на Тора — точь-в-точь набедокуривший ребенок, со страхом ожидающий заслуженного наказания. Вместо ответа он только слабо покачал головой, но так и не осмелился ничего сказать в свою защиту.

— Детективы из полиции, — жестко объяснил Тор. — Они явились ко мне, сказали, что желают поговорить о Джефферсоне. Очень интересовались нашей с ним встречей. Думаю, ты догадываешься, что их внимание к моей персоне мне не слишком-то понравилось. И, думаю, ты догадываешься, что мне не слишком понравилось, что ты отправил их ко мне.

— Нет-нет, я их не посылал, — пронзительно заверещал Рид, голос его срывался на визг, в глазах стояли слезы.

— Посылал. И ты, ты втравил меня в эту историю! — Тор покосился на меня. — А теперь расскажите ему, чем все это закончилось.

Я присел возле Рида на корточки, но он тут же испуганно отпрянул в сторону, елозя по полу каблуками своих башмаков.

— Кого бы ни нанял Джефферсон, когда Тор отказался делать за него грязную работу, сегодня он похитил женщину. Он сделал это только ради того, чтобы помешать мне вмешаться в это дело. Он пытается выжать из вдовы Алекса Джефферсона все его миллионы. Вы послали его помочь Джефферсону, а он вместо этого сделался его врагом.

— Ты это слышал? — вмешался Тор. — Слышал, что он сказал? Речь идет о похищении! Ты знаешь, кто уже занимается делами о похищении?

Рид упорно молчал, пока по лицу Тора не стало ясно, что он ждет, после чего едва слышно прошелестел:

— Полиция.

— ФБР, — ледяным тоном поправил Тор. — Делами о похищении занимается ФБР, так что мы глазом не успеем моргнуть, как сюда нагрянут федералы. Наведаются в полицию, а там им тут же любезно подскажут, что с этим делом следует обращаться ко мне. И все это из-за тебя!

Рид снова затряс головой.

— Послушайте, я даже не понимаю, о чем вы говорите, — захныкал он. — Все, что я сделал, — устроил вам встречу с Алексом Джефферсоном. Я даже не знаю, чего он от вас хотел. Я просто…

Договорить он не успел: Тор наклонился и запустил пальцы в густую шевелюру Рида. Потом сжал руку и дернул изо всех сил — видимо, боль была адская, потому что Рид моментально зашипел и истошно взвыл, точно испуганный кот. Чтобы хоть как-то уменьшить мучения, он вскочил на ноги. Правая рука Тора скользнула в карман, а когда он извлек ее оттуда, я увидел хорошо знакомый мне серебряный охотничий нож «Бак», который он обожал. Легкое, почти незаметное движение большого пальца — и, блеснув, выскочило лезвие. Я даже глазом моргнуть не успел, как оно оказалось возле горла Рида.

— Мне противно слушать твои оправдания, ты хнычешь, как ребенок. Все это случилось со мной по твоей милости, и поэтому теперь ты расскажешь нам все, что мы хотим услышать, но ни слова больше! Ты меня понял?

— Да, — едва слышно промямлил Рид.

Сверкающее лезвие ножа пощекотало ему кадык, скользнуло вверх, и Тор незаметным движением руки повернул его так, что острие уткнулось в пухлый, мясистый подбородок Рида и встало торчком.

— Кивни, если согласен, — потребовал Тор.

— Я согласен, — прошелестел Рид.

— Я сказал — кивни.

Рид судорожно сглотнул, не сводя глаз с лица Тора. Острие ножа по-прежнему упиралось ему в подбородок, мешая ему двинуть головой, однако один взгляд на лицо Тора убедил его, что лучше послушаться. Он осторожно кивнул, стараясь не шевельнуть головой, но Тор, уловив это движение, рукой, которой по-прежнему держал Рида за волосы, безжалостно надавил на голову своей жертвы, чтобы кивок получился более отчетливым. Острый кончик ножа словно ужалил Рида в подбородок и медленно отодвинулся. Оцепенев, я увидел, как тонкая белая линия прорезала пухлые складки второго подбородка Рида и уткнулась в нижнюю губу. Прямо у меня на глазах она приоткрылась, и края ее набухли кровью.

— Хорошо, — кивнул Тор. — Первый вопрос.

Он бросил взгляд на меня. Сначала я не понял — просто стоял и тупо смотрел на него. Только потом сообразил, что он ждет.

— Что случилось, после того как Тор отказал Джефферсону? Он снова обратился к вам? — спросил я.

Рид впился взглядом в мое лицо, и его крохотные темно-карие глазки сузились. Естественно, мое лицо было ему незнакомо, он видел меня в первый раз, но прекрасно понимал, кому он обязан своим нынешним позором. Это из-за меня ему приходится сейчас стоять, чувствуя, как кровь тонкой струйкой стекает у него по подбородку, это из-за меня рука наемного убийцы безжалостно держит его за волосы, это из-за меня ему приходится гадать, останется он жить или умрет. Однако выхода у него не было, и Рид ответил:

— Да.

— И что вы сделали? Послали его к кому-то еще? К другому человеку, который смог бы помочь ему решить эту проблему, когда Тор отказался?

На этот раз Рид явно колебался. Однако Тор, заметив его нерешительность, слегка вдавил острие ножа в пухлые складки подбородка своей жертвы, после чего неуловимым движением руки повернул его, расширив края пореза. Кровь потекла сильнее.

— Нет, — пропыхтел Рид.

Скосив глаза вниз, насколько это было в его силах, он старался разглядеть лезвие ножа.

— Вы лжете, — заявил я. — К кому вы его послали?

— Ни к кому! Ни к кому я его не посылал!

— Назовите имя, — потребовал я.

— Я ведь только что сказал, что я больше ни к кому его не посылал! — завопил Рид.

Тор все это время не сводил с меня глаз. После этих слов он опустил руку с ножом. Раздался легкий щелчок, лезвие словно втянулось в нож, а еще через мгновение нож исчез в кармане Тора. Оставив свою жертву в покое, он отошел на несколько шагов и повернулся ко мне.

— Вы считаете, он врет? — спросил он меня.

— Да, — коротко сказал я.

— Я не вру, слышишь ты, ублюдок! Я понятия не имею, зачем вы вообще явились ко мне!

Рид попытался вытереть тыльной стороной ладони кровь, стекающую у него с подбородка, но только размазал ее. Теперь, когда острие ножа перестало щекотать ему горло и непосредственная угроза его жизни, по-видимому, миновала, он быстро обрел недавний апломб.

Тор отошел в сторону с таким видом, словно дальнейшие разговоры на эту тему стали ему неинтересны, вышел в холл и исчез за дверью по левую сторону коридора. Секундой позже я услышал звук открываемого крана, а потом шум льющейся воды. Рид, похоже, решив воспользоваться предоставленной ему передышкой, повернул голову, обшарил быстрым взглядом пустой коридор и, бросившись к письменному столу, схватился за телефон.

— Или вы уберетесь отсюда подобру-поздорову, — угрожающе прошипел он, — или я сейчас позвоню кое-кому и через минуту от вас, психи, только мокрое место останется!

Он еще держал трубку в руках, когда мой кулак впечатался ему в затылок. Пролетев через всю комнату, Рид проехал на животе по дивану и уткнулся носом в подушку. Но прежде, чем он успел приподняться, я одним прыжком подскочил к нему, схватил его за руку и всем своим весом навалился на него сверху. Заломив ему руку за спину, я вырвал у него телефон, с размаху ударил его еще раз, а потом прижал спиной к стене.

— Ты назовешь мне имя, — прорычал я, — назовешь здесь и сейчас, понял?! Ты никому не будешь звонить, и мы никуда не уйдем. Ты, сука, знаешь, к кому пошел Джефферсон, и я тоже должен это знать. Без этого я не уйду. А теперь говори!

— Тащите его сюда.

Голос Тора раздался откуда-то сзади. Обернувшись, я увидел, что он стоит у входа в гостиную Рида и жестом подзывает меня к себе — от того, что комнаты были разноуровневые, пол гостиной был немного ниже, и казалось, что он смотрит на нас снизу вверх. Я обратил внимание, что на руках у Тора по-прежнему были перчатки. Схватив Рида за шиворот, я заставил его подняться и толкнул его к Тору. Чуть посторонившись, Тор опустил руку в карман и вытащил пистолет, девятимиллиметровый «глок», как две капли воды похожий на мой. Рид, которого я так и не выпустил из рук, заметив пистолет, моментально затрясся, как желе. Тор, приставив пистолет ему ко лбу, невозмутимо скомандовал:

— Тащите его в ванную.

Я пинками погнал Рида по коридору. Тор, пятясь, шел перед нами, по-прежнему держа Рида на мушке.

— Немедленно отпустите меня, не то я закричу, — плаксиво пригрозил Рид, пытаясь выкрутиться из моих рук и упираясь изо всех сил. — Кстати, учтите, прямо подо мной дежурит охранник — он наверняка меня услышит!

— Не услышит, — отрезал Тор. — И кричать ты тоже не станешь.

Слева от меня приоткрылась дверь, я втолкнул Рида внутрь и огляделся. Перед нами была огромная, просторная ванна, из крана в нее била тугая струя воды — судя по клубам пара, почти кипяток. Пара было столько, что мы с трудом видели друг друга, огромное зеркало у нас за спиной полностью запотело. К этому времени Рид, заподозрив недоброе, трясся, как осиновый лист, колени у него подгибались.

— Нет, не надо… Как вы не понимаете — я имею дело только с финансами. И все! Мне ничего не известно об этой женщине!

Тор протиснулся в ванную мимо меня, потом положил обе руки поверх моих, так что теперь уже его рука, а не моя, удерживала заломленную за спину руку Рида. Вдруг он резко рванул ее наверх, и из груди Рида вырвался пронзительный вопль: даже мне на миг показалось, что еще мгновение — и Тор просто вырвет ее из плеча. Впрочем, вмешиваться я не собирался, поэтому молча отошел в сторону, предоставив остальное Тору.

— Снимите с него одежду, — велел Тор.

— Что? — не понял я.

«Глок» уже успел вернуться назад в кобуру, и на смену ему появился нож. Одно быстрое, неуловимое движение руки — лезвие скользнуло вдоль заломленной руки Рида, и прямо у меня на глазах рукав вдруг распался на две части. Еще два молниеносных взмаха ножом — и перерезанные подтяжки повисли вдоль его ног.

— Для начала стащите с него рубашку, — скомандовал Тор. — Потом брюки.

Я не двинулся с места — Тор бросил на меня взгляд, и мне показалось, что его глаза вдруг разом впитали в себя весь свет, что был в комнате. Мне стало не по себе.

— Сначала рубашку, — невозмутимо повторил он.

Стряхнув с себя оцепенение, я шагнул к Риду и ухватился за воротник его рубашки. Он вскинул свободную руку, пытаясь мне помешать, но Тор был начеку — схватив его за запястье, он заломил ему руку за спину и придавил обе руки вместе, причем, как мне показалось, без особого труда. Для такого худого человека Тор был на редкость силен. Воспользовавшись этим, я рванул рубашку, пуговицы с жалобным треском отлетели, обнажив Риду грудь. Тор несколькими легкими взмахами ножа распустил рубашку на полосы, еще несколько быстрых движений — и она упала на пол. Показался пухлый, бледный живот — такой же бледный и мясистый, как и грудь. Рид трясся, и жирные складки на его боках тряслись вместе с ним, синюшно-бледное, словно брюхо снулой рыбы, тело лоснилось от пота.

— Прекратите! — сдавленно прохрипел он. — Не делайте этого! Прошу вас! — Он задыхался, шумно хватал воздух ртом, с трудом выталкивая из себя слова, будто у него сдавило горло.

— Мы сейчас стащим одежду и усадим тебя в ванну, — бесстрастно объяснил Тор. — Так что у тебя осталась последняя возможность сказать наконец правду. И если ты не воспользуешься ею, я перережу тебе вены на запястьях и подожду, пока ты умрешь. А потом мы уничтожим все следы нашего пребывания в твоей квартире и уйдем, оставив тебя тут.

Рид дернулся в сторону, потом, наклонив голову вперед, точно бык, ринулся на Тора. Однако тот устоял на ногах. Я заметил, как тонкая струйка мочи потекла у Рида по ноге и спустилась к лодыжке — брюки его мигом промокли и отвратительный запах наполнил ванную. Тор, не глядя, убрал ногу, чтобы не запачкаться.

— Снимайте с него брюки, — велел он. — Брюки и ботинки, а потом мы усадим его в воду.

— Прекратите! — взвизгнул Рид. Ноги у него подкосились, и он бы мешком свалился на пол к нашим ногам, но Тор не дал ему упасть на колени. Лицо Рида было мокрым то ли от слез, то ли от пота, а может, в этом был виноват пар, клубами наполнивший ванную. — Томми Гальончи, — прохрипел он, задыхаясь. — Думаю, Джефферсон снова решил обратиться к нему.

Я бросил взгляд на Тора — и чуть ли не в первый раз с тех пор, как он вошел в «Куджо», заметил какое-то подобие чувства на его обычно бесстрастном лице. Похоже, это имя ему уже доводилось слышать — в его глазах мелькнуло узнавание, а потом что-то еще… что-то очень похожее на беспокойство.

— Вы знаете, о ком он говорит? — спросил я.

Тор сверху вниз разглядывал Рида.

Услышав мой вопрос, он вскинул голову, и наши взгляды встретились. Но, что бы я ни прочел в его лице, это «что-то» мгновенно исчезло, спрятавшись за маской равнодушия.

Он коротко кивнул.

— Часто работаю на итальянцев. Был связан с его «семьей» в те годы, когда это еще имело значение. С тех пор он работает в одиночку. Предпочитает обходиться без партнеров. Умный человек, но необузданный, совершенно непредсказуемый. Не имею представления, где его можно найти.

Я опустился на одно колено, чтобы иметь возможность смотреть Риду в лицо. Мокрые волосы прилипли у него ко лбу, кровь и вода, перемешавшись, стекали по подбородку.

— Вы сказали, что думаете, что именно к нему снова обратился Джефферсон, когда Тор ему отказал. Объясните, что вы имели в виду.

— Много лет назад я обратился к Гальончи с просьбой помочь Джефферсону — тому нужно было решить какие-то проблемы. Не знаю, в чем было дело, он мне не сообщил. Джефферсон просто сказал, что ему нужна помощь, а я помог ему связаться с Гальончи. Вот поэтому…

— Подождите, — перебил его я. — Вы сказали, много лет назад. Когда это было?

— Ну, не знаю… может, пять лет назад, в общем, не помню.

— Нет, вы помните! Так что покопайтесь в памяти и скажите, когда это случилось. И не советую врать. Ну, когда?

Рид шмыгнул носом и принялся думать.

— Ну, это было… м-м-м… да, кажется, пять лет назад.

— Поточнее.

— Летом. Да, точно помню — это была самая середина лета.

— И он итальянец, да? Такой смуглый, черноволосый, мускулистый парень, так?

— Да.

Сукин сын! Описание типа, о котором я впервые узнал от Донни Уорда, когда он рассказывал об ублюдке, пристрелившем его собаку, как две капли воды походило на описание фальшивого полицейского, данное Джерри Хитом, когда он рассказывал нам о человеке, что явился к ним в дом вместе с Фентоном Бруксом, — мне уже тогда это показалось подозрительным. И сейчас, похоже, речь шла о том же самом человеке. Лето, пять лет назад… все совпадает. Как раз когда арестовали Дорэна, и до того, как его адвокат убедил его согласиться на сделку. Естественно, Джефферсону очень не хотелось вновь обращаться к Гальончи, однако выбора у него не было. Я снова увидел перед собой лицо Дорэна: как он, стоя на волнорезе, говорил мне, что его партнер — тот самый тип, которого Джефферсон нанял, чтобы убить его. Похоже, бедняга так до конца и не понял, какую роль сыграл Гальончи в его судьбе, а ведь не исключено, что Дорэн отправился в тюрьму с легкой руки этого ублюдка.

— Это тот же самый тип, — кивнул я. — Мерзавец спелся с Дорэном, и теперь они действуют вместе — и это при том, что в свое время именно он сделал все, чтобы засадить его за решетку. Да, кто платит, тот и заказывает музыку. Видимо, Дорэну удалось убедить его, что вдвоем им удастся выжать из Джефферсона больше, чем тот пообещал заплатить Гальончи, если он прикончит Дорэна. А кто на самом деле этот тип и что он сделал пять лет назад, до него, видимо, просто не дошло.

Судя по выражению лица Рида, он не понял ни слова из всего, что я сказал, только окончательно запутался, а от этого перепугался еще больше.

— Вы сказали, что Джефферсону пришлось снова обратиться к Гальончи, хотя ему не хотелось этого делать, — произнес я. — Объясните, что вы имели в виду.

— Ну, Джефферсон сказал, что ему снова понадобился человек, но только не Гальончи, потому, что он ему не доверяет. Мне показалось, он его боится. Я ответил, что не знаю, к кому ему можно обратиться, однако он настаивал, твердил, что ему очень нужно. Ну, я и посоветовал ему потолковать с… — Рид бросил на меня через плечо затравленный взгляд и нервно облизнул губы, — с Тором.

— Стало быть, точно вы не знаете, обратился он к Гальончи или нет, так? Вы просто предполагаете?

— Да нет, он обратился именно к нему. Джефферсон сказал, что ему это не по душе, однако мне больше некого было ему посоветовать, а он все твердил, что у него времени в обрез и все такое.

— Как нам найти Гальончи?

Рид открыл было рот, но тут же захлопнул его — из уголка его губ потянулась струйка клейкой слюны, но он ничего не сказал.

— Рид, — терпеливо объяснил я, — мы можем убить вас. Прямо сегодня. Вы ведь уже поняли это, не так ли? Мы можем оставить вас тут, в ванне — через день-другой вас найдут, ваше тело будет плавать в воде, уже остывшее, все в крови. Вы этого хотите? Что ж, выбор за вами. Но это все, чего вы добьетесь, если и дальше будете молчать.

— У него, кажется, дом где-то в восточной части города, — отводя глаза в сторону, угрюмо пробормотал Рид.

— Точного адреса я не знаю. Он мне давал только номер своего сотового.

— У него женщина, которую он похитил. Вы считаете, он мог привезти ее к себе домой?

Рид снова нервно провел кончиком языка по пересохшим губам.

— Вряд ли.

Вряд ли. Я уже занес кулак, чтобы снова врезать ему, но, сдержавшись, заставил себя убрать руку. Отвернувшись, чтобы не видеть его, я бросил взгляд в зеркало и увидел собственное лицо — не слишком отчетливо, поскольку в ванной было полно пара, но, даже несмотря на запотевшее стекло, в нем отчетливо читался страх. Кое-чего нам все-таки удалось добиться, но, чтобы спасти Эми, этого явно было мало. Даже если мы не ошиблись и ее похитил именно Гальончи, вряд ли он держит ее в своем городском доме. Предположим, мы отправимся туда и обнаружим, что в доме никого нет. Я был почти уверен, что так оно и будет. В конце концов, он профессионал, так что у него наверняка есть еще какое-то место, о котором не знает ни одна живая душа и где он может чувствовать себя в безопасности.

Тор разжал пальцы — Рид рухнул на пол, заскулил и пополз к унитазу, попытавшись забиться в узенькое пространство между ним и стеной ванной. Я смотрел на него и чувствовал, как меня переполняют гнев и презрение. Этот ублюдок, словно пиявка, жирел на чужой крови, зарабатывая себе на жизнь на преступлениях, которые совершали другие, такие, как Гальончи и Дорэн. Только они прятали тела своих жертв, а он — деньги.

«Он прячет деньги» — именно так сказал мне Тор. «Он прячет деньги — и прячет их хорошо». Кстати, а что скулил сам Рид, пока мы волокли его сюда? Я напрягся, пытаясь вспомнить. «Как вы не понимаете — я имею дело только с финансами. И все! Мне ничего не известно об этой женщине!»

— Очень скоро им придется перевести деньги, несколько миллионов долларов, а для этого нужен компьютер, — торопливо заговорил я. — И не просто перевести — они должны сделать так, чтобы эти деньги просто исчезли, испарились в воздухе. Им нужно будет осуществить такой перевод, проследить который не смогут даже профессионалы в этом деле.

Глаза Рида были прикованы к полу. Он скорчился, сжавшись в комок. Ткнув в него пальцем, я повернулся к Тору.

— Он мог это сделать?

Судя по выражению лица, это произвело впечатление даже на Тора. Он кивнул.

— Да. Он мог.

Рид попытался забиться еще дальше в угол, но не смог. Бежать было некуда — он оказался в ловушке. Только мы и он — и спасти его было некому. Он тоненько и жалобно заскулил.

— Я ничего об этом не знал, клянусь! Я ничего не знал об этой женщине! Просто пообещал ему помочь перевести эти деньги. Это все, что я знал, честное слово! Ну почему вы мне не верите?! Это все!

Он захлебывался слезами, на губах пузырилась слюна — даже голос его вдруг показался мне каким-то мокрым, пропитанным слезами и этой слюной. Слушая эти вопли, я только молча кивал в ответ — должно быть, лицо у меня стало спокойным, поскольку Рид тоже начал понемногу успокаиваться. Визгливые рыдания понемногу стихли, и, хотя лицо его было по-прежнему залито слезами, вид у него был уже не такой затравленный. Он снова и снова повторял то же самое, что мы уже слышали от него: что ему было известно только о деньгах.

— Ладно, хорошо, — нетерпеливо перебил я его. — Это даже здорово, Рид, что вы согласились помочь ему с деньгами. Но мне кажется, вы кое-чего не учли. Например, что у вас может возникнуть проблема с банковским переводом. А она возникла, причем настолько срочная, что вам позарез нужно увидеться с ним. Вы меня поняли?

Глава 37

Нам был нужен сценарий, и придумал его Джо.

Он присоединился к нам уже после того, как Тор, вытащив Рида из ванной, отконвоировал его обратно в гостиную. Я сказал, что без помощи Джо нам не обойтись, и на этот раз Тор не стал возражать. Первое, что сделал Джо, едва успев переступить порог шикарного пентхауса, это уставился на Рида, сидевшего посреди гостиной в одном белье. Тело Рида еще влажно блестело — то ли от пота, то ли от пара, лицо было перепачкано кровью. Джо довольно долго разглядывал его, потом повернулся ко мне и бросил на меня вопросительный взгляд.

— Нам удалось вытянуть из него имя, — объяснил я.

Джо ничего не сказал. Не задав ни одного вопроса, он молча присоединился к нам в гостиной, старательно избегая смотреть на Рида. Впрочем, я и без того знал, о чем он сейчас думает: за годы службы в полиции ему самому не раз приходилось допрашивать подозреваемых и вытягивать из них информацию — и ни один из них после его допроса не выглядел так, как Рид. Однако сейчас нам пришлось играть по другим правилам — именно поэтому я и пришел к Тору. Мы с Джо погрузились в сумеречный мир, и часы тикали, безжалостно отсчитывая минуты. Время, когда можно было играть по правилам, прошло.

Джо сел и молча слушал, пока я рассказал ему все о Гальончи и о том, что Риду было поручено перевести деньги так, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа, потом объяснил, как я собираюсь использовать его, чтобы выйти на Гальончи и Дорэна.

— Если нам удастся выманить их сюда, считай, полдела сделано. Но для этого нам нужно убедить эту парочку, что им необходимо встретиться с Ридом. Они пообещали, что через пару часов свяжутся со мной и скажут, как и куда перевести деньги. Нам нужно заставить их внести изменения в этот план, но сделать это так, будто это требование исходит от самого Рида. Но при этом причина должна быть достаточно основательной, чтобы кто-то из них решился прийти сюда.

Джо нахмурился.

— Не забывай: у Гальончи женщина, которую он похитил. Нелегко будет убедить его в таких обстоятельствах прийти сюда. Он наверняка почует ловушку.

— Он хочет получить деньги, Джо. Отчаянно хочет. Он придет, но только будет уверен, что выбора у него нет. Единственное, что от нас требуется, это заставить кого-то из них приехать сюда. Но все, что я до сих пор придумал, выглядит слишком примитивно: необходимость поставить подпись на каком-то банковском бланке и прочее дерьмо… Короче, это вряд ли сработает. Во всяком случае, когда речь идет о безналичном переводе да еще с помощью электронной системы. — Я безнадежно пожал плечами.

Если у Рида и были какие-то идеи на этот счет, он благоразумно предпочел оставить их при себе. Тор, по-прежнему держа в руке пистолет, молча разглядывал нас с Джо. Что же касается меня, то я разбирался в банковских переводах, как свинья в апельсинах.

— А как бы ты сделал это, Рид? Предположим, есть деньги, о которых никто не должен знать. Как можно заставить их исчезнуть?

Рид, сидя на полу, старался остановить кровь, прижимая то, что осталось от его рубашки, к порезанному подбородку. Услышав мой вопрос, он убрал тряпку от лица и какое-то время разглядывал багровевшее на ней пятно — еще одно подтверждение того, что хранить молчание не всегда полезно для здоровья.

— Отправил бы их рикошетом, — пробурчал он.

— Что-что? Не понял.

— Отправил бы их рикошетом — это термин, который мы всегда используем в подобных случаях. Когда деньги падают на счет, который я заранее открыл, я тут же перечисляю их сначала на другой, потом еще на один и так много раз, причем всякий раз использую разные счета. Счета лучше всего номерные, конечно, или в офшорных банках… С тех пор как появились компьютеры, существуют тысячи способов проделать это, причем так, что ни одна душа не догадается, куда они уплыли. Мы называем это рикошетом, потому что деньги мотаются со счета на счет, прежде чем окончательно осядут на каком-то из них. При этом проследить их почти невозможно.

— А эти счета существуют только для таких рикошетов?

Рид кивнул.

— Да, это фиктивные счета. Я уже заранее открыл их.

— Ну и по какой причине тебе вдруг может понадобиться срочно встретиться с кем-то из этих ребят? Я не имею в виду, что такая причина действительно есть — достаточно, чтобы она лишь выглядела вполне убедительно.

— Понятия не имею, — буркнул Рид.

— Тогда подумай как следует, ублюдок, — вкрадчиво произнес я. — Потому что либо ты убедишь кого-то из них явиться сюда, либо…

— Отпечатки пальцев, — перебил вдруг Джо.

Я обернулся к нему.

— Что?

— Кажется, я видел что-то такое по телевизору… а может, в газете читал, в общем, не помню, но что-то насчет дополнительной системы безопасности банковских операций. Речь шла о том, чтобы использовать для идентификации отпечатки пальцев. У них вроде теперь есть специальные считывающие устройства, сканеры для считывания отпечатков пальцев — не знаю, как это точно называется, в общем, такая штука, благодаря которой вы теперь можете войти в свой домашний компьютер откуда угодно. Насколько я понял, есть даже какие-то особые лэптопы с уже встроенным заранее устройством для считывания отпечатков.

Я глянул на Рида. Он кивнул.

— Биометрическое устройство идентификации личности, — подтвердил он. — Именно так оно называется. В наши дни из соображений безопасности при переводе больших сумм большинство офшорных банков уже перешли на биометрическую систему.

— То что нужно! — удовлетворенно кивнул Джо. — Послушай, они воспользовались твоими отпечатками пальцев, чтобы подложить тебе свинью. Почему бы теперь не использовать это против них самих?

— Отлично! — усмехнулся я. — Прекрасная идея. Во всяком случае, лучше, чем все, что я придумал до сих пор. Значит, так: Рид звонит Гальончи и говорит, что ему для открытия счета нужны его отпечатки пальцев. При этом убеждает его, что это делается в целях его же собственной безопасности.

— Но Гальончи, скорее всего, откажется — для чего ему оставлять против себя такую улику? — вмешался Джо. — Значит, остается Дорэн. Выходит, нужно, чтобы Рид позвонил и сказал, что ему нужны отпечатки пальцев одного из них, неважно, кого именно. Тогда, может быть, Гальончи сам предложит воспользоваться отпечатками Дорэна. Мне кажется, эта идея придется ему по вкусу — ведь отпечатки свяжут Дорэна с деньгами, а сам он по-прежнему сможет оставаться в тени.

— Но у меня нет считывающего устройства! — запротестовал Рид.

— Но они-то ведь этого не знают, — успокоил я его. — Все, что от вас требуется, это заставить их поверить, что оно у вас есть. Думаете, вам это удастся?

На лице Рида ясно читалось сомнение, однако он кивнул.


Я заставил его воспользоваться спикерфоном, который стоял у него на столе. Таким образом, мы могли слышать их обоих и точно знали бы, купился ли Гальончи на нашу уловку.

— Только попробуй провалить это дело! — предупредил я Рида. — Одна ошибка — и они сообразят, что мы добрались до тебя. И догадаются, что нам стало известно о Гальончи. Тогда они ударятся в панику и пострадают ни в чем не повинные люди. И, если это случится, имей в виду, Рид, виноват в этом будешь ты.

Он уже сидел в большом кресле за своим письменным столом. Когда он наклонился вперед, его жирная спина отлепилась от спинки кресла, оставив на кожаной обивке влажный след, словно прополз слизняк. Рид так и сидел в одном белье, на бледном, покрытом щетиной подбородке виднелись подсохшие пятна крови. Я перегнулся через него и нажал кнопку спикерфона. Мы услышали сигнал.

— Набери его номер.

Рид, послушно пробежав пальцами по кнопкам, склонился к спикерфону, мы трое выстроились вокруг него. Тор по-прежнему с пистолетом в руках встал так, чтобы «глок» был виден Риду.

— Что тебе? — ответили уже после третьего сигнала.

Голос, прозвучавший в трубке, принадлежал не Дорэну. Я узнал его сразу же — это был тот же самый человек, который сказал мне, что Эми у них. Я покосился на Тора, он коротко кивнул в ответ. Гальончи!

— Хм… Э-э-э… послушайте, тут возникла маленькая проблема, — проговорил Рид.

Я нахмурился: он говорил слишком быстро, и в голосе его слышались визгливые нотки. Пистолет в руке Тора шевельнулся, сдвинувшись на какой-то миллиметр, и взгляд Рида будто прилип к нему. Видимо, это подействовало — во всяком случае, он постарался взять себя в руки.

— Нет-нет, ничего такого, — более уверенным тоном продолжал он, — я уже почти все устроил — я имею в виду, как вы хотели, но…

— Проблема? Какая еще проблема?!

Перемена в голосе Гальончи, похоже, испугала Рида куда больше, чем приставленный к его голове пистолет Тора, однако он, судорожно сглотнув, принялся объяснять:

— Да нет, ну что вы, в сущности, никакой проблемы, но… Просто… Видите ли, я набрел на систему, которая, как мне кажется, именно то, что вам нужно. Короче, с помощью этой системы мы можем переслать все, что у вас есть, прямехонько в южноафриканский банк. Благодаря ей можно снять деньги с нашего счета и положить их на номерной счет в любой банк в любой стране. Такой трансфер трудно отследить, поскольку у соответствующих служб в Америке попросту нет к нему доступа.

— Хорошо, — глухо уронил Гальончи, в голосе его явственно чувствовалась угроза. — Тогда сделай это, и конец.

— Правильно, именно это я и собирался сде… То есть я хочу сказать, мы так и поступим, однако в соответствии с требованиями этой системы, видите ли, когда открываешь первый счет, нужны отпечатки пальцев.

В трубке надолго повисла тишина.

— Отпечатки пальцев…

— Да. У меня тут сканер, который напрямую подсоединен к компьютеру. Вы прижимаете к нему палец, я нажимаю несколько клавиш — и готово, мы открываем счет, доступ к которому имеете только вы один. Замечательная система, уверяю вас. Гарантируют такую степень защиты, которая до сих пор могла только присниться.

— Но я не хочу, чтобы где-то остались мои отпечатки пальцев. Послушай, ты что, шутишь со мной, что ли? Что еще за дерьмо?! Отпечатки пальцев, выдумал тоже!

Рид покосился на меня, потом опять уставился на спикерфон. Я заметил, как на лбу у него бисеринками выступил пот, он стиснул руки, которые заметно дрожали.

— Ладно. Не хотите оставлять свои отпечатки пальцев, ваше дело, но, уверяю вас, вы совершайте ошибку, большую ошибку. Это самый безопасный путь, поверьте мне. Ваш отпечаток пальца позволит нам открыть счет, имеющий более высокую степень защиты, ваши деньги пройдут через него и как бы растворятся в воздухе. Все банки склонны рассматривать отпечатки пальцев в качестве дополнительной защиты, то есть вы понимаете, в этом случае к вашему счету никто не сможет получить доступа — только вы один.

— И благодаря им меня смогут привязать к этим деньгам. Нет уж, никаких отпечатков пальцев.

— Ну хорошо, пусть не ваши, а чьи-то еще. Мои отпечатки не подойдут. Поэтому найдите кого-то, кто позволит мне снять его отпечаток пальца. — В голосе Рида вновь появились истерические нотки.

— Ты ведь только недавно перевел и положил на мой счет почти полмиллиона! Что изменилось за неделю?

До сих пор я не сводил с Рида глаз. Но при этих словах я осторожно покосился на Джо и заметил на его лице выражение, которое, как я догадывался, было точным отражением моего собственного. Полмиллиона? Неделю назад?

— На этот раз денег больше, — возразил Рид, и я снова уставился на него. — Намного больше, приятель. Во всяком случае, вы сами мне так сказали. Я просто хочу помочь, вот и все. Чем больше наличных, тем сложнее. И к тому же вы намекнули, что копы в три узла завяжутся, чтобы их отследить, во всяком случае, постараются это сделать. Лично я из-за вас в тюрьму идти не собираюсь, и не надейтесь. И если я соглашусь перевести для вас деньги, то постараюсь сделать это так, чтобы комар носу не подточил. Но для этого нужен отпечаток пальца.

На этот раз у него получилось гораздо лучше, визгливые нотки пропали, голос Рида звучал уверенно, как у дантиста, уговаривающего заупрямившегося пациента довериться его рукам.

— Значит, получается, чтобы начать, тебе нужен отпечаток, да? А в результате все окажется на том самом счету, о котором мы уже говорили? — уточнил Гальончи.

— Да. Именно это я и имел в виду. Если у меня будет отпечаток пальца, это даст мне возможность открыть совершенно особый вид счета и уже через него прокачать вашим деньги. Счет с повышенной степенью защиты. Он гарантирует анонимность клиента. И это очень нам поможет, можете мне поверить.

— Говоришь, тебе нужен отпечаток пальца, — повторил Гальончи. — Мой или чей-то еще, и тогда все будет готово, да? То есть потом мы сможем все это провернуть?

— Да, приятель, все верно. После этого все будет готово.

— Ладно, уговорил. Жди у себя.

Синий огонек подмигнул и погас.

Глава 38

— Полмиллиона, — задумчиво протянул я, как только Рид, выключив телефон, отодвинулся подальше от стола и вытер вспотевший лоб. — Значит, ты неделю назад перевел для него полмиллиона, так?

При этих словах Рид моментально заскучал. Лицо у него сделалось такое, словно он не понимает, о чем я говорю. В первую минуту я даже подумал, что он снова собирается соврать, хотя мы все стояли рядом и отлично слышали слова Гальончи. Видимо, он передумал, потому что неохотно кивнул.

— Да.

— Откуда взялись эти деньги?

— Этого я не знаю.

— Рид…

— Честное слово, не знаю! Счет, с которого они поступили, был анонимным, обычный номерной счет. Откуда мне знать, чей он?!

— Это что, обычное дело? Я хочу сказать — Гальончи часто переводит такие крупные суммы денег?

Рид покачал головой.

— Нет. Ни о чем подобном раньше даже речь никогда не шла.

— Когда именно поступили эти деньги?

Рид облизал губы и принялся разглядывать пол. Пару минут он молчал, словно пытаясь припомнить какую-то дату, потом наконец заговорил.

— Двадцатого октября, кажется. Да, двадцатого.

Двадцатого октября.

— Сообразил, о чемречь? — Я глянул на Джо. — Это же тот день, когда…

— Когда убили Джефферсона, — договорил за меня Джо.

— Нет. Джефферсона убили как раз накануне, девятнадцатого. И убил его Гальончи. Получается, Алекса Джефферсона убил Гальончи и кто-то заплатил ему за убийство.

Джо нахмурился.

— А может быть, и нет. Возможно, нашей сладкой парочке удалось вытянуть из Джефферсона побольше, чем какие-то жалкие пятьдесят штук.

— Нереально, Джо. В конце концов, Джефферсон не был так баснословно богат, чтобы полмиллиона могли запросто улетучиться с его счета, а никто бы ничего не заметил. Ты вспомни, копы перерыли все его счета, они бы ни за что этого не пропустили. Уж если они вычислили пропавшие пятьдесят тысяч, то пятьсот тысяч никак не пропустили бы.

— Но ведь Джефферсон нанял Гальончи.

Я кивнул.

— Да, нанял. Но, похоже, кто-то переманил Гальончи на свою сторону. Дорэн утверждал, что это сделал он — пообещал, что им вдвоем удастся вытянуть из Джефферсона намного больше. Возможно, это была ложь.

Итак, полмиллиона долларов выплачены всего через день после убийства Джефферсона. А Дорэн, выходит, об этом и знать не знал. Да, похоже, не знал. Я вспомнил, как он стоял там, на волнорезе, вскинув руки, как издевательски спросил меня, на какие шиши, когда я посоветовал ему бежать. А ведь пятьсот тысяч — сумма более чем приличная. Я, сказать по правде, с трудом понимал, с чего бы Дорэну вздумалось болтаться в городе, рискуя каждую минуту попасть в лапы копам и снова вернуться в тюрьму, морочить мне голову, утверждая, что у него нет ни цента за душой. Неужели для того, чтобы подзаработать еще деньжонок?

— Он использует Дорэна точно так же, как использует меня, — проговорил я. — Держится в тени, о его существовании никто даже не подозревает — зато Дорэн по его милости засветился по полной программе. Весь риск выпал, выходит, на долю Дорэна, но Гальончи, похоже, только того и надо.

— Его мог бы узнать Донни Уорд, — вмешался Джо. — Если бы он увидел его, то тут же связал бы его с тем, что произошло с Дорэном, с той историей пятилетней давности. А потом мы с тобой отправили к нему копов, да еще рассказали обо всем Дорэну…

— Насчет Уорда я уже догадался. Держу пари, это Гальончи его убил. Он вывел его из игры, тем самым избавившись от одной угрозы, и одновременно попытался привязать меня к этому благодаря деньгам.

Чем больше я размышлял, тем большее впечатление на меня производило только что услышанное от Рида. Поначалу я беспокоился лишь о Дорэне, потом уже не только о Дорэне, но и о его напарнике, однако признания Рида убедили меня в том, что я, в сущности, ничего не знаю о том, кто стоит у Дорэна с Гальончи за спиной. Оказывается, в этой игре был и третий игрок. Кто-то еще был замешан в этом деле, а Гальончи просто действовал по его приказу.

— Кто ему заплатил? — спросил я.

У Джо, судя по всему, не было на это ответа, впрочем, и у меня тоже. Какое-то время мы просто топтались на месте, Рид поглядывал на нас обоих с опаской в глазах, а Тор, как всегда, молчал. Наконец Джо покачал головой.

— Нам нужно приготовиться. Он сказал, что кого-то пришлет. Одному из нас нужно спуститься в гараж или поджидать его на улице, посмотреть, кто из них придет, а потом подняться вслед за ним наверх.

— Возьмете это на себя? — спросил Тор.

— Согласен. И заодно выгоню из гаража свою машину. К этому времени они наверняка уже знают ее «в лицо». Впрочем, рядом с домом оставлять ее тоже нельзя. Я припаркуюсь где-нибудь поблизости, а потом вернусь сюда.

— Хорошо.

Джо вытащил из кармана ключи от машины, повернулся и двинулся к двери. Он уже взялся за ручку, когда я остановил его.

— Мы выяснили, что Гальончи приехал в дом к родителям Моники Хит вместе с Алексом Джефферсоном и Фентоном Бруксом, — сказал я. — Джефферсон, помнится, представился посредником между Бруксом и семейством Хитов, мол, тот чувствует свою вину и хочет возместить им ущерб.

— Да, помню. Но Фентон Брукс уже умер.

— Однако сын его еще жив. Как ты думаешь, сколько стоит семейка Бруксов?

— Ну, «Брукс Биомедикал» — крупная компания. Думаю, она потянет на многие сотни миллионов. А может, и больше… на миллиард. Они ведь процветают.

— Верно.

Джо, держась на ручку двери, озадаченно смотрел на меня, еще не догадываясь, к чему я клоню.

— Интересная штука получается, — задумчиво проговорил я. — Смотри, Алекс Джефферсон убит, а уже на следующий день наш приятель Гальончи получает полмиллиона долларов. Думаешь, это простое совпадение? Сомневаюсь. Готов поспорить на последний доллар, что эти деньги имеют какое-то отношение не только к Дорэну и Джефферсону, но и к семейке Бруксов. Во всяком случае, если у кого-то и были такие деньги, то только у них.

— Подозреваешь, что Фентон Брукс помог вывести Мэтта Джефферсона из игры? — нахмурился Джо.

— Возможно. Мэтт ведь был не просто другом семьи, но и единственным сыном главного адвоката фирмы. Вспомни, именно Фентону первому кинулся звонить Алекс Джефферсон, узнав, что произошло.

Джо повернулся спиной к двери, словно раздумав уходить. На лице у него появилось задумчивое выражение.

— Я бы согласился с тобой, — пробормотал он, — если бы речь шла только о событиях пятилетней давности: логика здесь есть. Конечно, многое остается неясным, но звучит вполне правдоподобно. Ну а как быть с тем, что произошло в последние дни? Для чего Полу Бруксу нанимать кого-то, чтобы убить Алекса Джефферсона? Если он знал, что случилось с Дорэном, Джефферсон был у него в руках. При таких обстоятельствах он бы всю жизнь у него на цыпочках ходил. Нет, Джефферсон не представлял для Брукса угрозы.

Это точно, подумал я, не представлял. Если Фентон Брукс по какой-то причине в свое время помог Джефферсону скрыть убийство, то уж постарался бы до конца своих дней держать рот на замке, иначе ему бы не поздоровилось. В этом случае речь шла не только о пятне на его репутации — разоблачение представляло серьезную угрозу для всей его семьи. Впрочем, Джефферсону откровенничать тоже было как-то не с руки. Вздумай он подпортить Фентону репутацию, это рикошетом ударило бы и по нему, ведь им обоим инкриминировали бы одно и то же преступление, а его собственный сын был бы осужден как убийца. Тогда что же такое вдруг узнал Алекс Джефферсон, что Пол Брукс, перепугавшись, подослал к нему наемного убийцу?

— Мы искали чертовски богатого парня, но обратились не по адресу, — пробормотал я.

— Что?

— Пол Брукс, Джо. А что, если девушку убил он?

— Не понимаю, с чего это тебе в голову взбрело.

— Смотри, в ту ночь, когда убили Монику Хит, Мэтт Джефферсон первым делом кинулся звонить отцу, верно? А тот кому? Фентону Бруксу.

— Ну, он хотел проверить рассказ парнишки. Выяснить, как все было на самом деле.

— И кто нам это сказал? — прищурился я. — Вспомни, от кого мы об этом узнали.

Глаза Джо расширились, и я понял, что мне удалось наконец его убедить.

— От Пола Брукса.

— Точно! А на следующий день после всех этих телефонных переговоров Мэтт внезапно меняет свои показания и начинает обвинять Дорэна. Может быть, он вовсе не пытался выгородить себя, как мы решили. Вполне возможно, паренек действительно заметил там кого-то, очень похожего на него, только это был не Дорэн. Кто же это был, Джо? Может, сын самого крупного клиента его папочки?

— Смелое предположение, — покачал головой Джо.

— Итак, Мэтт пишет прокурору письмо, в котором сообщает, что отказывается присутствовать на суде и давать показания в качестве свидетеля. Для чего он это делает? Для чего лишний раз привлекает к себе внимание, особенно если Монику действительно убил он? Его отец — опытный адвокат, собаку съел в таких делах. Думаю, он натаскал бы его перед судом, так что допрос прошел бы без сучка без задоринки. Поэтому, если бы речь шла только о спасении собственной задницы, он сидел бы себе тихо и молил бы Бога о том, чтобы простофиля Дорэн согласился на сделку. Помнишь, Карен сказала, что парень удрал в Индиану и прервал всякие отношения с отцом? А может, он вовсе не бежал? Вернее, бежал, но не от того, о чем мы с тобой думали. Может, его преследовало чувство вины? Вот он и порвал с отцом — из-за того, что старший Джефферсон заставил его сделать. Как тебе такая идея?

— Очень смелое предположение, — снова покачал головой Джо. Так и не дождавшись ответа, он добавил: — Но в одном ты прав — деньги в этой семье есть, очень большие деньги. На этот счет не может быть никаких сомнений. Пол Брукс как раз из тех, кто запросто может отстегнуть полмиллиона.

— А Гальончи так или иначе причастен ко всему, что произошло с Дорэном. Он в этом деле — ключевая фигура. И если кому-то могло прийти в голову, как сыграть Джефферсоном против Брукса и сделать на этом хорошие деньги, так только ему.

В комнате снова наступила тишина. Тора, судя по выражению его лица, все это мало волновало, а вот Рид слушал нас с явным интересом. Даже страх его мало-помалу куда-то исчез, и, навострив уши, он ловил каждое наше слово.

— А теперь выметайся отсюда и поживее, — скомандовал я, обращаясь к Джо. — Пойди отгони машину, потом возвращайся сюда и смотри, кто из них появится. Конечно, Гальончи ты не узнаешь, но дай нам знать, если заметишь кого-то похожего на него, хорошо? Все остальное может подождать. А сейчас нам нужно вернуть Эми.

Джо, кивнув, вышел, и в комнате остались только трое: Тор, Рид и я. Подойдя к двери, за которой только что скрылся Джо, я сел возле нее на пол, привалившись спиной к стене, и положил руку с пистолетом на колени. Я чувствовал себя как человек, увидевший, как все, что он до этого дня привык считать правдой, вдруг пошло прахом.


Прошел час, потом другой — никто не приехал. Три раза звонил Джо — предупредить, чтобы были начеку, но всякий раз тревога оказывалась ложной. Я уже начал волноваться — вдруг наша затея лопнула? Что, если Гальончи своим звериным чутьем убийцы почуял расставленную нами ловушку и не придет? Размышляя над этим, я продолжал сидеть, привалившись к стене, изредка меняя положение, чтобы не затекало тело, но старался держаться за дверью, чтобы меня нельзя было увидеть из коридора. Рид, успевший за это время одеться и смыть с лица засохшую кровь — мы разрешили ему это сделать, поскольку ему бы пришлось открыть дверь, — оставался в гостиной, где мы видели его. Тор занял позицию по другую сторону двери. Он не последовал моему примеру и не стал садиться, не расхаживал по комнате, не шевелился и даже, по-моему, не моргал. Просто стоял и ждал.

Это ожидание оказалось мучительнее иной пытки. Весь день с самого утра я рыскал по городу, разыскивал нужных людей, пытался выудить у них необходимую информацию, ломал голову, решая одну за другой встававшие передо мной проблемы, и мне было легче, потому что я что-то делал. Это давало мне временную передышку, позволяя не думать о том, что будет, если мой план сорвется. Мысли об Эми не оставляли меня ни на минуту, я помнил о ней даже тогда, когда валялся на полу в «Куджо», хрипя и чувствуя, как цепь стягивает мне глотку. Даже в такие минуты, когда человек забывает обо всем, ее образ вставал передо мной как цель, к которой я шел, как напоминание о том, почему я не имею права бросить все. Только мысль об Эми заставила меня подняться на ноги и вновь бороться за свою жизнь. Тогда я не позволял, я не мог позволить себе бояться. Но сейчас, когда мне ничего не оставалось, кроме как ждать, страх вернулся с новой силой, запустив в меня свои когти, и я ничего не мог с этим поделать. Время тянулось томительно медленно, и пытка возобновилась — мысли снова и снова возвращались к тому, о чем думать не следовало. Я гнал их, но все повторялось, картины одна страшнее другой мелькали у меня перед глазами, картины того, что будет с Эми, если я ошибся. В горячке последних событий я смог избавиться от них на какое-то время, но теперь страх вернулся, и я ничего не мог с этим поделать.

Прошло уже больше двух с половиной часов, когда наше затянувшееся ожидание нарушил телефонный звонок. Это снова был Джо.

— Ты меня слышишь? — взволнованно проговорил он в трубку. — Еще одна машина только что въехала в гараж. Маленький спортивный автомобиль. Кажется, «мазда», но я не уверен.

— Хорошо, понял.

Я торопливо вернулся в квартиру и передал услышанное Тору, но тот, по своему обыкновению, ограничился только безразличным кивком в ответ. Прошло несколько томительно долгих минут, все было тихо, и я уж было решил, что появление владельца «мазды» оказалось еще одной ложной тревогой, когда вдруг у меня над ухом раздался, как обычно, бесстрастный негромкий голос Тора:

— Лифт, — предупредил он.

Нахмурившись, я слегка присел, чтобы быть готовым ко всему, и, затаив дыхание, стал прислушиваться. Сказать по правде, я ничего не слышал. Еще пара секунд, в течение которых я почти не дышал, и вдруг послышался слабый шум лифта, остановившегося на площадке пентхауса. Честно говоря, не знаю, что слышал перед этим Тор, но он, как всегда, оказался прав.

Раздалось пронзительное треньканье звонка домофона. Я вздрогнул, обернулся и поманил пальцем Рида. Он торопливой рысцой бросился к двери, шлепая босыми ногами по керамической плитке пола, и дрожащей рукой нажал кнопку домофона.

— Да?

— Впусти, это я.

Голос звучал искаженно. Я так и не смог понять, кто говорил, может быть, снова Гальончи, а может, и нет. Рид вопросительно глянул на меня, я кивнул в ответ. Он торопливо нажал другую кнопку, и я услышал негромкий щелчок в прихожей, когда открылась входная дверь. Я решил — естественно, по совету все того же Тора — не высовываться в прихожую, а дожидаться, пока они войдут в квартиру, и сжался в комок возле самой двери, изготовившись к прыжку. Тор застыл напротив меня. И вот наконец дверная ручка повернулась и дверь с шумом распахнулась. Я скорее почувствовал, чем увидел, как Тор, сделав неуловимое глазу движение, принял боевую стойку. А в следующую секунду появившийся на пороге комнаты Энди Дорэн замер, как вкопанный, увидев приставленный к его груди «глок». Челюсть у него отвисла. Он только успел сказать «О, черт!», а спустя мгновение я бесшумно оказался у него за спиной и со всей силы ударил его по затылку рукояткой своего пистолета.

Глава 39

— Бежать тебе некуда, Дорэн, — проговорил я. — Так что расслабься и чувствуй себя как дома.

После моего удара он рухнул навзничь, уткнувшись лицом в пол, и так и лежал — туловище не двигалось, только ноги безостановочно дергались и елозили по полу, словно стремясь оторваться от тела. Я присел на корточки, быстро обшарил его с ног до головы, обнаружил под курткой «кольт» в наплечной кобуре, вытащил его и отдал Тору, который молча сунул пистолет за пояс. На все это ушло не более нескольких секунд, однако их оказалось достаточно, чтобы Дорэн немного пришел в себя. Коротко всхлипнув, он перевернулся на спину — глаза его еще были затуманены болью, но он уставился на нас, перевел взгляд с моего лица на Тора и, видимо, догадался, что произошло. Надо отдать ему должное — несмотря на удар по голове, соображал этот парень быстро. Потом, кряхтя, он сел — было заметно, что каждое движение дается ему с трудом, после чего осторожно завел руку назад, потрогал голову и нащупал за ухом шишку, именно там, куда пришелся мой удар.

— За мной был должок, приятель, — подмигнул я. — Ну вот, я рассчитался. Правда, не сполна.

Не ответив, Дорэн поспешно провел руками вдоль тела. Я догадывался, что он ищет — свой «кольт коммандер», но тот уже обрел себе нового хозяина в лице Тора. Молча кивнув, словно в ответ на какую-то невысказанную мысль, Дорэн потихоньку отодвигался назад, пока не смог опереться спиной о стену. Мы не пытались помешать ему, зачем? На губах его выступила кровь — ничего удивительного, учитывая, с какой силой он приложился лицом об пол, — и он осторожно слизнул ее, ощупав языком разбитую губу.

— Где она? — коротко спросил я.

Дорэн снова слизнул с губы кровь и ничего не ответил. Тор пока не вмешивался — просто стоял в стороне, с безучастным видом поигрывая ножом, то открывая, то закрывая его одним движением пальца, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Однако выглядело это впечатляюще. Я зябко поежился — невольно напрашивалось сравнение со змеей, с ее дрожащим, раздвоенным языком — и внезапно понял, что чувствует в такой момент ее беспомощная жертва. Легкие щелчки, которые издавало лезвие, повторялись вновь и вновь, и я злорадно заметил, каких усилий стоило Дорэну заставить себя не смотреть на нож.

— Послушай, Дорэн, ты не выйдешь из этой комнаты, пока не скажешь нам, где вы ее держите. Чего молчишь? Неужели ты действительно готов принести такую жертву да еще ради парня вроде Томми Гальончи?

Дорэн повернулся, чтобы было удобнее смотреть на меня. Тонкая кожа у него под глазами уже побагровела, стала припухать и наливаться синевой. Однако он упорно молчал.

— Ответь мне честно только на один вопрос, — снова заговорил я. — Всего на один, слышишь, Дорэн? И, если ты это сделаешь, я думаю, что смогу объяснить тебе кое-какие вещи, которые, готов держать пари, тебя заинтересуют. Это Гальончи прикончил Джефферсона?

Дорэн, не ответив, снова осторожно потер затылок, потом повернулся к Тору, все еще лениво поигрывающему ножом, и какое-то время молча смотрел, как тонкое лезвие то появляется на свет, то с негромким щелчком убирается в рукоятку. Видно было, что это произвело на него впечатление, однако он продолжал молчать.

— Ладно, как знаешь, — кивнул я. — Итак, ты, похоже, решил хранить верность своему дружку. Похвально, старина, весьма похвально. Хорошо, дело твое. Тогда я задам тебе еще один вопрос: это Гальончи убил Донни Уорда?

Его взгляд метнулся ко мне. Глаза Дорэна на мгновение расширились, и я заметил, как дрогнули его веки. Он впился взглядом в мое лицо, словно ожидая услышать что-то еще, но так ничего и не сказал.

— Выходит, ты ничего не знал? Да, Дорэн, твоего приятеля Уорда убили. Прошлой ночью. Его тело уже нашли. И полиция даже позаботилась выдать ордер на арест того человека, кто — как они считают — его убил. Догадываешься, кого они подозревают? Меня, конечно. Проблема только в том, что я не убивал Донни Уорда. Впрочем, я не думаю, что это сделал ты. Собственно говоря, я почти уверен, что это дело рук твоего дружка Гальончи. Не догадываешься, зачем это ему понадобилось, ну, конечно, помимо того, чтобы упрятать меня за решетку, приписав мне еще одно убийство?

Вместо ответа Дорэн, облизнув выступившую на губе кровь, вновь отвернулся к Тору и, как зачарованный, уставился на нож.

— Видишь ли, копы ведь уже навестили Донни, и Гальончи забеспокоился — решил, что этому пора положить конец, — продолжал я. — Донни Уорд был опасен, ему многое было известно. Например, он мог узнать в нем того типа, который в свое время отправил тебя в тюрьму. Гальончи тогда приезжал к Донни: пристрелил его собаку, угрожал, что расправится с его дочерью, и даже пытался всучить ему кучу денег — все ради того, чтобы убедить Донни отказаться подтвердить твое алиби на ту ночь, когда была убита Моника Хит.

Мои последние слова, похоже, попали в точку. Во всяком случае, Дорэн отвел глаза от ножа и вновь уставился на меня. Он даже поднял голову, чтобы лучше видеть мое лицо, на какое-то время забыв о крови, которая текла из его губы и тоненькой струйкой змеилась по подбородку.

— В то лето, когда тебя арестовали за убийство Моники, Алекс Джефферсон приехал к нему, — я ткнул пальцем в Рида, — и попросил найти ему кого-то, кто бы смог помочь ему уладить одно неприятное дельце. Одно из тех темных дел, которые всегда так интересуют копов. Этот парень выполнил его просьбу и свел Джефферсона с Гальончи, а тот, услышав, в чем проблема, сначала отправился потолковать с Донни Уордом, после чего приехал в дом родителей Моники Хит. Он представился детективом, которого наняли, чтобы помочь копам в расследовании. Он побывал в ее комнате, и уже на следующий день белье убитой девушки было обнаружено копами в твоем трейлере. А когда ты бежал из тюрьмы и стал угрожать Алексу Джефферсону, тот запаниковал и вновь бросился за помощью к Гальончи. Да, ты прав, он действительно нанял его, чтобы убить тебя. Но если ты считаешь Гальончи своим напарником, Дорэн, то глубоко ошибаешься. Он уже отправил тебя в тюрьму один раз. И он, скорее всего, собирается сделать это снова. — Я снова ткнул пальцем в Рида. — Расскажи ему, сколько денег ты положил на счет Гальончи двадцатого октября, — велел я.

— Пятьсот тысяч, — беззвучно прошелестел Рид.

Вид у него стал совершенно больной. Думаю, он хорошо понимал, на какой страшный риск идет, выдавая все тайны одного киллера, Гальончи, чтобы ублажить другого, Тора. Честно говоря, я ему не завидовал.

— Ты слышал? — Я вновь повернулся к Дорэну. — Полмиллиона. Кругленькую сумму огреб твой так называемый напарник. А сколько из них перепало тебе, Дорэн? Ну, сколько? — Я повысил голос.

— Ни цента.

— Да ну? Впрочем, именно это я и подозревал. А это, между прочим, произошло как раз на следующий день после того, как убили Джефферсона. На следующий день после того, как он его убил. Тебе это ни о чем не говорит?

— Кто ему заплатил?

— Сказать по правде, я до конца не уверен, кто это был, однако есть у меня на этот счет одна интересная идея. И, если я прав, тогда тот, кто заплатил ему, и есть тот самый человек, чье место ты занимал в тюрьме. Убийца Моники Хит.

— Сынишка Джефферсона, — мрачно хмыкнул Дорэн.

Я покачал головой.

— Тогда кто?! — вскинулся Дорэн.

— Я скажу тебе это, когда ты вернешь мне Эми. Однако пока ясно одно — кто-то заплатил ему, чтобы он это сделал. Гальончи получил свои грязные деньги, а ты не получил ничего — ни денег, ни возможности отомстить. Тебя попросту обвели вокруг пальца, Дорэн. Тобой манипулировали. Ты делал за него всю грязную работу, а что делал он? Может, он рисковал наравне с тобой? Ха! Он не приехал сюда сам, а отправил к нам тебя. Он заставил тебя таскать для него каштаны из огня. И, если ему не удастся повесить все это на меня, тогда он сделает так, что отвечать за это придется тебе. Он сделает тебя козлом отпущения, слышишь? Это и есть единственная причина, по которой ты все еще ему нужен. Ты дал ему возможность делать все чужими руками, благодаря тебе он мог поддерживать связь со мной и следить за копами, а вот сейчас он послал тебя к Риду, чтобы укрыть свои деньги с помощью твоих отпечатков пальцев. Именно так, по его замыслу, все и должно быть. Он похитил женщину, а заподозрив подвох, отправил сюда тебя, чтобы самому оставаться в стороне. Ну, что скажешь? Желаешь и дальше прикрывать его задницу?

Дорэн уставился в пол. Он по-прежнему не произнес ни слова, но на лице его впервые за все время появилось сомнение. Видимо, он переваривал мои слова. Однако у меня не было ни времени, ни желания дать ему их обдумать. Для размышлений времени уже не осталось — пришла пора действовать.

— Вот он каков — тот, кого ты так защищаешь, — безжалостно продолжал я. — Это он засадил тебя за решетку. Можешь не верить мне, можешь не верить тому, что я тебе сейчас рассказал, — дело твое, парень. Но мне нужно вернуть Эми.

Не оборачиваясь, я протянул руку к Тору и ткнул пальцем в его нож. Тор, бросив на меня удивленный взгляд, поколебался немного, но потом, хоть и неохотно, отдал мне нож. Рукоятка еще хранила тепло его руки. Я подозрительно оглядел ее — ни малейшего следа крови Рида на ней не было. Видимо, Тор уже успел тщательно обтереть ее.

— Что ж, Дорэн, мы будем торчать здесь столько, сколько потребуется. Очень долго. А пока ты будешь думать, я, чтобы убить время, проделаю с тобой все то же самое, что ты собирался проделать с Джефферсоном. Не веришь? А зря. Да, я сделаю это, и рука моя не дрогнет. А пока я буду развлекаться с тобой, я стану твердить тебе, что это справедливо, что это — моя месть за Эми… точно так же, как ты повторял себе, что это будет твоя месть за смерть Моники Хит. Я смогу убедить себя в этом — так же легко, как когда-то ты сам убедил себя, и, может быть, мне это удастся даже лучше, чем тебе.

Дорэн вдруг вскинул голову.

— Ладно, твоя взяла. Мы заберем ее оттуда, но потом ты назовешь мне имя.

— Что?! — Мне показалось, я ослышался.

— Мы заберем твою девчонку, — терпеливо повторил он, — я сам разберусь с Гальончи, а потом ты скажешь мне, кто ему платил. Мне нужно это знать, слышишь?! И я это узнаю. Потому что если всей этой истории суждено закончиться сегодня, то именно я поставлю в конце ее жирный крест.

Мы вышли из квартиры. Дорэн шел сам. Но, прежде чем он открыл дверь на лестничную клетку, Тор все-таки отобрал у меня нож, сложил его и опустил к себе в карман.

Перед тем как выйти, он повернулся к Риду и на прощание бросил:

— Ты сегодня принял хорошее решение. Во всяком случае, оно было куда лучше, чем те, которые ты принимал в последнее время. Но теперь тебе предстоит принять еще одно. Мы уходим, и у тебя будет время поразмыслить над тем, как относиться к тому, что произошло тут сегодня. — Рид замер, глядя на него, как затравленный кролик. — Я бы лично посоветовал забыть о том, что моя нога вообще переступала порог твоей квартиры, — невозмутимо добавил Тор.

Рид быстро-быстро закивал.

— Но запомни — я больше не хочу тебя видеть. Никогда, слышишь? — Тор посмотрел на Рида. — Я не хочу, чтобы ты вообще упоминал мое имя.

— Нет-нет… никогда, — проблеял Рид.

— Еще одно правильное решение, — кивнул Тор.


Джо дожидался нас в гараже. Он загнал наш «таурус» внутрь и смотрел, как мы приближаемся. Дорэна, конечно, он заметил, потому что кивнул, указывая на стоявшую подле моего грузовичка маленькую спортивную машинку.

— Вот на ней он и приехал. Он был один, я проверил. Это точно.

— Хорошо, — кивнул я.

— Он сказал тебе, где они ее держат?

— Она с Гальончи где-то в Женеве-на-Озерах. Дорэн пообещал, что проводит нас туда.

Все это Дорэн рассказал нам еще в квартире Рида: что Гальончи дожидается его возвращения в Женеве, в каком-то тихом месте, которое ему удалось подыскать еще раньше. Больше он говорить не стал — сказал только, что сам покажет, где это.

Джо насупился.

— Но почему он не захотел просто сообщить, где они ее держат?

— Не знаю. Отказался.

— Ничего я вам сейчас не скажу — не то вы мигом схватитесь за телефон, и через минуту сюда примчится целый взвод копов, — мрачно подтвердил Дорэн. — Конечно, вы в любом случае можете это сделать, я имею в виду, позвонить в полицию. Но не думаю, чтобы вы пошли на это, — вы ведь не хотите терять время, верно? Тем более что у вас его и так немного. Гальончи отлично знает, сколько времени мне потребуется, чтобы съездить сюда и вернуться назад. Если я не вернусь в течение часа или двух, он мигом сообразит, что что-то не так, и начнет действовать. А он не тот человек, которому можно позволить это сделать. Станете тянуть время — сами же об этом пожалеете.

Я угрюмо кивнул, понимая, что Дорэн прав. Мы не могли рисковать. Одному богу известно, что натворит Гальончи, если начнет паниковать.

— Что ж, хорошо. Значит, ты отвезешь нас туда. Джо поведет машину, а ты сядешь рядом с ним и будешь говорить, куда ехать. — Потом я кивнул в сторону Тора. Все это время, пока мы были не одни, я старательно избегал называть его по имени. — А он сядет сзади. И никаких глупостей, понял? Попробуй сделать только одно лишнее движение, которое ему не понравится, и увидишь, что будет. До сих пор ты еще не знал, что такое настоящая боль, но тогда у тебя появится возможность почувствовать это на своей шкуре.

Тор нахмурился.

— Что? — спросил я его.

Он кивнул в сторону миниатюрной «мазды» Дорэна.

— Гальончи знает, на чем он уехал. И будет ждать эту машину. Он не станет особо к ней приглядываться. Если он увидит ее, то не почувствует никакой опасности. А ваша машина может вызвать у него подозрения.

Чертовски дельная мысль!

— Ладно, — кивнул я. — Хорошо, вы меня убедили. Поедем в этой машине. Тем более что тогда мы наверняка сможем подобраться к нему поближе.

— Будет лучше, если он поедет с вами и вашим напарником, — предложил Тор, движением подбородка указав на Дорэна. — А я возьму эту машину и последую за вами. Если мы все усядемся в одну машину, он может попытаться подстроить аварию. А если я поеду позади вас, то вы будете у меня на виду. И если он сделает это, то умрет.

Дорэн бросил взгляд на Тора, и я заметил, что на него эти слова произвели впечатление. Когда-то он был солдатом, но, скорее всего, ему никогда еще не доводилось служить под началом у сержанта, который мог бы похвастаться таким хладнокровием и выдержкой, какие только что продемонстрировал Тор.

— Слышал, что он сказал? — обратился я к Дорэну. — Давай сюда ключи от машины.

Дорэн, вытащив из кармана связку ключей, бросил их Тору, а потом, после того как я махнул ему пистолетом, забрался на пассажирское сиденье машины Джо. Убедившись, что он в машине, я сунул пистолет в наплечную кобуру, а Джо, все держа свой «смит-и-вессон», передал мне ключи от машины.

— Лучше ты садись за руль, — буркнул он. — А я сяду сзади и буду смотреть за ним.

На какой-то миг я опешил от удивления, но потом вдруг понял: у Джо оставалась только одна здоровая рука, и если бы Дорэну вздумалось попытаться отобрать у водителя руль, проделать такую штуку ему было бы проще с Джо, чем со мной. Судя по всему, ни Джо, ни Тор не верили в добрые намерения Дорэна. Что ж, там будет видно, решил я, усаживаясь за руль «тауруса». Джо забрался на заднее сиденье, устроившись за спиной Дорэна, пистолет он на всякий случай положил на колени. Мы выехали из гаража. Тор на «мазде» Гальончи последовал за нами.

— В этом месте, куда ты нас везешь, — начал я, обращаясь к Дорэну, — тебе уже доводилось бывать после того, как ты сбежал из тюрьмы?

— Да.

— Наверное, очень уединенное место, раз там так безопасно, — продолжал я.

— Про него все давно забыли. Вот уже пять лет, как там никто не бывает. Это что-то вроде стоянки для трейлеров с прицепами, таких, знаете… ну, домиков на колесах. Ее закрыли уже довольно давно. А несколько старых автофургонов остались. Раньше там было озеро, но потом власти штата приказали снести дамбу, потому что она была такая старая, что могла рухнуть сама по себе. Но все это было черт знает когда.

Честно говоря, я даже немного удивился такой разговорчивости, ведь раньше каждое слово из Дорэна приходилось тащить чуть ли не клещами. Однако все это мало чем помогло мне. Конечно, я бы мог позвонить полицию, попросить их разыскать давно брошенную стоянку для жилых автофургонов и послать туда парочку отрядов SWAT, но что толку? Я все равно окажусь там намного раньше их.

— Как тебе удалось выйти на Гальончи? — поинтересовался я.

— Джефферсон послал его отнести мне первую часть денег, которые я потребовал. А он вдруг взял и рассказал мне, о чем они договорились на самом деле… ну, о том, что Джефферсон заплатил ему, чтобы он убил меня, и все такое. Я спросил, зачем он все это мне рассказывает. А Гальончи объяснил, что Джефферсон, по его мнению, слишком жирная овца, чтобы остричь его на какие-то жалкие пятьдесят кусков.

— Это столько ты потребовал у него? Пятьдесят тысяч?

— Да. Сказал, что пятьдесят штук купят его сынку лишнюю неделю жизни.

— Ты что, серьезно?! — не поверил я. — Значит, ты действительно собирался убить его сына?

Какое-то время Дорэн молчал.

— Может быть, — наконец угрюмо бросил он. — Знаешь, если честно, я часто думал об этом. Все время думал. То есть хочу сказать — я ведь мотал срок за него, верно? Ведь Монику-то убил он. Конец света, честное слово. Как подумаешь… И ведь ее убийство так и сошло ему с рук. Все шито-крыто, никто не требует, чтобы он за это ответил. Но вот убил бы я его на самом деле, если бы Джефферсон не поступил так со мной, если бы он дал мне денег, а не послал ко мне Гальончи, чтобы разделаться со мной? Не знаю. Возможно… а может, и нет. Если бы у меня появились деньги… может, я бы и не стал его убивать.

— Это была идея Гальончи? Я хочу сказать — действовать сообща и нажать на Джефферсона, Потребовать от него еще денег?

— Да. Откуда мне было знать, сколько на самом деле стоит Джефферсон? — Дорэн пожал плечами. — Да, это он придумал.

— А тебе из этих пятидесяти штук хоть сколько-нибудь перепало?

— Нет… ни цента. Гальончи сказал, что это ведь ему заплатили… ну, чтобы он меня убил, поэтому он имеет полное право оставить их себе. Потом успокоил меня — сказал, что скоро мы получим куда больше, чем какие-то пятьдесят кусков.

— Он получит, — поправил я. — Без тебя. Кстати, все пятьдесят тысяч он ухлопал на то, чтобы впутать меня в это дело. А как на этих деньгах вдруг оказались мои отпечатки? Каким образом ему удалось их заполучить?

— А это не Гальончи, это я все проделал, — похвастался Дорэн. — В тот вечер, когда я вырубил тебя, помнишь, прямо на улице? Он только сказал мне, что и как сделать. Ну я и сунул тебе в руки несколько банкнот, пока ты валялся в отключке. Плевое дело! — хмыкнул он.

Господи, как все просто, уныло подумал я. Действительно, плевое дело… а мне это даже в голову не пришло.

— Кстати, кто этот тип? — поинтересовался Дорэн, указывая в зеркальце заднего, вида на Тора.

— Один из тех, с кем мне время от времени приходится работать, — лаконично объяснил я.

Дорэн, захихикав, покрутил головой.

— Конечно, Перри. Ты ведь у нас сыскной пес. И таких наверняка за версту чуешь. Да, этот парень — настоящий боец. Мне уже доводилось таких встречать.

— Например, Гальончи? — лениво спросил я.

Взгляд Дорэна остановился на моем лице. Какое-то время он молчал. Потом вновь уставился на дорогу, серой лентой бежавшую впереди нас.

— Да, — коротко бросил он в ответ.

Глава 40

Я предупредил Дорэна, что собираюсь остановиться за километр или два до того места, где, по его словам, дожидался Гальончи. Всю оставшуюся часть пути — и пока мы еще мчались по скоростной автостраде, и уже позже, когда съехали с нее и принялись петлять по деревенским проселкам, по обе стороны которых тянулись деревья, — я все переживал, что он забудет заранее сказать мне, где остановиться, что вся эта история о стоянке с брошенными там старыми домиками на колесах окажется выдумкой чистой воды, что Дорэн, в последнюю минуту передумав, постарается предупредить Гальончи, незаметно подав ему знак, что нас заметят еще до того, как мы вообще доберемся до места. Иначе говоря, я только и делал, что волновался. Впрочем, мои опасения оказались напрасными — Дорэн велел мне съехать с дороги, и мы, описав по усыпанной гравием дорожке круг, остановились перед каким-то строением, которое в прежние времена, скорее всего, было частью заброшенной фермы.

— Отсюда до того места — от силы полкилометра, — объяснил он. — Вон, видите, гравийная дорожка, что сворачивает влево? Поедете по ней. Там еще у въезда такой здоровенный щит и ворота, из-за чего эта самая стоянка здорово смахивает на какое-то ранчо, одним словом, типичный Дикий Запад, ей-богу. Короче, не ошибетесь. Увидите старый трейлер, в нем когда-то был офис, а после него пойдут бетонированные площадки, ну, знаете, такие, где люди ставят свои домики на колесах.

— А сам-то он где? В трейлере?

— Нет. Там, где прежде было озеро, осталось то ли пять, то ли шесть старых прицепных кабинок для трейлеров. Так вот он в одной из них.

Кто-то побарабанил в окно с моей стороны. Я даже вздрогнул от неожиданности. Тор. Открыв дверцу, я выбрался из машины и подошел к нему. Пока я объяснял ему, куда ехать, к нам присоединились и Джо с Дорэном. Тор, по своему обыкновению, не проронил ни слова.

— Ты был прав насчет того, что он будет выглядывать подъезжающую машину, — кивнул Джо. — Теперь вопрос в том, как лучше всего это использовать. Можно, конечно, договориться, что Дорэн довезет нас до самого места, даже забросит на территорию кампуса. Или придумать, как он сможет выманить Гальончи куда-нибудь в удобное для нас место.

Тор покачал головой.

— Нельзя, чтобы мы все приехали туда в одной машине. Если что-то пойдет не так, мы окажемся в ловушке, причем все сразу.

— Ладно, согласен. Тогда какие будут предложения?

Тор, отойдя от машины, принялся разглядывать видневшуюся впереди небольшую сосновую рощицу.

— А есть какая-нибудь дорога по которой можно было бы подъехать к кампусу сзади? Через лес, скажем. Или вокруг озера?

Мы обернулись и посмотрели на Дорэна, ожидая, что он скажет.

— Да, — кивнул он, — туда ведут старые железнодорожные пути — вон, видите, вверх по холму. От кампуса пути отделяет изгородь, но в некоторых местах она порвана и лежит на земле. Если обнаружите там остатки шпал с рельсами, можете дойти по ним до самой стоянки.

Эта идея явно пришлась Тору по душе.

— Я поведу машину, — коротко кивнул он. — Отыщем эти пути, о которых ты говоришь, а потом вы с ним отправитесь в кампус вместе. Пешком.

Я нахмурился.

— Нет, думаю, вести машину должен я. В конце концов, как бы ни обернулось дело, иметь дело с Гальончи, скорее всего, придется как раз водителю. А…

— А в этом я могу дать вам сто очков форы, — возразил Тор.

Его холодные голубые глаза внезапно потемнели, взгляд не отрывался от моего лица. Вообще говоря, это была не его война, однако он приехал сюда, чтобы помочь мне, и я это знал. И потом, если уж честно, тут он прав — в подобных делах мне действительно было до него далеко. Я уже открыл было рот, собираясь спорить, однако его тяжелый взгляд заставил меня поперхнуться. Я решил благоразумно оставить свои возражения при себе. Мы приехали сюда, чтобы спасти Эми. И если это поможет, то кто я такой, чтобы спорить с ним? Мы сделаем так, как хочет Тор.

— Ладно, идет, — кивнул я.

— А я? — встрепенулся Джо. — Мне-то с кем ехать? С ним? Или с тобой?

— Ни с тем и ни с другим, — лаконично бросил Тор.

Джо сердито нахохлился — по лицу было видно, как он зол. Его уже один раз вывели из игры, оставив дожидаться в гараже, пока мы сами отправились потрясти Рида, и вот теперь Тору вздумалось вновь отправить его на скамейку запасных. И это ему не слишком понравилось — Джо терпеть не мог, когда говорили, чтобы он держался подальше.

— Есть только одна дорога, по которой мы можем убраться отсюда, — продолжал Тор. — Предположим, все пойдет не так, как надо, и Гальончи удастся удрать, возможно, прихватив с собой и женщину Нужно, чтобы кто-то остался тут, чтобы ему помешать. Возьмите машину и, дождавшись, когда я проеду, поставьте ее так, чтобы перегородить выезд на дорогу. Это необходимо сделать, чтобы не дать ему уйти. Вы меня поняли?

— Договорились. — Лицо Джо моментально просветлело, и он кивнул. В самом деле, Тор был прав. Впрочем, неудивительно — в таких делах, как то, что предстояло нам сейчас, Тор неизменно оказывался прав.

— Ладно, — сказал я. — Значит, я беру Дорэна, и мы с ним идем вверх по старым железнодорожным путям. Как насчет того, чтобы состыковаться по времени? Вы не должны появляться там до тех пор, пока мы не подберемся к самой стоянке, а я не могу сказать заранее, сколько нам на это потребуется времени.

Тор повернулся к Дорэну. Тот вместо ответа пожал плечами.

— Зависит от того, где нам удастся отыскать эти самые пути, — проворчал он. — Лично я знаю только одно такое место, где они пересекают дорогу — это практически у нас за спиной. А оттуда до стоянки пешком… ну, минут пятнадцать, наверное.

— Ладно, тогда жду двадцать и еду, — кивнул Тор. — А когда я уже буду в кампусе, где мне его искать?

— На том месте, где раньше было озеро, осталось несколько старых кабинок. Там увидите. Гальончи в третьей из них по правой стороне. И девушка Перри тоже там. Уж будьте уверены.

Мы отъехали немного назад, до того места, где старые железнодорожные пути пересекали дорогу, до него было рукой подать, может, четверть километра, не больше. Тор свернул и поставил «мазду» на обочину, укрыв машину среди нескольких давно засохших деревьев, я, последовав его примеру, припарковался позади него. Потом мы с Дорэном выбрались из «тауруса», я повернулся к Джо и отдал ему ключи от машины.

— Ладно. Скоро увидимся.

— Угу, — буркнул он. — Ты там поосторожнее, Линкольн. Не доверяю я этому Дорэну. Так что гляди в оба, понял?

— Обязательно, — пообещал я.

Тор покосился на меня.

— Значит, через двадцать минут, — напомнил он.

— Договорились.

Мы с Дорэном двинулись вверх вдоль старой железнодорожной ветки, по усыпанной белым гравием тропинке, петлявшей между древних шпал и исчезавшей далеко впереди, где нас ждала полная темнота. Не прошло и нескольких минут, как мы добрались до первого поворота и окончательно потеряли из виду Джо с Тором.


Судя по всему, этой железнодорожной веткой не пользовались уже многие годы, потому что рельсов тут не было, наверное, их сняли, оставив только деревянные шпалы. Впрочем, насыпь из гравия сохранилась. Время от времени мы спотыкались о валявшиеся под ногами ржавые «костыли», однако, если не считать этого, тропинка была в хорошем состоянии, и двигаться вперед было достаточно легко. Шли мы быстро, Дорэн, обогнав меня, шагал впереди. Признаться, я даже позавидовал ему немного — он шел без малейших усилий, даже не глядя себе под ноги. Дождь уже перестал, но под ногами хлюпали лужи, а в воздухе чувствовалась промозглая сырость. Первые несколько минут ходьбы мое дыхание висело передо мной облачком пара, потом оно исчезло — либо я остыл до такой степени, что оно уже мало чем отличалось от воздуха вокруг нас, либо просто стемнело настолько, что я перестал его замечать.

В воздухе пахло влажной землей, прелыми листьями и водой, этот запах напомнил мне тот день, когда мы Джо приехали поговорить с Полом Бруксом. Мы сидели на винокурне, слушая, как он гладко и без запинки излагает нам свою версию событий. Теперь-то я знал, что в его истории не было ни грана правды. А тогда мы доверчиво проглотили эту ложь и двинулись дальше, впустую тратя драгоценное время. И вот чем это закончилось: меня разыскивает полиция, а Эми оказалась в руках наемного убийцы, который прячется здесь, нетерпеливо поглядывая на часы. Как долго мы с Джо блуждали в потемках, а в итоге… Никто не знает, какую цену придется за это заплатить. Я помотал головой, отгоняя возникшую перед моими глазами картину, и ускорил шаги. Сейчас было не время думать о том, чего нам может стоить потеря драгоценного времени.

Минут через пятнадцать, после того как мы двинулись в путь, Дорэн, притормозив, повернулся ко мне.

— Уже недалеко, — шепнул он.

— Откуда ты знаешь? — пропыхтел я.

— Вон там, впереди, изгородь, о которой я говорил. Видишь, левее?

Прищурившись,я стал вглядываться вдаль, но, сказать по правде, ничего не увидел. Помнится, в последний раз, когда я решил проверить зрение, мне сказали, что оно у меня едва ли не стопроцентное, однако сейчас я не видел абсолютно ничего, кроме темноты вокруг, и только диву давался, что там может разглядеть Дорэн. Только метров через двадцать я смог наконец рассмотреть то, о чем он говорил: провисшая под собственной тяжестью ржавая проволочная изгородь с видневшимися тут и там прорехами тянулась вдоль ряда шпал, отделяя их от купы деревьев на другой стороне.

Сойдя с тропинки, которая вилась вдоль насыпи, мы оказались по колено в высокой, пожухлой траве. Несмотря на то что все последние дни шел дождь, она сухо хрустела и шуршала под ногами, лес, окруживший нас со всех сторон, казалось, затаился, настороженно разглядывая чужаков, — такая тут стояла тишина. Было тихо, и каждый шаг, каждый треск сучка под ногами казались преувеличенно громкими. Я представил себе, как Гальончи сидит, притаившись в одной из пустых кабинок, ловит каждый звук, говорящий о нашем приближении, сжимая в руке пистолет.

Теперь уже почти половина секций проволочной изгороди валялась на земле, часть проволоки была порвана, часть осела почти до земли, а та, что осталась, возвышалась над ней на какие-нибудь жалкие полметра. Дорэн просто перешагнул через нее, я последовал его примеру. Справа от нас из темноты проступила котловина бывшего здесь некогда озера, там, где раньше стояла вода, теперь виднелись сплошные заросли сорняков. На противоположном берегу появились какие-то темные контуры, и я догадался, что это, скорее всего, и есть те брошенные прицепы, о которых говорил Дорэн. Мы крались по берегу озера, подбираясь к ним все ближе и ближе, и по мере нашего приближения все четче становилась видна шедшая через стоянку посыпанная гравием дорожка — единственная светлая полоса, рассекавшая темную траву.

Обогнув стоянку вдоль берега озера и зайдя с тыла, мы оказались позади жилых кабинок. Дорэн говорил, что Гальончи устроился в третьей из них, а пока что мне удалось насчитать целых шесть таких прицепов, возле каждого виднелось нечто вроде небольшой пристани, некогда спускавшейся к самой воде. Раз я обернулся, прошел несколько шагов назад и внимательно оглядел шедшую через стоянку гравийную дорожку. С этого места были видны очертания стоявшего у самого входа старого трейлера, где когда-то был офис, о котором упоминал Дорэн, но дальше все было погружено в темноту. Я не заметил ни малейших признаков того, что Тор уже здесь.

Первая из кабин-прицепов была как раз перед нами, пустая и темная, словно заброшенная собачья конура, у ее входа громоздились кучи старого мусора, густо поросшие сорняками. Держась вдоль узенькой полоски травы, росшей между кабинкой и пристанью, я пробирался вперед, на ходу перешагнув через валявшуюся пустую канистру из-под бензина. И хотя я опередил Дорэна всего на несколько шагов, темнота вокруг стояла такая, что я его не видел и даже не слышал его шагов. А ведь тут было так тихо, что любой мой вдох, казалось, разносился далеко вокруг. Если бы я точно не знал, что он где-то рядом, ни за что бы не догадался, что я тут не один. Между первой и второй кабинками густо росли сосны. Я осторожно раздвинул ветки, собираясь протиснуться между ними; в отличие от меня Дорэн просто наклонил голову и просочился через них, как тень. Острые иголки оцарапали мне ладонь. Мы были уже в двух шагах от второй кабинки-прицепа, когда я заметил свет, слабо пробивающийся из окна той, что виднелась за ней.

— Это там?

Дорэн не ответил. Вместо того чтобы что-то сказать, он застыл на месте, насторожившись и подозрительно оглядывая прицеп, словно почуяв неведомую опасность.

— Что? — хриплым шепотом спросил я.

— Он все знает.

— Гальончи?

Дорэн, кивнув, поспешно нагнулся, всем телом распластавшись по земле, и принялся внимательно вглядываться в темноту. Мне показалось, его внимание привлекла ведущая к трейлеру дорога. Потом, повернув голову, он принялся разглядывать длинный ряд кабинок. Я бесшумно присел на корточки рядом с ним.

— Эй, ты о чем?

— Свет в окне, видишь? Он бы ни за что не включил свет в прицепе, — шепнул он. — Раньше, перед тем как зажечь лампу, мы всегда завешивали окна одеялами. Так вот, Гальончи никогда бы не оставил свет гореть, если бы не хотел, чтобы кто-то думал, что он там, внутри. Готов поспорить, что это ловушка. Наверняка он решил подстраховаться на тот случай, если я вернусь не один.

Полоска света легла на дорогу возле нас. Похоже, это приехал Тор. Впрочем, я почти не сомневался в этом — его выдали фары, вернее, то, как низко они были, почти вровень с землей. Дорэн явно погорячился, считая, что пешком до стоянки можно было добраться за четверть часа. Мы с ним спешили изо всех сил и все равно прибыли к месту, опередив Тора всего на несколько минут.

— Дерьмо! — в сердцах выругался я. — Слишком рано!

Дорэн ничего не сказал. Припав к земле, я дождался момента, когда лучи фар «мазды» проплыли мимо, и пополз, пробираясь вдоль стены второй кабинки. Тор ехал медленно. Добравшись до угла кабинки, я скорчился возле нее. Под ногами что-то хрустнуло: пошарив в темноте, я нащупал под ногами несколько плиток, скорее всего, когда-то их ветром сорвало с крыши. Осторожно убрав их в сторону, я расчистил на земле место для левой ноги и взял пистолет двумя руками, упершись локтями о колено. Тор припарковал машину возле третьей по счету кабинки, однако наружу выйти не спешил — двигатель он также оставил включенным, в тишине было слышно его негромкое урчание. Свет фар выхватил из темноты интересующий нас прицеп — воспользовавшись этим, я наклонился и принялся разглядывать его. Ничего не изменилось, во всяком случае, на первый взгляд: дверь оставалась закрыта, свет внутри по-прежнему горел. Если Дорэн не ошибся и Гальончи внутри не было, тогда у нас большие проблемы, угрюмо подумал я. Главным нашим козырем был фактор внезапности, но, похоже, это не сработало — вряд ли Гальончи не заметил подъехавшую машину.

— Где он может быть? — прошептал я и тут же понял, что Дорэн куда-то пропал.

Я резко обернулся — как раз вовремя, чтобы увидеть его. Он был от меня метрах в шести — пригибаясь, как солдат под обстрелом, полз к котловану, явно намереваясь добраться до густых зарослей сорняков, которыми заросло дно бывшего озера. Я бросился было за ним, но тут позади меня оглушительно взревел двигатель «мазды», а мгновением позже по траве будто рассыпалась шрапнель, — это Тор резко вдавил в пол педаль газа, и гравий из-под колес брызнул в разные стороны. Ничего не понимая, я обернулся посмотреть, что происходит.

Тор двигался задом — пронесся в обратном направлении метров пять, а потом резко вывернул руль, заставив крошку «мазду» развернуться вокруг своей оси, так что она оказалась передом к старому трейлеру. Заставив машину совершить этот головокружительный кульбит, Тор включил «дальний свет», и луч фар, словно консервным ножом вспоров ночь, выхватил из темноты фигуру Томми Гальончи — он стоял под деревьями как раз в том месте, где посыпанная гравием дорожка скрывалась в лесу, в руках у него был дробовик. Еще мгновение — и он бы выстрелил.

Я мысленно благословил Тора — свет фар на мгновение ослепил Гальончи, дав нам несколько секунд. Однако он все-таки успел спустить курок. Прогремел выстрел, оглушивший меня, в разные стороны брызнули осколки стекла и куски металла, а в капоте бедняги «мазды» появилась дыра.

Я вскинул «глок» и тоже выстрелил, однако для пистолета расстояние было явно великовато и я промахнулся. Пуля просвистела мимо, но Гальончи услышал выстрел, увидел, как брызнул в разные стороны гравий у него из-под ног и, конечно, заметил, откуда стреляли. Отскочив в сторону, он пальнул из дробовика в ту сторону, где прятался я, угодив в кабинку прямо у меня над головой. В воздухе вокруг меня, будто стрелы, засвистели щепки.

Я отскочил в сторону и скорчился, укрывшись за ближайшим деревом, припал всем телом к земле, перевел дыхание, а потом, осторожно высунув голову, стал вглядываться в темную дорогу перед собой. «Мазда» замерла на дороге, фары уже, не горели, из-под капота поднималась вверх тонкая струйка дыма. Возможно, выстрел попал в цель, основательно повредив машину. Затаив дыхание, я ждал, что дверка откроется и Тор либо попытается выбраться из нее, либо заведет двигатель. Но, если не считать тонкой струйки дыма над капотом, «мазда» не подавала никаких признаков жизни. Переднее стекло разлетелось вдребезги. Тора нигде не было видно.

Вывернув голову, я глянул через плечо, на дорогу, пытаясь обнаружить Гальончи. Мне показалось, что между деревьями мелькнула какая-то тень, но она мгновенно исчезла, словно растворившись в темноте. Мне стало неуютно: похоже, он подбирался ко мне, прячась за деревьями, а я, как на грех, ничего не мог разглядеть. Надо признаться честно, позиция у меня была неважная — я сидел, прижавшись спиной к стене кабинки, кое-как укрывшись за стволом дерева. У меня на выбор оставалось два варианта: либо ползти вперед, прямо на Гальончи, в надежде, что под деревьями он меня не заметит, либо юркнуть за кабинку, туда, где уже спрятался Дорэн.

Я как раз склонился в сторону второго варианта, и уже было сделал движение, чтобы заползти за кабинку, когда мотор «мазды» вдруг утробно взревел. Вздрогнув от неожиданности, я оглянулся и увидел, как машина, юзом пройдя несколько метров, все-таки зацепилась шинами за гравий и скользнула в сторону темной стены деревьев, за которой пару секунд назад мне почудилась тень Гальончи. Я присмотрелся — водителя за рулем не было. Скорее всего, Тор укрылся под приборной доской и двигался вслепую, используя машину как укрытие.

Внезапно в каких-нибудь десяти метрах от меня из-за дерева выскочил Гальончи. Дробовик в его руках вновь рявкнул, и осколки того, что еще оставалось от ветрового стекла «мазды», брызнули в разные стороны, однако машина и не подумала остановиться. Гальончи замешкался лишь на какую-то долю секунды, прежде чем снова укрыться между деревьями. И тут Тор, вновь резко вывернув руль, заставил «мазду» ринуться на него. Я услышал противный скрежет, когда машина боком чиркнула по деревьям, за этим последовал грохот, и, налетев на дерево, она застыла на месте.

На несколько секунд все замерло — вокруг воцарилась такая тишина, что у меня зазвенело в ушах. Насколько я мог видеть со своего места, дымок, поднимавшийся над капотом машины, куда-то исчез — скорее всего, радиатор, пробитый одним из первых выстрелов, окончательно испустил дух. Лучи фар выхватили из темноты извилистую просеку, одна из фар, покореженная ударом о дерево, вонзила луч прямо в небо, казалось, кто-то указывает туда тонким, бледным пальцем. Возле машины никто не двигался. Позади руля что-то смутно белело, похоже, подушка безопасности. Я выбрался из-за дерева, за которым прятался, и осторожно вышел на открытое пространство, стараясь разглядеть Гальончи и гадая, что с Тором. И не успел я подумать об этом, как они оба почти одновременно появились передо мной.

Судя по всему, увидев, как прямо на него на полной скорости несется «мазда», Гальончи успел упасть на землю и откатиться в сторону. Теперь он поднялся и бесшумно двигался к ней, держа наготове дробовик. Я вскинул пистолет и прицелился, чтобы быть уверенным, что уж на этот раз не промахнусь, но он опередил меня и выстрелил первым. И одновременно Тор, выскочив из-под покореженного руля, как чертик из коробочки, тоже выстрелил через заднее окно, единственное, которое еще осталось целым, поскольку на пути у него не оказалось сосны.

Он успел выстрелить дважды, но оба раза промахнулся, а Гальончи, развернувшись, вскинул свой дробовик и снова пальнул по машине. Последствия оказались ужасными. На этот раз он разворотил капот несчастной «мазды» и выбил заднее стекло. А потом вдруг споткнулся и качнулся назад — похоже, просто оступился. Как бы там ни было, он соскользнул в канаву, оказавшуюся как раз позади него, и рухнул в траву.

Я выпустил три пули в заросли сорняков, где он исчез, и вновь наступила тишина, особенно оглушительная после грохота выстрелов. Я давно уже не слышал Дорэна: с того места, где я видел его в последний раз, не доносилось ни звука — либо он благоразумно прятался в зарослях сорняков, либо вообще сбежал, радуясь, что про него забыли. Да, вполне вероятно, что он решил исчезнуть с поля боя при первой возможности и сейчас был уже далеко. Выждав пару минут, я рысцой потрусил вверх по дороге, шаря глазами по высокой траве и между деревьями там, где в последний раз видел Гальончи. Он больше не стрелял, однако мне было слышно, как шуршит трава у него под ногами и трещат ветки, и я догадывался, что он пробирается через лес. Я выстрелил наугад, целясь между деревьями, выпустил две пули подряд, хотя, конечно, понимал, что попасть в него у меня нет ни малейшей надежды — стрелять практически вслепую да еще ночью практически бессмысленно. Постепенно звуки отдалялись — я догадывался, что он уходит и очень скоро окажется уже вне пределов досягаемости. И действительно, через минуту Гальончи растворился в ночи.

Я бегом вернулся к «мазде», молясь о том, чтобы не было слишком поздно. Когда я подбежал, дверь со стороны пассажирского сиденья распахнулась, и передо мной на траву рухнул Тор. Лицо у него было перепачкано кровью, руки, впрочем, тоже, но — ура! — он был жив и даже двигался. Я присел перед ним на корточки, решив осмотреть его, однако Тор сердито махнул рукой, чтобы я убирался прочь, и, цепляясь за машину, со стоном поднялся на ноги. Больше всего меня поразило то, что за все это время он так и не выпустил из рук пистолет. Я боялся, что он ранен, но, похоже, кровь, которой были покрыты его лицо и руки, текла из многочисленных порезов. Как вскоре выяснилось, Гальончи так и не попал в него.

— Вы ранены? — спросил я.

Покачав головой, Тор рукой в перчатке отер кровь с лица и повернулся ко мне.

— Ничего страшного, — невозмутимо проговорил он. — Похоже, он стрелял крупной дробью. Возможно, парочка дробин попала в меня.

Подойдя поближе, я принялся разглядывать его и увидел, что его куртка с левой стороны изорвана в клочья. Кровь просочилась сквозь ткань, и на уровне ребер образовалось багровое пятно. Тор тоже окинул окровавленную куртку беглым взглядом, но я не заметил, чтобы это произвело на него особое впечатление; он уже открыл было рот, собираясь что-то спросить, но ему помешали. Со стороны дороги донесся истошный крик:

— Я сейчас прикончу ее!

Выскочив из-за деревьев, на дороге, возле старого трейлера, некогда бывшего офисом, стоял Гальончи — нас разделяли какие-то пятьдесят-шестьдесят метров. На фоне постройки четко вырисовывался его силуэт. Я бегом бросился к нему, краем глаза успев заметить, как Тор обернулся и оперся рукой о крышу того, что еще недавно было «маздой». Я успел сделать всего несколько шагов, когда у меня над ухом трижды оглушительно рявкнул его «глок». Помню, успел еще удивиться, как громко прозвучали выстрелы, учитывая, что стреляли на таком расстоянии и в темноте. К несчастью, ни один из них не достиг цели, и Гальончи, на ходу вскинув свой дробовик, снова повернулся к трейлеру. Забыв про бесполезный уже пистолет, я мчался к нему, зная, что единственная возможность, которая у меня еще остается, это добраться туда раньше него, чтобы помешать ему войти в трейлер, уже догадываясь, что шансов на это у меня практически нет и надеяться бессмысленно, поскольку я был слишком далеко, а значит, безнадежно опоздал и не смогу защитить Эми…

Как во сне, я видел, что Гальончи открыл дверь трейлера, переступил порог, вскинул дробовик и выстрелил. Я услышал, как громыхнул выстрел, и закричал — закричал так, будто он выстрелил в меня. Я все еще бежал, спотыкаясь и едва не падая, мои ноги, разъезжаясь по гравию, несли меня вперед, подчиняясь уже не разуму, а какому-то инстинкту, и я как будто не поспевал за ними. В то же самое мгновение до меня внезапно дошло, что с этим выстрелом что-то не так — вместо утробного рыка дробовика я услышал оглушительный треск, и Гальончи, словно отброшенный назад неведомой силой, вдруг вылетел через дверь трейлера и ничком рухнул на землю. Выпавший из его рук дробовик покатился по земле. Это зрелище будто прибавило мне сил — я разом перестал спотыкаться и ринулся вперед. В несколько прыжков преодолел разделявшее нас расстояние, и вот уже стою над ним, приставив к его голове пистолет, а Гальончи корчится от боли у моих ног.

— А клево я это придумал, — услышал я из трейлера насмешливый голос Энди Дорэна. — Ну, я хочу сказать, что засел в этом трейлере, верно?

Он стоял в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, и ухмылялся. В руке у него был уже хорошо знакомый мне пистолет, дуло которого смотрело мне в грудь.

Глава 41

— Заглянул посмотреть, как тут твоя девчонка, — объяснил Дорэн.

Не ответив, я слегка отодвинул его плечом и протиснулся в трейлер. Внутри тускло горел свет, но, едва переступив порог, я сразу понял, почему снаружи трейлер выглядел таким пустым и заброшенным. Все окна изнутри были завешены плотной темной тканью. Вероятно, Дорэн изрядно раскошелился, закупив в каком-то фабричном магазинчике сразу несколько рулонов такой ткани, но оно, надо признать, того стоило. Ни лучика света не пробивалось наружу, и любому, кому бы вздумалось забрести ночью на эту стоянку, трейлер показался бы таким же пустым и заброшенным, как все вокруг.

Поманив меня пальцем, Дорэн свернул за угол и прошел в крохотную, тесную кухоньку. Я услышал, как вслед за нами в трейлер ввалился Тор. Я сморщился — внутри трейлер здорово смахивал на свалку мусора: повсюду громоздились кучи какого-то хлама, отчетливо чувствовался запах гнили и плесени. Скользкая грязь толстым слоем покрывала пол, в тех местах, где крыша прохудилась, виднелись ржавые лужи. И в этом месте Дорэн прожил чуть ли не месяц, дожидаясь, когда наступит его звездный час. Я миновал кухню, потом вдруг справа от меня открылась какая-то дверь, я оказался в спальне и увидел Эми.

Она лежала на полу, скорчившись на старом одеяле. Руки и ноги ее были скованы наручниками, а рот ей кто-то предусмотрительно заклеил скотчем. На мгновение мне вдруг стало страшно — но потом я увидел, что глаза у нее широко открыты и блестят, я заметил это, даже несмотря на царивший в комнате полумрак. Выронив пистолет, я упал возле нее на колени и потянулся к ней дрожащими руками — однако Дорэн не дал мне дотронуться до нее. Оттолкнув меня в сторону, он склонился к Эми и быстрым движением приставил к ее голове пистолет.

— Она жива, Перри. Как я тебе и обещал. А теперь забудь о ней, поговори со мной, и, может быть, она и дальше будет жить.

Мой собственный пистолет, теперь бесполезный, валялся на полу возле моих ног там, где я уронил его, когда бросился к Эми. Тор уже стоял в дверях, и, даже не глядя на него, я мог сказать, что уж он-то — в отличие от меня — не выпустил из рук оружия и сейчас держит Дорэна на мушке. Для этого мне не нужно было оборачиваться — я видел перед собой лицо Дорэна. Он улыбался, глядя куда-то поверх моего плеча.

— Тише, ребята, расслабьтесь. Стоит ли так волноваться, тем более здесь? Ну спустите вы курок, а что толку, ведь я сделаю то же самое. Сами же знаете, как это бывает, верно? Вы ж видите, у меня тоже есть пистолет, и куда он направлен? Попробуйте только выстрелить, и девчонка умрет. Уж она-то точно умрет, это я вам твердо обещаю. У вас нет никаких шансов, парни. Вряд ли вы сможете мне помешать. И пообещать ей, что она останется в живых, вы не можете.

Тор не сказал ни слова. Я был в каком-то полуметре от Дорэна, нас разделяло только тело лежащей на полу Эми, но при этих словах я будто врос в землю, боясь шелохнуться, не осмеливаясь даже дышать. Да и что я мог сделать, когда дуло его пистолета было приставлено к ее виску, а палец лежал на спусковом крючке? Стараясь не думать об этом, я лихорадочно обшарил взглядом Эми. Слава богу, она, похоже, не была ранена. Перепугана до смерти, но не ранена. Судя по всему, эти ублюдки ее не тронули.

— Скажи своему приятелю, пусть положит пистолет на пол, — велел Дорэн.

Тор не шелохнулся. Я покосился на него, потом посмотрел в глаза Дорэну.

— Забудь об этом. Он ни за что не сделает то, о чем ты просишь.

— Лучше бы ему это сделать, — покачал головой Дорэн. — Скажи ему…

— Нет, — отрезал я. — Бесполезно. Ни один человек не может приказать ему бросить пистолет. Он никогда этого не сделает.

— Тогда по крайней мере сунь его в кобуру, — велел Дорэн. — Насколько я уже понял, ты парень шустрый, так что пусть он пока побудет там. Меньше проблем, понял?

Тор медленно опустил свой «глок», посмотрел на нас, а потом так же медленно сунул его в кобуру. В этот момент он напомнил мне туго сжатую пружину.

— Вот и хорошо. — Кивнув, Дорэн сделал быстрое движение и, не отрывая дула от головы Эми, придвинулся ближе ко мне, А потом молниеносным движением вскинул пистолет и приставил его к моей голове. Я явственно почувствовал, как напрягся Тор, однако он по-прежнему не шелохнулся и даже не сделал попытки выхватить из кобуры пистолет — просто стоял и молча ждал, что будет дальше.

А Дорэн, подобрав с пола мой пистолет, кивком головы показал мне, где спрятаны ключи от наручников. Он позволил мне освободить ей ноги, но руки Эми по-прежнему оставались скованы. Вдобавок он не разрешил снять скотч, закрывавший ей рот. Как только ее ноги оказались свободны, я наклонился и осторожно помог ей подняться. Она шаталась, ноги у нее подгибались, и мне пришлось поддержать ее, иначе бы она упала. Я крепко прижимал ее к себе, чувствуя, как волна напряжения спадает, ощущал тепло ее тела, когда она, вся дрожа, прижималась ко мне, и меня охватило невероятное облегчение от того, что она жива и с ней ничего не случилось. Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу и наслаждаясь этим, однако Дорэн быстро положил этому конец: весьма ощутимо ткнув мне в затылок дулом пистолета, он велел отодвинуться.

— Я пообещал, что верну ее тебе, и сдержал свое слово — вот она, живая и здоровая, — буркнул он. — Ну а теперь, если хочешь жить, Перри, будь любезен и выполни свою часть сделки. Пошли со мной. И ее прихвати, понял?

Дорэн вытолкнул меня вперед, в коридор, потом проделал то же самое с Эми. Ноги у нее подогнулись, и она чуть не упала, однако он успел подхватить ее, помог ей устоять на ногах и даже был так любезен, что помог выйти из трейлера. Поддерживая Эми под локоть, он вывел ее во двор, однако, глянув через плечо, я успел заметить, что дуло пистолета Дорэна прижато к ее боку.

За то время, что мы были в трейлере, Гальончи удалось отползти метров на десять в сторону, кровавый след, оставленный на земле, отмечал его путь. Перед тем как войти в трейлер, Дорэн предусмотрительно поднял с земли выпавший дробовик и зашвырнул его внутрь, оставив Гальончи безоружным. Теперь он усадил Эми, потом заставил ее лечь на землю, а сам встал на колени между ней и лежащим на земле Гальончи.

— Отойди в сторонку, Перри. Уж слишком близко ты стоишь, кое-кто из-за этого может схлопотать пулю. Не стоит рисковать, потому как лучше бы обойтись без этого.

Он перекатил скорченное тело Гальончи, уложив его на спину. Не утерпев, я вытянул шею и принялся разглядывать преступника — ведь в первый раз я смог наконец увидеть его собственными глазами. Человек как человек, среднего роста и такого же среднего телосложения, не очень плотный, но жилистый, мускулистый, темные волосы гладко зачесаны назад, открывая лоб, мутные глаза уставились в небо, словно силясь в последний раз разглядеть звезды, однако их не было видно из-за туч. Вокруг него растекалась лужа крови. Крови было много, очень много, вся трава вокруг него была мокрой. Кровь даже не успевала впитываться во влажную от дождя землю, вытекала маленькими ручейками из-под тела и скапливалась вокруг него отвратительными бурыми лужицами. Я увидел в верхней части груди, возле самых ключиц, огромную рваную рану, и меня слегка замутило.

— Эй, приятель, ты как? — окликнул меня Дорэн. — Что-то вид у тебя неважнецкий.

Тор, не пытаясь подойти ближе, так и стоял в дверях трейлера. Его пистолет по-прежнему оставался в кобуре. Эми неподвижно лежала на земле позади Дорэна. Я старался не смотреть на нее. Ведь стоило мне только ее увидеть, как меня так и тянуло броситься к ней. Однако я не мог себе этого позволить — неизвестно, что бы сделал Дорэн в этом случае, а рисковать ее жизнью я не имел права.

Гальончи, очнувшись, попробовал отползти в сторону, отталкиваясь локтями и волоча непослушное тело по грязной земле.

— А знаешь, сколько раз за это время я подумывал прикончить тебя? — прохрипел он, обращаясь к Дорэну. Голос его был едва слышным, но было видно, что и это стоит ему огромных усилий.

— Да? — осклабился Дорэн. — Что ж, можешь теперь кусать себе локти, потому что больше этого шанса у тебя не будет. Перри рассказал мне, что ты отхватил жирный куш за то, что разделался с Джефферсоном, полмиллиона, верно? — Дорэн неодобрительно поцокал языком — точь-в-точь строгая мамаша, укоряющая свое чадо. Почему-то мне стало противно. — А мне и слова не сказал. Нехорошо. Поделись ты со мной, и меня бы давно тут не было. Пожадничал, верно? Ну и зря, потому что теперь мне очень хочется узнать, кто же тебе за это заплатил.

Гальончи ничего не ответил, но на скулах его заходили желваки, а нижняя челюсть ощутимо дрогнула, как будто он силился что-то сказать, но не мог. Пальцы руки заскребли по земле. Я никак не мог понять, что он делает, потом заметил, как он судорожно сжал комок грязи, да так и замер.

— Так кто это был, а? — Дорэн, наклонившись к Гальончи, приставил к его голове револьвер. — Слышь, приятель, ты ведь еще не умер. Подумаешь, дырка в груди, ну и что? Поверь моему слову, от этого ты не помрешь. Ей-богу, мне случалось видать и похуже, а через месяц-другой эти парни уже были как новенькие. А вот этот пистолет видишь? Вот что тебя убьет, понял? Потому что, если ты сию же минуту не скажешь мне правду, я пущу тебе пулю в лоб. Ну, кто тебе заплатил?

— Пол Брукс.

Он произнес это без колебаний. Впрочем, я заранее знал, что так и будет. Гальончи был человеком, не отягощенным особыми моральными принципами, — обычный наемный убийца, единственными весомыми аргументами в его глазах были две вещи: деньги и пистолет. И вот теперь, когда Дорэн привел ему один из них, Гальончи не намерен был запираться. В том мире, в котором он жил, такие аргументы всегда срабатывают безотказно.

Дорэн покосился на меня через плечо.

— Ты говорил, что догадался, кто это был. Сказал, что не уверен, однако догадываешься, кто ему заплатил. Он правду говорит? Это Брукс?

— Да. Это он.

— Пол Брукс, значит, — задумчиво протянул Дорэн. — Сын того типа, которому принадлежала винокурня, где убили Монику, верно?

— Да.

— Если он заплатил тебе… если это он убил Монику, тогда, черт возьми, с какого боку тут оказался Джефферсон? — Это было адресовано Гальончи, не мне.

Гальончи осторожно втянул в себя воздух, потом так же осторожно и медленно выдохнул — было заметно, каких трудов ему это стоит. Он не ответил. Выждав пару секунд, Дорэн склонился к нему и сунул дуло револьвера в его рану.

Он сделал какое-то движение, и Гальончи взвыл. Кусая губы, он истошно выл, и рычал, и пытался отодвинуться в сторону, отползти от своего мучителя, но Дорэн не дал ему это сделать. До этой минуты я не испытывал к Гальончи особой жалости — ведь он похитил Эми, он собирался убить ее и сделал бы это без колебаний, если бы Дорэн ему не помешал. Но этот звериный, полный мучительной боли вой и его искаженное страданием лицо заставили все внутри меня сжаться. Я почувствовал, как в желудке у меня вдруг точно появился ледяной ком, и отвернулся в сторону, чтобы не смотреть на это.

— Мы ждем ответа, — напомнил Дорэн. Голос его звучал мягко, чуть ли не вкрадчиво.

Гальончи долго не мог отдышаться — втягивал в себя воздух дрожащими губами, борясь с невыносимой болью. Дорэн терпеливо ждал, пока он заговорит.

— Я не знал, что это он убил ее. Ну, вначале не знал, — поправился Гальончи. — До того вечера, когда Джефферсон послал меня убить тебя. Я спросил, чем это ты ему так насолил, помнишь? Почему у тебя на него зуб? Ты тогда рассказал мне о его сыне. Сказал, ты уверен, что на самом деле это он убил ту девушку, потому что если это не сынок Джефферсона, то тогда с чего бы он из кожи лез, стараясь повесить на тебя это убийство. Поэтому-то я так и удивился.

— Но ведь ты был с ними в доме, где жила Моника Хит, — вмешался я. — Вы приехали туда втроем: ты, старший Брукс и Джефферсон, помнишь? Ты не мог не знать, кого ты выгораживаешь.

— Нет. Джефферсон сказал… — Гальончи глотнув воздуху. — Он тогда как-то неопределенно сказал… вроде в ту ночь на той вечеринке был кто-то еще: то ли приятель этого Брукса, то ли тот, кто на него работал. Сказал, что, мол, мне необязательно знать все детали. И к тому же дал мне достаточно денег, чтобы я согласился и не лез к нему с дальнейшими расспросами. Ну я и заткнулся.

Это было длинное объяснение, и он совсем выдохся, пока рассказывал нам, как все произошло. Откинувшись, он провел языком по пересохшим, растрескавшимся губам и долго лежал так, зажмурившись. Было видно, что боль он испытывает дикую и что с каждой минутой она становится все мучительнее.

— Ты еще не закончил, — напомнил Дорэн. — Что было дальше? Давай, парень, не молчи, мы слушаем.

Через мгновение Гальончи снова заговорил — только на этот раз глаза его оставались закрытыми.

— Я снова приехал к Джефферсону и сказал ему… сказал, что мне известно про его сына и что теперь ему придется заплатить мне гораздо больше, чем какие-то жалкие пятьдесят штук. Сообщил ему, что знаю: его сын не убивал ту девушку. Он-то думал, что ты охотишься за ним, потому что в свое время он повесил на тебя ее убийство и сделал так, что ты угодил за решетку, и за его сыном, поскольку тот ему помогал. Но, когда он узнал о том, что ты на самом деле думаешь… что ты поверил, что это его сынок ее прикончил, тогда все разом изменилось. Джефферсон точно рехнулся: принялся кричать, что пойдет в полицию, объяснит им, как все было на самом деле, пообещал, что возьмет всю вину на себя, даже если после этого его отправят на скамью подсудимых. Он хотел, чтобы я снова разыскал тебя и уговорил взять те пятьдесят тысяч, которые ты хотел от него получить. А еще он хотел, чтобы я сказал тебе, что он во всем сознается и тебя отпустят — ну, словом, что он все уладит. Я предупредил его, что мне эта его идея не по душе, ведь если он явится к копам и расскажет им все, как на духу, то очень скоро копы явятся ко мне.

Гальончи закашлялся, и, хотя глаза у него от боли едва не вылезли на лоб, я мимоходом отметил, что ни во рту, ни на губах у него крови не видно, — стало быть, внутреннего кровотечения у него нет и жизненно важные органы не задеты. Дорэн дал ему пару секунд, чтобы отдышаться, потом поднял пистолет и выразительным жестом махнул им в сторону раны на груди Гальончи. Видимо, намек был понят, потому что тот снова заговорил:

— Я сказал ему: знаю, что он врет, это его драгоценный сынок убил ту девушку, иначе с какой бы радости он тогда выкинул кучу денег, лишь бы его отмазать и взвалить убийство на тебя. А он только рассмеялся — чего, дескать, их жалеть, это ведь не его деньги. И добавил, что те деньги, которые он мне платил, просто жалкие гроши по сравнению с тем, сколько может выложить тот тип, который на самом деле ее пришил. А я ведь встречался с ним — видел в тот день, когда мы с ним и Джефферсоном приехали в дом, где жили ее родители. Ну вот я и отправился прямиком к Полу Бруксу.

— И предупредил его, что Джефферсон собирается пойти в полицию и рассказать, что произошло в тот день пять лет назад, — закончил за него Дорэн.

— Да. Правда, я блефовал. Но это сработало — он мне поверил.

— Значит, ты убил Джефферсона, разбогател и все-таки продолжал преследовать жену Джефферсона, вымогая у нее деньги. Полмиллиона тебе показалось мало, да? Хотел, чтобы они превратились в три с половиной. А отдуваться за все предоставил Перри — натравил на него копов.

На это Гальончи ничего не ответил — просто уставился на Дорэна и молча ждал, что будет дальше. Кровь из раны на груди уже перестала течь. В общем, Дорэн оказался прав — мне случалось видеть кое-что похуже. Очевидно, сегодня Гальончи не суждено было умереть. Во всяком случае, не из-за этой раны.

Дорэн, по-прежнему держа в руке пистолет, невидящим взглядом уставился в пространство. Какое-то время он молча сидел, потом чуть заметно покачал головой, словно в ответ на какие-то свои мысли, после чего покосился на Тора, как будто для того, чтобы лишний раз убедиться, что он все так же держится в стороне и не пытается незаметно достать пистолет. Когда же он поднялся наконец на ноги, то я был потрясен — все его прежняя гибкость куда-то исчезла, он распрямился, устало разогнув спину, словно старик, у которого затекла поясница. Дуло пистолета уже не смотрело больше в грудь Гальончи — теперь оно было направлено на меня. Свободной рукой Дорэн бросил мне наручники, которые незадолго до этого снял с ног Эми.

— Надень их на него, да поскорее, — велел он, указав на Гальончи.

Повинуясь приказу, я обошел вокруг Дорэна, склонился к Гальончи, взял его за руки и защелкнул на них наручники. Гальончи даже не пытался мне помешать — он вообще не смотрел на меня. Взгляд его был по-прежнему прикован к лицу Дорэна.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Дорэн, когда раздался щелчок, и наручники стянули запястья Гальончи. — А теперь мы возьмем вон тот автомобиль и уедем отсюда. За руль сядешь ты, Перри. А мы с моим дружком устроимся сзади. — С этими словами он пнул Гальончи ногой в бок.

— Ты можешь ехать куда глаза глядят. Делай с этим куском дерьма все, что тебе вздумается, но я лично никуда не поеду. Мне нужно отвезти Эми домой, — отрезал я.

— Вот он ее отвезет, — кивком головы Дорэн указал на Тора. — Лично я ничего не имею против. Пусть забирает ее и топает вниз по дороге, там их встретит твой напарник. Мне наплевать, куда они ее отвезут — к копам, в больницу, словом, куда угодно. А вот нам с тобой, приятель, нужно смотаться ненадолго в одно местечко.

— Куда?

— Повидаться с Полом Бруксом. Я ведь не шутил, когда сказал, что собираюсь сегодня же положить всему этому конец. Так что либо ты едешь со мной, либо нам опять придется немного пострелять. Не знаю, что из всего этого выйдет и чем это закончится, зато в одном я уверен точно: твоей девчонке больше ничего не грозит. Сейчас по крайней мере. Глупо было бы снова рисковать ее жизнью, как ты считаешь?

Эми сидела между ними — иными словами, стоило бы одному из них нажать на спусковой крючок, и она оказалась бы на линии огня. Я не мог рисковать. Не стоило дразнить их, во всяком случае, сейчас, когда она в безопасности и ее жизни — по крайней мере в данную минуту — ничего уже не угрожает.

— Заберите ее отсюда, — попросил я, обращаясь к Тору. — Отвезите ее в какое-нибудь безопасное место. А я поеду с ними.

Глава 42

За трейлером действительно обнаружился старенький микроавтобус — стоял на покрытой грязью подъездной дорожке, скрывавшейся между деревьев. У Дорэна были ключи от него. Я завел двигатель и двинулся по дорожке — гравий похрустывал под колесами машины. Дорэн с пистолетом в руке устроился возле меня — словом, все было точно так же, как тогда, когда мы только ехали сюда, если, конечно, не считать Гальончи, истекавшего кровью на заднем сиденье. Дорэн устроился так, чтобы спиной опираться на дверцу машину, дуло его пистолета по-прежнему было направлено мне в голову. Мы проехали мимо трейлера, свернули на покрытую гравием проселочную дорогу и остановились, только заметив впереди машину Джо, которая по-прежнему перегораживала выезд. Машина была пуста, во всяком случае, Джо я не заметил.

— Выходи, чтобы тебя было видно, но убери пистолет, — громко крикнул Дорэн. Он опустил оба окна, а в следующую минуту я почувствовал, как дуло его пистолета ткнулось снизу мне в подбородок. — Ты меня слышишь? Я сосчитаю до пяти. А когда скажу «шесть», твой напарник умрет.

Слева от нас среди деревьев дрогнула ветка. Потом я заметил какое-то движение, и на дорогу вышел Джо. Он так и не опустил пистолет, но сейчас, когда я имел дело с ним, а не с Тором, мне было намного спокойнее. Уж он-то ни за что не выстрелит, тем более когда это может стоить мне жизни. Когда речь шла о Торе, такой уверенности у меня не было.

— Давай, Джо, спрячь пистолет в кобуру, — просипел я. Говорить громче я не мог — «кольт коммандер» Дорэна по-прежнему утыкался снизу мне в подбородок, и оттого казалось, что нижняя челюсть у меня парализована. — Эми в безопасности. Она в трейлере, с ней сейчас Тор. Дай нам проехать, а потом забирай их и уезжайте отсюда. Она спасена, а это сейчас самое главное.

Джо молча сунул пистолет в кобуру. В свете фар лицо его, казалось, было еще бледнее обычного, мокрые от дождя седые волосы стояли дыбом.

— Уезжайте отсюда, — взмолился я.

— Хорошо. Как скажешь.

— Убери машину с дороги, — велел Дорэн. — Припаркуйся где-нибудь в стороне и жди. Мы почти закончили тут, но не вздумай валять дурака, ты меня понял? Если кто-то из ваших дружков копов сядет нам на хвост, твоему напарнику крышка. Тут не о чем говорить, Притчард.

Джо, не спеша, вернулся к «таурусу», забрался в кабину, завел двигатель, после чего сдал назад и съехал с дороги. Двигатель он не заглушил, просто сидел и молча ждал, пока я проеду. Миновав его и отъехав на несколько метров, я бросил взгляд в зеркальце заднего вида и заметил, как габаритные огни мигнули и стали удаляться. Джо, развернувшись, поехал назад, на стоянку, к трейлеру, где ждали Эми и Тор. Итак, Эми была спасена.

— Брукс по-прежнему торчит на своей винокурне? — спросил у меня Дорэн.

— Откуда мне знать? — пожал плечами я.

— Только не лги мне, слышишь? Он ведь теперь там живет? Я помню, там и пять лет назад был дом. Огромный такой домина, шикарный — просто зашибись. — Он презрительно сплюнул. — Ну так как? Он и сейчас там живет?

Я по-прежнему молчал.

— С твоей женщиной все в порядке, — проговорил Дорэн. — Ты что, уже забыл? Ты ведь видел ее, Перри. С ней все нормально, она жива, и благодарить за это ты должен меня.

— Спасибо, — кивнул я.

Нет, я вовсе не пытался издеваться — я сказал это совершенно искренне. Я уже забыл о пистолете в его руках, дуло которого было угрожающе направлено в мой бок. Сейчас я помнил только о том, что он успел помешать Гальончи убить Эми. Я не смог — а вот он успел.

— Ну брось, — осклабился он. — Пустить пулю в Гальончи — это для меня одно удовольствие, Перри. Сплошное удовольствие. Тебе этого не понять. Буду просто счастлив, если смогу доставить себе его еще разок.

За нашей спиной было тихо — Гальончи, конечно, слышал его слова, но предпочел благоразумно промолчать. Поглядывая в зеркальце заднего вида, я мог различить в темноте его лицо; даже сейчас, ночью, было видно, что глаза его широко раскрыты. Он следил за нами, и от этого взгляда мне стало не по себе. Даже сейчас, когда он лежал на заднем сиденье, тяжело раненный, истекающий кровью, без оружия, с наручниками на руках, от него явственно веяло угрозой.

— Когда ты уполз в траву, я уж было решил, что ты надумал удрать, — с чувством проговорил я. — Испугался и решил добраться до шоссе и унести оттуда ноги.

Дорэн покачал головой.

— Нет. Я же знал, что только два строения на этой стоянке еще кое-как держатся: третий домик да еще тот старый трейлер. Как только я сообразил, что в третьем прицепе его уже нет, то догадался, что он решил перебраться в трейлер и ее прихватил с собой. Это было логично — ведь так он оказался ближе к дороге и мог видеть каждого, кто приедет. А одну ее он бы ни за что не оставил.

— А где ты раздобыл пистолет? — полюбопытствовал я.

— Да в том же самом трейлере, где ж еще? — хмыкнул Дорэн. — В конце концов, я ведь проторчал в нем последние две недели. И я хорошо знал, где припрятал свой пистолет, зато Гальончи понятия о нем не имел. — Он поерзал, устраиваясь на сиденье поудобнее, и слегка опустил оружие. — Штука вот в чем, приятель: девчонка твоя жива и в безопасности, верно? Так что расслабься чуток, хорошо? Самое дерьмо уже позади — во всяком случае, что касается тебя. Что до меня… мне еще нужно кое-что доделать, чтобы поставить на этой истории крест. Так что, считай, тебе повезло — увидишь шоу до конца да еще из первого ряда. — Он слегка склонил голову и с усмешкой глянул на меня. — Слушай, я тут, похоже, чего-то не догоняю: этот парень, сын Джефферсона, он что, и впрямь застрелился, покончил с собой? Ох и не хрена ж себе! Но зачем? Если он не был ни в чем виноват, почему он это сделал?

Мне показалось, или в его голосе действительно слышалось сожаление. Во всяком случае, меня это здорово удивило. Я покосился на него через плечо, потом отвернулся и принялся снова смотреть на дорогу.

— Ты ведь предупредил, что доберешься до него, разве нет? Что явишься к нему и убьешь. Ты мучил его, играл, как кошка с мышкой. Думаю, он тебе поверил.

— Это ты верно говоришь, но стреляться-то зачем? — искренне недоумевал он. — Почему он не пошел в полицию, не рассказал все копам? Он ведь мог сдать им этого Брукса с потрохами. Если бы он это сделал…

— Ну сдал бы он Брукса, и что? Выдать Брукса — все равно, что выдать самого себя. Да и отца заодно. — Я покачал головой. — Ты хоть представляешь себе, что было бы? Отец его оказался бы за решеткой. Конечно, они могли бы попробовать отпереться от всего, но не думаю, что у них получилось бы. А к тому времени, когда он узнал, что его отца уже нет в живых, я стоял в двух шагах от него. Вот он и решил, что и ты наверняка где-то поблизости.

— И все-таки жаль, что парнишка не пошел к копам, — с сожалением вздохнул Дорэн. — Многое тогда могло бы быть по-другому.

Я снова бросил на него взгляд, увидел его лицо, по которому бегали тени, и, наконец, решился.

— Слушай, выпусти меня, а? А сам садись за руль и жми на газ. Только не езди к Бруксу. Езжай на север, на юг, к черту — словом, куда угодно, хоть на край света. Только не езди туда, Дорэн. Помяни мое слово, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Попридержи язык, Перри, — коротко бросил он.

Довольно долгое время никто из нас не произносил ни слова. Дорога была пустынна, ни одна машина не повстречалась нам на пути, только наш замызганный старый микроавтобус мчался вперед, а вокруг стояла тишина, прерываемая лишь унылым посвистыванием ветра да шорохом шин по асфальту.

— Было время, — вдруг снова заговорил Дорэн, — когда я уж подумал, что все это дерьмопозади и жизнь понемногу налаживается, — я хочу сказать, незадолго до того, как была убита Моника, а я загремел в тюрягу. Нет конечно, я не обольщался, знал, что еще много времени пройдет, прежде чем все будет как надо, но, черт возьми, приятель, я начал надеяться, что прошлое осталось позади, твердил себе, кто старое помянет, тому глаз вон, и все такое… А сам вкалывал, как черт, до седьмого пота, честно вкалывал, уж ты мне поверь. И знаешь, что со мной сотворило это чудо? То местечко в Женеве, где нет ни души, одни только деревья. Всего в часе езды от того места, где я родился и вырос, но… дерьмо! До чего ж было славно выбраться наконец из города, ты не поверишь! Знал бы ты, как я любил эти деревья, как я был счастлив там! Да что там, я даже завел себе счет в банке, во как! Откладывал каждый лишний доллар, когда у меня завелись деньжата, уже подумывал о том, чтобы перебраться в какое-нибудь другое местечко — я имею в виду, на зиму.

Я мысленно представил себе картину, о которой он говорил: трейлер посреди леса, высокие деревья, окружающие его со всех сторон, зеленый шатер леса. Я увидел это — а потом увидел Алекса Джефферсона, его роскошный загородный дом в двух шагах от клуба, принадлежавшую Полу Бруксу винокурню и элегантное шато на берегу озера, в котором он жил.

— И все у меня было в порядке, — мечтательно продолжал Дорэн. — Представляешь, в первый раз у меня было все, что нужно для счастья. И Моника у меня была. Меня она вполне устраивала. Нет конечно, я знал, что долго это не продлится, мы оба это знали, но она меня устраивала. Ее приятелям я не нравился, а ее старики и вовсе нос от меня воротили, но толком-то они меня не знали. Нет, какие-то слухи обо мне ходили, конечно, в округе толковали, что я, мол, парень горячий и со мной лучше не связываться, ну и все такое. Но с этим было покончено. Все это осталось в прошлом. И Моника это знала. Может быть, никто больше этого не понимал, а она понимала. Когда мы в тот вечер расстались с ней, я помню, как сидел один, покуривал и думал, что уже к весне, я буду, что называется, чист. Я имею в виду, что тогда у меня точно начнется новая жизнь. К тому времени я обоснуюсь уже на новом месте, перестану зашибать, завяжу с наркотой и со всем остальным дерьмом. Мне до этого оставалось, уже всего ничего, понимаешь? Все, что от меня требовалось, это пережить зиму. Продержаться до весны. — Голос его внезапно изменился: хрипотца куда-то исчезла, теперь он стал мягким, почти музыкальным. — Пережить зиму и продержаться до весны, — мечтательно повторил Дорэн.

Мы доехали до развилки, от которой в разные стороны расходились сразу четыре дороги, и Дорэн велел мне свернуть направо, к винокурне. Ветер стал заметно сильнее, он раскачивал деревья, стряхивая с них воду.

— Но ты ведь не мог не понимать, что кто-то тебя подставляет, — не выдержал я. — Тогда для чего ты согласился на сделку?

— Потому и согласился. Потому, что кто-то меня подставил, Перри. Да, это они тоже ловко обстряпали… очень ловко, надо отдать им должное. Понимаешь, одно дело — бороться, когда тебя обвиняют в чем-то, чего ты не совершал, но ты чувствуешь под ногами твердую почву и тебе известно, о чем идет речь, какие улики против тебя у них есть, какие факты и все прочее. Но со мной-то все было по-другому! Я ведь даже не знал, что у них есть против меня! А этот адвокат, этот купленный с потрохами ублюдок, так и вился вокруг меня, прожужжал все уши, каждый божий день твердил, чтобы я не валял дурака, а пожалел бы себя, подумал бы хорошенько, потому как, мол, только сделка меня спасет. Говорил, что в этом случае я всегда могу попросить о помиловании, надеяться, что мне скостят срок, и если повезет, то, глядишь, и выйду пораньше. Но если дело дойдет до суда, да еще в этом округе, то тогда мне точно конец. Повторял, что дело уж больно серьезное — убийство. А при моей-то репутации и с моим «послужным списком» у меня и вовсе нет никаких шансов. Сказал, что добиться, чтобы судебные слушания перенесли в другой округ, ему ни за что не удастся, и надо соглашаться на эту сделку, а потом думать, как добиться помилования. Так безопаснее.

— А у тебя были какие-то подозрения? — спросил я. — Ну, насчет того, кому вдруг потребовалось тебя подставить? Или ты просто решил, что во всем виноваты копы?

— Господи, да на кого я тогда только не думал! Только все, что называется, пальцем в небо. Нет, конечно, поначалу я решил, что это копы постарались — но тогда кто, спрашивается, ее убил? Потом я начал грешить на ее отца, мол, это он решил повесить на меня всех собак, ведь он всегда терпеть меня не мог. Но и на психа он тоже не очень похож, поэтому я решил, что это вряд ли. Но тогда почему меня, черт возьми? Кто выбрал Энди Дорэна, кто решил, что именно я лучше всего подойду на роль убийцы? Я ломал себе голову над этим каждый день и каждую ночь, но даже близко не смог догадаться. Кстати, знаешь, одно время я даже серьезно подозревал, что к этому делу приложил руку кто-то из моего бывшего армейского начальства. Можешь поверить в такое дерьмо? А я ведь даже и об этом думал. Меня ведь в свое время оттуда вышибли, ну вот я и решил, что кто-то из тех парней принял это слишком близко к сердцу, я имею в виду, серьезнее, чем мне тогда казалось. Бред, верно? Видишь, насколько далек я был от правды.

— Ты был знаком с Полом Бруксом?

— До того дня даже в глаза никогда не видел этого парня. Впрочем, и потом тоже. Ну, это мы сейчас уладим, — ухмыльнулся он.

— Послушай, Дорэн, я раздобуду тебе немного денег. Еще не знаю как, но раздобуду. Не бог весть какие деньги, но это будут приличные деньги, причем наличные. Забирай их и сматывайся отсюда. Уноси ноги, слышишь? Поезжай куда хочешь, главное, подальше, спрячься, а потом сиди тихо. Забудь о Бруксе. Выкинь все из головы. Мы с Джо позаботимся, чтобы он получил свое, обещаю. Однажды ты узнаешь об этом — увидишь по телевидению, прочтешь обо всем в газетах, но для этого ты должен отыскать место, где будешь в безопасности. И, главное, подальше отсюда.

Дорэн отвернулся. Не знаю, о чем он думал и что надеялся там разглядеть, но лица его я не видел.

— Ты ведь когда-то был копом, верно? — спросил он вдруг. — Тебе наверняка не раз случалось бывать в разных тюрьмах.

— Да, — недоуменно кивнул я. — Несколько раз случалось. А что?

Дорэн кивнул.

— Тогда ты наверняка хорошо представляешь себе, каково это…

И тут я наконец понял, что он имел в виду. Мне вспомнилось многое: глухой стук тяжелой тюремной двери, захлопнувшейся у меня за спиной, звяканье поворачиваемого ключа в двери, который как будто отрезал меня от всего остального мира, когда я оказался в тюрьме в Индиане, чувство полного одиночества и безнадежности, которое меня тогда охватило… Наверное, нечто подобное испытываешь, оказавшись на подводной лодке, когда за тобой закрывается люк — ощущение, что ты уже не принадлежишь этому миру.

— Да, — кивнул я. — Да конечно, представляю.

— А ты знаешь, что происходит потом, когда эта дверь захлопывается за твоей спиной?

Что я мог ответить?

Он обернулся и посмотрел мне в глаза. И я увидел его лицо.

— А я, Перри, провел там пять лет! Пять лет — ты понимаешь?! Ты можешь представить себе такое?! Такого никогда не забудешь. И такого никогда не простишь — потому что такое не забывается, тебе ясно? Это как отрава в твоей крови, потому что остается с тобой навсегда.

Глава 43

Брукс был дома. Это стало ясно почти сразу же, как только сосновая роща осталась позади, и мы увидели перед собой его огромный дом, сияющий в темноте огнями, точно новогодняя елка. Ни на дорожке, ни перед домом я не заметил ни одной машины. Не сводя глаз с дома, я припарковался перед гаражом, гадая про себя, заметил ли Брукс, как мы подъехали, или он просто-напросто выкинул нас из головы и сейчас безмятежно сидит перед телевизором, с удовольствием потягивает виски, чувствует себя в мире с самим собой и даже думать забыл о каком-то там убийстве?

— Вылезай! — скомандовал Дорэн, открыв дверцу со своей стороны. Я выбрался наружу и молча стоял возле машины, пока Дорэн обошел ее и распахнул заднюю дверцу. Он заглянул внутрь, потом окинул взглядом дорожку перед домом, после чего повернулся ко мне. — Он очухался. Вытаскивай его — он тоже пойдет с нами.

Признаться, я чувствовал себя неуютно — да и неудивительно, поскольку пистолет Дорэна по-прежнему смотрел мне в спину. Однако я забрался на заднее сиденье, обхватил Гальончи и, кряхтя, выволок его тяжелое, словно каменное, тело из машины. Правда, почувствовав под ногами землю, он высвободился и встал сам, тяжело дыша и не сводя глаз с Дорэна.

— А ведь могли бы сейчас пересчитывать честно заработанные денежки, — буркнул он. — Вместо этого ты…

Что он хотел сказать, я так и не узнал. Дулом пистолета Дорэн с размаху ударил его по губам, и Гальончи замолчал.

Мы двинулись к дому: я шел первым, Дорэн держался позади, отстав от меня всего на пару шагов. Держа в одной руке пистолет, а другой ухватив Гальончи за волосы, он волоком тащил его за собой. Оказавшись у парадной двери, я оглянулся — Дорэн шепотом велел мне постучать. Взявшись за тяжелый латунный молоток, я так и сделал, и мы принялись ждать. Вскоре за дверью послышались приближающиеся шаги. Я затаил дыхание. Через пару секунд дверь распахнулась, и мы увидели Пола Брукса: стоя на пороге в банном халате, он с любопытством разглядывал нас. Однако любопытство мигом слетело с его лица, стоило ему только рассмотреть Гальончи и его залитую грудью рубашку.

— Какого дьявола?! — Брукс, беспомощно выставив перед собой руки, попятился внутрь, словно ища защиты в доме. Воспользовавшись этим, Дорэн, оттолкнув меня в сторону, вышел вперед, по-прежнему волоча за собой Гальончи, и наставил на Брукса пистолет.

— Это он и есть?

— Да, — кивнул я.

Брукс наконец обратил на меня внимание и, видимо, что-то припомнил, потому что нахмурился, вглядываясь в мое лицо. Зато я его не забыл и, разглядывая его твердый мужественный подбородок и гладкую кожу, почему-то снова поймал себя на мысли о том, что с такой внешностью ему бы впору сниматься в рекламном ролике средств после бритья.

— Могу я спросить, отдаете ли вы себе отчет, что сейчас делаете? — осведомился он.

— Заткнись, — рявкнул Дорэн. Отпихнув в сторону Брукса, он протиснулся в прихожую, так и не выпустив из рук Гальончи, и ногой захлопнул за собой входную дверь. Брукс испуганно попятился, отступая в прихожую. Дорэн шел за ним по пятам. — Узнаешь меня, ублюдок?! — прошипел он. — Догадываешься, кто я?

Брукс заколебался, на лице его читались терзающие его сомнения. Но не потому, что он не узнал Дорэна, он сразу же догадался, кто перед ним, просто еще не решил, стоит ли говорить правду.

— Ты Энди Дорэн, — наконец выдавил он из себя. — Тот самый убийца.

Выпустив из рук Гальончи, Дорэн вскинул руку и с размаху ударил Брукса по лицу пистолетом, вложив в удар всю свою злость.

Я невольно зажмурился, а Брукс покачнулся и рухнул бы на пол прямо к нашим ногам, но удержался, ухватившись за одну из фигурных перекладин, украшавших лестницу на второй этаж. Вцепившись в нее двумя руками, Брукс снизу вверх, как зачарованный, разглядывал Дорэна, даже не замечая, что струйка крови из разбитого носа стекает у него по лицу и капля за каплей падает на натертый до блеска пол. Гальончи тоже к этому времени уже валялся на полу — рухнул, как только Дорэн отпустил руку, которой держал его за волосы, чтобы ударить Брукса, да так и остался лежать. Обозрев поле боя, Дорэн нагнулся к нему и снова наставил на него пистолет.

— Это твой босс, верно? Это он тебе платил?

Гальончи торопливо закивал.

— Ну а теперь ответь мне, — потребовал Дорэн, — прямо тут скажи, чтобы он слышал, почему он хотел, чтобы ты убил Джефферсона!

Гальончи зазвенел наручниками, пытаясь выпрямиться и сесть.

— Потому что это он убил ту девчонку. Ту самую, из-за которой тебя посадили в тюрьму.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как Дорэн размахнулся и снова врезал Бруксу по зубам. Но на этот раз Брукс был начеку — он успел вовремя отпрянуть в сторону, повернув голову так, что удар пришелся ему не в лицо, а чуть выше уха. При этом он отшатнулся назад и попытался юркнуть за балюстраду лестницы, чтобы воспользоваться ею как укрытием. Теперь Дорэн оказался прямо передо мной — я решил воспользоваться этим и осторожно сделал один крошечный шаг назад. Мне хотелось держаться так, чтобы он меня не видел, — на всякий случай не мешает сохранить себе свободу маневра.

— Это правда? — потребовал Дорэн. — Это ты ее убил?

— Нет.

— Неправильный ответ.

Еще один удар. И на этот раз Брукс сделал попытку его избежать — метнувшись в сторону лестницы, он бросился по ступенькам, но Дорэн, видимо, этого ждал. Цепко ухватив Брукса за халат, он сдернул его вниз, пару раз с размаху ударил по затылку рукояткой пистолета и только потом швырнул разом обмякшее тело на пол. Я снова зажмурился, мельком успев заметить прилипшие к рукоятке волоски. На мгновение мне стало нехорошо. Опустив голову, я взглянул на тело Брукса, валявшееся у нас под ногами, заметил кровь, проступившую у него на затылке, и меня замутило.

— Кстати, тут Перри, заметил? И он готов согласиться с этим парнем. Ему тоже почему-то кажется, что это ты ее убил.

Брукс скосил на меня глаза, изо всех сил стараясь изобразить удивление, но у него ничего не вышло, слишком заметно было, что его душит злоба.

— Вы что, спятили?!

Даже под дулом пистолета, беспомощный, чувствуя кровь, заливавшую его красивую физиономию, идеально подходившую для рекламы лосьона после бритья, он не мог отказаться от своих привычек в разговоре с такими, как мы. И сейчас держался с барственной надменностью.

— Слушайте, Брукс, наверное, вам лучше сказать наконец правду, — вмешался я.

— Понятия не имею, о чем…

Дорэн снова занес над ним руку, но ударить не успел.

Сказать по правде, такой верткости я от Брукса не ожидал: с непостижимой скоростью он поднырнул под руку Дорэна и вырвался из удерживающих его рук. Мы и глазом не успели моргнуть, как он уже был на ногах и даже успел допятиться почти до самой кухни, при этом стараясь держать руки перед собой, чтобы не дать Дорэну вновь наброситься на него.

— Признавайся! — заорал Дорэн. — Скажи, что ты это сделал! Скажи же, черт тебя задери!

Вид его был страшен, совершенно потеряв голову, он даже не замечал, что брызжет слюной, костяшки пальцев той руки, в которой он сжимал пистолет, побелели от напряжения, все его тело содрогалось от злобы и жгучей ненависти к Бруксу.

— Клянусь, я не…

И тут прогремел выстрел. Уже в который раз я зажмурился. Огромный пистолет, тот самый, который я заметил у него в руках еще в трейлере, вздрогнул — раздался грохот, и пуля впилась в стену как раз за спиной Брукса. Услышав выстрел, тот заорал и поспешно присел, закрыв руками голову.

— Признавайся! — снова повторил Дорэн. Голос его неожиданно стал спокойным, будто выстрел странным образом заставил его вновь обрести хладнокровие.

Но Бруксу было не до этого — он думал только о том, чтобы спрятаться. Ему удалось кое-как втиснуться за угол, он по-прежнему держал руки поднятыми вверх, будто надеялся, что это сможет защитить его, если Дорэну придет в голову снова выстрелить.

— Да, это я, — прошелестел он шепотом, настолько тихо, что вначале я даже подумал, что мне просто почудилось, будто он этот сказал, хотя я не сводил с него глаз и заметил, как слабо шевельнулись его губы.

— Громче! — потребовал Дорэн.

— Да, это я, — покорно повторил Брукс, на этот раз громче. — Я убил ту девушку. Монику Хит.

Мы замерли. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем Дорэн снова заговорил. На этот раз с его губ сорвалось только одно слово:

— Почему?

Брукс опустил голову — его роскошные пушистые цвета красного дерева волосы упали ему на лоб, скрывая лицо.

— Я не нарочно… я не хотел этого делать. Честное слово, не хотел. Просто… просто она стала отбиваться, ну и… Мы с ней немного дурачились… так, ничего серьезного. Кроме нас, в беседке не было ни души. Я сунул руку ей под юбку и в шутку стянул с нее трусики, а она вдруг набросилась на меня, как дикая кошка. А потом вдруг вообще начала кричать. Завопила во весь голос, представляете? А там была куча народа, я хочу сказать, возле нашего дома, были все эти люди, мой отец и остальные…

Дорэн так и стоял, вскинув пистолет, дуло которого было по-прежнему направлено на Брукса: застыл, как изваяние, мне показалось, что даже забыл дышать. На мгновение он напомнил мне статую на одном мемориале времен войны, застывшее олицетворение надвигающейся угрозы.

Как ни странно, молчание прервал Брукс.

— Говорю же вам, я не хотел ее убивать, клянусь! Я просто хотел, чтобы она заткнулась! Вот и все! Она попыталась оттолкнуть меня, бросилась бежать, но я не мог ее отпустить. Поэтому я подобрал валявшееся там полотенце, а потом обхватил ее сзади, накинул его на нее, ну и… Короче, вы понимаете… воспользовался им; чтобы не дать ей закричать. Я не собирался ее убивать… хотел только…

Он снова запнулся и замолчал.

— Ты отправил меня в тюрьму, — жестко проговорил Дорэн. — Я проторчал там пять лет вместо тебя. Пять лет — и все лишь потому, что ты, видишь ли, побоялся, что окажешься в неловком положении. Не хотел выглядеть дураком по милости девушки, которая не захотела заняться с тобой сексом.

Брукс ничего не сказал.

— Но почему я? — спросил вдруг Дорэн.

— Н-не знаю. Я тут ни при чем. Это не я вас выбрал.

— Почему я, спрашиваю?

Когда он повторил свой вопрос, Брукс сначала замялся, открыл рот, помолчал немного, наконец неохотно промямлил:

— Ну… просто потому, что вы были там. Ничего личного, понимаете. Вы ведь тоже были там…

— Значит, я просто был там. Я просто был там… ничего личного, — эхом повторил Дорэн, словно не веря собственным ушам. — Отлично. Это многое объясняет. Пять лет в тюрьме. Пять лет в тюрьме и ничего личного, значит?

— Вы хотите денег? — встрепенулся вдруг Брукс. — Вам нужны деньги, всем вам? Ладно, хорошо. Согласен. Назовите цену. Любую. Скажите, сколько вам нужно, и я заплачу.

Как только он это сказал, я понял, что дело плохо. Я придвинулся к Дорэну, почти не сомневаясь, что ответом на это будет пуля. Я даже сделал движение, чтобы перехватить его, если он будет стрелять — был уверен, что слова Брукса переполнят чашу его терпения, — ведь Брукс только что сделал попытку повторить то, что уже сделал пять лет назад, после того как была убита Моника Хит, а самого Дорэна бросили за решетку, обвинив в том, чего он не совершал, иначе говоря, попытался заткнуть ему рот деньгами. Но, как оказалось, я ошибался. Дорэн не выстрелил. Вместо этого он улыбнулся.

— Денег, говоришь? — протянул он задумчиво, покатав эти слова во рту, словно пробуя их на вкус. — Хочешь отстегнуть мне немножко своих денег, значит?

Брукс поспешно кивнул. Из носа у него по-прежнему текла кровь, капала с подбородка, и казалось, что на синей ткани халата распускаются багровые цветы.

— Да, денег. Я могу дать вам много денег… больше, чем вы можете себе представить. Столько, сколько вы в жизни своей не видели! — с жаром проговорил он.

Дорэн, не ответив, покосился на Гальончи, все еще сидевшего на полу, потом повернулся ко мне. Какое-то время он смотрел на меня, но я так и не смог ничего прочесть в его глазах. Он смотрел на меня, но словно ничего не видел. Наверное, то, на что он смотрел сейчас, находилось далеко за пределами этой комнаты.

— Понятно, — проговорил он наконец. — И сколько же денег ты можешь мне дать? Я имею в виду, уже сегодня?

Брукс озадаченно нахмурился.

— Вы хотите сказать — наличными?

Дорэн поднял голову и принялся разглядывать Брукса с тем же самым отстраненным выражением лица, которое так поразило меня. Потом неожиданно для меня он кивнул.

— Нет, зачем же наличными. Чеком лучше. Да, думаю, чек меня вполне устроит.

Брукс уставился на него во все глаза, как на сумасшедшего, словно сомневаясь, не подводит ли его слух. Потом поспешно закивал.

— Хорошо. Значит, чек. Отлично. Да конечно, почему бы и нет? Конечно. Я выпишу вам чек. Как бы задаток, да? А потом я выпишу вам еще, я хочу сказать, больше. Да-да, конечно, потом я выпишу вам чек на гораздо большую сумму.

— Конечно, — кивнул Дорэн. — Конечно, это будет задаток.

Какое-то время Брукс просто стоял, глядя на него и кивая головой, точно китайский болванчик, потом, спохватившись, махнул рукой, приглашая пройти в дом.

— Прошу вас, — пробормотал он. — Пройдемте ко мне в кабинет. Чековая книжка там, в кабинете.

Повернувшись к нам спиной, Брукс протрусил через прихожую. Но Дорэн, вместе того чтобы последовать за ним, вдруг оглянулся на меня, по-прежнему стоявшего у него за спиной, и махнул пистолетом.

— Давай, Перри, пошли, — буркнул он.

— Может, уйдем отсюда? — предложил я.

— Что?

— Уходи отсюда, Дорэн. Садись в свой автобус и уезжай.

Губы Дорэна раздвинулись в улыбке. Я заметил, что кровь на них уже подсохла.

— Не думаю, что это хорошая идея, — проговорил он.

Пожав плечами, я двинулся вслед за Бруксом через холл. Дорэн последовал за мной. Ни один из нас не сказал Гальончи ни слова, даже не оглянулся на него; мы просто оставили его валяться там с наручниками на руках, пятная кровью чудесный пол из дерева какой-то твердой породы. Брукс не стал включать свет, в холле стоял полумрак. Вдоль стены тянулась довольно экстравагантная подставка для вина, рассчитанная на пятьдесят-шестьдесят бутылок, белое вино в тусклом свете слегка отливало янтарем, тени, прятавшиеся по углам прихожей, делали красное вино похожим на загустевшую кровь. Брукс шел быстро, не оглядываясь на нас, плотно прижав руки к бокам. Свернув в первую же дверь по левой стороне, он щелкнул выключателем, и в комнате зажегся свет. Мы оказались в его кабинете — огромной, просторной комнате, из окон которой днем, наверное, открывался великолепный вид на пристань, озеро и спускающиеся к самому берегу деревья. Но теперь была ночь, и поэтому в окнах мы увидели лишь отражение комнаты.

Дорэн, обогнав меня, встал перед столом. Брукс уже успел усесться в кресло. Не отрывая глаз от лица Дорэна, он порылся в бумагах на столе, нашел черную чековую книжку и положил ее перед собой. Потом открыл ее, отыскал незаполненный бланк, после чего, спохватившись, вдруг похлопал себя по груди, словно машинально нащупывая в кармане ручку. Я и до этого не сводил с него глаз, но этот его жест заставил меня насторожиться. Я весь подобрался — на первый взгляд это движение выглядело совершенно обычным и тем не менее было в нем что-то нарочитое, фальшивое, вот только я никак не мог сообразить что.

— Так, а теперь нам понадобится ручка, — пробормотал Брукс и, потянувшись, взялся за ручку, собираясь выдвинуть один из ящиков письменного стола.

— Нет. Не делай этого… — начал было Дорэн.

Но было поздно — Брукс уже успел приоткрыть ящик и сунул туда руку. И в этот самый момент Дорэн выстрелил.

Раздался грохот. Пуля, попав в Брукса, пробила ему шею возле ключицы, прошла насквозь и угодила в спинку кресла у него за спиной, но, даже несмотря на это, он успел выхватить лежавший в ящике стола пистолет и нажать на спуск. Прогремел еще один выстрел — как в замедленной съемке, прямо у меня на глазах, в столе появилась дыра, в воздух взметнулись щепки, а потом, оцепенев от ужаса, я вдруг увидел, как на животе у Дорэна расплывается багровое пятно.

Дорэн выстрелил снова. На этот раз пуля попала Бруксу в горло, оставив в нем рваную рану; брызнула кровь, и голова Брукса с шумом ударилась о спинку стула. Словно завороженный, я увидел, как в жуткой райе забулькала и запузырилась кровь, словно он попытался сделать последний вздох, но так и не смог.

Стряхнув с себя оцепенение, я осторожно двинулся к Дорэну, который, несмотря на рану, так и продолжал стоять возле стола, не сводя с Брукса глаз. Но он, уловив мое движение, наставил на меня пистолет, давая понять, чтобы я не двигался. Я прирос к полу, беспомощно выставив перед собой руки. Пару секунд он смотрел мне в глаза. На лице его, как мне показалось, было написано тяжкое сомнение. Кровь из раны на животе продолжала течь, пятная рубашку, но он, по-моему, просто этого не замечал. Время как будто остановилось. Не знаю, сколько минут или секунд прошло, прежде чем он наконец очнулся. Уронив револьвер, он вдруг тяжело осел на пол и впервые за все это время посмотрел на свою рану.

— Я собирался пристрелить его, когда он выпишет мне этот чертов чек. Я думал, что убью его, когда он станет выписывать чек, — прошептал он.

А потом умер.

Глава 44

Вскоре после этого снова пошел дождь, мерно барабанил по стеклу, бился в окно за спиной Брукса, составляя мне компанию с двумя мертвецами. Не знаю, сколько прошло времени. Я еще долго сидел в кабинете, глядя на Дорэна уже после того, как понял, что он мертв, как и Брукс. Тишину в комнате нарушал шорох дождя за оконным стеклом да еще звук, напоминавший стук весенней капели — это кровь из горла Брукса, стекая по спинке кресла, капала на пол. Но потом я внезапно сообразил, что слышу еще что-то из глубины дома. Я не сразу сообразил, что это. Только потом вспомнил о Гальончи. Наверное, не стоило оставлять его надолго без присмотра.

Заставив себя встать на ноги, я вышел из кабинета, прошел по полутемному коридору, свернул за угол и, оказавшись в холле, внезапно обнаружил, что входная дверь открыта. Гальончи исчез, кровавый след тянулся по полу, спускался по крыльцу и исчезал где-то в ночи, в темноте, где по-прежнему лил дождь.

Что делать — бежать за ним или остаться в доме, позвонить в полицию и ждать, когда появятся копы? Казалось бы, ну что тут сложного? Не самое трудное решение из всех, которые мне приходилось принимать, однако я продолжал пребывать в каком-то тупом оцепенении. У меня было смутное впечатление, что сейчас это уже неважно. Не знаю, что это на меня нашло; наверное, то, что я просидел так долго в комнате в компании с двумя трупами, все-таки сделало свое дело.

Я вышел из дома и какое-то время стоял на крыльце, глядя, как дождь поливает подъездную дорожку, скапливаясь на ней маленькими лужицами, и слушая, как он монотонно стучит по крыше ржавого микроавтобуса Дорэна, на котором мы приехали сюда. А потом я внезапно услышал на дороге чьи-то шаги, и в самом конце ее вдруг замаячил чей-то силуэт. Потом он выплыл из темноты и стал медленно приближаться к дому. Спохватившись, я вспомнил о пистолете Брукса и «кольте коммандере» Дорэна, которые так и остались в кабинете, и подумал даже, не сходить ли за ними. А потом увидел, что к дому подходит Тор.

Он волок за собой Гальончи — тот, видимо, все-таки потерял сознание. Не говоря ни слова, Тор дотащил его до крыльца и без особых церемоний свалил прямо к моим ногам.

— Решил, что он может вам понадобиться, — невозмутимо проговорил он.

— Да, — словно во сне, кивнул я. — Да… конечно. Очень хорошо.

Стоя на крыльце, Тор вытянул шею и осторожно, на цыпочках проскользнул в дом, увидел пятна крови на полированном полу, прислушался — и, конечно, обратил внимание на царившую в доме тишину.

— Дело сделано, — пробормотал он. Это не был ни вопрос, ни простая констатация факта — скорее уж нечто среднее. Естественно, он догадывался о том, что произошло, но желал услышать подтверждение от меня.

— Они мертвы. Оба, — объяснил я.

Тор ничего не сказал. Я даже не сразу сообразил, что именно он имел в виду.

— Это не я. То есть я не убивал ни одного из них, — спохватился я, сообразив, как он истолковал мои слова. — Они выстрелили друг в друга, ну и…

Тор по-прежнему равнодушно молчал. Наверное, ему действительно все равно, так все было или нет. Какое ему, в сущности, дело?

— А где Эми? И Джо? — вдруг вспомнил я.

— Отправились за помощью. Насколько я понимаю, в полицию. А я решил, что мне лучше последовать за вами. Но, похоже, в моем присутствии не было особой нужды. Кстати, ваш напарник объяснил мне, как сюда добраться.

— Похоже, самое время позвонить в полицию, — встрепенулся я. — Думаю, вам лучше уехать. Не стоит, чтобы копы видели вас здесь.

— Не стоит, — согласился Тор.

— Я постараюсь никак не вмешивать вас в эту историю, Тор. Сделаю все возможное, — пообещал я.

Он опять ничего не сказал.

— Вы помогли мне вернуть мою девушку, — торопливо продолжал я. — Я бы никогда не смог этого сделать, будь я один. Спасибо вам.

Он вдруг сделал то, чего я никак не ожидал: вежливо склонил голову и отвесил мне легкий поклон. Я не поверил собственным глазам — так обычно профессиональный актер выражает свою признательность благодарной аудитории, которая, оценив талант, только что наградила его бурными аплодисментами. Хотите верьте, хотите нет, но мне показалось, что это было чертовски к месту.

— Может, вам стоит обратиться в больницу? — пробормотал я, глядя на его бок. Было заметно, что кровь так и не перестала идти, куртка Тора была влажной.

— Я знаю человека, который сможет мне помочь, — ответил Тор.

— Нисколько не сомневаюсь, — усмехнулся я.

— Я сейчас уеду, — предупредил Тор, — а вы ступайте, звоните.

— Но как же вы собираетесь вернуться в город? — удивился я.

— Это как раз не проблема, — бросил он. Потом повернулся, спустился с крыльца и через пару минут растворился в лесу.

Я выждал пять минут, чтобы он смог уйти подальше, а потом вернулся в кабинет. К этому времени Гальончи снова пришел в сознание. Я набрал 911 и попросил соединить меня с Тарджентом. Он ответил после первого же звонка — держу пари, он еще не забыл этот номер.

— Слушайте, Перри, сукин вы сын, — прорычал он в трубку, — вы должны были позвонить еще двенадцать часов назад, помните? Так что лучше бы вам явиться ко мне самому!

— Вы хотите закончить расследование этого дела? — не слушая его, бросил я.

— Интересно, почему вы спросили? Неужто собираетесь наконец во всем сознаться? — хмыкнул он. — Что-то мне подсказывает, что нет.

— Угадали.

— Да? Тогда что у вас есть для нас?

— Для вас? Два трупа, — отрезал я. — Мы тут все вместе, в одном доме в Женеве. Вы, наверное, еще не в курсе, но сегодня была похищена одна женщина, сейчас она в безопасности и готова вам кое-что объяснить, если вы захотите ее выслушать. Еще у меня тут человек, убивший Алекса Джефферсона, а также Донни Уорда.

— Говорите, где вы, — коротко буркнул он в трубку.

Глава 45

Они продержали меня у себя целых три дня. Когда копы толпой ввалились на винокурню, ордер, выданный в связи с убийством Донни Уорда, оставался все еще в силе — судя по всему, мои объяснения, которые я им дал, никого особо не впечатлили, во всяком случае, настолько, чтобы они порвали ордер и отпустили меня с миром на все четыре стороны. Томми Гальончи тоже не спешил признаваться. Меня арестовали в пятницу вечером, что дало полиции — а может, и мне тоже — краткую передышку. В результате предъявление обвинения в убийстве волей-неволей пришлось отложить до утра понедельника, это дало им сорок восемь часов, чтобы выслушать показания Эми, Джо и мои собственные, которые мы все трое горели желанием дать. В понедельник утром мой адвокат выяснил наконец, что никакого обвинения мне все-таки предъявлено не будет.

К тому времени полученные от меня показания уже были подкреплены кое-какими уликами. Помимо рассказа Эми, в котором она поведала о том, как Гальончи удалось ее похитить, как он вломился к ней в дом, сковал ей руки наручниками и затолкал ей в рот какую-то тряпку, от которой исходил сладковатый запах, у копов оказались и другие улики: их эксперты-криминалисты сравнили отпечатки, оставленные убийцей во дворе дома, где жил убитый Донни Уорд, с ботинками на ногах Гальончи — они совпали.

В конце концов в понедельник сразу после полудня копы объявили мне, что я свободен как ветер, после чего выставили меня за дверь. Тарджент оказал мне величайшую честь, самолично явившись в тюрьму, чтобы сказать, что я могу идти. У дверей тюрьмы ждал Джо, чтобы отвезти меня домой, но Тарджент, указав мне на открытую дверь комнаты для свиданий, попросил меня задержаться на пару минут. Кивнув, я вошел и устроился за столом, потирая запястья, — все-таки без наручников жить значительно приятнее.

— Послушайте, — глядя в сторону, бросил Тарджент, — возможно, вы хотите, чтобы я перед вами извинился…

— Я хочу выйти отсюда и вернуться домой, — перебил его я. — Это все.

— Возможно, мне действительно стоило бы извиниться, — продолжал он, пропустив мои слова мимо ушей. — Знаете, я много думал об этом прошлым вечером. Мы ведь так до сих пор толком и не знаем, как это все произошло, но если все было именно так, как это выглядит со стороны… То есть я имею в виду, если вы считаете, что это я вас подталкивал… ну, чтобы вы вмешались в это дело… Так вот, это неправда, хотите верьте, хотите нет. Все те факты, которые, сами понимаете, вызвали у меня подозрения на ваш счет, — я ведь их не выдумал, верно? Согласны, Перри? И я не смог бы с чистой совестью сказать, что стараюсь хорошо делать свою работу, если бы не попытался найти им какое-то объяснение, верно? Вот и все — ничего больше. Э-э-э… я просто пытаюсь объяснить…

— Не нужно. Я все понял, Тарджент, — великодушно перебил я. — Нет, конечно, вы ничего не выдумали. Вы вовсе не обязаны были принимать мои слова на веру, впрочем, не верить ни одному моему слову вы тоже не должны были. Но мне хорошо известно, в чем состоит ваша работа. И я понимаю, что вы просто старались выполнить ее наилучшим образом.

— Такое дело, как это, — он покрутил головой, — когда кто-то с самого начала старался повесить всех собак на того парня… Трудно даже представить себе, верно? То есть даже теперь, когда все наконец выяснилось, как-то не верится…

— Ну, если вам от этого будет легче, могу сказать, что то, как вы взялись расследовать это дело, мало чем отличается от того, что я сам сделал бы на вашем месте.

По-птичьи склонив голову набок, он с любопытством покосился на меня.

— В самом деле?

Наступил час моего триумфа — лучший из всех трех дней, которые я проторчал в тюрьме. Сколько же времени я предвкушал его! Но при этом с каждым часом презирал себя все больше.

— Понимаете, Тарджент, — проникновенно сказал я, — у вас перед глазами было столько улик, свидетельствующих против меня, что вы попросту закрыли глаза на все, что говорило в мою пользу. И других возможностей просто не желали видеть. Вам очень хотелось, чтобы я оказался убийцей, верно? Я ведь не понравился вам с первого взгляда, так? И вы мечтали упрятать меня за решетку. Ну как, угадал? Впрочем, примерно так же было и у меня с Алексом Джефферсоном. Я тоже с первой минуты стал их подозревать — и его, и его сына. Решил, что они виновны, просто потому, что они мне не нравились. Я поступил так же, как и вы, вместо того чтобы доискиваться правды, принялся искать доказательства их вины. И даже ненавидя вас за то, что вы подозреваете меня, за то, что вы действуете в отношении меня точно так же, как я сам, я продолжал разыскивать факты, говорящие о том, что заварили эту кашу Алекс Джефферсон и его сын. Что ж, у вас передо мной было преимущество — вы по крайней мере можете гордиться тем, что пытались засудить еще живого человека, потому что у меня и этого не было.

Все то время, пока Тарджент сбивчиво бормотал, пытаясь объяснить мне, что он не так уж виноват передо мной, он старательно избегал смотреть мне в лицо. Но при этих словах он уставился на меня во все глаза. Долгое время ни один из нас не знал, что сказать. Мы оба молчали. В конце концов он поднялся из-за стола.

— Поезжайте домой, Перри. Да, поезжайте домой.

Эми и Джо нетерпеливо поджидали меня у ворот тюрьмы. Заметив меня, Эми выскочила из машины и помчалась навстречу. Подбежав, она бросилась мне на шею, а я, подхватив ее на руки, крепко прижал к себе и в первый раз за все эти дни по-настоящему понял: все, конец. Самое страшное уже позади. Она тут, со мной, в безопасности, и мы наконец вместе. А Томми Гальончи, Пол Брукс и все остальные пусть катятся ко всем чертям. Они могли причинить нам много вреда, но, к счастью, оказались бессильны это сделать.

Когда Эми наконец высвободилась из моих объятий и отстранилась, я заметил, что в ее глазах стоят слезы, которые она изо всех сил старается сдержать.

— Ну наконец-то! — выдохнула она.

— Угу, — согласился я. — Чертовски длинные выдались выходные! Кстати, и условия проживания тут у них так себе, про удобства я уж и не говорю — по сравнению с тюрьмой в Индиане эта просто ночлежка!

— Напиши путеводитель, — посоветовал подошедший тем временем Джо. — Что-нибудь вроде «Советы опытного путешественника: пятьдесят тюрем Среднего Запада».

Он потряс мне руку, а потом услужливо распахнул передо мной дверцу машины, точно я был какой-то приезжей знаменитостью, решившей на пару дней заглянуть в их захолустный город.

— Ну а где красная ковровая дорожка? — брюзгливо осведомился я.

— Обойдешься, — хмыкнул Джо. — Можно было, конечно, и красную дорожку постелить, но я решил, что тогда уж копы точно взбесятся. Представляешь себе их физиономии, если бы я явился сюда с ковровой дорожкой и раскатал бы ее до самых ворот тюрьмы?

Но я не спешил забраться в машину. Повернувшись к Эми, я заглянул ей в лицо.

— Как ты, в порядке? Ничего не…

— Со мной все нормально, — перебила она. — Настолько, насколько это вообще возможно. Все чудесно, Линкольн, правда.

— Знаешь, когда я увидел тебя в том трейлере… увидел, что ты жива… — Горло у меня перехватило, и я замолчал.

Мне было трудно. Эми отвернулась, стараясь не смотреть на меня, но я и без того догадался, о чем она думает. Собственно, это было нетрудно — мы оба думали об Энди Дорэне, о том, что он все-таки успел выстрелить первым и остановил Гальончи, когда тот, распахнув дверь трейлера, с дробовиком в руках ворвался внутрь, чтобы убить Эми.

— Может, вас куда-нибудь отвезти? — любезно осведомился потерявший терпение Джо. — Между прочим, чем дольше Линкольн топчется перед воротами местной тюрьмы, тем выше вероятность, что кто-то из особо ретивых копов из числа тех, кто не читает газет, решит, что он просто удрал оттуда, и он глазом не успеет моргнуть, как снова окажется в кутузке.

Мы вняли его словам и уселись в машину. Пока ехали, Джо с Эми набросились на меня и постарались вытянуть то, о чем не знали в полиции.

— Ничего не слышал насчет Тора, — удовлетворив их любопытство, сообщил я и, поглядывая в зеркальце заднего вида, успел заметить, как Джо с Эми обменялись понимающими взглядами.

— Будем надеяться, что и не услышишь. Мы договорились, что постараемся и словом о нем не обмолвиться. Судя по всему, ты сделал то же самое.

— Я — да. А Гальончи? А Рид?

— Гальончи вообще пока не проронил ни слова. Во всяком случае, до сегодняшнего дня он молчал. Посмотрим, что будет дальше. Что же до Рида, то копы допрашивали его, по-моему, уже раз десять, так он тоже ни словом не упомянул о Торе. Сказал только, что мы с тобой ворвались к нему в дом, угрожали ему, запугали беднягу до смерти — но вдвоем. Насчет Тора ни гу-гу.

— Вот и хорошо, — усмехнулся я.

— Рид теперь старается: валит все на Гальончи, твердит, что единственная причина, почему он взялся ему помогать, — Гальончи пригрозил его убить.

— Ничего удивительного, а ты чего ожидал? — Я пожал плечами. — Сразу было понятно, что, как только Рид почует запах жареного, у него мигом развяжется язык. Такие, как он, с радостью заложат кого угодно, лишь бы выбраться сухими из воды.

— Ну, тебе это, между прочим, только на пользу. Благодаря его словоохотливости копам многое стало понятно в отношении Гальончи. Кстати, ты же, наверное, еще не знаешь: ему сегодня предъявили сразу три обвинения — в похищении человека и двух убийствах. Нашему другу Полу Бруксу тоже не поздоровилось бы, останься он в живых. Сейчас в его прошлом копается целая команда. Между прочим, им удалось узнать, что его уже один раз арестовывали за сексуальное насилие — давно, когда он еще учился в колледже. Правда, девушка потом взяла свое заявление назад, и обвинение ему так и не было предъявлено, однако это уже о чем-то говорит. Брукс немедленно вернулся домой, в Кливленд. А вскоре после того, как его отпустили, эту девушку несколько раз видели за рулем новехонького «лексуса». Как тебе это?

— Да уж, — с чувством протянул я. — У папаши Фентона явно были длинные руки.

— Значит, и ты подумал то же, что и я. Кстати, незадолго до того, как убили Монику Хит, у старого Фентона Брукса обнаружили рак. Так что он уже знал, что умирает.

— Похоже, в своем стремлении защитить доброе имя семьи старик был готов на все.

— Я вот все думаю, сколько раз за эти пять лет Мэтью Джефферсон, вспоминая о том, что случилось, кусал себе локти, что в тот день кинулся сначала к отцу, а уж потом к копам? Позвони он сначала в полицию, кто знает, как все обернулось бы? — вздохнула Эми.

— Зато я точно знаю, что в тот вечер, когда я приехал к нему, он думал как раз об этом, — пробормотал я. — Я, как последний дурак, оставил парнишке на двери комнаты записку, а этот бедняга прочел ее и решил, что Гальончи с Дорэном явились в город по его душу. И пустил себе пулю в рот. Да, мне кажется, он тогда подумал как раз об этом.


На следующее утро я проснулся в квартире Эми, ее мягкие волосы щекотали мне плечо. Я долго любовался ею, наблюдая за тем, как слегка вздымается и опускается ее грудь, когда она дышит, как уютно посапывает она во сне, и мне было хорошо просто от того, что я могу лежать и смотреть, как она спит. Если вы думаете, что мы спали в эту ночь, то ошибаетесь: мы проговорили почти до утра, Эми рассказала то, о чем даже словом не обмолвилась в полиции: о чем она думала и чего боялась, когда очнулась в наручниках, с заклеенным ртом, и поняла, что ее куда-то везут в машине, о чем она думала, когда оказалась в трейлере, и что ей пришлось пережить, когда в трейлер бесшумно проскользнул Дорэн, а потом вокруг загрохотали выстрелы. Рассказала она мне и о том, как мурлыкал себе под нос Гальончи, когда, устроившись в углу, чистил и смазывал свой дробовик, пока ждал возвращения Дорэна, как от него одуряюще пахло одеколоном и как, заметив на себе ее взгляд, он улыбался ей такой улыбкой, от которой у нее пересыхало во рту и шевелились волосы на затылке. Даже когда я ворвался в трейлер, она все еще не верила, что это конец, потому что там оставался Дорэн, и что, увидев, как Тор послушно сунул свой «глок» в кобуру, она окончательно поняла, что погибла.

Она говорила, говорила и никак не могла остановиться. А потом, когда она окончательно выдохлась, пришла моя очередь — и ятоже рассказал ей кое-что, о чем она еще не знала. А потом мы как-то разом вдруг уснули. Сейчас на часах было уже около девяти. Я чуть ли не за шиворот вытащил себя из постели и заставил подняться. К счастью, Эми даже не шелохнулась. Я босиком прошлепал в ванную, наскоро принял душ, растерся полотенцем, а потом отправился варить кофе.

Полчаса пролетели незаметно, но Эми не спешила проснуться. Сказать по правде, я надеялся, что она все-таки проснется: почувствует аромат кофе, придет на кухню, и мы еще поговорим — просто чтобы убить время и хоть немного отсрочить разговор, который мне заранее был неприятен, хоть я и понимал, что избежать его мне не удастся. Тем не менее я ждал напрасно — надеждам моим не суждено было сбыться. Что ж, ничего не поделаешь. Эми необходимо было выспаться. Ну а мне предстоит встреча, о которой я когда-то страстно мечтал. Жалко, потому что сейчас я отдал бы что угодно, лишь бы она не состоялась.


После вчерашнего дождя заметно похолодало, и воздух стал по-особенному прозрачен и свеж, как это бывает только осенью. Правда, небо было сплошь затянуто тучами, и холодному солнцу пришлось постараться, чтобы продраться сквозь них и уже лишенные листьев ветки деревьев, которые окружали дом Джефферсонов. Не успел я свернуть на подъездную дорожку, как за дверью появилась Карен. Я еще только выбирался из пикапа, а она уже бежала ко мне. Подойдя, она положила руки мне на плечи и посмотрела мне в глаза.

— Прости, — тихо произнесла она.

Я покачал головой.

— Тебе не нужно извиняться, Карен, — ответил я мягко.

— Ш-ш-ш, Линкольн. Я разговаривала с полицией. И уже знаю обо всем, хотя почти уверена, что они сказали мне далеко не все. Наверняка есть еще многое такое, о чем я даже не подозреваю или попросту не понимаю. Но что я знаю наверняка — это то, что все уже закончилось. Теперь все позади, да? И это только благодаря тебе, Линкольн. И… в общем, прости меня за все. Сказать по правде, я никогда не верила… не хотела верить всему, что тут говорили о тебе. Но, понимаешь, каждый день выяснялось что-то еще и… все это росло, как снежный ком, ну и… Я просто…

— Ты просто воспринимала все это именно так, как они того и добивались, — кивнул я. — Как раз этого они и хотели — поиграть на твоих чувствах. Что Тарджент, что Гальончи — два сапога пара. Им хотелось настроить тебя против меня, они оба немало для этого потрудились, и, надо отдать им должное, им это почти удалось. Но тебе не нужно за это извиняться. А знаешь, что для меня самое главное? Что, когда к тебе ввалился тот коп, ты по-прежнему верила мне. Во всяком случае, достаточно, чтобы позволить мне уйти. Если бы не это…

— Они рассказали мне о твоей девушке, — пробормотала Карен, — об Эми Эмброуз. Знаешь, я так рада, что с ней все в порядке.

— С ней все нормально, она не пострадала. И в какой-то степени ты тоже приложила к этому руку, — улыбнулся я.

— Что ж, ладно. — Карен сняла руки с моих плеч и отступила назад. Налетевший ветерок шаловливо растрепал ей прическу, приподнял ее волосы, и на мгновение они закрыли от меня ее лицо, словно не желая, чтобы я видел страх, усталость и боль, оставившие на нем свои следы. И на мгновение мне стало нестерпимо жалко ее — такую, как сейчас. Как она была не похожа на ту, прежнюю Карен, какой я запомнил ее в тот день, когда мы, взяв напрокат лодку, поплыли на Бэсс Айлендс: тогда на ее лице была улыбка, сиявшая мне все эти долгие годы. Тогда она еще могла так улыбаться. А теперь… Сколько должно пройти времени, прежде чем она снова научится так улыбаться — если вообще сможет?

— Когда все это началось, — негромко проговорила она, — когда убили Алекса, а полиция так и не смогла ответить мне, почему это случилось, я позвонила тебе.

— Да, — все еще не понимая, к чему она клонит, кивнул я.

— Я обратилась к тебе, потому что в каждой семье есть свои тайны. Во всяком случае, мне всегда так казалось. И разрыв, который произошел между Алексом и его сыном, их внезапное охлаждение… понимаешь, это было как раз то, что мне всегда хотелось понять. Но, когда Алекса убили, все сразу изменилось. Я вдруг поняла, что обязана это знать… обязана во всем разобраться, понять, почему это произошло.

Мне почему-то сразу расхотелось встречаться с ней взглядом. Я не мог заставить себя смотреть ей в глаза — столько в них было муки. Она знала… знала, что ей предстоит перенести еще немало боли, и приготовилась к этому.

— И вот теперь я знаю, что помочь в этом мне можешь только ты, — продолжала она. — Ты можешь помочь мне понять, почему это случилось. Но, знаешь, мне почему-то кажется, что я уже больше этого не хочу. Не хочу ничего знать об этом.

Она заставила себя рассмеяться. Мне не понравился этот смех, в нем звенели слезы.

— Но все равно, мне необходимо это знать. Кое-что мне уже успели рассказать в полиции. А теперь я хочу услышать остальное.

* * *
Я рассказал ей. Мы не стали заходить в дом, просто присели на крыльцо, и я объяснил ей все — от начала и до конца.

— Если полиция убеждена, что все это правда, — помолчав, тихо сказала Карен, — тогда выходит, что Алекс с самого начала знал, что Энди Дорэн ни в чем не виноват…

На мгновение наши глаза встретились. Потом, не выдержав, я отвел глаза в сторону.

— Одно могу сказать тебе, Карен. Монику Хит убил Пол Брукс. Он сам сознался в убийстве — я присутствовал при этом. А Энди Дорэн решил, что это Мэтью ее убил. Впрочем, поначалу я тоже так думал. И, как выяснилось, оба мы ошибались.

— Но они-то знали! — перебила она. — И Алекс, и Мэтью — они-то ведь знали, как все произошло!

— Да, — кивнул я, почувствовав острый укол жалости, когда мельком глянул на нее и заметил, как изменилось ее лицо.

— И Алекс им помог, — жестко проговорила она. Это было утверждение. — Значит, Алекс помог им засадить Дорэна в тюрьму — при том, что уж он-то не мог не знать, кто на самом деле убил ту девушку!

— Ну, он с лихвой расплатился за это. Он ведь потерял сына, не забывай об этом, Карен, — напомнил я. — Видишь, как получается: сына своего клиента от заслуженного наказания он спас, а своего потерял.

— Да, потерял… потерял сына, — эхом повторила она. — Ты прав, Линкольн, сына он действительно потерял. А когда его сын свел счеты с жизнью… когда его собственный сын, его плоть и кровь пустил себе пулю в рот, поскольку не сомневался, что если он этого не сделает, то другой человек сделает так, что он станет молить о смерти, — он винил в этом Алекса! Родного отца! Что, скажешь нет? Наверняка он считал, что все случилось по вине Алекса.

— Думаю, что он винил и самого себя, причем не меньше, — осторожно возразил я. — Послушай, Карен, ты забываешь, но он ведь был уже не ребенок. Да, ему посоветовали опознать Дорэна, но решать было ему. Он сам сделал свой выбор.

Какое-то время она молчала, размышляя о чем-то. Потом повернулась ко мне.

— Ты небось считаешь Алекса каким-то чудовищем, да? Да и как ты можешь думать по-другому? Он ведь тоже приложил к этому руку… сделал все, чтобы отправить невинного человека в тюрьму, и даже еще заработал на этом. Ты считаешь его чудовищем…

Я покачал головой.

— Нет, Карен, я так не думаю. Мне кажется, в ту ночь, когда ему предстояло принять решение, он дрогнул, предпочел деньги и власть. Но, приняв это решение, он сразу оказался в ловушке и понял, что пути к отступлению отрезаны. Не думаю, чтобы он понимал или хотя бы догадывался о том, чем это может впоследствии обернуться. А когда все случилось, он уже просто не знал, как ему из этого выбраться, дорогой ценой заплатил за то, что сделал. Дороже, чем он заслуживал. Потому что такого не заслуживает никто.

Опустив голову на грудь, она молчала.

— В полиции тебе объяснили, почему его убили? — осторожно спросил я.

— Сказали только, что Пол Брукс боялся Алекса. Боялся, что он расскажет обо всем, что ему известно.

— Он действительно собирался это сделать, Карен. Твой муж сказал Гальончи, что готов пойти в полицию и признаться во всем. Он даже попытался уговорить Гальончи сделать то же самое. Он хотел послать Гальончи, чтобы тот нашел Дорэна, дал ему денег и убедил его, что все обвинения с него будут сняты. Думаю, ему и нужно-то было всего несколько дней, чтобы собраться с духом и сделать это. Хотя бы для того, чтобы рассказать все тебе. Конечно, он мог оказаться на скамье подсудимых. Возможно, именно это и произошло бы. Даже в самом лучшем случае после этого на его карьере можно было поставить крест — он был бы опозорен навсегда, ему пришлось бы пройти через такое, что, наверное, трудно себе вообразить. Но ради того, чтобы восстановить свою честь, он был готов на это. Чтобы защитить своего сына. Чтобы искупить то, что он сделал пять лет назад.

Карен тихо плакала.

— Думаю, когда он встретил тебя, ему стало легче, — продолжал я. — Рядом с тобой он хоть ненадолго мог забыть обо всем. Ты была молода, чиста, невинна, а главное — ты была так далека от того мира, в котором ему приходилось жить. Я нисколько не сомневаюсь, что он отчаянно нуждался, чтобы рядом с ним был именно такой человек, как ты, в котором не было ничего, что он так ненавидел и презирал.

Я вдруг вновь увидел ее такой, какой она была в тот день, в лодке: увидел ее улыбку, которую помнил с тех пор и которую никогда не забуду, снова почувствовал исходившее от нее ощущение бьющей через край юности, счастья и жизненной силы, которые она тогда излучала. Я попытался представить себе, что ощутил Алекс Джефферсон, когда встретил ее почти сразу же после того, как совершил самый страшный грех в своей жизни, и впервые понял, чем она стала для него. И не удивился — потому что теперь я понял это слишком хорошо.

Карен, всхлипывая, смахивала с лица слезы. Я протянул руку, погладил ее по спине, потом обхватил ее за плечи и так держал, пока она боролась со слезами. Когда же ей наконец удалось справиться с ними, я положил руку ей на шею и осторожно повернул ее лицо.

— Ты рассказывала мне, как Алекс говорил, что ты излечила его, помнишь? Ты говорила, что, когда он это сказал, ты почувствовала, что он нуждается в тебе, только сама не понимала почему.

Карен, всхлипнув, кивнула.

— Тогда, — сказал я, — возможно, это и есть чистая правда, Карен. Самое верное из того, что ты когда-либо слышала. И это самое главное, понимаешь?

Мы еще посидели так немного, молча, а потом я встал. Карен поднялась вслед за мной, я обнял ее, прижал к себе, и мы стояли так какое-то время, очень долго, только это уже ничего не значило. А потом я отпустил ее, забрался в грузовичок и уехал, оставив ее наедине со своим горем. Иногда это все, что ты можешь сделать.

Глава 46

Прошло несколько недель. За все это время нам больше так и не представился случай поговорить, зато видел я ее довольно часто. В конце концов я просто выдернул вилку телевизора из розетки — признаться, я просто устал щелкать пультом всякий раз, как на экране появлялось ее лицо, мне осточертело слушать, как комментатор прохаживается насчет того, что натворил ее муж, или в очередной раз пересказывает печальную историю Энди Дорэна.

Вскоре газеты сообщили, что она уехала из города, переехала поближе к семье. А спустя две недели, после того как были убиты Дорэн и Пол Брукс, я увидел, как рабочие из транспортной конторы выносят мебель из ее дома и грузят в фургон. Приглядывать за домом было поручено какому-то агентству по торговле недвижимостью, но, по слухам, они благоразумно выждали пару месяцев, прежде чем решились выставить его на продажу. Конечно, их можно было понять: трудновато продать особняк, на лужайке перед которым телевизионщики разбили свой палаточный городок.

Иной раз я подумывал ей позвонить. Например, в тот день, когда арестовали Кола Гамильтона, предъявив ему обвинение в преступном сговоре. Или когда в принадлежавшем Томми Гальончи микроавтобусе были обнаружены следы крови Алекса Джефферсона. Нет, конечно, Гальончи предусмотрительно вымыл его, не пожалев ни воды, ни моющих средств, но кровь — странная, предательская штука, она имеет свойство просачиваться всюду, таиться в совершенно незаметных глазу трещинах и щелях, а стоит тебе только успокоиться, убедить себя, что ты от нее избавился, отмылся, наконец, добела, как вдруг — бац! — она снова появляется на свет, когда ты меньше всего этого ждешь.

Но я так и не позвонил. Что я мог ей сказать? А когда не можешь найти нужных слов, для чего звонить? Возможно, позвоню ей на Рождество. Или пошлю поздравительную открытку. А вдруг она мне сама позвонит.

А может, нам просто больше нечего сказать друг другу.

* * *
Средства массовой информации были неутомимы. Вот уж кому явно было что сказать. Они не оставляли меня в покое ни днем ни ночью. Мне пришлось сначала сменить номер домашнего телефона, хоть он и не числился ни в одном справочнике, потом номер сотового. Самые настырные или наименее совестливые взяли привычку поджидать меня на парковке перед домом, но и этой своре ничего от меня не перепало. Ни одному из них. Никаких комментариев, упорно талдычил я. Но это их не смутило. Мое участие в этом деле бесконечно муссировалось во всех газетах, мои отношения с Карен даже стали темой одного из самых популярных утренних новостных шоу, уделившем им целых пятнадцать минут, а выданный ордер на арест по подозрению в убийстве, где значилось мое имя — при том, что обвинение мне так никогда и не было предъявлено, — вызвал целый шквал комментариев в прессе. В конце концов мой адвокат не выдержал и предложил подать иск на Тарджента и полицейское управление Кливленда, обвинив их в незаконном аресте, и потребовать возмещения морального ущерба, но я послал его подальше. Сказал, чтобы больше не звонил мне с такой чепухой. А если мне понадобятся его услуги, то я знаю, где его найти.

Поскольку я решительно отказывался брать телефонную трубку, репортеры пошли на хитрость: принялись бомбардировать меня письмами, осаждая просьбами дать интервью. В один прекрасный день, разбирая очередную груду писем, от которых трещал мой почтовый ящик, я обнаружил открытку с почтовым штемпелем Индианы. На открытке красовался деревянный мост со сквозными фермами и крытым верхом в окружении по-осеннему багряных деревьев. Хмыкнув, я перевернул открытку обратной стороной и прочитал коротенькую записку:

Мистер Перри!

Похоже, я ошибся насчет вас. Готов признать это. Пожалуйста, примите мои извинения. А также прошу больше никогда не приезжать в мой округ.

С наилучшими пожеланиями,

лейтенант Роджер Брюер
Снова перевернув открытку, я прикрыл ладонью мост, так что теперь остались видны одни деревья. Глядя на них, я без труда представил тихий осенний пруд в окружении таких же деревьев, беседку у самой воды, а чуть дальше бесчисленные ряды плодовых деревьев яблоневого питомника. Наверное, листья сейчас уже совсем облетели, и деревья стоят иззябшие, жалобно протягивая к холодной воде голые ветви, похожие на старческие узловатые руки.

В Индиану меня погнало желание заработать деньги. Во всяком случае, свое решение отправиться туда я объяснил Джо и Эми именно так. Ну, может, не только ради денег, конечно, а еще и потому, что стремился помочь Карен. Благородный поступок, скажете вы. Да, а почему бы и нет? Конечно, я хотел помочь. В те минуты, когда благородство меня оставляло, я бы мог, естественно, плюнуть и оставить все, как есть. Но только не теперь. Не сейчас, когда Карен уехала, а Мэтт Джефферсон и Энди Дорэн мертвы.

Однако отправиться в Индиану меня повлекло в первую очередь стремление узнать наконец, что за скелет прячется в семейном шкафу Джефферсонов. Я хотел разгадать эту тайну до того, как она станет известна Карен. Хотел выяснить, почему все-таки единственный сын Алекса Джефферсона решил порвать все отношения с отцом, что за зло почувствовал он под личиной добропорядочного адвоката, если счел нужным навсегда вычеркнуть отца из жизни. Мэтт Джефферсон расскажет мне об этом, и у меня появится возможность объяснить Карен, за какого ублюдка она вышла замуж. Я стану тем единственным человеком, кто сможет открыть ей глаза, показать, каково истинное лицо человека, которого она предпочла мне. Что мной двигало? Стремление подтвердить правильность или беспристрастность своего мнения? Возможно. Желание самоутвердиться? Да, уже теплее. Месть? Думаю, это вернее всего.

Я хотел, чтобы Мэтт Джефферсон рассказал мне о том, что же такого в свое время сделал его отец, что навсегда оттолкнуло его от него. Теперь, когда оба они, отец и сын, были уже мертвы, я мучительно жалел, что не могу рассказать парнишке о том, что хорошего и правильного сделал его отец. Каких-нибудь десять секунд — и он бы узнал, что его отец не был таким чудовищем, которым он его считал.

Я отыскал магнит и прикрепил открытку к дверце холодильника. Разве не это полагается делать, когда не хочешь о чем-то забыть?

* * *
Офис простоял закрытым целые три недели — и все это время, скрываясь от вконец распоясавшихся газетчиков, я отсиживался в квартире Эми. Будучи членом той же самой зловредной шайки, Эми хорошо изучила их повадки и стала самым настоящим экспертом по части умения избегать их назойливого внимания к своей особе. Поскольку я попросту исчез, моим клиентам ничего не оставалось делать, кроме как осаждать голосовыми сообщениями, в которых они в один голос сетовали на мое отсутствие. На третью неделю, после того как я запер офис и «перешел на нелегальное положение», приехал Джо — по его собственным словам, для того, чтобы я бросил валять дурака и вернулся к работе.

— Просидишь вот так, взаперти, отрезанным от всего остального мира еще неделю, и тебе конец, можешь поставить крест на своем агентстве, — предупредил он. — Когда клиент знает, что может обратиться со своим делом к кому-то еще, лучше сидеть в офисе, не то растеряешь клиентов.

Я кивнул.

— В общем-то, ты прав. Но это были чертовски тяжелые две недели, поверь мне, Джо. Я просто был не в состоянии работать. Впрочем, ты ведь и сам это знаешь?

— Знаю, — кивнул он. — А теперь сам говорю тебе — пора браться за работу.

Он стоял посреди моей гостиной, поправляя указательным пальцем абажур торшера, который, по его мнению, висел криво. На меня он почему-то старался не смотреть.

— Пора браться за работу, — повторил я, поглядывая на него. — Что ж, думаю, ты прав. Тебе ведь тоже не терпится, верно?

Он наконец оставил абажур в покое.

— Нет. Боюсь, что нет.

Я уставился на него во все глаза. Лицо у Джо было грустное, но глаза выражали твердую решимость. Он отошел от торшера, глянул на меня и принялся расхаживать из угла в угол.

— Я решил пока отойти от дел. Взять отпуск до весны. Уеду из города, отыщу какое-нибудь тихое местечко поближе к солнцу и пережду там зиму. Сдается мне, еще одну зиму в этом городе я попросту не переживу. Во всяком случае, сейчас. Кстати, ты знаешь, что я никогда не уезжал из Кливленда на зиму? Ты вообще-то можешь в это поверить? Раньше мы всегда ездили куда-то вместе с Рут, но только осенью или летом. Ну, может быть, иногда еще весной. Но зиму я всегда торчал тут, и, черт побери, мне нужна передышка, Линкольн. Подумываю о том, чтобы махнуть во Флориду или, может быть, даже в Техас, в общем, куда-нибудь поближе к Заливу.[34]

Я онемел. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем у меня нашлось, что на это ответить. Когда же речь наконец снова вернулась ко мне, я смог сказать только: «Ладно».

Джо наконец перестал расхаживать по комнате. Мельком глянув в мою сторону, он уселся на стул напротив меня, рассеянно провел рукой по волосам, потер подбородок и принялся внимательно изучать ковер.

— Понимаешь, Линкольн, мне действительно нужна передышка. Не знаю, сколько точно времени это займет, зато точно знаю, что мне необходимо выбраться отсюда хоть ненадолго. Ты ведь справишься без меня?

— Да, конечно, — растерянно кивнул я. — Хотя, держу пари, придется попотеть, так что я, как ты сам понимаешь, не в восторге.

Джо фыркнул.

— Проклятье! Послушай, да ведь большинство парней, кто этим занимается, не могут позволить себе роскоши работать в паре с кем-то вроде меня — в отличие от тебя, между прочим! А тебе видишь как повезло! Так что теперь можешь благодарить судьбу, что у тебя такая возможность была.

Мне все-таки удалось выдавить из себя улыбку.

— Ладно-ладно, Джо, согласен. Поезжай, куда хочешь, только не пропадай, хорошо? Придет весна, появится солнышко, и у нас тут тоже потеплеет, вот увидишь. А когда это случится, надеюсь, ты уже снова двинешься на север — в обратном направлении.

— Обязательно.


Джо уехал в первое воскресенье декабря. Его раненой руке за последнее время стало заметно лучше, однако сложить вещи в машину без посторонней помощи ему пока было трудновато, поэтому я приехал к нему и принялся складывать чемоданы и сумки в «таурус», стараясь уложить их поудобнее, пока Джо, неотступно ходивший за мной по пятам, ворчливо давал мне свои указания. В конце концов, осатанев от его придирок, я запихнул в машину последнюю сумку с его барахлом и отошел. Джо, окинув машину критическим взглядом, сунул мне ключи от своего дома.

— Не забывай поливать растения, — брюзгливо напомнил он. — И запомни — никаких вечеринок!

— Ладно.

Из дома вышла Эми и, увидев нас возле машины, направилась к нам. Дул резкий ветер, а обложившие небо свинцово-серые тяжелые облака обещали снег. Все метеосводки предвещали, что нас ожидает сильный снегопад. Джо застегнул «молнию» на куртке и улыбнулся нам.

— Еще каких-нибудь пара часов — и я вылезу из куртки, натяну рубашку-поло, буду полеживать возле бассейна и наслаждаться жизнью.

— Молодец! — кивнул я. — Промолчать об этом ты, конечно, не мог. Обожаешь сыпать соль на рану!

Какое-то время мы все трое молчали. Потом я встряхнулся.

— Звони, Джо. В общем, не пропадай, ладно?

— Обязательно.

Он протянул мне руку. Я пожал ее. Потом он отвернулся и забрался в машину. К тому времени как он доберется до Теннесси, количество километров, которые успел пробежать его «таурус», наверняка удвоится. Джо завел машину, я постучал по капоту, потом отошел в сторону и помахал ему рукой. Джо махнул в ответ, выехал на дорожку и свернул вниз по Четфилду в направлении Западной 150, где был выезд на скоростную автостраду между штатами. Я смотрел ему вслед — и вдруг словно бы ниоткуда в моей голове прозвучал голос Энди Дорэна: «Все, что мне нужно было, это пережить зиму. Просто продержаться до весны».

Эми придвинулась ко мне поближе и обняла рукой за талию.

— Мне будет его не хватать, — прошептала она.

— Мне тоже.

Она порывисто обняла меня. Потом отодвинулась в сторону.

— Ну, думаю, нет никакого смысла весь день грустить по этому поводу, — бодро сказала она. — Между прочим, у меня есть кое-какие планы. И я на тебя рассчитываю.

— Да, помню, — кивнул я. — Играют «Browns», верно? Обязательно посмотрим.

— А вот и нет — пора готовиться к Рождеству! — объявила она. — Я собиралась украсить свою квартиру, а гирлянды, между прочим, сами не придут, у них ножек нет.

Я в ужасе воззрился на нее. Потом с тоской глянул в сторону Четфилда.

— Как ты думаешь, если я разовью приличную скорость, может, я еще успею его догнать?

Мы рассмеялись. Потом заперли дом Джо, забрались в пикап и поехали домой. В воздухе уже кружили редкие снежинки, они опускались на ветровое стекло и пару секунд сверкали на нем, пока тепло, исходившее от него, не превращало их в капельки воды. Я включил радио и снова поймал прогноз погоды: комментатор обещал, что к ночи уровень выпавшего снега составит не меньше шести дюймов. А Джо, наверное, тоже придется пробиваться через снегопад, но только направляясь на юг. Что ж, я рад за него. А мы с Эми останемся здесь вдвоем и будем вместе всю зиму — и это тоже было здорово. Снег ведь в конце концов растает. Куда ж он денется, верно?

От автора

Пользуясь случаем, хочу поблагодарить:

Питера Вулвертона и Дэвида Хэйла Смита за их неизменное стремление и потрясающий талант сохранять спокойствие и выдержку и оставаться терпеливыми и доброжелательными, когда я читал им самые неудачные из своих набросков. Я в глубоком долгу перед ними обоими.

Никто вместе со мной не барахтался в таком количестве черновиков, набросков и ошибок, сколько выпало на долю Боба Хэммела — держу пари, ему пришлось прочесть о Линкольне Перри вдесятеро больше страниц, чем впоследствии было напечатано. Спасибо тебе, Боб.

Лауру Лэйн и Джину Эшер за те продуманные, взвешенные, крайне полезные и невероятно колоритные советы, которые они мне давали. Одна из этих дам залила вином рукопись моего романа, вторая вообще уснула, уронив на нее голову, однако я по-прежнему считаю их помощь неоценимой.

Выражаю также свою глубочайшую благодарность сотрудникам издательств St. Martin’s Press и Thomas Dunn Books за оказанные мне помощь и поддержку в работе над романом — Томасу Данну, Энди Мартину, Кэти Гиллиган, Рэйчел Экстром, Мэттью Ширу и всем остальным членам команды.

Кроме этого смело могу утверждать, что знакомство со многими владельцами и служащими книжных магазинов доставило мне глубочайшее и ни с чем не сравнимое удовольствие — все они всегда встречали меня как радушные хозяева и, как мне показалось, искренне любили свою работу. Спасибо им за ту поддержку, которую они так щедро мне оказывали.

Я смог писать только потому, что мысль о литературных трудах других моих коллег по перу вдохновляла и поддерживала меня в течение многих лет. Эти писатели до сих пор остаются для меня сильнейшим источником творческого вдохновения — от первой до последней страницы моей книги. Иметь возможность получить полезный совет и одобрение маститых писателей, которые помогли мне сделать первые шаги на этом поприще, — это огромная честь для меня, и я счастлив, что имею возможность поблагодарить их за все, что они для меня сделали.

И, конечно, спасибо моей семье.

Примечания

1

CSI (Crime Scene Investigator) — следователи на месте преступления, сотрудники криминалистической лаборатории. — Здесь и далее прим. перев.

(обратно)

2

Гранола — подслащенная овсянка с добавлением орехов и изюма.

(обратно)

3

Микрофон с громкоговорителем для двусторонней телефонной связи.

(обратно)

4

Дом-поместье Томаса Джефферсона, третьего президента США.

(обратно)

5

«Буч Кэссиди и Санденс Кид»: крутой и беспощадный шериф охотится за парочкой отчаянных и удачливых преступников. Классический вестерн и в то же время смешной приключенческий фильм, получивший три «Оскара».

(обратно)

6

Мэйн (англ. «main») — главная.

(обратно)

7

Олд (англ. «old») — старый.

(обратно)

8

1 фунт = 453,592 грамма.

(обратно)

9

1 кварта = 0,95 литра.

(обратно)

10

Кария овальная, или гикори косматый — дерево семейства ореховых, плоды которого используют в пищу; они содержат до 60–70 % масла, применяемого в кондитерском производстве.

(обратно)

11

Метамфетамин — наркотик, производный от амфетамина.

(обратно)

12

Мульча — рыхлый защитный слой для покрытия почвы.

(обратно)

13

«Белые воротнички» (от англ. «white collar») — служащие, офисный персонал.

(обратно)

14

Принимающий в бейсболе.

(обратно)

15

«Ассошиэйтед Пресс» (Associated Press) — одно из крупнейших информационных агентств в США, основано в 1848 г. Влиятельная монополия.

(обратно)

16

Женева-на-Озерах — город в штате Огайо, округ Эштанбула.

(обратно)

17

Winery — винокурня.

(обратно)

18

Стент — устройство для реконструкции просвета какого-то органа, применяется в медицине, например для остановки кровотечения при варикозном расширении вен.

(обратно)

19

Популярные марки пива.

(обратно)

20

Австрийский пистолет, в настоящее время один из самых распространенных в мире.

(обратно)

21

Пижамная вечеринка (англ. — slumber party) — ночной девичник, вечеринка в доме одной из школьниц, когда девчонки болтают до утра.

(обратно)

22

Консенсуальное преступление — преступление, совершаемое с согласия потерпевшего.

(обратно)

23

Речь в данном случае идет о юридически санкционированной сделке между сторонами о признании подсудимым своей вины с автоматическим его отказом от рассмотрения дела в суде.

(обратно)

24

Порода охотничьих собак.

(обратно)

25

SWAT (Special Weapons And Tactics) — специальные подразделения полиции США, предназначенные для выполнения опасных операций, отряд быстрого реагирования, спецназ.

(обратно)

26

Пятая поправка к Конституции США защищает подсудимых от опасности двойного наказания (когда за одно и то же преступление подсудимый более одного раза предстает перед судом одной и той же инстанции) и от обязанности свидетельствовать против самих себя при рассмотрении уголовных дел, а также охраняет права подсудимых на «надлежащую правовую процедуру».

(обратно)

27

Форт-Нокс — хранилище государственного золотого запаса США; находится почти в центре военного городка Форт-Нокс в 30 милях к юго-востоку от Луисвилля, штат Кентукки.

(обратно)

28

Ши-тцу — одна из самых экзотических пород собак в мире. Выведена в Тибете.

(обратно)

29

НВО (Home Box Office) — американский кабельный телевизионный канал. Его аудитория в США — более 40 миллионов подписчиков.

(обратно)

30

Человек, приспосабливающийся к обстоятельствам, соглашатель.

(обратно)

31

U2 (произносится «Ю-Ty») — рок-группа из Дублина (Ирландия). Начиная с середины 80-х является одной из самых популярных и успешных групп в мире. Боно — вокалист группы. Здесь речь идет о песне «City of Blinding lights».

(обратно)

32

«Капитан Морган» — относительно новая марка рома, запущенная в производство в 1983 году. С тех пор стала одной из наиболее популярных марок в США и во всем мире.

(обратно)

33

«Куджо» (Cujo) — один из известнейших романов Стивена Кинга, героем которого является заболевший бешенством сенбернар, наводящий страх на весь городок.

(обратно)

34

Имеется в виду северная часть побережья Мексиканского залива.

(обратно)

Оглавление

  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ СТАРЫЕ ГРЕХИ
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 14
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВИНОВНЫЕ
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  •   Глава 45
  •   Глава 46
  • От автора
  • *** Примечания ***