«Инженеринг» Жюля Верна [Вера Константиновна Харченко] (fb2) читать онлайн

Вера Харченко «ИНЖЕНЕРИНГ» ЖЮЛЯ ВЕРНА

А речь пойдет о взрослом прочтении романа Жюля Верна «Таинственный остров»^[1] и, соответственно, о некоторых актуальных проекциях, высветившихся при новом знакомстве с книгой.

Феномен возвращения к знакомым текстам касается в основном классической литературы, которая не преминет в очередной раз рельефно доказать высший класс своего содержания, одарив читающего неожиданно новыми смыслами. В этом плане «Таинственному острову» на первый взгляд не повезло. Безусловно, это классическое произведение, но столь же безусловно, что произведение это относится к детской литературе. Ценность детской литературы прежде всего в занимательности. Надо как-то приохотить ребенка к чтению любых книг, но поначалу книг интересных. Между прочим, Ф. М. Достоевский признавался, что как писатель занимательность ставит превыше всего. Кстати, и Достоевский, и Лев Толстой, и Тургенев зачитывались романами Жюля Верна, не говоря уже о признании писателя такими учеными, как К. Э. Циолковский, Д. И. Менделеев, В. А. Обручев. Так что детскость Жюля Верна — это, скорее, прерогатива коллективного бессознательного, то есть остаточного, всегда несколько искаженного, смазанного оценочного восприятия. Приведенные же фамилии приверженцев романа побуждают нас учитывать не только общедетскую, но и уникальную точечную читательскую аудиторию, то есть плодотворное, если не сказать чудотворное восприятие романа выдающимися писателями и учеными. Итак, повторим и подчеркнем: да не помешает и нам, во-первых, детская приписка романа.

Во-вторых, роман Жюля Верна относится к литературе приключенческой, фантастической, фантазийной. Ценность же фантастической литературы, как правило, сводится к формуле: «Писатель предвидел, предвосхитил…» Увы и ах, единственная эта формула затушевывает другие актуальнейшие смыслы романа «Таинственный остров».

Кстати, о социальном значении научной фантастики, о том, что нельзя ею пренебрегать, так как отказ от фантастики чреват для общества деструктивными процессами, пишет политолог В. А. Ковалев. «…Фантастика или обращение к фантастическим допущениям подчас в более чистом виде показывает политическую или идеологическую тенденцию современности. На наш взгляд, это нужно учитывать и в процессе преподавания. Чтение интересной фантастики способствует и развитию „социологического воображения“ (Ч. Миллс)». Далее автор цитирует Хорхе Луиса Борхеса: «Кажется, что рисовать утопии бессмысленно. Но отказ от них означает отказ от будущего»^[2].

Жюль Верн предвосхитил технический прогресс, кто бы спорил? Но при перечитывании романа во втором десятилетии XXI века фантастика писателя высвечивает в более чистом виде, что существенно, и те упущения, которые могут стать роковыми, в том числе для технического процветания страны. Да, герои романа схематичны, однако обратим внимание на тот факт, что главным персонажем романа является талантливейший инженер Сайрес Смит, уважение к которому со стороны его спутников (и читателя!) по мере развития сюжета все возрастает.

Сайрес Смит, уроженец Массачусетса, по профессии инженер, был первоклассным ученым; во время войны правительство Соединенных Штатов доверило ему управлять железными дорогами важного стратегического значения… Он принадлежал к числу тех инженеров, которые в начале своей карьеры по доброй воле орудовали молотом и киркой, уподобляясь солдатам, начинавшим военную службу рядовыми. Поэтому не удивительно, что при исключительной изобретательности и остроте ума у него были и очень ловкие, умелые руки… Это был человек дела и вместе с тем мыслитель; он действовал без всякого усилия над собой, движимый неукротимой жизненной энергией, отличался редкостным упорством и никогда не страшился возможных неудач… Он мог бы избрать своим девизом слова, сказанные в XVII веке Вильгельмом Оранским: «Предпринимая что-либо, я не нуждаюсь в надеждах; упорствуя в своих действиях, не нуждаюсь в успехах».

Кстати, знаем ли мы этот афоризм, руководствуемся ли им? Похоже, подвижничество самого писателя, его колоссальная продуктивность (66 романов, многие из которых сразу же становились бестселлерами, 30 пьес, 20 рассказов и повестей) доказывает, что эти слова были девизом и самого Жюля Верна.

С характеристики Сайреса Смита, по существу, начинается роман, однако если бы ее не было, если бы ничего не было сказано наперед об этом человеке, сами его действия и слова буквально на каждой странице обнаруживали бы прекрасные черты ума и характера мистера Смита. Инженер с высочайшим уровнем образования, которому подвластно все, — это феномен Леонардо да Винчи. Но вспоминаются и другие инженеры-изобретатели. Например, В. Г. Шухов с его знаменитой азбукой изобретений: А — авиационные ангары. Б — базы нефтеналивные, бопорты (огромные гидротехнические затворы). В — воздушно-канатные дороги, висячие металлические перекрытия цехов и вокзалов; водонапорные башни; водопроводы в Москве, Тамбове, Киеве, Харькове, Воронеже; Г — газгольдеры (газохранилища). И так до Э — элеваторы, в том числе миллионники^[3].

Сайрес Смит знакомил своих товарищей с самыми разнообразными предметами, — главным образом с прикладными науками. У колонистов не имелось никакой библиотеки, но инженер Смит был живой энциклопедией, всегда готовой к услугам товарищей, всегда открытой на той странице, которая была нужна тому или иному, и к этому источнику, освещавшему любой интересовавший их вопрос, они обращались очень часто. Так проводили время эти стойкие люди, казалось совсем не боявшиеся будущего.

— Подумаешь, мост! — воскликнул Пенкроф. — Да ведь мистер Смит у нас инженер! Понадобится нам мост — он и построит мост…

Пенкроф, работавший и за веревочника, и за плотника, и за каменщика, всех умел посмешить, всех заражал своей бодростью. Его вера в таланты Сайреса Смита была непреложна, ничто не могло бы ее поколебать. Он считал, что инженер Смит способен провести с успехом любое начинание. Как обновить изношенную одежду и обувь (вопрос бесспорно очень важный), чем освещаться в долгие зимние вечера, как воспользоваться дарами природы в плодородной части острова и превратить дикую растительность в культурные насаждения, — все теперь казалось Пенкрофу легким: Сайрес Смит поможет справиться со всяческим трудностями…

Похоже, что не только Смит нужен был Пенкрофу, но и Пенкроф подпитывал инженера своей безграничной верой в его ум и талант. Здесь мы наблюдаем аналог замеченной писателем Даниилом Граниным диады: Гёте — Эккерман. Слуга любовно записывал разговоры Гёте и тем самым побуждал великого ученого и писателя не снижать планки его (и не только его!) ожиданий.^[4]

Автор романа нередко и не случайно называет Сайреса Смита всего лишь по профессии: Инженер еще раз убедился, что на море не видно ни паруса, ни остова разбитого судна, — он ничего не обнаружил, даже глядя в подзорную трубу. Еще в середине прошлого века само слово «инженер» звучало весомо. Когда-то в начале 50-х годов в Калинине (ныне Тверь) знакомая семьи, определяя меня в детский сад, произнесла с придыханием: дочь инженеров! (Родители в июне 1941 года окончили Ленинградский институт связи им. М. А. Бонч-Бруевича.) Представить сейчас такую ситуацию и такую интонацию, пожалуй, затруднительно. Настоящее время — время торжества юристов и экономистов, тогда как рейтинг инженеров оставляет желать лучшего. Разговоры об импортозамещении, о новых технологиях буксуют, если с детства не воспитывать уважения к профессии инженера. Обратим внимание на этимологию самого слова: «врожденные особенности». Префикс in- пусть вдохновляет носителя профессии как «проникающего внутрь», а «рождать» — это создавать новое, украшать бытие тем, чего не было досель. Как филолог не первый раз убеждаюсь, что при восприятии слова и текста образные смыслы весьма часто зашкаливают, и мы утрачиваем красоту прямых, первичных значений. Итак, речь идет не об «инженере человеческих душ», а просто об инженере. В недавно опубликованной статье Г. И. Старковой говорится о детских газетах и журналах Удмуртии 30-х годов XX века в аспекте того, как школьники интересовались техникой, как многое если не изобретали, то мастерили. И все это нацеливало юных читателей на инженерные специальности^[5]. Но кроме газет и журналов в инженерном направлении, согласимся, работала и художественная литература, в том числе фантастическая, в том числе роман Жюля Верна «Таинственный остров».

Почему это актуально? В настоящее же время наблюдается опасность вербального образования. «Проблема в том, что растет «вербальное поколение» людей, которые смогут работать только языком, а не руками. А так как руки, как известно, связаны с головой, то и головы у них будут не вполне полноценными. Так мы можем потерять все преимущества нашей технической культуры, накопленные предыдущими поколениями»^[6]. Герой романа «Пороги» И. Грековой (псевдоним доктора физико-математических наук Е. С. Вентцель) с пафосом восклицает: «Интеллигентный человек может и должен при надобности уметь работать руками, причем не хуже [техника] Картузова, а лучше. На то он и интеллигент. Презрение к ручному труду — самая холуйская черта, ее надо в себе изживать, а не хвастаться: я, мол, не в ладах с техникой! Если не в ладах — научись! Кстати, работать руками очень приятно. Ни одна моя научная работа не доставляла мне столько удовольствия, как хорошая вещь, сделанная моими руками…»^[7]

Дело даже не в том, что презирать ручной труд — признак «холуйства». Дело в том, что самые ценные мысли приходят не во время конференций и не в процессе чтения чужих трудов, хотя все это тоже необходимо, а во время черновой работы непосредственно с материалом. Идеи просачиваются в голову через руки. Так что «уметь» — это еще и по-настоящему «знать», более того, пополнять копилку — не только собственных — знаний. Настоящего инженера, настоящего ученого тянет к материалу. Это видно по поведению героя другого романа — доктора Клоубонни, который далек от инженеринга, однако ведет себя как ученый, всем интересуется, все хочет лично отнаблюдать, испытать («Путешествие и приключения капитана Гаттераса»). Доктор в одном романе, инженер в другом, но оба они обнаруживают черты исследователя. Получается, что высший профессионализм нуждается в постоянно действующей исследовательской компоненте. Мы привыкли к проекции «профессия для науки», но, оказывается, весьма актуальна сейчас и обратная связь: «наука для профессии».

Теперь попробуем лингвистически отследить и продемонстрировать уровень Сайреса Смита. Воспользуемся для этого идеей каталогов, предложенной Умберто Эко и подхваченной Александром Жолковским^[8]. Перечни технических терминов даны в романе, разумеется, с пояснениями: что именно используется и зачем, из каких деталей состоит, и все это без поправки на детское восприятие. Такие «каталоги», энциклопедические справки встречаются на всем протяжении романа, только в последней части их меньше, когда напряжение сюжета усиливается перед финалом. Итак, что знает инженер Сайрес Смит, какими понятиями свободно владеет?

Как человек практический, Сайрес Смит решил обработать жир содой. Добыть соду оказалось не так уж трудно. Море выбрасывало на берег очень много водорослей — кремнистые фукоиды, морской мох и другие. В первом случае путем обезуглероживания получают натуральную или пудлинговую сталь, а путем добавления к чистому железу углерода — томленую сталь. (Как раз такую сталь Сайресу Смиту и хотелось выплавить… И Сайрес Смит с компасом в руке пошел вперед, указывая дорогу.) Почти все деревья, растущие тут, в лесу, уже встречались им на озере и на плато Кругозора. Были тут деодары, дугласы, казуарины, камедные деревья, эвкалипты, драцены, гибиски, кедры и деревья других пород…

Конечно, и моряк Пенкроф, и журналист Гедеон Спилет весьма подкованы, соответственно, в морском деле и в биологическом (названия представителей флоры и фауны), но по тексту романа чувствуется, что названия эти знакомы и инженеру, компетентность его неоспорима. Приведем такие «каталоги» обозначений, причем обозначений строго научных. Мало того, что растения поименованы — тут же сообщается, к какому разряду они относятся. …На грядках росли салат, картофель, щавель, репа, редька и другие крестоцветные. Птиц же было множество: жакамары, куруку, трагопаны, тетерева, маленькие и большие попугаи, какаду, фазаны, голуби и сотни других пернатых. Не было дерева без гнезда, не было гнезда, из которого не доносилось бы хлопанье крыльев!

Инженеру принадлежит мысль, что мощное разнообразие флоры и фауны свидетельствует, что этот остров был частью материка, а это уже работает на сюжетную линию повествования. Так что перечни, «каталоги» демонстрируют не только познания героев романа: инженера, журналиста, моряка. Нет, они работают и на сюжет, пополняя коллекцию тайн острова и приближая кульминацию, развязку повествования.

Писателя, кстати, упрекали, что он соединяет несоединимое, что на одной широте не могут встречаться такие растения, как… и такие животные, как… Но, во-первых, по замыслу автора «таинственный остров» выступал как модель всей земли, своего рода кладезь, каталог богатств, щедро и безвозмездно дарованных нам природой, а во-вторых, художественный текст, даже не фантастического разлива, по природе своей условен, о чем пишет К. Г. Фрумкин, критикуя «экспертократию» за смакование ошибок художественных текстов^[9]. Невозможно, оказывается, просто быть инженером. Инженер, повторим, — это всегда немного (или много!) ученый, такова специфика самой профессии. И писатель, благодаря которому, по мысли К. Андреева, в литературу пришел новый герой — инженер, изобретатель^[10], сам становился ученым-энциклопедистом. Свидетельством тому многочасовая работа в библиотеках, музеях, двадцать тысяч тетрадей с записями открытий, общение с инженерами и путешественниками, изобретателями и писателями, географами и полярниками… Отсюда и первая легенда: писал, мол, не выходя из кабинета. Да нет, Жюль Верн тоже путешествовал, пока пуля невменяемого племянника не повредила ногу. А насыщенность романов такова, что в обществе циркулировала и вторая легенда: пишет, мол, все это не один человек, а целое географическое общество. Вспоминается, однако, прелестный афоризм, сказанный в Воронеже во время свободной дискуссии на защите профессором Г.Ф. Ковалевым в отношении словаря В. И. Даля: коллектив не сделает — человек сделает.

«Предметное» повествование в романе сопровождается процессуальным, что характеризует технический склад ума главного героя повествования. Будь у Сайреса Смита одна только серная кислота, и то он мог бы, обработав ею какое-либо вещество вроде тюленьего жира, выделить из этой смеси глицерин, а затем, залив полученное соединение крутым кипятком, он без труда высвободил бы из него олеин, пальметин и стеарин. Но для упрощения дела Сайрес Смит предпочел омылить жир раствором извести.

Итак, перечни минералов ли, животных ли, растений у писателя внушительные, что отчасти продиктовано, повторим, сюжетом. Но обратим внимание еще на одну особенность этих перечней, «каталогов». На известное читателю (стеарин, голуби, кедры) писатель не преминет нанизать неизвестное (пальметин, куруку, деодары), интригуя феноменом новизны, который сейчас стал предметом особой научной дисциплины — кайнэрастии^[11]. Конечно, встречаются списки и со всеми общеизвестными обозначениями, и со всеми абсолютно неизвестными, как в следующем контексте: Среди этих раковин были фазианеллы, сверлильщики, тригонии и много других. Но преобладает у Жюля Верна как раз нанизывание неизвестного на давно и хорошо усвоенное.

А мы знаем ли хотя бы обезьян? Да ведь это обезьяна, макака, сапажу, мартышка, орангутанг, бабуин, горилла, сагуни! <…> Какой она была породы — шимпанзе, орангутанг, горилла или гиббон — неизвестно, но относилась она к человекообразным обезьянам <…> Это был орангутанг, а орангутангам не свойственны ни кровожадность бабуина, ни легкомыслие макаки, ни нечистоплотность сагуина, ни непоседливость маго, ни дурные наклонности павиана!

Вчитываясь в эти контексты, мы замечаем списочные добавления не только к изначальному «каталогу», но также добавления выразительно упакованных знаний. Первая упаковка: какие обезьяны относятся к человекообразным, а вторая «знаниевая» упаковка: каковы особенности почти каждого вида из только что перечисленных.

Интересно в романе еще вот что. При сдержанной, «мужской» образности, при подчас банальных метафорах и сравнениях роман благодаря в том числе и «каталогам» воспринимается не только познавательно, но и эстетически. Здесь мы сталкиваемся с феноменом, о котором писал географ Н. Н. Михайлов: «Мы в одно время получаем эстетическую и познавательную ценности, которые тесно связаны в самом предмете и в акте восприятия и соображения. Знание излучает свет поэзии»^[12].

Роман учит наслаждаться многообразием мира. Если в одном месте эвкалипты просто перечисляются среди других древесных пород, то далее раскрывается уникальная особенность этих деревьев: Нет на свете ничего чудеснее и своеобразнее этих огромных деревьев из семейства миртовых, листья которых повернуты ребром к свету и не загораживают солнечных лучей, доходящих до самой земли! Это уже поэзия не только знаний, но и мироздания.

…И получили железную крицу с корявой губчатой поверхностью; это железо еще надо было проковывать… А еще дальше Герберт приметил несколько лардизабаловых деревьев, — из их гибких ветвей, вымоченных в воде, получаются превосходные канаты…

Это был ягуар… Герберт узнал кровожадного соперника тигра, еще более опасного, чем кагуар, который всего лишь — соперник волка!

Представим еще одну упаковку сведений. Само собой разумеется, у Сайреса Смита не было ни чесальной, ни трепальной, ни гладильной, ни прокатной, ни сучильной, ни прядильной машины, ни механической прялки, чтобы прясть шерсть, ни ткацкого станка, чтобы изготовить ткань, и ему пришлось обойтись самыми простыми средствами, так чтобы не ткать и не прясть. По существу, это фотография целой фабрики, демонстрирующая и сложность, и последовательность производственных процессов.

Каталоги работают на дидактику знаний, тогда как афоризмы, коих в романе совсем немного, — на дидактику поведения.

Ведь у наших аэронавтов были знания, а раз у людей есть знания, они всегда выйдут победителями там, где других ждет прозябание и неминуемая гибель.

Впрочем, необходимость — лучший учитель, и ее больше всех слушаются.

— Но пока что давайте устраиваться здесь как навсегда, — сказал Гедеон Спилет. — Ничего не надо делать наполовину.

Но охота, как и любое дело, требует внимания, иначе успеха не добьешься.

Что в этих сентенциях гениального? Но вот оказывается, что мы обращаем внимание и на них, потому что несколько подустали от постмодернизма, интертекстуальности, релятивизма, если еще поумнее сказать — от амбигуэнтности и нуждаемся в простых и правильных словах, которые детки незаметно проглотят, следя за увлекательным и напряженным, закрученным, как пружина, сюжетом. Однако и сам сюжет работает на доказательства простых истин. Не случайно за рубежом есть термин «майнридотерапия». Чтение приключенческих романов помогает преодолевать те ситуации, которые иногда подводят под понятие «ад обычной жизни» или под фразеологизм «делать из мухи слона».

Как занятия математикой, считается, воспитывают честность, так и технари с их приоритетом точности — Жюль Верн показывает это на примере инженера Смита — находят психологически точное, оптимальное поведенческое решение. Приведем в подтверждение сказанному два контекста.

— Только я об одном вас прошу…

— О чем? — спросил журналист.

— Давайте смотреть на себя не как на несчастных людей, потерпевших крушение, а как на поселенцев, прибывших на этот остров с определенной целью — основать тут колонию! (с. 105).

Инженер не разочаровывал Пенкрофа, не высмеивал непомерных мечтаний этого славного человека. Он знал, как заразительна уверенность; он даже улыбался, слушая Пенкрофа, и ничего не говорил о тревоге, которую испытывал порой, думая о будущем (с. 182).

Выше мы привели афоризм: не нуждаться в надеждах, не нуждаться в успехах.

Главное — действовать, упорствуя…

Нас шестеро, — поправил сотоварища Сайрес Смит, подняв палец кверху. В роковую минуту на помощь придет Бог, только надо вести себя достойно.

В романе роль таинственного спасателя играет за кадром капитан Немо, что срабатывает как метафора любой ситуации: старайся, работай — и тебе поможет «случай». В обычной жизни рассчитывать на капитана Немо не приходится, однако существует же мало известная нам французская пословица: Жизнь всегда присылает вовремя нужного человека.

Колонистов окружал океан, и морская терминология частотна в романе: галс, шпангоуты, планшир, ватер-штаги, вант-путенсы… Реи, гики, флагшток и весь прочий рангоут, а также весла и другие части были закончены в первую неделю октября…

Через полчаса Айртон, ничем не выдав своего присутствия, уже ухватился рукой за ватер-штаги бушприта. Передохнув немного, он вскарабкался на цепь и благополучно добрался до княвдигеда.

А теперь соединим каталоги: морской, металлургический, химический, ботанический, метеорологический (есть и такой в романе) и поднимемся над идеей инженеринга. Все это надо было знать, повторим и подчеркнем, писателю, тогда как мы, филологи, богатство словаря, особенности индивидуального лексикона и вообще языковой ландшафт привыкли отслеживать на уровне эффектных образных средств, но отнюдь не на уровне парада терминов.

Уроки Жюля Верна, уникальный глоссарий этого «детского» автора обнажает причину современного провала инженеринговой литературы. Чтобы увлекательно и безошибочно написать о технике, надо владеть языком этой техники. Когда-то Максим Горький обмолвился в адрес С. Н. Сергеева-Ценского: «Вы, Сергей Николаевич, как горный инженер…» Но писатель никогда не был горным инженером, он просто хорошо знал, о чем пишет. Страницы «Таинственного острова» — это ли не урок Жюля Верна для проведения мастер-классов с молодыми писателями? Инженеры нечасто становились главными героями романов. Вспоминается трилогия Михаила Колесникова, инженера по специальности: «Изотопы для Алтунина», «Алтунин принимает решение», «Школа министров»^[13]. Там подчеркивается, как много учился главный герой, но, во-первых, писатель не оставляет его в инженерах, а делает управленцем, а во-вторых, инженерный талант не отражается так мощно на языковой ткани романа, как отразился он в «каталогах» Жюля Верна.

Впрочем, дидактический аспект просматривается не только для будущих писателей, но и для современных школяров. Тенденции, процессы — их обозначения не должны вытеснять обозначений предметного мира. Профессор Кемеровского государственного университета Н. Д. Голев много лет назад еще в рамках своей кандидатской диссертации^[14] проводил эксперимент: да знаем ли мы обозначения элементарных деталей предметов: шлевка ремешка, шлица пальто, наконечник шнурка, проножка стула? Я не мог зашнуровать ботинок, потому что на шнурке не было… Оказалось, что это как раз та область знаний, где для носителя языка много едва ощутимых пробелов. Улучшилось ли положение с номинациями деталей через десятилетия?

Согласимся, школьников трудновато сейчас приучить к чтению научно-популярной литературы, тем труднее усадить за такое штудирование сложившихся писателей. Но нет ли здесь вины и у противоположной стороны — у авторов научно-популярной литературы? Феликс Зигель с его прекрасными книгами по астрономии, Кирилл Ефремов, замечательным языком посвящающий читателя в тайны экологии и в некогда запрещенную науку о поведении животных — этологию… Адам Чегодаев, написавший книгу о рептилиях… А еще? Многие ли тома серии ЖЗЛ посвящены судьбам инженеров? Но если охватывать научный горизонт шире, то сами мы, филологи, когда напишем популярную брошюру не о происхождении слов и не о языках мира, а, например, о сложном предложении, но напишем так, чтобы читателю захотелось всерьез заняться, посвятить жизнь изучению таких предложений? Парадокс: уже в детских садах проводятся конкурсы «Я исследователь!», а научно-популярная литература, во всяком случае, в той области, которой я занимаюсь, явно буксует. Но мы отвлеклись.

Необитаемый остров колонисты превратили в островок цивилизации, на котором можно хорошо и достойно жить, причем сделали это благодаря обширным знаниям, умелым рукам, не боявшимся ни большой работы, ни возможных ошибок, благодаря сотрудничеству и взаимопомощи и, что еще важно, благодаря бережливости. Инженер работает с инструментарием, но главное, с материалом, который требует не только внимания и изучения, но также сбережения. Идея, или, как сейчас говорят, концепт бережливости, обеспечение запасов (резерв никогда не бывает избыточным!) вкупе с концептом порядка получают в романе многократное свое воплощение. «Ничего не надо делать наполовину». Качество выполняемой работы — ведь это тоже запас: запас прочности, запас функциональности, запас хода. Стоит ли говорить, что в России образца 2016-го и последующих годов требования бережливости и порядка должны звучать в обновленном регистре восприятия настоящего и прогноза грядущего?

* * *

Вера Константиновна Харченко родилась в Калинине (Тверь), окончила Новосибирский педагогический институт и аспирантуру при кафедре русского языка Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена, доктор филологических наук, профессор, заведует кафедрой филологии Белгородского национального исследовательского университета. Автор более 500 научных работ и пяти поэтических сборников. За двухтомный «Словарь богатств русского языка» в 2004 году удостоена медали ВВЦ (ВДНХ). В журнале «Знамя» в 2006 году опубликовала статью «Русский язык: бедность или богатство?». В журнале «Нева» печатается впервые. Живет в Белгороде.

Примечания

1

См.: Жюль Верн. Таинственный остров // Собрание сочинений в 12 т. Т. 5. —М., 1956. 656 с.

(обратно)

2

См.: Ковалев В. А. Новации в российской политике и попытки их освоения силами отечественной фантастики // Полис (Политические исследования). 2008. № 3. С. 168, 172.

(обратно)

3

См.: Лескова Н. Человек-фабрика // Наука и жизнь. 2013. № 12. С. 96–09.

(обратно)

4

См.: Гранин Д. Листопад // Звезда. 2008. № 2. С. 73.

(обратно)

5

См.: Старкова Г. И. Популяризация научно-технических знаний и достижений в довоенной молодежной прессе Удмуртии // Научные ведомости БелГУ. Гуманитарные науки. № 12 (209). Вып. 26, июнь 2015. С. 113–19.

(обратно)

6

См.: Красносельский С. Инженеры для наукоградов // Знание — сила. 2014. № 9. С. 101.

(обратно)

7

Грекова И. Пороги // Свое счастье: Романы. —М., 2011. С. 300.

(обратно)

8

См.: Жолковский А. Каталоги // Звезда. 2014. № 6. С. 223–34.

(обратно)

9

См.: Фрумкин К. Г. Экспертократия против писателей и читателей // Нева. 2011: № 4. С. 179–91.

(обратно)

10

Андреев К. К. Жюль Верн: Вступительная статья // Собрание сочинений в 12 т. Т. 1. М. 1956. С. 40.

(обратно)

11

См.: Сосланд А. И. Влечение к новизне // Знание — сила. 2006. № 8. С. 40–6.

(обратно)

12

См.: Михайлов Н. Н. Черствые именины // Новый мир. 1974. № 2. С. 163.

(обратно)

13

Колесников М. С. Изотопы для Алтунина // Знамя. 1974. № 1—; Алтунин принимает решение // Знамя. 1976. № 1—; Школа министров // Роман-газета. 1978. № 6.

(обратно)

14

См.: Голев Н. Д. Система номинации конкретных предметов в русском языке: Дис. …канд. филол. наук. 1974.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***