Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня [Андре Кастело] (fb2) читать постранично

Андре Кастело Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Жозефина, никому не показавшись смешной, занимала престол, на котором дочь кесарей бесславно сменила ее.

Талейран

«Больше чем королева!»

Ты станешь больше чем королевой, — сказала когда-то маленькой Розе Таше де Ла Пажри мартиникская ворожея.

Предсказание сбывается.

В пятницу 18 мая 1804 под гром орудий Сенат во главе с Камбасересом прибывает в Сен-Клу, чтобы сообщить Бонапарту декрет, облекающий его императорским достоинством.

Председательствующий Франсуа де Нешато поздравляет императора с «введением в порт корабля Республики».

— Да, Республики, государь! — повторяет он. — Это слово может оскорбить слух обычного властелина. Здесь оно уместно, ибо ему внимает тот, кто дал нам возможность радоваться ей в том смысле, в каком она способна существовать у великого народа.

Покинув нового императора, депутация отправляется к Жозефине.

— Государыня, — говорит Камбасерес, — мы только что объявили вашему августейшему супругу декрет, возводящий его в сан императора, учреждающий наследственную власть его семьи и тем самым связующий будущие поколения со счастливым нынешним.

Выдержав паузу, он продолжает:

— Сенату остается исполнить лишь самый сладостный долг и принести вашему императорскому величеству знаки почтения и выражения признательности французов. Да, государыня, молва делает достоянием гласности непрерывно творимое вами добро. Она гласит, что вы неизменно доступны для несчастных и пользуетесь доверием, которое вам оказывает глава государства, лишь для того, чтобы облегчать их страдания; что к удовольствию от благодеяния ваше величество присовокупляет ту отрадную деликатность, которая делает благодеяние еще более щедрым, а признательность за него — более сладкой.

Эти ваши достоинства предвещают, что имя императрицы Жозефины станет знаком утешения и надежды; и подобно тому, как добродетели Наполеона всегда будут служить его преемникам образцом искусства правления народами, нетленная память о вашей доброте научит ваших августейших подруг, что осушать слезы — самый верный способ царить во всех сердцах.

Затем, возвысив голос, он бросает:

— Сенат счастлив приветствовать ваше императорское величество, и тот, кто имеет честь быть его голосом, надеется, что вы соблаговолите числить его среди ваших преданнейших слуг.

Жозефина — императрица французов, а завтра — и королева Италии.

Хотя «Роза Таше» подготовлена к новости, она все равно взволнована. Она даже испытывает страх и целый день не выходит из своих покоев. Перед обедом Дюрок, правитель дворца, разъяснил приглашенным, как им отныне подобает обращаться к новым вельможам. Двух прежних консулов следует титуловать монсеньерами, а шестнадцать маршалов и министров — высокопревосходительствами; братья императора Жозеф и Луи Бонапарты становятся императорскими высочествами, их жены Жюли и Гортензия — принцессами. Вот почему за трапезой новый император неоднократно и явно нарочито называл их принцессой Луи и принцессой Жозеф^[1]. При этих титулах две дамы — г-жи Мюрат и Баччокки — бледнеют у всех на глазах. В самом деле, сестры Наполеона не стали никем, в то время как невестка императора и «эти Богарне» сделались всем. Элиза ограничилась надменностью в обхождении с присутствующими дамами, но хуже владевшая собой Каролина, — рассказывает очевидец, — «лихорадочно, стакан за стаканом, пила воду, чтобы успокоиться и показать, что она чем-то занята, хотя ее душили слезы». Наполеон попытался обратить все в шутку и начал поддразнивать обеих женщин. Надменность усугубилась, число стаканов воды удвоилось. На другой день после семейного обеда Каролина и Элиза разразились жалобами, слезами и упреками. Г-жа Мюрат осмелилась даже крикнуть:

— Почему меня и моих сестер осуждают коснеть в безвестности и унижении, а чужачек наделяют почестями и титулами?

Слово «чужачки», то есть императрица, Гортензия и Жюли Клари, не содержало в себе ничего обидного, но император вспылил:

— Послушать вас, так это я отнял у вас наследство покойного короля, нашего родителя!

В конце разговора, — поведает Жозефина г-же де Ремюза, — г-жа Мюрат, выйдя из себя от отчаяния и суровости слов, которые ей пришлось выслушать, упала на пол и лишилась чувств. Эта картина укротила гнев Бонапарта, он притих и, когда его сестра пришла в себя, дал ей понять, что еще ублаготворит ее.

Действительно, утром 2 9 мая обе невестки Жозефины узнали, что