КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706127 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124654

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Красная беседка [Robert van Gulik] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах


Приятного чтения!




Роберт ван ГуликКрасная беседка

Глава 1

– Это все из-за Праздника мертвых, господин. Так много гостей летом у нас бывает только в это время, – сказал тучный хозяин постоялого двора. – Мне очень жаль, господин.

Толстяк с искренним огорчением взглянул на стоящего перед ним высокого бородатого мужчину. Несмотря на то что гость был облачен в простое коричневое платье, а на его черной шапочке отсутствовали какие-либо знаки, говорящие о положении в обществе, манера держаться выдавала в нем чиновника достаточно высокого ранга, а с такого всегда можно взять хорошие деньги за ночлег.

На суровом лице бородатого незнакомца появилась озабоченность. Вытерев со лба капли пота, он обратился к сопровождавшему его молодому крепышу:

– Я совсем забыл о Празднике мертвых! А мог бы и вспомнить при виде жертвенников вдоль дороги. Это уже третий постоялый двор – и везде одно и то же. Думаю, нам лучше не искать более ночлег, а тотчас отправиться в город Цзиньхуа. Когда мы туда доберемся?

– Трудно сказать, мой господин, – пожал широкими плечами спутник бородатого. – Я плохо знаю север уезда Цзиньхуа, а в темноте ориентироваться будет еще труднее. К тому женам предстоят две или три переправы. Возможно, мы будем в городе около полуночи – если, конечно, повезет с паромами.

Старый служитель постоялого двора, возившийся со светильником, перехватив красноречивый взгляд хозяина, решил вмешаться в разговор.

– А что, если поселить господина в Красной беседке? – предложил он высоким, писклявым голосом.

– Покои, конечно, превосходны, – с сомнением пробормотал хозяин, потирая круглый подбородок. – Беседка обращена к западу, и там все лето прохладно. Но ее недостаточно хорошо проветрили, и…

– Если эти покои свободны, я их займу! Мы в пути с раннего утра, – перебил его бородатый гость и, обращаясь к спутнику, добавил: – Принеси седельные сумки и вели конюху позаботиться о лошадях!

– Что ж, добро пожаловать, господин, —раскланялся хозяин постоялого двора. – Но долг обязывает предупредить вас, что…

– Я согласен заплатить подороже! – отмахнулся незнакомец. – Дайте мне регистрационную книгу!

Хозяин раскрыл пухлый том на странице, озаглавленной «Двадцать восьмой день седьмой луны», и пододвинул его гостю. Тот окунул кисточку в тушь и сделал запись: «Ди Жэньчжи, правитель уезда Пуян, следующий из столицы к месту службы в сопровождении помощника по имени Ма Жун». Возвращая книгу хозяину, бородач невольно скользнул взглядом по указанному на обложке названию постоялого двора – «Вечное блаженство».

– Принимать у себя правителя соседнего уезда – высокая честь! – согнулся в поклоне толстяк. Однако когда бородатый постоялец отошел подальше, он, глядя ему в спину, пробормотал: – Вот ведь некстати! Этот Ди известен умением всюду совать любопытный нос. Надеюсь, он ничего не разнюхает… – И владелец постоялого двора обеспокоено покачал головой.

Старый служитель провел судью Ди во внутренний двор, окруженный большими двухэтажными строениями. Из освещенных окон доносились громкие голоса и взрывы смеха.

– Все занято, все комнаты до единой, —пробормотал себе под нос седобородый провожатый, приглашая судью следовать за ним через высокие резные ворота в глубине двора.

Гости оказались в чудесном саду, обнесенном стенами. Лунный свет заливал аккуратно подстриженные цветущие кусты и искусственный пруд с золотыми рыбками, тихий и такой спокойный, что поверхность его напоминала стекло. Судья Ди вытер потное лицо длинным рукавом – даже здесь, на воздухе, было жарко и душно. Пение, хохот и звон струн слышались и в саду.

– Я вижу, тут рано начинают веселиться, —заметил судья.

– На Райском острове музыка не звучит только утром, – с гордостью отозвался старик провожатый. – Все увеселительные заведения открываются незадолго до полудня. Соответственно поздняя утренняя трапеза плавно переходит в дневную, а поздняя дневная – в вечернюю и даже ночную. Утром же все начинается сначала. Вот увидите, мой господин, у нас на Райском острове скучать не приходится. Такое уж это место!

– Надеюсь, там, где я буду ночевать, мне удастся забыть об этом. Сегодня я целый день провел в седле, а завтра чуть свет должен снова пуститься в дорогу, поэтому хочу пораньше уснуть. Надеюсь, в Красной беседке мне не будет досаждать шум?

– Конечно нет, мой господин! Там очень тихо, – промямлил седобородый и, ускорив шаги, повлек судью в какой-то длинный, полутемный проход, заканчивавшийся высокой дверью. Затем он поднял светильник таким образом, чтобы гость мог рассмотреть деревянные стенные панели, покрытые причудливой резьбой и щедро украшенные позолотой. – Вот ваши покои, мой господин. – Служитель толкнул тяжелую дверь. – Тут замечательный вид и всегда очень тихо.

Они вошли в небольшую прихожую. Справа н слева от входа здесь были еще две двери.

Открыв правую, старик поспешил к столу, стоявшему посреди просторной комнаты, и зажег свечи в двух серебряных подставках, потом раздвинул ширмы у дальней стены.

Судья обратил внимание, что воздух в комнате изрядно застоялся, но сама она казалась довольно уютной. Стол и четыре стула с высокими спинками из некрашеного, до блеска отполированного сандалового дерева, кровать у стены справа и сань-ти-чжо1 у стены слева – из того же материала. Вся мебель – старинная и добротная, а резные изображения птиц и цветов на стенах просто изумительны. Дверь в глубине комнаты вела на широкую террасу, отгороженную от внешнего мира бамбуковыми решетками, густо увитыми глицинией. Далее располагалась высокая живая изгородь, а за ней —большой сад, освещенный разноцветными фонариками, что висели на ярких шелковых лентах между деревьями. Вдали виднелось полускрытое листвой двухэтажное строение. Если не считать доносившихся оттуда приглушенных звуков музыки, в отведенных судье покоях действительно было тихо.

– Это зала, мой господин, – подобострастно улыбнулся седобородый. – Опочивальня с другой стороны.

Он вновь вывел судью в прихожую и замысловатым ключом отпер массивную дверь слева.

– А к чему здесь такой сложный замок? —поинтересовался судья Ди. – Внутренние двери вообще редко запирают. Вы что, опасаетесь воров?

Служитель лукаво улыбнулся.

– Те, кто здесь останавливается, обычно не желают, чтобы их беспокоили, мой господин, —хихикнул старик и тут же торопливо добавил: —На днях замок сломали, но его успели заменить. Он открывается как снаружи, так и изнутри.

Обстановка спальни весьма впечатляла. Слева стояла огромная кровать, перед ней стол и стулья, напротив сосуды для омовения и столик сань-ти-чжо – все из резного дерева, покрытого ярко-красным лаком. Полог у кровати был из багряной парчи, пол покрывал толстый коверного же цвета. Когда служитель открыл ставни единственного в комнате окна, судья сквозь толстые бронзовые прутья решетки снова увидел парк.

– Вероятно, эти покои называются Красной беседкой из-за того, что обстановка спальни выдержана в таких тонах? – предположил судья.

– Вы правы, мой господин. Так повелось с давних времен – с тех самых пор, как лет восемьдесят назад был построен этот постоялый двор. Я пришлю служанку с чаем. Почтенный гость выйдет трапезничать со всеми?

– Нет. Пусть мне принесут вечерний рис сюда.

Когда судья и седой служитель вернулись в залу, появился Ма Жун с двумя большими седельными сумками. Старик удалился, бесшумно ступая в войлочных туфлях. Ма Жун открыл сумки и начал раскладывать на скамье одежду господина. У помощника судьи было широкое лицо с мощной нижней челюстью. Бороду он не носил – только короткие аккуратно подрезанные усы. Когда-то Ма Жун был разбойником большой дороги, но несколько лет назад раскаялся и вступил на службу к судье Ди. Как мастер боевых искусств, он был незаменим при задержании опасных преступников и во всякого рода рискованных вылазках.

– Ты можешь лечь здесь, на этой скамье, —сказал ему судья. – Не стоит тратить время и силы на поиски отдельной комнаты, коль скоро мы проведем здесь всего одну ночь.

– Не беспокойтесь, мой господин, я без труда что-нибудь подыщу, – весело отозвался помощник.

– Как хочешь. Только не потрать все деньги на вино и женщин, – сухо бросил судья. – Райский остров – царство азартных игр и продажной любви. Здесь умеют обирать до нитки.

– Только не меня! – ухмыльнулся Ма Жун. – Кстати, почему это место называют островом?

Да потому что оно окружено реками, разумеется. Но не будем отклоняться от темы. Хорошенько запомни название каменного моста, Ма Жун, – того, что мы видели по дороге сюда, – Мост, Изменяющий Душу. Это оттого, что, как говорят, сам воздух Райского острова превращает любого, кто сюда попадает, в безрассудного расточителя. А у тебя немало денег. Если не ошибаюсь, наследство, полученное тобой в столице от дяди, составляет два золотых слитка?

– Так и есть! Но я не стану тратить его, мой господин. Лучше на старости лет куплю небольшой домик в родной деревне и джонку. Но у меня ёсть еще два лана, и вот с их-то помощью я проверю, как относится ко мне удача!

– Только возвращайся сюда до утренней трапезы. Выехав спозаранку, мы пересечем северную часть уезда Цзиньхуа часа за четыре и будем в городе к полудню. Там мне надо нанести визит вежливости старому знакомцу, судье Ло. Раз уж я оказался в этих краях, нельзя его не проведать. А потом мы отправимся домой, в Пуян.

Дюжий помощник судьи поклонился и пожелал своему господину спокойной ночи, успев при этом еще и подмигнуть молодой служанке, принесшей чай.

– Я буду пить чай на террасе, – сказал девушке судья Ди. – Можете принести туда же и рис, как только он будет готов.

Когда служанка удалилась, он вышел на террасу и расположился в бамбуковом кресле у небольшого круглого столика. Вытянув усталые ноги и прихлебывая чай, Ди с удовлетворением думал, что две недели в столице прошли удачно. Судью вызвал туда Императорский суд, дабы представить кое-какие дополнительные подробности дела, связанного с буддистским храмом в уезде Пуян, раскрытого год назад. И Ди не терпелось вновь приступить к служебным обязанностям. Судья досадовал, что наводнение вынудило его сделать крюк и добираться через уезд Цзиньхуа. Впрочем, это не должно было задержать его больше чем на день. Ди не нравилась атмосфера Райского острова, но ему все-таки повезло устроиться на хорошем постоялом дворе ив сравнительно тихих покоях. Теперь оставалось быстро ополоснуться, перекусить и лечь спать, чтобы за ночь как следует отдохнуть.

Судья уже хотел расслабленно откинуться на спинку кресла, но вдруг замер, охваченный явственным ощущением, что за ним кто-то наблюдает. Ди резко обернулся и оглядел спальню, но никого не увидел. Тогда он поднялся, подошел к забранному решеткой окну и выглянул наружу, но там опять-таки никого не было. Судья приблизился к ограде террасы И впился взглядом в плотную живую изгородь, но и там не нашел ничего подозрительного. Однако ноздри его уловили неприятный душок, похожий на запах прелой листвы. Судья вернулся в кресло, решив, что у него разыгралось воображение.

Ди придвинул стул поближе к ограде и стал разглядывать сад. Благодаря разноцветным фонарикам, подвешенным среди листвы, тот выглядел очень красиво. Однако судье, несмотря на это, никак не удавалось восстановить состояние внутреннего покоя и умиротворения. Душный, горячий воздух, не оживляемый ни малейшим дуновением ветерка, действовал на нервы.

Ди вдруг показалось, что сад источает какую-то невидимую угрозу.

Внезапно справа от судьи зашелестели листья глицинии. Он тотчас повернулся и с изумлением увидел у края террасы девушку, полускрытую голубыми цветами вьюнка. Ди облегченно вздохнул и вернулся к созерцанию сада.

– Поставь, пожалуйста, поднос на столик, – попросил он.

В ответ девушка тихонько засмеялась. Удивленный судья вновь посмотрел в ее сторону. Среди цветов стояла не служанка, прихода которой он ожидал, а высокая незнакомка в длинном платье из тонкой, почти прозрачной белой ткани. Ее густые волосы свободно ниспадали с плеч.

– Извините, я принял вас за служанку, —с легким смущением пробормотал судья.

– Не очень-то лестная для меня ошибка, по правде сказать! – обронила незваная гостья приятным, хорошо поставленным голосом.

Девушка наклонилась и вынырнула из-под побегов глицинии. Судья заметил у нее за спиной дверцу в ограде – видимо, оттуда ступени вели к тропинке, окаймлявшей постоялый двор сбоку. Когда незнакомка подошла ближе, Ди разглядел, что она поразительно красива. Овальное личико с аккуратно вылепленным носом и большими, выразительными глазами было на редкость привлекательным.

Влажная полупрозрачная ткань льнула к телу, подчеркивая его белизну и восхитительные округлости. Помахивая квадратной шкатулкой, которую держала в руке, гостья прислонилась спиной к ограде и дерзко уставилась на судью.

– Вы тоже совершили ошибку, – сердито бросил он. – К вашему сведению, в данный момент это частное владение!

– Вот как? Для меня на этом острове таковых не существует, мой дорогой господин!

– А кто вы?

– Владычица Цветов Райского острова.

– Понимаю, – протянул судья, медленно поглаживая бороду. Он знал, что оказался в очень неловком положении. В местах, подобных Райскому острову, где прежде всего думают о развлечениях, собрание наиболее почитаемых граждан ежегодно выбирало самую красивую и утонченную танцовщицу, присваивая ей звание Владычицы Цветов. Такая женщина занимала довольно высокое положение в местном обществе, являлась признанной законодательницей мод и задавала тон среди жриц любви.

Судья Ди решил, что ему следует поскорее спровадить полуодетую гостью, но постараться ее не обидеть.

– Чему я обязан честью столь неожиданного посещения? – любезно осведомился он.

– Неудачному стечению обстоятельств, мой дорогой господин. Я возвращалась из купальни по ту сторону сада и думала пройти через террасу, чтобы срезать путь к своим покоям – они там, за соснами, слева. Я полагала, тут никто не сживет.

– Мне показалось, вы довольно долго наблюдали за мной, – заметил судья, бросив на собеседницу внимательный взгляд.

– У меня нет привычки подглядывать за кем бы то ни было. Обычно все смотрят на меня. – Гостья произнесла это довольно надменно, но в то же время на лице ее мелькнуло беспокойство. Быстро взглянув на открыту дверь залы, девушка нахмурилась. – С какой стати вам пришло в голову, будто я за вами следила? – полюбопытствовала она.

– Просто я почувствовал на себе чей-то взгляд.

Она одернула платье, сквозь прозрачную ткань которого просвечивало обнаженное гибкое тело.

– Это очень странно. Незадолго до того, как я пришла сюда, у меня появилось такое же ощущение. – Владычица Цветов немного помолчала, а затем добавила куда более развязным тоном: – Впрочем, ничего не имею против. Я привыкла, что мужчины постоянно на меня глазеют и ходят по пятам!

Танцовщица звонко рассмеялась, но вдруг умолкла и побледнела. Судья быстро обернулся – его ухо тоже уловило нечто вроде смешка, совпавшего с хохотом девушки. Казалось, он донесся от забранного решеткой окна спальни.

– А кто там у вас в Красной комнате? —спросила гостья, испуганно сглотнув.

– Никого.

Владычица Цветов, стрельнув глазами по сторонам, повернулась к судье Ди спиной и поглядела на стоящий в глубине сада двухэтажный домик. Музыка в тот миг как раз стихла, и послышались хлопки, а затем смех.

– Похоже, там неплохо проводят время, —непринужденно улыбнулся судья Ди, чтобы прервать неловкое молчание.

– Там харчевня, – пояснила танцовщица. – Внизу подают прекрасные кушанья, а наверху все приспособлено для.., более уединенных наслаждений.

– Не сомневаюсь. Что ж, я очень рад, что мне представился счастливый случай свести знакомство с самой красивой женщиной Райского острова. Но, как ни грустно, сегодня мне еще надо закончить кое-какие дела, а завтра рано утром отправляться в дорогу. Поэтому я лишен удовольствия продолжить нашу беседу.

Девушка, однако, и не подумала уйти. Поставив шкатулку на пол, она забросила руки за голову и откинулась назад, словно желая подразнить Ди видом твердых, налитых грудей с выпуклыми сосками, тонкой талией округлых бедер. Судья не мог не заметить, что, как это заведено у танцовщиц, на теле Владычицы Цветов не было ни одного волоска. Увидев, что он смущенно отвел глаза, девушка спокойно проговорила:

– Я дала вам прекрасную возможность разглядеть меня получше, не так ли? – Затем, насладившись замешательством собеседника, она опустила руки и самодовольно усмехнулась. – Мне пока некуда спешить. Сегодня в мою честь страивают торжественную трапезу, и за мной должен зайти поклонник. Он меня обожает, но ничего – подождет. Расскажите мне что-нибудь о себе. Ваша борода придает вам весьма степенный вид. Вы, наверное, чиновник высокого ранга или что-то в этом роде?

– О нет, я занимаю очень скромный пост, так что вряд ли вам стоит вносить меня в список высокопоставленных поклонников! – Судья Ди встал с кресла. – А теперь мне нора идти. Не смею вас больше задерживать. Вам, конечно, не терпится попасть в свои покои и заняться подготовкой к торжественной трапезе.

Полные губы девушки презрительно скривились.

– Не надо строить из себя скромника! Я видела, как вы на меня смотрели, так что можете не притворяться, будто вам не хотелось бы мною обладать!

– Поскольку я – лицо весьма незначительное, подобное желание с моей стороны следовало бы расценивать лишь как признак самонадеянности, – сухо возразил судья.

Владычица Цветов нахмурилась. Ди заметил, как у ее губ при этом обозначились жесткие складки.

– Да, вы правы, – процедила девушка. —Поначалу мне понравилась ваша невозмутимость, но теперь я вижу, что это было ошибкой. Вы мне неинтересны.

– Какое горе!

Щеки танцовщицы побагровели от гнева. Отойдя от ограды, она подняла с пола шкатулку.

– Да кто вы такой, чтобы меня презирать? – бросила Владычица Цветов уже с неприкрытой злобой. – Ничтожный мелкий чиновник! Да будет вам известно, три дня назад один знаменитый столичный ученый из-за меня покончил с собой!

– Я вижу, вы не слишком горюете по этому поводу!

– Не хватало еще, чтобы я оплакивала всех, кто из-за меня делает глупости, – прошипела танцовщица. – Да мне пришлось бы ходить в трауре всю оставшуюся жизнь!

– Напрасно вы так легкомысленно говорите о смерти и трауре, – обронил судья Ди. —Праздник мертвых еще не закончился, врата в Иной мир открыты, и духи усопших бродят среди нас.

Музыка в саду снова затихла, и оба – и судья, и его собеседница – опять услышали странный звук, похожий на тихий смех. Казалось, он прилетел со стороны живой изгороди у террасы. Лицо Владычицы Цветов исказилось.

– До чего мне надоело это мрачное, гнетущее место! – выкрикнула она. – Какое счастье, что скоро я навсегда уеду отсюда. Один очень важный чиновник и вдобавок замечательный поэт собирается выкупить меня. А потом я стану женой правителя уезда. Что вы на это скажете?

– Могу лишь поздравить вас. Равно как и его.

Девушка легонько кивнула – судя по всему, она немного смягчилась.

– Ему в самом деле повезло, – заявила она, уже повернувшись, чтобы уйти. – Чего не сказала бы о его наложницах. Я добьюсь, что всех их быстренько выгонят вон! Я не привыкла делить любовь мужчины с кем бы то ни было!

Владычица Цветов, покачивая великолепными бедрами, проследовала в другой конец террасы и, раздвинув побеги глицинии, исчезла —очевидно, там тоже были ступеньки. После ухода танцовщицы в воздухе остался аромат дорогих благовоний.

Внезапно этот пленительный запах словно потонул в распространившемся но террасе смраде разлагающейся плоти. Судье показалось, что источник его где-то рядом. Подойдя к ограде, он выглянул в сад и тотчас изумленно отшатнулся.

В кустах виднелась ужасающе уродливая фигура нищего, изувеченного проказой. Тощее тело прикрывали грязные тряпки, недостойные называться одеждой. Раздутую левую половину лица попрошайки покрывали гнойные языв. Левого глаза не было, зато правый смотрел на судью с нескрываемой злобой. Нищий выпростал из-под лохмотьев искалеченную руку с обрубками вместо пальцев.

Судья Ди торопливо зашарил в рукаве, чтобы бросить бедняге горсть мелких медных монет. Он прекрасно знал, что несчастным больным вроде этого поневоле приходится просить милостыню. Но синие губы прокаженного вдруг искривила отвратительная усмешка. Пробормотав нечто невразумительное, он повернулся и исчез в зарослях.

Глава 2

Судья Ди, невольно поежившись, убрал медяки в рукав. Контраст между безукоризненной красотой танцовщицы и чудовищным уродством прокаженного потряс его до глубины души.

– У меня хорошие новости, мой господин! – прогудел сзади сильный, добродушный голос.

Ди обернулся с довольной улыбкой.

– Судья Ло – здесь, на острове! – объявил Ма Жун. – На третьей улице отсюда я увидел большой паланкин, окруженный отрядом стражников, и сразу понял, что паланкин этот принадлежит чиновнику высокого ранга. Я спросил у стражников, кого они охраняют, и оказалось, что это судья Ло! Он тут уже несколько дней, а сегодня думает вернуться в город. Ну, я и поспешил обратно, чтобы уведомить об этом вас, мой господин.

– Отлично! Я засвидетельствую судье свое почтение прямо здесь, и мне не придется ехать для этого в город Цзиньхуа. А значит, мы вернемся домой на день раньше, Ма Жун! Давай-ка поспешим – надо застать судью Ло, пока он не отправился в дорогу!

Они быстро вышли из Красной беседки и направились к парадному входу постоялого двора.

По обе стороны запруженной людьми улицы выстроились ярко освещенные харчевни и залы для азартных игр. Ма Жун жадно разглядывал террасы и беседки. Здесь и там у перил стояли богато разодетые молодые женщины. Одни болтали, другие лениво обмахивались разноцветными шелковыми веерами. Духота казалась невыносимой.

На следующей улице было уже не так шумно, а освещали ее только фонари у входа в дома. На воротах виднелись неброские, изящные надписи – «Поля блаженства», «Приют благоуханной красоты» и тому подобные. Названия ясно говорили, что это дома свиданий.

Судья Ди, торопливо свернув за угол, увидел роскошный постоялый двор. Дюжина крепких носильщиков как раз взваливала на плечи преизрядный паланкин. Рядом выстроился отряд стражников.

– Прибыл судья Ди из уезда Пуян. Доложи о почтенном господине своему хозяину! —крикнул Ма Жун начальнику отряда.

Тот приказал носильщикам опустить паланкин на землю, отодвинул ширму и шепнул что-то сидевшему внутри мужчине.

Дверца паланкина открылась, и в проеме возникла дородная фигура судьи Ло. Тучные телеса облегал изящный халат из синего шелка. На голове красовалась сдвинутая чуть набок черная бархатная шапочка. Судья Ло торопливо вылез и поклонился собрату.

– Какой счастливый случай привел вас сюда, на Райский остров, Старший брат? Именно вы-то мне и нужны! Ох, до чего я рад вас видеть! – воскликнул он.

– Я тоже очень рад! – ответил судья Ди. —Я возвращаюсь в Пуян из столицы и завтра намеревался посетить город Цзиньхуа, дабы засвидетельствовать вам свое почтение и поблагодарить за гостеприимство, оказанное в прошлом году.

– Не стоит благодарности! – почти выкрикнул Ло, и его круглое лицо с тонкими усами и жидковатой бороденкой жизнерадостно расцвело. – Для меня большая честь, что две молодые женщины, отправленные мною вам в помощь, содействовали разоблачению тех мерзавцев-монахов! Представьте себе, Ди, то дело о буддистском храме прославило вас на всю провинцию!

– Пожалуй, оно того не стоило! – Судья Ди устало улыбнулся. – Проклятые буддисты добились, чтобы меня вызвали в столицу, в Императорский суд, где пришлось излагать суть дела и рассказывать о ходе расследования. Вопросов при этом задавали множество, но в конце концов остались мною довольны. Давайте войдем на постоялый двор, и за чаем я поведаю вам все подробности.

Ло приблизился к Ди и, взяв за локоть короткой, пухлой ручкой, тихо, чтобы никто более не услышал, пробормотал:

– Не Могу, Старший брат. Мне необходимо срочно вернуться в город по безотлагательному делу. Послушайте, Ди, вы должны мне помочь! Я провел тут два дня, расследуя дело о самоубийстве. Дело самое простое, никаких неясностей, но все осложняется тем, что ныне покойный молодой человек лучше всех выдержал экзамены во дворце и был зачислен в Ханьлинь юань. А потом застрял у нас, на Райском острове, и связался с какой-то женщиной – в общем, обычная история. Молодой человек принадлежал к семье Ли, сын известного цензора. Я не успел составить все необходимые отчеты. Вы очень меня обяжете, Ди, если останетесь здесь еще на денек и сделаете это за меня. Очень вас прошу. Все это обычная бумажная возня. А я отчаянно спешу.

Судью Ди вовсе не прельщала перспектива заменять собрата в совершенно незнакомом ему месте, но отказать Ло он не мог.

– Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы вам помочь, – кивнул он.

– Превосходно! Что ж, в таком случае до свидания!

– Погодите! – остановил его Ди. – У меня тут нет никаких полномочий. Вы должны назначить меня советником судебной управы уезда Цзиньхуа.

– Назначаю вас на эту должность здесь и сейчас! – торжественно провозгласил судья Ло и повернулся, чтобы сесть в паланкин.

– Вам надо сделать это в письменной форме, мой друг! – напомнил судья Ди со снисходительной улыбкой. – Таков закон!

– Проклятье, еще одна задержка! – с досадой воскликнул судья Ло.

Он быстро оглядел улицу и, схватив Ди за руку, потащил на постоялый двор. Подойдя к столу, где записывали имена постояльцев, он

схватил лист бумаги и кисточку, но, так и не выведя ни единого иероглифа, уставился на Ди.

– Опять забыл. Как это нужно писать? – озабочен но спросил он.

Судья Ди, забрав кисточку, набросал текст документа, наделявшего его полномочиями советника уездного суда, затем взял еще один лист и сделал копию.

– Мы приложим к документу личные печати и большие пальцы, – пояснил он, – тогда все будет в порядке. Одну бумагу вы прихватите с собой и как можно скорее перешлете нашему начальнику – наместнику провинции. А вторую я оставлю у себя.

– Вы прекрасно справляетесь с такими делами, – с благодарностью заметил судья Ло.

Пока он скреплял документы печатью, судья Ди поинтересовался:

– А кто следит за порядком на острове?

– О, один чиновник по имени Пэн Дай или Пэн Тай, – ответил Ло. – Он здешний смотритель. Замечательный человек и знает обо всем, что происходит на острове. Ему, видите ли, принадлежат все местные притоны, где играют в азартные игры, и дома свиданий. Он расскажет вам обо всем, что вы захотите узнать. А когда закончите, пошлите мне доклад в любое удобное для вас время. – Все это судья Ло говорил уже на ходу, таща собеседника обратно на улицу. – Большое спасибо, Ди, вы меня просто выручили!

Ло уже собирался залезть в паланкин, когда увидел, что один из стражников зажигает большой фонарь с красной надписью: «Уезд Цзиньхуа».

– Потуши его, болван! —‚ рявкнул Ло и, взглянув на судью Ди, добавил: – Не люблю давить на людей, знаете ли! Наш учитель Конфуций недаром говорит: «Править следует с помощью великодушия». Что ж, до свидания!

Ло наконец устроился в паланкине, и носильщики вскинули деревянные шесты на свои натруженные плечи. Внезапно ширма в окне паланкина отъехала в сторону, и наружу высунулась круглая голова судьи уезда Цзиньхуа.

– Я только что вспомнил, как зовут смотрителя, Ди: Фэн Дай. Очень способный человек. Вы увидите его на пиру.

– На каком пиру? – удивился судья Ди.

– О, разве я вас не предупредил? Сегодня самые видные граждане острова по случаю моего приезда устраивают пир в Журавлиной беседке. Естественно, вам придется побывать там вместо меня. Нельзя ведь разочаровывать людей. А вам понравится, Ди, – здесь очень вкусно готовят. Особенно хороша жареная утка. И передайте всем мои извинения, ладно? Скажите, что мне пришлось срочно отбыть по делу государственной важности, и все такое. Ну, вы лучше меня знаете, что говорить в подобных случаях. Да не забудьте попросить, чтобы к жареной утке вам подали сладкий соус!

Ширма вернулась на место, и паланкин растворился в темноте. Против обыкновения бегущие впереди стражники не били в гонги и не кричали, требуя уступить дорогу представителю власти.

– Почему он так торопится? – озадаченно спросил Ма Жун.

– Очевидно, за время его отсутствия в городе случилась какая-то неприятность, – проворчал судья.

Ди медленно скатал документ, подтверждающий его полномочия, и спрятал в рукав. Ма Жун вдруг ухмыльнулся.

– Так или иначе, теперь мы сможем провести в этом веселом местечке пару дней! —довольным тоном заметил он.

– Только один, – твердо возразил Ди. —Я выиграл один день, посетив судью Ло здесь, а не в городе, и этот день буду заниматься его делами, но не больше. А теперь пойдем опять на постоялый двор – мне надо переодеться в надлежащее платье для этого проклятого пира. Вернувшись в «Вечное блаженство», судья предупредил хозяина, что поест в Журавлиной беседке. Ди также приказал нанять паланкин и оставить у входа, дабы его отвезли на торжественную трапезу. Затем он с помощником отправился к себе в покои, и Ма Жун помог своему господину надеть платье из зеленой парчи, предназначенное для официальных церемоний, и черную бархатную судейскую шапочку с упругими крылышками. Судья заметил, что служанка раздвинула полог кровати и поставила на стол чайный прибор в обитой войлоком корзине. Он погасил свечи и вышел в сопровождении помощника.

Ди запер дверь и хотел было убрать массивный ключ в рукав, но вдруг задумался.

– Оставлю-ка я лучше ключ в замке. Мне нечего скрывать! – пробормотал он.

С этими словами судья вновь сунул ключ в замочную скважину, и они с Ма проследовали во двор. Там уже стоял большой паланкин, а рядом – восемь носильщиков. Забравшись внутрь, судья жестом пригласил с собой Ма Жуна. И паланкин двинулся в путь по шумным улицам.

– После того как мы прибудем на место и ты меня представишь, пройдись по притонам, где играют в азартные игры и продают горячительные напитки, – распорядился Ди. —Осторожно расспроси людей насчет самоубийства ученого – узнай, как долго он здесь пробыл, с кем общался, – словом, все, что сумеешь выяснить. Мой друг Ло утверждает, что дело это простое, но, расследуя самоубийство, никогда не знаешь, с чем придется иметь дело. Я постараюсь удалиться с пира как можно раньше. Если ты не застанешь меня в Журавлиной беседке, иди в мои покои на постоялом дворе.

Едва он успел договорить, паланкин опустили на землю. Выйдя из него, судья невольно вскинул голову, пораженный величественным видом здания: двенадцать беломраморных ступеней, по обе стороны которых сидели бронзовые львы в натуральную величину, вели к высокой двустворчатой двери, покрытой блестящим красным лаком и щедро изукрашенной медью. На двери – внушительная позолоченная пластина с двумя крупными черными иероглифами. «Журавлиная беседка», – прочел Ди. Дом был трехэтажным, причем второй и третий этажи украшали крытые террасы резного дерева с позолоченными узорчатыми решетками. Вдоль карнизов висели громадные фонари, обтянутые разноцветным шелком с причудливым рисунком. Судье Ди не раз доводилось слышать, что на Райском острове не принято скрывать богатство, но он все же не был готов увидеть столь ослепительную роскошь.

Ма Жун, поднявшись по лестнице, энергично постучал в дверь медным молотком, затем объявил почтенного вида старшему служителю о прибытии судьи Ди, советника уездного суда, и подождал, пока его господин войдет в дом. После этого молодой человек сбежал по мраморным ступеням и присоединился к оживленной уличной толпе.

Глава 3

Судья Ди заявил служителю, встретившему его у двери, что приглашен на пир в честь судьи Ло. Тот почтительно склонился в низком поклоне и повел гостя вверх по широкой лестнице, покрытой толстым синим ковром. Достигнув второго этажа, они вошли в большой зал.

Воздух здесь приятно удивил судью свежестью и прохладой. Охлаждался он искусственно – благодаря двум медным тазам, наполненным кусками льда. Посреди комнаты стоял круглый полированный стол, а на нем —фарфоровые блюда с холодным мясом и серебряные чаши с вином. Стол окружали шесть стульев из черного дерева с высокими спинками, причем сиденья им заменяли небольшие плитки прохладного мрамора. В нише у окна за изящным столиком с красной мраморной столешницей четверо мужчин пили чай и грызли дынные семечки. Когда судья Ди вошел в комнату, все четверо уставились на него с нескрываемым удивлением. Стройный седеющий господин шагнул навстречу гостю:

– Вы кого-нибудь ищете, уважаемый?

– Вы господин Фэн Дай? – осведомился судья Ди.

В ответ на кивок Ди достал из рукава подписанный судьей Ло документ и протянул собеседнику, пояснив, что правитель уезда попросил его присутствовать на трапезе, устраиваемой в его честь.

Фэн Дай с поклоном вернул бумагу:

– Я наблюдаю за порядком на Райском острове и всегда к вашим услугам. Но прежде всего позвольте мне познакомить вас с другими гостями.

Первым судье представили худощавого старика по имени Вэнь Юань, богатого торговца старинной утварью и хозяина всех лавок древностей на острове. У него было продолговатое лицо со впалыми щеками, короткие седые усы и остроконечная, тщательно расчесанная борода. Судья Ди отметил про себя удивительно острый и цепкий взгляд маленьких глазок, прячущихся под густыми седыми бровями. Молодой благообразный мужчина в квадратной шапочке из прозрачной материи, сидевший рядом с продавцом древностей, оказался главой сообщества виноторговцев. Его звали Тао Паньтэ. Миловидного юношу, сидевшего спиной к окну, представили как Киа Юно, кандидата в сюцаи, едущего в столицу сдавать экзамен по литературе. Фан с гордостью добавил, что молодой человек уже успел приобрести известность как поэт.

Судья Ди подумал, что общество подобралось куда более интересное, чем он ожидал. В нескольких вежливых фразах он передал устроителям трапезы извинения судьи Ло.

– Поскольку я случайно оказался в этих краях, – заключил Ди, – правитель уезда поручил мне заняться расследованием самоубийства ученого, случившегося три дня назад. Разумеется, будучи здесь приезжим, я был бы весьма признателен, если бы вы согласились высказать свое мнение об этой истории.

В комнате наступила неловкая тишина. Молчание нарушил Фан Дай.

– Самоубийство цзиньши Ли Линя – прискорбный случай, почтенный судья Ди, – угрюмо проворчал он. – Однако, к сожалению, подобные происшествия здесь не редкость. Кое-кто из гостей, потеряв большие деньги за игорным столом, предпочитает именно таким способом избавляться от неприятностей.

– Насколько я понимаю, Ли Линя толкнула к самоубийству скорее несчастная любовь, – заметил судья Ди.

Фан метнул взгляд на остальных участников беседы. Тао Паньтэ и молодой поэт сидели, уставясь в свои чашки. Торговец древностями Вэнь сжал тонкие губы и, подергав себя за козлиную бородку, осторожно осведомился:

– Это судья Ло вам сказал, почтенный господин Ди?

– Всего в двух словах. Мой собрат очень тороцился с отъездом и успел поведать мне об этом деле только в общих чертах.

Вэнь Юань многозначительно взглянул на Фэн Дая. Тао Паньтэ вскинул на судью усталые грустные глаза.

– Увы, атмосфера Райского острова благоприятствует возникновению подобных срывов. Мы, люди, выросшие здесь, привыкли крайне легкомысленно относиться к любви, что характерно для этих мест. Нам свойственно воспринимать любовь как приятное времяпрепровождение, как игру, где ставка – несколько часов удовольствий – увы, преходящих. Тот, кому повезет в этой игре, становится богаче благодаря воспоминаниям о недолгом счастье. Когда же удача поворачивается спиной, не остается ничего иного, кроме как отнестись к этому с улыбкой и поискать более благосклонного партнера. Но люди, приезжающие сюда из других мест, зачастую не способны проявлять такую легкость. А поскольку здешние танцовщицы и певички в совершенстве владеют искусством любви, приезжих нередко охватывает слишком сильная и глубокая страсть. И это иногда кончается трагедией.

Судья Ди никак не ожидал, что торговец вином так точно подберет слова, дабы прояснить столь тонкий вопрос.

– А вы, почтенный Тао, родились здесь, на острове? – полюбопытствовал он.

– Нет, господин судья Ди, моя семья приехала с юга. Около сорока лет назад мой отец поселился здесь, купив все местные винные лавки. К сожалению, он слишком рано умер – я тогда был еще ребенком.

В это время Фан Дай встал со стула и с несколько напускной, как показалось судье Ди, веселостью воскликнул:

– Думаю, пришло время отведать чего-нибудь поплотнее чая, господа! Давайте-ка приступим к трапезе!

Он церемонно усадил судью Ди на почетное место – лицом ко входу, а сам расположился напротив. По левую руку от Фэна сел Тао Паньтэ, по правую – торговец древностями Вань Юань. Жестом указан молодому поэту наместо справа от судьи Ди, Фан Дай предложил выпить в честь дорогого гостя.

Судья Ди отпил из чаши несколько глотков крепкого вина, а затем, указывая на пустой стул слева от себя, спросил:

– Вероятно, вы ждете еще одного гостя?

– Да, почтенный Ди, и совершенно особенного! – ответил Фан, снова поразив судью явно вымученным оживлением. – Чуть позже к нам присоединится редкой красоты танцовщица, знаменитая Осенняя Луна.

Судья удивленно нахмурил брови. По обычаю таких женщин не сажали за общий стол – им предписывалось либо стоять, либо сидеть на табуретах поодаль от гостей. Тао Паньта, очевидно заметив недоумение гостя, поспешил объяснить:

– Знаменитые танцовщицы представляют для нас большую ценность, почтенный Ди, и соответственно к ним здесь относятся не так, как вне острова. Служительницы любви привлекают сюда не намного меньше посетителей, чем игорные столы, и благодаря им Райский остров получает едва ли не половину своих доходов.

– Сорок процентов коих идет наместнику провинции, – сухо обронил торговец древностями.

Судья Ди молча ухватил палочками кусок соленой рыбы. Он знал, что подати, собираемые на Райском острове, и впрямь составляют немалую часть доходов провинции.

– Как я понимаю, поскольку на Райском острове очень крупные суммы постоянно переходят из рук в руки, здесь не так-то легко поддерживать порядок, – сказал он наконец Фэн Даю.

– Что касается порядка на самом острове, то поддерживать его не так уж трудно, почтенный Ди, – ответил тот. – У меня более шестидесяти негласных наблюдателей, набранных среди местного населения. Их кандидатуры утверждает управа. Эти люди не носят форму и потому легко растворяются среди посетителей игорных заведений, харчевен и домов свиданий. Незаметно для окружающих они приглядывают за всем, что там происходит. А вот на территории, прилегающей к Райскому острову, действительно возникает немало осложнений. На дорогах часто грабят – преступников так и притягивает возможность прибрать к рукам золото удачливых гостей Райского острова, когда те возвращаются домой. Две недели назад произошел очень неприятный случай: пятеро разбойников пытались ограбить моего посыльного, перевозившего шкатулку с золотыми слитками. К счастью, двое сопровождавших его людей сумели отразить нападение. Троих грабителей они убили, но оставшимся в живых удалось скрыться.

Фан Дай осушил чашу с вином.

– Надеюсь, вы хорошо тут устроились, почтенный судья? – поинтересовался он.

– Да. Я поселился на постоялом дворе под названием «Вечное блаженство» в на редкость уютных покоях. Их называют Красной беседкой.

В наступившем после этого гробовом молчании все воззрились на судью Ди. Затем Фан Дай с сокрушенным видом отложил палочки:

– Хозяину не следовало предлагать вам эти покои, почтенный судья. Именно там три дня назад цзиньши Ли Линь покончил с собой. Я немедленно распоряжусь, чтобы вам предоставили…

– Я вовсе не возражаю! – поспешно перебил Фан Дая судья Ди. – Живя в Красной беседке, я смогу внимательнее изучить место происшествия. И не надо упрекать хозяина. Насколько я помню, он пытался меня предупредить, но я не стал слушать. Скажите, в какой из двух комнат произошло самоубийство?

Фан Дай не сказал ни слова – по-видимому, он никак не мог оправиться от удивления, уж больно неожиданно все обернулось. И судье ответил Тао Паньта.

– В спальне, почтенный Ди, – спокойно проговорил он. – Дверь была заперта изнутри, и судье Ло пришлось ее взломать.

– Я обратил внимание, что замок новехонький, – кивнул Ди. – Что ж, раз ключ торчал в дверях с внутренней стороны, а единственное окно забрано бронзовой решеткой с частыми прутьями, можно не сомневаться хотя бы, что в комнате никого, кроме Ли Линя, не было. А каким образом он покончил с собой?

– Перерезал вену на шее собственным кинжалом, – ответствовал Фан Дай. – Дело было так: перекусив на террасе в одиночестве, ученый пошел в комнаты разбирать бумаги —по крайней мере, так он сказал прислужнику, добавив, что просит его не беспокоить. Однако несколько часов спустя прислужник вспомнил, что забыл принести постояльцу чай. Когда он постучал в дверь Красной комнаты, никто не отозвался. Слуга взошел на террасу, чтобы заглянуть в комнату через окно и убедиться, что ученый уже лег спать. И тут он увидел, что Ли Линь лежит на спине возле кровати и вся грудь у него залита кровью. Прислужник тотчас уведомил хозяина, а тот без промедления сообщил о несчастье мне. Мы поспешили на постоялый двор, где остановился судья Ло, а затем вместе с ним и его людьми отправились в «Вечное блаженство». Судья приказал взломать дверь Красной комнаты. Тело отнесли в даосский храм, расположенный на другом конце острова. И там ночью было проведено тщательное обследование.

– И во время осмотра не обнаружено ничего необычного? – поинтересовался Ди.

– Нет, почтенный судья. Впрочем, теперь я припоминаю, что на лице и предплечьях ученого оказалось несколько длинных царапин непонятного происхождения. Судья Ло сразу отправил посыльного к отцу покойного, знаменитому императорскому цензору Ли Вайчжи, каковой, отойдя от дел, живет в горном имении в семнадцати ли отсюда. Гонец вернулся обратно с дядей усопшего, поскольку сам Ли Вайчжи вот уже несколько месяцев прикован к постели. Родственник Ли Линя распорядился уложить тело в гроб и увез его, дабы похоронить на семейном кладбище.

– А в кого был так страстно влюблен молодой ученый? – осведомился судья Ди.

Вновь наступило неловкое молчание.

– В Осеннюю Луну, почтенный Ди. В этом году она удостоилась званияВладычица Цветов, – наконец, откашлявшись, проговорил Фан, и в голосе его явственно слышалась грусть.

Судья Ди вздохнул. Именно такого ответа он и боялся!

– Ли Линь не оставил для нее никакой записки, как обычно поступают влюбленные, испытавшие глубокое разочарование, – продолжал Фан. – Но мы обнаружили два круга, нарисованные им на верхнем листе пачки бумаги, что лежала на столе. Под кругами Ли три раза подряд написал имя Осенней Луны. Поэтому судья Ло вызвал девушку к себе для беседы, и та призналась, что ученый был в нее влюблен, хотел ее выкупить, но она это предложение отвергла.

– Волею случая сегодня, незадолго до того, как прийти сюда, я познакомился с Осенней Луной, – холодно сказал судья Ди. – И мне показалось, эта особа испытывает некую странную гордость от того, что из-за нее человек совершил самоубийство. По-моему, это испорченная и черствая женщина, а следовательно, ее присутствие здесь…

– Надеюсь, – торопливо вставил Тао Паньтэ, – почтенный Ди лучше поймет Осеннюю Луну, учитывая особенности жизни на Райском острове. Известность танцовщицы неимоверно возрастает, если из-за нее кто-то сводит счеты с жизнью, и тем более когда этот человек знаменит. Такие истории облетают всю провинцию и приманивают много новых богатых гостей, движимых нездоровым любопытством…

– Все это в высшей степени прискорбно, и никакие скидки на местные особенности дела не меняют, – довольно бесцеремонно перебил его судья Ди.

В это время слуги принесли большое блюдо с жареной уткой. Отведав ее, Ди не мог не восхититься искусством повара. По крайней мере, его друг Ло не солгал насчет того, что в Журавлиной беседке подают превосходные блюда.

В комнату, вежливо кланяясь, вошли три молодые девушки. Одна из них держала в руках лютню, другая – небольшой ручной барабан. Девушки с музыкальными инструментами уселись у стены на табуретах, третья же, весьма привлекательная особа, приблизилась к столу и разлила по чашам вино. Фэн представил ее как танцовщицу и певичку по имени Серебряная Фея, добавив, что это ученица Осенней Луны.

Поэт Киа Юпо, до этого не проронивший ни слова, явно оживился. Юноша обменялся несколькими добродушными шутками с Серебряной Феей, а потом завел с судьей беседу о древних сказаниях. Тем временем девушка с лютней заиграла веселую песенку, а другая стала ладонью отбивать ритм на ручном барабане. Когда они закончили играть, судья Ди вдруг услышал сердитое ворчанье Вэнь Юаня:

– Почему ты так робка, дитя мое?

Судья увидел, что Серебряная Фея с красным от смущения лицом пытается ускользнуть из цепких объятий старика, а тот уже успел сунуть руку в широкий рукав ее платья.

– Еще слишком рано, почтенный Вэнь! – резко бросил молодой поэт.

Вэнь Юань тут же отпустил девушку, а Фэн Дай громко крикнул:

– Налей уважаемому Киа полную чашу вина, Серебряная Фея! И будь с ним полюбезней – скоро ему придется оставить веселую жизнь кандидата в сюцаи! – Затем он повернулся к Ди: – Я рад уведомить вас, почтенный судья, что через несколько дней наш друг Тао Паньтэ, выступая в роли посредника, объявит о помолвке славного Киа Юпо и моей единственной дочери по имени Нефритовый Перстень.

– Давайте выпьем за это! – жизнерадостно откликнулся Тао Паньтэ.

Судья Ди тоже хотел было поздравить молодого поэта, но передумал, увидев в дверном проеме высокую молодую женщину, чьи выражение лица и манера держаться выдавали привычку повелевать. На ней было роскошно платье из фиолетовой парчи с высоким воротом и длинными рукавами, расшитое золотыми птицами и цветами. Туго стянутый широкий пурпурный пояс подчеркивал тонкую талию и полноту груди. Волосы, уложенные в высокую прическу, украшали золотые заколки с застежками из драгоценных камней. Гладкое, овальной формы лицо было в меру набелено и нарумянено, а маленькие, красивой формы уши украшали резные подвески из зеленого нефрита.

Фэн при виде гостьи разразился шумными приветствиями. Она же ограничилась небрежным кивком. Быстро оглядев присутствующих, женщина нахмурилась.

– Разве судья Ло еще не прибыл? – спросила она Фэна.

Тот принялся торопливо объяснять, что судье Ло пришлось срочно покинуть остров, но его представляет почтенный Ди, судья из соседнего уезда. Затем он предложил гостье сесть за стол рядом с судьей. Ди подумал, что раз уж Осенняя Луна оказалась здесь, имеет смысл попытаться с ней поладить и собрать кое-какие сведения о покойном ученом. Приняв такое решение, он радостно воскликнул:

– Ну вот, теперь вас надлежащим образом представили друг другу! Сегодня мне определенно улыбается удача!

Осенняя Луна смерила его холодным взглядом.

– Налей мне вина! – бросила она Серебряной Фее.

Как только пухленькая ученица выполнила приказание, танцовщица залпом осушила чашу до дна и вновь потребовала ее наполнить, а после этого как ни в чем не бывало обратилась к Ди:

– Судья Ло не оставил вам для меня никакого послания?

– Правитель уезда поручил мне передать его глубокие и искренние извинения всем сидящим за этим столом, – с легким удивлением ответил судья Ди. – Несомненно, это распространяется и на вас.

Осенняя Луна хмуро уставилась на свою чашу. Судья заметил, что все остальные взирают на нее с нескрываемой тревогой. А танцовщица, вдруг подняв голову, крикнула двум юным музыкантшам:

– Эй, вы, не сидите там с глупым видом! Сыграйте что-нибудь. Кажется, вас позвали сюда именно для этого!

Перепуганные девушки заиграли. Владычица Цветов снова выпила вино одним глотком. С любопытством наблюдая за красавицей соседкой, судья Ди обратил внимание, что жесткие складки у ее губ стали еще глубже. Осенняя Луна явно пребывала в самом дурном расположении духа. Взгляд ее остановился на Фэн Дае. Тот отвел глаза и тут же заговорило чем-то с Тао Паньтэ.

И тут судью осенило. На террасе танцовщица сказала, что скоро станет женой богатого и высокопоставленного чиновника, который к тому же пишет стихи. А ведь Ло – поэт и признавался, что располагает большими средствами! Такой поворот дела немало позабавил Ди. По всей видимости, его любвеобильный собрат, расследуя самоубийство Ли Линя, воспылал нежной страстью к Владычице Цветов. В какой-то момент Ло, утратив самообладание, опрометчиво пообещал выкупить красавицу и сделать своей женой. Это объясняло его внезапный отъезд, больше похожий на бегство. Безотлагательное

государственное дело, как же! Очевидно, добродушный Ло вскоре понял, что связался с честолюбивой и безжалостной женщиной, способной не колеблясь принудить его к браку, угрожая в противном случае донести о непозволительной близости судьи с важной свидетельницей по делу, расследованием которого он занят. Неудивительно, что Ло так стремился побыстрее покинуть Райский остров! Но этот запутавшийся ветреник поставил его, судью Ди, своего собрата, в крайне двусмысленное положение. Разумеется, Фэн и другие знали об увлечении Ло и поэтому пригласили на пир Осеннюю Луну. Не исключено, что и сама торжественная трапеза была устроена с тем, чтобы отпраздновать выкуп танцовщицы судьей Ло! И вот почему все так растерялись, осознав, что Ло удрал. Должно быть, они заодно догадались, что беглец заморочил приятелю голову, торжественно передан все полномочия, и считают его, судью Ди, несусветным болваном! Что ж, подумал Ди, остается лишь разубедить их в этом. И судья дружелюбно улыбнулся танцовщице:

– Теперь я знаю, что из-за вас покончил с собой не кто-нибудь, а знаменитый ученый Ли Линь. Воистину, древние мудрецы не ошибались, говоря, что одаренные и привлекательные молодые люди всегда влюбляются в талантливых и прекрасных женщин!

Осенняя Луна бросила на Ди косой взгляд, но тон ее немного потеплел:

– Благодарю вас за добрые слова. Да, Ли был по-своему очень мил. В виде прощального дара он преподнес мне сосуд с благовониями, вложив его в футляр с прелестными стихами. Он сам явился в мои покои, чтобы вручить мне подарок, в ту самую ночь, когда покончил с собой. Ли знал, как я люблю дорогие благовония! – Танцовщица вздохнула и, немного помолчав, задумчиво протянула: —В конце концов, мне следовало бы капельку подбодрить беднягу. Он был так внимателен и щедр! А я еще не открыла футляр. Интересно, какие там благовония? Ли было известно, что мне нравится запах мускуса и еще индийского сандала. Когда он уходил, я спросила, что там, в футляре, но Ли не захотел объяснять, сказал только: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению!» Шутник, правда? Как вы думаете, какой аромат лучше подходит женщине вроде меня – сандал или мускус?

Судья Ди начал было произносить замысловатую хвалебную речь, но тут на другом конце стола послышались звуки возни. Серебряная Фея, за мгновение до этого наполнявшая вином чашу торговца древностями, теперь отчаянно пыталась оторвать его руки от своей груди. При этом вино пролилось на платье Вэня.

– Неуклюжая дрянь! – крикнула Осенняя Луна. – Ты что, не можешь поаккуратнее? И потом, у тебя волосы растрепались! Немедленно приведи себя в порядок!

Владычица Цветов злобно посмотрела вслед перепуганной девушке, торопливо бежавшей к выходу, затем повернулась к судье и кокетливо проворковала:

– Пожалуйста, окажите мне услугу – налейте еще вина!

Наполняя ее чашу, судья заметил, что красавица зарумянилась, видно, хмель, наконец, на нее подействовал. Облизнув губы кончиком языка, Осенняя Луна мягко улыбнулась. Ее мысли сейчас явно витали где-то далеко-далеко. Отхлебнув из чаши еще несколько раз, она вдруг встала:

– Прошу меня извинить, я скоро вернусь.

Когда танцовщица ушла, судья попытался завязать беседу с Кна Юпо, но молодой поэт отчего-то помрачнел и замкнулся в себе. Прислужники внесли новые кушанья, и все вновь принялись увлеченно жевать. Две девушки сыграли несколько известных мелодий. Судье Дине нравилась такая музыка, однако он не мог не признать, что еда и в самом деле была отменной.

Когда подавали последнее из рыбных блюд, вернулась Осенняя Луна. Судя по всему, настроение ее переменилось к лучшему. Проходя мимо торговца древностями, красавица что-то шепнула ему на ухо и, легкомысленно хлопнув по плечу веером, проследовала на свое место.

– Вечер становится очень приятным! – Она села и, легонько сжав руку Ди, наклонилась так низко, что судья уловил аромат мускуса, исходящий от ее волос. – Знаете, почему я была так неприветлива, когда мы с вами встретились на террасе? Просто я очень не хотела признаться себе самой, что вы произвели на меня сильное впечатление. С первого взгляда! А я ведь вам тоже понравилась, как только вы меня увидели, верно?

Судья стал обдумывать возможный ответ, но сказать ничего не успел – танцовщица сильнее стиснула его руку и быстро зашептала:

– До чего приятно встретиться с таким мудрым и опытным человеком, как вы! Вы представить не можете, какую невыносимую скуку нагоняют на меня эти так называемые молодые люди! И какое облегчение испытываешь, когда перед тобой зрелый человек вроде вас, который… – Осенняя Луна лукаво поглядела на судью и, потупив глаза, совсем тихо закончила фразу: – Который много знает… обо всем на свете.

Ди с облегчением увидел, что Вэнь Юань встал со стула и собирается уходить. Торговец пояснил, что после обеда ожидает солидного покупателя, и вежливо попросил его извинить.

Владычица Цветов тем временем принялась обмениваться шутками с Фэн Даем и Тао Паньтэ. Несмотря на то что красавица выпила одну за другой несколько чаш вина, языку нее нисколько не заплетался, и ее замечания были меткими и остроумными. В конце концов, после того как Фэн рассказал очередную забавную историю, она вдруг коснулась лба и жалобно вскрикнула:

– Я слишком много выпила! Почтенные господа, вы не обидитесь, если я сейчас вас покину? На сегодня это будет моя последняя чаша!

С этими словами танцовщица взяла чашу судьи, медленно осушила ее до дна, а потом поклонилась и ушла.

Заметив, с каким отвращением Ди разглядывает алое пятно на краю чаши, Тао Паньтэ тонко улыбнулся:

– Вы покорили сердце нашей Осенней Луны, почтенный судья!

– Она всего лишь хотела проявить вежливость по отношению к гостю, – с укором возразил Ди.

Киа Юпо встал и тоже собрался уходить. При этом он, извинившись, сослался на дурное самочувствие. А Ди с горечью осознал, что сам он пока не может покинуть Журавлиную беседку, иначе все сочтут, будто он отправился следом за танцовщицей. То, что она выпила вино из его чаши, могло быть расценено только как недвусмысленное приглашение. Надо же, в какую переделку впутал его негодный Ло! И Ди со вздохом отведал сладкого супа, появление которого на столе предвещало близкое окончание трапезы.

Глава 4

Оставив судью Ди у входа в Журавлиную беседку, Ма Жун, весело насвистывая, зашагал прочь. Вскоре он выбрался на главную и наиболее оживленную улицу Райского острова. Вдоль нее на одинаковом расстоянии друг от друга выстроились покрытые цветной штукатуркой арки. Повсюду сновали толпы людей. Желающие испытать судьбу и уже испытавшие ее локтями прокладывали себе дорогу в игорные заведения или с не меньшим трудом выбирались оттуда. Продавцам сластей и лапши, дабы привлечь покупателей, приходилось кричать во все горло, иначе их бы никто не услышал. В те редкие мгновения, когда гам чуть-чуть стихал, можно было уловить звяканье медных монет, встряхиваемых в деревянных плошках крепкими молодыми людьми, подвое стоявшими у входа в игорные заведения. Они трясли эти плошки ночи напролет, так как считалось, что эвон денег приманивает удачу и, что не менее важно, – посетителей.

Ма Жун остановился перед высоким деревянным помостом, возведенным у входа в самый большой игорный зал и сплошь заставленным подносами и вазами с засахаренными фруктами и прочими сластями. Над помостом возвышались деревянные ящики, где рядами лежали похожие на игрушки поделки из бумаги – домики, колесницы, джонки, самая разнообразная мебель и стопки одежды, опять-таки сделанной из бумаги. Эти деревянные тумбы являли собой жертвенники. Последние во множестве ставились повсюду в начале седьмого месяца в честь усопших, чьи души пребывали среди живых во время Праздника мертвых. Они могли отведать приготовленной для них пищи и выбрать кто-нибудь полезное среди бумажных вещиц или платья. На тридцатый день седьмого месяца, в день окончания

Праздника мертвых, остатки еды раздавали беднякам, а жертвенники и бумажные поделки сжигали, и они, дымом возносясь к небу, переходили в Иной мир. Праздник мертвых напоминал людям, что смерть не есть нечто окончательное и бесповоротное, поскольку ежегодно в определенное время усопшие возвращались на землю и несколько недель проводили среди тех, кто им дорог.

Ма Жун осмотрел жертвенник и, ухмыльнувшись, тихонько пробормотал себе под нос:

– Дух дядюшки Пэна вряд ли будет здесь витать. Он не очень-то любил сладкое, зато обожал ставить денежки на кон. Надо думать, старику везло, раз он оставил мне в наследство эти два золотых слитка! Не сомневаюсь, что дядина душа сейчас где-нибудь рядом с игорными столами. Пожалуй, и я туда загляну – вдруг дядюшка подсобит племяннику добрым советом!

Ма Жун, уплатив десять медных монет, вошел в игорный зал и с любопытством оглядел плотную толпу вокруг большого стола, установленного посередине. Здесь шла самая простая и распространенная игра. Заключалась она в том, что посетитель, поставив на кон несколько медных монет, должен был угадать, под какой из перевернутых плошек для риса работник игорного дома спрятал его ставку. Немного понаблюдав за происходящим, Ма Жун стал проталкиваться к лестнице в глубине зала.

Наверху оказалась большая комната с двенадцатью круглыми столами поменьше, и за каждым из них сидело по шесть посетителей.

Здесь играли в карты и в кости. Все игроки были хорошо одеты, а двое, судя по знакам, украшавшим их шапочки, состояли на государственной службе. На дальней стене висела красная табличка с большой черной надписью: «Выигрыш и проигрыш немедленно выплачиваются звонкой монетой».

Пока Ма Жун раздумывал, какой выбрать стол, к нему бесшумно подобрался маленький горбун в чистом синем платье. Взъерошенные седые волосы на его непокрытой голове торчали во все стороны. Глядя на возвышающуюся над ним мощную фигуру Ма Жуна, старик пронзительным голосом проскрипел:

– Если хочешь играть, сначала покажи, сколько у тебя денег.

– А ты-то здесь при чем? – огрызнулся Ма Жун.

– При всем, – прогромыхал у него за спиной густой бас.

Обернувшись, Ма Жун увидел настоящую громадину. Ростом помощник судьи не уступал незнакомцу, но тот был гораздо массивнее: непомерно широкая грудь походила на бочку, огромная голова, казалось, росла прямо из необъятных плеч, а грудные мышцы так и бугрились под халатом. Гигант внимательно оглядел Ма Жуна круглыми, чуть навыкате глазами.

– А ты кто такой? – удивленно спросил Ма Жун.

– Я Краб, – ответил великан устало. —А моего собрата зовут Креветкой. К вашим услугам.

– А нет ли у вас приятеля по имени Соль?

– Нет. А что?

– Жаль, я мог бы швырнуть всех троих в кипящую воду и приготовить себе еду, – презрительно бросил Ма Жун.

– Похоже, он шутит, – грустно сказал Краб горбуну. – А когда гости шутят, я должен смеяться.

Но Креветка не обратил внимания на его слова.

– Вы что, не умеете читать? – заскрежетал он, выставив вперед длинный острый носи в упор глядя на помощника судьи. – Вон там написано, что посетители должны рассчитываться звонкой монетой. И во избежание неприятностей новичкам следует показывать, сколько они могут поставить.

– Ну, это еще можно понять, – неохотно признал Ма Жун. – Вы оба тут работаете?

– Мы с Креветкой приглядываем, чтобы все было в порядке, – спокойно пояснил Краб. – А нанял нас господин Фэн Дай.

Ма Жун еще раз пристально оглядел странную пару, затем наклонился и, достав из сапога документ, протянул его Крабу:

– Я помощник господина Ди, правителя уезда Пуян. Он сейчас временно заменяет здесь судью Ло. Мне бы хотелось поговорить с вами в более спокойной обстановке.

Краб и Креветка тщательно изучили документ, и гигант вернул его Ма Жуну.

– Надо промочить горло, – со вздохом пробормотал он. – Давайте устроимся на террасе, господин Ма, выпьем и поедим. За счет заведения, разумеется.

Трое мужчин сели в углу так, чтобы Краб мог наблюдать за игроками в зале. Вскоре слуга принес большой поднос с горой жареного риса и тремя оловянными чашами вина.

После обычных расспросов, диктуемых правилами вежливости, помощник судьи выяснил, что Краб и Креветка всю жизнь провели на Райском острове. Краб – опытный боец и достиг восьмой ступени мастерства в боевых искусствах. Вскоре они с Ма Жуном увлеченно обсуждали достоинства разных ударов и захватов. Маленький горбун не принимал участия в этом разговоре посвященных и все свое внимание сосредоточил на рисе, поглощая его с поразительной быстротой. Когда на подносе ничего не осталось, Ма Жун отхлебнул большой глоток вина и, откинувшись на спинку стула, с удовлетворением погладил себя по животу.

– Что ж, теперь, после столь замечательного вступления, я опять полон сил и готов заняться делом, – объявил он. – Что вам известно, друзья мои, об ученом Ли?

Краб и Креветка быстро переглянулись.

– Так вот, значит, что интересует твоего господина, – протянул горбун. – Ну, если коротко, то для этого Ли пребывание здесь плохо началось и плохо закончилось. Но в промежутке он, как я понимаю, недурно повеселился.

В это время в зале вспыхнула ссора. Краб вскочил и бросился разнимать противников с необычайной для столь крупного мужчины скоростью. Креветка же, осушив чашу вина, продолжал рассказ:

– Дело было так. Десять дней назад ученый и пятеро его друзей прибыли сюда из столицы на большой лодке. Два дня они плавали по реке и все это время, с утра до ночи, пили и развлекались. Лодочники, само собой, заботились, чтобы остатки пиршеств не пропадали зря, так что в конце концов все были в дым пьяны. Ну ив сильный туман лодка Ли Линя и его друзей налетела на джонку нашего господина Фэн Дая. А в джонке плыла дочь Фэна. Она как раз возвращалась домой, навестив родственников, что живут выше по течению. Джонку здорово покорежило, и она добралась сюда только на рассвете. Ли пришлось пообещать, что он заплатит кругленькую сумму за нанесенный ущерб. Вот что я имел в виду, сказан, что его пребывание на Райском острове началось плохо. Сойдя на берег, Ли с приятелями отправились на постоялый двор «Вечное блаженство», и ученый поселился в Красной беседке.

– Это те самые покои, где сейчас живет мой господин! – воскликнул Ма Жун. – Но он не боится привидений. Насколько я понимаю, Ли Линь покончил с собой именно там?

– Я ничего не говорил ни о самоубийстве, ни о привидениях, – с нажимом заявил горбун.

Краб, возвращаясь за стол, расслышал последние слова приятеля.

– Мы не любим болтать о привидениях, – буркнул он. – И потом, ученый не совершал самоубийства.

– Почему ты так думаешь? – удивился помощник судьи.

– А вот почему, – снова вступил в разговор Креветка. – Я здесь затем, чтобы наблюдать, вот и смотрел, как он ведет себя у игорного стола. Ли всегда сохранял полное спокойствие, независимо от того, выигрывал он или проигрывал. Подобные люди с собой не кончают. Вот такие дела.

– Мы тут приглядываем за посетителями уже десять лет, – добавил Краб, – и научились разбираться в людях, так что знаем, кто на что способен. Взять, к примеру, молодого поэта, господина Киа Юно. Он за один раз проиграл все свои деньги до последнего медяка. И это чувствительный, легко возбудимый человек. Такому ничего не стоит совершить самоубийство. А что до ученого Ли, то самоубийство – не для ему подобных. Никогда бы он на это не пошел.

– Но Ли сильно увлекся, – возразил Ма Жун. – А из-за женщин мужчины нередко делают глупости. Как вспомню, что сам творил ради них, так иногда…

– Ли не мог покончить с собой, – упрямо повторил Краб. – Это был хладнокровный и расчетливый тип. Вздумай какая-то красотка ему досадить, Ли отплатил бы ей, не стесняясь в средствах. Но убивать себя он бы точно не стал.

– Тогда, выходит, его убили! – сухо обронил Ма Жун.

Краб, которого это замечание, похоже, повергло в полную растерянность, спросил Креветку:

– Я ведь ничего не говорил об убийстве, верно?

– Верно! – подтвердил горбун.

Ма Жун пожал плечами.

– А с кем из здешних женщин Ли спал? —поинтересовался он.

– В ту неделю, что провел здесь, он часто виделся с Владычицей Цветов, – ответил Креветка, – а заодно – с Гвоздикой, она, кстати, живет на соседней улице. И еще с Нарциссом и Пионом. Возможно, Ли сожительствовал с ними, как это называете вы, слуги Закона. Но не исключено, что дело ограничивалось легким заигрыванием. Об этом надо спросить у девушек, а не у меня. Я их за ноги не держал.

– Это может оказаться прелюбопытной частью расследования, – ухмыльнулся помощник судьи. – Так или иначе, наш ученый весело проводил с ними время, независимо оттого, что у них там было – игра или нечто более серьезное. А что случилось потом?

– Три дня назад, утром двадцать пятого дня, – отозвался Креветка, – Ли нанял лодку для своих друзей и отправил их обратно в столицу. Потом вернулся в Красную беседку, там в одиночестве поел и всю светлую часть дня провел у себя в покоях. Тогда он в первый раз пошел играть. Затем ученый еще раз поел – и опять-таки это был первый случай, когда он ни с кем не разделил вечернюю трапезу. После этого Ли заперся в спальне, а через несколько часов его нашли с перерезанным горлом.

– Да пребудет его душа в покое, – вздохнул Краб.

Креветка задумчиво почесал нос.

– Большая часть того, что я рассказал, – просто сплетни. Так что хочешь – верь, хочешь – нет. Своими собственными глазами мы видели только, что торговец древностями Вэнь Юань в тот вечер побывал на постоялом дворе.

– Так он навещал Ли? оживился Ма Жун.

– Лихо эти слуги Закона умеют вкладывать слова в чужие уста, а? – простонал Креветка, глядя на своего собрата.

– Такая уж у них привычка, пожал плечами Краб.

– Я сказал, мой друг, – терпеливо пояснил Креветка, – что мы видели, как Вэнь заходил на постоялый двор. И не более того.

– О Небо! – воскликнул помощник судьи. – Если вы приглядываете не только за гостями этого заведения, но еще и за всеми местными знаменитостями, то у вас очень нелегкая жизнь!

– Нет, мы наблюдаем не за всеми известными людьми, а только за Вэнем, – уточнил Краб.

Креветка, подтверждая слова приятеля, энергично кивнул.

– Здесь, на острове, есть три способа загребать большие деньги, – продолжал Краб, простодушно глядя на Ма Жуна. – Во-первых, азартные игры и торговля женским телом. Этим занимается наш господин, Фэн Дай. Во-вторых, продажа еды и напитков. Тут все в руках господина Тао. В-третьих, покупка и продажа старинной утвари. Ею распоряжается господин Вэнь. Все трое обмениваются сведениями. Так, если кто-то много выигрывает в карты или в кости, мы сообщаем об этом людям Тао и Вэня. Ведь вполне возможно, что счастливчик захочет устроить веселую пирушку или решит вложить выигрыш в покупку какой-нибудь старинной вещи – разумеется, искусной подделки. Когда же кто-то проигрался, мы выясняем, нет ли у него красивой наложницы или служанки, каковых этот человек мог бы продать. А люди Вэня интересуются всякими драгоценностями – вдруг кто-нибудь не прочь превратить их в денежки. И так далее. Остальное ты и сам можешь просчитать.

– Я смотрю, у вас тут все ловко организовано, восхитился Ма Жун.

– Еще как! – кивнул Креветка. – Итак, Фэн, Тао и Вэнь. Наш господин Фэн Дай – прямой, честный человек, поэтому власти поручили ему следить за порядком на острове. Благодаря этому господин Фэн получает определенную долю со всех лавок, харчевен —словом, со всего, что тут есть. Поэтому он самый богатый из троих. Но, заметь, при этому Фэна очень много забот и хлопот! Если тот, кто следит за порядком, честен, все торговцы имеют хорошую прибыль, да и посетители вполне довольны. Обманывают только тех глупцов, что сами на это напрашиваются. Но приглядывай у нас за порядком человек, нечистый на руку, доходы и у торговцев, и у него самого выросли бы раз в двадцать. Зато очень скоро дела здесь пришли бы в упадок. Так что всем крупно повезло, что господин Фэн порядочен. Но у него нет сына – только дочь. Так что в случае его смерти или каких-то серьезных неприятностей надзирать за порядком поставят другого. Господин Тао Паньтэ человек образованный и не любит ни во что встревать. Он никогда не согласится занять место нашего господина. Ну вот, теперь ты знаешь все о Фэн Дае и Тао Паньтэ, двух самых видных гражданах Райского острова. Я не сказал ни слова о Вэнь Юане, не так ли, Краб?

– Ясное дело, – мрачно отозвался гигант.

– И для чего вы мне все это выложили? – без обиняков спросил Ма Жун.

– Мы просто описали, как обстоят дела, чтобы тебе было легче во всем разобраться.

– Точно! – с довольным видом поддержал друга Креветка. – Я описал положение так, как сам его понимаю. Но, видя, что ты, Ма, – человек добрый и порядочный, так и быть, добавлю кое-что, известное мне лишь по слухам. Тридцать лет назад отец Тао Паньтэ, господин Тао Куань, покончил с собой в Красной беседке. На окне была решетка, а дверь заперта изнутри. И в ту самую ночь, когда произошло это несчастье, торговца древностями опять-таки видели у постоялого двора «Вечное блаженство». Вероятно, случайное совпадение. – Что ж, – хмыкнул Ма Жун, – я передам своему господину, что в его спальне могут появиться два призрака. А теперь, когда мы покончили с делами, мне бы хотелось спросить у вас совета по сугубо личному делу.

Краб вздохнул.

– Ему нужна женщина, – устало бросил он Креветке. – Послушай, Ма, зайди в первый приглянувшийся тебе дом на соседней улице. Там ты найдешь красоток на любой вкус, обученных ублажать гостей. Смелее, не стесняйся!

– Именно потому, что у вас такой большой выбор, – пояснил Ма Жун, – я подумал, здесь можно попросить о совершенно необычной услуге. Видите ли, я родился в селении Фулинь этой же провинции, и сегодня мне хотелось бы провести время с девушкой оттуда.

Краб закатил глаза.

– Я сейчас расплачусь, – сказал он горбуну. – Ты только представь, ему нужна девушка из родной деревни!

– Понимаете, – с легким смущением пробормотал Ма Жун, – я уже много лет не говорил о любви на родном диалекте.

– Он, похоже, разговаривает во сне. Плохая привычка, – поделился с приятелем Краб. – Вот что, Ма, отправляйся-ка в «Голубую башню» – это в южном квартале. И передай женщине, которая всем там заправляет, что мы просили ее оставить для тебя Серебряную Фею. Она хорошая девушка– и грудь, и бедра у нее что надо. А кроме того, хорошо поет. Пению Серебряную Фею учила Линь – когда-то она была здесь самой лучшей. Но, полагаю, в данный момент тебя интересуют не музыка и пение. В „Голубую башню» надо идти ближе к полуночи. Сейчас еще слишком рано – Серебряная Фея наверняка развлекает гостей на каком-нибудь званом пиру. Думаю, тебе удастся ее уговорить. Или ты и тут нуждаешься в советах?

– Нет, спасибо! И в любом случае, благодарю за подсказку, куда направить стопы. Но, знаете, мне почему-то кажется, что вас самих женщины не очень-то интересуют.

– Это правда, – усмехнулся горбун. – Разве пекарь ест свое печенье?

– Наверное, не каждый день, – признал Ма Жун. – Хотя время от времени он, я думаю, все-таки пробует кусочек-другой – надо же убедиться, что тесто не зачерствело. Ну а я считаю, что без женщин было бы скучновато.

– Нас больше интересуют тыквы, – угрюмо бросил Краб.

– Тыквы? – изумился Ма Жун.

Гигант задумчиво кивнул, достал из-под воротника зубочистку и принялся ковырять во рту.

– Мы их выращиваем, – пояснил горбун. – У нас с Крабом есть домик на берегу реки, в западной части острова, а рядом —славный участок земли, где мы и сажаем тыквы. Мы приходим с работы на рассвете, поливаем грядки и отправляемся спать. Проснувшись днем, выпалываем сорняки, снова поливаем тыквы, а потом возвращаемся сюда.

– Каждому свое! – не стал спорить Ма Жун. – Но по мне такая жизнь немного однообразна.

– Ты не прав, – искренне возразил Краб. – Знаешь, до чего интересно наблюдать, как тыквы растут? Среди них никогда не попадается двух одинаковых. Никогда!

– Расскажи ему, как мы поливали тыквы десять дней назад, – небрежно обронил Креветка. – В то утро, когда мы обнаружили на листьях гусениц.

Краб кивнул и, внимательно оглядев зубочистку, начал рассказ:

– В то утро мы видели, как к пристани причалила лодка Ли Линя. Пристань – на том берегу реки, как раз напротив нашего участка. Там у торговца древностями Вэня и этого ученого состоялся долгий разговор. Причем говорили они как-то воровато, прячась за деревьями. Дело в том, что старый Ли, бывший императорский цензор, некогда покупал у Вэня много разных вещиц, поэтому и сын с ним знаком. Но только я не думаю, что в тот раз ученый и господин Вэнь толковали о старине, – по крайней мере, выглядело все так, будто они беседуют о чем-то совсем другом. Мы, знаешь ли, никогда не перестаем наблюдать за тем, что происходит вокруг. И делаем мы это постоянно, не только на работе. Даже гусеницы, угрожающие нашим тыквам, не могут этому помешать.

– Мы верные слуги господина Фэна, – добавил горбун, – и едим его рис вот уже десять лет.

Краб отбросил зубочистку и встал.

– А теперь Ма наверняка захочет сыграть, —сказал он. – Таким образом, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Сколько у тебя денег?

Глава 5

Ма Жун несколько раз сыграл в карты стремя солидными, молчаливыми торговцами рисом. Ему везло, но удовольствия это не доставляло. Ма нравилось, когда за столом кипят страсти, когда игроки ругаются и кричат. Сначала он немного выиграл, затем проиграл. Наконец помощник судьи решил, что настало время уходить. Он попрощался с Креветкой и Крабом и отправился в Журавлиную беседку.

Там Ма Жуну сказали, что званый обед, устроенный Фан Даем, подходит к концу, поскольку двое из гостей и танцовщицы уже ушли. Хозяин предложил молодому человеку посидеть на скамье у входа и выпить чашку чаю.

Вскоре Ма Жун увидел, что судья Ди опускается по широкой лестнице в сопровождении Фан Дая и Тао Паньтэ. Когда чиновника подвели к паланкину, тот взглянул на Фэна.

– Завтра после утренней трапезы я приду в зал, где вы разбираете дела, и проведу заседание суда, – сказал он. – Проследите, чтобы для меня подготовили все необходимые бумаги, связанные с самоубийством цзиньши Ли Линя. Кроме того, я хочу видеть судебного лекаря.

Ма Жун помог судье забраться в паланкин. По пути Ди пересказал помощнику все, что ему удалось выяснить о самоубийстве Ли Линя. При атом он тактично умолчал о безрассудной страсти судьи Ло, заметив лишь, что его собрат не ошибся, когда назвал это дело самым заурядным.

– Люди Фан Дая не разделяют подобную точку зрения, мой господин, – спокойно ответил Ма Жун и подробно изложил откровения Краба и Креветки. Когда он умолк, судья с легким раздражением возразил:

– Твои приятели ошибаются. Разве я не говорил тебе, что дверь была заперта изнутри? А решетку на окне ты и сам видел. В спальню никто не мог пробраться.

– А вам не кажется слишком странным совпадением, что тридцать лет назад, когда отец Тао покончил с собой в той же комнате, неподалеку, как и теперь, видели торговца древностями? – поинтересовался Ма Жун.

– Твои новые друзья попросту недолюбливают Вэня, так как он соперничает с их хозяином, Фэн Даем. Совершенно очевидно, что эти люди пытаются насолить торговцу. Я виделся с ним сегодня. Это и в самом деле препротивный старик. Не исключено, что он плетет интриги против Фэна, которому выпала честь следить за порядком на Райском острове, надеясь занять его место. Но убийство —это совсем другое дело! Да и с какой стати Вэню убивать Ли Линя, единственного, кто мог поддержать его в борьбе против Фан Дая? Нет, мой друг, твои осведомители противоречат сами себе. И давай не будем впутываться в местные дрязги. – Судья немного подумал, задумчиво поглаживая усы. – То, что двое людей Фэна рассказали тебе о поведении ученого во время его пребывания здесь, прекрасно укладывается в общую картину. Я дважды беседовал с женщиной, из-за которой он покончил с собой. Впечатление не из приятных!

Ди рассказал Ма Жуну о встрече с Владычицей Цветов на террасе Красной беседки.

– Возможно, Ли Линь был образованным человеком и способным ученым, но он, скорее всего, не блестяще разбирался в женщинах. Пусть Владычица Цветов и в самом деле поразительно хороша собой, по сути она – бездушное, вероломное создание. К счастью, эта особа появилась в Журавлиной беседке не с самого начала трапезы. И я побывал там не зря – еда и впрямь была выше всяких похвал, и потом, мне доставил большое удовольствие разговор с Тао Паньтэ и молодым поэтом по имени Киа Юпо.

– Это тот несчастный молодой человек, что проигрался дочиста? – воскликнул МаЖун. – За один раз все спустил!

– Странно! – Ди удивленно поднял брови. – Фэн объявил, что Киа в скором времени женится на его единственной дочери.

– Что ж, это самый надежный способ вернуть проигранное! – ухмыльнулся Ма Жун.

В это время носильщики опустили паланкин на землю у входа на постоялый двор «Вечное блаженство». Ма Жун взял с бамбуковой стойки свечу, и они с судьей, миновав двор и сад, зашагали по темному проходу к Красной беседке.

Судья Ди открыл резную дверь в прихожую и вдруг застыл, указывая Ма Жуну на полоску света под дверью в опочивальню, слева от входа.

– Удивительно! – тихо проговорил судья. —Я точно помню, что задул свечи перед тем, как уйти. И ключ, что я оставил в замке, исчез.

Ма Жун прижал ухо к двери:

– Ничего не слышно! Может, постучать?

– Давай-ка заглянем в окно!

Судья и его помощник вышли на террасу, бесшумно подкрались к забранному решеткой окну и заглянули в Красную комнату. У Ма Жуна невольно вырвалось проклятие.

На красном ковре, у кровати с балдахином, лежала нагая женщина. Она вытянулась на спине, раскинув руки и ноги, но голова была повернута таким образом, что из окна ни судья, ни его помощник не могли разглядеть лицо.

– Она мертва? – шепотом спросил МаЖун.

– Никаких признаков дыхания не заметно. – Судья прильнул к прутьям решетки. – Взгляни-ка, ключ торчит в замке с внутренней стороны!

– Это что же, в проклятой комнате произошло третье самоубийство? – озабоченно воскликнул Ма Жун.

– Сомневаюсь, что в данном случае мы имеем дело с самоубийством, – пробормотал Ди. —На шее женщины с левой стороны я вижу кровоподтек. Иди к хозяину и распорядись немедленно послать за Фэн Даем! Но о том, что мы здесь обнаружили, – никому ни слова.

Ма Жун бросился выполнять приказание, а судья вновь приник к окну. Красный полог балдахина над кроватью был откинут – точно так, как он оставил его перед уходом. Однако у подушки белело что-то из женского исподнего. Платье и другая одежда аккуратно лежали на стуле рядом с кроватью, а под ним стояла пара крохотных шелковых туфель.

– Вот бедняга, – прошептал судья. – Она была такой тщеславной и самоуверенной. И вот теперь – мертва.

Ди отвернулся от окна и сел на пол у самой ограды. Из дома в глубине сада доносились пение и хохот – веселье было по-прежнему в разгаре. Всего несколько часов назад Владычица Цветов стояла здесь, на террасе, дразня судью восхитительными формами. Она была суетной и самовлюбленной женщиной с большими претензиями, подумал Ди, но все же вряд ли стоило судить ее слишком строго. Вина за то, что Осенняя Луна выросла такой, лежала не только на ней. Чрезмерное почитание внешней красоты, культ плотской любви и воспевание богатства, характерные для таких мест, как Райский остров, размышлял судья, портят женщину, внушая ей ложные представления об истинных ценностях. Именно они в конечном счете превратили Владычицу Цветов в существо, достойное лишь сожалений.

Раздумья судьи были прерваны появлением Фэн Дая, каковой вошел на террасу в сопровождении Ма Жуна, хозяина постоялого двора и двух крепких, коренастых стражников.

– Что случилось, почтенный судья? – встревожено спросил Фэн Дай.

Ди молча указал на решетку окна. Фэн и хозяин «Вечного блаженства» подошли поближе и, заглянув в комнату, испуганно отшатнулись. Судья встал.

– Прикажите своим людям взломать дверь, – обратился он к Фэн Даю.

Оба силача с разбегу налетели на дверь, однако она устояла. Тогда к ним присоединился Ма Жун, и створка, треснув около замка, распахнулась.

– Не входите, оставайтесь на месте! – крикнул судья и, перешагнув через порог, принялся изучать распростертое на полу тело. Сам он тоже не стал подходить близко. Ни ран, ни следов крови Ди не заметил, и тем не менее Осеннюю Луну постигла ужасная смерть – лицо женщины исказила чудовищная гримаса, а глаза вылезли из орбит.

Постояв у порога, судья Ди наконец подошел к телу и, присев на корточки, слегка коснулся левой груди. Тело еще не успело остыть, и сердце, по всей вероятности, перестало биться совсем недавно. Ди закрыл покойнице глаза и внимательно осмотрел ее шею. С обеих сторон виднелись синяки. Похоже, несчастную кто-то душил, однако следов ногтей на коже не осталось. Отметив это про себя, судья продолжал осмотр. Других признаков насилия нигде не оказалось, если не считать нескольких длинных тонких царапин на предплечьях. Они выглядели совсем свежими. Судья мог бы поклясться, что, когда он видел почти обнаженную Осеннюю Луну на террасе, этих царапин еще не было. Он перевернул тело, но на спине ничего подозрительного не обнаружил. Длинные ухоженные ногти танцовщицы были целы. Под ними застряло лишь немного красного пуха с ковра.

Ди выпрямился и оглядел комнату, но не увидел никаких следов борьбы. Жестом пригласив остальных в комнату, судья повернулся к Фэн Даю:

– Что привело ее сюда после нашей совместной трапезы, понятно, – заметил он. —Осенняя Луна явно собиралась провести ночь со мной, рассчитывая завязать близкие отношения. Эта женщина ошибочно полагала, будто судья Ло выкупит ее, и, поняв, что этого не произойдет, решила попытать удачу со мной. Но, пока она дожидалась меня здесь, что-то произошло. Пока давайте считать это смертью в результате несчастного случая, так как, насколько я могу судить, войти в эту комнату невозможно. Пусть ваши люди унесут тело для подробного осмотра. Завтра утром во время судебного заседания я займусь этим делом. Пригласите также Вэнь Юаня, Тао Паньтэ и

Кна Юпо – я хочу, чтобы они также присутствовали на слушаниях.

Когда Фэн Дай ушел, судья Ди спросил толстяка хозяина:

– Быть может, вы или кто-то другой видели, как она входила на постоялый двор?

– Нет, почтенный господин. Но на соседнем участке есть тропинка, по которой сюда можно попасть незаметно.

Судья подошел к кровати и осмотрел балдахин. Он был поднят выше обычного. Ди постучал по деревянным панелям задней стенки, но, судя по звуку, никаких пустот там не было. Он повернулся к хозяину, который никак не мог отвести глаза от распростертого на полу тела, и резко бросил:

– Нечего стоять там и пялиться! Скажите-ка лучше, есть тут где-нибудь потайное отверстие для подглядывания?

– Конечно нет, почтенный господин! – ужаснулся толстяк и, снова поглядев на мертвую танцовщицу, пробормотал: – Сначала ученый муж, теперь Владычица Цветов… Я… я не понимаю, что…

– Я тоже этого не понимаю! – сердито отрезал судья. – А что там, за стеной?

– Ничего, почтенный господин! То есть, я хочу сказать, никакой комнаты там нет. Только внешняя стена и сад.

– А раньше в этих покоях происходило что-нибудь необычное? Только говорите правду!

– Никогда, почтенный господин! – захныкал хозяин. – Я работаю тут больше пятнадцати лет. В Красной беседке останавливались сотни гостей, но никто из них никогда ни на что не жаловался. Я не знаю, как…

– Принесите мне регистрационную книгу!

Хозяин поспешно выскользнул из комнаты. Тем временем уже знакомые судье крепыши – люди Фэн Дая – вернулись с носилками. Завернув тело Осенней Луны в одеяло, они опустили его на носился и унесли.

Судья обыскал рукава фиолетового платья, но не нашел ничего, кроме обыкновенной парчовой сумочки с гребнем и зубочисткой, стопки визитных листков Осенней Луны и двух платочков. Снова появился хозяин – на сей раз с толстой книгой под мышкой.

– Положите это на стол! – буркнул Ди.

Как только они с Ма Жуном остались вдвоем, судья подошел к столу и с усталым вздохом сел. Дюжий помощник вынул из корзиночки чайник и протянул своему господину полную чашку, потом, указан на красный след, оставшийся на ободке другой чашки, небрежно заметил:

– Перед смертью женщина пила чай, причем одна, поскольку чашка, которую я только что наполнил, была совершенно сухой.

Судья вдруг резко отставил чашку.

– Вылей-ка обратно в чайник, – приказал он, – и передай хозяину: пусть раздобудет где-нибудь больную кошку или собаку и даст ей это выпить.

Когда Ма Жун ушел, судья Ди взял регистрационную книгу и принялся ее листать.

Ма Жун вернулся скорее, чем он ожидал. В ответ на вопросительный взгляд судьи, помощник покачал головой.

– Чай был без подвоха,мой господин.

– Досадно! Я подумал, что, возможно, кто-то вошел сюда вместе с Осенней Луной и подсыпал в чай яду, перед тем как уйти. Ведь она могла выпить отраву, уже закрыв дверь на ключ. Другого объяснения случившемуся я не вижу.

Судья откинулся на спинку стула, с недовольным видом оглаживая бороду.

– А как же синяки у нее на шее, мой господин?

– Они поверхностные, да и следов ногтей на коже нет – только синюшные пятна. Их появление вполне могло быть вызвано неизвестным мне ядом. Во всяком случае, это не похоже на следы удушения.

Ма Жун с беспокойством покачал буйной головои.

– Так что же с ней могло произойти, мой господин? – выдавил он.

– Есть еще длинные тонкие царапины на руках… Происхождение их пока неясно, как и сходных повреждений у Ли. Между смертью молодого человека и гибелью его любовницы должна быть какая-то связь, тем более что оба умерли в Красной комнате. Странное дело! Все это мне очень не нравится, Ма Жун. – Судья немного подумал, теребя усы, потом выпрямился на стуле и снова заговорил: – Пока тебя здесь не было, я внимательно изучил записи в регистрационной книге. За последние два месяца в Красной беседке на то или иное время останавливалось около тридцати человек. На полях против всех этих записей стоит женское имя и дополнительно красной тушью указана какая-то сумма. Ты не знаешь, что это означает?

– Ну, это просто! Значит, гости пользовались услугами певичек. А число на полях обозначает, какую сумму эти женщины должны были отдать хозяину постоялого двора.

– Понятно. Теперь погляди сюда. Первую ночь здесь, то есть девятнадцатого, Ли провел с девицей по прозвищу Пион. Две следующие – с Нарциссом. Затем два раза подряд его ублажала некая Гвоздика. А умер наш ученый муж ночью двадцать пятого.

– Видно, его доконала ночь, проведенная в одиночестве! – чуть заметно улыбнулся Ма Жун.

Судья, пропустив это замечание мимо ушей, продолжал рассуждать:

– Меня удивляет, что в записях нет имени Осенней Луны.

– Он мог встречаться с ней днем! Некоторые любят, чтобы им подавали чай на особый лад!

Судья Ди закрыл регистрационную книгу и обвел комнату взглядом, затем встал и, подойдя к окну, внимательно осмотрел толстые бронзовые прутья решетки и прочную деревянную раму.

– Окно в полном порядке, – заметил он. – Через него никто проникнуть в комнату не мог. Да и вообще окно здесь ни при чем —Осенняя Луна лежала в нескольких шагах от него, и перед тем как упасть навзничь, она стояла лицом к двери, а не к окну. Голова же была слегка повернута влево, в сторону кровати. – Судья с удрученным видом покачал головой. – Ты, Ма Жун, иди отдыхать и постарайся как следует выспаться. А завтра на рассвете заглянешь на пристань. Попробуй найти там кого-нибудь с джонки Фэн Дая и расспроси как можно подробнее о недавнем столкновении с другой лодкой. Попытайся также, не привлекая внимания, разузнать о встрече Ли и Вэня, каковая, если верить твоим знакомцам, выращивающим тыквы, состоялась опять-таки на пристани. А я еще раз осмотрю кровать и тоже лягу. Завтра нас ждет нелегкий день.

– Вы собираетесь ночевать здесь, в этой комнате, мой господин? – с испугом осведомился Ма Жун.

Разумеется. Где же еще? – брюзгливым тоном отозвался судья Ди. – Это даст мне возможность проверить, действительно ли здесь что-то не так. А теперь отправляйся искать ночлег. Спокойной ночи!

Ма Жун хотел было возразить, но по выражению лица своего господина понял, что это бесполезно, и, поклонившись, вышел из комнаты.

Судья немного постоял у кровати, сложив руки за спиной. Он заметил, что шелковая простыня кое-где помята, а потрогав складки большим пальцем, ощутил, что они чуть влажные. Затем Ди наклонился и понюхал подушку – от нее исходил запах мускуса. Точно также, как он помнил, благоухали волосы Осенней Луны, сидевшей рядом во время пира в Журавлиной беседке.

Восстановить первую часть происшедшего было нетрудно. Осенняя Луна проникла в Красную беседку с террасы, вероятнее всего сначала заглянув в свои покои. Очевидно, она собиралась ждать судью Ди в зале, но, заметив в двери Красной комнаты ключ, решила, что еще лучше встретить его в спальне. Женщина выпила чаю, скинула верхнее платье и аккуратно положила на стул. Затем она разделась донага и оставила исподнее на кровати, возле подушки. Сидя на краешке, Осенняя Луна сняла туфли и поставила на пол. Наконец, она легла и стала ждать. Видимо, танцовщица пролежала в постели довольно долго, так как на шелковых простынях остались следы ее пота. А вот то, что было дальше, оставалось для судьи загадкой. Должно быть, случилось нечто такое, что заставило Осеннюю Луну встать. Но сделала она это медленно и спокойно. Если бы женщина вскочила, она бы наверняка сильно смяла простыни, да и на подушке остался бы след. Однако в тот момент, когда танцовщица стояла у кровати, произошло что-то страшное. Вспомнив гримасу ужаса, застывшую на лице покойной, судья невольно поежился.

Отодвинув подушку, он стащил с кровати простыни. Под ними не было ничего, кроме циновки, сплетенной из мягких стеблей тростника, и скрытых под ней прочных досок. Судья Ди взял со стола свечу и, встав на циновку, обнаружил, что может дотянуться до каркаса балдахина. Постучав по нему согнутым пальцем, судья по звуку определил, что никаких пустот там также нет. Затем он простучал изголовье кровати, хмурясь при виде вырезанных на нем непристойных картинок. После этого судья сдвинул шапочку, вынул из собранных в узел волос булавку и с ее помощью внимательно исследовал швы между досками, но нигде не отыскал никаких признаков тайника или потайного отверстия для подглядывания.

Судья, вздыхая, спустился на пол. Ему никак не удавалось найти ключ к загадке. Поглаживая бороду, он снова стал осматривать кровать, не в силах отделаться от тягостного недоумения. И на теле Ли Линя, и на руках Осенней Луны были длинные тонкие царапины. Покои, где произошли оба несчастья, были очень старыми. Может быть, где-то в закоулках дома поселилась неведомая тварь? Судье тут же вспомнились все страшные истории, какие ему доводилось читать…

Быстро поставив свечу на стол, Ди осторожно встряхнул полог, потом спустился на четвереньки и заглянул под кровать. Там не было ничего – отсутствовали даже, казалось бы, вполне естественные для такого места пыль и паутина. Отвернув угол толстого красного ковра, Ди убедился, что и под ним на покрытом плитками полу нет следов пыли. Очевидно, после смерти Ли в комнате устроили основательную уборку.

– Возможно, какой-нибудь зверь проник в комнату через окно? – пробормотал Ди.

Он перебрался в залу, взял свой меч, оставленный Ма Жуном на скамье, и вышел на террасу. Там судья потыкал клинком в заросли глицинии, энергично потряс зеленую массу листьев. Вниз, кружась в воздухе, осыпалось множество синих лепестков. Однако и здесь ничего подозрительного Ди не нашел.

Судья вернулся в злополучную спальню, плотно закрыл дверь и придвинул к ней стол, стоявший посреди Красной комнаты. После этого он развязал пояс на талии, снял верхнее платье и, свернув, положил на пол у столика. Убедившись, что двух свечей хватит до утра, Ди водрузил на стол шапочку и улегся на полу. Голову он положил на свернутое платье, а правую руку опустил на рукоять меча. Ди всегда спал чутко и не сомневался, что его разбудит малейший шум.

Глава 6

Пожелав судье доброй ночи, Ма Жун зашагал к парадному входу постоялого двора. Там собралось около дюжины слуг, и все они приглушенными голосами с волнением обсуждали происшествие. Схватив за руку одного из них сообразительного на вид парнишку, помощник

судьи потребовал, чтобы тот показал ему, где вход на кухню.

Юноша вывел Ма Жуна на улицу и показал бамбуковую дверь в ограде, слева от главных ворот. Выглянув, Ма Жун увидел справа от себя глухую внешнюю стену, огораживавшую постоялый двор, а слева – запущенный сад. Из-за двери, расположенной чуть поодаль, доносилось звяканье посуды и шум воды.

– Вход на кухню вон там, – пояснил прислужник. – В правом крыле сегодня пировали допоздна.

– Идем дальше, – приказал помощник судьи.

Недалеко от угла стены постоялого двора путь Ма Жуну и его спутнику преградила невысокая, но плотная живая изгородь, переплетенная побегами глицинии. Раздвинув ветви, Ма Жун увидел узкие деревянные ступени лестницы, ведущей к террасе Красной беседки с левой стороны. Ниже начиналась заросшая сорняками тропинка.

– Эта тропа ведет к запасному входу в покои Владычицы Цветов, – пояснил прислужник, выглянув из-за плеча Ма. – Там она принимает тех своих поклонников, к кому относится благосклонно. Это очень уютные, прекрасно обставленные покои.

Ма Жун проворчал в ответ нечто невразумительное. Не без труда преодолев плотные заросли живой изгороди, он добрался до места, где кустарник рос не так густо, – оно находилось как раз напротив террасы. Отсюда помощник судьи Ди слышал, как его господин расхаживает но Красной комнате. Повернувшись к слуге, который шел следом, Ма Жун приложил палец к губам и начал быстро шарить в кустах. При этом Ма действовал почти бесшумно, что выдавало в нем человека, хорошо знакомого с жизнью в лесу и владеющего искусством маскировки.

Помощник судьи убедился, что в кустарнике никто не прячется, прошел немного дальше и остановился, лишь подойдя к широкой дорожке.

– Это главная дорога сада, – подсказал прислужник. – Если мы будем держаться правой стороны, то скоро опять выйдем на улицу по другую сторону постоялого двора.

Ма Жун кивнул. Теперь он знал, что незаметно подойти к Красной беседке и проникнуть внутрь мог кто угодно. В какой-то момент он решил было провести ночь у террасы, устроившись под деревом. Однако Ма понимал, что у судьи наверняка есть собственный план действий. Недаром ведь господин приказал помощнику искать ночлег где-нибудь в другом месте. Видимо, на то были веские основания. Что ж, подумал Ма Жун, во всяком случае, он проверил, что поблизости нет злоумышленников, готовых в первый же удобный момент напасть на судью Ди.

Ма Жун вернулся к парадному входу и попросил своего юного провожатого объяснить, как добраться до «Голубой башни». Оказалось она в южной части острова, где-то за Журавлиной беседкой. Выяснив это, Ма Жун сдвинул шапочку на затылок и двинулся в путь.

Полночь уже миновала, но все игорные заведения, лавки и харчевни были ярко освещены, а шумная толпа на улицах ничуть не поредела. Пройдя мимо Журавлиной беседки, Ма Жун свернул налево и внезапно очутился на очень тихой темной улочке. Вдоль нее выстроились окутанные темнотой двухэтажные дома. Вокруг – ни души. По кратким, но выразительным надписям на дверях Ма Жун понял, что здесь живут танцовщицы и певички, среди которых существует строгая иерархия. Гости сюда не допускались. Девушки тут только ели, спали и получали уроки танцев и пения.

– «Голубая башня» должна быть где-то поблизости, – пробормотал Ма Жун себе поднос. – Расположение удобное, что и говорить!

Он остановился и прислушался: откуда-то сзади из-за плотных ширм на окнах донесся стон. Ма Жун приник ухом к деревянной стене. Какое-то время стояла тишина, потом звук повторился. Вероятно, кто-то из обитательниц дома глубоко страдал и к тому же – в полном одиночестве. Ма Жун невольно подумал, что подруги несчастной вряд ли вернутся домой до утра. Быстро осмотрев входную дверь, он прочитал надпись: «Вторая категория, номер четыре». Дверь из толстых досок была заперта. Ма Жун поднял голову – вдоль фасада тянулась узкая терраса. Он, заткнув полы халата за пояс, подпрыгнул и ухватился за край выступа, затем легко подтянулся и перелез через перила. Пинком распахнув первую попавшуюся решетчатую дверь, помощник судьи оказался в маленькой комнатке, пропитанной запахом притираний. Ма нашарил на столике свечу и трутницу, высек огонь и, держа свечу в высоко поднятой руке, поспешно спустился по лесенке в темный зал.

Из-под двери слева пробивалась полоска света. Стоны доносились именно оттуда. Поставив свечу на пол, Ма Жун вошел в комнату, оказавшуюся весьма просторной, тем более что мебели там не было никакой. Свет исходил от небольшого масляного светильника. Низкий потолок поддерживали шесть толстых колонн. Пол устилали тростниковые циновки. На противоположной от Ма Жуна стене висели лютни, бамбуковые флейты и другие музыкальные инструменты. Очевидно, в этой комнате здешние обитательницы учились танцевать. Стоны слышались от самой дальней колонны возле окна. Ма Жун торопливо зашагал туда и увидел привязанную за поднятые руки обнаженную девушку. Прильнув к колонне лицом, она скорее висела, нежели стояла. Тонкие запястья туго стягивал ее же шелковый пояс. На спине и бедрах виднелись красные полосы от ударов плетью или кнутом. У ног девушки лежали широкие шаровары и шнур, которым они стягивались на талии. Уловив звук шагов, незнакомка, не поворачивая головы, взмолилась:

– Нет! Пожалуйста, не надо…

– Замолчи! – буркнул Ма Жун. – Я пришел тебе помочь.

Он выхватил из-за пояса нож и рассек пояс. Девушка попыталась ухватиться за колонну, но руки соскользнули, и она бессильно рухнула на пол. Выругав себя за неловкость, Ма Жун присел рядом на корточки. Глаза певички были закрыты – по всей видимости, она лишилась чувств.

– Очень хорошенькая девица! – пробормотал Ма Жун, окинув незнакомку оценивающим взглядом. – Интересно, кто это с ней так обошелся и куда подевалась ее одежда?

Помощник судьи повернул голову – женская одежда лежала на полу у окна. Он подобрал белое исподнее и прикрыл обнаженное тело девушки, потом уселся на пол и стал растирать посиневшие запястья. Через некоторое время ресницы незнакомки затрепетали, рот слегка приоткрылся, но Ма Жун не дал девушке закричать.

– Все в порядке, – сказал он. – Я служитель Закона. А ты кто такая?

Девушка попыталась сесть, но, вскрикнув от боли, вновь распласталась на полу.

– Я певичка второй категории, – дрожащим голосом выдавила она. – Живу тут наверху.

– А кто тебя избил?

– О, не обращайте внимания! Я сама во всем виновата. Это дело сугубо личного свойства.

– Мы еще посмотрим, так ли это. Отвечай ка на вопрос!

Девушка испуганно посмотрела на Ма Жуна.

– Правда, ничего страшного не произошло,– тихонько заговорила она. —Сегодня вечером меня вместе с Осенней Луной пригласили на торжественную трапезу. Осенняя Луна – это наша Владычица Цветов. Из-за своей неуклюжести я пролила вино на платье одного из гостей. Владычица Цветов меня отругала и отправила в комнату, где мы переодеваемся. Потом она зашла за мной и привела сюда. Осенняя Луна стала бить меня по лицу. Я пыталась отвести ее руки и случайно поцарапала. А Владычица Цветов очень вспыльчивая, понимаете? В общем, она пришла в ярость и велела мне раздеться, потом привязала к колонне и отхлестала шнуром от моих же шаровар. Осенняя Луна сказала, что пока оставит меня так, чтобы я хорошенько подумала о своих недостатках, а позже придет и развяжет меня. – Губы девушки дрогнули, и она несколько раз судорожно сглотнула. – Но… но Осенняя Луна не пришла. Через какое-то время я почувствовала, что не могу больше стоять, а руки совсем онемели. Я подумала, что Владычица Цветов обо мне забыла. Мне стало очень страшно, и…

По щекам певички покатились слезы. Она так настрадалась, что, сама того не замечая, говорила на диалекте уроженцев селения Фулинь. Ма Жун краешком рукава вытер ей слезы и, к удивлению собеседницы, ответил на том же диалекте:

– Твои беды и страхи закончились, Серебряная Фея! Теперь за тобой будет присматривать земляк! Счастливый случай привел меня к этому дому, и я услышал твои стоны. А Осенняя Луна сюда больше никогда не вернется!

Девушка, опираясь на руки, с трудом села. Она явно не замечала, что нижнее платье, которым она была укрыта, соскользнуло сгруди.

– А что с ней случилось? – взволнованно спросила Серебряная Фея.

– Осенняя Луна мертва, – подобающим случаю торжественным тоном произнес МаЖун.

Девушка, спрятав лицо в ладони, снова заплакала. Ма Жун, глядя на нее, лишь недоуменно покачал головой, сказан себе, что женщин порой очень трудно понять.

Наконец Серебряная Фея, отняв руки от лица, горестно вздохнула.

– Не могу поверить, что Владычица Цветов и в самом деле умерла! Она была такой красивой, такой умной… Иногда она нас била, но обычно была добра и все понимала. И потом, Осенняя Луна никогда не жаловалась на здоровье. Она что, внезапно заболела?

– Это ведомо только Небу! Давай-ка лучше поговорим немного обо мне, ладно? Я родился на севере нашей деревни. Меня зовут Ма Жун, и я старший сын лодочника Ма Ляня.

– Не может быть! Вы – сын лодочника Ма? А я вторая дочь Ву из мясной лавки. Помню, мой отец не раз упоминал о вашем, он говорил, что Ма Лянь – лучший лодочник на всей реке. Как же вы попали на Райский остров?

– Я прибыл сюда сегодня вечером вместе со своим господином, судьей Ди. Он правит соседним уездом Пуян, а сейчас временно исполняет обязанности здешнего судьи.

– Я знакома с судьей Ди. Он был почетным гостем на трапезе, о которой я вам говорила. Мне показалось, это хороший и очень спокойный человек.

– Человек судья Ди хороший, это точно, – согласился Ма Жун. – Но, называя его спокойным, ты ошибаешься, поверь! Иногда судья бывает таким, что только держись! Ну ладно, я провожу тебя наверх. Нам надо позаботиться о твоей спине.

– Нет, сегодня ночью я в этом доме не останусь! – с испугом воскликнула девушка. – Уведите меня куда-нибудь еще!

– Я это сделаю, если ты объяснишь, куда именно. Я ведь приехал на остров только сегодня, и на меня свалилось так много дел, так что я не успел найти место для ночлега.

Серебряная Фея в отчаянии закусила губу.

– Почему все всегда так сложно? – с несчастным видом пробормотала она.

– Спроси об этом моего господина, милая! Я делаю для него только самую простую, грубую работу.

На губах девушки мелькнула улыбка.

– Хорошо, отведите меня в шелковую лавку. Это недалеко отсюда. Хозяйка, вдова Вань, – тоже из нашей деревни. Она разрешит мне остаться в лавке на ночь, да и вам тоже. Только сначала проводите меня до купальни.

Ма Жун помог Серебряной Фее встать и завернуться в белое платье. Потом он взял остальную одежду и, поддерживая девушку под локоть, повел в купальню, расположенную в глубине дома.

– Если кто-нибудь станет меня спрашивать, скажите, что я ушла! – попросила певичка, закрывая за собой дверь.

Ма Жун остался ждать в коридоре. Через некоторое время Серебряная Фея вышла уже одетая. Видя, как трудно ей идти, помощник судьи подхватил девушку на руки и, следуя ее указаниям, выбрался на дорожку за домом, миновал крохотный переулок и остановился у черного хода небольшой лавки. Ма поставил спутницу на ноги и постучал в дверь.

Серебряная Фея торопливо объяснила открывшей им дородной женщине, что хотела бы вместе с другом остаться в лавке на ночь. Не задавая никаких вопросов, хозяйка отвела гостей на тесный, но чистый чердак. Ма Жун попросил ее принести чайник с горячим чаем, полотенце и коробочку лечебной мази. Затем он помог девушке снова раздеться и ничком уложил на скамью. Вскоре вернулась вдова и при виде истерзанной спины Серебряной Феи не удержалась от сочувственных восклицаний:

– Ах ты бедняжка! Что с тобой приключилось?

– Я позабочусь о ней, тетушка! – сказал Ма Жун и бесцеремонно вытолкал женщину за дверь.

Опытной рукой он стал наносить мазь на рубцы. К счастью, они оказались не такими глубокими, как Ма подумал вначале. И он с облегчением решил, что через несколько дней от порки не останется и следа. Но когда очередь дошла до кровавых ран на бедрах, Молодой человек сердито нахмурился. Промыв раны чаем, он тоже смазал их мазью, а затем уселся на единственный стул.

– По бедрам тебя хлестали не шнуром, моя милая! Я помощник судьи и свое дело знаю. Может, лучше рассказать мне все, как есть?

Девушка опять уткнулась в ладони лицом. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Ма Жун накрыл Серебряную Фею платьем.

– Игры, в которые вы, девчонки, играете между собой, – ваше личное дело. Если, конечно, дело не доходит до крайностей. Но когда с вами кто-то жестоко обращается, это уже не шутка. Тут самое время вмешаться служителям Закона. Ну давай, выкладывай, кто это сделал!

Серебряная Фея обратила к нему заплаканное лицо.

– Это такая гадкая история! – грустно проговорила она. – Вы, должно быть, знаете, что певички третьей и четвертой категории должны принимать любого, кто платит установленную цену, а танцовщицам первой и второй категорий дозволено выбирать гостей. Я принадлежу ко второй категории, поэтому никто не вправе требовать, чтобы я проявляла благосклонность к тому, кто мне не по вкусу. Но конечно, бывают особые случаи. Взять, к примеру, этого гнусного старика Вэня, торговца древностями. Он здесь очень большой человек. Несколько раз Вэнь пытался ко мне подступить, но я как-то ускользала. А сегодня во время трапезы он, должно быть, уговорил Осеннюю Луну привязать меня к столбу в зале для упражнений и там оставить. Вскоре после ухода Владычицы Цветов появился этот мерзкий старикашка. Он пообещал развязать меня, если я соглашусь проделать всякие гадости, но я отказалась. И Вэнь, сняв со стены длинную бамбуковую флейту, стал бить меня ею. Когда Осенняя Луна хлестала меня шнуром от шаровар, это было не так больно, как унизительно. Но этот грязный старик нарочно бил побольнее. Он остановился, лишь когда я стала кричать во весь голос и пообещала сделать все, что угодно. Вэнь сказал, что скоро придет за мной. Именно поэтому я не захотела оставаться дома. Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому. Вэнь может сделать со мной все, что захочет!

– Ах, мерэавец! – прорычал Ма Жун. —Не беспокойся, милая, я доберусь до него, не упоминая о тебе. Этот плут замешан и в других делах. Начал безобразничать добрых тридцать лет назад!

Вдова не принесла чашек, и Ма Жун протянул девушке чайник, чтобы она попила прямо из носика. Она благодарно кивнула.

– Хотелось бы мне вам помочь. Этот старик истязал и других девушек.

– Вряд ли ты можешь знать о событиях тридцатилетней давности, моя дорогая!

– Это правда, мне ведь всего девятнадцать. Но я знаю кое-кого, кто мог бы немало порассказать вам о тех временах. Я говорю о бедной старушке Линь, что учила меня петь. Линь слепа, и у нее больные легкие, но память – в полном порядке. Она живет в лачуге на западе острова, напротив пристани и…

– Не рядом ли с участком, где Краб и его приятель выращивают тыквы?

– Да! А вы откуда знаете?

– Мы, слуги Закона, знаем гораздо больше, чем ты думаешь!

– Краб и Креветка – хорошие люди. Как-то раз они помогли мне сбежать от этого подлого старика. А Креветка еще и замечательный боец.

– Ты, конечно, имела в виду Краба?

– Нет, я говорю о Креветке. По слухам, на него не посмели бы напасть и шестеро сильных мужчин.

Ма Жун пожал плечами, подумав, что нет смысла спорить на эту тему с женщиной. А Серебряная Фея продолжала:

– Вообще-то именно Краб познакомил меня со старушкой Линь. Время от времени он приносит ей лекарство от кашля. Лицо у бедняжки сильно изуродовано оспой, но голос просто чудесный. Говорят, лет тридцать назад она была знаменитой танцовщицей первой категории. Какая печальная судьба! Когда-то Линь покоряла всех красотой, а теперь стара и безобразна… и я невольно думаю, что когда-нибудь сама…

Голос девушки прервался. Пытаясь как-то подбодрить, помощник судьи завел разговор о родной деревне. Выяснилось, что в своё время Ма не раз заходил в лавку отца Серебряной Феи на рыночной площади. Девушка рассказала, что из-за долгов отцу пришлось продать двух дочерей своднику.

Вдова Вань принесла свежезаваренный чай и поднос с дынными семечками и сластями. Она с удовольствием приняла участие в беседе, и все трое долго вспоминали общих знакомых. Когда вдова принялась рассказывать длинную историю о покойном муже, Ма Жун вдруг заметил, что Серебряная Фея уснула

– Потом доскажешь, тетушка! – перебил он вдову. – Завтра мне надо уйти еще до рассвета. Об утренней трапезе можешь не беспокоиться. Я куплю себе несколько масляных пирожков по дороге. А девушке передай, что я постараюсь заглянуть сюда около полудня.

Вдова ушла, а Ма Жун развязал пояс, сбросил сапоги и вытянулся на полу у ложа, опустив голову на скрещенные руки. Вскоре помощник судьи уже громко храпел – ему бы. не привыкать к ночевкам в самых необычных условиях.

Глава 7

Судье Ди, оставшемуся в Красной беседе не удалось так же сладко заснуть на полу, как Ма Жуну на чердаке дома вдовы Вань. Красный ковер не шел ни в какое сравнение с толстой, упругой циновкой из мягкого тростника, на которой судья привык отдыхать от дневных забот. Поэтому утекло немало времени, прежде чем он задремал.

Но и спал судья неспокойно. Перед мысленным взором мелькали странные видения, так или иначе связанные с раздумьями о тайне Красной беседки, коим Ди предавался перед сном. Судье грезилось, будто он заблудился в густом темном лесу и безуспешно пытается отыскать тропинку среди колючих кустов. Внезапно он ощутил на шее что-то живое, холодное и чешуйчатое. Протянув руку, Ди схватил извивающееся тело и с проклятиями отшвырнул подальше – это была огромная многоножка. Очевидно, тварь укусила судью, поскольку у него вдруг закружилась голова и потемнело в глазах. Потом он опять оказался в Красной комнате. Ди лежал на кровати и отчаянно ловил ртом воздух, а что-то большое и бесформенное навалилось на него, обдавая отвратительной гнилостной вонью. К горлу потянулось черное щупальце. Двигалось оно неторопливо, но уверенно – напавшее на Ди слепое чудовище знало, что добыча никуда не денется. И уже чувствуя, что задыхается, судья проснулся весь в поту.

Ди, поняв, что это всего-навсего ночной кошмар, вздохнул с облегчением и хотел было сесть, чтобы вытереть испарину, но тут же замер. В комнате действительно стоял невыносимый смрад. Свечи погасли. Боковым зрением Ди уловил, как мимо прутьев оконной решетки скользнула тень, едва заметная в бледном мерцании луны.

На миг судье показалось, что это продолжение сна, но мысль мелькнула и погасла – все происходило наяву. Ди покрепче сжал рукоять меча. Застыв совершенно неподвижно, он впился взглядом в проем окна и черные тени вокруг, пытаясь уловить любой шорох или другой подозрительный звук. Вскоре со стороны кровати донеслось чуть слышное царапанье, потом над головой судьи, у потолка, что-то негромко захлопало и одновременно скрипнул дощатый пол на террасе.

Ди бесшумно встал на корточки, готовясь нанести удар мечом, и затаился, затем резко вскочил и прижался спиной к дальней от кровати стене. Быстро оглядев комнату, судья убедился, что там никого нет. Стол по-прежнему подпирал дверь. Тремя длинными шагами судья пересек комнату и выглянул в зарешеченное окно. На террасе ни души, только ночной ветерок раскачивал ветви глицинии.

И тем не менее судья вновь уловил неприятный запах. Однако на сей раз Ди подумал, что отравить воздух мог дым потушенных сквозняком свечей.

Открыв трутницу, судья опять поджег фитили и со свечой в руке подошел к кровати, но ничего не обнаружил. На всякий случай Ди пнул одну из ножек, и ему вновь послышались царапанье и шорох. Возможно, это мыши, успокоил себя судья. Подняв свечу повыше, он внимательно оглядел толстые потолочные балки, но и там не заметил никаких признаков постороннего присутствия. Что до звуков, похожих на хлопанье крыльев, то Ди решил, что, видно, летучая мышь, висевшая вниз головой под крышей, шевельнулась, а теперь улетела сквозь прутья решетки. Правда, замеченная им тень для летучей мыши была слишком велика. Недоуменно покачав головой, судья оттащил стол от двери и перебрался в залу.

Дверь на террасу была распахнута – ложась спать, Ди нарочно не стал ее закрывать, дабы ничто не мешало притоку свежего, прохладного ночного воздуха. Выйдя на террасу, судья принялся разглядывать пол. Когда Ди наступил на доску под зарешеченным окном спальни, раздался точно такой же скрип, как тот, что он слышал недавно.

Судья приблизился к ограде и окинул взглядом пустынный сад. Прохладный ночной ветер шевелил гроздья цветных фонариков. Вероятно, уже перевалило за полночь. Из домика в глубине сада не доносилось ни звука, хотя в нескольких окнах второго этажа еще горел свет. Поразмыслив над странным приключением, Ди пришел к выводу, что погасшие свечи, неприятный запах, темная тень у окна, шорох и царапанье в комнате, равно как хлопанье крыльев, – все это могло объясниться вполне безобидными причинами. А вот скрип доски на террасе, несомненно, свидетельствовал, что у решетки окна кто-то побывал.

Судья плотнее запахнул нижнее платье и, вернувшись в покои, лег на скамью. Усталость быстро взяла свое, и вскоре он заснул крепким сном без сновидений.

Ди открыл глаза, когда в комнату проник бледный свет зари. Слуга принес горячий чай и склонился над столом, расставляя чайный прибор. Судья распорядился подать утреннюю порцию риса на террасу. Воздух был еще по-утреннему свеж, но чувствовалось, что скоро опять станет жарко.

Судья, прихватив чистое нижнее платье, отправился в купальню. В столь ранний час водоем был пуст, и Ди позволил себе хорошенько понежиться в воде. Когда он вернулся в Красную беседку, на столике террасы уже стояли чашка риса и поднос с солеными овощами. Едва он взял палочки и собирался приступить к трапезе, как ветви глицинии справой стороны раздвинулись и на террасу с утренними приветствиями вошел Ма Жун.

– Откуда ты взялся? – удивленно спросил Ди.

– Ночью я тут все осмотрел, мой господин, и выяснил, что от главной дорожки сада сюда ведет тропинка. Слева есть еще одна – к покоям Владычицы Цветов. Так что девушка не лгала, уверяя, что, пройдя через террасу, можно сократить путь до ее жилища. Это объясняет также, как Осенняя Луна могла попасть в Красную комнату незаметно для прислужников постоялого двора. Вы хорошо спали, мой господин?

Судья, дожевав кусок соленой капусты, решил, что не станет рассказывать Ма Жуну о ночных кошмарах. Он знал, что если на свете есть нечто, способное напугать его бравого помощника, то это призраки и все, с ними связанное.

– Выспался я прекрасно, – ответил Ди. —А как дела у тебя? Надеюсь, на пристани все прошло удачно?

– И да и нет! Я пришел туда на рассвете. Рыбаки как раз собирались на промысел. Джонка Фэна стояла на берегу. Ее уже починили и теперь красят. Командует джонкой хороший малый, он показал мне ее от носа до кормы. Эта посудина может нести немало парусов, а каюты на корме не менее удобны, чем покои постоялого двора. Там даже есть довольно широкая крытая беседка. Когда я спросил о столкновении с лодкой Ли Линя, лицо моего спутника налилось кровью, и он произнес несколько крепких выражений. Как я узнал, лодка налетела на них около полуночи. Во всем виноват был рулевой лодки ученого мужа – парень был мертвецки пьян. Но сам Ли Линь выглядел совершенно трезвым. Дочь Фэна выскочила из каюты в ночном платье, решив, что джонка идет ко дну. Ученый муж потом специально поднялся на борт извиняться – хозяин джонки видел, как они стояли рядом в беседке.

Лодочники всю ночь работали, пытаясь вытащить суда, но это им удалось только к рассвету. Лодка Ли отвела джонку Фэна к пристани. Там был всего один паланкин, и его наняли дочь Фэна со служанкой. Ли и его собутыльникам – их, кстати, было пятеро —пришлось долго ждать паланкинов, которые затем доставили всех сюда. Приятели Ли сидели в самой большой каюте и, судя по всему, мучились похмельем. Но к ученому мужу это не относится – он был весьма бодр и расхаживал взад-вперед по пристани. А вот торговца древностями никто не видел.

– Возможно, твои приятели Краб и Креветка просто сочинили эту историю, чтобы напакостить Вэню, – равнодушно заметил судья Ди.

– Может, и так. Но насчет своего участка с тыквами они не соврали. Правда, над рекой стоял легкий туман, но я все-таки разглядел Краба и Креветку. Не могу сказать, чем занимался Креветка, но этот горбатый карлик скакал как безумный. Кстати, я видел и прокаженного, о котором вы рассказывали, мой господин. Он стоял на пристани и орал на лодочника, поскольку тот не хотел брать его с собой вверх по течению. Должен заметить, этот бедолага здорово умеет ругаться и слушать его – одно удовольствие. В конце концов старик показал лодочнику слиток серебра, однако тот объяснил, что предпочитает быть бедным, но здоровым. Ну, после этого прокаженный и вовсе взбеленился.

– Что ж, по крайней мере, несчастный калека не испытывает недостатка в деньгах, —обронил судьи Ди. – Недаром он отказался от моих медяков.

Ма Жун потер ладонью внушительный подбородок:

– И еще, мой господин: ночью я случайно встретился с певичкой по имени Серебряная Фея. Она утверждает, что видела вас в Журавлиной беседке.

И Ма Жун поведал судье Ди обо всем, что случилось в танцевальной зале, а также о том, как сначала Осенняя Луна, а потом Вэнь Юань издевались над несчастной девушкой.

– Во время обеда Осенняя Луна что-то шепнула торговцу древностями. Теперь я понимаю, что именно: Серебряная Фея – в его полном распоряжении! – сердито воскликнул судья Ди. – Жестокость была у этой женщины в крови. – Он дернул себя за ус. – Так или иначе, стало ясно, откуда на руках Владычицы Цветов взялись царапины. Надеюсь, ты позаботился устроить девушку в безопасном месте?

– О да, мой господин. Я отвел Серебряную Фею к одной вдове, ее старой знакомой, —ответил Ма Жун и, опасаясь, что судья спросит, где провел ночь он сам, поспешно добавил: – Серебряная Фея берет уроки пения у некой Линь, бывшей танцовщицы. Их познакомил Краб. Сейчас Линь – старая и больная женщина, но тридцать лет назад была красавицей и ее здесь очень многие знали. Если мой господин захочет побольше узнать о самоубийстве отца Тао Паньтэ, думаю, Линь могла бы поведать нам кое-какие интересные подробности.

– Ты отлично поработал, Ма Жун, – похвалил помощника судья Ди. – Что же касается самоубийства отца Тао Паньтэ, то хоть это произошло много лет назад, но не где-нибудь, а здесь, в Красной беседке. Так что нам стоит собрать побольше сведений об этом таинственном месте. Ты знаешь, где найти Линь?

– Она живет примерно там же, где Краб. Я выясню у него поточнее.

Кивнув, судья Ди попросил Ма Жуна достать церемониальное судейское платье из зеленой парчи и приказать владельцу постоялого двора подготовить паланкин, дабы отправиться во дворец Фэн Дая.

Ма Жун, мурлыкая под нос какую-то песенку, пошел выполнять распоряжения господина. Когда он покидал дом вдовы Вань, Серебряная Фея еще спала, и бравый Ма подумал, что даже во сне девушка на редкость мила. Он искренне надеялся, что сумеет еще раз повидаться с ней днем.

– Смешно, что я так привязался к этой девке, – пробормотал он. – И ведь я с ней только болтал! Должно быть, все оттого, что красотка родом из моей деревни!

Глава 8

Судья Ди и Ма Жун вышли из паланкина у великолепного храма в северной стороне главной улицы. Судья обратил внимание на высокие красные колонны и роскошную мраморную лестницу еще накануне, когда, прибыв на Райский остров, проезжал мимо этого внушительного сооружения.

– Какому божеству посвящен этот храм’? —поинтересовался он у старшего носильщика.

– Богу благосостояния и изобилия, почтенный господин. Каждый гость острова молится там и зажигает курильницу с благовониями, прежде чем испытывать удачу в игорных заведениях.

Дворец Фэн Дая стоял напротив храма. Занимал он довольно большую площадь и был обнесен высокой свежевыбеленной стеной. Фэн вышел встречать судью в парадный двор, вымощенный беломраморными плитами. В глубине двора стоял большой двухэтажный дом с массивной дверью резного дерева. Медные пластины на крыше блестели в лучах утреннего солнца.

Фэн пригласил Ди в библиотеку, где тот мог бы отдохнуть, а тем временем один из слуг отвел Ма Жуна в восточное крыло дома, где располагался кабинет хозяина, дабы помощник судьи мог убедиться, что все должным образом подготовлено для судебного заседания.

Фан Дай привел гостя в большую, богато обставленную комнату и усадил за небольшой резного дерева чайный столик. Прихлебывая ароматный чай, судья с любопытством оглядел уставленные книгами полки, занимавшие всю противоположную стену. В некоторых книгах виднелись закладки. Фан, проследив за его взглядом, смиренно заметил:

– Не могу сказать, что я человек образованный, почтенный господин. Эти книги я приобрел давно, и скорее из тех соображений, что, по-моему, в библиотеке они обязательно должны быть. А вообще я тут обычно принимаю гостей. А вот мой друг Тао Паньтэ часто заходит сюда почитать. Он интересуется историей и философией. Моя дочь тоже частенько заглядывает в книги. Она немного сочиняет стихи и очень любит читать.

– Ну тогда ее брак с поэтом Киа Юпо действительно будет, как говорят, «литературным союзом, предначертанным на небесах», —улыбнулся судья Ди. – Я слышал, молодому человеку сильно не повезло за игорным столом, но полагаю, он из богатой семьи.

– Нет, это не так. По правде говоря, Киа проиграл почти все, что имел. Однако в данном случае не было бы счастья, да несчастье помогло! Когда Киа пришел ко мне договориться о ссуде, дабы продолжить путешествие в столицу, моя дочь увидела его и с первого взгляда полюбила. Мне это понравилось – девушке ведь скоро девятнадцать, а она до сих пор отвергала всех женихов. Я стал приглашать Киа Юпо в дом и позаботился, чтобы он увидел Нефритовый Перстень. Потом Тао Паньтэ сказал мне, что она, судя по всему, произвела на кандидата в сюцаи очень сильное впечатление. Так что Тао сыграл роль посредника в этой помолвке. Что же касается денег, то я человек обеспеченный, и для меня главное – счастье дочери. Став моим зятем, Киа

получит все, что пожелает, и даже в избытке! – Фэн Дай немного помолчал и, откашлявшись, неуверенно спросил: – Скажите, почтенный судья, вы уже пришли к каким-нибудь заключениям насчет гибели Владычицы Цветов?

– Я делаю выводы только после изучения всех фактов, – отрезал Ди. – В настоящий момент нам предстоит выяснить, каковы результаты осмотра тела. Кроме того, мне хотелось бы побольше узнать о человеке, покончившем с собой из-за этой женщины, то есть Ли Лине. Расскажите мне о нем.

Фэн задумчиво подергал себя за бороду.

– Я встречался с цзиньши всего один раз, в девятнадцатый день седьмой луны, – медленно проговорил он. – Ли пришел ко мне поговорить об ущербе, нанесенном моей джонке его лодкой, когда они столкнулись на реке. Внешне это был приятный молодой человек, но мне он показался высокомерным, исполненным сознания собственной значимости. Тем не менее я обошелся с гостем любезно и не стал предъявлять никаких требований, так как когда-то был знаком с его отцом, Ли Вэйчжи. В молодые годы это был выдающийся человек: красивый, невероятно сильный, наделенный острым умом, блестящий собеседник. Вдобавок он обладал прекрасными манерами и знал, как следует держать себя в обществе. В прежние времена, когда Ли Вэйчжи останавливался на острове по пути в столицу или обратно, все танцовщицы добивались его внимания. Но Ли Вэйчжи предпочитал с ними не связываться! Будучи кандидатом на пост цензора, он понимал, что с точки зрения добродетели должен быть безупречен, но, по правде сказать, разбил здесь немало сердец! Вероятно, почтенному господину судье известно, что двадцать пять лет назад Ли Вэйчжи женился на дочери государственного чиновника высокого ранга и получил назначение на должность императорского цензора, а в последние шесть лет отошел от дел и поселился в горах к северу отсюда, в семейном поместье. К сожалению, насколько я слышал, из-за неурожаев и неудачных вложений семья Ли Вэйчжи потеряла большую часть средств. Однако, я полагаю, их земли все еще обеспечивают неплохой доход.

– Я никогда не встречался с господином Ли, – заметил судья Ди, – но, помнится, он прекрасно проявил себя на государственной службе. Жаль, что ему пришлось оставить дела по состоянию здоровья. От какого недуга страдает Ли?

– Этого я не знаю, господин судья. Но должно быть, болезнь очень серьезная, так как я слышал, что Ли Вэйчжи почти не выходит из дома. Именно поэтому, как я уже говорил вам, почтенный господин, за телом Ли Линя сюда приезжал не отец, а дядя покойного.

– Кое-кто считает, – ввернул Ди, – что ученый не принадлежал к тому типу людей, кто способен покончить с собой из-за женщины.

– Он сделал это не из-за женщины, а из-за самого себя! – насмешливо скривился Фэн Дай. – Как я уже сказал вам, молодой Ли был на редкость самолюбив. Слух о том, что Владычица Цветов ему отказала, разнесся бы по всей провинции. Поэтому я думаю, что к самоубийству его толкнула уязвленная гордость.

– Возможно, вы правы, – согласился судья. – Кстати, дядя покойного забрал с собой все принадлежавшие ему бумаги?

Фэн хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Я забыл отдать ему документы, найденные на столе покойного.

С этими словами Фэн Дай встал и вынул из ящика стола сверток в коричневой бумаге. Развернув бумагу, судья просмотрел содержимое свертка.

– Ли Линь, похоже, любил порядок. Живя здесь, на острове, он старательно записывал все расходы, включая плату женщинам, чьими услугами пользовался. Я вижу имена Нарцисса, Гвоздики и Пиона.

– Все это певички второй категории, – пояснил Фэн.

– Судя по записям, он рассчитался с этими тремя женщинами на двадцать пятый день седьмой луны. Но тут нет никаких упоминаний о тратах на Владычицу Цветов.

– Она бывала почти на всех пирах, какие устраивал ученый, – обронил Фэн, – но плата за это входит в общий расчет с заведением. Что же до… близких. отношений, то, когда человек пользуется благосклонностью танцовщицы первой категории, к каковой принадлежала Осенняя Луна, обычно он перед отъездом делает ей подарок. Это несколько облагораживает… э-э… торговую сторону… привязанности.

Фэн выглядел подавленным – по-видимому, он считал унизительным обсуждать неприглядные тонкости одного из основных источников своих доходов. Внезапно Фэн ухватил один из листков, лежащих перед судьей.

– Вот заметки, свидетельствующие о том, что последние мысли Ли Линя были обращены к Владычице Цветов. Именно они побудили меня вызвать к себе Осеннюю Луну, и входе той беседы девушка рассказала, что Ли предложил ее выкупить, а она отказалась.

Судья Ди внимательно изучил переданный ему Фэн Даем листок. Ученый явно попытался одним движением кисточки нарисовать замкнутую окружность, затем повторил попытку, а после этого трижды написал внизу 4 Осенняя Луна». Судья сунул бумагу в рукав и встал:

– А теперь давайте перейдем туда, где состоится судебное заседание.

Покои, предназначенные для деловых переговоров и приема гостей, занимали всю восточную часть дворца. Фэн, миновав канцелярию, где четверо писцов деловито работали кисточками, привел судью в большой зал с высоким потолком. Сквозь проемы одной из стен, обрамленные крытыми красным лаком колоннами, открывался вид на ухожённый цветник. В зале их ждали шестьчеловек. Ди узнал Тао Паньтэ, торговца древностями Вэнь Юаня и поэта Кна Юпо. Остальных он видел впервые.

Ответив на поклоны присутствующих, судья сел в высокое кресло за столом с письменным прибором и угрюмо огляделся – роскошная обстановка явно пришлась ему не по вкусу. Стол был покрыт дорогой красной парчой, расшитой золотом, да и принадлежности для письма представляли собой немалую ценность. Великолепная резная тушечница, зажим из зеленого нефрита, сандаловая шкатулка для печати, кисточки с основанием из слоновой кости – все это скорее походило на собрание дорогих старинных вещиц, чем на заурядный набор для записи документов судебного заседания. Пол был выстлан разноцветной плиткой, а дальнюю стену закрывала дивная складная ширма с изображением морских волн и облаков в золотистых и голубых тонах.

С точки зрения судьи Ди, присутственные места, где чиновники империи выполняют свои обязанности, следовало обставлять как можно проще, чтобы у людей не складывалось впечатления, будто представители власти расходуют казенные деньги на ненужную роскошь. Но на Райском острове, как видно, даже в убранстве присутственных мест полагалось выставлять напоказ богатство и процветание.

Фэн Дай и Ма Жун встали у стола по обе руки от судьи. Писец устроился за низеньким столиком у боковой стены, а двое незнакомых судье мужчин вытянулись перед столом справа и слева. Судя по длинным бамбуковым палкам, это были личные стражники Фэна.

Судья, просмотрев приготовленные для него бумаги, стукнул по столу судейским молотком.

– Я, исполняющий обязанности судьи уезда Цзиньхуа, объявляю судебное заседание открытым, – проговорил он. – Начну с дела о самоубийстве цзиньши Ли Линя. Передо мной набросок заключения о смерти, подготовленный почтенным судьей Ло. В нем говорится, что упомянутый ученый совершил самоубийство на двадцать пятый день седьмой луны вследствие неразделенной любви к танцовщице по имени Осенняя Луна, удостоенной в этом году звания Владычицы Цветов Райского острова. Из прилагаемого заключения судебного лекаря следует, что Ли Линь покончил с собой, вскрыв собственным ножом яремную вену с правой стороны шеи. На лице и предплечьях покойного были обнаружены тонкие царапины. Никаких телесных изъянов не отмечено, однако на шее с обеих сторон имелись припухлости неясного происхождения. – Судья оглядел присутствующих. – Пусть выйдет вперед лекарь, производивший осмотр тела. Я хочу услышать подробный отчет по по воду этих припухлостей.

К судейскому месту подошел пожилой господин с заостренной бородкой и, опустившись на колени, заговорил:

– Ничтожный почтительно уведомляет Суд, что является владельцем большой травной лавки на острове, а также проводит осмотр тела по поручению Суда. В отношении припухлостей, обнаруженных на теле цзиньши Ли Линя, я прошу отметить, что оные располагались по обе стороны шеи, под ушами. Каждая размером с крупный шарик для игры. Кожа в местах припухлостей была обычного цвета, без каких-либо повреждений, поэтому я счел, что, во-видимому, упомянутые припухлости явились следствием внутреннего заболевания.

– Понятно, – кивнул судья Ди. – После того как я уточню некоторые детали, это самоубийство будет надлежащим образом зарегистрировано. – Он поднял молоток и вновь со стуком опустил на столешницу. – Теперь Суду следует заняться делом о гибели танцовщицы по прозвищу Осенняя Луна, каковая скончалась этой ночью в Красной беседке. Я хочу выслушать доклад об осмотре тела.

– В полночь я осмотрел тело Юань Фэн, известной как Осенняя Луна, – снова заговорил лекарь, – и обнаружил, что смерть наступила вследствие сердечного приступа, предположительно вызванного чрезмерным количеством выпитого вина.

Судья удивленно вскинул брови.

– Мне бы хотелось услышать более подробное заключение по этому поводу, – коротко бросил он.

– В течение последних двух месяцев, почтенный судья, Осенняя Луна дважды советовалась со мной, жалуясь на приступы головокружения и учащенное сердцебиение. Я убедился, что она страдает переутомлением, и прописал успокоительное, а кроме того, посоветовал отдохнуть и воздержаться от горячительных напитков. Об этом я уведомил лиц, коим надлежит радеть обо всем, что связано с услугами танцовщиц. Однако мне сообщили, что Осенняя Луна ограничилась приемом рекомендованного мною средства, но образ жизни не изменила.

– Я пытался убедить ее неукоснительно следовать советам лекаря, почтенный судья. —торопливо вставил Фэн. – Мы всегда настаиваем, чтобы девушки заботились о своем здоровье, – это и в их собственных, и в наших интересах. Но Осенняя Луна не послушалась, поскольку ей был дарован титул Владычицы Цветов…

Судья Ди, кивнув Фэну, велел лекарю продолжать.

– Не считая синих пятен на шее и нескольких царапин на руках, я не нашел никаких следов насилия. Мне стало известно, что вечером Осенняя Луна выпила много вина, и я пришел к выводу, что, когда она легла спать, начался приступ удушья. Вскочив с кровати, танцовщица в отчаянной попытке глотнуть воздуха ухватилась за шею, а потом упала на пол, в предсмертных судорогах царапая ковер. Это подтверждается тем, что под ногтями я обнаружил волокна красного ворса. Основываясь на этих фактах, почтенный судья, я и сделал заключение, что смерть наступила в результате сердечного приступа.

Повинуясь знаку судьи, писец прочитал вслух сделанную им запись показаний лекаря. После того как владелец травной лавки приложил к каждому листу большой палец, судья Ди отпустил его и обратился к Фэн Даю:

– Что вам известно о жизни покойной танцовщицы до того момента, как она попала на Райский остров?

Фэн Дай вынул из рукава пачку листков и, быстро просмотрев их, ответил:

– Рано утром мне доставили все ее бумаги, почтенный господин судья. Осенняя Луна была дочерью столичного чиновника невысокого ранга. Отец запутался в долгах и продал ее в питейное заведение. Будучи образованной и умной девушкой, Осенняя Луна решила, что при ее способностях не стоит ублажать посетителей дешевой лавки, и стала изводить всех дурным настроением. В конце концов хозяин продал ее своднику за два золотых слитка. Тот привез девушку на остров. Мои люди, посмотрев, как она танцует, и послушав пение, купили ее за три золотых слитка. Это произошло около двух лет назад. Осенняя Луна принялась соблазнять видных ученых и людей искусства, приезжавших в наши места, и вскоре стала одной из лучших танцовщиц, а четыре месяца назад еи единогласно присвоили звание Владычицы Цветов. На Осеннюю Луну никогда не было жалоб, и она ни разу не впутывалась ни в какие истории.

– Хорошо, – сказал судья Ди. – Известите ближайших родственников умершей, что они могут забрать тело для похорон. Я же хочу выслушать показания торговца древностями Вэнь Юаня.

Вэнь устремил на судью озадаченный взгляд, однако без лишних слов встал на колени.

– Расскажите, что вы делали после того, как ушли с трапезы в Журавлиной беседке! —потребовал Ди.

– Почтенный судья, я рано ушел с трапезы, поскольку у меня была назначена встреча с серьезным покупателем. Нам предстояло обсудить вопрос о покупке ценной древней картины. Так что, покинув Журавлиную беседку, я тотчас прямиком направился в свою лавку.

– Кто этот покупатель и как долго продолжалась ваша беседа?

– Это торговый посредник Гуань, почтенный судья. Он проживает на одном из постоялых дворов на этой улице. Но я ждал господина Гуаня напрасно. А когда, по пути сюда, я зашел его проведать, посредник стал уверять, что мы договаривались встретиться не вчера, а сегодня вечером. Очевидно, я неправильно понял Гуаня, когда мы с ним беседовали два дня назад.

– Да, наверное, – заметил Ди и подал знак писцу.

Тот громко прочитал показания Вэнь Юаня, торговец подтвердил, что все записано верно, и приложил к листку большой палец. Судья отпустил его и вызвал Киа Юпо.

– Я хочу, чтобы и вы рассказали, чем занимались после того, как ушли из Журавлиной беседки.

– Мне пришлось уйти оттуда рано, поскольку я не очень хорошо себя чувствовал, – пояснил поэт. – Я собирался зайти в отхожее место, но по ошибке попал в раздевальную комнату для танцовщиц. Пришлось попросить слугу показать мне дорогу. После этого я пешком отправился в сад и там гулял примерно до полуночи, а затем, почувствовав себя намного лучше, вернулся на постоялый двор.

– Внесите все это в протокол, – приказал судья писцу.

Когда поэт прижал к листу большой палец, Ди, стукнув молотком, объявил:

– Дело о смерти танцовщицы по прозвищу Осенняя Луна остается открытым до завершения расследования.

На этом Ди закрыл заседание суда. Однако прежде, чем встать, он наклонился к Ма Жуну и прошептал:

– Побеседуй с торговым посредником Гуанем, а потом беги в Журавлиную беседку и на постоялый двор, где живет Киа, дабы проверить его показания. После этого вернешься ко мне сюда и доложишь.

Судья повернулся к Фэн Даю:

– Мне бы хотелось поговорить наедине с господином Тао. Не могли бы вы проводить нас в комнату, где нас никто не побеспокоит?

– Разумеется, господин судья! Я провожу вас в садовую беседку. Это на заднем дворе, неподалеку от покоев моих наложниц. Посторонних туда не пускают. – Фэн Дай помолчал и, немного поколебавшись, робко добавил: – С вашего позволения, почтенный господин, я не совсем понимаю, почему вы решили не закрывать оба дела. Ведь речь идет о явном самоубийстве и смерти от сердечного приступа… По-моему, это…

– О, я поступил так лишь потому, что хочу побольше узнать о подоплеке этих происшествий, – рассеянно обронил судья, – дабы разрешить все возможные вопросы.

Глава 9

Беседка стояла в глубине огромного цветника, полускрытая высокими олеандровыми кустами. Судья Ди сел в кресло перед ширмой с изображением цветов дикой сливы мэйхуа и указал Тао Паньтэ на стул у небольшого круглого столика, где один из людей Фэн Дая поставил поднос с принадлежностями для чайной церемонии и блюдо засахаренных фруктов.

В этой части владений Фэн Дая было безлюдно и тихо. В воздухе слышалось лишь жужжание пчел, неторопливо летающих среди цветов.

Тао Паньтэ учтиво ждал, пока судья начнет разговор. Отхлебнув несколько глотков чая, Ди обратился к нему самым любезным и дружелюбным тоном:

– Я слышал, господин Тао, вы приобрели немалую известность как писатель. Выходит, торговля вином и домашние заботы все жеоставляют вам достаточно свободного времени для занятий литературным трудом?

– Мне повезло, почтенный судья, у меня есть надежные и опытные помощники, И это позволяет переложить на их плеч и все дела, связанные с винными лавками и другой торговлей. А поскольку я холост, ведение домашнего хозяйства не требует особых усилий.

– Что ж, позвольте мне перейти к делу, господин Тао. Я хочу вам сказать – только пусть это останется между нами! – у меня есть подозрение, что и ученый Ли, и Владычица Цветов были убиты.

Судья Ди внимательно наблюдал за собеседником, однако на бесстрастном лице торговца вином не отразилось никаких чувств.

– А как вы, почтенный судья, объясняете, что ни в том, ни в другом случае туда никто не мог войти? – спокойно осведомился Тао Паньтэ.

– Этого я пока объяснить не могу! Но я также не могу объяснить, как человек, пять ночей подряд деливший ложе с другими женщинами, мог вдруг воспылать такой страстью к Владычице Цветов, что вздумал лишить себя жизни, когда она отказала ему в благосклонности! Не могу я понять и того, почему Осенняя Луна, хватаясь за шею, не оставила на горле следов ногтей, хотя они были длинными и острыми. Нет, господин Тао, в обоих этих происшествиях есть нечто странное, пусть это и не бросается в глаза. – Тао Паньтэ медленно кивнул в знак согласия, и Ди продолжал: – И все-таки пока у меня нет ничего, кроме весьма туманных предположений. Тем не менее я думаю, что самоубийство вашего отца, каковое, насколько я понимаю, произошло при тех же обстоятельствах, что и самоубийство цзиньши, могло бы дать нам ключ к разгадке тайны. Я прекрасно понимаю, сколь болезненной должна быть для вас эта тема, но…

Судья умышленно не стал договаривать. Тао Паньтэ глубоко задумался. Наконец, очевидно взвесив все «за» и «против», он поднял взгляд на собеседника.

– Мой отец не совершал самоубийства, почтенный господин судья. Его убили, – невозмутимо проговорил торговец вином. – Понимание этого омрачило всю мою жизнь, и черная тень исчезнет из моего сознания лишь после того, как я найду убийцу и заставлю его предстать перед судом. Сын не может жить под одним небом с губителем своего отца.

Немного помолчав, Тао Паньтэ посмотрел в глаза судье Ди:

– Когда это случилось, я был десятилетним ребенком и тем не менее помню все мельчайшие подробности. За минувшие годы я перебирал их тысячи раз. В семье я был единственным сыном. Отец очень любил меня и сам занимался моим обучением. В полдень того злополучного дня он давал мне урок истории. Когда стало смеркаться, ему принесли записку. Отец сказал мне, что должен немедленно идти в Красную беседку, на постоялый двор «Вечное блаженство». После того как отец ушел, я взял книгу, которую он читал мне вслух, и нашел там его складной веер. Зная, как отец дорожит этой вещицей, я решил его догнать, до этого мне не приходилось бывать в «Вечном блаженстве», но его хозяин узнал меня и разрешил сходить в Красную беседку.

Я увидел, что дверь покоев открыта настежь, и, войдя, оказался в Красной комнате. Отец, ссутулившись, сидел в кресле рядом с кроватью, с правой стороны от входа. Краем глаза я заметил в левом углу комнаты еще одного человека в длинных красных одеждах. Но я не обратил на него внимания – я с ужасом смотрел на отца, на его залитую кровью грудь. Подбежав, я убедился, что отец мертв. В его шее, слева, торчал небольшой нож. Вне себя от горя и испуга, я повернулся, собираясь спросить у человека, стоявшего в углу комнаты, что произошло. Но его там не было. Я выскочил из комнаты, надеясь найти хоть кого-нибудь, но в коридоре споткнулся и обо что-то ударился головой – должно быть, о стену или о балку. Пришел я в себя уже на своей кровати, в нашем летнем поместье среди гор. Служанка объяснила, что я болел и моя мать решила уехать в горы, поскольку на острове свирепствовала эпидемия оспы. Кроме того, она сказала, что мой отец отправился в длительное путешествие. В итоге я решил, что все, виденное мной в Красной комнате, было просто кошмаром, страшным сном. Однако все ужасные подробности этого сна навеки запечатлелись в памяти.

Тао Паньтэ взял со столика чашку чая и, сделав большой глоток, продолжал рассказ:

– Позже, когда я вырос, мне сказали, будто отец покончил с собой, запершись в Красной комнате. Но я знал, что в действительности его убили и что я видел убийцу сразу после того, как он совершил свое черное дело. По всей видимости, когда я выбежал из комнаты, преступник ускользнул, заперев за собой дверь. Ключ он, наверное, забросил в комнату через решетку окна – я выяснил, что его нашли на полу. – Тао вздохнул, провел по глазам рукой и снова заговорил измученным и усталым тоном: – Я начал собственное расследование, стараясь действовать крайне осторожно. Однако все мои попытки распутать клубок ни к чему не приводили. Ни один документ, связанный со смертью отца, не сохранился. Тогдашний судья уезда Цзиньхуа, человек весьма деятельный и мудрый, пришел к выводу, что в чудовищном распространении оспы повинны главным образом зеленые терема. Он заставил всех женщин сделать прививки и приказал сжечь квартал, где располагались увеселительные заведения такого рода. При этом случайно занялись и владения лица, ответственного за соблюдение порядка на острове, и пламя уничтожило хранившиеся там бумаги. Я, однако, выяснил, что мой отец был влюблен в танцовщицу по прозвищу Зеленый Нефрит, незадолго до этого избранную Владычицей Цветов. По слухам, она была изумительно красивой женщиной, а через несколько дней после гибели моего отца заболела и умерла. Согласно официальной версии, мой отец покончил с собой, поскольку Зеленый Нефрит его отвергла. Кое-кто из людей, присутствовавших на допросе этой женщины судьей незадолго до ее болезни, заверил меня, что, по словам танцовщицы, накануне гибели отца она сказала ему, что отказывается от предложения выкупить ее, поскольку любит другого человека. К сожалению, судья не спросил, кого именно. Он лишь поинтересовался, почему отец совершил самоубийство в Красной комнате. Зеленый Нефрит ответила, что наиболее вероятная причина – их прежние встречи в этих покоях.

Я думал, что смогу отыскать убийцу, выяснив мотив преступления. Мне сказали, что благосклонности Зеленого Нефрита добивались еще двое – Фэн Дай, которому тогда было двадцать четыре года, и Вэнь Юань – в то время лет тридцати пяти. Вэнь был женат уже восемь лет, но оставался бездетным – все знали, что он не способен исполнять супружеские обязанности. Кроме того, многие певички говорили, что он получает извращенное удовольствие, унижая женщин и причиняя им боль. Вэнь добивался Зеленого Нефрита только потому, что хотел прослыть утонченным воздыхателем. Тем самым он, однако, перешел дорогу Фэн Даю – привлекательному холостяку, искренне влюбленному в Зеленый Нефрит. Поговаривали, будто Фэн хотел жениться на ней.

Тао Паньтэ замолк, уставясь пустым взглядом на цветущие олеандры. Судья Ди, словно невзначай повернув голову, посмотрел на ширму – ему показалось, что из-за нее послышался подозрительный шорох. Он напряг слух, но больше не уловил ни звука – вокруг стояла полная тишина. Судья подумал, что, по всей вероятности, его насторожило шуршание опадающих сухих листьев. В это время Тао вновь обратил к собеседнику большие, подернутые грустью глаза.

– Ходили туманные слухи, что это Фэн убил моего отца, – вздохнул он. – Кое-кто говорил, что Зеленый Нефрит отдавала предпочтение именно Фэну, и тот, встретив моего отца в Красной комнате, разделался с ним в ходе бурной ссоры. Вэнь Юань не раз довольно прозрачно намекал, что так оно и было. Но когда я насел на него и потребовал доказательств, старик мог сказать только, что Зеленый Нефрит тоже знала об этом и подтвердила версию о самоубийстве, пытаясь спасти Фэн Дая. Вэнь Юань добавил также, что собственными глазами видел Фэна в саду, за Красной беседкой, в то самое время, когда мой отец погиб. Все это вроде бы указывало, что убийца – Фэн дай.

Вряд ли я смогу передать словами, почтенный господин судья, как глубоко этот вывод потряс меня. Фэн дай был лучшим другом отца и после его смерти стал доверенным лицом моей матери, всячески опекая ее. Когда она умерла, а я повзрослел, Фэн помог мне продолжить дело родителя. Он стал для меня вторым отцом. Может быть, он убил лучшего друга, а затем стал заботиться о его семье от угрызений совести и раскаяния? Или же эти слухи, всячески раздуваемые врагом Фэна Вэнь Юанем, – всего-навсего злобная выдумка, клевета? Все эти годы меня терзали сомнения. Мне ежедневно приходится иметь дело с Фэн Даем. Естественно, я никогда не говорил ему о своих ужасных подозрениях. Но, глядя на него, постоянно жду слова или жеста, каковые стали бы доказательством, что это Фань погубил моего отца. Я просто не в силах… —Тао Паньтэ осекся и закрыл лицо руками.

Судья предпочел воздержаться от обсуждений. Ему показалось, что из-за ширмы опять донесся чуть слышный шорох. На сей раз звук напоминал шуршание шелка. Однако, как Ди ни настораживал слух, ему не удалось уловить ни возгласа, ни вздоха. Выждав еще немного, он сурово заметил:

– Я признателен вам за этот рассказ, господин Тао. Между гибелью вашего отца и так называемым самоубийством ученого и впрямь есть значительное сходство. Я тщательно изучу все подробности. Но прежде всего мне надо кое-что уточнить. Во-первых, почему судья, расследовавший дело о смерти вашего отца, счел это самоубийством? Вы назвали его мудрым и деятельным человеком. А следовательно, как вы справедливо заметили, он наверняка понимал, что, хотя комната была заперта, ключ могли забросить внутрь через окно или пропихнуть в щель под дверью.

– В то время у судьи было очень много хлопот из-за эпидемии оспы, – взглянув на Ди, вяло пояснил Тао. – Говорят, люди мерли как мухи. Тела лежали прямо на обочинах дорог. Об увлечении моего отца Зеленым Нефритом все знали, и вполне можно было допустить, что после ее отказа от выкупа отец

счел самоубийство Самым простым выходом из положения.

– Вернемся к рассказу о тех самых страшных минутах вашего детства. Итак, вы упомянули, что, когда вошли в Красную комнату, кровать была справа от вас. Сейчас, однако, она стоит у стены слева от входа. Вы уверены, что видели кровать именно с правой стороны?

– Совершенно уверен, господин судья! То, что я тогда увидел, всегда будет стоять у меня перед глазами. Надо полагать, мебель потом переставили

– Я это проверю. И последний вопрос. Вы лишь краем глаза заметили человека в красных одеждах, однако, надеюсь, по крайней мере успели понять, кто это был, – мужчина или женщина?

Тао горестно покачал головой:

– Нет, Господин судья. Я только помню, что человек был очень высокого роста и одет в красное. Я пытался разузнать, не видел никто тогда похожего человека где-нибудь поблизости от постоялого двора «Вечное блаженство», но тщетно.

– Мужчины редко носят одежду такого цвета, – задумчиво пробормотал Ди. – Порядочные же девушки надевают красное платье всего один раз – в день свадьбы. Таким образом, напрашивается вывод, что замеченный вами человек был женщиной и к тому же певичкой

– Я тоже так думал! И приложил массу усилий, разузнавая, носила ли когда-нибудь Зеленый Нефрит красное платье. Но никто никогда не видел эту женщину в красном —она предпочитала зеленый цвет, каковой соответствовал ее прозвищу. – Тао Паньтэ задумчиво подергал короткий ус. – Я бы давным-давно уехал с острова, но знаю, что мне не обрести покоя, пока тайна не будет разгадана. Кроме того, я чувствую, что, продолжая дело, начатое отцом, хотя бы частично выполняю сыновний долг. Но мне тягостно тут жить, господин судья. Фэн всегда так добр ко мне, и его… – Он вновь немного помолчал, затем, бросив взгляд на судью, невесело усмехнулся. – Теперь вы понимаете, что я не могу рассчитывать на какое-либо признание как сочинитель. Литературный труд для меня – все голишь способ ускользнуть, спрятаться от действительности. Бегство от жизни, которая ставит меня в тупик и часто пугает…

Торговец вином отвел глаза – он явно с трудом сдерживал чувства.

– Как вы думаете, кто мог ненавидеть Осеннюю Луну, последнюю обладательницу звания Владычицы Цветов, настолько, чтобы решиться на убийство? – спросил судья Ди, желая сменить тему разговора.

– Я не принимаю участия в здешней, весьма бурной ночной жизни, господин судья, и встречался с Владычицей Цветов только на торжественных церемониях, – покачал головой Тао Паньтэ. – Она казалась мне пустой и ветреной женщиной, но таковы почти все ей подобные. Если не изначально, то благодаря своему ремеслу Осенняя Луна пользовалась успехом и едва ли не каждую ночь проводила в разнообразных увеселениях. Говорят, до того момента, как несколько месяцев назад ее выбрали Владычицей Цветов, танцовщица редко отказывала кому-либо в благосклонности. Однако, получив это звание, Осенняя Луна стала встречаться только с гостями особого рода – людьми известными и обеспеченными – и требовала настойчивых ухаживаний, прежде чем уступить. Впрочем, насколько мне известно, ни с одним из гостей у нее не было постоянной связи, и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь предлагал ее выкупить. Думаю, причиной тому мог быть острый язычок танцовщицы. Похоже, Ли Линь первым решился сделать ей подобное предложение. А если кто-то и ненавидел ее, Осеннюю Луну, то причину этой ненависти надо искать в прошлом, по крайней мере до того, как девушка появилась здесь, на острове.

– Понимаю. Что ж, не стану вас больше задерживать, господин Тао. А я еще немного побуду здесь – хочу допить чай. Пожалуйста, передайте господину Фэн даю, что я скоро вернусь.

Как только Тао удалился за пределы слышимости, Ди, вскочив с кресла, глянул за ширму. Стоявшая там худенькая девушка вскрикнула от неожиданности, но тотчас зажала рот ладонью, испуганно завертела головой и собралась было кинуться по ступенькам к густым зарослям позади беседки, но судья успел поймать ее за руку.

– Кто ты такая и почему подслушивала наш разговор? – сурово осведомился Ди.

Закусив губу, девушка с опаской смотрела на разгневанного судью. У нее было умное тонкое личико, большие выразительные глаза и длинные, красиво изогнутые брови. Гладко зачесанные назад волосы лежали узлом на затылке. Ее платье из черной камки казалось простеньким, но очень шло к стройной, изящной фигуре. Украшений незнакомка не носила, если не считать пары круглых подвесок из зеленого нефрита. Плечи ее покрывал красный шарф.

– До чего же гнусный, презренный тип этот Тао! – воскликнула девушка, стряхнув руку Ди. – Как он смеет клеветать на моего отца? Ненавижу его!

Красавица в гневе топнула ножкой.

– Успокойтесь, госпожа Фэн! – холодно обронил судья. – Сядьте и выпейте чашечку чая.

– Не хочу! И вот что я вам скажу: запомните раз и навсегда – мой отец не имеет никакого отношения к смерти Тао Куаня. Ни малейшего, слышите? Что бы ни болтал Вэнь Юань, эта отвратительная старая жаба! А Тао передайте, что я больше не желаю его видеть. Никогда! И еще скажите, что я люблю Киа Юно и намерена как можно скорее выйти за него замуж, не прибегая к помощи Тао или других посредников! Вот так!

– Не многовато ли приказаний? – мягко усмехнулся судья. – Готов биться об заклад, вы здорово отругали ученого Ли!

Девушка уже повернулась, чтобы уйти, но, услышав эти слова, застыла на месте.

– Что вы имеете в виду? – бросила она, устремив на судью гневно сверкающие глаза.

– Всего-навсего столкновение на реке, происшедшее по вине лодочника Ли Линя, – примирительным тоном ответил судья. – Из-за него вы попали домой позже, чем рассчитывали, это задержало вас на всю ночь. Разве не так? А вы, как я вижу, не страдаете излишней застенчивостью. Так что представляю себе, какой разнос вы устроили Ли Линю.

– Вы глубоко заблуждаетесь! Господин Ли, будучи воспитанным человеком, принес мне извинения, и я их приняла, – презрительно вздернув подбородок, отчеканила девушка, сбежала вниз по ступенькам и скрылась среди цветущих олеандров.

Глава 10

Судья Ди вернулся в кресло и медленно допил чай. Постепенно он начинал разбираться в отношениях между обитателями Райского острова. Однако это вряд ли могло всерьез облегчить ему задачу.

Ди со вздохом поднялся и зашагал обратно в дом. Фэн Дай уже поджидал его вместе с Ма Жуном и почтительно проводил до паланкина.

Когда носильщики, взвалив на плечи паланкин, двинулись в чуть, Ма Жун приступил к докладу:

– Старик – торговец древностями, само собой, солгал, объявив на заседании суда, будто со званого обеда отправился прямиком к себе в лавку, но это мы и так знали. Но все остальное в его показаниях, как ни досадно мне об этом говорить, похоже на правду. По словам торгового посредника Гуаня, он действительно полагал, что встреча с Вэнь Юанем назначена на сегодняшний вечер. Но, поскольку Вэнь настаивает, что таковая должна была состояться вчера, Гуань допускает, что мог и ошибиться. Это что касается торговца древностями. Что до Киа Юпо, то его показания, если можно так выразиться, немного легкомысленны. Старой ведьме, прислуживающей в раздевальной, показалось, что Киа вошел туда отнюдь не по ошибке. Потому как первым делом он спросил, там ли Осенняя Луна и Серебряная Фея. Когда же старуха ответила, что обе ушли, причем вместе, Киа повернулся и, не говоря ни слова, убежал. Хозяин постоялого двора, где остановился Киа, скромного заведения неподалеку от «Вечного блаженства», признался, что видел, как Киа незадолго до полуночи прошел мимо. Он думал, что постоялец возвращается домой, но тот свернул налево, на дорожку, ведущую к покоям Осенней Луны. А вернулся Киа, по словам хозяина, приблизительно в полночь.

– Любопытная история! – подытожил судья Ди. Затем он, в свою очередь, рассказал

Ма Жуну все, что сумел узнать от Тао Паньтэ о предполагаемом убийстве отца, а также он подозрениях Тао в отношении Фан Дая. Ма Жун, выслушав хозяина, с сомнением покачал головой.

– Чтобы разобраться во всем этом, нужно время! – проворчал он.

Судья ничего не ответил. Весь остаток пути он напряженно размышлял.

Когда Ди и его помощник выбрались из паланкина у «Вечного блаженства», дородный хозяин постоялого двора подошел к Ма Жуну.

– Господин Ма, – чуть-чуть смущенно выпалил он, – с вами хотели бы переговорить два… э-э… господина. Я отправил их ждать на кухню. Насколько я понял, дело касается соленой рыбы…

Ма Жун сначала недоуменно захлопал глазами, но потом просиял и широко улыбнулся.

– Вы позволите мне их выслушать, мой господин? – спросил он у судьи.

– Конечно, сходи обязательно. А я тем временем уточню кое-что у хозяина. Когда закончишь, присоединяйся ко мне в Красной беседке.

Один из слуг повел Ма Жуна на кухню. Два мускулистых обнаженных по пояс повара с недовольным видом наблюдали за Крабом, а тот стоял у самой большой печи, держа громадную сковороду с внушительных размеров рыбиной. Креветка и четверо мальчишек посудомоев тоже смотрели на силача, но с более безопасного расстояния. Великан высоко подбросил рыбину и опять ловко поймал на сковороду – только на сей раз она шлепнулась на другой бок.

Сверля поваров взглядом больших, чуть навыкате глаз Краб глухо прогудел:

– Вот, видали, как надо делать? Тут весь секрет в движении запястья. Ну-ка, попробуй ты, Креветка!

Маленький горбун, сердито хмурясь, подошел к приятелю и подбросил рыбину, но та плюхнулась обратно, наполовину свесившись за край сковороды.

– Опять не вышло! – укоризненно заметил Краб. – Это потому, что ты дергаешь локтем. А шевелить надо только кистью. – Тут гигант заметил Ма Жуна и кивком дал ему понять, что лучше бы их разговор происходил без свидетелей. – давай-ка еще раз! – скал горбуну и вышел из кухни, увлекая за собой помощника судьи.

Молча они отыскали тихий уголок заброшенного сада.

– У час с Креветкой тут кое-какие дела, – хрипло прошептал Краб. – Один умник вздумал жульничать за игорным столом. Хочешь взглянуть на торговца древностями?

– Ни за что! Утром я уже видел эту гнусную морду и на ближайшую пару лет с меня хватит!

– А теперь давай предположим – просто предположим, – с подчеркнуто равнодушным видом обронил Краб, – что твой господин захочет с ним побеседовать. Тогда ему надо поторопиться, потому как Вэнь, насколько я слышал, вечером отбывает в столицу – но его словам, кое-что прикупить для лавки. Только я не уверен, что это правда. Считай это неофициальным, добровольно сделанным предупрежден нем.

– Спасибо за помощь! – поблагодарил великана Ма Жун. – Честно говоря, мы еще не закончили разбираться с этим старым козлом. далеко не закончили!

– Я так и думал, – бесстрастно кивнул Краб. – Что ж, пойду обратно на кухню. Креветке надо упражняться. Просто необходимо. до свидания.

Ма Жун сквозь кусты пробрался на террасу Красной беседки. Увидев, что судьи Ди еще нет, он уселся в большое кресло, закинул ноги на перила, с блаженным вздохом закрыл глаза и стал думать о Серебряной Фее.

Тем временем судья Ди расспрашивал хозяина постоялого двора об истории Красной беседки. Удивленный любопытством постояльца, толстяк то и дело растерянно почесывал голову.

– Насколько я знаю, – промямлил он в ответ на очередной вопрос, – сейчас Красная беседка выглядит в точности, как пятнадцать лет назад, когда я купил этот постоялый двор. Но если господину судье угодно, чтобы я внес какие-то изменения, мы, конечно…

– А не знаете ли вы кого-нибудь, кто работал здесь до того, как вы купили постоялый двор? – перебил судья. – допустим, лет тридцать назад?

– Ну, разве что отец нынешнего привратника, господин судья. десять лет назад сын сменил его, потому как…

– Отведите меня к нему, – тотчас потребовал Ди.

Бормоча под нос извинения, хозяин провел судью через службы, где стоял отчаянный гвалт, в небольшой дворик. Там, оседлав деревянный ящик, грелся на солнце худой, болезненного вида старик с косматой, нечесаной бородой. При виде судьи в церемониальном платье из зеленой парчи он замигал и попытался встать, но Ди остановил его.

– Прошу вас, сидите, – поспешил успокоить он старика. – Негоже причинять беспокойство человеку столь почтенного возраста. Я хотел бы лишь кое-что узнать о Красной беседке. Вы не помните, когда переставили кровать в Красной комнате?

Седобородый старец задумчиво подергал жидкие усы и мотнул головой.

– Эту кровать ни разу не передвигали, —ответил он. – Во всяком случае, когда я работал. Она всегда стояла у южной стены, слева от входа. Там самое подходящее для кровати место. Правда, за последние десять лет я ручаться не могу. Возможно, ее и передвинули. Сейчас любят все менять.

Нет, кровать стоит там же, – заверил старика судья. – Сейчас в Красной беседке живу я.

– Хорошие покои, – пробормотал старец. – Лучшие из всех, что здесь есть. А глициния сейчас, наверное, цветет. Это я ее посадил лет двадцать пять назад. Я тогда маленько садовничал. Вот и взял отростки глицинии из маленькой деревянной беседки, что стояла в глубине сада. Потом эту беседку сломали – а жаль, плотник сработал ее на совесть. Сейчас везде понастроили новых домов, двухэтажных – думают, чем выше, тем лучше. И деревья пересадили. Совсем испортили вид с Террасы. Знали бы вы, какие там можно было наблюдать закаты! А еще – любоваться очертаниями пагоды даосского храма на фоне вечернего неба. И вдобавок из-за всех этих деревьев в Красной беседке, на мой взгляд, стало сыро.

– Террасу окружает живая изгородь, – заметил Ди. – Кусты тоже посадили вы?

– Что вы, мой господин, конечно нет! Кусты не должны расти у самой террасы. Если оставить открытое пространство, тут же наползут змеи и прочая мерзость. Кусты посадили тупоголовые стражники из сада. Я там не раз ловил скорпионов. А ведь стражникам полагается следить за порядком и чистотой! Нет, по мне, куда лучше простор да солнечный свет, мой господин, особенно после того, как стали болеть все кости. Это навалилось как-то вдруг, разом, я еще сказал сыну…

– Приятно видеть, – перебил собеседника судья, – что для своих лет вы замечательно здоровый и крепкий человек. К тому же, как я слышал, у вас заботливый сын. Что ж, большое вам спасибо!

С этими словами Ди поспешил в свои покои. Едва он ступил на террасу, Ман Жун вскочил и стал докладывать, что, по сведениям Краба, Фэнь Юань вознамерился отбыть с острова.

– Разумеется, он никуда не поедет, – отрезал судья. – Вэнь дал суду ложные показания. Выясни, где он живет, и мы сегодня там побываем. А теперь скорее иди на постоялый двор, где остановился Киа, и скажи молодому человеку, что я немедленно хочу его видеть. После этого можешь поесть риса – время близится к полудню. Но через час ты должен вернуться сюда. У нас много дел.

Судья Ди опустился в кресло у ограды и, поглаживая длинную бороду, стал размышлять, насколько вписываются показания старика привратника в историю, рассказаннуюТао Паньтэ. Из глубокой задумчивости его вывело появление молодого поэта.

Было видно, что Киа Юно очень волнуется. Войдя на террасу, он несколько раз торопливо поклонился судье.

– Садитесь, садитесь! – с легким раздражением воскликнул Ди.

Киа послушно опустился на бамбуковый стул. Судья довольно долго с хмурым видом изучал его взволнованное лицо.

– Вы не похожи на игрока, господин Киа, —вдруг заметил он. – Что побудило вас испытывать судьбу за игорным столом? Результат, как мне сообщили, оказался весьма плачевным.

На лице молодого поэта отразилось смущение.

– Наверное, я никчемный человек, господин судья! – немного поколебавшись, пробормотал он. – Мне нечем похвастать, кроме небольших способностей к стихосложению. Я вечно поддаюсь порывам чувств, плохо владею собой и склонен идти на поводу у сиюминутных обстоятельств. Как только я вошел в то проклятое игорное заведение, царящая там атмосфера опьянила меня, и я… я просто не мог остановиться! Боюсь, я ничего не могу с этим поделать, господин судья, так уж я устроен…

– Вы намерены сдать государственные экзамены и поступить на службу?

– Я записался на экзамены лишь потому, что так поступили двое моих друзей, господин судья. Они заразили меня своим воодушевлением! Но я прекрасно знаю, что не гожусь в государственные чиновники; единственное, чего я хочу, – это жить где-нибудь в тихом уголке, читать и писать стихи… – Голос у молодого человека сорвался.

Киа опустил глаза, беспокойно сцепляя и расцепляя пальцы.

– Мне очень неудобно перед господином Фэном, почтенный судья, – с несчастным видом продолжал поэт. – Он такого высокого мнения обо мне и слишком многого от меня ждет! Господин Фэн бесконечно добр ко мне и даже хочет, чтобы я женился на его дочери… Но подобная доброта для меня – это как… как тяжелое бремя, господин судья!

Наблюдая за молодым человеком, Ди подумал, он либо говорит совершенно искренне, либо владеет незаурядным актерским мастерством.

– Почему сегодня утром на заседании суда вы солгали? – спокойно спросил он.

Лицо Киа залилось краской.

– Что… Что вы имеете в виду, господин судья? – запинаясь выдавил он.

– да то, что на самом деле вы оказались в раздевальной комнате не по ошибке. Вы зашли туда спросить, где Осенняя Луна. После этого вас видели на дорожке, ведущей к ее покоям. Признайтесь честно, вы были в нее влюблены?

– Влюблен? В эту высокомерную, жестокую женщину? да упаси меня Небо, господин судья! Я не могу понять, почему Серебряная Фея так восхищалась ею. Ведь Осенняя Луна вела себя с ней и другими девушками очень грубо, била за самую пустяковую провинность! По-моему, она даже получала от этого удовольствие, отвратительное создание! Я хотел убедиться, что Осенняя Луна не станет наказывать Серебряную Фею за пролитое на платье мерзкого старика вино. Вот почему я пошел следом за обеими женщинами, господин судья. Но, когда я добрался до покоев Владычицы Цветов, света в окнах не было. Я обогнул их и какое-то время гулял по саду, просто чтобы развеяться.

– Понимаю. Так, я вижу, мне принесли рис для полуденной трапезы. да надо бы переодеться в более удобное платье…

Киа Юпо мигом уловил весьма прозрачный намек и поспешил уйти, бормоча извинения. Выглядел он еще более удрученным, чем до разговора с судьей.

Ди переоделся в тонкий серый халат и принялся за еду. Однако вкуса пищи он почти не ощущал – мысли витали где-то далеко. Завершив трапезу горячим чаем, судья встал и принялся мерить шагами террасу. Внезапно лицо его прояснилось. Ди замер.

– Кажется, я нашел разгадку! – тихонько пробормотал он. – Но тогда смерть ученого предстает в совсем ином свете!

На террасе появился Ма Жун.

– Садись! – коротко приказал судья. —Я понял, что случилось с отцом Тао тридцать лет назад!

Ма Жун тяжело опустился в кресло. Он устал, но, несмотря на это, чувствовал себя превосходно. Побывав у вдовы Вань, Ма убедился, что Серебряной Фее стало намного лучше. Пока вдова занималась приготовлениями к полуденной трапезе, Ма Жун поднялся на чердак и успел гораздо больше, чем просто побеседовать с девушкой о родной деревне. Молодой человек так увлекся, что, когда они с Серебряной Феей наконец спустились вниз, времени хватило только на то, чтобы наспех проглотить немного лапши.

– Отец Тао действительно был убит, —сказал судья Ди, – и это произошло в зале Красной беседки.

Ма Жун немного подумав, возразил:

– Но ведь Тао Паньтэ говорил вам, что видел тело в Красной комнате, мой господин!

– Он ошибся. Я сообразил это, обдумав его слова о том, что кровать стояла справа, у северной стены. Порасспросив людей, я выяснил, что кровать в Красной комнате всегда стояла там же, где и сейчас, – с южной стороны, у стены слева от входа. Однако, хотя обстановка в этих покоях ни разу не менялась, тридцать лет назад снаружи все выглядело иначе. Глициний, что теперь закрывают большую часть Террассы, тогда не было, равно как домика в саду и высоких деревьев у самых покоев. С этой террасы открывался прекрасный вид, и можно было любоваться закатом.

– Н-да, наверное, почему бы и нет? – пробормотал Ма Жун, думая о том, какая замечательная девушка Серебряная Фея и как хорошо она знает, что нужно мужчине.

– Ты что, не понимаешь? Мальчик никогда тут не был, но знал, что эти покои назывют Красной беседкой из-за спальни, обставленной в багровых тонах. Когда он вошел в зал, все вокруг заливало алое сияние заката! Неудивительно, что ребенок спутал зал с Красной комнатой, которую ожидал увидеть!

Ма Жун, глянув через плечо в комнату, обставленную мебелью из сандалового дерева, задумчиво кивнул.

– Отца Тао убили в зале, – продолжал судья Ди. – Именно там мальчик и увидел его тело. Там же заметил он и убийцу, одетого в белое нижнее платье, а не в красное, как ему показалось. После того как ребенок выбежал из комнаты, убийца перетащил тело в Красную комнату, запер дверь, а потом забросил ключ внутрь через решетку окна, чтобы представить дело как самоубийство. Злодей рассчитывал, что слова испуганного мальчика никто не примет всерьез.

Судья, немного помолчав, подвел итог:

– Судя по белому нижнему платью, у преступника, скорее всего, было свидание с танцовщицей Зеленый Нефрит. Его соперник, Тао Куань, застал любовников во время этого свидания и получил смертельный удар ножом. Стало быть, Тао Паньтэ прав считая, что его отца убили. И все это, Ма Жун, заставляет нас по-иному взглянуть на смерть ученого. Это опять-таки преступление, замаскированное под самоубийство. Причем все сделано точно также, как и тридцать лет назад. Ли Линя убили в зале, куда мог войти. кто угодно, да еще и незаметно – со стороны террасы. Затем тело перенесли в Красную комнату. Туда же переместили его бумаги и другие вещи. Коль скоро фокус один раз уже сработал, убийца решил, что его можно повторить! А это дает нам ключ к установлению личности преступника!

Ма Жун неторопливо кивнул.

– Это, означает, мой господин, что убийца – либо Фэн Дай, либо Вэнь Юань, – заметил он. – Однако между двумя упомянутыми преступлениями есть одно существенное различие. Когда нашли тело ученого, ключ не лежал на полу, а торчал в замке с внутренней стороны! А забросить ключ в комнату таким образом, чтобы он нырнул в замочную скважину, невозможно, мой господин. даже если потратить на подобные упражнения десять тысяч лет!

– Если убийца – Фэн Дай, я мог бы объяснить и это, – задумчиво проговорил судья. —В любом случае не сомневаюсь, что, установив личность убийцы Тао Куаня и Ли Линя, мы точно узнаем, что произошло с Владычицей Цветов. – Ди нахмурился и чуть-чуть поразмыслил. – да, пожалуй, до того, как идти к торговцу древностями, мне следует потолковать с Серебряной Феей. Ты знаешь, где ее найти?

– В доме неподалеку от Журавлиной беседки,мой господин. девушка сказала, что уже сегодня туда вернется.

– Хорошо. Отведи меня к ней!

Глава 11

Было еще сравнительно рано, и на улице, где танцовщицы и певички отдыхали от гостей, царило оживление. Повсюду сновали посыльные и торговцы, а из окон лились звуки музыки —обитательницы квартала упражнялись в игре на флейте, лютне и барабане, а кое-кто пел.

Ма Жун остановился у двери с надписью: «Вторая категория, номер четыре». Открывшей ему угрюмой пожилой женщине помощник судьи объяснил, что им со спутником нужно повидать танцовщицу по имени Серебряная Фея и визит носит сугубо деловой характер.

Женщина молча проводила их в небольшую комнатку и, знаком приказав подождать, отправилась за девушкой.

Серебряная Фея еще с порога низко поклонилась судье, а когда Ма Жун за спиной господина подмигнул, девушка сделала вид, будто ничего не заметила. Судья, попросив хозяйку оставить их наедине с танцовщицей, мягко проговорил:

– Мне сказали, что вы были ученицей Владычицы Цветов. Полагаю, это она обучала вас искусству пения и танца? – дождавшись кивка, он продолжал: – Следовательно, вы хорошо ее знали, правда?

– О да, мой господин! Я виделась с Осенней Луной почти каждый день.

– В таком случае вы сможете прояснить для меня одно довольно загадочное обстоятельство. Насколько мне известно, Осенняя Луна ожидала, что мой собрат, судья Ло, выкупит ее. Я знаю также, что она была глубоко разочарована, когда поняла, что ошиблась, и сразу стала искать другого покровителя. Итак, совершенно очевидно, что Осенняя Луна стремилась найти человека, способного увезти ее отсюда и взять в жены. Верно?

– Да, мой господин, Осенняя Луна очень этого хотела! Она часто говорила и мне, и другим девушкам, что звание Владычицы Цветов – прекрасная возможность найти богатого покровителя и устроить свою судьбу.

– Вот именно. Но тогда почему же она отвергла предложение такого выдающегося и обеспеченного человека, как покойный цзиньши Ли Линь?

– Я тоже об этом думала, мой господин! И обсуждала с другими девушками. Мы все считаем – у Осенней Луны были для этого какие то особые причины, но можно только догадываться, какие именно. В их отношениях была какая-то скрытность, мы никогда не знали, где они.., словом, встречаются. Ученый приглашал Осеннюю Луну на все свои пиры, но после этого они никогда не пользовались покоями, что представляют гостям хозяева заведении. И Владычица Цветов ни разу не ходила к нему на постоялый двор. После того как я услышала, что ученый покончил с собой из-за нее, я… девушка, покраснев, искоса взглянула на судью. – Ну, понимаете, мне стало очень любопытно, как у них все происходило. В общем, я расспросила старуху, которая прислуживала Владычице Цветов. Но она сказала, что ученый побывал в покоях ее госпожи всего один раз в ту самую ночь, когда совершил самоубийство. Причем только поговорили, да и то недолго. Конечно, здесь, на острове, есть много мест, где Владычица Цветов могла принимать гостей. Вчера днем я отважилась спросить об этом напрямую, но она сказала, что это не мое дело. Меня это немного удивило, поскольку Осенняя Луна всегда очень подробно рассказывала нам о своих отношениях с мужчинами. Помчится, она всех до слез рассмешила, описывая, как толстяк судья Ло…

– Довольно! – поспешно перебил Серебряную Фею судья Ди. – Я слышал, вы неплохо поете и, как сказал мой помощник, помимо прочего, берете уроки пения у некой Линь, бывшей танцовщицы.

– Я не знала, что ваш помощник настолько болтлив! – воскликнула Серебряная Фея, сердито поглядев на Ма Жуна. – Если другие девушки об этом узнают, они тоже захотят учиться у Линь, и тогда все начнут исполнять те же песни, что и я!

– Мы сохраним вашу тайну! – с улыбкой успокоил Серебряную Фею судья. – Видите ли, мне надо потолковать с этой Линь о давних временах. В то же время я не хочу, чтобы кто-нибудь еще проведал об этой встрече, и, стало быть, не могу вызвать Линь официально. Так вот, я бы попросил вас найти нам подходящее место для беседы.

– Это нелегкое дело, мой господин, – нахмурилась девушка. – Вообще-то я только что от неё. Линь даже не пустила меня к себе, только сказала из-за двери, что у нее опять сильный кашель, а потому она не сможет давать мне уроки в ближайшие несколько дней.

– Вряд ли Линь так больна, что не в силах ответить на несколько простых вопросов, – проворчал судья Ди. – Сходите к ней и предупредите, что примерно через час вернетесь вместе со мной. – Он встал. – Я зайду сюда попозже.

Серебряная Фея церемонно проводила судью и его помощника до самой двери. На улице Ди повернулся к Ма Жуну:

– Я хочу, чтобы Тао Паньтэ присутствовал при моем разговоре с Линь. Это может оказаться кстати. давай спросим вон в той большой винной лавке, где его найти.

Ди и Ма Жуну повезло – старший из работников сказал, что его хозяин как раз тут. Тао на складе за лавкой принимал только что доставленную партию вина.

Когда судья Ди и его помощник заглянули на склад, Тао, наклонившись, изучал большой глиняный кувшин с запечатанным горлом. Он рассыпался в извинениях из-за того, что принимает слуг Закона в столь неподобающем месте, и предложил подняться наверх, дабы отведать только что полученного вина. Но судья Ди отказался:

– Сейчас я очень спешу, господин Тао. Я только хотел сказать вам, что сегодня чуть позже думаю побеседовать с одной старой женщиной, каковая тридцать лет назад была танцовщицей. И мне пришло в голову, что вы, пожалуй, захотите присутствовать при этом.

– Конечно! – воскликнул Тао. – Как вы нашли ее, господин судья? Я пытался отыскать такого человека долгие годы!

– Похоже, лишь очень немногим известно, что эта женщина все еще жива. А теперь мне надо идти, господин Тао. На обратном пути я захвачу вас с собой.

Тао Паньтэ тепло поблагодарил судью.

– Как видно, господин Тао куда деятельнее участвует в торговле вином, чем рассказывал мне утром, – заметил Ди, когда они с МаЖуном вышли на улицу.

– Немного найдется таких, кто устоит перед искушением попробовать вино нового урожая! – ухмыльнулся судье помощник.

Лавка Вэнь Юаня стояла на углу двух оживленных улиц. Внутри, на множестве столов и столиков, теснились вазы, статуэтки, лакированные шкатулки и прочие весьма разнообразные предметы старины самых разных форм и размеров. Один из работников поспешил наверх с большим красным визитным листом судьи.

– Поднимешься со мной, – шепнул Ди МаЖуну. – Я скажу, что ты собираешь старинный фарфор. Мне нужен свидетель.

Тем временем вниз но лестнице сбежал Вэнь Юань и отвесил судье низкий поклон. Старик явно хотел произнести обычные в таких случаях вежливые приветствия, но губы у него так дрожали, что речь превратилась в смущенное, неразборчивое бормотание.

– Я так много слышал о вашей лавке господин Вэнь, что не смог удержаться от соблазна прийти сюда и взглянуть на нее собственными глазами, – самым сердечным тоном произнес судья Ди.

Старик снова поклонился. По выражению лица Вэня стало ясно, что, узнав причину появления судьи и сочтя ее вполне безобидной, он сумел побороть страх.

– То, что я держу внизу, – сущие безделицы, почтенный господин судья. – Торговец древностями льстиво улыбнулся. – Все это —для невежественных гостей из внутренних районов. Позвольте мне проводить вас наверх!

Зал на втором этаже лавки был со вкусом обставлен старинной мебелью. На полках вдоль стен стояли изделия из фарфора. Владелец лавки проводил судью и его помощника в небольшой кабинет и усадил Ди за чайный столик. Ма Жун остался стоять рядом с господином. Свет сквозь бумагу окон падал на свитки с изображением «гор и вод», покрывавшие стены, подчеркивая удивительные сочетания цветов, которые, казалось, не только не поблекли от времени, а стали еще сочнее. В зале стояла приятная прохлада, однако Вэнь настоял, чтобы гость принял от него в дар красивый шелковый веер, а потом наполнил чашку судьи жасминовым чаем.

Сам я интересуюсь старинными картинами и рукописями, а мой помощник прекрасно разбирается в фарфоре, – сказал Ди.

– В таком случае мне повезло! – радостно воскликнул Вэнь и, поставив на стол квадратную лакированную шкатулку, достал из ее обитых войлоком недр небольшую и очень изящную белую вазу для цветов. – Эту вазу мне принесли сегодня утром, но у меня насчет нее возникли некоторые сомнения. Не соблаговолит ли господин высказать свое мнение?

Бедняга Ма Жун с таким грозным видом сдвинул брови, разглядывая злополучный сосуд, что торговец, сокрушенно покачав головой, торопливо сунул вазу в шкатулку.

– Да-да, я подозревал, что это подделка, но не думал, что она настолько груба. Вижу, господин и в самом деле настоящий знаток!

Ма Жун, с трудом подавив вздох облегчения, вновь занял место за спиной судьи.

– Садитесь, господин Вэнь! – любезно обратился Ди к торговцу. – давайте поговорим не торопясь. Но не о старинных вещицах, а о вашей лжи на сегодняшнем утреннем заседании суда.

Лицо Вэня, который уже успел опустить сяна стул напротив гостя, залила мертвенная бледность.

– Я не понимаю, о чем господин судья…

– Вы заявили нам, – холодно перебил Ди, – будто вчера из Журавлиной беседки отправились прямо сюда, полагая, что никто не видел, как вы истязали беззащитную девушку в зале, где обучаются искусству танца. Но служанка вас заметила и сообщила об этом мне.

На бледной физиономии торговца проступили красные пятна.

– Я не считал нужным об этом говорить, господин судья, – нервно облизнув губы, пробормотал он, а затем сказал: – Таких беспутных девиц время от времени необходимо наказывать…

– Наказаны будете вы – за недостаток почтения к Суду. А следовательно, получите пятьдесят ударов тяжелым кнутом, хотя, сделав скидку на ваш почтенный возраст, десять ударов можно скостить. Но и оставшихся сорока хватит, чтобы на всю оставшуюся жизнь сделать вас калекой!

Вэнь, вскочив со стула, опустился перед судьей на колени и, уткнувшись лбом в пол, стал молить о прощении.

– Встаньте! – приказал судья. – Порка вам не грозит – вам отрубят голову, поскольку вы замешаны в убийстве!

– В убийстве?! – взвыл старик. – Нет, никогда, господин судья! Это невозможно… В каком убийстве?

– В убийстве цзиньши Ли Линя. Один свидетель подслушал ваш с ним разговор, состоявшийся десять дней назад, в то самое утро, когда он прибыл сюда.

Вэнь Юань взглянул на Ди широко распахнутыми от удивления глазами.

– Это было неподалеку от пристани, мерзавец! – прорычал Ма Жун.

– Но там же никого не… – начал было Вэнь, но тут же спохватился: – То есть я хотел сказать… – Торговец древностями умолк, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

– Говорите, я хочу знать правду! – рявкнул Ди.

– Но… но если наш разговор подслушали, – захныкал Вэнь, – вы сами должны знать, что я сделал все возможное, пытаясь заставить Ли одуматься! Я втолковывал ему, что приставать к дочери Фэна – это полное безумие, Фэн жестоко отомстит и…

– Рассказывайте все с самого начала! —оборвал его излияния Ди.

– должно быть, этот обманщик Фэн меня оклеветал! Я не имею никакого отношения к смерти Ли! Наверное, Фэн сам его убил! —Старик глубоко вздохнул, после чего заговорил немного спокойнее: – Я в точности расскажу вам все, что случилось, господин судья. На рассвете, когда я только-только встал, ко мне в лавку пришел слуга молодого ученого и сказал, что Ли, которого я рассчитывал увидеть еще ночью, задержался из-за столкновения с другой лодкой и ждет меня у набережной. Я был знаком с его отцом, цензором Ли, и надеялся кое-что не без выгоды ему продать. Я думал, что, возможно, молодой ученый…

– Не отвлекайтесь, излагайте суть дела! —прикрикнул на торговца Ди.

– Но Ли ничего не хотел у меня покупать. Он сказал, что ему нужна моя помощь, дабы устроить тайное свидание с Нефритовым Перстнем, дочерью Фэн Дая! Он познакомился с девушкой, когда их лодки столкнулись. Ли уговаривал Нефритовый Перстень провести ночь в его каюте, но та отказалась. Это задело самолюбие молодого человека, он решил во что бы то ни стало заставить девушку покориться. Я так и этак объяснял Ли, что это совершенно невозможно, что Нефритовый Перстень – добропорядочная девушка, а ее отец – богатый человек, обладающий большим влиянием не только здесь, но и…

– Это мне известно. Поведайте-ка мне, как ваша ненависть к Фэн Даю побудила вас передумать!

Судья, заметив, как исказилось от страха лицо Вэня, понял, что его догадка верна. Торговец вытер вспотевший лоб.

– Искушение оказалось слишком сильным, господин судья! – смиренно пробормотал он. – Я совершил ужасную ошибку. Но Фэн всегда обращается со мной как… как с низшим, недостойным его человеком – и когда речь идет о делах, и вне торговли. Я, глупец, подумал, что у меня появилась возможность унизить Фэна, нанести мощный удар, использован для этого его дочь. А если бы план не удался, вся вина пала бы на Ли Линя. Словом, я сказал Ли, что знаю, как можно вынудить девушку встретиться с ним и удовлетворить его желания. И мы договорились днем обсудить подробности у меня дома.

Торговец древностями метнул взгляд на Ди, но лицо судьи оставалось бесстрастным.

– Ли пришел. Я рассказал ему, что очень давно здесь, на острове, один весьма уважаемый человек покончил с собой от безответной любви к танцовщице. Кроме того, я объяснил, что соперником этого человека был Фэн Дай и ходили слухи, будто отвергнутый влюбленный не наложил на себя руки, а был убит и расправился с ним именно Фэн. Наверняка эти слухи возникли не на пустом месте, почтенный господин судья! Клянусь вам, в ту ночь я видел, как Фэн вертелся около постоялого двора, где произошло несчастье! Я убежден, что того человека и в самом деле убил Фэн, а потом придал злодеянию видимость самоубийства. – Старик откашлялся. – Я сказал Ли, что дочери Фэн Дая известно, какие слухи ходят о ее отце. Ну и добавил, что, если он отправит Нефритовому Перстню записку с уверениями, будто располагает неопровержимым доказательством вины Фэна, девушка наверняка придет, потому что очень любит отца. И тогда Ли сможет делать все, что угодно, поскольку Нефритовый Перстень не посмеет ни спорить, ни жаловаться. Вот и все, клянусь вам, господин судья! Понятия не имею, отправил ли молодой человек послание дочери Фэн Дая; а если он все-таки сделал это, не знаю, как восприняла записку Нефритовый Перстень и приходила ли она к Ли. Точно могу сказать одно: в ночь смерти Ли я опять-таки видел Фэна в саду за Красной беседкой. Но что там произошло, судить не берусь. Пожалуйста, поверьте мне, господин судья!

Вэнь Юань снова упал на колени и стал биться лбом об пол.

– Я проверю каждое ваше слово, – отчеканил Ди. – Надеюсь, вы рассказали мне правду – это в ваших же интересах! А теперь вы напишете признание, что пытались намеренно обмануть Суд. Вы укажете, что, после того как Осенняя Луна пообещала вам оставить Серебряную Фею в танцевальном зале обнаженной и привязанной к колонне, вы отправились туда. А когда девушка отказалась исполнять ваши мерзкие прихоти, вы жестоко избили ее длинной бамбуковой флейтой. Встаньте и сделайте то, что я сказал!

Вэнь торопливо поднялся на ноги. дрожащими руками он достал из ящика лист бумаги и разложил его на столе. Но, окунув кисточку в тушь, торговец древностями замешкался, словно не знал, с чего начать.

– Я вам все продиктую, – бросил ди. —Пишите: «Я, такой-то, настоящим признаю, что ночью двадцать восьмого дня седьмой луны…

Когда старик дописал последний иероглиф, судья приказал ему скрепить документ личной печатью и отпечатком большого пальца. Затем он передал бумагу Ма Жуну, и тот, как свидетель, тоже поставил отпечаток большого пальца.

Судья Ди спрятал документ в рукав.

– Ваша поездка в столицу отменяется, объявил он. – Вы находитесь под домашним арестом до особого уведомления.

И судья, сопровождаемый Ма Жуном, направился к лестнице.

Глава 12

– Должен признать, я был несправедлив к твоим приятелям. Их сведения оказались очень ценными, – обронил судья Ди, когда они с Ма Жуном вышли на улицу.

– Да, толковые ребята. Но, если честно, я просто не понимаю и половины того, о чем они говорят, особенно Краб. А насчет Вэня, мой господин, неужто вы поверили тому, что этот негодяй нам сейчас наплел?

– Частично. Мы застали торговца врасплох, поэтому его рассказ о желании Ли соблазнить дочь Фэн Дая и о предложенном им самим коварном плане, скорее всего, правдив. Все это вполне соответствует гордой и самолюбивой натуре молодого ученого, равно как трусливому и злобному характеру Вэня. Заодно это объясняет, почему Фэн так жаждет выдать дочь замуж за Киа Юпо. Молодой поэт зависит от Фэна и не посмеет отослать невесту обратно, когда выяснится, что она уже не девственница.

– Так, вы убеждены, мой господин, что Ли ее изнасиловал?

– Конечно. Именно поэтому Фэн его и убил, а потом обставил дело так, чтобы это выглядело самоубийством, – в точности как тридцать лет назад, когда ему удалось замести следы, убив Тао Куаня, – сказал Ди и, уловив тень сомнения на лице помощника, быстро добавил: – С Ли Линем наверняка расправился Фэн дай. У него были и причина и возможность совершить это преступление. И я теперь полностью согласен с твоими знакомцами Крабом и Креветкой насчет того, что Ли Линь – не из тех, кто убивает себя от неразделенной любви. да, видимо, его убил Фэн. Мало того что у него были мотив и возможность, – Фэн еще и знал способ безнаказанно осуществить этот замысел, поскольку уже опробовал его тридцать лет назад. Жаль, что у нас нет других версий – Фэн произвел на меня самое благоприятное впечатление. Но если он убийца, волей-неволей придется действовать по закону.

– Тогда, возможно, Фэн согласится помочь нам в расследовании обстоятельств смерти Осенней Луны, мой господин!

– Да, помощь мне бы тут очень пригодилась! Все, что мы выяснили по поводу убийства Тао Куаня и Ли Линя, ни на шаг не приближает нас к разгадке гибели Владычицы Цветов. При этом я убежден, что между всеми тремя смертями существует какая-то связь. Но какая – нот вопрос! И я понятия не имею, где искать на него ответ.

– Вы сказали, мой господин, что поверили словам старого негодяя Вэня о Ли Лине и Нефритовом Перстне. А что вы думаете об остальных его бреднях?

– Я заметил, что Вэнь, рассказав нам о совете, данном им ученому, немного пришел в себя. Боюсь, именно в этот момент мошенник сообразил, что я беру его на испуг. Разумеется, он не мог отказаться от собственных слов, но явно решил в остальном держать рот на замке. Я почти уверен, что Вэнь говорил с молодым Ли и о других вещах, но почел за благо нам этого не выкладывать. Что ж, когда-нибудь мы во всех его плутнях разберемся. Я еще не закончил с Вэнь Юанем!

Ма Жун кивнул. Остаток дороги судья Ди и его помощник прошли молча. Тао Паньтэ ждал их у входа в винную лавку, и все трое отправились к дому Серебряной Феи. дверь открыла она сама.

– Госпоже Линь было стыдно принимать вас в жалкой хижине, мой господин, – тихо сказала девушка судье, – и, несмотря на болезнь, она настояла, чтобы я привела ее сюда. Я тайком провела старушку в зал – там сейчас никого нет.

У колонны, рядом с окном, прорубленным в глубине зала, откинувшись на подушки кресла, сидела тощая старуха в застиранном платье из коричневой хлопчатобумажной ткани. Ее седые волосы космами свисали на плечи, руки со вздувшимися венами покойно лежали на коленях. Уловив звук шагов, слепая приподнялась с подушек и повернула голову к пришедшим.

Свет из окна упал на обезображенное болезнью лицо. Впалые щеки покрывали глубокие шрамы оспин и красные пятна. Взгляд мутных глаз оставался неподвижен.

Серебряная Фея вместе с Ди и Ма Жуном быстро подошла к старухе.

– Господин судья здесь, госпожа Линь! —негромко сказала танцовщица, склонившись к креслу.

Слепая хотела встать, но судья Ди предупредительно положил руку на ее костлявое плечо.

– Пожалуйста, сидите, – мягко проговорил он. – Мне жаль, что я причинил столько беспокойства, попросив вас о встрече.

– Я полностью в вашем распоряжении, почтенный господин судья, – сказала слепая.

Судья, не веря собственным ушам, вздрогнул – никогда в жизни не доводилось ему слышать столь сочного, глубокого и теплого, поистине прекрасного голоса, но в устах безобразной старухи он звучал жестокой насмешкой. И Ди невольно несколько раз сглотнул, прежде чем продолжать разговор.

– Каково было ваше прозвище, госпожа Линь?

– Меня звали Золотистой Яшмой, мой господин. Люди восхищались моим пением и… красотой. Мне было девятнадцать лет, когда я заболела и… – Женщина умолкла.

– В то время, – заметил Ди, – Владычицей Цветов выбрали танцовщицу по имени Зеленый Нефрит. Вы хорошо ее знали?

– Да, но она умерла тридцать лет назад, во время эпидемии. Я заразилась одной из первых, а о смерти Зеленого Нефрита узнала лишь через несколько недель, когда… выздоровела. Она слегла через несколько дней после меня.

– Полагаю, у нее было много поклонников?

– Да, много. Большинство из них я не знала. Я водила знакомство только с двумя. Оба они – Фэн дай и Тао Куань – были уроженцами острова. Когда мне стало лучше, и Тао, и Зеленый Нефрит уже умерли.

– А Вэнь Юань, торговец древностями, не добивался ее благосклонности?

– Вэнь Юань? Да, его я тоже знала. Мы его избегали – он любил причинять женщинам боль. Помнится, он преподносил Зеленому Нефриту множество дорогих подарков, но она на них даже не смотрела. А Вэнь еще

жив? Если да, то теперь ему должно быть за шестьдесят. Как летит время!

Мимо окна прошла группа весело болтающих смешливых певичек.

– Как вы думаете, – спросил судья Ди, —соответствовали ли истине слухи о том, что Фэн дай был любовником Зеленого Нефрита?

– Фэн, насколько я помню, был хором собой, честен и надежен. думаю, Зеленый Нефрит почти наверняка отдала бы предпочтение ему. Хотя Тао Куань тоже был красив, добр и честен. И тоже очень ее любил.

– Говорят, Тао Куань покончил с собой из-за того, что Зеленый Нефрит выбрала Фэн Дая. Вы знали Тао Куаня, почтенная Линь. Как вы считаете, он мог так поступить?

Старая женщина ответила не сразу. Запрокинув голову, она довольно долго прислушивалась к звукам лютни, доносившимся из комнаты наверху. Мелодия повторялась снова и снова.

– Надо было получше настроить инструмент, – пробормотала наконец Линь. – Да, Тао Куань очень любил Зеленый Нефрит. думаю, из-за нее он мог наложить на себя руки.

Тао Паньтэ, стоявший рядом, шумно вдохнул.

– Кто еще пришел с вами, господин судья? – осведомилась старуха.

– Всего лишь один из моих помощников.

– Вы говорите неправду. Я слышала, как он вздохнул. должно быть, он тоже хорошо знал Тао Куаня. Этот человек может рассказать вам о нем больше моего, господин судья.

Внезапно тощее тело старухи затряслось в приступе кашля. Вынув из рукава смятый платок, Линь промокнула им губы. Когда она убирала тряпицу обратно, судья заметил на нем пятна крови и понял, что женщина и вправду смертельно больна.

– Ходили слухи, что Тао Куань не совершал самоубийства и что на самом деле его убил Фэн дай. Это правда? – поспешно спросил Ди, подождав, когда приступ кашля окончательно утихнет.

Старуха отрицательно покачала головой:

– Разумеется, это ложь, почтенный господин судья. Тао Куань был лучшим другом Фэна. Я слышала, как они говорили между собой о Зеленом Нефрите, и знаю, что, выбери она кого-то из них, другой подчинился бы этому решению и не стал мешать счастью более счастливого соперника. Но я думаю, она так и не сделала выбора.

Судья Ди вопросительно посмотрел на Тао Паньтэ. Тот покачал головой. По всей видимости, расспрашивать старуху дальше не имело смысла. Однако ее чудесный голос вдруг зазвучал вновь:

– Я думаю, Зеленый Нефрит искала мужчину, который был бы не только хорош собой, предан ей и богат. Ей хотелось большего. Она грезила о мужчине, который помимо этих достоинств обладал бы еще буйным, неуемным нравом и был способен ради любимой женщины, не раздумывая, отказаться от всего – богатства, положения в обществе, доброго имени…

Линь опять замолчала. Судья устремил взгляд в окно. Назойливое повторение одной и той же мелодии действовало на нервы, и Ди стоило немалых усилий не выказать раздражения.

– Я очень признателен вам, почтенная Линь. Вы, должно быть, устали. Я вызову для вас носильщиков, – сказал он.

– Позднорожденная (унизительная форма упоминания о себе в древнем Китае – Примечание) благодарит вас, мой господин, и глубоко ценит вашу любезность.

Несмотря на скромность и даже некоторое подобострастие этих слов, произнесены они были тоном великой танцовщицы, отвергающей поклонника. И это, неизвестно почему, причинило судье Ди острую душевную боль. Он сделал знак спутникам, и они вместе покинули зал.

От нее остался один только голос, – пробормотал Тао Паньтэ, выйдя на улицу. – Странно… Как будто встретился с тенью из прошлого. Мне надо обдумать услышанное, почтенный господин судья. Позвольте мне удалиться и примите мои извинения.

Судья Ди кивнул.

– Раздобудь для Линь паланкин, Ма Жун, —приказал он помощнику. – Пусть его подадут к черному ходу, и помоги Серебряной Фее усадить Линь не привлекая внимания. А я нанесу еще один визит и вернусь в Красную беседку. Ты найдешь меня там через час или около того.

Глава 13

Ма Жун отправился в торговые ряды и нанял там четырех носильщиков с небольшим паланкином. Расплатился он сразу, добавив к оговоренной сумме щедрое вознаграждение, и носильщики бодрой трусцой последовали за нанимателем к черному ходу дома, где судья Ди беседовал с той, что некогда звалась Золотистой Яшмой. Серебряная Фея и Линь ждали во дворе.

Девушка помогла старухе сесть в паланкин и провожала носильщиков грустным взглядом, пока те не скрылись за углом. Заметив огорчение девушки, Ма Жун решил ее подбодрить.

– Веселее, милая! – с вымученной улыбкой проговорил он. – Тебе не надо ни о чем волноваться. Можешь смело возложить решение всех своих проблем на моего господина. Я всегда так делаю!

– Это заметно! – бросила Серебряная Фея и вошла в дом, захлопнув дверь перед самым носом помощника судьи.

Ма Жун почесал затылок. Что же, наверное, девушка по-своему права… Погруженный в раздумья, он зашагал к главной улице.

Вскоре Ма поверх голов обывателей увидел внушительные ворота конторы, где принимали посетителей владельцы зеленых теремов. Помощник судьи остановился и стал наблюдать, как толпы гостей входят и выходят оттуда с сосредоточенным видом. Затем Ма Жун снова двинулся в путь, напряженно обдумывая, как поступить. Внезапно молодой человек развернулся и, прокладывая себе дорогу локтями, пошел обратно. Вскоре он, подобно многим другим, проскользнул в высокие ворота.

Внутри большого зала вдоль длинного прилавка толпились потные мужчины, размахивая клочками красной бумаги. По другую сторону расположились писцы, которым из-за чудовищного шума и гама приходилось кричать вовсе горло. Посетителями были сводники и посыльные из харчевен и чайных домиков, а на красных бумажках значились имена танцовщиц и певичек разных категорий, с которыми хотели встретиться гости. Как только кто-нибудь умудрялся сунуть писцу листок, тот быстро перелистывал лежащий перед ним том. Если оказывалось, что требуемая женщина свободна, писец указывал на странице время и название места, откуда поступил вызов, ставил на бумажке печать и вручал записку одному из мальчишек-посыльных, слонявшихся у двери. Мальчишка спешил к дому, где жила та или иная певичка, и женщина отправлялась туда, где ее хотели видеть.

Му Жун бесцеремонно оттолкнул стражника, охранявшего вход за прилавок, и проследовал в комнату, где за огромным столом расположился старший писец – невероятно тучный мужчина с круглым гладким лицом. Он окинул помощника судьи высокомерным и ленивым взглядом утопавших в складках жира глаз.

Ма Жун вынул из сапога верительный документ и бросил его на стол. Тщательно изучив бумагу, толстяк растянул губы в улыбке.

– Что я могу для вас сделать, господин Ма? – вежливо осведомился он.

– Помочь мне заключить сделку – вот что. Я хочу выкупить танцовщицу второй категории по имени Серебряная Фея.

Толстяк, поджав губы, окинул Ма Жуна оценивающим взглядом, вынул из ящика стола толстый том и долго листал, пока не нашел искомое. Потом, внимательно изучив запись, он с важным видом откашлялся:

– Мы купили эту девушку всего за полтора золотых слитка, но она пользуется спросом и хорошо поет. Кроме того, мы покупали ей дорогие наряды – здесь все указано, и затраты придется приплюсовать… – Старший писец потянулся за расчетами.

– Хватит болтать! – оборвал его Ма Жун. – Вы, конечно, израсходовали на Серебряную Фею кое-какие деньги, зато принесенные ею барыши раз в пятьдесят больше затрат. Поэтому я дам за нее изначальную цену. Плачу золотом!

Вынув из-за пазухи сверток с двумя увесистыми золотыми слитками, унаследованными от дядюшки Пэна, Ма Жун развернул его и выложил золото на стол.

Толстяк уставился на драгоценный металл, медленно потирая двойной подбородок, и с тоской подумал, что не может позволить себе перечить слуге Закона: Фэн дай этого бы никак не одобрил. И все-таки писец досадовал, что не в силах воспользоваться таким удобным случаем: гость был явно заинтересован в сделке и, будь он человеком со стороны, беспрекословно заплатил бы вдвое больше первоначальной цены, да еще и прибавил бы щедрое вознаграждение. Старший писец невольно пришел к выводу, что у него выдался несчастливый день, – недаром еще с утра не давала покоя изжога. Рыгнув, толстяк с глубоким вздохом достал из ящика стола пачку скрепленных печатью расписок и передал Ма Жуну. После этого он принялся отсчитывать сдачу – двадцать серебряных лянов. Последний толстяк с видимым сожалением несколько дольше необходимого нянчил в ладони.

– А теперь заверни все это, да покрасивей! – велел рослый, внушительного вида гость.

Бросив на него затравленный взгляд, старший писец медленно упаковал серебро в красную бумагу. Ма Жун сунул пакет и расписки в рукав. Покидая кабинет, он думал, что принял верное решение. Рано или поздно наступает пора, когда мужчине надо остепениться и начать оседлый образ жизни. А с какой женщиной лучше всего такой образ жизни вести, если не с бывшей танцовщицей, да еще родом из твоей деревни? На жалованье, выплачиваемое ему судьей Ди, Ма Жун вполне мог содержать семью. Во всяком случае, это куда более разумное применение деньгам, чем, как давно привык это делать Ма, спускать их на вино и беспутных девиц. Вот только другие помощники судьи, Чао Тай и Тао Гань, наверняка будут смеяться и подтрунивать над собратом. Ну и ладно, фыркнул Ма Жун. Когда эти насмешники увидят его женщину, у них наверняка пропадет охота издеваться!

Сворачивая к постоялому двору «Вечное блаженство», Ма увидел яркую вывеску винной лавки и решил немного выпить. Но, отдернув занавеску у входа, помощник судьи обнаружил, что в заведении полно народу. Свободное место оставалось только одно – за столиком у окна, рядом с тоскующим молодым человеком, что уныло разглядывал пустой кувшин.

– Не возражаете, если я здесь присяду, господин Киа? – спросил Ма Жун, протолкавшись сквозь толпу посетителей.

Молодой человек поднял глаза.

– Что вы, наоборот. – Киа Юпо снова понурился. – Извините, что не могу ничем вас угостить. Мои последние медяки ушли на покупку этого кувшина. Старый Фэн пока не расщедрился на обещанную мне ссуду.

Голос молодого поэта звучал хрипло, и Ма Жун отметил про себя, что стоящему перед Киа кувшину, по всей видимости, предшествовала изрядная вереница точно таких же.

– Позвольте мне вас угостить! – дружелюбно улыбнулся Ма и, подозвав слугу, велел принести большой кувшин. Заплатив, он разлил вино по чашам. – За то, чтобы нам улыбнулась удача! – воскликнул он и, осушин чашу одним глотком, тут же наполнил ее снова. Поэт последовал его примеру.

– Благодарю вас. Удача мне в самом деле нужна! – мрачно бросил он.

– Вам? О Небо, да ведь вы будущий зять Фэн Дая! Жениться на единственной дочке того, кто заправляет всеми игорными заведениями здесь, на острове, – это самый ловкий способ вернуть себе проигранные деньги, о каком мне когда-либо приходилось слышать!

– Вот именно! Потому-то я и говорю, что мне необходима удача, да еще какая, чтобы выпутаться из неприятностей. А все мерзавец Вэнь – это из-за него я влип в дрянную историю!

– Я все-таки не понимаю, какие у вас могут быть неприятности, но Вэнь и в самом деле редкий мерзавец. Тут я с вами полностью согласен!

Киа долго смотрел на Ма Жуна полными слез глазами.

– Ладно, коль скоро ученый Ли погиб, думаю, не случится ничего плохого, если я вам все расскажу. Постараюсь быть кратким. Когда я проиграл все свои деньги в том проклятом заведении, ученый, чтоб его, сидел напротив меня. Представьте, этот лицемер заявил, что я играл неосмотрительно, а потом стал приставать с расспросами, не хочу ли я заработать и тем самым возместить утрату. Разумеется, я согласился. Тогда Ли повел меня в лавку Вэня. Они оба сговорились против Фэн Дая. Как я понял, Вэнь должен был устроить Фэну какие-то неприятности, и тогда Ли, используя свое влияние в столице, сумел бы добиться, чтобы торговец древностями занял место Фэна, то есть вместо него надзирал бы за порядком на острове. Разумеется, Ли при таком раскладе тоже получил бы немалые деньги. Вот вам и столичная знаменитость! Словом, Ли и Вэнь хотели, чтобы я втерся в доверие к Фэн Даю и стал их соглядатаем в его доме. Кроме того, мне надлежало спрятать у Фэна небольшую шкатулочку.

– Ах, негодяи! И вы, глупец, согласились?

– Напрасно вы меня оскорбляете, Почтенный! Попробовали бы вы сами остаться на этом острове совсем без денег. Вдобавок я не был знаком с Фэн Даем и подумал, что он нисколько не лучше других – такой же мошенник. Только не перебивайте, мне и так очень трудно удерживать в голове нить этой грустной истории. Кстати, кажется, вы обещали разделить со мной этот кувшин?

Ма Жун наполнил чашу собеседника и приготовился слушать дальше. Молодой поэт с жадностью выпил вино.

– Ну вот, Ли предложил мне встретиться с Фэном и попросить у него ссуду, обещая вернуть деньги, после того как сдам экзамены. Вроде бы Фэн дай склонен помогать молодым талантливым поэтам, попавшим в беду. Возможно, все и пошло бы по плану Ли Линя, но, поговорив с Фэн Даем, я понял, что это доброй и порядочный человек. К тому же он согласился предоставить мне ссуду. И мне показалось, что я понравился Фэну, так как на другой день он пригласил меня к себе обедать и на следующий день – тоже. Я познакомился с его красавицей дочерью и еще с одним очень хорошим человеком по имени Тао Паньтэ. Между прочим, он неплохо разбирается в поэзии. Прочитан мои стихи, Тао сказал, что в них есть утонченность, свойственная произведениям древних поэтов. – Плеснув себе еще вина, Киа отхлебнул большой глоток. – Побывав у Фэн Дая во второй раз, я отправилсяк Вэнь Юаню и заявил, что отказываюсь подглядывать за Фэном, ибо считаю его порядочным человеком и являюсь таковым сам. Потом я добавил, что по этой же причине охотно приглядел бы за самим Вэнем, равно как за Ли и за их прихвостнями. Ну и, возможно, еще пару фраз в том же духе. Вэнь стал кричать, что я и так не получил бы от них ни медяка, поскольку Ли уже передумал и все отменил. Меня это устраивало. Исходя из того, что Фэн пообещал ссудить меня деньгами, я взял взаймы у хозяина постоялого двора серебряный лян и вновь окунулся в мир так называемых порочных наслаждений. Вскоре я познакомился с девушкой – самой лучшей, самой чудесной девушкой, какую мне когда либо доводилось видеть. Я ждал этой встречи всю жизнь!

– Она тоже пишет стихи? – подозрительно осведомился Ма Жун.

– Благодарение Небу, нет! Это простая, добрая и отзывчивая девушка. Из тех, с кем отдыхаешь душой, если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Она какая-то… очень надежная. А от девиц, склонных к сочинительству, надо держаться подальше! – Поэт икнул. – Подобные девушки не в меру чувствительны, а я и сам такой. Нет, если в моем доме кто и будет писать стихи, то я сам. Исключительно!

– Ну и что же вы тогда так печалитесь?! – ухмыльнулся Ма Жун. – Немногие могут похвастать вашим везением! Вы можете жениться на девке Фэна, а другую – ну, ту, с которой отдыхаешь душой, – взять в наложницы.

Киа выпрямился на стуле, с трудом сосредоточил взгляд на собеседнике и надменно изрек:

– Фэн дай – порядочный человек, и Нефритовый Перстень – никакая не девка, а образованная и серьезная девушка, хоть и немножко нервная. Я нравлюсь Фэну и его дочери, и они мне тоже нравятся. Вы думаете, я такой негодяй, что возьму в жены единственную дочь Фэн Дая, получу доступ к его богатству, а потом куплю себе танцовщицу и введу ее в дом?

– Многие молодые люди с восторгом ухватились бы за такую возможность, – задумчиво проговорил Ма Жун. – Да и я бы не прочь.

– Счастье, что я – не вы! – гневно выкрикнул Киа.

– Взаимно!

– Взаимно? – промямлил поэт и, наморщив лоб, забормотал, поочередно тыча кривоватым указательным пальцем то в себя, то в Ма Жуна: – Вы… Я… Вы… Я… Вы меня оскорбляете!

– Вовсе нет, – невозмутимо отмахнулся Ма Жун. – Тут вы ошиблись.

– Прошу прощения, – выдохнул Киа Юпо. – Это все из-за свалившихся на меня неприятностей…

– И что же вы собираетесь делать?

– Не знаю. Будь у меня деньги, я бы выкупил ту девушку и уехал! Тем самым я оказал бы услугу Тао. Он, видите ли, влюблен в дочь Фэн Дая, но скрывает это. – Поэт наклонился к Ма Жуну и заплетающимся языком просипел: – Господин Тао слишком щепетилен.

Ма Жун глубоко вздохнул.

– А теперь послушайте, юноша, что вам скажет умудренный опытом человек, – с отвращением бросил он. – И вы, и Тао, и подобные вам совестливые господа – все вы только усложняете простые вещи, причем и для себя, и для других. Я объясню вам, что делать. Женитесь на дочери Фэна и целый месяц отдавайте ей всего себя – до тех пор, пока она не избавится от ненужной чувствительности и не попросит у вас позволения малость передохнуть. дайте ей эту передышку. Но вам, естественно, понадобится женщина —вот вы и купите другую девку, чтобы не томиться и не скучать. Жена будет вам благодарна, да и наложница – тоже. И обе они будут такими, как вы захотите, – либо спокойными, либо ненасытными. Потом купите еще одну наложницу, чтобы в любой момент, когда женщины начнут создавать вам трудности, можно было сесть вчетвером за стол и сыграть в маджонг. Именно так поступает со своими женами мой господин, судья Ди. А он человек ученый и весьма добродетельный. Кстати, я вовремя вспомнил о своем господине – мне пора идти.

С этими словами Ма Жун поднес к губам кувшин и залпом допил остатки вина.

– Спасибо за приятную беседу! – сказал он и, не дав возмущенному поэту придумать достойный ответ, вышел.

Глава 14

Покинув обитель танцовщиц, судья Ди отправился к Фэн Даю, показал привратнику верительный документ, и очень скоро хозяин дома поспешно вышел во двор встречать нежданного гостя, с нескрываемым интересом расспрашивая, нет ли каких-нибудь новостей.

– Есть, – спокойно ответил судья. – Выплыло несколько новых фактов, однако, прежде чем предпринимать что-либо официально, я хотел бы обсудить их с вами и вашей дочерью.

Фэн бросил на судью испытующий взгляд.

– Насколько я понимаю, почтенный господин судья, вы хотите, чтобы разговор происходил без свидетелей? – медленно и со значением произнес он и, дождавшись от Ди кивка, добавил: – Тогда позвольте мне проводить вас в садовую беседку, где вы сегодня утром разговаривали с господином Тао.

Фэн дай отдал распоряжения слуге, а затем повел судью через роскошные покои в сад позади дома. Когда они оба уселись за чайный столик, слуга наполнил чашки и исчез. Вскоре на тропинке показалась стройная фигура дочери Фэна. На ней было все то же платье из черной камки.

После того как Фэн представил дочь судье, та, скромно потупив глаза, осталась стоять рядом с отцом. Ди откинулся на спинку стула и, поглаживая длинную бороду, обратился к хозяину дома:

– Мне стало известно, что цзиньши ЛиЛинь, встретив вашу дочь на реке, после столкновения лодок, возымел против нее бесчестные намерения. Кроме того, меня уведомили, что впоследствии Ли отправил девушке записку с угрозой, если она не согласится прийти на свидание в Красную беседку, сделать достоянием гласности факты, связанные с преступлением, каковое вы совершили во времена оные. Наконец, мне рассказали, что вас видели неподалеку от Красной беседки в ту ночь, когда ученый умер. Соответствует ли все это истине?

Фэн сильно побледнел и закусил губу, явно не зная, что ответить. Зато его дочь вдруг вскинула голову.

– Разумеется, это правда, – вымолвила она. – Запираться бессмысленно, отец. У меня с самого начала было ощущение, что все выплывет наружу.

Фэн хотел что-то сказать, но Нефритовый Перстень, не дав отцу вставить ни слова, поглядела судье в глаза и снова заговорила:

– Дело было так. В ту ночь, когда наши лодки столкнулись, ученый Ли настоятельно пожелал принести мне личные извинения. Говорил он весьма учтиво, но, как только моя служанка пошла за чаем, его поведение изменилось. Ли начал грубо льстить, забросал меня глупыми восхвалениями, а потом заявил, что раз уж наши лодки простоят борт о борт всю ночь, мы могли бы воспользоваться случаем и приятно провести время. Этот человек считал себя совершенно неотразимым и даже мысли не допускал, что я могу его отвергнуть. Когда же я это сделала, причем в самых недвусмысленных выражениях, Ли пришел в безумную ярость и поклялся, что все равно добьется своего, хочу я того или нет. Я ушла и заперла дверь изнутри, а по возвращении домой ничего не стала рассказывать отцу, боясь, что он поссорится со знаменитым учеными тем самым навлечет на себя недовольство. дело того не стоило – Ли Линь, несомненно, был пьян. Однако как-то днем этот негодяй прислал мне записку именно с такими угрозами, как вы говорили. А той же ночью он умер.

Фэн Дай снова открыл рот, пытаясь что-то сказать, но дочь положила руку ему на плечо.

– Я люблю своего отца, господин судья, и сделаю все на свете, чтобы ему помочь. действительно, ходили слухи, что когда-то, много лет назад, он совершил поступок, каковой можно было бы дурно истолковать. В ту ночь, когда умер Ли Линь, я тайком выскользнула из дома и отправилась к Красной беседке. Вошла я черным ходом, так что меня никто не видел. Цзиньши сидел за столом и что-то писал. Он страшно обрадовался моему приходу, предложил сесть и начал болтать всякую чепуху. Мол, он всегда знал, что Небу угодно сделать меня его женщиной. Я пыталась перевести разговор на преступление, якобы совершенное моим отцом, но Ли уходил от этой темы и явно не хотел прямо отвечать на вопросы. Тогда я обвинила его в обмане и сказала, что пойду домой и все расскажу отцу. Негодяй вскочил, стал осыпать меня оскорблениями, а потом сорвал с плеч платье. При этом он злобно шипел, что овладеет мною прямо сейчас. Я не осмелилась звать на помощь – ведь я проникла в покои к мужчине тайком. Узнай люди об этом,и мое доброе имя и честь моего отца были бы погублены. Я думала, что сумею не допустить насилия над собой, и сопротивлялась изо всех сил, царапая лицо и руки Ли Линя. Но он был очень груб. И вот доказательство.

Несмотря на возражения Фэн Дая, девушка спокойно опустила платье до пояса. На плечах, левой груди и руках Нефритового Перстня виднелись желтые и багровые пятна – следы пальцев.

Одевшись, девушка продолжала рассказ:

– Во время борьбы мы смахнули со стола бумаги. Под ними оказался кинжал. Я сделала вид, будто не могу больше сопротивляться. А когда Ли Линь отпустил мои руки, собираясь развязать на мне пояс, я схватила нож и предупредила, что убью его, если не отстанет. Ли вновь попытался схватить меня, и я изо всех сил ударила его кинжалом в шею. Хлынула кровь. Ли упал в кресло, издавая какое-то страшное бульканье и хрип. Плохо понимая, что делаю, я побежала через сад домой и рассказала все отцу. Остальное вы узнаете от него.

Девушка отвесила легкий поклон и, сбежав по ступенькам беседки, пропала из виду. Судья Ди вопросительно посмотрел на Фэн Дая. Тот подергал себя за бороду, откашлялся и с сокрушенным видом кивнул:

– Я стал успокаивать дочь, господин судья, объяснив, что она не совершила никакого преступления, поскольку женщина имеет полное право защищать свою честь от насильника всеми доступными способами. Но при этом сказал, что, если это дело будет разбираться публично, мы оба попадем в крайне неприятное и неловкое положение. Это ославило бы мою дочь, а кроме того, хотя слухи о том, будто я замешан в преступлении, совершенном много лет назад, необоснованны и, мне вовсе не хотелось, чтобы все это вновь обсуждали вкривь и вкось. Поэтому я выбрал… э-э… неправильную линию поведения. – Фэн Дай, немного помолчав, сделал глоток чаю. —Я отправился в Красную беседку и, войдя в зал, обнаружил на кресле тело Ли, – уже более уверенным голосом проговорил он. – Крови на полу и на столе было немного – большая ее часть попала на платье убитого. И я решил устроить все так, чтобы это походило на самоубийство. Перетащив тело в Красную комнату, я опустил его на пол и вложил кинжал в правую руку покойника, затем перенес бумаги из зала на стол в спальне, запер дверь и вышел через террасу. Я надеялся, что, поскольку единственное окно в Красной комнате забрано решеткой, все поверят, будто Ли Линь покончил с собой. Так и вышло. Заявление Владычицы Цветов, что она отвергла его ухаживания, было как нельзя более кстати, так как объясняло причину самоубийства.

– Я полагаю, – подал голос судья Ди, —вы вставили ключ в замочную скважину уже после того, как вас вызвали для расследования взломали дверь?

– Именно так, господин судья. Я взял ключ с собой, понимая, что как только тело обнаружат, меня первым уведомят о случившемся. Ко мне прибежал хозяин постоялого двора, мы послали за судьей Ло, и все вместе отправились в Красную беседку. После того как дверь была взломана, судья и стражники, как я и ожидал, тотчас занялись телом. А я, пользуясь этим, быстро сунул ключ в замок.

– Понятно, – кивнул судья и, подумав, небрежно обронил: – Чтобы довести картину до совершенства, вам следовало бы изъять листок с последними записями ученого.

– Почему, господин судья? Они же ясно давали понять, что развратник Ли хотел заполучить Осеннюю Луну!

– Нет, он думал не об Осенней Луне, а о вашей дочери. два нарисованных им круга – не что иное, как серьги из нефрита. Наверняка Ли Линь видел на ней такие. А нарисовав их, ученый, видимо, подумал, что серьги напоминают полную осеннюю луну. Поэтому-то он и написал трижды эти два слова «Осенняя луна».

Фэн воззрился на судью.

– О Небо! – воскликнул он. – Это правда! Как глупо, что я не подумал об этом! Насколько я понимаю, все это теперь будет предано огласке, а дело о гибели ученого – пересмотрено?

Судья Ди отхлебнул немного чая, глядя на цветущие олеандровые кусты. На солнцепеке порхали две бабочки. Казалось, этот сад, где все дышало покоем и умиротворением, пребывает в иных краях, далеко от шума и суеты Райского острова.

– Ваша дочь – мужественная и находчивая девушка, господин Фэн, – невесело улыбнулся Ди. – думаю, ее заявление, только что дополненное вами, позволяет нам закрыть дело о смерти цзиньши Ли Линя. Я рад, что выяснил наконец, откуда у него на руках взялись царапины, а то в какой-то момент я стал подумывать, уж не бесчинствуют ли в Красной беседке некие темные силы. Тем не менее пока остается неясным происхождение припухлостей на шее покойника. Ваша дочь их не видела?

– Нет, господин судья, ни она, ни я их не видели. Возможно, у него просто железы опухли. Но мне хотелось бы узнать, какие меры вы собираетесь применить ко мне и моей дочери, господин судья. Намерены ли вы…

– Закон гласит, – перебил Ди, – что женщина, убившая насильника, не подлежит наказанию. Но вы подделали улики, господин Фэн, а это серьезное правонарушение. до того как я вынесу приговор, мне хотелось бы разобраться в тех неприятных слухах, о которых упоминала ваша дочь. Насколько я понимаю, она имела в виду разговоры о том, что тридцать лет назад вы убили Тао Куаня, отца Тао Паньтэ, поскольку он был вашим соперником в борьбе за благосклонность некой женщины?

Фэн выпрямился на стуле.

– Да, господин судья, – глухо пробормотал он. – думаю, нет необходимости говорить, что эти слухи – злонамеренная клевета. Я не убивал Тао Куаня, своего самого близкого друга. Когда-то давно я и вправду был безумно влюблен в танцовщицу по имени Зеленый Нефрит, удостоенную звания Владычицы Цветов. И больше всего на свете мне хотелось жениться на ней. Мне тогда было двадцать пять лет, и я только что стал смотрителем острова. Что до моего друга Тао Куаня, то ему исполнилось двадцать девять, и он тоже любил эту женщину. Он был женат, но не особенно счастлив в браке. Однако то, что мы оба питали нежные чувства к Зеленому Нефриту, нисколько не повлияло на отношения между нами – мы оставались друзьями. И мы договорились, что каждый из нас постарается завоевать любимую женщину, но тот, кто будет отвергнут, не затаит на более удачливого соперника злобы. Однако Зеленый Нефрит, судя по всему, не очень-то хотела делать выбор и все время откладывала решение.

Фэн Дай помедлил, задумчиво потирая подбородок, словно никак не мог решить, надо ли продолжать рассказ.

– Думаю, будет лучше, господин судья, если я расскажу вам всю историю от начала до конца. Конечно, мне следовало сделать это тридцать лет назад, но я был молод и глуп, а когда поумнел, было уже слишком поздно. —Фэн глубоко вздохнул. – В общем, кроме Тао Куаня и меня, у Зеленого Нефрита был еще один поклонник – торговец древностями Вэнь Юань. Он добивался ее благосклонности не от большой любви, а исключительно ради самоутверждения: хотел доказать, что он мужчина хоть куда, и уж, во всяком случае, не уступает мне или Тао. В общем, Вэнь подкупил одну из служанок Зеленого Нефрита, чтобы та следила за хозяйкой, поскольку подозревал, что кто-то из нас – либо я, либо Тао – уже стал ее тайным избранником. И как раз в то время, когда мы с Тао решили настаивать, чтобы милая нам женщина наконец сделала выбор, подкупленная Вэнем служанка сообщила ему, что Зеленый Нефрит беременна. Вэнь Юань тотчас отправился с этими сведениями к Тао и начал уверять, будто я тайком пользуюсь благосклонностью Зеленого Нефрита и мы с ней уже давно водим его за нос. Тао немедленно прибежал ко мне. Но он, при всей своей вспыльчивости, был человеком умным и справедливым, поэтому я довольно быстро убедил его, что мои отношения с Зеленым Нефритом вовсе не так близки. Затем мы с Тао обсудили, как нам быть дальше. Я предложил отправиться к Зеленому Нефриту вместе и сказать, что мы знаем о ее любви к другому мужчине и, соответственно, больше не станем ей докучать. Я также хотел просить ее без утайки назвать нам имя своего избранника и уверить, что мы по-прежнему остаемся ее друзьями, готовыми помочь, если возникнут какие-нибудь трудности.

Однако Тао со мной не согласился. Он подозревал, что Зеленый Нефрит нарочно делала вид, будто не знает, кого из нас выбрать, надеясь вытянуть у обоих побольше денег. Я сказалТао, что это не в ее характере, но он не стал слушать и убежал. После его ухода я снова все обдумал и решил, что должен еще раз поговорить с Тао, – я боялся, как бы он не совершил какую-нибудь глупость. По пути к дому Тао я встретил Вэнь Юаня. Он весьма возбужденным тоном объявил мне, что виделся с Тао и предупредил о планах Зеленый Нефрит – она, мол, встречается сегодня со своим тайным возлюбленным в Красной беседке. К этому Вэнь добавил, что Тао уже пошел туда, желая выяснить, кого ему предпочли. Опасаясь, как бы Тао не угодил в одну из грязных ловушек Вэня, я тоже поспешил к Красной беседке, причем, чтобы выиграть время, помчался через сад. Взлетев на террасу, я увидел затылок Тао – он сидел на стуле в зале, но не только не ответил, когда я его окликнул, а даже не шелохнулся. Я вошел в комнату и обнаружил, что вся грудь моего друга залита кровью, а из горла торчит кинжал. Тао был мертв.

Фэн устало провел рукой но лицу и обвел сад пустым, невидящим взглядом. Наконец ему удалось справиться с волнением:

– Какое-то время я стоял, в ужасе глядя на мертвого друга. Внезапно со стороны прохода донесся звук приближающихся шагов. И тут я испугался, что, застав меня в этой комнате, могут заподозрить, будто я убил Тао из ревности. Я выскочил на улицу и метнулся к покоям Зеленого Нефрита, но там никого не было. Тогда я пошел домой.

Когда я сидел в библиотеке, пытаясь найти объяснение случившемуся, ко мне явился помощник начальника стражи и как лицо, обязанное следить за порядком на Острове, попросил пойти в Красную беседку, сказав, что там произошло самоубийство. Я пошел туда и застал судью и его людей в Красной комнате. Там же находилось и тело. Его обнаружил один из слуг, заглянув сквозь решетку окна. Поскольку дверь Красной комнаты была заперта, а ключ лежал внутри на полу, судья решил, что Тао скончался от ранения в горло, которое нанес себе сам. На это указывал и найденный в руке погибшего кинжал.

Я не знал, что делать. По всей видимости, после того как я бежал из Красной беседки, убийца перетащил труп из зала в Красную комнату и подстроил все так, будто Тао сам наложил на себя руки. Судья спросил у хозяина постоялого двора, что могло толкнуть Тао к самоубийству, и тот рассказал о его любви к танцовщице Зеленый Нефрит, удостоенной звания Владычица Цветов. Судья послал за Зеленым Нефритом. Та подтвердила, что Тао Куань действительно был в нее влюблен, а затем, к моему удивлению, добавила, будто он предлагал ее выкупить, но она этого не пожелала. Когда Зеленый Нефрит стояла перед судьей, делая это заведомо лживое заявление, я пытался поймать ее взгляд, но она отводила глаза. Судья там же, на месте, решил, что речь идет о бесспорном самоубийстве на почве неразделенной любви, и отпустил Зеленый Нефрит восвояси. Я хотел пойти следом, но судья приказал мне остаться. В наших местах с угрожающей быстротой распространялась эпидемия оспы. Именно это привело правителя уезда и его людей на остров. По приказу судьи я провел всю ночь, обдумывая, как помешать распространению болезни. Судья требовал сжечь часть домов и принять другие жесткие меры. Это лишило меня возможности пойти к Зеленому Нефриту и добиться от нее объяснений.

С тех пор я никогда ее не видел. На следующее утро, когда стражники стали жечь дома танцовщиц и певичек, Зеленый Нефрит вместе с другими девушками убежала в лес, а там заразилась оспой и умерла. Остались лишь бумаги, переданные мне одной из ее подруг. Это произошло незадолго до того, как Зеленый Нефрит вместе с телами других умерших была сожжена на большом погребальном костре, разведенном по приказу управы.

Лицо Фэна залила мертвенная бледность, на бровях засверкали капельки пота. Протянув руку, он взял со столика чашку и медленно осушил ее.

– Разумеется, мне следовало сразу уведомить судью, что Тао Куаня убили, придав этому деянию вид самоубийства, – устало вздохнул он. – Долг требовал предать убийцу друга в руки правосудия. Но я не знал, насколько в этом деле была замешана покойная Зеленый Нефрит. К тому же Вэнь Юань видел, как я бежал в Красную беседку. Вздумай я заговорить, Вэнь обвинил бы меня в убийстве Тао Куаня. И я, жалкий трус, промолчал.

Три недели спустя, когда распространение эпидемии удалось приостановить и жизнь на острове стала возвращаться в привычную колею, ко мне пришел Вэнь Юань. Он заявил, что знает, будто я убил Тао и скрыл преступление под видом самоубийства. А потом пригрозил выдвинуть против меня обвинение в суде, если я не уступлю ему пост смотрителя. Я ответил Вэню, что он волен поступать как угодно, и даже обрадовался, поскольку молчание с каждым днем остановилось для меня все более тягостным бременем. Но Вэнь не просто негодяй, а еще и очень хитрый. Понимая, что никаких доказательств нет, он попросту пытался меня запугать. Поэтому ему пришлось отказаться от своего замысла. Единственное, что он сделал, так это начал распространять всякие туманные слухи, намекая, будто ответственность за смерть Тао Куаня лежит на мне.

Четыре года спустя, когда мне почти удалось стереть из памяти воспоминания о Зеленом Нефрите, я женился, и у меня родилась дочь, Нефритовый Перстень. Став взрослой, дочка моя познакомилась с сыном Тао Куаня, Тао Паньтэ, и они как будто понравились друг другу. Я льстил себя надеждой, что когда-нибудь они поженятся. Мне казалось, брачный союз между ними станет чем-то вроде памятника моей дружбе с Тао Куанем, за чью смерть я так и не смог отомстить. Но мерзкие слухи, распространяемые Вэнь Юанем, очевидно, достигли и Тао Паньтэ. Я заметил, что его отношение ко мне изменилось. Перемену в Тао заметила также моя дочь и довольно долго из-за этого страдала. Я пытался найти другого достойного жениха, но Нефритовый Перстень не желала иметь ничего общего ни с одним из молодых людей, о которых я говорил. Она очень независимая и своевольная девушка, господин судья. Вот почему я так обрадовался, когда моя дочь обратила внимание на Киа Юпо. Я, конечно, предпочел бы видеть ее женихом молодого человека из местных, лучше мне знакомого, но я не мог больше видеть девочку несчастной. К тому же Тао Паньтэ ясно дал мне понять, что навсегда от нее отказывается, когда предложил стать посредником в помолвке.

Фэн Дай, глубоко вздохнув, завершил рассказ:

– Теперь вы знаете все, господин судья, в том числе и почему мне пришла в голову мысль представить смерть ученого Ли как самоубийство.

Судья Ди медленно кивнул. А так как он продолжал хранить молчание, Фэн негромко добавил:

– Клянусь памятью покойного отца, все, что я рассказал вам о смерти Тао Куаня, – чистая правда, господин судья.

– Души мертвых – все еще среди нас, господин Фэн, – сурово напомнил Ди и отпил несколько глотков чая. – Так что не стоит упоминать о них всуе. Если вы в самом деле рассказали мне правду, ничего не утаив, значит, где-то на острове есть безжалостный убийца. Тридцать лет назад он расправился в Красной беседке с человеком, узнавшим о его тайной связи с Зеленым Нефритом. И вполне возможно, что прошлой ночью он снова нанес удар, на сей раз лишив жизни Осеннюю Луну.

– Но ведь осмотр тела показал, что она умерла от сердечного приступа, господин судья!

Ди покачал головой:

– Я в этом не уверен. Видите ли, господин Фэн, я не верю в совпадения, а в данном случае перед нами две весьма сходные смерти. Некто неизвестный в свое время поддерживал близкие отношения с обладательницей звания Владычица Цветов, и через тридцать лет он вполне мог увлечься другой женщиной, завоевавшей этот титул. – Судья бросил на собеседника проницательный взгляд: – Кстати, об Осенней Луне… У меня складывается впечатление, что вы далеко не все о ней рассказали, господин Фэн!

Фэн Дай уставился на него с искренним изумлением.

– Я рассказал вам все, что знаю сам, господин судья! – воскликнул он. – Единственное, о чем мне не хотелось упоминать, – это ее короткая связь с судьей Ло. Но вы очень быстро выяснили это сами.

– Вы правы, выяснил. Что ж, господин Фэн, я тщательно обдумаю необходимые меры. Пока это все, что я могу вам обещать.

Судья Ди встал и в сопровождении хозяина дома зашагал к воротам.

Глава 15

Когда судья Ди поднялся на террасу Красной беседки, там его дожидался помощник.

– Мне рассказали прелюбопытную историю, Ма Жун, – начал Ди. – Похоже, ответна все наши вопросы надо искать в прошлом. А точнее, он связан с убийством Тао Куаня, совершенным тридцать лет назад. Нам надо срочно повидаться с Линь – возможно, она вспомнит какую-нибудь подробность, благодаря которой мы узнаем, кто убил Тао Куаня. А заодно выясним, кто расправился с Осенней Луной. Я… – Судья недовольно поморщился. – Фу, какой отвратительный запах!

– Я тоже его почувствовал. Наверное, в кустах лежит какая-то падаль.

– Пойдем в комнаты, мне надо переодеться.

Судья и его помощник перебрались в зал. Ма Жун, аккуратно закрыв за собой створки двери, стал помогать господину надеть чистое платье.

– По пути сюда я выпил немного вина в обществе молодого поэта Киа Юно. Краб и Креветка были правы, мой господин, – торговец древностями и Ли Линь и вправду вынашивали план, рассчитывая лишить Фэн Дая должности смотрителя.

– Ну-ка, сядь! Я хочу звать, что именно сказал Киа.

Когда Ма Жун закончил рассказ, судья с удовлетворением кивнул:

– Так вот что утаил от вас Вэнь Юань! Я ведь говорил тебе, у меня возникло явственное ощущение, что старик скрытничает. Видимо, в шкатулку, которую Киа должен был тайно подбросить в дом Фэна, Вэнь и Ли хотели сунуть какие-то опасные бумаги, а потом заявили бы властям о его неблагонадежности. Но раз их план не удался, все это не имеет особого значения. А я только что довольно долго беседовал с Фэн Даем и его дочерью. Совершенно ясно, что ученый не наложил на себя руки, а был убит.

– Убит, мой господин?

– Да. Послушай-ка, что Фэн и его дочь мне рассказали…

Когда Ди вкратце пересказал помощнику содержание разговора в садовой беседке, Ма Жун с грубоватым восхищением воскликнул:

– Ну и девка! Во время разговора со мной этот мальчишка Кна, стихоплет, употребил словечко, которое к ней подходит как нельзя лучше, – нервная! Да-да, именно так! Теперь я понимаю, почему Киа не спешит со свадьбой! Взять такую девушку в жены – все равно что жениться на неприятностях! На целом ворохе неприятностей! Ну что же, дело о смерти ученого Ли распутано.

Судья неторопливо покачал головой:

– Не совсем, Ма Жун. Ты участвовал во многих стычках. Скажи мне, велика ли вероятность, что Нефритовый Перстень, держа нож в правой руке, могла ударить насильника вшею с правой стороны?

– Вообще-то нет, – ответил Ма, поджав губы. – Но и невероятным это назвать нельзя, мой господин. Когда два человека борются и один из них при этом вооружен, подчас происходят очень странные вещи!

– Понимаю. Я просто хотел уточнить это для себя. Думаю, мне лучше побыть здесь. Надо как следует во всем разобраться и прикинуть, о чем спрашивать Линь. А ты сходи к Крабу и попроси отвести тебя к ее хижине но в дверь не стучи – посмотри только, где это жилище, потом возвращайся за мной, и мы отправимся туда вместе.

– Мы и сами без труда отыщем хижину, мой господин. Я знаю, что она где-то у реки, напротив пристани.

– Нет, я не хочу ходить кругами, спрашивая, где можно найти Линь. Неподалеку может рыскать убийца, а Линь, пожалуй, – единственная, у кого есть о нем какие-то сведения, и я не хочу подвергать ее жизнь опасности. Не торопись, я спокойно подожду. Мне очень о многом надо поразмыслить!

Судья снова скинул верхнее платье и положил украшенную жесткими крылышками судейскую шапочку из черного бархата на скамью. Ма Жун пододвинул чайный столик поближе, чтобы судья мог с легкостью до него дотянуться, и вышел.

Помощник судьи отправился в уже знакомое ему игорное заведение, решив, что, поскольку день в самом разгаре, Краб и Креветка, скорее всего, уже выспались и приступили к своим обязанностям. Оба и в самом деле оказались на втором этаже, с непроницаемым видом наблюдая за тем, что происходит в зале.

– Кто-нибудь из вас сможет меня проводить? – спросил Ма Жун, объяснив приятелям, в чем дело.

– Мы пойдем вместе, – прогудел Краб. —Видишь ли, мы с Креветкой напарники.

– По правде сказать, мы только что оттуда, – добавил горбун, – но небольшая прогулка нам не повредит, верно, Краб? И потом, может быть, мой сын как раз вернется с реки. Я попрошу начальника, чтобы нас подменили.

Горбун спустился вниз, а Краб повел Ма Жуна на террасу, где они в ожидании Креветки выпили но чаше вина. Наконец тот вернулся и объявил, что нашел замену на часок с небольшим.

Трое мужчин повернули на запад и двинулись но людным улицам. Вскоре они достигли тихих переулков квартала, где жили уличные торговцы и кули, а еще через некоторое время оказались на пустыре, заросшем буйным кустарником.

– Вы отыскали себе не самое приятное местечко, – проворчал под нос Ма Жун.

– Когда мы доберемся вон туда, ты сразу передумаешь. – Краб указал на высокие деревья по другую сторону пустыря. – Хижина Линь стоит под большим тисом, а наш дом чуть поодаль среди ин, у самой реки. Что до пустыря, то, может, он и неказист, зато отделяет нас от шумных улиц.

– Дома нам нравится тишина, – добавил Креветка.

Краб первым выбрался на тропинку поддеревьями. Внезапно рядом затрещали ветки, и из кустов выскочили двое мужчин. Один ухватил великана за руки, другой изо всех силу дарил дубинкой под сердце и занес было оружие, собираясь стукнуть Краба по голове, но тут Ма Жун прыгнул вперед, и его кулак с чудовищной силой врезался в челюсть противника. Тот рухнул на землю одновременно с Крабом. Помощник судьи повернулся лицом ко второму разбойнику, что размахивал длинным мечом. Ма Жун успел сделать шаг назади уклониться от выпада, нацеленного ему в грудь. Но тут подбежали еще четверо незнакомцев. Трое с мечами, а четвертый, высокий здоровяк, сжимал в руке да-дао

– Окружите их и прикончите! – крикнул он.

Ма успел подумать, что и он сам, и два его приятеля угодили в очень опасное положение, и счел наилучшим выходом попытаться отнять у главаря да-дао. Однако первым делом следовало избавиться от горбуна, чтобы он не путался вод ногами. Впрочем, Ма Жун не был уверен, что даже с копьем сумеет долго сдерживать натиск четырех противников, вооруженных мечами. Примерившись, он стукнул ногой по древку нацеленного ему в грудь да-дао, но выбить оружие у нападавшего не смог – тот был слишком силен.

– Беги за помощью! – крикнул Ма Жун Креветке.

– Отойди в сторону и не мешай! – свистящим шепотом ответил горбун у него за спиной.

Маленький и хрупкий Креветка, проскочив между ног Ма Жуна, кинулся на разбойника с да-дао. Тот, злобно ухмыляясь, занес оружие. Ман Жун изготовился прыгнуть, рассчитывая отбросить Креветку в сторону, но один из нападавших, выставив меч, оттеснил его и не дал прийти на выручку горбуну. Извернувшись, Ма Жун ушел от удара, и клинок свистнул над его головой. Краем глаза Ма заметил, как руки Креветки метнулись вперед и вверх. К запястью каждой тонкой цепочкой был прикреплен бронзовый шар величиной с куриное яйцо. Главарь отшатнулся, пытаясь спастись от шаров, летящих ему в лицо. Остальные развернулись, думая окружить Креветку. Однако тот как будто бы обладал способностью видеть даже спиной. Горбун крутнулся на месте, посылая один из шаров в голову ближайшего противника. Еще поворот – и другой шар угодил в плечо главарю шайки, все еще не выпускавшему из рук да-дао. Остальные пытались достать Креветку мечами, но он не дал им ни одной возможности поразить цель. Горбун действовал с такой невероятной скоростью, что казалось, его ноги вовсе не касаются земли. Седые волосы развевались на ветру. А вокруг, прикрывая щуплую фигурку сплошным непроницаемым занавесом, со свистом летали бронзовые шары.

Ма Жун отступил и затаив дыхание наблюдал за происходящим. Он воочию видел в действии тайное боевое искусство, о котором люди упоминали крайне редко, да и то шепотом. Цепочки крепились к тонким запястьям горбуна кожаными ремешками, а расстояние, на которое он выбрасывал шары вперед, назад, в сторону, вверх или вниз, регулировал, пропуская цепочки между пальцев или сжимая руку в кулак. Еще один разбойник с мечом схлопотал по руке шаром-молнией, метнувшимся из левой ладони Креветки. Раздался хруст сломанной кости. В тот же миг горбун взмахнул правой рукой, и второй шар, улетев далеко вперед, впечатался другому нападавшему в лицо с силой кувалды.

К тому времени лишь двое незнакомцев ещё оставались на ногах. Один из них сделал неудачную попытку отбить шар клинком, другой повернулся с явным намерением обратиться в бегство. Ма Жун хотел броситься вдогонку, но оказалось, что в этом нет необходимости. Метко пущенный Креветкой шар с тошнотворным глухим стуком угодил беглецу в позвоночник, и тот ничком рухнул на землю. Одновременно цёпочка, привязанная к левому запястью горбуна, змеей обвилась вокруг меча последнего из нападавших. Дернув противника к себе, Креветка коротким взмахом послал шар ему в висок. Все было кончено.

Щуплый горбун ловким, привычным движением подхватил шары и, намотав цепочки на запястья, спрятал оружие под рукава. Ма Жун шагнул было к нему, но тут же замер, услышав за спиной знакомый бас:

– Ты опять махал руками!

Обернувшись, помощник судьи обнаружил, что Краб уже успел сбросить с себя бесчувственное тело разбойника с дубинкой и сесть, прислонясь спиной к дереву.

– Опять махал! – повторил Краб, и в голосе его слышалось глубокое отвращение.

– Неправда! – запальчиво возразил Креветка, повернувшись к приятелю.

– Правда! – продолжать гнуть свое великан. – Я отчетливо видел, как ты двинул локтем. Это испортило твой последний, короткий удар. – Краб потер выпуклую грудь – по всей видимости, удар дубинкой, способный любого другого прикончить на месте, не причинил ему особого вреда. Он не без труда поднялся на ноги, сплюнул на землю и снова принялся корить горбуна: – Махать руками – неправильно! Удар должен быть резким, как взмах бича, и идти от запястья.

– Но это позволяет наносить удары вбок! —сердито пробурчал Креветка.

– Удар должен походить на хлопок бича, – упрямо твердил Краб. Он наклонился над разбойником с дубинкой и вздохнул: —Жаль, что я слишком сильно стукнул его по шее.

Великан подошел к главарю шайки – единственному из нападавших, кто был еще жив. Тот лежал на траве, жадно хватая ртом воздух. Руки цеплялись за грудь у сердца, из-под ладоней сочилась кровь.

– Кто вас послал? – спросил Краб.

– .. .Мы… Ли сказал…

Голос булькнул и затих. Изо рта разбойника хлынула кровь. Тело судорожно дернулось и застыло.

Ма Жун тем временем осматривал другого мертвеца.

– Блестящая работа, Креветка! – воскликнул он, не скрывая восторга. – Где ты этому научился?

– Его учил я, – спокойно пояснил Краб. – Каждый день, в течение целых десяти лет. Что ж, наш дом недалеко отсюда, поэтому давайте пойдем туда и немного выпьем. А останки можно собрать и потом.

Все трое зашагали к дому, где жили Краб и Креветка. Горбун держался позади и все еще недовольно ворчал под нос.

– А я не могу этому научиться, Краб? – задумчиво осведомился Ма Жун.

– Нет. Здоровяки вроде нас с тобой для этого не годятся. Нам всегда хочется вложить в бросок побольше силы, а это ни к чему. Ты просто приводишь их в движение, а дальше они все делают сами, твое дело – только направлять. По науке это называется «удерживать равновесие» – человек вроде как зависает меж двумя шарами, мечущимися во все стороны. Такое могут проделать только щуплые, легкие ребята. И в любом случае это искусство годится, только если вокруг тебя много свободного пространства. Когда надо драться в помещении, это делаю я, а на улице это делает Креветка. Мы с ним, знаешь ли, напарники. А вон там живет Линь.

Великан указал на крохотную лачугу из потрескавшихся досок под большим тисовым деревом.

Вскоре приятели подошли к реке, заросшей ивами. За простой бамбуковой изгородью Ма Жун увидел крытый соломой домик с белеными стенами. Обогнув дом, Краб привел гостя к тщательно возделанному огороду, где зрело множество тыкв, и усадил на деревянную скамейку вод навесом. Оттуда открывался чудесный вид на реку. Все вокруг дышало покоем. Осматриваясь, Ма Жун приметил закрепленный параллельно земле бамбуковый шест с подвешенными на разной высоте шестью тыквами.

– А это для чего? – полюбопытствовал он. Краб повернулся к Креветке, как раз выходившему из-за дома. На лице его все еще читалась досада.

– Номер три! – крикнул великан.

С быстротой молнии рука маленького горбуна взвилась вверх. Лязгнуло железо, и бронзовый шар вдребезги разнес одну из подвешенных к месту тыкв.

Краб с задумчивым видом встал, поднял с земли остатки тыквы и, держа их на огромной ладони, принялся разглядывать. Креветка быстро подошел к нему и тоже с интересом уставился на изуродованный овощ. Все это происходило в полной тишине. Затем Краб покачал головой, отбросил куски тыквы подальше и с упреком в голосе объявил:

– Я так и думал! Опять вращение!

Лицо горбуна залилось краской.

– Какое там вращение? Удар пришелся всего-то в десятой доле чи от середины проклятой тыквы! – возмущенно завопил Креветка.

– Да, не очень сильное, – согласился Краб, – но все же оно было. Ты используешь локоть, а удар должен наноситься только движением запястья.

Креветка, сердито фыркнув, бросил взгляд на реку:

– Мой сын вернется еще не скоро. Пойду принесу нам попить.

Горбун ушел в дом, а Краб и Ма Жун вернулись под навес.

– Значит, вы используете тыквы для упражнений! – воскликнул Ма Жун, снова опускаясь на скамью.

– А для чего же, по-твоему, мы их выращиваем? Через день я подвешиваю для Креветки шесть штук – разного размера, на разной высоте. – Краб поглядел через плечо, желая убедиться, что приятеля рядом нет и он не услышит его слов, затем хрипло шепнул Ма Жуну: —Парень хорош, очень хорош. Но если я об этом скажу, он обленится и перестанет совершенствоваться. А ему надо оттачивать мастерство, особенно короткие удары. Я за Креветку в ответе. Сам понимаешь, он ведь мой друг.

Ма Жун кивнул в, немного помолчав, спросил:

– А чем занимается его сын?

– Ничем особенным, насколько я знаю, – протянул Краб. – Он, видишь ли, умер. Сын Креветки был хорошим, сильным парнем. Креветка им гордился, страшно гордился. А четыре года назад малый ушел рыбачить вместе с женой Креветки. Посреди реки их лодка столкнулась с военной джонкой, и они затонули. Оба. После этого Креветка долго был не в себе – как только кто-нибудь упоминал о его сыне, начинал рыдать. Когда такое происходит с твоим напарником, с ним невозможно работать, да? Мне это надоело, и я сказал:

«Креветка, твой сын не умер. Просто ты его теперь редко видишь, потому что он по большей части на реке». И Креветка мне поверил. Учти, я ни слова не сказал о его жене, потому как не может ведь он всему верить, даже если это говорю я. И потом, она была слишком остра на язык. И еще я предложил Креветке:

«Давай попросим, чтобы нас перевели в ночную смену, тогда мы сможем иногда встречаться с твоим сыном, когда он возвращается с реки». И Креветка опять-таки поверил. Конечно, никто не приходит, но эта ложь позволяет Креветке надеяться. А я могу время от времени говорить с ним о сыне, и при этом бедняга не начинает шмыгать носом.

Креветка вышел из дома с большим кувшином вина и тремя глиняными чашами. Поставив все на выскобленный до блеска стол, он тоже сел на скамью. Трое приятелей выпили за благополучный исход недавней стычки. Ма Жун, почмокав губами, подставил свою чашу Крабу, чтобы тот снова ее наполнил.

– А ты знаешь тех мерзавцев, что на нас напали? – спросил он.

– Двоих – да. Это разбойники из шайки с верховий реки. Дней десять назад они пытались ограбить одного из посыльных Фэна. Я сопровождал его вместе с одним из наших парней. Троих нам удалось убить, а те двое, что сумели скрыться тогда, получили свое сейчас.

– А о каком Ли главарь упомянул перед смертью? – задал Ма Жун новый вопрос.

– Сколько на острове людей по фамилии Ли? – обратился Краб к горбуну.

– Сотни две.

– Ну вот, слышал? – пробасил великан, пристально глядя на Ма Жуна. – Сотни две.

– Выходит, фамилия ничего нам не дает, – подытожил Ма Жун.

– Зато в у них ничего не вышло, – суховато отрезал Краб и повернулся к Креветке: – В сумерках река удивительно красива. Жаль, что вам нечасто выпадает любоваться ею по вечерам.

– Тут так тихо и спокойно! – с удовлетворением вздохнул горбун.

– Не всегда! – бросил Ма Жун, вставая. – Что ж, ребята, я полагаю, что в истории с нападением на вас вы разберетесь сами. А мне надо возвращаться к своему господину и доложить. Что я знаю, где искать старую Линь.

– Не уверен, что вы ее там найдете, – протянул Краб. – Когда мы шли мимо ее хижины утром, я видел свет.

– А поскольку Ливь слева, это значит, что у нее были гости, – пояснил Креветка.

Поблагодарив друзей за гостеприимство, Ма Жун зашагал обратно. Сумерки все сгущались. Проходя мимо хижины Линь, помощник судьи немного помедлил. Внутри было темно и, казалось, никого нет. Поколебавшись, Ма Жун распахнул дверь в хижину. Если не считать бамбуковой скамьи, там было пусто. Людей, во всяком случае, Ма не обнаружил.

Глава 16

Вернувшись в Красную беседку, Ма Жун застал судью Ди на террасе. Стоя у ограды, он наблюдал, как стражники в саду зажигают разноцветные фонарики среди деревьев.

Ма доложил господину обо всем происшедшем.

– Единственный прок от моего похода – в том, что я точно знаю, где живет Линь. Но ее там нет, так что идти туда нам ни к чему – по крайней мере, сейчас. Вероятно, тот, кто приходил к старухе, куда-то ее увел.

– Но Линь тяжело больна! – воскликнул судья. – Что-то не нравится мне все это. Я думал, никто, кроме двух твоих приятелей и Серебряной Феи, не знает, где ее жилище. —Ди озабоченно дернул себя за ус. – Ты уверен, что нападавшие хотели разделаться с Крабом и Креветкой, а не с тобой?

– Конечно, уверен, мой господин! Откуда этим мерзавцам было знать, что с Крабом и Креветкой окажусь я? Они устроили засаду, желая отомстить Крабу за смерть троих разбойников из своей шайки, убитых в стычке две недели назад. А про Креветку они и вовсе ничего не знали!

– Будь это так, разбойники выяснили бы, что твои приятели имеют обыкновение возвращаться домой на рассвете. Выходит, если бы ты не попросил Краба и Креветку показать тебе хижину Линь, мстителям пришлось бы сидеть в засаде весь вечер в ночь!

Ма Жун пожал плечами:

– Может, они так и собирались сделать?

Судья Ди немного подумал, глядя на домик в глубине сада, где, судя по всему, опять шел пир горой, потом повернулся к своему помощнику и со вздохом проговорил:

– Боюсь, я погорячился вчера, сказан, что согласен посвятить делам судьи Ло всего один день. Ладно, сегодня ты мне больше не нужен, Ма Жун. Иди поешь, а потом развлекись немного. Встретимся завтра после утренней трапезы.

После того, как Ма Жун ушел, судья Ди, заложив руки за спину, принялся мерить шагами террасу. Он испытывал какое-то смутное беспокойство, и это отбивало желание обедать в одиночестве у себя в покоях. Ди перешел в зал и накинул простой халат из синей хлопчатобумажной ткани, затем водрузил на голову плотно облегающую волосы черную шапочку и проследовал к парадному входу «Вечного блаженства».

У ворот постоялого двора, где остановился Киа Юпо, Ди замедлил шаг и остановился, подумав, что неплохо пригласить молодого поэта разделить с ним вечернюю трапезу и расспросить поподробнее о кознях Вэнь Юаня и Ли

Линя против Фан Дая. Например, о том, с какой стати ученый столь внезапно отрекся от этих замыслов. Возможно, решил, что более удобный способ завладеть богатством Фэна – это жениться на его дочери? Ведь в этом случае ему бы не пришлось делиться с торговцем древностям в…

И судья заглянул на постоялый двор. Однако хозяин сообщил ему, что поэт ушел после полуденной трапезы и до сих пор не вернулся.

– А я на днях дал ему взаймы слиток серебра! – с горечью добавил он.

Оставив хозяина постоялого двора наедине с невеселыми раздумьями, судья зашел в первую попавшуюся харчевню, утолил голод весьма незатейливой стряпней и сел пить чай на террасе. Устроился Ди у самой ограды, рассеянно наблюдая сверху за уличной толпой. На углу несколько молодых людей уставляли новыми блюдами жертвенник духам усопших. Судья прикинул на пальцах – назавтра выпадал тридцатый день седьмой луны, то есть окончание Праздника мертвых. После этого бумажные фигурки и другие подношения обычно сжигали. Однако считалось, что всю ночь врата Иного мира еще открыты.

Ди, откинувшись на спинку стула, с раздражением покусывал губы. Ему и раньше доводилось сталкиваться с запутанными делами, но во всех прежних случаях, по крайней мере, было достаточно фактов, чтобы выстроить версию и определить круг подозреваемых. Однако в этом, нынешнем деле судья никак не

мог свести концы с концами. Он не сомневался, что убийство Тао Куаня, совершенное тридцать лет назад, и смерть Осенней Луны – на совести одного и того же человека. И теперь Ди мучил вопрос, не расправился ли этот злодей еще и со старой Линь.

Судья сердито наморщил лоб. Невольно приходило на ум, что между исчезновением Линь и нападением на Ма Жуна и двух его приятелей есть какая-то связь. Но Ди располагал всего одним ключиком к разгадке: убийце не меньше пятидесяти лет и живет он на Райском острове или, во всяком случае, как-то связан с этим своеобразным местом.

Впрочем, даже в раскрытом деле о смерти ученого оставались некоторые неясности. История Нефритового Перстня о том, как она убила Ли Линя, не вызывала сомнений, но судья по-прежнему не мог понять, какого рода отношения связывали ученого с Осенней Луной. Казалось странным, что никто не знал, где именно они встречались. Вероятно, эти двое были не только любовниками. Ли Линь действительно предполагал выкупить Осеннюю Луну. Однако его стремление обладать Нефритовым Перстнем, судя по всему, свидетельствовало, что решение о выкупе танцовщицы диктовалось не столько нежными чувствами, сколько иной, пока неясной причиной. Не вымогала ли Осенняя Луна у Ли Линя деньги? Судья грустно покачал головой: поскольку и ученый, и Владычица Цветов мертвы, эта загадка вряд ли когда-нибудь прояснится.

Ди вдруг гневно вскрикнул, выражая крайнее недовольство собой. Он сделал серьезную ошибку! Посетители за соседним столиком с любопытством поглядывали на высокого бородатого мужчину, который, как им казалось, нарочно себя распалял и в конце концов пришел в полное неистовство. Однако судья ничего не замечал. Встав из-за столика, он расплатился и покинул террасу.

Миновав постоялый двор Киа Юпо, Ди зашагал вдоль бамбуковой ограды, высившейся по левую руку от него. Вскоре он увидел узкую дверцу, она была приоткрыта, но прикрепленная к косяку табличка предупреждала: «Без приглашения не входить».

Распахнув дверь пошире, Ди двинулся по ухоженной тропинке, проложенной между стволами деревьев. Густая листва приглушала шум соседней улицы. Вскоре судья оказался на берегу большого пруда, удивительно тихого и спокойного. Через него был перекинут изящный вогнутый мостик из дерева, покрытого красным лаком. Ди шагнул на скрипучие доски, и тотчас вокруг послышался плеск – это прыгали в темную воду перепуганные лягушки.

На том берегу крутая лестница высотой около пяти чи вела к уютной беседке, покоившейся на толстых балках. Ее заостренная кровля была выложена позеленевшими от времени медными пластинами.

Судья поднялся на террасу, быстро осмотрел массивную дверь и обошел беседку кругом. Она имела форму восьмиугольника. Стоя у ограды на задворках домика, Ди окинул взором сад за покоями Киа и видневшуюся поодаль часть сада постоялого двора «Вечное блаженство», едва различимую в слабом свете фонариков. Но судья все-таки отыскал глазами тропинку к террасе Красной беседке.

Наконец Ди отвернулся от сада и стал изучать дверь черного хода, К висячему медному замку был приклеен листок белой бумаги с печатью Фэн Дая, зато сама дверь выглядела не столь массивной, как парадная. Стоило слегка налечь плечом – и она тут же распахнулась.

Шагнув в темные ведра беседки, Ди ощупью отыскал на столике сбоку от входа свечу и зажег ее, чиркнув лежащей рядом трутницей. Судья поднял горящую свечу повыше и огляделся. Прихожая сияла великолепием, как и небольшой зал справа. Слева оказалась еще одна комната, где стояли только скамья и хрупкий бамбуковый столик, а за вей умывальная и закуток с жаровней. Очевидно, здесь жила прислуга.

Затем судья вошел в просторную спальню. У дальней стены стояла огромная резвая кровать из черного дерева с балдахином в пологом из расшитого шелка. Рядом – круглый палисандровый стол, инкрустированный жемчугом, пригодный как для чаепитий, так и для трапез в самом узком кругу. Воздух пропитывал густой аромат благовоний.

Ди направился к столику сань-ти-чжо, стоявшему в углу, обвел взглядом круглое зеркало из полированного серебра и впечатляющий набор горшочков и шкатулок из цветного фарфора, в которых Осенняя Лун а держала всяческие притирания, а потом обследовал медные замочки трех выдвижных ящиков. Именно там танцовщица должна была хранить письма и другие бумаги.

Верхний ящик был не заперт. Выдвинув его, судья не увидел внутри ничего, кроме смятых платочков и сальных заколок для волос. От всего этого исходил неприятный запах, и Ди, торопливо захлопнув ящик, стал изучать следующий. Замок также свободно болтался на петле, но внутри лежали предметы, вовсе не предназначенные для мужских глаз. С грохотом задвинув и этот ящик, судья попытался открыть последний, однако тот был закрыт. Впрочем, стоило посильнее дернуть замок – и хрупкое дерево треснуло.

Судья с удовлетворением кивнул – ящик ломился от писем, визитных листков, чистых и использованных конвертов и писчей бумаги. Некоторые были смяты, на других виднелись пятна от жирных пальцев и румян. Судя но всему, танцовщица не отличалась аккуратностью. Вывалив содержимое ящика на столик, Ди подтащил поближе стул и принялся разбирать бумаги.

Конечно, интуиция вполне могла его обмануть, но в любом случае догадку следовало проверить. Во время трапезы в Журавлиной беседке Владычица Цветов невзначай обмолвилась, что Ли Линь подарил ей в виде прощального подношения сосуд благовоний в футляре, и на вопрос, что там за аромат, ответил: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению». Думая лишь о благовониях, Осенняя Луна могла не обратить внимания на какие-то другие слова, сказанные Ли до этого, и запомнила лишь последнюю фразу, решив, что она относится к подарку. Меж тем это больше походило на некое распоряжение, чем на ответ, и запросто могло относиться к чему-то, упакованному в футляр вместе с благовониями. Допустим, к записке или письму, каковое танцовщице следовало кому-то передать.

Вскрытые письма судья отбрасывал – он искалнераспечатанный свиток. И наконец таковой нашелся. Ди нагнулся и подвес его поближе к пламени свечи. Футляр был тяжелым, а вместо адреса на нем каллиграфическим почерком Ли Линь написал четверостишие:

«В дар оставляю тебе аромат благовонный,

Сладок, летуч, бесполезен он, словно мечты о тебе.

Грежу теперь об одном: в минуты томленья и неги

Пусть он окажется там, где губам моим – не суждено.»

Судья сдвинул шапочку на затылок, вытащил из стянутых в узел волос заколку и с ее помощью аккуратно вскрыл футляр. Внутри лежал плоский резной флакон из зеленого нефрита с крышечкой из слоновой кости. Но Ди волновал не он, а крохотный футлярчик, выпавший из вскрытого. На нем – также рукой ученого – было выведено: «Достопочтенному господину Ли Вэйчжи, наставнику, бывшему императорскому цензору, в надежде на его благосклонное внимание».

Распечатав этот футляр, Ди извлек свернутый лист бумаги. Послание было очень кратким, но отличалось безупречным литературным стилем.

«Достопочтенному Отцу:

Неразумный и недостойный сын ваш, будучи лишен свойственного вам несравненного мужества и неукротимой воли, не осмеливается бестрепетно смотреть в лицо грядущему. Достигнув ныне высшей точки своих возможностей, он вынужден остановиться. Вэнь Юань, однако, извещен о неспособности Линя продолжать начатое дело и наделен полномочиями принять надлежащие меры. Не осмеливаясь предстать перед вашим проницательным взором, ничтожный пишет это письмо с тем, чтобы оно было доставлено танцовщицей во имени Осенняя Луна. Созерцание ее безупречной красоты согрело мои последние дни.

На двадцать пятый день седьмой луны, в Праздник мертвых, ваш недостойный сын Линь преклоняет колена и трижды бьет челом».

Судья Ди, озадаченно хмурясь, откинулся на спинку стула. Нелегко уловить точный смысл столь немногословного письма! Из первых строк вроде был следовало, что ушедший на покой императорский цензор Ли, его сын и торговец древностями Вэнь Юань вместе замышляли какое-то неблаговидное дело. При этом молодому Ли в последний момент, похоже, не хватило смелости и силы воли довести его до конца. Будучи не в состоянии следовать распоряжениям отца, он счел единственным достойным выходом самоубийство. Но тогда упомянутое дело должно быть чем-то куда более серьезным, нежели заговор ради лишения Фэна должности смотрителя и подделка улик! Одному Небу известно, что имел в виду ученый. Вполне возможно, речь шла о вопросе жизни и смерти, а тои о делах государственной важности! Ди решил, что необходимо еще раз допросить торговца Вэня, причем со всей суровостью, а затем наведаться к отцу покойного Ли. Следовало также…

Ди вытер со лба пот. В комнате становилось жарко, от горящей свечи исходил неприятный запах. Судья усилием воли взял себя в руки. Спешка тут неуместна – для начала должно установить последовательность событий. Несмотря на то что Ли Линь решил покончить с собой и вручил письмо Владычице Цветов, он не исполнил своего намерения, поскольку был убит девушкой, которую пытался изнасиловать. Ди грохнул кулаком по столешнице. Получалась какая-то чушь: человек, задумавший наложить на себя руки, вдруг бросается чинить насилие! Судья просто не мог поверить, что такое возможно. И тем не менее письмо не могло быть подделкой. То, что молодой ученый решил выйти из игры, подтверждал и рассказ Киа Юпо Ма Жуну. А если Осенняя Луна не выполнила просьбу и не доставила письмо по назначению, так это вполне соответствовало ее характеру.

Как бы танцовщица ни относилась к Ли Линю, после его смерти она тотчас принялась охотиться за новым поклонником, и жертвой ее ухищрений едва не стал жизнелюбивый коллега Ди – судья Ло. Футляр она бросила нераспечатанным в выдвижной ящик столика саньти-чжо и забыла о нем до знаменитой вечерней травезы, куда Ло не явился, заставив красавицу взгрустнуть, что её прежнего воздыхателя больше нет. Что ж, кое-какие факты вписывались в эту версию, но не все. Сложив руки на груди, судья хмуро поглядел на роскошное ложе, где танцовщицы, удостоенные звания Владычицы Цветов, год за годом развлекались со своими избранниками.

Ди вновь перебрал все, что сумел узнать о людях, так или иначе связанных с расследованием дел о трех смертях в Красной беседке. Попытался вспомнить дословно, что говорили Фэн Дай и его дочь, Нефритовый Перстень, восстановил в памяти частичное признание Вэнь Юаня и дополнительные сведения, собранные Ма Жуном. Не считая того, что ученый, по мнению судьи, собираясь покончить с собой, не мог совершить попытку изнасилования, объяснения обстоятельств его смерти выглядели вполне удовлетворительно. После того как дочь Фэн Дая, защищая свою честь, неумышленно убила Ли, ее отец подтасовал улики таким образом, чтобы все решили, будто Ли Линь сам наложил на себя руки. Царапины, обнаруженные на руках и лице ученого, нанесла ему Нефритовый Перстень. Лишь для припухлостей на шее так и не нашлось объяснений. Что же касается Осенней Луны, то ее поцарапала Серебряная Фея, укорачиваясь от ударов наставницы. В этом деле, однако, неясным осталось происхождение синяков на шее покойной. У судьи возникло смутное ощущение, что, сумей он связать между собой эти два факта, тайна Красной комнаты была бы раскрыта.

И вдруг Ди осенила догадка. Вскочив на ноги, он в возбуждении забегал по комнате, а потом надолго застыл у огромной кровати. Да, теперь все стало на место! Разумное объяснение получили все факты, включая попытку изнасилования и нападение вооруженных разбойников на Ма Жуна! Тайна Красной беседки оказалась непередаваемо гнусной, куда отвратительнее кошмара, посетившего Ди, когда он ночевал в этих злосчастных покоях, после того как обнаружил на красном ковре нагое тело мертвой танцовщицы. Судья невольно поежился, почувствовав, как во телу забегали мурашки.

Он покинул беседку, где еще недавно жила Осенняя Луна, в, вернувшись на постоялый двор «Вечное блаженство», передал хозяину один из своих красных визитных листков с приказом немедленно доставить в дом Фэн Дая и передать, что он, судья Ди, хочет как можно скорее видеть господина смотрителя и его дочь.

Сам Ди отправился в Красную беседку и вышел на террасу. Подойдя к ограде, он перегнулся через перила и внимательно осмотрел кусты и траву внизу. Судья перешел в зал и притворил за собой дверь. Кроме того, он задвинул засов в прикрыл ставни. Проделав все это, Ди уселся за чайный столик и только тут понял, что в непроветриваемой комнате скоро станет невыносимо жарко. Однако он не мог рисковать, зная, что имеет дело с дерзким, не ведающим жалости убийцей.

Глава 17

Ма Жун плотно поел в харчевне, где подавали в основном лапшу с разными приправами, и завершил трапезу двумя вместительными чашами крепкого вина. Утолив голод, он направил стоны к домам, где обитали певички и танцовщицы. Помощник судьи Ди пребывал в чудесном расположении духа и во пути насвистывал веселую песенку.

Пожилая женщина, открывшая дверь знакомого дома, смерила Ма неприязненным взглядом.

– Ну а теперь чего вам надо? – буркнула она.

– Я хотел бы повидать танцовщицу по имени Серебряная Фея.

– Надеюсь, с ней не случилось ничего плохого? – встревожено спросила женщина, ведя гостя к лестнице. – Днем меня уведомили, что Серебряную Фею кто-то выкупил. Но когда я сообщила девушке эту приятную новость, она, по-моему, испугалась. Во всяком случае, ее это нисколько не обрадовало!

– Увидите, как она будет радоваться, уходя отсюда! Наверх меня провожать не стоит – я сам найду ее комнату.

Взбежав но узкой лестнице, Ма Жун постучал в дверь, помеченную именем Серебряной Феи.

– Я больна и не хочу никого видеть! – послышался из-за двери ее голос.

– Даже меня? – крикнул помощник судьи.

Дверь распахнулась, и девушка втащила Ма Жуна в комнату.

– Я так рада, что вы пришли! – воскликнула она, улыбаясь сквозь слезы. – Случилось ужасное несчастье! Вы должны нам помочь, Ма Жун!

– Нам? – удивленно переспросил молодой человек и только тут заметил Киа Юно, сидящего на постели, скрестив ноги. Выглядел он, как в всегда, глубоко несчастным. Озадаченный Ма Жун, не скрывая удивления, опустился на пододвинутый ему девушкой стул. Сама она села на кровать рядом с молодым поэтом и, ласково поглядывая на него, взволнованно начала рассказ:

– Киа Юпо хотел жениться на мне, но проиграл все деньги, в тогда эта ужасная дочь Фэна вцепилась в него всеми когтями! Бедному парню всегда страшно не везло! А сегодня его постиг еще один удар, еще более тяжкий, чем все остальные! Представляете, какой-то негодяй меня выкупил! Мы с Киа так надеялись отыскать какой-то выход из положения, но теперь всему конец! Вы служите Закону, верно? Так не могли бы вы поговорить с судьей Ди и попросить его что-нибудь сделать?

Ма Жун сдвинул на затылок шапочку и в растерянности почесал голову.

– Что это за болтовня насчет женитьбы, юноша? – недоверчиво глядя на поэта, осведомился он. – Разве вы не собирались в столицу сдавать экзамены, чтобы со временем занять высокий пост?

– Этот план родился у меня в минуту слабости в вод влиянием нездорового честолюбия. Нет, на самом деле я мечтаю завести домик где-нибудь в деревне, жениться на хорошей женщине и писать стихи. Вы ведь понимаете, что толкового государственного чиновника из меня не выйдет, верно?

– Это уж точно! – твердо сказал Ма Жун.

– Именно это помог мне понять ваш господин! Ну, это вам не надо объяснять. Будь у меня деньги, я бы выкупил эту замечательную девушку и поселился с вей в тихом местечке. Мы были бы счастливы, даже если бы хватало средств только на чашку риса в день да время от времени – кувшинчик вина. А такие деньги я всегда могу заработать, став учителем.

– Учителем?! – Ма Жун невольно вздрогнул.

– Киа – замечательный наставник! – гордо заявила Серебряная Фея. – Он объяснил мне смысл очень сложной поэмы. И так терпеливо!

Ма Жун окинул молодых людей задумчивым взглядом.

– Что ж, – протянул он, – полагаю, я могу вам немного помочь. Вы обещаете мне, господин поэт, отвезти эту девушку в ее родную деревню и там, как положено, жениться?

Конечно! Но о чем вы толкуете, мои друг? Не вы ли еще сегодня днем советовали мне жениться на дочери Фэн Дая и…

– Ха! – поспешно перебил поэта Ма Жун. – Я всего лишь проверял вас, молодой человек! Мы, слуги Закона, – люди основательные! Мы всегда знаем больше, чем думают другие! Конечно, мне все было известно о вас и об этой девушке – ее я тоже проверил, если можно так выразиться. Кстати, здесь, на острове, мне очень везло за игорным столом, а поскольку мы с Серебряной Феей из одной деревни в девочка вас любит, я сегодня выкупил ее ради вашего общего блага.

Ма Жун вынул из рукава бумаги, подтверждающие сделку, в протянул их Серебряной Фее, потом, достав сверток с серебром, бросил его молодому человеку.

– Это на дорогу в на первое время, пока вы, юноша, не устроитесь работать учителем. И не вздумайте отказываться, глупец. Там, где я это взял, такого добра полно! Удачи!

С этими словами Ма Жун встал и быстро вышел из комнаты.

Уже внизу его догнала Серебряная Фея.

– Ма Жун! Вы великолепны! – задыхаясь, выпалила она. – Можно мне называть вас старшим братом?

– Самой собой, всегда! – весело рассмеялся помощник судьи, но тут же нахмурил брови и добавил: – Между прочим, мой господин интересуется твоим молодым человеком. Не думаю, чтобы дело было серьезным, но все-таки не уезжайте с острова до полудня. Если до тех нор не получите от меня никаких известий, отправляйтесь в путь!

Ма Жун уже открыл дверь, собираясь выйти на улицу, но Серебряная Фея придвинулась к нему вплотную.

– Я так рада, что вы с самого начала все знали про Киа и меня! – промурлыкала она. – При виде вас я сперва чуть-чуть заволновалась, старший брат. Потому что, когда вы.., проверяли меня у вдовы Вань, я в какой-то момент подумала, будто вы но правде в меня влюбились!

Ма Жун громко захохотал:

– Не выдумывай чепухи, маленькая сестра! Все дело в том, что, если уж я за что берусь, стараюсь делать это хорошо!

– Ну и развратный же вы тин! – пробормотала Серебряная Фея, надув губы.

Ма Жун шлепнул ее пониже спины и вышел.

Шагая по улице, помощник судьи с удивлением отметил, что сам не знает, радоваться или огорчаться такому повороту событий. Но, встряхнув рукавами, почувствовал, что они подозрительно легкие. Как выяснилось, там лежало всего несколько медных монет – явно недостаточно, чтобы испытать соблазны Райского острова. Ма Жун хотел было прогуляться но саду, но затем, почувствовав тяжесть в голове, решил пораньше лечь спать. Он зашел на первый попавшийся постоялый двор и отдал все свои медяки за право остаться там до утра.

Ма скинул сапоги, развязал пояс и вытянулся на простом деревянном настиле между двумя храпящими бродягами. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и разглядывал потрескавшийся, затянутый паутиной потолок. И вдруг до Ма Жуна дошло, что он весьма своеобразно проводит ночи на развеселом Райском острове. Сначала на чердаке, и ладно бы на кровати, а то – на полу, сегодня же – на паршивых досках, за пять медяков.

«Должно быть, это из-за того, что по дороге сюда я пересек Мост, Изменяющий Душу, – пробормотал Ма Жун. Потом он закрыл глаза и скомандовал самому себе: – ……. старший брат!»

Глава 18

Судья Ди успел выпить несколько чашек чаю, прежде чем в покои вошел старик слуга и объявил, что паланкин Фэн Дая прибыл в главный двор. Ди вышел навстречу Фэну и его дочери, Нефритовому Перстню.

– Прошу простить меня, что побеспокоил вас в столь поздний час! – коротко извинился перед гостями судья. – В поле моего зрения вновь погнали кое-какие новые факты, и я убежден, что, обсудив их, мы значительно ускорим решение всех оставшихся вопросов.

Ди проводил Фэна и его дочь в зал и настоял, чтобы Нефритовый Перстень тоже села за стол. Лицо Фэн Дая оставалось, как всегда, непроницаемым, однако в больших глазах девушки мелькало беспокойство. Судья налил чаи и обратился к Фэну:

– Вы слышали, что сегодня днем на двух ваших людей напала шайка разбойников?

– Да, господин судья. Нападение учинили преступники с верховий реки, дабы отомстить за смерть троих членов шайки, недавно убитых моими стражниками. Я глубоко сожалею, что нападению подвергся и ваш помощник, почтенный господин судья.

– Ничего страшного, Ма Жун привык к таким вещам и даже получает от этого удовольствие, – заметил Ди и, поглядев на девушку, спросил: – Не могли бы вы рассказать мне – просто для полноты картины, —каким образом попали сюда в ту ночь, когда Ли Линь назначил вам свидание?

Девушка метнула взгляд на закрытую дверь террасьн.

– Сейчас я вам покажу, – сказала она, вставая.

Судья тоже поднялся и, когда Нефритовый Перстень шагнула к двери, взял ее за руку:

– Не трудитесь! Я полагаю, что поскольку вы шли со стороны сада, то поднялись сюда по широкой лестнице, расположенной в середине террасы!

– Да, – кивнула девушка и тут же закусила губу, увидев, что ее отец внезапно побледнел.

– Так я и думал! – сурово бросил судья. – Пора прекратить это представление! На террасу ведут две лестницы – справа и слева. Вы никогда здесь не были, милая девушка. Днем, когда я стал задавать вопросы вашему отцу, вы обыграли мои же слова о том, что Ли Линь страстно желал вас и что господина Фэна видели здесь в ту ночь, когда ученого не стало. Вы очень умны, раз сумели с ходу придумать связную историю о том, что Ли хотел изнасиловать вас, а вы, защищаясь, его убили. Вы сделали это, надеясь, что выдумка спасет вашего отца.

Видя, что девушка залилась краской и вот-вот расплачется, судья заговорил немного мягче:

– Разумеется, в вашей истории есть доля правды. Ли действительно сделал попытку насильно овладеть вами. Но это произошло не три дня назад и не здесь, а за семь дней до того, на борту лодки. Синяки, каковые вы мне любезно продемонстрировали, успели пожелтеть, и поэтому никак не могли появиться совсем недавно. Ваш рассказ о схватке с Ли Линем также звучал не слишком убедительно. Сильный мужчина, увидев, что девушка, которую он пытается изнасиловать, схватила кинжал, естественно, попробует первым делом обезоружить ее, а не стиснуть в объятиях.

Вдобавок вы забыли, что удар пришелся в правую сторону шеи. А это скорее указывает на самоубийство, чем на убийство. Тем не менее должен признать, что, несмотря на легкие несоответствия, вы сочинили неплохую историю.

Нефритовый Перстень разрыдалась. Фэн бросил на нее озабоченный взгляд и устало вздохнул:

– Это я во всем виноват, господин судья. Девочка только пыталась мне помочь. Когда же мне показалось, что вы поверили ее рассказу, я не посмел открыть вам правду. Я не убивал этого негодяя, но отдаю себе отчет, что мне придется предстать перед судом в связи с его убийством, поскольку я действительно побывал в Красной беседке той ночью и…

– Нет, – перебил его Ди, – вас не будут судить за убийство. Я располагаю доказательствами, что цзиньши Ли Линь на самом деле покончил с собой. Думаю, вы пришли сюда в ту ночь потребовать объяснений насчет их с Вэнем заговора против вас?

– Да, господин судья. Мои люди доложили, что Вэнь Юань попытается подбросить в мой дом шкатулку с большой суммой денег, а затем Ли Линь донесет наместнику провинции, будто я подделываю отчеты о сборе податей. Заговорщики рассчитывали, что, когда я стану все отрицать, в моем жилище «найдут» деньги. А так как, по моему мнению…

– Почему вы не доложили мне сразу об этих кознях? – сухо осведомился судья Ди.

Вопрос явно смутил Фэна.

– Мы, уроженцы острова, не привыкли выносить наши разногласия за его пределы, —немного поколебавшись, сказал он. – Нам представляется, что было бы… неловко вовлекать людей со стороны в наши междоусобицы. Возможно, это неправильно, но мы…

– Разумеется, неправильно! – с раздражением перебил Фэна судья. – Но давайте вернемся к вашему рассказу!

– Когда мои люди доложили, что Вэнь Юань строит против меня козни, я решил повидаться с ученым. Мне хотелось открыто спросить сына выдающегося человека, которого я хорошо знал, о том, чего он хочет добиться, участвуя в гнусном заговоре против меня. В то же время я думал отчитать его за нападение на мою дочь. Однако по дороге сюда я встретил в саду Вэнь Юаня. И это напомнило мне о другой ночи, когда тридцать лет назад я бежал сюда за Тао Куанем и точно так же встретил Вэня. Я сказал Вэнь Юаню, что знаю о его грязных затеях и намерен увидеться с Ли Линем, дабы это обсудить. Вэнь стал на все лады извиняться передо мной. Он признал, что в минуту слабости и впрямь обдумывал с молодым Ли план, желая добиться моего отстранения от должности. Тот поначалу согласился принять участие в этом деле, поскольку явно нуждался в деньгах. Однако затем Ли по какой-то причине передумал и сказал Вэню, что все отменяется. Торговец настойчиво просил меня не отступать от принятого решения и поговорить с ученым, чтобы тот мог подтвердить его слова.

Но, войдя в эту комнату, я понял, что неясные предчувствия меня не обманули. Ли Линь сидел на стуле бездыханный. Может быть, Вэнь знал об этом и просто хотел, чтобы меня застали на месте преступления рядом с покойником и обвинили в убийстве? Тридцать лет назад я уже подозревал Вэня в подобном коварстве, то есть в том, что он пытался взвалить на меня вину за гибель Тао Куаня. Потом я вспомнил, каким образом тогда преступление замаскировали под самоубийство, и решил использовать тот же способ. Все остальное происходило в точности так, как я вам рассказывал днем, господин судья. Когда было установлено, что Ли Линь сам покончил с собой от неразделенной любви к Осенней Луне, я все объяснил дочери. Ну а она под влиянием чувств решила уберечь меня от неприятностей и попыталась скрыть от правосудия, что я подделал улики.

Фэн Дай немного помолчал, затем откашлялся и грустно подвел итог:

– Никакими словами не выразить, как я сожалею обо всем случившемся, господин судья. Никогда в жизни мне не было так стыдно, как в тот момент, когда я волей-неволей поддерживал вас в заблуждении насчет последних записей Ли Линя. Я в самом деле…

– Это был не первый случай, когда меня пытались водить за нос, – сухо заметил Ди. – Подобные вещи происходят постоянно, так что я к этому привык. К счастью, обычно мне удается вовремя понять, что к чему. И, строго говоря, последние записи действительно относились к Осенней Луне. Но Ли совершил самоубийство не из-за нее.

Судья откинулся на спинку стула и, поглаживая бороду, принялся излагать свои выводы:

– Ли Линь был очень талантливым человеком, но при этом до крайности холодным и расчетливым. Успех пришел к нему слишком рано, а потому вскружил голову. Он стал ученым, но жаждал подняться еще выше, причем быстро. Однако для этого требовалось много денег, а их у Ли не было, поскольку семейное имение пришло в упадок из-за неурожаев и ошибок в управлении хозяйством. Поэтому Ли Линь вместе с вашим врагом Вэнь Юанем и разработал план с целью получить доступ к огромным богатствам Райского острова.

Десять дней назад Ли прибыл сюда осуществлять этот план. Он был чрезвычайно уверен в себе и привык к подчинению окружающих. В ту ночь на реке отказ вашей дочери болезненно уязвил его гордость, и Ли решил взять Нефритовый Перстень силой. Даже встретившись с Вэнем на пристани, молодой человек не мог успокоиться, припоминая отповедь, воспринятую им как глубокое оскорбление. Ли приказал Вэню помочь ему соблазнить вашу дочь, напомнив, что вас скоро задержат и отправят в столицу, где признают виновным в уклонении от уплаты податей. Все это произвело на Вэня впечатление, и тот предложил Ли способ добиться от Нефритового Перстня покорности. Тем самым негодяй-торговец хотел нанести вам как можно более мучительный удар и тем самым утолить давнюю ненависть. – Ди сделал глоток чая. – Однако, прибыв на остров, Ли так увлекся приятным времяпрепровождением в обществе Гвоздики, Пиона и других местных певичек, что и думать забыл о Нефритовом Перстне. Тем не менее о планах лишения вас должности он помнил. За игоргым столом Ли встретился с молодым человеком, каковой, по его мнению, вполне подходил на роль лазутчика и мог тайком провести деньги в ваш дом.

Затем, на двадцать пятый день седьмой луны, Ли Линю открылось нечто такое, что разом перечеркнуло все его замыслы. Ли расплатился с тремя ублажавшими его певичками и отправил друзей обратно в столицу. Сделал он это, поскольку решил свести счеты с жизнью. Вечером, перед тем как выполнить это решение, молодой человек отправился в покои Владычицы Цветов, дабы в последний раз встретиться с нею.

Теперь оба они мертвы, и мы никогда не узнаем, какие отношения их связывали. Я, однако, слышал, что ученый приглашал Осеннюю Луну на свои пиршества и званые обеды только из желания придать им как можно больше блеска, но никогда не добивался ее благосклонности. Возможно, именно по этой причине в последние часы жизни Осенняя Луна стала для Ли символом всех земных удовольствии, от которых он отказывался. Расчувствовавшись, Ли

поручил ей доставить письмо, адресованное его отцу. Но танцовщица забыла выполнить его поручение. Я думаю, Осенняя Луна не пыталась покорить Ли Линя, – возможно, чутье подсказывало, что молодой человек столь же холоден и самовлюблен, как и она. И разумеется, Ли никогда не предлагал ее выкупить.

– Вы говорите, он не предлагал выкупить Осеннюю Луну? Но это невозможно, господин судья! – воскликнул Фэн. – Она сама об этом рассказывала!

– Да, но это была ложь. Когда Осенняя Луна узнала, что Ли покончил с собой и в предсмертных записях упомянул ее имя, она сочла это прекрасной возможностью подняться еще выше в «мире цветов». Поэтому танцовщица без зазрения совести объявила, будто известный ученый сделал ей весьма лестное предложение, но был отвергнут.

– Осенняя Луна нарушила неписаный нравственный закон! – сердито крикнул Фэн Дай. – Ее имя будет вычеркнуто из списка Владычиц Цветов!

– Не стоит, – отрезал судья Ди, – такой ее сделало то, на чем вы строите свое благополучие. Есть и еще одна причина, по которой не следует говорить об Осенней Луне дурно, – она погибла очень страшной смертью.

Судья, взглянув на закрытую дверь террасы, провел ладонью по лицу. Затем он устремил пристальный взор на Фэн Дая и его дочь.

– Вы, Фэн, препятствовали расследованию дела о самоубийстве. А вы, Нефритовый Перстепь, солгали мне не один, а несколько раз. Однако, к счастью для вас обоих, вы обманывали меня в неофициальных беседах и не давали ложных показаний письменно. Следовательно, ваша ложь не заверена личной печатью и отпечатком большого пальца. Я хорошо помню, Фэн Дай, как, давая клятву говорить только правду, вы подчеркнули, что это клятва относится только к событиям тридцатилетней давности. Что ж, Закон определяет высшую цель правосудия как возможно более полное возмещение ущерба, понесенного жертвами. А попытка изнасилования, безусловно, является преступлением, и весьма тяжким. Поэтому я забуду о правонарушениях, совершенных вами и вашей дочерью. А смерть Ли Линя я зарегистрирую как самоубийство из-за несчастной любви. Как видите, при таких условиях нет никакого смысла чернить имя несчастной Осенней Луны. Поэтому вы никому не скажете о ее обмане и не станете вычеркивать ее имя из списка танцовщиц, удостоенных звания Владычицы Цветов.

Что касается торговца древностями Вэнь Юаня, то он виновен в организации заговора со злонамеренными целями. Однако все эти козни оказались настолько бездарными, что затея провалилась прежде, чем Вэнь осмелился предпринять первые шаги. По всей видимости, он за всю свою жизнь не совершил ни одного настоящего преступления. Правда, наш торговец достаточно злобен, чтобы стать преступником, во трусость никогда не позволит ему воплотить коварные замыслы. Я приму меры, чтобы навеки

отбить у Вэня охоту плести против вас заговоры и обижать беззащитных девушек.

Здесь, в Красной беседке, были совершены два серьезнейших преступления. Однако, поскольку ни вы, ни ваша дочь, ни Вэнь Юань к этим злодеяниям не причастны, я не стану обсуждать их с вами. Вот и все, что я хотел вам сказать.

Фэн Дай поспешно опустился перед судьей на колени, и Нефритовый Перстень последовала его примеру. Оба принялись благодарить Ди за снисходительность, но тот, нетерпеливо отмахнувшись, велел им встать.

– Мне не нравится Райский остров, Фэн, и все, что здесь происходит, – сказал судья. —Но я понимаю, что подобные места – необходимое и неизбежное зло. И если за порядком в них следит человек подобный вам, это зло, по крайней мере, удается держать в узде. Вы можете идти.

– Наверное, будет слишком дерзко спрашивать вас, господин судья, о каких двух тяжких преступлениях вы сейчас упомянули? – робко осведомился Фэн.

– Нет, дерзости я тут не усматриваю, —немного подумав, отозвался Ди. – В конце концов, вы смотритель острова, поэтому имеете право все знать. Но пока не пришло время ответить на ваш вопрос. Моя версия еще нуждается в подтверждении. Как только я его получу, не премину сообщить вам.

Фэн и его дочь почтительно поклонились и вышли.

Глава 19

На утро Ма Жун, явившись с докладом раньше обычного, застал судью Ди на террасе, где тот с удовольствием ел рис. Над садом висел легкий туман. Шелковые плетенки развешанные меж деревьями, намокли и провисли.

Судья коротко пересказал помощнику разговор с Фэном и его дочерью.

– Сейчас нам надо разыскать Линь. Вели хозяину приготовить нам лошадей. Если же Линь в хижину не вернулась, нас ждет довольно длительная поездка к северу от острова, – закончил Ди.

Когда Ма Жун, выполнив приказ, вернулся, судья как раз завершал трапезу и отложил в сторону палочки. Встав, Ди перешел в покои и приказал Ма Жуну достать коричневое дорожное платье.

– Насколько я понимаю, мой господин, Киа Юпо непричастен ко всем тем странным событиям, что здесь произошли? – спросил Ма, помогая Ди переодеться.

– Нет. А что?

– Ночью я узнал, что он хочет покинуть остров вместе с девушкой, которую полюбил. Как я понял, решение Киа жениться на дочери Фэна было в значительной степени вынужденным.

– Пусть едут. Он мне не нужен. Думаю, и мы сегодня сумеем уехать отсюда, Ма Жун. Надеюсь, в свободное время ты успел развлечься?

– Что правда, то правда! Но Райский остров очень дорого обходится!

– Не сомневаюсь, – фыркнул судья, обматывая вокруг талии черный пояс. – Но у тебя были два серебряных лана. Их должно было хватить.

– По правде говоря, нет, мой господин! Я очень хорошо провел время, но все мои денежки уплыли.

– Что ж, надеюсь, дело того стоило! Но ведь то золото, что ты унаследовал от дядюшки, осталось при тебе, верно?

– И оно тоже растаяло, мой господин.

– То есть как? Два золотых слитка, что ты хотел приберечь на черный день? Это уму непостижимо!

Ма Жун грустно кивнул:

– Дело в том, мой господин, что я обнаружил здесь очень много красивых девушек. Слишком, слишком много! И все они чересчур дороги!

– Какой позор! – вспылил судья Ди. – Потратить два золотых слитка на вино и женщин! – Он сердито натянул на голову черную шапочку, потом вздохнул и, с покорностью судьбе пожав плечами, добавил: – Ты никогда не поумнеешь, Ма Жун!

Судья и его помощник молча вышли во двор и уселись верхом на приготовленных для них лошадей.

Ма Жун поехал впереди. Они миновали несколько улочек и пересекли пустырь. Завидев начало тропинки под деревьями, Ма Жун придержал лошадь и сказал судье, что именно тут на них с Крабом и Креветкой напали разбойники.

– А Фэн не знал, кто это подстроил, мои господин? – полюбопытствовал он.

– Он думает, что знает, но на самом деле это не так. Правду знаю я. Разбойники охотились за мной.

Молодой человек хотел спросить, что это значит, но не успел – судья пришпорил лошадь. Как только показалось уже знакомое Ма Жуну тисовое дерево, он ткнул пальцем в сторону хижины, притулившейся к мощному корявому стволу. Кивнув, Ди спешился, передал поводья помощнику и приказал:

– Жди меня тут.

И судья по влажной траве зашагал к домику Линь. Лучи утреннего солнца еще не проникли под густую завесу листвы над убогой хибаркой. Под сенью тиса было холодно и сыро. В воздухе стоял неприятный гнилостный запах. В единственном окне, затянутом грязной промасленной бумагой, мерцал свет.

Судья подошел к ветхой двери и прислушался. Вскоре он уловил тихое журчание удивительно красивого голоса, напевавшего старинную мелодию. Ди вспомнил, что эта песня пользовалась успехом, когда сам он был еще ребенком. Потянув за дверную ручку, он шагнул через порог и остановился, приглядываясь. Дверь, скрипнув ржавыми петлями, затворилась у него за спиной.

Дешевая масляная лампа из глины освещала скудную обстановку тусклым, неверным светом. Линь, скрестив ноги, сидела на бамбуковой скамье и держала на коленях голову лежащего навзничь прокаженного. Лохмотья едва прикрывали его истощенное тело, покрытое страшными язвами. Единственный глаз старика настороженно поблескивал в блеклом свете лампы.

Подняв голову, слепая обратила лицо к двери.

– Кто там? – спросила она теплым, звучным голосом.

– Судья!

На синих губах прокаженного мелькнула кривая ухмылка. Глядя ему в лицо, Ди сказал:

– Вы – бывший императорский цензор Ли Вэйчжи, отец молодого ученого Ли Линя. А вы – танцовщица Зеленый Нефрит, якобы умершая тридцать лет назад.

– Мы любовники! – с гордостью отозвалась старуха.

– Вы прибыли на остров, – снова заговорил судья, на сей раз обращаясь только к прокаженному, – поскольку услышали, что танцовщица по имени Осенняя Луна, удостоенная звания Владычицы Цветов, довела до самоубийства вашего сына, и задумали отомстить. Но вы были не правы. Ваш сын покончил с собой, обнаружив у себя на шее опухоли и сочтя, что проказа поразила и его. Мне неизвестно, так это было или нет, – я не осматривал тело. В отличие от вас Линю не хватило мужества жить и умереть так, как живут и умирают прокаженные. Но Осенняя Луна и не догадывалась об этом. В глупом стремлении к славе она заявила, будто ваш сын умер из-за нее. Прячась в кустах около террасы Красной беседки, вы сами слышали, как она говорила мне об этом.

Судья немного помолчал. В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием прокаженного.

– Ваш сын доверял Осенней Луне, – продолжал Ди, – и передал ей адресованное вам письмо, где объяснял свое решение. Но танцовщица забыла о нем и даже не вскрыла футляр. Я нашел его уже после того, как вы ее убили.

Он вынул письмо из рукава и прочитал вслух.

– Я носила под сердцем твоего сына, мой дорогой, – нежно проворковала женщина. – Но после того, как я выздоровела, у меня случился выкидыш. Наш мальчик вырос бы красивым и мужественным. Таким, как ты!

Судья Ди бросил письмо на скамью.

– Приехав на остров, вы неотступно следили за Осенней Луной и в ту ночь, увидев, что она направилась в Красную беседку, пошли следом. С террасы вы сквозь решетку окна смотрели, как танцовщица разделась и легла на кровать. Тогда вы окликнули ее и затаились подокном. А когда Осенняя Луна приблизилась и, видимо, прижала лицо к решетке, чтобы посмотреть, кто ее зовет, вы просунули руки сквозь прутья, схватили несчастную за горло и стали душить. Но вы не могли удержать ее своими искалеченными пальцами. Вырвавшись, Осенняя Луна побежала к двери, чтобы позвать на помощь, но с ней случился сердечный приступ. Вы убили эту женщину, господин Ли.

Красное, воспаленное веко единственного глаза прокаженного дрогнуло. Старуха склонилась к его изуродованному лицу.

– Не слушай его, милый! Отдыхай, мой дорогой, тебе нездоровится, – прошептала она.

Судья отвел глаза и уставился на сырой, плотно утоптанный земляной пол.

– Ваш сын справедливо упомянул в письме о несокрушимом мужестве своего отца, господин Ли. Вы смертельно больны, а ваше богатство истощилось. Зато у вас был сын. Вырешили сделать его большим человеком, причем быстро. Райский остров, эта сокровищница, набитая золотом, – в двух шагах от вашего имения. Сначала вы послали своих людей ограбить посыльных Фэна. Однако золотые слитки надежно охраняли. Тогда вы придумали другой, более изощренный план. Вы рассказали сыну, что торговец древностями Вэнь Юань ненавидит Фэна и хочет отнять у него должность, а потом велели встретиться с Вэнем и вместе с ним воплотить замысел, каковой должен был привести к позорному изгнанию Фэн Дая. Тогда Вэня назначили бы смотрителем общественного порядка, а вы получили бы доступ к сокровищам острова. Смерть сына перечеркнула все ваши планы. Мы с вами никогда не встречались, господин Ли, но вы слышали обо мне, как и я – о вас. И вы боялись, что я раскрою вашу тайну. Убив Осеннюю Луну, вы потом вернулись к Красной беседке и некоторое время стояли на террасе, наблюдая за мной сквозь окопную решетку. Из-за этого пристального наблюдения мне приснился кошмар, однако сделать вы ничего не могли – я лежал слишком далеко от окна, а дверь запер на засов.

Судья поднял глаза. Лицо прокаженного напоминало уродливую маску, однако на нем явственно читалась злоба. Отвратительная вонь в тесной комнатке усилилась. Ди прикрыл рот и нос шейным платком.

– Не сумев покончить со мной, вы попытались покинуть остров, но лодочники отказались взять вас с собой. Думаю, тогда вы стали искать в лесу у реки какое-нибудь убежище и совершенно случайно встретили женщину, которую некогда звали Зеленый Нефрит, – свою бывшую любовницу. Несмотря на то что с тех пор минуло тридцать лет, вы узнали ее – скорее всего, по голосу. Она предупредила вас, что я расследую обстоятельства смерти Тао Куаня. Что заставляет вас цепляться за жизнь, которая приносит вам только несчастья, господин Ли? Вы хотели любой ценой сохранить доброе имя? Или вами двигала привязанность к женщине, которую вы любили тридцать лет назад и считали давно умершей? А может быть, тут сыграло роль желание выходить победителем из любых передряг? Не знаю. Мне трудно судить о том, как неизлечимая болезнь может извратить великий ум.

Вчера днем вы снова – уже в третий раз —следили за мной. Мне следовало сразу догадаться об этом, почувствовав характерный запах —его ни с чем не спутаешь. И вы слышали, как я говорил помощнику, что собираюсь пойти сюда. После этого вы приказали своим наемникам подкараулить меня в засаде у леса и убить. Вы не могли знать, что, перебравшись в покои, я изменю планы. В результате ваши разбойники вместо меня напали на моего помощника и двух людей Фэна. Все наемники были убиты, но один из них перед смертью назвал ваше имя.

Прочитав письмо вашего сына, я вдруг все понял. Я знал, каким вы были когда-то. Фэн рассказал мне, что тридцать лет назад вы отличались решительностью и отвагой. И Зеленый Нефрит тоже описывала вас, когда упомянула о возлюбленном с диким, непокорным правом, мужчине, способном отказаться от всего – богатства, чинов, общественного положения – ради любимой женщины.

– Таким ты и был, дорогой! – тихонько сказала старуха, покрывая лицо прокаженного поцелуями. – Да, ты был таким, мой прекрасный, мой сумасшедший, мой любимый!

Судья, не в силах смотреть на эту картину, отвернулся.

– Людей, страдающих неизлечимыми болезнями, Закон не карает, господин Ли, —устало обронил он. – Я только хотел сказать, что это вы убили в Красной беседке танцовщицу но имени Осенняя Луна. И Тао Куаня в этих же покоях тридцать лет назад опять-таки погубили вы.

– Тридцать лет! – пропел изумительный голос старой Линь. – И после такой долгой разлуки мы снова вместе! Этих лет не было, дорогой, они были страшным сном, кошмаром. Мы только вчера встретились в Красной комнате… красной, как наша страсть, наша обжигающая, безумная любовь. Никто не знал, что мы видимся там, – ты, красавец, невероятно одаренный, блестящий молодой человек, безумно влюбленный в меня, и я, самая пленительная танцовщица, Владычица Цветов Райского острова! Фэн Дай, Тао Куань, толпы других – все они жаждали моей благосклонности. Я поощряла их, притворялась, будто не могу сделать выбор, но все это – лишь для того, чтобы сохранить наш секрет, нашу сладкую тайну.

А потом наступил последний вечер… Когда это было? Разве не вчера? Ты сжимал в могучих руках мое дрожащее от страсти тело. И вдруг мы услышали в зале какие-то звуки. Нам показалось, что там кто-то есть. Тут, обнаженный, вскочил с постели и бросился в соседнюю комнату. Я последовала за тобой и увидела, как ты стоишь там в лучах заходящего солнца – они окрашивали твое великолепное, так любимое мною тело в ярко-красный цвет. Тао Куань, увидев, что мы, обнаженные, стоим рядом, побелел от гнева, бросил мне в лицо грязное ругательство и схватился за кинжал. «Убей его!» – крикнула я. В один миг ты бросился на Тао, отнял кинжал и вонзил клинок ему в шею. Кровь струей брызнула на тебя, на твою мощную грудь, алую в лучах заката. Никогда, никогда я не любила тебя сильнее, чем в тот миг…

Радостное возбуждение, охватившее Линь при этих воспоминаниях, каким-то загадочным образом вернуло изуродованному оспой лицу

слепой старухи тень былой красоты. Судья Ди склонил голову.

– Я сказала: «Скорее одевайся и беги!» —продолжала Линь. – Мы вернулись в Красную комнату, но тотчас услыхали, как в зал кто-то вошел. Ты, мой любимый, отправился посмотреть, кто это, и увидел того глупого мальчишку. Он сразу убежал, но ты подумал, что ребенок мог узнать тебя. И ты решил, что тело разумнее перенести в Красную комнату, сунуть кинжал в руку убитому, дверь запереть снаружи, а ключ забросить обратно в комнату через щель под дверью – и тогда все вообразят, что Тао покончил с собой.

Мы с тобой расстались на террасе. В это время в маленькой беседке сада зажигали фонарики. Ты сказал, что исчезнешь на несколько недель и подождешь, пока смерть Тао зарегистрируют как самоубийство. А потом… вернешься ко мне.

Линь закашлялась. Кашель все усиливался, сотрясая ее хрупкое тело. На губах слепой выступила кровавая пена. Женщина спокойно вытерла ее и возобновила свой рассказ, только голос ее стал слабым и хриплым:

– Меня спрашивали, любил ли меня Тао. Я отвечала, что да, и это было правдой. Потом спросили, не оттого ли он умер, что я ему отказала. Я ответила утвердительно – заявила, что он умер из-за меня. И это тоже было правдой. Но потом я заболела… недуг поразил мое лицо, руки… глаза. Я должна была умереть и хотела этого. Мне это было бы легче, чем предстать перед тобой такой, как я стала…

Потом начался пожар, и другие больные женщины унесли меня через мост в лес.

Я не умерла. Я выжила, как ни мечтала о смерти! И тогда взяла документы Линь, известной как Золотистая Яшма. Она умерла у меняна глазах в дренажной канаве у поля. Я вернулась сюда, но ты, как я и хотела, думал, что я умерла. Узнав, что ты стал большим человеком, приобрел известность, я была счастлива! Только благодаря этому я и осталась жить. А теперь ты наконец вернулся ко мне, в мои объятия!

Внезапно Линь умолкла. Тонкие, будто паучьи ланки, пальцы лихорадочно поглаживали уродливую голову, лежащую у нее на коленях. Единственный глаз прокаженного был закрыт, впалая грудь, прикрытая грязным тряпьем, неподвижно застыла – калека больше не дышал.

– Ты вернулся ко мне, хвала Небу! – выкрикнула Линь, прижав его безобразную голову к иссохшей груди. – Ты вернулся, чтобы умереть в моих объятиях… и чтобы я могла умереть вместе с тобой.

Она покачивала покойника, словно пытаясь убаюкать его, и шептала ему на ухо слова любви.

Судья Ди повернулся и вышел, прикрыв за собой скрипучую дверь.

Глава 20

– Долго же вы, – заметил Ма Жун, когда судья Ди вернулся. – Что она сказала, мой господин?

Судья вытер со лба капельки пота и, вскочив на лошадь, буркнул:

– Там никого не было. – Затем он набрал полную грудь свежего утреннего воздуха и добавил: – Я тщательно обыскал всю хижину, но ничего не нашел. Была у меня одна версия, но она не подтвердилась. Поехали обратно на постоялый двор.

Когда судья и его помощник пересекали пустырь, Ма Жун вдруг указал кнутом на что-то впереди.

– Посмотрите на этот дым, мой господин! – воскликнул он. – Это сжигают жертвенники. Праздник мертвых закончился!

Судья поглядел, как плотные столбы черного дыма поднимаются над крышами.

– Да, – сказал он, – врата Иного мира закрылись. И преградили путь сюда призракам из прошлого, – подумал Ди. – Тридцать лет темная тень события, случившегося однажды в Красной беседке, витала над землей, омрачая существование живых людей. И вот теперь наконец, после долгих тридцати лет, эта тень улетела в сырую и неуютную хижину, где пахнет злом. Сейчас она обитает там вместе с мертвым мужчиной и умирающей женщиной, а вскоре все трое совсем исчезнут, чтобы никогда более не вернуться».

Когда судья и его помощник добрались до постоялого двора «Вечное блаженство», Ди попросил хозяина подготовить расчет, а потом, приказав конюху позаботиться о лошадях, вместе с Ма Жуном заглянул в Красную беседку.

Пока Ма Жун паковал седельные сумки, судья сел за стол и просмотрел отчет о самоубийстве Ли Линя, подготовленный ночью, затем написал заключительную часть доклада осмерти Осенней Луны. Там говорилось, что танцовщица умерла от сердечного приступа, вызванного чрезмерным пристрастием к вину.

После этого Ди написал короткое письмо Фэн Даю, сообщив, что Тао Куаня и Осеннюю Луну убил один и тот же человек, но, поскольку он умер, продолжать расследование не имеет смысла. В конце судья добавил: «Мне стало известно, что господин Ли Вэйчжи, чье умственное и физическое здоровье было подорвано проказой в последней стадии, пребывая на Райском острове, скончался в хижине бывшей танцовщицы Линь, каковая также смертельно больна. Когда женщина в свою очередь умрет, сожгите ее лачугу вместе с обоими телами, дабы предотвратить распространение болезни. Известите о случившемся семью Ли. Что касается женщины, то у нее, по всей видимости, родственников нет».

Судья перечитал письмо и, снова окунув кисточку в тушь, присовокупил еще три фразы: «Я также узнал, что Киа Юпо покинул остров вместе с полюбившейся ему девушкой. Пусть вашу дочь утешит мысль о том, что в сердце ее таится более проверенное и глубокое чувство к другому человеку. Передайте ей мои наилучшие пожелания и надежду, что будущее принесет ей счастье».

Взяв еще один лист бумаги, Ди сочинил послание Тао Паньтэ, уведомив, что личность убийцы его отца ныне установлена, но преступник умер после долгой и мучительной болезни. Таким образом, злодея покарало само Небо, каковое в то же время указывает вам, что вы были не правы в своих подозрениях. Отныне ничто не мешает семьям Тао и Фэна породниться. И это стало бы достойным продолжением старой дружбы».

Судья запечатал оба послания, сделав на футлярах пометку «лично в руки», скатал доклады и прочие бумаги в трубку, получившуюся довольно объемистой, и спрятал ее в рукав.

– Мы поедем домой через город Цзиньхуа, – сказал он, вставая. – Там я вручу доклад судье Ло.

Ма Жун подхватил седельные сумки и вслед за судьей направился к воротам постоялого двора. Ди расплатился с хозяином и передал ему письма для Фэн Дая и Тао Паньтэ, сказан, что они должны быть доставлены адресатам немедленно.

Спутники собирались сесть на лошадей, когда на улице послышались звуки гонга и громкие крики: «Дорогу, дорогу!» Вслед за этим дюжина потных носильщиков внесла во двор большой паланкин, где, несомненно, восседал государственный чиновник высокого ранга. За носильщиками следовала стража с табличками, на коих значились имя и должность судьи Ло. Начальник стражи с церемонным поклоном отдернул занавеску паланкина, и Ло, энергично обмахиваясь складным веером, сошел на землю. В зеленом парчовом халате и крылатой судейской шапочке он выглядел весьма внушительно.

При виде судьи Ди, стоявшего рядом с лошадью, он торопливо засеменил навстречу.

– Мой дорогой Старший брат, какой ужас! – воскликнул Ло. – Владычица Цветов Райского острова умерла, да еще при загадочных обстоятельствах! Об этом будет говорить вся провинция! Узнав эту страшную новость, я тотчас поспешил обратно. Я очень торопился, несмотря на страшную жару. И конечно, я никак не ожидал, что на вас свалится столько дел!

– Смерть Осенней Луны и в самом деле должна была вас потрясти, – сухо заметил Ди.

Ло бросил на собрата проницательный взгляд.

– Я всегда интересуюсь красивыми женщинами, Ди, всегда! – беззаботно усмехнулся он. – «Вдоль пыльной дороги обыденной жизни так редко встречаются нежные розы, что радуют странника видом своим и отдыхом сладким его соблазняют. ..» Это из стихотворения, написанного мною совсем недавно. Правда, пожалуй, над последней строчкой еще надо поработать. Но вообще-то неплохо, верно? Ну ладно, и что же случилось с бедной девушкой?

Судья Ди протянул Ло свернутые в трубку бумаги:

– Здесь все сказано, Ло. Я хотел проехать через Цзиньхуа, чтобы вручить вам эти документы, но раз вы вернулись, позвольте мне сделать это прямо сейчас. Мне не терпится поскорее попасть домой.

– Само собой! – Ло сложил веер и с беспечным видом сунул его под воротник платья. Потом быстро развернул бумаги. Взглянув на первый доклад, толстяк кивнул:

– Я вижу, вью подтвердили мое заключение относительно самоубийства Ли Линя. Как я и говорил, это было самое заурядное дело.

Затем Ло проглядел отчет о смерти Осенней Луны. Убедившись, что его имя нигде не упомянуто, он вновь одобрительно кивнул.

– Отличная работа, Ди! – довольно улыбнулся он, скатывая бумаги в трубку. – И написано толково. Я могу отправить доклад наместнику, не внося в него изменений, ну или почти… Кое-где стиль, позвольте вам заметить, Ди, все-таки тяжеловат. Я его подправлю, чтобы полегче читалось. Если хотите знать, чиновники высшего ранга любят современный стиль. Говорят, иной раз неплохо даже внести забавную ноту – но, разумеется, не слишком явно. И само собой, я не забуду упомянуть о бесценной помощи, оказанной вами.

Ло упрятал бумаги в рукав.

– Ну а кто же все-таки убил Осеннюю Луну? – осведомился он. – Полагаю, вью заперли этого человека в доме Фэн Дая?

– Когда вью прочтете мой доклад более внимательно, – спокойно ответил судья Ди, —увидите: там говорится, что Осенняя Луна умерла от сердечного приступа.

– Но все утверждают, будто вы отказались утвердить заключение лекаря! А еще люди болтают о тайне Красной беседки. О Небо, Ди, вы ведь не хотите сказать, что мне придется продолжать расследование?

– Все и вправду выглядит довольно таинственно, но мое заключение о том, что Осенняя Луна умерла от внезапного сердечного приступа, подкреплено доказательствами. Поэтому вы можете не сомневаться, что представители высшей власти сочтут дело закрытым.

Ло вздохнул с нескрываемым облегчением.

– Осталось сделать только одно, – продолжал Ди. – Среди переданных мной бумаг вы найдете признание торговца древностями Вэнь Юаня в том, что он дал ложные показания в суде и истязал танцовщицу. Вэнь заслуживает порки, но, скорее всего, он этого не выдержит и умрет. Думаю, будет вполне достаточно, если вью поставите его на день к позорному столбу и предупредите, что он наказан условно и, как только появится хоть одна жалоба, его хорошенько отстегают.

– Я сделаю это с большим удовольствием! У негодяя прекрасный фарфор, но цены в его лавке просто чудовищны. Полагаю, теперь Вэнь их несколько снизит. Что ж, я вам очень многим обязан, Ди. Жаль, что вью уезжаете. А мне придется побыть здесь немного, чтобы… э-э… выяснить, как повлияли последние события на обстановку. Кстати, вы видели новую танцовщицу, что приехала сюда вчера? Нет? Я слышал, она просто великолепна – и танцует прекрасно, и голос очаровательный. А уж фигура…

Ло с мечтательной улыбкой погладил усы, изящно отставив мизинец. Потом бросил на Ди испытующий взгляд и, вскинув брови, чуть надменно протянул:

– Однако я разочарован тем, что вы так и не разгадали до конца тайну Красной беседки. А ведь вы пользуетесь славой самого хитроумного судьи во всей нашей провинции! Мне всегда казалось, что вы раскрываете дела об убийствах и прочих серьезных преступлениях за чашкой чая, если можно так выразиться!

– Репутации не всегда основаны на фактах! – едва заметно улыбнулся судья Ди. —Что ж, мне нора возвращаться в Пуян. Когда будете там в следующий раз, заходите меня повидать. До встречи!



Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20