Случайная встреча Кэлли и Кайдена (др. перевод) (ЛП) [Джессика Соренсен] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Джессика Соренсен « Случайная встреча Кэлли и Кайдена »
Серия Случайность — 1Пролог
Кэлли Жизнь полна удачи, когда у тебя на руках оказываются хорошие карты или ты просто оказываешься в нужное время в нужном месте. Некоторым достается удача, предоставляется второй шанс, спасение. Это может произойти героически или по простому совпадению. Но есть и те, кому удача не преподносится на блюдечке с голубой каемочкой, кто оказывается в неправильное время в неправильном месте, кого не спасают. — Кэлли, ты меня слушаешь? — спрашивает мама, припарковывая машину на подъездной дорожке. Я не отвечаю, наблюдая за тем, как листья кружатся на ветру во дворе, на капоте машины — везде, куда приносит их поток. Они не властны над своей дорогой в жизни. У меня возникает желание выскочить, сгрести их все и зажать в руке, но для этого придется выбраться из машины. — Что с тобой сегодня такое? — резко говорит мама, проверяя на телефоне свои сообщения. — Просто зайди внутрь и забери своего брата. Я отрываю взгляд от листьев и сосредотачиваюсь на ней. — Пожалуйста, мам, не заставляй меня этого делать. — Моя потная ладонь хватается за металлическую ручку дверцы, а в горле образуется огромный комок. — Почему бы тебе самой не зайти внутрь и не забрать его? — У меня нет желания появляться на вечеринке с кучкой ребят из средней школы, и я не в настроении прямо сейчас общаться с Мэйси, которая будет хвастать о том, что Кайден получил стипендию, — отвечает моя мать, жестом ухоженной руки показывая мне, чтобы я выходила. — А теперь найди своего брата и скажи, что ему нужно ехать домой. Ссутулившись, я толкаю дверцу и вылезаю на гравийную дорожку перед двухэтажным особняком с зелеными ставнями и крышей с крутым скатом. — Еще два дня, еще два дня, — мычу я себе под нос, сжимая руки в кулаки, когда протискиваюсь между машинами. — Всего лишь два дня, и я буду в колледже, и все это не будет иметь значения. На фоне серого неба в окнах светятся огни, а над входом на крыльце висит баннер со словами «Поздравляем!», украшенный шариками. Оуэнсы всегда любят устраивать показуху по любой причине, которую только могут выдумать: дни рождения, праздники, выпускные. Они кажутся идеальной семьей, но я не верю в идеальность. Эта же вечеринка была устроена по случаю окончания учебы их младшего сына Кайдена и его футбольной стипендии в Университет Вайоминга. Я ничего не имею против Оуэнсов. Иногда моя семья ужинает у них дома, а они посещают у нас барбекю. Просто я не люблю вечеринки, и меня ни на одну из них не звали, по крайней мере, с шестого класса. Когда я подхожу к изогнутому крыльцу, то с бокалом в руке, танцуя, выплывает Дейзи Миллер. Ее вьющиеся светлые волосы блестят в свете лампочки, взгляд направлен на меня, а злобная усмешка искажает губы. Я уворачиваюсь от лестницы вправо и огибаю дом прежде, чем она сможет меня обидеть. Солнце опускается ниже линии гор, что окружают город, и на небе, словно стрекозы, сверкают звезды. Когда свет от крыльца тускнеет, становится трудно что-то увидеть, поэтому моя туфля натыкается на что-то острое. Я падаю и раскрываю ладони, приземляясь на гравий. Ссадины на руках можно легко вытерпеть, поэтому я без колебаний встаю. Я стряхиваю с рук гравий, морщась от саднящих царапин, и заворачиваю за угол на задний двор. — Мне плевать на то, что ты, черт возьми, пытался сделать, — темноту прорезает мужской голос. — Ты все испортил. Чертово разочарование. Я останавливаюсь у края газона. У заднего забора находится домик для бильярда, где в тусклом свете стоят две мужские фигуры. Одна — высокая, с низко опущенной головой и ссутулившимися широкими плечами. Тот, который ниже, с пивным животом и залысиной, стоит перед первым и размахивает у его лица кулаками. Прищурившись в темноте, я различаю, что тот, который пониже, — мистер Оуэнс, а повыше — Кайден Оуэнс. Сложившаяся ситуация удивительна, так как в школе Кайден ведет себя очень уверенно и никогда не был мальчиком для битья. — Я сожалею, — с дрожью в голосе бормочет Кайден, прижимая руку к груди. — Это был несчастный случай, сэр. Этого больше не повторится. Я смотрю на открытую заднюю дверь, где включен свет, музыка громко орет, а люди танцуют, кричат и смеются. Слышится звон бокалов, и я чувствую разливающееся по комнате со всех сторон сексуальное напряжение. Такие места я избегаю любой ценой, потому что в них не могу как следует дышать. Я осторожно поднимаюсь на нижнюю ступеньку, надеясь незамеченной раствориться в толпе, найти своего брата и убраться отсюда ко всем чертям. — Черт возьми, не говори мне, что это был несчастный случай! Голос, пылающей необъяснимой яростью, повышается. Слышится громкий хлопок, а потом треск, будто ломаются кости. Инстинктивно я разворачиваюсь именно в тот момент, когда вижу, что мистер Оуэнс бьет Кайдена кулаком в лицо. От треска у меня все внутри сжимается. Он снова и снова бьет его, не останавливаясь даже тогда, когда Кайден корчится на земле. — Лжецы заслуживают наказания, Кайден. Я жду, что Кайден начнет уворачиваться, но он остается неподвижным, даже не пытаясь закрыть лицо руками. Отец пинает его в живот, в лицо, его движения становятся жестче, не выказывая никаких признаков приближающегося конца. Я реагирую, не задумываясь, желание помочь ему горит с такой яростью, что стирает все сомнения у меня в голове. Я бегу по траве, сквозь листву, колышущуюся на ветру, без какого-либо плана, кроме того, чтобы помешать. Добравшись до них, я дрожу и близка к потрясению, когда мне становится ясно, что ситуация гораздо серьезнее, чем я изначально все расценила. Костяшки пальцев мистер Оуэнса разбиты, и с них на цемент перед домом капает кровь. Кайден лежит на земле, его скула рассечена, как трещина в коре дерева. Глаз заплыл, губы разбиты, и по всему лицу — кровь. Их взгляды движутся ко мне, и я быстро дрожащим пальцем указываю через плечо. — Вас на кухне кто-то ищет, — говорю я мистеру Оуэнсу, радуясь, что хотя бы на этот раз мой голос сохраняет спокойствие. — Им нужна в чем-то помощь... не помню, в чем. Его острый взгляд впивается в меня, и я сжимаюсь под его гневом и бессилием в глазах, будто им управляет его злость. — А ты кто такая, черт возьми? — Кэлли Лоуренс, — тихо говорю я, ощущая запах ликера в его дыхании. Его взгляд скользит по моей поношенной обуви к тяжелой черной куртке с пряжками и, наконец, останавливается на волосах, которые едва касаются подбородка. Я похожа на бездомную, но таков и был замысел. Я хочу оставаться незамеченной. — Ах, да, дочка тренера Лоуренса. В темноте я тебя и не узнал. — Он опускает взгляд на окровавленные костяшки пальцев, а потом снова смотрит на меня. — Послушай, Кэлли, я не хотел, чтобы так все произошло. Это был несчастный случай. Я не очень хорошо выношу давление, поэтому стою неподвижно, слушая, как в груди колотится сердце. — Хорошо. — Мне нужно привести себя в порядок, — бормочет он. Какое-то время он сверлит меня взглядом, а потом топает по траве, направляясь к задней двери и держа раненую руку позади себя. Я снова сосредотачиваюсь на Кайдене, выпуская удерживаемый в груди вздох. — Ты в порядке? Он прижимает к глазу ладонь, смотрит на свои ботинки, а вторую руку держит у груди, выглядя уязвимым, слабым и сбитым с толку. На секунду на земле я представляю себя, лежащую с ушибами и порезами, которые могут быть видны только изнутри. — В порядке. — Его голос звучит грубо, поэтому я разворачиваюсь к дому, готовая убежать. — Почему ты это сделала? — кричит он сквозь темноту. Я останавливаюсь у края газона и поворачиваюсь к нему, встречаясь с ним взглядом. — Я сделала то, что сделал бы любой другой. Бровь над его здоровым глазом опускается. — Нет, это не так. Мы с Кайденом ходили в один детский сад, поэтому в школу пошли вместе. К сожалению, с шестого класса, когда меня признали чудачкой, это самый долгий разговор между нами. В середине года я появилась в школе с обстриженными волосами и одежде, которая практически поглотила меня. Я потеряла всех своих друзей. Даже когда наши семьи вместе ужинают, Кайден делает вид, что не знает меня. — Ты сделала то, что практически никто бы не сделал. Убирая с глаза руку, он с трудом поднимается на ноги и, выпрямляя их, возвышается надо мной. Он из тех парней, в которых влюбляются девчонки, в том числе и я, когда расцениваю парней не как угрозу. Его каштановые волосы спадают на уши и шею, обычно идеальная улыбка сейчас похожа на кровавое месиво, и только один из его изумрудных глаз виден. — Я не понимаю, почему ты это сделала. Я чешу лоб — моя нервная привычка, когда кто-то по-настоящему меня видит. — Ну, я просто не могла уйти. Я бы никогда себя за это не простила. Свет от дома усиливает всю тяжесть его ран, и вся его рубашка испачкана в крови. — Никому об этом не рассказывай, ладно? Он выпил... и кое о чем переживает. Сегодня он сам не свой. Я закусываю губу, неуверенная, что верю ему. — Может, тебе нужно кому-нибудь рассказать... например, твоей маме. Он смотрит на меня, как на маленького неумелого ребенка. — Нечего рассказывать. Я рассматриваю его отекшее лицо, его обычно идеальные черты лица сейчас искажены. — Ну, хорошо, раз ты так хочешь. — Да, хочу, — пренебрежительно говорит он, и я начинаю отходить. — Эй, Кэлли, тебя же Кэлли зовут, да? Могу я попросить тебя об одолжении? Я оглядываюсь через плечо. — Конечно. Каком? — В ванной внизу есть аптечка, а в холодильнике — пачка со льдом. Ты не могла бы мне их принести? Мне бы не хотелось заходить, пока я не привел себя в порядок. Мне отчаянно хочется уйти, но меня убеждает умоляющий тон его голоса. — Да, могу. Я оставляю его у домика для бильярда и захожу внутрь, где из-за переполненного помещения трудно дышать. Прикрываясь локтями и надеясь, что до меня никто не дотронется, я пробираюсь сквозь толпу. За столом Мэйси Оуэнс, мать Кайдена, разговаривает с какой-то другой матерью и машет мне рукой, друг о друга звенят ее золотые и серебряные браслеты. — О, Кэлли, твоя мама здесь, дорогая? — У нее заплетается язык, а перед ней стоит пустая бутылка вина. — Она в машине, — перекрикиваю я музыку, когда кто-то врезается мне в плечо, и мои мышцы напрягаются. — Она говорила по телефону с отцом, поэтому отправила меня найти моего брата. Вы его не видели? — К сожалению, нет, дорогая. — Она делает сложный жест рукой. — Просто здесь так много людей. Я слабо машу ей в ответ. — Ну, ладно, тогда пойду поищу его. Уходя, я размышляю, видела ли она своего мужа и спрашивала ли его о разбитой руке. Мой брат Джексон сидит на диване в гостиной и разговаривает со своим лучшим другом Калебом Миллером. Я замираю у порога, чтобы меня не было видно. Они продолжают смеяться и говорить, пить пиво, будто ничто не имеет значения. Я презираю своего брата за смех, за то, что он здесь, за то, что мне приходится искать его и сообщать ему, что в машине ждет мама. Я хочу пойти к нему, но мои ноги не двигаются. Я знаю, что мне нужно с этим покончить, но по углам целуются парочки, танцуют в центре комнаты, и от этого мне неудобно. Я не могу дышать. Двигай ногами, двигай. Тут в меня кто-то влетает и чуть не сбивает с ног. — Прошу прощения, — извиняется грудной голос. Я хватаюсь за дверной косяк, и это выводит меня из транса. Я спешу по коридору, даже не потрудившись посмотреть, кто в меня врезался. Мне нужно выбираться отсюда на воздух. После того, как я беру из нижнего шкафчика аптечку, а из холодильника — пачку со льдом, то длинным путем через боковую дверь выхожу из дома, чтобы меня не заметили. На улице Кайдена нет, но из окон бильярдного домика пробивается свет. Немного помедлив, я открываю дверь и просовываю голову в тускло освещенную комнату. — Привет. Из дальней комнаты выходит Кайден без рубашки, прижимая к лицу яркое от крови скомканное полотенце. — Эй, ты принесла то, что я просил? Я проскальзываю в комнату и закрываю за собой дверь. Отвернувшись к двери и пытаясь не смотреть на него, я протягиваю ему аптечку и пачку со льдом. Из-за его голой груди и низко сидящих на бедрах джинсов меня накрывает волна смущения. — Я не кусаюсь, Кэлли, — безразлично говорит он, беря аптечку и лед. — Тебе не нужно пялиться на стену. Я заставляю себя посмотреть на него, и мне трудно не глядеть на его шрамы, исполосовавшие живот и грудь. Больше всего тревожат вертикальные линии на предплечьях, толстые и неровные, будто кто-то провел лезвием по его коже. Как бы мне хотелось провести по ним пальцами и забрать всю боль и воспоминания, связанные с ними. Он быстро опускает полотенце, чтобы прикрыть себя, и в его здоровом глазу сквозит смущение, когда мы смотрим друг на друга. Пока длится это мгновение, как щелчок пальцев, но при этом продолжающееся вечность, у меня в груди громко колотится сердце. Он моргает и прижимает к воспаленному глазу лед, при этом кладя аптечку на бильярдный стол. У него дрожат пальцы, когда он убирает руку, а кожа на костяшках пальцев содрана. — Можешь достать мне марлю? А то у меня немного болит рука. Я пальцами нащупываю защелку, поддеваю ее ногтем и тяну. Появляется кровь, когда я открываю крышку, чтобы достать марлю. — Может, тебе нужно наложить швы на порез под глазом? Он выглядит ужасно. Он, морщась от боли, промокает порез полотенцем. — Все будет в порядке. Мне просто нужно его промыть и заклеить. Меня будто обжигает пар от горячей воды, кожа покрывается красными пятнами и волдырями. Мне просто хочется снова себя почувствовать чистой. Я беру у него влажное полотенце, осторожно, чтобы наши пальцы не соприкасались, и наклоняюсь вперед, осматривая раны, которые настолько глубокие, что видны мышцы и ткани. — Тебе действительно нужно наложить швы. — Я слизываю со своего пальца кровь. — Или у тебя будет шрам. Уголки его губ изгибаются в грустной улыбке. — Шрамы я могу пережить, особенно те, что снаружи. Всем своим существом я понимаю значение этих слов. — Мне кажется, что нужно, чтобы твоя мама отвела тебя к врачу, а потом ты мог бы рассказать ей, что произошло. Он отматывает небольшой кусочек марли, но случайно роняет ее на пол. — Этого никогда не случится, а даже если и да, то это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Дрожащими пальцами я поднимаю марлю и распутываю ее. Оторвав кончик, я достаю из аптечки пластырь. А потом, выкинув все ужасные мысли из своей головы, тянусь к его щеке. Он остается неподвижным, прижимая раненую руку к груди, когда я накладываю на рану марлю. Его глаза прикованы ко мне, брови сведены, и он едва дышит, когда я приклеиваю марлю. Я отстраняюсь, и вздох облегчения срывается с моих губ. Он первый человек, не считая моей семьи, которого я умышленно коснулась за последние шесть лет. — И все же я бы подумала о швах. Он закрывает аптечку и стирает с крышки капли крови. — В доме тебе попадался мой отец? — Нет. — У меня в кармане пищит телефон, и я читаю текстовое сообщение. — Мне нужно идти. Меня в машине ждет мама. Ты уверен, что с тобой все будет хорошо? — Да, уверен. — Забирая полотенце и направляясь к дальней комнате, он даже не смотрит на меня. — Ну, ладно, тогда увидимся позже. Нет, не увидимся. Кладя телефон в карман, я отхожу к двери. — Ага, думаю, увидимся позже. — Спасибо, — тут же добавляет он. Моя рука замирает на дверной ручке. Я чувствую себя ужасно из-за того, что покидаю его, но я слишком труслива, чтобы остаться. — За что? Он размышляет целую вечность, а потом вздыхает. — За то, что принесла мне аптечку и лед. — Не за что. За дверь я выхожу с тяжелым чувством на душе, так как в ней оседает еще один секрет. Как только я вижу гравийную дорожку, у меня во внутреннем кармане начинает звонить телефон. — Я всего в двух шагах, — отвечаю я. — Твой брат уже здесь, и ему нужно возвращаться домой. Он должен быть в аэропорту через восемь часов, — мамин голос звучит тревожно. Я ускоряю шаг. — Прости. Меня отвлекли... но ты же послала меня внутрь за ним. — Ну, он ответил на сообщение, а теперь иди, — с яростью говорит она. — Ему еще нужно отдохнуть. — Я буду через тридцать секунд, мам. Выходя в передний двор, я нажимаю отбой. На крыльце сидит Дейзи, подружка Кайдена, поедая кусок торта и болтая с Калебом Миллером. У меня внутри тут же все сжимается, плечи опускаются, и я ныряю в тень деревьев, надеясь, что они меня не увидят. — Боже мой, это же Кэлли Лоуренс? — говорит Дейзи, прикрывая глаза ладонью и щурясь в мою сторону. — Какого черта ты здесь делаешь? Разве ты не должна ошиваться на кладбище? Я опускаю подбородок и иду еще быстрее, спотыкаясь о большой камень. Дорогу осилит идущий. — Или ты просто убегаешь от моего куска торта? — кричит она со смехом в голосе. — В чем дело, Кэлли? Ну же, скажи мне? — Да перестань, — с ухмылкой предупреждает ее Калеб, наклоняясь через перила, в темноте его глаза кажутся черными. — Уверен, у Кэлли есть свои причины для бегства. Сквозящий в его голосе намек заставляет мое сердце и ноги бежать. С преследующим меня смехом я скрываюсь в темноте подъездной дорожки. — Что у тебя случилось? — спрашивает меня брат, когда я хлопаю дверцей машины и пристегиваю ремень безопасности, тяжело дыша и откидывая назад пряди волос. — Почему ты бежала? — Мама сказала поторопиться. Я сосредотачиваю взгляд на своих коленях. — Иногда я тебя не понимаю, Кэлли. — Он поправляет темно-каштановые волосы и откидывается на спинку сиденья. — Ты ведешь себя так, что люди вынуждены считать тебя чудачкой. — Зато я не двадцатичетырехлетний парень, тусующийся на вечеринках со школьниками, — напоминаю я ему. Мама бросает на меня прищуренный взгляд. — Кэлли, не начинай. Ты же знаешь, что мистер Оуэнс пригласил твоего брата на вечеринку, так же как и тебя. Мои мысли возвращаются к Кайдену, к его разбитому и всему в синяках лицу. Я чувствую себя отвратительно за то, что оставила его, и чуть не рассказываю маме, что произошло, но потом на крыльце мельком замечаю Калеба и Дейзи, наблюдающих за нами издалека, и вспоминаю, что иногда секреты должны умирать вместе с тобой. Кроме того, мама всегда была не из тех, кто любит слушать об ужасных вещах, происходящих в мире. — Мне всего двадцать три. Двадцать четыре исполнится только в следующем месяце, — нарушает мои мысли брат. — И они уже больше не учатся в средней школе, так что закрой свой рот. — Я знаю, сколько тебе лет, — говорю я. — И я тоже уже не в средней школе. — Не нужно так счастливо сообщать об этом, — морщится мама, выворачивая руль, чтобы выехать на дорогу. Вокруг ее карих глаз собираются морщинки, когда она старается не заплакать. — Мы будем скучать по тебе, и я действительно хочу, чтобы ты еще раз подумала о том, чтобы подождать с поступлением в колледж до осени. Ларами почти в шести часах езды отсюда, милая. Будет очень трудно находиться так далеко от тебя. Я гляжу на дорогу, тянущуюся между деревьями и невысокими холмами. — Извини, мам, но я уже зарегистрировалась. Кроме того, нет никакого смысла в том, чтобы все лето провести в своей комнате. — Ты всегда можешь найти работу, — предлагает она. — Как твой брат делает каждое лето. И таким образом ты сможешь провести какое-то время с ним, и Калеб собирается побыть у нас. Каждый мускул в моем теле натягивается, как стянутая узлом веревка, и мне приходится себя заставлять наполнять свои легкие кислородом. — Прости, мам, но я готова быть сама по себе. Более чем готова. Меня тошнит от грустных взглядов, которые она все время бросает на меня, потому что не понимает того, что я делаю. Я устала от желания рассказать ей о том, что произошло, при этом зная, что не могу этого сделать. Я готова быть сама по себе, находиться дальше от кошмаров, преследующих мою комнату, мою жизнь, весь мой мир.Глава 1
№ 4 . Носи цветные кофты Четыре месяца спустя... Кэлли Я часто спрашиваю себя, что движет людьми поступать так или иначе. Закладывается ли это им в головы с рождения, или они приходят к этому с возрастом? Возможно, их даже вынуждают обстоятельства, независящие от них. Хоть кто-нибудь властен над своей жизнью, или мы все беспомощны? — Боже, сегодня здесь какой-то сумасшедший дом, — замечает Сет, морща нос при виде прибывающих и толпящихся во дворе кампуса первокурсников. А потом он машет рукой у меня перед лицом. — Эй, ты вообще здесь? Я отгоняю прочь свои мысли. — Не будь таким высокомерным. — Я игриво толкаю его плечом. — То, что мы оба решили взять еще и летний семестр и уже знаем, где что находится, не делает нас лучше их. — Ну, да, отчасти делает. — Он закатывает свои светло-карие глаза. — Мы как высшая элита первокурсников. Я сдерживаю улыбку и отпиваю свой латте. — Ты же знаешь, что нет такого понятия, как «высшая элита первокурсников». Он вздыхает, взъерошивает свои золотистые локоны, которые выглядят так, будто ему их осветлили в салоне, хотя они от природы такие. — Ага, знаю. Особенно, для таких людей, как ты и я. Мы как две паршивые овцы. — Помимо нас с тобой здесь еще хватает паршивых овец. — Я прикрываю ладонью глаза от солнца. — И это я еще смягчила. Сегодня я даже надела красную футболку, как указано в списке. Уголки его губ дергаются вверх. — Что смотрелось бы еще лучше, если бы ты распустила свои чудесные локоны, а не прятала их все время в этом хвостике. — Шаг за шагом, — говорю я. — И так было довольно трудно их отрастить. Я чувствую себя немного странно. Но это неважно, потому что этого пункта еще нет в списке. — Тогда его нужно добавить, — отвечает он. — Я займусь этим, когда вернусь к себе в комнату. У нас с Сетом есть список дел, которые мы должны сделать, даже если боимся, отвергаем или неспособны. И если какое-то дело числится в списке, то мы должны выполнять его и вычеркивать один пункт, по крайней мере, раз в неделю. Так мы поступали с тех пор, как, закрывшись у меня в комнате, во время моего первого настоящего контакта с человеком признались друг другу в своих самых темных секретах. — Но ты по-прежнему носишь этот ужасный балахон, — продолжает он, дергая за край мою серую выцветшую куртку. — Я думал, мы уже обсудили эту отвратительную вещь. Ты красивая, и тебе не нужно прятать себя. Кроме того, похоже, сейчас на улице градусов двадцать пять. Сжимая края ткани, я смущенно заворачиваюсь в куртку. — Смени, пожалуйста, тему. Он переплетает наши руки и наваливается на меня всем весом, заставляя меня отбежать к краю тротуара, когда мимо нас проходят люди. — Отлично, но в один прекрасный день мы поговорим о полном изменении твоего имиджа, которым я буду руководить. — Посмотрим, — вздыхаю я. Я познакомилась с Сетом в Вайомингском университете на тригонометрии и алгебре. Наша неспособность понимать цифры стала отличным началом разговора, и с тех пор мы дружим. Со времен шестого класса Сет — по сути, мой единственный друг, если не считать скоротечную дружбу с новой девочкой в школе, которая не видела во мне, в отличие ото всех остальных, «Поклоняющуюся дьяволу анорексичку Кэлли». Вдруг Сет резко останавливается и поворачивается ко мне. На нем серая футболка и черные узкие джинсы. Его волосы стильно растрепаны, а длинным ресницам позавидует каждая девушка. — Я просто обязан сказать еще кое-что. — Он дотрагивается кончиком пальца до уголка моего глаза. — Мне больше нравится красно-коричневая подводка, чем угольно-черная. — Наконец, у меня есть твое одобрение. — Я драматично прижимаю ладонь к груди. — Какое облегчение. Меня все утро тяготила эта мысль. Он корчит рожу, и его взгляд скользит по моей красной футболке, которая касается пояса моих облегающих джинсов. — Ты отлично справляешься по каждому пункту, но я бы посоветовал тебе хотя бы раз надеть платье или шорты, чтобы показать такие ноги. Мое лицо сникает, как и мое настроение. — Сет, ты же знаешь, почему... то есть, ты знаешь... что я не могу... — Знаю. Я просто пытаюсь подбодрить тебя. — Я знаю и вот поэтому люблю тебя. На самом деле, я люблю его не только поэтому. Люблю еще и потому, что он первый человек, с которым я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы поделиться секретами. А, может, еще и потому, что он понимает, что значит испытывать боль изнутри и снаружи. — Ты гораздо счастливее, чем когда я впервые с тобой познакомился. — Он убирает мою челку за ухо. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты чувствовала подобное с каждым, Кэлли. Очень грустно, что никто не видит, какая ты классная. — Могу сказать то же самое, — говорю я, потому что Сет точно так же прячется, как и я. Он забирает у меня из рук пенопластовый стаканчик и бросает его в мусорное ведро рядом с одной из скамеек. — Как думаешь? Может, нам присоединиться к одной из экскурсий и поиздеваться над экскурсоводом? — Ты знаешь путь к моему сердцу. Я радостно улыбаюсь, и его смех озаряет все его лицо. Мы прогуливаемся по тротуару в тени деревьев, потом идем по направлению к дверям главного офиса высотой в несколько этажей и с остроконечной крышей. В самом здании есть что-то историческое — желто-коричневый кирпич с огромным износом, будто оно относится к старой эпохе. Двор, сосредоточивший вокруг себя все здания, похож на треугольный лабиринт со случайно расположенными бетонными дорожками, пересекающими лужайку. Прелестное местечко для обучения, множество деревьев и открытого пространства, но нужно немного привыкнуть. В воздухе царит некая растерянность, когда студенты и родители пытаются сориентироваться. И тут меня от моих мыслей отвлекает слабый возглас: — Поберегись! Моя голова взлетает вверх как раз вовремя, чтобы увидеть парня, бегущего прямо на меня, с поднятыми в воздух руками и летящим перед ним мячом. Его твердое тело врезается в меня, и я падаю плашмя на спину, ударяясь головой и локтем о тротуар. Мою руку пронзает боль, и я не могу вздохнуть. — Слезь с меня, — вскрикиваю я, в панике извиваясь всем телом. Вес и жар его тела заставляют меня чувствовать, будто я тону. — Слезай сейчас же! — Мне очень жаль. — Он откатывается в сторону и быстро слезает с меня. — Я не видел тебя. Я часто моргаю, чтобы пропали круги перед глазами, пока его лицо не становится четче: торчащие у ушей каштановые волосы, пронзительные изумрудные глаза и улыбка, которая растопит любое девичье сердце. — Кайден? Его брови хмурятся, а руки опускаются по бокам. — Я тебя знаю? У него под правым глазом небольшой шрам, и я удивляюсь, не туда ли тем вечером бил его отец. У меня слегка колет сердце из-за того, что он меня не помнит. Поднимаясь на ноги, я отряхиваю с рукавов грязь и траву. — Э-э, нет, прости. Я приняла тебя за другого. — Но ты же правильно назвала меня по имени. — В его голосе звучит сомнение, когда он поднимает с травы мяч. — Погоди, я же тебя знаю, да? — Мне действительно очень жаль, что я оказалась у тебя на пути. Я ловлю руку Сета и тащу его к входным дверям, где висит большой баннер со словами «Добро пожаловать, студенты». Когда мы оказываемся в коридоре у стеклянных витрин, я отпускаю его и, переводя дыхание, прислоняюсь к кирпичной стене. — Это был Кайден Оуэнс. — Ох. — Сет оглядывается на вход, через который внутрь просачиваются студенты. — Кайден Оуэнс? Которого ты спасла? — Я его не спасала, — разъясняю я. — Просто помешала кое-чему. — Тому, что могло стать очень скверным. — Любой бы так поступил на моем месте. Пальцами он хватает меня за локоть, когда я пытаюсь пойти по коридору, и тянет назад к себе. — Нет, многие люди прошли бы мимо. Общеизвестный факт, что многие отвернулись бы в другую сторону, если бы происходило что-то плохое. Я знаю это по опыту. У меня болит за него сердце и за то, через что он прошел. — Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти. — Не нужно сожалеть, Кэлли, — с печальным вздохом говорит он. — У тебя своя грустная история. Мы идем по узкому коридору, пока он не расширяется и не появляется стол, заваленный листовками и брошюрами. Люди стоят в очереди, просматривают расписание, разговаривают с родителями, выглядя при этом испуганно и взволнованно. — Он даже не узнал тебя, — замечает Сет, пробираясь сквозь толпу к началу очереди, вклиниваясь между людьми и хватая розовую листовку. — Едва ли он когда-нибудь узнал бы меня. Я качаю головой, когда он предлагает мне печенье с тарелки на столе. — Ну, он должен теперь узнавать тебя. — Сет берет сахарное печенье, отряхивает его и откусывает кусочек. Когда он жует, с его губ падают крошки. — Ты спасла его задницу от избиения. — Это не так уж и важно, — говорю я, хотя эти слова слегка колют мне сердце. — А теперь мы можем сменить тему? — Это важно. — Он вздыхает, когда видит, что я хмурюсь. — Отлично, я буду держать рот на замке. А теперь пошли, найдем экскурсовода для наших пыток. Кайден Каждую проклятую ночь последних четырех месяцев меня преследовал кошмар. Я лежу, свернувшись, возле домика для бильярда, и меня избивает отец. Он безумнее, чем я когда-либо видел, наверно, потому что я сделал, по его мнению, одну из худших вещей. В его глазах читается убийство, ни капли человечности, ее поглотила ярость. Когда его кулак молотит меня по лицу, по моему подбородку течет теплая кровь и брызгами разлетается по его рубашке. На этот раз я знаю, что, наверно, он убьет меня, и должен, наконец, сопротивляться, но меня научили умирать изнутри. Кроме того, кажется, меня больше ничего не заботит. А потом кто-то появляется из тени и прерывает нас. Когда я вытираю с глаз кровь, то различаю обезумевшую от страха девушку. Я не совсем понимаю, почему она вмешалась, но многим ей обязан. Тем вечером Кэлли Лоуренс спасла мою чертову жизнь, наверно, она даже этого не осознает. Мне бы хотелось, чтобы она знала это, но я никак не мог понять, как сказать ей, и с тех пор ни разу ее не видел. Я слышал, что она рано уехала в колледж, чтобы начать свою жизнь, и завидую ей. Мой первый день на территории кампуса проходит вполне неплохо, особенно после того, как уехали мои родители. После их отъезда я впервые в своей жизни смог вздохнуть. Мы с Люком бродим по оживленному кампусу, пытаясь разобраться, что где находится, и перебрасывая друг другу футбольный мяч. Солнце светит ярко, деревья зеленые, а в воздухе так много новизны, что меня будто накачали. Я хочу начать все сначала, быть счастливыми и на этот раз жить. И тут, закинув мяч слишком далеко, я врезаюсь в девушку. Я чувствую себя придурком, особенно, потому что она такая маленькая и хрупкая на вид. Ее голубые глаза расширены, и она кажется напуганной до смерти. И что более странно, она знает меня, но убегает, когда я спрашиваю ее, откуда. Меня все это достает. Я не могу перестать думать об ее лице и том, что оно мне знакомо. И почему я не могу, черт возьми, выяснить, кто она такая? — Ты видел ту девчонку? — спрашиваю я у Люка. Он был моим лучшим другом со второго класса, когда мы оба поняли, как несчастны, хотя и по разным причинам наши жизни, дома. — В которую ты только что врезался? — Он складывает расписание и засовывает его в задний карман своих джинсов. — Она вроде напоминает мне ту тихую девчонку, с которой мы учились в школе — над которой постоянно издевалась Дейзи. Мой взгляд движется к дверям, за которыми она исчезла. — Кэлли Лоуренс? — Ага, по-моему, так ее звали. — Он напряженно выдыхает, разворачивается посреди лужайки, пытаясь удержать равновесие. — Но я не думаю, что это она. У нее не было этой черной ерунды вокруг глаз, и Кэлли носила стрижку, которая делала ее похожей на парня. Кроме того, мне кажется, эта девчонка была худее. — Да, она и правда выглядит по-другому. — Но если это Кэлли, мне нужно поговорить с ней о том вечере. — Хотя Кэлли всегда была худенькой. Вот почему Дейзи смеялась над ней. — Это одна из причин, почему она над ней смеялась, — напоминает он мне, и его лицо кривится от отвращения из-за того, что у меня находится за спиной. — Пойду-ка я поищу нашу комнату. Люк убегает к углу здания прежде, чем я успеваю хоть что-нибудь сказать. — Вот ты где. Ко мне сзади подходит Дейзи, и меня чуть ли не сбивает с ног аромат ее духов и лака для волос. Внезапно я понимаю, почему Люк убежал, как на пожар. Ему не нравится Дейзи по многим причинам, и одна из них — он считает ее сукой. И так оно и есть, но меня это устраивает, потому что она позволяет мне не примешивать сюда чувства, а это единственный известный мне способ жить. — Я очень надеюсь, что вы только что говорили не обо мне. — Дейзи обвивает меня руками за талию и массирует мой живот кончиками пальцев. — Если только это не что-то хорошее. Я поворачиваюсь и целую ее в лоб. На ней голубое платье с глубоким вырезом, и между грудей красуется ожерелье. — Никто о тебе не говорил. Люк ушел, чтобы найти свою комнату. Она закусывает свою блестящую губу и хлопает ресницами. — Хорошо, потому что я уже нервничаю, оставляя своего невероятно привлекательного парня. Помни, ты можешь флиртовать, но не можешь трогать. Дейзи с легкостью начинает скучать, поэтому всячески пытается устроить сцену. — Не трогать. Понял, — говорю я, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. — И еще раз повторяю, никто о тебе не говорил. С задумчивым выражением лица она наматывает на палец прядь своих светлых волнистых волос. — Я не против того, чтобы вы говорили обо мне до тех пор, пока это что-то хорошее. Я познакомился с Дейзи, когда учился в десятом классе, и она пришла к нам в школу. Она была очень привлекательной новой ученицей и прекрасно это знала. Я тоже был довольно популярен, но ни с кем особо не встречался, просто тусовался. Я больше был сосредоточен на футболе, как того хотел мой отец. Однако Дейзи заинтересовалась мною, и спустя две недели мы официально стали парой. Она эгоцентрична, поэтому никогда меня не спрашивает, откуда у меня берутся синяки, порезы и шрамы. Один раз она подняла эту тему, когда мы первый раз переспали, и я сказал ей, что получил их в аварии, когда был еще ребенком. Больше вопросов она не задавала. — Послушай, детка, мне нужно идти. — Я быстро целую ее в губы. — Мне надо зарегистрироваться, распаковать вещи и разобраться, что здесь к чему. — О, прекрасно. — Она выпячивает нижнюю губу и проводит пальцами по моим волосам, направляя мои губы обратно к своим для страстного поцелуя. Отстраняясь, она улыбается. — Думаю, вернувшись домой, я попытаюсь заполнить свое время скучной учебой. — Уверен, ты справишься, — говорю я ей и возвращаюсь к дверям, лавируя между людьми, наводнившими тротуар. — Я приеду на встречу выпускников. Она машет мне рукой и поворачивается к стоянке. Я гляжу на Дейзи, пока та не садится в машину, а потом захожу в здание. Внутри воздух прохладнее, свет слабый, и кругом полно шума и беспорядка. — Нам не нужна экскурсия. Я подхожу к Люку, который стоит возле стола регистрации и читает розовую листовку. — Разве ты не собирался найти свою комнату, или это была просто отмазка, чтобы избежать Дейзи? — Эта девчонка сводит меня с ума. — Он взъерошивает свои короткие каштановые волосы. — И я направлялся как раз туда, когда понял, что будет гораздо проще, если схожу на экскурсию, чтобы знать, где что находится. Люк — очень организованный человек, когда вопрос касается учебы и спорта. Для меня это понятно, потому что я знаю о его прошлом, но с точки зрения постороннего, возможно, он выглядит как смутьян, которого исключили из школы. — Ну, хорошо, мы пойдем на экскурсию. Я записываю наши имена на листе бумаги, и сидящая за столом рыжеволосая девушка улыбается мне. — Вы можете присоединиться к той, что начинается сейчас, — говорит она, бесстыдно приподнимая руками свое декольте, когда наклоняется вперед. — Они только что вышли в коридор. — Спасибо. Ухмыльнувшись ей, я направляюсь с Люком туда, куда она нас направила. — Каждый раз, — изумленно говорит он, обходя небольшой стол с полными печенья тарелками. — Ты как магнит. — А я не прошу об этом, — отвечаю я, когда мы приближаемся к задней части толпы. — На самом деле, мне бы хотелось, чтобы это прекратилось. — Нет, не хотелось бы, — закатывая глаза, утверждает он. — Тебе нравится, и ты это знаешь. И мне бы хотелось, чтобы ты уже начал реагировать и мог бросить эту сучку. — Дейзи не такая уж и плохая. Наверно, она единственная девушка, которую не волнует, что я флиртую. — Я скрещиваю руки на груди и гляжу на занудного экскурсовода в толстых очках, с жидкими каштановыми волосами и планшетом для бумаг в руках. — Нам, правда, нужно это делать? Я бы лучше распаковывал вещи. — Мне нужно знать, где что находится, — говорит Люк. — Ты же можешь идти в комнату, если хочешь. — Мне и тут неплохо. Мой взгляд падает на девушку в толпе, в которую я врезался. Она улыбается парню рядом с ней, который что-то шепчет ей на ухо. Я осознаю, что мне нравится непринужденность происходящего, никакого притворства, которое я так привык видеть. — Куда ты смотришь? — Люк следит за моим взглядом и морщит лоб. — Знаешь что? Мне кажется, это Кэлли Лоуренс. Сейчас, когда я думаю об этом, то вспоминаю, что ее отец упоминал что-то об ее поступлении в Вайомингский университет. — Исключено... этого не может быть... это она? Я рассматриваю ее каштановые волосы, одежду, которая показывает ее худенькую фигурку, и голубые глаза, искрящиеся, когда она смеется. Последний раз, когда я видел ее, этот взгляд был угрюмым и тяжелым. В Кэлли, которую я знал, было больше мрачного, она носила мешковатую одежду и все время выглядела грустной. Она сторонилась всех, за исключением того вечера, когда спасла мою шкуру. — Да, это она, — с уверенностью отвечает Люк, щелкая пальцем у виска. — Помню, что у нее на виске была маленькая родинка, прямо как у этой девушки. Не может быть такого странного совпадения. — Твою мать, — громко восклицаю я, и на меня все оборачиваются. — Я могу вам помочь? — ледяным голосом спрашивает экскурсовод. Я качаю головой, замечая, что Кэлли смотрит на меня. — Извини, чувак, я думал, что на меня села пчела. Люк фыркает от смеха, а я подавляю смешок. Экскурсовод отчаянно пыхтит и продолжает свой рассказ о том, где располагаются все кабинеты, указывая на каждую дверь. — Что это было? — тихим голосом спрашивает Люк, аккуратно складывая лист пополам. — Ничего. — Я осматриваю толпу, но Кэлли нигде нет. — Ты видел, куда она ушла? Люк качает головой. — Не-а. Мой взгляд перемещается по коридору, но никаких признаков ее присутствия не замечает. Мне нужно найти ее, чтобы поблагодарить за спасение своей жизни, что я должен был сделать еще четыре месяца назад.Глава 2
№ 27 . Пригл аси на ужин кого-то незнакомогоКэлли — Какие планы на вечер? — Я складываю рубашку и кладу ее в корзину для белья, стоящую на сушилке. — Сходим куда-нибудь или останемся дома? Сет запрыгивает на одну из стиральных машин, свешивая ноги через край и щелкая жвачкой во рту. — Я не могу решить. С одной стороны, мне хочется остаться дома и досмотреть «Дневники вампиров», а с другой — есть один действительно потрясающий ресторанчик, в который бы мне хотелось сходить. — Фу, только не с суши-баром. — Я хмурюсь и лью немного смягчителя ткани для одной из своих рубашек. — Не люблю суши, и сегодня вечером я не очень-то настроена на еду. — Нет, ты же никогда не ела суши, — поправляет он. — А если ты что-то не пробовала, то это не значит, что тебе оно не нравится. — Он сдерживает смех, сжимая губы. — Я знаю это по своим фактическим данным. — Уверена, что так оно и есть. — Мой телефон, лежащий поверх стопки рубашек, начинает вибрировать, и у него загорается экран. — Черт побери, это мама. Погоди минутку. — Привет, мам, — отвечаю я, отходя в угол, подальше от стука стиральных машинок. — Привет, детка, — говорит она. — Как твой первый день учебы? — Первый день занятий в понедельник, — напоминаю я ей, прижимая палец к уху, чтобы заглушить грохот. — Сегодня все просто регистрируются. — Ну, тогда как все прошло? — Я уже знаю, где что находится, поэтому сейчас нахожусь в прачечной с Сетом. — Здравствуйте, миссис Лоуренс, — кричит Сет, складывая ладони рупором у рта. — Дорогая, передай ему привет от меня, ладно? — отвечает она. — И что мне не терпится с ним познакомиться. Я прикрываю динамик ладонью. — Ей не терпится с тобой познакомиться, — шепчу я Сету, который закатывает глаза. — Скажи ей, что она меня не вынесет. Стиральная машинка останавливается, и он спрыгивает, чтобы открыть крышку. — Он говорит, что ему тоже не терпится, — говорю я маме. — На самом деле, он очень рад. Сет качает головой, вытаскивая из машины куртку. — Ты же знаешь, я не по мамам. — Что он сказал? — интересуется мама. — Ничего, мам. — Пищит сушилка. — Мне надо идти. Я позвоню тебе позже. — Подожди, милая. Я просто хочу сказать, что у тебя действительно счастливый голос. — Я счастлива, — выдавливаю я из себя, потому что знаю, что она именно это хочет услышать. Сет бросает на край корзины свою рубашку, которую нельзя сушить в машинке, упирает руки в бока и, прищурив глаза, говорит мне: — Не ври своей матери, Кэлли. — Что происходит? — спрашивает мама. — Я слышу какой-то шум. — Мне надо идти. Я нажимаю «отбой» прежде, чем она успевает что-либо сказать. — Моя мама не похожа на твою. — Я открываю дверцу сушилки и вытаскиваю руками оставшуюся одежду. — По большей части, она милая. Ну, по крайней мере, когда я хорошо себя веду. — Но ты не можешь рассказать ей некоторых вещей... действительно важных вещей. — Он сгибает руку, котораябыла в гипсе, когда я познакомилась с ним. — Прямо как с моей мамой. — Но своей ты говорил. — Я захлопываю бедром дверцу сушилки. — Мы просто не особо ладим, и я не рассказываю ей, потому что ее это расстроит. Она такой счастливый человек, так зачем расстраивать ее мрачными мыслями. — Я бросаю вещи в корзину, когда одна из стиральных машинок пыхтит и ударяется о цементную стену. — Мы можем сходить в этот новый ресторан, если ты действительно очень-очень хочешь. — Поднимая корзину, я прижимаю ее к бедру. — Я добавлю его в свой список новых вещей, которые собираюсь попробовать. Он улыбается во весь рот. — Люблю этот список. — Я тоже... иногда, — соглашаюсь я, когда он собирает свою кучу вещей. — И просто замечательно, что ты придумал его. Список был составлен в потемках моей комнаты в общежитии, когда он признался мне, как сломал руку и откуда взялись шрамы на руках. В последний день школы он возвращался домой, и на грузовике подъехала кучка футболистов. Они набросились на него, избили и чуть не порвали на тысячи кусочков, чтобы их можно было сгрести, как мусор, под ковер. Но Сет сильный — вот, почему я рассказала ему свою тайну, потому что он знает, каково это, когда что-то отрывают от тебя. Хотя я и опустила кровавые подробности, потому что не могла произнести их вслух. — Я вообще очень замечательный человек. — Он отходит в сторону, чтобы пропустить меня в дверь. — И пока ты придерживаешься такого же мнения, с тобой все будет в порядке. Мы смеемся, и это по-настоящему, но, как только звук уносит ветром, над нами нависает темное облако. Кайден — Эта комната размером с коробку, — замечаю я, осматривая очень маленькое помещение в общежитии. Мы находимся в общежитии Дауни — одном из четырех зданий, в которое поселяют первокурсников. Здесь стоят две односпальные кровати и стол в дальнем углу. Расстояние между кроватями можно преодолеть в два шага, а в шкаф у дальней стены едва поместятся три коробки. — Ты уверен, что не хочешь снять квартиру? Я видел по дороге несколько совсем не далеко от кампуса. Люк роется в большой коробке с надписью «Хлам». — Я не могу себе позволить квартиру. Мне нужно найти работу, чтобы можно было покупать книги и вещи. — А разве не для этого платят стипендию? Я беру тяжелую коробку и ставлю ее на матрас своей кровати. Он скатывает в клубок липкую ленту и бросает ее на пол. — Она покрывает только плату за обучение. Я соскребаю ленту сверху на коробке. — Я могу помочь... если тебе нужно еще немного денег. Он быстро качает головой, переключая все свое внимание на содержимое коробки. — Я не благотворительность. Если хочешь квартиру, то сними. Тебе не нужно только из-за меня оставаться в общежитии. — Он вытаскивает безголовую бронзовую статуэтку и краснеет. — Что это такое, черт возьми? Я пожимаю плечами. — Не я же собирал твои коробки, чувак. — Ну, я это делал, но этого я туда не клал. — Он швыряет ее через всю комнату, и статуэтка оставляет вмятину в стене. — Черт возьми, она пытается мне пудрить мозги! — Не позволяй своей матери доставать себя. Ты же знаешь, что она пытается вернуть тебя домой, чтобы ей не приходилось со всем разбираться самой. Я поднимаю разбившуюся статуэтку и выхожу в коридор, чтобы выбросить ее в мусорку, расположенную прямо возле комнаты. Возвращаясь к себе, я замечаю Кэлли, идущую в мою сторону, с тем же парнем, с которым была до этого, и она снова улыбается. Я останавливаюсь посреди коридора и, затрудняя движение проходящим мимо меня людям, жду, когда она дойдет до меня. Она меня не замечает, но ее друг видит меня и что-то шепчет ей на ухо. Ее голова резко поворачивается в мою сторону, и она пятится назад, будто боится, что я нападу на нее. Ее друг успокаивающим жестом кладет руку ей на поясницу. — Привет, — неловко начинаю я, сбитый с толку ее пугливостью по отношению ко мне. — Не знаю, помнишь ли ты меня... — Помню, — перебивает она, взгляд ее голубых глаз падает на шрам на моей скуле. — Как я могла не запомнить тебя? Мы же знаем друг друга с детства. — Верно, — говорю я, не зная, как ответить на ее сдержанное поведение. В тот вечер она так себя не вела. — Мне просто нужно было завести разговор. Ее губы складываются в форме буквы «О», а потом она молча стоит, теребя ремешок своей куртки, которая ей велика. Ее друг смотрит на нее, а потом протягивает мне руку. — Я Сет. Не отрывая взгляда от Кэлли, я жму его ладонь. — Кайден. — Ты прости Кэлли. — Сет нежно хлопает ее по плечу, и та морщится. — Она просто сегодня немного не в себе. Веки Кэлли опускаются, когда она прищуривает глаза и смотрит на него. — Нет, это не так. Со мной все хорошо. Сет одаривает ее успокаивающим взглядом и выдавливает сквозь зубы: — Тогда скажи что-нибудь. Может, что-то приятное. — Оу. — Она снова обращает все свое внимание на меня. — Прости... То есть... — Она замолкает, ругаясь себе под нос: — Боже мой, и что со мной такое? Сет вздыхает, будто уже привык к ее странному поведению. — У тебя сегодня начинается учеба? — спрашивает он меня. — Да, я здесь по футбольной стипендии. Я оглядываю его, размышляя, касался ли он когда-нибудь футбола. Парень выгибает брови, покачиваясь на каблуках и изображая интерес. — А-а, понимаю. Челка Кэлли взлетает со лба, когда она медленно выдыхает. — Нам надо идти. У нас планы на ужин. Было приятно поболтать с тобой, Кайден. — Ты мог бы пойти с нами, — предлагает Сет, игнорируя направленный на него взгляд Кэлли. — Если хочешь. Мы просто хотим опробовать новое местечко. — Это суши. — Кэлли впервые встречается со мной взглядом. В ее зрачках таятся грусть и неуверенность, и я чуть не тянусь к ней, чтобы обнять и избавить от боли. Странное ощущение, так как я никогда никого не обнимал, кроме Дейзи, и то делал это, когда должен был. — Не уверена, что там хорошо. — Я люблю суши. — Я оглядываюсь через плечо на свою открытую дверь. — Но мне придется взять с собой Люка, если вы не против. Люк был задним бегущим в Бронкос. — Я знаю, кто он. — Она с трудом сглатывает. — Думаю, он может пойти. — Подождите секундочку. Я узнаю, готов ли он пойти. Я ныряю в комнату, где на незаправленной кровати сидит Люк и просматривает стопку бумаг. Я упираюсь руками в дверной проем и заглядываю внутрь. — Как ты относишься к суши? Он отрывает свой взгляд от бумаг и смотрит на меня. — Суши? А что? — Кэлли Лоуренс только что пригласила нас, — говорю я. — А точнее ее друг... ты же помнишь, какая она замкнутая. Он прячет бумаги в ящик комода, но комкает один лист и швыряет его в корзину. — Ага, она такая с шестого класса. Такое ощущение, будто в какой-то момент она была нормальной, а потом стала чертовски странной. Мои руки опускаются по бокам, и я отклоняюсь назад, выглядывая в коридор и смотря на Кэлли, что-то шепчущую Сету. — Я такого не помню. Точнее, помню, когда она была вроде нормальной, а потом вообще ее не помню. Она же особо ни с кем не общалась, да? — Нет вроде. — Он пожимает плечами. — А что это за одержимость сейчас у тебя насчет нее? — Это не одержимость. — Он просто бесит меня такими обвинениями. — Я никогда не был никем одержим. Они просто предложили, а я из вежливости согласился. Если ты не хочешь идти, то мы и не пойдем. Он засовывает в задний карман кошелек. — Мне все равно. Если я могу выдержать множество дурацких ужинов с Дейзи, то уверен, что смогу выдержать один с девушкой, с которой мы учились в школе, если можно так сказать. Я чувствую себя придурком. Похоже, он помнит о Кэлли больше меня. И мне следовало бы помнить девушку, которая спасла меня во многих отношениях, что я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь ей это объяснить. Кэлли — Я так зла на тебя, — шиплю я себе под нос, когда мы с Сетом идем через темную парковку в сторону ресторана, освещенного флуоресцентными огнями. В ресторан мы вчетвером приехали на одной машине, и молчания было достаточно, чтобы вызвать у меня желание рвать на себе волосы. — Зачем ты их пригласил? — Из вежливости. — Он пожимает плечами и обнимает меня рукой. — А теперь расслабься, моя прекрасная Кэлли, и давай вычеркнем из нашего списка пункт «будь более общительной». Вообще-то мы еще можем вычеркнуть «пригласи кого-нибудь на ужин». — Когда мы вернемся, я сожгу этот список. Я рывком распахиваю стеклянные двери и ступаю через порог в душную атмосферу ресторана. Большинство кабинок пустые, но в баре, где сидит группа девушек в боа из перьев и диадемах, будто у них свадебная вечеринка, довольно шумно. — Ты этого не сделаешь. А теперь расслабься и попытайся вести непринужденный разговор, — отвечает он и направляется к официантке, кладя руку на барную стойку. — Здравствуйте. В баре есть места? Полностью сраженная Сетом девушка хихикает, накручивая прядь своих рыжих волос на палец и просматривая список. — Позвольте мне проверить. Сет закидывает себе в рот мятную конфету и закатывает глаза, оборачиваясь ко мне через плечо. — Ух ты. Я улыбаюсь ему, а потом поворачиваюсь к Люку с Кайденом, но не нахожу, что сказать. Я не очень хорошо лажу с парнями, за исключением Сета. Мне бы очень хотелось, но мои воспоминания мне этого просто не позволяют. Люк отрывает восковые листочки у искусственного растения у двери. — Мне казалось, Ларами - более тусовочный город. Я указываю на окно справа от себя. — Пожалуйста. Вон там дальше полно клубов и всего такого. С взъерошенными каштановыми волосами, татуировкой на предплечье и пронзительными карими глазами Люк все время выглядит так, будто сейчас затеет драку, и от этого мне хочется съежиться. — Так ты знаешь, где они? — Слышала об этом. — Краем глаза я поглядываю на Кайдена. Тот внимательно слушает меня, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. Почему он так на меня смотрит? Будто видит меня насквозь. — Но я не во многих была. — Да, ты никогда не была тусовщицей, ведь так? — Люк бросает на пол листок. — На самом деле, в свое время она вроде ею была, — вмешивается Кайден с гордым выражением лица. — Теперь я помню. Это было начало шестого класса, и моя мама должна была принести торт, но забыла или что-то в этом роде... Думаю, это был твой день рождения. — Мне исполнялось двенадцать. — Мой голос задыхается, когда всплывают воспоминания о шариках, конфетти и розовой глазури, а потом тонут в луже крови. — И это не делает меня тусовщицей, лишь обычной маленькой девочкой, которая хотела праздника на свой день рождения... все, чего я хотела. Они смотрят на меня так, будто я сошла с ума, и я мысленно пытаюсь заставить губы произносить слова, но они сжаты от болезненных воспоминаний, разрывающих мое сердце. — Ну, ладно, я достал нам столик, но он не в баре. — К нам подходит Сет и обнимает меня за плечи. — Что случилось? Ты как-то нехорошо выглядишь. Я несколько раз моргаю, а потом выдавливаю из себя улыбку. — Просто устала. Он знает, что я вру, но не развивает тему в присутствии Кайдена и Люка. — Тогда, наверно, нам придется увести тебя пораньше. К столу нас сопровождает официантка и оставляет нам меню вместе с четырьмя стаканами ледяной воды, посылая Сету улыбку прежде, чем отправиться к входу. Мое сознание затуманено мрачными мыслями, о которых я старалась какое-то время не думать, поэтому не вижу ни единого слова в списке блюд. Я прижимаю ладони к глазам и моргаю. — Думаю, мне нужно кое в чем признаться, — заявляет Кайден. Когда я гляжу на него, улыбка медленно расползается на его губах. — Я не люблю суши. На самом деле, меня от них выворачивает. — Меня тоже, — с робкой улыбкой соглашаюсь я. — Странно, что их не готовят. — Она никогда их не пробовала, — рассказывает Сет, переворачивая страницу меню. — Поэтому формально не может высказывать свое мнение. — Думаю, она может говорить свое мнение. — Под столом колено Кайдена касается моего, но я не уверена, случайно или нет. От этого движения у меня по всему телу разливается жар, а желудок сжимается. — Похоже, это ценное мнение. Я не знаю, как реагировать на этот комплимент, поэтому держу язык за зубами. — А я и не говорю, что оно не ценное, — объясняет Сет. — Только лишь то, что они могут ей понравиться, если она попробует. Я сам живу по такому принципу. Я делаю глоток воды, но фыркаю от смеха, давясь кусочком льда. — Боже мой. Сет хлопает меня рукой по спине. — Ты собираешься его проглотить? Я киваю, прижимая руку к груди. — Ага, но больше никаких шуток, когда я пью, ладно? — Я так привык. — В его глазах пляшут искорки, когда он коварно мне улыбается. — Но я буду помягче. — Черт, я оставил в машине свой телефон. — Люк хлопает ладонью по столу, и наши стаканы с водой вздрагивают. — Я сейчас вернусь. Он вылезает из кабинки, направляется к проходу и выходит из дверей. Мы возвращаемся к меню, когда с места вскакивает Сет. — Я запер машину. Он даже не сможет попасть внутрь. Он мчится к двери, на ходу вытаскивая из кармана ключи. — На самом деле, Люк пошел покурить, — говорит мне Кайден, катая между ладонями солонку. — Он просто не любит в этом признаваться незнакомым людям. У него свои странности по этому поводу. Я качаю головой, не глядя на него. — Наверно, Сет сделал то же самое. Обычно он курит в машине, но сейчас просто старался быть вежливым. — Он мог и закурить. — Кайден смеется, и его глаза загораются. — Люк курил в моей машине с шестнадцати лет. Не в силах сдержаться я улыбаюсь при этой мысли, теребя край салфетки. — Что тут смешного? — Кайден складывает ладони на поверхности стола, и при этом задираются нижние края его рукавов. Его запястья снизу покрывают крошечные белые линии, поэтому он быстро одергивает их вниз, чтобы спрятать. — Да ладно, расскажи, отчего ты так улыбаешься. — Ничего особенного. — Я поднимаю к нему свой взгляд. — Я просто подумала о том, что сказал бы отец, если бы узнал, что его задний бегущий оказался курильщиком. — Думаю, ему это известно. — Кайден наклоняется над столом, придвигаясь ближе ко мне. — Похоже, он всегда знал о наших недостатках, но никогда ничего не говорил. — Да, наверно, так оно и было. Однажды он застал моего брата за курением и посадил его под домашний арест на очень долгое время. И почему я все это ему рассказываю? Это на меня не похоже. Я опускаю подбородок и сосредотачиваюсь на списке закусок. — Кэлли, прости, — внезапно говорит он, прижимая ладонь к столу и двигая ею в мою сторону. Когда его пальцы касаются моих костяшек, я чуть не задыхаюсь. — За что? — Мой голос звучит сдавленно. — За то, что не поблагодарил тебя... за тот вечер. Он накрывает своей большой ладонью мою. На мгновение мне нравится ощущение его тепла, но потом меня отбрасывает в то место, засевшее у меня в голове, где я в ловушке и без сил. — Все в порядке. — Я выдергиваю руку и прячу ее под стол. Мой пульс зашкаливает, когда я смотрю в меню. — У тебя был трудный вечер. Он ничего не говорит, лишь убирает руку. Я не гляжу на него, потому что не хочу видеть отвращение в его глазах. — Как думаешь, если я попрошу у них гамбургер, они смогут его приготовить? — спрашивает он, равнодушно меняя тему. Хмурясь, я переворачиваю страницу меню. — А написано, что у них есть гамбургеры? — Нет, я пошутил. — Он рассматривает меня через стол. — Можно кое-что у тебя спросить? Я осторожно киваю. — Конечно. — Почему ты приехала в колледж раньше? — спрашивает он. — Многие стремятся на лето и вечеринки остаться дома. Я пожимаю плечами. — Для меня там ничего не осталось, за исключением родителей, и, похоже, пришло время уезжать. — У тебя немного друзей, да? Его лицо захлестывают воспоминания, когда он начинает складывать вместе все кусочки моей печальной жизни. К счастью, к нам присоединяются Сет и Люк прежде, чем он может попытаться выудить больше информации. От них пахнет дымом, и они выглядят эйфорически счастливыми. — Не-а, их не очень много на территории кампуса, — говорит Сет, садясь и разворачивая салфетку, обернутую вокруг столовых приборов. — А если и много, то обычно охрана их разгоняет. Люк разворачивает к себе небольшую пластиковую подставку с изображением пива на ней. — Ага, в нашей школе все время происходило такое дерьмо. Как, когда мы разожгли огромный костер, но тут появились копы и всех замели. — В больших неприятностях оказался? — спрашивает Сет, глядя на свои часы на запястье. — Не очень. — Люк засовывает в рот зубочистку. — В нашем городе копы обычно не сильно наседают на футболистов. — Понятно, — бормочет Сет, кидая на меня косой взгляд, и я отвечаю ему сочувствующей улыбкой. Ноги Кайдена продолжают толкать меня под столом, и мне хочется попросить его перестать, но я даже не могу посмотреть на него. Я взволнована, потому что какой-то части меня это нравится. Я теряю контроль над своими чувствами, и мне отчаянно нужно снова их удержать. Возвращается официантка и записывает наш заказ. Я стараюсь изо всех сил и заказываю комплексный обед, намереваясь съесть его целиком. Но когда нам приносят еду, у меня сводит живот, и сразу видно, что я это сделаю, как и всегда.
Глава 3
№ 52 . Рискни уже, ради Бога Кайден Прошла неделя с тех пор, как началась учеба. Занятия — словно заноза в заднице. Меня предупреждали, что в колледже будет труднее, но я никогда не готовил себя к тому, что потребуется самостоятельная работа. Между учебой и практикой у меня вообще нет времени, чтобы сосредоточиться на чем-то в своей жизни. Я дважды пересекался с Кэлли с тех пор, как мы ели в ресторане, и каждый раз она меня избегает. Она в моем классе по биологии, но сидит в конце, как можно дальше ото всех, сосредоточившись на ручке и бумаге. Должно быть, у этой девчонки вся тетрадь исписана лекциями, учитывая то, как она на них зациклена. Я стараюсь не смотреть на нее, но большую часть времени ничего не могу с собой поделать. Так захватывающе наблюдать за тем, как она ни на кого не обращает внимания. Было бы приятно затеряться в своих мыслях вместо того, чтобы все время беспокоиться о какой-то ерунде. Я уже готов пойти на занятие, говоря себе, что мне нужно оставить Кэлли в покое, как мне на телефон звонит отец. — Ты оставил свое барахло в гараже, — первое, что он мне говорит. — Прости, — извиняюсь я, заставляя себя дышать, когда беру учебники. — Но я думал, что мама разрешила. — Твоя мать не имеет права голоса в таких вещах, — резко говорит он. — Если хочешь хранить свой хлам здесь, то должен спрашивать у меня. Боже, сколько раз ты еще все испортишь прежде, чем перестанешь? Мне хочется поспорить, но он прав. Я больше все порчу. Следующие пятнадцать минут я позволяю ему вымещать на меня злобу, отчего снова чувствую себя чертовым ребенком. Повесив трубку, я гляжу на себя в зеркало над комодом, анализируя каждый шрам на лице, пока оно не превращается в один большой шрам. Внезапно вся эта злость вырывается из меня, и я начинаю колотить комод, пока один из ящиков не вылетает. Вещи Люка рассыпаются по всему полу: зажигалки, фотографии, несколько станков и лезвие для бритвы. Он ненавидит, когда его вещи разбросаны, и придет в бешенство, увидев такой беспорядок. Я быстро складываю все обратно, пытаясь привести их в порядок, и делаю вид, что не замечаю белого слона, глядящего на меня с лезвия, когда поднимаю его с пола. Но я могу думать лишь о нем, держа в своей ладони и уговаривая себя не использовать его. У меня дрожит рука, когда разум уплывает к тому времени, где я не был таким; где я думал, что, может быть, просто может, все в этой жизни не должно вращаться вокруг боли. Мы с моим старшим братом Тайлером возились в гараже. Ему было около шестнадцати, а мне — восемь. Он работал над мотоциклом, который купил на скопленные с летней работы деньги. — Знаю, что это кусок дерьма, — сказал он мне, схватив гаечный ключ из ящика с инструментами в углу. — Но он позволит мне добраться до других мест, подальше отсюда, чего я чертовски сильно хочу. Он целый день ссорился с отцом, и у него на руке виднелся огромный синяк и порезы на костяшках пальцев. Я слышал, как они спорили, а потом били друг друга. Хотя это было нормальным. Жизнь. — Почему ты хочешь уехать? — спросил я, крутясь вокруг мотоцикла. Он не был блестящим или каким-то таким, но казалось, что с ним могло быть весело. Если он мог кого-то увезти отсюда, то должен быть чем-то особенным. — Это из-за отца? Довольно сильно он кинул в ящик инструмент и провел руками по своим длинным каштановым волосам, из-за которых выглядел как бездомный, ну, или, по крайней мере, так говорил отец. — Однажды, приятель, когда ты немного подрастешь, то поймешь, что все в этом доме — одна чертовски большая ложь, и захочешь убраться отсюда ко всем чертям, чего бы тебе это ни стоило. Я встал на ящик и взобрался на мотоцикл, схватившись за ручки и перекинув через него свою короткую ногу. — Ты возьмешь меня с собой? Я тоже хочу уехать. Он обогнул мотоцикл сзади, присев на корточки, чтобы проверить шины. — Да, приятель, возьму. Я нажал на дроссель, сделав вид, что еду, и на секунду мне открылась возможность жизни без боли. — Обещаешь? Он кивнул, а сам в этот момент занимался воздушным манометром. — Да, обещаю. Оказалось, что мой брат — лжец, как и все остальные в доме. Закончилось тем, что он съехал и оставил меня, потому что предпочел пить, чем разбираться с жизнью. Через несколько лет другой мой брат Дилан окончил учебу и уехал из дома. Он поменял номер телефона, никому не сказал, куда уезжает, и никто с тех пор ничего о нем не слышал, хотя я не уверен, что кто-то особо его искал. К тому времени мне было двенадцать, и я был единственным оставшимся ребенком в доме. Это означало, что я стал главным объектом ярости отца, что сделалось для меня ясным в тот вечер, когда Дилан собрал свое барахло и ушел. До этого избиения не были слишком сильными: пощечины по лицу, порка ремнем, а иногда он бил или пинал нас, но достаточно сдерживал себя, чтобы нам было чертовски больно, но при этом ушибы можно было спрятать. Я смотрел, как Дилан выезжал с подъездной дорожки и уезжал по дороге в темноту, прижав лицо к окну и жалея, что я не с ним в машине, хотя мы с Диланом никогда и не были близки. Мой отец зашел с улицы, принеся с собой холодный ночной воздух. Всю дорогу к машине он орал на Дилана, говоря ему, что он гребаный придурок, потому что бросил футбольную стипендию и отказался играть в команде. — На что ты уставился, черт возьми? Он хлопнул входной дверью так сильно, что на пол упал семейный портрет, висящий над облицовкой. Я развернулся на диване и сел, глядя на лежащий на полу портрет. — Ни на что, сэр. Он зашагал ко мне, его зрачки поглотили глаза, и даже через всю комнату я смог почувствовать запах алкоголя в его дыхании. Он был больше меня, сильнее, а на его лице читался такой взгляд, который говорил мне, что он воспользуется этим преимуществом в полной мере, а я ничего не смогу с этим поделать. Но я давно выучил правила. Встать и спрятаться, иначе у него не будет времени остыть. Но я не мог сдвинуться с места. Я продолжал думать о своих братьях, которые ушли и бросили меня, как старую футболку. Во всем этом мы были вместе, а теперь остался только я. Я начал плакать, как глупый чертов ребенок, и знал, что это только еще больше разозлит его. — Ты плачешь? Что, черт возьми, с тобой такое? Он, не сбавляя обороты, поднял кулак и ударил меня в плечо. Пронзившая шею и вниз по руке боль выбила из меня кислород одним быстрым щелчком пальцев, и я сжался на полу, моргая и пытаясь прогнать черные круги перед глазами. — Вставай! Он пнул меня в бок, но я не мог встать. Мои ноги отказывались слушаться, и с каждым ударом его ботинка внутри меня что-то умирало. Я даже не пытался подобрать ноги, чтобы защитить их. Я просто позволил боли взять верх, позволил заглушить боль брошенного. — Ты такой бесполезный! Твои братья, по крайней мере, давали отпор. А ты что? Ничего! Это все твоя вина! Еще один удар, на этот раз в живот, и боль пронзила голову. — Вставай! Вставай. Вставай... Его ботинок бил меня в живот, а голос стал умоляющим. Будто это была моя вина, а он хотел, чтобы я все это прекратил. И, может, так оно и было. Мне нужно было лишь встать. Но даже что-то такое простое я не мог исправить. Самое худшее мое избиение: как будто он собрал все свое разочарование моими братьями и направил на меня. Две недели, пока я лечился, мама не пускала меня на учебу, говоря школе, семье, друзьям, соседям — всем, кто спрашивал, что у меня острый фарингит, и я очень заразен. Почти все время я лежал в постели, чувствуя, как мое тело заживало, но при этом разум и воля к жизни умирали, зная, что лучше никогда не станет, что все это было из-за меня. Я отбрасываю мысли, садясь на пол и поднимая рубашку. Когда я поступил в колледж, то поклялся, что брошу, прекращу эту дурацкую привычку. Но полагаю, она принадлежит мне гораздо больше, чем я думал. *** На следующий день на биологии я пытаюсь держаться как можно более неподвижно, чтобы сдержать боль на животе, но продолжаю поглядывать на Кэлли позади меня, которая, похоже не замечает, что я превращаюсь в преследователя. Профессор Фремонт не спеша завершает свою лекцию. К тому времени, как я выхожу в коридор, он заполнен людьми. Я загораживаю дверной проем, пытаясь определиться, хочу ли пропустить следующее занятие или нет, когда кто-то врезается мне в спину. — Боже мой, мне так жаль, — извиняется Кэлли, пятясь от меня, будто я преступник. — Я не видела, куда иду. — Тебе не нужно извиняться. Обещаю, что со мной все в полном порядке, несмотря на то, что ты врезалась в меня. Я одариваю ее улыбкой, отходя в сторону, чтобы пропустить студентов. Когда мой живот скручивает, у меня горят все мышцы. — Прости, — повторяет Кэлли, а потом закрывает глаза, качая на себя головой. — Просто у меня плохая привычка просить прощение. — Все нормально, но, может, тебе стоить поработать над тем, чтобы избавиться от нее, — предлагаю я, опираясь рукой на дверной косяк. Ее каштановые волосы собраны вверх, и тонкие прядки обрамляют лицо. На ней джинсы, простая фиолетовая футболка и по минимуму макияжа. Ее грудь не выпирает, а джинсы не настолько узкие, чтобы демонстрировать все изгибы, как каждый день одевается Дейзи. Зацепиться не за что, но я осознаю, что действительно смотрю на нее. — Я пытаюсь, но это трудно. — Она смотрит на коричневый ковер так робко и невинно. Таким девушкам, как она, требуются тысячи объятий, чтобы стереть всю печаль, что она несет на своих плечах. — От привычек очень сложно избавиться. — Могу я куда-нибудь тебя пригласить? — спрашиваю я, даже не подумав о том, что делаю, или о последствиях. — Мне действительно хочется отблагодарить тебя за, ну, ты знаешь, за то, что ты сделала. Ее веки распахиваются, и мое сердце замирает. Со мной такого никогда раньше не происходило, и у меня моментально начинает кружиться голова. — Вообще-то через несколько минут я должна встретиться с Сетом, но, может, как-нибудь в другой раз, — уклончиво говорит она и начинает идти по коридору, перекидывая сумку через плечо. Я догоняю ее. — Знаешь, а он — интересный человек. Он со мной в классе по английскому и всегда поднимает руку, просто чтобы дать неправильный ответ. На ее губах появляется слабая улыбка. — Он делает это специально. Прижимая ладонь к стеклу, я придерживаю для нее дверь. — Зачем? Выйдя на улицу, она закрывает ладонью глаза от солнца. — Потому что так указано в списке. Я останавливаюсь у двери, приподнимая брови. — В списке? — Неважно. — Она небрежно машет в мою сторону рукой. — Послушай, мне нужно идти. Она ускоряет шаг, ее тонкие ножки двигаются быстро, когда она оставляет меня во дворе кампуса. Ее голова опущена вниз, плечи ссутулены, как будто она пытается делать все, чтобы ее существование было не замечено. Кэлли Моя комната располагается в здании Макинтайр, являющемся самым высоким из общежитий. Я прикладываю удостоверение личности, чтобы пройти в коридор, а потом ввожу код, чтобы войти в комнату. Из окна люди кажутся крошечными, будто я птица, глядящая на все с высоты птичьего полета. Я вытаскиваю дневник, который прячу под подушкой, и беру ручку. Я начала в нем писать, когда мне было тринадцать, используя его как способ изложить свои мысли на бумаге. Я не планировала превращать его в пожизненное хобби, но мне гораздо лучше, когда я пишу, будто мой мозг волен говорить все, что захочет. Края обложки оборваны, а некоторые страницы выпадают из спирали. Я сажусь, скрестив ноги, и кончиком пальца открываю чистый лист. Удивительно, что вещи, которые ты запоминаешь навсегда, — это то, что ты хотел бы забыть, а вещи, за которые отчаянно хватаешься, ускользают как песок на ветру. О том дне я помню все, как будто картинки выжжены у меня в мозгу раскаленным железом. Но мне бы очень хотелось, чтобы их унес ветер. Раздается стук в мою дверь. Вздыхая, я прячу блокнот под подушкой прежде, чем ответить. Входит Сет с двумя ледяными латте и один протягивает мне. — Похоже, тебе он как раз сейчас понадобится. — Он сбрасывает пиджак, вешает его на стул, стоящий возле стола, и опускается на кровать. — Давай, выговорись. — Я не знаю, почему он разговаривает со мной и приглашает куда-нибудь сходить. — Я хожу по полу перед кроватью и потягиваю кофе через трубочку. На стене со стороны моей соседки висят рисунки и постер «Райс Эгейнст»[1], а ее кровать завалена грязными вещами. — Раньше он никогда особо не разговаривал со мной. — Кто, Кайден? — спрашивает Сет, и я киваю. Он плюхается на мою кровать и пролистывает мой плейлист на айподе. — Может, ты ему нравишься. Я останавливаюсь посреди комнаты и качаю головой, в стакане шуршит лед. — Нет, дело не в этом. У него есть девушка — супер распутная девушка, которую он может трогать. — Возможно, он трогал бы и тебя, если бы ты ему позволила, — говорит он, и у меня перехватывает дыхание в горле. — Ну ладно, мы еще не дошли до этого. Поставив кофе на стол, я опускаюсь на свою кровать и засовываю руки под ноги. — Не уверена, что вообще когда-нибудь дойду до этого. Думаю, я пришла к выводу, что никогда не смогу справиться с тем, чтобы с кем-нибудь зайти так далеко. Может, в конечном итоге, я стану одной из тех старушек с тысячей кошек, которая ест кошачью еду прямо из банки. — Во-первых, это ужасно, я никогда не позволю тебе превратиться в такое. А во-вторых, мы должны добавить это в список. Он выпрямляется и тянется за ручкой на моей тумбочке. — То, что это будет в списке, не означает, что оно произойдет, — говорю я, когда он встает и шагает к доске, висящей на обратной стороне двери, где написан наш список. — Нет, значит, Кэлли. — Он улыбается, снимая большим пальцем колпачок с ручки. — Потому что это волшебный список, полный возможностей. — Хотелось бы мне, чтобы это было правдой. — Я выглядываю в окно и смотрю на людей, заполонивших двор кампуса. — Правда, хотелось бы. Ручка скрипит, когда он что-то записывает. Когда я переключаю все внимание на него, то он уже добавил в конце списка «№52. Рискни уже, ради Бога». Он щелкает колпачком, вскидывает голову и гордо улыбается своей находчивости. — Иногда я сам себя поражаю. Я добавлю этот пункт в свою копию списка, когда вернусь к себе в комнату. — Он кидает ручку на комод и садится на кровать. — Так чем ты можешь рискнуть, Кэлли? Потому что я знаю, что ты достаточно сильна, чтобы, по крайней мере, попытаться. — Но что, если я рискну, а все развалится? — спрашиваю я. — Что, если я кому-то снова поверю, а он что-то украдет у меня. На самом деле, у меня не так много чего есть, я пуста. — Рискни в чем-то легком, — говорит он нараспев. — Давай же, Кэлли, сделай это. — Ты пытаешься давить на меня? — Да, у меня получается? — Не совсем, поскольку я не знаю, чего ты от меня хочешь. С безумным блеском в глазах он потирает руки. — У меня есть идея. Ты должна позвонить Кайдену и принять его предложение. — Нет, Сет. — Я подтягиваю колени и прижимаюсь к ним подбородком. — Я не могу находиться рядом с такими людьми, как он. Они заставляют меня нервничать и слишком много напоминают о средней школе. Кроме того, до него скоро дойдет, как сильно меня ненавидит его девушка, и он пойдет на попятную. — Он кажется милым. — Сет вытаскивает из кармана свой мобильник и проверяет экран. — У меня в телефоне даже есть его номер. Я хмурюсь. — Но как? — Потому что я ужасен. — Он проводит по экрану пальцем, чтобы включить его. Я ныряю к нему с вытянутой рукой, но он уворачивается от меня и отбегает к двери. — Поехали. Я встаю и упираю руки в бедра, впиваясь пальцами в кожу, сгорбившись и с трудом дыша. — Сет, пожалуйста, не надо. Я не могу. Я не очень хорошо лажу с парнями. Со строгим выражением лица он прикладывает к уху телефон. — Кэлли, ты должна помнить, что он — не все парни... Алло, это Кайден? — Он помолчал. — Да, это Сет. Подожди секунду. Кэлли хочет поговорить с тобой. — Прикрыв ладонью трубку, он протягивает мне телефон. — Рискни. Я убираю руки с бедер, и мою кожу покрывают отметины в виде красных полумесяцев от ногтей. Я забираю у него телефон, мой пульс отдается в пальцах, запястье и шее, когда я прикладываю его к уху. — Привет, — практически шепотом говорю я. — Привет, — отвечает он, его голос звучит потерянно, но заинтересованно. — Тебе что-то понадобилось? — Эй, я подумала, что, может... Я могла бы принять твое предложение сходить куда-нибудь, — объясняю я, и Сет ободряюще машет мне рукой. — Ну, прямо сейчас нам не обязательно что-то делать, может, позже. — Я как раз собирался осмотреть город, — говорит он, и я прикусываю ноготь. — Хочешь пойти со мной? Я киваю, хотя он и не видит меня. — Да, звучит неплохо. Встретимся на улице или где-то еще? — Ты знаешь, как выглядит грузовик Люка? — спрашивает он. — Это тот ржавый, на котором он ездил в школу? — Да, это он. Давай встретимся у него через десять минут? Он припаркован у бокового входа во двор. — Хорошо, идет. Я вешаю трубку и угрюмо смотрю на Сета. Он хлопает в ладоши и слегка пританцовывает. — Видишь, рискнуть не так уж плохо. На самом деле, все может оказаться очень хорошо. — Но что, если я паникую? — Я отдаю ему телефон и достаю из ящика комода толстовку. — Что, если я сделаю что-то очень странное? Я никогда не была наедине со странным парнем. — С тобой все будет в порядке. — Он кладет ладони на мои плечи и заглядывает мне в глаза. — Просто будь той Кэлли, которую я знаю. Я застегиваю куртку. — Ладно, я очень постараюсь. Он смеется, а потом обхватывает меня руками, притягивая для объятья. — А если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь позвонить мне. Я всегда здесь для тебя. *** На парковке Кайдена нет. Когда я жду у грузовика Люка, то вижу, как остальные студенты торопятся на занятия и с них, поэтому я чуть не убегаю. Я уже поднимаюсь на обочину, чтобы отправиться обратно в общежитие, как из боковых дверей здания выходит Кайден. Он разговаривает с девушкой с черными волнистыми волосами, струящимися по спине. На нем джинсы, низко сидящие на бедрах, и темно-серая кофта хенли с длинными рукавами. То, как он двигается, очаровывает. В движении его бедер столько развязности, но все же его плечи сгорблены, а вся область живота кажется напряженной, будто ходьба причиняет ему боль. Я отступаю к грузовику и жду со скрещенными на груди руками. Когда он видит меня, уголки его губ поднимаются вверх, и он машет девушке на прощание, которая, как мне кажется, из моего класса по философии. — Прости, я опоздал. — Он показывает большим пальцем через плечо на уходящую девушку. — Келли нужно было помочь с заданием по английскому. Ты долго ждала? Я опускаю руки по бокам, потом снова складываю на груди, не в силах понять, что с ними делать. — Не слишком долго. Он выходит на проезжую часть, и я начинаю отходить назад, когда он тянется в мою сторону. Но он хватается за ручку дверцы, и я расслабляюсь, отходя в сторону, чтобы он мог ее открыть. — Ты в порядке? — Он открывает дверцу, и петли скрипят, когда кусочки ржавчины сыплются с края. Кивая, я ставлю ногу на дно грузовика и влезаю внутрь. Виниловая ткань сиденья изношена и колется через джинсы, царапая кожу. Он захлопывает дверцу, и я переплетаю руки на коленях. Я впервые с парнем наедине в машине, не считая Сета, и мое сердце пытается удержать возмущение в груди. — Кэлли, ты уверена, что с тобой все в порядке? — спрашивает он, держа руки на руле. — Ты немного бледная. Я с трудом фокусирую свой взгляд на нем, стараясь не моргать слишком часто. — В порядке. Просто немного устала. Колледж меня выматывает. — Абсолютно с этим согласен. — Он одаривает меня улыбкой, отчего вокруг его глаз образуются морщинки, и включает двигатель. Тот пыхтит, а потом с хлопком заводится. — Извини, грузовик Люка — просто кусок дерьма. Я раскрываю потные ладони на коленях. — А что случилось с твоей машиной? С той, на которой ты ездил в школу. Ты оставил ее дома? Его горло напрягается, чтобы проглотить комок. — У моего отца есть правило: как только ты покидаешь дом, каждый становится сам по себе. Машина была куплена им, так что теперь она — его. Я киваю, а потом тянусь через плечо, чтобы взяться за ремень безопасности. — У меня тоже нет машины. Мои родители предложили отдать мне старую машину брата, но я отказалась. — Почему? — Он переключает передачу, и шины катятся вперед. — Похоже, с ней жизнь была бы проще. Я вставляю язычок в замок, а потом наблюдаю за тем, как лиственные деревья проплывают мимо нас, когда мы выезжаем на дорогу и отъезжаем от кампуса. — Похоже, это слишком большая ответственность, как мне кажется. Кроме того, я вообще не планировала особо покидать кампус. Он включает дворники, чтобы стереть грязь с ветрового стекла. — У меня вроде как есть вопрос, так что не стесняйся ответить на него. — Он колеблется. — Как так получилось, что ты ни с кем не общалась в средней школе? Когда я начал думать об этом, то просто мог вспомнить о тебе ничего подобного. Я чешу затылок, пока его не начинает покалывать. — Потому что я ничего такого и не делала. Он смотрит на меня, ожидая, когда я продолжу говорить, его глаза вместо дороги прикованы ко мне, но я не могу ничего ему рассказать. Это моя тайна, и я со стыдом заберу ее с собой в могилу. — Я знаю тут одно потрясающее местечко, где можно забраться на холмы и увидеть весь город, — говорит он. — Я подумал, что мы можем отправиться туда. Пешком не слишком далеко. — Пешком? — спрашиваю я. — То есть мы будем подниматься в гору? Он смеется, и я чувствую себя идиоткой. — Да, мы поднимемся на холмы и все такое. Я морщу нос, глядя на свои коричневые ботинки, которые сгибаются в верхней части. Они слишком маленького размера и только от одного хождения по кампусу натирают мне мозоли. — Хорошо, думаю, мы можем пойти пешком. Его губы раскрываются, когда он только начинает что-то говорить, но тут из кармана доносится звонок его телефона. Его брови хмурятся, когда он читает высветившееся на экране имя. — Ты можешь минутку помолчать? — с виноватым выражением лица просит он. Я киваю, глядя на его телефон. — Конечно. — Привет, детка, что случилось? — отвечает он, и на другом конце я слышу голос Дейзи. — Тогда не говори им этого, и они не разозлятся. — Кайден замолкает. — Да, я знаю. Я тоже по тебе скучаю. Не могу дождаться встречи выпускников... Нет, я еще не достал смокинг. У меня в сердце загорается вспышка зависти. Когда я была моложе, то мечтала о том, чтобы отправиться на студенческий бал и надеть красивое платье с большим количеством блесток. Мне даже хотелось тиару, которая теперь смотрелась бы глупо. — Я тоже тебя люблю, — уныло произносит он и быстро вешает трубку. Моя зависть усиливается, и я выдыхаю, не осознавая, что задерживала дыхание. Он кидает телефон на сиденье между нами. — Это Дейзи... ты же знаешь Дейзи Макмиллан, да? — Да, немного. — По твоему тону я могу предположить, что она тебе не нравится. — С чего ты это взял? Его руки держат руль в то время, как глаза оценивающе смотрят на меня. — Потому что многим она не нравится. — Именно поэтому ты с ней и встречаешься? — спрашиваю я, удивляясь тому, откуда берется такая нахальность. Он пожимает плечами, его челюсти сжаты. — Она милая девушка. По большей части она делает меня счастливым. — О, прости, я слишком назойлива, да? Я цепляюсь за край своего ремня безопасности, когда он сворачивает на грязную дорогу с огромными выбоинами и очень крутым обрывом сбоку. Она ведет в горы, зеленые от деревьев и травы. — Ты не назойлива. Я же первый стал задавтаь тебе вопросы. — Он стискивает челюсти, а пальцы крепче сжимают руль. Оставшуюся часть поездки мы молчим, должно быть, я его чем-то расстроила. Колесики в его голове вращаются, в то время как мозг разбирается с чем-то сложным. Поднимаясь вверх по холму, он выкручивает руль вправо и разворачивает грузовик к разъезду. Перед входом тянется длинный ров, и Кайден постепенно замедляет машину. Грузовик с чем-то сталкивается, а потом наклоняется, когда он снова жмет на газ, и катится назад, раскачивая нас слева направо. Когда мы снова оказываемся на ровной земле, он направляет бампер в сторону деревьев и медленно продвигается, пока не подъезжает близко, затем переключается на парковку и глушит двигатель. Перед нами тянется крутой склон холма, а на одной стороне скалы нарисованы граффити — разными цветами отмечены даты, слова песен, поэм и признания в любви. Рядом с нами и на дороге припаркованы еще машины. На дорожке и по вершине холма идут люди. Я рада, что мы не одни, но мне не нравится, что здесь много людей. Это довольно проблематично. Он поворачивает ручку и толкаетлоктем дверцу. — Обещаю, что это не так уж далеко. По крайней мере, мне так сказали. Если окажется тяжело, просто скажи мне, и мы сможем вернуться. — Хорошо. Я открываю дверцу и высовываю ноги, избегая лужи. Я встречаю его спереди у грузовика и засовываю руки в выстланные мягкой тканью карманы — это ощущение успокаивает меня, потому что напоминает плюшевого мишку. Мы поднимаемся по грязной тропинке и проходим мимо сидящей на валуне пары в походных ботинках и с рюкзаками. Они машут Кайдену, а тот машет им в ответ, пока я смотрю на скалу, покрытую краской. — Что это? — вслух интересуюсь я и читаю одну из цитат. — Поймай день, держись за него и сделай его таким, каким тебе хочется. Он отходит в сторону от дорожки, чтобы обойти большую яму, и его плечо случайно врезается в меня. — Думаю, это традиция выпускников Университета Вайоминга — подниматься сюда и писать всякие мудрые слова для будущих выпускников. — Зажигай и преуспевай. — Я смотрю на него, мои губы изгибаются. — Очень глубокомысленно. Он смеется, и вокруг его рта образуются линии. — А я никогда и не говорил, что все эти слова мудрые, только лишь то, что слышал такое. Я бегу к скалистому холму, чтобы между нами образовалось хоть какое-то расстояние. — Похоже, это не такая уж и плохая идея, вроде бы. Подвести черту тем, что тебе хочется. — Это действительно так. Он перепрыгивает через огромный камень — его длинные ноги вытягиваются, когда он приземляется на него, а потом спрыгивает с другой стороны. Он тяжело дышит, улыбается и гордится собой. — Все это похоже на костер в Афтоне[2], когда мы записывали наши мысли на клочке бумаги, а потом сжигали. — Я ни разу не приходила, — признаюсь я, сжимая ладони в кулаки. А если бы и пришла, то для меня стали бы пыткой перешептывания людей по поводу того, что я поклонница дьявола, которая никогда ничего не ест. Потому что мои обкромсанные волосы, угольно-черная подводка для глаз и замкнутое поведение могли быть только происками дьявола. — Ох. — Он осматривает меня, в то время как я делаю вид, что не замечаю этого. — Кэлли, мне бы хотелось узнать тебя. Ты спасла мою задницу, а я почти ничего о тебе не знаю. Я срываю с куста листочек и ковыряю его восковые края. — На самом деле, не так уж много узнавать. Я довольно скучный человек. — Сомневаюсь, что это правда. — Он пинает с выступа скалы камень. — Как насчет того, чтобы я что-нибудь рассказал о себе, а потом ты — мне? — Что, например? — Все, что угодно. Дойдя до конца дорожки, мы останавливаемся. Она расширяется до участка, ограниченного скалами и валунами, и огромный отвес усеян выступами, похожими на ступеньки. Он крутой, но по нему можно забраться. — Как мы поднимемся? — Я кидаю на землю листок и задираю голову, чтобы посмотреть наверх. Потирая друг о друга ладони, он хватается за одну из ступенек и ставит ботинок на нижнюю. — Мы заберемся. Пригнув колени, он прыгает, будто взбирается на каменную стену. Когда он залезает наполовину, то оглядывается на меня через плечо. — Ты идешь? Я гляжу позади себя на изгибающуюся вниз по холму дорожку, а потом обратно на утес. Рискни уже, ради Бога. Несмотря на то, что я боюсь высоты, я хватаюсь за шероховатый край, приподнимаюсь на цыпочках и подтягиваюсь вверх. Поставив каждую ногу на выступ, я тянусь к следующему, чувствуя головокружение от того, что поднимаюсь выше. Когда я смотрю вниз, то замираю от страха разбиться о камни внизу. Ветер раздувает волосы, и из резинки выбиваются несколько прядей. — Ты собираешься залезать? Кайден стоит наверху с руками на бедрах, будто он король мира — если бы такая работа существовала, она была бы потрясающей. Я могла бы носить корону, и всем пришлось бы слушаться меня. Я сказала бы им держаться от меня подальше, и они бы так и делали. Я вдыхаю через нос и передвигаю руку к следующей ступени. — Да... Когда мои пальцы соскальзывают, я крепко закрываю глаза, а спина выгибается внутрь. Я не упаду, но чувствую себя беспомощной и не могу сдвинуться. — Черт, Кэлли, — говорит он. — Дай мне руку. Мои пальцы цепляются за другой уступ, и я впиваюсь ими, когда мой поток воздуха уменьшается. Головокружение накрывает мозг, и у меня дрожат колени, готовые вот-вот согнуться подо мной. — Кэлли, открой глаза, — говорит Кайден мягким, но властным голосом, и я приоткрываю одно веко. Он спустился вниз, и его ноги чуть выше моей головы, а длинная рука протянута ко мне. — Дай мне руку, и я помогу тебе забраться. Я гляжу на его руку, как на дьявола, потому что именно им могут быть руки: они могут завладеть тобой, пригвоздить тебя, трогать тебя без разрешения. Закусив губу, я качаю головой. — Я могу сама. Меня просто на мгновение сбило с толку. Он вздыхает, и мышцы в его руке расслабляются. — Ты боишься высоты, да? Я наклоняюсь вперед, пока мое тело не прижимается к шершавым камням. — Немного. — Дай мне руку, — повторяет он, его голос мягкий, но глаза требовательные. — И я помогу тебе забраться наверх. Ветер усиливается, и пыль колет щеки. Тело горит от волнения, когда я закрываю глаза и вкладываю свою ладонь в его. Наши пальцы переплетаются, потрясение прорезает мою руку, и я поднимаю к нему глаза. Крепче сжимая руку, Кайден поднимает меня, мышцы в его руке напряжены, пока я не оказываюсь на следующей ступени. Я ставлю на нее ботинки, и он дает мне время, прежде чем снова потянуть за руку и поднять на следующую. Забравшись наверх, он отпускает меня, но только чтобы подняться самому. Потом он протягивает мне над уступом руку, я хватаю ее, снова ему доверяя, и тянет. Я спотыкаюсь, когда мои ботинки скользят по земле, и пытаюсь удержать равновесие. Его рука обхватывает меня за спину и касается прямо над талией, чтобы удержать меня на ногах. Мое тело напрягается, когда смесь эмоций накрывает меня. Мне нравится, что он трогает меня, мягкость его пальцев и тепло его близости. Но потом у меня в голове проносится воспоминание о большой руке, толкающей меня в спину на кровать. Я разворачиваюсь с расширившимися глазами, а перед лицом у меня раскачиваются пряди волос. — Не трогай меня, пожалуйста. — Все в порядке, — говорит он с вытянутыми перед ним руками и осторожным взглядом на лице. — Я просто помогал тебе удержать равновесие. Я тянусь вверх, чтобы удержать резинку в волосах. — Прости... просто... это никак не связано с тобой, клянусь. Просто у меня проблемы. Он опускает руки по бокам и долгое время смотрит на меня. — Я не хочу давить, но, похоже, ты немного нервничаешь. Могу ли я... Ты не против, если я спрошу, почему? Я направляю свой взгляд поверх его плеча. — Лучше не надо. — Хорошо, — просто говорит он и поворачивается лицом к открывающемуся утесу. Я двигаюсь рядом с ним, оставляя небольшой зазор между нами. Холмы простираются на мили, зеленые, цветущие, пестрящие деревьями и туристами. Голубое небо бесконечно, а солнце просвечивает сквозь тонкие белые облака. Вверх и поперек дует ветер и, встречаясь, создает у меня впечатление, что я лечу. — Мне это напоминает ту картину, что висела на стене у мистера Гарибальди. Кайден задумчиво трет свой шершавый подбородок. — Ту, которой он так гордился? И о которой все время говорил? Я оставляю руки на бедрах, но слегка выпячиваю их вперед и держу ладони раскрытыми, представляя, каково это быть птицей и лететь высоко и свободно. Он смеется и наклоняет голову вперед, волосы падают ему на лоб. — Он всем классам рассказывал эту историю? Я провожу языком во рту, сдерживая улыбку. — Думаю, это традиция. Так он хвалится тем, что в его жизни было время, когда он не сидел постоянно в классе. Он откидывает голову назад и постепенно выдыхает. — Сколько хочешь здесь побыть? Я пожимаю плечами и поворачиваюсь к утесу. — Мы можем вернуться, если хочешь. — Мне не хочется возвращаться, — говорит он, и я молчу. — Или ты хочешь? Я перевожу взгляд на холмы. — Мне бы хотелось побыть здесь подольше, если ты не против. — Абсолютно не против. Он садится на землю и скрещивает ноги, вытянув их перед собой. Потом он хлопает по месту рядом с собой. Долгое время я смотрю на него, а потом опускаюсь на землю и тоже скрещиваю ноги. Мои мышцы сжимаются от того, что наши ноги так близки, но я не отодвигаюсь. — Ненавижу футбол, — признается он, вытягивая одну ногу вверх и кладя руку поверх своего колена. — Да? — удивленно говорю я. — Почему? Он проводит пальцем по шраму, тянущемуся на половине скулы. — Иногда насилие добирается и до меня. Я опираюсь на ладони. — Мне тоже не нравится футбол. У него только одна цель, и она заключается в доминировании. Он смеется, качая головой. — Так далеко я не заходил, но понимаю твою мысль. Хотя я квотербек, поэтому только бросаю мяч. Я вожу мизинцем по земле. — Я знаю, на какой позиции ты играешь и кто такой квотербек. Мой отец — тренер, и поэтому во время ужина мне приходилось слушать повтор каждый игры и тренировки. — Кстати, твой отец — хороший парень, — заявляет он, бросая на меня косой взгляд. — Мне он нравится. Я знаю, что не должна спрашивать, но не могу удержаться. Эта мысль беспокоит меня уже многие месяцы с тех пор, как я оставила его после того, как его избили. Я никогда особо не верила, что отец бил его всего один раз. Такая сильная ярость просто так не появляется однажды, а потом не исчезает. — Кайден, что произошло в тот вечер? Когда я была у тебя дома... и твой отец, ну, когда он бил тебя. Такое происходило раньше? — Думаю, теперь твоя очередь что-нибудь рассказать о себе, — увиливает он от вопроса, его ладони сжимаются в кулаки, а костяшки настолько белеют, что шрамы на них исчезают. — Обо мне не так много можно рассказать. — Я отказываюсь смотреть на него и пожимаю плечами. — Все равно ничего особо интересного. Он поднимает руку, щелкая пальцами. — Ну же. Всего одну крошечную подробность. Все, о чем я прошу. Нахмурившись, я копаюсь в голове в поисках интригующей подробности о себе, которая не будет при этом слишком личной. Мои плечи поднимаются и опускаются, когда я пожимаю ими. — Иногда мне нравится заниматься кикбоксингом в спортзале. — Кикбоксингом? — спрашивает он, на лбу у него образуются складки. — Правда? Я выковыриваю грязь из-под своих сломанных ногтей. — Это хороший способ расслабиться. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, и у меня вспыхивают щеки. — Ты слишком маленькая для кикбоксера. Не могу представить, что эти маленькие ножки способны нанести очень много урона. Если бы я была смелее, то вызвала бы его на матч прямо здесь, чтобы доказать, что он неправ. Я поднимаю подбородок к небу и заслоняю ладонью глаза от яркого солнечного света. — Я занимаюсь этим не для спорта, а ради развлечения. Это хороший способ... Не знаю... — Я замолкаю, потому что остальное — слишком личное. — Выплеснуть внутренний гнев, — говорит он скорее себе, чем мне. Я киваю. — Да, вроде того. — Знаешь что? — Он смотрит на меня с расплывающейся на полных губах улыбкой. — В следующий раз, когда пойдешь, ты должна меня позвать. Мой тренер, придурок по сравнению с твоим отцом, изводит меня тем, что мне нужно привести себя в лучшую форму. А потом ты можешь показать мне, сколько урона может нанести твое маленькое тельце. Я даже поддамся тебе и дам возможность припереть меня к стенке. Я закусываю губу, чтобы сдержать улыбку. — Хорошо, но я хожу не так часто. — Только когда тебе хочется надрать кому-нибудь задницу? — дразнит он меня, выгнув брови. Мои губы складываются в легкую улыбку. — Ага, что-то вроде этого. Он поворачивается боком так, что оказывается ко мне лицом, и скрещивает ноги. — Ладно, у меня есть еще вопрос. Вообще-то я только вспомнил об этом. Думаю, было это в пятом классе, и твоя семья была у нас дома на одном из тех дурацких барбекю, которые устраивал мой отец на каждый Суперкубок. И каким-то образом из витрины отца пропал коллекционный футбольный мяч. Все подумали, что это сделал мой брат Тайлер, потому что он вел себя странно, хотя на самом деле он просто был пьян. Но клянусь Богом, что я видел, как ты шла с ним под рубашкой к машине. Я подворачиваю ноги под попу и прикрываю ладонями лицо. — Мой брат сказал мне это сделать. Он сказал, что если я украду его, то он не расскажет маме, что это я разбила одного из ее дурацких маленьких коллекционных единорогов. — Я замолкаю, и становится действительно тихо. Наконец, я набираюсь смелости, чтобы выглянуть сквозь щели между пальцами. — Мне очень жаль. Он всматривается в меня, а потом на его лице медленно расплывается улыбка. — Кэлли, я просто шучу над тобой. Мне все равно, ты ли это сделала или нет. Вообще-то, это забавно. — Нет, не забавно, — говорю я. — Это ужасно. Держу пари, у твоего брата были неприятности. — Не-а, ему было восемнадцать. — Он убирает мою руку от лица. — А когда мой отец начинал вести себя как придурок, он просто уходил. — Это я себя чувствую придурком. Думаю, он все еще лежит в комнате у моего брата. Я должна заставить его отдать мяч тебе. — Ни за что. — Он по-прежнему держит меня за руку, направляя ее к коленям. Я очень хорошо осознаю, что его кончики пальцев касаются моего запястья прямо над учащенным пульсом, и сомневаюсь, отдернуть ее или нет. — Мой отец может обойтись и без этого дерьма. — Ты уверен? — Я не могу оторвать глаз от его пальцев на своей руке. — Клянусь, я могу его вернуть. Он мягко смеется, а потом его пальцы задевают внутреннюю часть моего запястья, отчего у меня по телу пробегает дрожь. — Обещаю. Все хорошо, что хорошо кончается. — Мне, правда, жаль, — повторяю я. Он смотрит на меня со странным выражением лица, будто в чем-то сомневается. Он облизывает губы, а потом поджимает их, задерживая дыхание. Я часто размышляла о том, как выглядел бы парень, готовый поцеловать меня. Будет ли это похоже на то, как было перед моим первым и единственным поцелуем — проблеск завоевания в зрачках? Или будет все совсем по-другому? Что-то менее ужасное? Наполненное большей страстью и желанием? Отворачиваясь к утесу, он отпускает мое запястье, и его рука начинает дрожать. Он сгибает ее, вытягивая пальцы, и выдыхает. — Что с твоей рукой? — спрашиваю я, пытаясь изо всех сил держать голос ровным. — Ты поранил ее, когда залезал? Он сжимает ее в кулак и кладет на колени. — Ничего. Просто некоторое время назад сломал несколько костей, и теперь такое иногда происходит. — Это влияет на твою игру? — Иногда, но я могу с этим справиться. Я гляжу на шрамы на его костяшках, вспоминая тот вечер, когда они были разодраны. — Могу я задать тебе вопрос? Он вытягивает ноги и откидывается назад на руки. — Конечно. — Откуда у тебя эти шрамы на руке? Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до них. Необходимость почувствовать их настолько сильна, что на время пересиливает все мои сомнения, но реальность меня настигает, и я поспешно убираю руку. Перенеся вес тела на одну руку, он поднимает ладонь перед собой. Внизу каждого пальца — толстый белый шрам. — Бил стену. — Что? — Не специально, — добавляет он, а потом проводит пальцем по каждому бугорку и углублению. — Иногда происходят несчастные случаи. Я вспоминаю, как отец ударил его кулаком по лицу. — Да, думаю, такое бывает, но иногда плохие вещи происходят специально от рук плохих людей. Он кивает, потом поднимается на ноги и отряхивает грязь с джинсов. — Нам нужно возвращаться. Мне нужно еще написать убийственный доклад по литературе. Он предлагает мне руку, чтобы помочь встать, но я просто не могу заставить себя взять ее. Я переворачиваюсь на руки и колени и отталкиваюсь, поднимаясь на ноги. — Теперь мне просто нужно спуститься вниз, — со вздохом говорю я, направляясь к утесу и заглядывая через край. Он тихо смеется и следует за мной. — Не беспокойся. Я помогу тебе спуститься, если ты мне позволишь. От его слов, а потом и от утеса мои глаза расширяются. Что за дилемма. Но я поверила ему один раз и решаю сделать это снова. Лишь молю Бога о том, чтобы он не столкнул меня вниз, и я не разбилась, потому что я уже разбита на множество кусочков и не знаю, сколько еще таких разрушений вынесу. Кайден Я нервничаю, когда помогаю ей спуститься с утеса, и не только потому, что боюсь, что она упадет. Моя рука обернута вокруг ее спины, а она всем весом налегает на меня. Она в безопасности, и я этому рад. Проблема заключается во мне. Все то время, что мы спускались, мое сердце бешено колотилось в груди. Мне хочется потянуться к ней и ощутить ее кожу, посасывать ее губы, даже пальцами гладить ее попу. Я никогда никого так не хотел, и меня это чертовски пугает. На секунду я решился поцеловать ее, когда мы были на утесе, но с моей стороны это было бы неправильно. Не только потому что я не должен целовать столь милую девушку, как Кэлли, но и потому что у меня уже есть девушка, и это будет нечестно по отношению к ним. И хотя наш разговор на утесе длился совсем недолго, в нем было гораздо больше глубины, чем во всех разговорах, что у меня были. Когда я говорю с Дейзи, то в основном он сосредоточен на пустых вещах: встреча выпускников, что она наденет и где будут проходить вечеринки. Я хочу такую жизнь. Простую. Внутри меня уже достаточно сложностей, чтобы можно было укрыть весь мир тьмой. — Ты уверен, что мы не упадем? — Кэлли цепляется за мое плечо, впиваясь пальцами в ткань рубашки, и поглядывает на землю. — Такое ощущение, что ты меня уронишь. — Я не уроню тебя, обещаю. — Я крепче обхватываю рукой ее спину и нежно притягиваю ближе к себе. — Расслабься. Мы почти внизу. Я скольжу по камню ногой к следующему выступу, борясь с желанием ухватить ее за попу, и кладу руку на поясницу. Она тянется рукой вниз, держась за меня, а ногу вытягивает к нижнему выступу. Как только ее стопа касается его, она расслабляется и спускается на нижний. Я отпускаю ее, когда ее ноги касаются земли. — Видишь, я же говорил, что не уроню тебя. Немного красуясь, я спрыгиваю дальше и приземляюсь перед ней, не замечая боли в мышцах голени. — Напомни мне больше никогда не брать тебя так высоко. С извиняющимся лицом она отряхивает руками грязь с футболки. — Прости, мне нужно было предупредить тебя. Хотя такое лазание не кажется мне особо естественным. Было похоже, будто мы пытались стать ящерицами или что-то вроде того. Не в силах сдержаться я смеюсь над ней. Это длится какое-то время, и это очень приятно. — На будущее, куда тебе нравится ходить? Она выглядит такой же растерянной, как и я. — Понятия не имею. — Ну, подумай об этом. — Я начинаю спускаться по дорожке туда, где припаркован грузовик, и Кэлли следует за мной. — И в следующий раз, если ты захочешь встретиться, то можешь сказать мне, где. У нее морщится лоб, когда она смотрит на холмы в стороне от нас. — А следующий раз будет? — Конечно, — небрежно говорю я. — А почему нет? Она глядит на меня и пожимает плечами, выглядя неуверенно. — Не знаю. Кажется, будто она знает многое, из-за чего я должен сбежать от нее прежде, чем она сама узнает что-то обо мне. Но мой отец все время говорит, что я не столь обнадеживающий, поэтому у меня возникает ощущение - я не смогу этого избежать.Глава 4
№ 43 . Не позволяй никому себя оскорблять Кайден Мне снится хороший сон. Мы с Кэлли спускаемся с утеса. Когда я помогаю ей спуститься, она закусывает нижнюю губу, спотыкается и прижимается спиной к камням, при этом чертовски нервничая. Мои глаза прикованы к ее губам, я кладу руки на каменную стену, так что ее голова оказывается между двумя моими ладонями. Ее тело дрожит, когда я наклоняю голову и выдыхаю в ее шею. Мне нравится, что она дрожит, и мне хочется заставить ее дрожать еще сильнее. Мои ладони скользят по камням, неровные края царапают кожу. Смесь боли и невероятного желания, и мое тело накрывает выплеск адреналина. Я хватаю ее за бедра, ее губы приоткрываются, когда голова отклоняется назад, и она стонет. — Скажи мне, что ты хочешь меня, — говорю я, потому что у меня есть ощущение, что она никогда этого никому не говорила. — Я хочу тебя, — выдыхает она. Приподняв ее, мои губы впиваются в нее, когда я прижимаюсь к ней, желая лишь одного — сорвать с нее одежду и погрузить в нее свой член. — Просыпайся, любимый. — Теплая ладонь гладит меня по щеке, и я машу рукой, потому что она нарушает мой сон. — Давай, сексуальный мальчик. — Кто-то прыгает на мне. — Тебя ждет сюрприз, если ты проснешься. Я моргаю и открываю глаза, увидев перед собой пару голубых глаз и множество волнистых светлых волос, падающих мне на лицо. На моих коленях сидит Дейзи в короткой джинсовой юбке и белом кружевном топе. — Сюрприз! Я приподнимаюсь на локтях, чувствуя себя подавленным и желая вернуться обратно в свой сон, чтобы увидеть, чем он закончится. — Что ты здесь делаешь? Она прищуривает глаза. — Хорошо же ты приветствуешь любовь всей своей жизни. Боже, Кайден, иногда ты можешь быть таким придурком. Я вздыхаю и надеваю свою фальшивую улыбку. — Прости, просто я устал. С колледжем и практикой у меня едва хватает времени на сон. Она мнет пальцами кончики своих волос. — Тогда вставай. Тебе нужно куда-нибудь меня сводить, пока мне не пришлось ехать домой. Я здесь всего на час. — Почему ты здесь? — с осторожностью спрашиваю я, садясь и прислоняясь к спинке кровати. Она встряхивает головой и поправляет свой топ на животе. — Моя мама приехала сюда за покупками. Это самое ближайшее место, где она может купить обувь, которая не относится к немарочной[3]. Я выгибаю брови, изображая интерес. — Правда? Она кивает, потом проводит пальцами по моей обнаженной груди, которая прикрыта простыней. — Я подумала, что поеду с ней и зайду к тебе. Ты можешь меня отвести, а потом тебе, может, повезет. — У меня урок, — говорю я. — А где Люк? Полагаю, это он тебя впустил? Но кто тебя впустил в здание? — У меня свои методы. — Она перекидывает через меня ногу и поднимается. — Люк пустил меня в комнату, а потом ушел. Не понимаю, что у него за проблема со мной. То есть, если я долго смотрю на него, то он тут же убегает в противоположном направлении. — Он просто скромный. — Я сажусь, и простыня падает с груди. Она осматривает белые линии, покрывающие мою кожу, будто забыла, что они там были. — Знаешь, есть какое-то лазерное лечение, которое может убрать шрамы. Может, тебе стоит посмотреть. — Она проводит ногтем по моей щеке. — Без шрамов ты был бы идеальным. Я уворачиваюсь от нее, достаю из комода красную футболку и надеваю ее. — Ну, вот. Теперь ты их не видишь. Она морщит нос. — Я не хотела быть грубой. Просто сказала тебе правду. Я поднимаю с пола джинсы, надеваю их и застегиваю пуговицу, а потом влезаю в ботинки. — Куда хочешь пойти? Она задумчиво постукивает по губе. — Удиви меня. Но только пусть это будет где-то в хорошем месте. Я хватаю кошелек, телефон, а потом открываю ей дверь. — Ты же знаешь, что у меня нет машины. — Еще бы. — Она закатывает глаза, когда я закрываю дверь. — Вот почему я упросила маму позволить мне воспользоваться ее машиной. Она застряла в торговом центре, поэтому нам придется сделать это по-быстрому. Хотя тебе лучше убедиться, что мне это понравится. Она одаривает меня улыбкой и, покачивая бедрами, идет по коридору. Ее юбка едва прикрывает зад, а длинные ноги тянутся с самоуверенностью. Несколько парней, идущих по коридору, засматриваются на ее задницу. Приблизившись к двери, она ждет, что я ее открою для нее, а потом мы выходим на солнечный свет. Двор кампуса заполнен людьми с учебниками в руках, идущими на занятия и с них. Мы идем по дорожке под деревьями, и в конце нее появляются Сет и Кэлли. На ней фиолетовая кофта с длинными рукавами, а волосы собраны наверху. Мой разум уплывает к моему непристойному сну и тому, каково это чувствовать ее в своих руках. С серьезным выражением лица она разговаривает с Сетом, а тот оживленно размахивает руками в воздухе. Когда ее глаза встречаются с моими, на долю секунды они загораются, а потом она переводит взгляд на Дейзи. Кэлли — самая милая девушка, которую я когда-либо встречал, но ее лицо наполнено ненавистью. Я начинаю махать, когда она протягивает мне руку с пропуском. — Я должна тебе его отдать. — У нее ровный голос. Я забираю у нее пропуск, одаривая легкой улыбкой. — Спасибо. Как он у тебя оказался? Она пожимает плечами. — Люк сказал, что схватил его случайно. После урока он меня остановил и спросил, не могу ли я зайти в общежитие и отдать его тебе. Но поскольку я наткнулась на тебя, то держи. Дейзи внимательно смотрит на Кэлли. — Кто ты такая, черт возьми? Глаза Кэлли холодны как лед. — Кэлли Лоуренс. Дейзи злобно усмехается. — Боже мой. Это же Поклоняющаяся дьяволу анорексичка. Другая одежда, но то же тощее тело. Много моришь себя голодом? — Дейзи, — напряженным голосом говорю я. — Перестань. Глаза Сета расширяются, а это означает, что Кэлли, должно быть, рассказала ему о Дейзи. Но зачем? Я что-то пропустил? Дейзи смотрит на меня. — Может, я должна спросить у тебя, какого черта ты делаешь? Общаешься с такой, как она. В глазах Кэлли гаснет свет, когда она начинает нас обходить, но Сет выскакивает вперед и выпаливает в лицо Дейзи: — Не знаю, почему ты так цепляешься к ней, — говорит он. — Убрать бюстгальтер с пушапом, искусственный загар, крашеные волосы, модную одежду, и мы получим девушку с небольшим избытком веса и действительно плохой пластической операцией на нос. Дейзи открывает рот и закрывает ладонью нос. — Я не делала пластической операции на нос. — Как скажешь. — Он усмехается ей, берет Кэлли за руку и машет мне. — Увидимся позже, Кайден. Кэлли не смотрит на меня, когда они обходят нас и торопятся к главному входу в кампусе. Дейзи упирает руки в бедра и поджимает губы. — Почему ты разговаривал с этой девчонкой? — спрашивает она. — Ты же помнишь, кто она, да? — Да, она Кэлли Лоуренс. — Я пожимаю плечами и иду по тротуару. — В школе она училась со мной в одном классе и была действительно тихой. — Еще она была уродом. — Она переплетает свои пальцы с моими, и по моему телу разливается оцепенение. — Она анорексичка и раньше носила мешковатые вещи. Боже, у нее была эта ужасная прическа, и она никогда ни с кем не разговаривала. — Она не анорексичка и не поклонница дьявола. — Я качаю головой. — И она не всегда была такой, она больше не такая. Она довольно нормальная. — И грустная. Каждый раз, когда я смотрю на нее, у меня разрывается сердце. — Кроме того, она мне помогла кое в каком деле. — Каком деле? — спрашивает она, бросая на меня жесткий взгляд, будто готова выцарапать мне глаза. — Ты спишь с ней? Если да, то это отвратительно и жалко. На секунду мне приходит мысль сказать ей «да», а потом стоять и смотреть, как она уходит, избавляя меня от своей жизни. Но что потом, черт возьми, я буду делать? Встречаться с кем-то еще? Встречаться с Кэлли? Не важно, насколько сильно моему мозгу нравится эта идея — и моему члену, — она слишком хороша для меня, и даже после нескольких встреч, что я провел с ней, я чувствовал, что всего этого слишком много. — Нет, я не сплю с ней. Я просто иногда с ней общаюсь, — говорю я, и это частичная правда, потому что это Кэлли нужно со мной общаться. Кэлли В библиотеке больше никого, кроме библиотекарши, которая ходит с тележкой, расставляя книги на полках. Интересно, она живет одна, у нее есть кошки? Счастлива ли она? — Так сколько времени должно пройти, чтобы мы смогли поговорить о том, что произошло? — спрашивает Сет, перелистывая страницы учебника. Я чувствую себя ужасно, как ребенок, только я уже не ребенок. Я взрослая женщина, учусь в колледже, но все равно отреагировала так, будто еще в средней школе. Ненавижу, что пересекающиеся пути с кем-то из прошлого могут отбросить меня в темноту и печаль, которые, может, всегда будут частью меня. Я пожимаю плечами, подчеркивая запись на странице ярко-желтым маркером. — А о чем говорить? Он выхватывает у меня из руки маркер, и тот оставляет желтую полосу на бумаге. — О том, что ты только что позволила этой чертовой сучке растоптать себя, и том, что Кайден едва что-то сказал. — А зачем ему это? Он никогда не делал этого раньше. Я не его проблема. — Я гляжу на окно, в которое проникает поток солнечного света. — То, что произошло там, — это история моей жизни. Скоро она уедет, и мне не придется думать о ней. Он бросает маркер на стол и глядит на деревья. — То, что случилось с этой девчонкой, не хорошо. Ты должна воспитать в себе уверенность и умение постоять за себя. Если в следующий раз она сделает что-то подобное, выдери у нее из волос эти накладные пряди. — Она носит накладные пряди? — спрашиваю я, и он кивает. Я улыбаюсь, но потом качаю головой. — Если бы это были люди, которые издевались над тобой в средней школе, ты бы смог быть таким уверенным? — Мы говорим не обо мне, — нажимает он с жестким взглядом. Он закрывает книгу и скрещивает на ней руки. — Мы говорим о тебе. — Я не хочу, чтобы мы больше говорили обо мне. У меня болит голова. — Я беру маркер со стола и надеваю на него колпачок. — Как насчет того, чтобы посвятить этот день учебе? Мне нужно поработать над другими проектами. Он вздыхает и складывает учебники в стопку, а потом встает из-за стола. — Отлично, но когда я вернусь к себе в комнату, то добавлю в список пункт «Не позволяй никому себя оскорблять». Кайден Прошла неделя с тех пор, как я говорил с Кэлли. Последний раз это случилось во время случайного визита Дейзи, который закончился бессмысленным трахом и равнодушным прощанием. Не могу сказать, кто кого избегает в случае со мной и Кэлли, но чем больше времени мы проводим порознь, тем больше я думаю о ней. Вчера моя мама тоже случайно заехала ко мне в общежитие, когда направлялась в город — бредовая ложь, которую она использует всякий раз, когда берет перерыв от пьянки, чтобы сходить в спа-салон и протрезветь. У нее слабость к обезболивающим и множеству вина. Так было, сколько я себя помню, — возможно, именно поэтому она никогда не останавливала побои. Однажды я пытался рассказать ей об отце, но она не слишком-то жаждала что-то с этим делать. — Ну, тебе просто придется стараться усерднее, — сказала она, делая глоток вина. Какая-то его часть пролилась ей на рубашку, но она даже не заметила. — Порой нам приходится справляться с вещами как можно лучше. Это зовется жизнью, Кайден. Твой отец — хороший человек. Он обеспечивает нас крышей над головой и дает нам больше, чем могли бы многие. Без него мы бы, возможно, оказались на улице. Я стоял в конце стола, сжав ладони в кулаки. — Но я стараюсь изо всех сил, а он, похоже, становится только безумнее. Она перевернула страницу журнала, и когда я посмотрел ей в глаза, она выглядела как призрак, отсутствующая и потерянная, как я. — Кайден, я ничего не могу сделать. Прости. Обозленный я вышел из комнаты, жалея, что на две проклятые минуты она не могла стать другим человеком — тем, кто устраивал вечеринки и благотворительные мероприятия и улыбался. А не гребаным зомби, накачанным обезболивающими.*** — Что у тебя за проблемы сегодня, черт возьми? — Люк швыряет футбольный мяч на поле рядом с полевой почтой, так что тот оказывается далеко от меня. Мы в форме, потные и измотанные, но я никак не могу успокоиться. — Мы можем, пожалуйста, закончить на сегодня? — Под шлемом у него красные щеки, а кофта промокла от пота. — Я чертовски устал. Тренировка закончилась два часа назад. — Думаю, да. — Я пинаю один из конусов, и тот мнется, а потом отлетает к трибунам. Кэлли и еще одна девчонка, наблюдая за нами, сидят с книгами на нижнем ряду, при этом разговаривают и делают вид, что занимаются. Я гляжу на серое небо и трибуны, окружающие поле. — Насколько сейчас поздно? Он пожимает плечами и, снимая шлем, направляется через зеленое поле к туннелю, который ведет к раздевалке. — Не знаю, но чертовски поздно, и я закончил. Я следую за ним, но краем глаза вижу Кэлли, сидящую на траве под деревом в дальнем конце поля, с другой стороны забора. Перед ней разложены бумаги, и, читая, она жует ручку. Я осознаю, что, может, это я избегаю ее, потому что она вызывает у меня чувства, к которым я не привык: неприличные сны; бережность; то, как мое глупое сердце начинает биться, как будто оно, наконец-то, ожило. Расстегивая ремешок под подбородком, я снимаю шлем и иду к ней. Она настолько поглощена тем, что написано в бумагах, что не замечает меня. Ухватившись за верх забора, я перекидываю через него ноги и приземляюсь на другой стороне. Поправив рукава кофты под майкой, я останавливаюсь всего в нескольких шагах от нее. Волосы Кэлли скручены в неряшливый пучок, на ней футболка с коротким рукавом и повязанная вокруг талии куртка. Она перестает кусать ручку, чтобы поближе рассмотреть одну из бумаг, но тут моя тень падает на нее, и она поднимает взгляд, все ее тело дергается. На миг мне кажется, что она сейчас вскочит на ноги и убежит. Она переводит дыхание и кладет ладонь на тяжело вздымающуюся грудь. — Ты меня напугал. — Я уж вижу. — Я провожу пальцами по влажным от пота волосам, а потом медленно приседаю перед ней на корточки, чтобы снова ее не напугать. Чему я научился, так это тому, что она не любит, когда люди влезают в ее личное пространство без предварительного предупреждения. — Что ты здесь делаешь? Она смотрит на бумаги, потом снова на меня. — Домашняя работа... Иногда мне нравится тут сидеть. — С воспоминаниями на лице она смотрит на поле. — Это напоминает мне о том, как я раньше вот так сидела с отцом, когда он проводил тренировку. — Я не помню, чтобы ты тут бывала, — говорю я, снова чувствуя себя придурком из-за того, что не помню ее. — Сколько тебе тогда было лет? — Я так делаю уже много лет. — Она сглатывает с трудом и фокусирует взгляд на бумагах. — Кроме того, большую часть времени я не могу делать домашнюю работу в своем общежитии. Моя соседка по комнате... ну, иногда... — Ее щеки вспыхивают, и я обнаруживаю, что улыбаюсь из-за того, как мило она выглядит, по-настоящему невинно. Она бормочет: — К ней приходит много парней. Я чешу нос, чтобы перестать смеяться над ней. — Понимаю. Значит, тебе приходится освобождать ей комнату на несколько часов. Она кладет ладонь с каждой стороны ряда бумаг и сдвигает их вместе, пока они не складываются в стопку. — Ага. Я замолкаю, и с моих губ слетает извинение: — Прости. Она хмурит брови, когда поднимает подбородок, чтобы встретиться со мной глазами. — За что? — За то, что не сказал Дейзи заткнуть свой чертов рот, — говорю я. — А должен был. Она плохо себя с тобой повела. Кэлли пожимает плечами, глядя на поле. — Тебе не нужно меня поддерживать. Она твоя девушка. Ты должен быть на ее стороне. Я опускаюсь коленями на траву, становясь ближе к ней. — Нет, я должен тебя поддерживать. Я многим тебе обязан. Она решительно сжимает губы, возвращая свое внимание на меня. — Ты ничем мне не обязан, клянусь. В том, что я сделала той ночью, не было ничего серьезного. Если бы я ушла от той ситуации — вот это было бы серьезно. И все же я обязан ей, многим. Из-за нее у меня меньше шрамов. Как бы мне хотелось забрать все то, что всегда делало ее такой грустной. Я кладу на траву шлем и собираю ее книги, когда она тянется к сумке у ствола дерева. — Что ты делаешь сегодня вечером? Она запихивает бумаги в сумку, помяв их по краям, а потом я протягиваю ей книги. — Возможно, я просто останусь дома и посмотрю фильм. — Как долго твоя комната будет занята? — спрашиваю я и улыбаюсь, когда ее щеки становятся еще краснее. — Не знаю. — Она поднимается на колени, надевает сумку на плечо и встает на ноги. — Наверно, я просто потусуюсь с Сетом, пока ее друг не уйдет. Я подбираю свой шлем и следую за ней, когда она идет вдоль забора. — Почему бы тебе не пойти куда-нибудь со мной и Люком? Он хочет посмотреть на тот клуб в центре города. Он, конечно, может оказаться полной дырой, но это лучше, чем сидеть в комнате. Она останавливается, поправляя на плече ремешок от сумки, и закусывает нижнюю губу так сильно, что кожа вокруг губ становится фиолетовой. — Не думаю, что могу. — Почему? — игривым тоном спрашиваю я, улыбаясь ей. — Неужели со мной так плохо находиться рядом? Ее руки опускаются по бокам, а глаза впиваются в мои. — Нет. Я потираю ноющие мышцы на затылке. — Ладно, тогда пошли с нами. Будет весело, а если нет, мы сможем пойти куда-нибудь еще. Она сжимает ладони в кулаки, а потом выпрямляет пальцы. — Хорошо. Я потрясен. Я флиртовал с ней просто из-за того, как привлекательно она волнуется, но не думал, что с ней это сработает. — Ладно, встретимся у грузовика Люка около девяти? Она кивает и поворачивается ко мне спиной, уходя так быстро, будто боится, что я ударю ее в спину. Похоже, она боится всех, кроме Сета. Но почему? Кэлли Я помню в свой день рождения летающие по комнате розовые и белые шары, свисающие с потолка красные полоски и валяющуюся на полу золотистую оберточную бумагу. Помню то, как танцевало пламя свечей, а шлейф дыма поднимался к потолку. На другой стороне стола сидела мама с камерой в руке и улыбкой на лице, она снова и снова нажимала на кнопку. Вспышка ударяла по глазам, а я продолжала моргать, желая, чтобы она перестала делать фотографии, которые навсегда запечатлеют этот Богом проклятый день. — Загадай желание, радость моя, — сказала она, и камера снова вспыхнула, осветив лица окруживших стол людей. Я уставилась на розовую надпись из глазури «С Днем Рождения, Кэлли». Загадать желание? Над столом медленно проплыл красный шарик, вверх и вниз, вверх и вниз. — Загадай желание, Кэлли, — повторила мама, когда шарик перелетел через ее плечо. Все наблюдали за мной, будто видели, что я больше не здорова. Загадать желание? Загадать желание? Воздушный шарик лопнул. Таких вещей, как желания, не существует. В комнату входит моя соседка Виолетта, когда я заканчиваю писать последнюю строчку. Она высокая, с черными вьющимися волосами и красными прядями. У нее в носу пирсинг, а сзади на шее татуировка в форме звезды. На ней клетчатые брюки, рваная черная футболка и армейские ботинки. — Ты не видела мою кожаную куртку? — спрашивает она, закрывая дверь и бросая сумку на свою неубранную постель. Я захлопываю дневник и вставляю в спираль ручку. — Нет. Она вздыхает и собирает со стола возле окна свои учебники. — Наверно, я потеряла ее в клубе. Черт. — Я буду иметь в виду. — Я сую дневник под подушку и встаю с кровати. Она выдвигает ящик стола и оглядывается на меня через плечо, когда я надеваю ботинки. — Ты уходишь? Я киваю, просовывая руку в рукав своей серой толстовки. — Ага. Я слышу грохот пузырька с таблетками, когда она задвигает ящик и держит красный шарф. — Сегодня вечером у меня, наверно, кто-то будет. Если что, я повешу на дверную ручку вот это. Опять? Чем занимается эта девчонка? — Хорошо. — Мои пальцы хватаются за дверную ручку. — Я постараюсь сначала проверить. — Я надеюсь, — говорит она, ее рука застывает над ящиком. — Иначе ты увидишь то, что тебе не захочется видеть. Со вздохом я выхожу за дверь, жалея, что у меня в общежитии нет своей собственной комнаты. *** — Похоже, я только что во что-то вляпалась по уши, — говорю я Сету, когда он впускает меня в свою комнату. — Что-то очень плохое. Сет останавливает изображение на экране телевизора, садится на кровать и хлопает по месту рядом с собой. — Садись и поделись своей проблемой. Я кидаю свою сумку на пол и опускаюсь на кровать. — Кайден пригласил меня сегодня вечером пойти в клуб с ним и Люком, и я случайно согласилась. — Как ты случайно могла согласиться на такое? Я разочарованно выдыхаю. — Он улыбался мне, всю меня взволновал, и я не могла думать ясно. Сет улыбается, и с его губ срывается смешок. — Боже мой, ты в него влюбилась. Я качаю головой, волнуясь лишь от одной только мысли. — Нет, не влюбилась. Подо мной пружинит матрас, когда он подпрыгивает на нем, как ребенок, наевшийся сладкого. — Нет, влюбилась. Ты в первый раз влюбилась, Кэлли. Как захватывающе! Все еще качая головой, я выпрямляюсь и убираю волосы со лба. — Я не влюбилась в него. Он хорошо выглядит? Конечно. И он славится этим с третьего класса. — Взволнованная я замолкаю. — Я и раньше влюблялась, просто не на очень долго. — Ты так в него влюблена. — Он берет пульт и выключает телевизор. — Это хорошо, поскольку в этом случае мы сможем вычеркнуть из списка пятый пункт. — Я не танцую, — поежившись, возражаю я. — Танцы приравниваются к прикосновениям и близким контактам с людьми. Я просто не могу этого сделать. — Нет, можешь. Ты делала такое со мной уже сотню раз, — ободряет он. — Вспомни тот первый раз, когда мы встретились. Ты едва разговаривала со мной и все время выглядела так, будто собираешься выколоть мне глаза карандашом. А теперь посмотри на себя. Ты сидишь у меня в комнате на кровати, только ты и я. Ты так далеко, моя маленькая девочка Кэлли. — Но ты - это ты. — Я удрученно вздыхаю. — Я тебе доверяю. — Да, но мне пришлось это заслужить. — Я знаю, и мне очень жаль, что я заставила тебя пройти через все это. Я удивлена, что ты так старался. Он спрыгивает с кровати и выдвигает верхний ящик комода. — Все равно. Ты стоила того. Я болтаю ногами на краю кровати. — Сегодня ты кажешься счастливым. Он достает зеленую рубашку с пуговицами и карманом спереди и растягивает перед собой. — Ты помнишьтого парня, о котором я тебе говорил? Из моего класса по социологии? Я киваю. — Того с невероятно мягкими волосами и красивыми голубыми глазами? — Именно его. — Он подходит к зеркалу, взъерошивая волосы и наклоняя лицо к своему отражению. — Сегодня он разговаривал со мной, и я имею в виду, именно разговаривал дольше пяти минут. Я вскакиваю с кровати и беру маркер из стакана на его ночном столике. — Думаешь, ты ему нравишься? Он пожимает плечами, сжимая челюсти, чтобы не улыбаться. — Трудно сказать, кто ему нравится, но, может, мне стоит поговорить с ним еще. Я пытаюсь зубами снять колпачок, а потом выплевываю его на кровать. — Ты куда-то собираешься? Он натягивает через голову рубашку, просовывая руки в рукава, и пальцами поправляет свои волосы. — Да, с тобой в клуб. Мои плечи расслабляются, когда я подхожу к доске на двери с очень длинным списком на ней, где вычеркнуто совсем немного пунктов. — С тобой все будет в порядке? Я ведь знаю, как ты относишься к футболистам, учитывая то, что с тобой произошло. Он застегивает на запястье ремешок от часов. — Этот Люк кажется хорошим парнем. По крайней мере, он был таким во время нашего десятиминутного разговора, когда мы курили на улице, и я думаю, что он знает обо мне. Я касаюсь доски кончиком маркера. — С чего ты это взял? — У меня просто ощущение, — говорит он. — Мне показалось, что ему было все равно. Я очень медленно вычеркиваю пятый пункт, и маркер скрипит. — Но я танцую только с тобой. — Для меня отличный план. — Он предлагает мне локоть, и я цепляюсь за него рукой, чувствуя себя рядом с ним защищенной, когда мы неторопливо идем по коридору и выходим на улицу. Уже поздно, небо черное, и звезды кажутся осколками мерцающего стекла. В сырой траве стрекочут сверчки, а на одной из скамеек сидит страстно целующаяся парочка. Я немного краснею, потому что на долю секунды на их месте представляю нас с Кайденом. — Почему у тебя такое выражение лица? — внимательно замечает Сет. Я отвожу взгляд к дороге. — Какое выражение? Он вздыхает, но не давит. Когда мы доходим до травы, он перестает двигаться и тянет меня назад, его взгляд блуждает по моему лицу. — Погоди секундочку. Я робко дотрагиваюсь до волос. — А что не так? У меня что-то в волосах? Он наклоняет голову в сторону, а потом протягивает руку и пальцами хватает за волосы. Одним быстрым рывком он снимает с волос резинку, и пряди падают мне на плечи. — Вот так. Пусть эти дурацкие волосы будут распущены. Я собираю волосы сзади и протягиваю руку. — Отдай ее обратно, Сет. Хлопая ресницами, он поднимает руку и растягивает резинку на двух пальцах. — Не надо, — предупреждаю я, потянувшись к нему. — Пожалуйста, Сет, не делай этого. Он щелкает пальцем, и резинка улетает в темноту. — Ой! Я провожу пальцами по лицу и наклоняюсь к влажной траве в поисках резинки. — Где она, черт возьми? Сет смеется. — Твою мать, бранные слова так и просятся. Я встаю и с горящей яростью в глазах гляжу на него, пытаясь завязать пряди волос в узел. — Мне нужно собрать волосы. Пожалуйста, помоги мне ее найти. — Слезы жгут уголки моих глаз. — Черт побери, Сет, где она? Выражение его лица сникает, и он бледнеет, когда понимает, что, должно быть, нажал не на ту кнопку. — Не думаю, что мы сможем ее найти. Я качаю головой, когда слезы наворачиваются на глаза и текут по щекам. — Я не могу дышать, — выдыхаю я. — У тебя так хорошо пахнут волосы, Кэлли, — говорит он, накручивая на палец прядь моих длинных каштановых волос. — Как клубника. У меня сдавливает грудь, когда я начинаю рыдать. Сделав три коротких шага, он руками обвивает меня за плечи и притягивает к себе. — Мне так жаль. Я не думал, что вся эта история с волосами окажется настолько серьезной. Я думал, что все гораздо сложнее. Я смахиваю пальцами слезы и медленно вздыхаю через нос, чтобы восстановить контроль над страхом. — Прости, просто... все это возвращает те вещи, о которых мне не хочется помнить. Он отклоняется назад и сплетает свои пальцы с моими, сжимая ладонь. — С тобой все будет в порядке, обещаю. Я все время буду рядом. — Может, у меня есть время сбегать обратно в свою комнату. Я гляжу на дверь именно в тот момент, когда Кайден и Люк выходят из-за угла общежития. Люк немного ниже Кайдена, с короткими волосами и лицом без шрамов. На нем клетчатая рубашка, выцветшие джинсы с черным кожаным ремнем и ботинки на ногах. Волосы Кайдена взъерошены, и некоторые пряди падают на глаза, на нем теплая рубашка с капюшоном, темные джинсы, сидящие очень низко на бедрах. Клянусь, если он поднимет руки над головой, то будет виден его живот. — Кэлли, ты пялишься, — шипит под нос Сет и пихает меня локтем в бок. — Что? — Я моргаю, вытирая со щек последние слезы и удивляясь тому, как я успокоилась. Сдерживая улыбку, он поджимает губы. — Ты на кое-кого пялилась. — Нет, не пялилась, — отрицаю я. — Правда? Он один раз кивает головой, а потом шипит сквозь зубы: — Пялилась с отвисшей челюстью. — Привет, — говорит Кайден, и его лоб морщится при виде моего заплаканного лица. — Вы поссорились? Я качаю головой и гляжу на Сета. — Нет, мы просто горячо поспорили. — Ладно... — Он с сомнением оглядывает меня. — Мы идем? Кивнув, я отхожу в сторону так, чтобы он с Люком мог идти между нами и показывать дорогу. Сет достает из кармана сигареты и сует одну в рот, когда мы плетемся за ними. — Мы едем с ними? — Нет. — Я перевожу взгляд на единственный ржавый грузовик, где больше другого транспорта не припарковано. — Нет, если только они не захотят ехать на твоей машине. — Ну, давай тогда предложим, — говорит он. — И тогда ты можешь быть нашим водителем, раз ты никогда не пьешь. Хотя сегодня вечером тебе нужно попробовать. Возможно, это тебя успокоит. — Один раз я пила пиво, — возражаю я. — И оно меня не расслабило. — О, моя маленькая наивная Кэлли. — Он вздыхает, выуживая из кармана зажигалку. — Одно пиво сильно на тебя не подействует. Тебе нужен какой-то толчок. Что-то мощное. — Мы не можем пить в клубе, — говорю я, когда он щелкает большим пальцем по зажигалке. Прикрыв одной ладонью пламя, он зажигает кончик сигареты, и бумага загорается и скручивается. — Помнишь, что произошло в клубе в прошлый раз, когда ты попытался это сделать? Он затягивается, вдыхая дым, а потом выдыхает его перед своим лицом. — Да, отличное замечание. Не хочу больше возвращаться в общую камеру. — Тебе повезло, что это был твой день рождения, и они тебя отпустили. — Еще я флиртовал с одним из офицеров. — Он усмехается, и тонкая струйка дыма вырывается между его губ. — Так кто у кого будет сидеть на коленях? — спрашивает Кайден, держа руку на открытой двери грузовика. Его взгляд прикован ко мне, а на губах легкая веселая улыбка. — Лично я считаю, что здесь только один вариант. Я указываю на черную Камри Сета, припаркованную на несколько мест дальше. — Думаю, мы возьмем машину Сета. Вы, ребята, можете поехать с нами, если хотите. Люк подбрасывает ключи в воздух, как в бейсболе, а потом ловит их рукой. — Звучит отлично. В этом случае за вождение отвечаю не я. Вообще-то я надеялась, что они не поедут, так что Сет сможет подбодрить меня, и я могла бы чем-то собрать волосы, потому что то, как они касались моих плеч и пахли, сводило меня с ума. У меня было желание убежать в свою комнату и отрезать их. Подойдя к машине Сета, я расчесываю волосы пальцами, чтобы они стали послушными и не лезли в глаза. Я тянусь к дверце у пассажирского сиденья, но Люк протягивает руку и открывает ее для меня. Отойдя в сторону, я как в танце проскальзываю мимо него, но лишь чтобы сохранить между нами дистанцию. — Спасибо. Я ловлю над крышей машины взгляд Сета, и тот выгибает брови, когда мы залезаем внутрь. Сет хлопает дверцей, и я вздрагиваю на своем сиденье. — Расслабься, Кэлли, — шепчет он, поворачивая ключ, и двигатель начинает урчать. Опуская окно, он высовывает руку наружу, чтобы дым не заполнял кабину. — С тобой все будет в порядке. Сет и Кайден запрыгивают на заднее сиденье с противоположных сторон машины, и их двери хлопают одновременно. Сет включает стерео, когда мы пристегиваем ремни безопасности. Звучит песня Найн Инч Нейлз «Боль», и он жмет на педаль, шины визжат по асфальту. Машина дергается вперед, и я хватаюсь за ручку. Сет — сумасшедший водитель. У него полный ящик билетиков, потому что когда он был подростком, его родители дважды забирали у него машину, так как он продолжал ее разбивать. Казалось, что он все время торопится, как и по жизни. Люк наклоняется вперед, сзади обнимая мое сиденье, и я наклоняю голову в сторону. — Чувак, здесь можно курить? — спрашивает он у Сета. Сет поднимает свою сигарету, которая сгорела почти до конца. — Конечно. Губы Люка изгибаются в улыбке, когда он плюхается назад на сиденье. Несколько секунд спустя щелкает зажигалка, опускается окно, и внутрь задувает прохладный ветерок. После того, как Люк говорит Сету, куда ехать, какое-то время никто ничего не говорит, и я начинаю беспокоиться, что этот вечер закончится трагической тишиной. А потом Кайден резко наклоняется вперед и упирается руками в консоль. — У нас с Люком блестящая идея, — говорит он, и свет от зданий отражается у него в глазах. — Помнишь ту скалу, на которую мы поднимались? Куда ходят все выпускники и оставляют рисунки? Я поворачиваюсь боком и подворачиваю ногу под себя. — Да, помню. Он переносит вес тела на руки, наклоняясь ко мне еще ближе, и мое сердце выскакивает из груди. — Так вот мы хотим пойти туда и разрисовать ее. — Но вы не выпускники. — Я поправляю на плече ремень безопасности. — Да только, я думаю, вам это известно. Он удивленно смеется надо мной. — Да, известно, но от этого только веселее. Люк выглядывает поверх сидения, его рука отставлена в сторону, так что шлейф дыма вылетает из окна. — В средней школе мы все время заявлялись на вечера выпускников. Возникал скандал, потому что им не слишком это нравилось. — Вам нравилось их расстраивать? — спрашиваю я, и он склоняет голову в сторону, чтобы не выдувать дым мне в лицо. — Да, было довольно забавно. — Люк высовывает сигарету в окно, касается подушечкой большого пальца кончика, и пепел вылетает наружу. — Парить мозг кому-то другому вместо того, чтобы его парили тебе. Такое ощущение, будто он загадал мне неразрешимую загадку, и я смотрю на Кайдена, чтобы тот объяснил. — Это довольно интересно, — подмигивая, обещает он мне. — Мы подумали, что сегодня вечером можно съездить к скале и что-нибудь на ней нарисовать. — Но уже поздно. — Я гляжу на ярко-красные цифры на часах, а потом на Сета. — Все нормально. — Сет сворачивает на узкую обочину дороги, которая жмется между двухэтажными кирпичными зданиями. По тротуару туда-сюда ходят люди. Большинство девушек одеты в открытые платья и туфли на высоких каблуках, а парни — в хороших джинсах и рубашках. Я гляжу на свои конверсы, черные узкие джинсы и облегающую белую футболку под расстегнутой курткой и чувствую себя раздетой и глупой. Сет сворачивает на небольшое парковочное место и втискивает в него машину. Она входит плотно, и мне приходится открывать небольшую щель и ловко выбираться. Люк опускает свое окно, высовывает голову, кладет руки на крышу и подтягивает тело через открытое окно. — Ты намного стройнее меня. — Он упирается мысками и спрыгивает на землю. — Моя дурацкая задница застряла бы в двери. Улыбаясь, я спереди обхожу машину, где меня ждет Сет с согнутым локтем. Возле улицы, прислонившись к фонарному столбу, стоит долговязый парень с болячками на лице и длинными черными волосами. Он оглядывает меня, отпивая из бутылки пиво, а когда убирает ее от губ, то от взгляда, который он бросает на меня, у меня по телу пробегает дрожь. — Привет, секси, — невнятно бормочет он, отходя от тротуара, а потом качнувшись назад. — Выглядишь сегодня чертовски хорошо. Я начинаю пятиться к машине, но пальцы Сета смыкаются вокруг моего локтя. — Ты говоришь это ей или мне, я просто не могу понять, — отшивает он его. Темные глаза парня становятся холодными, в них читается необходимое желание кого-то завоевать. Я и раньше видела такой взгляд и начинаю от него давиться, чувствуя, как мое тело заполняет отравляющее ощущение отвращения, недоверия и стыда. Пьяный перемещает свое тело вперед, покачиваясь в нашу сторону. — За это я надеру тебе задницу. Я дергаю Сета за руку, готовясь уже бежать, запрыгнуть в машину, закрыть все двери и сжаться на полу. — Пожалуйста, давай просто вернемся к машине, Сет. Рядом с нами встает Кайден, его пальцы касаются внутренней стороны моей руки, и глаза парня встречаются с его взглядом. Его плечи напрягаются, когда он останавливается, его ботинки шаркают по гравию тротуара. — Закрой свой чертов пьяный рот, разворачивайся и топай домой, — спокойно приказывает Кайден, указывая пальцем на улицу. Парень приоткрывает рот, но потом стискивает челюсти, когда замечает широкие плечи Кайдена и его рост. Он швыряет через улицу пивную бутылку, которая разбивается об асфальт, и нетвердой походкой тащится к углу здания. Мы с Сетом облегченно выдыхаем, наши глаза расширяются, когда мы потрясенно смотрим друг на друга. Сет поворачивается к Кайдену. — Ты как рыцарь в сияющих доспехах. Я улавливаю у Кайдена тонкий аромат мускуса и одеколона. С этих пор, где бы я ни ощутила его, я вернусь к этому мгновению – когда почувствовала себя защищенной. — Спасибо, — говорю я ему. Он улыбается, наклоняясь так, что его лицо оказывается рядом с моим. — Пожалуйста. Мы с Сетом направляемся по тротуару, позади нас — Люк и Кайден. Люк что-то шепчет Кайдену, а потом внезапно мы слышим хрип. Когда я разворачиваюсь, то Люк, согнувшись, прижимает руки к животу. — Чертов придурок, — рычит он и падает на колени. Я выпучиваю глаза, когда он выпрямляется и наступает на Кайдена с кулаками. Но тот ничего не делает, лишь стоит с мужественным выражением лица. — Боже мой! — кричу я, инстинктивно заступаясь за него, когда всплывают воспоминания того вечера, где отец избивал его. Люк выставляет руки перед собой и отступает от Кайдена. — Кэлли, мы просто дурачимся. — О, простите. — Я закрываю ладонью рот, чувствуя себя идиоткой. Тот пьяный парень слишком взвинтил мои нервы. Кайден бросает на Люка пронзительный взгляд и подходит ко мне. — Все в порядке, — осторожно говорит он. — Просто Люк достал меня кое-чем, поэтому я в шутку ударил его в живот. Все это шутка. Я высвобождаю воздух из своей груди. — Ладно, прости. Я просто подумала, что он хочет сделать тебе больно. — Тебе не нужно извиняться. — Он оглядывается на Сета, потом снова смотрит на меня и движется вперед, когда обнимает меня за плечо. Я напрягаюсь от его порывистого прикосновения и страха. Оно казалось более личным, чем когда мы забирались на утес, потому что ничто не имело смысла, кроме нашего прикосновения. Я обращаюсь к Сету за помощью, но тот говорит одними губами: «Расслабься и дыши». Я приказываю своему непредсказуемому сердцу заткнуться и, несмотря на то, что оно меня не слушает, умудряюсь так дойти с Кайденом, обнимающим меня за плечи, до двери клуба. Это что-то новое, свежее и необычное. Будучи чем-то незначительным, этот жест сам по себе важен и противоречив. Кайден Кэлли — самый скрытный человек из всех, кого я встречал, что говорит о многом, поскольку каждый раз, когда отец повышал голос, мы с братьями разбегались по дому и прятались, пока за нами охотились. Люк доставал меня по поводу того, что я пялился на ее зад, но я ничего не мог с собой поделать. Она такая миниатюрная, и то, как она раскачивает бедрами, очень пленительно и сексуально, хотя она, возможно, делает это неспециально. — У тебя будет куча неприятностей, — замечает Люк, когда мы идем немного позади них. Я перевожу взгляд с попы Кэлли и мрачно гляжу на Люка. — Почему? С осуждающим взглядом он показывает пальцем на Кэлли. — Из-за нее. Кто знает, что сделает Дейзи, если ты ей когда-нибудь изменишь. — Уйдет к следующему парню, который скажет, что у нее классные сиськи. — Я сую руки в карманы и обхожу столб. — Ладно, возможно, на этот счет ты прав, — говорит он и снова направляет палец на Кэлли. — Но ты знаешь, что сделает Дейзи с Кэлли, если узнает о том, что между вами что-то происходит? — Между нами ничего не происходит. — Пока что. Я удрученно качаю головой. — Она не такая. Она милая и... невинная. — Опасное сочетание для такого, как ты. — Он лезет за пачкой сигарет в передний карман. — Я всеми руками за то, чтобы ты нашел кого-то другого, потому что чертовски ненавижу Дейзи. Просто первый порви с ней и не впутывай в это Кэлли. Она кажется грустной. — Он с трудом сглатывает. — Она напоминает мне Эми. Эми — старшая сестра Люка, которая покончила с собой в шестнадцать лет. После ее смерти он больше уже не был прежним. Я даже не знаю, что такого произошло, что Эми опустилась на дно, что заставило ее покончить со своей жизнью. — Обещаю, что не собираюсь ни во что втягивать Кэлли. — Я пинаю ногой пустой стаканчик на дороге. — Просто думай своей головой, — усмехается он. — А не членом. Я двигаю рукой вбок, и мой локоть ударяет его в живот, достаточно сильно, чтобы его позлить, но не сделать больно. — Я не порву с ней, и между мной и Кэлли ничего не происходит. Хватаясь за живот, он издает хрип. Я уже готов засмеяться над ним, как в ужасе разворачивается Кэлли. Я чувствую себя придурком. Становится только хуже, когда Люк наступает на меня, а она вот-вот готова влезть между нами. Мне интересно, она подумала о той ночи, когда спасла меня, или она просто из тех девушек, которые хотят всех спасать. Мне хочется ее успокоить, поэтому я делаю то, чего не должен был. Я кладу руку ей на плечо, и ее мышцы так сильно напрягаются, что я волнуюсь, не рухнет ли она на землю. Это отличается от того, что было на утесе, потому что для этого нет никаких оправданий, но она все же позволяет мне так держать себя, пока мы не входим в клуб, а потом быстро отходит, когда музыка и дым поглощают нас. — Здесь так громко, — замечает она, пялясь на танцующих посреди помещения людей, раскачивающих бедрами и прижимающихся друг к другу своими потными телами. Неоновые огни мелькают на их возбужденных лицах, и ты практически как будто смотришь порно. Даже для нас с Люком это перебор, но мы все равно ищем свободный столик, проталкиваясь сквозь толпу людей. Сет и Люк тут же оживляются, как только мы устраиваемся в угловой кабинке. — Пойду за напитками, — говорит Люк, перебираясь к концу сиденья. — Поскольку только у меня есть удостоверение личности, если только у вас нет с собой своих. — Я же говорил тебе, что мой отец нашел его, пока мы собирали вещи. — Я беру с середины стола меню. — Он его разрезал. Через стол на меня глядит Кэлли. Я открываю меню, чтобы избежать ее пристального взгляда. — Что мы хотим заказать? Возьмем закуски или что-нибудь еще? — Мне нужно в комнату для девочек, — объявляет Сет, и Кэлли хихикает над ним. — Кэлли, пошли со мной. Она берет его за руку и без вопросов следует за ним. Почесывая голову, я остаюсь один. Она так сильно ему доверяет, и так мало — всем остальным. На краткий миг я представляю, каково это кому-то, как она, поверить мне, но внутри меня заперто слишком много извращенных секретов, чтобы такое когда-либо произошло. Кэлли — Господи Иисусе. — Как только мы оказываемся в уборной, Сет разворачивается и упирает руки в бедра. — Это было невероятно сексуально. Я включаю кран и подставляю руки под теплую воду. — Что именно? Он подходит ко мне, ловя мой взгляд, когда осуждающе откашливается. — То, как он подошел, чтобы спасти нас. Я выключаю воду и машу рукой перед устройством с бумажными полотенцами. — Это было очень мило с его стороны. — Кэлли Лоуренс, ты позволила ему обхватить себя рукой, — говорит он. — Это было более чем мило с твоей стороны. Боже, я так ревную. Я хватаю бумажное полотенце и провожу по рукам. — На минуту он заставил меня почувствовать себя под защитой, — признаюсь я, бросая полотенце в мусорное ведро. — А для тебя это большой шаг, — говорит он. Я много раз киваю головой. — Я знаю это. Его губы расползаются в огромную ухмылку. — Пойдем повеселимся? Дверь одной из кабинок открывается и, заправляя рубашку в джинсы, выходит женщина лет сорока. Ее сильно подведенные глаза опускаются на Сета. — Это женский туалет. — Она указывает пальцем на дверь. — Читать не умеешь? — А ты не видишь, что все в этом клубе на двадцать лет моложе тебя? — парирует Сет, отворачиваясь к зеркалу. Мизинцем он поправляет челку. — А теперь прошу извинить нас, мы собираемся повеселиться. Он хватает меня за руку, и я одариваю женщину виноватой улыбкой прежде, чем спотыкаясь о собственные ноги, поспешить за Сетом. Он ударяет по двери, открывает ее толчком и выводит нас наружу. Когда его пальцы покидают мою руку, на меня тут же обрушиваются дым и шум. — Ты посмотри на нее, — говорит он, хлопая по карману в поисках сигарет. — Вот сучка! Я не спорю с ним. Он склонен относиться ко всем как к равным. — Думаю, ты забыл свои сигареты на столе, — говорю я ему. Мы огибаем танцпол, где играет какая-то эротическая песня. Люди блуждают руками друг по другу, прижавшись кожа к коже, и от одного этого зрелища у меня начинает болеть голова. На столе стоят четыре рюмки, заполненные прозрачной жидкостью. А рядом с каждой рюмкой — стакан повыше с коричневатой жидкостью и плавающим на поверхности кусочком лимона. — Я не знал, кто что будет пить, — объясняет Люк, когда Сет поднимает рюмку на уровень глаз и смотрит сквозь искажающее стекло. — Поэтому я заказал рюмки водки и Лонг-Айленд айс ти[4]. Так что у нас есть крепкие и не очень крепкие напитки. Уголком глаза Сет смотрит на меня. — Мне подходит. — Он поднимает стопку в воздухе. — Нужно сказать тост? Я переключаю свое внимание на танцпол, так что меня не будут изучать, и наблюдаю за скачущей девушкой, поднимающей в воздух руки и пытающейся удержать равновесие на своих ногах в виде неоново-розовых силуэтов. Парень рядом с ней качает головой и смеется. — Кэлли, ты слышала, что сказал тебе Люк? — долетает до меня обеспокоенный голос Сета. Отрывая взгляд от танцпола, я сосредотачиваюсь на налитых кровью глазах Сета и маленькой стопке в руке. — Нет, а что? — Он хотел узнать, ты присоединишься к нам? — с настойчивым взглядом спрашивает он. Я качаю головой. — Не думаю. Люк шлепает ладонью по столу, и от вибрации опрокидываются солонка с перечницей. — Существует неписаное правило, которое гласит, что ты должен говорить тост, если тебя просят. Я ставлю обратно солонку и перечницу и стряхиваю остатки соли со стола. — Кому-то придется везти нас всех домой. — Поймаем такси, — предлагает Люк. — Легко решаемо. Я гляжу на стоящий передо мной алкоголь, размышляя, что в этом такого, потому что от пива я ничего не ощутила. — Но тогда ты не сможешь пойти расписывать скалу. Кайден направляет в адрес Люка предупреждение: — Оставь ее в покое, ладно? Если она не хочет, то не должна пить. Поставив стакан, в разговор вмешивается Сет: — Мы можем попросить таксиста высадить нас, а потом забрать. — Он наклоняется и складывает ладони рупором у моего уха. — Если ты хочешь, то просто делай. Подними стакан и повеселись хотя бы раз в своей жизни, но если ты действительно не хочешь, то покачай головой. Мои волосы распущены, я позволяю Кайдену дотрагиваться до меня и сижу в месте, взрывающемся от сексуального напряжения. Это самая трудная ночь, которая когда-либо была у меня, по сравнению с моими страхами, поэтому я обхватываю пальцами стакан и поднимаю перед собой. — К черту, — говорю я сквозь музыку. — Поймаем такси. Сет хлопает в ладоши и хватает стопку. — Да, черт возьми! Кайден смеется над Сетом, а потом наклоняется через стол ко мне. — Ты уверена, что все нормально? Тебе не обязательно это делать. Я с уверенностью киваю. — Со мной все в порядке. Обещаю. Сет поднимает руку так, что его стакан находится прямо над центром стола, под потолочным плафоном. — До дна. Люк поднимает руку, за ним — Кайден, потом — я. — Никто не хочет сказать что-нибудь умное? — спрашивает Сет. — Для этого и существуют тосты. Люк наклоняет голову в сторону, постукивая пальцами по столу. — За возможность уехать. Сет улыбается мне. — За согласие. Опустив веки, Кайден закусывает нижнюю губу. — За ощущение себя живым. Три пары глаз обращаются ко мне, когда в поисках поддержки я гляжу на Сета. — Это твои мысли, Кэлли, — говорит он мне. — Что бы ты ни хотела сказать, просто скажи это. Я делаю вдох и постепенно выдыхаю. — За возможность дышать. Между мной и Кайденом возникает момент, когда наши фразы совпадают. А потом мы вчетвером чокаемся стаканами. — Черт. — Сет разливает немного водки себе на ладонь и слизывает ее. Запрокидывая голову назад, он выпивает все одним залпом. Потом хлопает стопкой о стол и показывает на нее. — Я уже готов ко второму раунду. Кайден смотрит на меня, когда подносит стопку к своим губам, выгибает шею назад и заглатывает все содержимое. Я рассматриваю мышцы на его шее, когда они двигаются, проглатывая спиртное. Он поднимает голову и с прикованным ко мне взглядом облизывает губы. Глубоко вздохнув, я подношу к губам край рюмки, и мой нос обжигает зловонный запах, когда я откидываю голову назад и проглатываю напиток. Обжигающая жидкость скользит по горлу, и жар практически невыносим. Убирая стопку от губ, активизируется мой рвотный рефлекс, и я давлюсь от ожога, но держу губы сжатыми, с трудом проталкивая алкоголь обратно. Плечи поднимаются, когда с моих губ срывается сдавленный звук. — Тебя сейчас вырвет? — удивляется Люк, опуская свой стакан на стол. Сет легонько хлопает меня по спине. — Ты в порядке? — Да, в порядке, — кашляю я, прижимая ладонь к груди. — Кэлли в этом – новичок, — объясняет Сет, делая глоток Лонг-Айленда. — Ты никогда раньше не пила? — изумленно смотрит на меня Кайден. — Правда? Я чувствую себя глупо, пожимая плечами. — Нет, по крайней мере, ничего настолько крепкого. — Тогда почему сегодня ты решила выпить? — спрашивает он, выглядя виноватым. — Мы слишком сильно на тебя давили? — Нет, мне хотелось попробовать. Я вытираю губы тыльной стороной ладони. Он хмурит брови, и на губах появляется намек на улыбку. — Это было в твоем списке? — Что? — восклицает Сет, перекрикивая музыку и шлепая рукою по столу. — Ты рассказала ему про список? — Я рассказала ему кое о чем из списка, — объясняю я, помешивая трубочкой напиток и наблюдая за тем, как в стакане кружится лимон. Когда я выглядываю из-за волос, то Кайден с любопытством рассматривает меня. — Какой список? — Люк обхватывает губами трубочку и отпивает свой коктейль. Мы с Сетом обмениваемся взглядами, а потом он руками сгоняет меня с места. — Как насчет того, чтобы потанцевать? — Идет. Только не делай больше тех странных движений. В последний раз я упала на задницу. — Я поправляю футболку на животе, когда поднимаюсь на ноги. Положив руку мне на поясницу, Сет направляет нас к танцполу. Такое он проделывал со мной уже пару раз, поэтому понимает, что его ждет: множество паники и приставучести. Он выбирает участок на другой стороне танцпола, где меньше людей, а атмосфера спокойнее. Из колонок играет медленная песня, огни перестают мерцать, переходя на бледное свечение. Под ними Сет выглядит призрачно бледным, а его карие глаза кажутся черными, когда он кладет мне руки на бедра. — Прости, если я надавил на тебя слишком сильно, малышка, — шепчет он. — Мне очень жаль. Я тянусь к его плечам и встаю ближе к нему так, что наши мыски соприкасаются. — Ты не давил на меня, хотя и мог бы предупредить, что будет так сильно жечь. Тогда я бы не пыталась сильно кашлять и выглядеть полной идиоткой. — Поверь мне, никто из них не считает тебя идиоткой. — Он смеется, как будто знает какой-то секрет. — Не хочу потерять все то доверие, что обрел с тобой. — Ты ничего не потерял. — Медленно двигаясь, я сжимаю его плечи кончиками пальцев, когда парень в фетровой шляпе врезается в мою спину. — В тот день, когда ты рассказал мне все свои тайны, я поняла, что мы станем друзьями навсегда. Ты самый храбрый человек, которого я когда-либо знала. Он светло улыбается и притягивает меня ближе. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Прекрасно, — говорю я ему и прижимаюсь к нему щекой. — Хотя я немного сомневаюсь по поводу того, идти ли с ними на утес. — Люди все время ходят туда. Мы не будем единственными. Ты должна перестать считать каждого парня похожим на него, иначе он все время будет тобой владеть. Я выдыхаю. Он прав. Мне нужно отпустить свои страхи и избавить свой мозг от парня, который вселил их в него. Но как мне отпустить единственного человека, удерживающего огромную часть меня? Кайден Я не могу оторвать глаз от танцпола. Даже когда у меня в кармане вибрирует телефон, я засовываю в него руку и отключаю звонок. — Не делай этого. — Люк вылавливает из своего напитка кусочек льда и закидывает его в рот. — Не делать чего? — отвлекшись, спрашиваю я, у меня глухо стучит сердце, когда Кэлли откидывает голову назад и смеется. Вдруг меня сбоку по голове бьет рука, и я тут же вскидываю свою. — Эй, за что это, черт возьми? — Это расплата за то, что ты ударил меня тогда на обочине, — говорит он, и его взгляд блуждает по девушке с длинными рыжими волосами, проходящей у нашего столика в коротком черном платье. — А еще это был способ отвлечь тебя от действительно глупого поступка. — Все не так, как ты думаешь, — говорю я. — Я просто смотрел, как танцуют люди. Он закатывает глаза. — Сделай одолжение — отправь Дейзи сообщение, что ты ее бросаешь. А потом можешь делать все, что угодно. — Хочешь, чтобы я бросил ее в сообщении? — Как будто тебя это волнует. Тебе на нее наплевать, даже когда ты говоришь ей, что любишь. — Чем она так тебе не угодила, кроме того, что вечно тебя раздражает? Он швыряет трубочку на стол, хватает стакан и вливает в себя остатки Лонг-Айленда. — Пойду принесу еще напитки. Я отпускаю его, а потом начинаю залезать обратно в кабинку, но мои глаза снова находят Кэлли. Она улыбается, когда разговаривает с Сетом. Я никогда не был так счастлив по какому-либо поводу. Для меня это не имеет смысла, и, возможно, поэтому меня так к ней тянет. И хотя я не должен, но двигаюсь через танцпол, уворачиваясь от танцующих парочек и задев по пути несколько девчонок. Первым меня замечают глаза Сета, а потом он что-то шепчет Кэлли на ухо. Повернув голову, она смотрит на меня, ее веки слегка приподнимаются. Из-за туманных огней ее зрачки кажутся огромными, кожа бледной, а волосы мягкими. — Не возражаете, если я вмешаюсь? — сквозь музыку спрашиваю я. Сет отпускает ее бедра. — Будь моим гостем. Он подмигивает Кэлли и идет в обратном направлении от танцпола, повернув у края, где смыкается толпа. Взгляд Кэлли задерживается там, где он исчез, плечи напрягаются, а пальцы впиваются в ладони. Я приближаюсь губами к ее уху. — Можешь не танцевать со мной, если не хочешь. Ее плечи резко взлетают вверх, и она разворачивает свою маленькую фигурку ко мне лицом. Ее взгляд скользит по моим ногам, животу, и от этого я чувствую себя неловко. Она знает, где спрятаны мои шрамы, и она из тех людей, которые размышляют. — Все в порядке. Давай потанцуем. То, что она нервничает, проявляется в ее дрожащем голосе. Я протягиваю руку, и она колеблется, прежде чем положить свою ладонь поверх моей. Сжимая пальцы вокруг ее руки и не отрывая от нее взгляда, я медленно привлекаю ее тело к себе. Она беспомощно смотрит на меня, будто молит, чтобы я не делал ей больно. Происходящее возвращает меня в то время, когда я был маленьким, а отец разъярился на меня за то, что я уронил с полки вазу. Он наступал на меня с ремнем в руке и яростью в глазах, когда я нырнул под стол в попытке спрятаться. Порезы с предыдущего раза еще не зажили, и мне оставалось лишь надеяться, что он меня не убьет. — Можно я положу руку тебе на бедро? — спрашиваю я, и она кивает. Пальцами я скольжу по ее талии, и ее глаза немного расширяются, особенно, когда другую руку я кладу ей на бедро. Я прислушиваюсь к тому, как в груди колотится мое сердце, громче музыки. Я чувствую то, чего не испытывал раньше, и должно быть увяз по уши. Что, если я продолжу узнавать ее, и чувства усилятся? Я не имею дела с чувствами. Она слегка расслабляется, когда ее руки скользят по моей груди и обвиваются вокруг шеи, голова отклоняется назад, чтобы она могла смотреть на меня. — Вообще-то я не люблю танцевать, — признаюсь я. — Боюсь еще с детства. Уголки ее губ дергаются вверх. — Почему? Мягко впиваясь пальцами в ее бедра, я притягиваю ее ближе к себе так, что наши ноги касаются друг друга, и чувствую тепло ее дыхания у себя на шее. — Когда мне было десять, моя мама была одержима танцами и брала уроки по всем видам танцев, а когда она тренировалась дома, то любила использовать меня с братьями в качестве партнеров. С тех пор я ненавижу танцевать. Она улыбается. — Как мило, что ты танцевал со своей мамой. Мои пальцы медленно передвигаются по ее спине и касаются полоски кожи между джинсами и краем футболки. — Только не рассказывай об этом никому. Я должен поддерживать репутацию. По крайней мере, мне приходилось так делать у себя дома. Здесь я в этом не уверен. Ее улыбка становится шире, когда голова подается вперед, и пряди волос образуют завесу вокруг лица. — Пусть это будет нашим маленьким секретом. Я тихо смеюсь, когда она снова смотрит на меня. Она кажется счастливой. Когда музыка переходит на радостный ритм, я решаю покрасоваться, лишь бы сохранить ее улыбку. — Тогда держись, — предупреждаю я. Она закусывает губу, и мое сердце сжимается от желания поцеловать ее. Вдруг я не могу решить, оставить ли ее на танцполе или продолжить выпендриваться. Отстранив ее от себя, я скольжу ладонью по ее руке, пока наши пальцы не переплетаются. Ее глаза расширяются, когда я, закручивая, резко дергаю ее к себе, пока ее тело не сталкивается моим. Губы Кэлли находятся в нескольких сантиметрах от моих, а вздымающаяся грудь касается моей груди. — Хочешь еще? — низким голосом спрашиваю я, надеясь вызвать у нее дрожь. Она не дрожит, но кивает, ее голубые глаза блестят от волнения. Моя ладонь властно скользит вниз по ее спине, чувствуя сквозь тонкую ткань футболки жар ее кожи. Я вытягиваю ее руку вперед, а тело наклоняю назад. Ее волосы свисают к полу, спина выгибается, и мне прекрасно видна ее грудь и полоска кожи, выглядывающая из-под края футболки. Глубоко вздохнув, я провожу руками по ее спине, и она снова стоит прямо передо мной, прижимаясь ко мне грудью. — Об этом тоже никому не говори, — шепчу я ей на ухо, обнимая руками за талию. — Хорошо, — задыхаясь, говорит она, ее пальцы цепляются за мои лопатки. Я продолжаю двигаться с ней в объятьях до конца песни, а потом мы выпускаем друг друга и возвращаемся к столу, как будто ничего не произошло. Хотя что-то произошло, но я не знаю, стоит ли это развивать или мчаться со всех ног.
Глава 5
*** Как только мы возвращаемся в общежитие, Кайден уходит, даже не попрощавшись. Внутри у меня все сжимается от боли и окончательно сбивает с толку. — Что между вами произошло? — спрашивает Сет, когда я прикладываю карточку и открываю дверь в свое общежитие. Я пожимаю плечами и вхожу внутрь. — Наверно, все это, потому что я упомянула дом для бильярда. Даже не знаю, почему я заговорила о нем. В свете ламп у него красные глаза, когда мы идем по коридору к лифтам, расположенным рядом с холлом. — Это потому что сегодня ты не мыслила ясно. Я поворачиваю направо, а нам навстречу по коридору идут два огромных парня в футбольных кофтах. — Я знаю. Быть пьяной — странно. Он накрывает рот ладонью, чтобы заглушить смех. — Боже мой. Я тебя так люблю. Особенно, когда ты говоришь подобные вещи. — Какие? Он качает головой, все еще улыбаясь, когда мы заходим в лифт. — Никакие. Не важно. Хотя я умираю от любопытства узнать, почему у тебя зеленый ботинок. Я вытягиваю голову, чтобы посмотреть через плечо на пятку своего кроссовка, а он нажимает кнопку моего этажа. — Я наступила на один баллончик с краской, когда мы с Кайденом боролись за другой. — Как бы мне хотелось это увидеть. — Я и не сомневаюсь. Двери лифта открываются, и мы поворачиваем в коридор, останавливаясь в самом конце у моей двери. С другой стороны слышится хихиканье и стук, а в воздухе пахнет дымом. Сет развязывает красный шарф на дверной ручке и держит его перед моим лицом. — Это для чего? — Это значит, что я не могу войти внутрь. — Я забираю у него шарф, вешаю его на дверную ручку и устало вздыхаю. — Я так устала. — Она занимается сексом, что ли? Мою кожу обдает теплом. — Не знаю... наверно. Его пальцы обхватывают верхнюю часть моей руки, и он тащит меня к лифтам. — Пошли, уложим тебя спать. Я тороплюсь за ним. — Куда мы идем? — Спать. Когда мы доезжаем до нижнего этажа, он уводит нас из шумного холла и направляется на улицу, а потом заворачивает за угол к своему зданию. — Будешь спать в моей комнате. Все равно моего соседа никогда нет, поэтому я займу его кровать, а ты можешь спать на моей. Мне хочется его обнять, но я боюсь, что, если отпущу его, то упаду от навалившейся на меня сонливости. — Спасибо. Я так устала. Когда мы подходим к его двери, он набирает код, чтобы открыть дверь, и заводит меня внутрь, включая свет. Кровать его соседа пустует и завалена грязным бельем. Со стороны Сета царит порядок, за исключением рядов пустых банок из-под энергетических напитков на компьютерном столе — Сет одержим энергетическими напитками. — Он никогда здесь не спит? — спрашиваю я, пиная ногой пустую банку из-под содовой. Он качает головой и скидывает с себя куртку. — Думаю, он меня боится. Я надуваю губы, складывая руки в рукавах рубашки Кайдена. — Мне жаль. Не знаю, насколько это важно, но он дебил. — Не нужно сожалеть, малышка. — Он вытряхивает мелочь и кошелек из карманов и складывает их на комоде рядом с лампой. — Ты самый понимающий человек из всех, кого я встречал. Он начинает расстегивать рубашку, и я обнимаю его руками. — А ты самый замечательный человек на свете. Смеясь, он хлопает меня по голове. — Ага, посмотрим, будешь ли ты так же думать, когда утром испытаешь свое самое первое похмелье. Я с радостью плюхаюсь на его кровать. Взбив подушку, я поворачиваюсь на бок и гляжу на фотографию его и парня с темными волосами и ярко-голубыми глазами. — Сет, это он? На той фотографии. На ответ у него уходит минута. — Да, это он. Его зовут Брайден. Брайден похож на футболиста: сильные плечи, поджарая грудь и рельефные руки. Одной рукой он обнимает Сета за плечи. Они выглядят счастливыми, но в глубине души один из них — нет. Один из них выдаст другого, когда слухи об их любви, словно рой пчел, начнут разноситься по всей школе. Один из них будет смотреть, как другого избивают. Мне хочется спросить, почему он сохранил фотографию — почему она висит на стене, — но ему неловко об этом говорить. Он выключает свет на другом конце комнаты, кровать скрипит, когда Сет ложится. Между нами повисает тишина, и я сворачиваюсь калачиком, уткнувшись лицом в подушку и закрыв глаза. — Можно тебя кое о чем спросить? — вдруг спрашивает Сет. Мои веки открываются. — Конечно. Он медлит. — Тебе когда-нибудь снятся кошмары о том, что с тобой произошло? Я зажмуриваю глаза, вдыхая аромат рубашки Кайдена. — Все время. Он делает выдох. — Мне тоже. Похоже, я не могу от них избавиться. Каждый раз, когда я закрываю глаза, то вижу только ненависть на их лицах и надвигающиеся на меня кулаки и ноги. Я с трудом сглатываю. — Иногда, клянусь, я до сих пор чувствую его запах. — Я чувствую запах грязи и вкус крови, — шепчет он. — И чувствую боль. Он затихает, и меня накрывает необходимость его утешить. Я переворачиваюсь на бок, встаю с кровати и опускаюсь на матрас рядом с ним. Он поворачивается ко мне, его лицо — лишь очертание в лунном свете. — Может, сегодня нам не будут сниться кошмары, — говорю я. — Может, все будет по-другому. Он вздыхает. — Я очень на это надеюсь, Кэлли. Правда, надеюсь. На минуту во мне загорается надежда. Ночь была отличной, и я чувствую, что все возможно, но потом я закрываю глаза, и все это ускользает от меня.
Глава 6
№ 8 . Брось себе вызов Кайден После поездки к скале я возвращаюсь в общежитие, отчаянно желая сбежать от всех нахлынувших чувств. Ванная занята, поэтому в итоге я ложусь в кровать и пялюсь в потолок, а по стеклу барабанит дождь. В другом конце комнаты храпит Люк, уткнувшись лицом в подушку. С испаряющимся из организма алкоголем меня захлестывает каждая эмоция, словно поток из иголок. Поэтому мне приходится их отключать. Это единственный известный мне способ жить. Я переворачиваюсь на бок, поднимаю кулак и со всей силой долблю им по изголовью кровати. Костяшки пальцев трещат, и Люк вскакивает с постели. — Что это было? — он хлопает глазами и оглядывает комнату, когда за окном мерцают серебряные вспышки молний. — Гром, — вру я и отворачиваюсь, закрывая глаза и прижимая к груди руку, в которой взрывается жгучая боль. Несколько минут спустя я проваливаюсь в глубокий сон. *** — Нечего сидеть здесь всю ночь в одиночестве, — говорит Люк, идя через комнату к маленькому холодильнику в углу. Он достает пиво и откупоривает банку. — С церемонии вручения дипломов с тобой творится что-то странное. Я ложусь на диван, снова и снова сгибая и разгибая руку и глядя на то, как по ней тянутся вены. — Я просто немного переживаю об отъезде. — Честно говоря, мне просто не по себе от жизни. Я хочу уехать, поступить в колледж, стать свободным, но сама идея оказаться в окружении вещей, которых я не понимаю, меня чертовски пугает. — Тебе нужно бы переспать с кем-нибудь, но не с Дейзи. — Он открывает дверь, и в комнату вплывает музыка сверху. — Чем я и собираюсь заняться. — Он закрывает дверь и оставляет меня одного во власти моих собственных мыслей. Он прав. Мне просто нужно пойти наверх и трахнуть первую попавшуюся девчонку. Это лучший способ провести время и прожить жизнь, но я не могу перестать думать о руке и своем чертовом будущем. В конце концов, я поднимаюсь с дивана. Иду к стене, поглядывая на дверь. А потом поднимаю кулак и бью в стену так сильно, как только могу. Гипсокартон и краска крошатся, а кожа чуть сдирается, но мне этого недостаточно. Я бью ее снова и снова, образовывая дыры в стене, но практически не причиняя вреда руке. Мне нужно что-то тверже — кирпич. Я поворачиваюсь к двери, но она распахивается, и входит отец. Он бросает взгляд на дыры в стене, а потом на мою разбитую руку, заливающую кровью ковер. — Что с тобой такое, черт возьми? — он качает головой и идет ко мне, глядя на куски гипсокартона и краски на полу. — Понятия не имею. Я прижимаю руку к груди, поспешно его обхожу и вылетаю из комнаты. Внутри дома люди смеются, кричат, подпевают музыке, и в темноте мерцают огни. Я иду на задний двор, слыша, что он следует за мной по пятам, зная, что он догонит меня и что он зол как черт. — Кайден Оуэнс, — приказывает он, бросаясь передо мной и тяжело дыша, его глаза полны ярости. От его дыхания разит виски, а ветер повсюду разбрасывает листву. — Ты специально пытался повредить руку? Я ничего не отвечаю и поворачиваю к бильярдному домику, не понимая, куда иду, но зная, что мне нужно двигаться. Я только добираюсь до двери, как он хватает меня за локоть и разворачивает. — Объяснись. Сейчас же. Я безучастно смотрю на него, и он начинает на меня орать, говоря мне, какой я неудачник, но я едва его слушаю. Я вижу, как двигаются его губы, и жду. Проходят секунды, и его кулак сталкивается с моим лицом, но я почти ничего не чувствую. Он снова и снова ударяет, его глаза выражают пустоту. Я падаю на землю, и он со всей силой пинает меня, чтобы я встал. Но я не встаю. И не уверен, что хочу. Может, пришло время, чтобы все закончилось, хотя и заканчиваться-то особо нечему. В груди медленно колотится сердце, и я задаюсь вопросом, почему оно не реагирует. Никогда. Не мертво ли оно? Может быть. Может, мертв я сам. И вот из ниоткуда, из-за спины отца, вдруг появляется девушка. Маленькая и испуганная, каким должен быть я сам. Она что-то говорит отцу, а когда тот смотрит на нее, мне кажется, что она сейчас убежит. Но она остается со мной, пока он не уходит. В недоумении, потеряв дар речи, я сижу на земле, потому что все должно быть не так. Обычно люди уходят, делая вид, что ничего не было, и находя странные отговорки. Ее зовут Кэлли, и я знаю ее по школе. Она стоит надо мной и с ужасом в глазах смотрят на меня. — Ты в порядке? В первый раз меня об этом спрашивают, что сбивает меня с толку. — В порядке, — отвечаю я резче, чем намеревался. Она поворачивается, чтобы уйти, но я не хочу. Я хочу, чтобы она вернулась и объяснила, зачем это сделала. Поэтому я спрашиваю, а она отвечает, но как-то бессмысленно. В итоге я отказываюсь от попытки понять и прошу ее принести мне аптечку и пачку со льдом. Я захожу в бильярдный домик и снимаю рубашку, стараясь вытереть кровь с лица, но выгляжу все равно дерьмово. Он ударил меня по лицу — такое случается редко, только когда он по-настоящему зол. По возвращении Кэлли нервничает. Мы едва говорим друг с другом, но потом мне приходится просить ее о помощи открыть аптечку, потому что моя рука не работает. — Тебе действительно нужно наложить швы, — говорит мне она. — Или у тебя будет шрам. Я пытаюсь не засмеяться. Швы не помогут. Они лечат кожу, порезы, раны — все, что снаружи. А у меня все сломано внутри. — Шрамы я могу пережить, особенно те, что снаружи. — Мне кажется, что нужно, чтобы твоя мама отвела тебя к врачу, а потом ты мог бы рассказать ей, что произошло, — не сдается она. Я отматываю небольшой кусок марли, но только одной рукой, поэтому как болван ее роняю. — Этого никогда не случится, а даже если и да, то это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Кэлли поднимает марлю, и я жду, что она отдаст ее мне, но она заматывает мне руку. Она кладет ее поверх моих ран, осматривая шрамы, отмечая их неправильность. В ее глазах мелькает какое-то узнавание, будто внутри нее самой что-то сидит. Интересно, я выгляжу так же? Впервые за долгое время сердце начинает громко колотиться в груди. Сначала стук неуловим, но чем дольше ее пальцы задерживаются на моей коже, тем более оглушительно он звучит, что я больше ничего не слышу. Я пытаюсь не паниковать. Что такое с моим сердцем? Она отступает с опущенной головой, будто хочет спрятаться. Из-за заплывшего глаза мне едва видно ее лицо, но мне хочется его видеть. Я чуть не протягиваю руку, чтобы коснуться ее, но она уходит, пару раз проверив, что со мной все хорошо. Я делаю вид, что мне все равно, но сердце все колотится, громче, громче и громче. — Спасибо, — говорю я. За все: за то, что не позволила меня избивать, что вступилась. — За что? Я все равно не могу выговорить. Потому что не совсем уверен, что чувствую благодарность. — За то, что принесла мне аптечку и лед. — Не за что. А потом она выходит за дверь, и снова воцаряется тишина. *** На следующую неделю мою руку пришлось забинтовать, тренер постоянно пилил меня, потому что она мешала мне играть. Все складывалось не так хорошо, как я планировал. Я думал, что, наконец, убрался подальше от дома, что пережил овладевший мною мрак, но я ошибся. Прошла неделя с тех пор, как Кэлли написала те прекрасные слова на скале. Они значили для меня гораздо больше, чем она сама осознавала. Или, может, она это понимала, и поэтому мне нужно было отступить. С такой эмоцией я не мог справиться. К концу недели я чувствую себя совсем подавленным, и мое тело расплачивается за это. Я лежу в постели, собираюсь пойти на занятия, когда Дейзи присылает мне очень мутное сообщение. Дейзи: «Привет, думаю, нам нужно встречаться с другими людьми». Я: «Что? Ты пьяна, что ли?». Дейзи: «Нет. Я абсолютно трезва. Просто мне скучно и уже надоело все время быть одной. Мне этого мало». Я: «Пока я в колледже, я не могу дать тебе больше». Дейзи: «Значит, ты не любишь меня так сильно, как я думала». Я: «Что ты хочешь, чтобы я сделал? Бросил учебу?». Дейзи: «Я не знаю, чего хочу, но не этого». В этот же момент я получаю еще одно сообщение и переключаюсь на него. Люк: «Я только что получил сообщение от Ди Мэна, и он написал, что, похоже, Дейзи изменила тебе с Ленни». Я: «Ты вообще серьезно? Ленни?». Люк: «Да, он сказал, что это произошло на вечеринке у Гэри по случаю нового учебного года, или как он там называет эту фигню». Я: «Эта вечеринка была еще до того, как она приезжала ко мне». Люк: «Ага... Знаю. Мне жаль, приятель». Я: «Да. Пока». Я выключаю телефон, даже не собираясь отвечать Дейзи. На самом деле, я не слишком-то расстроен, хотя и должен. Я должен быть зол, но я чувствую пустоту. На паре по ораторскому искусству я слушаю, как девчонка выступает с речью о правах женщин. Я делаю кое-какие записи, но в основном пялюсь в окно. Я гляжу на футбольный стадион вдалеке, жалея, что не могу наворачивать круги и выпускать накопившуюся энергию. Вдруг я вижу идущую по лужайке Кэлли с сумкой на плече. Она говорит по телефону, ее волосы распущены, а ноги движутся торопливо. На ней черные спортивные брюки и толстовка. Она пересекает парковку и что-то выкрикивает, когда на тротуаре появляется Люк и направляется к ней. Он прихрамывает и оглядывается по сторонам, будто делает что-то неправильное. Они встречаются под большим дубом, где свалены листья. Кэлли что-то говорит, а потом протягивают Люку свой телефон. Она убирает прилипающие к губам волосы, а Люк жмет какие-то кнопки на телефоне. Когда он что-то говорит, она смеется, и я озадаченно почесываю голову. Он возвращает ей телефон, они на прощание машут друг другу и расходятся в противоположные стороны. Кэлли исчезает между рядом машин на парковке, а Люк ковыляет к задней части школы. Он никогда не упоминал, что общается с ней. Почему он с ней общается? И какого фига меня это так беспокоит? Потянувшись к карману, я достаю телефон и снова его включаю. Я: «Почему ты только что разговаривал с Кэлли?» Люк: «Ты вообще где? Я тебе писал, черт возьми, а потом ты вдруг вырубил телефон». Я: «На паре... Я видел тебя в окно». Люк: «Ладно... Какое вообще значение имеет, что мы делали?». Я: «Никакое. Просто спрашиваю». Люк: «Мы просто разговаривали. Мне пора. Урок уже начинается». Меня это сводит с ума, хоть и не имеет смысла. Меня больше должен расстраивать тот факт, что спустя три года моя девушка бросила меня, но все это лишь небольшое затруднение по сравнению с тем, что Кэлли и Люк могли встречаться. В конце концов, я устраиваю целое представление, выскочив из-за стола и вылетев из класса прямо посреди речи бедной девушки. Я вылетаю из дверей, и солнечный свет ослепляет меня, когда я направляюсь в сторону скамеек во дворе. Опустившись на одну из них, я обхватываю голову руками и делаю глубокий вдох. Я не могу так ни на кого реагировать. Никогда. Таково мое правило. Никого не втягивать в свои проблемы. И Кэлли — последний человек, на чьи плечи это нужно взваливать. Чем дольше я сижу, тем в большее волнение прихожу. Единственный способ решить проблему — это разобраться в том, что происходит. Я пишу Люку и спрашиваю у него, можно ли одолжить его грузовик. Он отвечает согласием, но чтобы я вернул машину к двум часам, потому что ему нужно куда-то съездить, и сообщает, что ключи лежат на комоде. Я еду к спортзалу, где Кэлли по ее словам занимается кикбоксингом. Она была одета как для занятий, так что я предполагаю, что она отправится туда, хотя по приезду не могу решить, хочу ли я оказаться правым насчет своего предположения. Я выбираюсь из грузовика и гляжу на небольшое кирпичное здание. — Какого черта я здесь делаю? — бормочу я себе под нос, возвращаясь к грузовику. И в этот момент несколькими рядами дальше из машины выскакивает Сет. С озадаченным выражением лица он машет мне сигаретой в руке. — Привет. Я огибаю грузовик спереди и подхожу к нему. — Ты занимаешься спортом? Он оглядывает свои джинсы и застегнутую на все пуговицы рубашку. — Не-а, просто пришел составить Кэлли компанию. Я киваю, чувствуя себя полным идиотом, потому что пришел сюда. С каких это пор я бегаю за девчонками? — Понятно. Он кидает сигарету на асфальт и мыском ботинка тушит ее. — А ты почему здесь? — Он осматривает мои темные джинсы и клетчатую рубашку. Я пожимаю плечами. — Понятия не имею. Правда. Он указывает пальцем на стеклянные двери спортзала. — Кэлли внутри. Уверен, она с удовольствием с тобой пообщается. Я щелкаю костяшками пальцев, даже теми, что перевязаны. Больно, но так я успокаиваюсь. — Ладно, зайду с тобой на минутку. Он усмехается, мы обходим машины и направляемся к входу. В здание заходит крупный парень с сумкой на плече, и Сет придерживает для него дверь. — Могу я спросить, что произошло? — он кивает головой в сторону моей руки, когда мы входим внутрь. Я поднимаю перед собой забинтованную руку. — Повредил на тренировке. — Фигово. Он ведет нас мимо беговых дорожек туда, где сложены маты. В помещении воняет солью и потом, и слышится лязг силовых тренажеров. Из колонок доносится бодренькая музычка, помогающая качаться. Возле матов Кэлли пинает свисающую с потолка грушу. Мне не нравится та радость, которую я и мое тело излучают при встрече с ней. Эмоции и желание накрывают меня волной. Без кофты она подпрыгивает на цыпочках. На ней майка, а волосы убраны назад. Самое большое количество кожи, которое я видел у нее, и мне нравится этот вид: веснушки на плечах, изгиб шеи, ключицы. Облегающие штаны позволяют мне лицезреть ее попу и ноги. — Не сделай ей больно, — наклоняясь к моему лицу, говорит Сет. — Ты меня понял. Я удивленно моргаю. — Ты о чем? Он поворачивается спиной к Кэлли. — Не сделай ей больно, — повторяет он, а потом разворачивается уже ко мне спиной. Он бросается к Кэлли и что-то ей говорит. На ее лице отображается множество эмоций, когда взгляд устремляет ко мне. Она робко машет мне рукой, и я подхожу к ней со спрятанными внутрь карманов ладонями. Ее белый бюстгальтер просвечивает сквозь майку, так что она скрещивает руки на груди. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, водя мыском кроссовка по мату. — Просто проезжал мимо и увидел снаружи машину Сета, — лгу я. — Так что решил зайти поздороваться. — Привет. Я качаю головой и усмехаюсь себе под нос. Обходя грушу, я слегка ее толкаю, а потом уворачиваюсь, когда та летит на меня. — А ты не шутила насчет кикбоксинга. Она подтягивает резинку на своем хвостике. — Ты решил, что я сказала это, чтобы впечатлить тебя? Отходя в сторону, она хлопает ресницами. Сомневаюсь, что она сделала это специально, чтобы пофлиртовать со мной. Не думаю. Я удивлюсь, если она знает, как флиртовать. — Ну, я на это надеялся, — я бью по груше здоровой рукой. Ее взгляд устремляется к Сету, который возится с маленькими гантелями, раскачивая бедрами и подпевая песне по радио. — Не-а, этим я занимаюсь ради удовольствия. — И хорошо получается? — я с сомнением оглядываю ее маленькую фигурку. Влажные пряди волос обрамляют ее лицо, когда она кладет руки на бедра, пытаясь казаться сильной, но мои глаза прикованы только к ее просвечивающемуся бюстгальтеру. — Хочешь узнать? — Ого, хвастовство маленькой девочки. — Я флиртую с ней и знаю, что это неправильно по многим причинам, но впервые за последнее время чувствую себя живым. В углу мата я поднимаю одну из перчаток и надеваю ее, прежде чем вытянуть руку в сторону. — Покажи мне свой самый лучший удар. Ее брови сдвигаются. — Хочешь, чтобы я ударила тебя? Правда? А что, если я тебя покалечу? — Я совершенно точно хочу, чтобы ты меня ударила, — говорю я, а потом, пытаясь вывести ее из себя, добавляю: — меня не волнует, если ты меня покалечишь. Ее голубые глаза становятся ледяными, выражение лица серьезным, когда она поднимает кулаки перед собой. Она наклоняет тело в сторону, отставив ногу назад. Кэлли в очень хорошей форме, но она настолько маленькая, что я уверен, больно мне не будет. Она разворачивает бедра, поднимаясь на цыпочки, и нижняя часть ее кроссовка ударяется о мою перчатку. Мою руку относит назад, а ноги скользят по мату. Черт. Больно. Очень. Вернув ноги на мат, она улыбается. — Больно? — Немного, — признаюсь я и трясу рукой. — Знаешь, ты можешь быть такой милой, но стоит тебе разрешить меня бить, как ты становишься просто безжалостной. — Прости, — хотя смех в ее голосе говорит об обратном. — Я не хотела бить тебя так сильно. — Нет, хотела. — Я подбираю вторую перчатку и просовываю в нее пальцы. — Ладно, давай посмотрим, что еще ты умеешь. С приготовленными руками она смотрит на меня. — Ты шутишь? Хочешь, чтобы я дралась с тобой? Одной перчаткой я ударяю о другую. — Я не буду бить в ответ, но постараюсь устоять перед твоим натиском. Она смеется, и мое сердце бодро подпрыгивает в груди. — Хорошо, только не говори, что я тебя не предупреждала. Улыбаясь ей, я двигаюсь вперед. — Покажи свой самый лучший удар. Она пытается выглядеть опасной, губы сжимаются в линию, глаза не моргают, но все это так забавно. Кэлли делает шаг в сторону, и мне кажется, что сейчас она вскинет ногу вверх и ударит, но она перекрещивает ноги, пока обходит меня. Я поворачиваюсь вместе с ней, с интересом размышляя, что же она делает, а потом вдруг из ниоткуда она выпрыгивает и ударяет меня ногой по руке. Я едва успеваю ее заблокировать, когда она опускает ногу, практически не давая мне времени на передышку, разворачивается на носке и впечатывает ботинок во вторую перчатку. С дерзким выражением лица она опускает ногу на пол. — Теперь достаточно? Я качаю головой и переставляю ноги в другое положение. — Что ж, хочешь грязную игру, будет тебе грязная игра. Она подпрыгивает на цыпочках, готовясь прыгнуть и ударить меня. Но не успевает она закончить свой маневр, как я бросаюсь вперед, обхватываю руками ее за талию, разворачиваю и прижимаю спиной к своей груди. Я замираю, гадая, запаникует ли она, но Кэлли вскидывает руку вверх, будто пытается присесть и выскользнуть из моей хватки. Я держу ее крепче и буквально придавливаю к груди. — Это нечестно, — говорит она. — Ты нарушаешь правила. — Да ладно, — поддразниваю я. Когда она пытается лягнуть меня в голень, я отпрыгиваю назад, но не отпускаю ее. — Это ты вела себя жестко, хотя сама развлекалась. Ее тело внезапно замирает. Потом она тянется, хватает меня за руки и без предупреждения скидывает их с себя. Пытаясь удержать ее, потому что мне нравится ощущать рядом с собой ее тепло, я хватаюсь за низ ее майки. Она падает на меня, и наши ноги сплетаются. Разворачиваясь, мы спотыкаемся друг о друга и летим на мат сбоку от нас. Она быстро поднимает колено к моему животу и взбирается на меня сверху, пригвоздив мои руки своими маленькими ручонками. Хвост частично растрепался, и теперь ее волосы касаются моих щек, когда она нависает надо мной. Ее грудь тяжело вздымается, кожа влажная, а глаза суровые. — Я выиграла, — говорит она, перемещая вес тела. То, что она сидит на мне сверху, как она пахнет, как ее ноги обхватывают мои бедра, опьяняет. Я начинаю возбуждаться, и она почувствует это, прижавшись ко мне. — А ты жестокая, когда дерешься, — замечаю я. — Не думал, что в тебе такое есть. Она морщит лоб. — Я тоже. Проходит еще несколько секунд, а я не вылезаю из-под нее. Мой взгляд опускается к ее губам, рука чуть ли не скользит по ее спине, запутывается в волосах, притягивая ее для поцелуя. — Эх, как бы мне ни хотелось нарушать такой прекрасный момент, — говорит Сет, когда его лицо появляется над нами, — но я должен. Мисс Кэлли нужно кое-где быть. Она моргает, ее щеки покрываются румянцем, будто она выходит из оцепенения, и поспешно слезает с меня. — Извини, я немного увлеклась. Я приподнимаюсь на локтях. — Ты куда? — Э-э...— Она снимает резинку со своих волос и завязывает их в новый тугой хвост. — Я кое-где встречаюсь с Люком. — Люком, тем самым Люком? Она кивает, бросая взгляд на Сета. — Да, с ним. Я поднимаюсь с пола и срываю перчатки с рук. — Зачем? Она проводит рукой по лбу. — Я не могу тебе рассказать. В раздражении я швыряю перчатки в угол. — Ладно. — Я хочу тебе рассказать, — выпаливает она и добавляет: — но не могу. — Все в порядке. Мне все равно пора уходить. Нужно кое-что уладить. Я ухожу от нее, зная, что это к лучшему, но жалея, что она встречается не со мной.Глава 7
№ 27 . Не спрашивая, предложи кому-нибудь помощьКэлли Встречаясь с Люком, я чувствую себя странно по нескольким причинам, одна из которых — я едва его знаю. Понятия не имею, как я оказалась в такой ситуации. Вообще-то знаю. Я обходила заднюю часть кампуса, потому что знала, как там тихо. Засыпав в рот несколько конфеток «Эм-энд-Эмс», я завернула за угол и чуть не врезалась в Люка. Он сидел на земле, в грязи, голова опущена, а ноги согнуты в коленях. — Боже мой, — я отпрыгнула назад, прижав руку к груди. — Что ты здесь делаешь? На нем были шорты и белая футболка, а каштановые волосы промокли от пота. Он поднял лицо, и его кожа оказалась белее снега. — Кэлли, что ты делаешь? Я скомкала в ладони обертку от конфет. — Я хожу здесь после пар по английскому. Вообще-то я собиралась встретиться с Сетом, чтобы пойти в спортзал. Он закивал головой, и по лбу скатились капли пота. — Ох. Я повернулась, чтобы уйти, но решила, что не могу оставить его в таком ужасном состоянии. — У тебя все хорошо? Он почесал руку. — Да, я тренировался, но плохо себя почувствовал, так что зашел сюда на минутку, чтобы перевести дух. Я присела на корточки напротив него, но сохраняя удобную для себя дистанцию. — Ты болен или что? Ты выглядишь... — Дерьмово, — закончил он за меня, поднимаясь на ноги и вздыхая. Мой взгляд упал на его ногу, вдвое опухшую, покрытую пятнами и покрасневшую. — Что у тебя с ногой? Он медленно выдохнул, прислонившись к кирпичной стене школы. — За последние несколько дней я, по-моему, забылпринять инсулин. — У тебя диабет? Он приложил палец к губам и покачал головой. — Только не говори никому. Не люблю показывать слабость. Это моя странность. — Почему ты не делал инъекции? — У меня они закончились, а с собой я много не ношу. Еще одна моя странность... Иногда я просто не могу заставить себя воткнуть иглу в тело. Осмотрев его ногу, воспалившуюся от колена, я не стала настаивать. — Хочешь, я отведу тебя к врачу? Или найду Кайдена? Он покачал головой, сделал шаг вперед, но отшатнулся назад и ударился локтем о стену. — Не рассказывай Кайдену. Когда я говорю, никто не знает, значит, никто. Я подтянула на плече ручку от сумки. — Думаю, тебе нужно обратиться к врачу. — Я знаю, что мне нужно к врачу. — Перенеся вес на ногу, он похромал ко мне. — Послушай, разве у тебя нет ничего такого, что не нужно знать остальным? — Есть, — я осторожно покачала головой. — Ну вот, у меня то же самое, — сказал он. — Так ты сможешь молчать об этом? Я снова кивнула. — Если только ты мне позволишь отвести тебя к врачу. Он закрыл глаза, втянул воздух через нос, и его грудь под рубашкой расширилась, когда он распахнул веки. — Ладно, договорились. Давай я пойду переоденусь, запишусь на прием, а потом встретимся с тобой минут через двадцать. — Может, тебе лучше обратиться в отделение экстренной помощи? — предложила я. — Ты выглядишь ужасно. — Дорога в отделение будет стоить дорого, — ответил он, прихрамывая к металлическим дверям. — А у меня нет таких денег. — Ладно, встретимся у входа, — сказала я, и он вошел внутрь, захлопнув за собой дверь. Направляясь к своему общежитию, чтобы закинуть вещи, я размышляла о том, что понятия не имею, как ввязалась в эту историю. Последние шесть лет я пыталась держаться подальше от парней, но последнее время только они меня и окружают, но бросать его я не собиралась. Когда спустя двадцать минут мы встретились с Люком у входа, выяснилось, что в ближайшие два часа ему не попасть к врачу, так что мы обменялись номерами, и я пообещала вернуться за ним из спортзала. Спустя два часа мы сидим в приемной. Люк подергивает коленом, пока я читаю журнал «Пипл» и доедаю лакрицу. Я сменила спортивную одежду на джинсы и футболку. Удивительно, как хорошо я справляюсь с тем, что произошло между мной и Кайденом в спортивном зале. Сидеть на нем сверху было странно, но моему телу это понравилось. Всю дорогу домой Сет подкалывал меня по этому поводу, так что я все ждала, когда же меня накроет, но мне по-прежнему хорошо. В свете ламп приемной кожа Люка выглядит почти желтой. Я перелистываю страницу и склоняю голову набок, делая вид, что смотрю на что-то другое. — Тебе нравятся медицинские кабинеты? — вдруг спрашивает Люк. Я поднимаю голову и вижу, как он своими огромными карими глазами пялится на мужчину со сломанной рукой напротив нас. — Думаю, что нет. Он взволнованно чешет висок, пока на коже не появляются красные полосы. — Сплошная антисанитария. Я захлопываю журнал и кладу его на стол. — Может, если ты перестанешь постоянно об этом думать, то сможешь немного расслабиться. Он замолкает, а нога его перестает дергаться. — Я просто ненавижу иглы. Какая-то бессмыслица, потому что ему какое-то время наверняка приходилось делать себе инъекции инсулина. Хотя страх в его глазах заставляет меня задуматься, не скрыто ли за этой фобией что-то еще помимо игл. — Ладно, подумай о чем-нибудь другом. — Я беру со стола рядом с собой номер «Спортс Иллюстрейтед». — На, почитай. Поможет тебе отвлечься. Хмуря брови, он забирает у меня журнал и изучает девушку на обложке. — Знаешь, я не помню, чтобы ты была такой в средней школе. Ты была действительно тихой, и все... — Он замолкает, но я знаю, что он хочет сказать: что все смеялись надо мной, придирались, дразнили и издевались. — Прости. Я не должен был заводить об этом разговор. — Все нормально, — заверяю я его, но воспоминания осколками стекла врезаются в мозг. — Знаешь, ты напоминаешь мне мою сестру, Эми, — говорит он. — Не знаю, помнишь ли ты ее. Она на пару лет была нас старше. Я качаю головой. — Нет, не помню. Извини. Он открывает журнал и переворачивает страницу. — Она была очень на тебя похожа. Тихая, милая, но грустная. Я замечаю, что он говорит «была». Я поджимаю губы, когда стекла в голове становится больше, и оно разбивается на множество кусочков. — Я отойду на минутку. Я поднимаюсь со стула и несусь по коридору в туалет. Мои плечи горбятся, когда в животе нарастает боль. К счастью, в туалете никого нет, иначе меня вывернуло бы прямо в коридоре и все узнали бы мой маленький секрет. То единственное, что утешает меня в самые мрачные думы. То единственное, что принадлежит только мне и никто не может его забрать. *** — Думаю, я должен отвезти тебя туда в качестве благодарности, — говорит Люк, когда мы едем на карнавал, устраиваемый на ярмарочной площади. Солнце опускается за горы, а серое небо окрашено всплесками розового и оранжевого. Землю охватывают неоновые огни и музыка. — Я с одиннадцати лет не бывала в подобных местах, — признаюсь я. — Я никогда не каталась на аттракционах, особенно расположенных высоко. — Ты не ходила даже на нашу городскую ярмарку? — спрашивает он, останавливаясь на светофоре. Я трясу головой. — Я перестала ходить, когда мне исполнилось двенадцать. Он глядит на меня, ожидая объяснений, но что я могу сказать? Что мое детство закончилось лет в двенадцать, когда у меня украли невинность? Что после произошедшего сладкая вата, шарики, игры и аттракционы заставят меня жалеть о том времени, которого у меня никогда больше не будет? — Ну, тогда я отвезу тебя, — говорит он, когда загорается свет, и на его лице отражается зеленый. Он отпускает сцепление, и грузовик катится вперед. — О, тебе вовсе необязательно это делать, — говорю я ему. — Мне было приятно тебе помочь, тем более что ты больше не выглядишь так, будто вот-вот упадешь замертво. — Я так плохо выглядел? — Ты выглядел ужасно. С легкой улыбкой на лице он качает головой. — И все равно я считаю, что нам нужно развеяться. Это лучше, чем возвращаться в кампус и сидеть в общежитии. С начала учебы я почти не выходил из комнаты. — Он замолкает на то время, пока крутит руль, и сворачивает направо на грязную парковку, сбоку от белых шатров и неоновых огней аттракционов. — Можешь позвонить Сету и позвать его. — Заглушая двигатель, он что-то обдумывает. — А я позвоню Кайдену, посмотрим, захочет ли он приехать. Я ковыряю ногти, пытаясь сохранить спокойствие и не размечтаться как глупая девчонка. — Так и сделаем. Я вытаскиваю из кармана джинсов свой телефон, в то время как он с потрескавшейся приборной панели берет свой. Пока я звоню Сету, он разговаривает с Кайденом. Я слышу, как Люк что-то невнятно отвечает, почему мы вместе, и гадаю, злится ли еще Кайден. — Сет с нами. — Я приподнимаю бедра, чтобы сунуть телефон обратно в карман. — А еще он сказал, что позвонит Кайдену, чтобы узнать, не нужно ли его подкинуть... если он поедет. Люк повторяет Кайдену то, что я сказала, а потом захлопывает крышку своего телефона, потирая место чуть выше предплечья, куда ему ввели инсулиновую инъекцию. — Кайден говорит, что тоже едет. — Он открывает дверцу и вылезает, а потом снова нагибается в кабину, чтобы вытащить ключи из замка зажигания. — Я сказал ему, что мы встретимся с ним у «Зиппера». Я тоже выбираюсь из машины, захлопывая бедром дверцу, и встречаюсь с ним с другой стороны грузовика. Я осматриваю все безумно вращающиеся аттракционы. — «Зиппер»? Звучит интересно. Он посмеивается, когда мы топаем через парковку в сторону ворот. — Ага, посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь его. *** Мы стоим в очереди на аттракцион с длинным остовом из металла посередине и прикрепленными к нему кабинками. Каждая кабинка вращается, в то время как центральная часть тоже совершает круговые движения, так что получается двойное вращение. Мерцают огни, громко играет какая-то тяжелая рок-музыка, так что я практически не слышу криков, доносящихся из кабинок. Я смотрю, как они все вращаются и вращаются, и настраиваю себя, пока Люк что-то пишет на своем телефоне. — Так ты собираешься это сделать? — мою шею ласкает дыхание Кайдена, когда его голос достигает барабанной перепонки. Я поворачиваю голову, и его губы практически касаются моих. Неожиданная близость сбивает его с толку, как и меня, поэтому мы оба одновременно отступаем на шаг. На нем свободные джинсы, ботинки и черная рубашка с длинными рукавами. Темные волосы слегка влажные, будто он перед приездом сюда принял душ. Я признаюсь себе, что он потрясающий. Впервые за долгое время я признаюсь себе в таком насчет парня. — Ты выглядишь испуганной, — перекрикивает он музыку, наклоняясь ближе. — Ты серьезно собираешься прокатиться на этой штуковине? — Может быть... — Я наклоняю шею и запрокидываю голову назад, глядя на аттракцион. — Но он поднимается так высоко. На его лице пляшут розовые и желтые огни, когда он тоже смотрит на аттракцион, а потом заглядывает мне в глаза. — Почему бы нам вместе не сесть в кабинку? — Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — отвечаю я. — На самом деле, я думаю, что это очень плохая идея. — Что ты хочешь этим сказать? — Уголки его губ дергаются, а взгляд мрачнеет. — Что не доверяешь мне? — Нет, доверяю, — говорю я. — Просто я не хочу, чтобы меня вырвало на тебя. — Все будет хорошо, — заверяет он, подталкивая меня плечом и подмигивая. Сегодня в нем что-то изменилось: он свободнее и, по-моему, флиртует со мной. — Обещаю, что не позволю, чтобы с тобой что-то произошло. Ты даже все время можешь держать меня за руку. И где он был во время моего двенадцатого дня рождения? Наверно, играл в прятки с остальными детишками. — Ладно, я поеду с тобой, — с сомнением соглашаюсь я. — Но не говори потом, что я тебя не предупреждала. — Предупреждение принято и отклонено. — Он переплетает наши пальцы и тянет меня вперед вместе с движущейся очередью. — Этот я пропущу, — выкрикивает Люк, отходя к скамейке, полностью погруженный в свой телефон. — Мне нужно кое-что уладить. — А где Сет? — спрашиваю я, окидывая взглядом киоски, развлечения и трейлеры с едой и при этом пытаясь не обращать внимания на то, что Кайден держит меня за руку. Но только это я и замечаю. — Он с кем-то встречается. — Кайден делает шаг вперед, и я двигаюсь вместе с ним. — Он просил тебе передать, что догонит нас позже, и чтобы ты расслабилась и веселилась. Я морщу нос и показываю в сторону аттракциона. — И это считается весельем? — О, да. — Он тащит меня к парню в голубой футболке поло, старых джинсах и кепке-тракер[6], который запускает аттракцион. — Оттянемся по полной. Я показываю парню штамп на своей руке, а потом Кайден протягивает передо мной свою руку со штампом. Убирая ее обратно, он случайно задевает мою грудь, и я вздрагиваю от вызванного этим действием покалывания. Парень-билетер отпирает для нас калитку, и мы поднимаемся по трапу. Кайден отпускает мою руку, чтобы я могла залезть в кабинку. Как только я сажусь, а мои ноги плотно упираются в пол, он следует за мной. Без какой-либо подготовки билетер захлопывает дверь и снаружи запирает кабинку. Внутри мои плечи фиксируют обитые мягким перекладины, вдавливая меня в кресло. Мы сидим плотно, так что нога Кайдена прижимается к моей, и сквозь одежду я чувствую его жар. Он наклоняется вперед, встречаясь со мной взглядом, и на его лице медленно расползается улыбка. — А здесь тесновато. Я киваю головой, и та врезается сзади в кресло. — Слишком тесновато. Если эта штуковина сорвется с петель, то разобьется о землю, а нас раздавит вместе с этой кабиной. — Перестань себя накручивать, — беззаботным голосом говорит он, а потом дергает плечами вперед и раскачивает кабинку. — Не надо, — умоляю я, мои пальцы вцепляются в перекладины. — Пожалуйста. Разве мы не можем просто не двигаться? Он мотает головой, когда аттракцион движется вперед и останавливается так, что кабинка перед нами выстраивается в одну линию. — И какое тогда в этом будет веселье? — А такое, что я смогу удержать в себе все кукурузные конфеты, которые съела, — простодушно заявляю я. Он перестает раскачивать кабину. — Ой, да ладно тебе, Кэлли. Не будет весело, если мы ее не раскачаем. На самом деле, чем сильнее мы ее раскачиваем, тем приятнее нам будет. — Его голос опускается до таинственного шепота. — Мы можем ее раскачать, и она будет двигаться медленно, либо очень-очень быстро. От его слов у меня вспыхивают щеки, но к счастью, внутри темно. — А что, если я боюсь? Или мой рвотный рефлекс слишком перевозбудится? — Вот что я тебе скажу. — Он просовывает руку через перекладину и пальцами сжимает мое колено, отчего у меня между ног разливается тепло. — Если ты почувствуешь, что тебя сейчас вырвет или ты сойдешь с ума, кричи: «Кайден — самый сексуальный парень на свете», — и я перестану. Кабина дергается назад, и я впиваюсь в перекладины, когда мы начинаем подниматься вверх. — Ты серьезно хочешь, чтобы я это выкрикнула? — Абсолютно. — Он замолкает, когда наша кабинка оказывается на самом верху, и аттракцион замирает, покачиваясь на ветру. — Ты мне разрешаешь раскачаться так, чтобы этот аттракцион запомнился тебе на всю жизнь? И почему у меня такое чувство, будто он предлагает мне что-то неприличное? — Ладно, давай, раскачай ее как следует, — даже не подумав, говорю я, потом закусываю губу, когда включается неприличный участок моего мозга. Честно говоря, я даже не знала о его существовании. — Ух ты. — С широко раскрытыми глазами он медленно выдыхает и качает головой. — Ну что, ты готова? Я сильнее сжимаю перекладины и упираюсь ногами в пол. — Ага... наверное. Когда аттракцион срывается с места, Кайден посылает свое тело вперед. Наша кабинка начинает постепенно вращаться, но чем больше силы он прикладывает, тем быстрее она крутится. Повсюду мелькают огни, и играет музыка. Я слышу рев других аттракционов, смех и крики людей. По щекам бьет ветер, а в воздухе пахнет солью и кукурузными конфетами. Чем быстрее он движется, тем сильнее у меня все расплывается перед глазами: непонятно, где верх, а где низ, — и мы все вращаемся и вращаемся. Петли скрипят, и я слышу смех Кайдена, когда издаю слабый визг. На удивление, я не схожу с ума, а у Кайдена на коленях не оказываются съеденные мною конфеты. Я веселюсь, несмотря на то, что кажется, будто мое лицо втянулось в череп, а мозги разбросало повсюду. Когда аттракцион останавливается, мы зависаем наверху, ветер пробирается сквозь щели в двери. Кайден открывает глаза, и на его лице возникает смущенное выражение. — Я подумал, что ты отключилась, так тихо ты сидела. — Я просто наслаждалась поездкой, — захлебываясь, проговорила я. — На самом деле, было очень весело. — Что ж, я рад, что у меня получилось, — говорит он, откидываясь в кресле. Я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку на лице, потому что он просто веселится, а мне это слишком нравится. У него есть девушка. Очень красивая девушка, у которой нет проблем выше крыши. Та, которую он может трогать, с которой может раскачиваться, да что угодно. Мы не говорим, пока наша кабинка не достигает трапа. Когда парень-билетер открывает дверь, выскакивает Кайден, а за ним — я, спотыкаясь о собственные ноги, потому что у меня кружится голова и весь мир раскачивается. Плечом я врезаюсь в его широкую грудь. Он смеется надо мной, его пальцы хватают меня за талию и придвигают ближе к себе. От прилива адреналина и его рук, удерживающих меня, мне кажется, что этот вечер будет замечательным. Именно такой я и ждала.
Глава 8
№17 . Позволь удивительному произойти, без вопросов и колебаний Кайден Я знаю, что поступаю неправильно, но не могу остановиться. Я флиртую с ней, ищу повод, чтобы прикоснуться и рассмешить ее. Я никогда так не старался ни перед кем, включая Дейзи. С Дейзи – легко. Нужно только сказать что-то милое, и все будет прекрасно. Но с Кэлли. С ней это нужно было еще заслужить. — В эти игры никто никогда не выигрывает, особенно главные призы, — заявляет Сет, когда мы бродим вдоль ряда палаток. Он обнимает рукой Кэлли и о чем-то с ней шепчется. Мне хочется поменяться с ним местами, но я не знаю, как к этому подойти. — Говорю тебе, это все обман, чтобы вытянуть из тебя деньги. — Он строит из себя коварного злодея с пиратским смехом, и Кэлли зарывается лицом у него на груди, ее плечи вздымаются, когда она истерично смеется. — Он сейчас серьезно сказал? — спрашивает Люк, огибая пожилого мужчину, раздающего листовки. Я киваю, мой взгляд блуждает по палаткам. — Думаю, да. Шея Люка склоняется влево, когда он разглядывает высокую брюнетку в узких джинсах и рубашке, наполовину прикрывающей живот. — По-моему ты можешь доказать ему, что он ошибается. — Хочешь сказать, что сможешь в нее выиграть? — Сет показывает на палатку, где в шары нужно бросать дротики. А потом он направляет палец в сторону потолка, где висят привязанные огромные плюшевые медведи. — Я говорю не об этих дурацких маленьких призах в нижнем ряду. Я хочу вон тот большой, сверху. Я щелкаю костяшками пальцев и разминаю шею. — Ладно, но для начала, когда я его выиграю, он будет не для тебя. А вон для той красивой девушки. — Я показываю на Кэлли, а потом мне хочется забрать свои слова обратно, хотя они и правда. Кэлли смотрит на меня из-под ресниц, пытаясь скрыть румянец, а Сет откашливается. — Ну, ладно, мачо, — говорит он. — Давай докажи, что ты мужчина. Из заднего кармана я достаю кошелек, когда Люк, закуривая сигарету, направляется к аттракционам. — Ты же понимаешь, что он квотербек, да? — обращаясь к Сету, говорит Кэлли, пока они идут за мной, отчего я по какой-то дурацкой причине улыбаюсь. — Он каждый день тренируется бить в цель. — И что? — спорит Сет. — Я все равно считаю все это фигней. В этой игре невозможно победить. Кэлли стоит в стороне от меня, когда я протягиваю парню в палатке деньги в обмен на пять дротиков. Он кладет их на прилавок и отходит в угол, снова переключаясь на свой ужин. Я беру один дротик, поднимаю его над плечом и прищуриваюсь в сторону воздушного шара. Кэлли, изучая меня, скрещивает руки на груди, и я опускаю дротик, но не отрываю взгляда от шара. — Ты пытаешься заставить меня нервничать? — Нет, конечно! Разве? — с беспокойством спрашивает она. — Типа того, — глядя на нее, признаюсь я. — Я чувствую, как твой пристальный взгляд прожигает мне голову. — Прости, я не буду, — бормочет она и уже начинает отворачиваться. Я ловлю ее за низ белой футболки, и костяшки моих пальцев задевает ее нежную кожу. — Нет, продолжай смотреть на меня. Так еще сложнее. Она глядит на мою руку, а потом ее взгляд скользит по мне. — Хорошо. Я отрываю от нее глаза, снова поднимаю дротик, когда она сосредотачивается на мне, и бросаю его в красный шарик в верхнем ряду. Он лопается, и Кэлли вздрагивает. — Один есть, еще четыре. — Я улыбаюсь ей, но замечаю, что она нервничает сильнее. Я беру еще один дротик и кидаю его, потом повторяю то же движение. От каждого броска лопаются шарики, и вот в конце в верхнем ряду остаются лишь сдувшиеся остатки латекса. Парень за стойкой подходит с хмурым выражением лица. — Поздравляю, — монотонным голосом произносит он и показывает пальцем на ряд плюшевых медведей, свисающих с потолка. — У вас есть возможность выбрать один из этих замечательных призов сверху. Я смотрю на Кэлли, которая в этот момент, поджав губы, глядит на шарики. — Я сказал, что если выиграю, то он будет для тебя. Кэлли вздыхает, ее плечи сникают, когда она переводит взгляд на медведей. — Они кажутся такими большими. Думаю, моя соседка разозлится, если я принесу его в нашу крошечную комнатку. — Мы должны взять приз, — с серьезным выражением лица говорит Сет, кладя руки на прилавок и наклоняя голову так, чтобы оглядеть все призы. — Нельзя отказываться от приза с верхней полки. Она колеблется, накручивая кончик хвоста на палец. — Ладно, я возьму того розового с оторванным ухом. Парень за стойкой чешет шею. — Вы серьезно? Ее лицо остается невозмутимым. — Абсолютно. Я никогда не шучу насчет плюшевых медведей. Мы с Сетом смеемся над ней, и парень за прилавком пронзает нас взглядом, а потом идет к стене и берет металлический прут. Направив его к потолку палатки, он отцепляет медведя, которого выбрала Кэлли. Сняв его и швырнув на прилавок, он с бормотанием топает прочь: — Мне нужен чертов перекур. Кэлли забирает медведя, который в два раза больше нее, и с отвращением рассматривает. — Я по-прежнему считаю, что не должна приносить его в общежитие. — Она глядит на меня. — Может, ты его можешь забрать с собой? Все-таки ты его выиграл. Я качаю головой. — Я ни за что не потащу в свою комнату через весь кампус гигантского изуродованного розового медведя. — Ладно, может, тогда мы сможем отдать его маленького ребенку, — предлагает она, щелкая медведя пальцем по носу и корча рожицу. — Ему, наверно, понравится. Мы оглядываем толпу, а потом Кэлли хихикает, когда смотрит на палатку, где установлена витрина с солнечными очками. — Или мы можем его приодеть, вложить в лапу табличку «Разыскивается: в поисках дома» и оставить там, где его кто-нибудь сможет подобрать. Я тыкаю плюшевого медведя в глаз, и тот вываливается. — Вообще-то мне нравится эта идея, и солнечные очки смогут скрыть то, что он только что потерял глаз. — Или, может, купить ему диадему? — спрашивает Сет, взволнованно оглядываясь вокруг. — Пожалуйста, дайте мне ее надеть. Она сможет прикрыть отсутствующее ухо. — Ладно, ты покупаешь диадему, а я пойду куплю солнечные очки. — Она поднимает медведя на руки, когда Сет срывается с места и несется к красно-белой палатке, установленной в конце. Я верчу оторванное ухо медведя, а Кэлли протискивается сквозь толпу, практически используя игрушку в качестве щита. — Печальное зрелище, не правда ли? Она останавливается у палатки с очками и роняет медведя на землю. — Мне нравится. Я просто не думаю, что моей соседке по комнате это понравится. — Она наклоняет голову к медведю. — В детстве я бы с большим удовольствием его оставила. На самом деле, у меня была их целая коллекция. Я выгибаю бровь. — Ты коллекционировала рваных вонючих карнавальных мишек? Она смеется, и мне нравится, что в этот раз именно мне, а не Сету удалось ее рассмешить. — Нет, но у меня была коллекция порванных плюшевых зверушек. Например, кот без усов или щенок без носа. — И что ты делала? — шучу я. — Мучила их и отрывала им конечности? Она прислоняет ладони к поверхности витрины, полной очков. — Нет, мне просто никогда не хотелось их выбрасывать. Даже если они были порваны, я все равно их любила. — Она вглядывается в стенд, совершенно не обращая внимания на то, как влияют на меня ее слова. Я медленно кладу руку на поверхность и пододвигаю к ее ладони, в конце концов, накрывая ее своей. Ее грудь вздымается и опадает, когда она делает вид, что ничего не происходит, поэтому я веду пальцем по изгибам ее руки, мои веки начинают закрываться. — На какие вы смотрите? — К нам легко ступает пожилая женщина с бусами на запястьях и в длинной летящей юбке. Я отдергиваю руку и опускаю ее сбоку, при этом нагибаюсь через плечо Кэлли, чтобы всмотреться в стекло. — О каких ты думаешь? Она наклоняет голову в сторону, так что ее волосы касаются моей щеки. — Как насчет тех блестящих голубого цвета в форме звезд? — Звучит неплохо. — Я едва обращаю внимание на то, что она говорит, потому что нюхаю ее волосы, как чертов извращенец. Что, черт возьми, со мной такое? Мою грудь сжимают странные чувства — те, которые меня учили отключать. Они буквально причиняют мне боль, словно нож в груди, и мне лишь хочется убежать и выключить их единственных известным мне способом. *** — Мы уже перешли от Злой Ведьмы Запада? — спрашивает Люк, когда я огибаю билетную кассу в поисках места в траве, где Кэлли случайно обронила очки. — Мы? — Я выпрямляюсь. — Не думал, что мы вместе этим занимаемся, да и я не пытаюсь что-то замутить с Кэлли. Мы просто друзья. Он щелкает большим пальцем по кнопке зажигалки, игнорируя мое замечание. — Ты же знаешь, что если захочешь, то я могу поставить ее в такое положение, что у тебя появится возможность делать с ней все, что пожелаешь. — Ты же знаешь, что я только что расстался с Дейзи, да? Он закатывает глаза. — И ты так грустишь по этому поводу. Я нахожу очки возле мусорной корзины и поднимаю их, стряхивая застрявшую в трещинках оправы траву. — Не уверен, что вообще хочу что-то делать с Кэлли. Он вынимает изо рта незажженную сигарету и глядит на нее. — Не могу вспомнить, где оставил свою пачку. — Он хлопает себя по карманам, а потом разворачивается по кругу, осматривая землю. У Люка такая особенность — все терять, особенно сигареты. Никотин — его седативное средство, без которого он просто выходит из себя. — Где, черт возьми, я... — он замолкает, пятясь к скамейке, и вздыхает, когда поднимает пачку. Он засовывает ее в карман и закрывает глаза, как будто только что чуть не потерял руку. — Мы можем устроить состязание. Я открываю и закрываю дужки очков. — Мы не делали этого с десятого класса. — Когда ты начал встречаться с Дейзи, — поправляет он. — Приятель, мне не хватает тех деньков. Я гляжу на аттракционы, несущиеся в разных направлениях. — Ага, но не думаю, что смогу обмануть Кэлли, заставив ее пойти со мной за трибуны. Это кажется неправильным. Люк стучит пальцами по своей ноге в такт играющей поблизости рок-песни, а в это время его взгляд блуждает в угол – к конструкции для лазания «джунгли». Внутри темно, и у ворот никто не стоит. — Погоди. У меня есть идея. — Не поделишься своей идеей? — спрашиваю я. — Я что-то не хочу действовать вслепую. — Как следует обдумаю состязание. — Он идет по сухой траве в обратном направлении, к выходным воротам. — Я вернусь через пять минут. Все, что тебе нужно, — это следовать моему примеру, и в качестве благодарности ты можешь дать мне, когда мы на День благодарения вернемся домой, покататься на мотоцикле, к которому ты не позволяешь никому дотронуться. — Ни хрена... Взмахнув рукой, он исчезает в воротах. Качая головой, я с чувством вины возвращаюсь к Кэлли и ее медведю. Но глубоко в душе я знаю, что последую плану Люка, потому что на данный момент хочу этого больше всего на свете. Кэлли Когда Сет наносит последние штрихи медведю, к нам шагает Люк с незажженной сигаретой в зубах. На нем куртка и натянутый на голову капюшон, а передний карман оттопыривается. — Это еще что такое? — Он садится на корточки напротив картонной таблички у медведя в лапах. У игрушки на голове блестящая диадема, солнечные очки закрывают глаза, а на шее — бусы. Люк читает вслух надпись: — Буду невероятно милым в обмен на любящий дом, еду, воду и обнимашки время от времени. — Он щелкает пальцами по его уху. — Что это за фигня? Я смеюсь, закусывая кончик карандаша. — Мы так написали, чтобы его кто-нибудь подобрал, и никому из нас не пришлось бы его нести домой. Люк смотрит на Кайдена, который пожимает плечами. — Я подумал, что это смешно. И будь благодарен. В какой-то момент Кэлли пыталась меня заставить взять его домой. Люк морщит лоб, потом вытаскивает сигарету изо рта и вставляет ее в пасть медведю. — Вот так-то гораздо лучше. Кайден закатывает глаза и засовывает руки в карманы джинсов. — Так что там дальше у нас по списку? И я говорю образно, а не о твоем реальном списке. Я через плечо гляжу на вращающиеся, крутящиеся и сверкающие в ночи аттракционы. — Думаю, мы можем покататься еще на нескольких аттракционах. — Вообще-то у меня есть идея получше. — Люк удаляется, даже не закончив свою мысль, и мы втроем обмениваемся взглядами, а потом спешим за ним. Он направляется к «джунглям», которые образуют веревки, уклоны, сетки и поручни. В них три уровня, и низ огорожен невысокой калиткой. Думаю, что смысл этого аттракциона в том, чтобы забраться наверх, а потом спуститься вниз. — По-моему он закрыт, — говорю я, когда Люк тянется к защелке на калитке. Держа руку в кармане, он оглядывается через плечо, потом ногой открывает калитку. — Ой, вы только посмотрите. Теперь открыт. — Он заходит внутрь и показывает нам следовать за ним. — Пошлите. Это всего лишь огромная детская площадка. Кроме того, мы празднуем. — Празднуем что? — одновременно спрашиваем мы с Сетом. Он ухмыляется и смотрит на Кайдена. — Конец Злой Ведьмы. — Он начинает напевать мелодию из «Волшебника из страны Оз», поворачиваясь спиной к занавеске, закрывающей вход на аттракцион. Я захожу первая, поскольку совсем недавно мне начало везти. — А кто эта Злая Ведьма? — Пусть он тебе объяснит. — Люк смотрит на Кайдена, а потом ныряет за занавеску у входа. Поверх плеча я бросаю взгляд на Кайдена. — О чем это он? Парень пожимает плечами, а потом закрывает калитку. — Люк взволнован тем, что мы с Дейзи расстались. — Ох. — Я пытаюсь не заулыбаться, поэтому, в конце концов, сильно закусываю нижнюю губу. — Мне жаль. — Не нужно. — Он протягивает поверх моего плеча руку и отдергивает для меня занавеску. — На самом деле, ничего серьезного. Вообще-то должно быть наоборот. Они встречались целую вечность, но он кажется действительно довольным. Я наклоняю голову и ступаю внутрь, задерживая дыхание, поскольку занавеска задевает мои волосы сверху. Здесь темно хоть глаз выколи, и меня окутывают крики и тихая музыка. — Вы где? — шиплю я, выставив руки перед собой и прижав к бокам локти. — Эй? Щелкает зажигалка, а потом над пламенем появляется лицо Люка. — А вот и мы. Рядом со мной расхаживает Сет, лишь тень в темноте, и барабанит пальцами перед собой. — О, мы устроим сеанс? Люк смотрит на Сета, как на сумасшедшего, а Кайден движется с другой стороны от меня. Я буквально ощущаю его близость и аромат одеколона. Он заставляет меня нервничать, но при этом возбуждает бесконечными возможностями. — Так каков наш гениальный план? — спрашивает Кайден, его дыхание проплывает у моего затылка. — Мы собираемся захламить это местечко? — Мы собираемся... — Зажигалка выпадает из руки Люка, и наступает темнота. — Вот, блин! Горячо. Проходят секунды, и Сет включает экран своего сотового, который отбрасывает на наши лица голубое сияние. Люк кивает, подбирая зажигалку и кидая ее в карман толстовки, а потом достает свой телефон, чтобы использовать его в качестве подсветки. Он сует руку в другой карман и достает бутылку, наполненную золотистой жидкостью. — Текила? Где, черт возьми, ты ее взял? — Пальцы Кайдена касаются моей поясницы, и я подавляю скребущий у меня в горле вздох. — Купил у одного из циркачей. — Он отвинчивает крышку и с задумчивым лицом нюхает содержимое бутылки. — Итак, кто готов начать эту вечеринку? Взгляд Сета скользит по нам троим. — О какого рода вечеринке мы говорим? Потому что, если честно, я пытался кое-что устроить у билетной кассы, но меня немного отвлекли медведем. — Действительно, — взволнованно добавляю я, и он с зажмуренными глазами кивает. Мне хочется его обнять, но я приберегу это на попозже, когда он поведает мне все подробности. После Брайдена Сет ни с кем не встречался, и я надеюсь, что он, наконец, готов двигаться дальше. Люк делает большой глоток из бутылки, и его плечи дергаются, когда он глотает. — Я хочу устроить состязание. — Никаких сегодня состязаний, — корчит рожу Кайден, но в его голосе слышен намек на веселье. — У нас завтра утром практика, а состязания всегда заканчиваются болью. Моя голова резко поворачивается к нему. — Болью? — Боже мой, — с драматичным вздохом произносит Сет. — Пожалуйста, объясните, в чем заключается это состязание. — Долгая история, — Кайден отмахивается от нас рукой и поворачивается лицом к Люку. — Просто знайте, что вам не захочется этого делать. — Ты злишься, потому что в прошлый раз проиграл, — насмешливым тоном говорит Люк. — Кроме того, уверен, Кэлли точно примет участие. Для миниатюрной девушки она выглядит сильной. — Эй, — начинаю я возражать, когда Люк снова делает глоток. — Не такая уж я и миниатюрная. Кайден щиплет меня за бок, и я вздрагиваю. — Вообще-то ты действительно миниатюрная, но это мило. Я скрещиваю руки на груди и спокойно делаю вдох, не зная, как ответить. — Расслабься, Кэлли, — с некоторым раскаянием говорит Кайден. — А теперь, если ты хочешь участвовать в состязании, то пожалуйста, но не говори, что я тебя не предупреждал. Я никогда не была любопытной. Я просто делала то, что должна была, и оставалась верной себе, по крайней мере, с того двенадцатого дня рождения, но внутри меня вдруг разгорается любопытство. — Мне даже любопытно посмотреть, что же это за состязание, — говорю я, и Кайден кажется очень довольным, уголки его губ дергаются вверх, когда он пытается не улыбаться, хотя только что возражал. Люк снова набирает полный рот текилы и вытирает его рукой, передавай бутылку Кайдену. — Обычно мы устраиваем полосу препятствий: бегаем, прыгаем и так далее. — Он показывает рукой на сетку над нами. — Но сейчас одна уже подготовлена для нас. — И что? Вы просто утраиваете гонки? — спрашиваю я, когда Кайден передает бутылку Сету у меня за спиной. — И что получает победитель? Сет откидывает голову назад и делает долгий громкий глоток. — Чертовски хорошо. — Удовольствие от победы. — Кайден с Люком обмениваются взглядами. Люк смотрит наверх. — Первый, кто заберется наверх и вернется обратно, — победитель. — Но на этот раз победитель обязан другому оказать услугу. — Кайден шагает вокруг меня и за плечи направляет в другую сторону. — Например, позволить другому взять его грузовик, когда тот пожелает. — Прекрасно, — парирует Люк. — Как только я выиграю, то прокачусь на мотоцикле, который не покидает гараж, когда мы приедем домой на День благодарения. — Он принадлежит моему брату, — заявляет Кайден, заметно повысив голос. — Ты уже однажды ездил на нем, — возражает Люк. — И из-за этого оказался по уши в дерьме. — Он прерывисто дышит, и в воздухе повисает напряжение. Он выдыхает, когда Люк с вызовом в глазах делает еще один глоток. Я слышала термин «слишком много тестостерона», но никогда раньше до сего момента не наблюдала. — Ладно, заметано. — Кайден вырывает у Люка из руки бутылку, запрокидывает голову и выливает в рот текилу. — Но я не позволю тебе выиграть. — Посмотрим. — Люк снова отбирает у него бутылку и обхватывает губами горлышко, делая очередной глоток. — Знаете что? — Сет пододвигается к выходу, глядя на свой телефон. — Я пойду найду того человека, с которым разговаривал. — Ни за что. — Кайден преграждает ему дорогу. — Ты должен остаться внизу и назвать победителя. Сет отмахивается от него. — Не-а, это может сделать Кэлли. Кайден качает головой. — Кэлли же участвует в состязании, помнишь? Меня передергивает от мысли о том, во что я ввязалась. — Может, мне просто остаться здесь? Кайден склоняет свое лицо к моему, и пряди его волос щекочут мне лоб. — Я думал, ты собиралась доказать нам, что ты не маленькая? Я с сомнением поглядываю на сети и веревки. — И как я должна это сделать? Мне ни за что не выиграть у вас двоих. Со злобным блеском в изумрудных глазах он располагает напротив своей груди кулак. — Благодаря своим потрясающим навыкам кикбокса. Люк фыркает от смеха, отчего проливает текилу на землю. — Что? Покусывая губы, Кайден с неотразимым взглядом опускает кулак. — Что скажешь? Справишься? Я киваю, хотя и не думаю, что смогу. — Ладно, значит, я просто попытаюсь побить вас наверху? Кайден потирает челюсть. — Именно. Я следую за ними к нижней ступеньке, когда они выстраиваются в одну линию с вытянутыми по бокам руками и положением ног для бега. Между ними я чувствую себя такой маленькой и невысокой. Сет встает возле занавесок, проверяя часы на экране. — Хотите, чтобы я сказал «Марш»? Кайден кивает, даже не отрывая взгляда от тоннеля перед нами. — Ага, в любое время. Мы готовы. Сет снова смотрит на часы и вздыхает. — На старт, внимание, марш! Я бросаюсь в сторону, когда Люк толкает Кайдена, а потом бегу вниз по туннелю. Кайден восстанавливает равновесие и снова возвращается на ступеньки, побежав вниз и растворившись в темноте. Я гляжу на Сета, который показывает мне рукой, чтобы я шевелилась. Я быстро двигаюсь, пригибая голову и прислушиваясь к звукам их шагов, которые уже звучат надо мной. Свернувшись калачиком, я выбираюсь из тоннеля и оказываюсь на деревянной лестнице. Я ступаю вверх, чувствуя себя немного неуютно от того, как тут темно, но стоит мне подняться на следующий уровень, как внутрь врывается сияние аттракционов. Я слышу голос Кайдена, когда тот что-то кричит, и ускоряю шаг в сторону мостика. У него по бокам сетка и веревка в качестве перил. Доски, раскачивающиеся под ногами, когда я ступаю на них, ведут на другую сторону. Становится тихо, и мой уровень адреналина стремительно повышается. — Ладно, и зачем я на это согласилась? — бормочу я себе под нос. А потом сама же отвечаю на свой вопрос. — Потому что Кайден смотрел на тебя своими сексуальными глазами. — Я иду вперед, ладонями прижимаясь к сетке, чтобы удержать равновесие. — Кэлли, — вдруг слышится шепот Кайдена. — Что ты делаешь? Я оглядываюсь через плечо, а потом хватаюсь за веревку, когда мост раскачивается под ногами. — Ты где? — Я здесь, — его голос звучит где-то близко. Я всматриваюсь в темноту, а потом отпрыгиваю назад. Он прямо с другой стороны сетки, глядит на меня, а это значит, что он, возможно, слышал, как я разговаривала сама с собой и назвала его сексуальным. — И как долго ты уже здесь стоишь? — мой голос звучит громко. Он издает низкий смешок, отчего у меня по телу пробегает дрожь, сворачивающаяся в животе и разливающаяся теплом внизу. Это ощущение выводит меня из равновесия, мои щеки горят. — Ты считаешь мои глаза сексуальными. — Его пальцы пролезают сквозь сетку, когда он с другой стороны из темноты глядит на меня. — Ты слышал? — Моя голова падает вперед, чтобы скрыть мое унижение. — Кэлли, — его голос звучит глубоко и хрипло. Я никогда не слышала, чтобы парень говорил со мной таким голосом. Я поднимаю подбородок и встречаюсь с его пристальным взглядом. — Прости. Я думала, что я одна. Я перемещаю вес, и качающиеся доски бросают меня вперед. Я тянусь к стене, хватаясь пальцами за сетку, и костяшки моих пальцев касаются его. Наши лица разделяют всего несколько сантиметров. Я чувствую его дыхание и жар тела. Если я немного наклонюсь вперед, то наши губы встретятся. — Стой там, — низким шепотом произносит он и убирает с сетки пальцы. Я смотрю, как его очертания движутся в темноте, когда он идет вниз и сворачивает за угол, так что теперь он стоит в конце. Доски под его ногами колышутся, он, держась за перила, направляется прямо ко мне. Я понятия не имею, что произойдет, когда он дойдет до меня, но напряжение в воздухе и то, с какой решимостью движутся его конечности, говорят мне о том, что ничего подобного я раньше не испытывала. Я разворачиваю тело к нему лицом и просовываю пальцы в дырки сетки, при этом спиной прижимаясь к стене, мои руки согнуты возле головы. Здесь довольно темно, поэтому я вижу только контуры его лица, но временами движущийся снаружи свет мерцает в его глазах. Мы дышим исступленно, наши грудные клетки вздымаются, когда он останавливается передо мной. — Я должен сделать признание. — Он кладет руку сбоку от моей головы и хватается за сетку. — Все это было подстроено. Я нервно облизываю губы. — Что это? — Вся эта история с состязанием. Я сделал так, чтобы ты очутилась здесь одна. — Он хватается другой рукой за сетку, поэтому моя голова оказывается заключена между его двух рук. Мое сердце трепещет в груди, когда он шепчет: — Мне, правда, жаль. Закрыв глаза, он наклоняется, и мгновение я думаю о том, чтобы убежать. До последней секунды я держу глаза открытыми, а потом втягиваю воздух, когда его губы касаются моих. У меня подкашиваются колени в тот момент, когда его язык проникает глубоко в мой рот, и я хватаюсь за сетку, чтобы не упасть. Без вопросов и колебаний я вытаскиваю пальцы из дырок и скольжу ладонями по его груди, обнимая его за шею. Его горячее дыхание смешивается со страстью и текилой, грудь прижимается ко мне. С моих губ слетает вздох, а его обжигающие ладони спускаются по моей спине. Он проталкивает язык еще глубже и хватает меня за бедра, притягивая ближе к себе, в этот момент пол под нашими ногами раскачивается. Это мой первый настоящий поцелуй: тот, который у меня не отбирают и не удерживают ладонями. Я думала, что испугаюсь больше, но произошло наоборот: мои нервы, парящие в теле, взвинчиваются трепетом его языка внутри моего рта. Его руки скользят от моих бедер к ягодицам. Я вздрагиваю, начиная паниковать, но он усиливает поцелуй, его язык движется быстрее и с большей решимостью. Его пальцы зарываются в моих волосах, откидывая мою голову назад, так что он более тщательно может исследовать мои губы, и я растворяюсь в этом мгновении. Его пальцы скользят по моим бедрам и крепко хватают за ноги, когда он подтягивает меня наверх и прижимает спиной к стене из сетки. Он оборачивает мои ноги вокруг своей талии, и я, цепляясь за него, скрещиваю лодыжки у него за спиной. У меня дрожит нижняя губа, когда я чувствую у себя между ног его выпуклость. Это сногсшибательно. И чертовски страшно. Кайден Она еще более неопытная, чем я думал. У нее дрожат руки, когда пальцы запутываются в моих волосах, а нижняя губа трясется, когда я играю с нею языком. Мой план держаться от нее подальше полностью рухнул, но это решение было принято в тот момент, когда Люк предложил свой дурацкий план с состязанием, который мы использовали, чтобы обманом для поцелуев заманить девчонок под трибуны. В тот момент, когда мои губы касаются ее, я осознаю: в тот день, когда она на дрожащих ногах, но с уверенным голосом подбежала к бильярдному домику, чтобы спасти мою задницу, что-то внутри меня изменилось. Я понятия не имею, что, но знаю, что хочу ее чертовски сильно и никогда никого так не хотел. Только не так. Это желание сродни зависимости, а это не то, что мне нужно в моей поганой жизни. Я чувствую все ее тело, втягивая язык своими губами, и она издает самый сексуальный стон, который я когда-либо слышал, проводя пальцами по моей шее и хватаясь за ткань моего воротника. Я размыкаю наши губы, но только чтобы провести дорожку из нежных поцелуев от уголка ее губ, вдоль линии скулы, к изгибу ее шеи. Мой член прижимается к ней, и сквозь джинсы я ощущаю исходящее от нее тепло. Это чертовски приятно. — Боже мой... — Ее мольба смешивается со стоном, когда моя ладонь скользит к ее груди и накрывает. Ее маленькое тело дрожит в моих руках, и я клянусь, что взорвусь прямо здесь и сейчас. Я никогда раньше не испытывал такого, ни с кем. Это против правил выживания. — Кэлли, — до нас откуда-то долетает голос Сета. — Нам пора уходить! Я еще не готов отпустить ее и позволить миру обрушиться на меня. Я цепляюсь за ее талию, желая, чтобы мы вот так оставались здесь, в тишине. Моя голова опущена, я тяжело дышу в ее шею, ее грудь вздымается у моего лица, когда она пытается восстановить дыхание. — Кайден, — ее голос звучит тихо, осторожно, будто она чувствует, что что-то не так. — Думаю, нам нужно спускаться. Кивнув, я вдыхаю через нос и поднимаю лицо от ее груди. Я опускаю ее ноги на землю, и, не говоря ни слова друг другу, мы идем обратно по мосту. Стоит нам спуститься вниз и вынырнуть из-за занавески, как мы обнаруживаем ждущих нас Сета и Люка, а также пару ребят в противных футболках и рваных джинсах. — Вам нельзя там находиться, — говорит самый высокий, сплевывая что-то мерзкое на землю. — Мы уже уходим, — бормочу я, протискиваясь мимо них и максимально длинными шагами направляясь к парковке, с единственным желанием поскорее все это оставить позади. Как только я дохожу до грузовика, эта ночь буквально бьет меня в грудь: флирт, игры, то, какая она на ощупь, когда я касался ее, и как она реагировала. Я чувствую все, и мне нужно от этого избавиться.Глава 9
№ 43 . Встреться лицом к лицу со своими страхами и пошли их к чертям Кэлли С ярмарки я еду домой вместе с Сетом. Кайден выглядит так, будто его тошнит. Поэтому я не задаю слишком много вопросов, когда он говорит, что ему нужно возвращаться с Люком, и уходит. Мы подходим к моей двери, но на ручке снова висит красный шарф, и я хмурюсь. Мы с Сетом ничего не говорим, когда в прохладном воздухе идем по двору кампуса и заходим в его пустую комнату. Он садится на кровать и начинает расшнуровывать ботинки, а я снимаю кроссовки. Я стою посреди комнаты, прокручивая в голове каждую деталь произошедшего. То, как руки Кайдена касались меня, ощущение его губ, как это было невероятно хорошо. — Не хочешь рассказать мне, что это у тебя за странное выражение лица? — Сет откидывает ботинки в угол и ложится на кровать, закинув руки под голову. Я ложусь рядом с ним и устраиваюсь щекой на подушке. — Ты, правда, хочешь знать? Он искоса смотрит на меня. — Черт возьми, да. Ты выглядишь так, будто под кайфом. — Он замолкает, а потом переворачивается на бок и опирается на локоть. — Погоди. Так вы этим там и занимались? Ловили кайф? Я шлепаю его по руке. — Нет... мы... целовались. Он смеется надо мной. — Ты так говоришь, будто это что-то неправильное. Я пожимаю плечами, ковыряя ногти. — Кажется, что это должно быть чем-то неправильным... последний раз, когда меня кто-то целовал, так оно и было. Он качает головой и вздыхает. — Это потому что в последний раз и было неправильно, но не в этот. На этот раз все было правильно, и вы оба этого хотели. Так? Я медленно киваю, пытаясь сдержать улыбку, но она все равно проскальзывает. — Это был действительно приятный поцелуй. Он вскакивает на колени и кладет ладони на ноги. — Ладно, расскажи мне, как все прошло. Что вы делали? И как это произошло? Я сажусь, прислоняясь к деревянному изголовью. — Он сказал, что все это соревнование было подстроено, чтобы заманить меня туда. Сет закатывает свои карие глаза. — Ну да. Я понял, что они что-то замышляют. — Правда? — я чувствую себя глупо. — Я думала, что они просто ведут себя по-мальчишески. — Так и есть, — уверяет он меня. — Расслабься, все это было в шутку, и он поцеловал тебя, поскольку пытался сделать это весь вечер. Я подтягиваю подушку на колени, снова и снова проживая все это в голове. — Да, но тебе не показался Кайден немного отчужденным, когда мы уходили? Сет пожимает плечами. — Он выглядел усталым, но не отчужденным. Я снимаю резинку с волос, собираю пряди в неряшливый пучок и снова закрепляю их. — А что с тем парнем, о котором ты говорил? Он лезет рукой в карман и достает телефон. Пролистывая пальцем экран, он показывает его мне. — У меня есть его номер. — Я так рада за тебя. — Я откидываюсь обратно на изголовье. — Ты собираешься с ним куда-нибудь сходить? — Может быть. Он кладет телефон на стол у изножья кровати и снова ложится, глядя на фотографию на стене. — Боже, это был такой замечательный вечер. Я соскальзываю вниз и ложусь на спину, глядя в потолок. — Это правда. И я действительно так думаю. *** Посреди ночи я просыпаюсь вся в поту, не в состоянии сказать, где вообще нахожусь. От теплого тела рядом со мной исходит тяжелое дыхание. Я сажусь, оглядывая темноту, цепляясь за одеяло, лихорадочно дыша и пытаясь отогнать сон. — Кэлли, послушай меня, — говорит он. — Если ты кому-нибудь расскажешь об этом, то у тебя будут проблемы, а мне придется сделать тебе больно. Мое маленькое тельце дрожит, мышцы ноют, тело и мозг раздавлены. Глаза застилают слезы, когда я моргаю, глядя в потолок своей спальни с безжизненно лежащими по бокам руками и сжимающими одеяло пальцами. — Кэлли, ты меня понимаешь? — Его лицо краснеет, а тон голоса становится резче. Не в состоянии говорить я киваю, сжимая одеяло еще крепче. Он слезает с меня и застегивает штаны, потом пятится к двери, прижимая палец к губам. — Это наш маленький секрет. Когда он исчезает за дверью, я хватаю ртом воздух, но мои легкие не функционируют. Отпустив одеяло, я сползаю с кровати и бегу в ванную, где склоняю голову над унитазом. Я выворачиваю свои внутренности, пока в животе не становится пусто, но все равно я внутри чувствую себя грязной, испорченной, гнилой, омерзительной. Оно убивает меня, обгладывает внутренности, и мне нужно это вытащить. Я сую палец в горло, отчаянно пытаясь от него избавиться. Я нажимаю и давлюсь, пока у меня не начинает кровоточить горло, а слезы текут по щекам. Плечи трясутся, когда я гляжу на кровавый след на полу и слушаю смех детей, снаружи играющих в прятки. Я хватаю ртом воздух, впиваясь ногтями в шею. — Уходи. Уходи, — шепчу я, и Сет издает громкий храп. Я спрыгиваю с кровати и ищу на полу свои ботинки, мне нужно избавиться от чувства, всплывающего на поверхность. Но я не могу найти обувь. Слишком темно. Я дергаю себя за волосы, желая их вырвать, и вскрикиваю. В конце концов, я сдаюсь и выскальзываю за дверь босиком. В коридоре свободно, и я бегу до конца туда, где находятся уборные. Закрывшись в самой дальней кабинке, я опускаюсь на колени на холодную твердую плитку, склоняю голову над унитазом и засовываю палец в горло. Когда меня вырывает, мне становится лучше. Я продолжаю нажимать, пока не дохожу до предела, а желудок опустошается. Стоит мне обрести контроль, как меня накрывает спокойствие.Кайден На следующее утро после того, как мы с Кэлли целовались в «джунглях», я просыпаюсь с головой, забитой кучей ерунды. Я вылезаю из постели и начинаю собирать сумку, засовывая несколько футболок и дополнительную пару джинсов. Потом я ее застегиваю и перекидываю ручку через плечо. Люк лежит на своей постели лицом вниз, поэтому я трясу его за плечо. Он резко переворачивается с кулаками наготове, чтобы набить мне морду. — Какого черта? — Привет, мне нужна услуга. — Я забираю с комода свой кошелек и телефон. Он расслабляется. — Что за услуга? И зачем ты собрал сумку? — Мне нужно одолжить у тебя грузовик. — Я поправляю сумку на плече. — На два дня. Он снова моргает, все еще не придя в себя, и тянется к тумбочке за часами. — Который час? — Он трет глаза, а потом изумленно смотрит на меня. — Шесть гребаных часов утра! Ты сошел с ума? — Мне надо на какое-то время убраться отсюда, — говорю я. — Нужно прочистить голову. Вздыхая, он поднимается и садится. — Куда поедешь? — Домой, — отвечаю я, зная, что глупо возвращаться, но это все, что я понимаю. Мне некуда податься, а если останусь, то придется разбираться со всей этой фигней, с которой разбираться мне не хочется, а Кэлли заслуживает лучшего. — Я подумал навестить маму и убедиться, что там все в порядке. Он трет лоб и глядит на поднимающееся из-за гор солнце. — Ты же знаешь, что я застряну без грузовика? Что я буду делать? Останусь здесь на все выходные? — Ты можешь еще у кого-нибудь позаимствовать машину. — Я разворачиваюсь, ища его ключи, и поднимаю их со стола. — Думаю, я могу попросить Сета подвезти меня. — Он хмурится. — Проклятье! Лучше бы это было что-то важное. У меня скручивает живот. — Так оно и есть. На самом деле, это вопрос жизни и смерти. Не говоря ни слова, я выхожу за дверь, повязки под футболкой не видны, но я чувствую боль. И больше ничего. *** Поездка домой не принесет ничего хорошо, но если я буду крутиться вокруг кампуса, то мне захочется быть рядом с Кэлли, а это опасно для нас обоих. Я поступаю так, как считаю нужным. Я возвращаюсь домой, надеясь выкинуть ее из головы. Я паркую грузовик напротив двухэтажного дома, и ко мне вдруг возвращается каждое воспоминание. Кулаки, избиения, крики, кровь. Все это связано со мной, как вены под кожей и шрамы на теле, а также этот дом и все внутри него — это все, что у меня есть. Мне требуется секунда, чтобы набраться смелости и открыть дверцу грузовика. Ботинки приземляются в лужу, когда я выхожу. Снова наклонившись внутрь, я забираю сумку с пассажирского сиденья и захлопываю дверь. Закинув ремешок на плечо, я иду по дорожке, вдоль которой выстроились красно-зеленые венерины мухоловки[7]. Листья с деревьев опали, поэтому соседский сынишка сгребает их в кучу на траве. Каждый год мама платит кому-то, чтобы их убрали, потому что отец ненавидит, когда они лежат во дворе. Он говорит, что они мертвые, бессмысленные и выглядят дерьмово. Я машу соседу, взбегая по ступеням к парадному крыльцу. Я делаю глубокий вдох и захожу внутрь. Все точно так же, как и когда я уехал. На фотографиях в холле или перилах, ведущих наверх, не лежит пыль. Пол отполирован, стекла в окнах протерты до блеска. Я подхожу к семейному портрету, висящему на дальней стене, и искоса гляжу на него. Мама с отцом сидят по центру, два моих старших брата и я стоим вокруг них. Мы улыбаемся и кажемся счастливой семьей. Но у Тайлера нет зуба там, где он ударился лицом о стол, когда отец гнался за ним. У Дилана на запястье повязка из-за того, что он упал с дерева, когда забирался на него, чтобы спрятаться от отца. И хотя на фотографии этого не видно, но у меня на голени синяк размером с бейсбольный мяч — отец пнул меня туда из-за того, что я случайно просыпал хлопья на пол. Странно, почему же никто не интересовался нашими травмами? Наверно, потому что мы все время занимались спортом. Как только мы достигли нужного возраста, родители отдали нас в футбол, бейсбол для детей, а когда мы стали постарше — в баскетбол и американский футбол. Поэтому мама с радостью пользовалась этими удачными отговорками. Когда я подрос, и мой мозг смог все осознать, несколько раз я думал о том, чтобы кому-нибудь рассказать, но страх и смущение останавливали меня. И вдобавок в раннем возрасте я закрылся. В конце концов, боль — это всего лишь боль. Это самое простое в жизни. А вот все остальное: счастье, смех, любовь, — чертовски сложная штука. Кэлли — Я нервничаю из-за встречи с Кайденом, — признаюсь я Сету, когда мы идем к моей комнате. Сегодня утром у нас нет лекций, поэтому мы решили сходить позавтракать, только я и он, чтобы можно было поговорить. К счастью, шарфа на ручке двери нет, и когда я открываю дверь, то и Виолетты — тоже нет в комнате. Хотя она и оставила после себя разбросанные повсюду банки из-под содовой, а на столе лежит противный на вид сэндвич. — Можно мне внести предложение? — спрашивает Сет, окидывая взглядом неубранную постель Виолетты. — Пожалуйста, побрызгай везде дезинфицирующим средством. — Предложение принято. — Я достаю из комода клетчатую рубашку и джинсы. — Ты не мог бы выйти, чтобы я переоделась? Кивая, он выходит за дверь. — Поторопись, я умираю от голода. Когда он закрывает дверь, я снимаю с себя рубашку, которая пахнет сахарной ватой и сигаретным дымом. Я вдыхаю аромат, вспоминая ощущения, когда Кайден целовал меня, потом бросаю рубашку на кровать и просовываю руки в рукава клетчатой рубашки. Я надеваю джинсы и расческой поднимаю волосы, но останавливаюсь, задумавшись о страхах и том, что сегодня утром говорил мне Сет: послать их к чертям. После случившегося вчера ночью перед тем, как вернуться в комнату Сета и снова лечь в постель, я пообещала себе, что этого больше не произойдет. И проснувшись утром, я чувствовала себя лучше. Я стянула резинку и распустила волосы по плечам. — Ты можешь это сделать, — пробормотала я, беря сумку. — Ты же целовалась с парнем, в конце концов. Я выхожу за дверь с улыбкой на лице, но мое счастье испаряется, когда я вижу Сета, разговаривающего с Люком, и ни один из них радостным не выглядит. На Люке черные джинсы и черная облегающая футболка. Слишком много черного, но ему идет. Когда Сет ловит мой взгляд, на его лице читается сострадание и жалость. Нахмурив брови, я шагаю к ним. — Что случилось? У Люка виноватое лицо, когда он поворачивается. — Привет, Кэлли, как дела? Я вожусь с прядями волос, убирая их за ухо. — Ничего особенного. Мы с Сетом собираемся позавтракать. — Ага, мы как раз об этом только что говорили. — Люк пятится по коридору, будто ему отчаянно хочется сбежать от меня. — Я спрашивал у Сета, можно ли позаимствовать у него машину, но я тогда попрошу у кого-нибудь другого. — Зачем? А где твой грузовик? — спрашиваю я, и его плечи напрягаются, когда он замирает посреди коридора. — На нем Кайден куда-то уехал. — Он машет мне, затем разворачивается на каблуках и торопливо удаляется. — Пересечемся с вами позже. — Он исчезает между группой чирлидерш, одетых в свою форму. Сбитая с толку я поворачиваюсь к Сету. — Что это сейчас было? Он задумчиво смотрит на меня, потом вздыхает и берет меня под руку. — Нам нужно поговорить. Мы выходим на свежий осенний воздух, над нашими головами расстилается пасмурное небо. Нас окружает оживленный двор кампуса, желтые и оранжевые листья разбросаны на засыхающей траве. — Ты мне расскажешь, почему смотришь на меня так, словно хочешь сказать, что у меня умерла собака? — интересуюсь я, когда мы спускаемся с тротуара и идем по асфальту парковки. Он смотрит влево, потом вправо, и мы торопливо подходим к его машине. — Мне нужно тебе кое-что сказать, но я не знаю, как ты это воспримешь. — Он выпускает мою руку, и мы идем к противоположным сторонам машины. Мы садимся внутрь и захлопываем двери, он поворачивает ключ зажигания и замирает, пролистывая свой плейлист на айподе. — Кайден взял у Люка грузовик. — Включается песня, и Сет ставит айпод обратно на подставку на приборной панели. — Чтобы вернуться домой на несколько дней. Я пристегиваю ремень безопасности. — Ясно, а почему ты так странно себя ведешь? Он сдвигает рычаг переключения на задний ход и, оглядываясь через плечо, задом выезжает с парковки. — Ну, потому что он ничего тебе не сказал. — Он выправляет руль и выводит машину на дорогу. — Погоди. Или все-таки сказал? — Нет, а должен? Мы едва знакомы. — Кэлли, прошлым вечером ты с ним целовалась и позволила ему потрогать свои сиськи. — Эй, я рассказала это тебе по секрету. Он отрывает пальцы от руля. — Расслабься, я лишь обращаю внимание на то, что это большой шаг для тебя — важный шаг. Ты бы не стала этого делать с любым парнем. — Мне нравится Кайден, — признаюсь я. — Но это не значит, что он должен рассказывать мне обо всем, что делает. Я не его девушка. — И что? — Сет делает музыку тише. — Он должен был хоть что-то сказать, прежде чем уезжать. Он знал, что, возможно, ты захочешь его увидеть. Тебе известен его самый мрачный секрет, Кэлли, а это самая большая трудность для того, чтобы узнать кого-то. Он цитирует свой курс Психологии 101, поэтому я складываю руки на груди и гляжу в окно, где листья кружат по улице и опускаются в сточную канаву.
*** В тот же день, вернувшись в свою комнату, я сажусь и пишу, пока у меня не начинает болеть рука: мне нужно все это выплеснуть, но я могу рассказать об этом только пустому листу бумаги. Когда пишешь, нет ни обвинений, ни осуждения, ни стыда, только свобода. В то мгновение, когда ручка касается бумаги, я жива. День, который я изменила, - словно шрам. Эти воспоминания там, у меня в голове, — то, что я буду помнить всегда и никогда не смогу стереть. С моего дня рождения прошла неделя. Я заперлась в ванной и целую вечность смотрела на себя в зеркало. Мне нравилось, как я выглядела, моя длина волос, которые идеально подходили для косичек. Для своего возраста я всегда была миниатюрной, но мне вдруг захотелось стать еще меньше — невидимой. Мне больше не хотелось существовать. Я достала из ящика ножницы и, даже не задумываясь, начала кромсать свои длинные каштановые волосы. Я не старалась, чтобы стрижка выглядела опрятно, я просто резала, порой даже закрывала глаза, позволяя, как это было в моей жизни, править судьбе. — Чем уродливее, тем лучше, — с каждым отрезанным локоном шептала я. Когда я закончила, то уже не была похожа на саму себя. Спала я не очень хорошо, поэтому под голубыми глазами пролегли темные круги, а губы потрескались из-за обезвоживания и рвоты. Я чувствовала себя уродливой, и от этой мысли у меня на губах заиграла легкая улыбка, потому что теперь я знала — никто не посмотрит на меня и не захочет приближаться. В пиджаке брата и самых больших джинсах, которые смогла найти, я вошла на кухню, и мама, увидев меня, сильно побледнела. В этот момент отец завтракал за столом, поэтому поднял на меня полные ужаса глаза. Мой брат и Калеб тоже с отвращением глядели на меня. — Какого черта с тобой произошло? — с расширенными глазами проговорил мой брат. Я ничего не ответила. Всего лишь стояла, моргая и желая стать еще меньше. — Боже мой, Кэлли, — выдохнула мама, у нее настолько расширились глаза, что стали похожи на мрамор. — Что ты наделала? Я пожала плечами и схватила с дверной ручки свою сумку. — Отрезала волосы. — Ты выглядишь... ты выглядишь. — Она сделала глубокий вдох. — Ты выглядишь отвратительно, Кэлли. Я не буду врать. Ты уничтожила себя. Мне хотелось сказать ей, что я еще больше, чем она думает, уничтожена. Но она продолжала с отвращением смотреть на меня, как будто на мгновение ей захотелось, чтобы меня не существовало, и я почувствовала то же самое. Все внутри себя я подавила, понимая, что никогда не расскажу; а если и расскажу, то она будет смотреть на меня с еще большей ненавистью и отвращением. Первые годы моей неразберихи она еще пыталась понять. И в этом я отдаю ей должное. Она задавала вопросы, водила меня на беседы с психологом, который сказал ей, что я себя так веду, потому что мне нужно больше внимания. Этот маленький городской психиатр понятия не имел, о чем говорил, хотя я и сама не пыталась ему помочь разобраться. Мне не хотелось, чтобы он знал о том, что живет внутри меня. В этот момент все хорошее и чистое было испорчено и гнило, будто оставленные на солнце яйца. Что касается моей матери, она любит все счастливое. Она ненавидит и отказывается смотреть плохие новости. Она не будет читать заголовки газет и не любит говорить о боли, живущей в мире. — Только из-за того, что мир полон плохих вещей, я не позволю им меня сломить, — это то, что она все время мне говорила. — Я заслуживаю быть счастливой. Поэтому я позволила позору завладеть мною, убить, высушить до тысячи мертвых чешуек, осознав, что если все это сохраню, то она никогда не узнает о той грязи, что навсегда поселилась во мне: плохая, уродливая, испорченная. Она могла жить своей счастливой жизнью, как того заслуживала. В конце концов, она перестала задавать мне множество вопросов и стала говорить всем, что я страдаю от подросткового чувства тревоги, как ей сказал психотерапевт. Однажды после того, как сосед обвинил меня в краже его садовых гномов, я услышала, как она сказала ему, что я не такой уж и плохой ребенок. Что придет время, я вырасту и оглянусь на свою глупую жизнь, которую провела взаперти в своей комнате, выписывая мрачные слова, сильно подводя черным глаза и нося мешковатые вещи, и захочу, чтобы этого никогда не происходило. Что я пожалею о своей одинокой юности, сделаю вывод и стану красивой женщиной, у которой множество друзей и которая улыбается миру. Но единственное, о чем я сожалею и буду сожалеть — это то, что произошло в моей комнате в мой двенадцатый день рождения.
Последние комментарии
1 час 16 минут назад
1 час 33 минут назад
1 час 54 минут назад
4 часов 35 минут назад
11 часов 58 минут назад
17 часов 43 минут назад