Без души [Ольга Михайловна Болдырева] (fb2) читать постранично

Болдырева Ольга Без души

Пролог

За магическим куполом шел дождь. Большие капли отскакивали от преграды и продолжали отбивать похоронный марш, лопаясь крупными пузырями на поверхности океана. С рассветом начался шторм. Белая звезда еще не успела подняться над водой, как тяжелые тучи прочно стянули небо. Волны с упорством накатывали на каменистый изрезанный берег, силясь прорваться за барьер. И отступали, проигрывая магии. Мир погрузился в траур. Только разыгравшаяся буря не хотела мириться с тем, что должно было произойти с минуты на минуту, и продолжала посылать высокие волны на штурм острова. И соединившись с ветром, они вновь бились о купол и осыпались пенными брызгами.

Внутри защитного барьера царили уют и покой. Безымянные слуги расставили кресла правильным полукругом так, чтобы никто не пропустил самый важный момент дня и смог насладиться предстоящим зрелищем. Да что дня? Даже не года… Эпохи. Про это напишут книги, вспомнят в летописях. И обязательно расскажут перед сном своим детям, как хорошую сказку со счастливым концом. Ведь на этот день назначили казнь преемника безумной госпожи. Казнь зла, которое удалось вырвать на корню. Молодой темный мастер не успел оставить наследника. Всего через несколько часов со злом будет покончено.

На этот раз — навсегда.

Даже король с супругой не побрезговали посетить мрачный остров. Они прибыли совсем недавно в окружении аристократии, также приглашенной на сегодняшнее торжество. И сейчас представители древних родов занимали свои места в ожидании зрелища.

Под бдительным присмотром стражи и магистров заканчивались последние приготовления к предстоящей казни.

Небо продолжало плакать…

Часть I Без смысла

Глава 1.1 Конец

А после мясо с размаху швыряли на блюдо,

И пили охотники в честь величайшей победы

Над силой природы, ее тонконогое чудо

Убили люди. Наши отцы и деды…

Андрей Белянин

За куполом шел дождь.

Я не слышал, но представлял мелодию, которую он мерно барабанил по тонкой поверхности. Раньше мне нравилось дремать под этот шелест, завернувшись в одеяло, и думать: как хорошо находиться в тепле, дома, когда за окнами бушует стихия. Всегда любил дождь. Даже сейчас было приятно знать, что он пришел проводить меня в последний путь. Когда‑то давно мама сказала мне, что дождь в дорогу — хорошая примета.

Я стоял на краю небольшой круглой площадки, выложенной серым, отполированным до идеальной гладкости камнем в окружении стражи: лишенных сознания существ, некогда бывших людьми. И наблюдал за приготовлениями к казни: как слуги расставляют кресла для знатных гостей, как заботливо колдуют магистры, натягивая между эшафотом и зрительскими местами тонкую пленку защитных импульсов.

Бежать не имело смысла. Стражи поглощали и магические, и физические силы любого человека. Но нет, не они мне мешали — последний год я не ощущал этих существ. Может, помогло то, что во мне ничего не оставалось: ни сил, ни желаний, ни сомнений. Память превратилась в старую затертую кинопленку. Черно — белые кадры из прошлого в голове не хранили никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных. Или виной этому стала темная магия, отравившая мою кровь и совершенно бесполезная — я не собирался ею пользоваться.

Зачем?

Бежать просто не хотелось.

Чтобы сойти с ума иногда достаточно мгновения. А мне слепая пряха отвела долгие семь лет.

Наконец, все заняли свои места и маленький невзрачный человек в сером камзоле и забавной шляпе начал объяснять, в честь какого события достопочтимые господа собрались в столь плохую погоду на острове посредине Ледяного океана. Так подробно и красочно, словно здесь мог находиться кто‑то несведущий. Речь человечка переполняли пафосные, громоздкие фразы, отступления и длинные, не несущие смысла, но красивые обороты. Все слушали так, будто бы действительно не знали. Правда, приглашения начали рассылать еще за полгода. Но разве это важно? Мне самому, например, о предстоящей казни сообщили только вчера. Какая ирония. Что бы было, если бы главное действующее лицо не появилось на арене?

Мечты…

Даже столько лет спустя во мне продолжало оставаться что‑то от прежнего себя. Ироничного, наглого, преданного реалиста, который попал в сказку. Преданного… — слишком близко к слову "предательство".

Человечек уже подобрался к самой сути, и вот — вот должно было начаться представление. Но нет, первый номер принадлежал не мне. Так получилось бы слишком быстро и просто, а собравшиеся господа жаждали настоящей драмы. Так что меня оставили "на десерт".

То ли на сцену, то ли на эшафот два стража под руки затащили совсем обессиленного человека. Глядя на грязные спутанные волосы, еще можно было вспомнить волну аккуратно уложенных прядей. Даже в судорожных движениях угадывалась спесь наследника одного из