КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124654

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Звезды любят сильных [Тимофей Николаевич Печёрин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Тимофей Печёрин Звезды любят сильных

Почему, по какому закону гордость оборачивается гордыней, достоинство-себялюбием, постоянство — упрямством, сила — жестокостью, ум — бессердечием…

М. и С. Дяченко «Магам можно все»
В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды.

С. Лем

Глава первая

«Повреждено более 50 % корабля».

Подумаешь, открыли Альфа Центавра! Я же не тупой, понимаю, что положение хреновое. И для нас, и для корабля. Виной всему были кальвинские истребители, облепившие нас как пчелиный рой. «Варяг» мой в десятки раз больше любого из них, а пара прицельных попаданий не оставит от истребителя даже обломков. Это при условии, если мы будем «один на один». Не тогда, когда наваливается целая стая железной мошки, кружиться, жалит, а корабль вполне ощутимо содрогается от каждого удара.

— Капитан, кажись, нашему кораблю жопа, — подает голос Равиль, мой пилот, — и нам тоже. Попробую вывернуться.

Ага. На такой махине — и вывернуться. «Варяг» же, как очень большая мишень, в которую трудно не попасть. Ты бы еще панцирника с Проциона танцевать научил. Хоть ты и ас, но оценивай свои возможности трезво. И насчет «жопы» ты загнул. При чем тут вы с Фло и ваш корабль? Это моему кораблю жопа, это я за него пять лет выплачивал банку, ограничивая себя во всем. Это я нашел для нас эту грязную работенку. И это я за все отвечаю, как капитан и владелец корабля. И вот теперь вам грозит разве что по маленькой охраняемой комнате с бесплатным обедом и прогулками три раза в день. Я же заработал на аннигиляционную камеру. Даже праха не останется.

А каким простым казался этот заказ! И мне (что греха таить!) и тому Конфедерасту, что подкинул мне его. Припугнуть сепаратистов с планеты Кальвин. Планета колонизована сравнительно недавно, серьезной военной техникой не располагает, соответственно, для корабля, тем более, уровня «Варяга», не представляет угрозы. Нужно зависнуть над ихней столицей (и, пока единственным крупным городом) и, что называется, «навести шухер». Долбануть чем-нибудь убойно-разрывным, желательно в районе большого скопления людей, лазерным лучом пропахать, после чего безнаказанно (подчеркиваю) убраться восвояси. Этакая инсценировка пиратского набега. На Кальвине — паника, переходящая в недовольство своим правительством, а Конфедерация тут как тут с предложениями сперва гуманитарной помощи, а потом и «договора о безопасности». И у лидеров несчастной планеты будет всего два варианта — добровольно вернуться под власть Земли, либо ждать, пока их не сметет недовольное и напуганное население.

Все просто. Конечно, остались вопросы. Например, что Конфедераст имел в виду под «серьезной» и, соответственно, «несерьезной» военной техникой. Истребители, например, к какой категории относятся? Но предложенная за выполнение сумма загнала все подобные вопросы мне обратно в глотку. Ее хватило бы не только на последние взносы за корабль, но и себе кое-что оставалось. И немало, надо сказать. Кроме того, на мое согласие очень повлияло то обстоятельство, что большинство заказов за последние годы я получал именно от этого Конфедераста. Было бы неосмотрительно терять постоянного и щедрого (за счет налогоплательщиков) клиента.

Мы не новички, скажу без ложной скромности. По крайней мере знаем, что все эти штуки, которыми увешан «Варяг», служат отнюдь не для украшения. Отсутствие же на орбите вокруг Кальвина военных кораблей и боевых станций, придало самоуверенности. Вот только стоило нам, не отвечая на яростные запросы по мгновенной связи, подлететь поближе к городу и, для начала, полоснуть лазером по автостраде, как взвыли сирены, а в небо поднялись истребители.

Нет, мы не новички. И Конфедераст, возможно, не так уж неправ, отказывая этим боевым пташкам в принадлежности к «серьезной военной технике». Во всяком случае, мы поджарили их не меньше полдесятка. Что, к сожалению погоды не сделало.

«Повреждено более 70 % корабля».

Эх, не удался Равилю его отчаянный маневр! Истребители не отставали, даже окружение разорвать не получилось. А когда корабль поврежден более чем на семьдесят процентов, самое лучшее, что может сделать его экипаж — помягче приземлиться. Это — классика, одна из первых истин, что мне поведали в Академии Космических Полетов. Оставаться в космосе, даже в воздухе, тем более, в боевой обстановке, как говорил наш преподаватель, «чревато боком».

И дернул же черт назвать корабль «Варягом»! Да, для меня это имело определенный исторический смысл. Варягами мои далекие, еще не вышедшие в космос, предки, называли вольнонаемных моряков. Эти ребята бороздили моря, не служа никому конкретно, не гнушались пиратских набегов, но с теми, кто посильнее, предпочитали торговать. И, конечно, же нанимались в чьи-нибудь вооруженные силы, где была острая нехватка людей. В общем, почти полный аналог моей профессии. Как-то запамятовал я, что есть у «Варяга» минимум, еще одна историческая параллель. Хреновая, но весьма близкая к нынешней ситуации.

Разделить судьбу экипажа менее древнего, но тоже еще не космического, крейсера мне не хотелось. Немного смысла, зато прорву дебилизма видел я и в том, чтобы огненной горой обрушиться на город, дабы напоследок нанести ему как можно больший урон. Во-первых, моя жизнь была мне дорога, а пока оставался хотя бы один шанс ее сохранить, я не мог этим шансом не воспользоваться. Во-вторых, как бы там ни было, ни малейшей ненависти к жителям Кальвина я не испытывал. Если бы не заказ, мечта любого космического наемника, мне бы и в голову не пришло зверствовать на этой милой, почти еще не изгаженной планете. Я бы скорее прилетел сюда отдохнуть и развеяться, чем стрелять. Но что сделано — то сделано. Не воротишь. Теперь даже отдых в камере три на четыре метра мне на этой планете заказан. Пиратство. С отягчающими обстоятельствами. Высшая мера.

Корабль рванул подальше от города, медленно, но верно теряя высоту. А в голове у меня зрел план по спасению своей жизни и жизней моего экипажа. И, когда «Варяг» приземлился в нескольких километрах за чертой города, на голубовато-зеленом лугу, я смог этот самый план сформулировать.

— Сдавайтесь, — коротко и недвусмысленно велел я Равилю и Флоре, — считайте это моим последним приказом вам.

— Вы хотели сказать — «сдаемся»? — уточнила Фло, наш штурман.

— Нет, я сказал «вы сдавайтесь». Передайте соответствующее сообщение по мгновенке и выходите с поднятыми руками. На суде все валите на меня — вы не очень погрешите против истины.

— А вы, капитан? — нахмурился Равиль.

— А то вы не догадываетесь. Я попытаюсь спастись. Если получится — и вас спасу. Вопросы?

— Почему вам можно, а нам нельзя? — поинтересовалась Фло.

— Объясняю для особо непонятливых. Вам безопаснее сдаться, а мне безопаснее бежать. Ибо вы оба — рядовые исполнители. Работаете за оклад и выполняете приказы в соответствии с вашими трудовыми договорами. А я — и капитан, и владелец судна, и тот козел, что добыл для нас этот гребаный заказ. Это я отдал приказ ударить по Кальвину. Это мне, в случае успеха полагалась куча бабла. Немаленькая, надо сказать, куча. Вы рисковали своими жизнями и своим здоровьем, добывая для меня это самое бабло. И по делу вы будете проходить, в самом худшем для вас случае, как соучастники. Это несколько лет жизни за счет налогоплательщиков. Ну а мне светит вышка.

— А заказчику? — робко осведомился Равиль, — ну, тому козлу, кто вам деньги обещал?

— О, забудьте об этом. Он, как обычно, не рискует ничем, кроме собственной печени. Что такое слово двух пиратов против даже не слова — движения брови столь влиятельного человека? Не говоря уж о том, что суд мятежной планеты при всем желании не сможет привлечь к ответственности чиновника Конфедерации. Так что придерживайтесь предлагаемой линии, то есть валите все на меня.

— И вы так просто уйдете и бросите нас, Максим Андреевич? — погрустневшим голосом спросил Равиль.

— Почему нет?

— А как же команда? Дружная семья и все такое?

— Забудьте эту хрень! — бросил я небрежно, — вы нанялись ко мне из-за бабок. Я ввязался в эту кашу из-за бабок. Так что ничего, кроме бабок нас не связывает. Признаемся себе в этом честно и перестанем обманывать — себя и друг друга. Но последний мой приказ будьте добры выполнить.

— Хорошо, — вздохнула Фло и запустила сеанс мгновенной связи, — Кальвин, Кальвин, это «Варяг». Прекратите огонь, мы сдаемся.

Просьба прекратить огонь была лишней — как только туша корабля замерла посреди голубовато-зеленого луга, истребители вернулись на базу. Видимо, их командование решило, что никуда мы с луга не денемся. Кроме того, успешно поражая летающие цели, истребители, как правило, не были сильно эффективны против того, что просто лежит (или стоит) на поверхности планеты. Это только корабли типа «Варяга» способны и по зданиям бить, и по наземной технике, и по авиации, и по космическим кораблям. В свое время я на это и повелся. На борту такого монстра чувствуешь себя непобедимым.

Истребителей возле места посадки «Варяга» сменило несколько флаеров, из которых высыпали люди в броне, шлемах и с бластерами наготове. Десяток, не меньше. Видимо, «шухер навести» нам все же удалось, раз для нашего задержания прислали целую толпу. Видно, считают нас опасными. Операцию можно было бы считать выполненной, да только нам в теперешней ситуации это не очень поможет. Мы окружены, мы сдаемся, а заказчик-Конфедераст и пальцем не пошевелит, чтобы нас вызволить. Ему легче найти другой экипаж для выполнения этой миссии. А то и вообще никому не платить. Цель ведь достигнута.

— Выходите по одному, — приказал один из спецназовцев, когда открылся входной люк «Варяга», — руки за голову.

— Только после вас, — с ноткой притворной галантности сказал я Флоре. Следом за Фло из корабля вышел Равиль. Ну а я, как и положено капитану с незапамятных времен, покинул свое судно последним. Не выпуская из кулака лазерный резак.

— Эй, что там у тебя? — ближайший ко мне спецназовец не мог не заметить сжатые кулаки, — а ну, руки покажи!

На то, что произошло дальше, мне хватило доли секунды. Ибо больше времени в запасе у меня не было. Тонкий, почти незаметный луч лазерного резака отсек у спецназовца руку, сжимавшую бластер. Оружие, перекочевавшее ко мне, в упор ударило в другого кальвинца, также стоящего близко, затем несколько выстрелов раздолбало вдрызг один из их флаеров. Уклонившись от нескольких запоздалых выстрелов, я, бросился в сторону леса, краем глаза заметив, как пресекают в зародыше аналогичные действия моих подчиненных. Как выкручивают руки Фло, как ударяют прикладом по голове и пинают в живот Равиля. Не шибко приятное зрелище; что бы я ни говорил им на прощание, пять лет работы — это пять лет работы. Этого достаточно, чтобы привыкнуть к людям, а привычка — сила, скрепляющая посильнее дружбы и любви. Но я не мог отступать от намеченного плана.

Будь у спецназа Кальвина самонаводящиеся лазерные винтовки, на открытой местности я бы превратился в удобную мишень. Но бластер — оружие для ближнего, или, как принято говорить, для контактного боя. Бьет не прицельно, к тому же, с увеличением расстояния выпущенный заряд теряет мощность. Так что пара выстрелов мне в спину, были скорее рефлекторным, чем сознательным действием, и, разумеется, ушли в «молоко».

В рядах кальвинских стражей порядка возникло замешательство. Именно на него я более всего рассчитывал и именно благодаря ему смог без проблем сократить расстояние до леса примерно на километр. Вот где пригодились занятия на беговых дорожках в Академии, зря я думал, что быть космонавтом — это просто в кабине сидеть. Плюс — адреналин, придающий силы. В таком режиме я мог бы бежать сколь угодно долго, лишь вскоре после остановки ощутив, что устал и запыхался.

Но вернемся к замешательству кальвинцев. Они не сразу смогли решить, что лучше — удовольствоваться поимкой двух из трех членов экипажа или преследовать третьего, который, к их несчастью, не был мальчиком для битья. Судя по тому, что после километра пробежки меня обогнал один из флаеров, бравые спецназовцы предпочли второй вариант. А может, предпочли бы первый, не прикажи начальство предпочесть второй.

Вспышка бластерного заряда испепелила траву прямо у меня под ногами. Кальвинцы вовсе не собирались меня убить, они хотели припугнуть, дать мне понять, что играть в догонялки больше не стоит. Ну и зря. Во-первых, я не настолько тупой, чтобы соревноваться с флаером в скорости. Вряд ли человек способен обогнать какое-либо транспортное средство, даже примитивный велосипед. Я поступил хитрее — в ответ на выстрел, практически синхронно, рухнул на голубовато-зеленую траву.

Вряд ли кальвинцы ожидали такого развития событий. Хотели припугнуть, а получилось… нет, прикинуться мертвым мне вряд ли удастся. Хороший сканер способен уловить любую биологическую активность — дыхание, циркуляцию крови, биение сердца. Но, во-первых, небогатой планетке типа Кальвина такие сканеры могут быть и не по карману, а во-вторых, потеря мной сознания также не входило в планы преследователей.

Та-а-ак, кажется со сканерами здесь реальная напряженка. Иначе, зачем флаер не спеша приближается ко мне, а контрольный выстрел не следует? И хватать меня не спешат. А я лежу, стараюсь сдерживать дыхание и не выпускаю бластер из руки, якобы окоченевшей. На самом же деле она медленно нажимала регулятор мощности, повышая ее до максимума.

Когда максимум был достигнут, я одним трудноуловимым движением навел бластер на флаер и выстрелил. Вопрос стоял — пан или пропал, потому что второго выстрела у меня не было. Но результат превзошел даже мои, довольно оптимистичные, ожидания. Ослепительно яркий сгусток буквально врезался в кальвинский флаер, зависший в двух с половиной метрах надо мной. Его буквально разнесло в клочья и, на мое счастье, ни один из этих клочьев не упал на меня. Оценить красоту этого фейерверка в полной мере я не смог, потому что лежал на траве, закрывая лицо руками. Не хватало еще ослепнуть, когда все столь удачно складывается.

— Зарубите себе на носу, — проговорил я, поднимаясь и обращаясь к догорающим обломкам флаера, — космонавт покруче любого спецназа. Вы вот толпяком ходите, а мы больше поодиночке. В крайнем случае, по двое, по трое. Вы в случае надобности можете вызвать подмогу, а нам, кроме как на себя рассчитывать не на кого. Вы деретесь по приказу, а мы — чтоб спасти наши жизни. Так фига ли вы на нас наезжаете?

С этими словами и, подхватив почти разряженный бластер, я затрусил в сторону леса. Бежать до него оставалось не так уж много.

* * *
Интересно, если бы я знал, чем все обернется, начал бы я вообще эту историю? Не со злополучного заказа, и даже не со знакомства с Конфедерастом, что подкинул мне его. Нет, все началось гораздо раньше, я тогда даже в школу не ходил. И родители мои даже не помышляли о космической карьере для своего единственного чада.

Фамилия у меня была вполне подходящей — Орлов. Орлами называли земных птиц, летающих выше, чем любые их пернатые сородичи. На Земле, по крайней мере. Возможно, кто-то из моих далеких предков был воздушным асом, а может, и одним из первых космонавтов, за что и заслужил соответствующее прозвище, впоследствии ставшее фамилией. Увы, в моих родителях подвиги пращура никак не проявились. Отец — медиа-консультант, его работа — смотреть до посинения разные программы, которыми потчуют нас медиа-службы, после чего рекомендовать клиенту какие-нибудь из этих программ. С учетом вкусов вышеназванного клиента. Чем лучше консультант ориентируется в медиа-пространстве, тем выше вероятность, что его рекомендация будет удачной, клиент останется доволен, и обратится снова. Или порекомендует этого консультанта знакомым. Что касается матери, то она работала бухгалтером в одной крупной фирме. Какой смысл в профессии бухгалтера, когда все расчетные операции давно автоматизированы? Тайна сия велика есть.

Оба родились уже после колонизации нашей планеты, и о космосе знали только из школьных уроков астрономии. Ибо, несмотря на полеты к звездам и расселение рода людского на далеких планетах, для подавляющего большинства людей в жизни мало что изменилось. В частности, эти вышеупомянутые звезды и планеты для них так и остались светящимися точками на небе. В крайнем случае, как для космических туристов — точками и дисками в иллюминаторе. Такие люди могли увидеть космос и потоптать инопланетную поверхность только в одном случае — участвуя в колонизации. Для этого недостаточно просто хотеть убежать от повседневной жизни — нужно пройти жесточайший отбор и все такое прочее. Жизнь первых поселенцев тяжела, как тяжело все, что начато с нуля. Жизнь тяжела, но при этом не лишена определенного романтического флера. Не знаю, насколько он соответствует действительности, а насколько лежит на совести пропагандистских роликов Министерства Новых Территорий. Так или иначе, от чего убежишь, к тому и прибежишь.

Сменяется поколение-другое — и поселение на недавно открытой планете превращается в обычный земной город. С небоскребами, офисами, заводами. А также преступностью и наркоманами, грязью и пылью, шумом и пробками. Да, да, я не оговорился насчет последнего. Те, кто в старинные времена ждал от далекого звездолетного будущего еще и всякие штуки, повышающие жизненный комфорт, самодвижущиеся дороги, например, или аэромобили, были бы очень разочарованы. Аэромобили, правда, выпускаются, но в очень ограниченных объемах. Власти любого города боятся переносить движение в третье измерение, полагая, что это сделает его нерегулируемым. А значит — опасным. Совсем запрещать воздушный транспорт в личном пользовании правда, никто также не решился. Пошли на хитрость, а именно, ввели дорогостоящее лицензирование этих самых аэромобилей, а также флаеров. Цена лицензии в разы превышала стоимость самой машины и большинству была не по карману. Зато меньшинство, которому лицензия была доступна, а также чиновники, имеющие ее по службе, могли больше не стоять в пробках наравне со всеми. Для них отныне — легкий и быстрый перелет из одного конца города в другой, а также любование панорамой этого самого города. Даже смотреть вниз на машины простых смертных, что копошатся и бибикают там, для таких людей необязательно. Зачем настроение портить?

В общем, основывая города на далеких планетах, мы лишь многократно тиражировали нашу Землю. Не стал исключением и мой родной город. И родители его запомнили таким же. Дедушки с бабушками в колонизации участвовали, но я никого их них не застал в живых. Единственное, что осталось в городе от тех славных времен — Музей Колонизации. И именно с него, а вернее с воскресного похода в этот самый Музей с родителями все и началось.

Шагнуть через порог Музея для меня тогда было сродни переходу в другой мир. Наверное, даже космонавт, первым ступающий на поверхность вновь открытой планеты, испытывал меньше эмоций. Та тишина, размеренность, спокойствие места, у которого за спиной десятилетия, а впереди — века, меня поразили. Но даже это, первое впечатление не сравнится с тем, что вызвали у меня экспонаты музея. До сих пор с улыбкой вспоминаю, как я бегал от одного экспоната к другому и расстраивался, оттого что ничего нельзя трогать. То есть, руку протянуть можно, но она проходила через экспонат, который был лишь голограммой, неподвластной времени и куда более дешевой, чем реальная вещь.

Зато организован был музей мастерски. Как говорится — ни убавить, ни прибавить. Каждый экспонат был напоминанием о каком-нибудь значимом событии из первых лет истории колонии. Начиная с бортовых съемок приближающегося диска планеты. А также макета звездолета «Отважный», открывшего ее. Макет, кстати говоря, был в натуральную величину и размещался в самом большом зале, до которого я добрался как ни странно, в последнюю очередь. Позади были голограммы животных и растений планеты, экраны с документальными роликами, ласковый голос, льющийся будто из стен, стоило задержаться у какого-нибудь экспоната больше пяти секунд.

И вот — «Отважный». Такой огромный, особенно по сравнению с маленьким мной. Такой блестящий и твердый, что я снова забыл, что вижу голограмму. Не мог не потрогать. И капитан Киреев, первый человек, ступивший на новую планету. Он стоял передо мной — высокий, сильный, уверенный в себе человек, смотрящий куда-то вперед. С гордостью обозревающий новые владения рода людского.

Запел сладкий голосок электронного гида, повествующий, наверное, в миллионный раз об этом человеке и его заслугах, а я, обращаясь к едва догнавшим меня родителям, заявил:

— Я тоже стану таким, — показываю на капитана Киреева, — тоже буду стоять так. И смотреть.

Родители сделали лучшее, что можно было сделать на лепет пятилетнего чада. Молча улыбнулись, что я воспринял как одобрение.

Глава вторая

Стемнело рано. На моих часах было около четырех по полудню. Как обычно, прилетел на другую планету — переведи часы. Если у тебя есть такая возможность и у тебя на хвосте не висят спецслужбы этой планеты. А может, дело в том, что сутки даже на планетах земного типа длятся не двадцать четыре часа, как на Земле, а где больше — где меньше. Часы же мы все используем земные. В смысле, рассчитанные на земное время. Тысячелетия эволюции приспособили наши организмы к двадцати четырех часовому циклу, и никакие другие планеты, на некоторых из которых мы закрепились едва десяток лет, это не перевесят.

Спать не пришлось. Во-первых, с моей стороны было бы наивно полагать, будто кальвинцы, потеряв нескольких своих бойцов, и, поняв, что я скрылся в лесу, смирятся с этим неприятным для них фактом. Если не на полицейских флаерах, то уж на военных самолетах по любому должна быть установлена техника, способная хирургически точно выявить одинокого человека посреди леса. Это лишь вопрос времени, а, точнее, площади леса и количества техники, которой не жалко для поимки одного, хоть и особо опасного преступника. Единственный выход для меня в такой ситуации — двигаться. Точнее, продвигаться вглубь леса. Азбучная истина, что в движущийся объект гораздо труднее попасть, чем в неподвижный. И я не собирался облегчать задачу кальвинцам.

Во-вторых, ночевать в диком лесу незнакомой планеты было просто небезопасно. А планета была именно незнакомой, вернее, малоосвоенной и за пределами одинокого мегаполиса, что лишь точка в планетарном масштабе, можно было ожидать от нее чего угодно.

Нет, коварных чужих, которыми нас пугали еще на заре межзвездных полетов, уже не надеются встретить даже самые отчаянные «ястребы». Если не во Вселенной, то, уж во всяком случае, на этом краю галактики мы и впрямь оказались одинокими. Под властью Конфедерации объединены десятки планет, а на них до сих пор никто кроме нас не претендует. Не летят гигантские блюдца, увешанные оружием, не сыплют на Землю десанты «братьев по разуму», не засылают к нам в тыл шпионов и диверсантов, принявших человеческий облик, не подбрасывают смертельные вирусы, за считаные дни истребляющие все живое. Профессия ксенолога давно превратилась в синекуру, в способ трудоустройства «особо одаренных» чад богатых и влиятельных родителей. Военные же занимаются тем, чем занимались испокон веку, еще на Земле, а именно, помогают одним людям убивать других людей. И еще вытягивают из бюджета ассигнования на разработку новых способов этого важного дела.

Однако и без чужих лес Кальвина не становился безопаснее. Мало ли какие хищники могут там водиться? Одинокий спящий человек может послужить неплохим лакомством для какой-нибудь твари, которой плевать, что ты царь природы. Зверье здесь непуганое, у них еще не отложился на генетическом уровне страх перед двуногим охотником. А вот для меня, наоборот, все, что дышит на этой планете, было потенциально опасным. Маленькая зверушка с розовой шерстью и трогательными большими глазами, могла оказаться хищной тварью с мертвой хваткой и зубками, пропитанными ядом, а увешанное пышными и нежными цветами дерево не факт, что не окажется плотоядным. И, как назло, из средств самообороны — лишь резак да почти разрядившийся бластер.

Пока продолжался световой день, это грозное оружие кальвинских вояк старалось брать энергию отовсюду, откуда можно. И от солнца, и от ветра, и от естественного тепла живого организма, в данном случае, моего. Но вот стемнело, воздух вокруг начал остывать, и восстановление бластерного заряда почти остановилось. Набралось негусто — от силы, пятнадцать процентов от максимума. Пара полноценных выстрелов, если не считать, что даже «мертвый» бластер может послужить неплохой дубиной. Экономя мощность, я пока использовал его именно в такой ипостаси.

И еще маленькое замечание. Ночь в лесу — это не то же самое, что ночь в центре города, похожего в это время суток на новогоднюю елку, увешанную гирляндами. Здесь источников света практически нет (светящиеся глаза местных обитателей не в счет), и, если бы не инфракрасные очки, входящие в комплект предметов первой необходимости любого современного космонавта, я бы чувствовал себя как в черной бездне. И стал бы легкой добычей любой ночной твари. А так, вместо темной бездны перед глазами более-менее четкая, пусть и представленная оттенками серого, картинка.

Вот так я и шел. Продираясь сквозь заросли инопланетных растений, отгоняя от себя бластером или резаком мелкую живность. Один раз встретился с каким-то жутким гибридом гориллы и медведя. От медведя у него был во-первых, рост, во-вторых, толстая шкура, покрытая грубой шерстью; от гориллы — передние конечности, длиннее и развитие задних, а также отсутствие хвоста. Что касается морды, то аналогов в земном животном мире подобрать было трудно. Наверное, кто-то из семейства кошачьих. Правда, я не припомню, чтобы у кошек были столь широкие и большие уши. Как у одной древней мультяшки.

Зверь продемонстрировал мне свои острые зубы отнюдь не любителя растительной пищи, параллельно издав устрашающий звук. Вернее, это он считал его устрашающим, мне же такая смесь вздоха и рычания ассоциировалась со слишком громкой отрыжкой, какая бывает после жирной пищи. Пока зверь готовился к прыжку, я успел о многом подумать. И о том, что давно ничего не ел, а мясо этого страшилища, наверное, съедобно. И о том, что всю жизнь пропитался синтетикой, как большинство людей, а тут, впервые в жизни, у меня появилась возможность отведать живого мяса. Как крупный бизнесмен, высокопоставленный чиновник, или звезда шоу-бизнеса. И о том, наконец, что если я сейчас сэкономлю заряд бластера, то того времени «икс», для которого я его приберегаю, может и не наступить.

Пока я думал, а потом и прицеливался, зверь прыгнул, сбивая меня с ног. Все-таки никакие тренировки реакции не сравнятся с природным навыком. Бластер выпал у меня из рук и отлетел почти на метр. Впрочем, достичь моего горла зубки этой твари не успели — я достал лазерный резак, направляя его луч прямо в брюхо.

Ну и вопль! Уши закладывает, кровь стынет в жилах. Так могли верещать души грешников, обреченные на вечную жарку на медленном адском огне. Стало мокро и не только от крови. Судя по мерзкому запаху, зверь решил напоследок оставить на мне и другие жидкости, вырабатываемые его организмом. Хорошо, что к материалу, из которого сделана моя летная форма, запахи не пристают. Собравшись с силами и спихнув с себя уже бездыханное тело кальвинского хищника, я поднялся на ноги и огляделся в поисках бластера. А параллельно подумал, что его сэкономленный заряд можно употребить на разведение огня. Не в сыром же виде есть незнакомую тварь!

Осознаю, я рисковал, разводя костер. Чего-чего, а такую сугубо антропогенную вещь, как огонь, оперативно обнаруживать научились еще до межзвездных полетов. В наше же время надо очень постараться, чтобы не заметить источник огня. Для этого даже не обязательно, чтобы дым поднимался над лесом, или возгорание было обширным. Достаточно зафиксировать точечную тепловую аномалию, которая не может возникнуть естественным путем и которую, по этой причине, ни с чем не перепутаешь.

Да, я рисковал. Но предпочел такой риск сомнительному удовольствию утоления голода сырым мясом. Ибо, во-первых, чтобы среагировать на обнаруженное, нужно время. Поднимаем «кого-то там» по тревоге и несемся на всех гравитонах. Кого именно? Это уже интересный вопрос. Отсутствие у Кальвина собственной космической техники (мой раздолбанный «Варяг» не в счет) исключает вариант с захватом меня с помощью гравитационного подъемника. Что еще? Прислать истребители, ударить ракетами воздух-земля по месту моего предполагаемого наличия? А не проще (и результативнее) ли вообще лес напалмом залить? Проще. Результативнее. Но не заливают, значит, на то есть веские причины. Помимо благородных забот о естественной природе планеты в их числе вполне может быть стремление взять меня живым, с наименьшими потерями, чтоб потом устроить громкий показательный процесс. Новое шоу для медиафренов. Глупо также высаживать на это место десант. Немного, знаете ли, толку, если бравые вояки застрянут в кронах вековых деревьев. Там же запросто может увязнуть, как муха в паутине, полицейский флаер. Что не говори, первобытные инопланетные леса — страшная сила. Это вам не чахлые одиночные деревца высотой не более трех метров в немногочисленных природоохранных зонах на Земле. Это — природа, у которой еще не возникло своего царя, и которая не спешит признавать самозваного приезжего владыку.

Так что единственный расчет для кальвинцев — высадить у опушки десант с навигаторами и бросить на мои поиски. Навигатор — вещь хорошая, полезная, но скорость перемещения не повышает ни на йоту. Учитывая же, что мне, для того чтобы продвинуться к тому месту, где я встретил зверюгу и развел костер, понадобилось несколько часов, я до прибытия незваных гостей, успевал не просто поесть — пожрать до отвала, что нежелательно в моем положении, и затушить костер. Нет костра — нет и цели.

Зажарил и съел я несколько кусков, дабы утолить голод, а прочее оставил на поживу другим лесным обитателям. Я прекрасно понимал, что совершаю варварский поступок, в то время как подавляющее большинство хомо сапиенсов глотает синтетику и за десять лет не заработает столько, сколько стоит такая гора мяса в ресторане. Но и заниматься заготовками продуктов не собирался. Это — трата времени, к тому же мясо (настоящее), как я слышал, быстро портится. Захочу есть — еще кого-нибудь пристрелю. Вкус у местной фауны хороший, гамбургеру до него — как до Ядра Галактики пешком. Бластер же, хоть и недозаряженный, придает уверенность.

После ужина я продолжил путь, увы, не с той же интенсивностью. Во-первых, бесконечно долго работать не может ни один организм. Во-вторых, еда, вместо того чтобы восстановить мне силы, напротив, разморила. Ну, знаете, такое чудесное чувство, когда ничего неохота делать, а хочется валяться на диване, посмотреть какую-нибудь ни к чему не обязывающую дурь по медиа-системе, а то и просто задремать, несмотря на предостережения диетологов. Где-то на рассвете, я понял, что если сейчас же не прилягу и не посплю хотя бы пару часов, то могу вскоре неконтролируемо свалиться. И тогда меня не разбудит даже взрыв вакуумной бомбы. И еще ужасно хотелось пить. Но, видимо, судьба решила, что с меня на сегодня испытаний хватит, и ниспослала счастливый случай.

— Сынок! Молодой человек! — услышал я слабый скрипучий голос где-то поблизости, а вернее, внизу. Встряхнувшись и изо всех сил тараща слипающиеся глаза, я увидел лежащего на траве старика, придавленного стволом дерева. Старик умоляюще смотрел на меня.

Избытком милосердия я не страдаю. И не готов, забыв про все на свете, броситься на выручку первого встречного. Но были два обстоятельства, заставляющие меня в данной ситуации поступить именно так, а не иначе.

Первое, это такой вроде бы пустячок, что старик говорил по-русски. Понятно, что с образованием Конфедерации, тем более, с расселением человечества по другим планетам, национально-государственные образования утратили смысл. Но никакая Конфедерация с глобализацией не могли ничего сделать с такой вещью, как язык. Вроде бы мелочь, вроде бы просто набор слов, который привычен для рта и уха, но… заменить сотни человеческих языков одним оказалось проблемой посложнее, чем заставить наши космические корабли мгновенно перепрыгивать со звезды на звезду, сохраняя при этом в живых находящихся внутри людей. В разные времена на небосклоне появлялась то одна, то другая великая держава, пытающаяся навязывать остальному человечеству свое — хоть в идеологии, хоть в моде, хоть в языке. Увы, международный статус языков, получаемый таким образом, не переживал кончины породившей его великой державы. Несколько терминов — вот, что оставалось от них от всех, начиная с латыни и кончая инглишем. Про попытки договориться о каком-то компромиссном, синтетическом языке, я уже молчу. История просто не сохранила имена тех людей, что занимались подобной дребеденью. Так что национальные языки пережили и объединение человечества под властью одного правительства, и интернациональные космические экипажи; переживут и межзвездную экспансию. Просто, перебираясь на постоянное место жительства в другой город или, даже на новую колонию, каждый человек предпочитает селиться рядом с теми, кто говорит с ним на одном языке. То, есть, немец с большей охотой будет жить по соседству с немцами, китаец — с китайцами, ну а русский — с русскими. И люди, по привычке, инстинктивно, оказавшись на чужбине, всегда тянутся к своим историческим соотечественникам. Даром, что родились на разных планетах. И я не мог остаться равнодушным, услышав зов о помощи на родном для меня языке.

Вторая причина более эгоистичная и прагматичная. Вряд ли старик зашел погулять на десятки километров вглубь леса. Скорее всего, он здесь живет, причем, наверняка, не в дупле. Какой ни есть дом у него должен быть. А дом — это кровать, в смысле, возможность отдыха. В жизни всякое случается, но в то, что этот дедуля сможет послать по всем известному адресу своего спасителя, мне как-то не верилось. Зато какое преимущество! Тот факт, что в лесу под столицей Кальвина обитает больше одного человека, весьма затрудняет охоту на меня. А если два объекта, подходящих под описание искомого, сперва встретятся, потом повертятся близко друг от друга, и, наконец, разбегутся, то это как игра в наперсток получается! В наперсток же выиграть трудно, а если у тебя всего одна попытка — то и вовсе невозможно.

— Как вас угораздило? — поинтересовался я, потянувшись в карман за лазерным резаком.

— Да, дурак старый, за грибами пошел, а грибы-то все больше возле трухлявых деревьев растут. Ну пожадничал, давай их срезать, те, что покрасившее. А мелочь всякую попинываю. Ну, как-то так, неосторожно получилось, ствол снизу сильно гнилой был. Ну и повалилась на меня эта негодница. Удрать не успел. Сутки здесь лежу, наверное. Еще эти твари тут толкутся, — старик показал не придавленной рукой на нескольких крупных, в метр высотой, но бескрылых птиц, сидевших на поляне поблизости, — падальщики. Ждут, когда я сдохну.

— Скажите, а этих… падальщиков можно есть? — осведомился я осторожно.

— Да я, тут сутки полежав, червяка бы съел, не то что падальщика! Буржуи, поди, в ресторанах, не особо заморачиваются, чем питалось то, что им подают. Сказано: «мясо птицы», а какой птицы — по хрену.

— Спасибо, — я поднял бластер и пальнул на минимуме мощности. Один из падальщиков рухнул замертво, остальные, не ведая взаимовыручки и боевого товарищества, накинулись на него и стали рвать на куски своими большими гнутыми клювами. Ну прямо, по-человечески действуют! Наверное, скоро разумными станут. Впрочем, перспективы эволюции бескрылых птичек меня не так волновали, как их пищевая ценность. Экономя мощность бластера, я подошел поближе и упокоил падальщиков несколькими ударами приклада. Один экземпляр оказался упрямее других. Он догадался умерить аппетит перед более важным инстинктом выживания, и попытался атаковать меня, а, поняв, что его клюв не пробьет мою форму, спешно удрал.

— Сынок, а ты не мог бы?… — вновь простонал старик.

— Мог, вот теперь мог бы. Будет вам и еда, и освобождение, — я хотел добавить что-то высокопарное, типа «русские своих в беде не бросают», но воздержался. Вместо этого просто вынул лазерный резак и ровненько разделил ствол придавившего старика дерева надвое. Потом приподнял половинку ствола и помог бедняге подняться.

— Ох, спасибо, сынок, — сказал тот, кряхтя, — слушай, а ты бы помог мне дойти. Чайку бы попили, он у меня натуральный, не чета дряни городской. Да и не донести мне этих…

Он имел в виду тушки падальщиков, которые я держал в руках. Они действительно не были легонькими. Ну а я не мог не согласиться. Ибо, к тому времени был готов убить за возможность промочить горло.

* * *
Один из сильнейших страхов школьника, по крайней мере, младшего — это когда в школу вызывают родителей. Правильнее, наверное, говорить, не «родителей», а «родителя», потому как даже одному из них бывает трудно выкроить время для столь неприятного события. Плотный рабочий график, так его перетак! Хорошо отцу — у того оказалась на это время как раз назначена встреча с очередным клиентом. А вот для мамы еще неизвестно, что «меньшее зло». То ли переливать из пустого в порожнее в офисе, зевая и поглядывая на часы, кляня на чем свет стоит начальство, которое к концу рабочего дня может подкинуть срочное дело, а само со спокойной совестью разъехаться по домам. То ли сидеть в пустом классе рядом со своим чадом и краснеть за него, выслушивая монологи учительницы.

Вопреки прогнозам ученых и мечтателей докосмической эры, нас, цивилизацию межзвездных полетов, по-прежнему ведут к знаниям живые учителя. Точнее, учительницы, ибо доля мужчин в составе педагогического коллектива, по крайней мере, нашей школы, составляло где-то одну десятую. Правильно, что это за профессия для мужика? Мужчина должен пахать, деньги зарабатывать и делать свой дом полной чашей, даже если эта чаша наполнена синтетическим напитком или зловонным дерьмом. Были, конечно, эксперименты по автоматизации учебного процесса, давно уже были, да только провалились с треском. Все эти лекции с экранов, да тесты с несколькими вариантами ответов, не способные ничего выше рефлекса, выработать у учеников. Про неврозы и истерики у дошколят, участвовавших в эксперименте с «Робо-няней» в моем родном городе, я уже молчу. Тогда, даже до уголовного дела дошло. Не будь у фирмы, вздумавшей таким образом «скрасить» детство «цветов жизни», адвоката с хорошо подвешенным языком и хваткой тельбирского червя-паразита, загреметь бы ее руководству за решетку. А так все ограничилось закрытием данного конкретного проекта и переключением этих адептов автоматизации на другие: «кибер-официант», «авто-конструктор» и, конечно же «живой унитаз» с приятным таким голосом. Когда я вспоминаю эти выкидыши научно-технической мысли, я жалею, что помимо Музея Колонизации, сохранившего для нас славные страницы истории, нет на нашей планете другого музея. Где демонстрировались бы все эти уродцы, лучше со своими создателями, как живое предостережение нам, крепким, как известно, задним умом.

Но мысли эти пришли ко мне потом, спустя, минимум, десяток лет. А пока я со своей матерью сидел напротив учительницы, молча кивая на ее возмущенные излияния. Причина же их была пустячная, как полагал я тогда. Всем знакомо сочинение «как я провел лето». Все писали и не раз. И я в тот раз впервые написал. Только, в отличие от одноклассников, что, как один, живописали «пикники на природе» (в километре за чертой города, дальше опасно) или полеты в гости к бабушке в другой город, я решил соригинальничать. Согласно своему сочинению, я летал в космос, открыл новую планету, охотился там на «крылатых кусак» (рисунок прилагается) и, в конце, с обидой констатировал, что по возвращении забыл на эту планету дорогу. Очень серьезно (как мне на тот момент казалось) я это аргументировал действием яда одной из «кусак», который ведет к частичной потере памяти.

Не знаю, много ли было в сочинении орфографических ошибок. Не больше, чем у других, наверное. Но Клавдию Александровну, училку нашу, оно потрясло и возмутило до глубины ее училкиной души. Ей показалось недостаточно просто поставить «кол», она принялась публично, перед всем классом, цитировать мое творение, выдавливая из детей угодливые, либо бессмысленно-веселые, смешки. Так ей и этого показалось экстремально, остро, недопустимо мало. Для полного счастья надо было отпросить с работы мою маму и сидеть, изливая ей и мне душу.

— Я все понимаю, — подытожила она, даже всхлипнув, — мечтать не вредно. И фантазировать. Все мы в детстве это делали, что уж скрывать. Важен ведь не сам факт, что Максимка (ненавижу это обращение!) что-то придумал, написал то, чего на самом деле не было. Дело вовсе не в том! Важно, о чем мечтает ваш ребенок. Космос — это же… это… хуже преисподней!

— Почему? — я не выдержал, подал голос, нарушая формат действа под названием «вызов родителей в школу».

— Почему?! — у Клавдии Александровны аж слезы навернулись, — там же опасно! Это же риск каждую секунду! Это… один в пустоте. И планеты, кишмя кишащие злобными тварями. Как можно об этом мечтать?

— А я злобных тварей бластером! — снова вякнул я, улыбаясь, и, на этот раз получил от матери подзатыльник.

— Мой муж тоже так говорил, — произнесла училка, утерев лицо платочком, — бластер — вот решение проблем. И что? Забрал у меня космос моего Толика. Из дома ушел, пиратом стал. Всего один раз мне написал, три слова: «звезды любят сильных».

— И че? — снова вякнул я, еще не научившийся, когда надо, держать язык за зубами, — я с ним согласен.

— Да как ты можешь?! — воскликнула Клавдия Александровна, всплеснув руками, и, видимо, по-своему поняв это мое «я с ним согласен». Неизвестно, чем бы закончился этот отнюдь не конструктивный диалог, не вмешайся моя мать.

— Ничего, — сказала она, — не волнуйтесь, Клавдия Александровна. Максим исправится. Все перепишет, как было на самом деле. Помнишь, Максим, мы летом в парк развлечений ходили? На аттракционах катались…

— Не хочу про аттракционы! — хотел выкрикнуть я жестко и непреклонно, а получилось плаксиво и капризно, — я про космос хочу! Я хочу как капитан Киреев!

Снова, подзатыльник — главное средство воздействия на мою не шибко, видать, умную голову. И«серьезный разговор» уже за дверью, по дороге домой.

— Ну зачем тебе этот космос? — задала мать главный вопрос всех времен и народов. Не в смысле, о космосе, а в смысле, зачем нужно то-то и то-то. Какая от этого польза, то есть.

— Интересно, — бросил я наивно, — и уважают за это. Вон, капитана Киреева в музее показывают, все на него смотрят. А на меня не каждый даже внимание обратит.

— Но капитан Киреев много учился, — ввернула мама слово, вызывающее у детей моего возраста суеверный страх, — и тренировался. Знаешь, какой конкурс в Академии Космических Полетов?

— Не знаю, — честно признался я, — откуда же мне знать? Но я узнаю. И тоже буду учиться и тренироваться.

Реакция матери на это мое неожиданное заявление было сродни одному анекдоту. Приходит крупный бизнесмен к священнику и спрашивает: «а попаду ли я в рай, если пожертвую все свое состояние на нужды церкви?». А священник, алчно потирая руки, отвечает: «гарантии дать не могу, однако ради такого дела рискнуть стоит». Вот и мать решила, что рискнуть стоит. Потому что, по ее мнению, в Академию, я, скорее всего не поступлю, а то и вообще это новое увлечение мне к тому времени надоест. Зато у меня появился стимул к хорошей учебе, что, несомненно, плюс.

— Что ж, сынок, — сказала она мне, — если хочешь — учись. И может быть, станешь как капитан Киреев. И прославишь нашу семью.

— Я не подведу! — воскликнул я с горящими глазами. Я правда, после этого старался «не подводить». И сочинение переписал, получив пятерку за эти дурацкие аттракционы.

А пару лет спустя узнал по медиа-системе, что в результате спецоперации пойман опасный космический пират. Звали его Анатолий Чернявский — фамилия как у Клавдии Александровны.

Глава третья

— А откуда ты в наших краях? — старик, в силу разницы в возрасте, не утруждал себя обращением на «вы», — нарядный, да еще с пушкой?

Под «нарядом» он имел в виду мою летную форму, да еще с четырехконечной звездой в круге — эмблемой космонавтики, подобно тому как якорь в старинные времена был эмблемой морского дела. Старик, которого, кстати, звали Егор Борисович, заметил, а я намотал на ус.

Форма эта, при всех своих практических преимуществах, в сложившейся ситуации выдает меня не хуже, чем надпись на лбу: «это я, капитан Орлов, прилетел и обстрелял ваш город». Отсутствие у планеты космических кораблей и то обстоятельство, что до Хэллоуина далеко, позволяло истолковать мой прикид единственным образом — не слишком приятным для меня.

Сам Егор Борисович был одет, что называется, инвариантно, по отношению ко времени и профессии. Старые джинсы, потерявшие от времени цвет и дизайнерские примочки, куртка, давно вылинявшая футболка, а в довершении картины — резиновые сапоги по колено. Такого дедулю в любой город — и он мигом растворится среди местных бомжей. Да, да, удивительно, вроде бы вселенная большая, места всем хватает, так нет же, находятся до сих пор люди, которым этого самого места нет. Ни жилья, ни работы, ни семьи. И на колонизацию таких не возьмут — не проходят, как правило, ни по одному пункту требований. Так, о чем это я? Ах, да, раньше вид бомжа, его почти принципиальная неряшливость, неприятный (мягко говоря) запах, в сочетании с подчеркнутым нежеланием что-то изменить, вызывал у меня отвращение почти инстинктивное. Теперь же я подумал, что лучший способ для меня проникнуть в город и перейти ко второму этапу моего плана — это прикинуться таким вот выкидышем цивилизации. Надо будет попросить у Егора Борисовича шмоток. Должен же у него какой-то запас быть, не настолько же он опустился, чтобы ходить в одном и том же. А пока…

— С другой планеты, — ответил я обтекаемо. Вряд ли этот лесной отшельник в курсе политической ситуации, тем более — последних событий. Так и есть — Егор Борисович хмыкнул, видимо, не считая гостя из космоса значительным событием, и замолчал. По крайней мере, до того, как мы дошли до его дома.

Кстати, о доме. Судя по имиджу старика, я ожидал увидеть достойное его жилище. Ну, как в сказочных фильмах: избушка, наполовину вросшая в землю, потемневшие от времени бревна, мох торчит из стен, крыша, крытая опять же мхом, окошечки маленькие. Черта с два! Посреди инопланетного леса вырос вполне приличный современный коттедж. Два этажа. Терраса со столиком. Крыша с солнечными батареями — верный признак наличия электричества. Пластиковые окна, разве что, заляпанные. Присмотревшись, я увидел и другие особенности. Краска, несмотря на объявляемую в рекламе обычно, стойкость сдалась-таки всевластному времени и местами облупилась. Кроме того, я не заметил ни малейших признаков приемных устройств медиа-системы. Но, в целом, дом был воплощенной мечтой большинства горожан, обитающих посреди городского шума и грязи, в тесных коморках, для прикола именуемых квартирами.

— Не ожидал, сынок? — усмехнулся Егор Борисович, видя, как я, с падальщиками в руках, остановился перед его домом, — поди, думал, я в шалашике живу? Или в дупле?

— Ну, не то чтоб в дупле… — произнес я, но не отличающийся церемонностью старик меня перебил.

— Думаешь, поди, на фига старому дурню такие хоромы? Так я же не для себя их здесь замыслил. Не только для себя. У меня ж, сынок, семья была. Жена, дочка. Очень хотелось мне, чтоб жили по-людски. А не как муравьи или эти… — он небрежно указал на тушки падальщиков у меня на плече, — ты оглянись вокруг, разве не рай? Энергия халявная, вода из скважины, пища — буквально под ногами растет и бегает. Все блага цивилизации, вплоть до вакуумного рефрижератора, в который этих птичек положить — через сто лет свежими будут. Но кое-чего нет. Медиа-системы долбаной, от которой дебилом станешь, да компьютера.

— Его-то за что? — не выдержал я.

— За все хорошее. Я в молодости программистом был. Не ожидал? Ничего, я был хреновым программистом. Но и мне хватило, чтоб понять. Комп, он вроде бы слугой нашим назвался, а такая сука коварная, что сам кого хошь подчинит. К любому сердцу дорогу найдет. Дебилам — игрушки для самоутверждения, что, мол, хоть где-то я крутой. Умным людям — ускорение и облегчение работы. Всем остальным, коих большинство — Гипернет, со своими чатами-хренатами и «интересными» ссылками. Немножко времени — и ты без этого агрегата как без рук. Хотя куда там рукам?

— А вы это… сами построили? — спросил я.

— Ты че, сынок! Куда мне? Я ж вкалывал как ненормальный, денег назанимал, для себя и семьи старался. Тут ведь не выживать — жить хочется! Согласись, а?

— Можно и согласиться, — сказал я нехотя. Насчет того, что «жить, а не выживать» я не очень-то был с ним согласен. После схватки с местной зверюгой.

— Зверь, если он сыт, или его напугать, или пока ты ему не мешаешь, тебя не тронет, — словно угадал Егор Борисович мои мысли, — к тому же от них защита есть, вроде твоей пушки. А в городе… как хочешь, считай, сынок, но у вас там все норовят загрызть всех, и не от голода, и не от реальной опасности, а на всякий случай. Я даже полагаю, что первые люди были изгнаны из рая в мегаполис. А мне хотелось хотя бы с семьей в рай переехать.

— И что? — спросил я.

— Что-что, жена и раньше меня за дурня и неудачника держала. А как увидела, на что все бабки пошли — так вообще психанула и на развод подала. Не стала ничего у меня отсуживать — и на том спасибо. Дочку вот жалко, дочка с ней осталась. А щас уж выросла, уж втянулась в эту карусель, где все крутятся и каждый от другого откусить норовит. Сегодня ты откусил, завтра у тебя откусили, а город в конце все переварит. И откушенное, и тех, кто кусал… Ну ладно, че встал? Я-то старый, разболтался, одиноко мне. А ты…

* * *
Синтетические напитки, даже бренды с многовековой историей, типа «колы» — моча беременной козы по сравнению с результатом заварки местной травы в кипятке. Так называемым чаем. Мы с Егором Борисовичем выпили по три кружки, сидя за столиком на террасе. Когда сидишь вот так в тиши, нарушаемой лишь пением птиц да жужжанием насекомых, как-то забывается, что где-то рядом идет непримиримая борьба за существование, уносящая жизней больше, чем любой военный конфликт людей. И, уж тем более, не вспоминаешь о сезоне охоты на тебя. Охоты, коим занимаются представители твоего же биологического вида.

Если после спасения старика и короткой схватки с падальщиками, у меня были хоть малейшие сомнения, то, утолив жажду горячим чаем, я понял — нечего и думать о продолжении пути. Башка свинцовая, ноги едва держат, а рукам вообще в лом шевелиться.

— Эх, да ты давно не спал, сынок, — понял мое состояние Егор Борисович, — ты в мансарду поднимись, я для своей дочки сделал. Да и я, посплю, пожалуй. Проклятое дерево, из-за него уснуть не мог.

— Разбудите меня через пару часов, — пробормотал я. Не знаю, услышал хозяин меня, или нет. Войдя в дом, я поднялся по лестнице в небольшую комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Кровать была коротковата, но мне уже было не до этого.

Сколько я так продрых — не знаю, но разбудили меня шум и выкрики, звучавшие приглушенно, и откуда-то снизу. И еще лучи местного солнца, что, сияли прямо мне в лицо. Где-то минут пять, я, открыв глаза и совершенно обалдев, пытался понять две вещи: где я и сколько я здесь. Первое я понял быстрее, восстановив в памяти и неудавшееся нападение на Кальвин, и арест моей команды, и бегство в лес, и встречу с Егором Борисовичем. Восстановилось и последнее воспоминание — как я, практически на автопилоте, дошел до кровати и отрубился. А вот со вторым дело обстояло хуже. И хронометр ручной здесь не помощник. Сутки же он не считает. И, вообще, на другой планете такие штуки начинают гнать! Например, глухая ночь, а он, дурачок, полдень показывает.

Шум и выкрики снизу не прекращались. Я лег на пол, подполз к окну и выглянул. Так и есть, комета им в задницу! В сплошном своде из кальвинских деревьев зияла небольшая брешь, по-видимому, проделанная самим Егором Борисовичем, дабы солнечные батареи лучше заряжались. То, есть, в масштабе леса брешь небольшая, но достаточных размеров, чтобы пропустить пару-тройку флаеров. Три флаера, как раз расположились на лужайке возле дома. Это значит — пять или, скорее, шесть человек по мою душу. Одного из них я заметил у входа в дом, когда огляделся, насколько позволяло окно.

Да-а-а, вот, что значит, дать слабину! Ведь просил хозяина разбудить меня… Хорошо, что бластер при мне.

Оружие, в отличие от меня, времени не теряло, о чем свидетельствовал его полный заряд. Хоть одна хорошая новость!

Внизу послышался всхлип и вскрик, заглушаемый грубыми гортанными голосами. Ясен пень, эти скоты нашли противника по зубам. И, ведь из-за меня все, старик тут ни при чем.

Лет десять назад я бы, наверное, ломанулся на спасение слабого, пылая праведным гневом. И не добился бы ничего, кроме запаха горелого мяса от себя. Нет. Будем действовать по порядку.

Открыв окно, я прицелился и угостил стоящего снаружи полицейского выстрелом. Одним. Зато метким. Бедняга даже испугаться не успел. Затем открыл огонь по двум из трех флаеров, надеясь использовать последний. Бластерные вспышки крошили стеклопластик, уродовали металл и, наконец, заставили эти летающие железки вспыхнуть. Огонь был небольшой (чему там сильно гореть?), скорее, это был тлен, зато с едким дымом. С немалым удовольствием, я увидел еще одного спецназовца, выскочившего из дома и бестолково пальнувшего в сторону леса. Да, чувак, голова тебе, видимо, для того чтоб в нее есть! Следующий выстрел был моим, и он уложил бесстрашного до кретинизма вояку наповал. Два — ноль в мою пользу.

Внизу, видимо, поняли, откуда ведется огонь, ибо на лестнице послышались тяжелые шаги. Я отполз к стене дверного проема, чтоб из последнего меня не было видно. И успел пожалеть об этом своем шаге, поскольку в комнату в первую очередь занесло не придурка с бластером и удобную мишень для меня, а небольшой шарик, подмигивающий красным глазком.

Акустическая граната! А в полиции Кальвина не дебилы служат! А может, служили, пока я их не перебил. Но размышлять более об умственных способностях противника у меня уже не было времени. Его оставалось лишь на то единственное, чему учили для таких случаев в Академии. Рожей на пол, башку, и, особенно, уши, закрываем чем можно. В роли «чего можно» в данном случае были лишь мои руки да подушка.

Ощущение — как будто одно из первобытных деревьев Кальвина, отнюдь не трухлявое, как в случае с Егором Борисовичем, рухнуло прямо на меня. И не на ногу, а прямиком по башке. Из носа потекло — при том, что насморком я не страдаю. Но это цветочки. Не прими я меры предосторожности, не соображал бы уже, пускал слюни и ходил под себя. А так есть повод польстить своему самолюбию. Ибо акустические гранаты подбрасывают лишь особо опасным преступникам. Эти адские машинки даже во время войны применять запрещается.

Кальвинцы истолковали мое лежание в маленькой, но луже крови по-своему. Экие наивные ребята! Говорили они на одном из диалектов инглиша, вполне для меня знакомого. Видимо, это и есть официальный язык на Кальвине.

— Слышь, кажется, ты его угробил.

— Не «ты», а «мы». Подразделение. Я же не один задание получил. Получило подразделение. Отвечаем тоже подразделением. А во-вторых, не «угробил», а «застрелен при задержании».

— Ладно, понял. А посмотри, он тыковку свою закрывает. Опытный.

— Конечно! Еще бы он был неопытный. Шесть наших кончил за какие-то сутки. Разве неопытный бы смог… так? Ежу понятно, что он опытный… был.

— Гы-гы, — какой-то смех дурацкий, — я слышал, после таких игрушек если и выживают, то совершенными дебилами становятся…

Ага, и можно служить в полиции Кальвина.

— …может надо «того»? Последнее милосердие?

Разве вы не понимаете, что пока вы треплитесь, я по голосам определил, не только ваше количество, но и где вы относительно меня расположены? Разве вы не заметили за своим базаром, как рука моя шевелится на рукояти бластера? Вы, наверное, принимаете это за конвульсию? И собираетесь мне последнее милосердие оказать? А хрен вам!

Первого я вывел из игры практически на ощупь. В смысле, вслепую. Держась за живот, в котором образовалась аккуратная дырка, он свалился под ноги своему напарнику. Что касается последнего, то он повел себя недостойно не то что для сотрудника спецподразделения, но и вообще для разумного существа. Вместо того чтобы оказать мне сопротивление, или просто встретить смерть лицом к лицу, он взвизгнул как поросенок и, повернувшись ко мне спиной (это ж надо додуматься!) буквально слетел с лестницы. Я выстрелил вслед, но дуракам везет. А мне, в этот раз — нет.

Вскоре я услышал два выстрела внизу. Подобрав бластер пристреленного спецназовца, и, порадовавшись его почти полному заряду, я так и спустился вниз, с бластером в каждой руке.

Посреди гостиной валялось два свежих трупа. Один совсем недавно был слабонервным сотрудником полицейского спецназа Кальвина. А второй — стариком Егором Борисовичем, хозяином этого дома, которого свела со мной судьба-злодейка.

— Что, нашли достойного противника? — окликнул я двух оставшихся кальвинцев, стоящих рядом с трупами.

— Это он, истеричка, нах, — беззлобно произнес один из них, указывая на своего павшего коллегу, — прибежал сюда, орет, дьяволом тебя называет. Стрельбу открыл, дедулю пришил. Пришлось упокоить, по уставу.

И, словно очухавшись, синхронно развернулись, наводя стволы на меня. Так мы и простояли молча с минуту, готовые выстрелить.

— Ребята, может, будем благоразумны? — предложил затем я, — у меня два ствола, у вас два ствола, то есть, технически наши шансы равны. А вот статистически превосходство на моей стороне. Я уже угробил семерых ваших коллег. Семерых за сутки, понимаете? Вы же, все, что смогли сделать в ответ, это кровушки мне из носа пустить. Убитый хозяин этого дома не в счет — он не знал, кто я, он пригласил меня только за то, что я его спас. И задерживаться здесь я не собирался. В общем, ребята, вам не кажется, что вы здесь теряете время? Свое и мое.

— Мы не можем отступить, — сказал один из кальвинцев, обреченно, — такие потери, да отрицательный результат…

— Я понимаю, — согласился я, — тем более что отступать вам не на чем. От ваших флаеров я оставил на ходу один — для себя. Поэтому речь не об отступлении. А о том, чтоб вы аккуратненько положили свои пушки на пол и ответили на пару простых вопросов. Тогда я подарю вам то, что вы называете «последним милосердием». Нет — сами понимаете. Как говорил один инструктор из Академии, это чревато боком.

— Я, пожалуй, согласен, — вымолвил одни из кальвинцев. Почти одновременно с его словами я сделал два выстрела. Первый попал ему в грудь, второй — в ноги его напарнику. Поэтому, первый сразу рухнул и затих, второй же упал на пол и заорал.

— Тихо, тихо, — склонился я над ним, — поди все звери от твоих воплей разбежались.

— Па-а-след-не-е ми-ла-а-сер-ди-е, — орал он от боли, и в этих воплях тонула примерно половина звуков осмысленной речи.

— Милосердие, тебе, значит? Какие… своеобразные, прямо скажем, представления о милосердии у вашего ведомства. Сами придумали или в религиозной литературе почерпнули?

— Хва-а-атит! — проорал кальвинец.

— Я понимаю, милосердие нужно всем, — ухмыльнулся я, — одно движение руки, даже пальца — и все закончится. Но и ты окажи мне последнюю услугу. Один вопросик, хорошо?

Спецназовец закивал. А я перешел к самой интересной части.

— Как в вашем ведомстве проводится идентификация личности? Для доступа? По отпечатку пальцев? Или как?

— Да пошел ты! — кальвинец ответил почти полностью разборчиво.

— Ну я пойду, — не стушевался я нисколько и сделал несколько шагов в сторону двери, — счастливо оставаться. А жаль, напарник твой оказался посговорчивее, и проблем у него…

— По пальцу! — завопил спецназовец, — и по сетчатке глаза. Еще надо карточку личную…

— Спасибо. Всего доброго, — попрощался я с несговорчивым кальвинцем и, подойдя к нему, достал из кармана пластиковую карточку. Затем аккуратно, тоненьким лучом лазерного резака, отрезал ему палец, невзирая на ор и мат. И, уже в последнюю очередь, вырезал бедняге глаз, добив его таким вот не шибко гуманным способом. А что делать? Стреляя в голову, оказывая последнее милосердие, можно этот самый глаз привести в негодность.

Поместив палец и глаз в герметичный вакуумный сосуд, найденный на кухне, я с этим сосудом и обоими бластерами вышел из дома и направился к последнему, оставшемуся на ходу, флаеру. Поднять его в воздух должно быть проще простого, для человека, водившего космические корабли.

* * *
Если в воздухе всего пара процентов кислорода, зато до фига запаха пота, с которым не справляются кондиционеры, если вокруг слышится пыхтение от натуги, если это пыхтение перемежается с металлическим лязгом — значит, вы в спортзале. Если же, при этом, судя по часам, уже вечер, когда от праведных трудов отходят даже безнадежные трудоголики, а вы отнюдь не поздно сюда пришли — значит, вы фанатик, не менее безнадежный, чем вышеуказанные трудоголики. Если точнее, у вас есть навязчивая идея. Стать чемпионом, к примеру. Или…

Моя навязчивая идея привязалась ко мне еще до школы и не спешила отвязываться. Атрибуты ее — красивая форма, пульт космического корабля, тропинки далеких планет, уважение и почет. Цена же — хорошая учеба и такая же физическая подготовка. Без этого всего в Академию Космических Полетов не возьмут.

В плане учебы скажу — уроки назавтра были сделаны давно. В дневнике у меня преобладают пятерки. И пятерки же по всем предметам светят мне в этом полугодии. Как и во многих предыдущих. Что касается физической подготовки — я проводил в этом зале каждый день часа по три. И, как раз собирался перейти с беговой дорожки на занятия со штангой. Однако…

Коммуникатор, покоившийся неподалеку от меня на специальной подставке в стене, ожил.

— Прием! — сказал я ключевое слово, и, над коммуникатором возникло голографическое изображение лица Лысого, моего одноклассника.

— Здорово, Макс! — с энтузиазмом человека, узнавшего о доставшемся ему богатом наследстве, воскликнул он. Таким я его со школы и запомнил — весельчак и балагур, ни капли не комплексующий из-за отсутствия от рождения, растительности.

— Привет, Лысый, — в моем голосе энтузиазма было на пару порядков меньше. Не люблю, когда я занят, а кто-то беспокоит.

— Слышь, Макс, у нас туса намечается… — сказал Лысый, сверкая хитрой белозубой улыбкой.

— Че за туса? — спросил я, понимая, что последняя его фраза является приглашением.

— Ну, реальная такая туса. Я достал билеты на экстаз-шоу, затем бухнем, ну а дальше, как положено. Девчонки, в смысле. Как их положим, так и будет положено.

Кто не понял, это у Лысого такой юмор. Я вздохнул, жалея, что вообще спросил. Ну чего еще можно было ожидать от вечеринки восьмиклассников? Парада с шариками в небо?

Экстаз-шоу. Это массовое зрелище, доступное каждому, по той причине, что предложение давно превысило спрос. Так нет же, на каждой планете, и в каждом городе каждый год пачками выпускаются новые «звездочки», отличающиеся разве что по именам, внешность же и имидж диктуется модой. Когда-то, возможно не один век назад эти экстаз-шоу заменили традиционную эстраду. Процесс этот был постепенным. Сперва кто-то из воротил шоу-бизнеса заметил, что необязательно вкладывать серьезные деньги для раскрутки юного дарования или непризнанного гения с улицы. Выступать на концертах, как выяснилось, может любой человек, просто находящийся в относительно здравом уме и понимающий, где он находится. Главное — не человек, а специальным образом синтезированный звук, который был бы приятным. Затем, шаг за шагом, увеличивалось количество органов чувств, затрагиваемых воздействием. Зрение? Выпускать на сцену людей с безупречной внешностью, и в откровенных нарядах. Обоняние? В концертные залы подавались специально разработанные ароматы. Осязание? Специальные волны вызывали у зрителей, или, их правильнее называть клиентами, ни с чем не сравнимые ощущения. И так далее. Параллельно повышался, что называется, градус удовольствия с целью переплюнуть конкурентов.

Сегодня экстаз-шоу (это, придуманное в народе прозвище стало официальным), действует так, что наркотики прошлого кажутся детскими шалостями. Привыкание обеспечено на второй, максимум, на третий раз, невозможность же получить желаемое удовольствие вызывает у подсевшего половое бессилие и депрессию, заканчивающуюся суицидом в одном из двух случаев. Все это — медицинские факты, известные чуть ли не каждому. При этом власти не спешат запрещать данный вид развлечения. Было несколько попыток обсуждения на разных уровнях даже на моей памяти. Все попытки выдохлись, и причина тому — колоссальные бабки, крутящиеся в этой сфере. Есть спрос — предложение по любому будет. А простая публика, зная о побочных действиях экстаз-шоу, все равно продолжает на них ходить, с детьми, с родителями, и каждый уверен — что-то плохое может случиться с кем угодно, только не с ним, самым лучшим, самым умным, и так далее. Я же, мол, не животное какое-то.

Я тоже не животное. У меня достаточно разума, чтобы понять — зависимость от экстаз-шоу закроет мне дорогу в космос надежнее, чем отсутствие какой-нибудь конечности или двойки в аттестате. Не радуют и другие пункты программы вечера. Первый отберет здоровье, второй — силы. Так что…

— Простите, — сказал я как можно мягче, — сегодня не могу.

— Че? — Лысый посмотрел на меня как на недоразвитого, — не можешь? Седня не можешь? А завтра сможешь? А вчера?

Я развел руками.

— А, да, конечно, — ухмыльнулся мой одноклассник, — куда нам до тебя. Ты же в космос у нас собираешься. С чужими замутить собрался? Ну, как говорится, проехали! Расскажешь, какого это — с чужими. И, главное, к старту не опоздай.

Коммуникатор донес до меня ржач кого-то из дружков Лысого.

— Не в том дело, — попытался оправдаться я, — завтра контрольная по физике и…

— …боишься, что будешь не в форме. Ну, понятно. Я не боюсь, а ты боишься. Что ж, счастливого тебе ботанства, Макс.

Голограмма погасла. Я мог вновь заниматься своими делами, ибо ни Лысый, ни его веселая компания, меня больше не беспокоили. В смысле, вообще не беспокоили. Даже списать не просили. Обмен парой фраз на перемене составлял все мое общение с ними за день. Так продолжалось вплоть до выпускного вечера, когда окончательно разошлись мои пути с этими ребятами. С теми из них, кто дошел до выпуска.

Глава четвертая

Новости были хорошими и плохими. В первую категорию, помимо такого, несомненно, приятного, факта, как уничтожение еще одной группы кальвинцев, попадают: лишний бластер в моем арсенале, транспортное средство (флаер) и отсутствие необходимости управлять им непосредственно. В систему управления этой летающей металлической банки входил режим автоматического возвращения на базу. Так что я, устроившись поудобнее, лишь любовался забортным пейзажем.

Посмотреть действительно было на что. Внизу проплывали голубовато-зеленые луга, одинокие деревья, настолько развесистые и огромные, что их можно было разглядеть с моего места, извилистая лента реки, сверкавшая в лучах местного солнца. Природа на Кальвине все еще была первозданной и непоколебимой, цивилизация не успела согнуть ее в бараний рог, перемолоть в железных тисках и выплюнуть обратно в совершенно неподобающем виде.

Все остальные новости пока были с минусом. Прежде всего, я по-прежнему оставался капитаном Орловым. В смысле, носил свою космическую форму. Покойный Егор Борисович в плане одежды был редкостным аскетом и минималистом, так что разжиться у него «бомжовыми» вещами не удалось. Не имело смысла напяливать на себя и форму кого-либо из кальвинской группы захвата, серьезно подпорченную и продырявленную выстрелами из бластера. Честное слово, разгуливать при всем честном народе в броне с дырой в груди или в обгоревшем шлеме — значит, вызывать подозрений не меньше, чем от космической формы.

Другой минус заключался в том, что компьютер во флаере оказался простеньким, или, как такие системы называла Фло — «лысым». Кроме стандартных программ управления и навигации он содержал еще ориентировку на меня. С весьма качественным фотороботом или снимком, что при нынешнем развитии компьютерной графики почти одно и то же. И все. Так что если я захочу выяснить, где содержатся Фло и Равиль, куда дели мой «Варяг», мне по любому не избежать вылазки в опорный пункт местных силовых структур. И именно туда меня как раз нес флаер, повинуясь программе автоматического возвращения. Надеяться на то, что меня там встретят с цветами и шампанским, не приходилось.

Картинки девственно-чистой природы Кальвина сменились другими, более, как бы выразиться поточнее, цивилизованными. Сперва разноцветные прямоугольники полей, огородов и пастбищ с копошащимися на них железными букашками сельскохозяйственной техники. Технология синтеза пищи позволила решить извечную проблему голода, а сам процесс производства уже не отличался принципиально от аналогичных процессов в других отраслях — будь то выплавка стали или сборка автомобилей. То есть, он требовал отлаженных алгоритмов, производственных мощностей, энергии, сырья и минимального вмешательства человека. А вот земли под поля и пастбища уже не требовал. Но обстоятельство это отнюдь не поставило жирный крест на сельском хозяйстве.

Да, спрос на натуральное мясо, овощи, фрукты и злаки упал с тех пор до минимума. Однако не до нуля. Причиной тому послужила брезгливость сильных мира сего, не желавших питаться «дерьмом и мусором», из которого, по всей видимости, и синтезируются продукты питания «для народа». Специально для таких людей, имеющих много денег, а значит и оснований требовать, по-прежнему, вблизи городов, выращивают овощи, фрукты, скотину для мяса и молока, виноградники, чай. Все это затем продается ресторанам, а то и, непосредственно потребителям, которые могут себе позволить оптовые закупки. Если прав, в смысле, денег, у тебя еще больше, то фермеры готовы удовлетворить еще одну твою потребность, более экзотическую. Речь идет о возможности «подобно диким предкам», отведать мяса зверя, убитого собственноручно. Для этого по спецзаказу отлавливали в лесу детеныша какой-нибудь дикой твари, в течение года растили его на ферме, после чего выпускали его… нет, не в лес, где оно как иголка в стоге сена. Просто, на свежий воздух, где-нибудь на открытой местности. Зверюга стоит посреди этой незнакомой среды, не зная, что делать дальше (откуда ей знать?), а охотники тут как тут. На аэромобиле, с самонаводящимися лазерами. Очень мужественно, не правда ли? По статистике, среднее время такой «охоты» составляет порядка тридцати секунд. О том, чтобы как я, идти в глушь леса, на реально дикого и опасного зверя, с лазерным резаком и почти разряженным бластером, и речи быть не могло. Не исключено, что если кому-то из этих «охотничков» подбросить ма-а-аленькую такую мышку, половина впадет в панику, а другая половина кого-нибудь позовет. Охрану, полицию, или, санитарную службу.

Когда я приближался к Внешнему Кругу города, произошло то, что я ожидал, но очень не хотел этого. Сработал коммуникатор мгновенной связи. Без голограммы — просто голос, замодулированный так, что в нем не осталось ничего человеческого.

— Дракон, Дракон, это Единорог! — тьфу ты, что за детско-сказочные мотивы?! Вы еще семерыми козлятами назовитесь.

— Дракон слушает, — сказал я нехотя.

— Дракон, как там Птичка? — последовал незамедлительный, и, на мгновение поставивший меня в тупик вопрос. Что еще за Птичка? Уж не я ли? Не могли хотя бы Соколом назвать?

— Птичка упорхнула на дальние ветки, — состряпал я некое подобие шифровки, означающей, что капитан Орлов скрылся в глубине леса, — и, перед этим, клюнула Дракона в пять его голов.

Судя по паузе по ту сторону коммуникатора, ответ мой пришелся не бровь, а в глаз. И воспринят был правильно.

— Дракон, возвращайтесь в берлогу, — наконец последовало указание, и на этом связь прекратилась. Никогда не думал, что драконы живут в берлогах. Он бы еще сказал: «возвращайтесь в хлев». А я не тупой, я уже на подходе к этому самому хлеву.

Флаер миновал стену Внутреннего Круга и оказался в центральной части города — той части, что, по мнению его жителей, и есть настоящий город. Небоскребы, сияющие на солнце стеклопластиковыми окнами, многоуровневые автострады, полные машин, голографические рекламки, возникающие прямо в воздухе, и, конечно же, другие флаеры и автомобили. Живописнее эта часть города выглядит только ночью — тогда она превращается в буйство красок и света, словно сошедшее с картины художника-авангардиста.

Вот и берлога — здание, увенчанное надстройкой с огромной, в несколько человеческих ростов, дверью. Флаер, наверное, казался таким маленьким на ее фоне. При его подлете дверь автоматически растворилась, затем закрылась, и я оказался в огромном помещении без окон и с тусклым освещением. Помещение оказалось ангаром — по его площади почти ровными рядами были расставлены одинаковые флаеры с надписью «Полиция Кальвина». Мой флаер сам выбрал место между двумя своими собратьями и приземлился.

Мне не стоило спешить вылезать наружу. И я не спешил, понимая, что ангар мог быть под наблюдением. Моя форма в сочетании с моей весьма известной рожей, могла испортить все дело.

Впрочем долго сидеть мне тоже не пришлось. Минут эдак через пять после моей посадки, в ангар пожаловал полицейский. Без брони и шлема; бластера я тоже при нем не обнаружил. Не спецназ, точно. Скорее всего, патрульный. Он пошел вдоль рядов флаеров, видимо, выискивая свой. Тут я заметил, что расставлены эти летательные аппараты не как попало, а в соответствии с двумя цифрами, номером ряда и номером места, которые были выгравированы на корпусе каждого из них. И, судя по траектории движения полицейского, его флаер находился неподалеку от моего.

С бластером, который я вовсе не собирался применять по прямому назначению, я выбрался наружу и, полуползком, петляя между флаерами, подобрался к полицейскому. В этот раз я твердо решил заполучить форму целиком и, потому обошелся без стрельбы. Едва заметный (со стороны) удар прикладом — и обмякший, оглушенный «страж порядка» у меня в руках. Втащив его в ближайший флаер, я произвел «смену имиджа».

Прощай, а вернее, до свидания, капитан Орлов, и, здравствуй, Джеймс Майлз, сотрудник подразделения специального назначения полиции Кальвина.

* * *
Ангар занимал весь чердачный этаж. Ниже, если спуститься на лифте, помещалась самая обычная контора. Как полевой, а, вернее, «вакуумный» работник, я редко бывал в подобных местах. Но все же профессиональная деятельность не давала мне полностью избежать посещения подобных мест. Поиски клиентов, встречи с ними, оформление заказов (в те времена, когда я брался только за те дела, которые можно юридически оформить) — во всех этих вспомогательных процедурах просто не обойтись без офиса. И офис, эта среда, чуждая и враждебная для меня не меньше Меркурия, раз за разом знакомил меня с собой, давая о себе представления. Он не переставал быть от этого чуждым и враждебным, зато уже не был неизведанным. Во всяком случае, в этот раз я не стоял посреди коридора, недоуменно пялясь вокруг и спрашивая первых попавшихся людей, как пройти «туда-то» и «туда-то».

Несмотря на достигнутый уровень в развитии средств связи, сотрудники конторы не могли позволить себе сидеть на своих рабочих местах. По крайней мере, в коридоре пусто не было. Широко и уверено вышагивали суровые, видавшие вида оперативники, суетливо перебегали из кабинета в кабинет девочки из административного аппарата, неровно, как по поверхности планеты с низкой гравитацией, разгуливали зеленые новички — в как попало надетой форме и с блеском энтузиазма в глазах. Пару раз я видел «ветеранов» или «заслуженных работников» — рожа красная, лысина блестит, брюхо выпирает. На службе проку от них — почти ноль, но отправляться на пенсию они не спешат. Привыкли — к среде, к распорядку дня, к коллективу, где тебя уважают за предыдущие заслуги, и где желторотая молодежь почтительно выслушивает твои излияния и ворчания в качестве «мудрого наставления». Кроме того, если речь идет о силовом ведомстве, многие из этих «заслуженных работников» имеют высокие звания и, соответственно, привычку командовать. Не в реальной операции, избави Бог. Просто подойти к подвернувшемуся «салаге» или, в англоязычном варианте, к «пустоголовому» и, для профилактики, сказать что-то типа: «руки по швам!» или «смирно!» с последующими традиционными ворчаниями и негодованиями. Пенсия для таких людей — не только и не столько ухудшение материального положения, но и забвение, одиночество, разрушение привычек. Одним словом, настоящая душевная травма, которая, как и физическое повреждение, с возрастом заживает все хуже. Многие из «заслуженных работников», оказавшись на пенсии, живут менее десяти лет, как правило, спиваются и часто болеют.

На меня практически не обращали внимания. Полицейская форма позволяла мне не выделяться на общем фоне, сосуд с глазом и пальцем настоящего Джима Майлза прятался в кармане формы, заткнутый за пояс, бластер выдавал во мне, самое большее, человека, участвующего в боевых операциях, а карточка послушно отворяла передо мной двери. Лицо? А кому надо особо смотреть на лицо? Человек вроде выглядит как свой, к чему подозрительность?

Я готовился к тому, что цель моего визита в полицейское управление, а именно, информация по делу о вчерашних событиях, будет храниться за семью электронными и кодовыми замками, хитрыми системами опознания и прочее, прочее, прочее. Однако, атмосфера офисной суеты отнюдь не была признаком режима строгой секретности, скорее, наоборот. Возможно, Майлз блефовал, стращал меня напоследок, думал, я отступлю, склонившись перед здешними мерами безопасности. Ну не идиот ли? Сказал бы правду — я бы без членовредительства обошелся. По всей видимости, сотрудники типа Майлза по штату не имели доступа к базам данных. Зачем им? Их дело — стрелять, а не протирать нижнюю часть за компьютерами. И все же я был готов сам выковыривать нужные данные. И искал бы, не встреть случайно в коридоре представителя еще одного, не названного выше, типа офисных сотрудников. Гражданская одежда, худоба, умный, но близорукий и какой-то отсутствующий взгляд — в таком месте человек с внешностью подобного рода мог быть системным администратором и никем больше.

— Здравствуйте, — обратился я к нему на вполне приличном инглише, протягивая руку. Админ нехотя пожал ее, на мгновение уставился на мое лицо, видимо, вспоминая, где его видел. Не вспомнил, видимо, башка другим занята. А я уже второй рукой к бластеру потянулся.

— Здравствуйте, — ответил админ, довольно приветливо.

— Я Джим Майлз, — представился я, — сотрудник спецподразделения. Можно воспользоваться вашим компьютером?

— Своего что ли нет? — системщик нахмурился. Видимо, он шел в противоположную сторону от своего рабочего места, успел уйти достаточно далеко и очень не хотел возвращаться.

— Я же не спрашиваю, где твой бластер, — сказал я сурово, — каждому свое. Или ты от служебных обязанностей отлыниваешь?

— Нет, нет! — последняя предъява действует безотказно. Человек может быть лентяем, раздолбаем, любителем тратить рабочее время на «бла-бла-бла» с коллегами… но он в этом никогда, даже под пыткой, не признается. Ни коллегам, достойным его, ни начальству, ни семье, ни друзьям, ни даже себе, за редким исключением. А уж человеку, от которого за это можно схлопотать — тем более. Вот потому и заненекал админ, и сменил направление движения, жестом велев следовать за ним.

Пройти от своего кабинета он успел недалеко — не более ста метров. Впрочем, для человека, чья работа состоит в сидении за монитором и контроле за работоспособностью информационной системы офиса, такой путь, наверное, покруче марафонской дистанции. Уж очень нехотя и вяло он шел обратно. Словно приговоренный к смерти в направлении аннигиляционной камеры.

Чтобы открыть дверь в «отдел системной поддержки», админу пришлось приложить пятерню к углублению в форме кисти человеческой руки. И это — все меры безопасности для доступа в святая святых? Ну, правда, этот Кальвин — планета непуганых идиотов! Неудивительно, что меня до сих пор не поймали.

Внутри отдел системной поддержки представлял собой средней площади зал с рядами одинаковых столов, увенчанных компьютерами. В отличие от коммуникаторов, где маленькие и неудобные экранчики без особого напряга и ущерба для компактности были вытеснены голографическим изображением, компьютеры на протяжении столетий, свой внешний вид не меняли. Все так же, в комплект входил монитор (для отображения текстовой информации он более удобен), клавиатура (текст откуда-то вводить надо), системный блок (даром, что нанотехнологии сделали его помещающимся на ладони) и устройство для манипуляций на экране (вместо него пойдет и указательный палец). Зал был пуст, наверное, народ разбежался на обед.

— Вот, пожалуйста, — админ услужливо указал мне на один из компьютеров. Наивный! Он еще надеялся легко отмазаться!

— Что значит — пожалуйста? — буркнул я, — давай, на тебя преступники нападут, ты нас вызовешь, а мы тебе дадим бластер, чтоб сам отбивался. Ты, поди, и в столетнее дерево с одного метра не попадешь.

— Ладно, ладно, — админ сел за компьютер, — что бы вы хотели?…

— Найди для начала мне файлы, созданные за последние двое суток.

— Хорошо, — едва заметное движение пальцев — и на экране возник список. Небольшой, обозримый, но вполне приличный. Видимо, Кальвин — не такая уж идиллия, как мне поначалу казалось. Я оглядел список. У каждого файла было как бы два имени. Первое — неудобоваримая комбинация цифр и символов. Второе — так называемый «Alias» — нормальное, хоть и англоязычное, но человеческое название. Что-то, типа прозвища. И, благодаря этому алиасу я легко нашел в списке «Дело «Варяга».

— Откройте мне «Дело «Варяга», — попросил я.

— Погодите, — нахмурился админ, — а у вас есть доступ к информации подобного рода? В смысле, разрешение?

— Ну ты сам подумай, — хмыкнул я, — если бы у меня не было доступа, хрен ли я бы тебя допекал? Иначе увольнение, да с такой убойной формулировкой…

— Ладно, ладно, — согласился админ и открыл «Дело «Варяга», — что из материалов следствия вас интересует?

— Фигуранты, — ответил я.

В списке фигурантов, среди кучи свидетелей, я безошибочно выделил четыре строчки. И велел админу кликнуть на три из них.

Звездолет модели «Гамма — 130/7L», категория — многофункциональный с возможностью проведения боевых операций, относится к разряду крупных, срок службы — 5 лет, позывной — «Варяг». И снимки моего «Варяга» с разных сторон. Еще там была куча технических сведений, а в конце — статус в деле (орудие преступления) и текущее местоположение — космопорт МакГейдж, ангар номер семь. Видимо, необязательно располагать собственной космической техникой, чтобы иметь космопорт. А что, там можно принимать гостей с других планет, еще можно надеяться когда-нибудь разжиться своими кораблями. Мечтать не вредно, тем более что благодаря моему налету Кальвину так подфартило. Если сепаратисты восстановят функциональность «Варяга», то уж по крайней мере пираты им не страшны. Против Флота Конфедерации, конечно, один корабль — очень слабый аргумент, но мне кажется весьма сомнительным, чтобы там, наверху, решились применить силу открыто. В противном случае, не было бы необходимости использовать для подобного рода миссий наемников-одиночек вроде меня.

Что там дальше? Флора Ванцетти, должность — штурман звездолета «Варяг», пол — женский, возраст — 37 лет, место рождения — Пальмира, система Альдебарана, семейное положение… Остановившись на этой графе, я невольно хмыкнул, чем вызвал косой взгляд системщика. Просто вспомнил, как принимал экипаж на работу. Тогда, на вопрос о «семейном положении» Фло ответила «ошибочное». Это шутка такая, я бы даже сказал, «смех сквозь слезы». Она была замужем несколько раз, ни один из ее браков не продержался и трех лет, как следствие, у штурманши моей выработалась почти патологическая неприязнь к противоположному полу. Здесь, в казенном файле, по крайней мере, стояло просто «разведена». Статус в деле — обвиняемая. Смягчающие обстоятельства: явка с повинной, чистосердечное признание, сотрудничество со следствием, бытность при исполнении. Отягчающие обстоятельства — нет. Наверное, отделается условным сроком. Снимки — профиль, анфас. Хмурое, как на надмогильном памятнике, зато неповрежденное лицо. Текущий статус — арест, содержится подстражей в Центральном Следственном Изоляторе. Номер блока и камеры прилагается.

Галямов Равиль Шарипович, должность — пилот звездолета «Варяг», пол — мужской, возраст — тридцать два года, место рождения — Большая Кама, система Кастора, семейное положение — холост. Статус в деле — обвиняемый. Смягчающие обстоятельства — те же, что и у Фло. Отягчающие обстоятельства — сопротивление при аресте, рецидив преступления. Я посмотрел на снимки Равиля, понимая, что для этих кровоподтеков на его лице кальвинские фараоны были просто обязаны придумать благовидное для себя объяснение. Я-то сам все видел, помню, как беднягу пилота прикладом отоварили. А вот рецидив был правдой, а, вернее, последствием юношеской дури Равиля. Обчитался в детстве книжек про пиратов — еще не космических, морских, и сам раскатал губу на приключения да легкую наживу. Как-то не понял бедняга, что за почти тысячу лет профессия пирата сильно изменилась. То сборище пьяных раздолбаев, вооруженных чем попало, выкрикивающих «йо-хо-хо и бутылка рома!», а после вышеназванной бутылки рома теряющих всякое представление о дисциплине и субординации, ушло в прошлое, вместе с парусами и гружеными золотом галеонами. Нынешние пираты, каким бы сбродом изначально ни были, по организованности и техническому оснащению ничем не уступают спецподразделениям, а кое в чем, например, в мобильности, даже превосходят их. Основные их статьи доходов — это сбыт награбленного, особенно, перехваченных грузов, получение выкупа за богатых пассажиров, а также… работорговля.

Да, законодательство Конфедерации запрещает рабство. Но власти откровенно наплевательски смотрят на случаи формально вольнонаемных, а фактически кабальных трудовых отношений. Когда насильно привезенный, избитый, замученный человек под угрозой расправы подписывает контракт, дающий хозяину почти безграничную власть над ним — это нормально. Вроде как сам согласился. Такие контракты широко распространены — и в шоу-бизнесе, и в сфере эскорт-услуг (по сути — проституции), и в медицине. В последнем случае речь идет об опытах по испытанию новых лекарств от новых, открываемых на дальних планетах, болезней. Здесь в плане качества эксперимента человека не заменит ни крыса, ни какое другое животное.

Равиль ничего этого не знал, и потому, окончив, как и я, Академию и пробавляясь вождением тяжелых неповоротливых грузовиков, все искал встречи со своей, как ему казалось, судьбой — во всяких злачных местах на разных планетах. Однажды ему вроде бы повезло. Познакомившись в одном баре с парой подонков, которых выдавали татуировки в виде черепа и скрещенных костей, он предложил им «пойти на дело». Указал корабль с ценным грузом, помог проникнуть внутрь. Это было нетрудно, учитывая, что Равиль был пилотом этого корабля. Он был готов отказаться от своей доли в добыче, он предлагал услуги пилота, хвалился дипломом Академии — все, лишь бы его приняли «в команду». Конечно же, подонки согласились, по той простой причине, что угнать корабль с грузом не в пример легче, чем перетаскивать груз в укромное место, а потом возвращаться за ним — с кораблем или с покупателем. Правда, достигнув базы, они намеревались избавиться от наивного космолетчика. Каким образом — неизвестно, людское воображение на этот счет оказалось весьма плодовитым. Важно, что эти планы не сбылись.

Оставшиеся члены экипажа вовремя хватились угнанного грузовика, который перехватили еще на орбите. О том, чтобы удирать на такой большой и беззащитной махине от юрких патрульных корабликов, не могло быть и речи. Равиль и два его подельника сдались и не особо отпирались под следствием. Пилот мой получил пару лет, из них отсидел полтора, выйдя досрочно за примерное поведение, но главное — уголовно-пиратскую романтику с него как ветром сдуло. После того случая решил он взяться за ум, работать легально, а пиратство выкинул из головы. Вымел, что называется, поганой метлой. Одного не учел Равиль — что граница между легальной и нелегальной работой не столь отчетлива, особенно, если это работа в космосе. Там, где нормальному человеку не место. Так что нет ничего удивительного в том, что вновь, в этот раз не по своей воле, и без всякого романтического настроя, этот бедняга вновь оказался замешан в мероприятии, которое Уголовным Кодексом квалифицируется как пиратство. Отсюда и формулировка «рецидив».

— Хорошо, хорошо, — пробормотал я, запоминая номера блоков и камер, где содержались мои подчиненные, — а теперь, пожалуйста, сотри эти данные.

— В смысле? — вылупился на меня админ.

— Сотри «Дело «Варяга». Из памяти. Что непонятно?

— А разве так можно?

— Как сказать, — я достал бластер, — если тебе дорога твоя шкура — все можно. А если нет…

— Стоять, ни с места! Руки вверх! — раздался у меня за спиной крик сразу трех голосов. Я повернул голову, увидев в дверях двух полицейских с парализаторами наготове. Третий, тоже с парализатором, был в штатском, я узнал его. Это у него я позаимствовал форму.

— Ребята, — произнес я почти ласково, — но вы же понимаете. У вас парализаторы, у меня бластеры…

— Заткнись! — срываясь на визг, крикнул полицейский в штатском. Видимо, похищение формы его очень обидело.

— Парализатор не убивает, — спокойно объяснил мне его коллега, — однако, если тебе, обездвиженному и беспомощному, еще и врезать как следует, мало не покажется. Так что, лапы вверх и медленно поворачивайся.

— Все понятно, — проговорил я, ни к кому особо не обращаясь, — вам необходимо, чтоб противник был беспомощен. Ну, как старик из леса, например…

— Заткнись! — опять крикнул штатский, — слышь, да я узнал его! На всех местных каналах его рожа. Гребанная знаменитость планеты, пиратский капитан Орлофф.

— Правильно говорить «Орлов», нерусь, — я как бы обиделся легкому смягчению моей фамилии на местный манер. На самом деле я по привычной схеме выжидал удобного момента, отвлекая противников разговорами. Но, кажется, этот мой прием раскусили.

— Похоже, сегодня у нас удачный день, — сказал один из полицейских, — такую мразь на мушку взяли. Слышь, капитан Ар-лов…

Да они офигели что ли?!

— …бросай свое оружие и не рыпайся. Как ты понял, ты арестован.

— Бросать? Ну пожалуйста!

Два бластера, одновременно брошенные моими руками, сработали почти как бумеранги, с той лишь разницей, что сами не вернулись ко мне обратно. Двое из трех полицейских, словно кегли, попадали на пол. Третий, тот, что в штатском, выстрелить не успел, видимо, слишком рассчитывал на своих коллег. Он упал последний, сраженный ударом вакуумного сосуда, прилетевшего в голову. Хоть где-то пригодились останки спецназовца Майлза.

Пока все трое не очухались, я подобрал бластеры и глянул в сторону компьютера. Системщику, как выяснилось, может быть титаническим трудом пройти лишние сто метров, однако, когда речь идет о спасении своей жизни, или, как это звучит на инглише, «Save my ass», можно проявить чудеса прыти. Я не заметил, как и когда он удрал, но, признаю честно, что не смог бы так же.

Компьютер украшало окошко с надписью «Подтверждаете удаление: да или нет?», и, терпеливо, как влюбленный, ждущее ответа. Я не тупой, уж это понимаю, что означает. И еще знаю, для чего клавиша ввода нужна.

Материалы «Дела «Варяга» отправились в небытие.

* * *
Это ничего, что корабль поврежден на 50 процентов. Как по мне, стакан наполовину полон, а не наполовину пуст. А боевой корабль — не стакан, он круче, с его помощью можно сделать больше веселья. Жаль, кому-то веселиться не придется.

Немыслимым образом, вывернув штурвал, уводя свою «Крошку» от лазерных батарей вражеского дестроера, я послал ему пару «воздушных», а вернее, космических «поцелуев». Таких летающих, шустрых, самонаводящихся. И был готов подпрыгнуть от радости, ибо корпус врага озарила пара коротких вспышек.

Увы. Бой в космосе — не дуэль, где стреляют по очереди, а один удачный выстрел решает все. Противник все еще был на ходу, просто процент его повреждений тоже возрос. Может, весьма значительно, но расслабляться было рано. Более того, вражеский пилот словно взбесился, не ожидав от меня такого удара, и был полон решимости поквитаться.

От третьей ракеты он увернулся. А вот я замешкался, сильно на нее рассчитывая, за что поплатился с кораблем на пару. «Крошке» досталась плазменная бомба, а это, насколько я помню из теории, оружие дорогое и грозное. На корабле среднего разряда, если он не бомбардировщик, такие штуки бывают в единственном экземпляре, на самый-самый крайний случай. А на таком, как мой — вообще, ноль.

Тряхнуло так, что я еле в пилотском кресле усидел. Спасибо штурвалу, что я ухватил в последний момент. Взвыл бортовой компьютер, сообщая, что корабль поврежден на семьдесят процентов. Это хорошо. Это замечательно, значит, бомба прошла вскользь. В случае прямого попадания нас бы с «Крошкой» просто поджарило. А так…

— Ничего, дорогая, — приговаривал я, похлопывая по пульту, — мы еще повоюем. Рано нас похоронили!

И, разгоняясь, двинул свой недобитый корабль прямо на врага, ведя огонь из всего, что можно, одновременно. Теперь пришла очередь вражеского пилота удивляться и опешить. Видимо, так оно и было, потому что в течение почти минуты, я, не без удовольствия, наблюдал, как приближающийся корпус дестроера безответно сотрясают взрывы. Еще радостнее мне стало, когда одну из лазерных батарей срезало как ветку с дерева.

Не знаю, что больше двигало врагом — отчаяние оттого, что он никак не может справиться со мной, или надежда, что, уж теперь-то мне кердык. Немного осталось. Потому что последовал ответный огонь — ракетами, а также из уцелевшей лазерной батареи. Интенсивность его была куда меньше, чем в начале боя, однако, было ясно, что противник мой сдаваться не намерен. Как и я.

— Боеприпасы заканчиваются, — сообщил флегматично бортовой компьютер, а затем, без промежуточных стадий, буквально заверещал, — повреждено 90 % корабля! Дальнейшая эксплуатация опасна для жизни!

Что ж, согласен. Только, смотря, для чьей жизни. Ну, держись, неведомый враг! Сейчас ты поймешь, что значит, сражаться с кем-то, кому уже нечего терять. Пальцы мои буквально забегали по кнопкам, словно муравьи, мой корабль… то, что совсем недавно было кораблем, а сейчас, по данным бортового компьютера, просто раздолбанная посудина, держащаяся на честном слове… Эта посудина сливала остатки своего богатства, с уверенностью, что они не пропадут даром. Освещение в кабине было отрублено, энергии хватало лишь на то, чтоб не превратить «Крошку» в летающий гроб. Но освещения и не требовалось — благодаря фейерверку, устроенному мной напоследок из имеющихся боезарядов.

Мы с «Крошкой» пережили вражеский дестроер на пару секунд. Но и этого хватило, чтобы увидеть последнюю вспышку и облако осколков.

* * *
— Уфф! — выдохнул я, освобождаясь от сенсоров тренажера, всех этих проводков, только что имитировавших для меня пять моих чувств. Нет, все-таки, крутое оборудование у нас, в Академии. Полный эффект присутствия. Возможно, кто-то, слабонервный, даже мог по-настоящему умереть, будь он на моем месте.

— Идиот! Дебил недоношенный! Палено с глазами и сучком вместо носа! — капитан Ляхов, преподаватель по основам боевых действий в условиях космоса, и просто могучий мужик с густыми рыжими усами, как обычно, не стеснялся в выражениях. Судя по его тону, он мной слегка недоволен. Будь Ляхов недоволен сильно… я бы при всем желании не мог воспроизвести многие его фразочки.

— То есть?… — начал было я.

— Ты не сдал мой предмет, — сказал он как отрезал, — вопросы?

— Почему — не сдал? — задал я наивный, и по большому счету, риторический вопрос. Ибо, я успел усвоить, что, если Ляхов говорит «не сдал» — значит не сдал, — я же победил.

— По-бе-дил, — медленно, по слогам, презрительным тоном передразнил он меня, — победил он, видите ли. Видал я таких победителей! Да ты и минуты не протянул. А если бы второй корабль появился? Да он бы тебя одним махом раздербанил, как сидорову козу. Хрен ли ты, Орлов, когда корабль был поврежден на семьдесят процентов, на рожон полез? Ты че, мою лекцию прогулял, где я таким как ты, особо одаренным, втолковывал, что?…

— …нахождение в воздухе или в космическом пространстве корабля, поврежденного более чем на семьдесят процентов, чревато боком, — процитировал я дословно.

— Молодец, Орлов! — обрадованный Ляхов похлопал меня по плечу, — а ай-кью-то твой прогрессирует на глазах. Советую, чтобы к пятнице твой интеллект поумнел настолько, чтобы ты мог пересдать. Это твой последний шанс, Орлов. Не то, пинком под зад из Академии. Будешь потом мамочке плакаться.

— Это что, так важно? — черт за язык дернул.

— Важно — что? — Ляхов нахмурился.

— Предмет ваш для профессии космонавта. Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Подумайте объективно, неужели нам так важно уметь сражаться в космосе? Ведь, насколько я знаю, Конфедерация ни с кем не воюет. Более того, я слышал, даже ученые говорили, что вероятность встретить конкурирующую цивилизацию в этой части галактики…

— А ты уверен? — усмехнулся препод, — не насчет чужих, хрен с ними. Насчет того, кто с кем воюет и не воюет?

Я замолчал. Мне нечего было ему ответить. А Ляхов продолжал, войдя в свою преподавательскую роль.

— Войны, Орлов, действительно нет. Официально. И в привычном понимании. С мобилизацией, сожженными городами, беженцами и миллионными жертвами. Но это не значит, что можно зарыть оружие и цветочки растить. Ты, Орлов, когда-нибудь слышал про пиратов? Или контрабандистов? Из-за недостатка транспортных средств сообщение между колониями минимальное и, если уж перевозить грузы туда-сюда, то наиболее ценные. А всякий сброд этим пользуется. Перехватить, привезти и сбагрить подороже, не платя с выручки ни юнита. Кто понаглее, еще и на колонии нападает — те, что послабее.

— А почему с ними не покончат? — задал я наивный, но простительный мне тогда по возрасту, вопрос.

— Почему, почему… По кочану, Орлов. Потому что охотятся на них дуболомы вроде тебя. Для кого бой в космосе — игрушки, и кто спрашивает у меня, насколько мой предмет важен.

— Я не о том. Просто, понимаете, одно дело галеоны с золотом грабить… но где вы в последний раз видели золото? Даже наличные деньги из бумаги только в музее можно встретить. Щас все платежи через банки проходят, и банки в курсе, кто, кому, когда и сколько заплатил. Неужели нельзя просто заблокировать счета этих бандитов? Тогда им смысла не будет темные делишки обделывать.

Ляхов, кадровый космолетчик и авторитетный специалист, подобный, как известно, флюсу, не знал ответа на этот, казавшийся мне простым, вопрос. Его я узнал позже, спустя несколько лет, и был он еще проще, чем вопрос. Да, банки теоретически в курсе всего. Но, во-первых, им важнее не происхождение денег, а сами деньги, которые, как известно, не пахнут. Во-вторых, закон о тайне вклада запрещал банкам не то что замораживать счета какого-нибудь преступного воротилы — а даже предоставлять полиции и спецслужбам информацию об этих счетах. Так что идея моя, казавшаяся такой простой и правильной, обнаружила несостоятельность еще до столкновения с действительностью.

Зато я узнал много другого, не менее интересного. Помимо пиратов и контрабандистов, о которых я слышал еще в школе, как выяснилось, были влиятельные и богатые корпорации, на службе у которых состояли целые флотилии боевых кораблей — якобы для защиты своих поставок. Плюс — офицеры, на порядок более амбициозные коллеги Ляхова, несостоявшиеся Наполеоны и Чингисханы Звездной эры. Оказалось, что, даже при моей жизни состоялась пара неудачных, и потому, неизвестных широкой публике, попыток военного переворота. Этих ребят приходилось усмирять. И приходится, и, наверное, еще долго придется. Ну и, наконец, террористы и фанатики всех мастей. На власть в Конфедерации, или, на отдельных ее планетах, они, по большому счету, не покушаются, что не мешает им время от времени «устраивать всякие идиотские акции». Последние четыре слова процитированы в неизменном виде. Что это за акции такие, Ляхов не уточнил, но речь явно шла не о прогулках по центру города без одежды.

Все это, что я услышал в тот день, было для меня даже не новостью — откровением. Я не идеализировал мир и время, в котором живу. Несмотря на юный возраст, я уже тогда знал, пусть и понаслышке, что такое «криминал», «коррупция», «наркотики», «безработица». Однако, в одном я был уверен на сто процентов. До разговора с Ляховым.

Я привык считать, что мое время — мирное. Что война — дело далекого прошлого, тех времен, когда Конфедерация еще не объединила человечество. Что касается оружия и боевых кораблей, то они нужны «на всякий случай», для отражения гипотетической агрессии чужих. Такова была официальная точка зрения, а в те времена я верил официальной точке зрения. А еще я был уверен, что, даже при встрече с чужими, оружие нам не понадобится. Галактика большая, места хватит всем.

Но разговор с Ляховым не оставил от этих моих представлений камня на камне. Хоть и интересный, он испортил мне настроение минимум на день. Потому, я попрощался до пятницы и вышел в коридор, где толпились, ожидающие своей очереди, кадеты.

— Сдал? Че так долго? — встречали меня вопросы товарищей по учебе. Я не ответил. Минуя стайки кадетов, двери учебных классов и служебных помещений, я вышел к своему любимому месту в Академии. Многоуровневому залу с палубой, украшенной гербом нашего заведения и стенами из прозрачного плексигласа. Я стоял, прислонившись лбом к стене, и любовался открывшейся панорамой.

Я смотрел на громадину планеты, на орбите вокруг которой располагалась наша Академия и думал о родителях. Как они удивились, когда я, сразу после выпускного вечера в школе, подал документы сюда, а не в какой-нибудь «нормальный» ВУЗ. Бедные, они до последнего верили, что мечты о космосе — моя детская блажь, и не более; что я, движимый этой блажью, с отличием закончив школу, возмечтаю пополнить ряды «офисного планктона», а в лучшем случае — заиметь непонятную, малополезную, но востребованную профессию с опять же непонятным названием. А сколько было удивления и огорчения, когда родители узнали, что я зачислен. Словно на фронт меня провожали, а не навстречу моей мечте. И я догадываюсь, почему.

Я смотрел на черную пустоту, нарушаемую мертвенным светом множества точек, и вспоминал фразу, сказанную моей первой училке ее бывшим мужем, пиратским капитаном. Тогда я просто не понял ее до конца. Звезды любят сильных. А где этих сильных взять, скажите на милость? Только из нас, таких же как я, желторотых мечтателей. В следующем семестре нас ждут первые невиртуальные вылеты. Хватило бы силы у нас!

Глава пятая

Время было дорого. Ведь полицейских, спаливших меня, я не убил, оглушил только. С другой стороны, беготней по непустующему коридору, я бы привлек к себе внимание. Так что предпочел компромиссный вариант, то есть, быстрым шагом добрался до лифта и нажал кнопку последнего этажа. Ангара, то бишь.

Лифт не шумел, не выдавал свое движение ничем, кроме изменяющегося номера этажа на маленьком экранчике, однако, вскоре я заметил, что именно этот показатель перестал изменяться.

Проклятье! Эти гады быстро очухались. А может, заранее дали сигнал, насчет меня и лифта. Что дальше? По громкой связи предложат сдаться? Или газ пустят?

Дожидаться очередного фортеля от кальвинцев мне не хотелось и я достал из кармана лазерный резак. Эта маленькая и неприметная вещица не раз и не два спасала мне жизнь. Так пусть же спасет еще раз.

В потолке кабины лифта появилось аккуратное круглое отверстие. Подтянувшись, что было нелегко, учитывая два моих бластера, я забрался на кабину и, уцепившись за скобы-ступеньки, выпирающие из стен шахты, полез вверх. Параллельно молился, что со мной бывало редко. Просил, чтобы эти гады не запустили лифт снова. Видимо, молитвы подействовали, поскольку мне удалось в целости и сохранности долезть до дверей последнего этажа. С ней я поступил так же, как и с кабиной лифта.

Моя летная форма, как и «мой» флаер, ждали меня на том же месте. Там, где я их оставил. Я спешно переоделся, ибо для выполнения следующего пункта моего плана полицейский прикид был не нужен. Даже, я бы сказал, категорически нежелателен.

Переодевшись, я запустил флаер и двинул его к выходу из ангара. Но его двери не спешили открываться мне навстречу. А ведь, когда я снаружи подлетал, они меня за десяток метров учуяли. Странно. Неужели нужно получить разрешение на вылет? Или?…

Двери не открывались, даже, когда до них осталось три метра. И тогда я достал оба бластера, соединил их на манер старинной «двустволки», и прибег к отчаянному, рискованному, но ранее показавшему неплохую эффективность, приему. Я накрутил мощность обоих бластеров до максимума и дал залп. Прямо в дверь.

Что тут было! Ангар словно содрогнулся. Весь, не только эта бронированная, кажущаяся незыблемой, преграда. И меня тряхнуло, как и положено предмету, находящемуся внутри. Но дело того стоило, о чем свидетельствовала дыра в двери ангара — огромная, с рваными оплавленными краями. Достаточного размера, чтобы нас с флаером пропустить.

Осторожно, на минимальной скорости, вписался я в дыру. Задание для кадета, правда, минимум, второго года обучения. Оказавшись в относительно открытом пространстве, я пошел на разгон.

Нет, стражи порядка на Кальвине не были некомпетентны или лоховаты. Во всяком случае, упускать столь ценную добычу как я, в их планы не входило. Особенно после того, как добыча эта уже побывала в их когтях. Так им казалось. И в арсенале полиции были средства покруче оперативников с парализаторами или примитивных уверток с блокированием дверей и лифтов. Иначе, как объяснить несколько флаеров, с разных сторон бросившихся ко мне, словно пули из старинного оружия?

Не надо обладать памятью суперкомпьютеров, чтобы вспомнить, что я был в тот момент практически безоружным. От преследователей же моих можно было ожидать чего угодно — вплоть до боевой авиации и лазерных пушек. Другими словами, это сражение я проигрывал еще до начала, и потому начинать его совершенно не хотелось.

Полицейские флаеры сближались, двигаясь в горизонтальной, пусть и расположенной над поверхностью планеты, плоскости, я же, тем временем, пошел на снижение. То есть, для меня — снижение, со стороны же это должно было выглядеть, будто я камнем падаю вниз. Я даже на некоторое время выключил двигатель для полноты иллюзии.

Поверхность Кальвина приближалась все быстрее, здания, которые, чем ниже, тем их больше в любом городе, обступали меня, закрывая небо. Я уже отчетливо видел автостраду, заполненную автомобилями и тротуары с прохожими. Некоторых, а если точно, многих из них, шибко заинтересовал падающий флаер с эмблемой полиции. Двое или трое, даже принялись снимать его на встроенные в коммуникаторы голографические камеры.

А вот это хреново. В таком деле, как бегство от властей, публичность нежелательна. Да и автостраду целовать как-то не тянет. Поэтому я вновь включил двигатель и взмыл в небо.

Небо, солнце, панорама города — все это снова было видно мне. Как и вернулась необходимость удирать от флаеров полиции. Один из них прошел в пяти метрах от меня. Приоткрылся люк, оттуда показался ствол бластера, но я опять позволил себе «упасть» — на этот раз метров на тридцать, не более.

— Всем патрульным, — подала голос рация в моем флаере, — в связи с повышенной опасностью преследуемого открывать огонь на поражение. Повторяю, получен приказ стрелять на поражение во избежание жертв среди личного состава.

— Напугали, — хмыкнул я, — попробуйте попасть, для начала.

Полицейские пробовали. Они не раз и не два, а целых три раза пытались подстрелить мой флаер, словно воодушевленные новым приказом. Но для того чтобы сбить меня одного воодушевления мало. Умение нужно, в том числе, умение маневрировать. Без которого я бы не то что не закончил — вылетел бы из Академии, и которого так не хватало здешним патрульным. Не привыкли в воздухе кого-то преследовать. Полетные навыки у них — на уровне VIP-водилы, и то в лучшем случае. Не зря же в полицейские флаеры заложены программы автоматического управления. По стандартным траекториям. Всяк, кто избалован подобной автоматикой, должен оставить надежду поймать меня, и, даже, просчитать мой следующий шаг — падение или взлет, замедление или ускорение. Я же отрывался по полной, пока, собственно, не оторвался. В смысле, от преследования. Маневрируя в лабиринте небоскребов на не очень большой высоте, я все-таки сделал это. Ибо, несмотря на все маневры, держал в голове пункт назначения. Преследователи ничего подобного в голове не держали, и, потому, мое перемещение казалось им совершенной случайностью, вроде рулетки.

В общем, к тому времени, как я пролетел стену Внутреннего Круга, ни одного объекта, опознаваемого радаром как полицейский флаер, на экране этого вышеназванного радара, не осталось. Вот тогда я и пошел на посадку. Потихоньку да помаленьку, выбирая место поудобнее.

* * *
Уже говорил, но повторю еще раз — небоскребы, автострады и прочие атрибуты городского центра считают неотъемлемыми, как панцирь у черепахи, признаками города только жители, вышеуказанного центра. Той части современного мегаполиса, что окружена стеной Внутреннего Круга с КПП, лазерными турелями, а с воздуха патрулируется полицейскими флаерами. Большинству из жителей центра невдомек, что на каждого из них приходится минимум три или четыре человека, которые тоже считают себя городскими жителями, но обитают совсем в других условиях.

Сам я, в той другой жизни, до Академии, относил себя к первой категории горожан, что не мешало мне знать и о существовании этих районов, которые «политкорректно» называются «отстойниками». Районы эти возникли не самопроизвольно, а как результат целенаправленной градостроительной политики. С их помощью власти городов планировали убить сразу двух зайцев. Во-первых, решить извечную проблему нехватки жилья, а во-вторых, отделить преуспевающее меньшинство, а также тех, кто подбирает за преуспевающим меньшинством самые крупные и вкусные крошки, от «всех остальных». Так они и возникли — скоплениями уродливых бетонных и панельных коробок, слепленных по муниципальным заказам, узкими улочками и стайками пьяных либо обдолбаных людей, не имевших денег на экстаз-шоу.

Единожды возникнув, «отстойники» были по большому счету предоставлены сами себе, как сорная трава. Поэтому, их признаками, ко всему прочему, служили перебои с электричеством и водой, горы мусора, за невозможностью вывоза сжигаемые жителями прямо на улицах, раздолбанные до неузнаваемости дороги, а также чисто символическое уличное освещение. Думаете, все? Нет, даже это — еще не все. Поскольку жители таких районов — большей частью, безработные, их, помимо воли, затягивала опасная трясина. Пьянство, наркотики, проституция — это еще самое безобидное. Говорят, что если в «отстойнике» за сутки никого не убили, значит, убивать там уже некого. Для разного рода гангстеров такие районы — как дом родной, причем, во многих случаях и в буквальном смысле. Полиция же предпочитает сюда без крайней необходимости не соваться, а если крайняя необходимость возникает — то суется в большом количестве и вооружившись до зубов. Только при таких обстоятельствах у них есть шанс… вернуться почти в полном составе, да еще и с положительными результатами. Что касается моего случая, то я не сомневался — крайняя необходимость есть, в скором времени ребята с бластерами нагрянут сюда, поэтому тянуть с выполнением следующего пункта моего плана не стоило.

Смысл этого следующего пункта заключался в освобождении «Варяга». Именно с корабля, а не с его арестованной команды я был намерен начать, и на это было ряд причин. Штурм тюрьмы, где содержались Фло и Равиль, в одиночку, даже с двумя бластерами был бы не меньшей авантюрой, чем наш налет на Кальвин. Заключенные — это вам не младшая группа детского сада, нужно вооруженное подразделение, хотя бы равное им по численности, чтобы держать тюрьму под контролем, пресекать бунты. А поскольку это условие не выполняется, как правило, даже наполовину, бронированные дуболомы с пушками успешно вытесняются автоматикой. По крайней мере, в тюрьмах. Что может быть проще — установить на каждом уровне агрегат, способный отличать надзирателя от заключенного, открывать по мере надобности огонь, блокировать помещения, пускать слезоточивый газ? Сам я не сидел, не довелось, и, надеюсь, не доведется, но несостоявшийся корсар Равиль поведал мне о том, как обстояли дела в «его» тюрьме. И я уверен — именно на такой небогатой, прежде всего, на силовые кадры, планете автоматическая система безопасности будет пользоваться спросом.

Лезть со своими человечьими слабостями против автомата, реагирующего на несколько порядков быстрее тебя, да еще неподверженного всяким вредным эмоциям — верное самоубийство. Особенно, в одиночку. Но уязвимые места… они даже у Ахиллеса были, не то что у автоматики. В последнем случае, это — зависимость от внешних, то есть неконтролируемых, факторов. Прежде всего — от источников энергии. Наверняка тюрьма автономна и снабжена собственным генератором. Поэтому, организации побега моих сотрудников должно предшествовать его выведение из строя. Без боевого корабля эту задачу не выполнить. Кроме того, вызволив команду, мне хотелось поскорее убраться с Кальвина. Идти же с Фло и Равилем в космопорт — значит рисковать. И их жизнями, и своими шансами. Железный закон — чем больше группа, тем больше она привлекает к себе внимание. Замести двух человек легче, чем одного, а трех — легче чем двух, и так далее. Так что я просто не мог не начинать с «Варяга».

В одиночку переть в космопорт тоже опасно. Но охраняются такие объекты, как правило, живыми людьми. Их преимущество, которое может стать решающим — знание местности. В смысле, с территорией охраняемого космопорта они знакомы хорошо, а я почти не знаком, если не считать общих сведений, типа умения отличать ангар от центра управления, а радар от КПП. Впрочем, преимущество это может быть нейтрализовано, и для этого мне понадобится подкрепление. Вернее — пушечное мясо. За этим я и явился в «отстойник».

Чего-чего, а этого добра на букву «Г» здесь хватает. Все эти головорезы, обосновавшиеся в районах, наподобие этому, едва их поманит шанс на легкую поживу, теряют остатки поведения человека разумного и превращаются в хищников. Такие… людьми я их назвать не могу, скорее, существа, действуют на инстинктах, не особо считаясь с риском для жизни — хоть чужой, хоть своей. Будь это иначе, на фига бы им, увешавшись оружием, кого-то грабить и убивать? Есть и более безопасные занятия. А мне это свойство среднестатистической бандитской души в данном случае, на руку. Ибо у меня есть, чем их привлечь к походу на МакГейдж.

По мере наступления темноты район оживал, прохожих становилось все больше. Я косился на каждое скопление людей в количестве больше трех. Смотрел и вздыхал. Нет, по улицам, меж мусорных куч, ржавеющих машин и гигантских бетонных ящиков тусуется всякая шушера. Или сопляки под кайфом. Стоило мне показать одной такой колде бластер, как бедняги разбежались. А может дело не в бластере, а просто рожу узнали? Не важно. Так или иначе, серьезных людей на улице мне не встретить. Поэтому я решил поискать какой-нибудь притон.

Притон нашелся быстро, в одном из домов, в подвальном помещении. Спускающиеся туда время от времени люди, а также стоящий у входа бритоголовый амбал в джинсах и черной футболке с черепом, говорили сами за себя. Отчего бы и мне не спуститься? Амбал, видимо, не был расположен меня пускать, но покосился на два моих бластера, пусть и без заряда почти, и отошел. Я спустился и присвистнул. От удивления.

Все потому, что я не бывал раньше в подобных местах и потому не знал даже, что от них ожидать. Отвратительной клоаки с вонью, заплеванным и забрызганным кровью полом, с оргией у всех на виду для полноты картины? А может такого секретного бункера, где на каждый шаг требуется пропуск? Или лаза глубоко в подземелье? Так или иначе, но этот притон не был ни первым, ни вторым, ни третьим.

За входной дверью помещался обычный, среднестатистический кафе-бар. Почти темное помещение, озаряемое разве что барной стойкой. Столики с посетителями. Кто-то курил, кто-то с кем-то общался, кто-то поглощал еду и спиртное. Музыка, тихая и, пожалуй, даже старомодная, звучала без привлечения к себе внимания. То, что надо для усталых нервов. Оказавшись здесь, я тоже захотел отдохнуть. Такая вот минутная слабость.

Усевшись за один из столиков, я начал выжидать. Как хищник в засаде. Принюхавшись и привыкнув к темноте, я смог различить особенности, характерные только для такого вот злачного места. К табачно-перегарному запаху, например, примешивался сладковатый аромат, какой бывает от разного рода растительной «дури». Да, некоторые ее виды кое-где легализованы. Но далеко не все, и уж точно не открытая на моей родной планете «убойная штука» или просто «убойка». Ее курение ведет на первой стадии к мании величия, потом могут открыться нетипичные для человека способности. Например, видеть сквозь стену или убить человека с одного удара. Нет, как и большинство своих зеленых собратьев, «убойка» не вызывала ломки, но действовала не в пример коварнее. Для человека, доведенного ей до определенной кондиции, вновь вернуться к своим комплексам и слабостям смерти подобно. И, чем ущербнее себя чувствовал человек, тем больше он нуждался в «убойке» и тем меньше мог без нее обходиться. И ничего не могло его остановить — ни перспектива остаться без гроша в кармане, ни потеря друзей и близких, ни даже инстинкт самосохранения.

Были и другие особенности у этого заведения. Например, барную стойку украшала табличка с бесстрашной надписью «наркотики и комнаты спрашивать у бармена». Да и разговоры среди посетителей велись специфические. О том, кто попался, или кого замочили, или сколько стоит та или иная нелегально добытая хрень.

— Заказывать что-нибудь будете? — окликнул меня приятный голосок. Оглянувшись на подошедшую официантку, я заметил еще одну здешнюю особенность, а именно, минимум одежды на ней. Очень даже минимум.

— Нет, — сказал я, по двум причинам. Во-первых, у меня не было денег, а во-вторых, я сюда не бухать пришел, — у меня здесь назначена встреча. Так что… пшла вон!

Последние слова я постарался произнести погромче да погрубее. Официантку как ветром сдуло. А я заметил первый эффект от своего поведения, а именно, оценивающие взгляды с соседних столиков. Как говорится, начало положено.

Следующий этап не заставил себя ждать. Не прошло и пяти минут, как из-за одного из столиков явился «парламентер». Он был не таким огромным, как тип у входа, однако очень широким. Кроме того, борода, плавно переходящая в косматую шевелюру, а также куча металлических прибамбасов, «украшавших» его одежду, придавали вид поистине устрашающий. Этакий варвар из исторических фильмов.

— А че ты тут расселся? — без предисловий начал он.

— А че, нельзя? — в тон «варвару» ответил я, — че, оглох? У меня здесь встреча назначена.

— Ты либо заказывай че, — демонстрировал он полное презрение к моим встречам и делам вообще, — либо сваливай. Сидишь тут, место занимаешь. Может кому-то из-за тебя места не хватило. Еще и девушкам хамишь.

— Этим что ли? — провел я небрежно рукой в направлении барной стойки, — среди них, поди, и девушек не осталось.

— А-а-а, ты опять хамишь! — «варвар», видимо, решил заканчивать прелюдию и перейти непосредственно к действию. А я только этого и дожидался. Устраивать гладиаторские бои на потеху собравшейся, отнюдь не почтенной, публике, мне не хотелось. Поэтому кулак противника остановился в паре миллиметров от моего лица и упал на стол, отсеченный лазерным резаком.

— Вот и закуска, — пробормотал я, — а как насчет выпивки?

«Варвар» мое остроумие не оценил. Взревев от боли и неожиданности, он схватился за обрубок руки, с каждой секундой все больше покрывающийся кровью, крутанулся на месте и ударом ноги уронил мой стол. Другие посетители, те, что сидели поблизости, вылезли из-за столов, полные решимости вломить мне. Наивные, они думают, я буду драться честно. Находка для меня.

Поднявшись со стула, я продемонстрировал всей дружной компании оба своих бластера дулами вперед, и, тем самым, немного успокоил ее.

— Хотите проблем — их есть у меня, — сказал я, — но, поймите правильно. Я пришел сюда не побоище устраивать. А дружок ваш сам виноват, не хрен было нарываться. У меня здесь встреча, хрен ли мешать?

— Какая на хрен встреча? — буркнул один из бандитов.

— Слышь, а я тебя узнал, — заявил другой, — капитан Орлов? Звезда блин. Рожа пиратская.

Бандиты переглянулись, обменялись парой слов и затихли. Даже тот, кому я испортил руку, перестал стонать и дрыгаться, и смотрел на меня вытаращенными от боли, похожими на рыбьи, глазами.

— Слышь, Орлофф, — из ватаги выделился один, которого я счел за главного, — мы понимаем, ты крутой. Пойми, нам тоже проблемы не нужны. Это место, оно, типа, мирное. Мы тут отдыхаем, типа. Может, не будем друг другу отдых портить?

— Не вопрос, — кивнул я.

— Я к тому, — продолжал главарь, — что если хочешь разборки устраивать, лучше снаружи это делай. Ладно? Понимаешь, это не только нам не нравится. Это и другим не нравится, людям серьезным…

— Посерьезнее вас? — не мог не съязвить я.

— Ну, допустим, — на секунду помедлил, но все же согласился бандит, — я не о том, вообще. Мы к тебе претензий не имеем, я отвечаю. Согласен, Кувалда сам виноват…

Какие прозвища тупые! Правда, на инглише, который на Кальвине в ходу, это звучит покруче, покрасивее — «Хаммер».

— …тут я с тобой согласен. Так что, давай разойдемся миром. От тебя не убудет если ты, кого ждешь, подождешь снаружи.

— Нет-нет-нет, ребята, — перебил я, — насчет мира и претензий — не вопрос. Но вот насчет «разойтись» и «подождать снаружи»…

— Слушай, Орлофф, — главарь опять нахмурился, — ты только не думай, что можешь так просто пушками размахивать и права качать. У нас пушек по любому больше. Я просто предлагаю разойтись мирно, чтоб лишних жертв не было, а ты бы свои пиратские дела…

— В пиратских делах как раз все и дело, — сказал я, сам усмехнувшись неуклюжему каламбуру, — вы же понимаете, какой я пират без корабля и команды? Корабль мой в космопорту МакГейдж, команду арестовали. Я тогда сам едва ноги унес. Так что остро нуждаюсь в новой команде… для начала. Вот вы, ребята, чем занимаетесь?

— Там понемножку, тут понемножку, — бросил главарь общие фразы, — тебе-то че? Ты же не легавый.

— «Понемножку»? — передразнил я его небрежно-презрительным тоном, — по мелочи то есть. Сегодня кого-то замочили, вчера на кого-то наехали. И не надоело? Не хочется сорвать большой куш?

— Ты че, хочешь?…

— …пригласить вас в мою команду. Мне ведь нужна новая команда. Кто-нибудь из вас умеет управлять космическим кораблем?

— Ну я… в Академии учился, — брякнул один из бандитов, — только у нас корабля тоже нет.

Судя по испитой физиономии и бессмысленному взгляду поросячьих глаз, он «в Академии учился» от силы один семестр, после чего был благополучно отчислен. Ибо только студенты от сессии до сессии могут жить весело и почти безнаказанно. На кадетов это правило не распространяется. Впрочем, для меня пилотские таланты этих типов не имели значения.

— Хорошо, — сказал я, — сойдет. На первых порах у меня поучишься. А насчет корабля не волнуйтесь. Я планирую вернуть свой «Варяг», все-таки я привык к нему. Где, кстати, находится космопорт МакГейдж?

— За чертой города, в паре миль, — сказал главарь, — целый мини-город. Хорошо, кстати, охраняется.

— Хорошо, говорите. А мы-то, че, лохи какие-нибудь? — эта фраза, и, особенно, обращение «мы» была принята бандитами с воодушевлением, — говорите, у вас пушек больше, чем у меня? Это хорошо. Пушки нам пригодятся.

— Погоди, капитан, — насторожился главарь, — а какова сумма? Ну, ты же не за так на нашу планету сунулся?

— Пожалуйста. За бомбардировку Кальвина, мне было обещано, — и я назвал цифру, предложенную Конфедерастом. Видимо, местным бандитам такая сумма даже не снилась, настолько вытянулись их лица. А когда я еще и добавил «разделим по-братски», кое у кого челюсть отвалилась.

— Окей, капитан, — заявил главарь, протягивая мне руку, — как говорится, мы в деле. Меня зовут Клык, я тут типа босс.

— Будешь моим старшим помощником, — сказал я.

— …только, одна проблема есть, — Клык указал на Кувалду. Тот, бледный как смерть, и едва держащийся на ногах, все еще держался за обрубок руки, словно окоченевший.

— Последнее милосердие, — сказал я, направляя на него один из бластеров. Заряда должно было хватить минимум, на один полноценный выстрел, — видите ли, он истек кровью и не дотянет до больницы. Да и где вы тут больницу видели? Да, не переживайте вы, нам же больше достанется.

* * *
С энтузиазмом, присущим любому новичку, как завороженный, смотрел я в экран радара в кабине моего первого корабля. Стандартный файтер, или, по-русски, драчун, боец, основная боевая единица Флота Конфедерации. Именно его моделировал тренажер в Академии, предназначенный для практических занятий по боям в космосе. Я его еще тогда «Крошкой» называл. Относится к классу средних, рассчитан на одного, максимум, на двух человек. Меньше — только одноместные шлюпы и капсулы, которые классифицируются как мелкие. Но малая вместимость для файтера с лихвой компенсируется большим количеством оружия, которым он увешан. В этом ему нет равных среди других средних кораблей. Добавить сюда большую, по сравнению с любым крейсером, маневренность и меньшую себестоимость, опять же по сравнению с крейсерами, и не трудно понять, почему именно файтеры преобладают в нашем строю.

Говорю — «в нашем», ибо на тот момент я служил на Флоте. С отличием закончив Академию Космических Полетов, я, верный детской мечте, подорвался было в космическую экспедицию, одну из тех, что призваны были расширить владения человечества. Увы, Конфедерация переживала какие-то экономические трудности, вследствие чего была вынуждена приостановить свою экспансию. Лично я не видел связи между биржевыми индексами и количеством новых открываемых планет, однако не сильно расстроился. Со званием лейтенанта, присваиваемым по окончании Академии, а также вполне приличной боевой подготовкой, я недолго думал об альтернативе.

В мою задачу входило: отслеживать гиперпереходы в данную планетарную систему неопознанных и не выходящих насвязь кораблей, в случае обнаружения нарушителя (как правило, пиратского или контрабандистского корабля), докладывать на базу, а самому пытаться по возможности его задержать.

Приказ был простым и рутинным. Он не менялся день за днем, в течение последнего года. И, кроме меня, в одной только этой системе аналогичный приказ исполнял минимум, десяток файтеров. Но я, по молодости, все еще относился к своей регулярной вахте, как к приключению.

За почти год службы мне не случилось сделать ни единого выстрела. Пираты и прочая космическая шваль как-то не жаловала своим вниманием эту систему. По крайней мере, мою зону ответственности.

До окончания вахты оставалось около полутора стандартных (земных) часов, когда мерзким кроваво-красным прыщем на экране радара вспыхнул нарушитель. Компьютер лихорадочно идентифицировал его по базе данных Флота и сообщил, что в систему пожаловал ранее числящийся в угоне грузовик. Судя по траектории, направлялся он к четвертой от звезды планете, более известной как Парадиз. И я догадывался, с какой целью.

Открытая за несколько лет до описанных событий, планета Парадиз поражала. На первых порах — своей красотой и совершенством, в сочетании с подчеркнутой безобидностью. Деревья были пышными, с сочной листвой и вкусными плодами, цветы — нежными, ароматными, не вызывающими аллергии. Ни одного ядовитого или колючего растения. Фауна была достойна флоре — никто ни от кого не бегал, никто не за кем особо не гонялся, никто не норовил напасть исподтишка. Звери были красивыми и доверчивыми, не разбегались, как на других планетах, при виде человека. Даже насекомые не жалили. При более тщательном изучении, выяснилась причина уникальности этого райского уголка галактики. Парадиз был единственной известной человечеству планетой земного типа, где эволюция… завершилась. Завершилась по той простой причине, что пошла иным, чем на Земле и других аналогичных планетах, путем.

Если коротко, то на Земле наибольшие шансы выжить имели те особи, которые обладали перед своими собратьями определенными преимуществами. Хищнику, например, лучше бы иметь когти побольше да зубы поострее, тогда у него будет больше добычи, он сможет прокормить большее количество детенышей и в следующем поколении столь же развитых особей станет больше. Для жертвы шанс не попасться хищнику растет пропорционально скорости бега и быстроты реакции. Получается замкнутый круг — чем зубастее и когтистее хищник, тем увертливее жертва, а чем увертливее жертва, тем хищник должен быть зубастее и когтистее. Я, конечно, утрирую, но суть понятна — у такой эволюции завершения нет и быть не может, пока, разумеется, один из видов не станет разумным, не начнет наращивать свои возможности темпами, опережающими естественную эволюцию на несколько порядков, и, как следствие, не вытеснит со своей планеты все прочие виды.

На Парадизе, в противовес этому, сложился некий компромисс, когда хищники потребляли в пищу исключительно старых и больных животных, тем самым, лишаясь стимулов к естественному отбору. На фига бегать за пищей, если пища обречена и сама вот-вот упадет? Конкуренцию же между хищниками исключала их малочисленность. Если на Земле соотношение массы тех кто питается и тех, кем питаются, составляет один к десяти, то на Парадизе оно порядка одного к сотне. Вот и получается — овцы целы, волки сыты, мир, дружба, а, точнее, такой всеобщий симбиоз.

Вслед за этими исследованиями начались протесты экологов против колонизации Парадиза. По их мнению, не то что техногенное воздействие — даже попадание в эту уникальную экосистему более агрессивных форм жизни с других планет, приведет к ее полному разрушению. Протесты охватили тогда и Землю, и другие населенные планеты, кое-где это приводило к поражению действующей власти на выборах. Последнее было уже серьезно и чиновники-Конфедерасты были вынуждены пойти на попятную. Парадиз получил статус заповедника, причем охраняемого и закрытого для посещений. Но то, что остановило даже политиканов, оказалось бессильно против извечной жажды легкой наживы.

Нежный и красивый мех некоторых парадизских зверушек стал ходовым, пусть и дорогим, по причине определенного риска, товаром. Нашлись люди, которые не прочь были щеголять этими мехами на своей одежде, и люди, готовые его добывать, невзирая на запрет и на возможность попасться патрулю, как на единственный в этом деле, риск. И щеголяли, и добывали, потому как Парадиз велик, а сил, чтобы его полноценно охранять, не хватает.

Так что, у меня не было сомнений, относительно мотивов, которые двигали владельцами этого угнанного грузовика, направившегося к Парадизу. Будь моя воля, я бы одним нажатием кнопки погасил эту красную точку на радаре. Но Устав, Устав, черт бы его побрал!

— Говорит Космический Флот Конфедерации, — в соответствие с Уставом и приказом сообщил я грузовику, — вы управляете угнанным транспортным средством и направляетесь к планете, закрытой для посещения. Вам необходимо проследовать за патрульным кораблем к базе Космического Флота…

Сколько раз я представлял себе этот момент! А сколько раз репетировал — а все без толку. Голос у меня дрожал и захлебывался, нарушитель же, видимо, почуял эту слабину. Не успел я закончить стандартную формулу задержания, как рядом с грузовиком-нарушителем нарисовалась воронка гиперперехода и скрыла его.

Я понимал, что нарушаю приказ. Несмотря на заложенное в нем противоречие, то, что касается задержания. Как можно задержать движущийся объект, не покидая свой пост, мне не понятно — ни сейчас, ни, тем более, тогда. Зато я понимал, что будет, если я, как лох, продолжу торчать в тех же координатах. Браконьеры удерут, чтобы вернуться в следующий раз, с надеждой, что больше повезет. И им повезет, они смогут-таки завершить свое грязное дело, пусть не с первой, и даже, не с пятой попытки. Тогда какой на хрен смысл в охраняемом статусе Парадиза?

Обдумал сие я почти мгновенно, и, отправив на базу стандартное сообщение о нарушении, устремился вслед за браконьерами в гиперпереход. Ему ведь тоже нужно время, чтобы затянуться.

Выскочив по ту сторону перехода, я сверил координаты. Так и есть — царство косматого, кроваво-красного гиганта Бетельгейзе, граница владений человечества. Единственная официальная экспедиция, побывавшая здесь, констатировала — интереса для колонизации система не представляет. Атмосфера двух планет состояла из аммиака и была настолько плотной, что на поверхности стояла непроглядная темень. Еще три планеты не имели атмосферы вовсе. Ученые который год кормят нас обещаниями скорой доступности двух технологий — искусственной среды, позволяющей колонизовать хоть мертвую Луну (именно колонизовать, ибо станций и вахтовых поселений там хватает) и терраформа, приближающего условия на планете к земным. Обещания обещаниями, а дело так и не двигается с мертвой точки. Какой смысл тратиться на дорогостоящие проекты, когда так много найдено планет земного типа. А будет мало — еще откроем.

Но вернемся к Бетельгейзе, где, по всей видимости, надеялись скрыться браконьеры. Напрасно надеялись, ибо я висел у них на хвосте. Наблюдал, но не открывал огонь. Пока.

Очень уж уверено, как у себя дома, двигался браконьерский грузовик. Такое впечатление, что он знал, куда летит, а не просто удирает. Вскоре мои подозрения подтвердились: на орбите одной из местных планет радар зафиксировал наличие космической станции. И грузовик держал курс именно к ней. Не знаю, кто и как затащил сюда орбитальную станцию, но руки зачесались в предвкушении и потянулись к кнопкам пульта.

Мой файтер — козявка по сравнению с такой громадиной. Орбитальная станция — это даже не здание в космосе, это комплекс зданий. Академия Космических Полетов, мой альма-матер, как раз из таковых. И базы Космофлота — тоже. О том, чтобы идти в лобовую атаку, как я когда-то сдуру сделал на зачете, в данной ситуации просто речи быть не могло. Наверняка на станции найдется хотя бы один боевой корабль. Да, найдется и не один. Не говоря уж о собственных средствах защиты. Но и оставлять преступников безнаказанными мне ужасно не хотелось.

Порадовал бортовой компьютер, идентифицировавший станцию. Была она устаревшего образца, а значит, имела одно очень уязвимое место — солнечные батареи, раскинутые как крылья. Видимо, те, кто проектировал ее, рассчитывали, что благодаря большой площади, эти крылья-батареи смогут накапливать больше энергии. О том, что столь хрупкие конструкции очень уязвимы и случайный метеор способен нарушить энергоснабжение станции, эти «гении» инженерно-технической мысли как-то не подумали. Как следствие, большинство станций этой модели в настоящее время брошены и не эксплуатируются.

То, что я задумал и немедленно стал осуществлять, было, даже не нарушением — уничтожением энергоснабжения станции. Ибо, если выведено из строя одно из четырех «крыльев», еще жить можно. И есть шанс восстановить его. А что делать, когда энергия не поступает вовсе? Это значит — кислород не синтезируется, про пищу и говорить нечего, внутри темно, плюс всякие проблемы с герметичностью от невозможности попасть из отсека в отсек до полной разгерметизации. Не говоря уж о том, что за парсеки отсюда нет ни одной населенной планеты. Только молиться — и то, если эти негодяи во что-то верят.

Первое «крыло» я вывел из строя попаданием одной ракеты. Со вторым такой легкости не получилось — со стороны станции ко мне устремилось несколько кораблей. Несколько вспышек — и первые сообщения о степени повреждения корабля от бортового компьютера.

В мои планы вовсе не входило геройски погибать в бою с целой эскадрой, и я нырнул в небольшой гиперпереход — на пару астрономических единиц, больше не надо. Да, я неэффективно тратил энергию звездолета на расстояния, которые можно было преодолеть своим ходом. Но у меня не было выбора. Через пять минут я вновь переместился к станции, с немалым удовольствием заметив, что из кораблей «на шухере» остался стоять один. Правда, дежурил он возле одной из трех неповрежденных солнечных батарей, а это уже минус. Впрочем, его тоже можно обратить в, своего рода, плюс.

Три ракеты подряд — и озаренный вспышками страж, под действием трех импульсов, буквально врезался в «крыло». Покуда на станции не сообразили, что, собственно, произошло, четвертая ракета вывела из строя третью батарею. И после этого… честно говоря, после этого я едва с жизнью не простился. Потому как кораблей из станции вылетело уже не меньше десятка. Не только боевые — даже безоружные транспортники норовили подлететь и боднуть меня. Обитатели станции дрались — с отчаянием и свирепостью зверя, загнанного в угол. Которому нечего терять.

«Повреждено более 50 % корабля».

И это еще не предел — за бортом вспыхивало безо всякого просвета, а экран радара от обилия красных точек напоминал лицо угреватого подростка. Я почти не сопротивлялся — глупо было в пустую тратить боезапас, при таком численном перевесе. Я ставил перед собой более реальную цель, а именно, добить энергосистему станции и свалить. Желательно, живьем. И, для ее достижения я нашел один рискованный, зато быстрый способ.

Таран. В моем случае, быстрота важнее риска.

Взяв курс на станцию, я одним отчаянным рывком выбрался из окружения, на полном ходу, как пуля, врезался в последнее крыло, и, пробив его насквозь, скрылся в воронке гиперперехода.

«Повреждено более 60 % корабля». Ну и хрен с ним. Это же не семьдесят, что чревато боком.

На базе меня ждали отнюдь не ордена и почести. Выслушав мой рапорт, командующий Ли Шенг велел мне добровольно подать прошение об отставке. На мои вопросы и полное непонимание, он ответил следующим образом.

Да, я герой, каких мало, даже на Флоте. Да, именно благодаря таким как я населенная человечеством часть галактики еще не превратилась окончательно в охотничьи угодья. Но и я тоже должен понимать. Самовольное оставление поста — раз, проведение несанкционированной командованием боевой операции — два. Если я не уйду добровольно из Флота, альтернатива одна — трибунал. И надо мной, и над ним, Ли Шенгом, который, как командир части, отвечает за меня. Потеря званий для нас — самый оптимистичный исход, на который рассчитывать не приходится. Почему, спросил я недоумевая. Есть же смягчающие обстоятельства. Смягчающие они только для нас, служак, объяснил Ли Шенг. Для них же, командующий показал пальцем вверх, оно отягчающее. И оставим пустые разговоры, лейтенант в отставке Орлов.

Ту недоговоренность своего командира я понял годы спустя, уже будучи «на вольных хлебах». Все просто и упирается в деньги. Скажем, выделяет правительство Флоту десять миллионов (цифра условная) для борьбы с пиратами. На эти деньги высшее руководство Флота, то, что на Земле сидит, организует институты по проблемам пиратства, семинары и конференции проводит, а на оставшийся от десяти один миллион нанимает одних пиратов (коих правильнее называть «вольнонаемными сотрудниками»), чтобы те извели побольше других. Надо же какие-то результаты предъявлять. И только при отсутствии среди «вольнонаемных сотрудников» желающих выполнять этот заказ, к делу привлекаются силы Флота. Проводить полноценные боевые операции дороже, соответственно, у себя денег остается меньше. Я же, со своим «подвигом», число «вольнонаемных» сократил, как и шансы на то, что кто-то из них согласится выполнять правительственный заказ. Какое уж тут «смягчающее обстоятельство»?

Глава шестая

Пара миль, или около трех километров, плюс несколько километров по городу — пустяки для хорошего автомобиля. А автомобиль банды Клыка был не просто хорош — он был внедорожником и этим все сказано. Идеальное средство для передвижения по раздолбанным улицам «отстойников», по едва используемому и, потому, едва ремонтируемому, шоссе, и даже там, где дороги вовсе нет. Лучше — только по воздуху. Кроме того, автомобиль был очень вместительным — на десять человек. Нас было семь — я и шестеро бандитов во главе с Клыком. Седьмой, он же Кувалда, остался гнить на полу притона. До ближайшей уборки.

Я сидел спереди, рядом с Клыком, и слышал, как галдят за моей спиной его подельники. Непонятно, то ли это волнение перед боем, то ли предвкушение награды. В любом случае, разобрать связную речь в этом шумовом фоне было не под силу.

Банда Клыка приятно удивила меня своей экипировкой. Помимо бластеров, в арсенал входили лазерные винтовки, акустические и плазменные гранаты; старого образца, зато вполне добротные, бронекостюмы. Плюс — запасные энергоблоки, от двух из которых, я, кстати, зарядил свои бластеры. На вопрос «откуда?» Клык, конечно же не ответил. Мол, хочешь жить — умей вертеться. Вон мы насколько навертелись. На второй, закономерный вопрос «как же вы сами, с таким арсеналом, не догадались отбить космический корабль и стать пиратами», Клык призадумался. Выручил его подельник, тот, который, якобы «в Академии учился». Напомнил, что «колония не располагает собственными космическими кораблями». Тут пришло время призадуматься мне.

Насчет того, что нет у Кальвина своих кораблей, если не считать моего «Варяга», так это я в курсе. Впрочем, корабль можно отбить и у приезжих. Что за проблемы с таким-то боекомплектом? Меня другое смутило. А конкретно, слово «колония», произнесенное несостоявшимся космонавтом. Неужто он не в курсе выхода Кальвина из Конфедерации? А с другой стороны, зачем местным головорезам быть «в курсе»? Что для них, промышляющих грабежом и убивающих конкурентов, от этого меняется? А что меняется для всех остальных? Разве что, товаров из других миров будет меньше, да и то, ненамного и ненадолго. Санкции заканчиваются там, где начинаются перспективы большей прибыли. Когда на одной чаше весов лежит запрет, пусть даже подкрепленные силой оружия, а на другой — возможность не платить налоги в общий Конфедерастский котел, торгаши предпочитают рискнуть. Так что торговые перспективы для независимого Кальвина открываются самые радужные. А рядовым жителям это все — что в лоб, что по лбу. Их предки, убегая от земного образа жизни, раздули Землю до галактических масштабов и превратили ее в Конфедерацию. Теперь вот мы получим уменьшенную копию Конфедерации в лице Кальвина. Видать, не всегда, количество в качество переходит.

Как я уже говорил, нам было раз плюнуть, добраться до космопорта МакГейдж. Но самое интересное ждало нас впереди. Когда территорию космопорта, озаренную светом прожекторов в ночной темноте, можно было рассмотреть из машины, я велел Клыку и его банде выбираться наружу и, с оружием наготове, ползти. По голубовато-зеленой, блестящей от росы и освещения космопорта, кальвинской траве.

Я совсем забыл о приборах ночного видения. В смысле, упомянуть забыл, про их наличие у кальвинских бандитов. В общем, спецназ мог отдыхать, по крайней мере, местный спецназ. Отдыхать и нервно курить.

Когда до ограды космопорта оставалось несколько метров, я велел одному из бандитов отделиться, отползти от остальных подальше, и бросить в ограду плазменную гранату. Когда он выполнил мой приказ, вслед за прогремевшим взрывом и воем сирен, послышался и его предсмертный крик. Пара тонких лучей, пара коротких вспышек — и трава поблизости от нашего подрывника превратилась в пепел.

— Лазер, — пробормотал я, — прицельное попадание. Хреновое дело.

— Еще бы, — буркнул Клык где-то сбоку от меня, — ты для этого чуваком пожертвовал, чтоб это выяснить? Не хреново.

— Заткнись! — бросил я, не считая нужным проявлять к этому отребью хотя бы видимость дипломатического такта, — не понял, что остальным больше достанется?

Все равно вам жить немного осталось, добавил я про себя.

В лазере мало хорошего — когда он не у тебя, а у противника. Не важно, кто им управляет — человек или автоматика. Впрочем, судя по двум «контрольным», стрелял все-таки человек. А человека можно сбить с толку. Хотя, тоже, не факт. Нет, если искать слабые стороны в обороне, то посерьезнее. И понадежнее. Еще раз вспомним всю последовательность. Граната, сирены…

Эврика! Я еле удержался от вскрика. Три последовательных выстрела. Один — в подрывника нашего, два других — рядышком, с надеждой зацепить возможных сообщников. Куда эффективнее было бы сделать три выстрела сразу, больше народу можно убить. С большей вероятностью. А, поскольку этого не сделано не было, выстрелы следовали один за другим, это может быть обусловлено только одним. В смысле — одним лазером. Один лазер — один выстрел. Это ведь так выгодно — занять позицию, с которой простреливается вся площадь, расстояние для лазера значения не имеет, и, благодаря этому, одна боевая единица обеспечивает безопасность. Для небогатой планеты вроде Кальвина такое решение — самое оптимальное. Но не при массированной атаке.

— Всем внимание, — обратился я к подельникам, — рассредоточиться по периметру. Каждый берет плазменную гранату и пробивает брешь в ограде. Затем продвигаемся к центру, пытаясь поразить расположенную там вышку, башню, либо, другую возвышенность. Это — главное оборонительное сооружение. Встречаемся в центре.

— Не вопрос, шеф, — рявкнул кто-то из бандитов. Не Клык, нет. Тот хранил мудрое (по своим меркам) и многозначительное молчание. Похоже, он не пребывал в восторге от моего плана. И не без оснований — при штурме без потерь не обходится.

Но открытых возражений я не слышал. Бандиты расползлись вдоль ограды, загремели взрывы, я же, тем временем, полез в первый, так сказать, пробный, пролом. Как известно, в бою самое безопасное место — свежая воронка от снаряда.

Лазерный луч полосовал, расчерчивал ночное небо то под одним, то под другим углом. Со стороны ограды тоже виднелись вспышки выстрелов, хоть и немногочисленные. Я увидел — и на мгновение вздохнул. Что за болваны — дальнюю цель из бластеров поражать?! А, впрочем, это мне на руку. Я полз, безошибочно определив цель своего удара — обыкновенную металлическую вышку в центре территории космопорта.

К тому времени, когда стрельба прекратилась, я смог подобраться к ней на достаточное расстояние. Один бросок — и озаренная и оплавленная взрывом, вышка накренилась и рухнула.

— Отличная работа, Орлов, — услышал я за спиной знакомый, хрипло-неприятный голос. Оглянулся и убедился — собственной персоной, Клык, и никто другой, поздравлял меня. Ясное дело, пока его сообщники гибли, прорываясь на территорию космопорта, по сути, отвлекая на себя внимание охраны, эта гнида незаметно ползла за мной. Что ж, по крайней мере, он оказался поумнее остальных. И главарем был заслуженно. И убрать его будет труднее.

— Ты… один? — спросил я, прикидываясь немного тупее, чем есть на самом деле.

— Угу, — ощерился Клык и я понял, откуда у него это прозвище. Из-за клыков, достойных вампира из фильма ужасов, — как вы говорили, остальным больше достанется.

— А тебе их не жалко? — продолжал тупить я.

— Че их жалеть, — Клык отмахнулся и презрительно сплюнул на траву, — смысл жалеть лохов? Сами виноваты.

В чем именно были «виноваты» погибшие бандиты, я уточнять не стал. Видимо, примерно в том же, что любые их коллеги по цеху, независимо от планеты и эпохи. Расслабляться, а, тем более, медлить, было нельзя. Да, основное средство обороны космопорта выведено из строя. Но во-первых, не может же быть на всю немаленькую его территорию один-единственный охранник. Другое дело, что остальные, по всей видимости, вооружены как попало. Но у них численное преимущество, а я один. Ну не считать же Клыка надежным союзником, не полагаться же на него. Я не идиот, понимаю, что этот бандюга меня раскусил. Возможно, сделал это еще до начала штурма. А в деле он до сих пор лишь потому, что надеется на благополучный исход для себя.

Во-вторых, только на пути к вышке я насчитал минимум, десяток ангаров. А сколько еще их, несосчитанных? Как-то слабо вяжется с тем фактом, что у Кальвина нет своих кораблей. Скорее всего, МакГейдж, по совместительству, еще и авиабаза. А в том, что авиацией Кальвин располагает нехилой, я уже успел убедиться. Если эта нехилая авиация будет поднята по воздушной тревоге, мой план накроется даже не медным — титановым тазом.

— Можно вставать? — поинтересовался Клык.

— Нет, нельзя, — все-таки, он тупее меня, это хорошо, — ползем к седьмому ангару. Ты пилотировать, кстати, умеешь?

— Флаер, как-то угнал, — последовал ответ. Ладно, хрен с ним.

Двери в седьмой ангар были приоткрыты, изнутри брезжил свет, доносился шум. Я оставил Клыка «на шухере», а сам, с бластерами наготове, прокрался внутрь. Клык согласился на такой план, видимо, решив, что я рискую больше.

Почти весь немаленький объем ангара занимал мой «Варяг». Он был буквально облеплен ремонтными роботами, снующими по его корпусу, как муравьи по своему жилищу. Соотношение размеров было примерно таким же. Продираясь в узком проходе между кораблем и стеной ангара, я увидел единственного человека. У него не было оружия, а комбинезон с надписью «Космопорт МакГейдж, служба технической поддержки» на спине, подтверждал мирный характер профессии. Он периодически поглядывал то на корпус корабля, то на дисплей на небольшом столике.

— Добрый вечер! — бодро окликнул я его на инглише, — как работается?

— Хреново, — ответил он, не поворачиваясь, — две смены пашу как вол. Еще эти уроды глючат.

При слове «уроды» он указал рукой на роботов-ремонтников и продолжил жаловаться.

— …и духотища тут. Я уж двери разгерметизировал. Одна радость — выйти, покурить.

— А результаты? В каком состоянии корабль?

— Получше, чем я, — горько усмехнулся инженер, — степень повреждения снижена с семидесяти одного до тридцати процентов. Основные функции в норме, включая боеспособность. Арсенал восстановлен до полного комплекта.

— Это хорошо, — обрадовался я.

Тут инженер все-таки оглянулся, и мой отнюдь не дружелюбный вид, да еще с двумя бластерами, привел его в ужас. А может, дело в лице, которое за сутки с хвостиком стало узнаваемым. Хоть майки и постеры с ним продавай!

— Это вы? Но как? — выкрикивал он, сам, без напоминания, подняв вверх обе руки. Видимо, отвага не входила в список его добродетелей.

— Не знаю, что вам про меня наплели, — спокойным умиротворяющим тоном произнес я, — но я не стреляю в безоружных. Тот налет, на вашу столицу… ну, это был всего лишь бизнес. Как говориться, ничего личного. Я сам не в восторге, если хочешь знать. Честное слово, если бы я знал, что так все обернется, я бы даже не взялся за это дело. Но сейчас важно не это.

— Что вам нужно? — дрожащим голосом спросил инженер.

— Вернуть свой корабль. И сказать «Good bye!» вашей планете. Надеюсь, ты не против? — в ответ инженер быстро-быстро завертел головой, а я продолжал, — от тебя требуется три вещи. Во-первых, убрать с «Варяга» ремонтные устройства. Тридцать процентов — пустяк, я и при пятидесяти летал. Во-вторых, дать ключ от корабля. Пустить меня внутрь, ясно? И, в-третьих, открыть ангар. Это просто пожелание, я не хочу ничего ломать по пути. Вопросы?

— Нет вопросов, — вздохнул инженер.

* * *
Навыки, полученные в Академии, не стерлись от времени, они просто погрузились на дно моей памяти, влекомые грузом более свежего жизненного опыта. И всплыли почти мгновенно, стоило мне сесть за штурвал.

Медленно и осторожно «Варяг» прошел открытый проем, покидая ангар. Краем глаза я заметил одиноко стоящего у входа человека. Клык, ты еще здесь? Один из лазеров моего корабля срезал его как опухоль. Бедняга, наверное, он до последнего момента своей жизни надеялся на успех. Что ж, он не дурак, смог переиграть и перехитрить своих подельников, и, видимо, это ему удавалось неоднократно. Но как развести человека с боевым звездолетом? Против лома нет приема.

Я набирал высоту, а лазерные лучи продолжали шарить по территории космопорта, время от времени оглашая ее грохотом взрывов от оказавшихся на пути построек. Я рассчитал все верно: на этот раз мне навстречу в воздух поднялось лишь несколько истребителей и они не успели мне причинить серьезного вреда. Да, господа сепаратисты, не судьба вам собственный космический корабль заиметь!

Космопорт МакГейдж остался внизу, озаренный пламенем пожаров, истошно ревущий сиренами, словно тяжелораненый зверь. А я держал путь к Центральному Следственному Изолятору, дабы вызволить свою арестованную команду.

Здание ЦСИ располагалось за Внутренним Кругом, в центральной части города, и в этом не было ничего удивительного. Помещать место для содержания заключенных в «отстойнике» было бы равносильно провоцированию бунтов, побегов и внушению надежды на успех и того и другого. Кроме того, если все, или, по крайней мере, большая часть профессиональных преступников экипирована на уровне банды Клыка, то кое-кто из них мог решиться на штурм тюрьмы. Например, чтобы вызволить друга или нужного человека. Не имело смысла выводить подобные учреждения и за черту города — по примерно той же причине. Только в центре, только там, где полно полиции, и откуда крайне трудно сбежать. У меня получилось только благодаря флаеру. Центр города, такой комфортный и безопасный, стал своего рода продолжением тюрьмы, разве что режимом помягче.

Штурвал боевого корабля в руках, осознание собственной смертоносной мощи и вид мирного, сияющего разноцветными огнями, города, придал мне подзабытое чувство превосходства и силы, переходящей в безнаказанность. Там внизу копошились двуногие букашки, спеша каждая по своим делам. Молодежь гуляла и расслаблялась, люди семейные направлялись в торговые центры, дабы пополнить свои рефрижераторы, а кто-то вовсе еще только возвращался с работы. Я для них был в лучшем случае огоньком в небе, и то навряд ли. Оттуда, снизу, из-за громад небоскребов и слепящего света реклам увидеть небо просто нереально.

Пальни я ракетой в этот людской муравейник, или просто его пропахай лазером — никто там ничего не поймет. Конечно, они испугаются, забегают, кто-то кого-то потопчет, кто-то попадет под чью-то машину, а кто-то, разумеется, выживет. Но тоже не благодаря — вопреки разуму. На голых инстинктах.

Но я не собирался никого пугать и убивать, по крайней мере, ради самого процесса. Я уже убил и напугал достаточно жителей мирной планеты Кальвин, виноватой лишь в том, что жизнь в Конфедерации стала ее жителям в тягость. Моя цель — другая. Всеми правдами и неправдами убраться отсюда. Получить, наконец, обещанную награду. И послать этого Конфедераста куда подальше.

Поэтому я берег боезаряд для более подходящего момента, переключившись на такое мирное занятие, как курс. Рассматривая на голографическом экране составленную бортовым компьютером карту города с подписями основных объектов, я нашел Центральный Следственный Изолятор и направил «Варяг» к нему. Трудновато мне без штурмана пришлось.

Следственный изолятор или тюрьму трудно спутать со зданием другого предназначения. Из глубины веков, из тех времен, когда оружие делалось вручную, а звезды воспринимались как точки на твердом небе, дошел до нас этот дизайн карательно-исправительных заведений.

Немаленькая огороженная территория. Расположенные по периметру стен вышки. И главное здание — широкое, зато приземистое, особенно, по сравнению со стоящими поблизости небоскребами; серое, по архитектурной изысканности соперничающее с кирпичом, контейнером или гробом. И пусть вышки увенчаны лазерными турелями, наверняка, самонаводящимися; главное здание напичкано электроникой почище, чем первые компьютеры, а кроме него во дворе можно было увидеть «тарелки» радаров и собственную электростанцию, сути это все не меняло. Тюрьма оставалась тюрьмой, и в отель класса «люкс» превращаться не спешила.

Сканер, улавливающий излучения, помог мне выявить местонахождение станции среди других вспомогательных построек. И ракету я пустил наверняка, с расчетом на прямое попадание. Та, однако, повела себя крайне неадекватно, рассыпавшись осколками в нескольких метрах над поверхностью, так и не долетев до цели.

Проклятье! Похоже, над ЦСИ возвели защитное поле. Ерунда какая-то: над космопортом позволить себе поле они не могут, а над тюрьмой, видите ли, могут. Да, космопорт больше, так он и нужнее. А может, поле предусмотрено и там, и там, однако над космопортом его тупо не успели поднять? А ЦСИ, видимо, оповещен, и заранее к моему визиту приготовился. Так ведь и я не промах.

Громада боевого звездолета камнем рухнула вниз, не особо обращая внимание на уколы лазерных турелей. Рассчитывал я на закон сохранения энергии и только на него. Защита защитой, но никакая защита не абсолютна. Чем тяжелее объект, тем больше требуется мощности, чтобы его удержать, а эта самая мощность ограничена возможностью энергосистемы. Там, где остановится человек или сравнительно небольшой боевой снаряд, вполне может пролететь что-нибудь потяжелее. А уж на объект, тяжелее моего «Варяга», энергосистема ЦСИ вряд ли рассчитана. Самое большее, на какой-нибудь вертолетик пассажирский.

Так и есть. Когда «Варяг» соприкоснулся с поверхностью защитного поля, оно на мгновения вспыхнуло всеми цветами радуги, а затем погасло. О, все оказалось гораздо проще, ибо вместе с полем погасли прожектора в тюремном дворе, лазеры перестали бестолково царапать по обшивке корабля, а сканер фиксировал со стороны станции лишь затухающее излучение. Ясное дело, перегрузка. Обошлось без взрыва, генератор тупо отключился, как только его мощность достигла опасного уровня. Что ж, как говорится, нашим легче. Переходим к последней, завершающей стадии моего плана.

Меткий залп лазерных турелей «Варяга» высадил трехметровую дверь, ведущую внутрь главного здания. Уже привычно, с бластерами в обеих руках и резаком в кармане, я вышел из корабля.

* * *
В жизни каждого человека есть слова или фразы, действующие на него почти как магические заклинания. Услышав их, человек может забыть свои текущие дела, сбиться с мыслей, изменить с точностью до наоборот настроение. Некоторые из этих «волшебных слов» действуют положительно, однако большинство их подобны стихийному бедствию. От них земля уходит из-под ног, горизонты меркнут, а мозги берут отпуск, не в силах подсказать разумный выход из положения.

Чаще всего, эти «заклинания» меняются с возрастом. Для школяра, особенно, начальных классов, страшнее всего услышать от учителя что-то типа «завтра в школу с родителями». Молодой человек, студент, либо старшеклассник, способен прийти в ужас от фразы «я беременна» из уст любимой девушки. Эта же девушка накануне с содроганием услышала сухую констатацию «вы беременны» от диагностического автомата. Какой-нибудь зрелый и солидный человек, из тех, кто днюет и ночует в офисе, теряет почву под ногами, стоит его начальнику заявить «вы уволены». А уж до какой глубины может упасть настроение того дяди, на которого он еще мгновение назад работал, когда этот дядя слышит, что «акции какой-то компании резко упали в цене».

Каким бы не был человек сильным и умным, какое бы положение в обществе не занимал, и независимо от его возраста такие вот вербальные стихийные бедствия для него все равно найдутся. Я не стал исключением, у меня таких «заклинаний» целых два: «все включено» и «клиент всегда прав». Не скажу, что прихожу в панику от них. Но в одном уверен твердо — порадовать они меня не способны. Ни под каким соусом.

Оба приобрели для меня смысл, отвратительный и унизительный, благодаря одному событию. Впрочем, почему я говорю «благодаря»? Благодарить здесь некого и не за что.

Вылетев из Флота, и, тем самым, избежав трибунала, я недолго маялся без работы. Оказалось, что спрос на космонавтов велик и стабилен, причем, вне зависимости от планеты. Его в основном поддерживают две отрасли — грузоперевозки, которыми я занимался несколько лет после Флота, и… туристический бизнес.

Космический туризм немногим младше собственно космонавтики и уходит корнями в те времена, когда человечество обитало всего на одной планете. Когда вместо Конфедерации были разные, порой, воюющие между собой государства, а космические корабли были до такой степени медлительными и неудобными, что о полетах к звездам просто не могло быть речи. Луна и Марс были пределом космических мечтаний человечества, но даже в те времена попадались люди, желающие хоть ненадолго покинуть пространство родной планеты. Как правило, они были избалованны и комфортом, и лишними деньгами, а потому, готовы пожертвовать и тем и другим. К обстановке на корабле или орбитальной станции тех времен, а также к предшествующим туру, обязательным подготовкам такие люди относились как к форме экстрима.

Нынешний космический туризм давно стал отдыхом массовым, в смысле, доступным для многих. И тут уж каждая фирма выбирала за себя, что ей выгоднее — целая толпа «белых воротничков» с семьями, в кое-то веки решивших расслабиться, или эксклюзивные туры на одного-двух богатеев. Первый вариант хорош своей дешевизной (для фирмы), второй — возможностью заработать много и за один раз. Фирма, куда я устроился, бросив водить грузовики, предпочла второй вариант.

Мое резюме привело в восторг улыбчивого менеджера, который в свою очередь, нашел, чем привести в восторг меня. Сразу же, с первого дня работы, я получал в свое распоряжение корабль, и не какую-нибудь одноместную лодчонку, а яхту для VIP-туров. Тех самых, о которых подавляющее большинство людей слышало разве что из соответствующих медиа-передач. Тех, чей девиз: «все включено». А уж какой оклад мне посулили…

Всем известно, где, и в каких целях обычно оставляют бесплатный сыр, и, поэтому, я не преминул спросить насчет подвоха. Откуда, мол, такой спрос на космонавтов, да такие условия? Улыбчивый менеджер мгновенно стал смущенным менеджером, видимо, не ожидая такого вопроса. Нехотя он объяснил такую ситуацию текучестью кадров, которые не слишком задерживаются на этой работе. Я не отставал, мне захотелось узнать причину такой текучести. Неужели моя работа будет сопряжена с риском для жизни? Пиратские нападения и все такое. Нет, я не намерен был отказываться от столь щедрого предложения, в конце концов, к девяноста процентам опасностей можно приготовиться. Менеджер еще больше смутился, заявив, что маршруты круизов планируются именно исходя из принципа минимальной опасности. У нас, говорил он, такие клиенты, что рискуя жизнью любого из них, мы рискуем всей фирмой сразу. Дело в другом. Просто ваш брат-космонавт плохо приспособлен к нашим принципам работы. Что это за принципы, все еще тупил я. Менеджер выразил их тремя словами — «клиент всегда прав». Или, более развернуто — «любой каприз за ваши деньги». На это я кивнул, вроде как соглашаясь. На самом деле смысл этих так называемых принципов дошел до меня слишком поздно.

Корабль, данный мне под командование, а фактически — на обслуживание, при первой встрече поразил меня своими размерами. С высоты своего нынешнего опыта, я, конечно, посмеиваюсь над тем моим первым впечатлением. Сейчас, увидев подобную посудину, я бы сказал, что она раза в два меньше моего «Варяга». Вместительность, правда, у нее выше, поскольку значительную часть массы моего нынешнего корабля составляют разные технические навороты и примочки убойного назначения. На яхте же ничего такого не было, всего оружия — два карманных бластера на всю команду, все же остальные устройства предназначались для двух целей — движения корабля и удовлетворения тех самых капризов, которые любые за ваши деньги. Сюда входила и сауна с бассейном, и полный бар дорогих спиртных напитков, и массажный кабинет, и штатная группа экстаз-шоу, и медиа-система с полным эффектом присутствия, и многое другое. И все это, как ни удивительно, предназначалось двум-трем, а порой, и одному человеку. Парень из обслуги, в ответ на мое удивление, объяснил, что круиз длится неделю или две, за это время один вид досуга клиентам надоедает, а лучше, чтобы они не скучали, имели возможность выбирать, переключаться на другие.

В этот раз клиентов было двое: приземистый тип средних лет, вице-президент какой-то транспланетной корпорации, и его жена (жена?!) — высокая блондинка вдвое младше его, с бессмысленным кукольным личиком. Первые два дня я практически не видел эту парочку. Они отдыхали — я работал, вернее, давал указания штурману и пилоту. Все время, что я бодрствовал, я проводил в кабине управления и работенка эта, в общем-то, непыльная, уже начала мне было нравиться. Но на третий день в кабину ни с того ни с сего ввалилась «Кукла», как я назвал про себя нашу клиентку.

— Какого хрена вламываетесь сюда? — рявкнул сидевший спиной к входу штурман, человек неглупый, но неотесанный. Спустя пару секунд я видел, как лицо «Куклы» становится лицом обиженного ребенка.

— Послушайте, госпожа, — попытался я разрядить обстановку, — простите, но вам нельзя находиться здесь.

— Что значит — нельзя?! — взвизгнула «Кукла» тонко и противно, — да кто ты такой, чтоб указывать, что мне можно, а что нельзя?

— Я хотел сказать, что ваше присутствие здесь нежелательно и может быть сопряжено с риском для жизни.

— А ты не умничай больно, — огрызнулась «Кукла», — забыл свой контракт? Забыл, что «все включено»? Да пошел ты…

И она пулей вылетела из кабины.

— Уф, кажись, пронесло, — выдохнул штурман, — и почему для люков здесь карт доступа нет? Когда я в Академии учился, у меня уровень допуска был — только по нужде ходить без предварительного приказа начальства мог.

— …так продавайте их, чего вы у меня спрашиваете? — следом за резким голосом, отставая от него на полсекунды, вошел его обладатель, муж «Куклы». Лицо его было нервным, а руки, казалось, никогда не расставались с коммуникатором, с которым, собственно, он и говорил на тот момент. Когда же клиент посмотрел на меня, его глаза гневно сверкнули, — это что ж это у вас на корабле происходит? Я пользуюсь услугами вашей фирмы уже пятый год, а такое встречаю впервые. Орем, хамим, ведем себя так, как будто сами на отдыхе, а мы наоборот, на работе!

— Это моя вина, — штурман, кажется, испугался и решил не подставлять экипаж и всю фирму, — извините, пожалуйста.

— Да засунь ты свое извинение себе в жопу! — рявкнул клиент, — это тур по тарифу «все включено», а вы позволяете себе нам указывать, что-то запрещать. Налицо нарушение договора, а значит… что?

— Что? — не понял и переспросил я.

— Судебный иск против вашей гребаной конторы. Я пущу вас по ветру, — последнюю фразу клиент произнес, с наслаждением растягивая, после чего вышел из кабины. Я, заметив испуганные, растерянные лица штурмана и пилота, устремился за ним.

— Послушайте, господин… — крикнул я, догоняя.

— Вот именно, я господин, — сказал, как плюнул муж «Куклы», — а ты козявка безмозглая. Которую и раздавить тошно.

У меня зачесались кулаки, послав в головной мозг свежую и оригинальную мысль «а не дать ли ему в морду». Ведь иск, скорее всего, поставит крест и на фирме, и на моей карьере, а хуже быть уже не может.

— Погоди, дорогой, — пропела ласковым голоском уже успокоившаяся «Кукла», выходя нам навстречу и оценивающе глядя на меня, — я думаю, мы могли бы решить дело миром.

— Ты — думаешь? — иронично усмехнулся муж, — ты думать умеешь?

— Просто, дорогой… понимаешь, он же обидел меня, а не тебя… Может, я и правда зря ходила в ту странную комнату. Как-то там некрасиво.

— То есть, ты не в претензии? — на полтона ниже обычного спросил клиент, — то есть…

— Я еще не решила, — улыбнулась «Кукла», — просто мне здесь нравится и ты… не спеши со своим иском. Дай время.

— Хорошо, — вздохнул муж и обратился ко мне, — благодари мою супругу за спасение твоей капитанской задницы.

С этими словами он развернулся и направился вперед по коридору. Я тоже хотел уйти, вернуться в кабину управления, но «Кукла ловко поймала меня за локоть.

— А вас я попрошу остаться, — лукаво и совсем не по-кукольному улыбнулась она мне.

— Чего? — тупо произнес я.

— Послушай, блондинка здесь я, и вопросы такие мне больше подходят. Ты что, не понял? Будем решать дело миром. Ты ведь хочешь решить дело миром? — и с этими словами она потянула меня за собой.

— В принципе, да, — ответил я, следуя за «Куклой» мимо люков с разнообразными табличками. Бильярдная, кальянная, сауна. Апартаменты.

— Как звать тебя, отважный космический волк?

— Макс… Макс Орлов… капитан Орлов, — лепетал я, словно попал на экзамен в Академию, не зная предмета.

— Орлов — от слова «орел»? — «Кукла» захихикала, — это ведь зверь такой? Вот и посмотрим, какой ты зверь. Макс ты или мин.

За люком с надписью «Апартаменты» помещалось довольно просторное помещение. Когда мы вошли внутрь, кромешная тьма сменилась приятным полумраком.«Кукла», безошибочно нацелившись, плюхнулась на огромную кровать, где могла бы уместиться футбольная команда.

— Ну, что ты застрял? — пискляво крикнула она мне, — покажи, какой ты зверь. Или, думаешь, иск от моего мужа будет приятнее?

— Так я из-за него, — пробормотал я, сделав первый, маленький и робкий шажок в направлении кровати, — вы все-таки замужем.

— Да ты тупее меня! — вскричала «Кукла», — ты его видел, этого «мужа»? Старпер! Бревно с глазами! Это не мужик, это ходячая банковская карточка. И потом, не забывай, что включено все.

— И… это? — я не верил своим ушам.

— Все — значит все. А если откажешься…

— Вы что тут устроили?! — я уже вплотную подошел к кровати, когда услышал этот мерзкий голос. Клиент, вице-президент транспланетной корпорации, а, по совместительству — законный супруг «Куклы» стоял у порога с перекошенным от злобы лицом. Жена его сочла за лучшее расплакаться и броситься ему навстречу. Ответом было одно движение указательного пальца в сторону выхода, и она покорно и молчаливо покинула апартаменты.

— Мы ничего не делали, — вполголоса произнес я.

— Не успели, — клиент ухмыльнулся, — что, думаешь, лучше было бы, если бы я зашел попозднее? И как бы ты тогда оправдывался, кобель межзвездный? Посмотри, старый козел, что мы делаем! Учись, мол.

— Я не хотел… это… она, — возразил я дрожащим от волнения голосом. Горизонт мерк, почва уходила из-под ног, а с горных вершин с грохотом устремился вниз град камней и потоки грязи.

— Ты на что намекаешь? — прошипел клиент, — что я на шлюхе женился? Что я такой тупой, хуже вашего брата, что по борделям после каждого полета гастролирует? Да после всего этого не только фирму — тебя лично ждет такой иск…

Я дрожал. Мне реально было страшно. Лучше бы я сцепился в одиночку с пиратской эскадрой. Там у меня был бы шанс. А здесь… Даже оружие не поможет.

От последней мысли словно что-то перевернулось у меня в душе. Почему — не поможет? Что я теряю? Я вдруг осознал, что мирный исход этой ситуации для меня быть прислугой, игрушкой для прихотей и утех всяких толстосумов и их куклообразных женщин. Это в лучшем случае, на который рассчитывать уже по большому счету не приходилось. Скорее всего, вне зависимости от моих дальнейших слов или дел, разрешить эту ситуацию миром не удастся. Остается открытым лишь один вопрос — кто из нас двоих, я или клиент, который «всегда прав», окажется победителем. А поскольку в битве с этим монстром-толстосумом на его территории, среди судей и адвокатов, у меня нет ни малейшего шанса, остается только одно. Что я и сделал.

Рука нащупала миниатюрный бластер в кармане, пальцы все сделали сами, минуя голову, а собеседник мой успел лишь побледнеть от страха и неожиданности. На крик времени у него уже не хватило.

«Кукла» стояла в коридоре, у входа в апартаменты. Вид оружия, а также мое ни с какого боку не доброе лицо перепугало ее, она с визгом обратилась в бегство. Насколько в принципе возможно бегство на высоких каблуках. А я замешкался, на пару секунд, не более, но все же мне пришлось себя пересиливать. Трудно, знаете ли, выстрелить в упор в человека, не представляющего для тебя конкретной опасности, да еще и симпатичного, по крайней мере, внешне. Но я смог. Пусть не в упор, а в спину, с десяти шагов.

— Нашли козявку! — рычал я, — Иск, видите ли, против меня…

Я знал, куда идти. В эвакуационный отсек. В целях экономии места там был всего один шлюп — для клиентов. Команда и обслуживающий персонал, надо полагать, должны были пасть смертью храбрых. Кроме, разве что, одного сотрудника, который должен управлять шлюпом. А хрен вам!

Покидая на этом единственном шлюпе корабль, я показал ему вслед неприличный жест. Топлива было немного — чтобы еле-еле добраться до ближайшей планеты земного типа. Соответствующая планета, голубым в белую крапинку диском, как раз виднелась в иллюминатор. Видимо, маршрут тура был спланирован и с учетом возможной эвакуации.

Планета была обитаема, причем довольно давно. Каким-то чудом я проскочил мимо патрульных катеров и орбитальных станций, и приземлился за чертой города. Собственно, в город пробрался только под покровом ночи. Неделю я жил где придется, скрывался от властей, тратил последние деньги и пару раз даже ограбил торговый центр. Все ждал, что меня накроют, либо Органы, либо люди убитого мной клиента, его родственников или друзей. Этого, к счастью не случилось. Видимо, ни родственников, ни друзей у убитого не было. Кроме того, кому-то наверху оказалось выгодно замять этот инцидент. Или убийство клиента сыграло кому-то на руку и этот кто-то, в свою очередь оценил меня с совсем неожиданной стороны. Так или иначе, ситуация, казавшаяся мне безвыходной, выход имела и отнюдь не на кладбище.

Я понял это, когда на восьмой день меня нашли какие-то солидные люди в строгих костюмах и предложили заказ — хорошо оплачиваемый, но связанный с кровопролитием. Я вначале сделал удивленные глаза, и солидным людям пришлось прояснить ситуацию.

Оказывается, убив одного важного господина, я решил проблему, над которой кое-кто бьется больше года, причем безуспешно. У важного господина, знаете ли, охраняемая резиденция, он и в деловые поездки берет с собой целое спецподразделение. А тут важный господин решил дать слабину, и тут как раз я подвернулся. Слабина оказалась роковой.

Мои объяснения насчет случайного стечения обстоятельств солидных людей не интересовали. Они мыслили всего в трех категориях: есть объект, есть результат, желаемый в отношении этого объекта, и есть человек, благодаря которому этот результат достигнут. Из этого могло быть только одно следствие, а именно: для получения желаемого результата надо снова обратиться к человеку, достигнувшему его в предыдущий раз. Если же человек отказывается и его не прельщает предложенный пряник… что ж, в ассортименте еще и кнут есть. Имя ему — солидный тюремный срок или аннигиляционная камера, которые мне светят, если кое-кто, заинтересованный во мне, утратит эту самую заинтересованность и сообщит «куда следует».

Глава седьмая

Мертвое здание — зловещее и крайне неприятное зрелище. А, оставшийся без энергии, Центральный Следственный Изолятор Кальвина был именно мертв. Мертвы были коридоры, погруженные в кромешную тьму, мертвы, с виду грозные, автоматические устройства для охраны, мертвые лифты трупами повисли в шахтах, умерли, напоследок заблокировавшись, бронированные двери в камеры. И грохот кулаков заключенных не мог их оживить. Даже воздух казался мертвым — из-за стремительно снижающегося в нем процента кислорода.

Благодаря устройству ночного видения темнота не представляла для меня проблемы. Не стали проблемой и два человека из персонала. Одного я подстрелил сразу, второй, в панике бросив оружие, удрал в темноту. Проблема была в передвижении по зданию. Ни Фло, ни Равиль, по несчастливому стечению обстоятельств, не были заключены на первом этаже, а лифты не работали. Никаких альтернативных способов попасть с этажа на этаж предусмотрено не было, зато было целых две причины не лазать по шахтам. Во-первых, поскольку я был внизу, кабины, наверняка повисли выше меня. Сорвавшись, такая махина просто расплющила бы меня. А во-вторых, уж поверьте, приятного в этом занятии мало. Причем, ладно я справлюсь, влезу и вылезу, так я же не один намерен вернуться. Насчет Равиля не уверен, а вот Фло, как работник умственного труда, однозначно не сможет выйти этим путем.

Я поступил иначе. Вернувшись на корабль, я проделал на уровне второго этажа, где держали Фло, пролом в стене. Сделал я это крайне осторожно, чтобы избежать серьезных разрушений. Затем активировал одну весьма полезную функцию своего корабля.

Гравитационный подъемник. Благодаря этой штуке, перемещающей предметы в воздухе, на планетах проводят забор образцов тамошней породы, флоры и фауны. Еще его используют чудаки, именующие себя космическими археологами. Те, кто, отчаявшись встретить внеземной разум «живьем», роются на вновь открытых планетах, ища следы древних инопланетных цивилизаций. Причем в качестве «следов» у них проходит и камень странной, или, наоборот, слишком правильной, формы, и нагромождение валунов, образующих нечто типа геометрической фигуры, и вещество, ранее на других планетах не обнаруженное. И прихватывают эти археологи подобные следы гравитационными подъемниками, а потом хвастаются друг перед другом на своих семинарах.

Я рассудил просто: если гравитационный подъемник перемещает неодушевленные предметы, то почему нельзя провести аналогичную процедуру с человеком? Причем, самое замечательное, что управлять этим процессом можно было и вне корабля, при помощи карманного устройства. Очень, знаете ли, полезно, когда ты один в экипаже.

Как на крыльях взлетел я к пролому и влез внутрь. Мне повезло — эта камера была пуста. Ведущая в коридор бронированная дверь не поддалась лазерному резаку и пришлось пробивать ее выстрелами из бластеров. После третьего залпа отверстие в двери стало достаточным по размерам, чтобы я мог через него пролезть. В коридоре я подстрелил еще одного надзирателя, как раз говорившего по коммуникатору, и вряд ли — с женой и детьми. Скорее всего, информировал начальство или вызывал подкрепление. В любом случае, тянуть резину мне не стоило.

Найти камеру Фло не составило труда. Проломить дверь выстрелами из бластера — тем более. А вот заставить ее выйти…

— Фло, выходи! — крикнул я со всей, доступной мне, приветливостью в голосе. Глухое молчание было мне ответом. Тогда я сменил интонации с приветливых на строгие, — штурман! Штурман Ванцетти! Ваш капитан приказывает вам лезть через эту дырку в двери и покинуть это сепаратистское гнездо.

— Капитан? — а, вот на это она среагировала, — так это вы, капитан? Вы вернулись за нами?

— Выходи давай! Пока кальвинцы подмогу не прислали. Конечно, я за вами вернулся. Должен же кто-то кораблем управлять. Заказ должен быть завершен.

— Ага, — согласилась Фло грустным голосом, — кому-то кораблем управлять, а кому-то бабки получать. А я тут уже спать легла, как вдруг слышу, выстрелы грохочут, взрывы, потом свет вырубило и кондиционер. Сижу в темноте, духоте, страшно. Чихнуть лишний раз боюсь. А тут вы, прямо в дверь стреляете… В темноте-то вас не видно, что я могла думать?

— Например, что началась война, — сказал я ехидно, а про себя вспомнил, что только для меня, с устройством ночного видения, кромешная тьма кажется серой предрассветной мглой, — и Флот Конфедерации прибыл для вразумления молодой мятежной колонии. Не боись, я тут такое устроил, что никакой Флот не понадобится. Эх, не позаимствовал у Клыка его устройство ночного видения. Ладно, выбирайся на ощупь и держись меня. Я тебя выведу.

— Равиль здесь? — спросила Фло робко, когда выбралась из камеры.

— Ladies first, — ответил я выражением, которое в ходу на Кальвине и других, говорящих на инглише, планетах, — за Равилем я во вторую очередь вернусь. Идем.

— Капитан, — обратилась Фло ко мне, когда мы шли к пролому, — я должна вам кое-что сказать.

— Что сильно скучали без меня? — спросил я с нескрываемой иронией в голосе, — что изменили свое отношение к мужскому полу? Что только в заточении поняли?…

— Нет! — рявкнула Фло, что для нее было совсем нехарактерно. Дальше последовало непереводимое, но многословное итальянское ругательство, а, уж потом, содержательная речь, — как с вами разговаривать, если вы все время трещите и стебетесь?

— Поговорить уж нельзя, — произнес я виновато, — может, я соскучился, одному ведь так скучно. Так что вы хотели сказать?

— Что Кальвин и не думал выходить из состава Конфедерации. Что нас подставили, капитан.

* * *
Кальвинцы смогли поднять в воздух еще с десяток истребителей. Три из них пали жертвой наших лазеров, а от остальных мы оторвались уже в верхних слоях атмосферы. Средств для преследования в космосе у Кальвина не было.

Команда снова была в сборе. Корабль — на ходу, целый и относительно невредимый, он как раз готовился к входу в гиперпространство. Задание было выполнено, оставалась, вроде бы, сущая безделица. Прибыть на Землю за обещанным баблом. Да только все эти обстоятельства не радовали меня. Ни на йоту.

— Вы уверены? — спросил я у Фло и Равиля, когда недружелюбная планета Кальвин уже выглядела небольшим, закрываемым ладонью, кругляшом в иллюминаторе, — насчет…

— Мы поняли вас, Максим Андреевич, — перебил нетерпеливый Равиль, — Кальвин в составе Конфедерации. Был, есть и, наверное, будет.

— Но вы-то откуда это знаете? — продолжал я сеанс недоверия, — что можно было узнать за сутки с хвостиком тюремного заключения?

— Мы на допросе многое узнали, — вмешалась Фло, — меня черт дернул за язык назвать следователя, а с ним и всех кальвинцев сепаратистами. Равиль, тот вообще, пытался права качать, мол, вы задерживаете граждан Конфедерации, вам это с рук не сойдет. Флот на подходе и все такое.

— Зубы веером, сопли пузырями, — прокомментировал я, — а что следователь?

— Его лицо, и до этого лошадиное, вытянулось настолько, что едва от пола до потолка не доставало, — усмехнулся Равиль, — а затем он нам все растолковал. Текущий, так сказать, политический момент. Что Кальвин вообще-то в составе Конфедерации, что применение силы против граждан Конфедерации запрещено законом Конфедерации, что преступление против Конфедерации совершили как раз мы… Теперь понятно?

— Понятно, — сказал я, — ты произнес слово «Конфедерация» четыре раза в одном предложении. Но как?…

— Короче, бабок мы не получим, — вздохнула Фло, — капитан, надеюсь, вы не будете предполагать, будто заказчик ошибся? Не может такой матерый космический волк как вы быть настолько наивным. Наверное, дело в другом.

Да, я понимал, дело было в другом. По крайней мере, догадывался. В той самой категории нужен — не нужен, которая в свое время спасла меня, ставшего убийцей и погубившего свою легальную карьеру. То есть, это я думал, что спасла, на самом деле, отсрочила гибель. Мой профессиональный успех оказался сопряжен с колоссальным, а главное, вовремя не оцененным, риском. Помимо балансирования на тонкой грани закона и преступления, источником его была вынужденная, отнюдь, не желаемая мной, но неизбежная в работе, осведомленность о темных делишках, творящихся наверху. Я не мог о них не знать, ибо сам им способствовал — пусть далеко, не всем, но многим. Так что, рано или поздно, опасность слишком много знающего человека должна была перевесить нужность этого человека. И вот это произошло. А чтобы не марать руки, Конфедераст не стал подсылать ко мне наемных убийц, и, тем более, привлекать агентов спецслужб. Он поступил проще, но с его стороны, грамотнее — заманив меня в ловушку выгодным, но ложным, заказом. Рассчитывал, он, видимо, на то, что я либо погибну на Кальвине, либо получу высшую меру, причем за вполне конкретное и легко доказуемое преступление. Попав в лапы правосудия, я мог гнать что угодно — даже самый честный и неподкупный прокурор или судья мне бы не поверил. Я — взятый с поличным преступник, а Конфедераст… он и есть Конфедераст. Его статус и должность — щит покруче любой брони. А то, что мелет пойманный «космический негодяй», так тут дело ясное. Отмазаться хочет, неудивительно, что у него виноват кто угодно, но не он сам. Я вспомнил банду Клыка, как эти ублюдки изошли слюной и ломанулись за мной на смерть, стоило поманить их кучей денег. Подумал, что несильно от них отличаюсь — повелся на выгодное предложение и уже готов на все. Хоть мирную планету бомбить, хоть ее жителей из бластера расстреливать. Не думая о последствиях.

— Капита-ан, — окликнул меня Равиль, — если вы еще не поняли, мы в заднице. Глубиной с пару километров. Во-первых, за выполнение заказа нам никто платить не намерен. Я правильно понял?

— Угу, — кивнул я, а пилот продолжал.

— Во-вторых, наши неприятности Кальвином не закончились. Мы, капитан, теперь преступники галактического масштаба. Досье на тебя полиция Кальвина запрашивала у спецслужб Конфедерации. Более того, еще на допросе следователь не исключил, что к вашему поиску будут привлечены агенты с Земли. Правда, не успели — вы все слишком быстро провернули.

— Да, я такой, — подтвердил я без ложной скромности.

— Рад за вас, капитан, так дело же не в этом. Мы теперь — вне закона. Более того, после столь блестящего побега даже нам с Фло не отделаться мягким наказанием. В случае поимки нас всех вздрючат по полной программе. Возвращаться на Землю — верное самоубийство. Так что надо решить, что делать дальше. Что скажете, капитан?

— Не знаю, — бросил я с досадой, — что делают преступники? Ложатся на дно, отсиживаются, затем вылезают для новых преступлений. У вас есть другие предложения?

— Нет, — замотала головой Фло.

— В принципе есть, — улыбнулся Равиль, — вы слышали когда-нибудь об Анклаве, капитан?

— Анклав? — попробовал я слово на вкус, — нет, не слышал. Что это?

— Помню тот злополучный полет, когда меня первый раз замели, — начал пилот, — тогда мои подельники несколько раз помянули этот Анклав. В разговоре между собой.

— Какое-то гнездилище космических бандитов вдали от владений Конфедерации? — предположил я, — это, случайно, не в системе Бетельгейзе? Просто, я, в бытность лейтенантом Флота, накрыл подобное место как раз в системе Бетельгейзе.

— Нет, не в Бетельгейзе, это точно. И ты не мог его накрыть, это целая планета. Я полагаю, в системе Альфа Лебедя.

— Альфа Лебедя называется Денеб, — поправила Равиля пунктуальная Фло, — кстати, почему ты так полагаешь?

— В свое время пробил по базе данных. Все сходится: Денеб удален от владений человечества, причем подальше, чем твоя Бетельгейзе. И, в отличие от этого светящегося кровавого пятна, вокруг него вращается минимум, одна планета земного типа.

— А что ж ее не колонизовали? — спросил я недоверчиво.

— Пытались. Оказалось, что там мерзкий климат, это раз. Два — это мало природных ресурсов, но выяснилось это слишком поздно. Три — из-за отсутствия связей с другими населенными мирами ее экономика быстро хирела. Ну, вы в курсе, капитан, что чем больше расстояние, тем больше энергии уходит на гиперпереход. Накладно, знаете ли, с такой далекой колонией дела вести. Ну а на сладкое — эпидемия. Ранее неизвестный вирус, принесенный в колонию партией геологоразведчиков. Он не убивал, но вызывал у людей немотивированные эмоции. Если смех — то дикий и на пару часов. Если грусть — то с рыданием и истериками, если гнев, то с готовностью убить все, что попадается под руку. Был и карантин, и вакцину разработали, но колонию это добило. Вот уже больше сорока лет она считается официально брошенной. И официально же, никто не спешит заселять ее снова.

— А с чего вы взяли, что Анклав и есть эта планета? Туда же теперь, наверное, хрен кого заманишь.

— Какая планета — такие и жители, — сказал Равиль философски, — это нормальных людей туда хрен заманишь, а для тех, кто привык рисковать, какой-то вирус — фигня. Ведь любой пират или уличный бандит, знает, что рано или поздно может попасть за решетку, или, вообще, отправится на суд Аллаха, но разве это его останавливает? Меня, например, в свое время, не остановило. Тем более что вирус не смертельный, а то, что нас не убивает, как известно, делает нас сильнее. Наверняка жители Анклава уже выработали к нему иммунитет. Зато какое преимущество — целая планета, куда не суется Флот. Залетел туда после трудов неправедных, отдохнул, если надо, корабль отремонтировал — и по новой, на преступный промысел.

— То есть, вы предлагаете?…

— …влиться в могучую реку галактического пиратства, — провозгласил мой пилот, — это была моя детская мечта, кстати говоря. Глупо, я согласен, но сейчас у нас нет выбора. Вы понимаете, капитан?

— А как — не понять, — я вздохнул, — прекрасно понимаю. Анклав так Анклав, пиратство, так пиратство. Но все-таки я бы хотел вначале заглянуть на Землю.

— Вы с ума сошли, капитан! — вскричали Фло и Равиль хором.

— Может быть, может быть. Но рисковать я буду только собой. Вы, в случае опасности… реальной, валите в Анклав. Не дождавшись меня через двадцать четыре часа, тоже можете давать деру. Такой вариант вас устраивает?

* * *
Чтобы узнать, обитаема ли планета, и насколько давно обитаема, достаточно присмотреться к околопланетному пространству. Чем больше оно захламлено — тем дольше владеет планетой род людской.

Вокруг молодой колонии типа Кальвина — девственная чистота, нарушаемая разве что несколькими металлическими пылинками спутников. Плюс — одна, а максимум — две орбитальные станции, причем всегда — в рабочем состоянии.

Если на планете сменилось уже не одно поколение колонистов, то это обстоятельство легко замечаемо — по шныряющим туда-сюда патрульным кораблям, орбитальным станциям в количестве не меньше десятка, нескольким металлическим трупам станций, что бестолково болтаются по орбитам. А уж спутники, эта мошкара искусственного происхождения, исчисляется уже сотнями. Приближаясь к такой планете, следует соблюдать осторожность, дабы не столкнуться с космическим мусором — обертками от пищевых продуктов, вышедшими из строя спутниками, и так далее.

Но даже это — не предел, что становится понятным любому, хоть раз побывавшему в Солнечной системе. Пространство вокруг Луны, Марса, Венеры, а также спутников планет-гигантов давно захламлено. Эти объекты, не пригодные для колонизации, стали для Конфедерации источником сырья, которое вывозится оттуда на грузовых кораблях. Среди этих грузовиков, неповоротливых и довольно хрупких, нередки случаи аварий. Как известно, оплата груза тем больше, чем больше он весит, и, потому, в грузовики стараются всеми правдами и неправдами напихать побольше. Чтоб как можно больше заработать за один рейс. Обстоятельство это превращало, в общем-то, мирный процесс доставки грузов в русскую рулетку. По данным Межзвездной Организации Труда, до четверти кораблей не выдерживают сверхнормативной загрузки, взрываются и, вместе со своим содержимым, превращаются в облако обломков, остающихся крутиться по орбитам. Некоторые из них, потяжелее, притягиваются тем небесным телом, на котором были добыты. Как будто не желали все эти луны и астероиды расставаться с частичками себя. Обломки падали, когда в одиночку, когда метеоритным дождем, чем, порой, доставляли неприятности вахтовым работникам.

Подобные «грязные» аварии около Земли были редкостью, однако добра на букву «Г» хватало и там. Спутники исчислялись уже тысячами, станции — сотнями, половина из них находилась в нерабочем, то есть, в неуправляемом, и оттого, опасном состоянии. От патрульных кораблей было не протолкнуться, причем среди них была не только всякая мелочь типа файтеров и дестроеров. Попадалось и несколько крейсеров, как бык овцу покрывавших даже мой «Варяг». Если мне не изменяет память, на вооружении Флота дюжина таких монстров и половина из них сосредоточена в Солнечной системе. А уж мусора космического поблизости было столько, что хватило на кольца, сродни сатурновым.

Положение самой матушки-Земли можно было назвать двойственным. С одной стороны, только ленивый не понимал, что прародина человечества, с ее отравленным воздухом, практически убитой живой природой, возникающими чуть ли не ежегодно, новыми болезнями и климатическими аномалиями, ставшими здесь нормой — давно уже пройденный этим самым человечеством этап. Ресурсы Земли были растранжирены, экономический вес (реальный) равнялся нулю, население, когда-то исчислявшееся миллиардами человек, не дотягивало теперь и до сотни миллионов, и постоянно сокращалось. Помимо искателей лучшей доли на других планетах, в этом процессе сыграли свою роковую роль низкая рождаемость и высокая смертность. Большинство земных городов, некогда процветавших, сегодня лежали в руинах.

Но была и другая сторона вопроса, не дававшая окончательно поставить точку в земном этапе истории человечества. Земля продолжала удерживать за собой статус политического центра человечества, и не только благодаря лазерным, плазменным и протонным штыкам боевых звездолетов. За гегемонией Земли стояла сила, покруче, наверное, гигантских космических крейсеров. Имя ей — деньги, а если более развернуто, то взаимопонимание между властями Конфедерации и воротилами разного рода бизнесов. Несколько крупных мегаполисов, расположенных в наиболее благоприятных (наименее неблагоприятных) климатических зонах Земли, устояли, благодаря тому, что практически все крупные корпорации и банки были там зарегистрированы, имели офисы, один шикарнее другого, постоянно раздували штат, благодаря чему в этих мегаполисах не было проблем с занятостью. Близость верхушки бизнеса и чиновников Конфедерации, позволяло первым с легкостью лоббировать свои интересы, а вторым — распоряжаться большей частью собираемых налогов и поддерживать тем самым статус центра. Ведь все эти банки, биржи, офисы, не производя ничего полезного, но распоряжаясь, по сути дела, деньгами и ресурсами всего человечества, платили налоги на Земле. Вот и получился симбиоз двух паразитов, позволявший землянам задирать нос перед жителями других планет.

Еще на выходе из гиперпространства в Солнечной системе, я готовился к худшему. Например, к атаке патрульных кораблей — без предупреждения, без предложения сдаться. Еще я готовил план прорыва через оборонительные рубежи Земли. Но ничего этого не понадобилось, и я надеялся, что просто застал врасплох местные подразделения Флота. Ну, не в курсе еще здесь, что капитан Орлов и корабль свой отбил, и команду освободил, и, уж тем более, вряд ли могло прийти в голову, что капитан Орлов такой самоубийца, что сунется прямо в сердце человеческой цивилизации.

Я не самоубийца, однако сунулся. И на то имел ряд веских причин. Прежде всего, мне не хотелось прибыть в Анклав голым и босым. В смысле, без первоначального капитала. Мало ли, какие там условия и порядочки. Кроме того, если я правильно все понял, и представляю опасность для Конфедераста, то и он, соответственно, опасен для меня. Вряд ли мой уход в подполье разрешил бы эту ситуацию. Очень уж ставки высоки. Разорение гнезда межпланетной преступности под названием «Анклав» — лишь вопрос времени. Рано или поздно эта довольно мелкая мозоль на теле Конфедерации превратится в нарыв и тогда к несчастной, далекой и давно никому не нужной планетке двинется Флот. Под бодренький комментарий лояльных медиа-служб и рукоплескания их аудитории. И я уверен — чтобы как можно быстрее затеять такую операцию, достаточно одного, но лично заинтересованного, человека в высших эшелонах власти. Так что оставлять в живых такого человека мне было не с руки.

Как я уже говорил, мы без проблем достигли околоземного пространства и без приключений преодолели рубежи обороны, предназначенные для гостей вроде нас. Столь же легко и без хлопот вошли мы в атмосферу Земли, и наконец, приземлились в космопорте Женевы — столицы Конфедерации.

Приключения начались потом, когда я, оставив Фло и Равиля на корабле, прошел в зал ожидания. Ну и столпотворения, скажу я вам! Туристы, ожидающие своих рейсов, колонизаторы, готовые отправиться за тридевять парсек, дабы расширить владения Конфедерации, и, конечно же, коллеги по цеху, отдыхающие между полетами. Бывшие коллеги. Если кальвинский космопорт МакГейдж напоминал скорее военную базу, то его женевский (или любой другой земной) «собрат»… Блин, даже слова нужного подобрать не могу! Что-то типа базарной площади в древних городах. У каждого конечно есть свой мотив здесь находиться, а все вместе — скопище народа. Бессмысленное, шумное. И никаких вам вышек с лазерами. Те, против кого предназначены вышки с лазерами, по идее, сгорели еще на подлете к Земле.

Тут-то, среди этого скопища подловил меня щегольски одетый и прилизанный тип. Дорогой, выглаженный чуть ли не до блеска, костюм, модная стрижка, аккуратно завязанный галстук, лакированные туфли, а в довершение картины — дежурная улыбочка. Либо скороспелый топ-менеджер, взлетевший по карьерной лестнице быстрее, чем мой «Варяг» — в космос, либо шибко деловой и амбициозный подчиненный вышеназванного скороспелого топ-менеджера, во всем копирующий начальство.

— О, Макс, здорово! — воскликнул он по-русски и подал мне руку. Увы и ах, с актерским мастерством дела у него обстояли куда хуже, чем по части имиджа. Даже на самодеятельность не тянет. Я уже хотел послать его, имея для крайнего случая весомый аргумент в виде бластера, но меня остановили три обстоятельства. Во-первых, этот типчик узнал меня. Во-вторых, я его не знал, честно говоря, впервые видел, а это, как ни крути, стратегическое преимущество. Не на моей стороне, понятно. Но, и в-третьих, этот человек, со своим, пусть даже незначительным стратегическим преимуществом, знал о моем прибытии. Ждал меня. И у него наверняка может быть припасен для меня какой-нибудь неприятный сюрприз, в ответ на стрельбу с моей стороны. И потому…

— Привет, Вась! — ответил я на рукопожатие. Не без удовольствия заметил, как улыбочка сменилась выражением легкого недоумения и замешательства, — ну ты че, Вася, Кривозадов? Не узнал что ли?

— А-а-а! — «Вася», кажется, понял мою игру и рассмеялся, что у него получилось и искренне и убедительно, — ну почему же, узнал. Так, пошутил маленько. Ты вот все летаешь и летаешь, тебя не видать почти. Ну че, как там, в космосе? Чужих еще не встретил?

Кретин. Офисный планктон, хоть сильно выросший, а все равно без перспектив эволюции в разумное существо. Тебе один хрен — что космос, что Земля плоская и покоится на… пяти жабах и прочей фауне. Вот, что очень хотелось мне ему ответить. Но я сказал по-другому.

— Чужих нет, — коротко и просто, — по крайней мере, в ближайшей тысяче парсеков. Это почти научный факт.

— Ну и ладно, — бросил «Вася», — пошли, наши уже там. Только тебя ждем.

Я не стал уточнить, какие это — «наши», и где это — «там». Я услышал достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы. Ну, прежде всего, этот человек, знающий и ожидающий меня — не один здесь такой. Целая, так сказать, делегация. И, если они знают еще и о том, на что я способен, то «Вася» у них — отнюдь не главный. Скорее, наоборот, мальчик на побегушках, которым и пожертвовать не жалко. А если мальчики на побегушках выглядят как топ-менеджеры, то что ждать от остальных? Чем обязан такой чести?

В одном я был уверен на все сто: убивать меня сейчас в их планы не входит. Если бы входило — пришили бы при всем честном народе, а потом, задним числом информировали население о том, какой я злодей, опасный террорист и кровожадный пират, и как замечательно, что меня наконец-то изничтожили. Публика в восторге. А, поскольку я еще жив, а вместо стрельбы меня встречают кокетством, значит это кому-то нужно. Значит я кому-то нужен и могу без страха следовать за «Васей».

Первый сюрприз (даже для меня) не заставил себя ждать. «Вася» привел меня не в кафе, где обычно проходят встречи, а дальше, по коридору, в туалет. Там я и увидел «наших»: троих в строгих, черных, как для похорон, костюмах. Стрижки короткие, лица каменные, плечи широкие. Двое молодые, а третий — за сорок, пониже меня ростом, и с лысиной, пусть небольшой, в темных волосах. Он, как я думал, возглавлял «делегацию». Так и есть.

— Болван! — коротко и презрительно бросил он «Васе» вместо приветствия, — Пшел вон! Чуть не запорол все…

— Впервые вижу туалет с говорящими какашками, — усмехнулся я, когда «Кривозадов» вышел.

— Как остроумно, — пробормотал «Главный» лишенным эмоций голосом, — сигарету, господин Орлов?

— Капитан Орлов, — поправил я, — я не для того лучшие годы в Академии убил, чтоб вы меня «господином» называли. И, вообще, я не курю. Со школы. А то бы не взяли меня в Академию, пришлось бы в вашей конторе работать…

— Жаль прерывать ваш хвалебный монолог в наш адрес, капитан Орлов, — процедил «Главный», — но у нас есть дела поважнее. Начну с вопроса. Как вы думаете, почему вам не удалось беспрепятственно проникнуть на Землю, эту неприступную цитадель человечества?

О, как мы заговорили — «Цитадель человечества!» Я думал, люди вашей профессии в речи пользуются только глаголами и существительными, как учил группенфюрер Мюллер.

— Я думал, — начал я излагать свою версию, по ходу осознавая ее наивность, — что вы просто не ожидали моего визита. Полагали, что я залег на дно. Или, что еще не в курсе событий на Кальвине и моей роли в них.

— Угу, — «Главный» иронично усмехнулся, — а еще вы думали, будто на Кальвине все так быстро провернули, что мы даже среагировать не успели. А еще… а, впрочем, достаточно. Капитан Орлов, вы либо слишком плохого мнения о нас, либо слишком хорошего — о себе. Поверьте, оба варианта… так скажем, не очень. Да будет вам известно, мы в курсе. Мы были в курсе Кальвинских событий уже в первые часы после бомбардировки. И мы точно знали, что в подполье вы не уйдете. Сразу не уйдете. Слишком многое вас связывает с Землей. Правильнее сказать — слишком много.

— Ой, какие мы прозорливые! — бросил я, ввиду невозможности сказать что-то поумнее.

— Итак, вы живы, — продолжал «Главный», — я не жду от вас благодарности, я просто хочу, чтобы вы поняли. У нас есть интерес сохранить вам жизнь. Вернее, скажу так: у нас есть один общий интерес.

— С такими как вы у меня больше не может быть…

— Погодите, — перебил меня «Главный», — дослушайте до конца. Всего одно слово… нет, скорее два. Рейнхольд Ковальский. Вам знакомо это сочетание имени и фамилии?

— Конечно! — подтвердил я с неожиданным энтузиазмом. Еще бы не знакомо! Так звали того Конфедераста, что запихнул меня в кальвинскую заварушку.

— Тогда вы, наверное, уже поняли, какой такой общий интерес нас связывает. Мы в курсе ваших с ним дел… только не отпирайтесь. Хорошо? Как по мне, это как раз Ковальскому следовало бы отпираться на предмет связи с вами. И нам известно, что именно Ковальский заказал вам нападение на Кальвин. Если называть вещи своими именами, он подставил вас.

— И что? — спросил я тупо. Вещи своими именами он, видите ли, назвал. Смотри, снег в тропиках не вызови. Хотя… коренным землянам и к этому не привыкать.

— Есть преступление против Конфедерации. Тяжкое, надо сказать. Жертвы человеческие, разрушения. Есть человек, несущий за это преступление если не сто, то по крайней мере, свыше девяноста процентов ответственности.

— И есть люди, заинтересованные в том, чтобы убрать этого человека, — дополнил я.

— Не без этого, — согласился «Главный», — но вы кое-что забыли, капитан Орлов. Еще одного человека. Которого обманули, заставив убивать ни в чем не повинных людей. Который сам чуть не погиб, а, выжив, оказался опороченным на всю Конфедерацию.

— Срать я хотел на Конфедерацию, — по слогам, чтобы лучше дошло, произнес я, — и готов это сделать, учитывая место, где мы сейчас находимся. Если я вас правильно понял…

— …нам нужен свидетель, капитан Орлов, — продолжил мою фразу «Главный», — и не какой-нибудь, а вы. Вы в курсе темных делишек, что проделывает Ковальский. Вашими руками и не только. Казнокрадство, взятки, устранение неугодных. Про Кальвин я уже молчу, просто вы тоже должны понимать. Ковальский затеял это нападение, и байку про сепаратистов придумал, ведь не просто от сволоты душевной. Он хотел избавиться от вас. Почему? Вы слишком много знаете. И что из этого? Вы опасны для него. Но нет худа без добра. Тем же, чем вы опасны для Ковальского, вы полезны для нас.

— Не все так просто, господа, — возразил я.

— Если вы о финансовой стороне вопроса, то мы готовы удвоить сумму, обещанную вам за нападение на Кальвин. Кстати, вам, надеюсь, понятно, что Ковальский реально не намерен был вам платить ни юнита. Мы же… ну, пусть не сразу… то есть, пятьдесят процентов сразу, остальное — в течение полугода.

Полгода значит. Полгода меня хотите на крючке подержать. И, впоследствии взять, что называется «в оборот». То есть, мне предлагают сменить одного хозяина на другого, который пока еще заинтересован во мне. Пройдет несколько лет и история повторится. Я стану опасен и для нового хозяина, он захочет от меня избавиться. Не выйдет, господа.

— Какие мы щедрые, — хмыкнул я, — за счет налогоплательщиков.

— Вы еще учтите, — продолжал «Главный», — что мы можем вас убить прямо здесь и сейчас. Или взять под белы руки и отвести на скамью подсудимых. Возможно, ваши подчиненные окажутся посговорчивее.

— Я тоже кое-что могу, — парировал я, положив руку на бластер.

— Не сомневаюсь, — согласился «Главный», — вы, главное, не увлекайтесь. Не надо этих воплей отморозка и угроз «залить кровью космопорт». Мы же понимаем, что вы нормальный человек, а тот имидж создан медиа-службами с нашей подачи. Обывателю нужны герои и злодеи. Когда он сам не может их себе придумать…

— …вы приходите на помощь, — довершил я, а «Главный» одобрительно кивнул. Согласен, мол.

— Так что вы решили, Орлов? — спросил он.

— Ничего я еще не решил, — сказал я почти виновато, — подумать надо. И еще кое-что, насчет подчиненных. Я велел им напоследок, чтобы в случае опасности сваливали, не дожидаясь меня. Вы можете мой корабль хоть в облако атомов превратить, но разве это вам нужно.

— Вы правы, Орлов, — согласился «Главный», — совсем наоборот. Что ж, думайте. Двенадцать часов вам хватит?

* * *
После того как я выполнил первое задание солидных людей, другие заказы, кровопролитные и разные, посыпались на меня как из рога изобилия. Убрать, найти, добыть, выяснить. Мое материальное положение улучшалось, причем я по-прежнему считал себя по эту сторону закона. И мало-помалу понял, что зря тратил время, горбатясь на дядю или на Конфедерацию. Пришла пора работать на себя. И, для начала, обзавестись собственным кораблем.

Космический корабль в моем деле — не просто средство передвижения. Это — орудие труда, фактор, повышающий мою эффективность. То, что я не смогу выполнить один и с бластером, при наличии боевого звездолета становится почти развлечением. Если, конечно, звездолет соответствующий — по калибру, количеству и качеству вооружения. И, главное, если он у тебя, а не у тех, кого тебе заказали.

Я прославился — своеобразно и совсем не так, как мечталось мне в детстве. У меня не брали интервью, не просили автографы, и, уж тем более, меня не найти среди музейных экспонатов. И родителям, которых я навестил после Академии всего один раз, не суждено было греться в лучах моей славы. Я подкинул им деньжат, а о работе своей не произнес ни звука. И все-таки слава была. Слава человека, у которого не бывает провалов, а также хватает ума держать язык за зубами. Слава в узком кругу избранных или посвященных, нужное подчеркнуть. На всех остальных, для кого были писаны, злостно нарушаемые мной, законы, мне со временем стало плевать. И была уверенность в одном — пока я нужен Им, всем этим посвященным и избранным, у меня остается право на эти плевки.

Глава восьмая

Со школьной скамьи мне, да и не только мне, вдалбливали, что худшее в жизни — это когда ты никому не нужен. Что есть ты, что нет — всем остальным людям без разницы. Из этого напрашивается простое, на первый взгляд, умозаключение: чем больше в тебе нуждаются, тем для тебя же лучше.

Умозаключение вроде бы простое, но это не мешает ему быть спорным. Потому что я, как показали последние десять лет, востребован, причем на все сто. Совсем недавно я был нужен Конфедерасту Ковальскому, а, как только стал для него скорее опасен, чем полезен, нашлись люди, для которых я наоборот, ни фига не опасен, зато пользы от меня — выше крыши. И надо бы мне по идее плясать от счастья, осознавая свою нужность. Да только не пляшется мне.

Те, кто посеял во мне это, может и вечное, зато не шибко доброе и ни с какого боку не разумное, просто не догадались заглянуть, что называется, с другой стороны. Со стороны не человека, «который не нужен", а человека, "которому не нужен". Кто не нужен? Я, ты, он и все остальные. Мне, к примеру, на хрен не нужен Конфедераст Ковальский. Другие Конфедерасты, заинтересованные в том, чтобы свалить Ковальского — тем более. Так нет же, прицепились, как паразиты: «можем вас убить», «отвести на скамью подсудимых», «команда будет посговорчивее» и, конечно же, «двенадцать часов вам хватит?». Я нужен — а кому-нибудь интересно, что нужно мне? Чтоб миновали меня пуще всех печалей и гнев ваш, конфедерастский, и ваша любовь, да и вы в придачу. Дайте, что мне причитается и забудем о существовании друг друга. Другими словами, я мечтаю о том, что наши наставники считали худшим в жизни.

Такие мысли от нечего делать терзали меня в такси, что везло меня из космопорта в город. Дожил, занимаю у своих подчиненных на проезд из зарплаты, которую сам же им выплатил. Ну ничего, в случае сговорчивости Конфедераста у меня будет, из чего вернуть долг. А на сговорчивость его я сильно надеюсь, учитывая имеющийся у меня на руках козырь. Если же с Конфедерастом выйдет облом — я возвращаюсь в космопорт и сдаю этого кидалу с потрохами. Получу с них хоть какие-то деньги и отправляюсь в Анклав. А эти тут пусть пыхтят и меж собой разбираются. Я выхожу из их игры.

Дальность пути и вид из окна такси способствовал размышлениям подобного рода. В этой части Земли был вечер. Солнце уже скрылось за горами, но небо еще сияло кровавым заревом. Что-то было в этом сиянии зловещего, агрессивного, но не лишенного своей мрачной красоты. Хоть картину пиши — на тему Конца Света и Страшного Суда. Жаль, что я не умею рисовать, и очень, очень жаль, что рисовать самому в наше время нет смысла. Запустил программу — и она выдала тебе любую картинку. На большее просто нет времени и, тем более, спроса.

Я встряхнулся. Ясное дело, не привык я ничего не делать потому и раскис. А это недопустимо, учитывая мою ситуацию. Что же делать, чтобы времени не терять? И не киснуть? Голова заработала и выдала одно изящное в своей простоте решение.

— Извините, — обратился я к таксисту на распространенном в этих краях дойче. Удивительное дело, казалось бы, чего стоит при нынешнем уровне развития техники, особенно систем автоматического управления, извоз тоже автоматизировать? Как полицейские флаеры. Так нет же — чиновники этим не занимаются, а водилы-частники просто не заинтересованы в замене их компьютерными программами.

— Да? — таксист повернулся ко мне.

— У вас ведь есть коммуникатор. Вы не могли бы одолжить мне его? На минутку?

— На минутку? — на мгновение задумался таксист, не отвлекаясь от дороги, — ладно, на минутку можно.

С этими словами он на ощупь достал из кармана джинсов плоскую коробочку и протянул ее мне. Я набрал номер, которыйКонфедераст дал мне лично — для общения с ним, минуя всяких секретарей и помощников.

— Я слушаю? — сказало объемное изображение рожи Ковальского, возникшее над коммуникатором. Голос был знакомо брезглив и презрителен, однако спасибо на том, что Конфедераст ответил на звонок. Видимо понимает — на этот номер кто попало не позвонит.

— Добрый вечер, господин Ковальский, — поприветствовал я его, — вас беспокоит кальвинский мясник. Это ведь под таким прозвищем меня теперь медиа-службы представляют?

— Я вас не знаю, — бросил Конфедераст, — какого черта вы отвлекаете меня от важных дел?

— Важных дел? — переспросил я, — протереть стол секретаршей — это важное дело? Или запасы коньяка уничтожать? Очнитесь, у вас есть дела поважнее. Если вы не поняли — это я, капитан Орлов, которого вы подставили, сообщив, будто Кальвин собирается выйти из Конфедерации. Но Кальвин и не думал делать это, а крайним оказался я, убивший не один десяток жителей этой планеты.

— Я вас не знаю, — упрямо повторил Ковальский.

— Зато я вас знаю. И знаю про вас немало интересного. И еще знаю людей, готовых за это интересное дорого заплатить, — я увидел, как вытягивается и бледнеет голографическая рожа, понял, что попал в точку, и продолжил наступление, — вы что же, думали, что в вашем кресле, мягком и с высокой спинкой, вы в полной безопасности? Или, что вы в рай при жизни попали? Увы, должен вас разочаровать. Вас хотят свалить, причем довольно давно.

— Хотеть не вредно, — хмыкнул Конфедераст.

— Я не договорил — не просто хотят, но и могут. Дали мне на размышление двенадцать часов, из них уже прошло около часа. Я вот и думаю, ждать мне еще одиннадцать часов или… Ведь, в конце концов, эти ребята не окунали меня в кровь и дерьмо.

— Кто? — снова бледнея, спросил Ковальский.

— Агентство Конфедеративной Безопасности, — брякнул я, не будучи уверенным в правильности ответа. Все-таки, хреново я разбираюсь во всех этих спецслужбах, расплодившихся на уровне Конфедерации и отдельных планет. Чем они в таком количестве занимаются? Компромат друг на друга собирают?

— И много предлагают? — поинтересовался Конфедераст.

— Вдвое больше чем вы мне за Кальвин. Ну так что вы советуете? Ждать еще одиннадцать часов или…

— Ждать! То есть, нет, — от волнения Конфедераст буквально плевался словами и фразами, — никого ждать не надо. Давайте так…

— Как? — спросил я, чувствуя и празднуя в глубине души, хоть промежуточную, но победу.

— Для начала — вы где?

— На Земле. И уже на подходе к Женеве.

— Тогда встретимся через час, в ресторане «Шварцмонд». Знаете, где это?

— Узнаю, — ответил я и отключился, — спасибо.

«Спасибо» я говорил уже таксисту, когда возвращал коммуникатор. Водила посмотрел на меня хмуро и недовольно.

— Не надо осуждающего взгляда, — сказал я ему, — то, о чем мы разговаривали — это наше лично дело. Тебе платят — ты везешь. А подслушивать, а потом зыркать осуждающе…

— А я и не спорю, — перебил меня таксист, — вот только вы просили коммуникатор на минуту, а проговорили минимум, минуты три. Так что придется доплатить.

— Хорошо, — вздохнул я, — тогда тебе придется везти меня к ресторану «Шварцмонд». Знаешь, где это?

* * *
Никогда за всю свою жизнь я не был в ресторане. Не в кафешке «быстрого питания», что наполняют желудки большей части моих собратьев по биологическому виду, а именно в ресторане. Где все натуральное — пища из натуральных продуктов, живая музыка, мебель из настоящего дерева, а не из пластика. Даже цветы, в некоторых растут: живые, в горшочках. Так вот, в подобных местах я не бывал ни разу. Ни в детстве, с родителями, ни, тем более, в юности, во время учебы в Академии и службе на Флоте, ни даже в последние годы, когда я вроде бы прочно встал на ноги. Встать-то встал, но все равно вынужден был считать каждый заработанный юнит. Уж поверьте, иметь собственный боевой звездолет — дорогое удовольствие. Клиенты же раскошеливаться не спешили, предпочитая заключать со мной сделки в местах, наподобие космопортового туалета — общедоступных и при этом укромных. Чего вдруг на Конфедераста нашло — не знаю. Может, отравить хочет?

Можно конечно спросить, а откуда я тогда такой осведомленный относительно ресторанного сервиса? А осведомлен я об этом не меньше, чем любой, кто более или менее регулярно смотрит медиа-систему. Там, среди прочего рекламного мусора нет-нет, да и сверкнет такая вот жемчужина для избранных. С картинками, смакованием всех услуг, иногда — с описанием блюд с экзотическими названиями. Все это подается с блеском, каким-то налетом праздничности, но лично у меня вызывало лишь жгучее желание переключить канал. С малых лет до сего дня я так и не врубился, какой смысл гнать эти ролики по каналам для всех, то есть, для тех, кому такой вид отдыха не по карману, а слово «ресторан» звучит как название другой планеты.

Таксист, которого, кстати, звали Йохан, тоже ни разу не был в ресторане. И название «Шварцмонд» для него несло не больше смысла, чем слова «спектральный класс звезды» или «закон Ферхюльста». Поэтому не один десяток минут кружил он по центру города, пока я сам лично не заметил вывеску с соответствующим названием. Будучи честным человеком, Йохан не взял с моей (вернее, взятой взаймы у Равиля) карточки лишнего, в смысле, за то время, что он безуспешно пытался найти ресторан. Зато за три минуты пользования его коммуникатором сдернул по тройному тарифу.

Оставив Йохана дожидаться новых клиентов, я направился к парадному входу в «Шварцмонд», где и был остановлен сакраментальным «ни в таком виде!» от швейцара. Мысленно взглянул на себя со стороны — и внутренне согласился. Как посмел я, сутками не снимаюший свою летную форму, небритый и неумытый (на Кальвине было не до того), даже надеяться попасть за эти врата рая. Бластер, торчащий из кармана штанов, тоже не внушал доверия. Он мог бы послужить пропуском внутрь только в одном случае — если бы я вздумал прорываться силой. Во всех остальных вариантах он только мешал, довершая имидж обитателя «дна». Вон, вон отсюда, читалось во взгляде швейцара. Вали обратно в свою преисподнюю.

Эх, Ковальский, ты так, значит?! Видимо, не осознал, голубчик всю тяжесть своего положения. Ну ладно. Срок, данный людьми в черном на раздумье, не истек; опять же таксист поблизости. Я уже хотел развернуться и ехать в космопорт, когда у парадного входа в ресторан приземлился неестественно длинный, какой-то вытянутый, лимузин с номерами Конфедерации. Вышедший оттуда «шкаф» с глазами, открыл дверцу в задней части, выпуская моего старого знакомого.

На голову ниже меня, с обширной лысиной на шарообразной голове, и сам похожий на шар, Рейнхольд Ковальский важной и неспешной походкой прошествовал внутрь. По пути заметил и узнал меня, и, мгновенно поняв ситуацию, заявил швейцару: «Этот — со мной». «Этим», понятное дело, был я.

— Его внешний вид не соответствует… — начал было швейцар, но его аргумент, казавшийся таким весомым, разбился об Конфедераста как прибой о скалы.

— Не соответствовать можно только санитарным нормам, — отрезал тот, — или давно у вас инспекций не было?

— Проходите, — вздохнул швейцар, обращаясь ко мне. Молодец, профессионал, умеет сохранять спокойствие, — только, пожалуйста, оружие сдайте.

— Куда? — спросил я.

— В гардероб. Налево пройдете и увидите.

Я не возражал, тем более что Конфедераст вроде бы намерен был играть честно. По крайней мере, эту партию. Охрану свою — полдесятка «шкафов» с бластерами и парализаторами он оставил возле лимузина.

— Чур, вы платите, — шепнул я Ковальскому, когда мы входили в зал, — в конце концов, это выйдет за счет налогоплательщиков, а значит и меня тоже.

Мне хватило нескольких минут сидения в ресторане, чтобы понять — господа, это не рай. И не сказка. И, уж точно не тянет на предмет мечтаний. Моему организму оказалось все равно — сидеть на стуле из дерева, или из пластика, есть натуральное мясо или синтетическую котлету. Живая музыка? Ну да, это имело место, да только звучала она таким образом, чтобы не отвлекать на себя внимание. И, по крайней мере, в случае со мной, эта задача была выполнена. Я не отвлекался. Что еще осталось? Растения? Да только на детей асфальта и бетона, не видавших первозданной природы на неиспорченных цивилизацией планетах, могли произвести впечатление эти чахлые кустики.

— Слушайте, Орлов, — недовольным голосом обратился ко мне Ковальский, расправившись первым со своей порцией, — вы что, сюда жрать пришли? Давайте, кончать с этим.

— Не вопрос, — согласился я, дожевав кусок и запив его вином, тоже, наверное, натуральным, — слушаю вас.

— Это я слушаю вас, — сказал Конфедераст раздраженно, — говорите прямо, что вам от меня нужно?

— А вы не поняли? — улыбнулся я, — тогда слушайте. Прежде всего, отдайте мне деньги за операцию на Кальвине. Что ни говорите, а было четко сформулированное задание, и я его выполнил. Остальное — лирика, и, скорее, на вашей совести. Если она у вас, конечно, есть.

— Так, — произнес Ковальский без энтузиазма, сплетая лежащие на столе пальцы рук, — это все?

— Ага, щас, — хмыкнул я, — еще я хочу, чтобы вы по-хорошему ушли.

— Не понял?

— А что тут непонятного? Подайте в отставку, отправляйтесь на заслуженный отдых, пропивать неправедно нажитое добро. Главное, держитесь подальше от правительственных структур. У вас есть возможность сделать это тихо, мирно и без скандала. Все равно, человек вы уже немолодой, и до пенсии не успеете наворовать намного больше, чем уже наворовали. Так зачем вам этот геморрой?

— Ну, вы наглец, Орлов! — со смесью восхищения и ненависти воскликнул Ковальский, — насчет денег, это я еще могу понять. Но какое к чертям собачьим вам дело до моей должности?

— Да я больше о вас забочусь, — ответил я, — или вы забыли? На вас открыт сезон охоты. Ваши же коллеги, но из параллельного ведомства, и открыли. Не хотите уйти по-хорошему — уйдете по-плохому. В лучшем случае — выгонят с вашей должности с позором, в худшем — отправитесь в места не столь отдаленные.

— Милый мой, капитан Орлов, — с выражением сытого кота на лице и соответствующими интонациями протянул Конфедераст, — вы, в своем космосе, совсем оторвались от наших земных реалий. Чтобы упрятать за решетку, и даже, как вы говорите, с позором и скандалом снять с должности, нужны доказательства. Так и передайте вашим так называемым охотникам.

— Доказательства? — я показал на себя пальцем, — они перед вами. Сидят с вами за одним столом и ужинают за ваш счет.

— Неужели? — Ковальский расхохотался, чуть не подавился, отхлебнул вина, после чего обратился ко мне без тени улыбки, на полном серьезе, — и это все? Замечательно! Именно это я и хотел знать. Капитан Орлов, должен заметить, вам очень подойдут ослиные уши.

— Попрошу без оскорблений, — буркнул я, — так что вы решили, господин Ковальский?

— Что решил? Вы очень-очень хотите это знать? Так слушайте! Прежде всего, насчет денег. Деньги Конфедерации, да будет вам известно, предназначены на цели, полезные и нужные для Конфедерации. А на всяких подонков, что расстреливают мирных граждан, в казне денег нет. Не вставайте из-за стола, я еще не закончил! Доказательство вы мое ходячее, я дал вам поужинать за мой счет только с одной целью — чтобы вы были в пределах моей досягаемости. Да, с оружием в ресторан нельзя, и ребят своих я оставил снаружи. Но вы подумали о том, что будет, когда вы выйдем отсюда? Ребята у меня имеют право стрелять на поражение при наличии угрозы для меня. Да, о ваших «подвигах» на Кальвине я тоже наслышан. И не только на Кальвине. Не сомневаюсь, вы крут как яйца, но на моей стороне численный перевес. И ребята мои — тоже не мальчики для битья. Вы, конечно, можете попробовать скрыться, на дно залечь, но я тогда буду действовать другими способами. Я знаю, друзей у вас не было, но уж родители-то есть у каждого… Вы понимаете меня, капитан Орлов?

Я кивнул. Куда уж понятнее. А Конфедераст продолжал.

— У вас, правда, есть шанс, маленький, но есть. Если вы назовете имя и фамилию хотя бы одного из тех людей, что вербовали вас…

— Они мне не представлялись, — сказал я глухо, — а вы не оставили мне других вариантов. Мне придется вас убить.

— Что-о-о?! — круглое лицо Ковальского вытянулось, став скорее овальным, — вы в своем уме? Я же вам только что сказал… про охрану.

— Охрана там, — произнес я спокойным голосом, поднимаясь из-за стола, — а мы с вами здесь.

— Да как вы меня убьете, Орлов? — лепетал явно испуганный Конфедераст, — с оружием сюда нельзя! Я же видел, как вы свою пушку… в гардероб…

— Хрен с ней, с пушкой, — сказал я, доставая лазерный резак, — зря вы меня недооценива…ли.

Тонкий лазерный луч протянулся до шеи Ковальского. Одно простое, не требующее много времени, движение… Всего одно.

— Ох-хр-ра-а-а! — успел завизжать Конфедераст. Выскочивший на зов вышибала был нейтрализован летящим навстречу стулом. Немногочисленные посетители закричали на разные голоса, так, что чуть уши не заложило, и повыскакивали из-за столов.

— Тихо! — рявкнул я на дойче, перекрывая это трусливое разноголосье, — все на пол! Не сопротивляйтесь и вам не причинят вреда!

Этому здравому предложению они вняли. А я бросился к гардеробу. Ворвавшись туда и схватив свой бластер, я, не выходя на улицу, нацелил его на бывший лимузин Ковальского, и, накрутив до предела регулятор мощности, выстрелил. И рефлекторно упал на пол, закрывая голову руками.

В этот раз обошлось без лишних жертв. Не было града осколков, вход не обвалился. Разве что рядом стоящие машины зацепило взрывом, но оного мне не жаль. Другое дело, что грохот взрыва окончательно «добил» посетителей «Шварцмонда». Забыв о требовании оставаться на полу, они ринулись спасаться через непредназначенные для этих целей пути. Я слышал, как звенят разбиваемые окна и как вопит почтенная публика.

Я, как ни странно, последовал их примеру. Мало ли, вдруг кто-то из охранников покойного Ковальского остался жив. А у меня — заряд на нуле. Хорошо, что окна ресторана расположены низко. Выпрыгнув на улицу, я чуть не попал под колеса давешнему таксисту Йохану.

— Снова вы? — крикнул он, останавливаясь и выглядывая из машины, — слушайте, лучше валите отсюда. Тут вон че делается. Сколько живу — ни разу такого не видел.

— И не увидишь, — сказал я, — если отвезешь меня обратно в космопорт.

— Есть чем платить? — спросил таксист.

— Пока есть, — ответил я, нащупав в кармане карточку Равиля.

* * *
Первое, что я сделал, оказавшись в здании космопорта — оглянулся в поисках «Васи Кривозадова» и его патронов. Честно говоря, я до последнего надеялся, что они так и будут ждать меня в туалете. Увы, адепты безопасности оказались куда умнее, чем я думал. Рассредоточившись по залу ожидания, люди в траурных костюмах сделали все, чтобы затруднить их выделение из толпы. Вот один вроде как разговаривает по коммуникатору в приватном режиме. Вот другой изучает расписание рейсов. А вот и «Главный» — сидит напротив пестреющего клипами медиа-экрана с бутылкой минеральной воды. Как бы я тихо ни шел, «Главный» все равно оглянулся, и, заметив меня, поманил пальцем.

— Что-нибудь решили? — спросил он, когда я подошел поближе.

— Нет, — соврал я, — но ведь срок еще не вышел.

— Мы вынуждены прервать передачу из-за срочного сообщения, — раздался тревожный голос со стороны медиа-системы, — около часа назад, в Женеве, в результате беспрецедентного по дерзости и жестокости террористического акта, был убит заместитель министра Конфедерации по делам колоний Рейнхольд Ковальский. Вместе с Ковальским погибли четыре охранника и еще один доставлен в больницу в тяжелом состоянии. Нанесен значительный ущерб транспорту и прилегающим постройкам…

На медиа-экране — объемное изображение почерневших обломков лимузина, вход в ресторан «Шварцмонд» с покосившейся вывеской, несколько разбитых машин. Тоже мне — значительный ущерб! В «отстойниках», поди, такой «дизайн» в порядке вещей. А вот труп Ковальского — с залитой кровью рубашкой и лежащий мордой в тарелке, медийщики показывать не стали.

— Вот вы как, капитан Орлов, — прошипел «Главный», — и, только не надо этих детских отговорок, мол, это не я.

— А чем вы недовольны? — улыбнулся я, — вы хотели убрать Ковальского и…

— А вы не слишком тупой для выпускника Академии Космических Полетов? Не убрать… то есть, убрать, но не так. Нам нужно было публичное разоблачение, громкое дело, которое бы способствовало нашему, во всяком случае, моему точно, карьерному росту. А что мы имеем? Теракт, который мое ведомство, вопреки своему предназначению, проспало. Козе понятно, что у нас головы полетят. Мы же, по сути дела, пустили на Землю главного террориста.

— Вы мне льстите, — ухмыльнулся я, — какой уж там главный террорист? Скорее, внештатный сотрудник.

— Хватит, — оборвал меня «Главный», — пора кончать прелюдию. План провалился… по вашей милости; мы больше не заинтересованы в вас. Теперь единственная возможность спасти наше лицо — доставить вас в казенный дом.

Я не стал ждать, пока меня начнут вязать. «Главный» и его люди, и так окружили меня, взяв пусть не в кольцо, но в треугольник. Оружие пока не доставали, но, видимо, были достаточно уверены в себе, в своей скорости реакции. Профессионалы, блин. Единственная возможность для меня — это совершить некий отчаянный и кажущийся глупым поступок. Непредсказуемость против опыта. Импровизация против уставов и планов.

— Как хотите, — развел руками я. Судя по выражению лица «Главного», он ожидал чего угодно, только не этого. Хороший знак.

— Благоразумно с вашей стороны, — сказал он, — вы ведь, по сути дела безоружны. На уничтожение Ковальского вы не взяли с собой ничего, кроме одного бластера, а чтобы произвести взрыв, как показали по медиа, нужна вся его мощность.

А ты не дурак, соображаешь. Но главное, что на приманку ты все-таки клюнул. Подсекаем…

— …но порядок задержания требует, чтобы вы все-таки сдали ваше, хоть и разряженное оружие, — продолжал ласкать мой слух «Главный».

Я кивнул и, достав из кармана действительно разряженный бластер, молча протянул его. Цель была достигнута — «Главный» отвлекся на бесполезную железяку и не заметил, как вторая рука достала лазерный резак. Когда же лазерный резак отсек ему ногу по колено, «Главный», конечно, заметил. Но уже без толку — с полутора ногами много не навоюешь.

Еле слышный звук выстрела, рефлекторно бросивший меня на пол. Быстро среагировали, сволочи. Уф, мимо. И, опять, как по старинному ритуалу — визги, вопли. Все, кто был в зале ожидания, а это без малого, два десятка человек, повыскакивали со своих мест и ринулись к выходу. Это обстоятельство позволило мне выиграть несколько секунд, которых хватило, чтобы вытащить из кармана, упавшего на пол, «Главного» его оружие. Парализатор, черт бы его побрал! Это у безопасников-то — парализатор, вроде тех, что стоят на вооружении полиции в колониях. Даже спецназ уже использует оружие посерьезнее, бластеры, например. Они что, тут, на Земле, совсем расслабились? А еще убить меня грозились.

Впрочем, парализатор — оружие, хоть и не смертельное, но и не пустячное. Во всяком случае, назвать его игрушкой не повернется язык даже у меня. Когда нужно не убить, а обезвредить — он идеален. По-видимому, группа «Главного» вооружалась именно с таким расчетом. Что, если не удастся договориться по-хорошему, меня можно будет парализовать и доставить «куда надо», где со мной будут вести разговор уже на других условиях. От меня парализованного толку все же побольше, чем от мертвого. Лично же мне было все равно: мертвы мои преследователи или парализованы. Поэтому, не особо задумываясь, я вынырнул из-за кресел и метким выстрелом вывел из игры одного из людей в траурных костюмах. Второй, с криком «тревога!», бросился наутек. Ну, точно, совсем Земля раскисла. И жители ее.

Бегство последнего из безопасников, по большому счету, давало мне всего лишь выигрыш по времени, причем не очень большой. Скоро должно прибыть подкрепление: служба безопасности космопорта, или, спецназ. Не мне, в одиночку, с парализатором и разряженным бластером, сражаться против них. Нужно было как можно быстрее покидать и космопорт, и эту негостеприимную планету в придачу.

Выбежав на стоянку космических кораблей, я быстро, даже можно сказать, инстинктивно, нашел свой «Варяг». До него оставалось три метра, а люк уже гостеприимно распахнулся мне навстречу. А вот и первый вопрос, когда я оказался внутри.

— Ну как? Получилось? — это Равиль, мой пилот, такой любопытный и внимательный.

— Смотря что, — произнес я устало и протянул пилоту карточку.

— Оплата заказа, — в этот раз подала голос Фло.

— Чего нет — того нет, — честно признался я, — заказчик мертв, у меня на хвосте Конфедеративная Безопасность. Так что я на мели. Мне нечем даже вернуть долг Равилю. В этой связи, уважаемые коллеги, вы можете хоть сейчас покинуть корабль и сдаваться властям. Как обычно, валим все на меня, пребывание в одном со мной экипаже становится для вас слишком опасным. Можете меня вообще линчевать прямо здесь, только учтите — я буду сопротивляться.

— О чем вы, Максим Андреевич? — Равиль улыбнулся, — а как же команда?

— К тому же вы нас спасли, капитан, — добавила Фло.

— Отлично, — обрадовался я, — тогда и вы меня спасите. И корабль, и себя в придачу. Заранее предупреждаю, что повторить тот гладенький пролет через Солнечную систему нам не удастся. Ориентировка на «Варяг», наверняка уже разошлась по базам и патрульным кораблям. Так что жарко будет уже в околоземном пространстве. Короче, взлетаем и не тянем кота в долгий ящик, как говорил один преподаватель из Академии.

— Ляхов! — с энтузиазмом уточнил Равиль, которому также была знакома эта манера коверкать речь, — будет сделано, капитан. Взлет.

— Не вступаем в бой, это бесполезно и грозит потерей времени. Главное для нас — вырваться в гиперпространство, — давал я пилоту указания.

И тут меня осенило. Главное для нас — вырваться в гиперпространство. Но обязательно ли для этого находиться в космосе? Этот вопрос я немедленно адресовал Фло. У той были глаза рыбы, выброшенной на берег.

— Капитан! — воскликнула она, — разве вы этого не знаете? Создание гиперперехода, то есть, аномалии пространственно-временного континуума в среде высокой плотности…

— Короче! — оборвал я штурмана, — чем нам грозит, если мы уйдем в гиперпространство прямо здесь, в земной атмосфере?

— Нам лично — нечем, — ответила Фло, — кораблю понадобиться больше энергии, но не намного…

— Тоже мне — проблема, — хмыкнул я, — нас собираются поджарить, а мы энергию экономим…

— Основная же причина, по которой гиперпереходы разрешено создавать только в вакууме, — продолжала Фло, — это возможное изменение характеристик среды, в том числе интегральных. Космос, как вы знаете, почти бесконечен, а изменяться там нечему, так что эффектом от гиперперехода можно пренебречь. Если же переходить в гиперпространство в атмосфере планеты, то… ну, насчет черной дыры, которая эту планету затянет, тут, конечно, суеверие. Энергия не та. А вот стихийное бедствие создать…

— И только-то! — сказал я весело, — побольше энергии и стихийное бедствие для Земли. Последнее — вообще проблема землян, которых я лично, никогда не любил.

— И я, — поддержал меня Равиль, — по-моему, землян нигде не любят.

— Так какого хрена мы ждем? И языками чешем, — я обратился к Фло, — раз никакого риска, раз ты уверена — тебе и карты в руки. Готовь переход в гиперпространство. Пункт назначения: система Денеба, созвездие Лебедя.

«Варяг» нырнул в воронку гиперперехода. В атмосфере, на фоне вечернего неба, вид у нее был какой-то сказочно-мистический: мертвенное сияние с переливом черноты, озаряемое вспышками молний. В древние времена такое зрелище вызвало бы у наших предков суеверный ужас и готовность принести любые жертвы, дабы задобрить гневающихся богов. В наше время подобные страхи у большинства людей загнаны глубоко внутрь, а у нас, космонавтов, и вовсе атрофировались — в силу привычки. Но даже я не мог совсем обойтись без эмоций, глядя на это вроде бы привычное, но ставшее удивительным, явление. И вновь успел пожалеть, что не умею рисовать.

22 октября — 14 декабря 2008 г.


Оглавление

  • Тимофей Печёрин Звезды любят сильных
  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая