Прекрасная Габриэль [Огюст Маке] (fb2) читать постранично, страница - 3

сказал он, — мне пришло в голову вот что: если есть перемирие, зачем мы не в Манте со двором? В Манте едят.

— Иногда, — проворчал гугенот.

— В самом деле, мысль Вернетеля хороша, — сказал Понти, — зачем мы здесь, где не делают ничего, а не с королем в Манте?

— Потому что короля нет в Манте, — сказал Вернетель, — вот доказательство тому.

Он указал гвардейцам на низенького человека, который проходил мимо, неся сверток, завернутый в саржу.

— Это кто? — спросил Понти. — И почему он заставляет вас думать, что король не в Манте?

— Видно, что вы у нас новенький, — возразил гугенот. — Вы не знаете Фуке ла Варенна.

— Кто это? — спросил Понти.

— Тот, кто бывает везде, где король должен появиться инкогнито; тот, кто отворяет ему двери, слишком крепко запертые; тот, кто получает удары, которые часто заслуживает король, — словом, это тот, кто носит любовные записочки короля.

— Эй! Честный человек! — закричал Понти. — Дайте нам покушать, нам больше хочется есть, чем королю.

— Какие неприличные шутки, молодые люди! — перебил строгий мужской голос, заставивший обернуться гвардейцев.

— Месье де Рони! — пролепетал Понти.

— Точно так, милостивый государь, — серьезно отвечал знаменитый гугенот, который проходил мимо, читая связку бумаг.

— У вас слух тонкий, — не мог удержаться, чтоб не сказать Понти. — Однако мы не можем, не имеем сил говорить громко.

— Уж лучше было бы молчать, — возразил Рони, продолжая идти.

— Мы сами этого желаем, но закройте же нам рот. — Понти окончил свою фразу, употребляя жесты, свойственные любому голодному человеку, вне зависимости от того, какому народу он принадлежит.

Рони пожал плечами и прошел мимо.

— Старый скряга, — пробормотал Понти. — Он обедал вчера и способен обедать сегодня!

— Как, старый?! — сказал гугенот. — Вы знаете, который Рони год?

— Семьсот лет, по крайней мере.

— Тридцать три года, господин католик, он семью годами моложе короля.

— Это странно, — сказал Понти. — В двадцать лет моей жизни я все слышал о Рони как о Мафусаиле. Поверьте, этот человек существует с сотворения мира.

— Это потому, что он давно стремится сделаться знаменитым, это одна из наших колонн, манна нашего духа.

— Жаль, что не желудка! Я, видите ли, не имею таких причин, как вы, обожать великого Рони. Вы такой же гугенот, как он, а я католик. Я вступил в гвардию из любви к нашему полковому командиру Крильону, который также католик. Вы ничего не смеете попросить у вашего кумира Рони, а я, если бы Крильон был здесь, я пошел бы занять у него экю. Я не горд, когда голоден. Черт побери! Как я голоден!

Когда он договаривал эти слова, прерывая их тяжелыми недовольными вздохами, вдруг послышался лошадиный топот по сухой земле, и показалась с двумя корзинами толстая кляча, впереди которой шел метрдотель Рони, а за ней крестьянин и лакей. Кортеж прошел мимо офицеров, которые не спускали глаз с корзин и лошади, и скоро после этого под тенью прекрасных лип, о которых мы говорили, был поставлен стол. Сейчас же метрдотель разложил провизию, цвет и запах которой были оскорбительны для голодных.

Рони, все так же держа в руках свои бумаги, с видом очень серьезным подошел к столу, сел за него вместе с гвардейским капитаном, артиллерийским и несколькими привилегированными лицами, среди которых оказался и тот самый Фуке ла Варенн, который разносил записки короля. При громком шуме разговора и стуке посуды эти господа начали свой обед, умеренный, если сообразить звание обедавших, но сарданапальский в сравнении с лишениями гвардейцев, издали присутствовавших при этом. Понти не мог долее выдержать.

— Я вам говорил, что он будет обедать и сегодня! — вскричал он. — Мир — глупое дело для людей, у которых нет метрдотеля! На войне по крайней мере можно грабить, и если обедаешь через день, то по крайней мере наедаешься на два дня!

— В окрестностях есть провизия, — сказал гугенот, который ел сухую корку хлеба, намазанную чесноком. — Что ж вы не купите?

— Что ж вы не купите сами, — возразил раздраженный Понти. — Вместо того чтоб глодать корку, как голодная крыса?

— Лучше корка, чем ничего, — отвечал гугенот. — Не будьте так разборчивы и, если у вас нет денег, стяните себе живот.

— У кого есть деньги? — вскричал Понти. — У вас есть, Кастильон? У вас есть, Вернетель?

— Как же у нас могут быть деньги? — отвечал Вернетель, — если у короля их нет.

— Но король обедает.

— Когда его приглашают обедать. Попросите Рони пригласить вас.

— Или оставить вам его крошки.

— Я лучше… Ах! Господа, мне пришла идея. Кто здесь голоден?

— Я, — отвечал целый хор.

— Давайте отправимся четверо и заставим пригласить нас по соседству, мы люди приятной наружности.

— Э-э! — протянул гугенот, рассматривая потертое платье своих товарищей.

— Мы хорошие дворяне, — продолжал Понти, — и гвардейцы короля… Невозможно, чтоб мы не нашли в окрестностях