Дорога в рай [Макс Аллан Коллинз] (fb2) читать онлайн

Макс Аллан Колинз Дорога в рай

События в этой книге вымышлены. Все ссылки на исторических личностей, известные факты, учреждения, организации, населенные пункты использованы только для придания достоверности повествованию и не основаны на реальных событиях. Все остальные персонажи, события и диалоги вымышлены автором и не имеют ничего общего с действительностью.

ПОСВЯЩАЕТСЯ РИЧАРДУ ПИРСУ РАЙНЕРУ,

который своими рисунками проложил для меня путь

* * *

Мы рождаемся, чтобы пережить тревоги, а потом умереть.

У. Бернетт о том, что нам известно о жизни

В семи случаях из десяти, когда мы бьем человека, мы не правы.

Но остальные три раза это компенсируют.

Сэм Гьянкана

Реки впадают в океаны и превращаются в волны, набегающие и отступающие, без конца.

Наша жизнь похожа на волны.

Мы живем, умираем и возрождаемся.

Кацуо Койке

Пролог Прекрасный семьянин

Апрель 1973 года

В девять сорок пять чудесного субботнего утра Сэму Ди Стефано оставалось менее получаса до встречи с насильственной смертью.

Находясь в своем кирпичном загородном доме, в районе для VIP-персон Оак-Парке, штат Иллинойс, этот пожилой мужчина шестидесяти четырех лет непримечательной внешности – стройный, рост пять футов одиннадцать дюймов, в больших очках в темной металлической оправе – надвигающейся гибели не предчувствовал.

Он занимался обыденной весенней уборкой гаража по просьбе жены Аниты (которая этим утром была у матери) и в данный момент пытался вымести засохшую грязь, которую нанесли за зиму колеса их машин.

Из-за седых непослушных волос Сэм производил впечатление достаточно безобидного человека, хотя черты его лица – близко посаженные глаза, крупный нос и безгубая щель рта над раздвоенным подбородком – свидетельствовали о том, что их обладатель в свое время мог вызывать опасения у окружающих. Он был одет в слегка эксцентричную темно-синюю пижаму, поношенные туфли и голубую ветровку с белой надписью «ВИЛЛА "ВЕНЕЦИЯ"» на спине – реклама ночного клуба, который закрылся лет десять назад.

Как у многих американцев, в гараже у Сэма стояли: маленький верстак и стойка с инструментами, и газонокосилка, и коробки со сломанными столовыми приборами, и полки с ненужными предметами домашнего обихода, которые обычно складывают в дальнем углу гаража.

Сэм усердно подметал цементный пол. Куски грязи, обрывки картона и другой хлам слетались к двум масляным пятнам, оставленным автомобилем. Ди Стефано трудился терпеливо и старательно, собирая сначала маленькую, но постепенно увеличивающуюся кучу мусора за открытой дверью гаража на подъездной дорожке.

У его жены был один из принадлежащих им двух «кадиллаков купе-кабриолет», розовый, семьдесят третьего года, с белой виниловой крышей, а свой – черный (модель прошлого года) Сэм одолжил племяннику, Маленькому Сэму, для свидания. Маленькому Сэму, которого в действительности звали Антонио (это был сын его покойного брата Анжело), было двадцать два, и он только начинал становиться на ноги, а его машина вызывала жалостливое умиление – маленький серый «рамблер». Если вам удалось что-то сделать на заднем сиденье этого недоразумения, то в комнате вам делать уже нечего.

Сейчас «рамблер» был припаркован на углу улицы. Скоро Маленький Сэм сможет позволить себе машину получше – благодаря тому, что дядя вывел его «в люди», сделав сборщиком долгов.

Сэм Ди Стефано, довольный собой, взглянул на чистый цементный пол, потом прошел к верстаку и наклонился, чтобы вымести из-под него грязь. Под верстаком оказалось довольно много мусора, что было немного странно, ведь Сэм не был мастером на все руки и не часто им пользовался.

С другой стороны дома, в звуконепроницаемой комнате подвала находилась настоящаямастерская Сэма. На одной из стен там висел деревянный шкафчик, в котором хранились инструменты Сэма, – различные экзотические орудия пыток. Среди них были и такие старые, но любимые, как тиски для больших пальцев, паяльные лампы и ножи, какими пользуются мясники, имелся и набор молотков, и нововведение Сэма – комплект ножей для колки льда разной длины и толщины, острых как лезвие бритвы. Ах да, бритвы тоже были в коллекции Сэма…

На столе у другой стены были закреплены тиски, прекрасно подходящие по размеру под человеческую голову, а в центре комнаты стоял деревянный стул с ремнями для головы, рук и ног – весьма похожий на электрический стул – прикрученный к полу. Комната была небольшой, немногим больше чулана, и могла вместить одновременно не более одного гостя и трех допрашивающих, не вызывая дискомфорта. Дискомфорта у допрашивающих, конечно.

Люди кричали, страдали, даже умирали в этой подземной мастерской. Звукоизоляция на уровне звукозаписывающей студии гарантировала, что ни семья, ни, естественно, соседи никогда не услышат душераздирающих концертов, звучавших в этой маленькой комнатке.

Конечно, в своем кругу Сэм не скрывал, что испытывает удовольствие, заставляя страдать тех, кто этого заслужил. Не то чтобы он был садистом, ни в коем случае, он просто любил дисциплину (в других). Тот, кто посидел на этом стуле, никогда больше не делал ничего такого, из-за чего его задница снова могла на нем очутиться.

С начала шестидесятых годов Сэм Ди Стефано был весьма заметной фигурой в чикагском Синдикате. Но, как ни странно, официально членом Организации он не был, никогда не был «мафиози», но конечно не из-за нежелания убивать для мафии (это он делал с удовольствием): Сэм просто не хотел исполнять чьи-то приказы, предпочитая независимость. Члены Синдиката сулили ему золотые горы, если он к ним присоединится, но Сэм сказал им, что его не интересуют эти детские игры с клятвами на крови и глупыми ритуалами.

– Если ты захочешь привести сюда своего крутого так называемого киллера, – сказал Сэм Тони Аккардо, который исполнял обязанности главаря вместо Пола Рикка (сидевшего в тюрьме из-за нашумевшего дела с профсоюзом кинематографистов), – я стану с этим сосунком нос к носу, лицом к лицу, пушка к пушке. Давай, веди его сюда!

Прошли годы, а вызов так никто и не принял. Аккардо и Рикка уважали Сэма, который без посторонней помощи превратил ростовщичество из незначительных дополнительных операций в организованный бизнес, на котором весь Синдикат каждый год делал миллионы. Из всех ростовщиков в городе Сэм Ди Стефано был единственным, кому Организация разрешила работать где угодно и с небольшим налогом, потому что все-таки все остальные ростовщики любой группировки всего лишь шагали по дороге, которую Сэм проложил давным-давно.

Его называли «Бешеный Сэм» – за глаза, конечно, – но он эту кличку ценил, даже культивировал: в этом бизнесе главное, чтобы тебя боялись. Тебе нужно только, совершая «безумные» поступки, вызвать страх, который на самом деле всего-навсего самая искренняя форма уважения.

И с самого первого дня в чикагском Синдикате тогда, в тридцатых годах, он должен был доказывать этим городским мальчишкам, что он не слабак. Он не был одним из тех жалких нищих хулиганов, как Гьянкана, Алдеризо и остальные из шайки «Сорок два». Эти парни угоняли машины, когда учились в начальной школе, а Сэм рос воспитанным ребенком в прекрасной семье среднего достатка на юге Иллинойса. Семья Ди Стефано переехала в Чикаго и поселилась в Вестсайде, только когда Сэм был уже подростком.

Ему многое нужно было наверстать. Обвинения в изнасиловании, вооруженное нападение, вымогательство, ограбление банка и (во время войны) многочисленные подделки продовольственных карточек, – в тюрьме это многие делали. Но все эти отсидки имели свое преимущество: в Левенуэрте он познакомился – и предложил свои услуги – двум чикагским боссам, Полу Рикка и Луи Кампанье.

На дороге появился черный «кадиллак» с его племянником за рулем. Сэм стоял возле гаража, собирая мусор в кучу. Он махнул парню, чтобы тот остановился возле подъездной дорожки. Маленький Сэм, усмехаясь, выпрыгнул из машины.

Не то чтобы в Маленьком Сэме было что-то маленькое – молодой человек был ростом добрых шесть футов – что очень много для Ди Стефано – и был прекрасно сложен еще со времен средней школы. Оценки Сэмми были не очень хорошими, но какое это имело значение, ведь парень всегда хотел заниматься семейным бизнесом.

Он был симпатичным, немного похож на Дина Мартина до операции по изменению формы носа, с темными вьющимися волосами, к сожалению, почти такими же длинными, как у девушек, такая тогда была мода. Маленький Сэм был одет в черный кожаный пиджак, оранжевый свитер, синие джинсы и теннисные туфли. Славный, симпатичный парень.

Молодой человек подошел, протягивая дяде ключи, и сказал:

– Спасибо, дядя, вот это тачка!

Бешеный Сэм протянул руку и потрепал племянника по волосам.

– Ты имеешь в виду переднее сиденье или заднее?

– Оба!

Ди Стефано погрозил ему пальцем.

– Я надеюсь, что не найду использованные резинки под сиденьем…

– Кому они нужны? – обаятельно улыбнулся Маленький Сэм.

Сэм-старший шутливо хлопнул парня по щеке.

– Тем, кто не хочет, чтобы их пенис почернел и отвалился, вот кому. Не прикидывайся дурачком!

Молодой человек рассмеялся, покачиваясь на пятках. Он спрятал руки в карманы пиджака. Что-то беспокоило мальчика – его дядя, обладавший прекрасной интуицией, это заметил.

– Что тебя тревожит, Сэмми? Проблемы на работе? Сглотнув, племянник кивнул.

– Понимаешь, из-за меня… Мы можем об этом поговорить? Я хочу с тобой посоветоваться, дядя.

– Конечно, конечно. – Сэм указал на только что убранный гараж. – Заходи в мой офис.

Дядя и племянник уселись на стулья возле верстака. Сэмми оперся на локоть и стал похож на больного ребенка, – ребенка, готового заплакать.

Молодой человек пожал плечами, тряхнул головой, но в глаза дяде не посмотрел.

– Эта работа… Я не знаю, дядя. Я просто не знаю.

– Чего не знаешь?

– Не знаю, подхожу ли я для нее, – он тяжело вздохнул. – Понимаешь, я думал, что я крутой, но я никогда не был драчуном. В школе.

– Я знаю. Ты хороший парень. Я горжусь тобой. И тетя Анита тоже.

Маленький Сэм благодарно улыбнулся.

– Я знаю. И это много значит для меня… Но я хочу сказать, что когда я дрался, я никогда не был задирой. Я просто защищался.

– Не давал себя в обиду.

– Не давал себя в обиду, да, дядя, правильно. Но выбивать долги… Я не знаю, как тебе это сказать, но…

– О малыш, только не говори мне, что ты жалеешь этих лентяев.

Наклонив голову от стыда, парень кивнул.

– Вроде того. То есть… я чувствую себя как… не знаю… как будто я обижаю кого-то, кто слабее меня.

Сэм почувствовал, как волна разочарования пробежала по его телу. Он дотронулся до руки молодого человека и сказал:

– Малыш, малыш… не думай об этом. Они же просто конченые козлы.

– Я знаю, но…

– В основном это азартные игроки, грабители и воры, у которых не хватает ума не просаживать деньги так же быстро, как они им достались.

Парень сглотнул и покачал головой.

– Дядя, некоторые из них гражданские… просто бизнесмены, которые прыгнули выше головы и теперь не могут пойти в банк или в кредитный союз, или…

– Никто не угрожает им пистолетом и не заставляет занимать у нас деньги, сынок. Никто.

– Недавно я сломал одному парню руку, а потом я вышел на улицу и меня вырвало. – Молодой человек содрогнулся.

– Кто-нибудь это видел?

– Нет. Нет.

– Хорошо. – Сэм наклонился, опершись на верстак. Сцепив пальцы, он сказал: – Ты не можешь ничего чувствовать к ним. Психическая невосприимчивость – это все, что у нас есть.

Маленький Сэм взглянул на него, нахмурив брови.

– Я не понимаю, дядя. Психическая?…

– Я хочу напомнить тебе, благодаря чему мы получаем семь баксов с пяти, которые занимаем. Благодаря страху. Если они не будут нас бояться, мы останемся ни с чем. Я расскажу тебе притчу.

– Как в церкви? – прищурился молодой человек.

– Не совсем. – Сэм поерзал на стуле. – Однажды копы пришли к парню, скажем, ко мне. И говорят: «Сэм, мы думаем, что это ты убил тех двух парней, тех грабителей, которых нашли в багажнике машины в Саут-Сайде». А этот парень говорит копам, допустим, это я говорю: «Ну разве вы не знаете, что они покончили жизнь самоубийством?» А копы таращатся как дураки и говорят: «Сэм, им обоим выстрелили в затылок! Как самоубийца может выстрелить себе в затылок?» А парень отвечает, пусть это буду я: «Они совершили самоубийство, когда решили обмануть Сэма Ди Стефано!..» Хорошая притча, правда?

– В общем, я понял, в чем мораль этой притчи, – вздернул брови молодой человек.

– Ну ты что, боишься крови?

– Нет… Мне просто трудно смотреть на людей не как на… людей.

– О, они люди, – кивая, ответил Сэм. – И это хорошо. Если бы это были просто чертовы бессловесные животные, как какая-нибудь лисица, которая забралась в твой курятник, они бы не смогли сделать выводы, не так ли?

Маленький Сэм прищурился.

– Так вот что я делаю, когда ломаю им руку или ногу… Заставляю их сделать выводы…

– Ты только выполняешь нашу часть договора и помогаешь этим козлам выполнить их часть. Это психология, понимаешь, – пожал плечами Сэм.

– Психология, основанная на вбивании в голову элементарных истин, да, дядя?

Внезапно Сэм понял, почему этот парень не смог поступить в колледж, несмотря на успехи в футболе.

– Ты слышал про мои ножи для колки льда?

– Конечно, – хмыкнул Маленький Сэм. – Говорят, что у тебя больше ножей для колки льда, чем кисточек у Пикассо.

– Да, и я рисую картины, в которых больше смысла, чем у этих современных мазил… Ты знаешь, что хорошего в ножах для колки льда? Хорошо, что они выглядят ужасно, отвратительно. – Он сжал в руке воображаемый нож, и оба посмотрели на него. – Действительно мерзко. Никому не нравится видеть нож для колки льда в руке человека, которому ты должен деньги.

–  Этоя понимаю.

– Но главная прелесть в том, что нож для колки льда оставляет маленькие отверстия. Есть множество чувствительных мест на теле, которые можно пощекотать этим ножом так, что несчастный ублюдок будет просто визжать от ужаса, и… – Сэм пожал плечами, – не нанести при этом особого вреда.

– Можешь научить меня? – прищурился парень.

– Конечно! Я покажу тебе место на животе, куда ты можешь уколоть должника и даже не порезать при этом одежду. Или в мошонку, например, так, чтобы не попасть в яички, это тоже производит впечатление. Даже на горле есть безопасные места. Господи, горло, они думают, что все, доигрались! И знаешь что? После этого они никогда не забывают заплатить.

– Такие опасные места… Ты никогда не промахивался?

– Ну… один парень умер. Я не знал, что у него плохо с сердцем. Была зима. Мы вытащили его и запихнули в канализацию. Но когда началась весна, канализация засорилась, и люди из санитарного управления достали тело ублюдка, которое прекрасно сохранилось во льду, будто останки чертова мамонта… Смешной был случай!

Пока Сэм смеялся, молодой человек спросил:

– И ты никогда не попадался?

– Нет. У нас всегда все было схвачено. И сейчас тоже. Маленький Сэмми медленно покачал головой, с восхищением глядя на дядю.

– Как ты всему этому научился, дядя?

– Голова на плечах и опыт. Да, и способности у меня к этому были.

– К психологии.

– К психологии! Ты знаешь Пасти Коллета?

– Он был одним из твоих лучших людей, да? – кивнул юноша.

– Да, таких больше нет… По крайней мере после того, как я его проучил.

Пасти был крупным мускулистым мужчиной под два метра ростом, большинство должников предпочитали заплатить, просто посмотрев на него.

– Лет десять назад, – сказал Сэм, – я узнал, что Пасти скрывал часть сборов, – развел меня, можешь себе представить? Где-то тысяч на пятьдесят.

– И что ты сделал, дядя? – спросил парень, присвистнув.

– Мы привезли его в подвал ресторана дяди Марио, связали и выбили из него все дерьмо.

– И никаких ножей для колки льда?

– Нет. Это был урок, который ему запомнился на всю жизнь. Через три дня я пригласил всю его семью, жену, детей, судей, политиков и колов. Его жена волновалась из-за того, что он долго не появлялся. Она не знала, что с ним случилось. Я сказал ей, что он выполняет для меня кое-какую работу и я хочу отблагодарить его на этом ужине.

Маленький Сэмми начал улыбаться, выражение его лица говорило, что он знает: все закончится хорошо…

– В конце концов, – продолжил Сэм, – последнее, что мы сделали с Пасти, – приковали его цепью к горячему радиатору… это тоже было зимой, понимаешь… значит, он начинает выть, как ему горячо. Ну, и я, дядя Марио и Чакки, и Галло, мы помочились на него.

Лицо Маленького Сэмми застыло.

– О, не будь слабаком, мальчик! Он это заслужил. И я поднимаюсь наверх, где все ужинают, и произношу речь в честь Пасти, только это не пустая болтовня про то, какой он хороший парень. Я говорю, что Пасти разбил мое сердце, украв у меня, но я так его люблю, что решил его простить. И тут ребята затаскивают Пасти и бросают его посреди комнаты, голого, в ожогах и в моче.

Сэм начал смеяться и никак не мог остановиться.

Племянник смотрел на него с вымученной улыбкой.

Погрозив ему пальцем, Сэм сказал:

– И думаешь, кто-нибудь после этого что-то у меня украл? Пасти до сих пор со мной и с тех пор не взял и пенни. Понимаешь, мальчик? Психология!

Парень вздохнул.

– Я не знаю, дядя Сэм. Ты сильнее, чем я. Лучше… Психически невосприимчивый.

Ди Стефано похлопал молодого человека по колену.

– Ты сможешь, Маленький Сэм. Ты сможешь. Ты похож на меня, иначе тебя бы так не называли, правильно?

– Правильно. А что это… за суд скоро будет?

– Это пустяк. Мы над этим работаем, ищем, где они прячут Чакки. Мы позаботимся об этом.

Сэм Ди Стефано был отпущен под залог. Его старый партнер Чакки Гримальди дал против него показания. Старый дурак! Когда было это убийство, десять лет назад? чертовски свежая новость! Этим древним якобы трупом был Фореман, агент по недвижимости, который тоже работал на Сэма и растратил его деньги (неужели этот Фореман не слышал, что случилось с Пасти?).

Когда Сэм встретился с Фореманом (когда это было, 1963?), этот придурок сказал:

– Подумаешь! Ну, может, я неправильно посчитал.

– Да, конечно, – сказал Сэм. – Ты думаешь, Экшен Джексон не раскололся? Или, может, ты думаешь, мы его на пикник возили, а теперь приехали за тобой?

Через несколько недель Фореман умер, улыбаясь от счастья, что все закончилось.

А теперь Чакки, который сам был во всем этом по уши, стал свидетелем обвинения. Подлый предатель!

– Эй, – сказал Сэм, провожая племянника и кладя руку ему на плечо. – Если вдруг дойдет до суда, я воспользуюсь приемом старого Бешеного Сэма.

– Что ты имеешь в виду, дядя?

– Я больной человек. Я приеду в суд на каталке и сделаю, как в прошлый раз – буду разговаривать с судьей через мегафон. Я буду как сумасшедший кричать, что это Америка, что мы живем в свободной стране и что у меня есть такие же гражданские права, как и у негров.

– Снова психология, дядя?

Сэм засмеялся.

– О да. Если это их не испугает, тогда я инсценирую временное помешательство.

Юноша печально вздохнул.

– Жаль, что в наши дела вмешиваются эти федеральные суды.

– Да, – кивнул Сэм. – Чертовски жаль. Вот я, лучший посредник в городе, могу отмазать кого угодно от чего угодно… и я должен иметь дело с этим Джи… черт возьми, Эдгаром Гувером, ^[1]который еще и гомик, кстати.

– Нет!

– Ты знаешь того федерала, такого здорового – Ромера?

– Слышал про такого.

– Он пытался уговорить меня стать свидетелем обвинения. Меня! Ну, я с ним позабавился, приглашал его раз десять. Принимал его по высшему разряду. Вот только он не знал, что каждое утро, перед его приходом, я мочился в его кофе.

– Что? Дядя, ты с катушек съехал!

Сэм слегка стукнул племянника по плечу и сказал:

– Не оскорбляй меня этими дурацкими словечками, сосунок.

– Дядя, ты удивительный человек…

Уезжая на своем «рамблере», Маленький Сэмми все еще смеялся, махая рукой своему дяде.

Мальчик справится, обязательно справится.

Медленно возвращаясь к гаражу, Сэм улыбался, размышляя о том, как он любит мальчика, о своих планах, мечтах и надеждах относительно своего тезки. Его собственные дети не захотели заниматься семейным бизнесом – сын учился в колледже, а девочки-близняшки вырастут и удачно выйдут замуж, в этом нет сомнения, ведь они такие милашки, – и Сэм был рад, что все три его отпрыска не будут вести такую опасную жизнь.

Но еще больше он был рад, что у него есть Маленький Сэмми, который пошел по его стопам. Между дядей и племянником было несомненное сходство, и Сэм Ди Стефано даже чувствовал себя должником Антонио. Маленький Сэмми был словно вторым шансом. Он напоминал ему Анжело, брата, которого Сэм потерял много лет назад.

Анжело был наркоманом. Этот позорный факт ставил Сэма в неудобное положение перед Организацией. Поэтому, когда Гьянкана высказал беспокойство, что Анжело может – из-за своей слабости – стать ненадежным, Сэм понял все с полуслова и взял ответственность на себя.

Зарезав брата в машине, Сэм отвез его туда, где мог вымыть его тело с мылом. Чтобы отправить его к Господу чистым, чтобы очистить саму душу Анжело. Так Анжело и нашли – чистого, голого и мертвого, в багажнике его машины.

В гараже Сэм взял метлу и лопату, и скоро куча мусора перекочевала в мусорный бак. Наконец, он стоял посреди гаража, положив руки на бедра и думая, как хорошо он все сделал и как довольна им будет Анита. Он осматривал чистый гараж и – стоя спиной к улице – не заметил приближения нового гостя.

Услышав шаги, Сэм обернулся и увидел одетого по-зимнему человека. На незнакомце была черная маска (которая позволяла увидеть только холодные карие глаза), черный свитер, брюки и ботинки, и даже черное пальто, из-под которого в руке, затянутой в черную перчатку, появился пистолет.

– Ты, придурок, – сказал Сэм, и незнакомец выстрелил, попав Сэму в правую руку.

Сэм не упал, только слегка пошатнулся, как канатоходец, восстанавливающий равновесие. Он стоял, покачиваясь, и смотрел на свою руку, которая висела как большая мертвая рыбина, слегка подергиваясь. Черт побери. Сэм услышал какой-то шлепок, всплеск, и его глаза остановились на стене справа от него, на которой струя крови создавала собственную картину, похожую на шедевры Пикассо. Его гараж теперь стал таким же кровавым, как и мастерская в подвале, в звуконепроницаемой комнате.

Голос стрелявшего показался Сэму знакомым, но лыжная маска его приглушала и не позволяла опознать.

– Ты не заслуживаешь быстрой смерти, – сказал незнакомец. – Но я спешу.

Второй выстрел раскроил грудь Сэма. Он посмотрел на дыру в груди, сглотнул и осел кучей, слишком большой для любого совка.

С Сэмом Ди Стефано было покончено.

Времени на психологию не было.

Книга первая Воздушный замок

Неделей ранее

Глава первая

Утром того дня, когда его жизнь пошла под откос, Майкл Сатариано чувствовал себя прекрасно.

Пятидесятилетний, стройный, пять футов десять дюймов, с почти не изменившимся мальчишеским лицом, темными волосами, подстриженными в стиле «Биттлз» и слегка тронутыми сединой на висках, Майкл казался моложе как минимум на десять лет, а многие давали ему и тридцать пять. Только глубокая вертикальная морщина между бровями – следствие размышлений и забот – наводила на мысль, что его жизнь когда-то была тяжелой.

На нем был серый, прекрасно сшитый костюм, серый галстук более темного оттенка и светло-серая рубашка. Майкл не признавал ни ярких тонов, ни люминесцентных расцветок, которые предпочитали многие мужчины среднего возраста, пытаясь казаться моложе. Единственной уступкой моде были небольшие баки.

В отличие от многих членов Синдиката Майкл не злоупотреблял ювелирными украшениями – сегодня на нем были жемчужные запонки, обручальное кольцо на левой руке и золотое кольцо с изумрудом в один карат на правой. Это кольцо, подарок его жены Пат, было единственным украшением, которое он носил не снимая.

У Майкла было прекрасное здоровье благодаря отказу от курения и сдержанному отношению к спиртному. Он прекрасно видел – одним глазом, который ему оставила война – и не надевал очки даже для чтения, являющегося его слабостью: если бы книги оказывали такой же эффект, как макароны, Майкл был бы таким же толстым, как повар в «Каль Нева», – дайте ему томик Луиса Ламура, Микки Спилейна или Рея Бредбери, и он счастлив.

Увлечение азартными играми нельзя было считать пороком для человека, занимающего должность начальника отдела развлечений в казино-курорте. И бабником Майкл тоже не был – с 1943 года он был женат на Патриции Энн и всем представлял эту женщину как свою «первую любовь». И хотя вокруг него всегда было множество привлекательных молодых женщин (официанток, танцовщиц, актрис и певиц), он редко испытывал соблазн и никогда ему не поддавался. Говорили также (хотя это было и не совсем так), что Майкл ни разу не пропустил воскресную мессу, с тех пор как женился.

Из-за этого он получил шуточное прозвище – Святой.

«Святым Сатариано» называли его мафиози, особенно чикагский Синдикат. Но эта кличка появилась не только из-за регулярных походов в церковь. Тридцать лет Майкл был «человеком-вывеской» в различных сферах деятельности Организации: итальянец, получивший первую Почетную медаль конгресса во Второй мировой войне; солдат, чья слава соперничала со славой Оди Мерфи.

Святой не первое прозвище, которое получил Майкл.

За месяцы, проведенные им на полуострове Батаан, на Филиппинах (он тогда только окончил школу), Майкл получил от филиппинских снайперов очень точную кличку: un Demonio Angelico. ^[2]В то ужасное время, когда война только началась, он убивал японцев десятками и потерял левый глаз, спасая генерал-майора Джонатана Уэнрайта из-под обстрела. Этот факт был отмечен в выписке о награждении наряду с битвой, в которой Майкл убил ровно пятьдесят врагов.

Генерал МакАртур лично помог вывезти раненого солдата с Батаана, чтобы поднять боевой дух американцев с помощью первого американского солдата-героя. Но Майкл недолго продержался на трибунах и официальных обедах – он все время напоминал публике о своих товарищах, которых Дядя Сэм бросил на этом проклятом острове.

Поэтому приемного сына Паскуале и Софии Сатариано и достойного сына Италии отправили обратно в Чикаго (немногие знали, что на самом деле молодой человек был ирландцем), где его с распростертыми объятиями принял лично преемник Аль Капоне, элегантный и интеллигентный Фрэнк Нитти. Нитти наглядно демонстрировал, насколько патриотичными могут быть итальянцы, несмотря на этого выродка Муссолини.

Одного Нитти не понял – Майкл вел другую войну, собственную войну, личную войну.

Настоящий отец молодого человека также имел незаурядное прозвище: Ангел Смерти. Майкл Сатариано в прошлой жизни был Майклом О'Салливаном-младшим, сыном печально известного наемного убийцы, который пошел против банды Луни из Трай-Ситиз и их могущественных союзников, банды Капоне из Чикаго…

Это был тот самый Ангел Смерти, лицо и образ которого появились на обложке журнала «Настоящие расследования» и в нескольких фильмах, где Майкл О'Салливан-старший выглядел неким Робин Гудом, который путешествовал по Среднему Западу, отнимал у банков нечестно заработанные деньги и отдавал их бедным фермерам и другим пострадавшим от Великой Депрессии.

В начале Майкл О'Салливан был помощником ирландского крестного отца Род-Айленда Джона Луни, но (в 1931 году) соперничество за благосклонность Старика между О'Салливаном и безжалостным Коннором, отпрыском Луни, привело к покушению на жизнь О'Салливана, которое закончилось смертью жены Ангела, Энни, и младшего сына Питера.

Именно так все и происходило, хотя борьба за власть была всего лишь предположением второсортных журналистов. Майкл Сатариано знал, как и почему возникла вражда с Луни: когда ему было одиннадцать, он пробрался за отцом на одну из его «миссий» (так они с Питером их называли, думая, что папа и его пистолет выполняют поручения президента Гувера).

Вместо этого мальчик стал свидетелем бандитской разборки: он увидел, как Коннор Луни убил безоружного человека, после чего Майкл О'Салливан-старший обстрелял из пулемета его не на шутку разозлившихся товарищей. Коннор Луни запланировал нападение на семью О'Салливана, но ему не удалось осуществить свой план полностью. Двум О'Салливанам, которые чудом спаслись, – Майклу-старшему и Майклу-младшему – пришлось скрываться. Они колесили по Среднему Западу, из города в город, грабя банки, в которых банда Капоне хранила свои деньги, чтобы заставить чикагскую мафию выдать Коннора Ангелу для праведной мести. Это продолжалось шесть долгих страшных месяцев, – юному Майклу самому пришлось несколько раз убивать, защищая свою жизнь и жизнь отца, – пока, наконец, Капоне и его помощник Фрэнк Нитти не преподнесли Коннора Луни Майклу О'Салливану на блюдечке с голубой каемочкой.

Когда труп Коннора в конце концов оказался в сточной канаве на одной из улиц Род-Айленда, О'Салливан заключил мир с мафией Чикаго, но Капоне и Нитти нарушили это соглашение, послав киллера, который и прикончил О'Салливана-старшего (а киллера Майкл после этого убил… несмотря на слащавые статьи в популярных журналах о ребенке, неспособном нажать на курок, даже чтобы отомстить за умирающего отца).

Элиот Нэсс – знаменитый агент из группы неприкасаемых, которому Майкл О'Салливан-старший передал улики против старика Луни, благодаря которым его и посадили, – отправил Майкла-младшего в сиротский приют в деревне Даунерс Гроув. Затем его новые родители, Сатариано, так никогда и не узнавшие о его прошлом, растили его в идиллическом городке Де-Калб, за пределами Чикаго.

В 1942 году, когда Майкл Сатариано начал работать на мафию, его происхождение проявилось так же явно, как и его героизм, отмеченный Почетной медалью конгресса. В то время, чтобы заставить уважать себя, он совершал для Фрэнка Нитти поступки, весьма похожие на те, что его отец совершал для Джона Луни, но его план отмщения провалился, когда выяснилось, что заказчик убийства его отца, Аль Капоне, стал слюнявым «овощем» из-за венерической болезни, недоступным для мести, равнодушным ко всем неприятностям, которые Господь для него приготовил.

И тогда родилась неожиданная дружба между Майклом Сатариано и Фрэнком Нитти, с виду благородным, интеллигентным руководителем организованной преступности. Как боевик организации, частью служебных обязанностей которого было убийство, Майкл дал обет молчания и стал членом чикагского Синдиката, хотел он того или нет.

Его спасением была эта чертова Почетная медаль и то, что на его счету не было ни одного ареста. О да, его несколько раз допрашивали по подозрению в связях с некоторыми пользующимися дурной славой личностями, но выглядеть столь респектабельно для сицилийского мафиози было огромным плюсом в глазах членов Синдиката.

Его новым крестным отцом стал Пол Рикка, седой худощавый босс – единственный человек в банде, который знал, что Сатариано на самом деле был О'Салливаном, и несмотря на это долгие годы относился к нему как к сыну или скорее как к внуку. Рикка защищал Майкла, в то же время мудро используя его на ключевых руководящих должностях по управлению увеселительными заведениями, принадлежащими Синдикату.

Майкл начинал на регистрации в «ШеПаре» – аналоге заведений наподобие Вегаса в Городе ветров. «ШеПаре» также мог похвастаться огромным казино, работающим под защитой полиции. В начале шестидесятых, когда «Мистер Келли», «Хеппи Медиум» и «Плейбой-клуб» организовали более модное заведение Второго города, ^[3]«ШеПаре» окончательно загнулся, и Майкла перевели в Вегас, где более традиционный шоу-бизнес все еще процветал.

Занимая должность начальника отдела развлечений в «Сандс», он встречался со многими звездами первой величины и подружился с обаятельным, но склонным к депрессии Фрэнком Синатрой и остальными членами клана вроде Сэми Дэвиса и Дино (Синатра презрительно называл их «стаей крыс»). Майкл не только заведовал гримерной и баром, он изучил индустрию развлечений и стал первым заместителем Рикка в этой отрасли. Вскоре боссы Синдиката возлагали на Майкла большие надежды.

Но потом, в середине шестидесятых, покровители Майкла, Рикка и Аккардо, ушли на покой и позволили этому сумасшедшему маньяку Сэму Гьянкане по кличке Муни стать главным. Но, даже удалившись от дел, два почтенных старца сохранили за собой значительное влияние и иногда вмешивались и сдерживали Муни.

Тем не менее Майкл знал, что его спокойная жизнь закончилась.

Гьянкана, непредсказуемый псих, который когда-то был шофером и телохранителем обоих бывших боссов, пришел к власти с помощью безрассудной жестокости и умения делать деньги – например, Муни захватил (весьма жестоко) нелегальную лотерею, принадлежавшую афро-американцам, которая до сих пор приносила банде большие деньги. Уравновешенный степенный Фрэнк Нитти перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что какой-то псих из банды «Сорок два» занял трон Капоне.

С другой стороны, Гьянкана всегда относился к Майклу доброжелательно, например, отдал ему должность начальника отдела развлечений в «Вилла "Венеция"» – прекрасном ночном клубе на северо-западной окраине Чикаго. Два месяца в клубе выступали самые известные исполнители, в основном из клана Синатры, Дино и Сэмми Дэвиса. Ни одному из них не платили ни цента, они давали концерты в качестве услуги Гьянкане (вероятно, в благодарность за то, что тот помог другу Синатры Джону Кеннеди попасть в Белый дом). После представления гостей перевозили в сборное строение, оббитое изнутри бархатом, чтобы там ободрать их как липку. Затем Гьянкана – понимая, что ФБР следит за ним, – прикрыл заведение, прикарманив три миллиона.

Вскоре после этого застрахованная на приличную сумму «Вилла "Венеция"» таинственным образом сгорела.

И снова Майкл не имел ничего общего с пожаром в казино. Он всего лишь встречал гостей, как и незаслуженно оскорбленный в Вегасе чемпион-тяжеловес Джо Льюис, которого казино наняло, чтобы привлекать посетителей. Кавалер Почетной медали конгресса с мальчишеской внешностью пользовался уважением у журналистов Чикаго, таких как Ирв Купчинет и Херб Лайон, и, если можно так выразиться, у мафии был «золотой мальчик» в шестидесятых и начале семидесятых годов – это Майкл Сатариано.

Сам Гьянкана был настолько доволен Майклом, что предложил ему настоящую работу, а именно то самое повышение, к которому его готовили Рикка и Аккардо: в 1964 году Майкл Сатариано стал начальником отдела развлечений (а на самом деле главным) здесь, в гостинице (и казино) «Каль Нева» на озере Тахо.

Этот курорт был основан еще в двадцатых годах – незамысловатое заведение для любителей рыбной ловли и азартных игр, построенное на границе штатов Калифорния и Невада, которая пересекала озеро Тахо с юга на север, проходя по холмистой, каменистой береговой линии и через центральное здание отеля (через камин и наружный овальный бассейн). Шесть акров его территории находились в Калифорнии, восемь в Неваде. До тех пор пока в 1931 году в Неваде не были легализованы азартные игры, игровые столы в казино были на колесиках, благодаря чему можно было легко перекатывать их за черную линию, нарисованную на деревянном полу, в Калифорнию, если появятся полицейские из Невады, и наоборот. С тех пор еда, напитки и гости оставались в Калифорнии, а казино в Неваде… за нарисованной линией.

Расположенная на высоте восемь тысяч футов над уровнем моря, опоясанная вершинами Сьерра-Невады, с одной длинной узкой извилистой горной подъездной дорогой, «Каль Нева» – иначе называемая «Воздушным замком» – возвышалась над северным краем озера, отражаясь в глубоких, прозрачно-лазурных, пронизанных солнечными лучами водах Тахо на фоне роскошной зелени лесов. Разросшаяся гостиница была чем-то вроде средневекового замка с каменным крыльцом в форме треугольника. Кроме напоминающих мотели нескольких домиков, маленьких деревянных бунгало и нескольких более крупных шале на сваях на откосе за основным строением, между гранитными пластами виднелся сосновый бор, спускающийся прямо к Кристал-Бей.

«Каль Нева», как и многие другие казино в Неваде, принадлежало группе инвесторов, часто включающей пассивных партнеров, среди которых были различные бутлегеры и гангстеры (Джон Кеннеди, например), и в итоге получилось, что основным владельцем этого удобно расположенного деревенского курорта стал некий певец итальянско-американского происхождения. То, что доля певца представляла собой инвестиции чикагского Синдиката в общем – и Сэма Гьянканы в частности – ни для кого не было секретом.

Но Синатра и Гьянкана были слишком самонадеянны, и полоса несчастных случаев увенчалась катастрофой.

Официантка, с которой развлекался Синатра, была женой местного шерифа, который круто обошелся с Фрэнком, и когда пошли слухи о том, что шериф сбежал и через несколько недель был убит, Комиссия по азартным играм штата Невада изумилась. Через некоторое время они устали изумляться, когда, в то время как портье начали вызывать проституток, один из гостей был убит на пороге гостиницы, и Сэм Гьянкана начал забавляться в открытую, избив одного из клиентов.

Последнее преступление вызвало больший резонанс, чем убийство и проституция. Всякий раз, когда певицы сестры Макгуайр выступали в прекрасном с точки зрения акустики Звездном зале Синатры на семьсот мест, Гьянкана проводил ночь со своей любовницей Филис. Кроме того, он играл в гольф и обедал с Синатрой, хотя оба знали, что Муни был под наблюдением ФБР.

В конце концов, Гьянкана занимал видное место в списке подозрительных лиц Комиссии по азартным играм – то есть в «черном» списке. Его имя значилось в начале списка преступников, которым запрещалось даже входить в казино Невады. (То, что половина заведения находилась в Калифорнии, оказалось для Гьянканы как нельзя кстати.) Когда Комиссия отважилась обратить на это внимание, Синатра настолько возмутился, что сдал лицензию и продал свою долю.

Все, включая ФБР, предположили, что после того как Синатра покончил с «Каль Нева», то же сделал и Гьянкана, ведь после отъезда певца заведение закрылось и не открывалось несколько месяцев. Но на самом деле Гьянкане все еще принадлежала значительная доля бизнеса, и хотя бывший представитель мафии Скинни Дамато ушел из дела вместе с Синатрой, его сменил кавалер Почетной медали конгресса из Чикаго, чтобы продолжать присматривать за вложениями Гьянканы.

Хотя прошло уже почти десять лет с тех пор, как Синатра впал в немилость, присутствие певца все еще ощущалось в «Каль Нева» – зал в стиле заведений Вегаса, система тайных коридоров и переходов, которые связывали главное здание и некоторые шале, и даже оранжево-бежево-коричневая цветовая гамма отделки гостиницы. Для бизнеса это было неплохо, и фотографии покойного певца оставались на стенах Индейской гостиной и (как он теперь назывался) Звездного зала Синатры.

Оставив свой перламутрово-серый «корвет» на почти пустой в это приятное прохладное апрельское утро парковке, Майкл прошел по гравию, а потом между сосен И скал к краю обрыва.

Для него работа в столь живописном месте была подобна раю. Майкл мог лишь мечтать об этом, учитывая то, какую жизнь он выбрал. Лас-Вегас – это всего лишь неоновое пятно в пустыне, шумное чистилище из металла и пластика, а Тахо – рай с чистым сладким горным воздухом, огромным ярко-синим озером, искрящимся в солнечном свете, в окружении покрытых снегом гор. Птицы вспорхнули и промчались пестрыми стрелами между огромными соснами, катер оставил на воде запутанные узоры, гидроплан приветственно покачал крыльями в небе, почти таком же голубом, как озеро.

В 1964 году Майкл с семьей переехали в Кристал-Бей (находящийся в Калифорнии), постоянное население которого слегка превышало семь тысяч человек, что было непривычно для семьи Сатариано, постоянно жившей в Чикаго (в районе Оак-Парк). Кроме того, так как «Каль Нева» была сезонным заведением, открытым с Дня поминовения (30 мая) до Дня труда (первый понедельник сентября), Майкл время от времени ездил помогать в «Сандс» и «Фонтенбло» в Майами, работая во время вынужденного отпуска в других казино. Из-за этого ему приходилось несколько месяцев в году проводить вдали от семьи, что его совсем не радовало.

Он долгое время добивался, чтобы «Каль Нева» работала круглый год. Район озера Тахо прекрасно подходил для зимних видов спорта, и только в январе, феврале и марте, во время сильных снегопадов, – иногда слой снега достигал тридцати футов – могли возникнуть проблемы. На Тахо теплая погода часто держалась с мая по декабрь, а осенние месяцы были самыми приятными. Несколько дет назад Майклу позволили продлить сезон с мая до Дня благодарения, но все равно четыре месяца «Каль Нева» не работала.

До открытия сезона оставалось меньше двух недель, и сейчас здание гостиницы приводили в порядок. Войдя в холл, Майкл услышал гул пылесосов, эхом отдающийся в комнатах с высокими потолками с балочным перекрытием, как и звук его шагов по каменному полу.

Он быстро обошел здание, осматриваясь, проверяя, как идет уборка, наслаждаясь привычной атмосферой. Провожаемый взглядами чучел оленей и лосей, он обходил комнаты, стены которых были отделаны гранитными блоками. Деревенская атмосфера охотничьего домика – от свисающих индейских попон и предметов искусства до Индейской гостиной с массивным каменным камином – всегда нравилась Майклу. Современная архитектура Лас-Вегаса была холодной. Город Греха – это мир без окон, без часов, с непрекращающимсяшумом. В «Каль Нева» даже в казино были широкие окна, с видом на зелень сосен, и пурпур гор, и лазурь озера и неба; и вы всегда знали, день сейчас или ночь.

В «Каль Нева» вы могли не только проиграть последнюю рубашку – вы могли посидеть у сорокафутового гранитного камина, вы могли потягивать коктейль и слушать Фрэнка Синатру-младшего в Индейской гостиной (старшего они больше не могли себе позволить, не то чтобы он не хотел приезжать), вы могли посмеяться над шутками Мартина и Росси в Звездном зале, могли поплавать в бассейне или в озере, покататься на обычных или водных лыжах, порыбачить в надежде поймать лосося или форель, проехаться верхом по горным тропам. И, в конце концов, проиграть последнюю рубашку.

Майкл гордился, что обеспечивает своим клиентам незабываемый отдых, давая им больше, чем деньги, которые они здесь оставляют. Но иллюзий относительно природы этого рая он не питал: казино – идеальный бизнес, не так Бизнес, в котором клиент стремится отдать тебе свои Деньги всего лишь за призрачную надежду и выпивку.

Майкл не страдал манией величия, как некоторые руководители, он лично следил за подсчетом выигрышей с игорных столов. Он постоянно бродил по казино и мог внезапно появиться в любой момент. В Вегасе он узнал, как заметить любую аферу, любое слабое звено – от крупье, который слишком высокоподнял карту (Майкл, проходя мимо, говорил шепотом: «Отличный пиковый туз») – до игроков в кости, подкладывавших более тяжелую кость (особенно Майкл следил за старушками); от отвлекающих маневров – попросить у крупье сигарету, специально разлить напиток – до потайных карманов, пришитых к одежде крупье, чтобы можно было незаметно складывать туда фишки.

В то время как ему платили за то, что он не давал воровать профессиональным мошенникам и нечестным сотрудникам, в его обязанности также входило смотреть в другую сторону, когда воровали чикагские мафиози. Хотя Тахо было лучше Вегаса – города бесчисленных взяток, – главный принцип сохранялся и здесь.

Казино можно обмануть самыми разными способами, но, как показало время, проще всего это делать в комнате для выручки. Раз в месяц незаметный человек из Чикаго забирал чемодан из сейфа в комнате для выручки, и налоговая служба оставалась не у дел. Роль Майкла сводилась к тому, чтобы закрывать на это глаза, но от этого он не становился более честным, не так ли?

Как руководитель казино, связанный с гангстерским Синдикатом, Майкл принимал это как общепринятую практику деловых отношений, нравилось ему это или нет, Какие бы неприятные последствия не угрожали его безоблачной жизни и всему, что было у него и его семьи.

Он не собирался идти по этому пути.

Его отец выбрал похожую дорогу и надеялся, что его сын не последует по его стопам. Но обстоятельства сложились так, что Майкл вошел в мафию и жизнь мафии стала его жизнью.

Все же ему повезло больше, чем многим. Чем большинству. Его крестный отец, Пол Рикка, давным-давно предупреждал его, что, выбирая более легальные пути Синдиката, он не освободит себя от определенного рода обязанностей.

– Ты можешь быть в пассивной части нашего бизнеса, – сказал ему патриарх много лет назад, – и все равно к тебе обратятся. С твоими талантами это случится. Это… случится.

Ради того, чтобы Майкл мог оставаться морально безупречным подставным лицом, в основном его ограждали от опасных дел.

Сейчас Синдикат, каким его знал Майкл – и каким его знал еще его отец, – уходил в прошлое. Капоне и Нитти давно ушли, толстяк-банкир Гузик умер во время еды (что неудивительно), и даже посредник и дипломат Синдиката Мюррей «Хамп» Хамфриз стал жертвой сердечного приступа. По той же причине скончался Элиот Нэсс, гроза бандитских группировок – он отошел в мир иной, сидя за кухонным столом, рядом с бутылкой виски, над страницами «Неприкасаемых» – автобиографии, принесшей ему посмертную славу.

Долгое время Рикка и Аккардо спокойно правили из тени, сдерживая импульсивного Муни Гьянкану и загребая жар его руками. Некоторые считали Гьянкану фиктивным руководителем, которого Рикка и Аккардо посадили на ненавистный им трон. В конце концов, после таких опрометчивых поступков, как афиширование своего присутствия в «Каль Нева» и обвинение ФБР в преследовании, Гьянкану отстранили от руководства и сослали, в Мексику где он уже несколько лет успешно управлял казино и игорными катерами.

Несколько месяцев назад фатальный сердечный приступ забрал жизнь Пола Рикка, и эра Капоне, казалось в самом деле закончилась. Майкл испытывал некую привязанность к Рикка, почтенному лидеру Синдиката, который так долго защищал кавалера Почетной медали конгресса. Но Майкл никогда не относился к Рикка так, как к Фрэнку Нитти; по Нитти он грустил, и при воспоминании о нем слезы наворачивались на глаза Майкла. Смерть Рикка принесла Майклу только облегчение, так как исчезла последняя связь с прошлым.

Майкл не знал, кто сейчас был главарем Синдиката. Аккардо, постоянно курсирующий между Чикаго и Палм-Спрингс, конечно, за всем присматривал. (Несколько лет Майкл работал под прямым руководством Аккардо, и их отношения остались дружескими и взаимно уважительными.) В Чикаго текущая деятельность, вероятно, была в руках Джо Аюппа, который вместе со своим помощником Джеки Цероне придерживался грубого стиля Гьянканы. Но их влияние распространялось в основном на улицы Чикаго, где они терроризировали букмекеров и ростовщиков, не желавших платить налог.

До Майкла даже доходили тревожные слухи о том, что Лянкана подумывает о возвращении в Штаты, чтобы вернуть себе трон.

А дети мафиози эры Капоне в основном радовали родителей законными профессиями. Они становились биржевыми маклерами, риелторами, присяжными поверенными и владельцами малых предприятий. Большая часть бизнеса Синдиката теперь стала легальной – отели, рестораны, торговля машинами, недвижимость…

В Вегасе Синдикат продался Говарду Хьюзу, Уолл-Стрит и корпорациям «Шератон», «МГМ» и «Хилтон», но таким профессионалам, как Майкл, всегда будет место в игорном бизнесе. Тем не менее кто-то «повязанный», как Майкл, даже с такой незапятнанной репутацией, мог работать, только получив разрешение. А чтобы получить лицензию на игорный бизнес, нужно было пройти скрупулезную проверку. Требовался собственный капитал, владение акциями, займы, счета в банке – от такого даже монахиня бы занервничала.

Вот почему официально Майкл оставался начальником отдела развлечений в «Каль Нева» и зарабатывал всего тридцать тысяч в год. Конечно, с премиями у него получалось больше сотни тысяч, но о чем Комиссия по азартным играм не знала, о том у нее голова не болела.

Скоро он сможет уйти на пенсию – в пятьдесят пять, так они с Пат договорились – и все это останется позади. Ему нравилось управлять «Каль Нева». Майкла считали хорошим, строгим, но справедливым, добродушным во всем, что не касалось работы, руководителем; он восстановил репутацию курорта и сделал его прибыльным. И долгие годы он опасался, что Синдикат его попросит сделать что-нибудь… неприятное.

Довольный работой уборщиков, Майкл вошел в свой кабинет, выделяющийся на фоне деревенской атмосферы всего остального здания.

Это была его святая святых. Кабинет был отделан темным деревом. Там стоял большой аккуратный стол красного дерева с подходящими по цвету шкафами, окна выходили на озеро. Каменный камин сохранял стиль заведения, и этот камин – да еще несколько семейных фотографий в рамках на столе – были единственными неформальными предметами в комнате.

Над камином на двух штырях висела винтовка Гранда образца Второй мировой войны. Под винтовкой в простой рамке красовалась небольшая грамота с американским флагом и аккуратной надписью: «Майклу П. Сатариано, капралу армии Соединенных Штатов Америки, за спасение моей жизни во время атаки японского истребителя зеро на Батаане в марте 1942 года»– и подпись: «Генерал Джонатан М. Уэнрайт».

Раз в месяц Майкл чистил винтовку и полировал ложе. Кроме отцовского армейского кольта сорок пятого калибра, который он хранил в депозитном сейфе в банке, вместе с наличными деньгами, это было единственное при– надлежащее ему оружие.

Майкл опустился во вращающееся кресло – с обивкой из черной кожи, достаточно мягкое – и открыл папку с квитанциями, ища, на чем он вчера остановился. Он продолжил работу, потом напечатал несколько писем, – у него не было секретаря, и он печатал на «Олимпии», стоявшей на тумбе за столом, – и через час с небольшим решил сделать перерыв, чтобы пройтись по зданию и взять чего-нибудь попить. Он остановился поболтать с двумя уборщиками из мексиканской бригады в Индейской гостиной и похвалил их за хорошую работу – они натирали воском танцевальную площадку – потом прошел в коктейль-бар, украшенный витражным куполом из австрийского хрусталя. Наклонившись, Майкл достал из маленького холодильника, стоявшего под круглой стойкой, кока-колу. Льда он не положил, но кола запотела от холода. Он не взял стакан, просто открыл бутылку.

Когда Майкл вернулся в кабинет, он чуть не уронил колу, потому что в кресле для посетителей напротив его стола сидел Сэм Гьянкана по прозвищу Муни.

– Мне ничего не нужно, спасибо, – сказал Гьянкана.

Миниатюрный, сильно загорелый гангстер, похожий на игрока в гольф в соломенной шляпе с оранжевой лентой, спортивной куртке цвета авокадо, темно-оранжевой тенниске и зеленых брюках, откинулся на спинку, скрестив руки и положив ногу на ногу. Он был обут в светло-коричневые мокасины с кисточками, носков на нем не было.

– Чувствуй себя как дома, – произнес Майкл и сел в свое кресло.

– В некотором роде это все еще мой дом. – У Гьянканы было овальное лицо с крупным носом и как будто случайной улыбкой, образовывающей глубокие морщины возле рта. Глаза скрывались за солнцезащитными очками с серыми стеклами.

– Ну, ты еще не забыл, что где находится, – сказал Майкл, кивнув на камин.

Гьянкана улыбнулся.

– Я остановился в шале номер пятнадцать. В память о старых временах. Надеюсь, ты не возражаешь.

Это означало, что Гьянкана вошел в шале и прошел наверх по потайному подземному ходу, который заканчивался дверцей в стенке камина.

Сев, Майкл осторожно спросил:

– Это твоезаведение? Я не знаю, как вы разделили все, когда ты уехал.

Гьянкана пожал плечами.

– У Аккардо доля в моих делах в Мексике. Я сохранил свою долю в Чикаго. Ничего не изменилось, кроме того, что этот вспыльчивый Аюппа сидит на моем месте.

Майкл с трудом сдержал улыбку. Мысль о том, что Гьянкана считает кого-то вспыльчивым, показалась ему… забавной.

С другой стороны, Майкл ни разу не видел, чтобы Гьянкана вышел из себя. Однажды Майкл стал свидетелем того, как маленький гангстер воткнул вилку в руку одного парня и ударил подвернувшегося под горячую руку чиновника, но все это было сделано с холодным расчетом и поэтому казалось еще страшнее.

– Я не знал, что ты вернулся, – сказал Майкл.

– Никто не знал.

– Даже федералы?

– Я не в розыске. Я уехал из Штатов по собственной воле. – Гьянкана пожал плечами. – Но и афишировать свой приезд я не хочу. Поэтому я проскользнул через границу, как чертов иммигрант. И так же проскользну обратно. Как семья?

Майкл не сразу понял, что Гьянкана имел в виду.

– Семья в порядке, спасибо, – ответил он. – Пат занимается защитой животных и благотворительностью. Анна в средней школе. А Майк во Вьетнаме – скоро должен вернуться.

– Наконец все это закончится, – кивнул Гьянкана. – Дети вернутся домой – это хорошо. Ты должен гордиться – своим мальчиком.

– Я горжусь им. Но еще больше я буду рад, когда он снова окажется дома, в безопасности… А как твои девочки?

– Выросли. Две замужем, одна развелась. Сейчас это в порядке вещей. – Гьянкана пренебрежительно щелкнул языком. – Никаких принципов не осталось.

Майкл оперся на локоть.

– Сэм, ты ведь проделал весь этот путь не для того, чтобы поболтать о семейных делах.

Гьянкана опять пожал плечами, потом положил руки на колени.

– Я приехал для того, чтобы повидаться с тобой, Святой.

– Неужели?

– О да. Понимаешь, я позволял тебе все это время заниматься второстепенной работой, потому что для наших дел было выгодно, чтобы такой парень, как ты, окруженный ореолом славы, был нашей «крышей».

У Майкла начало покалывать в затылке.

– Но, Майк, я никогда не забывал о том, кто ты на самом деле. Ты по-прежнему тот парень, который застрелил Фрэнка Эббета, тогда, в Калифорнии. Ты по-прежнему тот парень, который в одиночку уложил отряд убийц в имении Капоне в Пальм-Айленд. И ты по-прежнему тот парень, который застрелил тех двух предателей-телохранителей, которые напали на Фрэнка.

Майкл откинулся назад и выдавил из себя улыбку.

– Вообще-то, Сэм, я не тот, за кого ты меня принимаешь.

– Не тот?

– Я уже не тот, кем был раньше.

Гьянкана развел руками; Майкл заметил, что Муни изо всех сил старался вести себя непринужденно.

– Кто из нас может сказать, что не изменился со времен молодости? Раньше я мог осилить трех-четырех телок за ночь… Может, то время прошло, но, Майк…

Гьянкана снял темные очки, и его маленькие круглые акульи глазки, не мигая, уставились на Майкла.

– Я все еще не импотент.

– Рад за тебя, – поднял бровь Майкл.

Гьянкана швырнул очки на стол, они звякнули и немного проехали по столу.

– Первый раз, когда я обратил на тебя внимание, черт, когда же это было, в сорок втором? Когда ты пришел в «Белла Наполи» поговорить с Официантом.

«Белла Наполи» – ресторан на Ривер-Форест, на окраине Чикаго, но официант, о котором говорил Муни, не подавал еду. Гьянкана имел в виду Пола Рикка по кличке Официант.

– Я скучаю по нему, – сказал Майкл, намекая на недавнюю смерть своего крестного отца.

– Такая потеря. Такой человек. Лично я всегда думал, что это ужасно – из-за тюрьмы он лишился кресла, которое по праву принадлежало ему. Джо Бэттерз хороший человек, но при всем моем уважении к нему ему далеко до Пола Рикка. Джо Бэттерз было прозвище Тони Аккардо еще со времен Капоне.

– Я многим обязан Полу, – сказал Майкл.

– Да… да… как и все мы. Жаль, что я не смог приехать на похороны, йо, черт возьми, там должно было быть больше федералов, чем мух над собачьим дерьмом.

– Так и было, – ответил Майкл на это сентиментальное замечание.

– В тот раз в «Белла Наполи» ты произвел на меня впечатление.

– В самом деле?

– Действительно. Это правда. – Маленький человек поерзал в кресле. Он был маленьким в буквальном смысле этого слова, но в нем было что-то необычное, некая харизма, поднимавшая его на пьедестал. – Ты не испугался Бешеного Сэма. Ты не дал ему поблажки.

– А он ее заслужил?

Гьянкано коротко рассмеялся.

– Нет, черт побери! Он был психом, психом и остался. Ты помнишь очки, которые он носит?

– Конечно.

– Ему их не прописывали. У него прекрасное зрение. Но иногда он их снимает, потирает глаза, а потом смотрит на кого-нибудь, уверенный, что застал его врасплох. Как будто мы все думаем, что раз он носит очки, то он совершенно слепой!

Майкл выдавил улыбку.

– В самом деле.

Гьянкана наклонился вперед и сделал большие глаза.

– Ты знал, что он сатанист?

– Сатанист?

– Самый настоящий сатанист, без дураков! Он рассказывал мне про людей, которых убил. Жертвоприношения дьяволу! Я раз видел, как он катался по полу в каком-то припадке, с пеной у рта, и кричал: «Снизойди ко мне, Сатана, я твой слуга, Сатана, управляй мной!» Бред какой-то.

Майкл отхлебнул колы и поставил бутылку на стол.

– Это очень интересно, Сэм.

– «Дьявол заставил меня!» – сказал Гьянкана, напоминая в этот момент самого плохого пародиста всех времен. – Черт! Я могу такое рассказать…

– Ты убедил меня. Бешеный Сэм чокнутый.

Гьянкана наклонился так низко, что почти лег на стол.

– Он не просто чокнутый, Майк. Он опасен.

– Разве это для кого-то секрет?

– Опасен не в том смысле, что может воткнуть нож для колки льда в твою мошонку. Опасен из-за этого дела с Гримальди, этого суда – тызнаешь, как Сэм ведет себя в суде!

– Он защищается.

– Как же. Лежит на носилках в пижаме и кричит в мегафон. Говорит судье, что он хуже, чем Сталин!

– И что?

– А то, что такой непредсказуемый придурок, как Сэм, очень много о нас знает. Ты представляешь себе, какой это риск? А если ему пообещают иммунитет…

– Какое это имеет отношение ко мне?

Гьянкана откинулся на спинку кресла; в окне за его спиной виднелось синее небо, зеленый лес и багровые горы.

– Сэм – проблема. Ты – решение.

Майкл глубоко вдохнул.

– Нужно, чтобы кто-то об этом позаботился – сказал Гьянкана и снова развел руками, – кто-то из тех, кто находится вне подозрений, понимаешь? Ты можешь подойти прямо к Сэму, он ничего не заподозрит. А копы и федералы? Ты так долго был святым, что кто, черт возьми, будет…

– Нет.

Глаза Гьянканы сузились, на его лице было написано скорее замешательство, чем недовольство. Как будто Майкл сказал что-то на суахили.

– У тебя тут непыльная работенка, Майк, – медленно произнес Гьянкана. – Ты уверен, что хочешь потерять ее?

– Уволь меня, если хочешь. У меня есть десяток предложений от честных предпринимателей в Вегасе.

–  Честныхпредпринимателей?… – ноздри Гьянканы раздулись.

– При всем моем уважении, Сэм, – сказал Майкл, успокаивающе подняв ладонь, – эта часть моей жизни осталась позади.

Постороннему наблюдателю улыбка Гьянканы могла показаться даже приятной.

– Майк… у тебя нет выбора.

– Это приказ Аккардо?

Овальное лицо Гьянканы вспыхнуло. Но голос оставался спокойным:

– Это мой приказ, Майк. И это не тема для обсуждений. Мы не собираемся устраивать тут дискуссии.

Кивая, Майкл откинулся назад.

– Ты прав. Тут нечего обсуждать. Я не буду этого делать ни для тебя, Сэм, ни для Тони, и ни для кого-либо другого.

Глаза Гьянканы сердито забегали из стороны в сторону, и все же он заставил себя посмотреть на Майкла.

Майкл продолжил:

– Ты не можешь просто зайти ко мне в кабинет, спустя тридцать лет, и ни с того ни с сего сказать, что я снова убийца.

Гьянкана встал.

И навел на него палец.

Палец не дрожал, а голос да, совсем немного.

– Я тебе скажу, что было тридцать лет назад. Тридцать лет назад ты дал клятву. Тридцать лет назад…

Майкл покачал головой.

– Меня не волнуют пушки и кинжалы, и все эти сицилийские скаутские ритуалы. Тогда я, черт возьми, был почти ребенком. А сейчас я взрослый человек. У меня семья и безупречная репутация, и за все эти годы я заработал для вас много денег.

– Для вас! Для вас!

– Уходи туда, откуда пришел, Сэм, и выметайся из имения – ты все еще в черном списке, а я должен защищать интересы инвесторов. Иди и найди какого-нибудь идиота, который будет исполнять твои приказы. Я управляю предприятием Синдиката. Вот и все.

Лицо Гьянканы стало багровым.

– У тебя есть семья, вот именно,Майк.

Майкл встал. Он посмотрел Гьянкане в глаза и произнес холодно, бесстрастно и решительно:

– Послушай, сукин сын. Может, я больше для тебя и не убиваю людей… но против самообороны я ничего не имею против. Хоть пальцем тронь мою семью, только посмотри на них, и ты пожалеешь, что связался со Святым, а не с Бешеным Сэмом… Усек?

Гьянкана глубоко вдохнул.

Маленький гангстер взял со стола свои очки, надел их и пошел к камину, где повернул потайной рычаг. Каменная опора повернулась, открыв темный проход.

– Усек, – тихо сказал Гьянкана и шагнул в темноту Каменная дверь закрылась за ним, заскрипев, как ноготь по школьной доске.

Майкл вздрогнул, но совсем не от скрипа.

Глава вторая

Два дня назад Патриция Энн Сатариано отпраздновала свой пятидесятый день рождения. Как и ее муж, она выглядела молодо для своего возраста, хотя (в отличие от мужа) ей помогли несколько небольших пластических операций.

Пат курила, и из-за этого над верхней губой у нее появились вертикальные морщинки, и к тому же потребовалась подтяжка кожи вокруг глаз, Но Пат не знала ни одной матери двоих детей в ее возрасте, глаза которой не выдавали быее годы. А насчет курения.… Когда она начинала курить, о вреде никотина для здоровья так много не говорили, и эта привычка помогла ей перенести много тягостей.

Всеэто ей подправили, а пять лет назад немного подтянули грудь (Пэтси Энн встретила свое сорокапятилетие с ужасом, который некоторые женщины испытывают в пятьдесят); и глядя в зеркало, она видела перед собой весьма приемлемую и вполне узнаваемую версию поразительно красивой Пэтси Энн О'Хара, которая была королевой выпускного бала в городе Де-Калб, штат Иллинойс, в 1938 году.

Сейчас, в этот свежий весенний день, она стригла газон. Патриция была в белом топе без бретелек, голубых шортах и белых кроссовках. Она все еще была достойна восхищенного присвистывания: стройная, длинноногая, хорошо сложенная голубоглазая блондинка с длинными волосами, закрывающими плечи, в стиле Карли Симон. Пэтси всегда держала себя в форме, начав тренироваться задолго до того, как фитнес вошел в моду. Ее фигура осталась безупречной, и она следила за модой как могла, учитывая, что ближайшим «большим» городом был Рено, в часе езды от их дома. (Если бы не магазин «И. Магнин» в «Каль Нева», она бы уже давно сошла с ума.)

Они с Майклом начали встречаться еще в старших классах, потом Пэтси Энн поступила в колледж в Де-Калбе, а Майкл работал у своих родителей в итальянском кафе. Потом ее парня одним из первых призвали в армию – еще до Перл-Харбора – и одним из первых он вернулся с фронта.

Майкл приехал с Батаана со стеклянным левым глазом и первой в той войне Почетной медалью конгресса.

Пэтси знала об ужасном прошлом Майкла, которое заставило его использовать награду, чтобы работать на Фрэнка Нитти; она знала о его безрассудной и рискованной попытке отомстить убийцам матери, брата и отца. И она знала, какие запутанные обстоятельства привели к тому, что он оставался среди этих людей все эти годы.

И все же, несмотря на напряжение, связанное с тем, что ее муж работал на мафию, жизнь Патриции Сатариано была почти безмятежной. Работа Майкла оплачивалась очень хорошо, у них был прекрасный дом (обособленно стоящее одноэтажное здание на территории Загородного клуба), их дети выросли здесь, в маленькой богатой общине в Кристал-Бей, штат Калифорния, под самым голубым небом, какое только создал Господь в своей мастерской.

Первые лет десять они жили в Чикаго, Пэтси Энн преподавала литературу в старших классах, а Майкл работал на… этих людей. Сатариано обосновались в Оак-Парк, а преподавала Пэтси Энн в соседнем рабочем городке Беруин; первые несколько лет – когда Майкл помогал мистеру Аккардо, в основном с «Моррисон-отелем» в «Луп» ^[4]– были тяжелыми. Пат не знала, что Майкл делал для мистера Аккардо в то время, и никогда об этом не спрашивала.

Но после того периода Майкл постоянно работал в законной сфере на своих работодателей, обычно в ресторане или в ночном клубе. Иногда Сатариано ездили в Вегас, изредка даже проводили там несколько месяцев – настоящие каникулы – и всегда бывали там на Рождество, когда Майкл заменял кого-нибудь в «Сандс».

Они планировали, что Пат немного поработает, а потом они займутся семьей. Всерьез задумываться над этим они начали только в конце сороковых, и какое-то время было похоже на то, что Пэтси Энн будет преподавать всегда, но в 1951 году появился Майк-младший, а в 1955 Анна. И хотя они и были добрыми католиками, все же решили остановиться на двух детях.

Каким-то образом им удалось создать маленькие копии самих себя – маленький Майк был тихим, спокойным мальчиком, любил читать. Он не был отличником, но учился неплохо, выделялся в спорте – в футболе и бейсболе, как и его отец. У Анны были темные волосы и глаза, но в остальном она очень походила на мать, и, как мать, Анна была общительной, являлась членом команды болельщиков и училась на «отлично», увлекалась кино, театром и поп-музыкой.

Ни у кого на свете не было лучших детей.

Переезд в Кристал-Бей пошел их семье только на пользу – даже пригород Чикаго был криминальным местом. Майк – их сына всегда называли «Майк», а его отца «Майкл», чтобы различать их – был достаточно взрослым (двенадцать лет) и сначала противился переезду, но мальчик пережил это, особенно когда девочки Кристал-Бей начали засматривать сяна его темные волосы и глаза. Анна была только в первом классе, поэтому с ней особых проблем не было.

Так как католической церкви не было ни в Кристал-Бей, ни в соседнем городке Инклайн-Вилладж, штат Невада, Сатариано примкнули к церкви Святой Терезы в Сайс-Лейк-Тахо. Хотя расстояние до нее было всего тридцать миль, поездка по извилистым горным дорогам занимала минут сорок пять. Дети жаловались каждое воскресенье, с первого класса до последнего, но родители настаивали, кроме того, Пат принимала довольно активное участие в церковных делах, хоть больше и не преподавала.

Патриция не могла бы назвать Майкла очень внимательным и эмоциональным отцом. Он дарил детям подарки, всегда находил для них время, но был очень сдержанным и скупым на похвалу.

Их дочь была ближе к отцу, а сын к матери.

Отдаление сына и отца произошло в начальной школе, когда Майк – который был просто помешан на спорте – начал увлеченно следить за всеми играми университетских и национальных сборных, обклеил свою комнату постерами и флагами. Хотя Майкл в свое время и сам был известным школьным спортсменом, он никогда не интересовался спортом, считая все это только игрой, которая давала возможность делать ставки и являлась частью его работы.

– Это всего лишь один из способов выпустить пар, – говорил Майкл Пат.

Поэтому именно Пат сидела и смотрела телевизор вместе с сыном, следила за матчами, футбольными и бейсбольными, пока Майкл ходил с Анной в кино, которое они оба любили, и в театр, и он всегда заботился о том, чтобы у всей семьи были лучшие места в Вегасе и в «Каль Нева» на концертах Синатры, Дарина, Джуди Гарланд и Элвиса… плюс рукопожатия за кулисами и автографы.

Благодаря роду своих занятий Майкл мог осуществить мечту Анны. В прошлом году он возил ее в Голливуд, познакомил с самыми знаменитыми актерами и актрисами, режиссерами и продюсерами, показал все голливудские студии, даже провел на съемки (ни за что не догадаетесь) «Крестного отца». Анна мечтала петь и играть в кино, и ее отец всерьез вознамерился помочь ей проложить этот путь. Пат понимала, что у Анны есть талант, а Майкл стремится поддержать одаренную дочь, но мать опасалась, что ее маленькая отличница забросит колледж и сразу займется шоу-бизнесом, который представлял собой – давайте смотреть правде в глаза – всего лишь сборище мерзавцев (какими бы талантливыми они ни были), выполняющих приказы торговцев одеждой и гангстеров. Это было одной из немногих причин для споров между бесспорно счастливыми, дружными супругами.

– Ты полна предрассудков, – говорил Майкл. – А я нет. Эти слова всегда были невыносимы для педантичной Пат.

– Ты говоришь «шуты», а имеешь в виду «макаронники» и «жиды», – заявлял он.

– Нет!

– Никогда не забывай, что все думают, будто я один из этих «макаронников»… благодаря которым у нас, кстати, очень хорошая жизнь, черт возьми.

– Думаешь, я этого не знаю?

– А почему ты думаешь, что ирландцы лучше, чем остальной европейский сброд? Мы все приплыли сюда из-за океана, не так ли?

После этого довода Пат задумчиво замолкала, что было необычно, поскольку во всех остальных спорах все, как правило, происходило наоборот, Майкл редко становился таким красноречивым, как в тех случаях, когда поднималась эта тема.

И Пэтси Энн понимала: где-то глубоко в душе он чувствовал вину за жизнь, которую вел, но как он и говорил, для его семьи это было только на пользу. И в конце концов, он был законопослушным бизнесменом, несмотря на некоторые связи…

В то же время нельзя было сказать, что Майкл относился к Анне как к любимице. Он поддерживал также и интересы сына – как бы равнодушен Майкл ни был к профессиональному спорту, он всегда с интересом следил за спортивными успехами сына. Несмотря на жесткий, даже изнурительный график работы, Майкл редко пропускал игры детской лиги, школьные игры, даже внутренние игры в Сент-Терезе.

Когда Анна стала учиться в старших классах, мать и дочь очень сблизились – заботами и тревогами школьных мюзиклов Анна делилась с матерью, потому что Майкл никогда не был силен в эмоциональных переживаниях, ни в своих, ни в чужих. Кроме того, появились проблемы с мальчиками, которых (до недавнего времени) они обсуждали, как две подружки на вечеринке с ночевкой.

А потом был Вьетнам…

Пат и ее сын сильно поссорились из-за Большого американского провала. Патриция – прирожденный демократ – продолжала интересоваться местной политикой, политикой штата и даже государства, и в конце шестидесятых активно протестовала против войны. (Майкл, тоже демократ, всегда соглашался с ней, но никогда не принимал участия в демонстрациях и сидячих забастовках – хотя и жену не отговаривал.)

Пэтси Энн так ненавидела войну, что даже голосовала за Никсона – чертова Никсона! – в 1968 году, потому что демократы взорвались на собрании, Бобби Кеннеди был убит, а у Хитрого Дика хотя бы был секретный план. Кто бы мог подумать, что этим секретным планом была бомбежка Камбоджи!

В семидесятом, когда Майк – выпускник школы, имевший несколько предложений футбольных стипендий, – вытянул трехзначное число в армейской лотерее (это означало, что его скорей всего не призовут), Пат была в восторге. А муж крепко обнял ее и прошептал: «Слава Богу. Слава Богу». Но потом, одним ужасным воскресным утром, Майк усадил их в гостиной и сказал, что он записался добровольцем в армию.

– Отец защищал своюстрану, – сказал Майк. – И я хочу сделать то же самое.

– Ты серьезно?! – срываясь на крик, воскликнула Пат. – Зачем тебе рисковать жизнью в этой бессмысленной, безнравственной войне?

Она, конечно, прекрасно знала, что ее сын – как и многие дети – имеет политические убеждения, противоположные ее собственным; то, что он был президентом Клуба юных республиканцев Инклайн-Вилладж, не было предметом ее родительской гордости. Вот уже несколько лет Майк высмеивал «антивоенные бредни» матери в своей добродушной манере.

Когда Майк сильно злился, он мог даже ее назвать «стареющей хиппи». Вот так.

– Думаю, ты знаешь, что я другого мнения об этой войне, – сдерживая гнев, неторопливо сказал Майк, совсем как его отец. – Президенты обеих сторон решили, что это правильно. И распространение коммунизма надо остановить… Я хочу служить. Как отец.

Пэтси Энн повернулась к мужу, бледному и взволнованному. Они с Майком были одеты в костюмы пастельных цветов для игры в гольф, которые внезапно показались Пат похожими на саван.

– Скажи ему, Майкл! Скажи, что это плохая идея! Объясни, что ты сражался в праведнойвойне!

– Ничего подобного, – тихо сказал Майкл.

– Майкл, ради Бога! Гитлер и холокост, чертов Перл-Харбор! Но эта, эта, этавойна… ни из-за чего! Просто ни из-за чего!

– Это решение Майка, – сказал Майкл жене.

– Но ведь там умирают!

– Я хочу, чтобы ты гордилась мной, мама. Так же, как папа.

Она чуть не закричала на сына:

– Он тобой не гордится!

– Вообще-то горжусь, – возразил Майкл.

Пэтси Энн начала плакать, но не позволила никому из них себя утешить. Майкл говорил сыну, что его мать права, что эта война не то же самое, что Вторая мировая, и что он будет им так же гордиться, если его сын просто последует результатам лотереи, как любой другой американец, и к тому же Майку давали стипендию во Фресно…

Но было слишком поздно, и той ночью Пэтси Энн сказала Майклу, что никогда не простит его, и заставила его спать в кабинете целую неделю. Потом она его простила, потому что они все же были лучшими друзьями и все еще любовниками и она не могла вынести весь этот ужас без него…

Самое страшное было то, что Пэтси Энн не могла проявить даже фальшивого энтузиазма по отношению к решению сына, такому важному для него. Даже когда она поцеловала его на прощание на автобусной остановке в Рено, она почувствовала его обиду – в выражении его лица, даже в словах: «Я тебя люблю, мама», но из-за этого она не стала ценить их меньше.

Когда Майкл был на Батаане, в начале Второй мировой войны, Пат писала ему каждый день, а он ни разу ей не ответил. Он пытался отдалиться от нее, порвать с ней, притворившись равнодушным к ее чарам, – но потом она узнала, что он читал все ее письма и помнил наизусть чуть ли не каждую строчку.

Последние три года Пэтси Энн писала сыну каждую неделю и получила всего шесть беспорядочных писем в ответ. Отчасти это объяснялось тем, что ее сын не любил писать – язык и литература, ее специальность, давались Майку хуже всего. Слова приходили к нему тяжело, изъяснение в письменной форме было для него тяжелой работой, и те несколько писем, которые получили родители, были вымученными и натянутыми и состояли в основном из уверений, что у него все хорошо и он в безопасности.

Это немного утешало Патрицию – он служил секретарем в своем батальоне и в сражениях не участвовал.

«Я в полной безопасности, мама».Он писал очень мелко, неразборчиво и аккуратно, совсем как в младших классах. «Пожалуйста, не волнуйся».

Теперь, когда эта ужасная, глупая, проклятая, чертова, аморальная война почти закончилась, Пат, наконец, позволила себе надеяться. Позволила себе поверить, что опасности нет, что Никсон, после всей этой шумихи с «Уотергейтом», ^[5]наконец попытается разрешить конфликт в Южной Азии, и Киссинджер ^[6]подпишет мирное соглашение. Но, черт побери, – еще в конце прошлого года, несколько месяцев назад, почти все мальчики были уже дома! Осталось только двадцать пять тысяч – почему среди них ее сын?

Майкл успокаивал ее, говоря:

– Он должен исполнять приказы, дорогая, – он же пишет, что когда закончатся три года его службы, он поступит в колледж. Чего еще мы можем желать?

Потом, пару месяцев назад, наконец, наконец, наконец, в Париже было подписано соглашение о прекращении войны, и все мальчики должны были быть дома до конца месяца. Пэтси Энн было бы спокойнее, если бы Майк написал письмо, объяснил им ситуацию, сообщил, когда его ждать. Зная сына, она предполагала, что он просто однажды появится дома, криво усмехнется, как отец, и скажет: «Все еще злишься на меня, мам?»

Она выключила газонокосилку.

Оставив ее посреди двора – газон был большим, и Майкл с радостью бы нанял кого-нибудь стричь его, но Пэтси Энн считала эту работу частью своих тренировок, – она обошла пустой бассейн (они наполнят его через месяц) и вошла в кухню через стеклянную дверь. Пэтси Энн устраивала ремонт дома (а иногда и его реконструкцию) где-то раз в десять лет. Из-за этого Майкл неизменно подшучивал над ней, а их дом менял сельский стиль на средиземноморский, а затем на интернациональный.

И конечно, ее муж позаботился о том, чтобы в их доме все было самым лучшим – в гостиной стояла мебель фирм «Легорбусье» и «Мис ван дер Роэ», строгость которой смягчалась античным ковром на полу, мягким диваном и двумя креслами «Честерфилд» из красной кожи. Весь дом был отделан в желто-белых тонах, подчеркнутых геометрическим орнаментом зеленых, черных, красных и белых тенков. Пат обожала эту спокойную обстановку, а Майкл (она знала) считал ее стерильной.

Ее модернистские увлечения не коснулись только двух комнат: кабинета Майкла и их спальни. Кабинет был заставленным книжными шкафами храмом, посвященным увлечению ее мужа, – назвать его вкусы обывательскими было бы очень великодушно, – а спальня представляла собой простую комнату со стенами цвета слоновой кости и антикварной дубовой кроватью с пологом, которую они, расщедрившись, купили в первый год совместной жизни. Эта кровать каким-то образом выдержала все изменения, происшедшие во вкусах Пат за эти годы.

За круглым обеденным столом в современной бело-желтой кухне с белыми оштукатуренными стенами Пэтси Энн выпила чаю со льдом и, достав сигарету из пачки «Вирджиния Слимс», подкурила ее от зажигалки «Биг».

Пат много раз пыталась бросить эту отвратительную привычку, но, учитывая то, что ее муж работал на такихлюдей, а сын был во Вьетнаме, она считала, что имеет полное право рисковать своей жизнью любым удобным ей способом.

Тем не менее Пэтси Энн пообещала Майклу, что когда Майк вернется из Вьетнама, целый и невредимый, она действительно бросит курить. Наконец. Раз и навсегда.

– Я заставлю тебя сдержать слово, – говорил ей муж, грозя пальцем, с кривой усмешкой, которая ей всегда нравилась.

Когда война закончится и ее сын будет в безопасности, Пат сможет позволить себе заняться дочерью.

Без всякого лицемерия – хотя подростковая жизнь ее дочери была немного обновленной версией ее собственной жизни – Пат хотела, чтобы ее дочь, выпускница школы Инклайн-Вилладж, не слишком увлекалась такими второстепенными вещами, как постановка весеннего мюзикла в школе (Анна всегда этим занималась), мечты о том, что бы стать королевой школьного бала (она уже была вице-королевой), а вместо этого улучшала бы свой средний балл (Пэтси Энн О'Хара произносила прощальную речь на своем выпускном, и что с того?). И кроме того, Пат была уверена, что у Анны слишком серьезные отношения с ее парнем Гэри Грейсом.

Вздохнув, мать призналась себе в лицемерии. Ее с Майклом интимные отношения начались на заднем сиденье «бьюика», принадлежавшего ее отцу, еще в старших классах. Но это был выпускной вечер, и они были обручены, и в итоге поженились, и…

Пат не пыталась найти противозачаточные таблетки (вообще-то она следила за циклом дочери), но она их нашла. Как ребенок смог все это устроить без согласия родителей? Или сейчас девушка может купить таблетки, даже если ей всего лишь семнадцать лет, как Анне?

Да, времена изменились, сексуальная революция и все такое, но от этого Пат не чувствовала себя спокойнее, зная, что ее старшеклассница-дочь спит с Парнем, Который Вероятно Преуспеет (а он, несомненно, преуспеет). И Пэтси Энн не осмелилась рассказать об этом Майклу, который обожал девочку, потому что он был бы в ярости. Она знала, что все считают Майкла хладнокровным человеком, но она видела, как он выходит из себя, и это зрелище было не из приятных.

Несколько недель Пат мучилась: как поговорить с Анной? Или, точнее, как поговорить с ней так, чтобы не доводить дело до ссоры. Но когда Анна узнает, что мать рылась в ее вещах, что может произойти кромессоры?

К тому времени как Пат закончила стричь газон на заднем дворе и принялась за лужайку перед домом, она уже отрепетировала беседу с дочерью тринадцать раз – чертова дюжина. Эта беседа начиналась как благоразумный, рассудительный разговор, речь доброй, понимающей матери, а потом Пэтси Энн начинала мысленно кричать на Дочь, а дочь кричала на нее…

Как там Анна говорила в последнее время?

Е.

Действительно, е.

Пэтси Энн стояла, опершись на газонокосилку, когда к дому подъехал «шевроле». В этой темно-зеленой машине не было ничего необычного, но никто из знакомых такую не водил.

Пэтси Энн нерешительно зашагала по широкой пологой лужайке, чтобы поприветствовать незнакомого посетителя… Он вышел из машины, и она увидела зеленую форму и фуражку, закрывающую лицо молодого солдата невысокого роста.

Ее сердце радостно забилось – как она и предполагала, ее сын удивил их, появившись неожиданно. Разве это не в его стиле? Она была уже в нескольких шагах от него, когда поняла, что это совсем не Майк, а другой молодой солдат, с лицом слишком серьезным даже для военного.

И Пат, споткнувшись, остановилась, быстро поняв в чем дело, потому что любая мать солдата знала, что когда приходит военный и это не ее сын, единственная возможная новость была…

Патриция Энн Сатариано сказала «О Боже, о Боже мой» и упала на только что подстриженную траву, и – к счастью – потеряла сознание.

Проснувшись в темной спальне, Пэтси Энн с облегчением вздохнула, обнаружив на себе ночную рубашку. Она привстала, опершись на локоть.

Майкл сидел на краю кровати. В комнате было темно. За окнами спальни тоже было темно. Почему-то день уже закончился.

Она встряхнула головой и сказала:

– О Майкл… мне только что приснился самый плохой сон… самый ужасный сон…

Он щелкнул выключателем ночника, и свет залил комнату, приглушенный, но все же слишком яркий для них обоих.

– Это не сон, – сказал Майкл.

Но она уже поняла это, едва взглянув на него. Он был в белой рубашке, которую надевал на работу, воротник расстегнут, галстука нет, рукава закатаны до локтей. Его лицо было бледно, волосы взъерошены, а глаза покраснели от слез.

– Наш сын… наш сын не можетумереть, – произнесла Пэтси Энн. – О Майкл, скажи мне, что он не умер!

– Мы не знаем, Пат. Мы не знаем. – Он пододвинулся к ней и обнял одной рукой. Они сели, облокотившись на спинку кровати. – Есть надежда. Небольшая надежда.

– Небольшая?…

Майкл вздохнул и, сглотнув, кивнул.

– Майка объявили пропавшим без вести.

И в ее сердце родилась надежда с привкусом отчаяния.

– Значит, он может быть жив?

– Может. Но мы должны смотреть правде в глаза. Шансы… в общем, мы должны смотреть правде в глаза.

Пэтси Энн не хотела продолжать этот разговор в спальне, и он подал ей ее голубой шелковый халат и отвел в кухню, где был готов кофе, и налил ей чашку. Они сели – целую вечность назад она курила на этом месте и думала о проблемах с дочерью, которые казались сейчас такими незначительными. Пат сделала несколько больших глотков кофе, как будто надеялась, что горячий напиток поможет ей собраться с силами.

Потом спросила:

– Анна? Она знает?

Майкл покачал головой.

– Она еще не вернулась с репетиции «Звуков музыки». Я скажу ей. Я смогу.

Пэтси Энн коснулась его руки.

– Как это могло произойти? Майкл, война кончилась, все ребята возвращаются домой.

Он снова вздохнул.

– Не все… И не прямо сейчас.

– Что они тебе сказали?

Тот молодой солдат был старшим сержантом из военкомата в Рено, куда записался Майкл. Он отнес потерявшую сознание Пат Сатариано в дом. Ее подруга Труди была во дворе, поливала цветы. Она увидела, как Пат упала, и примчалась на помощь. И позвонила Майклу в «Каль Нева». – Майк официально зарегистрирован как пропавший без вести, – сказал Майкл. – Нам оставили документ, в котором все описано, по крайней мере, все, что известно.

– Но, Майкл… война закончилась… Как?…

– Это случилось в январе.

– И нам сообщили только сейчас?

Майкл пожал плечами и вздохнул.

– Вероятно, шли какие-то переговоры, они пытались узнать, не попал ли Майк и другие ребята в плен. Пытались выяснить, живы они… или…

– Нет, – резко сказала Пат. – Я скажу тебе, почему так произошло, черт возьми. Это секрет, правильно? И они не хотели, чтобы это выплыло наружу! Из-за прекращения войны и…

Пат задохнулась от гнева.

– Ты хочешь рассказать мне об этом? – спросил Майкл. – Или ты хочешь прочитать, что оставил нам этот сержант…

Пэтси Энн тяжело вздохнула. Она чувствовала себя беспомощной.

– Скажи мне, Майкл, – кивнула она. – Просто скажи мне.

– Короче говоря, позиции Майка были атакованы коммунистическими силами – войсками и танками, в общем, на них напали. Это произошло в месте, которое называется базовый лагерь Тан-Кан, в провинции Контум… Южный Вьетнам. Майк был на наблюдательном посту на водонапорной башне и предупредил всех об опасности, спас много жизней. И они немедленно начали так называемую операцию «Э и О» – эвакуация и отступление – и группа из пятидесяти человек попыталась уйти от сотен врагов.

– Так где же Майк был секретарем?

Майкл помедлил в нерешительности. Потом произнес:

– Дорогая… Майк придумал это, чтобы ты не волновалась. Он участвовал в сражениях с тех пор, как попал туда.

– О Боже. О Господи. И ты знал?

– Я знал. Можешь на меня сердиться, но он заставил меня пообещать ничего тебе не говорить.

Пэтси Энн почувствовала, что у нее дергается щека, но сила воли – и успокоительное – помогли ей сохранить самообладание, чтобы дослушать все до конца.

– Продолжай, – сказала она. – Продолжай.

– За ними прилетели вертолеты, и Майк был среди тех, кто сдерживал атаку противника. Я думаю, у него был… пулемет, и, когда они наступали, он смело смотрел им в лицо.

– Майк и… сколько еще солдат?

– В конце остался только Майк. Враги спускались по холму, а он… он поднимался. Вот что он делал, когда улетел последний вертолет.

– Они… они бросили его там? Просто бросили…

– Они должны были выбираться, пока была возможность, и…

– И никто не подумал, что у него есть шанс?

Майкл серьезно кивнул.

– У него действительнобыл шанс?

Глаза Майкла сузились.

– Да. С пулеметом? У него был шанс. У него был «Томпсон».

– Что?

– Это не стандартное оружие. Они там использовали все, что под руку попадется, – это был пулемет Томпсона.

– Это… как в фильмах про гангстеров?

– Да.

– Где он взял такое оружие?

Майкл ничего не ответил.

Еще одним поводом для споров было непонятное убеждение Майкла в том, что его дети должны уметь обращаться с оружием. Так как Майкл не был охотником, Пат всегда считала, что это нелепо. Глупо. Дико. Тем не менее с начальной школы Майк и Анна были членами Клуба стрелков Кристал-Бей, так же, как и их отец, с чем мать никак не могла смириться.

Пат пристально посмотрела на мужа.

– Это ты? Ты отправил ему это оружие?

– Если он жив, – сказал Майкл, – то только по этой причине. С пулеметом можно убить много людей.

Вырвавшийся из ее груди звук трудно было назвать смехом.

– Тебе виднее.

– Дорогая…

Пэтси Энн поднялась и налила себе еще кофе; ее переполняли ярость, отвращение и горе, все это кипело в ней, как кофе в кофейнике.

– Если он жив, – сказала она, садясь, – то где он может быть?

– В каком-нибудь лагере.

– В каком-нибудь лагере. Ты говоришь так, как будто это летний лагерь для детей. Лагерь для военнопленных,ты хотел сказать.

– Лагерь для военнопленных… Но война закончилась, вьетнамцы уже не будут так жестоки к ним. Мы заключим сделку, мы будем вести переговоры.

– Мы?

– Правительство.

– Какое, чертов Никсон?

– Пэтси Энн, не своди все к политике.

– Разве это не политика? Разве это не политическое убийство наших детей? Разве эти ублюдки не убили Майка?

Он покачал головой.

– Мы этого не знаем. Мы должны надеяться.

– Надейся. Я выбираю отчаяние. Это легче.

– Этот сержант сказал еще кое-что… – голос Майкла прозвучал очень напряженно.

– Что? – она внимательно посмотрела на мужа. – Что?

– Я не знаю, стоит ли тебе говорить.

– Что, Майкл?

– Он сказал, что нашего сына хотят представить к Почетной медали конгресса.

Пат не произнесла ни слова. В этом не было необходимости. Совсем как отца…

– Если Майк ее получит, то он будет последним кавалером Почетной медали конгресса Вьетнамской войны, – грустно рассмеялся Майкл. – Как тебе это? Яблочко от яблоньки?

И Майкл, рыдая, уронил голову на стол, заливая слезами желто-белую композицию.

Пэтси Энн пододвинула к нему стул и утешающе погладила по спине. Они будут делать это по очереди в ближайшие дни, недели и месяцы, зная, что если они сорвутся одновременно, то не смогут этого вынести.

Глава третья

Неделя прошла в сплошном тумане слез, обвинениях Пат, извинениях Майкла, гневе Анны, непрерывных звонках друзей, родственников и деловых партнеров, выражавших свои соболезнования (Майкл принял удар на себя и прошел болезненную процедуру информирования их о том, что случилось с Майком).

Пат уже немного оправилась – она постоянно пила валиум и сохраняла тихую, почти религиозную веру в то, что Майк, в конце концов, только пропал без вести и вернется в лоно семьи вместе со всеми военнопленными в последнем действе «этой ужасной войны». Она никогда не произносила слов «Вьетнам» и даже просто «война», не предваряя их фразой «эта ужасная». В ее голосе не было гнева, – возможно, благодаря валиуму, – он выражал смирение, но хотя это походило на фатализм, Пат и мысли не допускала о том, что Майк может быть мертв.

Однако Майкл знал, что шансы его сына выжить невелики. Он думал – особенно бессонными ночами – правильно ли он поступил, не сказав жене всей правды. Он думал, что возможное сообщение (если оно будет) о том, что Майк убит, Пат будет легче перенести после того, как она свыкнется с мыслью о том, что он пропал без вести. Что процесс прощания с сыном будет легче, если он будет постепенным…

Сейчас она так прониклась отрицанием, погрузилась в иллюзию, даже в самообман, что Майк обязательно вернется к ним («теперь уже скоро»), что Майкл думал: не принесла ли его тактика больше вреда, чем пользы. Может, он поступил неправильно?

В тот первый день, когда появился молодой сержант, Пат потеряла сознание, а Майкл бросился к ней домой, их терапевт (и друг по загородному клубу) доктор Кенан, который жил всего в квартале от них и был дома, поспешил дать Пат успокоительное.

Майкл провел сержанта в гостиную, где парень застыл и – с еле заметной дрожью в голосе – сообщил отцу страшную весть.

– Мистер Сатариано, мой долг как представителя президента Соединенных Штатов Америки и американской армии сообщить вам, что ваш сын, лейтенант Майкл П. Сатариано-младший, пропал без вести в сражении 7 января 1973 года в Южно-Вьетнамской Республике, защищая Соединенные Штаты Америки.

Майкл заметил смущение на лице молодого солдата, хотя тот и постарался его скрыть. Даже запакованный в униформу, сержант оставался всего лишь мальчишкой, ребенком… как Майк. Он даже был немного похож на их сына – то же детское лицо… хотя у Майка глаза были темные, а у сержанта удивительно красивого зеленого цвета.

Майкл подготовился к этому моменту, хотя – как и жена – думал, что война закончилась и сын скоро вернется домой, целый и невредимый, а не в цинковом гробу.

И все же он отодвинул эмоции на задний план – он умел контролировать свои чувства, и на первом месте для него были жена, дочь и желание узнать как можно больше о Майке.

– Вы служили во Вьетнаме, сержант? – спросил Майкл.

– Да, сэр.

– Пожалуйста… пожалуйста, присаживайтесь.

Молодой сержант поблагодарил, снял фуражку и присел на краешек стула. Геометрический орнамент за его спиной делал его центром желто-белой мишени.

Майкл устроился напротив солдата на диване. Он тоже сидел на краешке.

– Вы давно выполняете эти обязанности? Сообщаете о потерях?

– Это первая неделя. Первое сообщение.

– Раньше вы были вербовщиком?

– Да, сэр.

– Тяжелая работа.

– Да, сэр. Мистер Сатариано, ваша жена… она приняла меня за вашего сына.

– Черт.

– Вы его ждали?

Майкл кивнул.

– Мне очень жаль, сэр. Вы получите телеграмму с официальным уведомлением.

Майкл почти улыбнулся.

– Это выглядит достаточно официально.

– Вы правы, сэр.

– У вас есть еще какая-то информация?

Резкий кивок.

– У меня есть документ, в котором описывается сражение, я вам его оставлю.

– Вы его читали?

– Читал, сэр.

– Расскажите мне своими словами.

Парень выполнил его просьбу.

– Вы знаете, почему это заняло так много времени? – спросил Майкл. – Все произошло несколько месяцев назад. Нам должны были сообщить через несколько часов.

– В случае смерти так и было бы, сэр. И фактически ваш сын был объявлен пропавшим без вести только вчера.

– Вчера? Вы знаете, почему?

Глаза молодого человека сузились, а затем расширились.

– Сэр, я…

– Что такое?

– Документ…

Майкл выпрямился так, что чуть не упал с дивана.

– Что вам известно? Что вы слышали?

– Сэр, пожалуйста…

Майкл встал. Он посмотрел на парня сверху вниз.

– Я участвовал в тихоокеанской войне. Не нужно подбирать слова. Я был на Батаане.

– Я знаю. Вы получили медаль конгресса. Я… честное слово, я уважаю вас, сэр. И после того как вы так самоотверженно воевали, вам приходится…

– Терять сына? Почему, если Майка объявили пропавшим без вести, мне кажется, что вы считаете его погибшим?

Парень сжал челюсти.

– Я скажу вам – вы и лейтенант Сатариано можете быть первыми отцом и сыном, которые получили Почетную медаль конгресса. Его героизм рассматривался в этом свете.

– Вы это слышали?

– Да.

– Что еще вы слышали?

– Я в самом деле не могу…

– А если бы мой сын сидел на вашем месте, сержант, а ваш отец на моем? Майк рассказал бы вашему отцу все, что он хотел знать.

Парень слабо улыбнулся, внезапно став просто человеком, и сказал:

– Вы просто следователь, мистер Сатариано.

– Я сержант, как и ты, сынок. Говори.

Солдат слышал, как его командир говорил с кем-то из Вашингтона. Причиной задержки объявления Майкла Сатариано пропавшим без вести были противоречивые показания свидетелей. После расследования и разбирательства Майку присвоили такой статус.

– Вроде бы один человек на том вертолете, – сказал сержант, – говорит, что видел, как лейтенант Сатариано приставил пистолет к… извините, сэр… к своей голове, когда враги окружили его.

Майкл, расхаживавший по комнате во время разговора, остановился.

– Видел со взлетавшего вертолета?

– Да, сэр.

Майкл вернулся к дивану, сел, откинувшись на спинку, и покачал головой.

– Я не верю в это, сержант.

– Видимо, официально было решено не принимать во внимание это свидетельство, сэр. Ночь была темная, вертолет поднимал пыль…

– Нет. Я имею в виду, что Майк добрый католик. Он бы не покончил жизнь самоубийством.

– О, – парень сглотнул и выпрямился, – это другое дело, мистер Сатариано. Мы должны приводить священника на такие визиты, но я не смог заставить священнослужителя из Рено поехать со мной. И в Кристал-Бей нет ни одного, поэтому прошу меня извинить…

– Были какие-то причины, кроме пыток в плену, которые могли заставить моего сына расстаться с жизнью?

– Я не понимаю, сэр.

– Я хочу сказать, владел ли он какой-то стратегической информацией – приказы о наступлениях, численность войск, дислокация – которая ставила бы под угрозу его товарищей, если бы попала в руки врага?

Солдат сглотнул.

– Я слышал только часть разговора, мистер Сатариано. Это был телефонный разговор, как я уже сказал, и…

– У Майка была такая информация?

Сглотнув еще раз, парень угрюмо кивнул.

И уверенность Майкла, что его сын никогда не совершит самоубийство, покинула его; он мог прекрасно понять мотивы его поступка – и надежду, что судья в другом мире поймет и сжалится, такую естественную для его сына.

Солдат встал навытяжку, хотя фуражка оставалась у него в руках.

– Сэр, я надеюсь, что я не перешел границы, поделившись с вами этой информацией. Документ, который я вам оставляю, содержит надлежащую информацию и представляет отношение армии и государства к статусу вашего сына.

Майкл поднялся и сказал:

– Спасибо вам за откровенность, – и проводил молодого человека к выходу.

Солнце уже село, и голубоватые лампы фонарей ярко светились в ночной темноте – луны не было, звезды в облачном покрове светили, как могли.

Майкл проводил молодого человека к машине. На обочине он положил руку на плечо парня.

– Тяжелая работа.

У солдата в глазах стояли слезы, на миг его лицо озарила взволнованная улыбка.

– Да, сэр. Непросто быть ангелом… Извините, сэр.

– Что вы собирались сказать?

– Ничего, сэр.

Майкл пристально посмотрел солдату в глаза.

– Сержант, вы боитесь, что я рассержусь из-за того что вы мне скажете?

– Нет, сэр!

– Я попытаюсь напасть на вас как безумец?

– Конечно нет.

– Тогда скажите мне – что вы собирались сказать?

Судорожно сглотнув, парень ответил:

– Что… невесело быть ангелом смерти. Так это называют в военкоматах, когда нам навязывают эту работу… ангелы смерти, которые стучат в двери семей погибших солдат.

– Понятно.

Парень, видимо, почувствовав холодность Майкла, выпалил:

– Я не хотел сказать, что мне навязали эту работу, просто, ну, это…

Майкл снова положил руку ему на плечо и сжал его.

– Я просил вас быть откровенным, и вы выполнили мою просьбу. Спасибо.

Они пожали друг другу руки, и солдат уехал. Разве мог этот ребенок знать, что словосочетание «ангел смерти» имело особое значение для Майкла? Что это его отца, боевика из банды Луни, так называли в двадцатых – начале тридцатых годов, из-за мрачного выражения, которое появлялось на его лице, когда он убивал своих жертв? Насильственная смерть и ангельское приятие ее были в крови у Майкла. И у его сына.

Майкл решил не говорить жене и дочери о том, что ему рассказал молодой сержант про сомнения военных в обозначении статуса Майка; это бремя полностью легло на его плечи. Он старался быть сильным и – кроме того случая с женой – не терял самообладания перед Пат и Анной; он заявил, что верит в возвращение Майка, и в первые пять дней он справлялся с этим горем как мог.

Майкл пытался заснуть, зная, что не сможет; потом он ждал,пока Пат провалится в милосердное наркотическое забытье, и уходил в кабинет читать вестерн или детективный роман, ничего откровенно жестокого – в основном Макса Бранда или Агату Кристи. Если отвлечься не получалось, он доставал из кладовки кинопроектор, настраивал его на маленький серебристый экран и шел к полкам выбирать кассету из коллекции.

У него было около тридцати фильмов – «Дилижанс», несколько картин про Лорела и Харди, «Леди в поезде» Хичкока, пара действительно хороших постановок Эбботта и Костелло, «Время свинга» с Фрэдом и Джинджер – эти фильмы он смотрел и любил еще в детстве. Ему никогда не нравились Рой Роджерс и Джин Аутри, поющие ковбои его не забавляли; но у него было несколько старых вестернов с Баком Джонсом и Томом Миксом, которые он пересматривал снова и снова.

Где-то к трем часам ночи он дочитывал книгу или досматривал фильм, испытывая невероятную усталость, а потом принимал горячую ванну, лежал, думал о сыне и плакал минут пятнадцать… Затем, наконец, Майкл возвращался в постель и быстро засыпал.

В последние два дня он по-прежнему следовал этой процедуре, но плакать перестал. Он чувствовал, что приходит в себя.

А Анна все никак не могла выйти из депрессии. И она злилась на отца. Впервые за долгие годы – действительно, впервые – его дочь льнула к матери, стараясь поддержать ее любым доступным ей способом: сама готовила еду, пыталась помочь Патриции мыть посуду (ну, по крайней мере, складывала ее в посудомоечную машину) и даже хотела поучаствовать в стирке (хотя мать так и не воспользовалась ее предложением).

Первые два дня, после того как стало известно о Майке, Анна провела, проливая слезы, обнимая и утешая мать. Она и двух слов не сказала отцу, избегала смотреть ему в глаза, – просто резко отворачивалась при его появлении.

В конце концов, прошлой ночью Майкл постучал в дверь ее спальни, за которой орал «Гобелен» Кэрол Кинг. Это был любимый альбом его дочери, но Анна никогда раньше не слушала его так громко.

– Да? – безразлично крикнула она.

Майкл приоткрыл дверь – имея дочь-подростка, он давно научился не врываться в комнату – и спросил:

– Ничего, если я зайду?

– Давай.

Кэрол Кинг, которая Майклу тоже нравилась, пела «Слишком поздно», но громкость звука заставила его поморщиться.

– Ты не могла бы сделать потише? – спросил он.

Сидя скрестив ноги на украшенном ромашками покрывале, Анна – в розовом топе, ожерелье из ракушек, голубых брюках-клеш и без обуви (ногти на ногах тоже были розовые) – листала журнал «Роллинг Стоун». Мебель была белая, сборная, а бледно-желтые обои скрывались под постерами с изображением певцов (Дженис Джоплин), мюзиклов («Волосы») и любимых киноактеров (Буч Кэссиди и Сандэнс Кид); в отличие от постеров большинства девочек ее возраста, постеры Анны были в рамках, потому что многие были с автографами.

У Анны были розовые щечки и лицо в форме сердца, как у матери, но глаза у нее были темно-карие, а волосы – ровные, струящиеся по спине – еще более темного, каштанового оттенка. Голову Анны украшала желто-голубая, расшитая бисером бандана. Анна часто пользовалась яркими тенями, и хотя сейчас на ней не было и следа косметики, даже губы были не накрашены, выглядела она потрясающе.

Майкл выдвинул белый стул из-за маленького белого стола, спрятанного между белой дверью в ванную и шкафом, украшенным билетами на концерты, которые они посетили во время поездок в Голливуд, и сел возле дочери.

– Нет домашнего задания? – спросил он, сложив руки.

Анна перевернула страницу журнала, не глядя на него.

– Уже сделала.

– Я думал, ты работаешь над сценарием.

Ей дали роль Марии в «Звуках музыки».

– Уже выучила, – сказала она, снова переворачивая страницу.

– Это мне кажется?

Глаза Анны по-прежнему смотрели вниз.

– Что кажется?

– Твое холодное ко мне отношение.

Она пожала плечами.

– Я хочу, чтобы ты знала: я очень благодарен тебе за то, что ты сделала для матери… за поддержку. Ты всегда много значила для нее, но теперь…

Анна удостоила его долгим холодным взглядом.

– Не изображай из себя Варда Кливера, ладно, пап?

– Ты предпочитаешь Арчи Банкера?

Анна почти улыбнулась, но спохватилась и посмотрела вниз, на фотографию Джейн Фонда на митинге в защиту мира.

– Я предпочитаю уединение.

Он наклонился, прижав руки к груди.

– В чем дело, Анни?

Она стрельнула в него глазами.

– Пожалуйста, не называй меня так. Это детское имя. Я не ребенок.

– Анна, в чем я провинился?

Она снова осуждающе взглянула на него. Внезапно Майк заметил, что в глазах дочери стояли слезы.

– А ты не знаешь?

– Нет, дорогая. Не знаю.

Ее губы скривились.

–  Тысделал это. Ты поощрил его.

Теперь он понял.

– Ты винишь меня, – сказал он, – из-за Майка.

– Он боготворил тебя. Тебе стоило только сказать: не едь. Сказать, что ты бы предпочел, чтобы он поехал в Канаду, а не во Вьетнам. Но он хотел что-то доказать тебе, пойти по твоим стопам. Доблестный герой.

– Я никогда не поощрял его. Я просил его не делать этого.

Ноздри Анны раздувались.

– Не мели чепухи! Ты сказал, что гордишься им за это… – она презрительно пожала плечами. – Теперь ты доволен?

Майкл пересел со стула на край кровати.

– Дорогая, это было его решение.

Ее глаза вспыхнули.

– Ты одобряешь эту войну?

– Нет.

– Правильно. Ты и мама всегда были против нее. И все, что мама говорила, оказалось правдой – вспомни эти чертовы документы Пентагона!

– Пожалуйста, не надо.

– Что, мои слова оскорбляют твой слух? – Она наклонилась к нему, насмешливо улыбаясь. – Я курю марихуану? Я вонючая хиппи? Дитя цветов, которое спит со всеми мальчиками в школе?

– Не надо…

– У меня есть друзья, которые нюхают марихуану, папа! А я такая хорошая, такая милая, я такая правильная маленькая дрянь… Я даже играю чертову Марию в «Звуках музыки»!

Потом гнев Анны превратился во что-то другое, ее подбородок задрожал, и она расплакалась.

Она беспомощно протянула руки к отцу, и он обнял ее и погладил, как ребенка, которым она для него и была.

Она плакала целую минуту.

Потом отстранилась, всхлипывая, и отец дал ей салфетку из коробки на тумбочке, и Анна взяла ее со словами:

– О папа, Майк когда-нибудь вернется?

Он не смог соврать ей.

– Я не знаю… я не знаю, дорогая. Поэтому ты должна быть сильной. Ради мамы.

Анна кивнула, высморкалась, взяла еще одну салфетку и вытерла лицо.

– Прости, папа. Прости.

– Я понимаю. Правда.

– Наверно мне… мне надо было сорваться на ком-то.

Он улыбнулся, пожал плечами.

– А я попал под горячую руку.

Она тоже улыбнулась, но улыбка быстро исчезла – вернулся гнев.

– Это нечестно. Война закончилась – закончилась, черт возьми!

Он покачал головой.

– Для нас она никогда не закончится. Особенно для мамы. Поэтому будь рядом с ней. В следующем году… когда ты уедешь в колледж… тебе нужно будет приезжать домой чаще, чем тебе хотелось бы.

– Если Майк… если он никогда не вернется, если его… если его убили – мы об этом узнаем?

– Может быть.

– Но… может, и нет? Мы можем оставаться в неведении всегда?

– Я хотел бы знать ответ на этот вопрос, Анни… извини, Анна.

Она бросилась к нему и сжала в объятиях. Крепко-крепко.

– Называй меня как хочешь, папа. Называй меня как хочешь.

Когда он выходил из комнаты, Анна вполголоса читала сценарий «Звуков музыки», а Кэрол Кинг тихо пела «Тебе нужен друг». В мире отца и дочери все снова было в порядке… насколько это было возможно без Майка.

Был понедельник, когда Майкл снова отправился в «Каль Нева» – он практически не выходил из дома после визита сержанта. Майкл сидел за столом, глядя в окно на зеленые сосны, блестящее озеро и ярко-синее небо, которые совсем не изменились, несмотря на то что мир семьи Сатариано перевернулся вверх тормашками.

Вчера было первое мая, а это значило, что казино скоро снова откроется. Почти весь персонал уже был здесь, не только уборщики, но и повара, и бармены, и… в общем, все. Слух о Майке уже разошелся, и один за другим работники останавливались, чтобы вежливо поговорить с боссом. Многие из них знали Майка, и Майкл был благодарен им за их сочувствие, хотя оно и причиняло боль.

Единственным разочарованием было недавнее увольнение Бобби Дарина, у которого возникли проблемы со здоровьем, кажется; но Кили Смит была готова занять место певца в Звездном зале Синатры, а у нее был большой опыт работы в «Каль Нева».

Красавица Смит даже встречалась с Сэмом Гьянканой, после развода с Луисом Прима, но она· никогда не была продажной девкой, как Филис Макгуайр. Воспоминание о Гьянкане встревожило Майкла, но столкновение с «маленьким человеком» произошло за несколько минут до того, как его вызвали домой из-за сообщения о том, что Майк пропал без вести.

Майкл не забыл и не проигнорировал ситуацию с Гьянканой – он даже принял некоторые меры безопасности здесь и дома, вплоть до того, что забрал два пистолета, принадлежавших сыну и дочери, из стрелкового клуба и принес оружие домой.

Не то чтобы Майкл на самом деле ожидал мести Гьянканы: у Сэма не было власти, раз он пытался ее вернуть, и любая открытая попытка наехать на Майкла, – который подчинялся только лично Тони Аккардо, теперь, когда Пола Рикка не было, – могла иметь серьезные последствия для человека, которого все называли Муни.

Но сейчас, в рабочей обстановке, вдали от недавней трагедий, Майкл подумал: не был ли он слишком самонадеян, не связавшись с Аккардо. Когда-то он работал на так называемого «Большого Тунца», и, хотя личные встречи между ними за последние несколько десятилетий случались не часто, Майкл чувствовал, что некоторое взаимное уважение между ними все же сохранилось.

Если Гьянкана планирует убийство Бешеного Сэма, Аккардо, вероятно, узнает об этом. Но сейчас Майкл был так далек от Синдиката, что просто не знал, к кому обратиться, – он был связан в основном с людьми Рикка, которые уже умерли. Аккардо сейчас почти все время жил в своем шикарном имении в Палм-Спрингс…

И теперешнего босса Чикаго, Аюппа, Майкл едва знал. Но были ли какие-то причины думать, что Гьянкана затевал что-то, кроме попытки успокоить этого сумасшедшего придурка Ди Стефано, пока тот ни о чем не проболтался федералам?

Вот о чем раздумывал Майкл, когда услышал скрежет камня о камень.

Он взглянул направо, на камин, и. увидел, что левая опора сдвинулась с места – всего чуть-чуть, как будто кто-то испытывал ее на прочность…

Он мгновенно выскочил из-за стола, бесшумно ступая в ботинках на каучуковой подошве, подошел к камину и снял со штырей над каминной полкой винтовку, висевшую над грамотой генерала Уэнрайта.

Прижавшись спиной к камину, Майкл стоял, вытянувшись как солдат на «патриотической» почтовой марке…

Вдруг опора отодвинулась, тихо, таинственно взвизгнув, и крупный седовласый мужчина с черными усами, в черном плаще выскочил как черт из табакерки и направил автоматический пистолет двадцать второго калибра с серебристым глушителем на пустой стол.

Когда «гость» ворвался в комнату, Майкл сделал стремительный выпад и, как будто его оружие было оснащено штыком, ткнул дуло винтовки в живот посетителя.

Потенциальный убийца, несмотря на удивление, ухитрился направить пистолет на Майкла, который нажал на курок винтовки: в качестве одной из мер безопасности, которые он принял после визита Гьянканы, он ее зарядил.

Ткань и плоть сыграли роль самодельного глушителя, когда пуля вошла в живот, и звук выстрела прозвучал не громче, чем стук упавшего на пол пистолета, который так и не выстрелил.

Затем Майкл поднял винтовку и быстрым коротким ударом приклада разбил нос мужчины, вогнав кости в мозг и мгновенно убив его, чтобы ни один стон не вырвался у его «гостя» и не привел никого в его кабинет – служащего «Каль Нева» или сообщника этого таинственного незнакомца.

Майкл схватил мужчину за руку и – не дав телу упасть на пол и вымазать ковер кровью и дерьмом (запах подсказал Майклу, что произошло испражнение) – затянул его в проход и оставил лежать там, истекая кровью.

Ненадолго вернувшись в кабинет, Майкл подобрал пистолет с глушителем с пола и замер на минуту, чтобы выяснить, не услышал ли кто-нибудь шум и не идет ли проверить, что произошло. Был уже конец дня, и некоторые работники «Каль Нева» уже ушли. Было тихо.

Майкл отступил в проход. Возможно, еще один его «гость» двигался в темноте. Майкл нащупал выключатель под камином, включил желтую лампу на потолке и потянул за петлю на опоре, закрыв себя в потайном коридоре вместе с мертвым незнакомцем.

С винтовкой в левой руке и пистолетом в правой Майкл пошел по потайному коридору. Вначале, пока он двигался по зданию «Каль Нева», стены были отделаны сосновыми досками, а пол был цементный. Скоро коридор превратился в туннель с кирпичными стенами, ковровым покрытием и желтоватыми лампами на потолке, создающими, как показалось Майклу, атмосферу угольной шахты. Довольно крутой спуск повторял рельеф холма.

Синатра проложил этот подземный туннель, чтобы связать кабинет и любимый домик Муни Гьянканы (номер пятьдесят), как и множество других проходов, включая тот, который вел из раздевалки звезды в Звездном зале к любимому домику Синатры (номер пятьдесят два).

Что касается покойного «гостя» Майкла, начальник «Каль Нева» опознал в нем человека, который долгое время был помощником Бешеного Сэма Ди Стефано, – Томми Айелло, который был в Синдикате с сороковых годов, несмотря на родство с давним врагом Капоне. Пятидесятилетний бандит прикончил, наверно, человек двенадцать для Бешеного Сэма во время жестоких пыток под присмотром любителя ножей для колки льда.

Майкл знал, как действовали такие группы (принадлежащие Синдикату или работающие сами по себе) – почти всегда по двое: назначенный убийца и помощник, который был за рулем. Майкл не сомневался, что напарник Томми Айелло ждет его возле домика номер пятьдесят (который был сейчас местным салоном красоты, абсолютно пустым за день до открытия курорта) или припарковался где-то неподалеку.

В конце туннель выпрямлялся (стены снова становились сосновыми) и оканчивался обычной белой дверью, какие можно найти во многих домах.

Бесшумно ступая, Майкл тихо прислонил винтовку в стене, и – с пистолетом в руке – прижался к двери, медленно, осторожно повернул ручку, готовый выстрелить при малейшем шорохе.

Опытный помощник должен быть готов к возвращению товарища; если что-то пошло не так, из этой двери может появиться кто или что угодно – поэтому здравомыслящий человек будет либо следить за входом, либо сидеть, спрятавшись за колесом машины с заведенным мотором.

Но за открывшейся дверью, сквозь которую немедленно просочились отвратительные химические запахи, заставившие нос Майкла сморщиться, обнаружилась совсем другая картина: там был еще один член группировки Бешеного Сэма, Джеки Бусьери, не готовый ни к чему, кроме, может быть, маникюра.

Покойный брат Джеки, Фифи, был правой рукой Бешеного Сэма и отличным убийцей, настолько ценным, что из-за родства с ним в группировке нашлось место и для такого идиота, как Джеки.

В данный момент Джеки – худой, пучеглазый, черноволосый сорокалетний мужчина с усами, в коричневой кожаной куртке, джинсах и легких мокасинах – сидел в одном из кресел салона красоты. Он сидел, согнувшись под сушилкой для волос, и, ухмыляясь и облизывая губы, разглядывал едва одетых фотомоделей в «Воге», посмеиваясь, как будто это был каталог, из которого он мог выбрать любой товар. Пара пистолетов двадцать второго калибра с глушителями лежала рядом на маленьком столике среди баллончиков с лаком для волос, ножниц и журналов.

Майкл быстро вошел в дверь и через мгновение был возле Джеки, протянув руку и сбросив пистолеты, ножницы, баллоны и журналы на пол.

Выпученные глаза Джеки выкатились еще сильнее, когда он попытался встать и наткнулся на пластиковый колпак сушилки, похожий на шлем космонавта, который прекрасно сочетался с упавшими пистолетами и бластероподобной стальной трубкой глушителя.

Схватив его за шиворот застегнутой на молнию куртки, Майкл рванул Джеки еще выше, вонзив его голову внутрь пластикового купола.

Бусьери был почти без сознания, когда повалился обратно на стул. Его глаза забегали, потом снова выпучились, когда дуло пистолета, сжимаемого Майклом, больно ткнулось Джеки в горло, прямо под трепыхающийся кадык.

– Кто еще, Джеки?

Голос у Джеки был высокий и скулящий:

– Только я! И Томми!

Большинство парней из Синдиката были всего лишь большими детьми. Томми и Джеки, о Боже! Что за имена для пятидесятилетнего мужчины и его сорокалетнего приятеля?

– Нет, Джеки, – процедил Майкл сквозь зубы, – только ты. Томми мертв.

– Черт. О черт.

– Да, черт. В чем дело? Кто послал вас?

Джеки сглотнул.

– Да ладно, Святой! Ты знаешь, в чем дело!

Майкл протянул левую руку и схватил один из устоявших на столике лаков, стряхнул с него крышку и – не отводя дуло пистолета от шеи Джеки – брызнул ему в глаза, как будто пытался убить таракана.

– Твою матъ! Черт!.. Это дерьмо печет!

– В чем дело? Кто послал тебя?

– Мы сами себя послали! Ты, черт возьми, убил Бешеного Сэма!

Майкл застыл. Его лицо ничего не выражало.

– Что я сделал? – переспросил он.

– Ты убил Сэма! В субботу! Прострелил его чертову руку и замочил! Ты не думал, что его команда что-то предпримет по атому поводу?

Значит, Гьянкана устроил так, что Бешеного Сэма убил кто-то другой, и расквитался с Майклом, подставив его под удар.

– Я не убивал вашего босса.

– Конечно, черт! Конечно!

Есть ли какой-то способ уладить это? Избавиться от тела Томми и отправить Джеки рассказать правду?

– Это подстава, Джеки. Гьянкана пришел ко мне и попросил, чтобы я убил Сэма, но я отказался.

– Да, конечно! Тебя видели! Тебя, черт возьми, видели!

Проклятие – Гьянкана все хорошо спланировал.

– Аккардо одобрил это?

– Да, блин!

Это были не те слова, которые Майкл хотел услышать, не те…

Он убрал пистолет от горла Бусьери.

– Дай мне ключи от твоей машины, Джеки.

Джеки выпрямился в кресле, отряхиваясь, хотя отряхивать было нечего, он просто пытался вернуть себе чувство собственного достоинства и уверенность в себе – разговаривая с Майклом, он намочил штаны. Когда, наконец, Джеки достал ключи и уронил их в руку Майкла, они были мокрыми.

– Какая у тебя машина, Джеки? Где она?

– Зачем тебе моя машина?

– Какая, Джеки? Где, Джеки?

– Темно-зеленый «мустанг». За забором, – он махнул рукой.

– Спасибо, Джеки.

– Ты можешь убить меня, Сатариано, – сказал Джеки, выпятив подбородок и выпучив глаза, – но тебе это не принесет никакой пользы!

– А может, и принесет, – сказал Майкл, направил дуло в левый глаз Джеки и нажал на курок.

Глушитель сделал свое дело – вместо выстрела раздался тихий шлепок. Смерть наступила так быстро, что в правом глазу Джеки ничего не отразилось, когда кровь, мозг и кости забрызгали спинку кресла, попав даже в сушилку.

К счастью, кресло не было прикреплено к полу, и Майкл протащил его с безвольно покачивающимся Джеки по кафельному полу и затянул в коридор. Кровь заляпала фен, поэтому его он тоже выкатил. Оставив пока дверь открытой, Майкл нашел тряпку и вытер все, к чему прикасался.

Это из-за полиции. Хотя его отпечатки могли быть в разных местах курорта, салон красоты не был одним из таких мест.

Ему пришла в голову идея использовать машину Джеки для того, чтобы избавиться от тел, но он знал, что это бессмысленно. «Каль Нева» уже не существовала для него. Он не мог даже вернуться по потайному ходу в свой кабинет и уехать на своей машине. Его заметят и, возможно, проследят за ним – парни из Синдиката или даже из ФБР.

Майкл взял свою винтовку, закрыл дверь тоннеля и подошел к телефону, стоявшему возле двери рядом с кассовым аппаратом и журналом посещений. Невероятно красивые женщины и невероятно красивые мужчины очаровательно улыбались ему с фотографий, развешанных по стенам, но пустые кресла и висящие сушилки смотрели осуждающе.

– Дом Сатфиано, – произнес голос его жены.

– Пат, – мягко сказал Майкл, – все в порядке?

– Все нормально. Я знаю, что ты волнуешься за меня, Майкл, но…

– Садись в «универсал», встретимся возле банка. Внутри банка. Возьми ключ от сейфа.

– Я даже не одета…

– Оденься. Ни с кем не говори. Если кто-то придет, до того как ты уйдешь, не открывай. Машина в гараже?

– Да, – сказала Пэтси Энн с тревогой в голосе. – Что случилось, Майкл?

– То, о чем мы говорили. То, что, мы надеялись, никогда не случится. Открой дверь гаража при помощи пульта и выезжай.

– О Боже… прошло столько времени…

– Может, все еще обойдется. Увидимся.

Они попрощались и повесили трубки.

Может, не нужно было столько говорить по телефону. Может, Синдикат прослушивает линию, но это маловероятно. Во всем виноват этот злобный тролль, Гьянкана, который достал его даже из Мексики, черт возьми. И Бешеного Сэма убили совсем недавно, так что пока они успели организовать только сегодняшнее покушение.

Наверняка они считают, что Майкл Сатариано потерял форму, так долго оставаясь не у дел, и что убийство пройдет как по маслу; черт побери, помощник Томми Айелло позволил себе спокойно сидеть в кресле и разглядывать цыпочек в журнале…

Если бы у Майкла было больше времени, он, может быть, посмеялся бы над тем, что этот салон – где женщины так старались стать красивыми – когда-то служил пристанищем Фрэнку Синатре и Сэму Гьянкане, которые пили коктейли и флиртовали с женщинами настолько красивыми, что им старания были не нужны. Но бывший руководитель «Каль Нева» должен был подумать о более важных вещах.

С винтовкой в одной руке и пистолетом в другой, оглядываясь во всех направлениях, включая верх, Майкл Сатариано вышел из номера пятьдесят два в холодный солнечный свет дня.

Но сел в машину и поехал по шуршащему гравию уже Майкл О'Салливан-младший.

Глава четвертая

Патриция Сатариано приняла успокоительное с благоговением, словно причастие. Маленькая желтая таблетка была ее хлебом. Ее чувства притупились от валиума, но все же она ощущала, как паника бурлит у нее в животе из-за звонка Майкла.

Было странно, что лекарство не позволяло ужасу вырваться наружу, – Пэтси Энн чувствовала удивительную отстраненность, совсем как выработанное (на прошлой неделе) почти спокойное отношение к тому, что произошло с ее сыном.

Успокоительное действие таблеток и твердая и непоколебимая надежда (как говорит Библия) на то, что Майк однажды вернется к ним, привели ее в состояние, которое она считала спокойствием (а другие апатией). Спасибо «маленькой маминой помощнице». Пэтси Энн слышала сигнал тревоги, который издавал Майкл, но с безопасного расстояния.

Тем не менее этого хватило, чтобы заставить ее доехать на «форде» – желтом с деревянным кузовом – до Первого национального банка Кристал-Бей за рекордное время, меньше чем за пять минут. Преимуществом жизни в таком маленьком городке была возможность быстро добраться куда угодно, особенно в несезонное время, и Пат обогнала Майкла.

Незадолго до полудня Пат Сатариано – очень спокойная, невероятно привлекательная блондинка средних лет в брючном костюме цвета авокадо и такого же цвета сабо – устроилась в маленьком холле между работниками кредитного отдела и круглой стойкой, за которой восседали кассиры. Деревянный потолок над ними светился как солнце. В банке было довольно уютно – вишневая отделка, кремовый кафельный пол, столы под дерево, обшитые твидом кабинки и оранжевые подушки на металлической мебели для ожидающих. Было около двенадцати, и в холле было немного людей. Пат села, опершись на темно-зеленую сумочку, и задумалась.

В машине она развлекалась, напевая про себя мантру, истеричность которой отражалась просто в словах: о-черт-о-черт-о-черт-о-черт…

Когда она вышла замуж за Майкла почти тридцать лет назад, она знала, что этот день может настать и что, несмотря на более-менее законную работу, которой занимался ее муж, он работал на преступников. И на преступников не просто опасных.

Майкл работал на убийц.

– Мы должны все время быть начеку, – говорил он раньше часто, а последние десять лет где-то раз в год. – Бели когда-нибудь станет известно, что мое настоящее имя Майкл О'Салливан, наша жизнь, может кардинально измениться. А если я окажусь не на той стороне в борьбе за власть, нам придется бежать.

Приблизительно так Майкл все время и говорил, его речь мало изменилась за эти годы. Пэтси Энн перестала спрашивать у него, что именно они будут делать, и уже очень давно не интересовалась даже, как именно они будут «бежать», потому что Майкл в ответ только пожимал плечами.

Она начала думать, что у Майкла просто паранойя – в конце концов, он потерял родителей и брата Питера из-за жестокости этого мира. Американцы хотели жить в безопасности, но на самом деле ее не существовало: мог произойти несчастный случай, можно было заболеть, потерять работу, и каждого ожидала смерть. Поэтому Пат, задолго до того как начала принимать таблетки, научилась не обращать внимания на беспокойство Майкла, как он не обращал внимания на ее вопросы.

Но теперь она получит на них ответы. Через несколько минут, а может, мгновений, она узнает, как изменится их жизнь, и поймет, что стоит за словами «нам придется бежать».

И в первый раз с тех пор как Пэтси Энн начала принимать успокоительное, она ощутила потребность в сигарете. Она достала пачку «Вирджинии слим» и закурила. На столике перед ней лежали журналы, верхний назывался «Лучшие дома и сады», еще в стопке были «Домашний журнал для женщин» и «Лайф».

И когда Пат втянула дым в легкие, до нее дошло, что ничего из этого у нее не было: ни дома, ни жизни. И сада тоже не было – только пустой бассейн. Майкл, в сером костюме и темно-сером галстуке, вошел неся в левой руке большой черный портфель и темный плащ. Заметив жену, он махнул рукой, делая знак, чтобы она подошла.

Пэтси Энн погасила сигарету и встала.

За три минуты они заполнилидепозитный бланк, необходимая подпись (Майкла) была поставлена, и супруги Сатариано проследовали за молодой сотрудницей банка в сейф, где открыли большую коробку главным ключом и тем, который Пат привезла из дома.

Сотрудница, двадцатилетняя брюнетка со слишком сильно накрашенными зелеными тенями глазами, в желто-зеленом платье с цветочным узором, сказала им:

– Вы можете остаться здесь, если вы хотите что-то взять или положить…

– Мы бы хотели воспользоваться кабинкой, – сказал Майкл.

– Конечно.

– Если я не ошибаюсь, в одной из них можно воспользоваться телефоном.

– Вообще-то в двух из них, сэр. Принести вам телефон?

– Пожалуйста.

Майклу пришлось стать на колени, чтобы достать из ниши ящик, который он положил на руку, завернутую в плащ, и вынес из сейфа. Пат шла за ним.

Когда дверь кабинки закрылась, Майкл поставил портфель на стол, потом – все еще держа депозитный сейф в руках – уронил плащ на стул, открыв пистолет странного вида, маленький, с металлической трубкой на стволе. Он положил пистолет поверх плаща, затем поставил железный ящик на стол рядом с телефоном, который принесла служащая банка. Майкл сел с одной стороны стола, а Пат с другой, как будто они собирались поужинать.

Пат никогда не видела содержимого этого ящика. Она знала, что все их сбережения хранятся дома в стенном сейфе, и не понимала, зачем Майклу понадобилось все эти годы арендовать сейф в банке. Иногда она жаловалась на его стоимость, но Майкл просто говорил; «Пожалуйста, заплати», и она платила.

Теперь, когда Майкл поднял крышку, Пэтси Энн вдруг все поняла и резко втянула в себя воздух…

Она увидела туго перевязанные пачки банкнот – по двадцать, пятьдесят и сто долларов.

На деньгах, словно причудливый гарнир на зеленом салате, покоился пистолет сорок пятого калибра, в котором она узнала оружие, привезенное Майклом домой с войны.

Удивленно глядя на деньги и на оружие, Пэтси Энн заметила, что ленточки на пачках были не новые. Они пожелтели от времени, хотя сами банкноты казались абсолютно новыми, как будто ими не пользовались. Видимо, этот ящик заполнялся очень долго.

– Ско-о-о-о… – протянула Пэтси Энн.

– Сколько? – спросил Майкл. – Полмиллиона с мелочью. Не так уж много, но хватит для начала. Во многих странах жизнь дешевле, чем здесь.

– Что?… Где?…

– Я не уверен. Еще не все обдумал. Мексика. Южная Америка. Может, даже Канада. Для Анны там, наверно, будет лучше всего.

Мозг Патриции пытался осознать услышанное, но лекарство мешало ей сделать это.

–  Действительновсе сначала? Действительно по-настоящемувсе сначала?…

– А.

– Анна… – произнесла Пэтси Энн, и тогда, несмотря на успокоительное, слова полились из нее: – Она старшеклассница, Майкл, у нее скоро выпускной бал… Она Мария в…

Он потянулся через стол, через металлический ящик с деньгами, и коснулся ее руки.

– Сегодня я убил двух человек, Пат.

– Что?!!

– Двух человек, которые приходили, чтобы убить меня. Пат снова попыталась переварить информацию, медленно покачивая головой.

– Я не понимаю. Почему? Прошло столько времени… Что ты им сделал, что?…

– Это из-за того, что я не сделал.

Майкл в двух словах рассказал о том, как Сэм Гьянкана пришел к нему неделю назад, требуя, чтобы Майкл совершил убийство.

– Отказавшись, – сказал он, – отвернувшись от Синдиката, я подставил нашу семью под удар. Прости меня, Пат.

Она снова покачала головой, на этот раз быстро.

– Нет, нет, не говори так. Я бы не хотела, чтобы ты сделал это – ты больше не один из этих… этих людей.

– Но теперь мне придется это сделать. Я должен защищать нас.

У нее закружилась голова, глаза не могли ни на чем остановиться. Деньги были забыты.

– Как, Майкл? Как?…

Его ладонь все еще лежала на ее руке. Он сжал ее пальцы.

– Возможно, мы потеряли Майка, но Анну мы не потеряем.

Ее лоб сморщился, она тоже сжала его руку.

– Нет, нет, мы не можем потерять Анну! Не можем…

– Договорились. Она для нас самое главное.

– Анна. Анна. Да. Да.

– Пат, если Майк вернется…

–  КогдаМайк вернется…

– Когда Майк вернется, мы с ним свяжемся. Он снова будет с нами, я обещаю. Но пока мы должны забыть о Майке и сконцентрироваться на безопасности Анны.

Патриция часто закивала.

– С чего мы начнем?

– Ты начнешь с того, что переложишь деньги в портфель. Мне нужно позвонить.

Майкл поставил портфель на стол и откинул крышку – портфель был пуст. Пат начала заполнять его деньгами, пока муж подключал телефон к розетке в стене над столом и вызывал абонента, имя которого было ей незнакомо.

Этот «кто-то» ответил сразу же.

– Винни, это Майкл Сатариано… Не надо делать вид, что ничего не случилось… У тебя безопасная линия?… У тебя пять минут, чтобы перезвонить мне. Вот мой номер.

Повесив трубку, Майкл достал оружие из сейфа. Пат все еще перекладывала денежные пачки в портфель. Майкл проверил кольт, осмотрел обойму, испытал механизм, чтобы убедиться, что все работает как следует. Когда зазвонил телефон, Пэтси Энн вздрогнула.

Майкл успокаивающе протянул ей руку, как будто благословляя, потом поднял трубку.

– Привет, Винни… Я позвонил тебе, потому что ты, как и я, был человеком Пола. Ты тоже осиротел?… В самом деле? Ладно. Это хорошо, что ты в прекрасных отношениях с этой новой компанией, потому что ты можешь передать им от меня послание… Во-первых, я не убивал Бешеного Сэма… Меня не волнует, кто говорит, что он что-то видел. Подумай: стал бы я убивать для Муни Гьянканы?… Правильно, он сумасшедший придурок, но не забывай, что он еще и лживый придурок. Несмотря на то что Ди Стефано заслуживал смерти как никто другой, несмотря на то что он должен был ответить за все свои злодеяния, это не моих рук дело… Я рад, что ты мне веришь. Вот только сможешь ли ты заставить кого-нибудь еще поверить мне?. Дело в том, что ребята Сэма, Томми и Джеки, заходили сегодня утром повидать меня… Прямо в мой чертов кабинет, вот куда… Где они сейчас? В том ходе, который построил Синатра от кабинета к любимому домику Гьянкана… Собираются куда-нибудь? Нет, пока Христос не придет и не воскресит их мертвые задницы.

Почти закончив свою работу, Пат взглянула на мужа· она почти не узнавала его голос: она никогда не слышала, чтобы Майкл так говорил. Его глаза горели, и правый казался таким же твердым, холодным и непроницаемым, как и левый, стеклянный. Только едва заметный шрам остался от старой боевой раны, слезинка плоти на внешнем уголке левого глаза – давным-давно Пат уговорила мужа сделать пластическую операцию.

– Винни, я даю вам возможность убрать за собой… Хорошо, это группа Ди Стефано, но дерьмо летит в нашем деле во все стороны. Я мафиози, Винни, они бы ни за что не сделали этого без одобрения сверху… Мне трудно поверить, что Джо Бэттерз разрешил это, но он наверняка сделал это – ты можешь себе представить, чтобы Томми и Джеки явились ко мне по собственной инициативе?… Хорошо. Хорошо, ты меня понял… Позаботишься об этом? Вернусь я туда когда-нибудь или нет, «Каль Нева» не нужны мертвые гангстеры в коридорах. Ты представляешь себе, какая жара начнется, когда их найдут?… Скорее всего, они собирались вытянуть мое мертвое тело через тоннель Синатры, засунуть в машину и похоронить, откуда мне знать, черт возьми… Что я предлагаю? Япредлагаю, чтобы одна из твоих команд уборщиков отправилась туда и забрала Томми и Джеки из «Каль Нева»… Ты найдешь машину Джеки на парковке возле «Крисмас-Три».

Это был известный местный ресторан.

– Нет, Винни, я сам позвоню.

И Майкл повесил трубку.

Он посмотрел на жену.

– Готово?

Она кивнула. Все деньги были переложены.

– Мой «корвет» остался в «Каль Нева», – сказал Майкл. – И лучше оставить его там. Поехали в школу. Нужно забрать Анну.

– Но сейчас середина учебного дня…

– Когда мы приедем, будет уже конец учебного дня. Ты поведешь?

– Да.

– Хорошо, – Майкл встал, и Пэтси Энн встала вслед за ним. – Пат, будь сильной, ради нашей девочки, ладно?

– Ладно, дорогой.

Он улыбнулся. Кажется, ему нравилось, когда она его так называла.

– Я так рад, что ты не злишься на меня.

– Я люблю тебя, Майкл.

– И я люблю тебя, милая. У нас все будет в порядке… но впереди дни, недели, даже месяцы, которые могут быть тяжелыми.

Он подкрепил свои слова, засунув пистолет за пояс так, чтобы он не был заметен под серым костюмом.

– Сможешь понести портфель, дорогая?

Пат ответила, что сможет.

Майкл закрыл портфель и подвинул его к ней, и она взяла его.

Через несколько минут, после того как уже пустой сейф был зачем-то заперт, Майкл – снова с плащом на руке, скрывающим пистолет с серебристым дулом, – шел за Пат к машине. Она заметила, что он оглядывается по сторонам но сомневалась, что кто-то еще обратил на это внимание.

Майкл снова попросил ее сесть за руль, что она и сделала, поставив портфель на сиденье между ними. Светило солнце, и маленький, псевдодеревенский городок – окруженный горами, под невероятно голубым небом с пятнами облаков – казался ей насмешливо-идеальным.

Когда машина остановилась на обочине возле школы Майкл пересел за руль. Пат собиралась сказать, что по семейным обстоятельствам ей нужно забрать Анну.

Пока Пат шла с дочерью по бесконечной дорожке к парковке «ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОБУСОВ», где их ждал Майкл, Анна засыпала ее вопросами.

Семнадцатилетняя девушка, одетая в джинсовый костюм с расклешенными брюками, украшенными цветочными наклейками, держащая книжки перед собой двумя руками, не возражала против того, что ее забрали из школы (а какой подросток на ее месте возражал бы?), но она сразу же сделала неверные выводы.

– Это из-за Майка? Хорошие новости? Если плохие, лучше сразу скажи мне, мам… Мам? Что происходит? Что происходит?

Но Пат смогла сказать только:

– Все в порядке… все в порядке… Папа тебе расскажет. Потом Майкл вез их домой, а Анна сидела за ними, задавая вопросы, на которые Майкл уклончиво отвечал.

– У нас нет новостей о Майке, – сказал отец. – Но произошло кое-что серьезное, мы поговорим об этом дома.

– Кто-то умер? Какой-нибудь родственник? Я не знала, что у нас еще есть родственники!

Мама и папа Сатариано умерли более десяти лет назад (сначала папа, а через две недели мама), а братьев и сестер у Майкла не было. Только Пат знала об этом брате, который умер очень, очень давно…

– Папа, я имею право знать, что происходит в нашей семье!

– Да, имеешь, – сказал Майкл. Но это было все, что он сказал.

К тому времени, когда машина подъехала к дому, их дочь обиженно надулась («Ладно!»); Майкл снова оглядывался, теперь уже не так незаметно. Несколько соседей были на улице, у одного из них работала газонокосилка, наполняя воздух жужжанием.

Где-то в квартале от них двое мужчин в комбинезонах цвета хаки работали в саду – один стриг кусты, второй что-то сажал. Микроавтобус, почти такого же цвета, как костюм Пат, стоял у обочины. Большими белыми буквами на нем было написано: «УХОД ЗА ГАЗОНАМИ» и телефон в Рено.

Майкл, не отрывая глаз от мужчин в комбинезонах, спросил Пат:

– Разве Рон и Вики не уехали?

– Уехали. У них пятнадцатая годовщина свадьбы. Они на Гавайях.

– Они обычно вызывают кого-то ухаживать за газоном? Я думал, они сами это делают.

– Нет, в это время года они кого-нибудь нанимают.

– Ты узнаешь эту фирму?

– Название знакомое. Из Рено, кажется.

– Это та фирма, которую Рон и Вики обычно нанимают?

– Я не знаю.

Майкл что-то неразборчиво проворчал.

– Это так важно? – удивилась Анна. – Да, Паркеры нанимают людей присматривать за газоном.

Майкл повернулся к ней.

– Ты помнишь, о чем я говорил тебе и Майку?

Анна презрительно скривилась. Такое выражение лица подростки приберегают исключительно для своих родителей.

– Конечно, папа, – я помню, как ты говорил с Майком и со мной… Что-нибудь еще?

Лицо Майкла выражало ужасное разочарование.

– Мы об этом говорили неоднократно – в последний раз перед тем, как Майк записался добровольцем. О людях, на которых я работаю. И о проблемах, которые могут из-за этого возникнуть.

Нахальный тон Анны исчез.

– О, папа… это… Это что-то плохое… из-за людей, на которых ты… Папа, не пугай меня.

– В данный момент, – сказал он, – испугаться не такая уж плохая идея.

И он достал пистолет с глушителем из-под темного плаща, который лежал между ним и Пат на переднем сиденье, на портфеле, – зная, что Анна, сидящая на заднем сиденье, его увидит.

Девушка быстро откинулась назад и прикрыла рот рукой с розовыми ногтями.

– Поставим машину в гараж, – сказал Майкл.

Пат нажала на кнопку пульта, и машина въехала в гараж. Глаза Майкла оббежали все, и дверь за ними закрылась. Они просидели в темноте несколько мгновений.

– Я проверю дом, – сказал Майкл Пат.

Она кивнула.

Он оглянулся назад и посмотрел на дочь.

– Анна, я оставлю это тебе…

И он протянул дочери оружие с серебристым «носом»· Анна покачала головой, подняв дрожащие руки.

– Нет, папа, ни за что.

Он перегнулся через сиденье и вложил пистолет ей в руку, глядя ей прямо в глаза.

– Твоя мать не умеет этим пользоваться. А ты умеешь.

– Папа…

Почему-то возражения Пат остались невысказанными. Так вот почему Майкл настаивал, чтобы их дети научились обращаться с оружием, несмотря на все ее протесты! И он был прав, не так ли?

Совсем как сейчас. Он был прав, отдавая пистолет не жене, а семнадцатилетней дочери, которая действительно училасьпользоваться этой проклятой штукой…

– Ничего не случится, – сказал отец дочери. – Это просто… на всякий случай.

Анна сглотнула. Ее темные глаза расширились и не мигали.

– Я никогда не стреляла ни во что, кроме мишени, папа… Ты же знаешь.

Кивнув, он произнес:

– Если кто-то попробует обидеть тебя или мать, это твоя мишень. Ты поняла?

Анна снова сглотнула и кивнула. Пистолет она держала двумя руками – рукоять в правой, глушитель в левой.

Майкл повернулся к Пат.

– Садись за руль. Если что-то случится в доме, не думай ни о чем – просто уезжай отсюда.

– Майкл, я буду ждать тебя…

– Нет. Если услышишь стрельбу, уезжай – немедленно. Доедешь до конца квартала. Оттуда еще видно дом. Жди три минуты. Если из дома выйдет кто-то кроме меня, уезжай. Уезжай.

Качая головой, Пат спросила:

– И что потом?

– Поезжай в Рено.

– В Рено!

– Да – на парковку возле церкви Святой Терезы. Там жди два часа. Если я не приду, остановишься где-нибудь в отеле.

–  Гдегде-нибудь?

Анна с заднего сиденья сказала:

– Пала, пожалуйста, ты путаешь меня…

– Хорошо… – произнес Майкл. – Пат, в любом отеле, где угодно, но сначала отъедь как минимум на двести миль.

– Как мы узнаем?…

– Читай газеты, смотри телевизор. Если обо мне будут новости… плохие, тогда бери портфель и… Ты помнишь, Пат, о чем мы говорили в банке. Хорошо? И тогда вы… у вас будет все в порядке.

Пат думала, что она не сможет заплакать, пока сидит на таблетках, но сейчас у нее из глаз полились слезы.

Майкл не стал утешать ее – просто положил руку ей на плечо и сжал его.

– На это у нас нет времени. Ты должна быть сильной. Ради себя и ради Анны… Анна, ты тоже должна быть сильной ради себя и ради мамы. Таких моментов может быть много. Когда я войду в дом, он, скорее всего, будет пуст.

Пат достала из сумочки салфетку, кивнула и вытерла глаза и лицо.

Анна не плакала. Она взяла себя в руки и только коротко кивнула.

Майкл улыбнулся им, каждой отдельно – сначала Пат, затем дочери.

– Я люблю вас, мои девочки.

– Я люблю тебя, Майкл, – тихо сказала Пат.

– Папа, я люблю тебя.

– Увидимся через минуту.

И Майкл, выглядевший с головы до ног как солидный руководитель курорта, в сером костюме и галстуке, выбрался из машины, прошел к двери в кухню и, совсем как обычно, вошел в дом семьи Сатариано.

Все было как обычно, кроме пистолета у него в руке.

Глава пятая

Полуденное солнце светило через стеклянные двери в патио. Майкл вошел в современную желто-белую кухню и остановился. Лучи солнца с пляшущими в них пылинками были настолько яркими, что он зажмурился. Они придавали сюрреалистический оттенок обыденной обстановке дома Сатариано, который казался привычным, как буханка хлеба на столе.

Майкл стянул туфлю с одной ноги, потом с другой, и пошел дальше в носках. Тишина нарушалась только безобидными домашними звуками гула холодильника, урчания посудомоечной машины и тиканья часов.

Сначала он проверил кладовку и прачечную, расположенную налево от кухни, – ничего. Соседняя дверь, за которой была лестница, ведущая в подвал, натолкнула его на мысль, что нужно проверить и там – незаконченный подвал состоял из комнаты для стирки (над которой стоял Майкл), чулана и пустой комнаты со столом для пинг-понга. Там лежал старый ковер, на котором стоял второй телевизор и магнитофон. Майкл решил оставить подвал напоследок – маловероятно, что незваные гости могут быть внизу, если только они не спрятались там, услышав, что в гараж въезжает машина.

Значит, не исключено нападение сзади.

Кухня выполняла роль столовой в правой части комнаты и гостиной в левой. У Майкла был хороший обзор обеих частей, но в любом случае ему пришлось нагнуться, чтобы как следует осмотреться, хотя вряд ли кто-то мог спрятаться в просторной столовой со стульями «Баухауз» столом с мраморной столешницей и пушистым белым ковром, из-за которого обедали там очень редко.

Гостиная – с удобной кушеткой возле стены (за которой никто не мог спрятаться) и со стеллажами, которые Майкл сделал, чтобы поставить телевизор, магнитофон, все свои пластинки и сборник Пат «Книги месяца» – тоже была достаточно открытым пространством. Лохматый красно-коричневый ковер и окно, выходящее во двор, впускающее солнечные лучи с плавающими в них пылинками, располагались с одной стороны, а с другой стороны была стена с оловянными мексиканскими масками, которые Пат коллекционировала, – странные лица, глядящие с немым осуждением.

Держа пистолет перед собой, как фонарик, освещающий темноту, Майкл неслышно прошел по столовой, признавая, наконец, что современный стиль Пат ему нравится – не бело-желтые геометрические формы, а отсутствие мест, где может спрятаться незваный гость. Красно-зеленые и черно-белые росписи, казалось, кричали проходящему мимо них Майклу, предупреждая о том, что нужно быть осторожным. Он прокрался через фойе в холл, который разделял дом на две части. Рядом с холлом располагались комнаты Анны и Майка, потом ванная, спальня родителей, еще одна ванная и кабинет Майкла.

Он начал с ближайшей комнаты, принадлежавшей Майку, в которой, после того как их сын ушел в армию, Пат решила ничего не менять. Но конечно, она там все-таки убрала, так что теперь эта комната совсем не походила на ту комнату, в которой жил Майк, где на полу валялись обложки пластинок (Хендрикс и Джоплин), книги (Хайнлайн и Азимов) и, конечно, грязная одежда. Постель редко была застелена. Несмотря на республиканские взгляды Майка и умение обращаться с оружием, он не подходил для военной жизни – постеры с изображением мистера Спока, пещерной женщины Рэйчел Уэлч и Клинта Иствуда в фильме «Еще несколько долларов» в казармах не приветствуются, и это помещение не выдержало бы никакой инспекции, до того как мать Майка привела его в порядок…

Единственным местом, где можно спрятаться, был туалет, но там ничего не было, кроме одежды Майка и полки, на которую мальчик складывал журналы «Плейбой» (о них родители ничего не должны были знать).

Комната Анны – девочка содержала ее в порядке без помощи матери – была также пуста, хотя в шкафу висело гораздо больше одежды, за которой можно спрятаться, и проверить ее без шороха оказалось не так уж просто. Снова выйдя в холл, Майкл прислушался. Ничего, кроме электрического пульса любого современного дома, и все же он мог поклясться, что кто-то здесь был. Может, он настолько потерял форму, что стал жертвой паранойи!То, что он сохранил боевые навыки, еще не значило, что его инстинкты не ослабели…

Майкл продолжил исследовать дом и направился в ванную. С пистолетом наготове он толкнул стеклянную дверь душевой кабинки… Никого, даже Джанет Ли не выпрыгнула навстречу.

Начиная чувствовать себя дураком, Майкл пошел вперед. Следующей комнатой была их с Пат спальня.

Там было множество мест, чтобы спрятаться, – под старинной кроватью с балдахином, например, или в гардеробной Пат, или за восточной красно-черной ширмой (сохранившейся от предыдущего декора), и в большой ванной комнате, соединяющей спальню с двойной душевой кабинкой…

Никого.

Ничего.

Наконец Майкл дошел до кабинета, быстро открыл дверь и обнаружил коренастого человека в темном костюме, сидящего за его столом; мужчина – лысый, в очках с темной оправой, увеличивающих его темные глаза, – радостно улыбнулся, как будто уже давно ждал Майкла на заранее назначенную встречу.

И когда Майкл протянуляистолет, чья-то рука высунулась из-за двери, сжала его запястье и вывернула его.

Пистолет выпал из руки Майкла, ударившись о покрытый ковром пол (к счастью, не разрядившись); и Майкл повернулся, чтобы встретить нападавшего, атлетически сложенного загорелого парня с темным лицом и индейскими скулами. Даже в пылу борьбы Майкл был поражен необыкновенным спокойствием, застывшим в голубых глазах незваного гостя.

Пистолет – девятимиллиметровый? – был во второй рукенападавшего. Он приставил дуло к животу Майкла и покачал головой, как будто советовал непослушному ребенку подумать над своим поведением.

Так как мужчина не выстрелил сразу, Майкл понял, что это не нападение, – если только кто-то не решил его сначала пытать, а потом убить, что весьма вероятно в Синдикате, – и исходя из этого предположения ударил сукиного сына коленом в пах, схватив его за запястье, и толкнул дуло пистолета вниз, направляя его в пол.

Очевидно, удар был достаточно сильным – колено Майкла двигалось с достаточной скоростью и энергией, – чтобы ослабить захват оружия, и Майкл уже держал пистолет в руке… Это действительно был девятимиллиметровы браунинг… Одним плавным движением Майкл подня свой пистолет с попа, отступив в угол между книжными полками и направив браунинг на согнувшегося в три погибели голубоглазого ублюдка, а кольт на лысого, который все еще сидел за столом и улыбался. Его улыбка напоминала волчий оскал из-за выступающих клыков.

– Встать! – раздраженно приказал Майкл «веселому человеку». – Руки вверх, оба. И убирайся из-за моего чергового стола… нет, в другую сторону… ближе к стене. Правильно.

Он качнул пистолетом в сторону голубоглазого, который все еще стоял согнувшись и тяжело дыша, жестом приказывая ему подойти ближе к своему лысому напарнику.

Голубоглазый умудрился подчиниться, он даже выпрямился и поднял руки вверх. Он был высоким, примерно шесть футов два дюйма, лет тридцати пяти (уж точно не старше сорока). Второму было около пятидесяти. Он все еще улыбался пугающей зубастой улыбкой, как будто пистолет был у него, а не у Майкла. Увеличенные очками глаза делали его похожим на полоумного.

Что заставляло этого придурка думать, будто козыри в его руках?

Их одежда не была сшита на заказ, нои дешевой ее назвать нельзя. Высокий мужчина был одет в темно-синий костюм с голубым галстуком, а лысый – в траурно-черный костюм, но с ярким зеленым полосатым галстуком. Они подозрительно хорошо выглядели, как профессионалы.

– Че-е-ерт, – произнес высокий. Его восклицание, видимо, касалось травмы, так как он стоял немного сгорбившись. Выражение лица у него было как у человека, которого заставляют смотреть на солнце.

– Вы не из мафии, – сказал Майкл. – Кто вы? Федералы?

Лысый улыбнулся и кивнул, словно профессор, который очень рад, что отстающий студент дал наконец правильный ответ.

– Да, мистер Сатариано.

Майкл махнул пистолетом.

– Положите ваше оружие на стол… медленно достаньте и держите за ствол.

Теперь эта чертова улыбка лысого гостя стала застенчивой.

– Я с удовольствием выполнил бы вашу просьбу, мистер Сатариано, но у меня нет оружия.

– Расстегните пиджак. Посмотрим, что у вас там. Представьте, что вы Мерв Гриффин.

В стиле этого угодливого ведущего ток-шоу лысый подчинился и произнес:

– Мы не вторгались в ваш дом. У нас есть ордер. Могу я достать его и показать вам?

– Перестань улыбаться, – приказал Майкл, – и показывай.

Федерал постарался сдержать свою радость и осторожно достал из кармана несколько свернутых листков.

– Брось на стол, – сказал Майкл. – В чем меня обвиняют?

– Обвинения нет – пока нет. Этот документ позволяет нам войти в ваш дом с определенной целью. И это не обыск.

– Я в это верю, – согласился Майкл, переводя взгляд с одного гостя на другого; высокий, кажется, начал приходить в себя. – Или вы самые аккуратные копы, которых я встречал.

– Мы здесь, чтобы поговорить с вами, – сказал лысый федерал. – С вами и с вашей семьей.

– С моей семьей? – Майкл шагнул вперед, направив пистолет на ублюдка. – Какого черта?

Улыбка вернулась на его лицо, он успокаивающе взмахнул руками.

– У вас нет причин для беспокойства, даже наоборот. Меня зовут Гарольд Шор. Я заместитель директора ОБОПВ. То есть…

– Отдел по борьбе с организованной преступностью и вымогательством, – сказал Майкл, отступая. – Департамент юстиции. Покажите документы.

Шор кивнул и осторожно извлек что-то из внутреннего кармана пиджака. Это был маленький бумажник.

– Сделай шаг вперед, – произнес Майкл, все еще держа обоих под прицелом, – и раскрой его так, чтобы я мог видеть.

Шор выполнил требование.

Документы Департамента юстиции, все правильно, но фотография!.. Сукин сын улыбался даже на фотографии!

– Теперь можешь отойти, – разрешил Майкл. Потом обратился к второму федералу: – Что насчет тебя?

– Я с ним.

– В самом деле? Ты не столкнулся с ним случайно в моем кабинете? Имя.

– Дон Хьюз. Дональд.

– Давай проверим это, Дональд.

Хьюз показал свои документы – и значок. Но это было не то удостоверение, которое Майкл ожидал увидеть.

– Федеральный «маршал»… – Майкл нахмурился, переведя взгляд на Шора. – Не из ФБР?

Хьюз, прячущий документы, казался слегка обиженным.

– «Маршалы» работают со мной, – сказал Шор, – в моем отделе.

– Что же это за отдел?

– Некоторые называют его «Программа "Псевдоним"». – Ужасная улыбка, выступающие клыки в компании с полоумными глазами производили эффект противоположный запланированному. – Мы называем его ПЗС.

– Программа Защиты свидетелей, – почти прошептал Майкл и опустил пистолеты. – Вот в чем дело.

– Да, мистер Сатариано. Но, может, я могу называть вас Майкл? А вы меня Гарри. Все мои друзья меня так называют. Почему бы вам не убрать пистолеты и не пригласить вашу семью в дом?

Майкл проигнорировал его слова и» спросил:

– Те садовники на улице, они из ваших?

Шор кивнул.

– Но мы не будем препятствовать вам, если вы захотите уехать. Это не арест. Мы здесь, чтобы поговорить, и все. Мы просто делаем вам предложение, которое вы можете отклонить.

Что они знают? Им известно о двух мертвых гангстерах в коридоре «Каль Нева»? Его звонок в Чикаго мог еще не принести результата.…

– Это «предложение», насколько я понимаю, – сказал Майкл, – подразумевает иммунитет от ответственности за любое преступление, которое я совершил до этой встречи.

– Правильно, – кивнул Шор. – Вы можете подписать бумаги сегодня. А детали мы обсудим позже.

– Не спеши, Гарри. – Майкл повернулся к «маршалу». – Вот твой пистолет, Дон. Спрячь его под пиджак.

Хьюз осторожно сделал так, как ему было велено. Но в глазах «маршала», встретившихся с глазами Майкла, отразилась признательность за доверие.

Потом Майкл сказал:

– Вы знаете, где столовая?

Они кивнули.

– Идите туда, садитесь и ждите меня. Я собираюсь привести моих девочек в дом. Я не хочу, чтобы кто-то из вас сказал им хоть слово. Это будет мужской разговор, понятно.

Шор развел руками, конечно, улыбаясь.

– Я бы предложил то же самое.

– Мы хотим как лучше. Для вас и для вашей семьи, – заметил Хьюз.

– Да, конечно, – засмеялся Майкл, – это очень трогательно. Я вытру слезы умиления и вернусь к вам.

Он засунул пистолет за пояс и махнул им, чтобы они выходили из кабинета, что они и сделали, а Майкл последовал за ними.

Заведя жену и дочь в кухню, Майкл попросил их, чтобы они приготовили обед, пока он будет говорить с чиновниками в столовой. Он сообщил, что у них в столовой федеральные агенты, но они пришли не для того, чтобы арестовать его.

Пат и Анна нервничали, конечно, но Майкл сказал: «Возможно, они помогут нам», и это, кажется, успокоило их.

В кухне Пат кивнула в сторону столовой.

– Мне готовить и на… гостей?

– Нет. Я не готов разделить с ними трапезу. Пока.

– Мы могли бы, по крайней мере, предложить им кофе.

– Нет.

Внезапно Анна поддержала его:

– Папа, мы в опасности?

– Из-за этих людей в нашем доме? Вовсе нет.

В столовой Майкл устроился на стуле, на котором недавно сидел молодой сержант, сообщивший, что их сын пропал без вести. Двое федералов сидели на диване напротив него. Шор сидел ровно, сплетя пальцы, а Хьюз откинулся назад, скрестив руки за головой. Лысый директор ОБОПВ так старался быть милым, что выглядел немного зловеще, а «маршал» держался так сдержанно, что можно было не заметить, как внимательно следили за вами его страшные голубые глаза.

– Во-первых, – тихо сказал Шор, – я должен про светить вас относительно ситуации, в которой вы ока зались.

– Почему бы и нет.

– Принимая во внимание вашу сегодняшнюю осторожность, – продолжил Шор (его глаза были спрятаны за очками, улыбка по-прежнему обнажала острые клыки, а на губах застыли капельки слюны), – я предполагаю, что вы знаете, что ваши друзья из Чикаго… наверное, я должен сказать бывшиедрузья… обвиняют вас в смерти Бешеного Сэма Ди Стефано.

– Я знаю об этом. Но я этого не делал.

Теперь глаза Шора сузились, улыбка исчезла с его лица.

– Мы тоже не верим, что это сделали вы… но некоторые люди из правоохранительных органов с нами не согласны.

Майкл положил ногу на ногу, его руки сжали подлокотники.

– И что же это за люди?

– Полиция Чикаго, которая нашла оружие, выброшенное в квартале от дома Ди Стефано… оружие с вашими отпечатками.

Майкл даже не старался скрыть свое удивление.

– Что за черт… – Потом он рассмеялся. – Смешно.

Шор ничего не сказал, он и Хьюз, казалось, внимательно изучали Майкла.

Он постарался быть откровенным с ними, в пределах разумного:

– Мой сын и моя дочь имеют оружие – они участвовали в соревнованиях стрелкового клуба – это оружие хранится в стенном сейфе. У меня всего два пистолета – один из них, сорок пятого калибра, вы уже видели. Второй военный трофей.

Шор кивнул и нагнулся вперед. Его брови показались над оправой очков.

– И кстати, не думайте, что ваш послужной список не повлиял на решение правительства дать вам этот второй…

– Хватит. Что это за оружие, на котором мои отпечатки? Шор повернулся к Хьюзу, заговорившему впервые после того, как они перешли в столовую.

– Двуствольное ружье. «Ремингтон».

– У меня никогда не было такого оружия.

Хьюз пожал плечами.

– Оно было украдено из ломбарда в Рено около двух недель назад.

– Кто-то очень постарался, – проворчал Майкл, – придумывая эту прекрасную схему.

«Маршал» покачал головой.

– Может быть, недостаточно прекрасную – наши специалисты говорят, что отпечатки, вероятно, сфабрикованы… сняты со стакана, например, и нанесены на оружие.

Майкл нахмурился.

– Это мнение, а не факт.

Шор кивнул.

– Прокурор может посмотреть на присяжных и бесстрастно заявить, что ваши отпечатки были найдены на орудии преступления, – он отодвинулся. – И мы понимаем, что у вас нет алиби – кроме слов вашей семьи – на День убийства.

Майкл внимательно посмотрел на Шора.

– Гарри, никто из полиции Чикаго не приезжал сюда или куда-то еще и не расспрашивал меня об этом…

– Мы проверяли по телефону – сотрудники «Каль Нева» подтвердили, что вас не было на работе в тот день… даже несколько дней.

– На то есть причина.

Шор, который, к счастью, перестал так чертовски мило улыбаться, сделал грустное лицо, тоже слишком старательно.

– Кстати, мы знаем о печальном происшествии с вашим сыном. Он, видимо, был очень храбрым молодым человеком. Вы должны гордиться им.

«Маршал», неожиданно с таким же грустным выражением лица, сказал:

– Я потерял на этой войне племянника.

– Да, спасибо, но Майк считается пропавшим без вести, а не погибшим; то есть вы хотите сказать, что, если я не буду сотрудничать с вами, мне могут предъявить обвинение в чикагском убийстве?

Шор пожал плечами.

– Весьма возможно. У них есть два свидетеля, видевших вас на месте преступления.

Майкл уже знал это из разговора с Винни, но все же спросил:

– Кто?

– Брат Сэма Марио и Энтони Спилотро.

И снова Майкл рассмеялся.

– Тони Муравей и Марио? Вы имеете в виду тех двоих, которые должны были предстать перед судом вместе с Бешеным Сэмом? И которые могут теперь не волноваться, что скажет этот псих?

Шор кивнул.

– По нашей версии они сами в этом замешаны.

– Вы думаете? – Майкл издал короткий смешок. – Интересное алиби – совершаешь преступление, а потом говоришь, что видел, как кто-то другой это сделал, когда ты случайнобыл поблизости.

– Они говорят, что видели «корвет», похожий на ваш, – сказал Хьюз, – с человеком в лыжной маске за рулем, недалеко от дома. Машина ехала очень быстро.

– Они не заметили номера, – добавил Шор, – но мы думаем, что они просто решили слегка завуалировать свои показания, чтобы прикрыть себя, если у вас будет алиби получше.

Майкл опять засмеялся.

– Кто-нибудь еще видел этот таинственный «корвет»?

– Нет.

– Представляю себе. Марио и Муравей нашли тело?

– Нет. Убийца закрыл за собой дверь гаража. Марио и Тони говорят, что они подошли к входной двери и постучали, но никого не было дома.

Недоверчиво качая головой, Майкл спросил:

– И эти двое могут быть заслуживающими доверия свидетелями в деле об убийстве?

– Ну, это Чикаго… – вздохнул Шор.

– Ваши эксперты могут подтвердить, что отпечатки пальцев фальшивые?

– Только если прокурор их вызовет. Послушайте, обвинение полицейского управления Чикаго не единственная ваша забота.

– Это даже не главная ваша забота, – добавил Хьюз. Шор продолжил:

– Группировка Ди Стефано жаждет крови, и, видимо, Тони Аккардо разрешил это. Мы понимаем, что Сэм Гьянкана… еще в Мексике, в данный момент в своем особняке… строит планы о возвращении в Чикаго. Он предложил полмиллиона своих денег любому, кто рассчитается с убийцей его старого друга Бешеного Сэма.

– То есть с вами, – уточнил Хьюз.

– То есть, – сказал Шор, устало пожав плечами, – против вас не только люди Бешеного Сэма… не только наемные убийцы… но и любой, у кого есть пистолет и немного смелости.

– И кто вы такой для этой шпаны? – сказал Хьюз. – Они не отличат Почетную медаль конгресса от значка скаута. Какой-то престарелый руководитель казино. Легкая добыча. Это для них все равно что найти деньги на улице.

Майкл спросил Шора:

– Ваши… информаторы, они надежны?

Снова на его лице эта ужасная ухмылка.

– Мистер Сатариано… Майкл. Это моя работа – собирать надежную информацию. Толькотакую.

– И они говорят, что Аккардо лично приложил к этому руку?

Шор внимательно посмотрел на Майкла, потом сказал:

– Я слышал, вы были довольно близки с ним. Не так близки, как с Фрэнком Нитти…

Хьюз выпрямился.

– Фрэнк Нитти? – У «маршала» было изумленное лицо, когда он произносил это имя. – Вы знали Фрэнка Нитти? С телевидения?

– Дон, – сухо сказал Майкл, – несмотря на Уолтера Уинчелла, «Неприкасаемые» не был документальным фильмом.

Легкое смущение пробежало по угловатому лицу «маршала».

Майкл отметил, что Хьюз не знал всей подноготной этого дела, как Шор; это говорило о том, что «маршал» на самом деле был новичком.

Шор произнес:

– Согласно достоверным источникам, вы и Фрэнк Нитти были как отец и сын. И такие же отношения были у вас с Полом Рикка… только Рикка больше нет. Ваш защитник умер. Отсюда возникает вопрос: достаточно ли близкие отношения у вас с Аккардо, чтобы рискнуть прийти к нему и изложить свою точку зрения?

Эта мысль посещала Майкла с тех пор, как он уехал из «Каль Нева» после покушения на него. После того как Шор высказал эту мысль, она вышла на передний план: существовала еще одна возможность спастись, не прибегая к помощи федералов, – обратиться к Тони Аккардо.

Внезапно Майклу снова стало одиннадцать лет, он сидел в машине перед гостиницей «Лексингтон» в Чикаго. Его отец отправился на встречу с Фрэнком Нитти, демонстрируя добрые намерения и согласившись встретиться с боссом мафии на его территории. И меньше чем через полчаса отец Майкла выбежал, отстреливаясь, с лицом, забрызганным кровью наемных убийц Синдиката – потому что Фрэнк Нитти отвернулся от него, поставив дело выше преданности. Потом, после того как Ангел Смерти и его сын ограбили все эти банки Синдиката, Нитти согласился на сделку. Нитти выдал Коннора Пуни, убийцу мамы и Питера, отцу Майкла и пообещал, что война между О'Салливанами и Синдикатом закончилась…

…однако потом Нитти послал наемного убийцу, чтобы тот покончил с Ангелом Смерти.

– Я не буду говорить с Аккардо, – сказал Майкл.

– Хорошо, – Шор кивнул с энтузиазмом. – Хорошо, хорошо, хорошо, – потому что, Майкл, если сейчас мы не договоримся, то… что ж. Мне придется сделать один звонок. И услуга, которую нам предоставило в этом деле полицейское управление Чикаго… она, скажем так, закончится.

– И они придут за мной, – закончил за него Майкл.

– Да. И осудят они вас по делу об убийстве Сэма Ди Стефано или нет… Вы будете в Чикаго, в городе, где любой никудышный бродяга и, по правде говоря, любой опытный гангстер знает, что, убив вас, он получит небольшое состояние.

– Даже учитывая инфляцию, – вставил Хьюз, – полмиллиона долларов неплохая сумма.

Смешно.

Майкл как раз думал об этом.

Потому что был и третий выход: убежать. Исчезнуть. Сменить имя безпомощи федералов…

– Что вы можете мне предложить? – спросил Майкл.

Сидящий чрезвычайно прямо, слишком напряженный Шор сказал:

– В двух словах, начать все сначала. У вас будет новое имя, новая работа, новый дом, такой же замечательный, как этот. Вы в привилегированном положении, Майкл, – большинство наших свидетелей, честно говоря, не самые надежные люди.

Полуулыбка подняла левый уголок рта Майкла.

– Я думал, это ваша работа… надежные свидетели.

– Надежная информация.Иногда источники… в общем, у нас в ПЗС бывают трудности с преступниками, с которыми мы вынуждены иметь дело. Люди, привыкшие зарабатывать большие деньги на улице, нетрудоспособны в обычном мире. Мы даем возможность начать все сначала некоторым неисправимым людям, Майкл, многим из них приходится работать продавцами в бакалее или охранниками.

– Воры, работающие охранниками. Замечательно.

– Но вы, Майкл, – вы умный, вы честный, у вас огромный опыт работы. Вы не какой-то там наркоман со сломанным носом и ушами.

– Я умею делать деньги.

Улыбка Шора выросла до фантастического размера.

– Вы будете делать деньги. Оченьхорошо. Обычно мы месяцами работаем, чтобы найти что-нибудь хотя бы немного подходящее для наших… клиентов. В вашем случае ситуация просто идеальная и для вас, и для нас: ресторану требуется руководитель. Это заведение, которым правительство больше не хочет владеть из-за Внутренней налоговой службы. Кроме того, у нас есть неподалеку прекрасный дом, почти такой же замечательный, как этот.

Майкл прищурился:

– И как вы собираетесь это осуществить?

Резко пожав плечами, Шор ответил:

– Мы устроим продажу вашего дома, этогодома. А пока вы будете жить в доме, который мы предлагаем бесплатно. Потом мы попросим, чтобы вы использовали средства, полученные от продажи этого здания, на покупку того.

– Вы не можете просто дать мне дом, да?

Шор покачал головой, выражая сожаление.

– Нет. Мы не можем платить за свидетельские показания. Но мы можем проследить, чтобы вы поменяли эту жизнь на другую, которая будет не хуже.

– И все, что я должен сделать, это дать показания?

Шор снова лучезарно улыбался.

– Вот видите, Майкл. Вы не похожи на людей, с которыми мы обычно имеем дело. Вы не сказали «настучать» или «донести». Вы сказали «дать показания». Вы, как и мы, не любите этих людей. Вы просто случайно пошли по дороге, которая привела вас к ним… И долгие годы они были вашими работодателями.

Майкл развел руками.

– Я не много могу дать вам, Гарри. Я работал в законном бизнесе.

Полоумные глаза федерала вспыхнули.

– Проработав больше тридцати лет помощником Нитти, Рикка, Гьянканы и Аккардо?… Я думаю, из вас выйдет самый… надежный… свидетель.

Майкл ничего не ответил.

– Я знаю, вы хотите посоветоваться с семьей, – сказал Шор. Он посмотрел в сторону кухни, откуда Доносились ароматы соуса для спагетти, приготовленного по рецепту папы Сатариано. – Или вы хотите, чтобы мы?…

– Нет. Я справлюсь с этим. –Майкл выпрямился, положив локти на подлокотники и сомкнув ладони, словно во время молитвы. – Бумаги у вас с собой? Те, что я могу подписать сегодня?

Эти слова застали Шора врасплох. Он обменялся взглядами с Хьюзом, потом сказал:

– Ну… да. Но я думал, вы… ну да, у меня есть бумаги. Конечно, у меня есть бумаги.

Если два сегодняшних убийства, самозащита это была или нет, выплывут на поверхность, предложение об иммунитете может быть аннулировано.…

Майкл встал.

– Подготовьте бумаги. Мне нужно поговорить с семьей.

Шор встал, Хьюз тоже.

– Двух часов хватит? – спросил Шор.

– Да.

– Я вернусь с бумагами.

Майкл указал на окно с задернутыми шторами.

– Вы пока оставите ваших двух садовников с микроавтобусом, чтобы они присмотрели за домом?

– Конечно.

Майкл повернулся к Хьюзу.

– Как вы вошли?

«Маршал», махнув рукой, сказал:

– Через черный ход за гаражом. Мы вернемся тем же путем.

– Хорошо, – Майкл повернулся к Шору. – И, Гарри, – еще одно…

– Да?

– Когда все произойдет? Когда мы уезжаем?

– О, – кажется, этот вопрос удивил Шора. – Разве я не сказал? Прямо сейчас.

– Сегодня вечером?

Шор отечески положил руку на плечо Майкла.

– Старая жизнь закончилась. Вы начинаете новую. И чем больше вы позволите этим маленьким леди размышлять об этом… тем хуже для вас и для них.

Майкл тряхнул головой. Вздохнул.

– Ну, – сказал он, – гореть мне в аду.

– Может, и нет, – сказал Шор со сдержанной улыбкой сдержанной для него. – Теперь вы на стороне добра. Увидимся через два часа. Не забудьте зубную щетку.

Книга вторая Рай для демонов

Два месяца спустя

Глава первая

Семья Майкла Смита из Таксона, штат Аризона, жила в районе, известном под названием «Райский поселок», в четырех милях к юго-западу от города. Им принадлежал один из пятидесяти домов, покрытых красной черепицей и стилизованных под индейские вигвамы, каждый с бассейном и большой лужайкой, засеянной изумрудной травой, требующей обильного полива.

Первым, что сказала Анна, когда они вышли из их нового автомобиля (белого «линкольна континенталь»), было: «Райский поселок, да? Рай с дикой травой».

Они приехали из Таксоновского аэропорта только с теми чемоданами, которые успели собрать той полной неожиданностей ночью в Кристал-Бей. Им пришлось провести на чемоданах в гостиницах две недели («в целях безопасности», как сказали им сотрудники ПЗС).

Как же Майкл, Пат и Анна удивились, когда зашли в новый дом и обнаружили там свою старую мебель!

Там были все недостающие личные вещи – документы, фотоальбомы, письма, счета, одежда, кроме той, что они собрали в спешке. Мебель была расставлена приблизительно так же, как и в их доме на озере Тахо, включая дополнительную комнату, оборудованную под кабинет Майкла, с книгами на полках (кроме тех, которые были подписаны). Перевезли даже его драгоценную коллекцию фильмов (хотя фотографий в рамках с автографами Синатры, Дарина, Дина Мартина, Ширли Маклейн и Кили Смит не было).

Позже Майкл спросил Гарольда Шора, каким чудом им удалось перевезти их старую мебель и личные вещи.

– Ну, – добродушно сказал Шор, когда они сидели в холле отеля в Фениксе (куда Майкл приехал для воскресной встречи со своими «друзьями» федералами), – наши грузчики приехали на следующее утро после вашего отъезда. Они все упаковали и отвезли на склад в Рено, за которым мы следили, пока не убедились, что больше никто этого не делает… А потом другая бригада грузчиков перевезла все на военную базу – вам не нужно знать, куда именно – и, наконец, вещи были доставлены в ваш новый дом в Райском поселке. Мы даже прислали женщину-агента, чтобы она сделала ваше жилье более уютным.

– Умно, – кивнул Майкл. – Если за вами не проследили.

– О, мы были очень осторожны, – сказал веселый агент, тараща глаза, увеличенные очками с темной оправой. На губах, растянутых в ужасной улыбке, блестели капельки слюны. – Вы очень нужны нам, Майкл. У нас связаны с вами большие планы.

– Как и у мафии, – напомнил Майкл.

Сначала членов семьи Сатариано привезли в мотель возле Сан-Франциско, где их охранял предупредительный, но строгий голубоглазый индеец по фамилии Хьюз. Потом Майкл, Пат и Анна – все еще Сатариано, а не Смит – улетели в Вашингтон, округ Колумбия, где поселились в уютной гостинице, и снова их охранял Хьюз и другие «маршалы».

Хьюз в самом начале сказал Майклу интересную вещь:

– Предупредите свою семью, чтобы они вели себя осторожно с моими ребятами. У нас все устроено строго по принципу служебной необходимости. Держите свою фамилию «Сатариано» при себе. Только я осведомлен, кто вы на самом деле.

– Спасибо за совет, Дон. Вы не доверяете своим людям?

– Дело не в этом, Майкл, – голос этого скуластого человека, казалось, выражал неподдельную заботу о маленьком семействе. – Заместитель директора Шор скажет вам то же самое – даже в ОБОПВ только несколько человек в курсе дела. Нам противостоят опасные люди. Но, я думаю, вамэто известно.

– Да. Но я рад слышать, что вы тоже так считаете. Сначала Пат и Анна заказывали еду в номер и целый день смотрели телевизор (в основном «Дни нашей жизни» и «Игры и результаты»), пока Майкл отвечал на вопросы в комнате номер две тысячи семьсот тридцать в департаменте юстиции. Но через несколько дней с ними начал работать агент, дававший им инструкции по поводу их новой жизни. В рамках обычной процедуры члены семьи сохраняли свои настоящие имена, брали только новую фамилию, начинающуюся с той же буквы, что и старая. Это помогало избежать недоразумений и давало бывшим Сатариано возможность вовремя исправить ошибку, если они начнут произносить или писать свое старое имя.

Или, как сказала Анна, «сохраняли инициалы».

Вечером, когда Майкл возвращался в гостиницу, ему тоже приходилось изучать придуманное для них фальшивое прошлое. Легенда была простая, только основные моменты, на тот случай, если новые друзья или работодатели, или учителя, или кто угодно начнут задавать обычные невинные вопросы.

Смитам нужно было знать, откуда они приехали (Сент-Пол, штат Миннесота – город, в котором никто из них никогда не был), включая название улицы и описание дома и окрестностей, а также основные имена несуществующих родственников и названия реальных школ и колледжей, в которых учились Пат и Майкл.

Кроме того, Майклу Смиту пришлось ознакомиться со множеством подробностей из разных сфер деятельности, в которых он якобы работал, а также узнать о своей невыдающейся военной службе – во время Второй мировой он был в Штатах, исполнял обязанности секретаря батальона (странно, ту же должность выбрал их сын Майк, чтобы обмануть мать, тогда как на самом деле участвовал в боевых действиях). Светловолосый вежливый, дружелюбный агент по имени Майкл Редди консультировал их семью, всех вместе и каждого по отдельности, относительно разных сложных аспектов программы по защите свидетелей.

– Вы не можете поддерживать связь с кем-либо из родственников или друзей, – сказал агент Редди. – Вы подвергнете их – и себя – опасности.

– Но что будет, когда наш сын вернется из Вьетнама? – спросила Пат.

– Мы устроим вам встречу, конечно. Ему больше двадцати одного года, поэтому он сам должен выбрать, хочет ли он начать новую жизнь вместе с вами.

– Я поняла, – произнесла Пат, явно успокоенная. Но наедине Редди признался Майклу, что армия не слишком надеется на возвращение лейтенанта Сатариано, – вероятно, ПЗС проверила статус пропавшего солдата в обычном порядке.

– Насколько вы откровенны с женой, – сказал агент, – ваше дело… Возможно, вы сейчас не захотите подвергать ее излишним волнениям.

И еще Редди сказал Майклу, что, несмотря на то что, них не должно быть «никаких контактов», часто делают исключение, если речь идет о родителях или бабушках и дедушках. Можно передать письмо без обратного адреса и даже устроить телефонный разговор через станцию Департамента юстиции, но так как Майкл и Пат потеряли родителей, это касалось только Пат… если она захочет поддерживать связь со своей сестрой Бетти.

Пат и Бетти не были близки – своенравная Бетти стала республиканкой и вышла замуж за бывшего пастора – но «миссис Смит» сделала один звонок, чтобы Бетти не волновалась.

Самой большой проблемой, конечно, была Анна, которая на прежнем месте встречалась с парнем по имени Гэри Грейс.

– Вы должны будете не спускать с нее глаз, – сказал Редди. – Она ведь еще подросток.

– Кроме шуток, – спросил Майкл, – она даже не может написать ему прощальное письмо?

– Мы не советуем. Пусть это будет полный разрыв. Прямо сейчас.

– У вас есть дети, агент Редди?

– Да, а что?

– Сколько им?

– В третьем и в шестом классе.

– Почему я не удивлен?

– До двадцати одного вы, конечно, можете ее контролировать, и…

– У вас действительно нет детей-подростков, агент Редди.

– …и если вы и вправду хотите разрешить ей написать этому парню, ее письмо должны прочитать вы с вашей женой и сотрудники ПЗС. В нем не должно быть даже намеков на то, куда она переехала.

– Я понял. Лучше вообще не давать ей такой возможности.

– Это правильное решение, мистер Смит. Самое правильное решение.

Еще одним потрясением для них была необходимость официально сменить имя: они не просто будут притворяться Смитами, они официально станут Смитами… а не Сатариано.

Шор лично объяснил это Майклу:

– Мы не можем допустить, чтобы вы лгали, заполняя юридические документы, документы на недвижимость, на страховку или на заем. Департамент юстиции не может быть участником мошенничества. Вы должны использовать ваше настоящее имя… которое теперь Майкл Смит.

Были составлены протоколы суда, подтверждающие тождественность старой и новой личностей. Пат и Анна негодовали по поводу всей этой официальной смены имен, а Майклу в общем-то было все равно. Он это уже проходил.

Интенсивный инструктаж и обсуждение мельчайших деталей длились почти две недели. В конце прибыла куча документов: свидетельства о рождении, карточки соцобеспечения, водительские права, даже табеля из школ и колледжей. У Смитов было прошлое.

У них были документы.

Они были настоящими.

Настроение Пат и Анны улучшилось, когда они стали заучивать свои новые биографические данные, вместо того чтобы целый день смотреть телевизор. Гостиничное существование особенно наскучило Анне, каждое второе предложение которой было о том, что сейчас должно происходить дома («Сейчас встреча комитета по организации выпускного бала – прямо сейчас!»). А каждое первое предложение звучало примерно так: «Неужели по телевизору нет ничего интереснее чем «Уолтоны»?»

Майклу не сказали, против кого первого он будет давать показания и по какому процессу. Ему сообщили только, что это произойдет через полгода, а впоследствии, в ближайшем будущем, он будет выступать свидетелем как минимум раз в год. Известие о том, что у него будет «ближайшее будущее», показалось Майклу хорошим началом.

Он будет давать показания не как Майкл Сатариано и не как Майкл Смит, а как «мистер Икс».

«Я вдруг стал героем субботнего сериала», – думал он. Так как Майкл будет работать в ресторане, принадлежащем государству, пропустить работу в связи с выступлением в суде будет очень просто. Он не получал пособие от ПЗС, потому что его зарплата в ресторане (сорок тысяч долларов в год) его превышала.

Встречи с Шором в Фениксе будут не частыми, возможно, раз в месяц, и не продлятся дольше половины дня. Шору для встречи нужно прилетать из Вашингтона, а Майкл был одним из десятков, а может быть, и сотен людей, с которыми работал заместитель директора ОБОПВ.

– Мы будем не против, если вы захотите сохранить ваш пистолет сорок пятого калибра, – сказал Шор Майклу во время их первого разговора в Фениксе.

– Это что-то вроде семейной реликвии, – произнес Майкл» гадая, откуда они узнали, что пистолет все еще γнего. Может, они и о деньгах знали?

– Я понимаю, что вы хотите, чтобы у вас была возможность защищаться, – сказал Шор, – но больше никакого оружия, Майкл. Не превращайте ваш новый дом в крепость или в арсенал. Если у вас возникнут проблемы, если вы заподозрите, что вас выследили, этим займемся мы.

– Гарри, при всем моем уважении, – у вас даже нет отделения в Таксоне.

– Нет, но я могу сразу же послать «маршала». Чего в Аризоне хватает, Майкл, так это «маршалов». Мы сообщим вам телефон «горячей линии», по которому вы сможете позвонить.

– Допустим, я позвонил. Что произойдет дальше?

Шор пожал плечами.

– «Маршалы» сразу же приедут и увезут вас и вашу семью в безопасное место.

– Что… опять все сначала? Новые имена и?…

Шор кивнул с печальным видом.

– Да, Майкл. Возможно, вам придется переезжать несколько раз. Мы надеемся, что этого не случится, поэтому не обсуждали эту тему с вашей семьей… но это может произойти.

– Боже мой.

– Но помните, мы никогда не теряли свидетеля или члена его семьи за все время действия ПЗС. Никогда, – на лице Шора снова появилась ужасная улыбка. – Если бы это было не так, мы бы долго не продержались.

Майкл кивал головой, чувствуя тяжесть в животе.

– Я бы спал спокойней, если бы вы работали с ФБР, а не с этими чертовыми «маршалами».

«Маршала» Дона Хьюза с ними в комнате не было, он находился в соседней спальне, но в разговоре между Шором и Майклом не участвовал.

На лице заместителя директора ОБОПВ появилось разочарование, он выглядел почти оскорбленным.

– Майкл, они хорошие люди!

– Гарри, мы оба знаем, что эти «маршалы» – низшая ветвь департамента юстиции. Не надо думать, что раз ты посылаешь нас в Аризону, я новичок в этих делах.

– У наших «маршалов»…

– …нет работы – это бывшие копы из городских или шерифских отделений, у которых достаточно политического влияния, чтобы добиться нового назначения… Я ошибаюсь, Гарри? Или преувеличиваю?

Шор вдруг стал непривычно серьезным.

– Нет. Нет, Майкл. Но я работаю с тем, что имеется в наличии.

– Что имеется в наличии.

– Я тщательно изучаю их характеристики. У нас лучшие из…

– Худших? Просто запомни, Гарри: если вы не сможете защитить мою семью, это смогу сделать я.

Шор наклонился вперед.

–  Я могузащитить их, Майкл. Я могу защитить ихи вас.

– Тогда хорошо, – Майкл улыбнулся и пристально посмотрел на федерала. – Я выполню свою часть сделки. А вам лучше выполнить свою.

Глубоко дыша, Шор откинулся назад.

– Ты знаешь, Майкл… учитывая все, что мы для тебя делаем, я не думал, что потребуются угрозы.

– А как насчет того, что я делаю для тебя, Гарри? Я свое слово сдержу.

Итак, всего через две недели после ночного бегства из Кристал-Бей семья Майкла Смита вошла в гостиную, обставленную так же, как и старая. Даже планировка дома была похожей, вплоть до патио, в которое вела дверь из кухни, и бассейна.

Анна между истериками и нытьем брала отца за руку и голосом маленькой девочки говорила:

– Папа, это так странно. Так странно! Я чувствую себя привидением, которое бродит по своему дому.

Он обнял ее за плечи.

– Анни, это неприятно – никто не спорит. Но, может быть, это поможет нам, понимаешь… вернуться к нормальной жизни.

Она ничего не ответила, просто крепко обняла отца и ушла в свою комнату – один из немногих моментов в этом доме, которые он будет ценить.

Майкл понимал, как ей трудно – пропустить два последних месяца выпускного класса, уехать от друзей, любимого парня; никаких «Звуков музыки», никакого выпускного бала, на котором она наверняка была бы королевой. Что может быть хуже для девочки ее возраста?

Анна даже не будет произносить прощальную речь. Ее средний балл в табелях, которые передадут из Сент-Пола в Университет Аризоны, будет три целых семь десятых, то есть Анна будет считаться довольно сильной ученицей и в то же время не станет привлекать к себе внимания, которое вызвала бы к себе круглая отличница. Самым странным было то, что она на самом деле не будет заканчивать школу – было слишком поздно переводиться в какую-то школу Таксона, поэтому ПЗС сделает диплом девочке из Миннесоты, как будто она закончила школу экстерном из-за переезда в Аризону.

Все это держало Анну в подвешенном состоянии, не говоря уже о глубокой депрессии.

Вдобавок к тоске по дому, по парню и по жизни, которая у нее была, Анна злилась из-за того, что была «пленницей в собственном доме».

Она дала это понять Майклу, когда он повез ее в университетский городок – оазис знаний в жилом районе между автострадой и Ист-Сикс. Одетая в желтый топ и обрезанные джинсы, с темными волосами, собранными в хвостик, Анна ничем не отличалась от студентов, учащихся в этом заведении, – она уже загорела до черноты, а они пробыли здесь только неделю.

Когда отец и дочь ехали по четко распланированным дорогам между беспорядочно разбросанными зданиями из красного кирпича, гнездящимися в залитых солнцем деревьях и кустах, он расхваливал университет, предлагающий прекрасные программы по искусству; у нее будет замечательная возможность развивать музыкальные и актерские…

– Я чувствую себя Джиллиганом, – вдруг сказала Анна, прислонившись к стеклу.

– Кем?

– Джиллиганом! Выброшенным на берег вместе со Шкипером и кучкой других идиотов… Папа, мне восемнадцать, а ты возишь меня, как будто я маленький ребенок.

– Дорогая, ты же знаешь, я собираюсь купить тебе машину осенью, когда ты поступишь в университет…

Темные глаза Анны вспыхнули.

– Если я буду себя хорошо вести,ты это хочешь сказать?

– Я не ставлю никаких условий… Вот этот зал – самый большой на юго-западе. Ты и опомниться не успеешь, как уже будешь выступать на этой сцене.

– Я бы лучше выступала на старой сцене, а не в этом захолустном городишке.

– Анни…

Она состроила возмущенно-лукавую гримасу.

– И зачем, скажи на милость, мне нужна машина?

– Ну, Анни… потому что Таксон длинный город. Тебе нужно будет передвигаться.

– Если бы я жила в общежитии, я могла бы обойтись без машины. Но ты не хочешь, чтобы я жила в общежитии, правда, папа? Как все нормальныестуденты! Ты хочешь, чтобы я была дома… у тебя под присмотром.

Майкл остановился возле трехэтажного кирпичного здания библиотеки, не выключая мотор. Он посмотрел на ночь строго и все же нежно, но она отвела взгляд, перебегающий с предмета на предмет. От натянутой улыбки на щеке появилась ямочка.

– Я не пытаюсь ограничить твою свободу, дорогая. Ты же знаешь, что это не игра – мы в опасности, все мы. Я должен убедиться, что опасность миновала.

– А она когда-нибудь минует?

«Навряд ли», – подумал Майкл, но вслух произнес:

– Наверное. Но пусть все… устроится, хорошо? И начнется новая жизнь.

Из груди Анны вырвался звук, не очень похожий на смех.

– И что, я должна строить новую жизнь в своей комнате?Ты заставил меня бросить все, что было, но не позволяешь мне заменитьэто чем-то другим!

– Еще слишком рано, Анни… Не все сразу, хорошо?

– Тебе легко говорить – у тебя есть работа, по-настоящему новая жизнь! А я все время дома с мамой, у которой сейчас не больше интереса к жизни, чем у этих кактусов!

– Мама привыкнет, – вздохнул он.

– Ты так думаешь? Она похожа на зомби Донну Рид.

– Она привыкнет. И ты тоже. У тебя же появились друзья, не так ли?

– Да, если бы не Синди, которая живет напротив, я бы уже сошла с ума!

– И я ведь не запрещаю тебе гулять с Синди и ее друзьями, не правда ли?

Анна сглотнула и подарила отцу взгляд, признающий в нем человеческое существо.

– Да. Я благодарна тебе. Честно. И здесь интересно в каком-то смысле.

– Тебе понравилось ездить верхом, да? Ты сказала, что парк для верховой езды действительно красивый…

– Да, ничего. Хороший.

– Ты с Синди и этими ребятами уходила, а я ничего не говорил, не нервничал из-за этого, правильно?

– Правильно.

– Тут хорошо. Ты сама знаешь. Мы можем начать здесь все сначала, все мы.

– Я знаю.

– Мы можем сходить поиграть в гольф. Ты хочешь поиграть со своим стариком?

– Конечно, пап, – кажется, разговор утомил Анну. – Давай смотреть дальше университетский городок.

– Конечно, дорогая.

Анна была права насчет матери, Майкл это знал.

Пат плыла по течению, не больше. Она продолжала следить за собой, несмотря на то что выглядела так, будто за несколько месяцев постарела на десять лет. Она начала носить одежду пастельных тонов (яркий ковбойский стиль Таксона ей не нравился) и казалась такой же бледной, как ее одежда.

Иногда Пат выходила посидеть возле бассейна в тени, избегая солнца. Она готовила, делала покупки, даже убирала, заявляя при этом, что не хочет, чтобы ей кто-то помогал с домашней работой. Она спокойно делала всю работу по дому и казалась какой-то потерянной.

Когда Пат не хлопотала по хозяйству, она сидела и пила апельсиновый сок (она пообещала Майклу, что это будет только апельсиновый сок, потому что смешивать алкоголь с ее лекарством не стоило) и читала книги, купленные в супермаркете, или смотрела телевизор. Она увлекла несколькими мыльными операми, особенно сериалом «Больница», пока они жили в Вашингтоне в гостинице, и игровыми шоу, в которых участвовали знаменитости, такими как «Площадки Голливуда» и «Пирамида».

– Ты когда-нибудь встречался с Питером Лоуфордом, дорогой? – спросила она однажды. – Он сегодня участвовал в «Пирамиде».

– Да, пару раз.

– Он такой дурак, правда?

– В общем, да.

Вот чем стала ее жизнь – телевизор, домашняя работа, приготовление пищи, иногда бессмысленные комментарии. Пат не пыталась заняться политикой или благотворительностью. Ее политические порывы ограничивались фразой «чертов Никсон», когда президент появлялся на экране, и они еще не нашли подходящую церковь, что было довольно необычно для семьи Сатариано… то есть Смит.

– Ты не хочешь вступить в какую-нибудь церковь? – спросил Майкл у жены как-то за ужином, когда Анна ушла в свою комнату слушать «Дип Перпл» (рок-группу, а не песню).

– Не очень, – ответила Пэтси Энн и отхлебнула кофе, не глядя на него и вообще ни на что не глядя.

– В этой части Таксона есть несколько неплохих храмов. Мы можем даже пойти в одну из традиционных миссионерских церквей.

– Нет, – она слабо пожала плечами. – Мы не должны высовываться, правильно?

Вот и все, что она сказала по этому поводу.

Майкл надеялся, что Пат действительно привыкнет. И готов был сделать все от него зависящее, чтобы помочь ей. Он знал, что она лгала насчет апельсинового сока, потому что водка из буфета испарялась таинственным образом, и он боялся, что Анна это тоже замечает. Но сейчас, в самом начале новой жизни, он не мог, не хотел прямо поговорить об этом с женой.

Но он это сделает. Сделает. Деликатно. В один из ближайших дней. Или ночей.

Майкл чувствовал себя виноватым из-за того, что сам так легко приспособился. Ему доводилось привыкать и к более тяжелым переменам – когда они с отцом ушли из дома посреди ночи, несколько жизней назад, им не просто угрожало нападение, они оставили позади тела мамы и брата Питера. Переехать в замечательный город Таксон, в чудном штате Аризона, навряд ли было тяжелее, чем жить в «форде», ночевать в мотелях, похожих на ночлежки из фильма «Бонни и Клайд», и грабить банки на проклятом пути.

Он был Майклом О'Салливаном-младшим, знаменитым ребенком из Род-Айленда, штат Иллинойс. Он был водителем Ангела Смерти, о котором писали все газеты. Он был Майклом Сатариано, подростком в Де-Калбе. Он был Майклом Сатариано, героем войны. Он был Майклом Сатариано, бандитом, мафиози. И он был Майклом Сатариано, руководителем казино.

Быть Майклом Смитом, управляющим ресторана, было не трудно.

А Таксон – растянувшийся на девять квадратных миль в долине, окруженной пятью горными хребтами – замечательный город, лучшее место, в котором когда-либо жила его семья; девочки обязательно полюбят его, как он уже успел полюбить. Майкл находил пустынный, бесплодный город странно успокаивающим и наслаждался сухим зноем, чистым небом, горизонтом, изрезанным горами, которые постоянно переливались всеми оттенками красного и синего.

Местность в районе озера Тахо претендовала на звание дикого уголка природы, но на самом деле это была ловушка для туристов. Таксон же напротив – с широкими вымощенными улицами, вдоль которых росли апельсиновые деревья, узколистные тамариски и даже вечнозеленые кипарисы – излучал флюиды неподдельного спокойствия, естественности и неторопливости. Местные жители круглый год носили джинсы и мини-юбки. В своих костюмах и галстуках Майкл выглядел пижоном в этой культуре с испанскими, мексиканскими и индейскими корнями; ковбойские шляпы и сомбреро были обычным явлением в Олд-Пуэбло, как называли этот город коренные жители.

Некоторые старожилы называли Таксон по-другому: «Рай для демонов». Это название появилось во времена беззакония, когда конокрады, бандиты, мошенники и другие «отбросы общества» считали Таксон своим домом; шайка Глантона, Уайатт Эрп и Док Холлидей ходили по этим улицам, когда те еще были покрыты сухой грязью, пока не переселились в соседний Тумстон (кстати, Эрп тоже был «маршалом»).

И Майкл прослеживал связь со своей ситуацией – разве он и его отец не были одними из последних «великих» преступников? Он вспоминал, как старожилы Тахо рассказывали ему, что Малыш Нельсон и Джон Диллинджер скрывались в «Каль Нева» в свои лучшие времена, а Майкл при этом думал: «Вы имеете в виду… в мои лучшие времена.…» У «Каль Нева», конечно, была своя история – такая же древняя, как рассказы о Малыше и Диллинджере. Хотя Майкл больше не отвечал за казино и не решал его разнообразные проблемы – и его зарплата была не такой уж большой – он все же был доволен своей новой должностью: управляющий модного ресторана на авеню Норт-Кемпбел.

«Винсент», хозяин и тезка которого был растратчиком и неплательщиком налогов, из-за чего ресторан и перешел во владение дяди Сэма, был, как сказали бы парни из Чикаго, «шикарным заведением». Из окон от потолка до пола, в стиле гасиенды, открывался прекрасный вид на городские улицы, но кухня была необычной для Таксона, не мексиканской, а скорее континентальной, с такими блюдами как «барашек Веллингтон» и «телятина Соннино». Щеф-повар – русский еврей, называвший себя Андре – высококлассный специалист, получал такую же зарплату, как и Майкл… и не получал даром ни одного пенни.

Майкл, как практически любой человек с его опытом думал, что войдет и сразу начнет делать замечания и вносить изменения. Но, к своему удивлению, он не нашел повода для недовольства. Все было безупречно: тонкий фарфор, светло-розовые скатерти, свежие цветы, классическая музыка. Куда бы он ни посмотрел, все вокруг поражало его своей элегантностью – от сводчатого балочного потолка со сверкающими люстрами до каменного пола, от прямоугольных английских лужаек до массивного камина, который работал только зимой.

Майкл чувствовал себя генералом, принимающим армию ууходящего на покой генерала высокой компетенции. Может, Винсент и был мошенником, пристрастившимся к азартным играм, но он, безусловно, также был прекрасным ресторатором. О большем Майкл не мог и мечтать. Новая работа требовала времени и опыта, но при этом не была тяжелой. Персонал был так хорошо вышколен бывшим владельцем, что заведение под присмотром заместительницы управляющего прекрасно держалось на плаву. Единственной, у кого были проблемы, была эта загруженная работой заместительница управляющего, которая с удовольствием избавилась от части своих обязанностей.

Заместительница, Джули Висдом, – миловидная разведенная женщина чуть старше сорока – была очень мудрым человеком, несмотря на склонность к лести и флирту со своим новым боссом. Майкл обнаружил, что его привлекает эта интеллигентная брюнетка, и пытался бороться с возникшим влечением, но спячка, в которую впала Пат, еще больше усложняла ситуацию.

Майкл всегда был верным мужем, но его жизнь на работе была настолько приятнее и полнее, чем дома, что он испытывал соблазн. Он уже искал оправдания и объяснения… «После всего, что я пережил, после такого стресса, кто меня упрекнет?»

Но пока что Майкл не поддался искушению. Возможно, он все еще в душе был Святым Сатариано, или, может, он просто по-прежнему любил жену, – женщину, которая несла вместе с ним эту тяжелую ношу, хотя он предупреждал ее, что заключил сделку с Чикагским Дьяволом, женщину, которая дала жизнь Майку и Анне, прекрасную королеву выпускного бала из Де-Калба, в которую он влюбился столько лет назад…

Однажды, в четверг вечером, через два месяца после начала их новой жизни, Майкл пригласил Пат в «Винсент» на романтический ужин. Отчасти чтобы приструнить свою кокетливую заместительницу, но также и для того, чтобы помочь своей жене воспрянуть духом.

Это был не первый визит Пат в «Винсент», но впервые с ними не было дочери. В тот вечер Анна проводила время с соседкой, Синди, – они решили покататься на лошадях, а потом устроить вечеринку с ночевкой. И Майкл и Пат хотели, чтобы Анна расширила круг своих друзей.

Они заказали говядину «Шатобриан» и бутылку очень дорогого французского вина из подвала «Винсента». При свете свечей, на фоне окна с видом на город, Пат выглядела красивой и даже счастливой. Говорили в основном об Анне, так как в жизни Пат сейчас ничего больше не было, кроме телевизора и домашних дел.

– Эти выходные будут тяжелыми для нашей девочки, – сказала Пат.

– В самом деле? Почему?

– В субботу вечером выпускной бал.

– О!

Пат отхлебнула вина. Потом подняла брови и сказала:

– Она никак не может забыть этого Гэри.

– Что ж, он симпатичный парень. Обаятельный. Замечательный квотербек, президент класса… Но между ними ведь не было ничего серьезного?

Пат пожала обнаженными плечами. На ней было элегантное белое платье, кружевное с атласным чехлом.

– Может, и было, но Анна хорошо умеет прятать письма. Я тысячу раз обыскивала ее вещи.

– Какой ужас, – Майкл покачал головой.

– А разве у меня был выбор?

– О, я не упрекаю тебя. Просто… до чего эта… ситуация нас доводит.

Пат сделала глоток вина.

Майкл кивнул на город, видневшийся в окне за спиной его жены, и сказал:

– Пат, если ты дашь этому городу хотя бы ничтожный шанс, ты его полюбишь.

– Я не имею ничего против этого города.

– Дорогая, ты его едва видела.

– Я просто держусь в тени. Разве мы не должны…

– Вообще-то мы должны жить нормальной жизнью. – Майкл потянулся через накрытый скатертью стол и взял ее за руку. – И, дорогая, ты должна начать жить. Мы должны начать жить.

Пэтси Энн слабо улыбнулась. Ее глаза скользнули по заместительнице Майкла, одетой в белую рубашку и чернь брюки. Мужской наряд не делал ее менее женственно.

– Она уже заигрывала с тобой?

– Что?

– Твоя маленькая кокетливая заместительница. Она уже заигрывала с тобой? Она не сводит с тебя глаз с начала ужина.

Он отмахнулся.

– Не глупи. Меня не интересует никто, кроме тебя.

Ее рот скривился в печальной улыбке, которая сказала Майклу о многом.

– Я говорю не о тебе, Майкл. Я говорю об этой маленькой хищной сучке.

Он вздохнул, усмехнулся.

– Скажем так, я не позволил ей со мной заигрывать.

– Не надо. – Теперь Пат взяла его за руку и сжала ее. – Я знаю, я… была не очень пылкой в последнее время…

Они занимались любовью всего раз пять с тех пор, как переехали в Райский поселок, и то все происходило скорее механически.

– Ничего, – сказал Майкл.

Пат покачала головой.

– Нет. Нет, мы это наверстаем. Майкл, мы наверстаем… Несколько часов спустя они так и сделали.

Как и все задние дворы в Райском поселке, их двор был обнесен забором. Немного опьянев от вина, Майкл и Пэтси Энн купались обнаженными в бассейне под синим бархатным небом, усыпанным бриллиантами звезд, связанными большой полированной перламутровой пуговицей. Майкл плыл за женой, ловил и целовал ее, иногда в губы. Затем они выбрались из бассейна и, не вытираясь, легли на большое пляжное полотенце, расстеленное на траве, и целовались и обнимались, как подростки.

Он сел на край полотенца, опершись на руку, наклонился и пристально посмотрел на свою все еще красивую жену, на ее стройное тело, усыпанное жемчужинами воды упругую полную грудь, длинные ноги, которые скоро обхватят его бедра.

– Я люблю тебя, Пэтси Энн О'Хара, – сказал он.

Она легла на спину. Светлые волосы рассыпались по полотенцу, белая кожа казалась кремовой в лунном свете Пат раскинула руки и ноги, глаза были широко раскрыты губы приоткрылись, как будто она собиралась улыбнуться или, может быть, заплакать.

– Я тоже люблю тебя, Майкл Сатариано, – сказала она. Он упал в ее объятия, и действительно, ноги Пат сомкнулись вокруг него, когда он вошел в нее. Он целовал ее губы, ее шею, ее грудь, а она смеялась и всхлипывала, и обнимала его так крепко, будто хотела слиться с ним, раствориться в нем.

Ему было так хорошо, как не было уже много месяцев, а может, и лет, а ее крики, наверное, перебудили всех соседей. Потом они лежали, тихо смеясь, поглаживая друг друга, и долго целовались.

– Не хватает только салюта, – сказал Майкл.

– Что?

Он играл локоном ее светлых волос.

– Лунный свет напомнил мне о той первой ночи, когда я вернулся из армии… Мы были в «бьюике» твоего отца!; на заднем сиденье, в поле…

– День независимости!

– Да, и мы видели салют.

– О Майкл… – улыбнулась Пат, и в ее взгляде было столько любви, что он наполнил теплом сердце Майкла. – Я видела салют. А ты нет?

Вскоре прохлада ночи добралась до них – в Аризоне бывает чертовски холодно после захода солнца – и они перебрались в кухню. Пэтси Энн принесла для них обоих халаты, – в конце концов, Анна была через дорогу у Синди – а потом супруги Смит сидели и пили кофе без кофеина.

Майкл как раз подбирал слова, когда Пэтси Энн спросила:

– Что, Майкл? Что такое?

– Может… ты снова будешь ходить к обедне? И займешься церковными делами?

Ее лицо помрачнело.

– О Майкл.

Он наклонился к ней, взял за руку.

– Дорогая, это было бы очень полезно для тебя.

Она усмехнулась.

– Ты хочешь сказать, мне будет чем заняться?

– Разве это плохо? Это не тяжелая работа, но она… очень важная.

Она пристально посмотрела на него.

– Не говори мне… О Майкл, не говори мне, что ты все еще веришь.

– Что ты хочешь этим сказать?

Ее глаза стали огромными.

– Ты веришь в Бога? После всего этого ты действительно еще веришь в Бога, и в чертову католическую церковь, и во все эти церемонии?

Майкл пожал плечами, внезапно смутившись.

– Традиции – это не так уж плохо. Они обеспечивают порядок. Устанавливают определенные рамки.

Пат сухо рассмеялась.

– Тогда ты не веришь.Это просто… общение. Как загородный клуб без гольфа. Хорошее занятие для семьи. Способ привить детям нравственные нормы, дать им некую… некую опору.

Он покачал головой.

– Ты не права, дорогая. Я верю, что там кто-то есть, кто-то более сильный, чем мы, любящий и понимающий Отец – и всепрощающий.

Она подняла бровь.

– Если так, Он не слишком старался сделать что-то для Сатариано и для Смитов.

– Пат…

Она вздохнула, потом наклонилась, недобро улыбаясь.

– Майкл, если тебе так лучше, можешь верить в эту нелепую сверхъестественную чушь. Но не проси, чтобы я тоже это делала.

– Значит, ты утратилаверу?

Она откинулась назад.

– Ты удивлен? Как бы сильно я ни верила, моя вера умерла, когда пришла эта телеграмма про Майка! Боже, Майкл, посмотри на нашу жизнь! Посмотри на свою жизнь! Твою мать и брата пристрелили как собак. Твой отец умер на полу в кухне. Эти гангстеры, на которых ты работал столько проклятых лет, у них руки по локоть в крови… они по колено в крови!

Майкл взял чашку двумя руками, не в силах посмотреть на жену.

– Бог в этом не виноват.

– Кто же тогда в этом виноват? Мы?

– Да.

– О, потому что мы рождены грешниками? Перестань…

– Мой отец выбрал свой путь. Я выбрал свой.

Пат хмыкнула.

– Месть?

– Да.

– Ты бы поступил по-другому?

– Что?

Она пожала плечами.

– Ты хотел убить человека, который убил твоего отца. Как твой отец хотел убить тех, кто убил твою мать и брата Питера. Сейчас ты поступил бы по-другому, чем тридцать лет назад?

– Я не знаю.

Пэтси Энн отхлебнула кофе, задумалась на мгновение, потом произнесла:

– Как-то ты сказал мне, что считаешь это неправильным – то, что твой отец верил, будто он может убить, потом пойти в церковь, исповедаться, получить прощение, а потом снова идти убивать.

– Я помню.

– Что ты думаешь об этом теперь?

– Я… я не знаю, что я об этом думаю. Мне… мне не нужно об этом думать. Суди сама. У нас была хорошая жизнь, Пэтси Энн, много лет. У нас было двое прекрасных детей.

– У нас есть двое прекрасных детей.

–  Естьдвое прекрасных детей. Все эти годы я старался не высовываться и обеспечивать семью. А последние два месяца я старался только удержаться на плаву.

– Я тоже. Я тоже.

– Но я не думаю, что смог бы выстоять, если бы не думал… что есть кто-то больше нас, лучше нас Небесный Отец. Прощение.

Пат покачала головой и холодно улыбнулась, не сводя с него глаз.

– Ты действительно все еще веришь.

– Наверное, да, – его брови поползли вверх. – Но я никогда не думал, что ты будешь хуже думать обо мне из-за этого.

На ее лице появилось участие, она обхватила его руку своими ладонями.

– О, я не думаю о тебе хуже, дорогой. Правда. Я думаю что это… мило. Наивно. Даже умно.

– Умно?

Она пожала плечами.

– Или, может, я завидую тебе. Потому что, если бы я верила в то, во что веришь ты, мне было бы легче выносить все эти дни. И ночи. – Она снова отхлебнула кофе. – Может, даже… я смогла быдумать о том, что, возможно, никогда больше не увижу Майка.

– Это не опора, Пат. Это…

Уверенно кивнув головой, она сказала:

– Нет, Майк, это опора. Это опора. И Бог знает, что я могла бы использовать эту опору. После того, что случилось с Майком, я постоянно чувствую, что проваливаюсь куда-то.

– Я удержу тебя, милая.

– Я знаю. И я люблю тебя. Ты ведь не позволишь этой маленькой сучке из ресторана встать между нами?

– Нет. Черт побери, нет.

Пат нежно улыбнулась.

– Хорошо. Отнеси меня в постель. Давай заснем вместе на нашей кровати с пологом, как старая супружеская пара, ведь мы и есть старая супружеская пара. И мы не будем больше говорить о религии. И о сучках.

– Я с этим справлюсь, – сказал Майкл.

– Ха! Ты просто мартовский кот.

Когда они, держась за руки, шли в спальню, Пат смеялась. Она не смеялась так уже давно, и Майкл нашел этот звук приятным и постарался не замечать в нем отчаяния.

Глава вторая

В мерцающей дали ослепительно-белое строение, казалось, парило над бежевой гладью пустыни к лиловой зазубренной ленте гор и поднималось в безоблачную синь.

Похожая на замок, миссия Сан-Зайвиер дель Бак была не миражом, а скорее мавританским памятником, величавый купол и рельефные парапеты которого резко выделялись на фоне пустынного пейзажа Аризоны. Посреди ада американской Сахары церковь обещала рай, светясь ярким белым светом; лепнина, скрывающая кирпич, помогала жгучему солнцу пустыни творить это призрачное мерцание.

Майкл ехал к миссии мимо индейской резервации Тохоно Оодхам. Вокруг были крошечные домики и возделанные поля, и казалось, что Райский поселок находится в другом мире, а не в нескольких милях отсюда. «Белый голубь пустыни» (так называлась миссия) был главной достопримечательностью для туристов, но в то же время и действующей церковью, в которой ежедневно служили мессы, по воскресеньям четыре раза в день.

Была пятница. На следующее утро после того как Майкл и Пат говорили о религии, кроме всего прочего, он попросил ее поехать с ним. Она, сидя в халате за кухонным столом с чашкой кофе и сигаретой, отказалась.

– Как бы там ни было, дорогая, – сказал он, – ты поедешь.

Она отмахнулась от него царственным жестом, свойственным монархам, священнослужителям и женам.

Прошлой ночью все было так хорошо, и Майкл знал, что возвращение к щекотливому вопросу необходимости посещения церкви и к существованию или несуществованию Бога было не лучшим способом начать новый день. Но он так долго регулярно ходил к мессе. Даже когда Майкл скитался с отцом, все это время они ходили в церковь, если не на мессу, то на исповедь или чтобы поставить свечку за упокой тех, кого отец Майкла отправил на тот свет.

Почти два месяца без мессы были для Майкла чем-то вроде духовного воздержания. Ему нужна была доза от Всевышнего.

Миссия стояла на небольшом возвышении – было бы преувеличением назвать это холмом – подкрепляющем оптическую иллюзию парения, которую Майкл заметил издалека. Наполовину заполненная стоянка отделяла миссию от площадки с сувенирными магазинами и прилавками с блюдами индейской кухни. Приятный аромат еды, керамика, украшения и корзины призваны были привлекать внимание туристов к Сан-Зайвиер.

Среди людей, явившихся к мессе, были любители достопримечательностей и местные жители, в основном индейцы и мексиканцы.

Многие из них были в костюмах и недорогих галстуках, в то время как туристы были одеты в футболки, слаксы и сарафаны, и даже в ковбойские наряды, купленные ими в Таксоне, вплоть до ковбойских шляп и сапог. Майкл – единственный англо-американец в костюме и галстуке – не мог избавиться от ощущения, чтоон, вместе с остальными белыми, снова вторгается на землю коренных жителей. С другой стороны, пожертвования останутся здесь, в этом приходе, как и деньги, заплаченные за закуски и напитки у церкви.

На краю стоянки Майкл остановился, чтобы еще раз полюбоваться величественным строением, состоящим из рядов тщательно украшенных арок и куполов. Деревянными были только оконные рамы и двери, все остальное было сделано из обожженного кирпича и известковой глины.

Башни-близнецы – одна была без купола, словно напоминание о том, что работа Всевышнего никогда не заканчивается, – обрамляли резной каменный вход красного цвета в стиле испанского барокко, который контрастировал с окружающей белизной, украшенной арабесками, ракушками и спиралями, сделанными руками одаренных местных мастеров-самоучек.

Войдя в видавшую виды дверь из мескитового дерева, Майкл почувствовал приятное тепло и испытал облегчение от того, что он снова в церкви, и радость быть именно в этой церкви с искусной резьбой, расписанными статуями и выцветшими фресками. Несмотря на то что цвета поблекли от времени, сохранились свидетельства живости интерьера, такие как боковые опоры, поддерживающие купол, на которых были установлены деревянные ангелы с яркими флагами.

Майкл опустился на потертую деревянную скамью в заднем ряду, рядом с семьей индейцев папаго. Отец сидел, положив соломенную шляпу на колено, на нем был поношенный коричневый костюм; мать была в темно-синем платье с тонкими полосками кружева на воротнике и рукавах, а два мальчика, примерно девяти и одиннадцати лет, были одеты в черные костюмы для конфирмации, которые еще не успели износиться. Они явно чувствовали себя как дома здесь, в этом уютном местном храме; они терпели присутствие туристов со спокойным достоинством.

Интерьер церкви был более продуманным, чем в обычной испанской миссии. Ярко раскрашенные религиозные статуи стояли в нишах, а на потолке и на стенах были изображены сцены из жизни Христа, его смерть и воскресение. Немного грубоватое исполнение указывало на то, что это были работы художников-самоучек, но хотя лица были не очень выразительны, Майкл счел эти картины очень трогательными.

Причастившись, Майкл мог получше рассмотреть алтарь, расположенный в глубине храма. Алтарь был расписан яркими красками с мазками позолоты и украшен образами покровителей церкви Святого Зайвиера и Мадонны, а также завитками и херувимами. За алтарем открывалась затейливо украшенная заалтарная полка из кирпича и штукатурки.

Служба длилась сорок минут, но Майкл задержался после нее, чтобы посидеть в храме в одиночестве, не обращая внимания на какого-то туриста, который забрался на хоры, чтобы сделать несколько фотографий.

Майкл молился за свою семью. Он молил о прощении для себя и своего отца. Он молил о чуде для своего сына Майка. Но больше всего он молил о том, чтобы Господь наставил его на путь истинный и дал ему силы. Откинувшись на спинку скамьи, Майкл ощутил чье-то присутствие за своей спиной. Это был отец Франциско, пятидесятилетний американец мексиканского происхождения с загорелым лицом, потемневшим от солнца и ответственности. Его большие темные глаза светились добротой.

Священник сел на скамью рядом с Майклом и сказал:

– Вы не похожи на обычного туриста.

– Я не турист, святой отец. – Майкл представился, пожал руку священнику и продолжил: – Мы с семьей недавно сюда переехали.

– И вы ищете церковь?

– Ищем. Но я несколько раз пропустил мессу, прежде чем услышал о вашей прекрасной церкви… Она действительно очень красивая… и, в общем…

На обветренном лице появилась замечательная улыбка.

– Вам не нужно извиняться за то, что вы к нам заехали, мистер Смит. Вам и вашей семье тут всегда будут рады.

– Моя жена потеряла веру, – произнес Майкл.

Эти слова вырвались помимо его воли.

В добрых темных глазах священника не появилось и тени осуждения. Он только мягко сказал:

– Почему?

– Существует много причин. Начиная с нашего сына, который пропал без вести во Вьетнаме. И… нам пришлось довольно резко сорваться с насиженного места и переехать сюда, в Аризону, как… как Элли в Изумрудном городе.

Священник кивнул.

– К новому месту нужно привыкнуть. А к потере сына до конца привыкнуть невозможно. Это та рана, которая не заживает. Но если ваша жена сможет найти дорогу в любящие объятия Господа, это будет первым шагом к спасению.

– Я знаю. Знаю.

– Если вы хотите исповедаться…

– Нет! О нет. Спасибо, святой отец. У вас действительно красивая церковь. Рад был познакомиться.

Священник понял и поднялся, пропуская Майкла.

– Как я уже сказал, вам и вашей семье тут всегда будут рады. В нашем приходе есть несколько англо-американских семей.

– Спасибо, отец.

Выйдя на улицу, Майкл быстро зашагал на стоянку к своему «линкольну». Рядом туристы покупали безделушки и закуски – почему-то это задело Майкла. Он ни за что не будет исповедоваться, хотя на его совести было еще два убийства – Томми и Джеки, этих так называемых убийц из шайки Ди Стефано, которых Майкл прикончил в «Каль Нева».

Но это была самозащита, или, по крайней мере, защита семьи (правда, он еще избил Джеки), и Майкл чувствовал что может лично решить этот вопрос с Богом. Он справится с этим без посредника в воротничке. Кроме того, хотя прошло столько лет, Майкл прекрасно помнил бледные лица священников, с которыми они выходили из исповедальни после того, как его отец заходил рассказать о своих последних грехах.

Все же Майкл чувствовал себя обновленным, когда возвращался в Райский поселок, успокоенный тем, что он и Тот Кто Наверху снова были на короткой ноге. Его ободрила церемония, и литургия на латинском языке, и вкус облатки Майкл снова вернулся в детство, в то время, когда его мать и брат были еще живы, когда мир казался большим и непостижимым, а его мирок был маленьким и безопасным. Случайное воспоминание пришло ему в голову: после того как Коннор Луни убил маму и Питера, отец отправился в особняк Луни, в логово льва, но перед тем как уйти и оставить сына сидеть в темной машине, Майкл-старший дал ему пистолет и сказал:

– Если я не вернусь через час, иди к преподобному Додду в Первую методистскую церковь и проси убежища.

Он не хотел, чтобы Майкл шел к отцу Келловею в Сент-Пит, потому что эта церковь была построена на деньги мафии.

– Ты не найдешь там убежища, – сказал Майкл-старший.

И еще одно отец объяснил очень четко: рай – это следующая жизнь, эта жизнь – ад, и пробраться через его пламя достаточно трудно.

Когда Майкл припарковал «линкольн» возле дома, Пат вылетела из двери как вихрь в желтом костюме. На какой-то момент он подумал, что она рада его видеть и хочет броситься ему в объятия из-за того, что произошло прошлой ночью.

И она была рада его видеть, но не из-за того, что их любовь возродилась, или потому, что она передумала насчет церкви…

Ее глаза были широко раскрыты, и в них бушевала паника, голос дрожал от ужаса:

– О Майкл, Анна пропала! Она пропала!

Пэтси Энн схватила его за руки стальной хваткой.

Его руки опустились ей на плечи.

– Спокойно, дорогая, спокойно. Не торопись.

Но слова Пат лились непрерывным потоком:

– Я зашла к Пархамам… чтобы узнать, не хочет ли Анна с нами пообедать.

– Правильно. Она, Синди и еще какие-то девочки были на вечеринке с ночевкой…

– Они там не были! – Глаза и ноздри Пат расширились, и она продолжила: – Молли Пархам сказала, что она думала, будто Синди была у нас прошлой ночью, – Молли тоже волнуется. Она не участвует в чертовой Программе защиты свидетелей, и чертовы гангстеры не хотят убить ее и всю ее семью!

Майкл обнял жену и нежно похлопал по спине, прошептав ей на ухо:

– Успокойся, дорогая, успокойся – ничего страшного. Просто парочка старшеклассниц прикрывает друг друга перед родителями. Просто дети пытаются… – он вспомнил слова Анны, – избавиться от опеки родителей на одну ночь.

Пат отодвинулась, чтобы посмотреть на мужа. Ее голубые глаза покраснели.

– Нет, нет, все намного хуже.Она пропала, Майкл. Она убежала!

– Почему ты так думаешь? Она оставила записку?

Пат затрясла головой. Ее светлые волосы торчали во все стороны, как будто нервничали так же, как их обладательница.

– Нет… зайди в дом, Майкл. Зайди.

Жена потянула его за руку через гостиную и холл к спальням, к комнате Анны. Она рывком открыла шкаф, потом вытащила несколько ящиков и показала ему.

– Большая часть ее одежды пропала, – сказала Пат стараясь держать себя в руках. – Анна забрала не все вещи – она оставила достаточно, чтобы я не сразу заметила пропажу. И ее чемодана цвета морской волны тоже нет.

Майкл вдохнул, выдохнул и обвел глазами комнату.

– Как она вынесла вещи из дома?

– Я не знаю. Она говорила, что мы следим за каждым ее шагом, но это неправда. Я много раз оставляла ее дома одну, когда выходила в магазин или еще куда-нибудь.

Майкл подвинулся к Пат.

– Ты считаешь, что Анне помогла соседская девочка? Синди?

Пэтси Энн беспомощно пожала плечами и произнесла:

– Возможно. Синди сказала родителям то же, что Анна сказала нам.

– А как насчет Синди? Онатоже пропала?

Глаза Пат снова расширились.

– Да, ее нет дома!

– Нет, дорогая, я хочу сказать – Синди тоже убежала?

Пат развела руками.

– Я не знаю… Я не знаю. Я знаю только, что Пархамы очень расстроены.

– Пойдем поговорим с ними.

И они направились к соседям.

Сид Пархам работал в страховой компании, а его жена была учительницей старших классов. Они были уважаемыми людьми и замечательными, щедрыми родителями дочери, которая их ненавидела.

Но одежда Синди оказалась на месте, как и ее чемодан. Дочь Пархамов, видимо, не сбежала вместе с Анной, но, вероятно, помогала ей.

Родители сидели в кухне Пархамов, очень похожей на кухню Смитов, глядя на знакомый двор с бассейном, обнесенный забором.

– Они уехали вместе вчера вечером, – сказала миссис Пархам, стройная, но не очень привлекательная рыжеватая блондинка в бело-голубом платье в цветочек, – в новом красном «мустанге» Синди.

– Мы купили Синди «мустанг», – вяло сказал Сид Пархам, крупный лысый мужчина, одетый в костюм для работы в саду. – В честь окончания школы.

– Она еще не окончила школу, – заметил Майкл.

– Да, но в это время года так много всяких событий, – оправдываясь, произнес Пархам. Почему-то машина Синди была проблемой. – Мы решили, что лучше купить ее раньше. Вечеринки выпускников, выпускной бал и…

– Выпускной бал, – сказала Пат.

Майкл посмотрел на нее, и их глаза встретились.

– Завтра вечером выпускной бал в…

Но он вовремя замолчал, чуть не сказав «в Кристал-Бей».

– Там, откуда вы приехали? – спросил Сид, закончив фразу Майкла. – Сент-Пол, не так ли?

– Да, – сказал Майкл, – Сент-Пол… Если будут новости от Синди, немедленно сообщите нам. Немедленно!

Вы будете первыми, кто об этом узнает, – пообещал Сид.

– Не волнуйтесь, – произнесла миссис Пархам, – Синди постоянно так поступает.

Вернувшись в свою кухню, Майкл и Пат сели и крепко обнялись.

– Ты думаешь, она поехала домой на выпускной? – спросила Пат, дрожа и чуть не плача. Надежда и отчаяние прозвучали в ее голосе, когда она сказала: – Она поехала домой на выпускной, правда?

– Вероятно.

– Куда ещеона могла поехать?

– Это весьма вероятно. – Майкл вздохнул и пожал плечами. – Но это так чертовски далеко… двенадцать-тринадцать часов езды.

Качая головой, Пат упрямо сказала:

– Она не очень хорошо водит машину!

– Спокойно, Пат, – помни, у нее нет машины. Если Синди не повезла ее, Анна поехала на автобусе или поле тела на самолете. Девушка ее возраста не может взять напрокат машину… если только у нее нет фальшивых документов, а это, я думаю…

Пат до боли сжала его руку.

– Что мы будем делать? О Боже мой, Майкл, – что, черт возьми, мы можем сделать?

– Я еще не знаю.

–  Эта «горячая линия»! – Ее брови поднялись. – Мы позвоним федералам, и они ее найдут!

– Мы можем это сделать. Ты готова снова переехать?

Пат, которая уже почти поднялась, застыла.

– Что?

– Если я позвоню заместителю директора Шору, он нам поможет – отправит «маршалов» на озеро Тахо чтобы они ее нашли если наше предположение верно… но в любом случае они решат, что наше местопребывание рассекречено.

Все еще не двигаясь, она спросила:

– И что?

– И…. это значит еще одна смена фамилии. Еще один переезд. Еще один город. Еще одна жизнь – для всех нас.

Пат тяжело опустилась на стул, глядя перед собой.

– О Боже… но что ещемы можем сделать?

– Если мы правы начет того, куда Анна поехала, мы вернем ее. Я поеду или полечу в Кристал-Бей и найду нашу дочь. Выпускной только завтра вечером.

Теперь Пат смотрела на него с робкой надеждой.

– Мы поедем вместе?

– Нет. Я думаю… я думаю, сначала надо позвонить кому-нибудь из Кристал-Бей.

Решительно кивнув, Пат сказала:

– Это сделаю я.

– Нет, – Майкл предостерегающе поднял ладонь. – Я не хочу, чтобы эти звонки были сделаны с нашего телефона. Черт, насколько мне известно, федералы его прослушивают.

Лицо Пат покраснело от негодования.

– Я думала, мы хорошие люди.

– Нет. Мы не хорошие и не плохие. Мы несчастные бедолаги, что-то среднее между теми и другими… Я пойду к телефону-автомату и позвоню всем соседям, которых смогу вспомнить. Может, кто-то из них видел Анну.

Кивнув еще раз, Пат взволнованно произнесла:

– Начни с Грейсов! Анна вернулась, чтобы увидеться с этим Гэри, я просто уверена!

Майкл тоже кивнул, но медленно, успокаивающе.

– С них я и начну. Ты знаешь кого-нибудь, кто живет по соседству с Грейсами? Или хотя бы поблизости?

Глаза Пат сузились.

–  Нет…нет, его семья живет в Инклайн-Вилладж в районе Пайнвью. Но я там никого не знаю. Черт!

Майкл взял ее за руку.

– Пат, все будет хорошо. У нас есть фотография Анны, сделанная уже здесь?

Повернув голову к холлу, она сказала:

– Есть несколько снимков у нее на зеркале, с той поездки на лошадях в компании замечательной-милой-лучшей-подружки-маленькой-сучки Синди.

– Принеси мне один, хорошо?

– Хорошо. – Пат встала, но потом замешкалась. – Что ты собираешься с ним делать?

– Я поеду на автостанцию, на вокзал и в аэропорт.

– Ты говоришь так, как будто… как будто наша дочь беглый преступник.

– В некотором роде так оно и есть. Но я думаю, что все не так уж серьезно. Это все из-за выпускного.

Глаза Пат снова сузились, на этот раз от удивления.

– Но разве Синди не повезла ее?…

– Мы не знаем. И это довольно дальняя дорога, есть ли с Анной Синди или нет. Где фотография?

– Сейчас принесу.

Поднявшись, Майкл сказал:

– Я буду в кабинете.

Пэтси Энн посмотрела на мужа с подозрением.

– Что ты там будешь делать? – Возьму кое-что.

– Возьмешь что, Майкл?

– Пат, пожалуйста, просто принеси фотографию, ладно? И не волнуйся. Не делай из мухи слона.

Патриция пошла в комнату Анны, а Майкл проскользнул в свой кабинет и достал из запертого ящика стола пистолет, – тот, с которым его отец отправился в путь, тот, который Майкл взял на Батаан, тот, которым он пользовался, когда работал на мафию, – и сунул его за пояс, прикрыв пиджаком. Майкл не знал, понадобится ли ему оружие, он даже не знал, почему инстинкт подсказывал ему взять с собой пистолет.

Но его инстинкт никогда еще его не обманывал.

Потом Майкл прислушался.

Он едва успел спрятать пистолет, как услышал в холле шаги Пат. Через мгновение она уже стояла в дверях, держа в руках снимок.

– Главное, чтобы Анна не уехала из Кристал-Бей, – сказала она мрачно.

Пат вошла в кабинет и отдала мужу снимок, который он положил в карман пиджака. Потом Майкл обнял жену и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Дорогая, – сказал он мягко, – все будет хорошо. Анна просто подросток, который не хочет пропустить выпускной. Можем ли мы ее за это винить?

Разочарование и что-то похожее на гнев окрасили лицо Пат.

– Разве она не понимает, что наделала? Какой опасности подвергла всех нас?

– Нет. Я же говорю, она еще подросток… И даже когда она вернется домой, нам придется очень хорошо подумать, говорить обо всем этом Шору или нет.

Синие глаза Пат снова расширились от волнения.

– Ты сказал, что вызывать ПЗС опасно…

– Может быть, опаснее непоменять имя еще раз. Я собираюсь поговорить с Анной и ее парнем, чтобы узнать, как часто они связывались и как они это делали. И потом, помни… у нас есть еще один вариант.

Ее лоб сморщился. Пат была в замешательстве.

– Какой?

– У нас все еще есть полмиллиона на черный день. Mы можем поступить так, как планировали до вмешательств ПЗС – начать новую жизнь в Мексике или Бразилии, или еще где-нибудь. Без помощи федералов, но и без их вмешательства.

Она глубоко задумалась, и ее глаза почти закрылись.

– Что об этом скажет Анна?

– А что она сейчас говорит? – ухмыльнулся Майкл.

Пат бросилась ему на грудь и крепко обняла, дрожа.

– Я хочу поехать с тобой.

– В Тахо?

– Везде – в аэропорт и…

Он отстранил ее совсем чуть-чуть и посмотрел в глаза.

– Нет, дорогая. Ты должна остаться здесь. У телефона.

Она подумала, потом сказала:

– Ты прав.

– Анна может позвонить, или же у Пархамов появятся новости от Синди, или Синди может вернуться и…

– Ты прав. Иди, – Пат выдавила из себя кривую улыбку. – Убирайся и найди нашу девочку… Давай, супермен!

– Мне нравится, когда ты меня так называешь.

– Найди нашу дочь, – улыбка вдруг сошла с лица Пат. – Я не смогу… Найдиее.

Майкл кивнул и быстро поцеловал жену.

Она обхватила его за шею одной рукой, грубо, почти жестоко, и поцеловала его – по-настоящему.

– Я люблю тебя, Майкл. Я знаю, ты справишься. Ты всегда справляешься.

– Я люблю тебя, Пэтси Энн, – сказал Майкл, ответив на поцелуй.

И отправился искать дочь.

Глава третья

Майк начал со станции Грейхаунд возле Восточной церкви, поговорил с каждым кассиром, продавцом и даже уборщиком. На снимке Анна получилась очень хорошо, к тому же она была достаточно симпатичной девушкой: лицо в форме сердца, большие темные глаза и длинные темные волосы обязательно бы запомнили. Но никто не вспомнил ее.

Визит в «Американ Трейлвей» на Десятой Восточной дали тот же неутешительный результат, но Майкл обратил внимание на одну деталь. Сегодня работала та же смена, что и вчера вечером. Как раз когда их дочь должна была покупать билет (то есть когда девочки уехали на «мустанге»).

В противном случае Майклу нужно было провести весь день, разыскивая тех служащих, у которых был выходной, по всему Таксону.

То же ожидало его и на вокзале Саузен Пасифик: та же смена, что и вчера, никто не узнал Анну по фото. Та же ситуация была на «Таксон Интернэшнл», расположенном в шести милях от города, хотя Майклу и пришлось потратить немало времени – ему нужно было опросить кассиров, занятых на «Американских авиалиниях», «Трансуорлд Эр Лайнз» и еще на нескольких линиях.

Уже около четырех часов дня с телефона-автомата в аэропорту он позвонил Пархамам, чтобы узнать, не было ли известий от их дочери Синди. Известий не было.

Потом Майкл позвонил домой.

Пат ответила болезненно-напряженным голосом:

– Да?

– Это я, дорогая. – По тону ее голоса он догадался, каким будет ответ на его вопрос, но все равно спросил: – Анна не звонила?

– Нет. Получилось с фотографией?

– Боюсь, что нет. – Майкл в двух словах рассказал ей о проделанной работе. – Я думаю, мы можем быть уверены на все сто, что она воспользовалась другим путем. Я только что звонил Пархамам, от Синди тоже нет никаких вестей.

– Ты думаешь, Синди повезла Анну в Кристал-Бей?

– Это как раз такое дорожное приключение, до которого могли додуматься два подростка. И, учитывая, сколько нужно проехать, два водителя, по очереди ведущих машину, прекрасно вписываются в план.

– Майкл, мы не знаем наверняка,что она поехала в Кристал-Бей…

– Да, не знаем. Анна и Синди могут сидеть с какими-то друзьями в хижине в горах, выражая свой протест, заливаясь пивом или покуривая травку.

– Это не похоже на Анну.

– Я тоже так думаю, но юная девушка, разочаровавшаяся в жизни… в день выпускного, на который она не может пойти… может изменить привычный стиль поведения.

– О Майкл… и что тогда?

От разочарования и отчаяния, послышавшихся в голосе жены, сердце Майкла обливалось кровью, но он продолжал говорить уверенно:

– Окажи мне услугу, дорогая. Позвони соседям и попроси эту миссис Пархам, чтобы она обзвонила родителей всех друзей своей дочери, которых она сможет вспомнить. Если Анна еще в Таксоне, мы должны об этом узнать…

Он оставил фразу незаконченной: …до того, как я приеду в Кристал-Бей, нарушив установленные правила, чтобы найти ее.Майкл ни на секунду не забывал о том, что федералы действительномогут прослушивать телефон Смитов.

– Да, – сказала Пат, – да, это имеет смысл. Я попрошу ее сделать это прямо сейчас… Как насчет тех звонков о которых мы говорили?

Пат тоже тщательно подбирала слова, когда говорила телефону. Она имела в виду звонки их друзьям в Кристал-Бей которые Майкл обещал сделать. «Хорошая девочка», – подумал он.

– Я как раз собираюсь это сделать… Послушай, я знаю, тебе нелегко оставаться дома у телефона. Но это важно.

– Я знаю. И я люблю тебя, Майкл, за то… что ты все это делаешь.

– Послушай, с ней все в порядке. Просто оставайся на месте, дорогая. Я тоже тебя люблю.

Они попрощались и повесили трубки.

Перед тем как покинуть «Таксон Интернэщнл», Майкл купил билет на ночной рейс в Рено. Самолет «Американских авиалиний» вылетал в час ночи. В Рено он наймет машину и проведет субботу в Кристал-Бей и Инклайн-Вилладж, разыскивая их своенравную дочь. Интересно, что она почувствует, когда отец разрушит ее планы на выпускной…

Он нашел банк, который работал до пяти, и успел поменять купюры на пяти-, десяти– и двадцатипятицентовые монеты.

Следующей остановкой была библиотека на Саус-Сикс. В большом здании из красного кирпича Майкл нашел справочники с телефонами иногородних абонентов – включая справочник, озаглавленный «Район озера Тахо». Он положил сравнительно тонкий справочник на каменный стол во дворике библиотеки и минут двадцать сидел на солнце, переписывая телефоны на клочок бумаги.

Затем Майкл припарковался возле кафе на улице Стоун и через несколько минут уже набирал номер в ближайшей телефонной будке.

Он уже подготовил речь для друзей и знакомых, с которыми он не разговаривал с тех пор, как ПЗС увез семью Сатариано к новой жизни под фамилией Смит: «Да, мне предложили работу на восточном побережье, и поэтому пришлось срочно уехать. Извините, что исчез так внезапно».

Вот и все, что он собирайся сказать, разве что еще не сколько слов:

– Слушай, я обещаю, что позвоню еще при более спокойных обстоятельствах, но сейчас мы с Пат сходим с ума от беспокойства. Мы пытаемся найти Анну. Мы думаем что она соскучилась по дому и уехала на выпускной. Вы случайно не видели ее?

Так, обходя острые углы, Майкл избежал ненужных вопросов и получил необходимую информацию, потому что большинство из тех, кому он звонил, тоже имели детей. Потом, когда тот, кому он звонил, отвечал, что не видел Анну, Майкл говорил:

– Спасибо, извини, мне нужно продолжать поиски, пока, – и вешал трубку.

Такой подход был удачен во всех отношениях, кроме одного, самого главного…

… никто не видел Анну.

Хуже всего было то, что никто не брал трубку, когда Майкл звонил родителям Гэри Грейса, а он набирал их номер каждые пять минут. Но в трубке раздавались только бесконечные гудки, и его монеты выпадали обратно. Необходимость вести короткие разговоры не позволяла Майклу получить более полную информацию, как, например, не уехали ли Грейсы из города. Но кое-какая информация у Майкла уже была: например, он знал, что перед выпускным дети всегда ходили небольшими компаниями в кафе пообедать, это не школа организовывала, просто так было принято, а после выпускного бала вечеринки будут продолжаться до утра, в основном дома у выпускников.

Иногда выпускной бал проводили в спортзале школы Инклайн-Вилладж, но все флаги и транспаранты мира не могли превратить это гулкое, пропахшее потом помещение в романтическую страну чудес, о которой мечтали выпускники. Поэтому чаще всего организационный комитет находил другое, более подходящее помещение, а в районе озера Тахо их было предостаточно.

Несколько месяцев назад (которые сейчас казались годами), Майкл лично заказывал помещения, помогая дочери, которая была в оргкомитете школы: выпускной бал 1973 года должен был проводиться в Индейской гостиной «Каль Нева».

Это, возможно, не пришло в голову Пат, в любом случае Майкл не собирался ей об этом напоминать…

Когда он, так ничего и не узнав, вышел из телефонной будки, на Таксон уже спустилась ночь и неоновый знак «САМБО» заменил солнце. Майкл поднял воротник пиджака, так как вечер обещал быть холодным.

Он подъехал к дому после семи.

Пат встретила его в дверях. Его всегда красивая жена выглядела ужасно: макияж был смыт слезами, глаза покраснели, обычно аккуратная прическа превратилась в спутанную копну сальных светлых прядей. Только желтый костюм казался свежим – полиэстр был способен выдержать любую трагедию.

Пат никогда не выглядела хуже, но Майкл никогда не любил ее больше, чем теперь.

– Звонки ничего не дали, – сообщил он.

– От Анны по-прежнему никаких вестей, – сказала она дрогнувшим голосом.

Майкл обвил рукой ее талию и повел в дом.

Он закрыл дверь. Голова Пат легла ему на плечо. Они сели на кушетку в гостиной. Похожие на мишени абстрактные росписи на стенах комнаты сейчас казались Майклу особенно уродливыми.

– От Пархамов были новости? – спросил он.

Пат, сглотнув, кивнула.

– Да, Молли говорит, что позвонила всем кому только можно, начиная с друзей Синди из начальной школы. Все родители очень хотят помочь, но никто ничего не знает.

– Прошлой ночью не было никакой вечеринки?

– Нет. И никто больше не врал родителям про вечеринку с ночевкой. Похоже, этот план принадлежал только Анне и Синди.

– Действительно, похоже на это.

Пат подняла голову.

– Думаешь, Анна поехала куда-то в другое место?

– Ты хочешь сказать, не в Кристал-Бей?

– Да. Я имею в виду, что если мы действительно ей так надоели, может, она отправилась в Калифорнию или еще куда-нибудь. Там много детей живет на улице – Хайт-Эшбери ^[7]или что-то в этом роде.

Майкл покачал головой.

– Наша девочка не хиппи. Она любит комфорт. В самом деле, мы скорее всего слишком волнуемся.

Пэтси Энн откинулась назад.

– Как ты можешь такое говорить?

– Я имею в виду… из-за нашей особой… ситуации наше волнение вполне понятно, – он пожал плечами. – Но если не принимать во внимание ПЗС, Анна просто подросток, родители которого переехали и заставили ее пропустить выпускной.

– Ты хочешь сказать… она не убежала насовсем, просто хочет попасть на выпускной?

– Правильно. Если мы ничего не будем делать, возможно она войдет в эту дверь завтра вечером или в воскресенье утром и будет извиняться за то, что натворила.

Глаза Пат сузились.

– Может, ты и прав. Я думаю… я думаю, ты прав.Она просто сбежала на выходные. Но в нашей… как ты сказал, «ситуации»… это ужасно опасно.

– Да.

Майкл обнял Пат, и она заплакала, уткнувшись в его плечо.

Он долго сжимал ее в объятиях, утешал, а потом сказал:

– Может, поедим? Я не ел весь день.

–  Ты можешьесть? Я не думаю, что смогу проглотить хоть кусочек.

– Наверное, мы должны попытаться.

Он хотел занять ее чем-нибудь, но думал и о том, что должен подкрепить свои силы, – ему придется лететь ночным рейсом, в конце концов. А завтра будет тяжелый день.

Через пятнадцать минут они ели в кухне сэндвичи с ветчиной и сыром. Пат пила молоко, Майкл колу.

– Смешно, – сказал он.

Она безрадостно улыбнулась, держа в руке надкушенный сэндвич.

– Я не могу даже предположить, что тебя рассмешило.

– Я вспомнил… В Де-Калбе… когда мы были детьми… подростками, как Анна… мы пили то же самое. Прилавок в «Вулвортс». Молоко для тебя, кола для меня.

В улыбке Пат была и радость и горечь.

– Мы так давно вместе, Майкл.

– Я знаю. И я бы не променял это ни на что.

Пэтси Энн потянулась к нему и сжала его руку.

– Что теперь? Я сойду с ума от ожидания.

Майкл рассказал ей о билете на ночной рейс.

– Ты должна остаться здесь, – сказал он.

– Охранять крепость? – подняла она бровь.

– Хранить домашний очаг, – произнес он, кивнув. – Я буду держать тебя в курсе, сообщать о каждом своем шаге.

– Я знаю. Но я… я…

Пат положила сэндвич и снова заплакала. Майкл поднялся и подошел к ней, опустился перед ней на колени обнял за плечи и сказал:

– Я знаю, трудно быть сильной. И ты сейчас ничего не можешь сделать. Ты должна немного поспать.

– Поспать? Я не думаю, что это возможно.

– Ты думала, что и есть не сможешь, и что случилось с половиной этого сэндвича?

Она засмеялась.

– У меня еще остались эти таблетки, которые я принимала после того… как мы узнали о Майке.

Пат имела в виду успокоительное.

– Ты можешь принимать снотворное с э-э-э-этими таблетками?

– С валиумом, Майкл. Это не неприличное слово. Да. И те и другие прописал один врач, так что волноваться не о чем.

– Хорошо. Мне будет спокойнее в самолете, если я не буду думать, что ты ворочаешься в постели и…

– Переживаю? – Пат вздохнула, выдавила из себя улыбку. Потом зевнула. – О Боже, я так устала от всего этого…

Она взяла таблетки из шкафчика в кухне, и Майкл проводил ее в спальню. Пэтси Энн переоделась в свою любимую мешковатую черную мужскую пижаму. Их разговор, а может быть, таблетки ее успокоили.

Майкл взял ее руку в свои.

– Ты прекрасно выглядишь.

– О да, конечно.

– Но это действительно так, – он нежно поцеловал жену в губы. – Отдохни немного, а я буду охранять нашу крепость…

– Я люблю тебя, – сказала она и забралась под одеяло. Майкл выключил свет и выскользнул из темной комнаты в холл, плотно прикрыв за собой дверь.

Он вернулся в кухню и доел сэндвич. Учитывая то, через что довелось пройти Пат, она хорошо держалась. Майкл был рад, что у нее хватило благоразумия лечь спать, хоть и с помощью таблеток. Он убрал со стола, поставил посуду в раковину и открыл воду. Майкл снял костюм, в котором проходил весь день, и надел черную рубашку, серые брюки и туфли на каучуковой подошве. Потом собрал сумку, положив туда смену одежды, туалетные принадлежности и коробку патронов к пистолету сорок пятого калибра.

Хотя у Майкла от усталости закрывались глаза, он не позволил себе заснуть. Он сел в кресло в гостиной и, прихлебывая колу (кофеин был как раз тем, что ему требовалось), стал смотреть телевизор, сделав звук потише, чтобы не разбудить Пат. Он посмотрел «Досье детектива Рокфорда» – сразу после «Мэверика» с Джимом Гарнером, который нравился Майклу. Он уже посмотрел половину фильма «Женщина-полицейский» и как раз подумал, что Энджи Диксон недостаточно красива, чтобы оправдать весь этот бред, когда на столе возле него зазвонил телефон.

Он посмотрел в сторону холла, на спальню, думая, что звонок разбудил Пат, и ожидая, что она выбежит из комнаты.

– Дом Смитов.

– Это Сид Пархам, – начал без предисловия дружелюбный хриплый голос. – Послушай, Синди вернулась домой.

Майкл выпрямился в кресле.

– Что она говорит об Анне?

– Почему бы тебе не прийти и самому с ней не поговорить? Она утверждает, что с Анной все в порядке, но… – в голосе Сила, возможно, слишкомдружелюбном, послышалось смущение, – приходи, поговори с ней сам.

Майкл вошел в спальню, чтобы рассказать об этом, Пат, но она крепко спала…

Решив не беспокоить ее, он закрыл дверь и вышел на улицу, вдыхая прохладный, чистый ночной воздух. Фонари в их квартале не горели, полная луна светила в одиночестве. Почти бегом Майкл приблизился к дому Пархамов расположенному через дорогу. На крыльце он остановился и посмотрел на часы, вспомнив о ночном рейсе: было без пятнадцати одиннадцать.

Коренастый лысый Сид Пархам в желто-оранжевом кожаном костюме (он что, собирался прыгать с парашютом?) встретил Майкла у двери и проводил его снова в кухню. Молли была в таком же кожаном костюме. «И эти родители еще удивляются, что их ребенок их не слушается…» – подумал Майкл.

Все четыре стула были придвинуты к квадратному стеклянному кухонному столу. Мать и отец сидели рядом с дочерью, а Майкл сел напротив Синди – изящной блондинки; которая взяла лучшее от обоих родителей, но все равно была некрасивой.

Повнимательней присмотревшись к ней, Майк заметил, что девушка устала. Она сидела, сгорбившись. Светло-голубые глаза Синди, подчеркнутые яркими тенями, были сердито прищурены, ресницы были сильно накрашены тушью. Картину дополняли темные круги под глазами. Все это походило на маску для Хэллоуина.

Синди сначала даже не посмотрела на Майкла. Он много раз видел эту девушку со своей дочерью, и она всегда выглядела ухоженной, насколько это было возможно, но сегодня ее волосы – светлые с темными корнями, прямые, до плеч – казались грязными. Она была одета в зеленую майку, подчеркивавшую ее маленькую грудь, обрезанные джинсовые шорты и сандалии.

Синди играла с ключами от своей машины.

Если бы Майкл был ее отцом, он бы уже забрал их.

Но он заговорил с ней как можно дружелюбнее:

__Синди, в чем дело? Где Анна?

– Откуда мне знать? – спросила Синди.

– Ты сказала мне, что с ней все в порядке, – произнес Сид.

– Ну, так и есть.

– Когда ты ее видела в последний раз? – спросил, Майкл.

– Вчера.

– Где она?

Легкая улыбка тронула ее губы.

– Разве я должна следить за ней?

– Не должна. Где Анна, Синди?

Она тяжело вздохнула: Боже мой, эти взрослые такие дураки!

– Послушайте, я высадила ее возле «Денни» на Спидвей вчера вечером.

– Зачем?

– Она встречалась с друзьями на парковке. Они собирались на вечеринку.

– Какие друзья? Какая вечеринка?

– Я не знаю – я туда не пошла. И это были ее друзья, не мои. Я пошла на другую вечеринку.

Майкл покачал головой, но не позволил гневу и раздражению вырваться наружу.

– Синди, ты единственная подруга Анны, единственная кого она знает в этом городе. Мы здесь только шесть недель.

– В чем проблема? – Синди невинно посмотрела на Майкла, хлопая ресницами. Это могло бы сработать, если бы ему было восемнадцать и ее прекрасные глаза не были такими усталыми. – Она что, не пришла домой?

– Ты знаешь, что не пришла.

– Синди! – произнес ее отец. – Ты сказала нам, что с Анной все в порядке!

Она неодобрительно посмотрела на него и продолжила играть с ключами.

– Ты знаешь, где она? – спросил Майкл.

Девушка ничего не ответила.

– Где она, Синди?

– Я сказала вам: не знаю.

– Ты предпочитаешь поговорить об этом с полицией?

Синди быстро взглянула на Майкла.

– Что я такого сделала?

Он пожал плечами.

– Моей дочери не было достаточно долго, чтобы объявить ее пропавшей без вести. Ты последняя, кто видел Анну. Поэтому ты будешь первой, с кем они поговорят.

– Что, если я знаю, где она? – спросила Синди после небольшой паузы.

– Тогда ты должна сказать об этом мне.

Она покачала головой.

– Я не скажу вам.

– Почему?

– Потому что я пообещала ей. Вы с ней ужасно обращаетесь.

– Тогда я скажу тебе: Анна на озере Тахо.

Синди ничего не ответила, но ее глаза вспыхнули.

Сид Пархам спросил:

– Где ты была все это время, Синди?

– За рулем.

– И куда ты ехала? – поинтересовалась Молли Пархам. – Вы напрашиваетесь на неприятности, юная леди!

Майкл закрыл глаза.

Потом он открыл глаза и сказал:

– Синди, я знаю, что Анна вернулась в Кристал-Бей, чтобы пойти на выпускной.

Сид Пархам произнес, обращаясь к Майклу:

– Вы ведь из Сент-Пола?

– Сид, – сказал Майкл, – я знаю, что я только гость в этом доме. Но позволь мне разобраться с этим самому.

– Ну… конечно… но…

Майкл поднялся и кивнул Пархаму, давая понять, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз, чтобы Синди не слышала. На пороге между кухней и гостиной Майкл мягко сказал:

– Я хочу попросить тебя об услуге, Сид, и я надеюсь, что ты поймешь меня, как отец отца. Пожалуйста, могу я поговорить с твоей дочерью наедине?

– О, я даже не знаю…

– Я не собираюсь запугивать ее и, конечно, не притронусь к ней и пальцем. Но я думаю, пока вы с женой являетесь свидетелями разговора, мне будет очень трудно вызвать Синди на откровенность.

– Почему это?

– Дети в этом возрасте ведут себя по-другому, когда рядом их родители. Я говорил с Синди раз десять, и она никогда раньше так ко мне не относилась. Я думаю, она все расскажет мне… наедине, если ты дашь мне шанс.

Пархам глубоко вдохнул. При этом он стал еще больше похож на дядюшку Фестера, чем обычно. Когда он наконец заговорил, Майклу показалось, что голос Сида будет высоким и плаксивым.

Но это был обычный баритон Сида, такой благородный, почти приятный.

– Послушай, Майкл, я знаю, ты любишь свою девочку. Как мы любим нашу. И я знаю, как это может быть трудно… Поэтому я не против.

– Спасибо, Сид.

– Но знай: если я услышу крики, то сразу войду!

– Я понял.

Пархам кивнул.

– Я поговорю с Молли… Дай мне минуту.

Глава семьи вышел и прошептал что-то на ушко своей второй половине. Она нахмурилась, начала что-то говорить, но он зашептал снова. И наконец Молли нехотя кивнула.

Сид, уводя жену из кухни и нежно придерживая ее за локоть, сказал:

– Мы будем в гостиной, если понадобимся.

– Спасибо, – произнес Майкл.

Когда они ушли – похожие на музейных смотрителей в своих кожаных костюмах, – Синди нахмурилась. Она казалась смущенной и немного взволнованной.

Майкл спросил ее:

– Как много Анна тебе рассказала?

Синди посмотрела мимо него и пожала плечами.

– Она сказала тебе» что подвергает себя опасности?

Синди посмотрела на ключи, повертела их в руках.

Майкл забрал у нее ключи и отложил их в сторону, так, чтобы она не могла до них дотянуться.

– Она сказала тебе, что подвергает опасности свою мать и меня?

Синди сложила руки на маленькой груди.

– Анна хотела попасть на выпускной. Что в этом такого опасного?

Получив наконец подтверждение своим догадкам, Майкл успокоился и спросил:

– Как она туда добралась?

Девушка пожала плечами. Ее эмоции начали пробиваться сквозь маску угрюмости. Ее усталость была на руку Майклу – последние силы Синди уходили на поддержание недовольной гримасы. – Она все тебе рассказала?

– Может быть.

– Она сказала тебе, какие люди в этом замешаны?

Девушка посмотрела в сторону.

Неужели у нее в глазах стояли слезы?

– Ты не отвозила ее туда. Если бы это было так, ты все еще была бы в Кристал-Бей, осталась бы до конца бала, чтобы привезти ее обратно.

Синди ухмыльнулась, но ее губы задрожали. Почему-то синие тени и тушь делали ее еще моложе.

– Как все было на самом деле, Синди? – спросил Майкл небрежно. – Вы встретились с ее парнем на полдороги?

Лоб девушки слегка нахмурился.

Майкл продолжал размышлять вслух:

– Ты отвезла Анну до половины пути, потом вы встретились с Гэри на стоянке или на заправке… И он повез ее дальше, правильно?

– Зачем спрашивать, если вы и так все знаете?

– Не на стоянке. Скорее… в Лас-Вегасе. Это почти на полпути и звучит очень заманчиво. Но ехать по пустыне не так уж просто, да?

Маленький подбородок Синди выдвинулся вперед.

– И что из того, если я отвезла ее? Мне восемнадцать лет.

– Если не останавливаться, до Вегаса часов шесть, может, семь езды. С остановками на туалет, завтрак и обед, хотя можно поесть и в машине. У тебя в «мустанге» должен быть кондиционер…

– И что, если он там есть?

Майкл выпрямился. Его голос по-прежнему был спокойным, ровным, но в нем послышалась скрытая угроза.

– Почему ты вернулась так поздно? Почему не осталась в Вегасе дольше?

· – Вы такой умный. Скажите мне сами.

– На самом деле все оказалось не так интересно. Ты права, тебе восемнадцать, а чтобы попасть в казино, тебе должен быть двадцать один год. А эти охранники могут определить фальшивое удостоверение личности за сотню ярдов.

Глаза Синди сузились. Она смотрела вниз сквозь стеклянный стол.

– Вы покатались по центральной улице, посмотрели на все эти огни, поели, может быть, походили по магазинам. Там есть несколько новых торговых центров. Анна и Гэри провели ночь в Вегасе?

Она ничего не ответила, но нервно сглотнула.

– А потом вы немного порезвились в Городе греха утром, позавтракали, может быть, сделали несколько покупок – там есть музыкальный магазин, который Анне очень нравится, в нем всегда много британских релизов…

Глаза девушки расширились. Он явно попал в точку. И, кажется, испугал ее тем, что так быстро раскусил Анну.

– Я не идиот, Синди. Наша семья провела много времени в Вегасе – я даже работал там. Значит, сегодня они вдвоем отправились в Кристал-Бей, где-то после обеда? В три или в четыре? Им пришлось опять ехать по пустыне. Но они уже должны быть там. Так как ты уже здесь.

Она оперлась локтем настеклянный стол и положила голову на руку.

– Где они остановились, Синди?

– Я не знаю.

– Синди, как много Анна тебе рассказала?

– Что вы имеете в виду? Что вы хотите знать.

– Ты знаешь, что я имею в виду. И что я хочу знать.

Она снова сглотнула, ее бил озноб.

– Все, наверное/Что, что вы… вы управляли казино И что вы даете показания против каких-то мафиози, и вы вроде как… прячетесь здесь? В Таксоне.

– Правильно. И теперь из-за поступка Анны… и твоего поступка… она и Гэри, я и мать Анны, и даже ты и твои родители в страшной опасности.

– Что? Это безумие.

– Да, это безумие. Эти люди беспощадны. Забрать жизнь у такого человека, как ты, для них так же легко, как тебе раздавить комара. Для них человеческая жизнь ничего не значит.

Синди закрыла лицо рукой с ярко-розовыми, кое-где облупившимися ногтями.

– Я… я действительно не знаю, где они остановились… Я только знаю, что… они в Кристал-Бей. И я знаю… что Анна хотела пойти на выпускной бал.

Девушка посмотрела на Майкла глазами, мокрыми от слез, тушь стекала по щекам темными струйками.

– Почему все так неправильно? Неужели об этом некому позаботиться, кроме ее родителей?… П-простите.

– Анна сказала тебе никому не говорить о нас – о том что я даю показания, так?

– Д-Да.

– Это касается и твоих родителей, Синди. Ты поняла? Это касается и твоих родителей.

Девушка быстро закивала, потом поднялась, чтобы взять салфетку с барной стойки. Майкл встал и подошел к ней положил руку ей на плечо.

– Я не сержусь на тебя.

Она все еще плакала, но уже не так сильно.

– Я знаю, что ты всего лишь хотела помочь Анне.

– Я… я ее друг.

– И поэтому все, о чем мы говорили, останется между нами – между тобой и мной, Синди.

Майкл нежно приподнял ее лицо, взяв его за подбородок.

· – Это будет нашим секретом. Мы ведь тоже друзья?

Она сглотнула и кивнула:

– Друзья.

Майкл уже направлялся к родителям Синди, когда она окликнула его:

– Мистер Смит!.. Извините. Разве вы ни разу не делали глупостей, когда были подростком?

– Нет, – сказал он и улыбнулся.

Синди слабо улыбнулась в ответ, шмыгнула носом, высморкалась и снова заплакала за кухонным столом. Майкл вышел в гостиную.

Молли читала журнал «Красивый дом», сидя на низкой, изогнутой красно-черной софе, которая казалась огромной незаживающей раной на фоне светло-розовых стен. Маленький уродливый кактус украшал приставной столик, поп-арт-иллюстрация в рамке с плачущей женщиной из комиксов висела на стене рядом с полками для стереоусилителей и пластинок, на противоположной стене, выложенной серебристыми пластинами, виднелось искаженное отражение комнаты.

Сид стоял у окна, глядя на улицу из-за задернутых темно-розовых штор.

– Чертовы хиппи, – сказал он.

Майкл подошел к нему.

– Синди поделилась со мной информацией, которая была мне нужна. Она очень помогла мне… В чем дело, Сид?

Пархам кивнул в сторону улицы.

– Я сегодня уже видел этого наркомана, он заезжал к кому-то из наших соседей.

Наклонившись к Сиду, Майкл выглянул в окно и увидел фургон, припаркованный в конце квартала, почти под перегоревшим фонарем, как раз там, где заканчивалась собственность Смитов и начинался участок соседей… Старый блекло-красный грузовой фургон со скверно нарисованными цветами, голубем мира и надписью «Так держать».

Сид показал зубы, но не в улыбке.

– Зачем они приехали в приличный район? Торгуют своими чертовыми наркотиками…

Затылок Майкла покалывало, но он сказал:

– Не волнуйся об этом, – и похлопал Пархама по плечу. – Я проверю.

– Правда, дружище? Ты э-э-э… хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Майкл улыбнулся и покачал головой.

– Нет. Я просто подойду и скажу им, чтобы они продавали свои сигареты в другом месте.

– Ты хочешь сказать, свои самодельные сигареты!

Майкл выдавил из себя вежливый смешок и произнес:

– Почему бы вам не пойти к дочери? Она немного расстроилась.

Пархам кивнул, и они с Молли направились в кухню в своих одинаковых униформах.

Перед тем как выскользнуть из дома, Майкл выключил свет на крыльце.

Когда он переходил улицу полчаса назад, грузовика не было. Опустив голову, он шел по тротуару от Пархамов к своему дому. Подойдя к грузовику сзади со стороны водителя, Майкл остановился, надеясь, что не слишком заметен в зеркале заднего вида.

Словно официант дорожного кафе, который принес заказ Майкл просунул пистолет в окно, ткнул его в грудь водителя и, даже не посмотрев на хиппи за рулем, грубо прошептал:

– Какого черта?

Но хиппи за рулем не был хиппи. Это был гангстер из Чикаго, в плохом парике под «Биттлз», старой рубашке неопределенного цвета, «вареных» джинсах и меховом жилете, который Сони Боно мог бы посчитать клевым в 1966 году.

Джимми Наппи был человеком Гьянканы. В основном он отвозил мафиози на «дело». У Джимми были крошечные глазки, большой рот и множество оспинок. Он не был крутым парнем, не из тех, кто стрелял направо и налево, но он являлся членом мафии, а значит, убил хотя бы один раз.

Но тому, что Наппи был здесь, – в машине возле дома Смитов, в грузовике, который слишком старательно раскрасили символикой хиппи, – могло быть только одно объяснение.

У Майкла не было времени на разговоры – он не хотел давать Наппи шанс дотянуться до пистолета, лежавшего на сиденье рядом с ним.

Майкл ткнул дуло пистолета в меховой жилет и выстрелил. Жилет в стиле Сони Боно сыграл роль импровизированного глушителя.

Майкл направился в дом. Он шел пригнувшись, с пистолетом в руке. «Линкольн» возле гаража, значит, они поняли, что он дома. Он молился о том, чтобы не опоздать. Майкл перелез через забор и опустился на цементную дорожку возле бассейна. Он знал, что стеклянная раздвижная дверь в кухню была заперта, но была еще одна дверь – в прачечную. Он отпер ее ключом как можно тише и открыл всего лишь со слабым скрипом.

Прачечная была пуста.

Кухня тоже. Там все было так же, как перед его уходом, вплоть до посуды в раковине.

Мягко ступая в туфлях на каучуковой подошве, он слышал, как Эд Макмахон произнес: «Вот и Джонни», а зрители ответили, как обычно, аплодисментами. Майкл вспомнил, что он оставил телевизор включенным, когда уходил. Это могло ему помочь – звук телевизора заглушит его шаги… В неубранной гостиной, стоя возле мягкой кушетки, что-то рисовал на стене при помощи баллончика с красной краской еще один гангстер Гьянканы, тоже изображающий из себя хиппи (в парике, джинсах и футболке), – Гвидо Карузо, огромный мордатый козел, которому доставляло удовольствие избивать людей, не отдававших долги, если они были слабее его, конечно.

Поверх геометрического орнамента зелено-черно-красно-белых тонов Гвидо написал: «СВИНЬИ ВОН!» На стене над кушеткой было написано «ЖЕРТВИННИК». Гвидо как раз начал писать «СКЕЛ», когда Майкл прострелил ему голову и на стене появился еще один абстрактный рисунок, только без рамки и с избытком красного.

Майкл выскочил в холл и почти столкнулся с еще одним «хиппи» с фальшивой бородой, в парике, в вылинявших полосатых красно-синих джинсах и футболке с американским флагом. Это был Фрэнки Йнолия, садист вроде Бешеного Сэма. Худой и безумный, как сам Мэнсон, Инолия только что вышел из спальни, в которой Майкл недавно оставил Пат.

В руке, затянутой в перчатку, Инолия держал нож, с которого капала кровь. Увидев Майкла, он поднял лезвие вверх, и капля крови сорвалась с кончика ножа и попала на щеку Майкла, как одинокая слезинка, когда тот выстрелил гангстеру в правое колено, и – пока Инолия оседал на пол – в левое тоже. Потом Майкл выбил нож из руки Упавшего на пол и орущего во всю глотку гангстера и пробел мимо него в спальню.

Майкл много раз увидит эту сцену в ночных кошмарах, но никогда она не будет такой яркой, как сейчас.

Ночник был включен, его абажур был забрызган красным. На стене, над изголовьем их кровати с пологом, пальнем, смоченным кровью, было написано «УБИТЬ СВИНЕЙ». На кровати на спине лежала Пат. Ее тело было изрезано ножом, простыни промокли от крови, черная шелковая пижама мерцала в полумраке. Майкл подошел к телу жены и увидел, что у нее перерезано горло, от уха до уха. Другие раны – кроме одной, над сердцем – были не такими глубокими. Они были показушными, частью маскарада «хиппи». Пат убил удар в грудь, и – судя по безмятежному выражению ее прекрасного нетронутого лица и закрытым глазам – во сне.

Это единственное обстоятельство, которое в последующие дни не даст Майклу сойти с ума.

Он поцеловал Пат в лоб.

– Прощай, милая, – сказал он.

В холле Майкл присел возле Инолии, который все еще кричал от боли. Фальшивый хиппи, свернувшийся в позе зародыша, хватался то за одно поврежденное колено, то за другое, смешивая свою кровь с той, что уже была на перчатках для мытья посуды, которые он надел.

– Она спала, когда ты убил ее?

– Пошел ты, крыса! Пошел ты!

Джонни Карсон в гостиной начал смеяться.

– Она спала?

– Да! Да! Да!

– Вот почему я оказываю тебе эту услугу, – сказал Майкл и выстрелил убийце своей жены в левый висок. Пуля вышла с другой стороны и вошла в стену, выбив куски штукатурки.

Стрельба и крики, – учитывая паранойю Сида Пархама по отношению к «хиппи», которых он заметил, – скоро приведут сюда полицию.

Не глядя на мертвую жену, Майкл вернулся в залитую кровью спальню и переложил содержимое своей сумки, собранной для полета, в чемодан побольше, взял еще одежду и портфель с деньгами, который он достал из-под половицы в чулане, расположенном рядом с его кабинетом. Из того же тайника Майкл достал винтовку, о которой федералы не знали – разобранную на приклад, барабан и спусковой механизм; там же были припрятаны четыре коробки патронов, по двадцать штук в каждом. Части винтовки и маленькие белые коробки с патронами он завернул в одежду, которую сложил в чемодан.

В кухне Майкл схватил оставшиеся таблетки жены, подумав, что успокоительное ему пригодится. Наконец, он взял длинноствольный револьвер «Смит-и-Вессон» тридцать восьмого калибра с трупа Инолии и вышел из дома, оставив там тело женщины, которую он любил больше тридцати лет.

Бледный Пархам выглядывал в окно, когда Майкл сел в «линкольн», положил чемодан на заднее сиденье и поехал в аэропорт. По дороге он встретил четыре полицейские машины с включенными сиренами.

Ему нужно было во что бы то ни стало успеть на ночной рейс.

Глава четвертая

В тускло-желтом свете фонарей Майкл, одетый в черную рубашку, черные брюки и темно-синюю ветровку, припарковал «линкольн континенталь» на стоянке «Таксон Интернэшнл» и достал чемодан.

Шесть недель назад эту машину Майклу «Смиту» пере дал заместитель директора ОБОПВ Шор – конфискованный роскошный автомобиль с небольшим пробегом должен был быть продан на федеральном аукционе, куда он, наверное, теперь и попадет.

На тот случай, если кто-то следил за ним, Майкл сделал вид, что запирает машину, которая стоила когда-то девять тысяч долларов.

Майклу неприятно было думать о том, что в аэропорту и в самолете он будет без оружия, но из-за участившихся случаев угонов самолетов в последние годы охрана аэропорта была усилена. С этими металлоискателями и обыском ручной клади он даже не надеялся пронести свой пистолет. Пистолет лежал в чемодане фирмы «Самсонит» вместе с винтовкой Гранда, патронами и портфелем с деньгами. Майкл надеялся, что авиакомпания не потеряет его багаж.

Он отнес чемодан на проверку на дальний терминал и вручил его привлекательной блондинке в форме стюардессы, стоявшей за стойкой «Американских авиалиний». Чемодан поставили вместе с полудюжиной других сумок. Потом Майкл направился к ближайшим телефонным будкам – ему нужно было сделать междугородний звонок. На этот раз не понадобилось даже десяти центов, не говоря уже о собранной им пригоршни мелочи; он закрылся в кабинке, сел и набрал «О», а затем заказал звонок за счет абонента…

И назвал оператору номер «горячей линии».

– Да? – ответил мужской голос.

– Звонит мистер Смит, – сказал оператор, – вызов номера. Вы оплатите звонок?

– Да.

– Мне нужно немедленно поговорить с заместителем директора Шором, – произнес Майкл.

– Как с вами связаться?

Майкл продиктовал номер, написанный на телефоне. – Он перезвонит вам через пять минут.

– Пусть позвонит как можно быстрее.

Было около трех.

– В чем дело, Майкл?

В приятном голосе заместителя директора ОБОПВ послышалось беспокойство.

– Вы не получили никакого рапорта?

– Нет. В чем дело?

Майкл хладнокровно описал Шору, что случилось в доме у «Смитов».

– Боже мой, – сказал Шор, не просто потрясенным, а искренне опечаленным голосом, услышав об убийстве Пат.

Закончив рассказ – единственными деталями, о которых он умолчал, были такие ненужные подробности, как упаковка оружия, денег и успокоительного, – Майкл сказал:

– Не спрашивайте, где я. Вы, наверное, уже знаете.

– Я не знаю, но, конечно, легко могу это выяснить. Давайте договоримся работать вместе в этот тяжелый час. Оставайтесь на месте и…

– Нет. Мне не нравится уровень вашей защиты.

– Майкл… Я понимаю… Боже, я понимаю, но ничего такогораньше не случалось! Я клянусьвам!

– Представляете, как утешительно это звучит?

– Я… я представляю, через что вам пришлось пройти. Как… как ваша дочь это приняла?

Если только Шор не изображал из себя Джорджа Скотта, федерал не знал об исчезновении девушки, и Майкл не собирался делиться с ним этой информацией.

– Ее зовут Анна, Гарри, и как вы думаете, она это приняла? Ее мать убили.

– Майкл… Я гарантирую, что вы будете в безопасности. Вы и Анна.

– Я думал, что мы все время были в безопасности.

Слова Шора полились непрерывным потоком:

– Я не знаю, что вы задумали, но один вы не справитесь. Мы нужны вам. Мы.… нужны… вам.

– Нет. Это я вам нужен, наверное. Это просто звонок вежливости, так что можете очистить дом в Райском поселке, если хотите. И попрощаться со мной и послать меня подальше.

Из трубки послышался вздох, потом Шор сказал:

– Майкл, вы должны завязать с прошлой жизнью, вы просто обязаны это сделать…

– Мне она нравится.

Шор попробовал зайти с другой стороны.

– Вы сказали, это были люди Гьянканы? Не Ди Стефано, как раньше?

– Все они члены группировки Гьянканы. Крутые парни. Были.

Шор отчаянно пытался переубедить Майкла:

– Майкл, Гьянкана на прошлой неделе вернулся в Штаты – наша разведка докладывает, что он хочет вернуть себе власть. Вот почему он это сделал – он считает, что вы представляете для него опасность.

– Он прав.

– Я имею в виду – в суде.

– Не волнуйтесь, Гарри – он понесет заслуженное наказание.

– Нет, Майкл. То, что случилось в вашем доме, было самозащитой.·Все, что вы сделаете теперь…

– Вы знаете, что Аккардо думает по этому поводу? Он мог разрешить это нападение?

– Маловероятно. Аккардо правит из тени, через тех, кого он может контролировать. Он, видимо, говорит своим людям, что время Гьянканы закончилось, но…

– Но думает, что Муни слишком силен.

– Да и Большой Тунец, видимо, не хочет, чтобы упоминание о такой заметной личности, как Муни Гьянкана, снова появилось в прессе.

– С каких это пор имя Гьянканы мелькает в заголовках газет?

Недолгая пауза в потоке слов федерала показала, что Шор, наверное, раздумывал, стоит ли открывать то, что он затем сказал:

– Муни снова станет любимцем прессы, и очень скоро – на следующей неделе он будет давать показания на заседании комитета в Вашингтоне.

–  На какомзаседании комитета?

– Специальный комитет сената по разведке. Это из-за того старого слуха, что ЦРУ помогало организовать покушение на Кастро.

– Не говоря уже о Джоне Кеннеди, – сказал Майкл.

Шор, проигнорировав это замечание, выпалил:

– Это замечательная возможность, Майкл! Гьянкана не. Бешеный Сэм Ди Стефано – он будет давать показания под присягой, заложит ЦРХ но не скажет ничего про мафию. Омертамного значит для старых мафиози, таких, как Гьянкана.

– Значит, Гарри, вы считаете убийство моей жены прекрасной возможностью?

– Нет, нет, нет… Просто Гьянкана думает, что он очень умный, но он будет давать ложные показания на процессе… и если вы будете на нашей стороне, Майкл, со всем, что вы знаете, с вашими показаниями, мы его возьмем.

– За дачу ложных показаний.

– Это только начало!

– Я надеюсь, что это конец, Гарри, – сказал Майкл и повесил трубку.

Металлоискатель представлял собой тоннель четырех или пяти футов в длину, и Майклу нужно было пройти вперед и назад. Когда они летали на Гавайи полгода назад до того как все пошло прахом, они с Пат говорили о том что полеты перестали быть чем-то интересным и особенным. Когда-то, два или три года назад, пассажиры надевали нарядные костюмы и платья, еда была вполне приличной, а стюардессы дружелюбными, и любой, заплативший за билет, был состоятельным путешественником. Теперь ты должен позволить обыскать себя и багаж, который ты проносишь на самолет.

– Пассажиров обыскивают как преступников! – сказала Пат. – Это убивает всю романтику.

Вспоминая жену и ее голос, Майкл рассеянно шел к воротам и заметил «маршала» Дона Хьюза только тогда, когда было уже слишком поздно.

Худощавый скуластый Хьюз, стоя спиной к Майклу, разговаривал со стюардессой, что-то ей показывал – видимо, фотографию Майкла. Еще двое в плохо сшитых костюмах и шляпах с опущенными полями – кто еще носит шляпы, кроме федералов – стояли сзади Хьюза и, к счастью, тоже спиной к Майклу.

Один из «маршалов» начал поворачиваться, видимо, высматривая Майкла, который опустил голову и, смешавшись с другими пассажирами, пошел по коридору.

Аэропорт был почти пуст в это время, и толпы, в которой можно было бы затеряться, не было. Но наконец Майкл нашел небольшую группу, за которой можно было скрыться, и пошел назад. Он посмотрел в отражение на витрине закрытого газетного киоска, не видно ли поблизости Хьюза или его «пятниц».

Очевидно, их не было, поэтому Майкл вскоре вернулся в холя терминала, думая о тысяче вещей, например о том, специально ли Шор держал Майкла на телефоне, чтобы «маршал» Хьюз мог приехать и схватить его.

Потом Майкл остановился. «О черт», – подумал он, почувствовав тошноту при мысли о том, что его деньги и оружие попадут на самолет без него, полетят в Феникс и там сделают пересадку на пути в Рено…

Он направился прямо к стойке «Американских авиалиний» и вздохнул с облегчением, увидев, что его чемодан все еще ожидает погрузки вместе с полудюжиной других.

– У меня ребенок заболел, – сказал он женщине за стойкой, – мне придется пропустить этот рейс. Могу я забрать свои вещи? – и Майкл показал свой посадочный талон.

– Конечно, сэр, – сказала она с дружелюбной улыбкой. Голубоглазая блондинка была немного похожа на Пат – или ему это только кажется?

– Я запомнила вас – вы были чем-то расстроены. Я надеюсь, ваш э-э-э… мальчик…

– Девочка.

– Надеюсь, ей уже лучше. Вы можете полететь по этому билету другим рейсом, никаких проблем.

Через две минуты Майкл опять был на залитой желтым светом стоянке. Он открыл заднюю дверь бардового «линкольна», который уже не надеялся увидеть, и бросил чемодан на сиденье. Затем открыл его, достал пистолет, засунул его за пояс, закрыл чемодан и вскоре уже отъезжал от аэропорта.

У Майкла была только одна возможность: ехать на машине в Кристал-Бей. Поездка займет как минимум двенадцать часов, может, и больше, а у него был длинный тяжелый День. Солдатская выучка пока что спасала его, спасала его, но усталость может взять верх, и тогда эмоции вырвутся на волю…

Сейчас, направляясь на север, Майкл пытался решить, Угрожает ли Анне смертельная опасность.

Она не была целью Гьянканы. Но если семью «Смитов» раскрыли из-за ее встречи с Гэри Грейсом, настоящее местопребывание девочки известно мафии. Самой ужасной была мысль о том, что головорезы Гьянканы похитят Анну, чтобы добраться до Майкла. Если им стало известно, где она, Анна уже, наверное, у них в руках. Но как бы это ни было плохо, в таком случае она жива.

Заместитель директора Шор, кажется, не знал об исчезновении Анны, хотя, конечно, он мог и притворяться. Если работники ПЗС уже знают о том, что девочка убежала и где она находится, Майкл ничего не мог с этим поделать. И к тому же федералы не представляют для нее угрозы.

Возможно, он должен опять позвонить по телефону «горячей линии» и отправить Шора на поиски Анны, чтобы защитить ее в том случае, если ее ищут головорезы Гьянканы…

Но если местопребывание «Смитов» стало известно не из-за неосторожного поступка Анны?

Что, если ПЗС допустила утечку информации? Тогда, позвонив Шору, Майкл отдаст Анну прямо в руки предателю.

Нет.

Оставался единственный вариант: ехать за дочерью самому, и она никуда не денется, пока не закончится выпускной, а Майкл будет в «Каль Нева» в субботу, в восемь вечера. В одиннадцать минут второго, все еще находясь возле здания аэропорта, Майкл заехал на заправку и сказал неуклюжему заправщику, судя по всему, еще школьнику: – Полный бак.

Бензобак «линкольна» вмещал двадцать один галлон. Но расход у него галлон на десять миль. Поэтому Майкл купил канистру бензина и две кварты масла, и еще несколько бутылок воды, и положил их в багажник.

Подросток в форменной одежде, чистя ветровое стекло, ухмыльнулся и спросил, жуя жвачку:

– Готовитесь к длительной поездке?

– Да.

– Вы поступили мудро, решив ехать ночью.

– Не думаю, что «мудро» – это подходящее слово. у вас есть холодильники для автомобилей? Что-нибудь небольшое?

– Конечно.

– Положи мне в него льда и брось туда несколько банок колы. И пару «Сникерсов».

– Хорошо!

Майкл дал мальчику двадцатку без сдачи и поехал на север через Таксон, почти не глядя на спящий город. Для начала он закрыл окно и включил кондиционер на слабую мощность – на улице и без того было прохладно, но ветер не доставлял Майклу удовольствия. У Майкла не было ощущения, что он отправляется в полное опасностей путешествие – в «линкольне» были комфортные сиденья, часы от Картье и много места, не говоря уже о мощном двигателе.

Пустынные равнины цвета слоновой кости, окруженные голубоватыми горами, в лунном свете казались успокаивающе, сверхъестественно красивыми. На дороге почти не было машин, в распоряжении Майкла находилась вся двухрядная полоса бетона, и он часто ехал почти посередине. Они с Пат часто ездили по этой дороге в Вегас, потому что оба любили мчаться вперед, слушая музыку и наслаждаясь странно умиротворяющим ландшафтом и ощущением, что они единственные люди на земле.

Майкл все время думал о жене, вспоминал разные случаи, происшедшие с ними за все эти годы, – со старших классов школы до сегодняшнего дня, с приезда в Чикаго до жизни в Кристал-Бей – ничего особенного, просто маленькие эпизоды, которые прокручивались у него в уме, – одно воспоминание тут же сменялось другим.

Странное, отстраненное спокойствие овладело Майклом, пока он ехал, и ехал, и ехал. Каждый раз, проезжая мимо заправки, он останавливался и заправлял бензобак, потому что в пустыне можно ожидать чего угодно. Многие заправки работали круглосуточно, но пустыня не прислушивалась к голосу разума, поэтому лучше, чтобы бак был как можно полнее.

На некоторых заправках еще работали кафе, но Майкл съел только «Сникерс» пару часов назад и выпил колы, кофеин помогал ему держать себя в руках. Несколько раз Майкл останавливался, чтобы сходить в туалет возле дороги, и ощущал сверхъестественное спокойствие, направляя желтую струю на пейзаж цвета слоновой кости под огромным звездным небом.

Третья вынужденная остановка была первым неприятным моментом. Он посмотрел вверх на небо и сказал: – Она была права, не так ли? Или тебя вообще нет там, наверху… или еще хуже – ты там, а мы для тебя чертов муравейник, который тебя больше не интересует. Черт возьми!

Майкл прокричал все это, и его слова, казалось, провалились в ночь, не отражаясь эхом, а скорее уплывая вдаль. Несмотря на кофеин, Майкл уже начинал чувствовать усталость, и приблизительно в четыре часа монотонность перестала помогать ему и начала мешать. Внезапно машина начала вилять, и Майкл проснулся, съехав на обочину. Потянувшись к холодильной камере, он достал еще одну банку колы. Он включил кондиционер на всю катушку так, что салон машины чуть не обледенел. Потом сунул первую попавшуюся кассету в магнитофон, и оттуда зазвучал голос Джонни Матиса.

«У тебя есть шанс», – пел Матис, и Майкл вспомнил, как Пат любила эту песню. Она не была поклонницей Матиса или что-то в этом роде, но когда Пэтси Энн слышала эту мелодию, она всегда говорила: «Это так прекрасно» и начинала плакать.

Теряя контроль над собой и над автомобилем, Майкл был вынужден съехать с дороги, выйти из машины и упасть на колени на песчаный пол пустыни в огромном пустом соборе ночи, с разбросанными тут и там кактусами, похожими на колючие свечи. Он не молился. Он рыдал.

Через десять минут Майкл, шатаясь, поднялся на ноги. Чувствуя себя ребенком, которого родители незаслуженно отшлепали, он показал небу средний палец и снова сел за руль.

Он собирался ехать все двенадцать или тринадцать часов без перерыва, но после восхода солнца, когда «линкольн» въехал через Хендерсон в Вегас, Майкл решил, что ему нужен новый план.

Его путь не привел его к бывшему месту работы – кварталу развлечений, туда, где «Сандс», «Стардаст» и «Сахара» сменялись напыщенными заведениями наподобие «Сиркус сиркус», «Дворца Цезаря» и «МГМ Гранд». Говард Хьюз говорил, что Вегас становится «семейным» городом (не в смысле «семьи» мафии), – идея, которая, как было известно Майклу, имела большой потенциал.

Эту тенденцию в некотором отношении предвосхитила «Каль Нева», со своими неоспоримыми преимуществами: горным воздухом, прогулками на лодках, экскурсиями, катанием на лошадях, и все же некая ностальгическая нежность к золотым временам уличных банд сохранилась у Майкла даже сейчас, может, из-за периодических поездок в Вегас, во время которых они с Пат вместе веселились и любили друг друга в этом неоновом раю, встречаясь со знаменитостями, наслаждаясь вкусной едой и роскошной жизнью.

В центре Вегаса, в тени хитрого электрического ковбоя Вика, Майкл заехал в мотель «Лаки Севен» – одно из современных двухэтажных заведений со стеклянными «веснушками» на цементе, выполняющими роль мишуры.

Худощавый молодой человек за стойкой, со скучающими карими глазами, неухоженными усами и лохматыми темными волосами, казалось, был не в восторге от белой рубашки с короткими рукавами и красно-синего полосатого галстука с зажимом, которые он должен был носить. Из дешевого радиоприемника за его спиной, включенного на полную громкость, доносилась «Лестница на небеса».

Майкл попросил комнату на первом этаже, как можно дальше от улицы, и администратор пошел навстречу его пожеланиям, возможно, потому, что это требование было несложно выполнить. Подписавшись именем Джон Джонс, бывший Майкл Смит заплатил двадцать пять долларов вперед и сказал администратору:

– Я хочу, чтобы мне позвонили в девять утра и разбудили.

Администратор нахмурился от размышлений, которые явно доставляли ему Неудобство.

– Вы хотите сказать – вечера?

– Нет – утра.

– О, вы имеете в виду завтра утром?

–  Сегодняутром.

Он нахмурился еще сильнее.

– Через три часа?

– Правильно. Вы еще будете работать?

– Да, я только что пришел. Что еще?

Майкл улыбнулся угрюмому молодому человеку.

– Если мне позвонят и вежливо и вовремя меня разбудят, я буду благодарен еще на двадцать пять долларов. Администратор просиял.

– Без проблем, мистер Джонс!

Закрывшись в комнате, плотно задернув шторы и включив кондиционер, Майкл положил пистолет на тумбочку, разделся, скользнул под прохладные простыни и через несколько секунд уже спал.

Ему снилось, что он ведет машину.

Ему снилось, что он снова на бесконечной дороге в пустыне, следует за бетонной лентой под прекрасным звездным небом, среди отбеленного луной пейзажа. Пат была рядом с ним, улыбалась ему, одетая в кружевное белое платье, в котором она была на ужине в «Винсенте».

Это был неплохой сон, за исключением того, что мозг Майкла напомнил ему о тех событиях, которые привели его в этот номер мотеля, и это сопровождалось каким-то помутнением рассудка. Он знал, что он спит, но был не властен над своим сном. Все же сидевшая рядом с ним Пат, которая не разговаривала, а только улыбалась ему, случайно касаясь его плеча, ноги или руки, и Джонни Матис, поющий несуществующую песню о любви, действовали на него успокаивающе.

Потом Майкл посмотрел на жену, но это был уже кто-то Другой, женщина, которую он однажды любил, целую вечность назад. Эстелъ жестоко убили, ее пытали, а потом сожгли, и он нашел ее тело. Тогда он был еще двадцатилетним парнем, который, конечно, видел ужасные вещи на войне, но это нельзя было сравнить с красивой женщиной, которую пытали, а потом сожгли.Во сне Эстель была по-прежнему красивой, со светлыми волосами и зелеными глазами, с прической по моде сороковых годов, с макияжем, в голубом платье с блестками на груди, а потом это была Пат с прической сороковых годов, с макияжем, в голубом платье. Майкл посмотрел на дорогу, потом на нее. Пат теперь улыбалась, как скелет, ее волосы превратились в ужасный парик с торчащими во все стороны клочьями, лицо было изранено, нос сломан, рот в крови, одного глаза нет, на щеке следы от ножа для колки льда, горло перерезано от уха до уха, обнаженные руки все в синяках и порезах, а нижняя часть тела превратилась в обуглившуюся массу, рассыпающеюся пеплом. Он съехал на обочину – и тут резко зазвонил телефон. Майкл сел на кровати, весь покрытый потом, несмотря на то что кондиционер был включен.

Но Майкл успел отдохнуть, и длинноволосый администратор (больше не угрюмый) получил двадцать пять баксов, опять (или всееще?) играла «Лестница на небеса», и Майкл выехал – теперь по шоссе номер девяносто пять – в Рено.

Квартал Пайнвью в Инклайн-Вилладж простирался до Деревенских домиков, построенных возле сосен, стоящих сплошной стеной: стилизованный мир, отделенный от рабросанных хижин в стиле ранчо, загородного клуба с видом на поле для гольфа, возле которого когда-то жили Сатариано.

К типичному для этой местности дому Грейсов вела подъездная дорожка, поднимающаяся к двойному гаражу в подвале. Уклон был сделан для того, чтобы с первого этажа открывался величественный вид на зеленый пейзаж. Это позволило Майклу подъехать и припарковаться на склоне так, чтобы никто, проходящий мимо, не заметил «линкольн».

Пустынная дорога из Вегаса в Рено заняла семь часов. Учитывая июньскую жару, Майкл старался не перегружать кондиционер – шоссе номер девяносто пять проходило по краю долины Смерти – и снова не давал баку опустеть и следил за радиатором. Он даже перекусил около двух.

Обед напоминал скорее завтрак, но Майкл смог подкрепить свои силы.

Он слушал музыку, в основном записи Сэми Дэвис, Эллы, Бобби Ди, Джоан Саммерс – он перестал слушать Синатру в Волкер-Лейн, во время вспышки ненависти к мафии – и снова впал в поток монотонности, которая была как нельзя кстати. До Спаркса движение было не очень оживленным. Несмотря на тяжелую поездку, Майкл почувствовал прилив сил, въехав в Рено, «самый большой маленький город в мире», и мчась по привычным окрестностям. Это ощущение только усилилось за получасовую поездку к северному берегу Тахо.

Сейчас Майкл изучал гараж Грейсов. Машин там не было. Майкл осторожно обошел вокруг деревянного дома – он набросил на рубашку спортивную куртку, чтобы спрятать пистолет за поясом, – и проверил окна. За пять минут он убедился, что дом пуст.

Поднявшись на деревянную террасу, Майкл оказался возле стеклянной двери в кухню, которая, со всеми атрибутами сельского домика, была как две капли воды похожа на кухни в тех домах, в которых жил Майкл. Он открыл дверь, сильно толкнув ее, – ему даже не пришлось разбивать стекло.

Интерьер дома был псевдодеревенским, начиная с кухни, обставленной сосновой мебелью, с ситцевыми обоями, бытовой техникой цвета авокадо, полками с кувшинами, купленными на блошином рынке, и окнами с разнообразными деревянными ложками, которые висели вертикально и горизонтально.

Раковина, полная грязной посуды, хранила остатки обеда, приготовленного на двоих. В полном мусорном ведре лежали пустые банки из-под «Таба» – любимого напитка его дочери. На большом календаре с фотографией моста в Новой Англии были жирные записи. В глаза Майклу бросилась строка, перечеркивающая пять дней, включая сегодняшний и завтрашний: «Боб, Джанет и Карибы!»

Значит, Боб и Джанет отправились в круиз и оставили выпускника Гэри – единственного из троих детей Грейсов который все еще жил с родителями – одного на несколько дней. А Гэри съездил за своей девушкой в Вегас, привез ее сюда, чтобы перекусить и сходить на выпускной…

Это предположение подтвердилось, когда Майкл вошел в комнату Гэри и обнаружил там двуспальную кровать, на которой недавно спали двое. В этой комнате с балочным потолком на деревянных стенах висели плакаты с изображением «Биттлз», идущих по Эбби-роуд, группы поддержки «Ковбоев из Далласа», Симпсона в форме, улыбающегося, с шлемом в руках, и Мохаммеда Али в боксерских трусах, с торжествующим видом поднявшего руку в перчатке.

Майкл почувствовал, как его охватывает негодование, когда он заметил на тумбочке, открытую пачку презервативов, небрежно брошенную, как пачка сигарет. Четыре открытых пакетика валялись здесь же, как обертки от жвачек. Но такая роскошь, как родительское неодобрение, была сейчас Майклу недоступна.

Он нашел чемодан Анны. Вся одежда была чистой – видимо, она постирала свои вещи, хотя посуду и не помыла. Но одного наряда явно не хватало: в чемодане не было сногсшибательного выпускного платья.

Это означало, что, хотя и было только без пятнадцати шесть, Анна уже оделась для выпускного бала, она уже ушла. В «Каль Нева»? Потом Майкл вспомнил: ученики школы Инклайн-Вилладж обычно обедали вместе перед выпускным. Значит, Анна и Гэри, вероятно, обедают где-нибудь на северном берегу Тахо.

Он вернулся к тумбочке, на которой раньше заметил только презервативы. Теперь он увидел телефон в форме футбольного мяча и небольшой блокнот.

В блокноте было написано:

«РЕНО ЗАКАЗ – 17.00!!!»

Это означало, что Анна и ее кавалер, который пользуется резинками, были в ресторане в Рено, или уже возвращались назад, или отправились в «Каль Нева»…

Но в записке Гэри (это был не Аннин почерк) не было написано название ресторана…

Майкл присел на край кровати, но только на мгновение. Вскочив, как будто простыни были горячими, он оглянулся на смятую постель и содрогнулся. Покидая спальню Гэри, он окончательно убедился, что надежда увидеть их здесь, в доме Грейсов, перед выпускным, так же пуста, как те пакетики из-под презервативов.

В доме, который Майкл уже досконально изучил, перед тем как проверить спальню, – чтобы убедиться, что он действительно один, – были деревянные полы, мебель из узловатой сосны, тростниковые коврики и плетеные стулья. Вернувшись в кухню, он заметил несколько нераспечатанных писем, которые его заинтересовали. Среди многочисленных счетов он нашел счет от телефонной компании.

Через секунду Майкл уже изучал перечень телефонных звонков, сделанных Грейсами за месяц. Там было и десять междугородних звонков на номер Смитов в Таксоне (все за последние две недели). Сумма, указанная в счете, наверняка удивит родителей Гэри, когда они вернутся домой… если только телефонные счета на четыреста с лишним сотен долларов не были для них обычным делом.

Майкл угостился ветчиной из холодильника и запил ее баночкой «Таб». Потом собрал чемодан дочери и, неся его в левой руке, чтобы освободить пра вую дляпистолета, если он потребуется, вернулся к «линкольну», стоявшему на подъездной дорожке, Майкл положил чемодан дочери в багажник рядом со своим чемоданом, из которого достал белую рубашку, темно-синий галстук и серую куртку. Он переоделся, сложил грязную одежду в чемодан и захлопнул его.

Устроившись на водительском сиденье, Майкл посмотрел на небо. На городок опустилась ночь, и все тот же чистый звездный гобелен с полной луной, который сопровождал его по дороге в пустыне, ждал его и возле озера Тахо. Майкл мысленно сказал небу: «Это не молитва. Но если Пат ошибалась и ты там, не мертвый, как говорят некоторые… Я буду рад любой помощи, которую ты можешь мне оказать, чтобы увезти Анну отсюда целой и невредимой».

Обойдясь без «аминь», но на этот раз по крайней мере не показав Богу средний палец, он покинул дом Грейсов и квартал Пайнвью и направился в Кристал-Бей. Майкл ехал по обрамленному соснами берегу озера Тахо. Привычные ослепительные неоновые надписи – «КЛУБ КРИСТАЛ-БЕЙ», «КОТТЕДЖ НЕВАДА», «БАР ТАБАРИН», «КАЛЬ НЕВА» – приветствовали его как старого знакомого, но казались нереальными – может, он все еще в пустыне, спит за рулем «линкольна», видит сны и вот-вот съедет с дороги?…

Стоянке.«Каль Нева» была заполнена шикарными машинами, но тут и там между покрытыми винилом моделями «эльдорадо» и «ривьер» ютились «шевроле шеви II», «плимут фьюри» и «ГТО» – верный признак того, что сегодня вечером в Индейской гостиной будет выпускной бал. Еще одним признаком этого был непрерывный поток парней в смокингах (красных, белых, светло-голубых, но не черных), в рубашках с оборками и «бабочках» размером с маленький самолет, под руку с девушками с покрытыми лаком волосами, в вычурных платьях пастельных тонов. Пары направлялись к крыльцу, над которым висел огромный плакат: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ВЫПУСКНОЙ-73!»

Стоявший возле входа «мерседес» завелся и уехал, и Майкл поставил «линкольн» на его место, получив идеальный свободный проход к двери. Потом он сидел в темноте, глядя, как идут молодые пары, и обдумывал свои следующие действия.

Если Анна и Гэри еще не вернулись из Рено, он может просто их подождать и перехватить девочку на входе в «Каль Нева». Но заказ в Рено был на пять, и дети могли поесть и вернуться в «Каль Нева» уже в полседьмого или в семь.

А сейчас было почти восемь…

Майкл с напускной небрежностью вышел из «линкольна», держа руку возле засунутого за пояс пистолета. Он прошелся возле здания, там, где деревья и тень скрывали его от входивших, прошел между пристройками, забрался по водосточной трубе на черепичную крышу и осторожно пробрался туда, где крыша выравнивалась.

Взору Майкла открылась самая грандиозная затея Синатры – площадка для вертолетов над Залом Славы, которая не использовалась с тех пор, как председатель правления в любое время дня и ночи привозил из Сакраменто Джона и Бобби Кеннеди, или Дино, или Мерилин, или сестер Макгуайр из Голливуда. Майкл, длинная тень которого перечеркивала крышу, бесшумно пробежал на каучуковых подошвах к двери, ведущей на лестницу.

Запертая с другой стороны на висячий замок, дверь была такой ветхой и тонкой, что Майкл едва ударил ее локтем, как она рассыпалась.

На неосвещенной лестнице было легко ориентироваться – она, разветвляясь, вела от площадки к раздевалкам и к боковой двери Зала Славы Синатры. Главная лестница вывела Майкла к тоннелю со стенами из бетонных блоков, ковровым покрытием и множеством труб. Из этого места тоннель проползал под кухней, казино и барной стойкой, поворачивая, чтобы выйти к бывшему кабинету Майкла. Насколько Майклу было известно, последний раз секретной дверцей в каминной опоре пользовались в тот День, когда к нему в кабинет пришел убийца, который был немедленно застрелен. Майкл надеялся, что новый управляющий «Каль Нева», кем бы он ни был, не хватается чуть что за оружие, по крайней мере, Майкл знал, что винтовка Гранда больше не висит над камином – она лежала разобранная в чемодане у него в машине.

Скрип камня о камень был неизбежен. Майкл резко распахнул дверь и ворвался в кабинет, обведя пистолетом, кажется, пустую комнату, освещенную только пробивавшимся в окно лунным светом и бликами, отражавшимися от водной глади.

Нового управляющего не было, по крайней мере в кабинете. Почти ничего не изменилось, кроме висевших на стене фотографий звезд кинематографа и политиков. Они были повешены криво, хотя для политиков это было не в новинку. Майкл захлопнул дверь и выглянул в темный холл. Снизу доносился шум казино и смех выпускников – Индейская гостиная была недалеко.

Он вспомнил, что Анна сказала об их жилище в Райском поселке – что она чувствует себя привидением, слоняющимся по собственному дому. У Майкла было такое же неестественное чувство, когда он снова вошел в Индейскую гостиную, – десять лет в «Каль Нева», были самым долгим сроком, проведенным им где-либо, и ни одна работа не нравилась ему больше, ни одно рабочее место не подходило лучше.

Сейчас самое известное за последние десять лет лицо «Каль Нева» скрывалось в глубине холла, к счастью неосвещенного. Вот почему Майкл надел рубашку, галстук и спортивную куртку, – чтобы больше походить на учителей сопровождающих' молодежь, которые держатся на расстоянии, чтобы не мешать детям веселиться.

Гостиная была, как обычно, украшена лентами и зелеными и золотистыми бумажными шарами – цвета школы – и еще одним плакатом над сценой, на которой группа в пиратских рубашках и расклешенных брюках вопила: «Спокойно, все бесплатно!» На плакате была надпись «ВЫПУСК-73 – ШОТЛАНДСКАЯ ПЛЯСКА!» (школьная команда называлась «Шотландцы»).

Но первоначальная отделка гостиной способна была подавить самый амбициозный оформительный комитет, с черной границей между штатами Калифорния и Невада, проходящей по полу, с массивным гранитнымшестифутовым камином и деревянными стенами с головами оленей, лосей и медведей, индейскими украшениями и попонами.

Не менее пятидесяти пар было на танцевальной площадке и за круглыми столами с золотистыми и зелеными скатертями. Море красных, белых и светло-голубых смокингов и шуршащих платьев пастельных тонов делало детей почти одинаковыми в тусклом зеленоватом свете. Сейчас группа нестройно пела «Мост над беспокойной водой», но обнимающимся парочкам, кажется, было все равно. Майкл прошел вдоль стены, пытаясь найти наблюдательный пункт получше и надеясь увидеть Анну и Гэри…

– Майк!

Он повернулся и увидел отца одной из подруг Анны из хора – Дана Миллера, страхового агента из Инклайн-Вилладж, который улыбался и протягивал ему руку, похожую на копье.

– Дан, – сказал Майкл с улыбкой, пожимая ему руку, – рад тебя видеть.

– Значит, вы решили разрешить Анне приехать на выпускной?

– Да-да!

– Правильно! Нельзя же забрать ее из школы за несколько месяцев до выпускного бала и ожидать, что она смирится с этим! Ты хороший отец, Майк. Очень хороший отец.

– Спасибо, – ответил Майкл, отметив про себя, что пунш наверно был крепкий. – Ты не видел Анну?

– Кажется, они возле сцены, она и Гэри. Как хорошо, что я тебя встретил! Где вы сейчас живете?

– Я тоже рад тебя повидать, – сказал Майкл, повышая голос, как будто плохо слышал из-за музыки.

И пошел вдоль стены к сцене. Там она и была.

Его красавица дочь, которая так похожа на мать, танцевала, положив голову на плечо белокурого мускулистого Гэри, одного из немногих парней с короткой стрижкой. Они оставались на месте, двигаясь по едва заметному кругу, мечтательно закрыв глаза, забывшись в нежном объятии.

На Анне было белое платье, без глупых оборок, как у других девочек, украшенное только легкой шалью и орхидеей на запястье. В длинные темные волосы были вплетены ленты. Смокинг Гэри был белым с черными отворотами.

Майкл импульсивно зашагал к ним, но потом остановился. Он заметил пустой стол – его законные владельцы, наверное, были на танцплощадке – и стулья, на один из которых Майкл и упал. Внезапно он ощутил невероятную усталость. Он почувствовал себя старым. Глаза Майкла наполнились слезами, и он с трудом сглотнул. Красавица. Какой красивой, какой очаровательной была его дочь. Очаровательной и живой…

Даже воспоминание о презервативах на тумбочке вызывало унего теперь только улыбку. Разве они с Пат не занимались любовью на заднем сиденье «бьюика» ее отца в ночь выпускного бала? Что в этом такого ужасного? Он любил Пэтси Энн, а она любила его.

Он позволит им закончить танец.

«… Мост над беспокойной водой…»– надрывался певец.

В конце парень все же попал в ритм. Группу наградили аплодисментами, и большинство выпускников остались танцевать под «То место, не то время» – довольно быструю песню. Несколько пар вернулись на свои места, среди них были Анна и Гэри.

Майкл по-прежнему оставался в одиночестве, и хотя столик, за которым он сидел, не принадлежал Анне и Гэри, места этой «сладкой парочки» явно были неподалеку, потому что Анна заметила отца на обратном пути.

Целая гамма чувств быстрой волной пробежала по ее лицу: злость, волнение, ужас, возмущение, разочарование, печаль, даже сожаление.

Гэри, застыв рядом с ней и держа ее за руку, смотрел на Майкла, нахмурив брови. Майкл понял значение этого взгляда – этот мальчик любил его девочку, и он встретит как мужчина любое испытание, не испугается стычки с ее отцом.

Анна начала отступать, но Гэри покачал головой и повел ее к отцу, который продолжал сидеть на прежнем месте.

Парочка стояла и смотрела на него: Гэри притворялся спокойным, а Анна явно не собиралась сдаваться.

– Мы не могли позволить вам разлучить нас, – сказал Гэри. – Мы… Я не хочу вас обидеть, сэр. Но…

– Пожалуйста, сядьте, – спокойно произнес Майкл. Анна и Гэри переглянулись.

– Дети, пожалуйста, сядьте. Я не злюсь. Просто испытываю облегчение.

– Мне жаль, что я заставила вас поволноваться, – холодно сказала Анна, ее подбородок дрожал, – но моя жизнь больше не связана с тобой и с мамой, папа. Моя жизнь связана с Гэри.

– Дорогая, сядь. Гэри, поможешь мне?

Гэри кивнул и усадилдевушку на стул возле отца. Но Анна постаралась сесть как можно дальше от Майкла.

– Пожалуйста, послушайте меня оба, – твердо, но без гнева, сказал он, – я понимаю, из-за чего все произошло. Я был…

– Ты тоже когда-то был ребенком, – проговорила Анна презрительно.

– Анна, пожалуйста… – произнес Гэри. – Дай ему шанс.

– Спасибо, сынок. Анни, дома наша…

–  Здесьмой дом.

Тогда Майкл сказал прямо:

– Дорогая, наши новые личности были раскрыты.

Не поняла, – нахмурилась она.

– Наше прикрытие в Аризоне было рассекречено. Очень плохие люди знают, что Смиты на самом деле Сатариано. Ты в опасности. Прямо сейчас. Прямо здесь.

Ее глаза расширились.

– Боже мой… С мамой все в порядке?

– Малышка, нам нужно уходить, – сказал Майкл. – «Каль Нева» сейчас для нас самое плохое место на Земле. Гэри, тебе, наверное, лучше остаться.

– Я еду с вами, – возразил он.

– Гэри, это не…

–  Папа!

Анна сжала его руку. Очень крепко. Ее глаза расширились и были мокрыми от слез. Губы дрожали.

– Папа… Мама… она…

– Мы ее потеряли, малышка, – мягко сказал Майкл и заплакал. Он прикрыл лицо рукой. – Прости… Прости… я должен быть сильным, ради тебя.

И дочь бросилась к нему, крепко обняла и тоже заплакала.

– Прости, папа, прости, прости…

Он отстранил ее. Стряхнул эмоции. Снова собравшись с силами, Майкл произнес:

– Послушай меня – это не твоя вина. Не ты сделала это с нами, с мамой. Если кто и виноват в случившемся, то это я.

– Папа, папа…

– Послушай! – Он встряхнул ее, совсем чуть-чуть. Кое-кто уже на них смотрел, поэтому он сохранял нейтральное выражение лица и говорил приглушенным голосом. – У нас нет времени на взаимные обвинения. У нас нет времени, чтобы испытывать угрызения совести. Очень давно я был на твоем месте – я думал, что виноват в смерти своей матери.

– Бабушки… Сатариано?

– Нет – моей настоящей матери.

Майкл повернулся к Гэри, который с изумлением смотрел на них.

– Сынок, я рассказал Анне и Майку, что меня усыновили, но кое в чем я соврал. Я не рассказал им, кто мои настоящие родители, что я вырос со своими настоящими родителями.

Анна трясла головой, слезы лились по ее лицу, смывая макияж.

– Я не могу… я не могу… я не могу…

– Малышка, – произнес Майкл, – мой отец сказал мне: «Это не твоя вина – это мой бизнес». Он сказал мне, что я не в ответе за смерть моей матери, и он тоже.

«Но в ответе за отмщение», – сказал Ангел Смерти, это было давным-давно…

Этим воспоминанием Майкл не поделился с дочерью.

– Сейчас, – продолжил он, – мы должны выжить Мы должны уйти отсюда, мы должны пойти куда-нибудь в безопасное место.

– Но где безопасно, папа?

– Где угодно. Где угодно безопаснее, чем здесь… Гэри, тебе не нужно идти с нами. Мы свяжемся с тобой. Ты должен доверять мне, сынок, ты должен мне верить.

Парень покачал головой.

– Я люблю Анну, сэр. Я могу помочь вам. Позвольте мне помочь.

– Гэри, пожалуйста.

– Нет. Я иду с вами.

Спорить с ним было бесполезно. Сначала Майкл увезет отсюда Анну, а затем разберется с этой проблемой.

– Извините, что испортил вам выпускной, – сказал Майкл, – но мы должны уходить прямо сейчас… Выходите из здания. Встретимся возле крыльца.

Гэри кивнул, а потом и Анна тоже.

Выпускники в смокингах и платьях снова танцевали медленный танец «На следующее утро». Эта песня звучала еще хуже, чем предыдущие.

Пригнув голову, Майкл проскользнул вдоль стены, надеясь, что больше никто его не узнает. Тут было много знакомых лиц – другие родители и учителя.

В вестибюле он подошел к Гэри и Анне. За стойкой регистрации сидела помощница Майкла, симпатичная женщина по имени Брэнди, и косилась на него; он покачал головой, и она поняла этот знак. Слава Богу, она ничего не сказала.

– Машина близко, прямо возле входа, – произнес Майкл, обращаясь к молодой паре. Он стоял между ними, положив руки им на плечи. – Я выхожу первый. Если все в порядке, я подъеду прямо к крыльцу… Гэри, откроешь Анне переднюю дверь. Анна, ты сядешь, а Гэри сядет назад, там будет незаперто.

Гэри кивнул:

– И мы уедем отсюда.

– Конечно, – сказал Майкл и сжал руку на плече парня. – Только присматривай за моей девочкой.

Их глаза встретились.

Гэри понял: если у Майкла ничего не выйдет, за Анну отвечает он.

– Будь осторожен, папа, – попросила Анна.

Он поцеловал ее в лоб и вышел.

Быстро шагая к «линкольну», он окинул беглым взглядом стоянку, в поисках чего-либо подозрительного. Посетители казино направлялись к своим машинам. Несколько человек с выпускного вышли покурить на свежем воздухе.

Сев за руль «линкольна», Майкл убедился, что заднее сиденье свободно для Гэри, отодвинул чемоданы, отпер двери с противоположной стороны и открыл окно со своей стороны и со стороны Анны.

Потом он завел машину, развернулся и подъехал прямо к крыльцу. Гэри вышел первый, Анна сразу за ним. Парень открыл ей дверь, она села… и голова Гэри разлетелась на куски, когда пуля попала ему в лоб. Его глаза даже не успели отразить испуг.

Анна закричала. Гэри упал, и кровавая дымка заняла его место, когда Майкл нажал на газ, поворачивая руль одной рукой и крича: «Закрой дверь, дорогая!» Анна ухитрилась это сделать, не переставая кричать, и двое мужчин с большими револьверами выскочили из-за машин и направили оружие на «линкольн». Майкл узнал в них людей Гьянканы – толстого звали Вин, а худого Лу. Майкл выстрелил в них, превратив их головы в кровавую кашу.

Анна продолжала визжать, и «линкольн» тоже визжал, несясь по стоянке, а потом пролетая по извилистой горной Дороге, оставив позади мертвого парня, и парочку тел мафиози, и «Каль Нева», и неоновую рекламу, пока только сосны, ночь, извилистая дорога и всхлипывающая девочка не остались спутниками Майкла.

; – О папа, папа, – произнесла Анна наконец. Ужас и истерика превратили ее красивое лицо в уродливую гримасу, – мы просто бросили его там, мы просто бросили его там! Когда они были вне опасности, Майкл остановился и взял дочь за руки. Ее тело сотрясалось от рыданий, когда он сказал:

– Мы должны были бросить его, его уже нет, дорогая, его уже нет.

– О, ты не понимаешь… ты не понимаешь.

– Клянусь, я понимаю, что ты чувствуешь, моя дорогая. Клянусь.

Нет. – Она немного отодвинулась от него; ее глаза и лицо, казалось, пропитаны несчастьем, а голос был пугающе тонкий и дрожащий, намного взрослее, чем когда-либо прежде, и все же молодой.

– Мы оставили там моего мужа, папа, – сказала девушка в белом выпускном платье, задыхаясь и глотая слезы. – Прошлой ночью в Вегасе… Гэри и… мы… мы… мы… поженились…

Книга третья Святой на отдыхе

Глава первая

Тони Аккардо не терял времени даром и всегда действовал по обстоятельствам.

Прежде всего он был бизнесменом, строгим, но справедливым; если возможно, избегал насилия, но, если нужно, мог разрешить «в воспитательных целях» любую жестокость. Отцом он был замечательным – щедрым и любящим, но не баловал своих детей; Тони ясно дал понять своим двум сыновьям и двум дочерям, что по его пути идти не стоит, что лучшее, что можно сказать о профессии их отца, это то, что она подготовила почву для лучшей жизни для них, отпрысков закончившего шесть классов сына сапожника-эмигранта.

И, имея безграничные возможности, Тони никогда – за почти сорок лет брака – не изменял своей жене. В 1934 году, когда он женился на Клариссе, она была самой красивой блондинкой в хоре. Даже сейчас, когда Тони смотрел на жену, он не замечал лишних килограммов (ему ли об этом говорить?) и видел все ту же стройную девушку, покорившую его сердце.

То, что Кларисса когда-то пела в хоре, не означало, что она была глупой куклой. У нее был острый ум, она училась в колледже путешествовала по миру, чтобы расширить свой кругозор, и иногда Тони составлял ей компанию. К детям она относилась заботливо, но строго, без всякого пристрастия; и когда Аккардо устраивали вечеринки – Тони любил такие собрания – Кларисса была самой любезной хозяйкой в Чикаго.

Миссис Аккардо жила то в Чикаго, на Ривер-Форест, то в их загородной резиденции в Ашленде. Тони построил этот небольшой (шестнадцать комнат) дом, когда «тюдоровский» особняк на улице Франклина начал слишком привлекать к себе внимание журналистов. Боже, как Тони не хватало его Дворца, с кегельбаном в подвале и специальной комнатой для его коллекции антиквариата, а также огромным задним двором, где каждый год на День независимости он мог устраивать банкеты.

Но люди, которым он доверял, включая Мюррея Хамфриза, Пола Рикка и адвоката Аккардо Сидни Хоршака (самого умного человека в мире), посоветовали ему вести себя более сдержанно – и Тони послушался их совета: как и Фрэнк Нитти, он знал, что лучше не привлекать к себе излишнего внимания. Поэтому, когда преследование федералов и известность сделали необходимым переезд Гьянканы в Мексику и Тони опять занял место главы Синдиката, Король Аккардо, снова оказавшись в центре внимания, сцепил зубы и продал свой Дворец.

Кларисса не возражала. Она любила новый дом так же, как и прежний особняк («Он такой уютный, Тони, такой удобный, а мы стареем»), и обожала дом в Калифорнии современное невысокое здание из камня, дерева и стекла с видом на лужайку Индейского загородного клуба с минеральными водами, в двенадцати милях от Палм-Спрингс. Этот второй дом стоял особняком – на полмили вокруг не было ни души, кроме членов загородного клуба. Кларисса проводила там много времени, сопровождая мужа во время деловых поездок.

В этот душный июньский воскресный вечер у бассейна резвились четыре милашки в бикини – две блондинки, брюнетка и рыжеволосая, – которые даже все вместе не составили бы и одного приличного купальника. Для Тони они были не более чем усладой для глаз, а также подарком для его парней.

Фил, Вик, Джимми Ти и Рокко в плавках и просторных гавайских рубашках, открывающих волосатую грудь и золотые цепочки, играли в покер за столом, засыпанным долларовыми купюрами. Орудия их труда, спрятанные в кобуру, висели на подлокотниках шезлонгов. Хотя солнце давно зашло, прожектора освещали бассейн и окружающую площадку так же хорошо, как полуденное солнце.

Это была большая часть его охраны, еще два гангстера – с «УЗИ» на плечевых ремнях – дежурили за семифутовым кирпичным забором: один стоял возле ворот, а второй обходил имение по периметру. На них были белые безрукавки и шорты цвета хаки, что очень забавляло Аккардо; он сказал одному из них, Дэйву:

– Когда ты выглядишь как теннисист, «УЗИ» весьма удачно дополняет твой костюм, правда?

– О, мистер Аккардо, вы просто шутник, – сказал Дэйв, засмеявшись, и зашагал дальше.

Дэйв был из Чикаго, как и все охранники Тони, и даже обычный баклажан был умнее, чем он. С подбором охранников существовала определенная проблема: нельзя назначать на такую работу лучших людей, но, черт возьми, ты же доверяешь им свою жизнь!

Не то чтобы Тони боялся за свою безопасность. За все время в мафии он успел побыть бутлегером и охранником, начальником и главарем, но на него никогда не нападали дома О, однажды шайка грабителей проникла в дом на Ривер-Форест, когда они отмечали новоселье, но тогда речь Шла только о деньгах, к тому же все эти грабители был Кастрированы и убиты: всем семерым перерезали горло.

Девушки были веселые и симпатичные – старлетки которых нашел Сидни, имеющий бесчисленные связи в Голливуде, – и кажется, испытывали друг к другу большую симпатию, чем к парням, которых они должны были развлекать. Тони с удовольствием смотрел на их загорелые тела – рыженькая была ничего, просто Джейн Рассел – и ему нравилось, что их крепкие соблазнительные попки не совсем помещались в купальники. Смотреть не запрещено.

Сам Тони был в купальном халате до колен – солнце зашло и стало прохладнее, но малышки этого и не заметили. Он сидел в шезлонге и следил за девушками сквозь огромные бифокальные очки в тяжелой оправе (их выбрала Кларисса – сказала, что они «стильные»), Аккардо был таким же смуглым, как эти помешанные на загаре старлетки, но цвет его кожи был естественным. Днем Тони обычно сидел под зонтом, избегая солнечных лучей. Более того, он сидел под ним и вечером. Как сегодня.

Широкоплечий, рост пять футов десять дюймов, вес двести фунтов, Энтони Аккардо – «удалившийся от дел» босс чикагской мафии – в шестьдесят восемь лет все еще имел физическую форму, как у уличного бандита; он немного облысел, почти полностью поседел, овальное лицо избороздила ответственность. Портрет дополнял нос картошкой и маленькие темные глазки, которые видели слишком много. Куря длинную кубинскую сигару и попивая скотч со льдом, Тони разговаривал с Сидни о проблеме с Гьянканой. Сидни сидел в шезлонге, наклонившись, чтобы видеть глаза клиента. Стройный загорелый седой адвокат был одет в желтую рубашку с короткими рукавами, темно-зеленые брюки и мокасины с желтыми носками и выглядел гораздо моложе своих лет (ему был шестьдесят один год), Черты его лица казались невыразительными: небольшие глаза над длинным носом и узкая щель рта, В нем не было ничего примечательного, кроме недюжинного ума и изысканных манер.

Между Тони и Сидни стоял маленький стеклянный столик, на котором стояли пепельница и напитки. Хоршак заказал мартини, но едва притронулся к нему.

– Этот ужас в «Каль Нева», – говорил Хоршак между затяжками, – это досадное недоразумение может очень повредить нашей репутации. Уолтер Кронкайт только о нас и говорит. Тони, это безумие нужно остановить.

– Я знаю не намного больше, чем ты, Сид, – пожав плечами, признался Тони. – Двое из команды Муни были убиты на стоянке в «Каль Нева», и с ними какой-то бедный ребенок, не имеющий к мафии никакого отношения.

Улыбка искривила линию безгубого рта юриста.

– Последнее, Тони, не совсем верно. Ты знаешь, кто этот ребенок? Кем он был?

– Нет. Просто какой-то местный дурачок, не связанный с нами…

– Это «Каль Нева», Тони, там все связано с нами.

Хоршак выпрямился.

– Мои люди кое-что осторожно проверили. Этот молодой человек встречался с девушкой… по имени Анна Сатариано.

– Сатар… – Тони приподнялся, повернулся и сел на край шезлонга, чтобы лучше видеть адвоката. – Дочь Майкла Сатариано?

– Правильно, Тони. – Хоршак выдохнул дым через нос, напоминая в этот момент загорелого дракона. – И, судя по описанию человека, стрелявшего из «линкольна», человека, которого люди Гьянканы, очевидно, пытались убить это вполне мог быть Майкл Сатариано. В сущности, я бы сказал, что это был никто иной, как Майкл Сатариано.

Тони изумленно покачал головой.

– Та девушка… которая села в машину и уехала со стрелявшим… Это была дочь Сатариано? Но Сатариано, черт возьми, переехали!

– Это с какой стороны посмотреть, – сухо сказал Хоршак.

– Бога ради, что они делали в «Каль Нева»? ПЗС должна была увезти их черт знает куда!

Адвокат слегка приподнял бровь.

– Очевидно, девушка вернулась домой… на выпускной.

– Черт. – Тони тяжело вздохнул, затянулся сигарой, выдохнул дым и покачал головой. – Что, черт возьми, вытворяет этот сумасшедший Гьянкана?

– Пытается убить Майкла Сатариано. Майкла Сатариано, который отказался от защиты федералов и поехал за дочерью. И, как я уже говорил, я думаю, что вполне логично предположить, что девочка сбежала от новой жизни, навязанной ей ПЗС, чтобы попасть на выпускной бал.

Тони нахмурился.

– Что ты говоришь, Сид? Все это время Муни держал людей в районе озера Тахо, чтобы следить, не соскучится ли Сатариано по дому и не вернется ли назад? Это безумие. Что, черт возьми, здесь происходит?

Адвокат задумчиво затянулся сигаретой, потом сказал:

– Я думаю, что Гьянкана хочет убрать свидетеля. Майкл Сатариано много чего повидал за все это время.

– Майкл и обо мне тоже много чего знает, – резко ответил Тони. – Пару лет после войны он был одним из моих людей. Он был лучшим.

Хоршак, кивая, согласился:

– Со своими наградами он был нам очень полезен.

– Да, он нам очень помог.

– И как ты думаешь, каким образом его известность влияет на общественное мнение сейчас,Тони?

Аккардо задумался. Эта мысль явно не приходила ему в голову Наконец он сказал:

– Симпатии будут не на нашей стороне.

– Правильно, не на нашей, – адвокат развел руками. – Но Муни Гьянкана редко учитывает такие тонкости – ему на все плевать. Он хочет только одного – чтобы Сатариано был мертв. И это понятно. В конце концов, мы знаем, что Гьянкана решил снова захватить власть – Рикка умер, ты на пенсии, а Муни харизматичная фигура, которая…

– В задницу его харизму! – Тони пожевал сигару. – Он сумасшедший придурок с манией величия, способный только на то, чтобы пропихнуть свою уродливую рожу в газеты. Мы отправили его в Мексику из-за внимания, которое он привлекал, и когда он вернулся оттуда? Месяц назад? А уже начались слушания в сенате и эта чертова стрельба!

– Вообще-то Мексика – это решение всех проблем…

Аккардо и Пол Рикка отправили Муни подальше от пристального внимания прессы в шестьдесят шесть лет и позволили ему развивать международный бизнес. В основном это были круизные лайнеры и казино. Мафии причитался скромный налог в двадцать процентов.

– Это был замечательный план – Мексика. Отправили Муни с глаз долой, но в то же время он приносит доход. Что может быть лучше? Но ничто хорошее не длится вечна.

Оба знали, что связи Гьянканы с коррумпированным мексиканским правительством сделали возможным его пребывание в Мексике. Но месяц назад к власти пришел новый режим, который решил захватить все эти деньги, а Гьянкану сдать ФБР. Никаких особенных ордеров на арест не было, но зато была лавина повесток.

– Значит, Муни вернулся, – сказал Тони, – но у него ни гроша за душой, и поэтому он решил участвовать в слушаниях Черт, первое, что он сделал после приезда – операцию на желчном пузыре. Он старый человек! Больной.

– Да, – кивнул Хоршак, подкуривая новую сигарету, – но помни, Тони, – свергнутый король всегда мечтает вернуть свой «законный» трон. Что еще остается Муни кроме как обставить свое возвращение так, как будто он сам к нему стремился?

Тони медленно покачал головой.

– Я не могу этого позволить. Не могу. Может, он захочет уйти на покой и уехать куда-нибудь?

Еще одно улыбка превратила щель на лице Хоршака в рот.

– Скажи мне, Сэм Гьянкана похож на пешку? Разве он отказался от миллионов в Мексике и отправился на пенсию? Этот человек долгие годы наслаждалсявластью.

Глаза Тони сузились.

– Говорят, что, когда он появился в аэропорту, это был несчастный бородатый старик в потрепанной одежде.

– Мексиканские иммиграционные чиновники вытащили его из постели посреди ночи. Как бы выглядел на его месте любой из нас? Кроме того, Муни всегда любил сыграть на публику.

Тони наморщил лоб, раздумывая.

– На Кого была рассчитана эта игра? На федералов, которые его встречали?

Хоршак взмахнул рукой с зажатой в ней сигаретой, оставив в воздухе завитки дыма.

– Я предложил это только как возможный вариант. И не обижайся, друг, но разве этот «старик» не моложе тебя на два года?

– Официально не я всем управляю, а Акиппа.

– «Официально» – это важный термин… Но если бы Сэм Гьянкана собирался давать показания в комитете сената по расследованию убийства Джона Кеннеди… Ну, Тони? Мне действительно нужно продолжать?

Тони ничего не ответил, просто сидел, попыхивая сигарой, глядя на девушек, резвящихся в бассейне, но на самом деле не видя их.

– Нехорошо, – пробормотал Тони. – Нехорошо.

Хоршак затянулся сигаретой, выдохнул дым. Потом изобразил на лице улыбку терпеливого священника и спросил:

– Сколько у тебя здесь охранников, Тони?

Тони, все еще лениво следящий за симпатичными девушками, плавающими в бассейне и брызгающими друг в друга водой, сказал:

– Сколько ты видишь. Шестеро. А что?

Адвокат кивнул, задумался, а затем мягко сказал:

– Ты должен был лично одобрить нападение на Майкла Сатариано. Первое нападение в «Каль Нева», помнишь? Которое Сатариано сорвал.

Глаза Тони вспыхнули.

– Я разрешил его, потому что Майкл убил Ди Стефано! Что еще мы могли сделать – сказать ребятам Бешеного Сэма: все там будем?

– Мне кажется, что этого не следовало делать, – Сатариано был верным человеком, а его Почетная медаль могла… ну, это к делу не относится. Ты не спросил у меня совета.

– Правильно, Сид. Когда я хочу получить совет, я спрашиваю.

– Как сейчас, да?

Тони сглотнул.

– Да.

Адвокат откинулся на спинку и произнес, жестикулируя тонкой рукой:

– Давай предположим, что Сатариано не убивал Ди Стефано. Что, если Гьянкана его подставил?

– Зачем, черт возьми?

Хоршак пожал плечами.

– Может, чтобы отвести подозрения от настоящих убийц, или чтобы люди Бешеного Сэма были у него в долгу. И если бы ты был Сэмом Гьянканой и собирался вернуться, разве это не показалось бы тебе прекрасным планом? Убираешь препятствие – Сатариано – и строишь дружеские отношения с осиротевшим кланом Бешеного Сэма. Но ты гораздо ближе ко всему этому, чем я, Тони. Что тыслышал?

Тони подвинулся на край шезлонга. Девушки по-прежнему хихикали и плескались.

– Ну… Должен признать, кое-кто говорит, что это не Сатариано убил Ди Стефано. Есть мнение, что это были Тони Спилотро и брат Бешеного Сэма Марио.

Адвокат глубокомысленно кивнул.

– Как раз те два крепыша, которые наехали на Сатариано.

– Да. Крепыши. Ни один из них не хотел, чтобы этот сумасшедший садист давал показания.

– И говоря о сумасшедших садистах, дающих показания, – сказал Хоршак, широко улыбаясь, – что мы думаем о Муни, который будет свидетельствовать на комитете сената?

– Нам это не нравится, – проворчал Тони.

– Ты не думаешь, что Муни достанет, свои «Записки Валачи»?

– Да! Но он утопит этих придурков из ЦРУ Муни объявил, что эти шпионы-неудачники позволяли ему уходить от ответственности. Он говорит, что федералы должны были найти какой-то способ, чтобы его не депортировали или по крайней мере вернули его миллионы из Мексики, и что они должны найти способ, чтобы он не давал показания перед сенаторами.

Сидни медленно кивнул.

– А что мы думаем о том, что это грязное белье ЦРУ будет выставлено на всеобщее обозрение?

Тони вскинул руки.

– Эти ублюдки сами во всем виноваты, но я не понимаю, как Муни собирается сдать их, не заложив и нас в придачу! Мы тоже – как это сказать? – связаны с этими придурками.

– Мы просто их случайные знакомые.

– Да, но кто кого поимел? Мы думали, что они могут помочь нам вернуть Кубу, и что вышло?

Они оба прекрасно знали, что почти десять лет Гьянкана – используя свой особняк в Мехико как базу – путешествовал по Европе, Латинской Америке и Дальнему Востоку. Это давало Муни прекрасную возможность заниматься контрабандой наркотиков… но не в Чикаго.

У Тони Аккардо было особое отношение к наркобизнесу. Он никогда не позволял мафии связываться с наркотиками – с одной стороны, давая рабочие установки на такие сферы отдыха, как проститутки и азартные игры, а с другой – порицая пагубную привычку.

Но в Мехико, вдали от бдительного ока Аккардо, Гьянкана мог заключать сделки на стороне с кем хотел. Скорее всего, за время, проведенное в Мехико, Муни сошелся не только с ЦРУ, но и с другими людьми из Синдиката, такими как Трафиканте в Новом Орлеане и Гамбино в Нью-Йорке, которые не разделяли презрение Аккардо к наркотикам.

– Я уважаю и восхищаюсь твоей позицией относительно наркотиков, – сказал Хоршак. – Но пресса не будет никого выделять, и общественность тоже… Я имею в виду широкие массы, которые выбирают наших лидеров. Для среднего американца мафия и ЦРУ будут плохими парнями, и могут развалиться многие организации… В результате чего полетят головы с плеч.

Речь юриста прервал резкий треск.

Аккардо напряженно выпрямился, Хоршак в изумлении откинулся назад. Охранники уронили карты и поднялись, оборачиваясь на шум.

Раздался еще один треск, через секунду после первого, и Аккардо – который был уже на ногах и доставал револьвер из кармана халата – сказал:

– Вик, Рокко, это у ворот – проверьте. Вик, иди налево, Рокко – направо.

Оба охранника уже выхватили пистолеты из кобуры, висевшей на шезлонгах. Теперь гангстеры в плавках и гавайских рубашках побежали в разных направлениях, вдаль от света прожекторов в относительную темноту – несколько точек безопасности слегка освещали весь участок – вокруг дома к воротам.

Все девушки были в бассейне. Они испуганно толкались в воде, широко открыв глаза и рты: они отреагировали на слова Тони, а не на треск, который услышали, но не догадались, что это выстрелы.

Шагнув к бассейну, Тони махнул пистолетом и сказал:

– Выходите из бассейна, девочки.

Когда они выбирались из бассейна, поскальзываясь на мокром бортике, Тони произнес:

– Идите в спальню и ложитесь на пол – и не поднимайтесь… Фил, проводи их, потом проверишь дом.

Фил, коренастый кучерявый парень, кивнул и с пистолетом в руке повел девушек в дом через стеклянные двери патио со словами:

– Леди, леди, не толкайтесь, все будет хорошо.

В ночи прозвучал еще один выстрел, а затем еще один. Потом воцарилась леденящая душу тишина.

Четверо мертвы, подсчитал Тони – после каждого выстрела раздавался далеко не победный крик одного из его парней, и это сказало ему о многом. Кто бы ни вошел в эти ворота, теперь…

Остался только Фил в доме и Джимми Ти здесь с ними.

– Проклятье, Тони! – воскликнул Хоршак, размахивая руками как певец-менестрель. – Мы должны что-то делать!

Тони повернулся и ткнул в желтую рубашку юриста толстым пальцем, прямо в изображенного на ней маленького аллигатора.

– Просто держись поближе ко мне, Сид. Понял?

Худощавый Джимми Ти прыгал вокруг с револьвером в руке, как воинственно настроенный кролик, оглядываясь во все стороны и отбрасывая длинную тень на освещенный дворик.

– Джимми, – мягко сказал Тони, – неприятности появятся или из-за дома, слева или справа, или из него, через дверь патио. Возможно, это не один человек, может, их трое. Поэтому найди себе какое-нибудь укрытие, затаись и следи за кухней.

Джимми Ти кивнул, перевернул стеклянный стол и укрылся за ним. «Да, – подумал Тони, – у этих парней ума палата – спрятаться за стеклом».

Тони перевернул деревянный столик для пикника возле жаровни для барбекю, потом толкнул за него адвоката, внимательно наблюдая за домом, из-за которого могли появиться незваные гости. Время от времени он поглядывал на дверь патио. Бассейн был слева, сверкая отраженным светом, а справа, как молящийся бедуин, прижался к земле Джимми, укрывшийся за столиком из стекла и стали. Дверь из кухни в патио находилась посредине между этими двумя точками.

– Нам нужно зайти в дом, – торопливо посоветовал адвокат. – Нужно вызвать копов или…

– Заткнись, Сид.

– Я тут ни при чем, Тони! Я тут ни при чем!

Тони ударил адвоката.

– Заткнись, черт возьми.

Внезапно прожекторы выключились, и стало темно. Когда глаза Тони привыкли к темноте, он поблагодарил Бога за то, что у того хватило здравого смысла придумать лунный свет. Потом ноздри Тони вздрогнули от неприятного запаха – съежившийся рядом с ним за перевернутым столиком для пикника юрист обмочился.

Раздвижная дверь патио быстро открылась, и кто-то, пошатываясь, вышел наружу.

Джимми Ти выстрелил раз, два, три раза, и полный кудрявый Фил – продырявленный как решето – споткнулся и боком упал в бассейн. Раздался негромкий всплеск, и Фил всплыл лицом вверх. Шлейфы крови струились в воде, мерцающей в лунном свете.

– Черт, – сказал Джимми Ти, снова скорчившись за стеклянным столиком и не замечая фигуру, которую Тони с трудом различал, – притаившуюся в глубине кухни и наводящую винтовку.

– Джим! – крикнул Тони.

Но было слишком поздно. Слишком поздно.

Три резких щелчка, раздавшихся достаточно близко к бассейну, чтобы вызвать жужжащее эхо, вдребезги разбили стеклянный столик, и Джимми Ти упал. Осколки столика обрушились на него. Охранник лежал с пулей во лбу и двумя ранами в груди, каждая из которых была смертельной.

Из кухни донесся голос:

–  Нам нужно поговорить, мистер Аккардо!

Тони, прятавшийся за столиком для пикника вместе с перепуганным адвокатом, нахмурился.

– Майкл?

–  Да, это Майкл Сатариано, мистер Аккардо. У меня не назначено. Вы меня примете?

– Он сумасшедший? – прошептал юрист.

– К сожалению, нет, – ответил Тони. – Его винтовка может прострелить этот стол, Сид. Этот тип может убить нас в любой момент.

Сатариано крикнул:

–  У вас тут адвокат, мистер Аккардо. Это хорошо. Я бы хотел, чтобы мистер Хоршак присутствовал при нашей встрече.

Тони начал подниматься. Юрист схватил его за рукав халата и пролепетал:

– Ты с ума сошел? Хочешь, чтобы он и тебязастрелил?

– Я сказал тебе, Сид, – ответил Тони, выдернув рукав из пальцев Хоршака, – мы можем умереть в любой момент, если он этого захочет.

Сатариано снова крикнул:

–  Выходите из-за стола, поднимайте его и мы сядем! И поговорим!

Тони заорал:

– Ты хочешь, чтобы я бросил пистолет, Майкл?

–  Мне все равно, мистер Аккардо. Попытайтесь им воспользоваться, и вы отправитесь на тот свет вслед за вашими людьми.

– Чтобы доказать свои честные намерения, я его выброшу! Мистер Хоршак не вооружен, но мы оба встанем и поднимем руки – согласен, Майкл?

–  Абсолютно.

Адвокат плакал.

– Я нет, я нет, я нет…

– Соберись, ты, трусливый идиот, – проворчал Тони. – Встань и подними руки вверх, как будто тебя грабят или я сам тебя пристрелю.

Хоршак сглотнул. Кивнул. Он встал, высоко подняв руки. Тони тоже поднялся. Его колени немного болели, но он был в хорошей форме, несмотря на преклонный возраст. Аккардо бросил пистолет в траву (он не выстрелил) и поднял руки.

Майкл Сатариано встал. Его силуэт был четко виден на фоне темной кухни. Потом он вышел через открытую дверь во дворик. На нем были черные брюки, черная рубашка с длинными рукавами, на плече на ремне висела винтовка, в руке был пистолет, направленный на Тони Аккардо и его адвоката.

Сатариано подошел к телу Джимми Ти, засыпанному осколками, взглянул на труп и зияющие смертельные раны и остановился. Его длинная тень в лунном свете достигла гангстера и адвоката задолго до него самого.

– Джентльмены, – сказал Сатариано, – поставьте стол на ножки и давайте поговорим.

Аккардо и Хоршак выполнили распоряжение гостя. Сатариано сел спиной к кирпичной стене, Тони расположился напротив него, а адвокат сел спиной к дому. Лунный свет оставлял Сатариано в тени и заливал белизной Тони и Хоршака. Хотя Хоршак и без того был белым как мел…

– Естественно, – произнес Майкл, небрежно кладя руку с пистолетом на стол, – я не собираюсь тревожить этих девушек.

– Они могут вызвать полицию, – услужливо подсказал Тони. – В доме есть телефон.

– Нет, я перерезал телефонные провода, перед тем как войти.

Не участвуя в разговоре, адвокат просто сидел, сложив руки на груди, как для молитвы, и дрожал, словно в лихорадке.

– Ты… ты застрелил из этой старой винтовки Дэйва и Лу? – спросил Тони.

– Если это их имена, – кивнув, сказал Сатариано. – Я сидел на тамарисковом дереве на поле для гольфа через дорогу. Я был снайпером во время войны, вы не знали, мистер Аккардо?

Глаза Тони сузились.

– И ты убил всех моих людей, шесть человек, только для того, чтобы мы могли встретиться?

– Да. Чтобы мы могли встретиться на моих условиях.

Хотя Майклу Сатариано и было за пятьдесят, у него было невинное детское лицо, выражение которого выбивало Тони из колеи.

Незваный гость произнес:

– Я не получаю удовольствия от убийства, мистер Аккардо, но эти люди были солдатами. За один день на Филиппинах я убил пятьдесят врагов. Я всегда готов сделать то, что сделал сегодня.

– Но ты здесь не для того, чтобы убить меня.

Холодная улыбка появилась на непроницаемом лице Майкла Сатариано.

– Правильно. Я просто хотел обратить ваше внимание на кое-что.

– Обратить внимание. Шесть человек мертвы.

– Этому научил меня мой отец, – пожал плечами Майкл. У Тони вырвался смешок.

– Твой отец! Твой старик продавал пиццу в Де-Калбе, штат Иллинойс.

– Нет, – сказал Майкл сухо. – В этом вы ошибаетесь, мистер Аккардо. Моего настоящего отца звали Майкл О'Салливан.

Глаза Тони сузились.

– Что?

– Мое настоящее имя, мистер Аккардо, Майкл О'Салливан-младший.

– Майкл О'Салливан, Ангел Смерти?

– Да, он был моим отцом.

Тони Аккардо ничего не пугался уже много лет. Всю свою жизнь он был сильным человеком, который обычно занимал доминирующее положение. Но он до сих пор помнил тот день в гостинице «Лексингтон». Это произошло в 1931 году. Тони Аккардо был тогда молодым начинающим телохранителем и одним из боевиков Капоне, пережившим нападение Ангела Смерти, – почти двадцать пять человек было убито, на разных этажах гостиницы, в лифтах, на ступеньках, в холле.

– И все эти годы об этом никто не знал? – спросил Тони.

– Об этом знал Пол Рикка, – ответил Майкл.

– Пол был моим лучшим другом. Он бы мне сказал. Майкл покачал головой.

– Не думаю. Мы с ним были очень близки – он относился ко мне как к сыну. Мистер Рикка попросил меня убить Фрэнка Нитти.

Наконец заговорил Сидни Хоршак:

– Фрэнк Нитти покончил жизнь самоубийством!

Повернувшись к Хоршаку, Майкл улыбнулся наводящей ужас мимолетной улыбкой.

– Все так думают, правда? – Потом он перевел взгляд на Тони Аккардо. – Но Фрэнк Нитти к тому же предал моего отца. Как вы видите, у О'Салливанов есть что-то вроде семейной черты, – мы сводим счеты.

Все это промчалось в голове у Тони Аккардо: Ангел Смерти был преданным человеком из «семьи» Луни, жену и младшего сына которого жестоко убил Коннор Луни, и когда старый Джон Луни вступился зa сына, мафия поддержала его, поставив бизнес выше преданности. И Ангел Смерти со своим сыном, которому было одиннадцать или двенадцать лет, ездил по стране, грабя банки с вкладами банды и оставляя следы из мертвых мафиози, словно кровавые хлебные крошки.

Вот кто сидел напротив него: сын убийцы, который вырос и стал отчаянно смелым героем войны. Долгие годы Майкл Сатариано был подставным лицом, мирным человеком, на слово которого можно было положиться, кавалером Почетной медали конгресса, но Муни, черт возьми, нужно было взять и разбудить Майкла О'Салливана-младшего, спящего внутри добропорядочного управляющего казино…

Замечательно. Лучше не придумаешь.

– Почему ты мне об этом рассказываешь? – спросил Тони. – Я бы понял, если бы ты просто пристрелил меня, – я не отрицаю, что позволил Гьянкана натравить на тебя людей Бешеного Сэма.

Майкл едва заметно пожал плечами.

– Гьянкана обманул тебя. Ты думал, что это я убрал Бешеного Сэма.

– Но ты этого не делал.

– Нет. Послушай, я занимался этим много лет по собственной воле, и я понимаю, с какими акулами мне приходится сталкиваться. Со мной происходит что-то ужасное, но такова жизнь, которую я выбрал. И все же… если кто-то хоть пальцем тронет мою дочь Анну, я запихну ему в рот его член и яйца, а потомубью.

– Достаточно убедительно, – кивнул Тони. Потом он повернулся к адвокату, которого, казалось, вот-вот стошнит, и сказал: – Не смей. Ты и так ужасно воняешь, Сид.

– Позвольте мне объяснить еще кое-что, – произнес Майкл. – Кое-что, имеющее отношение к делу.

– Пожалуйста, – сказал Тони.

– Мистер Аккардо, что бы ни случилось, даже если вы лично одобрите убийство всей моей семьи, включая Анну, которая единственное, что уменя осталось в этой жизни, я все равно не трону вашу семью. Вы поняли, что я сказал?

– Я думаю, да, – ответил Тони.

– Вы и я, мистер Аккардо, мы плохие люди. Мы убийцы. Но мы не монстры.

Майкл покачал головой, его рот искривила улыбка, больше похожая на оскал.

– Вы хоть знаете?

– Что знаю, Майкл?

– Знаете, что Гьянкана послал троих человек в мой дом в Аризоне, – тот, который нам дали федералы, чтобы обезопасить нас? Послал людей, одетых как Чарли Мэнсон, которые убили мою жену. Они зарезали мою жену, мистер Аккардо.

Тони медленно сглотнул.

– Я… Майкл, я не знал.Я сожалею, Майкл… действительно сожалею. Федералы, наверное, это скрыли, а Гьянкана, конечно, не пришел ко мне за разрешением.

Тони Аккардо наклонился вперед.

– Ты должензнать, что я бы этого не разрешил.

– Вот почему вы живы, мистер Аккардо. – Майкл тоже наклонился вперед, отводя дуло пистолета от босса мафии. – Но вы понимаете, что я мог вас убить? И может, я и один, но вашим людям было бы не просто меня застрелить: я сын своего отца, и если бы они и попытались меня прикончить, им бы это не удалось. Я бы с легкостью повторил сегодняшний маленький урок… с одним маленьким отличием, в результате которого вы были бы среди мертвецов.

Тони поднял ладони, как будто сдаваясь.

– Я понимаю. Но я не совсем понял, о чем ты хотел со мной поговорить.

Майкл вздохнул.

– Мистер Аккардо, правительству я ничем не обязан. Они пообещали безопасность для моей семьи и не смогли ее обеспечить. Поэтому все, что они от меня получили, это пару недель бесед наотвлеченные темы. В суде они ничего не смогут использовать. Я не говорю, что то, что я им рассказал, им не поможет, но я… я вам обещаю, даю вам слово мужчины… человека мафии… что я не буду давать показания для этих людей.

– Я рад это слышать, Майкл.

– Вы мне верите?

– Да. Да, я верю.

– Хорошо… Я собираюсь убить Сэма Гьянкану. У вас есть возражения?

– Никаких, – улыбнулся Тони. – Пожалуйста. Мы должны тебе его жизнь.

Майкл внимательно посмотрел на босса мафии, потом сказал:

– Я думаю, что помогу вам, убрав Муни.

Тони пожал плечами.

– Не буду лгать. Ты окажешь нам неоценимую услугу.

Майкл кивнул и продолжил:

– Когда это будет сделано, мистер Аккардо, я собираюсь исчезнуть.

– Хорошая идея.

– Мне не нужны деньги. Я просто хочу забрать дочь и уехать на край земли.

– Я бы сделал то же самое, будь я на твоем месте Майкл снова наклонился к боссу мафии.

– Мистер Аккардо, вам придется несладко. Вы может почувствовать то, что чувствовали Аль Капоне и Фрэнк Нитти по отношению к моему отцу: что, оставив меня в живых, вы потеряете свой престиж.

– Это мои проблемы, Майкл.

– Нет, я бы не хотел волноваться из-за этого.

Тони на мгновение задумался.

– Тебе будет достаточно моего слова?

– Да, сэр.

– Тогда считай, что я тебе его дал.

Майкл глубоко вдохнул, запрокинув голову.

– Все, что вы можете сказать о Гьянкане, мне пригодится. Например… где сейчас этот ублюдок?

Тони фыркнул.

– Там, где следует его искать, – в этом убогом домишке на Оак-Парк.

Глаза Майкла сузились.

– С железной дверью в подвале?

– Да. Но она может быть случайно незаперта: Сэм иногда выходит покопаться в саду и забывает ее как следует закрыть, когда возвращается.

Раздался невеселый смешок.

– Я знаю, как это бывает, мистер Аккардо.

Теперь Тони задрал голову.

– Майкл, я могу дать тебе номер телефона… по которому мы можем связаться.

– Почему бы и нет, мистер Аккардо?

– Записать?

– Просто скажите.

Тони так и сделал.

Потом Аккардо протянул руку и Майкл О'Салливан-младший пожал ее. Наконец худощавая фигура с винтовкой времен Второй мировой войны через плечо и пистолетом времен Первой мировой войны в руке вышла из патио, завернула за дом и направилась к воротам.

Сидевший рядом с Тони адвокат сполз по стулу на землю. Он тяжело дышал, почти всхлипывал.

– Ты в порядке, Сид?

– Ангел… Ангел, черт возьми, Смерти? Кто будет следующим? Сын Диллинджера? Племянница Бонни и Клайда?

Тони положил руку на плечо Хоршака.

– Все будет в порядке, Сид. Почему бы тебе не пойти в дом и не сменить штаны?

Адвокат, вдруг смутившись, кивнул и почти побежал в дом, бросив украдкой испуганный взгляд на тело Джимми Ти.

А Тони Аккардо в купальном халате сидел в темноте рядом с телами двух своих людей. Он достал сигару и зажигалку из кармана и затянулся. Он сидел и курил. Его рука дрожала совсем чуть-чуть. Прищурившись, Тони думал о сделке, которую он заключил, и о слове, которое он дал.

Глава вторая

В Палм-Спрингс существовал неофициальный запрет на слово «мотель» – вы могли найти тут гостиницы, виллы, поместья и даже кое-где ранчо для гостей. Но «Солона Корт» на окраине шикарного курортного города состояла из дюжины скромных домиков, единственным удобством в которых был телевизор с комнатной антенной.

Если не принимать во внимание это обстоятельство, мрачный маленький мотель в испанском стиле, с изображениями тореадоров в рамке, светлыми оштукатуренными стенами и непримечательной мебелью мог быть одной из дюжин ночлежек, в которых Майкл и его отец останавливались в 1931 году, на шестимесячном пути в городок Пердишин, штат Канзас.

Во дворике, освещенном только лунным светом и красно-зеленой неоновой вывеской гостиницы, Майкл оставил винтовку в багажнике «линкольна», но взял с собой пистолет и проскользнул в домик под номером двенадцать, стоящий дальше всего от дороги.

Майкл не стал включать свет, потому что на одной из одинаковых кроватей спала Анна, но в ванной, дверь которой была приоткрыта, свет горел. Пыхтел маленький кондиционер, издавая не меньше шума, чем «фольксваген» с неисправным глушителем, но девушка под простынями, в розовой ночной рубашке, забывшись в глубоком сне, вызванном снотворным, шума не замечала.

Задвинув засов и щеколду, Майкл подпер ручку двери спинкой стула. На ночной столик между кроватями он положил свой пистолет рядом с уже лежавшим там «Смит-и-Вессоном» тридцать восьмого калибра и взял в руки конверт, прислоненный к лампе.

Письмо, подписанное «АННЕ», он спрятал – пока что – в свой чемодан фирмы «Самсонит».

Майкл сходил в туалет, почистил зубы и умылся. Вернувшись к кровати, он сбросил туфли на каучуковой подошве, но одежду – футболку с длинными рукавами, черные джинсы и черные носки – не снял. Потом он лег поверх одеял, уставившись в потолок и закинув руки за голову. Он рискнет с Аккардо.

Человек, которого некоторые называли Большим Тунцом, другие Джо Бэттерз, был последним из банды Капоне – босс мафии, сохранивший кое-какие старые принципы· Майкл недолго работал на Аккардо и никогда не был в близких отношениях с этим человеком, как с Нитти или Рикка, но он, тем не менее, видел, что босс, который походил на старых донов мафии начала века, справедливых и не спешащих действовать, искренне хотел помочь члену «семьи».

Аккардо действительно считал мафию большой семьей, и барбекю, которые он устраивал каждое лето, были признаком его доброты, хотя они иногда доставляли фактическим крестным отцам проблемы, привлекая больше нежелательных гостей, чем было приглашено, – вокруг крутились журналисты, фотографируя гостей, иногда появлялось ФБР, тоже с фотоаппаратами.

Все же, хотя Майкл мог рискнуть своей жизнью, доверившись Аккардо, в отношении Анны он примет дополнительные меры предосторожности. Сейчас оставшаяся без матери девушка, новобрачная, потерявшая мужа в медовый месяц, была в ужасном состоянии» Анна проплакала и проспала на заднем сиденье автомобиля всю дорогу от озера Тахо до Палм-Спрингс. В «Солона-Корт» она охотно приняла снотворное, чтобы быстрее уснуть, и Майкл не сказал ей, что собирается уйти.

Он оставил ей запечатанный конверт с письмом. На обороте мелким аккуратным почерком он написал:

Если ты проснулась, а меня нет, не волнуйся. Я скоро вернусь.

Если почему-либо я не вернусь до утра, открой этот конверт. Пожалуйста, не открывай его до утра.

Папа.

А в письме было написано:

Дорогая Анна,

достань из моего чемодана портфель. Там ты найдешь полмиллиона долларов, они твои. Не иди в полицию. Не иди в ФБР Отправляйся в Де-Калб к тете Бетти.

Если в течение недели от меня не будет вестей, ты должна смириться с худшим и начать новую жизнь.

Тебя не знают в Де-Калбе, но там знают Бетти и Ральфа, и это хорошо. Ты сможешь пойти в банк и открыть счет до востребования. Так и сделай. Положи на него десять тысяч долларов. Остальные деньги положи в депозитный бокс и НИКОМУ не говори о них, даже тете.

Пополняй счет из депозитного бокса по мере необходимости. Когда ты станешь достаточно взрослой и получишь образование, возможно, ты захочешь вложить остаток денег.

Я не могу советовать тебе, что делать, дорогая. Больше не могу. Если я уйду, то потеряю всякое право влиять на тебя. Но все равно, я прошу тебя остаться в Де-Калбе и поступить в Педагогический колледж, в котором училась твоя мать. Там неплохая программа по искусству, и ты получишь главную роль в любой пьесе, которую они захотят поставить, я уверен. Я бы очень хотел, чтобы ты выполнила мою просьбу и провела свои студенческие годы в Де-Калбе, где твои тетя и дядя смогут оказать тебе моральную поддержку. Я не прошу тебя жить с ними, и на самом деле думаю, что это было бы ошибкой, потому что они гораздо консервативней, чем мы когда-либо были, и просто сведут тебя с ума.

Сними квартиру или вступи в университетский женский клуб. Хотя нет, извини. Им будет трудно ужиться с тобой, не нарушая твои привычки, хотя это и не так важно.

Тебя не должны преследовать из-за того, что я сделал. Я не могу придумать ни одной причины, по которой кто-то из моего мира будет искать тебя иди захочет причинить тебе вред. Но ты должна быть осторожна с деньгами. И ты должна жить под фамилией твоего мужа.

Ты теперь Анна Грейс. Это хорошее имя. Мы с мамой всегда гордились твоими талантами. Я надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня за то, что я не отговорил твоего брата от поездки во Вьетнам. Ты была права: я ошибался.

Пожалуйста, помни, что мама любила тебя больше жизни. И я люблю тебя больше жизни.

Будь сильной. Береги себя.

Папа.

Письмо, написанное сегодняшней ночью, послужит позже, когда он пойдет к Гьянкане. Он специально его так составил.

Майкл позвонил сестре жены, перед тем как отправиться в дом Аккардо в Индейском загородном клубе. Анна уже спала, и он воспользовался телефонной будкой возле соседнего ресторана, не желая разбудить дочь.

– Бетти? Это Майкл.

– Майкл! Что-то случилось?

Такой ответ был вполне понятен: два месяца назад Пат позвонила сестре через коммутатор ПЗС, чтобы сообщить о ситуации, в которой они оказались, и рассказать Бетти, что их семью переселили по программе защиты свидетелей. Но Пат не назвала сестре их нового адреса и имен. У Майкла и Пат была возможность время от времени через ПЗС звонить Бетти, их единственной живой близкой родственнице, но они решили этого не делать.

Муж Бетти Ральф был хорошим человеком. Он проповедовал в секте Возрожденных, которая откололась от баптистов, сочтя их недостаточно благочестивыми. Пат и Бетти редко общались в последнее время, потому что их разговоры все время переходили в политические дебаты. Тем не менее сестры О'Хара выросли вместе и долгие годы были близки, пока бунтарка Бетти вдруг не обрела спасение после второго развода и не обзавелась шилом в заднице.

Майкл осторожно спросил:

– Ты ничего не слышала?

– Чего не слышала? Майкл, в чем дело? – В голосе Бетти послышалось раздражение, что в общем-то было неудивительно.

– Бетти, у меня плохие новости.

– О нет. Какие? Мне сесть, Майкл? Мне лучше сесть, да?… Это касается Пэтси Энн? Она больна?

– Мы потеряли ее, Бетти.

Сестра Пат молчала.

– Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Что… Майкл, что случилось? – спросила Бетти дрожащим голосом.

– Ее убили, Бетти. На нас напали люди, против которых я должен был давать показания, и они ее убили.

– О Боже мой… О Господи.

Она не богохульствовала, но это не было и молитвой.

– Анна! Что с Анной?

Опуская подробности, Майкл рассказал сестре жены, что Пат убили во сне. Что ни он, ни Анна не пострадали, но что они с дочерью в пути и в опасности.

– Это ты виноват! Это тывиноват! Ты и эти гангстеры, на которых ты работаешь. Азартные игры, пьянство и разврат… это все ты!

Он вздохнул. Было бы некрасиво напоминать, что в свое время Бетти позволяла себе гораздо больше азартных игр, пьянства и разврата, чем Майкл или Патриция.

Потом ее голос изменился.

– Майкл, извини. Прости меня. Прости, что я…

– Обвиняй меня, если хочешь, Бетти, – беззлобно сказал он. – Я действительно не возражаю. Если тебе это поможет, обвиняй меня.

– Что это изменит? Пат уже ничто не вернет. Она была… вернаГосподу, Майкл?

– Она его очень любила, Бетти, – солгал он. – Мы говорили об этом как раз накануне той ночи, когда она умерла.

– Слава Богу. Чем я могу помочь, Майкл? Что мы с Ральфом можем сделать?

– Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что для сестры.

– Что?

– Я дам тебе номер одного человека.

– Я возьму на чем записать…

Через десять секунд она сказала:

– Я готова.

Майкл продиктовал ей номер и сказал:

– Спроси Гарольда Шора, заместителя директора ОБОПВ – это организация, с которой мы сотрудничали.

–  Сотрудничали?…Значит, больше не сотрудничаете?

– Нет. По очевидным причинам я невысокого мнения об их способности защитить меня и тех членов моей семьи, которые еще остались в живых.

– Это… касается и нас?

– Вы с Ральфом вне опасности. Анна тоже будет вне опасности, когда я выйду из игры.

– Что это значит – «выйду из игры»?

– Это значит, что меня пытаются убить, и это может получиться. Но я бы хотел, чтобы ты позвонила заместителю директора Шору и сказала ему, что хочешь забрать тело сестры.

В трубке послышался тяжелый вздох.

– О Майкл… Я об этом не подумала…

– Я уверен, что правительство сможет отправить тело Пат в ваш местный морг. Я знаю, что они сделают это для нас.

– Майкл, о… о, Пэтси…

– Я не смогу присутствовать на похоронах. И Анна тоже. Это было бы очень рискованно для нас… но больше ни для кого. Пат долгое время жила в Де-Калбе. У нее были друзья. Прошлое. Я бы хотел, чтобы ее похоронили на кладбище рядом с родителями.

– Хорошо, Майкл. Хорошо.

– Я вышлю вам деньги на…

– Пожалуйста, позволь нам с Ральфом об этом позаботиться.

– Ну, это очень щедро и великодушно. Спасибо. Но я хочу, чтобы вы и для меня тоже купили участок. Я хочу, чтобы меня похоронили рядом с моей женой – когда придет время.

– О Майкл… – Бетти плакала. – Прости, что я вела себя так… так абсолютно… ужасно.

Да, «абсолютно» ужасно. Бетти нельзя было больше быть «чертовски» ужасной…

– И еще одно, Бетти… Может быть, Анна однажды постучит в вашу дверь.

Мы с радостью примем ее, – сказала она с вымученной жизнерадостностью. – Шейла всего на два года младше, чем Анна, и они могли бы быть… подругами.

Бетти снова заплакала. Майкл услышал голос Ральфа, который произнес:

– В чем дело, дорогая? Что случилось?

Майкл подождал, пока Бетти объяснится с мужем. Потом, когда она снова взяла трубку, Майкл сказал:

– Я надеюсь, что если со мной что-нибудь случится то Анна поступит в колледж в Де-Калбе и сможет в любой момент обратиться к вам за помощью. И она будет не… одна в целом мире. Вы не возражаете?

– Конечно, Майкл.

– У нее будут деньги.

– Ну, мы с Ральфом будем рады…

– Нет. Она уже взрослая и сама о себе позаботится. Ты не знаешь, Бетти, Анна недавно вышла замуж.

– Замуж? В ее-то возрасте! Майкл, это…

– Ее мужа вчера убили. Ему досталась пуля, предназначенная мне.

– О-о-о-о-о… о Боже…

В ее голосе послышался страх. Наконец-то. Это хорошо.

– Бетти, этот мир полон зла. И опасностей. Если Анна придет к тебе, относись к ней, как к взрослой, потому что она и есть взрослая, или, во всяком случае, считает себя взрослой. И у нее нет времени… и… терпения на ханжеский бред. Просто будь ей хорошей, любящей тетей. Я не хочу тебя обидеть, но я ясно выразился?

– Ясно, – ответила Бетти, уже без капли раздражения в голосе. – Я обещаю тебе, Майкл.

– Спасибо, Бетти, – сказал он и повесил трубку.

Утром Анна проснулась раньше, чем отец. Она уже приняла душ и была одета в расклешенные джинсы, сандалии на платформе и темно-синий топ с круглым вырезом. Темно-каштановые волосы струились по спине. Она чистила зубы, когда он подошел к ней, все еще в черном, как коммандос.

– Что за прикид? – спросила она, выплюнув зубную пасту в раковину.

– О, я ненадолго выходил этой ночью, после того как ты заснула.

– В городе съезд ниндзя?

– Мне нужно было увидеть одного влиятельного человека.

– Что… одного из твоих дружков-гангстеров?

– Почти» Мне нужно было узнать, что он думает о на Она прополоскала рот, сплюнула.

– И что он думает, папа?

– Он на нашей стороне. Я так думаю.

– О, это замечательно, это радует. Но остальные все еще хотят нас убить?

– Да.

Анна покачала головой, безрадостно усмехнулась и сказала:

– Ванная в твоем распоряжении, – и проскользнула мимо него.

Майкл принял душ, побрился, переоделся в чистую рубашку бежевого цвета и желто-коричневые брюки. Он чистил зубы, когда Анна появилась в дверях ванной.

– Что ты собираешься делать дальше?

– Я собираюсь сделать все возможное, – сказал он, сплюнув в раковину, – чтобы мы остались в живых.

– Хорошо. Но теперь, когда умерли мама и Гэри, жизнь не кажется мне такой привлекательной, как раньше. – Глаза Анны наполнились слезами, которые противоречили ее циничной манере поведения. Она проспала двенадцать часов, и запас слез восстановился.

– Спроси себя: хотела бы мама, чтобы мы сдались? – сказал Майкл. – Спроси себя, хотел бы Гэри, чтобы с тобой что-то случилось?

Анна беспомощно покачала головой.

Когда Майкл вышел из ванной, Анна сидела на краю кровати лицом к нему, уставившись в пол, ссутулившись и расставив ноги, ее руки свисали между коленями. Кремовая вязаная сумка Анны лежала рядом с ней.

Майкл взял с ночного столика пистолет тридцать восьмого калибра и протянул ей.

– Я хочу, чтобы ты носила это в сумке.

Анна не стала спорить. Взяла пистолет, открыла сумку и сунула оружие между косметикой и салфетками.

– Думаешь, что все это время, проведенное в стрелковом клубе, наконец пригодилось, да, пап?

Майкл сел напротив дочери.

– Есть еще пара деталей. Пара фактов… боюсь, ничего веселого.

Анна посмотрела на него, подняв брови.

– О, неужели веселье уже закончилось?

– Родителей Гэри уже должны были вызвать из путешествия.

Она снова понурилась и покачала головой.

– Эти бедные люди… бедные, бедные люди…

– Я предполагаю, они ничего не звали о свадьбе?

– Не больше, чем вы с мамой.

– В доме есть что-нибудь – свидетельство о браке, фотографии? Что-нибудь, что может прийти по почте, из чего они узнают, что вы…

– Поженились? – сказала Анна насмешливо. – Нет. Не думаю.

Она озадаченно нахмурилась.

– А что?

– Мне кажется… им незачем об этом знать. Я думаю, это только все осложнит. Все, что они сейчас знают по рассказам свидетелей происшествия, это то, что ты сбежала из дому, чтобы пойти на выпускной бал с Гэри. И что он просто стал невинной жертвой во время разборок мафиози, которые ворвались на парковку казино и все такое.

Анна задумалась.

– Может… может, так действительно будет лучше. Просто им будет тяжелее, если они все узнают… и они могут разозлиться на нас.

– Я уверен, что ты права.

– Как ты думаешь, его похороны сегодня?

Майкл кивнул.

– Или завтра.

О'Салливан-старший подвел Майкла к кровати, где жало тело его матери, – его положил туда отец. «Прощайся с ней сейчас, Майкл, – нас не будет на похоронах, не будет поминок… не будет прощания у могилы».

– Мы можем послать венок, если ты хочешь, – сказал Майкл дочери.

Глядя в пол, Анна сглотнула. Вздохнула. Кивнула.

– Что… что насчет мамы?

– Я позвонил тете Бетти. Они этим займутся.

– Мы и на ее похороны не пойдем, да?

Он покачал головой.

Анна поморщилась. Потом ее лицо превратилось в безжизненную маску.

– Папа, какой у нас план?

– Найти безопасное место и начать все заново, но сначала… мне нужно кое-что сделать в Чикаго.

– Что именно?

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе?

Ее темные глаза, смотревшие в пол, неожиданно взглянули на него.

– А зачем я, черт возьми, спрашиваю?

Майкл, не мигая, встретил ее взгляд.

– Монстр, который сделал это с нами, из-за которого умерла твоя мама и твой… твой муж… Он должен умереть.

–  Ты хочешьубить его.

– Да.

– Ты собираешься в Чикаго, чтобы убить его.

– Да.

Она кивнула, пожала плечами и сказала:

– Я могу тебе помочь?

Они скромно позавтракали в «Денни», напротив гостиницы несмотря на отсутствие аппетита. Майкл пролистал лос-анджелесские газеты, чтобы узнать, какой резонанс вызвал инцидент в «Каль-Нева».

Как он и сказал Анне, газеты писали, что район озера Тахо, «Каль-Нева», «упоминание о котором мелькало на первых страницах, когда его владельцем был певец Фрэнк Синатра», стал местом разборок мафии. Гэри Грейс, восемнадцатилетний парень, получил пулю, предназначенную неизвестному мужчине, в которого целились двое убийц-гангстеров, им же застреленных. Имена убитых власти не открыли, но анонимный источник связывает их с «известным» гангстером из Чикаго Сэмом Гьянканой, «недавно вернувшимся из Мексики и, как говорят, планирующим возвращение в сферу организованной преступности».

Никакого упоминания о Майкле, – ни имени, ни даже описания его особых примет, хотя копы, конечно, знают о «линкольне». Было только краткое упоминание об Анне: «Пострадавшего сопровождала на бал недавно переехавшая, но вернувшаяся на выпускной девушка». Имя его дочери, – и то, что она села в машину к «неизвестному мужчине» перед убийством, – не упоминалось.

Федералы скрыли эту информацию, или они действительно ни о чем не знали? Может, очевидцы не заметили, как Гэри открыл дверь машины для Анны и она села, потому что их внимание привлекли выстрелы? За ослепляющими выстрелами и визгом «линкольна», уносящегося со стоянки, возможно, никто не заметил девушку на переднем сиденье автомобиля. Конечно, она кричала…

Они выехали в Палм-Спрингс, остановившись возле цветочного магазина, чтобы отправить цветы в Инклайн-Вилладж для Гэри. Потом Майкл отыскал стоянку подержанных машин и обменял свой «линкольн» на более раннюю модель «эльдорадо» с темно-синим виниловым верхом и пробегом шестьдесят тысяч миль, доплатив восемь тысяч наличными. На самом деле это продавец должен был заплатить Майклу пару тысяч, но это была неофициальная, неучтенная сделка.

Отец и дочь переложили свои пожитки в большой багажник «кадиллака» – там было все – от винтовки и чемоданов до записей – и вскоре направлялись по северному девяносто пятому шоссе к федеральной автостраде номер сорок.

Наслаждаясь кондиционированной прохладой под песню Бобби Дарина «Хорошая жизнь», дочь сказала Майклу:

– Это не самая незаметная машина, папа.

– Такая машина менее подозрительна, – ответил он, – чем «линкольн», учитывая то, что я получил его от правительства… и нас на нем видели в «Каль-Нева».

– А. Но все равно…

– Дорогая, мне трудно об этом говорить, но…

– Что, плохие новости?

Он вздохнул.

– Нам придется ехать три дня, по десять или двенадцать часов в сутки.

Анна нахмурилась.

– Если мы едем так далеко и нам все равно нужно избавиться от машины, почему мы просто не полетели на самолете? Или не поехали на поезде или еще на чем-нибудь?

– Агенты могут следить за аэропортами и вокзалами.

Она засмеялась.

– Ты сказал «агенты»?

Он смущенно улыбнулся.

– Кажется, да. Это выдает мой возраст?

– Только до начала века.

В первый день дорога в некотором роде привела их домой – Аризона, шоссе, стелящееся сквозь высокие горы и крутые холмы, покрытые юккой и полынью. Солнце окрашивало облака и пустыню в оттенки желтого, розового, коричневого и серого под наблюдением обветренных бесплодных гор.

Утром они почти не разговаривали. Анна дремала. Несколько раз депрессия брала свое, и она тихо плакала в салфетку, но молчала.

В закусочной на заправке, расположенной на повороте к Селижмену, они съели по чизбургеру и по порции жареной картошки с кока-колой, и Анна сказала, что может ненадолго сесть за руль вместо Майкла.

– Позволь мне помочь тебе, – попросила она. – Я уже довольно опытный водитель.

Она имела в виду поездку с Синди Пархам в Вегас на встречу с Гэри, а потом с Гэри в Кристал-Бей.

– Это было бы неплохо, – сказал Майкл.

Полдень застал их в лесном заповеднике. Мир внезапно стал зеленым, их со всех сторон окружали сосны, ели, дубы и пихты.

– А что мы будем делать потом? – спросила Анна, сидевшая за рулем.

– После Чикаго, ты хочешь сказать?

– Да, после Чикаго.

– Если все будет хорошо, я думаю, мы отправимся в Ванкувер.

Она удивленно стрельнула в него глазами.

– В самом деле? Почему?

– Жизнь там немного дороже, чем в Мексике, но нам там будет лучше, легче будет… привыкнуть. Там ты сможешь пойти в колледж, заниматься театром. А я смогу найти работу.

Внимательно глядя на дорогу, Анна напряженно обдумывала его слова.

Немного позже, когда они уже выехали из леса и в общем-то из Аризоны, – теперь они ехали по Нью-Мексико, и Майкл снова был за рулем, – она с горечью произнесла:

– Значит, Канада, да?

– Мммм? Да. Канада.

– Немного смешно, правда?

– Что?

– Там был бы Майк. Если бы все было по-другому.

Анна посмотрела в окно, и он увидел ее отражение в нем – она опять плакала, вытирая глаза кулаком.

Они поужинали в городке Галлап, в Нью-Мексико, а возле Альбукерке нашли гостиницу, не сильно отличавшуюся от «Солона». Они были там около десяти. Перед сном отец и дочь почти не общались, но вместе посмотрели шоу Джонни Карсона (это вызвало у Майкла неприятные ассоциации, он вспомнил, как последний раз слышал «При-и-и-ивет!» Эдда Макмахона). Ни Анна, ни Майкл не смеялись, лишь изредка улыбались.

На следующее утро Майкл снова сидел за рулем. Равнины Нью-Мексико нагоняли такую скуку, что Анна первой начала разговор:

– Папа…

– Да?

– Можно спросить кое о чем?

Он усмехнулся.

– Что, и отвлечь меня от этого увлекательного пейзажа?

Она вежливо улыбнулась, потом сказала:

– Кто были твои настоящие родители? Что ты имел в виду, когда говорил, что ты… был на моем месте? Твою маму… мою настоящую бабушку, ее… тоже убили?

Он забыл, что проболтался ей об этом на выпускном, и ее слова были для него словно удар ниже пояса. Майкл взглянул на дочь, открыв рот, но не находя слов.

– И твой отец, не дедушка Сатариано, а настоящий отец,имеет какое-то отношение к тому, что ты связался с этими·· мафиози, правильно?

Он все еще подбирал слова, не зная, что сказать.

Анна продолжила:

– Послушай, я знаю, что ты дал нам все, и у нас была хорошая жизнь, действительно замечательная жизнь, до э-э-э… до недавнего времени. Но почему ты выбрал эту дорогу? Или это она выбрала тебя?

Майкл вопросительно посмотрел на дочь.

– Ты действительно… действительно хочешь все это знать?

– Да, хочу.

– Это длинная история.

– Но у нас масса времени.

– Я не очень хороший рассказчик, дорогая.

– Хммм. Должно быть, это какой-то другой отец читал нам с Майком лекции все эти годы.

Он улыбнулся.

– Хорошо. Только… если тебе наскучит, или ты устанешь, или еще что-нибудь… просто скажи, ладно?

Но ей не наскучило.

Почти два часа, пока горло Майкла не пересохло так же, как земля Нью-Мексико, он рассказывал ей, беспорядочно выстраивая слова, историю семьи Майкла О'Салливана из Род-Айленда, штат Иллинойс. Как его отец работал на Джона Луни, патриарха ирландской мафии Трай-Ситиз. Как Майкл и его брат Питер решили выяснить, что конкретно их отец делает для мистера Луни, и как Майкл спрятался на заднем сиденье «форда» и увидел убийство, совершенное сумасшедшим сыном мистера Луни, Коннором, и бойню из пулемета, устроенную Майклом О'Салливаном, его отцом и ее дедушкой.

И как сын Джона Луни, Коннор, убил Питера, думая, что это он стал свидетелем убийства, и его мать Энни.

Это был один из немногих моментов, когда Анна перебила отца:

– Энни?… Мою настоящую бабушку звали Энни? Меня назвали в ее честь?

– Да.

– Но мама никогда не жила в Род-Айленде…

– Нет, я встретил твою мать в Де-Калбе, почти год спустя. Но она все знала обо мне. Ей было известно, что я потерял мать. Это была ее идея назвать тебя в честь бабушки.

Анна усмехнулась.

– А мненельзя было рассказать, да?

– Я рассказал.

Она выдохнула, покачала головой и спросила:

– И что случилось после того, как бабушку убили? Что сделалтвой отец?

И Майкл рассказал дочери о полном событиями путешествии, которое он и его отец совершили в 1931 году, во время которого он был водителем у отца. Это, а также разнообразные подвиги, которые он совершил, удостоились массы восхищенных восклицаний Анны, не очень разнообразных: «Клево», или «Суперклево», или еще – «Фантастически клево».

Она была явно опечалена, когда Майкл подошел к концу истории – смерти своего отца от руки убийцы на ферме возле городка Пердишин.

– И ты… ты убил этого человека?

– Да.

– Сколько тебе тогда было?

– Двенадцать.

– Ничего себе. Ничего себе, черт возьми.

– Анна…

– О, человек, который был водителем гангстера, разыскиваемого в шести штатах, считает, что его дочь непристойно выражается? Извините!

Она была права, и Майкл рассмеялся.

– И чем… – Анна скопировала глупую интонацию радиоведущего Пола Харви, – все закончилось?

– Давай оставим это на потом. Я уже охрип. Ты еще не проголодалась?

В дешевом кафе возле города Амарилло, штат Техас, они устроились в палатке у окна и разделили на двоих огромную порцию техасского жареного бекона, слушая музыку в стиле кантри, раздававшуюся из музыкального автомата, который работал вполне исправно.

– Ты и твой отец… мой дед… вы были кем-то вроде знаменитостей?

– Можно сказать и так.

– Кажется, я видела про вас по телевизору старый фильм.

– Их было два.

– Кто играл тебя?

– Джимми Лидон в фильме сорокового года. Бобби Дрискол в пятидесятых.

– Никогда о них не слышала.

– Ну, твоему дедушке повезло больше – его играли Алан Лэдд и Роберт Митчум.

– Круто!

Майкл пообещал дочери рассказать вторую часть истории завтра и позволил вести «кадиллак» до границы штата Техас.

В Оклахоме, красный грунт и холмистые равнины которой навевали воспоминания, он сказал:

– Мы проезжали тут с твоим дедушкой. Тогда тут не было платных шоссе.

– Как в фильме «Бонни и Клайд»?

– Правильно.

Потом, свернув с шоссе номер сорок на тридцать пятую магистраль, Майкл обнаружил, что рассказывает о том, как болел скарлатиной и им с отцом пришлось надолго задержаться в одном месте, и как их догнали наемные убийцы, и как они удрали. За ужином в «Винита» Майкл поведал о перестрелке в деревенской церкви, а когда они остановились на ночь в гостинице возле Канзаса, поделился воспоминаниями о том, как отец украл из полицейского участка пожертвования за неделю – прямо здесь, в Канзасе, как раз в том городе, где они остановились! В темноте, после шоу «Сегодня вечером», Анна сказала:

– Папа, это ужасно, что мы… неплохо провели сегодня время?

– Не думаю, дорогая.

– Мама… Гэри… Твоя жизнь с мамой закончилась… а моя с Гэри даже не начиналась, а мы смеемся, и разговариваем, и едим… Мы плохие?

– Нет. Мы просто… Я не знаю.

– Смирились с этим.

– Да, по-своему.

Это была первая ночь, когда Анна заснула без слез, а Майкл чувствовал себя более живым, чем за все время, после того как потерял Пат. Они с дочерью теперь были ближе, чем когда бы то ни было. Они всегда были близки, но, наконец, она узнала о нем все. Узнала, кто он. Узнала, кем он был. И не возненавидела его за это.

В тот день они проехали Небраску («Прекрасно, – сказала Анна, – опять Оклахома, только без интересной красной грязи») и въехали в Айову, которая показалась им щедрой, зеленой и разнообразной, по сравнению с тем, что они вынесли. Они вели машину по очереди, и Майкл рассказал дочери «конец истории».

Анна уже знала о том, что ее отец вырос в Де-Калбе в семье Сатариано и начал встречаться с матерью в старших классах. И о героической службе на Батаане, возвращении домой и свадьбе.

Но она не знала, что он пошел работать в чикагский Синдикат, чтобы отомстить Аль Капоне и Фрэнку Нитти. Детали были запутанными, и рассказ сделал сегодняшний путь более скучным, без единого «клево», хотя девушка слушала с благоговейным вниманием.

На восьмидесятом шоссе Майкл сказал: «Сейчас мы кое-куда заедем» и свернул на шестьдесят первое шоссе к Трай-Ситиз. Анна ничего не сказала, кажется, она понимала, что он собирался делать. Она знала, куда он направляется – в центр Девонпорта, по черному старому мосту к Иллинойсу.

В Род-Айленде, на кладбище Чишшанок, отец и дочь постояли, опустив головы, над маленькими простыми надгробиями, отдавая дань уважения Майклу О'Салливану-старшему, Анне Луизе О'Салливан и Питеру Дэвиду О'Салливану. День был прохладным для июня, ветерок ерошил листву многочисленных деревьев. Майкл и Анна были одни на огромном кладбище, окруженные каменными ангелами и крестами. Индейское название кладбища означало «Город мертвых». Они держались за руки, и Майкл неожиданно обнаружил, что он молится про себя.

Через какое-то время Анна спросила:

– Ты тоже не был на похоронах матери, да?

– Да. И боюсь, что тебе… как это ни печально… придется поступить так же.

Ее рука выскользнула из его ладони, и девушка стала на колени возле могилы бабушки и прикоснулась к имени, выбитому на плите. Посмотрев на отца, Анна сказала:

– О'Салливан… Вот кто я на самом деле, папа. Энни О'Салливан.

Он протянул к ней руки, помог ей подняться, обнял за плечи и произнес:

– Нет, дорогая. Ты Анна Грейс.

Она глубоко вдохнула.

– Правда? Да, это правда.

– Это замечательное имя. Для моей замечательной девочки.

Она обняла его, и они покинули кладбище.

Через двадцать минут они уже были на восьмидесятом шоссе. На стоянке грузовиков Анна и Майкл перекусили на скорую руку, последний раз в дороге.

Вечером они будут в Чикаго.

Глава третья

В начале века Оак-Парк окрестили «Отдых Святого» из-за множества церквей и, возможно, из-за того, что идиллический, в основном белый, городок был таким спокойным и тихим.

Но в эту июньскую ночь западный район Чикаго страдал от адской сырости. В небе сверкали молнии, ветер шелестел листьями огромных деревьев в бесконечном тревожном шепоте.

Около десяти, легко шагая по Лексингтон-стрит, Майкл – в черной куртке поверх черной рубашки, черных брюках и такого же цвета носках и туфлях – мог бы быть принят за священника, если бы не отсутствие белого воротничка. Несмотря на изнуряющий зной и зловещую атмосферу, окрестности казались мирными: лаяла собака, стрекотали сверчки, гудели кондиционеры на окнах. Дома здесь строились в двадцатых годах двадцатого века. Это были солидные бунгало с большими дворами, бесчисленными тенистыми деревьями – в основном дубами, которые стояли как часовые.

Майкл с Анной приехали в Оак-Парк меньше двух часов назад, это напоминало возвращение домой, потому что Сатариано десять лет назад жили в этом районе. Но Анна тогда только пошла в первый класс, и ее воспоминания были смутными, а Майкл не поддерживал здесь никаких знакомств, так что никакого риска быть замеченными у них не было.

Хотя в этом районе и насчитывалось несколько резиденций гангстеров, он не был так опасен для отца и дочери, как ближайший «анклав» мафии, Ривер-Форест (где жил Тони Аккардо, когда возвращался из Палм-Спрингс). Этот район был копией старомодных торговых кварталов пятидесятых годов, до того как появились торговые пассажи. В южной части они нашли «Оак Армс» – четырехэтажную кирпичную гостиницу с постоянными жильцами, преимуществом которой была ее незаметность.

В ничем не примечательном холле Майкл заплатил портье семьдесят пять долларов и восемьдесят пять центов наличными – плата за неделю за номер на втором этаже. Отец и дочь получили ключи от маленького помещения, состоящего из спальни, гостиной со «спальной» кушеткой и кухоньки – все в коричневых, бежевых и темно-зеленых тонах, которые оформлявший помещение декоратор, видимо, считал «натуральными». Гостиница находилась в узком переулке, что очень понравилось Майклу. Выход на пожарную лестницу был рядом, между автоматами с колой и конфетами.

Отец и дочь сидели на неудобной бугристой кушетке, скрывающей сложенную постель. Майкл был в голубой футболке и бежевых брюках, Анна в оранжевом топе и коричневых джинсах, которые она надела для вождения.

Свет фонарей отражался от кирпичной стены расположенного напротив здания и проникал в комнату сквозь тонки занавески. Маленькая лампа на столике светила еле-еле и стилизованный под пергамент абажур придавал освещению желтоватый оттенок.

Майкл сказал дочери:

– Я думаю, ты должна немного отдохнуть. Может, тебе стоит еще раз принять пару маминых таблеток?

Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением:

– Зачем? У меня больше нет проблем со сном.

– Просто… завтра важный день.

– Что в нем важного?

Он пожал плечами. Отец и дочь не смотрели друг на друга.

– Завтра мы займемся главной проблемой.

– «Проблемой». Этим человеком, ты хочешь сказать… Гьянканой. Он наша главная проблема.

Майкл вдохнул, кивнул и с шумом выпустил воздух.

– Я думала, ты мне доверяешь, – сказала Анна. Ее подбородок дрожал.

– Я тебе доверяю, дорогая.

– Тогда не тяни резину.

– Что?

– Не ври мне. Ты хочешь накачать меня снотворным, как в Палм-Спрингс, и снова корчить из себя Чарлза Вронсона! Я не согласна, – я тоже в этом замешана.

Он всплеснул руками.

– Малышка, мне лучше сделать это одному.

Она скрестила руки на груди и выпятила подбородок.

– Я не могу тебя в это вмешивать – если нас поймают или… или…

– Убьют? – Она подняла брови. – А если бы вместо меня был Майк, что тогда… папа?

– Я э-э-э… не понимаю, что ты имеешь в виду, дорогая.

Анна повернулась и села, скрестив ноги, лицом к нему.

– Если бы на моем месте был Майк и маму убили, ты дал бы ему чертов пистолет и сказал: «Давай, сынок. Мужчина должен быть сильным». Скажи еще, что я не права.

– Ты не права.

– Ты врешь. – И это действительно было так.

Потом Майкл произнес:

– Малышка, сейчас не время для феминистских дискуссий. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, пока…

– Ты хочешь, чтобы я наглоталась таблеток и храпела, а сам тем временем пойдешь на дело и, возможно, будешь убит, а все почему – потому что у тебя не будет поддержки, когда она тебе понадобится.

Майкл покачал головой.

– Не глупи.

Анна захлопала в ладоши.

– Подожди-ка, подожди-ка – разве я говорю не с тем человеком, который в одиннадцать лет грабил банки? И которого разыскивали в шести или семи штатах?

– Это к делу не относится.

– Относится, черт побери!Как раз в этом и дело – твойотец взял тебяс собой, сделал тебя своим напарником,доверил тебе вести ту чертову машину. А я? Я должна принять таблетку как хорошая девочка и отключиться, и, возможно, проснуться сиротой. Ни за что. Ни за что, папа.

Майкл посмотрел на дочь. Она была такой юной и все же казалась гораздо старше, чем когда они отправились в дорогу. Имеет ли он право оставить ее не удел? Гьянкана отвечает за смерть ее матери – и ее мужа – это он устроил бойню, которая стоила жизни им обоим…

Конечно, Майкл имел на это право: он был ее отцом. Когда Майкл О'Салливан-старший отправился на последнюю разборку с Коннором Луни, Майкя О'Салливан-младший остался в такой же гостинице в Профете, штат Иллинойс… Как она называлась? Кажется… «Райская»?

И отец оставил ему письмо, как то, что Майкл написал Анне, и… как он чувствовал себя при этом? Испуганным, одиноким и даже.… брошенным. Майкл пообещан отцу, что не откроет конверт раньше времени, и он долго и пристально смотрел на него, пытаясь догадаться, что внутри, боясь того, что там написано и что отец не вернется.

Какой ужасной, бесконечной была та ночь.

– Хорошо, – сказал Майкл. – Ты можешь вести машину.

– Отлично! – воскликнула Анна и стиснула маленький кулачок. – И я возьму мой пистолет? Я буду вооружена и опасна, да?

– Готов в этом поклясться, – улыбнулся Майкл.

Но он оставил своего восемнадцати летнего водителя в «кадиллаке» на Лексингтон-стрит и прошел квартал, перед тем как повернуть направо и пройти еще три квартала до Венона-авеню, где опять повернул направо Через два квартала он увидел дом, стоящий на перекрестке улиц. Венона и Филмор – заметный коттедж из желтого кирпича с красной крышей, одноэтажный, с мансардой и арочными окнами – солидный, просторный, непритязательный, замечательное жилье для гангстера, который хочет жить комфортно, не привлекая лишнего внимания.

Немного раньше, в телефонной будке на стоянке грузовиков на восьмидесятом шоссе, Майкл набрал номер, который ему дал Аккардо, и сам Аккардо перезвонил через две минуты – быстрее, чем работники ПЗС по телефону «горячей линии».

– Дети Эдгара следили за домом, – сообщил грубый баритон Аккардо, что означало, что ФБР постоянно наблюдает за домом Гьянканы. – Кажется вместе с соседскими детьми.

Значит, отдел по борьбе с организованной преступностью полиции Чикаго тоже присматривает за домом. Хотя использовалась «безопасная» линия, босс мафии говорил иносказательно, и Майкл решил последовать его примеру.

– Хммм, – сказал Майкл. – Я могу немного пошуметь.

– Когда приблизительно?

– Сегодня ночью.

– Во сколько конкретно?

– Где-то около Джонни Карсона.

–..Хорошо. Ты был в доме парня?

То есть Гьянканы.

– Пару раз, – сказал Майкл. – Не для рекогносцировки, ^[8]но…

– Гараж сзади, в переулке. Ты увидишь мусорные баки. Люди сейчас выбрасывают странные вещи. Еще совсем хорошие.

– Да, настоящее расточительство.

– Задний двор обнесен забором– я слышал, что замок на воротах недавно сломался.

– Плохо. Сейчас столько хулиганов.

– Конечно. Хозяин дома любит там гулять, но не ночью. Иногда он забывает запереть дверь.

– Это не та дверь, о которой мы говорили?

Стальная дверь со смотровым окошком.

– Да, – сказал Аккардо. – Та самая.

– Хорошо. Там будут друзья? – (Телохранители или охранники?)

– Нет. Я слышал из достоверного источника, что двух парней, которые обычно составляют ему компанию, сегодня не будет. У них тяжелая работа. Они заслужили выходной.

– Как насчет его домработницы и супруги?

Майкл имел в виду Диперсиоса, семидесятилетнего сторожа, и его жену, которые жили в доме.

– Их комнаты наверху, на мансардном этаже. Они рано ложатся спать.

– Тогда, наверно, и встают рано, – сказал Майкл. – Они заводят будильник, как ты думаешь?

Все знали, что у Гьянканы установлена светочувствительная охранная сигнализация.

– Не сегодня, – туманно ответил Аккардо. – Я могу тебе еще чем-то помочь, сынок? – спросил он после паузы.

– Нет, сэр. Спасибо.

Но сейчас, когда Майкл шел по засаженной деревьями улице к дому Гьянканы, он с удивлением заметил, что никаких подозрительных машин не было. Несколько автомобилей припарковали на обочине, но среди них не было стандартных «седанов», на которых ездили и федералы и полиция Чикаго – напротив дома номер тысяча сто сорок семь по Саус-Венона стояли красный «мустанг» с откидным верхом и белый «понтиак» с голубой полосой.

Наблюдения нет, сейчас нет – конечно, копам и федералам тоже нужно есть, и каждому нужно время от времени ходить в туалет.

В переулке возле гаража из желтого кирпича Майкл обнаружил три мусорных бака. Под первой крышкой, которую он открыл, оказался пистолет двадцать второго калибра, лежавший, как вишенка на мороженом, на огромном мусорном мешке.

Протянув руку в черной кожаной перчатке, Майкл достал пистолет. Это был усовершендоованный «дуроматик», четырехдюймовый ствол которого был оснащен шестидюймовым глушителем, представлявшим собой нарезную трубку с просверленными по диагонали бесчисленными отверстиями. Стандартное оружие мафиози в последнее время – как то, что было у двух бандитов Ди Стефано в «Каль Нева», которых Майкл убил. Он проверил патроны – полная обойма. Оружие внушало доверие.

Если люди Аккардо оставили ему испорченное оружие, у него был его пистолет сорок пятого калибра в кобуре под мышкой. Но на тот случай, если копы или федералы услышат выстрелы, пистолет с глушителем подойдет больше. Майкл сунул немного громоздкий пистолет за пояс, оставив куртку незастегнутой.

Как и было обещано, калитка в заборе оказалась незаперта. Майкл почти беззвучно открыл и закрыл ее, войдя в неосвещенный двор. Луна заливала желтым светом этот безупречный ухоженный маленький мирок лужаек, подстриженных живых изгородей и красочных цветочных клумб. Перед домом был круглый каменный дворик. Туфли Майкла на каучуковой подошве не издали ни звука, когда он поднялся по бетонным ступеням к стальной двери, которая оказалась немного приоткрытой. Из-за нее струился приятный пряный запах еды.

Это не удивило Майкла. Он был у Гьянканы несколько раз и заходил в тщательно отделанный подвал с просторной, обшитой панелями комнатой, где маленький гангстер любил отдыхать и иногда «вершил правосудие». За стальной дверью находилась прекрасно оборудованная современная кухня.

Положив руку на рукоять пистолета, Майкл толкнул дверь – она немного скрипнула, но этот звук заглушил голос Фрэнка Синатры: негромко играла «Не грусти, если я покину тебя». Где-то неподалеку было радио или магнитофон. Майкл узнал альбом – это была одна из кассет, которые он выбросил в озеро Уолкер.

Он вошел в прохладу кондиционированного воздух прикрыв за собой дверь, и запах готовящейся еды ста сильнее. Столы и бытовая техника сверкали белизной обшивка стен и шкафы были из выбеленного дуба, вверху светили лампы дневного света. Возле плиты стоял смуглый худой невысокий человек. Его лысину обрамляла бахрома седых волос; на нем была сине-белая, свободная куртка мешковатые коричневые брюки. На одной сковородке жарились сосиски в оливковом масле, а в другой тушились шпинат и бобы.

Мама и папа Сатариано были искусными кулинарами, поэтому Майкл сразу понял, что готовил этот человек, – сейчас он достанет сосиски и обжарит в этом жиру шпинат и бобы, несомненно с чесноком, потом положит сосиски обратно, и получится деревенская закуска по старинному рецепту.

Человек возле плиты почувствовал присутствие постороннего и, перед тем как повернуться, сказал:

– Батч, это ты? Что-то забыл?

– Нет, – сказал Майкл и достал пистолет с глушителем.

Сэм Гьянкана повернул бородатое лицо с бугристым носом и унылыми глазами, подчеркнутыми белыми густыми бровями. Сначала он с глубокой печалью посмотрел на пистолет. Потом на Майкла.

– Значит, они послали Святого. – Гьянкана фальшиво рассмеялся. Он кивнул на шипящие сковородки. – Хочешь?

– Отойди от плиты, итальяшка. Я не хочу, чтобы ты выплеснул жир мне в лицо.

Гьянкана, выглядевший на десять лет старше, чем несколько месяцев назад, когда он пробрался в кабинет Майкла в «Каль Нева» и заварил всю эту кашу, пожал плечами и выполнил приказ. Он даже немного расставил и приподнял руки.

– Все равно еще не готово. Хочешь вина? Пива? Подожди… Кока, черт возьми, кола, правильно? Ты же Святой, в конце концов.

– Спасибо. Мне ничего не нужно.

Гьянкана вздохнул, кивнул и разочарованно скривился.

– Думаю, мы немного недооценивали друг друга, Майкл, верно?

– Думаю, да.

Гьянкана наклонил голову на бок.

– Почему ты не пристрелил меня, когда я стоял у плиты? Хотел сначала увидеть мое лицо?

– Честно говоря, мне наплевать на твое лицо.

Маленький гангстер нахмурился скорее от смущения, чем от гнева.

– Тогда почему ты не выстрелил? Разве не за этим Джо Бэттерз тебя прислал? – Гьянкана фыркнул. – Смешно! Я прошу тебя прикончить этого придурка Бешеного Сэма, а ты строишь из себя праведника. Но для Аккардо пожалуйста… Я говорил тебе, Майкл, говорил, что ты по-прежнему тот же безнравственный говнюк, который пристрелил Фрэнка Эббета в…

– Заткнись.

Гьянкана хмыкнул.

– Тогда стреляй, Святой. – Он пожал плечами. – Разве не я говорил всегда: «Поднявший меч от меча и погибнет»? Вот все и закончилось. Это было неплохо. Я имел мужиков и имел женщин – что еще нужно человеку от жизни?

Палец Майкла, лежавший на курке, напрягся.

Гьянкана спокойно смотрел на него. В глазах миниатюрного дона читался вопрос: «Почему Майкл не стреляет?»

– Или, может… – продолжил Гьянкана, слегка улыбаясь, отчего его прищуренные глаза прикрылись еще сильнее. Глубокие морщины на лбу свидетельствовали о невеселых раздумьях. – Может, ты знаешь, что если убьешь меня, то не получишь ответы на некоторые вопросы скорее всего, никогда. Например, откуда я узнал, что ты в Аризоне? В Таксоне? В Райском, черт возьми, поселке?

Глаза Майкла сузились.

– Откуда же ты об этом узнал?

На покрытом щетиной морщинистом лице появилась улыбка. Гьянкана был маленьким, с впавшей грудью, даже хрупким. Конечно, ему было уже под семьдесят, и он еще не оправился от операции на желчном пузыре.

Голос Муни теперь стал мягким, почти чарующим.

– Святой, почему бы нам не поговорить…

Гангстер указал мимо обеденного стола на открытую дверь, ведущую в комнату, где стоял большой прямоугольный стол из темного дуба и десять стульев с высокими спинками. За этим столом проходили встречи членов Синдиката, когда Гьянкана был боссом.

Майкл знал, что он должен просто пристрелить этого сукина сына, но Гьянкана был прав: если Муни умрет, информация умрет вместе с ним.

– Сначала ты.

Медленно, приподняв руки, Гьянкана повел Майкла в просторную комнату, обшитую панелями из светлого дуба, загроможденную креслами, диваном и бесчисленными безделушками: фарфоровыми пепельницами, пивными кружками, серебряными украшениями, стеклянной посудой и тарелками – в некоторых была еда, другие служили украшением; на картинах, освещенных снизу, были изображены сицилийские пейзажи, а из стоявшего внизу, рядом с баром, магнитофона Синатраиел «Поговори со мной, детка».

Половина комнаты была посвящена гольфу, включая корзину для сумок с клюшками. На полке была выставлена богатая коллекция трубок, а на столе эпохи Людовика XIV стояла коробка с сигарами и буквой «Г» на крышке.

Но огромный стол для совещаний явно доминировал. Гьянкана и Майкл сели с краю, поближе к запаху шипящих сосисок, напротив друг друга.

Майкл, конечно, проверил, нет ли в столе оружия и сигнальных кнопок, и усадил костлявого гангстера, которого, кажется, забавляла эта ситуация. Но в акульих глазах был блеск, который Майкл безошибочно узнал: Гьянкана боялся.

– Позволь мне сказать, почему ты не должен меня убивать, Святой, – сказал Гьянкана, положив руки на крышку стола.

– Почему?

– Ты умный человек. Ты узнаешь власть, когда видишь ее. У тебя большие возможности. – Гангстер снова пожал плечами. – У Аюппы не хватит ума управлять такой организацией, как наша, с национальными и интернациональными интересами. А Аккардо старый человек, который мечтает только об одном: выйти на покой и стричь купоны. Знаешь, я провел вечер с Батчем Блази и Чаки Инглишем. Мы строили планы.

– Почему они больше не работают на Аюппу?

Гьянкана хмыкнул.

– Аюппа думает, что они на него работают. Они были со мной с… да с самого начала, черт возьми. У меня остались старые друзья в мафии, которые помнят, что это такое – иметь настоящеголидера. Новички слышали обо мне, слышали истории, легенды. Ходят слухи о Джоне Кеннеди, Мерилин и Бобби, и о том, как я убил всех троих.

– Это довольно убедительный аргумент.

Гьянкана поднял морщинистую руку.

– Я просто описываю обстановку. Прежде всего ты должен знать, что я не разрешал того, что произошло в твоем доме. В Аризоне.

– В самом деле?

– Я не буду говорить, что я не хотел твоей смерти. Мы оба знаем, о чем ты мог бы рассказать в суде.

– Смешно. Многие говорят то же самое о тебе.

Гьянкана сделал паузу.

– Но я не приказывал Инолии и остальным сделать это с твоей семьей. Я бы так не поступил. У меня тоже есть дети. Я потерял жену, которую люблю до сих пор… Не смотри на меня так. Это правда.

– Кто же приказал им это сделать?

– Дело в том… – Гьянкана выдавил из себя нервную улыбку, – я точно не знаю. Я только знаю, что произошло в твоем доме, потому что… ну, ты, наверное, слышал, что я наладил кое-какие… контакты в правительстве. Эти люди были обеспокоены тем, что… ты сказал. Я даю показания.

– ЦРУ Я слышал. Но ты совсем не напоминаешь Джеймса Бонда.

Гьянкана сжал губы.

– Я тебя не обманываю, Святой. Я связывался по телефону. Голос сказал мне: не сдавай нас Комитету… Комитету сената… и мы защитим тебя. Мы отдадим тебе Майкла Сатариано.

– Я не дурак…

– Черт, я это знаю! Но подумай об этом, Майкл – подумай!Как я мог узнать, что ты вернулся в «Каль-Нева», чтобы забрать дочь с выпускного? Как я мог узнать?

Стиснув рукоять пистолета, Майкл сказал:

– Анна и ее парень поддерживали связь.

– Как?

– По телефону.

– Кто прослушивает телефоны, Майкл? Я прослушиваю? Мафия прослушивает телефоны? На кого это похоже – на чертовых агентов, а не на Гьянкана, правда?

«Правда», – шипело в мозгу у Майкла, как эти проклятые сосиски на плите.

– Утечка, – сказал Майкл. – В ПЗС.

– Должно быть, – произнес Гьянкана и стукнул ладонью по столу. – Должно быть, работая с агентом, одно правительственное агентство зависит от другого.

– Кто?

Он поднял руки.

– Эй, ты взял меня за яйца. – Его руки опустились и сложились благочестиво, почтительно. – Но если ты перейдешь на мою сторону, Майкл, ты будешь моей правой рукой… Как у Фрэнка Нитти. И когда я уйду на покой…

– Все это будет моим? – Майкл издал безрадостный смешок. – Мне это не нужно.

Гьянкана сглотнул, выпрямился и проговорил настойчиво:

– Если ты примешь мое предложение, то взойдешь на вершину со мной, Майкл, и я обещаю, что разберусь с этими правительственными ублюдками и мы найдем того, кто тебя сдал! Мы найдем утечку в ПЗС, и ты всадишь пулю в этого придурка. Лично!

Майкл смотрел на развалину, которая когда-то была влиятельным боссом мафии, но теперь отчаяние Гьянканы заменило харизму.

– Инолия, Наппи, Карузо – они были твоими людьми, до того как я отправил их в ад.

– Кто говорит, что это не так?

– Ты сказал, что то, что случилось в Райском поселке, было не твоим приказом. Что какой-то безликий голос по телефону, символизирующий скелеты ЦРУ в твоем шкафу, сдал меня тебе, чтобы оказать тебе услугу…

– Да! Что ты не понял, Святой? Я во всеуслышание заявил, что я недоволен тем, что мои «друзья» не защитили меня от этих чертовых мексиканцев! У меня было десять миллионов в банке… И дядя Сэм ничего не может с этим сделать! А теперь я должен давать показания, и каждая параноидальная задница думает, что я могу выболтать ее секреты, как этот придурок Валачи.

– Они не смогли вернуть тебе твои деньги, и они не смогли воспрепятствовать Комитету сената… но они смогливыдать меня.

– Точно, черт возьми!

– Ладно. Кто конкретно эти «они»?

Последовало еще одно старательное пожатие плечами.

– Я встречался с десятками агентов – серыми задницами в серых костюмах, и я могу назвать тебе их имена, но ты думаешь, что это настоящиеимена? Ты думаешь, у меня есть список адресов и я могу послать тебя домой к каждому шпиону в Вашингтоне? Смотри на вещи трезво, Святой.

– Может быть. Но ты послал этих троих в мой дом. И Инолия убил мою жену. Объясни это – я слушаю.

– Подожди, подожди, подожди, черт возьми! Я был в этой проклятой больнице в Хьюстоне, на операции! Я назвал этому… этому голосуимя Инолии и контактный телефон. Неужели ты думаешь, что я велел бы им одеться как хиппи? Если бы я собирался убить тебя, Святой, я бы хотел, чтобы об этом узнали. Ты был бы наглядным примером. Разве в моих интересах, чтобы все выглядело как нападение Чарли Мэнсона?

Очень мягко Майкл произнес:

– Программа защиты свидетелей.

– Правильно, Майкл, правильно, – кивнул Гьянкана. – Если невинную семью убили сумасшедшие наркоманы, правительство обвинить не в чем. Но если бы на свидетеля и его семью напала мафия, ПЗС пришел бы конец. Им никогда не удалось бы заполучить еще одного игрока для своего шоу со сменой имен.

Синатра пел «Облик любви».

Слегка ошеломленный, Майкл спросил:

– Кто убил Сэма Ди Стефано?

Гьянкана небрежно пожал плечами.

– Как ты и предполагал – Тони Муравей и Марио, братец Бешеного Сэма. Эй, я не отрицаю, что я тебя подставил. Нет дыма без огня – я дал тебе конкретный приказ, а ты задрал нос. И что я, по-твоему, должен был делать? Кто заставил тебя стать частью нашей организации? Ты ведь сам выбрал эту дорогу?

– Сам, – признал Майкл.

– Хорошо. Я закончу. – Гьянкана встал, отодвинув стул и собираясь произнести речь. – Мое предложение идет от чистого сердца. Почему бы тебе и твоей дочери не… поехать отдохнуть ненадолго? Мексика для меня больше не существует, но у меня все еще есть друзья в замечательных местах – на Багамах, на Ямайке – где вы с малышкой сможете, как следует расслабиться… Позволь мне привести мои дела в порядок, отойти от этой проклятой операции – и я разделаюсь с сенатом, а тем временем Батч, Чаки и я соберемся с силами, и если это значит убийство Аюппы, да будет так.

– То есть мне нужно просто оставаться в стороне, – сказал Майкл. – А когда придет время, ты меня вызовешь.

Широкая усмешка расколола темное морщинистое лицо Гьянканы.

– И предложу тебе работать на меня!.. А сейчас мне лучше вернуться к моим сосискам и бобам. Будет обидно если пропадут такие продукты… Их сегодня привезла моя дочь Франсина.

Синатра перестал петь, альбом закончился.

Самонадеянной походкой Гьянкана направился через столовую в кухню, Майкл пошел за ним, держа пистолет наготове.

Гьянкана вернулся к плите и начал перемешивать сосиски.

– Немного подгорели с одной стороны, но все равно будет вкусно… Ты знаешь, Майкл, в чем наша проблема? Мы слишком похожи, ты и я. Жаль, что мы так плохо начали.

– Действительно, – сказал Майкл и выстрелил ему в затылок. Выстрел прозвучал как кашель.

Гьянкана дернулся и рухнул на пол, растянувшись на спине. Жизнь светилась в темных акульих глаза, он еще дышал, поэтому Майкл сунул дуло пистолета с глушителем ему в рот, и пистолет снова кашлянул.

Жизни в глазах больше не было, но Майкл, растянув губы в устрашающем оскале, сунул пистолет под подбородок гангстера и выстрелил снова, и снова, и снова, и снова. Мертвый Гьянкана лежал на спине, раскинув ноги, правая рука была согнута и приставлена к боку, левая поднята над головой, как будто в танце. Темно-красная жидкость струилась из ран в горле, из ноздрей, и возле трупа, на линолеуме постепенно образовывалась лужа.

Майкл выключил плиту и выскользнул в сад, закрыв за собой дверь. Он стоял под ночным небом, освещенным зарницами. Луна окрашивала симпатичный пейзаж в желтоватый цвет, приглушая яркие сполохи цветов.

Ему нужно было немедленно уходить, но он застыл на месте. В ушах у Майкла звучал голос, принадлежавший сестре его жены, Бетти. Голос говорил: « Что это изменит? Пат уже ничто не вернет».Сэм Гьянкана, человек, виновный в смерти Патриции, был мертв. И ничего не изменилось. Майкл ощущал только пустоту. Никакого удовлетворения. «Что чувствовал мой отец, когда умер Коннор Пуни?»Зарницы вспыхивали, словно закодированный ответ подталкивая Майкла разгадать эту загадку, когда он внезапно почувствовал что-то.

Он взглянул вверх, на легкие серые облака, конвульсии молний и желтую луну, взирающую на него с немым укором, и понял, что Бог смотрит на него.

И в саду Сэма Гьянканы, в нескольких ярдах от мертвого, все еще истекающего кровью на кухонном полу гангстера, Майкл О'Салливан-младший встал на колени в каменном дворике и молился, сложив руки в перчатках, одна из которых все еще сжимала пистолет.

– Прости меня, Отец, – сказал он тихо, но четко, не опуская головы и заклиная пульсирующее электрическими разрядами небо, – ибо я согрешил.

Завершив молитву, Майкл поднялся и ушел прочь. И он даже не понял, что плакал, пока не вернулся в машину и его дочь не спросила:

– С тобой все в порядке, папа?

– Да, дорогая. Все хорошо. Езжай. На обычной скорости.

Она повезла его по тенистым дорогам жилого пригорода. Пистолета в машине не было – Майкл выбросил его в сточную канаву.

– Ты плачешь, папа. Почему?

– Просто… из-за мамы. Думал о маме.

– Он мертв, папа? Человек… который убил маму?

– Да. Я убил его, малышка.

Они были в квартале от гостиницы, когда она спросила:

– Тебе стало легче, когда он умер?… Я должна почувствовать облегчение?

Только тогда Майкл заметил, что она тоже плачет.

Глава четвертая

Гранитно-серый монолит – одновременно приземистый и внушительный – на первый взгляд мог показаться административным зданием, храмом правосудия в стиле арт-деко, возможно, времен «Нового курса». ^[9]При ближайшем рассмотрении совершенно несовместимые геометрические выступы и египетские колонны бетонно-гравийного направления в кубизме предполагали что-то более возвышенное, чем можно было себе позволить на деньги, получаемые от налогоплательщиков, даже в УОП.

Это был Храм единства, самая известная из многочисленных церквей Оак-Парка, построенная по проекту Фрэнка Ллойда Райта в 1906 году из консольного бетона. Храм единства возвели на месте прежней церкви, разрушенной молнией и сгоревшей дотла в 1905 году – недвусмысленный намек Господа Бога, которому не вняло верховное духовенство. Возможно, этим объяснялось отсутствие шпиля у новой церкви, хотя Райт заявлял, что просто избегает штампов в своем творчестве.

Храм единства был архитектурной достопримечательностью и приманкой для туристов. В бетонной церкви на перекрестке Лейк-стрит и Кенилворс проводились ежедневные неофициальные экскурсии – не слишком отличающиеся от направления, определенного как «объединение всех религий».

Последняя экскурсия закончилась в пять часов пятнадцать минут. Майкл посоветовал заместителю директора Гарольду Шору посетить эту последнюю экскурсию.

Вернувшись прошлой ночью из дома Гьянканы, – Майкл позвонил по номеру «горячей линии» и сказал, что он готов к встрече и хочет увидеться с Шором как можно скорее.

– Где?

– В Чикаго.

– Можно конкретнее, Майкл?

– Можно, когда вы приедете.

– Тогда я вылечу завтра, первым рейсом.

– Я буду говорить только с вами или с Хьюзом. Больше ни с кем. Понятно, Гарри? Если я замечу кого-то еще, то тут же исчезну.

– Понял.

– У вас есть какая-то гостиница для встреч?

– Как правило, это «Дрейк». Дайте мне минутку, Майкл, я проверю расписание…

– Если вы пытаетесь отследить звонок, Гарри, я рассержусь.

– Нет, нет, нет… Если не будет задержек с самолетом, я буду в гостинице «Дрейк» не позже двух тридцати дня.

– Я позвоню вам туда в это же время.

И Майкл позвонил, дав Шору подробные инструкции и назначив ему встречу в Храме единства. Заместитель директора ОБОПВ должен был посетить последнюю экскурсию и дождаться появления Майкла.

Был солнечный июньский вечер. Уже вышел последний посетитель. Двери храпа были расположены сбоку здания – еще один отказ архитектора от штампов, вероятно, на самом деле продиктованный желанием заглушить шум близлежащей дороги.

Майкл стоял через дорогу от церкви. Он ждал и наблюдал еще минут десять, спрятавшись за деревьями рядом с храмом, построенным в готическом стиле, в отличие от шедевра Райта. Удачное месторасположение давало Майклу необходимый угол обзора, так как к входу в Храм единства можно было подойти с любой стороны.

Перебегая дорогу к церкви, Майкл – в коричневой куртке, желтом свитере и светло-коричневых брюках – был похож на одного из туристов, хотя вместо камеры у него был кольт в кобуре под мышкой. Он прошел по дорожке к деревянной, украшенной витражами двери, с характерными для творчества Райта геометрическими узорами. Дверь соединяла два крыла сооружения в стиле модерн. Чтобы легче было достать оружие, Майкл расстегнул куртку, проходя под рельефной бронзовой надписью:

ПОЧИТАЙТЕ ГОСПОДА И ВОЗЛЮБИТЕ БЛИЖНЕГО СВОЕГО.

Майкл уже тщательно изучил здание и поговорил со священнослужителем. Он сказал (довольно убедительно), что ему нужно побеседовать с неким джентльменом из правительства о благополучии своей дочери, и он хочет сделать это, уединившись в этом святом, благословенном месте. Откровенность Майкла и пожертвование в сотню долларов убедили священника, который в это время будет ужинать со своей семьей в церковном приходе.

Холл с низким потолком, казавшийся мрачным, с обычными для провинции деревянными стульями с высокой спинкой, не вел непосредственно внутрь церкви – два коридора, слева и справа, огибали храм с двух сторон… Видимо, Фрэнк Ллойд Райт не хотел, чтобы верующие, ищущие путь к Господу, нашли его слишком легко. Майкл выбрал левый коридор, продолжив путь, который – от улицы до алтаря – имел семь поворотов и продолжительность, равную двукратной длине здания.

Несколько тускло освещенных ступенек привели его к ярко освещенному алтарю. Вход был спланирован так, чтобы опоздавшие могли войти незаметно, что для Майкла, учитывая обстоятельства, оказалось как нельзя кстати. Он появился за площадкой для служб – величественного помещения, выдержанного в спокойных пастельных тонах, с отделкой из темного дерева. Здесь могли поместиться сотни людей, где им было бы так же комфортно, как в чайной комнате. С трех сторон были расположены двойные балконы, а впереди по центру находилась кафедра, обращенная к скамьям в четыре ряда, разделенным проходом.

На предпоследней «скамье, согласно инструкциям Майкла, сидели Шор и Хьюз. Два федерала благоговейно уставились на деревянные потолочные балки с бесчисленными квадратами из цветного стекла, пропускающими солнечный свет. Даже вечером солнечные лучи, казавшиеся янтарными, проникали в храм, оживляя геометрические узоры.

Майкл неслышно подошел к федералам сзади и произнес:

– Добрый вечер, джентльмены.

Шор и Хьюз повернулись, влево и вправо соответственно, и взглянули на Майкла. Одетый в коричневый костюм и коричнево-ржаво-желтый галстук лысый Шор казался опухшим, бледным и раздраженным, его глаза прятались за очками с выпуклыми линзами в тяжелой оправе. Хьюз был в темно-синем костюме, синем в белую крапинку галстуке и голубой рубашке и казался рассеянным. Голубоглазый «маршал» с индейским профилем не мог отвести глаз от необычного архитектурного сооружения.

Мягко и в то же время настойчиво Шор потребовал:

– До того как мы начнем, Майкл, скажи мне, что это не ты убил Сэма Гьянкану прошлой ночью.

– Я не убивал его, – ответил Майкл. Ему и раньше доводилось обманывать в церкви. Затем Майкл небрежно добавил: – Но ябыл там и говорил с ним.

Теперь Майкл привлек к себе внимание Хьюза, который удивленно спросил:

– И ты не прикончил сукина сына?

Потом «маршал» вспомнил, где он находится, и прошептал Шору:

– Извините.

– Я говорил с ним»«»– повторил Майкл. – И получил кое-какую интересную информацию. Но я не убивал его.

Шор тяжело вздохнул, его глаза за очками казались выпученными.

– Мы не можем иметь с тобой никаких дел, если это сделал ты. Ты понимаешь это, не так ли, Майкл?

Их голоса слегка отдавались эхом.

– Да, понимаю. Но я, как и все, читаю газеты, смотрю телевизор – поэтому я знаю, что произошло прошлой ночью, после того как я ушел. Скажи мне, Гарри, стал бы я стрелять в Муни из недоделанного пистолета с глушителем… Что они там нашли?

– «Дуроматик» двадцать второго калибра, – сказал Хьюз.

– Что, – изобразил удивление Майкл, – целевой пистолет?

Шор кивнул.

– С глушителем магазинного класса. Явно не твой стиль.

– Это дело рук мафии, – констатировал Майкл, с облегчением пожимая плечами. – Сколько раз в него выстрелили?

– Шесть, – произнес Шор, не сводя глаз с Майкла.

– В затылок, а потом несколько раз в челюсть, чтобы разорвать его язык в клочья? Наказание мафии для доносчика, правильно? Куда бы я стрелял, Гарри?

– Один раз в голову, – ответил Шор, глядя ему в глаза.

– Из какого оружия?

Хьюз ухмыльнулся:

– Из твоего пистолета сорок пятого калибра.

Майкл сердечно улыбнулся.

– Друзья, мы видим друг друга насквозь.

– Старого друга Гьянканы, – сказал Хьюз, – Батча Блази видели возле дома Муни незадолго до того, как сторож нашел тело. Полиция Чикаго и ФБР подозревают его.

– Батч сейчас работает на Аюппу, – произнес Майкл, – но Гьянкана, видимо, по-прежнему доверял ему. Что вполне логично.

Шор скривился, как будто съел что-то кислое, его обычная улыбка исчезла без следа.

– Здесь виден почерк Аккардо.

– Это не аргумент, – заметил Майкл.

Хьюз все еще рассматривал многоуровневый, но простой алтарь с тонированным стеклом и абстрактными украшениями.

– Почему ты назначил встречу именно здесь?

– Я искал общественное место, – сказал Майкл, – где мы могли бы поговорить наедине.

Хьюз, нахмурившись, оглянулся по сторонам.

– Да, но все равно, что это за сумасшедший дом? Что это за церковь?

Шор тоже нахмурился, услышав слова Хьюза.

– Не богохульствуй.

Но Майкл ответил на вопрос «маршала»:

– Насколько я понимаю, они верят в мир, уважение и правосудие. Вы из департамента правосудия. Какое место может быть лучше?

Слегка раздраженный из-за этой болтовни, Шор сказал:

– Здесь вроде бы… объединяются все религии.

– Я сделал пожертвование этой церкви, – произнес Майкл, – так что мы можем говорить как минимум час.

– Наше дело не займет так много времени, – сказал Шор. – Ты убедил меня, что не имеешь ничего общего с убийством Гьянканы. А подонки из мафии, с которыми ты столкнулся в Райском поселке, и те двое с парковки в «Каль Нева» в ночь выпускного… ну, это чистая самозащита. Так что ПЗС может принять тебя обратно, Майкл с распростертыми объятиями.

– В следующие три года у нас будет около полудюжины процессов по борьбе с организованной преступностью – ты сыграешь на них важную роль. Добро пожаловать домой, – произнес Хьюз.

– И, – добавил Шор, – больше не будет никаких ошибок, я даю слово. Вы с дочерью будете в безопасности… Где Анна, Майкл?

– Она в безопасности, – ответил он и добавил с легким сарказмом: – Не настолько, конечно, как если бы она находилась под защитой ПЗС, – вы ведь специалисты по защите людей.

Шор тяжело вздохнул.

– Я сочувствую твоему горю, Майкл. Но ты принимаешь верное решение, и…

– Вам могут не понравиться мои условия, джентльмены. Хьюз усмехнулся.

– Почему? Что за условия ты придумал?

– Ну, – сказал Майкл, откидываясь на спинку скамьи. Он положил ногу на ногу, наслаждаясь тем, что двое федералов вынуждены юлить, разговаривая с ним, – пока вы будетепереселять нас с Анной в новую жизнь, которую мы выберем… я не будудавать показания.

–  Что? – переспросил Шор.

Хьюз резко засмеялся и сказал:

– Тогда зачем ты нам нужен, если ты не собираешься играть в нашу игру?

– Я буду играть, друзья. Но по своим правилам. На своих условиях.

Шор опустил взгляд.

– Каких?

– Вы переселяете нас. Устраиваете нас по полной программе, согласно моим требованиям. Я не даю показаний.

– Не даю показаний, – повторил Хьюз, наморщив лоб.

– Не даю показаний. Но я не предаю историю огласке.

Шор нахмурился, но ничего не сказал – он сразу все понял.

Но Хьюз решил уточнить:

– Историю? Какую, к черту, историю?

– Историю о том, как ПЗС позволила убить мою жену. О том, как мне пришлось скрываться с дочерью и защищать ее самому, потому что ваши люди не смогли этого сделать. Или не захотели.

Шор повернулся к пустой кафедре, спиной к Майклу. Он опустил голову, прикрыв лицо рукой и поставив локоть на колено, но он не молился.

Хьюз, все еще сидевший вполоборота, лицом к строптивому свидетелю, сказал:

– Кто тебеповерит? Ты же не думаешь, что правительство не сможет все отрицать? Ты слышал о дезинформации, придурок?

Шор посмотрел на Хьюза.

– Дон, заткнись. – Потом он повернулся и произнес, обращаясь к Майклу: – Мы договорились.

Хьюз выпалил:

– Ты с ума сошел, Шор? Ты собираешься позволить этой заднице…

– Прошу тебя, Дон, – сказал Майкл, – это церковь, помнишь? Потише. Немного уважения. Пожалуйста.

Шор нервно зашептал «маршалу»:

– ПЗС не продержится и секунды, если Сатариано обратится к прессе. Программе придет конец. Никто нам не поверит. Мы станем «Уотергейтом» правоохранительных органов. Мистер Сатариано будет… Точнее, мистер Смит будет…

– Вообще-то, – перебил его Майкл, – я буду мистером О'Салливаном.

Не замечая важности момента, Шор отмахнулся.

– Хорошо, хорошо, это самая меньшая из проблем… Итак, вы с Анной соберете свои вещи и поедете с нами, что потом?

– Не будем забегать вперед, – сказал Майкл. – Вы еще не слышали всех моих условий.

Глаза Хьюза широко раскрылись.

–  Всехусловий? О Боже.

Гулкое эхо повторило последнее слово.

Тихо, терпеливо, покорно Шор спросил:

– Чего еще ты хочешь, Майкл?

– Во-первых, я хочу рассказать вам кое-что. Кое-что, чему выможете не поверить. Это одна из причин, по которой я выбрал эту церковь для нашей встречи. Не важно. Понимаете, у меня было то, что иногда называют прозрением.

Хьюз нахмурился.

– Что?

Глаза Шора были закрыты.

– Недавно кое-что случилось – кое-что личное, чем я не хочу с вами делиться. – «Потому что тогда пришлось бы рассказать вам правду об убийстве Сэма Гьянканы», – мысленно добавил Майкл. – Но давайте не углубляться в подробности, скажем просто: я начинаю новую жизнь.

Шор покачал головой, снова вздохнул и спросил печальным голосом:

– И что это будет за новая жизнь, Майкл?

– Когда-то давно я выбрал путь… дорогу. Которая вела к насилию и мести. И, оглядываясь назад, я думаю, что она не принесла ничего хорошего – ни мне, ни кому-нибудь другому. Прямо здесь, в этом святом месте, джентльмены, я говорю вам, что больше не хочу мести. Я надеюсь, что больше никогда в жизни мне не придется совершать насилие.

Хьюз, развеселившись, сказал:

– Что ж, слава Богу, браво.

Шор, успокоенный, бросил на Хьюза мрачный взгляд, потом просиял и произнес:

– Ну, это условие, которое я принимаю с удовольствием, Майкл. Честно говоря, я бы даже настаивал на этом.

– Понял, – кивнул Майкл и предупреждающе поднял руку. – Но у меня нет моральной преграды против самозащиты или защиты дочери.

– Хорошо, – сказал Шор и улыбнулся более натянуто, чем обычно. – Кто может поспорить с этим? Итак, мы закончили?

– Почти. Гарольд, вы должны арестовать Дона.

Шор снова улыбнулся, решив, что это шутка, но тут заметил напряженное лицо «маршала».

Глаза Майкла впились в выразительные небесно-голубые глаза, подчеркнутые индейскими скулами, и произнес:

– Ты, может, и не знаешь, что такое прозрение, Дон… Но тебе чертовски повезло, что оно у меня было. Иначе ты был бы уже мертв.

Хьюз тяжело сглотнул.

– Что, черт возьми, ты несешь? Ты что, под кайфом? – Он повернулся к Шору. – Гарри, этот парень сумасшедший, или под наркотиком, или еще что-нибудь в этом роде – он несет какую-то чушь!

Майкл спокойно продолжал:

– Прошлой ночью Гьянкана сказал мне, что ЦРУ сделало красивый жест, решив возместить ему различные неудобства, и отдало ему меня. И они сделали это через кого-то в ПЗС, Гарри. Появилась какая-то брешь в системе защиты. Но на самом деле только вы двое участвовали в переселении моей семьи на всех этапах – программа создана по принципу «строго секретно», правильно, Дон? Очень строго. Все контролируется.

Хьюз качал головой, болезненно улыбаясь.

– Гарри, ты не поверишь этому дерьму. Я не знаю, зачем ему это, почему он это делает, может, он в это верит и так расстроен из-за смерти жены, что…

Майкл ударил Хьюза. Изо всех сил. Под высокими сводами церкви раздался громкий звук.

– Не смей упоминать о ней, – сказал Майкл.

Хьюз с красной щекой дрожал от страха и от ярости.

– Телефон Гэри Грейса прослушивался, – произнес Майкл спокойным голосом, – это работа федералов, мафия не прослушивает телефоны. Кто мог посоветовать убийцам Гьянканы обставить нападение на мой дом как массовое убийство сумасшедших хиппи? Кто-то, кто защищает Программу защиты свидетелей. Кто-то изнутри. Вообще-то, Гарри, я думал, что это ты…

– Но это был не я, – спокойно ответил Шор, с укором глядя на Хьюза.

– Я не знаю, действовал ли «маршал» Хьюз из патриотических побуждений, – продолжил Майкл, – помогая парням из разведки, или в результате изучения его финансовых дел обнаружится недавний неожиданный доход. Конечно, зная ЦРУ это может быть счет в швейцарском банке. Но даже в этом случае улучшение финансового положения Дона будет заметно, если…

Хьюз наклонился к Шору и взволнованно проговорил:

– Ну же, Гарри, ты ведь не поверишь в эту нелепую сказку! Сколько мы работали вместе?

Майкл обратился к Шору:

– Гарри, мы можем расставить все точки над «i»… ответив на простой вопрос – где работает Дон?

– Вы знаете ответ, Майкл, – сказал Шор. – Вашингтон, округ Колумбия. Мы оба знаем.

Майкл посмотрел на Хьюза, лицо которого покрылось потом, хотя в церкви было прохладно.

– Дон, может, я ошибаюсь насчет тебя?

– Уверяю тебя, Сатариано, ты ошибаешься!

– О'Салливан. Просто ответь мне на один вопрос. Если ты работаешь в Вашингтоне, почему ты был в Таксоне в ту ночь, когда была убита моя жена? Почему ты ждал меня в аэропорту?

Внезапно Хьюз вытащил из-за пояса девятимиллиметровый браунинг и направил его на Майкла.

– Расслабься, Дон, – сказал Майкл. – Ты на мушке.

И Майкл кивнул назад и вверх, на балкон, где Анна целилась в «маршала» из винтовки Гранда.

– Возможно, когда ты помогал нам переезжать, ты обратил внимание на награды от Стрелкового клуба Тахо?

Девушка держала оружие уверенно, глядя сквозь прицел.

– И если ты думаешь, – продолжал Майкл, – что она всего лишь ребенок… что ж, ты прав. Она ребенок, мать которого убили. А ее парень Гэри? Ее выпускной? Они поженились в Вегасе, за день до того, как ублюдки из мафии его убили.

С раздувающимися ноздрями, напряженный, Хьюз вскочил на ноги, схватил Шора свободной рукой и заслонился полным невысоким федералом как щитом, приставив дуло пистолета к его шее. Глаза «маршала» двигались очень быстро: если Гарольд Шор умрет, он что-нибудь придумаem, он что-нибудь придумает, и все поверят…

Майкл твердо сказал:

– Дон, просто опусти пистолет. Я уверен, что твой приятель Гарри найдет тебе в ПЗС хорошее теплое местечко потому что я бы предпочел, чтобы ты остался жив… правда. Я бы предпочел, чтобы ты дал показания и утащил за собой всю эту «безликую» компанию ублюдков, которым ты прислуживаешь. Людей, которые действительно отвечают за смерть Пат, хладнокровных ренегатов из ЦРУ, сотрудничающих с гангстерами, думающих только о себе, изменников, которых необходимо разоблачить.

– Ты не знаешь, с какими людьми ты связался, – проговорил Хьюз с фальшивым смехом. Он дрожал. Дуло пистолета впивалось в толстую шею Гарольда Шора. – Маленькое итальянское дерьмо, что ты знаешь?… Это парни из высшей лиги, ты их не достанешь, ты тупой сукин сын…

– Анна! – крикнул Майкл. – Я предупреждал тебя, что может дойти до этого. Дорогая, нужно стрелять в голову. Ты можешь это сделать. Это выключит его двигательные навыки.

– Хорошо, папа! – крикнула она в ответ, и эхо повторило ее слова.

Прикрываясь испуганным Шором, Хьюз смотрел вверх почти без страха, скорее надменно, на юную девушку, целящуюся в него с балкона.

– Ты действительно думаешь, что я поверю…

Выстрел прозвучал как удар грома. Глаза и рот заместителя директора Шора были широко открыты, когда стоявший за его спиной «маршал» Дон Хьюз застыл на мгновение – достаточно долгое, чтобы Майкл успел заметить пустоту в его глазах, когда череп федерала треснул, как яйцо, от пули, которая вошла между небесно-голубыми глазами.

– Потом Хьюз покачнулся и упал с громким стуком между двумя скамьями. Его пистолет клацнул о деревянный пол. Потрясенный Шор замер на месте, не веря в свое спасение.

Майкл поднялся на ноги.

– Тебе придется разбираться со священником, Гарри. Мы с Анной будем на связи.

В глазах Шора застыла мольба, когда он протянул руку и воскликнул:

– Майкл!

Заместитель директора ОБПВ получил жестокий урок, выходивший за пределы курса его программы.

– Все будет хорошо, Гарри. Но я не могу оставаться здесь до приезда копов. Вам доводилось заметать следы преступления и раньше. Радуйся: мы залатали брешь в системе защиты.

И Майкл выскользнул из церкви на улицу, залитую лучами заходящего солнца, создающими уютный полумрак. Белая как мел Анна спустилась по ступенькам, в топе и джинсах, с винтовкой в руках. Она была явно потрясена.

– Я убила его, папа, – сказала она.

Майкл взял у нее винтовку и завернул в куртку (они принесли оружие в разобранном виде, положив его в спортивную сумку, а затем Майкл собрал винтовку Гранда на балконе).

– Только потому, что ты была вынуждена это сделать, дорогая. Только потому, что у нас не было другого выхода.

«Это не месть, – подумал он. – Это правосудие».

Взяв оружие под мышку, он обнял дочь, и они быстро зашагали по длинному коридору.

Лицо Анны по-прежнему было мертвенно-бледным.

– Я… я странно себя чувствую.

– Ты справишься?

Она кивнула.

– Хорошая девочка, – сказал Майкл.

Они были уже возле машины, припаркованной у церкви на Кенилворс-стрит, когда ее вырвало.

Глава пятая

В своем номере в «Оак Армс» Майкл и Анна сидели за маленьким столиком в кухоньке, пили «Таб» и колу и разговаривали. Ночь была душной, сырой от дождя, который вес никак не хотел начаться. Окно было открыто, занавески развевались от ветра. В спальне работал кондиционер. Он громко гудел, но его усилия не распространялись на маленькую гостиную и на кухню.

– С тобой все будет в порядке, – мягко сказал Майкл дочери.

Она сидела сгорбившись, уставившись на серые пятна на столе.

– Я знаю. Но я чувствую себя… виноватой…

– Так и должно быть.

– … из-за того, что не ощущаю вины. – Она посмотрела на отца. – Тогда, в церкви, я все слышала, папа. Я слышала, что ты сказал об этом… этом Гьянкане…

– Мне пришлось солгать, милая. Нам нужен Гарольд Шор» точнее его помощь, которую он может оказать нам через ПЗС. Единственная альтернатива – снова работать на мафию.

Анна нахмурила брови.

– Они бы взяли тебя обратно?

Майкл кивнул.

– Я оказал большую услугу Тони Аккардо, убрав Муни Гьянкану. H Аккардо знает, что мы были жертвами с самого начала. Он как Фрэнк Нитти – хороший человек в плохом мире. – Майкл покачал головой. – Но, дорогая, это не то будущее, которого я хочу для нас.

– Ты не убивал Сэма Ди Стефано. но – Гьянкана. Ты стрелял б него снова и снова, так написано в газетах. Это для… того чтобы было похоже на… разборки мафии?

Он мог бы солгать ей, но вместо этого ответил:

– Нет. Я сказал так, чтобы убедить Шора в том, что не делалэтого, но нет, малышка, я обманул его. Я был на грани нервного срыва, когда подумал, что они сделали с твоей мамой. Я был в бешенстве. Обычно я… спокоен. Это как на войне. Но прошлой ночью, когда я убивал эту тварь. Знаешь, есть такое выражение – выйти из себя? Именно это произошло со мной. Я был вне себя от гнева.

Теперь Анна посмотрела на отца, кивнула, отхлебнула напиток из стакана со льдом (Майкл пил из банки) и снова уставилась на серые пятна.

– Теперь я убийца, так же, как ты.

– Нет.

– Но закон будет считать это убийством?

– Да.

– Неважно. Я рада, что он мертв. Я не думаю, что смогла бы сделать то, что сделал ты, но… может, я и смогла бы. Но там, в церкви, я была… как ты сказал? Спокойна, хладнокровна. Я просто прицелилась в этого «маршала», в этого проклятого ублюдка, и… – Анна закрыла лицо ладонями, зажмурив глаза. Она не плакала.

Майкл потянулся к ее левой руке, взял ее в свои ладони и сжал.

– Это было ее убийство, дорогая. Я видел глаза этого животного – он был готов убить меня и Шора, и если бы пришел священник этой церкви вместе с детьми из воскресной школы, Хьюз застрелил бы и их тоже. Совсем не испытывая угрызений совести, которые испытываешь ты.

– Значит, то, что я сделала… это была самозащита?

– Борьба за выживание.

– В любом случае, я тоже рада, что он мертв. Гэри умер из-за этого кретина. Мама тоже. Я бы сделала это снова.

Майкл сжал ее руку.

– Но тебе не придется больше этого делать. Дорогая, мой отец не хотел, чтобы я пошел по его стопам. Больше всего на свете он хотел, чтобы я не стал таким, как он, – но я стал.

–  Из-за него?

Майкл пожал плечами.

– Наверное… в каком-то смысле. Но это был мой выбор. Знаешь, малышка, мы должны очень осторожно выбирать дорогу, по которой будем идти.

Анна выдавила из себя улыбку.

– Не похоже, чтобы у нас был большой выбор.

– Ты права, – улыбнулся Майкл. – Но заместитель директора Шор нам поможет. Ты ведь хочешь учиться дальше, правда? Вернуться в театр.

Ее смех был коротким и натянутым.

– Я не знаю. Сейчас это кажется мне таким… абстрактным. Я чувствую себя такой далекой от этого, отстраненной… Я умерла изнутри?

Похлопывая ее по руке, Майкл ответил:

– Нет, милая, это просто защитный рефлекс… Эй, все позади, мы проснулись. Страшный сон закончился.

Анна недоверчиво смотрела на отца.

– Ты уверен, папа?

– Нам всегда придется быть осторожнее, чем другим людям. Но я прошу тебя вернуться к прежней жизни, прежним целям, прежним мечтам.

Ее глаза смотрели мимо него, в никуда.

– В моих мечтах был Гэри.

– Я знаю. А в моих была твоя мама. Но нам нужно продолжать жить. Я знаю, мои слова покажутся тебе чудовищными, но можешь мне поверить – ты влюбишься снова.

Анна покачала головой, ее лицо ничего не выражало.

– Нет.

– Ты никогда не перестанешь любить Гэри, но ты встретишь кого-то другого.

Она не спорила. Ее лицо стало насмешливым.

– А ты, папа? Думаешь, ты тоже найдешь кого-то еще?

– Нет, – ответил Майкл, помолчав. – Нет, дорогая. Твоя мама была единственной женщиной, которую я любил. По этой дороге я больше не пойду. Мы прожили с ней много замечательных лет, у нас была прекрасная семья, и часть меня… умерла вместе с ней. – Он отвернулся. – И это то, о чем я хотел с тобой поговорить, дорогая… Я думал об этом, много думал, но боюсь, я просто глупец. Или, может, сошел с ума.

Теперь Анна сжала руку отца.

– Что, папа?

Глубоко вдохнув, он сказал:

– Что, если мы будем учиться вместе?

Первой реакцией Анны было изумление, но она взяла себя в руки и спросила:

– Ты хочешь пойти в колледж?

Майкл не решался посмотреть на нее.

– Ну… вообще-то мне нужно будет подготовить документы, но Гарольд Шор умеет творить чудеса. Ты ведь знаешь, что я два года учился в колледже на вечернем отделении, – о, это было давно, двадцать лет назад.

Анна смотрела на него, приподняв одну бровь.

– И ты хочешь закончить?

– Нет… нет. Я хочу попросить Шора сделать Майкла О'Салливана-младшего выпускником колледжа. Чтобы я мог пойти в духовную семинарию.

Ее лицо застыло.

– Семинарию?

– Да.

– Ты хочешь быть… священником?

Майкл пожал плечами, все еще не решаясь взглянуть на дочь.

– Многие священники когда-то были женаты. Это вдовцы, которые хотят пойти по другому пути.

Анна наклонилась к отцу, ласково улыбаясь.

– Ты хочешь перейти от пуль к причастию? Ты шутишь, правда?… Ты не шутишь?

– Нет. – Майкл, наконец, поднял на нее глаза. – Со мной не произошло ничего сверхъестественного, дорогая. Иисус не сошел ночью с небес, чтобы поговорить со мной, ничего такого не было. Но я с детства посещал католическую церковь. Это традиция, которая приносит мне утешение. И в этом мире я смогу компенсировать то… что я сделал. Я смогу искупить свои грехи и помочь другим это сделать.

Анна уже не улыбалась.

– Ты хотя бы веришь в Бога?

– Верю. Твоя мама не верила. А я верю.

Она снова усмехнулась.

– Ну я точно нет. Больше нет.

– Я не могу тебя в этом винить. Но тем не менее я прошу тебя уважать мое решение.

– Я не знаю, папа…

– Ты попытаешься? Ты хотя бы попытаешься?

Она сглотнула. Нахмурила брови.

– Я надеюсь, что, – продолжал Майкл, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало отчаяние, – мы сумеем найти какой-то колледж, университет, где ты сможешь заниматься искусством, а я буду учиться в семинарии. Снимем небольшую квартиру, в которой будем жить вместе. Может, это и не мечта студентки, но…

Лицо Анны наконец озарилось улыбкой.

– Но в течение следующих нескольких лет отец О'Салливан, священник с криминальным прошлым, хочет быть уверен, что мафиози не вылезет из туалета и не выстрелит в его малютку. Или в его святую задницу.

– Это звучит для тебя настолько абсурдно?

– Честно говоря, да, папа, – кивая, ответила она.

– Но ты попытаешься принять это?

Она вздохнула.

Немного подумала.

И наконец сказала:

– Если ты не изменишь своего решения через несколько дней, недель и месяцев, то что мне остается делать? Конечно. Я могу научиться перестать называть тебя «папа» и начать называть тебя «отец». Если это действительно, действительнобудет нужно.

Майкл наклонился и поцеловал дочь в щеку.

– Ты всегда будешь моей самой любимой девочкой.

– Только не называй меня Святой Анной.

Они должны были уезжать на следующее утро. Майкл хотел улететь на Гавайи и провести пару недель на пляже, чтобы у Анны были каникулы, во время которых она могла бы прийти в себя, пока заместитель директора Шор приводит их дом в порядок. Анна, конечно, не возражала, и они пошли в китайский ресторан через дорогу, потом вернулись и немного посмотрели телевизор. Когда началось шоу Джонни Карсона, Анна захотела спать, поцеловала отца в лоб и зевая пошла в ванную, предоставив неудобную кушетку в его распоряжение.

Он тоже не досмотрел Карсона, разделся, постелил постель и скользнул под простынь. Он настолько выбился из сил, устал физически и морально, что даже тонкий как бумага матрас и жесткие пружины кушетки не помешали ему немедленно отключиться.

Во сне он видел своего сына. Майк был в полной боевой форме, но сидел с ними за столом в кухоньке, слушая, как Анна и Майкл ведут несколько искаженный разговор. Майк молчал и внимательно слушал, положив каску на стол. Наконец он воскликнул: «Пап, эй! Я здесь! Я все еще здесь – почему ты не говоришь со мной?»

Потом Майк сказал:

– Просыпайся, ублюдок.

Хриплый шепот не принадлежал Майку. Майкл почувствовал, как что-то холодное уперлось в его шею.

Это было дуло пистолета.

Его глаза открылись, а рука потянулась к тумбочке, где лежал его пистолет, когда-то лежал, потому что рука Майкла не нащупала ничего, кроме деревянного дна тумбочки, а голос прошептал:

– Его там нет, придурок.

Незваный гость, держа пистолет у шеи Майкла, сел на край кушетки, заставив пружины скрипнуть, и тихо сказал:

– Просто веди себя тихо. Я не собираюсь трогать спящую красавицу. Она не заслуживает того, что получишь ты, чертов придурок.

Майкл не задернул занавески, чтобы дать доступ свежему воздуху, поэтому при свете фонарей он смог рассмотреть гостя. Это был молодой человек, – наверное, того же возраста, что и его сын, – которого Майкл не узнал, но понял, что он итальянец, увидев смуглую кожу, темные глаза, черные вьющиеся волосы до плеч и римский нос, слишком большой для его лица. Черный кожаный пиджак и черные джинсы дополняли общее впечатление, как и золотая цепочка на шее.

– Тогда убивай меня, – прошептал Майкл, – и уходи.

Парень покачал головой. Он самоуверенно улыбался, но это была только маска – мальчик нервничал, темные глаза тревожно блестели. К шее Майкла было приставлено дуло пистолета тридцать восьмого калибра, и он мог бы что-то с этим сделать, если бы…

– Ты не отделаешься так легко, старик. Ты не достоин просто умереть.

– Конечно. Нажимай на курок и беги.

Парень покачал головой. По его лицу текли капли пота.

– Нет, нет, нет – ты должен знать, ты должен знать,кто это сделал с тобой. Почему он… я…сделал это!

Парень начинал путать слова своей роли в этой душераздирающей мелодраме.

– Хорошо, сынок, я поинтересуюсь – кто ты?

На почти симпатичном лице обнажились зубы, как будто волк готовился к охоте. С преувеличенной глупой неторопливостью парень сказал:

– Ты смотришь на Сэма Ди Стефано.

Майкл нахмурился.

– Черт…

Парень ударил его в грудь свободной рукой.

– Я Антонио Ди Стефано, но все называют меня Маленький Сэм. Сэм Ди Стефано был моим дядей. И ты убил его, черт возьми, ты, крыса, ублюдок…

–  Шаг назад!

–  Проклятье! – Произошло то, чего Майкл боялся…

Дверь была открыта, чего ни он, ни Маленький Сэм не заметили, и там, в розово-голубой ночной рубашке до колен, сквозь тонкую ткань которой просвечивались соски, с длинными спутанными темными волосами стояла, сжав челюсти, Анна, держа двумя руками длинноствольный пистолет тридцать восьмого калибра – «Смит-и-Вессон», который Майкл достал из-за пояса Инолии, убийцы ее матери, в Аризоне.

Если бы парень был профессиональным киллером, он бы выстрелил Майклу в шею, повернулся и, воспользовавшись испугом Анны, застрелил бы и ее.

Но Антонио Ди Стефано был еще ребенком, неопытным, испуганным, слишком эмоциональным, и невольно дернулся, вскочив на ноги, пошатнувшись, чтобы направить пистолет на Анну.

Слава Богу, никто не выстрелил!

Но теперь дети были не в трех футах друг от друга – они направляли оружие в лицо друг другу.

– Уйди, сучка! – выпалил Маленький Сэм. – Тебе здесь нечего делать!

– Тебе тоже, – холодно парировала Анна.

Майкл поднялся с кушетки и стал рядом с ними, словно рефери, пытающийся разнять драчунов на баскетбольной площадке. Он был так близко к ним, что слышал тихое, спокойное дыхание Анны и тяжелое, нервное сопение парня. Но эти дети стояли лицом друг к другу, и Майкл понимал, что если он бросится между ними, то случайная пуля может попасть в Анну, пройдя через тело ее отца.

– Анна, – сказал Майкл, – ничего не делай. Антонио, ты должен меня выслушать.

Сквозь стиснутые зубы обезумевший парень произнес:

– Иди к черту!

Грива темных вьющихся волос отражала мерцающий свет фонарей, так его трясло.

– Сынок…

– Не называй меня так!

Майкл, подчиняясь, поднял руки.

– Мистер Ди Стефано, я знаю все о преданности в вашей семье. И я могу процитировать главу и стих из Библии, в котором говорится о мести. Я мог бы сказать тебе, что это тупик, но ты никогда не поверишь мне…

– Заткнись!

– Но ты должен знать пару вещей до того, как это зайдет слишком далеко. Начнем с того, что я не убивал твоего дядю. Это сделал Сэм Гьянкана.

Парень покачал головой, отчего во все стороны полетели капли пота.

– Ты лжец! Ты чертов лжец!

Все тем же спокойным голосом Майкл сказал:

– Ты видишь перед собой людей, которые убили Гьянкану прошлой ночью, потому что моя дочь потеряла мужа, и мы с ней потеряли ее мать, когда Гьянкана подставил меня за то, что я отказался убить твоего дядю, и бригада Ди Стефано начала охотиться за нами.

Антонио лихорадочно завертел головой.

– Это неправда. Почему я должен слушать это дерьмо?…

– Потому что ты вот-вот потеряешь свою жизнь или лишишь жизни двоих человек из-за нелепой ошибки. Бешеного Сэма Ди Стефано убил Спилотро. Я уверен, что ты его знаешь. Он сделал это для себя и для Гьянканы.

– Это ложь.

– Я могу доказать.

–  Неужели!

– Ты проследил за нами от церкви, правильно?

– Что, если так?

– Потому что я уверен, что это «маршал» нас выдал. Парень по имени Хьюз… только он уже мертв.

Глаза мальчика стали еще безумнее.

– Кто сказал, что он мертв? И что с того, что он сказал мне об этом!

Покачав головой, Майкл рассудительно произнес:

– Я знаю об этом, потому что знаю также и о том, что тот же коп натравил парней Ди Стефано и Гьянканы на меня и мою семью. Это было частью его плана.

Антонио сплюнул.

– Можешь говорить что угодно, все равно это ты убил моего дядю!

– Ты сын Марио?

– Нет! Он тоже мой дядя.

– Марио был замешан в убийстве Сэма вместе со Спилотро.

Казалось, Маленький Сэм сейчас заплачет. Пистолет дрожал в его руках, но по-прежнему был направлен Анне в лицо.

– Почему я должен тебе верить? Ты хочешь послать меня по ложному следу, чтобы я убил кого-то другого? Ты меня за дурака держишь?

– Ты что, напрашиваешься на комплимент? – спросила Анна.

– Заткнись, сучка!

– Анна… пожалуйста… Антонио, я не предлагаю тебе убивать твоего дядю и этого сумасшедшего Спилотро… тогда тебя действительно убьют. Но ты должен знать, кого ты защищаешь. Твоим отцом был Анжело, правильно?

Подбородок парня дрожал, глаза бегали.

– Зачем ты вспомнил эту старую историю?…

– Наверное, ты не помнишь его. Своего отца. Он давно умер.

Голос Маленького Сэма вдруг стал очень тонким, но пистолет по-прежнему был у него в руках:

– Какое это имеет отношение к делу?

– Ты знал, что он был наркоманом?

Голос Антонио снова стал громким:

– Какое тебе дело! Ты скоро умрешь…

– Тебе наверное говорили, что твой отец был убит.

– Это бизнес, которым мы занимаемся, Сатариано. Ты это знаешь!

– Ты кое-чего не знаешь о своем любимом дяде Сэме, которого все, кроме тебя, называли Бешеным… Это он убил твоего отца. И всем, кроме тебя, об этом известно.

Лицо маленького Сэма побледнело, глаза расширились. Его голос снова стал тонким:

– Ты врешь. Это безумие. Ты врешь, это все дерьмо!

– Все знают, что Сэм стыдился Анжело – считал его препятствием, обузой. Бешеный Сэм зарезал твоего отца в машине, потом отвез его куда-то и вымыл. Твой любимый дядя хвастался этим. Говорил всем, что он хотел убедиться, что его брат попадет в рай с чистой душой. Вот почему твоего отца нашли голым… мертвым… и чистым. В багажнике машины. Я не ошибаюсь?

Маленький Сэм дрожал с головы до ног, с трудом удерживая пистолет.

– Мой дядя… мой дядя не стал бы…

– Ты хорошо знал своего дядю, сынок? Ты когда-нибудь видел его личную мастерскую? С ножами для колки льда? Какие он тебе давал советы? Как он советовал тебе относиться к людям? Напади на них, пока они не напали на тебя?

Парень сглотнул. Он дышал очень тяжело, слезы струились по его лицу блестящими дорожками. Он начал сгибаться, почти выпустив пистолет.

– Я заберу это, сынок, – сказал Майкл, делая шаг вперед и протягивая руку за оружием.

– Ты… ты пристрелишь меня… ты… убьешь меня…

Но парень позволил Майклу забрать у него пистолет, и Майкл произнес:

– Нет, Антонио, я не буду стрелять в тебя. Анна, положи этот пистолет. Принеси гостю стакан воды, хорошо?

Она посмотрела на отца, как на сумасшедшего, но ничего не сказала.

– Анна, пожалуйста.

Она пошла в кухоньку, усмехаясь и качая головой, но явно более спокойная, хотя и поняла, что «положить пистолет» – это значит направить его в пол, а не оставить где-нибудь. Она включила свет.

Парень упал на колени. Наклонил голову. Он плакал.

– Простите меня, – сказал Антонио. – Простите меня.

Майкл положил руку на плечо парня, потом опустился на колени рядом с ним.

– Только Бог может это сделать, сынок.

– Простите… простите… Боже, прости меня.

– Он простит, – сказал Майкл. – Молись Ему… прямо сейчас, молись Ему. И проси. Просто проси.

Антонио высморкался и кивнул. Его темные волосы блестели в тусклом свете. Он сложил руки и начал молиться, про себя, а Майкл сжал плечо парня, тоже склонив голову.

Зная, что на этот раз он, наконец, сделал правильный выбор.

Путевые заметки

Этот роман является продолжением «Дороги в чистилище» (2004) – сиквела в прозе к моему роману в рисунках «Проклятый путь» (1998), на основе которого был снят фильм Сэма Мендеса в 2002 году с Томом Хэнксом, Полом Ньюменом, Джад Лоу, Тайлером Хечлином и Стенли Туччи. К выпуску фильма я написал роман «Проклятый путь», основанный на моей оригинальной работе, иллюстрированной Ричардом Пирсом Райнером, и сценарии Дэвида Сэлфа; к сожалению, книга была опубликована в сокращенном виде, и я все еще надеюсь, что когда-нибудь будет опубликован полный текст.

Тем не менее эта книга завершает трилогию «Дороги», хотя внимательный читатель наверняка заметит незавершенные сюжетные линии, которые могут однажды вылиться в новый роман. Второй роман в рисунках «Проклятый путь-2: В пути» (2004) подтверждает мой непреходящий интерес к этим персонажам и саге семейства О'Салливан и рассказывает об организованной преступности в Америке двадцатого века.

Несмотря на долгие раздумья, предположения и вымысел, этот роман действительно основан на реальных событиях. Многие герои появляются под настоящими именами, включая преступников Сэма Гьянкану, Тони Аккардо и Сэма Ди Стефано. Другие персонажи либо полностью вымышлены, – несмотря на знаменитого дядю, Маленький Сэм Ди Стефано выдуманная личность, как и «маршал» Дональд Хьюз, – либо имеют прототипов, например Сидни Хоршак и заместитель директора ОБОПВ Гарольд Шор.

Самая большая вольность, допущенная при написании романа, – «сжатие» времени: события, происходившие с апреля 1973 года по июнь 1975 года, уложились в несколько месяцев. Хотя я горжусь собой за точность, действие – самое главное, и я не приношу свои извинения за то, что 1973 год романа содержит элементы всех трех лет, включая события в поп-культуре и социологические явления.

Мои первые два романа, во время написания которых я посещал литературные семинары в Университете Айовы, были опубликованы в 1973 году. В них рассказывалось о нераскрытом ограблении банка пятнадцатилетней давности. Повествование велось от имени бывших главарей шайки (в интересах действия). Написав около двадцати пяти исторических романов о преступлениях, я решил, что будет разумно написать «историческую» книгу о событиях, свидетелем которых я был. Конечно, если бы я знал, что буду писать о середине семидесятых, я был бы повнимательнее. Среди работ, которые помогли мне освежить воспоминания, хочу отметить громадный проспект из серии «Хорошее десятилетие: Поп-культура семидесятых» («Рино Рекорде»), «Вернемся в семидесятые» (1995), авторы Скот Меттьюз, Джей Кернесс, Тамара Никурадзе, Джей Стил и Грег Байт, и «"Роллинг Стоун": Семидесятые» (1998), выпущенный Эшли Каном, Холли Джордж-Уоррен и Шоном Далом. На дома, описанные в книге, повлиял толстый, богато иллюстрированный (и ужасно серьезный) «Журнал о Доме» (1974) Теренса Конрана и безумно смешной журнал «Опошление интерьера» (2004) Джеймса Лайлекса.

В этой вынужденной ностальгии ко мне присоединился мой давний партнер по исследованиям Джордж Нейджноер. Джордж сконцентрировался на преступлениях в Чикаго, как обычно, и оказал особую помощь в описании Программы защиты свидетелей, натолкнув меня на две книги: «Программа вымышленных имен» (1977) Фрэда Грехема и «ПЗС: Федеральная программа защиты свидетелей» (2002) Питера Ирлея и Гарольда Шура (основателя ПЗС). Также я пользовался книгой «В бегах: детство мафии» Грега и Джины Хилл.

«Каль Нева», конечно, реально существующее казино и курорт, и я тщательно исследовал ее предысторию (хотя должность Майкла Сатариано вымышлена). Я ни в коем случае не хотел в своем романе создать негативный образ этой американской достопримечательности, все еще действующей. Среди книг по «Каль Нева» и району озера Тахо хочу отметить следующие: «Рассказы Тахо» (1969) Дэвида Дж. Столлери-младшего, «Древесные стружки за фишки: Казино и Люди озера Тахо» (1985–1999) Бетела Холмса Ван Тассела и «Старые добрые времена» (2003) Джонатана Ван Метера – история о Ходоме Дамато, который заправлял игорным бизнесом в «Каль Нева» в шестидесятых годах при Синатре.

Хотя Фрэнк Синатра не главный персонаж этого романа, его бурная история, связанная с «Каль Нева», сделала неизбежным использование таких книг, как «Все или ничего: жизнь Фрэнка Синатры» (1997) Доналда Кларка, «Фрэнк Синатра: мой отец» (1985) Нэнси Синатры, «Его способ: неофициальная биография Фрэнка Синатры» (1986) Китти Келли, «Мр С: Моя жизнь с Фрэнком Синатрой» (2003) Джорджа Джейкобса и Вильяма Стадиема и «Бандитские слухи» (1998) Шона Леви. Я благодарен всем этим авторам и хочу извиниться перед Нэнси за то, что упомянул ее имя рядом с Китти.

Несмотря на то что Джон Луни не так часто упоминается в этой книге, как в других романах трилогии «Дороги», я хотел бы снова выразить признательность историку Род-Айленда Б. Дж. Илснер за ее бесценную книгу «Род-Айленд: вчера, сегодня, завтра» (1988) и ее дружбу. А также я хочу поблагодарить моего консультанта из ЦРУ, Метью В. Клеменса, который помог мне с вопросами о Вегасе.

Несколько книг покойного агента ФБР, Вильяма Ф. Ромера-младшего, были ключевыми: «Аккардо: подлинный крестный отец» (1995), «Бандит Спилотро: Человек из банды Чикаго в Лас-Вегасе» (1994) и «Ромер: человек против банды» (1989).

«Мафия» (2001) Гаса Руссо – прекрасный подробный обзор «деятельности» чикагского Синдиката. Эта книга помогла мне описать эпоху Капоне/Нитти, которую я так хорошо узнал в последнюю половину двадцатого века. Лучшая книга о Сэме Гьянкане «Дон: жизнь и смерть Сэма Гьянканы» (1977) Вильяма Брашлера, я в долгу перед этим автором. Но мне также помогли «Обман» (1992) Сэма и Чака Гьянканы и «Принцесса мафии: как я росла в семье Сэма Гьянканы» (1984) Антуанетты Гьянканы и Томаса С. Реннера. «Возвращение на место преступления» (1999) Ричарда Линдберга включает в себя в основном иллюстрированные криминальные истории Чикаго. Записи о Гьянкане и Ди Стефано очень мне пригодились. Основным для понимания особенностей игорного бизнеса под началом мафии было произведение «Казино. Любовь и честь в Лас-Вегасе» (1995) Николаса Пилегги. Кроме того, мне очень пригодились книги об организованной преступности «Последний мафиози» (1981) Овида Демариса и «Энциклопедия мафии» (1987) Карла Сифакиса.

Среди книг о Чикаго хотелось бы отметить «По Чикаго пешком: пешие туры по архитектурным памятникам Чикаго» (1977) Иры Ж. Бах и «Архитектура 3: Фрэнк Ллойд Райт» (1998) Роберта Маккартера (только раздел о Храме единства). Доработанные издания 60-го и 70-го годов путеводителей УОП по Калифорнии, Аризоне и Иллинойсу также внесли свой вклад, как и книга иллюстраций «Аризона» (1978) Дэвида Менча и Барри Голдвотера.

Текст извещения о пропаже без вести был взят в основном из великолепного произведения «Вьетнам: ангел смерти» (2002) Гарри Спиллера.

Различные веб-сайты предоставили старинные фотографии озера Тахо, подробности о преступниках, войне во Вьетнаме, зданиях, цветах школ, 1970-х годах и даже о последнем ужине Сэма Гьянканы. Спасибо множеству интернет-ученых и энтузиастов.

Особо я хотел бы поблагодарить моего редактора Сару Дуранд и выразить ей признательность не только за ее эрудицию и полезную редакторскую работу, но и за понимание и поддержку, когда реальная жизнь мешала написанию этой книги. Также я хотел бы снова поблагодарить Триш Ланде Грейдер, которая увидела потенциал в моем предложении создать литературный сиквел «Проклятого пути».

Я, как всегда, признателен моему другу и агенту Доминику Абелу, который увидел кинокартину в «Проклятом пути», и юристу Кену Левину.

В конце пути мой рулевой, Барбара Коллинз – жена, друг и помощник – была со мной на каждом вираже и повороте. Этот роман больше, чем любой другой, написанный мною, выиграл от предложений Барбары и ее понимания моего замысла. Кроме того, она посещала колледж в Таксоне в конце 60-х и поделилась воспоминаниями об университетском городке и самом городе. Мой сын Натан и мой покойный отец Макс Аллан Коллинз-старший вдохновили меня на написание этой трилогии. Я люблю и благодарю их обоих.

Об авторе

Макс Аллан Коллинз был назван в 2004 году в «Издательском еженедельнике» «писателем новой породы». Неоднократный номинант на премию авторов детективных романов «Эдгар», он удостоился беспрецедентного количества номинаций – тринадцать – за исторические триллеры, за романы из серии о Натане Геллере «Двойник» (1983) и «Похищенный» (1991).

Его роман в рисунках «Проклятый путь» стал основой фильма, получившего премию «Оскар» (с Томом Хэнксом в главной роли, режиссер Сэм Мендес). Коллинз является автором многочисленных комиксов – «Дик Трейси», «Мисс Три», «Бэтмен» и «Место преступления», основанное на успешном телесериале, по мотивам которого Макс Аллан Коллинз придумал видеоигры, головоломки и цикл рассказов для «Ю-Эс-Эй тудэй».

Независимый кинорежиссер Среднего Запада, он написал сценарий и срежиссировал нестареющий фильм «Мама» (1996) и сиквел 1997 года «Мамин день». Он написал сценарий к «Эксперту» – мировой премьере 1995 года канала «НВО», был сценаристом и режиссером инновационного фильма на DVD «Реальное время: осада рынка на улице Лукас» (2000). «Ночные тени» (2004) – антология его короткометражных фильмов – включает получивший награду документальный фильм «Микки Спилейн» Майка Хаммера.

Кроме этого, на его счету критические статьи о фильмах, короткие рассказы, тексты песен, наборы коммерческих карт и сценарии к фильмам, включая бестселлер «Спасти рядового Райана».

Коллинз живет в городе Мускатин, штат Айова, с женой, писательницей Барбарой Коллинз, их сыном Натаном, почетным выпускником 2005 года, окончившим с отличием Университет Айовы, где он изучал японский язык и программирование.

Примечания

1

Гувер Джон Эдгар (1895–1972) – директор Федерального бюро расследований в США с 1924 г. (Прим. ред.)

(обратно)

2

Demonio Angelico (англ.) – ангел-дьявол.

(обратно)

3

Второй город – одно из «прозвищ» Чикаго. (Прим. перев.)

(обратно)

4

Луп– главный торговый центр Чикаго. (Прим. перев.)

(обратно)

5

Имеется в виду «Уотергейтское дело» – расследование событий, связанных с противозаконными действиями в период избирательной кампании 1972 года (попыткой установить подслушивающее устройство в штаб-квартире Демократической партии в отеле «Уотергейт»), Президент Р. Никсон под угрозой обвинения в причастности к «Уотергейтскому делу» в августе 1974 года вышел в отставку. (Прим. ред.)

(обратно)

6

Генри Алфред Киссинджер –государственный секретарь США в 1973–1977 гг., советник президента по вопросам национальной безопасности в 1969–1975 гг. (Прим. ред.)

(обратно)

7

Хайт-Эшбери – район в центральной части г. Сан-Франциско ставший известным в 60-е гг. как место сборищ хиппи и центр наркокультуры. Место проведения «Лета любви» (1967) и другие эпатажных акций тех лет. (Прим. перев.)

(обратно)

8

Рекогносцировка (от лат.recognosco – осматриваю) – разведка на территории противника и в районе предстоящих боевых действий. (Прим. ред.)

(обратно)

9

«Новый курс» – система мероприятий Ф. Рузвельта, предпринятых в 1933 – 38 гг. для ликвидации последствий экономического кризиса. (Прим. peд.)

(обратно)

Оглавление

Пролог Прекрасный семьянин

Книга первая Воздушный замок

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

Книга вторая Рай для демонов

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

Книга третья Святой на отдыхе

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

Путевые заметки

Об авторе

*** Примечания ***