КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Корсары по крови [Павел Береговой] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Павел Береговой КОРСАРЫ ПО КРОВИ

Посвящается охотникам за удачей всех народов и времён.

…Затем он развернул перед юношей ровное кроваво-красное полотнище без вышивки, без всяких украшений и торжественно произнёс:

— Вот он.

— Но ведь это пиратский флаг!

— Да. И он мне больше по вкусу, чем мрачное черное поле с черепами и прочей ребяческой чепухой. Этот флаг не угрожает, он просто говорит: «Купить меня можно только такой ценой»!..

Джеймс Фенимор Купер. «Красный корсар»
…Ему надгробья не дано — затем,
Что трупа нет; дела ж известны всем:
Он будет жить в преданиях семейств
С одной любовью, с тысячью злодейств!
Джордж Гордон Байрон. «Корсар»
…мы часто в корабли
Опять садились, в быстры волны
С отважной дерзостью текли,
Какой-то гордостью полны.
Мы правы были: дом царей
Не так велик, как зыбь морей.
Михаил Юрьевич Лермонтов. «Корсар»

Пролог

Солнце, в этот вечерний час похожее на раскалённую жаром пламени монету, опускалось за горизонт. Золотая дорожка пролегла по водной глади, и казалось, что светило намеренно выстелило её для смельчаков, плывущих навстречу закату. Распростёршийся во все стороны океан стремился в бесконечность, однако линия горизонта безжалостно ограничивала это стремление. Лишь небо оставляло взгляду надежду, что где-то там, выше, бесконечность всё же есть.

Но парусник, силуэт которого темнел на фоне оранжево-золотистого диска, не торопился бороздить небеса. Его вполне устраивали более практичные стихии. Он следовал к намеченной цели по волнам и намеревался во что бы то ни стало достичь земной тверди. Манящего берега, что обретался в той же стороне, куда с утра до ночи и солнце прокладывало свой курс…

Шла уже восьмая неделя с того дня, когда «Моргенстер», бороздящий моря под голландским флагом, покинул гавань Плимута. Барк, основательно нагруженный бочонками с порохом, тюками разнообразных тканей и доброй тысячей мешков с шерстью, продвигался не быстро, но споро. Цель плавания, Бермуды, располагалась в Новом Свете, и к берегам этого архипелага оставалось несколько суток ходу.

При благоприятных погодных условиях — не больше недели. О других причинах задержки суеверные мореходы старались не упоминать вслух. Ветер же в этом рейсе был на удивление хорош. В пути не случилось ни единого досадного штиля или достаточно опасного штормового волнения.

Трёхмачтовый барк, построенный мастерами одной из лондонских верфей, был спущен на воду полтора десятка лет назад. Ещё вполне крепкое, хотя и не новое судно бодро рассекало волны Атлантики, ловя попутный ветер. При любом удобном случае, пользуясь благоприятными погодными условиями, шкипер отдавал распоряжение поднимать все паруса. И тогда раздутые, тугие полотнища вздымались грязно-белыми пузырями над головами людей, быстрее увлекая тяжело нагруженную «Утреннюю звезду» вперёд. Неизменным курсом, вдогонку солнцу.

В этот час капитан находился на мостике и осматривал свои плавучие владения. Компанию ему составил старший помощник. Первые после бога на борту, офицеры сверху наблюдали за теми членами экипажа, что копошились на палубе, распевая матросские песни.

Кроме занятых на вахте и на палубных работах, добрая половина матросов пребывала в кубриках. Кто-то спал, кто-то вполголоса разговаривал, кто-то прикидывал, как потратит в портовых тавернах деньги, вырученные за рейс. Ещё в середине дня ветер почти стих, и паруса по большей части лениво обвисали на реях. Судно медленно скользило по зеленовато-серым океанским волнам, изредка подталкиваемое редкими порывами, что ненадолго раздували паруса.

Капитан оглядел небо на востоке в подзорную трубу и сообщил, что ветер скорее всего начнёт усиливаться. Затем передал оптический прибор своему помощнику. Тот в свою очередь оглядел облака и волны и подтвердил высказанное мнение, что ветер окрепнет, но его направление несколько переменится, сместившись к северу. Капитан взял трубу, вновь посмотрел в неё, согласно кивнул и сказал:

— Прибавить парусов и держать ветер. Отдайте команду, Джон.

Старший офицер громогласно передал экипажу капитанский приказ добавить парусов и положить руль к ветру.

Первого помощника звали Джон Дарси Уилсон. Ещё молодой возрастом, он был далеко не новичком в многотрудном ремесле моряка. Красивый мужчина, высокий, крепкого сложения, с аккуратно подстриженной бородой и задумчивыми серыми глазами, он весьма импозантно смотрелся в одежде морского офицера.

Человеку, с детства мечтавшему о море, ему идеально подходила профессия морехода. Джон был младшим сыном обедневшего, но знатного английского дворянина. И разбил бы не одно женское сердечко, если бы его собственное сердце не было похищено невысокой голубоглазой девушкой по имени Джудит.

Они познакомились на балу, когда он приезжал погостить домой, в родительское поместье. И в тот миг, когда встретились их взгляды, Джон понял, что перед ним именно она, та самая… Но в один миг все его надежды на счастье рухнули. Он узнал, что юная Джудит — единственная дочь богатейшего вельможи графства. Её отец никогда не позволил бы дочери выйти замуж за небогатого молодого человека, пусть и знатного рода. Им обоим приказали выбросить из головы всякий романтический вздор. Джудит немедля отправили в Лондон.

Офицеру королевского флота, младшему Уилсону ничего не оставалось, как возвращаться обратно к месту службы. Он пробыл военным моряком ещё год, совершенно потеряв вкус к этому занятию, и всё искал, искал способы, как разбогатеть и обрести право претендовать на руку Джудит. За это время он окончательно убедился, что блестящую карьеру во флоте при царивших порядках ему не сделать. Да и самодурство старших офицеров выводило из себя, командиры запросто могли забить матроса до смерти за малейшее неповиновение.

Джон решил покинуть службу во флоте Её Величества и поискать лучшей доли где-нибудь в других краях. Некоторое время он прослужил наёмником в Европе, затем нанялся на торговое судно, уходящее в Вест-Индию.

Британский военный офицер в прошлом, теперь Джон Уилсон был помощником капитана голландского торгового судна. Ему исполнилось двадцать шесть, когда он прибыл на Карибы с целью нажить состояние.

С капитаном Николасом ван ден Бергом он плавал уже более полутора лет. Голландец платил очень щедро, был в меру суров с подчинёнными, не терпел глупой муштры, хотя требовал дисциплины и порядка. Ван ден Берг исправно выполнял заключённые контракты на перевозку грузов и прослыл удачливым торговцем и мореплавателем. Впрочем, иногда не брезговал вступать на скользкий путь и добывал у ненавистных испанцев толику вожделенных пиастров.

— На этот раз плавание прошло на диво спокойно. Близится окончание нашего путешествия, — обратился капитан к Джону. — Наконец-то ветер крепчает. Мы доставим груз в порт Гамильтон в полной сохранности, господин Джекмен будет доволен. А это значит, наша репутация по-прежнему на высоте, и новые выгодные договора не заставят себя ждать. Этот рейс даст мне возможность выкупить судно… И я хочу нанять вас, Джон, теперь уже в должности капитана. У меня накопилось много дел на берегу.

— Благодарю вас, сэр. Вы хотите продлить договор с голландской торговой компанией, или вам больше по душе служить кому-то из губернаторов? Сдаётся мне, Англия и Голландия вновь намерены разорвать мирный договор…

— Честно говоря, я устал от политических распрей. Я моряк и торговец и хочу честно зарабатывать на жизнь, не оглядываясь на этих болванов. Поэтому предпочитаю основать собственное дело. Однако ветер крепчает, смотрите, как затрепетал вымпел. У нас будет мало времени для того, чтобы…

— Корабль по правому борту! — раздался крик вперёдсмотрящего. Песни матросов разом смолкли.

Ван ден Берг моментально вскинул подзорную трубу и стал пристально всматриваться в небольшое белое пятно на горизонте. Оно стремительно увеличивалось в размерах, приобретало чёткие очертания. Фрегат на всех парусах двигался почти поперёк курса «Моргенстера», уверенно сближаясь с барком. Над грот-мачтой корабля реял английский флаг.

— Не нравится мне этот прыткий фрегат, Джон. Что-то в нём не так… На крыльях летит, словно боится опоздать к королевскому трону на раздачу привилегий.

— Сэр, но ведь мы не испанцы. Если только этот…

— Тысяча морских чертей! Пираты! — вскричал капитан и в сердцах забористо выругался.

Действительно, подозрительно быстрый корабль, приблизившись, сменил флаг. Вместо британского «Юнион Джека» на мачте взреяло чёрное полотнище с намалёванным на нём оскаленным черепом. Глубоко и тяжело вздохнув, капитан повернулся к Уилсону.

— Джон, готовьте корабль к бою. Я просто так не сдамся.

— Свистать всех наверх! К бою! Пушки заряжай! Готовь абордажные сетки![1] — зычный голос старшего помощника разнёсся над барком. — Рулевой, держать круче к ветру… — добавил он тише матросу, сжимавшему рукояти штурвала.

Полусонный экипаж тотчас пробудился, мгновенно выйдя из состояния ленивой неги. Раздались свистки боцманов и младших офицеров, топот ног, матросы привычно и слаженно выполняли команды.

— Попробуем уйти?

— Едва ли получится… У меня просьба, Джон. В бою может случиться всякое… — В голосе Николаса ван ден Берга вдруг прорезалась нотка обречённости. — Если вам удастся выжить, а мне нет, доставьте письмо, которое лежит в моей каюте в шкатулке на столе. Оно адресовано Питеру Джекмену. Обязательно доберитесь на Бермуды и обратитесь к нему. Он мой старый друг и всегда поможет…

— Что-то не нравится мне ваше настроение, сэр!

— Просто предчувствие! Слишком лёгким выдалось это плавание, не к добру, видимо. Вы хорошо себя зарекомендовали, Джон, и я… — Пожилой капитан не договорил.

Офицеры молча обменялись взглядами. Младший из них коротко кивнул. Обоим всё было ясно без слов. Опытные мореходы не склонны относиться к своим предчувствиям пренебрежительно.

Тем временем барк и фрегат сблизились на пушечный выстрел. Пиратский корабль произвёл залп из носовых пушек поперёк курса «Моргенстера», недвусмысленно веля торговому судну лечь в дрейф. Но торговец продолжил движение, давая понять, что не собирается подчиняться.

Спустя несколько минут с пиратского судна отчётливо послышалась команда, во весь голос отданная главарём. Пираты готовились к абордажу.

Что оставалось делать обречённому торговцу? У пирата — явное превосходство и в парусах, и в пушках, и в людях. Барку оставалось лишь развернуться и атаковать в лоб, с одержимостью приговорённых к смерти, которым отступать некуда. Ловко маневрируя, «Моргенстер» развернулся и, открыв пушечные порты, дал залп из своих немногочисленных стволов правого борта, тем самым нанеся не слишком ощутимый урон неприятелю. В ответ вражеский фрегат подвернул и, поравнявшись с барком, дал залп из пушек левого борта, сметая всё с палубы обречённого корабля.

Пиратские канониры отлично знали своё ремесло. Дым застлал торговое судно. Несколько ядер угодили в бизань-мачту… Падая и обрывая паруса, она погребла под собой капитана Николаса ван ден Берга и нескольких матросов. Помощника Уилсона отбросило в сторону, он потерял сознание, однако уцелел. Следующее ядро угодило точно в один из открытых портов пушечной палубы, к которому ещё не успели подкатить пушку, и прямой наводкой врезалось в бочонок с порохом.

Прогремевший взрыв уничтожил призрачную надежду на удачный исход боя. Заполненная непроглядным дымом пушечная палуба была завалена обломками лафетов, переборок, бочек, усеяна телами пушкарей. Больше с неё не было произведено ни единого залпа. Пиратский корабль продолжал обстрел в упор, он подошёл уже совсем близко… Джон Уилсон, придя в себя, попытался оценить обстановку и взять командование барком на себя. Оставшиеся в живых матросы прекрасно знали, какая незавидная участь их ждёт в случае поражения, и готовились дорого продать свои жизни.

— В трюме течь! Пробоина по ватерлинии!..

— Пожар в грузовом трюме…

— Слушай мою команду!!! — изо всех оставшихся сил закричал Уилсон, едва не сорвав горло, и уже тише добавил: — Брэдсел, бери своих ребят, у нас только один шанс, нужно пришвартоваться к пирату, иначе мы отправимся кормить акул. Рубите фок-мачту, она едва держится! Валите её в сторону фрегата, это позволит перепутать снасти. Митчел, Нил, Эллиот, у нас в трюме груз пороха, его надо залить водой, иначе мы взлетим на воздух раньше, чем утонем. За мной, ребята! Туда можно пробраться через кормовой люк!

Пробираться им пришлось через обломки, под градом пуль, мимо погибших товарищей, с которыми ещё недавно распевали песни. Задержавшись на несколько секунд в капитанской каюте, чтобы выполнить поручение Николаса ван ден Берга, не обманутого собственным предчувствием, первый помощник уже подбегал к двери, когда раздался мощный взрыв. Ударной волной Уилсона отбросило назад, в глубь каюты, и всё погрузилось во тьму…

Часть первая ОСТРОВ ПРЕДКОВ (из дневниковых записей капитана Джона, возобновлённых при первой возможности)

ПЛЕННИКИ ЧЁРНОГО АНГЕЛА

…Пробуждение походило на кошмарный сон. Я лежал на полу в тёмном смрадном трюме. Мои лодыжки и запястья стискивали тяжёлые кандалы. Рядом со мной едва просматривались какие-то тени, похожие на человеческие. Они сидели и лежали, постанывали и хрипели.

Это был трюм явно не моего корабля. Что же случилось? Что с «Моргенстером» и экипажем? Вопросы без ответов, как назойливые мухи, терзали разбитую голову. Сознание то опять погружалось во тьму, то всплывало, чтобы снова мучиться безответными вопросами. Откуда-то слышались негромкие голоса, говорящие на разных языках. Неизвестно, сколько времени миновало, прежде чем я сумел окончательно прийти в себя, и принять сидячее положение. Голова кошмарно болела. Рядом со мной обозначился один из фрагментов мрака, более густой, чем окружающая тьма. Это кто-то пошевелился.

— Наконец-то! — произнёс сгусток тьмы по-английски. — Я уж было подумал, что мой четвёртый напарник тоже решил стать трупом.

— Вы о чём? Какой напарник? Где мы? — спросил я у сгустка темноты.

— Вопросы вылетают прямо как пчёлы из улья. — По тону голоса мне почудилось, что говоривший усмехается. — Разрешите представиться. Меня зовут Томас Хэнсон Тринадцатый. Мы не где-нибудь, а во чреве морского чудовища, именуемого «Чёрный Ангел», бороздящего волны под руководством одетого в чёрное капитана, которого неизвестно как звать, и служат ему кровожадные, облачённые в чёрное пираты, о которых тоже ничего не известно. Идёт сей корабль неведомо куда, но где бы мы ни оказались, там будем проданы в рабство и попадём на какие-нибудь жуткие плантации… Да, моим очередным напарником вам довелось стать по той причине, что все люди здесь скованы цепями попарно. И вы уже четвёртый, кого ко мне приковывают. Предыдущие господа теперь кормят ненасытных рыб. Вследствие чего предлагаю воспользоваться моим гостеприимством и разделить со мной скромную трапезу и охапку соломы!

— Вы всегда такой… хм… гостеприимный?! — искренне поинтересовался я.

— Ага! Не стесняйтесь! Насколько я понял, вы — очередная жертва нашего прожорливого хищника.

— Джон Уилсон, помощник капитана с барка «Моргенстер».

— Очень приятно! Радуйтесь, что остались живы после этой крепкой мясорубки.

— Вам известно что-нибудь?

— Немногое. Ваш корабль взлетел на воздух третьего дня, его так и не успели взять на абордаж. Ну и шум стоял! Было слышно, как до взрыва рубили такелаж. Кроме вас, в живых остались ещё трое матросов, взрывом их выбросило за борт. Эти счастливчики немного контужены, но, в общем, отделались царапинами. Их, как и вас, выловили из воды, чтобы увеличить поголовье рабочей скотины.

— Должен заметить, сэр, юмор у вас… — невольно заметил я.

— Привыкайте, это здесь единственная возможность не утратить рассудок.

— Откуда же вам известно, что с ними всё в порядке? Здесь темно, как в запертом склепе.

— Любезный сэр, здесь не всегда темно. Когда приносят еду, через люк попадает немного света. Ваши друзья располагаются недалеко отсюда, у противоположного борта за лестницей. Кроме того, один из матросов скован цепью с доктором Торнсби. Таким образом, у них была возможность получить квалифицированный лекарский совет за неимением другой помощи.

— Но как сюда попал настоящий лекарь? Это такая редкость в здешних широтах, что даже пираты высоко ценят жизни подобных людей.

— Они не знают, видимо, кто он такой. Говорят, так же как и мы, доктор был взят в плен на атакованном корабле. У мистера Торнсби не написано на лбу, что он лека… — Хэнсон резко замолчал и прислушался.

— Скажите, давно ли… — открыл было я рот.

— Тс-с! Идут! Время кормёжки…

Раздался топот босых ног, вверху что-то грохнуло, лязгнуло, и через открывшийся люк в трюм ворвался поток света, который показался чересчур ярким для глаз, уже свыкшихся с темнотой. Я был вынужден зажмуриться, но успел приметить, что день уже клонился к закату. Спустя несколько секунд я приоткрыл глаза и теперь смог разглядеть своего собеседника. Им оказался худощавый молодой человек, лет двадцати четырёх, со светлыми волнистыми волосами до плеч и карими глазами. В них искрилось лукавство, неистребимое даже на краю гибели.

В трюм спустились трое пиратов, действительно разодетых в чёрные рубахи и штаны. Они втащили котёл с варевом, напоминавшим кашу, и раздали еду пленникам. Ещё двое головорезов, вооружённых до зубов, наблюдали сверху, готовые мгновенно пресечь любую попытку к бунту. Закончив с раздачей пищи, трое с котлом, не проронив ни звука, убрались восвояси. Захлопнулся люк, навалилась тьма, лязгнули засовы, и всё стихло.

— Что за мерзость! — от всей души выразил я отношение к тому, чем нас потчевали.

— Истинная правда. Но это лучше, чем ничего. Я бы посоветовал вам подкрепиться и как следует выспаться. Следующая трапеза случится только завтра вечером. Может быть.

Я не мог не признать, что собрат по несчастью прав, и последовал доброму совету. Наскоро проглотил отвратительное варево, стараясь не задумываться о том, что именно поглощаю. Почти ощутил, как на меня навалилась невероятная усталость, настоящее изнеможение от всех произошедших событий, и провалился в сон.

Ночь и следующий день прошли спокойно. Лишь к вечеру послышались беготня, крики, затем звуки короткого боя, несколько выстрелов из пушек… После этого в трюм была брошена ещё пара десятков израненных пленников. Ими оказались матросы с датского торгового судна, возвращавшегося на родину после рейса на большой карибский остров Куба. Не менее половины из них отдали богу души уже к следующему утру. Ещё двоих выпороли боцманским линем, верёвкой с грубыми узлами, и повесили на рее вниз головами. За то, что они предприняли попытку к бунту. В назидание остальным.

С пленниками на этом фрегате не церемонились. Казалось, что кровожадных пиратов вообще не заботило, доживёт ли хоть кто-нибудь из нас, захваченных, до невольничьего рынка. Почти ежедневно кого-то из пленных моряков наугад выдёргивали и утаскивали вверх. Оставшиеся внизу вынуждены были слушать, как нечеловечески вопит от боли очередная жертва, подвергаемая зверским истязаниям где-то там, на палубе. Не оставалось сомнений, что у пиратов «Чёрного Ангела» были чёрными не только одеяния, но и души…

Время растворялось во тьме, и отсчитывать его удавалось разве что по кормёжкам и кровавому жребию разбойников. Несмотря на тяготы существования и непреходящую смертельную опасность, я уже заметно лучше себя чувствовал. У меня больше не случались изнуряющие приступы дурноты, из-за которых подолгу не удавалось даже шевелиться и говорить.

Разговоры полушёпотом у пленников были единственным развлечением. Из бесед со своим ближайшим товарищем по несчастью я многое о нём узнал, да и сам немало рассказал о себе. Томас Гарольд Хэнсон происходил из небогатой дворянской семьи графства Девоншир. По отцовской линии он вёл свою родословную от норманнов, скандинавских завоевателей Англии, так что вполне мог являться моим дальним кровным родичем. Юный Том получил образование и одно время подумывал о том, чтобы стать священником, точнее, на этом настаивал его отец. Но младший Хэнсон, неугомонный весельчак и непоседа, настолько допекал своими выходками отца Бенедикта, что викарий в конце концов отказался и далее оставаться его духовным наставником. О чём священник и заявил растерянному родителю. Юноша мечтал о море и путешествиях, о приключениях и открытиях новых земель.

— …отцу пришлось отказаться от мысли сделать меня служителем церкви, и он выбрал другой способ повысить мой социальный статус. Решил выгодно женить на племяннице нашего соседа. Всё бы ничего, девица с богатым приданым, правда, старше меня на семь лет, да и на личике у неё черти горох молотили… э-э… вот только не создан я для семейной жизни. Пришлось спешно собрать вещички и бежать из родительского дома.

— Но что означает Тринадцатый, извините за нескромный вопрос? — поинтересовался я.

— Я тринадцатый ребёнок своих родителей, что придаёт особенный вес моей персоне, если учесть, что все двенадцать предыдущих — девчонки! — с гордостью заявил Том.

— Сочувствую вашим родителям!

— В этом нет необходимости. Они уже выдали замуж девятерых дочерей и вполне счастливы этим фактом. Нисколько не сомневаюсь, что и прочих сумеют выгодно пристроить. В отличие от меня сёстры обладают кротким, покладистым характером, красотой также не обижены. Говорят, только я один в нашей семье пошёл в деда, поэтому не способен усидеть на месте, и матушка наверняка до сих пор проклинает тот день, когда дядя Питер поведал мне семейное предание о доблестном воине Рагнаре и рассказал о судьбе деда. С самого детства будто какая-то незримая сила выталкивала меня из дому. Мне чудились дальние страны, мерещились яростные сражения, в ушах раздавался свист ветра в раздувшихся парусах, а ноздри словно вдыхали солёный запах моря.

Томас помолчал, вероятно, вспоминая детство, и продолжил:

— Конечно, у молодых людей моего круга принято отправляться в путешествие по Европе или ещё дальше, чтобы повидать мир перед тем, как жениться и остепениться. Но мне совсем не интересно бесцельно слоняться по свету. Я хотел бы и дальние края посмотреть, и хорошие деньги заработать… Но основное, чего я хочу, это найти следы моего славного предка Роберта Ульвара Хэнсона и его бесследно исчезнувшей экспедиции…

Томас вновь сделал паузу. Мой собеседник либо подыскивал дальнейшие слова, либо решал, что именно мне стоит рассказать, а что надо бы приберечь. Однако вскоре я понял, что младший Хэнсон решился поведать мне всё как есть, без утайки.

— Добравшись до Плимута, я нанялся на корабль, — начал он повесть о своих злоключениях, в конечном итоге приведших его в трюм «Чёрного Ангела», — и сделал первый шаг на пути к моей цели. Всякое бывало, жизнь моя повисала на тонком волоске, но я преодолел невзгоды и неплохо овладел морским ремеслом. За годы, проведённые в море, мне удалось посетить немало портов и повидать немало далёких берегов. И наконец-то нащупать след. На Бермуды я плыл, чтобы разыскать одного старого моряка и поговорить с ним. По моим сведениям, ему должно быть известно, куда направил свой корабль Роберт Хэнсон. Судно, к экипажу которого я присоединился, шло к Бермудам, но однажды ночью попало в ужасный шторм. Бригантину швыряло по волнам, как пустую скорлупку, до тех пор, пока она не перевернулась… Большинство из нас погибли в волнах, и мы, выжившие, можем им позавидовать. Наутро нам было суждено оказаться в когтях пиратов. У меня такое чувство, что разбойники нас поджидали. Случилось это недели за две до того, как чёрные захватили ваш барк…

НАСЛЕДНИКИ НОРМАННОВ

— Но что за предание вы упоминали, сэр Томас? — поинтересовался я.

Меня всё больше и больше заинтересовывала предыстория собрата по неволе, которая привела девонширца в этот мрачный трюм.

— Пожалуй, мне действительно стоит рассказать вам обо всём. Вдруг завтра кровавый жребий падёт на меня, и мои крики будут доноситься сверху… О, кричать я буду громче всех и поносить мучителей распоследними словами, уж будьте уверены, стонов боли они от меня не дождутся! Если вам каким-то чудом доведётся выжить, любезный сэр Джон, запомните и сохраните мою повесть. Сам Господь послал мне в эту преисподнюю ещё одного прямого потомка норманнов.

Томас сказал истинную правду. Да, я Джон Дарси Уилсон, и мои предки попали на остров Британия с материка, из окрестностей нормандского города Арси, и вели свою родословную от скандинавских завоевателей севера Франции. Немало дворянских семей обоих королевств являлись по крови норманнами, «северными людьми», потомками викингов, в своё время обосновавшихся на землях будущих французских Нормандии и Бретани, а также большей части земель Англии…

— Впервые я услышал сагу о Рагнаре от своего дяди Питера, ещё будучи маленьким мальчиком, — продолжал Томас Гарольд Хэнсон. — Мы с двоюродными братьями часто упрашивали дядю рассказывать истории о несметных сокровищах, сундуках, пушках, саблях, пистолетах… А эта была моей любимой. История о мечах, копьях, круглых щитах, бесстрашных воинах в рогатых шлемах и о древнем корабле с драконьей головой на носу, ушедшем на закат. О дружине, сыскавшей злато и славу за океаном и поджидающей наследников где-нибудь на затерянном острове. Для непоседливого мальчика лучшего и придумать нельзя было! Именно тогда у меня родилась идея отправиться на поиски непобедимых драккаров,[2] которым покровительствовал сам Один.[3]

— Вы… э-э… до сих пор верите в эти языческие россказни? — удивился я. — Мальчику простительно, но разве подобает доброму христианину…

— Любезный Джон, наши далёкие предки некогда веровали в своих богов сотни лет подряд и прекрасно себя чувствовали и добрую половину Старого Света захватили под их покровительством. Предлагаю не углубляться в вопросы веры. В данных обстоятельствах подобный диспут излишне ироничен даже для меня. Давайте примем некоторые моменты как непреложную данность.

— Согласен. Простите. Действительно, в этой преисподней выбор невелик. Либо оставаться истыми христианами, либо уповать на помощь дьявола… каким бы ни было его имя.

— Полагаю, что выбор всегда и везде сводится именно к этому… Но слушайте же дальше, любезный Джон. Эти ладьи были построены много поколений назад моими предками и служили им для дальних походов и захвата добычи, перевозки грузов и пленников. Легенда о доблестном воине, бесстрашном джентльмене удачи, занимала все мои мысли. В саге, что передавалась в нашей семье из поколения в поколение, утверждалось, что наш прямой предок, викинг по имени Рагнар, в составе своей дружины ходил туда, куда не добирались другие ладьи. Очень далеко на юго-запад. Гораздо дальше и южнее, чем драккары Эрика Рыжего. Надеюсь, вам известно это славное имя? И вы понимаете, о чём я толкую?

— О да! — подтвердил я. И внезапно ощутил, что в моей груди замерло на мгновение сердце. Неужели Томас хотел сказать, что…

О западных походах конунга Эрика Рыжего и поселении, основанном им в Винланде, на острове, что ныне зовётся Ньюфаундленд, скандинавским потомкам викингов было хорошо известно. Да и за пределами Скандинавии не оставалось тайной, кто первым из европейцев в действительности открыл Новый Свет. Во всяком случае, для тех людей, которые не забывали свои норманнские корни.[4]

Но ведь наверняка викинги достославного Эрика — не единственные, которым могло взбрести в буйные головы отправиться курсом на закат и ещё дальше. И, добравшись до берегов заокеанской земли, которую спустя несколько веков назовут Новым Светом, или Америкой, какая-нибудь из ватаг древних норвежцев могла не ограничиться северными островами вроде Винланда.

Кто-то из викингов вполне мог повернуть драконьи головы, увенчивающие высокие носы их длинных узких ладей, в южном направлении…

— Я не ослышался, Томас? — пришлось мне переспросить.

— Да, любезный Джон. В саге ведётся речь как раз о том, что наш предок, воин Рагнар, который отсутствовал много зим и которого уже оплакивали, неожиданно вернулся из жарких морей, привезя богатейшую добычу. Подобно некоторым другим изнурённым тяготами дружинникам, впоследствии он остался дома, больше не уходил в море. Как и его боевые товарищи, Рагнар был очень храбр и невероятно удачлив, но годы взяли своё… Надо сказать, викинги той дружины славились непобедимостью, их драккары невозможно было потопить. Они совершали множество набегов, захватывали обильную добычу, уходили в дальние походы и возвращались, нажили себе немало врагов и завистников. Однако никому не удалось взять над ними верх, словно божественная сила хранила их. Что было тому причиной? Легенда утверждает, у той дружины была причина рассчитывать на особое расположение богов. Это племя викингов владело Гунгниром.

…Да повернуть носы драккаров в южном направлении и бросить вызов судьбе.

В особенности когда на борту одного из них Гунгнир, копьё Одина!

Само собой, как потомку нормандцев, осевших на севере Франции норманнов, мне было хорошо известно, насколько далеко забирались дружины викингов, лучших на свете мореплавателей своего времени.

Пески Аравии и Персии видели драконьи головы их ладей, не говоря уж о полях и лесах Киевской Руси. Кровь предков, текущая в моих жилах, и меня, младшего из Уилсонов, не оставила равнодушным к морю… Слыхивал я и сказание о копье верховного божества древних скандинавов.

Согласно преданию, воины, которые владели этим копьём, становились непобедимыми в прямом смысле слова. Они совершенно, напрочь избавлялись от чувства страха, их мужество и храбрость многократно возрастали. Другие люди почти ничего не могли противопоставить им, и даже стихии, казалось, теряли власть над ними.

Свирепые лихие пираты тогдашней эпохи и без того были неустрашимыми, лучшими мореходами и бойцами, но если уверовать в помощь небес… На какие же невероятные подвиги могли оказаться способны воины, обладавшие непоколебимой верой в непосредственное божественное покровительство?!

— Поход в далёкие южные моря был венцом доблести и удачливости дружины, — продолжал Томас. — Все воины хотели вновь отправиться туда, но кому-то надо было оставаться дома, хранить родовые очаги. Рагнар остался, но младший брат его, Ингвальд, присоединился к тем из возвратившихся викингов, что собирали новую дружину в дальний поход. Они намеревались возвратиться в тёплые моря, чтобы завоевать и покорить открытый ими далёкий южный остров и основать там постоянное, а не временное, на один сезон, поселение. Набралась большая дружина, уже не две ладьи, а полдюжины. Драккары уплыли и не вернулись. Многие роды оплакивали своих мужчин даже спустя несколько зим… Ушедшие далеко на закат викинги либо обрели свой райский остров, где и остались навсегда, либо их поглотила морская пучина на обратном пути, и драккары опустились на морское дно вместе с воинами и добычей. Небесные покровители могли отвернуться от людей… по некоей причине, нам неведомой.

— Скорее всего… — задумчиво согласился я. Перед моим мысленным взором возникла чёткая картинка: ярко освещённые лучами жаркого карибского солнца, к покрытому джунглями острову на всех парусах приближаются длинные хищные корпуса ладей древних норманнов, высоко вздымающие драконьи головы над лазурными волнами тёплого южного моря.

— Дядя Питер тоже полагал, что, вероятнее всего, так и случилось. Но мне всегда хотелось верить, что в Новом Свете действительно существовал тропический остров, на котором обосновались люди из далёких северных краёв. Сага о викингах, ушедших на юго-запад, сохранила память об их доблести и отваге, она до сих пор передаётся в нашем роду из поколения в поколение. Вот ко мне и добралась переданная по цепочке эта сохранившаяся память… Но я не первый, кто воспринял легенду всерьёз. Один из потомков Рагнара уже делал попытку найти подтверждение. По словам дяди Питера, безуспешно. Роберт Ульвар с командой отчаянных авантюристов отправился на поиски, им даже удалось напасть на след, но всё окончилось кораблекрушением, неподалёку от Кубы их судно было застигнуто ураганом, и к берегу добрались лишь несколько человек.

— Кто же он, этот смельчак, сколотивший команду?..

— Роберт Ульвар Хэнсон — мой дед… Шли годы, подрастали следующие поколения. Мы с двоюродными братьями часто обсуждали, что делать, и не раз звучало предложение отправиться на поиски наших предков, уже не только далёких, легендарных. Ведь от экспедиции деда нас отделяли не долгие века, а считаные десятилетия. Но лишь я, один из всех, оказался достаточно безрассудным, когда отыскались бумаги, составленные неким Киприаном Солутаком, чиновником, который занимался регистрацией кораблекрушений. Среди них я обнаружил одну из его карт, на ней указано место, где якобы затонула экспедиция деда… Потом я видел сон. Видел тот корабль, якоря, обрывающиеся паруса и ломающиеся мачты, видел, как была получена первая пробоина, видел, как фрегат экспедиции перевернулся вверх дном и большую часть обломков выбросило на берег. Ещё в моём сне была таинственная запись, проступающая сквозь пятна на пергаменте… Там было написано, что богатство и оружие отнюдь не погребены на дне морском, что сокровища несметны и по праву принадлежат потомкам. Я уверен, что эта запись имеет отношение не только к поискам деда, но и к нашим пращурам, Рагнару и брату его Ингвальду. Этот сон позвал меня в путь. Мои собственные поиски привели меня на Мартинику, к старому моряку, одному из тех немногих, кто выжил в той буре и спасся. То, что сообщил мне этот бывший участник экспедиции деда, может быть ключом к разгадке. В любом случае его слова однозначно свидетельствуют, что сага, услышанная мною от дядюшки Питера, повествует о действительных событиях древности. Но выживший моряк совсем неграмотен, он не сумел толком рассказать, где находится это место. Зато старик указал мне, где искать ещё одного спасшегося члена команды моего деда. По слухам, тот обосновался на Бермудах… Его-то я и стремился разыскать.

— Всё это замечательно, — произнёс я, выслушав историю. — Но окружающий мрак, дорогой друг, заставляет меня усомниться в том, что у вашей цели есть хотя бы крошечная надежда на осуществление. Мы пленники, и в ближайшем будущем нам предстоит стать рабами или трупами. Боюсь, у вас просто не осталось шансов, да и у всех нас тоже.

— У человека до последнего вздоха остаётся шанс поймать удачу за крыло! Пока мы живы, всегда можно что-то изменить или хотя бы попытаться! — повысив голос, достаточно громко возразил Хэнсон. — Жизнь — это всего лишь попытка. Возможно, на эту силу найдётся другая сила. Вдруг нам удастся сбежать, или пиратам не по зубам окажется очередная жертва, или их настигнет военный корабль… случаи всякие бывают.

— В любом случае вначале необходимо снять цепи, — подал голос из-под лестницы доктор.

— У одного из охранников, остающихся наверху, ключи от замков, отпирающих цепи, — поддержал разговор Мэтью Ларсон, один из уцелевших матросов с «Моргенстера». — Я могу попытаться выхватить их. Но как заставить его сюда спуститься?

— Очень просто! Устроим заварушку под час раздачи пищи! — воодушевлённо предложил Томас. — План таков…

И мы, заживо погребённые в трюме пленники, в деталях обговорили план действий. Сомнений, что в этом наш единственный шанс на спасение, не высказал никто. Уж лучше погибнуть, сражаясь, чем сгнить от болезней и ран или сходить с ума в ожидании завтрашнего кровавого жребия.

Наступило время раздачи пищи. Один из пленников выплеснул содержимое миски в лицо пирату, когда тот ему протянул его порцию. Ещё двое узников бросились на второго пирата, завязалась драка. Остававшиеся наверху разбойники с плетьми и дубинками в руках спрыгнули в трюм и принялись щедро раздавать удары.

Ярость этих чёрных пиратов была настолько сильна, что вопреки планам наше дерзкое предприятие могло бы закончиться весьма плачевно для безоружных, скованных пленников, но тут вдруг удар огромной силы сотряс корпус корабля. Борт затрещал, и в образовавшееся ниже ватерлинии отверстие хлынул бурный поток воды.

Сотрясение корабля сбило пиратов с ног, повалило их. Образовалась куча мала, воспользовавшись этим, не растерявшиеся пленники всё же сумели прикончить и этих охранников.

В этот миг ещё один удар настиг трясущийся, бешено раскачивающийся с борта на борт фрегат. На этот раз отверстие проломилось выше ватерлинии, и в трюм вместе с водой хлынул свет закатного солнца.

— А вот и его величество случай! Риф или что-то ещё! — вскричал Хэнсон, обшаривая одежду удушенного им разбойника. — Мэтью, ключи у тебя? Скорее, нужно снять цепи. Мы сели на мель! Возможно, земля где-то близко.

Узники торопливо, чуть ли не вырывая друг у друга ключи, освобождались от кандалов. Ко мне и Хэнсону подобрались Мэтью Ларсон, Стив Килинг, доктор Торнсби и другие пленники, успевшие освободиться от цепей.

— Этих скоро хватятся! — пнув труп одного из пиратов, выкрикнул Килинг. — Нужно что-то делать!

— Пробиваемся наверх? У нас почти нет оружия! — загалдели моряки. — Нас перебьют, как куропаток!

— Нет! — выкрикнул Томас Хэнсон. — Предлагаю увеличить дыру и уйти вплавь. Наверху пока что не до нас, но вот-вот они ринутся в трюм заделывать пробоины. Бен, там видно хоть что-нибудь?!

— Вижу землю! — ответил матрос, очутившийся ближе всех ко второму пролому. — До берега не больше двух кабельтовых.[5] Всё лучше, чем оставаться здесь! Хвала Господу и братцу Джереми, научившему меня плавать![6]

Немногим более дюжины пленников протиснулись сквозь пробоину, ринулись в волны, рискуя быть раздавленными жерновами рифа и внешней обшивки, и всё-таки покинули трюм. Томас Хэнсон и я были среди них…

Очень скоро мы услышали крики, отрывистые команды, и звуки короткого боя с теми пленниками, которые не решились нырнуть в бурлящую воду или просто не умели плавать. Оставшиеся узники попытались прорваться через верх, но безуспешно.

Вслед беглецам, направившимся к берегу, раздались ружейные залпы. Отправляться за нами в погоню пираты не стали. Солнце почти село, сумерки сгущались, а зелёные прибрежные кущи наверняка таили в себе тысячи неведомых опасностей.


…На остров опустилась ночь. Не все сбежавшие добрались до берега, но те, кто выжил, теперь пробирались вглубь.

В том, что это именно длинный остров, почти не осталось сомнений, стоило нам забраться на гору, поросшую густой растительностью, скрывшей нас от глаз возможных преследователей. Лунная дорожка осветила небольшой залив у подножия горы позади нас. Впереди виднелась долина и две горы поменьше, за которыми вновь просматривалось море. Пиратский фрегат всё ещё оставался на мели. Погоню за уплывшими пленниками пираты не выслали.

Никакой особой суеты на палубе не было заметно, хотя обладающий очень острым зрением Мэтью достаточно хорошо разглядел её. Странные дела творились на этом чёрном корабле. Начиная с самого факта столкновения с рифом опытных морских волков, а именно таковыми выглядели члены экипажа фрегата. И заканчивая тем, что этих пиратов вроде бы не особенно и обеспокоило столь трагическое обстоятельство. Они будто и не заметили, что сидят на мели…

Однако я, опасаясь возможного преследования, предложил не торчать столбами в ожидании, пока морские разбойники раскачаются, высадятся на остров и застанут беглецов врасплох.

Мы, бывшие пленники, очень слабы, безоружны, и на пощаду рассчитывать нам не приходилось. Все согласились со мной, что нужно убегать как можно дальше, насколько хватит сил. Благо луна сияла, как светильник с тысячами свечей, и пробираться сквозь заросли было не так уж трудно.

По дороге удалось обнаружить тропические растения со съедобными, известными нам плодами, что позволило на ходу утолять голод, а в ручейках, встречающихся по пути, оказалась пригодная для питья вода, хотя и с солоноватым привкусом.

Зато в джунглях кишели москиты, и жалили эти насекомые так, что не было от них никакого спасения. По этой причине моряки вынужденно тащили с собой ветки и беспрерывно махали ими, будто светские дамы веерами. Но, пожалуй, наиболее скверным было то, что москиты постоянно зудели, и этот пронзительный звук не смолкал ни на мгновение. Лишь с первыми лучами солнца измученные путники решили сделать привал и провалились в сон, позабыв об опасности. Костёр разжечь не представлялось возможным. Мы не решились на это, чтобы не привлекать внимание пиратов, да и нечем было добыть огонь…

Во второй половине дня бывшие пленники, грязные и оборванные, однако немного отдохнувшие, продолжили переход.

Остров был богат на различную растительность. На нём имелись большие равнинные участки. Некоторые из них заросли апельсиновыми деревьями. Немало встречалось и таких мест, где росли пальмы. Ориентироваться на местности днём оказалось не сложнее, чем по звёздам ночью.

Неоценимая помощь неожиданно поступила от доктора Алана Торнсби, заявившего о себе как о большом любителе и знатоке дикой природы. Среднего роста, худощавый, с длинным носом и умными карими глазами, доктор показал себя на диво выносливым и неутомимым, когда дело касалось растений и пауков, которые в изобилии встречались по дороге. Оставалось только удивляться, что такого человека занесло на Карибы, как будто в Старом Свете ему находилось мало объектов для изучения. Радуясь, как ребёнок сладости, каждому новому экземпляру, доктор то и дело попадал в нелепые ситуации, из которых его по очереди вытаскивали весельчак Том Хэнсон и угрюмый Стив Килинг.

При этом выяснилось, что Торнсби имеет привычку делиться своими знаниями с окружающими, независимо от того, слушают его или нет.

— Некоторые деревья достигают примерно ста пятидесяти футов в высоту. Сучьев у них нет, ногде-то вверху от ствола отходят широкие стебли, их мякоть по вкусу напоминает белокочанную капусту. Свари эти плоды, и они от капусты не будут отличаться. Семенами этих пальм питаются дикие свиньи. Листья довольно крепкие, ими кроют хижины, для чего их коптят и кладут прокопчённой стороной вовнутрь. С внешней стороны листки зелёные, с тыльной — белые. Содранная с них кожица используется как пергамент или бумага, писать на ней вполне возможно. А когда внезапно начинается дождь и поблизости нет никакого иного укрытия, тогда эти листья предоставляют надёжную защиту…

— Капуста хороша, когда к ней можно добавить хороший ломоть мяса, — мечтательно проговорил я.

— Да, и я бы сейчас не отказался от куска жареной свинины! — с чувством произнёс Том, желая подразнить Килинга.

— Ещё одно слово, и на месте этой свинины окажетесь вы, сэр… — проворчал голодный Килинг.

Этот смуглокожий, широкоплечий силач был совершенно облысевшим, но отсутствие волос на макушке с лихвой возмещалось густой бородой. К тому же на лысом черепе красовались татуировки, изображавшие различных зверей.

— Древесина этих пальм необычайно тверда, но сердцевина поддаётся лезвию ножа, — как ни в чём не бывало продолжал разглагольствовать доктор Торнсби. — Твёрдый слой древесины, собственно, не толще трёх или четырёх дюймов, а ствол настолько могуч, что его едва обхватывают два человека. Эти деревья встречаются по всему острову и растут на любой, самой неплодородной почве. Из сердцевины можно приготовлять и вино…

— Сэр, а растолкуйте, как оно готовится? — тотчас приблизился к доктору Мэтью Ларсон.

— Готовят его обычно следующим образом. Дерево спиливают примерно в трёх или четырёх футах от земли, на спиле делают четырёхугольный надрез, и со временем в него собирается сок, да такой крепкий, что его уже можно пить, — охотно пояснил доктор Торнсби.

— Дайте мне эту пальму! Я её голыми руками без пилы…

— Обрадовался! — вмешался Килинг. — Надо было меньше ворон ловить. Те капустные деревья мы прошли часа два назад. Я тебе, Ларс, могу предложить взамен колючую пальму. Из сока этой пальмы тоже делают неплохое вино! Называется она так из-за бесчисленных шипов длиной до четырёх дюймов. Они усеивают её ствол от корней до самых листьев. Некоторые индейские племена, живущие в испанской Америке, этими шипами наносят узоры на коже или пытают своих пленников…

— Это они тебя так разукрасили? — съехидничал Ларсон, указывая на лысый череп Килинга, покрытый татуировками.

— Как это пытают пленников? — удивился Торнсби.

— Очень просто, — пояснил Килинг, не обращая внимания на ехидство Мэтью, — пленного привязывают к дереву, обвёртывают шипы тряпицей, пропитанной пальмовым маслом, и загоняют их в тело близко друг к другу, словно они покрывают ствол пальмы. Затем тряпье поджигают. Если пленник при этом напевает, тогда его объявляют добрым воином и больше не причиняют никакого вреда. Если же он орёт и визжит, то решают, что он трус, и убивают.

— Какое варварство! — возмутился доктор.

— Добро пожаловать в Новый Свет, доктор! — поприветствовал Том Хэнсон.

— А ещё какая-нибудь выпивка здесь растёт? Подскажите! — взмолился Ларсон.

Ему, уроженцу Шотландии, где виски и эль всасывают чуть не с молоком матери, вынужденное воздержание было хуже каторги. Мэтью не был пропойцей, но выпить обожал и всегда был душой питейной компании. Я успел это узнать, пока мы вместе ходили на «Моргенстере»… да упокоятся с миром души его матросов и капитана!

— Я видал здесь неподалёку винную пальму, — не заставил себя упрашивать доктор и поделился со спутниками очередной толикой знаний, почерпнутых из учёных книг: — Зовётся она так оттого, что из неё можно приготовить много вина. В высоту растение не больше сорока-пятидесяти футов и на вид весьма необычно. От самых корней и примерно до половины или двух третей высоты ствол не толще трёх пядей, а затем раздувается, как французский бочонок. Это утолщение наполнено веществом, подобным мякоти капустной кочерыжки, и соком, довольно приятным на вкус. Когда сок перебродит, он становится крепче любого вина. Чтобы добыть этот сок, пальму валят. А срубить её можно только огромным ножом, который называют мачете. Когда пальма срублена, в сердцевине высверливают четырёхугольное отверстие, в средней части расширенное, и эту дыру прозывают бочкой. В ней и толкут мякоть до тех пор, пока та не разбухнет, а затем вычерпывают сок руками.

— Господа, хватит о вине! — споткнувшись о корень, взмолился наконец я. — У Мэтью уже слюнки текут!

— Хорошо! — согласился Торнсби. — А есть такие замечательные насекомые…

— М-м-м-м-м!!! — раздался громкий стон Килинга, утомлённого лекциями доктора.

— Некоторые по своему виду и окраске похожи на личинок, только побелее и подлиннее. На голове у них два пятнышка. Они светятся ночью так сильно, что, если на дереве сидят два или три таких насекомых, кажется, что сквозь ветки светится огонь. Мне бы очень хотелось привезти их в Европу. Надо сказать, что если раздавить такое насекомое или оно само собой лишится жизни, то, странное дело, свет от него тотчас пропадает. Этих насекомых испанцы называют москас де фульго… — как ни в чём не бывало продолжал доктор.

— И откуда вы столько знаете про мошкару?! — изумился простодушный Килинг. — Вы же лекарь!

— Да, я окончил Тринити-колледж в Дублине. Но растения и насекомые — моя страсть…

Вот так, под россказни доктора преодолевая милю за милей, путешественники поневоле приблизились к противоположной оконечности равнины. Нам предстояло преодолеть ещё две небольшие горы, поросшие лесом, и выслушать немало историй о растениях и насекомых.

Встретившийся на пути водоём едва не омрачил путешествие. Одного из матросов утащил кайман, когда тот наклонился к воде, чтобы напиться. Огромная тварь футов пятнадцати в длину мгновенно бросилась на человека и потянула его за собой, топя в воде. Спас незадачливого матроса Бен Амстафф, который уже имел дело с подобными чудовищами. В прошлом охотник и рыбак, он моментально нырнул вслед за кайманом, зажав в зубах нож, который отобрал у одного из чёрных пиратов. Ударил рептилию острым клинком в брюхо, и та пошла ко дну, выпустив жертву…


Подходил к концу второй день путешествия. Доктор продолжал собирать растения и восхищаться насекомыми. На его причуды никто уже не обращал внимания. Постоянно подшучивая над безобидным Торнсби, наш Том Хэнсон поднимал настроение уставшим людям, которым предстояло ещё немало испытаний.

К вечеру путники выбрали место для ночлега в небольшой пальмовой рощице. Трава, росшая у подножия пальм, издавала резкий пряный запах, который не нравился москитам, уже вылетевшим на вечернюю охоту. Люди собрали вороха сухих пальмовых листьев и поспешили зарыться поглубже, так как зудение насекомых становилось всё злее и звонче.

— И всё же почему нет погони? — недоумевал я. Это обстоятельство серьёзно озадачило меня.

— Не переживай, Джон! С утра всё будет, подадут на тарелке! — пошутил Том.

— Вот спасибо, утешил! — поблагодарил я его.

Я иронизировал, но на самом деле мне было весьма не по себе. У меня на душе, можно сказать, скреблись кошки с острыми когтями.

— На самом деле больше озадачивает факт, с чего это вдруг пират, несомненно, бывалый, о чём говорит мой опыт знакомства с этим испанцем, сел на мель вблизи берега. Или он не знал эти воды? Тогда отчего сунулся сюда?

— Но почему ты решил, что капитан испанец? — спросил меня Хэнсон. — Я слышал, на палубе ругались по-французски.

— Бр-р-р, ненавижу испанцев! Кровожадные ублюдки! — брезгливо передёрнулся здоровяк Килинг. — Сто чертей им в глотку!

— Тише вы! Спать не даёте! — пробурчал кто-то рядом.

— Всё-всё, больше не будем, — миролюбиво произнёс Том, и минуту спустя над лунной поляной разнёсся его заливистый храп.

ВЫБОР КУРСА

Солнце лёгкими бликами золотило верхушки деревьев. Я потянулся, зевнул и расправил онемевшие конечности, прогоняя остатки сна.

Предстоял непростой день. Нужно было не только выйти на противоположное побережье, но и найти способ убраться подальше с этого острова.

Большинство моих спутников были простыми матросами, готовыми следовать за предводителем, невежественные, малограмотные и не пригодные для лидерства. Крепкие, бывалые и стойкие мужчины, но привыкшие к тому, что курс прокладывают не они.

Таким образом, тяжесть принятия решений почти целиком ложилась на меня, помощника капитана, как на самого старшего и опытного. Частично разделить ответственность я мог разве что с Хэнсоном и Килингом — тот когда-то служил боцманом на военном флоте и не понаслышке имел представление о том, как командовать людьми. Совещательное мнение, конечно, оставалось за доктором Торнсби.

— Наконец-то он замолчал. Наш весёлый сэр Томас умудряется создавать шум, даже когда спит, — проворчал Килинг, выбираясь из кучи пальмовых листьев. — Эй, сэр Том! Вы где? Теперь уж я не позволю вам спать!

Ответа не последовало. Все растерянно переглянулись. Позвали ещё раз. Перетряхнули кучу листьев, в которой спал Том, обшарили окрестности.

Никого.

Стало ясно, что говорливый, неунывающий Томас Гарольд Хэнсон исчез бесследно. Словно и не бывало его никогда.

— Может, отошёл по нужде? — с надеждой вопросил Мэтью Ларсон.

— Да он просто бросил нас и сбежал, — мрачно высказался Бен. — Шкуру спасает.

— Не мог он запросто нас бросить. Какой в этом смысл? Куда денешься с острова? — возразил я. Уж кому-кому, а мне нельзя было показывать и намёка на растерянность.

— Не сквозь землю же он провалился, — недоумевал доктор Торнсби, — подождём ещё, наш добрый Томас вернётся.

— Долго ждать нам не с руки… Предстоит ещё один переход… Быстрее к берегу моря… Нет, подождём… Нужно поскорей убираться отсюда… Вдруг Томас вернётся… Мы даже не знаем, где находимся…

Остальные моряки заговорили, казалось, все разом. Галдёж пришлось прекращать мне, и я сделал ото, выразив мысль, которая всех примирила.

Я сказал, что, прежде чем отправляться в дорогу, необходимо подкрепиться и обеспечить себя запасом провианта. За это время, глядишь, и Томас появится.

Позавтракали фруктами в полном молчании. Чья-то попытка вспомнить жареный бекон с яичницей была пресечена свирепыми взглядами. Затем команда занялась собирательством, и примерно час спустя мы наконец-то продолжили путь, так и не дождавшись появления Хэнсона.

Я возглавил движение, поручив Ларсону потихоньку приглядывать за доктором Торнсби. Увлечённый джентльмен, верный себе, то и дело сворачивал куда-нибудь вбок, желая полюбоваться каким-нибудь деревом, цветком или бабочкой. Стремясь не упускать его из виду, находчивый Мэтью решил заговаривать доктору зубы, отвлекая расспросами о разнообразных деревьях, которые, по чести сказать, совершенно матроса не интересовали.

— Это дерево пальмисте, его называют также шляпной пальмой. Из плодов изготовляются знаменитые испанские чётки, — вещал осчастливленный появлением слушателя натуралист Торнсби. — А вот эти деревья дают плоды размером с дыню, в самой серёдке у них косточка не больше куриного яйца, а мякоть и по цвету напоминает дыню. Сверху она почти серая и вкусом сходна с абрикосом. Плоды эти так и называются — французские абрикосы. Дикие свиньи едят их весьма охотно.

— Что-то я не видал здесь диких свиней, — проворчал Ген.

— Это они при виде тебя разбежались! — пошутил Ларсон, на которого, как и на Хэнсона, никто не думал обижаться.

— А вот, смотрите! — воскликнул Торнсби, нырнув в кусты. Мэтью немедля бросился за ним, мало ли какая нечисть могла водиться в зарослях! Но весь шум возник всего лишь из-за паутины, натянутой между ветвями кустарника. В центре плетения восседал лохматый красавец овальной формы с белыми, жёлтыми и чёрными полосами вдоль брюшка, с длиннющими передними лапками, и деловито опутывал клейкими нитями попавшуюся в сеть добычу.

— Пфу-у, какая гадость! — Ларсон плюнул в сторону паука и вернул доктора на тропу.

— Разве? По-моему, очень симпатичный, а вот существуют пауки, действительно до невозможности отвратительные на вид. У них тело размером с яйцо, ноги размерами не меньше, чем у небольших крабов, и волосатые, вдобавок множество зубов чёрного цвета, количеством не меньше, чем у крокодила. Кусаются они чрезвычайно больно, хотя не ядовиты. Эти пауки обычно селятся на крышах домов… Надо отметить, на этом острове я пока не видел тварей, которые были бы вредны для человека.

Преодолев ещё две горушки поменьше, наш отряд бывших пленников выбрался на противоположный берег острова. Точнее, на склон, обращённый к воде.

— Какая красота-а! — восхищённо выдохнул Торнсби, любуясь открывшейся перспективой. Вдали над поверхностью океана медленно бродили хлопья тумана, оставшегося ещё после ночи. Они то расплывались, то сливались вместе, затягивая горизонт плотной мутно-белёсой полосой.

Внизу просматривалось какое-то поселение.

Аккуратные домики прятались в тени тропических деревьев. Правее от гавани, где на якоре стояли две каравеллы, разместилась батарея форта. На мачтах кораблей развевались флаги Испании…

— Знаю я эту красоту, будь она неладна! — нахмурившись, со злостью в голосе произнёс Килинг. — В действительности мы не на островке, а на оконечности узкого полуострова. Он выступает из гораздо большего острова, что зовётся Эспаньолой.[7] Селение внизу — испанская колония, Сан-Хуан-чего-то-там-ещё, не помню. Надо ж было мне снова так влипнуть!

— Что, приходилось здесь бывать? — спросил я.

— Приходилось, сэр! — резко мотнул головой Килинг, по всей видимости, отгоняя тяжёлые воспоминания.

Позднее Стивен поведал нам, товарищам по несчастью, что ему довелось провести в испанской тюрьме немалый срок. Там он и подучил язык, подобно всем тем, кто бывал в плену у испанцев и кому потом удалось вырваться на свободу.

— И каким же местом теперь повернулась к нам леди удача? — ни к кому не обращаясь, поинтересовался один из матросов.

— Может быть, хочешь вернуться обратно к мистеру Чёрному Пирату? — съехидничал Ларсон.

— Нет уж! Всем хочется домой вернуться, и желательно живыми, да ещё не с пустыми руками.

— Нужно найти способ завладеть кораблём, во-он тот нам вполне подходит, — предложил я. — Нас ровно дюжина человек, вполне справимся с управлением.

— Толку не будет, сэр Джон. Батарея форта из нас сделает решето, а второй корабль догонит и ещё раз продырявит, в мелкую сеточку, — возразил Килинг.

— Не падай духом, Стив, что-нибудь придумаем. Вперёд!

И дюжина моряков продолжила свой путь. Нам показалось, что море совсем рядом, однако его близость оказалась обманчивой. Довелось немало полазать крутыми тропами через непроходимые чащи, заросшие высоким кустарником и колючей дикой ежевикой, через упругие лиственные ковры и топкие рытвины. Мы добрели к краю леса, когда солнце уже садилось за горизонт. Дальше начиналась окраина городка.

С небольшой проплешины в зарослях, где мы остановились, можно было рассмотреть местность.

До берега оставалось шагов двести, не более. С этого расстояния город понравился нам, пришлым, гораздо меньше, чем когда мы рассматривали его издали.

Вдоль берега, перед стенами форта, тянулись закопчённые деревянные склады, кузнечные мастерские, доки, где ещё стучали молотки и топоры. Несколько лодок возвращались к пристани. Вода в гавани была сплошь покрыта мусором, щепой, шелухой кокосовых орехов. Резко пахло корабельной смолой и отбросами. Обитатели возвращались по домам после дня тяжёлой работы. Уставшее солнце сдавало свои позиции, ещё несколько минут — и ночь укрыла город тёмным бархатным плащом.

Кое-как устроившись на ночлег возле нависающей скалы с небольшим углублением у основания, усталые путники перекусили собранными фруктами и принялись обсуждать, что делать дальше. Единственный шанс на спасение — это захватить корабль и убраться с этой Эспаньолы подобру-поздорову.

— Но как мы это сделаем? Там наверняка большая охрана, не считая гарнизона солдат на берегу. А у нас ни оружия, ни достаточного числа бойцов… — скептически размышлял вслух Килинг.

— Знаю! Силой здесь ничего не решить, нужна хитрость. Поэтому захватывать будем… м-м… днём! — осенило меня.

— Ого! В своём ли вы уме, дорогой Джон? Да они нас перережут, как цыплят! — вмешался обычно флегматичный Торнсби.

— Надо подумать! Для начала нужно отправить пару человек на разведку, присмотреться что к чему. Ладно, будет утро — будет и пища… Килинг, двоих ребят оставим на часах, мало ли что, всё-таки городишко рядом. Остальным отдыхать.

Засыпая, я пытался сообразить, куда мог подеваться Томас. Это исчезновение, по чести говоря, ввергло меня в полную растерянность. Неужто сей одержимый потомок норманнов, едва очутившись на тверди земной, вознамерился тотчас же продолжить свои поиски? Но подобное поведение выглядело совершенно безрассудным. Если не сказать более…

Утром было решено, что в разведку пойду я сам в сопровождении Мэтью Ларсона. Бывшего матроса «Моргенстера» я хорошо знал и мог на него положиться.

Пробравшись по краю обрыва почти к самой окраине поселения, мы двое, англичанин и шотландец в паре, выбрали удобный наблюдательный пункт. Изрядно ободравшись о колючки, Мэт ловко залез на раскидистое дерево, скрывшее его от любопытных глаз и позволившее рассмотреть всё, что творилось внизу, в городе и батарее форта.

Мне с моего места было удобно наблюдать за морем и кораблями. Один из них готовился к отплытию. У берега стояли несколько индейских пирог, загруженных фруктами и бочонками с водой, и ещё три шлюпки с гребцами и четырьмя вооружёнными солдатами в каждой. Они явно кого-то поджидали.

Не прошло и пяти минут, как показался ещё десяток хорошо вооружённых солдат в одинаковых мундирах, они толкали перед собой пленника. Им оказался… Томас Хэнсон собственной персоной! Изрядно избитый, грязный и ещё более оборванный, чем накануне.

В это мгновение я невольно испытал облегчение, несмотря на плачевное положение молодого девонширского дворянина. Уж очень мне не хотелось верить, что весельчак Том Тринадцатый бросил товарищей.

Хэнсона кинули в лодку, и гребцы взяли курс на тот корабль, что готовился к отплытию. Матросы, остававшиеся на берегу, запасались у местного населения провиантом, оружием, инструментами и готовились к погрузке. Офицер в одной из шлюпок, уже отплывшей от берега, когда она поравнялась с фортом, что-то прокричал стоявшему у парапета важному, богато разодетому господину.

Из обрывков испанских слов, долетевших до меня, я заключил, что речь велась о какой-то добыче, которую солдаты должны забрать с захваченного корабля. Десятки лодок местных жителей и пироги индейцев сновали туда-сюда по гавани между пристанью и судами. Толпы пёстрого народа суетились на берегу. Яростно пекло солнце.

Увидев всё, что нужно, наша пара разведчиков вернулась в лагерь.


— Итак, план таков: первыми пойдём я и Мэтью, — сказал я. — Выждав четверть часа, вы спускаетесь по обрыву к берегу, справа есть пологий спуск, и захватываете одну-две лодки, только тихо, пару человек на вёсла, остальные вплавь, скрываясь за левым бортом. Затем по моему сигналу поднимаетесь на борт. Застанем их врасплох. — Я наткнулся взглядом на доктора и его находки. — Вам, мистер Торнсби, боюсь, придётся оставить здесь свою коллекцию.

На лице доктора отразилась гамма эмоций, которые невозможно передать словами. Нечто вроде смеси обиды, разочарования, сожаления, и… понимания, что лидер отряда совершенно прав. Торнсби открыл рот, намереваясь что-то сказать, но подходящие слова сразу не нашлись, и я потянул Ларсона за рукав, поспешив уйти прежде, чем доктор эти слова отыщет.

Всячески маскируясь, мы спустились к берегу. Прибрежная зелень позволила нам незаметно войти в воду и погрузиться в неё. Глубоко ныряя, Ларсон и я старались, чтобы теперь нас не заметили ни с берега, ни с палубы. Вот так мы, офицер и матрос, подплыли к кораблю, уцепились за якорный канат и стали поджидать удобного момента.

Пленника уже втащили на борт, не забывая награждать ударами и бранью.

— Бросьте его в трюм к остальным, их повесят в Санто-Доминго в назидание другим английским свиньям, — отдавал капитан распоряжение своему помощнику, долговязому, суетливому офицеру. Этот капитан, как и все испанские гранды, выглядел напыщенным и высокомерным. — Затем возьмите ещё людей и отправляйтесь на «Рио-Гранде», вы поступаете в распоряжение капитана Гарсиа. У него будет особая задача на этот рейс.

Испанский офицер отвесил поклон, сделал знак своим людям погрузиться в шлюпки с правого борта, и несколько минут спустя они отбыли.

— Итак, здесь их осталась только половина, — шепнул я. — Удача явно ворожит нашему весёлому Тому!

— Поднять якорь! — распорядился напыщенный капитан. — Отплываем!

Четверо матросов бросились крутить храповое колесо, к ним присоединились ещё пятеро, и якорь со скрежетом пополз вверх. На его лапе, зацепившись, поднялись мы с Ларсом. Подтянувшись, отчаянно рискуя быть замеченным, я перепрыгнул через борт и притаился у канатного ящика, переждал несколько мгновений и пробрался в трюм. Следом за мной тенью проскользнул и Ларс.

Удача не отвернулась от британских сорвиголов… Картина, которую мы увидели, была не нова для наших глаз. Десятка полтора измученных пленников испанцы приковали к балке цепями. Караульный на входе, благо, стоял спиной к нам, так же как и второй из стражников — на другом конце балки. Бесшумно подкравшись, резким движением, с отчётливым хрустом, я свернул шею ничего не успевшему понять часовому, выхватил у него из-за пояса кинжал и метнул во второго, удачно попав тому в сердце. Испанец без звука рухнул. Сорвав ключи с пояса, я освободил пленников.

И только в этот миг почувствовал, как у меня самого бешено колотится сердце…

— Я думал, уже никогда тебя не увижу, — вместо благодарности произнёс Том. — До чего же я рад, любезный Джон!

— Решил, мы тебя бросим? Не надейся. Кто же будет поднимать командный дух, придавать цель и смысл нашим скитаниям?

— Понимаешь, так получилось, я… — начал оправдываться Том.

— Об этом потом! — решительно оборвал его я. — Есть предложение сделать этот корабль своим. Никто не возражает?

— Как прикажете, капитан! — ответил за всех неунывающий Хэнсон. — Что делать?

— Подберём наших, лодки по левому борту, только тихо, нельзя поднимать шум раньше времени, — распорядился я и осторожно выглянул наружу.

Часовые — один на баке и другой на корме — несли вахту. Но бдительность испанцев была относительной, иначе они давно уже засекли бы две лодки, которые отошли от пристани и бесшумно пришвартовались под кормой корабля.


…Капитан «Сан-Себастьяна» Диего-Фелипе Орсино Гомес поставил пустой бокал и ополовиненную бутылку вина на стол, затем, чуть пошатываясь, приноравливаясь к ритму качки, вышел на палубу, и позволил себе улыбнуться хорошей погоде. Бокал и полбутылки вина я видел в каюте позже, поэтому знаю, чем он занимался, прежде чем выйти наружу. Имя его стало мне известным также чуть погодя. В аккурат, когда я сместил испанца с должности капитана и занял его место.

Ветер начал наполнять паруса, и каравелла медленно набирала скорость, направляясь к выходу из гавани, оставляя позади себя зелёный остров. Возле двери капитанской каюты, вытянувшись неестественно прямо, стояли в линию пятеро солдат и младший офицер.

— Сеньор капитан, я думаю, мы можем несколько облегчить корабль, — прозвучало несколько невпопад предложение младшего офицера. Эти слова отвлекли испанского капитана от праздных мыслей, возвращая к действительности.

— Да, было бы весьма кстати, — к Орсино Гомесу вернулась его обычная спесь.

— Надеюсь, вы хорошо плаваете? — следующий вопрос был задан уже другим тоном, с другой интонацией, не предвещавшей ничего хорошего.

Улыбка мигом слетела с лица испанского гранда, когда из-за спин солдат выскочили вооружённые ножами бывшие пленники и отобрали кинжалы и пистолеты у матросов и капитана.

Растерявшийся капитан вначале сдался, потом вдруг опомнился, выдернул шпагу у кого-то из освобождённых моряков и кинулся сражаться. Но почти сразу был убит точным ударом ножа Килинга.

— Эх, поторопился ты, Стив, — посетовал Ларс, глядя на поверженного гранда, — кто же нам теперь расскажет о сокровище, о котором болтал тот надутый павлин?

— Команду за борт, до берега недалеко, выплывут, — отдал я приказ.

— Если потонут, не жалко, сэр, — добавил Мэтью.

— Не люблю напрасных жертв, но золото нам очень бы пригодилось, — заметил я. — Оставьте кого-то из них. Ты прав, надо выяснить, что они там говорили по поводу сокровища, которое надо забрать с захваченного корабля.

Каравелла уже набрала скорость и проходила мимо форта, когда в воду горохом посыпались члены экипажа этой «испанки». Вдогонку уходящему кораблю летели проклятия в наш адрес и обещания из-под воды достать захватчиков. Подняв все паруса, «Сан-Себастьян» уходил в открытое море… Лишь спустя какое-то время на батарее форта заметили пловцов, число которых уже изрядно поредело, и в погоню за нами ринулся второй корабль.

Когда мои люди закончили убирать с палубы тела нескольких погибших испанцев, решивших погеройствовать при захвате, мы, все тринадцать, собрались возле капитанского мостика. К нам присоединились и освобождённые из трюма пленники.

— Господа, нам удалось завоевать свободу! — начал я свою речь, импровизируя на ходу. — Однако у нас немного людей, и мы не сможем маневрировать так же, как враги, нас слишком мало. За нами идёт военный корабль, оторваться не удастся, придётся принять бой. Давайте сведём счёты с испанцами, а заодно разбогатеем, если получится, — прозвучал мой призыв, — а пока заманим его подальше!

— Капитан Джон! С тобой мы пойдём хоть на край света! — воскликнул Стив Килинг.

— Да здравствует капитан Джон Уилсон! — тотчас поддержал Томас Хэнсон.

— Ура! Ура капитану! — слитно вторили им почти три десятка бывших рабов, отобравших у ненавистных испанцев корабль — главное сокровище моряков в этой части света.

— Теперь вот что. Раз уж вы меня поставили капитаном, то давайте договоримся сразу. — Я счёл необходимым сразу же расставить всё по своим местам, чтобы потом не было неясностей. — Мы свободные морские люди, а не просто какие-то там разбойники без руля, без ветрил. И у нас у каждого есть цель. Но раз уж я капитан, на этом корабле моё слово — закон. Приказы должны выполняться неукоснительно. Все недовольные могут покинуть борт в любое время. Но сейчас главная задача — выжить! Вы все хорошие моряки и знаете своё дело. Мой помощник — Томас Хэнсон, боцманом назначаю Стива Килинга. За дело, все по местам!

— Ура капитану!

Матросы проворно засновали по реям, добавляя парусов. Корабль плавно развернулся и лёг на юго-восточный курс.

Спустя какое-то время новый экипаж окончательно разобрался с управлением и парусами, проверил трюмы. На судне имелись не очень большие запасы воды, провизии и пороха. Испанцы явно далеко не собирались. Однако двое из них, оставленные на борту, ничего не могли сообщить о цели плавания. За это они чуть было не отправились кормить акул, но я вступился за них, и солдат заперли в каморке до ближайшего берега.

Оставалось лишь уповать на удачу и надеяться, что новообразованная команда «Сан-Себастьяна» достигнет какой-нибудь дружественной территории.

Командовать пушками поставили Большого Энди. Высоченный, крупный, с виду очень сильный мужчина с тёмными волосами и густой бородой, по его словам, служил канониром в английском королевском флоте, прежде чем корабль, на котором он ходил, был потоплен испанцами.

Прежде всего требовалось подготовить каравеллу к бою. Бросившаяся в погоню «Рио-Гранде» вышла из порта Сан-Хуан и теперь следовала за нами на значительном расстоянии, постепенно его сокращая.

— Интересно, Том, у преследователей есть какой-нибудь ценный груз на борту? — спросил я своего новоприобретённого помощника. — Жаль, не тех испанцев мы оставили на борту для допроса…

Хэнсон не успел ответить. Тяжёлый грохот пушечного выстрела прокатился над морем. С резким свистом ядро пронеслось над самой крышей кормовой надстройки, и послышался громкий всплеск.

— Мой Бог! — пригнув голову, воскликнул Алан Торнсби, только что взобравшийся на мостик.

— Ч-чёрт побери! — почти одновременно с ним воскликнул Хэнсон.

Мне показалось, что в голосе Томаса, некогда готовившегося к стезе богослова, проскользнуло удовольствие, когда тот помянул чёрта.

Мы оба кинулись к борту и увидели, что «Рио-Гранде» уже почти догнала нашу каравеллу и теперь готовится к атаке. Распустив все паруса, улавливая не очень сильный предзакатный ветерок, каравелла преследователей медленно разворачивалась бортом. В чёрном отверстии пушечного порта мелькнула вспышка пламени, вылетел клуб дыма, вместе с грохотом донёсся нарастающий свист, и ядро опять проскочило над самыми нашими головами. Доктор невольно пригнул свою.

— Стреляют в нас, черти! Подожди меня здесь! — крикнул Том и бросился в капитанскую каюту.

— Стреляют, однако с абордажем не торопятся, — отметил я.

Том выскочил обратно из двери надстройки, и едва она успела за ним захлопнуться, как раздался грохот третьего выстрела.

«Сан-Себастьян» вздрогнул от тяжёлого удара. В коридоре торчали разбитые доски переборки. Вернувшись ко мне, Том принёс карту капитана Орсино Гомеса.

— Смотри, у меня идея! Путь, который отмечен здесь, проходит через кривой пролив. Остров, который должен быть недалеко отсюда, — произнёс Том, указывая рукой вдаль в нужном направлении. — На самом деле там коралловые рифы. У преследователей на борту больше воды, у них больше людей и груза. Я сам видел, как основательно загружали ту каравеллу. Значит, испанцы тяжелее. Мы заманим их на рифы, которые растянулись здесь не меньше, чем на милю, и посадим на мель. И там уж с ними покончим. Нужно лишь потянуть время ещё немного.

— Полный вперёд! — отдал я приказ. — Пусть они думают, что мы так и поступим. Устроим им сюрприз.

* * *
…Капитан Мигель-Хуан Родригес Меса, имя которого я также узнал от двоих наших пленных испанцев, стоял на мостике и наблюдал за угнанным кораблём.

Он был уверен, что разгадал намерения похитителей, и не сомневался, что «Сан-Себастьян» будет и далее следовать своим прежним курсом, в надежде затащить преследователя на мель. И в голове испанского капитана наверняка уже родилась идея: обойти рифы стороной и встретить угонщиков в лоб, с противоположной стороны.

Следствием этой идеи было то, что он приказал дать по нам ещё пару залпов. Испанцы стреляли вдогонку захваченной каравелле, давая тем самым понять, что будто бы готовы преследовать и дальше. Но с этой минуты всё пошло не так, как планировал ещё один испанский гранд… Под прикрытием пушечного дыма наш убегавший «Сан-Себастьян» совершил поворот оверштаг и двинулся обратно, быстро сближаясь с «Рио-Гранде».

И прежде чем взбешенный дон Мигель-Хуан смог что-либо сообразить, раздался залп носовых орудий, послышался треск ломающегося дерева и лязг абордажных крючьев, будто железные щупальца вцепились в борта и в палубу злосчастной каравеллы преследователей.

— Ружья к бою!!! — прогремело над обеими каравеллами приказание английского предводителя. Уж я постарался, чтобы мой приказ был хорошо слышен всем.

Потрясённый этим зрелищем, на минуту оцепенев от неожиданности, дон Мигель-Хуан едва успел перевести взгляд с атакующего корабля на свой собственный. На палубу «Рио-Гранде» уже с рёвом ринулись вооружённые люди английского капитана. Натиск был такой силы, что превосходящая в численности испанская команда растерялась.

Испанцы сбились в кучу, как стадо овец, и едва поспевали уворачиваться от нападавших, в руках у которых были тяжёлые сабли и громоздкие ружья, из которых удавалось сделать всего лишь по выстрелу, и тотчас же приходилось пускать их в ход, как дубинки. Времени на перезарядку у наших ребят просто не оставалось. Вооружённые топорами и клинками мои бравые парни карабкались на нос судна и бросались на испанцев, которые принялись отчаянно защищаться, сообразив, что пощады ждать не приходится.

Мои матросы носились по палубе, как целая сотня разъярённых демонов, уничтожая всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление. Палуба была завалена трупами; люки, ведущие в трюм, выбиты; повсюду текла и хлестала кровь. Испанский капитан, сражённый ударом топора, валялся на шканцах бездыханный.

Мы, новоиспечённые корсары, стали хозяевами ещё одного корабля, «Рио-Гранде». Полчаса боя принесли нам победу и первую хоть какую-нибудь добычу.

Стивен Килинг, боцман «Сан-Себастьяна», самым первым ворвался на второй испанский корабль. Забрызганный кровью, с взлохмаченной бородой, держа широкую саблю в правой руке, а пистоль в левой, он повёл своих людей на мостик. На палубе отовсюду доносились стоны раненых, крики дерущихся, и сквозь этот шум прорывался зычный голос Килинга, отдававшего приказания:

— Осмотреть судно! Выяснить, что за груз! Определить повреждения!

— Руль повреждён! — докладывали ему британские матросы. — Обнаружены пробоины, в трюме — ящики!

— Нужно уходить, быстрей! — закричал покрытый копотью Ларс, выскакивая из люка, как чёрт из табакерки. — Кто-то зажёг фитили на бочках с порохом!

— Уходим!!! — тотчас заорал Стив Килинг. — Бен, Ларс, рубить такелаж, расцепляем корабли! Том, скорее дай знать Уилсону, чтобы отводил наш корабль, эта посудина сейчас взорвётся! Все за борт!

И все они, бывшие рабы, а ныне корсары, дружно ринулись за борт. Прогремевший взрыв чуть ли не разорвал «Рио-Гранде» пополам. Несколько моих моряков так и не выплыли… Из испанцев не выплыл никто. Тонущая каравелла очень быстро ушла под воду.

Поэтому нам просто больше не у кого было добывать сведения о сокровище.

Но главное, что я, стоявший на руле, и все остававшиеся на «Сан-Себастьяне» члены экипажа вовремя успели отвести наш первый захваченный корабль.

Он получил повреждения, хотя не смертельные. Выловив из моря выживших бойцов абордажной команды, каравелла почти без задержек продолжила путь. Как только наша поредевшая команда немного пришла в себя, матросы привели «Сан-Себастьян» в относительный порядок, и мы продолжили движение.

Прочь, прочь от Эспаньолы!


…Опьянённые бурными событиями и ромом из запасов Орсино Гомеса, свободные от вахты новоявленные корсары отдыхали на палубе каравеллы, принадлежавшей теперь нам по праву победителей.

— А добыча наша сгинула, эх-х, — с сожалением вздыхал Ларс.

— Да, плакали наши пиастры! — поддержал его Том. — Или что там было?

— Важнее сейчас, что наши преследователи ушли на дно и не будут за нами гоняться, — невесело усмехнулся я.

— Что будем делать дальше?

— Сначала нужно добраться до берега и найти прибежище, затем уж определяться с нашей дальнейшей судьбой, — ответил я уверенно, наконец-то ощутив себя вправе зваться капитаном. — Кто пожелает, пусть отправляется своей дорогой. С теми, кто останется… мы можем поступить на корсарскую службу и выполнять поручения за хорошую плату. Или станем вольными пиратами. Наберём полную команду, и полный вперёд! Лично мне надоело быть жертвой. Я предпочитаю сжимать рукоять сабли, а не чувствовать её остриё у своего горла. Но ещё мы… — Я замолчал, пристально посмотрел в глаза Томасу и после долгой многозначительной паузы продолжил: — Мы можем поискать в здешних водах один островок. Если семейное предание Хэнсонов не высосано из пальца, тогда у нас есть шанс стать непобедимыми, как наши предки, викинги.

Говорун Том вопреки своему обыкновению ничего не произнёс в ответ. Он подмигнул мне, улыбнулся и согласно кивнул. Мы поняли друг друга без слов. С этой минуты мы, двое битых жизнью мужчин, стали настоящими друзьями.

Нам выпала судьба двигаться к одной и той же цели.

— Не знаю, о чём ты толкуешь, капитан, — произнёс Мэт Ларсон, — но мне по душе такие речи. Мои предки тоже когда-то отправились в викингр[8] и оказались в Хайленде…[9]

— У меня датчан в предках вроде не водится, это ваши дела, но мне тоже надоело горбатиться за гроши! — воскликнул Стив. — Хочу жить свободным, а не по чьей-то указке. Каждый решает за себя, понятное дело, но лично я не прочь ещё попускать кровь испанцам.

— Предлагаю вначале отправиться на остров Черепахи. Нам понадобятся провизия еда и материалы для ремонта, — сказал я. — Там обосновались и вольготно себя чувствуют пираты, по большей части это ужасные, опасные и жестокие люди. Однако за деньги там возможно всё, и нам не будут задавать лишних вопросов. У нас сейчас нет другого пути, кроме как поладить с ними, и возможно, мы получим от них помощь. А сейчас давайте сообщим об этом предложении всем прочим…

Команда единодушно поддержала меня, выбранного капитаном. Никто не поднял голоса против. Побывав в трюмах у пиратов и испанцев, моряки предпочитали в дальнейшем находиться по другую сторону трюмных люков.

— Уходим! И да поможет нам Бог! — произнёс я. — Иного курса нам не дано отныне!

Каравелла взяла курс на Тортугу.


…На полуюте под золотистым сиянием огромного кормового фонаря, где ярко горели три лампы, я расхаживал в одиночестве. На корабле царила тишина. Обе палубы, тщательно вымытые, блистали чистотой. Никаких следов боя уже нельзя было увидеть. Группа моряков, рассевшись на корточках вокруг главного люка, сонно напевала какую-то песенку. Спокойствие и красота тропической ночи ненадолго смягчили сердца этих грубых людей.

Одна мысль не давала мне покоя, терзая душу когтями неопределённости. Мне ведь также придётся быть таким же беспощадным и жестоким, как все пираты. Необходимо прекратить эту глупую борьбу с самим собой. Я не смогу больше оставаться одновременно и карибским пиратом, и английским джентльменом.

Джудит потеряна навсегда, и необходимо делать выбор.

И, сделав этот выбор, я наконец-то обрету душевное равновесие.

Если, конечно, превращение в «джентльмена удачи» способно успокоить мятущуюся душу…

Время покажет. В конце концов, необходимо оправдывать собственную фамилию.[10]

Впрочем, на одном старом пергаменте, хранившемся у отца в шкатулке с семейными документами, я как-то прочитал, что ещё несколько поколений назад мужчины нашего рода подписывались как «Ульвссон». Слово «Ульв» на языке северных людей значит только одно и других толкований не имеет.

Волк.

КАК НАЗОВЁШЬ КОРАБЛЬ…

Ночью спалось беспокойно, меня угнетала тревога за будущее, и я несколько раз выбирался на палубу. Вахтенный, Мэтью, прохаживался по мостику, рядом с рулевым матросом, имя которого я ещё не запомнил. Ветер посвистывал в вантах, «Сан-Себастьян» шёл ходко, подняв все паруса, чуть заваливаясь под ветер. Ночь была тёмная, луна лишь изредка появлялась в просветах туч и освещала волны с белопенными верхушками.

Под утро я, новоиспечённый капитан, всё-таки крепко уснул. Разбудило меня солнце, заглянувшее через окно в каюту. Пробудившись, я почти сразу же выбрался на палубу. Днём ветер поутих, но каравелла по-прежнему быстро шла вдоль волны, переваливаясь с боку на бок.

Погода не изменилась ни ночью, ни назавтра…

Миновало более двух суток, прежде чем впереди, за треугольниками носовых парусов, прямо по ходу корабля показался остров. На одном из прибрежных холмов уже можно было разглядеть белые стены форта.

К Тортуге, гористой на севере, с той стороны было не подступиться. Единственная удобная бухта располагалась на юге и служила надёжным убежищем от разгула стихий. Неписаный закон, неведомо кем и когда установленный, гласил, что в здешнюю гавань может без опаски зайти любой корабль. Торговый или военный, какой угодно из держав.

Но в первую очередь сюда стремились разномастные «джентльмены удачи», которых имелось в Карибском море более чем достаточно. Закон исполнялся неукоснительно, поэтому гавань была столь популярна среди пиратов.

Поскольку ни один моряк на борту «Сан-Себастьяна» не знал местных вод, каравелла подошла к острову Черепахи осторожно и встала на якорь в отдалении от берега. Практически никто не обратил внимания на судно без флага. В запасах Орсино Гомеса имелось немного денег, одежды, еды и рома для команды, но этого было явно недостаточно для начала. Нужно было как минимум заплатить за воду, затем раздобыть боеприпасы, порох, солонину, сухари…

Решили, что на берег сойдут: капитан, то есть я — искать помощь и договариваться о поддержке, Ларс и Килинг — добыть еду и одежду, Том — в надежде обнаружить кого-нибудь, располагающего сведениями об экспедиции его деда.

За старшего на борту остался Большой Энди, под его руководством полторы дюжины человек экипажа займутся ремонтом повреждённых частей корабля.

Мы, четверо бывших пленников, спустили шлюпку и направились к берегу. Лодок в гавани сновало не счесть, и никто не обращал внимания на ещё одну. Хэнсон и Ларсон сидели на вёслах, им приходилось озираться по сторонам, чтобы не задеть другие лодки. Медленно и осторожно четверо товарищей, волею провидения оказавшихся в одной лодке судьбы, приближались к лодочной пристани — обустроенной длинной полосе, выложенной светлым камнем.

У пристани рядами выстроились разнообразные лодки. Тут же, на набережной, лежали груды бананов, апельсинов, ананасов, прочих фруктов, громоздились освежёванные туши свиней и баранов, кадки с солониной и бочки с водой. Лодочники, грузчики, матросы всех национальностей и мастей грузили в шлюпки и выгружали из них мешки, ящики и корзины. Все они суетились, толкались, разговаривали и ругались на многих языках.

Вёсла проплывавшей мимо посудины окатили нас брызгами. Стив Килинг раздосадованно чертыхнулся, водой накрыло его новенький трофейный камзол. Большая шлюпка вплотную надвинулась на нашу двухвёсельную лодчонку и едва не перевернула её. Коренастый мужчина в широкополой шляпе с перьями вскочил и что-то заорал на Килинга по-французски. Боцман молча, не сказав ни слова в ответ, выхватил трофейную шпагу из ножен и наотмашь хлестнул ею француза по ногам. Тот подпрыгнул, яростно зашипел,однако в драку не полез, что-то крикнул своим гребцам, те подняли вёсла и пропустили вперёд малую шлюпку.

— Здесь нам просто негде приткнуться, нужно плыть в сторонку, — произнёс Том. — Вон туда, например, к тем камням. Там народу поменьше, и лодку припрятать можно.

Я согласился с предложением и скомандовал гребцам забирать левее.

Нам пришлось отплыть на добрых полмили в сторону от пристани. Там мы выдернули лодку на пологий песчаный берег и оттащили её подальше от воды. За береговыми камнями перевернули вверх днищем и подсунули под неё весла.

Несмотря на то что мы все не первый год бороздили просторы Карибов, в этот порт нам довелось попасть впервые. Процветающий флибустьерский рай был расположен в южной части мыса, благодаря которому и образовалась на этом скалистом острове гавань. В городе, ставшем логовом разбойников, грабителей, воров, игроков, проституток, работорговцев и прочих отбросов общества, было возможно всё, и всё здесь можно было купить за деньги. Любой священник, появлявшийся здесь, вначале приходил в ужас и не мог поверить, что существует место, где царит такое беззаконие. Губернатор на всё закрывал глаза, он имел долю прибыли с каждого пиратского рейда.

Обо всём этом раньше не раз слыхали и мы, четверо новоприбывших моряков. Но сейчас для нас именно этот порт представлялся гаванью надежды…

Прежде чем приступить к делам, необходимо было поесть, немного отдохнуть и собрать хоть какие-то сведения. Самым подходящим для этого местечком была, конечно, таверна. Достаточно продолжительное время мы, четверо с каравеллы «Сан-Себастьян», вышагивали по набережной, поглядывая на снующих туда-сюда рыбаков и моряков. Затем, утомлённые непрерывным шумом порта, свернули наудачу вправо. Том Хэнсон спросил какого-то мальчишку, где расположено ближайшее питейное заведение. Оказалось, совсем недалеко, рядом с церковью.

Действительно, прошагав ещё немного вперёд, мы приметили над вздымающимися крышами домов шпиль башни, который мог принадлежать только католическому собору. Узкая кривая улочка вывела нас туда, и вскоре нашим взорам открылось каменное строение с маленькими окнами и внушительной вывеской. Том толкнул низкую дверь, позволяя увидеть зал, слабо освещённый красноватым светом.

Едва мы вошли, как тут же погрузились в марево, образованное запахами алкоголя, чадом жареной пищи и человеческими испарениями. В заведении с низким потолком, но достаточно обширном, стоял невероятный галдёж. Хриплые глотки в разных углах пытались затягивать морские песни, но это мало у кого получалось… Пройдя внутрь, мы заняли стол в углу, освободив его от тел мореходов, упившихся до бесчувствия, и наконец-то уселись, озираясь по сторонам в облаках табачного дыма и спиртных паров.

Нашим взглядам предстали различные типы. Рыбаки, матросы в шерстяных колпаках, прочий разношёрстный люд. Попадались даже посетители в военных мундирах. Все они громогласно сквернословили, пили, горланили, курили трубки, добавляя смрада в атмосферу. Копанию им составляли местные девицы лёгкого поведения. Стоя на коленях в углу у почерневшего камина, мальчишка-прислужник мыл в деревянном чане кружки, которые ему подносила толстая служанка.

Подошедшему трактирщику, субъекту с хитрой рожей, четверо усталых путешественников заказали жареных цыплят и по порции рома. Хотя сейчас нам было и не до пития, но привлекать внимание не стоило. Пока хозяин таверны ходил выполнять заказ, в ожидании мы принялись обсуждать планы своих дальнейших действий.

Я заметил, что сразу отправляться к губернатору, пожалуй, не стоит. Даже самый сговорчивый из всех губернаторов сначала даст ссуду на снаряжение корабля, но затем присвоит львиную долю прибыли. Новичкам-пиратам необходимо прежде всего заручиться поддержкой кого-то из берегового братства. Отремонтировать корабль, дать ему новое имя, набрать полную команду, выйти в море и принять боевое крещение в новом качестве…

Решили начать с имени. Предлагались разные варианты, но самым подходящим действительно казалось то название, которое придумал Хэнсон.

— Как ты корабль назовёшь, так он и поплывёт, — напомнил Том. — Исходя из поставленных задач, наиболее верным…

Том резко замолчал. Он едва не подавился собственной слюной. Ароматы, исходившие от блюд, которые принёс трактирщик, вызывали чуть ли не спазмы желудков. Изрядно истосковавшиеся по свежему мясу, мы набросились на еду, отдавая должное мастерству повара и с жадностью уплетая яства.

Но я решительно остановил возлияния Килинга, который вознамерился было вином надраться всерьёз. Предстояло ещё многое сделать сегодня.

После еды я подошёл расплатиться с трактирщиком и заодно разузнать, что и как. Разговор не занял много времени. Я вернулся к друзьям и сообщил им, что хозяина заведения зовут Старина Нат, и он советует поговорить с одним субъектом и обещал указать, с каким. Правда, честно предупредил, чтобы держались осторожно и были начеку.

По словам трактирщика, он не ведал лучшего моряка и большего подлеца на всей Тортуге, чем Рэд Фиш. Это была многообещающая рекомендация, учитывая то обстоятельство, что разбойников на этом острове водилось гораздо больше, чем условно честных людей.

— Я дал ему лишнюю монету, и трактирщик обещал замолвить за нас словечко, — пояснил я товарищам.

Появление этого «субъекта» в таверне у Старины Ната, произошедшее некоторое время спустя, вызвало бурю выкриков. Скабрезные возгласы неслись изо всех концов зала. Громила тащил на буксире роскошную девицу, и к ней со всех сторон тянулись руки, пытаясь ущипнуть за ягодицы или похлопать по бёдрам. Старина Нат, ругаясь и отталкивая наиболее нахальных, пробрался к вошедшему и что-то ему шепнул.

Перекрывая галдёж, прогремел грубый, рычащий голос:

— Заткните глотки, вы, там!! И пр-рочь лапы, она пришла со мной!

Высоченный мужчина уселся за стол в глубине зала. По виду его засаленных волос и стекавшей вниз густой бороды становилось ясно, что этот пират в принципе не знал, что значит мыться. Безобразный от природы, он стал ещё более страшен впоследствии. Темноволосый гигант с потемневшей от загара кожей. Черты его широкого лица были едва различимы, оно словно перенесло удар кувалды, который сплющил нос и разгладил всё остальное. Глаза, налитые кровью, что свидетельствовало о пристрастии к выпивке, свой истинный цвет давно утратили. Из-под некогда богатого камзола со следами позолоченных галунов выглядывала грязная, рваная рубаха, а на голове криво сидела кожаная шляпа с короткими, загнутыми вверх полями.

Несомненно, Рэд Фиш производил неизгладимое впечатление. Очутившись перед этой громадиной, мы, четверо новичков, сами будучи людьми не робкого десятка, с трудом подавили желание перекреститься. Старина Нат, ухмыляясь и потирая руки, за нашими спинами предвкушал злобную шутку, без которой не обходилось ни одно дело с участием Рэда Фиша. Это я уразумел достаточно скоро.

— Приведи их сюда! — рявкнул устрашающий здоровяк, обращаясь к трактирщику.

Я, Ларс, Том и Килинг подошли к нему. Ещё секунда, и мы оказались сидящими на скамье напротив Рэда.

— Добр-ро пожаловать на Тор-ртугу, — рыкнул великан. — Кто такие и откуда?

— Я капитан Уилсон, а это мои люди. Мы захватили испанскую каравеллу и хотели бы присоединиться к береговому братству, — спокойно, с достоинством сообщил я.

— К нам проситесь, говоришь? Хорошо, но помни, что здесь все слушают только меня! — нахально заявил Рэд Фиш и молниеносным ударом в челюсть едва не сбил просителя со скамьи. Я сильно покачнулся, но на пол не упал. Более чем не слабый удар, но и я не первый год болтаюсь в море и не вчера появился в Новом Свете…

— Вопросы есть? — спросил громила, донельзя собою довольный.

— Помоги нам со снаряжением. Я расплачусь, даю слово. Кстати, я всегда получаю то, чего хочу! — ответил я и, широко размахнувшись, вернул удар в челюсть. — И, кстати, мои люди слушают только меня!

— Решил поиграть со мной? — криво ухмыльнулся Рэд Фиш, потирая ушибленную моим кулаком челюсть, и потянул из кожаного чехла длинный кривой нож.

Такой же нож подал мне кто-то из посетителей таверны. Назревала драка. Подобные дуэли, ставящие целью выяснение отношений и установку лидерства, в этой среде, несомненно, были занятием привычным.

Ну что же, в их монастыре такой устав, необходимо ему следовать.

— Возьми в руки шпагу или саблю и докажи, что умеешь владеть оружием, — высокомерно заявил я. — Что ты настоящий мужчина, а не сопливый мальчишка, только что выпустивший юбку своей матери.

Немного поразмыслив, переваривая мою неслыханную дерзость, Рэд Фиш отложил нож и медленно вытащил шпагу, кивком головы приглашая меня на улицу.

Я вышел за ним, взял свою шпагу в правую руку, и, шагнув к противнику, быстрым и неожиданным движением хлестнул того по лицу, как розгой. Пират схватился за щеку и покраснел, если это определение вообще могло быть применено к цвету его лица. Матросы, высыпавшие из таверны, дружно развеселились.

Самолюбие матёрого разбойника было задето не на шутку. Он насупился, потёр щеку, подскочил к одному из своих людей и выхватил у него привычное оружие — абордажную саблю, тяжёлую и широкую.

Оглянувшись назад, я взмахнул шпагой, этим жестом попросив зрителей очистить место для поединка.

Матросы расширили круг. Только один из них демонстративно повернулся спиной. Не раздумывая, я ткнул его пониже спины остриём шпаги. Тот подскочил и обернулся, изрыгая проклятия, попытался поймать шпагу рукой, но клинок замелькал у самых его глаз, и уколотый пират, чертыхаясь, отступил.

Свидетели этой стычки улюлюкали и вопили от восторга. Я решил, что кое-какую репутацию здесь себе уже создал, и решительно повернулся к Рэду Фишу.

Большой пират стоял, небрежно вытянув саблю. Я постучал по ней шпагой, как бы пробуя крепость руки противника. Здоровяк отмахнулся. Однако я поймал эфесом конец его сабли, чуть отвернул её в сторону и опять шлёпнул Рэда Фиша своей шпагой, но уже по другой щеке.

— Джон, не играй с ним, это опасно! — раздался предупредительный крик Стива Килинга.

Матёрый пират отступил на шаг назад, завернул правый рукав куртки до локтя и сделал первый пробный выпад. Рука его была посильнее, чем у меня, и саблей он владел лучше. Чтобы отклонять его прямые выпады, мне приходилось захватывать самое остриё клинка почти эфесом и сближаться. На отступление уже не хватало времени, и тогда я уходил в сторону. Так мы описали круг по улице. Зрители, отлично зная репутацию пирата, не принимали меня всерьёз.

Послышались шутливые подбадривающие возгласы, не обошлось и без обидных насмешек. Пират разгорячился, и вот тут-то я остановил его уколом в левое плечо. И ухитрился попасть в точности туда, куда хотел, чуть повыше локтя. Сабля вывалилась из руки Рэда. Разбойник хотел было вновь поднять её, но я ногой отбросил саблю в сторону.

Пират прижал рану левой ладонью. Лицо его было растерянным и злым. Из-под пальцев на землю капала кровь. Зрители поутихли. Я подошёл к противнику, держа шпагу наготове. Мало ли какую пакость тот может припасти… Рэд Фиш попятился и, запнувшись ногой о камень, вдруг упал на землю. Я приблизился к нему вплотную и, подумав секунду, воткнул шпагу в землю рядом с головой пирата.

— А вот это глупо, зря не убил! — несколько даже разочарованно произнёс Рэд Фиш.

— Нам необходима провизия и одежда!

Уродливый пират хмыкнул, вскочил с земли и кивнул своим людям.

— Дайте ему всё, что надо! — велел он им.

И захохотал. Его хохот поддержали собравшиеся. Четверо пиратов принесли два плетёных короба с одеждой. Ещё четверо с корзинами, нагруженными провизией, направились к пристани, сопровождаемые Ларсом.

Я и Килинг отвесили символические поклоны и направились следом.

— Боеприпасы и остальное вам доставят завтра! — раздалось вслед обещание Рэда Фиша.

Тем временем Том, оглядевшись по сторонам, заметил одного старого рыбака. Дожившие до старости — как раз те самые люди, которые много повидали на своём веку и многое слышали. Хороший повод разговорить собеседника — предложить ему кружку рома, что Хэнсон и сделал.

Старик оказался весьма словоохотлив, но ничего, заслуживающего для себя внимания, Том от него так и не услышал. Кроме одного. Недели две назад на Тортугу заходил «Чёрный ангел». Люди чёрного капитана занимались вербовкой шпионов на других кораблях, для того, чтобы те им докладывали о движении грузов и добычи. Решив пока не сообщать об этом никому из своих товарищей по экипажу, Хэнсон направился вслед за нами и догнал нас почти у самой пристани.


На следующий день, пройдясь по окрестным кабачкам, в которых собирались моряки самых разных мастей, я, капитан Джон, и боцман Килинг, неплохо разбиравшийся в людях, начали искать матросов, которых мы тщательно отбирали из числа искателей приключений, околачивающихся на острове Черепахи. Нашей задачей было набрать по меньшей мере пару дюжин человек. Три — ещё лучше. Но это если повезёт, потому что далеко не каждый годился.

Будущие члены команды набиралась нами по двум признакам. По национальному и, так сказать, по идейному. Объединённые и воодушевлённые общей целью северные мужчины были намерены сплотиться и достичь её во что бы то ни стало. В точности так же, как это делали их далёкие предки, отправляясь в заморские походы. Правда, никто толком не понимал, как искать и где искать, но — лиха беда начало.

Следуя принятым неписаным законам «берегового братства», мы заключили договора со всеми членами экипажа. По договору каждый на борту получал определённую долю захваченной добычи. Но в данном случае — с одним обязательным условием. Обычное для пиратов неподчинение приказу — категорически запрещалось на бывшем «Сан-Себастьяне», переименованном в «Вегейр».[11]

Те, кого это условие не устраивало и кто не брал на себя обязательство его неукоснительно соблюдать, в нашу команду не принимались. По этой причине борт корабля покинули несколько человек из первоначального состава. Из числа бывших пленников, вместе с которыми Томас и я бежали от чёрных пиратов и захватывали каравеллу, а также из пленников испанцев, освобождённых при этом захвате.

С этого дня на корабле вводилась строжайшая дисциплина: каждый должен был исполнять своё дело добросовестно и в срок. Вводились жёсткие санитарные правила. Кубрики необходимо тщательно проветривать. Гамаки и тюфяки выносить на воздух и выколачивать. Каждое утро на корабле должна проводиться тщательная приборка, вся палуба старательно промывается водой.

Доктор Торнсби обязан лично проверять качество пищи и сохранность съестных припасов и воды. Ему также было вменено в обязанность проверять дёсны и зубы у членов команды, так как самое страшное на борту корабля — цинга. Каждую неделю матросам должно мыться и менять нижнюю одежду. Те, кто уходил на «Вегейре» в море, должны были полностью и во всем подчиняться капитану и офицерам, выбранным самим экипажем.

Только так и никак иначе.

Кто был с этим согласен — тот становился членом команды. Наказание за нарушение условия предусматривалось единственное. Немедленное исключение из экипажа и высадка в ближайшем порту с лишением доли добычи. Палочную дисциплину я поддерживать на борту не собирался. Не для этого уходил из королевского флота, чтобы устанавливать такие же порядки на корабле, капитаном которого неожиданно для себя оказался.

По моему мнению, воистину сплочённый экипаж в единое целое должны объединять общие цели и общая выгода, а не страх перед болью и наказанием. Будущее должно было показать, прав ли я. По крайней мере Томас меня поддержал всецело. По словам Хэнсона, именно на таких принципах в своё время держался порядок на драккарах викингов… Страшиться экипажа корабля должны враги, с которыми перекрестится путь его судьбы, а не сами члены экипажа.

Через несколько суток на борту каравеллы собрались более четырёх десятков опытных моряков, большая часть из которых имела скандинавские корни. Примерно половину экипажа составили датчане, норвежцы и шведы, разными путями оказавшиеся в Карибах, а из оставшихся британцев, голландцев и пары французов добрая дюжина могла заверить, что их предки были выходцами с Севера. Прочие, несколько человек, этим происхождением похвастаться не могли, но, посвящённые в замысел, полностью согласились с ним и поддержали нашу затею.

После окончания подготовки и набора полного экипажа «Вегейр» под моим водительством вышел в море, заново оснащённый, отремонтированный и полностью укомплектованный. Первым делом я был намерен выполнить последнее поручение капитана Ван ден Берга. Затем предстояло попытаться выяснить, не сохранились ли где-то здесь следы пребывания норманнской дружины, в составе которой некогда отправился за океан Ингвальд, родной брат прапрапрадедушки Томаса Хэнсона.

Мы с Томом растолковали команде, что в этом заключена возможность получить очень прибыльную работёнку, а не просто начать убивать всех без разбору. Таким образом, мы заручились поддержкой матросов. «Святое копьё», подняв паруса, вышел в море, обогнул с запада Эспаньолу и взял курс на Бермуды.

Кроме постоянной тяжёлой работы, неизбежной на борту парусника, требовался и отдых. Я знал, ничто так не поднимает настроение, как возможность от души повеселиться, потанцевать. И каждый вечер на палубе два часа свободные от вахты моряки лихо отплясывали фарандолу.

Вскоре после начала первого плавания «Вегейр» повстречался в Наветренном проливе с испанским фрегатом. Столкновение завершилось потоплением ненавистного всем нам «испанца». Победа небольшой каравеллы над целым фрегатом была одержана благодаря отчаянной храбрости команды и таланту флотоводца, который открыл в себе я. Не каждому новоиспечённому капитану удаётся в первом же серьёзном бою сохранить хладнокровие и начать принимать нестандартные решения, обращая в свою пользу ошибки, допущенные превосходящим в силе противником.

Весьма довольный исходом битвы и своей возросшей репутацией, я уверенно повёл корабль к намеченной цели.


…Туман рассеялся. Голубое небо отражалось в не менее голубой стеклянно-прозрачной воде. Такие же голубые пологие волны мягко покачивали каравеллу. Доктор, выйдя на палубу подышать свежим воздухом, услышал разговор вахтенных.

— Тебе всюду мерещатся сокровища, Тим!

— У испанцев золота всегда полно! Жаль, что та посудина ушла на дно, и мы не успели захватить добычу. Да и фрегат куда лучше каравеллы…

— А-а-а, уж на наш век «испанцев» хватит! Если Хэнсон не ошибается и нам удастся найти тот самый остров, успех не заставит себя ждать.

Было тихо и тепло. Торнсби, стоя на палубе, смотрел куда-то в сторону, молча и пристально. Выражение лица доктора было необъяснимо странным. Стоявший на вахте Хэнсон, который хотел было заговорить с ним, резко повернулся и глянул туда же, куда смотрел доктор. Взгляд Томаса поймал картину, встревожившую Алана.

— Два корабля по левому борту! — раздался крик вперёдсмотрящего. Я и Килинг выскочили из каюты, где по карте прокладывали маршрут, поднялись на мостик и принялись рассматривать происходящее в подзорную трубу, передавая её друг другу. Некоторое время спустя отчётливо послышалась пушечная канонада.

Часть матросов столпилась у борта. Парни махали руками, показывая друг другу на сражающиеся корабли.

— Какие будут распоряжения, капитан? — спросил боцман.

— В бой не ввязываться! Да мы и не успеем, похоже. Один из них под испанским флагом, второй пират, кажется. Сам видишь, Стив, баталия настолько сильно окутана дымом, что сразу и не разобрать.

Попутный ветер подгонял каравеллу навстречу сражению, однако, когда мы подошли ближе, пушечная канонада уже почти смолкла. Полученные повреждения обоих кораблей были настолько серьёзны, что речь уже шла не о победе над противником, а лишь о спасении собственных шкур. Ещё через минуту на пиратском корабле раздался мощный взрыв, бриг развалился на части и буквально за считаные секунды ушёл ко дну.

Когда «Вегейр» подошёл совсем близко и плотная пелена дыма наконец поредела, я увидел, что испанский галеон «Сан-Педро Батиста», накренившись на левый борт, быстро погружался. До полного его исчезновения в морской пучине оставалось не более нескольких минут. И команда обречённого судна в отчаянии пыталась спустить на воду шлюпки.

«Вегейру», подоспевшему к месту кораблекрушения, оставалось разве что подобрать полдюжины выживших с пиратского судна. Среди них будто нарочно обнаружились ещё трое скандинавов. Первый из них, тридцатилетний швед Олаф, оказался канониром, его ровесник датчанин Ингвар был корабельным плотником, а норвежец Бьорн Снорри (что переводилось на английский как «ревущий медведь», он и походил на медведя, вставшего на задние лапы) — штурманом. Кроме них, среди спасённых были двое матросов, коренной американский индеец Чёрный Лис и француз Пьер, а также англичанин Джон Боуэн, корабельный повар. Когда выяснилось, что спасены чистокровные скандинавы, соотечественники этих освобождённых пленников, которых на борту «Святого копья» имелось подавляющее большинство, само собой, приветствовали спасённых радостными криками.

Шестерых выживших пиратов нужно было срочно переодеть, и Килинг распорядился принести запасную одежду из сундуков, которые нам ссудил Рэд Фиш, и по порции рома. Не прошло и пары минут, как из трюма вернулся Большой Энди, неся сухие куртки и штаны.

— Слушай, боцман, если мы ещё кого-то выловим из воды, то переодеть их будет уже не во что! Второй короб шутника Рэда набит женскими платьями.

Хохот матросов эхом пронёсся над палубой. Люди гиганта Фиша преподнесли-таки сюрприз, как и предполагал Старина Нат.

Безоблачное небо осталось позади, к вечеру погода начала резко портиться. Каравелла вошла в полосу тумана. Как сквозь сито, моросил мелкий дождь. Промозглый ледяной ветер пронзительно завывал в верёвочных снастях. Высокие волны с рёвом кидались на «Вегейр». Мне даже пришлось распорядиться выдать экипажу сапоги и тёплые фуфайки, благо они имелись на борту. В кубриках и каютах были поставлены жаровни. Холодный фронт прошёл полосой и напомнил скандинавам суровые зимы на родине.

Ещё через трое суток, выйдя на палубу утром, я увидел впереди по ходу волнистые очертания земли. Бермуды! Но к островному берегу мы добрались уже под вечер. Берег этот был скалистый, поросший густой зеленью, и к нему невозможно было подойти: море здесь было мелким, из воды торчали утесы, вокруг них ревели буруны. В поисках подходящего места я повёл корабль в восточном направлении. Судя по имеющейся карте, там обреталась подходящая гавань. Узкий проход вёл, в обширную и спокойную бухту, которая полукругом вдавалась в сушу.

Когда «Вегейр» добрался до места назначения, видимость была плохой, а в проходе между скалами ярилось быстрое течение. Посоветовавшись со своими ближайшими помощниками и выслав на разведку шлюпку, я всё же решился вести корабль в эту бухту.

Среди новоназначенных офицеров «Вегейра» был молодой и самонадеянный бывший офицер британского флота Говард Хастон. Ему удалось уговорить меня осмотреть южный край бухты, который был скрыт туманом. Я чувствовал, что не нужно бы этого делать, но всё же согласился, потребовав соблюдения осторожности и строжайше запретив рисковать шлюпками и людьми.

На рассвете две шлюпки отделились от корабля и двинулись к южному краю бухты. Первой из них, большой, командовал Говард, второй — Бутен, пожилой, опытный моряк, которому вся эта затея тоже не очень-то по сердцу пришлась.

Утро выдалось чудесным. Наконец-то выглянуло солнце, впервые за весь срок пребывания у побережья. Шлюпки легко скользили по зеркальной глади бухты. Потом они исчезли за островом, расположенным посреди бухты, и мы, оставшиеся на корабле, потеряли их из виду…

Лишь часов в десять утра на корабле заметили шлюпку, плывшую назад. Одну… Вскоре на палубу поднялся Бутен.

— Капитан, — обратился он ко мне, — случилось страшное несчастье, мы потеряли восемь человек.

И он рассказал мне, потрясённому известием, о том, что Говард Хастон раньше времени подошёл к проходу. Как раз в это время начался прилив. Неожиданно сильное подводное течение повлекло лодку Говарда, а вслед за нею и вторую шлюпку. Втянутые в водоворот, они ударились о торчащие из воды камни, и большая почти мгновенно затонула. Шлюпку Бутена протащило над тем же самым местом, что и первую, но вторая была маленькой, и её каким-то чудом выкинуло из грохочущей пены назад, в спокойную воду…

Как ни ужасна была потеря, но требовалось продолжать путь. Я прокладывал курс на юг, сверяя с картой контуры береговой линии. Видимость была скверной, корабль то и дело относило подводными течениями, далеко не всегда были благоприятными и ветра. И всё-таки «Вегейру» удалось зайти в бухту острова Сент-Джордж.

Корабль бросил якорь в миле от берега. Ближе подходить было опасно — коралловые рифы. Навстречу новоприбывшему устремилось множество туземных пирог, нагруженных свининой, кокосовыми орехами, фруктами. Это было очень кстати, ибо случилось вскоре после того, как на борту почти кончились съестные припасы. Однако стоянка была выбрана не слишком удачно. Всю ночь «Вегейр» раскачивало на волнах, будто каравелла всё ещё находилась в открытом море.

Утром мы с Хэнсоном отправились на берег острова. По небу плыли лёгкие облачка, в раскалённом воздухе дрожало знойное марево. Найти Питера Джекмена в городке Сент-Джордже оказалось совсем простым делом, того здесь знали буквально все.

Дом Джекмена, строение с двумя флигелями и полудюжиной окон по фасаду, был приземист и стар, сложен из серого камня, весь зарос виноградом. Поля и луга подходили к нему вплотную, оставляя место лишь для маленького дворика и небольшого сада с коротко подстриженными газонами и кустами.

Слуга Джекмена встретил нас на пороге дома и пригласил войти внутрь. Наши глаза уже освоились с полумраком комнат, и можно было разглядеть хозяина, вышедшего встречать гостей, — невысокого тощего мужчину средних лет. У него было сухое длинное лицо, тонкие усики и бородка клинышком с проседью. Одет он был в голубой бархатный камзол, на плечи спускались длинные завитые локоны чёрного парика. С рукавов камзола мягко свисали желтоватые кружевные манжеты.

Слуга пропустил посетителей вперед и, наклонившись, шагнул следом в низкую дверь. Том внезапно остановился у порога. Я нечаянно толкнул его плечом, извинился… Выпрямился и тут же понял причину замешательства спутника. Несмотря на небольшой рост и субтильную комплекцию, хозяин выглядел на удивление внушительно и солидно.

— Питер Джекмен, — представился он и приветственно кивнул, так что чёрные локоны парика закрыли ему лицо. — Вы хотели меня видеть, джентльмены?

Томас и я поклонились в ответ, постаравшись сделать это не менее изысканно и элегантно, и назвали себя.

— Превосходно, — заметил хозяин вполголоса.

Питер Джекмен отступил на шаг и величественным жестом пригласил своих гостей отужинать. На круглом резном столике под окном в окружении хрустальных бокалов и тарелки с апельсинами стояла пузатая тёмная бутылка. Её пробка была залита чёрной смолой.

Мой первый помощник подвинул табурет с мягким сиденьем, а я уселся на резной стул, стоявший возле стенки. Хозяин устроился на таком же стуле, но с другой стороны столика. Просторная комната была отделана красным деревом, у боковой стены располагался турецкий диван, накрытый роскошным персидским ковром. На ковре лежала флейта. Над диваном висели круглые часы и барометр. На изящной подставке из резного красного дерева красовалась шпага с эфесом, украшенным золотом и драгоценными камнями.

Пока мы с Томом оглядывали комнату, Питер Джекмен ножом попытался выковырять пробку из бутылки, но безуспешно, тонкое лезвие сломалось. Хозяин дома досадливо поморщился, затем открыл ящик стола, не нашёл там ничего подходящего и обвёл ищущим взглядом комнату. Вскочил и потянулся к шпаге…

— Не сломайте и её, сэр! — невольно попросил я.

— О нет, шпага не сломается! — заявил Джекмен. — Толедский клинок, семейная реликвия. Эта шпага в нашем роду переходит по наследству. В былые времена оружейные мастера знали своё дело.

Острием шпаги хозяин по кусочкам выковырял окаменевшую пробку, и, глядя, как он возится, я подумал о том, что в эту бутылку, судя по состоянию пробки, вино разливали примерно тогда же, когда выковали старинную шпагу.

Питер Джекмен обтёр горлышко бутылки и разлил вино. В комнате тонко запахло цветами. Гостеприимный хозяин поднял свой кубок.

— Рад приветствовать вас! У меня не часто бывают гости. Что привело вас ко мне?

Я пригубил вино, набрался духу и рассказал о судьбе, постигшей «Моргенстер». О гибели капитана Ван ден Берга, о событиях, произошедших с нами, и об утере письма. Джекмен внимательно выслушал рассказ и поднял следующий бокал в память о погибшем друге и компаньоне. Я, памятуя наставления капитана Ван ден Берга, обратился к Джекмену за советом и с предложением взяться за работу.

— К сожалению, друзья мои, в данный момент никакой работы я вам предоставить не могу. Можно было бы провернуть одно дело, но я только что узнал, что мой фрегат «Морской волк» украден, уведён, — с раздражением в голосе ответил Джекмен. — Что касается «Утренней звезды», мне не очень жаль барка и потерянного груза. Незадолго до того, как «Морского волка» увели, ему удалось захватить испанское судно с богатейшей добычей, так что я не внакладе. Но в данный момент я лишён кораблей.

— Однако у вас имеется ещё отличная шхуна, нам указали на неё в порту. Вы, наверное, большой любитель морских путешествий? — постарался сменить тему разговора Том, видя, что хозяину неприятно говорить о корабельных делах.

— Что вы! — махнул рукой Джекмен. — Да меня укачивает на самой малой волне. До недавнего времени я был сухопутным жителем и выходил в море лишь по острой необходимости. Судовладельцем я стал совершенно случайно. Эта шхуна участвовала в налёте и была захвачена. Её сильно повредили при обстреле, и экипажу пришлось выброситься на берег, чтобы не затонуть. Новый хозяин отремонтировал судно и отдал его мне… Он был мне должен и расплатился. Я ещё не решил, что делать с этой собственностью.

— Вы сказали, что можете помочь советом, — пришлось вернуть Джекмена к основной теме этим своим напоминанием. Я невольно уже начал беспокоиться, что зря проделал столь длинный путь.

— Да, так вот, недавно я получил сообщение, что капитан корсарского корабля Уильям Дадли, с которым у меня были дела, нуждается в помощи. Не бесплатно, конечно. В настоящий момент он находится в Варадеро, на Кубе. Вы, если поторопитесь, можете встретиться с ним и обговорить детали. У него жёсткий контракт с губернатором Ямайки, и нарушить сроки он не имеет права, иначе бы не стал обращаться за помощью ко мне. Таким образом, следуйте на Кубу в порт Варадеро и разыщите капитана Дадли в таверне «Дом Лусио».

Поблагодарив Джекмена, мы с Томом Хэнсоном, моим первым помощником, вернулись на свой корабль.

Последующие двое суток заняла подготовка к выходу в море, и на утро третьего дня «Вегейр», дождавшись прилива, покинул Бермуды и взял курс к берегу острова Куба.

ПЕРВЫЙ БРОСОК КОПЬЯ

— Том, где же ты пропадал почти всё время, пока мы снаряжали корабль? Позавчера сказал, что уйдёшь ненадолго, а сам! — покачал я головой укоризненно, когда сразу после отплытия мы с ним стояли на капитанском мостике.

— Довелось изрядно побегать, чтобы найти человека, который может описать, где расположен райский остров с кучей сокровищ, — ответил Том, нимало не смущаясь своего отсутствия. — Самое смешное, что, когда я в результате многотрудных выяснений и поисков обнаружил его дом в этих кривых переулках, выяснилось, что тот уехал на Кубу. Как тебе столь забавный поворот, а?!

— Скажу, что тебе вновь улыбается удача, мы как раз следуем на Кубу. Иногда бывает такое ощущение, что нас влечёт судьба. Ведёт по заранее проложенной тропке, и никуда не свернуть с неё, даже если захочешь.

Говорливый Томас внимательно посмотрел на меня, но вопреки своему обыкновению промолчал…

Путь к берегам Кубы ознаменовался встречей с французскими пиратами. Произошло это на траверзе багамского острова Нью-Провиденс.

Я отдал необходимые капитанские распоряжения, и «Вегейр» прибавил ходу, пошёл под всеми парусами при попутном ветре. Вечерний туман весьма кстати быстро скрыл нас от французов. Чтобы избежать встречи с врагом, пришлось следовать вплотную к английскому берегу.

Тем временем местные англичане, приняв каравеллу под моим водительством за испанского разбойника, подняли по всему берегу тревогу. Видимо, они опасались, что будет совершена высадка. Хотя мы и подняли английский флаг, здешние островитяне явно не поверили в его подлинность.

Позднее, там же, возле Нового Провидения, по ходу следования «Вегейру» повстречалось фламандское судно. Я разглядел в подзорную трубу знакомое лицо на капитанском мостике. С этим шкипером мне довелось немного познакомиться ранее… Сблизившись и объявив о себе, я вступил в переговоры и узнал, что фламандец подавал жалобу капитану береговой охраны. Жаловался, что был ограблен французским пиратом. Английский военный корабль тотчас же погнался за нападавшим, но догнать того не сумел.

Я сговорился со знакомым фламандцем, судно которого тоже следовало на Кубу, совершить совместное плавание. Вдвоём легче отбиваться от врагов, не приведи Господь с ними вновь столкнуться… Благополучно миновав пролив и подхватив попутный ветер, два корабля вместе дошли до острова Ангила, но там мы попали в жестокую бурю и потеряли друг друга из виду.

Шторм длился пять суток. Было страшновато смотреть, как «Вегейр» бросало из стороны в сторону, и даже некоторые матросы из новичков, ещё недавно ступившие на корабль (у кого-то из них это был едва ли второй-третий рейс), падали на палубу, не имея сил подняться, потому что их трепала морская болезнь. Бывалые моряки, занятые работой, просто переступали через них. Потом снова всё стихло, небо прояснилось, и каравелла пошла своим курсом столь быстро, что вскоре достигла берега Кубы.

* * *
Южные сумерки быстро переходили в ночь. Яркая крупная луна отражалась в спокойном море. Наконец-то истрепанный бурей «Вегейр» бросил якорь в трёх кабельтовых от берега, в виду порта Варадеро.[12]

Сойдя на берег, я отправился искать таверну «Дом Лусио» в местечко, которое называется Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария. Перед уходом поручил Хэнсону и Килингу заняться подготовкой корабля к следующему рейсу. При этом команда, свободная от вахт, получила наконец-то возможность отдохнуть на тверди земной.

«Дом Лусио» ничем особенным не отличался от прочих заведений подобного рода. Разве что знаменитой кухней, которая славилась на весь город. На стенах висели предметы различной утвари, разнообразное оружие. Массивные деревянные столы были изрезаны ножами, сохранив автографы знаменитых и не очень мореплавателей, некогда посетивших это заведение. Таверна — это не только место, куда люди идут поесть и выпить. Это место встреч людей с людьми, приятных и не особенно, знакомств и задушевных бесед, в том числе и с владельцем таверны, который обычно не только даёт советы, что поесть и выпить, но и может поддержать любой разговор. Здесь же можно поиграть в карты, кости или другие игры, что особенно популярно среди морских бродяг.

Хозяином оказался проворный и словоохотливый толстячок. Едва я вошёл и спросил капитана Дадли, он тут же показал мне его. Этот Дадли был здесь завсегдатаем, и, провожая меня к столу капитана, хозяин успел всячески расхвалить блюда, которые подаются в этой таверне.

— Они относятся в основном к так называемой кастильской кухне. Одно из наиболее известных блюд этой кухни — косидо, что значит варево. Вначале вам подают мясной бульон с вермишелью. Затем говядину, сваренную вместе с куском свиного сала, вяленой ветчиной, кровяной колбасой, а также с картофелем и турецким горохом. В моей таверне вы найдёте чечевичную похлёбку, жареную говядину, свинину или баранину, биточки, свиные потроха, жареные почки, жареный картофель с яичницей… — рассыпался в соблазнительных описаниях хозяин таверны.

Капитан Дадли оказался довольно высоким и мощным, его фигура выдавала военную выправку. Дерзкое, но не без приятности лицо капитана было основательно загорелым и венчалось шапкой курчавых тёмных волос. Я представился, и сообщил о цели своего визита. Дадли учтиво поклонился и пригласил меня за стол.

Сделав заказ и буквально через пять минут уже получив всё, что заказал, капитан Дадли поведал мне суть его задания. Не забывая при этом отдавать должное поварскому искусству мэтра Лусио. Выяснилось, что необходимо доставить одного господина по имени Оскар Коллтон, который уже ждёт в порту, в Порт-Ройал, на Ямайку. Это хорошие деньги. Но сам Дадли не может этого сделать по той причине, что находится здесь на службе у местного губернатора и в любой момент может ему понадобиться.

— А этот мистер Коллтон какой-то странный, то ему нужно срочно плыть, то нужно подождать, вот сейчас опять срочно необходимо отправиться. Задача не сложная, вознаграждение — достойное. Ну, так что, по рукам? — спросил меня Дадли.

— Согласен. Я ценю оказанное мне доверие. Служба у вас, мистер Дадли, честь для меня, даже если это всего лишь один рейс, заключаем договор.

— Завтра утром в порту встретите Оскара Коллтона, возьмите его на борт и направляйтесь на Ямайку. Там же получите хорошее вознаграждение. Я признателен вам и плачу за ужин, — сказал Дадли, раскланялся и пошёл к трактирщику.

В это время за соседним столом моё внимание привлёк разговор двух моряков. Один из них рассказывал другому о чёрном пирате, что нападает незаметно, вероломно и обязательно на суда, которые являются хорошей поживой. Видать, шпионы у пирата имеются повсюду…

Едва Дадли вышел за дверь, как появился возбуждённый и довольный Томас Хэнсон — он нашёл-таки человека, знающего расположение острова.

— Это Бенджамин Крайс, один из матросов моего деда, — сообщил первый помощник, — он уже очень стар и переехал на Кубу к своему сыну, который занят здесь торговлей. Одна беда, под описание старика не подходит ни один из островов, что нанесены на известные карты. Я уже проверил. Координаты, которые бывший матрос указал, соответствуют открытому морю, ни одного подобного острова в том краю не…

— А ты не думал о том, что за столько лет какое-нибудь землетрясение могло разрушить остров? — спросил я, продолжая прислушиваться к разговору матросов за соседним столом. — Или…

— Думал, конечно! — перебил Том. — Но, может, его просто не нанесли на карту, а на самом деле он есть! У него отличительная особенность: с юго-западной стороны возле него красные скалы.

— Красные?

— Ну, то ли в закатных лучах они ему показались красными, то ли поверхность самих камней…

— И где же ты успел раздобыть столько сведений, Том?!

— Места знать надо! — рассмеялся мой товарищ, смешно пошевелив бровями.

За соседним столом сменили тему разговора, и я увлёк Тома на улицу.

Неподалёку от широкого крыльца «Дома Лусио» грузный, загоревший до черноты моряк в роскошном атласном камзоле, лопнувшем по швам на широкой спине, тщетно пытался подняться с мостовой. Ноги его уже плохо держали, и он упирался руками в землю и сейчас был очень похож на корову, что встаёт с земли, при этом вначале подымаясь на задние ноги. Но, как только мужчина в очередной раз уже собирался выпрямиться, кто-либо из прохожих, которым он загораживал дорогу, небрежно отталкивал его, и бедолага опять кулём валился на мостовую.

Из дверей таверны выбралась ещё парочка подобных джентльменов, они пытались устоять на ногах, упираясь головами в стену строения… Отвернувшись от этого зрелища, мы с Томом направились в сторону порта, и всю дорогу Хэнсон не уставал делиться своими предположениями относительно того, где бы мог находиться вожделенный остров с сокровищами.

Вернувшись на корабль, Том и я спустились в кубрик, чтобы разыскать Килинга и сообщить ему о завтрашнем отплытии. Первому помощнику предстояло ещё одно срочное дело — вернуть команду на борт. Медленно пробираясь мимо подвешенных гамаков, я снова услышал негромкий разговор матросов, затеявших перед сном беседу. Эти тоже говорили о чёрном пирате…

— Вначале он плавал на небольшом пинасе, но благодаря отчаянным до безумия головорезам, входившим в его команду, быстро приобрёл славу беспощадного разбойника. Я своими глазами видел, я же ходил на «Морской звезде», прекрасный фрегат… Подойдя вплотную к нашему кораблю, пират поднял чёрный флаг смерти как знак начинающейся атаки. Капитан «Морской звезды» не оказал никакого сопротивления, сто чертей ему в бок, он сдался без боя, трус, просто в деревянный чурбан превратился от одного вида чёрной смерти. Для очистки совести дал только один залп и больше ничего не предпринимал, надеясь на пощаду. Пираты забрались на борт. Их предводитель решил оставить прежний корабль, приказал переправить на «Морскую звезду» весь оружейный арсенал и награбленную ранее добычу. Затем меньший корабль отдал побеждённым и позволил нам беспрепятственно уплыть восвояси. Это был единственный случай, когда он проявил снисхождение к жертвам… Спустившись в отсеки под палубой, пират узнал, что за груз скрывала «Морская звезда» в своих трюмах. На борту того фрегата находились огромные сокровища, не менее тридцати тысяч фунтов! Новому, быстроходному, прекрасно вооружённому фрегату будто самой судьбой предназначалось стать непревзойдённым пиратским кораблём. И для чёрного капитана он стал прекрасным средством для установления господства на море. Не сыскать в Новом Свете более удачливого и непобедимого корсара!

— Байки всё это! Если он и его команда так разбогатели, зачем же им всё ещё пиратствовать? Ради чего?

— Откуда я знаю, может, в него и его людей сам дьявол вселился! Этот капитан «Морской звезды», которая теперь именуется «Чёрный ангел», просто вездесущ. Всего несколько месяцев прошло, но эта банда уже стала одной из самых грозных в Карибском море. Они ограбили несколько торговых судов, потопили военный фрегат, захватили китобойное судно. Каждая захваченная добыча увеличивает казну пиратов и славу этогокапитана. Он набирает всё большее могущество, захватывая корабли один за другим. Его экипаж — сущие звери, алчные и беспощадные ублюдки… Он всегда подкрадывается тихо, потом нападает внезапно. И что самое удивительное, он никогда не нападает на корабли с малоценным грузом, будто точно знает, что у кого в трюмах. Даже если у него шпионы во всех портах, спрашивается, как они успевают передать ему сведения…

— Да кто он такой, чёрт возьми?!

— Слухи ходят разные, но никто о нём ничего не знает наверняка. Поговаривают, что он колдун и способен читать мысли, словно открытую книгу!

Я дослушал рассказ матроса и, задумчиво покачивая головой, отправился догонять Тома, который уже разговаривал с Килингом. Задуматься было о чём…


Утром, как и сговаривались, на борт «Вегейра» поднялся человек, которого предстояло доставить на Ямайку. Каравелла была готова к отплытию вовремя, и с приливом мы взяли курс на Порт-Ройал.

Мистер Коллтон оказался невзрачным, хрупкого телосложения джентльменом. Усы и борода придавали некрасивому лицу с неопределёнными чертами нечто тревожащее. Вздёрнутый нос делал лицо лукавым. Однако при этом его нельзя было назвать ни уродом, ни простолюдином — из-за больших серых глаз, очень красивых и лучистых, одновременно чистосердечных и бездонных, которые придавали некоторое очарование его явно аристократическому лицу.

Пассажиру была предоставлена лучшая каюта на корабле. Погода благоприятствовала путешествию. И переход на Ямайку обещал быть лёгкой прогулкой, если не произойдёт ничего неожиданного… Увы, спустя какое-то время это неожиданное всё-таки произошло.

За кормой остались уже примерно две трети пути. На палубе неподалёку от меня стояли Том Хэнсон и доктор Торнсби, который наблюдал за океаном и небом и делал свои учёные записи.

— Этот Коллтон, похоже, важная птица! — сказал мой первый помощник, обращаясь к доктору.

— С чего ты решил? — спросил Торнсби у Тома. Мы все уже достаточно сблизились, чтобы держаться «накоротке».

— Он хотя и одет как обычный человек, но говорит слишком правильно для простого. Да и оплата этого рейса, посчитай, совсем не из дешёвых.

— Может, он переодетый лорд, посол или представитель какого-нибудь королевского вельможи…

— Корабль по левому борту! — раздался крик вперёдсмотрящего. — Под испанским флагом!

— Килинг, свистать всех наверх, — распорядился я. — Нам придётся драться.

— Категорически возражаю! — запротестовал Коллтон, который поднялся на мостик минут десять назад, а до этой минуты был занят придирчивым разглядыванием снастей и палубы «Вегейра». — Вы должны доставить меня на Ямайку, а не заниматься разбоем!

— Вам что, не ясно, что это они нас сейчас пустят ко дну? — сухо возразил я. Что за капризы, право слово!

— У меня идея, капитан! Мы же на каравелле. Надо тоже поднять испанский флаг, хе-хе. — Том выразительно хихикнул. — Я тут в каюте видел два сундука с женской одеждой… Помнится, их подсунули вместо матросской одежды на Тортуге. Убьём двух лис сразу!

Недоумение читалось на лицах матросов.

— Даже и не думай! — первым дошло до Килинга. — Я ни за что…

— Да перестань, Стив! Будет весело!

— С тобой не соскучишься, но кажется, ты прав, Том! Поднять испанский флаг! — отдал я приказ, сообразив, что задумал первый помощник.

— Корабль по правому борту! — снова раздался крик вперёдсмотрящего. Я всмотрелся в морскую даль сквозь подзорную трубу.

— Кажется, ещё один «испанец»! Переодеваться всем, кто подходит по комплекции!

Спустя полчаса, изрядно помучившись во время облачения в женские платья, почти два десятка матросов показались на палубе. Их появление было встречено дружным ржанием остальной части команды.

Солёные шуточки сыпались со всех сторон. Особенно досталось Килингу, чья лысая татуированная голова со спутанной ветром рыжей бородой никак не вязалась с розовым платьем в кружевах и шёлковой шалью.

— Чего встали! Приготовиться! — скомандовал я.

Переодетые женщинами матросы выстроились вдоль обоих бортов, и приветственно махали руками подходящим с двух сторон испанским кораблям, не забывая при этом прятать шевелюры под шарфами и бороды за веерами. С испанских кораблей уже начали в подзорные трубы рассматривать встреченного «соотечественника».

— Везут невест в наши колонии, — наверняка говорили капитаны испанских кораблей своим помощникам — или наоборот.

Поравнявшись с «Вегейром», предводители испанцев взмахами рук поприветствовали меня, также приветственно машущего в ответ с мостика, и продолжили свой путь, благо расстояние между кораблями позволило сохранить неразоблачённым устроенный нами маскарад.

Удачно разминувшись с «соотечественниками», каравелла «Святое копьё» продолжила свой рейс.

На широте острова Пинос я заметил английский пиратский корабль, который вознамерился было догнать нашу каравеллу. У разбойника было двадцать четыре пушки. Но умелое маневрирование Бьорна Снорри свело на нет все попытки преследователя тягаться в скорости с «Вегейром», и пират отстал, решив не ввязываться в изнурительную погоню. Ветер помогал нашему новоиспечённому экипажу.

Никого больше не повстречав на пути, каравелла «Вегейр» спустя некоторое время благополучно прибыла в Порт-Ройал, что на острове Ямайка.

— Симпатичный городок! — разглядывая в подзорную трубу берег, одобрительно высказался Хэнсон.

— Порт-Ройал — не городок, — возразил стоявший на здесь же, на мостике, мистер Коллтон.

— А что же?!

— Это настоящий большой город. Самый богатый город Нового Света. По торговому обороту он нынче больше самого Лондона. А по количеству церквей, соборов на душу населения едва не превосходит!

— Тем более! А может, нам ещё и повезёт, увидим настоящих иезуитов, — съязвил стоявший рядом Килинг, зная, что Хэнсон недолюбливал любых представителей рода человеческого, что носили одеяния священнослужителей.

— Иезуитов нам только и не хватало! Пожалуй, лучше обойтись без них.

«Вегейр» входил в гавань медленно, с почти всеми спущенными парусами. Бьорн Снорри сам встал к рулю. Он не дожидался чьего-то разрешения на вход, так как знал, что такого разрешения здесь ни у кого не спрашивают.

Гавань Порт-Ройала была велика, судов в заливе стояло на приколе более двух дюжин, и свободно могло разместиться ещё столько же. Каждый входивший вставал на якорь, где ему заблагорассудится, нимало не заботясь об удобстве соседей и вновь приходящих судов. Осторожно лавируя, почти цепляясь реями за такелаж других кораблей, Бьорн провёл «Вегейр» поближе к стенам форта, и только здесь я приказал отдать якоря.

Белоснежный Порт-Ройал прятался в зелени тропических деревьев. Влево и вправо от гавани разбросал он свои строения: двух- и трёхэтажные дома, великолепные виллы с колоннами, портиками и изысканными фасадами.

Том Хэнсон стоял у фальшборта, опираясь ладонями о планширь, и разглядывал Порт-Ройал. До берега было футов шестьсот, не более.

— Какой красивый город! — воскликнул Том.

— Красивый, — согласился я. — Если только издали смотреть.

— Хотя бы издали.

— Капитан, — подошёл к нам Килинг, — я хотел поговорить вот о чём, не пора ли подобрать нам корабль побольше? Если хорошо заплатят за рейс, то команда не против. Наша каравелла, конечно, красавица, но уж больно мы смахиваем на испанцев. Продадим её, и…

— Смахиваем на испанцев, говоришь? Один раз нас это здорово выручило, — напомнил я. — Однако ты прав. Хорошо, надо подумать.

Я и сам уже размышлял на эту тему, и Стив лишь подтвердил правильность направления раздумий.

Яростно припекало солнце.

Резко пахло корабельной смолой и отбросами.

— Такую воду загадили, — проворчал Коллтон. — Сплошная грязь!

— Грязью здесь никого не удивишь. Вы вон туда поглядите!

Спокойную воду невдалеке от корабля резала верхушка треугольного плавника.

— Акула?!

— Это запах кухонных отбросов привлекает сюда хищников. Похоже, что здесь не то что купаться, но даже ногу в воду сунуть опасно.

Десятки лодок и баркасов сновали по гавани между пристанью и судами.

Шлюпка с двумя матросами на вёслах не без труда доставила Коллтона и меня, сопровождавшего пассажира, на берег. Толпы пёстрого народа суетились на пристани.

Пробираясь сквозь людские потоки, Коллтон и я направились к красивому белому дому губернатора Ямайки, выстроенному посреди большого роскошного сада, который располагался в левой части города, если смотреть с моря.

— Я бы хотел поблагодарить вас, капитан, за удачный переход на Ямайку, и обещаю со своей стороны любую поддержку, которая от меня зависит, — сказал вдруг Коллтон, вышагивая по мостовой. — Ещё один квартал, и мы у цели.

Но, не пройдя и половины оставшегося пути к дому, мы с Коллтоном были остановлены патрулём.

— Что случилось?

— В чём дело?

— Сэр, назовитесь, — предложил мне сержант в мундире королевской армии. Я назвался. Сержант удовлетворённо кивнул головой.

— Мои извинения, но у меня приказ арестовать мистера Уилсона, — сообщил он. — Против вас, сэр, и некоего Джеффри Болтона выдвинуто обвинение в связях с пиратами. Мы должны препроводить вас в тюрьму до выяснения обстоятельств.

— Думаю, это недоразумение, — вмешался Коллтон. — Я позабочусь о том, чтобы всё прояснилось.

Я поклонился ему в знак признательности и был вынужден проследовать за командиром патруля, сопровождаемый солдатами.


Ожидание в каменном мешке, куда меня поместили, превратились в полную тревоги и неизвестности муку. Я совершенно не понимал, по какой причине оказался здесь.

— Кто он такой, этот Болтон, какое отношение он имеет ко мне? — спрашивал я вслух, иногда шёпотом, иногда громко.

Но во всех случаях ответом мне была тишина. И эта безответность мучила гораздо сильнее. Если бы мне хотя бы стало известно, за что предъявлено обвинение! Даже если я совершенно ни при чём, было бы куда легче сориентироваться и выстраивать линию защиты от ложного обвинения.

Я совершенно не знал, сколько прошло времени. Час, два или несколько часов…

Долгожданно, и всё-таки неожиданно, ржаво заскрежетали засовы, открылась дверь, и тюремщик сообщил, что я освобождён и могу уходить. Естественно, я испытал невыразимое облегчение, хотя мрак неизвестности продолжал наполнять мысли. Случившееся было совершенно необъяснимым. Я не ведал даже малейших предпосылок, по какой причине промучился в каменном мешке несколько часов… к счастью, не суток и не месяцев!

На выходе меня встретил не кто иной, как мистер Коллтон. Он сообщил, что внёс выкуп, и дал обещание, что меня больше не тронут. На мой вопрос: «Но что же это было?!» — первый пассажир «Вегейра» туманно ответил, что это было, дескать, недоразумение, стражники просто перепутали капитана Уилсона с кем-то другим.

— Уилсон, губернатор ждёт вас в своей резиденции, а у меня срочные дела, прощайте!

Коллтон учтиво раскланялся и быстро зашагал прочь. Его фигура мелькнула ещё раз в тени деревьев и скрылась за углом дома. А я, недоумевающий капитан «Святого копья», проводив задумчивым взглядом своего избавителя, повернул стопы в другую сторону и направился к дому губернатора, сэра Томаса Модифорда.

Разыскать его не представляло труда.

На главной аллее сада, обрамлённой пальмами и сандаловыми деревьями, показался слуга-араб в белом тюрбане… Уже добравшись ко входу, стоя у колонны портика губернаторского дома, я оглянулся, с болью и гневом в душе посмотрел на огромный рейд Порт-Ройала, на зелёные холмы и цепь голубых гор, смутно видимых в дымке струившегося от зноя воздуха.

Я мог и не увидеть больше всего этого.

Да, было очень неприятно чувствовать себя игрушкой в руках судьбы.

Или других людей?

Разобраться бы в причинах происходящего!..

Мои тягостные раздумья были прерваны возвращением слуги, который ходил доложить губернатору о приходе посетителя. Следуя за ним, я прошёл на широкую веранду, в тени которой губернатор спасался от удушливой жары.

Это был человек с недлинными светлыми волосами, приятно обрамлявшими лицо. Очень высокий, с волевым подбородком и презрительно отвисшей губой, придававшей ему высокомерный и дерзкий вид. Выдающиеся скулы, необычно вздёрнутый нос и чувственный рот усиливали ощущение загадочности в его облике. Бледная кожа и сверкающие, как два сапфира, глаза из-под тяжёлых век. Одетый в тёмно-зелёный костюм, он излучал необычное чувство спокойствия и силы одновременно. Губернатор сделал шаг вперёд, опираясь на трость с золотым набалдашником, и в этот миг я увидел, что он хромает.

— Уже наслышан о вас, капитан Уилсон. Мнение о вашем таланте мореплавателя выше всяких похвал. И я хочу вручить вам заслуженное вознаграждение за благополучное прибытие мистера Коллтона на Ямайку.

Губернатор передал мне небольшой сундучок. В глубоком голосе этого человека ощущалась скрытая сила. Чувствовалось, что голос всегда звучит в определённом регистре, и именно это обстоятельство куда больше, чем другие признаки, говорило о властности и самообладании вельможи.

— Могу ли я спросить, сэр, кто на самом деле этот таинственный мистер Коллтон?

— Важная персона, большего вам знать не требуется. Я пригласил вас, собственно, чтобы предложить приобрести корсарский патент и поступить ко мне на службу. Это было бы выгодно нам обоим, не так ли? — в голосе Томаса Модифорда прозвучали нотки, не допускающие возражений.

— К сожалению, должен вам отказать, сэр.

Я понимал, что рискую утратить благосклонность власть предержащего, но решил без обиняков выразить свою мысль. Я был далёк от того, чтобы даже сейчас испугаться самого губернатора Модифорда или опасности, которую он в эту минуту мог для меня представлять. Ещё ничего преступного не сотворив, я был уверен, что в тюрьму могу попасть лишь по ошибке, а это со мной уже произошло.

Либо меня заранее предостерегли, что может статься с ослушником, либо это была действительно досадная оплошность местной власти… Если первое — тогда мне в любом случае не по пути с людьми, которые предостерегают такими способами.

Рано или поздно я окажусь в том же каменном мешке, но уже — за дело. Поэтому лучше не ввязываться в такие дела, которые оканчиваются в каменном мешке. А если ввязываться в нечто наказуемое, то исключительно по собственной воле, и заранее предпринять всё необходимое, чтобы избежать наказания.

По дороге сюда я успел поразмыслить над происходящим.

Я был очень благодарен за эти несколько часов в каменном мешке. Они преподали мне важный урок. Только вот не тот, который хотели преподать «учителя».

— Ваше предложение весьма лестно, сэр, и в иных обстоятельствах я бы не преминул его принять. Но сейчас я могу лишь ответить за себя и моих людей, что в наши планы не входит служба по контракту. Мы не наёмники, у нас иная цель, посвящать в которую мы пока никого не намеревались.

— Но какая же иная цель может быть у свежеиспечённого экипажа, кроме как пиратство и контрабанда, — в голосе губернатора явно послышалась угроза. — Вам придётся согласиться. Мне нужны такие люди, как вы. Для особых поручений. Повторяю, выгода обоюдная, я получаю то, что хочу, вы обретаете моё покровительство, и вас не повесят как пирата.

— Но мистер Коллтон обещал…

— Мистера Коллтона уже здесь нет. И я могу вернуть вас обратно в тюрьму или выпустить на свободу, но все будут знать о вас только то, что я скажу. Провозглашу, например, что это вы, именно вы являетесь Чёрным Пиратом, капитан Уилсон, и за вами будут гоняться все, включая самого мистера Чёрного Пирата. Самозванцев здесь особенно не любят, знаете ли.

Я промолчал, ни звука не проронил в ответ, понимая, что в данный момент просто ничего не смогу сделать и сила на стороне губернатора, а у меня пока нет возможности противостоять всему свету сразу. Губернатор принял моё вынужденное молчание за согласие.

— Вот и договорились! Вы неглупый и смелый человек, мистер Уилсон. Я оценил ваше стремление сохранить самостоятельность, это обстоятельство ещё более укрепило меня в намерении нанять вас. Итак, ваше первое задание — разыскать некоего Эдварда Лоу и вручить ему предупреждение. Он сейчас обитает где-то на Мартинике. Эта миссия — одолжение моему компаньону с Бермудов. Затем вернётесь сюда с выполненным заданием.

— Предупреждение о чём?

— Он должен вернуть корабль или его стоимость в полном объёме плюс комиссионные за беспокойство. Он знает сколько.

— Идти на Мартинику на каравелле, потрёпанной штормом, невозможно, господин губернатор, — решительно заявил я.

Если меня подловили и посадили в клетку, то по крайней мере я могу попытаться сделать эту клетку удобней для обитания!

— Это поправимо, капитан. Отправляйтесь на верфь и выберите себе что-нибудь получше. Средства у вас теперь есть, да и каравелла ваша тоже чего-то стоит. О вашей связи со мной будет знать хозяин верфи, и он поможет подобрать что-то подходящее и сделает хорошую скидку. Теперь можете идти, мистер Уилсон, — губернатор властным движением руки показал на дверь.

Резко поднявшись, я едва не перевернул канделябр. Ни один мускул не дрогнул на моём лице, надеюсь, хотя на душе скреблись уже не кошки, а настоящие львы.

Коротко кивнув на прощание, я развернулся и зашагал прочь.

Судьба продолжала беззастенчиво использовать меня в какой-то многоходовой игре. Или это действительно происходит исключительно благодаря стараниям людей?..

Двое дюжих слуг губернатора сопроводили меня до самой пристани.

СЛУЧАЙНОЕ ПОПАДАНИЕ?

Спустя двое суток другой корабль, тридцатишестипушечный фрегат, переименованный нами, под тем же названием «Вегейр», загрузив на борт запасы еды, воды и вооружения, присланные торговцем, с которым ещё накануне сговорился Килинг, с приливом вышел в море, взяв курс к Антильским островам. Отличный корабль, приобретённый на вырученные за каравеллу деньги с доплатой из награды, заработанной за рейс в Порт-Ройал, поймав парусами попутный ветер, быстро шёл навстречу неизвестности.

Хэнсон, Килинг и я собрались на мостике.

— Не нравится мне всё это, совсем не нравится. Нет, конечно, вовсе не плохо, что мы обзавелись новым корытом, но… Затягивает он нас, точно паук в сети, а мы только и можем ещё, что трепыхаться, — насупившись, бормотал Килинг.

Я молча вышагивал по квартердеку[13] туда-сюда, обдумывая сложившуюся ситуацию и не находя выхода из неё.

— Сказывается влияние доктора Торнсби, и ты уже заговорил метафорами, Стив, — сказал Хэнсон.

— Кому я тут понадобился? — отозвался доктор, поднимаясь на мостик.

— Чего это я заговорил? — переспросил Стив. — Чем?

— Да Килинг твоих пауков всё позабыть не может! — сообщил Том доктору.

— Ума не приложу, как из всего этого дерьма выбираться! Чёрт побери! — подал наконец и я голос. Моё раздражение и недовольство происходящим громогласно прорвались в бранном восклицании.

— Очень просто. На каждого паука есть свой шершень! Ну-ка, подумайте, кто может сыграть роль шершня для губернатора Модифорда?

Но шутка Тома не подняла мне настроения. Наоборот, понимание, что нам совершенно неизвестны обстоятельства, способные исполнить роль шершня, удручало ещё больше.

Пасмурное настроение предводителя, понятное дело, угнетающе действовало на команду. Люди, которые плавали со мной не пёрвую неделю, просто не узнавали своего капитана. Я стал угрюмым, раздражительным. И ничего не мог поделать со своим настроем, как ни старался.

Лишь спустя несколько дней удалось разрядить обстановку, когда фрегат «Вегейр» взял на абордаж испанское судно. Мы захватили бригантину, растерявшийся капитан которой не оказал почти никакого сопротивления. Выпустив таким образом пары, я в порыве великодушия велел испанской команде погрузиться в шлюпки и убираться ко всем чертям. На «Санта-Марию» перебралась часть экипажа во главе с Бьорном Снорри, и плавание продолжалось уже в составе «дуэта» — фрегат и бригантина.

По прибытии на Мартинику Хэнсон был откомандирован навести справки у хозяина портовой таверны. Разузнать, что к чему с этим Эдвардом Лоу.

— Ты лучше всех можешь найти иголку в стоге сена, — напутствовал я его. А Стив Килинг, Бутен и Мэт Ларс, довольно бойко поторговавшись с перекупщиками на причале, ловко сбыли с рук захваченные нами грузы. Каждый член команды получил свою долю, и свободные от вахты смогли вдоволь погулять на берегу, восхваляя щедрость Господа и капитана, первого после Бога на борту.

Том Хэнсон после рассказал мне, что прогулялся по припортовой улице и остановился возле длинного двухэтажного дома, сложенного не из камня, как большинство местных строений, а из мачтовых брёвен. Решётчатые окна были распахнуты настежь, из них на улицу неслись те же звуки пьяного до отчаянности разгула, тяжёлый топот кованых каблуков, высокий пронзительный дребезг мандолины и пьяный, визгливый женский смех.

— «Большой дом», — прочитал Том вывеску над входом. Он тут же поймал за шиворот куда-то спешившего по своим делам креольского мальчишку с физиономией цвета кофе с молоком и на смеси испанского с английским получил нужную информацию. Хозяином таверны оказался некий Жан Толстяк. За звонкую монету трактирщик сообщил, что знает Лоу, и тот, дескать, проживает недалеко от заведения, нужно лишь пройтись направо, до дома, обшитого дубовыми досками.

Час спустя Хэнсон вернулся на корабль и сообщил мне подробности разговора с Эдвардом Лоу.

— Я повидался с этим мистером должником и передал ему слова губернатора. Но сей господин возмутился и заявил, что все проблемы с сэром Модифордом уже решены. Он, дескать, отправил необходимую сумму за уведённого «Морского волка» и просит нас вернуться на Ямайку, чтобы подтвердить это губернатору.

Выслушав это, я вздохнул и задумчиво произнёс:

— Дружище Том, ты представляешь картину, как я прихожу к губернатору Модифорду и рассказываю ему всё это? Где гарантии, что этот ловкач Лоу, угнавший «Морского волка», не обманул нас? Нам ещё раз надо бы навестить его и разобраться с ним лично, без всяких чёрных меток с нашей стороны и без его ничем не подтверждённых заверений, что всё замечательно и долг отправлен. Я должен привезти губернатору деньги, или доказательства, или самого угонщика мистера Лоу. И лишь после этого я смогу послать Модифорда ко всем чертям. Поэтому идём-ка в дом к этому господину и покончим с делом…

Дом оказался закрыт, мы сломали дверь, но внутри никого не обнаружили. Хэнсон ещё раз метнулся в таверну. Кто-то из моряков сообщил, что Лоу на днях набирал экипаж и в аккурат сегодня вышел в море. Совсем недавно. Его парус ещё должен быть виден на горизонте.


…В капитанской каюте «Вегейра» собрались я, Том Хэнсон, Стив Килинг, Бьорн Снорри и доктор Торнсби. Обсудить нам требовалось очень непростую проблему.

— Догнать! Его надо догнать!! — бушевал Килинг.

— Мы не можем, у нас половинная команда на «Вегейре», а «Санте» ещё нужен ремонт. «Морской волк» — корабль с уникальными характеристиками, который был построен по специальному заказу Джекмена, так мне сказали. И куда отправился Лоу на похищенном фрегате, неизвестно, — возразил Хэнсон.

— Если промедлим, мы его потеряем, — вставил Бьорн.

— Си-илы небесные! — выдохнул я. — Значит, нас подставил Джекмен. Поверить не могу!

В это действительно не хотелось верить. Люди коварны и жадны, но этот мистер Джекмен совершенно не казался подлецом…

— А вот и недостающее звено цепи, — сказал Торнсби. — Знаешь, кто будет шершнем для Модифорда?

— Не знаю! — честно признался я, совершенно потерянный от предположения, что виновником наших злоключений является не кто иной, как Джекмен собственной персоной.

— А я знаю! Это ты, дорогой друг.

— Каким образом?!

— Сначала ответь мне вот что. По твоему мнению, губернатор Ямайки бесплатно оказывает услуги Джекмену или имеет с этого свой процент? Не верится, что Модифорд по доброте душевной разбирается с угнанным фрегатом.

— Ну… хм!

— Вот. Нужно столкнуть их лбами, пусть перегрызутся, а мы тем временем постараемся улизнуть… Много воды утечёт, прежде чем нас хватятся. Сейчас же нам во что бы то ни стало необходимо догнать этого «Волка» и захватить хитреца Лоу. После этого отправить сообщение губернатору, что Джекмен, мол, уже получил деньги за корабль напрямик, от самого Лоу. Или просто отправить деньги, пусть сами разбираются, кто кому должен.

— Стив, большую часть команды — на «Вегейр». Ты и Ингвар со своими ребятами останетесь здесь и займётесь ремонтом «Санта-Марии». Это хорошая быстроходная бригантина, не в наших интересах терять её, — начал распоряжаться я, обретая уверенность по мере оформления чёткого плана действий. — Бьорн, тебе придётся проявить всё своё штурманское искусство и догнать «Морского волка». Томас, разъясни всё экипажу! Алан, спасибо, и готовь свои снадобья, будет бой! За дело, друзья!

Фрегат «Святое копьё» вышел в море. Попутный ветер подгонял корабль, и уже спустя несколько часов на горизонте показался другой фрегат, целеустремлённо следующий своим курсом.

Он обогнул Доминику справа и взял курс на северо-восток. Наш «Вегейр» догнал его на широте Гваделупы и захватил «Морского волка» по большей части благодаря слаженным действиям канониров — Большого Энди и Олафа Стейна, который, несмотря на молодость, оказался большим мастером и поэтом артиллерии. Точные попадания — и украденный фрегат оказался во власти нашего экипажа, более чем наполовину состоявшего из потомков норманнов.

Бывший корабль Джекмена был взят на абордаж без особого сопротивления со стороны членов его команды. Люди на «Морском волке», потеряв немало своих после точных попаданий Бена и Олафа, решили не геройствовать и сдались на милость победителя.

Поднявшись на борт, осторожно пробираясь среди обломков и трупов, на шкафуте я обнаружил высокого человека с загорелым лицом, одетого в серебристый камзол. На концах перевязи из чёрного шелка, наброшенной поверх камзола, свисали пистолеты с рукоятками, оправленными в серебро.

Спокойно и уверенно поднявшись по широкому трапу на ют, я остановился перед этим человеком и отвесил ему нарочито церемонный поклон.

— Наконец-то мы встретились, неугомонный мистер Лоу, — произнёс я, стараясь подпустить в тон своего голоса побольше язвительных ноток. — Льщу себя надеждой, что вы мне хоть чуточку рады, сэр, хотя, быть может, встреча происходит не так, как вам хотелось бы. Впрочем, подозреваю, на самом деле вы хотели, чтобы эта встреча вовсе не состоялась.

Потеряв дар речи, с лицом, искаженным от злобы, угнавший чужой фрегат Эдвард Лоу выслушал ироническое приветствие человека, который расстроил все его планы.

— Сэр, вы создали много лишних проблем, мне пришлось гоняться за вами, преодолевать многие мили. Должен довести до вашего сведения, что выбор невелик. Либо возместить деньгами, либо вернуть корабль. Позвольте поинтересоваться, на что вы надеялись, совершая столь дерзкий побег?

— Почему я так поступил, моё дело. Вам ни к чему это знать! Мне нет никакого смысла поступать, как вы предлагаете. Вскоре власть губернатора Ямайки не будет стоить и гроша.

— Не мне судить о стоимости власти, мистер Лоу, хотя я вполне разделяю вашу очевидную неприязнь к упомянутому вельможе. Я был нанят заставить вас возвратить то, что задолжали, а не рассуждать о…

Дальнейшее свершилось очень быстро.

Издав нечленораздельный вопль бешенства, Лоу выхватил шпагу и бросился на меня, Но ударить не успел. Раздался мушкетный выстрел, и высокий человек в серебряном камзоле, словно ударившись о стену, замер с занесённым клинком, а затем рухнул навзничь. В его глазах навеки застыло изумление, а его сердце, пронзённое пулей, мгновенно залило палубу кровью.

Клинки не успели скреститься, Лоу был сражён наповал точным попаданием. Не случайная, не шальная пуля его поразила, ведь рукопашного сражения за корабль как такового и не приключилось.

Мушкет с дымящимся стволом сжимал в руках Томас Хэнсон. Именно он тенью следовал за мной и, как выяснилось, стрелком был более чем отменным.

— Ты сомневаешься в моём умении фехтовать? — только и спросил я у Тома, вновь переводя взгляд на кровавое пятно, расползающееся на мёртвом теле Эдварда Лоу и вокруг него.

— Нет. Я просто стараюсь полагаться не только на благосклонность Фортуны. Уж больно она капризна, эта премиленькая леди.

И я не нашёлся, что сказать в ответ на это.

Так или иначе, задание ямайского губернатора можно было счесть выполненным.


Погода на глазах портилась, сгущавшиеся сумерки окутывали снасти и паруса, море затягивалось туманом. Капитаном «Морского волка» мы выбрали Бутена. Его опыт и отвага должны были послужить солидным подспорьем в управлении отличным кораблём. Взяв ещё с десяток проверенных людей с «Вегейра», ветеран перешёл на «Морской волк».

Матросы приводили в порядок корабли уже на ходу. Расправив паруса, новый дуэт отправился избранным курсом…

Наступила ночь. Том Хэнсон и Бьорн Снорри несли вахту, сменив меня и Ларса.

— Что будем делать с этой посудиной? Нам явно не хватает людей, — сказал Хэнсон Бьорну. Содержание этого разговора стало мне известно, когда мы с Томом позже беседовали на эту же тему.

— Хорошо бы подыскать и набрать ещё какое-то количество матросов, лучше норвежцев, шведов и датчан. Немало наших сородичей болтается по здешним островам без дела, а когда наберётся… и если наберётся… достаточное количество народу, мы вполне сможем попытаться стать наиболее грозной командой в Карибах. На то мы и скандинавы…

— Шутишь? — без улыбки спросил Том.

Бьорн, стоявший у штурвала, повернул к нему лицом свою косматую голову. В тусклом свете масляной лампы глаза норвежца сверкнули воистину по-волчьи, хотя и был он «медведь».

— Нет, — отрывисто бросил он. И добавил после паузы: — Кому, как не нам, праправнукам викингов?

И, глядя прямо по курсу, вполголоса затянул старинную скандинавскую песнь из Старшей Эдды. Хэнсон, даром что британец, понимал почти каждое слово саги. На то и потомок норманнов!

СТАРШАЯ ЭДДА
Заклинанья я знаю — не знает никто их,
даже конунгов жёны; помощь — такое
первому имя — помогает в печалях,
в заботах и горестях.
Знаю второе — оно врачеванью пользу приносит.
Знаю и третье — оно защитит
в битве с врагами, клинки их туплю,
их мечи и дубины в бою бесполезны.
Четвертое знаю — коль свяжут мне члены.
оковами крепкими,
так я спою, что мигом спадут узы с запястий
и с ног кандалы.
И пятое знаю — коль пустит стрелу
враг мой в сраженье,
взгляну — и стрела
не долетит,
взору покорна.
Знаю шестое —
коль недруг корнями
вздумал вредить мне, —
немедля врага, разбудившего гнев мой,
несчастье постигнет.
Знаю седьмое —
коль дом загорится
с людьми на скамьях,
тотчас я пламя
могу погасить,
запев заклинанье.
Знаю восьмое —
это бы всем
помнить полезно:
где ссора начнётся
средь воинов смелых,
могу помирить их.
Знаю девятое —
если ладья
борется с бурей,
вихрям улечься
и волнам утихнуть
пошлю повеленье.
Знаю десятое —
если замечу,
что ведьмы взлетели,
сделаю так,
что не вернуть им
душ своих старых,
обличий оставленных.
Одиннадцатым
друзей оберечь
в битве берусь я,
в щит я пою, —
побеждают они,
в боях невредимы,
из битв невредимы
прибудут с победой.
Двенадцатым я,
увидев на дереве
в петле повисшего,
так руны вырежу,
так их окрашу,
что он оживёт
и беседовать будет.
Тринадцатым я
водою младенца
могу освятить —
не коснутся мечи его,
и невредимым
в битвах он будет.
Четырнадцатым
число я открою
асов и альвов,
прозванье богов
поведаю людям —
то может лишь мудрый.
Пятнадцатое
Тьодрёрир пел
пред дверью Шеллинга;
напел силу асам,
и почести — альвам,
и Одину — дух.
Вот речи Высокого
в доме Высокого,
нужные людям,
ненужные ётунам.
Благо сказавшему!
Благо узнавшим!
Кто вспомнит — воспользуйся!
Благо внимавшим…[14]
Песнь внезапно прервалась.

— У меня чувство, как будто за мной кто-то наблюдает из темноты, — хрипло дыша, вдруг сообщил Бьорн. — Хэнсон, осмотрись кругом, от греха подальше…

Том, серьёзный как никогда, внимательно всмотрелся во тьму, и у него тоже возникло вдруг ощущение, что там, во тьме, нечто скрывается. Но страха не было. Скорее, азарт и предвкушение наполняли душу первого помощника капитана.

— Это не грех. Это боги предков за нами присматривают, — сам не зная, в шутку или всерьёз, сказал Томас учащённо дышащему Бьорну. — Они нас не оставили даже здесь, за океаном.

Бьорн Снорри, удовлетворённый объяснением, довольно заворчал…

Поднялся ветер, он принёс частый, холодный, неприятно хлеставший по лицу дождь. Ночь была настолько тёмной, что даже паруса и мачты едва виднелись, туманно и зыбко, словно привидения.

К утру туман местами начал рассеиваться, большая его часть осталась за кормой. Я прошёл на бак и увидел, как два матроса затирают горячей смолой щели между досками. Забота о состоянии корабля — первоочередная задача на любом плавающем средстве. «Вегейр» и захваченный фрегат покачивались на волнах, убрав паруса.

— Прямо по курсу корабль! — раздалось вдруг предупреждение вперёдсмотрящего.

В свою подзорную трубу я рассмотрел большой, тяжёлый фрегат и узнал в нём… «Чёрного ангела».

Неприятное чувство шевельнулось в душе. Пират шёл на всех парусах в сторону нашего «Вегейра», явно собираясь нападать. Видимо, его капитан был настолько уверен в своём превосходстве, что даже численное преимущество кораблей противника его ничуть не смущало.

Бутен, капитан «Морского волка», приказал готовить абордажные сети и заряжать пушки. Я велел поднимать паруса и дать сигнал нашему второму фрегату — идти параллельным курсом. Наши корабли подхватил попутный ветер, что было весьма кстати, поскольку требовалось время для того, чтобы набрать скорость. Но повреждения от пушечных выстрелов на корабле Бутена не позволяли использовать весь ресурс парусов, и его заметно относило в сторону.

Я разгадал намерения пирата пройти между нашими кораблями, чтобы дать залп из пушек с двух бортов одновременно и разгромить обоих.

Противостояние, напряжённое ожидание начала боя всем действовало на нервы, натянутые как тетива лука.

Корабли сошлись уже на расстояние выстрела, и все ждали команды к бою, как вдруг на пиратском корабле раздались громкие крики приказов, «Чёрный ангел» резко сделал поворот оверштаг,[15] развернулся кормой к двум несостоявшимся жертвам нападения и принялся уходить прочь, так и не предприняв попытки нападения.

Недоумение читалось на лицах наших моряков, когда мы растерянно смотрели вслед уходившему чёрному пирату. Кто-то оглянулся назад и вдруг увидел, как из остатков тумана за кормой вынырнул ещё один корабль… Это оказалась бригантина «Санта-Мария», которую привёл Килинг. Её появление было встречено радостными криками.

Кем-то в запале было брошено предложение немедля броситься вдогонку и покончить с этим наглым чёрным разбойником. Но в данный момент два корабля из наших трёх были повреждены, и людей не хватало. Можно было вернуться к Антильским островам, но большинство было за то, чтобы принять решение чёрного пирата отпустить на сей раз, он-де своё ещё получит, и не спеша следовать на Тортугу.


После принятия этого решения все наши три корабля легли на новый курс. Вскоре на горизонте показался незнакомый остров… Там, на этом клочке суши, вполне можно было и отремонтироваться, и передохнуть, но стремительно разыгравшийся шторм нарушил планы нашей маленькой флотилии. Невольно возникало ощущение, что кто-то специально придумывает нам трудности, наваливает испытывая, дабы испытать команду на прочность и спаянность.

— Скорее спустите фок, я не хочу потерять паруса, — приказал я. — Дайте сигналы на другие корабли — следовать за мной! Шторм движется на нас со стороны острова, следуем курсом на расхождение. Поставьте лучшего человека к штурвалу…

— Бьорн, к штурвалу! — крикнул Том.

Начался проливной дождь, волны перекатывались через корабли, били в борта, казалось, со всех сторон. Море кипело под тёмным небом, по которому неслись аспидно-чёрные тучи. Корабль с убранными парусами плясал, как пробка в кипящей воде. Точно такие же танцевальные па повторяли и два других — фрегат и бригантина.

Время от времени они погружались в стену сплошного тумана, порождённого то ли небом, то ли бешенством моря. Затем корабли вылетели на открытый простор, но только для того, чтобы опять погрузиться в зловещую мглу. К ночи ветер продолжал дуть с тем же раздражающе упорным постоянством и достиг почти ураганной силы.

Корабли относило ветром в противоположные стороны, швыряло и разворачивало раз за разом. За несколько часов в бушующем море экипажам уже показалось, что хуже просто быть не может, но человек лишь предполагает, а располагает Господь.

Море постепенно утратило слепящий металлический блеск, а небо приобрело зловещий оттенок пепла, словно его заволокло гарью. С юга задул воистину ураганный ветер, крепчавший с каждой минутой. Фрегаты и бригантина метались, то взлетая на гребни волн, то низвергаясь в тёмные шумящие провалы. Каждую минуту наши корабли могли пропасть из виду друг у друга и только чудом всё ещё оставались вместе… Но тут уж ничего поделать было просто невозможно. Человек почти бессилен перед яростью океанской стихии.

Я, мой первый помощник Хэнсон и доктор Торнсби спустились в капитанскую каюту. Мы промокли до нитки, но не обращали на это никакого внимания. Зато напряжённые лица моих компаньонов выражали сильнейшее беспокойство. Наверняка и у меня самого такое выражение…

— Что за невезение! Сначала нас преследовал Чёрный Пират, теперь вот погода совершенно испортилась. Мне это решительно не по нраву. Где мы находимся? — спросил я.

— Где-то северо-восточнее Гваделупы! — крикнул в ответ Хэнсон.

— Мы рискуем кораблями, нужно стремиться к ближайшей бухте, спрятаться и переждать! — убеждал меня Торнсби.

— Нужно продвигаться вперёд, — настаивал Хэнсон. — Мы рискуем попасть к Чёрному Пирату в зубы, если вернёмся. Нужно сократить наш путь! Держим курс прямо на этот остров. Там наверняка можно спрятаться и переждать бурю…

— Но в этих водах нет никакого острова, если верить карте! — недоумённо сообщил я, рассматривая расстеленную на столешнице карту.

— Это он, тот самый остров! — воскликнул вдруг Хэнсон. — Он за штормом, прямо по курсу!!!

Резко распахнулась дверь. Потоки воды сбивали с ног людей, заглушали голоса. Несколько вооружённых моряков ворвались в капитанскую каюту.

— Корабль не выдержит! — крикнул предводитель недовольных матросов Перси Брант в тот момент, когда следующая обрушившаяся волна вынесла одно из окон в моей каюте, и борта затрещали, как скорлупа сдавленного клещами ореха.

— Капитан, надо поворачивать обратно!! — заорал ещё кто-то.

— Нельзя сдаваться, смотрите, как мы близко! — прорычал Хэнсон в ответ.

— Я не обираюсь подыхать из-за твоей блажи, Том Хэнсон!!! — надсаживаясь, завопил Перси. — Ты больше не обманешь нас детской сказочкой про остров сокровищ!

Томас схватился за оружие. Я его остановил, вцепившись в руку.

— Том, их слишком много!! Перси, мы не в восторге друг от друга! — вынужден был я обратиться к главарю смутьянов. — Но не стоит разжигать вражду сейчас, гляди, вот он, остров, совсем близко! Не больше двух-трёх миль, и…

Ещё один водопад, обрушившийся на нас, оборвал мою речь. Едва отдышавшись, мы все ринулись вон из каюты и поднялись на палубу. Там на нас тотчас же вновь обрушились потоки воды, норовя сшибить с ног.

И в этот момент у всех находившихся на палубе и на снастях вырвался единодушный вопль ужаса. Подобная туману взвесь мелких брызг немного рассеялась, открывая справа от форштевня чудовищную, головокружительной высоты скалу. Истошный крик рулевого эхом отозвался на хоровой вопль.

— Рифы, рифы, бери левее!!! — изо всех сил заорал я.

Мы с Хэнсоном решительно бросились на помощь к Бьорну, буквально вцепившемуся в штурвал, чтобы бороться с обезумевшим ветром. Рулевой с большим трудом удерживал колесо, и наша помощь была очень кстати.

К счастью, ожидаемого столкновения не произошло. Ведомый уверенной рукой Бьорна Снорри, подкреплённой нашими усилиями, фрегат настолько резко лёг на борт, что все, кто не успел привязаться верёвками, не смогли удержаться на ногах и покатились к планширу. Поблёскивающая стена воды медленно скользила мимо борта. Моряки сыпали проклятиями с силой, прямо пропорциональной перенесённому страху.

— Мы дёшево отделались, слава богам! Идите вниз, капитан! — прокричал Бьорн Снорри.

— Да хранит нас Пресвятая Дева! — благочестивое пожелание потерялось в вое ветра, казалось, удвоившего в этот момент свою силу. Его порывы забивали дыхание, и я, схватив Хэнсона за рукав, увлёк того в каюту.

Бьорн Снорри, этот атлант, удерживающий небо на плечах, остался лицом к лицу с бурей. Но к нему на подмогу уже торопились двое или трое соотечественников-норвежцев из экипажа «Святого копья»…

Волны беспощадно трепали корабль, который беспомощно болтался, отдаваясь на волю стихии. Было такое ощущение, словно гигантская рука, схватившая маленькое судёнышко, чтобы бросить его, как камешек, сквозь бурю, на минуту отпускала и вновь хватала, пытаясь забросить ещё дальше. Наш фрегат подходил всё ближе и ближе к острову… Два других корабля флотилии упорно прорывались следом за нами, старательно повторяя все манёвры ведущего.

Казалось, миновало уже несколько часов, в течение которых нас вслепую несло сквозь дождь и ветер. Вдруг лунный свет пробился между тучами и упал на кипящую воду. И тут же впереди стали видны громадные поблёскивающие скалы фантастических форм, среди которых едва угадывался разлом, который мог оказаться проходом в спасительную бухту…

Мы боролись с яростью стихий всю ночь. Лишь к самому утру жестокий шторм начал утихать. Смертельно уставшие люди едва могли шевелиться.

— Все целы? — спросил я.

— Мы потеряли Хьюиса и Эммета, — сообщил Торнсби. — Корабль повреждён, нужен ремонт.

— Смотрите!!! Красные утёсы! Это тот самый остров! — неожиданно завопил Хэнсон, пристально всматривавшийся в приближающийся неведомый остров, не нанесённый ни на одну из известных нам карт. — Мы действительно нашли его!

И в этот миг я, капитан «Вегейра» и предводитель нашей маленькой флотилии, окончательно уверился, что судьба ведёт меня к определённой, чётко установленной цели.

И люди. Которых, конечно же, божественное провидение использует в качестве инструментов своей воли.

Этого острова просто не могло быть, здесь и сейчас.

Но он был.

И судьба прямым курсом привела Джона Дарси Уилсона, далёкого потомка норманнского рода Сыновей Волка, к его берегам.

ОСТРОВ НАЗНАЧЕНИЯ

Миновал полдень, когда три корабля, стремясь найти спасение, наконец-то достигли острова и очутились в укромной бухте.

Дул сильный шквалистый пассат, грохочущий прибой разбивался на крупной гальке пологого берега. Чёрные тучи плыли настолько низко, что иногда закрывали вершины холмов, поднимающихся уступами. Около полудня пролился сильный дождь — настоящий тропический ливень, когда вода падает с неба сплошной стеной. Поэтому по тёмно-зелёным склонам все ещё вились серебристые нити потоков.

На этой широте с жарким и влажным климатом осень — понятие очень условное. Дождь не освежил жителей острова, и ветер не принёс им бодрости.

Тэйкеху, верховный жрец и хранитель традиций племени, почивал в своём доме под сенью шелестящих пальм. На протянувшейся вдоль берега единственной улочке поселения, где в благодатной древесной тени и в густых зарослях кустарника прятались аккуратные каркасные строения, не было видно ни души. Только на окончании узкой косы, далеко выдающейся в море, на куче выброшенных морем водорослей полусидел татуированный молодой мужчина. Темнокожий, но голубоглазый и светловолосый, одетый в холщовые штаны, из которых поднимался мощный мускулистый торс, он обладал тревожащей внешностью большого хищника.

Тарна задумчиво смотрел вверх. Одна за другой плыли и плыли в бездонном небе тучи. Как будто в бескрайнем море, ведомые смельчаками, идут ладьи к неведомым берегам. Туда, где диковинные люди из легенд, вооружённые топорами, копьями, луками и стрелами, украшают себя вырезанными из дерева фигурками, и на песчаную отмель лениво, с лёгким плеском, набегают прозрачные зелёные волны. Он мечтал, как однажды уйдёт далеко в море на настоящем корабле, в точности таком, на каких некогда его героические предки бороздили океан, и совершит множество доблестных подвигов.

Мужчина не дремал, и взгляд его был устремлен к горизонту. Смотрел он прямо на скопище огромных валунов, переходящих у горловины бухты в цепь невысоких красных утёсов, на белую кипящую полосу прибоя у двух островков, между которыми в узком просвете синей полосой виднелось вожделенное море…

Пока татуированный островитянин грезил о несбыточном, из-за оконечности закатного островка выдвинулся раздутый ветром кливер. Это зрелище мгновенно заставило наблюдателя очнуться. Затем показались стаксели, и, прежде чем воин успел вскочить на ноги, многотонный корабль, круто взяв к ветру, обогнул островок, курсом бейдевинд вошёл в бухту и закачался на волнах в паре кабельтовых от берега.

Вход в бухту охраняли опасные воды, с водоворотами и бурунами, и корабль можно было провести только совсем рядом с островками. Настолько близко, что до него легко можно было добросить камень с берега. То, что корабль в бухту завёл шкипер, не знающий прохода, казалось настоящим чудом!

Но это чудо свершилось. Будто сами боги повелевали рулевым этого парусника.

За ним, так же неожиданно, из-за мыса, скрывающего слева вход в бухту, появились ещё два корабля, совершенно истрёпанные бурей.

Татуированный мужчина издал пронзительный крик встревоженной птицы, и сонный посёлок пробудился мгновенно, будто по волшебству.

Со всех сторон высыпали люди племени, они перекликались и указывали на прибывшие корабли. Жрец вышел из своего жилища и стал вглядываться в бухту, прикрыв глаза рукой, кожа которой являла собою шедевр искусства татуировки.

Двенадцать бронзовокожих воинов, составлявших одновременно и охрану, и свиту, проводили жреца к берегу. Их головы были украшены особыми уборами из перьев, которые сзади свисали до поясниц. Многие островитяне ходили в одних только набедренных повязках, причём тела покрывала причудливая татуировка, узоры, сплетения из птиц и разных символов. Некоторые укутывали тела в накидки, окрашенные в жёлтый и красный цвета. Головные уборы были либо из перьев, либо из тростника.

Расстояния в поселении были так малы, что все его обитатели собрались на берегу очень быстро и успели обменяться предположениями относительно намерений пришлых, прежде чем те продвинулись ещё на полкабельтова по направлению к якорной стоянке.

Большинство воинов племени сошлись во мнении, что утопить эти большие лодки будет непросто. Ведь их целых три, а не одна или две, как иногда случалось раньше. Но главным вопросом, конечно, было то, как поведут себя эти пришлые. Захотят ли они добровольно влиться в племя, или придётся их убивать? Всех-всех убить, как в прошлый раз, четыре лета назад. Или только большую часть, как ещё раньше. С той поры минуло ровно столько лет, сколько пальцев на руках. Не довелось дожить до нынешних дней никому из тех нескольких мужчин, что тогда влились в племя, но дети их — живут и здравствуют. Точно так же, как и потомки тех пришлых людей, что попадали на остров ещё раньше…

Обо всём этом, как и о многом другом, Тарна рассказывал мне. Когда мы уже сумели научиться понимать друг друга Это произошло не сразу, конечно. Британцу Джону Дарси Уилсону и карибскому аборигену Тарне довелось преодолевать многие трудности на пути достижения взаимопонимания. Но главное, что в первый день Тарна не захотел убить Уилсона, который тогда был для него всего лишь одним из пришлых, таящих в себе угрозу. Хотя вполне могло статься и наоборот, для меня ведь он тоже был незнакомцем, который способен выхватить клинок и броситься убивать.

А в тот, первый день, насколько я запомнил, было так.

Матросы «Вегейра» столпились на баке у правого борта, и все мы, англичане, шведы, норвежцы, датчане, шотландцы и прочие, рассматривали островитян, дивясь их наружности. Оснований удивляться имелось немало.

— Я слышал о райском острове… красные скалы, горы черепов… — бормотал Мэт Ларс.

— Я всегда д-думал, что это м-морские байки, — заикался Перси, — его н-нет на к-карте…

— Рифы из костей утонувших моряков, сокровища и колдовские амулеты, дающие удачу, силу и бессмертие… — шептал, не веря своим глазам, доктор Торнсби.

— Сказки всё это! Ну, остров, ну, индейцы, и что? — бросил кто-то из матросов. Этому человеку, наверное, очень не хотелось признавать очевидное, но…

— Смотрите, смотрите, местные жители какие-то странные, не похожие на обычных индейцев, тут явно европейцы постарались. — Этими словами Томас Хэнсон подытожил общие впечатления.

Три новоприбывших парусника уже бросили якорь у берега, и до наступления ночи измученные ураганом мореплаватели успели повидать много удивительного. Перед нами расстилалась холмистая, почти безлесная равнина, которая занимала почти всю левую часть острова. Зато правая часть была покрыта непроходимыми джунглями. На берегу столпились несколько сотен островитян. Мужчины, частично татуированные, частично разрисованные белой краской, женщины с заплетёнными в косы длинными волосами. Туземцы были не вооружены и очень приветливо встретили непрошеных гостей. Наваленных груд черепов и костей доверчивых мореходов нигде не наблюдалось.

К нашим кораблям направились несколько пирог, и вскоре на борт «Вегейра» поднялись рослые люди прекрасного телосложения, высокие, мускулистые. Среди черноволосых индейцев попадалось немало светлых шатенов и даже рыжих. Выразительными жестами они приветствовали меня и мою команду.

Большой сюрприз поджидал нас, прибывших на остров, когда мы услышали слова языка, на котором обратились к нам туземцы. Этот язык отличался от привычных индейских наречий карибских племён. Да, и он, вне всяких сомнений, имел родственные отношения с местными диалектами, но слух скандинавов тотчас уловил слова, которых никак не могло в этом языке быть. Но эти слова были, и распознать знакомое оказалось необычайно легко.

Потому что слова эти с детства слышали большинство членов экипажей трёх парусников.

Подобные слова, несомненно, были позаимствованы из скандинавских языков. И что самое поразительное, они не просто попугайски повторяли звучание, а совпадали по своим значениям.

В основе своей этот язык вёл своё происхождение отнюдь не от карибских наречий!

Гостей радушно поприветствовали и пригласили сойти на берег. И гости прекрасно поняли смысл сказанного хозяевами.

Я переглянулся с ближайшими помощниками, кивнул им головой в знак подтверждения и недрогнувшим голосом распорядился дать знать на другие корабли о решении начать высадку.

Матросы спустили шлюпку на сверкающую солнечными бликами воду и направились к берегу, окружённому синими от зноя каменистыми холмами. Через несколько минут моя нога уже ступила на твёрдую землю. Сопровождали меня Хэнсон, Килинг, Бутен и Бьорн.

Жрец встретил нас помпезно. Приветственная речь прозвучала торжественно, под рокочущий аккомпанемент длинных барабанов и свист тростниковых флейт.

— Рад приветствовать вас от имени нашего племени! — что-то вроде этого провозгласил жрец в завершение. — Питаем надежду, что между нами завяжется дружба.

Конечно, на самом деле Тэйкеху выразился пространнее, но смысл был примерно таковым.

— Этот говор странно похож на устаревшее наречие, именно так разговаривали старики в моём посёлке в Норвегии, — шепнул Бьорн мне и Хэнсону.

— Я рад, что нам не понадобится переводчик! — весело ответил Том и добавил: — Кто ищет, тот находит!

— Бьорн, раз уж тебе это наречие знакомо больше, чем нам, объясни ему, кто мы и откуда, и спроси, куда мы попали, чей это остров, — попросил я. Нам долго пришлось ждать окончания приветственной речи, и теперь было необходимо что-то ответить.

Пока Бьорн, запинаясь, проговаривал фразы на старинном наречии, невозмутимое лицо жреца постепенно утрачивало свою неподвижность и несколько раз сменило выражение. Целая гамма чувств, от удивления и радости до восхищения и благоговения, появилась на нём.

— Этот остров принадлежит нам, — отвечал жрец. — Здесь редко бывают чужие люди, боги стараются принуждать чужаков обходить его стороной, но иногда и мы принимаем гостей. Нашу землю мы называем Спящий Дракон. Раньше, в заветах, оставленных предками, она звалась иначе. Глаз, Видящий Море.

— То море, что за проходом? — оглянувшись на просматривающиеся в узком проходе океанские волны, спросил я по-английски, и наш толмач передал мой вопрос индейцу.

— Да! Паруса на горизонте мы видим часто, но к острову просто так не подойти из-за бурунов и переменных течений, — переводил мне ответ наш добрый Бьорн, ведающий толк в старонорвежском. — Широкая полоса рифов, водовороты и коварный прибой не позволяют свободно передвигаться. Только местные жители, хорошие моряки и лоцманы, знают единственный путь… Нашим кораблям, сэр, только благодаря шторму каким-то чудом удалось преодолеть естественные преграды и войти в бухту. Эти люди живут здесь очень уединённо и верят, что наше появление… э-э… это знак свыше. Если я правильно понял, сэр.

— Но почему вы зовёте свой остров Спящим Драконом? — спросил я. И добавил, уточнив у Бьорна: — Ты правильно перевёл? Дракон?

Я, конечно, и сам знал, что слово «дрэг» означает именно дракона, но уж больно чудно его выговаривал жрец — «дреейхкаа», — и я на всякий случай справился у норвежца.

Бьорн заверил меня, что ошибка маловероятна. Примерно так же смягчали и тянули это слово древние старики в его родном северном краю.

В тот, самый первый день мы ещё не знали, разумеется, что жрец многое недоговаривал. И это неудивительно.

Кем мы были для обитателей Спящего Дракона в тот первый день прибытия? Такими же, по сути, как и все предыдущие, гости поневоле, непредсказуемыми незнакомцами. Вполне возможно, опасными.

Хотя у нас имелось решительное отличие. Из череды прошлых, в различной степени угрожавших благополучию островитян столкновений с посланцами внешнего мира наших людей тотчас выделил непреложный факт.

Многие из нас понимали язык туземцев, и более того, кто-то из нас мог даже разговаривать на наречии, подобном их языку. Хотя до полного взаимопонимания, установившегося позднее, в день первой встречи было ещё далеко, более чем далеко…

— Однако эти люди весьма напоминают европейцев своим внешним видом, — заметил я по-английски. — Том, мы здесь явно далеко не первые гости из-за моря.

— О чём я и говорил, — улыбнулся Хэнсон, всем своим видом излучая довольство.

Позднее мы, конечно, узнали, что английский, а также французский и испанский некоторые из островитян немного понимали. Всё же прошлых невольных гостей не всех до единого приходилось умерщвлять. Кое-кто из них вливался в племя и оставлял после себя память, какое-то наследие, отражавшееся в языке и повседневных обычаях. Дополняя главное наследие, давным-давно оставленное пришельцами с севера. Но об этом давнем судьбоносном влиянии мы тоже узнали не сразу…

— Бьорн, спроси его, давно ли здесь бывали гости, подобные нам, — попросил я нашего рулевого, и тот перевёл мой вопрос на старонорвежский. Я улавливал смысл многих слов и с грехом пополам понимал, что говорил жрец, но попытаться выговорить эти слова вслух не отважился бы.

Жрец ответил нам. На сей раз, и это позже подтвердилось, Тэйкеху не лукавил. Точнее, просто кое о чём умолчал до поры до времени, но в первый же день сообщил нам, что в племени из поколения в поколение передавалась легенда.

Она гласила, что на этом острове жили люди, которые верили, что мир оканчивается у горизонта. И тогда же по морю плавали посланцы богов, которые ведали истину, что мир продолжается там, за гранью, где купол небес соприкасается с водной равниной. Они бороздили неведомые волны, необозримый морской простор, вдали от родных берегов. И однажды нашли этот уединённый остров и высадились на него, чудом отыскав проход в бухту. Это и были предки нынешних обитателей острова. Сойдя на берег, посланцы богов смешались с островитянами и остались жить вместе с людьми. Потомки смешения тех посланцев с островитянами хранят великое сокровище, которое им оставили предки, передавая из поколения в поколение…

— Мы счастливы, что боги вспомнили о нас и вновь отправили своих посланцев, ведающих наш язык, имеющих такой же знакомый облик! — заключил жрец свой рассказ. — Завтра устроим праздник в вашу честь. Мы хотим достойно приветствовать вас и передать сокровище, поэтому необходимо подготовиться.

Я спрашивал островитянина о том, не доводилось ли кому-то из моряков оказываться на острове раньше нас и поневоле смешиваться с местным населением, а Тэйкеху воспринял мой вопрос буквально и поведал о людях, действительно подобных нам. В прямом смысле подобных. О тех, кто изъяснялся на скандинавских наречиях… Я не совсем понял суть легенды, возможно, Бьорн допустил огрехи при переводе. Но в любом случае наше прибытие для островитян явно не было чем-то обыкновенным. Мы для них выглядели долгожданными, не такими непрошеными, как другие пришлые.

Оставалось ждать и выяснять, чем это нам грозит или, наоборот, чем выгодно. И надеяться, что позднее удастся вызнать подробности о мореплавателях, подобных нам, которым некогда довелось «раздвинуть горизонты» островитян…

— Бьорн, скажи, что мы с благодарностью принимаем приглашение, но сейчас нам должно вернуться на борт и позаботиться о людях и кораблях.

Налетевший ветер наполнил воздух благоуханием цветов и неведомыми ароматами. Нас не задерживали, не уговаривали и не принуждали остаться. Лучше любого другого сторожа выход охраняло незнание безопасного фарватера между скалами.

Со временем мы обнаружили, что здесь оставалось немало следов от кораблей, выброшенных штормами на внешние берега острова. Каждая вещь шла в дело у бережливых, рачительных островитян. Этот остров был не так уж мал, но и не столь велик, чтобы пренебрегать «дарами моря». Целыми и невредимыми во внутреннюю бухту извне попали только наши корабли и… в далёком прошлом корабли тех «посланцев богов», о которых рассказал жрец. Людей, действительно подобных нам. Скандинавской внешностью и, главное, знанием языка.

Тех людей, благодаря которым местные жители внешне весьма отличались от индейцев, которых нам доводилось видать на других карибских островах. Уединённость острова, хитросплетение течений и ветров, отводящих от него почти все корабли, да и просто удачное стечение обстоятельств привело к тому факту, что он до сих пор не значился на картах… Для аборигенов это было настоящей удачей, они всё ещё оставались свободными от смертельно опасного бремени колонизации. Немногочисленные пришельцы извне, изредка вливавшиеся в племя, были уцелевшими членами экипажей разбившихся кораблей.

И для нас тоже было невероятной удачей, что этот остров до сих пор не открыли и не занесли на карты. Особенно для Томаса Хэнсона, которого судьба, судя по всему, прямым курсом привела в его мечту.

Но меня всё не покидала мысль о том, по какой же причине судьба привела сюда меня?.. Неужели всё объясняется только наличием в моих жилах известной толики норманнской крови?

Направляясь обратно по прибрежному песку, мы погрузились в шлюпку и возвратились на «Вегейр».

— Как-то мне не по себе! — поёжился Килинг, оказавшись на борту нашего фрегата.

— Всё не так плохо, как могло быть, — ответил ему я. — Островитяне настроены дружелюбно. Из трёх кораблей отремонтировать к походу можно только два или уж один наверняка. Повреждения таковы, что «Санта-Марию» придётся оставить здесь. А где взять людей, чтобы укомплектовать экипажи? Не аборигенов же нанимать! И ещё нужно запастись провизией и водой.

— Капитан, а где разместить экипажи, пока будем ремонтироваться?

— Мы разобьём лагерь недалеко от поселения. Только, Стив, наши люди должны чётко уяснить — местное население не обижать. А сейчас всем отдыхать.

— Ясное дело, капитан! Если кому вздумается без приказа тронуть местного, тому я самолично оторву руки.

Я усмехнулся и согласно кивнул. Конечности провинившемуся Килинг не оторвёт, разумеется, но достанется ослушнику крепко. Хотя лучше бы не появилось ни малейшего повода.

Мы спокойно провели вечер и ночь, готовясь к завтрашней всеобщей высадке. На следующее утро она и произошла.

Поселение индейцев привольно раскинулось по берегам бухты. Живописной дугой охватили лазурные воды залива холмистые берега, застроенные хижинами из тростника. Часть матросов под водительством Бутена, взяв проводников из местных жителей, отправилась добывать еду и воду.

Туземцы сказали, что за дичью и за водой нужно идти в разные стороны. Пришлось разделяться на две группы. Большинство матросов отправились в глубь острова. Эти охотники ушли в сторону джунглей, остальные направились к Голым скалам. Здесь не было ни рек, ни ручейков, земля была сухая и потрескавшаяся от жары, покрыта негустой травой. Внешний берег острова ровной голубой чертой протянулся во всю ширину восточного горизонта.

Доктор Торнсби, верный себе, наслаждался путешествием и своими находками редких жуков, которых прежде нигде ещё не встречал. Матросы недоумевали, где же здесь может быть вода, если кругом такая сушь, как вдруг, спустившись с горки, проводник указал небольшой родник, бьющий прямо из-под земли. Родник был окружён большими валунами и уходил снова в землю, не растекаясь вокруг. Таким образом, человек, не ведающий его точное местоположение, просто-напросто прошёл бы мимо.

— О чём грустишь, Алан? — спросил Хэнсон, внезапно появляясь возле доктора.

— Как бы мне хотелось здесь всё осмотреть, эх-х… — с грустью вздохнул доктор Торнсби. — Но исследовать весь остров за недолгое время, пока ремонтируются корабли, пустая затея. Можно, конечно, идти в ту сторону по течению из…

— Погоди, а кто же присмотрит за ранеными?

— И я о том же. А наши капитаны уже задумывают новый поход. Слишком мало времени на всё.

— Думаю, за неделю все дела нам не решить, и у тебя будет немало времени на твоих жуков… Две-три недели тебе хватит?

Но доктор ничего не сказал в ответ. Только ещё раз грустно вздохнул.

Томас позже упомянул о желании Алана Торнсби исследовать природу острова, ранее неизвестную науке. Время показало, что нашему доктору было суждено исполнить это намерение. Возможностей для этого судьба ему уготовила предостаточно…

С безлесной поверхности холмов все окрестности просматривались насквозь, и мы волей-неволей заподозрили, что у островитян имеются какие-то тайники, вполне возможно, даже подземные. Нигде не было видно детей, казалось, всё население состоит из множества взрослых мужчин и немногочисленных, но зато чрезвычайно легкомысленных женщин. Они относились к чужеземным мужчинам ласково и предупредительно, при этом местные мужчины ничуть не ревновали женщин к новоприбывшим. Наших бравых парней, разумеется, это обстоятельство весьма обрадовало.

Островитяне тем временем деловито готовили праздник. Нам же пока что оставалось лишь отдыхать и изучать окрестности.

Я не знал, что именно нам предстоит увидеть, но подозревал, что впереди ждёт посещение некоего островного святилища. Когда я это понял, мою душу внезапно наполнило поистине мистическое ощущение…

Я небезосновательно предчувствовал, что нам предстоят удивительные открытия, связанные с прошлым. Облик здешних жителей, людей племени островных индейцев, однозначно свидетельствовал, что без примеси крови викингов здесь не обошлось. Среди них было немало светловолосых, светлоглазых и высоких ростом. По внешнему виду некоторых мужчин можно было заключить, что они вылитые европейцы. Эти бородатые здоровяки совершенно не походили на обычных туземцев. Конечно, местные явно не были чистокровными потомками скандинавов, попадались и более темнокожие люди, кое-кто с виду мало чем отличался от индейцев, встречавшихся на других островах Карибов.

Солнце уже клонилось к закату, скоро должны были сгуститься сумерки, и если гости острова хотели избежать опасностей, которые таят в себе тьма, непроходимые заросли и невидимые пропасти, и страха перед призраками, населяющими джунгли, то им следовало поторопиться. Невидимые духи таинственного острова своим предполагаемым присутствием вносили в атмосферу загадочность. За красными скалами ревел прибой.

В чаще кое-где замерцали огоньки факелов. Мимо нас проскальзывали прелестные островитянки, они кокетливо улыбались и снова исчезали в сумерках, а в воздухе ещё долго держались ароматы пальмового масла и тропических цветов. Женщин на острове наверняка было гораздо больше, но пока что большая часть из них где-то пряталась. Все свои тайны местное племя явно не торопилось нам выкладывать.

Позднее нам стало известно, что все дети, их матери и старики со старухами действительно прятались от нас до поры. Прошлый опыт столкновений островитян с пришельцами из-за моря не всегда бывал радостным и прибыльным. Так что в первые дни и ночи с нами оставались только мужчины и молодые, незамужние женщины. Это было весьма практично, надо отметить. Свежая кровь, при любом развитии событий, островитянам вовсе не помешала бы…

Наконец-то нас всех пригласили, и наши люди потянулись к небольшому возвышению, на котором располагалось обиталище жреца. От того места, где находились мы с Хэнсоном, до жилища Тэйкеху было недалеко, но любому выходцу из Старого Света этот путь показался бы путешествием по сказочной стране. Разноцветные листья неведомых растений, светящиеся мотыльки, извивающиеся стебли лиан… Чтобы описать красоты природы, понадобился бы поэтический талант менестреля, коим я, увы, не обладаю.

О, если бы европеец мог последовать за хозяевами в жилище, окружённое живописными зарослями!.. И там, в прохладной комнате с циновками вместо стен и пола, воссесть с ними за стол, уставленный сосудами с вином… Если бы он мог отведать экзотические кушанья: сырую рыбу, тающую во рту, плоды хлебного дерева, печёные бананы, жареного поросёнка с гарниром из неведомых ароматных овощей… и царя всех подобных блюд — салат из сердцевины пальмы… Если бы он мог увидеть и услышать, как некая прелестная туземка, слишком скромная для хозяйки и слишком властная для служанки, то появляется, то исчезает, браня невидимых помощников, то пришелец из-за моря понял бы, что все блага цивилизации он готов отдать за возможность пребывать в этом тропическом раю…

Обо всём этом я подумал позже, а в тот час голова моя шла кругом, впечатления изливались водопадом, переполняя меня в отличие от мыслей, отрывистых и хаотичных. Лишь спустя немалое время я сумел упорядочить их течение в достаточной степени, чтобы изложить в дневниковых записках хотя бы малую толику увиденного и пережитого.

А тогда гостеприимные хозяева, не давая нам передохнуть после роскошной трапезы, повели гостей в святилище племени.

Поклонялись люди этого племени, как выяснилось, Ладье Богов, тщательно сохраняемым остаткам… драккара!

Настоящего древнего корабля, на котором викинги некогда бороздили моря и океаны.

Местные верования были очень похожи на представления скандинавских язычников, и в наречии племени ощущалось прямое наследие скандинавских наречий. Получился очень необычный сплав обычаев смуглых индейцев и белокожих пришельцев с севера. Неудивительно, что это племя восприняло нас как явившихся из-за моря посланцев богов. И пусть ладьи у нас с виду не такие, каким положено быть священным драккарам, зато облик наш — самый что ни на есть подходящий! И главное, мы понимали божественный язык.

Почему этот драккар остался здесь, не отправился обратно на север, к суровым берегам Норвегии, нам неведомо. Возможно, этого острова, цели отважного похода славных предков наших, вообще достигла всего лишь одна-единственная ладья. Этот самый драккар, которому суждено превратиться в объект поклонения потомков… Именно в ней и мы, потомки корсаров древности, отыскали то, что неизбежно восприняли как Знак Одина. Полный арсенал вооружения в целости и сохранности. Добрых шесть веков, миновавших с той поры, почти не тронули металл, и этот факт нам воистину показался божественным знамением.

Викинг, поход к острову обетованному, — был успешным для отчаянных северных смельчаков, дерзнувших повернуть драконий нос своего корабля на далёкий жаркий юг.

Ведь изначально словом «викинг» звался даже не человек, а собственно морской поход, рейд в поисках добычи.

«Отправиться в викинг» — именно так произносилось. Со временем точно так же стали именоваться и норманны-воины, которые уходили в викинги…

Но все эти соображения я тоже упорядочил позднее, а тогда, войдя в святилище, мы увидели каменные изваяния воинов в полном боевом облачении викингов, высотой около восьми футов. Островитяне разожгли перед своими божествами жаркие костры и, сидя на корточках, почтительно склонив головы, поднимали и опускали руки, сложенные ладонями вместе. Затем мы увидели, как островитяне дружно распростёрлись на земле ничком. А кругом горели десятки костров, очевидно, в честь языческих богов.

Воинственный дух предков будто в прямом смысле начал просыпаться в нас… ведь мы так похожи на них! Почти все наши люди были светловолосыми, широкоплечими, голубоглазыми скандинавами или их потомками. Хотя очень скоро, поддавшись всеобщему настроению, мы уже не потомками славных викингов себя ощущали, а именно викингами.

Сомнений не осталось.

Это был Тот Самый Остров, о котором столько рассказывал нам Томас Хэнсон.

Наш «Вегейр», брошенный судьбой в неизвестность, достиг своей цели.

Хотя позднейшие события показали, что это был ещё всего лишь пробный, пристрелочный бросок…

Детали той ночи, в которую состоялся праздник нашего посвящения в викинги, я описать не в силах. Не потому, что запомнил их не очень хорошо в силу своего хмельного состояния, а потому, что недостаточно владею слогом, чтобы во всей полноте передать испытанный восторг. Портить же неуклюжими словами значимость тех событий не считаю возможным.

Скажу лишь коротко, что та незабываемая ночь на острове, буквально пропитанном таинственностью и величием предков, навсегда запечатлелась в моей памяти и действительно наполнила мою душу неизбывным восторгом.

Но уже позднее вопрос, не находящий ответа, с каждым днём всё более занимал мои мысли. Ради чего всё это происходило? Что дороже ценится — деньги, сокровища или слава и честь непобедимого воина? Кто же мы такие, простые пираты, прикрывшиеся красивыми словами из легенды, или действительно наследственные воины, в которых ожил дух предков, устрашавших половину Старого Света?

Об этом у меня ещё той ночью состоялся мимолётный разговор с Томом Хэнсоном, моим верным другом и соратником, обретённым по прихоти судьбы. Случайной ли прихоти?..

— Я узнал, здесь существует предание, что тени воинов прошлого витают над островом, — сказал Том. — Они напоминают о себе на каждом шагу. Давно умершие воины более действенны, чем ныне живущее население, и безраздельно властвуют над островом посредством изваяний, установленных в святилище. Движимые неведомым, но томительным стремлением живые стремятся быть под стать тем, давно умершим… Как по мне, это неудивительно. Вокруг острова и над ним простираются без конца и края море и небо, безграничное пространство и несравненная тишина. Человек, живущий здесь, наверняка всегда прислушивается неведомо к чему, чувствуя подсознательно, что находится в преддверии чего-то ещё более великого, лежащего за пределами его восприятия.

— До чего же это напоминает мифы, которые мы с тобой слышали в детстве, — задумчиво сказал я, — о племенах, живших обособленно на суровых скандинавских берегах и лишь с помощью драккаров сообщавшихся с другими людьми…

— Полагаю, что у островитян имеются ещё предания, — сообщил уверенным тоном Хэнсон. — Из которых мы ещё узнаем нечто важное о…

— Не увлекайся особо преданиями и легендами, — остудил я тогда пыл моего первого помощника. — Это такие же люди, как мы с тобой, сотворённые господом нашим Иисусом Христом!

Томас удивлённо посмотрел на меня, но промолчал, лишь пожал плечами и хмыкнул.

А позднее я и сам начал задумываться, что не всё так просто. Что предания о божественном присутствии сущностей, в которых веровали наши предки, — не просто сказки невежественных, не принявших свет христианской религии язычников. Теперь мне всё реже хочется воскликнуть: да простит меня за кощунство господь наш, всеблагой Иисусе!..

И объяснение этому кроется не только в долгом и тесном общении с безбожником Томасом Хэнсоном, разочарованным в церкви Христа…

В ту ночь островитяне нам поведали, что их предки приплыли со стороны восхода на длинных судах. Много дней они правили на закат и на юг и вот добрались наконец-то сюда. Вначале на острове обитали два различных народа, так называемые «длинноухие» и «короткоухие», но затем разразилась война, и вторые, в жилах которых уже текла кровь посланцев богов, почти совершенно истребили первых. Потом они продолжили обитать здесь — до тех пор, пока вновь не приплыли посланцы богов…

Мы.

Сие событие превратилось в величайший праздник для всех ныне живущих. Немудрено. Сбылись предсказания, утолилось страстное ожидание многих поколений. Предки нынешних островитян поступили мудро — они вселили в умы потомков великую цель, которая не позволила забыть, утратить знание о том, что свершилось некогда. Оставалось подивиться прозорливости тогдашних скальдов или конунгов, которые сделали всё, чтобы память не была утрачена.

Только вот я всё никак не отыщу ответ на вопрос: почему же так вышло, что мы, нынешние потомки викингов с другой стороны океана, попали сюда? Воодушевлённые преданием рода Хэнсонов, добрались сюда, на райский остров из родовой саги! Сумели отыскать потомков викингов, живущих здесь, по эту сторону океана… Выходит, сами боги Асгарда привели нас!

Но одна мысль о том, что это и есть истинный ответ, меня, воспитанного по-христиански, повергала в ужас… Раньше. Сейчас уже нет.


Итак, мы остались на острове, хозяева которого почитали нас посланцами богов, и не спеша принялись ремонтировать наши корабли. Казалось бы, дальше можно было жить припеваючи, пользуясь статусом живых полубогов и вливая свежую кровь в потомство племени. Но совсем не такая натура у северных потомков неугомонных викингов, чтобы почивать на лаврах, паразитируя на обожании южных родичей. Тех «короткоухих», что поколение за поколением поклонялись своей святыне, на поверку оказавшейся остатками ладьи викингов.

Повторюсь, нам совершенно неведомо, почему этот драккар остался здесь, не отправился обратно, курсом на север. Действительно ли сюда, до цели, добралась всего лишь эта одна-единственная ладья, которой выпало превратиться в объект поклонения?..

Неудивительно, что обитатели острова мечтали о далёких походах. Явившиеся из-за океана викинги некогда раздвинули горизонты индейцев-островитян. Но о том, чтобы попасть туда, за горизонт, долгое время потомки викингов могли всего лишь грезить.

До нашего появления.

Но об этом я узнал не сразу.

А тогда «Вегейр» был отремонтирован. И «Морской волк». Более тихоходную «Санта-Марию» мы решили пока что в море не выводить. Хэнсон подал здравую идею, что в наше отсутствие с помощью бригантины можно обучать неискушённых в парусном ремесле островитян, для чего были выделены и оставлены на берегу несколько бывалых матросов.

Когда ремонт завершился, экипажи собрались на освящение наших обновлённых кораблей, которым искусные резчики из местных сделали новые носовые скульптуры, исполненные в виде драконов. На корабли уже было погружено оружие викингов, которое сохранялось в драккаре-святилище, передаваясь из поколения в поколение.

На этот раз на всеобщем празднике было гораздо больше аборигенов. Добрую половину численности племени составляли женщины и девочки. Наконец, как и должно быть в нормальной человеческой общине, появилось множество детей всех возрастов. Казалось, они вышли из чрева самой земли этого загадочного островка.

Нас, пришлых, уже не боялись, мы стали для южных родичей своими. Светловолосых и светлоглазых людей среди островитян было не меньше, чем темноволосых и смуглых, а некоторые из мужчин, облачённые в европейскую одежду и поставленные рядом с Бьорном, например, безо всяких оговорок смотрелись бы его земляками из далёких норвежских фьордов! Сильна кровь викингов! И спустя долгие века не растворилась она в тропическом зное, сохранилась в облике прямых потомков пришельцев из-за горизонта.

Снова мистическое ощущение переполняло нас, угодивших сюда в буквальном смысле по следам предков. Воинственный дух просыпался в светловолосых, широкоплечих, голубоглазых скандинавах и британских потомках норманнов. Мы уже действительно не праправнуками славных викингов себя ощущали, а самыми что ни на есть викингами. К тому же наши экипажи пополнились некоторым количеством избранных местных мужчин. Южные потомки были вне себя от счастья: сами посланцы богов брали их с собой в поход за горизонт!

Пока шли ремонтные работы, Том Хэнсон весьма сблизился с одним из местных, парнем по имени Тарна. С наступлением ночи они усаживались на палубе и вели нескончаемые разговоры под бархатно-чёрным тропическим небом. Зачастую эти беседы затягивались чуть ли не до рассвета. Иногда к ним присоединялся и я. Много чего узнали мы от Тарны, который впоследствии… Впрочем, я вновь забегаю вперёд. Как учил меня отец, чтобы не утратить нить повествования, необходимо стараться излагать по порядку.

И вот наше «Святое копьё», форштевень которого теперь украшала искусно вырезанная из дерева голова дракона, было готово к отплытию. Зазвенел судовой колокол, прозвучали команды, передаваясь от капитана к штурману, рулевому и матросам. Через борта летели добрые пожелания и прощальные слова, и несколько десятков довольных, предвкушающих увлекательное плавание моряков, находившихся на палубе и вантах, на минутку оторвались от работы, чтобы перед плаванием наглядеться на своих избранниц, высматривая их в толпе.

Сколько лиц, столько и оттенков чувств — от радости до печали! Над стеной провожающих на берегу взметнулся прощальный гул, как будто кто-то заставил морскую сирену издать душераздирающий вопль, и закачались руки, словно лес в бурю. Всматриваясь в эту неизменно волнующую сердце морехода картину, я думал о том, как превратности судьбы могут завести человека в неожиданные дали. Ведь от своей участи не уйдёшь. Если суждено кому-то стать пиратом, так оно и будет. Рано или поздно неумолимая дорога всё равно приведёт тебя к той юдоли, что предначертана.

Разобраться бы, кто из богов озаботился привести на этот остров меня…

«Вегейр», а за ним и второй фрегат нашей маленькой, но бравой флотилии, минуя красные скалы, вышли из бухты, ставшей теперь для нас новой гаванью приписки. Опытные лоцманы-островитяне уверенно прокладывали путь. Лазурный серп залива потемнел, тонкие облака задёрнули небо, придавая ему безрадостную белёсость. Парусники скользили по гладкой поверхности воды, похожие на гигантских сказочных птиц, вслед с берега летели слова напутствий и пожелания вернуться с победой. Островитяне провожали радостными взглядами уходящие за ранее непреодолимую черту большие паруса, в которых наконец-то воплотилась их вековая мечта.

Я мог бы исписать не одну страницу рассказами об этих людях, их чаяниях и надеждах, но я всё-таки не столь искусный мастер пера, да и времени предаваться воспоминаниям и записывать их у меня совсем немного.

В первую очередь необходимо делать то, что я в действительности умею.

Водить корабли по морю.

Ещё раз упомяну лишь о Тарне, который в тот день наконец-то отправился в своё первое большое плавание на борту настоящего, а не созданного его воображением драккара. Таяли в дымке очертания знакомой ему с младенчества бухты. Широкая волна колыхала палубу, и берега родины уплывали вдаль… Позднее мой верный соратник поведал мне, о чём тогда думал, провожая взглядом береговую линию острова. Если свести его взбудораженные мысли к сути и изложить кратко:

«Пускай только попробует кто-нибудь усомниться в том, что дружина истинных викингов и шесть веков спустя не станет лучшим пиратским экипажем этого моря!»

Несокрушимую уверенность вселяла в него одна невероятная вещь, о присутствии которой на борту нашего фрегата нам довелось узнать уже в открытом море.

Именно Тарне доверил жрец Тэйкеху быть хранителем Гунгнира, копья Одина.

И что остаётся думать о том, почему Томасу пришла в голову эта идея, и наш флагман был назван «Святым копьём» задолго до того, как мы узнали, что святое копьё тоже сохранялось на острове Спящего Дракона?

Разве дано человеку ведать истинные замыслы обитателей Небес!..

Но как бы там и тут ни было, воистину свершилось то, во что верилось не больше, чем в античную легенду. Северные потомки викингов воссоединились с южными сородичами, и Дракон проснулся.

НАШ ОСТРОВ СУДЬБЫ

Дуновения ветра серебрили волны тонкой рябью, унося к невидимым за горизонтом берегам тропической суши влажный зной полдневного моря. Вдали показался небольшой зелёный островок, окружённый коралловыми рифами, за которым аквамариновая гладь убегала к горизонту. Немного правее него виднелся одинокий парусник. Обнаружив за своей кормой два пиратских корабля, торговец поднял все паруса и улепётывал. Направление ветра ему благоприятствовало. Команда «Вегейра», уже было настроившаяся догнать и дать бой, могла позволить себе пока расслабиться. Бывший «Морской волк» под командованием Бутена шёл следом.

Ещё недавно моряки жадно смотрели на далёкое судно, ощущая сладостное жжение в груди и покалывание в брюхе, словно жирный кот при виде миски сметаны. Теперь на палубе матросов было не видно, не слышно. Сидя за связками такелажа с ружьями между коленей, они мирно покуривали длинные трубки, поглядывая на проплывавшие по небу косматые облака. Ветер с моря доносил до кормы пряный табачный запах, смешанный с запахом водорослей.

Здесь, на мостике, собрались мы, офицеры, и вели беседу.

— Всё же странное стечение обстоятельств! Та буря, и этот остров, и потомки викингов, которые оказались, кстати, очень неплохими моряками… — задумчиво произнёс Торнсби, присоединившийся к нам.

— Знаешь, шесть-семь веков назад мало кто в Старом Свете был способен противостоять пиратам-норманнам, именно так, «северными людьми», звали викингов европейцы. Неустрашимые скандинавы захватывали корабли и земли, города и крепости, они подчиняли себе целые королевства и властвовали над племенами. Для этого было необходимо вначале приплыть к берегам иных племён, — ответил ему я. — У этих островитян мореплавание в крови.

— И вот теперь в Карибском море появились настоящие ладьи викингов, пусть и выглядят они иначе, чем драккары, но главное ведь не внешнее, а внутреннее подобие, — задумчиво сказал Хэнсон. — Два драккара…

«Как изменился за последнее время Том! Его обветренное лицо, кажется, прямо на глазах возмужало, стало суровее, даже его вечные шуточки стали какими-то тяжеловесными, да и шутит он куда реже», — подумал тогда я.

— Три, если Ингвар со своими помощниками починят «Санта-Марию». Название таким и останется, или придумаем что-то, более подходящее викингам?

— Уже придумал! Сольвейг. Солнечный луч!

— Красиво! — согласился я. — Мне нравится.

— Что мы решаем? Стоит догнать того зайца? — спросил Том, указывая на удаляющийся парус торговца.

— Пусть уходит… — высказал я своё мнение. Это решение не было необдуманным. Ветер для нас был слишком неблагоприятным.

Надо сказать, первые дни и ночи того плавания ознаменовались не слишком хорошей погодой, море было бурным, и шёл дождь.

В особенности нелегко приходилось нашим новобранцам.

Тарна позднее мне рассказывал, каково ему пришлось.

Островитянину дали поручение срочно найти доктора Торнсби. Один из новичков, присоединившихся к нам на острове, упал и сломал руку. Тарна бросился к лестнице, выходившей на палубу между фок- и грот-мачтами. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться наверх. В это время фрегат как раз боролся со шквалом. Море проваливалось под форштевнем, и приходилось судорожно хвататься за поручни, чтобы не съехать вниз на коленях. Выбравшись на палубу, он был поражён силой ветра, дувшего с кормы. Небрежно завязанный шейный платок мгновенно улетел, длинные пряди его волос трепетали вокруг лица, как крылья птицы. Пустынная палуба то вздымалась, то опускалась. Молодой новоявленный моряк повернулся к полуюту, и ветер забил его дыхание. Корабль отчаянно убегал от шторма.

Мысли, которые тогда роились в голове у Тарны, его первые впечатления по поводу долгожданного похода были невесёлыми. Но островитянин держался молодцом, его с детства воспитывали в духе викингов! А викинги не должны бояться моря.

Отовсюду взлетали вспененные гребни волн, а такелаж вокруг пел жалобные песни. На полуюте, сообщавшемся с верхней палубой несколькими крутыми ступеньками, Тарна увидел рулевого. Закутанный в широкий плащ, тот казался единым целым с кораблём, уверенно держась на расставленных ногах, с руками, впившимися в вымбовки штурвала.

Подняв голову, островитянин увидел, как вся или почти вся очередная вахта взобралась на реи. Отчаянно суетясь, беря на гитовы брамсели, марсели и грот, матросы спускали большой фок и оставляли под ветром малый, повинуясь приказам, отдаваемым Килингом с полуюта. Внезапно точно с неба свалились с дюжину босоногих людей, и они юрко забегали по палубе. Кто-то толкнул Тарну в бок, да так сильно, что он отлетел к лестнице и, лишь вцепившись в неё, чудом удержался на ногах. Матрос, ничего не заметив, побежал дальше.

— Эй, ты жив? — спросил Тарну сзади низкий густой голос. — Думаю, парень просто не заметил тебя. Помощь нужна?

Тарна обернулся, отбросив с лица пряди волос, застившие взор, и посмотрел на стоявшего перед ним человека.

— Нет, спасибо, — ответил Тарна. Английских слов он знал тогда совсем немного, но смысл уловил и ответить сумел.

— Что ты тут делаешь? — спросил парня Килинг. Это был именно он.

— Доктор искать. Надо помощь, — как сумел объяснил Тарна.

— Возвращайся, доктор сейчас придёт. Или ты хочешь побегать по реям? — ухмыльнулся боцман. Тарна не очень понял, что ему было сказано, но уловил главное, что Торнсби придёт.

«Но как это возможно, когда ладью болтает, как пробку в кипящей воде?» — хотелось спросить Тарне, но его запаса английских слов прискорбно не хватало для столь сложных вопросов. Позднее Килинг научился сносно изъясняться на древненорвежском, запас же английских слов Тарны увеличился, и эти двое мужчин сдружились.

— Это обычный шквал, он долго не продлится! — по тревожному взгляду островитянина понял Килинг. Успокоив новоявленного матроса, боцман сразу же удалился гибкой походкой, словно насмехавшейся над беспорядочными движениями корабля.

И действительно, волны и ветер успокоились к концу дня. Шквальные порывы сменил приятный бриз, плотно надувавший паруса. Море, серое и бурное днём, стало гладким, как атлас, едва украшенное оборками мелких белых волн. Вдали, за вереницей зелёных островов, залитых лучами заходящего солнца, стали видны синеватые очертания высокого побережья.

Каравелла была замечена под вечер, примерно в пятнадцати морских милях к юго-востоку от оконечности мыса; она медленно двигалась на север, постепенно удаляясь от побережья. Быстроходные «Вегейр» и «Греттир» могли бы догнать его, но, учитывая, что темнота в тропиках наступает очень быстро, я понял, что есть риск потерять из виду будущую добычу.

Поэтому я приказал дать сигнал капитану Бутену, что захватывать «испанца» будем завтра. С «Греттира» ответили согласием. Команда викингов решила не оставлять нашему второму кораблю название «Морской волк», чтобы оно не напоминало о его былой принадлежности предателю Джекмену. Поэтому в кильватере «Вегейра» следовал уже «Греттир», получивший своё имя в честь славного героя древней саги.[16]

— А испанцы не улизнут? — засомневался Хэнсон.

— Вряд ли. Здесь слишком мелко и опасно, — ответил я. — Судно будет идти прежним курсом в надежде спрятаться под покровом темноты.

Наступила ночь, и наши люди улеглись вповалку, прямо на верхней палубе, под звёздами. Морякам было не привыкать к неудобствам, по сути, вся их жизнь состояла именно из неудобств. Неженкам и чистоплюям в море делать нечего.

Рано утром наши экипажи стали готовились к бою. Не обходилось без небольших перебранок. Всем этим людям, разным по характеру и жизненному опыту, ещё предстояло научиться быть единым целым. К их чести будет сказано, со временем они справились с этим блестяще.

Я совершенно уверен и убедился на нашем примере, что если людей объединяет общий замысел, то многие личные разногласия просто остаются за бортом. Главное, чтобы идея замысла была действительно стоящей. Целью, способной по-настоящему зажечь сердца и вдохновить умы.

Не знаю, считать ли удачей, что у нас такая цель появилась. Да, именно она не позволила нам превратиться в обычную шайку разбойников, сборище отщепенцев, промышляющих на морских путях. Но она же впоследствии привела нас сюда, в безлюдный океанский простор, не оставив иного выбора и иного направления, помимо курса на восход. Перед тем погубив райский остров… Впрочем, всё по порядку.

В рассеивающейся дымке показались неясные очертания испанского судна. По мере его приближения контуры корпуса вырисовывались всё отчетливее.

Бывалые мореходы неотрывно следили за каравеллой, расстояние между нею и нами, преследователями, заметно сокращалось.

Я быстро дал команду сменить курс, Хэнсон в свою очередь отдал приказ рулевому, и тот переложил штурвал круче на ветер. Преследуемое судно изменило курс, взяв вправо. По палубе «Вегейра», забитой людьми, прошёл шелест, словно по лиственному лесу, ожидавшему начала большого дождя.

— Судно с правого борта, два румба по курсу. Ну что ж, игра пойдёт по-честному, посмотрим, на что они способны. Что скажешь, Бьорн?

— Эти суда быстры и маневренны, — ответил наш славный штурман. — Обычно преследование занимает много времени.

— Да, — согласился я. Нам предстояло не сражение с использованием пушек, но состязание на мастерство судовождения. — Оно сейчас пойдёт к береговой линии и попробует там спрятаться. Необходимо его догнать прежде, чем…

— Это может быть ловушка, — недовольно заметил Мэтью Ларсон, предводитель абордажной команды «Вегейра», стоявший неподалёку.

Ларс последнее время был не в духе. Моряки уважали его за смелость и отвагу, но иногда на него накатывали приступы жестокой меланхолии, как выяснилось. Нам многое предстояло узнавать друг о друге со временем, и не всегда сближение радовало добрыми выводами.

— Ты хочешь взять на себя командование? — одёрнул его Бьорн Снорри. — Думаю, нет.

Злобный, колючий взгляд Ларса был заменой слов, готовых сорваться с его языка в ответ. Но Мэт всё же удержался. С гигантом Бьорном связываться себе дороже. Стать закадычными приятелями им ещё только предстояло.

— Тогда идём прежним курсом, и пусть победит быстрейший, — решил я.

Какое-то время мы догоняли испанцев и маневрировали, маневрировали, ловили ветер, чтобы не упустить добычу.

Приказы следовали один за другим…

— Поворот ещё на два румба влево, переложить паруса. К повороту приготовиться!

И наконец-то прозвучала долгожданная команда:

— Приготовить орудия к бою!

Мы сблизились достаточно, чтобы я мог через подзорную трубу разглядеть подробности. И выяснилось, что на каравелле, судне испанской постройки, вовсе не испанцы.

— Неплохая работа, мистер Снорри. Спасибо… Это французы. Думаю, скоро они начнут вилять кормой. Канониры, огонь!

В ответ раздались выстрелы из кормовых пушек каравеллы. Брызги от ядер, упавших рядом с кормой «Вегейра», окатили капитанский мостик.

— Похоже, бой не будет таким уж лёгким! Они огрызаются.

Под прикрытием пушечного дыма «Вегейр» сделал поворот оверштаг и двинулся обратно, быстро сближаясь с каравеллой, на борту которой уже читалась потемневшая, почти неразборчивая надпись «Орлеан».

— Приготовиться к абордажу!

Раздался свист боцманской дудки Килинга.

— Быстрее, готовьте трапы! Абордажная команда, приготовиться!

Притащили сундуки с оружием. У нас так повелось, что матросы не разгуливали по кораблю, увешанные пистолями и саблями, за оружие парни брались только по необходимости. Но когда этот момент наступал, бравые викинги не церемонились.

— Надо преподать этим французишкам хороший урок. Живей, не спать, пришло ваше время, ребята!

Мужчины, которым предстояло показать, что они достойны своих предков-викингов, проворно разбирали оружие. Снаряжение викингов, сохранённое островитянами, мы пока что не применяли, не настолько грозным был этот противник.

— Олаф, дать залп всем бортом! Огонь!

После предварительного артиллерийского обстрела мои пираты сосредоточились у борта. Парусники поравнялись, раздались выстрелы из мушкетов и пистолей с обеих сторон. И, прежде чем взбешённый капитан французской каравеллы смог что-либо сообразить, послышался треск ломающегося дерева и лязг абордажных крючьев, будто железные щупальца вцепились в борта и в палубу обречённого судна.

Под натиском корсаров французские моряки отступали со шкафута на корму и на нос корабля, а пока этот молниеносный бой свирепствовал на верхней палубе, группа наших прорвалась через главный люк на нижнюю палубу и захватила канониров, находившихся около своих пушек. Бой был выигран в считаные минуты. Побеждённые сдались на милость победителей. Эти французы только огрызнуться сумели, а кусаться у них не хватило духу.

Пленных французов заперли в трюме. Захваченный корабль был приведён в относительный порядок и под конвоем «Греттира» Бутена, так и не вступившего в бой, взял курс на остров Спящего Дракона, попутно высадив пленников недалеко от Антигуа, предоставив им возможность на шлюпках добраться до острова.

Захваченная добыча приятно порадовала моряков, однако ещё большую радость и чувство гордости испытали мы от чувства слаженности. Мы по праву гордились собой. Боевой дух слил нас в единое целое, мы на мгновение воистину почувствовали себя дружиной викингов.

Но это было только начало. Главные события скрывались в тумане грядущего.

Островитяне, получившие первое боевое крещение, теперь стали полноправными членами экипажа. Им ещё предстояло многократно подтверждать, что они не зря хранили заветы предков. Тарна, надо отметить, отличился уже в том бою. Его мечта о походе к горизонту сбылась, и воин оказался на своём месте. Там, где и положено быть викингу. Рождённому сражаться.

В море, на боевой ладье.


Пока мы вели захваченную каравеллу к острову, ставшему для нас общим домом и гаванью приписки для наших кораблей, состоялся очень важный для дальнейших событий разговор. В моей каюте на «Вегейре» собралась вся верхушка нашей дружины, и после обстоятельного обмена мнениями был проложен генеральный курс наших действий.

Решение сводилось к тому, что остров Спящего Дракона, не принадлежавший никому, мы намеревались объявить своей собственностью. Провозгласить независимой территорией. И соответственно этому решению действовать.

Колония викингов в Карибском море не собиралась поднимать над своим островом никакого другого флага, кроме пиратского, означавшего свободу от власти любой из корон Старого Света. Национальность в нашей республике не должна иметь значения. Викингом может стать любой человек, которому по душе наш курс.

Вернувшись и заведя нашу флотилию в бухту, мы встретили восторженный приём островитян. Нас встречали как истинных героев, и я не препятствовал излишним восторгам. Для первого раза это было очень кстати, воодушевляло всех. Нам предстояло ещё не одно плавание, а для моряка необычайно важно, что его ждут не дождутся на берегу…

Наш добрый плотник, датчанин Ингвар, как мы узнали по возвращении, тем временем при всемерной поддержке островитян развернул деятельность по постройке причала, небольшой верфи и нескольких больших хижин — домов для экипажей.

Мы с Хэнсоном не преминули посетить святилище и вознести благодарность духам предков и богам Асгарда за благополучный поход, в котором не потеряли ни одного человека.

Чем дальше нас уводило по избранному курсу, тем больше я становился безбожником с точки зрения христианской морали.

Благодаря заботам Торнсби и шамана островитян, с которым доктор на удивление быстро нашёл общий язык, немногочисленные раненые быстро вернулись в строй.

Некоторое время мы отдыхали, но как бы ни был сладостен для мореходов отдых на берегу, в особенности если компанию составляют прелестные женщины, однако море неустанно зовёт.

Нашу пиратскую общину необходимо снабжать, если мы хотим выжить. Острову долго не прокормить всех, даже если мы вообще не будем выходить в море, а станем с утра до ночи копаться в грядках, собирать плоды и выращивать домашний скот.

Мы обрели свою новую родину, доставшуюся в наследство от предков, и расставаться с нею по доброй воле ничуть не намеревались. Отобрать её у нас можно было только вместе с жизнями. Это мы все как-то сразу уразумели и без колебаний приняли. Судьба не просто так подарила нам Остров Предков. Наше доселе бесцельное существование обрело истинный смысл.

Взяв запасы провизии и воды, теперь уже три корабля, олицетворявшие собой три ладьи, взяли курс в открытое море, чтобы освежить в памяти людской прежнюю славу викингов.

Бригантина «Санта-Мария» была отремонтирована и подготовлена к походу в очень короткие сроки, этому весьма пособили снасти, взятые с захваченной каравеллы. Судну дали новое имя, «Сольвейг», как и предлагал Хэнсон.

Возглавил её экипаж общим решением большинства Дэн Харрис. Это был крепкий мужчина лет сорока, веселый и бодрый, атлетического сложения, могучие мышцы вздымались у него под свободной рубахой. Чёрные штаны, перехваченные широким поясом, обернутым несколько раз вокруг талии, выдавали давнюю принадлежность к карибским пиратам. Его загорелое лицо выступало из-под красно-белого колпака. Ослепительная улыбка и злобный взгляд обличали в нём разбойника.

Он и был разбойником, предводительствовавшим на своём небольшом шлюпе немногочисленными матросами, прежде чем попасть в плен к «Чёрному ангелу». Но, как оказалось, стремление к морскому разбою было и у него в крови, досталось от предков. Ещё один потомок норманнов, родившийся в Бристоле, не забывал, что его родовое имя Хьярвард. Что означало — Друг Меча. И вправду, саблей Дэн владел виртуозно, будто изначально стремился не опозорить память предков.

Другим кандидатам в капитаны, Ларсу и Килингу, оставалось лишь кусать локти от досады. До того хорош был отремонтированный корабль, небольшой, несущий всего восемнадцать пушек, но ладный, быстроходный, юркий. Смешение парусных вооружений шхуны и брига породило бригантины, и наша «Сольвейг» была далеко не худшей их них.

Впрочем, долго кусать локти не стоило, лучше было надеяться на захват других судов. Команда, как и прежде, пополнилась островитянами. И через пару недель, взяв курс на Арубу, три корабля нашей флотилии вышли в море и уверенно рассекали волны, представляя собой угрозу более чем серьёзного масштаба. Эту угрозу далеко не каждый встреченный конвой сумел бы отразить. Не говоря уж об одиночных судах.

Не удовлетворившись добычей, полученной от нападения на французскую каравеллу, мы, предводители, то есть я, Бутен, Харрис, Хэнсон, Килинг, Бьорн и ещё несколько офицеров, приняли решение совершить нападение на испанский город Кумана.

Замысел этой дерзкой вылазки основывался на следующих соображениях. От побеждённых французов мы случайно узнали, что в этот город должно быть доставлено награбленное в колониях золото для отправки большого каравана в Испанию. Разведка, которую мы произвели, скрытно высадив на побережье малый отряд, подтвердила слова захваченных французов. Со страху они нам выложили правду.

Вылазка, ставящая целью нападение на испанцев, была сухопутной, чего они совершенно не ожидали. Подданные мадридского короля тщательно готовились к плаванию, они укрепляли свои грузовые суда, снаряжали дополнительные корабли сопровождения. Караван опасался нападения в открытом море.

Но в результате золото было похищено прямо у них из-под носа. На суше. Нам пособила наша отвага, и, конечно же, оружие предков, которое мы с успехом применили. Шлемов, доспехов, топоров, копий и мечей на всех не хватило, но даже те из наших бойцов, кому не досталось вооружения викингов, дрались как истинные викинги.

Победа досталась нам настолько быстро, что, казалось, сами боги Асгарда встали за нашими спинами и своим яростным дыханием наделили нас боевым духом.

Уже позднее мы даже сами удивились, как это нам, с малыми потерями, удалось справиться с испанцами, в несколько раз превосходившими нас численностью. Убили мы не всех, большая часть разбежалась в страхе, но эта колония на несколько часов оказалась в нашей безраздельной власти.

Добыча составила многие тысячи реалов. Шлюпок не хватало для быстрой эвакуации. Мы погрузили золото на индейские пироги для скорейшей доставки на борта наших кораблей, подошедших в гавань. Испанские суда мы взорвали и сожгли, решив пока не увеличивать свой флот.

Именно после этой успешной вылазки по островам Карибского моря впервые начал распространяться слух о корсарах в рогатых шлемах, с разящими наповал мечами и копьями. Вначале мало кто поверил в правдивость этих россказней. В колониях всегда бродят слухи, один другого невероятней. Но источнику этого слуха вскоре предстояло превратиться в настоящую грозу Карибского моря, и тогда уже в возрождение викингов, волей-неволей, пришлось поверить всем. Даже королям, восседавшим на своих тронах по ту сторону океана…

Когда мы вновь оказались посреди морских просторов, было решено, что пути наших кораблей на время разойдутся. Я был полон решимости отправиться на Бермуды, повидать старого «друга» Джекмена. Для усиления часть бойцов абордажных команд второго фрегата и бригантины перешли на борт «Вегейра».

Корабли же капитанов Харриса и Бутена возвращались домой. Фрегат и бригантина, тяжело груженные, уносили добычу на наш остров. Там экипажи, несколько подсократившиеся, ожидала горячая встреча. Кроме всего прочего, островитянки ждали своих мужей. Женщин в племени этого острова почему-то рождалось больше, и почти всем новоприбывшим достались жёны. Будто племя загодя готовилось к тому, что к нему присоединится немалое число здоровых, молодых воинов.

Судьба не просто так привела нас в этот край обетованный.

Или боги?

Вновь напрашивался вопрос: каковы же имена этих богов?..

Но этим вопросом я всерьёз озаботился гораздо позже. Фактически перед тем, как начал упорядочивать свои разрозненные записки в некое подобие связной истории. А в тот раз, после ухода из разграбленной нами испанской колонии, меня переполняли мысли о другом. Я стремился на Бермуды.

Однако моему плану мщения не суждено было осуществиться.

Не прошло и суток после выхода в море, как нам пришлось вступить в бой. «Вегейр», на борту которого помимо основного экипажа дополнительно находились и части экипажей «Греттира» и «Сольвейга», сумел без проблем захватить бриг и шлюп, практически не понеся никаких потерь, кроме двух убитых и нескольких легкораненых. Шлюп мы опустошили, забрав всё ценное, и бросили в море, вдобавок к его собственному экипажу перегнав на него остатки экипажа брига, а сам бриг, на котором обнаружился немалый груз продовольствия и пороха, увели с собой. Пока шло перераспределение нашей команды на два корабля, ветер усилился, сменил направление и не позволил напрямую идти прежним курсом, к Бермудским островам.

Приходилось ждать или продвигаться переменными галсами, очень медленно приближаясь к цели. Раздражение, вызванное задержкой, требовало выхода. Тогда мне в голову пришло неожиданное решение.

Поменять цель экспедиции.

Следовать туда, куда позволяет ветер.

Двумя кораблями мы вошли в бухту Экрикильо, испанской колонии на Эспаньоле, и напали на суда, стоявшие в гавани под погрузкой. Короткая артиллерийская атака и последующий абордаж флагманского корабля, охранявшего вход в бухту, принесли победителям не только богатую добычу, но и парализующий страх перед нами. Чтобы обеспечить себе безопасный отход, я вновь приказал взорвать и сжечь все корабли, способные отправиться в погоню. Огненной смерти избежала лишь одна каравелла, под завязку нагруженная съестными припасами. Именно это спасло судно — для обособленных островитян провиант зачастую ценнее золота. Золото не способно утолить голод в тех местах, где за него ничего не купишь.

Страх — не менее сильное оружие, чем несущие огненную смерть пушки. Не обязательно убивать врага, часто вполне достаточно его испугать. Он убежит или сдастся на милость победителя. Когда мы начинали, это оружие ещё не помогало нам побеждать, но со временем грозная слава превратилась в настоящее оружие победы. И она же привела к событиям, которые произошли в итоге.

Привела к тому, что мне довелось отдать приказ окончательно развернуть увенчанный драконьей головой нос последнего драккара курсом на восход…

Возможно, на защиту колоний встал сам Господь? Тот, которого христиане зовут Иисусом. И он всё-таки оказался могущественнее наших небесных покровителей. Однако, что ни говори, продолжительное время ему никак не удавалось справиться с ними!

Начиная наш поход, мы ещё ничего не знали и не ведали, что поджидает нас в грядущем. Мы просто шли по дороге нашей общей судьбы, которая привела нас на Остров Предков и велела продолжать их славный боевой поход. Обретя оружие и дух славных предков, мы просто не могли не отправиться в свой викингр…

А тогда, спустя несколько суток после нападения на Экрикильо, в лучах угасающего солнца «Вегейр» и трофейные суда приблизились к берегам, которые мы уже воспринимали как свои родные. Потому что нам было куда возвращаться.

В Новом Свете появилось место, где ждали нашего возвращения из боевого похода.

Наша гавань.

Я на фрегате вместе с моей командой триумфально вернулся на остров Дракона. Тяжелогружёный бриг шёл в кильватере, и за ним следом — каравелла, также нагруженная съестными припасами.

Заходящее светило заливало берега пурпурным сиянием и огненным отблеском сверкало в водах моря, которое стало для нас новой родиной и полем жатвы.

Именно в эту сторону, курсом на закат, мы все и стремились, когда отправлялись из Старого Света в эти заморские края. В погоне за своей долей яств с богатейшего стола, за которым пирует Леди Удача.

Часть вторая КОРСАРЫ ОДИНА (подлинная история викингов Карибского моря, составленная на основе уцелевших страниц записей капитана Ульвссона)

ОХОТНИКИ ЗА УДАЧЕЙ

Наши люди всё лучше и легче изъяснялись на языке предков и всё теснее сплачивались как друг с другом, так и с южными потомками викингов, островитянами. Благодаря добыче, которую приносили корабли из рейдов, существование племени на острове Дракона воистину превратилось в райское.

Напор новых викингов оказался столь сокрушителен, что никто не в состоянии был устоять перед нами. Схватка следовала за схваткой, экипажи «Вегейра» и других кораблей, которым покровительствовали сами боги Асгарда, неизменно выходили победителями. Мы захватывали богатую добычу, при этом неся не очень большие потери в людях, но, что самое важное, от битвы к битве становились всё более сплочённой и опытной боевой дружиной.

Я уверен, что несокрушимой верой в собственные силы наделяла новых викингов святая реликвия, копьё Одина. Наши воины безоговорочно уверовали, что это действительно он, тот самый Гунгнир из легенд.

Его хранитель, Тарна, не сразу открылся пришельцам из-за горизонта, не сразу явил нашим взорам священное оружие. Жрец племени, передавший ему реликвию накануне ухода в первое плавание, и сам воин, коему довелось стать главным хранителем Гунгнира, были из прямых потомков древнего конунга. Того норманнского храбреца, что возглавлял дружину, некогда влившую кровь северных людей в жилы тропических островитян. Называя фрегат «Вегейром», мы ещё не знали, насколько точным, подходящим будет подобное имя для нашей флагманской «ладьи».

Что это было, как не божественное знамение?!

Жрец Тэйкеху на поверку оказался весьма здравомыслящим стариком. Он безоговорочно принял наше верховенство и доверил дальнейшую участь племени решениям пришлых воинов. Впрочем, наши намерения полностью соответствовали его представлению о лучшей доле для соплеменников. Сам он в силу почтенного возраста не мог выходить в море, однако на берегу распоряжался повседневным бытом островитян. Я по привычке звал Тэйкеху жрецом, хотя старик был скорее вождём, принявшим на себя обязанности духовного предводителя.

Кому же ещё пристало исполнять эту миссию, как не прямому наследнику бесстрашного конунга, что доставил копьё на этот далёкий островок, отделённый от Старого Света тысячами миль открытой воды! Богам виднее, раз они несколько веков назад вручили это оружие тому славному викингу и отправили его за океан, в закатную, а затем в южную сторону.

Быть может, здесь должна была возникнуть новая земля обетованная? На долгие века раньше открытий генуэзца Христофоро Колона и флорентийца Веспуччи. Свободная от влияния повсеместно распространившейся иерархии святых отцов, воздвигших на свои знамёна распятого Христа и объявивших себя единственно возможными посредниками между душами человеческими и божественными Небесами.

Но обитатели Асгарда вполне могли изменить намерения. Людям дано лишь предполагать, располагают же — небесные покровители…

У нас, викингов Нового Света, даже появилась собственная сага, в которой повествовалось о том, что несколько веков назад викинги постепенно сошли на нет в Европе вовсе не случайно. Это свершилось по той причине, что Гунгнир, исстари знакомый по легенде о верховном повелителе Асгарда, уплыл за океан. И удача оставила северных людей Старого Света. Они растворились, смешались с другими народами или измельчали, утратили былой дух, благодаря которому держали в страхе большую половину Европы.

Появление этой саги, сочинённой Томасом Хэнсоном, весьма способствовало единению наших людей. Чтобы побеждать, воинам необходимо во что-то верить. Скандинавские предки подавляющей части викингов нашей дружины верили в своих небесных покровителей, в их обиталище Асгард и в Валхаллу, куда отправляются души воинов для вечной жизни. Наши славные парни искренне поверили в то, что им выпала судьба подхватить святое копьё, выпавшее из рук некогда ослабевших предков.

Лично я неоднозначно относился ко всему этому, но моё доверие языческим святыням крепло день ото дня. Напротив, вера в Искупителя, распятого на кресте в Иерусалиме, слабела…

Ведь для человека сутью бытия становится именно то, во что он поверил, разве не так?

И вопросом, является ли это копьё истинным орудием божественной воли, я уже не задаюсь. Чем бы ни было оно, именно этот древний железный наконечник в локоть длиною, насаженный на древко, сменявшееся время от времени по мере истлевания древесины — воодушевлял нас на беспримерные деяния.

И страх покинул воинов островной дружины, чтобы лететь впереди наших кораблей и угрожающе предупреждать о приближении новоявленных викингов.

Известия о свирепых и неустрашимых корсарах в старинных шлемах, вооружённых не только огнестрельным оружием и саблями, но и копьями, луками и мечами, распространялись по всему Карибскому морю. Достаточно быстро количество наших «драккаров» возросло до восьми, мужчины аборигенного племени островных потомков викингов считали за величайшую честь пополнять команды ладей, уходивших в походы. Но мы не торопились увеличивать флот ещё больше. Кому-то необходимо оставаться на берегу, чтобы вместе с нашими женщинами содержать гавань и селение в порядке.

Да и мужчин скандинавского происхождения, исстари склонных к морским скитаниям, не так уж мало встречалось в экипажах захваченных судов, а какой же истинный «северный человек» откажется от предоставленной ему возможности ощутить себя викингом? Подлинного вооружения предков на всех уже давно не хватало, и за право обладать хоть чем-нибудь из унаследованного оружия шло самое настоящее состязание отважнейших и сильнейших.

Если бы меня тогда спросили, зачем нами была избрана подобная стезя, я бы, не колеблясь ни мгновения, ответил:

— Потому что иной дороги у воина быть не может. Наша судьба — морской викингр. Драккар может рассохнуться и развалиться, если долго пробудет на берегу. Вместе с ладьёй умрут и викинги дружины.

Издревле ведомо: кто никуда не плывёт — тому попутных ветров не бывает.

И на всём острове Дракона не нашлось бы, пожалуй, ни одного человека, который не согласился бы с этими словами.

Если духом викингов в действительности наделило нас именно оно, это искусно выкованное железное оружие, долгие века бережно сохранявшееся на затерянном в карибских водах острове, — значит так тому и быть. Мы обрели своё легендарное священное копьё. И для нас оно превратилось в святыню ничуть не меньшую, нежели для нынешних обитателей Старого Света крест, на котором некогда распростёрся Христос, распятый римлянами.

Миновало всего лишь несколько месяцев после того, как судьбоносная буря забросила наши корабли к острову предков, но этого срока хватило, чтобы мы из вполне заурядной, безвестной пиратской ватаги превратились в настоящую грозу морских путей и островных побережий. Угрозу, возникавшую внезапно, словно из ниоткуда, наносившую разящий удар и вновь исчезавшую в никуда.

Слава подобна ветру — несётся в разные стороны, достигает любых уголков. Если слава громкая, конечно.

Наши разведчики, которых мы скрытно высаживали на острова, приносили сведения.

В колониях уже называли нас флотом Чёрного Сокола.

Сокол, родовой знак семьи Хэнсонов, появился на наших флагах благодаря Томасу. А чёрным цветом по традиции красили всех пиратов, недаром это слово часто встречалось в названиях кораблей охотников за удачей. Да и вообще у древних европейских викингов, наших предков, сокол был одним из наиболее уважаемых и часто использовавшихся символов.

Силуэты летящего сокола или орла нередко реяли на парусах драккаров, уходивших за тысячи миль в морские походы, на края тогдашнего света.

Хотя лично я чёрному цвету предпочёл бы красный, это честней. Кровь-то у всех людей красная, даже у африканских негров, что бы там ни твердили церковники о безбожности «нехристей». Отрицая право язычников быть полноценными людьми, они сами нарушают основной постулат собственной религии: всем всех любить. Иисус восходил на Голгофу для искупления грехов всего человечества, а не отдельно избранных, свято уверовавших в его божественную сущность.

Ох, что бы сказала моя набожная матушка, выскажи я при ней столь еретические мысли…

Да, встреча с Томасом Хэнсоном в преддверии ада, в трюме «Чёрного ангела», стала поворотным моментом для моей жизни, во всех смыслах.

Кто бы мог подумать, что в итоге я стану не офицером королевского флота и даже не добропорядочным морским торговцем, а взаправдашним корсаром. Да не просто корсаром, а язычником-викингом!

Вот я — о такой участи даже предполагать не посмел бы. Хотя с детства моё воображение не на штуку волновали предания о норманнах, кровь которых текла и в моих жилах.

Наверное, именно это предопределило мою судьбу. Небесным покровителям сверху видней, кого из людей куда вести, в какие стороны направлять.

* * *
…«Вегейр», следующий в одиночестве, держал курс через Наветренный пролив на северо-восток. Остальные корабли, числом три, должны были выйти в рейд позднее. Им предписывалось обогнуть Эспаньолу справа и встретиться с флагманом близ острова Кайкос.

Солнца не было видно. Сквозь разрозненные клочья тумана ещё проглядывался серый день, постепенно сходивший на убыль. Стихал ветер. К вечеру нас дважды обстрелял встречный пиратский фрегат, но изменившаяся погода и улёгшийся ветер не позволили кораблям-соперникам сойтись в морском бою. У нас имелись другие намерения, поэтому вступать в сражение было не с руки.

Южные сумерки быстро перешли в ночь. Яркая крупная луна отражалась в спокойном море. Все было тихо у нас на борту, только мерный шорох случайных волн за бортом да отдалённые спокойные шаги — возможно, вахтенного матроса, — доносились в мою каюту через открытое окно. Решив, что две неудачи удержат дерзкого пиратского капитана, которому, вероятно, ещё неизвестен наш флаг, от дальнейших попыток напасть, я погрузился в неспокойный сон.

Утром тумана на море уже не было. Ветра тоже не предвиделось, по крайней мере в ближайшее время. Чёрный трёхмачтовый корабль, который обстрелял нас вчера, медленно покачивался на пологой волне, до него было не менее полудюжины кабельтовых. Верхние порты были у него открыты, медные жерла пушек тускло поблёскивали в солнечных лучах. Паруса на реях свисали, как простыни, повешенные для просушки.

Навалился полный, мёртвый штиль. Мертвей некуда. Досаднейшее состояние для парусных судов.

Мой экипаж, чтобы хоть как-то развлечься, решил устроить состязание. Победителю доставалось что-нибудь из оружия предков. Для наших молодцов к этому времени сравниться в ценности с реликвиями и заветами викингов не могло никакое золото, никакие драгоценные каменья. На то мы и потомки норманнов. Будь иначе, превратились бы в простых пиратов и скорей всего недолго пробыли бы единым флотом Чёрного Сокола.

Но флаги, украшенные стремительным силуэтом летящей птицы, гордо реяли на верхушках наших грот-мачт. Хотя в тот день флаг «Вегейра», само собой, не реял, а обессиленно обвисал.

Мы с Томасом, стоя на мостике, с улыбками наблюдали сверху за матросами. Хэнсон отказался возглавить один из кораблей нашего флота и по-прежнему числился старшим офицером на «Вегейре», когда мы отправлялись в море. Но в каком-то смысле он был духовным наставником для нас всех, хотя точнее было бы назвать его идейным вдохновителем. За «корабельного капеллана» бывший христианский богослов мог и оплеуху отвесить, вздумай его кто-нибудь так непотребно обозвать.

Однако, по сути, он уже стал кем-то вроде хранителя традиций для нас всех. Вместе с Тэйкеху. Они славно спелись, старый и молодой викинги, и я подозревал, что со временем именно Томасу суждено быть преемником и принять из рук жреца символы власти в племени. Не Тарне и не мне. Мы — в первую очередь воины. Мы вожди в море, а не на берегу.

Но кому-то ведь необходимо и скальдом быть.
Как же викингам обойтись без скальда![17]
Вот когда старшего помощника капитана «Вегейра», вначале в штуку, а затем всерьёз, именовали нашим скальдом, Томас Гарольд Хэнсон, прямой потомок Рагнара и Ингвальда, внук неугомонного Ульвара, а значит, кровный родич вождей островного племени, также ведущих происхождение от отцов-основателей, улыбался, довольный этим званием донельзя.

Мы с Томасом находились на мостике и смотрели вниз. Но всё, что произносилось на палубе, довольно далеко от нас, тем не менее было нам отлично слышно. Полный штиль…

— Разобьёмся на пары. Сегодня в схватках сойдутся бойцы абордажной команды против канониров. Первая пара — Ларс и Олаф. Потом, за ними, Бен… и кто ещё? — вопрошал крепыш Сэм Андерсон, храбрейший воин-абордажник. Хотя назвать лишь его храбрым из храбрых означало погрешить против истины: все наши были храбрецами. Другим среди викингов делать нечего.

— Адамс, ты с нами или дрейфишь?

— В крови Адамса нет воды, я участвую!

— Вместо меня хочет биться Боуэн, — заявил вдруг Ларс. — Хоть отдохнёт от своих котлов!

В матросской забаве командир абордажников сейчас не стремился принимать участия, но и не хотел препятствовать своим людям, за которых всегда стоял горой.

Мэтью держался в сторонке, без настроения, и, прислонившись к стенке каютной надстройки, смотрел на происходившее хмуро, без улыбки.

Зрители расположились поудобней, кое-кто даже залез на ванты, заранее предвкушая нечто интересное. Все знали, что канонир Олаф и корабельный кок Боуэн недолюбливали друг друга из-за глупой шутки, ставшей причиной их размолвки. Даже у викингов есть свои маленькие человеческие слабости.

Андерсон подал знак к началу поединка.

Боуэн вышел в центр круга, образованного матросами, и вслух усомнился в боевых качествах ожидавшего схватки противника. Это было явным преувеличением, и все парни знали, однако насмешливая реплика вызвала смех почти всех, собравшихся на палубе. Красная, грубая физиономия кока, будто из дерева вырубленная, и маленькие глазки, утонувшие в напухших надбровьях, не предвещали ничего хорошего. Потирая живот рукой, он тоже хохотнул, оскалил жёлтые прокуренные зубы, опять нелицеприятно выразился, и окружающие вновь ответили на реплику дружным хохотом.

Олаф, которого насмешка не на шутку разъярила, вздохнул поглубже. Дрожащими от гнева пальцами матёрый корсар развязал шейный платок, отбросил его, стянул и рубаху, обнажив загорелое мускулистое тело, во многих местах помеченное шрамами.

Он отбросил с лица волосы, нависавшие на глаза, и оглянулся. Обоих поединщиков окружали десятка два матросов, разодетых пёстро и рвано. Почти все были молодыми париями, но морская жизнь быстро ставит свои отметины, и физиономии у них были самые живописные.

Боуэн, здоровяк с заплывшими глазками, на удивление неплохой повар, но и вояка бывалый, также участвующий в абордажах, шагнул к Олафу и окинул противника насмешливым взглядом с головы до ног, будучи совершенно уверенным в своём превосходстве. Олаф в ответ недобро глянул на своего недруга, а тот, резко опустив правую руку, неожиданно и сильно ударил канонира в живот. Злость нахлынула на Олафа, будто прорвавшая плотину вода. У него даже перехватило дыхание. Не слыша шумной радости окружающих, он повернулся к обидчику спиной, чтобы удержаться от нестерпимого желания ударить его клинком.

Выражение его лица красноречиво говорило: проткнуть бы насквозь толстое противное брюхо этого кока!..

Боуэн тем временем выбрал себе оружие — тяжёлую шпагу с решётчатым эфесом, которым можно было захватить кончик шпаги противника и отломить его. Он вышел на середину круга. Олаф всё ещё не поворачивался к противнику лицом. Тогда кок шлёпнул его шпагой.

Веселье зрителей продолжалось.

А кок, уверенный в своём превосходстве, приглашающе повёл свободной рукой, предлагая посмотреть, как он, не единожды побывавший за свою жизнь в подобных ситуациях, разделает сейчас этого парня, как тушку свиньи.

Олаф ещё раз вздохнул, поглубже. Краска гнева медленно сходила со щёк канонира. Мы с Томом видели, как он побледнел прямо на наших глазах.

— Хорошо, краснорожая скотина, сейчас ты у меня перестанешь посмеиваться, черт бы тебя побрал совсем! — воскликнул швед.

Канонир медленно, плавно переложил клинок из левой руки в правую и сам сделал первый выпад. Кок прижал было его шпагу сверху, сделав короткий резкий выпад. Но чуть заметным движением эфеса Олаф отклонил удар, клинок противника только скользнул по его рубашке, зато конец его собственной шпаги коснулся щеки Боуэна.

Тот попятился. Улыбаться он уже перестал. У него хватило соображения понять, что пушкарь не промахнулся. Противник мог бы ударить его в лицо, проткнуть, но не сделал этого. Пока не сделал. Поэтому, возможно, кок ввязался в историю, которая может плохо закончиться для него, и нужно быть настороже, суметь ударить первому.

Шпаги вновь скрестились, позвякивая друг о друга…

В этот момент на мостик поднялся доктор Торнсби. Алан не всегда выходил в море на «Вегейре», чаще оставался на берегу или ходил на других кораблях флота, но в этот раз напросился в поход с нами.

Присоединившись к нам с Томом, доктор, понаблюдав за схваткой на палубе, проворчал:

— Какой в этом смысл… это оружие либо другое, не всё ли равно…

— Воины всегда были склонны доказывать друг другу, кто из них лучший, — ответил Хэнсон. — Потому они воины, а не хлебопашцы.

— Эстетические чувства вообще чужды большинству этих примитивных натур, чьи души успели покрыться грубой коростой. Единственное, что занимает их, это вожделенная добыча, — нравоучительно высказался Торнсби, иногда склонный впадать в салонные рассуждения на философические темы.

Доктор, пожалуй, оставался чуть ли не единственным человеком во флоте Чёрного Сокола и на острове Дракона, которого никоим образом не затронул дух викингов и высокая цель возрождения, к коей мы устремились. Впрочем, ему это прощалось — человек он был хороший и полезный, по всеобщему мнению, но чудак редкостный, а к чудакам и отношение подобающее.

После этих слов Алана смех и шутки на палубе вдруг разом прекратились.

Физиономии матросов стали серьёзными, а кое у кого даже растерянными. Многие знали о размолвке канонира и кока, но всё же никто не ожидал, что обида сильна до такой степени.

Через минуту холодная усмешка совсем исчезла с лица Боуэна, и защищаться ему приходилось уже всерьёз. Он стиснул зубы, покраснел ещё больше от стыда и злости. Пользуясь длиной руки и шпаги, кок уходил от сближения и, рассчитывая поймать противника на контратаке, делал коварные прямые выпады.

Увиливая от прямых ударов кока, Олаф сделалкруг и вдруг сам резко пошёл на сближение с Боуэном, остриё его шпаги замелькало перед глазами здоровяка. Тот отступил, капельки пота выступили на лбу. Затем отступил ещё… ещё… и вдруг упал, поскользнувшись на мокрых досках палубы.

Олаф опустил шпагу. Все отчётливо увидели, каких усилий шведу стоило не добить кока всерьёз.

Крепыш Сэм, возвестивший начало боя, уже хотел торжественно объявить победителя, когда развлечение, грозившее превратиться в драму, прервал раздавшийся выстрел из пушки. За забавами матросы прозевали приближение корабля, который за счёт каких-то подводных течений подкрался на расстояние пушечного выстрела. Всплеск упавшего в море ядра послышался недалеко за кормой «Вегейра». Нас подвела невольная беспечность, порождённая чередой блестящих побед, никому уже и в голову не приходило, что «Вегейр» может стать для кого-то лёгкой добычей…

Раздались крики ярости. Поединщики моментально были забыты.

Немедленно появилось оружие и было распределено между матросами, которые в быстром темпе слаженно заняли свои места. За несколько секунд палуба «Святого копья» приняла строгий вид готового к бою укрепления.

С левой стороны длинного чёрного корпуса с синей полосой по борту снова появилось облачко дыма, и ещё одно ядро упало в воду, теперь уже совсем рядом с нашей кормой. Лёгкие порывы ветра стали наполнять паруса, помогая волнам сдвинуть корабль с места.

Мёртвый штиль закончился столь же внезапно, как и наступил. В открытом море всегда так, никогда не ведаешь, что стрясётся в следующий миг. Расслабляться нельзя, можно поплатиться за беспечность.

— Пусть подходит ближе! — объявил я. — Посмотрим, чего хочет! Но всё же приготовьтесь, мало ли что на уме у его капитана.

Едва засёк я эти марсели на горизонте, тотчас подумал, что фрегат захочет нам сделать какую-то пакость. Нехорошие предчувствия подтверждались.

С виду очень спокойный Томас снял камзол, расстегнул рубашку и закатал рукава.

К нему скользнул Тарна и подал абордажную саблю, остроту которой перед этим попробовал пальцем.

— Открыть люки! — крикнул я. — Канониры к пушкам!

Фрегат, на борту которого отчётливо проступило название «Лотарингия», теперь уже подошёл совсем близко. Можно было видеть собравшихся на его палубе людей. Оба противника, пройдя борт о борт на расстоянии пистолетного выстрела, обменялись залпами. Сделанные слишком торопливо, они не нанесли ощутимого урона. Теперь корабли разошлись, чтобы перезарядить пушки и снова вернуться во всей мощи, словно рыцари на турнире.

На лицах моих корсаров, приготовившихся к сражению, читалась решимость покончить с врагом, не уступив тому ни фута, глаза горели от возбуждения перед близким боем. Среди напряжённых лиц я увидел лицо Тарны, за которого чувствовал особую ответственность.

Вооружённый пистолетами и мечом, этот молодой островитянин приготовился, как и другие абордажники, к рукопашной схватке. На реях матросы хлопотали с парусами, приказы следовали один за другим, и «Вегейр» с величественной грацией выполнял поворот, ловя ветер. Противник, менее податливый, только приступил к маневру, когда новый громовой удар разорвал воздух. Наш фрегат, повинуясь моей команде, дал залп всеми пушками борта и окутался белым дымом.

«Лотарингия» показала свои кормовые окна с позолоченной лепкой, и «Вегейр», поймав ветер, довернул и устремился к врагу, чьи паруса внезапно беспомощно захлопали. Палуба противника исчезла в клубах дыма, и торжествующий вопль вырвался из глоток.

Раздался жуткий треск ломающегося дерева, и бизань-мачта с грохотом обрушилась, обрывая паруса, путая снасти и калеча людей. Ещё один залп смёл всё с палубы обречённого корабля. Внезапный сильный порыв ветра подтолкнул его навстречу гибели.

Полетевшие в сторону противника абордажные крючья прочно связали два корабля, и в бой вступила абордажники под командованием Ларса, и на этот раз показавшего свою безудержную удаль — куда и подевалась его хандра… Короткий бой принёс победу и ценную для нас добычу. По большей части, как оказалось, фрегат был нагружен провизией, которую «француз» доставлял на Мартинику. Такой груз для нас, как известно, представлял не меньшую ценность, чем золото. Золота-то у нас давно было предостаточно, но обменивать его на припасы, необходимые для выживания племени, не всегда удавалось.

Переправив к себе наиболее необходимое из груза, вкупе с остатками команды незадачливого «француза», вздумавшего попиратствовать на беду себе, мы расцепили корабли и продолжили движение. Стоявшие у борта матросы проводили взглядом «Лотарингию», которая черпнула воды, плавно задрала нос к небу и медленно уходила на дно по мере нашего отдаления.

Непонятно, чего ради капитан поверженного корабля, основательно нагруженного, ещё и решился нападать, но свою тайну этот погибший болван унёс на дно вместе с большей частью команды…

Я вёл наш фрегат по всем законам дальнего плавания — по дуге большого круга, сильно отклоняясь к западу от гряды ближайших островов, круто уходивших на восток. Мы не намеревались заходить в порты, но короткую остановку всё же пришлось сделать, чтобы пополнить запас пресной воды. А также высадить пленных. Мы не убивали тех, кто сдавался, хотя сопротивлявшихся никогда не щадили.

Среди остатков команды оказались два потомка норманнов, знавших даже несколько слов на языке предков. Им было сделано предложение присоединиться к нам. С честной оговоркой, что следует присоединяться по доброй воле, а не с целью получения выгоды. Конечно, этим двоим ещё предстояла проверка на истинность желания быть викингами. Случалось уже, что присоединявшиеся делали это, преследуя некие цели, расходящиеся с нашими. Это довольно быстро проявлялось, и мы не щадили таких обманщиков.

О местонахождении острова Дракона посторонние, чужаки, ведать не должны. Вот почему у нас имелись определённые трудности со снабжением. На другие острова в качестве лазутчиков или закупщиков высаживались только самые проверенные люди, неоднократно доказавшие преданность нашему племени.

Осторожность мы проявляли с самого начала. Ибо намеревались жить, а не погибать, и прекрасно понимали, каким лакомым кусочком для любой из корон является целый новый остров, да ещё набитый ценной добычей, которую мы постепенно приумножали. Нам уже было что терять, и мы не намеревались отдавать владения и сокровища безропотно, за здорово живёшь…

Море не стелилось под днище фрегата безмятежно-гладкой дорогой. Потрёпанный штормами, с экипажем, измотанным качкой, «Вегейр» сделал стоянку на одном из крохотных островков архипелага. На юго-запад от длинного мыса мы нашли маленький уединённый залив, врезавшийся глубоко внутрь суши. Здесь, как и вообще у западного берега этого острова, море было идеально прозрачным. Вода под шлюпкой, откомандированной на берег, напоминала голубоватый прозрачный студень, и лодка казалась парящей в воздухе высоко над морским дном.

Островок казался совершенно необитаемым. Мы довольно быстро нашли источник пресной воды. И вдруг потерялся Торнсби, бросившийся в погоню за редкостным жуком. Его пошёл искать Ларс и… тоже исчез.

Я испытал беспокойство за обоих, даже не знаю, кого из двоих не хотелось бы терять больше. И уже намерен был отправить на поиски чуть ли не половину экипажа, как вдруг они вернулись. Вернулись одновременно, но с разных сторон. Радостный Алан сообщил, что на этом острове его коллекция пополнилась уникальными экземплярами. А Ларс сказал, что в глубине зарослей обнаружил хижины, скорее всего стоянку пиратов.

Этот островок мы присмотрели и хотели использовать как одну из промежуточных баз для драккаров нашего флота, но отказались от затеи. Если здесь уже бывали другие корсары, то вернутся ещё. Зато у французов с потопленной «Лотарингии», оставленных нами здесь, будет хоть какая-то крыша над головой. А там уж как им повезёт… У всех людей свои взаимоотношения с Леди Удачей.

Спустя сутки, после короткой передышки, пополнив запасы воды, мы снова продолжили путь.


…Очередной солнечный день, тропически ленивый и жаркий, царил над Карибским морем. Такой же ленивый знойный ветер, медленно вздымавший крупные пологие волны, нисколько не принося облегчения, покачивал фрегат в сонной влажной истоме. Все участники рейда большую часть времени проводили в ленивой дремоте, лёжа на палубе под тентами и поднимаясь на ноги только для того, чтобы добыть из моря ещё одно ведро воды и облить друг друга забортной влагой, почти не дарившей прохлады распаренным телам.

К вечеру густой туман заволок окрестности, корабль дрейфовал, словно дохлая рыбина в пруду. Я беседовал на корме с боцманом Килингом, обсуждая текущие заботы. Остальные, продвигаясь по палубе, бросали на нас угрюмые взгляды, в которых сквозило затаённое чувство непонятной тревоги. Через час густейший ватный туман стал непрогляден. Доктор подошёл к корме и услышал мои слова, обращённые к собеседнику.

— Когда утром встанет солнце, — говорил я боцману, — туман рассеется. Одновременно начнёт тянуть ветер.

Я старался, чтобы в моих словах звучала полнейшая уверенность. Стив Килинг слушал меня с непроницаемым выражением лица. Он стоял, расправив плечи, широко расставив ноги и цепляясь большими пальцами рук за широкий пояс, за который были заткнуты пистолеты, слегка изогнутая сабля и два кинжала.

— Сейчас мы неподалёку от испанских владений. Неплохо бы убраться до того, как случится какая-нибудь неприятность. Люди устали, нам сейчас не до сражений.

— Капитан, — обратился ко мне подошедший Торнсби, — возможно, мне послышалось, но кажется, за нами идёт какое-то судно.

— Будем надеяться, что лишь показалось, Алан.

Но когда к утру туман действительно начал рассеиваться, стал виден силуэт ещё одного фрегата, который шёл следом за нами. На приличном, хотя не таком уж большом расстоянии от «Вегейра», примерно с такой же скоростью. Его корпус то проявлялся, то растворялся, тонул в туманных лохмотьях.

— Надо же! Наш старый знакомый! — вдруг сказал Ларс, из всех нас у него было самое острое зрение, как известно.

— Ты о чём? — спросил Хэнсон.

— «Чёрный ангел», — подтвердил я, рассмотрев в подзорную трубу подробности.

— Он самый! — почему-то радостно подтвердил Ларс. Хмурое настроение, одолевавшее нашего бравого Мэта последнее время, в одночасье развеялось. — Я знал, знал, что с чёрным исчадием ада нам в этом море никак не разойтись!

— Ну что же… Чему быть, того не миновать. От боя с этим знакомцем мы точно уходить не будем. Нужно попытаться спрятаться в тумане и выиграть время. Килинг! Без шума готовь команду к бою.

Как и Ларс, я тоже не питал к чёрным разбойникам ни малейшей симпатии. Понятно, по какой причине.

Но в отличие от Ларса я знал, что эта встреча была для нас более чем несвоевременной.

Конечно, нам не уйти от врага при всём желании. Наш фрегат слишком тяжело нагружен. А нас ждут прочие корабли, и если «Чёрный ангел» по прихоти судьбы окажется сильнее, общее дело окажется под угрозой… Никакие наши небесные покровители не обещали, что мы будем побеждать всегда и всюду. Этот свирепый фрегат, как никто другой, неоднократно доказал, что ему тоже покровительствуют некие высшие силы.

Рано или поздно мы обязательно с ним бы встретились, но лучше бы не сейчас… хотя самые важные события обычно и происходят вдруг, совершенно некстати.

Ветер постепенно усиливался, разгоняя рассветный сумрак и туман… и тут внезапно произошло то, чего никто не ожидал.

Чёрный корпус фрегата, который сначала двигался медленно и лениво, вдруг сделал быстрый рывок, выпрыгнув вперёд, как пантера. Я не медля приказал дать залп кормовыми пушками. Внезапно полоса тумана кончилась, и «Вегейр» буквально выпал на открытое пространство вблизи ещё одного островка. Общая напряжённость и готовность дорого продать свои шкуры сменились возгласами недоумения, удивления и облегчения одновременно.

Мои матросы тоже понимали, что мы находимся в слишком невыгодной ситуации. Это ничуть не умаляло их решимости биться, но и бесшабашных ухарей, которым лишь бы подраться, в экипаже почти не было.

Навстречу нам величественно и неторопливо скользили три больших корабля, один из них был даже громадиной линейного корабля, которых вообще наперечёт в этой акватории.

— Англичане!!

И всеобщая растерянность сменилась порывом радости.

— Подымите на гроте английский торговый флаг! — крикнул я. На ветру заплескался поднятый по моему приказу стяг. Уж сойти за англичан нам труда не составит.

Тяжёлые английские корабли приветствовали соотечественника, они медленно и торжественно входили в пролив.

Линейный пятимачтовый корабль с тремя мостиками и батареей из семидесяти двух пушек двигался впереди. За ним следовали два внушительных четырёхмачтовых фрегата. Наш далеко не маленький «Вегейр» рядом с ними выглядел подростком в компании зрелых мужчин. Он проскользнул в середину этого каравана с ловкостью зайца, прячущегося в глухом лесу. Нам волей-неволей временно пришлось отказаться от намерения поквитаться с дерзким пиратом. Сойтись в поединке с одним из немногих конкурентов, кто мог бы оспорить нашу грозную славу.

Достаточно быстро между нами и преследователем оказалось достаточное расстояние, чтобы не опасаться пушечных ядер. Канониры чёрного корабля не могли сделать ни одного выстрела из пушки, не задев англичан, а бросить вызов целой флотилии громадин не отважился бы даже полный безумец.

«Чёрному ангелу» пришлось развернуться и уйти прочь несолоно хлебавши, оставив добычу, которой удалось так умело посмеяться над ним. Я не знаю, имел ли он понятие о том, что гнался за одним из кораблей флота Сокола. Но если знал, тогда это не что иное, как открытый вызов нам, карибским викингам.

Следующим нашим рейдом, похоже, будет охота за «Ангелом» чёрной масти.

— Мы ушли от погони! — воскликнул Торнсби. Мне показалось, что в тоне его проскользнула не радость, а… досада, что ли. Неужели нашему доброму доктору столь сильно хотелось вступить в эту схватку?

— И чего он к нам привязался?.. — пробурчал себе под нос боцман. — Страх потерял, что ли…

Килинг мог предъявить чёрным извергам счёт не меньший. Но если не хочешь гневить Небо, помни, что всему своё время. Здравомыслящий, бывалый морской волк Стив это понимал великолепно.

Чёрный Пират тем временем нырнул в полосу тумана и исчез.

«Интересно, каким образом он проведал, что мы будем следовать именно здесь? И с далеко не пустыми трюмами, следовать загруженными под самую завязку, как никогда?! Неужели кто-то ему сообщил наш курс? Но как?!» — тяжёлые мысли угнетали меня. И небезосновательно.

С английского линейного корабля запросили, необходима ли нам помощь.

Я велел просигналить в ответ, что помощь не требуется, и мы продолжили свой путь.

Ко мне на мостик вновь поднялся Килинг, отлучавшийся для осмотра палубы, где он подбадривал матросов.

— Сначала нас преследовал властный губернатор, теперь Чёрный Пират. Это которая по счёту его попытка отправить нас на дно?

— Не важно, сколько попыток. Важнее, почему они случаются. Нужно поговорить, Стив! Спустимся в каюту.

Наш разговор был кратким, но по существу. Смысл сводился к тому, чтобы дать задание самым доверенным людям вычислить лазутчика, каким-то образом проникшего в наше племя. Мы допускали такую возможность, что преданность идеалам викингов кем-то лишь умело выставляется напоказ, хотя очень не хотелось верить, что кого-то пропустили незамеченным, не доглядели, не раскрыли.

Наконец-то закончился этот неимоверно длинный день, и, кажется, закончился благополучно. До чего же приятно после тяжких забот и долгих тягот провести часок за кружкой доброго эля!..

Летняя ночь поглотила «Святое копьё». Она была глубокой синевы, полной тихо мерцающих звёзд. А игравшее мелкими фосфоресцирующими волнами море создавало впечатление, что корабль плывёт по небесному своду. Палуба тонула во тьме, но на полубаке собрались матросы, кто — сидя прямо на досках, кто — стоя у планшира, слушали товарища, который пел. Его голос, немного гнусавый, но приятного тембра, отчётливо разносился над морем…

Мы встретились с другими кораблями нашей флотилии. Исполнили задуманное, захватили караван и вернулись с богатейшей добычей домой, на остров Дракона.

И это была лишь одна из наших многочисленных операций.

С каждым днём наш флаг с начертанным на нём летящим силуэтом хищной птицы становился всё более узнаваемым в акватории Карибского моря.

МОРСКОЕ ПЛЕМЯ

Возвращаясь на остров Дракона, мы отдыхали от тягот морских походов. Матросы наслаждались обществом женщин, помогали по хозяйству остававшимся на берегу. Состояние кораблей тоже требовало своей доли пристального внимания.

У капитанов имелись свои заботы. Совет капитанов или, лучше сказать, вождей, на котором вырабатывались планы действий, происходил обычно в жилище Тэйкеху.

Главной нашей проблемой было сообщение с внешним миром. Точнее, осторожность и скрытность этого сообщения. Мы с Томасом с самого начала настаивали на этом, и наши люди приняли это. Не все — с удовольствием, но пришлось смириться.

Воины дружины, конечно, не случайно оказались в племени викингов и были воодушевлены общим стремлением. Но по здравому размышлению никто бы не побился об заклад, что никогда, ни при каких обстоятельствах не найдётся хотя бы один человек, способный выдать или продать тайну местонахождения острова и секрет безопасного прохода в бухту.

Поэтому количество наших людей, которые высаживались на других островах и производили необходимые действия — разведку и торговлю, — было сведено к минимуму. И попадали в их число только доверенные лица. Нам с Томасом и некоторым другим основателям нашей дружины просто некогда было отвлекаться на торговлю, поэтому мы на островах не появлялись. Исключением был разве что доктор Торнсби, который самолично закупал необходимые ему лекарские снадобья, не доверяя этого никому. Поэтому он регулярно бывал в портах колоний, куда ходили наши торговые суда. Алана очень полюбили островитяне племени Дракона, дети за ним ходили гурьбой, внимая россказням, развесив уши. А нашему доброму доктору только этого и надо было!

Для торговых операций мы завели специальное судно, бриг, который не принимал участия в боевых набегах и потому не мог быть опознан как парусник флота Чёрного Сокола. Иногда мы использовали и одну из каравелл, стоящих на приколе в бухте… Со временем наш авторитет должен был возрасти достаточно, чтобы, не скрываясь, заходить в порты не для набега, а для стоянки.

Не вся наша добыча требовалась на острове Дракона. Желали мы того или нет, но было жизненно необходимо торговать, обменивать золото и другую добычу, имеющую настоящую ценность лишь для внешнего мира. Чаще всего это происходило на Тортуге, но и в другие колонии захаживали наши торговцы. Мы постоянно рисковали жизнями ради добычи и заработали право жить в достатке и сытно. Отдыхая между походами, наслаждаться жизнью. Ведь, уходя в очередной викингр, каждый из нас в любой миг мог расстаться с нею…

Копьё Одина постоянно хранилось на «Вегейре», на берег мы Гунгнир не переносили. Но о том, где он в действительности находится, за исключением нескольких наиболее доверенных лиц никто достоверно не ведал. На всеобщее обозрение оно выставлялось только в дни праздников.

Что угодно мы себе могли позволить утратить, но только не этот символ небесного покровительства.

И все эти предосторожности напрасными явно не были.

Я всё никак не мог понять, каким образом это случилось, как шпиону удаётся сообщаться с внешним миром. Но предатель существовал, и был он каким-то непостижимым образом причастен к «Чёрному ангелу» и его зловещему экипажу во главе с исчадием ада, настоящего имени которого никто не знал, даже мы.


…И вновь покидали наши ладьи остров Дракона и отправлялись в викингр. Мой «Вегейр» в паре с ещё одним кораблём флота Чёрного Сокола совершил дерзкий налёт на береговое поселение испанцев и захватил немало сокровищ, которые были здесь собраны для отправки в большой мексиканский порт. Затем к двум кораблям присоединились ещё три, и была предпринята экспедиция на Кубу. Нападение на порт Сан-Педро весьма приумножило лихую нашу славу отважных воинов, вслед за этим мы совершили ещё несколько других, менее впечатляющих захватов.

Вот так они и существовали, наши северные предки, — большую часть жизни пребывая в море. Там же обычно и оканчивая свой жизненный путь. Из моря — в Валгаллу, вот удел настоящего воина!

Мы по мере сил и возможностей следовали их примеру…

Сидя на большом прибрежном камне, Томас Хэнсон с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух, любовался морем и, по устоявшейся привычке моряка, с интересом разглядывал тёмно-синий свод неба, усыпанный мириадами звёзд. Его светлые волосы едва шевелил налетающий бриз. Некоторое время викинг был спокоен и счастлив, но потом начал тревожно озираться по сторонам, ему показалось, что кто-то тихо идёт по песку. Затем Том успокоился и стал всматриваться в яркие созвездия, сиявшие над безбрежным морем. Прошло ещё несколько минут, и первый помощник капитана «Вегейра», улыбнувшись, перевёл взгляд на своего капитана, который едва слышно приблизился к нему с подветренной стороны.

— Значит, мои чуткие уши меня не подвели, это был ты! Я услышал, как шуршит песок во тьме под чьими-то подошвами!

— Том, завтра с утра соберём совет капитанов. Нужно обсудить, что делать дальше. Я бы хотел, чтобы ты возглавил один из кораблей.

— Я бы предпочёл остаться помощником на флагмане, но если ты настаиваешь…

— Да. Я настаиваю. Нужно выбрать капитанов ещё на два новых драккара, наш флот растёт, а по-настоящему проверенных людей, способных возглавить экипаж, очень немного. Да ты сам знаешь… Если мы не будем управлять дружиной твёрдо, могут быть неприятности. И надо решить, что делать с добычей. Мы стали чересчур богатыми, но золотом и серебром сыт не будешь…

— Ха! Ну что корсары обычно делают с добычей? Делят на всех членов экипажа, расплачиваются с кредиторами, платят губернатору и королю доли, чтобы не вмешивались. Иначе можно закончить свою жизнь на рее… И снова выходят в море на поиск сокровищ.

— …проматывают за несколько дней, растрачивают в тавернах и кабачках, — в тон ему продолжил я. — А купцы получают хорошую прибыль от действий пиратов, но они, по сути, такие же воры, потому что обвешивают, обмеривают, обсчитывают…

— Можно, как чаще всего и делаем, продать на Тортуге или вновь найти покупателей в других колониях. Были бы сокровища, а уж охочих купить…

— Но мы же не обычные корсары, мы стремимся жить как викинги, то есть одной семьёй, по сути. Для большинства пиратов настоящее сокровище — это не золото и не серебро, а радости повседневной жизни лихих морских разбойников. Многие из людей, присоединившихся к нам, ещё слишком ожесточены, чтобы ощутить всю прелесть того, что мы им предлагаем… Мне рассказывали, что кто-то из наших новобранцев мог вырезать сердце человеку и заставить другого съесть его. Джеф Рош, например, брал большую бутыль и пивную кружку и ходил вооружённый по улицам, заставляя людей выпить с ним, а если они отказывались, он в них стрелял или резал ножом.

— Должны же мы хоть чем-то отличаться от других! Но с другой стороны, наши предки тоже, знаешь ли, неженками не были, и…

— Я понимаю. Если понадобится, я тоже не колеблясь окунусь в кровь. Но боюсь, что мы очень уж отличаемся, и этого нам кое-кто не простит.

— Ты имеешь в виду, кто-то из наших парней? Или кто-то в колониях решит, что мы подаём дурной пример настоящей сплочённости общей идеей, и…

— Я имею в виду и то, и другое. И ещё третье, о чём мы пока не имеем ни малейшего понятия, но которое может в любой момент выскочить на передний план.

— Да-а, — задумчиво согласился Том. — Всё не так-то просто, как мне казалось. Я думал, стоит лишь найти следы предков, воодушевить потомков норманнов, и…

— Вот именно. Это самое «и», которое ты себе представлял, может оказаться не совсем таким, которое хотелось бы увидеть нам.

Мы с Томом замолчали. Дальнейшее было понятно и без слов. Нам следовало крепко подумать, как обезопасить наше будущее от угрозы. Возможно, ошибкой было то, что мы слишком увеличивали свой флот. Для обычных пиратов, которые сегодня союзники, а завтра будут резать друг дружке глотки, это отлично, когда несколько кораблей нападают и действуют вместе. Но долго ли держатся такие союзы обычно? То-то и оно.

А у нас уже сотни людей в дружине, не считая аборигенов острова Дракона, — и каждый может оказаться предателем.

Всё же предкам в чём-то было проще. Все дружинники-скандинавы были выходцами из одного рода. У нас же только часть воинов могут с полным на то правом считаться таковыми. По сути, лишь родичи Тома, южные потомки викингов, островитяне Дракона…

Утром на небольшой, заросшей тропической травой поляне возле хижины Тэйкеху собрались Хэнсон, почти тотчас же избранный капитаном нового корабля, капитан «Греттира» Бутен, капитан «Сольвейга» Харрис и ещё пять капитанов, остальные первые помощники, а также Килинг — боцман «Вегейра» и в определённом смысле главный боцман всего флота. Капитаном ещё одного присоединённого к флоту корабля был избран Торольф, первый помощник капитана «Греттира», бывалый моряк из тех, кто был с нами изначально. Сам Тэйкеху, Тарна, хранитель Гунгнира и ещё трое вождей-островитян восседали в кругу на правах равных, хотя флотоводцами не являлись.

Теперь наш боевой флот состоял из десяти судов. Их могло быть и больше, но мы имели возможность выбирать и потому уводили домой, на остров, только самые крепкие и мощные трофеи. Более всего подходили фрегаты, во всех отношениях они устраивали нас. В любом случае с разрастанием флота следовало повременить. К племени островитян менее чем за год присоединились добрых восемь сотен мужчин. А с моряками-туземцами набиралось до полутора тысяч воинов. С женщинами, детьми и прочими, остававшимися на берегу, — более пяти тысяч. Немногие колонии могли похвастаться таким количеством народу, а уж городов с таким или большим населением в Карибах имелось немного, раз-два и обчёлся.

Нам, вождям этого племени, вновь предстояло определиться с прокладкой курса на ближайшее время.

— Багамы! Они идеально подходят для нападения на испанские суда, идущие из Мексики, — предлагал Бутен. — Правда, большинство из них подвергаются нападению уже в проливе между Кубой и побережьем континента…

— Некоторые пираты используют Багамские острова для атак на корабли, идущие из Бостона и других портов английских колоний на севере континента, — поддерживал его Харрис.

— Ещё один вариант — отправиться на юг, к побережью Венесуэлы, чтобы там нападать на корабли, везущие слоновую кость, золото и рабов. Караваны идут в Маракайбо, Панаму и…

— Сначала Багамы! — высказался я. — Для меня это решено. Рабы нам не нужны. Плантаций мы заводить не собираемся.

— Багамы, — поддержал Том. — Но и об осторожности не стоит забывать. Эти воды не место для лёгких рейдов, там полно крупных хищников вроде нашего заклятого друга Чёрного Пирата. Не хочется рисковать зря и попасть к нему в лапы. Приходится признать, что его чёрный фрегат сильней любого нашего, отдельно взятого.

— Мне рассказывали, как однажды был атакован пиратский бриг капитана Роуленда как раз в этих водах, — поддержал Харрис, — половина команды которого была мертвецки пьяна. Капитан брига не дотягивал до славы капитана «Чёрного ангела», но тоже отличался изрядной жестокостью и, как говорили, хорошим чутьём. Однако погиб во время нападения на него испанских кораблей от картечи, которая попала ему прямо в шею. Один из матросов его команды увидел, что Роуленд погиб, бросил тело в воду, чтобы оно не досталось врагу на потеху, и поклялся довести дело до конца.

— Удалось?

— Как сказать. Они тогда оторвались от испанцев и добрались до Тортуги…

— Вот она, быстротечность человеческой жизни. Миг, и её уже нет… — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнёс Том.

— …после этого снарядили новую экспедицию и отправились мстить испанцам. Но бриг был захвачен, и всех оставшихся живыми членов команды повесили публично в Санто-Доминго.

— Но не всем же дома сидеть, пасти коз и овец. Дух приключений и авантюризма дышит там, где захочет! — уже громче провозгласил Том.

— Дух приключений? Уж лучше назови это любовью к грабежам, — проворчал я.

— На то мы и викинги, — подал вдруг голос Килинг.

Чуть ли не единственный из нас, собравшихся, кто не был потомком норманнов по крови.

И, конечно же, возразить ему было нечего. Пираты не вчера и не в прошлом году появились, этому промыслу сотни, если не тысячи лет. Как только в море появились корабли, какие-то из них не ограничились рыбной ловлей, перевозкой грузов и разнообразным исполнением военных планов своих вождей и королей.

— До похода к Багамам у нас есть дела на Тортуге. Пойдут «Вегейр», «Греттир», «Сольвейг», — подвёл я итог. — Остальные выйдут позже. Хэнсон, твоя задача привести другие корабли к месту встречи на Эспаньоле, в бухте Самана, через две недели. Это укромное место, но у испанцев под самым носом. Поэтому будь особенно осторожен.

Затем Тэйкеху благословил нас на удачный викингр.


…Следующим утром, не позабыв вознести благодарность духам предков, капитаны вывели драккары из бухты Спящего Дракона и повели их в новый поход.

Двое суток спустя «Вегейр» в сопровождении «Сольвейг» и «Греттира» следовал своим курсом. Три корабля держались значительно мористей архипелага, чтобы избежать ненужных встреч с испанцами. Стояла великолепная погода. Сине-зелёные волны серебрились под яркими лучами солнца, как плащ сказочной волшебницы. Благодаря непрерывному бризу, наполнявшему паруса, маленькая флотилия двигалась вперёд с хорошей скоростью.

Высоко взлетали над волнами форштевни, играли красками покрашенные свежей краской щиты, которые развесили вдоль бортов. Щиты, в точности как у предков-викингов, могли послужить защитой во время боя и для воинов, и частично для обшивки корабля. Быстро и гордо неслись наши ладьи под всеми парусами навстречу бурям и новым землям, повинуясь движениям рук опытных штурманов и рулевых. Казалось, что по морю плавно скользят сказочные звери. Изображения головы дракона на «Вегейре», искусно вырезанное из дерева, и змеев на штевнях второго фрегата и бригантины придавали, казалось, особую магическую силу. По легенде, они защищали драккары от злых духов и устрашали врагов одним своим видом.

Находясь примерно на широте Ямайки, мы напали на торговое судно, шедшее с грузом из Мексики. Короткий бой завершился после нескольких точных выстрелов. Одно из ядер повредило руль, другое попало ниже ватерлинии, а молниеносный абордаж принёс ещё одну победу. Незадачливый торговец был пущен на дно. Среди добычи, которая сгодилась нам, были сундуки с оружием, деньги, двадцать мешков бобов какао, пять бочек пороха, шнуры и тросы, десяток бочонков ржаной муки, шесть бочонков солёной говядины и свинины, которые пополнили трюмы, и без того нагруженные товарами, приготовленными для продажи на Тортуге. Три наших торговых корабля уже не справлялись со снабжением, поэтому часть грузов мы прихватили с собой для продажи на вольном острове Черепахи.

Дальнейшее плавание прошло без особенных событий. Лишь повстречался крупный торговый караван в сопровождении четырёх кораблей охраны, следовавший с Ямайки в Европу. Связываться с таким противником решились бы только сумасшедшие. Поэтому, благополучно разминувшись с караваном, наши три корабля проследовали дальше, без приключений добрались по назначению и вошли в бухту Черепашьего острова.

Порт только начинал просыпаться. Рыбаки, тащившие свёрнутые сети, спускались по лестницам гавани к своим лодкам. Со стоявших на якорях судов моряки на шлюпках отправлялись к берегу и высаживались в городе, чтобы получить свою законную долю береговых радостей, награду за тяготы морской службы.

Едва заякорившись, наши корабли были одарены вниманием пёстрой шумливой толпы с набережной, жаждущей увидеть удачливых мореплавателей флота Чёрного Сокола. Слава о нас уже прокатилась от Багамских островов до Панамы и от Мексики до Арубы. Но за прошедший год боевые корабли карибских викингов не появлялись в портах, даже здесь, поэтому этот заход был своего рода пробным явлением народу. Ловкие торговцы, перебивая друг друга, старались назначить самую выгодную цену и первыми перехватить товар у конкурентов.

Особенностям нашего вооружения и внешнего вида дивились, но не сильно. Каких только людей и кораблей не повидали на этом перекрёстке морских дорог!

На набережной и вокруг неё царила ужасная неразбериха. Всё свободное пространство было завалено бочками, мешками, парусиной, бухтами каната и бочонками с ромом и солониной, которые шлюпки с наших прибывших судов дружно принялись доставлять с пристани на драккары.

Казалось, что такой объём закупленных товаров при всём желании не смог бы уместиться в трюмах. Но умение правильно разместить груз — это тоже своего рода искусство, которым в совершенстве владел бывший торговец Доуссон, распоряжавшийся сейчас на шкафуте «Вегейра».

Новый первый помощник капитана, заменивший Хэнсона, он был облачён в красную рубаху и холщовые штаны и весь кипел энергией. Доуссон распределял груз, торговался, препирался и как раз заканчивал торг, когда заметил, что от другого причала, расположенного левее, отошла лодка. Вёсла поднялись, и струйки воды побежали по ним вниз, потом вновь опустились, и одним усилием гребцы бросили лодку вперёд среди массы всякого мусора, плавающего на поверхности волн. Очень быстро эта лодка вышла на сравнительно чистую воду, едва колеблемую морской зыбью, и перед людьми, сидевшими в ней, пять минут спустя возник корпус «Вегейра», освещённый яркими лучами солнца.

На борт фрегата поднялся человек, по виду и одежде не моряк, но явно хорошо знакомый с морской жизнью, о чём можно было судить по его ловким движениям на покачивающейся палубе.

Обменявшись несколькими словами с вахтенным, незнакомец отправился по узкому проходу между бортом и рубкой на корму и поднялся по трапу в каюту капитана.

С пушечной палубы доносилось хлюпанье воды и шварканье швабр. Было ещё рано, и свободные от погрузки товаров матросы под командой боцмана Килинга работали на шкафуте и баке. Один из них хриплым голосом напевал корсарскую песенку.

Когда спустя полчаса Доуссон отправился докладывать капитану и получить распоряжения насчёт дальнейших действий, незнакомца уже нигде не было видно. Первый помощник даже усомнился, что видел того человека.

Зато он нашёл меня, который на квартердеке разговаривал с поднявшимся на борт капитаном баркентины «Ласточка», стоявшей на якоре рядом с «Вегейром». Капитан Остин, средних лет человек, с лицом землистого цвета и отвислой губой, стоял на шкафуте и, размашисто жестикулируя, излагал своё предложение. Я слушал, не выражая никаких эмоций, молча наблюдая за коренастыми матросами, столпившимися на грот-люке, которые готовились сгружать на берег очередную порцию товаров, поднятых из трюма. Прежде чем загрузить приобретённое, требовалось освободить трюм от проданного.

Подойдя ближе, Доуссон услышал, как капитан «Ласточки» предлагал мне принять корсарский патент от губернатора Багамских островов, который обещал нам всяческую поддержку. Этот сэр Ричард делал очень щедрое, по его мнению, предложение. Губернатор организовал нечто вроде своего частного небольшого флота, состоящего из дюжины кораблей, и просил передать, что их содружество нуждается в таких людях, как капитан Уилсон и его доблестные соратники. Губернатор сам выдвинулся на должность адмирала Берегового братства, хотя никто его не избирал.

Кроме того, капитан «Ласточки» сообщил мне, что не советует иметь никаких дел с губернатором Тортуги, кроме обычной платы за покровительство пиратам. Появились слухи, что губернатору Тортуги обещана куча денег за то, что он пленит корабли Чёрного Сокола и сдаст их королевскому флоту.

— Я поговорю со своими людьми и только после этого смогу дать ответ, — ответил я уклончиво, и проводил посетителя до трапа.

Вернувшись на мостик, я увидел Доуссона и Килинга. Наш добрый боцман качал головой и пожимал плечами. Он успел присоединиться к первому помощнику и вместе с ним ожидал меня.

— Да он нас за дураков держит, что ли?! Чтобы губернатор Тортуги сдал красномундирникам кого-то из пиратов! Да они его за это…

— Не кипятись! С ним всё ясно.

— А что за человек приходил до него? — спросил меня Доуссон и рассказал, что видел приход незнакомца.

— Посланец от губернатора Тортуги. Явился сказать, чтобы мы ни в коем случае не связывались с губернатором Ричардом. И по той же причине. Должен заметить, господа, мы всем нужны. Мы уже представляем нешуточную силу.

Килинг удовлетворённо хмыкнул в бороду и пробурчал:

— И что им всем не спится? Короче, хорошо, что мы сами по себе. Два дурака дерутся, третий не встревай.

— Если бы в этом море их было только два, — сказал Доуссон. — Тут ведь каждый, у кого появляется хоть клочок подвластной земли и сотня человек в подчинении, себя господином морей провозглашает.

— Ну, тогда и мы дураки, — усмехнулся я невольно. — Взвалили на себя бремя власти…

— Мы — другое дело, — возразил Доуссон, корнуолльский потомок древнего норманнского рода.

И он был прав. По крайней мере пока мы в это верили, небесное покровительство не должно было нас оставить.


…Всё же насколько приятно завершить наполненный трудами день посещением таверны! На остров Черепахи спустился вечер, казалось, раньше, чем ему положено, из-за низко нависших туч, угрожающе бродивших по небу вот уже пару часов.

Под вечер я выполнил ещё одно важное дело — отдать долг Рэду Фишу. Точнее, попытался выполнить. Гигант сгинул в море со своим кораблём, и никто не видел пиратов его экипажа уже несколько месяцев. Бродил слух, что они попались в пасть Чёрного Пирата, и чёрное победило рыжее. Что ж, я честно пытался вернуть все долги. Но уродливый здоровяк, выходит, дошутился с судьбой… Интересно, думал я в тот час, предстоит ли мне когда-либо узнать, что сталось с предателем Джекменом, втравившим нас во всю эту историю. Я даже благодарен ему, наверное, что всё так вышло. Поэтому и не предпринимал более попыток поквитаться, раз уж крайне неблагоприятный ветер не позволил этого сделать сразу…

Стена дождя внезапно обрушилась на вечерний город и застала меня возле невзрачной на вид таверны, где я договорился встретиться со Стивом Килингом и помощником Доуссоном, заканчивавшим погрузку-разгрузку. На минуту я задержался в дверях, отряхивая намокшие шляпу и камзол, затем направился в глубь зала, занимавшего большую часть нижнего этажа. Остальные помещения были отведены под кладовые.

Здесь, за столами, было полно посетителей в разной степени охмеления — капитаны, матросы, торговцы, пришедшие отметить выгодные сделки, и всякий прочий люд. Некоторые из посетителей сидели, сдвинув широкополые шляпы на затылок, другие побросали их прямо на деревянные столы и грязный пол, в беспорядке заваленный амуницией. Служанки разносили пивные кружки, зажав в каждой руке не менее полудюжины, глиняные кувшины с вином и миски с нехитрой закуской. К потолку столбами поднимался дым от сигар и трубок с длинными чубуками.

Несколько чадящих жиром плошек и огарков восковых свечей едва освещали таверну, в которой стоял шум, визг и громкие возгласы людей, привыкших отдавать команды, заглушая вой и рёв ветра и бушующего моря.

Временами нестройный гул прерывался раскатами дружного хохота и громогласными крепкими выражениями, принятыми лишь в компаниях завсегдатаев портовых кабаков.

Не торопясь, медленно я оглядел зал. Четверо моряков со стаканами в руках стояли у стойки, окруженные толпой любопытных, осыпавших их вопросами. Один из них был коренастый усатый француз, у другого, смуглого коротышки, в руках была обезьянка, которая то и дело хватала шляпу с головы хозяина, у третьего левая рука была перевязана, и он казался настолько истощённым, словно недавно перенес тяжёлую болезнь. А у их капитана, краснолицего одноглазого силача, с виду лет больше сорока от роду, забинтованная правая рука покоилась на перевязи — длинный платок или шарф был заброшен на шею. Ром, которым потчевал его кто-то из посетителей, развязал капитану язык, и, поощряемый удивлёнными восклицаниями слушателей, он принялся описывать постигшее их судно недавнее кораблекрушение.

Я занял свободный стол и заказал пива. Несколько минут спустя ко мне присоединились Килинг, Доуссон, а также штурман Бьорн Снорри, составивший компанию боцману и первому помощнику.

Нас узнавали. К нашему столу подходили немало людей, большинство громко поздравляли с победами, а некоторые предупреждали вполголоса, что громкая слава может пойти во вред. Остальные смотрели хмуро и завистливо, и если снисходили до разговора, то лишь для того, чтобы высказать какую-нибудь колкость.

Один из пиратских капитанов, который командовал фрегатом «Пилон», сообщил мне не без ехидства, что губернаторы Ямайки, Эспаньолы и некоторых других территорий уже сговорились назначить награду тому, кто пустит на дно мой корабль, а это уже было истинной славой. Не менее громкой, нежели у Чёрного Пирата, предводителя головорезов «Чёрного ангела»!

Полученные сведения обеспокоили нас. Конечно, громкая слава лихих корсаров тешит самолюбие, но эти новости закономерно наводили на мысль, что расстаться с головами можно ещё быстрее, чем мы подозревали. И одновременно убедили нас в том, что наши предосторожности не напрасны. Пока тайна местоположения нашей базы не известна врагу, флот Чёрного Сокола всегда может улизнуть в свою гавань. Но даже если координаты станут известны, пробраться в бухту, не ведая проходов, практически невозможно. Должно произойти чудо, подобное тому, что привело в объятия Спящего Дракона нас, разбудивших остров от вековой спячки. Но мы-то совсем не случайно там оказались…

Оглядываясь по сторонам, я приметил недалеко от входной двери Мэта Ларса. Он появился в таверне и теперь разговаривал с худощавым матросом, парнем с невыразительным лицом и маленькими лисьимиглазками. Алан Торнсби тоже был уже здесь и в другом углу таверны воодушевлённо беседовал с человеком явно не воинского ремесла. Судя по выражению лица и активной жестикуляции, сопровождавшей его речь, наш доктор нашёл себе собеседника со схожими интересами.

Вот оно как, значит? С кем бы это сошлись в таверне наши добрые друзья, боевые побратимы…

В другое время сами по себе эти наблюдения не вызвали бы столь пристального внимания с моей стороны, но периодически повторяющиеся события последних недель и месяцев более не оставляли места для малейшей беспечности.

Я не столь учён, как Алан, но читал немало книг в своё время. И почерпнул из них, что в истории почти всегда происходило следующее: предавали те, кто казался самым проверенным и близким. Практический опыт моей прошлой жизни лишь подтверждал это грустное правило…

Узнав всё, что хотели, мы вернулись на свои корабли. На следующий день, заплатив положенную за стоянку дань губернатору Тортуги и взяв грузы провианта, оружия, пороха и пресной воды, наша флотилия покинула гостеприимный остров и, обогнув западную окраину Эспаньолы, направилась к месту встречи с флотилией Хэнсона, назначенной в бухте Самана.

Когда практически в назначенный срок три корабля подошли к месту встречи, нас уже ожидали.

Под общим руководством Хэнсона ещё три корабля явились сюда. Два новых фрегата, которые привёл в порядок плотник Ингвар со своими подручными, требовали пополнения команд. Частично они уже сейчас состояли из скандинавов, англичан и голландцев, частично из островитян, но были ещё далеко не полными.

Теперь уже мы отправились в поход на шести судах, взяв курс к Багамским островам.

Здесь мы приняли решение разбиться на группы и попарно патрулировать акваторию. Для базовой стоянки выбрали удобную бухту на острове Андрос, укромно спрятанную среди зелени, покрывающей побережье, изрезанное наподобие норвежских фьордов.

«Раварта» Хэнсона и «Сольвейг» Харриса отправились в рейд и взяли курс на север, как вдруг им почти сразу попалась хорошая добыча. Трофей достался «Раварте». Флейт, шедший с грузом солонины на Кубу, решил предпринять попытку к бегству, но куда ему было тягаться с быстроходным фрегатом!

Глухо бухнул первый пушечный выстрел — сигнал лечь в дрейф, затем, спустя пять минут, второй — сигнал к нападению. В следующую минуту флейт начал разворачиваться, открывая порты, и над поверхностью моря загремели раскаты ответных пушечных выстрелов. Десятки чугунных ядер обрушились на пиратские корабли. Если бы канониры ещё и попадали в цель каждый раз, когда раздавался залп, то они бы смели с палубы фрегата всё живое. Однако фортуна сегодня улыбалась явно не им.

В ответ раздались выстрелы пушек «Раварты». Залпы крушили мачты, стеньги и реи, разрывали в клочья паруса и такелаж. Первым же залпом левого борта флейт лишился управления, после чего корсары-викинги Хэнсона молниеносным абордажем захватили судно. Забрав всё ценное, что нашлось на борту, расцепились с флейтом, и обречённое судно отправилось на дно. Поддержка «Сольвейг» под командованием Харриса, в бой не вступившего, но своим присутствием ускорившего победу, была в этом случае совсем не лишней.

Солнце давно перевалило за полдень, когда «Раварта» и «Сольвейг» наконец легли на прежний курс и, одевшись во все паруса, бодро следовали на север. Трюмы помимо двадцати трёх сдавшихся в плен пиратов пополнились солониной и парой тяжеловесных сундучков с золотом. Моряков, которые добровольно сдавались в плен, мы не убивали и не бросали на тонущих кораблях. По возможности доставляли на берег, а некоторые из них, понятное дело, присоединялись к нашим экипажам. Зверствовать, как многие другие пираты, мы не желали. А рабов нам не требовалось, уже хотя бы потому, что остров Пробудившегося Дракона не настолько велик, чтобы прокормить многие тысячи ртов.

Да и в любом случае я первый восстал бы против рабовладения. Это было в каком-то смысле нарушением заветов предков, которые практиковали рабство многие века, но слепо подражать викингам я не намеревался. К счастью, в этом меня поддержали боевые товарищи, и споров не было.

КАРИБСКИЙ ВИКИНГР

Несколько месяцев мы крейсировали вдоль Багамского архипелага. Нередко один из наших кораблей, притворяясь одиноким торговцем, заманивал проходящие корабли за какой-нибудь мыс, за которым пряталась основная эскадра. Расправа над охотниками поживиться, ничего не подозревавшими, была скорой. Применяли мы и другие способы и приёмы. Время от времени эскадра уменьшалась — одно или два судна, набитые трофеями, уходили на остров Дракона. Но взамен появлялись другие. Не покидал архипелаг только флагман, «Вегейр».

Неудивительно, что слухи об исчезновении кораблей в водах, где пролегал оживлённый морской путь, рано или поздно распространились по всему Карибскому морю, и спустя несколько месяцев редкое судно рисковало отправиться этим курсом в одиночку. Торговцы стали сбиваться в караваны, да и пираты не совались сюда по одному.

Пришла пора менять дислокацию. Это поле уже не давало богатый урожай.

Мы приняли решение обогнуть остров Эльютера и вышли в Саргассово море, очень глубокое, с водой необычайной прозрачности. Но долго находиться в нём не довелось. Ещё раньше нам приходилось слыхать рассказы о том, что в водорослях Саргассова моря запутываются морские суда. Эти водоросли и называются саргассами. В отличие от всех остальных морских водорослей саргассы не растут из грунта. Они плавучие и, наматываясь на обросшие днища кораблей, в особенности на рули, заклинивали их и замедляли ход.

Потеряв управление, угодившее в ловушку судно более не имело возможности идти своим курсом и во время шторма частенько погибало. Ведь при сильном ветре оно уже не могло избежать положения «вдоль гребня волны», которое помогало удерживаться на поверхности.

Из таких водорослей образовывались целые острова. Обычный размер островка — несколько десятков футов, но бывали и громадные плавучие скопления до нескольких акров размерами…

Однажды ночью всех разбудил вопль вахтенного, который утверждал, что видел призраки лошадей, скачущих по водной глади.

Так нашла подтверждение одна из самых грустных легенд северной оконечности Саргассова моря. Там часто бывает штиль. Легко представить себе трагедию парусных кораблей, курсировавших между Старым и Новым Светом, оказавшихся в полном безветрии. Пресной воды бывало крайне мало, а на судах, кроме людей, находились и лошади. Обезумев от жажды, несчастные животные бросались за борт. Призраки погибших животных иногда являлись людям будто предупреждение. Моряки об этом рассказывали как о знаках свыше: не соваться сюда!

Мы с Хэнсоном не были суеверны до такой степени, но, решив не рисковать кораблями и не провоцировать недовольство людей своих команд, дружно утверждавших, что видеть призраков, хотя бы и животных, — к несчастью, и что эти места прокляты… Мы повернули драккары обратно.

Новой базой был избран остров Ки-Уэст, а основным районом действия — пролив Сантарен. Здесь нам удалось захватить несколько судов, следовавших из Старого Света в Гавану и Мексику. Захваченные ценности из Европы благополучно переправлялись на Тортугу, где продавались с огромной прибылью.

Отправившись после этого к берегам Мексики, наши корабли с успехом действовали там, патрулируя вдоль линии побережья. Однажды «Вегейру», на время отделившемуся от других драккаров, удалось к северу от Рио-Лагартос настичь и захватить тяжёлый четырёхмачтовый фрегат «Инфанта Мария-Тереза» — роскошную посудину, принадлежавшую одному из братьев короля Испании. Вельможный братец снарядил экспедицию и направил её в Новый Свет за золотом и драгоценными каменьями.

Этот захват породил немало легенд, в том числе и о женитьбе капитана Джона, предводителя корсаров Чёрного Сокола, на испанской принцессе. На самом же деле никого из семьи правителя Испании на борту не было, но фрегат был нагружен основательно, серебра и золота вёз более чем изрядно. Испанский тяжёлый корабль, вооружённый несколькими десятками орудий, от обычного пирата отбился бы без труда, но «Вегейру» противостоять не сумел. Думаю, с ним справился бы и любой из наших кораблей, за исключением бригантины и двух лёгких фрегатов. Мастерство и отвага наших бравых викингов росли неотвратимо. И наше неоспоримое преимущество — грозная слава, вызывавшая страх от одного вида стягов с летящим силуэтом сокола! — помогало не на шутку.

Удачным артиллерийским огнём были сбиты мачты, и викинги пошли на абордаж. При других обстоятельствах это ещё не означало поражения, так как испанцы превосходили нас числом и в рукопашной схватке ничуть не уступили бы. Но капитан «Инфанты Марии-Терезы» оказался трусом и предпочёл укрыться в своей каюте, пряча деньги и драгоценности. Видя это, матросы побросали оружие и сдались на милость победителя. Фрегат был разграблен дочиста, наш экипаж переправил добычу на борт «Святого копья» и покинул тяжёлый неповоротливый корабль, руль которого был безнадёжно повреждён.

После этого флагман вернулся к прочим драккарам флота, и мы покинули Мексиканский залив, вновь прибыв на Багамские острова. Там, на своей базе, устроенной на острове Андрос, мы намеревались произвести текущий ремонт. Возвращаться на остров Дракона было далековато, и мы отправили туда лишь один корабль с трофеями.

Месяц спустя на шести хорошо оснащённых кораблях новые викинги снова вышли в Карибское море и взяли курс на юго-восток. Под моим началом было восемь с половиной сотен моряков и около полутора сотен пушек. С этими немалыми, но и не такими уж большими силами я рассчитывал покорить форт Пор-де-Пе на острове Эспаньола. Туда, по сведениям, полученным от надёжного источника, должны были доставить груз золотых слитков для отправки в Испанию.

Спокойный переход сопровождался отсутствием желающих поживиться, и это насторожило нас, ведь если какой-то секрет знают двое, то его знают все.

Прибыв в указанное место, мы были встречены огнём четырёх неизвестных кораблей без флагов, стоявших на якорях в гавани, но полностью готовых к бою. Стоило нашим драккарам лишь подойти на пушечный выстрел, как с неопознанных кораблей без предупреждения открыли огонь. Это нас несколько обескуражило, но заставило дать такой отпор, что эти смельчаки забудут о нём не скоро.

Покинув район Эспаньолы, слишком «людный», мы направились дальше на юго-восток, где захватили испанские суда неподалёку от острова Сан-Хуан, после чего «Вегейр» и «Греттир», отделившиеся от прочих драккаров, перегруженных добычей, напали на испанский галеон, стоявший на якоре недалеко от Ангильи.

Наши подвижные корабли были недостижимы для выстрелов большого и тяжёлого испанского галеона, битва длилась больше суток, и мы одержали победу. В числе пленных оказался дон Диего Эстебан Альмейрос, родственник испанского короля, а также пять богатых торговцев. Выкуп за каждого пленника был солидным — золото, равное по количеству их весу.

Несомненно, побеждать нам весьма помогало копьё Одина. Боевой дух, который переполнял карибских викингов, сам по себе был оружием и вносил неоценимый вклад в непобедимость наших команд!

Необходимость постоянно возвращаться на свой остров или на Тортугу за водой и провизией отнимала много времени, и чтобы решить эту проблему, нам иногда приходилось захватывать корабли только для того, чтобы пополнить съестные запасы.

Двинувшись затем к берегам Панамы, «Вегейр» и компания взяли на абордаж несколько судов. Их экипажи были поражены: пираты брали себе только те товары, которые были необходимы для дальнейшего плавания, никого при этом не грабя и не убивая.

Исключение составляли корабли, перевозящие рабов, — к работорговцам мы были беспощадны.

Наконец-то сбылись мечты многих из наших парней, которых в Карибское море привело желание заработать много денег. Некоторые из матросов, хорошо заработав, собирались затем оставить пиратство и стать плантаторами, например. Но то ли мы действительно хорошо отбирали людей, которым позволяли присоединиться к нам, то ли некоторые не осмеливались признаться… Однако — не нашлось никого, кто роптал бы или выражал желание оставить остров Дракона и убраться куда-нибудь восвояси. Истинных викингов привлекало не столько богатство, сколько кураж, тот самый боевой дух. Если человек воин, то с пути воина ему почти невозможно сойти.

Вернувшись в декабре на Тортугу, мы сбыли товар. Затем посетили и Ямайку, уже не опасаясь прежнего губернатора, вакантное место которого теперь ожидало преемника.


Наша известность постоянно росла. Слава о деяниях непобедимых потомков викингов добралась и до Европы. Ещё и как добралась! Переполошив королевские дворы.

Мы контролировали воды, крейсируя группами по два или три драккара, ставя под угрозу торговлю между Новым Светом и Старым Светом и нанося весьма ощутимые убытки практически всем европейским монархам.

Неудивительно, что в итоге для урегулирования создавшейся ситуации в Карибское море был направлен лорд Джеймс Гластонбери, граф и адмирал.

Линейный корабль под английским флагом бросил якорь в бухте Тортуги. Шлюпка с белым флагом парламентёра доставила его светлость на берег, где ему пришлось пройти сквозь строй любопытных зевак, моряков и пиратов всех стран и континентов, и выслушать немало колкостей в свой адрес. Нам почти тотчас в подробностях передали, как сэр Джеймс прибыл на Черепаший остров.

Явно испытывая настоящий мандраж, но стараясь не подавать виду, как и положено лорду великой морской империи, вельможа проследовал в направлении дома губернатора, белеющего среди буйной зелени. Понимая, что сопровождавшие его солдаты вряд ли смогут надёжно защитить от нападения, случись таковое, сэр Джеймс всё же не побоялся сойти на берег.

Около двух часов провёл его светлость в обществе губернатора, после чего под тем же усиленным эскортом был препровождён к месту оговоренной встречи. Договорённость была достигнута при посредничестве губернатора, конечно.

Это место располагалось недалеко от губернаторского дома, извилистая улочка выводила прямо на пляж в живописной бухте, вокруг которой располагались беспорядочно разбросанные дома и хижины.

Именно там в данный момент находились мы, то есть я и некоторые другие капитаны нашей дружины. Вокруг этого места встречи толпился разный люд, в том числе, само собой, и некоторое количество людей из наших экипажей.

Взгляд лорда выхватил в толпе Мэта Ларса, который был разодет не менее богато, чем сам лорд. Белоснежная рубашка и синие штаны, отороченные золотым шнуром, сразу выделяли нашего бравого абордажника из пёстрого люда. Рядом с ним вертелась не менее пышно разодетая девица.

Неудивительно, что адмирал обратился именно к нему.

— Я сэр Джеймс Гластонбери, посланник его величества короля Англии, — представился лорд, в глубине души наверняка надеясь поразить неотёсанных пиратов своим важным видом и громким титулом, — желаю говорить с капитаном Джоном Уилсоном от имени короля Англии. Проводите меня к нему!

Ларс показал направление и жестом пригласил вельможу следовать за ним. За этими двумя потянулись любопытные, но были оттеснены солдатами в красных мундирах. Наши ребята, смешавшиеся с толпой, пока не вмешивались в происходящее.

Отважный лорд ступил в помещение дома, где его уже ждали. Я сидел во главе стола, и граф, без труда угадав во мне главного из присутствующих, коротко, в нескольких фразах, изложил цель своей миссии. Эскадре пиратов, зовущих себя викингами Карибского моря, предлагалось поступить на корсарскую службу в интересах английской короны. В противном случае капитан Джон Уилсон и все его люди будут объявлены вне закона со всеми вытекающими последствиями.

— Вы также можете рассчитывать на пост и титул. Ваше слово, господин капитан.

Выдержке этого мужчины могли бы позавидовать многие. Но и мы не вчера в море вышли.

— Вы сейчас говорите только от имени Англии или её союзников тоже? — Я тянул время, делая вид, что обдумываю предложение.

— Я должен в первую очередь блюсти интересы моей страны! Но в случае отказа вы должны понимать, что за этим предложением кроется негласное соглашение некоторых монархов Европы. Полагаю, что вам, подданному английской короны, человеку далеко не низкого происхождения, не надо объяснять серьёзность предложения и последствий отказа.

Воцарившаяся тишина подчеркнула напряжённость момента, решавшего судьбу всех.

— Он думает, мы должны просто сомлеть от такого королевского внимания, — проворчал Том, сидевший справа от меня.

— Видите ли, сэр Джеймс. Я не предан королю Англии. И более не считаю себя подданным английской короны. Я сам себе хозяин и не готов расстаться со свободой даже ради постов и титулов, — твёрдо ответил я. Выдержав паузу, добавил: — Именно потому, что моё происхождение не низкое. Уверен, вы даже и не догадываетесь насколько.

— Я уполномочен предложить не только это, но и серьёзную помощь. Людей, оружие, даже корабли, если будет в том нужда. У вас будет целый флот! Никто из пиратов такой мощью не может похвалиться, да и не каждый король.

Я пристально посмотрел на лорда и, усмехнувшись, встал из-за стола. Пригласил адмирала следовать за собой и прошёл в соседнюю комнату, отдёрнув занавеску.

— Вы правы, не каждый король настолько богат.

Лорд вошёл следом и оторопел. Помещение было завалено сундуками разных размеров, наполненными монетами, различной золотой и серебряной утварью, драгоценными каменьями и ювелирными украшениями. Несколько мгновений граф растерянно оглядывал невиданное богатство, которое мы намеренно тайно сюда доставили ночью в закрытых сундуках, затем перевёл взгляд на меня.

— Хм! Впечатляет, вы больше чем заслужили свою славу, капитан. Ваше имя гремит повсюду! Но с помощью его величества вы сможете атаковать целые конвои! Испанцам и французам будет нанесён величайший урон, и…

— А что король хочет взамен? — перебив лорда, поинтересовался я. Надо же было сделать вид, что я выслушал предложение до конца.

— Только треть добычи! Но трофеи не так уж важны для короля. Сражаясь на нашей стороне, вы будете помогать Англии в необъявленной войне против Испании. И потом вы сможете вернуться в Англию, возможно, даже в ранге адмирала флота! Разве такие почести того не стоят?

Я едва сдержал гримасу отвращения. До чего же этот граф со своим елейным голосом, пронзительным взглядом карих глаз и слащавой улыбкой походил сейчас на демона-искусителя!

Жестом я показал ему, что пора возвращаться в помещение, где нас ждали остальные. Проходя мимо меня к выходу, лорд обернулся и ещё раз окинул взглядом помещение, набитое золотом и драгоценностями.

— Я должен отказать вам! — когда мы вернулись к остальным, провозгласил я, считая, что с ответом медлить больше не стоит.

Этот пэр Англии явно представлял нас обычными пиратами, пусть и набравшими впечатляющую мощь. Соизволил не обратить внимания на драконьи головы и змеев, увенчавших форштевни наших кораблей взамен более привычных резных фигур. Он совершенно не понял, что мы себя зовём викингами Карибского моря не из бахвальства. По праву наследования зовёмся так. Мне в тот момент захотелось его спросить, что думают по этому поводу нынешние скандинавские монархи, но озадачивать этого английского пэра смысла не было. Ему не понять в любом случае. Не все подданные английской короны помнят, кого пуще всего на свете боялись их предки несколько столетий назад.

— Имейте в виду, что против вас объединятся все морские державы! Только для того, чтобы разгромить. Мы даже готовы пойти на негласное перемирие с Испанией. Убытки, которые наносят ваши действия в Карибском море, превысили…

— Это угроза?!

В этот момент мне просто не удалось сдержаться. На моём лице отразился гнев, который я испытал.

Одновременно мне пришлось повелительным жестом остановить своих людей, некоторые из них уже потянули из ножен сабли и мечи…

— Пока предупреждение. Вам надлежит расформировать эту эскадру и прекратить пиратствовать в этом регионе! Иначе последствия для всех вас будут плачевны. Европа готова временно забыть прежние распри и объединить против вас целый флот. Я сейчас вернусь на свой корабль и подниму якорь ровно через сутки. Обдумайте предложение! Подумайте, что это значит для вас и для нас.

Развернувшись на каблуках, вельможный лорд твёрдой поступью покинул дом и вышел на улицу. Я проводил адмирала долгим взглядом. Никто из присутствующих, кроме Тома, за всё время нашей беседы не произнёс ни слова. Как я и приказывал.

— С чего бы это мы должны становиться их союзниками?.. — когда посланец английской короны убрался, первым заворчал Килинг.

— Это верно! Мы захватываем, кого хотим и когда хотим! — поддержал его Торольф. Шрам, пересекавший лицо храброго капитана, побагровел. — Почему это мы должны делиться с королём Англии?! Мы викинги или нет?

— Знаем мы, что такое служба у королевских губернаторов! — зашумели и прочие капитаны.

— Это значит — война! — громко, перекрывая шум голосов, провозгласил Томас.

Я нахмурился. В этот момент я чётко представил, через какие испытания нам придётся пройти, чтобы доказать всему миру наше право на существование. Мне сделалось очень грустно, словно я уже ощутил горечь утраты боевых друзей, гибель кораблей и завершение череды побед. Пока линейный корабль стоит в бухте, ещё есть шанс всё изменить, но… его уже нет. И не было, по сути. Имейся он изначально, это означало бы, что мы все — случайный сброд, который себя вообразил невесть кем.

Тогда не стоило и начинать. Тогда мы не викинги, а… просто пираты. Тогда нам останется только распустить флот, раздать парням из экипажей их доли, разбежаться кто куда и бросить на произвол судьбы островитян и сам остров Спящего Дракона.

Но… Дракон проснулся!

И наши боевые корабли, превращённые в драккары, уже показали это всему Карибскому морю.

Не будь я потомком славного рода Ульвссонов. Не будь я Сыном Волка.

Я — не трусливый зайчишка, при появлении охотников улепётывающий в кусты.

И люди, которые назвали себя викингами Карибского моря, тоже не трусы.

Иначе — мы просто самозванцы, не достойные хранить копьё Одина.


…Спустя сутки корабль адмирала Гластонбери вышел из гавани Тортуги, так и не дождавшись нашей ответной делегации.

Эскадра викингов вышла в море некоторое время спустя. Продажа захваченных сокровищ не заняла много времени. Всегда находились торговцы, готовые чуть ли не в очередь выстроиться. Быстро поторговавшись и сговорившись на хорошую цену, наши люди, отвечавшие за торговлю, сбыли все товары и купили всё необходимое не только для дальнего похода, но и для возможных военных действий, и драккары викингов вышли в море, чтобы заняться тем, что нам уготовили боги…

«Вегейр» бороздил морские просторы. Море было спокойным, ровно дувший в одном направлении ветер нагонял тоску, которая ещё больше усиливала тревогу. Тёплый, погожий день не радовал. На палубе расположились почти все матросы, свободные от вахты, кто-то занимался своей амуницией, кто-то беседовал, некоторые мурлыкали мрачные песенки. Неизвестность не то чтобы пугала нас, но беспокоила не на шутку. Все мы, люди бывалые, готовились к любым поворотам судьбы, но не боится смерти лишь труп или дурак, а дураков среди викингов не сыскать.

— Они не оставят нас в покое, — не обращаясь ни к кому конкретно, покачал головой Доуссон. Костяшки его пальцев, вцепившихся в перила мостика, побелели. Внутреннее напряжение внешне проявлялось у рассудительного и спокойного первого помощника только в отвердевшем, каменном выражении лица. В такие минуты он становился неразговорчивым, уходил в себя, изредка отпуская замечания, как бы раздумывая вслух.

— Они отстанут от нас, если решат, что мы все покойники, — мрачно согласился с ним Килинг. — Никак иначе.

— Абсурд! Мы что, умирать собрались? Мы ещё поплаваем всем назло! — Доктор Торнсби появился на палубе, закончив свои дела с ранеными и больными в корабельном лазарете, под который мы отвели отдельную каюту. — Почему все кислые? Мы ещё живы! Как здесь не хватает Тома! Он бы сейчас всех… хм!

— А по-моему, это прекрасная мысль! — поддержал я доктора. На палубе смолкли, чтобы прислушаться к моим словам. — Нужно уйти в море и изобразить крушение. Губернатор будет думать, что мы утонули, и всё. И сообщит об этом их сиятельству адмиралу…

— Точно, капитан! — воскликнул Килинг. — Выиграем главное — время.

Мэт Ларс и стоявший рядом с ним Бьорн Снорри согласно кивнули.

— А потом мы вновь воскреснем как по волшебству, и опять всё по кругу! — пригрозил нашим невидимым, но вполне грозным врагам Килинг.

— Какие будут предложения? — мой вопрос пригласил соратников к обсуждению вопроса. — Можно, конечно, ничего не делать и ждать, пока Старый Свет насобирает против нас целый флот и военные корабли примутся караулить нас в каждом проливе и за каждым мысом…

— Пока они соберутся, чтобы напасть, можно заняться делом! — произнёс Мэт Ларс. — Я тут ещё раньше слышал одну историю, мне рассказал её старый матрос с Тортуги. Испанский галеон получил задание расчистить путь для каравана торговых судов, которые должны были пройти мимо к берегам Старого Света. Ему предписывалось начать серию атак вдоль Багамских берегов и уничтожить любой пиратский корабль по пути, но по какой-то причине галеон взял курс на Эспаньолу. К тому времени погода начала портиться, спустился густой туман, и капитан снова приказал изменить курс, чтобы не заблудиться в сгущавшейся темноте. Самым безопасным был курс север-северо-восток, но почему-то капитан держал курс прямо на север. Он вёл корабль параллельно береговой линии и, сам того не ведая, прямиком в надвигающуюся бурю. Восточный ветер усиливался, порывы ветра достигали порой восьмидесяти миль в час. В такой ураган, сами понимаете, очень сложно вывести корабль дальше в море. И галеон неумолимо тянуло к берегу… Затем выбросило на отмель. Несколько минут судно пыталось удержаться, но даже такое мощное и тяжёлое, оно не могло соперничать со штормом и мелью. Главная мачта переломилась, корабль перевернулся вверх дном, его палубы выпали, и всё содержимое ушло под воду. Никто, даже матросы этого галеона, не подозревал, что имелось на борту в самом деле и что было спрятано между палубами. Сокровища и оружие, отделанное золотом и серебром, груз огромной стоимости, всё это продолжает покоиться на дне. Из почти двух сотен человек, находившихся на галеоне, лишь троим или четверым выжившим удалось добраться на обломках до берега. Это случилось недалеко от острова Мона. Они и рассказали об этом месте.

— Те моряки наверняка трепались об этом направо и налево, так нас и ждут эти сокровища, — заворчал Килинг. Я, наверное, согласился бы с ним, но всем понравился рассказ Ларса.

На том и порешили.

Я отдал приказ убрать часть парусов, чтобы дождаться, пока нас нагонят другие корабли флота Чёрного Сокола. Затем велел передать сигналы следовать новым курсом, и наша эскадра отправилась к острову Мона.

Однако же, почти достигнув указанного места, мы столкнулись с двумя испанскими фрегатами и одной каравеллой, которые кружили над местом кораблекрушения, словно вороны над добычей. Бой против шести кораблей викингов занял не более двух часов. Испанцы пытались лавировать, ловко используя перемены ветра, перестраивались и меняли тактику, да и канониры испанцев в этом бою были достойны похвалы.

Удачными попаданиями им удалось серьёзно повредить «Сольвейг» и нанести урон другим нашим кораблям, после чего наши пушкари изменили ситуацию точными выстрелами, снёсшими всё с палуб фрегатов, и испанские корабли были взяты на абордаж. Один из фрегатов получил пробоины ниже ватерлинии, и его с трудом удалось держать на плаву, сбросив всё с противоположного борта и почти положив на бок, пока перегружали трофеи и людей на другие корабли. Потом этот фрегат всё же затонул.

Пленных испанцев, уцелевших после боя, заперли в трюме «Вегейра» и в трюмах захваченных трофеев. Бригантину «Сольвейг», смертельно повреждённую, пришлось затопить возле рифа на небольшой глубине, изображая крушение. Перед затоплением с форштевня сняли резную голову дракона. Таким образом, в строй драккаров встал другой испанский фрегат, тотчас же наречённый нами «Новый Сольвейг». Трофейную каравеллу использовали как грузовое судно.

Ныряльщики-островитяне обследовали воды вокруг места затопления галеона. Выяснилось, что глубины не позволят поднять сокровища. Пришлось нам убираться восвояси. «Вегейр», «Раварта», «Новый Сольвейг» и прочие корабли возвращались на базу, чтобы отремонтировать повреждения и подготовиться к возможным нападениям королевского флота. По пути следования мы высадили испанцев на безлюдном участке побережья Эспаньолы.

Переход на остров Дракона не занял много времени. Возвратившиеся из долгого и трудного похода драккары, переполненные добычей, с радостью встретили наши собратья и наши женщины, вынужденные оставаться на берегу…


Новые планы выстраивались с учётом того, что отныне против нас могут намеренно выступить военные корабли королевских флотов. В подготовке к выходу в море, намеченному рейду в направлении Подветренных островов участвовали три наших драккара, самые быстроходные. Прочие остались на приколе в бухте. Они должны были выйти в рейды позже, также разбившись на группы по два-три корабля.

С того времени, как мы, европейские потомки викингов, нашли остров, населённый карибскими потомками викингов, поселение племени превратилось в настоящий городок, застроенный домиками, в которых обитали новые и старые жители, создавались семьи, появлялись дети.

Мы назвали поселение Градом Одина. В нём уже были созданы мастерские и верфь, на которой ремонтировались и обслуживались корабли. Все жители острова считались равными, независимо от происхождения или цвета кожи. Это было очень важно для единства нашего племени. Противниками рабства мы выступали ещё и по той причине, что стоило лишь начать, допустив неравенство в степени свободы, — и очень скоро мы бы пожинали плоды этого разделения.

Хаотического перераспределения частной собственности на острове Дракона тоже не было. Существовала общая городская казна, пополняемая за счёт морской добычи и островного земледелия. Каждый получал свою долю. Нетрудоспособным и старикам обеспечивалось содержание. В городе запрещалось играть в азартные игры, публично богохульствовать и устраивать пьяные потасовки.

И запреты строго соблюдались. Мы, вожди, понимали, что превращать наш остров в корсарскую республику стоило лишь до определённого предела. Хотя мы не копировали обычаи викингов один в один, от рабства отказались, например, но в общем и целом следовали заветам предков. А повседневный уклад викингов всё же отличается от пиратской вольницы.

Поэтому мы предприняли всё от нас зависящее, чтобы удержаться на той черте, за которой люди, собранные со всех концов света в единое морское племя, вдруг могут превратиться в разгульный сброд.

И какое-то время нам успешно удавалось придерживаться чёткого установленного порядка.

Не ведаю, сколь долго просуществовала бы наша республика.

Узнать этот срок моя судьба не даровала мне.

ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

Ещё одна наша флотилия, три корабля под водительством флагмана «Греттира», на котором капитанствовал Бутен, по дороге побывав в лапах хорошего шторма, достигла широты Уэст-Палм-Бич. К тому времени первой флотилии, управляемой мною и Хэнсоном, удалось захватить ещё несколько торговых судов в районе между Гаити и Виргинскими островами. Нам даже стала приедаться та лёгкость, с какой доставались неуклюжие торговцы.

Невольно хотелось попробовать что-нибудь другое для разнообразия. И это желание позволила воплотить в жизнь гавань Антигуа, расположенная на перепутье торговых путей. Бросив якоря у входа в бухту, три наших корабля стали ждать, когда же какая-нибудь добровольная жертва сама придёт к нам в сети, прекрасно зная, что торговые суда в конце концов просто вынуждены будут попытаться уйти из гавани.

Первый, кто рискнул это сделать, был голландский флейт «Адмирал Ван Гус».

Уже битый час он маячил прямо по курсу. «Вегейр» шёл следом, отделившись от двух других драккаров флотилии. Вдоль борта моего фрегата столпились корсары, размахивавшие абордажными крючьями и абордажными саблями. Пушечные порты были открыты и ощетинились стволами. Я продолжал отдавать команды. Огрубевшие руки вцепились в канаты и брасы, матросы повисли на них, упираясь ногами в палубу. С пронзительным скрипом провернулись вокруг мачт реи, повторив манёвр корабля, надеявшегося уйти от погони. «Вегейр» заложил галс на правый борт настолько круто, что нок марса-рея едва не коснулся воды, и устремился на восток.

Их судно и наш корабль — словно заяц, улепётывающий от волка. Я только этого и ждал. Зарываясь носом в пенную волну, накренившись на правый борт, фрегат проследовал северо-восточным курсом на расстоянии полёта пушечного ядра от флейта, с палубы которого доносились пронзительные вопли голландских матросов. Ещё несколько раз пришлось мне проделать такой маневр, при этом голландцы осыпали мой корабль градом картечи и мушкетных пуль. Они не нанесли большого урона, лишь продырявив в некоторых местах паруса и отколов несколько щепок от фальшборта. До ближайшей гавани оставалось ещё не менее часа хода, и никто не мог бы поручиться, что торговцу удастся добраться до неё целым и невредимым. Матросы делали всё возможное, чтобы ускорить бег «Вегейра» по волнам, я вновь отправил грот-марсовых к нокам[18] марса-рея[19] поднимать лисели,[20] в надежде выиграть хотя бы несколько десятков саженей в состязании с прытким торговцем.

Миновало немногим более получаса, и волк настиг зайца.

Багровый диск солнца уже коснулся нижним краем лазурной поверхности моря, когда «Вегейр» и флейт «Ван Гус» были надёжно сцеплены, пришвартованы друг к другу.

Мы захватили груз, экипажу позволили погрузиться в шлюпки и отчалить. Основательно повреждённое при абордаже голландское судно затопили.

После чего охотящийся драккар вновь вернулся к Антигуа…

Едва лишь на востоке между склонами гор и белой полосой прибоя заалели первые лучи восходящего солнца, я вышел на палубу. Внешний рейд гавани был пуст, суда стояли на якорях на внутреннем рейде, и только одно из них готовилось выйти в море.

За этим судном последовало другое, спустя сутки — третье. И действительно, всего за несколько дней без каких-либо серьёзных затруднений нам удалось захватить пять судов с грузами для плантаций, направлявшихся на Барбадос. К этому времени подоспела и флотилия под командованием Бутена.

Трофейные торговые суда были проданы на верфи Мартиники, а вместо них куплены новые, только что сошедшие со стапелей два фрегата. В состав нашего флота мы решили вводить только быстроходные, мощные корабли, и фрегаты лучше всего годились для наших целей. После этого пополнения под флагом Чёрного Сокола уже насчитывалась полная дюжина кораблей.

Сговориться с хозяином верфи не составило особого труда. Этот человек был по крови турок. Невесть как угодил этот усач в Новый Свет. Больше, чем свои корабли, он любил торговаться, расхваливать свой товар и похваляться. Но среди наших людей тоже нашёлся такой человек, не меньше, чем море, он обожал торговаться и хвастаться, без этого сделка не в радость и навар не в удовольствие. Это, конечно же, Эрик Доуссон, мой новый первый помощник, сменивший Томаса, избранного капитаном. Через какие-нибудь два часа споров, криков и хвастовства новые корабли перешли в собственность карибских викингов, а захваченные торговые суда — турку.

Теперь уже восемь кораблей единой эскадрой готовы были вместе отправиться дальше. Когда к нам присоединятся остальные четыре боевых корабля Чёрного Сокола, нам по силам будет выступить против любого флота в этом море.

До этого ещё ни одно содружество пиратских кораблей в Карибских колониях не достигало такой впечатляющей численности и мощи.

Скрываться, действуя исподтишка, нам было уже незачем. Мало кто в Карибах отважился бы оспорить нашу грозную славу. Другого выхода у нас больше не оставалось. Опасаются только сильных, а свою силу необходимо подтверждать неустанно.

К тому же в любом порту, куда бы мы ни вошли, почти на любом судне, которое мы захватим, обязательно найдутся моряки, в жилах которых течёт кровь потомков норманнов…

А святое копьё оберегает нас. Одна лишь мысль, что в нашем распоряжении находится легендарная реликвия, придавала мужества, удваивала, утраивала силы, поднимала боевой дух экипажей. Но, конечно же, нашу главную тайну необходимо было тщательно охранять от злого умысла врагов.

На каком именно корабле хранилось Оружие Одина, знали всего лишь несколько человек, и время от времени мы, посвящённые, передавали Гунгнир с борта на борт.

Любой из драккаров мог нести в своих недрах знак небесного покровительства. И флагман «Вегейр», и «Раварта» Хэнсона, и «Стейнмод» Свенсона, и «Торфинн» Торольфа, и «Греттир» Бутена, и «Новый Сольвейг» Харриса, и «Лодин» с «Гринальвом» — новые, полностью оснащённые, только что сошедшие с верфи и купленные нами. А также «Эгиль», «Модиг Кригер», «Сигурд» и «Ранглейв». Хотя в меньшей степени, обычно мы предпочитали не прятать копьё на кораблях, по разным причинам остававшихся в бухте острова Дракона, когда большая часть флота уходила в море.

На каждом из драккаров имелся особый тайный хранитель, отобранный нами воин.

В узкий круг хранителей входили даже не все капитаны. И далеко не все из посвящённых были капитанами. Кому быть, а кому не быть сопричастным к охране Гунгнира — решали четверо.

Верховный жрец Тэйкеху, скальд Томас Хэнсон, главный хранитель Тарна и Джон Ульвссон. Они трое, как прямые потомки конунга, основавшего племя. И я, по праву признанного вождя флота.

Неудивительно, что кто-то счёл себя обойдённым В том или ином смысле. Уж такие существа люди, даже в самом благополучном сообществе почти непременно заводится паршивая овца. Что уж говорить о корсарских экипажах, в которые набраны битые жизнью, прожжённые мужчины, к добродетельной жизни ранее не особенно-то и стремившиеся.

Но в дружину всех сплотила идея, которая была каждым из них добровольно признана достойной осуществления. Никого насильно не вербовали.

А стержнем, на котором держалась убеждённость в правоте нашего общего дела, было, естественно, святое копьё.

Пока люди верят, что с нами благосклонность небесных покровителей, обитателей легендарного Асгарда, они будут искренне ощущать себя наследниками викингов, а не самозванцами, навесившими на форштевни кораблей драконьи головы и завладевшими мечами, топорами, щитами и копьями. Подлинным оружием предков, чудом уцелевшим, не сгинувшим во тьме веков, миновавших с той поры, когда не было на свете лучших корсаров, нежели наши предки, норманны.

В этой вере — залог наших побед. Объяснение нашей удачливости, которой дивятся и которой завидуют все без исключения мореходы.

Я не ведаю доподлинно, так ли это. Но твёрдо знаю, что люди, которые не ставят под сомнение покровительство небес, способны на очень многое. Потому что у них появляется нечто большее, чем желание урвать свою толику золота ценой пролитой крови.


Установившаяся ситуация пиратского господства на карибских просторах, когда пальма первенства прочно закрепилась за двумя наиболее удачливыми корсарскими силами, «Чёрным ангелом» и викингами, вполне устраивала представителей берегового братства, менее удачливых, то есть всех остальных. Едва завидя пиратское судно, многие торговые суда сдавались без боя на милость победителя. И этим пользовались наши менее прославившиеся конкуренты.

Однако сложившаяся обстановка уже совершенно не устраивала европейских монархов, в казну которых не попадала впечатляющая часть возможных доходов. Добыча оседала в карманах и сундуках джентльменов удачи, «морских разбойников», а не джентльменов с коронами на головах, восседавших на тронах и зовущих себя «помазанниками божьими».

Правители Старого Света, лишившиеся немалой доли господства на Карибах, не пожелали мириться с этим и стремились во что бы то ни стало вернуть себе ослабевший контроль над морскими просторами Вест-Индии. Для этого им необходимо было напомнить всем «обнаглевшим разбойникам» в Карибском море, кто здесь хозяева. Неудивительно, что процветание пиратского братства, членом которого мог стать любой человек, тем самым выходя из-под власти королевских законов, вызывало лютую ненависть у тех, кто эти законы устанавливал.

Власть имущие пуще всего блюдут своё право властвовать, якобы дарованное им Господом. Они вовсе не против корсарства, но приветствуют его лишь в том случае, если морской разбой обогащает их собственную казну. Таким образом, любой, кто не желает с ними делиться, становится врагом короны, поставившим себя вне закона.

Можно сказать, мы ухитрились очень далеко шагнуть в сторону от их закона.

Для ведения успешной войны против пиратства вообще и флота Чёрного Сокола в частности монархи Европы действительно решили временно приостановить вековые распри и объединиться против общего врага. Поводом для такого решения послужил обстоятельный доклад лорда Гластонбери, вернувшегося после встречи с нами на Тортуге. Став союзниками, европейские монархи образовали более чем мощный флот из полусотни боевых кораблей, призванный уничтожить вольное пиратство и восстановить былой порядок на морских просторах Нового Света.

Корсары обязаны делиться с коронами, у которых берут патент на действия. Все, не желающие брать патент, — вне закона и будут уничтожены. Преподать показательный урок было в равной степени выгодно всем сторонам, заинтересованным в прибылях от карибских колоний.

Англичане, голландцы, французы, испанцы, даже немцы и шведы — прославленные в Старом Свете мореплаватели, но мало знакомые с обстановкой на Карибах, поначалу с презрением и высокомерным превосходством относились к пиратскому флоту и его отдельным представителям. Наши экипажи они полагали неуклюжими, плохо обученными,набранными из случайных людей, а суда, на которых бороздили море пираты, — по большей части не приспособленными для ведения настоящих военных действий.

Первое же морское сражение у берегов Кубы принесло «европейцам» лёгкую победу — в основном за счёт численного преимущества — над несколькими пиратскими кораблями и окрылило надеждой на скорый успех всего предприятия.

Королевские моряки решили разбиться на группы и разделили свой флот на несколько эскадр, чтобы иметь возможность контролировать как можно большую акваторию. Однако уже в следующем сражении одна из групп европейского флота была разбита кем-то из пиратов, по незнанию принятых за «разбойников Чёрного Сокола». Команды этих пиратских судов не знали ситуацию, но достойно ответили напавшим на них королевским посланцам.

По всем Карибским островам и близлежащим побережьям континента с быстротой ветра разнеслись вести о начавшейся войне…

В один из пасмурных дней на Тортугу прибыло сообщение о новых нападениях объединённого флота Старого Света на пиратские корабли в районах Панамы и северо-западной части Багамского архипелага. Мы узнали об этом, зайдя на остров Черепахи пополнить запас провизии и пресной воды.

Посовещавшись, викинги приняли решение предложить «коллегам» объединиться. Однако неоднозначное отношение других пиратов к действиям флота Чёрного Сокола привело к невозможности сплочения в единую силу. Всю ночь длились переговоры с прибывшими на большое собрание капитанами, но мало кто из них желал поверить, что действия королевских эскадр не ограничатся уничтожением новоявленных викингов. Другим пиратам казалось, что если нас разобьют, то с ними посланцы договорятся, и всё будет как прежде.

Неясные, отрывочные сведения о передвижениях военных кораблей вкупе с предчувствием беды вынудили нас пересмотреть свои планы. Викинги направили драккары на северо-запад, к побережью континента. В том направлении, как стало известно, выступила группа кораблей из состава европейского флота. Это был поход в сторону континентальной колонии Южная Каролина. Мы также разделились на группы и приступили к осуществлению выработанного плана…


Неподалёку от восточного берега континента европейцы атаковали флотилию капитана Бутена — три драккара. Ввязываться в неравный бой не имело смысла, поэтому, отстреливаясь, наши соратники отступили и вошли в бухту, где оказались запертыми без всякой надежды выбраться оттуда.

Им оставалось разве что сжечь корабли в гавани и превратиться в сухопутных бойцов или скрыться в глубине суши и там, возможно, погибнуть от рук индейцев. Одиннадцать европейских парусников наглухо закупорили единственный выход из бухты,[21] не делая попытки выманить их на открытый простор, где пираты стали бы отличной мишенью. Королевская эскадра просто поджидала добычу, будто свора псов у волчьей норы.

Длительное ожидание не играло на руку преследуемым. Время выступало на стороне европейцев, поэтому они были уверены, что пираты никуда не денутся. Сдадутся или погибнут. Поэтому королевские псы не уходили, сосредоточив в одном месте крупные силы. Предвкушая лёгкую победу.

Однако преследуемые не собирались долго отсиживаться или сдаваться. Запертые в бухте драккары готовились идти на прорыв, действуя простым, хотя и рискованным способом. Под покровом ночи, при погашенных фонарях, планировалось вывести корабли по краю фарватера, вплотную к самому берегу, насколько позволят глубины, и взять курс на юго-восток.

Но в назначенную для манёвра ночь стих ветер, а поверхность воды осветила такая яркая луна, что вся бухта была видна как на ладони.

Бутен на мостике «Греттира» ругался похлеще сапожника, Свенсон и Торольф на своих капитанских мостиках охотно вторили ему.

Погода свела на нет тщательно выстроенные планы.

Неужели небесные покровители в этот раз отвернутся от этих трёх драккаров?..

Короткий совет состоялся за полночь. Решили прорываться днём, в открытую, с боем, как только ветер позволит начать движение. Даже если этот бой для всех будет последним.

Экипажи занялись подготовкой к прорыву. Канониры суетились на пушечной палубе, матросы парусных команд готовились ловить дуновения ветра по первому приказанию капитанов…

С рассветом порывы ветра подняли зыбь, волны пошли по поверхности зеленоватой глади воды. Это был словно знак свыше… Велев поднять все паруса, Бутен, Свенсон и Торольф повели драккары к выходу из бухты, где их ждало более десяти кораблей противника, выстроившихся двумя полукружиями в шахматном порядке, со смещением. Надеяться прорваться сквозь такое плотное оцепление мог лишь безумец…

Всё внимание офицеров и матросов королевской эскадры было приковано к трём пиратским кораблям, которые с безумством обречённых, подняв все паруса, стремились навстречу своей неминуемой гибели. Казалось, что матросы на европейских кораблях, собравшиеся вдоль бортов, своими взглядами притягивают к себе пиратов, будто канат, который выбирают, чтобы притянуть строптивое судно, стремящееся уйти за волной. Канониры у орудий на пушечных палубах ждали сигнала к началу стрельбы.

Поэтому на каждом из одиннадцати военных кораблей никто не обратил внимания, как в тылу эскадры появилась ещё одна цепь из девяти парусников. Эти паруса возникли из-за горизонта, из света восходящего солнца, образовывая собой заградительную дугу для всех, кто захотел бы покинуть акваторию, готовую превратиться в поле боя. Разглядеть корабли в солнечных лучах было очень нелегко, а когда разглядели, стало уже поздно.

В этот момент три корабля, запертые в бухте, выскользнули из неё и уже приблизились на расстояние пушечного выстрела. Раздались предупредительные залпы носовых пушек, которые хотя и попали в цель, но серьёзных повреждений не нанесли.

Каково же было удивление командиров объединённой эскадры, которые посчитали эти залпы лишь комариными укусами, когда вскоре после этого раздался грохот залпов кораблей, подошедших с противоположной стороны, развернувшихся и выпаливших из всех бортовых батарей. Канонирам викингов в точности попаданий никогда нельзя было отказать. Старшими пушкарями подбирали самых опытных и лучших, а уже у них перенимали опыт остальные.

Девять драккаров, подкравшихся с кормы, окутались плотной пеленой дыма. На сокративших дистанцию трёх драккарах флотилии Бутена уже заметили и поняли, что небесные покровители, ночью немного испугавшие запертых в бухте викингов, днём изменили свой настрой.

Флот Чёрного Сокола подоспел вовремя. Слаженно разворачиваясь, явившиеся на выручку драккары один за одним залпами из бортовых орудий вносили ещё большую неразбериху в строй растерявшихся, застигнутых врасплох королевских борцов с пиратами.

Под прикрытием дымовой завесы Бутен расстрелял и потопил фрегат, более всех мешавший трём драккарам пройти по краю фарватера, вдоль левого берега. Стремительно, в течение несколько минут ушедший под воду военный корабль почти перекрыл проход с левой стороны. Бутен сделал разворот и дал залп всеми пушками с другого борта, после чего вышел из бухты в противоположную сторону, причём никто из королевских псов уже не сделал попытки остановить «Греттир». Все они были слишком заняты противостоянием с девятью пиратскими парусниками, которые в упор расстреливали зазевавшихся военных…

Эта яростная битва закончилась абордажем шести королевских кораблей, ещё четыре полыхали после взрывов пороховых погребов и неотвратимо тонули. Часть кормы фрегата, потопленного Бутеном, едва выступала из воды, очевидно, при погружении он воткнулся носом в подводные камни, да так и остался торчать, не сумев сразу же упокоиться на дне морском.

Радость победы окрылила людей Бутена и единым, слаженным воплем пронеслась над водной гладью. Ликующие викинги подбрасывали вверх колпаки, размахивали платками, забравшись на ванты, потрясали оружием, приветствуя своих подоспевших собратьев.

Викингам, победившим в сражении, досталось немало пленных и богатые запасы вооружения и боеприпасов. Один из трофейных кораблей, почти не повреждённый в бою фрегат, способный совершить долгое плавание без ремонта, тотчас пополнил наш флот. Другие захваченные корабли можно было использовать либо продать.

Но на этот раз мы были безжалостны к пленным. Эти люди явились из-за океана убивать нас. Мы не должны щадить их. Военные, состоящие на службе у королей, доберутся до населённых островов и вновь присоединятся к нашим врагам…

К тем, кого нам следует уничтожать, чтобы отстоять наше право быть свободными викингами.

В неотвратимости наших побед никто не сомневался. Святое копьё с нами, на борту флагмана, значит, боги Асгарда не оставят своей благосклонностью флот, в составе которого ходит «Вегейр». Наши добрые соратники были уверены, что Оружие Одина всегда хранится на борту флагмана. Хранители, немногочисленные посвящённые, не разубеждали воинов.

В условиях объявленных военных действий утаивать истинные планы становилось насущной необходимостью.

Единственный из всех находившихся в бухте, кто знал, ради чего в действительности три драккара отделились и сами полезли в пасть королевским псам, был Бутен. Позднее, докладывая мне о происходившем, он рассказал, что в штилевую ночь из уст викингов, запертых в бухте, прозвучали сожаления. Воины сетовали, что пришлось отделиться от основных сил. Поэтому, дескать, небесные покровители и не замечают их, сосредоточив внимание на драккаре, где находится Гунгнир.

Это было не очень хорошо. Я осознал, что слепая вера в божественную силу может иметь оборотную сторону.

Люди начинают слишком сильно надеяться на помощь богов.


И всё же разделяться нам придётся. Не будем же мы повсюду ходить сразу всем флотом! На богов надейся, но и сам не ленись сражаться за свою свободу.

Малая часть флота Чёрного Сокола взяла курс на Тортугу. Остальные, распределив грузы трофейного оружия и пороха, ушли домой, на остров Дракона.

Два драккара возвращались с победой в гавань пиратской вольницы. Новое пополнение назвали «Моллнир», и бывший королевский фрегат, наречённый грозным именем Сокрушителя, Молота Тора, шёл под командованием Килинга, которого мы наконец-то уговорили принять капитанские бразды правления.

Когда до места назначения оставалось не более десятка миль, погода начала стремительно меняться. Вокруг фрегатов, идущих почти вровень, на расстоянии пары кабельтовых, бушевал ветер, сила которого возрастала с каждой минутой.

Наступающая ночь обещала если не ураган, то нешуточный шквал наверняка.

И всё же мы успели, несмотря на сильный ветер, для нас не особенно благоприятный. Начинало смеркаться, когда в бухту Тортуги входили наши драккары. Маленькая, но победоносная флотилия была встречена хором радостных возгласов ещё не разошедшихся по тавернам моряков, приветствовавших викингов. На фрегате, который раньше был английским военным кораблём и его видывали в этой бухте под королевским флагом, теперь развевалось полотнище со стремительным силуэтом летящего сокола. Этот стяг недвусмысленно сообщал, кто нынче в Карибах настоящий хозяин.

Фонари на судах и на портовой набережной раскачивались из стороны в сторону, как подвыпившие гуляки после вечеринки. Мачты кораблей, стоявших на приколе в гавани, покачивались из стороны в сторону, так что в потёмках издали их можно было принять за настоящий лес. Но даже начавший лить дождь не мог испортить нашего приподнятого настроения.

Группу викингов, которые были отобраны для высадки, на берег доставили две шлюпки. До ближайшей таверны нас сопровождала шумная толпа, в основном состоявшая из корсаров всех мастей. Они радовались посрамлению королевских мореходов и восхваляли нас. Сегодня мы были кумирами этой толпы. Некоторые из этих людей совсем недавно отказались объединиться с нами для разгрома флота, прибывшего из-за океана для искоренения вольного пиратства…

Расположившись возле большого прокопчённого камина, где полнотелая краснолицая служанка в красной клетчатой юбке и белом чепчике с оборкой жарила на вертеле цыплят, я, Доуссон и наши соратники, заказав рома и крабов, принялись наслаждаться трапезой, не тратя лишних слов. И лишь когда задымились набитые крепким табаком трубки, молчание было прервано. Громкие возгласы приветствовали приход вымокшего до нитки капитана Килинга. Пока мы тут предавались чревоугодию, прикрывая его отсутствие, наш добрый товарищ занимался разведкой. Он принёс нужные нам известия.

— Надеюсь, кто-нибудь догадался оставить мне глоток рома! — прогрохотал бывший боцман, рухнул на лавку, не потрудившись снять промокший дождевик, и тотчас же ухватил с блюда огромного краба. — И вон теф цыплят мне тоше, дорогуфа… — с полным ртом пробубнил он, обращаясь к служанке, которая только что сняла их с вертела.

— Ну, что удалось узнать? — спросил я его вполголоса.

Отвечал он тоже негромко, почти шёпотом, не переставая жевать сочное мясо. Кроме меня и Доуссона, сидевших к нему вплотную, слов Килинга никто и не расслышал бы.

Новости были неутешительными. В совокупности ещё не менее трёх-четырёх дюжин военных кораблей в сопровождении вспомогательных судов, эскадры флота, присланного европейскими монархами, бороздили карибские просторы, судя по сообщениям вернувшихся в порт Тортуги пиратских судов. Псы королей пока ещё не знали, что потеряли немалую часть своего флота, но как только узнают, наверняка взбеленятся и яростно возжаждут нашей крови. Одна из эскадр, сравнимая по мощи с той, которую мы разгромили, стояла на приколе в Порт-Ройяле. Остальные корабли патрулировали морские пути флотилиями по два, по три.

Помимо военных кораблей в состав прибывшего из Старого Света флота входили мобилизованные торговые суда, полные солдат. Главной целью королевских военных сил являлось отыскание нашего острова и нападение на него. Охотничьи псы королей не сомневались, что, лишив викингов основной базы, они без труда переловят и перебьют драккары один за одним рано или поздно…

Что было недалеко от истины, приходилось признать.

Предстояло разработать долгосрочный план если не сражений, то выживания, и без поддержки пиратского братства нам уже точно было не обойтись.

Утром следующего дня под завывание разыгравшегося ветра, принёсшего шторм, я держал речь, обратившись к другим капитанам. В таверне собралось немало вожаков пиратских кораблей. Они уже понимали, что, разгромив нашу дружину, королевские силы примутся за них, не оставят в покое. Теперь и они были готовы противостоять угрозе уничтожения, но делать это в одиночку было невозможно. Поэтому перспектива объединения, вновь предложенная мною, на этот раз выглядела в их глазах спасительной.

Общее командование было возложено на меня.

Если бы несколько лет назад я мог предположить, что судьба взвалит на мои плечи необходимость быть адмиралом корсаров, то усомнился бы в здравости собственного рассудка. Хотя, конечно, это оказалось бы ненамного более странным предположением, чем рогатый шлем конунга дружины викингов.


Старая английская поговорка гласит: не складывай все яйца в одну корзину, если не хочешь остаться без яичницы на завтрак. Следуя мудрому совету, я также разделил большой флот на части.

Кому-то предстояло патрулировать море в поисках королевских охотников за пиратами. Каждый выведенный из строя рейдер ослабит мощь врага.

Другим кораблям под моим непосредственным началом предстояло участвовать в сражении с главными силами противника.

Перед отходом мы с Килингом стояли на набережной, обозревая лес корабельных мачт. Сейчас, при дневном свете, они уже не казались настоящим лесом. Но главное, их было достаточно много, чтобы питать надежду, что эти безлистные деревья дадут урожай, который мы ждём.

— По острову ползёт слушок, что на «Вегейре» находится магическое копьё, именно оно приносит удачу и власть тому, кто им владеет. Меня сегодня уже трое спрашивали, правда это или байки, — проговорил Килинг, мрачно оглядев набережную, по которой сновали моряки нашего новоявленного союзнического флота. — А это значит, что мы не уберегли тайну, и теперь за ним начнут охотиться. Легенды норманнов не мы одни помним… И ещё это значит, что всё-таки среди викингов водится некая предательская душонка, которая мостит себе дорогу в ад. Потому что как только я найду этого ублюдка, сразу его туда и отправлю, кто бы он ни был. Чтоб мне промокнуть на льдине! — в сердцах завершил Стив.

Мы с ним обменялись понимающими взглядами, и я с трудом подавил желание улыбнуться, несмотря на серьёзность ситуации. В том, что Килинг не пощадит изменника, сомневаться не приходилось. Но выглядел он в эту минуту, как рассерженный барсук.

Распогодилось, и поднявшееся над головами солнце вовсю заливало ослепительным светом гавань, пристань и зелёный, выглядевший гостеприимным город. Экипажи кораблей, уходящих в море, привычно суетились, готовясь к отплытию. Боцманы направо и налево раздавали команды, а матросы уже крутили якорные шпили. Над палубами вздымались паруса, и прямо на глазах лес мачт превращался в скопление белопенных облаков. Таких же, что проплывали в небе, будто отражая происходящее на земле и воде…

— Отдать швартовы!

— Паруса ставить!

Матросы дружно выполняли команды, скрип такелажа раздавался отовсюду.

— Нам пора, — сказал я и спрыгнул в шлюпку, ожидавшую меня, чтобы доставить на борт «Вегейра». Стив, следом за мной, спрыгнул в шлюпку с «Моллнира»…

Толпа горожан, собравшихся на пристани, провожала уходящий пиратский флот. Вдогонку слышались пожелания успеха. Жителям этого города пиратской вольницы, понятное дело, куда выгоднее победа корсаров над королевским флотом, а не наоборот.

Ветер медленно подгонял густые белые клубы облаков вслед пиратам, на всех парусах уходившим из гавани.

Разномастные корабли один за другим покидали Тортугу. В этот день курсы прокладывались с несколько необычной целью для карибских пиратов. Нам требовалось не просто добыть очередную толику несметных сокровищ, но плечом к плечу отстоять своё право бороздить морские просторы, право жить и умирать, как нам хочется, а не как навязывают законы королей, сидящих на тронах где-то за океаном.

По словам доктора Торнсби, всё как в дикой природе: либо ты докажешь, что сильнее, либо тебя съедят. Ещё Алан добавил, что если бы у него имелось в распоряжении лишнее время, тогда он на досуге написал бы книгу об этом принципе. Но, быть может, кто-то из учёных людей в будущем это сделает и опишет настоящие законы выживания, а не те, что навязывает человеку лицемерное общество Старого Света…

ВИКИНГИ ПРОТИВ ЕВРОПЫ

Поднявшись на мостик, мы с Доуссоном всматривались в горизонт, надеясь разглядеть противника в подзорные трубы раньше, чем он разглядит нас. В патрульный рейд вместе с другими вольными пиратами отправился только «Вегейр». Фрегат под водительством Килинга в одиночестве, подняв для виду английский флаг, устремился на остров Дракона, чтобы сообщить всем воинам нашей дружины о договорённости, достигнутой с другими корсарами. Если ему по пути встретятся королевские псы, этот новичок-драккар ещё имеет возможность прикинуться своим для них — вряд ли известие о разгроме эскадры у берегов континента уже добралось до всех кораблей военного флота.

Затем драккарам Чёрного Сокола предстояло выйти в море и присоединиться к флагману. Где и когда, ведали только посвящённые.

А пока что я вёл «Святое копьё» в поиск. О том, что на борту фрегата нет копья Одина, знали только я и Доуссон. Тарна передал его на другой драккар, и сейчас оно находилось на острове Дракона. Но мой экипаж этого не знал. И другие пираты объединённого флота, среди которых уже наверняка распространился слух о волшебном Гунгнире, тоже наверняка решили, что мой корабль несёт его в своих недрах.

На войне как на войне. Хитрость и коварство — такое же орудие победы, как сабли, пушки и мушкеты…

— Они где-то рядом. Держим курс! — скомандовал я.

— Тогда нам придётся войти в полосу тумана! — заметил мой первый помощник.

— Пойдём в туман.

— К этому проклятому проливу?

— А что, есть выбор?

Выбора в сложившихся обстоятельствах у нас действительно не осталось.

Именно там назначена встреча. В этом проливе нас должны поджидать остальные драккары, главная ударная сила карибского корсарского флота. Что бы по этому поводу ни думали прочие пираты, но именно мы, новые викинги, являемся в данный момент наиболее грозной силой в этом море. Не считая разбойников «Чёрного ангела», но эти проклятые злодеи нам точно не союзники и никогда ими не станут.


Мы бороздили воды в проливе Сантарен вблизи берегов Кубы. «Вегейру» на сей раз довелось быть флагманом не только драккаров Чёрного Сокола, но и более чем трёх десятков разномастных и разновеликих пиратских судов.

Уже наступал вечер, когда вперёдсмотрящие заметили на горизонте громаду скопления парусов. Нас ждал флот, посланный королями Европы. Не менее двух дюжин военных кораблей, в том числе линейных.

Встреча никому не показалась неожиданностью.

Известие о нашей победе у берега континента уже достигло основных сил королевского флота. Наверняка у королевских псов тоже везде имеются свои уши и глаза. Они платят звонкой монетой, и я уверен, что не скупятся. Эти ни перед чем не остановятся, чтобы вновь установить в Карибах свой закон.

Южные сумерки быстро окутывали влажной темнотой спокойные воды. Ночь вступала в свои права.

Душа моя полнилась неясным предчувствием беды. Томимый неизвестностью, я смотрел на волны моря и не смог удержать восклицание, когда чуть выше уровня горизонта, прямо в небе, появился образ, силуэт, серо-фиолетовый с дымчатой тенью. Увиденное мною зрелище — напоминало драккар. Он плыл по небу, как по морю, этот драккар. Не многомачтовый фрегат с драконьей головой вместо женской фигуры на форштевне, а настоящая, как у предков-викингов, одномачтовая ладья с единственным парусом и украшенными серебром щитами вдоль борта. Она удалялась курсом на север, постепенно растворяясь в ночи…

Эта картина ещё долго стояла перед моим мысленным взором. Неужели боги Асгарда подали мне знак?..

Темнота стала непроглядной, когда корабли, убавив паруса, почти прекратили движение.

Завтра я пойму, к чему было это видение.


Тёплые лучи восходящего солнца медленно наполняли всё вокруг светом, разгоняя ночной туман, окрашивая паруса в пепельно-розовый цвет.

Я вышел на палубу, и в первый момент мне показалось, что впереди выросла целая роща из корабельных мачт, отчего в голове зашумело, а в глазах стало рябить. Я быстро поднялся на мостик, и в тот миг, когда очутился у штурвала, мгновенно исчезли все сомнения.

Главным стало единственное — битва за свободу, которая неминуемо свершится. Стоя рядом с рулевым, я наблюдал, как два корабля, отделившись от основной группы, взяли курс в нашу сторону, следуя на значительном расстоянии друг от друга.

На флагштоке военного фрегата, шедшего первым, развевался флаг Англии.

— Корабль по левому борту!

— Пусть подойдёт ближе! Посмотрим, чего они хотят.

— Это англичане! Похоже, он собирается атаковать нас! — крикнул Доуссон, когда из носовых пушек дали предварительный залп, окутавший пороховым дымом весь бак «Вегейра».

— Похоже на то. Смотрите! Он дал предупреждение, требует остановиться.

— Открыть порты! — крикнул я. — Канониры к пушкам! Не хватало ещё, чтобы они застали нас врасплох, — добавил я, обращаясь к первому помощнику и к штурману, в этот миг взбежавшему на мостик.

С фрегата раздался залп, очень мало походивший на предупредительный.

— Заметь, не мы первые начали! — обратился я к Доуссону и приказал нашим канонирам открыть огонь.

Залп «Вегейра» поддержали другие корабли Чёрного Сокола, а также идущие следом пираты-союзники.

Атака английского фрегата послужила сигналом к началу общего сражения.

Драккары вступили в бой на правом фланге.

Королевские силы разделились на четыре группы и начали с атак центра и левого фланга, где располагались корабли, присоединившиеся к нам на Тортуге, а когда пираты обратились в бегство, стали их преследовать. В результате первая и вторая группы европейцев намного оторвались от третьей и четвёртой, охранявших транспортные суда. Когда это произошло, отступавшие пираты повернули назад и контратаковали своих преследователей.

Ответным огнём с правого фланга викингам удалось расчленить и внести путаницу в боевой порядок кораблей европейцев. Завязался ожесточенный бой, в котором перевес сил был на стороне пиратов, так как наши боевые корабли лучше маневрировали. Затем мы перешли в наступление на главные силы врага. Атаки производились с флангов. Европейцы бросили канаты и вступили в бой, используя тактику абордажа, совершая попытки захватить суда карибских пиратов.

Образовались три очага боя — два на флангах и один в центре, куда к этому моменту сместились драккары Чёрного Сокола. Когда в центре корабли викингов были оттеснены, европейцы попытались окружить нас. Опасность окружения заставила меня подать сигнал к отступлению в открытое море. Когда над местом сражения развеялся плотный дым, королевские псы заметили, что с левого фланга тем временем пираты стали прижимать к берегу транспортные суда, набитые морской пехотой. На помощь этим судам поспешили военные корабли.

И пираты, теснившие торговые суда, были окружены. Европейцы потопили три и захватили четыре корабля союзников-пиратов. В других очагах сражения карибские силы потеряли ещё шесть кораблей. Потери европейцев в этом сражении составили не менее десятка судов, включая два транспортника…

Наступившая ночь укрыла море, вынудив корабли разойтись, прервать битву. Мы отошли под покровом ночи и решили укрыться на Андросе, чтобы не лишиться всего. На этом попытка повторить успех закончилась.

Это сражение показало боевое превосходство хорошо маневрировавших в бою пиратских кораблей. Но в итоге преимущество всё равно оказалось на стороне Старого Света. Командиры военных кораблей проявляли инициативу и своевременно приходили на помощь в те места, где это было необходимо. В результате многие пираты, не имевшие опыта ведения совместных боевых действий, проигрывали, не умея противостоять общему напору противника.

Крупные морские сражения для пиратов исключения, но не правило. Однажды нам удалось победить целый флот, однако наиболее подходящая для корсаров тактика — морские поединки, в этом мы мастера. Наша добыча — в основном торговые суда, и получить опыт боя с военными представляется нечасто. Тем более с целыми эскадрами и флотами военных.

Только драккары викингов и не более трети союзных с нами парусников сумели уйти и укрыться в бухте на острове Андрос, где располагалась одна из укромных баз дружины Чёрного Сокола. Именно оттуда мы, перегруппировавшись и осмыслив поражение, позднее вышли в море вновь. С целью продолжить то, что мы умеем лучше всех военных, вместе взятых. Патрулирование морских просторов и поединки с настигнутыми кораблями.

Королевские наймиты должны уяснить, что мы не боимся их, и хотя более не намерены вступать в открытое общее сражение, но в покое их не оставим и подстережём, перебьём, поодиночке или малыми флотилиями. Не всегда же они будут таскаться по морю всем своим флотом! В поединке же нам вполне по зубам даже гроза морей — линейный корабль.

Хотя, если представится случай, мы и в большом сражении не спасуем. Раз не показал опыт, что викинги способны побеждать не только отдельные корабли, но и целые флоты?..


…На рассвете три драккара — «Раварта» Хэнсона, «Греттир» Бутена и с ними в придачу «Лодин» — несли дозорную службу вблизи острова Андрос, стараясь не слишком удаляться от берегов.

Важно было своевременно обнаружить приближение вражеского флота, который, несомненно, сильнее нас, когда не разделён на эскадры. Если королевские псы решат преследовать дозорных или просто случайно наскочат на них, всегда можно успеть предупредить своих или пожертвовать каким-то из кораблей, чтобы увести врагов подальше от базы.

Три дозорных драккара следовали в направлении север-северо-запад примерно полдня, затем решили повернуть и разведать воды в направлении Кубы, но, не пройдя и половины намеченного пути, наткнулись на испанские суда.

Заметив испанцев, дозорные корабли пиратов поспешили предупредить своих. Два корабля сразу же развернулись и на всех парусах устремились к Андросу. За третьим, фрегатом «Раварта», который должен был сыграть роль приманки и увлечь за собой врага как можно дальше, испанцы пустились вдогонку. Силы были более чем неравны: на «Раварте» две с небольшим дюжины пушек, флагман же испанской флотилии и сопровождавшие его суда вместе имели сто восемьдесят четыре пушки. Одного их совместного залпа было бы достаточно, чтобы от «Раварты» остались обломки… Не говоря уж о том, что численность испанских моряков в десяток раз превосходила экипаж драккара из флота Чёрного Сокола.

Томас Хэнсон, капитан «Раварты», видя неизбежность столкновения и в перспективе — неминуемость поражения, созвал военный совет. Первым выступил его старший помощник, бывший офицер французского флота, родом из Нормандии. Он предложил драться с противником до последней возможности, а затем постараться подойти вплотную к флагману испанцев и взорвать драккар вместе с ним. Многие поддержали это предложение. Викинги экипажа встретили решение совета громкими криками одобрения.

И потомок древнего конунга племени острова Дракона, отважный внук Роберта Ульвара Хэнсона, так и не отыскавшего остров своих предков, Томас Харальд Хэнсон Тринадцатый, скомандовал: «К бою!..»

Флаг драккара прибили к гафелю[22] намертво, чтобы он во время боя ни при каких обстоятельствах не смог опуститься. В крюйт-камере[23] на бочку с порохом положили заряженный пистолет. Последнему, кто останется в живых, суждено будет взорвать корабль.

Обойдя фрегат с обеих сторон, каждый из вражеских кораблей дал бортовой залп по «Раварте». Уверенные в своём абсолютном превосходстве испанцы предложили викингам сдаться. В ответ с обречённого драккара прогремел залп из всех орудий и ружей, которые только были способны выстрелить.

Разгорелся бой. Корпус фрегата был пробит во многих местах, на палубу летели обломки рей, то тут, то там возникали очаги пожаров… Одним из испанских ядер был перебит гафель с флагом, и враги решили, что стяг «Раварты» спущен и пираты сдаются. Они прекратили огонь, намереваясь сблизиться вплотную и захватить фрегат. В этот момент над другой мачтой «Раварты» вновь взвился флаг со стремительным силуэтом летящего сокола, и прогремели выстрелы уцелевших викингов.

Неравная схватка длилась ещё несколько часов. Сами боги оберегали отважный драккар от полного уничтожения. Только чудом он продолжал держаться на плаву и, более того, двигаться и сражаться! Умело маневрируя, Хэнсон лишил врага возможности вести прицельный огонь по драккару. Канониры викингов меткой стрельбой сумели перебить и обрушить парусные снасти самого большого из испанских кораблей — семидесятидвухпушечного флагмана, — заставив его выбыть из боя.

Продолжая сражаться с другими испанскими кораблями, наши славные воины тоже нанесли им серьёзные повреждения, в конце концов вынудив прекратить преследование. В этом невероятном бою, в котором он неминуемо должен был погибнуть, фрегат «Раварта» лишился грот-мачты, получил несколько дюжин пробоин корпуса и множество других повреждений. В экипаже случились ужасающие потери, а те, кто выжил, все были ранены и обожжены. Полузатопленный, но с гордо поднятым и развевающимся на ветру флагом, драккар своим ходом ушёл на соединение с другими кораблями пиратского флота, вышедшими на помощь.

Однако ремонтировать его уже не имело смысла. И Томас Хэнсон вместе с оставшимися в живых членами команды снова влились в экипаж «Вегейра». Все мы провожали горящими взглядами уходящий под воду героический драккар. И каждый из нас наверняка мысленно клялся в том, что не позволит утопить в море нашу пиратскую свободу. Я — точно поклялся. Хотя понимал, как никто, насколько трудно этого будет добиться.

Это была действительно неслыханная победа: без малого пять часов экипаж фрегата, даже не тяжёлого, лёгкого, вел бой с противником, который во много раз превосходил его силой, и заставил врага отступить.

О замечательном событии стало известно всему Карибскому морю. И все люди в колониях окончательно уверились, что побеждать нам помогает не что иное, как Гунгнир, святое копьё Одина.

Христиане сколько угодно могут отрицать, что они не верят в эти языческие сказки, но уж кто-кто, а пираты знают, насколько тонкой становится грань между духовным и материальным мирами, когда человек остаётся один на один с волнами и небом посреди бескрайнего моря.

И тогда на помощь ему приходят силы, о которых в приличной христианской семье всерьёз не принято говорить. Ибо положено все такие проявления считать небывальщиной.

А они есть.


Подготовившись к дальнейшему походу крайне тщательно, наша дружина вновь отправилась в море.

«Вегейр» в сопровождении большей части флота Чёрного Сокола покинул район Андроса и отправился в намеченном направлении. В водах, куда мы стремились, не предполагались особенные неожиданности.

Однако судьба распорядилась иначе. Наш конвой встретил шестнадцать парусников испанского флота. Среди них имелись довольно крупные суда, грузоподъемностью в шестьсот и более тонн, были и поменьше. Караван шёл ровным строем, держа курс на север.

Под моим началом сейчас находились восемь драккаров, и хотя испанцы превосходили нас количеством, но их неповоротливые галеоны с высоко расположенными орудиями были отличными мишенями!

Я стоял на квартердеке и рассматривал в подзорную трубу приближающийся караван. То же самое сейчас наверняка делал капитан испанского флагмана.

— Сколько испанцев на горизонте? — спросил Том.

— Шестнадцать.

— Это против наших восьми!

— Можно просто пропустить их.

— Конечно, можно, а вот захотят ли они пропустить нас?.. Что это? Сигналы к атаке?

— Они самые! — Задумавшись на минуту, я произнёс: — Есть только один выход — напасть первыми.

И громко скомандовал:

— Передайте сигналы на другие корабли! Мы атакуем.

Испанцы не делали никаких попыток отвернуть с избранного курса. Вероятно, они недоумевали, говоря друг другу: «Эти наглецы собираются драться? Сумасшедшие, нас вдвое больше!», «Да, пираты собираются напасть!», «У разбойников преимущество, они идут по ветру! Нам придётся развернуться, а это потерянное время!».

До испанцев наконец-то дошло, что мы не собираемся проходить мимо. На их судах раздались сигналы горнов, вверх поползли сигнальные флажки.

Я использовал свой излюбленный метод ведения боя. Драккары окружили добычу и налетели со всех сторон, чтобы безжалостно пускать на дно. Мы кружились вокруг каравана, словно волки вокруг стада овец, выдёргивая жертвы.

— Все наверх! — рявкал я во всю глотку, и матросы «Вегейра» реагировали мгновенно. — Рубить канаты, пушки заряжай! — А когда фрегат подходил на пушечный выстрел, следовала команда: — Огонь!

Корабли почти одновременно давали залпы, окутывая поле боя сплошной дымовой завесой.

— Залпом с правого борта! Фитиль! Пли! — одно за другим раздавались приказания.

Остервенелая канонада не смолкала ни на минуту.

— К повороту приготовиться!

Драккары, разрядив пушки с правого борта, поочередно делали развороты вокруг судов испанской эскадры, которые уже не успевали после начала атаки ни поставить нужные паруса, ни толком поймать ветер.

— Залп с левого борта! Фитиль! Пли!

Наши корабли снова делали разворот и готовились открыть огонь с другого борта.

Взрывом снесло фок-мачту галеона, взлетели в воздух обломки носовой обшивки ещё одного. Третий испанский корабль разнесло в щепки прямым попаданием в пороховой погреб. Дым, крики, осколки, стоны раненых, команды тех, кто ещё был в состоянии командовать. Рушились мачты, обрывая паруса, путая такелаж. Дым от прежних выстрелов стелился над поверхностью воды, накрываясь тяжёлыми клубами дыма от только что прозвучавших выстрелов. Экипажи суетились возле пушек, ни на секунду не прекращая поливать огнём противника.

Переломились ещё две мачты у судов, между которыми прошёл «Вегейр», дав залпы с двух бортов одновременно, не останавливаясь. Я направлял свой драккар прямиком к испанскому флагману.

— Идём на абордаж, отвлекайте их! Беглый огонь!

Грохот, стоявший на поле битвы, заглушал все голоса, поэтому приказ, отданный капитаном, по цепочке передавался на пушечную палубу, и минуту спустя раздалась цепочка выстрелов, по очереди из каждого порта.

— Цельтесь ему в брюхо!!! — орал я.

Стрелки, расположившиеся вдоль бортов, меткими выстрелами снимали испанских матросов.

Азарт боя переполнял меня, и я захотел самолично возглавить абордаж. Матросы абордажной команды приготовились выполнить команду. Не сбавляя хода, мой фрегат врезался в носовую часть флагмана, затрещало сминаемое дерево обшивок, и тут же с «Вегейра» полетели крюки. С яростными воплями, размахивая саблями, паля из пистолей, нападающие атаковали испанский галеон.

— Капитан, что вы делаете! — закричали мне вслед в несколько глоток.

— Сам потом об этом пожалею! — крикнул я в ответ и, ухватившись за канат, перелетел через палубу на борт противника и повис, ухватившись одной рукой за ванты, с мечом викинга в другой руке, отбивая удары сразу двоих бросившихся на меня испанцев.

Защитники у борта пытались отстреливаться, размахивали клинками, не позволяя нам приблизиться, но под нашим напором их сопротивление было смято, и волна разъярённых викингов хлынула на испанский флагман. Две силы сошлись в рукопашной, проигравшие падали на палубу, под ноги следующих за ними, или валились за борт, потеряв равновесие. Схватка постепенно перемещалась на корму, ядра, летевшие, казалось, со всех сторон, пробивали борта и переборки, убивая и калеча всех без разбора.

— В пороховую камеру! Взорви корабль!! — услышал я вопль и увидел испанского капитана. Тот сунул одному из своих солдат горящий фитиль и толкнул в сторону лестницы, ведущей в трюм. Если бы не мои скромные познания в испанском, я бы и не обратил внимания на этот крик…

Сам капитан, выхватив из ножен свою фамильную шпагу, сделал вид, что сдаётся. То есть решил потянуть время. Но ожидаемого испанским грандом взрыва не последовало ни через минуту, ни через три. Матрос просто не успел, случайная пуля прервала его бег.

Капитан понял это и приказал своим людям сдаваться всерьёз. Окинув взглядом окружающую картину, флагман и обстановку за его пределами, он остановил взгляд на соседнем корабле, который уже прекратил сопротивление, завалился на правый бок, зачерпнул воду и начал оседать всей массой в морскую пучину.

Затем предводитель испанцев увидел, как стяг флагмана медленно пополз вниз.

В этот момент наши глаза встретились. Не знаю, опознал ли он во мне вождя нападающих, но гранд кивнул мне и бросил шпагу себе под ноги…

К концу дня большинство испанских кораблей этого конвоя погрузились на дно морское.

ОСТРОВ СОЖЖЁННЫХ НАДЕЖД

…Сутки за сутками, неделю за неделей мы продолжали патрулировать акваторию.

— Бесконечное хождение по морю изматывает экипаж. Нужно сделать остановку, пускай все отдохнут. Чёртовы европейцы никуда от нас не денутся, — говорил мне Килинг, капитан «Моллнира», прибывший на борт «Вегейра». — Ребята уже и без того недовольны, что мы не зашли, как было намечено, в порты и возвращаемся, не продав добычу.

Я стоял на мостике и в раздумье смотрел вдаль.

Мой бывший боцман снова вздохнул. Ему казалось, что адмирал его не слушает, но в этот момент я повернулся к Стиву и устремил на него пронизывающий взгляд.

— Итак, Стив, ты предупреждаешь меня об опасности?

— Не совсем, конунг. Определённо я ничего не могу сказать. Но ты же знаешь, что, если проводишь всю жизнь, бродя по миру, начинаешь заранее чуять неладное. Что-то может случиться! Я чую.

— Да, я об этом знаю. И вряд ли это сулит нам что-нибудь хорошее. Но с нами, не забывай, благосклонность духов предков. Передай своей команде — мы идём на Тортугу. Ты прав, нам всем сейчас очень нужна передышка…

По моему приказу, переданному сигнальщиками на все драккары, наш флот повернул и взял курс на остров Черепахи. Во время этого перехода мы встретили несколько торговых судов, но прошли мимо, не пытаясь ими завладеть. Наши трюмы и без того были переполнены добычей.

Европейский флот продолжал гоняться за пиратами, пытаясь всюду поспеть, но королевские псы всё время отставали на шаг, а то и на два. Они появлялись в тех местах, где уже побывали мы или другие корабли пиратского братства, опаздывая совсем ненамного, но всё же опаздывая. Мы гораздо лучше знали обстановку в колониях, и у нас тоже везде были свои люди. Многим из них даже не требовалось платить звонкой монетой. На Карибах не особо-то жаловали посланцев Старого Света, который только наживался на сокровищах, вывезенных из Нового, но почти ничего не делал для колоний.

Чтобы переломить сложившуюся ситуацию, адмиралы европейского флота приняли решение направить главные усилия на выяснение местонахождения главной базы флота Чёрного Сокола. Именно племя новоявленных викингов королевские псы вполне справедливо считали главным своим врагом.

В конце концов им удалось выяснить, где находится остров Дракона, и нанести удар в самое сердце. Шпионам европейцев, наводнившие места обитания пиратов, удалось вызнать точные сведения об острове и о легендарном копье Одина.

К сожалению, я вовремя не сообразил, с какой стороны ждать опасности. Я всё гадал, кто именно из наших людей, которым доверялось сходить на берег и бывать в портах, способен выдать тайну расположения острова и секрет прохода в бухту.

Возможно, это произошло бы именно так, как я опасался. Но — вышло иначе.

Не ожидаемый предательский удар в спину нас подвёл, а обыкновенная человеческая слабость духа. О проявлении коей мы узнали позже.

Когда было уже слишком поздно…


Во время стоянки на Тортуге стало известно, что вскоре в Маракайбо ожидается прибытие испанского королевского галеона. Он шёл из Мексиканского залива на юго-восток до Ямайки, а затем должен был взять курс на северо-восток, к берегам Европы.

Такой лакомый кусочек мы отпускать не хотели, и часть драккаров нашего флота вышла в море, чтобы преследовать его.

Королевские галеоны, огромные суда, способные перевозить все сокровища, накопленные в колонии за год. Из-за размеров скорость и маневренность таких посудин крайне низка, кроме того, они практически не могли передвигаться при противном ветре.

Четыре наших фрегата курсировали в поисках этого галеона уже несколько суток, когда в районе острова Косумель наконец-то перехватили «Святую Каролину», громадину водоизмещением более восьмисот тонн. Её капитан отказался сдаваться. Бой продолжался добрых пять часов. В итоге подвижные пиратские суда, вооружённые артиллерией немалого калибра, проломили ядрами борта галеона в стольких местах, что он, начав медленно погружаться, выбросил флаг сдачи.

Мы сняли с тонущего судна сундуки золотых монет, много шёлка, благовоний, жемчуга, фарфора, выбирая лишь наиболее ценный груз. Галеон утопили, не позволив экипажу уйти на шлюпках.

Мореходы королевств, объявившим нам войну, больше не могли рассчитывать на нашу пощаду.

Возвратившись на Тортугу, чтобы обменять захваченное на провизию и боеприпасы для нашего племени, мы не обнаружили здесь ни одного из прочих драккаров. Все они, как и было договорено, группами по два-три патрулировали море. Гораздо эффективней вынудить королевские флоты раздробиться и уничтожать их по частям, чем вступать с ними в открытое общее сражение.

Однако на следующий день мы узнали, что уже не все наши корабли продолжают охоту за вражескими судами. Наш флот ощутимо сократился в численности.

В гавани появилась шхуна, на борту которой в порт Тортуги прибыл один из наших, викинг с драккара «Ранглейв».

Единственный из экипажа, кто выжил.

Конрад Ниссон во время сражения с королевской эскадрой попал в плен.

Он рассказал нам, как «Ранглейв», «Эгиль» и «Модиг Кригер» вступили в бой с европейской эскадрой. Силы были примерно равны, и нашим соплеменникам удалось достаточно быстро пустить на дно один из трёх военных кораблей противника, а ещё один поджечь… как вдруг северный ветер принёс королевским псам на подмогу ещё четыре военных парусника во главе с семидесятидвухпушечным линейным кораблём.

Бой разгорелся с новой силой, и его итог сложился уже не в пользу драккаров Чёрного Сокола. Уцелел только «Ранглейв», который был взят на абордаж. Викинги сражались как берсерки,[24] и мало кто остался в живых, однако полтора десятка наших собратьев не погибли, а были с превеликим трудом захвачены и связаны.

Почти все пленённые выдержали пытки, которым их подвергли враги. Но двое, и среди них штурман «Ранглейва», не сумели победить в поединке с адской болью. Они рассказали о месторасположении острова нашего племени, а штурман ради избавления от мучений пообещал провести европейские корабли в бухту…

Ниссону удалось выжить чудом. Все, кто выдержал пытки и не выдал тайны, были выброшены за борт. Он, единственный из всех, не утонул вскорости, сумел удержаться на поверхности воды. Провожая взглядом паруса уходивших прочь вражеских кораблей, с ужасом ожидал смерти в зубастой пасти акулы, но внезапно приплыли дельфины, подставили спины и помогли ему не отправиться на дно вслед за менее удачливыми товарищами.

Что было дальше, он почти не помнил. Афалины, наверняка присланные небесными покровителями, не дали ему утонуть в ту ночь, а на следующий день его подобрала в море шхуна и доставила на Тортугу, куда направлялась за водой и припасами.

Ждать остальные наши драккары мы не могли. Им предстояло направиться вслед, как только вернутся в эту гавань и узнают о беде. «Вегейр», «Моллнир», «Новый Сольвейг» и «Греттир» снаряжались в поход рекордно быстро. Добыча безжалостно летела на берег и даже за борт, взамен с пристаней поступал боезапас и дополнительное вооружение. Ветер благоприятствовал, переход занял не больше времени, чем требовалось.

Но подоспели мы слишком поздно.

Смертельный удар к этому времени уже был нанесён. Объединённый флот европейских держав отыскал наше укромное логово и напал на остров племени карибских викингов. Посланцы королей заполучили свой триумф. Военные корабли сумели пробраться в бухту неповреждёнными и высадили войска на берег. Град Одина был разграблен и сожжён. Солдаты, доставленные на грузовых судах, безжалостно истребляли всех обитателей острова мужского пола. Женщин и детей, если удавалось захватить их живыми, королевские псы увозили на свои суда, их наверняка ждала ужасная участь — превратиться в рабов. Королевские дома Старого Света никогда не гнушались заниматься работорговлей.

Враги отправились дальше, вглубь, прочёсывали заросли и обшаривали скалы. Кое-где они даже поджигали джунгли, чтобы огонь выгонял уцелевших островитян. Мало кто выжил, чтобы свидетельствовать…

Вернувшись, мы застали сплошное пепелище, среди которого уцелели всего лишь несколько десятков соплеменников и соплеменниц, они и поведали нам страшную историю разгрома. Мы все будто окаменели, души наши превратились в глыбы гранита…

Но удел воинов — бить врага, пока жив хотя бы кто-то из нас. Двое суток мы занимались погребением погибших, затем покинули опустевший остров. Отныне единственный наш дом — морской простор.

Сократившийся до считаных вождей совет племени задавался вопросом, почему вражеский флот не дождался нас? Европейцы ведь должны были понимать, что рано или поздно мы, боевые экипажи, вернёмся сюда. Однако королевских моряков и солдат на сожжённом острове не было. Они даже увезли всех своих мёртвых, которых набралось немало — остававшиеся на острове мужчины не погибали безропотно, да и женщины были жёнами викингов, прекрасно знающими, с какой стороны браться за меч и копьё.

Объяснением поспешного бегства вражеских сил с острова Дракона мог послужить факт, что святилище не было сожжено дотла. Хотя старый жрец исчез. Его мёртвого тела мы не обнаружили. Возможно, Тэйкеху захватили с собой враги, хотя я очень в этом сомневался. Святилище они не тронули, и почему это произошло, не мог поведать никто из соплеменников, уцелевших после резни, устроенной королевскими солдатами. Никто не знал, что здесь произошло, по какой причине остатки древнего драккара не подверглись уничтожению. Хотя, казалось бы, что могло быть проще, чем швырнуть пылающий факел…

Каким проклятием отвадил Тэйкеху солдат? Как сумел он испугать захватчиков до такой степени, что они здесь, на острове, не устроили засаду для наших кораблей?

Небесные покровители чудесным образом сохранили наш храм, отпугнули от него поджигателей.

Но, по всеобщему решению викингов, чтобы мы вновь оказались достойными возвратиться сюда, нам предстояло вернуть себе честь, которую растоптали враги, уничтожившие большую часть нашего племени.

Да будут обесчещены навеки имена предателей!!!

Но и мы тоже виновны, нет нам прощения, оставили остров почти без защиты воинов, увлёкшись охотой за королевским флотом…


Забрав с собой всех уцелевших мужчин, женщин и детей, четыре драккара вышли в море. Затем разделились. «Греттир» и «Новый Сольвейг» пошли на Гваделупу и Мартинику с целью разузнать, что за суда участвовали в нападении и куда они потом подевались.

«Вегейр» и «Моллнир» взяли прямой курс на Тортугу, где должны были встретиться с оставшимися пятью драккарами Чёрного Сокола и сообщить соратникам страшную весть.

Но горевать и тосковать по утраченным семьям и сотоварищам карибские викинги не имели права.

Отныне лишь одно чувство дозволялось испытывать нам.

Движимые чувством мести девять оставшихся экипажей викингов покинули Черепаший остров, чтобы продолжить войну. Нас уже не интересовало, какие из пиратских экипажей соизволят продолжать противостояние с королевскими псами, а какие выйдут из игры, покорятся власти европейского закона.

Нам предстояла охота за кораблями врага. Самое время. Теперь, когда противник наверняка решил, что, лишив нас основной базы и растоптав наше достоинство, он превратил нас в кучку «грязных пиратов».

Объединённый флот европейцев распадётся и рассеется по колониям, чтобы восстанавливать там королевские порядки. И очень скоро бывшие союзники вновь начнут грызться между собой.

А мы — тут как тут.

Не на тех напали.

Не стоит забывать уроки истории, джентльмены.


…«Вегейр» шёл в одиночку и уже больше суток держал курс в направлении Эспаньолы.

Остальные драккары следовали другими курсами. Оговоренные заранее сроки и места встреч — ещё далеко впереди.

Словно черепахи, вышедшие из морских глубин на сушу, расползались в стороны грозовые тучи. Заходящее солнце пробивалось сквозь них багровым заревом, расцвечивая небосвод самыми немыслимыми оттенками красного и жёлтого.

Тёмные силуэты парусов казались рисунком гобелена, вытканным на плотной материи. Да, появившиеся из-за линии горизонта корабли приближались. Их было много, не менее полудюжины. Я дал приказ поспешить отойти за мыс, чтобы «Вегейр» остался незамеченным. И там, за мысом, нам внезапно повстречалось одиночное судно, как раз годившееся на то, чтобы выпустить наружу накопившиеся гнев и боль.

К несчастью, встреча с этим английским бригом сослужила нам плохую службу. «Вегейр» погнался за добычей и вошёл в залив, не оставив преследуемому шансов на выживание. Судно поразили тремя точными попаданиями ниже ватерлинии и, когда оно начало тонуть, пошли на абордаж, чтобы успеть захватить трофеи прежде, чем бриг утонет.

Увлечённые абордажем, мы не заметили, как полудюжина парусников появилась на рейде, преграждая выход из залива, как стая волков у норы зайца. У них в распоряжении, видимо, была очень хорошая подзорная труба, и они успели всё-таки заметить наш драккар, скользнувший за мыс.

Ещё несколько минут, и «Вегейр» оказался в западне. Расстояние между нами и королевскими военными кораблями, подходившими всё ближе, сокращалось неумолимо. Драккар поменялся ролями с бригом и сам оказался в положении окружённого и загнанного зверя, который даже не может повернуться носом к охотникам.

Вся команда столпилась у бортов с возгласами удивления и отчаяния. Это уже было чересчур. Мы могли сражаться, но победа казалась невозможной, все пути к спасению перекрыты. Осталось продать свои жизни подороже…

Когда я вдруг расхохотался, соплеменники, находившиеся вокруг меня, даже отшатнулись. А я так смеялся, что надрывно закашлялся, не в силах говорить.

«Неужели капитан сошёл с ума?!» — увидел я сомнение, появившееся в глазах соратников.

Но мне удалось выговорить наконец:

— Всё возвращается на круги своя, парни! Однажды, примерно век тому назад, в тысяча пятьсот девяносто шестом году от рождества христианского сына божия, в битве при Кадисе один отважный капитан командовал не менее отважными моряками, но количество его кораблей очень сильно уступало флоту противника. И тогда он впервые в истории мореплавания применил тактику, получившую впоследствии название психической атаки. Знаете, кто победил?

— Что же он сделал?! — вскричал Томас Хэнсон, мой верный друг и помощник.

— Он велел идти прямо сквозь строй испанских кораблей, на каждый пушечный залп отвечая лишь звуками горна, и, бросив якорь напротив галеонов, три часа обстреливал их из всех пушек. Когда испанцы выбросились на берег, посадив галеоны на мель, расстрелял их в упор. Победа была полной. Корабль показался испанцам неуязвимым, прикрытым хранящей божественной дланью.

— Ты предлагаешь сделать так же?!

— Что ещё нам остаётся? Можем рискнуть, но обрати внимание, погода быстро меняется, — сказал я, пристально всматриваясь в горизонт. — Скоро им будет не до нас. Надвигается хороший шторм. Драккар прикроет узкое горлышко бухты. Сюда они не сунутся, побоятся, что мы расстреляем их по одному. Не забывай, им известно, что у нас языческая святыня на борту. И пускай они христиане, но какой добрый христианин не сохранил в глубине души подозрение, что сказочные чудеса из преданий не такие уж выдуманные…

— А на открытом просторе их сейчас потреплет! — уразумел Том. — Они или отойдут прочь, или…

Хэнсон тоже смотрел на море, блестевшее в лучах солнца. Небо уже начало прятаться в тучках, потянувшихся из-за горизонта. Перемена погоды почувствовалась сразу, ветер как-то внезапно стих, паруса обвисли. Теперь уже и на английской эскадре заметили надвигающийся шторм. Какая-то пара минут, и вместо солнца — заволакивающие облака и чернеющее небо.

— Нам придётся ловить момент, чтобы прорваться отсюда! Все по местам!

Тонущий бриг мы уже не собирались атаковать, а его матросы тем временем отчаянно пытались спасти судно, отдалявшееся от «Вегейра» в сторону узкого песчаного пляжа, окаймлявшего бухту. Им сегодня повезло.

В эту секунду налетел шквал, и всё вокруг мгновенно превратилось в чернильную тьму. Небо исчезло, вместо него сверху обрушился ливень. Я открыл рот, чтобы выкрикнуть следующий приказ, и тут же захлебнулся водяными брызгами.

Корабли военной эскадры спешно убирали паруса, там начались беготня и паника, крики и сигналы прорывались даже сквозь стену дождя. Ближайшие ко входу в бухту корабли, более лёгкие, чем остальные, трепало волнами и бросало из стороны в сторону, они то и дело черпали воду. Один из них едва не выбросило на берег, другому так ударило волной в корму, что он встал почти вертикально и нещадно зачерпнул носом. Сквозь шум я услышал отчаянный сигнал, с флагмана европейцев. Горн приказывал отойти от берега и взять курс в открытое море.

Кругом нас в сумраке бушевала вода, казалось, водяная стихия повсюду и вездесуща, вода сверху и вода снизу перемешались в неистовой пляске, создавая единый водный мир…

Разыгравшийся шторм разъярился не на шутку. Цепляясь за поручень, я изо всех сил держался рядом с рулевыми, готовый дать сигнал к выходу навстречу судьбе. Мои спина и плечи натужно напряглись, вода и ветер норовили оторвать меня от поручня, а рулевых — от штурвала. Высоко подняв голову, я запрокинул лицо, глотнул воды и расхохотался навстречу ветру, дождю и волнам.

Отчётливо помню, что в этот отчаянный миг я мысленно возблагодарил судьбу, что она подарила мне такую жизнь, позволила быть истинным викингом, а не заурядным офицером английского королевского флота.

Но уже в следующий миг мне предстояло играть со смертью.

Левой рукой я крепко вцепился в рукоять штурвала, чтобы помочь рулевым, правой продолжал хвататься за поручень. Мы все трое также были привязаны верёвками, чтобы нас не смыло волнами за борт.

Бьорн, Том и я без страха смотрели на очередную надвигающуюся волну.

Мы уже потеряли столь многое, что дороже жизней у нас не осталось ничего…

Шторм бушевал раненым зверем, порывы ветра то ослабевали, то усиливались. Волны бесновались за пределами бухты как бешеные, ещё сильней, чем внутри. Лишь некоторое время спустя небо стало приобретать более светлый оттенок тёмно-серого, в кромешном водяном аду появился просвет.

Выждав ещё немного, я приказал начинать движение к выходу из горловины.

И мы устремились навстречу судьбе, поручив небесным покровителям свои души и души всех викингов дружины.

О том, что святого копья на борту «Вегейра» нет, ведали лишь трое, привязанные к штурвалу.

МЕСТЬ ВИКИНГОВ

Временной гаванью для наших драккаров оставалась бухта на острове Андрос.

Именно туда возвратились корабли поредевшего флота Чёрного Сокола. С большой осторожностью, предвидя вероятность обнаружения врагом и этой базы. Местоположение этой бухты было известно некоторым пиратам, бывшим нашим союзникам, и потому она больше не могла считаться укромной. В ближайшем будущем эту базу требовалось сменить.

Поэтому мы, собравшись вместе и загрузив на фрегаты абсолютно всё, что не стоило бросать на Андросе, покинули бухту и взяли курс на Пуэрто-Рико — остров, расположенный в северной части Карибского моря, в районе соединения цепей Малых и Больших Антильских островов.

Месть стала отныне смыслом нашего существования.

Раз уж мы вновь собрались всем флотом и в нашем распоряжении вполне достаточно кораблей, неплохо бы захватить крепость. Что может быть лучше для отмщения, чем удар по оплоту королевского закона, кажущемуся надёжным?

Совет девяти капитанов, к которым присоединились Тарна, один из его уцелевших братьев-островитян и первые помощники со всех драккаров, не занял много времени. Поступило несколько предложений. Целью для нападения избрали испанскую крепость Сан-Хуан на острове Пуэрто-Рико.

Кое-кто напомнил, что эта крепость считается неприступной. Но уж слишком велико было наше желание «припомнить» европейцам кровавую бойню, уничтожившую будущее нашего племени, и сожжение райского острова Дракона, который тоже казался неприступным. До такой степени, что мы беспечно оставили своих женщин, детей и стариков почти беззащитными…

Неприступных крепостей нет, есть лишь крепости, которые ещё не успели взять.

Эта мощная крепость была построена испанцами давно, в 1521 году, для опеки своих караванов, перевозящих сокровища из Америки в Европу.

Она прикрывала красивый город и включала в себя многочисленные форты, под прицелом пушек которых находилась также бухта, где испанские корабли могли спокойно и безопасно ремонтироваться. Крепость Сан-Хуан служила своеобразным ключом, который открывал путь к сокровищам Пуэрто-Рико и немалой части Нового Света.

Для того чтобы выяснить всё необходимое об укреплениях этой крепости, мы отрядили туда наших лазутчиков, владевших испанским языком. Они должны были вызнать всё, что только можно, о крепости и городе, о прибывавших туда грузах. «Греттир» под водительством Бутена ходил к берегу испанской колонии и скрытно высаживал разведчиков.

Они безукоризненно справились с поставленной задачей. По их возвращении состоялся ещё один совет.

Харрис, как обычно, был краток, он излагал только самую суть.

— Итак, мы знаем, что крепость Сан-Хуан — это две цитадели, построенные на скалах, укреплённые батареи, примерно триста пушек и мортир на фортах перекрёстного огня, с моря гавань запирают неприступные укрепления. Все уверены, что штурмовать крепость может только безумец. Губернатор считает, что защитники крепости могут дать отпор любому, кто решится напасть. Однако в городе говорят, что из большей части орудий последний раз стреляли лет тридцать назад. Лафеты многих пушек сгнили, а кулеврины[25] могут просто взорваться при первом же залпе, и это обстоятельство нам более чем благоприятствует.

И ещё: запасов провианта в гарнизоне не так уж и много. Если смотреть правде в глаза, колонии с населением около двух тысяч жителей этого хватит совсем ненадолго.

Это было истинной правдой.

Приближаясь к острову, мы знали, что нападения в Сан-Хуане не ждут. За долгие годы спокойной жизни местные обитатели почти забыли, что такое война. Везёт же некоторым!

Но вскоре удача отвернётся от них.

— Сначала отправим губернатору парламентёров, — предложил я. — Не будем уподобляться королевским псам, которые без предупреждения сжигали дома с мирными безоружными жителями — нашими жёнами и детьми. Если испанцы всё же не сдадутся и тем самым обрекут город на уничтожение, тогда штурм начнём на рассвете следующего дня. Главный удар наносим по батареям одновременно со всех сторон. Корабли откроют доступ для высадки береговых отрядов…


Ранним утром дозорные, стоящие в бастионе Сан-Фелиппе-дель-Морро, увидели целую вереницу парусов, смещавшуюся по направлению к бухте Бокерон. Корабли бросили якоря в полутора милях от берега, от одного из фрегатов отделилась шлюпка с высоко поднятым белым флагом и проследовала к пристани города. Парламентёры под барабанный бой вручили бумагу для губернатора Пуэрто-Рико. Губернатору был предъявлен ультиматум, в котором требовалось безотлагательно сдать город.

Тотчас же была объявлена тревога, срочно вооружилось местное ополчение, из арсеналов достали ядра и порох.

Между тем флот викингов проследовал в бухту Пунталья, к югу от города. Нападающие основательно готовились к штурму. На этом участке высадится десант численностью более чем триста бойцов и будут переправлены на берег шесть орудий, лафеты которых установлены на колёса от повозок…

К вечеру от губернатора прибыл посланец под белым флагом и вручил ответ на ультиматум, который я вслух прочёл всем собравшимся. Губернатор писал следующее:

«Я искренне удивлён, что меня просят о такой вещи, которую я не осмелюсь произнести вслух. Я очень хорошо знаком с методами пиратов, а также с тем, как морские разбойники умеют или, вернее, не умеют воевать и осаждать города. Я требую, чтобы мне были сданы все суда, на которых явились пираты, и все преступники, связанные по двое, без оружия, вошли в город. Тогда я подумаю о том, чтобы сохранить жизнь пленным. В любом другом случае всем грозит смерть».

— Как вам это предложение? — спросил я моих воинов, собравшихся на палубе «Вегейра».

Викинги экипажа «Вегейра» зашумели в ответ. Общий смысл их возмущённых заявлений сводился к тому, с чем вприкуску испанский губернатор может сожрать подобное предложение.

— Штурм начнём на рассвете! — подвёл я итог обмена посланиями. — Ранее подобные крепости брались долгой осадой с суши. Наземные войска открывали доступ кораблям. Наши же батареи, что откроют путь десанту, будут находиться на кораблях. Вопреки всем правилам мы не будем устанавливать множество пушек на берегу, наоборот, корабли откроют доступ береговым отрядам. Ядра зря не тратить! Внимательно слушать приказы! Главный удар наносим по южной цитадели. Именно она запирает и защищает гавань. Мы подойдём на расстояние выстрела, станем на шпринг,[26] превратим корабли в плавучие батареи и вынудим замолчать артиллерию крепости.

Я сделал паузу, обводя пристальным взглядом моих парней. Затем приказал передать необходимые сигналы на другие драккары. И завершил:

— Да укрепит наш дух надежда на благословение свыше. А сейчас всем отдыхать! Завтра денёк выдастся утомительный.

* * *
На следующий день с рассветом началась бомбардировка города. Корабли принялись штурмовать испанскую крепость. В общей сложности викинги сделали полторы сотни залпов, но особых повреждений крепким каменным стенам и укреплениям города артиллерийский огонь нанести не смог, лишь внёс смятение и растерянность в ряды защитников Сан-Хуана.

Батареи крепости вели ответный огонь.

Спустя час плотная дымовая завеса от залпов уже окутала бухту, и я дал сигнал нашему десанту начать штурм.

Экипированные как для абордажа викинги бросились в шлюпки, за считаные минуты достигли берега и тотчас ринулись вперёд, к стенам цитадели, почти отвесно вздымающимся вверх. Атакующие стремились таким образом оказаться в мёртвой зоне, где выстрелы уже не могли причинить им вреда.

В этот момент я приметил, что с одним из наших кораблей на крайнем левом фланге что-то произошло. «Сигурд» переложил паруса, завалился на бок и начал разворачиваться кормой к берегу.

— Что там стряслось?! — спросил я Томаса, в этот момент поднявшегося на мостик.

— Возможно, якорный канат перебит, в дыму не разобрать, — предположил тот.

Левофланговый драккар тем временем окончательно развернулся и двинулся в сторону мыса, дав залпы носовыми пушками в сторону, противоположную основному направлению боя. И только тут нам стало ясно, что он вступил в бой с неизвестным судном, на флагштоке которого развевался флаг Испании.

Незадачливый испанский торговец, видимо, был глухим, слепым или сумасшедшим, раз уж решился приблизиться к острову во время сражения. В короткое время каравелла была взята «Сигурдом» на абордаж. Впоследствии в её трюмах обнаружилась богатая добыча. Каравелла торопилась доставить груз в порт, поэтому разогналась и не сумела вовремя отвернуть.

Событие произошло на виду у всего города, но ни гарнизон, ни жители не могли ничем помочь неосторожному капитану.

Тем временем наши залпы всё-таки сделали своё дело. Грохот и дым ещё стелились над морем, но уже было ясно, что ход событий переломлен.

Ко мне подбежал боцман и доложил:

— Сообщение с берега. Батареи форта замолчали. Наши добивают последних!

— Отлично! Можно считать, что ключи от бухты у нас. Теперь главная цитадель и часа не продержится. Передай всем драккарам: переходить к крепости по второй диспозиции. На генеральный штурм! И да помогут нам боги Асгарда!

Штурм главной цитадели начался почти в полдень. Солнце взобралось в зенит и жаркими лучами целилось прямо в макушки людей.

Залпы следовали один за другим, не давая испанцам ни минуты передышки, создавая тем самым прикрытие для подступающего десанта.

Викинги береговых отрядов преодолели стены и ворвались внутрь. В рукопашной нашим воинам, конечно, не было и быть не могло равных. Испанцы дрались отчаянно, понимая, что пощады им ждать не приходится, и падали под ударами наших мечей, как хлебные колосья, срезанные серпами. Менее храбрые уже убегали со всех ног, стремясь спастись от разящих клинков…

Крепость пала. Впервые со времени своего основания.

Чванливый губернатор позорно удрал из города, бросив своих подданных на произвол судьбы.

В подвалах его дворца нашлось немало сокровищ, которые достались нам по праву победителей.

Кроме этого, нам перепало ещё множество трофеев.

Добыча превзошла все ожидания.

На берегу сложили огромную кучу захваченного в бою добра, возле которой собрались герои сегодняшнего сражения во главе с капитанами своих кораблей. Чуть ли не впервые все без исключения наши воины смогли свободно покинуть корабли за пределами острова Дракона. Нашу главную тайну у нас отобрали вместе с нашими перебитыми и украденными семьями и нашим сожжённым домом…

Я обратился ко всем присутствующим:

— Это всё ваше, братья, всё, до последнего дублона и фунта. Мы потеряли почти всё, что имели, но сегодня возвращена немалая часть. Вы дрались за эти сокровища и за тех, кто уже не с нами. Килинг, раздели добычу на равные доли для всех. Каждый теперь может считать себя состоятельным человеком и каждый, кто захочет, может отправиться дальше своим отдельным курсом, купить маленький домик на Бермудах или Ямайке и пить на веранде чай либо что-то покрепче… Ну, что скажете? Есть желающие уйти? Берите один из кораблей и уходите. Но вначале снимите с его форштевня голову дракона. Он уже не будет драккаром.

Я должен был сказать нечто подобное после этого сражения, хотя наперёд знал ответ. Мы можем разбежаться, сохранить свои шкуры, а можем не предать ту жизнь, ради которой родились потомками викингов. Остаться вместе, сохранить наш флот и отплатить нашим врагам.

Пауза была короткой. Тишина стояла гробовая, фоном ей служили только шумы волн и ветра. Напоминая, благодаря чему у нас есть возможность продолжить наш поход отмщения.

Нарушил тишину Томас Хэнсон, человек, благодаря вере которого, по сути, мы все здесь и сейчас оказались.

— Мы норманны, — сказал Том. — И мы уходим в викингр.

Ни единый голос не возразил ему. Сотни суровых мужчин загалдели одобрительно.

Мирных жителей города мы не тронули.

Чем наверняка изумили их. От разбойников, зовущих себя викингами, ждали самых ужасных зверств. А мы ограничились тем, что посбрасывали все пушки крепости в воду бухты.

Неприступных цитаделей не существует. Есть лишь такие, что ещё не дождались своих покорителей.

Драккары покинули Пуэрто-Рико. «Вегейр» и «Моллнир» отправились в закатную сторону, «Греттир», «Сигурд» и «Гринальв» — в южную, «Лодин», «Стейнмод», «Торфинн» и «Новый Сольвейг» — на восход, где должны были разделиться на две пары.

Мы снова возвращались домой.

В море.


…«Святое копьё» и «Молот Тора» курсировали вдоль берегов Кубы. «Моллнир» несколько отставал, и его не было видно за мысом, когда вперёдсмотрящий «Вегейра» крикнул, что приближается неизвестное судно.

Парусник, который шёл прямо на драккар, оказался испанским фрегатом.

Капитан «Святого Арчибальда» дон Хулио Карлос Эстебан был смелым и опытным моряком. Его корабль был мощнее, имел больше пушек и людей, и гранд решил не ждать, пока разбойники посмеют напасть.

Считая победу уже у себя в кармане, он знал, что покажет пиратам всё, на что способен. Не теряя присутствия духа, гранд приказал открыть стрельбу в стремительно приближавшийся пиратский корабль, на флаге которого был начертан силуэт летящего сокола.

Испанский дворянин не дал приказа отвернуть и убираться восвояси даже тогда, когда «Вегейр» с ходу повернулся боком и открыл ураганный ответный огонь. Меткие выстрелы поразили высокий, украшенный резьбой борт испанского фрегата, горделиво возвышавшийся над зелёными волнами и являвший собой столь великолепную мишень.

Если уж капитану этого испанского фрегата настолько не хватало ума, что он полез в драку, когда ему ничто не мешало следовать своим курсом… ну что же, капитан «Вегейра» предоставит ему полное удовлетворение.

Вполне возможно, что этот день для дона Хулио Карлоса мог бы сразу бесславно окончиться на дне морском. Он слишком поздно заметил, как из-за мыса выдвинулся «Моллнир». Оказавшись между молотом и наковальней, злополучный капитан метался по квартердеку, отдавая самые противоречивые приказы. Его излишне вышколенные матросы сбились в кучу, как стадо баранов, толкаясь и мешая друг другу.

Фрегаты едва успели обменяться парой залпов, как вдруг удачный выстрел с «Вегейра» взорвал порох в бочонках, которые зачем-то сложили в груду на баке испанского парусника. Однако на воздух взлетела только половина «Святого Арчибальда», и то, что осталось, теперь беспомощно покачивалось на малой волне. По какой причине этот порох очутился на носу испанского фрегата, никто никогда не узнает, его храбрый, но бестолковый капитан приказал сдаться, когда увидел, что часть команды погибла, а от корабля осталась половина. И прежде чем оставшиеся в живых моряки смогли прийти в себя, пираты уже взяли ополовиненный фрегат на абордаж.

Дон Хулио Карлос никогда не был трусом и презирал подобных малодушных людей. Но сама мысль о рукопашной схватке непонятно с кем, в разваливающейся посудине, которая в любое мгновение могла камнем уйти на дно, показалась недостойной такому напыщенному, самоуверенному и горделивому человеку, каким был потомственный кастильский дворянин из рода Эстебанов-Бланкесов.

Тем временем на палубу ступил я, пиратский капитан собственной персоной, и быстро зашагал в направлении кастильца. Высокий, смуглый, с типичной испанской бородкой, храбрый, но глупый капитан быстро повернулся ко мне, положив руку на богато отделанный золотом эфес своей шпаги и высокомерно вздёрнув свой породистый подбородок.

Не тратя слов попусту, я сразу перешёл к делу.

— Не стоит геройствовать в вашем положении! — бросил я резко. — Ваш корабль сейчас утонет.

За моей спиной уже стояли несколько человек с пистолетами и абордажными саблями, и дон Хулио мгновенно оценил обстановку. Он разжал пальцы, выпустил эфес шпаги, и клинок мягко скользнул обратно в ножны. Я улыбнулся и протянул к шпаге руку.

— Не возражаете, капитан? — спросил испанца.

Дон Глупец на секунду заколебался.

— Может, это и к лучшему, — наконец сказал он, отразив на своём узком загорелом лице целую гамму эмоций, затем передёрнул плечами и отдал мне свою шпагу.

— А сейчас не сочтите за труд перейти на мой корабль, — произнёс я.

Хотя приглашение больше напоминало приказ, никто не стал возражать. Сила была на нашей стороне, да и тонуть вместе с кораблём было уж совсем глупо, раз уж мы великодушно предоставили шанс спастись.

Кастилец задержался ещё на минуту лишь для того, чтобы окинуть взглядом то, что осталось от его великолепного фрегата. Вот так в результате одного неправильного решения можно одним махом утратить всё.

Испанские моряки, уцелевшие после абордажа, а их осталось немного, видя, что их капитан переходит на пиратский корабль, предпочли участь пленников участи корма для рыб.

Перейдя на «Вегейр», дон Хулио Карлос Эстебан, ещё находившийся под влиянием только что пережитого кошмара, с трудом заставил себя назвать своё полное имя. Но тут же, в свою очередь, потребовал, чтобы ему объяснили, кто именно напал на его корабль. Я заметил, что это ещё как посмотреть, кто на кого напал, затем представился и коротко объяснил, кто мы такие, не считая нужным особо вдаваться в подробности. Затем распорядился, чтобы пленных испанцев заперли в трюме вместе с невезучим капитаном.

Тот был зол на самого себя и на всех окружающих и считал своё поражение не только оскорблением испанского флота, но и личным оскорблением.

Отдать фамильную шпагу добровольно — такого ещё не случалось в его семье. Да все его предки перевернулись сейчас в своих гробах! Неудивительно, что потерпевший фиаско капитан мысленно поклялся мстить при первом же удобном случае. Ни один пират не получит от него пощады. Только бы выбраться на свободу, а там уж…

С уцелевшей части корабля мы сняли кое-какие трофеи. Всё захваченное, включая пленных во главе с капитаном, мы намеревались доставить туда, где можно было выручить хорошую цену. Отпускать на свободу врагов, которые затем вновь присоединятся к противостоящим нам силам, мы больше не могли себе позволять. На войне как на войне. Годятся любые средства, приносящие нам пользу. Ради отмщения я даже смирился с необходимостью продавать людей в рабство. На английских плантациях самое место этим пленникам.


Среди захваченных на «Святом Арчибальде» трофеев был один, немного позабавивший нас. В одном из испанских сундуков Хэнсон обнаружил дневник, заполненный по-английски. Скорей всего это был не судовой журнал, а личные записи какого-то офицера. История корабля, зачитанная Томом, вероятно, поразила безымянного автора-англичанина настолько, что он не поленился запечатлеть её на бумаге.

Это были записки с чужого корабля, скорей всего захваченного испанцами, которых мы разбили и пленили. Листки местами оказались попорчены водой — такое часто случается с дневниками, которые ведутся в море, — но прочесть текст было возможно. По большей части.

Усевшись на бочку с порохом, Том полным сарказма тоном зачитал вслух:

— Двадцать седьмого июля испанский военный корабль отошёл из Санто-Доминго с полной командой в составе четырёхсот семидесяти пяти матросов и офицеров, взяв на борт шестьдесят тысяч галлонов пресной воды, семь тысяч четыреста ядер для пушек, более десяти тысяч фунтов пороха и восемьдесят тысяч галлонов рома… Шестьдесят тысяч галлонов пресной воды было достаточно для обеспечения команды численностью около полутысячи матросов и офицеров пресной водой на шесть месяцев плавания, — пояснил Хэнсон и продолжил: — Миссия судна: уничтожать английские торговые суда. Шестого октября судно зашло в гавань Сан-Кастильо, где команда загрузила на борт две тысячи фунтов муки и пятьдесят тысяч галлонов рома. Двенадцатого ноября судно пришло на Азорские острова. Провизия судна пополнилась на восемьсот фунтов вяленой говядины и тридцать тысяч галлонов португальского креплёного вина. Восемнадцатого ноября судно отправилось далее, к берегам Европы. По пути оно уничтожило пять английских военных кораблей и затопило, проделав дырки в днищах и бортах, двенадцать торговых кораблей, забрав на борт запасы рома с каждого из этих трофеев. Двадцать шестого января закончились порох и ядра. Несмотря на это, судно совершило ночной набег в заливе Фёрт-оф-Клайд у берега Шотландии. Десантный отряд захватил спиртовой завод и к рассвету загрузил на борт более трёхсот тысяч пинт виски. Затем судно снова отправилось обратно. Двадцатого февраля экипаж вернулся в Санто-Доминго без пороха, без ядер, без еды, без капли рома, виски или вина, но зато с более чем тридцатью тысячами галлонов застоявшейся пресной воды… Согласитесь, джентльмены, на этом судне ходили настоящие герои!

В тоне голоса Хэнсона слышалось неподдельное восхищение.

Ответом был дружный хохот и одобрительные возгласы наших моряков, оценивших выносливость столь героической команды.

Наблюдая за моими товарищами в эту минуту, я невольно подумал о том, что этим людям сам чёрт не брат. В тот день им казалось, что весь мир сейчас у их ног и даже потеря острова Дракона не способна лишить племя викингов боевого духа. Однако судьба уже приготовилась погрузить всех нас в самую гущу событий, о развитии которых никто в тот день и не догадывался.

БУРНАЯ ПОРА

В середине июня, как обычно, где-то у западного побережья Африки возникла тёплая воздушная волна, которая затем вышла в Атлантический океан и стала медленно продвигаться в западном направлении в сторону Карибского моря.

Через какое-то время грозовой фронт циклона пересёк Наветренные Антильские острова в юго-восточной части Карибского моря, к концу следующих суток прошёл по территории Пуэрто-Рико, Гаити, Ямайки и восточной части Кубы.

В тот район, где находился флот Чёрного Сокола.

В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня в укромную бухту на Каймановых островах, где теперь пережидали сезон бурь викинги, вернулись два корабля, привезя свежие новости. Капитаны рассказали о небывалой скорости ветра в шторме, которой до этого им никогда не приходилось видеть. Лишь каким-то чудом удалось выбраться, спастись от ярости стихий. Рассказали и о том, что корабли флота викингов разыскиваются повсюду. За поимку или достоверные сведения назначена баснословная награда.

Утром двадцать восьмого июня тропический шторм вступил в акваторию Мексиканского залива и к середине суток двадцать девятого июня охватил всю его западную часть. В течение следующего дня шторм достиг северо-восточной части побережья Мексики. В девять часов утра следующих суток ураган со всей разрушительной силой обрушился и на другие районы…

Много чего ещё натворили ураганы в течение лета. Об этом мы узнали позже, а сами, вынужденные отсиживаться на затерянном островке, ждали погоды и не выходили в море. В каком-то смысле это было даже хорошо, передышка позволила нашим людям прийти в себя после утраты близких. Время помогло утихнуть боли потерь.

Да и месть, как говорится, блюдо, которое лучше поглощать холодным. Бросаясь в битву с горячей головой, можно наделать ошибок.

Лишь в середине августа погода позволила без опаски выйти в море.

Я велел капитанам готовиться к отплытию, и экипажи принялись исполнять приказания своих предводителей. Девять драккаров, несущих дружину общей численностью более тысячи воинов, отправлялись к мексиканским берегам. Чёрный Сокол решил напомнить о себе и взять ещё один испанский город. Для этого мы пошли на хитрость. Я посвятил капитанов и помощников в тщательно разработанный план операции мгновенного захвата Веракруса.

Переместившись через Мексиканский залив, флот лёг в дрейф, а тем временем переодетые лазутчики заранее побывали в городе и узнали, что в порту ожидается прибытие конвоя судов с ценными грузами.

Четыре наших драккара подняли на мачтах испанские флаги и под видом грузовых судов вошли в порт. Обман удался, и горожане приняли суда флибустьеров за мирные испанские парусники.

Ранним утром жители Веракруса широко распахнули городские ворота и впустили прибывших мореплавателей. Таким образом, викинги, прикинувшиеся торговцами, беспрепятственно проникли в город. В это же время остальные пять кораблей стремительно появились в гавани и, выстроившись в боевой порядок, открыли огонь по укреплениям. Бортовые залпы и зазвучавшие на улицах города выстрелы подняли в гарнизоне переполох.

Солдаты, оценив сложившуюся ситуацию, поспешили занять позиции у стен крепости. Ответный огонь был открыт со значительным опозданием. Кораблям веракрусцев выйти для защиты города из гавани так и не удалось. Викинги подавили сопротивление испанского войска. Городская крепость и сам Веракрус пали перед напором атакующих корсаров.

Мы провели в тот день блестящую операцию. Веракрус был взят практически без потерь с нашей стороны. В обратный путь драккары направились, захватив богатую добычу, много золота и полторы тысячи пленных испанцев, которых затем продали.

Теперь мы уже могли себя считать викингами во всех смыслах. Действовали вдали от дома, рассчитывали только на свои силы, не пренебрегали никакими способами обогащения. И главное, не останавливались. Викинга манит морской простор, который пролегает между ним и горизонтом. Этот путь должен быть преодолён. Чтобы там, за горизонтом, открылся новый простор.


Получая отовсюду сообщения о наших действиях, адмиралы европейского флота наверняка недоумевали. Мы продолжали громить испанцев и фактически игнорировали владения других корон. Будто взяли у англичан корсарский патент и старались нанести как можно больше вреда их заклятым врагам. Чем обусловлены такие действия, англичанам было совершенно не ясно, а неизвестность тревожит куда сильней, чем любая, даже удручающая ясность.

В этом и заключался ещё один наш расчёт. Пусть европейцы помучаются в неизвестности, совершенно не понимая, что происходит и где можно ждать очередного появления неуловимых викингов…

А следующее столкновение произошло возле юго-западного побережья острова Кюрасао. Остров был открыт испанским мореплавателем и служил крупной базой испанского флота.

Именно в этом районе объединённый англо-французский флот с большим риском быть обнаруженным испанскими силами подошёл к берегам Венесуэлы недалеко от Адикоры, где и был застигнут не испанским, но корсарским флотом.

Девять наших драккаров и семь пиратских кораблей-союзников под моим общим командованием поджидали здесь большой караван судов, о прохождении которого нам стало известно. Большой англо-голландско-французский флот, в состав которого входили даже линейные корабли, возглавлял английский адмирал лорд Персиваль Даррингтон.

В нашем распоряжении находились шестнадцать кораблей. Несмотря на численное превосходство противника, мыприняли решение атаковать объединённый флот авангардом из десяти кораблей против отряда неприятеля, состоящего из двух дюжин кораблей. Я возглавил основные силы и атаковал противника.

Личный состав французских кораблей, расположившихся с правого фланга, не обладал хорошей боевой подготовкой, поэтому, не выдержав натиска, французы покинули место сражения. Увидев это, я применил стремительный манёвр, в результате которого часть английских кораблей оказалась в окружении. Это стало возможным исключительно по той причине, что моим викингам на Карибах не было равных по слаженности и решительности действий.

Уже к вечеру сражение закончилось блестящей победой нашего пиратского флота. В ходе боя противники потеряли девять кораблей и не менее полутора тысяч человек. Мы потеряли вдесятеро меньше людей, а все корабли остались целы.

Карибские пираты доказали, что по-прежнему превосходят европейский флот. Даже в общем сражении.

Многие верили, что не последнюю роль в этом играл тот факт, что с нами древнее легендарное копьё Одина…

Ночь тёмным покровом окутывала пролив.

Западный ветер, разгулявшийся ближе к ночи, вскоре погнал перед собой косые струи дождя, залившего пожары.

Выиграв сражение, наш флот не допустил высадки десанта противника на побережье, где англичане и французы намеревались поживиться за счёт испанцев. Способствовать защите испанских колоний мы ничуть не желали, однако именно британцев полагали своими первейшими врагами. К тому же, когда стало известно о поражении объединённого флота и о поведении французов во время боя, это ещё и привело к новому обострению отношений между Англией и Францией.

Мы вполне могли себя считать удовлетворёнными. Хотя снедающее нас стремление отомстить вряд ли могло быть удовлетворено полной мерой…

К тому же предстояло решить, что делать с захваченной добычей. Испанские суда ждать уже не было смысла. Добыча есть добыча, а лучшее — враг хорошего. В трюмах помимо захваченных мортир, пушек, ружей и ядер имелось немало бочонков пороха и почти столько же — солонины.

Справа по борту в пурпурно-лиловую, окаймлённую голубоватой дымкой перину вечерних облаков садилось солнце. Казалось, что на борту царят мир и согласие, что никакой войны нет и что Старый Свет не выступил против нас…

В то время как «Вегейр», одевшись во все паруса, впереди флота Чёрного Сокола бодро шёл курсом на юг, постепенно заворачивая на юго-запад, его капитан, погружённый в глубокие раздумья, расхаживал по палубе. Я вдруг подумал о том, насколько много в мире изменилось с тех пор, как генуэзец Колумб, желая отыскать дорогу в Индию, отправился на закат. Мир стал гораздо больше, по ту сторону океана появились богатейшие земли и новые акватории. Многие люди обрели новую родину и новые заботы.

Именно здесь, в этих водах и на этих островах, нас, зовущихся карибскими викингами, поджидала общая судьба.

Суждено ли нам окончить свой путь в пучине этого моря?..

В ТУМАН ГРЯДУЩЕГО

Берега Венесуэлы уже остались далеко за кормой. Море выглядело достаточно спокойными, шторма не предвиделось. Флот следовал курсом северо-восток, возвращаясь к островам Карибского архипелага.

Из моей головы никак не испарялись раздумья о том, ради чего случилось странное стечение обстоятельств, благодаря которому в Карибском море появились «ладьи», экипажи которых искренне считают себя потомками викингов. Когда у нас был свой остров, свои жилища и своё племя, ради которого стоило уходить в море и возвращаться домой, — всё было понятно. Всё как положено.

Но теперь? Мы превратились в неприкаянных скитальцев. Для обычных корсаров это нормально. А для нас? Не ожидает ли нас в итоге участь обычных морских разбойников, ничем не отличающихся от разномастных искателей удачи и сокровищ, во множестве обретающихся в колониях Нового Света…

Нависшая над нашим будущим неопределённость доводила меня до отчаяния. Куда приведёт избранный нами путь?! Что уготовили нам небесные покровители в грядущем?..

Но показывать своё отчаяние я не имел права никому, ни в коем случае, прекрасно понимая, что флоту Чёрного Сокола предстоит выдержать ещё немало сражений, что наш путь далеко не окончен. И во многом от нас самих завит, насколько долго он продлится.

Во многом зависит лично от меня. Раз уж судьба предназначила мне роль вождя всех этих людей, поверивших в своё предназначение.


…На следующий день ветер заметно посвежел и начал срывать с крутых гребней волн клочья седой пены, но это мало заботило команды, так как корабли шли в фордевинд, и работы у матросов было мало.

Никто не надеялся на то, что нас оставят в покое. Все ждали продолжения преследования, новой встречи с врагом, готовились к любой неожиданности.

И очередное сражение не заставило себя долго ждать. По сути, состоялись два боя — вблизи берега полуострова Гуахира и затем в бухте Портете. Соотношение сил между кораблями европейцев и пиратским флотом было не в пользу последних: у объединённых королевских сил насчитывалось почти две дюжины военных кораблей и почти столько же вспомогательных судов с общим количеством пушек не менее полутора тысяч штук. Тогда как у нас и наших немногочисленных союзников-пиратов имелось к началу сражений вдвое меньше пушек и общее количество кораблей едва превышало два десятка. Таким образом, перевес сил оказался более чем существенным.

Число наших союзников весьма сократилось. Обычные пираты поумерили желание открыто выступать против королевского флота, и лишь самые отчаянные ещё осмеливались примыкать к поредевшему и осиротевшему флоту Чёрного Сокола. После того как тайна острова Дракона была раскрыта и мы, викинги, потеряли нашу основную базу, немногие верили, что нам удастся долго и победоносно противостоять врагу. Сокрушительный разгром племени нанёс серьёзнейший урон авторитету викингов, бросивших вызов Старому Свету. И только от дальнейших действий нашей дружины зависело, будет ли он восполнен, удастся ли вновь завоевать уважение обитателей колоний.

Парусники европейцев, находившиеся неподалёку от берега, выстроились в две дугообразные линии. Два фрегата и практически все вспомогательные суда стояли ближе к берегу, за основной эскадрой боевых кораблей. Расстояние между судами было настолько мало, что вторая линия не могла использовать артиллерийский огонь, не повредив стоящих впереди.

Утром, когда наш флот приблизилась к противнику, я, увидев огромное количество вражеских судов, невольно выругался, как последний пьянчуга в припортовой таверне. Вариантов для противодействия имелось несколько, но ясно было одно — бой доведётся принять в любом случае.

Не зная, какой план выбрать, я решил посоветоваться с капитанами. По настоянию большинства мы приняли решение атаковать противника немедленно.

План наступления заключался в следующем: учитывая уязвимость боевого построения и наверняка более слабую боевую подготовку экипажей европейского флота, необходимо поставить все корабли в кильватерную колонну. Далее по ветру под прямым углом подойти к противнику на предельно короткую дистанцию, а затем, развернувшись к нему бортами, нанести совокупный мощный артиллерийский удар по авангарду и части центральных кораблей передней линии. При этом остальные корабли, прижатые ветром к берегу, не смогут подойти на помощь. После уничтожения передней линии аналогично планировалось уничтожить и суда второй линии.

Предлагая такой план, я понимал, что при движении эскадры под прямым углом на противника головной корабль ещё до выхода на дистанцию артиллерийского огня может попасть под выстрелы неприятеля. Но я обоснованно рассчитывал на то, что вражеские экипажи имеют более слабую выучку и боевой опыт. Им не сравниться с пиратами, за плечами которых множество схваток. В момент сближения с нами европейцы должны потерпеть фиаско. Хотя, конечно, при таком раскладе главная задача ложилась на канониров наших кораблей, и оставалось уповать, что пушкари не подведут…

Флагман европейцев дал сигнал к началу сражения. Пиратский флот по сигналу с «Вегейра» начал перестроение в кильватерную колонну и приготовился к бою. В одиннадцать часов началось движение кораблей на противника под прямым углом.

Когда наш головной корабль, «Торфинн», подошёл на очень близкую дистанцию к европейцам — расстояние в этот момент не превышало четырёх кабельтовых, — королевские псы не выдержали и открыли сильный артиллерийский огонь. Но поскольку стреляли они в основном по рангоутам и парусам, то большого вреда не нанесли. Викинги продолжали приближаться без единого пушечного выстрела, так как был приказ открывать огонь только на расстоянии прицельного мушкетного выстрела.

В полдень авангард приблизился на допустимую для выстрелов дистанцию, развернулся влево и произвёл залп из всех орудий одновременно по целям, распределённым заранее. Несколько судов противника получили серьёзные повреждения, а особенно сильно пострадал их флагманский линейный корабль «Сент-Джордж», по которому вели огонь «Вегейр» и «Моллнир». В ходе перестрелки были повреждены и некоторые пиратские корабли. Особенно досталось «Торфинну»…

Сразу же за авангардом в битву вступили корабли, расположенные в центре строя, а затем и арьергард. Центральным событием, которое решило исход первого боя, было сражение между флагманскими кораблями «Вегейр» и «Сент-Джордж». «Вегейр» первым же выстрелом ещё более сильно повредил флагман лорда Даррингтона. Однако и наш фрегат, подвергнутый обстрелу сразу с пяти английских судов, тоже серьёзно пострадал. Из-за повреждения парусов «Святое копьё» потерял способность лавировать, и нас течением снесло на охваченный пожаром флагман противника. Несмотря на это, абордажная команда «Вегейра» во главе с Ларсом ринулась на палубу королевского «Святого Георгия», где и завязался ожесточённый рукопашный бой.

С вражеского флагмана огонь переметнулся на «Вегейр», и потушить пожар удалось далеко не сразу. Так как флагманский корабль европейцев уже был обречён, мои парни вернулись обратно на борт, прихватив лорда и некоторых офицеров. Экипаж злополучного флагмана почти весь погиб в сражении, а кто не погиб, отправился на дно.

Взрывы флагманского корабля и пожар на нём посеяли среди европейцев ужас и вызвали панику. Они бросились рубить якорные канаты, чтобы отойти в бухту под защиту береговых батарей. Двухчасовой бой у мыса Гальинас закончился, каждая из сторон понесла немалые потери, в частности мы, викинги, не досчитались в своих рядах героически сражавшегося, но расстрелянного в упор и потопленного «Торфинна». «Вегейр» и ещё четыре наши ладьи были серьёзно повреждены. Только «Греттиру», «Сигурду» и «Гринальву» посчастливилось отделаться мелкими повреждениями. Из судов пиратов-союзников мало кто мог похвалиться таким же счастьем, а четыре из них отправились вслед за «Торфинном», «Святым Георгием» и другими потопленными европейскими судами.

Большую роль в победе пиратского флота сыграл тот факт, что мы применили неожиданный для противника тактический прием — сосредоточение превосходящих сил на решающем направлении боя. Пленённый лорд, несмотря на традиционную, присущую англичанам спесь, несмотря на собственное поражение, очень высоко оценил мои незаурядные качества как флотоводца. Но эта похвала не помогла ему. У меня с ним состоялась беседа перед тем, как вражеский адмирал закачался на рее. Иначе поступить я просто не имел права. Врага необходимо устрашать, и показательное повешение Персиваля Даррингтона послужило действенным актом отмщения.

Именно там, на рее, королевские псы жаждали увидеть меня, конунга карибских викингов.

* * *
Для подведения итогов сражения и обсуждения дальнейших действий поздно вечером я созвал капитанов на «Вегейр». На большом совете присутствовали все капитаны, а также некоторые офицеры и другие воины. Военный совет под моим руководством принял решение ночью атаковать противника и окончательно уничтожить.

Согласно новому плану в полночь по сигналу корабли снялись с якоря и направились в глубь бухты Портете, куда перед наступлением темноты поспешили укрыться суда европейской эскадры, не затопленные в открытом море.

Подойдя на необходимое расстояние, мы по условленному сигналу открыли интенсивный артиллерийский огонь по вражеским судам.

В результате бомбардировки зажигательными зарядами на некоторых из неприятельских парусников возникли пожары, и пламя начало перекидываться на близстоящие суда. Пожары вызвали панику, ответный огонь ослабел, что нам и требовалось. Тогда по очередному сигналу с флагманского фрегата Чёрного Сокола наши корабли произвели перестроение, развернулись другими бортами и продолжили обстрел. Через некоторое время бухта превратилась в сплошной пылающий факел, пламя которого с ужасающей быстротой распространялось во все стороны, а суда королевских псов по очереди взлетали на воздух. Ладьи викингов и суда пиратов-союзников в это время продолжали бомбардировку, по сигналу одновременно производя развороты то одним, то другим бортом к врагу. Береговым батареям тоже доставалось от наших фланговых кораблей.

Пожар в бухте продолжался всю ночь. Только к рассвету мы прекратили вести огонь, по той простой причине, что суда вражеского флота были уничтожены либо сокрушительно повреждены.

Они не ожидали, что мы рискнём ворваться в бухту, за что и поплатились. Мы захватили врага врасплох.

Пиратский флот в этом расстреле, состоявшемся в бухте Портете, практически не имел потерь в кораблях, а из всего личного состава погибли только несколько человек. Потери врага были несравнимо более значительными. Сотни человек убитыми и ранеными, а судов, способных без ремонта передвигаться самостоятельно, осталось не более полудюжины.

Акт противостояния флотов у полуострова Гуахира закончился полной победой пиратского флота над противником, который по численности кораблей, бойцов и пушек намного превосходил пиратов, но был практически полностью уничтожен. Нам было просто некуда деваться, и приходилось уметь побеждать не только в одиночных поединках, но и в общих сражениях.

Королевские дома Европы были потрясены этой победой, достигнутой не числом, а умением.

Без ложной скромности, трезво оценивая свой вклад, могу отметить, что немаловажную роль сыграло моё флотоводческое мастерство, отмеченное пленённым адмиралом, но главным вкладом в успех были отвага и мужество наших воинов.

И, конечно же, не обошлось без благосклонности Удачи.

Эта капризная леди тогда ещё воевала на нашей стороне.


…Наше упорное противостояние всё больше вызывало раздражение и зависть, злобу и ненависть и превращало необходимость обуздания вольного пиратства — и в первую голову уничтожения конкретно флота новоявленных викингов! — в задачу, возведённую в ранг принципа.

И для этого в ход были пущены дополнительные средства, высланы новые корабли, доставлены новые королевские солдаты. На острова, где находились пиратские стоянки, засылались шпионы, наполнявшие умы ложными слухами, для того, чтобы бросать зёрна сомнений, внушать мысли о тщетности усилий тем людям, которые помогали нам, рассорить тех, кто выступал в союзе…

Пролив Мартиника. Остров Сент-Люсия, юго-западнее которого следовали своим курсом оставшиеся на плаву ладьи викингов, обычно являлся театром боевых действий не прекращающегося конфликта между Англией и Францией. Он переходил из рук в руки более дюжины раз, привлекая своей удобнейшей бухтой Кастри.

Поднявшись на палубу отремонтированного после пожара «Вегейра», я осмотрел горизонт, обшаривая поверхность моря внимательным взглядом моряка в надежде встретить ненавистных врагов. Кто-то говорит, что время лечит, но либо не всех, либо я не желал быть излеченным. Ветер становился всё свежее, он изменял направление с восточного на северо-восточный. С правого борта виднелась едва заметная в тумане земля.

Прошло немного времени, когда мне удалось, вооружившись подзорной трубой, заметить, что параллельным курсом двигались несколько судов под французскими флагами. Почти одновременно прозвучало сообщение вперёдсмотрящего.

Мы решили атаковать французский конвой.

И как только наши корабли принялись разворачиваться, в нескольких милях южнее был замечен ещё один парусник, фрегат, который шёл тем же курсом, что и мы. Наблюдатель крикнул:

— Позади парус!

— Да, — ответил я задумчиво, словно самому себе, — да, и он следует нашим курсом… Однако, вместо того чтобы пройти между островами через пролив Сент-Винсент, он направляется к заливу Вьё-Фор и потому потеряет часа два… Либо капитан и штурман не знают этих вод, либо здесь что-то нечисто.

— Он весьма напоминает одного старого знакомца, не находишь? — рядом со мной уже стоял доктор Торнсби. Он вглядывался в горизонт через свою подзорную трубу.

— Вижу… Надеюсь, не он. Его только не хватало!

— И то верно, может быть, это кажущееся сходство. Но даже если это он, вряд ли в одиночку к нам полезет.

— У нас сейчас занятие куда интереснее — вон тот караван. Хотя…

— Доуссон! — крикнул я второму помощнику. — Передать на «Греттир», следовать за мной! Остальным продолжать преследование каравана.

— Нужно разобраться с этим загадочным фрегатом, не хочу оставлять его у нас в тылу, — сообщил я Алану.

Затем отдал команду рулевому менять курс и крикнул Хэнсону, вновь моему первому помощнику:

— Приготовиться к бою!

Ветер уже доносил барабанную дробь с ближайшего французского судна. Но сейчас нам не до торговых судов, ими займутся остальные драккары.

Хэнсон сбежал с мостика на палубу, повторил мой приказ, и тотчас на корабле начали раздаваться резкие команды и пронзительные звуки боцманских дудок.

Каждый воин занимал свой заранее определённый пост. Канониры у своих орудий. Бойцы-абордажники, вооружённые до зубов, заняли места у марсовой мачты. Палубные матросы расположились в конце палубы и у шкафутов. Пушки высвобождались от креплений и выдвигались на огневые позиции…

На мгновение наступила полная тишина.

До фрегата было уже совсем близко, не более полутора миль.

В течение четверти часа корабли продолжали идти вперёд; фрегат не стрелял, и мы на «Вегейре» решили, что бессмысленно расходовать боеприпасы. Производить ответные удары следует только на вызов преследователя. Однако по настроению матросов и собранности офицеров можно было ожидать, что вот-вот начнётся решительная схватка. Миром не разойтись… И действительно, на фрегате вспыхнул огонь выстрелов, раздались два резких хлопка, и ядра из носовых орудий пронзили наши паруса, разрушив две или три снасти.

Тотчас же с нашей стороны последовал ответный залп. Метко пущенные ядра сбили с грот-мачты стаксели, и они, падая, оборвали такелаж. Французский фрегат резко потерял ход, и его команда забегала по палубе и мачтам, пытаясь как-то выправить положение. Корабль никуда от нас не делся бы, и в этот момент раздался предупредительный крик вперёдсмотрящего «Вегейра». Справа по борту ещё судно! Оно появилось из-за мыса Муль-а-Шик и направилось строго на юг. «Вегейр» к нему ближе всех из наших…

Решение я принимал быстро. Этого смельчака, при ближайшем рассмотрении тоже оказавшегося французским судном, атакуем мы, а фрегат пускай берёт на себя «Греттир», следующий за «Вегейром».

— Лево руля! Курс круто к ветру! Предупредительный выстрел поперёк курса! Сигнал, лечь в дрейф!

Ответом нам был пушечный выстрел.

Огрызнувшись, они продолжали двигаться. Дерзкие парни!

— Ещё «француз», — сказал Том Хэнсон. — Слушай, тут французов больше, чем в Париже!

— Я не собираюсь носиться за ними по всем морям. Сами напросились, теперь пусть получают, — проворчал я и громогласно скомандовал: — Пушки справа по носу! Огонь! Целься в рангоут, мачты ему сейчас дороже людей!

Капитан ещё одного французского судна, бригантины, сделал всё, чтобы избежать абордажа. Но в итоге эта «Ла-Рошель», измученная заданной скоростью погони, словно раненый зверь, решила сама броситься на охотника. Настал момент, когда бригантина замедлила ход и начала обстрел «Вегейра».

В течение четверти часа огонь продолжался с обеих сторон. Пространство между убегавшим и догонявшим кораблями было окутано дымом, из-за этого пушки стреляли почти наугад. Беглец находился дальше от берега, и над дымом видны были разве что верхушки его мачт. В это время «Греттир», следовавший по ветру, оставался вне дымовой завесы и разбирался с фрегатом, которому мои пушкари так удачно сбили такелаж, лишив хода. Увы, это всё же оказался не тот фрегат, который нам бы всем очень хотелось повстречать. Всего лишь похож, такой же тёмный корпус, а паруса настолько грязные, что белыми давно перестали быть…

Когда я решил, что перестрелка нанесла достаточный урон, последовало моё приказание ставить паруса на грот-мачту. Как только приказ был выполнен, «Вегейр» тронулся с места и сблизился с правым бортом французской бригантины, преградив ей путь. Французы уже не могли маневрировать, так как их паруса были повреждены. Десятки пушечных снарядов обрушились на них, и беглецы уже не могли ответить на лавину пушечного огня и ливень пуль. Наша огневая мощь одолела их стремление удрать.

По бушприту на бригантину, оттесняя друг друга, устремились наши абордажники. Напрасно французские моряки встретили их мушкетными залпами. Участь убегавших была предопределена… Мои славные викинги уже решили было, что одержали окончательную победу, как вдруг раздался отчаянный вопль:

— Все на палубу! Пожар!!

В этот же миг из люков «Ла-Рошели» повалил густой дым. Какая-то из бомб, отправленных нами по французам, попала не в парусное вооружение, а в трюм, и угодила во что-то горючее. Прошло совсем немного времени, и пламя вырвалось из трюма, стремясь распространиться по всему судну.

На миг всё остановилось, люди застыли, но затем вновь разгорелся бой, схватка насмерть в нестерпимом и дымном чаду. Но длилась она недолго, раздался громовой голос Ларса:

— Все на борт «Вегейра»!!!

Пираты, прыгая с борта на борт, мгновенно покинули бригантину. Мэтью с несколькими смельчаками прикрывали отступление.

Ядра и гранаты вновь обрушились на обречённых французов. Тем из наших, кто ещё оставался на борту «Ла-Рошели», были переброшены швартовочные тросы… Мэтью Ларсон поднялся на борт последним.

Сквозь шум смертельной битвы мне едва удалось докричаться до моих отважных парней:

— Вперёд левым бортом, поднять кливер, спустить грот, штурвал на правый борт!

Хотя все приказы, поданные моим звучным, наработанным за годы плаваний голосом, мгновенно исполнялись проворными матросами нашей палубной команды, оставшиеся в живых французы всё же пытались помешать судам разъединиться. Но, к их сожалению, они не успевали за моими викингами. «Вегейр», вздрогнув всем корпусом, мощным рывком оторвался от бригантины и начал удаляться.

Затем с палубы нашего фрегата стало возможным наблюдать ужасное зрелище. Пожар на «Ла-Рошели», не потушенный вовремя, продолжал разгораться. Несчастные раненые французы бросались в море, умоляя о помощи.

Мне, видя, как они погибают, приходилось бесстрастно взирать на мучения. Раньше я приказал бы спустить шлюпки на воду и подобрать всех тонущих… Однако не мы развязали эту войну. Любой выживший будет нам мстить. Мы не можем себе позволить увеличивать число снедаемых ненавистью врагов.

На море воцарилась картина страшного бедствия. Французам удалось спустить две свои шлюпки, они поплыли прочь от горящего корабля, часть матросов вплавь устремилась вслед лодкам.

Неподвижная, окутанная дымом бригантина горела как факел.

Ещё несколько минут, и раздавшийся страшный взрыв расколол судно пополам. Образовался дымящийся кратер, облако пламени и дыма устремилось в небо, и можно было видеть, как падали в кипящее море обломки мачт и снастей.

Бессмысленное ли геройство экипажа французской бригантины или недалёкость её капитана — но в итоге беглецам не удалось уйти от преследователя.

Только об этом думал я, когда отдавал приказ навести орудия «Вегейра» на две уцелевшие шлюпки с бригантины.

Мы больше не могли щадить тех, кто ни за что не пощадил бы нас.

* * *
В середине следующего месяца мы покинули Мартинику, куда заходили за пресной водой, и через три дня увидели северную оконечность острова Тобаго. Так как ветер по большей части оставался попутным, мы прошли мимо островов Чакачакаре, Монос, Гаспар-Гранде и других, направляясь дальше к Тринидаду, где планировали провести два или три дня, чтобы заготовить свежее мясо для пропитания. На одной солонине недолго и до цинги доплаваться.

Подойдя к Тринидаду, мы отдали якоря неподалёку от мыса Куриапан, у юго-западной оконечности острова, испанцы ещё называют его Пунто-де-Гальо. Затем повернули на северо-восток. Чтобы пройти мимо города, который испанцы именуют Пуэрто-де-лос-Испаньолес, а местные жители — Конкерабиа, я распорядился поднять испанские флаги на мачтах наших судов.

Окончательно расставшись с кораблями пиратов-союзников, мы, восемь драккаров, продолжали держаться вместе, курсируя всем флотом. Разделиться на малые эскадры в планы дружины Чёрного Сокола пока не входило.

Высадка на берег острова была осуществлена в районе достаточно безлюдном, изобилующем дичью и тропическими фруктами.

Мы находились там уже четыре или пять суток и за всё это время не встретили ни одного человека. Хотя на побережье не раз видели огни, когда шли вдоль самой береговой линии, от мыса Карао к Куриапану.

Пока экипажи пополняли запасы провизии, я в компании Хэнсона, Килинга, Торнсби и ещё пяти соратников решил пройтись вдоль берега по суше. Это была единственная возможность встретить кого-либо из местных жителей, а также разузнать подробности о реках, источниках пресной воды и гаванях острова. Мы прошагали несколько миль пешком, но индейцев так и не встретили. По пути обнаружились несколько ручейков пресной воды. Разведав местность, наш маленький отряд вернулся обратно. Позднее драккары продвинулись вдоль берега, и мы пополнили водяные запасы. Отсюда мы перебрались в другую бухту, называемую туземцами Пиче, а испанцами Тьерра-де-Бреа. Этими сведениями поделился один из парней с «Сигурда», он раньше бывал на этом острове и общался с местными. «Моллнир» и «Новый Сольвейг» были посланы на разведку…

Завершив дела на Тринидаде, мы сняли драккары с якорей и взяли курс через пролив Бока-де-ла-Сьерпе к Атлантическому океану, далее намереваясь направиться к острову Барбадос. Но не успели преодолеть и полусотни миль, как на горизонте показалась громада скопления парусов. По всему было видно, что поджидали нас уже давно, и расположились основательно, как охотники у волчьей норы.

Враги откуда-то знали, что мы здесь пройдём. Что было невероятно, однако как иначе объяснить эту подготовленную встречу?! Часть вражеских судов расположилась вдоль побережья, другая часть закрывала выход из пролива. Укрепления на берегу свидетельствовали о том, что некоторое количество пушек было переправлено на сушу с целью соорудить мощную береговую батарею.

Хотя ещё две недели назад один из наших фрегатов ходил на разведку, побывал в портах и принёс сведения, что в район Гренады направляются патрульные суда европейского флота, появление именно в этом районе такой мощной эскадры было неожиданным и неприятным сюрпризом.

Соотношение военных сил складывалось не в пользу нашего флота, королевские псы по численности судов и артиллерийскому вооружению превосходили нас примерно в два раза.

Солнце медленно клонилось к закату. С заходом солнца в этих широтах наступает кромешная тьма. Без переходных сумерек.

Преодолевая сильное встречное течение, драккары викингов медленно продвигались вперёд.

Я оценил обстановку и воспользовался заминкой, приказав ещё больше сбавить ход и подать сигналы другим кораблям готовиться к бою. На всякий случай. Хотя скорее всего сегодня бой уже не состоится. Так подсказывал мне внутренний голос. Ещё одна ночь отсрочки, но завтра вновь продолжится игра в догонялки со смертью…

В конце концов я повёл флот Чёрного Сокола по направлению к побережью, чтобы успеть занять удобную позицию ещё до наступления темноты. Выстроившись в колонну, корабли викингов двигались на юго-восток, вдоль береговой линии. У штурвала идущего в авангарде «Вегейра» стоял Бьорн Снорри.

Драккары благополучно миновали пролив и, насколько было возможно, приблизились к берегу. Вскоре наш флот бросил якоря в трёх милях от королевских судов, которые к ночи подтянулись ближе к мысу, под защиту береговой батареи.

На удивление, европейцы как-то вяло ожидали пиратов, не вели разведывательных действий и даже не обеспечили свою стоянку дозорными кораблями. Поэтому не смогли вовремя обнаружить подход флота противника, появившегося на закате. Почему так случилось, так и осталось загадкой. Возможно, их новый адмирал проявил излишнюю беспечность. Непростительную для флотоводца.

Но у королевских флотов это было извечной напастью: на одного хорошего командира обычно приходилось трое-четверо плохих. Уж мне ли не знать, насколько спесивы и самоуверенны дворяне, вне зависимости от национального происхождения…

После полуночи, когда серп луны показался к югу от острова, с других фрегатов Чёрного Сокола на борт флагмана начали прибывать шлюпки. Когда капитаны собрались, состоялся совет, на котором мы решали, как выкручиваться из создавшегося положения. Просто так, убраться восвояси, мы не желали. Наутро предстояла новая схватка за право быть живым и прокладывать курс по своему усмотрению. Решение нашлось не сразу, но обещало сюрприз для врага.

Едва рассвело, европейские корабли выстроились таким образом, чтобы постоянно находиться под защитой береговой артиллерии. Командующий неприятельским флотом, даже не допуская мысли, что пираты могут атаковать со стороны берега, приказал подготовить корабельную артиллерию, расположенную только с борта, противоположного берегу. Мы же вопреки привычной для морских сражений логике приняли решение скользнуть между береговой линией и королевскими кораблями и нанести по ним мощный артиллерийский удар. Именно с той стороны, с какой неприятель огня никак не ожидал. Кроме того, этот манёвр обеспечивал викингам более выгодное подветренное положение и позволял уничтожить пушки врага, установленные на берегу.

Используя полное замешательство от неожиданно совершённого манёвра, флот Чёрного Сокола начал атаку с походного строя, вклинился между берегом и неприятельской эскадрой и по команде единым залпом смёл с лица земли береговые укрепления и заодно нанёс немалые повреждения королевским морякам на судах. Среди людей противника началась паника, несогласованные действия привели к ошибкам, и в результате многие суда поломали рангоуты, повредили паруса и снасти.

С большим трудом командующему европейским флотом удалось навести порядок и выстроить парусники в боевую линию. Мой «Вегейр» занял в это время центральное положение, откуда я и управлял боем.

Завершив построение после удачно выполненного манёвра, я приказал атаковать эскадру противника, сосредоточив главный удар на флагманском корабле. Было вовремя замечено, как флагман «Виктория» с группой судов попытался охватить головные корабли нашего атаковавшего флота полукольцом и взять драккары в два огня. Покинув строй по моей команде, «Вегейр» обогнал авангард и устремился за «Викторией», просигнализировав всем драккарам сомкнуть строй и продолжать бой с противником.

Этот бросок оказался решающим в сражении и впрямую сказался на исходе боя.

С каким бы отчаянием ни боролись европейцы, всё же они не сумели выдержать сокрушительного огня нашей артиллерии. Постепенно один за другим повреждённые суда выходили из боя. Теперь я приказал поднять все паруса, и «Вегейр», вспенивая форштевнем воду, помчался навстречу вражескому флагману. Усилившийся ветер сильно кренил мой драккар, волны то и дело захлестывали бак. Открытые порты грозно ощетинились жерлами пушек. Мачты, стеньги и реи гнулись и протяжно скрипели. «Вегейр» размерами несколько уступал флагманскому фрегату врага, однако вполне мог потягаться с ним в маневренности и огневой мощи. Я внимательно следил за тем, как королевский корабль, лавируя длинными галсами, борется с ветром и течением.

Тем временем «Вегейр», описав широкую дугу, вышел на траверз[27] «Виктории» и теперь летел в фордевинд.[28] Над круто выгнутыми парусами развевался флаг с силуэтом стремительно летящего сокола. Борт «Вегейра» выплюнул одиночный столб пламени, и облачко порохового дыма пронеслось вдоль борта корабля. Перед самым форштевнем флагмана противника ударилось о воду ядро, запрыгало, как заяц, по поверхности и исчезло в волнах. Я требовал убрать паруса, спустить флаг и сдаться на милость победителей.

В следующий момент «Виктория» отвернула на несколько румбов.

Флагманский фрегат королевских сил быстро приближался, пока ещё не подозревая, что мчится навстречу своей гибели. Грянул бортовой залп «Вегейра» — и почти все ядра угодили точно в ватерлинию флагманского корабля. Мастерство наших канониров было выше всяких похвал! Единственный ответный залп, который успел сделать королевский корабль, пришёлся в такелаж «Вегейра», крепкий бриз засвистел в продырявленных парусах, некоторые из них лопнули под его напором, но ход наш драккар не потерял.

Европейский фрегат начал быстро тонуть, заваливаясь набок, и в считаные минуты ушёл на дно, утащив с собой весь экипаж. Это давало «Вегейру» короткую передышку для работы такелажного мастера и его подручных. Словно обезьяны, матросы карабкались по вантам наверх, сплеснивали разорванные концы, рубили болтающиеся на ветру канаты. Рядом с ними споро бок о бок работали матросы, менявшие изодранные паруса на новые. Давно уже им не приходилось так стремительно управляться со своей работой.

Над волнующимся морем продолжали греметь залпы. Сцепленные цепями ядра в клочья рвали паруса, раскалённые ядра вгрызались в дубовую обшивку кораблей. Кругом царили смерть и разрушение. В зияющие пробоины со зловещим урчанием устремлялась вода. Яростный ливень картечи хлестал по палубам.

Капитаны европейских кораблей наверняка призывали на головы пиратов все небесные кары, но их господь вседержитель в этот день уступил нашим небесным покровителям по всем фронтам.

Я спокойно стоял на квартердеке, командовал сражением, приказывая сигнальщикам отдавать те или иные сигналы. Изредка поглядывал в сторону парусов «Вегейра», ожидая, когда такелажник со своей командой закончит с фок-мачтой, чтобы дать команду продолжать движение.

Солнце перевалило за полдень. Люди моего флота сражались уже несколько часов, непрерывное маневрирование и артиллерийская стрельба отнимали все силы. Пора было покончить с этой суетой.

Разделавшись с флагманом, я приказал развернуться и взять такой курс, чтобы «врезаться» прямиком в середину вражеского флота. Самый крупный из оставшихся неприятельских кораблей — тридцатишестипушечный английский фрегат — попытался занять выгодную для атаки наветренную сторону и на несколько секунд повернулся к «Вегейру» своей широкой кормой. И в тот же момент последовал залп всех пушек нашего правого борта. Восемнадцатифунтовые ядра ударили прямо в кормовые окна англичанина, разнеся в щепки всё внутри. Тотчас же я приказал развернуться, чтобы ударить по англичанину из орудий левого борта.

Окончательно смяв боевой порядок неприятеля, викинги обратили королевских псов в беспорядочное бегство. Только близящаяся ночь и надвигающийся шторм спасли их от полного разгрома.

Отправляясь за океан и прибыв в Новый Свет, европейские моряки не сочли важным предварительно изучить своего нового врага. Карибские «самозваные» викинги в их представлении не были серьёзным противником. И королевские прислужники, себе на беду, продолжали упорствовать в заблуждении, несмотря на то, что мы уже подали им немало красноречивых примеров нашего военного превосходства. За эту фатальную недооценку врага европейцам пришлось расплачиваться кораблями и жизнями.

Общие потери европейской стороны составили пять кораблей и несколько сотен человек, в то время как флот Чёрного Сокола пострадал намного меньше — один драккар и полторы сотни воинов. Остальные ладьи получили повреждения и понесли некоторые потери личного состава, особенно сильно пострадал «Гринальв», однако всё это не шло ни в какое сравнение с утратой «Стейнмода», фрегата под водительством капитана Свенсона. Но что поделать, боги войны неизбежно забирали своих жертв…

Такой небывалый успех и разгромная победа были бы просто невозможны без превосходства маневренной тактики нашего флота и флотоводческого искусства наших капитанов, применявших в бою немало новых, неожиданных тактических приёмов. И, конечно, немаловажную роль сыграло воинское мастерство нашей дружины, особенно пушкарей.

Но решающий вклад в успех вносила истовая вера викингов флота Чёрного Сокола в то, что, пока с нами копьё Одина, победа нам обеспечена. Что наши небесные покровители ещё не отвернулись от нас.

И мы, викинги Карибского моря, взаправду, горячо и безоглядно верили, что наше будущее так или иначе зависит исключительно от волеизъявления норманнских богов Асгарда.

А что ещё оставалось нам, фактически один на один бившимся со всем Старым Светом…

МОРЕ НА ВСЕХ ОДНО

Погожим днём в водах, омывающих юго-западное побережье Кубы, на самом горизонте появился едва заметный парус. Постепенно ускоряя своё движение, он приближался к острову Пинос, по мере приближения вырастая в полное парусное вооружение корабля. Следом за ним показались второй, третий корабль, затем ещё и ещё, пока не набралось семь, и все они, издали смахивающие на стаю белых чаек, летящих над морской гладью, стремительно мчались к берегу.

Солнце клонилось к горизонту. Море было спокойным, волны, едва колебля поверхность моря, плавно набегали на прибрежные скалы. Попутный ветер упруго надувал паруса, и корабли вполне могли быстро добраться к берегу и беспрепятственно пристать к нему, чтобы высадить людей.

Однако случилось иначе. Когда парусники были уже совсем близко, резкий крик матроса, замерявшего глубину, возвестил, что она опасно уменьшилась, и лучше бы поскорей отдавать якоря. Корабль, возглавляющий строй, словно конь, почувствовавший узду, вздрогнул и замедлил ход. Раздался скрежет цепей, послышалась команда боцмана, потом удар якоря о воду, и флагман закачался на волнах.

Остальные парусники повторили тот же маневр, и вскоре все они встали на якоря в двух кабельтовых от берега, поросшего мангровыми зарослями.

На квартердеке первого корабля капитан внимательно наблюдал за всеми эволюциями и лавированиями. Едва прочие корабли встали на якорь, он отдал приказ, и в тот же миг на грот-мачте флагмана взвились вымпелы. Остальные парусники немедля спустили на воду шлюпки, в которые сошли гребцы и капитаны, и лодки на вёслах устремились к флагманскому кораблю. Все они подошли почти одновременно, и капитаны поднялись на борт.

Конунг Джон Ульвссон, адмирал этой эскадры, пригласил к себе капитанов, чтобы выработать план дальнейших действий…

Примерно такими словами можно было бы описать наше прибытие к берегу острова, который нередко служил пиратам прибежищем. Настоящий город, как на Тортуге, здесь не появился, но в этих водах южней Кубы, расположенных поблизости от Юкатанского пролива, весьма сподручно было перехватывать торговые суда. Но главное, ни на каком другом острове Карибского моря не росли такие великолепные сосны, только здесь. Лучшего же дерева для ремонтных работ не сыскать!

Несмотря на потери, мы всё ещё располагали внушительными силами. Теперь нам предстояло решить судьбу испанского торгового каравана, который ожидался вскоре, для чего выбрать время и место сражения с тем, чтобы играть на «своём поле».

Рассчитывать на совместные действия с другими карибскими пиратами, многие из которых уже пошли на корсарское соглашение с королевскими псами, мы более не желали. Даже с теми, которые вроде бы продолжали ещё противиться диктату Старого Света.

Как и положено истинным викингам, впредь мы рассчитывали исключительно на собственные силы.

И на свою Удачу.

Карибские викинги более не намеревались ни с кем разделять благосклонность небесных покровителей.

Для нас подобного исхода — пойти на мировую с врагом и превратиться в «прирученных» корсаров — не существовало.

Мы — не просто пираты.

Мы — корсары Одина.


— Как сообщили лазутчики, караван вскоре должен проследовать к острову Эспаньола, — начал я совет. — Военные будут конвоировать торговые суда, нагруженные золотом, которые отправляет за океан вице-король Новой Испании. Кроме того, им поручено сопровождать суда с богатым грузом, следующие из Маракайбо в Санто-Доминго и Веракрус. Нам нужно быть готовыми к неожиданностям, и я хочу ознакомить вас со своими планами.

Мои славные соратники, внимательно смотревшие на своего конунга, целиком превратились в слух.

— Мы будем дожидаться их здесь, укрывшись за мысом в бухте Сигуанеа, и постараемся использовать любой удобный случай, чтобы нанести удар. Если судьба нам поможет, отлично! Если же что-то не сложится, тогда можно сделать вот что. Выждав, пока испанцы направятся к берегам Юкатана, или в Веракрус, или куда-то ещё, мы нападём на Панаму или на Картахену, а там будет видно. Согласны?

— Да, да, — согласились мои воины.

— А пока предлагаю наш флот разделить на две части. Одна двинется впереди испанских кораблей, отвлекая их внимание. Возглавит первый отряд Бутен. Вторая флотилия, командование над которой приму я сам, пойдёт на захват островка Пуэнто-Кальос. Там будет наш главная база, оттуда мы сможем проводить операции против испанцев. Каждое захваченное испанское судно — двойной удар. И по испанцам, и по их врагам, в первую очередь по англичанам. Эта добыча уже точно не достанется им.

— Согласны, — одобрили мои предложения побратимы.

Они-то знали, что все идеи я тщательно обдумываю, прежде чем изложить, и учитываю все резоны.

— Таким образом, вице-адмиралом назначаешься ты, Бутен. Отбери себе требуемые драккары, два или три, — обратился я к верному соратнику, — действуй так, как было сказано, и по выполнении возвращайся на Пуэнто-Кальос, к тому времени он станет нашим. Если ветер будет попутный, лучше поднять якоря до рассвета. Есть вопросы?

Бутен сказал:

— Нет, Джон.

Все молча покивали головами, затем встали и, разойдясь по своим шлюпкам, вернулись на драккары. Борт «Вегейра» пока что, дожидаясь дополнительных указаний, не покидал только Бутен.

— Хочу ещё кое-что уточнить, — обратился к нему я, — твоя задача заключается не только в том, чтобы отвлечь внимание противника. Ты должен, брат, кроме этого, разослать людей в том порту, где будет стоять флотилия, чтобы они собрали все возможные сведения, сколько у противника сил, как они подготовлены, вооружены, какие планы у адмирала, в общем, всё, что можно выяснить.

— Постараюсь, — ответил Бутен. — У меня в экипаже есть человек, который смахивает на испанца и лопочет по-ихнему что надо. Он сможет поступить на службу к ним и войти в доверие.

— Но разве это возможно?

— Он должен попытаться. Если погибнет, такова уж воля Одина. Если всё выполнит, значит, не зря парня назвали Счастливчиком Бачо. Это один из моих гребцов в лодке, я сейчас его позову.

Оставив меня на несколько минут, Бутен вскоре вернулся вместе с Бачо. Это оказался метис среднего роста, лет двадцати пяти, смуглый, темноволосый, с чёрными, ничего не выражающими глазами. Одет он был, как и все мы, во что придётся, и вооружён до зубов современным оружием, но главное своё сокровище, настоящий меч викингов, бережно прижимал к боку. Заслужил воин, сразу видно, боец не последний в экипаже старины Бутена.

— Вот он, — сказал Бутен.

Я окинул испытующим взором лицо полукровки, который стоял передо мной, смело отвечая взглядом на взгляд.

— Он что-нибудь смыслит в морском деле? — спросил я капитана «Греттира».

— Парень превосходный моряк, кроме того умён, находчив, и у него есть причина ненавидеть испанцев из метрополии. Не менее серьёзная, чем у каждого, кто побывал рабом.

— Как тебя зовут, напомни?

— Счастливчик Бачо, адмирал, или просто Бачо.

— Хорошо. Брат-викинг, ты можешь очень сильно помочь всем нам.

— Погибнуть в бою — честь для воина, — ни мгновения не колеблясь, ответил метис.

— Воистину, Счастливчик. Да пребудет с тобой дух Одина.

— Мы можем идти? — спросил Бутен.

— Да, и до встречи на берегах, к которым нашим драккарам ещё предстоит прибыть!

— Идём, — сказал Бутен, обращаясь к Бачо. — Мы отплываем немедля.

— Прощай, конунг, — сказал мне воин, уходя. — Я не подведу дружину.

Я запомнил его чёрные глаза, в которых появился тёмный огонь, не сулящий ничего хорошего врагам викингов. Быть викингом — это состояние души, не только чистота крови, текущей в жилах. Наши братья из племени острова Дракона — лучшее тому подтверждение. Но викингами дружин наших предков нередко становились и воины совершенно иных кровей, если в бою подтверждали свои отвагу и доблесть.


…Ночь царствовала на морских просторах. В безлунной темноте раздавались отрывистые команды, скрип снастей, шорох парусины. Когда блеснули первые лучи дневного светила, все корабли уже давно находились в пути, лишь на горизонте едва можно было различить удалявшиеся паруса.

Я не ошибся, когда сказал, что вскоре жители острова Эспаньола увидят у своих берегов военную эскадру, которая сопровождала торговые суда, направлявшиеся в Новую Испанию.

Испанская эскадра собиралась бросить якоря ненадолго. Прошёл слух, что их целью является не только охрана судов, но также преследование и уничтожение пиратов, в последнее время проявлявших особенно враждебные действия против испанского флота.

Жители острова Эспаньола были встревожены оживлением пиратской вольницы, и многие ждали надёжной охраны, чтобы переселиться в другие края. Теперь им представился удобный случай, и немало семейств собирали вещи, чтобы обосноваться на континенте, в Мексике или на побережье Тексаса.

В порту царила обычная суета. Лодки и каноэ бороздили воды залива по всем направлениям. Набережная была заполнена толпами зевак, а на палубах торговых судов неутомимо сновали экипажи и грузчики. Лишь на палубах военных кораблей не видно было матросов. Только часовые стояли на постах, неподвижные, как истуканы, и с виду равнодушные ко всему, что происходило вокруг них.

Волны то мягко, то с неожиданной силой бились о борта кораблей, соскальзывали с них потоками пенящейся воды и вновь продолжали свой извечный бег к линии границы между сушей и морем.

Миновало какое-то время, и корабли один за другим стали распускать паруса. Вскоре эскадра, украшенная парусами, наполнившимися ветром, которая до сих пор напоминала заболоченный лес, стала походить на белых павлинов, распустивших хвосты.

Грянул залп — сигнал к выходу из гавани, и парусники двинулись вперёд, оставляя за собой кипящие пенистые следы, которые долго ещё отмечали пути уходящих кораблей. Свежий бриз надувал паруса, корабли скользили по волнам, грациозно ныряя в волну. Такое отплытие считается у моряков хорошим предзнаменованием. Земля постепенно исчезала на горизонте, туда же спешило спрятаться солнце, клонящееся к западу, как вдруг впереди испанской эскадры внезапно появились несколько чужих кораблей.

Они выскочили из-за высокого рифа, развернулись и далее следовали тем же курсом параллельно, что наверняка заметно действовало на нервы испанцам.

Это первая флотилия под командованием Бутена начала маневрировать, согласно полученному приказу.

Корабли второй флотилии следили за флотилией Бутена и караваном испанцев, не показываясь из-за рифа.

Я и мои помощники находились на мостике «Вегейра». Вдруг вдали сверкнула молния, как бы возникшая в глубинах океана, и следом за ней над волнами прокатилось эхо.

— Что это?! — воскликнул Торнсби. Доктор вместе с нами, офицерами, не покидал мостик «Вегейра».

— Сигнал, — спокойно ответил я. — Испанские корабли следуют курсом, параллельным с нашими драккарами… Думаю, что капитаны «испанцев» не сходят с мостиков своих судов, а все матросы напряжённо прислушиваются к ночной мгле.

Прошло несколько секунд, затем один за другим прозвучали ещё три пушечных выстрела, и снова всё смолкло.

— А это что значит? — спросил Алан.

— Что корабли каравана заметили нашу флотилию, — ответил на этот раз Хэнсон.

— А кто дал этот сигнал?

— Один из наших драккаров. Думаю, что «Моллнир», арьергардный.

Мы стояли, не шелохнувшись, прислушиваясь к ночному морю. Снова раздался выстрел, затем второй, а после минутного перерыва ещё пять выстрелов подряд.

Сигналы раздавались над волнами и следовали один за другим.

— Чего они там «разговорились»? — наверное, в эти минуты вопрошали друг у друга испанские офицеры на судах каравана.

— Уверен, просят разрешения своего предводителя продолжать преследование, — говорил кто-нибудь, наиболее догадливый. — Сейчас в ответ раздастся, что преследование разрешается.

И, словно подтверждая правоту догадливых, в ночи послышались ещё несколько выстрелов с разными интервалами.

Это был мой ответный приказ.

Так прошло около получаса. Ещё пройдёт какое-то время, и наступит полная темнота. Но вот прозвучал сигнал, после которого Хэнсон в удивлении поднял голову, а Доуссон недоумённо пожал плечами и развёл руками. Я бы тоже сделал так, но мои офицеры уже всё сказали своими жестами.

Это был один выстрел, потом три, потом ещё три.

— Что случилось? — спросил доктор.

— Противник лёг на другой галс, — пояснил я.

— Ты думаешь, они хотят сражаться? — спросил Томас.

— А зачем же тогда им менять галс? Разве что они захотят сдаться…

— Это вряд ли.

— Ещё сигнал? — спросил Алан.

— Да…

С флагманского корабля Бутена вновь слышались выстрелы.

— Наконец-то! — выпрямившись во весь рост, сказал я и отдал приказ: — Принять боевой порядок! Испанцы атакуют.

Тут же прозвучал сигнал боевой тревоги, и на кораблях второй флотилии всё пришло в движение. Словно призраки в сумраке, двинулись четыре драккара, стремясь занять назначенные им места, и вскоре, несмотря на сгущавшиеся сумерки, можно было понять, что боевой порядок образован.

В этот момент, разорвав тишину, до «Вегейра» и трёх остальных драккаров донеслось звучное эхо первого пушечного выстрела, уже не сигнального, а боевого.

— Теперь-то завяжется настоящее дело! — обрадовался я предстоящей битве. В следующую минуту новые пушечные выстрелы сообщили нам, что:

— Противник идёт в крутой бейдевинд! — воскликнул Хэнсон.

— Всем приготовиться! — скомандовал я.

Там, за рифом, мористей, три наших корабля первой флотилии оказались лицом к лицу с врагами.


…Когда испанский адмирал понял, что это пираты, а не военные корабли англичан готовятся к нападению, то немедля дал приказ своим судам, идущим кильватерной колонной под ветром, принять боевой порядок. Не зная толком ни сил, которыми располагал неприятель, ни даже точного числа кораблей, он решил атаковать первым, чтобы не оказаться в незавидном положении, вынужденный отражать нападение.

В морской тактике, так же как и в пехоте, эта операция зовётся быстрым развёртыванием. Авангард эскадры ложится в дрейф, затем её центр и колонна, идущая с наветренной стороны, подтягиваются и тоже ложатся в дрейф, пока не подоспеет подветренная колонна и не установится общая линия. При быстром развёртывании каждое судно стремится занять своё место, не дожидаясь тех, кто отстал, но уступая путь тем, кто подходит вовремя. Этот манёвр применяется лишь в самых крайних случаях, когда непосредственно возникшая опасность не даёт времени установить другой боевой порядок.

Известность, которую приобрели карибские пираты своими дерзкими и смелыми налётами, заставляла испанских адмиралов принимать все меры предосторожности против неизвестных морских бродяг, превративших свой флот в несокрушимую морскую державу.

Подготовка к сражению на испанских судах шла с величайшей поспешностью. Солдаты и матросы были разбиты на отряды, и каждый занял своё положенное место. Расчёты канониров становились у тридцатишестифунтовых, восемнадцатифунтовых и двенадцатифунтовых пушек. Старшие канониры с помощниками стояли наготове у пороховых погребов.

На шканцах флагмана командующий эскадрой военных кораблей и караваном грузовых судов, окружённый своими офицерами, наблюдал за штурвалом и сигналами флажков и фонарей. Часть артиллерийской прислуги и палубной команды, люди, расставленные в разных местах, готовились переносить убитых и раненых, остальные рассыпали в пороховом погребе порох по мешкам и подносили их к люкам. Боцманы со своими людьми расположились на баке и на шканцах. Передовые отряды, которым надлежало идти на абордаж или отражать врага, в мрачном и грозном молчании получали кто ружья, пистолеты, сабли, ручные гранаты и пороховницы, кто абордажные багры, пики, концы троса с крючьями и топоры.

На всех остальных кораблях тоже вовсю велась подготовка, все действия совершались в глубокой тишине. Сооружались парапеты, освобождались от цепей и готовились к бою пушки, складывались запасы пуль, ядер и картечи.

Когда всё было подготовлено, капитан «Санта-Катарины» и адмирал конвоя сделали последний обход, затем командиры подразделений громкими голосами напомнили, что каждый, кто проявит трусость, покинет свой пост или не подчинится приказу, будет расстрелян на месте. Захлопнулся люк порохового погреба, и все застыли неподвижно в ожидании боя.

Командующий находился на баке вместе с первым помощником капитана. Хотя он никогда не был трусом, все эти приготовления не могли не взволновать его. Он знал железный характер и несгибаемую волю пиратов, видел дисциплину и решимость испанских матросов и понимал, что, кто бы из них ни пошёл на абордаж, сражение будет жесточайшим.

Ночные тени коснулись лёгким покрывалом сначала волн, потом нижнего края облаков. Наконец последний лучик солнца померк, и только искринки света время от времени нарушали печальный сумрак моря, прорывая чёрный бархат, окутавший весь мир.

Пристально всматриваясь в морскую даль, пытаясь проникнуть взглядом сквозь укрывавший её мрак, испанский вельможа ждал первого выстрела.

Все корабли эскадры подняли условный сигнал — связанные между собой две реи с фонарём на каждом конце.

Пиратская флотилия, паче чаяния, не подавала ни одного сигнала. Кораблей противника вообще было не разглядеть во мраке…

Испанский адмирал продолжал свои наблюдения. Внезапно блеснул огонь, совсем близко грянул выстрел, и ядро пронеслось среди мачт «Санта-Катарины», срезав канат, на котором держался флаг. В тот же миг корабль содрогнулся, один из его бортов, охватило пламя, и испанские ядра полетели в ответ на приветствие пиратов.

Так началась ожесточённая ночная перестрелка: пираты ответили на залп, и вскоре почти вся линия испанских кораблей открыла яростный огонь.

Рассвет встречали в пороховом дыму. Упавший флаг «Санта-Катарины» снова взвился над мачтой испанского флагмана. Дневной свет придал бодрости приунывшим было испанцам.

Многие из тех, кто презирает смерть при ярком свете дня, трепещут, встретившись с нею под покровом ночи. Поэтому корабли всю ночь предпочитали обстреливать пиратов, не подпуская к себе, но идти на абордаж никто не решился.

Наступивший день не сулил ничего хорошего. Море было таким спокойным, будто оно внезапно решило превратиться в пруд, — ни ветерка, ни тучки. Мёртвый штиль своими цепкими удушливыми объятиями захватил парусники в плен.

Солнце поднималось, заставляя водную поверхность сверкать золотистыми бликами. Вяло обвисли паруса. Клубы пушечного дыма, окутавшие корабли, держались в воздухе, словно мутные, огромные мыльные пузыри, едва заметно рассеиваясь тяжёлыми клочьями. Обе вражеские эскадры застыли друг против друга на расстоянии пушечного выстрела, будто одновременно наскочили на мели.

Однако на кораблях обеих эскадр понимали, что страшней, чем сражение с врагом, может быть лишь борьба со стихией. Все понимали, что это мрачное затишье почти наверняка предвещало бурю. Тёмно-синее небо, прозрачные серо-зелёные воды моря, подёрнутый лёгкой дымкой горизонт… Взгляды всех моряков устремились на поверхность моря, пушки стихли, как будто смысл перестрелки внезапно потерялся, утонул в воде, на которой даже волн почти не было видно.

И вдруг одновременно охваченные общей на всех тревогой, словно повинуясь приказанию одного адмирала, и пираты, и испанские моряки стремительно приступили к выполнению манёвров.

Раздались команды, по сути одинаковые для всех, все паруса были спущены, все рифы забраны. На кораблях уже убирались последние остатки парусов, когда над морской гладью пронёсся лёгкий порыв свежего ветра. Это был воздушный поцелуй — предвестник бури.

В одну минуту морская глубь закипела, и тысячи мелких волн, увенчанных барашками пушистой белой пены, разбежались в разные стороны с тихим злобным урчанием, постепенно перераставшим в глухой грозный рёв. Воздух на горизонте начал сгущаться. Буря уже приближалась, и убежать от неё маленькие кораблики не успевали при всём желании.

Налетевший ветер запутался в снастях, которые ответили ему протяжным стоном. Тросы заныли, завыли и загудели каждый на свой лад, но так зловеще, словно предчувствовали и предсказывали опасность и смерть.

Началась борьба со стихией, и бой между людьми прекратился. Солнце померкло и скрылось в грязно-сером тумане, который, постепенно сгущаясь, превратился в тяжёлые, низко нависшие грозовые тучи причудливых форм и окрасок. Взбитую перину аспидно-чёрных туч прорезали потоки воды и зигзаги молний.

Громада туч, не в силах больше парить в воздухе, стремилась опуститься как можно ниже, прилечь на море. Буря сходила с высоты — неотвратимая, неизбежная, угрожающая. Повеяло мощное дыхание урагана, который, словно осенние листья, подхватил и стал медленно кружить тяжелогружёные военные корабли и торговые суда.

Увлечённые человеческими страстями, обе эскадры очутились в самом средоточии бури. Наступила полная тьма, тучи, казалось, наползали и нанизывались на верхушки мачт, обволакивали снасти волглыми клочьями тумана.

Влага насытила воздух до предела, хотя ливень ещё не начался.

Непрерывно, со всех сторон, вспыхивали ослепительные молнии, то ли падая с неба, то ли взлетая вверх из недр морской пучины. Гроза наконец-то грянула, и разряды молний загрохотали, словно артиллерийские залпы двух воюющих миров.

Море танцевало вместе со всеми парусниками, угодившими в круг дикой пляски смерти. Громады волн вздымались из пучины, сталкиваясь между собой, бились в борта кораблей и судов, прокатывались по палубам, неся ужас и разрушение.

Надежда на спасение оставалась разве что в молитвах!!!

Все люки были плотно задраены, штурвалы и паруса сделались бесполезны, всякое управление — невозможно, и судёнышки, брошенные на произвол судьбы, носились по воле волн, то целиком зарываясь в воду и пену, то появляясь, будто фантастические украшения на гребне могучего вала.

Офицеры, матросы и солдаты, беспомощные, как муравьи, уносимые на сухой ветке течением реки, могли уповать лишь на божью милость и ждать участи, уготованной судьбой, подвластной решениям небесных покровителей. Любых, какими бы именами они у людей ни прозывались…

Испанские и пиратские суда беспорядочно метались по волнам, едва ли не соприкасаясь бортами, но противники не узнавали, а порой и не видели друг друга. Сами боги решили напомнить людям, что перед лицом общей опасности каждый из них не более чем раб божий, целиком и полностью подвластный воле Небес…

Там, по ту сторону «провала», разделяющего борта кораблей, такие же моряки, как и мы. Поэтому я без труда мог себе представить действия и ощущения испанского адмирала и его людей.

ОБРЕЧЁННЫЕ НА СВОБОДУ

Буря продолжала неистово бушевать, когда «Вегейр» вынесло к побережью. Разъярившиеся стихии настолько изменили очертания прибрежных скал и выступавших из воды рифов, что почти невозможно было сориентироваться.

Скалы чередовались, будто акульи зубы, и преграждали вход в бухту, где драккар по воле волн прибивало к берегу. Рифы выступали из яростно бурлившей пены на один-два фута над поверхностью не далее чем в кабельтове от берега. Моряки, которым случалось бывать в здешних водах, боялись этих мест и старались обходить их, держась подальше от береговой линии.

К вечеру небо всё так же было скрыто тучами, сверкали молнии, гремел гром, почерневшее море вздымало ввысь огромные гребни волн, озаряемые вспышками ветвистых разрядов. Люди, выжившие на корабле, стойко держались, стараясь не поддаваться царящему вокруг страху и ужасу.

Я находился на мостике, крепко привязанный к перилам, чтобы меня не смыло за борт… Некоторое время завороженно смотрел, как молнии огненными зигзагами ударяют в море.

Затем встряхнулся и, наклонившись вперёд, стал выкрикивать команды вцепившемуся в штурвал Бьорну, наполовину ослеплённому порывами ветра и водяными брызгами. Казалось, что волны одновременно со всех сторон разбивались о невидимые препятствия, тотчас превращаясь в мелкую водную пыль. Дважды корабль скрежетал днищем по чему-то твёрдому, угрожая пробить днище корпуса и рассыпаться на куски…

— Не зевай!! Вперёд!!! — изо всех сил завопил я, указывая штурману, от чьего мастерства по большей части в эти минуты зависели наши жизни, свободный проход среди подводных скал, на секунду промелькнувший в расступившихся волнах.

Киль снова царапнул по подводной скале, и весь корабль затрещал, от резной фигуры дракона на носу до кормы. Кто-то из викингов, вконец испуганный треском наружной обшивки, криком стал взывать к духу Одина, кто-то яростно заорал, словно на палубе возник берсерк, жаждущий ринуться на волны с копьём наперевес. Затем драккар с высокой волной перевалило через риф, и… наступила тишина. Чудом проскочивший «Вегейр» уже скользил в относительно спокойной воде. Хэнсон, мой верный помощник, дал приказ измерить глубину. Выяснилось, под килем — двадцать футов. Рёв и грохот взбесившихся волн остались где-то там, позади, и напоминали о себе отдалённым рычанием.

Якорь бросили на расстоянии футов ста от берега. Вусмерть измождённые матросы смогли наконец-то вздохнуть облегчённо. Врага-человека никто из нас не боялся, но ярость стихий, неподвластная людям, способна вселить страх даже в отчаянных смельчаков…

Ещё почти сутки буря не сдавала свои позиции, то затихая, то вновь приходя в неистовство. К утру следующего дня стихия наконец-то угомонилась. Опять засеребрилось над водой солнце, и в мир, переполненный непроглядной серостью, вернулись краски.

Теперь можно было не спеша оглядеться и удручённо подсчитать потери.

От других кораблей в пределах видимости не осталось и намёка.

Две эскадры исчезли бесследно, как будто их никогда и не бывало. «Вегейр» вышел из испытания с честью, немного пострадали фок-мачта, бизань-мачта и такелаж, но в целом серьёзных повреждений не наблюдалось. Всё можно было исправить без значительных усилий.

Я рассчитал местоположение острова. Волею судеб мы оказались у берега необитаемого острова Наваса, расположенного в Ямайском проливе, приблизительно четверть пути от Эспаньолы до Ямайки. Необитаемого главным образом по той причине, что на нём не было обнаружено источников пресной воды.

Море здесь вдавалось в побережье небольшим заливом, укромным и очень глубоким. Остров, сложенный главным образом из кораллового известняка, был не тронут человеческим присутствием. Берега охраняли отвесные белые утёсы от тридцати до пятидесяти футов высотой, за которыми начинались плотные заросли растительности.

Казалось, время остановилось под небесами, по которым мчались к югу уже не чёрные, а синеватые, как спелый виноград, облака. Тусклый свет скользил по высоким берегам, где-то между стволами деревьев завывал неугомонный ветер, запинаясь о выступы и впадины. Длинные хвосты лиан, запутанных в кронах деревьев, омытых дождём, походили на ванты кораблей-призраков, переброшенные с одной реи на другую, а высокие стволы деревьев терялись в однородной густой массе листьев.

Подходящее местечко, чтобы переждать. Будь здесь вода, можно было и базу основать. Но вначале необходимо выяснить, что же сталось с прочими шестью драккарами Чёрного Сокола.

Миновала ещё одна ночь.

На следующее утро солнце осветило безмятежно спокойное, пустынное море и ясное, прозрачное небо. Ни одного корабля в подзорную трубу не просматривалось в бескрайних просторах. Ничего, кроме воды и неба: ни паруса, ни лодки, ни признаков людей, ничего, ничего. Вода и небо, волны и воздух.

Мы приступили к исправлению повреждений. Ремонт сопровождался непреходящей растерянностью по поводу неизвестной участи прочих воинов нашей дружины… Вернувшись наконец-то в открытое море, «Вегейр» взял курс на Тортугу, к месту сбора. Именно там, в гавани острова Черепахи, было договорено встретиться, если кто-то потеряется. В случае же, если и там воцарится власть королевских псов, — имелись запасные места встречи. Но вначале идём на Тортугу!

Мне запомнились слова, прозвучавшие в разговоре с Тарной, хранителем копья Одина. Эта беседа состоялась у нас, когда берег необитаемого острова превратился в тёмную полоску где-то за кормой.

— Как случилось, что нас закинуло сюда? — прорвался у меня вслух вопрос, которым я непрестанно задавался мысленно. — Какая же злая сила наслала бурю в самый неподходящий момент и оторвала «Вегейр» от остальных кораблей Чёрного Сокола…

Ответ южного потомка викингов оказался под стать мудрости Тэйкеху, нашего незабвенного духовного вождя, ушедшего в Валгаллу не по своей воле, но всё ещё живущего в нашей памяти.

— Злая это сила или добрая, нам изведать не дано. Быть может, мы уже лежали бы на дне моря… Но мы здесь, и наша святыня хранит нас. Человек чего-то хочет, куда-то плывёт, ставит какие-то цели, но курс его драккара прокладывают боги. Я верю, что раз уж нам повезло выжить, значит, дальнейший курс проложен, и ветер унесёт к избранной цели. Наша свобода дарована небесными покровителями.

Нечто подобное я и сам себе отвечал мысленно. А другого ответа и быть не могло. Человек может лишь теряться в догадках, куда же проложен истинный курс драккара, на котором довелось ему плыть по океану жизни…

Прошло несколько часов после того, как мы покинули безводный остров, когда на горизонте вдруг удалось разглядеть какую-то тёмную точку. Постепенно увеличиваясь, она превращалась в пятнышко. «Вегейр» шёл на всех парусах, стремясь побыстрее встретиться с чем-то, появившимся вдали. Попутный свежий ветер хорошо надувал паруса, и сгусток темноты быстро приближался, светлея прямо на глазах.

— Это судно! — крикнул Томас Хэнсон; его подзорная труба была лучшей на борту.

— А ты надеялся увидеть врата рая? — невесело усмехнулся я.

— Интересно, чьё оно… возможно, тоже потерялось в урагане?


…Каравелла «Санта-Лючия» отбилась во время урагана и потеряла первоначальный курс. Однако, согласно приказанию, отданному на случай бури или разгрома, все торговые суда, которым не удалось бы соединиться с эскадрой в море и вернуться в караван, должны были направляться к побережью острова Куба.

Капитан держал курс на запад. Он и его штурман плохо знали эти воды, и необходимо было определиться, что делать дальше.

Узрев на горизонте парус, капитан дал приказ устремиться к нему, желая верить, что это ещё одно уцелевшее судно из каравана, размётанного по морю.

Дул благоприятный ветер, каравелла летела как на крыльях. Но после полудня ветер стих, и паруса обвисли. Это грозило серьезной опасностью. Если где-то поблизости находились пираты, отставшее от своих торговое судно легко могло попасть к ним в лапы. Капитан в лихорадочном волнении поглядывал то на бессильно висящий флаг, то на небо, то оглядывал горизонт.

Впереди зоркий морской глаз смог различить гладкую полосу воды чистого голубого цвета. Это было течение. Его границы обозначались достаточно чётко, вне полосы течения глубины были гораздо более значительными. Судно вскоре достигло течения и, подхваченное мощным потоком воды, вновь двинулось вперёд.

— Что это там за остров? — спросил капитан у штурмана. — Левее парусов…

— Наваса, сеньор, — был получен ответ. — Теперь я узнал.

— Сдаётся мне, что паруса эти принадлежат фрегату… — рассматривая даль сквозь окуляр трубы, раздумчиво произнёс капитан «Санта-Лючии». — И… это пираты! — воскликнул он. — Я узнал эту разбойничью посудину! Зря мы к этим парусам стремились.

Положение было тупиковое. Лечь на другой галс невозможно. Каравелла нагружена, а ветер совсем слаб — не убежать, не спастись от преследования пиратов. Пристать к острову тоже непросто. Только у западного побережья Навасы глубина океана была изрядной, но именно там высадка представлялась особенно трудной. А кроме всего, было бы позорно бежать от сражения, посланного неотвратимой судьбой. Если нет возможности спрятаться, необходимо умереть с достоинством. От этих свирепых убийц, вообразивших себя викингами, пощады ждать не приходилось!

Парусники постепенно сближались и в итоге подошли на расстояние пушечного выстрела. На «Санта-Лючии» всё было готово к бою. Торговые суда в Карибах безоружными в море не выходят…

С пиратского фрегата раздался пушечный выстрел — сигнал лечь в дрейф.

Каравелла не послушалась.

Следующее облачко дыма поднялось над пиратским кораблём, и ядро прошило борт «Санта-Лючии».

Пираты были решительно настроены на победу, а испанцы готовились защищать свой корабль ценой жизни. Однако капитан каравеллы надеялся на свои пушки, пусть их и не так много, на искусство своих канониров и был уверен, что его экипаж сумеет дать достойный отпор, хотя бы лишить оснастки вражеский корабль…

Но капитанским надеждам не суждено было осуществиться. Ещё не рассеялся дым первых бортовых залпов, как пираты ринулись на абордаж. Они походили не на людей, а на чертей, вырвавшихся из пекла. Переполненные яростью, вооружённые саблями и кинжалами, они карабкались на каравеллу и бросались на испанцев, которые отчаянно защищались. Палуба за считаные минуты была завалена трупами. Люки, ведущие в трюм, выбиты. Всюду лилась кровь. Капитан, сражённый ударом клинка, лежал на шканцах без чувств. Он не погиб, как позже выяснилось, был только ранен.

Пираты стали хозяевами «Санта-Лючии». Полчаса боя принесли им победу и немалую добычу.

Пиратский капитан одним из первых ворвался на каравеллу и сражался наравне со своими бойцами. Забрызганный кровью, держа широкий меч в правой руке, а пистолет — в левой, он вёл в бой своих людей. И оказался победителем…


С капитаном каравеллы мне довелось поговорить и выслушать его рассказ, когда он пришёл в себя. В награду за мужество экипажа, не побоявшегося бросить вызов мощному фрегату мы решили отпустить выживших испанских моряков, позволив им взять шлюпки и, более того, загрузить их снедью и водой. Затем, переправив на борт «Вегейра» часть боеприпасов и порох, наши запасы коих существенно уменьшились, мы отправились дальше. Каравелла, на которую мы посадили необходимую для управления парусами малую команду, следовала в кильватере. Дело в том, что это судно в своём трюме явило нашим взорам немалый груз первосортного пороха, который испанцы везли в колонии. Не могли же мы отправить на дно столь важный для военных действий груз!

Эта победа, случившаяся очень кстати, так воодушевила моих викингов, что сейчас они не побоялись бы встречи даже со всей испанской эскадрой.

Фрегат и каравелла держали курс на Тортугу в надежде встретить там другие уцелевшие ладьи Чёрного Сокола…

На следующее после схватки с испанцами утро вдали опять показались паруса. Мы решили не уклоняться, принять бой, если это испанские военные суда, а если торговые — то пуститься в погоню. Викинги приготовились действовать, однако по мере сближения стало понятно, что перед нами флотилия королевских прислужников.

«Везёт же нам, как утопленникам, не одно, так другое, испытания будто сговорились, все флаги в гости к нам!» — помнится, подумал я, рассмотрев британские стяги.

Главарь на обычном пиратском корабле обязан был бы всем объяснять цель каждого своего распоряжения, чтобы даже простые матросы знали, что да почём. К счастью, мне не нужно было этого делать, меня понимали с полуслова и беспрекословно подчинялись.

Ведь конунг для викингов куда больше, нежели просто главарь.


«Вегейр» шёл на всех парусах, и «Санта-Лючия» торопилась за ним, следуя его примеру.

К этому часу в своём неудержимом стремлении на Тортугу фрегат с трофейной каравеллой уже почти добрались к северо-западному побережью Эспаньолы.

День угасал, морская поверхность покрылась дымкой, вечерний сумрак заливал мир. Глаз уже едва различал пенящиеся гребни волн, первые робкие огоньки звёзд проступали на постепенно темнеющей синеве небес.

Я сразу оценил грозную опасность, которую таила в себе встреча с четырьмя европейскими кораблями, спокойно переждавшими где-то бурю. В последнее время неласковая к нам судьба направила их именно сюда, чтобы ещё раз проверить запас удачи карибских викингов. Однако, отнюдь не помышляя о бегстве, я собрал своих людей и спросил, желают ли они добровольно получить верёвочные петли на шеи, или намерены вступить в неравный бой.

В ответ раздался оглушительный рёв! Викинги клятвенно заверяли, что предпочтут тысячу раз умереть, чем один раз сдаться, и что живыми их никто не схватит. Когда шум несколько притих, Хэнсон выкрикнул, обращаясь ко мне:

— Джон, наше положение не представляется мне безнадежным! Мы можем одержать победу и уйти.

— Каким образом?! — выкрикнул я в ответ.

— Я берусь взорвать самый крупный из этих кораблей. Для этого мне понадобится всего лишь десяток смельчаков. Найдутся такие?!

— Да! Да! Да! — послышалось со всех сторон.

— Замысел прост. Мы запустим брандер.[29] Каравеллу с её грузом сам чёрт велит превратить в огненный подарок!

С той поры, как наши коварные судьбы свели нас с Томом в трюме «Чёрного ангела» и слились в общую для двоих судьбу, тем самым породив всю эту невероятную одиссею, казалось, миновала целая вечность. Я сроднился с ним, как ни с кем более в этой жизни. И был вовсе не готов к тому, чтобы отправить моего боевого товарища… в вечность лучшей жизни в чертогах Валгаллы?

— Соорудить брандер недолго, — ответил я, — но противник легко распознает его и не даст ему подойти близко.

Я сразу понял, куда клонит мой первый из побратимов.

— Это верно, — продолжал Хэнсон, — но им же никто не скажет, что это настоящая плавучая бомба, набитая порохом под люки. Мы замаскируем его, на обоих бортах поставим чучела, наденем на них нашу одежду, так что издали они сойдут за людей. Заодно развернём боевое знамя, как это делается, чтобы вызвать противника на бой.

— Понятно! Идея хоть куда! — воскликнул я. — За дело!

Что мне ещё оставалось, как не одобрить единственный замысел, который нас всех мог спасти…

Но я придержал Тома за рукав и шепнул ему на ухо: «Обещай, что не будешь медлить, покидая судно…»

Том посмотрел мне в глаза. Ничего не ответил. Но коротко, резко кивнул.

И в тот же миг у меня почему-то защемило в груди.

Не теряя ни минуты, руководимая первым помощником часть экипажа взялась за осуществление замысла, и к середине ночи брандер был готов. Доуссон, мой второй помощник, руководил подготовкой к бою «Вегейра».

Большая часть ночи ушла на это. Затем мои люди расположились на отдых.

Наутро нам предстояло погибнуть или победить.

Собственно, именно к этому сводилась вся наша жизнь.


Был установлен следующий порядок выступления: впереди шёл брандер с развёрнутым боевым знаменем; за ним «Вегейр».

Солнце расстилало по морю первые утренние лучи, когда непримиримые противники встретились. Расстояние двух пушечных выстрелов разделяло стороны.

«Вегейр» зарифил некоторые паруса и приотстал, а брандер, не сбавляя ход, двигался вперёд, стремясь подойти вплотную к королевскому флагману. Только сейчас королевские псы заподозрили что-то и сделали попытку отвернуть в сторону. Но было уже поздно! Хэнсон со своими людьми подожгли брандер и обрубили канаты, удерживавшие две шлюпки, подвешенные за кормой, невысоко над волнами. Лодки упали на поверхность воды. Затем и люди бросились за борт вслед за шлюпками, чтобы вплавь добраться к спасательным средствам.

Совсем скоро после этого произошло столкновение, флагман не успел отвернуть в сторону. Огонь полыхающего брандера перекинулся на него, чуть позже рванул пороховой склад, которым являлся весь грузовой трюм бывшей испанской каравеллы… Линейный корабль под английским флагом, окутанный завесой пламени, взлетел на воздух. Затонул он быстро, и всего лишь спустя четверть часа после того, как Том со своими храбрецами подожгли фитили, только дымящиеся обломки досок качались на волнах.

При виде этого неожиданного уничтожения другой английский корабль проявил малодушие, развернулся и попытался уйти прочь, стремясь скрыться, но позднее мы нагнали бриг и наказали экипаж за трусость. А перед этим мы сразились с двумя оставшимися. Ещё один корабль был взят «Вегейром» на абордаж. Одновременно наши пушкари вели ювелирный, прицельный огонь по четвёртому, не подпуская к месту схватки. Покончив с третьим, мы атаковали и его. У нашей ярости ни узды, ни удержу не было, каждый викинг сражался за троих, и противостоять нам в тот час не сумел бы, пожалуй, сам бог войны…

Тома Хэнсона и его людей, спасшихся с обречённого брандера, мы благополучно подобрали с волн. Англичанам ни одной шлюпки не оставили, безжалостно отправили на дно всех до единого и ринулись в погоню за бригом, позорно бежавшим с поля боя. К этому моменту наша безудержная ярость несколько поутихла, и были взяты пленные. От них мы узнали, что эскадрами королевских посланцев недавно были найдены, захвачены и разбиты несколько кораблей флота Чёрного Сокола.

Сколько именно, на этом бриге малодушных трусов не знали… Тяжкий стон пронёсся над палубой «Вегейра» при этом печальном известии. Скорбящие о боевых побратимах воины начали говорить, что этого разгрома никогда не случилось бы, оставайся наши драккары вместе, под покровительством святыни. Мои славные викинги были уверены, что копьё Одина находится на «Вегейре», и на этот раз их уверенность совпадала с действительным местонахождением Гунгнира. Хочешь, не хочешь, довелось согласиться с моими храбрецами.

Копьё Судьбы, символ верховной власти, обладающее волшебным свойством поражать любую цель, пробивая самые толстые щиты и панцири и разбивая на куски самые закаленные мечи, а после броска возвращающееся к своему владельцу… Некогда бросок святого копья возвестил начало войны между Асами и Ванами.

Гунгнир никогда не успокоится, копьё предназначено для войны и войну порождает.

Нам выпал жребий быть его хранителями, очередными в нескончаемой цепи поколений, начало коей скрывается в легендарной древности.


Нам пришлось сделать короткую остановку на самой западной оконечности Эспаньолы, под самым носом у испанцев. Повреждённый в бою драккар требовал починки. Воинам же, измотанным яростными схватками, требовалось дать время отдохнуть. Затем фрегат, обогнув оконечность, взял курс на северо-запад и затем на запад, продолжив свой путь к Тортуге, и по прошествии времени достиг внешнего рейда гавани Черепашьего острова.

Где и бросил плавучий якорь, намереваясь переждать до утра. Об этом попросил экипаж, сдаётся мне, парни оттягивали мучительный миг, когда окончательно доведётся узнать, как же мало нас, викингов, осталось в этом море…

Причудливой формы облака, как лодки, проплывали над побережьем, когда мы подошли к нему. Когда я поднял голову к небу, солнце только что село, но облака ещё отсвечивали розовым и золотым, а в бледно-красном небе уже зажглись ясные вечерние звёзды. Воздух был на удивление мягким и свежим, море спокойным. Сами боги даровали нам передышку.

Наш трёхмачтовый фрегат застыл всего лишь с одним поднятым, но обвисшим парусом. Не было ни малейшего ветерка. Мир утих и готовился ко сну. Повсюду на палубе и реях сидели матросы. С палубы раздавалась грустная музыка и пение, а когда совсем стемнело, драккар затих.

В ясную лунную ночь, когда все, кроме рулевого и дозорных, спали, я продолжал сидеть у самого окна и смотреть в прозрачные волны, и мне казалось, что я вижу в них неясные, скользящие тени. Словно море пыталось показать мне грядущее, но никак не могло определиться, какую картину нарисовать…

В это же время в трюме двое викингов, которым тоже не спалось, играли в кости. О том, что произошло вскоре, мне довелось узнать позднее, от одного из участников этой игры. К сожалению, слишком поздно.

— Везучий ты, Бенни, — проворчал Ларс, отсчитывая свой проигрыш партнёру по игре.

— Не без того, Мэт, не без того… Но теперь я пойду спать, — ответил тот. — С удачей оно как: главное, не искушать, вовремя остановиться.

— Стой, куда ж ты! Я хочу отыграться. Ещё партию.

— Ну ладно! Только разок…

Оба поочерёдно бросили кости. И опять удача оказалась не на стороне Ларса.

— Вот теперь мне точно пора остановиться, — довольный выигрышем, сообщил Бенни. — Я пошёл спать.

— Ну и я тоже, — проворчал Ларс, видя, что партнёр не намерен поддаваться соблазну искушать судьбу. — Только вот проветрюсь перед сном.

Сказав это, наш храбрый абордажник поднялся на палубу.

Фрегат почти не раскачивался на волнах, но Мэт придерживался за поручни по привычке морского человека, в любой миг готового к тому, что ветер преподнесёт сюрприз и ударит шквалом. Пробираясь на нос, чтобы воспользоваться висячим гальюном, он вдруг заметил в отблесках лунного света силуэт человека, перелезавшего через бортовой планшир. Абордажник притаился и стал следить за пришлым незнакомцем. Карабкаясь ловко, словно обезьяна, тот пробрался к надстройке, переместился к окну каюты доктора Торнсби и забрался внутрь.

Ларс огляделся вокруг. Больше никого в поле зрения не наблюдалось, и храбрый воин уже сделал шаг к надстройке, намереваясь выяснить, что же произошло только что прямо на его глазах, как вдруг услышал скрип вёсел в уключинах лодки, подходившей с правого борта.

— Что-то многовато странностей за одну ночь, — пробурчал он себе под нос, неслышно пробрался к планширу и притаился под его прикрытием…

— Знаешь, Кручёный, даже юнга не посадил бы наш корабль на ту мель, как это умудрился сделать ты. Какой ты после этого штурман, — раздался из шлюпки приглушённый хриплый голос.

— Капитан, течение было слишком сильным, я не мог ничего сделать, — оправдывался другой голос.

— Хм, капитан без корабля! — сварливо бросил обладатель первого голоса.

— У нас будет другой, ещё лучше прежнего, — заверил второй. — Вот он! Говорят, именно на нём прячут то самое копьё, которое дарит удачу, бессмертие и мужскую силу экипажу корабля…

«Похоже, здесь кто-то хочет взять то, что ему не принадлежит», — сообразил Ларс и беззвучно скользнул вдоль борта.

С лодки полетели абордажные крюки, впились в край планшира, и по двум канатам начали подниматься на палубу тёмные человеческие фигуры. Один из неизвестных и непрошеных, самый резвый, скользнул к часовому на мостике, и тот умер бы раньше, чем успел поднять тревогу, если бы в этот момент на корабельную палубу вдруг не хлынули парни из абордажной команды «Вегейра» во главе со своим командиром Мэтью Ларсоном…

Именно по этой причине всецело занятый внезапно образовавшейся работой по очистке фрегата от желающих завладеть Гунгниром Ларс позабыл о человеке, который забрался в каюту Алана.

Наутро после ночи, паче чаяния оказавшейся беспокойной, мы вошли в гавань. Ровный ветер уверенно направлял «Вегейр» навстречу диску солнца, подымающемуся из-за горизонта. Голубовато-серые облака лениво скользили по оранжевому небосклону, не предвещая ничего плохого.

Однако новости были более чем плохими. Флот королевских прислужников уже отправил на дно морское три драккара, стремясь довершить то,что не успела сделать буря, уже забравшая у нашей дружины два корабля. Оставался всего один, где-то там, и какой именно из наших, никто не ведал… А ещё вместе с европейцами за уцелевшими драккарами охотился «Чёрный ангел». Безжалостные работорговцы с фрегата цвета ночи стремились отомстить викингам, затмившим их славу наиболее удачливого и отчаянного пиратского экипажа Карибского моря.

* * *
Одиночным кораблём или даже в паре — если вдруг уцелел ещё один драккар, о гибели которого пока что не было известий, — мы при всём желании не смогли бы одолеть целый флот, присланный из Старого Света. Пускай и ополовиненный нашими стараниями, однако всё-таки несравнимо более многочисленный и мощный.

Поэтому мы решили поступить вот как. Нашим главным врагом был объявлен «Чёрный ангел». И на этот раз мы намеревались полностью сосредоточиться на его уничтожении. То, что начиналось когда-то с личного счёта, теперь выросло в истинный символ утверждения превосходства духа викингов. Пока мы главенствовали в акватории, Чёрный Капитан со своей ватагой достаточно долго где-то прятался, не давал о себе знать. Подстерегал, выжидая своего часа. И вот, когда нас почти разбил другой враг, он тут как тут, подлый, коварный мерзавец…

Вновь надев шляпу и взяв астролябию, я вышел на трап, собираясь подняться на мостик, чтобы определить координаты судна. Но остановился — меня озаботило поведение Тарны.

Хранитель-островитянин, который последнее время следовал за мной повсюду неотступно, как тень, сообразовывая все свои действия с моими перемещениями, сейчас, казалось, вовсе не замечал моего присутствия.

Он опирался на поручни деревянных перил у дверей капитанской каюты, и оцепенело смотрел прямо перед собой своими голубыми глазами, не видя ничего вокруг, словно погрузившись в ступор. Несмотря на его кажущуюся небрежной позу, я, привыкший распознавать душевные движения людей, судьбы которых вверены моему руководству, догадался, что Тарна чрезвычайно взволнован. Он чем-то походил на изготовившегося к прыжку зверя; сжатые губы воина на тёмно-бронзовом лице и устремлённый в незримую даль взгляд заставили меня насторожиться.

Наконец заметив, что его вождь наблюдает за ним, Тарна, не подавая виду, опустил взгляд, расслабился и принял тот бесстрастный вид, который его учили сохранять, когда он находился в святилище или когда присутствовал на совете. Один из самых быстрых бойцов и очень меткий стрелок, Тарна давно и прочно заслужил всеобщее уважение товарищей по войне, и даже обычно угрюмый Килинг почтил его своей дружбой. Эх, где он сейчас, наш суровый боцман, ставший капитаном «Молота Тора»… На дне морском, или всё ещё ухитряется вырывать свой драккар из пасти смерти…

За время, миновавшее с того дня, когда Тарна впервые вышел в море с нами, он превратился в истинного викинга. Неустрашимого и искусного воина. Когда островитянин находился на борту «Вегейра», он старался держаться поблизости от меня, везде следовал за мной по пятам с мечом предков и заряженным пистолем и неоднократно спасал жизнь вождя во время сражений и бурь. Он стал не только хранителем Копья Судьбы, но и моим личным…

Но сейчас ему стало не по себе, как будто Тарна поверил, что я способен проникнуть в его мысли. И действительно, мой взгляд был теперь устремлён туда же, куда только что смотрел и он сам. Поймёт ли конунг, что же он, Тарна, там увидел и что заворожило воина…

О своих терзаниях мой боевой побратим поведал мне без утайки тут же.

— Неужели тебе так не терпится прибыть в Валгаллу, Тарна?! — спросил я.

— Здесь или там, какая разница, — мрачно произнёс он. — Боги рассудят.

Вытащив из своей сумы маленький мешочек, викинг-островитянин, последний из хранителей — уроженцев острова Дракона, взял оттуда щепотку какого-то белого порошка и помазал им себе лоб и щеки. Я внимательно наблюдал за ним.

— Откуда такая меланхолия, брат, и к чему этот ритуал?

Белые зубы метиса сверкнули в улыбке.

— Это последнее, что у меня осталось из снадобий Тэйкеху. Пускай же и он побудет с нами… Ты очень добр, конунг, и ты мой брат. Да сохранят меня боги Асгарда от твоей немилости, и если мне суждено погибнуть, я молю их даровать мне смерть от меча врага, спасая твою жизнь.

Я тяжело вздохнул. Меня глубоко тронуло это искреннее признание, но встревожило подобное настроение. Однако я улыбнулся, кивнул, благодаря Тарну, не в силах вымолвить ни слова из-за кома горечи, подкатившего к горлу, и взмахнул рукой, призывая хранителя следовать за мной.

Просветлев лицом, викинг Тарна отправился за своим конунгом. Но вместо того, чтобы подняться на мостик, я спустился на несколько ступенек, чтобы по узкому настилу пробраться на бак. Туда, где наш форштевень увенчивала резная драконья голова, из-за наличия которой мы на полном серьёзе звали наш фрегат драккаром.

Тарна вздрогнул всем телом. Стало быть, он теперь не будет сомневаться, что я действительно понял его мысли. И воин следовал за своим вождём со смешанным чувством. Ибо теперь он знал — смерть неизбежна.

Я надеялся только, что мы погибнем вместе.

Все вместе. Погибнем, но не сдадимся.

Мы же не обычные пираты, наша главная добыча — не золото, не серебро и не драгоценные каменья с жемчугами.

Свобода.

* * *
…На стоянке в бухте острова Малый Инагуа мы очутились по настоянию Алана. Он потребовал сменить воду в бочонках, чем-то ему не понравился её внезапно ухудшившийся вкус, и наш доктор предположил, что тайные враги на Тортуге подсыпали что-то вредоносное в некоторые из них.

А может быть, это случилось уже в море?

Настоятельно требовалось покончить не только с Чёрным Пиратом, но и с предателем, затаившимся среди нас. Значит, эта крыса всё ещё оставалась на «Вегейре»… Напряжённость витала в воздухе. Я чуял, что-то должно было случиться… Вот только откуда ждать беды? Этот вопрос меня мучил пуще всего, лишая сна.

Миновав пролив Маягуана, мы обогнули острова Анклис и Крукед-Айленд и взяли курс на остров Малый Инагуа. Ни одного судна по дороге не встретили, никого вокруг, как будто море вымерло.

Затем доктор Торнсби потребовал сделать стоянку.

Поздно вечером фрегат стал на якорь у южной оконечности острова, и едва мы успели бросить якорь, как солнце скрылось за горизонтом. Наступила непроглядная ночь, кроме шёпота прибрежных деревьев, полная таинственных звуков, недоступных пониманию непривычного человека.

Утром произошла высадка на берег. Требовалось найти пресную воду и фрукты, возможно, здесь удастся добыть и дичь, которая водится в зарослях. Доктор, конечно же, не преминул воспользоваться оказией, он отправился собирать своих жуков и пополнять коллекцию растений…

За ним в джунгли тайком отправился Мэтью Ларсон. Вот что он мне рассказал позже, вспомнив наконец-то о таинственном силуэте, прокравшемся в каюту доктора прямо перед нападением непрошеных любителей поживиться за чужой счёт, произошедшем близ Тортуги.

Ларс неслышно крался за доктором. Они друг за другом забрались далеко от берега. Внезапно по другую сторону холма доктор, поднявшийся на возвышенность острова, вдруг бросил свои собранные находки и заторопился вниз по тропе.

Шум волн нарастал. Очевидно, море было близко. Грозные скалы вздымались из воды, и огромные волны, увенчанные султанами сверкающей белой пены, с грохотом разбивались о камни каскадами жемчуга и алмазов.

Ларс понял, что вслед за доктором попал на побережье, противоположное месту нашей высадки. Узкий песчаный пляж тянулся вдоль берега. С одной стороны лежали густые заросли, с другой — простирался океан. Алан решительно пробирался вдоль береговой линии. Местами океан отступал, и волны, удаляясь, расстилались, словно необъятное покрывало, затем прибой вновь надвигался и замирал, казалось, у самого подножия древесных стволов.

В одном из таких мест Торнсби вдруг нырнул в густые заросли и был таков.

Ларс, стараясь не шуметь, последовал за ним, но доктора больше не увидел и не сумел определить, куда тот подевался. Он замер на месте, растерянный, озираясь и прислушиваясь. Вода заливала Ларса выше колен, потом откатывалась. Ничего не оставалось, как попытаться продвинуться дальше по берегу, вдруг доктор где-то там вновь обнаружит себя… Однако следов Алана ему найти не удалось, зато Ларс обнаружил другие следы. Кто-то высаживался с моря на берег острова. Борозда в песке, оставленная вытащенной шлюпкой, почти исчезла, но подальше от кромки воды в песке остались вмятины — отпечатки сапог двух или трёх людей, которые шли от лодки в заросли…

Делать в этом месте больше было нечего, Ларс поневоле повернул обратно и начал пробираться назад. Несколько раз в зарослях ему слышались звуки, которые он принимал за шум движущихся там людей или одного человека, но ведь это могли быть и какие-нибудь островные животные.

Полоса песка, тянувшая вдоль берега, оборвалась. Скала, выдвинувшаяся далеко в море острым клином, перекрыла путь. Ларс повернул, углубился в заросли и, прошагав немало среди чащи, снова услышал шум морского прибоя. К счастью, ему не пришлось долго блуждать, он опять выбрался к берегу.

Над лесной чащей поднимался смутный гул, звон насекомых, пение птиц, ропот ручья, хруст ветвей, однообразное гудение ветра в листве. Крадучись, стараясь слиться с густым кустарником, Ларс добрался до места, где услышал приглушённые голоса. Опасаясь, что наткнётся на чужаков, он изготовил оружие к бою, но, сделав еще несколько шагов, увидел вооружённых, но знакомых людей, сидящих кружком на земле. Это был дозорный пост викингов.

Так, почти безрезультатно прогулявшись по островку, Мэтью вернулся к бухте, где стоял на якоре «Вегейр».

Он был почти уверен, что загадочное поведение доктора имеет отношение к проискам наших врагов, однако не пойман — не вор. Вдруг он всё-таки ошибается, подозревая доктора? В голове абордажника не укладывалось, что предателем может оказаться побратим, который был с нами с самого начала, спасался из невольничьего трюма, смертельно рискуя… О близких людях такое думать не хочется до последней минуты, даже когда появляются обоснованные подозрения. Но и делать вид, что ничего не случилось, — невозможно.

Вот после этого Ларс и пришёл ко мне, чтобы поделиться наблюдениями. Своим рассказом он подтвердил мои собственные опасения. И я немедля отдал приказ готовиться к отплытию.

К этому времени Алан Торнсби уже находился на борту драккара. Когда я объявил о том, что «Святое копьё» срочно снимается с якоря и выходит в море, он был разочарован и раздражён. Сказал, что хотел бы вернуться и подобрать своих жуков, которых оказалось слишком много, чтобы унести за один раз. «Всегда, как только найдётся что-то интересное, обязательно срочный выход!» — сетовал доктор… наш добрый доктор?

Я всё ещё терзался сомнениями. Быть может, Ларс ошибся, что-то не так понял, и Алан действительно искал своих жуков на противоположном берегу?.. Но как расценивать следы высадки на берег, которые Ларс видел собственными глазами? Кто это был? Корабля Ларс не видел, самой шлюпки тоже, но ведь он не успел обойти остров по кругу, и кто знает, не скрывался ли таинственный противник где-нибудь там, по ту сторону…

Да, что ни говори, этот внезапный рассказ о прогулке по острову, принесенный мне абордажником, которого я, грешным делом, тоже подозревал в измене среди некоторых прочих, пуще прежнего разбередил мысли о предателе, таившемся на борту «Вегейра». Горестней всего было думать о том, что этот коварный враг может обнаружиться среди тех, с кем столько пережито и столько битв и тягот вместе пройдено…

«Вегейр» взял курс в открытое море, вернулся в свою стихию. Предчувствие, порождённое обострившемся чувством опасности, подсказывало мне, что вскорости предстоит новый бой.

Близился вечер. Море затягивало туманом, в нём и продвигался в неизвестность грядущего «Вегейр», на борту которого находились все уцелевшие викинги дружины Чёрного Сокола. Ещё один драккар или хотя бы сведения о его появлении мы добыть не сумели. Увы, скорей всего флагман остался без своего флота. Видимо, буря, разметавшая ладьи в разные стороны, слишком далеко унесла их от хранящей силы Гунгнира, копья нашего главного небесного покровителя.

Но корсары Одина продолжат свой карибский викингр, пока держится на плаву наш последний драккар.

Эпилог

Капитан Джон Ульвссон вошёл в кают-компанию. Насупившийся доктор Торнсби находился здесь. Учёный лекарь сделал вид, что не обратил внимание на вошедшего Ульвссона. Он рисовал на странице в своей записной книге, очень похожей на ту, в которой и сам капитан вёл дневник.

— Мне очень жаль, дорогой друг, что пришлось бросить твои находки. Но выйти в море необходимо было немедленно, — примирительным тоном произнёс капитан, обращаясь к Алану Торнсби.

— Действительно, жаль! Столько редких экземпляров пришлось бросить… Но всё же некоторые удалось сохранить. На что это похоже, по-твоему? — поинтересовался доктор, протягивая Джону экземпляр, пополнивший его научную коллекцию.

— Я думаю, это веточка или сухой листик какого-то растения, — не задумываясь, ответил Джон. С виду так оно и было.

— А теперь взгляни поближе, через лупу. Это — насекомое, и называется оно филлокрания парадокса. В общем-то довольно обычное на первый взгляд, и в то же время примечательное. В минуту опасности замирает и становится похожим на сухой лист, чтобы обмануть хищников.

Капитан Ульвссон поднёс насекомое поближе к свету лампы, чтобы получше рассмотреть.

— Удивительно, во что только не превратишься, если жить захочешь! — взгляд Джона оторвался от «сухого листочка» и устремился вдаль, будто стремясь проникнуть сквозь стену каюты.

Выражение лица капитана медленно изменилось, словно внезапно нашлось решение загадки, давно мучившей его. Предводитель карибских викингов удовлетворённо хмыкнул…

Спустившаяся ночь обещала быть спокойной. Туман усилился, это позволяло не волноваться о том, что корабль заметят раньше времени. А в том, что по морю рыскает достаточно охотников заметить и они не дремлют, сомневаться не приходилось. Доктор Торнсби, спустя время появившийся на палубе подышать свежим воздухом, увидел, что вахтенная команда деловито суетилась на палубе. Матросы заряжали ружья, укладывали их под бортами и закрывали парусиной. Шла маскировка боевого драккара под мирное торговое судно. Плотники, спустившись за борт на верёвках, прятали название корабля за куском бортовой обшивки с потопленного трофея, резного дракона, грозно скалящегося на форштевне, целиком укутывали тёмной парусиной. Всё, что могло выдать принадлежность фрегата к корсарскому «сословию», тщательно маскировали.

К Торнсби подошёл капитан, переодетый в парусиновую матросскую куртку с капюшоном.

— Как поживает филлокрания, Алан? — поинтересовался он и, улыбнувшись, заметил: — Теперь я буду внимательнее относиться к чудесам природы. У них есть чему поучиться. Я не думал, что научные знания можно использовать в бою. Зато нынче сильно не поздоровится тем, кто любит атаковать рыбаков и мирных торговцев, подкрадываясь незаметно и стреляя им в спину. Сегодня, я надеюсь, мы рассчитаемся сполна. Осталось заманить врага в нашу ловушку.

— Джон, да ты хищник, — корабельный лекарь криво ухмыльнулся краешками губ.

— Я викинг, — твёрдо произнёс конунг дружины. — И среди прочих Заповедей Одина свято чту вторую, гласящую, что самые великие и бесценные сокровища в мире — это Меч, Совесть и Мудрость. Всё остальное не принесёт процветания нашему роду…

— Конунг, смотри там! — вдруг послышался крик Томаса Хэнсона, первого помощника капитана.

— Влево, сорок пять, так держать! — незамедлительно отозвался капитан Джон.

— Вот он, долгожданный чёрный недруг! Предчувствие меня не обмануло, а может, это боги нашептали вовремя подготовить ему ловушку. Спасибо тебе, Алан, это ты подсказал отличный способ расправиться с врагом, — сообщил он доктору негромко и вновь повысил голос: — А у тебя острый глаз, Том!

— Доуссон, пускайте дым! — скомандовал капитан второму помощнику. — Мы их подманим! Эй, на пушечной палубе! Приготовиться к бою! Левая батарея, откатные выбивай! Заряжай!

Доктор, криво усмехнувшись краешком губ, отправился в свою каюту за лекарскими инструментами.

* * *
Фрегат Чёрного Пирата появился внезапно. Карибские викинги искали его повсюду, но не нашли, три раза чуть было не нарвались на королевских псов, однако благополучно ускользали. И вот, когда уже собирались возвращаться в гавань Тортуги, лелея надежду, что этот последний оплот пиратской вольницы ещё не сдал свои позиции, «Чёрный ангел» сам настиг «Святое копьё».

Палубные матросы запалили приготовленные тряпки, конопляную паклю, обрывки старых канатов, чтобы создать видимость пожара.

— Ларс, ты тоже переодевайся! Но прежде скажи парням, чтобы все повязали белые тряпицы на правую руку, не то в этом чёртовом тумане как бы не прикончить своих.

— Ох-хо-хо! — тяжело вздохнул Ларс. — Опять переодеваться!

— Эй, Том, как дела?

— Все приготовления закончены, конунг! — доложил тот.

— Хорошо! Теперь никаких приказов и свистков, никакого шума! Всем ясно? Я полагаю, в трюме у этих разбойников полным-полно пленников, как это у них водится. Среди пленных могут оказаться и захваченные ранее матросы из наших, викингов. Вряд ли исчадия с чёрными душами уже успели их продать. Как только мы взойдём на корабль, Ларс со своим отрядом освободит людей из трюма.

— А у него получится? — засомневался Алан.

— Получится, ещё как получится!

— Ты прав, Джон! — воскликнул предводитель абордажной команды Ларс. — Смотри, смотри, кажется, они клюнули…

— Начинаем. Паника, беготня, что ещё может быть на горящем торговце! Быстро все по местам! Подкидывайте выше ящики, мешки, бочки, чтобы им было видно отчаянную борьбу с пожаром! Шевелитесь, черти! — командовал Джон Ульвссон.

Викинги забегали по замаскированному фрегату, изображая отчаянную борьбу со стихией огня, особенно страшной для моряков, находящихся посреди открытой воды.

— Положить руля круче к ветру, Снорри! Пусть видят, до чего же нам трудно справляться с напастью, и черпни бортом воду, только не сильно! — приказал капитан и спустился в трюм.

— Дорогу капитану! — рявкнул Олаф, старший канонир драккара.

Первейший из пушкарей-викингов, Большой Энди, был серьёзно ранен и скончался ещё до сражения с европейцами в проливе Бока-де-ла-Сьерпе, и швед заменил его на столь важной должности.

Пушкари, вооружённые до зубов абордажники и часть палубной команды, скрывшиеся до поры в трюме, расступились, давая пройти своему предводителю.

— Я знаю, что среди вас нет трусов, — обратился конунг к воинам дружины, — и вам не терпится начать бой. Но нам нужно подманить их как можно ближе. Ни в коем случае не сорваться раньше. Поэтому дисциплина сейчас важней, чем ваша храбрость. «Чёрный ангел» крепкий орешек, у него больше пушек, больше людей, и они будут драться до конца за свою добычу. Это уже вопрос чести. Марсовые, вы должны управляться с парусами кое-как, нельзя показать чёрным, кто мы на самом деле, пока не будет сигнала сбросить ход! Артиллерия! Вам, откинув крышки портов, придётся сразу стрелять. Сняв пушки с лафетов, мы получили нужный угол стрельбы, но без отката не сумеем перезарядиться. Так что у расчётов левого борта всего по одному выстрелу. Бейте по грот-мачте! Постарайтесь нацелиться мгновенно и предельно точно! Но даже в случае сокрушительной стрельбы не надейтесь, что всё сразу кончится. Этот враг опасен, как мало кто был опасен раньше, и он станет ещё опасней, как раненый зверь. Старший помощник Хэнсон возьмёт стрелков, они прикроют нас огнём, стреляя с мачт по верхней палубе. Их задача уравнять наши шансы с шансами врага. Они считают нас ценной добычей и не будут топить с хода, из жадности. Это их и должно погубить… — Капитан Ульвссон замолчал, оглядел своих воинов и добавил: — Наш корабль — это наш дом, здесь наша страна, здесь дух наших предков. Я верю, сегодня наш день, в конце концов мы приготовили чёрным неплохой подарочек. И вы поверьте! Небеса с нами! Все по местам!

Последние слова конунга потонули в одобрительном гуле матросов, готовых к решающему сражению. Викинги, переодетые в матросов торгового флота, заняли свои места на палубе, согласно оговоренному плану. Одни делали вид, что устраняют последствия мнимого пожара, другие кое-как убирали паруса, сейчас не нужные. Густой едкий дым шлейфом стелился над морем, ухудшая и без того плохую видимость. А тем временем, подняв грот для увеличения хода, идя в крутом бейдевинде, «охотник» медленно сокращал расстояние между кораблями, как бы выжидая свою раненую добычу, только вот нападать пока явно не спешил. Что это явился по души викингов пресловутый «Чёрный ангел», уже ни у кого не оставалось сомнений.

Время стремительно утекало, небо заметно посерело, приближался рассвет, туман начинал рассеиваться, ещё немного — и маскировка была бы обнаружена. Капитан Ульвссон пристально всматривался в подзорную трубу. Наконец на вражеской палубе началась суета, дополнительные паруса разворачивались на мачтах, и на верхушке грот-мачты чёрного фрегата взвился флаг, просто чёрное полотнище без всяких рисунков. Носовые пушки охотника выстрелили, приказывая жертве лечь в дрейф. «Вегейр» молчал, давая возможность врагу подойти ещё ближе.

— Терпение, ребята, ждём команды, — предупреждал Олаф канониров, — чёрный дьявол уже совсем близко…

— Впер-рёд, в атаку! — разнёсся над драккаром торжествующий рык капитана. — Сбр-росить ход!

— Вперёд, ребята! — вторил ему зычный голос первого помощника капитана и одновременно скальда дружины.

Матросы на верхней палубе разом сбросили парусиновые куртки, и к самому клотику грот-мачты взвился стяг, на котором гордо реял силуэт летящего сокола.

— Викинги! — так громко взревели на вражеском корабле, что на «Вегейре» стало слышно. — Это ловушка!!!

— Заряжай! Быстрей! Огонь! Огонь!

Чёрный фрегат тем временем уже поравнялся с драккаром, обойдя его слева, и подставил свой корпус под залп прямой наводкой. Чёрные разбойники надеялись на быстрый абордажный рывок, но в этот миг левый борт «Вегейра» разразился оглушительным шквалом огня. С близкой дистанции, разя в упор, пушки викингов превращали в кровавую кашу людей, разносили в щепки мачты, шлюпки, такелаж…

Ядра прошивали насквозь корпус и паруса «Чёрного ангела», оставляя в них дыры, сметая всё на своём пути, калеча матросов. Уцелевшим пиратам в чёрных одеждах на пушечной палубе этого фрегата наконец-то удалось изготовить пушки к стрельбе, и теперь завязалась артиллерийская дуэль. Корабли обстреливали друг друга прямой наводкой. Крики и стоны раненых, лязг оружия, пушечная канонада — всё сливалось в единую грозную песнь боя. Тела убитых, оторванные конечности, залитая кровью палуба…

Словно исполняя па невероятного танца, фрегаты разворачивались, кренясь то вправо, то влево, и кружились, кружились по бурлящей воде, целясь по врагам то одним бортом, то другим…

— Целься по гроту! — кричал Ульвссон. — Огонь!

Следуя его приказу, одно за другим ядра попадали в грот-мачту, откалывая куски твёрдого дерева, которые, отлетая со скоростью пули, острыми осколками ранили и убивали людей, коим не посчастливилось оказаться в пределах досягаемости. Ружейные выстрелы хлопали со всех сторон, дым окутывал корабли и тянулся за ними чадными шлейфами…

Внезапно пушечная канонада стихла. Дым немного рассеялся, и капитан Ульвссон окинул яростным взглядом повреждения, нанесённые обоим кораблям. Грот-мачта противника, хотя и сильно повреждённая, продолжала стоять на положенном месте.

— А ну-ка дай мне! — сказал Олаф канониру, державшему запальный факел, и проверил наводку последней, ещё не выстрелившей пушки. Затем поднёс факел к фитилю, и громыхнул выстрел.

Следом раздался страшный треск, и грот-мачта «Чёрного ангела», треснув у основания, ломая снасти и обрывая паруса, переломилась и с протяжным стоном рухнула верхушкой в воду, остановив движение фрегата работорговцев.

— Всем приготовиться к повороту! Левый борт! Паруса ставить! — командовал конунг викингов, пушкари которых только что выиграли битву стволов и ядер.

— Батарея, готовсь! Они приближаются!

Матросы «Вегейра», ловко управляясь с парусами, выполнили поворотный манёвр, обошли противника и приготовились к абордажу.

— Капитан, упавшая мачта мешает, нам вплотную к борту не подойти! — крикнул Мэт Ларс.

— Веди людей по обломкам мачты! Я переведу огонь на бак! — ответил капитан Джон.

— На гитовы, быстрей!

— Ура капитану!! — раздался слитный рёв бойцов абордажной команды, готовых ринуться на штурм.

В сторону вражеского борта полетели абордажные крючья, с этого момента крепко-накрепко, не разнять, сплетая судьбы кораблей и их экипажей.

— Кидай трапы!!

Викинги устремились на штурм. Первыми на палубу «Чёрного ангела» спрыгнули Ларсон и Доуссон, за ними хлынула вся атакующая команда. Но яростный пыл нападающих остановила внезапная пустота. Никто им не противостоял. Картина, которую они увидели, заставила содрогнуться даже этих морских волков, видавших разнообразные виды. Вся палуба чёрного фрегата была устлана мёртвыми окровавленными телами, которые смерть застала в самых немыслимых положениях. Кругом царило разрушение, смерть обильно собрала свою кровавую дань.

— Тихо всем! — крикнул Мэт. На несколько секунд над палубой фрегата повисло безмолвие. Оборванные, свисавшие, застящие обзор паруса не позволили увидеть, что творится на корме захваченного корабля.

Воины осторожно продвигались, переступая через поверженных противников, обломки корпуса, ошмётки снастей.

— Похоже, дело сделано, — пробормотал Доуссон. — Наша взяла…

— Бей и-и-их!!!

Внезапно раздавшийся нечеловеческий вопль разодрал тишину, разнёс вдребезги, из-за обломков мачт, из-под обрывков парусов выскочили чёрные пираты, притаившиеся там. Они почти одновременно, залпом, выстрелили по викингам, разрядив своё оружие в упор. Тотчас были ранены и убиты многие абордажники из атакующей команды «Вегейра». Оставшимся пришлось отступить, попятиться, чтобы сохранить жизни и сориентироваться в создавшейся обстановке. Тем самым они выманивали врагов из укрытия на хорошо простреливаемую часть палубы.

И в этот момент в бой вступили стрелки Хэнсона, заранее занявшие удобные позиции. Они сверху залили ружейным огнём чёрных пиратов, не ожидавших от викингов такой предусмотрительности. Меткие ребята умело действовали на два фронта: своим огнём они не только вносили панику в нестройные ряды оборонявшихся чёрных, но и прикрывали высадку подкрепления, бросившегося на помощь авангардной группе. Не прошло и минуты, как на скользкую от крови палубу «Чёрного ангела» с рёвом ярости ринулись вооружённые люди под командованием самого Томаса Хэнсона, который оставил стрелков завершать их работу, а сам, не утерпев, бросился в гущу схватки.

Смелейший из воинов племени просто не мог пропустить самую захватывающую часть боя.

Никогда ещё уверенность столь быстро не сменялась отчаянием, никогда ещё охотник не превращался так быстро в беспомощную дичь. Пираты, подготовившие западню викингам, оказались именно в таком положении. Мгновенно проведённый второй абордаж, последовавший за мощным бортовым залпом «Вегейра», сокрушил их. Немногие из чёрных злодеев мужественно пытались дать отпор атакующим. Две силы, расстреляв боезапас, сошлись в осатанелой рукопашной схватке.

Сам капитан Ульвссон, тоже бросившийся на абордаж вслед за первым помощником, быстро пробирался вперёд через обломки, навстречу ему метнулся один из чёрных пиратов, бородач с окровавленным лицом, в правой руке у которого мелькал клинок вращаемой сабли, а в левой дымился только что разряженный пистолет…

— Мер-рзкий ублюдок! — зарычал пират по-французски и бросился навстречу своей смерти.

— Я норманн! Умр-ри, шакал!! — заорал в ответ капитан драккара и, сделав ловкий молниеносный выпад, проткнул чёрного мечом. Убил одним ударом. Сделал он это очень умело, с искусством и ловкостью опытного воина. Иначе и быть не могло — конунг просто обязан подавать примеры доблести мужчинам своего рода.

Под натиском корсаров Одина остатки экипажа «Чёрного ангела» отступали со шкафута на корму и на нос корабля, а пока этот бой свирепствовал на верхней палубе, группа корсаров прорвалась через главный люк на нижнюю палубу и захватила канониров, копошившихся возле своих пушек.

Звон клинков, удары топоров и обломков оснастки, превращённых в дубины, крики о пощаде, стоны раненых и умирающих — всё смешалось в нестройный гул. Большая часть выживших чёрных пиратов под командованием одноглазого, обнажённого по пояс верзилы, боцмана или офицера, устремилась на ют. Но долго им отбиваться не дали. Недолгий, но ожесточенный бой кончился полным разгромом экипажа «Чёрного ангела». Кто-то из викингов своей абордажной саблей перерубил фал, и флаг побеждённых соскользнул вниз. Ульвссон и его воины уже овладели всем фрегатом, и обезоруженные чёрные пираты, как стадо баранов, толпились на палубе кучей, в которую их согнали.

— Наконец-то мы встретились снова, — произнёс капитан Джон, стоя перед одноглазым офицером, в котором узнал одного из тех, кто некогда спускал в трюм, полный израненных пленников, отвратительное варево; одного из тех, кто по дьявольскому жребию уводил наверх несчастных, обречённых на мучительную смерть под пытками. — Льщу себя надеждой, что вы удовлетворены вновь увидеть беглеца, не пожелавшего умереть рабом. Хотя, быть может, встреча происходит не так, как вам того хотелось бы. Итак, где ваш капитан?

Верзила молчал, угрюмо, исподлобья глядя на вождя победителей. Но тот не стал дожидаться ответа. Ухмыльнувшись недобро, конунг развернулся и целеустремлённо зашагал в капитанскую каюту захваченного викингами фрегата. В ней повсюду царил разгром. Пушечные ядра разнесли в щепки драгоценную мебель из красного дерева и обивку стен, на полу валялись обрывки морских карт и обгорелые бумаги, обломки навигационных инструментов и, как ни странно, музыкальные инструменты и листки, исписанные нотами.

— Надо же, этот сын дьявола, оказывается, любил музицировать, — вновь недобро ухмыльнулся Джон Ульвссон.

Неподвижное тело, залитое кровью, распласталось возле разбитого сундука. Решив, что оно не заслуживает внимания, капитан победителей остриём своего верного меча, унаследованного от предков, перевернул лежащий на полу нотный лист и наклонился, чтобы рассмотреть поближе… но в этот момент, совершенно неожиданно, то, что казалось трупом, резко вскинуло руку с длинным острым кинжалом. Викинг несколько запоздало парировал удар, выбив кинжал, и врагу всё же удалось достать его, чиркнув по левому боку. На простой холщовой рубашке медленно расплывалось кровавое пятно…

— Первый раз! До сей поры боги меня хранили… — пробормотал капитан Джон сам себе, зажав рану левой рукой. — Даже труп меня обманул!..

Он пнул недобитого врага, опрокинув на пол, наступил ему на руку и приставил остриё меча к его шее.

— Ты капитан? — спросил раненого.

— Я штурман… Капитан в лазарете… — ответил тот и распростёрся обессиленно, тяжело дыша. — Всё равно вы проиграли… вашего флота больше нет… — прохрипел враг и испустил дух.

Гримаса боли исказила лицо Ульвссона, и он в сердцах пнул бездыханное тело сапогом. После этого схватил бутылку рома, попавшуюся ему на глаза, и ударом меча срубил горлышко. Залил свой окровавленный бок содержимым, морщась от боли, запрокинул голову и вылил остаток рома себе в рот. Затем отбросил опустошённый сосуд, покинул каюту и быстро зашагал прочь, стремясь разыскать Чёрного Капитана.

Перешагивая через другие трупы, конунг дружины викингов пробормотал одну из Заповедей Одина:

— Непозволительно прощать того, кто умышленно совершает зло, ибо зло, оставшееся без наказания, умножается, а вина за преумноженное зло лежит на том, кто оставил совершившего зло не наказанным и не привёл его на правый Божий суд…

Корабельный лазарет этого фрегата размещался в другой части корпуса, под него была отведена часть трюма, отделенная занавесью из парусины.

Разыскав это место и ступив за парусиновую завесу, Ульвссон едва не забыл, как дышать, от смрада. В нос ударило острое зловоние вывороченных кишок, исходившее от изуродованных, порванных тел. В закутке царил сумрак, здесь находились раненые, которых поместили сюда ещё до начала абордажа.

— Эй, ты! — окликнул он какого-то человека, который пытался делать перевязку одному из ещё живых. — Где ваш проклятый капитан?

Но в следующий миг уже понял, что вопрос был лишним. Конунг увидел распростёртое на лавке тело, облачённое в некогда роскошный чёрный камзол, теперь изодранный, грязный и покрытый кровавыми пятнами. Пальцы левой руки трупа были унизаны тремя перстнями с огромными бриллиантом, рубином и сапфиром, а другая рука в предсмертной судороге сжимала подзорную трубу, стремясь не расставаться с этой дорогостоящей принадлежностью морского офицера. Одежды прочих раненых и мёртвых в этом лазарете ни в малейшей степени не напоминали капитанские, хотя тоже были сплошь чёрными. Белого цвета на борту этого фрегата не признавали даже для исподних рубах.

— Месье, лекарь Деми я! — назвал себя человек, занимавшийся перевязкой. И продолжил говорить на ломаном английском: — Всё делать я, что уметь. Большой рана, лечить не успеть! — Французский доктор указал на тело в камзоле. — Капитан умирать и просить вы передать это!

Он поднял с пола и подал Ульвссону оружие. Видимо, принадлежавшее лично побеждённому капитану: сабля и пистолет, очень дорогостоящие, инкрустированные золотом и драгоценными камнями.

Ещё несколько секунд Ульвссон жадно, с раздувающимися от гнева ноздрями смотрел на труп главного врага, затем схватил его оружие, отдёрнул занавесь, едва не сорвав её, и устремился на верхнюю палубу.

— Джо-он! — окликнул его другой доктор, Алан Торнсби, который оказывал здесь помощь раненым викингам. Его расстроенный вид и тон голоса недобрым предчувствием кольнули сердце капитана, и это отразилось на выражении его лица, из гневного оно тотчас же стало озабоченным. Подойдя ближе, конунг увидел лежавшего на палубе… первого офицера «Вегейра» Томаса Хэнсона. Огромная рана превратила в кровавое месиво верхнюю половину туловища скальда дружины, вдохновителя героического возникновения в Карибском море этой команды викингов. В его карих глазах отражалось небо, лицо навечно застыло в удивлении.

Ещё один британский потомок норманнов Джон Дарси Ульвссон, коему судьба уготовила невероятную участь предводителя дружины викингов, выронил раззолоченные трофейные символы власти и оторопело застыл, неподвижным взором уставившись на ближайшего соратника, лежавшего на палубе. Неунывающий весельчак Том лежал так неловко, так мертвенно-неподвижно, что было страшно к нему прикоснуться…

Капитан схватился за свою грудь и надрывно застонал, будто его пронзило навылет копьё, а вместо воздуха в глотку полился огонь… и всё же он сумел заставить себя встать на колени и взять в свои подрагивающие ладони мёртвую руку боевого побратима. Проверять, бьётся ли сердце Тома, смысла не было. Биться не может сердце, которого больше нет. Как и большей части смятых в развороченном теле внутренних органов.

Капитан Джон Ульвссон уже ничем не смог бы помочь своему лучшему другу.

Когда он поднялся с колен, его потухший взгляд ничего не выражал.

…Некоторые из пленников работорговцев случайно погибли во время сражения. А среди живых, освобождённых из смрадного невольничьего трюма, не обнаружилось ни единого из викингов с других драккаров утраченного флота Сокола. К величайшему сожалению. Надежда, что где-то там по волнам моря ещё скользит под парусами «Моллнир» капитана Стива Килинга, и без того мизерная, вовсе сошла на нет.

Прощание с погибшими по обряду викингов устроить было невозможно. В огненную ладью, на которой умершие уплывут в Валгаллу, можно было бы превратить захваченный фрегат, но в сложившихся обстоятельствах «Чёрный ангел» гораздо больше понадобился живым. После боя слишком много тяжелораненых появилось.

Уцелевшие викинги собрались на палубе «Вегейра», чтобы проститься с погибшими товарищами. Вместо скальда, уста коего в этом мире уже смолкли навечно, говорил конунг. Он вознёс молитву Небесам, прося их по достоинству оценить заслуги уплывающих в вечность воинов, и завершил обращение к божественным покровителям поимённым перечислением всех, с кем прощались живые соратники:

— …Тецаль Ингвальдсон, умелый моряк, Олаф Харальдсон, умелый моряк и хранитель святыни, Джеймс Кнудсен, младший боцман, Роб Карлсон, умелый моряк, Джон Андерсон, помощник повара, Энтони Джеффри Вудсон, умелый моряк, Джесс Найджел Тафтон, младший плотник, Тарна Ингвальдсон, умелый моряк и хранитель святыни, Томас Харальд Хэнсон Тринадцатый, первый офицер и хранитель святыни… Предаём их тела морской пучине. Прах к праху. Велики наши утраты, но мы возрадуемся за братьев наших. Это был настоящий бой! Истинная доблесть проявлена! Все воины заслужили право продолжить вечную жизнь в небесном раю Валгалле! Хвала Одину и братьям его, богам Асгарда!

Тела, обёрнутые парусиной, одно за другим скользили за борт…

Вечером того же дня в каюту к Джону зашёл Доуссон. Капитан сидел в углу, у столика с горящей свечой, и что-то быстро писал в своей толстой записной книге с чёрным кожаным переплётом.

— А-а, это ты! — протянул он, узнав своего первого помощника, которого не сразу разглядел в полутьме, и снова принялся покрывать страницу книги строками записи. Приглядевшись, Доуссон рассмотрел убористый текст и нанесённое несколькими штрихами изображение какого-то насекомого, похожего на сухой лист дерева.

— Готовлюсь к беседе с нашим добрым доктором, — пробормотал Джон. — Мне с ним есть о чём поговорить… Никак в толк не возьму, как он сообщения передавал… Не использовал же каких-нибудь летающих жуков или бабочек вместо почтовых голубей… Некоторые условные знаки он оставлял на островах, но как они могли узнать, какие именно клочки суши необходимо посетить, чтобы… И вот что ещё меня в тупик ставит, почему его загодя посадили в трюм вместе с пленниками, неужели чёрный дьявол способен разрабатывать столь далекоидущие планы… или он просто чем-то перед тем исчадием провинился и в качестве наказания угодил…

— Ты о чём? — спросил помощник у капитана.

— Узнаешь. Обязательно узнаешь. А сейчас — всем отдыхать. Необходимо хоть немного восстановить силы. Мы на совесть потрудились во славу Одина и по праву заслужили передышку.

…На следующий день первым делом был окончательно приведён в относительный порядок и частично подремонтирован захваченный фрегат. Ремонтные работы начались ещё накануне, сломанную и расколотую грот-мачту прямо в море решили не заменять, перерубили все канаты, которыми она ещё была привязана к корпусу, сбросили в воду, и шлюпки оттянули её на буксире подальше. Подхваченная течением, она постепенно отдалялась, покачиваясь на волнах, и к следующему утру исчезла из виду окончательно.

По предложению капитана общим советом дружины было принято решение, что захваченный фрегат будет использован для отправки многочисленных раненых викингов на Тортугу. Для лечения и выздоровления им надолго требовалась спокойная обстановка и лучшие снадобья, а обеспечить всё это можно было лишь на берегу, в настоящем городе. Освобождённые невольники убитого Чёрного Пирата и его отъявленных головорезов отправлялись туда же. Им нечего было делать там, куда собирался идти «Вегейр».

Ни одного скандинава или потомка норманнов среди них не нашлось, и основательно пополнить дружину не удалось. К викингам просились несколько человек, но почти всем было отказано, несмотря на потери, которые понесла дружина. Неприязнь к инородцам среди викингов, вынужденных противостоять объединённому флоту Старого Света, многократно усилилась. Взяли только голландца-плотника, парусного мастера из Ливерпуля и двоих шотландцев, по их словам, опытных рулевых.

Прибытие на остров Черепахи побеждённого викингами «Чёрного ангела», пока не переименованного, преследовало целью объявить миру, что карибские викинги живы и побеждают. На клотике фок-мачты и на кормовом флагштоке уже сейчас реяли красные флаги, на которых чётко просматривались силуэты летящих соколов. Стяги победителей.

Именно поэтому не убитые в бою члены побеждённого экипажа не расстались с жизнью, не отправились на дно вслед за трупами своих сотоварищей, которых победители безжалостно, без всякого ритуала, как мясо, посбрасывали на корм акулам. Эти чёрные головорезы должны были по прибытии на Тортугу стать живыми свидетелями поражения «Чёрного ангела».

Требовалось утвердить факт — последний драккар по-прежнему подтверждал славу самого непобедимого из кораблей вольных корсаров Карибского моря. И поредевший, но не упавший духом экипаж драккара викингов намеревался удерживать эту славу всеми возможными способами.

Для этого «Вегейру» и предстояло следовать на Пинос, чтобы оттуда, с ещё одного острова, издавна облюбованного пиратами,[30] основав там новое поселение племени Дракона, начинать всё сначала. Первым делом захватить в Юкатанском проливе судно с богатым грузом и затем триумфально привести его в гавань Тортуги…

Ополовиненный экипаж последнего драккара ещё более сократился, когда на «Чёрный ангел» отрядили небольшую команду воинов дружины, для руководства экипажем, составленным из освобождённых пленников работорговцев, для охраны самих работорговцев, заточённых в невольничий трюм им на смену, и для присмотра за ранеными. Во время перехода до гавани Тортуги лечить раненых предстояло доктору Деми, единственному из захваченных чёрных пиратов, которого не заточили. Доктор Торнсби, по вынужденному решению экипажа, должен был оставаться на «Вегейре», фрегату предстояли новые морские поединки. Окончание войны с европейцами никто и не думал объявлять. Посланцы Старого Света всем флотом или большими эскадрами вечно по морю таскаться не смогут при всём желании, а с одиночками викинги без труда справятся…

Ясная погода и хороший ветер сулили, что намеченные переходы двух фрегатов начнутся успешно.

— Капитан, «Чёрный ангел» готов к отплытию! — доложил Мэтью Ларсон капитану Ульвссону, который с мостика наблюдал за последними приготовлениями на захваченном фрегате. Конунг и сам видел, что на борт второго фрегата уже переправились почти все, кому предстояло отплыть на Тортугу, но морской обычай повелевал неукоснительно озвучивать происходящее в рапортах капитану, первому на борту после богов. И потому, если что — ответ перед богами капитану тоже предстояло держать первым из всех людей на борту…

— Что ж, хорошо, Ларс. Мы исполним задуманное и тоже подтянемся на Тортугу, там и встретимся. Тебе вести «Чёрный ангел», брат мой. Ты наконец-то капитан. Ты был с нами с самого начала и постоянно доказывал, что нет среди нас более достойного викинга. Да пребудет с тобой удача, воин, я горд, что довелось сражаться с тобой плечом к плечу!

Лицо свежеиспечённого капитана корабля ещё больше помрачнело. Ларс давно был достоин чести стать капитаном, но — не такой же ценой!

Тем не менее он вскинул голову, поднял свой меч, которым ещё несколько веков назад викинги рубили головы врагам и который ныне по праву принадлежал героическому потомку, и с достоинством ответил, глядя прямо в глаза конунгу дружины:

— Я горд, что мне довелось служить под твоим началом, Джон Ульвссон, и благодарю за оказанное доверие.

— Да здравствует капитан Ларсон, удачи, капитан! — приветствовали его матросы, провожая к шлюпке, которая должна была переправить достойнейшего моряка на «Чёрный ангел». После захвата его викингами чёрный фрегат утратил свою зловещую славу олицетворения зла.

Проводив взглядами удаляющийся парус корабля, которому лишь предстояло стать ещё одним драккаром возрождающегося флота Чёрного Сокола, сократившийся экипаж «Святого копья» принялся за работу. До самой темноты викинги приводили в порядок свой драккар, и лишь глубокой ночью «Вегейр» под водительством конунга Ульвссона поднял паруса и взял курс в направлении острова Пинос.

Трудившиеся до изнеможения наравне со всеми крайне усталые Ульвссон и чуть ли не последние из его ближайших соратников, оставшиеся в живых офицеры, штурман Бьорн Снорри и помощник капитана Доуссон, побрели в капитанскую каюту, чтобы перед заслуженным отдыхом коротко обсудить ближайшие планы. Войдя в каюту, её хозяин первым делом стащил камзол, затем рубаху и попросил своего помощника осмотреть бок.

— Джон, ты ранен?! Но почему ты не позовёшь Алана? — с тревогой спросил Доуссон, глядя на покрытый запёкшейся кровью длинный порез, о котором капитан никому не сообщал, прикрыв окровавленную рубаху накинутым после боя камзолом.

— А, царапина! — отмахнулся Джон. — Больше позора и стыда, чем вреда телу.

— Ты прав, порез пустяковый. Однако пускай это и царапина, но пусть бы он её промыл и перевязал…

— Я сам промыл, добрым ромом, — улыбнулся Джон, натягивая новую рубаху и камзол. — Да и внутрь принял глоточек.

— Эх, скорей бы они добрались до города… — вздохнул Бьорн. — У фрегата нет одной мачты и столько раненых на борту! А наш доктор Алан остался на «Вегейре»…

— Да уж, видел я, как тот французишка бестолково делал перевязку, эх-х, — ещё более печально вздохнул Доуссон, которому в отличие от «прикованного» к штурвалу Бьорна довелось побывать на трофейном фрегате в процессе его подготовки к рейсу, — у этого лекаря руки неуклюжие, как у дровосека, я и то перевязал бы ловчее… И всё же лучше он, чем вообще без лекаря…

— Какого лекаря? — вдруг спросил Бьорн. — На «Чёрном ангеле» нет корабельного врача, он умер недели две назад. Рулевой из бывших пленников мне так сказал…

— Как умер?! — воскликнул капитан. — Лекарь с «Чёрного ангела» давно умер?..

— Ну да! Нескольких пленников чёрные забирали из трюма, что-то там тяжёлое перетащить, и он был одним из них и случайно подслушал, как чёрные пираты сетовали на то, что надо бы поскорей завести нового врача. А один из головорезов сказал, что вот когда разыщут и захватят фрегат викингов, на борту снова будет лекарь. Этот шотландец меня потому и спросил, что это у нас за доктор такой хороший имеется, что даже дьяволовы отродья о нём проведали. У парня зубы болят, и он хочет избавиться от…

— Не может бы-ыть… — растерянно протянул капитан Джон. — Тот француз сам отдал мне пистолет и саблю…

Повисла пауза. Но взгляд Ульвссона очень быстро из растерянного стал гневным. Он резко стукнул кулаком по столу, вскочил и побежал прочь из каюты.

— За мной! — бросил уже на ходу и распорядился: — Бьорн! Молнией к штурвалу, меняем курс! Идём вдогонку «Чёрному ангелу»! Доуссон, объявляй тревогу!

— Что случилось, Джон?! — недоумённо крикнул ему вдогонку Бьорн. Доуссон не издал ни звука, он уже устремился вслед капитану. Длинноногий и большой штурман в три прыжка нагнал побратимов.

Снаружи Джон Ульвссон остановился, будто ударившись о стену. Повернулся к офицерам и посмотрел на них в упор. В его глазах стыла смертельная ненависть. Доуссон даже вздрогнул от неожиданности…

— Я допустил страшную ошибку, братья! И расплатиться придётся всем нам. Если мы потеряем Ларса и наших раненых, которых собственными руками отдали в пасть чёрного дьявола, викингам больше нечего делать в этом море. Боги не простят нас.

— Ты хочешь сказать… — начал было говорить Бьорн Снорри.

— Доуссон! — перебил его Джон. — Немедля в каюту Алана Торнсби, притащи его на мостик. Бьорн, за мной, мы поворачиваем!..

Через короткое время помощник капитана взбежал на мостик, где у штурвала, отстранив рулевого, находились капитан и штурман. Команды переложить паруса уже были отданы. «Вегейр» менял курс, драконья голова на его форштевне больше не смотрела на запад.

— Нет его в каюте, Джон! Я приказал обыскать корабль, но похоже, мы не найдём доктора. А я-то думал, он возится со своей коллекцией, успокаивается после битвы, как всегда бывало…

— Я тоже так думал, — с ледяной ненавистью в голосе произнёс капитан. — Но сдаётся мне, на борту «Чёрного ангела» всё же один врач имеется. Только совсем не тот, кто в их лазарете отдал мне саблю и пистолет Чёрного Пирата… И Ларс наверняка ничего не заподозрил! Для капитана корабля, полного умирающих и раненых, вполне естественным покажется появление на борту второго лекаря. В первую минуту Мэту показалось, конечно, что это мы в последний момент передумали и всё-таки решили отрядить к нему Алана Торнсби. Остаётся надеяться, что минуту спустя он кое-что вспомнит о поведении… нашего доброго доктора и о том припомнит, что доктор тоже попал в племя викингов не откуда-нибудь ещё, а прямиком с «Чёрного ангела»… Эх, Томас, Томас, твою родовую сагу о райском острове предков ещё там, в трюме, расслышали не только мои уши. И кто-то поверил в неё раньше, чем я и остальные будущие викинги.


…Джон Дарси Ульвссон, капитан последнего драккара флота Чёрного Сокола, присел к столу в своей каюте и зажёг свечу. Затем придвинул к себе поближе лежавшую на столешнице потрёпанную, достаточно толстую записную книгу в чёрном кожаном переплёте и открыл её.

В этой книге оставалось совсем немного чистых, ещё белых страниц, и конунг карибских викингов, задумчиво подперев подбородок ладонью, пальцами другой руки пересчитал их. Вздохнул, проворчал:

— Не заводить же другой… Эх, не люблю я мелкий почерк… — и потянулся к чернильнице, из которой торчали три или четыре птичьих пера. По виду они могли оказаться вовсе не гусиными, а выдернутыми из хвоста любой экзотической птицы Нового Света.

Капитан Джон взял одно из них и начал писать на последних страницах своего дневника. Эти страницы он действительно старался заполнять сжато, помельче, убористей. Обычный его почерк, вольготный и размашистый, на предыдущих страницах записей очень редко, буквально несколько раз, сжимался, экономя чистое место. Как будто, предчувствуя грядущую необходимость сберечь последние листки для завершения, хозяин книги пытался умерить полёт своих слов. И автору записей в этой книге, конечно, ужимать и смирять почерк удавалось с большим трудом, что неудивительно для капитана корабля, бороздившего море под красным флагом с чёрным силуэтом стремительно летящей хищной птицы…

«Мы не успели догнать „Чёрный ангел“. Мёртвые тела Бена Орвальдсона и Гуннара Янсена, приставленных мною для пригляда за доктором Торнсби, нашлись в каюте предателя. Облачившись в одежды одного из убитых им парней, неуловимый лазутчик бежал, воспользовавшись суматохой, царившей при переправке с борта на борт викингов, которых ранили ещё на „Вегейре“. К превеликому сожалению, этому мерзавцу удалось ускользнуть от верёвки. Он всё время ускользал. Как истинная крыса, лазутчик был всё время и рядом с нами, и невидим глазу… Предательство „нашего доброго доктора“ поразило меня до глубины души, Окажись любой другой на его месте, даже Ларс, Бутен или Килинг, я бы не изумился настолько. Хотя… я не могу доподлинно судить о том, что было бы, если.

Но теперь ничуть не сомневаюсь, что натура человека отличается от животных одним самым отвратительным качеством — способностью предавать своих собратьев. Даже представить невозможно, что во время облавы волк может переметнуться на сторону псов и начать грызть кого-то из своей же стаи.

„Чёрный ангел“ не пришёл в гавань Тортуги. Когда „Вегейр“, изменив первоначально взятый курс, но не обнаружив нигде в море захваченный фрегат, добрался на Черепаший остров, мы узнали: в последнее время там и слыхом не слыхивали о прибытии корабля Чёрного Пирата. И уж тем паче никто даже не подозревал о том, что викинги захватили и повредили этот корабль.

Наш последний подвиг, совершённый в этом море, остался безвестным. Точно так же, как и наша последняя фатальная ошибка…

Нелегко же мне давалось управляться со словами, я не скальд, но счёл себя обязанным рассказать историю исчезнувшего карибского острова викингов и флота Чёрного Сокола, Чтобы помнили о нас люди. Я верю, что боги Асгарда действительно благословляли наш викингр и вели нас. Пока не отвернулись, лишив дружину своего покровительства.

Поэтому я привёл в порядок мои записи и намерен поместить их в тщательно, изнутри и снаружи, просмоленный бочонок. Туда же я спрячу наконечник копья, последним хранителем коего являюсь. Если „Вегейру“ доведётся кануть в океанской пучине, последней моей молитвой в этой жизни будет просьба о том, чтобы бочонок не очутился в чреве кита и не лопнул под ударами волн, не опустился на дно морское и не сгинул каким-либо ещё из множества способов, коими боги искореняют память о людях.

Буду надеяться, что память о нас и символ нашей веры доплывут до какого-нибудь берега. И кто-то узнает, что мы были. Узнает о том, как враги объединились против нас, чтобы раз и навсегда искоренить угрозу, которая более чем всерьёз досаждала колониям. Мы оказались слишком хорошими воинами. Власти карибских колоний совершили всё возможное, чтобы уничтожить нас.

Ещё я хочу упомянуть о важнейшем, о двух судьбоносных бурях. Они были не случайными. Буря забросила экипаж искателей сокровищ на райский остров предков, положив начало недолгому могуществу дружины новых викингов. И ещё одна буря впоследствии окончательно погубила флот кораблей с драконьими головами на форштевнях.

Почему это случилось? Наши небесные покровители изменили намерения? Или там, в небесах, одна божественная сила одолела другую и десницей своею наслала уже не путеводную бурю, но карающую? Первую бурю нам даровали обитатели Асгарда, вторую же — низринул Господь христиан, против засилья которых мы открыто восстали?

Да, мы ставили своей целью возродить былые верования. Мы хотели быть викингами и мы стали викингами. Люди существуют, пока боги о них помнят, разве не так? Но почему бы не предположить, что пока люди помнят о богах… они тоже существуют?..

Не знаю, считать удачей или проклятием, что у нас такая цель появилась. Да, именно она не позволила нам превратиться в обычную шайку разбойников, сборище отщепенцев, промышляющих на морских путях. Но она же впоследствии и привела нас сюда, в безлюдный океанский простор, не оставив иного выбора и иного направления, помимо курса на восход. Перед тем погубив райский остров…

Среди Заповедей Одина есть и та, что гласит:

„Не допускайте, люди, извечный страх пред неизведанным в сердца ваши, а глупость и невежество — в мысли и речи ваши“.

И последний Завет, наиболее мудрый, напутствует:

„Ведайте, люди, что каждый потомок Древних Богов должен иметь Родовую Веру, ясный Разум, пытливый Ум, любящее и храброе Сердце, чистую Совесть, сильные Руки и крепкую Волю“.

Возможно, нам не удалось проникнуться Заповедями как следует, но поставленной цели мы не изменили и расплатились за эту верность сполна. Небеса в итоге сочли нас недостойными покровительства, но совесть наша чиста — мы честно старались. Как бы там ни было, мои братья по войне ухитрились превратиться в настоящих викингов. Хотя и родились они несколько веков спустя после того, как последний драккар норманнов вышел в море, чтобы совершить последний европейский викингр.

Мы, викинги Карибского моря, просто не должны были здесь и сейчас появиться, но по прихоти Небес всё же явились в этот мир.

И вот теперь почти все доблестные воины острова Дракона и флота Чёрного Сокола покинули мир живых, ушли в Валгаллу. Я верю, что для них там отведено не последнее место. Они заслужили по праву.

У меня есть пергаментный свиток отличной выделки, и как только завершу дневник, запечатлею на нём имена всех карибских викингов, которых помню. Имена тех, кого забыл, подскажут мои соратники, на борту „Вегейра“ нас всё ещё около сотни. Немалая боевая сила, особенно по меркам наших предков.

Но ещё на этих страницах я непременно должен вспомнить пятерых братьев. Перед ними ощущаю личный долг, который мне уже не выплатить…

Стивен Килинг. Известия о гибели драккара „Моллнир“ никто не приносил. Я продолжаю верить, что он всё-таки где-то продолжает поход. Может быть, Стив и его парни взяли курс на север, вдоль берега континента? Нам туда не прорваться сквозь патрульные заслоны королевских сил, но „Моллнир“ мог проскользнуть раньше, сразу после бури, разметавшей флоты. Воины под предводительством Килинга способны исполнить то, что мы намеревались делать после того, как настигнем Чёрного Пирата, отомстим ему, затем обоснуемся на острове Пинос и вновь напомним о себе этому морю. Там, на севере, экипаж под предводительством Килинга разыщет уцелевших детей и женщин нашего племени. Мы так и не нашли людей, угнанных с острова Дракона, нигде на островах. В колониях Карибов их нет. Но удалось разузнать, куда королевские работорговцы отправили пленников и пленниц.

Малую часть в Европу, через океан, дабы своим монархам продемонстрировать трофеи, светловолосых, светлоглазых и светлокожих прямых потомков древних викингов. Большую же часть отправили на север, в континентальные колонии, подальше от нас и от акватории, в которой мы пытались противостоять их законам. Если Стиву удастся совершить почти невозможное, отыскать женщин и детей племени, — то где-нибудь на континенте, быть может, появится новое поселение викингов… И Молот Тора отомстит за копьё Одина.

Тэйкеху Ингвальдсон. Верховный жрец, духовный вождь острова Спящего Дракона. Хранитель святилища Дракона, которого мы разбудили. Мы не знаем, что с ним случилось и как ему удалось предотвратить полное разрушение святилища. Но его пример вдохновляет нас, и пока хотя бы один из нас останется в живых, мы будем бороться за свою свободу до последнего вздоха.

Тарна Ингвальдсон. Хранитель копья Одина. Мой верный друг-островитянин. Мой боевой побратим. Он с честью исполнил предназначение, уготованное ему судьбой, и не его вина, что Леди Удача отвернулись от нас. Я принял эстафету и, пока жив, несу дальше символ благосклонности небесных покровителей, о сохранности которого заботился Тарна, пока не ушёл в Асгард.

Мэтью Ларсон. Наш славный Ларс обладал очень острым зрением. Но даже он не сумел разглядеть злейшего врага, таившегося в непосредственной близости. Вот истинная насмешка судьбы! И я, оказавшийся ещё более незрячим, собственными руками сунул Мэта в пасть Чёрному Дьяволу. Да, человек лишь предполагает, и не дано человеку знать, что решат небесные покровители, но… до чего же тоскливо на душе человеку, который служил проводником божественной воли!

Томас Харальд Хэнсон. Наш вдохновитель и наш скальд, тринадцатый ребёнок своего отца, с особым удовольствием поминал христианского чёрта. Но я пуще всего на свете надеюсь, что в лапы к нему Том не попал, и за пиршественным столом в Асгарде сыщется место, достойное прекрасной души, искреннего сердца, беззаветной веры, великой отваги и острого ума благородного мечтателя, прямого потомка рода викингов из саги! Благодаря им вся эта история стала возможной и зажгла сердца многих людей спустя долгие века».

Капитан дописал предпоследнюю страницу, заполнив её до самого низу, едва уместив слова, и поставил точку. Поднял перо над книгой, задумчиво посмотрел на бумагу, покрытую убористыми строчками, будто решая, всё ли сказал, или стоит всё же, перевернув страницу, что-то добавить… Оторвавшись от дневника, он поднял голову и прислушался к звукам, доносившимся снаружи. Сунул перо в чернильницу, встал и вышел из каюты, оставив на столе раскрытый дневник.

Паруса, озарённые рассветными лучами солнца, наполнялись ветром.

Последний драккар, повернувшись кормой к водам Карибского моря, уходил в Атлантический океан, держа курс на восток. Ему предстоял обратный переход в Старый Свет. Где-то там, по ту сторону Атлантики, лежали земли, которые раньше уже завоёвывали норманны и правили ими. И Париж брали, и Лондон, побеждали французов, и англичан, и голландцев, и всех прочих. Держали в страхе своих врагов и спуску никому не давали. Ходили в греки через обширные просторы Киевской Руси, пересекали океан задолго до Колумба, огибали всю Европу, и на пески Аравии палящее солнце отбрасывало тени рогатых шлемов бесстрашных воинов и неутомимых путешественников. Где только не доводилось бывать дружинам викингов, устремлявшимся в моря на своих узких хищных ладьях! Вот и до жарких островов Нового Света добрались… чтобы именно отсюда возвратиться домой спустя долгие века забвения.

Сверкающий диск утреннего солнца подымался из-за горизонта, высвечивая золотую дорожку, протянувшуюся к идущему на восход кораблю. Светило будто намеренно расстилало её перед форштевнем, увенчанным драконьей головой, чтобы не дать сбиться с курса фрегату, поднявшему все паруса, и показать ему прямую дорогу к линии, где море и небо смыкались, перетекая друг в друга. Образованная солнечными лучами дорога эта, казалось, уводила в бесконечность…

Отважно разрезая океанские волны, ловя попутный западный ветер, корабль шёл прямо на восходящее солнце, а его капитан, запечатлев в зрачках расстилавшееся впереди зрелище восхода, покинул мостик и вернулся к столу, к ожидавшей его раскрытой книге для записей.

Здесь он взял перо, перевернул бумажный лист дневника, а вместе с ним и всю предыдущую историю своей жизни. И на обороте листа, вверху самой последней страницы книги, коротко описал только что увиденную картину нового рассвета и добавил такие слова:

«Кто никуда не плывёт — тому попутных ветров не бывает. Я не ведаю, какое будущее нам суждено. Людям дано лишь предполагать… и надеяться, и верить в свою удачу. Добраться бы до Европы, а там уж выяснится, где корсарам Одина суждено дать свой последний бой, чтобы заслужить прощение небесных покровителей и напомнить нынешним королям Старого Света, что кровь неустрашимых северных воинов, некогда бросавших вызов их предкам, ещё не у всех ныне живущих растворилась в жилах бесследно»

Точки в конце записи капитан «Святого копья», последнего драккара карибских викингов, в самом деле не поставил. Будто намеревался ещё продолжить мысль.

Ведь большая половина последней страницы записной книги Джона Дарси Ульвссона, человека удивительной судьбы, так и осталась чистой…

Постскриптум (послесловие переводчика)

Воздавайте, люди, за добро только добром и не сотворяйте злое и непотребное там, где вас принимали с добром и открытой душой.

Не воздавайте, люди, добром за причиненное вам зло, ибо, ежели воздавать будете добром за зло, то чем воздавать вы станете за добро.

Каждый настоящий мужчина из любого древнего Рода должен знать, что Совесть и Меч надо с детства беречь.

Из Заповедей Одина
Этот старинный дневник я обнаружил случайно среди книг библиотеки моего деда, единственным наследником которого, так уж вышло, я оказался.

Правильно произнесённая, наша фамилия для уха, привычного к русскому, звучит необычно, хотя где-нибудь в Плимуте, Ливерпуле или Дувре её носителей наверняка пруд пруди. Тем не менее, насколько я знаю, никто из моих предков не стремился переделаться в Морлова или в Морелина. Так что я — по-прежнему Морли. Правда, в паспорте переиначено в «Морлей», написание и произношение русифицировано, подобно фамилии актрисы Варлей, популярной у поколения моего дедушки. Это слово тоже, конечно, более правильно выговаривать как «Варли».

Впрочем, речь не обо мне. И даже не о моих пращурах. Рассказать о нашей фамилии необходимо в связи с находкой, которую когда-то сделал какой-то из моих несколько раз прадедушек. По крайней мере я так думаю, что дневник нашёл кто-то из тогдашних Морли. Иначе как бы эта книга оказалась в библиотеке моего деда? Он ведь не был историком, его профессия не подразумевала работу с текстами и документами, дедуля просто любил читать. И каким образом этот антикварный «блокнот» попал к нему, я не знаю. Вот по какой причине Морли оказались в России, мне известно. Из поколения в поколение сохранялось семейное предание об импортированном Петром Первым английском мастере-корабельщике, но об этой рукописной книге в кожаном переплёте в нём ни разу не упоминается.

Я тоже не имел никакого отношения к науке истории или к работе с текстами, как научными, так и художественными. Однако мой прадедушка Морли однажды, лет триста назад, по всей вероятности, нашёл бочонок, выброшенный морем, на берегу родины моих предков по отцовской линии. Затем его сын или внук очутился в молодой империи Петра Первого Романова и со временем обрусел. По прошествии столетий я нашёл этот дневник среди унаследованных книг. И мне пришлось браться за изучение истории и языка предков. Так поневоле я и превратился в переводчика дневника Джона Дарси из рода Волка…

Немало времени понадобилось мне, чтобы ознакомиться с содержанием записок. Английский язык «золотой эпохи пиратства» существенно отличается от современного первого международного. И хотя я в общем-то владел «инглишем» куда лучше, чем на школьном уровне «май нэйм ис Колья», «фак ю» и «мадэ ин уса», доступном большинству населения бывшего СССР, но трудности чтения и понимания иногда зашкаливали.

Вначале я хотел переписать дневник на современный английский, но затем решил, что когда перед отлётом выложу сканированные страницы (кроме одной) на вебсайте, то все люди, знающие английский язык, сумеют прочесть и без моей помощи, если захотят. Поэтому сделал перевод на тот язык, на котором думаю. Родной для меня самого, а не для моих далёких предков. Этот перевод я тоже обнародую под каким-нибудь псевдонимом. Мне кажется, что вначале текст должен восприниматься как художественное, литературное произведение. Так будет идеологически правильно. Не заявлять же с первых слов, что всё изложенное в этой книге — истинная правда и карибские викинги никакой не миф и не историческое допущение!..

Стилистика моего перевода со староанглийского на более-менее современный русский, перевода местами отрывочного и сумбурного, возникла под давлением обстоятельств, вынужденно. Фрагментарность самих дневниковых записей усугубилась печальным фактом. Не все листки уцелели в течение веков, жестокое время не пощадило часть страниц, поэтому что-то приходилось дополнять самостоятельно, исходя из логики происходившего. Местами сырость, враг всех документов, написанных в открытом море, настолько испортила старые чернила, что они расплылись в сплошные выцветшие кляксы, и прочесть слова становилось просто невозможным. Порою и сам рукописный текст превращался в бессвязный набор фраз и сокращений, и уловить его смысл при всём желании почти не удавалось.

Поэтому я так и не узнал, что случилось с Джекменом, втравившим автора записок в историю. И с другими карибскими деятелями той эпохи, желавшими использовать Джона Уилсона в своих планах, которые он решительно не принял. Почти не сохранилось страниц с описанием захвата острова Дракона и кровавого уничтожения племени островитян, что случилось в отсутствие флота, полным составом совершавшего очередной викингр. Нет в дневнике и внятных сведений, почему так странно вёл себя зловещий Чёрный Пират, какие боги принуждали его к загадочным поступкам. И почему доктор оказался в трюме с невольниками? Неужели коварный вожак «Чёрного ангела» действительно был настолько дальновидным и прозорливым, что предощущал дальнейшие события и попытался загодя внедрить своего шпиона… Да уж, без мистики во всей этой истории не обошлось точно! Чем дальше я углублялся в неё, тем отчётливей понимал, что слова автора записок о внимании небесных покровителей, не оставляющих людей без пригляду, не просто метафора, употреблённая в переносном смысле. Нечто таинственное, неуловимое обычными органами чувств, но совершенно реальное для участников той истории рядом с ними постоянно присутствовало. Но увы, некоторые из записей, возможно, содержавших в себе объяснения, остались для меня тайной за семью печатями. Приходится автору дневника поверить на слово.

Поэтому я не знаю, насколько соответствует реальности мистическая легенда о хранящей и направляющей силе копья, которое увезли за океан викинги дружины, дерзнувшей уйти гораздо дальше на запад и на юг, чем драккары Эрика Рыжего. Магический Гунгнир, или копьё, выдаваемое за него, — по многим свидетельствам, активно участвовал не только в древней, а и в новой и даже в новейшей истории Европы. Но вопрос: то ли это копьё?.. Быть может, настоящий Гунгнир покоится на дне морском и ждёт своего часа. Неподалёку от мыса, изображённого на странице, электронный скан которой я не намерен выкладывать в открытый сетевой доступ…

Также я не совсем прояснил для себя истинную мотивацию решения уцелевших корсаров Чёрного Сокола взять курс обратно в Европу. Они могли скрыться в недоступных, малоисследованных или вовсе «не открытых» ещё краях, переждать и вернуться, когда страсти по викингам поулягутся. Нетронутых терра инкогнит Нового Света в те времена ещё оставалось немерено! Слабо верится, что опытнейшие воины в здравом уме всерьёз надеялись, что сумеют нанести ощутимый вред хотя бы одному прибрежному городу Старого Света или так же успешно корсарствовать в водах Ла-Манша, например, как они это делали в водах Карибского моря. Хотя, если поразмыслить, но большому счёту разве мы, современные люди, способны до конца понимать, что творилось в душах и умах наших далёких предков…

Коротко говоря, всё, что сохранилось на страницах дневника, что мне удалось распознать, расшифровать, увязать между собой, то я изложил. Мореход Джон Ульвссон вообще был скуп на описания, но надо отдать ему должное: при всех тяготах существования, при всех испытаниях, выпавших на его долю, он регулярно делился с дневником своими чаяниями и мыслями как мог. Кое-где мне приходилось даже немного приукрашать, чтобы повествование не выглядело совсем уж сухим и «репортажным».

Но каким бы оно ни было — лично я искренне поверил в то, что в этой рукописной книге содержится не досужий вымысел, но память о событиях, реально имевших место в истории освоения европейцами Западного полушария.

Хотя никаких неоспоримых подтверждений достоверности мне пока разыскать не удалось.

Долгие месяцы я искал в исторических хрониках упоминания, какие-то остаточные сведения, хотя бы намёки. Ничего нет. Возникает такое ощущение, что королевские фамилии тщательно вытравили любые упоминания о карибских викингах, которые успешно били их не только в девятом-десятом веках, но и несколько столетий спустя. Ведь не только советские историки по заданию партии переписывали учебники истории и подчищали архивы. Уверен, этим занимались все власть предержащие во все времена и у всех народов. Кому охота признаваться в своей слабости…

И я до сих пор не определил, какой именно из карибских островов хранил в себе остатки последнего драккара воистину первых европейцев, увидевших воды Карибского моря за несколько веков до Колумба и его соратников. Вполне может быть, остров Дракона давно поглотила морская пучина — небесные покровители ведь отвернулись от карибских викингов, и удача оставила их, если верить словам капитана Джона…

Хотя слово «если» — совершенно лишнее. Кому же верить, как не викингам? Об их человеческих качествах ёмко, исчерпывающе сказано в исторической справке, популярной на веб-ресурсах, посвящённых древним корсарам:

«Этих людей боялись.

Этих людей проклинали.

Этими людьми восхищались».

С материнским молоком впитавшие северную доблесть и приверженность суровым северным богам, они не искали лёгких путей. В поисках славы они покидали свои студеные земли и отправлялись бороздить моря и покорять новые территории. Эти люди вошли в историю и остались в ней навсегда — под гордым именем викингов.

В самом слове «викинг» живёт романтика. Ни один другой народ не может сравниться колоритностью с образом этих бешеных белокурых гигантов, державших в страхе добрую половину побережья всей Европы. От знойной Африки до льдов севера России едва ли найдётся берег, не усвоивший, что означает знамя с изображением ворона, сокола или орла.

Фигуры устремленной вперёд птицы окружали древнескандинавских воинов на протяжении всей жизни: они встречаются на металлических украшениях костюма, накладках на оружие и сбрую боевых коней, монетах и рунических камнях — вечных памятниках посмертной славы. Хищная птица была верным и жестоким спутником военных дружин, глашатаем и завершителем битвы.

Достойно жить и, главное, достойно умереть было основным понятием кодекса чести викинга. Их рассказы и героические повести полны невероятных свершений и побед, купленных ценой собственной жизни. Оставить после себя историю, достойную уст скальда, быть знаменитым за своё бесстрашие — вот что было главным.

Лишь глупец боится смерти и избегает битв, не думая о том, что придёт старость, защиты от которой ни за что не сыскать…

В боях и суровых водах Северного моря отвага была одним из неизменных и самых необходимых качеств в сердце викинга. Жить, беспрерывно сражаясь со своей судьбой; умирая, встречать свой конец, каков бы он ни был, с отвагой и спокойствием. Многие герои саг умирали в мучениях, часто под пытками, но со стоицизмом краснокожих индейцев. Только самый ничтожный человек мог показать свой страх. На первый взгляд дикари и варвары, викинги при этом обладали богатым устным поэтическим творчеством, резали сложнейшие орнаменты по дереву, создавали величественные статуи и разнообразнейшие украшения.

Они жили, ценя свободу, храбрость и острый ум.

И эти люди, суровые и поэтичные, несомненно, более чем достойны того, чтобы их помнить.

Скальд карибских викингов, Томас Харальд Хэнсон Тринадцатый, однажды сказал побратиму Джону из рода Волка: «У человека до последнего вздоха остаётся шанс поймать удачу за крыло! Пока мы живы, всегда можно что-то изменить или хотя бы попытаться! Жизнь — это всего лишь попытка…»

Значит, другой живой всегда может подхватить знамя из рук тех, кто пытался до него.

Я живой. И я попытаюсь.

А сам побратим Джон на последней странице своего дневника написал слова, которые теперь являются моим девизом:

«Кто никуда не плывёт — тому попутных ветров не бывает».

Я завершил перевод и разместил его на веб-сайтах. Все, неравнодушные к теме карибских корсаров, могут прочесть историю Джона Уилсона, велением судьбы ставшего конунгом викингов. Вскоре я вновь улетаю в Лондон, буду продолжать поиск на родине моих предков по отцовской линии.

Цель моей жизни отныне: узнать, доплыл ли последний драккар до Европы.

Основание надеяться, что капризная Удача всё же вновь повернулась к нему лицом, даёт мне один рисунок из дневника. Автор записок схематически изобразил участок береговой линии. Возможно, именно туда, по одному ему известной причине, капитан прокладывал курс «Святого копья». И я установил со стопроцентной точностью по старым картам, что этот берег отображает ту прибрежную местность, из которой прибыл в Россию мой предок, много раз прадедушка Морли. Если именно там был найден бочонок, тогда, быть может, неподалёку до сих пор лежит на дне затонувший «Вегейр»? И почему бы не допустить вероятность, что в бочонок Джон Ульвссон поместил только дневник, а Копьё Судьбы осталось на борту?.. Или, быть может, бочонка вообще не было, и на берег выбросило обломки самого фрегата… Так или иначе, на странице, содержание которой я в текст перевода не включил, есть прямое свидетельство: Джон Уилсон в итоге твёрдо решил, куда именно поведёт фрегат. Он был чрезвычайно умный и трезвомыслящий человек.

Не предвидел автор дневника лишь одного. Что историю, изложенную в записках, примут за авторский вымысел. Иначе как ещё объяснить, что в нашем роду эта раритетная книга в чёрном кожаном переплёте, скрепившем пожелтевшие и посеревшие от времени ломкие бумажные страницы, заполненные выцветшими строчками записей и редкими рисунками, только сохранялась? И никто из моих прадедов не предпринял никаких действий по розыску Гунгнира? Дневник просто переходил от отца к сыну, от деда к внуку и пылился, пока его не прочитал я, много раз правнук.

Джон Ульвссон и его соратники были корсарами по крови, наследственными. Потомками норманнов, лучших морских воинов и путешественников своего времени, во многом сформировавших облик Европы.

Но ведь и я имею непосредственное отношение к морю и кораблям. Потому что наследственный кораблестроитель. Так уж вышло, что с петровских времён мужчины нашей семьи не стремились заниматься чем-то другим. В частности, поэтому и мой дедушка когда-то оказался в этом южном причерноморском городе, абсолютно заслуженно прозванном Городом Корабелов, на верфях которого родилось множество кораблей флотов вначале Российской империи, а затем Советского Союза.

Теперь я абсолютно уверен, что судьба ничего не подкидывает человеку просто так.

Где-то там, на небесах, звёзды расположились таким образом, что память о карибских корсарах-викингах, запечатлённая в книге для записей, не рассеялась в нескончаемом потоке войн и революций, дождалась меня. Каждая книга на свете для кого-нибудь, да пишется. Эта книга наконец-то обрела своего неравнодушного читателя.

И совсем не случайно последняя страница по большей части осталась незаполненной. На чистой бумаге можно писать историю дальше.

Я отправляюсь за копьём Одина.

Викингр продолжается…

г. Николаев, 2010–2011

Примечания

1

Абордажная сетка — специальная сеть, применяемая на парусных кораблях для того, чтобы затруднить абордажной партии противника доступ к тем частям своей палубы, которые не подготовлены для обороны.

(обратно)

2

Драккар (норв. Drakkar, от древнескандинавских Drage — «дракон» и Kar — «корабль», буквально — «корабль-дракон») — деревянный корабль викингов, длинный и узкий, с высоко загнутыми носом и кормой; для своего времени обладал весьма впечатляющими боевыми и ходовыми качествами.

(обратно)

3

Один или Вотан (ударения ставятся на первых слогах) — верховный бог в германо-скандинавской мифологии.

(обратно)

4

Норманны (северные люди) — по большей части именно так звали пришлых скандинавских завоевателей в прибрежных областях Франции, Британии, Голландии и Германии, которым больше всего доставалось от них.

(обратно)

5

Кабельтов — единица измерения, дистанция между кораблями при совместном плавании флота, размещении его по диспозиции, расстояние от корабля до берега и тому подобное. Один кабельтов равен 1/10 морской мили = 6 угловых секунд меридиана = 185,2 метра.

(обратно)

6

Парадоксально, но далеко не все мореходы того времени умели плавать, что неоднократно подтверждается историческими источниками.

(обратно)

7

Ныне этот остров более известен под другим названием — Гаити.

(обратно)

8

Термин викингр происходит от древненорвежского слова «викингр». Относительно его значения существует несколько гипотез, наиболее убедительная из которых возводит его к «вик», то есть фиорд, бухта. Таким образом, слово «викинг» по этой версии означает «человек из фиорда». Первоначально именно это слово, «викингр», обозначало собственно поход за добычей, и привычным было словосочетание «отправиться в викингр». Позднее им же стали обозначаться пираты, налётчики, которые собирались в боевые дружины и ходили в далекие морские походы. Жертвами их набегов в Европе стали Англия, Ирландия, Франция, Северная Германия, Пиренейский полуостров, Южная Италия. Проникали они (под именем варягов) и в Византию и Восточную Европу (известна их значительная, хотя и неоднозначная роль в создании Киевской Руси). Хронологически эпоха викингов приходится на VIII–XI века н. э. Французы называли викингов «норманнами» (людьми с севера), британцы называли всех скандинавов «датчанами». В русском и греческом (а также хазарском и арабском) языках использовался термин «варяги». Географически викинги располагались на территории Скандинавского полуострова, Дании, Исландии и Гренландии, однако благодаря отличным навыкам судоходства они основали поселения во многих краях: на Востоке они достигли Персии, а на западе — Северной Америки. В истории викинги наиболее известны как мореплаватели, морские разбойники, торговцы и колонизаторы. У себя на родине между походами они занимались земледелием, скотоводством, охотой и рыболовством. Далеко не последнюю роль в морских странствиях викингов сыграло перенаселение прибрежных районов Скандинавии и нехватка плодородных земель. В мире скандинавов в конце VIII, первой половине IX веков произошел резкий сдвиг, перерыв, в постепенном развитии. Среди них появляется новый тип — смелые мореплаватели, искатели добычи, приключений и впечатлений. Последствия — общеизвестны.

(обратно)

9

Highland (англ.) — северная, гористая часы. Шотландии, ареал обитания легендарных хайлендеров, кланов шотландских горцев.

(обратно)

10

Will (англ.) — очень многозначное слово. Как вспомогательный глагол — служит для образования будущего времени; также выражает намерение, обещание, предположение, вероятность, возможность; в некоторых словосочетаниях выражает неизбежность и решимость. Как существительное — выражает волю, силу воли, желание; также в некоторых значениях выражает энергию, энтузиазм; в некоторых словосочетаниях обозначает завещание. Как глагол — означает «велеть», «внушать», «заставлять»; в некоторых словосочетаниях — «завещать», «отказывать», «отписывать».

(обратно)

11

Вегейр (др.-скандинавск.) — святое копьё.

(обратно)

12

Varadero (исп.) — город-порт на Кубе, на полуострове Икакос, в 134 км от Гаваны. Одно из самых старых поселений Нового Света Первое упоминание о Варадеро зафиксировано в 1555 году.

(обратно)

13

Квартердек — приподнятая часть верхней палубы в кормовой части парусного судна.

(обратно)

14

Эдда (др.-исл. — Edda, во множественном числе — Eddur) — основное произведение германо-скандинавской мифологии. Состоит из двух версий: Старшая Эдда (поэтический сборник мифов Скандинавии), а также Младшая Эдда, произведение средневекового исландского автора Снорри Стурлуссона, задуманное как учебник скальдической поэзии, написанное в 1222–1225 г.г.

(обратно)

15

Поворот «оверштаг» — изменение курса во время движения под парусами с переменой галса при пересечении линии ветра носом корабля.

(обратно)

16

«В одном из северных фьордов Исландии, далеко от берега, возвышается скалистый остров с отвесными берегами. Он называется Драунгей, что значит Скала-Остров. Масса птиц гнездится на этом острове. Но люди на нём никогда не жили. Около тысячи лет назад на этом острове трагически погиб Греттир, самый любимый герой исландского народа. Он был дважды объявлен вне закона и второй раз — за то, что на самом деле было подвигом, а не преступлением. Ему было тридцать пять лет, когда он погиб на Скале-Острове. Из них девятнадцать лет он провёл как человек, отверженный обществом, как изгнанник, в одиночку обороняясь от своих врагов и ютясь в самых неприютных и пустынных углах Исландии…»

«Сага о Греттире» — это одна из саг об исландцах (или родовых саг), то есть рассказов о том, что происходило в Исландии в так называемый «век саг» (примерно с 930 по 1030 г.). Исландия была заселена выходцами из Норвегии в 870–930-х годах н. э. Так что «саги об исландцах» — это рассказы о том, что происходило в Исландии в первый век после её заселения викингами.

(обратно)

17

Скальд (норвежск.) — древнескандинавский поэт-певец. Скальды жили преимущественно при дворах и дружинах конунгов и творили в период с IX по XIV в. Основными жанрами их поэзии были: драпа (боевая песня, прославлявшая подвиги конунга, его дружины и выражавшая героические идеалы),нид и отдельная виса. За хорошее произведение скальд мог получить целое состояние. Песни скальдов, исполнявшиеся самими поэтами без музыкального сопровождения, сохранялись в течение ряда столетий в устной традиции. Поэзия скальдов имеет авторство: известно около 350 имён. Наиболее известные скальды: Браги Боддасон (IX в.), Эгиль Скаллагримссон (ок. 910 — ок. 990), Кормак Эгмундарсон (X в.), Снорри Стурлусон и другие.

(обратно)

18

Нок — оконечность рангоутного дерева, расположенного горизонтально или под некоторым углом к плоскости горизонта — гика, гафеля, рея и т. д.

(обратно)

19

Марса-рей — рей, к которому привязывается марсель. Второй снизу на мачте.

(обратно)

20

Лисели — дополнительные паруса в форме трапеций, которые ставятся с внешних сторон прямых парусов на лисель-спиртах. Лисель-спирты — тонкие рангоутные деревья на фока- и грота-реях, и на фор- и грот-марса-реях.

(обратно)

21

Сейчас на этом участке побережья находится Форт-Лодердейл; город был построен в начале XX века, а до этого в тех местах обитали индейцы племенного союза семинолов и бежавшие рабы, до XIX века большая часть полуострова Флорида оставалась совершенно дикой территорией.

(обратно)

22

Гафель служит для подъёма флагов и сигналов; на парусных судах к гафелю крепится верхняя кромка косого паруса.

(обратно)

23

Крюйт-камера — место хранения огнестрельных припасов на корабле.

(обратно)

24

Берсерк или берсеркер (нем. Berserker) — в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакции, нечувствительностью к боли. Их действия зачастую носили нерациональный характер. Берсерки не признавали щит и доспехи, сражаясь в одних рубахах или обнажёнными по пояс.

(обратно)

25

Кулеврины — длинноствольные артиллерийские орудия различных калибров. Применялись в европейских армиях и на флотах в XV–XVII вв. для стрельбы на дальние расстояния. А также во Франции XIV–XVI вв. — Так называлось ручное огнестрельное оружие типа аркебузы.

(обратно)

26

Шпринг (нидерл. spring) — трос, заведённый в скобу станового якоря или взятый за якорь-цепь, другим концом проведённый на корму, предназначенный для удержания корабля в заданном положении.

(обратно)

27

Траверз (англ. traverse) — направление, перпендикулярное диаметральной плоскости корабля (судна). Соответствует курсовому углу 90 градусов. Выражение «на траверзе» означает, что корабль поравнялся с каким-либо другим предметом или кораблем.

(обратно)

28

Фордевинд — 1. Курс парусного судна, совпадающий с направлением ветра (по ветру, с попутным ветром); 2. Поворот парусного судна, при котором судно пересекает направление ветра кормой.

(обратно)

29

Брандер (нем. Brander) — корабль, нагруженный легкогорючими или взрывчатыми веществами, используемый для поджога и уничтожения вражеских судов. Мог управляться экипажем, покидавшим нацеленное во вражеский флот судно по мере приближения. Иногда этого не удавалось сделать вовремя.

(обратно)

30

По исследованиям учёных, реальным прообразом Острова Сокровищ из знаменитого романа Р. Л. Стивенсона является именно этот поросший сосновыми лесами остров с характерной бухтой, ныне переименованный кубинцами в Хувентуд.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Часть первая ОСТРОВ ПРЕДКОВ (из дневниковых записей капитана Джона, возобновлённых при первой возможности)
  •   ПЛЕННИКИ ЧЁРНОГО АНГЕЛА
  •   НАСЛЕДНИКИ НОРМАННОВ
  •   ВЫБОР КУРСА
  •   КАК НАЗОВЁШЬ КОРАБЛЬ…
  •   ПЕРВЫЙ БРОСОК КОПЬЯ
  •   СЛУЧАЙНОЕ ПОПАДАНИЕ?
  •   ОСТРОВ НАЗНАЧЕНИЯ
  •   НАШ ОСТРОВ СУДЬБЫ
  • Часть вторая КОРСАРЫ ОДИНА (подлинная история викингов Карибского моря, составленная на основе уцелевших страниц записей капитана Ульвссона)
  •   ОХОТНИКИ ЗА УДАЧЕЙ
  •   МОРСКОЕ ПЛЕМЯ
  •   КАРИБСКИЙ ВИКИНГР
  •   ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ
  •   ВИКИНГИ ПРОТИВ ЕВРОПЫ
  •   ОСТРОВ СОЖЖЁННЫХ НАДЕЖД
  •   МЕСТЬ ВИКИНГОВ
  •   БУРНАЯ ПОРА
  •   В ТУМАН ГРЯДУЩЕГО
  •   МОРЕ НА ВСЕХ ОДНО
  •   ОБРЕЧЁННЫЕ НА СВОБОДУ
  • Эпилог
  • Постскриптум (послесловие переводчика)
  • *** Примечания ***