Нереальная реальность [Илья Стальнов] (fb2) читать постранично

Илья Стальнов Нереальная реальность

Книга первая СОКРОВИЩЕ ДЗУ

Солнце лениво валилось за серые глыбы многоэтажных домов. Лаврушин полюбовался на электрические часы, которые показывали ровное время: 21.00. Он испытывал иррациональную слабость к круглым цифрам. Они будто подталкивали его на какие-то действия с целью изменить, поломать это равновесие.

– В Москву, в Москву, в Москву, – процитировал он «Три сестры!».

Он собирался домой. Оглядел критически творческий бардак, царящий в лаборатории, выпотрошенный компьютер, разобранные осциллографы, россыпь деталей на столе, сваленные в углу картонные коробки. Вздохнул, малодушно решив отложить наведение порядка еще на денек – этот извиняющийся вздох стал каким-то ритуалом. Каждый вечер Лаврушин обещал навести порядок… Завтра. И уходил, обесточив помещение.

Рука легла на рубильник. Все – обесточено. Конец рабочего дня. Лаврушин забросил потертую кожаную сумку на плечо и вышел из лаборатории, захлопнул дверь и нажал на кнопку замка. Все, теперь замок – последнее из его изобретений, откроется только на его свист, а, как известно, свист у человека так же индивидуален, как отпечатки пальцев.

– Шатаются всякие. Тоже мне, кандидаты в доктора, – сам того не зная процитировал Высоцкого стороживший выход пожилой, с вислыми усами вохровец, который уже хотел отойти ко сну, застыв изваянием на спинке стула. Припозднившихся сотрудников он воспринимал как нарушение правильного порядка вещей. В отношении самого молодого, двадцати семи годков от роду, завлабораторией, кандидата наук Лаврушина он был прав на все сто процентов. Тот действительно по природе своей являлся воплощенным нарушением правильного порядка.

– До свиданья, – махнул рукой Лаврушин и толкнул крутящуюся стеклянную дверь.

– И вам того же в двойном размере, – развязно прокаркал охранник и потянулся к кнопке электрического замка.

Сразу за стеклянными дверьми в лицо Лаврушина дохнуло весной.

– Ляпота, – прошептал он и вздохнул полной грудью ароматный майский воздух.

Постояв немного, он направился по бетонной дорожке через зеленый и ухоженный институтский парк.

Институтские старожилы склонялись к точке зрения, что на Московскую окраину это странное научное учреждение загнали специально – чтобы не мозолило никому глаза и не смущало упорядоченные научные умы. Тогда, в начале шестидесятых, тут даже окраины не было, а был сплошной лес. Москва расширялась, жадно отвоевывая все новые площади и закатывая леса и лужайки асфальтом, прорастая рядами уродливых металлических и кирпичных гаражей. Что-то беспощадное было в этой бетонно-стеклянной поступи цивилизации. Вот и рядом с трехэтажным старым институтским зданием несколько лет назад вознесся новый десятиэтажный бетонный корпус с окнами от пола до потолка – какой идиот придумал в русском холодном климате делать такие окна?

Ветку метро, давно и напористо обещаемую отцами города, так до окрестностей института и не дотянули. А горбатый «Запорожец» – ветеран еще вчера, простудно чихнув, замолк, похоже, давая понять, что уходит на законный больничный. Значит, надо ждать автобуса.

Лаврушин присел на скамейку у остановки. Когда подойдет автобус? Ребята-математики как-то с помощью большого институтского компьютера пытались найти закономерность в интервалах его движения. Но эта задача современной науке оказалась не по зубам.

Сегодня автобус подошел как по заказу – Лаврушин не успел даже настроится на ожидание. Через четверть часа кандидат наук был в метро, еще через полчаса выходил на станции «Проспект Мира». А там до панельного дома на Большой Переяславской рукой подать.

Перед дверьми квартиры Лаврушин начал обшаривать карманы брюк и рубашки в поисках ключа – без видимого успеха. Тогда он покопался в многочисленных отделениях сумки и выудил бумажник. В нем лежал второй ключ – его приходилось постоянно носить с собой, поскольку первый всегда забывался в самых неподходящих местах.

Однокомнатная квартира была уменьшенной копией лаборатории. Тот же бардак, те же разбросанные запчасти неизвестно от чего, в углу – раскладушка и продавленный плюшевый диванчик. Вдоль стены шли стройными рядами стопки книг – на прошлой неделе полка под тяжестью фолиантов обрушилась, и все недосуг было вбить новые гвозди.

– Ну что, явился? – простуженный сварливый голос исходил от стоявшего на тумбочке большого металлического ящика, который переливался разноцветными лампами и был утыкан как ежик какими-то деталями.

– Угу, – буркнул Лаврушин.

– А ты задумался – нужен ли ты здесь, а? Может, без тебя спокойнее, а?

– Тебя что ли спрашивать? – Лаврушин бросил на диван сумку и начал стаскивать туфли.

– А хотя бы и меня.

– Совсем обнаглел, – незлобливо произнес Лаврушин, обуваясь в пушистые тапочки.

– А ты… – голос запнулся. – Ты поглупел. Постарел. Отупел. И вообще, что ты ко мне пристал?!

Бесполезное изобретение, подумал Лаврушин.