Пушкин в жизни [Викентий Викентьевич Вересаев] (fb2) читать постранично

Викентий Викентьевич Вересаев Пушкин в жизни Систематический свод подлинных свидетельств современников

Монтаж мнений эпохи

Эта книга была открытием. Вышедшая впервые в середине 20-х годов нашего века вересаевская хроника наряду с положительными отзывами вызвала всесторонний критический обстрел, однако новизна и значение книги подтверждались даже оппонентами В. В. Вересаева. В конце 20-х годов вышла книга «Молодой Толстой», такая же, в сущности, книга-хроника, составленная из характеристик и автохарактеристик великого писателя, монтаж мнений, «голос эпохи о Толстом»^[1]. Жанр, найденный В. В. Вересаевым, утвердился.

Со времен первой книги о Пушкине, работы П. В. Анненкова, которая появилась в середине прошлого века и называлась «Материалы для биографии», пушкинской биографии, это фактически была вторая попытка найти какой-то особый способ для того, чтобы представить читателям личность великого поэта. Имелись замечательные критические статьи и отдельные добротные очерки, разбросанные по журналам кропотливые изыскания и ряд крупных монографий, и все же не было книги, такой вот книги, которую, говоря словами самого поэта, «открыл и зачитался» – познакомился с Пушкиным.

Когда ближе к концу века материалы Анненкова вышли вторым изданием, на них откликнулся рецензией Ф. Достоевский, и он выразил по поводу этого фундаментального труда чувство двойственное – восторг и сожаление, даже досаду. Досадовал Достоевский на то, что второе издание мало чем отличается от первого, что двадцать лет с момента первого издания прошли для автора как бы чредою незаметной (в смысле учета новых фактов и новых точек зрения). В то же время, отдавая должное этой выдающейся книге, Достоевский сожалел об относительном безразличии к ней, в чем видел проявление упадка интереса к Пушкину. «Зачем же нам новые труды о Пушкине, когда и старые составляют для большинства публики совершенную новость?»^[2] – так с горькой иронией вопрошал Достоевский.

Необходимо учесть, что тогда для большинства публики прежде всего сам Пушкин был малодоступен. Судить об этом мы можем, в частности, по переписке А. Чехова: знакомые из Москвы, знакомые из Таганрога – все просят у него помощи: предприимчивый петербургский издатель А. С. Суворин, у которого Чехов часто печатался, стал выпускать в 80-х годах действительно дешевое собрание пушкинских сочинений, и чеховская среда как бы встрепенулась, все они – служащие, учителя, врачи, торговцы средней руки, – кто был среди них книгочеем, потянулись к этим сереньким томикам. А ведь как бывало в свое время, лет на тридцать – пятьдесят раньше – мы тоже можем узнать по письмам и мемуарам: приходили люди той же среды, скажем, в известную лавку петербургского книготорговца Смирдина, смотрели книги Пушкина и уходили дорого! Но секрет заключался не, только в цене, но и в удобстве, компактности нового издания, одним словом, была, как говорится, найдена форма, и Пушкин сразу стал ближе к читателям.

В том же суворинском издании были собраны в том числе необходимые сведения о Пушкине. Именно собраны, смонтированы, почти как у Вересаева. Не обзор, не очерк, а именно монтаж: биографическая канва, описание внешности, решающие отзывы критики. Читатель узнавал основное: как протекала жизнь Пушкина, как он выглядел, что думали о нем некоторые современники и потомки… Всего этого было очень мало, поистине собрано было самое необходимое, однако на небольшом примере видно, что удалось сделать Вересаеву в развитие этой идеи. Он своим обширным монтажом добился портретности. Ведь когда мы смотрим на картину или портрет, мы видим изображаемое целиком. Так и при чтении вересаевской хроники вырисовывается перед нашим умственным взором подвижная, объемная, живая фигура.

Условимся, как мы в данном случае будем понимать «живая»: разносторонняя и в то же время обязательно цельная. Это тот же самый человек, который сочиняет стихи, подсчитывает долги – решает и творческие, и житейские проблемы. Давайте также вспомним, что Викентий Викентьевич Вересаев (1867–1945), известный писатель, был по профессии врачом и его как психолога специально интересовала проблема личности в разнообразии и единстве.

«В течение ряда лет я делал для себя из первоисточников выписки, касавшиеся характера Пушкина, его настроений, привычек, наружности и пр. По мере накопления выписок я приводил их в систематический порядок. И вот однажды, пересматривая накопившиеся выписки, я неожиданно увидел, что передо мной – оригинальнейшая и увлекательнейшая книга, в которой Пушкин встает совершенно как живой»^[3] – так рассказывал Вересаев о своем замысле.

Теперь это в пояснениях не нуждается. Кто ныне, хотя бы немного, не пушкинист? А тогда сама идея должна была сформироваться, и реализация ее требовала огромного труда. «О Пушкине любопытны все подробности»^[4], – это еще