КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706108 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124642

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Альбинос [Густав Майринк] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Майринк Густав Альбинос

Густав Майринк

Альбинос

"Еще шестьдесят минут до полуночи, - сказал Ариост и вынул изо рта тонкую голландскую глиняную трубку.

Тот там, - и он указал на темный портрет на почерневшей от дыма стене, где едва можно было различить черты лица, - он стал гроссмейстером без шестидесяти минут сто лет тому назад".

"А когда распался наш орден? - Я хочу сказать, когда мы опустились до собутыльников, каковыми теперь являемся, Ариост?" - спросил голос из густого табачного дыма, наполнявшего маленький старинный зал.

Ариост пропустил свою длинную белую бороду сквозь пальцы, провел как бы медля по кружевному воротнику бархатной мантии; "Это произошло в последние десятилетия, - может быть - это произошло и постепенно".

"Ты дотронулся до раны в его сердце, Фортунат", - прошептал Баал Шем, старший цензор ордена в одеянии средневековых раввинов, и, выходя из темной амбразуры окна, подошел к спросившему у стола. - Говори о чем-нибудь другом!

И громко он продолжал: Как же звали гроссмейстера в повседневной жизни?"

"Граф Фердинанд Парадис, -быстро ответил кто-то рядом с Ариостом, сообразительно подхватывая тему, - да это были известные имена того времени - да и более раннего. Графы Шпорк, Норберт Врбна, Венцель Кайзерштейн, поэт Фердинанд фан-дер-Рохас! - Все они прославляли "Ghonsla" - ритуал ложи азиатских братьев; в старом саду св. Ангела, где теперь находится главная квартира. Все они были объяты духом Петрарки и Кола-ди Риенци, которые тоже были нашими братьями".

"Да, это так. В саду Ангела, названному так в честь Ангела Флорентийского, придворного врача императора Карла IV, давшего приют Риенци до выдачи его папе, - быстро вставил "скриб" Измаил Гнейтинг.

Знаете ли вы, что Сат-Бхаисами, старыми азиатскими братьями была основана Прага и Аллахабад, короче говоря, все те города, названия которых обозначают "порог". Боже мой, какие дела!

И все это испарилось, умерло!

Как говорит Будда: "В воздушном пространстве не остается следов". Это были наши предки! А мы - пьяницы!! Пьяницы!! Гип, гип, ура; как это смешно".

Баал Шем делал говорящему знаки, чтобы он замолчал. Но тот не понимал его и говорил дальше, пока, наконец, Ариост, быстро оттолкнув свой стакан с вином, не покинул комнаты.

"Ты оскорбил его, - сказал Баал Шем серьезно Измаилу Гнейтингу, - его года должны были бы внушать тебе деликатность по отношению к нему".

"Ах, - извинился тот, - разве я хотел обидеть его? А если бы даже?

Впрочем, он вернется.

Через час начнется столетний юбилей, он должен на нем присутствовать".

"Всегда какое-нибудь разногласие, как досадно, -сказал один из более молодых, - а пить было так приятно".

Смущение охватило всех.

Они безмолвно сидели за полукруглым столом и сосали свои белые голландские трубки.

В средневековых мантиях ордена, обвешанные каббалистическими украшениями, они были похожи на собрание призраков и выглядели странно и нереально при тусклом свете ламп, едва достигавшем углов комнаты и готических окон без занавесей.

"Пойду, постараюсь смягчить старика", - сказал, наконец, "Корвинус", молодой музыкант, и вышел.

Фортунат наклонился к старшему цензору: "Корвинус имеет влияние на него? - Корвинус??"

Баал Шем что-то бормотал себе в бороду: "Корвинус, кажется, помолвлен с Беатрисой, племянницей Ариоста".

И снова Измаил Гнейтинг начал говорить и говорил о забытых догматах ордена, уже существовавшего в седую древность, когда демоны сфер еще обучали предков людей.

О тяжелых мрачных предсказаниях, которые все со временем исполнились, буква в букву, слово в слово, так что можно было потерять веру в свободную волю живущих - и о "Пражском запечатанном письме", - последней настоящей реликвии, и поныне находящейся в обладании ордена. "Странно! Тот безумец, который захочет распечатать его, - это "Пражское запечатанное письмо", прежде, чем прийдет время - тот... что говорится в оригинале, лорд Кельвин? - обратил Гнейтинг свой вопрошающий взор на древнего брата, неподвижно сидевшего, согнувшись против него в резном позолоченном кресле. - Тот погибнет, прежде чем начнет! Его лик будет поглощен тьмой, и она не вернет его назад?..

Рука судьбы скроет его черты в царстве формы до страшного суда, докончил медленно старец, кивая при каждом слове своей лысой головой, словно желая каждому слову придать особую силу, - и будет его лик изъят из мира очертаний. Невидимым станет его лик, невидимым навсегда! Сокрытым, подобно ядру в орехе... подобно ядру в орехе".

Подобно ядру в орехе! - братья в кругу удивленно посмотрели друг на друга.

Подобно ядру в орехе! - странное, непонятное сравнение.

....................................................................

Тогда открылась дверь и вошел Ариост.

Позади него - молодой Корвинус.

Он подмигивал радостно друзьям, словно хотел сказать, что со стариком все улажено!

"Свежего воздуха! Впустите свежий воздух", -сказал кто-то, пошел к окнам и открыл одно из них.

Многие встали и отодвинули свои кресла, чтобы посмотреть на лунную ночь и опалово-зеленый отблеск лунного света на горбатой мостовой Альтштедского ринга.

Фортунат указал на иссиня-черную тень от Тейнской церкви, поверх дома падавшую на безлюдную площадь и делившую ее на две части: "Там внизу исполинский теневой кулак с двумя торчащими остриями - указательный палец и мизинец, - устремленный на запад, разве он не похож на древний, отводящий дурной взгляд знак?" ............................................................................ .........

В залу вошел слуга и принес новые бутылки кианти - с длинными горлышками - как красные фламинго...

Вокруг Корвинуса сгруппировались его более молодые друзья и рассказывали ему вполголоса и смеясь о "Пражском запечатанном письме" и о нелепом предсказании, связанном с ним.

Внимательно слушал Корвинус; что-то шаловливое, словно веселая выдумка, засверкало в его глазах.

И торопливым шепотом он сделал своим друзьям предложение, встреченное с ликованием.

Некоторые из них так расшалились, что стали танцевать на одной ноге и в своем задоре не знали пределов.

............................................................................ ...................................................................

Старцы остались одни.

Корвинус со своими приятелями поспешно отпросился на полчаса; он хотел заказать скульптору отлить свое лицо из гипса, дабы успеть привести эту, как он говорил, веселую проделку в исполнение до полночи, прежде, чем начнется великое торжество.

............................................................................ ...................................................................

"Забавна эта молодежь", - пробормотал лорд Кельвин...

"Странный это должно быть скульптор, если он работает так поздно", сказал кто-то вполголоса.

Баал Шем играл своим перстнем: "Чужестранец, Иранак-Эссак его имя, они недавно говорили о нем. Говорят, он работает только ночью, а днем спит; он альбинос и не выносит дневного света".

..."Работает только ночью?" - повторил рассеянно Ариост, не расслышав слова "альбинос".

Потом все замолкли на долгие минуты.

"Я рад, что они ушли - эти молодые," - измученно прервал молчание Ариост.

"Мы, двенадцать старцев, являемся как бы обломками той прошедшей жизни, и нам нужно было бы держаться друг за друга. Тогда, быть может, наш орден опять пустит свежий зеленый росток!

Да! Да, я- виновник распадения ордена.

Запинаясь, он продолжал: - Я с удовольствием рассказал бы вам историю и хотел бы облегчить мое сердце, прежде, чем они вернутся - те, другие - и прежде, чем наступит новое столетие".

Лорд Кельвин на тронном кресле взглянул на него и сделал движение рукой, а остальные сочувственно кивнули.

Ариост продолжал: "Я должен говорить кратко, чтобы сил моих хватило до конца. Внимайте же.

Тридцать лет тому назад, как вы знаете, гроссмейстером был доктор Кассеканари, а я был его первым архицензором.

Управление орденом было в наших руках. Доктор Кассеканари был физиолог - большой ученый. Его предки происходили из Тринидада, - я думаю, что они были из негров, - оттуда, может быть, его внушающее ужас экзотическое уродство. Но все это вы, вероятно, еще помните.

Мы были друзьями; но так как горячая кровь смывает самые крепкие преграды, то, короче говоря, я обманул его с его женой Беатрисой, прекрасной, как солнце, и любимой нами обоими превыше меры.

Преступление между братьями ордена!! ...Двое мальчиков было у Беатрисы, из них один - Пасквале - был мое дитя.

Кассеканари узнал о неверности своей жены, привел в порядок свои дела и покинул Прагу с двумя маленькими детьми, так что я не мог воспрепятствовать этому.

Мне он не сказал ни единого слова, даже ни разу не взглянул на меня.

Но месть его была ужасна. Так ужасна, что я и сегодня не понимаю, как я пережил это".

На одну минуту Ариост умолк, тупо уставился на противоположную стену, затем продолжал:

"Только такой мозг, соединявший в себе мрачную фантазию дикаря с пронизывающе острым умом ученого, глубочайшего знатока человеческой души, мог создать такой план; он выжег Беатрисе в груди сердце, у меня коварно украл свободу воли и медленно заставил меня стать соучастником преступления, ужаснее которого трудно было что-нибудь придумать...

Судьба сжалилась над моей бедной Беатрисой, послала ей безумие, и я благословляю час ее избавления"...

Руки говорившего тряслись, как в лихорадке, и проливали вино, поднесенное им к устам, чтобы подкрепиться.

"Дальше! Немного времени спустя после отъезда Кассеканари, я получил от него письмо с указанием адреса, куда можно сообщить все "важные известия", - как он выражался, причем они будут доставлены ему, где бы он ни находился.

И сейчас же, вслед за этим, он написал, что, после долгих раздумий, пришел к заключению, что маленький Эммануил мое дитя, а младший Пасквале, без сомнения, его ребенок.

В то время, как в действительности было как раз наоборот.

В его словах звучала скрытая угроза мести и я не мог отделаться от эгоистического чувства успокоения по поводу того, что, благодаря недоразумению, мой маленький сын Пасквале, защитить которого иным способом я не мог, был огражден от ненависти и преследования.

Итак, я смолчал и, не зная того, сделал первый шаг к пропасти, откуда потом уже не было спасения.

Много-много позднее у меня явилась мысль, не было ли это хитростью, ... не хотел ли Кассеканари заставить меня поверить ошибке, чтобы потом подвергнуть меня неслыханнейшим сердечным мукам.

Чудовище медленно забирало меня в тиски.

Через ровные промежутки времени, с пунктуальностью часового механизма, настигали меня известия о физиологических и вивисекционных экспериментах над маленьким Эммануилом, не его ребенком, как я это молчаливо признавал, производившихся для того, чтобы "искупить чужую вину, а также ради блага науки", - тем более, что это существо его сердцу было более далеким, нежели любое животное, применяемое для опытов.

И снимки, прилагавшиеся им, подтверждали ужасную правдивость его слов. Когда приходило такое письмо и лежало нераспечатанным передо мною, мне казалось, что я должен сунуть свои руки в бушующее пламя, чтобы заглушить ужасную пытку при мысли, что прочту о новых, еще более кошмарных ужасах.

Только надежда, что я наконец открою настоящее местопребывание Кассеканари и освобожу бедную жертву, удерживала меня от самоубийства.

Часами я простаивал на коленях, умоляя бога дать мне силы уничтожить письмо, не распечатывая его.

Но никогда у меня не хватало сил для этого.

Я вновь и вновь распечатывал письма и падал в глубокий обморок. Если я разъясню ему ошибку, говорил я себе, вся его ненависть обратиться против моего сына, зато тот, другой, невинный, будет спасен.

И я брался за перо, чтобы написать, объяснить.

Но мужество покидало меня, - я не мог хотеть, и не хотел мочь и стал, таким образом, преступником по отношению к бедному маленькому Эммануилу ребенку той же Беатрисы, - преступником, благодаря молчанию.

Самым ужасным во всех мучениях было одновременное страшное нарастание во мне чьего-то чужого, мрачного влияния, лежавшего вне моей власти, проникавшего в мое сердце тихо и неотразимо - чего-то вроде полного ненависти удовлетворения от того, что чудовище беснуется против своей же собственной плоти и крови".

Братья вскочили и уставились на Ариоста, едва державшегося в своем кресле и скорее шептавшего, чем говорившего.

"Годами он пытал Эммануила, причинял ему страдания, - описания их не сойдут с моих уст, - пытал и пытал, пока смерть не вырвала ножа из его рук. Он делал ему вливания крови белых вырождающихся животных, страшащихся дневного света, удаляя те мозговые частицы, которые по его теории возбуждали в человеке все добрые и хорошие чувства. Таким образом, он превращал сына в существо, названное им "духовно умершим". И, по мере умерщвления всех человеческих движений сердца, всех зачатков сочувствия, любви, сожаления, у бедной жертвы появились, как и предсказывал Кассеканари в одном из своих писем, признаки телесной дегенерации, превратившей его в результате в ужасный феномен, называемый африканскими народами "настоящим белым негром".

После долгих, долгих лет, проведенных в отчаянных разведках и поисках, - орден и себя самого я предоставил на волю судьбы, - мне удалось, наконец (Эммануил так и пропал бесследно), найти моего сына уже взрослым.

Но последний удар сразил меня при этом: моего сына звали Эммануилом Кассеканари...

Это брат "Корвинус", - всем вам в нашем ордене известный.

Эммануил Кассеканари.

И он непоколебимо стоит на том, что его никогда не называли Пасквале.

С тех пор меня преследует мысль, что старик обманул меня и изуродовал Пасквале, а не Эммануила - что, следовательно, все-таки мое дитя стало жертвой. На фотографии черты лица были столь неясны, а в жизни дети были так похожи друг на друга, что ошибиться было очень просто. .........................................................

Но это не может, не может, не может быть так, - преступления, все бесконечные угрызения совести, все напрасно! - Не правда ли ?!"

Ариост вскрикнул, как сумасшедший: - "не правда ли, скажите, братья, не правда ли, "Корвинус" мой сын, это моя копия!"

Братья робко потупились и не решались произнести лжи.

Только молча наклонили головы.

Ариост медленно договорил:

"И иногда, в страшных сновидениях, я чувствую, как отвратительный, беловолосый калека с красными глазами преследует мое дитя и, боясь света, в полумраке, полный ненависти подстерегает его: Эммануил, исчезнувший Эммануил - внушающий ужас... белый негр".

Ни один из братьев ложи не мог произнести ни единого слова.

Мертвая тишина...

Тогда, словно почувствовав немой вопрос, Ариост произнес вполголоса, как будто поясняя: "Духовно умерший! - Белый негр... настоящий альбинос".

"Альбинос!"... - Баал Шем покачнулся.

"Милосердный боже, скульптор-альбинос, Иранак-Эссак"!...

............................................

"Звучат победным гласом трубы, о новом возвещая дне", - пропел Корвинус сигнал к турниру из "Роберта Дьявола" перед окном своей невесты Беатрисы, белокурой племяннице Ариоста, - а друзья его просвистали в тон ему.

И сейчас же распахнулось окно, и молодая девушка в белом бальном платье, посмотрев вниз на старинный сверкающий при лунном свете "Тейнгоф", - спросила, смеясь, не собираются ли господа брать дом штурмом.

"А, так ты ходишь на балы, Трикси, - и без меня? - вскричал Корвинус, а мы боялись, что ты спишь давным давно!"

"Но теперь ты же видишь, как мне без тебя скучно, я даже задолго до полуночи вернулась домой!"

"Что значат твои сигналы, случилось что-нибудь?" - спросила в свою очередь Беатриса.

"Что случилось? У нас к тебе большая просьба. Не знаешь ли ты, где у твоего отца спрятано "Пражское запечатанное письмо?"

Беатриса поднесла обе руки к ушам:

"Запечатанное - что?"

"Пражское запечатанное письмо - старая реликвия", - кричали все, перебивая друг друга.

"Я не понимаю ни одного слова, когда вы так ревете, messieurs, сказала Трикси, закрывая окно,-но подождите, я сейчас буду внизу, я только найду ключ от входной двери и проскользну мимо честной гувернантки".

И через несколько минут она была у ворот.

"Прелестная, восхитительная, в этом белом платье при зеленом лунном свете", - и, говоря это, молодые люди окружили ее, чтобы поцеловать ей ручку.

"В зеленом бальном платье, при белщм свете луны, - присела Беатриса кокетливо и спрятала свои крошечные ручки в исполинской муфте, - и окруженная черными членами тайных судилищ!

Нет, все-таки ваш почтенный орден нечто нелепое!"

И она с любопытством разглядывала длинные праздничные одеяния молодых людей со страшными капюшонами и вышитыми золотом каббалистическими знаками.

"Мы так стремительно удрали, что даже не успели переодеться, Трикси", извинился перед ней Корвинус, и с нежностью поправил ее кружевной шелковый платок.

Потом он торопливо рассказал ей о реликвии, о "Пражском запечатанном письме", - о диком предсказании и о том, что они придумали прекрасную полночную шутку.

А именно: они собираются побежать к скульптору Иранак-Эссаку, весьма странному субъекту, работающему только ночью, так как он альбинос, но сделавшему, впрочет весьма ценное изобретение: - массу из гипса, которая, под влиянием воздуха, становится твердой и долговечной, как гранит. И этот альбинос должен ему наскоро приготовить слепок с лица...

"Это изображение мы возьмем с собой, милая барышня, - вмешался Фортунат, - возьмем также и таинственное письмо, если вы его милостиво разыщите в архиве вашего отца и так же милостиво сбросите вниз.

Мы, конечно, сейчас же распечатаем его, чтобы прочесть написанную там чушь, и, "расстроенные", - отправимся в ложу.

Конечно, нас сейчас же спросят о Корвинусе, куда он пропал. Тогда мы с громким плачем покажем оскверненную реликвию и сознаемся в том, что он вскрыл ее и внезапно, при сильном запахе серы, появился черт, схватил его за шиворот и унес в воздух; Корвинус же, предвидев это, велел заранее Иранак-Эссаку сделать слепок со своей головы из неразрушающейся гипсовой массы - для верности! Сделал он это для того, чтобы показать нелепость страшного и красивого предсказания "о полнейшем исчезновении царства очертаний". Этот бюст здесь, а тот, кто много о себе воображает, будет ли то один из почтеннейших старцев, или все они вместе, или основавшие орден посвященные, или даже сам бог, тот пусть выступит вперед и уничтожит каменное изображение, - если он только сможет сделать это. Впрочем, брат Корвинус просил передать всем сердечный привет, и самое позднее через десять минут вернется из царства теней".

"Знаешь что, сокровище, это имеет еще ту хорошую сторону, - прервал его Корвинус, - что мы отнимем этим смысл у последнего суеверия ордена, сократим, таким образом, скучное празднование столетнего юбилея и скорее попадем на пиршество.

Ну, теперь прощай и спокойной ночи, так как: раз, два, три стремительными шагами мчится время"...

"И мы побежим с ним, - докончила Беатриса и повисла на руке своего жениха, - отсюда далеко до Иранак-Эссака... ведь так ты назвал его? А у него не сделается удар, когда к нему ворвется такое шествие?!"

"У настоящих художников не бывает удара, - поклялся Сатурнил - один из молодых людей. - Братья! ура, ура, да здравствует мужественная барышня!"

И они пустились галопом.

Через Тейнгоф, сквозь средневековые ворота, по кривым переулкам, мимо выдающихся углов и мимо старых дворцов в стиле барокко.

Потом сделали остановку.

"Здесь живет, ? 33", - сказал Сатурнил, задыхаясь, - "? 33, не правда ли. Рыцарь Кадош? Посмотри-ка наверх, у тебя лучше зрение".

И он уже хотел позвонить, как вдруг ворота внезапно открылись и сейчас же послышался резкий голос, кричавший куда-то наверх слова на негритянско-английском наречии. Корвинус удивленно покачал головой: "Джентльмены уже здесь?! -Джентельмены уже здесь, - это звучит так, словно нас ожидали!! Вперед, в таком случае, но осторожно: здесь темно, как в погребе, света у нас нет, так как в наших костюмах по каким-то хитроумным соображениям нет карманов, а следовательно и излюбленных серных спичек".

Шаг за шагом пробиралось вперед маленькое общество - Сатурнил впереди, позади него Беатриса, потом Корвинус и остальные молодые люди: рыцарь Кадош, Иероним, Фортунат, Ферекид, Кама и Илларион Термаксимус.

По узким, витым лестницам направо и налево, вдоль и поперек.

Через открытые входные двери и пустые комнаты без окон пробирались они ощупью, следуя голосу, невидимо в отдалении шествовавшему перед ними и кратко указывавшему направление.

Наконец они прибыли в комнату, где, по-видимому, они должны были подождать, ибо голос замолк и никто не отвечал на их вопросы.

Не слышно было ни малейшего шума........................................................................ ......

"По-видимому, это бесконечно старое здание, со многими выходами, как лисья нора, один из странных лабиринтов, существующих в этой части города с 17-го столетия", - сказал наконец вполголоса Фортунат, "а то окно вероятно выходит во двор; ибо через него не падает свет!? - Едва можно различить оконную раму".

"Я думаю, что перед самыми окнами высокая стена, которая и не пропускает света", - ответил Сатурнил - "и темно здесь, - даже руки не видно.

Только пол немножко светлее. Не правда ли?"

Беатриса вцепилась в руки своего жениха:

"Я так боюсь этой, вселяющей ужас, темноты. Почему не несут света...".

"Ш-ш, ш-ш, тише", - зашептал Корвинус, "ш-ш! Разве вы ничего не слышите!? - Что-то тихо приближается. Или оно уже в комнате?"

"Там! Там стоит кто-то", - вздрогнул Ферекид, здесь, здесь, в десяти шагах от меня, - я вижу теперь совсем отчетливо.

"Эй, вы"! - закричал он преувеличенно громко и слышно было как дрожал его голос от сдерживаемого страха и волнения. - "Я скульптор Пасквиле Иранак-Эссак", - сказал кто-то голосом, звучащим не хрипло, а как-то странно-беззвучно.

"Вы хотите, чтобы я сделал слепок с вашей головы! Я ценю это!"

"Не я, а наш друг Кассеканари, музыкант и композитор", - и Ферекид сделал попытку представить Корвинуса в темноте.

Несколько минут молчания.

"Я не вижу вас, господин Иранак-Эссак, где вы стоите"? спросил Корвинус.

"Разве для вас недостаточно светло?" - ответил насмешливо альбинос. "Сделайте спокойно несколько шагов налево... здесь открытая дверь, через которую вы должны пройти... посмотрите, я уже иду навстречу".

Казалось, при последних словах, беззвучный голос приблизился и друзьям вдруг почудилось, что они увидали на стене беловато- серый расплывающийся пар, - неясные очертания человека.

"Не ходи, не ходи, ради Христа, если ты любишь меня", - прошептала Беатриса и хотела удержать Корвинуса: "Но, Трикси, ведь не могу же я опозориться, он и так вероятно думает, что мы все боимся".

И решительно направился к белой массе; в следующую минуту он исчез за дверью, во тьме.

Беатриса жалобно плакала, полная страха, а молодые люди пробовали ободрить ее.

"Не беспокойтесь, милая барышня", -утешал ее Сатурнил, ничего с ним не случится.

А если бы вы могли видеть, как делается слепок, это бы вас очень заинтересовало и заняло. Сначала, знаете ли, накладывается пропитанная маслом шелковистая бумага на волосы, ресницы и брови. Масло наливается на лицо, чтобы к нему ничего не приставало, - затем пациента кладут на спину и опускают его голову до кончиков ушей в сосуд с мокрым гипсом. Когда масса затвердеет, на открытое лицо наливают мокрый гипс, так что вся голова превращается в большой ком. После затвердения гипса места соединения разбиваются резцом и таким образом получается пустая внутри форма для отличнейших слепков и изображений".

"Но ведь при этом непременно задохнешся, сказала молодая девушка.

Сатурнил засмеялся: "Конечно, если бы при этом не вставляли в рот и в ноздри соломинок, проходящих наружу сквозь гипс".

И для того, чтобы успокоить Беатрису, он громко крикнул в соседнюю комнату.

"Мастер Иранак-Эссак, что это будет долго и причинит боль?"

Одну минуту царила глубокая тишина, потом издали послышался беззвучный голос, ответивший словно из третьей или четвертой комнаты, или сквозь плотную ткань:

"Мне от этого наверно не будет больно. И господин Корвинус тоже вряд ли будет жаловаться, хе-хе. А будет ли это продолжительно? Иногда это продолжается от двух до трех минут".

Что-то необъяснимо волнующее, неописуемо злобное ликование прозвучало в этих словах и в ударении, с каким они были сказаны альбиносом, сковало ужасом слушателей.

Ферекид судорожно сжал руку своего соседа. "Как он странно говорит! Ты слышал? Я больше не выдержу чувства такого безумного страха.

Откуда он вдруг узнал имя Кассеканари по ложе "Корвинус"?

Или он с самого начала знал, для чего мы пришли?!! Нет, нет - я должен войти. Я должен узнать, что там происходит".

В эту минуту Беатриса вскрикнула: "Там, там наверху, там наверху, что это за белые круглые пятна там, - на стене"!

"Розетки из гипса, всего-навсего белые розетки из гипса", - хотел ее успокоить Сатурнил, "я тоже видел их, теперь здесь гораздо светлее и наши глаза больше привыкли к темноте".

И вдруг сильное сотрясение, словно падение большой тяжести, встряхнуло весь дом, и прервало его.

Стены дрогнули и белые круги с особенным звоном, как будто бы они были стеклянными, покатились и замерли.

Гипсовые слепки искаженных человеческих лиц и маски с мертвецов.

Лежали тихо и страшно смотрели пустыми белыми глазами в потолок.

Из ателье донесся дикий шум, возня, стук от падающих столов и стульев. Гул...

Треск как бы ломающихся дверей, словно какой-то безумный в предсмертных судорогах уничтожает все вокруг себя и отчаянно старается проложить себе путь на волю.

Топочущий бег, потом столкновение... и в следующую минуту через тонкую стену из материи влетел светлый бесформенный каменный ком, - покрытая гипсом голова Корвинуса! И светилась, двигаясь с трудом, белая и призрачная в полумраке. Тело и плечи поддерживались крест на крест поставленными деревянными планками и подставками.

Одним ударом Фортунат, Сатурнил и Ферекид выбили оклеенную обоями дверь, чтобы защитить Корвинуса; но не было видно никаких преследователей.

Корвинус, застряв в стене до груди, извивался в конвульсиях.

В предсмертных судорогах ногти его впивались в руки друзей, хотевших ему помочь, но почти потерявших от ужаса сознание.

"Инструментов! Железа!" вопил Фортунат, "принесите железные палки, разбейте гипс - он задыхается! Чудовище выдернуло соломинку и залило ему рот гипсом"!

Как безумные, бросились все на помощь, обломки кресел, доски, все что можно было найти при этой спешке, разбивались о каменную маску.

Напрасно!

Скорее разлетелся бы гранит!

Другие мчались в темные комнаты и кричали и понапрасну искали альбиноса, уничтожая все, что попадалось на пути; проклинали его имя; в темноте падали на пол и ранили себя до крови.

......................................

Тело Корвинуса стало неподвижным.

Безмолвные, в отчаянии стояли вокруг него "братья".

Душераздирающие крики Беатрисы неслись по всему дому и будили страшное эхо; она разбила до крови свои пальцы о камень, заключавший голову любимого

......................................

Далеко, далеко за полночь, они нашли выход из темного мрачного лабиринта и, надломленные горем, молча и тихо понесли во тьме ночи труп с каменной головой.

Ни сталь, ни резец не могли разбить страшной оболочки и так и похоронили Корвинуса в облачении ордена:

"С невидимым ликом, сокрытым подобно ядру в орехе".