Черный сок [Марго Ланаган] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (78) »
Марго Ланаган Черный сок
Отпевание сестренки[1]
И вот мы прихватили циновки, чтобы стоять, и всей семьей спустились к смоляной яме. Икки уже поджидала на краю; руки ее были скручены за спиной стальной проволокой. Она больше не злилась, лишь смотрела странно, словно удивляясь чему-то. Вождь Барнарндр указал на яму. — Ну, дочка, пора. Как дойдешь до середины, выбирай место и стой. Потом родные к тебе спустятся. Сестренка ступила на смолу — и пошла спокойно, как ни в чем не бывало. Я даже подумал: вот сейчас перейдет на другую сторону и скроется в кустах… Однако чудес не бывает. Икки шла, как обычно ходят по смоле, разве что руки не разводила для равновесия. Был момент, когда она оступилась и чуть не упала, но Матушка окликнула, и все обошлось. Сестренка вскинула голову, дошагала до середины и остановилась. Мы дружно, как один, посмотрели на Вождя. Только Матушка не повернула головы. — Теперь вы, — сказал Вождь. Матушка вздохнула и ступила на смолу, как будто сама так решила, и никакие вожди тут ни при чем. Мы потянулись следом. Нас, таким образом, тоже наказывали: родственники преступившей закон девчонки на глазах всего народа спускаются, чтобы разделить ее позор. Зимой детишки бегают сюда, к яме, чтобы погреть ноги в горячей смоле. Стоять можно, пока не утонешь по щиколотку. Чем меньше весишь, тем дольше удается погреться — только следи, чтобы смола не схватила намертво. Благодать, даже самые теплые ботинки не сравнятся! Зато летом, особенно в жаркие дни, от ямы лучше держаться подальше, потому что духота и воняет нестерпимо. Сегодня, как назло, с утра стояла жара, и все же мы безропотно спустились в яму, да и на берегу собралась толпа: всем хотелось посмотреть. Икки была рослой, крупной девушкой, однако взаперти она сильно похудела, и дело могло затянуться. Мы раскатали циновки, сверху уложили жерди, что принесли Дэш и Фелли, и расставили на них корзины со снедью, колотым льдом и музыкальными инструментами. — Ты первый, Дэш, — сказала Матушка. Дэш приладил к бедру барабаны и для разогрева сбацал «Хвостатую троицу». Сразу стало веселее: Икки заулыбалась, отвлеклась от черных мыслей и в конце, когда пошел припев, даже подыграла бедрами. Матушка склонилась над большой корзиной, почерневшей снизу от талой воды. — Ха! — воскликнула Икки. — Ну и дела! Крабы! Где ты их достала? — Не важно, милая. — Матушка поднесла к ее губам кусок розового мяса, потом ледяной крошкой растерла ей голову. — Вау, мама! — сказала Икки с набитым ртом. — Вот так, пусть напоследок будет самое лучшее, — приговаривала Матушка, кормя ее с руки, как младенца или пойманную птичку. — А тетя Май не пришла? — спросила Икки. — Да какой от нее прок! — фыркнул Дэш. — Сидит дома, рыдает в платочек. — Ну и пусть бы плакала. Я бы не обиделась, — сказала Икки. — Попрощаться-то надо. — У тети Май больное сердце, — вздохнула Матушка. — А ты ее очень испугала. Знаешь ведь тетю Май! Старая прямодушная женщина. За позором не видит живого человека… Вот, возьми клешню, тут самое сладенькое. — М-м-м, вкуснятина! А почему больше никто не ест? — Сегодня всё для тебя, милая. Ладно, так и быть. Вот этим голодным глазкам — один кусочек. Фелли ни разу в жизни краба не пробовал. Ну как? Вкусно? О-о, посмотри на него! Потом пришла моя очередь. Я взял флейту и заиграл самую сложную, самую красивую мелодию. Грозная Икки, которая обычно сердилась и кричала, что я вонзаю ей в мозг раскаленные спицы, на этот раз внимательно слушала, глядя на мои побелевшие пальцы, на потное лицо, на спину, выгибающуюся дугой в особо трудных местах, — и я впервые в жизни ощущал себя ее братом, а не мелюзгой, от которой одна помеха. От удивления я играл как никогда складно. Лучше, наверное, и не сыграешь. Остальные тоже это заметили и молчали, словно впервые слушая мелодию, давно набившую им оскомину. Я закончил и сел. В животе урчало от голода. Матушка передала мне булочку и плошку с водой. — Во как влипла! — сказала Икки, глядя себе на ноги. Смола уже сомкнулась над ее ступнями, и углубления вокруг щиколоток блестели, как устья резиновых ботинок, красовавшихся на витрине поселковой лавки. — Да уж точно, влипла, — проворчала Матушка. — Думать надо было, когда за топор хваталась. — Да что там думать! — На этот раз не выберешься. Чертов топор! Лежал бы себе и лежал. — Ты меня знаешь, ма! Я иначе не могла. — Знаю, цыпленок… С тебя еще подвенечные блестки не смыли, а я уже поняла: добром не кончится. Не с твоим характером. Зато какую свадьбу отгуляли, а! Они рассмеялись; Икки потеряла равновесие, и Матушка ее поддержала, чтобы, упаси бог, не сломались лодыжки. Когда их смех начал съезжать в опасную тональность, Матушка громко сказала: — Мы сейчас не хуже погуляем! Тут дети, с детьми веселее. Смотри-ка, что у меня есть! И так тянулся долгий день: в песнях и- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (78) »
Последние комментарии
55 минут 11 секунд назад
59 минут 1 секунда назад
58 минут 29 секунд назад
1 час 8 минут назад
1 час 10 минут назад
1 час 21 минут назад