КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706105 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272715
Пользователей - 124641

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Тень за троном (Альтернативная история)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах (ибо мелкие отличия все же не могут «не иметь место»), однако в отношении части четвертой (и пятой) я намерен поступить именно так))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

Сразу скажу — я

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Азъ есмь Софья. Государыня (Героическая фантастика)

Данная книга была «крайней» (из данного цикла), которую я купил на бумаге... И хотя (как и в прошлые разы) несмотря на наличие «цифрового варианта» я специально заказывал их (и ждал доставки не один день), все же некое «послевкусие» (по итогу чтения) оставило некоторый... осадок))

С одной стороны — о покупке данной части я все же не пожалел (ибо фактически) - это как раз была последняя часть, где «помимо всей пьесы А.И» раскрыта тема именно

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Главбухша [Владислав Иванович Романов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Романов Владислав Главбухша

ПРОЛОГ

— Кассу рвет, двести пятьдесят тысяч не хватает, — ни к кому не адресуясь, объявила Марта, схватила свои "R-1 " и жадно засмолила, пытаясь в уме отыскать, где же она могла ошибиться. Она знала, что найдет эти деньги, никуда они не денутся, и больше злилась на черта. Так бывает, сунешь кошелек в карман старого халата, а потом ищешь три дня, всю квартиру вверх дном перевернешь. А кто виноват? Рогатый.

Она любила эти два старых словечка: «рвет кассу», которые повторяла еще ее мать, работавшая когда-то кассиром в небольшом продовольственном магазинчике. Марта же пошла дальше, выросла до главного бухгалтера целой сети магазинчиков, именуемых акционерным обществом «Автозапчасти»; у каждого имелся свой счет в банке, свой юридический адрес, и по каждому ежеквартально сдавай баланс. Раньше все тащила она, горбатилась, как верблюд, и первые полумесяца нового квартала к ней не подходи, пока баланс не сдаст — она не человек. Сейчас в каждом магазине по собственной бухгалтерице и по два кассира, а в свой, головной, где сидит гендиректор, он же хозяин — Станислав Эдуардович, Марта взяла еще помощницу, Юлечку, внучатую племянницу бывшего второго мужа, с которым уже много лет как рассталась.

И всех остальных сотрудников сама набирала, все ей подчиняются, Марта Земская диктует политику.

Ее теперешний, третий муж торчит в своей комнате, телевизор орет, а Виталий якобы сочиняет цирковые репризы. Как можно что-то обдумывать, когда тебе вопят в ухо: «Сникерсни!»? Она познакомилась с ним лет семь назад, он руководил приличной книгоиздательской фирмой, а ее сосватали к нему главбухшей. Служебный роман.

До этого она работала плановиком в одном НИИ, откуда бы никогда не ушла: столь дружная подобралась компания. Перед праздниками собирались, отмечали, выпив по два-три глотка шампанского, да закусив на скорую руку, начинали петь песни  и драли глотки часа по четыре кряду. И что-то свершалось в душе странное, почти мистическое, Марта точно оживала и летала как на крыльях. После этого и домашние торжества с нелюбимым вторым муженьком не казались столь скучны. Но началось повальное сокращение, НИИ рассыпался на глазах. Подружка пристроила ее в ИЧП — индивидуальное частное предприятие. Тогда это звучало немыслимо, и многие побаивались: КПСС еще оставалась движущей силой общества.

Генеральный жил в Одессе, и Марта с коммерческим  директором Толей туда каталась отчитываться каждый месяц. Назад они взяли партию контрабанды- все, от чая до трусиков, из жарких азиатских стран. Толя шустро пристраивал товар в Москве под липовые накладные, чаще вообще без них. Сначала сдавали по знакомым в магазины и ларьки, а потом стали нанимать старушек — их милиция не трогала, и они быстро доводили филиппинский и другой дефицит до покупателя.

Помимо этого ИЧП «Аркадия» заключало разные  договоры на поставку чего угодно и куда угодно: дизелей, рабочих перчаток, фосфатных удобрений и мочевины, черенков для лопат, сахара и пластмассовых  опрыскивателей. Так и жили: три недели беззаботной и ненормированной жизни в Москве, одна, веселенькая, — в Одессе.

Летом в Аркадии, где была резиденция гендиректора Бунимовича, было хорошо. Напившись в первый день при встрече дорогих гостей, он обязательно приставал к Марте. Она к этому уже привыкла. Будучи высокой, длинноногой блондинкой с греческим красивым носом и светло-голубыми глазами, с неотразимой улыбкой, как  у Шарон Стоун, соединив папину стать латыша и темперамент мамы-хохлушки, Марта с юности перестала обращать внимание на то, что к ней все липли — в метро, в автобусе,на рынке. Но отклеивались от нее еще быстрее: она знала несколько заветных словечек. Бунимовича же она рубила натренированной ладонью по толстой шее. Он отходил ко сну и наутро ничего не помнил из того, что было вчера, жаловался, что все болит, особенно затылок, и просил Толю сделать массаж. Толя, прожив свой золотой полтинник, умел все.

— Мне мама шепчет, что я застудил шейные мышцы, — говорил Бунимович, покряхтывая под крепкими руками Толи. — А мама у меня болеет с девятьсот седьмого года, как только первая русская революция докатилась до Одессы.

Бунимович был толст, но обаятелен. И щедр, как все старые цеховики, давно понявшие, что не в деньгах счастье. Поджарый и спортивный Толя, попивая в купе на обратном пути баночное баварское, по-свойски выговаривал Марте:

—    Да дай ты ему, в конце концов! От тебя что, убудет? Мне же дала!

Она бросила на Толю такой взгляд, что у того глоток пива выплеснулся назад.

—Я к тому, что он платит нам шальные деньги.

Мы от силы работаем месяц в квартал, а получаем, словно год отпахали! Я не прав? А он завтра готов повысить нам обоим зарплату. Ну хочет он тебя, запал, мечта всей жизни! Нам нужно, чтобы у Бунимовича начались комплексы? — с одесским акцентом, подражая шефу, прогнусавил Толя. — Я тебя умоляю! Если б он захотел меня, я, хоть и настоящий мужик, таки бросил бы себя на алтарь золотого тельца. Сын мотоцикл требует, и не какой-нибудь, а «хонду». Твой еще не просит?

—    Не просит! — сжав губы, с каменным лицом Зои Космодемьянской ответила Марта.

Как она упала в объятия этого циника и кретина Толи, Марта не могла понять. Он был страшен, как пулемет, но — море обаяния и авантюризма, почти герой Бельмондо. Скупой, но умел быть щедрым и  галантным. В ту первую поездку они ехали в Одессу в СВ, Толя купил огромный букет роз, от запаха которых у Марты кружилась голова. Они пили дорогой и душистый «Арманьяк», итальянское сладкое шампанское, лакомились осетром и трюфелями. Прочитав за всю жизнь две книги — «Золотой теленок» Ильфа и Петрова и «Божественную комедию» Данте, Толя помнил их наизусть.

— «Божественную комедию» прочитал  потому, что на обложке была голая баба. Тогда я еще не знал, что это Венера... ну, этого... Леонардо или кого там...

— Боттичелли!

- Ну да! Вот я и свистнул эту книгу из библиотеки.

Начал читать. Никакого секса, сплошняком идут трупы. Но я думаю про себя: врешь, меня на испуг не возьмешь, все равно дойду до секса! Так и не дошел. Но, видимо, от злости книга запомнилась. «Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами»! Неплохо сказано!

Марта не умела пить, и «Арманьяк» вместе с терцинами Алигьери мгновенно вскружил ей голову. Нет, она не была пьяной в тот момент, когда отдалась ему, но тормоза на мгновение ослабли. К тому же со вторым мужем случился полный разлад, и она уже твердо знала, что разлюбила его навсегда, ибо никогда ничего не делала наполовину. Наутро она почувствовала себя столь гадко и мерзко, как никогда в жизни, словно ее окунули в дерьмо.

Все это вспомнилось ей, пока Толя, потягивая баварское, продолжал уговаривать ее пожалеть Бунимовича. Она слушала, глядя в осеннее окно на косые, капли дождя за стеклом, и вдруг поняла, что надо срочно искать другую работу, потому что застарелый комплекс бывшего цеховика одним самым резким ударом по шее не выправишь. Да и вообще все это ей надоело. Надоело таскаться черт знает куда и бормотать что-то невнятное, когда знакомые спрашивают, где она работает. Нужно нормальное место.

И Марта стала тихо подыскивать. Толя долго убеждал ее опомниться, не глупить, матерился, но она стояла насмерть, как генерал Карбышев: работаю месяц и ухожу.

—    Ну ты, мать, и крута! Я думал, ты баба, а ты...

—    А  кто я?

— Мужик в юбке! Сказал бы покрепче, да кто мне шею будет массировать!

Она рассмеялась. Ей нравилось, когда ее называли мужиком. Она так о себе и думала.

В конце концов именно Толик нашел ей работу в издательстве, где генеральным был ее нынешний муж Виталий. Толик отвез Марту к нему на своих «Жигулях». Сказал: фирма нормальная, парень что надо, с головой, режиссер, интеллект огромный, только не влюбись. Тут он не промах, не выпустит. Она ответила: не надо песен, с мужиками покончено, от второго мужа так нахлебалась, что энурез заработала.

—    Что такое энурез? — тут же заинтересовался Толя. Он любил незнакомые словечки, дабы поражать воображение простушек, поскольку потаскун был еще тот.

—    О том, что такое нормальная энурия, прочтешь в энциклопедии, а словом «энурез» я обозначаю свою разновидность этой болезни. Мой благоверный караулит меня ночью у туалета, чтобы затащить к себе в постель. А потому, чтобы ему не попасться, я прекратила по ночам ходить в туалет.

Толя засмеялся.

— Что ж ты раньше не сказала? Я бы, может, руку и сердце тебе предложил. Такая баба! — вздохнул он.

—    Толя, перестань!

Жена Виталика, милая, скромная дама, провела их в просторную гостиную, поставила перед ними блюдо с виноградом, потом принесла кофе, попросив подождать: муж вот-вот должен вернуться.

Гостиную не ремонтировали лет двадцать. Светлые некогда обои давно потемнели, а потолок с лепниной от пыли приобрел нежно-свинцовый оттенок. И мебель была старая, конца шестидесятых. Зато виноград не магазинный — крупный и сочный, и кофе настоящий, ароматный. Жена выглядела затюканной, и во всем ощущался такой грустный разлад, что Марта приуныла. Если еще и будущий генеральный такой же закваски, то лучше к нему не переходить.

Но Виталик прилетел потный и взъерошенный, с  горящими глазами, подарил собственною книжку реприз и обжег Марту таким проникновенным  взором,  что она, после разговора попрощавшись с ним за руку, даже забыла, когда ей нужно выходить на работу.

—    Тебе будущий шеф-то хоть понравился? — спросил Толя.

—    Да, — помедлив, сказала она.

И не солгала. Непонятно чем, но  ее вдруг зацепило. Хотя они и поговорили то всего минут десять.

—    Чайник вскипел! — крикнула Марта в комнату мужа, отвлекаясь от нечаянных воспоминаний и пытаясь переорать рекламу «Сникерсов».

После третьего напоминания Виталик наконец явился на кухню. Молча схватил бутерброд с колбасой, налил себе чаю.

—    Кассу рвет, — закуривая третью сигарету подряд, повторила Марта. — Два раза пересчитывала, и оба раза рвет! Ты же понимаешь! Двести пятьдесят тысяч! Завтра все сойдется, а сегодня нет! Может быть, мне в Грецию съездить? Развалины Акрополя посмотреть? Четыреста долларов все удовольствие. Как считаешь? — Она выпалила все разом, чтобы успеть договорить, Пока муж не исчез в диком гpoxoтe «Сникерсов».

Но муж никак не считал, он всегда смотрел на нее, точно видел в первый раз в жизни.

—    Хочется пойти на шумный греческий рынок, где глаза разбегаются от пестроты цветов! — вздохнула Марта. Она любила жаркие страны.

—    Кто разбегается? — не понял муж.

—    Два козла по огородам! — рассердилась она. — Неужели Троянской войны никогда больше не будет?

—    Большинство баб страдают оттого, что никто их не похищает, не понимая простой истины, что они никому не нужны.

- Циник-остроум! — зло бросила Марта. — Сделай лучше телевизор потише!

Что за манера жить в оглушающем грохоте? Она была готова его убить.

Впрочем, и второго мужа Марта рвалась придушить собственными руками. А вот первого нет. И никогда с ним не ругалась. Прожила одиннадцать лет, родила от него сына, а потом, забрав ребенка, уехала в Москву, ко второму.

Тот был старше Марты на двадцать лет, носил ее на руках и мучил себя ежедневно гимнастикой. Каждое утро он готовил для себя и жены завтрак, встречая ее на кухне побритый, в строгом домашнем костюме, распространяя запах тонкого французского лосьона.

—Завтрак давно на столе, дорогая, — подбирая самые нежные обертончики, мурлыкал он, а ей хотелось его придушить.

Кто бы только знал, как она ненавидела эти его нежные словечки «дорогая» или, еще хуже, «ненаглядная моя», его терпкий лосьон, потную гимнастику и подробный план на день, с подчеркиванием красным карандашом особо важных дел вроде «купить женушке цветы!!!» с обязательными тремя восклицательными знаками, его строгий фланелевый костюм в темную полоску, каковой он носил только дома.

Звали мужа Валерьян Адамович. До развала СССР он работал в Госплане начальником крупного отдела,  а последние полгода заместителем председателя, был вхож в кремлевские кабинеты, и лоск важного чиновника, вальяжность поз, осанка, строгость бровей, непременный набор выражений типа «порешаем эту задачку» въелись в его старые поры. Аккуратист до тошноты, он был полной противоположностью ее нынешнему мужу Виталику — неряхе, пьянице и бабнику. Иногда ей казалось, что она назло самой себе выбрала такого, потому что в нём не было ни одной черты от Валерьяна.

С Валерьяном Адамовичем она познакомилась на органном концерте Гарри Гродберга в филармонии, куда обычно ходила одна или с подругами. Первый муж тогда еще зимовал в Северодвинске, а когда приезжал домой, то чинил сыну транзистор, отцу слуховой аппарат, матери очки, соседу машину. Он был рукастый, работящий, смирный и безотказный. Иногда Марта даже злилась на его безотказность.

В тот день Земская пошла на концерт одна, подруга заболела. В перерыве поднялась в буфет, захотелось выпить сока, но очередь уже закрутилась спиралью. И вдруг импозантный мужчина — прямо настоящий Грегори Пек, как она потом рассказывала подругам, — несет бутылку пепси, два стакана, шоколадку, ставит на стол и говорит ей, словно они вместе пришли:

— Прошу вас!

Марта замялась, но в это мгновение ее кто-то подтолкнул, она упала на стул, а Валерьян Адамович уже разливал пепси, глядя на нее восхищенными глазами, двигал к ней шоколад, ее любимый, «Искусство». Он быстро взял инициативу в свои руки, сыпал комплименты, называл ее глупым словом «Цирцея», она даже раскраснелась.

Потом он проводил ее до дома, поцеловал руку, сказал, что уезжает в Москву и, если Марта будет там, они смогли бы встретиться. Через неделю Марта собиралась в столицу. Валерьян оставил телефон, но позвонил сам, узнал, каким поездом она прибывает, встретил на служебной «Волге», привез в гостиницу, которую заказал заранее и оплатил. Потом каждый день культурная программа: то театр, то знакомые, и везде ее встречали, как родную. Знакомые Валерьяна Адамовича работали в главках, министерствах, и однажды она попала в гости к своему верховному начальнику — союзному замминистра.

А когда, похлопывая по. плечу Валерьяна, тот добродушно пробурчал ей: «Звони, Мартиша, по любым вопросам, а уж если обижать начнут, мы сами кого надо обидим!» — тут уж она и вовсе растаяла и решила, что влюбилась.

Валерьян поцеловал ее в тот же вечер, она не возражала. Он объяснился в любви, захотел, чтобы Марта переехала в Москву, пообещал сына, который увлекался техникой, устроить в физико-математическую школу, свозить ее за границу, куда угодно. Казалось, он мог все. После гостей их всегда поджидала черная «Волга», в ее гостиничном номере благоухали розы, горничные смотрели на нее с испугом, и даже швейцар на входе в «Москву» отдавал честь, словно жене генерала.

Марта тогда еще была наивным плановиком, переписывающим старые цифры в новые планы: по работе от неё больше ничего и не требовалось. А Валерьян был готов исполнять любую ее прихоть, да и столько сразу соблазнов для нее, дочери простой кассирши и прораба. Она и сама всего лишь заместитель начальника планового отдела в заштатном киевском НИИ. И что  же, всю жизнь так? Судьба словно устанавливала границы, за которые переступать ей было не положено. А Марте хотелось взлететь, чтобы покорять и властвовать.

Душа трепыхалась, взбудораженная необычным предложением, не зная, на что решиться. Сломать  легко, построить трудно. Всю жизнь Марта слышала эти родительские слова и хорошо понимала, что это так. Больше того, и сломать трудно. Муж такой добрый, ласковый, работящий. Какой выдумать повод, на что бы обидеться, чтобы бросить его, забрать сына и уехать? Как все объяснить свекрови и свекру? А родителям?  Последнюю ночь в Москве она не спала. Одолевали вопросы, на которые ответов не было. Рвалась не кассовая, а жизненная книга, и сколько раз ни пересчитывай — результат не сойдется.

Валерьян Адамович, провожая ее, сразу же все понял, произнес страстную речь о любви и о сердце, которому не прикажешь, как бы подсказывая ей ответ, и Марта тотчас за него ухватилась. Да, любовь, страсть, с этим никто не поспорит, даже родители, пекущиеся о правде и справедливости. Стоит произнести эти загадочные два слова, как лица у отца и матери погрустнеют, но возразить ничего они не смогут. Кто же откажет человеку в любви? И сын поймет. Он уже читает книжки и знает, что это такое.

К счастью, муж торчал в Северодвинске, и Марта быстро собралась, уложив все в два чемодана, и умчалась, оставив ему покаянное письмо. Ибо знала: он из тех, кто скрутит всю боль в душе, в Москву за ней не помчится, скандалов устраивать не станет, развод даст. Объясняться же напрямую не хватило сил. Да и что бы она сказала? Что влюбилась и жить без московского щеголя не может? Что ей хочется взлететь, сделать карьеру для себя, обеспечить будущее сына? Но расчет тогда был не в моде, карьеристов презирали, но Марта чувствовала, что за туманом ездят одни дураки, а за деньгами — все. Судьба второго такого шанса не предоставит.

Зазвонил телефон, резкие короткие звонки — междугородная. Марта сняла трубку, что-то щелкнуло, и отчетливый голос с легким иностранным акцентом произнес:

—    Марта Сергеевна?

—    Я вас слушаю.

—    Вас беспокоит Вальтер Диц из Франкфурта. Еще помните такого?

—    Надо же какие люди! Рада вас слышать! — Голос ее мгновенно потеплел, ибо пятидесятилетий Вальтер, бизнесмен, с которым они прокручивали неплохие дела, был к ней явно неравнодушен и несколько раз даже давал понять, что у него к ней очень серьезный интерес.

—    Я в понедельник в десять утра буду у вас, встречать не надо, я с коллегой, у него машина, он меня подкинуть немного, но я был бы рад, если б мы смогли вместе позавтракать в десять «Националь», «Москва» или где скажешь, а в одиннадцать-двенадцать были бы у вас, у Стаса. Как мое предложение?

—    Что произошло, Вальтер? Какое-то ЧП, что приключилось?

—    Ничего серьезного! Просто я так истосковался, по вас... Или по вам?

—    По вам!

—    Я так истосковался по вас, что завтра полечу на стальных крыльях к моей голубке! — весело прокричал Диц в трубку. — Разве нужны другие объяснения?

Гут, Вальтер! В десять у ресторана «Москва», там в это время поспокойнее, — ответила Марта.

—    Гут, гут! — загудел Диц, довольный ответом. — Как здоровье?

—    Климакса еще нет, — тотчас выдала она, и он заржал во все горло.

Немцы любили грубые шутки.

—    Тогда завтра ровно в десять, у ресторана «Москва»! Ауфидерзейн!

—    Большой привет!

«Диц должен был приехать только через месяц, но что-то, видимо, случилось, и весьма неожиданное, коли он приезжает без предупреждения, да еще хочет сначала со мной перемолвиться наедине, — с тревогой задумалась Марта. — Что же могло заставить его бросить все свои дела и мчаться в Москву? Не мои же прелести! Хотя лучше бы они, чем все остальное!»



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Марта хорошо запомнила день знакомства с Вальтером.

Утром, не успела она войти в кабинет и поздороваться с генеральным, как следом за ней влетели трое кавказцев.

— Сидэть, иначе дирка в галавэ! — прорычал один из них, тыча Марте пистолет чуть ли не в нос.

«Армянин»— вычислила Марта и не ошиблась.

Второй налетчик держал под прицелом генерального директора акционерного общества «Сириус» Стаса Ровенского. Третий стоял у входа.

Марта тотчас все поняла. Встреча с Вальтером Дицем, предложившим их «Сириусу» поставки ходовых запчастей для иномарок, планировалась давно.

До сих пор запчасти они покупали у Джаника Артуровича, ловкого коммерсанта, который ввозил их в Москву нелегально. Но тут прошел слух,- что бизнесмен скупает по дешевке автозапчасти с угнанных иномарок и сбывает торговцам.

Естественно, выписывались липовые накладные, а в договоре купли-продажи два года назад еще не требовалось указывать номер государственной таможенной декларации и дату прохождения товара через границу, а потому узнать первородную фирму, купившую конкретные автозапчасти, налоговики даже не пытались.

Торговать столь сомнительным товаром становилось с каждым днем все опаснее, и старый поклонник матери Стаса адмирал в отставке Никита Самсонович вывел их на Вальтера Дица. Перед встречей с Вальтером Стас объявил Джанику, что покупать его товар больше не будет. Потеря столь крупного торговца, видимо, вызвала настоящую панику криминальных поставщиков, и они нагрянули с воинственным визитом к ним в офис.

Второй налетчик усадил Стаса в кресло. Ровенский даже в лице не переменился, лишь поморщился.

—    Джаник велел передать, что он прежнюю договоренность рушить не собирается, а потому просил тебя серьезно подумать, прежде чем делать те заявления, которые он услышал! Ты все понял?

Но Стас не намерен был с ним разговаривать.

—    Мы всех твоих сотрудников знаем, где, кто и с кем живет. Подумай о них, о себе, а потом принимай решение! Понял, баранья башка?! Отвечай или я дырку тебе просверлю! Ну?!

— Давай попробуй, — хладнокровно произнес Стас.

Кавказец налился кровью. Марта чертыхнулась в душе: какого рожна Стае дразнит этого придурка! Видно же, что тот подкололся, хватил дозу и ему море по колено.

Бандит приставил дуло ко лбу Ровенского, и все трое налетчиков напряглись, поскольку убийство в их задание не входило, им приказали только припугнуть, и они хорошо знали, что у Стаса имеется «крыша» — группа дагестанцев, ребят смелых и бесстрашных, которые не преминут ответить, и первый удар, возможно, падет на их головы. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

Но, видимо, доза была небольшая, и весь запал ушел на преодоление первого страха: все же не начало, а конец девяностых, и налет им с рук не сойдет. Рука террориста дрогнула, он резко поднял ее и выстрелил в потолок. Штукатурка просыпалась на голову Стаса. В дверь дернулись, но кавказец, стоявший на атасе не дал никому войти.

—    Придя сюда второй раз, я с ходу всажу тебе пулю промеж глаз! Запомни!— Налетчик засунул пистолет за пояс и двинулся к выходу. За ним молча вышли остальные.

Через секунду вбежали Коля с Лешей, продавцы.

—    Че тут? — не понял Леша.

—    Идите работайте, все нормально! — строго ответил Стас.

Парни не шевельнулись, видя осыпавшуюся штукатурку на столе генерального и выбоину на потолке.

—    Я сказал: работайте! — прикрикнул Стас.

Продавцы потоптались и вышли.

—    Извини, — взглянув на Марту, проговорил  Ровенский.

Он достал платок, вытер потное лицо. Поднялся, заглянул в шкаф, где обычно стояла гостевая бутылка коньяку, но вчера нагрянул старлей-пожарный и привязался к трем лампам дневного освещения, лежавшим на шкафу. Оказывается, для утилизации их нужно отвозить на специальный приемный пункт в Москве, поскольку они содержат вредные примеси, и пожарный имеет право налагать штраф на те организации, которые этого не делают. В итоге старлей выпил всю бутылку коньяку под три конфетки «Мишка на Севере» и довольный ушел домой с чувством выполненного долга. Даже штраф не потребовал.

Стас закрыл шкаф.

В этот миг и позвонил Диц. Обед был заказан на двенадцать в «Пекине», а часы показывали без пяти одиннадцать.

—    Надо отправляться, — поднялся Стас. — Скажи, что мы за ним заедем через полчаса!

По дороге Стас позвонил дяде и Сулейману, вожаку дагестанцев. Сулейман был в курсе начинаний Стаса и не очень верил, что Джаник отважится вот так, по-бандитски, выступить.

—    Пока ничего не предпринимать! Собери информацию о Джане и жди! — приказал Ровенский.

Дядю же он пригласил пообедать в ресторан. Александр Васильевич от обеда отказался, но в «Пекин» подъехал, и Стас, сдав Вальтера Марте, сам отошел на несколько минут в бар пошептаться с дядей.

Вальтеру неделю назад исполнилось пятьдесят два года. Бывший полковник морской пехоты, он с первого взгляда производил впечатление морского волка, широкоплечий, поджарый, уверенный в себе. Переломить такого было невозможно. К тому же он на удивление бегло, хоть и с акцентом, говорил по-русски, что заставило Стаса тотчас заподозрить его в связях с разведкой. Ровенский даже попросил дядю проверить Вальтера через ФСБ, но там на немца ничего не было.

Когда Стас вернулся из бара после разговора с дядей, Марта с Дицем уже перешли к десерту и пили кофейный ликер, запивая ароматным жасминовым чаем.

—    После перечисления на мой счет предоплаты, я буду готов в течение сорока восьми часов отгрузить товар. Таков порядок, — улыбнулся, пожирая  глазами Марту, немец.

—    Но нам невыгодно переводить деньги через банк, — говорила Марта. — Если мы, к примеру, переводим вам пять тысяч долларов, то должны пять тысяч положить в том же банке на депозит. Их вернут нам в том случае, если придут автозапчасти. Так у нас борются  против утекания валюты за границу, — усмехнулась она

—    Но это же глупость! — воскликнул Вальтер.

—    Увы!

—    Хорошо, я готов взять наличные, — согласился Диц.

—    А как провозить? — спросил Стас.

—    Ничего, провезем.

Они расстались, условившись встретиться через пару часов, когда будет готов договор.

—    А он на тебя глаз положил, — сказал Стас, выходя из ресторана и выискивая глазами свой серый «БМВ».

—    Ты дяде рассказал о происшедших безобразиях?

Он кивнул, не желая входить в подробности. Перед Джаником он не прогнется. Грош цена его бизнесу, если всякие отморозки станут диктовать ему условия.

—    Надо бы просчитать таможенные пошлины и налоги и определить, во что нам встанет родной мерседесовский подшипник, — помолчав, заметил Стас. — Чтобы не пришлось потом снова на поклон к Джанику бежать.

—    Тут есть проблемы. С налогами, пошлинами, торговыми наценками. Без проблем только мухи дохнут.

Стас  усмехнулся. Он был на десять лет моложе Марты. Такой же прагматик, как и она. Русоволосый, с косой челкой, съезжающей на лоб, которую Ровенский постоянно забрасывал пятерней назад, с пухлыми детскими губами, спортивный (играл когда-то в гандбол за молодежную сборную), был женат, развелся, детей нет, теперь живет один. По воскресеньям сауна, потом обед у матери, два раза в неделю по вечерам тихие ужины с любовницей у себя в квартире, — Марте вот так, конспективно, донесли о жизни Стаса два милых болтуна, Коля и Леша, продававших запчасти. Марта работала с Ровенским уже месяцев восемь, и он ни разу не попытался склонить ее к интрижке. Ее это даже задевало. Марта, как она говорила, мужиков терпеть не могла, но хотела, чтобы они ее любили. А генеральный если и делал комплименты главбухше, то лишь за деловые идеи. Вот она и старалась.

Предложение Дица было заманчивым. Прежде всего тем, что фирма получала столь необходимый товар из первых рук. Народ уже не хочет с иномарки пересаживаться на «Жигули», и сейчас можно спокойно за две с половиной — три тысячи баксов купить «ауди» или «фордик». Пусть подержанный, но на нем года три, а то и пять лет можно ездить без проблем. А запчасти нужны всем. И тот, кто хоть один раз найдет в их магазинчиках нужные дворники, фильтры, насос или передний сайлентблок, да еще по сносной цене, тот больше не станет заезжать в другие. Значит, с Дицем заводить торговые амуры необходимо.

—    От таможенных пошлин нам не уйти, но от налогов, наверное, можно? — поинтересовался Стас.

—    Нам нужно, чтобы Вальтер продавал автозапчасти как можно дешевле и торговая наценка на них была бы небольшая, а наша прибыль ощутимой! — вслух проговорила Марта, ставя себе задачку.

— Если б нос Бальтазар Бальтазарыча да глаза Иван Иваныча, а губы Акакия Акакиевича, или как их там еще, — проворчал Стас.

—    Я смотрю, мы классиков осваиваем,—съязвила Марта.

—    Фильм смотрел.

—    Фильм — это тоже хорошо.

Земская и Ровенский вернулись в офис. Они вдвоем занимали одну большую комнату. В этом плане Стас был демократичен: кабинетов с секретаршами и дорогой мягкой мебелью не заводил, обходился скромным однотумбовым столом, да и на месте сидеть не любил, сам ездил по магазинчикам, наводил шорох, и продавцы его боялись, ибо он безжалостно выгонял каждого за малейшую провинность, а попробуй найди сегодня работу за триста баксов в месяц, да чтобы платили регулярно и в валюте. Потому продавцы дорожили своими местами и порядок старались не нарушать.

—    Чайку, Марта Сергеевна?

Она кивнула. Главбухша и его пристрастила к «Липтону», «Эрл Грею» и другим хорошим чаям.

—    Так что, мечта Агафьи Тихоновны несбыточна? — включая бошевский чайник, поинтересовался Стас.

—    Почему? Вполне сбыточна.

—    А поподробнее?

— Нам присылают, к примеру, фильтры за десять баксов. Уходят они здесь за пятьдесят. Если мы поставим цену пятьдесят баксов, то с сорока, которые составляют нашу торговую наценку, мы заплатим девяносто процентов налогов и получим шиш. Встает вопрос: как же сохранить свою прибыль?

—    Да, как? — уточнил Стас.

—А ум на что?! Мы заводим подставную фирму, одну или две, неважно. Подставное ИЧП получает фильтры от немца по десять баксов и продает нам за пятьдесят. А мы пускаем в розницу за пятьдесят один доллар. А значит, наша торговая наценка...

—    Один доллар, — радостно подхватил Стас.

—    И с нее мы платим налоги, а сорок, что образовались в подставной, кладем в карман!

—    Но налоговая возьмет подставников за жабры!

—    Только что открывшиеся фирмы год не трогают, а к концу года мы ее ликвидируем, чтобы никаких следов не осталось. За это время можно ввезти такое количество запчастей, что на пять лет нам работа обеспечена. Прибыль нетрудно посчитать. С одной детали в год она составляет четыреста восемьдесят процентов. Минус расходы на подставную фирму. Ну как?

Cтас вытащил коньяк, который купил в «Пекине», налил по пятьдесят граммов.

—    Вам надо Нобелевскую премию за такие идеи давать! — с восхищением взглянув на нее, воскликнул он. — Или на руках носить!

— Так попробуй, Стасик, — рассмеялась она. — А то от мужа, я чувствую, этого не дождешься!

Он в упор посмотрел на нее и впервые за все время смутился.

—    Слушай, штук пять баксов я найду. Как, рискнем? — предложил Стас.

—    Надо, — кратко ответила Марта.

Пять тысяч у Стаса были явно не последними и, судя по всему, лежали в чулке, так что запарить их в дело да получить триста — четыреста процентов прибыли какой же дурак откажется! А Марте он верил.

—    А кто с Дицем будет договариваться?

—    По-моему, лучше мне. Одной.

Ровенский пристально посмотрел на главбуха и несколько секунд раздумывал.

—    Ну, если ты считаешь... — неуверенно проговорил Стас.

Не зная, стоит ли на это соглашаться, он нахмурился и надул губы, видимо, в детстве он так выражал обиду.

—    Скажи, что тебя смущает?

—    Диц лихо шпарит по-русски, хотя уверяет, что никогда тут не был.


—    Твой дядя же проверял.

—    Дядя не Господь Бог, — нахмурился Стac.

—    Будем ждать пенсии?

Он рассмеялся. Потом закатил глаза, давая понять, что сдается.

Марта Земская с детства заразилась вирусом авнтюризма. Однажды назначила сыну третьего секретаря горкома свидание на кладбище. В двенадцать ночи.Решила его напугать. Легла у могилки, засыпала себя листьями. Ухажер пришел, она и выскочила, громко вопя. Потом тащила беднягу на себе. Секретарь горкома долго потом допытывался: ну хорошо, назначила свидание на кладбище в двенадцать ночи, чтобы верить храбрость ухажера. Понятно. Но зачем ложиться в могилу, а потом вылетать оттуда и орать? Для чего? Марта лишь пожимала плечами. Она и сама не знала. Так, ради хохмы.

—    Какой хохмы? - не понимал третий секретарь горкома.

—    Обыкновенной.

—    Какой «обыкновенной»?

- Чтоб посмеяться.

—Посмеяться?! Но ведь это жестоко! Разве тебе это не понятно?

-Нет.

Тогда она еще не понимала, что просто ненавидит противоположный пол. Хотела доказать, что она хоть и девчонка, но может быть посильнее иного, кто хвастается ношением штанов.

Марта быстро напечатала перечень автозапчастей, составила договор, указав, что Диц отправляет товар в счет оказания услуг,каковые ему понадобятся, когда он приедет в Москву. Дала почитать Стасу. Тот одобрил,договоры она навострилась сочинять безукоризненно.

Позвонила Дицу.

—    Я как раз собирался зайти в бар промочить горло, радостно воскликнул он.

—    Вот и хорошо, ответила Марта, а про себя расшифровала: «Промочить горло и снять девушку на вечер». Судя по тем жадным взглядам, которые бросал на нее бывший морской пехотинец, он разбирался в женских ласках, а фотография жены и двух детей в бумажнике была лишь данью традиции.

—    Я надеюсь, это не потребует от вас дополнительных затрат, — провожая ее, проговорил Стас.

Главбухша бросила на директора удивленный взгляд:

—    Что вы имеете в виду?

—    Ну, я... — Он смутился, пятерней сдвинул косую челку вправо, но она снова упрямо легла на лоб. — Вальтер так смотрел на вас!

—    Вы хотите сказать, что он потащит меня в постель?

—    Он мужик не промах.

—    Я с деловыми партнерами в койку не ложусь!

—    Понял, — обрадовался Стас. — Может, подвезти?

—    Было бы неплохо.

Ровенский подвез ее к гостинице.

—    Подождать? — спросил он.

—    Мне потребуется минут сорок.

— Ерунда.

Она взглянула на себя в зеркало, вытащила помаду, подвела губы.

—    Как выглядит старушка?

—    Ну-у-у! — промычал Стас.

Марта Сергеевна выбралась из машины.

—    Ни пуха!

—    К черту!

Она вошла в гостиницу, и швейцар тотчас поклонился.

Диц заметил ее сразу, замахал рукой и кинулся навстречу, обрадовавшись, что Марта пришла одна.

—Я знал, что. мы сегодня увидимся наедине, — слащаво промурлыкал он, целуя ее руку и строя из себя заядлого сердцееда.

«Все морские пехотинцы — скоты», — сказала она сама себе, хотя до этого никогда их не видела.

—    В ресторан?

—    В бар.

Он сделал вид, что огорчился. Актер из Дица вряд ли бы получился: про себя немец наверняка уже посчитал, в какую дикую сумму ему обойдется ужин, а потому, услышав отказ, посветлел лицом и лишь после этого скорчил кислую гримасу.

В баре было сумрачно и малолюдно. Случайные выпивохи сюда не забредали, богатые жильцы предпочитали ресторан, а бедные — буфет на этаже. Трое ярких путаночек гнездились за стойкой, и только теперь Марта поняла, почему Вальтер хотел промочить горло именно в баре: видимо, услужливый портье подсказал, где можно найти приятное утешение на вечер. Девочки сразу же оценили крепкую стать и дорогой пиджачок Вальтера, мгновенно возненавидев Марту, нагло вторгшуюся на их территорию.

—    Шампанское, виски, ликер? — ощупывая взглядом путаночек, спросил Диц.

—    Сок. Виноградный.

Вальтер пристально посмотрел на нее и с грустью покачал годовой.

Марта по-приятельски ему подмигнула и направилась к дальнему столику. Пока немец заказывал напитки, он успел перемолвиться с девочками и, кажется, подать им надежду.

—    Опять тур де форс,— возвратившись, насмешливо проговорил Диц. — А меня информировали, что русские страшно не деловые люди. Что они разучились работать и любят... как это у вас?

—    Халява, сэр!

—    Да, все на ха-ля-ву! Зато русские женщины готовы сразу же затащить любого иностранца в постель, а мужики напоить, Так?

—    А немцы любят пиво и копченые свиные ножки, верно?

—    Да! — воскликнул он и расхохотался.

Через пять минут они уже испытывали друг к другу симпатию. Вальтер рассказал, что вторая жена у него русская немка, потому он так хорошо и знает язык.

—    Так она русская или немка? — уточнила Марта.

—    Она русская немка, — упрямо повторил Диц. — У нее отец чистый немец, Густав Арнольд, а мать, Зина, чистая руссачка, да?

— Чистая русская,— поправила Марта.

—    Представляешь, дома они все говорят только по-русски. Зина уже лет десять живет во Франкфурте, но говорит по-немецки так, с пень на колоду...

—    Через пень колоду.

—    Ну да. Вот и я с ними... — И он снова расхохотался.

Они разговаривали уже полчаса, но делового вопроса так и не коснулись, Вальтер допил свое виски, поднялся, бросил взгляд в сторону стойки.

-Еще раз виноградный?

—    Виски!

Брови немца поползли вверх.

— Русские не любят разрушать компанию. Это наша национальная черта.

—    Хм... Это верно! — просиял Вальтер.

Еще через полчаса Диц согласился на сделку за прежние комиссионные. Его это устраивало. Три дня работы и пятьсот долларов в кармане.

— А как дальше? — обеспокоился Диц.


Нам удобнее работать за наличные, способ  пересылки денег найдем!

—    Нет проблем.

—    Но если ты вкладываешь cвои деньги, то имеешь тридцать процентов помимо того, что мы возвращаем вложенную тобой сумму.

Диц удовлетворенно промычал.

— Это опять же на первое время, пока мы раскрутимся! А там почему бы нам не сделаться, к примеру, партнерами?

Вальтер кивнул, глотнул виски.

—    Наши обе фирмы только начинают. Мы все хотим разбогатеть. Но нельзя, имея в кармане десять тысяч, наутро стать миллионером. Верно?

—    Как сказать... — ухмыльнулся Вальтер.

—    Нет, можно поехать в Лас-Вегас, играть всю ночь и...

—    Все проиграть!

—    Вот видишь, мы понимаем друг друга, — улыбнулась Марта, выпила виски и поморщилась. — Фу, какая гадость!

—    Особенно наутро; — прибавил Диц. —Но мне сказали, что если во всем следовать вашим законам или как там, постановлениям, то разбогатеть тоже нельзя. Как же быть?

—    У нас и богатеют вопреки им!

—    Вот как? И секреты, конечно, стоят очень дорого.

—    Подчас да.

Они говорили уже больше часа, и Марта понимала, что нельзя обрывать беседу. Вальтер с трудом, но поддавался ее влиянию. Она чувствовала: он напряженно размышляет, но при отсутствии опыта и деловой хватки это дается ему с трудом. Если Диц поверит им, то более надежного партнера им не найти. Кроме того, он сам не скрывал, что проблем с поставками дешевых запчастей не будет. Во-первых, он может брать их оптом на больших заводах, а во-вторых, те же запчасти можно взять на дочерних предприятиях и, сменив на них маркировку, получить дешевые запчасти, ничуть не уступающие по надежности дорогим.

Диц взял деньги, подписал договор, дал расписку. Они расстались друзьями. На прощание Вальтер подарил Марте маникюрный набор, а она ему красивую модель правительственного «ЗИЛа». Диц был в восторге. Оказывается, он собирал модели машин всех марок, и «ЗИЛа» среди них не было.

—    Вы это знали? — удивился он.

—    Нет.

—    Ага, Станислав знал?!

—    Думаю, что нет. Я сама подарок вам выбирала. Просто подумала, что это должно понравиться.

Вальтер вдруг посерьезнел и с нежностью посмотрел на неё.

— У нас такие умные и красивые женщины, как вы, ездят в дорогих «мерседесах», вершат судьбы страны и большой политики, — проговорил он. — А в таких магазинчиках, как ваш, сидят другие...

Немец не стал уточнять какие, но по тоскливому выражению лица это было и так понятно. Он поцеловал ее в щеку.

Выходя из бара, Марта заметила, что одна из девиц за стойкой упорно дожидалась Вальтера, накачавшись водкой с соком. Две другие упорхнули: ловить в баре было некого, а контрольное время истекло.

На улице шел мягкий снег, рядом шумел Кутузовский, и желтые фонари напоминали о Новом годе. Марта покинула гостиницу, оставив швейцара без чаевых, чем несказанно его огорчила. Она уже хотела взять такси, поскольку была уверена, что Ровенский уехал — прошло больше двух часов, — но со стоянки замигали фары, и она двинулась туда.

В салоне играла музыка. Стас сделал вид, что только что проснулся, и пробурчал:

—    Ну, Сергевна, заговорилась, однако! Я жутко проголодался, пока ждал!

—    Ты приглашаешь меня поужинать? — задиристо спросила она.

- А як же! И не отвертишься ведь!


2

Последние несколько лет новогодний праздник вдруг потерял свое волшебство. Второй муж, выпив пару рюмок, тащил ее в постель, и она намеренно созывала массу гостей, а свою лучшую подружку Валентину держала до пяти утра, пока Валерьяна не душил сон и Марта не чувствовала себя в безопасности. С третьим мужем все наоборот, он любил шумные компании, а ее они утомляли, танцевал до упаду, а ей хотелось просто посидеть за столом и поговорить. Зато светлым маячком в памяти оставалось родительское новогодье: деревенские шумные колядки, катание с горки, мигающие огоньки на елке и конечно же много подарков: сладких и других. И с первым мужем Новый год оставался любимым праздником. Тогда их объединял сын. Он лежал в кроватке, гугукал, и они, Марта с Олегом, по очереди вскакивали из-за стола, бежали к нему, и малыш радовался, раскрыв рот и пуская слюну. И они радовались.

«Жизнь уходит, как тепло из избы», — любила повторять бабка Марта, в честь которой ее и назвали. Теперь и внучка уже чувствовала, как жизнь уходит. Ее почти нет, что там один-два десятка, какие осталось прожить, месяцы вон свистят мимо так, что ложишься со снегом, а встаешь на траву. Таскаясь по магазинам, Марта норовила все купить подешевле, выгадать, сэкономить. И жизнь выбирала подешевле. Понимала, что многие так мыкаются, да бывает еще хуже. Но почему с ее умом, талантом, проницательностью Марта должна влачить нищенское существование? Почему? Где, в каких священных книгах это записано? Покажите ей, и, быть может, она успокоится.

Она видела тех, кто живет играючи, легко, свободно, но они родились не в России. Случайная приятельница Виталика, завалящая актриска из Лиона Мишель Клебан, приехавшая в Москву с тремястами франков — это чуть больше пятидесяти долларов — и не знающая, где остановиться — на ее карманные деньги можно было прожить двое суток в дешевой гостинице, — тем не менее прожила в столице больше месяца, в основном у них дома. Днем ее водили по ресторанам, театрам, знаменитостям, она сватала Виталика в какой-то театр, потом в антрепризу, а вечерами Марта готовила ей такие отбивные, такое жаркое, что француженка объедалась и, выпучив глаза, тихо стонала:

—    Я тут растолстев, и у меня Лион нет таких джинс, роб, а театр сойдут с ума!

Она жаловалась, но уметала все с тарелки и просила добавки, заявив, что как только разбогатеет, то возьмет Марту к себе в поварихи и будет ей платить много-много.

—    А у нас такой рынок, там нужно, чтоб все посмотреть; ходить-ходить, и все не сходишь!

-Не выходишь, — поправляла Марта.

— Да, не сходишь, — соглашаласьМишель. — Там все есть, и можно такое жарить, что все пальцы покусаешь!

— Откусишь, — смеялась хозяйка, радуясь похвалам.

—    Да еще такая повариха красавца, что глаз не откроешь!

- Не оторвешь!    -


Сама Мишель была худенькая, веснушчатая, невзрачная, в линялых джинсах и легкой цветной рубашечке навыпуск, под которой ничего не было, кроме двух диких яблочек вместо груди, так что мужики, не зная, что она француженка, смотрели сквозь нее не замечая. И лишь когда им говорили, что Мишель из Лиона, у них зарождался слабый интерес на географической и сексуальной почве. Почему-то многие были уверены, что в постели француженки обалденны, хотя соотечественница Жанны д’Арк без стеснения признавалась, что быстро устает с любым партнером, а потом дня два-три ей требуется отдых.

В конце концов Мишель съехала к любовнику, потому что у него было мало еды и целая комната загромождена спортивными снарядами, а ей требовалось срочно похудеть к приближающемуся театральному сезону в Лионе, дабы не перешивать костюмы за свой счет.

Декартовский рационализм в ней умилительно уживался с природной легкомысленностью. Француженка радовалась, что в наших домах нет счетчиков для воды, и принимала душ каждые полчаса, в то время как дома лишь утром и вечером. По утрам она жаждала своих круассанов, намазывая с обеих сторон маслом, повидлом и уставясь в канал МТВ, где весь день гоняли музыкальные клипы. Завтрак растягивался на час. Потом она, вдруг вспоминала, что ей надо бежать на важную встречу, за секунду одевалась, но двадцать минут красила ресницы.

- Ты опаздываешь на полчаса! — кричала ей Марта.

— Ни-чи-во, — выпевала Мишель. — Я не могу выходить без бовизаж... красивого лица, так, да?

Да, только красивого лица даже под макияжем все равно кот наплакал.

Француженка жила, как птичка, ни о чем не думая и триста франков быстро где-то расфуфырила, а может, раздарила на сувениры, ибо дарить больше было нечего. Когда пришла пора отъезда, она спохватилась в последний день, что денег на билет нет, и стала всем названивать. Деньги нашлись, и опять же у Марты. Знай Марта о том, что ей скоро уезжать, а у нее ни копейки, она бы себя изгрызла, но заработала бы несчастные триста долларов, однако одалживать бы не стала. Но билет это пустяки. Суть в другом — в той эйфории, той радости, с какой воспринимала все события своей жизни Мишель. У нее всегда «ноу проблем», она всегда щебечет, как птичка, она всегда весела. Марту даже стала раздражать ее вечная веселость. Порежет палец — радуется, как дитя, тому, какая алая и красивая кровь. Идет дождь: ах, какой дождь, пошли под дождь! Сияет солнце: ах, какое солнце, пошли на солнце, на пляж! Ни то ни се, комси-комса— и тут сплошной восторг. Умеешь радоваться ,так радуйся, хочешь горевать — горюй. Не умеешь, сиди с постной рожей и получай по полной программе говна-пирога, как выражался Виталик.

Француженка позвонила через полгода, но вовсе не потому, что должна была Марте за билеты, она об этом уже просто не помнила, а попросила купить и прислать ей русскую палехскую шкатулочку для спектакля, причем как можно быстрее. Марта сказала мужу, что покупать шкатулку она не будет: во-первых, дорого, палехские шкатулочки под сто баксов, во-вторых, ей надоело это иждивенчество. Виталик кивнул и больше разговор на эту тему не заводил. Марта не знала, отослал он ей шкатулочку или нет, скорее всего, отослал, ибо у него теплилась надежда, что Мишель пробьет ему постановку в своем театре. Ho судя по всему, француженка и об этом забыла. Виталик наверняка с ней перепихнулся, уж как-то они загадочно ворковали. Муж знал французский, и время от времени они перебрасывались короткими фразами. Марта пыталась запомнить, чтобы сгонять к подруге  и попросить перевести, но через пять минут всё забывала.

Она никогда не страдала ревностью,она лишь не любила,когда ее считали дурой,это задевало больнее.


Мишель была первой, кому она, несмотря на глухое раздрожение, позавидовала, ибо не имела той внутренней свободы, той раскованности тела и души, того умения  создавать себе каждый день праздник, независимо от погоды, наличия свободных денег, настроения и даже здоровья, которыми обладала эта невзрачная француженка.

А что Марта? Она тягловая лошадь, она уже не понимает, когда ей хорошо: когда она тащит в гору тяжелый воз или когда стоит без поклажи. Однажды она перестала различать эти два состояния. Вот в чем весь ужас.

Да и где ей было взять эту легкость, эту непосредственность, это порхание по жизни, если она Cтpeлец-боец no китайскому гороскопу, и подобно выпущенной из лука стреле, всегда летит точно в цель? И всегда ее достигает. Вот только жизнь уходит, как тепло избы. Незаметно.

—    И за хвост не ухватишь, — сказала вслух Марта.

—    Что? — не понял Стас. Он крутил головой, высматривая, куда бы поставить машину.

Они подъехали к «Пекину». Директор знал, куда ее повезти и что взять: пельмешки с травкой, вишневый ликер, салаты из бамбука и папоротника. Ели палочками, макая пельмешки в соевый соус. Марта любила китайскую кухню, любила все дальние азиатские страны с их древней культурой, обычаями, изяществом иероглифов, стихов и рисунков. Она вообще любила, все далекое.

Марта подробно пересказала Стасу весь разговор с Вальтером. Стас кивал, со всем соглашался. Когда услышал о горячей заинтересованности немца стать их партнером, глаза его загорелись, он так воодушевился, что на радостях заказал бутылку шампанского и сам выпил фужер, несмотря на то что сидел за рулем.

—    Блестяще для одного дня, успели-таки ухватить сивку за хвост!

—    Подожди, постучи по дереву! — грубовато оборвала его Марта.

—    Я чувствую, нормально!

—    Кстати, он женат на русской немке, а теща с тестем дома говорят только по-русски, ностальгируют, вот он и навострился.

—    Способный.

—    Да уж.

—    Не приставал? — смутившись, спросил Стас.

—    Я бы обиделась, если б он не приставал! — нахально ответила Марта. — Но Вальтер своего не упустит!

Стас расплатился, попросил с собой еще бутылку вишневого ликера.

—    Может быть, заедем ко мне? А я тебя потом отвезу, — не без робости спросил он, и Марта кивнула. Домой ей ехать не хотелось, не хотелось после вкусного, сытного ужина и душистого ликера тащиться на метро, а потом на автобусе — она жила на Речном, — не хотелось торчать у телевизора и выслушивать ворчание сопливого от гриппа мужа. Такое выдалось настроение. К тому же с утра она предупредила Виталика, что, скорее всего, придется с немцем пойти поужинать и раньше одиннадцати она вряд ли появится.

Марта слышала неровное дыхание Стаса, И ей было интересно, отважится ли он затащить ее в постель. Он ей нравился, но влюбленности она к нему не испытывала. Марта была даже не прочь лечь с ним в постель, дабы сделать его посговорчивее в некоторых вопросах и определиться в основном: как делить триста  процентов прибыли? Она кладет себя на амбразуру, затевая столь большое и рискованное дело, и если генеральный думает, что все ему, а ей лишь премия  к зарплате, то она тут же подает заявление об уходе.

Главбухша решила про себя требовать у директора как минимум тридцать процентов. Максимум сорок. Идеально было бы: шестьдесят и сорок. Но она без обид  согласна и на тридцать. Это ее устраивает. И никаких других вариантов. Стас же знает, что львиная доля  работы на ней. Именно ее поджарят налоговики в первую очередь. Спрашивать сейчас, в лоб, она не желала. А Стас отмалчивается. Ей интересно, думает он об этом или нет? Или он решил, что за зарплату Марта Сергеевна готова пахать двадцать четыре часа в сутки? Есть такие бизнесмены, они считают, что облагодетельствовали уже одним тем, что взяли на работу.

Но Стас парень не глупый,ему тридцать     пять, он не мальчик и хорошо понимает, что такие идеи дешево не  стоят. Впрочем, как и у всех, у него есть одна болезненная черта: он не любит расставаться со своими кровными, нажитыми потом деньгами.

Машину, следующую за ними, они заметили, едва отъехав от ресторана. Стас тут же позвонил дяде, передал номер автомобиля преследователей.

— Не дергайся, я их понты знаю — накатить, взять на испуг. Человека за дрожащую тварь держат! Скоты! От этого я их еще больше ненавижу! — проговорил он, и Марта его зауважала.

Стас жил в доме с консьержкой, в хорошем месте, в центре. Трехкомнатная квартира, евроремонт, ванная с биде, кондиционер, все как полагается. Мебель не дорогая, но стильная, сделанная на заказ, минимум того, что необходимо для отдыха и работы. От этого комнаты казались большими и просторными. На такой же, похожей на столовую, кухне на двух столах стояли печки, комбайны, тостеры, миксеры, соковыжималки— весь набор техники, и все чистенько, видимо, кто-то приходит, убирает. В гостиной приличный бар, кресла, огромный, во всю комнату, ворсистый ковер, декоративный камин, шкуры.

Стас напрягся, и Марта поняла: в голове э т а мысль уже крутится, он обдумывает, как начать, чтобы не обидеть ее.

«Отваги, опыта и проницательности у парня маловато, оттого и трудно, — усмехнулась она. — Мой Виталик бы не сплоховал, не растерялся, все проделал бы легко, с юмором и элегантно. Как сказала однажды его вторая жена, с ним хочешь не хочешь, а все равно ляжешь!»

Стас бросился разогревать курицу, достал колбасу, икру, водку, виски, шампанское, коробку конфет, фисташки — все, что было. Зачем все это? И без того сытно поужинали. Но Марта его не останавливала, с легкой улыбкой наблюдая за его метаниями. Полились звонки, и ему следовало бы отключить телефон, но он этого не сделал, ввязался с кем-то в глупый разговор, потом, видимо, позвонила его любовница Рита, и ему пришлось бекать и мекать, изъясняться намеками, краснеть, злиться, и все оттого, что эта  мысль не давала сосредоточиться и повести себя спокойно.

После содержательной беседы с Ритой он наконец догадался вырвать шнур из розетки.

Марта посмеивалась в душе, ожидая, когда же он приступит к активным действиям и как: спросит сначала разрешения? Она конечно же ему откажет, и на том все кончится. Ей гордость не позволит дать согласие. Она что, шлюха?

Стас налил ей полный фужер шампанского, себе лишь капнул, вспомнив про обещание отвезти ее домой, и это Марту немного успокоило.

   — А тост? — потребовала она.

— Я люблю тебя! — неожиданно выдохнул он. — С самого первого дня, как увидел, все ночи не сплю, лежу и думаю о тебе. Это как наваждение. Я старался, душил это чувство... — Он запнулся, покраснел. — Но ничего не получилось. У меня была девушка, она и сейчас пока есть, но у нас с ней все разладилось, я ей рассказал о тебе...

—    Зачем?! — невольно вырвалось у Марты.

—    Так получилось, она видела, со мной что-то происходит, я стал ее избегать, Рита спросила напрямую, и я не мог соврать...

Марта не числила, а значит, не отказывала себе в проницательности, однако они работали вместе уже два года, главбухша замечала,что директор ей симпатизирует,но сказать,что Стас горел к ней любовной страстью,она не могла. Правда, иногда он постреливал в нее странными взглядами, краснел, начинал бормотать невпопад, но тут же брал себя в руки и входил в прежнюю колею начальника, подчас излишне строгого и сурового. Одно время Марте Сергеевне стало даже казаться, что он хочет от нее избавиться. Она спросила у него напрямую, готовая тут же уйти, но Ровенский заверил ее, что никогда не таил таких мыслей, наоборот, очень ценит ее и, не моргнув, повысил оклад на пятьдесят долларов. Прибавка солидная, в год шестьсот баксов, и она решила мужу об этом не говорить, откладывать их на черный день. Мало ли что.


И вот то, что она сейчас услышала, повергло ее если не в шок, то в крайнюю растерянность, ибо надо было как-то реагировать.

— Я не прошу от тебя сейчас никакого ответа, я понимаю, что между нами разница в десять лет, но не вижу в том никакого препятствия. Да, дети, хотелось бы, но можно взять девочку из детдома, из яслей, это легко устроить, если вдруг мы захотим, а почему бы нет. У нас с первой женой тоже не было детей, и мы так переживали, потом оба сходили, проверились, в общем, у меня там какая-то не та семенная жидкость, врачи сказали, что восстановить это невозможно, а во всем остальном у меня нормально, в смысле эрекции, оргазма. Я Рите даже не стал говорить об этом, зачем, если она мне не нравится. Так ведь?

Марта кивнула. Стас подлил ей шампанского, хотя у нее и без того уже кружилась голова. В «Пекине» она пила шампанское и ликер, а до этого она махнула с Вальтером виски. Так что она почти набралась. И потому это объяснение в любви и предложение стать женой ей льстило. Во-первых, Стас молодой, во-вторых, богатый, одна его квартирка — сплошное заглядение. Она же с Виталиком ютится в двухкомнатной малогабаритке, потолки уже почернели, белые некогда обои пожелтели, а тут — как манна небесная. И впереди те самые деньги, о которых она когда-то мечтала. Можно будет ездить отдыхать на Карибы или в Таиланд, Японию, прокатиться по белу свету, завернуть в Париж, вызвать из Лиона эту выдру Мишель,  повести ее в «Максим» или в любой другой ресторан, выбросить на ее глазах пять тысяч франков за обед,  подарить ей новые джинсы и умчаться на Гавайи. Интересно посмотреть, будет ли тогда радоваться эта придурочная и чему!

Эти мысли еще больше вскружили голову, Марта поднялась, прошла в ванную, побрызгала на себя холодной водой. Состояния опьянения она терпеть не могла. Взглянула в зеркало: в этой белоснежной ванной она казалась замарашкой в своем вязаном платье и с косыночкой на шее. В такой ванной нужно стоять  в каком-нибудь строгом элегантном костюме «от Версаче», а не в старом венгерском тряпье.

Платье ее расстроило. Она вышла.

Стас поджидал ее в коридоре. Он схватил ее, стал целовать, гладить по спине, потом рука скользнула к бедру, сжала его, и у нее снова закружилась голова. Ровенский начал раздевать ее, и Марта поняла, что и тут у него нет совсем никакого опыта. К счастью, платье вязаное, его трудно порвать, иначе бы это случилось. Марта отстранила директора, бросила ему:

—    Готовь постель, я сейчас...

Она вернулась в ванную, приняла душ, надела его халат, хотя рядом висел белый, видимо Риты. Стас опять поджидал ее у дверей, принялся целовать.

—    Иди в душ, — мягко отстраняя его, проговорила Марта.

Она прошла в спальню. Кровать была уже расстелена. Одна боковая стена была выложена большими зеркалами,но сбоку висел гобелен, и он легко прикрывал эти зеркала на тот случай, если они не требовались. Гобелен открывал средневековый пейзаж с зубчатыми башнями и стенами замка вдали, а на переднем плане вышивальщицы поместили легендарного Тристана на гнедом коне, который вез Изольду. Их лица излучали страстную любовь, и все вокруг внимало ей: и дикие олени, и диковинные птицы, и волки, и лисицы, и густой орешник, и буйные травы.

Прежде чем закрыть зеркала (они еще не были столь близко знакомы), Марта, сбросив халат, несколько минут придирчиво себя рассматривала и нашла свою фигуру довольно привлекательной: и талия, и грудь, и бедра, и ягодицы, и выпуклый животик — все могло удовлетворить самый изысканный вкус. Кожа была ровной, гладкой, хоть и не блестела, как в семнадцать лет, но и не приобрела той дряблости, какую Марта наблюдала уже у своих сверстниц. Раз в месяц она ходила в баню. Покупала веник и парилась от души. Именно в бане она и видела ровесниц, чья кожа на ногах, на отвислом заду, на спине напоминала прокисший творог. Марта смотрела, и страх перехватывал горло: еще лет пять — десять, и с ней случится то  же. И она еще яростней нахлестывала себя веником, словно таким образом можно было затормозить старость.

Она опустилась на прохладные простыни, но не стала прикрывать свое тело, легла, как обнаженная маха у Гойи, чтобы Стас мог глазами оценить изгиб и красоту линий. Вбежав в спальню в халате, Ровенский остановился как вкопанный. Щеки Марты даже покрыл румянец смущения. «И это кстати!» — сказала она сама себе.

Насладившись созерцанием ее красивой фигуры, он подошел к ней, лег рядом, задрожав всем телом, как дрожит юноша, в первый раз оказавшись в постели с женщиной, и Марта почему-то вспомнила Валерьяна Адамовича, своего второго мужа, который точно так же трясся при первой близости, будучи уже пятидесятилетним мужиком. Он потом еще долго продолжал дрожать от возбуждения и ледяными руками обнимать ее. Кроме отвращения это ничего, в ней не вызывало.

Стас впился в ее губы и сразу оказался наверху, позабыв о ласках и нежности, о словах, которые говорят в этот миг пусть на мгновение любимой женщине. Он запыхтел, потом застонал, запищал, как мышонок, от наслаждения, оросив ее, словно они куда-то торопились, так что она даже не успела возбудиться.

Он отвалился на бок, тяжело дыша, точно перетаскал мешков тридцать на десятый этаж. Марта молчала, с грустью думая о Рите, наверняка она, лёжа на этом месте, испытывала те же чувства. В работе Стас выглядел иначе, и о нем складывалось совсем другое впечатление.

—    Извини, я... — отдышавшись, тоскливо забормотал он. — Я просто не мог больше сдерживаться. Сам не понимаю, Что со мной происходит. Я все знаю и умею, а тут повел себя, как мальчишка!

—    Все хорошо, — успокоила его Марта.

Они полежали минут десять, разговаривая о том, сколько стоит шикарный гобелен, который Ровенский купил в Париже за полторы тысячи долларов. Он современный, старинные стоят Столько, что лишь миллионеры могут себе позволить такую роскошь, но это ручная работа, и, как заверили Стаса, правнуки и праправнуки смогут им любоваться.

Они поднялись, Стас уговаривал Марту остаться, но она наотрез отказалась. По привычке взяла из блюда для мужа два больших граната, и Ровенский стал запихивать ей в сумку мандарины и ананасы.

- Не надо,ни к чему—запротестовала Марта.

- Возьми хотя бы ликер, я для тебя его принес!

—    Хорошо. — Она забрала с собой бутылку вишневого ликера.

В машине Стас включил старые записи Дассена. Они напоминали Марте молодость и ее прежние влюбленности. Она, неожиданно для себя, сделала вывод, что если кого-то и любила в этой жизни по-настоящему, то последнего мужа, Виталика, которому сегодня в первый раз изменила, да еще столь глупо и противно За первого она выскочила, чтобы уйти от родителей и начать самостоятельную жизнь. За второго — чтобы переехать в Москву и вырваться в другой круг, более яркий и значительный. А Виталик — это не только попытка избавиться от объятий нелюбимого супруга, но еще и страсть. Так ей казалось.

—    До завтра, любимая, — подвезя ее к подъезду, нежно проворковал Стас и поцеловал в щеку.

- До завтра, — ответила Марта.


3

   Один день вдруг перевернул всю ее жизнь, внес смятение в душу, и она ругала себя за то, что поддалась уговорам Стаса поехать в ресторан, а потом к нему домой, да еще лечь с ним в постель. Вернувшись к себе, она приняла горячий, а потом ледяной душ и сразу же протрезвела. И еще больше ужаснулась тому, что произошло.

Муж храпел в соседней комнате. Перед тем как отдаться Морфею, он сожрал оба привезенных ему граната, выпил полстакана вишневого ликера, расхваливая его тонкий вкус, и довольный, с перепачканными в красном гранатовом coke губами заснул, спросив лишь об одном: чем они потчевали своего немца и куда ходили. Марта коротко рассказала ему про китайские пельмешки, бамбуковый салат, маринованный папоротник, мясо кусочками в тесте и шампанское. Виталик слушал, и рот его полнился слюной, он любил вкусно поесть.

—    Что, даже водку не брали? — дослушав до конца,спросил он.

- Брали, но я не пила. Что-то в графинчике приносили.

—    Это что же — меньше бутылки?! — Виталик почти рассердился.

— Наверное, — смутившись от своего вранья, проговорила Марта.

—    Ну это несерьезно!

—    Мы виски еще пили, — вспомнила она. -Виски?! — с уважением произнес муж. —Нормально. Да, твой Стас тряхнул мошной. Баксов триста, а то и четыреста... Кофе, мороженое?

—    И кофе, и мороженое.

—    Хорошо погуляли! — со вздохом одобрил Виталик, знавший толк в таких делах, и заснул.

Еще несколько часов назад Марта мысленно была готова стать женой Стаса и только теперь поняла, какой жуткий рай ей предстоял.

«Да лучше в конуре, но только не с ним! — воскликнула она про себя. — Как дура вляпалась в дерьмо. Ровенский уже думает, что мы неразлучны и для меня единственный способ вырваться из нового капкана — это найти другую работу. А где ее найдешь?»

Раньше ее рвали на части, всем позарез требовались главбухи, и она могла выбирать. Теперь ситуация изменилась. Ее подруга Валентина рассказывала, что экономисты-отличницы после Плехановской академии, зная два иностранных языка и компьютер, готовы устроится секретарями. Конечно, таких единицы, но это уже тревожный симптом. Ей сорок пять, она изредка почитывает объявления о свободных вакансиях и видит везде требование— до тридцати лет,да еще с обязательным английским, которого Марта в совершенстве не знает. Слава богу,  компьютер, освоила. Никому старухи и неучи не нужны. Куда она пойдет? Легко сказать: найти другую работу.

За окном падал снег и светила полная луна. Ругались соседи этажом ниже, она их как-то видела: молодая пара, лет по тридцать, довольно приятные  на вид, шли под руку, демонстрируя полное согласие друге другом, но почти каждый вечер — ругань, слезы и мат-перемат. Зачем живут? Раньше это казалось ей непонятным, но теперь Марта вдруг поняла: а куда деваться? Ну разведутся, только найдут ли кого-нибудь лучше? Но и так жить нельзя. Уравнение с одними неизвестными. Этого в школе не проходят.

Марта долго ворочалась, потом не выдержала, поднялась, прошла на кухню, закурила. Она курила редко, но в сумке всегда носила с собой пачку облегченных «R-1». Поставила чайник. Ее и раньше терзала бессонница, особенно в те дни, когда что-то происходило необычное. Надо успокоиться, все обдумать и не принимать скоропалительных решений. Возможно у Стаса пройдет сексуальный зуд. Так что не стоит паниковать.

Пить чай она не стала и отправилась спать. Ей вдруг приснилась мать. Сидя на табурете посреди двора, она чистила картошку и укоряла Марту в легкомысленности. Дочь кивала, соглашаясь во всем.

Наутро, выйдя из подъезда, Марта сразу же заметила «вольво», в которой сидело трое кавказцев. Увидев ее, они тотчас оживились, и она поняла: они следят за ней. Земская пошла к остановке, машина последовала за ней. Она села в автобус, «вольво» демонстративно тронулась следом, двигаясь по-черепашьи. В метро за ней пристроился один из налетчиков, в вагоне нахально рассматривал ее, раздевая взглядом, и главбухша лишь усилием воли удержала себя, чтобы не броситься на него с кулаками.

Она пришла на работу взвинченная до предела, налила себе коньяку, залпом выпила, начала рассказывать обо всем Стасу, но заявилась ревизия из Пенсионного фонда — две сорокалетние дамы в дубленках, с золотыми кольцами на обеих руках, и Марта сразу же поняла- берут. Но с пенсионным отчислением у них все было в порядке. Она установила всём небольшие официальные зарплаты, с которых и платились налоги. Стас поначалу получал восемьсот, она — шестьсот, продавцы — по четыреста. На самом деле генеральный имел две с половиной тысячи долларов, главбух — полторы, продавцы по триста. Потом сами пенсионники, хорошо понимавшие, что все рисуют в ведомостях липовые заработки, мягко подсказали, что не стоит дразнить налоговую полицию и хорошо бы заработную плату немного увеличить. Марта прислушалась к ним и всем повысила оклады на двести рублей.

Не найдя и на этот раз ничего серьезного — в один из дней кассиры «Сириуса» сдали выручку на полтора дня позже, но это нарушение ревизорши милостиво простили, — инспектрисы снова прицепились к зарплате.

—    Надо бы снова поднять, — застенчиво посоветовали они.

—    Но год назад мы увеличили оклады на двести рублей, — удивленно вскинула брови Марта.

—    Инфляция растет еще быстрее, никуда не денешься.

—    И на сколько вы хотите, чтоб мы повысили?

—    На триста всем!

—    Может быть, пока на пятьдесят? — предложила Земская.

Инспектриса, возглавлявшая проверку, отрицательно покачала головой. Она видела, как Стас привез два ярких пакета, в которых лежало по большой коробке  конфет, бутылке дорогого ликера и по коробочке французских духов (деньгами пенсионники, в отличие от пожарных и санэпидстанции, принципиально никогда не брали). Гендиректор ненавязчиво продемонстрировал содержимое пакетов, чтобы дамы оказались посговорчивее, но старшая ревизорша, молодящаяся и кокетливо поглядывающая на Ровенского, снова покачала головой и со вздохом добавила:

- У нас установка начальства. Сверху спускают: повысить собираемость налогов, а мы, естественно, берем под козырек.

—    А вот мы этого не делаем! — поморщилась Марта.

—    Почему? — не поняла инспектриса.

—    У наших головных уборов нет козырька.

Марта хорошо знала, как спускаются эти установки и как они выполняются. Вместо того чтобы обходить  с проверками все организации, ревизорши выбирали две-три и давили на них. С дамочками можно было сторговаться на сотне или двух, что и намеревалась сделать Земская. Противиться инспектрисам она не собиралась, понимая, что строптивцам потом житья не дадут, но и прогибаться перед наглыми пенсионниками не собиралась. Однако в разговор неожиданно вмешался Ровенский.

—Триста так триста, — согласился Стас, и обе ревизорши, как по команде заулыбались, оставалось лишь забрать подарки и удалиться.

Марта без боя никогда не сдавалась. Она даже на рынке над самыми заядлыми торговцами всегда одерживала верх.

Едва дамочки, шурша дубленками и подарочными пакетами, выпорхнули за порог, Марта разразилась грубой бранью.

—    Да плевать на них, — махнул рукой Стас.

—    Нет не плевать! — завелась Марта. — Сегодня покорно уступили, они завтра на четыреста попросят поднять или на пятьсот. И что тогда? Тоже возьмем под козырек?! Тогда уж лучше все сразу сдавать государству,как в эпоху продразверстки, оставляя себе на хлеб и воду!

Стас молчал, понимая, что не прав.

—    Вот чего ты влез?! Я тебе сказала: принеси пакеты и ненароком покажи. Все! Дальше мое дело!Я бы договорилась с ними повысить зарплату лишь на сто целковых! И они бы не пикнули! — она махнула рукой.

—    Поехали ко мне! — помолчав, предложил он.

—    Брат приехал из Киева, мне неловко, бросить его одного, он завтра уезжает, — солгала она.

—    А, ну это конечно, — точно обрадовавшись, проговорил Стас. — Тогда, может быть, в конце недели?

Марта кивнула.

«Все образуется, — уговаривала она себя, — он сам понимает, что это глупость и она не стоит продолжения».

—    Завтра я пришлю к тебе охрану, без нее из дома не выходи, — сказал Стас. — Я думаю, мы скоро все уладим. Надо немного потерпеть.

Вечером раздался звонок, и рычащий голос с кавказским акцентом произнес:

—    Ты там не сдохла? А то мы завтра утром устроим, — и он захохотал во все горло.

Марта так грохнула трубкой, что прибежал Виталик. К счастью, телефон не пострадал. Муж несколько секунд с грустью смотрел на нее.

—    Ты любишь устрицы? — спросил он. — Я получил деньги за книжку и купил две коробки, в каждой по десять штук. Есть лимоны и бутылка светлого сухого вина.

Ну как?

Она послушно кивнула.

Устрицы оказались вкусными, а глоток вина смыл прикипевшую к горлу ярость.

В восемь утра позвонили в дверь. Марта выглянула в глазок и оцепенела: перед  дверью стояли два рослых кавказца. Она несколько мгновений пыталась сообразить, что ей предпринять: набрать 02, разбудить мужа, позвонить Стасу или броситься за помощью к соседям, но тут же отвергла все варианты. Мужа пришьют сразу, из соседей рядом одни бабы, милиция приедет через час, а Стас все равно не успеет. Оставалось одно: принять первый удар на себя. «Еще не родилась такая скотобаза, перед которой я бы спасовала!» — выругалась в душе Марта.

— Все мужики — сволочи! — добавила она вслух и распахнула дверь.

Два рослых кавказца, увидев зверское выражение ее лица, на минуту онемели.

— Нас прислали охранять вас, — пролепетал один из них. — Стас прислал...

Но машины налетчиков около ее подъезда в то утро не оказалось.

Через день объявился Вальтер, позвонил сказать, что готов отправить сразу две фуры. И еще сообщил, что решил вложить пару тысяч долларов. Пасмурный Стас просиял, как отмытое от пыли медное зеркало. Когда-то на Руси смотрелись в такие.

—    Вальтер, ты можешь подождать два дня?—спросила Марта.

—    Яволь, сударыня Марта!

—    Тогда через два дня я тебе дам новые реквизиты. Гут?

—    Гут-гут! — рассмеялся он.

Марта спешно занялась подставной фирмой.

Делалось это просто. Фирмы предлагали уже готовыми, с пакетом документов, с регистрацией в налоговой, со своим кодом и учредителем, Как доверительно сообщил Марте юрист, передававший документы на ИЧП, фирму зарегистрировали на одного бомжа, которому за несколько подписей и устное согласие заплатили целых пятьдесят рублей. Бедняка, наверное, купил бутылку водки, хлеба и два соленых огурца и был рад-радешенек. Директор был оформлен тоже по липовому паспорту, но от его имени действовал старый приятель Марты — Сергей. Она взяла его на три месяца, потом он уезжал сотрудником ЮНЕСКО на пять лет в Боливию, и ему надо было учить язык, а Марта пообещала его не нагружать.


   Она провернула все это за два дня, заплатив за все удовольствие пятьсот баксов. Сергей сам, по ее наводке, открыл счет в банке, и ИЧП «Марна» было готово к работе. «Марна» звучало как Марта, потому главбухша это название и выбрала. Вся отчетность падала на Марту, но тут уж деваться было некуда.

Ее план начинал осуществляться, но Стас по-прежнему молчал относительно того, как будет распределяться между ними будущая прибыль. Он словно ради того ее и соблазнил, чтобы она забыла о дивидендах, каковые принесет задуманная операция. А потому, когда в конце недели Ровенский напомнил ей о свидании, она тотчас согласилась. Только ради одного — прояснить их деловые отношения.

Стас привез ее к себе, она зашла в ванную и сразу поняла, что Рита успела здесь побывать, хоть Стас и постарался скрыть все следы ее пребывания. Но женщину обмануть трудно. К тому же Рита точно намеренно хотела дать понять сопернице, что не собирается уступать ей своего любовника, на которого, видимо, имела серьезные виды. Она оставила в кармане халата кусок ваты, его раньше не было, главбухша могла поклясться,но самое главное- это запах дорогих духов, исходивший от него. Аромат еще не выветрился.

Стас суетился на кухне, разогревая бифштексы, приготовленные домработницей, открывал баночки с икрой, с оливками, с селедкой в винном соусе, доставал нарезки салями, осетра, семги и шампанское.

— Ты не поверишь, я так ждал этого дня и боялся, что ты откажешься, — кричал он из кухни. — Мне почему-то показалось, что ты обиделась на меня за прошлую встречу...

Марта фыркнула. Она была в дорогом брючном костюмчике светло-серого цвета и выглядела ослепительно, так, во всяком случае, ей восхищенно пропели продавцы Коля и Леша, увидев в новом наряде. Да она и сама понимала, что стильная, дорогая обновка  ей подходит.

— Я имел в виду — разочаровалась, — уточнил Стас.

— Перестань хрень пороть! — грубовато оборвала его Земская.

—    Да, действительно хрень! — заулыбался Стас. — Пошли за стол!

Ровенский разлил шампанское.

—    Я хочу выпить за тебя! Ты такая красивая сегодня, глаз отвести не могу! — восторженно проговорил он. — За тебя, за нас!

Они чокнулись, Марта пригубила. Она хорошо помнила тот злополучный вечер и решила воздерживаться от больших глотков.

—    Почему не пьешь?

—    Не хочется.

—    Тогда поешь,

- Поем.

Марта все еще не решалась заговорить о деле, раздумывая, как поделикатнее коснуться щекотливой темы.

—    Ты какая-то грустная.

—    Я думаю уже, как мы таможню проскочим.

— Давай не будем о работе, — улыбнувшись, попросил он. — Что нам, не о чем поговорить?

—Есть один щепетильный вопрос, который я бы не, хотела откладывать. Поверь мне, Сгас, я не хочу сейчас путать личное и общественное, как говорили раньше.

Он удивленно смотрел на нее.

—    Ты хоть понимаешь, во что мы ввязываемся?— продолжала Марта.

—    Что значит — во что?

—    За эти игры с подставными фирмами мы с тобой lможем резво загреметь в места не столь отдаленные.

В первую очередь я, Стасик, потому что вся двойная  бухгалтерия будет на мне. А уж ты по касательной.

Ровенский посерьезнел, выпятил обидчиво губы,пятерней пригладил косую челку.

—    Ты боишься? — спросил он.

—    Я ничего не боюсь, но хорошо представляю всю степень риска и прорву будущей работы. Но за ту же самую зарплату мне бы ее делать не хотелось!

—    Ах, вон ты о чем... — Директор усмехнулся.

—    Да, я о насущном.

—    Понятно.

Они помолчали. Стас неожиданно налил себе полстакана коньяку и залпом выпил.

Марта резко поднялась:

—    Заявление об уходе я привезу завтра! Прощайте, Станислав Эдуардович!

Она вылетела в прихожую, набросила шубу и, даже не взглянув на себя в зеркало, что случалось крайне редко выскочила за дверь. Чего Марта никогда и ни от кого не терпела, так это когда наступали на больное самолюбие. Она слышала, как Ровенский пытается ее остановитьть, но мчалась так, словно  за ней гналась банда насильников. Уже выскакивая из подъезда, Марта обнаружила, что забыла платежки, принесенные из банка, и пакет с творогом, который купила для Виталика, но возвращаться не стала и лишь прибавила шаг.

Стас настиг ее на улице, схватил за руку.

—    Да подожди ты! — сердито выкрикнул он.

—    А чего ждать?

—    Хорошо, давай обсудим те условия, на которых будем работать. Что ты предлагаешь? Я еще не сказал ни слова, а ты сорвалась и побежала! — возмутился он. — Что за манера?

—    Голландская.

—    Что ты хочешь?!

—    Сорок процентов от черной прибыли. Мне сорок, тебе шестьдесят! — категорично заявила Марта.

Эта была неслыханная наглость, от которой она сама чуть не поперхнулась. Заяви она такое кому-нибудь другому, ее бы выгнали с треском в ту же секунду. Но она была готова уйти. Просто другого случая выпрыгнуть столь резко в другой круг, круг богачей, судьба ей никогда больше не предоставит. Не умеешь рисковать — сиди на печи, ешь калачи.

Стас на мгновение задумался, но только на мгновение.

—    Согласен, — кивнул он.

Марта несколько секунд пристально смотрела на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно.

—    Я согласен, — повторил он.

—    Ты подумай, нельзя так быстро соглашаться. — В Марте заговорил главбух. — Дело ведь серьезное.

—    Я даже согласен поделиться с тобой половиной. Пятьдесят на пятьдесят!

—    Нет, сорок на шестьдесят!

—    Как скажешь. Только давай вернемся и чего-нибудь съедим. Мясо уже остыло, — нахмурившись, проговорил он. — А заодно и обмоем наше содружество!

Марта замялась. Обычно самолюбие никогда не позволяло ей возвращаться туда, откуда сама уходила, но на этот раз она изменила своим правилам.

   —    Что ж, повод  есть.

Они поднялись, съели по куску мяса, выпили шампанского. О процентах больше не говорили.

—    Мне все же как-то не по себе, — волнуясь, вымолвила она. — Может быть, ты считаешь, что я не права...

—    Я сам хотел с тобой об этом поговорить. Ты, наверное, заметила, что я не хапуга и не скупой рыцарь. Даже получаю удовольствие, сознавая, что делюсь с другими. Я хотел лишь подготовить сюрприз. Когда пошла бы первая прибыль, которую не нужно было бы вкладывать в производство, я хотел половину ее отдать тебе. — Он с нежностью посмотрел на Марту.—Клянусь мамой!

—    Извини, я думала, что... — Марта запнулась. — Сам знаешь, как твои коллеги относятся к таким предложениям. Для них это как нож к горлу!

—    Знаю. Но ведь это твои идеи, твои разработки, я же лишь вкладываю деньги, потому и посчитал, что мы равны.

—    Нет, я хочу сорок на шестьдесят! — заявила Марта.

—    Как скажешь, — повторил он и налил себе и ей шампанского, поднялся. — За нас!

Она тоже встала, чокнулась с ним:

Стас начал уговаривать ее остаться, но Марта наотрез отказалась. Она даже не разрешила, чтоб он ее отвез.

Стас подошел к ней, взял за плечи, посмотрел в глаза:

—    Что случилось?

—    Ничего.

—    Неправда! — Он вдруг стал резким и властным, и Марта поняла: он ее не отпустит, пока она не придумает вескую причину своего нежелания быть с ним. Ссориться было ни к чему, они только что заключили договор, который был для Марты так важен. Но что придумать? Она вздохнула. В голову ничего не приходило. Не говорить же о больном муже, которому она несла творог.

—    Я люблю тебя, — растерянно пробормотал

Стас. — Ты даже не представляешь, что со мной сейчас происходит!

Его действительно колотила нервная дрожь. Та самая, что вызвала у нее такое отвращение в постели.  Он взял ее за руку, но пальцы были ледяными, и руку  обожгло холодом, она высвободила ее, засунула в карман пиджака. В глазах Стаса метались молнии, и она не на шутку испугалась. В такие мгновения люди не контролируют себя и способны на все. Марта чувствовала себя, как в клетке с тигром, который в любую секунду мог ударить хвостом и накинуться на неё.

Почему, почему ты не хочешь остаться?! — упрямо твердил он.

—    Потому что я все знаю: Рита была у тебя в эти дни! — неожиданно нашлась Марта. — Нет-нет, я ничего не имею против! Ты молод, не женат и можешь водить к себе кого угодно. Только я не хочу быть одной из сменных любовниц в твоей постели!

Стас был ошеломлен.

—    Что ты молчишь? Ведь Рита была у тебя!

—    Она тебе звонила, — упавшим голосом выговорил он.

—    Нет, не звонила, но я знаю, она приходила сюда.

—    Ты следила?— недоуменно пробормотал Стас.

—    Я не следила! — взвилась главбухша. — Я просто пришла к тебе и сразу это почувствовала, у женщин бывает слишком развит природный инстинкт, понимаешь?

Он кивнул.

— Она пришла без звонка, без предупреждения! Я открыл, не мог же я ее не впустить! Мы не один год были близки, и потому Рита заявилась без стеснения, как к себе домой, попросила поесть, я побежал на кухню разогревать ту самую курицу, до которой мы так и не дотронулись. Она отправилась в ванную, я подумал, помыть руки, принес курицу в гостиную, открыл бутылку красного вина, позвал ее. Никто не откликнулся. Ни в ванной, ни на кухне ее не было... Я заглянул в спальню и увидел... — Станислав неожиданно умолк.

—    Что? — насмешливо полюбопытствовала Марта.

—    Она лежала обнаженная на моей постели.

—    Картина, достойная Веронезе! — рассмеялась Марта.

Какой-то бес толкнул ее насмехаться над его пассией и тем самым выказывать явную ревность. Лучше бы радовалась, что попалась настойчивая девушка, которая приберет Стаса к рукам, а ее избавит от столь пылкого и навязчивого любовника. Но дурость в бабах забивает здравый смысл.

—    Она стала звать к себе, умолять, просить, совершать всякие непристойные движения... — Стас шумно выдохнул, пригладил упрямую челку.

—    И ты не выдержал.

Он кивнул.

Что ж это свидетельствует о здоровых инстинктах, только и всего.


—    Я клянусь тебе, что это больше не повторится! Ты единственная, кого я люблю и с кем хочу быть!

—    Стас, я тебя умоляю, не надо клятв, заверений и всей этой романтической чепухи! Мы взрослые люди, мы сегодня стали деловыми партнерами, и не надо перегружать наши отношения еще и этим! Я уже третий раз замужем, и все три брака оказались ни к черту. Я старше тебя на десять лет и превратилась в заезженную тягловую лошадь. Я несносна в быту, потому что терпеть не могу, когда что-то происходит не так, как бы мне этого хотелось! У меня нет чувства юмора, я раздражаюсь по пустякам, бываю заносчива и самолюбива, ненавижу подчас саму себя, не говоря уже об окружающих, — вот что такое я, а ты объясняешься мне в любви! Я не стою ее, поверь мне! Я ни разу не видела Риту, но мне кажется, она умная и хорошая девочка, Которая любит тебя по-настоящему, и вам надо обязательно создать семью!

—    Но я люблю тебя! — выкрикнул Стас. — Я люблю тебя, Марта, и хочу любить только тебя!

Она снова хотела возразить, но он не дал ей раскрыть рта.

—    Не говори ничего, я тебя умоляю! Только не говори! Не нужно! Ты устала, ты считаешь себя обманутой, я понимаю, как это тяжело... Да еще я со своими дурацкими откровениями, не стоило этого говорить, но я посчитал, что не смею тебя обманывать даже в мелочах! Это была минутная слабость, я прогнал Риту и попросил никогда не приходить! Я не люблю ее!

—    Вы не осознаете своего счастья, Станислав Эдуардович! — Марта не выдержала, достала сигарету, закурила. — А оно рядом!

—    Да, оно рядом! — Стас опять схватил ее теплую ладонь своими ледяными пальцами, и вновь она отдернула руку.

«Как все надоело!» — подумала Марта, закрыла глаза, устав твердить об одном и том же. Ей захотелось очутиться дома, в своей постели, перед сном почитать Торнтона Уайлдера или Франсуазу Саган, которых читала всю жизнь, погрузиться в течение чужой жизни, чтобы напрочь забыть о своей, которая ей не нравилась. Хорошо там, где нас нет.

«Как тошно жить на белом свете», —

Бормочешь, лужу обходя,—

продекламировала она вслух Блока, и Стас встрепенулся,не понимая, что Марта хотела сказать этим двустишием. В такие минуты он казался ей придурком.

Марта наконец ушла, он проводил ее, остановил машину, сунул в карман две сотенных, чтобы она не тратилась. На прощание все же успел мазнуть мокрыми губами и долго махал рукой, глядя вслед. Шофер жевал во рту папиросу, закурила и Марта.

— Мил друг! — подмигнул шофер, глаз у него был наметан. — Путь-дорожка фронтовая, не страшна,нам бомбежка любая! — душевно запел он, и главбухша неожиданно подхватила эту старую, любимую отцом песню. Они с азартом допели до конца и остались довольны дуэтом.


4

Все пока шло, как задумывалось. Марта связалась с Дицем, переоформила контракт на «Марну», объяснив Вальтеру, что все их договоренности остаются в силе, но так им удобнее работать. Немец не возражал или делал вид, что ему все равно.

Проводить через таможню первые две фуры автозапчастей Марта поехала сама. Всех обольстила, кое-кого подмазала; пообещала одному из начальников что берет его племянника к себе на работу, и препятствий ей больше не чинили. Она провернула все за полдня, и обе фуры благополучно покинули отстойник.


А шоферы, не раз гонявшие в Германию и проходившие  эту южную таможню, лишь восхищались ее лихостью.

—    Мы уж сутки приготовились загорать, — сказал один из них.

—    Да я в первый раз, потому полдня и проторчали, а дальше все пойдет как по маслу! — бросила Марта, и у дальнобойщика от удивления челюсть отвалилась.

К встрече с таможней Земская успела подготовиться основательно. Ее подружка Валька, тоже главбухша, уже вела торговлю с Бельгией, откуда ее фирма поставляла на московские мясокомбинаты все холодильное оборудование, и подробно ей все рассказала Поэтому до прихода фур Марта быстро сделала подставное ИЧП «Марна» участником внешнеэкономической деятельности с присвоением кода, так что с таможенниками она уже решала чисто технические задачи.

Стас не хотел, чтобы она там светилась, но Сергей, директор «Марны», и его экспедитор провозились бы неделю.

—    Потом, когда «Марну» станут раскручивать, мгновенно выйдут на тебя, на нас, и сразу все станет ясно! — горячился Ровенский.

—    Да, скажу, помогала! — запальчиво ответила Марта. — Потому что весь груз директор обещал передать нам, а это хороший куш, и ради него можно было съездить на таможню и за других похлопотать!

—    А почему они вам продавали весь груз сразу, не оставляя ничего себе?

—    Марнинцы только что открылись, они еще не имели своих торговых точек, им срочно требовались оборотные средства, и в этой сделке я ничего плохого не заподозрила! — как прилежная ученица отбарабанила Марта;

—    У нее на все ответ найдется! — иронически хмыкнул Стас.

На работе он становился совсем другим человеком, умным, проницательным, сильным. Возможно, в душе и боялся, но виду не показывал. А страх перед Джаником оставался. «Вольво» с его бойцами то появлялась во дворе у Ровенского, то стояла у дверей магазина, словно постоянно напоминая, что бандиты могут в любую минуту нанести сокрушающий удар. Криминальные группы редко выпускают из своих рядов тех, кто с ними сотрудничают.

—    Джаник парень неглупый, я поэтому с ним и связался, — рассказывал Стас. — Но он не вождь и не патриарх, и, если он нас отпустит, ему авторитеты повыше не простят. То, что я предпринял, как говорится, смертельный трюк. Но либо сейчас, когда дядька еще в силе, либо никогда.

Выезжая из ворот таможни, Марта зорко посматривала по сторонам, так как Джаник, узнав о прибытии товара, мог силой отобрать его.

Фуры хоть и сопровождали дагестанцы на двух «девятках», но были возможны и какие угодно неожиданности.

Марта ехала в первой «девятке» вместе с Расулом, старшим в дагестанской группе. Она знала, что у всех охранников есть оружие и если их остановит милицейский патруль и проверит, то они загремят в КПЗ, а там неизвестно, как все сложится.

Бойцы сидели настороженные, готовые в любую секунду отразить нападение. Марта слышала, как Расул позади нее щелкнул затвором автомата. Водитель, которого звали Ахмет, вздрогнул, оглянулся, выискивая невидимого пока врага. Но у Расула было, похоже, чутье, потому что через секунду их стала быстро нагонять зеленоватая «ауди», за ней еще одна.

Марта Сергеевна, вы сможете сползти вниз, на  пол? Сделайте это, пожалуйста, — ровным голосом проговорил Расул.

—    А что происходит? — не поняла она.

—    Без разговоров, на пол!— рявкнул Расул, и она тотчас слетела с сиденья, притулившись в нише для ног.

Падая, она успела заметить, как опускаются стекла «ауди» и оттуда вытягиваются стволы автоматов. Ахмат инстинктивно пригнул голову к рулю. Главбухша сунула лицо в колени, закрыла глаза. Казалось, еще мгновение, и начнется громкая отчаянная пальба, но прозвучали лишь две короткие сухие очереди, будто рассыпался горох по жестянке. Однако пули их «девятку» даже не задели — просвистели над крышей.

В ту же секунду послышался звон разбитых стекол в доме по другую сторону автострады, и все стихло.

—Попались! — раздался радостный возглас Ахмета.

Марта открыла глаза и увидела, что две «ауди», их преследовавшие, заблокированы тремя милицейскими «жигуленками» и большим грузовиком с омоновцами. Все произошло так неожиданно, что боевики Джаника успели дать по очереди и вынуждены были резко затормозить, ибо грузовик перекрыл им дорогу.

—    Нормально, — перевел дух Расул.

Ни он, ни его бойцы из второй «девятки», которая шла позади второй фуры, ответный огонь не открыли и тем себя не обнаружили. Он закурил, вытащил мобильник, набрал номер.

—    Это я, Станислав Эдуардыч! Они успели. Те дали только по одной очереди, и их туг же блокировали. Это даже хорошо, что они немного постреляли. Теперь надо бы сделать так, чтобы они лет на пять ушли на зону... Да, за хранение оружия, его применение. Думаю, там и наркоту найдут, а кое-какие их стволы в розыске, я точно знаю... У нас все нормально... Ты знаешь, я каким-то чудом удержал себя от ответной очереди... Нет, ребята должны были открыть огонь только после того, как я это сделаю, а у меня, представляешь, интуиция сработала, — Расул говорил чуть нараспев, с кавказским акцентом. — Да, Аллах есть!..Нет, жива, конечно, сейчас дам...

Он передал трубку Марте. Только сейчас, когда опасность отступила, Земская, представив, что могло бы произойти, вся покрылась красными пятнами. В ней поначалу вспыхнула ярость, что ее не предупредили, ведь ясно же, что ловушка для бойцов Джаника была подстроена заранее, но, погасив злость, она вдруг с удивлением отметила, что способна и безропотно подчиняться тому, кто умеет вести за собой.

   —    Ну, как крещение огнем? — весело спросил Стас.

«Интересно, как бы ты посмеялся, сидя на моем, месте!» — зло подумала Земская.

—    Как пионерская игра в «Зарницу», — бодро ответила она. — Никогда не играл?

—    Не приходилось.

—    На досуге поделюсь впечатлениями. Так что, нам продолжать маршрут?

—    Думаю, теперь никаких препятствий уже не будет. Рад, что все обошлось и я смогу тебя скоро увидеть. Я люблю тебя! — нежно проворковал Ровенский и отключил телефон.

Больше действительно никаких сюрпризов не последовало. Они привезли автозапчасти на склад Марка Гриневича, который возглавлял сеть магазинчиков, именуемых «Глобус», быстро разгрузились, и Марта уже в три часа дня была у себя в офисе.

— Очередями этих идиотов насмерть уложило двух стариков, вышедших подышать воздухом на балкон- с порога сообщил ей и  Расулу Ровенский, едва они появились. Так что теперь они загремят надолго.  Джаник лишился фактически всех боевиков. Задержали десять человек. Еще человек пять — семь у него найдется, но не больше, а нанимать новых не на что, насколько я знаю. Гриневич тоже отказался с ним сотрудничать, убэповцы накрыли две подпольные мастерские Джаника, где для него раскурочивали иномарки на запчасти. Думаю, не захотят больше с ним общаться и остальные, а всех отказников он не перестреляет.

Стас заметно нервничал: Джаник не идиот, он быстро разгадает, кто подстроил эту ловушку, а поскольку проигрывать не любит, то может пойти ва-банк. Чтобы выручить своих, он с оставшимися боевиками попробует захватить Стаса.

—    Они на такое не пойдут, — выслушав директора, обронил Расул, крутясь в кресле-вертушке. — Скорее залягут на дно, потому что на Петровке обязательно кого-то из этих десяти расколют, а потом заговорят все, посыплются адреса остальных и самого Джаника возьмут за яйца!

Главбухша бросила взгляд на Юлю, которая покраснела, услышав это грубое словцо.

—    Юля, иди домой, хватит на сегодня, — сказала ей Марта.

Помощница сидела за компьютером и проверяла кассовые суммы, поступавшие из других магазинов, ибо вся информация стекалась к ним и надо было отслеживать ход продаж в каждом из магазинчиков. Этой координацией Юля в основном и занималась, бегала за выписками в банк, а во время балансов сдавала отчеты в статистику, в пенсионный, медицинский и другие фонды. Без нее Земская бы совсем завязла.

Марта не хотела, чтобы племянница ее второго мужа слышала этот разговор. Несмотря на то что Юлечка вела себя тихо, как мышка, лишнего слова из нее не выжмешь, Марта не посвящала ее во многие дела. О «Марне», к примеру, Юля ничего не знала, как и о манипулировании ценами. Все эти сведения записывались в книгу черной кассы, лишь она отражала истинные доходы и расходы их открытого акционерного общества. Эта красная тетрадь, которую заподняла сама главбухша, была предназначена лишь  для глаз Стаса. Раньше Марта вела ее для того, чтобы  гендиректор не думал, что она химичит за его спиной и часть прибыли присваивает себе, хотя Земская могла  спокойно это делать.

Но шила в мешке не утаишь, и Юля о многом догадывалась, она оказалась смышленой девочкой. То Стас, то Марта бросали лишние фразы, с помощью которых нетрудно было догадаться о семи восьмых айсберга, скрывавшихся под водой, и Марта даже упросила Стаса повысить помощнице зарплату до четырехсот долларов в месяц, дабы Юля держалась за эту работу, дорожила ею и закрывала глаза на то, что ее не касается.

Официальные же документы велись грамотно.

Квартальные, годовые балансы сдавались без сучка и задоринки.

Стас где-то нашел одного тихого мастера со странной фамилией Олин, который ремонтировал кассовые аппараты.

Мастер надзирал за двумя их «Самсунгами» и раз в месяц обнулял кассу, пробивал новую ленту с нужными для них ценами. Работа была деликатная, не подлежащая огласке. Стас платил за эти услуги сто долларов, и мастер был доволен. Разные ревизии раз в три-четыре месяца наскакивали, однако уходили удовлетворенные. Дважды набегали инспектора из налоговой, чуя что магазинчики, «Сириуса» лихо раскручиваются,  совалась даже налоговая полиция, но пока их бока не покусывали. Как  разъясняли ревизоры, проводились лишь плановые проверки.

Сердце  уходило в пятки, после их ухода Марта хваталась за коньяк, успокаивая себя. Она понимала, что,  для того чтобы уйти в тень, надо бы поработать годик-второй по нулям, но пока удача сама плывет в руки, грешно этим не пользоваться, она дама капризная, может в любой день и отвернуться.

Юля ушла, они наскоро перекусили, съев пиццу и выпив чаю. Молча, раздумывая каждый о своем. Неожиданно в тишине кабинета резко зазвонил телефон. Стас вздрогнул, а Расул схватился за пистолет.

Ровенский минуты три молча слушал, что ему говорят, потом положил трубку. Расул с Мартой смотрели на негр.

—    Дядька звонил, — сообщил Стас. — Наши друзья уже раскололись, и началась зачистка. Джанику хана!

Он выложил это без особой радости в голосе, нервно схватился за сигареты.

—    Ты так говоришь, словно тебе хана пришла, — рассмеялся Расул.

—    Если его захомутают и он расколется, то и нас могут потянуть, — нахмурился Стас. — Мы ведь тоже забирали у него автозапчасти. А убэповцы на радостях поволокут к себе всех: надо же отрапортовать, что раскрыли гигантскую сеть подпольного рынка.

Он посмотрел на Марту.

—    Документы у нас в порядке, — заметила она.

—    Ты-то откуда мог знать, чьи это запчасти, — подсказал Расул. — Джаник же с тобой не делился информацией. Тем более что документы в порядке.

Стас не ответил.

—    Для нас главное, что Александр Васильевич помог убрать банду, которая диктовала всем свои порядки, — помолчав, заключил Расул. — И мы обошлись без единого выстрела!

—    Он и просил, если есть какие-то связи с этой группировкой, то лучше их спрятать, — Ровенский снова взглянул на Марту.

—    Мы полгода с ними работали, многие документы по квартальному балансу прошли, — сказала она, — их уже не спрячешь.

—Я думаю, сам-то Джаник ускользнет, — заметил Расул. — Он опытный мужик, и у него на такой случай всегда есть несколько отступных вариантов. А без него ничего не раскопают. Не дергайся! Все покупали у Джаника, он делал липовые накладные, ярлыки, номера и прочее. Ты же помог через дядю ментам с ловушкой. В крайнем случае он скажет, чтоб тебя не трогали.

Ровенский молчал. Марта понимала, что у него было паскудно на душе. Если Джаник узнает, кто подстроил ловушку, Стасу крышка. Такие вещи не прощают. И все же ему хватило смелости пойти на это, ибо по-другому разобраться с бандитами было невозможно. Объявлять войну, стрелять друг в друга означало бы поставить себя совсем вне закона. Да и война могла затянуться надолго. А Джаник ни на какие уступки идти не хотел, держа весь рынок под своим контролем.

— И потом, насколько я знаю, не один ты восстал против него, — добавил Расул. — Мне рассказали, что он тамбовцев звал на помощь, но те отказались, не захотели ссориться со многими группировками сразу. Ничего, он умеет проигрывать.

Они еще немного поговорили на эти темы и разъехались по домам. Расул сам отвез Стаса и Марту.

Виталик был дома, но за компьютером, как обычно не сидел, а торчал на кухне в рубашке и галстуке,словно поджидал жену, чтобы куда-то идти в гости.

Иногда они ходили к его друзьям,театральным режиссерам  и актерам, и Марта любила бывать в этих компаниях. Народ собирался не скучный, заводной, юморили, пели песни под гитару, и вечер проходил весело.

—    Мы что, идем куда-то? — с тревогой спросила она, ибо никаких сил выползать из дома у нее не было.

—    Нет, я просто тебя дожидаюсь, — со значением сказал Виталик.

Марта пошла в ванную мыть руки, раздумывая, к чему такая торжественность? Чтобы объявить о разводе? Мальчик влюбился-таки в студенточку, и та ждет ребенка. Очень банальная семейная ситуация. Марта время от времени ее к себе примеряла.

Двоих мужей бросила она, пора бы и ее бросить. Или, не дожидаясь этого, самой развестись с Виталиком? Хотя другого мужика на примете не было, да она и не искала. Не хотела. Зачем? Зачем ей вообще это невнятное мужское междометие, которое каждый день требует еды, внимания и заботы? Взамен же лишь упреки и остроты да раз в месяц по обязаловке ленивое супружеское долженствование.

Но рука не поднималась разрубить семейный узел, потому что Марта терпеть не могла одиноких баб. От них исходил особый дух, Марта их за версту чуяла. Все выдавало в таких разведенку: и яркий блеск глаз, и тщательное внимание к своему костюму и косметике, и кокетливая улыбка, которой женщина одаривала каждого крокодила в штанах, а уж если тот чем-то ей нравился, то прилипала к нему мгновенно. Нет,  иные вели себя и не столь откровенно, сохраняя достоинство, но вот от блеска в глазах никуда не денешься. И от улыбочки, которую Марта просто ненавидела.

Нет, что ни говори, а с мужиком все же лучше, и ночевать не одной в квартире, и есть кого попросить сбегать в магазин или аптеку, если занеможется, и поболтать порой на кухне за чаем, поделиться новостями, а уж рыкнуть, сорвать зло на  мужике все лучше, чем на кошке. Та, паразитка, обидчива и ночью в ноги, как обычно, не ляжет, а будет нарочно щуриггь свой раскосые зеленые глаза и сидеть у порога на жестком коврике, как сиротка Хася. И к еде не притронется.

Виталик, к примеру, после ее рычания становился тихим и покладистым, сам, без напоминания, мыл посуду, чистил картошку и выносил мусор. Это трогало. Правда, его стараний хватало ровно, на семь дней. Даже на шесть. На седьмой, снова чувствуя к себе хорошее отношение, он забывал обо всем.

Выходил из-за стола, плюхался на тахту перед телевизором, потому что начинался боевик, а он любил смотреть эту муру. Марта же не выносила грязи, разбросанных вещей, невымытой посуды и сама принималась за уборку. В первые дни по инерции: муж неделю отдежурил, теперь моя очередь — у нее со школы было развито чувство социальной справедливости. Но проходило месяца два, она взрывалась, и Виталик опять шесть дней мыл посуду, а Марта раздумывала: каким  бы чудесным способом продлить этот срок? Хотя бы на месяц. На большее она бы и не претендовала.

Нет, если мужика хорошо выдрессировать, то он служит полезной вещью в доме. Даже подчас необременительной. Особенно если квартира большая, то задвинутый в дальнюю комнату муж как бы невидим и неслышим. Зато по первому желанию его можно всегда вытащить на свет, утолить свою душу и снова засунуть обратно. Это идеальный вариант.

Вот почему Марта не спешила прогонять мужа и распускать знамена собственной свободы.

Марта помыла руки, вернулась на кухню, где ее ждал чай,салат из свежих огурцов с помидорами и любимый овечий сыр.

 «Не иначе разводится, коли такой заботливый! — промелькнуло у нее в голове. — Вот стервец!»

— Мне предложили поставить спектакль в Сыктывкаре, — сообщил Виталик. — Пьеса «Двух королев не бывает» — о Марии Стюарт и Елизавете Первой, Английской, уже объявлено о премьере, постановка бенефисная, к юбилею одной тамошней звезды, а режиссер неожиданно загремел в больницу. Прима ждать не хочет, через два месяца спектакль должен выйти, и точка. Ей потребен, как говорится, любой режиссер. Вот мне позвонили по старой памяти, и я согласился. С институтом уже согласовал, вещи уложил...

— Когда лететь? — спросила Марта.

— Через полчаса надо выходить, билет я купил.

Хорошо, что тебя дождался, — виновато посмотрел на жену. — Извини, что сам все решил, утром меня нашли, сказали «срочно», я звонил тебе несколько раз, но тебя не было. А потом уж поехал за билетом... — Он шумно вздохнул, хлебнул чаю. — Мне очень нужна эта постановка. Я должен поверить в свои силы и... — Он что-то еще хотел сказать, но лишь махнул рукой. — Я должен. Либо — либо. Чтобы потом не упрекать себя. Но ты все понимаешь.

Она понимала. Дала,.ему денег, быстро наделала  бутербродов, и он ускакал радостный и счастливый, а она осталась одна с той самой свободой, которая была ей нужна, как припарка: для мертвых.


5

Шел квартальный баланс. Его нужно было сделать и по «Крыму» — второй подставной фирме. «Марну», просуществовавшую год, Марта ликвидировала. По «Крыму», несмотря на то что прошел лишь один квартал, образовалась немалая прибыль, которую нужно было ловко спрятать, а для этого пришлось сидеть и выкручивать мозги. Марта так перенапряглась, что у нее схватило поджелудочную. Она приняла лекарство, легла и стала смотреть в потолок.

   К счастью, мужа не было. Поставив спектакль про своих королев в Сыктывкаре, он некоторое время побыл дома, но неожиданно позвонили из Перми и  предложили поставить эту же пьесу там. Виталик обрадовался. Пермский театр считался посолиднее, а кроме того, что-то Виталику не удалось из-за спешки воплотить в Сыктывкаре, и он был счастлив, как ребенок, которому вернули утерянную игрушку. Он снова быстренько собрал чемодан и умчался на Урал.


И это оказалось кстати, потому что Марта любила болеть одна, без свидетелей.

Поджелудочная была ее ахиллесовой пятой. Стоило главбухше перенервничать или съесть жесткий кусок мяса, как боль выскакивала, словно разъяренная львица из кустов, впивалась в нее острыми зубами, терзала день-два, а потом исчезала. В такие минуты Марта ложилась, гладила живот и терпеливо ждала, когда железа успокоится. Другого способа с ней справиться Земская не знала.

В эти напряженные дни пришла новая партия автозапчастей от Вальтера и застряла на таможне, где сменилось начальство. Новое нужно было подмазать, а искусством давать взятки, да так, чтобы берущий при этом не испытывал никакой неловкости, Марта владела в совершенстве, и тут никто не мог ее заменить. Поэтому, едва боль отступила, она помчалась на таможню и прокрутилась там всю первую половину дня, обольщая таможенников, пришедших на смену прежним. Она ловко подсовывала кому сотню баксов, кому бутылку отменного  марочного  коньяка  или коробку конфет,  делала это смеясь, открыто, легко, будто хотела кому-то сама помочь, и никто не отказывался, все только крякали, охали, ворчали, но подписывали таможенные документы вне очереди, и к обеду два грузовика с автозапчастями уже мчались на автосервис к Гриневичу, куда предназначалась большая часть прибывшего груза.

Марта сама заехала в «Глобус», чтобы получить половину суммы наличными, такой был уговор. С Марком Гриневичем, генеральным директором «Глобуса», всегда возникали сложности, в последний раз чуть не вспыхнула война, и Стас потребовал от Марка, чтобы тот платил день в день: автозапчасти на складе, наличные и платежку на вторую половину суммы - на стол.

Марта вошла в приемную, но Сима, секретарша Гриневича, встала у дверей, попытавшись запугать ее своим большим бюстом.

—Детка, у тебя кремлевские телефоны верещат, иди-ка лучше займись делом, — строго бросила ей Марта и, отодвинув секретаршу, шагнула в кабинет  Гриневича, который пил коньяк с известной актриской, часто мелькавшей в последнее время в сериалах (фамилию ее Марта не помнила).

Оба сидели уже раскрасневшиеся от выпитого, лухлая волосатая рука Марка скользила по хрупким плечикам актриски, проникая в самые потаенные места, толстые губки нашептывали подлые гнусности, и экранная старлетка смеялась, желая угодить Гриневичу. Скорее всего, она расквасила свою «ауди» и, не имея достаточно баксов на ремонт, собиралась расплатиться за тачку натурой. Стремительно ворвавшись в кабинет, Марта испортила им всю малину.

—Черт! — прорычал Гриневич, долбанув кулаком по столу.— Сима!

— Она на проводе с Кремлем, а вот у меня времени в обрез! Я звонила Симе, Вере, они предупредили тебя?

Когда-то Марк был, видимо, хорошим кобелем,  умел располагать к себе и очаровывать, в темных глазах еще плавали, остатки той завораживающей поволоки. Теперь Маркуша сдал, постарел,, и только дорогой темно-синий костюмчик, модные туфли да запонки с бриллиантовой крошкой выказывали прежнюю вальяжность и изысканность. Однако такие потрепанные актриски еще клевали на холёного Гриневича.

— Марта, ну когда я тебя обманывал?! - скривился Марк. — Клянусь своей головой, завтра утром все, привезу сам с двумя бутылками «Наполеона» и ананасом! Ты же видишь, я сегодня немного занят; войди в положение, моя красавица! — Он радостно заулыбался, налил главбухше коньяку, пододвинул коробку конфет. — Договорились, радость моя? Аллочка, посмотри, какие красавицы по нашему ведомству работают! Это главный бухгалтер родственной фирмы!

—    Очень приятно, — заплетающимся языком пробормотала актриска. Она была уже готова для подвигов.

—    Так, мне все понятно! —рассердилась Марта. Она схватила телефон, набрала номер. — Привет, Миша! Ты еще не въехал на склад «Глобуса»?.. Прекрасно! Разворачивайся и поезжай на наш!..

—    Марта! В чем дело?! — подскочив с дивана, где он уже полулежал с актриской, вскричал Марк.

—    Сделки не будет! — жестко сказала она одновременно Гриневичу и Стасу, которому позвонила в контору, дабы он слышал, что Марк снова ведет себя отвратительно.

—    Хорошо, хорошо, я все сейчас принесу! Две секунды! Только отмени свой приказ! Слышишь?!

Стас, слышавший весь диалог с Гриневичем, весело расхохотался.

- Я перезвоню, — буркнула Марта в трубку и оборвала связь.

Она взяла коньячный бокал, сделала глоток, поморщилась.

—    Немного резковатый для «Метаксы», — заметила она, усаживаясь в кресло Гриневича.

Актриса с восхищением смотрела на нее.

—    Я всегда хотела сыграть такую женщину, как вы! — восторженно заявила она.    -

В облезлом свитерке и джинсах, с детским шкодливым личиком и с щуплой девичьей фигуркой, Алла в свои сорок лет не привлекла бы внимание и грузчика из «Глобуса», не будь она узнаваемой актрисой.

—    Наверное, женщине сыграть женщину — самое

сложное в вашей профессии? — не без иронии заметила Земская. — Но знаете, мне ведь приходится быть разной. Какую же меня вы хотите сыграть?

—    Сильную, мужественную, способную делать большие дела и повелевать даже такими мужчинами, как Марк!

—    Марком не так уж сложно повелевать, — усмехнулась Марта.

«А у тебя, дорогуша, силенок не хватит, чтобы изобразить такую стерву, как я!»—добавила она про себя.

—    А можно мне с вами встретиться?

Марта удивленно вскинула брови.

Мне нужно это для работы! Я — Алла Клигман.

—    Я знаю. Марта Сергеевна Земская, — представилась главбухша, достала визитную карточку и передала актрисе.

—    Я обязательно позвоню! — обрадовалась Алла.

Прибежал Гриневич, протянул деньги в бумажном пакете и платежку.

Марта заглянула в пакет и сразу же определила: здесь все сто тысяч, бухгалтерицы Марка заранее все пересчитали и скрепили пачки черными резинками.

—    Можно не пересчитывать? — улыбнулась Земская.

—    Обижаете, Марта Сергеевна, у нас все, как в сберкассе времен Брежнева! — язвительно проговорил Марк.

— Нельзя сразу было, — упрекнула его главбухша, направляясь к выходу.

— Но, Марта Сергеевна, у нас уговор был: и деньги,и платежка — после разгрузки. Так что прикажите сначала машинам ехать на склад и давайте дождемся разгрузки. Я вам тоже верю на слово, но, как говорят, истина дороже.

Марта по-настоящему набрала номер мобильника Миши, работавшего у них экспедитором.

—    Миша, ну чего?.. Понятно!.. Скажи Марку!

Миша доложил Гриневичу, что разгрузка обеих фур произведена, накладные у него в руках и они с Артемом,  завскладом, на прощание угощаются пивком  «Старый мельник».

—    Дай-ка ему трубку! — не поверив, попросил Гриневич.

Он тупо выслушал Артема.

—    Они что, и не уезжали никуда? — не понял он. —  Ну ладно, ладно, молодец, все! — Генеральный «Глобуса» отключил мобильник, передал его Марте.


—    Мы-то свое слово всегда держим, Марк Григорьич! И у нас тоже все, как в сберкассе, только времен Андропова!

— Ловкая ты, Марта, прямо завидки берут! И вот  кто-то же владеет такой женщиной! — с завистью проговорил Гриневич.

—    Господь Бог, — ответила Марта и ушла.

Она вернулась в офис в четыре часа дня, выложила перед Ровенским пакет с долларами, отдала Юле копию платежки "Глобуса" и отправила ее домой, попросив завтра проверить пришли ли деньги на их счет.

Налила себе стакан холодного кофе. Пиццы же,за которой в обед бегали продавцы и кассиры, покупая  обычно и на долю Стаса с Мартой, ей не досталось.

—    Умираю от голода! — призналась она. — Съела бы барана целиком!

—    Может быть, поужинаем? А то крутимся в этой круговерти и света белого не видим! — заглянув' в пакет, улыбнулся Стас. — Кстати, это наша доля, так что половина этих замечательных бумаженций твоя.

—    Сорок процентов,— напомнила Марта.

—    Но ужином-то я могу вас, Марта Сергеевна, угостить? — насмешливо проговорил генеральный. — Муж вас покинул, все кастрюли дома пустые, разве не так?

—    Люблю осведомленных людей.

—    Так как? Это же не взятка, а лишьтрадиционная форма ухаживания за дамой!—    Ну, если это лишь традиционный способ ухаживания, то я, пожалуй, не против!—    Кстати, у нас и повод есть! — вдруг воскликнул Стас.

—    Какой повод?

—    Полтора года партнерства! Это серьезно!

«Пекин» тихо гудел, и в этом мерном и спокойном гудении была некая важность. Здесь не было той гром- кой разухабистости голосов, как в «Яре» или в клубных ресторанчиках, не было помпезности, царящей в «Метрополе», но не было и простоты, демократичности маленьких частных ресторанчиков, куда можно заявиться в свитере и джинсах. Это ощущалось и в строгом, безупречном поведении официантов, и в дорогой обстановке зала, и в чинности самих посетителей, каковые деликатно приглушали тон веселых разговоров за столом, дабы не мешать соседям.

Стас заказал почти те же закуски, что и в прошлый раз, когда они были здесь с Вальтером: жареный бамбук, маринованный папоротник, кусочки мяса в тесте, пельмешки, бутылку вишневого ликера. Марта выпила пару рюмок крепкого душистого напитка, порозовела, и,глаза ее заблестели.

Генеральный передал ей в конверте сорок тысяч долларов.

— Может, переиграем? Пашем мы одинаково. Ты даже больше: Давай делить прибыль фифти-фифти? — предложил он.

Марта на мгновение задумалась. В этом был свой резон. За то время, что они стали партнерами, она не только доказала свою необходимость, но и действительно тащила львиную долю работы. Подставная фирма, все переговоры с Дицем, таможня, касса, балансы, а теперь и Гриневич — все лежало на ней, она сама хваталась за любое дело, выполняла быстро, тол-ково, и сотрудники по любому вопросу обращались fк ней, а не к Стасу, и постепенно все проблемы, начиная с кадровых и заканчивая финансовыми стала решать она. Когда требовалось что-то срочно предпринять, а ее не было на месте, Ровенский начинал  нервничать и всем без исключения отвечал: «Подождите, вот-вот появится Марта Сергеевна, мы с ней посоветуемся и дадим ответ».

— А без нее нельзя?  — Без нее нельзя. Мы партнеры!

Стас понимал,что если она уйдет то другого такого главбуха он не найдет. Оказывается, есть незаменимые люди.

Ну так что, Марта Сергеевна, по рукам? Отныне все фифти-фифти!


-Нет! — снова отказалась Марта. — Я пока к этому не готова.

-Почему!-удивился Ровенский. -Впервые встречаю человека, которому предлагают платить соответственно его вкладу, а он не соглашается и просит меньше.

Старосоветский пережиток. Директор обязан получать на двадцать процентов больше, чем главный  бухгалтер. Так было, так я привыкла и ничего не могу с собой поделать.

—    У меня тут возникали некоторые проблемы... —сменил тему Стас.

—    Что за проблемы?

—    Я как-то говорил, что мы с Ритой знакомы с детства, наши семьи дружили и она любимица моей матери. Рита как бы случайно с ней встретилась, рассказала, что я влюбился, погибаю и меня надо спасать. Моя маман женщина решительная, войти в горящую избу — для нее раз плюнуть, а уж коли сын гибнет, то тут и раздумывать нечего. Она устроила такую феерию, что у меня волосы дыбом встали, подняла на ноги дядьку, словом, начался цирк. Я несколько месяцев выдерживал осаду, она рвалась поговорить с тобой, с твоим мужем, и никакие мои угрозы полного разрыва отношений с ней не действовали. Я живо представил себе, какая битва титанов получится из этой встречи, а потому, оберегая тебя, наши отношения и все миролюбивое человечество, решил пойти на компромисс: сходил с Ритой на выставку, а потом в кафе.

—    А вы, оказывается, скрытный человек, Станислав Эдуардович, — усмехнулась Марта.

—    Приходится. Но я хочу сказать...

—    Не надо! — прервала его главбухша.

—    Но ты же не знаешь, о чем я хотел сказать! — покраснел он.

—    Знаю.

—    И о чем же? — Он пригубил третью рюмку.

—    Если ты хочешь отвезти меня домой, то две рюмки предел, а третья лишняя. Впрочем, пей, я спокойно доеду на метро: от «Маяковской» до меня прямая ветка. Давай вместе выпьем! — Марта подняла бокал.

Они чокнулись. Стас поставил рюмку на место.

— Я тебя отвезу. Я ж все равно не могу здесь ма-шину бросит Поэтому хоть домой ехать, хоть к тебе,  все одно... Может быть, еще пельмешек заказать?

— Нет, я больше не хочу!

Она сама не понимала, из-за чего начинала злиться. Точно бес сидел внутри, заставляя все делать наперекор. И пельмешек бы она еще съела, так они ей понравились, и на метро ехать домой не хотелось.

Стас подозвал официанта:

—    Принесите нам еще пельменей.

Официант поклонился и ушел. Стас улыбнулся, глядя на нее, и она улыбнулась в ответ.  Они поседели еще полчаса. Стас говорил о том,  как он рад, что их тандем начал приносить результаты.  Это были хорошие слова, Марте они нравились,  «А он не такой уж олух царя небесного, — подумала  Земская. — Сегодня я бы даже согласилась поехать к  нему и остаться там ночевать. Если б только он догадался пригласить меня».

Но он не предложил, не догадался, и это ее опять  разозлило. На работе, прокручивая дед а, Стас проявлял порой невиданные отвагу и мужество, в отношениях же с женщинами оказывался робким и застенчивым. Эта раздвоенность его натуры уже давно ее  удивляла. Она не понимала, как это может уживаться  в одном человеке. Получалось, что как директор он ей нравился, а как мужчина оставлял равнодушной. Совместить в себе эти две разные половинки Марта никак не могла. И объяснить ему тоже.

-Джаник объявился, — неожиданно сказал oн.

Марта бросила на директора тревожный взгляд.. После западни, которую Стас устроил банде Джаника,  он некоторое время нервничал, боясь мести. Расул оказался прав: арестовали всех, кроме Джаника,тот исчез вместе с документами, и ни одной из фирм,сотрудничавших с ним, не удалось предъявить никаких обвинений. По информации дяди Ровенского, в тот же день, когда его люди угодили в ловушку, Джаник успел выскочить за границу, скорее всего, на Кипр, паспорт с визами он всегда держал наготове.

—    Он звонил тебе? — спросила Марта.

Стас кивнул.

—    И что хочет?

—    Хочет, чтоб дело закрыли.

—    А ты тут при чем?!

—    Он знает о моем дяде и считает, что милиция и прочие все службы продаются.

— И что ты ему сказал?

—    Сказал, что сомневаюсь, но попробую узнать.

   —    А может, он из-за бугра звонил?

Ровенский отрицательно покачал головой.

—    Он откуда-то узнал, что я приложил руку к задержанию его ребят.

—    Откуда он мог узнать?

Стас пожал плечами, помолчал.

—    Я составил на всякий случай завещание, фирму, все ее имущество я оставляю тебе и хочу, чтоб ты знала об этом.

—    Я надеюсь, что никогда этим завещанием не воспользуюсь!

Стас отвез ее домой, не проронив по дороге ни слова. Он подкатил прямо к дверям подъезда, выключил мотор.

—    Я был рад побыть с тобой наедине. Мне так тебя не хватает. Но сейчас я даже не могу привезти тебя к себе — живу у матери. Джаник отсиживается в моей квартире. Попросил неделю. Пока он там, я сплю спокойно. От него всего можно ждать. У меня в мозгу все время крутится одна мысль — заказать его. Расул готов найти киллера. Но мне не хватает решимости, — Стас с грустью покачал головой.

Он осторожно взял ее руку, задержал в своей. Его пальцы были, как всегда, холодны. Марта не торопилась выходить, и некоторое время они сидели затаив  дыхание. Стас не выдержал, наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. Марта ожидала, что сейчас он захочет подняться к ней, но она бы не согласилась, надо было раньше. Однако она ошиблась.

— Спокойной ночи! — произнес Стас.

—    Спокойной ночи. — Она вышла из машины. В пустой квартире пахло чем-то кислым и неприятным, и она поняла, что щи, сваренные в прошлое воскресение, испортились.

Раздались резкие и частые звонки междугородной. Марта, не раздеваясь, прошла в комнату, сняла трубку. Это был Виталик.

—    Ну как ты там?

—    Нормально. Балансы сдаю.

—    Что-то поздно ты их сдаешь! Я уже третий раз звоню!

— Мы праздновали день рождения Юли. Отметили в ресторане. Молодые любят шиковать. — Ee голос  даже не дрогнул. — Как у тебя? — Марта поспешила  сменить тему. — Ты скоро заканчиваешь?

— Еще пару недель. Хочешь приехать на премьеру?

— Вряд ли получится, у нас тут запарка.

— А я выбил пять тысяч за постановку!

— Баксов?

—    Рублей, какие тут баксы!

—    Прекрасно, помолчав, спокойно отозвалась     Марта.


-Это по высшей ставке!

- Я счастлива!

-Тогда спокойной ночи, дорогая!

— Спокойной ночи! — буркнула Марта, она терпеть не могла это словечко: дорогая.


6

Земская почти весь день с Юлей и Мишей, экспедитором, проторчала на складе, проводя инвентаризацию и проклиная себя за эту идею. Но время от времени требовалось это делать. Стас давно предлагал взять специального учетчика на пятьдесят долларов в месяц,  какого-нибудь крепкого пенсионера, который будет счастлив подзаработать и дело наладит. Пока же эти деньги делили между собой Коля и Леша, заверяя,  что на складе царит порядок и они ведут идеальный учет. Эти заверения насторожили Марту и заставили ее провести срочную инвентаризацию.

—    Марта Сергеевна, вместе с воздушными фильтрами «Гольф-2 РП» лежит амортизатор масляный задний, А-100, — кричала ей Юля из одного конца склада. — У них ведь цены разные?

—    Фильтр стоит четыреста семьдесят, а амортизатор — тысячу четыреста пятьдесят семь. — Марта знала почти наизусть цены всех основных автозапчастей, а количество их наименований давно перевалило за полторы сотни. — Ну погодите, Леша с Колей! Я их буду, как чертей, поджаривать на сковородке!

Она злилась на мальчишек, обещавших следить за складским порядком, злилась на Юлю, которая работала почти два года и не знала на память ни одной цены, злилась на себя за то, что совала нос в каждую дырку.

—    А ты могла бы за два года, как «Отче наш», знать все цены! — не выдержав, возмутилась она. — Ты получаешь четыреста долларов, двенадцать тысяч в месяц! За эти деньги пора бы уже разбираться в том, чем мы занимаемся!

Юля не ответила, но Марта знала, что она надула свои припухлые губы, ибо самолюбия у этой красотки было раза в два больше, чем способностей, и раза в четыре, чем трудолюбия. Зачем она ее только взяла?  Зачем до сих пор держит, всю работу взвалив на себя, а ее используя лишь на подхвате, сбегать в банк, забрать выписки, сдать баланс в пенсионный, в статистику? Из каких таких сердобольных побуждений? Вопросы оставались без ответа, а Юля приходила то в новых итальянских сапогах, то в твидовом английском пальто, то в отпадном костюмчике. Чего нельзя было отнять у этой скромницы — так это хорошего вкуса и чувства собственного стиля. Да, стиль у нее был.

—    Подшипник передней ступицы, А-80, А-4... — выкрикивал Миша.

—    Восемьсот двадцать два с полтиной, — чеканила Марта.

—    Гениально! — восторженно откликался экспедитор. — А вот у наших мальчиков восемьсот двадцать и без полтинника. Откуда они вообще эту цену взяли?!

—    Миша, все подробно записывай! Я в порошок сотру этих стервецов!

Они проползали по складу до вечера. Ошибок набралось столько, что Колю с Лешей нужно было выгонять без выходного пособия. К примеру, подшипники задней ступицы лежали вместе с передними, хотя последние стоили всего триста пятьдесят два рубля, и неизвестно, по какой цене ребятки их продавали. Скорее всего, по восемьсот. А разницу, выходит, клали в карман?

Стас слушал обо всех нарушениях, сдвинув брови и по-детски выпятив губы.

-Кретины -изрек он.

-Если  б наткнулись на автолюбителя, который хорошо знаком с ценами, получился бы скандал, —заметила Марта.

—    Форсунки лежали вместе с фарами, масло протекло на стекла и запачкало их, отмыть будет трудно, а каждая фара больше двух тысяч, — вставила Юля.

Она не любила продавцов, которые вечно над ней подтрунивали. Делали они это беззлобно, но Юля их юмора не понимала и с ними почти не разговаривала. Марта пожалела, что позволила Юле участвовать в этом разговоре.

- Твое мнение, Юленька? — неожиданно спросил Ровенский. — Что будем делать с нашими хлопчиками?

Марту передернуло от этого вопроса. Впервые Стас допускает такую бестактность: он хочет знать мнение бессловесной Юлии по делу, в которое она и входить-то не должна.

Зато ее помощница, услышав это ласковое «Юленька», раскраснелась, расцвела, бросила кокетливый взгляд на шефа.

   — Конечно, надо выгонять, — не раздумывая, ответила Юля. — Они бывают на складе лишь для того, чтобы взять ту или иную запасную деталь, а не для наведения порядка. А деньги получают исправно уже полгода! Да, вы правы: взять любого крепкого старичка, и склад блестеть будет!

Гендиректор посмотрел на Марту. Ей стоило огромных усилий не сорваться. Хотелось встать, бросить Cтаcy: «Что ж, решайте, а я пойду делом займусь!» — и уйти. Но она сдержалась. Быстро поняла, что это вспышка больного самолюбия. А Стасу просто вздумалось поиграть в демократию.

— Юля у нас сурово сегодня настроена, — улыбнулся Ровенский, давая задний ход: он уже осознал свой промах и спешил все исправить. — Хорошо, — Стас бросил взгляд на часы, — уже восемь. Спасибо, Юлечка, мы с Мартой Сергеевной учтем твое мнение. Можешь идти домой.

Юля вспыхнула, поняв, что ее выпроваживают. Она молча оделась и повернулась к Марте. —Я завтра с утра в банк, а к двенадцати мне надо встретить тетю из Воронежа. Я только встречу, посажу  на такси и приеду. Можно? — попросила она.

Марта кивнула.

— До свидания!

Юля даже не повернулась к директору, и его это  задело.

   —    Юля!    —    окликнул     он.

Она обернулась. Ее нежно-голубые глаза блестели от слез, губы дрогнули. Юля хотела холодно и бесстрастно взглянуть на Ровенского, но у нее не получилось и она смотрела на Стаса влюбленно. Марта  чуть не ахнула, сделав это открытие. Боже, да Юленька, оказывается, любит Стаса и, видимо, давно, а она, старая карга, даже не замечала этого. Юле двадцать один, у нее хороший рост, где-то сто семьдесят пять, стройные ножки, приятное личико, она неглупа, самолюбива, скромна, исполнительна. Не хватает, правда, ума, дерзости и, наверное, многого другого.

—    Ты на меня не обиделась?

—    Нет, Станислав Эдуардович.

—    Извини, я подумал... — Он развел руками.

—    Я пойду? — прикусив губу, проговорила она.

—    Да.

Она выскочила из кабинета, уже не скрывая слез.

—    В чем дело? — не понял Стас.

—    Ничего, с ней это бывает. Пройдет.

—    Ну хорошо, что будем делать с нашими боями?

—    Не выплачивать за этот месяц зарплату, заставить навести порядок в недельный срок. Не сделают- возьмем старичка.- Но думаю, ребята исправятся.

- А как же мнение Юли?

— Мнение. Юли ты можешь обсудить с ней за ужином, если возникнет    желание. Но разумнее будет не посвящать в наши дела посторонних, даже крепких старичков. И уж тем более не стоит менять продавцов, которые в курсе некоторых наших дел, я имею в виду скручивание кассы, перебивку ленты и тэ дэ и тэ пэ. Что мне тебе объяснять!

—    А при чем здесь твое предложение поужинать с Юлей? — нахмурился Стас.

—    Притом же, что и твой вопрос: «А как же мнение Юли?» Как можно всерьез относиться к дурацкому предложению?

Ровенский вызвал Колю и Лешу, врезал им по первое число, дал неделю на исправление, и те, со всем согласившись, ушли счастливые и довольные, ибо наверняка Миша успел рассказать им об угрозах Марты, а ее хлопчики боялись больше, чем Стаса.

—    На тебе лица нет. Устала? — участливо спросил Ровенский, едва они с Мартой остались одни.

—    Раньше на советских предприятиях инвентаризацию такого объема делали полторы недели, — вздохнула Земская. — Еще неделю писали отчет. Это минимум. А мы управились за один день: и проверка, и отчет, и резюме.

—    Что бы я без тебя делал?!

   — Хватит подлизываться!

—    Поедем, я тебя покормлю?

—    Нет, у меня даже на это сил не осталось. Извини, я труп.

—    Давай я сбегаю и чего-нибудь принесу?

   Давай. — Она вдруг вспомнила, что дома у нее шаром покати, в холодильнике, как у американцев, только апельсиновый сок и баночки с соусами: с отъездом Виталика она перестала готовить. — Я бы съела горячей курочки! Купи гриль и кетчуп!

Стас убежал, а ей вдруг домой захотелось.

В дверь постучали.

-Да!

Вошел Леша. Светлокудрый, мягкий, впечатлительный. Коля был потверже; и посуровее.

   —Чего тебе?

-Мама мне пирожки давала на работу, а вы целый день не ели. Вот я принес, попробуйте! — Спасибо, оставь один, — кивнула главбухша.

Леша положил на стол все три пирожка. Они оказались с рисом и яйцом. Когда-то ее мама пекла такие же. Марта съела два и насытилась. Ей уже не хотелось  горячей курицы с кетчупом.

Вернулся Стас. Курицы он не купил, зато принес большой кусок осетрины горячего копчения, хрен, помидоры, лаваш и бутылку хорошего белого вина. Они молча поели, выпили по бокалу.

—    Давай махнем на три дня в Карпаты, — предложил Ровенский. — Покатаемся на лыжах. Снег, горы, чистый воздух. Ты так выматываешься! Надо отдыхать. Ну как?

—    Заманчиво.

—    Я все организую! — загорелся Стас. — Мы снимем люкс. Не хуже, чем в Швейцарии. Зато раза в три дешевле. Это закрытый пансионат, там приличная публика, а солнце такое дикое, что мы вернемся загорелыми!

Он ринулся к телефону, но Марта его остановила:

—    Я тебя умоляю, подожди!

—    Что тебя смущает?

—    Ты забыл, что у меня баланс?

Стас шумно вздохнул:

—    Извини, забыл.

Он уткнулся головой ей в колени, и она погладила его.  -Ничего, мы еще отдохнем, — сказала Марта.

Госпожа Ровенская сама позвонила ей домой. Представилась: Лидия Николаевна, можно просто Лида. Говорила, вежливо, дружелюбно, сказала, что Стасик все уши прожужжал про замечательную и гениальную Марту Сергеевну, вот ей и захотелось познакомиться.

— А может быть, нам встретиться? — неожиданно предложила мать Стаса.

Марта молчала. В таких неловких ситуациях она почему-то терялась. Но Лидия Николаевна уверяла, что им очень надо увидеться, желательно вдвоем, дабы обсудить некоторые «интересующие их обеих вопросы».

Они договорились о встрече у входа в гостиницу «Москва». Марта поджидала стареющую шестидесятилетнюю даму, но к ней подошла сорокалетняя женщина, на которую заглядывались даже молодые мужчины. Главбухша повела свою спутницу в испанский ресторанчик. Марта давно там хотела побывать, попробовать жареного осьминога и выпить золотой текилы. Ее подружка Валентина неоднократно была там с любовником и каждый раз пела ей песни про очарование милого закутка и голд текилу.

—    Я, конечно, сражена вашим экзотическим выбором, — оглядываясь на черных цыган, со слезой распевавших на небол ьшой эстраде испанские роман-серо, сердито заметила мамаша Станислава, — но предпочла бы более цивилизованное место!

—Как насчет текилы и осьминога? — спросила Марта.

—    Что?! — наморщив лоб, воскликнула Ровенская.

Когда-то она выглядела очаровательной. Худенькая, небольшого роста с точеным кукольным личиком, крепкой грудью и осиной талией, лет пятнадцать — двадцать назад она наверняка сводила с ума  своих высокопоставленных клиентов. Лидия Николаевна работала модельером в бывшем ателье Совмина, до сих пор обшивавшем российское правительство. При ее связях она могла бы устроить сына в любую госфирму, на любую должность, но Стас пожелал идти своим путем.

Первые полчаса женщины настороженно присматривались  друг к другу. Жареный осьминог Ровенской  не очень понравился, а вот голд текила и салат из пряных трав привели ее в восторг.

У вас есть вкус! — согласилась она, снова придирчиво  осматривая Марту.

— Спасибо. Так чем обязана, Лидия Николаевна?

- Вы все прекрасно понимаете, Марта Сергеевна.

Мы опытные женщины и не будем ходить вокруг да около! Станислав — мой единственный сын. Господь с Ритой, я не собираюсь ему мешать, пусть женится на ком угодно...

—    Вы знаете...

—    Да, я все знаю, если вы имеете в виду, что он не может иметь детей. Сегодня это не проблема, но я хочу, чтобы рядом с ним была милая девочка, которая бы его беззаветно любила. Вот и все. Такая семейная клуша. Вы же — яркая личность, вам важны деньги, шумный успех, известность. Я бы могла вам помочь, у меня есть связи, и очень большие! Хотите работать в правительстве?

Марта усмехнулась.

—    Не клерком, нет. Завотделом в Минфине, к примеру. А дальше все зависит от вас. Вы упорная, пробьетесь, я уверена! Или вам нужно что-то другое? Подыщем! Но Стасик... как это вам объяснить...

—    Не надо, я знаю, — перебила ее Марта. — Он ранимый, масса комплексов, ему нужна семейная клуша.

—    Я не об этом. Мы развелись с мужем, когда Стасику исполнилось семь лет. Муж служил в авиации. Полеты, вылеты, учения, быстро достиг генеральских высот, голова закружилась, появились любовницы, и в один прекрасный день, как говорят в романах, он исчез в небесных просторах нашей Родины, оставив нас в шикарной трехкомнатной квартире, но без гроша. Я, когда была его женой, сидела дома и ждала его возвращения. Мне под тридцать, ни профессии, ни заработка. Пришлось все начинать с начала. А  как? Кроме смазливой внешности, ничего не имела. Извини, но приходилось пробивать себе дорогу передком... Я мало уделяла сыну внимания, травмировала его детскую психику. И чувствую свою вину перед ним. А потому хотела бы сейчас облегчить ему жизнь.

Вот и все. — Лидия Николаевна подняла стаканчик с золотой текилой, обсыпанный по ободку солью, взяла дольку лимона и лихо выпила. — Я всегда любила текилу!

Марта молчала. Она хорошо понимала свою собеседницу и могла повторить то же самое, ибо испытывала точно такую же вину перед своим сыном, которого отняла у родного отца, увезя в самом нежном возрасте к чужому дяде, который никак к нему не относился и не старался завоевать его любовь. В глубине души Валерьян Адамович Костю, Костика, Котика, как Марта ласково звала сына, даже недолюбливал, и мальчик это чувствовал. А едва Костя свыкся и с отчимом, и с его манерами, как Марта совершила новый поворот на сто восемьдесят градусов, познакомившись с Виталиком и погрузившись с головой в новый греховодный омут. Из-за сына она и отважилась на рискованную незаконную операцию, чтобы заработать побольше денег, купить ему квартиру и машину, что и сделала, как бы расплачиваясь за прошлые ошибки. Так что Марта очень хорошо понимала Ровенскую, бросившуюся, подобно тигрице, спасать свое чадо. Марта в такой ситуации, наверное, поступила бы точно так же.

— Я знаю, он безумно влюблен в вас, и это чудесно— продолжала Лидия Николаевна. — Но поймите, сейчас разница в возрасте не чувствуется, а лет через десять вам уже пятьдесят шесть, а ему только  сорок шесть. Вы почти старуха, а он еще молодой, вот тогда — извините за грубые слова и определения, но сейчас не до реверансов — он начнет тяготиться вами, а вы, так уж выходит, цепляться за него...

Марта вскинула гневное лицо, желая возразить, что никогда не цеплялась за мужиков и никогда не будет, что это они, как репей, постоянно цеплялись за ее подол, но Лидия Николаевна энергично взмахнула ручкой, пресекая ее душевный порыв.

— Я все знаю, что не вы, а они всегда липли, я и сама говорю те же слова и точно так же презираю этих  гнусных животных, покатывающих яйца в карманах. Но будем правдивы и откровенны друг с другом. Через  десять — пятнадцать лет ваш разрыв неизбежен, а это  неминуемо душевные травмы и масса других тяжелых  последствий. Нигде, ни в одной стране мира не научились делать это легко и безболезненно. Но, зная  все наперед, зачем же совершать ошибки? — Ровенская улыбнулась, достала пачечку тонких «Вог», закурила.

Марта извлекла «R-1» и последовала примеру собеседницы. Подозвав официанта, она заказала еще по рюмке золотой текилы.

—    Вы не против? — спросила главбухша.

—    С большим удовольствием! Сейчас напьемся, снимем пару мальчиков и поедем ко мне! — рассмеялась Ровенская, и по выражению ее лица было непонятно, шутит она или говорит серьезно.

—    Что вы хотите от меня, каких действий? — спросила Марта.

—    Что я могу хотеть, — вздохнула Лидия Николаевна. — Я не против, чтобы вы встречались и были любовниками какое-то время. Раз ему и вам так хочется, ради бога, получайте наслаждение, жизнь коротка. Но втолкуйте ему деликатно, что для этого не обязательно идти в загс, ставить отметку в паспорте, закатывать свадьбу в дорогом ресторане, возлагать цветы к Вечному огню и совершать весь набор прочих , ритуальных глупостей. Поживите любовниками полгода,  год, если хотите, а дальше сами увидите, что большего и не надо. Вот моя единственная просьба. Я думаю, она разумна, и вы с ней согласитесь, поскольку у вас у самой есть сын и вы в этом смысле поумнее моего Стасика.

—    Я согласна вообще закрыть этот вопрос, — натянуто улыбнулась Марта. — Что же касается близости с вашим сыном, которая нечаянно произошла по моей глупости, то даю пионерское обещание: это больше не повторится, поскольку к тому уже нет никаких предпосылок. А потому вам даже не стоило волноваться из-за этого!

—    Вот как... — удивилась Лидия Николаевна, выслушав столь яростный отпор ответчицы.

Марта тотчас почувствовала, что ее речь внесла полную сумятицу в душу Ровенской и весьма ее огорчила.Чтобы больше не возвращаться к этой теме, Земская неожиданно заторопилась по делам, отказавшись от кофе и мороженого. Лидия Николаевна попыталась отдать половину денег за обед, но главбухша решительно отказалась, заявив, что это она пригласила сюда мать Стаса и несет за это всю полноту ответственности. Как моральной, так и финансовой.

—    О финансовой понятно, — улыбнулась Лидия Николаевна. — А что же включает в себя моральная?

—    Безоговорочное подтверждение обещаний, мною данных, — подкрашивая губы перед тем, как подняться из-за стола, промолвила. Марта. — Вы можете теперь ни о чем не беспокоиться и то же самое передать  Рите.

—Рита здесь ни при чем. Я никогда никого не заставляла выбирать тех, кто был мне по вкусу. Я все же модельер и знаю один заветный принцип: каждому — свое. И что хорошо полненькой блондиночке, то совершенно не годится темноволосой. Рита та еще стервочка, и если Стасик на ней женится, то хлебнет горя! Так что Рита здесь ни при чем, — повторила Лидия Николаевна.

—    А мне показалось, что она его безумно любит.

— Она и ему это внушает, - кивнула Ровенская. — Но я не Стасик, меня на мякине не проведешь!

Они вышли, по дороге Лидия Николаевна немало поведала любопытного о детской подружке Стаса.  Уже в метро Ровенская предложила Марте заехать к  ней, выпить кофе — ее явно не удовлетворял настрой  по отношению к Стасу Марты. Наоборот, ей хотелось,  чтобы та стала любовницей ее сына, и тут Лидия Николаевна преследовала две вполне конкретные цели:  во-первых, отвадить Риту от Стаса, разрушить любой  ценой их брак, которого страстно добивалась Рита, а  во-вторых, с помощью опытной главбухши сделать из  хлипкого романтического сынка крепкого, мужчину, получившего хорошие уроки в сложной для него сфере общения с женщиной. Познакомившись с Мартой, Ровенская сразу же сказала себе: да, это то, что  Стасику нужно, и теперь стремилась затащить ее домой, чтобы там уговорить не бросать Стаса.

   Но Марта отказалась от приглашения, сославшись на срочные дела в фирме.

   — Как-нибудь в другой раз! — пообещала она.

   — Обязательно и в самое ближайшее время! — требовательно воскликнула Ровенская.

Через неделю Ровенская позвонила Марте.

   —Я до сих пор вспоминаю вашего осьминога и золотую текилу! И меня гложет мысль о том, что я просто обязана вам чем-то похожим отомстить! — напористо сказала она.

—    Вот это не обязательно!

—    Если вы откажетесь прийти ко мне в гости, я лягу у вас на пороге!

—    Тогда придется смириться, — рассмеялась главбухша.

—    Прекрасно! Жду вас завтра у себя дома в пять часов! Я живу в Воротниковском переулке, неподалеку от Тверской.

Стас сам отвез Марту к дому матери. Перед этим они заехали в магазин, Марта не хотела ехать с пустыми руками — когда первый раз идешь в дом, надо что-то принести. Ровенский знал вкусы матери и по- советовал купить бутылку любимого ею яичного ликера, мандарины и ананас.

—    Маман любит подарки, никуда не денешься. Кстати, и готовит неплохо, так что я тебе отчасти завидую. Вечером заеду за тобой и отвезу домой. Муж еще не вернулся?

—    Должен вот-вот.

—    Слушай, давай я устрою ему постановку во Владивостоке? — неожиданно предложил Стас. — Я тут выяснил, на это хватит и тридцати тысяч гринов. Даже если это историческая пьеса. Пусть ездит и ставит, если ему нравится.

Марта не отвечала. Она не любила обсуждать мужей, с которыми жила и не собиралась разводиться. Тем более что за Виталика она вышла по любви и где-то в глубине души еще продолжала его любить. Просто у нее всегда все было очень глубоко запрятано.

—    Тебе не нравится эта идея? переспросил Стас. — Я сделаю все чисто, твой Виталик никогда об этом не узнает. Ему позвонят, пригласят, он поскачет, поставит спектакль и будет счастлив. Я попрошу, чтоб заплатили ему штуки три баксов, чтобы он ощутил себя нормальным человеком...

—    Перестань! — перебила его главбухша.

—    Нет, а что здесь плохого? — завелся Ровенский. — Деньги у меня есть, почему не сделать человеку приятное!

Они подъехали к подъезду дома, где жила Лидия Николаевна. Снежок вьюном крутился над сугробом, начинался февраль.

— Вон два окна на третьем этаже. Это мамашкины!

Придешь — махни мне рукой. Тогда я спокойно уеду. И не забудь позвонить перед концом ужина, — он  протянул номер телефона приятеля, к которому хотел заехать.

Марта вылезла из теплой машины, плотнее запах-нула отвороты старой беличьей шубы. Новую она не покупала: зимы стояли теплые, от силы две-три недели температура опускалась ниже десяти — пятнадцати, в остальные же дни царила оттепель. Но сегодня  стоял легкий морозец, и острый ветерок обжег щеки.

—    Подожди! — крикнул Стас.

Марта остановилась.

—    Так как тебе моя идея с постановкой?

—    Виталик, если талантливый, пробьется и без нашей поддержки, а если бездарь — нечего ему мозги компостировать!

—    Как всегда, весомо и мудро! — рассмеялся гендиректор.

Лидия Николаевна встретила Марту с распростертыми объятиями, порадовалась ликеру и фруктам.

—    Некоторые возмущаются: ой да зачем, у нас все есть! Но все когда-то кончается и лишнего ничего не бывает! Чувствую, Стасик заходил с тобой в магазин! — догадалась она, придирчиво рассматривая марку немецкого ликера.

Марта вспомнила о просьбе директора, подошла к окну, помахала ему рукой. Он в ответ мигнул фарами.

—    Ах, он тебя и привез! Понятно! — не то осуждая, не то хваля, отозвалась хозяйка.

Она потащила Марту на огромную кухню, заранее извиняясь, что накрыла стол там, а не в гостиной, но ей захотелось устроить ужин по-домашнему. Стол был уставлен разносолами: языки, паштеты, копченая осетрина, нежно-розовая слабосоленая семга, маринованные грибки, оливки с анчоусами, черная и красная икра, красное вино, водка, виски — все, чего душа пожелает, но Лидия Николаевна достала литровую бутылку золотой текилы.

—    Это чтоб не нарушать традиций! — задиристо сказала она. — Можешь пить, сколько влезет. Если напьешься, останешься у меня. Муж ведь до сих пор кочует?

- Я вообще-то привыкла спать в своей постели, — помедлив, заявила Марта.

—    А я в хорошей. Чтоб прохладные свежие простыни, пахнущие лавандой, легкое, но теплое одеяло, ну и можно крепкого мужчину под бочок.

—    А я люблю спать одна. И никаких мужчин.

—    Н-да, — Лидия Николаевна с сочувствием посмотрела на гостью.

Она налила текилу в специально приготовленные рюмочки с ободком соли и кусочком лимона.

—    Ладно, не будем о грустном! За нас, хороших баб!

Они чокнулись и выпили по глотку.

—    А я скоро выхожу замуж!— радостно сообщила Ровенская. — Он адмирал флота. Высокий, статный, вся грудь в орденах. Я воображаю себе,как вхожу с ним в большой ресторан или театр и все, разинув рты,смотрят на нас. У меня прямо все замирает в груди! Я люблю эпатировать окружающих. Что-то во мне есть ненормальное. Как думаешь?

—    Почему бы и нет.

Они допили первую рюмку текилы за ненормальность Лдции Николаевны. Закусили паштетом и языками.

— У меня на горячее по большому куску жареной осетрины. В нашем возрасте уже вредно есть мясо,— оповестила гостью хозяйка, наполняя текилой новые рюмки.

— Я бы выпила вина, — попросила Марта.

— Еще по одной рюмашке текилы, а уж потом хорошего красного вина! — непререкаемым тоном заявила Ровенская. Они выпили. — Ты лучше поешь! Возьми грибков, огурчиков, язычка с хренком! Мой Никита Самсоныч такой сексуально озабоченный, пристает ко мне каждый день, представляешь?! И каждый раз не отпускает меня минут по сорок! Я схожу с ума! — Лидия Николаевна озорно рассмеялась.

— Я понимаю вашего Никиту Самсоныча, — весело отозвалась Марта. — Вы такая красотка! — Она упорно называла Ровенскую на «вы», не замечая ее «тыканья».

— Две тысячи баксов — и ты будешь такая же!

— Я бы с удовольствием.

—Ноу проблем!

Щеки Ровенской после второй пятидесятиграммовой рюмки текилы раскраснелись. Она схватила телефон, набрала номер.

— Лялечка, привет, это Лидия Николавна! Скучаешь без меня, моя прелесть?.. Вот как!.. Ты ж моя радость!А мы тут с подругой жуем осетринку, грибки и пьем текилу!.. Без причины! С замечательным человеком я это делаю без причины! Приезжай, а?.. Да  брось ты свою уборку! Устроим бабскую вечеринку!

У меня стол ломится! Одной тебя не хватает! Возьми машину и приезжай! Отведем душу, поболтаем!.. Да!..

Вот как?! Ты ж моя ласточка!.. Ладно, договорились!

Слушай, одна моя близкая подруга хочет под твои рученьки! Ей легонькую подтяжечку. Она роковая красавица! Посмотришь и онемеешь! Но хочет всех мужиков поставить на колени — простое и скромное желание!.. — Лидия Николаевна рассмеялась. — Ты ж мое солнце! Ее зовут Марта Сергеевна!.. Н-да!..

Она, моя ласточка! Так ты ее приголубишь?Вот это ж я от тебя и хотела услышать! Прощай, мое солнце! Конечно буду!С адмиралом, а как же!Прощай!

Ровенская выразительно посмотрела на Марту. Та не ожидала столь скороспелых действий, да и вообще сомневалась, стоит ли делать подтяжку: все же oneрация, легкие ниточки шрамов за ушами, на голове, к тому же всякое бывает — не ту жилку задели, не тот нерв, не тот сосуд. А эта новоявленная свекровь, не обсудив с ней, все уже решила.

—    Звони завтра же и ложись! Вот телефон! — Ровенская записала номер на обертке из-под осетрового балыка и передала Марте. — Эскулапа величают Елена Леонидовна Кустова! Других таких вторых божественных ручек в России больше нет!

—    Но я еще не решила окончательно, — смутилась Марта, — есть масса тонкостей.

- Нечего думать, надо делать! — категорично отрезала Лидия Николаевна. Я до пятидесяти четырех дотянула, дура старая! А ты молоденькая еще! Слушайся старуху!

Молодящаяся старушенция все-таки напоила Марту. Не так, чтобы ее шатало из стороны в сторону или заплетался язык, но пара стаканчиков золотой текилы, два бокала красного бордо и рюмка крепкого ликера слегка вскружили голову главбухше.

Ровенская пила с Мартой наравне.

—    Ладно, я тебя благословляю на брак с моим сыном! — неожиданно заявила она. — Будем дружить домами!

—    Зачем? — не поняла Марта.

—    Как — зачем?! Я тоже выхожу замуж. И ты выходишь. Будем ходить в гости друг к другу, справлять семейные праздники!

— Я не хочу замуж. Мужей с меня хватит!

— He ерепенься! Раз надо, так надо! Знаешь, как  раньше было? Партия приказывает, и все!

   — Я беспартийная.

— Примем!

   — Ни в какую замуж    я     не пойду!

   — А тебя никто и не    спрашивает, хочешь ты или не хочешь! Мальчонку в постель уложила? Уложила! Покой нарушила? Нарушила! От винта и наливай! — Хозяйка громко расхохоталась.

К счастью, без звонка подъехал Стас и нашлась  уважительная причина, чтобы ретироваться.

На прощание Лидия Николаевна расцеловала Марту, и та еле вырвалась из дружеских объятий.

—    Обязательно позвони, как приедешь! — кричала Ровенская, посадив гостью в лифт. — Не забудь позвонить!

Марта с облегчением вздохнула, лишь когда залезла в теплую машину. Стас казался огорченным, не таким, как всегда, и она сразу это почувствовала.

—    Что-то случилось?

Он кивнул.

—    Случилось... — Стас помолчал. Марта ждала, когда он продолжит. — Дядя Саша уволился из ФСБ.

Александр Васильевич Стуков надежно прикрывал их до сих пор, занимая пост начальника управления в центральном аппарате Федеральной службы безопасности. В муниципальных отделах по борьбе с экономическими преступлениями, как и в городском, хорошо знали, что Стас доводится ему родным племянником, и не позволяли себе грубых приемов — бесцеремонных налетов с выемкой всех документов, любых форм давления и шантажа. Больше того, убэповцы иногда сами предупреждали Стукова о нездоровом интересе к «Сириусу» отдельных криминальных группировок. Стас, узнавая об этом, передавал ориентировку прикрывающим их ребятам, и те вовремя  пресекали нежданный бандитский налет и опасные разборки, заставляя преступников себя уважать и показывая, что с ними стоит считаться. Уход Александра Васильевича мог переменить очень многое, нарушить их относительно спокойную жизнь, и Стас это хорошо понимал.

—    А почему он?.. — Марта недоговорила.

—    Дядя Саша особо не объяснял по телефону, да я и не расспрашивал, но он еще раньше жаловался на трения с начальством. А тут и возраст, видимо, сыграл свою роль. Ему стукнуло шестьдесят, и у высокого начальства сразу появился формальный повод, — объяснил Стас. — Он мне первому сообщил, даже матери не стал звонить, так был расстроен. Начал оправдываться передо мной. Хотел помочь мне с Джаником. Кстати, тот освободил квартиру... — Может быть, поедем куда-нибудь и завьем горе веревочкой? — усмехнувшись, предложил Стас.

—    На сегодня я уже завязала. Канатом.

Она лежала в пустой квартире, лунный свет проникал сквозь прозрачные шторы, их чуть покачивало от ветерка, проникавшего через форточку. Марта всегда спала с открытой форточкой, даже в сильные морозы.

Она вдруг вспомнила, как странно начинался их с Виталиком служебный роман. По утрам он приходил к ней в бухгалтерию, рассуждал о делах, об издательских планах. Пуговица на его пиджаке болталась на чахлой нитке, и Марта как-то не выдержала:

—    А ну-ка снимите!

—    Что? — не понял он.

—    Снимите пиджак, — властно сказала она, и он подчинился.

Она молча оторвала пуговицу и пришила как следует.

— Потеряли бы, — произнесла она, отдавая пиджак.

   Эта пуговица неожиданно сблизила их. Что-то трогательное увидела Марта в Виталике, за которым, казалось, никто не следит. Его мятые брюки и нечищеные ботинки не только не раздражали ее, как теперь, но и придавали его облику романтическую окраску.

Он стал звонить ей домой каждый вечер. Его жена уходила гулять с собакой, а Валерьян Адамович уезжал к матери на Каховку, и они, не опасаясь, могли разговаривать минут сорок, пока не возвращалась с прогулки жена. Они болтали почти ни о чем, но Марта готова была слушать его целую вечность.

Виталик оказался жутко стремительным. Через неделю он пригласил Марту на свидание, и она помчалась, позабыв обо всем. Он привел ее в пустую квартиру, сказав, что это квартира друга, но потом выяснилось, что Виталик ее снял специально для встреч с ней. Они выпили сухого вина, гендиректор был на редкость галантен и обольстителен. Впрочем, Марта и сама хотела в кого-то влюбиться. Десятилетний брак с Валерьяном себя исчерпал, а Виталик был молод, умен и привлекателен. Чего еще желать?

Конечно же ей не хотелось, сбросив один хомут, залезать в другой. В идеале Марта мечтала жить одна, ни от кого не зависеть и заводить в свое удовольствие любовников. Пли любовниц. Да-да, она все чаще поглядывала на стройных девочек, и если б не полученный от маменьки консерватизм и счастливое пионерское детство, напрочь порицавшее такие формы любви, кто знает, чем бы все закончилось. Но идеал был недостижим, хоть и близок. Марта понимала, что Виталик поможет ей выстоять в борьбе с Валерьяном, который без боя не сдастся,и добиться развода от него будет не так-то легко. Кроме того, суд быстрее  поймет ее уход к другому, нежели в никуда, а потому Виталик на первых порах напоминал спасательный круг, в котором она нуждалась. Нет, он ей нравился, она с удовольствием сбегала с ним с работы, объясняя, что они с директором якобы отправлялись на деловые переговоры, бросалась ему на шею, жадно целовала,забывая все на свете.

—    Ты знаешь, который час?

—    Который?

—    Половина десятого.

—    Ты с ума сошел! — Она, как сумасшедшая, выскакивала из постели и пулей неслась в ванную. — Мы же приехали сюда в три часа дня!

—    Без двадцати три.

—    И что, прошло семь часов?!

—    Да, прошло семь часов, — улыбался он.

—    С ума можно сойти! А мне показалось, что часа полтора! Я всегда гордилась тем, что умела чувствовать реальное время, — накрашиваясь, говорила она. — Жуть какая-то!

—    Почему жуть?

   —    Ну знаешь, сорокалетней бабе превращаться в дитя, часов не наблюдающее, радости мало. Если это называется любовью, то мне что-то уже не хочется! —  Марта хватала плащ, и они выметались из квартиры.

Валерьян Адамович возвращался от своей матери  в половине одиннадцатого, и нужно было торопиться, чтгобы не пришлось объясняться, где и почему она  задержалась. Марта давала себе слово: впредь не терять голову, но в следующий раз все повторялось.

Однажды она все-таки опоздала, приехала в одиннадцать. Валерьян молча сидел за большим столом в гостиной в плаще, изогнув в неприветливой гримасе тонкие губы. Увидев жену, он подскочил как ужаленный и закричал дурным голосом:


7

— Где ты была?! — А в чем дело?

— Я спрашиваю: где ты была?! Я звонил тебе  на работу. Секретарша сказала, что ты ушла в два часа  дня, куда — она не знает. Не было на месте и вашего директора, чтобы узнать, где ты.

—    А в чем дело? — ледяным тоном повторила Марта. — Сейчас только одиннадцать вечера.

—    Маме было плохо с сердцем, я вызывал «cкорую», ей сделали укол! — с обидой воскликнул Валерьян, губы у него задрожали, и слезы навернулись на глаза,

—    Твоей маме восемьдесят девять лет, она старая женщина, но при чем тут ее сердце, укол и мое позднее возвращение?! При чем?! — еле сдерживая гнев, выговорила Марта.

—    Не смей говорить плохо о моей маме! — Он грохнул кулаком по столу.

—    Ты все же непроходимый дурак! — бросила она мужу, прошла к себе в комнату и закрыла дверь на ключ.

Он бился, стучал, требовал, чтобы она немедленно вышла, кричал, что давно знает, с кем она путается, и так этого не оставит, потом стал просить, чтобы Марта немедленно оставила работу и стала сидеть с мамой, которая обижается на то, что она не приходит ее навещать.

—    Долг жены любить не только мужа, но и его близких, как я люблю твоих! — сердито выговаривал он ей. — Твои родители не могут пожаловаться на мое невнимание, как и твой сын, которому я покупаю носки и другие вещи! Твое же безразличие к моей матери — а она искренне любит тебя — переходит все границы, и я обязан тебе напомнить об этом! Своим показным равнодушием ты убиваешь ее, и сердце мое разрывается от боли! Выйди, мы обязаны поговорить обо всем,так больше продолжаться не может!

-Так больше продолжаться не может — думала она,упав на кровать и не слушая, что муж бормочет за дверью. Приступ ненависти так переполнял душу, что, окажись сейчас в ее руках автомат, Марта бы не сдержалась и разрядила в него весь рожок. Хорошо, что сына нет дома и он не слышит этих мерзких упреков.

Утром она не разговаривала с супругом, хотя он цеплялся за нее, хватал за руки, не выдержав, упал на колени, обхватил ее ноги и заявил, что не отпустит, пока она его не простит, и Марта была вынуждена уступить. Валерьян был счастлив, как ребенок, вымолив у нее прощение, глаза его сияли, и Марте даже стало жалко мужа.

Не успела она прийти на работу, как прибежал Виталик.

—    Сегодня сорвемся в час, я всем сказал, что мы едем на выставку!

—    Сегодня не могу. У мужа мать заболела, в доме хоть шаром покати, надо на рынок зайти, картошки купить, капусты, что-то приготовить.

Виталик потускнел, огорчился.

— Ежедневный праздник не праздник, — строго заметила она.

—А завтра?

— Завтра будет день, будет пища, как любил говорить мой отец.

—    «Я утром должен быть уверен, что нынче днем увижу вас», любил говорить Александр Сергеич и был тоже по-своему прав.

—    Увидите, на работу я приду, — она перешла на «вы», ибо не любила, когда на нее давили.

Зазвонил телефон. Марта вздрогнула, поднялась, включила лампу, бросив взгляд на часы: половина второго. Так поздно могла позвонить только Николаевна, которая полностью была согласна со Светловым в том, что дружба понятие круглосуточное. Она, наверное, ждала, что Марта как придет, тотчас позвонит ей, рассыплется в комплиментах, примется благодарить, ибо что говорить, стол ломился от яств.

—    Але?! — сняв трубку, проговорила она слабым и  томным голосом, делая вид, что лежит бесчувственным бревном, не в силах шевельнуться.

На другом конце провода молчали. Марта слышала чье-то дыхание. Изредка вот так же звонили студенточки Виталика, нарываясь на нее. Но муж второй месяц был в командировке, и вроде все его девицы об этом уже знали — Марта их проинформировала.

—    Але, говорите, я вас не слышу! — настойчиво повторила она.

Если б это был Стас, он сразу бы признался. Они простились нормально, Ровенский нежно поцеловал ее в щеку, погладил по ноге, Марта даже сказала ему: «Как-нибудь в другой раз, я жутко устала», на что он весело ответил: «Еще бы! Я сам от материнского гостеприимства шалею и устаю так, словно вагон муки разгрузил!», и Марта рассмеялась. С чего бы Стасу молчать?

Незнакомец молчал как-то по-особенному, демонстративно — слишком слышным было его дыхание. Марта положила трубку, сходила в туалет. Только прилегла, как снова зазвонил телефон.

-Але?

Молчание. Она вдруг услышала в трубке тиканье будильника.

—    Придурок! — вырвалось у нее.

Марта отключила телефон. И еще час не могла заснуть, настолько взвинтил ее этот наглый звонок. Она не выдержала, встала и приняла снотворное. Ее и раньше мучила бессонница, но она старалась не принимать таблеток, чтобы не привыкать к ним, а то без них вообще не заснешь. Но эти звонки довели до нервной дрожи. Отключенный телефон хранил безмолвие, однако,  Марта чувствовала, как незнакомец продолжает накручивать ее номер, слушает длинные гудки. Она подскочила, соединила шнур с гнездом, и ее тотчас обожгло резким звонком. Она выдернула вилку и долго не могла перевести дух. Осторожно подобралась к двери, проверила надежность замков и запоров, оставив ключ в замочной скважине. Потом подумала и отключила входной звонок.

Она легла, потушила свети долго смотрела на лунный свет, проникавший сквозь,прозрачную тюлевую штору.


       А     над     аквариумом     лунным

                        Лишь черти,злобствуя,не спят,

                        И деревянным чутким дулом

                        Им ружья детские грозят.

Марта вспомнила это четверостишие Виталика, и ей вдруг стало весело. Не то чтобы она была готова посмеяться над своими ночными страхами, нет, они оставались, но эти четыре строчки неожиданно их отодвинули.

Она подумала о матери, и теплый комок застрял в груди.

«Завтра же обязательно позвоню, - решила Марта: — Плевать, что будний день и не льготный тариф! Мы так все и норовим пожить на халяву, а к смерти заработать госпохороны! Боже, какие мы уроды и какая это отрава — наша российская жизнь!»


8

Марта неожиданно заснула, словно провалилась в яму, а очнулась от остервенелого стука в дверь и долго не могла понять, откуда он доносится. Наверху в последние дни с самого утра сосед занимался ремонтом, пилил, забивал гвозди, жужжал дрелью, и Марта, злившаяся первое время, постепенно привыкла.

Иногда напивался сосед, живший напротив. Он возвращался под утро и точно так же бухал в свою дверь, от чего пробуждался весь этаж. Но сосед при этом еще громко переругивался с женой, а сейчас брани  не было слышно. И тут Марта поняла, что стучали в  ее квартиру.

—Чего случилось, Виталь Витальевич? — вдруг  раздался на лестнице кокетливый голос соседки.

— Дурацкий ключ торчит в замке, изнутри открыть не могу. — Мужской голос показался Марте знакомым. — Неужели можно так крепко спать?!

— А если в звонок позвонить!

—Не работает, я уже пробовал.

—А телефон?

   — И телефон почему-то не отвечает.

   — Попробуйте еще раз!

— Пойдемте ко мне! Вы, я вижу, с дороги, — замяукала соседка

-Ездил спектакль ставить.

-Вот как! Как интересно!.. .

Шаги стихли, дверь соседки захлопнулась, и только тогда Марта догадалась: да это же Виталик! От проклятого снотворного у нее стоял туман в голове, и все звуки приходили словно издалека. Она даже забыла,что муж должен был сегодня вернуться. Будильник показывал половину восьмого, а заснула Марта в четвертом, немудрено,что она не могла проснуться в такую рань.

Соседка врачиха Вера, была старше ее года на два, муж умер лет восемь назад, а взрослая дочь со своей  семьей жила на другом конце Москвы. Врачиха молодилась, внешне напоминая мопассановскую пьшку — розовощекую, сочную, умеющую держать себя в форме. Виталик ей почему-то нравился. Она постоянно заходила попросить у них то соли, то перца, всегда в халате, надетом на голое тело. Вера торчала у них минут по сорок, курила, роняла пачку сигарет, наклонялась, и можно было рассмбтретъ каждый изгиб ее сладкого тела. Марта над соседкой посмеивалась, Виталик же, наоборот, относился к ней сочувственно.

—    Она интеллигентная женщина и не может бросаться на шею первому встречному, а природа требует, — философски рассуждал он. — Налицо трагическая ситуация.

—    На заднице у нее трагическая ситуация! На твоей

интеллигентной шлюхе пробы негде ставить!

—    Это нормальный поиск! — защищал соседку Виталик. — Наша Вера ищет свою мечту, свой идеал! Кто посмеет в такую женщину бросить камень?!

Марту выходила из себя.

—    Может, и мне заняться поиском идеала?! — накалялась она.

—    Увы, ты его уже нашла.

—    И где же он, мой идеал?!

—    Как — где? Это я, моя радость. твой птенчик!

—    Ты длиннохвостый какаду, вылепленный из дерьма, а не птенчик!

Они расходились по своим углам, и Марта с ним пару дней не разговаривала. Так они ссорились примерно раз в месяц.

И вот теперь ее муженек угодил в ту  самую трагическую ситуацию. Вера вполне могла захватить его в плен. Но Марта не бросилась сломя голову включать  телефон, чтобы Виталик прозвонился. Придет, никуда не денется. Он знает, что в восемь Марта уже встает.

Она прошла в ванную, начала чистить зубы, одновременно обдумывая более сложную вещь: налоговики теперь заставляли на каждую автозапчасть в накладной проставлять не только цену, но и номер ГТД, Государственной таможенной декларации, а за каждым номером в таможенном банке данных стоит месяц и конкретное число пересечения детали через  границу и ее первоначальная цена. С помощью этих  данных и дальше по накладным можно легко проследить путь любого амортизатора или сцепления. Таким образом нелегальный канал приобретения запчастей начисто закрывается.

«С каждым годом ужесточают, обкладывают, как  волков, флажками, — усмехнулась Марта, набрала в пригоршню холодной воды и плеснула на лицо. — Рано или поздно они меня схватят и отправят на нары. Стасик выкрутится. Маменька с адмиралом его спасут. А я буду там париться... — Она посмотрела на свое лицо в зеркало, разгладила рукой обвисший подбородок, убрала морщинки у глаз. — Надо делать подтяжку и не мешкать! Туг Лидия Николаевна права».

Марта вспомнила вчерашние звонки, свое странное, на грани истерики поведение и задумалась. Что это с ней,  боевым Стрельцом, произошло? Откуда возник страх? Прямо наваждение какое-то.

Она вышла в коридор, включила телефон, но теперь японский аппарат упорно молчал. И в дверь никто не бухал ногой. Вот и спрашивается в задачнике: что же делает режиссер Виталий Маров у пышногрудой врачихи? Рассказывает о своей постановке? О гениальном замысле, об овациях, букетах цветов и слезах на лицах зрителей, когда он выходил кланяться?

Марта оделась и двинулась было к соседке, чтобы позвать домой мужа, но внезапно остановилась, вернулась назад. Нелепо как-то получается: если она узнала его голос на лестнице, то почему не открыла, не крикнула, что сейчас встанет, не позвонила через мгновение соседке? Ответ до смешного прост: была не одна. А какая еще причина? Они не ссорились, не собирались разводиться, муж приехал без телеграммы. У Виталика режиссерский ум. Он так и подумает. Марта заходила по квартире, не зная, как подать  знак мужу, что проснулась, при этом сделав вид, что не слышала, как он ломился в дверь. Можно, конечно, позвонить Вере, попросить таблетку от головы. Плохо спала и тэ дэ и тэ пэ. Марта схватилась за телефонную книжку, куда когда-то занесла номер соседки, пролистала все записи на все буквы, но ничего не обнаружила. Так всегда судьба проверяет на вшивость. И что теперь?Пить чай, завтракать, зная, что муж у врачихи и неизвестно чем там занимается?! Более нелепой ситуации не придумаешь. Стоп! Можно же пойти к ней за той же таблеткой. Который час? Будильник показывал без пяти восемь. Н-да, не лучшее время ломиться к соседям.

Марта несколько раз подходила к двери, чтобы отправиться к соседке, однако возвращалась на кухню, представляя себе, как высунется полуобнаженная Вера, смутится всем лицом, увидев ее, или вообще не откроет, потому что наверняка затащила уже изголодавшегося Виталика к себе в постель. И что тогда-то делать Марте? Вышибать дверь, вытаскивать голого мужа из Вериной спальни? Или сделать вид, что ей ничего не известно, и спокойно уйти на работу? Что? Она никак не могла принять решение. Неожиданно зазвонил будильник. Марта вздрогнула, кинулась к нему, швырнула на пол, но он и там продолжал звенеть. Главбухша подняла его, нажала на кнопку.

Ожил телефон. Марта кинулась к нему, схватила трубку.

— Але?

— Здравствуй, как спалось? — ласково проговорил Стас.

—Нормально.

— Я не вовремя?

— Я из ванной только что выскочила.

— Извини. Хочешь, я заеду за тобой?

— Нет, сама доберусь. Опоздаю на полчаса, если вы, сударь, не против.

— Я не против.

— Тогда до встречи.

— Пока. У меня только одна просьба: позвони матери, она ждала еще вчера от тебя впечатлений. Ты уж извини, она у меня дама со странностями.

— Ладно, позвоню.

   Марта тут же набрала номер Ровенской, но послышались короткие гудки. Поставила на автодозвон,стала одеваться. Наконец Ровенская ответила.

— Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вчерашнего вечера, — начала было Марта, но Лидия Николаевна тотчас ее перебила:

   —  Не люблю пустых комплиментов, моя золотая.

Я знаю, вам позвонил мой сын, и вы, ворча и проклиная несносную старуху, стали набирать мой номер, который к тому же всегда занят! Что делать, я старорежимное существо, все давно уже живут по другим законам: не пишут писем, звонят родителям только раз в неделю, а проведя вечеру знакомых, забывают о нем, едва переступив порог. У меня еще масса лишней энергии, которую некуда девать! Вот так! А то что ты, моя девочка, находишься под впечатлением от вчерашнего вечера, я нисколько не сомневаюсь,но только под каким впечатлением, вот в чем вопрос?!

—    Не сердитесь на меня, Лидия Николаевна, но у меня были причины отложить звонок к вам до утра, — серьезным тоном сказала Марта. — Я не хочу говорить о них по телефону.

—    Ладно, ладно, я же не в претензии. Типичный старушечий юмор. Надеюсь, ничего серьезного?

—    Я тоже надеюсь.

—    Нужна помощь?

—    Нет-нет.

—    А вот ты мне еще больше понравилась, — неожиданно грустным голосом произнесла Ровенская. — Я теперь понимаю, почему на тебя мужики западают! И правильно делают. Такие крупные алмазы всегда редкость... Ну, звони и забегай, когда захочешь, всегда буду рада тебя видеть! — Она первой положила трубку.

Марта вернулась на кухню. Мужа до сих лор не было, хотя часы показывали восемь двадцать утра. Теперь уже не было сомнений, чем они там занимаются. Виталика можно понять: приехал с вокзала, усталый, выжатый, как лимон, а тут в свой дом не по- пасть. Вера-шлюха, конечно, тут же воспользовалась приятной оказией: еще бы, Господь с утра посылает мужика в постель, не выбрасывать же. Небось счастлива до посинения.

Земская заварила чай, достала коробку овсяного печенья. Ей уже пора выходить. На муниципальном транспорте до работы час двадцать. Надо машину по- купать. Боже! Она же хотела с утра родителям позвонить, опять из памяти все вылетело. Сделав несколько глотков, Марта подкрасила ресницы, веки, наложила легкий румянец на щеки, подвела губы.

Закончив с макияжем, она повернулась и ахнула: в коридоре стоял незнакомый мужчина с черной с проседью бородой. Она не слышала, так он вошел, и в первое мгновение испугалась. Лишь через несколько секунд она узнала в незнакомце мужа.

—    Привет, — сердито сказал он. — Ты что, не слышала, как я стучал?

— Я всю ночь не спала, а под утро приняла снотворное. Слышала во сне, как кто-то барабанил.

— Так вот это был я! У тебя ключ торчал в скважине!

И звонок не работал, и телефон не звонил! — Он бросил в своей комнате чемодан, вышел на кухню, принес несколько деревянных фигур Христа, сидящего на стуле, приложив правую руку к щеке. — Эго ребята, мои знакомые скульпторы, сделали для меня несколько копий. Если ты раньше не знала, то докладываю, что Пермь, помимо того, что стоит на реке Кама, известна своими деревянными статуями Христа, в основном сидящего, изготовленными в семнадцатом -восемнадцатых веках. Это такие большие раскрашенные скульптуры...

—    Я знаю, читала.

—    Тем более. Вот, значит, тебе такой подарок!

—    Спасибо.

Пермские фигурки ей в самом деле понравились.  У Христа было простое человеческое лицо — усталое, грустное, печально-мудрое.,

Виталик привез еще бутылку фирменной пермской  водки,местного липового меда, деревянные резные  игрушки, купленные на рынке, а также афишу спектакля и программки.

— Как спектакль, как премьера прошла?

—Слезы на глазах, венки на сцену. — Муж налил себе чаю, схватил два кругляшка овсяного печенья. -Да нет, ничего, но могло быть лучше. В Сыктывкаре все пронеслось на одном выдохе, а тут достались две такие стервы, что, кажется, они у меня полжизни отняли. Нет, актрисы хорошие, но характерец у каждой ужасный. Ну да ничего. А слезы правда были. И признания в любви. Ну что еще? Цветы, даже розы, ну и банкет, как водится.

Виталик ничего не говорил про соседку Веру, и это настораживало.

Время поджимало, надо было отправляться на работу, а бабское любопытство держало ее за подол.

—    Устал?

—    Ты знаешь, какая-то пустота в душе. Два месяца пахал , как папа Карло, спал по четыре часа, репетиции утром и вечером, потом муторные прогоны, огромное умственное напряжение, нервная лихорадка. Костюмы сшили за два дня до премьеры, декорации закончили за три, афиши расклеивали в тот же день — словом, хуже, чем в советское время! И так все время. А теперь хожу, как придурок, ничего не делаю, ни о чем не думаю. Вот такая клиническая картина. — Он усмехнулся. — А у тебя все нормально?

—    Да вроде бы.

—    Что значит — вроде бы?

—    Вчера какой-то идиот звонил весь вечер. Я снимала трубку, а он дышал. Или она. Поэтому пришлось телефон отключить. А ты где обретался этот час?

—    Не поверишь, у нашей соседки Веруни!

—    А чего ты улыбаешься?

—    Ну, как она меня сейчас соблазняла, ты бы только видела! Вытащила вкусный кизлярский «Юбилейный»! Полбутылки на радостях уел, а вот отблагодарить не сумел! Обиделась, наверно.

—    Еще бы! Что ж ты так поступаешь?

—    Да как-то дискомфортно. С утра грязный, потный, невыспавшийся, да и ей на работу к десяти. Поэтому выпил кофе, коньячку, рассказал о спектакле. Потом Веруня пошла в ванную и дверь не закрыла. Я постоял минуту и решил ещё раз испытать судьбу: думаю, если у тебя заперто, вернусь к Верке. А здесь дверь, нате-ка, нараспашку! Не судьба! — Виталик  хитро сощурился.

—    Прямо жалко тебя до слез!

—    А я теперь и думаю: чего моя женушка косила под спящую? Неужели кто-то был, кого она, когда муженек зашёл к соседке, и выпроводила?

—    Коли у тебя такие мысли закрались, значит, ты наверняка слушал, кто выходил из нашего отсека.

-Да, тихо подслушивал, но за это время никто не выходил, — кивнул Виталик. — Увы!

Боже, какие они глупые, подумала Марта. Оба потихоньку ревнуют друг друга, а сами делают независимый вид, что могут в любое время расстаться.

— Извини, мне пора на работу. Позавтракай — в холодильнике колбаса и сыр, в морозилке есть пельмени — и отдохни. Я представляю, как ты напахался!  Она подошла к мужу и неожиданно приникла к его груди. Виталик осторожно обнял ее. Почти минуту они стояли так и молчали. От ее волос пахло лавандой.

—    Я соскучился по тебе, — прошептал Виталик.

—    Правда?

Он кивнул. Марта подняла голову, потянулась к  нему губами, и Виталик поцеловал ее, крепко прижал к себе. Его рука скользнула к ее бедру, потом под халат.

—    Виталик, ты с ума сошел! Мне пора на работу!

—    Позвони, задержись на часик! Я два месяца терпел! Ты же понимаешь!

—Так уж и все два?! — усмехнулась она.

Не поверишь, но это так, клянусь! Когда поехал, не скрою, собирался погусарить! А прибыл в Пермь, начал репетировать, и мозги набекрень! Хотел сделать шедевр! Придумал концепцию, сценографию, а на худсовете вежливо сказали: не выпендривайся, твои сложности народ не поймет. Сделайте нам красиво и трепетно, больше ничего не надо. Под хорошую музычку, со страстью и слезой... — Виталик запнулся, шумно вздохнул, дернул желваками,— Я там так психовал, что, если б и захотел, у меня бы ничего не получилось!

—    А сейчас не психуешь?

Он снова крепко прижал ее к себе, глаза его загорелись.

—    Ты же чувствуешь, как вздыбился малыш?

—    Чувствую! — возбуждаясь, промычала Марта.

—Тогда пойдем!

—    Ты насильник! — заулыбалась она.

Муж раздел ее, они упали на кровать и предались  неистовой страсти.

С Виталиком у нее всегда выходило, и Марта вдруг подумала, что им надо все наладить, ей нечего трепыхаться.

—    Может быть, ты сегодня вообще в офис не пойдешь? — предложил он. — Скажи, что тошнота и понос одновременно, температура тридцать восемь и семь, похоже на дизентерию. Врач еще не приехал, но, видимо, вырваться на работу не удастся.

Она рассмеялась.

—    Ну что?

— Да я так, наверное, и сделаю.

Она взяла телефон, набрала номер мобильного Стаса.

—    Это я, — сухо начала она. — Я поднялась, но у меня разламывается голова, видимо,давление резко упало. Всю ночь не спала, заснула уже под утро, возможно, еще и от этого...

—    Побудь дома сегодня, — ласково сказал Стас. — Отдохни. Особых дел нет, а с текучкой мы с Юлей управимся.

—    Я так и хочу.

—    Может быть, что-нибудь привезти: фруктов, лекарства и вообще какой-нибудь еды?

— Нет, спасибо. Когда я болею, то, как собака,забиваюсь в нору и не хочу никого видеть, — проговорила Марта, -За день отлежусь и завтра приеду.

—    Ладно, я еще позвоню.

- Хорошо.

Она положила трубку. Виталик с усмешкой смотрел на нее.

— Это твой шеф?

Марта кивнула.

—    Не по чину заботливый.

   — С чего это ты вывел? — Предательский румянец выступил на ее щеках.

— Я все-таки режиссер. Плохой или хороший, сие  другой вопрос. Но у нас есть такая наука, которой и  определяется профи ты или профан, называется скромно: «Действенный анализ пьесы и роли». Мы и  по жизни что-то всегда играем — кто жену, кто мужа,  а кто любовника. Так вот, судя по всему, у тебя с шефом установились короткие, дружеские и даже о-о-очень теплые отношения.

—    Надо же, великое открытие! — огрызнулась Марта. — Я другого отношения к себе и не терплю! Только о-о-очень теплые!

—    Этот необычайно занятой человек хотел все бросить и приехать к тебе, попроведать, а так поступают, когда заболевает близкий человек, — словно не слыша ее, раскладывал свой пасьянс Виталик.

—    Ну хватит чушь городить! — рассердилась Марта. — Он хотел завезти лекарства, если они нужны, я ведь лежу в лежку, только и всего. Тем более все знают, что я одна, а ты ставишь спектакль.

—    Вот и сказала бы, что я вернулся.

—    Тогда все бы подумали, что я осталась дома по другой причине, —усмехнулась Марта.

—    А разве это не причина?

—    Для трудового законодательства это не причина, — отрезала Марта и, набросив халат, пошла в ванную.

Она уже пожалела, что послушалась его и осталась дома. Виталик начинал демонстрировать ироническую отрыжку своего режиссерского ума, а ее это только злило.

—    Эй, Марта, я уже хочу к тебе, — постучав в дверью ванной, запросился Виталик. — Ну чего ты как не родная? Тебе же не нужно сегодня никуда ехать. Хватит дуться! Будем считать, что я пошутил со своими умозаключениями. Жизнь продолжается! Ну давай, давай, давай!

Марта завернула краны и открыла дверь.

9

Налоговые полицейские нагрянули на четвертый день после ухода сановного дяди Ровенского на пенсию. Трое полицейских вошли в магазин с автоматами в сопровождении капитана. Он предъявил свое удостоверение Коле и Леше и спросил директора. Продавцы указали на дверь кабинета. Оставив за спиной, в торговом салоне, рослых автоматчиков, капитан прошел туда.

Широкоскулое и хмурое лицо капитана ничего хорошего не предвещало. Он свысока оглядел Марту, Юлю, остановил свой взгляд на гендиректоре, подошел к нему, молча показал свое удостоверение и потребовал документы для проверки.

—    Какие? — осторожно спросил Ровенский.

—    Все! — прорычал капитан. — Я буду знакомиться со всеми документами. Я имею право потребовать для проверки любые бумаги, относящиеся к деятельности вашего акционерного общества.

—    Мы не возражаем, проверяйте.

Стас посмотрел на Марту, увидел на ее столе книгу черной кассы — из-за своей красной обложки она сразу же бросалась в глаза, — и душное облако накрыло его с головой. Он с трудом взял себя в руки, подошел к шкафам, вытащил папку с уставными документами и лицензиями, положил на свой стол.

—    Проходите, садитесь, смотрите,—ровным голосом проговорил Ровенский.

Если б у капитана был приказ на выемку всех документов, он бы непременно предъявил его вместе с удостоверением. В этом случае полицейские вошли  бы с ним в кабинет и, не спрашивая, стали бы сгребать в крепкие мешки все, что попадется им под руку. И тогда красная, тетрадь, в которую Марта записывала реальные доходы и расходы, оказалась бы в их руках. От одной этой мысли у Стаса мороз пробежал по коже. Капитан поморщился. Не спеша прошел к столу,сел, открыл папку, углубившись в чтение и не снимая  с головы шапки. Скорее всего, полицейский не сомневался в том, что бумаги в порядке, но через две-три  минуты он вытащил записную книжицу, шариковую ручку, расстегнул куртку, всем своим видом показывая, что будет просматривать подробно и основательно даже эти, обычно не подлежащие столь детальному  изучению уставные документы.

Прошло минут десять. Капитан читал устав с таким интересом, словно перед ним лежал крутой гангстерский роман. Он даже снова возвращался к началу, точно пропустил какой-то важный момент на первых страницах, чем привел в удивление даже Марту, повидавшую за свою жизнь многих налоговиков и аудиторов.

Воспользовавшись тем, что капитан так увлекся, Стас бросил красноречивый взгляд на главного бухгалтера, словно давая команду потихоньку убрать со стола красную тетрадь, что Марта весьма элегантно сделала, засунув ее к себе в сумку. Юля заметила это, заговорщически улыбнулась.

—    Ты можешь идти, Юля, — спокойно сказала главбухша, бросив взгляд через распахнутую настежь дверь на полицейских, тупыми статуями торчащих в салоне. — Завтра в десять, как обычно.

—    Я завтра с утра в банк, отвезу платежки, вы сами просили, — напомнила помощница.

—    Да-да, я совсем забыла! — Марта махнула рукой. — Конечно!

Юля покрутилась у зеркала, поправляя шарфик, один конец которого она небрежно, забросила на плечо, стрельнула нежным взором в сторону Стаса. Тот нервно курил, ничего не замечая, и, огорченная его равнодушием, девушка вышла. Ее никто не задержал. Отравив Юлю, Марта таким образом проверила, какие распоряжения получили полицейские от командира и не станут ли они блокировать выходы. Глядя на Марту, гендиректор мотнул головой в сторону двери, разрешив и ей уйти домой и унести злополучную тетрадь. Но главбухша не торопилась.

Капитан, потея в теплой камуфляжной куртке, дочитал устав, кое-что выписывая в свою книжицу. Кашлянул, прочищая горло, и стал так же неторопливо изучать остальные документы: учредительный договор, договор аренды, различные лицензии, раз-решения. На это ушло еще полчаса. Наконец он с удовлетворением захлопнул папку и хмуро взглянул на генерального директора.

   — Какие еще вам дать документы, товарищ капитан? — вежливо осведомился Стас.

— Тамбовский волк тебе товарищ, — зло ответил тот, и гендиректор побледнел не столько от хамской реплики, сколько от этого яростного выдоха ненависти, переполнявшей человека в форме. А ведь Ровенский ничего ему не сделал, они, скорее всего, даже не были знакомы до этой встречи. Что же напитало  капитана этой ненавистью? Вот что хотелось узнать  Стасу.

Капитан поднялся, подошел к Марте, исподлобья взглянул на нее. Марту передернуло, она с презрением посмотрела на полицейского.

— Что, не нравлюсь? — усмехнулся он.

Марта не ответила. Откинулась на спинку кресла, нагло вытащила пачку противных "R-1",,закурила, выпустив струйку дыма в сторону капитана. Тот побагровел, глаза его сузились. Стас с плохо скрытым испугом наблюдал за этой молчаливой дуэлью. Капитан мог арестовать ее и поместить в следственный изолятор на трое суток, заявив, что она его оскорбила, отказалась выдать для проверки требуемые документы, пыталась дать взятку представителю власти — для таких случаев всегда имеется несколько домашних заготовок. Дядя ему рассказывал и не такое про блюстителей закона, и о налоговых полицейских в том числе.

Пауза затянулась. От напряжения Стас уже был близок к обмороку, но лицо капитана неожиданно разгладилось, он полез в карман, достал пачку «Явы» и, не спрашивая разрешения, тоже закурил. На его губах даже появилось подобие добродушной улыбки.

—    Мы, кажется, незнакомы... — Капитан запнулся, зашарил по карманам, но так ничего и не найдя, развел руками. — Извините, все визитки оставил на столе. Капитан Рындин, налоговая полиция! — Он козырнул.

—    Чем обязаны, капитан?

—Пока ничем. Вот зашел познакомиться.

Он обвел глазами кабинет, словно никогда его не видел.

—    Странное знакомство. — Марта бросила взгляд на трех дюжих автоматчиков, терпеливо стоящих в салоне.

—    Это пока лишь безобидный антураж, — многозначительно усмехнулся он.

—    Как прикажете понимать ваши слова? — нахмурилась  главбухша. — Как угрозу?

—    Как угодно.

Марта понимала: что-то очень нужно узнать этому рыжеватому веснушчатому капитану с глубоко посаженными зеленоватыми глазами, частью скрытыми за кустистыми бровями, однако он не спешил, точно наперед зная, что рано или поздно все выведает.

Докурив сигарету до фильтра, Рындин поднялся, затушил бычок, снова бросил внимательный взгляд на Марту.

—    А вы и впрямь красивы, — вдруг улыбнувшись, восхищенно промолвил он и тотчас покраснел, смутился, сразу нахмурился, будто проговорился этой фразой.

—    Спасибо, коли не шутите, — не без колкости ответила Марта.

—    До свидания, господин Ровенский. В следующий раз я обязательно дочитаю ваши интересные документы. Не сомневайтесь! До свидания!

Офицер вернулся в салон и, кивнув своим автоматчикам, покинул вместе с ними магазин «Автозапчасти». До закрытия оставалось пятнадцать минут.

   — Какого черта ты не ушла и не утащила книгу?! —едва прикрылась дверь за полицейскими, взвился Стас. — А если б они начали выемку? Да мало ли что!

—    А ты не допускаешь, что мой стремительный уход мог вызвать еще большие подозрения? А может быть, капитан этого и добивался — нервного срыва у кого-нибудь из нас. Что мы могли еще спешно выносить отсюда, как не компромат? И меня задерживают, изымают тетрадочку.

—    Юлю же не задержали.

—    Ты заметил, как все психологически было рассчитано? Автоматчики, молчание, угрюмые рожи, рычание капитана — все для того, чтобы ошеломить, сбить с толку, посеять панику. И Юлю они выпустили, чтобы подсказать мне: ну беги, касатка, беги, мы тебя и заловим!

- Ты фантазируешь.

   —    А если нет?

Стас не ответил. Вытащил сигарету, закурил. Через пять минут пришел кассовый мастер Олин — небольшого росточка, щупловатый, молчаливый, с безобидным детским личиком и голубыми глазками. Он надел свой халатик и принялся обнулять кассу, набивать другие цены.

— Может быть, не стоит сегодня? — неуверенно проговорил директор. — Только что ушла налоговая  полиция, а вдруг они возьмут и вернутся?  —Сегодня как раз и стоит! — жестко сказала  Марта, схватив сигарету.

Обычно она курила мало, сигареты три-четыре в к день, но когда нервничала, начинала смолить одну за  другой, а наутро не могла продышаться: с бронхами  у нее всегда было неважно. В детстве часто болела  ангиной, почти каждый год, стала постарше — одолел тонзиллит, а потом и бронхит, перешедший в хронику.  Врачи ей советовали вообще не курить.

Она затушила сигарету, не докурив до половины.  — Налей мне ликерчику.

Стас достал бутылку кофейного ликёра, плеснул ей и себе. Его самого знобило. Генеральный подтащил  кресло к ее столу, уселся напротив,  — Ты думаешь, у них что-то есть?

— Если б было, они не выкаблучивались бы и не  строили из себя страшных горилл. Этот Рындин и  бесится оттого, что ничего нет. Но кто-то на нас настучал, это несомненно.

— А может быть, он ждет, что мы предложим отступного? Понадобились деньги, вот и наехал, намекнул: буду долбить, пока не откупитесь, — предположил Стас.

— Возможно, — задумчиво ответила Марта.

Она вспомнила пристальный взгляд капитана, от которого ее даже прохватило морозцем, словно Рындин уже многое о ней знал и теперь лишь хотел удостовериться в некоторых вещах. Или же ему много о ней рассказывали. Но кто? Скорее всего, он составил на неё неплохое досье. Видимо, пришлось потрудиться.

Для чего? Отомстить Стукову, который, работая в ФСБ, чем-то ему насолил?

—    Спроси-ка у дяди, не перебегал ли он Рындину дорогу? Мало ли что. Тут какая-то есть тайна, я это спинным мозгом чувствую! — проговорила Марта.

И пока мы ее не разгадаем, будем блуждать в потемках!

А я не люблю чувствовать себя дурой!

Главбухша махнула всю рюмку и даже не поморщилась. Стас с восхищением посмотрел на нее.

Через полчаса пришел Олин за своими деньгами. Детское умиление разлилось на лице мастера, когда Стас угостил его ликером. Олин выпил, почмокал языком.

—    Надо ж, придумают такое! Сладко и горько! — захихикал он. — Некоторые вот не понимают, почему мы пьем горькую водку и закусываем соленым огурцом, как такое может нравиться? Их спрашиваю, а в сладком какая радость? Или вино вот кислое. Шампанское марки «брют». У меня соседка визжит от удовольствия. А я этого вкуса не понимаю, одна изжога, и больше ничего. Вот ведь чудеса!

Он выпил еще одну рюмку и ушел.

Марта взглянула на часы: половина десятого.

—    Тебя отвезти? — спросил Стас.

Марта кивнула. Ей нравилась машина генерального: теплая, уютная, почти бесшумная.

За полтора года она набомбила четверть миллиона долларов, Стас чуть побольше. Полтинник сразу отдала сыну, тот купил себе квартиру. Еще пять заставила сына отвезти родителям. Знала, что и эти не потратят, а положат в кубышку, потому больше и не дала. Остальные оставила себе. Виталик о них даже не подозревал. Марта могла приобрести все что угодно, но ничего не покупала, считая, что пока не пришло время. Но само сознание, что она далеко не бедная, придавало ей сил и уверенности.


Как муж? — поинтересовался Стас уже в машине.

Марта с удивлением посмотрела на него.

—    Тут по моей просьбе звонили в Пермь, в тамошний театр, где он ставил спектакль, хотели договориться с администрацией, чтобы они взяли твоего мужа в штат, тогда все бы решилось само собой, но директор с главрежем не захотели. Говорят, что недовольны поставленным им спектаклем. Правда, я им не верю. Скорее всего, боятся, что Москва двигает  твоего Виталика на главного. Раньше бы взяли под козырек, а теперь времена не те — нынче все сами с усами.

—    Тебе заняться больше нечем? — рассердилась Марта. — Ты что, сам им звонил?!

—    Обижаешь! Разве я похож на придурка? Я вышел на Минкульт через дядьку, на человечка, который занимается кадровыми вопросами, переговорил с ним. Он твоего мужа знает, уважает, считает, что тот достоин быть главрежем. Он и позвонил. Так что все сделано, деликатно.

—    Я тебя прошу: не надо! Пусть Виталик сам занимается своей карьерой!

—    А что такого?

—    Ничего. Рано или поздно он узнает, что за него кто-то ходит, просит. Ну что за игры? Как мне потом объясняться? Перестань!

—    Ладно, — Стас вздохнул.

—    Ты как ребенок!

Стас притормозил у ларька.

—    Подожди, я сигарет возьму. Тебе нужно что-нибудь?

—    Купи маленькую бутылочку «Спрайта».

Ровенский выскочил из машины. Мелкий снег падал за окном, и, методично шурша, двигались дворники.

Марта вдруг вспомнила ту фразу, что вырвалась у капитана: «А вы и впрямь красивы». Она прозвучала неожиданно после всех его угроз, Рындин тотчас смутился, произнеся ее. Он явно проговорился. Кто-то ему о Марте рассказывал. Но кто? Например, Гриневич. Он всегда восхищался красотой Марты.

Недавно она снова встречалась с директором «Глобуса», и опять пришлось выдавливать свои деньги, как пасту из тюбика. Марк начал кривляться: зачем им столько денег, неужели они никого не боятся? Вскользь помянул и налоговых полицейских, которые совсем оборзели.

—    Ты что, меня пугаешь, Маркуша? — усмехалась Марта.

—    Да что ты! Я тебе жалюсь, жалюсь, красавица ты моя! Как я могу кого-то пугать?! — заюлил Гриневич, глазки пугливо забегали.

Он занимал Марту разговорами, пока его бухгалтер бегал, собирал наличную часть долга. Две недели     назад «Глобус» заказал большую партию автозапчастей, и Марк сетовал, что не успел за это короткое     время собрать наличку.

—    Марк, ты за кого меня держишь? За дуру?! Если     вы просите еще, значит, успели пристроить купленные, а раз так, то получили большую наличку. Сколько я помню, ты никогда без скрипа деньги не возвращал, их всегда приходилось выбивать. Вот что я тебе скажу: в следующий раз, если тебе понадобятся фильтры, шаровые и фары, готовь предоплату! Все понятно?! Мне надоело сидеть у тебя жалким просителем и вытягивать собственные деньги! Желающих выше крыши!

Наконец принесли деньги и платежку.

—    Марк, ты запомнил, что я тебе сказала? В следующий раз захочешь автозапчасти готовь предоплату! Это не шутка!

Ты решила поссориться со старыми друзьями, усмехнувшись проговорил он.

Я решила поссориться с тобой! Ты только объясни своим владельцам из-за чего. Не из-за того, что Земская  сошла с ума, а из-за того, что Гриневич катастрофически не выполняет принятых условий! Не скажешь сам — объясним мы.

Значит, решила поссориться? — повторил он.

— С тобой — да!

— Ну-ну! А ведь я могу и ужалить. Очень сильно, — предупредил  он.

— Попробуй только! Ты меня знаешь! Выйдешь первым  на тропу войны — пожалеешь. Я баба мстительная,  не скрою, да и умишком кое-каким располагаю.

-Тоже пугаешь? Даю совет, и что важно — бесплатный! Прощай!

Марта развернулась и ушла. В тот же день она обо всем рассказала Стасу, и тот, рассердившись, съездил  к владельцам «Глобуса». Те даже не знали об этих  затяжках. Тут же вызвали Гриневича. Марк юлил, кaялся, отшучивался. Все это походило на спектакль. В  результате переговоры закончили миром, выпили по рюмке.

Возвращаясь, Стас подвез Марка.

—Ну тебя и главбухша, — гудел всю дорогу генеральный директор «Глобуса». — Где ты ее откопал? Это ж не баба, а конь с яйцами! Женщина должна быть нежной, утонченной, хрупкой, растворяющейся в мужчине, — рассуждал Гриневич. — А эта Марта хуже любого рэкетира! Пока тебя не выпотрошит, не уйдет!

Они расстались мирно и дружелюбно, казалось, инцидент исчерпан. Стас сам смеялся, пересказывая Марте эту историю, как анекдот, но она такому счастливому исходу их поединка не поверила. Гриневич не был похож на добродушного Деда Мороза.

Вернулся Стас. Передал ей бутылочку «Спрайта.  А может быть, это Гриневич подсобил нам с визитом налоговой? Он жук тертый и обидчивый, a мы крепко наступили ему на хвост, чуть ли не всю карьеру порушили, — предположила Марта.

Ровенский несколько секунд молчал, раздумывая, упрямая челка съезжала на лоб.

—    Но какой же смысл? — спросил он. — Ведь если мы узнаем — ему конец! Да и Марк кормится с нашего стола...

— Нам надо скоренько проверить Гриневича и найти выход на налоговую полицию, чтобы узнать, кто стоит за сегодняшним нашествием. И кто такой Рындин, чего он добивается.

—    В воскресенье я поеду к дяде, связи у него остались, он проверит. Давай отдохнем в выходные?

— Мне надо проверять товарные отчеты, накладные,всю неделю некогда было этим заниматься, а за Колей с Лешей нужен глаз да глаз, они мальчики шустрые. — Марта улыбнулась.

У Стаса в кармане лежали двухдневные путевки в пансионат на Сенеже, где отдыхали художники, но он об этом ей не сказал: по ее интонации понял, что она никуда не поедет. Но настаивать не посмел. Внутренне он даже ее боялся. И не хотел торопить события, веря, что они все равно будут вместе.


10

Марта вышла из машины, нырнула в подъезд  и закрыла за собой тяжелую кодовую дверь. В ту же секунду чья-то крепкая рука, пахнущая табаком и селедкой, сжала ей рот, острое лезвие ножа впилось в шею, и ее, как куклу, оттащили в угол под лестницу.

В эти несколько секунд Марта успела ощутить настоящий холодок страха, сковавший мгновенно все тело. Вот сейчас неизвестный резанет по шее, выхватит сумку, выскочит на улицу и растворится в вечернем  сумраке - никакая милиция его не сыщет.

Марта даже не могла взмолиться о том, чтобы ее не убивали, ибо рот был зажат.

—Тихо, Марта Сергеевна, — прошелестел сзади низкий хрипловатый голос, — иначе я перережу вам сонную артерию, и все с вами будет кончено. Качните головой в знак согласия, что готовы безропотно подчиняться моим условиям!

Марта помедлила и кивнула. Налетчик отнял руку  ото рта и даже убрал нож от шеи, но тут же она noчувствовала, как лезвие уткнулось ей в спину.

—Еще раз повторяю: без глупостей! — грозным тоном предупредил незнакомец.

   — Что вы хотите? — взяв себя в руки, спросила Марта. — Кошелек у меня в сумке. Достать? — И сколько там?

— Рублей пятьсот — шестьсот, точно не помню, и сто восемьдесят долларов.

—    Оставь себе на похороны!

   Кто-то снаружи начал набирать код, и голос за спиной властно приказал:

   — Повернись ко мне и улыбайся! Живо!

Она обернулась и увидела Джаника. Невысокого  роста, с худым острым лицом, тонкими нервными губами и бархатно-черными глазами, он казался наивным восточным подростком. Но это было обманчивое впечатление. Еще недавно его группировка была одной из самых мощных и беспощадных, а сам Джаник -непререкаемым авторитетом в бандитских  кругах. Когда Стас начал с ним работать, Джаник  дважды лично приезжал за деньгами, тогда Марта и видела его.

Первый раз, когда она выдавала ему крупную сумму, Джаник лишь резанул ее холодными глазами и не вымолвил ни слова. В следующий раз привез

Марте дешевую шоколадку «Аленка», а заметив ее смешливую улыбку, неожиданно смутился и на другой день прислал большую коробку шоколадок «Баунти». Больше они не встречались, но и от этих двух встреч у главбухши остался неприятный осадок.

—    Надеюсь, мне не надо представляться? — поняв, что Марта его узнала, зло проговорил он. — Мне передали, что Ровенский тебя высоко ценит.

Джаник бесцеремонно разглядывал Марту, словно прожигал ее взглядом, и она не могла шевельнуться, столь необычайной магнетической силой он обладал. Бандит ловко прокрутил нож на пальцах, точно не зная, как поступить со своей пленницей.

—    Так ценит он тебя или нет?

Марта не понимала, какого ответа ждет налетчик, и на всякий случай кивнула утвердительно.

—    Ну что ж, тебе повезло, — скривив губы, процедил Джаник. — Если б ты сказала «нет», я бы убил тебя. Перерезал бы артерию.

Он сказал об этом с таким ледяным спокойствием, что Марта ему поверила, и новое облако страха накрыло ее с головой.

—    Мне надо, чтобы ты употребила все свое влияние на этого ублюдка, у которого я сердце вырву и пришлю его матери! А так оно и будет, если он и дальше попробует водить меня за нос! Ты все поняла?!

Марта снова кивнула.

—    Я хочу, чтоб ты запомнила и передала этому шакалу каждое мое слово! Слышишь, каждое! — прорычал он.

—    Я поняла, — пробормотала Марта.

За наружными дверьми кто-то продолжал возиться с кодовым замком, но вот запищал сигнал открываемой двери и прошел сосед с четвертого этажа, даже не взглянув на стоявшую в тени парочку.

—    Я выставил Стасу два условия: триста штук баксов и свободный выезд на Кипр. Условия окончательные. Если он не согласится, то я начинаю войну первым!  И уж тогда не завидую вам всем! Никого в живых не оставлю! Мне нечего терять, моя птичка! Меня и так обложили менты со всех сторон, но, как видишь, я умею и в закрытые двери входить! — свистящим шепотом произнес Джаник. — Стас говорил тебе о моих условиях?

— Нет.

Бандит насторожился, но Марта поспешила его успокоить:

—    Но он мне сказал, что ты живешь у него!

— Я не пробыл там ни дня, — хрипловато рассмеялся он, обнажая мелкие желтые зубы. — Мне хотелось узнать, сдаст ли он меня ментам или киллерам  Ведь так удобно, когда тебе известно, где живет твой  враг! Но Стас оказался умнее, как я и предполагал. Я  дал ему время, чтобы обдумать мои условия, однако  прошла неделя после моего предложения, а он молчит, как мышь. Сменил мобильник. Звоню в офис —  бормочет сквозь зубы: «Не могу говорить, пока не  готов к решению вопроса». Вот я и подумал, Марта  Сергеевна, передать ему через вас живое послание!  Последнее, — многозначительно добавил Джаник.

Марта стояла неподвижно, боясь шевельнуться и не зная, останется ли в живых. Если ее убьют, то до  утра, наверное, никто и не хватится.

—    Так вот, если ты имеешь влияние на этого недоноска и он прислушивается к тебе, скажи, что я  даю ему еще два дня, до понедельника...

— До понедельника я его не увижу! — тотчас вставила Марта.

Джаник дернул желваками, испепеляя ее холодной яростью, но она взгляд не отвела, выдержала.

—    Хорошо, до среды, а дальше я вам с ним не завидую. Прощайте, смелая Марта!

Он вышел, а Марта еще несколько секунд стояла под лестницей не в силах сдвинуться с места.

Она чувствовала, что Стаса мучают отношения с Джаником, но не знала, какую форму они приобрели, Бывшего партнера понять можно, он хочет отыграться по максимуму, получить компенсацию за все потери. Стрельба не в его интересах. Поэтому можно поторговаться и попытаться скостить сумму до ста тысяч. Но, судя по всему, Стас вообще не хочет платить. Ему дешевле заплатить десять и нанять киллера.

Марта поднялась домой. Телевизор орал, муж, как всегда, сидел за компьютером в трусах и тонком свитерке, надетом на голое тело.

Она сняла ботинки, сбросила дубленку и несколько минут стояла в прихожей, наблюдая, как ее благоверный корчил глупые гримасы, сочиняя цирковые репризы. Увлекшись творчеством, он даже не поинтересовался, почему жена припозднилась и отчего заявилась с таким перекошенным лицом. Но при этом не забыл спросить о другом: чего она ему принесла? В этом был весь Виталик. Он никогда не спрашивал у нее про работу, но всегда заглядывал в сумку: не принесла ли Марта чего-нибудь вкусненького.

— Я тебе шоколадку купила, ответила Марта.

— Что ты говоришь! — Виталик обрадовался, как ребенок, выскочил в коридор, схватил шоколадку и тут же ее проглотил.

— А мне ты почему не предложил?! — возмутилась Марта.

— А я думал, ты не хочешь, — виноватясь, пробормотал муж, облизывая губы. — Сама же сказала: я тебе купила.

Она поужинала одна, уткнувшись по привычке в газету, продолжая раздумывать над сложившейся ситуацией. Ей не понравилось, как вел себя Рьндин, еще больше разозлило обращение с ней Джаника, воняющего селедкой. Один явно исполняет чей-то заказ, другой — на грани нервного срыва. И оба безусловно опасны. Полицейский пришел их попугать,и, скорее всего, тут пахнет Гриневичем. Марку ни к чему их топить, а вот пугнуть, потыкать мордой в парашу — удовольствие немалое. Земская наступила ему на самолюбие. А вот как убрать Джаника? Это будет посложнее, чем укротить Рьндина.

Засвистел чайник. У Виталика всегда так: что-нибудь поставит на газ, а сам шмыг к компьютеру — и  забыл обо всем на свете. Чайник продолжал надрываться, но Виталик к нему не торопился.

— Виталик! — не выдержав, крикнула она.

Он прибежал, выключил чайник.

— Ты что-то хотела сказать, дорогая?

—    Сделай мне чайку, дорогой! — Ее просто трясло от этого пошлого словечка «дорогая».

—    Слушаюсь!

—    И дай мне трубку!

—    Слушаюсь! — продолжал ерничать муж.

Марта собиралась позвонить Стасу, чтобы рассказать о свидании с Джаником, но домашний телефон директора не отвечал. Она набрала номер мобильного, однако вежливый женский голос сообщил, что телефон отключен, и попросила перезвонить. Тогда Марта соединилась с Лидией Николаевной, но и та не знала, где бегает ее сыночек. Все ясно: получив отказ от Марты, Стас, скорее всего, побежал искать утешения в объятиях Риты. Что ж, стоит признать: ему не сладко. Но почему Марта ревнует, как последняя дура? Что за предательская бабья натура?! Как от нее избавиться?

—    Держи, — Виталик принес чай.

Марта недоуменно посмотрела на него.

— Ты же просила...

-Я?

—    У тебя что, еще и склероз?

—    Остряк-самоучка. Оставь, я вылью.

Зазвенел телефон. Марта схватила трубку,полагая,что Лидия Николаевна нашла сына у Риты и теперь Стас перезванивает. Но в трубке зазвучал нежный женский голосок, попросивший к телефону Марту Сергеевну.

—    Я слушаю.

—    Это Алла Клигман, актриса. Вы помните меня?

—    Да, а как же! — без всякого энтузиазма отозвалась Земская.

—    Вы представляете, — защебетала Алла, — я тогда решила познакомиться с вами лишь потому, что вы мне сразу же понравились... У женщин так бывает, верно?.. И вдруг вечером звонит знакомый режиссер и просит прочитать сценарий. Я обрадовалась, потому что сидела на мели. Спрашиваю: что за роль? Он говорит: главный бухгалтер. Я чуть не упала. Хотела тут же позвонить вам, но не стала, побоялась сглазить. Через месяц начнутся съемки. Представляете?!

—    Да уж...

Марта вдруг вспомнила, как Гриневич елозил пухлыми ручонками по плечам этой худышки, и подумала, что стоит, наверное, встретиться с актриской и кое-что вызнать у нее про Марка, а там, быть может,  гонорар поручить проведать у него и про Рындина. Клигман сумеет сыграть боевую подружку, влюбленную в этого хомяка с мясистыми щеками. Какая ей разница, где играть: на сцене или в жизни.

—    Я даже договорилась с режиссером, чтобы он взял вас консультантом на картину. Деньги там небольшие, но зато ваше имя появится в титрах, да и вам, наверное, будет интересно познакомиться поближе с тем, как делают кино...

«Не думаю», — подумала про себя Марта.

—    Договор у меня на студии, его уже подписали,

остается только поставить вашу подпись. Это хороший  повод, чтобы встретиться с вами, — рассмеялась Алла — Так когда мы могли бы увидеться, Марта Сергеевна?

— Я не знаю..

— Я готова приехать к вам или куда скажете, хоть завтра.

— Нет, я в эти выходные занята.

— Тогда в понедельник.

   —    Хорошо.    Созвонимся    вечером в воскресенье и  договоримся, — Марта повесила трубку.

В субботу утром заявилась подруга Кира: Марта  взялась помочь ей сделать баланс. Кира пришла дерганая, с приклеенной диковатой улыбочкой, понеслась на кухню, сразу схватилась за сигарету. Оказывается, она разводилась с мужем, и у нее все валилось из рук.

Еще года два назад она была, как куколка. Светло-пепельные, кольцами кудряшки, блестящие глазки, тонкий носик, нежное личико, шелковая кожа.  Все на нее заглядывались. Теперь кудряшки пожелтели, личико осунулось, вытянулось, кожа потемнела,  в глазах беспросветная тоска. Марта окинула подругу  критическим взором, грустно покачала головой.

—    Все мужики скоты! — сердобольно выговорила она. — Такое произведение искусства загубить!

Они вдвоем за три часа сделали проводки, а журналы-ордера оформила за них компьютерная программа.

—    Слушай, так здорово! — восхитилась Кира. — Можно за один-два дня весь баланс сделать!

—    А ты разве не на компьютере баланс стружишь?

—    Пока по старинке, как учили, — развела руками Кира.

Марта посмотрела на нее с изумлением.

—    Я надеюсь, не счетами, а калькулятором пользуешься? — с подковыркой спросила она.

—    Да мне все то же самое твердят, а я, как та паршивая овца, уперлась — и ни с места! — Кира снова пошла с сигаретой на кухню.

Земская не стала пересчитывать кассу, решив сделать это завтра, на свежую голову. Она пожарила вырезку, и дамы, пообедав, потягивали принесенное Кирой «Каберне». Марта не хотела касаться семейных проблем Киры, с которой они вместе работали в НИИ и по праздникам дружно орали любимые песни, — она не любила встревать в чужие семейные склоки, У Кирки вечно что-то не ладилось: она то сходилась с мужем, то расходились, ее кобель бегал на сторону, и Марта как-то ей сказала: «Я бы такого давно батогами выгнала!» Кира взбеленилась, взяла супруга под за- щиту, и подружки чуть не поссорились. Марта тот случай хорошо запомнила. Но теперь Кира, выпив бокал вина, сама завела разговор о муже. Все шло хорошо, и вдруг он стал приходить поздно, перестал с ней спать, а когда она задает прямые вопросы, отводит глаза в сторону. А неделю назад сам предложил развод. Кира наотрез отказалась. Пока они делают вид, что ничего не случилось, он продолжает приходить поздно, и она чувствует, что муж встречается с любовницей и та, судя по всему, хочет его перетащить  к себе.

—    Моего бы кто-нибудь забрал, вздохнула Марта.

—    Саша мягкий, из него веревки можно вить, вот та стерва и пользуется! — гася одну сигарету и тут же закуривая другую, нервно рассказывала Кира. — Я чувствую, он колеблется, потому что понимает: там все закончится тем же, а тут дети, они его любят, да и он не может без них. Но баба сильно на него давит,очень сильно, он ходит сам не свой, а я ничем помочь не могу! — Кира полезла за платком. — Если он уйдет, то я... — Она не выдержала, часто заморгала и ушла в ванную. А через минуту вернулась сияющая и веселая. — Ну вот, все хорошо! Наливай!..

— А где твой?

— В баню пошел, придет на рогах ближе к вечеру, — проворчала Марта, но, заметив нервную гримаску гостьи, добавила: — Да нет, он хороший парень, мы с ним мирно живем. Ты переживаешь из-за детей? — спросила она. Кира пожала плечами, заулыбалась.

— Из-за себя.

— Что значит — из-за себя?

— Да люблю я его! Ты, может, и не поверишь, а  это так и есть! Люблю, как дура последняя! — Она  затянулась, с шумом выдохнула сигаретный дым.

Марта помолчала. И даже в чем-то позавидовала  Кирке. Она уже не могла так сказать про себя. А посещало ли ее вообще это чувство? Захватывала обжигающая страсть, похоть, она ревновала, но походило ли это на любовь?

—    Что значит — люблю? — завелась Земская. —

Ты привыкла к нему, боишься, что не поднимешь  детей одна, не проживешь на свою зарплату, что по сути-то?!

—    По сути все проще. Супруг дома, и я спокойна, весела, работа спорится. Его нет — и я комок нервов, срываюсь, кричу на детей, схожу с ума. Он моя опора. И материальная, и духовная. Для меня это и означает: люблю.

Марта вздохнула.

—    Кирочка, ты не должна так привязываться к мужику, — осторожно заметила она. — Поверь, они не стоят того. Грубые, самодовольные, эгоистичные. Этот рогатый, волосатый народец столько возомнил о себе, что пора отстреливать!

Кира рассмеялась.

—    Ты говоришь, как пострадавшая! — утихнув, с грустью заметила она. — Хотя, насколько я помню, обоих предыдущих мужей бросила ты, и они вправе предъявлять тебе серьезные претензии. Ты же продолжаешь честить всех мужчин подряд без всяких на то оснований. Не била тебя еще судьба, Марта!

—    Да будет тебе! — отмахнулась хозяйка. — Судьбу свою мы сами делаем! А ты смотришь ему в рот, во всем потакаешь, и что в результате? А в результате вот! — Она схватила зеркало, поднесла его к лицу Киры, чтобы та на себя посмотрела.

—    И что?

—    Ах, ты еще не понимаешь?! — возмутилась Марта. — Под глазами у тебя темные круги, взгляд испуганный, затравленный, без всякого романтического блеска, губы обкусанные! И что, это, по-твоему, и есть любовь?! Да кому она нужна, такая твоя любовь. Извини, но даже муженьку твоему, тобой обожаемому, ты в таком виде не нужна! Они нюхом чувствуют, когда баба перед ними ковром стелется, а когда независима и горда. Первых они в грош не ставят, а перед вторыми сами стелиться готовы, лишь бы завоевать. Так кого, скажи, уважать? Грустная картина получается.

—Еще бы!

Они помолчали. Но Марта чувствовала, что Кира вовсе не разделяет ее взглядов, имея свои, более оптимистичные представления о мужчинах.

Они попили чаю, поболтали о старых временах, вспомнили их шумные посиделки перед праздниками и конечно же хоровое исполнение советских песен.

- Не гони волну, не дергай его, наберись терпения, положись на свою судьбу, коли в нее веришь. Как она напророчит, так все и будет! Поняла? — напутствовала  подругу Марта напоследок. Кира кивнула, и Марта отправила ее домой.

Шел только пятый час вечера, и главбухша все-таки засела за кассу. Но кассу стало рвать, и надо было  отложить работу до завтра, но Марта уперлась рогом, решив во что бы то ни стало все завершить сегодня. В упрямстве ей равных не было.

Вернулся Виталик, вовсе не на бровях, и тут же  включил компьютер.

К одиннадцати вечера Марта, пересчитав все четыре раза, нашла-таки ошибку. И тут позвонил Диц и назначил ей тайный раут на понедельник, на утро, вконец растревожив ее своим внезапным приездом.

Не хватало им со Стасом забот с Рындиным и Джаником, так теперь еще принесло Вальтера, который, без сомнения, тоже везет какой-нибудь сюрприз. Такие люди просто так из одной страны в другую не ездят и баксы на ветер не бросают.


11

Шелестел сухой снежок, мороз пощипывая за щеки, и хоть Марта никогда не модничала и одевалась тепло, постояв минут пятнадцать у входа в ресторан «Москва», она так продрогла, что плюнула на Вальтера, заспешила ко входу в метро. Но именно в это мгновение ее и остановил выбежавший из машины немец.

—    Маррта! — послышался громкий окрик с ярким грассирующим «р», и сияющий и счастливый Диц подлетел к ней, сгреб в объятия, поцеловал в щеку, словно у них было назначено не деловое, а любовное свидание.

—    Тысячу извинений, прекрасная госпожа Марта! Самолет приземлился вовремя, час назад, и на таможне меня не держали, но дорога выдалась жуткая, и мы ползли сорок километров в час, это что-то ужасное !     —    В    России надо бояться дорог и дураков, стоит это знать,— заметила Земская.

Они заняли свободный столик. Вальтер вытащил из кармана небольшую коробочку, протянул Марте. Это были французские духи фирмы «Шанель».

—    Прошу, очаровательная Марта Сергеевна, принять от меня маленький презент! — пропел он.

—    Зачем такой дорогой подарок, Вальтер! Вы ставите меня в неловкое положение! — покраснела Марта.

— Перестаньте! Вы что, вице-премьерша или посол?! Но даже по посольским меркам это не та стоимость, которую нужно вносить в служебный отчет! -рассмеялся он.

Подошел официант. Диц попросил его обслужить  их побыстрее. Вальтер заказал себе рисовую кашу с маслом, яичницу, кофе и два пирожных. Марта от завтрака и от кофеотказалась, попросила себе лишь  стакан минеральной воды.

—    Вы что, на диете? — спросил Диц, украдкой оглядывая старый зальчик ресторана, в котором обслуживали в эти утренние часы в основном депутатов  Госдумы.

Народные избранники, с упоением поглощавшие творожок  и каши, вдруг напомнили Марте второго  мужа, все гладко выбритые, в похожих темных костюмах, с яркими галстуками, с одинаково озабоченными и преисполненными государственной важности лицами. Когда они проходили мимо, то резкие запахи шведских и американских лосьонов шибали в нос.

—    Что случилось, Вальтер? В чем причина вашего неожиданного приезда?

— Захотелось вас увидеть, соскучился, — заулыбался он.

-Это очень мило, мы, русские, ценим такие романтические порывы! И все же, Вальтер, если говорить серьезно, что стряслось?

— Ничего, но мне доложили, сколько на самом  деле вы зарабатываете на моих поставках. У меня волосы встали дыбом. Конечно, это ваши деньги, я не  люблю заглядывать в чужой кошелек и, наверное, мне  стоило бы только порадоваться за вас, но я вдруг вспомнил, как одна светловолосая сирена, заманивая меня в свои сладкие деловые сети, клятвенно обещала, что и моя прибыль будет расти день ото дня, что мы быстро станем полноправными партнерами и что я не пожалею об этом сотрудничестве. И я старался.  Ведь я старался, правда?

Марта кивнула, достала сигареты, закурила, раздумывая, от кого немец получил информацию о их невероятной прибыли. Нужно было очень умно построить разговор и доказать Дицу, что все подстроено лишь с одной целью — поссорить их, и тут следует еще разобраться, кому это выгодно и кто стоит за этой ложью.

В принципе Вальтера никто не обманывает. Да, они заработали больше, но это их риск, их каторжная работа. Да, Москва стала хорошим рынком сбыта зарубежных автозапчастей, здесь полно иномарок, все правительство давно плюнуло на Немцова, попытавшегося пересадить высоких чиновников на «Волги», и предпочитает ездить на «мерсах» и «БМВ», а потому Стас с помощью мамочки вышел на правительственный автопарк, и их фирма, помимо «Глобуса», поставляет автодетали и туда. Но при чем тут Диц, это не его заслуга.

— По твоему лицу, Марта, я вижу, что ты собралась нанести мне мощный контрудар, но я мужчина и не буду... как это у вас называется?.. — Вальтер наморщил лоб, защелкал пальцами. — А, вот — финтить!

Я  не хочу финтить и скажу сразу, откуда я взял эту информацию. Ты ведь об этом хотела спросить, верно ?

Она кивнула.

—    Я же понимаю, что это секретная информация, ее даже нет у вашей налоговой полиции, — Диц нервно рассмеялся, но тут же посерьезнел. — Я прошу заранее простить меня, но так уж получилось. Я нанял шпиона, частного детектива.

У Марты вытянулось лицо. Она ожидала услышать все что угодно, но только не это. Вот уж вляпались так вляпались.

— Это настоящий профи, он раньше служил в вашей военной разведке, потом вышел на пенсию. Надо было как-то выживать, вот он и пошел в частное агентство. Он мой старый приятель, и мы всегда видимся, когда я бываю в Москве. В последний раз мы с ним встретились, выпили, и он сам предложил, мол, давай разведаю. Хотел бесплатно, он такой... как это, ну... энтузиаст! Я сначала отказался, но потом, когда ты попросила все дела вести с «Марной», я что-то заподозрил, понимаешь?.. И дал согласие. Приятель поставил жучки у вас в офисе и в машине Стаса. Так что суммы прибыли, вы уж извините, озвучивали вы сами, точнее, господин Ровенский. Я даже слышал разговор обо мне, спасибо тебе, Марта, что ты меня защищала и искренне хотела исполнить свое обещание, Но Стас... — Вальтер состроил кислую гримасу. — Потому я и примчался. Я не стану требовать своей доли в том, что уже поделено между вами, но хочу поставить вопрос так: либо мы с сегодняшнего дня становимся равноправными партнерами, либо я расторгаю договор и начинаю работать с другой фирмой.

Он замолчал, щелкнул пальцами, подозвав официанта.

—    Принесите мне сто граммов коньяку. — Вальтер вопросительно взглянул на Марту: — Может быть, и вам сто?

—    Пятьдесят, — сказала Марта.

—    Значит, сто и пятьдесят, — уточнил Диц.

Официант отошел.

—    Где эти записи? — спросила Марта.

—    У меня.

—    С собой?

Вальтер кивнул.

—Я бы хотела, чтоб вы нам их отдали. — Марта холодно посмотрела на него.

—    Да, вы железная леди. Но не стоит на меня давить, вспомните, что я морской пехотинец, а там слабаков не держат. Записи я отдам, но надеюсь, вы не заставите меня рыться сейчас в чемодане? — Он усмехнулся. — Не беспокойтесь, я не собираюсь относить их в налоговую полицию или куда-нибудь еще. Меня и моего товарища могут привлечь за эту слежку, у вас теперь тоже есть закон, охраняющий права граждан. А потом в ваших разговорах ничего криминального нет, за исключением, может быть, одной беседы, да и то, не зная существа дела, трудно понять, о чем идет речь. А кроме того, эти записи не могут служить уликами на суде, так что никакой опасности, поверьте мне, они не представляют. Правда, там есть намек на ваши любовные отношения, но заниматься шантажом любого свойства я не собираюсь.

Марта настолько была ошарашена, что ничего не могла возразить немцу. Да и что возражать? Конечно, настоящие партнеры так не поступают, но они сами вели себя не самым корректным образом. Вальтер на первых порах вкладывал и свои деньги, увеличивая объем поставок, не считаясь ни с чем, и все полтора года работал безупречно. Они должны были это оценить и установить для него хотя бы премиальный фонд, а еще лучше — отдавать ему те двадцать процентов, которые составляли разницу между прибылью Марты и Стаса! Так было бы справедливо. Однако, они этого не сделали, пожадничали, и теперь им придется проглотить столь же недружелюбный выпад со стороны Дица.

—Я хотел прежде всего переговорить с вами, а уж потом со Стасом, потому что сейчас хорошо понимаю, что вы являетесь двигателем всего, Ровенский лишь на подхвате, и от вашего мнения многое зависит в дальнейших наших отношениях. Все это очень неприятно — и мне, и вам. Я приму любое ваше решение, тем более ,что отступной вариант у меня имеется.

—    Что за фирма? — сухо спросила Марта.

Диц несколько секунд молчал, не зная, стоит ли отвечать. Потом вдруг фыркнул, улыбнулся:

- Марта Сергеевна, ну нельзя же так! Вы хотите прорыбачить все мои секреты! Так?

—    Вы хотели сказать — выудить?

—    Да, выудить!

— Колись, Вальтер, колись! Знаешь это слово?

—    Да, тесть научил!

—    Я, быть может, дельный совет еще дам, стоит ли вообще с новыми фирмачами якшаться, — насмешливо заметила она. — У нас здесь ухо надо держать востро!

—    Я знаю, мой тесть многое рассказал, так что меня трудно чем-нибудь удивлять!

—    Удивить, — мягко поправила Марта. — Не «Глобус» ли господина Гриневича решил переманить вас?

Широкоскулое лицо Дица застыло, как маска. Но врать он не умел. Несколько секунд Вальтер молчал, потом утвердительно качнул головой.

—    Нет, это серьезно? — переспросила Марта.

Немец снова кивнул.

Официант принес два бокала с коньяком, о котором они уже позабыли.

— Извините, наш буфет уже закрылся, и мне пришлось подняться на другой этаж, попросить там.

Вальтер расплатился по счету, дав двадцать рублей,  чаевых. Марта незаметно взглянула на часы: без пяти одиннадцать. Перед выездом на встречу с Вальтером  она позвонила Стасу, но дома его не оказалось, тогда , она связалась с Лешей и попросила предупредить гендиректора, что появится в двенадцать и, возможно, с Дицем.


—    Я разговаривал с кем-то из доверенных людей Гриневича, — сказал Вальтер. — Тот позвонил, мы встретились, поговорили. У нас тоже непросто заиметь те связи, которыми располагаю я. И его посредник, видимо, помыкался, походил и счел за лучшее обратиться ко мне. Я понимаю, что господин Гриневич, который очень хочет со мной повстречаться в Москве, не самый достойный человек. Я составил это мнение, разговаривая с его посредником. Он, что называется, самый отъявленный мошенник!

   —    Тут вы попали в точку, — улыбнулась Марта.

— Но ведь и вы оказались не на высоте, верно? —заметил Диц, пригубив коньяк.

—Возможно. Мы думали об этом. У нас был еще один разговор с директором, И Станислав склонялся  к положительному решению вопроса.

   —    Что ж, прекрасно! Я сам не хотел бы менять партнеров. Вы, Марта Сергеевна, почему-то вызываете у меня искреннюю симпатию, и мне бы хотелось продолжить работу именно с вами. Честное слово! Хотя мой поступок может вас насторожить и вызвать не очень приятные ощущения.

—    Да уж. Я была так ошарашена, что в первые мгновения потеряла дар речи!.. Вы, Вальтер, должны понимать, что принимать решение буду не только я, но и Станислав Эдуардович, а потому я не хочу сейчас заранее что-то обещать.

—    Да-да, конечно; Хотя мне известно, как господин Ровенский вас слушается.

—Не стоит слишком преувеличивать. Есть немало проблем в деятельности нашей фирмы, которые господин Ровенский решает без моего участия, пользуясь правом генерального директора и владельца акционерного общества. Иногда он со мной не соглашается, идет наперекор. Станислав вполне самостоятельный человек, так что не будем сбрасывать его со счетов.

—    Хорошо, пусть так. Но мне хотелось бы знать ваше мнение, Марта Сергеевна. Вы сами-то согласны на мои условия или нет? — спросил Вальтер.

Вопрос был поставлен ребром. Диц волновался,задавая его, ибо решалась судьба их сотрудничества.

Он понимал, что Гриневич согласится работать с ним     на тех же условиях, которые немецкого бизнесмена     уже не устраивали, и переговоры с ним могут закончиться ничем. Бывший полковник потеряет «Сириус»     и не приобретет «Глобус», а это никак не входило в его планы.

—    Надо все посчитать, Вальтер, — помедлив, проговорила Марта. — Мы получаем сейчас прибыль больше, чем вы, но мы многим рискуем, вы же — ничем. Ваш вклад состоит в том, чтобы взять товар и отправить,  плюс наработанные связи. Наш — забрать, уйти от налогов и продать. Все три цепочки очень     непростые. Москва напичкана криминалом, мошенниками и пройдохами типа Гриневича и похуже, так что работать в таких условиях все равно что ходить по минному полю. Но вы об этом не ведаете. Вы узнаете, что мы много зарабатываем, ваша честь задета, вас недооценивают, так вам кажется, и вот вы приезжаете и фактически шантажируете нас, угрожая перебежать к другому. Я даже не говорю о том способе, с помощью которого вы достали интересовавшую вас информацию. У русского человека тоже есть свое достоинство. Вы, надеюсь, не отказываете нам в этом?

— Ну что вы! Я уважительно отношусь к русским людям, — заверил ее Диц.

—Почему же тогда не поставить     вопрос наших взаимоотношений иначе? Не загонять нас в угол, говоря «либо — либо», а, участвуя в работе как равноправный партнер, предложить поменять форму распределения  прибыли. — Марта допила свой коньяк, посмотрела  на часы. — Половина двенадцатого. Вам, наверное, надо ехать устраиваться. Вы где решили остановиться?     — Я заказал «Украину». Как обычно.

   — Давайте так. Вы пока устраивайтесь в гостинице,а я отправлюсь в офис, сделаю быстренько кое-какие  дела, и потом мы со Станиславом Эдуардовичем постараемся решить наши проблемы.


Приезд иностранного партнера, да еще такой вот,  импровизированный, всегда вносит сумятицу во все  планы. Марта собиралась вместе с Юлей проверить движение товарных накладных и кассовых чеков,  привести все в порядок на тот случай, если капитан Рындин вдруг захочет с ними ознакомиться. А этого  исключать было нельзя. Кроме того, Марта вызвала на сегодня Мишу, экспедитора, чтобы снова пройтись  по складу и проверить, наведен ли там полный учет.  И еще необходимо срочно что-то придумать с Джаником, время поджимает. Но и с Дицем надо решать не мешкая. Вальтер — основной поставщик. Не будет его — они пойдут ко дну.

Марта выдала задание Юле, нашла Лешу, продавца.

   —    Мы    со Станиславом Эдуардовичем отъедем на некоторое время. Если придут наши друзья из налоговой полиции, то извинись, скажи, что сегодня вряд-ли начальство будет, а вот завтра милости просим.

- А если ордер покажут?

—    Ну если ордер, звони Стасу на мобильный.

Марта пошла в кабинет. По ее напряженному виду директор сразу понял: что-то случилось.

—    Что произошло? — спросил Ровенский.

Марта рассказала о встрече с Джаником, о том, что пыталась потом дозвониться до Стаса, но не смогла.

— Я был у приятеля, — соврал он и смутился.

—    Теперь уже не важно, где ты был. Надо думать, что делать и как спасаться, поскольку твой бывший партнер загнан в угол и способен на все. Я не из робкого десятка, но там, в подъезде, меня пробрал настоящий страх. И второй раз попасть в такой переплет я бы не хотела.

Марта закурила. Стас никогда не отличался беспечностью и ротозейством, он наверняка предпринимал энергичные шаги по устранению угроз со стороны Джаника, но что-то, видимо, не срабатывало.

—    Когда Джаник попросил у меня убежища, разговор был мирный, спокойный, без всяких там угроз и условий. Я дал ключ, понимая, что жить он у меня не собирается, просто хочет проверить, сдам я его или не сдам. Естественно, я делать этого не собирался. Но уже через два дня он позвонил снова и тут уж заговорил, как бандит, начал угрожать и поставил дикие условия: триста тысяч и выезд через два дня. Я и сам поначалу струхнул, он назвал мне адреса дяди, матери, всех мест, где я бываю, с кодами подъездов. Мне с трудом удалось выторговать у него неделю. — Стас выдержал паузу, задумчиво глядя в сторону, потом обронил: — Срок истекал в пятницу, но мне обещали, что к этому времени вопрос с ним будет решен.

—    Расул нанял киллера?

—    Не совсем. С Расулом, как и с остальными ребятами такого рода, надо четко держать дистанцию. Ты ему закажешь киллера — и тут же посадишь себя на короткий поводок Он больше тебя не выпустит и станет диктовать условия.

—    Так кто взялся решить проблему Джана? — напомнила Марта.

—    Правоохранительные органы. — Стас снова смутился, ибо что-то явно недоговаривал. — Извини, дядя Саша все это организовывал, я сам толком не знаю, кого привлекал. Но он твердо сказал мне: можешь не беспокоиться, я все уладил, сумма за эту услугу мизерная, поэтому я и не стал тебе даже рассказывать об этом. В пятницу я позвонил дяде, а он спросил: «У тебя есть укромный уголок, где бы ты мог перекантоваться до понедельника?» У меня в кармане лежали две путевки на Сенеж, в Дом творчества художников, я рассчитывал, мы поедем вместе, ты отказалась.

—    И ты поехал с Ритой, а меня чуть не прирезали! Хороший расклад!

Марта была готова придушить его в эту секунду.


12

Стас набрал номер дяди, молча слушал, что тот говорит, но, судя по хмурому выражению лица, хороших вестей не последовало.

_ Ты  сам сказал, что до пятницы все будет сделано?! — еле сдерживая ярость, прошипел Стас. — Он сказал: я не Господь Бог! — проворчал Стас, отключив мобильный. — Он еще шутит! Кстати, на Сенеж я уехал один, но сын приятеля, который мне делал путевки, учится у Риты, позвонил ей.

—    Стас, это твое личное дело, перестань оправдываться! Я пошутила! Джаник дал срок до среды, один день в запасе еще есть, но у нас и с Вальтером проблемы!

Марта поведала обо всем, начиная с телефонного звонка в выходные и заканчивая встречей с Дицем «Москве». Генеральный нахмурился.

—    Пленки у него с собой?

Они кивнула.

—    И чего же он хочет? Треть прибыли? Но это же смешно! И за что?! За красивые глаза?! — возмутился Стас.

—    Ну тут можно еще торговаться, он за тем и приехал. Нам надо с тобой определиться: чего мы хотим. Отдать его Гриневичу, а потом, высунув язык, искать поставщика или же разумнее сторговаться и работать дальше? И подыскивать ему замену, коли уж на то пошло. Упустив Вальтера, мы потеряем канал сбыта у Гриневича, который хоть со скрипом, но приносил нам неплохие деньги, а самое главное — наличку. А если пообещать Дицу процент, можно потребовать, чтобы он перекрыл в Германии каналы для других фирм: у бывшего полковника мощные связи. Нам же пора начинать открывать филиалы по всей России. За счет увеличения оборота мы ничего не потеряем, отдавая даже треть прибыли. Но он треть и не просит. Идеально будет нам с тобой по сорок, ему- двадцать. — Марта смутилась. Она впервые уравняла себя с генеральным. — Можно так: тебе — пятьдесят, мне — тридцать, Вальтеру — двадцать, — пробормотала она.

—    Не жирно будет поставщику двадцать процентов? Он не перетруждается, поверь мне! Он не ходит под  криминалом, а мы..

—    Когда начнутся полицейские разборки по подставным фирмам, Вальтера вызовут основным свидетелем. Стоит ему назвать наши имена — и мы на зоне. Он не дурак и все понимает.

—    А десяти мало за понимание? — усмехнулся Стас. — Ты не думай, я лишь отстаиваю наши интересы!

—Можно начать с десяти. Но боюсь, он на это не пойдет. А кроме того, что значит — двадцать процентов? Это может быть и сто, и двести, и тысячу долларов. И пять тысяч, и десять. Как посчитаем, так и будет. — Слабая улыбка окрасила лицо Марты. — А мы проявляем уважение к партнеру, только и всего.

Ровенский помолчал и кивнул.

Вальтер появился в ресторане, где его уже ждали  Марта и Стас, в добротном темно-синем костюме, в белой рубашке и в темно-синем с золотыми звездочками галстуке.

— Вы что-нибудь заказали? — поинтересовался Диц.


   — Пока только закуски, — сказал Стас.

—Я передала Станиславу Эдуардовичу нашу утреннюю беседу, — начала Марта. — Нам тоже не хо-телось бы прерывать наше партнерство, мы согласны, что ваши старания заслуживают большего вознаграждения, и сейчас важно установить процент вашей доли.

—Я не буду возражать против двадцати процентов, — вставил Диц.

Стас взглянул на Марту и улыбнулся.

—Хорошо, но при условии, что мы увеличим объем поставок, — кивнул Ровенский.- Нет проблем!-не раздумывая согласился немей.

   — Тогда по рукам! — Стас протянул ему руку, Вальтер свою. — Марта, а ты сверху!

На радостях мужики напились,

— Вам надо приехать во Франкфурт! — доедая «киевскую» после севрюги и шашлыков по-карски, проговорил Вальтер. — Замечательный город! Гульнем от души, братцы! А что еще делать-то, а?.. Как мудро говорит мой тесть: «Не торопись на тот свет, там кабаков нет! Верно? Предлагаю тост за самую очаровательную и неотразимую женщину конца двадцатого века — Марту Сергеевну! Ура!

— Ур-ра! — поднимаясь, подхватил Стас.

В семь Марта вышла в холл, позвонила в магазин. Ответил Леша. Доложил, что все спокойно. Юля уже ушла домой, а Рындин не появлялся.Они с Колей тоже думают закругляться.

—    Вы можете, конечно, закругляться, но помните, что завтра с утра я проверю склад. Так что, прежде чем уходить, подумайте, все ли у вас там в порядке!

—    Бу сделано! — сказал Леша.

Марте надоедало долго сидеть за столом. Потому она не любила ходить в гости. Ее подруги по старой привычке наворачивали хлебосольные столы с бесконечной переменой блюд, гости сидели часа по четыре-пять кряду, потом все стонали, плясали и сновала ели, и снова пили, расходясь за полночь. Ее раздражали пустопорожние застольные разговоры ни о чем и цветистые тосты. Виталик же все это обожал, много пил, ел, говорил речисто, с юмором, все ржали и хлопали.

Марта сидела в холле, курила, не спеша возвращаться в ресторан. Она бы с радостью взяла машину и уехала, но, видимо, придется отвезти Стаса домой — он изрядно наберется, и Лидия Николаевна ей не простит, если с сыном что-то случится. И еще надо не забыть забрать у Дица магнитофонные кассеты, на  которых записаны их доверительные беседы. За ночь  Вальтер может передумать или пленки выкрадут, а это совсем ни к чему.

Марта вдруг заметила тех самых девиц, что полтора года назад дожидались Вальтера в баре, они и теперь спешили туда же, словно ничего не изменилось. И тот же важный швейцар стоял у дверей, зорко выслеживая тех, с кого он мог содрать чаевые.

Марта вернулась в зал. На эстраде уже вихляли попами полуголые девицы в узеньких трусиках, прозрачных бюстгальтерах и в шляпах. Одна из них лихо копировала Родович, распевая по-польски ее знаменитый  шлягер «Разноцветные кибитки». Стас с Вальтером,  опустошив половину новой «Гжелки», перешли к политике и негромко спорили о войне в Чечне, исключении России из Совета Европы.

- Нужно нам это членство, как рыбе зонтик! — говорил Стас. — Плевать на него!

- Нет, ты зря! — возражал Вальтер, посматривая одним  глазом на почти обнаженных красоток. — Это может  повлиять на наше дело!

- Как это?

- Поставят табу на поставку автозапчастей, и большой привет от господина Шрёдера!

- При чем здесь автозапчасти?!

- В бундестаге могут проголосовать.

-Они что, дураки?

— Они не дураки, но политика есть политика, а наши поддерживают Европу. Ты понимаешь?!

- Они что, дураки там все? — упрямо твердил Стас.

   — Они не дураки, но у вас нарушают права человека!

   — У нас всегда всё нарушали и будут нарушать. Что из того? Такая мы страна, — чокаясь с Дицем, заявил Ровенский. — Что теперь, повеситься?

—    Нет, но мы хотим, чтоб вы вели себя по-человечески! — морщась от выпитой водки, ответил Вальтер.

—    Да плевали мы на вас!

—    А тогда мы не дадим вам автозапчастей.

—    Будем из Австрии возить!

—    А мы и Австрии не дадим.

—    Мы на своих «Жигулях будем ездить, идите к черту! — отмахнулся Стас.

- Пожалуйста, сколько угодно!

—    Тупые бюргеры, что с вас взять!

Вальтер нахмурился, его задело это оскорбление, и Марта поняла, что мужиков пора разводить.

—    Так, все, ребята, финиш, вы уже приплыли! решительно сказала она. — Официант!

Прибежал рослый официантик, которому бы отбойным молотком в шахте уголек рубить, а не бегать с полотенцем на рукаве, радуясь тому, что эти двое наклюкались, а значит, их несложно будет обжулить.

Марта трезвым оком оглядела стол: погуляли тысяч на девять как минимум, это триста долларов.

—    Счет, пожалуйста! — бросила она.

Официант угодливо кивнул. Трезвый и мрачный!тон дамочки при двух пьяных, уже плохо соображающих кавалерах ему не понравился. Марта с тоской подумала: убегая, он, скорее всего, думал только о том, будет она проверять его счет или нет, и стоит ли туда вписывать лишние блюда или довольствоваться чаевыми.

«Наверняка впишет, сукин сын! — Марта вытащила калькулятор. — Сейчас еще обнаружится, что у Стаса нет наличных денег и придется идти менять».

—    У тебя есть рубли? — спросила она его.

Стас вытащил бумажник. Засуетился и Вальтер, но Ровенский махнул на него рукой.

—    От Европы нам ничего не надо!

—    Нет-нет, это мой ресторан! — не унимался  Диц. — Я сегодня принимал гостей.

—    Убери, Вальтер, — строго проговорила Марта, и немец послушался.

У гендиректора нашлось, десять тысяч.

—    Хватит?

—    Хватит, давай сюда.

Марта забрала деньги. Вальтер доедал куски севрюжки добро! На тарелках оставалось много мяса, мужики ели мало, оттого и опьянели.

Официант принес счет. Итоговая сумма получилась несколько иная, нежели предполагала Марта, —  одиннадцать тысяч пятьсот. Главбухша стала пересчитывать, и по тому, как лихо она щелкала кнопками  калькулятора, официант понял, что попал на профессионала. Он отошел в сторону, скорчил гримасу,  точно у него разболелся зуб.

— Мы заказывали три порции севрюги, а не четыре, — деловито выговаривала ему главбухша. — Цыплят табака не заказывали вовсе, вино в меню стоит  на пятьдесят рублей дешевле, а севрюга на двадцать.  Кроме того, вы ошиблись при подсчете на двести  семьдесят рублей! Итого: восемь тысяч восемьсот рублей. Вот вам девять тысяч.

— Но, мадам... — взъерепенился было официант, но тут же осекся, столкнувшись с грозным взглядом  Марты.

— Вы хотите, чтобы я потребовала калькуляцию всех блюд и еще раз пересчитала?

— Нет, спасибо, — буркнул официант.

Он забрал деньги и ушел, решив не связываться с  суровой дамочкой.

— Все, по коням! — объявила Марта.

Вальтер не хотел прощаться, зазывал их в бар выпить кофе с коньяком. Ровенский было поплелся туда, но главбухша тотчас пресекла эту попытку продолжить веселье. Оставив Стаса внизу, она поднялась к Вальтеру, тот передал ей пять кассет.

—    Все? — уточнила Марта.

—    Все! — на голубом глазу ответил он.

—    А у твоего детектива ничего не осталось?

—    Нет, слово чести!

Честь лучше иметь до того, как подслушивать чужие разговоры, —заметила она.

— Ладно, не ругайся, я же покаялся. Может быть останешься?

Он вытащил из буфета бутылку кофейного ликера, апельсины и две рюмки. Подошел к Марте, неожиданно обнял ее за плечи и крепко прижал к себе.

В Вальтере чувствовалась сила, и она сразу же ослабла, поддавшись ей. Окажись Марта в гостинице одна, без Стаса, она возможно бы и осталась.

— Стаса я на такси отправлю! — жарко зашептал немец ей на ухо. Останься, радость мой! Скажу ему, что ты встретила приятельницу и решила задержаться! Я только и думал о тебе! И к тебе мчался на всех парах!  Вальтер не удержался и поцеловал ее в губы. Марта резко высвободилась, отошла. Не стала даже отвешивать ему пощечину.

   — Ладно, пока! — Марта взяла свою сумочку и двинулась к двери.

—    Подожди! Я что, тебе не нравлюсь? — уязвленно  спросил Диц.

Она взглянула на его обиженное лицо, усмехнулась:

—Ты мне нравишься! Но, во-первых, я терпеть не  могу пьяных мужиков, особенно в постели. Во-вторых, я не сплю с женатыми, запомни это,Вальтер! И в-третьих, мы теперь с тобой партнеры! Так что будь здоров, не кашляй и большой привет всем! Отдохни лучше. Завтра увидимся, не провожай!

— Подожди, Марта! Я тебе привез бутылку ликера. Возьми, прошу тебя!

Она спрятала подарок в сумочку, спустилась к     Стасу, понуро стоявшему за буфетным столиком и глотавшему минералку. Увидев Марту, тот подозрительно покосился на нее и ревниво спросил:

—    Приставал?

—    Все мужики идиоты! У вас что, мозги в другом направлении не фурычат?

—    В каком? — не понял Стас.

—Что женщину можно воспринимать не только как средоточие утех, а как товарища и друга!

Марта взяла Ровенского под руку, чтоб его не мотало из стороны в сторону, и они двинулись к выходу. Швейцар слегка выставил вперед правую руку, дабы получить свой взнос, но они с каменными лицами прошли мимо, так что привратник лишь облизнулся, видя, как беспардонно уплывают его чаевые. Но зато широкоспинный охранник с автостоянки у гостиницы содрал с них за шесть часов две сотни рублей и потребовал еще тысячу, если они захотят оставить машину на ночь. Марту это так возмутило, что она решительно забрала у Стаса ключи от «БМВ».

—    Ты что, водишь машину? — удивился он.

—    Вожу, садись!

—    А права есть?

—    Прав нет.

—    Ты с ума сошла, отдай ему штуку и поехали на такси! — испугался Ровенский и на мгновение протрезвел. — Если нас остановят, то тут же загребут в милицию, а машину сплавят на штрафстоянку! Это еще хуже!

—    Молчи! Я не потерплю халдейского хамства! Садись!

Земская прорычала так грозно, что Стас послушно плюхнулся на сиденье. Машина завелась и, как ни странно, плавно двинулась вперед. Полгода назад, еще летом,  Марту обучал вождению друг Виталика. Марта научилась заводить его «ренушку», делать повороты, переключать скорости. Они гоняли за городом, по пустынному шоссе, и она довольно ловко навострилась управлять автомобилем.

—    Постой, ты ведь тоже выпила! — опомнился

Стас. — Давай вернемся! Вляпаемся в аварию, мы пьяные, правы, не правы, а свалят все на нас!

—    Я выпила два бокала сухого вина за шесть часов!

Нечего каркать! — резко оборвала его причитания Земская. — Ты лучше расслабься и расскажи, как удобнее добраться до твоего дома.

Она проехала по Кутузовскому, свернула на Садовое и двинулась к Маяковке. На площади Восстания маялся гибэдэдэшник, ища развлечений, и у Марты похолодело сердце. Сейчас ее тормознут и все будет так, как говорил Стас. Страж дорожного порядка уже вышел на полосу, Ровенский, не выдержав, издал слабый стон и закрыл глаза, но бывший гаишник, увидев, что за рулем женщина, останавливать ее не стал. Что с бабы возьмешь? Начнет трещать-верещать, навешает лапшу на уши, и ничего ей не докажешь.

Им удалось без приключений подъехать к дому Лидии Николаевны. Марта убедила Ровенского провести эту ночь у матери, кто знает, что на уме у Джаника.

—    Ну ты даешь! — восхищенно проговорил Стас, когда они вылезли из машины. — Я трезвый, как стекло, от этой неспешной езды! Ты потрясающе водишь! Лихо и легко! Катила под семьдесят, как по ниточке, и грузовички обходила по правилам, и в повороты вписывалась!

—Спасибо.

—    Надо машину покупать! Нет, серьезно! Запчасти у нас есть, механики знакомые тоже! Права я тебе сделаю хоть завтра!

—    Я сама над этим думаю, — кивнула Марта. Ей была приятна эта похвала. — Зима пройдет, и к лету куплю.

—    А не нужно ждать конца зимы! Надо ездить круглый год! Пойдем обмоем это дело, махнем по рюмашке коньяку с орешками!

—    Уже поздно, мне пора домой. Да и Лидия Николаевна не обрадуется.

— Тебе она обрадуется, — вздохнул Ровенский.

Марта двинулась к метро, и Стас увязался провожать ее.

Она не сопротивлялась, гендиректору было полезно прогуляться.

Вообще-то Марта любила гулять одна, когда никто рядом не сопел, не заводил никчемных разговоров.  Она вдруг поймала себя на странной мысли, что одиночество становится ее вечным спутником, и ужаснулась. В малых дозах оно полезно, но быть все время одной, наверное, жутковато. Марта вспомнила ту ночь, когда трезвонил телефон и кто-то тяжело дышал в трубку, встречу с Джаником в подъезде, и ей стало не по себе. Вот когда чувствуешь, как нелегка ноша одинокой женщины. У них с Виталиком у каждого  своя жизнь. Утрами они видятся только по выходным, а вечерами разговаривают редко. Одна видимость семейного благополучия. Теперь трудно сказать, когда случился этот разлад, наверное, в тот же день, когда они зарегистрировались в загсе, прожив до года душа в душу. Стоит ли продолжать дальше? Она думала об этом постоянно, но решения не принимала. Развод с третьим мужем ее родители не примут, да и перед сыном, хоть он и взрослый, неудобно. Поэтому она делала вид, что ничего не происходит, и Виталик ей в этом подыгрывал.

—    Удивительно, как хорошо иногда бывает просто прогуляться! — восторженно проговорил Стас. — И вечерняя Москва хороша! Когда видишь ее из окна машины, это не то.

Марта не ответила.

—    Может быть, зайдем в кафе? — предложил он.

—    Ты не поверишь, я жутко устала! — призналась она. — После утренней встречи с Вальтером я  так перепсиховала, что до сих еще не отошла. Вам хорошо —приняли по семьсот пятьдесят, и все в порядке! А я все стрессы коплю в себе. Это плохо, — произнес Ровенский.

Они простились у метро. Стас наклонился и поцеловал ее в щеку. Хотел в губы, но она отстранилась.

Через сорок минут она была уже дома. Прежде чем войти в подъезд, дождалась какого-то мужчину.

На кухне Марта застала врачиху Верочку. Виталик угощал ее чаем с лимоном.

—    Ой, простите, я зашла за уксусом, а Виталий чай пил, присаживайтесь, говорит, вот я и присела, — смутившись, затараторила она. — Я пойду...

Соседка была в своем привычном розовом халате, наброшенном на голое тело, с глубоким вырезом, открывавшим грудь.

Накрашенное личико, блестящие глаза, чем не красотка. А получается, что никому не нужна. Вот уж где явная несправедливость фортуны. Почему так? К Марте мужики как мухи липнут, а Верочка не знает, на чьем плече найти утешение.

—    Нет-нет, сиди! — Марта вынула из сумки бутылку кофейного ликера, передала мужу. — Вот я тебе подарок принесла!

—    Гениально! — радостно воскликнул Виталик.

Он тут же достал рюмки, открыл ликер.

- Ты будешь? — крикнул он Марте.

-Нет, пейте!

— Ну, будем, Веруня! — Они чокнулись, выпили. — Прекрасная штука этот кофейный ликер! .

—    Да, очень вкусный, — согласилась соседка.

—    Беспа-адобный ликер! — с грузинским акцентом проговорил Виталик, и врачиха захихикала.

Марта переоделась, прилегла на кровать. Из кухни до нее доносились смешки.

«Им, по-моему, уже не до меня, — подумала она. — Как все странно! Вроде бы пришла с работы усталая жена: а вдруг она голодна? Почему бы мужу не спросить об этом, не позаботиться? А он схватил бутылку и потчует гологрудую соседку. Вот она, правда жизни!»

Эта мысль позабавила Марту. Она не обиделась ни на мужа, ни на соседку. Они жили основными инстинктами, и им было хорошо. Намного лучше, чем  Марте, которая пыталась размышлять об этом.

Когда соседка ушла, почувствовав недоброжелательство со стороны хозяйки, Виталик спросил:

   — Ты ужинать будешь?

— Не хочу. Я устала, посплю немного, завтра вставать рано.

Муж отправился в свою комнату, снова сел за компьютер. Вот и вся ее семейная жизнь. Впрочем, другая ей и не нужна. Она даже представить себе не могла, что Виталик прилег бы сейчас рядом и стал добиваться от нее ласк и нежной взаимности. В этом отношении он был человек деликатный и понимающий.

Зазвонил телефон. Подошел муж.

—    Тебя, — крикнул он.

Марта никогда не любила трепаться по телефону, а после того случая вообще стала бояться ночных звонков, а потому взяла трубку с неохотой.

—Я слушаю!..

   —    Марта Сергеевна! — послышался бодрый  голос. —Гриневич беспокоит, Марк Григорьевич! Не  разбудил?

-Нет.

—    Вот и славно. Я вот по какому поводу: хочу узнать, приехал ли ваш партнер, Вальтер Диц?

—    Я знаю, что вы пытались уговорить его перебежать к вам, что конечно же не красит вас как добропорядочного партнера, — сразу же перешла на суровый тон Марта.

—Я никого не уговаривал! — заюлил Гриневич.

— Бросьте отпираться, Марк, я все знаю, но хочу Bac огорчить: ничего из вашей затеи не выйдет, так что не стоит тратить время и разыскивать Вальтера. Не усложняйте и без того непростые наши отношения, иначе мы можем всерьез обидеться и выставить перед вашими владельцами жесткое требование: станем сотрудничать с «Глобусом» лишь при условии вашей отставки. В любом случае ситуация сложится не в вашу пользу..

— Я не понимаю, за что вы меня возненавидели, Марта Сергеевна? Я всегда относился к вам с симпатией и восхищением!

— Я тоже отношусь к вам с симпатией, но мне не нравятся ваши поступки. Вальтер сам рассказал мне о визите вашего посредника к нему во Франкфурт о тех предложениях, которые тот делал от вашего имени, поэтому не надо отпираться, будьте мужчиной, в конце концов! И прислушайтесь к моей просьбе, я вам добра желаю!

— Спасибо, я всегда ценил людей, которые желали мне добра! — не скрывая глухого раздражения, прошипел Марк Григорьевич и бросил трубку.

— Хамло! — проворчала Марта и отключила телефон. Ее трясло от злости.

Она набрала номер Вальтера, чтобы предупредить его, но у немца никто не отвечал.

- Вот бабник! — ругнулась главбухша.


13

Марта бежала по рыхлому снегу, а за ней неслись пять серых волков. Она то и дело оглядывалась, видела их дикие желтые глаза, мощные клыки, шерсть, вставшую дыбом на загривках, и мчалась дальше, но ноги  отказывали, она проваливалась по колено в снег, с трудом выдираясь из него. Платок на голове сбился, и силы были на исходе. Она хватала ртом мерзлый воздух, чувствуя, что не добежит до дороги, где мелькали фуры и легковушки, что еще немного, и матерый волчище, вожак стаи, кинется на нее, собьет с ног, и мощные клыки вопьются в ее горло. Страх мешал бежать, однако Марта не могла от него освободиться. Она сделала последнее усилие, рванулась, но нога застряла в снегу, главбухша упала, поползла вперед, ощущая, как над ней уже распростерлось в прыжке волчье тело, закрыла в ужасе глаза, мысленно прощаясь с жизнью, с белым светом, и вдруг проснулась. В комнате было еще темно, но через оконный проем в комнату попадали отблески горящих уличных фонарей, и Марта узрела очертания двух столов, за которыми работала, изящного ромбовидного шкафа с  книгами, большого мягкого ковра на полу, и от вида этих знакомых вещей спазмы перехватили горло и горячие слезы выступили на глазах.

Она жива, и это не страшная смерть, а просто ночной кошмар.

Она включила на мгновение лампу, взглянула на ручные часы, лежавшие рядом: пятнадцать минут четвертого. Снова погасила свет.  Сон был такой страшный, что ее до сих пор бил озноб. Она не могла подняться, чтобы выпить глоток  воды. Горло пересохло от ужаса. Прошло минут пять,прежде чем Марта наконец успокоилась, встала, сходила на кухню и налила холодного чая.

Первый раз в жизни ей приснилась такая жуть. Она  никогда не была в тайге, никогда не видела волков.

Откуда вдруг это дикое видение? Ей и раньше снились  плохие сны, неприятные, оставлявшие горечь в душе.

Но они были не страшными и быстро забывались.  Этот же прочно врезался в память: перед глазами все  еще стояли желтые волчьи глаза и оскаленные пасти, она видела даже полуразорванное ухо вожака, его  рубцы, полученные в лесных боях, физически ощущала этот бег, когда до предела растягивались и ныли от боли мышцы. Казалось, до икр до сих пор невозможно дотронуться, тело еще было липким от пота. Марта выпил а холодного чая и вернулась в постель.  Она знала, что до утра уже не уснет. Бессонница началась год назад и вскоре стала хронической. Сон прерывался в пять утра, а дальше только полудрема, оставлявшая легкую слабость в голове весь день. Поначалу главбухша даже не обращала на это внимания. Ничего страшного, болезнь не смертельная, от нее не умирают.

   Умом она понимала, что запускать недуг не стоит,надо сходить к врачу, проконсультироваться, попить каких-нибудь таблеток, порошков. Но работа высасывала ее дотла, а если выдавался свободный денек , то она жарила сковородку орехов и тупо валялась на кровати, перечитывая в сотый раз «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган, восхищаясь всякий  раз пленительным слогом и сюжетом французской писательницы. Дочитав роман, она через два дня забывала его напрочь, а потому могла погрузиться в него снова с прежним удовольствием.

К ее отцу в последние лет десять тоже привязалась бессонница, и ничего, бессонница на его здоровье не отражалась, он выглядел крепким и бодрым, мог пропустить две-три рюмочки по праздникам. Вот и Марта особенно не тревожилась. А те два-три часа, что оставались до того момента, когда нужно было вставать, Марта использовала для дела, и, когда она с легкостью выдавала Стасу очередную деловую идею, он даже не догадывался, сколько бессонных утренних часов было потрачено на ее обдумывание. Так что если она начнет просыпаться в три, то, значит, у нее будет больше  времени на такие размышления.

«Надо во всем видеть только хорошее, тогда избежишь любой депрессии», — любила повторять ее первая

свекровь. Она работала невропатологом в районной  поликлинике. С ней, единственной, Марта поддерживала добрые отношения. Когда они ссорились с мужем, Наталья Николаевна всегда защищала ее, да и вообще вела себя с невесткой крайне деликатно: не ввязывалась, помогала исподволь, незаметно, сына заставляя быть повнимательнее к жене. Научила печь капустные и рыбные пироги и варить настоящие украинские борщи. Свекровь на все руки была мастерица.

С матерью же второго мужа Марта почти не общалась. Они поссорились сразу же, в день знакомства.  Оглядев ее, Стефания Ольгердовна, маленькая, сухонькая, с кислой улыбкой и мелкими, шиповатыми  зубками, приторно улыбнулась и заметила мужу  прямо в присутствии Марты:

   —    Я    думала, что наша девочка будет постройнее, а она довольно крупненькая, особенно в попке!

У Марты застыло лицо от такой наглости. Свекровь смотрела на нее, как на кобылицу, разве что в рот не  заглядывала, называя невесту этим омерзительным  словечком «она».

Больше Марта никогда не бывала в доме Стефании,  а когда та неожиданно заболела, Валерьян ходил ее  навещать один. Марта даже не являлась на дни рождения свекрови, поначалу придумывая разные оправдания: то схватило живот, то сердце, то неотложные дела, но потом ей надоело вранье, и она с отчаянной твердостью заявила: «Этого никогда не будет!»

Муж был ошарашен, услышав это признание.

—    Но почему?

Марта рассказала, как Стефания Ольгердовна нанесла ей смертельную обиду.

—    И ты все эти годы об этом помнишь?

— Да. И не прощу никогда! — твердо сказала Марта.

Она понимала, что это несусветная глупость, обижаться на грубую фразу мелкой, заносчивой старушенции, но сделать с собой она ничего не могла. Когда она узнала, что родители Виталика живут на Урале, то очень образовалась. Туда часто не наездишься. Ей лучше со свекровями жить порознь. Сближение с ними до добра не доводит.

Размышляя о свекровях, Марта неожиданно для себя заснула и пробудилась аж в девять. В десять приедет Вальтер, чтобы подписать договор. Добираться до магазина на метро ровно час пятнадцать, а ей еще надо почистить зубы, умыться, подкраситься и одеться. Придется на такси.

Марта опоздала на десять минут. Вполне допустимо даже для деловой женщины. Вальтер со Стасом не успели выпить и по чашке крепкого кофе, который Юля сварила для немецкого гостя в турке.

Набросок договора Земская сделала еще в такси, теперь требовалось сесть за компьютер и вписать в обычный, отработанный типовой договор новые пункты. В их тандеме с Ровенским этим занималась она, а шеф по утрам всегда разбирал почту. Марта посмотрела на Стаса. По мрачной физиономии ди-ректора можно было догадаться, что его мучит похмелье и еще — что хуже — отсутствие вестей от дяди. Сегодня вечером истекает срок ультиматума. Стас попросит продления, но Джан на это не пойдет, а сие означает, что завтра или даже уже сегодня он откроет охоту на них. И скорее всего, начнет с Марты.

Она на мгновение замерла, уставясь на экран компьютера. В этом есть логика. Убив Ровенского, Джан денег не получит, но чтобы напугать Стаса и заставить его выполнить условия, он возьмется за Марту. Марта для него идеальная жертва.

Строчки слились перед глазами, главбухша откинулась на спинку крутящегося кресла, схватила сигарету и закурила.

Она только сейчас обратила внимание, что Диц не сводил восхищенных глаз с Юли, что-то шептал ей на ушко и вел себя, как заправский кобель, а та робела и улыбалась, бросая на немца сияющие взоры. Марта почувствовала укол ревности. Еще вчера Вальтер объяснялся ей в любви, асегодня уже не смотрит в ее  сторону. Неужто она так плохо выглядит? Земская не любила, когда в ее присутствии еще кем-то восхищались, кроме нее.

—    Марта Сергеевна, нехорошо! Вы от меня скрыли  такую красавицу. Увидев ее, я просто лишился дара речи! — восторженно пропел немец, заметив ее пытливый взгляд.

В голубых глазках Юли вспыхнуло нескрываемое злорадство. Ей явно нравилось торжествовать над своей начальницей.

«Вот сучка!» — прошипела про себя Марта.

—    Русские женщины не просто красивы! — разглагольствовал Диц. — Они божественны! У нас в Германии есть смазливые девчонки, они хорошо одеваются, имеют красивые фигуры, прически, макияж —сейчас много уловок, чтобы сделать юную леди неотразимой. Можно, извините, изменить форму ягодиц,,бюста, бедер, поправить нос, ухо, сотворить из себя Афродиту. Все это несложно и даже недорого. Иногда смотришь на девушку: ничего в ней нет. Но немного косметики, куафюра, шейпинг, линзы для глаз, меняющие их цвет, — и мужики пооткрывали рты. Но нет в них того, что есть в русской красавице. И это не купишь ни за какие деньги!

—    Вы нас заинтриговали, Вальтер! — оторвавшись от бумаг, проговорил Стас. — Что нельзя купить за какие деньги? Ответ прост: только здоровье!

— А что вы думаете, Юлечка? — Вальтер расплылся в улыбке, глядя на нее.

Помощница Марты снова вспыхнула.

—    Я думаю, молодость, — помедлив, кокетливо произнесла она.

«Камешек в мой огород. Стервоза! Решила со мной посоперничать? Что ж, посмотрим!» — подумала Марта.

—    Прекрасный ответ! — воскликнул Диц. — Замечательный! Молодость, да!

В Германии Дица, видимо, держат в черном теле, у него серьезная деловая репутация, и бывший полковник не может себе позволить у всех на глазах волочиться там за хорошенькой девушкой. Во Франкфурте Вальтер добропорядочный семьянин, который пашет, как вол. Усталый приезжает домой, выпивает бутылочки две пива или стаканчик виски, шнапса или водки и падает в объятия женушки. В Москве же можно расслабиться, признаваться всем подряд  в любви.

—    Так что, это и есть ваш ответ? — удивился Ровенский. — Но при чем здесь русские девушки? Малазийки, немки, все в молодости красивые! Даже я был красивым. Верно, Юля?

Вы и сейчас молодой, — смутившись, сказала  она.

—    Тонкий ответ! - закурив, похвалил Вальтер. — Как бы я хотел и о себе это услышать!

Так что же такого особенного в русской женщине, чего не купишь ни за какие деньги?! — не унимался Стас. — Мне уже не терпится узнать разгадку. Или ее вообще не существует?

—    Существует, — сказал Вальтер, доливая себе  кофе. — Но я за это попрошу рюмочку.

—    Нет проблем, — Стас посмотрел на Юлю.

Та поднялась, достала из шкафа полбутылки ликера, трехзвездочный армянский коньяк и коробку конфет.

— Мне коньячку, с вашего позволения, а дамам можно ликер, — Диц галантно чокнулся с Юлей и сразу же махнул свои сто граммов. — О, и сразу тепло пошло! — Он погладил себя по груди. — Так вот, в  красоте каждой русской женщины есть своя загадка  — весомо сказал он. — Я уже говорил: красоту сегодня можно сделать. Лицевая подтяжка стала такой  же простой операцией, как удаление нарыва или бородавок. Но загадку в женском взоре никакие доктора  не сделают. Вот посмотрите, как Юля смотрит! Это  же волшебство!

Юля просияла. Марта лишь натянуто улыбнулась.

— Да, наверное, — помолчав, согласился Стас и с нежностью посмотрел на Марту.

Юля, постреливавшая глазками в сторону шефа, заметила этот взгляд и насупилась.

Марта отпечатала договор, передала Стасу и Вальтеру. Те углубились в чтение. Юля сидела на стуле, потягивала ликер, ела конфеты, мечтательно посматривая на Ровенского.

—    Юля, возьми Мишу и проверьте склад, прямо по старым нашим замечаниям! — не выдержав, приказала Марта: она не любила, когда кто-то сидел без дела. За четыреста долларов пить ликер и есть конфеты слишком жирно будет.

—    Но мы же хотели завтра? — попыталась возразить Юля.

—    Завтра много других дел. Давай, деточка! Да и ребятки наши пусть не воображают, что им все сойдет с рук! Ну, иди.

Увидев, что Юля уходит, Вальтер соскочил со стула, подлетел к ней:

—    Я вас еще увижу?

—    Увидите, увидите, — успокоила его Марта,

Моя помощница никуда не уходит, она будет рядом. Давайте что-то решать с договором!

—Все хорошо, все прекрасно, — держа во рту незажженную сигарету и водя пальцем по строчкам, бормотал Диц: — В принципе все нормально: минимальная прибыль, минимальный доход, вроде все учтено. Меня вот шестнадцатый пункт смущает: «Без разрешения партнеров я не имею права вступать в торговые сделки по автозапчастям с третьими лицами из других фирм. Получается так, что если меня кто-то из моих знакомых попросит прислать ему за деньги пыльник или сайлентблок, то я это сделать не смогу? Так?

— Ну примерно, — сказала Марта.

— Забавно! — оживился Вальтер. — Может быть,вы запланируете в договоре, сколько раз мне иметь близость со своей женой?!

—    При чем здесь это? — рассердилась Марта.

—    А при том. Я выполняю все ваши заказы. Работаю пять-шесть дней в неделю на вас. Один-два дня имею выходные. Эти дни я могу работать на кого угодно. Хоть на тещу! Это мое право, ребята! Я же не диктую вам: работайте только со мной! Завтра вы найдете кого-нибудь, с кем начнете работать параллельно, потому что с ним быстрее, дешевле и надежнее. А давайте-ка я запишу здесь: вы имеете дело только со мной до тех пор, пока я не умру. Вы скажете: э, так нельзя, это произвол! Вот и ваш запрет такой же произвол!

Стас взглянул на Марту, пожал плечами.

   — Скажите, герр Диц, вы говорили вчера с    Гриневичем? — вдруг спросила Марта.

—    А при чем тут Гриневич?! — вскинулся немец. —    Мы же говорим о договоре.

—    Это вопрос не личного характера. Я спрашиваю не о красотке из бара, с которой вы кувыркались после нашего ухода! Вот это действительно ваше личное дело! Я хочу знать: говорили ли вы с Марком Григорьевичем Гриневичем по телефону?

Вальтер покраснел, когда Земская упомянула о красотках, заерзал, схватился за сигарету, но Марта в упор смотрела на него, и он, махнув рукой, выложил:  —Да, говорил. Но при этом официально заявил,  что буду продолжать на постоянной основе работать  с вами, а потому речь может идти лишь о некоторых  частичных поставках для него, если при этом у меня  будет свободное время.

— Понятно, Станислав Эдуардович, о чем идет речь?! — бросила Ровенскому главбухша.

   Стас нахмурился.

   —Гриневич уже несколько лет подряд покупал автозапчасти у нас, мы имели на этом хороший куш прибыли, вы же теперь фактически забираете у нас  один из самых налаженных каналов. Как же так, Вальтер? — упрекнул его гендиректор,     — Я же сказал, что еще не встречался с ним, —смутился Диц.

   — Но разговаривать разговаривал! — Марта вскочила с места. — И о личной встрече на сегодня договорились, верно? И по телефону успел Марку наобещать с три короба! Что, разве не так?!

У Вальтера даже рот раскрылся от удивления. Он несколько секунд молчал, соображая, откуда она  могла все узнать. Пойманный, как говорится, за руку, он громко фыркнул, схватил коньяк, налил себе почти полстакана и залпом выпил.

—    Вы что подслушиваете меня? — с вызовом выпалил он.

—    Ну вот, я же тебе говорила! — усмехнулась Марта, взглянув на Ровенского.

Диц с подозрением посмотрел сначала на Марту, потом на генерального.

—    Марта Сергеевна посадила жучка, когда заходила ко мне в номер! Так?! — догадался он.

—    Никто у тебя ничего не посадил! Я просто взяла тебя на понт и расколола, как пацана! — выкрикнула она. — А ведь я тебе говорила о Гриневиче, между прочим! И в тот же вечер он мне звонил, тебя разыскивал. И я поняла, что он тебя найдет;только не думала, что ты под ним прогнешься. Думала, Вальтер — морской пехотинец, не мужик, а кремень! Его жулики не купят. Боже мой, с кем мы связались? Пошли на твои условия, чтобы сохранить наше партнерство, а значит, и приоритет в поставках!Ты же стал продаваться направо и налево, как...

-Как кто? — с обидой спросил Вальтер.

— Как задница с ручкой! — запальчиво ответила главбухша. — Давай мы тебе еще найдем несколько  фирм. Поработай, как с нами работал! Или ты думаешь, что Гриневич тебе двадцать процентов от прибыли даст?


— Он мне обещал...

—    Прямо по телефону? — уточнила Марта.

-Да.

- Главбухша не удержалась и расхохоталась. В такие    мгновения ею овладевал бешеный азарт, она понимала, что если сейчас не положить Дица на лопатки, они    его потеряют. Немец уже не верит никому и хочет    |  вести свою игру, чтобы тем же Гриневичем при случае припугнуть ее со Стасом.

-Надо же какой щедрый у нас Марк Григорьич! —усмехнулась Земская. — А почему не тридцать, не сорок процентов? Попроси, он, может быть, и даст!

—    Я не понимаю вашего смеха, — напрягся Диц.

— Да Гриневич может пообещать тебе, Вальтер, и сто процентов прибыли, это без разницы, он ведь ею не распоряжается. Не он владелец «Глобуса». Марк Григорьевич наемный рабочий в ранге генерального.

Завтра ему скажут: ауфидерзейн, герр Гриневич, и его ветром сдует. Так почему бы ему не пообещать тебе двадцать процентов. Может быть, речь шла о пятой части его зарплаты, как гендиректора, а ты не понял? — язвительно спросила Марта.

—Но он же генеральный, как ты... — Диц взглянул  на Стаса.

— Да, Стас — гендиректор и владелец. В «Глобусе»  два владельца — братья Вайнберги, а у Гриневича ни  одной акции. У нас не каждый директор автоматически является собственником предприятия, как,  кстати,  и у вас. Поэтому, обещая тебе по телефону  двадцать процентов прибыли, Марк уже врал, потому  что обещать такого не имел права. А как можно общаться с человеком, который, еще не пожав тебе руку, не представившись, уже обманывает тебя?! Я предупреждала тебя, Вальтер, что он первостатейный мошенник, что не стоит ему доверять! Но Марк поманил тебя пальчиком, и ты, задрав штаны, тут же бросился к нему в объятия!

—    Что такое «задрав штаны»? — не понял Диц.

- Это у нас так говорят. Какая разница, задрав или не задрав!

—    Нет, это большая разница! — обиженно выговорил немец.

—    Хорошо, оставь штаны в покое! Давай по сути! — сердито произнесла главбухша. — Ты категорически возражаешь против внесения шестнадцатого пункта в договор и хочешь за нашими спинами сотрудничать с Гриневичем и со всей Москвой. Так, да?

Вальтер задумался. Стас с интересом наблюдал за поединком своего главного бухгалтера с немцем, понимая, куда она клонит: решила подписать с ним договор на эксклюзивное сотрудничество. И правильно делает, иначе они лишатся почти половины той первоначальной прибыли, какую имели. Потому Стас не вмешивался, боясь все испортить.

—    Ладно, я согласен, — вздохнул Диц.

—    Согласен с чем? — не поняла Марта.

—    С твоим вариантом.

— И ты никаких переговоров вести с Гриневичем не будешь?

—    Конечно же нет.

—    Тогда позвони ему и откажись от встречи.

—    Но я просто не приду,— пожал плечами Диц.

—    Лучше отказаться сразу. Ты же европейский человек, а не из племени тумба-юмба. — Марта набрала номер Гриневича и протянула ему трубку. — Давай,Вальтер, смелее! Рвать так рвать!

—    Але? — неуверенно заговорил Диц. — Это господин Гриневич? Вальтер Диц беспокоит... Да, добрый день. Мы вчера договаривались с вами о встрече, так вот я, к сожалению, не смогу прийти... Ну, понимаете... Да... Да... Нет, но...

Марта сразу же ощутила железную хватку Марка, который не хочет выпускать из своих сетей столь выгодного партнера, а потому она посчитала нужным завершить этот разговор по-своему.

—    Вальтер, дай-ка я договорю! — Она решительно забрала телефон. — Маркуша, ты утомляешь господина Дица своими словесами. Мы подписываем договор об эксклюзивном сотрудничестве, и ваша встреча сегодня  не состоится, прими это, дорогой друг, как должное. И  забудь о нашем надежном партнере, не терзай его своими соблазнительными обманами. Ты все понял?

— Я все понял, — жестко сказал Гриневич, — и подумаю, чем вам, Марта Сергеевна, достойно ответить. Так что иду на «вы», и считайте, что повышенные обязательства на эту тему я уже взял!    .

- Смотри, пупок не надорви! — хмыкнула Марта и бросила трубку.

Несколько секунд все молчали, глядя на нее. Наконец Вальтер нарушил тишину:

- Мне тесть рассказывал о русских женщинах, которые работали пожарными, входили в горящие избы и еще останавливали коня на всем скаку, но я, честно говоря, не верил. Мало ли что болтают. Но теперь сам  вижу, что такие есть. Конечно, как можно сравнивать каких-то Гриневичей и нашу несравненную Марту! Я с вами, ребята! Давайте подписывать договор и поехали обедать! Нет-нет, напиваться не будем, — заметив гримасу Стаса, пообещал Диц. — Пепси и минералку! Все!


14

Лишь затеяв спор с Вальтером, Марта смогла на какое-то время забыть о Джанике и своей догадке, что первой жертвой в его разборках со Стасом станет она. Но едва договор был подписан, как снова страх сковал ее.

—    От дяди что-то есть? — не выдержав, спросила она, и Стас беспомощно развел руками.

—    У меня даже таких денег нет, всего сто тысяч осталось. Расплатился за квартиру, матери дал на свадьбу, на подарки, дяде подкинул. Они с матерью к тому же акционеры, совладельцы. Чтобы найти еще двести, надо как минимум продать «Сириус». И с чем останемся? — Он скорчил гримасу. — Дядя Саша категорически запретил платить. Да и за что? Скажи: за что?!

Марта молчала. Она и не собиралась отдавать свои кровные, несмотря на смертельную опасность, которая ей угрожала. Одна мысль о том, что этот ублюдок будет на Кипре тратить их денежки и посмеиваться над ними, приводила ее в бешенство.

—    И что ты скажешь этому вымогателю, если он позвонит?

Позволю ему спокойно уехать. Если он не сошел с ума, то должен согласиться...

Ровинский не успел договорить, как запиликал  мобильный.

—    Это он, — мрачно сказала Марта.

По тому, как скривились губы Стаса, едва он взял телефон, Земская поняла, что не ошиблась. Разговор был короткий. Ровенский не успел открыть рот, как послышался яростный поток брани. Марта слышала, как Джаник орал.

—    Ты забыл, что я тебе ничего не должен, ни-че-го! — попробовал возразить Стас, но бандит приказал ему заказывать похоронные венки и отключился.

Гендиректор отер пот со лба и стал набирать телефон дяди.

—    Подожди, — остановила его Марта. — У меня есть одна идея.

Диц настоял на том, чтобы Марта пригласила на обед Юлю, и, пока они ехали в «Пекин», помощница ругала продавцов, которые не только не устранили прежние неполадки, но будто нарочно развели еще больший беспорядок.

—    Их обоих гнать надо в шею! — грозно заключила она.

—    Ладно, завтра разберемся, не при нашем госте заниматься этой ерундой, — взглянув на скучное лицо Вальтера, улыбнулась Земская.

—    Это не ерунда, Марта Сергеевна! — вдруг завелась Юля. — Они почему-то решили, что им все позволено. Делают, что хотят!

—    Прекратим это производственное совещание! — строго сказала Марта. — Рабочий день закончился!

Юля покраснела от обиды, но умолкла.

«А она еще та штучка! — отметила про себя главбухша.  — Пора от нее потихоньку избавляться».

У Стаса в «Пекине» имелся знакомый администратор, и через пять минут им нашли столик на четверых , хотя табличка извещала, что «свободных мест нет».  —Свободных мест нет для посторонних, а мы с  Мартой Сергеевной тут почти завсегдатаи, — пояснил Стас Вальтеру, и у Юли от этих слов нервно вздернулся красивый носик.

Пока им готовили стол, Марта позвонила Стукову.

План был такой: взять Джаника, когда он нападет на нее.

—    А вы уверены, что он это сделает? — спросил Александр Васильевич.

—    Уверена.

На другом конце провода повисло странное молчание, потом раздался долгий вздох ,чиркнула спичка.

—    И когда?

—    Сегодня вечером.

—    Это точная информация?

—    Вы хотите иметь свеженький труп?

Стас уже звал ее проходить в зал, и она присоединилась к компании.

Их посадили у окна. За соседним столиком сидели двое немолодых, далеко за пятьдесят, лощеных мужчин, внешне похожих на дипломатов. Они были в смокингах, белых манишках, бабочках, на тонких пальцах красовались старинные перстни, ногти ухоженные, точно оба только что вышли из салона красоты. «Дидломаты» курили дорогие сигары — этаких два светских льва на дружеском рауте. Они с неожиданно пристальным любопытством стали посматривать на Юлю, улыбаться, о чем-то оживленно переговариваясь друг с другом, и даже закивали ей, точно встретили старую знакомую.

—    У вас что, все так глазеют друг на друга в ресторанах? — громко возмутился Диц. Немец бы слегка пьян, стакан коньяку на голодный желудок и старые дрожжи затуманили ему голову.

—    Ты их знаешь? — спросила Марта у Юли.

—    Первый раз вижу, — смутившись, прошептала помощница.

—    А они ведут себя так, будто знакомы с тобой.

«Хотя что она может иметь общего с этими богатыми стариками? — про себя добавила Марта. — Если только они не приятели Валерьяна, что вполне правдоподобно. Но тогда Юля ведет себя неприлично, не отвечая на их приветствия».

—    Я им морду набью! Я все-таки морской пехотинец! — ревниво прорычал в их сторону Вальтер, и респектабельные соседи отчаянно замахали рукой официанту, требуя счет.

—    Не дури! — строго сказала Марта. — Ты находишься в приличном ресторане, а ведешь себя по-бандитски!

Через пять минут «дипломаты» ушли, и Вальтер успокоился. Он заказал вишневый ликер для Юлечки, водку для себя и Стаса и сок для Марты. Земская вздохнула: она не сомневалась, что этим все и закончится.

—    Ну что сказал дядька? — шепнул Стас.

—    Заинтересовался.  — Спорим на норковое манто; что сегодня ничего не будет!

—    Я, пожалуй, возьму деньгами!

—    Я серьезно. Пятнадцать штук!

Марта тут же протянула ему руку:

—    Вальтер, разбей!

Немецкий гость размахивал руками, что-то на ухо рассказывая Юле, и бедняжка заливалась краской. Казалось, Диц видит только ее, позабыв обо всем на свете.

Еще утром Марта думапа,что Вальтер нарочно разыгрывает перед ней бурные сцены любви к ее помощнице, чтобы отомстить ей за то, что Марта  им пренебрегла вчера. Но сейчас она была готова поверить, что старый греховодник всерьез влюбился в юное создание, — столь неподдельно блестели его глаза и сами собой растягивались в нежной улыбке     губы. Главбухша даже почувствовала ревнивый укол в сердце. В первый раз на нее совсем не обращают     внимания. Это жестокий звонок. Хотя Стас по-прежнему поглядывал на нее с нежностью.

Ровенский почти все время молчал. По-видимому,угрозы Джаника не давали ему покоя. Молчала и  Марта, ибо не терпела светскую болтовню и длинное  застолье. Да и сама немного нервничала, несмотря на  то что дядя Саша обещал пригнать небольшую группу  ей на помощь. Марта продиктовала ему адрес и код подъезда, попросив действовать аккуратно и не вспугнуть Джаника.

— Я ребят проинструктирую, — усмехнувшись, заверил ее Стуков.

Они наметили стрелку на девять вечера, а потому  Марта не торопилась. Но в половине восьмого она  решительно прекратила застолье и потребовала счет.

Платил Диц, ему хотелось щегольнуть перед  Юлей, и  Марта со Стасом не препятствовали ему.  На улице Юлю пришлось буквально вырывать из цепких объятий Вальтера. Он не хотел ее отпускать,зазывал к себе в «Украину», в бар, бросался ко всем машинам, но таксисты, видя буйного пассажира, тотчас уезжали. Юля стояла в стороне, глуповато улыбалась, не зная, ехать ей с гостем или отправляться домой. Чувствовалось, что ей хотелось поехать с немцем и, может быть, даже лечь с ним в постель. Назло Марте. При этом Юля успевала наблюдать и за Стасом, словно проверяла, ревнует он или нет.

Марта оттащила Дица в сторону:

—Я отпущу эту девочку с тобой, но запомни: она девственница и ты будешь обязан на ней жениться! Ты готов развестись со своей фрау Анастасией и жениться на Юлечке?

— А нельзя как-то...


—    Нет! — отрезала главбухша. — Ее отец прокурор и мне трудно будет унять его ярость: единственная дочь обесчещена бывшим полковником морской пехоты бундесвера! Представляешь себе заголовки газет?! Тебе это надо?.. Поезжай в гостиницу, возьми какую-нибудь девицу, разрядись и не совершай глупостей, Вальтер! Ну а если влюбился, решай семейные дела, возвращайся, и мы тут же сыграем свадьбу! Ты же мужчина и должен принимать настоящие мужские решения, а не болтаться, как вша на гребешке!

—    На чем болтаться? — не понял он.

—    Все, проехали!

—    Куда поехали?

— Ты хочешь снова жениться?

Вальтер шумно вздохнул.

—    Нет, я не хочу больше жениться, — нахмурившись, сказал Диц. — Я поеду в гостиницу.

Он совсем отяжелел. За ужином один выпил почти всю бутылку водки и два фужера шампанского.

— Подожди в стороне, я сама поймаю такси! — распорядилась Марта. Стас, не стой, как пень, договорись пока, во сколько ты завтра за ним заедешь!

Она вышла к Садовому, и сразу три машины остановились рядом с ней. Главбухша выбрала такси, а не частника, дала шоферу пятьдесят рублей.

—    До «Украины» подбросишь нашего товарища, — властным тоном скомандовала она.

—    Вообще-то маловато даешь, хозяюшка! — беря деньги, неуверенно пробурчал шофер.

— Чего?! — возмутилась Марта. — До места тридцатки не будет, а двадцать рублей чаевых уже мало!Озверели совсем!

Скоро валютой брать будете!

— Ну ладно, ладно, не кричи. Поторговаться нельзя!  — тут же пошел на попятную водитель. — Давай своего товарища!

Марта махнула рукой, Стас подвел Дица, усадил того на заднее сиденье. Тот уже плохо стоял на ногах. Главбухша обратила внимание на его желтоватое морщинистое лицо, круги под глазами, на жесткие складки у рта. Еще немного — и Вальтер превратится в глубокого старика. Бес в ребро.

—Все нормально, дружок? — похлопав его по  плечу, улыбнулась она.

   — Нормально.

—    Отдохни лучше, Вальтер, послушайся меня! Стас завтра заедет, отвезет тебя в аэропорт! Я уж не буду тебя провожать. Держись молодцом. Работаем, как прежде, и все у нас будет. Ну давай! — Она поцеловала его в щеку, стерла помаду. — Ни пуха ни пера. И мягкой посадки!

—    Хорошо, моя девочка!.. Бай-бай, крошка! — Он послал воздушный поцелуй Юле.

Та с грустью помахала ему в ответ рукой, и такси уехало.

Ровенский, попрощавшись с Юлей, сел в свою машину, дожидаясь Марту. Юля не спешила идти к метро и не сводила глаз со Стаса, точно ждала, что он позовет ее с собой. Но он не позвал.

—    До свидания, Юля. Тебе пора домой, а то уже поздно, — мягко проговорила Марта. — До завтра. Ты какая-то бледненькая. Витамины попей. Скоро весна, авитаминоз, это бывает. Апельсины покупай, шиповник заваривай, вместо чая хорошо. И оставь в покое Колю с Лешей, мы работаем в одном коллективе, у тебя свой участок работы. Ну да ладно, завтра поговорим!

- Спасибо, но со здоровьем у меня все в порядке. И авитаминоза не бывает. И запоров тоже. И нервных расстройств. Но если выдумаете, что я девственница, то глубоко ошибаетесь, — неожиданно взорвалась помощница. — У меня несколько неутомимых, искусных любовников, и я давно сама способна  выбирать себе спутника на ночь. В этом я разбираюсь чуть получше вас, поэтому прошу больше не опекать меня и не блюсти неусыпно мою нравственность. Это вовсе не входит в ваши должностные обязанности, Mapта Сергеевна, и не стоит больше так напрягаться, a то меня в следующий раз стошнит от вашей заботы. Спокойной ночи!

Юля резко повернулась, двинулась вперед, но неожиданно остановилась, снова подошла к Марте:

— Кстати, один из тех «дипломатов», что сидел за соседним столиком, был моим любовником некоторое время и делал весьма дорогие подарки. Можно сказать, он содержал меня, и мне это нравилось. Хотя, любовник из него никудышный! Это к сведению, чтобы завтра вы не задавали мне идиотских вопросов по поводу сегодняшнего вечера и не ставили себя в глупое положение!

Отчитав, а точнее сказать, отхлестав Марту по щекам, Юленька ушла, даже не попрощавшись.

Марта от изумления несколько секунд не могла сдвинуться с места. У маленькой Юлечки вдруг прорезались даже не зубки, а клыки, коими она больно цапнула свою придурковатую благодетельницу. Так бывает. В один прекрасный день ты вдруг обнаруживаешь, что совсем состарилась и тебя пора выбрасывать на свалку. Это горькое открытие, и надо как-то выдержать этот удар. У Марты даже голова закружилась.

Почуяв неладное, Стас выскочил из машины, приблизился к ней, поддержал за локоть.

—    Что-нибудь случилось? — не понял он.

Нет. Что-то голова закружилась. В ресторане так было накурено, да и вы все смолили. Усталость опять же.  Давай немного подышим воздухом. Вечер хороший...

Она посмотрела на часы. Десять минут девятого. Время еще у нее есть. Стас трезвый, доберется сам.

—    Да, вечер хороший.

Падал тихий снег, было пять градусов мороза, сухо, нe слякотно и не холодно. Снег блестел, переливался в огнях фонарей и рекламы. Почти рождественская погода. Марте вспомнился далекий маленький городок, где она выросла, колядки, катание вечером на санках, доносящееся из домов пение. Темно-синий бархат неба с яркими звездочками. Из такого бархата был сшит костюм их школьного Деда Мороза. Сейчас  почему-то, подражая американцам, стали шить из ярко-красного сукна, но тот темно-синий бархат дедморозовского тулупчика, схожий с зимним ночным  небом, нравился ей больше. Марте вдруг так захотелось вернуться назад, в детство, что она готова была расплакаться из-за того, что это недостижимо. Так когда-то она стремилась вырваться из родительского  дома, потом из скуки и однообразия семейной жизни,  из тиранического плена второго мужа. Теперь стали давить оковы ее рискового бизнеса.

Она могла стать, к примеру, хорошим педагогом — так ей казалось. Или ученым. Археологом, архивистом, изучающим отдаленные эпохи. Лишь бы не смотреться в зеркало нынешнего времени, в зеркало рэкета, угроз, наездов, всеобщего вранья и поголовного воровства, когда государство обкрадывает своих граждан, а граждане, что могут; тащат у государства. Газеты и телевидение выворачивают кишки политиков наизнанку, заставляя всех дышать этим смрадом. Вот и Юлечка вывернула свои кишочки, от запаха которых


Марта чуть не задохнулась. И что она может ответить Юле? Выгнать ее завтра с работы? Стас спросит за что? За то, что Юля объявила, что она не девственница.

За это не увольняют. Какого рожна Марта полезла оберегать ее целомудрие? Кто ей Юля? Никто. Внучатая племянница второго мужа, с которым Марта в разводе, а значит, никаких родственных отношений между ними нет. Девочка — совершеннолетняя, имеет право принимать самостоятельные решения. Эта засранка хорошо знает, что Марта не утрется и не пойдет дальше с плевком по жизни, а значит она сама подыскала уже себе другую работу и завтра выложит на стол заявление. Конечно, хорошо было бы турнуть ее по статье, скажем, за профнепригодность, вернуть мерзавке ее пощечину, но ничего не получится: нет фактов. Нет докладных о ее ошибках  нет выговоров, а их как минимум необходимо иметь три, и последний — непременно строгач. Марта работала  в профкоме и знает, как это трудно —уволить по статье. К тому же эта сучка станет судиться, Валерьян начнет трезвонить, хлопотать за нее, да и на такое оголтелое вранье — состряпать за одну ночь докладные и выговора — Марта не пойдет. Ладно, уела дрянь старую тетку, тут уж ничего не скажешь, нахлестала ей по щекам, и поделом! Не работай собесом на всю улицу, не обогревай Северный полюс!

Они подошли к машине.

— Мне, наверное, надо поехать с тобой? — тихим  голосом и не очень твердо выговорил Стас.

   —    Это    ни    к    чему, — ответила Марта, глядя в сторону.

— Я стопроцентно уверен, что Джаник сегодня у тебя не появится, слабо улыбнувшись, произнес Ровенский. — Ему нужен я, ты здесь ни при чем.

— Но больше, чем ты, ему нужны деньги, а чтобы их получить, он хочет напугать тебя до смерти и доказать, что вовсе не шутит. Сделать же это можно лишь одним способом — убив меня.

— Но почему не мою мать или дядю?

— Если Джаник это сделает, то восстановит против себя всю милицию и уголовку Москвы, и его сдадут свои же. А из-за меня  муровцы не станут рвать задницы. Стас несколько секунд молчал, глядя на главбухшу.

Кажется, ее логика генерального убедила.

— Тогда тем более я должен поехать с тобой!

— Нет! — решительно отказала Марта. — Я должна там быть одна. Да и вдвоем нам не стоит рисковать.  Она вдруг с такой нежностью взглянула на него, что Ровенский не выдержал, бросился к ней и крепко сжал ее в объятиях.

   — Мы никогда не расстанемся, никогда! — жарко шептал он.

Марта не сопротивлялась! Лишь украдкой взглянула на часы. Половина девятого. Пора.


15

Стас рвался поехать с ней, но она настояла на том, чтобы он отправился к матери. Не исключено, что Джаник передумает и заявится к Лидии Николаевне. Адмирал Никита Самсонович улетел на несколько дней к сыновьям в Севастополь, чтоб получить благословение на брак, и Лидия Николаевна осталась одна. Сын в такие опасные минуты должен быть рядом. Так горячо рассуждала Марта, и это его убедило.

— Да, она такая трусиха, ты не представляешь! — закивал Стас, радуясь тому, что нашелся спасительный выход и ему не надо ехать вместе с Земской.

- Марта даже обиделась, однако виду не подала.

Ровенский помог ей поймать такси.

— Если ты умрешь, умру и я! Помни об этом! — с придыханием прошептал он.

— Если не вышибут последние мозги и не приключится склероз, постараюсь не забыть, — cyxo пообещала Марта.

Когда-то мать посадила ее в шкаф за то, что она съела полбанки сметанного крема, которым хозяйка хотела залить торт, приготовленный к ее же дню рождения. Так получилось, увлеклась. Уж слишком вкусным оказался тот крем: сметана, взбитые яйца, клубничный сироп, — не крем, а объедение. А мама была еще молода и не в меру горяча. Честь хозяйки для нее оказалась важнее, чем день рождения дочери. А потому, взорвавшись, она засадила дочурку в большой платяной шкаф. Мать потребовала: проси прощения-выпущу. Марта отказалась. За что просить прощения, если торт все равно предназначался для нее? Но мать сдаваться не хотела. Нашла коса на камень. Марта просидела в шкафу пять часов, гости праздновали без нее — им объяснили, что именинница ушла навещать больную бабушку и вот-вот должна вернуться. Марта досидела в темнице до торта. Но когда его внесли, она с шумом отворила дверцу платяного шкафа и вывалилась в комнату. С двумя сестрами матери приключился глубокий обморок. Марта же села за стол, с остервенением набросилась на еду, но прощения так и не попросила.

Почему она сейчас об этом вспомнила?

Марта сама предложила стать приманкой, чтобы Александр Васильевич мог поймать матерого бандита.

Ни В ресторане, ни после него Марта не испытывала страха. Ее затрясло уже в такси, по дороге домой. Вот тогда-то главбухша стала умолять Господа, чтобы он смилостивился и освободил ее от этого испытания. Она соглашалась проиграть пятнадцать тысяч долларов, ей вовсе не хотелось норкового манто, она готова была предстать перед спецназом, вызванным Стуковым, дурой, трусихой, сумасшедшей, возомнившей что на нее именно сегодня нападут и попытаются лишить жизни. Она по-прежнему ощущала нависшую над собой опасность, и это заставило ее сжаться от  страха. Она не верила, что поднятые по тревоге спецназовцы окажутся умнее этого негодяя. Он хитер и ловок. Его не остановить. Джаник понимает, что любой промах будет стоить ему жизни и свободы, а  потому просчитает каждый свой шаг, каждое мгновение атаки.

Уже подъезжая к Речному вокзалу, Марта попросила таксиста остановиться около магазинчика,якобы купить воды и сигарет. Выйдя из машины, она  напряженно размышляла, не стоит ли ей плюнуть на  все и поехать к Лидии Николаевне. Она почти уже  решилась на это, но стыд перед Александром Васильевичем заставил ее взять себя в руки и вернуться в такси.

—Ладно, поехали! — сказала она шоферу.

Через пять минут они подкатили к подъезду. Марта расплатилась, помедлила, оглядев из окна двор, и ничего подозрительного не обнаружила. Какой-то парень набирал в таксофоне номер, двое старых ханыг о чем-то спорили перед закрывшимся супермаркетом,  на остановке толклись двое приятелей, дожидаясь троллейбуса, женщина спешила в соседний дом.

Водитель терпеливо ожидал, когда пассажирка  выйдет. Главбухша хотела попросить у него помощи,  но он хмурился, посматривая на часы, всем своим  видом показывая, что торопится, и Марта передумала.     Земская направилась к дому. Она почти не чувствовала ног, казалось, они подчиняются не ей, а какой-то посторонней силе. У дверей подъезда она оглянулась, высматривая спецназовцев, но никого похожего  на них рядом не увидела.

«Не поверил, обманул Александр Васильевич!» - Марта содрогнулась, предчувствуя ужас конца.

Джаник не шутил, угрожая им. Он из тех, кто слов на ветер не бросает.

Марта набрала код, загорелось: «Ореп», запищал сигнал цифрового замка, извещая, что можно открывать дверь, но она не могла шевельнуть рукой.

   — Вы входите или?.. — глухо прозвучал за спиной мужской голос.

Главбухша вздрогнула, резко оглянулась. Мужчина был ей незнаком. Он смотрел на нее холодно и не дружелюбно. Не дожидаясь ее ответа, незнакомец распахнул дверь.

Проходите! — повелительно проговорил он, не давая ей возможности ретироваться, и Марта невольно шагнула в дверной проем.

«Он мог прислать киллера, чтобы не рисковать самому, ведь ему нужна только моя смерть, только смерть, и больше ничего!» — осенило вдруг Марту, но пути к отступлению были уже отрезаны.


Она еще могла ударить его в пах, в живот, по горлу, оказать хоть какое-то сопротивление, прежде чем этот монстр вонзит в нее нож или пристрелит. Но ничего не сделала. На первом этаже жил комендант, бывший летчик, рослый, высокий. Однажды он предложил: «Если муж или кто-нибудь из жильцов будет обижать, скажите мне, я приведу грубияна в чувство!» Случай был подходящий, чтобы воспользоваться его любезностью. Однако Марта как воды в рот набрала и о помощи не завопила.

В подъезде пахло краской и стояла мертвая тишина. Все сидели по квартирам, уткнувшись в телевизор. Марта остановилась у лифтов. Ей на пятый, а этому? Она взглянула сначала на его тупоносые модные ботинки и лишь после этого подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Стройный, рыжеватый, невзрачный, в черном длинном пальто и шляпе. Вид, как у заштатного офисного клерка. Кажется, Стас ей говорил, что убийцы стали одеваться, как чиновники. Без всяких там кожаных курток и цепей. Вот и этот неприметен и хладнокровен: убийство — будничное ремесло.

Незнакомец точно робел, стараясь не встречаться  с ней глазами. Неожиданно он спохватился и нажал кнопку вызова.

—    А мы лифт с вами позабыли вызвать! — смутившись, заулыбался он.

«Убийца, который смущался», — усмехнулась в душе Марта.

Только она об этом не сможет никому рассказать, если он ее пристрелит в лифте. А киллер, видимо, решил поступить именно так, в этом она не сомневалась.

Спустился лифт. Незнакомец открыл дверь; пропуская ее вперед. Она еще могла развернуться и выскочить из подъезда, вечерняя жизнь пока еще не выветрилась с улиц, проходили люди, работали ночные магазины. Но Марта со школы привыкла космодемьянствовать: героиня-партизанка Великой Отечественной Зоя Космодемьянская всегда была ее кумиром, а потому она отчаянно шагнула в лифт и, оцепенев, доехала до пятого этажа.

— Вы выше? — полюбопытствовал незнакомец.

—    Нет-нет! — очнувшись, вымолвила Земская, вышла и захлопнула дверь! Старый лифт, громыхнув, стал подниматься дальше.

—    Не он! — радостно прошептала она.

В горле пересохло, и Марта вспомнила, что у нее в сумке лежит бутылка «Спрайта». Достала, сделала глоток, поперхнулась пузырьком воздуха, закашлялась, прислонившись к стене.

«На Джана такое не похоже, — удивилась она. — Странно все это. И где эти спецназовцы? Точно они друг с другом сговорились о внезапном перемирии!»

Немного успокоившись, Марта открыла тяжелую железную дверь в общий для четырех квартир коридорчик. Виталик должен был быть дома, и Марта уже хотела нажать кнопку звонка, как вдруг заметила ,что дверь неплотно пригнана к раме. Обычно муж всегда запирал ее на замок, он не любил жить нараспашку Она вошла в прихожую. В комнате мужа работали телевизор и компьютер, но Виталик не сидел на своем обычном месте в трусах. По обуви и одежде Земская сразу определила, что муж дома. Скорее всего, на кухне. Она, не раздеваясь, направилась туда, толкнула дверь и остолбенела: Виталик сидел привязанный к стулу с кляпом во рту и с ужасом смотрел на нее.

— Я всегда держу свое обещание, Марта Сергеевна, — послышался за спиной хрипловатый, с кавказским акцентом голос Джаника, который она узнала бы из сотни других. — Впрочем, вы об этом догадались: я сразу заметил спецназовцев, окруживших вашу башню. Только я подъехал пораньше их и уже обедал на вашей милой кухоньке. Жареная картошечка с лучком и соленым огурчиком — мое любимое блюдо. Хотел и супруга вашего угостить, да он начал хулиганить, потому его и пришлось связать. Встает вопрос: почему я его не убил? По моему замыслу он должен сначала стать зрителем вашей смерти и только потом умереть сам. Все расписано в моей повести, и каждая точка имеет особый смысл!

Марта по-прежнему стояла спиной к бандиту — просто не могла повернуться.

— Странно все-таки, что вы не использовали шанс спасти свою жизнь и вашего мужа. А ведь все было в ваших руках. Или вы такая смелая?

Марта открыла рот, но ни один звук не вырвался оттуда.


16

Переступая порог квартиры, Марта с грустным разочарованием подумала, что экстрасенс из нее никудышный: предчувствия не сбылись и логика хромает.

Ей стало даже стыдно перед Стуковым, который завтра  наверняка позвонит и ехидно спросит: «Ну что там с попыткой покушения? Надеюсь, вы не пострадали?» И ей нечего будет возразить. А отставной генерал весомо добавит: «Вот потому мы и не приехали».

И вот сейчас стоя перед бандитом, как закланная овца, Марта подумала: «А все-таки чутье меня не обмануло! Я знала, что он придет сегодня меня убивать». Выходит, и Стуков не подвел. У Джаника чутье на ментов, он не мог ошибиться. Вот только что теперь от них толку?

Джаник обвел их вокруг пальца. Теперь ему надо дождаться, когда они снимут наблюдение и уйдут. А это произойдет через час, не раньше. Присланные Александром Васильевичем люди наверняка видели, как Марта входила в подъезд. Если убийца там, то, сделав свое дело, он тут же выйдет и тогда его схватят. Конечно, Марты в живых уже не будет. Зато появятся улики: следы Джаника рядом с жертвой, порох на перчатках, а может быть, если повезет, и капелька крови на одежде, и свидетельства соседей. Улики наберутся, и уж тогда бандита засадят надолго, лет на двадцать, а то и на всю жизнь. Значит, у нее есть минут двадцать, прежде чём он ее убьет. С трупами сидеть неприятно.

— Ну что обмерла? Ты ведь у нас смелая, я знаю! — гнусаво повторил Джаник.

Был бы у нее пистолет, Марта бы с радостью пришила этого гада. Откуда в ней эта кровожадность?

Наверное, от дедушки, латышского стрелка, который  всю жизнь воевал и погиб, воюя в чужих краях. Марта  никогда его не видела. Мать рассказывала, что видела свекра один раз и он почему-то нагнал на нее страху,задав всего один вопрос: как она относится к советской власти?

— Хорошо, — ответила мать.

   — Вот таких, как ты, я бы без сожаления ставил к стенке и расстреливал каждый день! -побагровев от возмущения, проговорил он.

Мать лишилась дара речи от таких слов, ибо дед работал в органах и все время ходил с револьвером.

   —    Человек, любящий свою власть, должен отвечать, что готов в любую минуту отдать за нее жизнь! Только так отвечать, а не иначе! Ты готова отдать жизнь за советскую власть?!

— Нет, — храбро ответила мать, глядя ему прямо в лицо. Она была не робкого десятка.

Дед сверлил ее своими серо-синими буравчиками  минуты две. Потом молча встал и ушел. Больше они не виделись.

— Ты что, не слышишь? —прорычал налетчик и ткнул ей ножом в спину — не сильно, но лезвие прорезало грубую ткань пальто и больно кольнуло кожу. Марта ощутила, как капельки крови заскользили по спине.

Пальто было итальянское, дорогое, она отдала за него больше тысячи долларов, а эта мразь его пропорола. Дырку придется латать, и шовчик будет виден. Куда пойдешь в таком пальто? Марта не записная модница, но уважение к себе надо иметь.

Виталик видел, как бандит вонзил в спину жены нож, и от страха у него округлились глаза. Он заерзал, заворочался на стуле, стал раскачиваться, точно стремясь вырваться из пут и броситься Марте на помощь.

«Бедный мой, бедный! — пронеслось у нее в  мозгу. — Попал, как кур в ощип! Ни за что!»

— Сидеть, тварь, а то я тебе глотку перережу! — заметив попытки Виталика вырваться, пригрозил  Джаник.

Эти дикие угрозы и испорченное пальто, которое  она надела сегодня в первый раз, так ее разозлили,  что Марта схватила тяжелую чугунную сковородку с  жареной картошкой, стоявшую под рукой на газовой плите и, развернувшись, заехала ею по голове бандита. От неожиданности тот не успел пригнуться и отскочить, все произошло мгновенно. Сковорода с такой силой обрушилась на его череп, что послышался  сухой треск, Джаника выбросило в коридор, он громыхнулся на пол, дернулся и затих.

Марта несколько секунд стояла со сковородой в руках, потом поставила ее на плиту. Картошка даже не высыпалась.

Еще через мгновение она освободила от пут Виталика. Вырвавшись, он подскочил к своему мучителю, с яростью стал молотить его ногами по ребрам. Марта еле оттащила мужа.

—    Перестань! Он и так, по-моему, не дышит!

—    Дышит, я вижу! — Виталик пнул его несколько раз в пах.

Джаник застонал.

— Слышишь, живой, гад! — Виталик снова замахнулся.

Марта схватила мужа за руку, втащила на кухню.

—    С тобой все нормально? — спросила она.

—    А что со мной может быть ненормального? Вот у тебя кровь! — Он показал на пол.

Марта заметила несколько ярких красных пятнышек на линолеуме кухни.

— Вот сволочь! — Она сняла пальто, задрала кофту. — Посмотри, что там.

   — Ранка, течет.

   — Прижги одеколоном!

Виталик принес свой «Черный Джек» ираспылил на рану.—Жжет?

— Жжет.

   — А кто он? — Муж указал на распростертое тело Джаника.

—    Бандит, — сказала она.

—    Он говорил, что вы ему должны триста тысяч долларов, это правда?

Отвечать у нее не хватило сил. Да и чтобы все стало ясно, нужно было долго рассказывать.

Послышался странный шум в коридорчике, потом топот ног. Марта поняла, что сейчас произойдет, открыла рот, чтобы крикнуть: «Дверь не заперта, не надо ее вышибать!» — но не успела. Два дюжих спецназовца  в масках вынесли ее напрочь, сплющив «Канди» -итальянскую стиральную машину, стоявшую в углу. Вломившись в квартиру, увидели лежащего Джаника| и застыли.

   —Ну что, вояки?! — с презрением произнесла Марта. — Всю жизнь только и делаю, что пашу за мужиков! Ничего толком сами не могут сделать! Руки из задницы растут! Забирайте это дерьмо!

Один из ворвавшихся присел на корточки, наклонился над бандитом, пощупал пульс.

—    Жив, — сообщил он.

—    Я его сковородой звезданула. Засранец! Пальто мне продырявил. Единственно приличная вещь была из одежды!

Один из спецназовцев не выдержал и расхохотался.

Секунды через три тихо, захлебываясь, начал подвывать  второй, потом третий, и внезапно заржали все  хором, да так громко, что соседи выскочили из своих квартир. Полуголая врачиха Верка, увидев сразу столько крепких мужиков у себя в коридоре, тут же нервически захихикала.

—    Уберите этого сморчка, — кивнув на бандита, приказал один из спецназовцев.

Двое подхватили Джаника, который так и не пришел в себя, вынесли, и все как-то разом отступили, выдавливаясь по узким коридорчикам на лестничную площадку.

—    А кто дверь будет делать? — спохватилась Марта.

Двое спецназовцев вернулись, подняли дверь, но скобы были вырваны, и для начала требовалось привинтить  их.

— А стиральную машину кто компенсирует?

— Это не к нам, к начальству, — пробасил один.

— Где Стуков?

Генерала никто не знал, и все растерянно пожимали плечами. Сигнал и ориентировка поступили  через свои службы, им дали описание Марты и номер квартиры. Они ее увидели и послали на помощь старлея. Вперед вышел тот самый невзрачный клерк в  черном пальто, и, смущаясь, представился:

—Мусин Павел,старший лейтенант,— он протянул руку, и Марта ее пожала.

Оказывается, старлей поднялся на два этажа выше, затем спустился вниз, позвонил Вере и показал ей удостоверение. Врачиха впустила его в общий коридорчик, он и стал подслушивать их разговор. По первым же репликам Мусин понял, что находящийся в квартире посторонний имеет преступные намерения и сообщил об этом товарищам, находившимся как во дворе, так и на этажах. Решили бандита немедленно брать. Но Марта их опередила.

   —А если б он меня убил, пока вы там раздумывали и принимали решение? — спросила Земская.

— Все бывает, — вздохнул Мусин и, улыбнувшись, добавил: — Но вы же, так сказать...

— Неужели нельзя было все мне объяснить, когда мы с вами встретились? — возмутилась Марта.

— Приказа не было.

   Наконец спецназовцы убрались, Виталик, придя в себя, привинтил петли и повесил дверь. Она особо не пострадала, а вот стиральную машину нужно было выбрасывать.

   — Ладно, завтра другую купим, — махнула рукой Марта. — Ты ужинал?

—    Он предложил, стал нагло шарить по нашему холодильнику, тут я и попытался его вырубить...-Виталик насупился, сжал кулаки. — Не получилось.

—    Этот тип мог запросто убить тебя!

—    Он мне сказал об этом.

—    Он мог убить без предупреждения.

—    Да я понял.

Марта разогрела картошку, достала мясо, быстро отбила два куска и пожарила. Виталик все умял в одну секунду, такой зверский аппетит у него обнаружился. Марта с завистью смотрела на мужа. Он набивал poт картошкой, рассказывая попутно обо всем, что случилось с ним до ее прихода.

Часов в пять Виталий вернулся из института и  хотел сесть за работу, как вдруг звонок в дверь. На пороге стоял невысокий худенький кавказец со шнобелем, злыми глазками и блуждающей змеиной улыбочкой .

—    У меня холодок пробежал по спине — настолько лицо отвратное. Не страшное, но жутковатое. Он говорит: «Марта Сергеевна меня пригласила в гости просила обязательно дождаться. Можно я пройду, а то меня шатает?» Пришлось впустить. Он разделся, прошел в твою комнату, лег сразу на кровать. Я ему сказал: «Встаньте и пересядьте на стул». Вежливо ска-зал. Он отвечает: «Марта Сергеевна мне должна триста тысяч долларов, вся ваша мебель не стоит и десяти,а значит, она моя и я могу делать с ней, что хочу!» Виталий помолчал и добавил: — Только тогда я начал  соображать, что это вовсе не твой знакомый, а это  наезд  и дело дрянь!

Он доел картошку и мясо, налил себе и Марте чаю,принес конфеты «Сливочная тянучка», которые она очень любила.

— Я подумал: его надо вырубить, связать, дождаться твоего прихода, а там разбираться; сдавать нахала в милицию или выпустить на волю, коли он окажется безобидным. Но он явно повел себя не как гость, а как последний хам, улегшись на твою кровать прямо в грязных ботинках. Это было намеренное оскорбление, вызов. И что оставалось делать?

   — И что дальше? — спросила Марта,

   — А дальше он захотел поесть и выпить. Потребовал, чтобы я выкладывал все на стол, но не стал дожидаться, сам полез в холодильник и стал там рыться,  доставая все, что ему приглянулось: масло, яйца, сыр,  сметану, соусы, рыбу. Потом полез в морозильник. Я схватил пассатижи, больше в прихожей ничего не  было, и с воплем — для устрашения — ринулся на  него В общем, повел себя глупо. Он врезал мне ногой  в пах. Я согнулся, он мне ударил бутылкой с кетчупом  по голове. Я упал, потерял сознание. Очнулся уже  привязанный к стулу.

   Виталик взял сигарету, закурил. Закурила и Марта.

   — В детстве я классно дрался, а тут вижу: все навыки растерял. Так обидно за себя стало! Он ведь тля болотная, мизгирь, блоха со шнобелем! Я по сравнению с ним Геракл! А бойцовского ума ноль!

   Виталик так горячо переживал свою неудачу, что Марте захотелось успокоить его.

—Ты просто растерялся, так бывает, — сказала она.

Он хмуро глядел в одну точку.

—    Ты-то не растерялась. Уложила его так, что теперь врачи не сразу приведут в чувство, — помолчав, проговорил он. — Знаешь, я столько грязи, унижений претерпел за те три часа, что тебя не было, даже рассказывать не хочу!

Губы у Виталика задрожали, он отвернулся, стараясь скрыть слезы.

—    Извини, — Марта положила руку мужу на плечо. — Это из-за меня, точнее, даже не из-за меня,

у него война с генеральным, а пострадал почему-то ты! Извини!

— Да ладно! — Виталик шумно выдохнул. — Иногда надо окунаться головой в дерьмо, чтобы не слишком впадать в эйфорию. Особенно когда долго живешь иллюзиями.

Они разошлись по комнатам. Марта слышала, как Виталик защелкал по клавиатуре. Работа его успокаивала. Она разделась, легла в кровать, взяла в pyки Торнтона Уайлдера и принялась перечитывать «Мост короля Людовика Святого». Но успела пробежать глазами лишь несколько страниц, постепенно забывая весь ужас прошедшего вечера, как резко затрещал телефон. Марта взглянула на часы: двадцать минут двенадцатого. После одиннадцати частенько звонил сын, — придя с работы, справлялся о ее здоровье. Но сегодня они уже разговаривали днем. Изредка в такое позднее время звонили безголовые студентки Виталика, для которых что восемь вечера, что два часа ночи — без разницы.

Земская сняла трубку и хотела уже сурово отчитать распутную девицу, но услышала то самое дыхание, которое напугало ее недели три назад. Незнакомец дышал громко, не скрывая его. Марта замерла, не в силах спросить наглеца, что ему нужно. И он чувствовал это. Понимал, что страшное тяжелое дыхание ее гипнотизировало. Главбухшу бросило в жар, душное облако накрыло ее с головой. Опомнившись, она  нажала на рычаг, потом резко поднялась, выдернула телефонный шнур, ибо знала, что негодяй опять станет названивать всю ночь.

Марта вышла на кухню, налила себе сначала холодного чая, но, помедлив, достала остатки кофейного ликера, наполнила рюмку и залпом выпила.

«Кто это? Кто?!» — мысленно выкрикивала Марта, пытаясь вычислить негодяя. Даже Джаника она не так боялась,несмотря на его садизм.

Может быть, Гриневич решил подобным образом изводить ее? Что ж,этот мерзавец мог придумать такую пытку!

- Нервы у меня стали ни к черту! — прошептала |она вслух и налила себе еще рюмочку.

— Понятно, чем тут некоторые занимаются, — неожиданно проговорил за ее спиной Виталик.

Марта вздрогнула, поперхнулась и долго не могла  откашляться. Она была готова убить мужа и в другой ситуации непременно бы так поступила, но, отдышавшись, выговорила лишь одно слово:

—    Придурок!

—    Понял! — Виталик тут же попытался ретироваться к себе в комнату, но она его остановила:

— Извини, поставь чаю!

Ей не хотелось оставаться одной. Виталик это понял, поставил чайник, налил себе ликера, усевшись напротив. Он уже отошел от бандитского налета и готов был отпускать свои шуточки.

«Мужики не бабы, — подумала Марта, — на них все зарастает, как на собаках!»

—    Что-то случилось? — спросил Виталий.

— Да нет.

—    А кто звонил?

—    Не назвались.

—    А, это тот молчун? — усмехнулся он.

Главбухша и забыла, что, когда Виталик вернулся,она сама рассказала ему о странных ночных звонках.

—    Давай поставим определитель, — предложил муж.

Марта кивнула.

—    Завтра позвоню, придет приятель и все сделает в наилучшем виде, он дока в таких вещах! Ты только денежку оставь, — Виталик стал грызть ногти. Когда он нервничал, то всегда грыз ногти. — Мне из Перми звонили. Приглашают снова на постановку...

Марта бросила на мужа недоуменный взгляд, неужели Стас ее не послушался и пообещал-таки денег этим провинциалам, чтобы снова сбагрить ее муженька на пару месяцев. Он совсем слетел с катушек!

—    Я не хотел сегодня об этом говорить, но так получилось. — Виталик сделал кислую мину.

—    Ты же говорил, что спектакль не совсем получился...

—    Да, когда я уезжал, то с руководством мы попрощались более чем прохладно. Пьеса была трудная, сложная, мне отдали двух придурочных актрис, и попробуй-ка с ними два с половиной часа, да еще на большой сцене держать зрителя в напряжении. Это  тебе не годовой баланс начирикать!

—    Ой, шустрик!

—    Вот тебе и шустрик! А тут звонит сам синьор директор, кричит, что мой спектакль идет на «ура», его собираются записывать на телевидении, пресса восторженная. А дальше выдает: выбирай любую пьесу, приезжай и ставь! Словно я Питер Брук или Том Стоппард, — Виталик не выдержал и рассмеялся. — До сих пор не могу поверить! Что скажешь?

—    А что мне говорить? Тебя же приглашают, а не меня.

—    Это я понимаю. Но ты ведь  у нас умная. Скажи, что мне делать. Тут бандиты косяком пошли, как тебя оставить?

— Бандитов мы присковородим! Когда надо ехать?

—    Как всегда — вчера.

Марта задумалась. Раньше она с удовольствием оставалась одна, любила, когда никто не нудел над душой и она могла делать все, что ей заблагорассудится: лежать, пить чай, прыгать, смотреть телевизор, читать или ковырять в носу. Виталик, правда, занудством не отличался, разговорами и кулинарными требованиями ее не донимал, но, оставаясь одна, Марта чувствовала себя все же комфортнее. Однако сейчас Земской вовсе не хотелось оставаться одной, странная тревога все не покидала ее.

Она молчала, и Виталий, понимая ее настроение, проговорил:

— Ты всегда сама говорила, что одной тебе даже  спокойнее. — Мне же жить в цирковой общаге и питаться тамошними щами действительно нелегко: я без  соды обходиться не мог, изжога замучила. Дома нeделю пожил, и все прошло. А со вторым спектаклем  я точно себе язву заработаю! Но я хочу поставить пьесу об одном талантливом парне, которому не везет, no тому что он родился не в свое время. Он пытается  бороться против судьбы, но его никто не слышит. Ни  мать, ни возлюбленная, ни дядя. Никто. Они слышат  себя, других, а его — нет. Это страшно, когда тебя никто не слышит и не понимает. От этого можно  сойти с ума. И чтобы не стать сумасшедшим, он стреляется. И при этом это будет очень смешной спектакль. Потому что всем хочется веселиться, распирает жажда удовольствий и вовсе не хочется слушать про творчество, про новые формы, про великую любовь.

— Что это за пьеса?

— «Чайка».

— И когда ты думаешь отправляться?

— Через неделю. Договорюсь с приятелем, чтоб он довел курс за меня, и поеду.

Марта погрустнела.

— Ты чем-то недовольна?

— Да нет, но... Не знаю. Настроение хреновое.

   — Тебя эти звонки так достают? — удивился Виталик. — Да брось ты! Мало ли придурков расплодилось!Ничего, поставим определитель, и он звонить перестанет.

Они почаевничали, выпили еще по рюмке ликера.

Марта спохватилась: половина второго, а завтра она  в десять собиралась быть на работе.

—    Полежи со мной немного, — попросила она, Виталик лег с женой, обнял ее, приласкал, и снова у них    все произошло так,как ей нравилось. Из всех ее мужчин только Виталик умел доставлять ей такое сильное удовольствие.

Неожиданный прилив нежности заставил главбухшу позабыть обо всем на свете.—    Может быть, ты отложишь свою постановку?

—    Не могу, они хотят поставить пьесу в этом сезоне и повезти ее на гастроли.

«Убью Стаса, если узнаю, что это он все устроил!» — грозилась про себя Марта.


17

Марта приехала на работу ровно в десять, напечатала на компьютере две платежки, отправила их по электронной почте в банк, написала приказ об увольнении Юли по собственному желанию прямо с этого же числа, отсчитала причитающуюся помощнице зарплату и компенсацию за неиспользованный отпуск, выписала расходные ордера. Оставалось подколоть к этим бумагам лишь ее заявление, а в том, что Юля его напишет, Марта не сомневалась.

Позвонил Стас, сказал, что вылет Дица задерживается и собственное прибытие на работу соответственно тоже, но к двум он надеется быть. Сообщил: десять штук он Вальтеру отдал, чем привел партнера в неописуемый восторг, и тот воодушевился присылать по две фуры в неделю.

—Мне дядя передал о том, что произошло вчера. -Я был потрясен! — помедлив, добавил он.

— Это не телефонный разговор, потом обсудим, —  прервала его Марта. — Привет Вальтеру!

Вошла Юля. Робко, боком. Застыла у порога, густо покраснев.

Все же остатки совести еще есть. Затем, не раздеваясь, подошла к Марте, присела на стул для посетителей.

   —    Я хотела бы, Марта Сергеевна, попросить у вас прощения за вчерашнее, — опустив голову, забормотала помощница. — Сама не понимаю, что на меня нашло, какое-то затмение. — Она машинально выдергивала пушинки из своей мохеровой шапочки.

Вы же знаете, я никогда не пью, а тут Диц меня заставил выпить рюмку водки под пельмени, потом ликер, и я контроль над собой потеряла...

Она проговаривала все это заученным тоном, как добросовестная школьница. Марта ее не перебивала.

—    Он все время твердил: ты взрослая, совершеннолетняя, а держишься за юбку Марты Сергеевны, надо жить своим умом и много всяких других слов... — шмыгая носом, лепетала Юленька.

—    Идиот! — ругнулась главбухша.

—    И еще слова интимные шептал...

—    Ладно, так сколько у тебя любовников-то? — все-таки не удержалась, спросила главбухша.

—    Ни одного, — прошептала Юля.

—А этот дипломат, у которого ты была на содержании?

—    Я его в первый раз видела.

—    Ты что, девственница?

Юля кивнула. Марта с удивлением посмотрела на нее:

—    Я только не пойму, почему этого нужно стыдиться?!    -

—    Что вы, я как-то сказала об этом в одной компании, так меня на смех подняли, — призналась Юля, — а мальчик, с которым я танцевала, даже спросил: «Ты что, больная?» И я с тех пор боюсь в этом даже подругам признаваться.

В Марте сразу же всколыхнулась бабья жалость,

Она отодвинула подготовленный приказ, прикрыла его кассовой книгой.

—    Я всю ночь не спала... Меня точно черт за язык дергал, сама не пойму, что случилось! — Две слезинки выкатились из глаз Юли. — Ужас какой-то!

—    Ладно, не плачь! Замуж тебе пора! Тогда и ужасы эти пройдут, — вздохнула Марта Сергеевна. — Конечно, мужа на улице не найдешь, в дискотеки ты не ходишь. Попробуй через службу знакомств, через объявления. Туда, между прочим, порядочные, но стеснительные люди обращаются, чтобы найти близкого человека. А какой еще способ?

Юля вытащила платочек, промокнула слезинки.

—    Ладно, съезди в банк, возьми выписки, привези их, и на сегодня я тебя отпускаю, — смилостивилась главбухша. — Сходи в кино, развейся, может быть, с кем-нибудь познакомишься. Я ведь не против, чтоб у тебя был ухажер, но ложиться в постель с Вальтером с деловым партнером, который тебе в дедушки годится, тоже не стоит.

—    Лучше не напоминайте мне, иначе я со стыда сгорю! — опустив голову, пробормотала девушка.

—    Представляю, какой стыд ты бы испытала, если б сегодня утром проснулась в его номере! — будто не слышала ее слов Марта.

—    Если б я проснулась там, то, наверное, покончила бы с собой! — в страхе прошептала Юля.

—    Ладно, забудем! — решительно выговорила главбухша.

Вошел Леша.

—    У нас оказались почему-то две расходные накладные с одними и теми же наименованиями товара, но от разных чисел, — недоуменно проговорил он.

—    Юля, разберись, что у них опять стряслось, —попросила Марта.

Юля вышла.

Земская вытащила из сумки книгу черной кассы в красной обложке, вписала туда расход: «10 ООО долларов — Вальтеру». Поставила число и подпись.  Марте надоело возить книгу с собой, и она оглядела «кабинет, куда можно ее спрятать, так чтобы и налоговикам найти было непросто, и хранилась бы она  надежно. Сейф они попросят открыть и оттуда могут вce выгрести, как и из шкафов, где хранились папки с накладными, распоряжениями, приказами и другими деловыми бумагами. На стене в рамочке висел  известный портрет Чарли Чаплина: в котелке и с тросточкой. Это был любимый актер Стаса, он вдохновлял шефа в минуты горестных неудач. Марта поднялась,  сняла портрет: кассовая книга по формату точно укладывалась в рамочку и легко в ней крепилась. Чаплиновская грустная улыбка будет прикрывать красную тетрадку.

   — Я могу ехать в банк? — войдя в кабинет, уже как ни в чем не бывало спросила Юля.

Она застала Марту Сергеевну в тот миг, когда та  укладывала кассовую книгу в рамку. Увидев Юлю,  главбухша вздрогнула, отложила в сторону портрет.

— Что там у продавцов?

— В копии накладной сами переправили число, а теперь глаза на лоб лезут! Совсем уже крыша поехала!  —Хорошо, поезжай, а потом отдохни, сходи в  кино, — посоветовала Земская.

— Спасибо. Вы извините еще раз меня, я обещаю,больше такое не повторится, — сказала Юля.

— Ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон! —пробурчала главбухша.

   Помощница ушла, Марта засунула книгу черной кассы в рамку, вставила назад портрет Чаплина и повесила на стену. Взяла проект приказа об увольнении помощницы, расходные ордера, разорвала на клочки и выбросила в корзину.

Раскаяние Юли показалось ей вдруг фальшивым словно кто-то подучил помощницу поступить именно так. Вчера она не показалась Марте пьяной, несколько рюмок ликера лишь придали ей храбрости. Да и Вальтер не стал бы пороть эту чушь про юбку Марты Cepгеевны, он не знал, в каких отношениях они вообще состоят, он просто нашептывал ей сомнительные комплименты, договаривался на ночь, обещая сто или двести долларов. Юля жадновата и, возможно, разозлилась из-за того, что деньги проплыли мимо. И один из, дипломатов, сидевших за соседним столиком, явно,ее знал и делал знаки рукой, как старой знакомой. Многое вызывает подозрение, и у Марты было такое ощущение, будто ее надули. И личико у этой девчонки порочное, и слезы притворные.

Вскипел чайник. Леша принес бутерброды с копченой московской колбасой. Марта ее любила, а этот подлиза знал об этом. Все молодые жуткие притворщики. Кто их только этому учил?

—    Слушай, Леша, а чего вы конфликтуете с Юлей? Что, нельзя жить нормально?

Парень пожал плечами.


—    Она ведь хорошенькая, -продолжала Марта.

—    Но дорогая.

—    Что значит — дорогая?

—    Да так. - Он взял свою большую кружку с чаем,пару бутербродов и двинулся к двери.

—    Подожди!

Леша остановился.


—    Что значит — дорогая? — настойчиво повторила Марта.


—Она как-то сказала, что с теми, кто ей не нравится, она меньше чем за двести баксов в постель не ложится, — усмехнулся Алексей. —Я понимаю, возможно, это шутка, конечно, но в каждой шутке есть доля шутки... Марта Сергеевна, не надо так на меня смотреть! За что купил, за то и продаю.

—    А ты думаешь, что Юля смогла бы... — Земская не договорила.

—    Не сомневаюсь. Можно попробовать. Мне давно это приходило в голову. — Он смутился.

Лицо Марты посуровело. Она хотела осадить продавца, крикнуть: «Хватит! Замолчи! Не смей даже помышлять о таком эксперименте!» — но что-то ее остановило.

—    Если хотите знать мое мнение, я не считаю такой заработок зазорным, — помедлив, проговорил Алексей.  — Каждый зарабатывает как может. Может, Юля хочет квартиру купить? Она ведь из Воронежа. А нынче однокомнатная не меньше двадцати штук. Если откладывать по двести в месяц, ей потребуется сто месяцев, восемь лет с хвостиком. Так можно и состариться. Почему бы не ускорить? Вы никогда не задумывались об этом? В молодости острее, чем в зрелом возрасте, хочется жить одному, независимо. Вы понимаете?

Марта кивнула.

—    Потому и не осуждаю. Наоборот, готов помочь. — Он улыбнулся.

В кабинет неожиданно вошла Алла Клигман. Она была в длинном черном пальто с красной окантовкой,в черной шляпе с широкими полями.

—    Прошу прощения, что без звонка, — засияла она. — Просто была рядом, думаю, зайду, запишусь на прием...

Леша узнал актрису и теперь во все глаза смотрел на нее.

— Алла, познакомьтесь с нашим молодым сотрудником.

Леша покраснел, шаркнул ногой и,представившись, поцеловал гостье руку.

—    Ладно, я пойду, — сказал он и ушел.

Алла вытащила договор, положила перед Земской.

- Вот договор, здесь вам надо расписаться. Один экземпляр оставьте у себя, а один я возьму с собой.

—    И в чем заключается моя работа? — поинтересовалась Марта.

—    Мы будем с вами разговаривать, только и всего. Я стану спрашивать, вы отвечать.

Актриса огляделась.

—    Довольно мило у вас тут. И портрет Чаплина.

—    Вы хотели, чтоб здесь висел Портрет Форда Сименса?

—    Нет, но... — она замялась, — Марк Григорьевич то восхищается вами, то хочет вас убить. Почему?

—    Он говорил вам об этом? — удивилась Марта.

—    Он все время кричит: я ей голову оторву! И, как тигр, скрежещет зубами! Я не понимаю! Вы такая красивая, обаятельная, — восторженно проговорила Алла, — а тут черт-те что!

—    Я несъедобная, — сказала Марта.

—    Что значит — несъедобная?

—    Мы же акулы капитализма и пожираем друг друга. Гриневич хочет съесть меня, а я напичкана отравленными шипами, и он не может, — нахмурившись, ответила она, — потому и хочет убить.

—    Вы это серьезно?

—    У меня с юмором всегда было плохо.

Марта, хоть и не показала виду, что испугалась, но морозец тотчас ожег, пробежал по коже. Гриневич поопаснее Джаника, и у него всегда найдется пять — десять тысяч долларов на киллера, которого тут же отправят в Австрию или на Кипр погреться на солнышке. Следствие протянется полгода, потом дело закроют, и на этом все кончится. Марта не депутат Госдумы, не правительственная дама.

Возможно,Гриневич придумает какой-нибудь другой способ ее убрать: не то съела, не то выпила. Или через Рындина.  Клигман стала задавать вопросы про то, чем Земская занимается каждодневно, Марта, потрясенная новостью, принесенной актрисой, отвечала вяло, односложно.

— Вы чем-то расстроены? — спросила Алла.

— Устала немного. Два дня с утра до вечера у нас шли сложные переговоры с немецким партнером Вальтером Дицем, из-за этого я и не могла с вами встретиться. Сегодня он улетел, и я ощутила усталость.

—    Он забавный, этот Диц, правда?

—    А вы что, с ним знакомы? — удивилась Марта.

—    Да, вчера мы сидели в одном немецком ресторане на Кутузовском, было уже поздно... Он так хорошо говорит по-русски!.. — восхищенно проговорила Клигман.

Марта несколько секунд молча смотрела на актрису.

—    Вы были там с Гриневичем?

-Да.

Марта побледнела. Она схватила телефон, набрала номер мобильника Стаса.

—    Привет, где Вальтер?.. В самолете?.. Ладно... Ничего... Потом объясню... Пока!

—    Я что-то не то сказала? — встревожилась Алла.

—    Нет-нет, все замечательно! — Марта вдруг приветливо заулыбалась. — А о чем вчера говорили мужчины за столом?

Она поднялась, достала остатки ликера, налила, гостье рюмочку.

—    Я так люблю кофейный ликер! — обрадовалась актриса. — Ой, а вам ничего не осталось!

—    Ничего, мы сейчас найдем еще!

Марта вызвала Алексея, выложила тысячу рублей и отправила продавца за ликером и фисташками.

—    Так о чем они говорили?

—    Я не помню, это было так скучно!

—    Нет, ты уж вспомни, пожалуйста! — неожиданно перейдя на «ты», насела на нее Марта. — Я же твой консультант, и это очень важно! Тут как раз и кроются всякие профессиональные секреты! Ну вспомни же, вспомни!

—Они говорили о поставках каких-то деталей. Больших партий на тысячи долларов.

—    Гриневич его уговаривал, а Диц сопротивлялся, верно? — подсказала Марта.

—    Да, правильно, — изумилась Клигман. — А как вы догадались?

—    Вот для того и нужен главный бухгалтер! -вскричала Марта. — Он должен все предвидеть! Так чем же все кончилось?

—    А вы в состоянии и это предвидеть?

—    Конечно. Я, к примеру, знаю, как вел себя Марк и как Вальтер! Давай сравним наши ответы! Но сначала твоя версия!

—    Они оба кричали, доказывали, но Вальтер говорил: «Нет, нет!»

—    Отказывался, — кивнула Марта.

—    Да, и торговался немного...

—    Но в конце концов не согласился, верно?

—    Нет. — Глазки Аллы хитро блеснули. — Согласился. Но предупредил, что официально будет проводить через кого-то другого... — Алла наморщила лоб. — Через своего племянника. И они сговорились.

   —    Что-то подписывали?

—    Нет, хлопнули по рукам, и все.

—    Сукин сын! — тихонько ругнулась Марта.

—    Что? — не расслышала Алла.

—    Так, ворчу про себя, старею, наверно.

— Это вы-то стареете?! — рассмеялась актриса. — Да вы моложе меня!

Главбухша улыбнулась, она любила комплименты от женщин, немногие способны говорить их искренне, а в голосе Аллы не было притворства. Или же она была великой актрисой, что тоже неплохо.

Леша принес ликер, Марта наполнила рюмки и, не дожидаясь, пока ее очаровательная собеседница обнюхает сладкое зелье, мгновенно опрокинула свою. Клигман эта лихость понравилась.

—    А я думала, все бухгалтеры трезвенницы, — удивилась она. — Ведь приходится считать всякие цифры...

—    Считают кассиры, но и те давно уже не пользуются таблицей умножения, — не без иронии заметила Марта.

Если б она вчера отпустила с немцем Юлию, то, скорее всего, его встреча с Марком не состоялась бы. Гриневич все тонко рассчитал, прихватив с собой соблазнительную лицедейку. Вальтер, увидев очередную юбку, побежал за Марком, позабыв про все свои клятвы. Но еще не все потеряно.

—    А вы мне хотели рассказать про ваши секреты, — напомнила Алла. — И еще я не спросила о вашей концовке!

—    У меня она такая же. Скажу больше: Вальтер весь вечер смотрел только на вас, говорил комплименты, кричал, что влюбился с первого взгляда, как только увидел. Потом пригласил вас зайти на чашку кофе...

—    На чашку мартини, он так и сказал: на чашку мартини, — Клигман покраснела.

—    А Гриневич кивал, поддакивал ему, заставляя вас уступить напору немца и пообещав завтра же отремонтировать машину. Вы не на ней приехали?

—    Сегодня он заявил, что только через пару деньков, -обиженно проговорила Алла.

—    Гриневичу верить нельзя, это аксиома... А как ночь с Вальтером?

— Он заснул, не успев раздеться. Наутро спросил как все прошло, я сказала, что чудесно. Но как вы все угадали? Для этого требуется, наверное, особый математический склад  ума?— заинтересовалась актриса.

—    Это такая работа, изнурительная, выматывающая, каждодневная, которая требует просчитывать все на несколько месяцев или даже лет вперед. Просчитывать все: цены, налоги, курс доллара, марки, наполняемость рынка, политику правительства, президента, конкурирующих фирм и отдельных личностей вроде Марка или Вальтера — все, моя девочка. Это просто такая работа. Я не знаю, как тебе еще объяснить.

«Надо будет послать сегодня факс Вальтеру, чтобы тот, едва попав домой, прочел очень нежное послание от нас, — еле сдерживая гнев, подумала главбухша. — Можно написать, что Гриневич подсунул ему сифилитичку, так что стоит провериться у венеролога. Или на ВИЧ-инфекцию. Нет, надо соврать, что Алла шпионка. И что существуют негативы их постельных сцен. Это немца встряхнет и отобьет охоту на будущее. Надо все продумать. И уж обстоятельно расписать гнусную натуру Гриневича».

—    Но ведь какие-то секреты в вашей профессии всё же существуют? — не унималась Алла, прикладываясь к ликерчику.

—    Секрет один: мужество и отвага! Все остальное, как говорится, техника ремесла.

Устав от глупых вопросов актрисы, Марта вежливо её выпроводила, тем более что приехал Стас и надо было что-то решать с Дицем. Пускать на самотек такие вещи не следовало.

Они составили суровый факс, указав, что работа на

Гриневича подорвет основы их договора, их будущей прибыли, а в том, что Марк Вальтера подставит, обманет, не исполнив обязательств со своей стороны,  нет ни малейших сомнений. Можем прислать полное досье на Аллу Клигман — «лицо очень сомнительное  во всех отношениях. Связана с северокорейской разведкой. Кажется, существуют фотонегативы вашей любовной сцены, но мы прикладываем сейчас все усилия, чтобы такие материалы не получили широкой огласки».

— Не перебарщиваем мы с разведкой и негативами? — засомневался Стас.

   — Я не знаю, каким еще кнутом отстегать Вальтера,чтобы выбить из него этот вирус предательства, —устало ответила Марта: — Наше сю-сю-сю на него не подействует!

— Ты, наверное, права, — вздохнул Стас. — Как ты перенесла вчерашнее?

—    Так, словно я каждый день укладываю на пол бандитов.

-Кстати, Джаник до сих пор в реанимации, у него  сломано несколько ребер, и врачи опасаются за его рассудок...

— Ты говоришь так, будто осуждаешь меня, — с  обидой выговорила Марта.

—    Нет, я понимаю, что этим ты спасла меня. И хорошо, что мы позвонили дяде...

—    Они мне сломали стиральную машину! — рассердившись, перебила его Марта.

—    Я готов сегодня же подарить тебе новую!

—    Не буду возражать.,

—    Поедем покупать?

—    Моему мужу снова предложим поставить спектакль в Перми, — пропустив его предложение мимо ушей, сообщила Земская. — Я просила тебя, Стас, не делать этого! — посуровев, объявила она.

—    Клянусь, после того нашего разговора я и пальцем не пошевелил, чтобы поучаствовать в его судьбе!—воскликнул он.

—    И получается, все как бы случилось само собой! — иронически подхватила Марта.

- Клянусь, здоровьем своей матери, что я тут ни  при чем! Ну зачем мне ссориться с тобой? Ты сказала, не лезть не в свое дело — я тут же забыл телефон этого клерка из Минкульта и уж тем более оставил свою затею вкладывать деньги в театр. Честное слово! Может быть, подействовал старый разговор. Хотя вряд ли. А что говорят наниматели твоего благоверного?

—    Виталик сам в недоумении. А. я, по правде говоря, не хочу, чтобы он уезжал.

—    Почему?

Она помолчала, грустно глядя в сторону, достала сигарету, закурила.

—    Какое-то странное беспокойство гнетет меня. Сначала Джаник, а сегодня любовница Гриневича проболталась, что Марк грозится убить меня...

—    Но это чушь! Я хорошо знаю Марка, он большой мастер разговорного жанра, но что касается дела, тут он ягненок.

—    Я бы этого не сказала, — подумав, заметила Марта. — Хватка у него не ягненка, а матерого волка. Посмотри, как он вцепился в Дица! Гриневич ведет себя нагло и беспардонно, хуже любого бандита! А ты смотришь на него сквозь розовые очки, словно он твой кум или сват. Это плохо, Станислав Эдуардович, вы не должны быть столь мягким.

Ровенский вздохнул:

—    У матери через пару недель званый обед. Она хочет всех сразу познакомить со своим адмиралом. Ты в числе приглашенных. Что ей ответить? Придешь?

Марта помедлила и кивнула. Стас просиял.

С крыш вовсю капало, и солнце еще играло в окнах квартир, несмотря на седьмой час вечера. Зима заканчивалась.



ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Марта почти час беседовала с Кустовой, чьими божественными ручками восхищалась Лидия Николаевна. Земская вдруг подумала: если ее и убьют по заказу Гриневича, то умрет она красивой, убрав ненужные морщинки, чтобы у всех, кто будет провожать ее в последний путь, навернулись слезы от умиления. И решилась делать подтяжку.

— Так у вас все хорошо, кожа эластичная, никаких рубчиков не останется, — ласково и вместе с тем напористо говорила хирург Елена Леонидовна. — Тем более что надрезы мы сделаем за ушками и на голове. Вот только сосуды у вас близко к коже подходят, это плохо. Ну да ничего, и с этим справимся. Что ж, сдавайте побыстрее анализы, и тогда сразу же начнем!

С короткой, как у Мирей Матье, стрижкой и такими же черными блестящими прямыми волосами и сияющими большими глазами Кустова казалась богиней, способной творить чудеса. «У Ровенской точный глаз, — подумала про себя Марта. — Живешь, и не знаешь, что рядом есть такие восхитительные женщины! Вот уж кто достоин поклонения со стороны мужчин!»

От Кустовой исходили уверенность и энергия.

Марта, ощутив с ней душевное родство, не удержавшись, спросила:

—    Ваш муж, наверное, тоже хирург?

—    Я не замужем, — ответила Елена Леонидовна.

Земская была удивлена.

—    Да у  такой красивой женщины пол-Москвы должно ходить в поклонниках! — воскликнула она.

—    Поклонники бывают, а вот замуж пока не получается, — с грустью произнесла она.

—    Что ж это на белом свете происходит, когда таких женщин некому на руках носить!

—    Это не самое удобное положение, — улыбнувшись, заметила Кустова. — По крайней мере лично для меня.

Виталик уехал. У Марты не хватило наглости помешать его намерениям, да и после того как Стас признался в своей непричастности к этой постановке, сорвать ее было бы не так-то просто. Кроме того, муж загорелся идеей сделать свой вариант «Чайки», часами  сидел на кухне, рассказывая о будущем спектакле.

— Ты должна обязательно приехать на премьеру! — настаивал он. — Это будет фурор! Вот увидишь!

На следующий день после отъезда Виталика в два часа дня Марта явилась к Лидии Николаевне. Та всех предупредила, что это не свадьба, а обыкновенный обед для своих на двенадцать персон, а посему главбухша прихватила в подарок лишь большую бутылку золотой текилы.

— Пароль правильный, проходи! — встречая ее, pадостно обняла ее Ровенская.

Из всех приглашенных гостей, не считая Стаса и  саму хозяйку, Земская была знакома только с Кустовой и Александром Васильевичем Стуковым. С Еленой Леонидовной они нежно расцеловались, как старые знакомые.

— Все анализы прекрасные, на следующей неделе можно начинать! — шепнула она. —Я сама позвоню!

Отъезд Виталика многое осложнял, но, с другой  стороны, Марта была рада, что он не увидит ее в бинтах и повязках и она предстанет на его премьере яркой красоткой, так что все актрисы позеленеют от злости.

   —    Марта Сергеевна, вы, как всегда, божественны! — Александр Васильевич, чуть располневший, с  густыми усами на круглом лице, похожий на Винни- Пуха в своей неизменной вязаной кофте, галантно  поцеловал ей ручку. — Покурим?

Они вышли на балкон, закурили. Стояла уже теплынь, все вокруг таяло, и с шумом бежали ручьи. Стуков, приглашая ее покурить, многозначительностью тона дал Марте понять, что хотел бы сообщить нечто  важное, и она согласилась. Как у бывшего чекиста, у  дяди Саши была особая манера разговаривать. Он говорил неторопливо, словно просеивал каждое слово,проверяя его на благонадежность, но даже отпустив  его на волю, некоторое время раздумывал; верно ли  он поступил, произнеся это словечко. Вот и сейчас он не спешил приступить к делу, оглядывая двор, где  дети, бегая вдоль ручьев, пускали кораблики..

—    Немец уехал? — спросил Стуков, хотя знал наверняка об этом от своего племянника.

- Марта кивнула.

—    Вы там не очень-то с ним милуйтесь, — осторожно заметил дядя Саша. — Я узнал, он был очень тесно связан с военной разведкой, а разведчики люди ненадежные во всех отношениях, продадут ни за понюшку табака.

Главбухша не стала даже обсуждать этот тезис: о ненадежности Вальтера она уже имела представление. Марта почувствовала, что Александр Васильевич затащил ее на балкон поговорить о вещах более значительных.


—    Мне Стас рассказал об одной вашей проблеме, — туманно начал он. — Я кое-что сумел прояснить за последние несколько дней. Побывал тут на работе, наши ведут Гриневича по ряду вопросов... Так вот, поступила информация, что Гриневич замышляет какое-то убийство, причем его объект — женщина. Он даже советовался об этом с владельцами компаний «Глобус», и этот разговор нашим удалось записать на магнитофонную пленку. Фамилия жертвы не упоминалась, род занятий тоже, употреблялось лишь местоимение «она». И выражения типа: она меня душит, не дает жить...

—    Это я... — оцепенев, прошептала Марта.

Она даже выронила сигарету и схватилась за перила балкончика, чтобы не упасть.

—    Не знаю, — не меняя выражения лица, продолжил Александр Васильевич — Я, к сожалению, сам пленку не слушал, а приятель пересказал бегло, в общих чертах, и переговорить подробно мы не успели, его вызвало начальство, и мы уже не увиделись. Он только сообщил, что владельцы «Глобуса» его затею не одобрили, заявив, что женщин надо убирать другим путем. Вот такое неприятное сообщение мне преподнесли относительно пройдохи Гриневича. Но хочу сказать, что коли Марк запросил согласия владельцев, то политес будет вынужден блюсти и против них не пойдет. Мне приятель пообещал дать послушать эту пленочку, постараюсь точно установить, кого этот подлый еврей имел в виду...

— Кого, как не меня, .- глухим голосом произнесла Земская. — Тут и устанавливать не надо.

Ну, я бы не стал так категорически утверждать, — докуривая, нахмурился Стуков, словно знал  и других женщин, с кем Гриневич давно был не в ладах.

— Саш, Марта Сергеевна! Что за секреты? Давайте  к столу! — закричала Лидия Николаевна.

— Идем, идем! Вы адмирала еще не видали?

— Нет.

—Ну, это впечатляет! — улыбнулся он. — А вот насчет Рындина пока ничего не получается. Мои ребята пробовали к нему подкатиться. Но он мужик кремень. Делает вид, что ничего не понимает. Да, заходил, потому что поступил сигнал, надо было проверить. Всем крутит такую волынку. Говорят, что за ним явно кто-то стоит, но как этого дознаться, пока  не знаю, — признался Стуков.

   — Дядя Саша, все уже за столом! —    позвал Стас.

   — Ну пойдемте, а то Лидия заставит выпить штрафной стакан водки, а я бы этого не хотел. Кстати, у  Джаника этого что-то серьезное с головой. Врачи опасаются, что умственные способности и память в полном объеме могут не восстановиться. Лихо вы его сковородкой уговорили! — рассмеялся Стуков.

Адмирал Никита Самсонович и впрямь выглядел картинно: под два метра ростом, косая сажень в плечах, с живым блеском в глазах, с зычным голосом и бурными эмоциями — этакий Петр Первый. Марта пришла в восхищение от нового супруга матери Стаса,чем весьма порадовала Лидию Николаевну. Стол, как всегда, ломился, но обед протекал по дипломатическим канонам; сначала закуски и разносолы под водочку и текилу, потом рыбная солянка из семи сортов рыб — собственноручное творение Никиты Самсоновича, на второе — нежные бараньи ребрышки, на третье — три сорта мороженого с шампанским, ромом, ликером и коньяком. Гости ахали. Специально нанятые юные гарсоны, все, как на подбор в белоснежных манишках и в белых перчатках, меняли блюда, разливали вино и водку.


После первых трех рюмок гости зашумели, стали было произносить витиеватые тосты во славу молодых, но Лидия Николаевна быстро пресекла эту самодеятельность, взяв бразды в свои руки. Она произносила  речи за каждого из присутствующих, не дав больше никому выговорить ни слова. Пили стоя и до дна за божественные ручки Лялечки Кустовой и за финансовый гений Марты Земской и так далее за всех по порядку, ибо Лидия Николаевна собрала у себя весь цвет нации, и каждый мог это осознать, сидя у  нее за столом.

За чаем и кофе богатырь адмирал взял гитару и приятным баритоном проникновенно спел несколько романсов. Пока гости слушали «Гори, гори, моя звезда», Рбвенская подсела к Марте и стала ей нашептывать про то, какой Никита Самсонович сильный любовник. Они иногда по целым дням не вылезают из кровати и питаются всухомятку, отчего у адмирала появились первые признаки гастрита.

— Наверное, скучно по целым     дням     заниматься только этим? — спросила Марта.

— Ну что ты, деточка моя, это так замечательно! Такое ощущение, словно нам по двадцать лет! — восторженно пела ей на ухо Лидия Николаевна. — -Никита так нежен в постели, так застенчив, я столько пережила за эти недели, ты себе не представляешь! Словно заново родилась на белый свет! Вам надо со  Станиславом пожениться. Создать сетъ магазинов и магазинчиков, немножко заработать, а потом жить на проценты с прибыли. Купить домик где-нибудь во Франции. Скажем, в Гренобле. Это юг, рядом Лион и Марсель, горы, тихий городок, чистенький, уютный, я была там. Сказочный городок. Рядом чудесные места. Мы с Никитой к вам будем приезжать. Жить здесь ужасно. Что скажешь?

   — Надо подумать, — ответила Марта,

   — Подумай, конечно, подумай, но не затягивай. Ни к чему затягивать! Я вижу, как Стасик тебя любит,  вы такая замечательная пара, так подходите друг другу!  Не комплексуй! Сейчас сделаешь подтяжечку, помолодеешь, и никто не скажет, что Стасик тебя младше!  Вы и так смотритесьодногодками!

Стас не пил, заметно скучал и после обеда предложил отвезти Марту домой. По привычке приглашал заехать к нему на чашку чая, но она отказалась,     — Дядя тебя ввел в курс событий? — спросил Стас.

Земская ничего не ответила, закурила. Она была расстроена сообщением Стукова. Гриневич мужик  упертый и найдет способ осуществить свой замысел, и как его остановить, Земская не знала.

И между прочим, ее даже обидела невозмутимость  Александра Васильевича: речь идет о жизни человека,  а эфэсбэшники спокойно прослушивают пленочки,  вместо того чтобы хватать Гриневича и обвинять его  хотя бы в покушении на убийство. Ведь в этом-то ни  у кого сомнений нет. Но боевым гвардейцам кардинала нужны более серьезные улики. Вот если гендиректор «Глобуса» убьет Земскую, тогда они его схватят. А так чего волноваться?

—Неужели Марк все-таки  замышляет убить тебя?! — воскликнул Стас. — Вот уж никогда бы не подумал, что Гриневич способен на такую подлость.

—Ты знавал его в минуты благородства? — съязвила Марта.

— Когда он попался на наркотиках, дядька его вытащил почти из тюряги. Сказал, что Марк работал по их заданию, и уголовное дело против него прекратили, хотя ему светило семь лет. Вот почему мне удивительно, что Гриня, позабыв всякую благодарность, осмелился пойти на тебя, а это значит, на меня и на дядю. Одного только не пойму, чем уж ты так смогла ему насолить?

—    Да тем, что хватала его постоянно за вороватую руку! — огрызнулась Марта. Ее раздражало, что гендиректор так трепетно относится к тому, кто у него под носом уводит их партнера и поставщика.

— Ладно, все, не будем! — примирительно сказал Ровенский. — Может быть, тебе у меня пожить, пока дядя Саша не выяснит всех обстоятельств?

Предложение было заманчивое, Марта вспомнила о вечерних звонках, о бессонной ночи, но одна мысль о том, что придется ложиться в одну постель со Стасом, терпеть его ласки, глупые рассуждения про Гриневича, перевесила все остальное.

—    Если твой ягненок Гриневич заказал меня, то киллер достанет где угодно, — отозвалась Марта, к тому же я привыкла спать в своей постели, ты ведь знаешь.

Он кивнул.

Земская вернулась домой, стащила с себя черный брючный костюмчик, который так шел ей, подчеркивая ее стать, постояла минут десять под душем, смывая запахи дорогих духов и сигары, которой дымил Стас, — он вдруг решил, что сигара придаст ему некий шарм, — потом надела халат, взяла книгу любимого Торнтона Уайлдера и в шестнадцатый раз стала перечитывать его роман «Мост короля Людовика Святого»: «В полдень в пятницу 20 июля 1714 года рухнул самый красивый мост в Перу и сбросил в пропасть

пятерых путников». Она никогда не помнила, что  будет дальше, а потому интрига ее сразу захватывала. Но не помня романных сюжетов, Марта почти наизусть знала весь план счетов, включавший в себя более ста пунктов, и разбуди ее в два часа ночи, главбухша без запинки могла сказать, что на десятом счету сидят «сырье и материалы», пятьдесят второй — валютный, а с помощью шестьдесят восьмого производятся все расчеты с бюджетом. Марта знала назубок счета не только для бюджетных, но и для оптовых, розничных организаций и банков. Но этого мало. Она держала в памяти все проводки — и для бюджетников, и для коммерческих предприятий, и те же Кирка с Валюшкой пользовались ею как бесплатной энциклопедией. Как только появлялась новая компьютерная бухгалтерская программа, Марта просиживала всю ночь, осваивая ее, и никогда не прибегала к помощи разработчиков, как не нуждалась в чужих советах, стружа очередной баланс.

Она зачиталась и уже дошла до последней, пятой части романа, когда неожиданно зазвонил телефон. Часы показывали половину второго ночи. Включился определитель номера, который поставил друг Виталика, но вместо цифр появились прочерки: вероятно, у звонившего был антиопределитель или он пользовался таксофоном.

Марта тотчас напряглась и стала ждать, когда трель прекратится.

Нормальные люди после шести-семи вызовов бросали трубку,понимая, что абонента нет дома, но прозвучало уже двенадцать, а гудки не прекращались. Гриневич мертвой хваткой вцепился в нее. Марта встала и выдернула шнур из розетки.

«Надо купить мобильный», — подумала она.

Утром она даже не стала включать телефон, выпила чаю и уехала на работу. Сама осмотрела склад, нашла прежние недочеты и сняла с Коли и Леши половину зарплаты, пообещав проверить снова через неделю.

—    Не будет сделано — наймем кладовщика! -жёстко сказала Марта.

Позвонил Вальтер, стал кричать, что все утро мог к ней пробиться. Он получил факс, признает свою вину и с Гриневичем никаких дел иметь не будет когда. Он был так возбужден, что Марта не выдержала:

—    Не кричи, я все слышу, — оборвала она его.

—    Первую партию автозапчастей отправлю через два дня, ты слышишь?

—    Я слышу, слышу!

- А что там по поводу фотонегативов и Северной Кореи? Меня это очень беспокоит!

—    Мы все уладим, не волнуйся. Я лично занимаюсь этим делом. Пришлось кое-что заплатить.

—    Вычти из моей доли!

—    Ладно, не тревожься.

—    Я понял, что люблю тебя, Марта, только одну, ты слышишь? — кричал Вальтер.

—    Я слышу, слышу!

—    Я люблю тебя, Марта!

—    Все, до связи!

Она положила трубку. Улыбнулась, посмотрела на Стаса.

— Теперь можно не дергаться, — сказала она. Через два дня придет первая партия.

Разговop происходил при Юле, помощница сидела за компьютером, переписывала кассовую книгу за последнюю неделю согласно новой чековой ленте и новым накладным. Работа тупая и муторная, требующая только внимания и аккуратности.

Вновь затрещал телефон. На этот раз, был Гриневич. Он заказал Стасу новую партию автозапчастей, и видимо, он был не уверен в немце или тот уже отказал Марку.

— Нет, теперь уже предоплата, Марк... Я доверяю тебе, но... Этот вопрос решен!.. — жестко проговорил Ровенский. — Не будет завтра денег — не будет запчастей... Да, это мое последнее слово!

Стас победно посмотрел на Марту.

— Молодец! Мы заставим их играть по нашим правилам, как бы они ни сопротивлялись! — одобрила  его Марта.

Юля, закончив свою работу, подошла к главбухше.

   — Марта Сергеевна, — смутившись, вымолвила она, — у меня такая резь в желудке, словно я чем-то отравилась. Вы бы не могли меня сегодня отпустить?

   — Иди, конечно. Дома прими бисептол, сделай слабый настой марганцовки и выпей сразу стаканов  пять, чтобы прочистить желудок и кишечник, — громко сказала Марта.

   Юля побагровела, ибо деликатный совет услышал и Стас.

   — Что-то случилось? — спросил он.

   — Отравилась наша девушка, пусть идет домой.

   Юля бросила на Марту беглый взгляд, не в силах скрыть ненависти, сухо попрощалась и ушла.

   «Ах ты, мерзавка! — возмутилась про себя Земская. — Принцессу из себя строит! Не пукает она и не какает, и желудок у нее не болит! Дрянь!»

   Марта завелась с пол-оборота и, чтобы успокоиться, пошла за сигаретами в соседний киоск. В торговом  зале Коля с Лешей попивали кофеек из термоса, уставясь в ящик, — шла очередная серия «Ментов». В  магазине торчали два пенсионера, которые листали  каталог и тяжело вздыхали, глядя на цены.

   — У нас самые низкие цены на импортные автозапчасти, — подойдя к старикам, проговорила Марта, — так что, если что-то нашли, берите, не раздумывайте! Вас что интересует?

— Меня сын попросил купить два задних масляных амортизатора А-100!

— У нас есть эти амортизаторы, мы получаем их из Германии, прямо с завода! — твердо сказала Земская.

—    Вот как? Тогда я возьму!

Пенсионер купил два масляных амортизатора, выложив три с половиной тысячи, а второй — две фары «Толедо 91-95», каждая стоимостью по две тысячи сто пятнадцать рублей, и еще вентилятор радиатора всего почти на восемь тысяч. И оба ушли довольные покупками. Марта проводила их ласковой улыбкой. Но едва старички ушли, как улыбка тут же слетела.

—    Вы для чего здесь находитесь?! Чтоб телевизор смотреть да кофейком баловаться?! — рявкнула она, взяла термос и поморщилась. — Да еще с коньячком! И это в рабочее время! Мы платим вам по триста долларов в месяц, но вам наплевать, будут покупатели в магазине или нет! Что ж, придется систему оплаты поменять. Я теперь поняла, что половины выручки мы недосчитываемся, потому что вместо продавцов за прилавком стоят два олуха царя небесного, для которых их работа хуже горькой редьки!

—    Вы не правы, Марта Сергеевна, — замычали Леша с Колей, но Марта их оборвала:

—    Молчать! Если б я не подошла к этим пням замшелым, они так бы и ушли ни с чем! Ваща обязанность не только в том, чтобы деньги получать, чеки пробивать и со сдачей не ошибаться, но еще и наш товар рекламировать, объяснять, почему покупать выгодно именно у нас, давать консультации по взаимозаменяемости запчастей. Где ваши должностные инструкции? Покажите!

Леша полез под  прилавок, достал инструкцию, помещенную в рамочку, сдул с нее пыль.

—    Она всегда с нами...

— Инструкцию надо знать назубок! И не только знать, но и выполнять все, что там написано! А невыполнение должностных обязанностей влечет за  собой увольнение по статье за профнепригодность!  Все ясно? — прорычала главбухша.

— Так точно! — вытянувшись во фрунт, гаркнули  Леша с Колей.

—А инструкция чтоб висела на стенке! — Марта  двинулась в кабинет.

— Так точно! — снова хором грянули продавцы.

Земская резко обернулась, уловив насмешку, но ребята смотрели на нее предельно серьезно, и Марта,  не выдержав, улыбнулась.

2

   Виталик позвонил ей через два дня на работу.

   — Что случилось?! — всполошился он. — Дома третий день телефон не отвечает. Его что, отключили?

—Да, там какая-то неуплата, а я никак не могу вырваться, чтобы разобраться.

   — Все нормально?

   — Да вроде, на работе запарка. Как у тебя?

   — Приступил к репетициям, актеры хорошие, надеюсь, что-нибудь выйдет путное. Премьера назначена на тридцатое апреля, так что ты без ущерба сможешь приехать.

   — Посмотрим, я не люблю загадывать.

— Я рад, что все в порядке. Целую тебя, пока.

   — Пока.

   Она не успела положить трубку, как сообщили из таможни: груз пришел. Марта послала туда Мишу,  экспедитора.

Несколько дней назад «Сириус» заключил договор с частной фирмой «Экон», оказывающей услуги по растаможке. Там работали бывшие таможенники, и  сотрудничество с такой фирмой являлось завуалированной формой взятки тем же чиновникам таможни. Марта поняла, что всех, кто пытается обойти «Экон» будут тормозить. И, пока остальные это не расчухали «Сириус» сможет получать свой груз намного быстрее. Поэтому и уговорила Стаса заключить договор с «Эконом».

—    Если будут сложности, звони, я приду на помощь, — сказала Марта экспедитору.

Миша кивнул и уехал.

От Гриневича вестей не было, и Стас нервничал. Он попробовал договориться с другой фирмой, те с желанием откликнулись, но оплату обещали через дня после поставки и все по безналу. Это было невыгодно.

—    Не дергайся, будем искать. Надо съездить в Долгопрудный, Химки, там есть солидные фирмы. Позвони в Обнинск, я тебе достала телефон тамошнего сервиса! — наставляла его главбухша. — Работай cпокойно. На Гриневиче свет клином не сошелся!

—    А вот эту фразу в протоколе не печатать! — послышался зычный голос: возникший как фантом, на пороге с бутылкой шампанского стоял Марк Григорьевич.

В черном длиннополом плаще, в блестящем светло-сером костюме, элегантный, неотразимый, он смеясь, раскрыл объятия, подошел к Стасу, расцеловался с ним. На Марту лишь посмотрел и поздоровался с ней легким кивком, не скрывая своей неприязни.

—    С вами, мадам, не целуюсь, ибо знаю, что я не в вашем вкусе, — добавил он.

Он поставил бутылку шампанского на стол.

—    Как гласит народная мудрость, если гора не идет к Магомету, тогда Гриневич идет к горе!

Директор «Глобуса» открыл дипломат, показал Стасу аккуратно уложенные пачки долларов.

- Сегодня только собрали. Можно будет груз забрать? — спросил он.

Ровенский взглянул на Марту. Гриневич проследил  этот взгляд, повернулся к главному бухгалтеру, передал ей дипломат с наличкой.

— Извините, деньги вам! Тут и платежка на вторую часть. Так как насчет груза?  — Вы его получите, — сказала она.

Стас тотчас закивал, слабая улыбка окрасила его  лицо.

—Когда?—спросил Марк,снова повернувшись к Ровенскому, но ответила опять Марта:

— Сегодня.

Гриневич понял, что последнее слово по-прежнему остается за Земской, и ему это радости не доставило. — Прекрасно! — точно стряхнув с себя оцепенение, неожиданно просиял Гриневич, взял со стола  шампанское и ловко открыл его. -Разрешите тогда выпить с вами по бокалу полусладенького в знак продолжения наших отношений! Как, нет возражений?

   — Конечно, мы все нормальные люди! — Стас бросился доставать бокалы.

Марк разлил шампанское, Марта, помедлив, подошла к мужчинам.

   — Братцы, давайте жить дружно, без обид, ну чего нам делить? — воскликнул Гриневич.

   — Я тоже так думаю! — поддакнул Ровенский.

Марта ничего не сказала. Все чокнулись, молча выпили, ощущая некоторую неловкость.

— Ах, хорошо! — громко крякнул Марк Григорьевич. — Грешным делом люблю шампанское! Ну и последний тост, без которого, нельзя покидать столь хорошую компанию, — он снова наполнил бокалы. — За прекрасную даму, хозяйку этого очага, красавицу, умницу, в которую нельзя не влюбиться!

Гриневич чокнулся с Земской, осушил бокал до дна и, раскланявшись, уехал, сославшись на важную встречу. Его никто не удерживал.

—    Ну вот все и сладилось! — обрадовался Стас, — Надо позвонить Мише, сказать, чтоб он всю партию загнал на «Глобус».

Марта молчала. Марк даже не предупредил ни ее, ни директора, что собирает для них деньги. А если б они продали эту партию кому-нибудь другому?

—    Подонок! — прошипела она.

—    Почему? — не понял Стас.

—    Потому что не извинился перед нами за то, что пытался украсть нашего партнера! И не счел нужным известить, что собирает для нас деньги, не сомневаясь, что мы все равно никуда не денемся! — резко проговорила главбухша. — Я уже не беру во внимание другие его намерения! Он из тех циничных людей, кто может осыпать тебя комплиментами и держать нож за пазухой!

—    Марк личность скользкая, не отрицаю, но пока он единственный, кто готов платить наличкой, да еще в долларах, — заметил Ровенский.

В отличие от шефа, который просто расцвел при появлении Гриневича, Марта не почувствовала в душе облегчения. Наоборот, она ощутила странную тревогу, словно Марк задумал какую-то каверзу и пришел это отметить. Земская не стала обсуждать неприятную тему со Стасом, чтобы он не подумал, что она зациклилась на Марке.

—    Может быть, гульнем сегодня? — предложил Стас. — Мать с адмиралом улетели куда-то на неделю, и она приволокла мне море деликатесов, оставшихся после званого обеда. Как идея?

—    Посмотрим на ваше поведение, сударь! — улыбнулась Марта.

Она не успела достать сигарету и закурить, как в кабинет без стука вошел Рындин. Капитан прошел вперед, и за его спиной снова выросли три автоматчика.

—    У вас есть ордер на обыск? — поднявшись, спросил Ровенский.

—    Есть, — Рындин снял фуражку, достал официальный бланк, передал его генеральному, взглянув на недопитую бутылку шампанского, оставшуюся после ухода Гриневича.

Стае взял бумагу. В его глазах промелькнула растерянность.

«Ну вот и долетел привет от Гриневича, — усмехнулась Марта. — Не зря шампанское пили!»

—    Что ж, пожалуйста! — проговорил Стас. — Ищите!

Капитан кивнул автоматчикам. Те стали осматривать кабинет, шкафы, столы, но делали это как-то вяло, без энтузиазма.

Рындин подсел к главному бухгалтеру.

—    У меня есть еще одна бумага. — Полицейский выложил ее перед Земской.

В ней говорилось о том, что капитан может забрать с собой ряд документов для проверки на срок до трех суток.

—    Берите, что понравится, у нас тайн от вас нет, — сказала Марта.

—    Спасибо, мы так и сделаем. Нам бы баланс за прошлый год и за первый квартал и договоры последних трех месяцев. Подберите сами, я вам доверяю! — почти дружеским тоном промолвил капитан. — И обязательно товарные документы!

Главбухша кивнула: этот полицейский был неплохо подкован. Самым слабым местом в торгующих иностранным товаром компаниях являлись сопровождающие документы. На их несоответствии многие и попадаются, лишаясь лицензий и подвергаясь большим штрафам.

Земская вытащила несколько папок отдала их Рындину.

—    Вот, пожалуйста, а дальше смотрите сами!

—    Спасибо!

Рындин стал складывать палки к себе в портфель.

—    Мне бы от вас бумажечку с перечислением того! что вы у нас взяли, товарищ капитан! — столь же вежливо попросила Марта.

— Непременно!

Офицер вытащил протокол изъятия, стал вписывать туда названия папок.

Полицейские лениво бродили по кабинету, не зная, чего еще искать. Вдруг один из них подошел к портрету Чарли Чаплина, долго смотрел на него, заглянул сбоку, неожиданно чем-то заинтересовавшись, затем снял портрет, принес капитану. Рындин помедлил и вытащил оттуда толстую красную тетрадь. Стас побледнел и вцепился в столешницу, это была книга черной кассы.

Марта, увидев, что нашли налоговые полицейские, на мгновение словно превратилась в камень, но усилием воли заставила себя даже улыбнуться.

—    Что это такое? — поморщившись, спросил капитан, скосившись на Земскую.    Но Марта почему-то сразу поняла, что офицер налоговой полиции хорошо знает, какой документ держит в руках. И именно ради него он сюда и заявился.

—    Это не имеет отношения к нашей работе, это частные записи, — Земская потянулась рукой к тетради, но Рындин быстро сунул ее в портфель.

—    Ничего, мы посмотрим эти ваши записки, — с торжествующим видом сказал капитан.

Марта обернулась к Стасу, словно он мог выручить ее, но Ровенский был не состоянии выговорить ни слова, с отчаянием осознавая, какой разрушительной  силы компромат попал в руки налоговикам. Он вдруг понял, почему люди убивают друг друга. Приди  Рындин сюда один и будь у Стаса в руках пистолет, он бы, возможно, и выстрелил. Так ему, по крайней мере, представилось.

—    Но вы не имеете права брать частные записи! — опомнившись, стала настаивать главбухша. — Это моя личная собственность!

—    Частные записи хранятся у людей дома, а все, что находится в офисе, считается собственностью служебной, — возразил офицер. — Если я увижу, что это действительно не имеет отношения к деятельности фирмы, то тотчас же тетрадь верну и принесу свои извинения. Мы уважаем права человека и не читаем дневники и частную переписку.

В голосе Рындина зазвучали насмешливые нотки, чувствовалось, что  он издевается.

—    Что ж, спасибо за сотрудничество! Не прощаюсь, надеюсь, мы скоро увидимся!

Капитан забрал портфель, кивнул автоматчикам, надел фуражку и вышел, а за ним его рать.

Несколько мгновений Марта и Стас сидели молча, не глядя друг на друга.

Вбежал Алексей:

—    Ну как, все нормально?

—    Иди работай, — сказал Ровенский.

—    Понял. — Продавец исчез.

На столе оставалась недопитая бутылка шампанского, и Стас в несколько глотков осушил ее. Потом заметил страждущие глаза Марты и покраснел.

—    Извини.

Земская налила себе холодного чая, залпом выпила. Потом закурила, лихорадочно пытаясь вспомнить все записи, которые она делала в книге за последнее время. Вроде бы фамилий она не писала, указывала лишь две буквы: «С», «М» — и суммы. Что же там еще есть?

Марта леденела от страха, и память отказывалась выдавать все подробности.

—    Как там оказалась книга черной кассы? — помолчав и набравшись сил, спросил Ровенский, мотнув головой на портрет Чаплина. — Она же у тебя дома хранилась!    Главбухша кивнула. Налила себе еще чаю.

—    Как? — переспросил директор.

—    Глупость ума, — выдавила из себя Земская. — Несусветная глупость! Я бы таких пристреливала!

— Бывает...

Стас тоже закурил. Они помолчали еще минут десять. Марта не двигалась с места.

—    Может быть, пойдем поужинаем? — предложил он.

—Тебе кусок полезет в горло?

—    На меня нападает жор, когда я нервничаю. И потом, не сидеть же здесь весь вечер?

Стас не знал, какие записи делала Марта в книге черной кассы, но не сомневался, что в любом случае они помогут полицейским догадаться о механизме утаивания от налоговой инспекции большой суммы денег. Самое худшее, что может произойти, так это что их придется отдать. Но это самое худшее. Что-то, возможно, удастся отстоять. Но не исключено, что Рындин, как и все остальные, берет взятки и запросит тысяч пятьдесят. Они скинутся по двадцать пять, не такая уж большая утрата, заработают, в конце концов. Не надо только отчаиваться. А вот на Марте лица нет, она очень впечатлительна.

— Давай пока не будем паниковать! Надо успокоиться, взять себя в руки и решать проблемы по мере их поступления.



3

Они все-таки поехали к Стасу. Сев на разных концах длинного стола, с жадностью набросились на еду, точно голодали до этого целую неделю, и минут десять молча ели, выуживая самое вкусненькое, позвякивая вилками, соусницами да изредка поднимая головы и поглядывая друг на друга, улыбаясь тихо и грустно, ибо радоваться было нечему.

Когда прошел первый приступ голода, Марта откинулась на спинку стула и не без ехидства изрекла:

—    Пир во время чумы!

Стас не ответил. Он еще продолжал жевать.

—    А это что за рыба? — кивнув на одно из блюд, спросила Марта.

—    Форель.

—    Народ голодает, а мы тут устроили...

—    Мы продаем автозапчасти для иномарок. А на иномарках у нас ездят богатенькие. Значит, мы обираем богачей, — не задумываясь, ответил Ровенский.

—    А те обирают народ! — добавила Марта.

—    Вот так зародились первые социалисты и произошла революция. Мы придем к тому же. Сделать всех богатыми невозможно. Лентяя не сделаешь богатым, безрукого не научишь ремеслу. — Стас поглощал оливки с анчоусами. — Страшный и порочный круг. Есть народы, которые привыкли работать. Они могут пить, бабничать, но при этом вкалывают, как волы. А других из-под палки не заставишь... Кстати, на второе — молочный поросенок с гречневой кашей, он стоит в духовке, чуть подпекается.

—    Не могли налоговые полицейские сами с бухты-барахты начать эту акцию против нас! — не выдержав, вернулась к больной теме Марта.

—    Они явно подготовились и знали, что им нужно искать, — согласился Ровенский.

Во время обыска Земская старалась не смотреть на полицейских, и ей показалось, что они наткнулись на красную тетрадь случайно.

—    Ты считаешь, что они знали, где она находилась?

—    Я бы так не сказал, — подумав, проговорил он. — Хотя что-то странное в этом есть. Лично я бы никогда не предположил, что за ним что-то спрятано. Впрочем, я его не разглядывал. Может быть, в нем действительно было что-то не так? Но ведь они же не наркотики искали, чего лазить по стенам? И вообще они ничего не искали. Так, потыкались в разные места, а большей частью ходили кругами, точно ждали сигнала...

—    Чтобы вытащить книгу черной кассы, — продолжила Марта.

—    Возможно.

—    Забавная мысль. — Она достала зубочистку и стала ковыряться в зубах.

—    Тогда что же получается: навел тот, кто знал, где она находится?— Ровенский подняла глаза на Марту.

—    Ты хочешь сказать, что это я? — усмехнулась она.

—    Знаешь, как говорят мудрые сыщики: под подозрением все.

—    Ну да, я настучала на себя, чтобы сесть в тюрьму с конфискацией! Замечательно! Лучше не придумаешь! — Марта уже начинала злиться.

— Ты теряешь чувство юмора, а значит, ты не права! — сказал Стас.

—    Я теряю последние мозги в такой идиотской ситуации, поскольку и без того нахожусь в положении той самой унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла! А ты мне предлагаешь поюморить! Хорошенькое занятие!

—    Ладно, успокойся!

Ровенский поднялся, наполнил ее бокал сухим красным вином, плеснул себе виски.

— За тебя, единственную и неповторимую!

Они чокнулись, выпили. Стас отправился на кухню и вскоре вернулся с большим блюдом, на котором картинно лежал покрытый золотистой корочкой поросенок, набитый кашей.

—    Вообще-то самому почетному гостю полагается голова... — взяв нож и вилку, нерешительно проговорил хозяин.

—    Нет, голову не надо, я тебя умоляю! — поморщившись, воспротивилась Марта. — Отрежь мне один маленький кусочек, я уже наелась.

Стас вырезал ей срединную часть, положил  дымящейся каши. Марта замахала руками, возражая против гречки.

—    Без каши нельзя! Бери хрен, горчицу и ешь, пока горячий! А я люблю у поросенка задницу!

Они снова навалились на еду и молча ели с аппетитом, причмокивая, выпучивая глаза от едкого хрена. Земская пользовалась ножом и вилкой, хозяин же ел руками, и у него это получилось лучше. Мясо поросенка таяло во рту. Марта впервые ела молочного поросенка и с удовольствием грызла даже хрящики. Насытившись, оба отвалились от стола и шумно задышали.

—    Я объелась, — сообщила Марта.

—    Я тоже, — сказал Ровенский.

—    Это какое-то сумасшествие! У нас у обоих крыша поехала, тебе не кажется?

—    Что ж, не самый худший способ сойти с ума. Люди во все века любили вкусно поесть и получали наслаждение от пищи.

Мягко загудел телефон. Стас вздрогнул, но не сдвинулся с места.

—    Подойди, — сказала Марта.

Стас поднялся, снял трубку. Несколько секунд он молчал, словно и на другом конце никто не говорил.

—    Хорошо, — после долгой паузы неохотно процедил он, — но только не сегодня... Ни почему. Я сказал, и все!

Последняя фраза была произнесена жестко и властно. Стас вернулся к столу, постарался сделать вид, словно ничего не случилось.

—    Слушай, у меня есть лимонный сок, хочешь принесу? — с улыбкой предложил он.

—    Это Рита? — спросила Марта.

Ее лицо превратилось в бесстрастную холодную маску. Так происходило всегда, когда она злилась или с чем-то была в корне не согласна.

—    Да, — Ровенский мгновенно помрачнел. — Она продолжает звонить мне, расспрашивать о моих делах, я иногда отвечаю: она хочет защищать диссертацию и ей нужен живой материал. Мы теперь просто друзья, и больше ничего нас не связывает.

Марте захотелось тотчас уйти. Она сама не понимала, что это с ней. Не ревность, нет, она не могла его ревновать, потому что не любила, но почему-то и простить не могла этой тайной связи с Ритой. Словно Марта со Стасом были страстными любовниками, а Рита выступала в роли разлучницы.

Но с другой стороны, и ехать домой плохо. Она знала, что, оставшись одна, всю ночь промается раздумывая над тем, что случилось. Мысль очутиться на нарах, отправиться на зону приводила ее в содрогание. Люди везде, конечно, живут, даже там, но лучше не пробовать этого счастья. Но страшнее было даже другое: рухнут все ее мечты о той жизни, о какой она мечтала. Пусть не стала она министром, зато стала богатой. Она многое могла себе позволить: и сделать подтяжку, и купить машину, и поехать куда захочется.

И вдруг всего этого лишиться! После зоны ей уже не подняться. Кому нужна старуха, да еще с таким прошлым? Ищут молодых, со знанием языка. Ей просто повезло, что она встретила Стаса и он влюбился в нее и сделал своим партнером.

Она конечно же заслужила, но элемент счастливой случайности в этом присутствует.

—    Давай я сейчас позвоню дядьке, договорюсь с ним о встрече прямо на завтра, такие вещи лучше обсуждать с глазу на глаз, мы втроем встретимся и выработаем общую стратегию. Согласна? — спросил Стас.

Марта кивнула. Стас условился со Стуковым, что утром они с Мартой подъедут к нему домой, и она немного успокоилась. Бездействие ее всегда угнетало.

Убрав со стола, она приняла душ и прошла в соседнюю комнату. Стас не настаивал, чтобы они легли в одну постель.

Марта заснула быстро, словно провалилась в пропасть, ощущая острый холодок на коже, но никаких кошмаров ей не привиделось, пробудилась уже в семь от птичьего галдежа. За окном снова была зима, снегу навалило по колено. Марта лежала, смотрела на радостный галочий переполох в снежном сквере, и ее вдруг пронзила острая жалость к себе. Она попробовала даже заплакать, но не смогла. Слез не было.


4

Дядя Саша, выслушав их грустную историю, по привычке лишь хмурился и курил, предпочитая пока отмалчиваться. Затем ушел на кухню, сварил себе и гостям кофе, вальяжно уселся в широкое кожаное кресло, прихлебывая дымящийся кофе из большой кружки, на которой был нарисован элегантный крокодил с розочкой в зубах. Дядя Саша и сам внешне чем-то напоминал крокодила: в длинном стеганом халате, высокий, усатый, с грустными большими глазами.

—    Ну чего ты молчишь? — не выдержав, спросил Стас, нервно грызя ногти. — Мы к тебе за советом пришли!

—    А что ты хочешь от меня услышать? Что все обойдется и я смогу за уши вас обоих вытянуть из этого дерьма, в которое вы ненароком вляпались? Так этого я говорить не буду, — сердито пробурчал ков. — Раньше надо было думать, не дети!

—    Марта говорит, что это Гриневич навел на нас  налоговых полицейских,— сообщил Стас.

—    Ну, Гриневич или кто другой, я не знаю, а что это заказ, тут и сомневаться нечего. Значит, скоро объявится зачинщик смуты и выставит свои условия — боюсь, что денежные, — так что вас основательно потрясут. А коли эти ребятки связаны с налоговой полицией, да еще вас за такой мощный крюк подвесили, то тут ваша «крыша» не поможет и с денежками придется расстаться.

—    Да черт с ними, с деньгами! — пробормотала Марта.

—    Ну я бы.так не сказал. Эти мальчики не сто же| тысяч долларов с вас потребуют, а, скорее всего, миллион.

—    Миллион?! — хором воскликнули Стас и Марта и несколько секунд сидели, потрясенные этим известием.

Дядя Саша усмехнулся, наблюдая за реакцией гостей.

—    Ну, пятьсот тысяч баксов, Не меньше. Нужно торговаться. Чувствуется, что эта операция долго и хорошо готовилась. А кто стоит за ней — думайте сами. Может быть, и Гриневич. Тот уж точно жадноват и пощиплет вас основательно.

—    Я тогда его убью! — злобно выдохнул Стас.

Александр Васильевич удивленно посмотрел на племянника, потом на Марту, словно говоря: как вы можете допускать, чтобы он порол такую чушь?!

—    Однако я не склоняюсь столь сильно, как  вы, Марта Сергеевна, к тому, что это Маркуша Гриневич.

Он из простой жадности не станет ввязываться в такие  дорогостоящие авантюры, — допивая кофе, сказал Стуков.    .

— А кто еще?! — взвился Стас. — Он сначала хотел  Марту убить, ему хозяева не позволили, и тогда он  решил устроить эту каверзу! Все логично.

   —    Возможно,    я    бы    с тобой согласился, если б Марк действительно хотел расправиться с Мартой Сергеевной. Но я прослушал ту самую злополучную пленочку  его секретного разговора с владельцами «Глобуса», и там речь шла совсем о другой особе, — весомо сказал Александр Васильевич.

— О ком же? — спросил Ровенский.

—Тебе так нужно это знать? Меньше знаешь —  крепче спишь. Слышал такую поговорку?

—Слышал,— не унимался Стас.— Ну скажи, кого Гриневич замочить собирался?!

-Это между прочим секретная информация.

— Я тебе клянусь: могила! А Марта у нас вообще Зоя Космодемьянская. Ее пытать станут, она никого не выдаст. А паразит Гриневич — наш партнер. Мы же должны знать, на что способен этот агент Израиля?

— Должны!

— Стас, перестань! — укоротила его Земская. — Ну что ты пристал, как ребенок?!

— Ничего я не пристал. В конечном счете мы имеем право это знать, поскольку речь шла о твоей жизни и он сам говорил любовнице, ну, этой актрисе, что хочет тебя убить!

— Ладно, я скажу, — сдался Стуков, — но только хочу предупредить, что если вы проговоритесь, то серьезные неприятности появятся не только у вас, но и у меня, поэтому... — Он выдержал паузу. — В том разговоре шла речь об убийстве его жены.

— Его жены?! — воскликнула Марта.

— Именно. — Александр Васильевич набил трубку голландским табаком и стал ее раскуривать. Ароматный дым заполнил комнату.

—    Какой запах! — восхищенно проговорила Марта.

—    Он так обольщает всех женщин, — усмехнулся Стас. — Излюбленный прием. Табак называется «Амфора» и кружит головы представительницам слабого пола, а дядюшка этим пользуется.

Стуков бросил насмешливый взгляд на племянника.

—    Но зачем Гриневичу понадобилось убивать жену? Можно же развестись, — заинтересовалась Марта.

—    Во-первых, он бабник и, видимо, своими похождениями довел свою супругу до того, что она готова пойти в УБЭП и донести на него. Судя по его словам, она кое-каким компроматом располагает. Вот он и бросился к хозяевам.

—    И что те? — спросил Стас.

—    Те же не дураки, дали ему по рогам, сказали, чтобы такие вещи он улаживал сам, без всяких киллеров. Чтобы бросил баб, занялся женой и чтобы этих разговоров они от него не слышали. Так что тут совсем другая женщина и, думаю, Гриневичу пока не до вас Впрочем, вполне мог и он такую каверзу закрутить. Марк мужик шустрый и любит гадости другим устраивать, но вскоре все разъяснится. Надо подождать. Узнать, кто из следователей будет вести дело, а там уже решать, искать к нему подходы. Рындин — он оперативник, и все будет зависеть от следака, как он начнет раскручивать дело, — попыхивая трубкой, говорил Стуков. — Хотя прокололись вы капитально!

—Ты думаешь, они знали, где мы прячем кассовую книгу? — спросил Стас.

—    Откуда мне знать? Могли и догадываться, а могли нечаянно наткнуться...

-Она была хорошо спрятана, — проговорила Марта.

   — Тут думайте сами, — Стуков посмотрел на часы,давая понять, что их время вышло. Уходя от Стукова, Марта задала лишь один вопрос: через сколько времени ее побеспокоят? Александр Васильевич пожал плечами.

—    Одному следаку три дня хватит, другому полтора месяца. Все зависит от того, какая цель поставлена. Если для грубого шантажа, то и недели достаточно, а если будут рыть серьезно, то, прежде чем делать выводы, пригласят для начала разбираться опытного специалиста...

—    Какого специалиста?

—    Экономиста, главбуха — кого-нибудь, кто в вашей арифметике хорошо разбирается. На это тоже необходимо время. Потом все зависит от квалификации следователя. Один с первого же раза все поймет и концы нитей свяжет, а другой будет лоб чесать да позевывать! Ну да чего про то говорить, сами все знаете. А я со своей стороны так же похлопочу, попробую узнать, что там происходит. Рындин, к сожалению, никак на контакт не идет. Хоть и поговаривали, что не святой. Следовательно, прикуплен, потому и рожу воротит. Конечно, можно и больше дать...— вздохнул Александр Васильевич.

—    А вы не жалейте, больше обещайте! — твердо сказала Марта Сергеевна.

—    Попробуем посулить и больше, — важно проговорил тот.

У нее ничего не клеилось. Стала считать кассу — ничего не сходилось. Три раза подряд вылезали откуда-то семь тысяч сто пятнадцать рублей. Не сошлось и на четвертый раз. Позвонила Юля, объявила, что еще болеет, врачи даже подозревают у нее гепатит. Она разговаривала с Мартой писклявым голоском и твердила одно и то же: если нужно, она выйдет и все сделает.

—    Лежи, без тебя управимся! — прикрикнула на нее Марта. — Когда вылечишься, тогда и вылечишься!

—    Нет, я правда могу приехать и посчитать ту же кассу, я понимаю, вам сейчас не до нее...

— Почему не до нее? — встрепенулась Марта.

—    Я звонила еще утром, хотела предупредить, что продлили бюллетень, но вас не было, и я разговаривала с Алексеем, он сообщил, что вчера у нас опять были из налоговой и производили какой-то обыск...

—    Да, они заходили в гости.

—    Но все, надеюсь, обошлось? — спросила Юля.

—    Будем надеяться. Но ты не дергайся, спокойно болей. Выздоровеешь и тогда уже выходи!

Марта положила трубку, налила себе чаю, снова ceлa пересчитывать кассу.

Стас с состраданием смотрел на своего главбуха, на пепельницу, полную окурков, на тени, внезапно появившиеся под глазами у Марты, и сухой комок вставал в горле.

—    Пойдем в кино сходим! — предложил он.

—    С ума сошел! У меня дел невпроворот! Я кассу не могу сосчитать, а ты про какое-то кино!

—    Посчитай, и пойдем.

—    Займись делом, я тебя умоляю, а то ты меня только путаешь! — рассердилась она.

Марта жила в страхе и ожидании, вздрагивала от каждого телефонного звонка, боялась взять трубку. Ей казалось, звонят из налоговой полиции, чтобы пригласить на допрос. Душа уходила в пятки. Возвращаясь домой, с тревогой заглядывала в почтовый ящик, боясь найти там судебную повестку. Но из налоговой никто не звонил и повестки не присылали.

Не было никаких вестей и от Стукова. Он просил помочь своих старых друзей из ФСБ, и те искали знакомых приятелей среди налоговых полицейских, которые могли бы что-то разузнать о затевающемся новом деле.

В эти напряженные до крайности дни неожиданно позвонила Кустова.

—    Я освободилась и теперь готова заняться вами! — после сердечного приветствия ласково проговорила она. — Я даже придумала одну необычную конфигурацию, которая сделает вас еще неотразимее! Мне так нравится ваше лицо, что не терпится побыстрее сделать из вас писаную красотку!

Елена Леонидовна говорила столь искренне и с таким увлечением, что Марта не смогла ей ответить отказом, как собиралась. Лишь безумец отважился бы в такие дни обновлять свое лицо и транжирить деньги, которые могли понадобиться на подкуп следователя или прямых заказчиков этой полицейской акции.

—    Тогда, может быть, прямо со следующей недельки? — предложила Кустова.

—    Да, это прекрасно! Рада была вас слышать.

—    Взаимно! До встречи!

Марта вытащила деньги, лежавшие под матрасом и под кроватью в большом бумажном мешке, аккуратно пересчитала — сто девяносто шесть тысяч долларов. Затем позвонила сыну, он приехал к ней на грязной проржавевшей «ауди» и перевез баксы к себе, на тот случай, если к ней вдруг нагрянут с обыском. Так посоветовал Александр Васильевич. Особо ценных вещей в доме не было, кроме того, половина всего имущества принадлежала мужу. Марта не стала мелочиться и отправлять к сыну печь-СВЧ, пылесос, новенькую стиральную машину, компьютер и прочую бытовую технику.

«Черт с ней, пусть забирают, если так уж случится!» — решила Земская.


На самом деле она просто не верила, что до всего этого дойдет, а потому и не хотела искушать судьбу.

Марта не посвящала сына в тайны своего бизнеса, но, переправив к нему деньги, вкратце обрисовала сложившуюся на сегодняшний день ситуацию. Костя, хорошо знавший, как непредсказуемо действуют законы в этой стране, лишь сочувственно вздохнул:

—    Может, удастся отмазаться?

Она пожала плечами.

—    Если не получится, будешь отправлять посылки на зону, — мрачно пошутила она.

—    Перестань! — оборвал он мать.

Косте Земскому исполнилось двадцать пять, он перепробовал массу профессий за эти годы и в последнее время занялся ремонтом иномарок. Лучшего механика в Москве трудно было сыскать, телефон обрывался, и за срочный выезд предлагали и триста, и четыреста баксов, но Костя знал себе цену и никогда не спешил сразу ответить согласием.

—    За прошлый месяц, не особо напрягаясь, двадцать штук заработал, — сказал он.    Марта даже не подозревала о такой бешеной популярности сына и его фантастических заработках.


—    А чего на ржавой «ауди» гоняешь? — удивилась она.

—    Во-первых, ржавчина накладная, американская, это такие наклеечки, которые почти не отличишь от настоящей, чтобы придурки не угнали. Движок же там стоит что надо, двести шестьдесят — двести восемьдесят без особых усилий выдает на трассе. Найди лучше.

Костя дару лет отбатрачил на двух крупных автосервисах, приобрел знакомства в мире автомобилистов, посыпались заказы. Сегодня механики, обслуживавшие такие крупные автоцентры, как «Вольво» и «Мерседес», сами уже рекомендовали своим клиентам  услуги Кости, который был способен не только разобраться в причинах той или иной поломки, но и быстро устранить ее, самостоятельно выточить ту или иную деталь. Одним словом, он был отличным диагностом и автослесарем одновременно.

Костя давно сам зарабатывал себе на жизнь, успевая кое-что и откладывать. Однако такую прорву денег он в руках еще не держал.

—    А я уж было возгордился и подумал, что смогу скоро предложить тебе уйти на пенсию и без хлопот содержать тебя, но вижу, что ты и сама времени не теряла. Пива хочешь?

—    Нет, лучше чаю. А тебе советую поменьше болтать о деньгах, — строго заметила она.

—    Это я понимаю, — усмехнулся сын. — В наше время могут прихлопнуть и за сотню баксов. Ты считаешь, что все так серьезно с обвинениями против тебя?

—    Похоже, что так.

—    С такими деньгами я бы ничего не боялся!

—    Иногда деньги ничего не значат. Как говорят, среди сотни рыжих бывает и один брюнет, вдруг этим брюнетом окажется следователь, который будет вести мое дело. И что тогда?

—    Нанять лучшего адвоката.

—    Наймем и адвоката конечно же! Но это только в кино герой, помытарствовав, выходит сухим из воды. А в жизни все происходит совсем не так.

—    Первый раз вижу тебя смирившейся, — с грустью отметил Костя.

—    Я не смирилась, я только готовлю себя к наихудшему, но буду до конца бороться.

—Виталик знает?

Марта отрицательно покачала головой.

—    Все произошло после его отъезда, — сказала она.

—    Все, больше не буду! — Она вытерла слезы, высморкалась. — Последние дни живу в каком-то диком напряжении. Держусь из последних сил... А что, разве я раньше не плакала? — удивилась главбухша.

И, усмехнувшись, добавила: — Он всегда шутил: если тебя посадят, то я тебе буду отправлять посылки на зону. И вот его пророчество, кажется, сбывается.

—    Перестань!

Сын сжал ее руку, и Марта, не выдержав, обняла его, прижала к себе и расплакалась.

—    Мам, ну что! Ну не надо! — приговаривал Костя, поглаживая ее по спине. Смахнул слезинки со щек. — Ты же никогда не плачешь!

—Может быть, и плакала, но при мне — никогда. Не помню такого. Я тебя видел только сильной и решительной. Мои школьные друзья прозвали тебя буревестником.

—    Почему?

—    Не знаю. Может быть, потому, что буревестник всегда ищет бури, а не покоя. Ипоэтому, как только начиналась спокойная жизнь в семье, ты чахла, увядала и тебе хотелось взорвать это семейное болото. Разве не так?

—    Нет, не так, сыночка...

—    А как?

—    Видишь ли, твой отец уже после четырех лет жизни со мной забыл, что рядом с ним живет красивая женщина, и Валерьян Адамович лишь ловко этим воспользовался. У меня закружилась голова от похвал, комплиментов, подарков, мужского внимания, но брак с  ним оказался неудачен, как ты понимаешь. Что же касается Виталика... — Она вдруг осеклась, только сейчас поняв, что, в сущности, его почти не замечала.


А может быть, в том и состоит вообще преимущество браков?

Вскипел чайник. Костя налил ей чаю, достал варенье и шоколад.

— Оставайся у меня ночевать, завтра я тебя на работу отвезу! — предложил он, и она согласилась, хоть и не любила спать в чужих постелях.

Ей вдруг приснился родной городок, где по сию пору жили родители, школа, в которой она училась, подружки и старый пруд, который осенью сплошь засыпало листвой. И все было такое знакомое, милое, что она снова всплакнула во сне и сразу же проснулась от этих горячих слез, обжигающих щеки. Посмотрела на часы: без десяти пять утра.

За окном только закипал предутренний сумрак. Марта набросила одеяло на плечи, прошла в соседнюю комнату, где, раскинувшись на широкой тахте, безмятежно спал сын, укрыла его заголившуюся грудь, тихонько присела рядом. И вновь щемящее чувство горечи разлилось в ее душе, словно она прощалась и с сыном, которого долго уже не увидит, и с его домом, каковой сама вместе с Костей заботливо создавала: клеила обои, красила двери, покупала мебель и ковры. Марта по-прежнему испытывала вину перед сыном за то, что лишила его родного отца. А Олег из всех ее троих мужей оказался не самым худшим, а может быть, единственным, за кого бы стоило держаться.

Слеза скаталась по ее лицу.

Генерал Стуков позвонил к концу третьего дня и попросил Марту со Стасом заехать к нему, ибо не захотел разговаривать о таких деликатных вещах по телефону.

Они приехали к Александру Васильевичу ровно в шесть вечера. Тот провел их в кабинет, усадил в кресла перед небольшим журнальным столиком, где на подносе уже стояла бутылка трехзвездочного армянскского коньяка, рюмки, орешки, шоколад и кофе.

—    Анестезия перед важными сообщениями, кивнув на коньяк, усмехнулся Стас.

Он протянул дядьке две бутылки «Джонни Уокер» , тоник, фисташки и палку сухой колбасы.

—    Это от нашего садика вашему. Ну выкладывай, дядя Саша! Уж лучше сразу!

—    Садитесь, ребята, и не дергайтесь, ибо особых новостей нет, а те, что удалось получить, пока погоды не делают. Что же касается коньяка и прочего, так это мне просто захотелось выпить. Один я не пью, a с вами за компанию согрешу с удовольствием. Опять же под предлогом секретных переговоров я освободился от надзора жены, и это стоит отметить. По-моему, весьма разумные аргументы, — потирая руки, радостно сообщил он.

—    Еще бы! — поддержал Стас.

—    Ну ладно, я что-то разговорился не в меру. — Александр Васильевич открыл коньяк, наполнил рюмки. — Ну что же, братцы, дай бог, все утрясется!

В голосе Стукова прозвучали столь обнадеживающие нотки, что Марта даже махнула половинку рюмки, отчего у нее глаза полезли на лоб, столь крепким оказался напиток.

—    Но что все же удалось узнатъ-то? — нетерпеливо спросил Ровенский.

—    Да немногое. Дело принял следователь Бобров  Валентин Петрович. Он работал раньше в районной прокуратуре, есть опыт, но никто его не знает. Темная лошадка, а потому и подобраться к нему будет непросто. Неизвестно, берет, не берет, насколько управляем, податлив ли к просьбам... Ну что еще? Контроля свыше за делом нет...

- Что это значит? -не понял Стас.

—    Ну, есть дела, которые по тем или иным причинам начальство держит под  контролем, уделяет им особое внимание, что конечно же затруднило бы влияние на Боброва со стороны. Мои ребята попробовали  напрямую с ним поговорить, как говорится, внаглую, но тот на контакт не пошел. Осторожный. Мои то же  самое сказали: заказное дело. Но чье, чье? Мне даже  самому стало интересно. Кто-то тонко работает. Чувствуется опытная рука. Нашел же такого тихушника, которого никто не знает!

—И что делать? — воскликнул Ровенский.

   —    Ничего.

   —    Как — ничего?

   —    Искать и ждать ответных действий. Пока же никакого обвинения не выдвинуто. А может быть,ничего и не будет, кроме угроз. Я ведь не знаю, что было  в этой вашей черной книге и как эти записи могут быть использованы против вac. — Он снова наполнил рюмки коньяком, взял свою и стал медленно потягивать, смакуя каждый глоток. — Впрочем, я не собираюсь всерьез в это влезать. Мое дело найти ходы к  Боброву. А потому информирую: пока сделать этого не удалось. Вот весь итог.

-И что дальше? — спросил Стас.

— Что дальше? Будем     работать. И тут у нас есть свои    секреты, которые я     не намерен выдавать даже тебе, моему племянничку. Посмотрим, что это за  крепкий орешек, наш Бобров, посмотрим... Не робейте, ребята!


5

Ни Рындин, никто из полицейских больше не появлялся, точно о них забыли.

Марта начала успокаиваться, на время позабыв о том, что идет расследование, повеселела и даже огорчилась, узнав, что Елена Леонидовна неожиданно загрипповала и перенесла операцию еще на неделю.

— Я уже настроилась, разгребла все рабочие дела чтобы освободить недельку, и вдруг... — расстроенно проговорила Марта, позвонив Кустовой домой и услышав ее простуженный голос.

— Хотите я передам вас своей приятельнице?

— Нет-нет, только вы, Лялечка! Есть кому о вас позаботиться во время болезни? Хотите я заеду, куплю еды и что-нибудь приготовлю? — предложила Земская.

— Спасибо. Стоило мне заболеть, как сразу же объявился цербер, который и в эти минуты сидит рядом и держит меня за руку. Правда, обеды его источают ароматы «Арагви», но во всем остальном он необычайно старателен! — рассмеялась Елена Леонидовна.

Что ж, верю, что под такой неусыпной опекой вы снова поправитесь! Я позвоню в конце недели. Выздоравливайте!

От Стукова снова не поступало никаких новостей и это единственное, что тревожило Марту.

— Давай назначим твоему дяде определенную сумму, ну, скажем, тысяч сорок долларов, чтоб он понимал, что мы его наняли и его работа оплачивается. Кому охота ишачить просто так! — приставала она к Ровенскому.

Он морщился и шумно вздыхал.

— Это же мой родной дядька. Я в самом начале ему предложил пятьдесят штук, чтоб он замял это  дело. Он обиделся. Ты хочешь, чтоб он обиделся во второй раз?

— У меня такое ощущение, что он, ну как бы тебе сказать, что-то делает по обязанности, но не торопясь, спокойно... — Марта не договорила.

— Я так не думаю. Он делает все, что в его силах, и даже больше. Тут же деликатная работа. Не придешь к тому же Боброву, не скажешь: сколько возьмешь? Он тебя пошлет, и все.

— Время идет.


Они приняли еще одну партию автозапчастей, которую Стас разбросал по подмосковным автосервисам.

Юля вышла на работу, и в пятницу Марта отправила ее проплачивать груз, присланный Вальтером,  занялась проверкой вчерашней кассы. Примчался  Стас, привез акты купли-продажи, товарные накладные и наличку от фирм. Все эти документы надо было приводить в порядок, и Марта, покончив с кассой, принялась за них.

Зазвонил телефон, Земская деловито схватила  трубку:

   —    «Сириус».

   —    Марта Сергеевна? — послышался тихий вкрадчивый голос.

   — Да, я слушаю!

   —    Вас беспокоит     Бобров Валентин Петрович, следователь Главного управления Московской налоговой полиции. Мне бы хотелось с вами побеседовать.  Как это можно сделать?

— Вы приглашаете меня на допрос? — тотчас насторожилась Земская, и ее мгновенно прохватил озноб.

—    Хотите, чтоб вас вызвали по повестке? — сухо уточнил Бобров.

—    Ну почему, я могу и так прийти.

—    Да, было бы лучше...

—    А когда я должна быть?

—    Сегодня в два вас устроит?

Марта посмотрела на часы: без пятнадцати двенадцать.

—    Да, конечно.

—    Тогда записывайте адрес!

Стаса в кабинете не было. Земская выбежала в салон.

—    А где Станислав Эдуардович? — спросила она у Леши.

Алексей уговаривал усатого клиента, объясняя, для чего необходима накладка переднего бампера. На вопрос главного бухгалтера он лишь пожал плечами.

—    Леша, я тебя спрашиваю, где он?! — рассердилась Марта.

—    Да он вышел куда-то на улицу!

—    На машине отъехал, — уточнил Коля.

—    Куда?!

Продавцы не знали.

Обычно Стас всегда сообщал, куда уезжает, и прежде всего своему главбуху: работа того требовала. Но сегодня даже не заметила, когда он успел выскочить. Скорее всего, он отправился в ближайшую пиццерию, где покупал большую шаньгу с сыром и грибами, иначе бы кого-нибудь предупредил.

Время еще оставалось, и Земская вернулась в кабинет, набрала номер Стукова. Ей нужно спросить у него, как себя вести, на какие вопросы отвечать, на какие нет, почему Бобров не вызвал ее повесткой и что означает такое приглашение на беседу, будут ли ее ответы считаться официальными, стоит ли подписывать протокол, если его будут вести. И еще десятки других важных вопросов, которые могли бы ей помочь.

К телефону подошла жена, стала выспрашивать, кто звонит, Марту это взвело.

—     Из Министерства юстиции, срочно!

—    Слушай, ты, министерша! Если еще раз позвонишь, я узнаю откуда, приеду и выцарапаю тебе глаза! Ты все поняла?

   — Вот сучка! — выругалась Марта и бросила трубку. Она не знала, что отставной генерал еще и бабник.

Интересно, он сейчас дома? Земская позвала Лешу,  попросила его набрать номер Стукова и пригласить  его к телефону.

— А если спросят кто?

— Скажи, из магазина «Автозапчасти».

Однако было занято. Прошло минут двадцать,прежде чем Алексей дозвонился.    — Але! Александра Васильевича можно? -Но не успел он произнести эти слова, как тут же недоуменно взглянул на Марту Сергеевну.

— Что такое? — встревожилась она.

— Швырнули трубку.    Неудачными оказались и вторая, и третья попытка.

—Ладно, иди в салон! Спасибо! — проговорила Земская, еле сдерживая гнев. Она и сама не знала, на  кого злилась: то ли на бывшего генерала, то ли на  гендиректора, уехавшего неизвестно куда в тот самый  момент, когда ей потребовалась его помощь. — Может, еще попробовать? — предложил Леша.

— Не надо,иди!

   Часы показывали половину первого. Ровенский не возвращался.

   Марта закурила, прислушиваясь к различным шумам, доносящимся из салона, и вздрагивала каждый раз, когда хлопала дверь. Прошло еще полчаса.  Земская поднялась, оделась и поехала. Никому в магазине она намеренно не сказала куда. До последней  секунды она надеялась, что Стас появится. Она честила его последними словами, не понимая, куда он  мог запропаститься, да еще в такой момент. Но Ровенский как в воду канул, Марта прибыла в Главное управление на десять минут раньше, нашла нужный кабинет, присела на стул. Из-за двери доносился приглушенный голо; видимо следователь говорил по телефону. Ещё можно было встать и уйти. И возможно, Стуков посоветовал бы ей никуда сегодня не ходить, а потребовать  повестку и явиться на допрос с адвокатом, который  бы руководил ею при ответах. А так этот Бобров облапошит ее и подведет под монастырь.

Марта сделала несколько шагов к выходу, но точно запнулась, не в ее характере было удирать с поля битвы. Она вернулась, снова опустилась на стул. Еще оставалось две минуты. Ей вдруг вспомнились утренние часы с сыном, когда она, посидев на краешке его постели, приготовила Костику овсянку, яичницу с мясом, заварила кофе, потом разбудила его, они вместе позавтракали, и сын повез ее на работу.

—    Слушай, мам, пока Виталика нет, переезжай ко мне, поживем вместе, что скажешь? — Марта, улыбаясь, посмотрела на него. — Давно я такую вкусную кашу не ел!

—    А сейчас продают растворимую овсянку; Заливаешь кипятком, и она готова. Я тебе куплю.

—    Иными словами, ты переезжать не хочешь?

—    Я тебе не хочу мешать, твоей личной жизни.

—    А ее пока нет.

—    Почему?

—    Только что разошлись, как в море корабли. Надо отдохнуть немного. Как говорил Хемингуэй: мужчины без женщин. Есть такой период в жизни каждого холостяка. В том числе и молодого.

Марта хотела напомнить о внуках, но промолчала. Если ее посадят, то какая из нее бабушка.

— Вы ко мне?

Бобров выглянул из кабинета и внимательно смотрел на нее.

—Я—Земская.

— Заходите! Я вас давно поджидаю. Надо было просто постучать.

Марта вошла в кабинет, взглянула на часы: двенадцать минут третьего.

— Раздевайтесь, у нас здесь тепло. Вот вешалка,  присаживайтесь на стульчик! — заботливо говорил  следователь.

Он подождал, пока Марта снимет пальто, разглядывая ее внимательно, даже как-то по-доброму.

— Диктофона и других записывающих устройств с собой нет? — спросил Бобров, когда Марта расположилась на предложенном стуле.

Главбухша покачала головой.

—Нет,если они  есть,в сумочке или еще где-то, можете вытащить и смело записывать наш разговор.  А то у меня был один подследственный. Спрятал диктофончик, тайно писал, а потом судьи не могли pазобрать ни слова. Обозлились и отвергли данный аргумент, вот ведь как бывает... Там, правда, ничего  существенного и не было, так, небольшие разночтения в ответах, да и то по форме, а не по сути.

- Мне пока набирать компромат на вас ни к чему, — смело заявила Марта.

— Вон как?! Ну хорошо, допустим. Вы, наверное,  уже поняли, что я и есть тот самый несгибаемый упрямец Валентин Петрович Бобров, которого вы,  Марта Сергеевна, пытаетесь всеми силами согнуть в  бараний рог? — с ехидцей высказался он. — Верно  глаголю?

— Я не понимаю...

— Да ну? — удивился Бобров. — Странно!

   —    Что тут странного?!

   — Как — что странного?! Вот уже пять моих сослуживцев, начиная от генерала и кончая старлеем, уговаривают меня под разными предлогами закрыть это дело, хотят разузнать, откуда оно появилось, и намекают на хорошее вознаграждение. Такой вот необычайный интерес. Все управление скоро будет ходить и смотреть на меня, как на чудо-полицейского, который не берет взяток! И вы хотите сказать, что не приложили к этому своих нежных ручек?! Никого не npoсили помочь вам?


Марта не ответила. Только теперь она поняла, почему молчал Стуков. Он предпринимал героические усилия, дабы похерить это дело, но у него ничего не получалось. Бобров и впрямь оказался тем самым единственным брюнетом среди сотни рыжих.

—    Хорошо, не будем об этом. Давайте лучше перейдем к делу! Вас наверняка инструктировали сотни дорогих адвокатов, научили, как говорить, что отвечать, верно ведь?

—    Я еще не обращалась ни к одному адвокату, — сказала Марта.

—    Но ведь кто-то за вас уже хлопочет?

—    Кто-то хлопочет, — кивнула она. — Как хлопотали бы за вас или за ваших родственников, окажись они в беде. Или вы отвернулись бы от такой родни?

—    Все правильно, но передайте вашим заступникам, пусть больше не тратят силы, а вы — деньги! Все это бесполезно и настраивает только против вас. A зачем нам с вами с первых же минут становиться врагами? Неразумно, верно?

Марта снова кивнула.

—    Ладно, давайте поговорим о деле. Я пригласил  вас на беседу, и на то есть причина. Но сначала о вашей книге черной кассы. Она весьма красноречива. Вы пунктуальный, скрупулезный человек и вели ее отменно, подробно записывая, как распределялась прибыль, какие взятки и кому вы давали. Мне, конечно, пришлось посидеть пару вечеров, помараковать, но все же вычислил, как вы это делали!

Бобров открыл ящик стола, достал листок  и протянул его Марте. На нем была воспроизведена схема липовых фирм, через которые проходили автозапчасти, прежде чем попадали в «Сириус». Бобров даже раскопал названия этих обществ с ограниченной ответственностью. Марту бросило в жар. Теперь нетрудно будет и дальше раскопать всю цепочку, найти кого-то, кто видел Земскую, получал из ее рук зарплату, а дальше уже не составит труда доказать и ее вину.

—    Как видите, все несложно... — Бобров вытащил пачку «Явы» в мягкой упаковке. — Вы курите?

—    Да. Можно закурить? — попросила разрешения Марта.    

—    Конечно, конечно.

Земская вытащила «R-1».

—    Как видите, по вашим записям удалось восстановить принципиальную схему вашей работы, а дальше мне сравнительно легко будет и собрать доказательства. Укрывательство от налогов очень больших сумм, создание преступного вида деятельности — все это повлечет за собой и серьезное наказание. Много| не дадут, учитывая, что у вас это первая судимость, да и ловкость адвокатов выручит, но три — пять лет с конфискацией я вам обещаю. У вас, я вижу, смешные зарплаты: двести, четыреста рублей, — а людей ездят на работу на своих машинах, хорошо одеваются. Этот реестр заработной платы — открытое издевательство над налоговой инспекцией, и мы уж добьемся, поверьте, чтобы вы попали на зону, чего бы нам это ни стоило! — Бобров помолчал, уткнувшись в свои бумаги, потом вдруг улыбнулся: — А там вас научат любить волю. Когда вы выйдете из тюрьмы, вам стукнет пятьдесят, на работу по специальности не возьмут ! И куда? В вахтеры, уборщицы, посудомойки? Перспектива незавидная!.. — Валентин Петрович затянулся, выпуская струю дыма и глядя на Марту.

Она вдруг сообразила, что в кассовой книге названий  подставных фирм не было, а расходы на их содержание обозначались условной аббревиатурой «ГЧК», что означало «гречка». Гречка, рассыпуха, этим словом они со Стасом обозначали липовые компании. Кроме них, этого никто не знал, и догадаться не мог. Но откуда тогда он раскопал названия фирм? Как, впрочем, и саму тетрадь.

И тут Земская вспомнила, что, когда она прятала кассовую книгу, в кабинет вошла Юля. Девочка видела портрет Чаплина, лежавший на столе у Марты и красную тетрадку. Связать все воедино было уже несложно. К тому же помощница слышала и названия подставных фирм, хоть главбухша ее к ним и не подпускала. Неужели Юля их продала?

«Боже, какой ужас! — прошептала про себя Марта. — А ведь у нее был мотив! Она положила глаз на директора, но я ей перешла дорогу. То же самое и с Вальтером. Неужели Юля?!»

—    Конечно, придется повозиться, — продолжал Бобров, наблюдая за Мартой, — но такой наш хлеб, легких дел не бывает! По этому же делу пойдет Ровенский, а двое — это уже сговор, преступная группа, а значит, срок больше. Но я, как видите, сознательно его не упоминаю. Он легко уйдет от наказания, адвокаты постараются, да и маменька его нажмет кое на кого в Белом доме. Так что и судьи все мои обвинения похерят, я уже чую. У вас же таких связей нет, да и кого-то посадить ведь надо. Вот вы и станете козлом отпущения! Я специально излагаю весь расклад, чтобы вы поняли: нет смысла для вас играть в молчанку и затягивать ход следствия.

—    Почему?

—    А вот почему! — Следователь передал ей специальное постановление, подписанное прокурором, о взятии ее под стражу. На бланке стояло сегодняшнее число.

У Марты все поплыло перед глазами. Лишь представив себе, как ее под конвоем отправляют в следственный изолятор, где она будет месяцами ждать суда  в переполненной камере, Земская чуть не упала в обморок.

Бобров сразу же это почувствовал.

   —    Вам плохо? Может быть, воды?

   —    Да, воды, пожалуйста...

Следователь поднялся, достал стакан из шкафа, протер его носовым платком, налил воды из графина. Вода была из-под крана, с горьковатым привкусом  ржавчины. Но Марта выпила все и снова закурила.

Валентин Петрович открыл форточку. Вернулся на место.

—    Да, вы правильно догадались, я имею право  прямо сейчас взять вас под стражу. Это в интересах следствия и не противоречит закону. А у нас сидят и по году, и по два. Суды не успевают разбирать дела. А ваше могут послать и на доследование.

«Я имею право прямо сейчас взять вас под стражу... Имею право, но им не воспользуюсь» — так нужно  понимать его слова. Но тогда Бобров должен выставить условия. Однако он о них пока умалчивал.

Зашла молоденькая девица, положила перед  следователем какие-то бумаги и, не сказав ни слова, удалилась. Валентин Петрович пробежал их глазами и сунул в папку, лежавшую на краю стола.

—    Как видите, сегодня я не заставляю вас признаваться в совершенных преступлениях. Я знаю, что вы в них повинны. Пройдет еще год-два, и никто из ваших коллег такими вещами заниматься не будет.

Мы создадим общество законопослушных граждан. Налоги будут платить все без исключения. Я в это верю. И моя вера основана на убеждении, что таких людей, как я, немало. Есть и подлые взяточники, не скрою. Но таких, как я, больше! — с гордостью проговорил Бобров. — И вот такие люди, как мы, и построят новую Россию! Мне совершенно наплевать, кто придет к власти: коммунисты или демократы. Я служу России, Отечеству, только и всего. И не сомневаюсь, что скоро люди будут гордиться своей честностью и неподкупностью, как сегодня это делаю я!

Марта не решалась вступать в диалог со следователем, боясь его разозлить. Ведь ему ничего не стоило нажать кнопку, вызвать охрану и приказать ее увести. От одной этой жуткой мысли ее бросало то в холод, то в жар.

Бобров прав: когда клюнет жареный петух, а он уже клюнул, то все разговоры о любви отпадут сами собой. Ровенский от всего отречется, адвокаты ero вытянут, мама расстарается, и он в число обвиняемых не попадет. Все сойдется на ней, и три года заключения превратят ее в старуху. А какой удар это будет для родителей?! Все от нее отвернутся. Жизнь закончится. Собственно, уже и заканчивается сейчас, вот в эти ж минуты, под разглагольствования невзрачного человечка в сером костюме, с худощавым лицом, большой бородавкой на правой щеке, невыразительными блеклыми глазами и косой челочкой, спадающей на узкий морщинистый лоб. Встретив его на улице, пройдешь и не заметишь, настолько он бесцветен. Но именно от него зависит ее судьба. Судя по всему, эта беседа — лихой тактический маневр. Скорее всего, Бобров хочет провести так называемую психологическую об работку. Выложить все карты и предложить: либо полное признание и тогда ареста не будет, либо изнурительное следствие с предварительным содержанием в СИЗО. Марта поняла, что вот-вот от нее потребуют ответа. А признание — это приговор и зона. Но и непризнание — та же тюрьма. И второй вариант, может быть, еще хуже. Надо срочно думать, ломать голову, искать ответ.

Нет, сегодня ей нельзя в тюрьму. Нужно хотя бы психологически подготовиться. Попрощаться с сыном, найти адвоката, доделать дела, еще раз вкусно поесть, полакомиться мороженым. Только не сегодня!

—    Ну что же, Марта Сергеевна, думаю, вы уже догадались, что я пригласил вас, чтобы объявить те условия, на которых вы можете быть выпущены, а дело прекращено. В начале разговора мы упоминали о хлопочущих родственниках. В свое время против моего отца ополчился первый секретарь райкома КПСС. Дело казалось безнадежным, тогда партия диктовала всем и вся, отцу грозило шесть лет, мать отчаянно болела и явно не пережила бы все это. Мы остались бы сиротами, а дальше — детский дом. Я ходил только в пятый класс, и кто знает, как бы сложилась моя судьба. Скорее всего, вкалывал бы сейчас на заводе или отсиживал свой срок. А я закончил университет, и стал, как говорится, человеком, ибо с отца были сняты все обвинения. Не буду хитрить, ваша судьба в руках того, кто выручил тогда моего отца. Вы вправе отказаться от его благодеяний и попасть под следствие или же покориться его воле, и в этом случае я закрою дело за отсутствием состава преступления, уничтожу эту красную тетрадочку.

Стуков не ошибся, подумала Марта, дело заказное. Но сколько они могут попросить? У нее двести, у сына семьдесят, тридцать даст Стас. Триста. Но это не полмиллиона. У Стаса, конечно, должны быть деньги, и он не жадный. Но надо поторговаться. Хватит и по сто штук — заказчику, Боброву и Рындину. Это приличная цена. Ну что им проку, если они подведут ее под статью? Так они получают по сто тысяч, а с ее арестом вообще ничего. Зачем же жадничать? Нет, они согласятся, должны согласиться.

—    Вы конечно же вправе упрекнуть меня: еще недавно следователь Бобров разглагольствовал о честности, вере в закон, а сам тут же готов идти на подлог и прочее, — продолжал Валентин Петрович.

— Я сознаю, что поступаю незаконно. Но, узнав вашу биографию и принимая во внимание вышесказанное, я полагаю, что не совершу большого злодеяния, ибо спасу не закоренелого преступника, а заблудшую овцу. Думаю, нашего разговора и пережитых волнений будет достаточно, чтобы вы, Марта Сергеевна, в корне пересмотрели ваши трудовые и нравственные принципы и зажили бы впредь честной жизнью. Или я ошибаюсь?

Бобров пристально посмотрел на Земскую, и она покорно затрясла головой.

—    Да, мне этого будет достаточно, — пробормотала она. — Даже с лихвой!

—    Я так и думал. Иногда требуется лишь предупредить человека, и он сам способен измениться. — Валентин Петрович умолк, взглянул на часы, словно готовясь к решающему слову. — Ну что же, этот человек должен быть уже здесь... Сейчас, одну минуту!

Он поднялся, вышел за дверь. У Марты застучало в висках, она попыталась сосредоточиться, взять себя в руки. Можно сторговаться и за сто пятьдесят. Но если это Гриневич, то у него аппетиты такие, что и по миру пустит, Марк прекрасно знает, сколько они имеют со Стасом с каждой сделки. И уж он непременно потребует отдать ему Вальтера. Заберет все, хоть караул кричи. Как быть? Если Марта скажет слово, то от него отступаться будет нельзя, посему нужна крайняя осторожность. Опять самая тяжелая ноша досталась ей, Стас улизнул, словно заранее знал, чем закончится ее беседа с Бобровым. Наверняка знал и нарочно смылся, чтобы не присутствовать при разборках. Дядя его предупредил, это уж точно.

Вернулся следователь.

—    Ну что же, — он, как Понтий Пилат, потер ладони, зябко поеживаясь, подошел к окну, закрыл форточку. — Ваш благодетель пришел, он ждет вас на крыльце. Итак, все зависит от вас: согласитесь вы на его условия, значит, я дело закрываю, могу даже красную тетрадочку вам вернуть, чтобы не было никаких недоразумений, надеюсь, вы сами ее уничтожите. Ну а нет... Уж не взыщите, ответите по всей строгости закона. Разговор у нас был приватный, ссылаться на него не советую, мелкая месть только усугубит ваше положение. Но вы человек рассудительный и подобные выходки себе не позволите. Что ж, хотелось бы сказать: прощайте, Марта Сергеевна, и впредь нам лучше встречаться в другой обстановке, за другим столом. Ну да сами решайте!

Земская попыталась встать, но ноги не удержали, и она села на место.

—    Сейчас я поднимусь, — покраснев, пробормотала она.

—    Видите, как вы разволновались! — сочувственно подметил Бобров, и в его глазах блеснула торжествующая улыбка. — А вы позволяете мелким подлецам типа этого Ровенского втягивать себя в преступные авантюры. Ни к чему, совсем ни к чему! Вам помочь?

—    Нет-нет, спасибо, я сама!

Она поднялась, подошла к вешалке, оделась, двинулась к двери.

—    Вы, кажется, сигареты забыли, — окликнул ее Валентин Петрович — Да и пропуск надо отметить, иначе не выпустят.

Марта вернулась, спрятала в сумочку сигареты. Следователь проставил время, подписал пропуск.

—    Спасибо. До свидания! — сказала Земская.

—    Уж лучше прощайте!

—    Да-да, прощайте! — поправилась она.

Марта вышла в коридор, пропахший масляной краской, прислонилась к стене и долго стояла, приходя в себя. Ей всегда казалось, что она покрепче, повыносливее и способна одолеть любые преграды! А тут душу словно в порошок измельчили. А это всего лишь недолгий разговор — прошло не больше двух часов, — вполне безобидный, без резких интонаций, почти дружеский. На Марту не замахивались, ногами не стучали, не били, наручники не надевали. Но этот Бобров — тонкая бестия, он хорошо подготовился к такой доверительной беседе, легко отыскав слабину в ее характере: гордыню и чрезмерное самолюбие. Никто еще не загонял ее в угол, не оставляя никакого выхода.

Судя по всему, работа приносила следователю наслаждение. Валентин Петрович столь вдохновенно крутил свое веретено, опутывая Марту намеками, угрозами, предсказаниями, что она была вынуждена сдаться: Пусть и на время, если не сможет выкрутиться. Но и этого никому из мужчин еще не удавалось.

Марта двинулась по коридору, попала в холл, где сидел дежурный, отдала ему пропуск и вышла на улицу.

Моросил не то мелкий дождь, не то снег. Она огляделась: вокруг никого не было. Главбухша растерянно крутила головой, ища того, кого Бобров назвал «благодетелем», и уже хотела вернуться, как вдруг с дальней скамейки, опираясь на трость, поднялся высокий мужчина и замахал рукой. Земская сошла по ступеням, еще не различая, кто это, — на тучного Гриневича поджарый незнакомец явно не походил, — приблизилась на несколько метров и только тогда узнала Валерьяна Адамовича.

Они не виделись лет восемь. Ее некогда сановитый и вальяжный второй муж заметно сдал: ссутулился, постарел, мешки набрякли под глазами, а кожа на подбородке свисала вниз морщинистыми складками, как у бульдога. Лишь темно-зеленые глаза его по-прежнему светились, взирая на Марту нежно и преданно.

Валерьян пришел к ней на свидание отутюженный, в белой рубашке, в галстуке и в начищенных ботинках.

—    Это ты? — растерянно спросила она, озираясь по сторонам в поисках истинного благодетеля, и вдруг ее точно пронзила молния: она все поняла. — Так это ты...

—    Да, это я.

Он вытащил платок, вытер белую пену, возникшую в уголках губ, пожевал ртом сырой воздух. Дрожащей рукой достал валидол, сунул под язык.

Марта вспомнила. Это, было в самый первый год после свадьбы, когда муж еще работал зампредом Госплана, ездил на служебной «Волге» и был в силе. Он пришел домой хмурый и часа полтора висел на телефоне, кому-то названивая.

—    Что-то случилось? — спросила она.

—    Да так, помочь надо одному товарищу. Сфабриковали против него судебное дело, а там жена, двое детей. Надо вытащить бедолагу! — ответил он, садясь ужинать.

—    Ты всем так помогаешь?

—    Всем не поможешь, но вот с его женой в одной школе, в одном классе учились, и я был некогда даже в нее влюблен, потом изредка встречались...

—    Так она твоя любовница?! — воскликнула Марта. — Теперь все понятно!

—    Перестань! Первая школьная любовь, будем так это называть, никогда не забывается, да и с мужем мы давно знакомы, почему бы не помочь?

Через несколько дней приехала эта школьная любовь, привезла дорогой коньяк, шампанское, коробку конфет. Ее мужа благодаря стараниям Валерьяна освободили, и следствие было прекращено. А еще через несколько дней они приехали вместе, радостные и счастливые, но больше в их доме не появлялись, и этот эпизод забылся, изгладился из памяти. Потому, слушая Боброва, Марта никак не связала его рассказ об отце со своим вторым мужем.

—    Как ты живешь? — помолчав, спросил Валерьян.

—    Сам видишь, как прекрасно я живу, — холодно сказала Земская.

Он кашлянул. Они продолжали стоять на улице под дождем. Наконец бывший муж точно очнулся, поспешно раскрыл зонт, поднял над Мартой.

— Извини! Давай немного пройдемся, — предложил Валерьян Адамович.

Они медленно двинулись в сторону небольшого сквера.

—    Ну давай выкладывай твои условия! — выдохнув, проговорила главбухша.

—    Никаких условий, собственно, и нет. Я хочу, чтоб ты вернулась ко мне. Мы любили друг друга и жили душа в душу. У всех супружеских пар после десяти лет совместной жизни случаются кризисы. Вот и с нами это произошло. Нам обоим очень тяжело дался разрыв. Теперь мы успокоились, пожили врозь, стали умнее. Ведь и новая семья, насколько я знаю, у тебя не сложилась... — осторожно произнес он.

—    Откуда у тебя эти сведения?

—    Есть свои источники, — уклончиво ответил Валерьян. — Когда мужа любят, на сторону не бегают.

—    Ах, вон ты о чем!

—    У меня мама умерла... — Валерьян неожиданно остановился, начал хватать ртом воздух, вытащил платок. Слезы брызнули у него из глаз.

— Прими мои соболезнования!

—    Спасибо. Я остался один и вдруг подумал, что теперь ничто уже не помешает нам быть вместе и снова пережить то счастье, какое когда-то подарил Господь. Это было так чудесно! — Он не выдержал и разрыдался, запищал тоненько, как мышь, закрыв лицо руками.

—    Ну перестань, хватит, не надо!

—    Извини, но я... — Он снова зашарил по карманам, ища платок. Марта подсунула ему свой. — Мы должны быть вместе, я это чувствую!

—    Сколько было маме?

—    Девяносто восемь.

—    Она долго прожила.

—    И почти не болела! — Он высморкался, отер рукой лицо. Несколько минут бывшие супруги шли молча. Рядом с небольшим кафе они остановились.

—    Может быть, зайдем, я не хочу разговаривать на ходу, — предложил Валерьян Адамович.

Они вошли в полупустое кафе, где из десяти столиков было занято всего лишь два, и расположились неподалеку от входа. Подбежал резвый официант.

—    Ты что выпьешь? Кофе, чай? — предложил Валерьян.

— У вас коньяк есть? — спросила Марта.

—    Да, конечно! Вот меню!

Марта нашла карту крепких напитков. После такого стресса ей надо было выпить.

—    Ты будешь? — она посмотрела на Валерьяна.

—    Нет, я чай.

—    Чая, к сожалению, нет, но есть сок в ассортименте, — сообщил официант.

—    Два стакана апельсинового сока, сто граммов «Метаксы» и шоколадку, — попросила Марта.

—    Но я... — На лице Валерьяна промелькнула растерянность, он знал, сколько стоит коньяк в подобных заведениях, но Земская его успокоила:

—    Я заплачу.

«Благодетель» возражать не стал.

—    Так, может быть, ты все-таки выпьешь? — предложила Марта.

—    Да, я бы выпил.

—    Принесите еще сто граммов.

Официант убежал.

—    Ты давно задумал эту операцию? — спросила она.

—    Какую? — встрепенулся Валерьян Адамович.

—    Как — какую? — усмехнулась Земская. — Натравить на меня налоговую полицию, воспользовавшись сведениями своей племянницы, которой я, своему несчастью, доверяла. Обвели меня пальца, как институтку!

Она вытащила сигареты, закурила.

— Ты куришь? — удивился Валерьян.

—    Да, я курю. Не надо только финтить, давай поговорим откровенно. Юля тебе что-то иногда рассказывала, возмущалась, что мы ворочаем большими делами, а её к ним не допускаем. Она девочка тщеславная и дрянь порядочная. Ты повстречал сына спасенного тобой человека, и оказалось, что он теперь служит в налоговой полиции, важный человек, следователь. Вот у тебя в голове и зародился отчаянный план: с его помощью изъять у меня компрометирующие документы, возбудить уголовное дело, крепко прижать меня и выставить условия: либо — либо! Либо в тюрьму, либо на съедение благодетеля — это он так тебя называл.

—    Я не понимаю...

—    Не надо Ваньку ломать, Валерьян! Мне этот твой Бобров все сказал открытым текстом: согласитесь на условия благодетеля — я закрою дело, не согласитесь — упеку в тюрьму!

Официант принес вторую рюмку коньяку, помедлил, но гости больше ничего не заказывали, и он удалился.

Валерьян тут же отхлебнул половину порции.

   — Ну рассказывай, ведь так все и было?! С Валентином Петровичем вы все подробно обсудили...

— Но я так категорично не формулировал вопрос, — заюлил бывший муж.

—    Тогда пойдем к Валентину Петровичу, ты скажешь ему, чтобы он закрыл дело, отдал мне мои бумаги, и поговорим спокойно! Пошли! — Марта решительно поднялась, взяла сумочку, посмотрела на Валерьяна Адамовича. — Ну так что?

Тот не шевельнулся.

—    Что же ты?! Ты не хочешь идти к Боброву? Как идти, коли вы обо всем договорились? Да и меня отпускать просто так не хочется. Рыбка висит на крючке. — Марта усмехнулась. Валерьян хмуро смотрел в сторону. — Может быть, ты хочешь денег?

—    Нет, денег я не хочу! И прекрати этот пьяный балаган!

—    Я? Пьяный балаган? Интересный поворот. Может быть, я чем-то оскорбила вас, 'Валерьян Адамович? Загнала в угол, в ловушку? Подвела под статью?

Он не проронил ни слова.

—    Ну что ж, помолчим.

Она допила коньяк, позвала официанта:

—    Еще два коньяка!

—    Нет, я больше не буду, — запротестовал Валерьян Адамович. — Я не пью больше ста граммов.

—    Тогда одну порцию. И соку еще.

Ей вдруг захотелось плюнуть в лицо своему бывшему мужу, встать и уйти. Но это было бы слишком просто. Нет, она не собиралась возвращаться к нему. Это еще хуже, чем тюрьма. Она представила себя в его потных старческих объятиях, и ее чуть не стошнило.

—    Да, мне пришлось пойти на этот обман, чтобы привлечь твое внимание, — заговорил он. — Ведь иначе ты бы не захотела со мной даже разговаривать.

—    Так это ты звонил по ночам и молчал в трубку? -воскликнула она.

—    Я? По ночам? — порозовел он.

—    Ты, конечно ты! Но почему ты молчал?

—    Не знал, что сказать тебе...

—    Ты не знал, что сказать, поэтому звонил всю ночь. А может быть, следователь Бобров тебе посоветовал? Ведь очень важно было деморализовать меня, запугать, чтобы потом, как говорится, объявить последний акт драмы. Все хорошо задумано, срежиссировано, исполнено, и актриса, загнанная в угол, не сплоховала. Браво! Браво!

Марта поднялась и громко захлопала в ладоши. Все, даже официанты повернулись в ее сторону.

—    Я тебя прошу, на нас смотрят, — прошептал он.

—    Я тебя компрометирую? Мне уйти?

—    Сядь, пожалуйста! Мы так и не договорили...

—    Ах да, наш контракт!

Она схватила коньяк и залпом выпила.

Бывший муж с удивлением посмотрел на Марту.

Когда они были женаты, она с трудом выпивала бокал шампанского за весь новогодний вечер и никогда не пила крепких напитков. А туг не прошло и получаса, как супруга махом осушила двести граммов сорокаградусного пойла.

Земская повернулась к официанту и поманила его пальчиком. Тот резво подбежал.

—    Тебе заказать коньяк? — обратилась она к Валерьяну.

—    Нет, я не хочу и тебе не советую...

—    А мне соточку!

—    Сейчас исполним! — Официант удалился.

—    Ты хочешь напиться? — хмуро спросил Валерьян.

—    Да, хочу. Я хочу все забыть. Но, видимо, это уже не удастся. Ну давай, объявляй свои условия!

—    Я прошу, чтоб ты вернулась ко мне. Мне кажется, и для тебя так будет лучше... — с грустью посмотрел на коньяк и сигареты.

—    А ты по-прежнему физзарядку делаешь?

—    Да, каждый день по тридцать — сорок минут! Между прочим, я по двадцать пять раз отжимаюсь от пола! — гордо сообщил он. — И еще кручу велосипед. Это такой тренажер. Мама перед смертью подарила.

—    Молодец. Ты неплохо для своих лет выглядишь.

—    Я к врачам еще ни разу не обращался.

—    И над газетами работаешь?

—    А как же. Пресса требует догляда. И вообще в моей жизни, Марточка, ничего не изменилось, — ласково проворковал он.

«А в моей все пошло кувырком», — сказала про себя Марта.

—    И когда я должна возвратиться к тебе?

—    Побыстрее хотелось бы.

—    Мне нужно три дня. Уладить дела не столько с мужем, сколько с сыном. Он мальчик ранимый, ты помнишь. — Валерьян закивал. — Ну и подготовиться к переезду, вещи уложить. Ты не против?

-Нет.

—    Ну вот и хорошо!

Марта допила коньяк, щелкнула пальцем, подзывая к себе официанта. Тот принес счет: 2980 рублей. Марта помнила, что цена ста граммов в меню была четыреста сорок рублей. Значит, весь заказ не больше двух тысяч.

—    Принеси-ка меню, дружок! — проговорила она трезвым голосом и вытащила калькулятор. — И директора позови!

Официант остолбенел. Только тут он понял, что вляпался. Счет с его подписью лежал под рукой контролерши (так он про нее подумал), и теперь предстоят серьезные разборки.

—    Извините, я, кажется, ошибся в подсчетах, промямлил он.

—    И как будем исправляться? — Марта в упор посмотрела на гарсона.

— Не понял, — пробормотал тот.

—    Директора будем звать? — напомнила Земская. — И делать оргвыводы?

—    Я думаю, не стоит...

—    Тогда в кассу наш счет оплатишь из чаевых!

—    Но там немалая сумма, — насупился официант. — Я лучше перепишу счет.

—    Нет уж! Тогда зови директора!

Молодой хапуга не знал, на что решиться. Марта молчала, ожидая его ответа.

— Ладно, я заплачу, — обиженно буркнул он и отошел к стоике.

—    Так-то лучше, — сказала главбухша. — Двинули! — бросила она Валерьяну Адамовичу.

Они поднялись, вышли из кафе. Дождь все еще продолжал моросить, но после трех порций коньяку Марта его почти не замечала, в груди разлилось приятное тепло.

«Вот так бабы и спиваются», — подумала она.

—    Ловко ты его! — радостно усмехнулся Валерьян. — И поделом! Учить надо таких!

—    Да, я тоже так думаю!.. Ну, до скорого, Валерьян Адамович!

—    Ты как-то уж совсем официально, — скривился он. — Помнишь, как ты меня раньше звала?

—    И как я тебя звала?

   — Лepa... — Он расплылся в улыбке.

— Ну пока, Лера! — Марта протянула ему руку, и бывший супруг с чувством пожал ее.

—    Пока. Буду ждать звонка. Телефон не забыла  еще?

—    Нет.

Она уже отошла на несколько метров, как вдруг остановилась и окликнула Валерьяна.

—    Ты только Юле ничего не говори, хорошо? Я не держу на нее зла,

—    Вот это по-нашему! — обрадовался он.

Земская свернула за угол и остановилась. Последние минуты разговора с «благодетелем» она с трудом сдерживалась, чтобы не высказать ему в лицо какую-нибудь гадость.

—    Нет, это будет похуже любой тюрьмы, даже похуже камеры пыток, — проговорила она вслух. — Через неделю я его задушу или отравлю, и тогда меня упекут надолго и жизнь на зоне сразу же покажется мне раем!

—    Что вы сказали? — остановившись и приложив ладонь к уху, спросила низенькая старушка в старомодной шляпке с розочкой. — Вы мне это говорили?

—    Себе, — устало ответила Земская и побрела дальше.

Было без пятнадцати шесть. Интересно, что делается на работе? Разыскивает ли ее Стас?

У метро продавали беляши с мясом, и Марта вдруг ощутила дикий приступ голода. Она купила сразу два и мгновенно их съела. Потом купила еще один.

—    Нравится, дамочка?. — обрадовалась торговка.

Земская молча жевала. Беляши были отвратительными: тесто не пропечено, вязнет в зубах, а в мясе много лука и перца, видимо, оно не первой свежести.

—    Я их сама стряпаю, так что ешьте, дамочка, не бойтесь, беляши домашние!

«Может, и мне этимзаняться?» — неожиданно думала Марта. Когда-то она хорошо готовила, и особенно ей удавались пироги: с рыбой и грибами, рисом и яйцом, с капустой. Даже мать ей завидовала

Земская не стала брать машину, а поехала на метро, как все. Жадно смотрела на людей, радуясь тому, что свободна. Вошла старушка, и Марта уступила место, но тут поднялся молодой парень, лет двадцати и, смущаясь, предложил свое. Все это ее так растрогало, что она была готова расплакаться.

«Наверное, все-таки не в деньгах счастье, — вдруг подумала она. — Ничего этого за деньги не купишь. Можно уметь радоваться невкусному, но горячему беляшу и тому, что можешь уступить старушке место в. метро. И кукситься от икры и осетрины. Та же Юля заложила нас со Стасом потому, что позавидовала. Моль подлая! Да делай ты что-нибудь, предлагай, добивайся! А то ведь ничего не умеет и не хочет ничего уметь, а гонору на миллион! А я еще с ней тетешкалась, холила ее, оберегала. Боже, какая я дура непроходимая!»

За раздумьями она проехала свою остановку, и пришлось возвращаться. Когда Марта вошла в салон, Лешка чуть не бросился ей на шею.

—    А мы тут с ума сходим, не знаем, куда вы пропали, — пробормотал он.

— Станислав Эдуардович у себя?

—    Нет, он был, но ему позвонили из больницы, привезли похожую на вас, и он помчался... ну, как бы на опознание...

—    Придурок!

—    Но мы же не знали, где вы! Вы ушли, а куда — не сказали! И что думать?

Марта усмехнулась:

—    Юля здесь?

—    Нет.

— Куда она, Коль, поехала?

— Сказала, в статистику.

Все ясно. В статистику ездят сдавать баланс, но  квартал еще не закончился и ей там делать нечего.  Юля залепила им первое, что пришло в голову. Чует  кошка, чье мясо съела. Небось побежала к дядюшке, чтобы обо всем разузнать.

«Побаивается она меня, — усмехнулась про себя Земская, — побаивается! Что ж, и поделом!»

Она прошла в кабинет, включила чайник. На столе  лежала пицца, коробка конфет, сырокопченая колбаса. Марта разделась, села за свой стол и несколько минут сидела молча, как бы заново привыкая к нему. Закипел чайник. Она налила себе большую чашку,бросилапакетик «Липтона»     и дольку лимона.

Из салона доносились голоса ребят, шумно уговаривавших кого-то купить стойку переднего стабилизатора, самую дешевую во всем СНГ.

«Это они ведь для меня стараются, паразиты! Радуются, что я вернулась, — улыбнулась Марта, и слезы подступили к глазам.— Что это я не в меру сентиментальной становлюсь. Видимо, старею!»


6

Позвонил Костя. В наушник проникал бархатный голос Джо Дассена, напевавшего свой популярный хит «Если б тебя не было». Марта любила этого певца. Под его песни и мелодии пролетела ее молодость. Она в первого мужа влюбилась, потому что внешне он походил на Дассена: светлые кудри, высокий рост, крупные черты лица. Такая же застенчивая улыбка. И Костя, пусть отдаленно, тоже напоминал знаменитого француза.

—    Ну как ты?

—    Нормально.

—    Пока никто не тревожил?

—    Тревожили.

—    И что? — В его голосе прозвучала неподдельная тревога, и Марте было приятно сознавать, что сын искренне за нее переживает. — Они снова приходили в магазин?

—    Нет, вызывали на беседу.

—    И что хорошего рассказывали?

—    Будем драться, сынок.

—    Подмогнуть?

—    Ничего, я сама.

—    У меня тут есть один действующий генерал-лейтенант авиации, я ему «мерседес» позавчера латал. Вроде мы понравились друг другу. Кроме того, я ему солидную скидку сделал. Давай я ему позвоню! — предложил Костя.

—    Нет, не надо. Ты лучше береги себя. Мне так или иначе понадобится надежный тыл, а ты у меня единственный верный мужчина. Я справлюсь. Ты же знаешь меня. Я не позволю переехать себя катком. Во всяком случае, буду бороться до последнего! — Она вытащила платок. — Ты откуда звонишь?

—    Из машины. Домой рулю. Приедешь? Я что-нибудь приготовлю вкусненькое. Я тут откопал одно местечко, там продают парную нежирную свинину. Отбивные получатся замечательные. Нежные, как поцелуй ребенка! Я не шучу!

—    Я еще не знаю, мне тут надо поговорить кое с кем, заняться делами, и потом я тебе позвоню. Но ты с ужином меня не жди и вообще на меня не ориентируйся, хорошо, Котик?

—    Хочешь, я сейчас заеду?

—    Нет-нет, поезжай домой! — Марта с трудом сдерживала слезы, но они все же прорвались, брызнули из глаз. — Я тебе обязательно сегодня позвоню. Ты поужинай сам, не жди меня! Слышишь? Я тебя целую, мой Котик, пока!

Марта положила трубку, закрыла лицо руками и заплакала. Она мужественно держалась все два часа, что провела в кабинете с Бобровым, но, услышав обеспокоенный голос сына, не выдержала. Словно душа  переполнилась горькими обидами.

Марте вспомнилось, что последний раз она вот так  же безутешно плакала у постели одиннадцатилетнего сына, внезапно заболевшего менингитом. Она не выходила из палаты, проводя там все дни, и своей верой спасла Костика, ибо врачи сомневались, что он выздоровеет и останется полноценным человеком. Оставаясь наедине с сыном, лежавшим без сознания, она заливалась горючими слезами, но при докторах,  которые созывали один консилиум за другим, не зная, какие принимать врачебные меры, держалась стойко и беззаветно.

Сын заболел в Симферополе, где они отдыхали, и Марта, наблюдая беспомощность врачей, забрала его и перевезла в Киев, хотя доктора кричали, что это безумство и она доставит туда мертвое тело. Но мать привезла еще живого Костю, подняла на ноги весь город и спасла ребенка. Медицинские светила только разводили руками.

Точно так же Марта потом освободила сына от армии, дойдя до самого генерала, отвечавшего в Министерстве обороны за призыв. Тот принял ее, выслушал и собственноручно начертал на заявлении «Освободить», хотя районный военком клятвенно пообещал запихнуть Константина Олеговича Земского в такую дыру, где его быстро научат уважать честь солдата. Марта принесла эту генеральскую резолюцию и  бросила майору на стол, он долго ее разглядывал, словно не верил своим глазам. Он даже позвонил в приемную генерала, и там ему подтвердили подлинность документа.

—Чем взяла? Передком? — скривившись и покачав головой, зло бросил военком.

Земская несколько секунд молча смотрела на него. Ей очень хотелось заехать ему по скотской нахальной роже, но она вспомнила о сыне и быстро обуздала свой гнев.

—    Давайте поспорим, товарищ майор, что через неделю, а то и меньше вас в этом кабинете уже будет! — жестко проговорила Марта.

Военком хмыкнул, но сдержался:

—    Что вы хотите?

—    Чтоб вы немедленно выдали сыну военный билет! Иначе я такое устрою, что вы пожалеете о том дне, когда вам в голову взбрело стать военным.

Майор дернул желваками (кое-какое самолюбие у него все же водилось) и даже готов был прогнать eе вон, а заявление с подписью генерала порвать и завтра забрить сынка этой стервы. Но ему вот-вот должны были дать погоны подполковника, и рисковать ими он не захотел. Через полчаса Марта получила военный билет, несмотря на то что выдавать его матери на руки военком не имел права. Он пошел даже на нарушение правил, так как понял: если эта сумасшедшая объявит ему войну, то непременно победит.

—    Прошу простить меня за грубость, Марта Сергеевна, — отдавая ей билет, вежливо проговорил майор.

— Вот этого никогда не будет!

— Чего? — не понял военком.

—    Прощения! — ответила она. Еще несколько дней Марта горела суровым мщением, но потом отошла, успокоилась и заводить тяжбу с военным комиссаром не стала.

В то время Земская уже жила со вторым мужем, и Валерьян Адамович хорошо знал эту историю, как и вообще ее бойцовский характер, но, видимо, старость резко ослабила его память и заметно повредила ум,коли он решился бросить ей вызов. Да она теперь в порошок сотрет своего бывшего муженька. Чего бы  ей это ни стоило. Даже если сломает себе шею. Он  решил поставить ее на колени. Этот мерзавец вознамерился поставить ее колени! Что ж, она принимает  этот вызов.

Марта смахнула непрошеные слезы, шумно высморкалась. У нее разболелась голова, она достала анальгин, запила таблетку холодным чаем.

Позвонил Стас.

—    Куда же ты пропала?! — услышав голос главбухши, кричал он. — Я всю Москву поднял на ноги, все больницы переполошил! Где ты была? Не могла позвонить?!

—    Как я могла позвонить, если меня допрашивали? — завелась она. — В кабинете у следователя на столе, кроме графина с водой, больше ничего не было.

—    Как допрашивали? — обалдев, тихим голосом проговорил Ровенский. — Кто, где?

—    Мы что, по телефону эти вопросы станем обсуждать?

— Нет, я уже еду, через пять минут буду. — Он отключился.

Стас засыпал ее вопросами, но Марта уже подготовила ему записку: «Не исключено, что Рындин со товарищи мог понаставить здесь жучков. А потому этот разговор лучше перенести в безопасное место. Скажем, в кафе».

Директор закивал, соглашаясь с ней. Они заехали в ближайшее кафе, дорогое, но зато полупустое. Марта вкратце рассказала о допросе, не передавая мнения Боброва относительно того, что Ровенский выкрутится, но не умолчала насчет группового преступления по предварительному сговору. Стас приуныл.

От волнения он ничего не ел. На Марту, наоборот, напал самый настоящий жор. Она мела все подряд, при том что еще на работе слопала половину грибной! пиццы.

В конце концов Ровенский заказал себе пятьдесят граммов греческого коньяку и залпом, морщась, выпил.

—    Ты хоть закуси, а то развезет! — посоветовала она.

В отличие от сникшего гендиректора, Марта чувствовала себя воспрявшей духом.

—    Подожди, это еще не все, — загадочно проговорила она. — Это лишь первый акт криминальной драмы, но есть и    второй, не менее интересный!

—    Что, еще что-то было?

—    А ты думаешь, почему он меня отпустил, имея постановление о заключении под стражу? За красивые глазки? — Марта на мгновение задумалась. — Кстати, это был бы еще один вариант — влюбить его в себя. Хотя он мне не нравится. Серенькая мышка... Странно!

—    Что странно? — не понял Стас.

—    Странно, что у него и мать, и отец были людьми  красивыми, а сын не удался.    —    Какой сын?

Марту вдруг осенила догадка: Валерьян Адамович — вот кто настоящий отец Боброва, и тогда все сходится. Теперь понятно, почему следователь пошел на такое серьезное нарушение. Ради отца на все пойдешь.

«Ради старого знакомства или давней благодарности на такое опасное дело Бобров не решился бы, — подумала Марта. — Ведь это может стоить ему карьеры, а следователь не такой уж легкомысленный человек,  чтобы, не раздумывая, броситься с головой в омут».

—    О чем ты говоришь? — наморщил лоб Стас.

Главбухша рассказала ему о встрече с бывшим мужем и о его ультиматуме.

—    Первый раз о таком слышу! — воскликнул Стас. — Слушай, так можно прижать этого Боброва! Написать на него телегу, мол, так и так, и он слетит!

—    Что написать? Где доказательства? Разговор наш не протоколировался. Получается, его слово против моего. Но это у меня есть причина его скомпрометировать, а у него никакой!

—    Да, ты права, — вздохнул Стас. — Но как же твой муж не понимает, что насильно мил не будешь? У него что, крыша поехала?

—    Думаю, да.

—    Может быть, дать ему денег?

—    Я предлагала, бесполезно.

—    Знаешь что, поехали к дядьке!

Ровенский вытащил мобильный, набрал номер.

—    Тетя Рита, это я... Нормально... Да, погода ужасная... А где наш... Понятно... Да, разбуди его, он мне очень нужен!.. Дрыхнет дядюшка по такой погоде, — зажав микрофон, доложил Марте Стас. — Но ничего, мы его поднимем! Восемь вечера, детское время!

—    А Рита — это его жена?

Стас кивнул.

—    Кем она работает?

—    В цирке. Тарелками жонглирует. Сразу десятью может. Дядя Саша до перехода в центральный аппарат с цирком на гастроли ездил, курировал их, так сказать. В одной из поездок они и познакомились. Начался роман, дядя Саша был тогда женат. Там такая история была, сам председатель комитета давал разрешение на развод., у них с этим строго... Але, дядя Саш? Привет... Извини, что не дал поспать... Да, надо бы посоветоваться... Вызывали... Ладно, сейчас будем.

Он отключил телефон. — Ну что, помчались?

Они заехали в магазин, купили по бутылке виски и «Метаксы», ананас и любимой Стуковым сухой колбасы. Земская хотела оплатить покупки, но Стас  ей не позволил. Марта не сопротивлялась.

По дороге Ровенский беспрерывно болтал, рассказывая,  как ему позвонили из Склифа, куда привезли труп женщины, похожей по описанию на Марту: красивая блондинка, сорока — сорока пяти лет, в светлом плаще, без документов. Стас знал, что главбухша без документов не ходит, но ведь их могли вытащить.

—    Я примчался, долго не мог найти дежурную, как бешеный носился по коридорам. Наконец она появилась, и меня провели в морг, зрелище, сама представляешь, не для слабонервных. Там лежала масса трупов, и их все по очереди открывали, чтобы обнаружить блондинку. Представь мое волнение! Но, к счастью, это оказалась не ты. Трупные запахи меня так переполнили, что закружилась голова, и я чуть не свалился в обморок. Мне дали понюхать нашатыря, и после него меня стошнило. Оказывается, я не переношу запаха нашатыря. Я поехал обратно на работу, позвонил, услышал твой голос и так обрадовался, что надавил на газ и чуть не врезался в джип «чероки» с четырьмя придурками в салоне. Представляешь, какие могли быть разборки, если б я в них врезался! — Он хохотнул.

—    А куда ты около двенадцати исчез? — спросила Марта. — Ты мне так был нужен, что я была готова обегать все окрестности, чтобы найти тебя!

—    Приближалось время обеда, и я поехал за пиццей, потому никого и не предупредил...

—    Я так и поняла, но тебя не было часа полтора!

—    Когда я вернулся, Лешка сказал, что ты ушла минут пять назад и тоже ничего никому не сказала.

Я и подумал, что, устав меня ждать, ты сама отправилась за пиццей. Знал бы, что не за ней, я бы нагнал тебя у метро!

— Но с тобой-то что случилось?

— Ну вот слушай! Я проехал метра три, смотрю,бежит моя маман, машет руками. Я остановился. Она была в магазине «Ковры» рядом с нами и присмотрела  чудный коврик для адмиральского кабинета. Ее благоверный решил писать мемуары, и мама оборудует ему кабинет рядом со спальней. Но ее птенчик может простудиться, если на полу не будет ковра. Ковер она приглядела, а денег не хватило, и она помчалась ко мне. Но ты же знаешь, что отделаться от нее невозможно. И вот мы поехали в магазин, купили ковер, совсем не тот, который она хотела вначале. Потом маман заставила меня отвезти ее домой, внести ковер в дом, и я еще помог расстелить его, а для этого пришлось передвинуть всю мебель. Потом мать решила, что взяла у меня деньги в долг, и уломать ее, чтобы она приняла ковер в подарок, было невозможно. Наконец она вознамерилась накормить меня обедом, но тут уж я вырвался, помчался обратно, вбежал в пиццерию, взял две пиццы, вернулся, но тебя уже не было.

Стас перевел дух.

—    У тебя уши не горели?

-Уши?

—    Я честила тебя последними словами.

—    Вот как? — улыбнулся Стас. — А уж как я тебя ругал, когда ты не появилась через пятнадцать минут! Я не поленился сходить в пиццерию. Но там мне сказали, что тебя вообще не видели! И вот тут я дал себе волю поругаться! Ох, как я ругался!

Александр Васильевич принял их снова в своем кабинете. Выслушав подробный рассказ Марты, задумался.

—    Да, неожиданный поворот,— пробурчал он  наливая себе полстакана виски и добавляя лед. И какое решение?

—    А какое тут может быть решение? — возмутился Стас. — О том, чтобы возвращаться к бывшему мужу не может быть и речи! Он сумасшедший! У него крыша поехала!

—    Зато никаких проблем, — усмехнулся Стуков.

—    Нет, уж лучше в тюрьму! — проговорила Земская.

—    Это ни к чему, — возразил Александр Васильевич. — Я просто не знаю вашего бывшего мужа. А задачка в том, чтобы поменять его планы. Ведь он состоянии сказать этому Боброву: отдай бумаги и закрой дело?

Марта кивнула.

—    Вот, в состоянии! Значит, надо найти ключ, подход  к нему, чтобы он... Как его именуют?

—    Валерьян Адамович.

—    Чтобы Валерьян Адамович сказал: все, закрываем и сюда больше не лезем. Теперь чем его зацепить, на чем поймать? Как? — Глаза Стукова загорелись. Он принялся жевать колбасу. — Надо отыскать его слабые стороны, на них сыграть. Надавить. Ведь он действовал, не очень-то с нами церемонясь. Нашел компромат, потом следователя, тот быстро предложил ему эту схему. И они разыграли все как по нотам. Ответный ход за нами. Точный и расчетливый.

—    Может быть, через его племянницу Юлю? —предложила Марта.

—    А у него свои дети есть?

—    Нет, — ответила она.

—    Может быть, — задумался дядя Саша.

—    Дать этой поганке денег, — сказал Стас, — и потребовать, чтобы она его уговорила.

—    Похоже, что он зациклен на нашей красавице Марте, — хмурясь, сказал Стуков. — Вряд ли его уговоришь.

—    Может, обольстить самого Боброва? — выдвинула очередную идею Земская.—Если он узнал, что приходится сыном этому Валерьяну, то тут сыновний долг перетянет, — возразил Александр Васильевич. — Нет, Боброва лучше не трогать, надо искать рядом с воспламененным супругом, чтобы погасить эту неожиданную страсть. Все прямо по Шекспиру. Племянница — это хорошо, он наверняка воспринимает ее как дочь...

Стуков посмотрел на Марту.

—    Да, отец у Юли умер, и Валерьян действительно заботится о ней, как родной отец, — подтвердила Земская. — Мой бывший муженек сам позвонил мне, попросил устроить ее на работу, хотя для него сделать  такой шаг было ох как не просто!

—    Вот, это славный рычаг! — воскликнул дядя Саша, — Только надо им умело и тонко воспользоваться. Не перегнуть палку и в то же время нанести сильный удар, который заставит вашего бывшего мужа играть по нашим законам!

—    Выкрасть ее! — разошелся Стас.

—    И что? Он заявляет в милицию, и тогда я вас очень долго не увижу! — рассмеялся Александр Васильевич. — Это, братцы мои, уже не шутки! Надо чтить Уголовный кодекс, как говорил Остап Бендер.

Но эта мысль крепко засела у Стаса в голове. Юлю выкрасть, а старика припереть к стенке. Либо он забирает у Боброва бумаги, передает им и прекращает это дело, получая взамен племянницу живой и невредимой, либо он ее лишится. Но тут имелось два уязвимых момента, которые Александр Васильевич быстро вычленил. Во-первых, что делать, если вдруг Валерьян Адамович не захочет осуществлять такой обмен? Убивать племянницу? А во-вторых, если он не пожелает внять их требованиям не привлекать милицию, что тогда, отпускать ее? Или убивать? Трюк с похищением очень опасен, потому что никто не знает взаимоотношений Юлии и ее дяди сегодня. Они могут быть не такими уж трепетными и безоблачными, а кроме того, похищение сразу же выдает Марту как главную исполнительницу, что опять же усугубляет и без того тяжелое ее положение. Процент удач невелик. Так резюмировал, потягивая виски и жуя сухую колбасу, Александр Васильевич.

Однако Стаса это не только не вразумило, а, наоборот, еще больше распалило.

—    Все просто. Я увожу Юлю на дачу своего приятеля, и она там тихо живет и жирует. Мы требуем обмена. Если этот придурок артачится, тогда я беру у своего приятеля из анатомического музея заспиртованный мизинец, привожу дядюшке и говорю: мы будем отрезать твоей племяннице каждый час по пальчику, если ты, падла госплановская, не принесешь бумаги и не прекратишь всю эту чехарду! Пара музейных пальчиков быстро приведет его в чувство, и он прогнется! Как миленький прогнется!

—    Да, с пальчиками это ты замечательно придумал! — выкладывая лед из ведерка в стакан и подливая себе виски, веселился бывший генерал. — Ты, племянничек, видимо, американских фильмов насмотрелся! Девяносто девять процентов за то, что Валерьян Адамович тотчас свяжется с Бобровым, тебя вздернут за этот пальчик на такую дыбу, что ты, описавшись,им тут же все расскажешь.

Два часа они искали способы воздействия на бывшего мужа Марты. Но выходило, что не было у Валерьяна Адамовича такого близкого человека, за которого он бы отдал все на свете. Оставалась одна Юля. Валерьян Адамович поселил ее в однокомнатную мамину квартиру, и это одно говорило о его нежном отношении к племяннице. Деньги за ее проживание он не брал, больше того,сам платил за квартиру и коммунальные услуги. Юля рассказывала, что дядюшка иногда заезжал,  готовил ей свои фирменные блюда, привозил сладости. Но Марта не могла быть стопроцентно уверена, что дядей двигали родственные чувства, а не интерес к бывшей жене. Вполне возможно, что он приходил к Юле, чтобы выудить из нее информацию о бросившей его Марте, и в голове у него созревал коварный план мщения. Если это так, то похищение, племянницы никак не сработает. Тут дядя Саша прав.

Сам генерал никаких идей не предлагал, но зато хорошо разбивал, те, которые выдвигал Стас. Марта тоже молчала. Она понимала, что есть два пути, два способа воздействия на бывшего супруга: один мирный, другой — с помощью силы. Мирный его не сдвинет, коли он сам решился на силовую акцию, агрессивный же может бумерангом ударить по ней. Марта надеялась, что Александр Васильевич, помурыжив их как щенков, выдаст вариант, который решит проблему, но он тихо напился, и тем их мозговая атака была бесславно завершена. Просидев в кабинете Стукова больше двух часов, они так ни до чего и не договорились.

Жена Александра Васильевича стала то и дело заглядывать в кабинет, наконец не выдержала, вошла и прекратила все дебаты.

— Ваш советчик пьян и уже ни черта не соображает, — посмотрев на пустую бутылку «Джонни Уокера», резонно заметила она. — В следующий раз либо приезжайте без виски, либо не открывайте бутылку до тех пор, пока не добьетесь от моего муженька вразумительного ответа.

С тем они и удалились.

Дядя Саша провожая их до дверей, заплетающимся языком проговорил:

— Ребята, я буду всю ночь напрягать мозги!

Марта была разочарована. Она понимала, что  спасение утопающих — дело рук самих утопающих, как спасти себя, как схватить за волосы и одним рывком вытащить из болота? Барону Мюнхгаузену это однажды удалось, значит, на один шанс из ста она вправе рассчитывать.

У Стукова Марта ничего не ела и сейчас почувствовала, что проголодалась.

—    Я есть хочу, — проговорила она.

—    Поехали!

Что было хорошо в Стасе, так это постоянное желание ей угодить.

—    В «Арагви», «Националь», куда двинем? — садясь в машину, спросил он.

—    Только не в ресторан.


Стас на мгновение задумался: а где еще можно поужинать? На вокзале в буфете? Но это уже чересчур. Так, где еще? Дома, как это он сразу не догадался.

—    Давай только заедем в ресторан, я возьму по хорошей отбивной, а закуска у меня дома найдется. Пойдет?

Марта согласилась. Ей было бы невыносимо сидеть на публике, чтобы в ее сторону глазели подвыпившие субъекты, встречаться даже на миг с официантами, швейцарами, гардеробщиками и прочей обслугой. Она хотела одиночества, тишины, возможности сосредоточиться на своей проблеме. В ресторане же, пропитанном запахами подгоревшего масла, чеснока, мяса, где играет громкая музыка, а народ хочет бурно отдыхать, пить, есть и веселиться, сосредоточиться было нельзя.

7

Ровенский заехал в «Арагви», взял три шашлыка, сложил их в банку, купил зелени, свежих овощей, теплых лепешек и две бутылки «Киндзмараули».

Они приехали к нему — Марта вдруг поймала себя на мысли, что ей уже нравится квартира Ровенского своей элегантностью, уютом и комфортом, — шашлык даже не успел остыть, набросились на еду и молча поглощали сочное, тающее во рту мясо, запихивая в  рот зелень, запивая ароматным вином, которое, как убеждают историки, любил Сталин.

—    Я пойду чай поставлю, — сказал Стас.

Он вышел, а Марта, дожевав последний кусок, отвалилась на спинку стула и тупо стала смотреть новости по телевизору. Шла война в Чечне, гибли люди, и все ее волнения из-за козней бывшего мужа показались вдруг мелкими и ничтожными.

Земская позвонила Косте, он еще не спал. В наушник просачивались посторонние звуки, голоса, музыка, и Марта подумала, что у сына гости.

—    Я не вовремя?

—    Почему? Ты всегда вовремя! — возразил Костя. Я просто фильм смотрю. Приятель дал кассету на вечерок. «Матрица», не слышала о таком кинохите?

—    Нет.

—    Приезжай, посмотрим вместе. Хорошая картина.

—    Да нет, мне надо кое-что обдумать... Ты поел?

—    Да. Но две отбивных для тебя еще остались.

—    Спасибо. Не жди меня, я, наверное, не приеду.

—    Ты завтра будешь на работе?

-Да.

—    Хорошо, я позвоню.

Она положила трубку. Вернулся Стас, принес икру, кусок осетрового балыка, конфеты, орешки.

—    Ты наелась?

—    Да, спасибо.

—    Сделать бутерброд?

- Нет, уже не могу.

—    Ты тоже считаешь, что похищение этой предательницы пользы не принесет?

Марта задумалась. Она чувствовала, что Юлю надо как-то использовать для давления на бывшего  мужа. Но как? Земская всегда отличалась тем, что выдумывала интересные идеи. Но теперь, как назло, ничего не придумывалось.

—    Есть мысль! — воскликнул Стас.

—    Какая?

—Ты соглашаешься переехать к нему, изображешь ласковую гюрзу, нежно шипишь, потом забираешь наши бумаги и делаешь дяде ручкой! Представляешь его рожу? А что сделает Бобров без кассовой книги? Да ничего!

—    Он владеет всей информацией, а кроме того, есть свидетельница — Юля, найдутся и другие. Прижми тех же Лешку с Колей, они тут же расколются! Ты его не видел. Он, во-первых, идейный, его не купишь, во-вторых, способный ,гад , знает свое дело. А начнет рыть, пасти нас — и вся наша жизнь превратится в глухую оборону. Бизнес развалится, деньги уйдут на адвокатов... Нет, надо сделать так, чтобы Бобров оставил нас в покое раз и навсегда. Как и  Валерьян Одним ударом убить двух зайцев.

   — Красиво сказано, но каким ударом?

—    Думать надо, только и всего. — Марта усмехнулась, вспомнив, что Стуков пообещал всю ночь напрягать мозги. Интересно, как он их сейчас напрягает?

Она так устала, что осталась ночевать у Стаса, объявив, что секса сегодня не будет, поскольку завтра подъем в семь тридцать утра. Ровенский выпучил глаза:        —    Что, начинаем новую жизнь?

- Почти.

Земская приняла горячий душ и легла в другой комнате.  Ей хотелось побыть одной, подумать. Мужинек был не так прост, не стоило забывать, что он руководил некогда Госпланом и умел просчитывать жизнь крупнейшей державы на десятилетия вперед. И сейчас  он все предусмотрел. Капкан захлопнулся. Она должна смириться. И все начнётся сначала: физзарядка по  утрам, чтение газет с красным карандашом, письма в  редакцию, жуткий запах лосьона и немощного старого тела. Секс с разлагающимся трупом. Ее будет тошнить каждый раз, когда он станет обнимать ее.

Но в конце концов бывший зампред Госплана не вечен. К тому же можно поставить условие: никакой близости, он вряд ли вообще на нее способен.

Семь лет назад у него это получалось с большим трудом, а туг еще такие стрессы: развод, который он ей долго не давал, а потом смерть матери. Вот крыша у Валерьяна и поехала. Черт с ним, она бы согласилась на такой вариант, но Марта никогда в жизни не уступала мужикам. Она бы себя перестала уважать, если б такое случилось. А потерять уважение к себе— значит умереть. Вот и вся логика.

Марта долго лежала с открытыми глазами, размышляя над сложившейся ситуацией. Потом вдруг заснула. Проснулась ровно в семь. Ровенский еще спал. Марта приняла душ, заварила кофе, сделала бутерброды с осетриной, подала завтрак Стасу в постель. Когда требовалось, она умела обольщать мужчин, быть мягкой и покорной.

Они выехали в восемь утра и отправились на Каширку, где в квартире мамы Валерьяна проживала Юленька. Пора было с нею объясниться напрямую и лучше всего нагрянуть к ней домой, ворваться утром,неожиданно, когда она никого не ждет, заговорить жестко, лишить ее возможности обороняться и выяснить дорожит ли ею дядя. Вряд ли она его любит. Он жуткий зануда, демагог, упивающийся своей непогрешимостью. Юля девочка пугливая, жадноватая,ее можно купить за деньги, за тридцать, сорок тысяч. Но прежде чем покупать ее, надо выяснить, согласится ли на такой размен Валерьян Адамович.

Стуков был прав в одном: давить на сумасшедшего опасно.

Марта была в квартире обожаемой маменьки Валерьяна  два раза. Первый, когда он привозил ее на смотрины. Земская хорошо запомнила адрес, ибо муж навещал мать почти каждый вечер, и, если Марты не было дома, всегда оставлял ей короткую записку, где указывал точные маменькины координаты, телефон и рисовал подробный план на тот случай, если Марта вдруг захочет ее навестить. Второй же раз она приехала туда уже к Юле. Они ходили в налоговую, которая располагалась в соседнем доме, и Юля буквально затащила ее к себе выпить чашку чая. Марта поразилась тогда тому, что в квартире ничего не изменилось. Древняя покосившаяся мебель, все занавесочки, вышивки, старые гипсовые слоники, петушки, павлины, курочки, сотни самых разных безделушек, скопившихся за долгую жизнь прежней хозяйки, — все стояло на своих местах, словно вторая свекровь Марты на мгновение вышла из комнаты.

— Валерьян Адамович ничего не разрешает здесь трогать и даже менять местами, — заметив удивленный взгляд главбухши, покраснев, пояснила тогда Юля.

Они подъехали к дому в восемь тридцать пять. Обычно помощница выходила в девять — девять пятнадцать.

—Может быть, ты подождешь в машине? — предложила Стасу Земская. — Мне было бы проще наедине с ней разговаривать.

— Нет, я тоже хочу посмотреть в ее невинные глазки! — нахмурился Ровенский.

Марта задумалась. Присутствие генерального директора, в которого Юля была тайно влюблена и которого побаивалась, могло усилить эффект их утреннего вторжения, хотя, с другой стороны, ей было бы  проще говорить с глазу на глаз. Не так давно, выйдя  из «Пекина», эта голубоглазая малютка уже высказала все, что она думает о своей начальнице. Ответного  теплого слова у Марты Сергеевны тогда не нашлось.

А она не любила быть хоть в чем-то кому-то должной.

   — Хорошо, пойдем, но говорить буду я! Ты смотри в ее глазки и молчи!  — Ладно, — согласился Стас.

Марта нажала на кнопку звонка. Послышалось мурлыканье за дверью, потом тихий шорох и легкие вкрадчивые шаги. Юля заглянула в глазок, но Марта и не думала скрываться.

—    Открой, Юля, это я! — громко сказала она.

Юля помедлила, не зная, на что решиться. Открывать дверь ей явно не хотелось. Вот и первое препятствие: молниеносного вторжения, как предполагала главбухша, не получилось, и атака может вообще захлебнуться.

—    Юля, не заставляй меня идти за слесарем в РЭУ! — сердитым голосом предупредила Земская. —Я скажу там, что ты не являешься на работу и, видимо, с тобой что-то случилось. Слесарю придется взламывать дверь. Так что открывай, я знаю, ты дома!

После короткой паузы снова послышался тихий шорох, затем раздался долгожданный щелчок замка, дверь открылась.

Марта с Ровенским вошли в прихожую. Юля, увидев генерального директора, покраснела. Она была в ярком бирюзовом халате, и главбухша подумала было, что, скорее всего, ее подняли с постели. Но пахло кофе, поджаренным хлебом — девочка завтракала.

—    Пойдем, угости нас чаем! — решительно npoговорила Марта и первой двинулась на кухню, на ходу снимая теплый плащ.

Главное, захватить инициативу, смять стройные ряды противника и, не дав ему опомниться, продолжать  натиск. В детстве Земская любила читать военные книжки, они ее захватывали, и там часто полководцы обдумывали предстоящие бои, как им лучше действовать. Марта представляла себя на месте полководцев, обдумывающих предстоящие бои, и волнение настолько переполняло ее, что она съедала целую вазу обыкновенных ржаных сухариков. Мать долго терзалась догадками, не понимая, куда они исчезают из мешка, который она  наполняла на черный день.

Юля робко вышла на кухню. Настал тот заветный миг, когда директор и главный бухгалтер могли посмотреть в ее голубые глазки. Но помощница опустила голову.

—    Нет, уж ты посмотри нам в глаза! — потребовала Марта. — Сподличать, предать, распнуть нас сумела, сумей и ответ держать, не будь размазней! Сколько тебе заплатили? Тридцать сребреников? А я ее пригрела на своей груди, в обиду не давала! Поделом старой бабе за эти нежности! Hу что молчишь?!

Марта огляделась: в пятиметровой кухне втроём уже было не развернуться. Она поставила чайник, зажгла газ, села на табуретку, закурила. Стас пока молчал, хмуря брови и кривя губы.

—    Так чем будешь расплачиваться за свое предательство? Если ты думаешь, что эта подлянка тебе сойдет с рук, то глубоко ошибаешься! Ни я, ни тем более Станислав Эдуардович не из тех людей, которым можно плюнуть в лицо, а они утрутся и пойдут дальше. Этого не будет. Как ты сама понимаешь, у нас есть средства, чтобы придумать тебе любое наказание, и ни твой сумасшедший дядюшка, ни его обьявившийся сынок из налоговой инспекции не смогут нам помешать. Ты не могла не знать, что обычно заносилось в книгу черной кассы, и точно вывела на  нее полицейских, решив пустить нас по миру, упрятать в тюрьму. Товарищ Бобров высоко оценил твои услуги...

Юля метнула На Марту испытующий взгляд.

—    Да-да, он называл твое имя, красавица, но ты еще не знаешь самого главного: какого врага обрела в моем лице.

Юля отшатнулась, губы задрожали, она испуганно взглянула на гендиректора.

—    Не беспокойся, мы лично со Станиславом Эдуардовичем тебе ничего не сделаем, мы не собираемся  о тебя  пачкать руки. Это сделают другие, — Земская даже понизила голос, дабы нагнать на помощницу побольше страха. — Я не хочу тебя запугивать, детка, но Валерьян Адамович с твоей помощью бросил нам вызов, и мы его приняли. Но готова ли ты к этим нешуточным сражениям? Сейчас ты живешь и не ведаешь страха, а что будет завтра? Ты думаешь, эту квартиру кто-то станет охранять? На что ты вообще рассчитывала? На чью защиту?

Юля не в силах была вымолвить и слова, слушая.

В тот миг, когда она рассказывала дяде, где Земская прячет книгу черной кассы, племяннице хотелось лишь выставить ее перед Валерьяном Адамовичем в непристойном свете.  Дядюшка стал петь дифирамбы бывшей супруге, говорить о том, что до сих пор любит и будет любить до конца своих дней умнейшую и красивейшую женщину, может быть, всего тысячелетия. Эти восхваления и возмутили Юлю. В припадке злобы  она высказала все, что накипело у нее на душе, а гнев  копился не один год.

Юная провинциалка, став помощницей Марты Сергеевны, в первые же дни столкнулась с ее жестким,  подчас тираническим характером. Возможно, для дела он и подходил как нельзя лучше, но, получая ежедневно суровые нахлобучки от грозной начальницы, Юля целыми вечерами плакала от обиды и собственной беспомощности.

— Ты что наделала, сонная тетеря! — орала главбухша, найдя крохотную ошибку в кассе. — А ну пересчитывай все снова! Что, одни мужики в голове?! Из-за малейшей неточности, незнания Земская поднимала ее на смех, осыпала оскорбительными прозвищами. Позже Юля поняла, что так главбухша относилась ко всем, даже к генеральному директору. Но Poвенский мог за себя постоять, она же боялась вылететь,лишиться работы, хорошего куска хлеба. Нет, Марта по-своему даже любила ее, но эта любовная опека, как| и взрывы барского гнева, приводили Юлю в такое раздражение, что, приходя домой, она отводила душу, ругая начальницу последними словами. Юля потихоньку подыскивала работу. Но ей в лучшем случае предлагали тридцать — сорок долларов, на эти деньги она прожить не могла, а туг Марта Сергеевна от щедрот повысила зарплату до четырехсот баксов — столько получали лишь высококлассные специалисты, и вряд ли кто-нибудь смог бы платить ей такие же деньги. А потому приходилось сжать зубы и терпеть. Но все имеет свой  запас прочности. Юля начала срываться. А после того  злополучного ужина в «Пекине» уже одно имя начальницы приводило ее в раздражение.

И все же она и подумать не могла, что ее признаниями дядюшка воспользуется по-своему. Он попросил ее не ходить несколько дней на работу, сказал, что решил немного припугнуть Марту Сергеевну, но все это ради того, чтобы она вернулась к нему. Если это случится, то, учитывая оказанную ею помощь, он подарит Юле эту квартиру. Но через день ее вызвал на беседу Бобров, и по его вопросам и логике рассуждений она поняла, в какую подлую авантюру ее втянули,  Юля хотела в тот же час побежать к Земской и все ей  рассказать, но пришел дядя, стал увещевать, уговаривать, твердить, что она тут ни при чем, книгу обнаружили во время обыска случайно, а потому ей не  стоит ни в чем признаваться, она только все испортит.

-Делай вид. что тебя это не касается и ты ничего не знаешь— учил ее Валерьян Адамович.

Она так и делала. И вот чем все обернулось.

— Не понимаю, о чем ты думала, — заговорил Стас. — Я ведь почти всех крупных магазинщиков знаю. И стоит мне шепнуть, тебя ни в одну фирму не возьмут! Кому нужен стукач? Да от тебя шарахаться все станут, как от прокаженной. Недаром Иуда повесился! Чего ты добилась? Ни я, ни Марта Сергеевна плохого тебе не делали, а ты нам такое устроила. Я вот Марте Сергеевне сказал: поеду лишь для того, чтобы Юле в глаза посмотреть. Мне просто интересно, как может себя чувствовать человек, предавший своих товарищей, которым по его милости грозит тюрьма. И вижу: он сел спокойно завтракать и кусок хлеба не застрял у него в глотке! Вот самое великое потрясение, какое я испытал за все прожитые мной годы!

Юля слушала Ровенского, опустив голову, не смея поднять на него глаза. Вдруг она судорожно вскрикнула, закрыла лицо руками и скрылась в ванной, закрыв дверь на защелку. Через мгновение послышались ее бурные рыдания и заглушавший их шум воды.


8

Жирные воробьи дрались за кусок пузыристого белого хлеба, выхватывая его друг у друга с такой жадностью, что Стас невольно засмотрелся на них, Hо главбухша вернула его к реальности.

Оставлять юное создание в таком состоянии было опасно, и Марта попробовала через дверь уговорить свою помощницу прекратить истерику и вернуться на кухню. Потом к увещеванию подключился Стас, но их просьбы никакого воздействия на Юлю не возымели.

—    Лишь бы она глупостей не натворила, —промолвил Ровенский. — Порыдать ей полезно, но кто знает, что выкинет наша нервическая барышня.

—    Не такая уж она нервическая, — заметила главбухша. — Я что-то не замечала за ней чрезмерной впечатлительности.

—    Даже я думал только об одном: как бы мне врага в твоем лице не нажить!

—    Тогда придется взламывать дверь. А вдруг у нее там бритвенный станок, лезвия — полоснет по венам,и привет! Только этого в нашем положении не хватало!

Стас нажал на дверь, но она не поддалась.

—    Плотно пригнана и, видимо, запор внутри крепкий: даже не шелохнется! — доложил Стас. — Топор понадобится.

Земская осмотрела кухню, открыла несколько  ящиков, заглянула в навесные шкафы, но подходящего орудия не нашлось. Ровенский взял в руки несколько тонких ножей, но положил их обратно.

—    Да, вляпались мы! — пробурчал он. — Можно у соседей попросить топор, но боюсь, не поймут.

—    Попробуй выйти без шума за дверь и позвонить! — шепотом предложила Марта. — Может быть, наружный звонок и чей-то приход  приведет ее в чувство. Позвони раз пять длинными!

Стас кивнул, тихонько вышел за дверь. Послышались длинные звонки. Марта подошла к ванной.

—    Юля, кто-то к тебе пришел. Возможно, дядя, поэтому я не хочу подходить к двери. .Выйди, открой!

Шум воды прекратился. Звонки продолжались, но Юля не выходила. Марта терпеливо выжидала.

—    Юля, открой, это несерьезно! — громко потребовала Марта.

Стас был, как всегда, до безобразия исполнителен. Позвонив ровно пять раз, он умолк. К счастью, Юля все же не выдержала и вышла, двинулась к двери, но в прихожей столкнулась с генеральным. Поняв, что  ее провели, кинулась обратно, но у дверей ванной с бесстрастным лицом уже стояла Марта.

—Хватит, девочка, водить нас за нос! Одевайся,поехали! — приказала она.

—    Куда? — испуганно пролепетала Юля.

— Пока на работу, я не хочу больше находиться в  этой усыпальнице!

- Но мне надо в ванную! Я не успела принять душ!

—    Пойдем, меня тебе стесняться нечего!

—    Вы что, меня похищаете?

—    Похищать тебя будут другие, если ты им приглянешься. А пока мы просто поедем в офис. Ты пока еще не уволена и обязана явиться на работу.

Юля помедлила.

— Я бы хотела принять душ, но одна, без свидетелей, — потребовала она.

—    Хорошо, но не закрывайся. Ты обещаешь? Помощница кивнула.

—    Иди.

Юля вновь исчезла в ванной, но щелчка не последовало. Стас с уважением посмотрел на Марту. Послышался шум воды.

—    Зачем ты тащишь ее на работу?

—    Во-первых, рабочий день начинается, — главбухша посмотрела на часы. — Во-вторых, мне действительно неприятно здесь находиться. В-третьих, мы пока ни о чем еще не переговорили. А время идет, у меня только три дня. И у тебя, Станислав Эдуардович, тоже только три дня...

Земская налила себе чаю.

—    А у нас жучков полицейские не наставили?

Она пожала плечами, снова потянулась за сигаретой, но Стас остановил ее, накрыв рукой пачку и с мольбой взглянув на нее.

—    Ты уже пятую хватаешь.

—    Я здесь чувствую себя, как в склепе.

Через пятнадцать минут в халате и с полотенцем на голове из ванной показалась порозовевшая от горячего душа Юля, молча прошла в комнату, оделась  и снова появилась перед ними в строгом темно-синем парадном костюме и в белой блузке. Наряд так подходил к ее глазкам и сама она была столь хороша и неотразима, что Стас несколько секунд не мог отвести от нее глаз, а Марта почувствовала странный мимолетный укол ревности. На кукольном личике помощницы не было ни тона, ни туши, ни помады. На щеках — естественный румянец, губы алые и свежие. Холодный свет светло-голубых глаз. И стальная хрупкость во всем облике.

«Далеко девочка пойдет, — промелькнуло в мыслях у Марты, — коли уже сейчас осознает свои преимущества и без всякого стеснения вступает в схватку!»

—    Я готова, — поняв, что добилась желаемого эффекта, с удовлетворением вымолвила Юля.

- Ты завтракала? — спросила Марта.

—    Я пила чай. — Племянница Валерьяна ответила сухо, с достоинством, глядя прямо в глаза своей начальнице. Ни прежней, стыдливости, ни тени былого испугана лице, словно и не слышала никаких угроз, не пережила легкой истерики.

—    Тогда поехали!

Они вышли, сели в машину. Позвонил Миша, экспедитор,  сообщил о том, что из Франкфурта звонил Вальтер, будет перезванивать через полчаса.

Юля молча сидела сзади. Марта с ней не заговаривала, обсуждая дела только с гендиректором. Главбухша взглянула на нее в зеркало заднего обзора: помощница сидела напряженная, словно что-то обдумывала.

«У этой девочки стальные нервы, и страх у нее быстро проходит, —заметила про себя Земская. — Не так легко будет с ней договориться».

За время пути Марта несколько раз замечала, как Стас украдкой посматривал на Юлю в зеркало. Словно увидел свою работницу впервые и в первый раз поразился ее красоте.

Юля пришла на работу в магазин два года назад. И ее кукольное личико, тогда к тому же сильно накрашенное, что делало его неестественно ярким, похожим на клоунскую маску, и нелепое клетчатое платье с оборками и кокеткой, и неприятная манера смотреть в сторону, а не в глаза — все это сразу не понравилось Ровенскому.

—    Она хоть что-нибудь знает в вашем деле? — подписав заявление, с тоской спросил Стас.

—    Научим, — ответила Марта.

Все два года гендиректор не замечал ее, вероятно видя в ней ту самую воронежскую провинциалочку, хотя она за это время очень переменилась. Из угловатой девочки, гадкого утенка превратилась сразу в красивую женщину. От Марты не укрылось, как горят глаза у Коли с Лешей, как другие мужчины бросают на Юлю пламенные взоры, как Вальтер совершенно искренне влюбился. И не будь у них там в Германии столь сложен процесс развода— прежде всего из-за потери большой части накопленных благ, — он бы ради Юленьки развелся. И наверняка в порыве чувств нашептывал ей об этом.

Юля хорошо сознавала, чем обладает. И не спешила выходить замуж, подыскивая состоятельного мужа. Ровенский в этом смысле подходил как нельзя лучше: и богат, и внешне красив, и молод, и характером покладист, и семья с достаточными связями и знакомствами. Что еще желать? Да и вдвоем они хорошо смотрелись, и Юленька очень походила на Лидию Николаевну — той же хрупкой красотой и мощной хваткой. Брак мог бы стать идеальным, но Стас и не смотрел в ее сторону. Точнее, смотрел, но не видел.

И вот сегодня, кажется, глаза Ровенского раскрылись, и верный рыцарь и опора Марты не мог отвести потрясенного взора от той, кто стремился разрушить судьбу и благополучие их обоих. Земская готова была на части разорвать эту царевну-лягушку. И Стаса возненавидеть.

Не успели они приехать, как Лешка выбежал из магазина, замахал руками:

—    Вальтер звонит!

Марта влетела в кабинет, схватила трубку. Диц спешил сообщить, что выслал новую партию товара, намекнул о своей доле прибыли. Земская сказала, чтобы он не волновался, его интересы учитываются и он внакладе не останется. Обрадованный немец заговорил о Юлечке, по которой скучает.

—    Ее нет в магазине? Я могу с ней поговорить? — с мольбой в голосе попросил он.

—    Ее нет, — ответила Марта, — но я все передам, не сомневайся! Мы, возможно, скоро приедем.

—    А Юлю можно взять с собой? Я готов сам оплатить авиабилеты и суточные!

—    Мы подумаем, Вальтер.

—    Ты бы доставила мне такое счастье, Марта! — завопил он. — Я бы работал как вол!

—    Хорошо, мы подумаем! — повторила Земская— Все, я тебя целую, пока!

Юля и Стас вошли в кабинет. Ровенский старался  не смотреть на девушку, но между ними уже ощущалась некая связь, словно они успели сговориться,  Марта пыталась убедить себя, что все это ее фантазии  и за несколько минут, пока она разговаривала с Дицем, они бы столковаться не успели.

Земская сразу же принялась за бумаги: от Гриневича пришла рекламация на четыре фары, на стекле которых оказались царапины.

—    Вальтер отправил новую партию? — спросил Ровенский.

—    Да, две фуры.

Юля разделась, села за свой стол и молча ждала, что предпримет ее начальница. Марта же занималась своими делами, словно ничего не случилось.

—    Значит, через недельку придут, — хмуро проговорил генеральный, заглядывая в календарь.

Снова зазвонил телефон, Марта по привычке схватила трубку. Это был Гриневич, но с главным бухгалтером общаться не захотел, а позвал Ровенского. Стас минуты три слушал, сказав лишь одно слово: «Ладно».

Земская передала гендиректору рекламацию, пришедшую за подписью Марка.

—    Он просит меня срочно подъехать, — сообщил Стас.

—    Это связано с, рекламацией?

—    Да вроде нет, — пожал плечами гендиректор, — он сказал, по личному вопросу, а что случилось, я не понял.

Он взглянул на Юлю и тут же отвел глаза.

— Мы поговорим без тебя, произнесла Марта.

Стас уехал. Земская выглянула в салон.

—    Леш, если кто-то будет спрашивать, скажи, что и директор, и я будем через часик.

—    Ладно, — откликнулся продавец.

Она вернулась в кабинет, поставила чайник, взяла сигареты, подсела к столу Юли.

—    Так что будем делать, Юлия Максимовна? Ситуация непростая, ты, надеюсь, в курсе, что происходит? — начала главбухша.

—    А что именно? — спросила помощница.

—    Что Бобров готов начать уголовное расследование. Все зависит от твоего дядюшки: если я вернусь к нему, то дело будет закрыто и книгу черной кассы нам возвратят. Такая вот милая игра в любовь и налоги.

Юля несколько секунд недоуменно смотрела на Марту.

—    Я не знала об этих условиях, — прошептала она. — Он мне ничего не говорил.

—    Но это так! Ни о каком возвращении и речи быть не может! — категорично заявила Марта. — Ты взрослая девушка и прекрасно понимаешь, что этаким способом любовные истории не складываются. Разрушенный замок не восстановишь, и желания одной стороны мало. Это сумасбродство. Но оно возникло с твоей помощью. Ты хочешь нас со Станиславом Эдуардовичем посадить в тюрьму? Какая твоя цель?

—    У меня нет и не было такой цели.

—    А ты что, собиралась помирить меня с дядей?

Юля пожала плечами:

—    Я ему случайно проговорилась об этой книге, — покраснев, пролепетала она, — и не думала, что он этим воспользуется. И что ее нашли, узнала от него. Я возмутилась, хотела приехать к вам и обо всем рассказать, но Валерьян Адамович уверил меня, что полицейские обнаружили ее сами и мне не надо ни в чем оправдываться. Я лишь потом, когда меня вызвал Бобров, поняла, что дядя все подстроил, и мне до сих пор так стыдно, что я сама мучаюсь всем этим. Могла бы я куда-нибудь уйти, я бы ушла из его квартиры, но мне некуда.. .

Она прикусила губу, но несколько слезинок удержать не удалось. Юля вытащила платок, промокнула нос.

—    Ладно, ты извини, что мы утром наехали на тебя, но ты сама виновата, — примирительно проговорила Земская, выключая чайник и беря чашки. — Надо было прийти к нам и объясниться, но ты молчишь, а значит, не считаешь свой поступок таким уж паскудным. Хорошо, с этим разобрались, но как теперь исправлять будем? Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Тебе налить чаю?

Юля кивнула.

—    А что можно сделать? — спросила она.

—    Надо убедить твоего дядюшку отказаться от безумной затеи, забрать книгу и отдать ее нам.

—    Но как?

—    Скажи, он тебя любит? — Марта разлила чай, достала из  холодильника лимон.

—    Не знаю, может быть. Он заходит три раза в неделю, приносит продукты, денег не берет. Даже готовит иногда, звонит почти каждый день, справляется о здоровье. Ну и так далее. Но вообще-то мне кажется, что для него дорога эта квартира, потому он и не разрешает ничего переставлять и требует бережно относиться к каждой безделушке. У меня иногда возникает такое ощущение, что он приходит на встречу со своей матерью, а я как бы играю ее тень.

—    Да, сложный случай, но деваться некуда, надо пробовать. Будем исходить из простого. На уговоры он не поддастся, я его знаю, это бесполезно. Значит, его надо переломить, но причина должна быть очень весомой. Если объявить о твоем похищении, он тут же побежит к Боброву, а привлекать милицию и прочие структуры нам ни к чему.

Этот вариант не подходит. Нужно инсценировать какую-то серьезную беду с тобой. Ну, к примеру, ты потеряла сорок тысяч долларов и, чтобы их возвратить, должна обратиться к нам со Стасом, а мы выставим свои условия: отдать книгу и прекратить дело. Но потеря денег не очень оригинальная идея. У тебя было подозрение на гепатит?

- Да.

—    Это ведь очень опасная болезнь... А что, если врачи обнаружили у тебя болезнь Гоше и нужна срочная пересадка костного мозга? Это стоит сорок тысяч долларов. У Стаса есть знакомый врач, мы можем все это разыграть предельно серьезно. Ты можешь сама сводить Валерьяна к врачу. Знакомых, у кого он может одолжить такую крупную сумму, у него ведь нет?

—    Не знаю, но думаю, что нет.

—    Вот и проверим твоего дядюшку. Что для него дороже: собственное сумасбродство или жизнь племянницы? — Марта усмехнулась.

Юля молчала.

—    Я понимаю, что это нехорошо, но Валерьян Адамович первым повел себя самым гнусным образом: использовал тебя, загнал в западню меня, а посему и с нашей стороны такой обман извинителен. Я логично рассуждаю?

—    В общем, да.

Марта поднялась, протянула ей руку. Встала и Юля, смущенно улыбнулась, подала свою ладошку.

—    Договорились. А врача я попрошу придумать такую болезнь, которой нет ни в каких медицинских справочниках, чтобы Валерьян Адамович не смог затерзать своих знакомых докторов. Он сегодня у тебя появится?

—    Наверное.

—    Значит, сегодня ты на работе не была, почувствовала себя плохо и пошла к врачу, которого тебе порекомендовала подружка из банка, где ты бываешь:

Ты пошла, тебя сразу же обследовали, сейчас есть  такая аппаратура, и картина выявилась не очень приятная. Ты испугалась, позвонила мне и Ровенскому — куда еще звонить, как не в фирму, где работаешь? — и я тебе сказала, что мы со Стасом готовы помочь, но есть ряд условий, которые необходимо обсудить с Валерьяном Адамовичем. Если он согласится, я позвоню ему. Остальное, как говорится, дело техники, — Марта пристально посмотрела на свою помощницу. — Но тут ты, Юленька, должна все разыграть так, чтобы он поверил. Иначе наша пьеска с треском провалится! Но у настоящих драматургов, в отличие от нас, есть, как правило, еще один шанс. Чеховская «Чайка», провалилась в Петербурге, но имела шумный успех в Москве. У нас же второй премьеры не будет.

—    Я  постараюсь.

Через полчаса приехал Стас. Гриневич готов был забыть про все рекламации и заплатить любую сумму за ту злополучную пленку, что имелась в руках эфэсбэшников, и Марк Григорьевич попросил Ровенского, чтобы тот попросил дядю посодействовать в получении этой записи. Он больше всего боялся жены. Она, по его словам, сумасшедшая. Если узнает, то сама наймет киллеров, и Гриневича угрохают.

—    Он на самом деле был перепуган, — усмехнулся Ровенский: — Во всяком случае, я его таким еще не видел.

—    Что ж, может быть, это собьет с него спесь, — обронила Марта.

Она пересказала ему план, который они придумали вместе с Юлей. Главбухша намеренно подчеркнула, что «они вместе придумали», дабы показать, что все недоразумения сняты и конфликт исчерпан.

—    И нам нужно сегодня же договориться с твоим врачом-приятелем, как его...

—    Юрчинский. Сергей.

—    Вот, с Сергеем! Съездить к нему с Юлей, пусть он обучит ее нескольким профессиональным словечкам и разъяснит суть этой опасной болезни. Увы, время поджимает.

—    Вы думаете, дядюшка клюнет?

—    У тебя есть другой вариант?

Ровенский пожал плечами.

—    Тогда звони Сергею и договаривайся о встрече! — скомандовала Марта.

—    Может, с дядей Сашей посоветоваться?

—    Я понимаю, он всю ночь напрягал мозги, только мы этого не чувствуем. А время уходит. Александр Васильевич уже помог нам определить приоритеты, убедил, что надо любым способом переломить моего бывшего муженька. Единственный вариант, который может сработать, на мой взгляд, — это поставить его перед выбором. Юля — ближайшая родственница. Если Валерьян не бросится спасать жизнь племянницы, то, значит, крыша у него точно поехала и тогда придется обращаться к психиатру. Звони Сергею!

Через час они уже сидели в кабинете Юрчинского.

Шапка черных кудрей, большие навыкате глаза, тот час загоревшиеся, едва он увидел двух очаровательных женщин, длинный нос Сирано и крупные губы, наполовину скрытые густыми усами.

«Бабник еще тот», — с ходу определила Марта.

—    Сергей Юрьевич Юрчинский, собственной персоной! —отрекомендовался врач, едва они переступили порог его кабинета, и тотчас предложил выпить за знакомство по граммульке спирта с рижским бальзамом. — Хочу сразу же предупредить, что я неотразимо     обаятельный и на женщин произвожу неизгладимое     впечатление. Но тут уже ничего не поделаешь, — он тяжело вздохнул, словно устал от непрерывного нашествия женщин. — Натура — дура! Так как, ощетинимся с рижским по граммульке?

Все отказались. Земская популярно объяснила, чего они хотят, И Юрчинский быстро назвал страшную болезнь, о которой только что вычитал в одном медицинском журнале. Мало того, написал медицинское заключение, поставил свою подпись и личную печать.

—    Пусть дядюшка смело обращается ко мне за справками, а вы непременно звоните и держите меня в курсе! — Он галантно поцеловал Марте и Юле ручки, предлагая звонить и заходить в любое время дня и ночи.

—    А вы что, здесь круглосуточно находитесь? — поинтересовалась главбухша.

—    Нет, я же дал вам два телефона: рабочий и домашний, — многозначительно проговорил он. — Если меня нет на работе, значит, я дома, а если меня нет дома...

—    Значит, вы на работе! — закончила Земская.

—    Верно! — обрадовался Юрчинский, со значением пожимая Марте руку и с такой ненасытной жадностью глядя ей в глаза, словно он в первый раз видел женщин после десятилетнего заключения. Такое впечатление почему-то сложилось у Марты.

Стас подвез Юлю к метро.

—    Может быть, к дому? — спросил он, взглянув на девушку в зеркальце.

Юля смутилась, пожала плечами. Гендиректор впервые проявлял столь важные знаки внимания, и она не знала, как реагировать. Однако вмешалась Марта:

—    Я не против, но это опасно. У Валерьяна Адамовича есть ключ от квартиры, он у нас пенсионер и часто приходит к племяннице пораньше и, поджидая ее, готовит ужин. Можем нарваться на него, дядюшка заметит Юлю в нашей компании, и мы только все испортим. Потому лучше не рисковать... Ну, девочка, весь мир сейчас смотрит на тебя! Ты нас слегка подвела, тебе и выручать. Другого выхода нет.

—    Я попробую, — еле слышно пробормотала Юля,выбираясь из машины.

—    Я буду дома ждать твоего звонка! — бросила ей вслед Земская. — Звони в любое время!


9

Моросил дождик, и Марте не хотелось выходить из теплой машины.

Еще вчера Стас попытался бы отговорить ее ехать домой, вместо того чтобы остаться у него. Но сейчас он промолчал, и Марта ощущала странную грусть в душе, словно ее бросили. Словно она все-таки влюбилась, прикипела, собралась за Стаса замуж, а тот взял да и разлюбил. А если б все на самом деле так и было? Ведь Ровенский вьюном крутился, слова красивые разбрасывал, как сети, обольщал долго и упорно. Хорошо хоть ей не двадцать, а то бы поверила. A эта мышка все же пробила клетку, высекла свой сноп победных искр. Молодец, что еще можно сказать. Вот оно, племя младое, незнакомое! Пушкин оказался прав: именно незнакомое.

-Марта была не уверена, что Юля все в точности  исполнит. Красотка поняла, что опасность миновала, старая тетка пошумела, погрозилась, но тут же простила. Однако пока Марта сидит в кресле начальницы и крутит всеми в «Сириусе», Стаса Юле не видать. А тут удобный случай избавиться от Земской.

Главбухша взглянула на большие уличные часы: половина четвертого. Она вдруг поймала себя на мысли, что сегодня еще не обедала.

—    Знаешь, я, наверное, поеду сегодня домой, — сказала Марта. — Что-то я подустала.

—    Я договорился с Гриневичем, он заберет одну фуру — сообщил Стас. — Надо заехать к дяде Саше,поговорить насчет кассеты. Не хочешь его повидать?

   — Конечно, надо бы узнать его мнение относительно нашей затеи, —вздохнула она. — Александр Васильевич хороший аналитик, он тут же укажет промахи, ежели они есть. Но я сижу, как квашня, точно из меня все нутро вынули. Жрать хочется, а как представлю, что надо куда-то тащиться, всякий аппетит пропадает... Я вижу, ты наконец-то разглядел нашу Юленьку, — неожиданно ляпнула она, хотя за несколько минут до этого категорически запретила себе об этом заикаться. Вот бабизм-ягизм! Марта была готова от злости откусить кончик языка.

Ровенский мгновенно смутился.

—    Я не понял, что значит «наконец-то разглядел»? — хмурясь, произнес он.

—    Ладно, только не вешай мне, мудрой тетке, лапшу на уши! — завелась Марта. — Разглядел, и хорошо. У тебя есть в натуре эта особенность: смотреть и не видеть, видеть, но не суметь разглядеть все до донышка Это не сразу, с опытом приходит.

Стас набрал номер по мобильнику.

—    Але, тетя Рита? Дядя Саша дома?.. Да ничего, помаленьку... Дядя Саш, это я! Чего у вас сегодня на обед? Борщик и куриные котлетки? Годидзе! Ну так что, покормите двух бедняг, отравленных ресторанными шкварками?. Да, надоело, ты прав! Так мы заедем?.. Тогда покедова! — Он отключился. — Поехали! Тетя Рита знатные борщи готовит! А куриные котлеты — сама нежность. Я ведь тоже ничего не ел, и от голода башка идет кругом! Долго засиживаться не будем, а потом я отвезу тебя домой.

И Ровенский, не дожидаясь ее ответа, лихо вырулил на мокрую дорогу, подрезав утлый «фиатик», и помчался в сторону дома генерала Стукова, на «Сокол».

Густой красный борщ, с перцем и говядиной, сочные поджаристые котлеты с цветной капустой на самом деле оказались вкусными, и Марта вдруг вспомнила, что, наверное, больше месяца не варила никаких супов. Обленилась в отсутствие мужа. Дядя Саша, по-прежнему облаченный в стеганый теплый халат, обедать с ними отказался, но принес лед и стал пить свое виски, слушая сообщение о Гриневиче.

—    Я не могу каждый раз вытаскивать этого индюка из параши, куда он по своей же воле залезает! Ну сколько можно?! Я же не машина «скорой помощи»!

—    Марк обещал хорошо заплатить. Любую сумму.

—    Обещать он горазд. В результате все сведется к двадцати штукам баксов, я его знаю! — буркнул Александр Васильевич. — Вам налить чего-нибудь по рюмашке?

—    Марку веры нет, — подтвердила Земская. — Я  пить не буду, а Стасу нельзя.

—    Ты видишь, как мне сложно руководить предприятием? — усмехнулся Ровенский.— Ладно, сделай в последний раз, я ему слово дал, что уговорю тебя!

—А ты впредь словами не бросайся! — вспылил Стуков. — А то завел себе домашнего генерала! Живи по уму! Скромно, по возможностям!

—    Да ладно, не шуми, ты не на планерке с подчиненными! Сидим, говорим по-родственному. Не можешь сделать, так и скажи: не могу. Или не хочу! А чего мне нотации читать?! Марк ненадежный человек, дурной, я это понимаю, но других постоянных партнеров, с кем бы я уже пять лет работал, у меня нет. Это тоже надо учитывать. Я бы вообще хотел жить и работать где-нибудь в Испании, Посиживать  в кафе на веранде, за стаканчиком вина большую часть дня. А приходится здесь болтаться... Поговори со своими, — сбавив тон, попросил Ровенский. — Может быть, удастся что-то сделать.

—    Хорошо, спрошу у ребят, но ничего пока не обещаю. Если Марк взят в серьезную разработку, то и ты тогда к нему больше не суйся, а то сам попадешь под колпак. Завтра узнаю и сам позвоню. Если невпротык, Грину скажешь, что лента подшита в дело и взять ее невозможно. Ну а чего у вас? — Александр Васильевич взглянул на Марту,

Земская рассказала о своей идее. Стуков внимательно выслушал и качнул головой:

—    Неплохо! Учись, Стас, пока Марта Сергеевна рядом! Я поражаюсь ее уму! Она бы и у нас могла работать. Я тоже придумал нечто похожее. Даже договорился с одной больничкой. Девоньку увозят с острым приступом, она лежит в поту, дядя приходит ее навестить, племянница даже говорить не может, а пишет записку: «Попроси у Марта! Сергеевны!». Чего попроси, непонятно, а врач разъясняет, что деньги на лекарство нужны срочно, завтра. Ну а дальше все, как у вас. У меня немного побольше атмосферы, живописных деталей. А у вас все зависит от того, как сыграет ваша Юля. Но вы лучше ее знаете, потому умолкаю. Дай-то бог ей удачи!

Александр Васильевич допил свой стакан и снова его наполнил.

—    Да, я, видимо, поторопилась! — погрустнела главбухша.

—    Ничего, Марта, еще не вечер! — махнул рукой Стуков. — Если ваш Валерьян не сумасшедший, то должен клюнуть на вашу удочку. Ну а если крышу сорвало, то и мой вариант не сработает. Подождем.

Кофейку, ребятки? Кстати, ваш Джаник либо всерьез повредился в уме, либо косит под  сумасшедшего, чтобы избежать зоны. Боюсь, его упекут в психушку.

Марта со Стасом выпили по чашке крепкого кофе, а генерал, выкушав почти литр виски, осоловел, и Рита увела его спать. Гости, откланявшись, поехали домой.    

Был уже вечер, асфальт блестел от дождя. В салоне было тепло и уютно от старых песен Элтона Джона.

—    Не гони, дорога мокрая, — сказала Марта. — Интересно, чем закончится моя маленькая пьеска для двух исполнителей. Дорого бы я отдала, чтобы посмотреть, как она играется. — Она взглянула на часы.—Шесть вечера. Это его время. Наверно, уже там поджаривает картошечку с бараниной. Или стружит салат. В рубашечке, в переднике, все чинно, чисто, посуда тут же моется, очистки сразу же выбрасываются. Любит намурлыкивать что-нибудь про себя, мелодию Гершвина или Чайковского. — Она громко зевнула. — Извини! Но кажется, мой ресурс на сегодня весь выработан... Да, у дяди Саши вариант повкуснее, получше, потоньше! Теперь буду весь вечер переживать, что дала маху, засуетилась, возомнила о себе черт знает что, а надо было бы себя окоротить и уважительнее отнестись к профессионалу!

—    Да не терзай себя! Ты все нормально сделала!

— Нет, надо себя терзать! Нельзя наступать на одни и те же грабли! Нужно совершенствоваться, чтобы уважать себя! А не будешь терзать свою душу и казниться из-за каждого промаха, так и останешься глупцом! — запальчиво проговорила Марта. Сонливости в ней как не бывало. — Да уж лучше я загрызу себя до смерти, но никогда не буду радоваться своей лени, тупости или неумению!

Ровенский был не в силах с ней спорить. Этот денек вымотал и его. Ему хотелось лечь, вытянуться и забыть обо всём.

—    Мне кажется, я совершила ошибку! — помолчав, призналась Марта. — Какое-то мрачное предощущение... Ладно, все, тебе тоже надо отдохнуть!

Они подъехали к подъезду. Марта вышла из машины, махнула Стасу, чтобы уезжал. В узком коридорчике Земская столкнулась с соседкой, врачихой Верой. Та в своем розовом халатике, наброшенном на голое тело, протирала пол.

—    Вот решила помыть, а то дышим этой пылью, грязью, — точно оправдываясь, смущенно проговорила она. — Я что-то Виталия Витальевича давно не вижу. Он не заболел?

—    Он уехал ставить спектакль.

—    Что вы говорите?! — .радостно воскликнула Вера. — То-то и вас я совсем не вижу!

«Вот стерва!» — выругалась про себя Земская.

Дома она тут же легла, взяв в руки любимый роман «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган. Однако с трудом дочитала страницу и снова вспомнила о помощнице. Сейчас, в эти секунды, возможно, и происходит объяснение. Но как? Юле бы надо, придя домой, прилечь, схватиться за бок, чтобы дядюшка всерьез почувствовал мертвую хватку болезни. Он не глуп, и его не так-то просто провести. Да, стоило бы подождать, порепетировать, ничего бы за один день не случилось.

Зазвонил телефон, и главбухша схватила трубку. Но это была Алла Клигман. Марта уже успела позабыть о ней.

—    Добрый вечер, я не разбудила? — радостно защебетала актриса.

—    Нет-нет, я вас слушаю.

—    У нас послезавтра начинаются съемки, но режиссер просит вас подъехать завтра...

—    Я, к сожалению, не могу, Аллочка!

—    Но это очень важно! — воскликнула Клигман. — Режиссер хотел, чтобы вы посмотрели на мой рабочий стол, окинули его критическим взглядом, сказали бы, каких деталей не хватает. Мы могли бы прислать за вами машину! Это очень важно! Вы же согласились быть консультантом! Мы никого больше не искали,и вы очень подведете нас, если откажетесь!

—    Хорошо, позвоните завтра утром, часов в девять. Ровно в девять! Если не позвоните, то я уйду!

—    Я позвоню обязательно! Рада была вас слышать.

— Всего хорошего! — Марта с минуту смотрела на телефон, ожидая, что позвонит Юля, но аппарат молчал. У Земской появилось искушение самой набрать номер помощницы, однако в последний миг главбухша отказалась от этого намерения.

Она открыла роман и опять начала с первой страницы, на этот раз одолев вторую и третью, но на четвертой глаза стали слипаться, она выронила книгу и заснула.

Ее разбудил через полтора часа телефонный звонок. Она схватила трубку и, услышав тихий голосок Юли, произнесла:

— Подожди секунду! — Прижала трубку к груди и несколько мгновений приходила в себя, ощущая, как колотится сердце . — Да, говори!

—    Я ему все объяснила, как вы и велели, показала включение врача, предложила ему позвонить или съездить к врачу, но он почему-то не стал брать номер телефона. Выслушал спокойно, спросил, где я думаю брать деньги. Я сказала, что могла бы у вас и у директора. Одну сумму взять с рассрочкой выплаты, а другую безвозмездно. Но у вас наверняка появятся встречные условия. Валерьян Адамович выслушал и сказал: «Пусть Марта Сергеевна мне позвонит, мы с ней все обсудим».

В голосе Юли слышались радостные нотки, она решила, что основного добилась, но Марта отреагировала на ее слова более сдержанно:

—    А он поверил в твою болезнь?

—    Я думаю, да! Дядя внимательно прочитал медицинское заключение, долго потом меня расспрашивал, что я чувствую, какие боли, где, какие затруднения, я все ему расписала, как доктор научил.

—    А почему же он сразу не захотел со мной связаться? — не унималась Марта.

—    Я не знаю.

—    Он был спокоен?

—    Внешне — да. Но внутренне, как мне показалось, он взволновался.

Земская хорошо знала, как волновался бывший муж. Однажды его мамочка позвонила по телефону, заявила, что умирает, и потребовала вызвать «скорую», так он ни 03 набрать не мог, ни слова выговорить. А когда Марта сердито заметила, что мамочка, вместо того чтобы набирать их семизначный номер и объявлять о своей смерти, могла бы сама вызвать врача, тут Валерьян Адамович заломил руки, упал на колени и зарыдал, как институтка, которой сообщили об измене жениха. Похоже, его нынешнее спокойствие ничего хорошего не предвещало. То ли бывшего супруга совсем не встревожила участь бедной племянницы, то ли он не поверил ее рассказам, то ли так изменился за прошедшие годы, что стал мудрым и спокойным.

—    Хорошо, я ему позвоню, — помолчав, сказала Земская. — Спасибо тебе. Пока.

Она положила трубку, но тотчас же звонить Валерьяну не стала. Надо выждать, не теряя самообладания. Если зерна сомнений посеяны, то им нужно дать прорасти. Пусть еще раз все взвесит. Наверняка ему захочется посоветоваться с Бобровым. Тот попытается по своим каналам все проверить. И прежде всего Юрчинского.


Марта набрала номер Сергея. Он тотчас подошел, приглушил музыку. Она представилась, выложила, какое неизгладимое впечатление он произвел на нее, чем вызвала фонтан восторгов и ответных комплиментов.

—Хотите я приеду? — Он готов был немедленно сорваться с места.

—    Сергей Юрьевич, вы спешите, а делать этого не стоит. Пусть наши зарождающиеся отношения укоренятся в сознании, войдут в плоть, и я думаю, мы сами почувствуем, когда необходимо сделать следующий шаг, — тихим голосом проговорила Марта.

—    А если не почувствуем? — живо заинтересовался врач.

«Боже, какой остолоп! — ругнулась про себя Марта. — Как он еще людей лечит?»

—    Если не почувствуем, значит, мы не созданы друг для друга. Логично?

—    Но есть еще и секс! — не унимался Юрчинский.

—    Для секса нужны Багамы или Майами. Поехали, я могу освободиться на недельку.

Пыл  Юрчинского поубавился. Земская этим воспользовалась, тут же огорошив своего собеседника тем, что его могут навестить из налоговой полиции с расспросами о больной И тут нельзя спасовать.

Но вы же сказали, что это безобидная шутка, которая нужна лишь для того, чтобы напугать скупого дядюшку, — забеспокоился Юрчинский.

—    Вот от него и придут.

—    Но мы так не договаривались! — запротестовал врач.

—    А как же ваши заверения, что ни одно медицинское светило ни в чем не усомнится? — удивилась главбухша. — Выходит, вы нас обманули? А я чуть было вам не поверила!

—    Да нет, все так и есть, проверить можно только в Европе, кажется, в Испании есть такая генетическая служба, но стоит это очень дорого...

—    Ну вот это и скажите, Сергей Юрьевич, когда к вам придут.

—    Попробую, — вздохнул он.

—    Да не волнуйтесь вы, никто проверять не будет! И побольше уверенности в голосе! Да, и позвоните сразу же мне! Рабочий у вас есть, он такой же, как у Стаса, домашний я тоже давала. Вот видите, у вас появится повод для звонка. Атам кто знает... — Марта не спешила заканчивать разговор, давая ему проглотить наживку.

—    А кто там знает? — кокетливо спросил Юрчинский.

—    Да есть один малыш. Зовут его Амурчик.

—    Я с ним, между прочим, хорошо знаком!

—    Вот как? — двусмысленно протянула Марта. — Ой, у меня чайник горит! Все, пока! — Она бросила трубку, иначе бы он не отлип еще часа два.

Земская отключила телефон, Погасила свет, повернулась на правой бок и закрыла глаза. Но уснула не сразу. Потребовалось минут сорок, чтобы успокоиться, прогнать рой тревожных мыслей, крутившихся вокруг бывшего мужа и Боброва. Все же она явно недооценивает их. Они оба не простаки и все рассчитали. Валерьян дал ей три дня, мог дать и две недели, нисколько не сомневаясь, что все ее попытки вывернуться провалятся. Не исключено, что завтра Юрчинского припугнут и попытаются расколоть. Денек-то он продержится, но потом его придется чем-то подпитывать.

Валерьян со своим внебрачным сынком предполагали, что Марта кинется в бой. Тогда выходит, что завтра бывший муж даст понять, что ей не стоит заниматься ерундой, тратить время и деньги на эти наскоки, которые все будут легко отбиты. И что тогда? Что она предпримет, если госплановский супруг окажется несгибаемым? Сама прогнется?

Она вздохнула, открыла глаза, наблюдая, как тени от автомобильных фар скользят по стене, превращая комнату в аквариум. И в детстве так было, и в юности, и смерть она представляла себе такой: гигантский аквариум, где души, как тени, беспрерывно перемещаются, ища родных и знакомых.

Утром Марта поднялась как обычно, приняла душ, выпила чаю. Включила телефон. Она знала, что Валерьян каждый день встает в семь и привычек своих не менял с двадцати одного года. К восьми он завершает физзарядку, смывает пот, завтракает, и в восемь тридцать раньше за ним приходила служебная «Волга», чтобы везти в Госплан, теперь же он садится за письменный стол и с красным карандашом просматривает «Правду», «Известия» и подчеркивает основные мысли. До девяти тридцати он этой важной работой как раз и занимается. Марта еще размышляла, переговорить ли с бывшим супругом сейчас или подождать до вечера, сначала узнав информацию от Юрчинского, но додумать ей так и не дали: заверещал телефон.

Тоненький голосок актрисы сообщил, что шофер уже выехал и через десять минут будет у ее подъезда. Эта неслыханная наглость так поразила Марту, что она не нашлась даже, что ответить, ибо вчера они договаривались только созвониться и ни на какую студию Земская ехать не собиралась. Тут вся жизнь катится под откос, а она помчится кино снимать. Да гори оно синим огнем!

— Это ненадолго, Марточка Сергеевна, я вас буду ждать на студии, у нас белая «Волга», номер триста пятьдесят, шофера звать Вася, до встречи! — протрещала Клигман и тут же бросила трубку.

От такого хамства Марта тотчас приняла стойку воина, но позвонил Виталий. Он заговорил радостным, бодрым тоном, стал рассказывать о своих успехах, о том, что репетиции продвигаются легко, все работают с воодушевлением и, кажется, это будет шумный успех. Газетчики и местное телевидение уже сейчас осаждают его, пишут статьи и делают репортажи о ходе постановки.

—    Мне предлагают стать главным режиссером, — неожиданно объявил Виталий. — Прежний уходит, и весь коллектив «за», словом, я пришелся ко двору...

—    И что ты решил?

—    Без тебя я не могу такие вопросы решать. Я понимаю, что ты не поедешь, это, как говорится, без комментариев, но я бы поработал годика два. Представляешь, кончается дневная репетиция, а я жду не дождусь, когда наступит вечерняя. Мы тут как-то зарепетировались за полночь, так и остались ночевать в репзале. Счастливые часов не наблюдают. Тебе, наверное, забавно обо всем этом слышать, не так ли? Я сам посматриваю на себя с удивлением.

—    Ты истратишь кучу денег на переговоры!

—    Плевать, мне их все равно некуда девать! Питаюсь в театре, тут недорого, водку не пью, на девушек тоже не трачу...

—Они тратят, — вставила Марта без всякой язвительности.

—    Примерно так.

«Значит, любовницу завел, коли говорит об этом почти открытым текстом», — с горечью подумала она.

—    Ты на премьеру приедешь?

—    Не знаю.

—    Приезжай, нам надо о многом поговорить!

—    Не знаю, — повторила Марта.

—    Ладно, я еще позвоню. А хочешь, запиши мой телефон в гостинице, я, правда, не всегда там бываю.

—    Лучше позвони сам, — резко перебила она его. — Тебе ведь все равно некуда деньги тратить. — Марта положила трубку.

Опять не сдержалась. Но и Виталик тоже хорош. Мог бы и промолчать по поводу любовницы. И хоть бы спросил, как у нее идут дела. Привык, что у нее всегда лучше всех.

«Все мужики кобели!» Каждый раз произнося эту непреложную истину, Марта надеялась, что кто-нибудь ее опровергнет. Вот и нашелся один — Валерьян Адамович. Но лучше бы он этого не делал.


10

Марта ехала на студию под пленительную музыку Первого концерта Рахманинова, и утреннюю сердитость разом куда-то смыло. Земская вдруг подумала, что все, что случилось, должно было случиться. Ничто безнаказанным не остается, за все приходится платить, и чаще всего двойной ценой. Она влюбила Валерьяна в себя, приручила, а потом бросила. Несчастный чиновник был виноват только в том, что разонравился ей, стал раздражать своими дурацкими привычками. Что же, так бывает. И Джульетта, пожив с . Ромео меньше десятка лет, скорее всего, его возненавидела бы, поняв наконец, как правы были родители. Ибо муженек пропадал бы целыми днями с приятелями, пируя в разных харчевнях, тискал бы простолюдинок, заваливаясь с ними на сеновал, или соблазнял молоденьких женушек, вышедших замуж за богатых стариков и жаждущих свежей плоти. После пяти-шести лет такой жизни Джульетта превратилась бы в ярую стерву и сама начала бы искать утешения со слугами и сомнительными проезжими. Идиллия лопнула бы с треском, как перезревший арбуз.

—    Верно, Вася? — сказала вслух Марта.

—    Не знаю, что вы имеете в виду, но, видимо, так, — философски заметил шофер.

Алла встретила Земскую на проходной, подхватила под  руку, потащила в павильон, где уже вырос уголок фирмы, в том числе и кабинет  главного бухгалтера с массивным столом, креслом, вентилятором и небольшим дополнительным столиком. Суетились бутафоры, ставя некоторые предметы и украшая стол всякими безделушками. Рядом с калькулятором появился одноногий чертик, затем стеклянный шар, наполненный жидкостью с зимней сказкой внутри. Тут же старый арифмометр с ручкой. Принесли компьютер, стали устанавливать.

—    В кабинете обязательно должно быть большое зеркало, она же баба! — потребовал черноволосый сорокалетний мужчина, вошедший в павильон.

—    Это оператор-постановщик, — шепнула Алла. — Очень известный и талантливый.

На лице известного и талантливого сохранились следы вчерашней бурной попойки, он жевал жвачку, видимо перебивая этим крепкий сивушный дух, который Земская сразу же почувствовала, хотя он держался метрах в четырех от нее. Земская не любила пьяниц, но оператор почему-то не вызвал у нее раздражения — уж очень был импозантен. Вместо галстука у него был повязан шейный платок, который очень шел ему. Открытое, крупной и красивой лепки лицо, глубоко посаженные глаза, казалось проникавшие насквозь, черные волнистые волосы,блестящие, словно набриолиненные, отливающая гладкостью синева щек, твердый волевой подбородок — все выдавало в нем уверенного мужчину. С ним, наверное, любой женщине было бы легко и покойно.

Однако его грубоватое выражение «Она же баба!» мгновенно пробудило в Марте боевой дух.

—    Это совсем не обязательно, — сказала она. — Женщины, когда им нужно привести себя в порядок,пользуются пудреницей или косметичкой. Я нигде не видела, чтобы в кабинете главного бухгалтера висело зеркало.

Оператор бросил на Земскую хмурый взгляд, и Клигман тотчас поспешила ее представить:

—    Марта Сергеевна, наш консультант.

—    Георгий Иванович. — Во взгляде оператора что-то блеснуло, этакий отдаленно-слабый интерес.

—    Понимаете, Марта Сергеевна, мне нужно зеркало, чтобы решать некоторые сцены, поскольку оно позволяет дать еще одно изображение, — пояснил он. — Если мы повесим зеркало, это не станет стратегической ошибкой? — В его голосе прозвучала ирония.

Марта ничего не смогла возразить, впервые почувствовав себя беспомощной.

—    Нет, не станет..

—    Вот и прекрасно! Вешайте!

—    А куда, Георгий Иванович?

—    Пока вон в тот угол! А потом поправим.

Оператор вытащил пачку «Парламента», молча предложил Земской, и она почему-то не отказалась, хотя еще секунду назад и не думала курить. Вообще Георгий Иванович действовал на нее магически. Она не могла понять, чем он ее так привораживал. Не своей же мужской красотой. Красивых мужиков Марта повидала.

—    Я пойду поищу режиссера, надо вас познакомить. Он должен быть где-то здесь, — проговорила Алла и убежала.

—    Режиссер уехал домой, у него там что-то случилось, а меня просил извиниться перед вами. Что я и делаю, — сказал оператор.

—    А как же Алла, она не знает...

- Пусть побегает, не люблю эту трещотку! Чего он ее взял?! Вот вас надо снимать! — Георгий Иванович пристально посмотрел на Земскую.

Марта смутилась, как девчонка.

—    Ну какая из меня актриса!

—    Да вы себя со стороны не видите! — загорелся он. — Какой умный взгляд, какое красивое лицо!

Они стояли посредине большого павильона, наблюдая за суетой декораторов, оформлявших стены разных комнат и кабинетов.

—    Эй! — Оператор подозвал одного из рабочих. — Принеси-ка нам те два кресла!

—    Но они же в декорации!

—    Ничего, ничего, давай неси!

Парень принес.

—    Садитесь, Марта Сергеевна! В ногах правды нет, — предложил Георгий Иванович.

Они сели. К оператору подбежал ассистент.

—    Я две кассеты зарядил на завтра, это из тех, проверенных кусков, — доложил он. — Вторую ось на проверку тоже отдал, экспонометр починили.

—    Слушай, сбегай в буфет, принеси водички: мне минералки, а Марте Сергеевне, наверное, колы или «Спрайта». Что хотите? А может, по сто коньячку? — и, не дожидаясь ее ответа, прибавил: — Да, это хорошая мысль! Все, отдыхай, Костя! Завтра в девять, как штык! В одиннадцать съемка! Пошли!

Марте пора было на работу, но она покорно встала.

Они поднялись в буфет. Было закрыто, но Георгий Иванович постучал, и его впустили, налили по сто граммов коньяку, дали лимончик и два бутерброда с семгой.

—    Вот это разговор! Ну, за знакомство! — Они чокнулись, пригубили коньяк, оператор уцепил дольку лимона, смачно разжевал, крякнул, с восхищенной улыбкой глядя на Марту. — Очень красивое лицо! Вот его бы снимать! А тут расфуфырка с тенями! Вы сценарий-то читали?

—    Нет.

—    Надо почитать. Современная драматическая история женщины — главного бухгалтера. Судьба сгибает ее в колесо, а она пытается бороться, противостоять, и довольно отважно у нее это получается. Несколько любовных линий, есть что играть актрисе, но Алла не вытянет: она субретка, актриса второго плана. Правда, этим всегда хочется выйти в примы.

—    А чем все кончается? — затаив дыхание, спросила Марта. -Ей вдруг показалось, что все это о ней, словно кто-то подсмотрел ее жизнь.

—    Не буду пересказывать, лучше почитайте и, кстати, может быть, сделаете какое-нибудь дельное замечание, не только по части вашей профессии... Берите бутерброд! А хотите я закажу эскалопчик? Наша Наденька готовит изумительно!

—    Нет, спасибо, мне уже пора на работу, — ответила Марта. Она съела бутерброд с рыбой.

—    Не хотелось бы вас отпускать, конечно, но что поделаешь, — грустно усмехнулся Георгий Иванович. — Только вы сценарий с собой заберите. Я могу свой экземпляр отдать. У нас на съемки — месяц, и финальные сцены будем снимать в конце, но надо, чтобы вы пораньше прочли. — Оператор снова пристально взглянул на нее, и она опять смутилась. — Мы могли бы как-нибудь встретиться? — неожиданно спросил он.

Марта пожала плечами:

—    Почему нет.

—    Как вам позвонить?

Она продиктовала ему свой домашний телефон, который обычно никому из мужчин не давала.

— Что ж, выпьем еще раз за знакомство, которому я лично до чрезвычайности рад, ибо испытал ни с чем не сравнимое чувство наслаждения, находясь рядом с вами. Я сегодня не хотел ехать на студию, отговаривался всеми возможными способами, но режиссер меня вытащил, а сам уехал, оставив меня наедине с вами! Как тут не воскликнешь: судьба-индейка!

Глядя на него, Марта не помнила ни о чем: ни о работе, ни о бывшем, ни о настоящем муже, ни о своих бедах. Полная амнезия.

Прибежала Алла. Увидела, что они пьют коньяк и мило воркуют, позеленела от злости.

—    К сожалению, Александр Михайлович уехал домой, там у него что-то стряслось, он извиняется, Что так все получилось. Я пол студии обегала, никто ничего не знает!.. — затараторила она;

—    Мне надо уже на работу, Аллочка.

—    Вася здесь, он вас отвезет, но мы обязательно созвонимся, договоримся о встрече, мне еще надо много вопросов вам задать и режиссеру постановщику...

—    И оператору- постановщику, — вставилГеоргий Иванович.

—Да, и оператору...

—    Ты найди экземпляр сценария для Марты Сергеевны, а то она не в курсе.

—    Режиссер оставил экземпляр для Марты Сергеевны, я пойду его возьму, найду Васю и встречаемся внизу, в холле!

Клигман исчезла.

— Такая маленькая, а столько производит шума, что диву даешься, — сказал Георгий Иванович. — Красивая женщина — это как терра инкогнита, незнакомая, непознанная земля, а каждый мужчина в душе хоть немного, но путешественник. Так и вспыхивает страсть. За вас, Марта Сергеевна! — Он поднял стакан с остатками коньяка.

Его низкий, с хрипотцой, бархатный голос, казалось, касался самой души, заставляя ее вздрагивать.

—    Да вы поэт! — улыбнулась Марта.

—    Не знаю, что уж это — поэзия или глупость, что иногда одно и то же, но я именно это чувствую. Я никогда ничего не выдумываю такого, чего не смог бы ощутить! — Георгий Иванович нежно поцеловал ей руку.

Внизу запыхавшаяся Алла вручила Марте сценарий, и Земская уехала, наполненная ароматами коньяка, сигаретного дыма и терпкого, но приятного запаха лосьона, исходившего от ее неожиданного знакомца. Марта посмотрела на часы и ужаснулась: стрелки показывали половину первого. Ей привиделось, что в магазине царит переполох, Стас стоит на ушах, гадая, что с ней приключилось, обзванивает морги и больницы, работа не движется. Но, влетев в торговый салон, она обнаружила спокойные лица Коли и Леши. Продавцы даже не спросили, что с ней случилось. В кабинете она застала еще более мирную картину: Ровенский пил чай с Юленькой, уминая берлинские пирожные.

—    Долго спим, Марта Сергеевна! — весело сказал Стас.

Видимо, Юля его утешила своим рассказом о дядюшке, и Стас воспринял реакцию Валерьяна как готовность пойти на уступки, потому и пребывал в эйфории.

Земская ничего не ответила, прошла за свой стол, бросила сумку и только потом разделась.

Чайку не желаете, Марта Сергеевна? — спросил Стас.

—    Нет, спасибо! — На столе лежала гора бумаг, надо было,пересчитать кассу, а они тут затеяли пир. Ее это бесило.

Позвонил Юрчинский. Он сообщил, что действительно приходили двое полицейских из налоговой и терзали его относительно диагноза очаровательной Юли. Но он отвечал, как положено, так что претендует на ответную благодарность.

—    Они запросили копию заключения?

—    Увы! Я не хотел давать, но они настаивали.

—    К ней могут придраться?

—    В принципе нет. Болезнь редкая, и специалистов у нас мало...

—    А без принципа?

—    Ко всему можно придраться.

—    А кто у нас в России способен сделать повторную экспертизу? — поинтересовалась Марта.

—    Частично в Институте генетики, но полностью, как я говорил, в Испании.

—    Ладно, пока!

—    А вознаграждение?

—    Потом поговорим, у меня уйма работы!

Она положила трубку. Стас с Юлей продолжали сидеть за чайным столом.

—    Юля, кассу проверь, — распорядилась Марта.

«Пока не ткнешь, сама ничего не сделает, словно ее это не касается! — ворчала про себя Марта. — Или она считает, что за свои услуги может полмесяца не работать?!»

Юля с недовольным видом поднялась, забрала товарные накладные, кассовые чеки, включила компьютер и стала пересчитывать кассу.

—    Вроде с Марком удалось разрядить ситуацию, — сообщил Ровенский, перемещаясь за свой стол. — Так что он теперь носится как угорелый, ищет для нас денежки под новую партию от Вальтера, чтобы расплатиться за день вперед.

...Марта решилась позвонить своему бывшему мужу около шести вечера, когда осталась в офисе одна. Юля ушла в семнадцать тридцать, а Стас, помаявшись минут десять, вдруг вспомнил о срочной встрече со Стуковым, который пообещал передать ему злополучную кассету, изобличающую Гриневича. Но все было шито белыми нитками, Стас прятал глаза, выдумывая предлог, чтобы только не оставаться с Земской. Марта ощутила вдруг странную горечь в душе, понимая, что он ее предает.

«Мы все Иуды и Каины, каждый по-своему и в свой назначенный час. И не можем уже не предавать», — мелькнуло у главбухши.

— А ты бы не хотела к дяде заехать? — Ощущая напряжение, разлитое в воздухе, уже с порога, неуверенно спросил генеральный, больше всего боясь, что она согласится и тогда у него пропадет свидание с Юлей.

Их дневные перегляды были достаточно красноречивы, и Марта не сомневалась, что за утро, проведенное вместе, они отлично сговорились. Ровенский,скорее всего, поведет Юлю в ресторан, а потом пригласит к себе выпить кофе. У него она и останется. Трудно сказать, чем закончится новая влюбленность гендиректора и сколько она продлится. Марта в состоянии ее разрушить, но делать этого не будет. Если Валерьян не поверит Юрчинскому, тогда Юля может потребовать от дяди злосчастную книгу черной кассы хотя бы ради того, чтобы спасти от тюрьмы и разорения своего жениха. И это будет последний аргумент Марты в ее поединке с бывшим супругом.

Земская позвонила Валерьяну Адамовичу, предложила встретиться у входа в то самое кафе, где сидели два дня назад. И он не отказался.

— У нас уже появляются новые традиции, — пошутил по телефону он. И это была недобрая шутка.

Они заняли тот же столик, и к ним подбежал тот же шустрый официант. Он узнал Марту, и на лице его появилась кислая гримаса.

—    Что будешь, Валерьян? — спросила главбухша.

—    На этот раз я угощу тебя. — Он заказал два коньяка, два сока, шоколадку и орешки.

Земская пыталась угадать настрой своего собеседника, с чем он пришел. Ей вдруг на мгновение захотелось упасть перед ним на колени, попросить прощения и взмолиться, чтобы он отпустил ее. В кафе было малолюдно, и эта сцена могла бы пройти незамеченной. Но Марта скорее бы убила себя, чем так унизиться перед мужиком.

—    Ты просила три дня, а прошло только два, — напомнил он.

—    До трех я считать еще умею, — язвительно ответила главбухша, — но появились обстоятельства, о которых ты знаешь.

—    Если ты имеешь в виду этот розыгрыш с мнимой болезнью моей племянницы, то лучше о нем умолчать. Очень неудачная затея, Марта. — На его тонких губах возникла слабая улыбка. — А я всегда высоко ценил твой ум.

—Ты думаешь, мы и медицинское заключение выдумали? — сохраняя самообладание, спросила она.

Официант принес заказ. Земская сразу же сделала глоток коньяку, отломила дольку шоколада.

—    Марта, давай договоримся: не надо разыгрывать в этой истории мою племянницу! — жестко проговорил Валерьян Адамович. — Можно было сообразить что-нибудь поумнее, к примеру, организовать похищение. Но и тогда я бы не пошел ни на какую сделку с похитителями, это мой принцип. И в отношениях с Юлей я установил строгое правило: от меня никакой помощи, пусть выкручивается сама. А моя просьба к тебе устроить ее на работу и явилась началом осуществления плана вернуть тебя. Как видишь, я не торопился. Я и к девочке ходил два года, готовил ужин ради одного: что-то узнать о тебе. Любую малость. Возвращался домой, записывал все новости в отдельную тетрадь, сортировал их, тщательно анализировал. Со временем эта работа превратилась в потребность. Я уже не мог не приходить к Юле, и она быстро поняла, что мне нужно. Чтобы отделаться от меня, быстро все выкладывала, и я удалялся. Я платил за эти сообщения тем, что приносил мясо, фрукты, шоколад. А потом она сообщила, что ты стала партнершей Ровенского и вы вдвоем делите прибыль, умело уходя от налоговой полиции. Тогда мы уже подружились с Валентином Петровичем...

—    Твоим внебрачным сыном, — усмехнулась Марта.

—    Я всегда считал тебя умной женщиной, — ответил он. — Вот, собственно, вся история. Что же касается Юли, то я ее не люблю. Она цинична, развратна, лжива, продажна, и как только ты переедешь ко мне, мы поменяем нашу двухкомнатную и мамину однокомнатную на хорошую трехкомнатную и заживем без хлопот. А этот воронежский мотылек не пропадет. Она скопила уже достаточно денег, чтобы купить небольшую квартиру. Вот пусть и покупает, снимает, мне все равно, я не хочу ее больше видеть и уж тем более не стану спасать. Забудь о Юле и любых попытках переменить условия. Я не откажусь от них, Даже если вы выкрадете меня и приставите пистолет к виску. Ты должна понять одно — я, собственно, ради этого и согласился прийти на встречу: либо ты идешь в тюрьму, либо возвращаешься ко мне. Альтернативы нет. И не будет. Ты должна просто сесть и принять решение. Любое, конечно. — Он помолчал, отломил квадратик шоколадки, разжевал, выпил сока. — Ты можешь меня проклинать, честить всеми словами, ненавидеть, но вспомни, как ты меня бросила. Я тогда чуть не умер от боли. И поклялся, что верну тебя, чего бы мне этого ни стоило.

Это не сумасшествие, нет. За любовь надо бороться. Вот я и борюсь. И верю, что лет через пять-шесть ты мне скажешь: «Как я благодарна тебе, что мы снова вместе. Я только сейчас поняла, как счастлива с тобой!»

Последние слова Валерьян Адамович прошептал с благоговением, шумно зашмыгал носом, задышал, и слезы сверкнули в его глазах.

Марта сидела оцепенев, не в силах произнести ни слова.


11

Она предчувствовала такой исход, но до конца этой встречи не хотела в него верить. И вот все рухнуло. Теперь уже никаких вариантов нет.

Земская даже знала, что скажет спец Стуков. Он усмехнется, глотнет виски и выдаст:

— Ну а какая трагедь? Вернись к нему, поживи год-два, ему под семьдесят — долго не протянет. И потом, когда ты получишь назад кассовую книгу, можно будет взять и уйти. Конечно, он возвратит ее не сразу. Дождется, пока ты получишь развод, сочетаешься с ним браком, переедешь, и лишь когда он почувствует себя уверенным, отдаст. Жизнь на свободе лучше, чем в неволе.

Купив по дороге свежих помидоров и огурцов, Марта вернулась домой, настружила себе салат, заправила его сметаной и с жадностью все съела, подтерев остатки соуса кусочком белого хлеба. Телевизор не включала. От обилия рекламы и боевиков ее тошнило.

Позвонил Юрчинский и стал нагло давить на нее, требуя немедленного свидания.

—    Я хочу сегодня! — твердил он. — Я тут вас спасаю, жертвую своей врачебной репутацией, а что взамен? Я не прошу многого, хотя бы одна-две встречи. Так ведь тоже нельзя. За все надо платить, милая Марта!

—    Еще раз позвонишь, и я тебя кастрирую! — прорычала Земская. — Ты все понял?

—    Что? — обалдев, переспросил врач.

—    Еще раз позвонишь, и тебя кастрируют! Хочешь испытать судьбу? Валяй! — И она бросила трубку.

Несколько мгновений телефон молчал, но потом затрещал снова.

—    Ах, тебе все-таки неймется, паршивец! — взъярилась Марта. — Слушай меня внимательно: с этой минуты береги свои яйца, как два бриллианта, потому что я тебе их отрежу! Ты меня понял, пидор вонючий?!

Последовала долгая пауза, и низкий, с хрипотцой, бархатный голос произнес:

—    Извините, я, кажется, не туда попал, мне была нужна квартира Марты Сергеевны Земской. — Это был Георгий Иванович. Этот тембр Марта узнала бы из тысячи.

—    Это я, извините. Повадился звонить один телефонный хулиган, пришлось употребить некоторые крепкие выражения...

—    Так это вы?! — Оператор громко расхохотался. — Прошу прощения за этот смех, но мне эта мужская отповедь понравилась. Даже у меня не хватило бы воображения на такие словесные обороты! Извините, я вас не потревожил?

—    Нет, я только что пришла.

—    Вы так допоздна работаете?

—    Иногда случается.

—    Я сегодня весь день хожу под впечатлением от нашей встречи. Честное слово, это не ради комплиментов или лихого донжуанства, это правда. Я все время вижу ваше лицо и теперь даже не знаю, как буду снимать эту трещотку Аллочку. Она хорошая актриса, но кино — это прежде всего лицо, линия, фактура. Зрителя не обманешь. Кто способен влюбиться в Клигман? Только идиот или слепой. Зритель же не поверит ни одной сцене. Я говорил сегодня с режиссером... Словом, он хочет попробовать вас на главную роль!

—    Что? — Марта рассмеялась, — Да вы с ума сошли!

—    Да, на первый взгляд это сумасбродная идея, но уверен, что вы сыграете лучше кого бы то ни было! И это будет потрясающий фильм! Я хороший оператор, поверьте мне. Десятки режиссеров мечтают снимать фильмы со мной... Как видите, я немного хвастаюсь, но только ради того, чтобы уговорить вас. Пробы завтра, в три часа на студии, машину мы пришлем. Я буду счастлив вас снова увидеть. Сценарий можете не читать, это не существенно... — Он выдержал паузу. — Вы изменили всю мою жизнь! До встречи!

—    До встречи, — эхом, как завороженная, отозвалась Марта и опомнилась, лишь когда зазвучали короткие гудки. Она не собиралась никуда ехать, а уж тем более сниматься в кино. В ее положении пора пробоваться на главную роль не в мелодраме, а в тюремном триллере.

Ночь Земская почти не спала, расшалились нервы, слишком много всего навалилось. Ее мучили внезапные предательства, Стаса и мужа. Виталик примет предложение, а она в Пермь не поедет. И что, это семейная жизнь? Она и до этого не складывалась, а тут расколется, как пустой орех. Но страшнее всего смертельные объятия бывшего супруга, который, сходя в могилу, решил приковать Марту к себе чугунной цепью. Тюремная решетка не слаще. Правосудия в этой стране нет, и три— пять лет судьи вынесут без колебаний. Родители не переживут ее позора, соседи непременно будут шептаться: «Вон, дочка Земских, мужа бросила, уехала в Москву, вышла чуть ли не за министра, а теперь в тюрьме сидит!» Из-за родителей она не может идти в тюрьму, но принимать ласки того, к кому испытывает тошноту и отвращение, еще страшнее. Так недолго и руки на себя наложить. Если б знать, где упасть...

Марта на мгновение задумалась. И что, если б знала? Сидела бы тише воды, ниже травы? Не в ее натуре. Все равно бы пыталась перебороть. Некоторым же удаётся. Это сладостное «а вдруг»! Вдруг удастся проскочить? Одиссею же удалось прорваться между Сциллой и Харибдой — двух страшных чудовищ, над которыми даже Посейдон был не властен, — а чем она хуже? Она верила, что бога за бороду схватила.

Весенняя ночь таяла, тончала, как сосулька. Главбухша пыталась уснуть, гнала прочь тревожные мысли, но они, подобно мухам, делали круг и снова возвращались.

Прощаясь, Валерьян Адамович сказал:

— Даю тебе два дня, чтобы определиться. Следователь настроен решительно, он вообще требовал, чтобы этот срок не превышал двенадцати часов, я же подарил тебе трое суток, теперь прибавляю еще одни. И все. После этого не взыщи. На попятную не пойду. Ты меня знаешь, я человек принципа.

Да, она знала: он и пяти минут не простит, если она просрочит. Но Земская уже решила... Однако Марта даже про себя не могла произнести, что решила сдаться на милость сумасшедшего. Пусть суд, пусть зона — тюрьма только на три года, этот же с его каждодневной физзарядкой проживет еще двадцать: маман умерла в девяносто восемь. И весь род у него из долгожителей. Так какой срок заключения дольше?

Валерьян уже ей сказал, что второй раз они будут венчаться. Знает, что через Бога она не переступит. В душе у Марты жила потаенная вера в Бога. Она молилась, когда сын заболел менингитом, и Костя выздоровел. С тех пор словно огонек вспыхнул, он то угасал, то разгорался, но не потухал.

Утром позвонила Кустова, хирург, извинялась, что пропала: ее после того, как она выздоровела, послали в Париж, на симпозиум по пластической хирургии, и то, что она там увидела, — это сказка. У нее появились новые идеи относительно Марты. Когда бы они могли увидеться?

—    А что, если через неделю? — предложила Марта, просто желая отодвинуть встречу, ибо стоит ли теперь вообще говорить о подтяжке, неизвестно. Для зоны морщины больше подойдут.

Со смутой в душе Марта и ушла на работу. Еще издали, подходя к магазину, она увидела, как подъехал на «БМВ» Стас. Из салона выпорхнула Юля. Ровенский заметил Марту и понял: она все видела. Подождал, пока главный бухгалтер подойдет.

—    У метро встретил Юлю, заодно расспросил, как там ее дядюшка. Ты с ним не встречалась?

—    Встречалась.

—    И что?

—    Ничего хорошего. Племянница ему нужна была, как подсадная утка, чтобы поставлять информацию обо мне. А потому, если даже мы ее четвертуем, он и пальцем не шевельнет, чтоб ее выручить. Условия прежние, осталось два дня: сегодня и завтра. Если я не соглашаюсь, начинается следствие и нам с тобой грозит по три года исправительно-трудовой колонии. А если докажут сговор между нами, что совсем не исключено, то потянем и на большее. Юлю и мальчиков расколют в два счета. Укрытие налогов только по зарплате — мы должны были ежемесячно выплачивать государству больше сорока тысяч — составит лишь, за два года миллион рублей. Бобров знает из книги и о подставных фирмах, и о схеме получения черного и белого нала, так что живыми нам не выбраться.

Стас побледнел. Он словно только сейчас понял, насколько взрывоопасна ситуация.

—    И что ты решила?

—    Не знаю. Для меня и то и другое — зона. Только в тюрьме я буду три года, а в лапах у Валерьяна лет двадцать. Три года, согласись, все же поменьше!

У Стаса от этих слов вытянулось и помертвело лицо. Он хорошо знал: если Марта в чем-то утвердилась, ее в сторону не свернуть.

—    Надо только хороших адвокатов найти, чтобы они нас вели. Документы я почищу... — продолжала Марта.

—    Подожди, давай все обдумаем! — У Стаса даже губы задрожали, едва он представил, как из своих евроапартаментов с биде и кондиционером он переселится на парашу. — Зачем же так?

—    А как?! — резко сказала она. — Ты же сам твердил: только через мой труп вернешься к своему мужу! Твои слова?

—    Мои.    

— Ну вот и будем изображать некоторое время трупы. Верно говорят на Руси: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Побыли мы богатенькими, побудем бедными, посидим на хлебе и воде. Я даже с какой-то радостью принимаю свою новую участь, — вдруг загоревшись, вдохновенно заговорила Марта.

—    Ты несешь какую-то чушь! — нервно схватил ее за руку Стас. — Какая новая участь? Я не узнаю тебя, Марта! Ты же борец, ты же никогда не сдаешься!

   Вот я и не сдаюсь, — усмехнулась Земская. — Это значило бы сдаться.. А я даю ему пощечину и плачу за нее весьма дорогую цену. В чем же противоречие? Ладно, пошли, что стоять на крыльце.

— Подожди! Ты что, все это всерьез?

— Почему бы и нет. Пойдем.

—    Марта, давай не пороть горячку, надо все хорошо обдумать. Я тебя умоляю!

—    А что думать, не из чего выбирать. Или ты хочешь, чтобы я пожертвовала собой и вернулась к мужу?

Стас не ответил, но по его перепуганному лицу она поняла: он именно этого и хотел. Он ждал, что Марта пожертвует собой, как раньше ждал, что она придумает ловкую схему ухода от налогов и выкачивания трехсотпроцентной прибыли. Все мужики кровососы, Земская всегда это знала.

Марта начала подчищать «хвосты», за которые следователь мог ухватиться. Лирика лирикой, а дело делом. Всего не успеть, но главные подкопы надо завалить. Она Юлю отправила сначала в банк, а потом к Гриневичу — отвести новый вариант договора, подписать и забрать старый.

Стас же был так подавлен, что ничем уже не мог заниматься. В присутствии Юли он еще сдерживался, но едва она ушла, как он вскочил, забегал по кабинету.

—    Это какая-то чушь — все, что ты мне наговорила! — закричал он.—Надо ехать к дядьке и все подробно обсудить! Выход найдется, должен быть! Возьмем старого козла в заложники! Если Бобров его сын, то он прогнется, он нам уступит, чтобы спасти отца!

—    Перестань! — оборвала его Марта — Бобров тебя возьмет под стражу, посадит к уголовникам, и через полчаса ты выложишь ему все, даже то, что не знаешь! А дядю Сашу, увы, уже списали, он может достать какую-то информацию, замолвить по своему ведомству за кого-то словечко, но повлиять на Боброва ему не удалось, ты же знаешь. Что еще можно придумать, какой выход?

Конечно, если б мы собрали всю информацию на следака, то, возможно, и нашли бы его ахиллесову пяту, но теперь поздно... Нет, будем сражаться, надо искать теперь адвокатов и продумывать нашу с тобой тактику на допросах!

Стас схватился за голову, не желая даже слышать ни о каких допросах. В два за Мартой приехал шофер с киностудии. Еще утром она решила, что ни на какие пробы не поедет, но, устав от Ровенского, Земская вмиг собралась и умчалась, пообещав вернуться.

На студии ее встретил посвежевший, ласковый и неотразимый Георгий Иванович и совсем молодой, вихрастый режиссер Саша.

Похожий на взъерошенного сердитого вороненка, он с недоверием с минуту смотрел на Марту, потом кивнул и двинулся в павильон.

—    Пойдемте.

—    Вы ему понравились, — перевел привыкший к странным манерам режиссера Георгий Иванович.

Все уже было готово к съемкам. Оператор встал за камеру, ассистентка попросила Марту пройти на площадку, гримерша положила легкий тон, подвела брови. Включили свет, который мгновенно спрятал от Марты всех, кто находился в павильоне.

—    Марта Сергеевна, просто посидите за столом, пощелкайте мышью, пытаясь что-то найти в компьютере. Телефон подключен к сети, так что звоните, кому хотите...

—    Желательно не по межгороду, — послышался женский голос.

—    Помолчи! Звоните, куда хотите, хоть на Луну, нам важно услышать ваш голос. Внимание! Тишина в студии! — Голос режиссера вдруг обрел металлические нотки. —Приготовились!.. Мотор!

Она и не знала, что режиссер в эти минуты сидит у монитора и следит за каждым ее движением с разных ракурсов.

Марта, посидев и освоившись, поводила мышью,но ничего интересного в компьютере не нашла, потом позвонила Стасу:

—    Ну что там? Юля привезла договор?

—    Ты где? Когда приедешь? — взвился Ровенский — Что за фокусы с этой киностудией?

—    Только без истерик, я скоро буду! — деловито заговорила Земская. — Когда Юля приедет, старый экземпляр пропусти через машинку...

—    Послушай, Марта, лично я не собираюсь из-за твоих прихотей идти в тюрьму! Не собираюсь!

—    Заткнись! — выкрикнула она, резко поднялась, но тут же взяла себя в руки. — Не ходи, если не хочешь, — неожиданно спокойно сказала главбухша и, помедлив, язвительно добавила: — Я не держу тебя. Я схожу туда одна. Большой привет! — И она резко положила трубку. Села, пытаясь собраться.

Конечно, на следствии этот пай-мальчик Ровенский будет все отрицать и всю вину взвалит на нее. Она наконец-то получила то, что хотела. Все мужики — скоты. Неужели, чтоб доказать эту истину,надо связывать свою жизнь с ними?! Только идиоткам доступен такой способ познания.

—    Мне иногда кажется, что я не схожу с круга, — вдруг заговорила она вслух. — Это как заезженная пластинка. Иголка попадает в испорченную бороздку, и знакомый голос талдычит од ну и ту же  фразу. Сейчас уже нет бороздок, есть цифры, их комбинации создают мелодии и слова, но ситуация все равно будет повторяться, ибо появляются испорченные цифры. Так вот, иногда мне кажется, что вся моя жизнь и есть всем давно набившей оскомину фразы: «Как скучно жить на белом свете, бормочешь, лужу обходя!» Спасибо за внимание!

Марта поднялась и внезапно ушла в тень. В зале все сидели, не шелохнувшись. Наконец режиссер крикнул «Стоп!», зажгли общий свет в павильоне.

Главбухша выскочила из студии, схватила такси и поехала на работу. Она мчалась туда лишь с одной мыслью — написать заявление об уходе, бросить на стол Стасу, забрать свои вещи и уйти. Ей надоело быть вечной нянькой пустоголовых.

Расплатившись с водителем, Марта вышла из машины и направилась к магазину, предвкушая свой блистательный удар, как вдруг ее окликнули. Она оглянулась. Из «Жигулей» выбрался капитан Рындин, приблизился к ней.

—    Я, собственно, вас поджидаю, Марта Сергеевна, — деликатно проговорил он. — Не могли бы мы поговорить накоротке? — Он кивнул на пустые «Жигули».

Марта забралась на переднее сиденье. Капитан занял место шофера. Помолчал. Потом расстегнул черную папку, вытащил злополучную красную тетрадь и передал ей. Земская осторожно взяла ее в руки, удивленно взглянула на Рындина.

—    На заднем сиденье остальные документы, — сказал он.

Марта обернулась: все десять служебных папок лежали аккуратной стопкой.

—    На самом деле все просто, Марта Сергеевна. Я— офицер, прошел Афган и первую чеченскую и не люблю, когда из меня лоха делают! Я думал сначала, что все по-серьезному, нормальное расследование, ну а потом ребята уж раскрыли глаза: Бобров делает свой гешефт по заказу бывшего хмыря со Старой площади, который топит вас. Не знаю, сколько уж он следователю заплатил, а мы, как... — Рындин дернул желваками, не договорил. — Словом, вот так. Вы не беспокойтесь, Марта Сергеевна, Бобров вас больше не  потревожит. — Капитан вытащил из кармана магнитофонную кассету! — На ней есть один разговорчик, который мои ребята записали. Я его Вале прокрутил,  и он поднял ручки вверх, поскольку, как говорят, разговор его полностью изобличает. Вот так!

Они помолчали.

—    Спасибо. Могу я чем-нибудь отблагодарить вас?— проговорила Марта.

—    Да нет. Меня просто зло заело. Валя все время трындит о чести, справедливости, а сам!.. — Рындин  махнул рукой, спрятал кассету в карман. — Пока у меня все нормально. Ну а если возникнут проблемы, то забегу по старой памяти!

—    Заходите в любое время и по любому поводу, помощь придет незамедлительно! — сказала Марта.

—    Я рад, что так все кончилось, потому что вы мне симпатичны!

Они пожали друг другу руки.

Земская забрала папки.

—    Помочь? — уже отъезжая, выкрикнул капитан.

—    С этим грузом я управлюсь! — улыбнулась главбухша.

Она прошла в кабинет, свалила все папки на стол, кассовая книга уже лежала в сумке. Стас молчал. Марта взяла лист бумаги, села писать заявление. Положила на стол перед Ровенским.

—    Ты решила меня кинуть? — затравленно спросил он.

—    Вопрос с расследованием закрыт.

—    Как закрыт?!

—    Так. Возможно, и твой дядя тут приложил руку. Думаю, без него не обошлось. Так что можешь спать спокойно.

— Прощай! — Марта выложила на стол и кассовую книгу. — Ее советую уничтожить.

Она вернулась за свой стол, стала выгребать свои личные вещи. С годами всегда что-то накапливается, разные сувениры, дамские принадлежности, книжки по бухучету и налогам, купленные за свои деньги.

Стас подошел к Марте, бухнулся на колени, опустил голову.

—    Если можешь, прости меня, только не бросай! Ты мне нужна! Я готов пойти на любые твои условия! На любые! — промямлил он.

—    Стас, мы не дети, которые не могут поделить чужие игрушки. Я не прощаю предательства и не могу работать в одной связке с тем, кому не могу доверять. У нас такая работа: только на доверии друг к другу.

А как я могу тебе доверять?! «Я не собираюсь в тюрьму из-за твоих прихотей» и прочее! Это что, мои прихоти? — Она ткнула в кассовую книгу.

—    Прости, у меня сдали нервы, это бывает! Но ты первая начала меня подначивать: все, на зону и больше никуда! Это же подначка, я чувствовал! И все из-за Юли! Да, мы вчера поужинали, но я отвез ее домой и никакой лав стори! Клянусь мамой! А утром она поджидала меня у метро, я ее подвез. Прости, я виноват, но повинную голову меч не сечет! Я тебя умоляю!

—    Встань, — поморщилась она.

Ровенский поднялся.

В кабинет вошел Георгий Иванович.

—    Можно? — спросил он.

—    А вы к кому? — недовольно спросил Стас.

—    Это ко мне, — сказала Марта. — Проходите, Георгий Иванович!

Оператор осмотрел интерьер.

—    А в этом что-то есть! — пробормотал он, словно про себя.

— Оператор-постановщик художественного фильма, который я консультирую, Георгий Иванович. А этo мой генеральный директор, Станислав Эдуардович, — представила их Марта.

Мужчины пожали друг другу руки.

—    Извините, я вас оставлю на минуту! — Стас выскочил за дверь.

Георгий Иванович подошел к Марте.

—    Поздравляю, вас утвердили, — сказал он. — Собственно, я в этом и не сомневался. И пожалуйста, не говорите, что вы не будете сниматься, я этого не переживу!

—    Вы извините, но я не могу заниматься тем делом, которого не знаю! — смущаясь, заговорила Марта. — Георгий Иванович, вы же профессионал и понимаете, что значит быть дилетантом! Это стыдно!

—    Я чувствую, перед вами все мужчины стоят на коленях, — с улыбкой заметил он.

—    Ну не все еще. — Она взглянула на него, и Георгий Иванович, уловив намек, опустился на одно колено.

—    Теперь все! И я не встану, пока вы не скажете «да»! Клянусь всеми святыми!

—    А теперь сядьте! — неожиданно посуровев, властно сказала Марта, и кинооператор послушался. — Простите, но я не могу сейчас бросить свою работу даже на месяц. Есть обязательства, долги, а мне не двадцать лет, чтобы кидаться с головой в омут и начинать жизнь сначала. По молодости это считают сумасбродством, а в мои лета — уже предательством. И лимит на него я уже исчерпала. Вы же вольны придумать для вашего режиссера любой повод для моего отказа. Кстати, скажите, что я ложусь на операцию, и это будет правдой.

—    И что, сложная операция? — посерьезнев, спросил Георгий Иванович.

—    Во всяком случае, месяц-полтора все это npoдлится. Ведь вас такая задержка не устроит?

—    Вот со сроками у нас действительно напряженно.

—    А у меня в жизни почти на каждом шагу остросюжетное кино, и в нем сплошные главные роли. Не обижайтесь, Георгий Иванович!

—    Я могу вам иногда звонить?

Она помедлила и кивнула. На мгновение ей стало жалко себя, комок подкатил к горлу, она схватила папки, стала запихивать их в книжный шкаф, на прежнее место.

Марта прилетела в Пермь первого мая на второй премьерный спектакль «Чайки». Самолет задержался с вылетом, и она примчалась в театр прямо из аэропорта. О своем появлении мужа предупреждать не стала — хотела сделать ему сюрприз.

Солидные мужчины в темно-синих костюмах, расхаживая в фойе, с восхищением оборачивались на ослепительно красивую блондинку, а их растолстевшие жены с нескрываемой завистью оглядывали ее немыслимо короткую прическу и дорогое, сшитое на заказ знаменитым московским кутюрье блестящее черное платье, напоминающее европейскую моду начала тридцатых. Марта достигла, чего хотела, — на нее глазели, о ней судачили.

Спектакль прошел «на ура», публика кричала «Браво!», выносили цветы на поклонах, наконец вызвали режиссера, и Виталик вышел на сцену. Со счастливой улыбкой он смотрел на кого-то позади Марты. Она повернула голову и увидела незнакомку, восторженно аплодирующую высоко поднятыми руками. Ей не было и тридцати. Невысокая, хрупкая, яркая брюнетка. Естественно. Очередную жену выбирают как противоположность предыдущей.

Виталик провел сияющим взором по рядам, скользнул глазами по Марте, и вдруг его словно что-то царапнуло. Он вернулся взглядом к ней, всмотрелся и окаменел. Так бывает, когда через две недели после похорон видишь умершего ядовитого соседа. Хочется вскрикнуть: этого не может быть, но вот он, сидит, моргает и презрительно поджимает губы.

Виталик, не дожидаясь закрытия занавеса, нырнул за кулисы, точно хотел сбежать, и больше зрителям не показывался. Видимо, надо было что-то срочно менять в заранее составленном на этот вечер плане, подумала огорченная Марта.

Однако Виталик встретил ее тепло и, осыпав упреками («Почему не позвонила? Я бы мог встретить!») и комплиментами («Ты подстриглась! И новое платье! И вообще чудесно выглядишь!»), провел Марту за кулисы и познакомил с актерами. Он весьма успешно осваивал роль мужа, ибо через полчаса ущипнул ее за зад и страстно прошептал: «Ты неотразима, народ в отпаде! Я хочу тебя!»

На банкете присутствовала и брюнетка, Виталик представил ее как музыкального оформителя спектакля. Она сидела напротив московской гостьи с кислым лицом: девочка явно проигрывала Марте и статью, и красотой, и нарядом, и умом.

—    Так что ты решил? Остаешься? — тихо спросила Марта, когда банкет подходил к концу.

Она была готова к любому ответу; но Виталик, сжимая ей под столом руку, словно стараясь ее соблазнить, шепнул в ответ:

—    Нет. Мне дают постановку в Москве! Вчера на премьере был один столичный главреж, я его приглашал, ему понравился спектакль, и он меня позвал к себе. А тут я закисну. — Виталик сиял. — Хорошо, что ты приехала! И надо сказать, чертовски помолодела! Одиночество тебе идет на пользу.

Шел второй час ночи, все, изрядно выпив, шумели не уставая хвалить актеров, режиссера, директора театра и начальство города. Земская уже злилась, пытаясь вытащить Виталика, но он никак не мог оторваться от стола, и главбухша с тоской подумала, что мужской кобелизм ничем не вытравишь, он заставляет мужиков цепляться за бабьи юбки и напиваться вдрызг. Но Марта не позволила себе развить эту мысль, решив, что это все-таки лучше трезвого занудства и бесполой верности. Судьба привела ее сюда, так что нечего нос воротить. Надо принимать все, как есть, и поменьше брюзжать. Она красива, не бедна, она счастлива, наконец. И Бог ее милует, уберегает от напастей. И так будет всегда.


Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  •   17
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11