Путешествие двадцать третье [Станислав Лем] (fb2) читать постранично, страница - 2

самым положил конец неприятному инциденту, но ничего не вышло, поскольку каждый из них упрямо твердил, что именно он настоящий, подлинный Термофелес. Дело попало в суд и пошло бродить по разным инстанциям. Приговор высшей инстанции был вынесен уже после моего отлета, и я не могу сказать, чем все кончилось[Как мы узнали, суд решил распылить обоих женихов, а потом воспроизвести только одного — воистину соломоново решение. (примечание редакции).].

Бжуты настойчиво уговаривали меня, чтобы я воспользовался их методом отдыха и путешествий, уверяя, что ошибки, подобные описанной. — огромная редкость и что сам процесс не содержит в себе ничего загадочного или сверхъестественного, поскольку, как хорошо известно, живые организмы построены из той же самой материи, что и все окружающие нас предметы, планеты и звезды; разница состоит только во взаимном расположении и соединении частиц. Все их аргументы я прекрасно понимал, но, несмотря на это, оставался глух к уговорам.

Однажды вечером со мной произошло необычное приключение. Я пришел к знакомому бжуту, забыв предупредить его о своем визите по телефону. В комнате, куда я вошел, никого не было. Разыскивая хозяина, я поочередно открывал разные двери (в невиданной, но обычной для жилищ бжутов тесноте), наконец, приоткрыв дверцу еще меньшую, чем все остальные, я увидел как бы внутренность небольшого холодильника, совершенно пустого, за исключением полки, на которой стояла маленькая кассета, наполненная сероватым порошком. Я машинально взял горсть порошка и, вздрогнув от стука открывавшейся двери, просыпал его на пол.

— Что ты делаешь, уважаемый чужестранец! — крикнул сын хозяина, ибо это он вошел в комнату. — Ведь ты рассыпаешь моего папу!

Услышав эти слова, я испугался и очень огорчился, но малыш воскликнул:

— Ничего, ничего, не волнуйся!

Он выбежал во двор в через несколько минут вернулся, неся большой кусок угля, пакет сахара, щепотку серы, маленький гвоздик и пригоршню песка; все это он бросил в кассету, закрыл дверцу и нажал на кнопку выключателя. Я услышал что-то вроде глухого вздоха или причмокивания, дверца отворилась, и мой знакомый бжут появился в ней, здоровый и невредимый, смеясь при виде моего замешательства. Позднее, во время беседы, я поинтересовался, не причинил ли я ему какого-нибудь вреда, рассыпав часть вещества его тела, и спросил, каким образом его сын сумел так просто исправить мою неловкость.

— Ах, это пустяки, — сказал он. — Ты мне нисколько не повредил, не о чем говорить! Ведь ты, наверное, знаешь, милый чужестранец, результаты физиологических исследований: они показали, что все атомы нашего тела непрестанно заменяются новыми; одни связи распадаются, другие образуются; убыль пополняется с потреблением пищи и напитков, а также благодаря процессу дыхания; все это вместе взятое называется обменом веществ. Таким образом, атомы, которые составляли твое тело год назад, давно уже его покинули и бродят где-то далеко; неизменной остается только общая структура организма, взаимное расположение материальных частиц. В способе, которым мой сын пополнил запасы материи, необходимые для моего воссоздания, нет ничего необычного, ведь наши тела состоят из углерода, серы, водорода, кислорода, азота и щепотки железа, а вещества, которые он принес, содержат именно эти элементы. Прошу тебя войти в аппарат, и ты сам убедишься, какая это невинная процедура…

Я отклонил предложение моего любезного хозяина и еще некоторое время сомневался, стоит ли им воспользоваться, но в конце концов после долгой внутренней борьбы принял смелое решение. В рентгеновском кабинете мне сделали просвечивание, составили мою атомограмму, затем я отправился к своему знакомому. Залезть в аппарат оказалось не так-то просто, комплекция у меня весьма солидная, так что благожелательный хозяин вынужден был мне помочь; дверцу удалось закрыть только при помощи всей семьи. Замок щелкнул, и стало темно.

Того, что было дальше, я не помню. Я почувствовал только, что мне очень неудобно и что край полки уперся мне в ухо, но прежде чем я успел пошевелиться, дверца отворилась, и я выбрался из аппарата. Я сразу же спросил, почему отменен эксперимент, но хозяин с доброй улыбкой сообщил мне, что я ошибаюсь. Взглянув на стенные часы, я убедился, что действительно пробыл внутри аппарата двенадцать часов, совершенно без сознания. Единственное мелкое неудобство заключалось в том, что мои карманные часы показывали то же время, что и в тот момент, когда я входил в аппарат: будучи, как и я, распылены на атомы, они, естественно, не могли ходить.

Бжуты, с которыми меня связывали тесные узы взаимной симпатии, рассказывали мне и о других способах использования аппарата. У них существует такой; обычай: выдающиеся ученые, если их волнует проблема, которой они не могут решить, проводят внутри аппарата десятки лет, потом воскрешенные выходят на свет, интересуются, разрешена ли уже эта проблема, если же этого не случилось, они снова