КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706123 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272721
Пользователей - 124653

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Путь Сашки [СИ] [Альберт Васильевич Максимов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

В этом мире есть только два пути: или тебя будет ломать более сильный, или ты будешь ломать того, кто тебя слабее. Но если оба пути тебе неприемлемы? И тогда ты выбираешь третий, свой собственный путь. Но можно ли выжить, выбрав его? Куда приведет в этом жестоком мире твой путь, ПУТЬ САШКИ?

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава 1 1000 год эры Лоэрна

Было холодно. Даже очень холодно. Сырой лес без листьев и кучки снега с немного подтаявшими заледенелыми корочками, лежащие под деревьями, говорили о весне, вступавшей в свои права. Март, начало апреля, где-то так, но там, в старом мире стояло в разгаре лето, хотя оно и не жаловало жаркими днями. По вечерам в том мире было даже прохладно, но здесь — холодно. Хорошо еще, что Сашка надел джинсовую куртку, сейчас она очень даже помогала. И повезло с кроссовками, в ботинках он давно бы промочил ноги, а значит, быстро заболел. В чужом холодном лесу и больному? Нет, это было бы совсем плохо. Хотя сейчас и так хуже некуда. То, что он каким-то образом попал в какой-то чужой мир, Сашка понял довольно быстро. Да и как не понять? Идешь, идешь, вечер, летняя погода, трава зеленеет, деревья тоже все в зелени, птички себе поют и вдруг холодный лес с голыми деревьями. Там был вечер, а здесь уже наступало утро. Сашка читал книжки про такие вот перемещения. Фантастика, конечно, хоть и интересная, но теперь это стало явью и он в ней главный герой.

Герой, штаны с дырой, невесело подумал Сашка. Это там, в книжках, главные герои, попадавшие в чужой мир, были крутыми десантниками, в рукопашную убивавшие полчища врагов, в одночасье добивались рук принцесс и становились герцогами или даже королями. А он? Ни драться, ни стрелять из лука и арбалета, ни скакать на лошади — ничего не умеет, ничего не знает. И в своем классе он сильным не считался. Так, середнячок. Тем более ему всего-то тринадцать лет. Ну, в компьютерах разбирается, а где здесь компьютеры? Сашка почему-то посчитал, что он попал в какое-нибудь средневековье, ведь в тех книжках, герои обязательно попадали в такие отсталые времена.

Хорошо тем героям было. Костер могут разжечь, дичь подстрелить, а он? Есть, кстати, уже давно хотелось. Покричать что ли? А если здесь, в этом мире людоеды водятся? Нет, конечно, все это глупо, но не глупее его теперешнего положения. Другой мир? Наверное. Погода — не конец июня, а начало весны, не вечер, а раннее утро, да и лес какой-то странный. У нас лес другой, это Сашка знал, он хоть и редко, но за грибами все-таки ходил.

Куда идти? Нужно выбрать одно направление, рано или поздно оно куда-нибудь да приведет. Мох должен расти на деревьях с северной стороны, это Сашка знал. Тогда лучше идти на юг, местность на юге должна быть более населенной. А где мох-то? Либо нет, либо он со всех сторон дерева. Вот, называется, сориентировался на местности. Там, где начался его путь, был подлесок, а сейчас пошли взрослые деревья. Интересно, здесь водятся змеи? Если укусит, ранку надо промыть и прижечь. Только чем жечь? Зажигалки-то нет. Курить он, конечно, пробовал, но что-то не понравилось. Зато сейчас зажигалка очень даже помогла.

А что это за вой? Неужели, волки? Сашку сразу пробрал озноб. Волки зимой и весной всегда голодные. Хотя, какая разница? Если летом на них нарваться, тоже ведь сожрут.

А вой стал приближаться, Сашка запаниковал. Бежать? Все равно нагонят. Значит, надо забраться на дерево. Ну, по деревьям он лазить умеет. Только нижние ветви здесь везде выше его роста. Что же он такой маленький? Вот дерево попалось: раздваивается у земли, по стволу можно дотянуться до той ветви, а дальше уже легче. Успел. Точно, волки. Большие, с грязной серой шерстью и злые. Значит, голодные. Буду сидеть на дереве. А если ненароком упаду? Тогда надо привязаться, хорошо, что еще ремень в джинсах есть. Хоть и не кожаный, из заменителя, но крепкий. Интересно, сколько они здесь проторчат? Не будут же они сидеть вечно, им есть надо. Мне, кстати, тоже. Сколько человек может прожить без еды? Одну, две недели? Впрочем, это-то и неважно, главное — вода. Без нее всего несколько дней. Пить, кстати, уже хочется. А волки сколько могут без еды и воды? Ну, у них хоть снег есть. Можно снегом жажду утолить. Им то что? Горло не заболит.

Сколько интересно он уже сидит на дереве? Часа два, а тело уже всё заныло. И холодно как-то без движения. А ночью здесь вообще заморозки будут. Как вытерпеть ночь, если волки не уйдут, а они, видать, собрались ждать долго?

Выглянувшее из-за туч и кромки ветвей деревьев солнце было по-весеннему теплым, и Сашка даже немного согрелся. Согрелся и заснул — в его мире должна быть глубокая ночь, организм требовал привычного по расписанию сна. Когда он проснулся, солнце близилось к закату, а волки по-прежнему располагались вокруг его дерева. Тело все ломило, ужасно хотелось есть и особенно пить.

Ночь не принесла облегчения, наоборот, Сашка весь закоченел, сознание резко притупилось. Даже волки уже не казались такими страшными. Руки и ноги затекли и окоченели. Под утро Сашка стал все больше и больше впадать в забытье. Он уже ничего не понимал, и ему давно всё стало безразлично. В голове почему-то мелькала одна картина: он идет в одежде по раскаленному пляжу, жарко, впереди палатка с колой. Горячей, очень горячей. Кола горячая, хотя она должна быть холодной, но здесь горячая. И он пьет и пьет горячую колу. А потом почему-то плывет на лодке по теплому морю, лодка качается, ему хорошо и приятно. Даже становится жарко. И Сашка очнулся.

Где же волки? Почему он лежит на кровати? Он дома? Нет, все вокруг незнакомое, чужое. Голова женщины склоняется над ним, Женщина что-то говорит, но Сашка не понимает, ничего не понимает? Он за границей?

— Eti warna too? Estem li gvard?

— Нет. Ноу спик. Нем тудем. — Сашка перебрал несколько ответов.

— Res tarm?

— Нет…

Рядом появляется стриженая голова черноволосого мальчишки. Он смотрит с интересом и любопытством.

— Eti rista?

— Нет. Не понимаю. — Значит, не дома. В чужом мире. И волки не приснились. Его спасли эти люди?

Сашка болел две недели — ангина, наверное. И сильный кашель. Лечили его какими-то травами, таблеток не было. И уколов тоже. Уколов здесь и быть не могло, действительно, он попал куда-то в средневековье. Это было видно по домотканой одежде, по удивленным взглядам Овика — того мальчишки, до сих пор бросаемых на его кроссовки. Отец Овика был охотником, он и спас Сашку. Это ему рассказал Овик, когда Сашка стал немного понимать их язык. Верес, так звали отца Овика, застрелил трех волков из лука, а остальных двух убил чем-то вроде рогатины. А шестого убил Овик. Из арбалета. Он с гордостью показывал шкуру убитого им волка. Действительно, большущий зверь.

Отношение к Сашке было хорошим, но странным. Вначале он этого не понимал, а потом выяснил, что причиной всему его волосы. Нет, не цвет их. Охотник и его семья были черноволосыми, а у Сашки волосы светлые. Вся причина в их длине. Оказывается, длинные волосы в этом мире носят рабы, а свободные подстригаются коротко, чаще бреют голову под ноль. Они и ему потом предложили, но Сашка пока отказался — не любит он так стричься, хотя у них в классе некоторые мальчишки стригутся только наголо. А то, что здесь рабы носят длинные волосы — он-то ведь не раб. Может, ему хочется носить длинные волосы. Рабов здесь еще клеймят, а на нем клейма нет. Ни на лбу, ни на спине. Это так ему объяснил Овик. Поэтому и предложил подстричься, как у них принято.

Сашка уже давно поправился, мясо в доме охотника не переводилось. Есть лес, значит, есть звери, на которых можно охотиться. Других охотников поблизости нет. И не только охотников, никто здесь не живет. Потому что опасно — на севере живут какие-то разбойники. По крайней мере, Сашка так понял слова Овика. Он их орками называл. Слово, кстати, знакомое, где-то он его слышал.

А еще Овик расспрашивал Сашку, как он оказался в том месте, где он попал в этот мир. Оказывается, охотник прошелся по Сашкиным следам и нашел то место. Рядом с ним была дорога, но Сашка пошел в другую сторону и углубился в лес. А пошел бы на север, то тут же вышел на дорогу. Но тогда не встретился с отцом Овика. И что бы он делал один на дороге? А причиной любопытства Овика было то, что две недели назад на том месте, где появился Сашка, нашли труп жреца.

— А что за жрец? — спросил Сашка, но Овик почему-то не стал отвечать.

Жизнь тем временем стала налаживаться. Скучно, конечно. Ни компьютера, ни телевизора, ни книжек. И так однообразно прожить всю жизнь? Очень этого не хотелось. Придумать бы что-нибудь поинтересней. У героев, попадавших в другие времена, всегда с первых же страниц происходили какие-то приключения. А здесь — скукота. Ну, вот, и накаркал.

В тот день охотник почему-то был встревожен. Прислушивался к лесному шуму, хмурил брови, затем стал готовить оружие. Каким-то чувством Верес ощутил опасность — охотничий инстинкт что ли помог, но к нападению он оказался готов. На опушке леса появилось несколько человек, ведших коней в поводу, а рядом с ними выскочило несколько десятков мерзких существ со свинячьими мордами. Звери, но двуногие, кто с мечом, кто с палицей, а кто и с копьем.

— Орки, — сказал Овик, взводя свой арбалет.

Орки? Да, были такие уроды в книжках. Но они же людей едят? Сашка растерялся и почувствовал, как страх поднимается от ног по всему телу. Захотелось забиться в угол, закрыть глаза и не думать ни о чем. Это, наверное, дурной сон. Ну, нельзя же так.

Орки тем временем, вероятно, бросились в атаку, раздались визжащие голоса, а Верес стал стрелять из лука прямо через оконце избушки, посылая стрелу за стрелой. Овик тоже встал у окна и стрелял из своего арбалета, но не так быстро — он успел послать только два болта и наложил третий, когда послышались громкие удары в дверь — враги начали ее ломать. Верес отбросил ставший ненужным лук и выхватил меч.

Ломали недолго, дверь быстро рухнула, и в избу ворвались орки. Первый из них, громадный орк с внушительной палицей в лапах, упал с болтом во лбу, это выстрелил Овик. Следующие двое были помельче и с мечами. Одного сразу же пронзил Верес, но второй оказался ловчее и попал охотнику прямо в живот. Мать Овика громко закричала и вылила ушат кипящей воды на убийцу мужа. Орк дико заверещал, а четвертый влетевший в избу орк коротким копьем пригвоздил женщину к стене избы. Но тут же упал от арбалетного болта. Пятый орк взмахнул палицей и выбил арбалет из рук Овика. Что было дальше, Сашка плохо помнил. Он пытался забраться под кровать, его тащили за ноги, он кричал, плакал, вырывался.

Очнулся он на земле рядом с охотничьей избушкой. Руки были связаны за спиной. Рядом такой же связанный сидел Овик. Пахло навозом, дымом от костра и жареным мясом. Вокруг нескольких костров сновали орки, они что-то жарили, на некоторых кострах коптились туши мяса, рядом лежало еще несколько разделанных туш. Да это же убитые орки! Они что, поедают своих же? И людей, кстати, тоже, вспомнил Сашка прочитанные книжки. Неужели его съедят? От таких мыслей Сашка вновь впал в забытье. И это было хорошо, тем самым он пропустил сцену обеденного пиршества орков.

Очнулся он уже под вечер — было холодно, его куртка осталась в избе, костры, конечно, давали тепло, но согревали только одну сторону тела. Хорошо еще, что кроссовки остались. Овик с большим синяком на скуле сидел рядом. Каково ему, на его глазах убили мать и отца. Но он молодец, убил четырех орков. Даже мать Овика убила одного, а он, Сашка? Ему было стыдно вспоминать свою слабость. Трус, забился под кровать. Но ведь у него же не было арбалета. А причем здесь арбалет? Взял бы копье Вереса. Много бы им намахал? Ничего ты не умеешь. Но мог взять лук. Неважно, что он тугой. Полностью натянуть сил, конечно, не хватило, но немного смог бы. Орки же голые. Пусть не убил бы, а только ранил. А если в голову попасть, то и убить можно. Если в глаз целить. А ты сможешь попасть в глаз? В голову бы даже не попал. Вон как руки от страха дрожали. Трус ты все-таки, Сашка. Не то, что Овик. Он ведь, наверное, меня презирает, разговаривать теперь не захочет.

Ночь прошла для Сашки тяжело, попробуй поспи со связанными за спиной руками. И вонь была нестерпимой — рядом с костром устроилось на ночлег несколько орков, распространявших омерзительные запахи. То там, то здесь раздавались орочьи крики, спящие орки громко сопели, время от времени громко пуская газы. Вскоре после того, как рассвело, стал пробуждаться и лагерь орков. Некоторые обгладывали оставшиеся от вчерашнего пиршества кости, другие что-то жарили на кострах и все они гадили. Санитарией тут, конечно, не пахло. А пахло свежим дерьмом, орки не утруждали далеко уходить от костров. Зрелище, конечно, было мерзким и Сашку постоянно подташнивало.

Где-то через час после пробуждения лагеря из охотничьей избушки стали выходить и люди. Сашка их насчитал шесть человек. В доспехах и остроконечных шлемах, с мечами на поясе они были серьезными воинами. Время от времени люди отдавали приказы на каком-то непонятном для Сашки языке и орки их слушались. Сашка запомнил одну сцену: воин что-то сказал орку, тот не спеша повернулся, нагнулся за лежащим рядом куском мяса и воин неожиданно сильно пнул орка. Тот заверещал и побежал вглубь лагеря. Находящиеся рядом орки громко загоготали, смеясь над своим незадачливым собратом.

Мало-помалу лагерь, придя в движение, стал собираться в путь. Очень хотелось пить, губы покрылись сухой корочкой, да и тошнота не прошла. Когда рядом с пленниками остановился один из воинов и стал внимательно их рассматривать, Сашка решился и попросил:

— Можно мне попить? Пожалуйста.

Воин посмотрел на Сашку и что-то приказал проходящему мимо орку. Тот схватил один из котелков и пошел к опушке леса. Сашка видел, как орочьи лапы сгребали в котелок остатки лежащего там снега. Вернувшись обратно, орк сунул котелок в костер и, дождавшись, когда снег растаял, сунул котелок Сашке. Вода в котелке была грязной и мутной. И еще перед Сашкиными глазами были орочьи лапы, грязные и мерзкие. А он ими снег кидал в котелок.

Как очень не хотелось пить, Сашка отказался, покачав головой. Стоявший рядом воин хмуро усмехнулся.

— Что, раб, здесь твой хозяин тебя поил другим? Ничего, привыкай, скоро у тебя будет новый хозяин.

— Я не раб, — ответил чуть слышно Сашка. — Воин либо не расслышал Сашкиных слов, либо не обратил на них внимание.

— Ну, а ты, — воин обратился к Овику, — хочешь пить?

Овик ненавидящим взглядом посмотрел на воина и покачал головой.

— Ты тоже привыкай. Теперь остаток дней проведешь рабом.

Овик плюнул воину под ноги, тот зло ощерился, рука потянулась к мечу, но он сдержался и громко расхохотался.

— Нет, я не буду портить товар. Когда мы тебя отвезем на рынок, я попрошу торговца продать тебя хаммийцу и ты, долго, лежа по ночам на его ложе, будешь меня вспоминать, — и снова громко рассмеялся.

Когда воин повернулся и ушел, Сашка обратился к Овику с вопросом:

— Кто такой хаммиец? — Но тут же закусил губу, он вспомнил, что Овик, наверное, его презирает за вчерашнее и не будет с ним говорить.

К его облегчению, сын охотника ответил:

— Хаммийцы живут на юге, сюда приезжают богатые торговцы, привозят всякие заморские вещи, а здесь покупают рабов. Очень любят мальчиков и девочек.

Сашка понял, про что говорил Овик. Неужели его тоже продадут этим хаммийцам?.. Сашка подумал, что нужно еще что-нибудь сказать Овику, посочувствовать что ли гибели его родителей, но не смог, все казалось каким-то мелочным, неправильным. Но долго размышлять ему не дали. Подошло несколько воинов и стали развязывать мальчишкам руки. Как же они затекли! Руки онемели, но не настолько, чтобы совсем их не чувствовать. Но долго разминать их пленникам не дали, снова связав, но уже спереди. Двое воинов вскочили в седла, один из оставшихся на земле воинов поочередно передал мальчишек всадникам. Сашка попал к тому воину, в сторону которого плюнул Овик. Воин схватил Сашку сзади за ремень, вдетый в джинсы, и поместил его перед собой на спине лошади, положив животом вниз. Теперь Сашка свисал лицом. Было очень неудобно. Лошадь тронулась, а вместе с ней тронулся и Сашка… в рабство.

Поездка длилась два дня, все это время он лежал на животе и смотрел лошади под ноги. Дорога была грунтовая и пустынная. Только к концу второго дня стали попадаться люди, но Сашка настолько измучился, что просто тупо смотрел на землю или впадал в забытье. Некоторое облегчение было на привалах, их с Овиком поили и даже кидали куски мяса. Сашка думал, что Овик откажется брать еду из рук убийц родителей, но тот брал и ел, хотя по-прежнему смотрел с ненавистью на врагов. На лошади холод почти не чувствовался, зато ночью Сашка замерзал. Овик, одетый тоже не лучшим образом, мерз не меньше Сашки. Ночью они старались прижаться спинами друг к другу, один бок грелся у костра, а другой застывал. Тогда мальчишки менялись позициями. Но разве так поспишь?

К вечеру второго дня всадники въехали в городские ворота, а еще четверть часа спустя заехали в какой-то двор. Переговорив с человеком — кто он? — привратник или приказчик? — мальчишек сгрузили и занесли в сарай, заперев за собой дверь. Было холодно, зато на земле было вдоволь соломы, дурно пахнущей, но разве от мальчишек не пахло лошадиным потом, дымом костра? Пленники подгребли на середину сарая побольше соломы и постарались в нее зарыться поглубже. Сон пришел быстро.

Утро они, конечно, проспали. Солнце стояло уже высоко, когда отворилась дверь сарая, и вошедший человек с коротким мечом на поясе и плетью в руках приказал им выйти наружу. Несмотря на светившее солнце, было сыро и зябко — весна еще только набирала силы. Перед воротами сарая стоял высокий и грузный человек в богатой одежде. Среди стоящих за ним людей Сашка заметил двух воинов, привезших их сюда. Человек, а это, скорее всего, был работорговец, презрительно посмотрел на мальчишек и приказал надсмотрщику отвести их обратно, а сам повернулся к двум воинам.

— Они столько не стоят, — услышал Сашка слова работорговца, прежде чем за ними заперли дверь.

— Нас продадут ему? — спросил он у Овика?

— Наверное. Но он только посредник. Выставят на торги, тогда продадут окончательно.

— А когда будут торги?

— Я не знаю, я же в городе мало бывал, отец редко сюда ездил. А на рабский рынок мы даже не заезжали. Нам в лесу рабы были не нужны.

— А что делают с рабами?

— Не понял тебя.

— Ну, я хотел сказать, что с нами будет, когда нас купят?

— Смотря кто купит. Могут купить на рудники. Там долго не проживешь. Месяц, другой, может больше.

— Но мы же еще маленькие, там сила нужна.

— Так не саму руду долбить, а корзины наполнять и оттаскивать их наверх.

— А они тяжелые, эти корзины?

— Не знаю. Наверно тяжелые. Ты попробуй накидать камней и земли в корзину. Тяжело?

— Да, — Сашка поежился. — Мне, наверное, их не поднять.

— Поднимешь. Там, говорят, еще меньше нас мальчишки работают. Поднимают, значит. У рудокопов век недолог. Несколько месяцев, и набирают новых.

— А старых куда?

— Умирают. Говорят, кровь горлом идет и раб умирает.

— А еще куда продают?

— Мест много. Могут продать мельнику или слугой в дом. Это лучше всего, если слугой. Некоторых слуг ценят, хорошо одевают. Их легко отличить по волосам. У всех рабов волосы длинные, а у этих короткие, только с выбритой полоской посередине. Такие приказчиками работают, служками у сыновей богачей. А могут продать хаммийцам. Это тоже плохо. Рабы у них на полях работают. Солнце жаркое-жаркое и работа с рассвета до заката. Можно попасть и в дом к хаммийцу. Это хуже всего.

— Почему?

— Обрежут тебе снизу все лишнее.

— Как… зачем…

— А чтобы ты на их жен не заглядывал.

За разговорами прошло какое-то время, двери сарая распахнулись и мальчишек снова выгнали во двор. Тех двух воинов уже не было, зато появился раб-старик, державший в руках две лепешки и две глубокие миски с водой.

Надсмотрщик развязал мальчишкам руки. Веревки за два дня стерли запястья до крови.

— Ты, с короткими волосами, подойди ко мне, — обратился работорговец к Овику. — Раб, встань на колени и поцелуй ногу своему господину.

Овик дернул головой и остался на месте. Работорговец усмехнулся. Затем кивнул головой надсмотрщику, который толкнул Овика в спину, свистнула плеть, Овик закричал.

— Сильнее, — приказал работорговец. Сашка оцепенел. Звонкий свист плети, крики Овика, затем все прекратилось. Овик лежал на земле, рубашка на спине превратилась в лоскутья, через которые проступала кровь.

Работорговец кивнул старику, тот подошел и вылил половину чашки с водой на голову Овика, тот зашевелился, поднял голову.

— Теперь давай целуй, — приказал работорговец.

Овик только покачал головой.

— В сарай его.

Надсмотрщик схватил Овика за ворот рубашки, раздался ее треск, но ткань все-таки выдержала. Овика оттащили в сарай.

— Теперь ты, — внимание работорговца переключилось на Сашку. — Ты из рабов, ломать тебя не придется.

Сашка смотрел на ногу работорговца. Неужели он встанет на колени и ее поцелует? Все существо Сашки было против, но липкий страх закрадывался все глубже и глубже.

— Ну! — повторил работорговец.

— Помоги ему, — сказал он надсмотрщику, и сильная боль вонзилась в Сашкину спину. Он громко закричал.

— Еще, — приказал работорговец.

Второй удар взорвался страшной болью по всему телу, Сашка завопил и неожиданно для себя упал на колени и стал лихорадочно целовать ногу работорговца, с ужасом ожидая услышать новый свист плети.

— Этому дай лепешку и половину воды, — услышал он голос работорговца.

После этого сильные пальцы впились в Сашкину рубашку, он почувствовал, как его потащили по земле, бросили в сарай. Дверь закрылась, послышался звук запираемого запора.

Сашка плакал. Долго и горько. Ему было стыдно за свой поступок, за страх, за боль в спине, за неудачную жизнь. За все.

Затем поднял голову и увидел спину Овика. Сквозь порванную рубашку проступала кровь. Надо бы перевязать, подумал Сашка. Но чем? И руки грязные, инфекцию занесу. Вода! Мне же должны оставить воду. Сашка огляделся и у стены на земле увидел лежащую лепешку и миску до половины наполненную водой. Сразу страшно захотелось пить. Он зачарованно смотрел на воду, облизывая сухим языком губы. Встал с соломы, спину сразу же пронзила боль. Поднял миску и поднес ее к губам Овика. Стараясь не пролить драгоценные капли, Сашка напоил друга. Воды на дне миски осталось совсем чуть-чуть. Посмотрел на спину Овика, вздохнул и выпил остатки воды, которой хватило всего на два глотка.

Все равно промыть израненную спину воды не хватило бы. Но вот рубашку снять с него надо, иначе кровь запечется, и куски рубашки прилипнут к ране. Холодно, конечно, но разве лохмотья смогут защитить от ночного холода? А ночью нужно надеть рубашку на Овика, только на спину ее переднюю часть, она целая — чтобы грязная солома не набилась в раны.

Сашка снял с друга рубашку, увидел спину Овика, покрывшуюся кровоточащими разбухшими рубцами. Потом стал дуть на раны, стараясь облегчить боль и остановить кровь. А слезы текли и текли из его глаз.

На следующее утро в открывшуюся дверь протиснулся вчерашний старик-раб. Он принес две лепешки и две чашки с водой. Одна была полной, другая наполнена до половины.

— Тебе полная, — произнес старик, забрав вчерашнюю пустую миску. Дверь сарая закрылась.

— Х… тебе, а не полная, — зло процедил Сашка, и понес полную чашку Овику. После полудня другу стало лучше, он даже смог с помощью Сашки привстать и сесть.

— Ты знаешь, а я не выдержал. Мне дали всего два раза плетью и я бросился целовать его ноги, — Сашке было мучительно стыдно признаваться, но разве это можно скрывать? Это было бы нечестно.

— Спасибо тебе, — Сашка совсем не ожидал таких слов, он думал, что Овик будет его презирать за ту слабость. К тому же и при нападении орков Сашка трусливо себя повел.

— Но ведь я же сломался, струсил…

— Мало кто выдерживает рабские бараки. Ты думаешь, я не сломаюсь? Если долго будут бить, то и меня заставят.

— Тебя?!..

— Я не хочу быть рабом. Если удастся, то сбегу.

— А если поймают?

— Посадят на кол или иное придумают. Но у нас больше на кол сажают. Страшно, конечно, но долго не мучаются. Вот хаммийцы, те мастера на выдумки. Говорят, что люди долго, по несколько седьмиц могут умирать. Корчатся, а сознание не теряют.

— А отсюда можно сбежать?

— Нет, — Овик покачал головой. — Забор высокий, собаки, охранники ночью дежурят. Сбежишь со двора, погоня будет, горожане будут помогать. За поимку сбежавшего раба награда от его хозяина и от герцога еще послабление в налогах.

— А что за герцог?

— Каждой провинцией управляют герцоги, они подчиняются королю. Но это только на словах. У короля власть только над своим доменом. Да и домен будет поменьше, чем владения Черного Герцога.

— А это кто такой?

— Я плохо знаю, отец про него почему-то не рассказывал. Сразу замыкался, когда речь о нем заходила. Очень жестокий. И с орками дело имеет.

— А у людей какие отношения с орками?

— Орки — нечисть. Жрут людей, собак, ворон и самих орков. Есть еще орки-храмовники. Они живут при храмах бога Паа и бога Ивхе. Слугами у жрецов. За это те разрешают им поедать остатки жертв.

— А там жертвы приносят? Что за жертвы?

— Люди. Провинции поставляют рабов в храмы для жертвоприношений. Стараются отдать старых и больных. Тех же рабов-рудокопов, которые обессилили. В храме Паа жертвам перерезают горло каменным ножом, а в храме Ивхе сжигают на каком-то большом приспособлении. Жрецы сами с пленными не связываются, тех же надо доставить к храму, кормить до дня жертвоприношения. Этим и занимаются их слуги, орки-храмовники. Остатки жертв идут оркам на корм.

— А те орки, что на нас напали — храмовники?

— Нет, это дикие орки. Они живут на севере, когда голодно идут на юг. Но это редко бывают. Небольшой рыцарский отряд легко разобьет орочье войско. Поэтому они остерегаются переходить северный тракт. Мы жили южнее его, но даже там люди боялись селиться.

— А люди, что были с орками, они кто?

Овик пожал плечами.

— Для разбойников они слишком хорошо вооружены, да и заставить диких орков подчиниться трудно, почти невозможно, а они подчинялись, такое редко встречается. Говорят, что Черный Герцог может их заставить. Но откуда здесь люди Черного Герцога? Его владения далеко отсюда и на севере соприкасаются с орочьими землями. Знать бы, кто эти гады, — Овик сжал кулаки.

Так в разговорах прошел целый день. Вечером старик-раб принес традиционные лепешки и снова одну полную миску воды для Сашки и половину для Овика. Сашка снова хотел отдать полную миску Овику, хотя его сильно мучила жажда, но Овик отказался. В итоге друзья поделились водой поровну.

Новый день начался не так как предыдущие. С самого утра во дворе царило оживление. Сегодня, наверное, будет базарный день, решили друзья. Дверь в их сарай распахнулась раньше обычного, и надсмотрщик выгнал мальчишек во двор. Здесь их ждал работорговец. В этот раз он начал с Сашки. Ткнул в его сторону пальцем и показал кивком головы на чуть выставленную вперед ногу. Сашка снова оцепенел, возвращались его кошмары. Снова плеть? Ему не выдержать. За спиной Сашки послышался удар бича — стоявший сзади надсмотрщик щелкнул вхолостую. Сашкины губы задрожали, из глаз потекли слезы, он встал на колени и поцеловал хозяину ногу. Жгучий стыд и обида охватила всего его.

— Теперь ты, — обратился работорговец к Овику. Что происходило за его спиной, Сашка не видел. Снова щелкнул бич, но Овик не приближался.

— Свинья, — выругался работорговец. — Тебя действительно надо продать хаммийцам. В загон, обоих, — приказал работорговец.

Стоя в загоне, где должен происходить торг, Сашка, сгорая от стыда, боялся повернуть голову к Овику. Он снова облажался, а вот тот не струсил, как Сашка. Ну почему он такой слабак? Теперь всю жизнь будет целовать хозяевам ноги? Ради лепешки. Рабская душонка!

Тем временем загон наполнялся пригоняемыми на продажу рабами. Вот ударил металлический гонг, и торги живым товаром начались. Первые покупатели на мальчишек внимания не обращали, их интересовали взрослые и сильные мужчины, один купил нескольких женщин, а другой двух девочек.

— В красильную мастерскую, — сказал кто-то рядом с Сашкой, когда покупали мужчин.

— А меня куда? — вопрос бил молотом по его затылку, — меня куда?

Вот прошел толстый мужчина, остановился рядом с мальчишками, пощупал им мускулы, покачал головой и пошел дальше. Сашка облегченно вздохнул — толстяк ему определенно не понравился.

— А кому здесь интересно твое мнение? — задал сам себе вопрос Сашка. — Понравишься и купят.

Вот появились два покупателя, точнее один — высокий, богато одетый юноша лет шестнадцати-семнадцати в сопровождении мальчика, Сашкиного ровесника. Мальчик был красив, выбритая полоска на короткостриженой голове не портила его внешность. Домашний раб, вспомнил Сашка. К ним отношение хорошее. Это было заметно по виду мальчика. Тот был хорошо одет, на поясе у него висел кинжальчик в чеканных красивых ножнах. К домашним рабам относятся хорошо. Как к свободным. Кормят, одевают, те играют с детьми хозяина. Вот с этим юношей. Правда, бывает, что наиграются и продадут, а там их ждет уже обычное тяжелое рабство. Но такие случаи редки, сами, наверное, виноваты, стали наглеть, вот их и продали. Хорошо, если бы его купил этот парень.

Сашка представил себя в красивой одежде, с кинжальчиком на поясе и с надеждой посмотрел на приближающегося юношу. Вероятно, взгляд Сашки не остался не замеченным, юноша подошел к нему и оценивающе осмотрел. Сашкино сердце сильно забилось.

— Ну, купи же, купи меня! — стреляли слова в Сашкиной голове. — Купи меня! — мысленно взывал он.

Юноша внимательно посмотрел на молящие глаза Сашки, улыбнулся. Сашка застыл в ожидании, юноша повернулся, нашел глазами хозяина, тот быстро подошел, подобострастно улыбаясь.

— Эй, уважаемый, сколько стоит эта худая свинья? — и одновременно со словесным отрезвляющим и опустошающим душу плевком последовал плевок настоящий, прямо в лицо Сашки.

Дальше он уже ничего не слышал, ни как торговались, ни как покупатель ушел, так и не сойдясь в цене.

Новый покупатель подошел только лишь полчаса спустя. Хаммиец, как описывал их Овик.

— Рекомендую: крепкий сильный мальчик, — работорговец показывал пальцем на Орика, — очень выносливый. Пока еще упрямый, но уважаемый покупатель сможет его выдрессировать. В ваших краях хорошо умеют это делать.

— Не люблю упрямых. А вот этот, светленький, — хаммиец показывал на Сашку, — он тоже упрямый?

— Нет, что вы. Этот как раз очень послушный. В рабстве он уже давно, видите какие волосы длинные?

Смуглый и толстый хаммиец плотоядно оскалился, подошел к Сашке и стал его щупать. Сашке было очень противно, но он терпел. Но когда толстяк полез к Сашке в штаны, он его оттолкнул изо всей силы. Толстяк еле удержался на ногах, а Сашка встретил бешеный взгляд работорговца. И тут же Сашкина спина взорвалась от боли, потом еще и еще, и Сашка упал на землю в пыль.

Но бить больше не стали. Когда разгневанный покупатель ушел, работорговец злобно прошипел Сашке в лицо:

— Если тебя сегодня не продадут, завтра ты пожалеешь, что появился на свет.

Чем бы все закончилось и что ожидало Сашку, если бы его не купили, а к этому дело на торгах шло, осталось неизвестным. Где-то через час после этого перед загоном появились трое всадников. Работорговец с позеленевшим лицом подбежал к ним, те ему что-то говорили, а он все больше и больше мрачнел. Потом всадники отъехали в сторону, а торговец громко закричал, подзывая своих работников. Потом все они пошли вдоль загона, отбирая людей. Почему-то отбирали стариков и маленьких детей. В набранную группу включили и старика-раба, приносившего мальчишкам лепешки и хлеб. Группа перестала пополняться, а работорговец все ходил вдоль загона, всматриваясь в оставшихся рабов, и никак не мог решиться. Потом его взгляд в очередной раз остановился на Сашке и, ткнув в него пальцем, пошел дальше. На Овика он даже не посмотрел.

— Ха! — Овик неожиданно крякнул.

Хозяин резко обернулся и с бешенством посмотрел на мальчишку, глядевшего на работорговца без опаски, даже с вызовом. Торговец ощерился и с удовлетворением и потаенной злостью ткнул пальцем в сторону мальчишки, что-то гортанно сказав. Всё, больше никого не выбирали, видимо, Сашка и Овик были последними, которые вошли в число отобранных.

Мальчишек вытолкнули в собранную группу, всем стали вязать руки за спиной, пропуская через них общую веревку. К рабам сбоку пристроилось несколько работников торговца, и цепочка невольников поплелась со двора. Сашка, наконец, смог рассмотреть город. Обыкновенное средневековое захолустье, узкие улочки с кучами мусора, покосившиеся лачуги, грязные люди. На колонну рабов никто не обращал внимания, чувствовалось, что это обыденное для местных обитателей явление. Только к вечеру они выбрались за городские ворота, пройдя несколько верст, а двигались буквально с черепашьей скоростью. Колонна остановилась рядом с раскинутым лагерем. Орки! Но эти орки отличались от тех, которые напали на избушку охотника. Те были визгливые и голые, а эти более степенные и одетые в какие-то кожаные накидки. Сопровождающие передали оркам рабов и поскакали обратно в город.

Смотав общую веревку, связывающую всех узников, группу погнали в центр поля, на котором кругом были расположены костры. Пленники оказались внутри кольца, образованного кострами, между которых расположились орки. Отсюда не сбежишь.

— Это орки-храмовники, — сказал Сашке Овик. — Значит, нас отдали для жертвоприношения в их храмы.

— А далеко идти до этих храмов?

— Я не знаю где они. Но эта смерть будет лучше, чем жизнь в рабстве у хаммийцев. Одно жалею, что не смогу отомстить.

— А сбежать никак нельзя?

— Если сбежишь, то когда поймают, ждет медленная смерть на колу. Ты сам что предпочтешь?

Сашка представил себе ужасную картину казни и его всего передернуло. А здесь разве лучше будет? Нет, наверное, все-таки лучше. Если выбирать, то он бы предпочел смерть, когда тебе перережут горло, чем смерть, когда тебя заживо будут сжигать в храме этого Ивхе. Тем более смерть на колу. А если все-таки попытаться сбежать? Свобода!

— Может, все-таки сбежим? — робко предложил Сашка.

— От этих не сбежишь, они же специально обучены для перегонки рабов к храмам.

Ни еды, ни воды пленники так и не получили. Зато на следующее утро храмовники притащили большой котел с водой и кучу лепешек. Голод, конечно, не заглушился, зато жажду, постоянно мучавшую мальчишек в последние дни, удалось утолить. Воды было много, пили жадно и долго, даже животы распухли.

После этого рабов вывели на дорогу, взрослых разбили на пары и скрепили друг с другом двойными рогатинами, прочно зафиксировавшими шеи. Такую же рогатину надели и на Сашку с Овиком. А вот детей помладше просто привязали за шеи веревками к связанным за спиной рукам второго пленника, идущего в связке. Получилось пять пар взрослых рабов, включая Сашку и Овика, и пять пристегнутых к парам маленьких детишек.

Колонна рабов шла очень медленно, при каждом неосторожном движении, сделанным не в такт, шею резко захватывало, и было больно. Так продолжалось три дня. На третий день одна из старых женщин умерла, и орки потратили часть времени на разделку ее тела. Сашку вырвало, да и не только его. Овика, кстати, тоже. Зато на следующее утро в освободившуюся пару пристегнули Сашку. А Овика привязали сзади к одной из пар.

Так прошло еще два дня пути. Вечером колонна остановилась, орки бросились разводить костры, а пленники сидели в ожидании, когда с них снимут рогатины и запустят внутрь кольца из костров. Неожиданно откуда-то из леса прилетела стрела, попавшая в ногу одному из орков. Затем вторая, но уже мимо. Орки вскочили, выхватили оружие и, определив место, откуда шла стрельба, бросились в ту сторону. Рядом с пленниками остался лишь раненый орк. Конечно, он не мог двигаться, но ведь и пленники были надежно зафиксированы в рогатинах, и у всех были связаны за спиной руки.

Овик подтащил к костру пару рабов, к которым он был привязан за шею веревкой, протянул веревку над пламенем костра, она загорелась и оборвалась. Освободив шею, Овик сунул связанные за спиной руки к горящей головне, сумев, таким образом, освободить и их. Орк, увидев действия Овика, закричал, но не мог сдвинуться с места, а Овик уже резал веревки у пленников. Всё, свободны! А теперь бежать в противоположную от орков сторону. Бежали долго, пока хватило сил. Уже в темноте набрели на какой-то сарай. Здесь увидели пятерых своих спутников, успевших раньше мальчишек. Сил идти дальше уже не было, и все быстро уснули.

На рассвете, едва только взошло солнце, решили идти дальше, но их уже настигли двое орков. Пленники заметались в панике. Один из мужчин схватил кол и бросился на ближайшего орка. Тот ловко перерубил кол пополам, а вторым ударом отрубил мужчине кисть руки. Другой орк бросился вязать остальных пленников, уже попадавших на колени. Неожиданно одна из женщин громко закричала и бросилась бежать. Орк, отрубивший мужчине кисть руки, побежал за ней вдогонку.

Сашка не знал что делать. Вновь липкий страх сковал все его тело. А вот Овик не струсил, схватил другой кол и бросился на орка. Этот орк был, вероятно, не так умел, как его напарник, хотя что мог сделать с палкой с руке тринадцатилетний мальчишка против меча в орочьих лапах? Орк все-таки загнал Орика в угол, к дальней наружной стене сарая, заметно убавив длину его кола. Было видно, что мальчик уже защищается из последних сил. Сашка неожиданно пришел в себя, схватил какую-то длинную деревянную тяпку и с размаха ударил ею по шишаку орочьего шлема.

Орк замотал головой: он был чуть-чуть оглушен. Затем развернулся к новому противнику и одним ударом перерубил рукоять тяпки, второй удар он направил уже в основании обломка, почти задев кисть Сашкиной руки. Сашка рефлекторно, в испуге отпустил остаток древка, что и спасло его руку. Впрочем, он даже сильно испугаться не успел — настолько все произошло стремительно. А дальше Орик, который оказался сзади орка, воткнул врагу острый край обломка своего кола в шею под шлем. Орк коротенько взвизгнул, кровь брызнула фонтаном из его шеи, и он упал, а Орик подскочил и рывком выхватил меч из лапы корчащегося на земле орка.

— Бежим, давай, быстрее.

И вновь бегство с постоянными остановками. Сашка давно уже задыхался, ноги подгибались, но Овик уводил друга все дальше и дальше в лес. А ведь ему было бежать труднее, Сашка был налегке, а Овик нес в обожженных руках тяжелый орочий меч. Но и у Орика силы иссякли. Мальчишки повалились под деревом. Несмотря на холодный день, им было жарко. Когда они немного отлежались, Сашка встал, снял с себя рубашку, взял меч и отрубил под корень рукава рубашки. Затем осторожно взял руки Орика, покрытые большими волдырями и аккуратно намотал на них рукава рубашки. А что он еще мог сделать? Чем лечить обожженные руки он не знал, а если бы и знал, где здесь лекарства? В получившейся безрукавке сразу стало холоднее. Итак, сбежали, а дальше что? Куда идти, что есть, что пить? Пить снова сильно хотелось. Можно, конечно, пожевать снега, а есть что?

— Куда теперь? — спросил Сашка.

— Можно обратно попытаться вернуться в Амарис.

Нет, встречаться снова с работорговцем Сашке не хотелось.

— Можно выйти на дорогу, по которой нас вели, и пойти на запад в Гендован, — продолжил Овик. — Можно пойти на юг, в обжитые края, но все равно придется пересекать дорогу. Можно дальше на север, но там орочьи земли.

— Лучше на юг.

Ближе к вечеру мальчишки вышли к речке, текущей между деревьев. Овик снял свою изодранную обувь, как только она еще держалась! размотал самодельные бинты — на руки Овика страшно было смотреть — и он терпит, не стонет! — взял в руки меч и вошел в ледяную воду. Минут через десять он уже нес рыбу, которую он поймал, используя меч как гарпун. Ноги Овика посинели. Как он только простоял в этой ледяной воде! Сашка обтер их штанинами своих брюк, точнее, тем, что осталось от брюк во время его безумного путешествия по этому миру, и попытался согреть, растирая своими руками, а затем натянул свои кроссовки Овику.

Рыбу ели сырой, она показалась самой вкусной из всех, что довелось есть Сашке раньше. Потом Сашка рубил еловые ветки, Овик подсказывал как лучше соорудить простенький шалаш. Ночью было, хоть и холодно, но терпимо — мальчишки согревали своими телами друг друга, а еловое "одеяло" оказалось довольно теплым.

На следующее утро Овик попытался снова поймать рыбу, но это удалось только со второй попытки. Кроссовки Сашка так и оставил на ногах друга, а сам одел его рваную обувь. Чертовски неудобно и холодно, но лучше, чем идти босиком. К вечеру они набрели на старый полусгнивший стог сена, там и решили устроиться на ночлег. Есть страшно хотелось, с чувством голода и заснули.

Проснулся Сашка от орочьих криков. Орки были верхом на лошадях, значит, те самые, храмовники. Как они догадались, что в стоге есть живые люди, ведь мальчишки забрались туда как можно глубже? Или свежераскиданное сено их выдало? Теперь не узнать. Один из орков стал тыкать в сено тупым концом копья. Древко задело Орика, выдало его, орк протянул в его сторону свою лапу, стал шарить и ухватив друга за ногу с радостным гоготаньем вытащил его из сена. Стал снова рывками тыкать древком сено. Сашке, конечно, повезло. Только один раз древко его задело, да и то лишь немного распороло бок. Было больно, но Сашка молчал. Убедившись, что в сене больше никого нет, орки оттащили Овика в сторону и принялись стегать его плетьми, стараясь попасть в наиболее болезненные места. Овик корчился, кричал, стараясь прикрыться руками и ногами.

Тогда орки переключились на руки и ноги Овика, мальчик уже не знал, что защищать, да и руки от ударов плетьми быстро онемели. Потом орки снова стали бить по телу друга. Сашка через просвет в сене все это видел. Он смотрел, как под ударами кнутов участки тела друга взрывались маленькими фонтанчиками крови. Овик страшно выл, но затем дернулся и замолчал. Один из орков подошел к нему и одним ударом меча отрубил голову, которую сунул в кожаный мешок.

— Хороший получился фэнш, — орки довольно шумели.

— Да, фэнш хороший.

Затем они привязали обезглавленный труп Овика к лошади и уехали, волоча его за собой.

Сашка вылез из стога, он смотрел на то место, где убили его друга. Теперь он остался один. Совсем один. И вокруг орки. И он ничего не умеет и ничего не знает в этоммире. Сашка подобрал одну кроссовку, она слетела с ног Овика, второй не было. Обувь Овика совсем расползлась. Надел кроссовку на ногу, и так ковыляя, в разномастной обуви, поплелся на юг, куда увезли тело друга.

Глава 2 1000 год эры Лоэрна

Селиман, главный жрец бога Великого Ивхе проснулся рано: опять сильно ныла спина, а ноги… ноги у него болели не переставая вот уже несколько лет. А ведь он и не такой уж и старый. Даже совсем не старый. Ни одного седого волоса нет. Конечно, определить это на выбритой голове сложно, но ведь волосы растут не только на голове. К примеру, на груди. И очень даже обильно. У других жрецов, даже его младше, грудь осыпана седыми волосами, а у него они как были иссиня-черными в молодости, так и остались такими же.

Про других жрецов, которые его моложе, он, конечно, немного погорячился. Из двенадцати младших жрецов только двое его старше, а из оставшихся десятерых семеро еще совсем сопляки, давно ли волосы над верхней губой стали расти? И все семеро калеки или почти калеки. Кто хромой, кто плохо видит, кто почти глухой. Двое и вовсе встают с ложе только на время обряда жертвоприношения. Нелегко было таких помощников подобрать, но подобрал же. До этих ущербных были другие. Молодые, сильные и наглые. И где они теперь? Давно уже изжарены и съедены орками-храмовниками. Туда им и дорога. Потому что если не они, то к оркам на обед попал бы он. Пятерых он сам успел, придравшись к каким-то мелочам, отправить в статую Великого Ивхе, но с двумя не успел. Но тогда ему повезло, и он был моложе. И ноги еще не болели. А теперь вот и спина начала. Но все равно, даже сейчас он побьет любого из этих двенадцати.

Семеро молодых — калеки, а пятерых пожилых тоже опасаться не следует, за пятнадцать лет, как он стал главным жрецом, никто из них так и не посмел бросить ему вызов. А сейчас и подавно. Эти уже стары и понимают, что им долго не удержаться у власти — тут же налетят коршунами другие, помоложе, и заклюют. Нет, не эти семеро молодых калек, есть и другие. Старшие жрецы остальных двенадцати храмов Великого Ивхе. Он ведь и сам был когда-то, пятнадцать лет назад, таким же старшим жрецом. А здесь главным жрецом был Ильбан, двухметровый здоровяк. Кто с таким на поединке справится? А Селиман смог. Никто не знал, что у него настолько тонкий слух.

Ильбан соперником его совсем не считал. Трехпудовое двухметровое копье, заканчивающееся длинным острым лезвием, Селиман еле-еле приподнял двумя руками, зато в руках у Ильбана копье казалось пушинкой, настолько легко он его держал. Соперникам завязали глаза, оставив их в противоположных концах закрытой сеткой по всему периметру арены. Селиман перехватил копье поближе к середине и натужись, засеменил, стараясь не производить шума, в другой конец арены. И вовремя. Он услышал грузные шаги Ильбана и свист копья, идущего широким двухметровым полукругом на уровне груди Селимана. Но Ильбана вместо груди соперника встретила пустота. Он, как понял Селиман по раздавшемуся шуму, просто опешил. Главный жрец стал вертеть во все стороны своим грозным оружием, но везде встречал всё туже пустоту. Тогда Селиман нарочно вскрикнул, дав понять Ильбану в какой стороне он находится, и сел на пол арены, прочно держа тяжелое копье, поддерживая его своим телом. Сидя это получалось намного лучше.

Свист копья Ильбана прошелся над головой Селимана, но тот затих, ничего не предпринимая, его чувствительные уши слышали, что его противник находится еще далеко от него. Ведь он держал копье за середину толстого древка, а следовательно, двухметровое копье превращалось всего лишь в метровое. Зато Ильбан, используя свои длинные руки, мог наносить смертельные удары на расстояние до двух с половиной метров. За счет этого он и выигрывал все предыдущие поединки. Четырнадцать голов его невезучих противников украшали вход в храм бога. И вот теперь он хотел заполучить пятнадцатую.

Ильбан, продолжая вертеть копьем вокруг себя, поступательно двигался в сторону сидящего Селимана. Еще немного, еще… всё, можно. И Селиман, напрягая все силы, с размаха ткнул копьем туда, где по его расчетам должен быть живот Ильбана. Раздался утробный крик, рядом с Селиманом упало на пол копье Ильбана, а немного спустя раздался шум от падающего тела главного жреца. Селиман по-прежнему продолжал тыкать копьем по телу противника. Но раздался удар гонга. Всё! Он победил. Теперь он — главный жрец. Но он знал, что уже через три месяца, в ночь полнолуния получит вызов на поединок от одного из жрецов. Сейчас понабегут, посчитав его слабым противником. Но только теперь он, Селиман, будет определять оружие поединка. А он выберет копье подлиннее и полегче. Пусть попробуют с ним сладить!

И ведь пытались! И не раз и не два. Двенадцать раз. И двенадцать голов украсили вход в храм Великого Ивхе. Вначале набросились младшие жрецы главного храма, а затем очередь пришла и за старшими жрецами провинциальных храмов. Они приезжали только четыре раза в год в дни полнолуния на большие обряды жертвоприношений, и за ночь обряда придраться к их ошибкам, отправив их в статую Великого Ивхе было трудно, очень трудно. Особенно если учесть, что они были готовы к тому, что он заготовит для них ловушки. Но проходили полнолуния, очередной претендент на его, Селимана, голову, расставался с головой сам, и наконец, все поняли, что он им не по зубам, притихли, смирились. В позапрошлом году один из них, польстившись на то, что он с трудом отстоял обряд, а после его завершения упал в беспамятстве на руки младших жрецов, вызвал его на поединок. И двенадцатая голова в назидание остальным, украсила вход в храм Великого Ивхе.

Может быть, ноги Селимана и ослабли, но слух остался таким же, как и в молодые годы. Куда им, слепым, против него, зрячего! Разве страшна повязка на глазах, когда у него есть еще и уши? И вот сегодня предстоит ночь весеннего полнолуния, ночь большого обряда всесожжения во имя Великого Ивхе, после которого он обязан спросить у присутствующих двадцати четырех жрецов, есть ли среди них тот, кто готов вызвать его на поединок крови.

Мои младшие жрецы не пойдут: либо стары, либо больны. А старшие жрецы других храмов? Есть среди них несколько таких, кто говорит подобострастные слова, целует при встрече его сандалию, а сам точит острие копья, мечтая свалить его и самому стать великим жрецом.

Гандин, один из этих двенадцати. Он моложе Селимана на десять лет. Сильный, рослый, уверенный и властолюбивый. Когда Селиман в поединке свалил Ильбана, Гандин еще не был старшим жрецом своего храма. А когда стал, то желающих дать поединок ему, Селиману, уже не осталось. Все поняли, что не просто так, не из-за везения он побеждал. А Гандин умен. За эти десять с лишним лет, что приезжал на обряды большего всесожжения, не дал никакого повода, поймать его на ошибке и отправить в котел. Этот будет ждать еще несколько лет, до тех пор, пока Селиман совсем не ослабеет, только тогда он будет бить наверняка.

Гандин — редкий случай, когда сила и ум проявляются столь удачно. Обычно ведь как? На поединках побеждает более сильный и ловкий. И голова здесь совсем не нужна. Взять хотя бы его предшественника, Ильбана. Глуп как пробка. Как только еще научился читать! А старшие жрецы остальных храмов? Такие же. Кроме Гандина и еще, может быть, парочки, у которых есть хоть немного мозгов. Остальные — большие тупицы. Но хоть и тупицы, а понимают, насколько смертельно бросать ему, Селиману, вызов.

А немного мозгов не помешало бы. Несколько лет назад он копался в старых свитках, дырявых и трухлявых, чудом сохранившихся с древних времен. Некоторые рассыпались прямо в его руках. Значит, не одно поколение главных жрецов не брало их в руки. И напрасно! Один из этих свитков, написанный архаичным языком — как только ему удалось прочесть! — устами одного из первых главных жрецов рассказывал о событиях древней истории Атлантиса. Никто, наверное, кроме Селимана, во всем Атлантисе теперь не знал истоков появления храмов Великого Ивхе и Ужасного Паа. И самое главное, не знал, как и откуда рядом с людьми обосновались орки-храмовники. В древние времена предки орков-храмовников ничем не отличались от современных диких орков, разве были еще примитивнее. А причиной их возвышения явился посланец с неба, знак Богов — Черный камень. Долгие дни тряслась земля, лил, не переставая дождь, нигде нельзя было скрыться от пронизывающего ледяного ветра. А когда, наконец, выглянули робкие лучи солнца, вся земля Атлантиса лежала в развалинах, погибли города, запустели селения, перестали приезжать купцы с далекого востока, из страны Копт и страны Шумер. С тех пор, как ни искали пути и дороги в эти страны, корабли возвращались с пустом. Может, и не было их? Но тогда, откуда же приходят Посланцы?

А Черный камень боги направили на одно из становищ орков. От небесного камня по ночам исходило темно-красное свечение. И орки, которые были такими же дикими, как их современные собратья, под влиянием божественного пришельца изменились. Даже внешне, потеряв почти всю свою шерсть. Не все орки прошли божественное испытание, многие умерли. И много рождалось невиданной до той поры внешности: кто без ушей, кто без рук или ног, а кто, наоборот, имел какие-либо излишки своей физической сути.

А несколько поколений спустя орки, изготовив из божественного посланца божественные мечи, пошли на юг, растекаясь по всему Атлантису. Жалкие человеческие поселения, уцелевшие после катастрофы, падали к их ногам одни за другими. Что они могли противопоставить железным мечам? Каменные топоры? Подчинив людей, орки загнали гномов в глубь подземелий, а эльфы растворились в лесах на Диком Западе.

А потом появились храмы, воздвигнутые Ужасному Паа и Великому Ивхе. И появились жрецы при них. Также, как и сейчас, только тогда все было наоборот: орки-храмовники приказывали, а жрецы подчинялись, густо поливая человеческой кровью алтари Ужасному Паа и сжигая жертвы в статуе Великого Ивхе.

Не сразу орки нашли тех, кто стал жрецами, люди жили родами, все внутри рода были одной семьей, и никто не хотел убивать своих родных по приказу орков. Вот тогда и нашлось одно маленькое племя, кочевавшее по каменистой южной полупустыне и жившее доходами от проведения караванов через свои земли, оказавшиеся удобно расположенными между племенами Атлантиса. Племя кочевников, караванщиков и купцов. Его, Селимана, племя. Теперь они являются властителями жизней и смертей человеческих поселений. Точнее, так он считал еще несколько лет назад, пока не раскопал эти свитки. Теперь-то он понимает, что они, жрецы и жреческие служки, все они выполняют давнюю волю орков-храмовников.

Мясо свежее и мясо жареное, а еще и обилие человеческой крови — вот что такое храмы. И все это для набивания орочьих желудков. Кто был тем первым хитрецом, искусно придумавшим всю эту конструкцию, свитки не сообщили. Но придумано действительно умно, с расчетом на многие века. И ведь получилось. Все уже забыли события древних времен, храмы действуют, а жрецы работают на желудки своих слуг-орков. Не будь этих храмов и жрецов, люди давно бы взбунтовались, получив со временем в свои руки железное оружие. Перебили бы храмовников, да и диких орков тоже. Смогли же они двести лет назад договориться и пойти против гоблинов. И где сейчас гоблины? А ведь первоначально люди хотели выступить против диких орков, но жрецы запретили. А кто жрецам сказал? Орки-храмовники.

С тех пор, как Селиману открылись тайны прошлого, он стал по-другому относиться к храмовникам. Опасные твари, с такими нельзя ссориться, но и нельзя выполнять их советы, все-таки времена изменились. Жаль, что главный жрец храма Ужасного Паа столь глуп, что сам того не понимая, выполняет все требования храмовников. И его предшественник, Ильбан, выполнял, хотя считал, что именно он приказывает оркам-храмовникам, его слугам.

А еще в тех свитках говорилось, что на месте старого Лоэрна располагался громадный город, погибший при падении Черного камня. На его развалинах и был выстроен старый Лоэрн, первая столица королевства. Но сто с лишним лет тому назад герцог Пиренский, прадед Черного Герцога и тоже прозванный Черным Герцогом, захватил и разрушил столицу, уничтожил династию. А затем разрушил до основания город и вырезал всех его жителей. Нынешний Лоэрн сейчас в совсем другом месте. А там по-прежнему развалины.

Свитки говорили, что древние жители Атлантиса, точнее жители города, что размещался на месте старого Лоэрна, обладали знаниями, силой и могуществом, данным им богами. А главные магические предметы хранились в подземельях разрушенного города. Не с целью ли поиска этих артефактов Черный Герцог разрушил Лоэрн? Разрушил до основания, судя по всему, проникнув в старое подземелье. Удалось ли ему их найти? Скорее всего, не успел. Его потомки ничем не выделялись среди других герцогов Атлантиса. Будь у них магические артефакты, то это зримо проявилось бы. Значит, не успел. Сразу же после разрушения старого Лоэрна подошедшее объединенное войско разбило армию старого Черного Герцога, а сам он, тяжелораненый, едва смог добраться до своего Пирена.

Три года назад Селиман послал в Пирен Абамия, одного из своих младших жрецов, единственного, кому он решился доверить это дело. Абамий от его имени предложил нынешнему Черному Герцогу помощь, пообещав подчинить ему отряды диких орков. Пришлось действовать через храмовников, но те смирились, согласились. Не так уж они и сильны!

А этой зимой Абамий должен был вместе с людьми Черного Герцога проникнуть на развалины старого Лоэрна и попытаться найти вход в старое подземелье. Труп Абамия нашли совсем недавно, в самом конце зимы и далеко от того места. В герцогстве Амарис, рядом с пустынным трактом. Как он там оказался? Кто посодействовал? Черный Герцог или храмовники? Вопрос, который остался без ответа.

Но до чего же сегодня болят ноги! Надо будет дотерпеть до завтрашнего дня, а там после ночного обряда из храма Ужасного Паа ему привезут несколько больших бурдюков еще теплой крови. Ее подогреют, и он сможет полежать в наполненной кровью ванне с часок-другой. И боль отступит. Жаль, что на этом все и закончится. Понабегут храмовники и вылакают всю кровь.

А ведь все остальные жрецы думают, что бурдюки с кровью привозят именно для него, главного жреца. И Ильбан, наверное, так думал. Глупцы. Просто орки одного храма, где есть кровь, меняются с орками другого храма — на жареное человеческое мясо.

Но облегчение будет только завтра, а сегодня у него будет бессонная ночь. Ночь жертвоприношений. И ночь особенная. Сегодня день весеннего равноденствия, а ночью наступит полнолуние. Такое случается лишь раз в несколько десятков лет. На его памяти был один такой день, тогда он еще был простым служкой и не знал ничего о подробностях той ночи. Да и сейчас мало что знает. Ведь тогда о перенесении сообщили храму Ужасного Паа. Кто и где он, этот Посланец, так и не узнали. Известно только, что это произошло на землях Черного Герцога. Будет ли сегодня переселение? И кто получит известие: его храм или храм Ужасного Паа?

В свитках про переселение сказано очень мало. Дескать, появляются посланцы с другой стороны мира, скрывшейся после катастрофы, и это посланцы Света или Тьмы. Двадцать восемь лет назад прибыл посланец Тьмы. В храме Ужасного Паа полыхнуло холодом, в воздухе появились снежинки, которые тут же растаяли. Когда прибывает посланец Света, то, наоборот, рядом с алтарем должно растекаться тепло. Тепло? Алтарь в его храме и так, сам по себе, дышит жаром жаровни. И как тут узнать, был сегодня Посланец или нет? И если был, то где он появился? А ответ должен предстать ему, Селиману, верховному жрецу. И старшие жрецы двенадцати храмов должны ему помочь. Но как?

Да, ночь будет для него тяжелая. А если кто-нибудь из жрецов захочет вызвать его на поединок? Хватит ли ему сил? Не посмеют! Если и найдется такой глупец, тогда тринадцатая голова украсит вход в его храм. В назидание остальным.

Селиман потянулся, боль тупо отдалась в его спине. Взял колокольчик, позвонил, и в проеме возникла молодая наложница, рабыня. Он не очень доверял женщинам из своего племени. Кто их знает, что у них на уме? Подсыплют порошка в день накануне ночи всесожжения, а утром вызовут его на поединок, и он, сонный или больной, будет еле-еле ворочать руками и ногами. Нет, уж лучше наложница. Тем более наложниц воспитывали в храмах для жрецов чуть ли не с младенчества. Жаль, что приходилось их отправлять в статую Великого Ивхе — сразу же, как только у них рождался первый ребенок. Потому что жрецы могли быть рождены только от женщин их племени.

Наложница принесла благоухающих мазей и тщательно намазала Селиману ноги и спину, стало чуть полегче. Затем последовал плотный завтрак, разбор событий за прошедший день, подготовка к ночному большому жертвоприношению. Так в мелких хлопотах прошло полдня. В меру сытный обед и длительный послеобеденный сон — ведь предстояла бессонная ночь. После сна бодрящая ванна, легкий ужин и, наконец, когда последние лучи заходящего солнца погасли на западе, наступила ночь, равная по длительности дню. Ночь полной луны!

Селиману помогли облачиться в черную одежду, которую носили жрецы Великого Ивхе. В отличие от них жрецы Ужасного Паа одевались в одежды белого цвета, которые при первых же минутах обряда окрашивались кровью из перерезанных глоток их жертв. В их же храме крови не было, жертвы сжигались, и возможно поэтому традиционно преобладал черный цвет.

А вот появились и сегодняшние жертвы. Десятки, сотни невольников. В основном стариков, калек и детей, то есть наименее ценных рабов. Хорошего сильного раба или крепкую рабыню почти невозможно было встретить в этой печальной процессии. Если такие изредка и встречались, то это были люди, пойманные за убийство.

Вереница людей, охраняемая орками, медленно двигалась к медной статуе Великого Ивхе, представляющей собой полость, внизу которой горел огонь и с боковым отверстием, откуда орки доставали уже прожаренные остатки своих жертв. Сколько же сегодня их прошло через его руки и руки его помощников? Селиман не считал, да и зачем это нужно? Он не питал никакой жалости к убиваемым пленникам, как не питали жалости и десятки поколений жрецов храмов обоих богов.

Приближался рассвет, но и цепочка пленников уже почти иссякла. Вот старик, которого затаскивают на помост орки, вот молодой мужчина со свежей культей вместо правой руки — уже не работник, потому и отправили сюда, вот два рыжеволосых мальчика лет десяти-двенадцати, близнецы, вероятно, хозяин посчитал, что их еще долго нужно кормить, прежде чем они начнут отрабатывать потраченную на них пищу. Старик, испуганно смотрящий вниз на пылающее жаром отверстие. Толчок. Безрукий мужчина, обреченно взошедший на помост. Толчок. Мальчишки, плачущие и жмущиеся друг к другу. Один толчок на двоих. Как всё это однообразно и нудно. Всё! На сегодня всё! Осталось только спуститься вниз, к подножью статуи и произнести заклинания.

Вокруг спустившегося жреца встают небольшим полукругом старшие жрецы остальных храмов. Двенадцать человек и он, тринадцатый во главе. Жрецы встают каждый на свое строго отведенное место. Селиман стоит, обратившись к северу, а жрецы занимают места так, как расположены их храмы, с востока на запад. Идут слова заклинания, столь привычные в этом храме. Четыре раза в год повторяется этот обряд. Что означают слова заклинания, и на каком они языке — об этом не сказано даже в свитках. То ли первые жрецы не знали этого, то ли сведения об этом были в тех рассыпавшихся от времени манускриптах. Теперь уже не узнать.

Слова заклинания те же, что и три месяца назад, и год, и два, но воздух возле Селимана почему-то начинает густеть и, несмотря на появившиеся первые лучи солнца, ночная темнота совсем не проходит. Неужели Посланец? И выбран его храм! Посланец Света или Тьмы? Что будет: холод или тепло? Сгустившаяся темнота неожиданно взорвалась брызгами темных сгустков, вокруг Селимана расточился свет, но свет не яркий, а какой-то вечерний. Полыхнуло запахами лета, легкого дождя и свежего леса. Неожиданно позади Селимана ударил луч света, и вдруг всё исчезло.

Главный жрец продолжал неподвижно стоять, ожидая продолжения, но его не было, и он понял, что всё закончилось. Посланец появился и это посланец Света. Но где он, где его искать? Селиман обернулся и увидел рядом с ногами жреца из храма, что на землях Амариса, слегка обгорелую полоску земли. Вначале он подумал, что сгоревшие угли выпали из статуи Великого Ивхе, но понял, что это не так. Это был след знака. Полоска была рядом с ногами амариского жреца, но не прямо перед ним, а чуть ближе к жрецу из Гендована.

Значит, переселение произошло где-то в районе чуть севернее Амариса со сдвигом к Гендовану. Кстати, где-то там нашли труп его младшего жреца Абамия. Значит, там посланец Света. И его нужно как можно быстрее найти и убить. Об этом он возвестит завтра в полдень. Завтра? Нет, уже сегодня. Нужно скорее заканчивать обряд, сил совсем уже не осталось, и пора идти отдыхать. В полдень возвестить волю Великого Ивхе, а потом его ждет ванна из крови, которая прибудет из храма Ужасного Паа. Всю ночь там также двигались вереницы пленников, клавшие головы на алтарь, и главный жрец, перерезая им горло, окроплял их кровью священный камень Ужасного Паа. Кровь стекала вниз по желобу в специально приготовленные бурдюки. Часть доставалась местным храмовникам, часть шла сюда.

Всё! Обряд закончен. Можно наконец идти отдыхать. Но что это? Жрец Гандин выступает вперед и произносит слова вызова. Вызова ему! Но почему?

Арена — круглая комната диаметром в десяток метров, закрытая сеткой. На уровне человеческой головы за сеткой идет второй ярус, довольно широкий. По площадке яруса по всему его периметру разошлись двадцать три жреца, двенадцать младших жрецов главного храма и одиннадцать старших жрецов остальных храмов Великого Ивхе. Двенадцатый — Гандин, уже на арене. Он спокоен, даже презрительно усмехается. Вот появляется и Селиман, немного растерянный, но уверенный в себе. Подходят два орка-храмовника, завязывают противникам глаза и вручают длинные и тонкие копья с острыми лезвиями на конце. Орки покидают арену, звучит гонг.

Селиман, выставив копье, внимательно вслушивался в звуки, доносящиеся со стороны своего противника. Вот тот стоит, начал движение в его сторону. Почему-то зашумели жрецы, а один из них, неожиданно начал кричать, но начало крика захлебнулось. Да он же получил удар копьем в спину! А сзади жрецов стоят орки. Что же такое происходит? А Гандин уверенно движется в его сторону. Слишком уверенно. А шум на втором ярусе не смолкает. Что же происходит? При предыдущих поединках шум тоже был, но сегодня он особый. Жрецы удивлены и возмущены. Чем? А Гандин уже приблизился на расстояние удара. Еще один его шаг и можно бить. Можно… Как же больно!..

Селиман, выронив копье из своих рук, падал на арену, падал и не понимал происходящего. Кровь струйками билась, вытекая из его пробитой груди. Раздался удар гонга и одновременно с ним Селиман последним усилием в своей жизни сорвал повязку с глаз. В двух метрах от него стоял Гандин. Повязки на его глазах не было. В последние мгновения жизни Селиман понял, почему все так произошло. Гандин с самого начала поединка сорвал повязку, вот почему шумели жрецы. А орки вместо того, чтобы убить Гандина за нарушение правил противоборства, убили одного из его младших жрецов, который собирался крикнуть Селиману о происходящем. Но это была последняя мысль Селимана, бывшего главного жреца храма Великого Ивхе.

Двери арены распахнулись, вновь появились два орка. Один из них протянул Гандину острый меч. Другой за уши приподнял голову Селиману. Взмах мечом и обезглавленное тело падает на арену, а в руках храмовника остается голова проигравшего жреца. Проигравшего не Гандину, а оркам-храмовникам. Это поняли все остальные двадцать два жреца. Двадцать третий лежал мертвым с пронзенной копьем спиной. А спустя полчаса перед входом в храм появилась выставленная на шесту первая голова, которой начал отсчет своей власти новый главный жрец храма Великого Ивхе.

В полдень в храме Великого Ивхе собрались все мужчины племени жрецов, собранные из поселений, расположенных вблизи главного храма. Когда на помост перед собравшимися взошел Гандин, то все, кроме двадцати двух посвященных, упали на колени.

— Волею бога, Великого Ивхе, я, Гандин, главный жрец храма Великого Ивхе, говорю: сегодня на рассвете в наш мир пришел очередной Посланец. Тот из вас, кто сумеет доставить его сюда живым или мертвым, станет младшим жрецом храма. Искать Посланца надо к северу от Амариса. Если до следующего полнолуния Посланец не будет доставлен или не будет найден его след, то в ночь полнолуния здесь, в этом храме, должны собраться все посвященные. Мы будем просить Великого Ивхе показать нам путь Посланца. Да будет исполнена воля Великого Ивхе!

Спустя час новый главный жрец уже принимал ванну из крови, присланной главным жрецом храма Ужасного Паа. Двадцать восемь лет назад жрецы Ужасного Паа, который указал им на Посланца, так и не смогли им завладеть. Впрочем, то был посланец Тьмы. И тот Посланец был захвачен Черным Герцогом, накануне принявшим герцогскую корону после смерти своего отца. Но сейчас Посланца нужно было захватить любой ценой. Это был приказ орков-храмовников. А Гандин, в отличие от незадачливого Селимана, легко усвоил роль и значение храмовников в их мире. Как, впрочем, и все посвященные жрецы тоже. В ближайшие годы никто из них не осмелится бросить вызов Гандину. Если он, конечно, будет слушаться орков. А он умен, но не тщеславен, поэтому прекрасно понимает, что это только в его интересах.

А сегодня вечером он проверит наложниц этого болвана Селимана. Интересно, правда ли, что тот предпочитал тех, кто постарше? Если правда, то значит, в его гареме сейчас множество юных девственниц. Хаммийцы, говорят, очень предпочитают аристократок, готовы выложить за них бешеные деньги. У него тоже будут аристократки. Если храмовники не наврали, то скоро они будут в изобилии. Многие знатные роды должны прекратить свое существование. Так задумал Черный Герцог. Так хотят храмовники. Человеческий род должен знать свое предназначение. Быть пищей для орков. Значит у него, Гандина, будет много работы. Много жертв, много невольниц. И это хорошо. Жалости — смешное слово — от него не дождутся.

Прошедший месяц, почти месяц, оставил новому главному жрецу прекрасные впечатления. Хорошо жил этот Селиман! Вот что значит главный храм. Все самое лучшее стекается сюда. Правда, орки-храмовники немного подпортили настроение от первых седьмиц его правления. Наглые, постоянно требуют усилить поиски Посланца. Что в нем такого опасного? Интересно, кто он? Несколько сот человек его племени ушло на поиски Посланца, но пока безуспешно. Да иного и быть не могло. Пока доберутся до Амариса. Да и искать иголку в сене.

Кто он, Посланец — мужчина или женщина, старик или юноша? А может, только ребенок? И жив ли он? Этой ночью будет вновь полнолуние. Соберутся все старшие жрецы двенадцати храмов. Некоторые из дальних храмов так и не уезжали, иначе им не успеть вернуться к ночи полнолуния. А сегодня предстоит сделать большое заклинание. И даже пожертвовать одним из посвященных. Наверное, Есиком, старшим жрецом в Амарисе. Если Посланец еще на его землях. Но зато Великий Ивхе покажет нам этого Посланца. Жаль, что нельзя его разглядеть — будет виден лишь смутный сгусток, зато все окружение: люди, дома, деревья, всё, что вокруг него, станет прекрасно видно. И тогда он буду знать, жив Посланец или нет. И если жив, то что его окружает. А значит, поиски пойдут легче.

Большие обряды жертвоприношения Великому Ивхе происходили четыре раза в год, в дни весеннего и осеннего равноденствий и в дни, когда была самая длинная ночь и самый длинный день в году. Малые обряды происходили в дни полнолуний, если они не совпадали с этими четырьмя датами. Число жертв, приносимых Великому Ивхе было раза в два меньше, чем в ночь большого обряда. Были еще и обряды раз в семь дней, совсем малые, число жертв было столько, что обряд умещался в полчаса-час, редко шел дольше. Но сегодняшняя ночь — ночь предназначения. Сегодня нужно особенно задобрить нашего бога, чтобы он ответил и показал Посланца. Пусть не самого, а лишь его окружение. Поэтому обряд будет длиться всю ночь и число жертв будет обильным. Для этого выгребли из загонов всех рабов, ожидавших своей участи. Даже часть девственниц не пожалели. Тех, кто постарше. И команды орков-храмовников сейчас собирают по всему Атлантису дополнительную дань будущими жертвами. Ведь неизвестно, не придется ли через месяц в следующее полнолуние вновь повторять обряд.

День тянулся долго, как это часто бывает, когда ждешь с нетерпением какого-нибудь события, приятного или, наоборот, удручающего. Накануне предстоящего события в его ожидании время всегда тянется медленно и тягуче. И если у главного жреца, чем бы ни закончилась предстоящая ночь, изменения в его жизни вряд ли произойдут, то один из двенадцати старших жрецов остальных храмов, будущую ночь может не пережить. На кого из них покажет луч света, тот, скорее всего, будет преподнесен в жертву Великому Ивхе, чтобы бог, в честь которого из года в год, из века в век сжигались тысячи жертв, был умилостивлен и снизошел для того, чтобы показать место, где накануне днем находился Посланец.

А ведь за многие сотни лет только через медную статую бога в главном храме прошло никак не меньше нескольких миллионов человек. Щедрую пищу получил их бог, а вместе с ним и орки-храмовники. И такое же количество жертв окропили своей кровью жертвенный камень в храме Ужасного Паа. Но еще были двадцать четыре храма в провинциях. Там размеры жертвоприношений хоть и были меньше, но людей тоже сжигали в медных статуях или перерезали им горло кремниевыми ножами на жертвенных алтарях. Обильный урожай собран за эти столетия. И еще больший предстоит вскоре. Все земли Атлантиса содрогнутся, когда по ним пройдутся полчища диких орков в союзе с людьми Черного Герцога. А жрецы всех храмов будут им в этом помогать. И немало бессонных ночей предстоит провести жрецам. А когда поток жертв оскудеет, многие земли и города запустеют, тогда нужно будет вовремя исчезнуть. За эти годы он с помощью верных помощников подготовит место, где никто из храмовников его не найдет. Два-три помощника, полтора-два десятка тупых, но преданных только ему охранников, полсотни крепких рабов и пара десятков наложниц. Лучше помоложе, на вырост. Время всё подготовить у него будет.

А пока можно подбирать людей. Один уже есть на примете. Шемел, младший жрец, хромой калека от рождения. Надо же угораздило родиться с такой ногой — короче другой почти на целую ладонь. Но ведь ходит и даже бегает. Зато на арене не соперник. И Шемел это понимает, насколько перед ним он подобострастен. Хотя на самом деле нагл и бесцеремонен. Это хорошо, такие помощники нужны и очень даже полезны. Этот будет рыть землю, только чтобы его приблизили. И скоро приближу. Как только разберусь с этим Посланцем. После этого Шемел пусть начинает готовить людей и ищет место. Лучше подошел бы небольшой островок. Заранее завести туда рабов. Или местных обратить в рабство. Тех, кто посмирней. А рабов все равно нужно завести. Пусть строят, налаживают хозяйство. И за полгода до исчезновения надо будет отправить Шемела в статую Великого Ивхе и заменить подобранную им охрану, отправив ее туда же. И тогда можно спокойно исчезнуть.

Вот уже и стемнело. Но яркая полная луна хорошо освещает все вокруг. Храмовники уже разожгли огонь под медной статуей Великого Ивхе, шесть сотен пленников готовы сгореть в жертвенном пламени. Готовы к обряду и посвященные. Пора выходить.

Для Гандина это был первый большой обряд, который проводил он лично, наверное, поэтому и вел он его с воодушевлением, а не с апатией и усталостью, которые доводилось видеть у Селимана. Казалось, что и сами жертвы в отличие от предыдущих обрядов свободно и быстро поднимаются по металлической лестнице, приближаясь к большой медной пылающей жаром голове статуи бога. Здесь они задерживались на несколько мгновений, а затем подталкиваемые орками-храмовниками, подходили почти вплотную к громадному широко раскрытому рту Великого Ивхе. Главному жрецу оставалось только толкнуть очередную жертву и произнести традиционные слова заклинания. Но самое интересное и важное ждало всех, когда закончится обряд жертвоприношений и наступит момент общения с Великим Ивхе. Или с его духом. Правильный ответ никто не знал, да и особенно он никого не волновал. Ведь главное — нужный результат. Где же Посланец?

Главный жрец стоит перед статуей бога и произносит главные заклинания, сзади него полукругом разместились старшие жрецы провинциальных храмов. Гандин оборачивается, гляди на землю, где стоят жрецы. Будет ли знак? Где, рядом с кем начнет оплывать жаром земля? Но знака нет. А старший жрец храма Амариса неожиданно начинает дергать ногами, подпрыгивать, наконец, отскакивает в сторону: на том месте, где он стоял, плавится земля. Значит, посланец в самом Амарисе!

Стоящие сзади храмовники наваливаются на жреца, умелыми движениями заламывают ему руки, наклоняя его голову вперед, и приподняв над землей, сноровисто несут его по лестнице на верхнюю площадку к распахнутому рту медной статуи. Гандин еле поспевает за ними. Жреца наклоняют над отверстием рта и мечом, появившемся в руке Гандина, жрец обезглавливается. Храмовники споро наклоняют обезглавленное тело над отверстием, туда потоком устремляется кровь, а затем следом летит и тело вместе с отрубленной головой. Жертва принята. Что ответит бог?

На площадке перед головой статуи Великого Ивхе возникает свечение, оно скрывает какую-то фигуру. Маленькую фигуру. Карлик? Невысокая женщина. Или ребенок? А рядом возникают еще четыре фигуры, они все более и более проявляются, обретая плоть миража. Черноволосый короткостриженый мальчик в изодранной одежде, высокий и грузный богато одетый человек, сзади него надсмотрщик, узнаваемый по плети в руке и, наконец, смуглый и толстый хаммиец, вплотную подошедший к неясной фигуре, а затем протянувший к ней руки. Мираж полыхнул, сбив четкость объемного изображения, а затем все исчезло.

Что же это было? В самом Амарисе? Да. Рабовладельческий рынок. Рабовладелец, надсмотрщик и покупатель-хаммиец. И двое, выставленных на продажу: Посланец и мальчик. И все это было вчера днем. Потому что уже настало утро следующего дня. Пока еще скупые лучи восходящего на востоке солнца только-только стали пробиваться через ночную тьму, быстро тающую под быстронаступающим новым днем. Но и этот день пройдет, снова наступит ночь и тогда из храма Великого Ивхе в храм Амариса уйдет сообщение о Посланце.

Если Посланец был вчера куплен и увезен в рабство, то за сегодняшний день его не смогли увести далеко, и нескольких дней не пройдет, как Посланца обязательно перехватят отправленные из амарисского храма орки-храмовники.

Через три седьмицы стала поступать информация из Амариса. Гандин был вне себя от бешенства. Вместо того чтобы все силы бросить на поиски Посланца амарисские жрецы затеяли разборки между собой, борясь за освободившееся место старшего жреца. К владельцам рабовладельческих рынков в Амарисе, конечно, сразу же были отправлены жреческие служки, причем, посланы всеми борющимися за место старшего жреца, но, воспользоваться правильно полученной информацией из-за разрозненности действий и интриг, соперники не смогли. В итоге каждая противоборствующая сторона выслала отряды на поиски хаммийских купцов, но никто не послал гонцов вслед за отрядом храмовников, уводивших новых пленников для предстоящих обрядов жертвоприношений.

У купцов Посланца так и не нашли, а отряд храмовников, как выяснилось, двигался к их храму, гоня будущих жертв для обряда в ночь очередного полнолуния. И этот отряд прибыл сегодня. Посланца там тоже не оказалось. Но выяснилось, что пятерых пленников храмовники до цели не довели, они их просто съели по дороге. Вначале старуху, а потом, когда пленникам неожиданно удалось сбежать, при поимке убили еще троих: двух мужчин и темноволосого мальчика, очень похожего по описанию на того, кто стоял рядом с Посланцем. А одного так и не нашли. Мальчика лет тринадцати с длинными светлыми волосами. Он исчез бесследно на пустынной проселочной дороге неподалеку от северного тракта, соединяющего Амарис с Гендованом.

А ведь это промах орков. Посланец был в их руках, и они его упустили. Северный тракт пустынен. На десятки миль вокруг никто не живет. Раньше жили, но во время последнего вторжения диких орков все запустело. Еще остались какие-то постройки, даже, говорят, полусгнившее сено стоит в стогах, а людей нет. Ранняя весна, мороз по ночам, ни людей, ни еды, ни теплой одежды. Взрослый вряд ли выживет, а мальчишка? Сгинул? Это было бы лучшим выходом для всех. Хотя орки-храмовники, как он понял, предпочли бы видеть его живым. Но раз сгинул, то — сгинул. Меньше проблем. Через два дня наступит новое полнолуние, и загоны для жертв ускоренно наполняются. Жертв должно хватить для умилостивления Великого Ивхе. Что он покажет на этот раз? Если будет темнота, значит, мальчишка сгинул.

ГЛАВА 3 1000 год эры Лоэрна

Из Амариса в Гендован вело несколько дорог. Самой короткой и довольно оживленной была южная, вымощенная на значительном ее протяжении булыжником. Она была и самой безопасной: орки рыскали на севере, на всем ее протяжении хорошей защитой были рыцарские замки, пусть с небольшим, но надежным гарнизоном. За последние несколько десятков лет на этом участке только дважды орки прорывались через рыцарские земли, да и то в одном случае эта была небольшая орочья шайка, полностью истребленная рыцарским отрядом, даже не дав оркам достичь дороги. Во втором случае, произошедшем четырнадцать лет назад, орков было много: в тот год стояла холодная снежная зима, жестокий голод, разразившийся среди орочьих селений, заставил часть из них сняться с насиженных мест и откочевать на юг. Большая часть их орд была уничтожена отрядами рыцарей и городскими ополчениями, но части удалось прорваться далеко на юг, достигнув южной дороги, здесь пограбив и взяв в плен не успевших или не захотевших бежать местных жителей. Но с тех пор орки больше не тревожили людей, потеряв за ту голодную зиму большую часть орочьего населения. Хотя в других районах человеческих земель нападения орков были. Последним самым крупным из них было вторжение орков шесть лет назад на земли Ларского графства, входившего в домен короля Лоэрна. Одновременно с тем орочьим вторжением Черный Герцог захватил сам город — Ларск, и вырезал всех защитников крепости, включая семью графа. Ходили слухи, что вторжение орков не было случайным: связанные борьбой с орками, вассалы графа не смогли прийти тому на помощь, а когда орки, наконец, были разбиты и остатки их бежали на север, то Черный Герцог уже закрепился в Ларске. За прошедшие годы орки должны были снова размножиться, поэтому на северной границе было неспокойно.

А вторая дорога в Гендован шла как раз по северной части провинции. Местность опасная, да и сама дорога была грунтовой, пролегала через лесные массивы. Небольшие орочьи шайки здесь появлялись нередко, но и жителей в этих местах совсем не было: кто же захочет селиться в таких неспокойных и опасных местах? Если бы еще лес был богатым на зверье, но и звери здесь почти не встречались, не меньше людей опасаясь нарваться на орков.

И вот по этой старой и запущенной дороге двигались два путника, чей внешний вид выдавал в них рыцаря и его оруженосца. Что они там забыли? Ни селений, ни рыцарских замков на десятки верст в округе не было. Для дозора против орков отряд был слишком мал. Впрочем, и оркам эти два путника были не по зубам, разве что для орочьей шайки в полсотни существ. Да и то не настолько орки были глупы и не настолько смелы, чтобы напасть на рыцаря с оруженосцем: потерять половину отряда, а другой оказаться израненной ради двух человеческих существ и двух лошадей? Только сильный голод мог заставить их пойти на это. А шайку в десяток орков рыцарь смог бы положить даже один, без помощи оруженосца. Вот если бы оруженосец был один, то шанс у орков был. Впрочем, и оруженосец оруженосцу рознь. Ехавший с рыцарем был слишком юн, чтобы представлять смертельную опасность для орочьей шайки. Подросток со светлыми бровями, даже с рыжинкой, не казался сильным воином. Четырнадцать-пятнадцать лет на вид, с веселым и задорным лицом своим видом сильно контрастировал с его рыцарем, серьезным темнобровым моложавым мужчиной.

— Какие пустынные места! И все из-за орков. Ястред, скажи, а почему нельзя их полностью уничтожить? Собрал бы герцог рыцарей с дружинами, города дали бы ополчение, прошлись бы по всем орочьим местам.

— Ты думаешь, так легко их всех вырезать? — усмехнулся рыцарь.

— Но гоблинов еще двести лет назад совместное войско трех герцогов вырезало же!

— Вот именно, совместное войско. А сейчас разве герцоги объединятся? Каждый из них не прочь взять орков в союзники, лишь бы соседей-врагов ослабить. Да и орки не гоблины — размножаются стремительно. Допустим, собрали герцоги общее войско, прошлись по орочьим землям, но ведь все равно им всех не вырезать, где-нибудь несколько семейств может сохраниться и через десяток-другой лет они снова расплодятся. Но это дикие орки, а ты забыл про храмовников. Тех герцоги не трогают.

— Но орки-храмовники и не нападают на людей?

— Не нападают. Но ты еще, Хелг, скажи, что они хорошие и правильные.

— Б-р-р… — оруженосец поежился. — Такая же мерзость, как и дикие.

— Ну-ну. А ведь храмовники спокойно ходят по нашим землям.

— И рабов забирают на жертвоприношения.

— А ты знаешь, Хелг, что там с ними делают?

— Это же известно всем, Ястред! На жертвенном камне им перерезают горло, окропляя камень в честь Ужасного Паа, а в храме бога Ивхе пленников сжигают в статуе Великого Ивхе.

— А дальше что с ними происходит?

— А что?

— Куда деваются тела?

—..?

— Их поедают орки. Которые храмовники. Кто-то из них любит кровь и сырое мясо, кто-то предпочитает мясо жареное. Никто не знает, откуда появились эти храмы, за многие сотни лет все позабылось, но храмовники всегда там были.

— Но ведь жрецы Паа и Ивхе люди…

— Люди, — согласился Ястред, — а мясо жертв, даже их кровь, что сбирается в выемке жертвенных камней, достается оркам. Двести лет назад войско людей уничтожило гоблинов. Тех было немного и вреда было немного. Но тогда хотели идти не на них, а на диких орков. Но жрецы запретили, икак думаешь, почему?

— Почему же, Ястред?

— А я не знаю, может, даже наш король не знает. Но года два назад, еще до того, как я тебя взял в оруженосцы, встретился мне в трактире на южном тракте один знакомый рыцарь. Посидели мы хорошо, вина выпили с ведро. И в разговоре, конечно, пьяном, он возьми, да и скажи, что жрецы подчиняются оркам-храмовникам, а не наоборот. Я тогда рассмеялся, а потом, уже позже, задумался: а что если он прав? Что такое жертвоприношения? Это много мяса, много крови. Так неужели храмовникам понравился бы поход против их диких собратий?

— И ты думаешь, это правда, Ястред?

— Не знаю, Хелг, не знаю. Но узнать хочу.

— А почему мы выбрали северную дорогу, южная короче и безопаснее?

— Не всегда короткий путь оказывается короче и не всегда безопасный безопасным. Здесь нам может грозить только большой орочий отряд, но они в такой количестве сюда не суются. А маленькие шайки нам не страшны.

Рыцарь неожиданно остановился.

— Смотри, человек!

На обочине дороги виднелась маленькая фигурка человека, привалившегося спиной и как-то боком к небольшому бревну. Когда путники к нему приблизились, то стало видно, что это мальчик лет тринадцати, довольно изможденный и одетый в какие-то лохмотья.

— Ястред, это мальчишка!

— Мальчик-раб, — сухо ответил рыцарь. — Волосы длинные.

— Беглый?

— Может быть, только откуда он бежал, здесь в округе ни души.

— Ты кто? — подъехавший к мальчишке Хелг спрыгнул с лошади.

Голубые глаза мальчишки были пусты и равнодушны, хотя на какой-то миг загорелись интересом, но тут же вновь потухли.

— Да он окоченел, Ястред!

— Было бы странно обратное, по утрам заморозки, да и днем не жарко, а это рванье его не согреет.

— Ты кто? — вновь спросил Хелг.

Мальчишка чуть покачал головой и слегка пожал плечами.

— Беглый? — спросил Ястред.

Мальчишка утвердительно кивнул головой, наклонив ее на грудь, светлые пряди волос упали на лоб.

— Ястред, он замерз.

— Я вижу.

— Ты ведь не бросишь его? Он же к ночи совсем замерзнет.

— Если орки не подберут… Странно, как он здесь очутился? Ладно, давай сделаем привал, разведи костер, дай мальчишке поесть, ставлю золотой, что он несколько дней не ел.

Хелг быстро расседлал обеих лошадей, задав им корм. Достал из седельной сумки копченое мясо, отрезав от него кусок и вручив его мальчишке, стал разводить костер.

Мальчик равнодушно посмотрел на кусок мяса, не спеша откусил от него, потом еще и начал алчно есть, вгрызаясь в него. Быстро поглотил пищу, теперь его стала бить дрожь. С трудом встав на ноги, одна из которых была в рваном башмаке, а другая и вовсе босая, он на не сгибающихся ногах заковылял в костру. Стал греться, жадно впитывая тепло пламени костра.

Тем временем Хелг уже успел поставить кипятиться котелок с водой.

— Так кто ты? — на этот раз вопрос задал рыцарь.

Мальчик вздрогнул и тихо сказал:

— Сашка.

— Беглый раб?

Мальчик, опустив глаза, кивнул головой.

— Рассказывай, — приказал рыцарь.

— Меня захватили две недели назад, отвезли на продажу…

— Кто захватил?

— Не знаю, какие-то люди с оружием. Там и орки были.

— Орки? — нахмурился Ястред? — Где это произошло?

— Я не знаю, я не здешний.

Действительно, мальчишка говорил с сильным акцентом, старательно подбирая слова.

— Орки какие?

— Я не понимаю…

— Голые или в кожаных накидках?

— Накидок не было. Ничего не было, голые.

— Значит, дикие… Ну, а дальше?

— Дальше привезли в город, отдали торговцу, он выставил меня и других на продажу. Но появились какие-то люди, говорят, что люди герцога. Хозяин отобрал часть людей, и отдал их им. И меня тоже. За городом ждали орки, нас отдали им. Но эти орки были в накидках. Нас куда-то погнали. Овик сказал, что для жертвоприношения. А потом вечером мы сбежали. Долго куда-то шли, вымокли, когда переходили реку, ночью залезли в стог. А потом появились орки на лошадях. Наверное, нас искали. Стог копьями тыкали, Овика нашли и… они его убили. Забили плетьми и увезли с собой. То, что осталось от него увезли. Они пили у него кровь… Орки… А меня не нашли, только бок задели. — Рыцарь обратил внимание на правый бок мальчика, кровавый свежий рубец проступал сквозь лохмотья рубашки.

Итак, мальчишка был рабом, беглым рабом. Но захватили его в набеге люди вместе с орками. Значит, законность рабства можно было оспорить: он не преступник, не кабальный должник и не раб по рождению. А вот с последним не так однозначно. Волосы! За пару седмиц они не могли чудесным образом так отрасти, значит, или мальчишка соврал, сказав, что его захватили в плен или он к тому времени все-таки был рабом. Впрочем, проверить это не сложно. Рабов хозяева клеймят, пусть не сразу, но клеймят. Если он был свободным до орочьего плена, то клейма на спине не будет. Что ж, проверим. Заодно посмотрим, что у него с боком.

Ястред подошел к мальчику, уже слегка согревшемуся у костра, и велел ему снять рубашку. Да и рубашка эта уже была — кусок лохмотьев, неизвестно как державшихся на худом мальчишеском теле. Надо же, вся спина в плетях, следы свежие, а вот клейма не было, значит, не соврал. И что с ним тогда делать? Оставить здесь? Погибнет. Взять с собой? Куда? Допустим, довезем до Гендована, а дальше что? Впрочем, решение можно пока оставить до окончания поездки. А одежда? В этой он ночь не переживет, замерзнет.

— Хелг, что будем делать с ним? Оставим или возьмем?

— Ястред, возьмем!

— Вот как? До утра он не доживет, замерзнет. Третьего одеяла у нас нет.

Хелг захлопал глазами. А Ястред усмехнулся.

— Ну, так как? Отдашь этому грязнуле свою запасную одежду?

Хелг растерянно молчал. Действительно, мальчишка был грязен. Оруженосец задумался, закусил губу, чувствовалось, что ему очень не хотелось отдавать свою запасную одежду. Ладно бы, еще свободному, а тут рабу, неизвестно откуда взявшемуся и с трудом говорящему на их языке. Но затем тряхнул головой и сказал:

— Отдам. Потом выстираю. Где ему сейчас мыться — не в холодной, почти ледяной воде?

— Тогда доставай сапоги, штаны и рубашку с курткой.

— Так тебя зовут Сашка? — спросил Хелг, подавая мальчику свою запасную одежду?

— Да, — ответил тот, удивленно ее принимая.

— Бери, одевай.

— Это мне? — мальчишка, заторможено сидевший у костра, по-прежнему не верил. И вдруг из его голубых глаз брызнули слезы. Он прижал одежду к груди и громко навзрыд заревел.

Хелг отвел глаза.

— Спасибо, — чуть слышно сказал мальчик.

Конечно, одежда Хелга была ему велика, но какое это имеет значение, главное, Сашка быстро согрелся, да и вода в котелке закипела. Хелг бросил в него какие-то сухие травы, распространился приятный запах. Теперь можно было попить горячей заварки. Все это время рыцарь с оруженосцем оставались в шлемах, но сев у костра, они их сняли. Как Сашка и ожидал, оба были коротко, почти наголо стрижены — отличительный признак свободных людей, не рабов.

— А у меня длинные волосы, теперь они еще больше отрасли, — подумал Сашка. — Неужели мне наконец повезло, и я наткнулся на хороших людей? Хотя не я, а они на меня наткнулись. Остаться с ними, лишь бы меня не бросили. А кем я у них буду? Да, кем угодно, лишь бы не бросили.

Пятый день Сашка ехал вместе с рыцарем и его оруженосцем, ехал вместе с Хелгом на его лошади. В первый раз, стыдно сказать, он никак не мог взобраться на лошадь к Хелгу, пришлось рыцарю поднимать его за шкирку, как кутенка. А вот Хелг запрыгивал на лошадь легко и уверенно.

— Эх, почему я раньше не научился? Хотя где бы мне учиться этому?

За время поездки Сашка отъелся, нет, конечно, он так и оставался худым, но чувство постоянного голода уже не мучило. Одежда грела, а когда ехал с Хелгом на лошади, даже было жарко. Хотя под утро замерзал — все-таки еще весна. Но что интересно: ни насморка, ни кашля не было. Дома он уже давно валялся бы с температурой, а здесь здоров. Конечно, не как бык, но здоров. Старую одежду в первый же день выкинули, остались только трусы, да кожаный ремешок Сашка прихватил с собой.

На привалах Сашка бросался помогать Хелгу, собирал хворост, искал воду, пока тот расседлывал лошадей и кормил их. Потом они вместе их чистили скребками, Хелг свою, а Сашка лошадь рыцаря. Путешествие, скорее всего, приближалось к завершению, Сашка это понял по тому, что в седельных сумках почти закончился овес для лошадей. Скоро приедем в город, а там… Как ему ужасно хотелось, чтобы его оставили с собой, не прогоняли. Суровый молчаливый рыцарь и живой веселый оруженосец все больше и больше нравились Сашке. Хелг держался с ним ровно и дружелюбно, а по ночам даже делился своим одеялом. Лицо Сашка, конечно вымыл. В первый же день, но тело было грязным, чесалось, а рана на боку зудела. "Значит, заживает", — сказал тогда рыцарь. Хорошо бы крепко подружиться с Хелгом. Пусть тот и постарше Сашки на год-два, но все равно почти ровесник. Тоже мальчишка, хоть и настоящий оруженосец. Сашка, конечно, завидовал и мечу и кинжалу, висящим на поясе у Хелга.

— Мне бы их, — мечтательно думал он. Очень хотелось потрогать оружие, но он вспомнил какой-то фильм, там мальчишка взял потрогать меч, а ему за это чуть не отрубили руку. Меч для воина священен. А Хелг уже воин, он уже несколько орков убил. А Сашка только одному и смог по голове ударить той тяпкой, да и то удар оказался несильным. Но помог Овику. Тот молодец, смог того орка убить. А Сашка смог бы? Вот и получается, что меч носят мужчины по духу, а ему меч не положен. Он же трус.

Конечно, какой же мальчишка не мечтает взять в руки меч, представить себя сильным воином, рубящим направо и налево бесчисленных врагов? Сашка тоже не был исключением, но он со жгучим стыдом вспоминал, как он оцепенел, когда враги напали на семью Овика. Вот Овик был настоящим, не трусом, как он, Сашка. И когда бежали, тогда тоже. А он… Почему он так трусит? Какое-то оцепенение находит, липкий страх опутывает все тело, ноги становятся ватными. И когда в плену били плетьми, Овик только зло, с ненавистью смотрел на мучителей. Нет, тоже кричал — ведь такая боль! А он, Сашка, плакал и просил, чтобы больше не били. И ноги целовал. Да, кусок дерьма ты, Сашка. Трус и слабак. Куда тебе до Овика, а тем более до Хелга.

Хелг веселый, постоянно что-то рассказывает. Сашка за эти дни стал лучше понимать чужой для него язык, а то, что до сих пор встречались неизвестные ему слова, так это не страшно — научится! Главное остаться. Хоть кем. Хоть слугой, хоть рабом. Впрочем, последнее ему очень не нравилось. Рабом! А он ведь раб, пусть и без ошейника, и рыцарь, наверное, имеет право на него как на раба. Но Ястред хороший человек, это Сашка понял сразу. Накормили, одежду дали, с рабом бы так не обращались. У Ястреда, наверное, замок. Что же, для мальчишки там всегда найдется работа, а значит, кусок хлеба с мясом и постель, пусть не мягкая, но не на улице же он будет ночевать? Возьмут с собой?

— А что такое фэнш, Хелг?

— Фэнш? Кусок мяса с кровью, слегка зажаренный. Его еще отбивают деревянным молотком перед жаркой. А с чего ты заговорил об этом?

— Да, орки. Они, когда нас гнали на жертвоприношение, постоянно говорили: "Фэнш". И Овика, когда забили насмерть плетьми, они смеялись и повторяли: "Сегодня будет хороший фэнш".

Рыцарь с Хелгом переглянулись. Найденыш только что подтвердил подозрения рыцаря об орках-храмовниках. Кстати, цвет глаз у мальчишки поменялся. Когда они его подобрали, они были светло-голубыми, а теперь потемнели, стали синими.

На пятый день они разбили дневной привал, рыцарь куда-то ушел, опять, наверное, проверить местность, а Сашка с Хелгом развели костер, поставив на него котел с водой.

— Завтра приедем в Гендован. А там…, - Хелг удовлетворенно улыбнулся, — Ястред тебе понравится.

— Как понравится? — недоуменно спросил Сашка.

— Как мужчина, конечно, — улыбка расплылась на все лицо. — Ты ему понравился. С самого начала. Я думаю, тебе тоже Ястред понравится. Ну и я тоже неплох.

Сашка остолбенел. Нет, этого не может быть. Они же не могут с ним так! И сразу же Сашке вспомнился тот толстый покупатель, который полез к Сашке в штаны. Как ему было мерзко. А теперь, получается, что Ястред взял его с собой за тем же.

— Нет. Нет. — Побледневший Сашка почти впал в ступор. — Я не буду.

— Так тебя и спросили: хочешь ты или нет. Да ты не расстраивайся, тебе понравится. И Ястред понравится, и я тебе тоже понравлюсь, — Хелг, глядя на обалдевшего Сашку, громко и азартно засмеялся. Громко, очень громко! Он был чертовски доволен.

Сашка отчетливо почувствовал, как у него все похолодело внутри, а нижняя губа стала подрагивать, даже трястись. И ноги слегка подкосились. Его как будто окатили ушатом холодной, даже ледяной воды. А Хелг, глядя на остолбеневшего Сашку, только больше рассмеялся.

— Я lie germ! — весело крикнул он.

Это слово Сашке еще было неизвестно, но и без этого ему стало все ясно: конец мечтам и надеждам. Его спасителям он был нужен лишь как игрушка на время скучного путешествия. Спасли, отогрели, подкормили, а теперь можно и позабавиться, что взять с раба-найденыша? Это ведь так забавно: вселить надежды, а потом поставить его на место, место бесправного раба, делать с ним то, что давно желалось — издеваться над жалким и покорным рабом.

И этот Хелг тоже доволен до чертиков, вон как заливисто хохочет, а ведь он Сашке очень понравился, думал, что станет другом. Сильный, смелый, веселый. Да, уж, веселый, до сих пор издевательски смеется, наслаждается его, Сашкиным, падением обратно в грязь, из которой они его спасли. А он уши развесил. Одежду подарили. Да нет, не подарили, просто одолжили, чтобы не замерз, чтобы довезти целым и здоровым до города, а там…

Сашка снял сапоги, куртку, рубашку. Это все его, хохочущего Хелга. Пусть подавится. Затем на чуток остановился в некоторой нерешительности, но затем быстро снял и штаны, оставшись в одних обтрепанных трусах. Так, больше их вещей на нем нет. А вот ремень от брюк, это его. Всё, прочь отсюда, прочь.

Хелг вволю насмеявшись — хорошая шутка, а? И найденыш на нее повелся, с удивлением смотрел на быстро уходящего Сашку. Чего это он? Но вот недоумение сменилось на понимание того, что произошло!

— Сашка, постой! Ты куда. Я же lie germ!

Сашка уже значительно удалившийся по просеке, вдруг осознал, что они, Ястред и Хелг, не только его спасли, но стали его новыми хозяевами, хозяевами беглого раба. И теперь, что там у них за законы? Сами будут владеть или сдадут его за вознаграждение страже, а та… Бежать, нужно срочно бежать! И Сашка свернул к кромке леса и со всех сил помчался в его глубь. Холода он совсем не замечал, а ноги… да ступни не привыкли к лесным сучкам и колючим веткам и быстро закровянили. Но разве это важно?

Крики Хелга за спиной становились все глуше и глуше и вскоре затихли. Из покалеченных ступней капала кровь, но Сашке было все равно: он прекрасно осознавал, что до следующего утра не доживет. Ну, может, не до утра, а протянет чуть дольше. Или меньше. Холод, ночной холод, заморозки, а он голый. Разве трусы смогут хоть как-то согреть? Он просто замерзнет, быстро замерзнет. Если, конечно, к тому времени, его не обнаружат. Что тоже вполне возможно. Те, от кого он сбежал — те же орки, недаром местность пустынная, никто не живет. Значит, бродит здесь эта нечисть. Или Ястред с Хелгом захотят вернуть сбежавшего раба.

Вернут, а потом повалят, и будут бить, насиловать и весело смеяться. За несколько дней с помощью плетей и издевательств выбьют всю гордость и решимость, отобьют охоту сопротивляться. Сам он добровольно будет ложиться под Ястреда, целовать ему ноги, чтобы только не били и дали кусок хлеба и глоток воды.

— Прощай, Сашка… Не повезло тебе. Но ты им не достанешься. Есть ремень, а крепкий сук найдется в лесу. Надо только отойти чуть поглубже, чтобы быстро не нашли и…

Спустя полчаса Сашка смог приделать на крепкий и высокий сук петлю, сделанную из кожаного ремня, подтащил пару сгнивших бревен. Осталось только аккуратно забраться на них и всунуть голову в изготовленную петлю. И оттолкнуться. И тут Сашке вспомнилось, что люди, которых вешают, в момент смерти гадят под себя. Он представил, как он, Сашка, будет болтаться с изгаженными трусами. Значит, трусы надо снять. Теперь, если и изгадится, то на землю, не так будет стыдно. Мертвому стыдно? Мертвые сраму не имут — почему-то ему припомнились строки из истории. Но это про воинов. А он-то — жалкий раб. Да и не все ли теперь равно? Пора, вот уж всего колотит — то ли от страха, то ли от холода — лес в глубине нес холодом и сыростью, солнце сюда совсем не проникало, даже днем было холодно. Градусов, наверное, пять, подумал Сашка. Надо решаться. Тем более, вдали послышался лошадиный шум. Может его ищут? Хотят поймать? Ну уж нет. Поздно. Не получите. Встать на бревнышки. Вот так, аккуратно. Теперь не спеша просунуть голову в петлю, ее завязать покрепче и пора…

Сашка оттолкнулся от бревен, они завалились на бок, и ременная петля туго впилась ему в шею. Стало сразу страшно и больно. Сашка захрипел, задергался в петле. Руки непроизвольно — организм требовал продолжения жизни — попытались пролезть внутрь петли, оттянув ее от горла. Но это не удавалось, петля продолжала затягивать горло. Сашка понял, что задыхается, и сил не оставалось сопротивляться. И хотя пальцы одной руки уже почти просунулись внутрь петли, сил все же не хватило, и наступила темнота…

Хелг слишком поздно побежал за Сашкой и конечно не успел, тот затерялся в лесу. Ястред, появившийся на месте происшествия, увидел одежду Сашки и догадался, что у мальчишек произошла ссора, Сашка на что-то обиделся, или Хелг его попрекнул данной найденышу своей запасной одеждой.

Вскоре вернулся ни с чем Хелг.

— Я пошутил. Глупо. Но не настолько, чтобы уйти без одежды. Он же замерзнет, Ястред. Из-за меня. Ну не мог нормальный человек так обидеться! А может он ненормальный? Ястред?

— Что ты ему сказал?

— Ну, я пошутил.

— Что?

— Ястред, клянусь честью, это шутка, глупая. Я сказал, что ты спишь с мальчишками, и завтра по приезде в город это его ждет. А он сбросил одежду и убежал в лес.

— Глупо пошутил? Ну-ну. Мальчишке досталось в орочьем плену, потом добавилось у рабовладельца, неизвестно, что там с ним делали, вся спина в плетях, а ты сообщил ему, что многое повторится вновь. Так?

— Да, Ястред. Я виноват. Ну, сглупил. Пожалуйста, найдем Сашку. Он же замерзнет.

— Тогда быстро собирай лошадей.

— Ты его сможешь найти? Лес вон какой.

— Он босой, а значит, сразу же поранил ноги. Пойдем по следам крови.

Двигаться пришлось не спеша — следы не очень были заметны, но помогало то, что Сашка двигался в одном направлении. Хелг, ведший свою лошадь чуть впереди Ястреда, неожиданно остановился и дико закричал: в метрах пятидесяти на толстом суку дергалось в конвульсиях обнаженное мальчишеское тело. Ястред бросился вперед, на ходу доставая меч, подбежал к дереву и одним ударом перерубил петлю. Тело Сашки упало на землю. Он не подавал признаков жизни, лицо посинело, язык вывалился.

— Ястред, он мертв?

Рыцарь достал флягу и попытался влить ее содержимое в горло лежащего мальчика. Найденыш дернулся, закашлялся и открыл глаза. Они были мутные и выражали нестерпимую боль. Хелг отвернулся…

Когда Сашка открыл глаза, то первым делом почувствовал, как сильно жгло горло, а по голове как будто били раскаленным молотом. Он увидел рядом с собой Ястреда и отвернувшегося Хелга.

— Значит, не успел — ожгло его мыслью. — Снова плен, снова рабство. Теперь уже не сбежишь. Свяжут, или наденут какие-нибудь кандалы. Если они есть, конечно. Наверное, нет. Значит, крепко свяжут. И получат то, о чем говорил Хелг. Гады! Надо было не медлить, пораньше в петлю лезть. Или руки чем-нибудь связать, чтобы не мешали удавиться. И он снова потерял сознание.

Когда Сашка очнулся, то с удивлением увидел, что лежит на плаще. А на нем снова та же запасная одежда Хелга. И трусы на нем, он это чувствовал. Одели? Он же раб, к тому же грязный, но одели, не побрезговали. Зачем? Ведь чтобы позабавиться, одежда как раз не нужна. Непонятно.

— Ястред, он очнулся. Сашка, как ты? Прости меня, я такой тупой, так глупо lie germ. Я же не знал, что ты так воспримешь мою lie germ.

Сашка захотел сказать, но горло сильно сжало, и он закашлялся, задохнулся. Чуть отдышался и уже не горлом, а губами спросил:

— Что такое lie germ?

— lie germ? Это шутка, глупый розыгрыш.

— Шутка?.. Боже, какой же я дурень, — пронеслось в Сашкиной голове. — Он же шутил. Да ты и сам мог так пошутить. Даже делал так раньше. А сейчас не понял. Посчитал Хелга сволочью. Ты сам сволочь, в лес побежал, вешаться захотелось. Тряпка, — мысленно обругал себя Сашка.

— Так ты не знал, что такое lie germ? — склонилась над ним голова Ястреда.

Сашка покачал головой и, закусив губу, опустил глаза.

Рыцарь резко встал и пошел на другую сторону стоянки, прихватив с собой Хелга.

— Ну, ты по-прежнему считаешь, что он ненормальный?

— Ястред… Ястред… Я…

— Мальчишка сбежал из орочьего плена, ты ему сообщаешь, что кошмар продолжится. Вдобавок смеешься. Так?

Оруженосец понуро кивнул головой.

— Смотри мне в глаза! Ты там смеялся. Я знаю, как ты умеешь смеяться. Но он-то думал, что это правда. Ты сказал, что пошутил, но он не знает этого слова, и продолжал думать, что это правда! Бежит и вешается. Последнее его не красит. Так воины не поступают, но он не воин. Обычный мальчишка. Ну и что теперь? Отвечай!

— Я виноват. Меня нужно наказать. Очень сильно. Будешь пороть?

— Я думал, что уже больше не будет поводов. Но пороть я тебя не буду. Ты посмеялся над ним, ему тебя и пороть.

— Сейчас?

— Дурень. Мальчишку только из петли вытащили. Завтра с утра. Пойдешь к нему сейчас?

— Надо бы помириться и прощения попросить, но… лучше завтра, после порки, а то злость у него на меня пройдет, к утру бить расхочется.

— Ладно, сейчас я займусь им сам.

На следующее утро Сашка проснулся с ясной головой. Ястред принес ему суп — есть пришлось с трудом — горло сковал спазм, но к концу завтрака Сашка почувствовал, что спазм стал меньше. А вот и Хелг появился. Его обидчик. Впрочем, какой обидчик, чего это он? Он сам, Сашка, не меньше виноват во всем случившемся. Даже больше Хелга.

Оруженосец зачем-то разделся до пояса, а Ястред снял кожаный пояс. Сашка все понял, застыв на месте.

— Подойди сюда, — обратился Ястред к Сашке.

Сашка на негнущихся ногах подошел к рыцарю. Тот ему протянул ремень с пряжкой, Сашка механически его взял, а Хелг повернулся спиной к нему, наклонившись вперед.

— Бей, сильно бей. Хорошо бей, — приказал рыцарь.

— Ты что? Зачем. Нет, нет… я не буду, — ремень выпал из застывших пальцев мальчика. — Я не буду! — уже тверже и громче сказал Сашка.

— Ладно. Хелг, подними и подай мне ремень и встань ко мне спиной.

— Нет, не надо. — Сашка бросился к Ястреду, но тот легко оттолкнул его.

— Ты чего, — Хелг повернулся к Сашке. — Я же это заслужил. Справедливо заслужил. Да меня за это плетьми надо бить, а не ремнем.

— Нет, — Сашка повис на руке Ястреда.

Тот снова легко освободился от мальчика, слегка оттолкнув его. Рыцарь намотал один конец ремня себе на руку, оставив свободный конец со свисающей пряжкой. Но Сашка неожиданно стянул с себя рубашку и встал рядом с Хелгом.

— И меня тогда бей. Я не меньше виноват. Бей!

Ястред задумался, потом опустил руку.

— Одевайтесь. Оба… Скажи мне, Сашка. А надо ли было тебе вешаться? Это не поступок мужчины.

"А я еще не мужчина" — хотел ответить Сашка, но сказал по-другому:

— А что мне еще оставалось делать. Опять в рабство? Ну, или в лучшем случае, просто замерзнуть в лесу? Рабом не буду! У меня на родине говорят: "Лучше умереть стоя, чем всю жизнь жить на коленях".

Рыцарь удивленно посмотрел на мальчишку. Красивые слова. И правильные. Да, есть в нем стержень.

— А зачем трусы снял?

Сашка опустил глаза и закусил губу.

— Зачем? — повторил Ястред. — Говори. Ну! Я жду.

— Я… я не хотел пачкаться.

— ?

— Когда людей вешают, то они гадят в штаны. Поэтому их и снял.

Слезы выступили на глазах Сашки. А Хелг и вовсе разревелся. И это Хелг! Ястред уже забыл, когда у того были слезы в последний раз. А ведь он еще и гордый. Сколько правильных качеств у этого худенького мальчишки. Из плена сбежал. Себя пытался убить, лишь бы не попасть обратно в плен, в рабство. Гордый — удивительно, откуда такая гордость, свойственная благородным! И Хелга бить не стал, а ведь тот жестоко над ним посмеялся, пусть даже и по глупости, но ведь из-за этой дурацкой шутки в петлю полез. Не стал бить обидчика, а наоборот, защищая его, сам встал под ремень с пряжкой. И что мне с ним делать? Завтра приедем в город. Отослать на родину? А где его родина? Не доберется. Погибнет. А разве со мной не погибнет? Язык найденыш стал лучше понимать, хотя акцент по-прежнему заметный. И жизни нашей не знает, всему, что рассказывает ему Хелг, удивляется. Один пропадет. Погибнет или же ждет его рабский ошейник у жестокого хозяина. Запорет мальчишку. Взять с собой? Слугой? Но это тоже рабство. Но я ведь не буду к нему жесток, да и Хелг тоже. Хелг добрый парнишка, не даст Сашку в обиду, поможет. Подрастет, устроится в нашем мире, может быть вспомнит, где его родина. Подстригу и отпущу со спокойной душой на волю. Помогу пристроиться, в замок или в какую-нибудь гильдию в городе, мальчишка вроде бы не глуп, а арифметику считает и вовсе прекрасно, не хуже некоторых купцов. Плохо только, что сейчас я не в безопасности, всякое в дороге может с нами произойти.

Из-за происшествия, случившегося накануне, до Гендована путники в тот день так и не добрались, заночевали снова в поле, хотя могли бы остановиться на ночлег в гостином дворе — местность значительно оживилась, стали попадаться деревеньки, корчмы, даже промелькнула пара рыцарских замков вдали на холмах. Еще днем дорога резко свернула на юг, на ней стали попадаться крестьяне, едущие по каким-то своим делам, проскакало мимо несколько вооруженных людей, наверное, солдат из ближайшего замка.

На следующее утро, после завтрака, после того, как Сашка с Хелгом вымыли посуду, Ястред подозвал мальчишку к себе.

— Сегодня к обеду мы будем в Гендоване. Что с тобой делать? Сам-то ты что думаешь?

— А можно мне с вами? — с надеждой спросил мальчик.

— Можно, — ответил Ястред. — Слугой. Так?

— Да, спасибо, — Сашка неуверенно улыбнулся. Это было совсем неплохо. Подумаешь, лошадей почистить, их накормить, воды натаскать, посуду помыть — за неделю поездки Сашка к этому уже привык, как будто делал эту работу всю жизнь. Да и не один же он, еще и Хелг делал то же самое вместе с ним.

— С такими длинными волосами ходят только рабы. Есть еще и домашние рабы, к которым у хозяев другое, лучшее отношение. Такие рабы подстрижены коротко, почти как свободные люди, только у них выбрита середина головы. И рабов клеймят. Но не всех. Среди домашних рабов встречаются неклейменые. Тебя я клеймить не буду, и подстригу как можно короче, с полоской.

— Как с полоской?.. — Сашка опешил. — То есть я буду рабом?

— Конечно, ты же согласился быть моим слугой?

— А просто слугой, но свободным можно? — спросил Сашка.

— Нет, у нас такого нет. Слуги — они рабы, хоть и особые. И отношение к ним совсем другое, чем к обычным рабам. Свободные люди не могут быть рабами. Вот Хелг — свободный человек и мой оруженосец, хотя он и чистит мои сапоги и выполняет всякую другую работу, которую делают слуги. Но он воин и учится воинскому мастерству.

— А что мне придется чистить сапоги и Хелгу?

— Конечно. Это обязанность слуги. Слуга вообще обязан выполнять все требования господина и его оруженосца. Слугу можно продать, он же все-таки раб, но я вряд ли это сделаю. И по седьмицам в порку буду мягким, если ты, конечно, серьезно не провинишься.

— Меня будут бить?

— У нас рабов порют по седьмым дням. А у вас разве не так?

— А… а…, - Сашка смотрел, широко открыв рот, да и глаза его заметно округлились.

— А что такого? Ты сам вчера просил этого, когда я собрался выпороть Хелга. Разве не так?

— Да не бойся, Сашка, — вмешался в разговор Хелг, — ну получишь десяток ремней в седьмицу, да и не сильно будут бить. Я так вообще легонько, если Ястред велит мне тебя пороть.

— И сапоги тебе чистить…

— А что такого? Я же Ястреду чищу.

— Ты свободный.

— Тебе будет у нас хорошо. Я тебя буду учить владеть мечом. Я не рыцарь, мне можно учить раба.

— Раба, — горько сказал Сашка.

— Ну, решил? — сказал рыцарь, полез в седельную сумку и достал… РАБСКИЙ ОШЕЙНИК!!!

Сашка сглотнул и обреченно сказал… "НЕТ!"

— Пойми, мальчик, я могу тебя взять с собой только слугой. Другой возможности поехать с нами нет. Если не хочешь, тогда можем тебя подстричь как свободного, клейма на тебе нет, мочки ушей целы, довезем тебя до города, а там ты уже свободен. Да, насчет одежды не беспокойся, сапоги и одежду тебе оставим. Только куда ты пойдешь?

— Не знаю, — потерянно ответил Сашка, — но рабом больше не буду. Лучше смерть.

Днем, достигнув Гендована, Хелг, не доезжая городских ворот, ссадил Сашку на землю, Ястред дал несколько советов на ближайшее время, сунул мальчишке горсть серебряных и медных монеток.

— Ну, прощай, найденыш!

— Прощайте и вы, спасибо вам за все, — Сашка неожиданно для себя низко поклонился всадникам, — вы хорошие люди, я вам очень благодарен, прощайте.

— Прощай, Сашка, — Хелг потрепал Сашку по его обритой голове, — пусть тебе повезет, — и поскакал вслед за своим рыцарем.

— Хелг, Хелг, как мне его жаль, пропадет в чужом городе. Но гордый, не каждому этого дано. Но это его проблема, а у нас свои проблемы.

Глава 4 994 год эры Лоэрна

Хелг знал Ястреда уже шесть лет. Знал хорошо. И до их близкого знакомства он тоже, наверное, его видел, но мало ли рыцарей в замке ларского графа? Тем более рыцарей известных, даже знаменитых своими подвигами на ратном поприще. А какие бароны в Ларске! Поэтому и не обратил внимания девятилетний мальчик, сын графского десятника, на молодого, совсем неизвестного своими подвигами рыцаря.

События того лета Хелг не забудет никогда. Тогда он осиротел. Его отец был десятником личной сотни графа. Заслужил дворянство, а ведь начинал простым мальчиком-посыльным. Принеси то, сбегай туда, натаскай дров и воды для солдатского котла, а потом вымой котел. И даже почисти сапоги благородным командирам. Таких мальчиков было по несколько человек в каждой сотне. Если выживали, то повзрослев, становились солдатами. А некоторые, как его отец, десятниками. Не все десятники зарабатывали дворянство. Но его отец сумел пробиться в десятники графской сотни, а там служили лучшие из лучших. Вот сотником ему уже было не стать. Ведь личной сотней командовал троюродный брат ларского графа виконт Вайтель. А правой рукой виконта был ларский барон. Даже баронеты не могли возглавить сотню. Что же говорить о новоприобретенном дворянине, даже не рыцаре? В рыцари его отец еще мог бы пробиться, но опять же — только теоретически. Для рыцарства нужен собственный замок и пусть небольшой, но феод.

Вот у Ястреда есть и замок и феод. Замок — это слишком громко сказано. Скорее, каменный дом, окруженный деревянной стеной. Зато стена сделана на совесть: три метра в высоту, из почти метровых в обхвате деревьев, срубленных в первый день весны после захода солнца. Такой стене огонь не страшен, если не облить земляным маслом. Но от земляного масла, говорят, даже камни горят, не то что дерево. А феод у Ястреда совсем небольшой — три деревеньки в окрест — все, что в свое время выделил местный барон своему младшему сыну, предку Ястреда.

Богатый человек мог, конечно, купить земли, построить дом со стеной, даже каменной, заселить окрестности купленными рабами с семьями, но будь он трижды дворянином, рыцарем ему все равно не стать: не покупается рыцарство. Только младшие сыновья баронов и виконтов могли стать ими. Или, как крайний и редкий случай, если герцог или граф выделяли прославленному воину за его особые заслуги феод из своих личных владений. Вот и получается, что рыцарем отец Хелга стать мог, но не… мог.

А Хелгу судьба была одна: быть воином, другой дороги быть не могло. Зато как дворянин он уже мог начать свою карьеру не так как отец, не мальчиком для посылок. Тех набирали из простолюдинов. В тринадцать-четырнадцать лет он мог стать оруженосцем у какого-нибудь барона, баронета или рыцаря. Это если повезет, а если нет, то тогда уже позднее, в юношеском возрасте записаться в солдаты-наемники. А среди наемных солдат были люди разных сословий: и простолюдины, и дворяне, и даже разорившиеся баронеты, а потому и пошедшие за небольшими, но деньгами.

То лето было очень жарким. Они, мальчишки, не вылезали из воды небольшой речки, протекавшей через графский замок. Даже младший сын графа изредка принимал участие в их забавах. Он хоть и виконт, а отнюдь не спесивый. Хелд знал детей ларской знати, многие из них задирали нос перед незнатным мальчиком, а то и просто не замечали. А Дарберн, хоть и не давал повода сблизиться, но и не отвергал Хелга и его двух друзей, сыновей ларских рыцарей. Хелг в их компании был самым незнатным, но друзья на это внимания не обращали. Во-первых, его отец был лучшим десятником в личной сотне графа, а во-вторых, только Хелг мог решиться, сбросив одежду, в зимний морозный день плюхнуться с размаха в прорубь. И не заболеть. Никто из его сверстников так и не смог рискнуть искупаться в ледяной воде. А Хелгу даже нравилось. А голышом поваляться в снегу? Опять же это делал только Хелг под завистливые и восхищенные взгляды своих сверстников.

То ли жара стала причиной потери бдительности городской стражи, то ли предатели открыли изнутри ворота города, но на рассвете через восточные ворота в Ларск ворвались солдаты Черного Герцога. Это был передовой отряд, скрытно подошедший к ларским владениям. Против прорвавшихся врагов граф бросил почти все свои силы, оставив в крепости лишь полсотни своей гвардии. Сеча на городских улицах была злой и упорной, но у графа в городе было слишком мало сил, чтобы противостоять войску герцога.

Остатки воинов графа с трудом пробились обратно к крепости. Из отцовского десятка вернулось лишь шестеро. А они были лучшие в войске! Но и врагам эта победа на улицах города обошлась слишком дорого. Теперь все зависело от того, чьи подкрепления подойдут первыми: основное войско Черного Герцога или отряды вассалов графа Ларского. И что скажет король Лоэрна Френдиг, в чей домен входил Ларск? Но вассалам еще нужно было собраться, из Лоэрна не было никаких известий, а войско Черного Герцога уже подходило к городу. Понимая, что проигрывает, граф Винтольд Ларский вызвал отца Хелга и приказал ему с остатками его десятка, пока замок не взят в плотное кольцо, спасти младшего виконта Ларского. А вместе с Дарберном вывезли еще пять других мальчиков, в том числе Хелга и двух его друзей. Детей в замке было, конечно, больше, но старшие мальчики пополнили отряды защитников замка, а совсем маленьким было не выдержать предстоящей долгой скачки. Вот и младших братьев Хелга, шестилетних близнецов Альса и Орса с собой не взяли.

Воспользовавшись тем, что кольцо осады полностью не перекрыло выходы из замка, двенадцать всадников, ведя в поводу столько же запасных лошадей, на рассвете вырвались из города. А спустя час в город уже входили основные силы Черного Герцога. Узнав о прорыве небольшой группы из осажденного замка, герцог приказал бросить в погоню свою гвардию — его личную сотню.

— Куда мы едем, отец? — на коротком привале спросил Хелг.

— Видишь, куда движется солнце? Там наиболее сильные замки вассалов нашего графа. А южнее — Лоэрн. Его величество Френдиг должен нам помочь.

— А кто сильнее, Черный Герцог или Френдиг?

Отец Хелга нахмурился и, бросив осторожный взгляд на сидящего рядом виконта Дарберна, ответил:

— У Черного Герцога больше земель, он богаче, может себе позволить набрать побольше наемников, но у Лоэрна и Ларска есть ополчение. Оно, конечно, не столь умело в бою, как профессиональные солдаты, но пиренский герцог будет вынужден распылять свои силы, оставляя их на захваченных землях. Если он возьмет Ларск, — отец снова бросил взгляд на виконта, немного запнулся, но упрямо встряхнул головой и продолжил, — то будет вынужден оставить в городе и крепости пару тысяч солдат. При штурме ларской крепости он потеряет не одну сотню воинов. Сколько еще положит, осаждая замки вассалов.

— Он захватит замок? А как же мама, Альс и Орс?

Отец Хелга еще больше нахмурился, за его ответом напряженно наблюдали солдаты и мальчишки: ведь в замке у большинства из них остались родные.

— Не знаю. Замок будет трудно удержать. Там не наберется и пяти сотен, если считать и придворных. А из них воины…, - отец Хелга поморщился. — Женщин и детей трогать не должны, но при штурме все бывает. Да и Черный Герцог не очень и благороден.

— Но он же из древнего знатного рода!

— Благородство и знатность — разные вещи. Говорят, что герцог якшается с дикими орками, а разве благородный человек будет иметь с ними дело? Да и прадед герцога оставил о себе недобрую память.

— А что сделал его прадед?

— Потом расскажу, может быть… А теперь пора в путь, мы не можем делать большие привалы, до темноты нам нужно добраться до Барейна и успеть переправиться через него. И найдем ли мы еще лодки на этой стороне… За нами могли пустить погоню. Наверняка послали. Одно утешает: погоня при долгой скачке должна значительно растянуться. И если нас успеют догнать, то надеюсь, что врагов окажется немного, мы должны с ними справиться.

Десятник правильно решил, что за ними пустили погоню, только он ошибся в количестве врагов. Два, самое большое три десятка — большее количество пиренцы, осаждающие замок, не могли бы пустить за ними в след. Но отец Хелга не знал, что после их прорыва подошли основные силы Черного Герцога. И численность врагов, отряженных в погоню изменилась. Сотня лучших солдат герцога против шестерых взрослых и шестерых мальчишек. Силы были слишком неравны.

Бешеная скачка с небольшими перерывами на привал длилась уже двенадцать часов. И если привычные взрослые еще могли держаться, то мальчишки совсем обессилили и держались в седлах из последних сил. Давно все пересели на запасных коней, привалы становились все длиннее и длиннее, но враги, растеряв по дороге больше половины отставших, приближались.

Солнце все ближе и ближе подступало к краю земли, заметно удлинялись тени, а сзади, в какой-то полумиле уже скакали передовые вражеские воины. На пути беглецов встала река, за которой располагались основные замки вассалов графа. Далеко вниз по течению Барейна был Лоэрн, столица королевства, там тоже можно было укрыться. Слева располагались холмистые перелески, а по правую сторону дороги тянулся большой лес, через который дорога шла в Амарис, столицу соседнего герцогства. Три пути и нет времени на размышление.

— Ищите лодки.

— Есть! Две лодки, но все не поместимся.

— Мальчишек сажайте по трое в лодку, двое на веслах!

— А весел-то и нет…

— Искать!

Что же делать, если весла сейчас не найдутся? Можно, конечно, попробовать переправиться и без весел, но течение реки здесь быстрое и пока выгребешь на ее середину, враги уже будут здесь. А у них луки, это видно уже сейчас. Без весел на ту сторону быстро не переправиться и беглецы попросту станут легкими мишенями как на стрельбище. То же самое, если спускаться вниз по реке. Не здесь, так чуть ниже достанут и всех перебьют. Сворачивать с дороги вправо или влево тоже поздно, тем более мальчишки уже почти не держатся, да и лошади вот-вот упадут. У врагов положение тоже не лучше, но их много и потеря даже половины из них положение не изменит. Еще несколько мгновений и враги приблизятся на расстояние выстрела из лука. И тогда все будет кончено.

— Ваша светлость! Спасайтесь. Спасайтесь, кто как сможет, бегите в разные стороны, мы постараемся их задержать, но их слишком много.

— Отец!..

— Беги, Хелг! Это приказ!

Десятник выхватил меч и, прикрывшись щитом, развернул лошадь в сторону врагов. Вместе с ним бросился на солдат Черного Герцога и его уполовиненный десяток. А враги все прибывали и прибывали.

В гвардии Черного Герцога были лучшие бойцы, но и в личной сотне графа служили лучшие из лучших. Когда погиб последний, шестой солдат графа, на земле осталось лежать четырнадцать гвардейцев герцога. Оставшиеся враги разъехались по округе в поисках бежавших мальчишек.

Хелг бросился влево, в район холмов и перелесков. Бежал он долго, огибая холмы. Возможно, это его и спасло. Если бы он бежал напрямую через холмы, то на их вершине его быстро заметили бы, а так число преследователей, бросившихся в его сторону, оказалось меньше, чем число возможных направлений его бегства. А когда через четверть часа он совсем выдохся, ему попался каменистый овраг, в склоне которого Хелг заметил маленькое боковое отверстие, заросшее небольшим кустарником. С трудом протиснувшись через узкую дыру, он полез по лазу, который свернул в сторону и слегка расширился. Забившись в самый его угол, он лихорадочно стал подкапывать лаз ногами, сгребая сухую землю к месту поворота лаза.

Когда через некоторое время в дыру заглянул один из гвардейцев герцога, то он увидел пустой лаз, на расстоянии двух метров оканчивающийся задней стенкой с горкой нетронутой земли. Хелг просидел в этом убежище всю ночь, весь следующий день и только на вторую ночь покинул лаз. Он не знал, что трое из шести мальчишек были убиты нагнавшими их солдатами Черного Герцога, а поисками троих оставшихся враги занимались вплоть до вечера следующего дня. Если бы он не оказался столь терпеливым и вылез раньше времени из дыры, то был бы обнаружен и убит, как трое его сверстников. Спустя несколько дней течение реки прибило в нескольких десятках миль от места трагедии тело четвертого беглеца. Пятым был Хелг. А шестым, так и не найденным, был виконт Дарберн Ларский.

В отличие от Хелга Дарберн побежал не влево, а вправо, углубившись в лес. Солдаты герцога шли по его следам несколько миль, но след из-за быстро наступившей темноты все-таки потеряли. Что с ним стало, никто уже не узнал: с севера вторглась большая орда диких орков, заполонившая все пространство вдоль дороги на Амарис, разоряя и уничтожая человеческие поселения. Дарберн, уходя от солдат Черного Герцога, неизбежно должен был попасть как раз в центр движения этой орды и быть убитым или захваченным орками.

Судьба пленников орков в этом нашествии была известна: большую часть они убили на месте, съев сразу или закоптиввпрок. Часть была уведена ими в их становища. Ни один из пленников не вернулся, пойдя оркам в пищу.

Четыре дня спустя гибели беглецов, после возвращения остатков личной гвардии Черного Герцога, его отряды в ожесточенном штурме взяли ларскую крепость. Черный Герцог потерял при штурме более двух тысяч воинов. В живых из защитников не осталось никого. Тела убитых графа, его жены и двух старших сыновей выставили на всеобщее обозрение в центре главной площади Ларска. Через сутки их с почестями погребли в фамильном склепе династии. Были убиты и все родственники графа. Династия графов Ларских пресеклась.

Захваченных в замке женщин и детей куда-то увезли. Что стало с матерью Хелга и его младшими братьями, он так и не узнал. А ведь именно его братья были теми последними жертвами, которых сбросил жрец Селиман в жерло статуи Великого Ивхе в ночь, когда в Атлантисе появился Посланец.

С большим трудом, протиснувшись через насыпанную на углу лаза горку земли, Хелг выполз из своего убежища. Долго лежал, вдыхая свежий ночной воздух. Когда затекшие за время сидения в скрюченном виде — более суток — ноги и спина наконец-то немного отошли, мальчик встал и пошел в сторону, противоположную той, откуда он бежал от преследователей. Шел всю ночь с небольшими остановками на отдых. Наконец, когда небо стало светлеть, Хелг увидел с правой стороны серебристую ленту.

— Барейн! Надо переправиться на ту сторону.

Хелг пошел вдоль берега реки в надежде отыскать лодку или какой-нибудь плот. Но ничего не попадалось. В конце концов, он остановил свой взгляд на широком бревне, лежащем рядом с водой. Вероятно, во время весеннего паводка его прибило к берегу с речных верховий. За летние дни бревно пообсохло и теперь вполне годилось как плавсредство, чтобы перебраться на тот берег. Хелг разделся догола, свернул одежду в узел, туда же засунул сапоги и небольшой кинжал, с которым он не расставался — подарок отца! Скатил бревно в воду, пристроил узел в ветках дерева так, чтобы одежда осталось сухой и, оттолкнув бревно, поплыл через реку. Переправа удалась. На той стороне, наскоро обтершись штанинами, натянул на еще сырое тело одежду, последний раз взглянул на противоположную сторону, где погиб его отец, и пошел вглубь земель ларских вассалов.

На дорогу он смог выбраться только к полудню, а вскоре увидел на пригорке небольшой замок. Мальчика заметили издали, значит, в замке уже знали о нападении Черного Герцога на Ларск.

— Что тебе надо, мальчик? — мужской голос требовательно вопросил из-за закрытых ворот.

— Я Хелг, мой отец десятник личной сотни графа Ларского.

— А где твой отец?

— Там, на той стороне. Он, наверное, погиб. Он вез младшего виконта, за нами была погоня.

— Давай, открывай! — Тот же мужской голос говорил кому-то за стеной.

Зашумели запоры, двери ворот стали открываться и когда они распахнулись на ширину, достаточную для прохода, в проеме показалось бородатое мужское лицо.

— Давай, заходи.

Хелг вошел внутрь замка. Двери сзади него стали закрываться. Во дворе стояло несколько десятков человек, в основном мужчин разного возраста. Вооружены они были всяк по своему. Кто с мечом, кто с рогатиной или топором. У некоторых в руках были луки, двое, самых сильных на вид, в руках держали секиры. Да и одеты все были разномастно. Кто в кольчугах, а кто из всего вооружения имел один шлем.

— Крестьяне рыцаря, — решил Хелг. — А где сам рыцарь? Наверное, вместе с другими идет на помощь графу.

— Так ты из Ларска? — спросил тот самый мужчина, вероятно, старший здесь.

— Да, — подтвердил мальчик.

— И что там происходит?

— На нас напали солдаты Черного Герцога. Напали внезапно. Ворвались в город. Милорд граф бросил против них почти все свои силы, но их было много. Отец из своего десятка потерял четверых. Потом заперлись в замке. А милорда виконта и с ним еще пятерых мальчиков его светлость приказал отцу вывезти из города, пока его полностью не захватили. Мы скакали весь день, потеряли половину лошадей, но у Барейна нас настигли. Их было много. Несколько десятков. Отец приказал нам бежать, а сам со своими солдатами бросился на врагов. Но их было очень много. Я спрятался в какой-то норе, кто-то из врагов ходил рядом, даже в нору заглядывали. Я сидел очень долго, потом ночью, уже другой, вылез, переплыл реку и вот пришел.

— А милорд виконт? Это был Дарберн?

— Да, милорд Дарберн. Но я не знаю, все побежали врассыпную. Отец так приказал.

— Надо бы послать гонца к барону Красеру, сообщить ему, — сказал другой мужчина.

— Там собирается ополчение, — пояснил мальчику первый мужчина. — И там есть воины. У нас здесь всё крестьяне.

— Косси, запрягай лошадь, поедешь к милорду барону.

— Ты голоден?

— Двое суток не ел.

— Отведи-ка мальчика на кухню.

Как ни странно, есть совсем не хотелось. Поев немного каши с хлебом, выпив кружку киселя, Хелг задремал прямо за столом. Один из мужчин взял мальчика за руку и отвел в какую-то комнату дома, указав ему на топчан. Хелг уснул моментально, успев только скинуть сапоги.

Когда уже стало темнеть, Хелга разбудил тот самый первый мужчина, имя которого он так и не узнал.

— Милорд барон приказал тебя доставить к нему. Он собирает ополчение, завтра поедут на то место, где вас догнали солдаты Черного Герцога.

Уже в полную темень Хелг с сопровождающим добрался до баронского замка. Мальчика сразу же отвели к барону. Тот сидел в зале за большим столом в окружении нескольких десятков вооруженных человек, по одежде — рыцарей или других явно не простых солдат. Все пили вино, и видимо, пили уже давно.

— Давай, мальчик, рассказывай, все что знаешь.

И Хелг, стараясь не упустить важные детали, вновь пересказал всю историю.

Барон и его окружение сидели с мрачными лицами.

— Отведите его на ночлег.

Рано утром Хелга подняли, сунули в руки большой кусок холодного мяса и подвели к уже оседланной лошади. Двор замка был плотно набит людьми и лошадьми. Появился барон, грузно вскочил на свою лошадь, открылись ворота замка, и кавалькада из сотни вооруженных всадников поехала на восток, к переправе через Барейн.

Ехали несколько часов, и еще столько же времени заняла переправа через реку. Переправлялись на плоту, по пять-семь человек с лошадьми. Хелг ехал с последней группой. Вступив на землю, он с содроганием смотрел на место разыгравшейся трое суток назад трагедии. Отца он узнал сразу, хотя лицо его было покрыто тканью, да одежда была изгрызена — поработали хищники. Еще рядом лежали с такими же мешками на головах пять солдат его десятка, а рядом — трое мальчишек. Двое его друзей, сыновья ларских рыцарей, и баронет из друзей юного виконта. Самого виконта и другого баронета не было.

— Или он смог сбежать или они захватили его живым, — ответил на невысказанные мысли мальчика один из рыцарей, стоявших рядом.

— Мальчиков поймали не здесь. Они успели немного уйти. Поймали, связали руки за спиной. — Точно, руки у всех мальчишек были сведены за спиной, Хелг только сейчас это заметил. — Убили уже здесь, перерезав горло.

— Кто был шестой мальчик?

— Баронет Фален.

— Вряд ли его оставили бы в живых, если этих убили. Значит, мальчишке, как и тебе, тоже удалось спастись.

Рыцарь ошибся. Тело юного баронета нашли на следующий день в нескольких десятках миль к югу. Мальчик утонул, пытаясь переплыть Барейн.

— Будем надеяться, что милорду виконту тоже удалось спастись. В какую сторону он побежал?

— Я не знаю. Я стоял спиной к реке, смотрел на отца. Милорд виконт был слева, дальше всех. Отец приказал бежать, все побежали, я чуть задержался. Наверное, он побежал на север, в другую от меня сторону. Но точно я не знаю, — Хелг в первый раз за все время нахождения у ларских вассалов зашмыгал носом, глаза увлажнились, а ведь когда смотрел на убитого отца, он даже не плакал.

— Тогда так, — барон стал отдавать приказ. — Два десятка поедут на юг, осматривайте все внимательно, ищите следы. А остальные со мной на север. Ты тоже, — уже сказал он Хелгу. — Всем искать следы.

Проехав с полмили, один из рыцарей, ехавший рядом с Хелгом, пробурчал:

— Какие здесь следы? Все вытоптано.

— Искали милорда, — ответил его спутник, — вот и натоптали.

Проехав миль десять, воины остановились на привал — уже заметно смеркалось. Дальнейшие поиски в этот день были бесполезны. Разожгли костры, выставили дозорных, причем, в два ряда — солдаты Черного Герцога могли быть рядом. Наскоро поужинали вяленым мясом и стали собираться ко сну. Хелг, по примеру других, подложил седло под голову, но одеяла у него не было. Как-нибудь ночь у костра пролежу — подумал мальчик, но быстро уснуть не смог, впрочем, к холоду он был привычен. В это время началась смена дежурных и один из солдат, уходя в дозор, отдал Хелгу свое одеяло. Понемногу пришел и сон.

Утром, как только рассвело, лагерь проснулся, быстро пришел в движение. Легкий завтрак, седлание лошадей — и снова в поиск. Солнце еще не встало высоко, как воинам повстречалась небольшая группа подвод — ехали испуганные крестьяне со всем семейством и нехитрым домашним скарбом.

— Куда?

— Орки, милорд. Говорят, целая орда.

Барон зло выругался и приказал быть наготове, после чего пришпорил лошадей. Бегущих крестьян стало попадаться все больше и больше. Но вот их поток иссяк. Значит, орки были уже близко. Барон приказал остановиться на привал — нельзя было идти в предстоящий бой на усталых лошадях.

Отдохнув, воины двинулись дальше на север и практически сразу же ехавшие впереди дозорные дали сигнал, что увидели врагов.

— К бою! Бей нечисть!

Отряд, выхватив мечи, помчался вперед.

— А ты куда? — грозно прикрикнул на Хелга скакавший рядом молодой рыцарь. — Вент, следи за мальчишкой!

— Слушаюсь, милорд, — воин схватил лошадь Хелга за поводья и стал притормаживать. — У орков есть мечи, — сказал он назидательно Хелгу.

— Знаю, — с вызовом ответил мальчик, а Вент громко рассмеялся.

Вдали показалась орочья орда. Сотни две, не меньше, а то и три.

— Ого, их сотни три будет, — подтвердил подсчет Хелга Вент, — знатная будет сеча. А ты не лезь, держись позади меня. Здесь тоже будет жарко.

Передовые группы врагов сошлись в ближнем бою. Даже отсюда был слышен орочий визг, заглушавший возгласы:

— Ларск! За графа!

Отряд ларских вассалов врезавшимся клином расколол орочью орду на две части, а после того, как одну из орочьих частей стали окружать, орки заверещали еще громче. Зато другая часть орок, против которой сражалась меньшая часть людей — человек двадцать против почти полутора сотен тварей, стала растекаться по образовавшемуся фронту, стараясь зайти людям в тыл. Воинов, противостоять этому маневру орков, явно не хватало. И вот уже перед мальчишеским лицом появилась оскаленная морда передового вражеского всадника. На пути встал Вент, сошлись в ударе клинки, и орк вереща стал заваливаться на бок. Но вот появилось еще два орка и Венту уже стало жарко, он ведь еще прикрывал мальчика, не подпуская орков к нему.

Хелг крепко сжимал в побелевшей руке давно уже выхваченный из ножен кинжал. Но что мог сделать короткий кинжал в руках девятилетнего мальчика против орочьего меча? Вент вначале свалил с лошади одного орка, а затем вплотную приблизившись ко второму, отклонив удар вражеской лапы, с полуразмаху ударил тварь в незащищенную шею. Орк выронив меч, свалился на землю. Больше врагов сюда не прорвалось. Вокруг кипела сеча. Остатки первой почти окруженной части орков уже бежали назад, а вторая часть орды так и не смогла добиться преимущества над двумя десятками человеческих воинов, хотя почти половина из них уже лежала на земле. Но на помощь оставшимся уже скакали воины, разгромившие первую группу орков, и теперь бежали уже все остальные враги. Вслед оркам летели стрелы. В живых осталось в лучшем случае десятая часть орды. У людей погибло одиннадцать человек, и еще полтора десятка было ранено.

— Откуда у этих тварей столько лошадей? — недоуменно сказал Вент, вытирая свой меч пучком травы.

— Взяли в набеге? — спросил Хелг.

— Лошади не крестьянские. На тех только пахать можно, да в повозку впрягать, а эти не то что боевые, но сам видел, хорошие лошадки.

— Лошади хаммийские, — сказал подъехавший к ним рыцарь, который приказал Венту охранять мальчика.

— Но хаммийские лошади другие, — возразил Хелг.

— Это боевые другие, они потому и дорогие, — усмехнулся рыцарь, — а эти обычные, стоят недорого, но лошадки все равно хорошие. — А ты все еще воюешь? — сказал рыцарь, глядя на по-прежнему держащего кинжал Хелга.

Тот смутился и воткнул кинжал в ножны.

— Он собрался на орков с этим ножичком идти, — засмеялся Вент, и Хелгу стало обидно.

Рыцарь это заметил и снова усмехнувшись, сказал:

— Не хмурься, не каждый мальчишка возьмется за кинжал, для этого нужно иметь отвагу, у тебя она есть. Тебя зовут Хелг?

— Да, милорд, — кивнул мальчик.

— А меня Ястред. Я знал твоего отца. Это был достойный воин. У тебя кто-то еще остался?

— Мама и два младших брата. Они остались в замке.

Ястред нахмурился.

— Если будет совсем плохо, найди меня. Я тебя не оставлю.

У Хелга перехватило дыхание. Мама, братья, что с ними? Тем временем часть отряда барона, преследуя врагов, уже скрылась за ближайшим холмом.

— Как думаешь, догонят орков? — спросил Хелг Вента.

Тот лишь пожал плечами, а находившийся рядом Ястред ответил мальчику:

— Не за орками погнались, ушло их немного. Эти были передовые, значит и пленники где-то рядом.

Тем временем, оставшиеся на поле битвы солдаты закончили перевязывать раненых, всех их переправили в соседний лес, в случае, если прорвутся орки, можно будет попытаться скрыться в чаше. С ними в качестве охраны оставили пять солдат, а также всех легкораненых. Остальные, в том числе и Хелг, поскакали вслед за основным отрядом. Через несколько миль они его догнали. Здесь, вероятно, была стоянка орков, куда те начали свозить пленников. Таких стоянок на пути орков было много. Захватив пленников, орки часть убивали, а часть готовили к отправке на орочьи земли — в качестве живого резерва пищи. Убивали более слабых: стариков, детей, беременных женщин, всем им трудно было выдержать длинную дорогу на север. Вот и здесь, в числе освобожденных были в основном крепкие мужчины и женщины. Каким-то чудом среди них затесалось несколько детей — их, судя по всему, захватили совсем недавно и еще не успели освежевать. Другим не повезло — часть обезглавленных тел лежала у костров, часть жарилась, часть коптилась, а несколько тел орки подготовили для засолки, рядом лежал большой мешок с солью.

На стоянке и на большом расстоянии вокруг нее, то там, то здесь валялись убитые солдатами орки, штук сто тварей, не меньше, подсчитал Вент. И было несколько погибших воинов. Все-таки в столкновении орки значительно уступали в мастерстве людям. Орки привыкли больше воевать с неопытными крестьянами, к тому же почти не вооруженными. А если и встречался отряд солдат, то только многократное численное преимущество могло склонить чашу победы в пользу орков. Но это случалось редко. Десять к одному, да и то, если твари были на лошадях и хорошо вооружены. Впрочем, если им попадались рыцарские отряды, то и десятикратное преимущество орков не спасало.

Тем временем солдаты копались в разбросанной человеческой одежде, они ведь искали следы пропавшего юного виконта. К их облегчению, поиски оказались безуспешны. А это значит, что нужно было двигаться дальше. В двух милях от стоянки орков должен находиться рыцарский замок, туда и поехал отряд барона, сопровождая освобожденных крестьян. Нужно было выяснить, что с замком и его защитниками. Орки не любили штурмовать рыцарские замки, предпочитая обходить их стороной, перетекая своими ордами дальше в набег. Но часто практиковали и засады, демонстративно проходя мимо рыцарских замков. Когда немногочисленные защитники выходили для преследования врагов, орки из засад частенько наносили чувствительные удары. Были случаи, когда при этом захватывались и сами замки.

Но сейчас людей встретили закрытые ворота замка, за стенами которого виднелись шлемы его защитников. Не успели передовые воины подскакать к воротам, как те широко открылись. И уже через полчаса из ворот замка выехало пять подвод в окружении нескольких десятков всадников — забрать оставленных раненых и перевезти их в безопасное место, каким являлся замок.

Пока вернулись подводы с ранеными, наступил вечер, ехать дальше не имело смысла, да и людям и коням нужно было дать отдых. На следующее утро отряд барона, пополненный полутора десятками местных ополченцев, выехал дальше на север. Люди проезжали мимо разоренных деревень и хуторов, попались два пустующих постоялых двора, отмеченных кучками орочьего помета, даже на кроватях для постояльцев. Продукты питания были не сколько съедены, сколько попросту изгажены, ведь мяса сейчас у орков было с избытком.

Проехали мимо одной стоянки, уже покинутой мерзскими тварями. Свидетельствами трагедии были погасшие костры, обглоданные кости и кучки человеческих голов, в основном изуродованных — так орки добывали человеческий мозг, для некоторых из них это было любимое лакомство. Вся детская одежда сносилась к Хелгу, но ничего из нее даже близко не напоминало одежду пропавшего виконта. Отличить одежду аристократа от рубашек и штанов крестьянских мальчишек могли бы и без него.

По дороге отряд барона дважды схлестнулся с небольшими группами орков. Но разве могли противостоять восьмидесяти людям, большинство из которых были воинами, полсотни орков? По дороге встретили и два рыцарских замка. В первом они пополнили припасы, но проехали дальше, а во втором, попавшемся уже когда стемнело, заночевали.

Замок их встретил шумным многолюдьем, местные крестьяне успели укрыться за его стенами до прихода орочьей орды. Здесь же их отряд пополнился еще тремя десятками людей, опять в основном крестьянами. Теперь под баронским началом было больше сотни вооруженных людей, правда, половину составляли мало подготовленные к войне крестьяне.

На следующий день они снова были в пути, уже ближе к полудню передовой дозор сообщил, что впереди находится большая стоянка орков, горят костры, значит, могут быть живые пленники.

Барон Красер выстроил свой отряд, поставив впереди солдат, фланги должны были прикрывать крестьяне. Затем дал сигнал и с возгласом: "За Ларск!" войско помчалось к стоянке орков.

К сожалению, не была произведена разведка, впрочем, этим часто грешили человеческие отряды, да и нельзя было тратить время на разведку, ведь за это время орки могли убить еще пленников, и кто знал, не был бы среди них и юный виконт? Второй ошибкой, которой столь же часто грешили войска, было то, что отряд людей в своей атаке не был монолитным, часть вырвалась вперед, а часть, в основном крестьяне, отстали.

Но и орки не успели подготовиться к человеческой атаке, только часть успела поймать своих лошадей и броситься навстречу людям. Вскоре все перемешалось на поле, бой распался на отдельные участки. Люди благодаря неожиданности атаки стали теснить вооруженных тварей, часть орков бросилась бежать. Но в это время со стороны боковой дороги показался еще один большой орочий отряд, тварей на триста. К счастью, они тоже растянулись по дороге, иначе люди были бы ими опрокинуты.

Напор орков был настолько сильным, что люди дрогнули, а новые твари из числа отставших все прибывали и прибывали. Твари еще громче заверещали, оставшиеся в живых крестьяне на левом фланге бросились назад. Орки их догоняли и рубили. В это время рыцарский отряд, бившийся в центре поля, опрокинул первую группу орков, часть воинов развернулась к левому флангу, и ударила по оркам второго отряда, неблагоразумно подставившим свои спины. Теперь уже люди гнались за орками и рубили в их спины. Поток тварей из числа отстающих иссяк, теперь все решало индивидуальное мастерство, а оно у людей превосходило. Наконец, остатки орков дрогнули и обратились в бегство.

Сеча была настолько тяжелой, что в отличие от первого сражения, никто из людей не бросился за убегающими врагами. Усталые люди слезали с коней, часть оказывала помощь раненым, другие добивали уцелевших и раненых орков. В этом сражении люди потеряли более пятидесяти человек, в основном крестьян. Почти все оставшиеся в живых получили ранения. Рыцарь Ястред был одним из немногих воинов, кто остался невредимым. Сейчас он перевязывал своего молодого солдата, Вента. Тому не очень повезло. Орочий меч рассек Венту левую скулу, дойдя до уха, мочка которого была разрублена и еле держалась. К тому же Вент лишился нескольких пальцев на левой руке. Его щит был разбит почти вдребезги. Но именно щитом он спас жизнь Хелгу. Правой рукой Вент бился с двумя орками, а третий в это время заносил удар над головой мальчика. Прикрывая от орочьего меча Хелга, Вент и пропустил удар по голове, но сумел кончиком меча достать обрадовавшегося было орка. Хелг тем временем сумел повернуть коня, уходя в сторону, и Вент остался против двух орков, заходивших на него с двух сторон. Пока он рубился с правым орком, наконец, сбросив его с лошади, орк слева разбил его щит, отрубив ему два пальца, державших щит. Да и третий, безымянный палец, был поврежден. Зато теперь против него остался лишь один противник. С одним мечом, без щита, с рассеченной головой Венту удалось проткнуть врага мечом. А Хелг был рядом и не мог ничего сделать. Да и не мог ничего сделать практически безоружный девятилетний мальчик.

Люди победили, но какой ценой? Было уничтожено больше полутысячи тварей, еще штук двести успели бежать. Но если появится еще один отряд орков, то людям уже не выдержать, их осталось слишком мало, они ранены и устали. Пока оказывали помощь раненым, Хелг с одним из солдат ходил по стоянке и искал детскую одежду. Ее было много, но ничего, напоминающее одежду виконта, не нашел. Живых пленников тоже не оказалось. Видимо, их успели отправить дальше на север. А сколько еще таких стоянок предстояло найти!

Остатки отряда уже в полной темноте вернулись в замок. Продолжать поход уже было некому, да и орки, как стало известно, повернули назад. Еще несколько рыцарских отрядов, также выступивших против них, основательно потрепали силы орочьей орды. Спустя несколько дней гонец принес в замок дурную весть: ларский замок взят штурмом войском Черного Герцога, а граф и его семья погибли. Два дня спустя в замок въехал небольшой рыцарский отряд из числа тех, кто охотился за орками к западу от отряда барона Красера. На одной из обнаруженных орочьих стоянок, неподалеку от северной переправы через Барейн, нашли дорогую детскую куртку, которую и привезли на опознание Хелгу. Он ее узнал сразу. В этой куртке юный виконт бежал вместе с ним из Ларска. Династия ларских графов полностью пресеклась.

Без наследника ларской короны, ее вассалы не смогли организоваться, чтобы выступить против войска Черного Герцога, но и тот почему-то медлил, не предпринимая никаких дальнейших действий на землях ларского графства. Имея значительное численное преимущество, герцог не стал приводить к подчинению баронов и рыцарей графства, а ларские вассалы не смогли определиться с кандидатурой будущего графа. Несколько наиболее сильных местных баронов лелеяли собственные честолюбивые планы, другая часть вассалов ожидала, когда, наконец, король Лоэрна предпримет действия по изгнанию Черного Герцога из Ларска. Однако шло время, а король Френдиг как будто не замечал, что стольный город и замок первого графа Лоэрнского королевства захвачены чужеземцем. Многие приписывали это слабости короля, другие считали, что Френдиг копит силы, чтобы одним ударом освободить Ларск. Но никто не мог дать ответа на вопрос, кто же станет новым ларским графом.

Не имея единого лидера, ларская знать разъехалась по своим замкам для их предстоящей обороны, ожидая что Черный Герцог двинет свои войска на захват и подчинение провинции. Вместе с Ястредом и раненым Вентом ехал и маленький рыжеволосый мальчик. Перед отъездом из северного замка он подошел к Ястреду и напомнил ему слова о том, что рыцарь обещал его не оставить одного.

— Милорд, мне идти некуда. Отец убит, а мать с братьями осталась в захваченном замке. Вы обещали, помните?

— Да, я помню. И я свои слова выполняю. В любом случае я готов взять тебя к себе. Только в качестве кого? Скажи мне, мальчик, ты дворянин или простолюдин?

— Мой отец заслужил дворянство. Я дворянин.

— Это очень хорошо. Я возьму тебя воспитанником, а когда тебе исполнится четырнадцать, ты можешь стать моим оруженосцем. Но если ты будешь достоин этого. Понимаешь?

— Да, милорд, понимаю. Я буду стараться… Милорд, а если я был простолюдин?

— Тогда мне пришлось бы тебе предложить подписать рабскую запись.

— Я был бы рабом?

Ястред кивнул головой.

— Но ваш Вент, он же простолюдин…

— Он взрослый и принес вассальную клятву. Ты же маленький мальчик. Ты не солдат. Можешь быть или слугой, а они рабы, или воспитанником, а потом оруженосцем.

— А у вас, милорд, в замке все слуги рабы?

— Нет, только двое, остальные крестьяне. Они приходящие, выполняют оброк. Ты же не крестьянин.

— И вы меня клеймили бы?

— Я своих слуг не клеймил. Я их уже купил с клеймами. И если бы ты был простолюдином и подписал рабскую запись, то клеймить все равно не стал бы. Я же понимаю, что клеймо на всю жизнь. Конечно, когда дают вольную, ставят второе клеймо, но спина от этого лучше не становится. Да и второе клеймо, оно же на полспины…

— И мне бы пришлось всю жизнь быть слугой-рабом? Пусть и без клейма…

— Нет. Когда тебе исполнилось восемнадцать лет, я по твоему желанию, дал бы тебе вольную. И ты мог бы, как вольный человек, принести мне вассальную клятву. Но при условии, что я захотел бы принять эту клятву.

— А почему?

— Видишь ли… Тебе девять лет?

— Да, милорд.

— Я не знаю, каким бы ты вырастешь к восемнадцати годам. Мне нужны хорошие солдаты. И хорошие оруженосцы. А это все зависит от тебя. Со своей стороны я помогу тебе подготовиться.

— Спасибо, милорд, я все понял.

— Значит, едешь со мной?

— Да, милорд. Спасибо, милорд.

Уже на следующий день по приезду в замок, Ястред взял в оборот Хелга. В первый же день занятий он дал мальчику такую нагрузку, что тот после занятий чуть ли не вполз от усталости в холл замка. Не каждый взрослый справился бы, а этот мальчишка только кусал губы, но ни разу не взмолился об отдыхе. И лишь только к концу ужина Хелг спросил:

— Милорд, как сегодня такое будет каждый день?

— Нет, первый день самый трудный.

— Спасибо, милорд.

Что же, первую проверку мальчишка выдержал.

На следующий день, когда настало время завтрака, одного взгляда Ястреду было достаточно, чтобы понять, что мальчишка сегодня не выдержит даже половины вчерашней нагрузки. Рыцарь был готов побиться с кем угодно на заклад, что Хелг по-прежнему будет терпеть, но просить о послаблении не станет. Поэтому в этот день Ястред устроил лишь небольшую разминку, а затем отправил мальчика купаться на пруд. Там он и отмокал до вечера.

Занятия продолжались. Много времени Ястред уделил обучению мальчика садиться на шпагат. Получалось трудно. Спустя седьмицу Хелг спросил:

— Милорд, а почему мне нужно научиться садиться на шпагат? У нас в замке отец меня этому не учил.

— Вент, принеси три деревянных меча.

Вент, все еще с забинтованной головой и покалеченной левой рукой принес мечи. Один взял Ястред, остальные достались Венту и Хелгу.

— Нападайте!

Двое бросились на рыцаря. Первого, Вента, Ястред отбросил назад, встретив мечом его удар, затем немного развернулся лицом к Хелгу и когда тот замахнулся для удара, неожиданно сел на шпагат. Его меч оказался под идущим в ударе мечом Хелга. Но Хелг метил в грудь рыцарю, а там была пустота. Рыцарь слегка подправил вверх и в сторону идущий меч мальчика и резко ударил концом своего меча перед собой, попав воспитаннику в нижнюю часть живота. Хелг выронил свой меч и согнулся от боли. И хотя глаза от боли увлажнились, не заплакал. Через полминуты он уже выпрямившись, сказал:

— Здорово! Теперь я понял, для чего нужен шпагат.

Да, из этого мальчишки выйдет толк, вот он прошел и второе испытание, не подозревая о нем. Да еще как прошел!

— Тебе девять, а учиться этому надо с пяти-шести лет, а то и раньше, пока кости еще мягкие. Через несколько лет и вовсе будет поздно, вот почему сейчас я так много времени отвожу шпагату.

За прошедшие с той поры шесть лет Хелг редко давал Ястреду поводы для недовольства, редко звучали на конюшне розги. Да и то, в основном за мальчишеские шалости. Хелг рос веселым и добродушным мальчиком, склонным к различного рода проказам и шуткам. Зато к военному делу относился со всей серьезностью и как бы ни тяжело было обучение, ни разу не хныкал. Даже, наоборот, просил Ястреда и Вента остаться на дополнительные занятия. Результаты не минули сказаться, и когда Хелгу исполнилось тринадцать лет, Ястред сделал его своим оруженосцем — на целый год раньше общепринятых сроков. Мальчик спокойно воспринял и новые свои обязанности. В поездках готовил пищу, мыл посуду и котел, ухаживал за лошадьми, стирал одежду и чистил сапоги Ястреду, следил за чистотой оружия — одним словом, выполнял все нехитрые, но обременительные обязанности оруженосца. Зато, с какой завистью смотрели на него его сверстники!

И вот уже два года юный оруженосец сопровождал своего рыцаря во всех его поездках. А их в последнее время стало заметно больше. Вент оставался охранять замок, после потери двух с половиной пальцев от орочьего удара мечом, он уже не мог полноценно держать щит в левой руке. А без щита это уже был не полноценный воин. Зато охраняя замок, Вент был как раз незаменим. В случае нападения врагов под его началом было три десятка ополченцев, которых он усиленно тренировал в длинные зимние дни, когда у крестьян не было работы на земле. Тренировал он и Хелга, когда тот оказывался в замке, хотя уже в тринадцать лет мальчишка стал превосходить своего учителя в умении владеть мечом.

По прошествии нескольких лет после захвата Ларска, его вассалы, так и не дождавшись помощи от Френдига, решили начать действовать самостоятельно. Они понимали, что собственных сил у ларских вассалов было явно недостаточно, чтобы бросить вызов Черному Герцогу, да и не было человека, под знаменами которого объединилась бы вся ларская знать. Если нет таких людей в Лоэрне и Ларске, то, может быть, стоит их поискать на стороне? В Атлантисе было еще девять герцогов, у которых были младшие сыновья или братья, которым можно предложить ларскую корону в обмен на вооруженную помощь против Черного Герцога. Вот почему на дорогах Атлантиса стали появляться ларские рыцари, зачастившие в герцогские столицы. Таким эмиссаром был и Ястред, ехавший ранней весной в Гендован. Рыцарь специально выбрал пустынный северный тракт, справедливо опасаясь ответных действий Черного Герцога.

Глава 5 1000 год эры Лоэрна

Всадники уже скрылись в городских воротах, а Сашка все сидел и сидел на обочине дороги.

— Ну и чего ты добился? Остался один в чужом и враждебном мире. Дурак, гордый дурак. Ведь совсем недавно, дубина, хотелось, чтобы тебя купил тот парень, который на рабском рынке в тебя плюнул. И был бы ты бесправным рабом неизвестно у кого. Впрочем, известно даже. А здесь слугой у рыцаря, пусть рабом, но почти что и не рабом. Не захотелось чистить сапоги Хелгу? Подумаешь, сапоги почистить. Ничего с тобой не случилось бы. Чистит же Хелг сапоги Ястреду. А ведь свободный. А ты нет? Так тебе еще нужно заслужить право быть свободным. Вспомни, как еще совсем недавно сапоги целовал работорговцу. А Овик не стал. И Хелг не стал бы. И куда теперь идти?

Сашке захотелось броситься вдогонку за Ястредом и просить все переменить. И рабский ошейник в руках рыцаря уже не казался таким отвратительным.

— Ну и что, подумаешь, ошейник. Привыкнешь. На что ты еще здесь годен? Но где искать теперь Ястреда и Хелга?

Сашка встал и тоскливо побрел к городским воротам.

— Но с другой стороны, может, и правильно всё? Может, так и надо? Ты же не дерьмо свинячье. Может быть, все и наладится. Попробую вступить в какую-нибудь гильдию, у них тут с математикой плохо, счетоводом каким-нибудь устроюсь. Жить можно!

С такими мыслями Сашка подошел к воротам, достал медную монетку — Ястред объяснил ему самое необходимое на первое время, бросил ее городскому сборщику налогов и прошел в город. Это уже был для него второй город в этом мире, но тот первый он почти и не рассмотрел. Когда везли на рабский рынок, он был связан и лежал лицом вниз на крупе лошади. Когда колонну рабов вели обратно, ему было не до городских достопримечательностей. Зато теперь у него времени много, денег, как объяснил Ястред, на первые несколько месяцев хватит, если их сильно не расходовать. Одежда у него добротная, правда, потертая и чуть великоватая. Зато досталась от оруженосца. Вот вымыться бы еще.

И самое главное, он не раб. Стриженой голове было немножко зябко, но ничего, весна уже полностью вступила в свои права, будет тепло. На худой конец, можно купить какую-нибудь шапку. Теперь надо будет найти гостиницу или постоялый двор подешевле, снять комнату и наконец-то выспаться по-человечески.

По-человечески. А как же клопы и всякие тараканы? В дешевой гостинице они точно есть. Сашке еще ни разу в этом мире не приходилось сталкиваться с клопиной проблемой. У охотника такой живности, слава богу, не водилось. А больше он нигде в домах не ночевал. Вот в поле у костра, на мерзлой земле — спал. Клопы, средневековье… Будем привыкать.

В таких размышлениях Сашка шел по узкой улочке города, рассматривая дома. Пару раз попадались похожие на постоялые дворы дома, но он почему-то не останавливался, а проходил мимо. Тем временем уже засосало под ложечкой. Пора бы и определиться. Остановив проходящего мимо мальчишку, Сашка спросил, где здесь есть поблизости недорогой постоялый двор. Оказывается, совсем рядом. А вот и он. Да, конечно, хорошего впечатления он не производил, но ведь и он не фон-барон, чтобы кочевряжиться.

На первом этаже, как и следовало ожидать, располагался трактир. Народу было мало, и Сашка сделал вывод, что трактир не очень-то процветает. Время обеденное, а зал полупустой. Он, недолго думая, выбрал столик поуютней и дождался, когда подошла за заказом женщина молодых лет с невыразительным лицом. Но она неожиданно улыбнулась клиенту и спросила:

— Что желает заказать молодой господин?

Такое обращение Сашке понравилось. Никогда его так не называли. Он даже вырос в собственных глазах.

— Мяса с гарниром.

— Вино или пиво желает господин?

Вина ему еще не доставало. В его-то годы. Он и пиво в старом мире пил всего несколько раз, за компанию. Пиво ему не нравилось. Кислое какое-то, после пива хотелось промыть горло какой-нибудь колой или фантой. Но здесь, колы, наверное, не бывает. Может соки делают? Нет, не будем рисковать.

— Воды.

Кивнув клиенту, женщина ушла.

Надо же, молодой господин! Это, наверное, из-за одежды. Может быть, меня приняли за оруженосца? Эх, кинжальчик бы какой-нибудь, тогда он смотрелся бы совсем солидно. Но можно ли ему носить кинжал? А почему нельзя? Он же свободный человек. Вон, тогда на рабском рынке, мальчишка-раб был с кинжалом на поясе. А ведь раб. Надо будет купить. Конечно, деньги надо экономить, но кинжал пригодится, — успокаивал экономику своего кармана Сашка. Впрочем, карманов здесь не было, деньги висели в мешочке на поясе. Надо бы их перепрятать, воров здесь должно быть много. Или хотя бы держать мешочек в руках.

Заказ долго ждать не пришлось. Такой вкусной еды Сашка давно не ел. Большущий кусок мяса даже с его зверским аппетитом он еле-еле одолел. А еще какие-то клубни в качестве гарнира. Да, недурно здесь кормят. И обошлось всего-то в четыре медных монеты.

— У вас здесь есть свободные комнаты? — обратился он к человеку, наверное, хозяину заведения.

— Конечно! Какую желает молодой господин? Побольше или поменьше?

— Поменьше. Денег у меня немного.

Небольшая тень промелькнула на лице хозяина постоялого двора, но затем снова воцарилась любезность.

— Три монеты в сутки.

— Беру.

Хозяин позвал мальчишку, прислуживающего в гостинице, и велел отвести Сашку в его комнату.

Длинные волосы у мальчишки говорили, что он был рабом.

Ну, да. Ведь слуги здесь рабы. Хотя домашних должны стричь коротко с полоской, а этого не стригут. Интересно, почему. Но откуда тебе знать, кого как должны стричь? Хозяин здесь барин.

Комната было небольшой, зато кровать широкой.

— А где здесь можно помыться?

— Господин желает помыться? Я принесу воду и таз. Это будет стоить господину одну монету, — затараторил мальчишка, униженно кланяясь.

Сашке стало неприятно. Ведь он сам мог быть на его месте. И даже радовался бы тому, что его столь удачно купили.

— Давай, неси.

Не прошло и четверти часа, как мальчишка, напрягаясь от натуги, принес большой глубокий металлический таз и быстро натаскал горячей воды. Налил все в таз и принес еще пару кувшинов с водой. Окатываться, значит. А вот мыла здесь не было. Придется просто так отмокать.

— А скажи-ка… Как тебя зовут?

— Тор, господин, — мальчишка вновь поклонился.

— А одежду у вас стирают?

— Да, господин. Что господин желает выстирать?

— Вот эти штаны и рубашку.

— Если господин передаст их мне, я отнесу их прачке.

— А как быстро она выстирает?

— Уже к ужину вся одежда господина будет чистой и сухой.

— А цена стирки?

— Одна монета, господин. И вдобавок за эти деньги я вычищу сапоги господину.

Сашку всего передернуло. Ну, вот, сделался господином и чуть ли не рабовладельцем.

— Нет, сапоги не надо. А одежду сейчас дам.

Он разделся до трусов и передал штаны и рубашку мальчишке. Тот поклонился и исчез.

Сашка с наслаждением забрался в таз и расслабился в горячей воде. Правда, немного щипало спину, еще не до конца, наверное, зарубцевались следы от плетей, да и бок немного ныл. Но все это мелочи. На сколько, кстати, у него хватит денег? Три медных монетки за комнату. Четыре за обед. Плюс ужин и завтрак. Можно не завтракать, какая-никакая экономия, тем более все можно наверстать в обед. Получается одиннадцать монет в сутки. Добавим впрок еще монетку. Итого двенадцать. На пару месяцев хватит. Значит, за два месяца обязательно нужно найти работу. Завтра, не откладывая, и займусь.

Вода уже стала остывать, и Сашка с сожалением вылез из таза. Обтереться нечем. Не курткой и трусами же? А вот трусы надо выстирать, ужасно грязные. И в постель до вечера. Спать!

Сашка проснулся от стука мальчишки-раба, принесшего ему выстиранную одежду. Она была еще теплой, видимо, сушили на печи. Мальчишка перетаскал в кувшинах грязную воду, а затем унес пустой таз. Почему-то Сашка стеснялся при нем одеваться. И тело чесалось и зудело. Точно, клопы покусали. Надо привыкать. Трусы он надевать не стал, они еще были сырыми, а штаны с рубашкой одел. Пожалел, что нет расчески, и вспомнил, что она ему теперь не нужна, он же обрит наголо. По последней местной моде — пошутилось ему. Значит, сэкономим на расческе.

За узеньким оконцем уже было темно. Можно сходить поужинать. Больше делать нечего. Бродить по темным улицам — себе дороже. Да и в трактире всё может быть. Напьются и начнут дебоширить, приставать. Но он ведь здесь молодой господин, не раб какой-то, не слуга. Одет как оруженосец, только без оружия.

В трактире было не то, чтобы людно, но народ был. Пили, ели, разговаривали, кто-то громко смеялся. Народ был разный и на Сашку никто внимания не обращал. Сашкины опасения оказались напрасными. Половину курицы, принесенную той же женщиной, он даже не осилил. Но ел не спеша, осматривался по сторонам, впитывал информацию. Сидел долго — не в комнате же торчать? — до тех пор, пока народ не стал расходиться. Пошел наверх и он.

Утром проснулся, с наслаждением потянулся. Хорошо! Хотя клопы покусали нещадно. Можно и в город идти. Главное — не заблудиться.

Узкие грязные улицы, отсутствие общей планировки, не очень привлекательные люди, часто в обносках — все это не радовало глаз. Рабы, а их выдавали длинные волосы, тоже часто встречались. Попадались и хорошо одетые люди: торговцы, мастеровые, рыцари. Проехало несколько карет. Наверное, аристократы. На общем фоне Сашка смотрелся в своей вычищенной одежде очень даже ничего.

Кинжальчик он так себе и не купил. Решил подождать, еще поискать. На другой день, остановившись пообедать в попавшемся навстречу трактире, Сашка увидел двух мужчин, торговцев по виду. И решился, подошел к ним, попросил разрешения сесть к ним за столик, благо свободных мест почти не было.

— Простите, господа. Я здесь не местный, остался один. Я хотел бы найти работу. У купцов или в гильдии какой-нибудь. Как получится. Я хорошо умею считать.

— Вот как? — купцы посмотрели на Сашку с сомнением. Впрочем, чистая и небедная Сашкина одежда все-таки оставила у них благоприятное мнение.

— И что ты умеешь?

— Считать, вычитать, умножать, делить, знаю проценты… Ну, это когда доли высчитываются.

Сашка хотел еще сказать про уравнения с иксами, но не знал этих слов в местном языке.

— А сам откуда?

Сашка решил сказать правду:

— Из России, это очень далеко отсюда

— Это местность или город?

— Страна такая.

— Не слышали о ней. Что же, давай испытаем тебя. Вот, скажи, от какого капитала получится через три года по 20 долей годовых 112 золотых и 10 серебряных?

Сашка опешил. Он никак не ожидал, что попадется такая трудная задача. Он почему-то считал, что ему будут задавать простенькие задачки на сложение, а он будет решать их в уме перед удивленными его знаниями купцами. Возможно, эту задачку бы он и решил, пусть не быстро и конечно, не в уме, но он просто растерялся. Потом покраснел. Встал, извинился и ушел. Это был сильный удар для него. Все его выстроенные мечты рухнули. Он даже, оказывается, не умеет хорошо считать. И кому он тогда здесь нужен? Попроситься слугой на постоялый двор? Но слуги — рабы.

А что будет, когда кончатся деньги, а они закончатся у него через пару месяцев, что тогда? Влезет в долги. Значит, долговое рабство. То, что здесь должников обращают в рабство за долги, Сашка знал. Вот и получается, что как ни крути — у него один путь, в рабы.

Будь он постарше, можно было бы устроиться в какую-нибудь мастерскую или грузчиком. Попроситься к кому-нибудь в слуги. Но слуги, опять же, рабы. Круг какой-то заколдованный.Что же делать? Что?

А через несколько дней произошел случай, который еще больше огорчил Сашку. Вечером он, как обычно, спустился в трактир поужинать. Сделал заказ, огляделся. Люди, сидевшие через два столика от него, ему сразу не понравились. Плохо одетые, с грубыми лицами четверо мужчин пили вино, и время от времени громко орали. Сашка уже неплохо освоивший местный язык, знал, что это такие местные ругательства, считавшиеся самыми забористыми. К тому же они были пьяны, а Сашка очень не любил пьяных людей, он чувствовал себя при них как-то неуверенно. Поэтому тихо ел принесенное мясо и старался не смотреть в их сторону.

Потом, как он понял, у мужчин закончились деньги, а слуга отказался давать вино в долг. Они даже чуть со слугой не подрались. Зато немного подрались между собой. А потом один из тех мужчин, до этого бросавший на Сашку взгляды, а Сашка это чувствовал, стараясь не глядеть в его сторону, отодвинул стул и пошел к нему. Подошел, нависнув над худенькой фигуркой мальчика, немного постоял, а Сашка уже совсем замер, и сел за Сашкин стол.

— Ты кто? — пьяным голосом спросил мужчина.

Сашка молчал и не знал, как ответить. А мужчина перегнулся через стол, заглянув в Сашкину кружку, и сказал:

— Пьешь воду? Надо пить вино!.. Угостишь? — и не дожидаясь ответа, крикнул слуге:

— Вина молодому господину. Он заказывает!

Подбежавший слуга вопросительно уставился на Сашку.

— Ты заказываешь? — спросил Сашку пьяный мужчина.

Сашка, уткнувшись в доску стола, только и смог, что кивнуть. Ему было страшно.

— Он заказывает, неси кувшинчик, — приказ мужчина слуге.

Дальше все было как в тумане. Мужчина пил, что-то кричал, обращаясь неизвестно к кому, что-то говорил Сашке. Когда он наконец-то угомонился, похрапывая за столом, Сашка смог уйти в свою комнату. Запер дверь на засов, и так и не раздеваясь, бросился на кровать. Он плакал. Ему было и страшно и стыдно за свой страх и обидно и горестно. А потом, наконец, заснул.

Этот случай еще больше повлиял на Сашкино настроение, которое и до этого было паршивое. А теперь… Вот и бродил бесцельно уже несколько дней по улицам города. Попадись ему сейчас Ястред, он, без сомнения, напросился к нему в рабы, если бы тот еще согласился. Но где его искать, да и в городе ли они с Хелгом еще? Погруженный в тяжелые раздумья, Сашка не замечал, что за ним следом уже давно идут несколько мальчишек-оборвышей. И когда Сашка свернул на узкую и пустынную улочку, эти мальчишки его догнали и окружили.

— Ты кто такой? — один из них, самый старший и с щербатым ртом, обратился к Сашке.

— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил Сашка. Щербатый немного замешался.

— Но-но, поговори ещё, — угрожающе оскалился он.

— Так, говорить или молчать? — попер на щербатого Сашка.

— Ты борзой, как я погляжу, — оправился от Сашкиного напора щербатый. — Не местный?

— Не местный, — ответил Сашка.

— А в нашем городе что делаешь?

— Один я, — грустно ответил Сашка.

— Чего так?

— Так уж получилось.

— Никого у тебя нет? — уточнил щербатый.

Сашка грустно покачал головой.

— А денежки есть? Кошелечек, гляжу, у тебя, не пустой. Надо бы поделиться. У нас-то вообще нет ничего.

Один из стоящих мальчишек сорвал с Сашкиного пояса мешочек с деньгами и быстро передал стоящему за его спиной другому мальчишке.

— Отдай… отдай…

— Ого! А он богатый! — и кошелек перекочевал под рубашку щербатому.

— Отдай! — Сашка шагнул к щербатому и получил от него удар по лицу. А вслед за этим посыпались удары в спину. Сашка пошатнулся и упал на колено. Малолетние грабители уже развернулись и уходили вглубь улочки. Сашка смотрел, как они уходят, поднялся с колена и бросился за ними вдогонку.

— Отдай! У меня больше нет! И идти некуда!

Щербатый ощерился и достал нож. Ножи появились в руках остальных мальчишек.

— Мало получил? Накормим твоей кровушкой землю. И кишочки выпустим. Нам это не впервой.

То, что угроза не пустая, Сашка почему-то понял сразу. Этим отморозкам ничего не стоило пырнуть ножом и убежать. А он будет валяться со вспоротым животом на грязной улице, и умирать вдали от родного дома. Щербатый смотрел зло и насмешливо.

— А у него сапоги и куртка очень даже ничего.

— И рубашка со штанами нам бы пригодилась.

— Беги, сосунок, пока не передумали.

Еще месяц назад, попади Сашка в такую ситуацию, он, без сомнения, давно бы убежал и радовался, что легко отделался. Но сейчас чувство самосохранения почему-то исчезло — последние недели его мытарств не прошли даром.

— Курточка вам моя понравилась? И сапожки? Можете забрать. — Сашка расстегнул куртку, задрал рубашку, оголив живот. — Вот вам и живот, можете бить, куртка с рубашкой достанутся целыми.

Мальчишки как-то опешили от Сашкиных слов, а его охватило какое-то смелое безрассудное отчаяние, такого с ним никогда не было:

— Ну, что же вы, бейте! Зря что ли ножи достали? Бейте и все забирайте.

— А ты ничего, — щербатый убрал нож, ножи убрали и другие мальчишки. — Тебе, в самом деле, идти некуда? И никого нет?

— Никого, — подтвердил Сашка.

— Ништяк, — сказал щербатый. — Как тебя зовут?

— Сашка.

— Это имя или кликуха?

— Имя такое. На моей родине. Точнее, зовут Александр, а Сашкой зовут друзья.

— Значит, кликуха, — констатировал щербатый. — А меня Ловкач.

Щербатый полез за пазуху, достал Сашкин мешочек с деньгами, высыпал их на ладонь и разделил на две кучки. Одну положил обратно в мешочек, который протянул Сашке.

— Половина наша по праву. Хочешь, пойдем с нами?

— А куда?

— К нам. — И компания мальчишек рассмеялась, но совсем не злобно. Сашка понял, что другого пути у него нет.

Ближе к вечеру мальчишеская шайка привела Сашку в старый перекосившийся дом где-то на краю города. Это был район трущоб. Грязные вонючие улочки, даже не улочки, а переулки, столь же грязные оборванные люди, встречавшиеся им на пути, сильно ему испортили настроение. Постоялый двор уже казался дворцом, но туда пути не было. Теперь здесь его дом. Но внутри домик, где обитала шайка, оказался не таким уж и плохим, каким его нарисовало воображение Сашки. Большая просторная комната с двухъярусными лежаками вдоль стен, длинный стол посередине, очаг, вкусно пахнущий жареным мясом. И несколько мальчишек в комнате с любопытством уставившиеся на Сашку.

Щербатый подтолкнул Сашку к одному из лежаков, а сам уселся за столом. Вытащил из-за пазухи отобранные у Сашки деньги, с довольным видом разложил их на столе. Мальчишки восхищенно зашумели.

Щербатый тем временем стал делить кучку монеток. Отсчитал десять медянок и отложил их в сторону. Оставшиеся монетки поделил на две части, в каждой получилось по четыре серебрянки и две медянки. Потом одну часть смешал с десятью медянками и отложил в сторону. Оставшуюся часть вновь поделил поровну. Получилось по две серебрянки и по одной медянке. Половину сунул себе за пазуху, а другую половину сдвинул в сторону.

Четверо мальчишек, ограбивших вместе с щербатым Сашку шумно бросились делить оставшиеся деньги.

— Интересно, — подумал Сашка. — Чуть больше половины щербатый отложил в сторону, значит, кому-то припас, четверть взял себе, а последняя четверть досталась остальным. А другие мальчишки, те, что были здесь, когда меня привели, завистливо смотрят на сцену дележки. Две серебрянки с медянкой на четверых, а так завидуют. А ведь у него осталось еще восемь серебрянок плюс медянки. Как бы не своровали, морды-то вон какие воровские. Хотя у тебя тоже, небось, морда еще та. Сашка потрогал рукой синяк на скуле, оставленный щербатым. И чего он меня не пырнул? Все деньги были бы его. И куртка с сапогами.

Тем временем появилось еще несколько мальчишек и молодой хорошо одетый парень, которого с некоторым почтением встретили сидевшие в доме мальчишки. Кстати, мальчишки были разные. И разного возраста и по-разному одетые. Но не на это обратил внимание Сашка. Мальчишки были по-разному подстрижены. Часть коротко, почти наголо, часть была или с длинными волосами или с короткими, но с выбритой полоской. Рабы? И у всех этих волосатых на лбу было выжжено клеймо. Небольшое, но заметное. Один из мальчишек с длинными волосами был однорукий с культей на левой руке. А один, и вовсе был безруким. Точнее, руки-то были, но запястий не было. И что самое интересное, Сашка сразу и не понял, кто он — раб или свободный, у мальчишки на голове был небольшой по длине хохолок из светлых, но грязных волос, зато с боков волосы были полностью выбриты. Таких причесок Сашка в этом мире еще не видел. В его мире похожие носили панки. Сам местный панк был примерно его возраста, может, чуть постарше, но весь оборванный и грязный, хотя лицо было довольно чистым. Панк сидел на полу в дальнем от всех углу и делал вид, что не обращает внимания на Сашку.

— А, сегодня новенький! — молодой парень громко констатировал появление в их компании Сашки, — Кто его привел?

— Это я, Ржавый, — ответил щербатый.

— Где ты его нашел, Ловкач?

— Мы с ребятами давненько его заприметили и решили немного пощипать, только нужного места не находили, а он сам взял и свернул в переулок. Вот там и пощипали.

— Ну, и как успехи?

Щербатый Ловкач сгреб монетки со стола и отнес их главарю.

— Ха! Неплохо!

— Сам-то, ты, откуда? — обратился главарь к Сашке.

— Издалека, не местный.

— Ну, это видно, слова у тебя немного странно звучат. А деньги откуда?

— Дали.

Главарь, а вместе с ним остальные мальчишки громко рассмеялись.

— Тоже был в удаче? Зарезал кого и сюда бежал?

Сашка не стал отвечать.

— Он нормальный, не трус. Под ножи пошел, не испугался, — это уже сказал щербатый Ловкач.

Главарь удивленно поднял бровь и кивнул головой.

— Хочешь с нами?

Сашка молча кивнул головой. А что ему еще оставалось?

— В день будешь платить по две медянки. За мясо. Половину от того, что заработаешь, отдашь. Остальное твое. Если сокроешь, то пойдешь под нож. Ясно?

— Ясно. Крысятничать не буду.

— Крысятничать? Что это значит?

— Ну, вести себя как крыса, у своих воровать.

— Ха! Интересное слово. И точное. Кры-сят-ни-чать. Мне оно нравится. Ладно, будешь под Ловкачом. Ну, а у остальных что?

Мальчишки стали подходить к главарю и выкладывать перед ним монетки. Немного же. Большинство клало по две медянки, некоторые чуть больше. Подошел и безрукий мальчик, он держал в зубах миску. Главарь сунул туда руку и вытащил две медянки.

— Надо же, сегодня Обрубок постарался. — Большинство мальчишек засмеялись. — Не уходи, — сказал мальчику главарь.

— Как тебя звать? — обратился он к Сашке.

— Сашка.

— Имя или кликуха?

Сашка неуверенно повернулся к щербатому.

— Кликуха, — утвердительно сказал тот.

— Значит, так, Сашка, — продолжил главарь. — Видишь сколько парнишек с отметинами на лбу? В нашем городе тем, кто попадется, дают плетей и ставят такие штучки на лоб. А на второй раз уже отрубают кисть. Вот как у Пташки. Пташка, покажи.

Длинноволосый мальчик сунул под нос Сашке изуродованную левую руку.

— Но попавшимся рабам руки не рубят, а дают только плетей и накладывают штраф их хозяину. Одну серебрянку. Поэтому советую тебе не попадаться, а если попадешься и получишь отметину на лоб, то беги скорее ко мне, я оформлю на тебя долговую бумагу, будешь у меня рабом. Хотя можешь остаться свободным. Тогда, если попадешься, станешь таким как Пташка. Он после клеймения не захотел идти в рабы, но после того, как попался во второй раз, поумнел. А если бы не поумнел, то стал бы как Обрубок. Ну, что, Обрубок, — обратился главарь к безрукому мальчику, — много тебе принесла счастья твоя свобода?

Сидевшие за столом мальчишки засмеялись. Безрукий мальчик угрюмо смотрел из-под бровей на главаря серыми глазами, в который были и боль, и обреченность.

— Ладно, иди, нечего здесь вонять. — Действительно от мальчика очень неприятно пахло. Как он, интересно, мылся?

— Я теперь буду воровать, — думал Сашка, — но я же не умею, да и не хочу. Поймают и выжгут каленым железом клеймо на лбу, да еще и плетей всыплют. А после второго раза руку отрубят. После третьего будешь ты как этот Обрубок, будешь лежать в самом углу и вонять. Хотя можно и не спешить, пока осмотреться. Ведь у меня еще остались восемь серебрянок с мелочью. Сколько нужно в день платить за еду? Кажется, главарь говорил про две медных монетки. Денег хватит на несколько месяцев. Тогда время, чтобы осмотреться, еще есть.

Раздумья Сашки прервались ужином. Дежурные (или не дежурные?) — мальчишки с длинными волосами достали миски, вытащили какую-то зелень, главарь вытащил из большой кастрюли жареную курицу и оторвав половину, положил к себе в миску. Потом посмотрел оценивающе на остальных и кинул вторую половину Ловкачу. Тот засмеялся.

— Сегодня ты заслужил, Ловкач.

Остальным мальчишкам доставались куски мяса поменьше, но достаточные для утоления голода. Дали мяса и Сашке. Последний кусок, самый маленький по сравнению с другими, главарь кинул в угол, где лежал безрукий мальчишка. Кусок упал рядом с ним на грязный пол. Мальчик встал на четвереньки и жадно начал есть прямо с пола, кое-как придерживая кусок культями рук. Мальчишки, сидящие за столом, дружно засмеялись, стали отпускать обидные шуточки по адресу безрукого. Сашке стало противно. Место ночлега ему определили на втором ярусе.

Утром Сашка проснулся рано. Все еще спали, сопели, кто-то храпел и даже стонал во сне. С его второго яруса был хорошо виден угол, где спал увечный мальчик, Обрубок, как его называли. В отличие от других мальчишек, спавших на лежанках, тот спал прямо на холодном полу, подложив под голову культю. А ведь еще пара лежаков была свободной. Мальчик засопел и открыл глаза, смотря на Сашку. Затем отвернулся, повернувшись к стене. Отвел глаза и Сашка. Вскоре начали просыпаться и другие мальчишки. Тянулись долго. Главаря видно не было. Сашка даже и не знал, ночевал ли он в доме.

Когда уже было позднее утро, мальчишки потянулись к столу, стали разбирать куски холодного отварного мяса, какие-то вареные клубни. Безрукого к столу не позвали. И лишь только тогда, когда поели все, а Сашку позвал с собой Ловкач вместе со своими четырьмя подельниками, уже уходя, Сашка увидел, что Обрубок подошел к котелку и засунув туда культю, вытянул из котелка маленький кусок, то ли подгорелого мяса, то ли клубня. Придерживая его второй культей, стал жевать. Встретившись с глазами Сашки, остановился, отвел глаза и продолжил есть.

— Что, сегодня пойдешь на дело? — спросил Ловкач Сашку.

— А что за дело?

— Что подвернется, то и дело.

— Не знаю, я вначале хотел бы осмотреться.

— Со мной не боись. Видел? — Ловкач показал подбородком на своих подельников. Лбы чистые. Потому что работаем чисто. У тебя, что, ножа нет?

— Нет.

— Плохо. Без ножа нам никак нельзя.

— Что, часто в дело пускаете?

— В дело? А, это. Нет, больше пугаем, хотя если налетят другие удачи, то без ножей нельзя.

— Удачи?

— Ну, да, все мы в удаче Ржавого. Нашим главным врагом является удача Бычары. Те сразу же ножи пускают, а потом уже разбираются. Если бы вчера тебя срисовали бычарники, то лежал бы ты со вспоротым брюхом. А кошель они взяли бы с тебя мертвого. Но у них удача меньше нашей. За убийство не клеймят, а сразу в рабство отдают храмовникам для их алтаря. Вот бычарники и пополняют загоны храмовников. Просто воровать спокойнее, но ножи тоже нужны. Те же кошельки с зевак срезать.

Несколько часов воришки слонялись по улицам города, но жертв себе так и не нашли. Несколько раз примерялись, но то ли прохожие, завидев воришек, ускоряли шаг, то ли Ловкач и в самом деле был осторожным вором, не нарываясь на явный риск попасться.

Есть уже хотелось, даже под ложечкой засосало, у других мальчишек, вероятно, тоже взыграл аппетит. Ловкач купил в попавшейся лавке за медянку большую лепешку, которую и разделил между всеми.

— За хлеб платим из моей доли, — сообщил он Сашке. — Как бы сегодня не остаться без выручки. Тогда придется каждому заплатить Ржавому по две медянки из своих заначек.

Через час Ловкач все-таки решился. Присмотрев женщину средних лет, он кивнул своим напарникам и мальчишки, забежав вперед женщины, неожиданно затеяли драку между собой. Сашка даже и не понял, в чем дело. А когда женщина проходила мимо, один из мальчишек пихнул другого прямо на женщину. Тот неуклюже взмахнул руками и слегка ее толкнул. Женщина разразилась бранью, мальчишки тотчас же прекратили драться и побежали в переулок. Когда вслед за ними туда подошел Сашка, мальчишка, который упал на женщину, довольно усмехнулся и показал Сашке кошелек, который он ловко срезал с пояса женщины.

— Ну, вот, на Ржавого сегодня заработали, — сказал Ловкач. — Двадцать три медяшки. Двенадцать Ржавому, — Ловкач сразу же отложил их в ладошку, — четыре Клопику, — он отдал четыре монетки мальчишке, срезавшему кошелек у женщины. — Четыре мне, и по одной остальным. Ты в пролете, не участвовал. Ну, видел, как ловко сработали?

— А если бы она заметила? — спросил Сашка.

— Тогда ноги в руки и бежать.

— А если бы кого-нибудь схватила бы?

— Тогда ножом ее.

— Как ножом?..

— А что ждать, когда страже сдадут и лоб заклеймят?

— Но за убийство, ты сам сказал, могут отдать храмовникам на жертвоприношение.

— Ну, это как повезет. Если шустрый, то сбежишь, а нет — тогда пойдешь храмовникам. Не зевай!

Сашке, честно говоря, не очень нравилась перспектива участия в таких воровских делах. Он решил не спешить, денег пока еще хватает. Правда, сегодня, они заплатят его долю Ржавому, но не будешь же постоянно сидеть у них на шее? Придется, наверное, ходить одному.

Когда уже стемнело, малолетние воришки вернулись домой, в свой притон. Главарь шайки уже был на месте и вскоре начал собирать свою ежедневную дань. Когда очередь дошла до безрукого мальчика, то в его плошке оказалась только одна медная монетка. Сашка думал, что главарь будет его ругать, но обошлось. Взяв монетку, Ржавый обратился к Сашке:

— Он редко приносит две монетки. Но я его не прогоняю и кормлю. Он хороший пример для остальных. Пташка, — обратился главарь к однорукому мальчику, — не будь у нас Обрубка, обрубком был бы ты. Да и другие, с культями ходили бы. Так что Обрубок свой кусок мяса заслужил.

После этого повторилась вчерашняя сцена дележки мяса. Только вторую половину курицы в этот раз получил высокий рыжий парень с бельмом на глазу, его так и звали — Бельмо.

Последний кусок мяса Ржавый кинул безрукому мальчику. Кинул явно с недолетом. Тот встал с пола в своем углу и пошел к брошенному куску, присел рядом с ним и собрался есть также, как и вчера, с грязного пола. Сашка не выдержал и, оставив свой кусок недоеденным, подошел к мальчику. Поднял с пола его кусок и прислонил к его губам, давая ему возможность кусать этот кусок. В комнате воцарилась тишина. Куцые слезы потекли по лицу безрукого мальчика, но мясо доел до конца. Сашка обернулся и увидел два десятка пар мальчишеских глаз, смотревших на него. Никто не ел. Ржавый смотрел зло и хмуро.

— Ловкач, не нравится мне этот новенький. Поговори с ним.

Сашка встал, выпрямившись перед подходившим Ловкачем. Но тот вместо ожидаемых Сашкой слов неожиданно ударил его по лицу, потом еще и еще. Удары сыпались градом. Когда все закончилось, и Ловкач пошел обратно к столу, избитый Сашка с трудом поднялся. Болела щека, из разбитой губы капала кровь, ныло побитое тело. Сашка просто возненавидел Ловкача: надо же, начали вроде бы дружить и так сильно он его избил.

Неожиданно к Сашке подошел Бельмо и сильно ударил его в живот. Сашка упал. Затем он увидел, как поднимается в замахе нога Бельма, чтобы ударить его, Сашку. Но вдруг нога дернулась и оказалась перед глазами Сашки: Бельмо лежал на полу и орал. Это, оказывается, подскочил Ловкач, сбив Бельмо с ног. Упавший поднялся, и с налитыми кровью глазами бросился на Ловкача. Каждый из них по несколько раз основательно приложил друг друга, пока не послышался голос Ржавого:

— Хватит.

Драчуны разошлись, зло посматривая друг на друга.

— Ржавый, ты видел, он на меня первым полез!

— А ты не лезь на Сашку. Его бить могу только я! Если кто на него полезет, то…

— Хватит, — сказал Ржавый. — Новенький свое получил, теперь всё!

После того, как все, наконец, закончили есть, Ржавый, обращаясь к Ловкачу, сказал:

— Завтра все есть будут поздно. Как только стемнеет, пойдем на дело. Идет Ловкач со своими и… Сашка. Проверим его в деле. Для начала постоит на стреме.

В течение оставшегося вечера Сашка время от времени посматривал на безрукого, то тот его демонстративно игнорировал, сидел в своем углу и глядел в другую от Сашки сторону. Только утром, когда Сашка неожиданно проснулся, он заметил на себе взгляд, повернулся в угол безрукого, но тот уже старательно отводил глаза от Сашки. В оставшееся до ухода ватаги время безрукий снова был безучастным и никак не реагировал на обидные шуточки мальчишек, сыплющихся в его сторону.

В этот день Сашка не пошел с Ловкачом, а решил просто побродить в одиночестве. День был солнечным, по-настоящему весенним, Сашка купил в лавке на медянку немного еды, забрел в богатые кварталы, здесь на него никто не обращал внимания, да и одеждой он не отличался от многих здешних обитателей. Одежда у Сашки была хорошей, доставшись от Хелга. Вот только синяки портили общую картину.

Сильно его вчера побил Ловкач. Правда, бил по приказу Ржавого, но мог же бить не так сильно. А с другой стороны, защитил его от Бельма. И сам Ловкач от Бельма получил. Сашка так и не понял, как ему относиться к Ловкачу. И в первый день знакомства Ловкач вернул Сашке половину его денег. А мог бы и не возвращать. Побили бы Сашку посильней и сбежали бы. Но ведь не сбежали и не побили, а половину денег вернули. Да, непонятно всё. И сегодня вечером надо идти на дело. Отказаться? Решат, что струсил. Придется идти.

С такими мыслями незаметно прошел день. Вернувшись к началу темноты, Сашка застал всю компанию в сборе, оказывается, дожидались только его, хотя он и не опоздал.

— Будем брать склад у мясника. Склад стоит в конце тупика и примыкает с тупикового конца к дому, поэтому подойти туда можно только через переулок, пройдя мимо дома. Ему вчера привезли из деревни несколько свиней. Сегодня он должен их разделать. Мы пойдем на склад, а ты будешь стоять на стреме. В случае чего, кричи. Бежать придется мимо дома мясника и других домов, прежде чем можно свернуть в боковой переулок. Склад сторожит кто-нибудь из его семьи, но сторожить начинают где-то с полуночи, поэтому брать мясо будем сейчас. Все ясно? Тогда в путь.

Шли долго, Сашка совсем потерял ориентир, но наконец-то пришли. Посадив Сашку за каким-то полусгнившим бревном рядом с домом мясника, пятеро мальчишек вместе с главарем пошли к складу. Сашке было зябко, то ли от вечернего холода, то ли от мандража, а вероятно, от того и другого. Вдруг слегка скрипнула дверь соседнего дома и из нее осторожно вышли две фигуры. Тихонько пройдя мимо Сашки, они остановились в паре метров от него.

— Видел? — спросила одна из фигур скрипучим низким голосом.

— Ага, — ответила молодым мужским голосом другая.

— Беги за стражниками, а я попробую их здесь задержать. Да быстрее беги.

— Ага, батяня.

Вторая фигура тихонько, но быстро промелькнула мимо Сашки. Первая же подошла к своему дому, нагнулась и достала какую-то оглоблю. В свете луны Сашка разглядел этого мужчину: большая грузная фигура, такой зашибет, целых костей не останется. Мясник, а это, скорее всего, был он, остановился буквально в метре от Сашки.

— Что же делать? Закричать? Тут же получишь оглоблей по голове. Всё, кранты тебе. Ждать, молчать? Сын мясника приведет стражников, и мальчишек поймают, там тупик и другого им пути, как мимо мясника нет.

Время уходило, а Сашка не знал, что делать. Скоро могут появиться стражники. Наконец, Сашка решился. Он сделал шаг, другой и прыгнул на мясника, повис руками на его толстой шее. Мясник от неожиданности выронил оглоблю. Сашка громко закричал и почувствовал, как сильные пальцы схватили его за шею. А дальше он уже плохо соображал. Пытаясь вырваться из рук мясника, он наткнулся на что-то мягкое, это оказалось ухом мясника, и вонзил в него свои зубы. Мясник дико закричал от боли, разжал захват и Сашка упал на землю. Мимо него промчались мальчишки. Мясник, схватившись за голову, громко выл. Все это промелькнуло в каком-то диком калейдоскопе, но Сашка уже бежал вслед за мальчишками. Бежали долго и потом долго не могли отдышаться. А уже после Сашка рассказывал подробности.

— Молодец, — похвалил его Ржавый.

Когда они вернулись в воровской притон, Ловкач с подельниками начал рассказывать остававшимся в доме мальчишкам подробности. Сашка почувствовал себя героем в глазах мальчишек.

— А что у тебя с губами? Мясник разбил? — спросил кто-то. Сашка провел тыльной стороной ладони по губам: она оказалась вся в крови, но боли не было.

— Это кровь не моя, а из уха мясника, — сказал Сашка и вся ватага мальчишек громко рассмеялась.

— Тебя сегодня можно не кормить. И напился и наелся. Ухо вкусное было?

Потом был ужин, поздний, но долгожданный. Вторую половину курицы главарь кинул Сашке в миску. Это было признанием его сегодняшней заслуги. А последний кусок мяса снова полетел в угол к Обрубку. Сашка отодвинул свою миску, встал и, подойдя к безрукому мальчику, поднял с пола кусок мяса и вновь, как вчера, стал кормить его с рук. В доме застыла тишина. Сашка поднял глаза на мальчишек. Все молча смотрели на него, переводя взгляды на главаря. Бельмо в окружении своих напарников зло кривился, остальные смотрели выжидательно.

Ржавый выдохнул, взял кусок курицы, прожевал его и сказал:

— У нашего Обрубка теперь появился папочка.

Ватага мальчишек облегченно засмеялась.

Глава 6 994 год эры Лоэрна

Харчевня "Рыжий вепрь", несмотря на столь заманчивое название, была одной из самых дешевых и грязных трактиров в Лоэрне. Правильнее ее было назвать "Рыжий таракан", потому что рыжие тараканы были везде: на столах, на стенах, в похлебке, сваренной непонятно из чего и даже в кислом вине, пользующимся популярностью только из-за его несомненной дешевизны. Одним словом, это была самая грязная и самая дешевая харчевня в столичном городе королевства Лоэрн.

В Атлантисе было принято называть те или иные земли по имени их центральных городов. Только с Лоэрном дело обстояло как раз наоборот. Королевство Лоэрн существовало давно, с самых истоков появления государственности в Атлантисе. Когда это было, никто уже и не помнил. Знали только, что герцогства, давно уже независимые, когда-то в очень давние времена подчинялись королю Лоэрна. Но со временем королевская власть ослабела, герцоги уже не обращали внимания на королевские указы. А более ста лет назад прадед нынешнего Черного Герцога, он тоже так же звался, и чей домен ничем не выделялся среди других провинций королевства, как-то незаметно, но довольно быстро усилился. И в один прекрасный день, точнее ночь, напал на Лоэрн. Наскоро собранная королевская армия была полностью разгромлена, путь на столицу открыт. Король заперся в своем замке, практически бросив город на произвол судьбы. Говорят, он ждал подхода войска вассалов, но Черный Герцог в стремительном броске к столице не дал вассалам короля никакого шанса. Город был взят штурмом уже на второй день, а королевский замок нападавшие подожгли, закидав горшками с горящим земляным маслом. В пожаре погибла вся королевская семья.

Вопреки всем ожиданиям Черный Герцог не стал короноваться. Он попросту сжег весь город, выгнав жителей в поле. Здесь он их раздал своим воинам, которые и перебили их всех, не взирая на возраст, пол и происхождение. Затем у убитых отрубили головы и из них насыпали большую пирамиду. После того, как город выгорел, по приказу Черного Герцога сгоревшее место было щедро посыпано солью.

Пока Герцог занимался поверженным городом, его соседи впервые, наверное, за историю Атлантиса, сумели преодолеть распри и объединились. Совместное войско нанесло Черному Герцогу поражение, изгнав его из пределов Лоэрна. А на королевский престол взошел первый граф королевского домена. Так как старая столица была полностью уничтожена, то столицей он сделал свой город, переименовав его в Лоэрн. А первым графством Лоэрна стал Ларск.

Сейчас Лоэрном правил король Френдиг. Шесть лет назад до описываемых событий, в тот самый день, когда Хелг привел ларских вассалов на место гибели отца, солдат и мальчишек, в харчевне "Рыжий вепрь" среди прочих самых разнообразных персонажей, в основном обитателей местного дна, за одним из столов за полупустым кувшином вина сидел человек в одежде наемного солдата. Впрочем, одежда не отличалось ни новизной, ни чистотой, да и опухшее лицо, заросшее щетиной, только подтверждало, почему солдат выбрал столь грязную и дешевую харчевню.

В отличие от него спутник солдата выгодно выделялся внешним видом от всех обитателей харчевни. Довольно дорогая, хоть и потрепанная одежда, кинжал в красивых ножнах заставляли усомниться в правильности выбора этим человеком места своего отдыха.

— Еще раз могу тебе только посочувствовать. Король поступил с тобой очень несправедливо.

— Я бы отработал эти четыре золотых… Не быстро, но отработал…

— В других случаях так и происходит. Но как же ты умудрился сломать ногу новому жеребцу его величества?

— Там была веревка! Я ее увидел, но уже было поздно. А когда поднялся, пришел в себя, пока Стрижа осмотрел коновал, про веревку и не вспоминал. А вспомнил, бросился искать — не нашел. Кто-то прихватил. А мне не верят, говорят, что специально наврал, чтобы выгородить себя. А веревка была! Веришь?

— Верю, тебе верю. Но что моя вера? Король не поверил и назначил виру в восемь золотых. Так?

— Да. Где мне сразу взять такие деньги? Все продал, всё! Наскреб с трудом четыре золотых. Ну, дайте мне отсрочку. Отработаю. С женой отработаем. Другим дают, мне не дали. Говорят, сам король распорядился за долги отдать мою семью в долговое рабство.

— Да, тебе просто не повезло. Такое горе!

— Эх, Ярис, Ярис… Хороший мальчишка был. И эта скотина его плетьми насмерть.

— Давай еще выпьем, помянем твоего старшего сына.

— Попадись мне этот работорговец!..

— И что ты сделал бы?

— Убил!

— Знаешь что, Срег. Я тебе помогу.

— Ты?!

— Помогу. И жену с дочкой и младшим сыном из рабства вытащу. Но и ты будешь мне должен.

— Сколько? Но у меня нет ни медянки. Я же все продал и отдал.

— Службой сослужишь. Но если не хочешь…

— Что надо будет делать?

— Вот это разговор настоящего мужчины. Вначале месть. Так?

— Так!

— Затем я освобождаю твою семью, а ты за это…

— Что? Говори!

— Дело опасное…

— Согласен!

— Тогда завтра вечером приходи опять сюда. Сразу после захода солнца. И не пей, если хочешь отомстить.

На следующий день в полдень тот же мужчина, только уже в новой безукоризненно подобранной одежде входил в приемную залу графа Тарена, самого влиятельного человека в Лоэрне. Кроме короля Френдига, естественно. Тарен помимо того, что владел самым богатым графством в королевстве, был еще и старшим братом королевы Аньтилы, супруги Френдига.

Столь сильное влияние графа Тарена на короля обуславливалось не только слабым характером Френдига и его равнодушием к ведению королевских дел, но и в неменьшей степени достигалось стараниями королевы. Френдиг даже был рад, что любезный и почтительный шурин снял с его плеч заботу по ведению многих скучных и рутинных дел.

А милый граф был еще и довольно скромен, неоднократно отказываясь переселиться в королевский дворец. Впрочем, его дом, соседствующий с дворцом, по праву считался лучшим во всем Лоэрне. Но ведь брат королевы не может жить в развалюхе.

Богатство, почет, реальная власть — всё было у графа Тарена. И хотя он может добиться еще большего, но ни деньги, ни родство с королем не сделают его первым графом Лоэрна. Что бы ни было и что бы ни случилось, первым графом королевства считался владелец Ларска. Это провозгласил прапрадед Френдига, основатель династии, и отменить это было нельзя, не поколебав устоев королевства.

Ларск находился на севере Лоэрна и время от времени на его земли вторгались шайки орков, зато Тарен, лежащий к югу от столицы, благополучно избегал набегов. А значит, и люди предпочитали селиться на его землях, выбирая их по уровню безопасности жизни. Больше людей — больше налогов, богаче граф. Зато ларские вассалы по праву считались лучшими воинами королевства. И как бы Тарен не нанимал самых сильных и дорогостоящих наемников, все равно его отряды не могли сравниться с воинами Ларска.

Войдя в приемную залу, мужчина слегка поклонился сидящему графу и сказал:

— Мой господин, сегодня вечером я встречаюсь с этим солдатом и отведу его в снятый дом. А сейчас буквально через пару часов работорговец приведет туда его семью. Вечером все будет сделано. Останется только назначить день.

— Моэрт, только что прибыл посыльный из Ларска. Вчерашний гонец от Черного Герцога не соврал, действительно, его войска ворвались в Ларск. Его величество скоро должен освободиться и тогда я сообщу ему эту новость. Нашему королю интереснее смотреть на представление придворных шутов, нежели узнать о вторжении Черного Герцога на земли королевства. Что касается дня, то готовьтесь на завтра.

— Да, мой господин.

— И не переборщи с маковым отваром. Этот солдат должен твердо держать меч в руках.

— Все будет сделано, милорд.

— Да, кстати, этот рабовладелец. Он не проговорится солдату, что его мальчишку он запорол по твоему слову? Тогда весь план рухнет.

— Не извольте беспокоиться. Как только рабовладелец войдет в дом, его будет ждать Март.

— Март? А разве не солдат должен будет убить торговца?

— Что вы, милорд. Март только отрежет ему язык. И очень аккуратно прижжет. Март в этих делах дока. Поэтому торговец не сможет проболтаться.

— А что с семьей солдата?

— Я покажу ему только девочку. Жену и другого мальчишку отправлю в ваши подвалы. В любой момент они будут под рукой.

— Хорошо, Моэрт, занимайся.

Спустя четверть часа граф Тарен уже был во дворце. Король все еще смотрел представление придворных шутов. Вместе с ним весело внимала выступлению и королева Аньтила, которая была на седьмом месяце беременности. Король ждал появления мальчика. Это уже был бы третий ребенок у королевской четы. Наследному принцу Хловику на днях исполнялось одиннадцать лет, а дочке было всего семь лет. Они тоже смотрели на игру шутов и веселились.

Но вот представление подошло к концу, и Тарен подошел к королю.

— Ваше величество. Государственные дела требуют прервать ваш отдых.

— Это так срочно? Не может подождать до завтра?

— Увы, ваше величество.

— Аньтила, твой брат в последнее время стал просто невыносим. Все дела и дела. Я даже не могу съездить на охоту.

— Дорогой, ты же знаешь моего брата.

— Да-да, уже нельзя немного поворчать. Пойдем, Тарен. Только ненадолго. Мне сегодня еще нужно зайти на конюшню, проведать там бедного Стрижа.

Когда Тарен остался наедине с Френдигом, он сразу же перешел к делу.

— Ваше величество, прибыл гонец из Ларска. На город напал Черный Герцог. Ларск захвачен, но войска графа удерживают крепость.

— Проклятье! Как это ему удалось? Он собрался воевать с Лоэрном? Граф, нужно немедленно объявить сбор войск и, не дожидаясь сбора вассалов, послать на помощь Ларску мое войско. Вассалы же пусть идут вслед ему.

— Да, ваше величество, нельзя оставлять Ларск без помощи. Но сегодня выступление никак не получится. Без подготовки войско растянется по дороге. Если выступить завтра, то мы сможем даже увеличить численность войска. Вы же завтра в полдень с центральной площади Лоэрна объявите о начале похода. Это будет смотреться красиво. Я же, с вашего позволения, займусь работой по подготовке войска, а вы, ваше величество, можете проведать Стрижа, пострадавшего по вине этого лживого солдата.

— Ты как всегда прав, мой друг. И с солдатом тоже. Правильно, что ты настоял на отказе ему в отсрочке платежа.

— Его семью, ваше величество, продали в долговое рабство. Но я опасаюсь за этого солдата. Нам не мешало бы поостеречься. Его тоже следует сдать в рабы!

— Граф, опасаться какого-то солдата? Что с вами? Да и не следует солдата сдавать в рабы. Я не хочу волнений в войске, тем более, накануне похода против Черного Герцога.

— Возможно, вы правы, ваше величество. Тогда я покину вас для подготовки завтрашнего выступления.

Вечером в харчевню "Рыжий вепрь" вновь вошел вчерашний господин с кинжалом в красивых ножнах. Солдат давно и с нетерпением его ждал. Вошедший, окинув взглядом солдата и стол, за которым тот сидел, с удовлетворением отметил, что тот трезв, что в последнее время случалось редко, да и то в основном по утрам.

— Эй, человек! Маленький кувшинчик.

— Ну как, господин?

Моэрт дождался, когда к их столу подошел однорукий слуга в замызганной одежде, принесший кувшин с вином. Затем разлил вино по глиняным кружкам. Отхлебнул, поморщился и сказал:

— Ну и кислятина, где только такое делают? Сейчас выпьем этого винца и пойдем. Тебя, Срег, ждет приятная встреча. Семью твою, как и обещал, вытащил. Увидишься.

— Пошли скорей!

— Не спеши, на трезвую голову дело делать не следует.

— Но ты же сам сказал, чтобы я сегодня не пил.

— Пить и напиваться — это разные вещи. А выпить немного надо. Давай, доливай себе, мне и этого много.

Дождавшись, когда Срег допьет вино, Морэт встал, бросил на стол медянку и, не оборачиваясь, пошел к выходу. За ним следом бросился и солдат. Шли они долго, минуя череду грязных и почти пустынных улиц, хорошо, что луна светила, иначе не с одной грязной ямой им пришлось бы близко познакомиться. Их странствие по окраине Лоэрна закончилось на пустыре, где одиноко стоял невзрачный дом. Моэрт пропустил вперед солдата, и вошел следом. В доме находилось два человека. Внимательный человек вполне мог догадаться, что это люди опасной профессии и кровь на их руках для них обычное явление.

— Приведи ее, приказал Моэрт одному из них.

Человек с повадками наемного убийцы скользнул во вторую комнату, откуда появилась девочка лет десяти.

— Отец! — бросилась она к солдату.

Терпеливо дождавшись, когда солдат поговорит с дочерью, Моэрт сказал:

— Срег, у нас есть и другие дела.

— А где Фаэна и Лакас?

— Они в безопасности. Я держу свое слово. С дочерью поговорил? Ей нужно возвращаться. К Фаэне. А у нас с тобой еще дела.

— Какие?

— Отведи девочку к матери и брату, — приказал одному из двух его людей.

Дождавшись, когда они уйдут, Моэрт пошел во вторую комнату, пригласив туда солдата. В углу комнаты за грязной занавеской кто-то лежал и стонал. Моэрт обернулся к солдату и несколько театрально рванул занавеску. Срег ахнул. На полу лежал со связанными руками тот самый рабовладелец, который запорол до смерти его старшего сына. Рот его был окровавлен.

— Он твой. Можешь сделать с ним все, что захочешь.

После этого еще раз улыбнувшись, Моэрт вышел из комнаты. Вместе с оставшимся вторым своим человеком он долго сидел в первой комнате дома, случая бесконечное утробное мычание рабовладельца. Наконец, из проема комнаты вышел, пошатываясь, Срег. Он был весь забрызган кровью. Глаза солдата лихорадочно горели.

— Выпей маленько, это не такая кислятина, как в харчевне. Но много не дам, завтра у тебя время возврата долга. Ты его убил? Знаешь, что по закону положено? Смерть у храмовников. Не бойся, я тебе помог и еще помогу. С семьей твоей все будет хорошо и тебя за убийство простят.

— Как? — хрипло спросил Срег. Чувствовалось, что он плохо понимал о чем шла речь, взгляд у него все больше и больше туманился.

— Завтра король будет на центральной площади. Скажи ему, что ты отомстил за убитого сына, скажи, что ты солдат, покажи свой меч. И король поймет. Простит тебя. Я тебя не обманывал и завтра все будет так, как я говорю. Только слушайся меня. Ты будешь слушаться?

— Да…

— Хорошо. А сейчас спи.

Срег быстро уснул, растянувшись на циновке на полу.

— Следи за ним. Завтра утром твой напарник Бурон принесет ему чистую одежду, пусть переоденется. И перед тем, как выйти, дашь ему пару глотков маковой настойки на вине. Но не больше, иначе опять уснет.

— Бурон со мной не пойдет?

— Нет, у него свои дела. И жди знака графа. Как только он его подаст, сразу же выталкивай этого болвана.

— Я все понял.

На следующий день, еще далеко за полдень, центральная площадь столицы королевства начала быстро заполняться народом. Ближе к полудню на площади появились аристократы Лоэрна вместе с семьями и в окружении собственных вооруженных отрядов. А затем в конце улицы показалась королевская колонна. В отдельной открытой карете ехал король Френдиг, возвышаясь на специальном помосте. Из-за этого помоста граф Тарен, стоящий рядом с ним, оказался лишь вровень с сидящим королем. Во второй карете ехала королева Аньтила с сыном и дочерью. Следом двигалась целая кавалькада из числа личной королевской гвардии и карет с придворными, их семьями и прочими, кому удалось пристроиться к торжественному выезду короля.

Чем ближе была площадь, тем королевская колонна замедляла свое движение, с трудом пробиваясь через столпотворение людей. Сидящий Френдиг благосклонно улыбался в ответ на бурю восторженных криков своих подданных. Зато граф Тарен недовольно хмурился. Наконец, карета короля достигла центра площади. Граф Тарен поднял руку, требуя тишины. Гул голосов стал затихать. Раздался голос Френдига:

— Мои подданные. На земли королевства Лоэрн посмел вторгнуться наш вассал герцог Пиренский, известный всем под именем Черного Герцога. Сей недостойный вассал напал на земли Ларского графства и вероломно захватил город. Наш вассал доблестный граф Винтольд Ларский удерживает Ларскую крепость и просит нас о помощи…

В этот момент неожиданно как оказавшийся перед королевской каретой какой-то солдат громко закричал:

— Он убил моего сына. Он заслужил эту смерть! Эту смерть! — Солдат выхватил из ножен меч, но оказавшийся между ним и королем граф Тарен одним движением выхватил свой меч и погрузил его в грудь солдата, который упал замертво под колеса кареты. Площадь моментально охватила паника, кто-то рванулся вперед, многие бросились, наоборот, назад, разумно полагая, что королевская гвардия не будет выяснять, кто прав, а кто виноват и простопотопчет всех. За ревом толпы не сразу был услышан громкий, с завыванием крик королевы, а когда люди стали обращать свой взор на вторую карету, их охватывал ужас. Принц Хловик висел пришпиленный длинной стрелой к задней стенке кареты. Стрела попала мальчику прямо в сердце. Королева уже не кричала. Аньтилу, потерявшую сознание и упавшую на пол кареты, пытались поднять ее фрейлины, отталкивая и мешая друг другу, сзади пробивались солдаты гвардии. Уже сверкали на солнце гвардейские мечи, падали, обливаясь кровью, зеваки, рискнувшие оказаться поблизости к королевской карете. Площадь начала быстро пустеть. Зарубленных гвардейцами оказалось меньше, чем число людей, погибших в давке. Но какое до них дело королю? Погиб его сын, у королевы произошли преждевременные роды, а сама она умирала от внутреннего кровотечения. Да и сам король Френдиг чудом остался жив. Граф Тарен еще раз показал свою верность короне, успев поразить своим мечом несостоявшегося убийцу короля. Ни о каком походе к стенам Ларска уже не могло быть речи. В сложившейся ситуации армия должна остаться в столице. Убийце принца благодаря панике удалось уйти. На крыше одного из зданий, выходящих фасадом на площадь, нашли лук, из которого была выпущена смертельная стрела. Граф Тарен лично взял расследование в свои руки.

Уже через два дня граф вошел в приемные покои короля с докладом. Френдиг после произошедшей трагедии находился в состоянии некой прострации и мало вникал в королевские дела.

— Ваше величество, жаль, что вы меня не послушались, когда я предлагал схватить этого солдата.

Френдиг внимал, молча уставившись в одну точку.

— Этого убийцу звали Срег. Я нашел дом, в котором он скрывался. В доме обнаружен труп почтенного Эйбереза, торговца живым товаром. Именно ему были проданы жена и дети убийцы. Старший мальчишка этого Среза рос таким же негодяем, как и его отец. Вы ведь помните обстоятельства, когда ваш Стриж сломал ногу. Сломал по вине Среза и тот еще нагло отпирался. Мальчишка был достойным продолжателем своего отца. Наглый, лживый, высокомерный. И когда он оказался у почтенного Эйбереза, то продолжал вести себя так же вызывающе. За что был наказан плетьми. К сожалению, мальчишка умер. Такое случается у черни. Этот Срез заманил почтенного Эйбереза в свой дом и зверски его убил. А на следующий день он собрался убить вас, ваше величество. И если бы не мой меч…

Граф замолчал и внимательно посмотрел на короля. Тот за время доклада немного ожил, по крайней мере, взгляд монарха стал заметно осмысленнее. Между тем граф продолжал молча стоять. Френдиг разжал губы и хрипло с натяжкой произнес:

— Да, милый мой граф. Кругом измена. Моя охрана оказалась неспособна…

— Ваше величество, с вашего позволения я могу взять руководство вашей охраной в свои руки.

— Да, да…

Тарен удовлетворенно кивнул головой.

— Ваше величество, я продолжу. Этот Срез пытался отомстить за своего сына. И сделал это, убив вашего сына… моего любимого племянника. Вы ведь знаете, насколько сильно я его любил. Это был такой чудный мальчик. И чернь посмела поднять на него руки. У этого убийцы остались жена, дочь и младший сын. Они пытались скрыться, но мои люди не дали им такой возможности. Они схвачены и ждут вашего решения.

— Убить… Убить!!!

— В таком случае, если вы не будете возражать, казнь назначим на завтра. Посажение на кол. Всех троих. А сегодня вечером они познакомятся с палачом. Мой Март в этом деле дока. Они будут визжать всю ночь и умолять, чтобы их скорее посадили на кол. Не желаете присутствовать, ваше величество?

— Да, я хочу видеть…

На следующий день после казни жены и детей солдата Срега, граф Тарен вновь навестил короля.

— Ваше величество, плохие новости из Ларска. Граф и его семья убиты при штурме замка. Замок пал. Своего младшего сына граф успел с охраной отослать из города. Они пытались перебраться через Барейн, и были настигнуты людьми Черного Герцога. Все солдаты погибли, а юный виконт, пользуясь схваткой, сумел исчезнуть. Из-за наступившей ночи ему удалось скрыться на севере в лесах. Солдаты герцога пошли по его следу, но вынуждены были повернуть назад. В тот район вторглась большая орда орков. Виконт бежал как раз в их сторону и, судя по всему, попал к ним в лапы. А они, ваше величество, сами знаете, не разбирают, кто перед ними: чернь или благородные аристократы. Для них все они — мясо. И еще. При штурме замка погибли все родственники графа. Ларских графов больше нет, а сам город в руках нашего врага.

— Пошли войска. Нужно прогнать Герцога.

— Вот в связи с этим у меня есть еще одна новость. К счастью, что мы не послали войска в первый же день, как узнали о вторжении Черного Герцога. В столице зрел заговор. Заговорщики хотели воспользоваться отсутствием в городе верных вам войск и убить вас, вашу семью и меня, как человека, способного им помешать. Я думаю, что убийство вашего сына и покушение на вас было частью этого плана.

— Кто? Кто они?

— Пока не знаю, мне удалось схватить только мелких исполнителей, но расследование будет продолжено. У меня есть подозрения, но…

— Кто? Говори!

— Ваше величество. Я не удивлен, что подозреваемыми оказались мои давние враги. Граф Бертьен Сейкурский и виконт Чавил. И еще несколько баронов.

— Арестовать!

— Но, ваше величество, улик против них нет. И как воспримет их арест наша знать, ведь все знают о моей вражде с заговорщиками.

— Плевать! Арестовать! И к твоему Марту. Позавчера он хорошо себя зарекомендовал. А затем их на кол!

— А наследников?

— Тоже!

— Ваше величество, в таком случае в войсках может быть недовольство. Заговорщики пользуются популярностью у части войска. Если мы и наследников казним, то… Лучше их лишить титулов и дворянства, а потом, спустя некоторое время этих теперь уже простолюдинов можно будет обратить в рабство и продать в Хаммий. Это будет хорошее для них наказание.

— Я согласен, мой граф.

— А их замки можно отдать верным вашему величеству людям.

— Хорошо. Но что делать с Ларском?

— Сейчас пока не до него. Но позже я сам лично займусь этой проблемой.

— Хорошо. Граф, у тебя всё?

— Ваше величество. Вопрос скорее личный, хотя даже личный вопрос для короля является вопросом государственным.

— Говори.

— Ваше величество, эта ужасная трагедия вас сильно подкосила. Но вы нужны стране. И у вас есть еще дочь, есть моя дорогая сестра и только что родился сын.

— Аньтила умирает…

— Будем надеяться на лучшее. Но вам нужны силы. Мой врач приготовил чудесное целебное средство. Я его пью и я полон сил.

— Пусть он приготовит и мне.

— Хорошо, ваше величество, я распоряжусь. А чтобы наглядно убедиться в его чудодейственности, дайте его вначале какому-нибудь человеку, больному от усталости. Пусть он принимает его, скажем, седьмицу. Я специально распоряжусь, чтобы приготовили большой флакон.

— Граф, я ведь понимаю твою щепетильность. Называй вещи своими именами. Ты ведь боишься, что я подумаю, что там может быть яд?

— Ваше величество?

— Эх, Тарен… После всего, что произошло ты единственный человек в королевстве, которому я безоговорочно верю. Поэтому можно обойтись и без пробы лекарства.

— И все-таки, ваше величество, я буду настаивать на своем. Во-первых, вы сами сможете убедиться в чудодейственности лекарства. А во-вторых, после разоблачения заговорщиков, у меня появится много новых врагов, которые будут разливать яд лжи по всему королевству. Пусть и они убедятся, что желаю вам только добра.

— Граф, я еще раз убедился в правильности своего мнения о тебе. Если моя Аньтила умрет, то только ты останешься из близких мне людей. И еще мои дети…

— Мои любимые племянники…

Возвратившись в свой дом, граф Тарен поднялся на второй этаж, запер за собой дверь и прошел в спальню на мужскую ее половину. В связи с недавними трагическими событиями Тарен отослал жену с детьми в свой родовой замок. Подойдя к внутренней стене, он нажал на неприметную планку и, ухватившись за крючки, рванул на себя стену, которая неожиданно довольно легко отошла, открыв небольшую комнату. Расположение ее было таким, что она находилась между двумя частями спальни и с торцевой части примыкала к лестнице. Обнаружить потайную комнату было практически невозможно. Разве что нужно было создать чертеж помещений второго этажа, а затем их все промерить.

В самом углу потайной комнаты на полу лежал весьма невзрачный большой мешок. Граф развязал его горловину, засунул руку внутрь и вытащил горсть сухих листьев. Хачху! Легендарный хачху! Двести лет назад его предок во время похода объединенных сил людей против гоблинов случайно обнаружил на склонах гоблинской горы небольшую полянку с этими растениями. Точнее, не он обнаружил, а его люди, которые преследовали несколько гоблинов и те за обещание их выпустить из окружения, показали место, где растет хачху. Пообещать, конечно, пообещали, но гоблинов, после того, как те вывели людей графа на полянку, все равно убили.

Пращуру Тарена пришлось убить большую часть своих людей, зато остались только верные и не болтливые. Раз в несколько лет его люди совершали поездки к той горе, к счастью, все пространство вокруг было безлюдным, а если и встречалось поблизости какое-нибудь маленькое поселение, оно безжалостно уничтожалось. Листья хачху ценились на вес золота. Точнее, на вес серебра, особенно в Хаммие. С той поры богатство таренских графов пошло в гору.

Сам Тарен эти листья не употреблял. Он прекрасно помнил историю своего рода, когда граф с двумя сыновьями из-за употребления этих листьев за несколько лет превратились в сумасшедших ничтожеств. Хорошо, что еще младший сын того графа был слишком мал, чтобы кормить его этой гадостью. Он и стал продолжателем рода, когда старшие члены его семьи быстро угасли.

Личный лекарь графа научился делать настойку из листьев хачху. Вот и сейчас ему предстояла эта работа. Граф отобрал довольно большую стопку сушеных листьев, положил их в глубокую чашку, с удовлетворением окинул стоящие в комнате небольшие сундучки с золотом и серебром, и с небольшим огорчением, проступившем на его лице, захлопнул дверцу потайной комнаты. Теперь всё снова смотрелось стеной мужской части спальни.

Чашку с листьями хачху граф отдал своему доверенному лекарю, приказав приготовить настой из листьев, но не слишком крепкий. Тарен не спешил ускорять события, да и не знал, как отреагирует организм короля на настой. Пока граф не разобрался со своими врагами, Френдиг ему очень и очень нужен. За ним Тарен как за каменной стеной, а с помощью настоя король станет еще более зависим от него. Листья хачху после продолжительного применения хорошо подавляли волю человека.

Через четыре дня умерла его сестра, королева Аньтила, а еще через день прибыл гонец от одного из ларских баронов. Тарен, не подавая вида, с облегчением вздохнул. На одной из стоянок орков среди одежды съеденных ими людей нашли и опознали куртку последнего ларского виконта. С ларской династией было покончено. Путь к короне Лоэрна стал намного ближе. Черный Герцог пока выполнял все свои обещания. Теперь главное: Ларск ни в коем случае не должен быть возвращен Лоэрну. Не доставало еще, чтобы в ларские графы пролез кто-нибудь из его противников в королевстве или и вовсе какой-нибудь ларский барон. Ведь по древнему закону в случае прекращении лоэрнской династии на трон должен сесть граф Ларска. И тогда вся его многоходовая работа обратится в пыль.

Конечно, он мог сам короноваться в Ларске, Френдиг сделает сейчас всё, что он пожелает. А после того, как начнет пить настой из хачку и того подавнее. Но тогда пришлось бы отказываться от Таренского графства. Самое богатое графство в королевстве достанется его кузену этому ничтожеству и слюнтяю Зеронту. Ну уж нет!

После похорон королевы вся знать Лоэрна останется на поминальный вечер. Тогда он и разберется с графом Сейкурским и виконтом Чавилом. А их прихлебатели из числа баронов? Они не опасны. Кто подвернется под руку, те тоже окажутся в его подвалах. А там его Март каждого разговорит. Признаются в любом преступлении. Разве что граф. Крепкий орешек. И слишком популярен. Как бы и в самом деле настоящего заговора не сделали. Нет, графа Бертьена опасно оставлять надолго в живых. Конечно, он тоже рано или поздно признается, Март из него все жилы вытащит, но заставит. Но во что тот превратится? А ведь на казнь они должны идти своим ходом.

Значит, так. Приглашаю от лица короля графа и виконта со всеми их семьями, графа по дороге мои люди убивают, обвинив его в попытке нападения на короля. Виконта отправляю к Марту. Конечно, не мешало отправить туда и кого-нибудь из его детишек. Когда палач займется его младшей дочкой, тот сразу же признается во всем. Но нельзя пока детей трогать. Вот после его казни, да и то не сразу.

Френдиг настаивает на посажении на кол. Совсем из ума выжил. Этот виконт из очень древнего рода с кучей друзей и родственников, а вовсе не жена и дети какого-то солдата из черни. Казнь благородного должна быть благородной. Только через меч и никак иначе…

На поминальный ужин в большом королевском зале была приглашена только высшая знать Лоэрна. Почти все — графы, виконты. Все с семьями. Было несколько маркизов, чьи предки в свое время приехали в Лоэрн и присягнули на верность королю. Среди приглашенных оказалось и несколько баронов с семьями, которые смотрелись неким странным исключением. Тот, кто задумался над этим, обнаружил бы еще большую странность, все бароны были приверженцами графа Сейкурского. А если взгляд внимательного человека оглядел окрестности поминального пиршества, то он задумался бы еще крепче: вся охрана в этот вечер была из личной сотни графа Тарена. Конечно, Тарен как-никак шурин его величества и дядя новорожденного наследника престола, но где же люди самого короля?

Король за столом был мрачен, впрочем, это и понятно. Тарен, как всегда, бесстрастен. Поминальный пир продолжался недолго, хотя пили много — тон задавал король и отказываться поднимать кубок вслед за королем, было бы в высшей мере бестактно. Один только граф Тарен пил немного, хотя также, как и все, выпивал бокалы с вином до дна. Секрет заключался в виночерпиях, которые подливали королю в опустевший бокал вина не в полной мере, его шурину и вовсе чуть ли не на донышко, зато остальным гостям доставались полные бокалы, налитые до краев.

Наконец, Тарен наклонился к королю и что-то сказал ему на ухо, Френдиг встрепенулся, оглядел весь зал и сказал:

— Я благодарю всех здесь присутствующих за то, что они почтили память моей жены и сына, убитых заговорщиками. Но я вынужден расстаться с здесь присутствующими. Попрошу задержаться графа Бертьена и виконта Чавила. С их семьями. Могут остаться и их бароны.

Удивленные гости стали, кланяясь королю, покидать зал. Дождавшись, когда за последним из них закроется дверь, и выждав еще немного, дав времени на то, чтобы гости покинули замок, граф Тарен обратился к королю:

— Ваше величество!

— Да… хорошо… Негодяи! Мерзавцы! Убийцы! — взревел Френдиг. — Стража, взять их!

Люди личной сотни графа окружили небольшую кучку людей, большую часть которых составляли женщины и дети. В руках окруженных появились мечи. Но что могут сделать девять мечей против нескольких десятков врагов, давно приготовившихся к бою. К тому же на галерее королевского зала появились лучники, а гости, пришедшие на ужин, все были без кольчуг. Граф, виконт, три барона и четверо их взрослых детей понимали, что обречены.

— В чем нас обвиняют?

— Вначале сложите оружие. Рядом с вами женщины и дети. Некрасиво прикрываться ими.

— Мерзавец! Это твоих рук дело. Ты всегда нас ненавидел. И мы нашими женщинами не прикрываемся.

— Тогда тем более сложите оружие, иначе лучники в такой тесноте могут промазать.

— Хорошо, твоя взяла, негодяй. Но надолго ли?

По сигналу графа его люди стали принимать оружие у взятых в плен, всем стали вязать руки. Начали с мужчин, но графа Сейкурского почему-то игнорировали. Когда почти всех пленников связали, один из солдат графа Тарена незаметно для других толкнул Бертьена Сейкурского на двух стоявших рядом других солдат. Все трое упали. Но поднялись только двое: граф Бертьен лежал на полу, и из его груди вытекала небольшими струйками кровь.

— Он на нас напал!

— Это подстроено! — вскричал один из баронов, но по сигналу Тарена стоявший рядом солдат ударом кулака по голове оглушил преданного барона и тот без сознания упал на пол.

— Увезти их всех! И быстро!

Люди Тарена схватили пленников и грубо их вытолкали из зала. Туда же унесли и оглушенного барона.

— Ваше величество! Вы будете лично присутствовать при допросе?

— Да.

— Но, может быть, вначале мой Март их слегка разогреет, а пока вы немного отдохнете? Вам нужно набраться сил. Завтра мой лекарь принесет то самое чудодейственное снадобье. Мы его опробуем на одном из наших пленников.

Король кивнул головой, а граф продолжил:

— Моэрт!

— Да, ваша светлость.

Рядом возник ближний человек графа.

— Передай Марту, чтобы никто из его гостей не смел спать. И пусть их там погоняют. Они должны завтра днем валиться от усталости.

— Слушаюсь, ваша светлость.

На следующий день граф Тарен входил в покои короля. Тот с бледным лицом сидел полулежа на своем ложе.

— Ну, наконец-то, граф, мне пришлось слишком долго тебя ждать.

— Простите, ваше величество, но я все время был внизу. Заговорщики дали показания. Главой заговора был граф Сейкурский. Он же нанял убийцу, застрелившего вашего сына.

— Где он?

— Граф Сейкурский его убил в тот же день. Он хотел всё скрыть и посчитал, что наемный убийца может проболтаться.

— Кто этот убийца?

— Какой-то бродяга, без роду и племени. Граф обещал ему пять золотых. И потом убил.

— А остальные?

— Обычные заговорщики. Виконт Чавил был правой рукой заговора. Главным был граф. Именно он призвал Черного Герцога, руками которого он убил верного вашего слугу графа Ларского. После того, как заговорщики должны были убить вас, а потом меня, граф Сейкурский надел бы на себя корону. Это была их цель. Но, как вы помните, мне удалось поразить убийцу мечом и таким образом расстроить замыслы мятежников.

— Да, я знаю, чем я обязан. Я помню…

— Ваше величество, мой лекарь приготовил лекарство. Не желаете посмотреть его действие. Я выбрал пару членов семей заговорщиков.

— Мне нужно одеться.

— Я сейчас приглашу камергера, ваше величество.

Спустя час в подвал замка, где размещались узники, вошли король с графом. Тарен кивнул Моэрту, тот вышел и сразу же вернулся. За ним следом шла, сильно пошатываясь от усталости женщина, жена виконта Чавила. Идущий следом за ней солдат нес на руках девочку лет восьми-десяти.

— Ваше величество, у них была бессонная ночь. Девочка так устала, что не может стоять. Моэрт, дайте им лекарство.

— Ты нас хочешь отравить, негодяй!

— Ну что вы, виконтесса. Как можно! Нет, это не яд, а наоборот, чудодейственное лекарство.

Граф подошел к Моэрту, взял у него из рук ложку с настойкой и влил содержимое ложки девочке в рот. После чего приказал солдату положить ее на пол.

— И что дальше, Тарен?

— Немного терпения, ваше величество.

Через несколько минут девочка начала оживать. Голова ее поднялась.

— Малышка, ты можешь встать, — ласково сказал ей Тарен. В это время Моэрт вливал содержимое ложки виконтессе.

— Это чудо, — сказал король, видя, что еще совсем недавно девочка была настолько обессилена, что не могла двигаться, а теперь она как ни в чем не бывало, стояла и смотрела вокруг себя. А теперь и виконтесса явно ожила. — Я хочу его!

— Поднимемся наверх, ваше величество. Там вы и примете это чудотворное лекарство. Оно придаст вам сил. Ваше величество, у меня с собой опросные листы заговорщиков. Все восьмеро признались. Вы ведь помните, ваше величество, как они вчера схватились за мечи? К счастью, я поставил свою охрану. И лучников сверху. Иначе бы они, понимая, что разоблачены, бросились бы на вас. Этих негодяев нужно, конечно, казнить. Но казнь мечом, как и положено благородным. Тем более что убийство вашего сына дело рук графа Сейкурского. Остальные просто обычные заговорщики. А членов их семей следует лишить титулов и дворянства и выслать за пределы Лоэрна. Таким образом, вы покажете и свою твердую руку и в то же время выскажете милость к поверженным. А казнь можно назначить на завтрашнее утро. Внутри замка, сейчас после покушения на вас, королю не следует показываться в людных местах. Я еще не смог полностью поменять вашу охрану.

— Пусть будет так, Тарен. Но сейчас — лекарство!

Казнь заговорщиков произошла следующим утром тихо и без лишних глаз. Король Френдиг, граф Тарен со своим верным Моэртом — вот и все, кто смотрел, как восьмерым благородным людям королевства отрубили головы. Король в это утро был возбужден, сказывалось действие настойки. Проводив короля, Тарен вместе с Моэртом спустился в подвал, где своей участи ожидали полтора десятка членов семей казненных.

Граф сел в кресло, наполнил дорогим вином бокал и приказал ввести людей. Женщины, в том числе две старухи, дети от совсем малышки до шестнадцатилетнего юнца. Сейчас решалась их судьба. Граф потягивал вино и смаковал предстоящее действо. Полтора десятка глаз, ненавидящих и испуганных, усталых и с надеждой во взоре смотрели на него, вершителя их судьбы.

— Ну что, члены семей изменников? Долго я ждал этого часа. И дождался. Их всех сегодня казнили. Его величество король Френдиг хотел и вас туда же. Но я уговорил его сотворить милость. Поэтому наш всемилостивейший король своим указом лишил всех вас титулов и дворянского звания. Через час здесь будет жрец Храма Клятв и совершит обряд. Теперь вы чернь. Самая низшая и грязная чернь. И после совершения обряда вы будете высланы за пределы Лоэрна.

— Но я вернусь и отомщу! — коренастый черноволосый подросток с вызовом бросил слова Тарену.

— А, ты — Лайс? Бывший баронет Венсан? Это твой отец упал в обморок при аресте?

— Ты лжешь! Его ударили по голове после того, как он сказал, что убийство его светлости графа Сейкурского было подстроено!

— Тебе показалось, мальчик. И твой отец испугался и упал от страха в обморок. Он был трус.

— Ты лжешь! Мой отец самый храбрый! И я отомщу за него!

— Вот как? Гм. Что ж, я приму это к сведению. Отведите их обратно.

Когда за арестованными захлопнулась дверь, граф Тарен повернулся к Моэрту и сказал:

— Я вношу изменение в план. По-прежнему тайно ты вывозишь их к моему замку и продаешь большую часть хаммийцам. Не жадничай. Двух старух, которые им не нужны, отдаешь храмовникам. Пусть ими подавятся, — граф усмехнулся своей шутке. — А старших мальчишек отдашь не хаммийцам, а тоже храмовникам. Отдашь двух сыновей барона Фрастера, им шестнадцать и четырнадцать лет. Это сопляка Венсана, ему четырнадцать. И…, пожалуй, сына виконта Чавила.

— Но тому всего двенадцать лет.

— Зато он сын виконта.

— Но хаммийцы за сына виконта могут дать пять золотых. Да и за этих трех хорошо заплатят. Они же баронеты.

— Нет. Отдашь храмовникам. Эти уже большие. Остальных хаммийцы сумеют укротить. А этих… Особенно этого Венсана. Я не хочу рисковать. Они могут вернуться. Мне мстители не нужны. А от храмовников не возвращаются.

Глава 7 1000 год эры Лоэрна

На следующее утро после неудачного налета на склад мясника, Сашка отказался идти с ватагой Ловкача, задержавшись в притоне. Когда безрукий (Сашка упорно не хотел его звать Обрубком) поплелся к котлу с остатками еды, Сашка его остановил, принялся рукой доставать из котла маленькие остатки подгорелого мяса — разве такой мелочью наешься? — и стал кормить мальчика с рук. Безрукий ел и хмурился. Когда со скудным завтраком было покончено, тот, взглянув в Сашкины глаза, спросил:

— Почему?

Сашка не стал уточнять вопрос, он его понял.

— Если сейчас у тебя появилась возможность вернуться в прошлое, пошел в рабы или снова бы?.. — Сашка посмотрел на обрубки рук.

Мальчишка скосил глаза в сторону и задумался.

— Не знаю… Я так устал… Мне часто снятся сны, когда я с руками… — Глаза у мальчишки заблестели. — Не знаю… Нет! — уже жестче ответил он. — Не пошел бы!

— А я бы не смог. Не смог бы так, как ты. Мне ведь предлагали пойти в рабы. В домашние рабы. Те, кто предлагал, хорошие люди, мне было бы хорошо, но… я отказался, а потом долго жалел. Но и у тебя не жизнь. Я бы повесился. А… без рук… Значит, утопился бы.

— Зачем я тебе? Такой вонючий.

— Да, пахнет от тебя…

— Я полгода не мылся. Как мыться? Моюсь только летом в городской речке. Прямо в одежде.

— А как ты… ну, это самое… без рук?

— Наловчился, спустить штаны еще можно, а вот одеть. Бывает, по часу натягиваю и культями затягиваю.

— А если пропустить веревку, которую натягивать на крючок?

— Какой крючок?

— Его можно приделать на уровне груди, а веревку из штанов на нее натягивать.

— Интересно…

— А остальные как моются?

— К прачке Магье ходят. Она берет по медянке с двух человек. А если воду не менять, то и с трех.

— А ты почему не ходишь? Денег нет?

— И денег тоже. Я ведь прошу милостыню. Кидают по одной-две монетки в день, бывает и вовсе прихожу с пустом. Но если и были деньги, кто со мной пойдет? Да и раздеться надо и одежду простирать.

Сашка посмотрел на угол, где спал мальчик.

— На полу, наверное, холодно?

— Я привык. Хоть там разрешают спать.

— А как тебя зовут?

— Обрубок.

— Нет, не эта кличка, а настоящее имя.

— Зачем тебе?

— Не хочу я так тебя называть.

Мальчик задумался, закусил губу и сказал:

— Ну, можешь, если хочешь, называй меня Дар.

— Что за дар?

— Меня так в детстве родители называли.

— А где они?

Серые глаза мальчишки потемнели.

— Умерли.

— Прости.

— За что? — удивился мальчик.

— Ну, напомнил тебе.

— Странный ты, Сашка. А сам-то откуда?

— Издалека.

— Это и понятно по твоему говору. А что за местность?

— Россия.

— Не слышал. Наверное, очень далеко?

Сашка кивнул головой.

— Не стоит тебе со мной связываться. Я здесь пария. Ведь если бы вчера ты на стреме не отличился, тебя снова бы избили. Я до сих пор понять не могу, почему вчера Ржавый не приказал. Ты же пошел против него. Сегодня вечером ты меня не корми. Второй раз добрым он не будет. Изобьют.

— Ну это посмотрим. Ты сейчас куда?

— Как обычно, чашку в зубы и милостыню просить.

— А другие мальчишки, ну, из других удач или просто мальчишки, тебя не грабят? Не отбирают деньги?

— Вначале было. Мне ведь лет пять назад руки отрубили. Тогда я был совсем маленьким, лет десять было…

— А сейчас тебе сколько?

— Пятнадцать.

— Пятнадцать? Мне всего тринадцать, а ты, извини, не выглядишь на пятнадцать.

— Да, не извиняйся. Я постоянно голодный. Утром крохи, да вечером кусок, откуда росту взяться?

— И так пять лет?

Дар кивнул.

— Знаешь, что. Пойдем сегодня со мной.

— Куда?

— Вначале купим тебе нормальную одежду, потом пойдем к этой вашей прачке.

— У меня нет денег.

— У меня есть.

— Мне тебе их не вернуть.

— И не надо.

— Тогда я буду должником, и ты можешь по закону составить на меня долговую рабскую запись.

— Ты что? — Сашка аж поперхнулся от возмущения, — никаких долгов не будет. Будем считать, что я куплю одежду для себя, а потом ее тебе отдам. Ведь может она мне не понравиться?

— Может, — согласился Дар.

— Тогда пошли.

Одежду для Дара нашли быстро. В лавке старьевщика отыскались добротные башмаки с широкими пятками, крепкая рубашка, куртка, хоть и старенькая, но вполне надежная. Сложнее было подобрать штаны, но и эту проблему решили. Все это добро обошлось Сашке в двадцать шесть медяков. Еще два медяка Сашка заплатил за то, чтобы на грудь рубашки и куртки пришили по крюку, на которые можно было цеплять веревку, чтобы держались штаны. Купленную одежду скатали в сверток, и пошли к прачке мыться.

За один медяк прачка выделила мальчикам большой таз, нагрела воды, которую Сашка перетаскал к тазу, и ушла по своим делам.

— Мойся сначала ты, — сказал Дар.

Сашка не возражал, он был намного чище оборвыша. Сашка разделся и полез в таз. Вода обжигала.

— Откуда у тебя следы плетей? — неожиданно жестко спросил Дар.

Сашка перестал плескаться и посмотрел в глаза мальчишке:

— От плетей работорговца, — медленно и с расстановкой выговорил он.

— Так ты из рабов?

— Из рабов, — с вызовом ответил Сашка. — И что теперь?

Дар помолчал и ответил:

— Да, нет, ничего, просто я как-то удивился.

— Или запрезирал общаться с беглым рабом?

— Нет, что ты, — поспешно ответил Дар. — Так ты беглый?

— Меня взяли в плен какие-то люди вместе с орками. Отвезли в город, не этот, другой. Отдали работорговцу. Это, — Сашка кивнул головой в сторону спины, — от него подарочек. И потом отдали оркам-храмовникам для жертвоприношения. По дороге я сбежал.

— Вот это да! — восхищенно сказал Дар. — Ты просто молодец!

— Не я, а Овик. Это мой приятель. Я-то что, я — ничего. А вот он… Он всех развязал, руки свои спалил в костре, орка убил. Вот он был молодец. Потом его нашли и убили, а меня не нашли.

— А потом?

— Потом я шел, замерз. Меня подобрал рыцарь с оруженосцем. Дали вот эту одежду, денег дали.

— Хороший рыцарь попался.

— Ястред мне понравился.

— Ястред? — Дар удивленно переспросил.

— Ястред, — согласился Сашка. — А ты что, его знаешь?

— Нет, просто имя показалось знакомым. Нет, просто показалось.

— А одежда эта раньше была его оруженосца, Хелга.

— Как? Хелга? — вновь удивленно переспросил Дар.

— Слушай, что с тобой?

— Нет, ничего, просто твой рассказ необычный. Плен, рабство, побег…

— Ты что, мне не веришь?

— Да ты что, Сашка, я же совсем не это имел в виду. Верю, конечно, верю, просто история очень интересная.

Сашка вылез из таза.

— Теперь ты.

Дар умелым движением спустил штаны, вылез из рваных опорок, что были на ногах, а вот с рубашкой, точнее, тем, что когда-то раньше было рубашкой, оказалось сложнее. Сашка, уже одевшись, помог Дару снять рубашку. Снял и ахнул: настолько тело мальчика было худым и грязным. Прыщи, маленькие язвочки, кусочки коросты покрывали всю грудь и спину безрукого мальчика.

— Залезай, а я схожу за кипятком, тебя надо как следует отпарить.

Вода в тазу быстро стала черной, и Сашке пришлось несколько раз ее менять, заплатив прачке еще одну медянку. Но результат окупился: Дар стал если не чистым, то, по крайней мере, не грязным. На лице у него оказались веснушки. Надо же, а Сашка раньше принимал их за следы грязи. Одев Дару купленную одежду, Сашка с удовольствием посмотрел на собственную работу: Дар превратился из грязного оборвыша в обычного, по меркам этого мира, мальчишку. Только клеймо на лбу и культяпки рук портили картину.

— Осталось разобраться с твоим гребнем. Ни у кого таких волос нет, откуда у тебя такое чудо на голове?

— Мальчишки посмеялись. Сказали, что так больше видно, что я не раб. Вот и оставили гребень посередине, а с боков выбрили.

— Ничего, сейчас исправлю.

Сашка сходил к прачке, одолжил нож, какую-то жидкость, плохо пенящуюся, но хоть такую, и выстриг весь хохолок на голове Дара, попутно подчистил и остальные участки его головы. Сейчас Дар был гладко выбрит, как и полагалось свободному человеку в этом мире.

— Теперь пойдем в трактир, там поедим по нормальному. И еще надо найти бабку-травницу, тело твое почистить от язв. Но это после трактира.

В трактире Сашка заказал мяса с гарниром на четыре медянки. Принесенного заказа мальчишкам вполне хватило. Сашка ел сам и одновременно кормил Дара. Тот заметно повеселел, изменился, ушла куда-то постоянная хмурость и исчезла обреченность из его серых глаз.

В трактире сидели долго, никуда не торопясь, либо болтали, либо, наоборот, молча впитывали чувства, познавая друг друга. Дар, погруженный в свои мысли, вдруг спросил Сашку:

— Ты говорил, что это одежда того оруженосца, Хелга. Сколько ему лет?

— Он нас постарше года на два. То есть… извини, меня постарше. Твой, наверное, ровесник. Но ты, Дар, не расстраивайся, теперь будешь нормально есть, поправишься и подрастешь.

— Пятнадцать лет, — задумчиво прошептал Дар.

После трактира друзья бродили по городу, нашли травницу, которая охая, натерла Дара какими-то мазями и велела заходить регулярно за повторным лечением. Бабка обещала, что уже через месяц тело Дара станет чистым и гладким.

Потом мальчишки снова бесцельно гуляли, а когда стало темнеть, пошли домой, в воровской притон.

Почти все его обитатели были на месте. Когда вошел Сашка с чудесно преобразившимся Даром, мальчишки пооткрывали рты, настолько велико было их изумление. Но Дар, войдя в комнату, как-то потерял приобретенную за день уверенность, заметно сник и шагнул в свой грязный угол. Сашка его остановил, задержав за плечо, потом развернул и повел к лежакам. У своего двухъярусного лежака остановился и, напрягшись, приподнял Дара на второй ярус лежака, который он занимал. А сам прошел к началу стола и протянул вожаку 4 медянки.

— За обоих.

Тот молча принял, посмотрел в глаза Сашке. Сашка взгляд не отвел.

— Ну, а ты чем обрадуешь, Глина? — вожак перевел свой взгляд на одного из мальчишек…

Когда настала пора распределять еду, вторую половину курицы получил один из малознакомых Сашке мальчишек. Получил свой кусок в миске и Сашка. Последний кусок, для безрукого мальчика, вожак бросил в угол, где раньше тот обитал. Все мальчишки застыли, ожидая, как поступит Сашка. А Сашка посмотрел на валявшийся на грязном полу кусок мяса, взял свою миску со своим куском мяса, подошел, поднял валявшийся кусок и положил его к себе в миску. Затем пошел к лежаку и забрался на него. Свое и поднятое с пола мясо он поделил с Даром. Ел сам и кормил того с рук. А остальные мальчишки ели свои порции и бросали растерянные взгляды на Сашку и Дара.

Наступила ночь. Для двоих лежанка была тесновата, Сашка располагался с краю и на всякий случай, чтобы не упасть обнял Дара и почувствовал, как рука друга сделала тоже самое. Сашка не видел глаз Дара, но чувствовал, что тот не спит и смотрит на него.

— Ты мне как брат, — тихо прошептал Дар.

Следующие дни были ничем не примечательны. Мальчишки бродили по городу, обедали в трактире, потом шли к травнице и лечили Дара. По вечерам Сашка кидал Ржавому четыре монетки, а тот, словно не замечая ничего, при дележке мяса по-прежнему бросал кусок для Дара на пол.

В один из вечеров, перед сном, Сашка вышел с Даром по нужде. Следом за ними вышел Бельмо, который всё так же зло смотрел на друзей и время от времени отпускал в их адрес сальные шуточки. Большинство мальчишек смеялись, хотя уже и не так задорно, как в первый день появления Сашки в притоне.

— Ты ему и задницу вытираешь, папочка?

Сашка никак не отреагировал на поддевку.

— Когда я к тебе обращаюсь, ты должен мне отвечать. Слышишь ты, дерьмо Обрубка? А ты знаешь, что Обрубок родился в сточной канаве от матери-потаскухи?

Дар дернулся, скривился. Сашка, наконец, повернулся к Бельму.

— А ты от кого родился? От самки орка?

— Что-о-о! — взревел Бельмо и, шагнув к Сашке, сильно ударил его в грудь. Сашка упал. Бельмо был сильным подростком, на голову его выше. Бельмо широко размахнулся ногой, метя Сашке в живот, но, как и несколько дней назад, удар не состоялся. Тогда за него вступился Ловкач, а сейчас на помощь Сашке бросился Дар. Что может сделать безрукий мальчишка? Пнуть врага ногой. Это и сделал Дар. Бельмо вскрикнул, дернулся, но остался на ногах. Затем ударил Дара, тот полетел далеко в сторону. Бельмо шагнул следом, желая добить мальчишку, но услышал сзади движение Сашки: тот успел встать на ноги. Бельмо зло ощерился и достал нож.

— Сейчас ты встретишься со всеми орками, — Бельмо слегка оттянул руку с ножом для лучшего удара.

— А ты встретишься только с орками-храмовниками. Уже завтра, в загоне для жертвенных рабов — услышал он сзади голос Дара. — За убийство свободного человека. Можешь убить и меня, но ничего не изменится, всё равно пойдешь в загон к храмовникам.

Бельмо стоял, зло ощерившись, потом убрал нож и процедил:

— Ты, Обрубок, сам сдохнешь в навозной куче. — И ушел в дом.

Сашка поднял Дара на ноги и спросил:

— А чего это он нас не убил?

— Бельмо большой трус, может обижать только тех, кто слабее его. Он сильнее Ловкача, но с ним не задирается: боится. Но больше всего он боится попасть к храмовникам. А вот подлянку устроить может, надо с ним быть поосторожнее.

А через два дня друзья, выходя в очередной раз от травницы, на соседней улице встретили Бельмо. Тот стоял около какого-то дома и не замечал ребят. Или делал вид, что их не замечает. Вечером в притоне, Бельмо сидел довольный и постоянно плотоядно усмехался. Но шуток в тот вечер почему-то не отпускал. Сашка на это внимания не обратил, наоборот, он был рад, что в тот вечер никто их с Даром не задевал. Только Дару все это очень не нравилось, но понять, что происходит, он, как ни пытался, так и не смог.

На следующий день, после обеда в трактире, друзья снова пошли к травнице, лечение помогало, язвочки и коросты заметно уменьшались. Возле дома травницы их окружило пять мальчишек, двое примерно их возраста, двое на пару лет старше, а один, здоровяк, и вовсе выглядел лет на двадцать.

— Это ты, что ли, папочка Обрубка? — обратился тот к Сашке.

— А ты откуда знаешь? — хотел ответить Сашка, но внезапно его обожгло мыслью с найденным ответом на незаданный вопрос. Бельмо! Точно, Бельмо. Он вчера их выследил, то-то вечером был таким довольным.

— А ты сам кто? — все-таки задал вопрос Сашка.

Здоровяк усмехнулся и достал нож.

— Это Бычара. Со своими, — вместо здоровяка ответил Дар.

— Говорят, ты богатый. А делиться не любишь. И порядки свои устанавливаешь. А мы таких не любим. — Бычара кивнул своим ватажникам, те слаженно подхватили двух мальчишек под локти, и повели их в пустынный переулок.

— Кошелек, куртку, сапоги. Снимай, — приказал Бычара.

— И штаны. Они кожаные. Мне в самый раз будут. — Сказал один из двух погодков Сашки.

— Мне тоже снимать? — спросил Дар, на которого никто не обращал внимания.

— Кому нужно твое дерьмо, Обрубок? — ответил Бычара. — Живи и радуйся. Еще не нагадил в штаны? — мальчишки беззлобно рассмеялись.

— А ты чего стоишь? — снова обратился к Сашке главарь. — Давай шустрее двигай клещами.

— Нет, — покачал головой Сашка.

— Тогда зарежем.

— Режьте.

— Смелый что ли? Мы ведь не ваша трусливая удача, которая только воровать может. У нас каждый месяц кого-то забирают к храмовникам. Зарежем и тебя. Обрубка тоже, никто и не узнает. А если и прознают, то мы попасть к храмовникам не боимся. Все там будем, судьба у нас такая.

Сашка стал расстегивать куртку. Бычара довольно кивнул головой. Дар коснулся своей культей Сашкиных рук:

— Подожди.

— Дар, неужели ты думаешь, что я из трусости? Но они тогда и тебя зарежут.

— Прости. Я не это подумал. Если ты сбежал от храмовников…

— Ты сбежал от храмовников? — Бычара удивился.

Сашка кивнул головой.

— Ну-ка расскажи!

— Забирайте, что хотели, а рассказ не для вас.

— Подожди ты. Да одень ты куртку. У нас что, своих нет? Расскажи лучше про храмовников.

Сашка рассказал про то, как его взяли в плен и отдали храмовникам, как они сбежали и как погиб Овик.

— Вот это да! — прокомментировал Сашкин рассказ Бычара. Нож он уже давно убрал под куртку. — А что ты не поладил с вашим Бельмом?

Сашка пожал плечами, а Дар сказал:

— Бельмо трусливое дерьмо. Хотел нас зарезать, но испугался, что за это попадет к храмовникам. Вот и решил вашими руками. Или ограбить до нитки или зарезать.

— Действительно, дерьмо. Вся ваша удача трусы. Кроме вас. Хотите ко мне в удачу?

— Спасибо, но мы не меняем друзей.

— Бельмо друг?

— Нет, но все равно не меняем.

— Как хотите. Но если передумаете, найдете нас, приходите. Приму всегда.

— Спасибо.

Бычара со своими ватажниками ушел. Сашка сел на землю. Его слегка трясло.

— А я ведь сильно испугался.

— Я тоже. Не за себя и наверное, не за тебя… Нет, не так… Понимаешь, Сашка, ты для меня как брат и я испугался, что это исчезнет. Понимаешь?

— Наверное, понимаю. Ты мне тоже как брат. Но я не знаю, что такое иметь брата. У меня их никогда не было. А у тебя?

— Были, но они старше меня.

— А где они, что с ними?

— Убили.

— Прости.

— Не извиняйся, для меня это было так давно, целую вечность назад. Я даже думаю, что этого не было. Просто приснилось. Я был совсем маленьким, когда прибился в удачу. Ватажником был другой. Пиявка. Ржавый был при нем.

— А что с ним, с этим Пиявкой случилось? Погиб или поймали?

— Нет, Пиявка жив. Гад еще тот. Он теперь при Хитреце в помощниках ходит.

— Что за хитрец такой?

— Хитрец — это кличка. Он главный в ночной жизни города. Часть собираемых Ржавым денег, половину разницы, тот отдает Пиявке. Так заведено.

— А Бычара?

— Бычара тоже кому-то отдает. Все стекается к Хитрецу.

— А Хитрец тоже кому-то отдает?

— Я не знаю. Ржавый тоже не знает. Может, и Пиявка не знает.

— А кто может быть выше Хитреца?

— В ночной жизни никто. Гендован — герцогский город. Герцог не будет связываться с бандитами. С ними у него разговор короткий. Или в рабы или к храмовникам.

— А окружение герцога?

— Вокруг герцога — графы. Благородные. А благородные не будут иметь дело с бандитами. Хотя Черный Герцог, — глаза Дара заметно потемнели. — Тот может. Он даже с орками дело имеет. Черный Герцог — самый сильный сюзерен в королевстве. Он даже сильнее короля. Когда шесть лет назад Черный Герцог напал на графа Ларского, а его земли были королевским доменом, то король ничего не смог сделать. Или сил не было или испугался. Говорят, он слабый.

— И чем там закончилось с этим Ларским?

— Он захватил его замок, вырезал всех и присоединил к своим землям. Вассалы графа на помощь не успели прийти — на земли графства вторглись с севера орки. Пока они с ними занимались, Черный Герцог захватил замок. Многие из графства бежали от орков сюда, в Гендован.

— Ты тоже?

— К травнице пойдем, — переменил разговор Дар.

— Пошли.

Вечером, возвратившись в притон, Сашка с удовольствием наблюдал покрывшуюся красными пятнами физиономию Бельма. Он специально потряс мешочком с деньгами перед ним.

А вот деньгитаяли, и мешочек с деньгами становился все тоньше и тоньше. Надо было что-то придумать, как пополнить монетные запасы. И Сашка придумал. Аристократы ездили по улицам Гендована в каретах. Но то ли карет было мало, то ли денег на такую роскошь не у всех аристократов хватало, но транспортная проблема в городе была налицо. Нет, конечно, еще оставались разные повозки и телеги, но видеть какого-нибудь барона в телеге было бы просто смешно. Впрочем, у баронов были лошади. А вот баронессы на лошадях не ездили. А баронесса в телеге — это, действительно, зрелище было не очень приятное. В первую очередь, для самой баронессы. А были еще и не знатные, но богатые люди. Для них тоже существовала возможность верховой езды. Но не у всех под боком в нужный момент были лошади и не все могли на них ездить. Старики, маленькие дети, просто больные люди оставались за гранью решения транспортных проблем.

Вот Сашку и посетила мысль об использовании рикш. А что? И отвезти можно нужного человека и не на телеге вовсе, как какого-то крестьянина повезут, а с человеком вместо лошади, пусть даже этот человек всего лишь мальчишка. Сказано — сделано. Для того чтобы изготовили тележку о двух колесах с удобным сиденьем, Сашка потратил целых две серебрянки. Зато тележка получилась вся на загляденье. Теперь осталось только разрекламировать новую услугу. С этим и вовсе проблем не было.

Сашка впрягся в тележку, Дара посадил внутрь и побежал. Конечно, надолго его не хватило, пришлось перейти на шаг, зато Дар разошелся вовсю, громко крича на всю улицу:

— Кто хочет прокатиться? Плата от одной медянки.

Тележку сразу же обступили дети, набежавшие со всей округи, за ними стали останавливаться и мужчины с женщинами.

— А ну, прокати-ка меня, — согнал Дара тучноватый мужчина. — Отвези меня на улицу гильдии ткачей.

Вот первая медянка и стала почином, да и немалым в тот день — девять медянок. Друзьям по итогам трудового дня удалось расплатиться за мясо и ночлег, да еще и осталось по медянке на каждого.

Через несколько дней выручка стала расти: новый вид транспорта стал завоевывать популярность. Видя Сашкины успехи, в их удаче еще несколько ватаг заказали точно такие же тележки, но на стоимости услуг перевозчиков конкуренция никак не отразилась. Но зарабатывала их пара все же меньше других. Проблема была в том, что Сашка быстро выматывался — на других тележках мальчишки работали по очереди, сочетая работу с отдыхом. А у его напарника рук не было. Потаскай-ка один тележку с дородными пассажирами! Вот и приходилось Сашке делать перерывы для отдыха. Но даже они не очень помогали, и Сашка к вечеру буквально приползал в притон, валясь от усталости.

Дару это радости тоже не прибавляло, наоборот, он стал тяготиться своей беспомощностью. Так и сказал Сашке, мол, я тебе в обузу, чего ты со мной носишься…

— А ты бы мне помогал? Будь я на твоем месте? Скажи.

Дар покраснел.

— У меня был друг. Овик. — продолжил Сашка. — Его убили орки, но уже потом. А когда мы сбежали от них, у Овика руки все пообгорели, такие пузыри были. Он из семьи охотников, лес знал, охотиться умел. А я ничего не умел, да и сейчас тоже. В лесу пропаду. А Овик с больными руками полез в ледяную реку рыбу ловить. Он меч использовал как гарпун. И ловил. А ноги после этого у него были все синие-синие. И руки все больные. Но он ловил эту рыбу для себя и для меня. Неужели я буду считать, кто сколько денег принес? — Сашка взглянул на Дара.

— Я понял. Понял, что я дурак. Жаль, что ты мне не брат.

— И мне жаль. А с тележкой, действительно, надо что-то решать. Давай сдадим ее в аренду?

— А это как?

— Предложим нашим, пусть на ней деньги зарабатывают, а нам за нее платят по две медянки в день. За сорок дней стоимость тележки окупится и начнет давать прибавок.

Так и поступили. В удаче бестележных мальчишек было явное большинство, и предложение друзей было встречено на ура, даже подрались немного за право получения тележки в аренду.

А на следующее утро, уйдя из воровского притона, Дар остановил Сашку и нерешительно спросил:

— Сашка, ты меня очень прости. За все.

— За что? — удивился он.

— Я тебе не все рассказал, но мне это тяжело.

— Ну и ладно.

— И еще прости, что навязываюсь. Только не обижайся. Я вчера тебе сказал, что ты для меня как брат.

— И ты для меня тоже.

— Ты не против стать настоящим братом?

— А как это?

— Пойдем в Храм Клятв и породнимся. — Дар смотрел на Сашку с нерешительной надеждой.

Он ведь себя ущербным считает, считает себя ниже меня, боится, что я откажу, подумал Сашка и ответил:

— Давай породнимся. У меня здесь нет никого.

— Совсем нет родственников?

— Совсем.

— При породнении считается, что один принимает другого в свою семью. Но ни у тебя, ни у меня семей нет.

— Я тебя приму с радостью к себе.

— Давай наоборот.

— Почему? — удивился Сашка. Он вроде бы в их связке считался главным. Да и не вроде бы, а точно — главным!

— Ну, — Дар отвел глаза, — я тебя старше. Так лучше будет. Пожалуйста, Сашка, я тебя очень, очень прошу!

— Ну, ладно, — Сашка все-таки недоумевал, почему так настырен Дар.

— Как твое полное имя?

— Александр.

— Я — Дарберн. Только не называй меня так. Лучше — Дар.

Мальчики двинулись в Храм Клятв. Каменное здание было небольшим и невзрачным, однако внутри поражало богатым убранством. Горящие длинные свечи, чей огонь отражался на колоннах, покрытых позолотой, создавали особую торжественную обстановку.

Заплатив десять медных монет, жрец храма приступил к совершению обряда. Он достал два кремниевых ножа, позолоченный кубок, налил туда рубинового вина и велел мальчикам сделать надрезы на руках. Дару пришлось зажать нож между своих культей, а Сашка подставил поудобней руку. И тонкая струйка брызнула по его руке. Тут же он своим ножом сделал разрез на изуродованной руке Дара. После этого руки мальчиков соприкоснулись ранами, капли их общей крови потекли в кубок. Жрец произнес торжественное заклинание:

— Дарберн, принимаешь ли ты в свою семью Александра?

— Принимаю.

— Александр входишь ли ты в семью Дарберна?

— Вхожу.

Жрец поднес кубок с вином к губам Сашки, тот отпил половину напитка. Затем жрец поднес кубок Дару, тот допил остатки.

— Именем всех наших богов объявляю, что Александр стал членом семьи Дарберна. О чем будет занесена запись в Вечную книгу.

Так у Сашки появился старший брат.

— У тебя скоро кончатся деньги при таких тратах, — сказал Дар, выходя из Храма Клятв.

— Кончатся, — вздохнул Сашка. — Осталось две серебрянки с мелочью. На десять дней всего.

— Я пойду снова просить милостыню, — сказал Дар.

— И много тебе дадут? Раньше калеке-оборвышу почти не давали, а сейчас ты изменился. Рук нет, но выглядишь здоровее и увереннее.

— Хоть снова голодай. А где еще достать денег? Я все-таки попробую, может, что-нибудь и кинут. Хоть медяшку.

— Постой, — у Сашки появилась мысль, — пойдем просить милостыню вдвоем, но попробуем иначе…

Встав на довольно оживленной улице, Дар держал в своих изуродованных руках миску для подаяния, а Сашка при приближении прохожих громко говорил:

— Лучше быть без рук, чем рабом.

Прохожие шли мимо и смеялись над мальчишками. Некоторые останавливались и, забавляясь, спрашивали:

— Ну и как тебе без рук, вор? Чем теперь воруешь? Своей удой? Смотри, снова поймают и ее укоротят.

Дар был мрачен, да и Сашке его мысль уже не казалась такой удачной. Даже совсем неудачной. И вдруг в миску Дара упала монетка, кинутая высоким кряжистым человеком. Кинул и пошел дальше. Мальчишки взглянули в миску, там лежала серебрянка. Целая серебрянка!

— Мне за месяц столько не давали.

К концу дня в миске прибавилось и медянок. Целых двенадцать штук.

— За сегодняшний день отдадим четыре, оставшуюся половину Ржавому, у нас останется еще двадцать четыре медянки. Хватит на три-четыре дня.

Вечером в воровском притоне Сашка подошел к Ржавому вместе с Даром. Положил четыре медянки за обоих. А потом серебрянку.

— С нее нам сдачи шестнадцать медянок. Двадцать четыре тебе.

— Ты заработал?

— Оба.

Ржавый молча отсчитал сдачу, положил серебрянку себе в мешочек и обратил внимание к следующему даннику.

При раздаче мяса, последним опять шел Дар. Сидевшие за столом мальчишки перестали жевать. Ржавый достал кусок, посмотрел на угол, где раньше обитал Дар и бросил кусок мяса… на стол.

Глава 8 1000 год эры Лоэрна

Герцог Пиренский, известный в Атлантисе как Черный Герцог, холодно смотрел на Сиама, своего десятника, занимавшегося выполнением особых поручений герцога. Десятник висел в центре зала, подвешенный за кисти рук. Босые ноги нависали над металлической клеткой с мелкой ячеистой сеткой. Крышка клетки была откинута в сторону и ноги Сиама нависали почти вровень с верхним краем клетки. Сквозь ее ячейки можно было видеть большую и, судя по всему, голодную крысу, внимательно смотревшую на вожделенную пищу.

— Ты отсутствовал больше трех месяцев. С тобой ушло пять человек, включая жреца, обратно никто не вернулся. Через несколько седмиц после твоего ухода жреца нашли мертвым, но в совсем другом месте. А ведь я лично поручил тебе заботу о нем. Жрец был доверенным человеком Селимана. А где теперь верховный жрец Великого Ивхе? Тоже мертв. Теперь я хочу узнать всю правду. Всю. Но вначале я разрешаю тебе сказать слова в свое оправдание. Я слушаю.

— Ваше сиятельство, у меня нет оправданий.

— Вот как?

Черный Герцог задумался, он даже немножко был обескуражен. Обычно в таких ситуациях обвиняемые начинали оправдываться, умоляли простить, называли настоящих, на их взгляд, виновных. Но после этого Черный Герцог давал знак палачу, стоящему чуть в стороне, тот начинал отпускать веревку, а дальше… дальше виновные выкладывали всю правду. Редко кого Герцог прощал, но и эти счастливчики были в большей степени обязаны жизнью вовсе не доброму характеру своего господина, а причинам чисто практическим. Хромые на одну ногу или и вовсе безногие служили хорошим наглядным примером того, как поступает Герцог, если его приказы выполняются плохо. А еще Черный Герцог требовал от своих людей думать головой и проявлять инициативу. В ситуациях, в которые попадали его люди, нельзя было все предусмотреть и оградить рамками инструкций.

Ответ десятника был необычен. Поэтому вместо сигнала палачу Герцог задумался, а затем снова спросил:

— Итак, где же ты пропадал все это время? Рассказывай.

Висеть за подвешенные кисти рук было неудобно, и боль все сильнее пульсировала в руках, отдаваясь в висках, но сейчас не это главное, главное — остаться живым и желательно с целыми ногами.

— Ваше сиятельство, жрец и трое моих людей пытались проникнуть на развалины старого Лоэрна, он, как вы знаете, располагался на большой возвышенности. Я с Пуримом остался снаружи развалин. У подножия я выбрал место, с которого можно было что-то увидеть. Ночь, была ночь, но эти орки бодрствовали. И они их схватили.

— Трех твоих людей? Ладно, жрец, тот привык с безоружными и связанными воевать, к тому же калека, но твои люди? Лучшие люди!

— Ваше сиятельство! Как они не почувствовали засады, я не знаю, но я видел, что их повязали сетью. Даже под сетью они смогли зарубить пятерых!

— Дальше!

— Я просидел на морозе почти двое суток.

— И цел?

— Мы менялись с Пуримом, по очереди грелись.

— У костра?

— Да, ваше сиятельство, но мы развели его в яме и далеко от подножия. Приходилось долго идти, но один человек всегда следил за орочьим селением.

— Селение было на развалинах старого Лоэрна?

— Да, ваше сиятельство. Это и странно, почему орки выбрали развалины. Мы и хотели все проверить.

— Дальше!

— Через полтора с лишним дня из селения выехали орки, больше десятка. Они вели в колодках моих парней.

— А жрец?

— Жреца я не видел, уже потом оказалось, что жрец, мертвый жрец, был в одном из мешков, что везли храмовники. В других была еда и фураж.

— Почему ты на них не напал и не освободил своих людей? Ты один стоишь десятка орков. И еще у тебя был один человек.

— Ваше сиятельство, вы всегда требовали думать. И подчинять мелкое крупному. Жрец был ценнее моих парней, но его я не видел. Поэтому решил проследить, куда они их ведут и напасть тогда, когда орки уйдут далеко, чтобы не услышали в селении. Но они почему-то вместо лоэрнских храмов повели пленников по дороге в Амарис. Поэтому я и решил не спешить с нападением.

— Дальше.

Сиам облизнул сухие губы, капли пота текли по его лицу, но Черный Герцог не обращал на это внимания.

— Дальше, ваше сиятельство, они даже не повернули к храмам, что в земле Амариса, а прошли еще дальше. И верст через двадцать, уже к северу от Амариса достали из мешка труп жреца и оставили его рядом со старой дорогой. Потом свернули на проселочную дорогу, почти тропу, и в верстах в десяти от города разбили лагерь. Пока я смотрел на брошенный ими труп, пока догонял орков, а за ними шел следом Пурим, орки убили моих людей. Я просто не успел. Больше месяца они не двигались с места. Еды им хватало. Мы следили по очереди. Затем к ним подъехало еще два орка, и они все поехали к Амарису. Рядом с городом разбили лагерь, через несколько дней к ним пригнали полтора десятка рабов, которых они и повели на запад.

— И ты полтора месяца бездействовал?

— Да, ваше сиятельство. Я решил взять в плен одного-двух орков и допросить их о том, что произошло в селении со жрецом. И почему они увезли труп жреца из Лоэрна к Амарису. И почему подбросили, а они именно подбросили, могли бы съесть. Но на той стоянке они весь месяц находились все вместе, никто не отходил. Мы зря прождали. Поэтому, уже когда храмовники повели рабов, мы решили ускорить события. На одной из их стоянок мы разошлись с Пуримом в стороны. Он должен был подстрелить одного из них, ранить, но не убивать. Вторым выстрелом должен был промазать. По моему замыслу большая часть орков, посчитав, что в лесу прячется не очень умелый одиночка-мститель, должна броситься его ловить. В лагере помимо раненого орки могли оставить двух-трех, не больше. Тогда я смог бы с ними справиться и взять парочку в плен. И там же на месте выпытать у орков все, что они знают.

— А разве вернувшиеся храмовники не догадались бы в чем дело? Да и рабы им все могли рассказать.

— Ваше сиятельство, я планировал взять тела допрашиваемых орков с собой и по дороге закопать. А всех рабов собирался убить прямо там на месте. Это не сложно по времени, они же все были связаны в рогатины.

— И каковы твои успехи?

— Ваше сиятельство, мне это не удалось, и я признаю свою вину. Почему-то помчались ловить Пурима все орки, оставив только раненого в бедро. Мне хватило бы и его, но один из рабов, какой-то мальчишка, сумел освободиться от веревок, а затем освободил всех остальных.

— Вот как? Разве орки плохо связывают?

— Скованы в рогатины были крепко, ваше сиятельство. Но он сунул связанные руки в костер, веревки перегорели. А дальше он развязал остальных.

— С обожженными руками?

— Да, ваше сиятельство.

— Продолжай.

— Раненого орка тут же добили, рабы разбежались. А потом вернулись остальные орки и притащили с собой мертвого Пурима. Одному мне тяжело совладать со всеми, и я решил идти к вашей светлости, сообщив о произошедшем.

Черный Герцог не мог принять быстрого решения. Конечно, с одной стороны, Сиам был виноват. Он потерял всех своих людей, погиб жрец. Сам он ничего не добился. Если бы висевший перед ним десятник дергался, умолял о пощаде, оправдывался, то он подал знак палачу и тот опустил бы веревку, но Сиам вел себя совсем не так, как другие обвиняемые. Но с другой стороны, ему просто не повезло или просчитал ситуацию неверно. Но ведь старался, довольно неглуп, не труслив. К тому же принес известие о судьбе жреца. Странное со жрецом дело, очень странное. Пожалуй, стоит его помиловать. Будет хороший пример другим, нет, не милосердия, проявление милосердия с его стороны быть не должно. Но его слуги должны знать, что не всегда Черный Герцог жестоко и неотвратимо наказывает, что можно получить и пощаду. Глядишь, меньше хлопот будет с теми, кто опасаясь заслуженной кары, пытается от него скрыться. Таких он, конечно, все равно находит, но на это уходит время.

— Я тебя прощаю.

Палач захлопнул ногой крышку клетки, отодвинул ее в сторону и, опустив десятника, сноровисто его развязал. Тот потер затекшие посинелые запястья и низко поклонился.

— Труп жреца подбросили на севере Амариса?

— Да, ваше сиятельство, к северо-западу от него.

Черный Герцог вновь нахмурился. Именно там, где-то к северо-западу от Амариса было место, где больше месяца тому назад появился Посланец. Об этом ему сообщил его человек в амарисском храме Великого Ивхе. Совпадение?

— Можешь идти.

— Вызови Викутиса, — обратился герцог к своему секретарю.

Викутис был одним из помощников герцога, поэтому долго ждать не пришлось.

— Какова ситуация в Амарисском герцогстве? Что там делают наши люди? Меня интересует район к северо-западу от города.

— Милорд, большую часть зимы там действовали ваши люди вместе с орками. Дикими орками. Пока лежал снег, это облегчало поиск человеческих поселений. По следам они обнаружили несколько таких поселений и уничтожили их. Ближе к Амарису приближаться не стали, потому что их отряд был небольшой, а Амарис с севера прикрывают замки.

— Выяснили место, где было найдено тело жреца?

— Только приблизительно, милорд. Тело нашли проезжавшие купцы, оно лежало в нескольких десятках метрах от старой дороги на Гендован, кругом лес. Тело они привезли в Амарис, а затем уехали дальше.

— Есть еще новости по Амарису?

— Да, милорд, сегодня мы получили сообщение оттуда. Среди всего прочего две новости, достойные внимания. В Амарисе появился Ястред, ларский рыцарь, он выехал в сторону Гендована, но на тракте его не видели. Предположительно, он поехал северной дорогой. Она длиннее и пустынней. В Гендован я уже направил послание с требованием проследить за ним и выяснить с кем он встречался.

И еще. В амарисский храм Великого Ивхе поступил приказ бросить все силы на розыск человека маленького роста, замеченного на рынке рабов. Приказ нового верховного жреца: найти и убить.

— Это всё?

— Нет, наш человек сразу же, как получил эти сведения, прошелся по местным рынкам. Там уже побывали амарисские служки. Поэтому ему удалось уточнить, кого они ищут. Искали, действительно, маленького человека. Служки дали описание еще нескольких человек, которые могли быть рядом с разыскиваемым. Один из работорговцев, его тоже описали как находившегося рядом, сказал, что это мог быть его мальчик-раб. Светленький, лет тринадцати. Он его отдал в качестве налога храмовникам. Куда делись те храмовники, наш человек пока не узнал.

— Можешь идти.

Черный Герцог вышел из зала и направился в свои покои. Там, в дальней комнате, находилась лестница, ведущая вниз. Герцог спустился по ней и оказался перед массивной бронзовой дверью. Достав большой ключ с замысловатой насечкой, открыл дверь и вошел внутрь.

Несколько больших комнат в подземелье замка, из дальней шел подземный ход, заканчивающийся за городскими стенами. Ход, к сожалению, был старый, вырытый еще в незапамятные времена. За тридцать лет, что он у власти, ход дважды обваливался, приходилось загонять в подземелье рабов, чтобы его восстановить. Они так и остались там, вместе с надсмотрщиками. Никто, кроме него и его детей, не должен знать о его существовании. Никто. Он сам узнал про ход от своего отца, когда ему исполнилось десять лет. А еще через десять лет отец погиб на охоте, и герцогская корона перешла к нему.

В первые два года он редко, всего три или четыре раза спускался сюда. И надо было случиться, что той ранней весной двадцать восемь лет назад он решил навестить подземелье. Спустился, открыл дверь, зажег факел и столкнулся, чуть ли не нос в нос с человеком. Странный человек в странной одежде. Он чуть его не зарубил, но к счастью успел сдержать выхватившую меч руку. Это был посланец, о которых ходили слухи, но люди их считали выдумками.

Человек говорил на каком-то непонятном языке. И его глаза, безумный взгляд вызывали опасение: не безумец ли это? Когда тот, наконец, научился их языку, герцог не сразу поверил в рассказы посланца, посчитав их бредом. Но тот, лишившись ноги, продолжал по-прежнему уверять герцога. И он поверил, пусть не сразу и не во все, но поверил. С тех пор герцог зачастил в подземелье, бродил по его комнатам и коридорам, рассматривал предметы, находившиеся там, в том числе и большой черный шар.

И в один из дней, точнее, был, наверное, уже рассвет, шар, сделанный из какого-то черного камня, неожиданно озарился, постепенно становясь прозрачным, затем он помутнел и вновь стал черным. Следующий раз такое произошло где-то через полгода и тоже на рассвете. Через год снова и опять на рассвете. Герцог стал спать днем, а ночью сидел рядом с шаром и ждал. Дождался почти через месяц. Потом снова почти через месяц. И он понял, что шар меняет свой цвет, становясь прозрачным в дни полнолуний.

Полтора месяца назад в очередное полнолуние, совпавшее с днем весеннего равноденствия, шар как обычно озарился, стал светлеть, но вместо того, чтобы помутнеть, внутри шара возникла смутная фигурка. Лицо герцог не разглядел, заходившее солнце било в спину, но это был невысокий мальчик, шедший по опушке летнего леса. А шар между тем стал стремительно нагреваться, фигурка стала расти, заполняя весь шар, рукам стало невыносимо больно от раскалившегося шара, и герцог уронил его на пол. Изображение всколыхнулось и пропало, шар вновь стал черным.

Только теперь, после сообщения из Амариса, герцог понял, что за мальчика ищут жрецы. Это новый посланец. И если бы герцог не выронил шар, то посланец появился перед ним, а так его забросило к северо-западу от Амариса. Но почему туда? Не в то ли самое место, где нашли труп жреца храма Великого Ивхе? Очень даже возможно.

И где сейчас этот мальчишка? Скорее всего, в загоне у храмовников, ожидает своей участи быть принесенным в жертву Великому Ивхе или Ужасному Паа. Можно ли его спасти? Вряд ли, не успеть, скоро снова будет ночь большого жертвоприношения. И если жрецы узнают, что посланец сидит в загоне у их храмовников, то они тут же убьют мальчишку. А жаль, старый посланец рассказал немало интересного, этот тоже мог бы сказать много полезного.

А не в той ли колонне пленников, на которую хотел напасть Сиам, был этот мальчишка? Все сходится. Колонна вышла из Амариса, мальчишка тоже был там и в то же самое время. Мальчишка, развязавший пленников — посланец? Черный Герцог бросился наверх, даже не заперев дверь в подземелье, ворвался к секретарю, сладко спящему, и разбудил его.

— Сиама сюда, немедленно!

Секретарь испуганно бросился выполнять его приказ и где-то через полчаса к уже потерявшему терпение герцогу ввели десятника.

— Рассказывай про рабов в той колонне, особенно про мальчишку. Какой он из себя? Светловолосый? С длинными волосами?

— Нет, ваше сиятельство, мальчик был черноволосым, коротко стриженым.

— Это точно?

— Да, ваше сиятельство, я запомнил.

— А другие мальчишки там были?

— Кажется, да, ваше сиятельство, я припоминаю, что был мальчик с длинными светлыми волосами.

— И что с ним?

— Они все разбежались.

— Возьмешь людей. Десяток вместе с десятником, он будет подчиняться тебе, немедленно выезжаешь туда и найди мне этого мальчика. Живым.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

— Если не найдешь, то… я тебя не буду наказывать. Но узнай про него всё. Всё, что только возможно. Иди. Поторопись.

Шансов было ничтожно мало, Черный Герцог это понимал, но надежда, будь она неладна, заставила его помечтать. Казалось, что еще немного и мальчишку найдут и привезут к нему в замок. Надо сказать, чтобы крысу не кормили. Он будет висеть на том же самом крюке, на котором висел Сиам. Крыса на этот раз получит свое лакомство. И мальчишка расскажет всё. Но это только мечты. А мечты — глупость. Глупцом же Черный Герцог себя не считал. Хватит в их роду его прадеда, тоже звавшегося окружением Черным Герцогом.

Сто с лишним лет тому назад, его прадед поддался уговорам жрецов и напал на Лоэрн. Впрочем, жрецы не ограничились только словами, они распахнули перед ним свои оружейные склады. Не все, наверное, но и того, что они дали, было предостаточно. Лучшее оружие, выкованное гномами. Триста мечей. Всего триста, но кузнецы у людей таких делать не умели. Меч, сделанный человеческим кузнецом, разрубался после удара мечом, выкованным гномами.

В обмен жрецы потребовали уничтожить столицу Лоэрна, не оставить от нее камня на камне, а жителей всех вырезать. В те времена Лоэрн был совсем не тот, что сегодня. Королевство было самым большим доменом в Атлантисе, превосходя по силе любое из герцогств. Это сейчас они полностью независимы, а тогда признавали свой вассалитет, пусть во многом формально, но ведь признавали. Столица королевства блистательно возвышалась над всем Атлантисом. Королевский замок на вершине горы поражал своей силой и неприступностью.

Раньше, в давние-давние времена, о которых сегодня все забыли, на месте этой столицы тоже был большой город, от которого остались лишь поражавшие взгляд развалины. Из камней сложили новые стены, воздвигли замок, вокруг стали селиться люди, столица быстро росла. Росла, чтобы через несколько веков оказаться захваченной и разрушенной его прадедом, старым Черным Герцогом. Чем не угодил Лоэрн жрецам, никто не знал, даже не догадывался. Только теперь он, новый Черный Герцог, кажется, понял причину. Черный шар и другие артефакты, хранившиеся в его подземелье, были найдены его прадедом в Лоэрне, старом Лоэрне. Сегодняшняя столица находится совсем в другом месте.

Тогда, больше ста лет тому назад, король Лоэрна выдвинул все свои войска в поле перед городом, встречая войско его прадеда. Тройное преимущество, исход для многих был ясен, но кто из лоэрнцев знал про мечи и кольчуги, выкованные гномами?

Девять тысяч против трех тысяч сошлись на равнине. В первый ряд лоэрнцы поставили лучших своих рыцарей. Закованные в латы с длинными тяжелыми копьями они легко опрокинули первый ряд пиренцев, уничтожив одним ударом десятую часть войска Черного Герцога. Бросив уже ненужные, застрявшие в телах врагов копья, лоэрнские рыцари выхватили мечи и встретились со вторым рядом пиренцев, вооруженных мечами гномов. Встретились и почти все полегли, вначале потеряв сломанные мечи, а затем полетели и разрубленные шлемы лоэрнцев вместе с самими рыцарями.

Металл человеческих кузнецов не выдерживал столкновения с металлом гномов. А в следующих рядах лоэрнского войска на каждого рыцаря или барона приходилось по пять-шесть ополченцев, чувствовавших себя силой только рядом с рыцарями. И стоило упасть рыцарю от гномьего меча, как ополченцы оставались одни против ужасных мечей врага, мечей, рубивших с одного раза всё, что встречалось им на пути. И ополченцы пятились назад, смешиваясь с задними рядами, мешая им, не давая рыцарям и баронам вступить в схватку с пиренцами. А тем оставалось только взмахивать мечами и рубить, рубить, рубить. Пиренцы не задерживаясь, вгрызались в тело лоэрнского войска, обтекая маленькие островки уцелевших передовых рядов лоэрнцев, и неукротимо шли вперед и вперед. А за ними шли вторые, третьи, четвертые ряды войска Черного Герцога, добивая дезорганизованные остатки солдат Лоэрна.

Король со своей личной сотней смог лишь на время задержать поступательное движение врага, но и его отчаянная атака не принесла перелома в битве. Король пал, а лоэрнцы бежали, другая их часть, сбившись в небольшие группы, безуспешно отбивалась от пиренцев, вошедших в победоносный раж.

До городских ворот добежала едва ли пятая часть лоэрнского войска, остальные или погибли, щедро удобрив своими телами поле сражения, либо разбежались по окрестностям. Пленных было мало: в пылу битвы пиренцы добивали своих врагов и шли дальше.

На спинах остатков лоэрнцев в город ворвались воины Черного Герцога. В панике, охватившей всех, не удалось отстоять и ворота в замок. Последняя тысяча солдат Лоэрна полегла уже в самом замке, но и Черный Герцог на камнях замка оставил пятьсот своих солдат. Захват столицы обошелся ему дорогой ценой, полегла половина пиренского войска, а среди оставшихся раненых было больше, чем целых и невредимых.

Захватив город и замок, прадед согнал всех жителей в поле и раздал своим воинам. На следующее утро перед воротами города возвышалась громадная пирамида из человеческих голов, на вершине которой лежали черепа короля и его сыновей.

Столицу разрушили до основания, согнав для этого жителей со всего Лоэрна, большая часть которых обратно не вернулась. С тех пор могущество королевства померкло, а сила Лоэрна скатилась до уровня герцогств.

Разрушив город и крепость до основания, согнанные жители королевства стали разбирать и фундамент, докопав до древних камней ушедших эпох. И нашли вход в старое подземелье, не тревожимое человеком в течение последних тысячелетий. И нашли артефакты.

Но пока разрушали Лоэрн, герцоги собрали объединенное войско и выступили против его прадеда. Уже потом стало известно, что к этому приложили руки жрецы. Черный Герцог сделал нужное им дело, уничтожил Лоэрн, теперь он стал опасен. А может быть, все дело в артефактах?

В новой битве, где численность войска его противников была в пять раз больше войск его прадеда, Черный Герцог смог нанести поражение объединенному войску герцогов, но сам был тяжело ранен, потеряв большую часть и своих людей и мечей, сделанных гномами. Из Лоэрна пришлось уходить, ведь по пятам уже шло новое войско, а отряды герцогов рыскали по дорогам Лоэрна.

Черного Герцога вынесли из Лоэрна, а артефакты снарядили сопровождать неполную сотню. Она нарвалась на большой, намного превосходящий ее, отряд врагов. Пришлось разделиться на три части, скрываться, идти в обход. До пиренского замка дошел лишь один из трех отрядов, остальные два пропали. Что стало с ними и с частью артефактов, что они везли, до сих пор неизвестно. А среди привезенного пробившимся отрядом был и этот черный шар. Не из-за него ли жрецы и задумали столкнуть его прадеда с Лоэрном, желая уничтожить последний?

Четыре неполных десятка гномьих мечей вернулись со своими владельцами в Пирен. Часть остальных захватили победители, передавая старшим сыновьям вместе с титулом и родовым замком по наследству как самую ценную часть наследства. Но большая часть мечей исчезла. За сто прошедших лет лишь три или четыре меча выплыли из небытия, остальные так и остались утерянными.

Зато наглядный пример действенности мечей гномов в сравнении с мечами человеческих кузнецов заставили людей искать секреты кузнечного мастерства. Пятьдесят лет назад стали появляться и удачные мечи, выкованные на землях людей. Ходили слухи, что люди обязаны этому посланцу, открывшему им секрет ковки. Правда это или выдумка, но с тех пор человеческие мечи, хоть и уступали по качеству мечам гномов, с каждым годом становились все больше и больше достойными им соперниками.

После гибели старого Лоэрна в королевстве появилась новая столица с прежним названием и новая династия. Но если его предку не удалось надеть королевскую корону, то почему это не удастся ему? Мир ждет хорошая встряска. Многие древние роды, в первую очередь герцогские, должны погибнуть. В Атлантисе должен быть один правитель и этот правитель он.

В случае гибели лоэрнской династии новым королем Лоэрна по древнему уложению должен стать граф Ларска. Черный Герцог предложил графу Тарену, шурину короля, основать новую династию. Для этого требовалось уничтожить весь ларский род, а затем разобраться с Френдигом и его семьей. Свою часть обязательств он выполнил, избавив Тарена от конкурента. Сам же граф тоже пока выполнял обязательства. Френдиг, благодаря влиянию графа, до сих пор никак не отреагировал на захват Ларска, который Тарен обещал ему, Черному Герцогу. Граф смог подстроить убийство наследника престола. И как ловко подстроил! Продувная бестия, этот Тарен, который одновременно с этим смог устранить своего главного противника — графа Сейкурского. Но у короля так некстати родился еще один сын, и оставалась дочка. А Тарен почему-то медлил.

Конечно, Черный Герцог совсем не собирался выполнять обещанное графу. Одного Ларска ему было мало. Владеть всем Лоэрном, вот что желал Герцог. Но для получения королевской короны нужно было сначала возложить на свою голову графскую корону Ларска. А сделать он это не мог, пока был жив Френдиг. Иначе, как только он коронуется в Ларске, сразу же против него будет создана коалиция во главе с Френдигом. Соседние герцогства не останутся безучастными к усилению Пирена. Его попросту вышвырнут из Ларска. Поэтому нужно было дождаться смерти Френдига, сразу же короноваться и на законных основаниях двинуть войска на Лоэрн.

Правда, на пути была преграда в лице маленького наследного принца, а Тарен не спешил ее решать. А тем временем состояние здоровья Френдига всё ухудшалось. Неискушенный человек посчитал бы это следствием гибели жены и сына короля, но герцог понимал, что Тарен чем-то опаивает своего зятя-короля. Почему Тарен не спешит избавиться от племянника, Черный Герцог тоже догадывался. После смерти Френдига Тарен становился регентом при маленьком короле и еще многие годы мог быть первым человеком в королевстве, укрепляя свою личную власть и укрощая неугодную ему лоэрнскую знать. Он уже начал, уничтожив на корню семьи графа Сейкурского и его сторонников. А когда племянник подрастет, тогда и с ним может приключиться какой-нибудь несчастный случай. Но когда это произойдет? Очень, очень нескоро и поздно для него, слишком поздно. Тогда герцогу будет далеко за шестьдесят, да и доживет ли он до тех лет? Нет, надо было решать проблему в короткие сроки.

Два года назад Черный Герцог послал лучших своих людей в Лоэрн. Летом король отправлял своих детей на отдых к морю. Три десятка солдат и боевая галера — этого было достаточно для охраны королевской семьи. Морское пиратство в Атлантисе не было развито, здесь, на восточном побережье не было островов, где могли базироваться пираты. Острова на юге контролировали хаммийцы и жрецы, точнее, их слуги, орки-храмовники. А на западе острова примыкали к побережью, от которого тянулся Дикий Лес, место, где обитали эльфы. Были еще острова на юго-западе, рядом с пустошами. Здесь еще двести лет назад обитали гоблины, но тех уничтожили, а места так и остались незаселенными, возможно, из-за дурной славы, до сих пор сопровождавшей их.

Были ли острова на севере Атлантиса, никто не знал, там безгранично властвовали орды диких орков, никому не подчинявшихся и время от времени вторгавшихся на герцогские земли. Впрочем, на диких орков имели влияние их цивилизованные сородичи, орки-храмовники. Три года назад на людей Черного Герцога вышел жрец, посланный верховным жрецом храма Великого Ивхе. Неужели история повторяется? Как и сто с лишним лет тому назад, когда жрецы предложили помощь его прадеду, так и сейчас они вышли с предложением помощи. Но тогда, добившись своего, жрецы предали прадеда, разгромив его войско руками герцогов. Что будет сейчас? Почему они хотят его усиления?

Жрец пообещал отдать в подчинение его людям отряды диких орков. Дикие орки, подчиняющиеся людям? Такого никогда не было в истории Атлантиса. Но теперь произошло и сейчас дикие орки были готовы в любой момент по взмаху руки Черного Герцога вторгнуться в любое место, указанное им. Неужели все земли Атлантиса содрогнутся, когда по ним пройдутся полчища диких орков в союзе с людьми Черного Герцога?

Но верховный жрец Селиман вместе со своим жрецом-посланником мертв, а орки по-прежнему послушны его воле. Почему? Это было загадкой, на которую он не мог получить ответа. И почему убитого жреца храмовники подбросили в совсем другое место? Зачем вообще было подбрасывать? Они его могли попросту съесть, если хотели замести следы. Могли, но не съели, а увезли далеко и подбросили. Именно, подбросили. Ведь труп жреца они оставили рядом с дорогой. Отвези его на пару сотен шагов в лес, то уже через седьмицу от жреца не осталось бы следов, там как раз бегала большая стая волков. Вопросы, вопросы, ответ на которые получить жизненно необходимо.

Кстати, шесть лет назад, когда он захватил Ларск, только вторжение орков на север ларских земель, остановило местных вассалов от их похода против него. И еще неизвестно, чем все это могло закончиться. Конечно, у него сил было больше, но он не мог их распылять, а выступление ларских вассалов могло привлечь в их ряды и кого-нибудь из герцогов, не говоря уже о короле Френдиге. Если бы выступили вассалы, то графу Тарену вряд ли удалось удержать короля от посылки войска на помощь вассалам Ларска.

Почему же так удачно для него вторглись дикие орки? Как будто они знали о договоренности герцога с Тареном. Именно в то место и в тот момент. Случайность? Он так считал раньше, но теперь уже не уверен. Кто же их напустил? Селиман? Или верховный жрец Ужасного Паа? Но с теми жрецами его люди не сталкивались. Сами храмовники? Непонятно, всё непонятно. Но разобраться надо. Иначе его может ждать судьба его прадеда. И тогда короны Лоэрна, точно, не видать.

Два года назад его люди смогли похитить сына и дочь короля Френдига. Королевскую галеру облили земляным маслом и подожгли, и на виду королевских охранников сами вместе с пленниками на своей галере демонстративно поплыли на юго-запад, в сторону Хаммия. На земле возле королевского замка вместе с пятью королевскими солдатами осталось лежать и двое убитых похитителей. Оставшиеся охранники их сразу опознали как людей графа Тарена. Граф, конечно, оправдался, объяснив, что его людей похитили, а их трупы подбросили возле замка. Так и было в действительности. Солдаты Черного Герцога преднамеренно открыто похитили людей графа. Герцогу Тарен по-прежнему был нужен как союзник, хотя бы потому, что только граф мог довести дело с медленным убийством короля до конца. Без него Френдиг мог еще прожить долго и даже мог вновь вступить в брак и иметь наследника.

Зато бросив тень на Тарена, Черный Герцог теперь мог в дальнейшем это использовать, когда настанет момент борьбы за королевскую корону. Он все просчитал замечательно. Король Френдиг, наконец, умирает, Черный Герцог коронуется в Ларске, Тарен, в свою очередь, коронуется в Лоэрне и… тут появляется живой наследный принц, вызволенный из хаммийского рабства верным вассалом Лоэрна новым ларским графом.

Тарен оказывается перед лицом всего Лоэрна, даже среди своих сторонников, узурпатором, приложившим руку к похищению детей короля. Маленький наследный принц коронуется, а Черный Герцог становится регентом. За несколько лет хаммийского рабства из мальчишки должны были сделать послушного и пугливого раба, который дрожал бы только от одного нахмуренного взгляда его хозяина. Что собой представлял малолетний король, видели бы все. Поэтому, когда через пару лет маленький король тихо умер бы, никто из лоэрнской знати не сожалел бы об этом. И тогда Черный Герцог спокойно может возложить корону Лоэрна на свою голову.

Ах, да, а что же герцоги, как они отреагируют на столь заметное усиление пиренского герцога? На их земли хлынут полчища диких орков, а сам Черный Герцог, объединив войска Пирена и Лоэрна, без труда захватит пару столиц тех герцогов, которые будут слишком активны против него. Вырежет всю их знать, а орки пройдут по их землям, собирая себе обильную пищу. После того, как земли его врагов превратятся в обезлюдившую пустыню, другие уже не посмеют выступать против него.

Комбинация была замечательной, но сорвалась вскоре после того, как принц с принцессой были проданы в Хаммий. Эти идиоты умертвили мальчишку, неудачно сделав ему операцию. Или же мальчишка оказался слишком хлипким, но теперь уже поздно что-либо делать. Остается только надежда использовать принцессу. Вот с ней получилось все замечательно. Гонец из Хаммия, прибывший месяц назад, сообщил, что наложница хаммийского хавьера Исалы родила мальчика-бастарда. Теперь осталось самое трудное: выкупить наложницу с ребенком. Согласится ли Исала? Ведь он очень горд, что у него в наложницах дочь короля. Два года назад он за нее отдал пятьдесят золотых. Сущий пустяк. Отдал бы и больше, были и другие хаммийцы, кто готов был тряхнуть мошной, но герцог выбрал Исалу. Потому что он черный. Даже на фоне других хаммийцев, смуглых, даже темнокожих, Исала особенно выделялся цветом кожи. И ребенок, как сообщил гонец, родился темнокожим. Замечательно. После того, как он покажет ребенка лоэрнской знати, вряд ли кто из них захочет иметь такого короля.

Силой похитить наложницу и ребенка не получится. Там не королевская охрана, люди хавьера никогда не расслабляются, охраняя гарем хозяина. В город наложницы никогда не выходят, гуляют лишь во внутреннем дворике, окруженном высокими стенами. Даже если, предположим, похищение удастся, нужно еще и вывезти их из Хаммия. Морем? Нет, хаммийские галеры патрулируют вдоль всего побережья. По суше? Но там каменистая полупустыня, по которой привычные хаммийцы догонят похитителей. Поэтому остается только выкуп. Но Исала достаточно богат и лишняя сотня-другая золотых его не заинтересует в обмен на престижную наложницу. Ведь другой такой в Хаммие нет. Принцесса! Даже герцогинь и маркиз не было. Пара графских дочек, несколько виконтесс, баронесс чуть побольше — и все. К тому же большая часть из них уже были стары. А здесь принцесса, да еще и тринадцатилетняя! Деньгами Исала не возьмет.

Предложить что-нибудь из артефактов? Ни за что! Кто знает, что они собой представляют. Ведь и свойства черного шара он узнал случайно. Ни его отец, ни дед так и умерли, не подозревая о его свойствах. Да и сам Исала просто не поймет ценность артефактов. Остаются только наложницы. Он уже подобрал полсотни красивых девочек. Часть еще была захвачена в Ларске. Всех имевших отношение к ларскому роду он тогда сразу же умертвил, а остальных пленных увел в Пирен. Больше пяти лет ждал, держа их всех в плену. Только этой зимой отобрал девочек и девушек-девственниц, часть из которых были из знатных родов. Остальных ларских пленников — стариков, нескольких мужчин и мальчиков отдал храмовникам для принесения в жертву. Оставил при себе только несколько наиболее знатных ларских вассалов. Они пригодятся, когда он подчинит Лоэрн.

К ларским девочкам и девушкам добавилось несколько десятковкрасивых простолюдинок, скупленных им на рынках Атлантиса. И граф Тарен прислал несколько знатных пленниц из числа лоэрнской знати, не желавшей признать его верховенство.

Итого около ста человек. Вряд ли Исала откажется от такого обмена. Отдаст принцессу с бастардом, никуда не денется. Обоз с пленницами можно уже будет отправлять, весна давно наступила, но до жары еще не скоро, дорога в Хаммий не будет слишком тяжелой. Да и по сведениям из Лоэрна, Френдиг сильно сдал, почти потеряв контроль над собой. Чем же его опоил граф Тарен?

Черный Герцог вспомнил, что не запер вход в подземелье и пошел снова вниз. Здесь он достал из ниши все артефакты, добытые в подвалах старой лоэрнской столицы. А ведь тогда его прадед так и не разрушил все до конца. Помешало объединенное войско герцогов. А если хватило времени, смог разрушить? Замок был построен на горе на фундаменте, сохранившемся еще с древних времен, о которых не осталось даже легенд. Дед рассказывал, что прадед перед смертью говорил о каком-то серебряном черепе, найденном в подземелье лоэрнского замка. Но черепа среди артефактов, добравшихся до Пирена, не оказалось.

В подземелье могло остаться еще много интересного, но прадед не успел все хорошо обыскать. Было много потайных ходов, ловушек, неожиданно открывающихся ниш. Все это перед отступлением успели завалить. А сейчас там, на том самом месте расположилось селение орков-храмовников, которые никого туда не подпускают. Не просто так они выбрали развалины. Вокруг было много пустующей земли, но орки поселились на горе. Неужели они решили раскопать старое подземелье? Уже раскопали, наверное. Сколько лет они живут там? Пять, десять лет? Или сто?

Что же, они добились руками его прадеда разрушения старого Лоэрна и гибели жителей города. Прадед расчистил им место, теперь они могли спокойно продолжать раскопки дальше. Но орки, ни храмовники, ни тем более дикие не были замечены на каких-либо работах. Храмовники занимались перегонкой и охраной пленников. А все работы в их селениях делали рабы. А ведь, если храмовники производили раскопки на месте старого Лоэрна, то рабов не привлекали. Почему он так решил? Ответ лежит на поверхности: трех его людей, крепких сильных мужчин храмовники захватывают в плен. И вместо того, чтобы, надев ошейники, загнать их в старое подземелье, орки их вывозят и убивают. Какой же следует вывод: или храмовники в том селении никаких раскопок не делают, либо делают, но только своими руками. Тьфу, конечно, лапами. Почему сами? Боятся, что найденные артефакты пленные смогут как-то сразу же использовать.

Что же там могло еще храниться? Черный шар у него. Был еще серебряный череп, о котором перед смертью так сокрушался прадед. Что еще?

Черный Герцог перебирал артефакты, перекладывая их с места на место, и думал о том, что же могло произойти с оставшимися двумя отрядами, везшими найденные артефакты. Снова взял в руки длинный круглый жезл, заканчивающийся острым шпилем. Основание жезла было уже той его части, которая заканчивалась шпилем. Взял, положил на стол и потянулся к другой вещи. Жезл покатился по столу, делая полукруглое движение вокруг узкого основания. Острая часть верхушки коснулась черного шара, остановив свое движение. А шар неожиданно вспыхнул. Чернота внутри стала рассеиваться, появилась какая-то размазанная картинка. И герцог увидел четкое изображение четырех солдат, усталых, измученных и грязных. Двое из них были явно ранены, грязные повязки хоть и плохо, но выделялись на кольчугах воинов.

Черный Герцог впился в изображение, непроизвольно подсказывая: давай, давай еще! И изображение не исчезло. Солдаты остановились у какого-то большого дерева, слезли с лошадей и двое из них, достав мечи, стали рыть землю неподалеку от дерева. Рыли с остервенением. Двое других пытались им помочь, но раны были, видимо, серьезные и сменить первых двух так и не получилось. Они только могли отгребать вырытую землю в сторону. Когда яма была вырыта на две трети роста человека, солдаты вылезли из нее, подошли к одной из вьючных лошадей и сгрузили из нее деревянный сундук. Открыли крышку, и у герцога перехватило дыхание: артефакты, это были артефакты. Он лихорадочно метал взор по содержимому сундука, стараясь найти серебряный череп, но так и не нашел. А солдаты, перебрав руками и полюбовавшись на сокровища, положили их обратно в сундук, захлопнули крышку, а затем один из них спрыгнул в вырытую яму и принял из рук другого сундук. Затем вылез из ямы и все четверо начали ее закапывать. Остатки земли зачерпывали двумя запасными шлемами, вероятно, оставшимися от погибших солдат, и выносили землю далеко от дерева, разбрасывая ее вокруг.

— А где же серебряный череп? — вспыхнул вопрос в голове герцога. И тут же картинка колыхнулась и сменилась на новую. По равнине в атаке мчались два десятка солдат, им навстречу шла вражеская лава, намного их превосходящая в численности. Но у троих солдат, видимо были в руках те самые гномьи мечи. Один удар и меч врага ломался, второй удар и враг падал с разрубленными доспехами. Но вот один из трех солдат, получив арбалетным болтом в грудь, вылетает из седла. Затем гибнет второй, третьего окружает десяток врагов, двое из них падают, но и солдат с разрубленной ключицей сползает с седла на землю. Удар секирой и солдат гибнет.

На равнине тем временем продолжается сражение, но солдат его прадеда, а это они, как догадался герцог, становилось все меньше и меньше. Наконец, последний из них падает бездыханным. Враги ловят разбежавшихся лошадей, роются в седельных сумках. И в руках одного из них появляется серебряный череп. Воин радостно кричит, это видно по его губам и улыбке. Он передает череп старшему рыцарю, судя по плохо видимому гербу на его доспехах, какому-то барону. Тот любуется на находку, ее передают из рук в руки несколько человек, скорее всего, рыцарей из отряда барона, а потом серебряный череп исчезает в седельной сумке барона. Черный шар медленно тускнеет и становится вновь черным.

Герцог схватил жезл и прислонил его острый шпиль к шару.

— Ну! Ну же!

Но ничего не произошло. Он стал вспоминать, что было перед тем, как появилось изображение. Как положил жезл на стол, крутил его, требовал, умолял показать еще что-нибудь. Затем он вспомнил, что шар сменил изображение после того, как он пожелал узнать, где находится серебряный череп. Он задавал вопросы вслух и молча, но ничего не выходило.

Герцог спускался в подземелье почти каждую ночь в надежде, что шар снова заработает, но ничего не менялось. Уже отчаявшись где-то спустя несколько месяцев, когда весну давно уже сменило жаркое лето, Черный Герцог уже почти не надеясь, соприкоснул шпиль жезла с черным шаром и в бесчисленный раз задал вопрос, где серебряный череп. И в этот раз шар немного посветлел, но дальше дело не пошло. Нет, внутри не была безжизненная чернота шара, а была… ночь. Точно, ночь!

Герцог взмолился: покажи еще что-нибудь! И внутри шара что-то стало смещаться, это было скорее ощущение, чем картина, которую можно было разглядеть. Неожиданно появился свет. Свет исходил из факелов. В большой комнате, скорее всего какой-то прихожей, дрались два солдата с несколькими людьми, по виду бандитами. Двое из них уже лежали на полу с раскроенными черепами, еще один лежал, зажимая рану в боку. Вот упал еще один бандит, солдаты теснили оставшихся к открытой двери на улицу. Вот еще один бандит выронил кинжал после удачного удара одного из двух солдат, но удержался на ногах.

И вдруг один из солдат сильно изогнулся, выронил меч и упал лицом на пол. Из его спины торчал арбалетный болт, а шар показал того, кто застрелил солдата. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стоял с арбалетом в руках светловолосый короткостриженый мальчик. Тем временем оставшиеся бандиты добили последнего солдата и разбежались по дому. Шар вновь потемнел, но не до конца. Через некоторое время вспыхнул свет факела и в открывшейся двери появился один из бандитов. Он огляделся, взгляд упал прямо Герцогу в глаза. Бандит алчно ощерился и шагнул вперед. Герцог почувствовал, что бандит взял череп в руки. Показалась холщовая сумка, куда бандит стал засовывать череп. Потом все снова потемнело и уже навсегда.

Черный Герцог понял, что в эту ночь он только что стал свидетелем того, как какие-то бандиты напали на дом аристократа, убили охрану и унесли серебряный череп. Но где это было? Где их искать? Где сейчас серебряный череп?

Глава 9 1000 год эры Лоэрна

В один из летних дней Сашка шел с Даром по одной из улиц, примыкавших к герцогскому замку, расположенному в центре города. Собственно, и город появился как пристройка к замку. Вокруг замка располагались, часто в хаотичном порядке, улицы для богатых жителей, были даже кварталы знати. А дальше, к окраинам ютились домишки городской черни. И вот, идя по улице, на которой жили более-менее зажиточные люди, Сашка буквально остолбенел, Дар, шедший вслед за ним, налетел на его спину.

— Ты чего?

— Вон мальчик идет. На нем голубая куртка.

— Ага, вижу. Интересный покрой.

— Это моя куртка. Когда на нас напали орки и взяли в плен, она осталась в доме охотника. И я ее больше не видел. А теперь она здесь.

— А ты уверен, что это твоя куртка? Она хоть и необычна, но мало ли их могли нашить.

— Моя… Она… сшита на заказ.

— Тебе шили на заказ?

— Ну, было дело. Понимаешь, я не знаю, как тебе объяснить.

Дар коснулся руки Сашки своей культей:

— Не надо, я ведь тоже не все тебе могу объяснить. Ну, про меня… Слушай, если это твоя куртка, значит, ее взяли те люди, что были с орками.

— Пошли за этим мальчишкой, прижмем его и узнаем откуда куртка.

— Ксандр, — а так Дар изредка называл Сашку, сократив полное имя Александр, — а если он соврет? Надо бы похитрее что-нибудь придумать.

— Тогда проследим, куда он идет, и потом решим, как поступать дальше.

Друзья почти бегом поспешили вслед за мальчишкой, сократив было увеличившееся расстояние. Но шли недолго, мальчик зашел в дом с находящейся в нем торговой лавкой.

— Судя по вывеске, здесь продают какие-то скобяные изделия. Пойти, купить что-нибудь?

— Пошли.

— Лучше зайду один. Мало ли. Ты оставайся, я пойду.

Сашка зашел в лавку. Действительно, продавалась всякая мелочь. В глубине лавки стоял коренастый рыжебородый мужчина.

— Что желаешь купить?

— Веревки немного.

— Лиан! Где ты там? — из боковой дверцы выскочил тот самый мальчишка в Сашкиной куртке, — Сходил, отнес?

— Да, отец.

— Продай ему веревки, — приказал купец и ушел вглубь лавки.

— Тебе какой веревки? И много?

— Ну, аршина три. И покрепче.

— Потолще, потоньше?

— Нет, толстую не надо. Какая у тебя интересная куртка! Я такой еще не видел.

Мальчишка зарделся от гордости:

— С окраины Атлантиса, гномья работа, таких здесь не делают.

— А материал какой! Ого! Прочный! Куртка для благородных.

Улыбка мальчишки стала шире его лица.

— А где купил? Сколько стоит?

— Это мне отец купил. У нас постоялец живет. Воин! Вот он и рассчитался за постой курткой.

— Здорово! А еще такая у него есть? Я бы купил.

— Я не знаю.

— А узнать можешь. Я заплачу.

— А сколько?

— Смотря сколько он запросит за куртку. Если дорого, то пусть носят благородные. Но если цена меня устроит, то тебе за услугу пять медянок.

— Десять!

— Ну, ты настоящий купец, — сказал Сашка, польстив мальчишке, отчего тот совсем возгордился. — Нет, десять много, это же четверть серебрянки. Даю восемь.

— Девять!

— Эге, что десять, что девять, разница в медянку. А восемь — это пятая часть серебрянки. И работы всего-то узнать, есть ли куртка на продажу.

— Ладно, пусть будет восемь, — мальчишка согласился. Было видно, что он очень доволен всем разговором.

— А когда узнаешь?

— Да, постоялец сейчас уехал к…, - мальчишка запнулся.

— Не знаешь, — разочарованно протянул Сашка.

— Да знаю куда, просто отец строго наказывал никому не говорить. У него это постоянно так, — хмуро ответил мальчишка. — И тут же вскинув голову, гордо заявил:

— Купеческие дела! Мы ведь не простая чернь. Из купцов!

— Это понятно. В такой куртке простолюдины гулять не будут. Самое меньшее, дети баронов.

Мальчишка снова в своей гордости вознесся до небес.

— А когда ты узнаешь про куртку?

— Я завтра снова пойду к тому воину и узнаю у него.

— Так ты же говорил, что он у вас постоялец, а сейчас получается, что живет не у вас. Странно! — Сашка нагнал подозрительности в свой голос.

— Да он по делам сейчас в другом доме поселился. В районе благородных!

— А зачем? Не знаешь!

— А вот знаю! Они с местным бароном что-то делают. Гонцы только туда-сюда и скачут. Даже меня посылали. Но это тайна, ты никому не рассказывай.

— Не буду, да и кому? Мне куртка нужна.

— Ладно, завтра после обеда я пойду туда, в тот дом, тогда ты жди меня здесь. Лучше на улице где-нибудь. Я выскочу и сообщу про куртку.

— Ладно. Тогда до завтра. Тогда и веревку куплю.

На улице его уже заждался Дар.

— Ну как?

— Курткой расплатился с купцом какой-то воин. Тот сейчас живет где-то в квартале знати. Мальчишка к нему пойдет завтра после обеда. Что-то там не чисто. Тайны, гонцы снуют. И этот воин, сдается мне, из тех, кто напал на дом охотника. Меня продали в рабство и курточку мою прихватили. Завтра надо будет проследить куда мальчишка пойдет.

— Я и прослежу. Тебе нельзя, мальчишка тебя знает в лицо, а на безрукого никто внимание не обратит.

— Ну, как раз безрукий человек заметен.

— Заметен, — согласился Дар, — только на меня внимания не обращают. Никто не подумает, что безрукий мальчик кого-то выслеживает.

— Наверное, так. — Не стал возражать Сашка.

На следующий день недалеко от дома купца появился безрукий мальчик с чашкой для подаяния. Мальчик стоял, люди шли мимо по своим делам, не обращая на него никакого внимания. Мало ли нищих в городе! Но вот из дома купца появился мальчишка в синей куртке и быстро направился в квартал знати. Безрукий мальчик на некотором расстоянии пошел за ним следом. Так они добрались до довольно неплохого дома, куда мальчишка постучался. Дверь открылась, и тот исчез внутри дома. Безрукий мальчик прошел дальше по улице. Теперь, когда мальчишка выйдет и пойдет обратно, то следящий за ним безрукий мальчик по пути ему не попадется, а значит, меньше привлечет внимания. Так и произошло спустя некоторое время.

Когда Лиан, купеческий сын, вернулся к своему дому, то его уже ждал на улице Сашка.

— Ну как? — обратился он к Лиану.

— Нет у него больше, — хмуро ответил тот.

— И не будет?

— Нет. Только одна и была.

— Жалко. Хорошая куртка. Материал редкий.

— Редкий, — согласился мальчишка.

— Может, еще где-нибудь увижу такую. Пока!

— Пока.

И Сашка ушел в сторону, откуда пришел мальчишка. За углом одного из домов стоял Дар.

— Ну как?

— Я проследил тот дом. Пойдем, покажу.

Дар довел друга до дома, куда заходил купеческий сын. Теперь осталось выяснить, кто там живет. Через некоторое время нашелся и подходящий объект для получения информации. Из одного из соседних домов вышел мальчик, младше Сашки. У мальчика была короткая прическа с выстриженной посередине полосой. Домашний раб.

— Послушай, мальчик. Я ищу дом барона Дарта Вейдера, но что-то заблудился.

— Я не знаю такого, господин.

— А вот в том доме не он живет? — Сашка показал на интересующий его дом.

— Нет, там живет другой человек, какой-то благородный иностранец. Но я не слышал, что его так называли.

— А как его зовут?

— То ли Зорт, то ли Зорг. Или еще как-то, господин.

— Он не барон?

— Не знаю, господин.

— Значит, не Вейдер. Ну, ладно, буду еще искать.

Как мальчик ушел дальше по своим делам, Сашка спросил Дара, стоявшего во время разговора в сторонке:

— Что будем делать?

— Надо следить за домом. Я тогда буду здесь стоять с чашкой, а тебе со мной не следует. Пусть пока тебя здесь никто не знает.

— И то верно.

Дар уже несколько дней стоял с чашкой на улице неподалеку от дома. За это время туда заходили и выходили разные люди, но военных среди них не было.

Ближе к вечеру третьего дня из дверей вышел представительный человек, возможно, это сам хозяин дома, Зорт или Зорг, как его назвал тот мальчик-раб из соседнего дома. Жесткий, прямо-таки колючий взгляд пронзил фигурку безрукого мальчика-попрошайки, стоявшего на противоположной стороне наискосок от этого дома. Дар каким-то чувством, развившимся у него за годы, проведенные на улице, понял, что этот человек очень опасен. Мужчина, слегка повернув голову, что-то спросил у другого мужчины, вышедшего следом. Тот бросил взгляд на Дара и ответил вельможе. После этого мужчины ушли вверх по улице.

Раньше Дар в такой ситуации попросту ушел бы, сменив место сбора милостыни, но теперь он был не один. У него есть брат, которому надо помочь разобраться в этом деле. А оно и в самом деле непонятное. Вначале странный союз людей с орками, потом один из тех людей появляется в этом городе и ведет себя очень подозрительно. Наконец, этот человек является врагом Сашки, ведь он вместе со своими приятелями продал его брата в рабство. Дар решил: буду здесь стоять и дальше.

Когда вернулись мужчины, Дар уже не видел: на улице стемнело и пора возвращаться обратно в притон. А на следующий день тот представительный мужчина, выйдя из дома, сам направился в сторону Дара. Подойдя к мальчику, он некоторое время его оценивающе рассматривал, затем что-то решив, подошел к Дару вплотную.

Неожиданно перед глазами Дара появилась серебрянка.

— Хочешь заработать? — спросил мужчина.

Дар перехватил чашку культями рук и ответил:

— Да, милорд.

— У тебя есть друзья? Шустрые мальчишки.

— Да, милорд.

Серебрянка упала в чашку.

— Я могу заплатить твоему другу несколько серебрянок. Но он должен быть ловким и смелым. Есть такой?

— Да, милорд.

— Сможет он вытащить у одного человека интересующее меня письмо?

Дар нахмурился: Сашка ведь никогда не был щипачем, он же попадется сразу.

Мужчина заметил хмурый взгляд мальчика и спросил:

— Что, твой друг не может? Он что тоже безрукий?

— Нет, милорд. — Дар не знал, что ответить, но чувствовал, что говорить правду нельзя. — Милорд, мой друг не ворует, он… из благородных.

Почему Дар придумал именно это, он и сам не знал, просто это первое, что пришло на ум.

— Для благородного это похвально, но это не принесет никому денег. Даже наоборот, денег станет меньше.

С этими словами мужчина бесцеремонно выгреб серебряную монетку из чашки Дара.

— Милорд, но есть другие мальчики, которые смогут украсть.

Монетка снова упала в чашку.

— Они смогут, милорд.

— Я сказал, что мне нужен ловкий и смелый мальчик. Ловкие, как я понял, есть. А смелые ли они?

— Смелые, милорд.

— Не побоятся достать нож, если это будет необходимо?

Дар снова задумался. В их удаче ловких было много, и нож могут достать, только смогут ли им воспользоваться? Это ведь не Бычара со своими… Бычара… А почему бы и нет?

Мужчина внимательно наблюдал за лицом мальчика, читая все его эмоции и, возможно, мысли.

— Есть, милорд. Я знаю таких. Они, правда, не из наших, но нас с другом даже приглашали к себе.

— Тогда завтра днем приведешь одного или двух мальчишек к дому рядом с харчевней "Три пескаря". Знаешь где?

— Да, милорд, знаю.

Дар бросился искать Сашку. Разыскал и передал весь разговор.

— Помогать ему или нет? Помочь врагу? Но он и без нас может кого-нибудь найти. И у нас больше не будет выходов на этого Зорта-Зорга.

— Давай поможем, сведем с Бычарой, а у того за нашу услугу возьмем тоже услугой.

— Какой?

— Пусть он потом расскажет, какого человека они ограбили. А если поинтересуется, зачем нам знать, то скажем, мол, тоже хотим его пощипать. Вот и узнаем, что это за человек, глядишь, что-нибудь и прояснится.

Друзья разыскали одного из мальчишек удачи Бычары, тот организовал им встречу со своим главарем. Дар передал Бычаре свой разговор с Зортом-Зоргом. Добавил, что среди их удачи воры хоть и ловкие, но с ножами не очень дружат.

— Еще бы, — согласился Бычара, — одни ссыкуны. Что хотите за наводку?

— Когда дело сделаете, расскажете подробности.

— А вам зачем?

— Может, тоже поживимся чем-нибудь.

— Договорились.

На следующий день Дар вместе с двумя мальчишками из удачи Бычары стоял возле харчевни "Три пескаря". Вот подошел и наниматель. Он внимательно оглядел мальчишек, чему-то кивнул и, кинув несколько медянок в чашку Дару, увел мальчишек с собой. Часть подробностей происходившего дальше Дар узнал на следующий день от одного из мальчишек Бычары. Тот выполнял уговор. Но узнал не всё. Потому что вечером было продолжение.

Письмо, которым так заинтересовался Зорт-Зорг, принадлежало купцу из Ларска. Маленький воришка проник в комнату купца через окно гостиницы, выждав момент, когда купец отсутствовал. Ни слуги купца, ни его охрана, видимо не слышали, что в комнату их хозяина забрался вор. А, может быть, все охранники ушли вместе с купцом. А слуги, видимо, просто спали. Так что ножичек не пригодился. Письмо нашлось быстро, взяв его, мальчик успел оглядеть комнату купца. И присвистнул, увидев несколько больших тюков с отличным хаемским сукном. О чем и не замедлил сообщить Бычаре, как только вернулся с добычей в их притон.

За письмо мальчишки получили обещанные три серебрянки. А Бычара заинтересовался сукном. Следующим вечером всей ватагой пошли к гостинице. Дождавшись момента, когда купец спустился в обеденный зал, двое мальчишек покрепче забрались в комнату купца. Они должны были вскрыть тюки и сбрасывать куски сукна во двор гостиницы. Конечно, тогда, когда там никого не было бы.

Когда Сашке рассказали все подробности этого дела, тот просто схватился за голову. Какие же дураки! Они, что не понимали, что кража письма не останется незаметной? Оконная слюда выдавлена, письмо исчезло, следы постороннего остались. Разве этого мало? Неужели купец окажется полным простофилей, что не накрутит хвосты виновным в разгильдяйстве? Да там они должны такую охрану выставить, что мышь теперь не проскочит.

Но купец оказался еще смышленей. Он оставил комнату пустой, но поставил засаду в коридоре. И как только люди из засады услышали шум в комнате, они сразу ворвались в нее. Мальчишки схватились за ножи, но что могут сделать два ножа против двух мечей в руках опытных наемников? Одному из воришек вместе с ножом отсекли два пальца, а другого взяли и вовсе целым и невредимым.

Какими бы героями малолетние налетчики себя не мнили, всю правду рассказали быстро, познакомившись с парой проверенных способов развязать язык. Но как звали заказчика похищения письма, никто из мальчишек не знал, да и встречи с воришками тот назначал в дальних частях города. Заказчика мог знать Дар, он, кстати, и знал, где тот живет, но мальчишек про Дара никто не спрашивал, да и они не посчитали это важным. Тем более что поймали совсем других членов ватаги Бычары, а не тех, кто общался с Даром.

Пойманных воришек купец сдал городской страже. А начальник стражи очень заинтересовался похищением письма, о чем и сообщил герцогу. Если бы купец был не из Ларска, герцог, возможно, отмахнулся от такой ерунды. Подумаешь, письмо украли у купца. Может быть, там торговые тайны, которые так стерегут купцы? Но Ларск занимал особое место в политических играх герцога. Из Ларска приезжали дворяне, стремясь нащупать возможности политических мезальянсов. И вот теперь странная кража письма. С этим нужно было разобраться. Да и малолетние воришки, честно говоря, уже достали. То одного, то другого сдавали храмовникам, а теперь они еще и в политику влезли. С ними настала пора покончить. К тому же, у жрецов резко выросли запросы на дополнительные жертвы для их обрядов. И герцог вызвал начальника городской стражи…

Тот вечер ничем не отличался от других, разве что Сашка и Дар слегка припозднились. Впрочем, в удаче это было в порядке вещей. Зайдя на крыльцо, Сашка дернул дверь на себя, пропуская Дара. Собрался было захлопнуть ее за собой, но перед ним неожиданно вырос неизвестный мужчина и толкнул в комнату. Там было еще двое мужчин с мечами в руках. А мальчишки… мальчишки лежали связанными, кто в углу, кто на лежанках. И даже Ржавый.

Мужчины воткнули мечи в ножны и сноровисто достали веревки. Герцогская стража! Стража, которую так опасались все преступники города. Встреча с ней не проходила незаметной, кому-то рубили руки, кого обращали в рабство, а кого сдавали к храмовникам.

— Еще двое для храмовников, — сказал один из них, сноровисто беря Сашку за кисти рук, сводя их за спину.

— Эй, а как мне моего вязать? — спросил второй. — У него рук-то нет.

Двое других стражников, повернули головы в сторону Дара, раздумывая, что посоветовать своему товарищу по страже.

— Сашка, — сказал Дар, глядя в сторону, — один из братьев должен уцелеть, хотя бы один. Пойми меня. Мне не выбраться. Беги!

И Дар ударил своего стражника ногой в пах. Тот заревел и упал на пол. Сашка, пользуясь секундным замешательством двух остальных, бросился к двери, которая на его счастье открывалась наружу. Выбегая, он успел заметить, как Дар бросился двум другим стражникам под ноги, преграждая им путь.

Район притона Сашка уже знал хорошо, к тому же стояла темная безлунная ночь. А стражники, если судить по шуму за спиной, выбрались из дома со значительной задержкой. Погони не было.

Итак, мальчишек повязали для отправки к храмовникам. И Дара тоже. Что же делать? Напасть на стражников? Одному и безоружному? Да они его одним пальцев перешибут. Сашка стал вспоминать старые события весны, когда он оказался у храмовников.

Отобранных для жертвоприношения крепко связали и под охраной отправили за город. Там, за городскими стенами их передали оркам. А те мастера связывать. По двое в рогатинах со связанными за спиной руками. Нет, не сбежишь. И на привале пленников размещали внутри лагеря меж костров с орками. Тоже не сбежать. Тогда Сашке повезло просто чудом: кто-то пустил стрелу и ранил орка в ногу, а остальные бросились искать стрелка. Вряд ли они думали, что крепко связанные пленники пережгут веревки. Точнее, не пленники, а Овик. Эх, Овик, Овик, вот он что-нибудь придумал бы. А что придумать ему, Сашке?

Он так ничего не смог сообразить. Три дня ходил возле герцогской тюрьмы, пока не дождался колонны пленников. Человек пятьдесят, в основном мальчишки. Из его ватаги и много совсем неизвестных, а вот и Бычара со своими удальцами.

Колонну рабов повели в сторону городских ворот. Сашка шел сзади на приличном расстоянии и все смотрел. Вот Ловкач. В принципе хороший парень. Вот однорукий Птаха. Вот его враг Бельмо. Вот Ржавый. Были все, кроме Дара. Сашка встревожился. Что с ним могло случиться?

Пленники прошли ворота, и вышли из города, а Сашка вернулся. Что делать? Где искать Дара? И жив ли он?

И тогда Сашка рискнул навестить Пиявку. Он же был главным в их удаче, до Ржавого. А теперь, как слышал, был помощником главного в ночной жизни города, Хитреца.

Найти дом, в котором он жил было не сложно. Пиявка вел открытый образ жизни и не прятался. Сам он преступными делами открыто не занимался, а только передавал приказы Хитреца. Вот тот скрывался.

В домике Пиявки в передней комнате сидел мужчина явно бандитской внешности, хотя и не без признаков небольшого интеллекта.

— Тебе куда?

— Мне бы Пиявку. Я из удачи Ржавого.

— Подожди, Пиявка занят.

Ждать пришлось не очень долго, из смежной комнаты вышел низенький тучный хаммиец, который уставился на Сашку немигающими глазами. Когда Сашка шел в комнату Пиявки, он чувствовал на себе взгляд хаммийца.

— Чего тебе?

Сашка низко поклонился. Пиявка оказался совсем молодым парнем.

— Я из удачи Ржавого.

— И чего?

— Их всех взяла стража, а сегодня вывели из города. Наверное, отдадут храмовникам.

— Мне это известно, — парень оценивающе смотрел на Сашку.

— Там был еще один мальчик, которого взяли, Обрубок. Но его в той колонне не было. Как узнать, что с ним? У меня есть серебрянка, — мальчик достал монету.

Пиявка задумался.

— Давай. Может, узнаю. А ты приходи завтра.

Серебрянка. Неплохо. И если мальчишку сдать страже, тогда еще одна серебрянка добавится. Но вначале надо узнать про Обрубка. Пиявка его помнил. А сдать этого мальчишку можно будет и завтра. Так думал Пиявка, размышляя об интересе пришедшего мальчишки, почему-то готового выложить целую серебрянку за простые сведения о каком-то жалком калеке.

Послу ухода мальчика в комнату зачем-то вернулся хаммиец. Ведь его вопрос он уже решил к взаимной выгоде обоих.

— Господин Пиявка, — начал хаммиец, — здесь только что был мальчик, светловолосый мальчик…

Пиявка понял, к чему клонит этот смуглолицый купец. Хаммийцы, что с них взять!

— Вот эта серебрянка, — купец достал монетку и посмотрел на Пиявку.

— Три. Одна мальчишке, одна Хитрецу, одна мне.

Купец возмутился:

— Но столько стоит сам мальчик. Весь!

— Если он раб, но и за раба три серебрянки смешная цифра. Такие стоят на рынке пятнадцать серебрянок. Если они рабы. А этот свободный и волен поступать свободно.

— Хорошо! Но на всю ночь!

— Я попробую решить, уважаемый Абсан, эту проблему. Но уже не сегодня.

После ухода купца Пиявка задумался. Три серебрянки. Одну придется отдать Хитрецу. Мне — оставшиеся две. А мальчишку сдать страже можно и на день попозже. И будет еще серебрянка. Неплохо! А еще выгоднее будет его продать этому Абсану. Если мальчишка ему понравится, то можно будет заработать еще три или даже пять серебрянок. Нынче удачный день. Но сегодня надо будет узнать про Обрубка.

На следующий день Пиявка смог рассказать Сашке о судьбе Дара.

— Обрубка взяли вместе со всеми, но он там стражника ударил. Сильно так ударил. Вот его и попинали. Тот даже хотел его прирезать, но двое других не дали, каждый захваченный малец им деньги приносит. Сейчас Обрубок в темнице. В колонну его не взяли, идти совсем не может. Что-то они там с ним переусердствовали. Если выживет, то отправят со следующей партией где-то через месяц. Хочешь его спасти?

— Да.

— Это стоит денег. Хороших денег.

— Но у меня нет, — растерянно ответил мальчик.

— Можно заработать.

— Как?

— Чтобы выкупить Обрубка, нужен золотой.

Сашка поник.

— Но я могу тебе помочь. Есть тут один хаммиец, он может тебе заплатить серебрянку. За одну ночь. А потом посмотрим, где еще ты можешь заработать.

Сашка понял в чем дело и сжал зубы. Все его нутро горело возмущением, кричало: "Нет, никогда!", но Дар… Он, может быть, сейчас умирал. Дар, который его спас, бросившись на стражников. Дар, его брат.

— Хорошо. Я согласен.

— Тогда сегодня вечером пойдешь в торговые ряды и найдешь хаммийца Абсана. Он тебе заплатит серебрянку. И приходи ко мне завтра днем. Я подумаю, что еще можно сделать.

Поздним вечером Сашка уже был в доме Абсана. Довольная физиономия торговца Сашке была омерзительна. А Абсан, усадив мальчика на тюфяк, радостно его рассматривал.

— Три серебрянки! Дорого, очень дорого. Но это стоит таких денег. Но всего одна ночь. Хотя, если напоить этого красивого светловолосого мальчика сонным зельем, заплатить пару серебрянок за фальшивую купчую и вывезти его к себе в Хаммий. Какой раб будет! Лучше Эйрика. Честно говоря, Эйрик ему уже надоел. Больше двух лет он у него. Да и вырос уже. Отправлю Эйрика на рисовые поля, сейчас там очень жарко, вот он удивится! — И хаммиец довольно хихикнул. — А этого на седьмицу, нет, на две, в подвал. За два дня подвала становятся шелковыми, а за две седьмицы… — и торговец снова довольно захихикал.

— Давай, драгоценный мой, выпьем хорошего вина, у меня есть заморские фрукты, сладкие и очень вкусные,

— Я вино не пью.

— А что ты хотел бы выпить. Сладкой воды?

— Воды можно.

— Я сейчас принесу, драгоценный мой.

Торговец выскочил в соседнюю комнату и приготовил кувшин с напитком, добавив туда сонного зелья.

— Вот, пей, синеглазый мой!

Сашка выпил кружку. Действительно, вкусно! А дальше… дальше все смешалось. Он помнил, как торговец внезапно обхватил его, прижал к себе и… полез к Сашке в штаны. Ему сразу же вспомнился другой хаммиец, тогда, на торгах. Того хаммийца Сашка оттолкнул, получив взамен плетей от надсмотрщика, и он сейчас почувствовал как будто его спину снова ожгла плеть — настолько ему стало мерзко.

Торговец повалил Сашку на спину, жирная шея хаммийца оказалась перед Сашкиными глазами, и Сашка, выхватив из куртки нож, ударил торговца в шею. Струей хлынула кровь. Торговец дернулся и замер.

— Дар, Дар, тебя нужно спасать! — Сашка окровавленным ножом обрезал кошелек с пояса купца — тяжелый кошелек! — и бросился из дома в ночь.

Он не помнил, как шел и когда потерял сознание. Очнулся Сашка на каких-то задворках, когда уже солнце стояло высоко.

— Я его убил? Убил. — Руки и куртка его были в крови. Он не знал, что торговец подсыпал в напиток сонное зелье и отнес свой сон на последствия эмоционального срыва. В действительности же, он просто крепко заснул. К счастью, ночь была по-летнему теплой, и пребывание его на земле последствий не оставило.

В руке он сжимал кошелек торговца. Развязал его. Пять золотых! Да еще и серебрянки. Целое состояние. Пиявка говорил, что для выкупа Дара нужен золотой. Он же ждет меня сегодня днем. Но вначале отмыться, не пойдешь же заляпанным в крови. Интересно, его ищут? Надо бы с собой взять только один золотой, остальные припрятать. Что-то уж больно хитрые глаза у этого Пиявки.

У бандита Сашка появился далеко за полдень. Пиявка уже знал, что хаммийца нашли зарезанным, и он догадывался, чья это работа. Торговца ему было не жалко, а вот неполученных серебрянок, действительно, было жаль. Если мальчишка не получил платы — а кто платит вперед? — значит, не получил, и две серебрянки потеряны. И еще три или пять за продажу мальчишки Абсану. Теперь продавать некому. Только страже. Но это всего одна серебрянка. Мало! Пиявка считал пять-семь серебрянок от хаммийца уже в своем кармане. А получается всего одна. Но сдать страже все равно надо.

Когда мальчишка вошел в комнату, Пиявка хмуро и зло на него посмотрел. Сашка игнорировал взгляд бандита, достал кошелек и вытряхнул его содержимое на стол. Покатился золотой кружок.

— Это за Обрубка. Когда его выкупят?

Золото. Откуда? Взял у купца. Ах, недоносок!

— Ты скоро его увидишь. Скоро.

И тут Сашка понял, что его не выпустят из этой комнаты. Зачем Пиявке выкупать Дара, если можно забрать золотой себе? Да он и не собирался его выкупать. Просто решил воспользоваться Сашкой и подзаработать.

— Когда Обрубок будет на свободе, я дам еще золотой.

Пиявка встрепенулся, его ноздри задрожали.

— Откуда деньги? Ты убил торговца!

— Ну и что? Одним больше, одним меньше. Мне были нужны деньги. Я плачу два золотых. Один сейчас, второй после.

— А у тебя есть второй?

— Есть. Но не здесь. Глупо таскать такие деньги с собой. На улицах неспокойно. Ограбить могут. — Сашка начал входить в роль этакого отморозка.

— А где гарантия, что будет второй золотой?

— Сделаем так. Ты выкупаешь Дара, то есть Обрубка, приносишь его в дом, где жила удача Ржавого, а я достаю из тайника — не в доме, нет! — второй золотой. Если не принесу, сделка не состоится, и можешь вернуть Обрубка обратно.

Пиявка задумался, его лицо хищно вытянулось, глаза заблестели.

— Хорошо, завтра днем будь там.

Сашка понял, ведь не такой уж он глупец, что вряд ли завтра Пиявка отпустит Сашку. Ведь он убил торговца, а за поимку убийцы уже назначена награда. И золотые возьмет себе, с Хитрецом не поделится. Так зачем ему нужен свидетель на воле? Отдать храмовникам и концы в воду. Конечно, проще Сашку убить, но Пиявка очень жаден. Поэтому Дара бандит, конечно, доставит, но получив второй золотой, скорее всего, брата убьет, а его самого передаст стражникам. Но ради двух золотых Пиявка не будет никого посвящать в это дело. И про то, что Сашка убил торговца, тоже пока не будет распространяться, иначе за Сашкой начнется охота, его поймают, и Пиявка останется без золотого.

Уйдя от Пиявки, Сашка направился в торговую часть города, предварительно достав монетку, спрятанную в сапог. Остановился перед оружейной лавкой. Он сюда раньше заходил, присматривал себе кинжал. Но так его и не купил.

Торговец встретил Сашку хмурым взглядом, оценивающе осмотрел его уже поношенную одежду. Да, одежда не бедная, но уже не новая.

— Чего тебе?

— Хочу арбалет с болтами

Брови торговца удивленно изогнулись.

— Арбалет стоит денег.

— Сколько?

— Золотой и пять серебрянок. За арбалет и десять болтов.

Сашка слегка поник.

— Это все, что у меня есть, — и разжал ладонь. На ней поблескивал золотой кружок. Торговец задумался и сказал:

— Ладно. За арбалет и пять болтов.

— Но вы мне покажете, как стрелять.

Торговец хмыкнул, а потом рассмеялся.

На следующий день днем Пиявка внес в комнату Дара. Тот был без сознания, лицо все в запекшейся крови. Когда он положил мальчика на лежанку, Дар застонал.

Выкупить мальчишку стоило двух серебрянок. Обычно за выкуп мальчишки, пойманного стражниками, платили больше. Бывало и пять серебрянок. Дорого, конечно, но и случаев таких было мало. Мальчишки в удачах столько не стоили. Их ловили, отправляли на рабский рынок, на их место приводили новых. И так шло бесконечно, из года в год. За редкого мальчишку платили выкуп. На памяти Пиявки это случалось всего два раза. И вот сейчас в третий. Но обошлось всего двумя серебрянками: Обрубок был плох, очень плох. При хорошем лекаре он, может быть, и выздоровел бы, но где в темницах хороший лекарь? В лучшем случае, коновал, да и не для безруких мальчишек он.

Стражники просили три серебрянки, но сторговались на двух. Можно было попробовать опустить цену и ниже, стражники, чувствовалось, были готовы на это, но Пиявка, несмотря на всю его жадность, дальше торговаться не стал, торопился: он уже получил золотой, а до этого при первой встрече с Сашкой еще и серебрянку. И еще один золотой его ждал сегодня. Сколько же, получается, он заработает? Без одной серебрянки целых два золотых. Жаль, одной серебрянки до целой суммы не хватает, но ничего, за серебрянку он сдаст этого наглого мальчишку и тогда его заработок будет ровно два золотых. Обрубка обратно не сдашь, кому этот лежачий труп нужен? Вонючка! Пока его нес, он его еще и облевал. Но, ничего, уходя, он ему это припомнит. Горло перережу от уха до уха, злорадно подумал Пиявка.

— Получай своего Обрубка. Иди за золотым!

Наглый мальчишка нагнулся и достал монету. Пустил ее по столу в сторону Пиявки.

— Ты же сказал, что тайник вне дома?

— Сказал. Но у меня есть еще одно предложение.

— Ну?

Мальчишка снова нагнулся и достал взведенный арбалет с наложенным болтом. Смерть смотрела Пиявке в глаза. Он это понял сразу, когда увидел глаза мальчика, сильные и жестокие.

— Я хочу у тебя купить еще одну жизнь.

— Чью?

— Мою. За сколько оценишь?

Пиявка молчал. В нем боролись разные чувства: ненависть к наглому мальчишке, желание отомстить за это унижение, трусость — а вдруг выстрелит? и жадность. Жадность все росла и росла, вытесняя другие чувства.

Можно еще заработать! И намного больше, чем серебрянку, которую дадут стражники за него, — подумал Пиявка.

Эти чувства и мысли прекрасно читались на лице бандита. Сашка понял, что сегодня он выиграл.

— Это можно обсудить потом, когда он поправится. Но я заплачу больше, чем моя жизнь сейчас стоит. Сделка выгодная. Ну, так как?

— Хорошо.

Уф, кажется, получилось. Сашка облегченно вздохнул. Убивать Пиявку он не хотел. От мысли об убийстве ему становилось не по себе. Было даже страшно. Хотя позавчера он зарезал же того хаммийца. Но торговца было совсем не жаль.

К Пиявке он тоже не испытывал добрых чувств, но убивать бандита очень не хотелось. Хотя он твердо знал, когда нацеливал арбалет в лицо Пиявки, что он сделает это ради спасения друга, его БРАТА!

Когда бандит вышел из дома, Сашка запер дверь и бросился к Дару. Он не знал что делать, стоял и всплакивал. Лицо друга было все в синяках, даже оплыло, на лбу большая рана из запекшейся крови. Сашка очень аккуратно задрал его рубашку и вздрогнул: все тело представляло один большой синяк.

"Если выживет", — вспомнил Сашка слова Пиявки о Даре. — Лекарь, нужен лекарь. И хороший.

— Дар, потерпи маленечко, пожалуйста, потерпи. Я скоро приду…

Хорошие лекари должны жить в центре города, туда и направился Сашка. Порасспрашивав прохожих, он остановился у большого богатого дома. Если здесь жил лекарь, то он действительно зарабатывал прилично. Сашка постучался в калитку. Дверь открыл какой-то мужчина, смотревший на мальчика высокомерно.

— Чего тебе?

— Мне нужен лекарь.

— Ты от кого?

— Я сам. Ни от кого.

Мужчина даже опешил. Его господина приглашали лучшие люди города, посылая таких вот мальчиков-посыльных. А этот сам по себе.

— Мне нужен хороший лекарь. Я могу заплатить. Деньги у меня есть.

— Лекарь сейчас обедает, — уже неувереннее сказал мужчина.

— Мне нужен лекарь срочно. Деньги у меня есть, — вновь напомнил Сашка.

— Заходи.

Сашка прошел во двор дома, мужчина вошел в дом, оставив Сашку одного. Через некоторое время появился лекарь, дородный мужчина, богато одетый. Видно было, что его действительно подняли из-за обеденного стола.

— Господин лекарь, у меня лежит друг, ему очень плохо. Он умирает!

— Мальчик, я беру за один только выход к больному целую серебрянку. Это без лечения.

Сашка покопался в своем мешочке и достал монетку.

— Хорошо. Тогда подожди.

Где-то спустя полчаса, когда Сашка уже весь извелся, из дверей дома показался лекарь в сопровождении вооруженного человека. Охранник! Лекарь, действительно, был не бедным, раз мог себе позволить иметь охранника.

Сашка повел его к себе. Лекарь всю дорогу хмурился, а охранник постоянно держал руку на рукояти меча. Наконец, они пришли.

Лекарь осматривал Дара и все время хмурился. Сашка сидел в углу и не мог пошевелиться, ожидая услышать вердикт лекаря.

— Значит так, мальчик. Состояние твоего друга очень тяжелое. Но не безнадежное. Синяки не так страшны. Меня больше тревожит рана на голове. Кость не пробита, но ударили его очень сильно. Отсюда и рвота. Пот тоже из-за этого. Для лечения головы нужен полный покой и травяные настойки. Если не лечить, то остаток жизни будет болеть голова.

Теперьтело. Несколько ребер сломано, но к счастью, легкие не задеты. Возможно, повреждены почки. Насколько серьезно сразу не ответишь. Тем более мальчик без сознания, сильно ослаблен. Нужна плотная перевязка, полный покой и хорошая пища с напитками.

— А вы сможете его вылечить?

Лекарь покачал головой.

— У тебя не будет столько денег. За каждый выход я беру серебрянку. Плюс лечение, лекарства. За месяц это будет золотой. Чуть дешевле было бы размещение мальчика у меня во флигеле.

— Сколько?

— По серебрянке в день. Это без питания, но зато будет появляться сиделка. С питанием еще пять серебрянок в месяц.

Такой вариант для Сашки был самым лучшим, и не потому что здесь он экономил десять серебрянок, но самое главное, он мог быть более спокоен за Дара. Лечение, уход, питание. Мог ли это дать сам Сашка? Ведь что ожидает его в ближайшие дни, он и сам не знал. Торговца ведь убил. И потому его, наверное, ищут. И как бы еще Пиявка не передумал. Столько проблем!

— Я согласен на тридцать пять серебрянок в месяц, — сказал Сашка и достал золотой. Предпоследний из пяти золотых, найденных в кошельке хаммийца. — А мне можно будет навещать его?

Охранник лекаря без труда поднял легкое тело мальчика и донес его до дома лекаря. Здесь Сашка получил пять серебрянок сдачи со своего золотого, посмотрел, как разместили друга, и немного успокоился.

Теперь можно заняться другими делами. Прежде всего, научиться стрелять из арбалета. Оружейный торговец, конечно, показал, как его взводить и заряжать болтом, но этого мало. Надо уметь попадать. А Сашка этого не умел. А учиться надо. Ведь арбалет единственное его оружие. И с Пиявкой он должен встретиться после выздоровления Дара.

Все последующие дни Сашка утром, захватив с собой еду, уходил до самого вечера из города, в лес. Здесь, найдя глухую полянку, он учился обращаться с арбалетом. Болты летели куда угодно, но только не в цель. За первую неделю тренировок Сашка потерял три болта из пяти имеющихся. Теперь он, вместо того, чтобы расстрелять все болты, а потом подолгу их собирать, стрелял только по одному. Стрельнет и бежит с арбалетом туда, куда улетел болт. И так целый день. Уставал, конечно, ужасно. Но постепенно втянулся, дыхание при беге заметно выровнялось, а сам арбалет уже не казался таким тяжелым. В стрельбе, конечно, результаты стали появляться, но как-то робко. На один хороший выстрел, несколько уходили "в молоко".

Вечером он навещал Дара. Тому стало лучше, хотя вначале и не столь заметно. Когда в первый раз он застал друга в сознании, Сашку охватило чувство радости, до сих пор им не испытываемое. Дар тоже обрадовался, улыбнулся уголками губ, но его больше выдали глаза, полыхнувшие пониманием того, что они теперь снова вместе.

— Братик, — произнес Дар и нежно посмотрел на довольного Сашку.

Глава 10 994 год эры Лоэрна

Шесть лет назад вечером летнего дня из южных ворот Лоэрна выехало три крытых повозки. Их сопровождало десять вооруженных людей, по внешнему виду которых можно было с уверенностью сказать, что все они умелые и опытные солдаты. Встретятся таким на пути разбойники, которые водились в Лоэрне, как и во всем Атлантисе, то разбойному люду не поздоровится, мало кому повезет, да и то, если ноги окажутся быстрыми.

Вместе с солдатами ехал не очень молодой, но и не старый мужчина, к которому солдатский десятник обращался со всем возможным для солдата уважением. Мужчина воспринимал это как должное. За короткую летнюю ночь всадники останавливались на короткий привал только один раз, а затем снова двинулись в путь. И лишь на рассвете старший мужчина объявил большой привал. Повозки отъехали далеко от дороги, солдаты стали расседлывать лошадей, выпуская их пастись на свежую траву, а затем занялись и самими повозками. Приоткрыв грубую ткань, закрывающую торцы повозок, взгляду постороннего человека предстала бы странная картина. В повозках лежали люди со связанными руками и ногами. Это были женщины и дети.

Солдаты поочередно развязали своих пленников, вначале освободив ноги, потом полученными веревками сделали поводки на шеях своих узников, и лишь потом развязали и руки. Тем временем уже горел костер, закипала вода в котле. Пленникам раздали по большому куску хлеба, напоили водой из ручья, а потом снова связали и оставили в сидячем положении на земле. После того, как солдаты и старший мужчина поели, воины стали готовиться к отдыху. Расстилали одеяла, подкладывали под голову седла. Вскоре над поляной раздался храп усталых людей. Но трое солдат, отошедших на три разных стороны, остались бодрствовать. Через три часа их сменили другие три солдата, а еще через три часа — новая, последняя смена.

Солнце еще стояло высоко, когда отдых закончился. Снова перекусили, развязали и выгуляли пленников, снова их связали и уложили в повозки. Когда солнце стало спускаться к горизонту, отряд поехал дальше. Так прошли два дня и три ночи. На исходе последней, когда появились первые лучи восходящего солнца, на горизонте показались крепостные стены города.

— Тарен! Добрались!

Уже стояло в разгаре утро, когда кавалькада въехала в ворота графского замка. Пленников сноровисто переправили в подземелья замка, а Моэрт, это был тот самый старший мужчина, отправился на отдых. Здесь, в замке, у него была своя большая комната.

Отдыхать пришлось не очень долго, в замке сейчас находилась семья его господина, и надо было идти к ним с письмом от графа. Графиня Тарен, сухая чопорная женщина всегда смотрела на него с высокомерием, а теперь ее раздирали противоречия. С одной стороны, она графиня, дочь герцога Атлантиса, а с другой стороны какой-то выскочка, выбившийся в дворяне только благодаря ее мужу. Но новости из Лоэрна, о которых вкратце написал ее супруг, хотелось знать в подробностях.

В другой раз Моэрта такая ситуация только позабавила бы, но сейчас он устал от длинного пути, ночевок на земле и ему предстояло задание графа, которое нужно решить не допуская ошибок. Иначе граф может и не простить. Конечно, не сейчас. Сейчас Моэрт как никогда был нужен Тарену, но потом, когда разрешатся все дела, граф может припомнить Моэрту его ощибку. Граф, увы, был весьма злопамятен.

Стараясь быть как можно почтительнее, Моэрт пересказал графине обо всех событиях, произошедших в столице после ее отъезда. Графиня удовлетворяла свое любопытство целый час. Наконец, выйдя от графини, Моэрт справедливо посчитал, что в следующий раз он предпочтет ехать всю ночь и снова ночевать на земле, нежели еще раз иметь беседу с графиней. Он чувствовал себя совсем разбитым, ужасно хотелось принять освежающую ванну, выпить кувшинчик хорошего вина и лечь спать до утра, но долг, проклятый долг заставил его встать, сесть на подведенную расторопным конюхом лошадь и выехать из замка.

Рабовладельческий рынок в Лоэрне был самым большим в Атлантисе, если не считать, конечно, самого Хаммия. А рынок рабов в Тарене соперничал по своим объемам с рынком в столице королевства. Сюда стекались рабы из соседних герцогств и с севера Лоэрна. К югу от Тарена в полутора днях пути начинались предгорья полукаменистой пустыни, тянущейся с юго-востока на северо-запад Атлантиса. А уже за ней был расположен сам Хаммий. Он, в отличие от герцогств Атлантиса, никогда, даже на заре зарождения государственности, не имел отношения к Лоэрну, оставаясь независимой страной. Ее население было причудливо разнообразно. Встречались чернокожие жители, было много людей с бронзовой кожей и иссиня-черными волосами, но на востоке они были с горбоносыми узкими лицами, а на западе слегка орлиные носы помещались на лицах заметно круглых очертаний. Были и светловолосые обитатели Хаммия, но в основном это были рабы или полукровки, потомки хаммийцев от купленных наложниц с севера. Особенно ценились в Хаммие девушки благородного происхождения. Даже простые дворянки могли стоить целый золотой. Цена девушек баронского сословия могла доходить до десяти золотых, а за дочь графини можно было получить целое состояние. А ведь Моэрт привез на продажу как раз молоденькую дочь графа Сейкурского. Помимо нее есть и другой неплохой товар. Жаль, что четырех мальчишек придется подарить оркам. Но приказ графа опасно не выполнить.

В квартале, где селились работорговцы, он без труда разыскал двор хаммийского купца Муфаты, с ним Моэрт частенько имел дело, продавая ему либо неугодных графу людей, либо попавшихся в руки графской сотни разбойников или, наоборот, жертв самих разбойников. А несколько раз, наоборот, он заказывал и покупал живой товар для барона Бордана, любителя молоденьких темнокожих девушек. Для постельных утех бароны могли пользоваться любой девушкой из своих земель, но тех потом нужно было возвращать обратно, а с купленными Бордан мог делать все, что угодно. Что он и делал, доказательством тому были полтора десятка холмиков на заднем дворе баронского замка. Впрочем, кому-то из купленных удавалось остаться в живых. Свидетельством были несколько темнокожих кудрявых детишек, которых можно было видеть в замке. Бастарды — так о них отзывался барон.

Купец Муфата с радушием встретил Моэрта, низко поклонившись ему и беспрестанно щебеча о великой чести принять у себя такого знатного гостя. Моэрту было приятно слышать столь грубую лесть. Выпив кружку хорошего вина, которое Муфата специально держал для этих целей, Моэрт перешел к делу.

— Одиннадцать человек. Из семей графа, виконта, баронов. Дочка графа. Шестнадцать лет. Девственница. Смазливая.

Муфата утробно заурчал.

— О-о-о!..

— Продаю оптом. Семьдесят золотых.

— Его милость думает, что у бедного купца есть такие деньги?

— Такой товар не для бедного купца. За одну только графскую дочку ты вернешь все вложенное. И у тебя останется еще десять человек. Старшая графиня, тридцать пять лет, еще в соку. Виконтесса, та еще моложе, две баронессы, постарше, но тоже ничего. Две девушки, дочки баронов, двадцати и семнадцати лет. И четверо детей. Баронет шести лет, три девочки из баронских семей, двенадцати, десяти и четырех лет.

Муфата продолжал вожделенно урчать.

— Впрочем, если ты и в самом деле бедный купец, то мне следует поискать тех, у кого есть деньги.

— Не надо. Но мне надо посмотреть на товар. И… семьдесят золотых это слишком много.

— Товар в замке.

Прибыв в замок Моэрт и Муфата спустились в подвал. Стражник открыл дверь самой большой графской камеры. Внутри на грязной соломе лежали бывшие аристократы Лоэрна.

— Всем встать! — В руках оказавшегося рядом тюремного надсмотрщика сверкнула плеть.

Пленники зашевелились и с трудом начали подниматься.

— Э-э-э, ваша милость, какие же это молодые, — вскрикнул Муфата, показывая на двух старых женщин, стоявших среди пленных.

— А я их тебе и не предлагаю. Ты посчитай. Должно быть одиннадцать человек. Эти две лишние. Они пойдут в качестве уплаты налога храмовникам.

— Ай-ай, тысяча извинений, господин. И где здесь та жемчужина.

— Вот та, третья слева.

— Муфата возбужденно подскочил к молоденькой девушке, испуганно смотрящей на вошедших, зацокал языком, затем протянул слегка подрагивающие руки к грудям девушки. Та отшатнулась назад и громко закричала:

— Мама!

Стоящая рядом еще молодая женщина попыталась встать на пути хаммийца, но к ней бросился надсмотрщик, намереваясь ударить плетью.

— Назад! — приказал Моэрт и надсмотрщик повернул вспять. Муфата уже успокоился и, повернувшись к Моэрту, хрипло сказал:

— Сорок пять!

— За одну? — усмехнулся ближник графа.

— Но это еще сырой товар. Кого-то придется попортить, а это убытки.

Моэрт рассмеялся.

— Здесь только один мальчишка. Да и то, если ты захочешь его кастрировать, то умирает лишь один из трех. Зато ценность товара возрастает вдвое. Или втрое. Я это знаю. Семьдесят!

— Ваша милость, а если они наложат на себя руки? Я разорюсь. Пятьдесят!

— О ценном товаре следует заботиться. Не оставлять без присмотра. Шестьдесят пять!

— Климат в Хаммие очень жаркий. А эти все бледные, не привыкшие к нашему солнцу. Опять же тяжелый путь через пустыню. Пятьдесят пять!

— Белый плотный тент над парой повозок и побольше воды впрок. Все это стоит несколько лишних медянок. Но учитывая наше давнее знакомство, называю последнюю цифру. Шестьдесят. Или соглашаешься или я предлагаю товар Ираиму.

— Согласен. Но много ли я заработаю?

— Заработаешь. И прилично заработаешь. Если не возьмешь вдвойне, то я буду считать тебя самым плохим купцом в Хаммие.

— Этих крепко связать и не спускать с них глаз, — приказал Моэрт надсмотрщику. — А двух старух отведите к мальчишкам.

— А что за мальчишки, мой благодетель?

— Три очень юных баронета, маленький виконт, — Моэрт с насмешкой смотрел на Муфату, стремясь его подзадорить, и это получилось.

— О, господин! А они продаются?

— Хочешь тоже купить?

— О, господин, вы как всегда прозорливы!

— Но ты же говорил, что денег у тебя мало. Шестьдесят золотых ты уже сторговал.

— О, мой повелитель! Я мог бы занять денег в долг. И даже уже буду занимать, потому как у меня нет с собой шестидесяти золотых. Возможно, даже придется кого-нибудь перепродать прямо здесь.

— Хочешь взглянуть на мальчишек?

— О, да, мой господин.

— Эй, отведи старух к мальчишкам.

Подойдя к другой камере, стражник открыл дверь и втолкнул туда двух пожилых женщин, Муфата вошел следом, глаза его алчно горели.

— О!.. Это и есть виконт? — работорговец указал на худенького русоволосого мальчика.

— Да, сын виконта Чавила. Слышал о таком?

— Да, господин. Сколько вы хотите?

— Они не продаются.

— Господин, за этого я дам семь золотых!

— Вот как? Бьюсь об заклад, ты уже имеешь заказчика, который заплатит не меньше двадцати.

— От вас нельзя ничего скрыть, ваша милость. Есть, есть такой, он как раз хочет худенького и светленького, но с титулом.

— Бедный твой заказчик, но ему придется обойтись простолюдинами. Эти мальчишки не продаются. Приказ графа. И я его никогда не нарушу, — ответил Моэрт, выходя из камеры. — Старух тоже связать и следить! — бросил он через плечо стражнику.

— Но почему, мой господин?

— Они тоже пойдут храмовникам.

— Такой ценный товар отдать на закланье? Поменяйте их на других. Я вам пришлю сегодня же похожих!

— Нет. Эти пойдут в храмы.

— Маленького виконта жалко, — не отставал работорговец. — Такой хорошенький, и оркам в пищу! Я вам достану несколько светленьких и худеньких, его возраста, простолюдинов. Они дешево стоят. Отдайте их храмовникам.

— Нет. И больше разговора не будет.

Когда уже стало смеркаться, из двора замка выехало две подводы, что приехали в Тарен из Лоэрна. Их охраняли все те же десять солдат. Но вместо Моэрта с ними ехал Муфата, только что расставшийся с шестьюдесятью золотыми. Но он совсем не переживал, а был весел и радостно возбужден. А Моэрт, положив, тяжелый мешок с золотом в укромное место, наконец-то принял освежающую ванну. Его уже ждал кувшин хорошего вина и мягкая постель. А завтра предстояла поездка в селение храмовников.

Утром следующего дня, когда солнце уже встало довольно высоко, и солнце начинало припекать, из ворот замка выехала повозка в сопровождении одиннадцати всадников. Конечно, лучше было выехать на рассвете, при утренней прохладе, но Моэрт попросту проспал, расслабившись после вчерашней весьма успешной сделки. Правда, золото поступит в казну графа, но и ему перепадет шесть золотых. Теперь оставалась последняя часть задания — отвезти последних шестерых пленников храмовникам. По прикидкам Моэрта он успеет это сделать еще до заката, к тому же устроив часовой привал в самый разгар жаркого дня. А на обратном пути, когда не нужно следить за пленниками, можно остановиться на ночь и в придорожной гостинице, благо здесь есть как раз такая вполне ему подходящая. И племянница хозяина трактира не откажется провести с ним предстоящую ночь.

Лайс лежал со связанными за спиной руками и смотрел в потолок повозки. Сегодня он даже не обращал внимания на боль в стертых до крови запястьях. Он ведь не глухой, да и другие мальчишки прекрасно слышали последние слова этого негодяя Моэрта, которые он сказал работорговцу, выходя из их камеры. Их везут оркам-храмовникам, а те передадут своим жрецам для совершения обряда жертвоприношения. Еще недавно это его не касалось и он, когда речь заходила о жертвоприношениях, даже не задумывался об этом. Ну, жертвоприношения, они существуют в Атлантисе, но это где-то далеко и не имеет к нему никакого отношения. А теперь он скоро узнает все это сам. Ему перережут горло. Или сбросят в раскаленную пасть медной статуи, и он живьем сгорит. И ничего сделать уже нельзя. Вязать они умеют. Но даже если и удалось бы сбросить веревки, разве сбежишь от десяти солдат на лошадях? А если кинуться на одного из них? Гибель от меча — благородная гибель. Но и этого не будет. Солдат даже меч не будет обнажать. Просто его оглушит. И тогда снова путь к ужасной и позорной смерти. Смерть. Значит, так и не удастся отомстить за убийство отца, рабство матери и Тирта. И никто не продолжит их род.

Баронесса Фрастер, бабушка Грейта и Энрика рассказала внукам, его друзьям, что ждет его младшего брата. Вчера, когда баронессу и старую графиню втолкнули в их камеру, она долго о чем-то разговаривала с его друзьями, а они странно на него посматривали. Потом, уже сегодня утром Грейт и Энрик ему все рассказали. Тирта ждет не просто рабство, он не сможет стать мужчиной. Никогда, даже если выживет. Еще баронесса сказала, что шестилетних мальчиков, проданных в рабство, в Хаммие так дрессируют, да-да, слово-то какое — дрессируют, что они забывают все: дом, родных, старую жизнь, думают только об одном: как не разгневать хозяина, как ему угодить.

Лайсу особенно стало обидно даже не за свою предстоящую неотомщенную гибель, а за Тирта, которому скоро предстоит ползать перед мерзким хаммийским хозяином. Лучше смерть, чем такая жизнь. Но смерть ждет его, а не Тирта. Если бы Лайс попал к хаммийцам, то он постарался бы убить как можно больше этих грязных тварей, прежде чем убили бы его. Но ему четырнадцать и он крепкий парнишка, а Тирту всего шесть. И они его сломают. В шесть лет и его, Лайса, сломали бы. Братишка, маленький шалопай Тирт, он вырастет мерзким жирным евнухом. Хорошо, что отец погиб, не узнав об их судьбе.

Солнце пылало алым цветом на западе, когда тряска прекратилась. Упала задняя стенка повозки, солдаты стали по одному стаскивать своих пленников на землю. Рядом стояло несколько орков-храмовников, удовлетворенно похрюкивающих. Один из них вдруг подошел к Лайсу и схватил его за бок.

— Мясистый!

Другие орки радостно загомонили. Солдаты тем временем закрыли повозку, вскочили на лошадей и поехали в обратный путь, оставив узников одних с орками. Те, достав тупые короткие копья стали подгонять людей к одноэтажному зданию. Внутри него располагался длинный коридор с выходящим к нему десятком дверей. Женщин увели в одну из дверей, а мальчишек загнали в другую. В сильно пахнущей нечистотами камере орки сноровисто начали перевязывать пленников. Теперь руки крепко связывались спереди, а после этого прицеплялись за крюки, вбитые в толстые бревна на расстоянии выше человеческой головы. Узники оказывались в стоячем положении, могли немного двигать ногами, но ни сесть, ни лечь было нельзя. И главное — не могли причинить друг другу вред. А ведь Лайс надеялся, что ночью он попросит друзей себя задушить. Уж лучше такая смерть, чем смерть баранов, покорно ждущих, когда им перережут горло.

Видимо, такая мысль пришла не только ему, потому что Грейт сказал вслух:

— Все предусмотрели. Я слышал, что от храмовников нельзя уйти. И зря не верил.

Так мальчишки простояли, бодрствуя длинную-предлинную ночь. В узенькое оконце уже светило утреннее солнце, а орков всё не было. Лайсу было мучительно стыдно, перед рассветом он уже не мог терпеть и обмочился. А еще баронет Венсан! Хотя, теперь он простолюдин. Просто Лайс. Чернь, от которой всегда чем-то воняет, как от него сейчас.

Только ближе к полудню открылась дверь и в комнату вошли орки. Они сноровисто стали развязывать пленников, которые от усталости буквально падали на пол. Но принесли четыре куска черствого грубого хлеба и большой кувшин воды. Раньше на такой хлеб они и смотреть не стали бы, но теперь набросились с остервенением. Голод есть голод. И только-только успели все доесть и вдоволь напиться воды, как вошло еще двое орков, судя по поведению первых, эти были более старшими среди них.

Один из орков ударами тупого конца копья заставил мальчишек встать, а вновь пришедшие стали осматривать пленников.

— Эти двое нас устроят, — сказал орк, показывая на Лайса и Грейта.

— Давай возьмем и этого, — ответил ему второй орк, указывая на Энрика.

— Слабый он.

— Нет, просто усталый. Довольно крепенький. Все равно место есть. Нужен второй в связку. А не справится, тогда съедим, — и оба орка радостно захрюкали.

— Ладно, берем троих. А этого в храм Паа, — показал орк на маленького виконта.

Мальчика, схватив за худенькую шею, потащили из комнаты, а Лайса и двух братьев опять сноровисто связали, оставив одних.

— Куда они его?

— Ты же слышал. В храм Ужасного Паа. Там убивают, перерезая горло.

— А нас? Сожгут в храме Великого Ивхе?

— Странно, но не похоже. Вроде, мы им зачем-то нужны. Мы должны с чем-то справиться. Если не справимся, то тогда съедят.

Так они простояли почти до вечера. Снова появились два орка. Развязали, дали хлеба и воды. Удобства были здесь же, в углу камеры, почему так и пахло. Орки вообще гигиеной не интересовались, часто гадили почти там же, где и ели. А затем мальчишек снова связали, но уже так, чтобы они могли лежать. Наконец-то можно уснуть. Мальчишки спали до утра, на рассвете их разбудили, снова покормив и напоив, а затем погнали во двор. Там уже стояло двое мужчин и высокий подросток. Мужчинам как раз заканчивали надевать двойную рогатину, прочно фиксирующую головы, руки же орки связали им за спиной.

Подойдя к мальчишкам, орки схватили Грейта и прицепили его таким же образом к высокому парню. А затем скрепили в рогатину и Лайса с Энриком. Да, умеют храмовники вязать, отсюда не сбежишь. По двое орков встали спереди и сзади маленькой колонны пленных и путь мальчишек в неизвестное начался.

На исходе второго дня пути показалась полоска воды. Большая река. Неужели Барейн? Куда их ведут? Не обратно же в Лоэрн? Нет, пленников подвели к покачивающемуся на воде небольшому судну, сняли с них рогатины, но руки не развязали, и слегка подталкивая в спину, заставили пройти по широкой доске на корабль, где их сразу спустили в трюм. Через некоторое время судно стало покачиваться сильнее. Плывем! Но куда? Вверх или вниз по реке? Наверное, вниз, не чувствовалось дружных рывков гребцов. Кораблик плыл по течению реки. Но что там ближе к устью? Полоса полупустынной каменистой земли, за ней Хаммий. Но он дальше к востоку, а Барейн сворачивал на юго-запад. И между местом, где река впадает в море и побережьем Хаммия прибрежные воды изобилуют мелями и острыми подводными камнями. Почему хаммийцы и предпочитают поездку через полупустыню путешествию по морю.

Но, возможно, храмовники другого мнения и предпочитают более опасное путешествие поездке через раскаленное пекло, которое представляет сейчас летом полупустыня. В Хаммие тоже были храмы Паа и Ивхе, но неужели там не хватает своих людей для жертвоприношений? Уж рабов-то в Хаммие больше, чем где-либо в Атлантисе. Или их все-таки решили продать в хаммийское рабство? Но тогда почему маленького виконта не взяли? Он-то, по словам того работорговца, среди мальчишек ценился больше всех. Непонятно. Оставалось только ждать и чуть-чуть надеяться. Человек всегда надеется до последнего, всегда хочется верить в чудо.

Сколько дней они плыли Ларс потерял счет, находясь в темном трюме, изредка открываемом для сбрасывания все того же черствого хлеба. Вода, давно уже не свежая и противно теплая была тут же в небольшой бочке. Руки им развязали сразу же, как погрузили в трюм. А вот чашек или кружек не дали и приходилось пить, черпая воду горстями. Да и удобства были тут же, в одном из углов. Но пленники уже как-то с этим смирились, не замечая жары и ужасной вони.

Сквозь дрему Лайс почувствовал, что корабль стоит на месте, но это продолжалось совсем немного и они снова поплыли, но уже недолго и снова остановились. Распахнулся люк, вверху ярко сияло солнце. Орки сбросили в трюм веревку с узлами. Лайс, выбравшийся наружи, с облегчением вдыхал свежий морской ветер. Морской? А ведь точно, это море. Их корабль стоял на причале то ли большого острова, то ли выдвинувшегося далеко в море мыса. Впереди кругом была вода, только далеко на горизонте виднелась небольшая полоска земли. А ведь там север и это значило, что где-то там Лоэрн, и их действительно привезли на остров.

Лайс ожидал, что сейчас им снова свяжут руки за спиной и всунут в рогатины, но этого не произошло, их просто повели вниз на берег. Уверены, что не сбежим? Почему? Бежать некуда? Значит, остров в море.

Пленников глубь острова сопровождало всего двое орков. Дорога была покрыта булыжником, такое не часто встречалось в Атлантисе. То там, то здесь от нее отходили развилки, но шли не долго, выйдя на площадь. Около одного из домов, со стороны где тень, лежало с полдюжины людей. Даже не людей, а то, что от них осталось. Без рук, без ног, отрубленных под основание, лица были обезображены — отрезаны уши, кончики носов, выколоты глаза. Впрочем, один глаз каждому был оставлен, просто Лайс не сразу это заметил, так как они были закрыты. Только один человек, точнее то, что он него оставалось, смотрел на него с невыносимой мукой и какой-то дикой тоской и обреченностью одновременно. Лайс не мог оторвать взгляд от глаза изуродованного мужчины.

— Смотрите внимательно. Все они пытались сбежать. Но отсюда никому это не удавалось. Всех ловят и оставляют в таком виде здесь. Быстро умереть на колу не дадим, — и орк удовлетворенно захрюкал.

— Но тот, кто хорошо работает, тот хорошо кушает и живет долго, — продолжил его спутник.

— Насмотрелись? Теперь пойдемте, я вам покажу ваш новый дом.

Пройдя несколько домов, орки ввели пленников в большой дом, даже, скорее, не дом, а сарай. Сразу же ударило в нос запахами пота и немытых человеческих тел. Вдоль стен протянулись ряды двухярусных лежанок. Орки ушли, а к пленникам подскочил мужчина средних лет, сразу же не понравившийся Лайсу.

— Я Бримо, помощник старшего загона. Будете меня слушаться. Кто не слушается меня, тот слушается мою плеть.

Надсмотрщик оглядел вновь прибывших, и скривившись сказал:

— Что-то народ в Атлантисе совсем измельчал. Если ты не будешь выполнять урока, — обратился он к Энрику, — то супа получишь мало и быстро попадешь в суп, — Бримо громко рассмеялся, посчитав это удачной шуткой. — Садитесь в центре и ждите вечера.

Когда стало темнеть, в бараке появились местные обитатели, волосатые и с заросшими бородами. Все они были в разнообразных лохмотьях. Несколько из них, одетых чуть лучше других, подошли к новеньким, с интересом их рассматривая. Особенно их заинтересовали мальчишки, точнее, их одежда, добротная и еще не истрепавшаяся. Но лица у них были расстроенные.

— Что за коротышки? Ничего не влезет.

— А вот у этого, — показав на Грейта, — размер может и подойдет.

— Не-а, разве что Пентюху. Эй, Пентюх, гляди, твой размерчик.

Из-за спин мужчин появился худощавый мужичек, который подошел к Грейту и начал ощупывать его одежду.

— Что хочешь за нее?

— Ничего.

— Так отдашь?

— Нет!

— Я его застолбил, — обратился мужичек к остальным, — если не будет выполнять урок, то помогать буду я.

— Да, бери, нам она мала.

Стоявшие вокруг мужчины стали быстро расходиться: в их сторону шел дородный мужчина с плетью на поясе. Посмотрел на вновь прибывших, скривился и распорядился: "Спать будете там", указав рукой на свободные лежаки. Лайсу с братьями досталась лежанка на втором ярусе, откуда они могли наблюдать за жизнью обитателей барака. Кто-то лежал, некоторые уже храпели, кто-то в углу что-то стирал, кто-то играл в самодельные кости.

Прошло некоторое время, и Бримо ударил в маленький медный гонг. Все разом зашевелились, спящие тотчас проснулись, обитатели барака потянулись в сторону входной двери. Там на нескольких широких полках лежали глубокие миски, которые и стали разбирать. Пошли вслед за всеми и мальчишки. Въехала повозка с большим котлом на ней. Бримо большим деревянным черпаком стал разливать похлебку в миски, выдавая каждому по большому куску все того же внешне непритязательного хлеба. Получили свою порцию и мальчишки.

А похлебка, к удивлению Лайса, оказалась неплохой. Или это он так изголодался по горячей пище за все дни пути с их однообразной едой в виде черствого хлеба? В похлебке даже оказались кусочки мяса. Прежде чем начать есть его, он спросил у сидящего рядом на корточках подростка, чуть постарше его:

— А это что за мясо?

Тот перестал есть и поднял на Лайса усталые серые глаза.

— Ты ешь, не бойся, не человечина. Это точно.

— Спасибо, — вежливо ответил Лайс.

Еще совсем недавно, несколько седьмиц назад разве он был способен на такие слова простолюдину? Он же баронет! Сейчас уже нет, баронетом был раньше, до смерти отца. И тут его вдруг озарило, и как это он не додумал раньше? Ведь в момент смерти отца он из старшего баронета стал бароном. Бароном Венсан. Недолго он был бароном, но — был! Бывший барон Венсан, а сегодня Лайс, мальчишка-раб. Раб у храмовников. Такой же, как и все вокруг него. А еда была сытная, он впервые за несколько седьмиц наелся.

Сдав пустые миски, люди стали расходиться по своим лежанкам. Улеглись на своих местах и мальчишки. Но уснуть не удалось. Неожиданно в противоположной стороне раздался мальчишеский голос:

— Пожалуйста, не надо!

Присмотревшись, Лайс увидел того самого мальчика, которого он спрашивал про мясо в похлебке. Мальчишку тянул в сторону какой-то рослый мужчина, а тот продолжал всхлипывать. Он завел его за блок лежанок, и Лайсу не стало видно, что там происходит. Но он отчетливо слышал стоны, а спустя некоторое время появился всхлипывающий мальчишка, утирающий рваным рукавом слезы. Он забрался на второй ярус и Лайс видел как у того долго вздрагивали плечи.

— А что это там было? — спросил он у молодого парня, лежащего на лежаке через небольшой проход от их лежанки.

Тот пожал плечами и равнодушно ответил:

— Задолжал.

— Чего задолжал?

— Работать надо, урок выполнять, — сказал парень и повернулся к Лайсу спиной.

Лайс ничего не понял, но дальше спрашивать было не у кого.

Утром после плотного завтрака их погнали на работу. Лайса пристроили в пару в молодому рослому мужчине, который первым делом скептически осмотрел его.

— Меня зовут Длинный Бак, будешь делать то, что я покажу. И не смей лениться. Урока нам не дают, но если ленишься, получишь плетью от загонщика. Легонько. Но в конце седмицы если накопишь провинности, то получишь плетей всерьез.

— А что делать-то?

— Доски подбирать по размеру. Твоя задача их подтаскивать.

Первый рабочий день бывшего барона Венсан, а ныне раба храмовников Лайса начался. Не с привычки было тяжело, но сказались уроки в замке, когда Лайс по полдня бегал в кольчуге по двору замка, размахивал мечом, скакал на лошади, одним словом рос не хлюпиком.

Когда солнце поднялось к зениту, Длинный Бак остановил работу.

— Отдых.

Старший напарник принес кувшин, жадно напился, и откуда-то достав кусок хлеба, стал его жевать. Лайсу ужасно хотелось пить, даже проснувшийся голод не чувствовался из-за жажды. Но он только облизал потрескавшиеся губы и отвернулся от напарника.

— А ты чего не пьешь? — вдруг спросил тот, не переставая жевать?

— А можно?

— Конечно. Эта вода для всех.

Лайс с жадностью набросился на теплую воду, но она казалась самой вкусной из всех, что он пил раньше. Длинный Бак отломил кусок от своей оставшейся краюхи и протянул Лайсу.

— Бери. Без отдачи.

— Спасибо. А днем здесь не кормят?

Напарник лишь рассмеялся.

— Ты откуда свалился, парень? Купеческий сынок, одежда богатенькая. А?

Лайс только молча покачал головой.

— А это остров?

— Угу.

— А что здесь все делают?

— Корабли.

— И много?

— Очень.

— А для кого корабли? Для Хаммия?

— Почему для Хаммия?

— В Атлантисе на кораблях плавать не принято. Я что-то не слышал.

— А много ты слышал? Сколько тебе лет? Пятнадцать, шестнадцать?

— Четырнадцать.

— Ого. А выглядишь старше. Или крепкий такой. Не сын кузнеца, часом?

— Нет. А правда, что отсюда не сбежать?

Длинный Бак с насмешкой посмотрел на Лайса и сказал:

— И не думай, парень. Кто пытался, сейчас лежат на площади с одним глазом.

— А если кто-то смог сбежать? Как узнать: сбежал или поймали, разве храмовники скажут правду? Может пробовали сбежать больше людей, чем те шестеро?

— Другие, кроме этих, тоже убегали. Только им повезло — или утопли, или акулы сожрали, или сами убили себя, чтобы обрубками не жить.

— Акулы?

— Угу. Их здесь много. Храмовники специально подкармливают. Вплавь на бревне не уплыть. Нужна или лодка или плот. Видел полоску земли на севере?

— Видел. Это Атлантис?

— Нет, до Атлантиса ой как далеко. Там остров, узкий и очень длинный. Если бежать, то его не миновать. А там храмовники ждут.

— А если взять далеко в сторону и его обогнуть, чтобы не видели?

— Умнее всех что ли? Такие же умники пробовали, и не раз. Но плот всегда прибивает обратно. Плывут день, другой на запад, а оказываются снова здесь. Почему — никто не знает.

— А если на юг?

— Нет там пути.

— Как нет?

— А так. По кругу получается.

— А если на восток?

— Там тоже остров, его отсюда не видно, но с другой стороны видно хорошо. Остров небольшой. Обитаемый.

— И что там?

— Никто не знает. Те, кого прибивало туда, возвращались без языков. Чтобы не рассказали, что они там видели. Все, хватит болтать, а то схлопочешь от загонщика.

Плетью Лайс все-то получил один удар. Было больно, но кожа не лопнула. А вот Энрик получил за день целых четыре удара, один из которых кровянил. В барак они с Длинным Баком вернулись вместе с основной группой. Но некоторые появились только перед раздачей пищи. И тот мальчик тоже. Он шел, тяжело передвигая ноги, а рядом с ним тот мужчина, что бил его накануне. Лайс узнал, что его зовут Гриф. После ужина повторилась вчерашняя сцена.

Когда на следующий день в полдень он спросил об этом у Длинного Бака, тот злобно выругался и сказал:

— Малец не жилец.

— Как?

— Он стоит на заготовке гвоздей. Там урок положен, а он такой, что не каждый взрослый сможет выполнить, куда там мальцу. Вот он и остается сверх времени, но куда там.

— А урок это что?

— Это сколько гвоздей надо отделать за день. Попробуй помахай целый день молотом.

А через несколько дней в полдень к Лайсу подошел мужчина с бородой, густо обсыпанной опилками, работал, значит, на пилке досок.

— Пару фиников хочешь получить?

— А что надо делать?

Мужик хищно усмехнулся и сказал Лайсу то, отчего у него потемнело в глазах.

— Ах ты, негодяй! — и удар кулака свалил мужика с ног.

Лайс с побагровевшим лицом нависал со сжатыми кулаками над мужиком, а тот испуганно отползал.

— Что здесь такое? — И раздался громкий, но холостой щелчок плети. Это был старший их загона, Гризли.

— Я ему предложил два финика, а он в ответ ударил. Чуть зуб не выбил.

— Но этот мне сказал такое…

— И что? Ты не в благородной семейке родился.

Лайсу сразу расхотелось что-то говорить еще.

— Что мне с тобой делать?

Повернувшись к мужику, сказал:

— Черепок, ты пострадал. С обидчика вира. Дашь ему один удар плетью по голой спине. Сейчас будешь? — Надсмотрщик протянул свою плеть мужику.

Тот задумчиво глядя на Лайса, сказал:

— Нет, подожду.

И уже обращаясь к мальчику, сказал:

— Один сильный удар плетью, который рассечет кожу спины, и в придачу два финика. Подумай. Я пока подожду. Но не долго.

И тут до Лайса, наконец, дошло, что было с тем мальчиком в бараке. Ну и негодяи, что Черепок, что Гриф.

— А что, таких здесь много? — спросил Лайс у Длинного Бака, когда Гризли и Черепок ушли.

— Нет. Но есть. В долг не влезешь, никто тебя не тронет.

— Даже Гризли?

— А у него женщины есть.

— Какие женщины?

— А кто еду готовит, загонщиков обстирывает? У Гризли своя каморка есть, туда и приводит. Даже помощникам достается. Молодые, свеженькие, — Длинный Бак мечтательно замолчал.

— И много их здесь?

— С полсотни наберется. Каждую луну новых привозят.

— А старых куда?

— К оркам в суп. Как родят, через пару-тройку месяцев вместе с младенцами. У орков молочные младенцы лучший деликатес. А ты что так про женщин заинтересовался? Не про твою честь.

Лайс вспыхнул.

— Откуда ты про мою честь взял?

— А ты что, из благородных будешь? — Длинный Бак странно посмотрел на Лайса.

— Барон. Бывший. Теперь раб.

Реакция Длинного Бака была странной. Он почему-то с ненавистью смотрел на мальчика.

— А что случилось, Бак?

Тот продолжал молчать, а потом сказал:

— Из благородных. Барон. Если бы с тобой эту седьмицу не делил хлеб, удавил бы.

— За что? Что я тебе такого сделал?

— Все вы бароны такие.

— Но я не такой. И если тебя кто-то из знати обидел, то не я же. Меня тоже сюда не простолюдины сунули. Негодяй граф.

— Ладно, живи. А про свое благородство помалкивай. Таких как я здесь найдется. Долго не протянешь.

Отношения с Длинным Баком с тех пор не наладились, он был холоден с Лайсом и говорил только то, что требовалось по работе.

Где-то через седьмицу тот мальчик из барака не смог встать на работу, а вечером, когда Лайс вернулся в барак, его уже не было. А на следующий день во время перерыва возле Лайса появился Черепок в сопровождении Грифа. Лайс встал, а Гриф неожиданно схватил своей сильной рукой Лайса за шею, поволок куда-то в сторону. Рядом суетился Черепок.

— Не хотел добровольно, щенок!

Лайс даже не успел испугаться, как Черепок, а за ним следом и Гриф полетели в разные стороны — это вмешался Длинный Бак.

— Что здесь у вас опять? — Это появился старший загона Гризли.

— Да эти мальца хотят попортить, а тогда какой из него работник?

— И верно. Вы двое марш на место, с вами я разберусь в конце седьмицы.

Затем Гризли посмотрел на Лайса.

— С тобой все время что-то происходит. Сейчас получишь новое место работы.

— Куда его? — спросил Длинный Бак.

— При кузне на гвоздях вчера место освободилось.

Значит, тот мальчик умер. Длинный Бак говорил, что не всякий взрослый выдержит. Что же с ним теперь будет?

Вторую половину дня Лайс учился обрабатывать тяжелым молотком заготовки для гвоздей. Гризли сказал, что сегодня урока давать не будет, а с завтрашнего дня Лайс должен делать девяносто гвоздей за день. И так целую седмицу. После с него будет спрос за урок в полном объеме — а это уже сто гвоздей.

Когда к концу следующего рабочего дня Гризли подошел к Лайсу, заканчивающего складывать обработанные гвозди, надсмотрщик спросил:

— Сколько сегодня сделал.

— Восемьдесят девять.

Брови у Гризли удивленно поползли вверх.

— Кто помогал?

— Никто. Я сам.

— Ну-ну, — только и ответил Гризли и ушел дальше проверять итоги рабочего дня.

— Удивился, — тихо сказал Лайс сам себе. — Попробовал бы ты с девятилетнего возраста подержать на вытянутых руках тяжелые мечи. Молоток, конечно, будет тяжелее, но здесь поднял, ударил, несколько мгновений отдохнул, а там я в последний год уже без особого труда подолгу держал мечи. Хотел меня сгнобить здесь? Не получится. Я еще тебя переживу. Сбегу отсюда. И отомщу Тарену.

Глава 11 1000 год эры Лоэрна

На грязной и кривой улочке Гендована, а город и состоял в основном из таких улочек, в малоприметном доме в тот вечер собралась компания из шести людей. Это была верхушка воровского мира города. Был сам Хитрец, главный из них, остальные были его помощниками. Из известных нам лиц Пиявка оказался и самым молодым из них. Остальные были заметно старше.

Эта встреча ничем не отличалась от предыдущих, на которых главари преступного мира обсуждали те или иные дела, которые попадали в круг интересов их сообщества. На этот раз бандитов интересовал барон Ронбайс, точнее не сам барон, а его дом в Гендоване. Барон был богатым феодалом и его замок в герцогстве по праву считался одним из самых сильных и укрепленных. Земли баронства были расположены далеко к югу от Гендована, местность считалась безопасной от нашествий орков, которые в голодные годы пытались грабить земли северных вассалов герцога Гендованского. А раз безопасной, то и люди с удовольствием селились на такие земли. Больше людей, больше податей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что барон имел в стольном городе герцогства большой и хороший дом, хотя предпочитал жить у себя в замке.

Говорили, что барон был немного странным. Ему, когда он жил в городе, часто снились какие-то странные сны, которых барон почему-то пугался. Многие из них, по словам барона, сбывались. Он говорил, что это у них наследственное в роду. Наверное, поэтому и предпочитал Ронбайс жить в замке.

Вот об этом доме и шла речь на воровском сборище. Барона в городе нет уже давно, а в доме несли охрану всего двое стражников. И надо полагать, бдительность их притупилась. А потому появилась возможность ограбить дом барона, представлявшийся в глазах бандитов лакомым кусочком.

Но и два профессиональных солдата, даже без кольчуг, которые они, надо полагать, снимали на ночь, были для бандитов серьезным противником. Да и вряд ли они откроют двери дома незнакомцам в ночную пору. А если и откроют, то смею уверить, будут в кольчугах и с мечами в руках.

— Человек десять потеряем, но будет ли толк в том?

— Нам нужно, чтобы дверь была открыта, а охрана была без кольчуг. Так?

— Если пробраться в дом незаметно и попытаться открыть дверь, то получается неплохой шанс.

— На окнах первого этажа ставни и охрана там же, на первом этаже. Проснется и порежет любого, кто попытается пролезть в окно.

— Есть второй этаж, забраться туда можно по карнизу, но окна там узенькие, никто из наших не пролезет. Зато окна второго этажа, что на уличной стороне, явно шире, но карниза нет и туда не взобраться. На крышу тоже не залезть.

— Мальчишкапохудей мог бы пролезть в те оконца?

— Хороший вариант, а затем? Ему не открыть дверь дома, запоры крепкие, силенок не хватит.

— Но мальчишка мог бы пройти в комнату с широкими окнами и сбросить веревку вниз, а там кто-нибудь из наших, кто половчее, поднимется по веревке на второй этаж. Затем спустится и откроет дверь.

— А если солдаты проснутся? Ему не выбраться.

— Взять кого-нибудь из рабов?

— Спалится и выведет на хозяина, здесь нужен свободный.

— Пообещать тому двойную долю, желающие будут.

— А мальчишка? Всех мальчишек из удач повязали и отправили к храмовникам. Кого-то из новеньких? Нет. Здесь нужен ловкий, а новенькие еще сосунки, даже воровать не умеют, двоих поймали на первом же деле. А остальные еще хуже.

— Мальчишка рискует гораздо больше всех. Если зашумит, то солдаты его возьмут там же на втором этаже. Может попасться, когда будет искать комнаты с широкими окнами. Они, наверно, еще и запертые. Шума будет много. Так еще нужно спуститься на первый этаж, где будут охранники, пройти мимо них и открыть дверь. Риск большой. Ставлю один к десяти, что спалится.

— Дело опасное. Сейчас мальчишки Бычары или Ржавого сгодились бы.

— Лучше Бычары, им зарезать — раз плюнуть, а в доме, может, придется и ножиком помахать.

— Ну, Бычара со своими, уже давно кормит орков.

— Странно с мальчишками получилось. Всех сразу замели. И отдали храмовникам. Я навел справки, приказ шел от герцога. И приказ жесткий. Так, Зеленый?

— Ага. Ни Бычару, ни Ржавого выкупить не удалось. Отказались от десяти серебрянок за каждого из них. Даже слушать не захотели про выкуп. Такого раньше никогда не было.

— А я одного из них выкупил. За две серебрянки.

Бандиты удивленно и заинтересованно уставились на Пиявку.

— И кого?

— Калеку одного из удачи Ржавого. Кличут Обрубком. Безрукий.

— И когда это было?

— Уже после того, как всех отдали храмовникам. А этот остался в темнице, уже помирал.

— А на кой этот живой труп тебе сдался?

— Да не мне. Мальчишке одному из удачи Ржавого. Он уцелел, вот и пристал: выкупи, да выкупи. Отработает за мою доброту. Возьмем на это дело.

— А он шустрый?

— Шустрее некуда.

— А убить сможет?

— Этот сможет.

— Но почему повязали всех наших мальчишек из удач? И от выкупа отказались? Мне непонятно. А непонятное тревожит. Чую, что здесь что-то не так.

— Тебя потому и кличут Хитрецом. Чуешь опасность ты знатно.

— Не подлизывайся. А лучше объясните мне эти непонятки с мальчишками. Я слышал, что тогда накануне стража взяла двух мальчишек Бычары. Так, Пиявка?

— Было дело. Купца хотели грабануть, да попались.

— Ножи пустили в ход?

— Нет. Никого не порезали.

— А когда всех остальных повязали?

— Да через день после этого.

— Что еще было у мальчишек из дел в те дни?

— Ну, как обычно.

— То есть ничего особенного, ничего странного? Резали или грабили кого из знатных?

— Из знатных никого. Даже кошельки не срезали.

— Непонятно, с чего это герцог разъярился.

— Разъярился?

— А ты что думал? Просто так стража отказалась от двадцати серебрянок за выкуп? Герцога боялись. Что-то его сильно припекло… А что за купец, которого те хотели грабануть?

— Купец как купец. Из Ларска, кажись.

— А как они попались?

— Он засаду устроил.

— Он что знал?

— Они накануне у него какое-то письмо стащили. Значит, насторожился.

— Подожди, Пиявка. Так эти идиоты решили повторно грабануть?

— Ну, да.

— А что за письмо?

— А я знаю? Кто-то заказал, вот они и забрались к нему в комнату и стащили.

— Кто может знать?

— Бычара знал, его мальчишки. Но все они кормят орков.

— А этот шустрый, который выкупил второго, он мог знать?

— Откуда? Он же с удачи Ржавого. А они враждовали друг с другом.

— Приведи-ка мне завтра с утречка этого мальчишку. Как его кличут?

— Сашка.

— Заодно посмотрю, сгодится ли он в завтрашнем деле. Только приведи не сюда, а к дому бондаря. Незачем ему знать про эту норку.

На следующее утро, когда Сашка еще спал, в дом, где раньше располагался мальчишеский притон, а теперь жил он один, попытались войти, но дверь оказалась запертой: Сашка не хотел неприятных сюрпризов, а потому держал дверь на запоре. Раз войти не удалось, то гости стали стучать.

Сашка тотчас проснувшись, первым делом зарядил арбалет, а потом задал вопрос:

— Кто там?

— Пиявка. Открывай!

— Зачем?

— Забыл что ли? Должок за тобой.

Пришлось открывать. Хоть и опасно, но выхода нет. Иначе потом просто подстерегут и по голове треснут или просто зарежут.

В дом вошли двое. Пиявка и тот его охранник с бандитской мордой. Оба настороженные. Вошли и разошлись в разные стороны.

— Это они арбалета боятся, — догадался Сашка.

— Ты мне должен. Пора должок отрабатывать.

— И как?

— Сегодня вместе пойдем один дом брать. Заберешься по карнизу на второй этаж и пролезешь в окно, окна там узкие, нам не пролезть. Потом впустишь нашего человека. И твоя работа сделана.

— И я не буду ничего должен?

Пиявка рассмеялся.

— Разве такая мелкая работа стоит жизни? Но часть долга отработаешь. Но это вечером, а сейчас тебя ждет Хитрец.

— Зачем?

— Посмотреть на тебя хочет. Дело вечером серьезное будет.

Сашка вздохнул и пошел. А что еще оставалось делать?

Уже через полчаса Сашка входил в ничем не примечательный дом на одной из окраин города. Хитрец, главарь местного воровского мира, изучающе смотрел на Сашку, а тот безбоязненно рассматривал Хитреца. А чего бояться? Если захотят убить, значит, убьют, бояться всех и всего из-за этого?

— Всех повязали, а тебя нет. Как это так?

— Сбежал.

— От стражников?

— Да.

— Интересно. И как это у тебя получилось?

— Друг бросился им под ноги, вот я и успел сбежать.

— А безрукого почему выкупил?

— Он и бросился стражникам под ноги.

— Понятно. А скажи-ка, Сашка, ты слышал о мальчишках Бычары, которых поймали люди купца?

— Слышал.

— Дальше говори.

— А чего говорить? Дураки они, второй раз пошли грабить в одно место.

— Говори.

— Они накануне письмо у купца выкрали, а второй раз через день полезли туда снова. Вот и попались.

— А что за письмо такое?

— Им кто-то пообещал несколько серебрянок, если письмо выкрадут.

— А кто пообещал?

— Не знаю, — Сашка решил не рассказывать всю правду, иначе пришлось бы говорить и об их слежке за домом Зорта-Зорга и про свою куртку и про все остальное. — Но, думаю, что письмо не простое.

— А почему ты так думаешь?

— За простое письмо столько не платят.

— Тебе Пиявка говорил про сегодняшнее дело?

— Говорил.

— Ладно, можешь идти.

Когда Сашка с Пиявкой ушли, Хитрец обратился к Зеленому:

— У этого мальчишки ума побольше, чем у Пиявки. Ты-то это понял?

— Ну.

— Письмо, что украли у того купца было не простым. И вряд ли в нем шла речь о купеческих делах. Что-то в нем было особое. Вот и зачистили всех мальчишек. Выясняли, кто оплатил заказ, а потом, чтобы концы в воду, сдали всех храмовникам…

После ухода от Хитреца Сашка в тот день в лес не пошел, а навестил Дара. К нему он ходил каждый день, но уже ближе к вечеру, а здесь пришел днем. Рассказал другу о том, что ему предстоит. Тот немного подумал и ответил.

— Сашка, я ведь Пиявку знаю давно, с первых дней, как оказался в этом городе. Он был старшим в удаче, еще до Ржавого. Дрянь порядочная, с гнильем. Подставить может не задумываясь. Как бы там не было так гладко, как Пиявка описал.

— Но идти-то нужно. И я боюсь, он знает, где находишься ты.

— Почему?

— Он о тебе ничего не спрашивал. Принес тебя без сознания, а теперь даже не поинтересовался, что с тобой?

— Действительно, — Дар все больше и больше мрачнел. — Если бы у меня сняли повязку, то можно было уйти из этого города, а так… я пока не ходок.

— Ладно, не переживай, я буду осторожен. А пока возьми золотой, так, на всякий случай.

— Ты что, Сашка?

— Пригодится. Может, выкупать теперь меня придется тебе…

На дело Сашка взял с собой арбалет, завернул его в грязную холщину. Тяжелый, большой, но так надежнее.

— Что это ты взял с собой? — спросил один из мужчин.

— Арбалет. — Ответил Сашка, твердо смотря тому в глаза.

— Ого!.. Действительно, шустрый… Значит так, заберешься на второй этаж, найдешь комнату с окнами на улицу, они широкие, откроешь окно и кинешь веревку. Вот он, — мужчина показал на молодого крепкого парня, — заберется по веревке к тебе, остальное его работа.

— В доме кто-нибудь есть?

— Тебе, что, Пиявка ничего не сказал?

— Нет.

— Двое солдат, поэтому не шуми. Но они на первом этаже. Жердяй спустится вниз и все сделает сам. Если не сможет открыть нам дверь, то беги через окно.

Арбалет, конечно, сильно мешал, но Сашка за эти несколько недель с ним уже сроднился, привык к нему. С арбалетом за спиной Сашка, близко прислоняясь к отвесной стене, пробрался к оконцу, аккуратно вырезал ножом слюду и попытался проникнуть внутрь. Но не тут-то было. Арбалет мешал. Сбросить вниз? Шум, услышат. Поэтому пришлось изворачиваться чуть ли не наизнанку и, держа на вытянутых руках арбалет, лезть в оконце. Надо, же, пролез! Теперь отдышаться. На всякий случай взвести арбалет, наложить болт и искать комнату с большим окном. А чего ее искать? Коридор второго этажа как раз упирался в такое окно. Снова срезать слюду, теперь закрепить веревку о выступающий угол лестницы, сбросить ее вниз, Жердяю.

Жердяй, тяжело дыша, с трудом взобрался по веревке к Сашке на второй этаж. Затем достал нож и стал осторожно спускаться вниз. Пару раз лестница противно скрипнула, но вот он уже внизу. Дальше Сашка услышал щелк запора, звук открываемой наружной двери и шум внутренней двери на первом этаже — это проснулась охрана. Послышались крики, лязг мечей и протяжный крик.

Сашка спустился до середины лестницы вниз. Двое бандитов лежали с раскроенными черепами, Жердяй постанывая, зажимал колотую рану в боку, из которой текла струйкой кровь. Один из стражников, держась левой рукой за раненый бок, лениво отбивался от двух бандитов, но другой воин теснил сразу четверых. Еще один, а это был Пиявка, стоял сзади и медленно пятился к открытой двери. Вот еще один из четырех упал с дырой в животе. А раненый солдат, изловчившись, выбил кинжал из рук одного из двух бандитов, чуть не отрубив тому пальцы. Сейчас бандиты побегут, а он, Сашка, останется здесь один. Если он бросится спускаться по веревке, то окажется на улице как раз перед открытой дверью и тогда большой шанс, что попадет в руки солдату, когда тот кинется преследовать оставшихся в живых бандитов. И тогда всё!

Сашка поднял свой арбалет, поймал в прицел спину солдата и выстрелил. Так Сашка убил второго человека в своей жизни. И первого — осознанно. Смог бы он нажать на спусковой крючок, если бы не тот убитый им хаммиец? Сашка не знал ответа. Убийство торговца до сих пор представлялось Сашке каким-то нереальным сном, но ведь оно было, поэтому он сейчас легче воспринял убийство им солдата. Так было надо! Тем более он же солдат, готовый постоянно рисковать своей жизнью. И еще такие вот солдаты продали его в рабство, а другие отвели к храмовникам, а еще другие схватили мальчишек и отправили их на смерть. Почему он, Сашка, должен жалеть? Солдат его точно не пожалел бы. Или ты или тебя. Это правило этого мира.

Оставшиеся пятеро, да еще и державшийся сзади Пиявка, быстро добили раненого солдата. Потом разбежались по дому в поисках ценных вещей.

— Ищите в разных местах. Только дураки прячут ценности в одном месте! — крикнул вдогонку Пиявка.

Сашке было боязно подойти к убитому им человеку, но там был его болт. Надо бы вытащить, ведь у него оставался в запасе всего один, но Сашка так и не решился, не смог.

Бандиты тем временем уже несли награбленное, да их уже не шесть, а больше, когда еще другие подошли? А Жердяй по-прежнему скулит, крови под него натекло. Один из бандитов подошел к раненому и вонзил тому нож в горло. Вот только сейчас Сашка испугался. Нет, не за себя, просто столько жестокостей и смертей одновременно…

— Эй, парень — обратился к Сашке один из бандитов, — чего застыл? Делай ноги!

Шли долго, по каким-то пустынным улочкам. Пришли. Пустырь, развалюхи на нем. Хитрец подозвал Сашку и сказал:

— А ты молодец. Будет толк… если к храмовникам раньше времени не попадешь.

Все негромко засмеялись.

— Держи. Заработал. — И сунул Сашке в ладонь золотой.

— Сколько же они заработали на этом деле? — подумал Сашка.

— Я его провожу, дорогу покажу, — вдруг проявил участие Пиявка.

Пройдя вдвоем до конца пустыря, Пиявка сказал:

— Этим утром жди меня за окончательным расчетом. — И посмотрел на ладонь мальчика, сжимавшую золотую монетку. — Твой дом отсюда недалеко, вон в той стороне.

Сашка долго не мог уснуть, а задремав, постоянно просыпался от каких-то кошмаров, вспомнить которые он не мог. Только под утро пришел нормальный сон. Пришел и ушел со стуком в дверь.

Зарядив арбалет последним болтом, Сашка открыл дверь и отступил в угол комнаты, зайдя за стол.

— Ну, пора делать окончательный с тобой расчет. Как ты думаешь, твоя жизнь стоит золотого?

Сашка презрительно скривился и кинул золотой Пиявке.

— Всё?

— С тобой всё. Теперь с Обрубком.

— Я за него с тобой рассчитался с лихвой.

— Это была плата за его спасение. Конечно, он таких денег не стоит, но ты сам назвал цену.

— А сейчас что ты хочешь?

— Шесть лет я, а потом Ржавый кормили этого бездельника.

— Но он отдавал всё, что заработал.

— Плата два медяка в день, а отдавал он меньше. И его кормили, давали кров, заботились о нем.

— Кров? Холодный пол. Заботились?..

— Кто же такого вонючку пустит на лежаки? И заботились, волосы стригли, чтобы не выглядел как раб.

— Видел я как стригли. Насмехались. И кормили так, что он с голоду умирал.

— Надо было больше зарабатывать. Он мне должен и я с него возьму.

— Две медянки?

Пиявка покачал головой и ответил:

— За месяц он недоносил по двадцать медянок. То есть полсеребрянки. За год уже шесть серебрянок. За шесть лет золотой.

— За шесть получается тридцать шесть серебрянок.

— А проценты?

Сашка замолчал.

— Значит, так, — продолжил Пиявка. — За Обрубком золотой. Отдашь, долгов больше не будет. Отдашь, отработав на деле.

— С меня взял золотой, ладно, золотой за жизнь. Но кроме золотого я еще и на деле был. Значит, вчерашнее дело идет в оплату за Дара.

— Нет. Вчерашним делом ты отработал проживание в этом доме. Дом-то не твой, а удачи. То есть мой. А сегодня вечером пойдешь ещё на дело.

Сашка поник головой. Да, попал в кабалу…

Днем Сашка был уже у друга. Рассказал ему все, что произошло. И про убийство солдата. И про требования Пиявки.

— Переживаешь. Вижу. Но ты правильно поступил, что выстрелил. Если не ты, то тебя. Я бы тоже так сделал, только мне уже не суждено: нечем. А Пиявка всегда был гнидой. И насчет двадцати медянок в месяц он наврал. Я ведь вначале больше нормы приносил. Маленький совсем был, вот и жалели, кидали в миску. А потом все меньше и меньше. А Пиявке всё было мало. Он меня специально избивал, чтобы выглядел более жалостливо. За эти годы он столько должен был накопить… Ловкач в тот первый день, когда с ребятами тебя ограбил, тебе половину вернул. Так?

— Так.

— А Пиявка в первый день у меня отобрал всё. Даже на одежду посматривал, только она уже вся изорвалась. Чтоб его самого ограбили!

— Постой, Дар. Он же должен где-то хранить свои деньги. Там вчера он сказал подельникам: "Только дураки хранят все в одном месте". Может быть, деньги у него в разных местах? В его доме только часть. Вот только где другие места? Проследить бы. Только как? Увидит, что следим и ножом…

— Сашка. Вот какое дело. Когда мне отрубили руки, Пиявка стал меня брать с собой ходить по городу. Но чаще он заходил в один дом, не дом, лачугу какую-то. Я там стоял на стреме. Что он там делал, я не знаю, но он там был один, это я точно знаю. И мне строго наказывал, чтобы я молчал, иначе грозился уши отрезать.

— И ты думаешь…

— А что ему там делать одному? И зачем скрывать от всех?

— А тебя зачем брал?

— Я же маленький был. Стоял на стреме. Никому не болтал. И без рук. Ничего не возьму. Ребята постарше, может быть, и догадались бы. А мне тогда вообще было не до чего. После палача-то.

— Ты найдешь дорогу туда?

— Постараюсь. Через седьмицу заканчивается плата лекарю, и мне отсюда надо будет уходить. Лекарь сказал, что через два-три дня будет снимать повязку. И голова уже не болит. Рана на лбу почти заросла. На месте клейма теперь будет большой шрам. Только ты эту седьмицу, братик, продержись. Хорошо?

— Ладно.

А вечером за Сашкой зашел подельник Пиявки и отвел его на какой-то пустырь. Здесь кроме Пиявки было еще два человека явно бандитского вида. Шило и Таракан, как их назвал Пиявка.

— Будешь стоять на стреме. В случае чего стреляй из арбалета.

А потом Пиявка ушел, оставив Сашку с тремя его бандитами. Сашка думал, что они снова будут грабить чей-нибудь богатый дом, но, к своему удивлению, бандиты так и не вышли за пределы района трущоб. Оставив Сашку на какой-то улочке, они тихонько свернули в переулок. Отсутствовали недолго, вскоре вернувшись. Напарник Пиявки шел налегке, а Шило и Таракан несли что-то большое в мешках за спиной.

— Интересно, что же они украли? — мелькнула мысль у Сашки. А еще через полчаса, вернувшись на пустырь, Сашка увидел ворованное. Это оказались две девочки, одна чуть помладше Сашки, а другая более старшая. Девочки были без сознания.

— Не сильно их оглушили, а? — спросил возникший сзади Сашки Пиявка.

— Не-а, в самый раз. Мы аккуратненько.

— Ну, смотрите у меня! Свою серебрянку получите после того, как со мной расплатятся. — После чего девочек связали и снова засунули в мешки, которые унес вслед за Пиявкой его напарник.

— А куда это он их унес? — спросил Сашка у оставшихся бандитов.

— Так это… продавать.

— Как продавать? — опешил Сашка.

— Как продают? В рабство.

— Да ты не боись, — продолжил другой бандит, Таракан, — девкам повезло. Купит их хаммиец, в гарем, значит. Будут их там и кормить и поить. Красота!

— Да, девкам везет, — поддержал напарника Шило. — На прошлой седьмице мы так же двух парней ошеломили. Вот их в Хаммие отдадут на рисовые поля. А там с рассвета и до заката по колено в воде, да и солнце палит нещадно. Нет, девкам везет.

Сашка злился на себя и молчал. А что говорить-то? Сам виноват, что полез в сообщники работорговцев. Нет, больше он туда ни ногой. Дара на днях забирает и прочь из этого города. В других местах, наверное, не лучше. Но хоть там Пиявки не будет. А ведь точно — Пиявка! Вот как ко мне присосался — не отдерешь.

На следующий день Сашка снова был у Дара и рассказал о случившемся прошлой ночью. Дар помрачнел и сказал.

— Я это знал. Ну, про дела Пиявки. Да и все мальчишки знали. У нас некоторые были из тех семей, которых Пиявка в рабство сдал.

— Как это?

— Видишь ли, он похищает людей незаконно, поэтому и получает только часть платы за раба. А спросом пользуются молодые сильные мужчины или парни, этих всех продают кого куда, на тяжелые работы. Там сила и выносливость нужна. А с мальчишек какой навар? Они, конечно, со временем подрастут, но надо их кормить. Потому Пиявка берет только сильных. Девушки и девочки тоже высоко ценятся. Этих продают на юг.

— Ну и гады!

— Сашка, ты мне рассказывал о том, как тебя с другом выставили на продажу. Покупали сильных мужчин и парней, молодых девушек и девочек? Так?

— Точно. На нас с Овиком внимания почти не обращали.

— А ты заметил, что в нашей и других удачах были только мальчишки?

— Ну…

— Они же из беспризорных, у кого семей нет. Сироты. Многие из семей, которых Пиявка в рабство захватил. Мальчишки. Но ведь должны быть и девчонки сироты. А ты их много видел?

— Совсем не видел. И среди слуг-рабов встречались только мальчишки.

— Девчонок продают на юг. Выгодно. А мальчишки-сироты пополняют удачи. За год каждый может принести доход пахану по несколько серебрянок — это намного больше, чем если их сдать за бесценок рабовладельцу.

— Пиявка их сиротами сделал, родных в рабство продал, а они на Пиявку работают!

— А куда им деваться? И все, кто из-за Пиявки стал сиротой, все в рабы Пиявке, а потом и Ржавому пошли. После того, как их поймали и клеймили. Сломались, смирились. Свободных среди них нет.

— Или слабаками с самого начала были… Хотя… Я, может быть, тоже сломался бы, попади я на их место.

— Ты?!

— Да, я. Мне до сих пор стыдно, как я трусил. А потом… просто так получилось… словно у меня что-то внутри щелкнуло… просто дошло до упора… я посчитал, что лучше смерть, чем такая жизнь… Я все равно трус. Боюсь…

— На ножи бросаешься и трус? Нет, Сашка, даже самые храбрые и те боятся. Боятся, а кидаются в неравную схватку. В этом отличие труса от смельчака. Трусы боятся и бегут, прячутся. А смельчаки, как бы ни было страшно, идут вперед. Просто нужно один раз решиться. А те сироты не смогли. Но Пиявка все равно дождется, нарвется на мстителя… Э-эй… что я сейчас подумал. А ведь этот гад понимает, что могут отомстить, вот и отбирает ребят. Все сироты пошли в рабы, а у нас в удаче, я припоминаю, за эти годы было еще несколько мальчишек, тоже из сирот. Но свободные. Они куда-то исчезли. Смелые, ни разу не попадались.

— Ты думаешь, что Пиявка их убил?

— Или продал в рабство. Так вернее. Он же очень жадный. Понял, что они не сломаются, вырастут и отомстят.

— Жаль, что я тогда не выстрелил из арбалета. Сейчас бы выстрелил…

Несколько прошедших дней для Сашки были спокойными, никто не приходил, никуда на дело не звали. Конечно, хотелось бы думать, что про него забыли, но думать так могли только очень наивные люди. Сашка наивным уже не был. И, кстати, правильно. Хоть его и оставили временно в покое, но не забывали. Тот же Хитрец, спустя несколько дней после ограбления дома барона, спросил у Пиявки:

— А откуда у мальца арбалет?

Пиявка даже не знал, что ответить. В первый раз, когда он увидел арбалет в Сашкиных руках, перепугался он знатно.

— Ну, что молчишь?

Эх, надо что-то говорить, затягивать с ответом нельзя.

— Арбалет, наверное, купил.

— Купил? А ты знаешь, столько стоит такая детская игрушка? Не меньше золотого.

— Мальчишка зарезал купца Абсана.

— Шустрый мальчик. Из него толк выйдет. А с виду худой, слабый. Сделать его старшим над новенькими?

— Боюсь, как бы не взбрыкнул.

— Может?

— С него станется. К тому же, сам сказал, что слабый. А удачу надо силой держать. Или ножом. Силы нет, значит или он тех, кто сильней его, на нож поставит или его зарежут.

— Жаль, что мальцов почти не осталось, а то любопытно было бы посмотреть, чья взяла бы…

Через неделю, действительно, как и сказал Дар, он ушел от врача практически выздоровевшим. В тот же день друзья пошли по поиски той лачуги. Нашли место, но уже наступал вечер. Идти внутрь не решились — а если там кто-нибудь живет? Запомнит в лицо, а Пиявка сразу потом догадается. Поэтому решили проследить, установив круглосуточное наблюдение. Хотя бы на день. Если не будет ничего подозрительного, то следующим вечером они проникнут в лачугу и ее осмотрят.

Так и поступили. За сутки из лачуги никто не выходил и не входил в нее. Когда стемнело, забрались в нее и сразу поняли свою ошибку: внутри темень, а огонь разжигать нельзя: с улицы увидят. Пришлось с сожалением уходить. Решили вернуться в нее утром на рассвете.

Даже при утреннем свете в лачуге было темно и сумрачно. Хотя можно было видеть очертания стен. В стенах тайника быть не могло. На соломенной крыше тоже. Оставался только пол. Сашка с остервенением рыл земляной пол ножом. Вспомнил, что клады чаще зарывают у стен. И вот на глубине расстояния длины ладони во втором углу лезвие ножа стукнуло о дерево. Доска, а под ней сверток из старой полусгнившей кожи. А сверток-то тяжелый! Мальчишки его развязали и ахнули: такого богатства они еще не видали. Золотые монетки, пара красивых кинжалов в дорогих ножнах, какие-то золотые украшения: кольца, цепочки, медальон на серебряной цепочке.

Дар не мог отвести взгляд от медальона. Да и Сашке он тоже понравился. На красном, чуть потемневшем фоне, рука, сжимающая поднятый острием меч.

— Мы богаты, Дар. Только надо отсюда уходить, пока кто-нибудь сюда не пришел.

Дар, наконец, отвел взгляд от медальона и согласился с другом. Клад мальчишки отнесли к себе домой, заперли дверь и серьезно рассмотрели свое богатство.

Двенадцать золотых монет. Это очень много. Кинжалы, золотые вещи Драгоценных камней не было, а Сашка почему-то думал, что они найдут всякие там алмазы и рубины, хотя отличить их не смог бы.

— Возьмем по монетке, а остальное спрячем, закопав где-нибудь в укромном месте? — предложил Сашка.

— А можно мне медальон? — спросил Дар.

Сашке тот тоже очень понравился, он даже примерил на себе. Хорош медальон. Но другу отдал, даже не задумываясь. Повесил его на шею Дару, сам медальон засунул внутрь рубашки, а цепочку спрятал за отворотами воротника. Совсем не заметно.

— А нам здесь нельзя оставаться, — заметил Дар. — Пиявка догадается, что это мы его обокрали.

— Откуда? Нас же никто не видел.

— Это так тебе кажется. В трущобах много глаз. Да и мы там наследили. Мои ботинки, твои сапоги — не взрослых людей.

— А ведь ты прав. И что же делать, куда нам идти?

— Мы теперь богаты. Можно остановиться на постоялом дворе.

— Я знаю один. Я там останавливался, когда пришел в город. Гостиница бедноватая, зато цены нормальные.

— Знаешь что, может, нам не стоит останавливаться в бедных гостиницах? Если Пиявка будет нас искать, то может проверить как раз такие вот постоялые дворы. Что нам мешает снять гостиницу подороже?

— Давай.

— Только для дорогой гостиницы у нас вид не подходит.

Да, действительно, Дар и так был одет в свое время в лавке старьевщика не лучшим образом, а теперь после герцогской темницы его одежда и вовсе стала ужасной. Да и одежда Сашки после всех его похождений, после месяца тренировок с арбалетом в лесу вся истрепалась.

Друзья подбирали одежду по своему вкусу. Не новую, конечно, новая съела бы значительный кусок их капитала, а в лавках старьевщиков почти ничего не подходило для их запросов. Сашке очень хотелось одеться так, как одевался Хелг, оруженосец рыцаря. Ему-то одежду подобрали быстрей. Хотел еще взять один из тех двух кинжалов, что они нашли, но удержался и прикупил длинный кинжал из хорошей стали. Совсем стал похож на оруженосца! А вот с Даром было сложнее. И не то, чтобы не могли найти одежду ему по росту, ведь он был такого же примерно роста и сложения, как Сашка. Но Дару захотелось одежды благородных. Медальон что ли так на него повлиял? Только после посещения третьей лавки кое-как ему подобрали одежду на его вкус. Подобрали, одели, и Сашка ахнул, насколько Дар преобразился. И взгляд даже изменился. Осанка, посадка головы — все стало как у благородных.

— Ты стал похож на княжонка, — сказал Сашка.

— Что такое "княжонка"?

— Ну, это в наших краях такой титул. Навроде графского, точнее, что-то типа сына графа.

— О, да, — подтвердил хозяин лавки, — ни дать, ни взять, настоящий виконт.

— Виконт без рук, — мрачно произнес Дар.

А затем они пошли искать гостиницу поприличнее. Нашли. Хозяин гостиницы сам выбежал навстречу мальчикам, и выделив Дара, низко поклонился ему:

— Милорд изволит остановиться на ночлег?

— Да, нам нужна комната.

— Герон, — позвал хозяин работника, — проводи господина милорда с оруженосцем на второй этаж.

— Вот это да! — сказал Сашка, когда они остались вдвоем. — Как он тебе поклонился, а ведь хозяин гостиницы и не бедной. И меня за оруженосца принял.

Несколько дней друзья ничего не делали, хотя на улицу выходили редко, не желая встречи с Пиявкой или его подельниками. Впрочем, те в богатые кварталы и не ходили.

На четвертый день, устав от безделья, Сашка решил пойти за город, продолжить тренироваться в стрельбе из арбалета, благо он купил недостающие болты. Дар еще не до конца оправился от болезни и остался в гостинице. Сашка, взяв с собой еды на день, забрал арбалет с болтами и ушел. Ни вечером, ни на следующий день он не появился.

Глава 12 1000 год эры Лоэрна

Хитрец был доволен вчерашним делом. Ну и что с того, что потеряли четверых от рук охранников — разве они стоят добытого в доме барона Ронбайса? Были бы половчее — не дали бы себя убить. Мясо и есть мясо. Дешевое и всегда с избытком. Не то что золотишко и занятные побрякушки, что выгребли из баронского дома. Сколько бы ни было золота, его всегда мало. А за золото можно купить почти все. Даже жизнь, если золотишка не пожалеть. Хитрец мог купить даже баронский замок. Пусть не Ронбайса, известного гендованского богача, а замок поскромнее. Денег хватило бы, но никогда не купит. Благородных кровей в нем нет, а без этого он как был чернью, так чернью и помрет. Но и чернь бывает разная. Тот же барон, пусть не Ронбайс, а поплоше, победнее, на одного простолюдина даже не посмотрит, грязь тот для него, а другому скажет с почтительностью в голосе: уважаемый. А почему? Потому что тот — богатый купец и денег может дать в рост. А может и не дать. Купец в своем праве. И тогда продавай барон отцовский меч и меняй боевого коня на смирную кобылу.

Хитрец давно уже задумывался, не исчезнуть ли из Гендована и не переквалифицироваться ли в купцы? Купит дом где-нибудь далеко отсюда, сменит имя, наймет кухарку и горничную, конечно, посмазливей, и живи припеваючи, коротай свой век. Но пока еще рано. Он еще силен и власть среди воровской братии держит крепко. Деньги регулярно стекаются со всего бандитского мира герцогства — хочешь, не хочешь, но десятину ему отдай, если не желаешь иметь неприятностей.

А еще денежку, временами немалую, приносят черные старатели. Кто копает могилки, кто вскрывает склепы — это мелочовщики, много ли у мертвых есть? А кто-то работает по крупному. Есть золотые артели, это те, кто золотишко моет. Мало кому везет, но некоторые, их по пальцам сосчитать, жутко богатеют. Значит, жилу нашли. Найти-то ой как трудно, но еще труднее в живых остаться. Узнают, налетят как коршуны — и обильно польют кровушкой золотой рудничок. Золотые старатели до Гендована не доходили — далековато будет. Зато с черными старателями удалось наладить знакомство.

Копались те на местах древних городов, замков, а то и просто курганных захоронений. Дело, конечно, опасное. Местные герцоги и графы и сами были не прочь поживиться разными древностями, но особенно опасны были храмовники. Те с каким-то остервенением охотились за черными старателями. Говорили, что это из-за их веры. Что, дескать, в те древние времена поклонялись не только Великому Ивхе и Ужасному Паа, но и другим богам. И что среди древних находок многие статуэтки и фигурки есть не что иное, как изображения древних богов.

Можно ли верить в эти разговоры? Какой же может быть бог из зайца или из лани? Фигурок таких вот безобидных животных находили много. То ли дело фигура быка, так и пышущая силой и ненавистью? Или фигура пернатого змея? Великий Ивхе и Ужасный Паа! Были, конечно, и другие фигурки. Волки, медведи, драконы. Не им ли поклонялись древние жители Атлантиса? Им, не им, но фигурки, привезенные черными старателями, пользовались спросом у местной знати. Хитрец продавал их купцам, а те, уже с наваром аристократам. И не только в Гендованском герцогстве, но и за его пределы.

Но не ему одному привозили старатели свои находки. Глупо было бы думать иначе. Не он один скупщик и не только его знакомцы роются в старых развалинах. Вот и добыча прошлой ночи, видимо, досталась в свое время кому-то другому из старателей. Другому перекупщику, другому купцу, а потом оказалась у барона Ронбайса.

Когда Хитрец при разделе награбленного рассмотрел внимательнее серебряный череп, он понял, что в качестве своей доли возьмет только его. Хотя на раздел добычи была выставлена золотая ваза и золотой, прекрасно сделанный кубок. Тоже, наверное, доставшийся барону от старателей. Сегодняшние мастера по золоту не умеют делать такие красивые вещи. Всё у них получается топорно и неприглядно.

Когда он выбрал череп, его подельники не смогли удержаться от удивления и радости: разве можно сравнивать золото и серебро? А ваза и кубок были массивны, и каждый из этих золотых предметов был дороже серебряного черепа. Радуйтесь, глупцы, радуйтесь. Только таких или похожих ваз и кубков в Атлантисе было много, а вот серебряный череп, действительно, редкость. Никто о похожем не слышал. Настоящий ценитель заплатит за него столько же, сколько стоят ваза и кубок вместе взятые, если, даже, не больше. Вот и получается, что его подельники глупцы.

А барон Ронбайс тоже такой же глупец. Кто же столь ценные вещи оставляет под присмотром всего двух солдат? Хотя, надо признать, солдаты неплохие. Четырех его парней уделали. И еще положили бы нескольких, если не этот мальчишка с арбалетом. Надо будет присмотреться к нему повнимательнее. С тридцати шагов засадил болтом прямо в сердце и даже глазом не моргнул. И умен. И смел, не каждый осмелится так смотреть ему в глаза. А этот смотрел. Изучающе, с каким-то странным интересом.

Хитрец оставил в покое серебряный череп и решил, что пора ложиться спать. Выпил перед сном бутылку хорошего эля, сваренного гномами и купленную за целых две серебрянки — стоимость жизни того безрукого мальчишки, которого выкупил у стражников этот Сашка. Немного поворочался и вскоре заснул.

Проснулся Хитрец в холодном поту. Такого с ним никогда не было. Какой же дурацкий сон ему приснился! Раньше, если и снилось, то тут же, по пробуждению, забывалось. Оставались какие-то крохи размытых воспоминаний. А здесь он до сих пор отчетливо помнил весь свой сон. Он, Хитрец, прячется поочередно во всех своих убежищах, часть которых вообще никому не известна, а Черный Герцог все равно находит его убежище. В самом конце сна его хватают и волокут к Черному Герцогу. Ну, надо же, что за дурацкий сон! И вообще, причем здесь Черный Герцог? Еще можно было бы понять, что это был бы герцог Гендована, отправивший к храмовникам всю молодую поросль бандитского дна этого города.

Весь оставшийся день и затянувшийся за игрой в кости вечер Хитрец не мог отделаться от навязчивого сна. Он выпил пять бутылок эля, не гномьего, а обычного, неважно сваренного, зато дешевого. Но от этого только разболелась голова, а настроение лишь ухудшилось. Менять место ночлега Пиявка не стал. Уже глубокой ночью он ввалился в дом, кое-как зажег свечку, чтобы раздеться. Его взгляд упал на серебряный череп, и от этого ему стало еще хуже. Надо будет его завтра хорошенько спрятать, а то, не ровен час, кто-нибудь приделает черепу ноги. В другой раз он только рассмеялся бы такой шутке, но теперь лишь озлился.

Проснулся Хитрец на рассвете и снова в холодном поту. Правой ноги он совсем не чувствовал. Он вспомнил сон и похолодел. Со страхом взглянул на край лежанки и облегченно выдохнул. Обе ноги были целыми и невредимыми. Тогда почему он не чувствует правой ноги? Хитрец нагнулся, протянул руки и испуганно отшатнулся, нога была холодная, как ночной мрамор. И он окончательно вспомнил сон. Ужасный сон.

Хитрец висел, привязанный за руки перед человеком. Почему-то он был уверен, что этот человек Черный Герцог, хотя вчера он не разглядел во сне его лица. Но это был он, зловещий пиренский герцог. И Хитрец висел перед ним, а ноги болтались перед открытым ящиком, на дне которого сидела большая и голодная крыса. Сидела и посматривала на его ноги. А затем Черный Герцог дал сигнал человеку, стоящему за спиной Хитреца, тот стал опускать веревку, а Хитрец опускаться вниз. Он попытался согнуть под себя ноги, но это не удалось, они не сгибались из-за планки, привязанной к коленям. Крыса выжидательно замерла, он даже почему-то видел один ее блестящий глаз. Затем крыса подпрыгнула и впилась Хитрецу в ступню правой ноги. Он дико закричал, а крыса с остервенением стала рвать его ногу, кровь из которой была фонтанчиком. И в этот момент Хитрец проснулся.

Что за ужасный сон, мучающий его уже второй день? Может быть, это от эля? Надо будет пока прекратить пить, так ведь можно и допиться.

Следующие несколько ночей к облегчению Хитреца прошли спокойно, ему вообще ничего не снилось, и он почти успокоился. В один из вечеров, сидя с подельниками, речь зашла о том мальчишке с арбалетом, Сашке. Арбалет, между прочим, стоит недешево, откуда он у него? Хитрец задал этот вопрос Пиявке, на что тот сказал, что мальчишка, оказывается, зарезал хаммийского купца Абсана. Такого мелкого и худосочного пальцем можно перешибить, а туда же, в убивцы пошел. Так просто взял и зарезал уважаемого купца, как будто комара прихлопнул. Действительно, шустрый мальчик. Что же с ним делать. Задача!

Ночевать Хитрец пошел снова в свое старое убежище. Но вначале достал из тайника серебряный череп и долго на него смотрел. Какой мастер его сделал, и в какие времена? Или это работа гномов? В этих размышлениях Хитрец не заметил, как задремал. Во сне ему почему-то приснился Пиявка. Тот ходил вокруг дома, где спал Хитрец и умоляюще кричал, просил, чуть ли не требовал отдать ему серебряный череп. Отдать в качестве компенсации за какой-то медальон у него украденный. А рядом стоял мальчишка с арбалетом и целился в серебряный череп.

Когда Хитрец проснулся, сон не исчез, не забылся, а помнился как наяву. Опять повторяется? Но те сны были с какими-то кошмарами. До утра Хитрец, промучившись, так и не заснул, а ранним утром пошел за город. Весь день он провел на речке, на пару раз отлучаясь в близлежащую харчевню. К вечеру, отдохнувший и посвежевший, Хитрец у входа в дом столкнулся с Пиявкой. Тот был явно не в себе.

— Что там у тебя?

— Обокрали меня, Хитрец. Тайник вскрыли, золотишко унесли.

— Только золото? — упавшим голосом спросил Хитрец? Он надеялся на утвердительный ответ Пиявки, но понимал, что сейчас тот скажет совсем иное.

— Безделушки были, пара кинжалов.

— Что за безделушки? — всё еще с надеждой спросил Хитрец, но вся его суть уже понимала, что Пиявка скажет о медальоне.

— Да колечки всякие, медальон…

— Что за медальон? Откуда?

— Да давненько я его взял. Снял с одного мальчишки. Ничего особо ценного в нем нет. Простая позолота, цепочка серебряная.

— И что ты от меня хочешь? Компенсацию?

Пиявка просто опешил.

— Ты что, Хитрец?! Я просто пожаловаться пришел, горе свое сообщить. Сейчас буду искать этого гада. Уже перекупщиков известил. Как только что появится из украденного, сразу мне сообщат.

— Ну, ладно. Ты иди, у меня здесь еще дела.

Зайдя в дом, Хитрец бросился к тайнику и снова достал череп. Что же это такое? Вещий сон! Почти вещий. Откуда ему было знать про медальон у Пиявки? И про то, что его обворовали? Правда, Пиявка не требовал компенсации, но это на словах. Как бы Пиявка его самого пограбить не решился. А мальчишка с арбалетом? Он здесь причем? Вещий сон… А первые два, с Черным Герцогом? А если и они вещие? Хитреца всего передернуло.

Тут ему вспомнились разговоры про барона Ронбайса. Тому тоже снились странные сны. И эти сны сбывались. Хитрец осторожно, как ядовитую вещь, положил серебряный череп на стол и смотрел на него с опаской и неприязнью. Неужели все эти сны из-за черепа? Точно, гномы его сделали, лишь бы напакостить людям. Хитрецом его назвали не зря. Скольких он пережил, а все потому что он осторожный, сломя голову без разбора никогда вперед не лез. Вот и сейчас он лихорадочно обдумывал ситуацию. Если сны вещие, то за ним охотится или скоро будет охотиться сам Черный Герцог. Найдет, схватит и отдаст на корм крысам. Бежать? Наверное, но не сломя голову, подготовиться надо. Он все равно думал это сделать в будущем. Считал, что еще рано, но, видать, судьба настала.

А что делать с черепом? Продать купцу? Но тогда он уже не увидит вещих снов и не узнает об опасности. Но с другой стороны обладать таким артефактом ой как опасно. Как только узнают, тотчас же пойдет за ним охота. В смысле, охота и за черепом и за ним, его владельцем. Но Ронбайс жив-здоров, почему же за ним, Хитрецом, начнут охотиться? Значит, немного времени у него все-таки есть. Ну, что, посмотрим еще один сон?

Хитрец сам был не рад, что решился лечь спать рядом с этим проклятым черепом. Сколько можно этих кошмаров? На этот раз ему приснился этот мальчишка, Сашка. Только явно постарше и в плечах пошире. Верхом на отличном скакуне, в дорогих доспехах мальчишка с интересом рассматривал его, Хитреца, а ему было крайне неудобно от этого, но отвести взгляд он почему-то не мог. Мальчишка ему спокойно кивнул головой, Хитрец наконец отвел взгляд и увидел виселицу, на которой кто-то висел. И этот человек был знакомым. Ему захотелось узнать, кто же это. Хитрец пошел, обходя ее, заходя с другой стороны. Покачивающееся тело слегка повернулось, и он увидел лицо повешенного. Его собственное лицо. А дальше он проснулся.

Этот мальчишка буквально преследует его. Лихорадочно засунув череп в схрон, Хитрец выбежал из дома. Этот и следующие два дня главарь гендованских бандитов развил бурную деятельность, готовясь к отъезду. На третий день к нему зашел Прыщ и сообщил, что герцог разыскивает их общего знакомого — мальчишку по имени Сашка, обещая за его поимку целых десять золотых.

И Хитрец понял, что пора уходить. Значит, не зря ему все время снился этот мальчишка. И он, Хитрец, покачивающийся на виселице. Завтра утром после открытия городских ворот надо уезжать. Бежать!

Весь вечер он паковал вещи. Сколько же их набралось! Часть пришлось оставить, не везти же за собой обоз? Одна телега с лошадью и несколько тюков с самыми ценными вещами. Достал он и серебряный череп, хоть и не хотел этого. Посмотрел неприязненно и засунул на самое дно тюка с одеждой.

Когда пришла пора спать, то лег на лежанку с опаской — что еще приснится? А приснился ему Зорг. Знал его Хитрец не очень близко. Аристократ, но не местный, скользкий тип. Зорг стоял перед Хитрецом и пытался достать руками кого-то, кто стоял за спиной Хитреца. Хитрец обернулся и увидел опять этого мальчишку Сашку, но тот был почему-то не со светлыми волосами, а с черными. Почему у него черные волосы? Хитрец удивленно посмотрел на Зорга, хотел тому что-то сказать и опять обернулся назад. Теперь у мальчишки были ярко-рыжие волосы. Что у этого Сашки творится с волосами? Со стороны Зорга раздался стук. Хитрец снова повернулся к нему, но вместо Зорга стоял Черный Герцог и в руках у того былаклетка с крысой. Крыса смотрела на Хитреца и равномерно громко била хвостом о стенку клетки. И Хитрец от этого стука проснулся.

Было утро, но не раннее. В дверь стучали. Он вытащил кинжал и засунул его в рукав, после чего осторожно приоткрыл дверь. На улице стоял Прыщ.

— Чего тебе?

— Хитрец, тут этот, из благородных, Зорг, тебя ищет. Чего-то хочет. Чего ему сказать?

— После полудня пусть приходит в нашу харчевню.

— Ну, так я пойду ему скажу?

— Иди, Прыщ, иди.

Дождавшись, когда Прыщ уйдет со двора, и немного выждав, Хитрец начал быстро перетаскивать собранные вещи в стоящую с тыльной стороны дома телегу. Вывел и запряг лошадь и немедля выехал в сторону городских ворот. Зорг его так в харчевне и не дождался.

Почти целый месяц Хитрец добирался до герцогства Лакаска. Лакаска находилось на крайнем западе Атлантиса. Точнее, почти на крайнем. Западнее был Дикий Лес, достигающий западного побережья. Лес с такими громадными деревьями, что срубив которое, на месте сруба можно было разместить, к примеру, харчевню. В лесу обитали эльфы, и вход для человека туда был заказан. Поэтому, если кто-то хотел достичь западного побережья, то нужно было идти далеко в обход, огибая Дикий Лес. К югу от Лакаска располагались гористые пустоши, обитель разного рода старателей, бандитов и просто изгоев. Рабы, сумевшие сбежать сюда от своих хозяев, становились по умолчанию свободными. Просто на них не обращали внимания. Хотя, если бывшие рабы становились на пути кого-нибудь из сильных мира пустошей, то о свободной жизни можно было забыть, их тут же брали в оборот, обращая снова в рабов. Хорошее место, это герцогство Лакаска. Хорошее для таких беглецов, как Хитрец.

По приезде в столичный город, Хитрец на первых порах остановился на постоялом дворе, но опыт воровской жизни подсказал ему, что оставаться надолго нельзя, слишком подозрительными были физиономии владельца двора и его работников. Уже на второй день пребывания в Лакаска Хитрец присмотрел небольшой, но весьма добротный домик. Вроде и не рядом с центром, но и не район, близкий к трущобам.

Устроился, распаковав несколько тюков, сделал пару схронов. В тюке с одеждой лежал серебряный череп. Как ни хотел трогать его Хитрец, а пришлось, разбирая тюк. С содроганием, в ожидании очередной порции кошмаров, лег на лежанку и вскоре заснул. В этот раз ему снился его новый дом. Стояла ночь, в углу потолка дальней комнаты раздвинулись доски, появились две человеческих ноги, затем туловище и вот человек, легко соскочив на пол комнаты, достав из-за пазухи длинный нож, крадется к его комнате. А из щели потолка появляется еще одна фигура, за ней третья. Трое мужчин явно бандитской наружности уже стоят рядом с лежанкой Хитреца. Взмах ножом и из пробитого горла льется кровь. Его кровь.

Хитрец, как и раньше, проснулся в холодном поту. Видение было настолько реальным, что взрослого и привыкшего ко всему бандита стала бить дрожь. Инстинктивно Хитрец схватился за рукоять меча, только это придало ему немного уверенности. Не успел он отдышаться, как услышал в районе крыши дома какой-то шорок. Хитрец полностью обратился в слух. На крыше точно кто-то был. Шорох понемногу смещался в сторону дальней комнаты дома.

Хитрец осторожно, чтобы не скрипнула лежанка, поднялся и тихо вышел из комнаты. Постоял в задумчивости перед входом во вторую комнату, и что-то решив, тихонько юркнул за угол. И вовремя. Во второй комнате раздался легкий стук, скрип половицы и в проеме комнаты появился человек, который аккуратно двигался к входу в первую комнату. За его спиной появился второй, а потом и третий. Есть ли еще люди? Если верить серебряному черепу, то убийц было трое. Не успел третий бандит войти в комнату, как Хитрец шагнул из коридора и погрузил свой меч в спину несостоявшегося убийцы. Тот захрипел и упал. Второй бандит успел только развернуться, как новый взмах мечом поразил и его. Оставался всего один бандит, который не стал бросаться в проход, а занял оборонительную позицию рядом с лежанкой.

Хитрец шагнул в комнату и направил меч в сторону врага, вооруженного всего лишь длинным ножом. Преимущество было полностью на стороне Хитреца. Бандит это тоже понимал и смотрел затравленно, но совсем не обреченно. Этот будет драться до конца, решил Хитрец.

Бандит вдруг посмотрел за спину Хитреца и не очень громко крикнул:

— Баловник, бей ему в спину!

Любой другой на месте Хитреца обязательно повернул бы голову назад и постарался развернуться и уйти в сторону. На это и рассчитывал бандит, собираясь броситься на Хитреца, который должен был открыть ему свою спину. Но Хитреца недаром так прозвали. Он только сдвинулся в сторону, но голову, а тем более туловище не повернул. Для бандита это было неожиданностью, тот как-то опешил, чем и воспользовался Хитрец, сделав два шага вперед и ткнув мечом в грудь бандита. Тот неуклюже взмахнул руками и повалился на пол. Только тогда Хитрец обернулся назад: серебряный череп его не обманул, больше бандитов не было.

Не зажигая света, Хитрец перетаскал трупы в дальнюю комнату, а сам остался в маленьком коридорчике, где и просидел, бодрствуя до утра. Бандитов могло быть больше, и их подельники могли оставаться на улице. Но по тишине, стоявшей во дворе, бандитов там не было.

Когда после рассвета в комнате стало светлее, Хитрец начал собирать обратно вещи. Взял в руки и серебряный череп, который спас ему жизнь. Не будь черепа, то этой ночью бандиты зарезали бы его, присвоив все заработанное Хитрецом в Гендоване. Бандитов могли скоро хватиться и попробуй докажи, что они хотели его убить. Он убил трех человек, жителей Лакаска. Будь Хитрец уважаемым купцом, то никаких вопросов у стражи и не было, даже похвалили бы его, но он не купец, известный другим. Да и по его физиономии стража поймет род занятий Хитреца. А за убийство полагается смертная казнь или отправка к храмовникам. Поэтому, пока не прочухались, нужно быстро делать ноги из города. С домом, конечно, придется попрощаться, обошелся он ему в довольно приличную сумму, но лучше потерять меньшую часть денег, чем все деньги вместе с головой.

Если его хватятся, то будут искать на восточном или северном тракте. Пусть ищут, а он поедет на юг. Лето уже подходит к концу, скоро начнется сезон дождей. Но здесь они теплые, не то что в Гендоване. Времени на обустройство, хоть осталось и мало, но все же есть.

Дожди застали Хитреца еще в дороге. Он давно промок до нитки, последняя бутылка доброго эля была выпита вчера. Хитрец уже начал сожалеть, что не поехал в один из городов Лакаска. Сейчас бы сидел в теплой комнате, грелся у камина и потягивал кружку эля. Но ведь так думали и его преследователи, а погоня должна была быть, Хитрец это чувствовал своим звериным инстинктом, выработанным за несколько десятков лет жизни в воровском мире Гендована.

Ему еще повезло, что местность была каменистой, а значит, дорога еще не превратилась в грязное болото. Впереди показалась развилка. Одна из дорог шла вправо, где виднелась покрытая зеленью равнина с небольшими рощицами деревьев, разбросанными по всей ее площади. Дорога налево шла, наоборот, на подъем и вела в гористую местность, впрочем, не лишенную растительности. Хитрец, недолго думая, повернул налево, разумно посчитав, что по правой дороге он далеко не уедет после нескольких дней проливного дождя. Левая же дорога была с вполне доступным путем.

Начало уже смеркаться, хотя до вечера было далеко, но затянувшие небо темные тучи заметно ослабили видимость. Возможно, поэтому Хитрец не заметил жерди, перегородившей дорогу на уровне груди человека. Лошадь наткнулась на нее и остановилась. Он огляделся вокруг и придвинул к себе меч. Больше всего он опасался стрелы или арбалетного болта — от них уже не спасешься. Но все оставалось по-прежнему, и был слышен только шум дождя.

Хитрец подождав немного, стал периодически покрикивать, стараясь привлечь к себе внимание. Где-то через полчаса, когда стало еще темней, появилось несколько теней. Два человека осталось стоять на том же месте, а двое других пошли в обход.

— Проверяют, нет ли засады, — решил Хитрец. Через некоторое время один из двух людей, ушедших в обход, появился у Хитреца за спиной.

— Ты кто? — услышал он хриплый голос.

— Путник. Весь продрог. Обсушиться бы.

Подошел и один из двух остававшихся на месте. Судя по уверенным движениям, старший среди них.

— Зачем приехал?

— Ищу место, где могли бы приютить.

— И зачем ты нам?

— Пригожусь.

— И какая от тебя будет людям польза? Что умеешь?

— Меч могу держать. И еще чего-нибудь вспомню.

— Из беглых?

— Нет, рабом не был. Клейма нет.

— Ладно, погрейся немного.

Убивать сразу не стали — уже хорошо. Золото он спрятал под дном телеги — просто так его не найти. А что еще с него взять? Лошадь? Это они всегда могут отобрать. Меч? Вроде, у них и свои есть. Был еще серебряный череп, но тот лежал на дне мешка с тряпьем.

К нему на телегу сели двое, один правил лошадью. Ехали совсем недолго, остановившись у подножья большой возвышенности. Даже в наступившей вечерней темноте было видно, насколько она крутая. Слезли, показали место, куда поставить лошадь — навес не очень большой, но со стороны дороги незаметный. После повели Хитреца, нагруженного своими тюками вверх по тропинке.

— А зачем им меня там убивать, когда вот он, сам все несет? — Хитрец напрягся, опасаясь нападения, но ничего не происходило. Зашли в какой-то ход, широкий, в рост человека. Ход повернул в сторону, еще поворот и вот они в пещере, озаряемой пламенем костра. Двое возле костра, еще несколько человек спали в разных концах пещеры.

Появившийся следом за ним старший кивнул Хитрецу головой в сторону костра. Тот понял, сбросил тюки в сторону, расстегнул вымокшую насквозь накидку, снял сырую рубашку. Затем полез в один из мешков, в тот, в котором лежали старые его вещи. Демонстративно перебрал их, как бы показывая, что поживиться у него особенно нечем. Выбрал рубашку покрепче, надел ее. То же самое проделал со штанами. После присел с краю костра рядом с живительным теплом.

Потом снова встал и взял уже другой мешок. И снова прилюдно копался в нем, показывая незамысловатый скарб. Хитрец не зря получил такое прозвище. Другой на его месте набил бы в мешки вещи подороже, и лежал бы с пробитым горлом где-нибудь у подножья горы. А так все обитатели пещеры видели, что брать у него особенно нечего. Разве что лошадь, да меч.

Хитрец, перестав копаться в мешке, достал из него кусок сырого хлеба, почти расползавшегося в его руках, и кусок вяленого мяса.

— Не желаете, люди добрые, присоединиться? Только с хлебом у меня незадача вышла — отсырел. А мясо? Что с ним сделается? Разве что стухнет, но вроде еще ничего, — Хитрец понюхал кусок и вопросительно посмотрел на людей.

— И куда ты путь держишь?

— А туда, где меня еще не было. Хочу где-нибудь остановиться. Найти добрых людей, глядишь, и сам им сгожусь.

— У нас хочешь остаться?

— Можно и у вас, если не прогоните.

— Мы старатели и у нас закон для всех. Первые три года работать на одного из нас. Будем платить. Плата будет с того, что соберешь. Через три года можешь сам работать на себя.

— Что собираете-то?

— Травку, милый, травку.

Э, да они собирают траву забвений! Ее еще называют странным словом… хачху! Редкая травка. Даже он, главный в воровском мире Гендована, не держал ее в руках, только слышал. На этой травке можно озолотиться, если знать, где она растет. Эти, выходит, знали. И денежки у них водятся, раз такую дорогую травку собирают. Это не оборванцы, готовые перерезать горло из-за позеленелой медянки. И его убивать им незачем. Наоборот, он им еще сгодится. Лишний меч в таких делах, что у них, не помешает. И словно прочитав его мысли, старший ватаги старателей спросил:

— Мечом хорошо владеешь?

— Не воин. Но махать могу. Вроде как получалось, но с воином один на один не сладить.

— И то хорошо.

За несколько дней, пока шли дожди, Хитрец перезнакомился со всеми членами ватаги, узнал где и как добывают хачху. Оказывается это листья кустарника, выше роста человека. В начале лета на кустарниках уже появляются красные ягоды с семенами. Вот эти семена и высаживают в тенистом месте не позднее конца июля. Если позже, то в сезон дождей семена или только-только появившиеся ростки вымоют потоки воды. Когда побеги хачху вырастут по человеческое колено, то их пересаживают в мягкую почву под яркое солнце. Обычно бывает три сезона сбора листьев. Самый обильный — по окончании сезона дождей, а дожди должны уже скоро закончиться. Еще собирают листья в середине зимы и в конце весны. Зима в этих местах теплая, даже на склонах гор снега не бывает. Постоянно дуют с моря теплые южные ветра, одним словом, раздолье для растений.

Там, в долине, куда уходила правая развилка дороги, живут крестьяне, постоянно бегущие в поисках лучшей доли с севера и востока. Селятся на плодородных землях, успевают собрать пару урожаев, кому-то удается и больше. Но места здесь опасные. И хотя кровожадных орков, как на севере нет, и эльфы не покидают Дикий Лес, зато водится много разбойного люда. Есть охотники за рабами, есть просто дикие лесные жители.

— Как дикие орки?

— Нет, просто дикие. Живут в южных лесах, где нет эльфов, ходят нагишом, и нападают на селения земледельцев. Разоряют, забирают всю живность, зерно, овощи, а людей убивают, срезают кожу головы вместе с волосами. Зато тех, у кого волосы хорошо выбриты, не трогают, брезгуют. Говорят, что обычай брить головы у свободных людей пошел именно отсюда. Вон как ты зарос. Не ленись чаще брить голову, целее будешь. И про меч не забывай. У этих диких только топорики, да ножи. Но учти, они мастерски кидают веревочные петли. Смотри в оба, не зевай. Но сюда они редко забираются, больше по долине рыскают. Здесь другая опасность. Отряды аристократов.

— А этим чего надо?

— Того же, чего и нам. Хачху. Сами не сажают, а только забирают. Да еще и вытоптать норовят. Не нарочно, конечно. Но им-то что? Собрать побольше листьев и обратно ехать. Вроде как из самого Лоэрна приезжают.

— А местные, которые из Лакаска, тоже бывают?

— Эти, вроде, нет. Правда, появлялись тут как-то, но ни с чем и уехали. Не знают, где растет, всё по низине рыскали, думали там.

— И когда можно ждать этих, из Лоэрна?

— А вот считай: через седьмицу дожди закончатся, еще за седьмицу пообсохнет всё, листья соком нальются, можно и собирать. А эти в дождь не поедут, пока доберутся, с седьмицу, чаще две, времени у нас есть.

— Так вы всё оберете, что этим достанется?

— Достанется, не переживай. Мы же не всё обираем. Часть им оставляем.

— А зачем?

— А затем, что если всё оберем, то сюда через несколько месяцев не десяток приедет, а пару сотен солдат нагонят. Каждый камешек проверят, в каждую норку заглянут. Понял, зачем оставляем и почему седьмицу ждем после дождей, чтобы следов не было?

— Теперь понял.

Через седьмицу, действительно, дожди кончились. Старший ватаги приказал Хитрецу запрягать его лошадь и ехать с двумя старателями в долину за провизией. До развилки добрались они нормально, земля был каменистой, только в двух местах пришлось вытягивать провалившуюся в грязевую яму телегу, но как въехали на равнину, то лошадь сразу встала. Пришлось оставить телегу, привязав лошадь к дереву, и идти по болоту, в которое превратилась дорога. Шли долго, вконец измучившись, но еще засветло дошли до селения, состоящего из нескольких хлипких хибарок. Местные жители встретили их спокойно, сразу же начав торг.

Нагрузившись тюками с зерном и овощами, перекинув их через плечо, пошли обратно. До телеги их провожало несколько местных жителей, тоже неся поклажу. К пещере добрались уже глубокой ночью. В течение седьмицы Хитрец сделал еще две таких поездки. После каждой из них он замертво валился на лежанку и спал до полудня. Потом выползал из пещеры и долго грелся на теплом, даже жарком, осеннем солнце. Ватажники от нечего делать тоже грелись, долгое сидение в пещере в дождливый месяц всем изрядно надоело.

За этот месяц Хитрец ни разу не доставал серебряный череп. Вначале из-за боязни перед новыми знакомыми. Дело в том, что череп у него лежал в мешке с дорогой одеждой, показывать которую он вначале опасался. А теперь решился, да и то всё сделал аккуратно. Мешок развязывал в дальнем месте, где его могла видеть лишь пара-тройка глаз. Одежду вытащил не всю, а череп и вовсе вынимать не стал. Просто погладил его, полюбовался бликами от костра, заигравшими на его серебряной поверхности и снова убрал.

Ночью Хитрецу приснилось селение в долине. Было уже темно. Под светом факелов, полтора десятка солдат сноровисто вытаскивали жителей из их лачуг, копались в вещах. Тут же вязали всем руки. На хорошем коне сидел то ли рыцарь, то ли барон, улыбался и довольно посматривал на картину грабежа. Кого-то уже били плетьми. С двух молодых женщин группа солдат сдирала одежду. Картина обычная при налетах. Одна из женщин, стоявшая чуть в сторонке, что-то кричала, пытаясь вырваться из рук солдата, пытавшегося крепче затянуть ее запястья.

Командир отряда что-то сказал и солдат ослабил веревочный захват. Женщина, еще не освободившись от веревок, бросилась к девушке, уже лежащей голой на земле, кричала солдатам, а те в ответ улыбались.

Женщина, наконец, освободила руки, и стала показывать в сторону гористой возвышенности, в которой Хитрец опознал место, где жила ватага. Командир отряда что-то переспросил. Женщина ответила, кивнув головой и обернувшись, вновь протянула руку в ту же сторону. Хитрец неожиданно понял, что женщина показывает на него, картинка стала отдаляться, уплывать вдаль. А женщина всё стояла и показывала рукой в его сторону. Тут Хитрец проснулся. Он долго переваривал приснившееся. Опять вещий сон? Опять предупреждение об опасности?

В это утро ехать в селение за новой партией продуктов было не нужно, за три ходки продуктов натаскали достаточно, а завтра можно начать сбор листьев, как объявил старший ватаги.

Во время завтрака кусок не лез в горло Хитрецу, это даже заметили остальные. Время шло, и Хитрец решился.

— Надо бы отсюда спрятаться подальше.

Старатели перестали жевать и уставились на Хитреца.

— Сон я видел. Вещий. У меня такое бывает. Часто сбывается. Видел я, как на селение налетел отряд солдат, всех повязали, а какая-то женщина выдала нас. Если сон в руку, то днем солдаты будут здесь.

— Это точно?

— Не знаю, в прошлый раз сон сбылся.

И Хитрец рассказал про случай, произошедший с ним в Лакаска, когда трое бандитов хотели его зарезать. Рассказ произвел на старателей впечатление.

— Пожалуй, поберечься не помешает.

— Да, хуже не будет.

— Тогда двое на дорогу, подадите сигнал, сверху видно хорошо, а остальным перетаскивать вещи в пещеру на обратном склоне.

Всё перетаскать не удалось, хотя осталось в пещере совсем немного, да и то в основном хворост, да ячмень для лошадей. Прибежал один из двух дозорных и сообщил, что со стороны долины к ним едет отряд вооруженных людей численностью в полтора десятка человек. Не соврал череп, опять не соврал. Ватага стала уходить к югу, там и склоны круче, а главное, нет кустарников с хачху. Двое полезли на вершину соседней горы, откуда был виден прекрасный обзор всей округи. Они же и рассказали вечером, когда все собрались в новой пещере, что происходило в районе их стоянки.

Женщина из долины, действительно, привела сюда солдат. Мало того, она даже, оказывается, знала, где находится их первая пещера. Но ничего, кроме нескольких поклаж с ячменем оттуда не взяли — ватажники успели все перенести до прихода солдат. Те облазали все окрестности, дошли даже до района, где рос хачху. Но искали людей, а не драгоценные листья, поэтому на кустарники никто внимания не обратил. Так ни с чем и вернулись обратно в долину. Разве что в запале от неудавшейся охоты отстегали женщину плетьми. Вот и всё, что они добились. По словам ватажников это были солдаты во главе с местным бароном, уже пытавшимся найти место, где добывают хачху.

На следующий день оставили двух дозорных, один из которых разместился возле развилки дорог, а сами пошли на добычу. Ватажники, придя на место, зло выругались: солдаты барона основательно наследили на их участке и даже потоптали часть ростков недавно посаженного хачху.

А к Хитрецу стали относиться с уважением. Каждое утро его расспрашивали, не видел ли он новый вещий сон. Откуда ему видеть, если серебряный череп лежал на самом дне мешка. Он же его не доставал, не трогал, а без этого вещие сны не снятся. Конечно, это Хитрец говорить не стал, отговорившись, что ничего не приснилось, но уже наступала пора получить новую информацию от черепа, ведь скоро могут нагрянуть люди из Лоэрна.

Улучив момент, когда ватажникам не было до него никакого дела, Хитрец вновь достал и потрогал череп, а ночью стал дожидаться сна.

В этот раз сон ему приснился необычный. Его никто не убивал, не мучил. Какой-то вельможа, на голове которого была корона, что-то в гневе выговаривал человеку, стоявшему перед ним. Тот копался в дорожной сумке, которую держал в руках, но долго ничего не мог из нее достать. Человек еще глубже засунул в сумку руку и достал из нее горсть листьев хачху. Протянул их человеку в короне, но тот оттолкнул руку, листья закружились в воздухе и плавно падали на пол. Упав на пол, они превращались в отрубленные человеческие пальцы. Когда картинка вновь поднялась вверх, то вместо человека в короне перед Хитрецом стоял Пиявка и злорадно усмехался. Картинка стала немного подниматься вверх и объезжать фигуру Пиявки. Когда тот оказался спиной, то Хитрец заметил нож, по рукоять вошедший в спину Пиявки. А после Хитрец проснулся.

Сон был странный. Совсем непонятный. Кто тот мужчина в короне? Король Лоэрна? Но корона была совсем небольшой, меньше чем у герцога Гендованского, а корону на голове герцога Хитрец видел несколько раз во время торжественного выезда герцога. А Хитрец появился откуда, да еще и с ножом в спине?

Свой сон Хитрец рассказал ватажникам, но и те ничего не поняли. В конце концов решили, что опасности вещий сон не предрекал. С чем и разошлись на сбор листьев. Так, в сборе драгоценного урожая, прошло три дня, Хитрец собирался вечером снова обратиться к серебряному черепу, но намерениям не суждено было осуществиться. Во второй половине дня раздались крики, звон мечей. Хитрец сразу же забился в густые кусты, а потом вдоль небольшой канавки пополз в сторону ложбины, через которую он опять же ползком добрался до тыльного склона. Здесь хачху не росло, было мало солнца, сторона была северная и заросла частично небольшими деревьями и кустами. За ними Хитрец и спрятался, просидев до наступившей темноты.

Что произошло, он понял сразу. На старателей напали солдаты, но не того местного барона, а совсем другие. Да и было их больше, чем солдат барона. Не иначе гости из Лоэрна. Ловкие же они! Сумели пройти мимо постов в долине. Значит, шли не по дороге, а скрытно через гористую местность. И сумели застать ватажников врасплох.

Хитрец в темноте попробовал подобраться поближе к пещере, хотелось узнать, там ли солдаты. Ведь в пещере осталась его сумка с серебряным черепом. Но еще на подходе к пещере Хитрец увидел отблески костра, горевшего на площадке перед пещерой. И услышал человеческие вопли. Именно, вопли. Это пытали его ватажников. Да, плохо дело, те расскажут обо всем и о его вещих снах. Солдаты основательно прочешут местность, поэтому, пока темно, нужно срочно отсюда уходить. Череп, конечно, уже нашли. Очень жалко его, но сейчас главное — спастись самому. И лошадь с телегой пропали, заберут и их. Хорошо, что Хитрец еще седьмицу назад достал из телеги припрятанное золото и закопал его в приметном месте. Когда солдаты уйдут, он вернется назад и его откопает. Заодно посмотрит, не остались ли где на кустах пропущенные новыми сборщиками листья хачху. Ему достаточно и небольшого свертка. За него он выручит хорошо. А зимой надо будет вернуться обратно, собрать, хоть и небольшой, но урожай новых листьев. И пересадить свежие побеги от семян, которые старатели посадили этим летом. Как пересаживать они ему объясняли. Только посадит ростки он совсем в другом месте. Это будет его собственная делянка. А сейчас нужно будет спуститься в долину, днем хорошенько осмотреться и если никого не будет, то покопаться на огородах крестьян, которых повязали люди барона. Им-то теперь овощи не понадобятся, теперь у них забот о пропитании не будет. Это забота хозяина, которому барон их продаст.

Хитрец так и сделал. Уже к концу следующего дня он накопал овощей, которых ему хватит на несколько месяцев. Днем он лежал в удобной ямке рядом с вершиной возвышенности и следил за дорогой. По ночам спал. Через две седьмицы отряд из тридцати всадников спустился с возвышенности и по дороге поскакал в сторону Лакаска. Хитрец на всякий случай выждал еще пару дней и только после этого пошел к пещерам. Сумки с серебряным черепом, конечно же, не нашел. И лошадей тоже. Зато нашел ватажников. Их обезображенные трупы лежали в овраге. Впрочем, пытали не всех, несколько человек погибли от ударов мечом. Пересчитав трупы, Хитрец не досчитался троих. Значит, спаслись кроме него двое дозорных и еще один из старателей. Но сюда они, в отличие от него, не возвращались. И правильно! Что они здесь потеряли? Золото, заработанное в прошлые сезоны, они должны хранить в других местах. Листья все были обобраны. Вернутся зимой, как и он.

Хитрец зашел с другой стороны холма и, раскопав ямку возле приметного деревца, достал из нее пару приличных мешочков с золотом. Денег у него еще достаточно, а зимой можно будет их приумножить. Черепа, конечно, жалко, но ведь жил же он без него? И теперь проживет. Только одно свербило у него в голове: причем в том последнем сне Пиявка? Да еще и с ножом в спине. Этого Хитрец так и не понял.

Глава 13 1000 год эры Лоэрна

Два дня назад Сашка исчез. Дару не хотелось думать плохо, но черные мысли лезли и лезли ему в голову. Его могли убить. Эту мысль он сразу отбрасывал, настолько чудовищной она была. Пиявка? Да, тот мог схватить брата с целью заставить отработать золотой. А может быть, Пиявка уже узнал, что его тайник вскрыт и он догадался, что это сделали они? Такой вариант тоже мог быть. Пиявка жаден и жесток, будет пытать, желая узнать, где деньги и золотые вещи.

Сашку могла схватить и герцогская стража. Хотя бы те трое стражников, что перевязали их удачу. Они наверняка запомнили Сашку в лицо. И теперь его брат мог валяться в темнице, ожидая очередной отправки осужденных на смерть к храмовникам.

Могли быть и другие причины исчезновения Сашки. Мог он сломать ногу? Мог. Или упал с дерева и сейчас лежит где-то в лесу, не может сдвинуться с места. Но что может сделать он, Дар, что может безрукий мальчишка? И главное, куда идти, где искать?

Оставался единственный путь. Идти к герцогу Гендованскому и… Не окажется ли сам Дар в той же темнице? Эх, знать бы, какие отношения у герцога Гендованского с Черным Герцогом. Да и с королем Лоэрна… А не все ли теперь равно? Какое значение может иметь жизнь для Дара, если Сашки не будет?

Дар вышел из гостиницы и уверенно пошел в сторону герцогского замка, располагавшегося на возвышенности в центре города. Подойдя к воротам, сделал высокомерное лицо и обратился к стражнику:

— Эй, стражник, позови начальника стражи.

Одежда, выдававшая в мальчике-калеке человека благородного происхождения, уверенный его голос, гордая осанка не оставили у стражника сомнений в праве того вызвать его начальника.

Вызванный солдатом командир смены подошел тотчас же.

— Господин офицер, у меня есть чрезвычайно важное известие для мажордома герцога.

Офицер окинул мальчика оценивающим взглядом и пропустил его во двор замка. С Даром остался солдат, а офицер ушел вглубь двора. Через некоторое время офицер вернулся, сопровождая пожилого и важного господина.

Мажордом, понял Дар. Теперь всё зависело от того, насколько Дар будет убедителен. Ведь мажордом — ближайший человек герцога и от него зависело, допустят ли Дара к герцогу.

— Солдат, снимите у меня с шеи медальон и передайте его господину мажордому, — властный голос мальчика заставил солдата, стоявшего рядом с ним, поторопиться.

— Милорд, передайте этот медальон его сиятельству герцогу Гендованскому и попросите его об аудиенции для меня.

— Как вас представить… — мажордом слегка запнулся, не зная как обратиться к мальчику, но затем принял решение и продолжил, — милорд?

— Меня представит этот медальон.

Мажордом слегка поклонился Дару и ушел докладывать герцогу о странном визитере.

— Милорд, владелец этого медальона просит вас об аудиенции.

Герцог Гендованский взял в руки красивый золотой медальон на серебряной цепочке. Рука, сжимающая поднятый кверху меч. Герцог сразу вспомнил этот медальон, точнее рисунок, изображенный на нем. Это был фамильный герб графов Ларских, первых графов королевства Лоэрнского. Древний род, пресекшийся шесть лет назад.

— Кто он?

— Мальчик, лет тринадцати, без кистей рук.

Итак, мальчик. У убитого Черным Герцогом графа Ларского лишь младший сын мог подойти по возрасту. Но тому тогда было девять лет, значит, сейчас должно быть пятнадцать. Должно… Если он еще жив. Мальчишка бесследно исчез, когда младших детей, находившихся тогда в замке, в самый последний момент успели отправить под небольшой охраной на север. Шесть мальчиков и шесть солдат. Если бы они успели переправиться через реку, то могли уйти к замкам баронов, хранившим верность графу. Или же окружным путем попытаться добраться до Лоэрна. Но не успели. Черный Герцог бросил в погоню за ними свою лучшую сотню, из-за этого отсрочив штурм замка. И успел, а они не успели.

Всех шестерых солдат и трех мальчишек нашли рядом с рекой, их убили солдаты герцога в тот момент, когда беглецы пытались переправиться через реку. Графские солдаты сумели убить больше десятка лучших воинов Черного Герцога. Но шестеро против сотни? Труп еще одного мальчишки выловили далеко внизу из реки. Еще один, сын графского десятника, который и вел детей, уцелел, спрятавшись в соседнем лесу. Сейчас он, кажется, оруженосец у графского рыцаря. А шестым был Дарберн, младший виконт Ларский. Если он жив, то теперь Дарберн единственный законный претендент на графскую корону. Корону первого графства Лоэрнского королевства. И главный претендент на трон Лоэрна. Ведь король Френдиг бездетен и болен. Сильно болен. Долго не проживет. После его смерти королем по закону должен стать первый граф короны. Граф Ларский.

Френдиг в отсутствии наследников убитого графа Ларского объявил, что следующим после Ларска в короне идет Тарен. Это понятно, граф Таренский фаворит у короля Френдига. На сестре графа, шесть лет назад погибшей вместе с наследником престола, был женат Френдиг. Но если у Ларска вновь появляется законный граф, то шансы Тарена резко падают. Кто-то даже считает, что они становятся ничтожны. Но они плохо знают таренского графа.

На корону Лоэрна, конечно, могли претендовать и герцоги. Но у каждого из них собственный домен, давно уже независимый от королевства, и никто из них не допустит резкого усиления конкурента.

Но Черный Герцог шесть лет назад захватил Ларский замок и город. Вассалы Ларска теперь не у дел: кому приносить клятву? Замок захвачен, а графа нет. И если Черный Герцог захочет короноваться графской короной, то он получает право, пусть и не бесспорное, на будущую корону Лоэрна, которая освободится после смерти Френдига. Но Черный Герцог уже шесть лет почему-то медлит. Странно, очень странно. Боится создания коалиции против него? Но захватить Ларск не побоялся. Непонятно.

И вот теперь появляется мальчишка с ларским медальоном. Виконт или самозванец? Тринадцать лет вместо пятнадцати, но мажордом мог и ошибиться в возрасте мальчишки.

— Пригласи.

Мажордом поклонился и вышел. Затем вскоре вернулся, пропуская вперед себя безрукого мальчишку, впрочем, руки были, вот кистей на них не было. Жесткое волевое лицо, решительный взгляд серых глаз. Лоб с большим свежим шрамом. И на лице можно заметить небольшие шрамы. Да, досталось ему. Одет… Одежда, хоть и не новая, но хорошая, одежда благородных.

Тринадцать лет? Нет, постарше, мажордом ошибся, просто худощавый на вид.

— Прошу. — Герцог кивком головы указал мальчику на кресло напротив.

Тот слегка учтиво поклонился, сел и стал выжидательно смотреть на герцога. Герцог молчал, изучая мальчишку и выдерживая паузу. Долго сопротивляться взгляду герцога люди не могли, он это знал и пользовался этим, но мальчишка оказался упрямым, взгляда не отвел. Да, непростой мальчишка.

— Это ваш медальон?

— Да, ваше сиятельство.

Герцог еще раз бросил взгляд на медальон и протянул его мальчику:

— Прошу, возьмите… ох, простите, — герцог встал, подошел к Дарберну и надел медальон ему на шею.

— Благодарю вас, герцог.

— Итак, вы?..

— Дарберн, виконт Ларский.

— И чем вы, простите, можете доказать это?

Мальчик скосил глаза на медальон.

Герцог покачал головой:

— Вы должны понимать, что этого мало.

— Я мог бы рассказать случаи из жизни двора Ларска, но понимаю, что этого тоже недостаточно. Остается иное: надеюсь, я не слишком изменился за эти шесть лет, хотя моя жизнь в эти годы не была сладкой. Вассалы моего отца, возможно, меня вспомнят. А я им постараюсь напомнить об обстоятельствах встреч со мной в те годы.

— Что же, это было бы хорошо, но сейчас в Гендоване никого из ларских вассалов нет.

— Эту проблему, ваше сиятельство, всегда можно решить. Это, без сомнения, займет некоторое время.

— Согласен. Итак, виконт, чем я обязан вашему появлению здесь? Я полагаю, что есть на то причина. Иначе вы открыли бы себя намного раньше. Впрочем, если эти годы вы провели далеко отсюда…

— Нет… А причины были, но… об этом, может быть, позже. Есть причина, которая настоятельно заставила меня обратиться к вам. Ваше сиятельство, мне крайне необходимо, ОЧЕНЬ необходимо, — мальчик подчеркнул это слово, — найти одного человека. Найти живым, другого варианта для меня быть не может.

Герцог удивился и заинтересовался. Что же за человек, которого так хочет разыскать этот… возможно, будущий претендент на корону Лоэрна? А ведь теперь в его, герцога Гендованского, руках находится ключ к этой короне.

Черный Герцог на троне Лоэрна? Нет, ни в коем случае. Он и так самый сильный властитель Атлантиса, а получив корону Лоэрна, Черный Герцог может сделать то, что не удалось сделать его прадеду — объединить под единой властью весь Лоэрн, и тогда неизвестно, что будет с ним, герцогом Гендованским. Граф Тарен, как преемник Френдига на лоэрнском троне? Ни холодно, ни жарко. Властолюбивый человек. Хотя, если Тарен займет трон Лоэрна, то попробует отбить Ларск у Черного Герцога. Междоусобица может оказаться знатной. Но что получит от этого Гендован? Пожалуй, что Френдиг, что таренский граф, для него, герцога Гендованского, разницы никакой.

А этот мальчишка? Уже лучше. Молод, слишком молод, неопытен. Где-то пропадал шесть лет. Сильных покровителей, судя по всему, не имеет, иначе не появился бы здесь. Интересно, насколько, он подвержен влиянию? А если нет? Может получиться хороший торг. С тем же графом таренским, крайне незаинтересованным в появлении конкурента. И король Френдиг тоже будет крайне признателен. Можно пригласить на опознание не вассалов графа, а людей короля. Они разоблачат самозванца и тогда… Нет, казнить его он не будет, а упрячет в надежную темницу. Мальчишка будет хорошим козырем в отношениях с новым королем Лоэрна. Да и с Черным Герцогом тоже.

— И что это за человек? — спросил герцог.

— Мальчик. Мой младший брат, Ксандр.

Герцог встрепенулся.

— В семье графа Ларского Дарберн был младшим сыном. Младших братьев у Дарберна не было.

— Да, я был самым младшим. Но это мой кровный брат. Я его ввел в свою семью в Храме Клятв. Теперь он младший виконт Ларский. У Ксандра есть второе имя. Сашка. Два дня назад он ушел из гостиницы, собирался в лес пострелять из арбалета. Ушел и не вернулся. Я не знаю, что могло с ним случиться. Не схватила ли его ваша стража? Или это местные преступники виноваты? Может быть, в лесу с ним что-то случилось? Мне нужно знать! Мне он нужен. И только живым. Только живым!

Глаза мальчишки разгорелись безумным огнем.

А ведь он действительно переживает за своего новоприобретенного брата. И сильно переживает. Как бы ни сложилась ситуация с этим юным виконтом, найти его брата просто необходимо.

— Вердик, — обратился герцог к стоявшему неподалеку мажордому. — Пригласи начальника стражи.

— Да, милорд.

Вскоре в залу вошел человек в рыцарской одежде.

— Слушаю вас, милорд.

— Гонторн, мне нужно твердо знать, не приводили ли твои люди мальчика, — герцог посмотрел на Дара…

— Тринадцати лет, светлые, очень коротко стриженые волосы, одет в одежду оруженосца. Арбалет, кинжал. Зовут Сашка.

Начальник стражи перевел взгляд на герцога.

— Да, этого мальчика, — подтвердил герцог.

— Никаких мальчишек в последние дни не хватали, но я специально уточню, ваше сиятельство.

— Нужно выяснить, не могли ли его схватить городские бандиты.

— Там есть такой по кличке Пиявка. Вот он мог его схватить, — добавил Дар.

Начальник стражи посмотрел на мальчика и кивнул головой.

— И еще пошли людей в окрестности города, пусть там узнают тоже.

— И крестьян разослать по всем лесам, пусть обшарят все и очень тщательно, — добавил сидящий напротив герцога мальчик.

Начальник стражи вопросительно посмотрел на своего господина. Герцог кивнул головой, сказав:

— Да, пусть будет так, как сказал виконт.

Безрукий мальчишка виконт? Странно, но начальник стражи знал всех графов не только в их герцогстве, но и в соседних, однако не припомнил, чтобы у тех были безрукие сыновья.

— Он должен быть найден живым. Ни один волос не должен упасть с его головы, — продолжил маленький виконт.

— Золотой тому, кто его найдет. И когда найдут, пусть будут с ним вежливы, — сказал герцог.

Начальник стражи поклонился и вышел.

— Скажите, виконт, — продолжил разговор герцог Гендованский, — что вы думаете о своем будущем?

— У меня нет никаких иллюзий, ваше сиятельство. Давно уже нет.

— Но ведь вы, как единственный уцелевший сын графа Ларского, имеете все права на Ларск.

— Эти права пахнут смертью.

— Вы имеете в виду гибель вашего отца и братьев?

— Не только. Многим будет выгодно, чтобы и я отправился вслед за моей семьей.

— Не всем, поверьте, виконт, не всем. Скажите, милорд, как вы отнесетесь к человеку, который вернет вам графскую корону?

— Графская корона? Нужна ли она мне? Если бы не исчезновение моего брата, меня здесь не было бы.

— И все же?

— Я буду очень благодарен тому, кто вернет мне моего брата целым и невредимым. А Ларск… я ведь и без него прожил эти шесть лет.

— Интересный юноша, — думал герцог, — насколько он искренен? Если и в самом деле он не испытывает желания вернуть домен своей семьи, что ж, это можно использовать. Хотя он, герцог Гендованский, предпочел бы иметь дела с человеком, жаждущим получить графскую корону и получить ее любой ценой. В этом случае гораздо легче прийти к взаимовыгодному соглашению. А сейчас? Сейчас можно сыграть на братских чувствах мальчишки. Действительно, он очень тревожится за младшего виконта. Это не напускное. Тому тринадцать лет. Удобный возраст, еще можно вылепить из того то, что будет выгодно в дальнейшем Гендовану. Граф Ларский должен быть очень благодарен за мою услугу, а с его тринадцатилетним братом и вовсе проще. Решено: пока я на стороне юного виконта. Может получиться хороший результат.

— Вердик, — обратился герцог к мажордому, — покажи виконту его помещение и предоставь в его распоряжение двух слуг.

— Слушаюсь, милорд.

— И…, виконт, не сочтите за обиду, но вам в ближайшее время лучше не покидать своей комнаты. Чем меньше людей будут о вас знать, тем лучше для всех. У Черного Герцога слишком много ушей, разбросанных по Атлантису. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Да, ваше сиятельство, никаких обид. Вы правы.

Поздно вечером стали возвращаться посыльные, однако утешительных вестей о пропавшем мальчике они не принесли. На следующее утро герцог вызвал в большой зал не только начальника стражи, но и всех сотников и даже десятников.

— Усильте розыски мальчика. Тому, кто его найдет десять золотых!

Стоявшие в зале воины зашумели: сумма неслыханная, назначенная за поиск одного человека, да к тому же мальчишки.

— Мальчика найти живым. Если с ним что-то случится по вашей вине, я сам лично казню виновного. Кем бы он ни был. И будьте с ним предельно вежливы: мальчик виконт!

Десять золотых награды и угроза герцога! С таким кнутом и пряником люди герцога перетрясли весь город, но успехов не добились. Зато усердие стражников обратило на себя внимание благородного господина, снимавшего дом на одной из центральных улиц города. Его звали Зорг. Впрочем, было ли это его настоящим именем или нет, никто не знал. Как никто не знал, что Зорг был доверенным человеком Черного Герцога и выполнял различные, в том числе и деликатные поручения своего господина.

В тот же вечер Зорг посетил дом одного из близких людей герцога. С ним он встречался хотя и не часто, но стабильно. Они пили вино, играли в одну из популярных местных азартных игр и вели приятную беседу. Зоргу постоянно не везло, вот и в этот вечер он проиграл почти два золотых, чем привел своего партнера в приподнятое настроение. Проигрывать надо уметь, и Зорг умел проигрывать. Тем более деньги были не его, а Черного Герцога. Два проигранных золотых, но самая свежая информации из первых уст, разве она не стоит того?

А информация оказалась тревожной. Подумаешь, ищут какого-то мальчишку? Нет, не так. Десять золотых просто так не обещают. А обещание казнить виновного в его гибели, кем бы ни был этот человек, не вписывалось ни в какие рамки. Итак, было два мальчика, один безрукий у герцога и второй, на поиски которого были брошены все силы герцога. И некий медальон, переданный герцогу, как догадался Зорг, для опознания. И наконец, разыскиваемый мальчишка был виконтом. Но не Гендованского домена, иначе о принадлежности его к одному из графских родов герцогства, обязательно сообщили бы.

А теперь, позвольте задать вопрос, что это за мальчик-виконт, ради поиска которого брошено столько сил? Уж не пропавший ли младший сын графа Ларского? А ведь все сходится. Примерный возраст? Да. Цвет глаз? У графа Ларского и егостарших сыновей они были светлые. У разыскиваемого мальчишки — голубые или синие. Странно, кстати. Так, голубые или синие? Значит, близко не рассмотрели. Волосы, опять же, светлые. Медальон. Вероятно, медальон с графским гербом. Тот виконт и этот виконт. А безрукий мальчишка, кто он и какова его роль? Посыльный, передавший медальон герцогу.

Зорг даже не вспомнил про другого безрукого мальчика, попрошайку, который свел его с мальчишками, выкравшими столь важный документ у ларского купца. Зорг тогда мог обратиться к воровскому миру города, но зачем усложнять, когда можно было решить проблему более простым путем? И получилось тогда все очень хорошо. А безрукий мальчишка разве один на большой город? Тем более один из безруких нищий попрошайка, а другой одетый, как благородный. Жаль, что его знакомый из окружения герцога не смог его увидеть. Этого безрукого гонца заперли в комнате. С настоящим благородным так вряд ли поступили бы. Значит, действительно, посыльный, передавший знак герцогу.

А вот разыскиваемый по всему городу мальчишка-виконт вполне мог оказаться виконтом Ларским. Значит, этот волчонок уцелел. Жаль, очень жаль. Но еще не все потеряно. Как раз под Гендован стягиваются люди его хозяина, Черного Герцога. И орки готовы вторгнуться на земли герцогства. Что же, сообщение, которое нужно срочно отправить Черному Герцогу, должно его заинтересовать. Очень заинтересовать. А завтра с утра, как проснусь, надо будет навестить Хитреца. Его люди имеют не меньше шансов найти мальчишку, если тот скрывается в городе. Только пообещать не десять золотых за него, а пятнадцать. Если найдут, то отдадут мне, а не людям герцога Гендованского. И еще завтра следует написать письмо барону Унгину, а тот уже передаст сообщение Герцогу. Завтра к вечеру отнесу письмо купцу Ансену, пусть пошлет сына в замок барона.

Ответ от барона Унгина пришел быстро, его принес незнакомый Зоргу мальчик. Из письма барона следовало, что этот посыльный знает разыскиваемого Сашку лично и может помочь в его поисках. Мальчишка Зоргу понравился, видать продувная бестия. И до денег жаден. Впрочем, обещанные пятнадцать золотых кого угодно сведут с ума. Но он еще и умен. Сразу же подсказал, что этого Сашку следует искать через безрукого мальчика. Значит, не соврал, когда говорил, что Сашка ему знаком. Только вот безрукий сейчас у герцога Гендованского, через эту ниточку на разыскиваемого мальчишку не выйти. Но посыльный этого не знал. Но, действительно, умен. Когда была озвучена цифра награды, мальчишка спросил в ответ:

— Пятнадцать золотых за живого или мертвого?

Редкий взрослый спросит об этом. Все, кому он называл сумму награды, только открывали рты, но ни разу из этих ртов не возник такой вопрос. А этот спросил. Надо будет к нему присмотреться повнимательней и использовать. Толк будет.

— Пятнадцать за живого. Но если не получится, то можно и за мертвого. Но всего двенадцать золотых. Убить сможешь? Рука не дрогнет?

Мальчишка только усмехнулся, коснувшись пальцами руки длинного кинжала, висевшего у него на поясе. Да, этот убьет. И все проблемы для Черного Герцога будут решены…

Два дня поисков не дали никаких результатов. Это очень не понравилось герцогу Гендованскому. Даже обещанные десять золотых не помогли. И мальчишка-виконт замкнулся в себе. А идея поддержать мальчишку сначала в его претензиях на Ларское графство, а после смерти короля Френдига и на трон Лоэрна все больше и больше нравилась герцогу. Только надо будет разобраться, что собой представляет этот виконт. Узнать его слабые стороны, найти ниточки, за которые можно с успехом дергать. И если мальчишка не идет на контакт с ним, что получится, если этим займутся его дети? Ридик уже взрослый и женатый. А младший восемнадцатилетний Ильсан, к сожалению, все-таки тоже староват для этого, да и характер у него слишком заносчивый. Нет, он не справится. А вот Эльзине это будет вполне по силам. На год старше виконта? Это не существенно. Умелая, расчетливая — это только на пользу. Правда, тоже не без высокомерия. Объясню, поймет. Значит, приглашаю ее.

— Эльзина, каковы у тебя планы на сегодняшний день?

— У графа Трейдена собирается небольшая компания.

— Опять с юным виконтом?

— Отец, с ним не так скучно, как с другими.

— А если я предложу провести вечер с другим юным виконтом?

— И с кем же? Только не с Драйком. Он толстый и глупый.

— Нет, не с толстым, а с довольно худощавым. У нас в замке гостит юный виконт Ларский.

— А где его домен? Я что-то слышала, но не помню. Это далеко от нас?

— Ларск находится на коронных землях Лоэрна. Но город захватил Черный Герцог…

— И ларская семейка решила пожить у нас?

— Нет, вся семья графов Ларских погибла. В живых остался лишь их младший сын. Да и то, еще нужно получить подтверждение, что он не самозванец.

— Фи, отец, самозванец…

— Но это, думаю, всего лишь формальность. Мальчик настоящий.

— И сколько ему лет?

— Пятнадцать, но выглядит моложе.

— И вы, отец, думаете, что он будет мне интересен?

— Ларск — первое графство в Лоэрне. В случае пресечения династии, Ларский граф считается главным и законным претендентом на корону. А династия в Лоэрне скоро пресечется. И мальчишка из изгоя может стать королем Лоэрна.

— Вот как?

— Ты все еще считаешь, что вечер с третьим, всего лишь с третьим виконтом Трейденским интереснее, чем вечер с виконтом Ларским, первым виконтом Ларска?

— Я думаю, отец, вы правы, мне стоит познакомиться с этим ларским виконтом. Он глуп?

— Не думаю. Но немного странный. Видишь ли, он калека… не морщи носик. Он довольно симпатичный. Но без кистей рук. Почему, я так и не узнал. Он где-то скрывался шесть лет, прежде чем объявился у нас. Да и появлению его мы обязаны пропаже его брата. Брат кровный, почему он ввел мальчишку, а тому тринадцать лет, в свою семью, я тоже так и не узнал. Виконт скрытен. Впрочем, я его понимаю, Черному Герцогу он очень сильно мешает. Поэтому я и не афиширую его появление здесь.

— Он действительно может стать королем Лоэрна?

— Узнаю свою дочь!

— Вечером, после знакомства с виконтом, я вас навещу, отец…

Юная маркиза выполнила свое обещание. Герцог с нетерпением ожидал, что же она скажет.

— Глупый мальчишка. Совсем мальчишка. Да и манеры, временами мне казалось, что он совсем неотесан и ведет себя как простолюдин, но потом вновь проявлялись благородные манеры.

— Значит, он глуп?

— Не совсем так, отец. Глуп в жизни двора. В отношениях с женщинами. Но сам по себе отнюдь не глуп. Мне показалось, что он сильно обделен вниманием. В заботливых и внимательных женских руках из него вполне можно вылепить нужное. Хотя временами упрям. Очень упрям.

— То есть, если правильно направить его в нужное нам русло, то он будет сам, со всем упорством и упрямством действовать нам на пользу?

— Да. Но меня тревожит его какое-то непонятное участие в его приемном брате. Тот для него слишком много значит. Или же виконт вбил себе это в голову со всем своим упрямством? Я так и не поняла. Как только речь заходила об этом Сашке я чувствовала себя посторонней. Хотя до этого он был рад общению со мной.

— Если мы найдем его пропавшего брата, то каковы последствия?

— Третий, как известно, лишний. Третьей буду я, а не он. И я этого не хочу!

— Я подумаю, дочь моя.

— Подумайте, отец. Тем более мне и так будет трудно с ним общаться. Фи, калека. Он мне немного противен. Даже толстый Драйк лучше.

— Но мальчик мне показался довольно симпатичным.

— Я терпеть не могу людей с веснушками.

— Но их у него немного.

— Сколько бы ни было.

— То есть, маркиза, вы не хотите с ним встречаться дальше?

— А когда он станет королем, кусать локти?

Герцог рассмеялся. Дочери всего шестнадцать лет, а такая хватка! Бедный виконт. Если ему суждено занять королевский престол, то править ему не придется, править будет королева. Значит, есть серьезный повод вмешаться в борьбу за Ларск. И словно чувствуя мысли отца, Эльзина продолжила:

— Отец, вы ему поможете, или он так и останется виконтом-изгоем?

— Если у тебя на него будет влияние, помогу.

— Спасибо, отец. Завтра я хотела бы снова встретиться с виконтом.

— Только не забывай, Эльзина, о виконте никто не должен знать.

— Хорошо, отец.

На следующий день в послеобеденные часы Эльзина постучалась в дверь в комнату виконта. Слуга ее открыл и поспешил оставить маркизу наедине с виконтом.

— Дарберн, разрешите, я буду вас называть без всяких титулов. Но и вы меня называйте только по имени. Вся эта мишура титулов меня немного раздражает.

— Эльзина, вы выразили и мое мнение. Тем более я не привык к этим официальным обращениям. Я ведь шесть лет как покинул Ларск. И там, где я жил эти годы, титулов не было.

— А я вот, наоборот, целыми днями только и слышу: ваше сиятельство, маркиза… все уши мне прожужжали. И эти комплименты. Они какие-то не настоящие. Я чувствую, что будь я простой дворянкой никто из тех, кто мне говорит всякие приятные слова, на меня даже внимания не обратил бы. Я разве красавица?

— Ну, что вы, Эльзина. Хотя, да… Но вы очень симпатичная девушка и мне приятно быть в вашей компании.

Действительно, неотесанный маленький противный мужлан. Значит, не красавица? Кто же такое говорит девушке, тем более маркизе! Титулы его не интересуют! Противный мужлан!

— Дарберн, мне с вами очень приятно находиться вместе. Вы искренний, а этого так не хватает в этом замке. И вы мне очень симпатичны.

— Но… — Дар посмотрел на свои культяпки.

— Постарайтесь меньше обращать на это внимание. Не это главное. Если человек честный, искренний, благородный — этого уже достаточно. Но вы еще и красивый.

— Я? — Дар в растерянности дотронулся до большого шрама лбу.

— Шрам? Шрамы красят мужчин. А ваши глаза в сочетании с милыми веснушками… Вы пробовали эти фрукты? Я забыла, как они называются, отцу их привезли из Хаммия. Давайте я вас угощу. Откройте рот… вот так.

— Вкусно.

— Да? — Эльзина взяла второй фрукт и надкусила половину. — Действительно, вкусно. — И отправила вторую половину Дару в рот. — Ой, подождите, сейчас я вытру. — И достав из обшлага платья надушенный платок, провела им по губам Дара.

Дар смотрел на Эльзину и неожиданно ощутил странное чувство, которое охватило его дрожью. Он вспомнил маму, как она его кормила, гладила по голове. Но то была мама, а здесь посторонняя чужая девушка. Впрочем, какая же она посторонняя? Почему он не встретил ее раньше?

— Дарберн…

— Лучше называйте меня Дар. Так звал меня мой брат.

— Дар? Нет, только Дарберн! А брат, это которой? У вас их было несколько.

— Сашка.

— Это тот, который пропал?

Дар кивнул головой, как то сразу осунувшись.

— Не расстраивайтесь. Мой отец его обязательно найдет. Он посулил десять золотых тому, кто найдет… А откуда он, этот Сашка?

— Я точно не знаю. Он не говорил, я не спрашивал. Мне это было не надо. Самые лучшие, самые счастливые дни моей жизни я провел с ним. Не дома, в Ларске, а с ним… Он был моим вторым "я", моим продолжением. С ним я не чувствовал себя калекой. Нет рук? А зачем они, когда есть руки у него. Понимаете, Эльзина?

— Да, Дарберн, продолжайте.

— Но и я ему про себя ничего не рассказал. Он даже не подозревает, что я виконт. Думает, наверное, что я из простолюдинов.

— А он сам? Из простолюдинов?

— Не знаю… нет, наверное. Он не такой как все. Я как-то и не задумывался. Вот будет смешно, если он тоже окажется с титулом. Виконтом… или даже принцем…

— Но ведь благородные манеры не скрыть. Благородный всегда останется благородным, а чернь — чернью.

Дар помрачнел и с неприязненностью посмотрел на девушку. Та тоже поняла, что допустила ошибку, проявив непростительную высокомерность.

— Я имела в виду, что даже простолюдины могут быть благородными. Таких случаев много, когда люди получают за заслуги дворянство. А ваш брат теперь виконт, кем бы он ни был раньше. И вы должны вернуть себе графство.

— Зачем мне оно? Я жил без него эти шесть лет. Плохо жил, существовал. Зато последние несколько месяцев… Я прекрасно обходился без него. И я отдал бы всё, чтобы вернуть эти дни. Мне графская корона без Сашки не нужна. Мне вообще ничего не нужно.

— Но получив корону, у вас больше будет возможностей по розыску брата.

— Да, действительно… корона пригодится…

— Дарберн, я уже сейчас чувствую, что я полюбила вашего брата. Я сегодня пойду к отцу и потребую усилить его розыски!

— Спасибо, Эльзина.

— Съешьте, Дарберн, вот эту ягодку, она тоже изумительная на вкус…

Вечером того же дня Эльзина требовала от своего отца:

— Этот Сашка не должен встретиться с виконтом. Он на него имеет слишком сильное влияние. Я просто ощущаю себя дурой, когда речь заходит о нем. Я теряюсь, не знаю, что сказать, чувствую, что несу какую-то чушь. И все из-за этого мальчишки. Он вообще, наверное, из черни. Никто про него не знает! Отец, если вы хотите, чтобы у меня было влияние на этого сопливого виконта, он не должен найти Сашку. Когда вы его найдете, то убейте его!

— Я подумаю, дочь моя. Но если Сашка умрет, что будет с виконтом? Найдет ли он в себе силы и желание вернуть Ларск? Насколько я понял, возвращение графской короны его не интересует, если мы не найдем его приемного брата.

— Искать можно долго. Год, два, три. Искать то, чего уже не найти. А я буду рядом. Но если вы вернете ему брата, я потеряю свое влияние на него.

— А оно у тебя есть?

— Пока нет, но будет. И вернуться в Ларск у него желание тоже будет. Только придушите этого Сашку тайно, закопайте где-нибудь. Пусть виконт думает, что он еще жив. Тогда я смогу употребить все свои силы для влияния на виконта. И когда он вернет Ларск, я буду готова стать графиней.

— А потом королевой?

— Отец, графиней я могу стать, выйдя замуж за наследного виконта, которых найдется не один десяток в Атлантисе.

— Но которые еще долго будут ждать, когда освободится графское место. К тому в нашем герцогстве из неженатых первых виконтов есть только Драйк. Толстый и глупый.

— Который окажется во всех отношениях приятнее этого конопатого придурка. К тому же безрукого. Он мне так и не рассказал, как он лишился рук. Замыкался, мрачнел. Пару раз я пыталась, но бросила попытки. И этот ужасный шрам на лбу.

— Пожалуй, ты права. Я прикажу Гонторну, когда тот найдет этого Сашку, сделать так, как ты предложила. Я полагаюсь на твою проницательность… королева.

После ухода дочери герцог задумался. Конечно, дочь права, этот Сашка лишний, только мешает. Но дочь поняла это чисто интуитивно, сыграли женские чувства, которые ее вновь не подвели. Но он, герцог Гендованский, не должен полагаться на одни чувства. Политику от чувств стоит держать на расстоянии. Дочь еще слишком юна, чтобы охватить все политические расклады. Сашка ей мешает, стоит на пути к получению влияния на виконта. Первого виконта Ларского. Когда Дарберн станет графом, этот Сашка превратится из младшего виконта в первого виконта. Это не так страшно. Это временно, до появления у Дарберна детей. Моих внуков. Но что будет, когда Дарберн наденет корону Лоэрна? Дочь станет королевой, это понятно. Внуки — принцы крови. С этим тоже все ясно. Но что будет с Ларском? А ларская корона достанется этому выскочке Сашке. Несправедливо. Он, герцог Гендованский, готов столько сделать, чтобы вернуть Дарберна в Ларск, а для этого придется схватиться с Черным Герцогом и еще неизвестно, чем все это закончится. Нет, наградой Гендовану должен стать Ларск. Когда Дарберн займет престол Лоэрна, графом Ларска должен стать его Ильсан. Не быть же ему вечно в маркизах? У него, правда, дурной характер, слишком высокомерен. Впрочем, для графа это и неплохо. Но графом еще нужно стать. Эльзина поможет, но этого мало. Нужно сделать так, чтобы Дарберн был ему обязан. А в чем он может быть обязан? Конечно, в возвращении Ларска. Но из мальчишки военачальник никакой, Черный Герцог его разобьет. Значит, нужно послать с Ильсаном графа Тратьенского. И вверить тому командование войсками. А Ильсан… пусть надувает щеки перед Дарберном, но только аккуратно. Эльзина поможет.

— Эй, кто там? Пригласите Гонторна.

Начальник стражи смог прибыть по вызову герцога только к вечеру.

— Как продвигаются поиски мальчика?

— Ваше сиятельство, мы перевернули весь город, только за сегодняшний день доставлено для опознания три десятка мальчишек, похожих по описанию на разыскиваемого. Эти идиоты даже двух рабов с длинными светлыми волосами притащили.

Герцог засмеялся.

— Они, наверное, подумали, что за два дня короткие волосы могут стремительно вырасти?

— Да, ваше сиятельство, я точно это им и сказал.

— Значит, никого не опознали?

— Никого, милорд. За городом мы заставили крестьян, несмотря на то, что сейчас самый разгар работ на земле, прочесать все близлежащие леса, но тоже безуспешно.

— Он не мог уйти к соседям?

— Все возможно, ваше сиятельство. Наверное, так и произошло.

— Нет, я уверен, что он не сбежит отсюда. У него есть то, что его удерживает у нас. Никуда он не уйдет. Усильте розыски.

— Да, милорд.

— И вот что, Гонторн. Кто у вас там производит опознание этих мальчишек?

— Десятники стражи, из тех, кто в данный момент дежурит по замку.

— Я вас попрошу взять эту работу на себя. Схваченных мальчишек пусть запирают до вашего прихода, а опознание проводите один.

— Но часто требуется вызывать родственников пойманных мальчишек, которые подтверждают, что те не разыскиваемый Сашка.

— Я понимаю. Приглашать — приглашайте, но допрос проводите без ваших людей.

— Зачем, осмелюсь спросить, ваша светлость?

— Когда опознаете Сашку, то сообщите мне. Никто кроме меня и вас не должен знать, что его нашли. А потом… я скажу, что надо будет сделать. Хотя у меня нет от вас секретов. Мальчишку надо будет задушить, и закопать где-нибудь за городом.

Гонторн скривился.

— Ох, уж это чистоплюйство, — подумал герцог, а вслух сказал:

— Впрочем, вы будете лишь на подхвате. Мальчишку придушит Ильсан. А копать яму… можно будет поступить иначе: засунуть труп в мешок, бросить туда же пару камней, а потом Ильсан сбросит мешок в реку.

— Слушаюсь, милорд.

Да, так будет надежнее. Ильсан не будет кочевряжиться. Тем более после того, как я скажу, что это его первый шаг к графской короне.

Глава 14 1000 год эры Лоэрна

Вот уже второе полнолуние, как неудачи преследуют Гандина, главного жреца храма Великого Ивхе. А ведь статую бога обильно задабривают, число жертв, ему приносимых, не уменьшается. Раньше большие обряды проводились четыре раза в год, теперь каждый месяц. Но картинка с Посланцем, которую смилостивился показать Великий Ивхе два месяца назад, оказалась первой и последней. В следующие два обряда Гандин только зря лишился двух старших жрецов. Один жрец из Гендована и… этой ночью снова из Гендована. Значит, Посланец до сих пор в Гендоване. И может пробыть в городе и дальше. И в следующее полнолуние незавидная участь быть принесенным в жертву будет ждать очередного нового старшего жреца из Гендованского храма. Зато теперь там не будут так настойчиво лезть в старшие жрецы. Итак, этой ночью обряд вновь сообщил, что Посланец в Гендоване. Сообщить-то сообщил, а вот показать окружение Посланца опять не удалось. Вместо картины, передающей что происходило с Посланцем накануне днем, опять, как и месяц назад, почти все изображение закрыл шар, соединенный с каким-то вытянутым предметом.

Если так пойдет дело дальше, то он скоро останется совсем без гарема, уже вчера еле-еле хватило жертв для ночного обряда, хотя храмовники пригнали отобранных даже из храма Ужасного Паа. И что самое обидное, он даже не сможет уберечь самые ценные жемчужины своего гарема. Храмовники его даже слушать не станут, заберут всех для обряда. А он, главный жрец, в лучшем случае будет только невнятно блеять, и просить у своих слуг оставить хоть пяток лучших наложниц.

Слуг!.. Это сказки для всего остального Атлантиса, а он, да и все жрецы, уже убедились, кто на самом деле господа, а кто слуги. Попробуй только выступить против храмовников. Они даже не будут дожидаться дня большого обряда жертвоприношения, как было три месяца назад с Селиманом, чтобы поставить на его место другого, более послушного. Они его попросту убьют. И никто не защитит. Никто.

Прежний верховный жрец, Селиман, только попытался быть независимым, как храмовники его убрали. Убрали, между прочим, его, Гандина, руками. Тогда, в конце зимы, к нему зашел один храмовников. Зашел бесцеремонно. Гандин даже хотел прикрикнуть, чтобы вышвырнуть наглеца из его покоев. Но храмовник быстро его отрезвил, указал ему его место. И предложил сделать Гандина верховным жрецом.

— У Селимана будут завязаны глаза, у тебя нет. Но у Селимана есть и вторая пара глаз — это уши.

Да, слух у Селимана был изумительный. Почти заменял глаза. Почти. Но глаза есть глаза. Как и обещали, Селиману их завязали, ему — нет. Так он стал верховным жрецом, а голова бывшего верховного жреца торчит на колу перед входом в храм.

— Господин! — появившийся на пороге служка был растерян, — там, к вам…

Служка не успел договорить, как в комнате сильно запахло орками. Так и есть! За спиной служки возникла уродливая фигура храмовника, тот схватил служку за шиворот и не сильно, но действенно оттолкнул его от порога. А сам вошел внутрь и закрыл за собой дверь. По комнате распространился вонючий запах.

Гандин был немного испуган, но постарался это не выказывать. Он встал, пытаясь изобразить гордую и величественную позу, но предательски задрожали ноги, а плечи вместо того, чтобы быть расправленными, неожиданно стали опускаться.

Храмовник это заметил и довольно захрюкал.

— Можно снова вернуться к проведению больших обрядов раз в три месяца. Через три месяца как раз подоспеет осеннее равноденствие. Посланца твои люди ищут плохо.

— Но эти люди достались мне от Селимана!

— Это отговорки. Посланца пусть ищут и дальше, но теперь это не главное. Неудачи последних двух обрядов возникли из-за шара и жезла.

Не успел Гандин спросить, что же это такое — шар и жезл, как храмовник сказал несколько фраз на незнакомом языке.

— Это язык древних. На нем никто не говорит. Эльфы, наверное, еще знают. Но это был человеческий язык. Язык тех, кто жил на земле Атлантиса до падения Черного камня. В этой фразе говорилось, что вся истина откроется, когда соприкоснутся шар, жезл, череп и пирамида. Кто-то соединил шар и жезл, поэтому и не получается магия обряда. Она действует, но подчиняется владельцу шара и жезла. Твои люди должны найти шар и жезл. Любой ценой! И еще пусть ищут череп и пирамиду.

— Но где им их искать? Я даже не знаю, что это такое. Какие они из себя? Шаров много. Даже здесь их можно найти. А черепов — их здесь тысячи, десятки тысяч!

— Череп серебряный. Пирамида хрустальная. Шар из черного камня. Жезл — не знаю из чего. Но один его конец заканчивается острым шпилем. Все это хранилось в подземельях старого Лоэрна. Прадед Черного Герцога его разрушил и выкопал их. Что стало с ними дальше неизвестно. Отряд солдат, который их вез, погиб, все эти артефакты исчезли. Но вот теперь два из них нашлись. Кто-то соединил шар и жезл.

— А не могли они остаться в подземелье? Там сейчас развалины. Может, старатели нашли?

— Нет. Мы охраняем развалины больше ста лет. Туда никому не пройти.

— А если они сейчас у Черного Герцога? Или, наоборот, его прадед не нашел их в подземелье и они до сих пор там?

— Череп он выкопал точно. Про судьбу шара, жезла и пирамиды мы не знали. Но если сейчас кто-то ими пользуется, значит, они не в подземелье. Значит, их тоже нашли. Найти могли только тогда, при прадеде Черного Герцога. Потому что после мы закрыли доступ к подземелью.

— А пирамида?

— Про ее судьбу мы ничего не знаем.

— А она не может оставаться в развалинах старого Лоэрна?

Орк недовольно скривился. Чувствовалось, что ему не хочется отвечать.

— Все это время мы копали развалины. Но там слишком обширные ходы. Вся гора ими изрыта. Ходы уходят глубоко вниз. Много потайных мест. Там, где мы раскопали, пирамиды нет.

— И все-таки, не могут эти артефакты оказаться у Черного Герцога?

Орк снова скривился, помолчал, потом нехотя ответил:

— Если они у него, то почему за эти сто лет ни он, ни его предки ими не воспользовались? Хотя какой-то из этих предметов может оказаться у него. Несколько месяцев назад мы поймали у развалин старого Лоэрна людей Герцога.

— Значит, Черный Герцог знал про артефакты и про развалины!

— Нет, он узнал про развалины от Селимана. Людей Герцога туда привел жрец.

— Правильно ли я понимаю, что мои люди должны бросить все силы на поиски любой информации об этих артефактах?

— Да.

— Но их поиски могут привести в самые дальние и неожиданные места. Я полагаю, что на развалинах старого Лоэрна им делать нечего. Есть ли в Атлантисе еще места, куда доступ моим людям будет запрещен?

— Им делать нечего там, где живем мы, храмовники. В остальные места они могут ходить.

— Во все места, где нет поселений храмовников?

— Да.

— И в места близкие с поселениями храмовников?

— Да.

— Я всё понял.

Когда храмовник ушел, Гандин даже забыл отдать приказ проветрить комнату. То, что ему был вынужден рассказать храмовник, помогло понять, почему орки три месяца назад убили его руками Селимана. Старый верховный жрец, видимо, решил сыграть собственную игру, каким-то образом договорившись с Черным Герцогом. Но их люди попались, всё выплыло наружу, и Селимана убили. Убили только за попытку прикоснуться к тайне артефактов. Информация, которую получил Гандин, жглась, смертельно жглась. Он был уверен, что как только оркам станет известна судьба этих артефактов, он будет тут же убит и заменен на другого верховного жреца, какого-нибудь послушного идиота. А раз так, то готовить убежище нужно начать уже незамедлительно. Неизвестно, сколько у него осталось времени.

Гандин позвонил в колокольчик и на пороге возник испуганный служка.

— Вызови ко мне Шемела. И проветри здесь всё. Эти слуги так воняют.

Шемел появился быстро, запах орка еще не выветрился. Впрочем, это даже хорошо, будет дополнительным стимулом в разговоре, напомнит, как Гандину удалось убить Селимана.

— Вчера после обряда никто не бросил мне вызов. Двадцать три человека и ни одного желающего. И в предыдущие два больших обряда тоже. Ты понимаешь почему?

— Почему же, господин?

— Ответ дурака. А мне казалось, что ты не дурак. Неужели я ошибся?

— Нет, нет, господин, простите, я неправильно ответил.

— А как нужно правильно ответить?

— Нужно было сказать: да, я понимаю почему, господин.

Гандин слегка улыбнулся.

— Со мной ты вежлив, зато в обращении со служками преображаешься, там ты совсем другой — наглый и крикливый.

— Господин, простите.

— Любишь власть?

— О, господин!

— Ты не ответил. Я жду ответа, но ответа не дурака. Итак?

— Да, господин, я люблю власть.

— У младшего жреца власти немного. У старшего жреца намного больше. В его власти храм на землях одного из герцогств Атлантиса. Я могу сделать тебя старшим жрецом.

— Господин, через месяц старший жрец гендованского храма может повторить судьбу своих предшественников.

Гандин рассмеялся.

— Нет, речь идет не об этом. К тому же больше таких обрядов не будет. Всё возвращается в обычное русло. А место старшего жреца еще нужно заслужить. Заслужишь — сделаю. Подберу тебе хороший храм, отправлю его старшего жреца на корм храмовникам. Это не трудно.

— Но, господин, жрец определяется в поединке, а я калека. С моей-то ногой.

— Зато у тебя есть глаза.

— О, господин, я понял. Спасибо, господин!

— Значит, так. На днях всех жрецов я отправляю на поиски, сообщу, что именно искать. Ты же под видом поисков поедешь на юг или на запад, в Хаммий лучше не ездить, там многолюдно. Хотя, если понадобится, то и туда. Возьмешь в помощь пару стражников. Поедешь, и будешь искать остров, про который мало кто знает. Остров должен быть пригоден для жилья. Вода, земля, а не камни. Лес на дрова. И все такое. Найдешь, вернешься, расскажешь. После этого я тебе дам полтора десятка стражников, пару помощников, денег. Твоя задача: завезти на остров крепких рабов, построить дома. Сделаешь — станешь старшим жрецом. Поедешь под видом купца. Если встретятся храмовники и возникнут проблемы, то скажешь, что ты от меня и выполняешь миссию, важную им.

Через день по южному тракту спешил купец в сопровождении двух молчаливых охранников. По внешнему виду его можно было принять за хаммийского купца. Тем более и его спутники внешне были похожи на хаммийцев. Разве что все они были не такими смуглыми, как жители южной страны Атлантиса.

Но хаммийцы, высокомерные и наглые в своем краю, на землях герцогств всегда вели себя вежливо, а когда надо, то и подобострастно. Даже незнакомому человеку хаммиец мог поклониться, ведь никогда не знаешь, что от того можно ожидать. С купленными северными рабами купцы вели себя уже совсем иначе. Это ведь рабы, которые должны бояться тени своего хозяина. Дрессировать рабов хаммийцы начинали уже на месте, где их покупали. Но если рабы думали, что те ужасы, свалившиеся на их головы, после того, как их купили на рабском рынке, это худшее, что их ждало в жизни, то рабы глубоко ошибались. Стоило хаммийцам прибыть к себе домой, как рабы вскоре мечтали о тех днях, что они провели в рабском ошейнике вне Хаммия.

Но этот купец, столь похожий на купца из Хаммия, вел себя совсем иначе. Он был нагл, высокомерен, а к владельцам постоялых дворов обращался с заметным презрением. Хозяева дворов тушевались, были в растерянности. Ведь хаммийцы так себя не ведут. Не аристократ же он? Но на аристократа проезжий купец никак не тянул. Можно было, конечно, приказать слугам вышвырнуть наглеца с постоялого двора, но желание хозяина пропадало, когда он встречался с глазами охранников купца. Эти могли зарезать, такое без труда читалось на их жестких лицах. Для них убить человека — раз плюнуть. И было заметно, что таких плевков в их жизни было немало. И это тоже, кстати, удивляло. Обычно охранники купцов были людьми спокойными, где-то даже степенными. Охранники преображались лишь тогда, когда на них нападали разбойники. Но такое в Атлантисе редкость. Бандитов в городах было много. Они воровали, грабили, случалось, и убивали. Но убийство купца, как и убийство аристократа, бандитам могло обойтись дорого. Правители провинций купцам благоволили, ведь те поставляли значительную часть городских налогов. А в тех краях, где не хотели жестко бороться с убийцами, в тех землях неожиданно замирала торговля, а значит, уменьшались и поступления в казну.

Лишь в одном случае хозяин постоялого двора решился на отпор наглому купцу. Тот вначале довел хозяина различными придирками по качеству поданной еды, а когда купец, потребовав самого лучшего эля, попробовал его и швырнул кувшин на пол, заявив, что эту гадость не будут пить даже свиньи, хозяин вскипел окончательно. Но благоразумие, свойственное тем, кто зарабатывает деньги на обслуживании клиентов, все же взяло вверх, хозяин просто повернулся и ушел внутрь дома. Однако раздавшиеся вскоре крики заставили его быстро вернуться. Картина, которую он увидел, на этот раз вывела его из себя окончательно. Купец повалил на стол его служанку, которой он частенько оказывал по ночам милость. Охранники споро держали девушку за руки и ноги, прижимая к крышке стола, а купец собирался сделать прямо в обеденном зале непотребное действо.

Купец заревел и, схватив первое попавшееся в руку, бросился на купца. Но добраться до него ему не удалось: один из охранников, выпустив руки девушки, сбил купца с ног, умело ударив по голове. Другой охранник уже доставал меч, примериваясь к горлу купца. Девушка, воспользовавшись тем, что от нее отвернулись, резво убежала. Купец, раздосадованный этим, обратил свой гнев на хозяина постоялого двора.

— Ты, пища орков, ты посмел поднять на меня руку! Отрубите ее ему, — приказал купец охранникам. И один из них быстро взмахнул мечом. По залу разнесся дикий вопль хозяина двора. Из отрубленной кисти правой руки хлестала кровь. Купец уже лежал без сознания, а у входа в обеденный зал стояли несколько слуг хозяина двора с дубинками в руках и неуверенно переминались с ног на ногу.

— Эй вы, свиньи! Прижгите ему обрубок, а то ведь сдохнет! И где эта девка? Быстро ее сюда!

Слуги хозяина, с опаской приблизившись к столу опасного купца, подхватили тело своего хозяина и унесли его внутрь дома.

Купец, так и не докричавшись, рассерженно поднялся в свою комнату. Тем временем посланный слуга уже подъезжал к замку местного барона с сообщением о разбое. Тот, несмотря на наступившую темноту, послал четырех своих людей к постоялому двору. И вот здесь было наглядно продемонстрировано, кто лучше владеет мечом: баронские солдаты или солдаты жрецов. На счастье последних барон приказал взять живьем всех разбойников, поэтому один их охранников псевдокупца оказался лишь легко ранен в руку, а другой отделался большим синяком на пол-лица.

Троих разбойников, лишивших руки уважаемого хозяина постоялого двора, регулярно вносящего плату за то, что его двор стоял на баронской земле, ждал скорый баронский суд. Столь решительные и умелые действия людей барона преобразили и купца. Теперь это был тихий и подобострастный человек. Мажордому замка, правой руке барона, купец первым делом сообщил, что он является младшим жрецом главного храма Великого Ивхе, едет по важному поручению самого верховного жреца, и настоятельно попросил пригласить в замок жреца из местного провинциального храма, замещающего старшего жреца, который еще не вернулся с последнего большого обряда жертвоприношения.

Связываться со жрецами барону не хотелось. Поэтому он сообщил о происшествии, случившемуся на его земле, своему графу, разумно подумав, что пусть граф и решает эту проблему.

По прошествии пяти дней, когда в замок графа прибыл уже вернувшийся из главного храма старший жрец, все стороны пришли к общему решению. Храм выплачивает хозяину двора пять золотых монет за увечье, еще по десять монет идут графу и барону, а жрец с двумя охранниками незамедлительно покидает границы графства.

Оставшийся путь до моря Шемел вел себя намного сдержанней. О произошедшем на постоялом дворе, конечно же, доложат Гандину, и только успех его миссии мог уберечь его от гнева всесильного верховного жреца.

Асперон был небольшим рыбацким городком на южном берегу Атлантиса. Главным предметом торговли здесь была рыба, и все местные купцы торговали именно ей. Купцы везли рыбу на север, оттуда привозили товар, необходимый жителем городка. Заезжие купцы тоже, бывало, наведывались в Асперон, привозя аналогичный товар, но торговля у них шло туго. Здешние жители, повязанные кровными узами, предпочитали покупать товар у своих местных купцов, им же отдавая улов на продажу. Поэтому появление в городке нового купца жители встретили настороженно.

Шемел, имевший отдаленное представление о торговле, сразу же почувствовал отчужденность в отношениях с ним. Особенно это чувствовалось, когда он начинал заводить речь о торговле: что продают, что покупают местные жители. А когда Шемел начинал разговоры про острова на юге, люди быстро допивали бесплатную выпивку, предложенную жрецом, и покидали таверну.

Поэтому Шемел, поняв, что он только теряет время, нанял у местного богача галеру и попросил доставить его морем до Хаммия, справедливо посчитав, что так он сэкономит время и что, пожалуй, главное, не придется мучиться переходом по раскаленной каменистой пустыне.

Хаммий встретил его многоголосым шумом, столь не свойственным городам Атлантиса. Люди с самыми разнообразными оттенками кожи, от иссиня-черной до нежнейшей белой, сновали по узким и кривым улочкам столичного города. Уличные продавцы призывно кричали, зазывая покупателей, оборванные мальчишки неотступно сопровождали Шемела с его спутниками, прося кинуть им медянку. Непривычный к густому шуму и ярко припекающему солнцу человек, наверное, не выдержал бы здесь и часа, но Шемел был жрецом храма, где в течение долгой ночи ему приходилось стоять возле раскаленного жерла медной статуи его бога и слушать такие же громкие крики жертв, приносимых в жертву Великому Ивхе. Но даже он, привычный ко всему этому, уже стал уставать.

А еще его поразило обилие рабов. Они были на каждом шагу, что-то несли, согнувшись вдвое от тяжелых корзин, наполненных рыбой или овощами, трехпудовых мешков с зерном, постоянно встречались группы измученных рабов вчетвером несущих носилки с полулежащими на подушках толстыми или не очень толстыми господами. Вот прошла госпожа, а за ней следом рабыня с хозяйским мальчиком на плече, бородатый карлик, несущий опахало за господином. А когда жрец проходил мимо рабского рынка, то количество рабов превзошло всё, что он видел до этого. Разве могли с этим сравниться жалкие рабские рынки Атлантиса? Сотни, если не тысячи, выставленных на продажу людей — взрослых мужчин и женщин, молоденьких девушек и детей самого разного возраста, чьи светлые и рыжие волосы резко контрастировали с иссиня-черными волосами торговцев и покупателей.

А вот мимо прошла нескончаемая колонна рабынь, судя по всему только что привезенная в Хаммий. К удивлению Шемела, среди них не было, наверное, ни одной старше двадцати, а скорее и восемнадцати лет, а половину и вовсе составляли еще девочки. Судя по одежде, многие из пленниц были из богатых семей. Шемел готов был поспорить, что часть из них аристократки. Об этом говорило всё: одежда, еще не исчезнувшая гордая осанка, черты лица. И вели их отнюдь не хаммийцы, а солдаты из Атлантиса. Десятка три солдат с властным командиром, а во главе их ехал вельможа, если судить по одежде и богатому оружию титулом не ниже барона, а то и виконта.

Что же это такое? С каких пор знать Атлантиса стала заниматься работорговлей. Заинтересованный этим, жрец пошел следом за колонной рабынь. Идти пришлось недалеко, охрана завернула пленниц в большой постоялый двор, но разместили их не в доме, а в дальнем углу двора, где находилось два-три десятка лежанок. Как догадался Шемел, в Хаммие, где было широко развито рабство, такие рабские углы были почти во всех постоялых дворах. В столичный город на центральный рынок со всей ближней и дальней округи постоянно съезжались покупатели. Купленных рабов не всегда удавалось в тот же день отправить вглубь хаммийских земель, поэтому покупатели и пользовались такими вот загонами.

На длинной жерди Шемел заметил несколько десятков кожаных хомутов, рядом на земле лежали деревянные колодки — все удобства для приобретших живой товар, который имел две ноги и поэтому мог сбежать. Впрочем, куда бежать? Это же Хаммий. Поймают быстро. В ловле сбежавшего раба принимали участие все. Потому что поймавший сбежавшего раба получал вознаграждение от его владельца. Но и неудачники не оставались в накладе, вскоре им доставалось забавное зрелище казни строптивца. А хаммийцы были мастерами на такие выдумки. Это в Атлантисе, не мудрствуя лукаво, сажают пойманного раба на кол. В Хаммийе такой раб мог только мечтать о коле. Но ведь все равно бежали! Надежда, крохотная надежда еще жила у многих. Поэтому некоторые и пытались бежать. Но большинство продолжало надеяться на лучшую участь там, куда должны их были привезти. Но какая может быть участь у раба, пригнанного на рисовые поля? Работа от рассвета до заката по колено в воде, кишащей насекомыми, палящее солнце, тухлая вода и двухразовая похлебка.

Пригнанных пленниц не стали запирать в хомуты и колодки, вельможа просто отдал приказ офицеру и тот расставил вокруг рабынь охрану. Сам же вельможа, окинув довольным взглядом картину, пошел к дому, где у входа его уже встречал с низким поклоном сам хозяин постоялого двора. Шемел вместе со своими спутниками вошел следом. К нему тотчас же подскочил слуга.

— Комнату получше и обед на троих, — распорядился Шемел.

Пока слуга бегал, жрец рассматривал вельможу, уже расположившемуся за лучшим обеденным столом. Рядом стоял хозяин со слугой. Как понял, Шемел, вельможа делал заказ. Из всех фраз жрец расслышал только громкое распоряжение хозяина постоялого двора о том, чтобы накормили солдат и пленниц. По всему помещению бегом сновали слуги, и Шемел уже приготовился долго ждать, но, к удивлению, его заказ пришел быстро. Возможно, потому, что он заказал мяса и кувшин вина, а это всегда было под рукой у местного повара.

Зато вельможа сделал себе богатый заказ. На его столе появились отборные закуски, целых три кувшина с напитками, которые подливал вельможе здешний слуга, неотлучно стоявший рядом с вельможей. Вскоре появился и офицер, которого вельможа пригласил за свой стол. Вельможа первым закончил трапезу, и подскочивший слуга подобострастно повел его вверх по лестнице в отведенную для него комнату. Шемел решил, что настал удобный момент для разговора с офицером, лениво потягивающего эль из кружки.

Жрец решил воспользоваться тем, что внешне он мало чем отличался от хаммийцев. Разве что более светлой кожей. Но и она слегка подзагорела за время его поездки.

— Уважаемый милорд разрешит присесть бедному купцу?

Офицер долго рассматривал хаммийского купца, стоящего перед ним, и когда Шемел уже потерял терпение, сказал:

— Садись.

— Милорд, я видел, что вы пригнали очень хороший товар, а мне как раз хотелось приобрести красивую белокурую девственницу. Я мог бы хорошо заплатить. — Шемел демонстративно достал кожаный мешочек, развязал его и отсыпал на ладонь часть его содержимого.

Взгляд офицера стал более осмысленным. В глазах стали разгораться искры жадности: ведь на ладони у Шемела лежало, поблескивая золотыми лучами, полтора десятка монет. Офицер долго на них смотрел, а затем с трудом отвел взгляд и сказал:

— Нет, я не могу. Этот… — офицер запнулся, — ими распоряжается.

— Но милорд, их у вас столько, одной больше, одной меньше, никто и не заметит, зато… — Шемел потряс в ладони золотыми кругляшами.

— Ага. Не заметит. Они у него все переписаны, да не по одному разу. И за каждую ответ надо держать перед герцогом, — пьяный офицер сообщил интереснейшую информацию, оказывается, за всем этим стоит какой-то герцог.

— Разве он такой страшный, этот ваш герцог, уважаемый милорд?

— Ха! Да весь Атлантис дрожит от его имени. Дрожит и ненавидит. И правильно делает. Мой господин еще им всем покажет.

Неужели, Черный Герцог? Если офицер несоврал, то другого в Атлантисе нет, кого все так боятся и ненавидят. Значит, Черный Герцог еще и зарабатывает на работорговле?

— Да, много хороших и красивых рабынь. Очень жаль. Но, может быть, тот вельможа, я не знаю, как к нему обращаться: он виконт или барон?

— Ха-ха-ха! — весело отреагировал офицер. — Еще графом его назови! Он и дворянство получил только благодаря его сиятельству. Сын управляющего и внук мясника — вот кто он такой! А я дворянин в четвертом поколении!

— О, милорд, какая честь для бедного купца. Но все-таки, как вы думаете, мне смогут продать одну из ваших рабынь, уважаемый милорд? Ведь вы же привезли их на продажу.

— И не мечтай! Нет, продавать не будем, только менять.

— На кого же?

— А ты кто такой, чтобы спрашивать?

— Я купец, может быть, у меня найдется товар для обмена. Я и ваше снисхождение ко мне не забыл бы.

— Нет. Нет у тебя такого товара. Он есть только у хавьера Исалы. И только у него. Понял? А теперь проваливай.

— О, простите, уважаемый милорд, — и Шемел низко кланяясь, ушел к своему столу.

Теперь осталось узнать, кто такой этот хавьер Исала. Хавьер, значит, богат и знатен. У этих хаммийцев знатность определяется степенью богатства. А узнать оказалось не сложно. В первой же лавке, стоило Шемелу купить какую-то безделушку, заплатив полсеребрянки почти не торгуясь, как обрадованный выгодной продажей приказчик рассказал жрецу всё, что его интересовало.

Хавьер Исала был богатым человеком, но не из самых богатых в Хаммие. Многие были побогаче и уважаемее его. К тому же он был чернокожим. Плоский нос с вывернутыми ноздрями и курчавые волосы не были необычными здесь. Но в сочетании с иссиня-черной кожей даже для Хаммия они были редкостью. Но два года назад популярность хавьера заметно возросла. Еще бы! Он купил наложницу королевский кровей! А полгода назад, говорят, наложница родила мальчика.

Сам Иаша, правая рука блистательного правителя Хаммия, недавно предлагал за наложницу двести золотых монет, но хавьер отказался. Двести золотых это очень много, даже для Исалы это хорошая сумма, но почет и уважение значат больше, чем мешок, доверху набитый золотом. Продай он эту наложницу, то принцесса будет жемчужиной гарема у Иаши, а Исала останется только с лишним мешком денег. Поэтому хавьер и отказался. Все это поведал жрецу словоохотливый приказчик. Теперь осталось дождаться предстоящего обмена. Сто прекрасных наложниц, большинство из которых, Шемел мог поручиться, были девственницами, а часть из них были из знатных семей Атлантиса, предстояло обменять на что? Неужели на принцессу? Согласится ли Исала? А почему бы и нет? Сто прекрасных наложниц, вряд ли такой гарем есть у кого-либо в Хаммие. С другой стороны — настоящая принцесса. Но она не достанется Иаше, значит, Исала по-прежнему будет владеть лучшим гаремом в Хаммие. Может получиться!

Вельможа Черного Герцога, а солдаты служили именно ему, это выведали его два охранника, принесшие большой кувшин солдатам, отдыхающим от дежурства, в этот день так и не покинул постоялого двора. На следующий день только поздним утром тот вышел на улицу, сопровождаемый двумя солдатами. Шемел за ним не пошел, справедливо полагая, что знает, куда тот отправился. Через пару часов вельможа вернулся в хорошем настроении, что-то приказал офицеру, тот солдатам и всё во дворе закружилось, забегало. Местные слуги понесли большие кувшины в лагерь пленниц, те мыли головы, сушили волосы, укладывали или расчесывали их. Значит, готовятся к смотринам, догадался жрец.

После того как полуденная жара спала, весь лагерь невольниц пришел в движение, пленницы выстраивались в колонну, по ее краям занимали свои места солдаты. И вот колонна двинулась за пределы постоялого двора. Шемел вместе со своими двумя охранниками вышел вслед за ними, держась, однако, на почтительном расстоянии, здраво рассудив, что такая большая и неповоротливая колонна никуда от него не скроется. Спустя полчаса пленницы и их охрана подошли к большому дому, занимавшему значительную площадь на довольно широкой улице с домами, явно принадлежащими богатым людям. Небольшая задержка и вся длинная вереница медленно втянулась во двор дома. Ворота закрылись.

Ждать пришлось долго. Когда Шемел потерял последнее терпение, из открывшихся ворот вышли солдаты с офицером, вельможа и маленькая закутанная фигурка, несущая в руках сверток. Сердце жреца учащенно забилось. Неужели это она, принцесса Лоэрна? Эта новость должна пригодиться верховному жрецу, он поймет насколько он, Шемел, проворен и Гандин забудет об инциденте с отрубленной кистью руки. Обязательно забудет!

Проследив за возвращающимися до постоялого двора, жрец зашел и сам туда, но в свою комнату подниматься не стал, а непринужденно разместился в обеденном зале. Однако ни вельможа, ни офицер там так и не появились. Наложницы тоже не было видно, она была размещена в одной из комнат постоялого двора. Шемел понял это по усиленному караулу, поставленному около одной из дверей. Приказав своим охранникам спать лишь по очереди, жрец заснул.

Ранним утром его разбудили. Солдаты собирали лагерь, в комнаты, занятые людьми Герцога, сновали слуги с закусками, напитками и кувшинами для омовения. В комнату вельможи провели пожилую толстую хаммийку. А она здесь зачем? Через полчаса Шемел понял, что ее наняли сопровождать невольницу, до сих пор закутанную с ног до головы в покрывало. Вскоре все вышли из постоялого двора, и процессия двинулась в сторону городского порта.

Жрец проследил за ними до конца и видел, как все садились на большой торговый корабль, который вскоре, подняв паруса, ушел в сторону Атлантиса. Шемел раздирался между желанием проследить за ними дальше и необходимостью выполнения задачи, поставленной перед ним верховным жрецом — надо было искать остров. Как жаль, что здесь нет храма! Хаммийский храм Великого Ивхе располагался в нескольких днях пути от города. Немного поразмыслив, Шемел сел на камень близ причала и достав все необходимое для письма, написал инструкцию для своего солдата. Все равно польза от него небольшая. Если случится стычка, то он со своей раненой и до сих пор не зажившей рукой будет не очень полезен. Пусть едет в храм Великого Ивхе и передаст важную информацию для верховного жреца. А он, Шемел, продолжит путь и поиски.

Отправив охранника с сообщением, жрец вернулся на постоялый двор и стал заводить знакомства с местными жителями. Хаммий в отличие от того рыбацкого городка оказался совсем не подозрительным до расспросов жреца. Если приезжий купец угощает, да еще и обещает пару мелких монеток, то почему ему не рассказать о прибрежных водах?

Островки, известные всем, Шемела не интересовали, верховный жрец приказал ему найти остров, о котором никто не знает, а если и знают, то посещают редко. Но если об острове никто не знает, то кто ему о нем расскажет? Самому нанять галеру и пуститься неизвестно куда? Галеры в открытом море долго плавать не могут, только между известными берегами. А если и случится незадача, что пройдет кораблик в тумане или в безлунную ночь мимо нужного берега, то, считай, команде уже никогда не вернуться. Утонет кораблик. Правда, ходили разные слухи, что где-то там далеко-далеко есть богатые земли, куда прибивались потерянные галеры. Эти земли столь нравились команде, что никто не желал возвращаться обратно.

Шемел же проверять эти слухи намерения не имел, поэтому продолжал ходить по местным трактирам и угощать их обитателей, в первую очередь, обращая внимание на моряков. Примерно через седьмицу после отбытия того вельможи, имени которого он так и не узнал, в одном из трактиров невзрачный почти беззубый мужичок рассказал жрецу одну интересную историю.

Есть, якобы, милях в двадцати от Хаммия остров, и остров не простой, не как обычные остров, а в виде подковы. Внутри подковы удобная бухта. Землица на острове хорошая, плодовых деревьев много, через весь островок ручеек течет с прохладной и чистой водой. Не остров, а рай. Но добраться туда трудно, галеры не зная точного расстояния, пройдут мимо и потонут. Но, говорят, есть лоцман, который знает, как добраться до того острова. Если плыть не прямо, а немного в обход, то встретится целая цепь рифов, где подводных, а где и выступающих над поверхностью моря. Вот по ним и можно добраться до того острова. Главное — самому не пропороть днище галеры о рифы.

— И где же найти этого лоцмана?

— А уже нигде.

— Как это?

— Увел его Агрего.

— Это кто такой?

— Пират наш хаммийский. Душегуб, каких свет не видал. Но человек слова. Если что пообещал — выполнит.

— Так, значит, этот Агрего скрывается?

— Почему он должен скрываться?

— Ты же сказал, что он большой душегуб.

— Да, душегуб. Только пиратствует он у берегов Атлантиса, в Хаммие не балует. Зачем же ему здесь скрываться? Здесь он уважаемый человек, чистокровный хаммий! У него даже дом в центре города есть.

— Он там и живет?

— Когда не в море.

— А что, если этот Агрего не был бы чистокровным хаммийцем, его не уважали бы?

Собеседник Шемела скривился.

— Этих бастардов расплодилось…

Шемел вспомнил про мальчика, сына принцессы-наложницы. Интересно, какая его ждала судьба, если бы не этот обмен?

— А скажи, бастарды имеют те же права, что и дети от законных жен?

— Ха! Сын рабыни остается рабом.

— Даже если рабыня из знатных атлантиссок?

— Да хоть бы и так. Бастард — раб.

— И что с ними бывает, когда умирает господин, их отец?

— Девицы, что помоложе, идут в гарем старшему законному сыну. Остальных женщин продают служанками в дома победнее. Парней отправляют на рисовые поля. Мальчиков посильнее туда же, поменьше — холостят и слугами в дома Хаммия.

— То есть, никто не оставляет потомства? Откуда же столько бастардов?

— Атлантис большой, оттуда постоянно привозят свежих рабынь.

На следующее утро Шемел, узнав точный адрес этого дома, уже стучался в его калитку. Окошко в калитке немного приоткрылось, и появилась волосатое лицо человека неопределенного возраста. Ему могло быть и тридцать и пятьдесят лет.

— Милорд Агрего дома?

Волосатое лицо пыталось осмыслить сказанное жрецом, но это оказалось ему, видимо, не под силу, дверь открылась, а волосатый человек неопределенно махнул рукой в сторону дома.

Зайдя в дом, Шемел окликнул кого-нибудь, но ответа не было. Тогда он пошел по широкому коридору, отворяя подряд все двери. В одной из комнат, наконец, обнаружился человек. Смуглый и носатый, как и большинство хаммийцев, человек был одет в одежду слуги и что-то подметал в углу комнаты.

— Эй, ты, где твой хозяин?

Человек отложил метелку и поднял глаза.

— А тебе зачем?

От такого грубого ответа Шемел вспыхнул и высокомерно сказал:

— Не твое дело, раб. Говори, где твой хозяин.

— Агрего, что ли?

— Да, Агрего!

Человек подошел к креслу, сел в него, закинув ногу на ногу, от этой картины Шемел буквально взвился, а человек сказал:

— Ну, я Агрего. Так чего надо?

От неожиданности Шемел открыл рот и так простоял бы, наверное, долго, если бы человек в кресле не продолжил:

— Чужеземец? Не у каждого чужеземца получается отсюда выйти живым.

Жрец, наконец, пришел в себя.

— Милорд, я служу богатому купцу. Он уже стар и хочет провести остатки дней своей жизни в каком-нибудь тихом и приятном месте у теплого моря. Я же слышал, что существует остров в виде подковы, который по описанию подходит моему господину. Не могли бы вы за плату показать мне этот остров, а когда мой господин даст свое согласие, то перевести туда моего господина с его слугами.

Теперь, подумал жрец, этот Агрего согласится. Ведь, показав мне остров, он заработает пару золотых, в надежде получить больше с моего придуманного хозяина-купца. Не каждый чужеземец выходит отсюда живым? Я-то выйду, без меня Агрего не заработает второй половины суммы. А она может быть не два золотых, а целых три. Человек, не имеющий возможности купить раба, чтобы тот следил за домом, за два, а потом еще три золотых с радостью ухватится за такую возможность заработать.

— Почему бы не показать. Покажу. Плата вперед.

— Сколько? — Шемел даже сделал вид, что его рука тянется к кошельку.

— Двадцать.

— Чего? Серебрянок?

— Золотых.

— Но это не серьезно! Да у меня и нет таких денег!

— Это не имея на руках каких-то жалких двадцати золотых не серьезно отвлекать меня от дел. Если не твой приход, я уже закончил бы подметать эту комнату. Во сколько ценишь свою жизнь и жизнь солдата?

— Как это?..

— Очень просто. Ты выкупаешь у меня две ваших жизни и возвращаешься. Можешь выкупить одну свою, тогда твой солдат останется здесь навсегда. Выбирай.

Шемел уже был готов приказать охраннику проучить дерзкого капитана, но вовремя вспомнил, что тот был капитаном пиратов, и по словам мужичка из трактира, большим душегубом. Значит, не так просто все было. И вспомнил он еще слова мужичка, что Агрего человек слова.

— А если я найду двадцать золотых, то проводишь до острова, потом довезешь обратно и отпустишь целым и невредимым?

— Да, я обещаю.

Шемел вздохнул и развязал кошелек. Пришлось отдать большую часть имеющегося золота. Зато уже на следующий день Шемел плыл на юг. Пиратская галера шла медленно, искусно маневрируя между рифами. Рифы не шли сплошной подводной стеной, а располагались небольшими группами, на большом расстоянии друг от друга. В один из моментов жрец вдруг заметил, что солнце стоит не на носу галеры, а ушло за корму.

— Мы сделали полукруг, теперь плывем снова на север. Там же и остров. Скоро ты его увидишь.

Действительно, не прошло и получаса, как показались очертания острова. Большой остров, и он приближался. Остров действительно имел форму подковы, оба конца которой заканчивались мысами, за которыми располагалась большая бухта. Чем ближе подходила пиратская галера к острову, тем отчетливее становилась картина того, что находилось внутри бухты. Вся она была забита большими кораблями, частично вытащенными на берег.

Двадцать, тридцать, сорок… Больше сорока кораблей необычной формы находилось в бухте. И корабли эти — не чета галерам, распространенным в Атлантисе и Хаммие. На таких кораблях и в открытое море можно идти безбоязненно.

— Но откуда? И чьи они? — вслух задал вопрос сам себе Шемел.

Однако Агрего услышал его и ответил:

— Это храмовники. И число кораблей растет каждый год. Несколько из них патрулируют море между островом и Хаммием. Но про проход через рифы они не знают. Хотя и там временами появляются. Теперь понял, почему я взял с тебя десять золотых за доставку сюда?

— Десять?.. Но я заплатил тебе двадцать золотых.

— Нет, десять за сегодняшнюю мою работу. И десять за препровождение твоего хозяина на этот остров. Однако вряд ли он захочет сюда приехать и остаться жить. Но оплату за два посещения острова ты обещал. А это двадцать золотых. Поэтому мы квиты. Будешь возвращаться или высадить тебя на острове?

— Возвращаемся, — не задумываясь, ответил Шемел.

Храмовники строят большой и сильный флот. Для чего? С кем им воевать? Во всем Атлантисе вряд ли найдется с полсотни боевых галер, это будет почти по одному кораблю храмовников в расчете на одну галеру из Атлантиса. Да и по силе — разве можно сравнить большой и сильный корабль храмовников с галерой какого-нибудь герцога? Нет, нельзя. Уже сейчас перевес многократный, а орки по-прежнему продолжают где-то строить свои корабли. Эти корабли нечета маленьким галерам, на которых помещается пара десятков человек. Такие корабли свободно разместят сотни две, а то и больше человек. Сорок кораблей. Да это же десять тысяч человек!.. Или орков. Но нет столько храмовников во всем Атлантисе. Разве что дикие орки, но они все на севере. И куда они собираются плыть?

Об этом нужно срочно сообщить верховному жрецу, придется послать с известием своего последнего солдата, а самому в одиночку продолжить поиски нужного острова. Или дождаться возвращения первого посланного солдата? Здесь, в Хаммие, делать нечего. Во-первых, ни о каких других малоизвестных островах он не узнал, а во-вторых, если бы они и были, то храмовники на своих чудо-кораблях быстро нашли такой этот остров и прихватили его обитателей с собой в качестве новых рабов или свежей пищи.

Пиратский капитан выполнил свое обещание и доставил Шемела обратно в Хаммий. С ближайшей галерой, отходящей в Атлантис, жрец послал с донесением последнего своего человека, а сам стал искать попутную галеру на запад. В той стороне Дикий лес, пустоши, почти нет человеческих поселений. Но как найти нужный остров?

Глава 15 1000 год эры Лоэрна

Уйдя после завтрака из гостиницы, Сашка вышел из городских ворот и оказался на пригородном тракте. Несколько месяцев назад он с тяжелым сердцем, но с надеждой в душе, входил через эти ворота в город. Сколько событий с тех пор произошло. И смерти смотрел в глаза и сам убивал и обрел брата.

С деньгами теперь не проблема, живет в хорошей гостинице. Плохо, что с бандитами так и не развязался. Но, ничего, преодолеем и это. Он теперь не один. А еще у него есть арбалет. Настоящий, боевой! Уже опробованный в бою. Правда, тот бой, вроде бы, и не совсем бой. Но все равно, стрелял и попал. Плохо это, конечно, убил человека. Но что тогда оставалось делать? Не стрельнул бы, то солдат убил бы его или сдал палачу. Сашка поежился. Жестоко здесь все. Это в книжках все так просто и интересно. Скакать, стрелять, сражаться на мечах и всегда побеждать. В жизни совсем не так. Пока ему повезло. Не просто повезло, а повезло невероятно. Не толкни он тогда торговца на рабском рынке, был бы сейчас Сашка в хаммийском рабстве. Какие они противные эти хаммийцы. Правильно сделал, что того, другого хаммийца, он убил. А еще мог Сашка попасть на жертвенный алтарь у храмовников. Ловкачу с ребятами так не повезло, как ему, их, наверное, уже убили. Прошло ведь больше месяца как забрали мальчишек орки-храмовники. И Дара тоже могли, но он сумел его выкупить, а теперь Дар выздоровел и они нашли деньги, спрятанные Пиявкой.

С такими, когда грустными, а когда и оптимистичными мыслями Сашка добрался до леса, стоявшего в стороне от тракта, углубился в него, нашел нужную полянку и принялся стрелять из арбалета. Теперь у него было много болтов и не приходилось после каждого выстрела бежать в кусты и искать улетевший болт. Хотя теперь поиски улетевших мимо цели болтов занимали больше времени. Как назло, один-два болта улетали совсем не туда, куда летели остальные, теперь попробуй поищи их по всему лесу. Так, в тренировках прошел целый день. Еще пару выстрелов и можно возвращаться обратно в город.

Сашка стоял на корточках в зарослях кустов, покрывшихся зеленью наступившего лета, искал улетевший, но так и не находившийся болт, когда почувствовал отвратительный запах. Орки! Так пахли орки. Этот запах до сих пор преследовал Сашку, а теперь он почувствовал его наяву. Осторожно выглянул из-за ствола поваленного дерева и увидел орка-храмовника, а рядом с ним двух мужчин.

Один из них, по внешнему виду солдат, но не простых, а другой был его старым знакомым. Это тот самый солдат, что вез Сашку на рабовладельческий рынок. Люди разговаривали, а орк стоял неподалеку и прислушивался к их беседе. Мужчины медленно прохаживались вдоль дальнего конца дерева, поэтому некоторые слова и даже фразы Сашка сумел расслышать.

Старший солдат был человеком какого-то барона, и он предлагал Сашкиному знакомцу ехать с храмовником куда-то на север, к диким оркам. Несколько раз называлось имя Черного Герцога. Говорили они долго, затем человек барона передал Сашкиному знакомцу какой-то небольшой мешок, знакомец с орком ушли, а человек барона еще долго стоял в раздумьи. Затем развернулся и пошел в другую сторону. Сашка быстренько зарядил арбалет и, соблюдая меры безопасности, пошел вслед за солдатом. К счастью, тот не оборачивался, видимо, не опасался преследования. Дошел до опушки леса, где его ждал оседланный конь, выверенным движением — Сашка даже позавидовал — вскочил на коня и не спеша поехал. Добравшись до какой-то дороги, солдат перешел на рысь и вскоре скрылся за поворотом проселочной дороги.

Город был в другой стороне, Сашка это знал точно, но уже стремительно темнело. Скоро закроют ворота! Мальчик стремглав бросился бежать, насколько это было возможно с тяжелым арбалетом за плечом и болтами в сумке на поясе. Но все-таки опоздал. Когда он подошел (уже подошел, на длительный бег сил не хватило) к воротам города, они были закрыты.

К счастью, у него теперь были деньги. Можно спокойно переночевать в пригородном постоялом дворе и что-нибудь пожевать перед сном. В корчме при гостинице Сашка попутно узнал, что та побочная дорога, по которой ускакал всадник, вела в замок барона Унгина.

Утром наскоро перекусив, Сашка пошел к городским воротам, ведь Дар его, наверное, заждался. Подойдя к воротам, он неожиданно столкнулся со знакомым мальчишкой, сыном купца, на ком была одета его джинсовая куртка. Тот тоже его узнал.

— А, это ты! Привет!

— Привет, — ответил Сашка. — Ты куда?

— Да отец послал с письмом к барону Унгину.

— Унгину? — удивился Сашка. — А до него далеко?

— Да порядочно. Когда приду, да письмо передам, обратно уже вернусь к закрытым воротам. Ночевать придется на улице, — мальчишка зябко повел плечами. — А ты куда?

— Гуляю, дел совсем нет. Вот ходил пострелять, теперь возвращаюсь в город.

— Ух ты, какой арбалет! Твой?

— Мой! — гордо ответил Сашка.

— С таким и по лесу идти не страшно. А мне к этому барону как раз через глухие места идти, дорога-то там одна.

— А что, опасно там?

— Да, не очень. Но ведь все может быть. Может, орки какие-нибудь с севера приблудятся. Или волки. Слушай! А ты хочешь заработать?

— Это как?

— Да письмо барону отнести, он за это заплатит.

— А сколько?

— Ну, не знаю. Я-то всего пару раз к нему ходил, платил по-разному. Письма обычно носил один солдат, который у нас жил. Ну, тот самый, что эту куртку моему папаше задешево отдал. А он, видишь, вчера куда-то уехал, вот папаша меня и послал. А мне идти боязно. А у тебя арбалет. Да и кинжал длинный.

Сашка задумался. Деньги здесь нипричем. А вот письмо барону, это интересно. Но он читать по-местному не умеет. Зато может проникнуть в замок барона, который имеет какое-то отношение к его, Сашки, врагам. Ведь это они взяли его в плен и продали в рабство. А как же Дар? Но Дару можно сообщить, что он еще немного задержится. Ну что? Решено?

— Хорошо. Я согласен. Но с условием. Ты пойдешь в гостиницу "Алый бархат", найдешь там мальчика, он безрукий, и передашь ему, что я задержусь на день? Ну как?

— Заметано.

Хорошо, теперь Дар не будет беспокоиться. А он посмотрит, что это за барон такой. Только назваться надо будет по-другому, вдруг там будет второй солдат, что вез его в рабство? Хотя в лицо вряд ли узнает. Что общего между тем зареванным, длинноволосым и странно одетым пленником и им, Сашкой, сейчас. Очень коротко стриженые волосы, почти налысо, как и у всех свободных людей, одежда, как у оруженосцев, арбалет и кинжал — нет, не узнать. А назовется он Ксандром. Так Дар называл его несколько раз, сокращая имя Александр.

А мальчишка-посыльный, весьма довольный, что ему удалось найти гонца вместо себя, пошел обратно в город. Гостиница, куда он обещал зайти, находилась на другой стороне городского замка, поэтому он зашел по пути домой выпить сладкого морса. Но был застигнут разгневанным отцом и безжалостно выпорот за то, что не выполнил приказ отца, отдав важное письмо постороннему человеку. Про обещание зайти в гостиницу мальчишка уже не вспоминал, постанывая, лежа на животе в чулане.

К замку барона Унгина Сашка добрался, когда солнце уже давно двигалось на запад. Пока объяснил часовому, потом начальнику караула, да еще его долго промурыжили в баронской прихожей, вот день уже стал клониться к близкому закату. Наконец, вышел какой-то вальяжный господин и отвел Сашку к барону. Тот сидел, развалившись в кресле, держал в одной руке письмо, а в другой кубок с вином.

— Ты кто?

— Ксандр, милорд. — Сашка низко поклонился. — Меня попросили передать это письмо вашей светлости. — Так или не так нужно обращаться к баронам Сашка не знал, но ответил по наитию. И кстати, ошибся. Словами "Ваша светлость" обращались к графам. Впрочем, ошибка мальчика, оказалась уместной, какой же барон не мечтает стать графом?

— Оруженосец? Чей?

— Нет, я просто живу в городе.

— Чем занимаешься?

— Ничем. Брожу с друзьями по городу.

Первоначально равнодушный взгляд барона постепенно приобретал заинтересованность.

— А родители чем занимаются?

— Я сирота.

— С кем живешь?

— Ни с кем. Я сам по себе.

— А живешь тогда на что?

— Живу на удачу.

Барон знал, что в воровском сообществе удачей зовется шайка воров и грабителей. А этот мальчишка оттуда же, догадаться не трудно. И, кстати, шустрый. Такой может пригодиться.

Барон покопался в своем кошельке и достал серебрянку. Кинул Сашке.

— Хочешь еще такие поиметь?

— А что нужно сделать?

— Пока ничего. Но на днях сходить с письмом по одному адресу в городе. Носить письма — в этом и будет заключаться твоя работа. И за это я буду тебе хорошо платить. Но главное условие — держать язык за зубами. Иначе язык вывалится из-за зубов. На виселице это случается. Итак, можешь сейчас вернуться в город или остаться и принять мои условия. Что выбираешь?

— Деньги, — Сашка решил продолжить игру. Дар, конечно, ждет, но тот купеческий мальчишка его уже, наверное, предупредил, чтобы не волновался. Деньги у Дара есть, хозяин гостиницы принимает за благородного. Накормят, помогут. Да сам хозяин гостиницы будет лично кормить такого благородного господина, как Дар. А я на днях получу письмо и вернусь в город. Письмо надо будет прочесть, Дар, кажется, умеет. Заодно узнаю для кого письмо, кто именно в Гендоване предатель.

На ночь Сашку разместили в одной из нижних комнат замка. Качеством сервиса хозяева замка похвастаться не могли: грязноватый матрас, набитый прошлогодним сеном и всё. Ни подушки, ни какой-нибудь мебели. Сашка даже раздеваться не стал. Это было бы глупо. Зато принесли неплохой кусок холодного мяса и кувшинчик с вином.

— Вино! А вода у вас есть?

— Вода… — пробурчал слуга весьма затрапезного вида, но со стрижкой свободного человека. — Вода во дворе.

Кружки не было, а выливать вино Сашка не решился. Пришлось идти на авось. Зато теперь есть повод присмотреться к замку. Выходя из дверей, он столкнулся с рослым юношей, неплохо одетым и с мечом на бедре.

— Ты кто? — услышал он вопрос.

— Ксандр, господин.

— Что здесь делаешь? — глаза юноши неприятно буравили Сашку.

— По распоряжению милорда барона, оставившего меня здесь, господин.

— А куда идешь? Зачем?

— Мне бы воды попить, а то дали вина.

— Наше вино тебе не по нраву?

— Я не пью вина, мал еще.

Парень рассмеялся.

— Я пью с шести лет, как и положено благородным. А ты сам благородный или из черни?

— Я из простолюдинов.

— Из черни… как я и думал. Тогда почему не кланяешься баронету, сопляк?

Ничего себе! Этот парень сын барона, а он, Сашка, было, подумал, что напоролся на какого-нибудь молодого воина из замковой стражи.

— О, ваша милость, простите, я не знал. — Сашка поклонился.

Юноша задумался.

— Ладно, — сказал он, — на сегодня прощаю. Но только из-за уважения к решениям своего отца. Хотя, наверное, зря. Порция добрых плетей тебе не помешала бы.

Сашка поклонился надменному баронету как можно ниже. Зачем нарываться на неприятности?

После этой встречи гулять по замку что-то расхотелось, Сашка вернулся в свою комнатенку, чуть хлебнул из кувшинчика — как только пьют такую кислятину, лег на матрас и уснул.

Проснулся, когда солнце уже стояло довольно высоко, хотя еще было утро. Где же у них удобства? Где-то на улице. Значит, путь один — во двор. Сашка еще ни разу не был в рыцарских замках, ему все было в новинку, но двор замка, да и сам замок его не очень впечатлил. Он почему-то думал, что стены будут высоченными, а оказалось всего метра три. Вчера он, когда входил в замок, это тоже заметил, но одно дело, смотреть снаружи, другое — изнутри крепости. А внутри был самый настоящий бардак. Какие-то вещи, бревна, кучки песка, бесцельно слоняющиеся по двору люди — все это не производило впечатление. Найдя удобства, Сашка спросил первого подвернувшегося под руку слугу, где здесь кухня. Получив неопределенный ответ в виде руки, махнувшей в сторону какой-то двери, Сашка двинулся туда. Зашел. А теперь куда? Теперь поводырем у него стал его собственный нос. Запах свежего жареного мяса спутать было нельзя, и Сашка двинулся по коридору.

На кухне тоже царил беспорядок. Первоначально на Сашку никто внимания не обратил и лишь некоторое время спустя, когда он начал демонстративно озираться, какой-то мужчина подошел к нему и спросил:

— Тебе чего?

— Милорд барон оставил меня здесь на некоторое время. Мне бы покушать чего-нибудь.

Мужчина прошелся глазами по Сашкиной фигуре, задержал взгляд на висящем за спиной арбалете — Сашка, конечно, и не думал с ним расставаться — решил, что малец не из тех, от кого можно отмахнуться, и крикнул вглубь кухни:

— Лейн, бездельник, быстро сюда!

Подскочил мальчик чуть младше Сашки с выбритой на середине головы полоской волос, поклонился Сашке и выжидательно уставился на мужчину.

— Мяса, овощей и вина, давай живо.

— На сколько человек?

— Ему одному.

— Мне вина не надо. Лучше воды.

— И воды. Давай!

Когда мальчик бегал за его завтраком, Сашка внимательно огляделся. Это надо же! Сколько котлов и во всех что-то варилось. Тут же лежали и куски свежего мяса. Точнее, несвежего — даже издалека Сашка видел, что мясо уже с гнильцой, по нему ползали червяки. Подскочил мальчишка с подносом, на котором лежал большой кусок мяса, от него поднимался аппетитный дымок, там же был кусок белого хлеба, какие-то овощи и кувшинчик с водой.

Сашка подозрительно уставился на принесенное мясо.

— Оно с червяками?

— Что вы, милорд! — мальчишка удивленно посмотрел на Сашку.

— А как же вон то? — Сашка кивнул на кучу гнилого мяса с ползущими по нему червяками.

— А…, так это для этих, — мальчик зябко передернул плечами.

— Для кого?

— Ну, этих…

Сашка, кажется, стал догадываться, про кого идет речь.

— Для этих вонючек?

— Ага, — мальчик обрадовался Сашкиной подсказке, — для вонючек.

— И много их?

— Несколько десятков, милорд.

— Так они же весь замок провоняют.

— Нет, милорд, они не в замке, на острове.

— А что за остров?

— С одной стороны к замку примыкает речка, только маленькая, оттуда мы воду берем, а чуть ниже она делает поворот, часть земли прорыли, вот и получился остров, милорд. А речка потом течет к городу.

— Ну, понятно, а то я подумал, что вы нас кормите тем мясом, — Сашка улыбнулся.

Мальчишка в ответ слегка засмеялся.

— Лейн, долго будешь бездельничать?

Мальчик вздрогнул, и Сашка его отпустил.

Значит, барон держит рядом с замком несколько десятков диких орков. Не тех ли, которые взяли его в плен в охотничьей избушке? Ведь с ними тогда были солдаты, один из которых, который вез Сашку на продажу в рабство, тоже оказался связан с этим бароном Унгином.

Этот и следующий день прошли без каких-либо событий. Сашка просто бесцельно слонялся по замку, ожидая вызова к барону, и только на третий день, уже после полудня Сашку позвали, чтобы вручить письмо в Гендован.

Барон не поленился сам лично дать инструкции мальчику.

— Это письмо отдашь в руки купцу Ансену, у него лавка там, где городской ручей делает петлю. Запомни, только ему.

— Я понял, господин барон.

— Тебя подвезут почти до города, успеешь до закрытия ворот.

В это время в зал вошел тот самый вальяжный господин, встреченный Сашкой в первый день его прибытия в замок.

— Ваша милость, посыльный с письмом из города, — обратился господин, протягивая письмо барону.

— Кто посыльный?

— Мальчишка, сын купца.

Барон вскрыл письмо, бегло его прочел и сильно удивился. Затем задумался и сказал, протягивая вальяжному господину приготовленное для Сашки письмо:

— Пусть мальчишка отдаст письмо своему отцу. Дайте ему десять медянок и довезите до поворота.

— Ну, а ты, — обратился он уже к Сашке, — пока можешь вернуться к себе в комнату. Сегодня есть кому ехать в город… Хотя постой. Тебе знаком мальчик по имени Сашка?

Сашка дернулся и широко раскрыл рот.

Барон заметил реакцию Сашки и подался вперед:

— Ну?

Надо же, выдал себя! Но всё было так внезапно. Теперь отказываться нельзя.

— Слышал о таком.

— Говори!

— Он был в удаче у Ржавого, но их всех схватили и, говорят, отправили к храмовникам.

— Давно? — барон с яростью сжал кулаки.

— Больше месяца прошло.

Барон облегченно откинулся на спинку кресла.

— Нет. Его видели в городе несколько дней назад. Как ты думаешь, где он может скрываться?

Сашка задумался. Его ищут! Кто? За что? Неужели Пиявка? Но при чем тут барон?

— Ну, есть в городе разные места…

— Тому, кто найдет этого мальчишку, герцог обещал 10 золотых.

Сашка от неожиданности, которые сыпались на него раз за разом, вытаращил глаза, барон отнес это на счет жадности мальчика и усмехнулся.

— Но не каждый сможет их получить. Ты вряд ли их получишь. До тебя эти деньги не дойдут. Ты это понимаешь? А вот я, — Барон, покопавшись у себя в кошельке, достал десять золотых монеток (Зорг обещал пятнадцать, но и барон должен же был что-то поиметь?), — могу тебе их дать. Мне нужен этот Сашка. И только живым. Ну, так как? Берешься разыскать?

— Да, — сухо сглотнул Сашка. — Что же это такое творится? — подумал он.

— Тогда не откладывая времени, пойдешь в город прямо сейчас. Тебя проводят. На лошади успеешь до закрытия городских ворот. И еще останется времени. Я дам тебе адрес человека, куда надо привезти этого мальчишку. Сам не пытайся его доставить, просто скажешь этому человеку, его зовут Зорг, где найти мальчишку.

— А деньги?

— Достанешь мальчишку, придешь сюда, получишь свои деньги.

Сашка смотрел исподлобья. Как же он получит! Нашли дурака. Притвориться поверившим дураком или поиграть? Принять решение он не успел, барон его опередил.

— Да, ты не глуп. Это хорошо. Назовешь адрес и получишь у того человека пять золотых, остальные после того как схватим мальчишку. Согласен?

— Да — Сашка кивнул головой. — Только… Он может меня узнать. — Раз его, Сашку, ищут, то сразу же узнают, как только он появится на улицах города и схватят, значит, нужно изменить внешность. — Мне бы переодеться, чтобы он меня не узнал. А иначе увидит, узнает и догадается, что я тоже его ищу.

— И как ты собираешься переодеться? В кого?

— Давайте, в девчонку.

Барон рассмеялся.

— Девчонка с арбалетом и кинжалом?

— А я их заверну в холст, и будет девчонка что-то несущая домой. Свою одежду я тоже туда суну.

Пока искали одежду, Сашка успел выйти во двор замка, где сидел, ожидая солдата с лошадью, сын купца. Как же его зовут? Лиан, кажется.

— Привет, — сказал Сашка мальчику.

— А, ты здесь? — удивился тот.

— Я барону понравился, здесь хорошо. Ничего не делаешь, только ешь от пуза.

— Здорово!

— Ты ходил в гостиницу?

Лиан поник головой.

— Не ходил?!

— Я хотел, но отец меня увидел и за то, что я отдал тебе письмо, выпорол. Очень сильно. Я два дня лежал на пузе, только вчера встал.

— Он же беспокоится, места, наверное, не находит. Я твою просьбу выполнил, а ты…

В это время подъехал солдат и спросил:

— Эй, кто из вас до города?

Купеческий сынок сразу обрадовался возможности прекратить неприятную для него беседу, подбежал к солдату, тот схватил его и посадил впереди себе. А затем оба уехали.

А потом расстроенного Сашку позвали переодеваться, потом он ждал солдата с лошадью, время стремительно таяло, они опаздывали, поэтому, выехав из ворот замка, ехали быстро. И успели до закрытия городских ворот. В город вошла ничем не примечательная девочка, разве что большой мешок был приметен. Уже в темноте Сашка добрался до гостиницы. Но как сообщить Дару, что он вернулся? Не идти же ему в таком виде в гостиницу? Могут догадаться, что девчонка не настоящая, еще чего доброго поймают, вызовут стражу. К счастью, мимо бежал какой-то мальчишка, младше Сашки.

— Эй, мальчик, — окликнул он его. — Хочешь заработать медянку?

— Хочу.

— Тогда сходи в гостиницу, найди там безрукого мальчика и скажи ему, что его ждет на улице Ксандра. Вернешься, получишь медянку.

— Ага.

Мальчишка пробыл в гостинице недолго, но вернулся один.

— А безрукий мальчик уже несколько дней в гостинице не живет.

— Как?!

— Не знаю, мне сказали, что он ушел утром и больше не возвращался.

Как в тумане Сашка сунул мальчишке медянку в руку и поплелся, не понимая, куда он идет. Где теперь искать Дара? Что с ним? Не идти же к Пиявке, ведь за поимку самого Сашки назначена громадная сумма: десять золотых!

Куда идти? Кто подскажет, куда девался Дар? Итак, его разыскивает герцогская стража. Почему — не понятно. Неужели за убийство того охранника в доме, который ограбили? Но десять золотых за поимку убийцы простого охранника? Очень и очень странно. Ладно, пока примем эту версию. Теперь Пиявка. Этот продаст не задумываясь. За десять золотых любого продаст. Появляться там нельзя. Самому искать? Опознают и схватят. А почему так мной заинтересовался барон Унгин? Я чем ему интересен, если он готов тоже выложить десять золотых за мою жизнь? Хотя нет, не за жизнь, а просто за поимку, причем только живым! Почему? Теперь совсем непонятно.

Здесь этот барон связан с Зоргом. Он у Дара мальчишек нанимал, чтобы письмо у ларского купца выкрали. Живет этот Зорг в центре города, значит, не бедный. Меня в лицо не знает. Будем исходить из этого. Что про меня могут знать? Возраст, внешность. Ну, в девчачьей одежде меня быстро разоблачат. Сейчас-то почти ночь, а днем догадаются. Она и была нужна только, чтобы пройти мимо стражи в городских воротах. Значит, снова переодеваюсь в свою одежду. Одежду я купил только-только и никто из старых знакомцев меня в ней не видел. Уже хорошо. Дальше — арбалет. Вот это плохо. Пиявка и другие бандиты знают про него. И если меня разыскивают за убийство охранника, тем более от арбалета нужно избавляться. А вот кинжал можно оставить, его я купил вместе с одеждой и про него никто не знает. Сейчас, кстати, тепло и от куртки тоже можно избавиться. Был Сашка в куртке и с арбалетом, стал Ксандр без куртки, без арбалета, но с кинжалом. Всё!

Осталось решить, где провести ночь? Обратно в притон нельзя, всяко там за ним следят, ждут — не дождутся меня. За такие-то деньги наверняка засаду устроили. На улице ночью еще холодно. На постоялый двор тоже опасно, могут следить и за ними. А если в ту лачугу? Она пустая, ночью никого нет, а если кто-то и придет, то у него есть арбалет. А утром спозаранку прячу арбалет, куртку и иду к Зоргу, пока на улицах мало народа. Ему скажу то же самое, что говорил барону Унгину, тем более вот оно, письмо от барона к Зоргу. Опасно, конечно, но других вариантов нет. И попробую через Зорга разыскать Дара.

Зорг еще спал. Вчера он пришел домой, когда уже была поздняя ночь. Засиделся в гостях у одного из приближенных герцога. Попили вина, поиграли. Опять Зорг проигрался, но свежей информации добыть в этот раз не удалось. Как ни сворачивал он разговор на двух мальчишек, его собеседник все время переходил на темы женщин. Поэтому и лег поздней ночью. А этим ранним утром он так и не смог выспаться: в комнате возник слуга, который довольно бесцеремонно его разбудил. А как иначе? Сам же Зорг приказывал так поступать, когда приходили гонцы с письмами для него.

— Посыльный с письмом, милорд.

— Кто посыльный?

— Мальчик. Неизвестный.

— Давай вначале письмо.

Письмо от Унгина. Оперативно, однако, он только вчера отправил посыльного к нему и вот быстрый ответ. Х-м. Мальчишка-посыльный знает разыскиваемого Сашку в лицо и может помочь в его поисках. Не так уж и плохо. Мальчишки они всюду пролезут.

— Зови мальчишку.

Вот и он. Хорошо одет. Взгляд умный.

— Ты действительно знаешь этого Сашку?

— Встречались.

— Где искать знаешь?

— Точно — нет. Но есть места, где он может быть.

— Про награду слышал?

— Да, милорд.

— От меня что-нибудь нужно?

— Да, милорд. Вместе с ним был безрукий мальчик. Если его найти, то намного легче будет искать и этого Сашку.

Да, этот мальчик не глуп. Совсем не глуп.

— Безрукий сейчас у герцога…

— В темнице? — Сашка ахнул.

— Почему в темнице? Нет, герцог поселил его в замке, даже выделил двух слуг для его потребностей, раз он без рук.

— А почему?

— А вот это я и хочу узнать. Поэтому если ты хочешь заработать пятнадцать золотых, то должен найти мне этого Сашку.

— Пятнадцать? Но мне господин барон говорил про десять…

Ай, да барон! Решил зажать пять золотых.

— Пятнадцать. Это герцог обещал десять. Я обещаю пятнадцать.

Сашка стоял растерянным. Во-первых, Дар в замке у герцога и отнюдь не в темнице. Значит, ему ничего не угрожает. А во-вторых, за него, за Сашку, уже дают пятнадцать золотых! Почему?

Зорг принял растерянные размышления мальчика эффектом от громадной суммы награды и поэтому слегка улыбался: мальчишка сейчас будет рыть.

— Пятнадцать золотых за живого или мертвого?

— Пятнадцать за живого. Но если не получится, то можно и за мертвого. Но всего двенадцать золотых. Убить сможешь? Рука не дрогнет?

Сашка решил сыграть роль этакого отморозка, благо с Пиявкой такой фокус у него получился. Он усмехнулся и коснулся пальцами руки длинного кинжала, висевшего у него на поясе.

— Милорд, — обратился Сашка к Зоргу. — Этот Сашка меня знает в лицо, поэтому мне нужно как-то изменить свою внешность.

Действительно, мальчишка не глуп. Из такого может выйти хороший помощник. Умный, ловкий, продувная бестия, видать, еще та. Главное — он мальчишка, на них внимания не обращают, те всюду снуют. А изменить внешность — изменим.

Уже через час из полированного бронзового зеркала на Сашку смотрел малознакомый мальчик. Черные короткие волосы, невзрачная одежда, холщовая сумка через плечо. Сын бедного горожанина. Хорошая работа. Теперь его узнать не должны. Главное — не забывать подкрашивать корни волос.

— Милорд, осмелюсь ли я спросить?

— Да.

— Могу ли я изредка ночевать у вас? Вдруг окажется, что я не смогу заночеватьгде-то в другом месте.

— Хорошо, я скажу слуге.

— Благодарю, милорд.

Сегодня можно переночевать на постоялом дворе. А завтра… завтра, пожалуй, тоже. А вот потом нужно будет напроситься и к Зоргу. Надо же выяснить в чем дело. Пятнадцать золотых. Это если за живого. За мертвого — двенадцать. И герцог обещает десять золотых. За живого. А за мертвого? Что же я такого натворил, что меня все ищут?

Сашка в новом обличье несколько дней болтался по городу. Дни не принесли ничего нового. Никто его не узнавал, да и кому узнать? Мальчишек всех похватали стражники, а взрослые бандиты, которые вместе с Сашкой ограбили дом барона Ронбайса, чаще вели ночной образ жизни и днем обычно отсыпались. А если кому-нибудь Сашка и попался бы на улице, то разве этот черноволосый мальчишка похож на их юного светловолосого подельника?

В один из дней Сашка встретился на улице с двумя мальчишками. По тому, как они вертели головами и отводили взгляды от тех, кто на них смотрел, Сашка понял, что они из удачи. Может быть, новенькие, а может, не все мальчишеские удачи были схвачены стражниками.

Его бедный вид и некоторая развязность в поведении дала возможность поболтать друг с другом на равных. Возможно, они тоже приняли Сашку за себе подобного. А, впрочем, он и был, таким же, как они. Или почти таким же. Поболтали, нашли общие темы и общих знакомых. Оказывается, Пиявка пообещал золотой за Сашку.

— Почему?

— Пиявку обокрал. Как тот ругался!

— А может не он его обокрал?

— Он, он! Ловкий парень! Он еще обокрал самого герцога!

— Это как?

— Забрался в его сокровищницу и столько золота вынес!

— Да-да, — подтвердил второй мальчишка. — Герцог очень разгневался и пообещал за него 10 золотых. Но за живого! Пытать, значит, будут, узнавать, где украденное спрятал.

Неужели это правда? Нет, не то, что он, Сашка, обокрал герцога, а то, что нашлась причина, по которой его ловят по всему городу. Но это же ошибка, он не крал. А может, в том баронском доме была казна герцога? Глупость какая. Да и Пиявку-то с другими бандитами не ловят. Значит, все-таки не из-за ограбления барона. Но все равно плохо. Найдут, будут пытать, а он же ничего не знает. До смерти запытают! Сашке сразу же захотелось забиться в какую-нибудь нору поглубже и долго-долго не высовываться. Но как же Дар? Почему он у герцога? И эту загадку надо выяснить. А в норе ничего не узнаешь. Да и где найти такую нору? Вот и пришлось Сашке и дальше бродить по городу, хотя и с большой опаской.

Но неприятность подстерегла его не на улицах города, а в местной харчевне, в которую Сашка заскочил перекусить перед сном. Перекусить-то перекусил, но выходя из харчевни, столкнулся нос к носу с бандитом, который грабил тот самый баронский дом. Прыщ, так, кажется, его звали.

Трудно было Сашку узнать, но сработала, вероятно, профессиональная память вора, подмечающая многие детали и позволившая ему до уже серьезных лет прожить без встречи с палачом — даже клейма, которое палач выжигал при первой поимке вора, на лбу не было. Они встретились взглядами. И Сашка понял, что от неожиданности себя выдал. А вор, стоя на пороге харчевни, проводил удаляющуюся фигурку мальчика недоуменным, но изучающим взглядом. Сашка спиной почувствовал этот прожигающий взгляд, ускорил шаг и, зайдя за угол, бросился бежать. И правильно, кстати, сделал. Когда он, снова свернул за угол попавшегося по дороге дома и осторожно выглянул из него, то увидел фигуру бандита, появившуюся на углу харчевни.

— Значит, догадался! Узнал! Теперь все будут искать черноволосого бедняка. У Зорга тоже не будешь целыми днями торчать — как тому это объяснить? И тут Сашке пришла в голову мысль. А что, может получиться!

Уже через час Сашка возбужденно докладывал Зоргу:

— Милорд, я нашел его!

— Где? Где он?

— Я не знаю. Я видел его недавно в центре у лавки оружейника. Этот Сашка ехал на лошади, и с ним ехало еще двое мужчин. Один явно рыцарь или барон, а другой его оруженосец.

И Сашка подробно описал внешность Ястреда и Хелга. Вряд ли он мог им чем-то навредить. Ну, рыцарь, ну, оруженосец. Мало ли их встречается в Гендоване, стольном герцогском городе? Тем более за эти несколько месяцев Сашка так их здесь и не встретил. Он еще помнил, что они нездешние и ехали по какому-то делу. Наверное, давно уже вернулись обратно к себе домой, — решил мальчик.

— Я побежал за ними, долго бежал, но они ехали на лошади, и этот Сашка два раза оборачивался. Может быть, он меня узнал? Но все равно приметил. Как мне теперь ходить по городу и его искать? Он же сразу догадается, что я его разыскиваю. Мне нужно снова переодеться.

— И в кого же? — Зорг напряженно думал.

— Раз нельзя светлые и черные волосы, может быть, рыжие? И одеться аристократом?

— Что же, можно попробовать. Аристократом захотелось стать?

— Ну что вы, господин милорд! Надо же как-то скрываться. А если этот Сашка поселился в богатом квартале, то в одежде аристократа там быть в самый раз.

Соврал этот Ксандр или нет? Мальчишка себе на уме. Такой может. Но больно он возбужден, явно не притворяется. Значит, правда? Тогда что мы имеем. Виконт Ларский, он же Сашка, в городе. И не один. Безрукий по-прежнему живет у герцога. Из своей комнаты почти не появляется, а если и появляется, то тихо сидит в углу парка. И мрачен. Здесь все ясно. Помогал виконту. Без рук? Посыльному ноги нужны.

Затем происходит какое-то событие: виконт выходит из гостиницы, в нее уже не возвращается. Безрукий бежит к герцогу, раскрывает тайну. Герцог объявляет награду в десять золотых. Кстати, до сих пор поиски не ослабевают. Значит, действительно, это виконт Ларский. Обычного мальчишку-виконта, а их в каждом герцогстве если и не навалом, но и не мало, обычного мальчишку с таким тщанием не искали бы. И вот теперь появляются еще двое, барон с помощником. Значит так: виконт выходит из гостиницы, встречает этих двоих и… конечно, теперь безрукий ему не нужен. Даже опасен. Безрукий должен был умереть, но успел сбежать из гостиницы к герцогу. Почувствовал, значит, опасность. Вот почему так мрачен. Теперь виконт Ларский находится в сопровождении двух взрослых — барона с оруженосцем. Тот, правда, тоже по описанию еще мальчишка. Где же их искать? Надо будет завтра вечером навестить этого болтливого баронета, узнать новости двора. Опять придется проиграть пару золотых. Эх… Деньги, впрочем, Черного Герцога. Но все равно в последнее время идут такие траты…

— Как вам сегодня необыкновенно везет, ваша милость!

— Да, милейший Зорг, сегодня не ваш день.

— Ох, господин баронет, с вами страшно играть, боги вам покровительствуют. Скоро вы меня совсем разорите, и мне придется идти просить милостыню.

— Ну, вы скажете…

— Или придется самому искать этого мальчишку. Как его там? Сашка? Его так и не нашли?

— Пока нет. Но по секрету я вам сообщу, что скоро найдут.

— Вот как?

— Да, сегодня к начальнику стражи пришел один из местной черни. Бандит! Куда смотрит наш добрый палач? — баронет засмеялся.

— И что же?

— Этот бандит вчера видел разыскиваемого, но тот успел сбежать.

— Что вы говорите. И что же теперь?

— Теперь уже ясно, что мальчишка в городе. Найдут обязательно!

— Ай-яй-яй, значит, я останусь без десяти золотых! — Зорг, а потом и баронет засмеялись.

Итак, Ксандр не соврал, и Сашка действительно в городе.


Конец первой книги


Продолжение следует



© Copyright Максимов Альберт (a.v.maximov@mail.ru)

Взято из Самиздата, http://samlib.ru/m/maksimow_a/put1.shtml


Оглавление

  • КНИГА ПЕРВАЯ
  •   Глава 1 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 2 1000 год эры Лоэрна
  •   ГЛАВА 3 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 4 994 год эры Лоэрна
  •   Глава 5 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 6 994 год эры Лоэрна
  •   Глава 7 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 8 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 9 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 10 994 год эры Лоэрна
  •   Глава 11 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 12 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 13 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 14 1000 год эры Лоэрна
  •   Глава 15 1000 год эры Лоэрна