Рассказы [Лидия Алексеевна Авилова] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (12) »
Рассказы
КОСТРЫ
Был конец сентября. — А не темно будет ехать? — спросил Петр Егорович, усаживаясь в высокий неуклюжий тарантас и завертываясь в шубу. — Со мной ничего не бойся! — успокоил его высокий худощавый мужичонко в рваном тулупе и неумело полез на козла, напоминая своими движениями обезьяну. — Да ты что?.. Недавно кучером у тетушки? — спросил Петр Егорович. — Я-то кучером? — удивился мужик. — Да ты меня разве не знаешь? Я Алексей, садовник ейный. Вот я кто. Кучером Осип. Да Осип-то с барыней в коляске уехал, вот меня за тобой и выслали. — А дорогу ты хорошо знаешь? Алексей усмехнулся. — Со мной ничего не бойся! — повторил он и подобрал вожжи. Тарантас качнулся и запрыгал по мощеному двору железнодорожной станции. Внезапно, у самых ворот, копыта лошадей захлюпали по грязи, и колеса беззвучно соскочили в рыхлую почву. — Эге! да у вас грязь, — заметил Петр Егорович, — много было дождей, что ли? — И-и! просто залили, барин! — печально ответил Алексей и повернулся с козел к тарантасу. — Залили и залили. Месяц целый шли. По весне дожди и по осени дожди. — Это мы все двадцать верст так тащиться будем? — Зачем все? По степи дорога хорошая, накатанная. Как прояснило да пообдуло немножко, стали хлеб возить и накатали. — Как хлеб? У вас еще хлеб в поле? — удивился барин. — А то?.. — печально отозвался Алексей. Тарантас подпрыгнул на кочке. Петр Егорович взмахнул руками, ухватился за край опущенного верха и рассердился. — Ты на дорогу-то смотри! — опрокинешь в грязь… Тоже кучером посадили! Из грязного станционного поселка они выезжали в степь. Кругом было темно, но Петр Егорович сейчас же заметил странный отсвет, точно отражение далекого, но сильного пожара. Тарантас, фигура Алексея и прыгающая спина пристяжной выделялись теперь яснее и рельефнее. Он оглянулся и увидал по горизонту целый круг сливающихся вместе маленьких зарев… Местами зарево разгоралось, вспыхивало, и тогда вдруг значительно выше занималось другое, озаряя часть облачного неба, точно заигрывая с облаками и захватывая их врасплох во время их ночного отдыха. — Это что же? — удивился Петр Егорович. — А костры! — радостно объяснил Алексей. — Вот выедем на горку, все они у нас как на ладони будут, и ехать не темно. — Как костры? Зачем? — А народ-то? Весь народ в поле: возят, молотят. Уборка-то в этом году ишь какая! у кого еще и пшеница в поле, а овес, подсолнух весь еще там. Петр Егорович заинтересовался. — Раз, два, три… — начал он вслух считать отдельные зарева. Алексей тихо смеялся, сидя в своей ленивой согнутой позе. — Гляди, барин, не сочтешь, собьешься, — мечтательно заметил он. — Степь-то теперь — что божий дом: вся-то курится. — Несчастный народ! — нарочно громко и внятно произнес Петр Егорович. Они выехали на гору, и теперь действительно костры были как на ладони. Некоторые горели близко около дороги. Пламя лениво колыхалось, и на ярком фоне его нередко выделялись тени, очертания человеческих фигур. — Несчастный народ! — с пафосом повторил Петр Егорович. В городе, где он жил почти безвыездно, он пользовался репутацией смелого, горячего защитника народа. Петр Егорович скромно отрицал приписываемые ему заслуги, но в душе ни минуты не сомневался в том, что знает народ и умеет понимать и любить его. «Что за красота!» — хотелось воскликнуть ему, когда степь развернулась перед ним вся темная, но сияющая. Но он взглянул на изогнутую спину Алексея и удержался. — Что свечи в храме! — умиленно вполголоса заметил Алексей. — В холод, в сырость! с маленькими, быть может, больными детьми, — громко сказал Петр Егорович. — А это что? — спросил он, указывая в сторону, где на довольно большом пространстве перебегал огонь, то вскидываясь вверх, то пригибаясь и словно ползком пробираясь по земле. — А это солому жгут, — ответил Алексей. — Зачем же жгут? — А много ее родилось. Сила! Вот и жгут. Зерно щуплое, а соломы сила! — Дурачье! — заволновался Петр Егорович, — зачем же жечь? Давно ли это было, что о соломе криком кричали? скотину поморили? Дурачье! Алексей приподнял свои плечи, точно хотел спрятать в них голову. Петр Егорович успокоился и уже без гнева следил за тем, как импровизированное пожарище отодвигалось все левей и левей, как, наконец, тарантас оставил его совсем влево и ушел вперед. Колеса мягко катились по накатанной дороге, а голова пристяжной с длинными ушами выделялась на красноватом фоне степи. — А по весне хлеб хорош был? — спросил Петр Егорович, потому что молчать было скучно, а дремать неудобно. Алексей порывисто повернулся к нему, и он в первый раз увидал его лицо: оно тоже было длинное, худощавое и почти безусое. Глаз Петр Егорович разглядеть не мог, но даже в полутьме его поразило восторженное, умиленное выражение, которое как бы озаряло наружность Алексея. — Барин, — сказал тот, взмахивая руками, в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (12) »
Последние комментарии
1 час 51 минут назад
9 часов 14 минут назад
14 часов 58 минут назад
16 часов 5 минут назад
17 часов 3 минут назад
17 часов 18 минут назад