Воспоминания о караване [Владимир Николаевич Бацунов] (fb2) читать постранично

Владимир Бацунов Воспоминания о караване Из цикла «Десять языков и один обман» (журнал Бориса Стругацкого «Полдень XXI век», № 2 (5), СПб, 2003)

Мёртв месяц ав и кончился элул,

Тишрей последним в осени уснул,

и в жилах холод гибнущего сада.

Но сердце бередит тревожный гул —

так пряно ветер с моря вдруг подул

знамением зимы, предвестьем винограда.

Самуил Ганагид. «Зимняя застольная»

Земли, омываемые Гвадалквивиром,

Где сейчас ваши мавры, которые

не хотели вас покинуть?

Фернандо Вильялон

Посвящается Новогоднему Празднику моего детства…

Будучи уже совершенно немолодым человеком, я, Ибрагим ибн-Хасдай, сын кордовского мудреца Хасдая ибн-Шафрута, начинаю историю своих странствий и путешествий, покрывая пергаменты лист за листом этими неровными каллиграфическими строчками и пытаясь оставаться самим собой, избегая, насколько это возможно, лжи и неточностей, порождаемых временем и усталостью ума. Да простит мне возможный читатель стиль изложения, ибо не был я никогда талантливым литератором.

Я родился в Кордове, 10 октября 1025 года от Исы. Любой мало-мальски сведущий в астрологии человек сразу же поймёт, что Солнце тогда проходило знак Скорпиона со всеми вытекающими отсюда последствиями. Назвали меня Ибрагимом в честь праотца Авраама и в детстве я этим очень гордился. Горжусь я этим и по сей день.

Нужно отметить, что жизнь в Кордове была сытая и я никогда не испытывал нужды. Даже тогда, когда отец не был ещё министром при дворе халифа. Однако некий голод всё же присутствовал в воздухе, пропитанном ароматами Гвадалквивира и цветущих олив. Что это был за голод? Я не понимал тогда, а ныне знаю точно—стремление еврейского населения Испании в Землю Обетованную, и, в зависимости от уровня мистического сознания, испытывавшего голод, либо в Палестину, либо в Небесный Иерусалим. Некоторые считали одно от другого неотделимым, как, например, Иегуда Галеви, на старости лет отправившийся на Ближний Восток, где следы его затерялись. Надеюсь, что этот выдающийся учёный муж и поэт достиг цели путешествия всей своей жизни. Безусловно, стремились к наивысшему духовному прозрению и выдающиеся арабские умы, и большой разницы в стремлениях евреев и арабов я не вижу сейчас. Да их и нет вовсе, ибо стремление к Высочайшему Источнику света, который един, может отличаться лишь путями-дорогами. Войти в Чудо-храм через разные двери, имя коим легион…

Детство моё мало отличалось от детства моих еврейских и арабских сверстников. Я, как и все мальчишки Кордовы, Гренады и Толедо, играл в войну, строил замки из песка и мчался сломя голову и позабыв себя по городским улицам за бумажным змеем. Тогда время исчезало и мне было абсолютно всё равно, существует ли в это мгновение что-либо ещё кроме меня и бумажного существа, разрезающего синее небо Кордовы.

Мы жили в небольшом аккуратном домике в иудерии на окраине города. Маму я не помню—она умерла, когда я был совсем ещё несмышлёнышем. Отец, уделявший огромное внимание моему воспитанию и образованию, каждый день уходил в университет, где преподавал медицину и мистику чисел. Я до сих пор помню его, отдаляющегося от дома с зажатой толстой книгой в чёрном кожаном изрядно потёртом переплёте под мышкой. Мы оставались дома с бабушкой и кошкой. Кошку звали Муркой, а бабушка поручала мне покупать молоко. Каждый день на нашей улице в одно и то же время появлялась молочница и бабушка выдавала мне горшочек и монетку. Я бежал за молоком. Очень тёплое ощущение связано у меня с бабушкой. Во многом она заменила мне мать, свою безвременно умершую дочь. Детство для меня—это отец с толстой книгой под мышкой и бабушка, принимающая горшочек с молоком из моих рук и целующая меня.

Я очень благодарен этим двум людям, ибо они сумели обусловить мою жизнь как следует, позволив свободно развиваться тому хорошему, что было во мне заложено от рождения, и не давали прорасти, насколько это было в их силах, тому тёмному и мрачному, семени Каинову, чего тоже хватало во мне, ибо человек черно-бел и лишь к детскому уму можно применить термин tabula rasa, но ведь существо человеческое не одним лишь умом ограничено. Силён и голос крови, а не только голос души или сокровенной сущности, и что бы я не натворил до своего теперешнего появления на свет в испанской Кордове, мне было внушено, что я хорош таким, каков есть, и все остальные не хуже, и что свобода моих проявлений заканчивается там, где начинается свобода проявлений другого человека. Да, очень я им благодарен…

Отец был замечен учёным халифом Абд-аль-Рахманом III и приглашён во дворец на должность министра иностранных дел. С этим отцовским назначением начался и новый виток моей жизни. Наша семья: отец, я, бабушка и кошка переселились во дворец.

Что это было за