По неправедному пути [Сергей Терентьевич Семенов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Сергей Терентьевич Семенов
По неправедному пути
I
Не только село Закутино, но весь, округ считали Онисима Ильича Головачова первым богачом в околотке. И правда, был богати Головачов: дом у него в 3акутине был первый в селе, земли собственной десятин пятьсот, скота разного и птицы домашней и счету не было; кроме того, у него были две лавки: одна в городе, другая в Закутине; в городе приказчик на отчете был, а в 3акутине торговал сын Головачова, Леонтий. Caм Онисим Ильич барышничал: ездил по деревням и скупал все все, что под руку попадается.. Хоть и несподручно стало ему это занятие, да очень к нему привык: смолоду он им стад заниматься и под старость расставаться с ним и не хотелось. 3анимался Головачов своим делом лет двадцать. Смолоду Жил он в большой бедности с матерью-старухой: на лето в пастухи нанимался, а зиму дома сидел – чуняки брал плесть да валенки пенькой подковыривать; тем и кормились. Потом взял его закутинский богач-кулак, человек одинокий, к себе в работники. Прожил у него Онисим года три, и умер кулак. Отошел от него Онисим, починил избушку, земли взял, женился и стал крестьянствовать. Летом в поле работал, зимою извозом занимался, в город овес возил, а оттуда кладь захватывал. Потом завел небольшую торговлишку, ґ на какие деньги – никто не знал; Поговаривали только, что получил их у старого хозяина. И стал торговать Головачов мукой, солью, дегтем, сельдями и всякой деревенской мелочью. А там и скот скупать стал. Дальше да больше – разбогател Головачов; разлезся мужик донельзя: всего у него было вволю разве только, как говорится, птичьего молока не было. Жена у Онисима Ильича умерла, и после нее осталось у него двое детей: сын и дочь.
Сын Леонтий был парень неглупый. Образовал его Головачов хорошо, и торговлю вел парень исправно. Только был за ним порок одни: погулять любил с товарищами … Не нравилось это Головачову шибко, и старался он всячески отучить его от этого: и добром урезонивал, и бить принимался,- ничего не выходило. Махнул рукой старик. – Ну, пес с ним! – думает- В года взойдет, женю. Авось поумнее будет. Дочь Головачова, Аннушка, была умница отменная и собою красивая. Любил ее старик – просто души в ней не чаял; думал выдать ее за купца или барина какого.
II
Исполнилось Леонтию девятнадцать лет, и надумал Головачов женить парня; начал слухи собирать, невесту подходящую искать. Была в городе мещанка одна, сватовством занималась; услыхала она, что Головачов сына женить собирается, пришла к нему. – Я,- говорит,- Онисим Ильич, твоему сынку невесту подыскала! Уж такая девка – цены нет: что умна, что красива, да и приданое большое. – Из каких она? – спрашивает Головачов. – Купеческая дочь, батюшка. В городу он торгует. Може слыхал, Крышкин, Ефим Григорьевич? – Знаю маленько. – Ну так вот! Девка, говорю, хорошая – по всему городу на редкость. – Что же, попытай, посватай! Может, дело и выйдет. Принялась сваха за дело, и через неделю на смотрины поехали. Понравилась невеста и Головачову, и Леонтию: недолго думая, и по рукам ударили. На другой день сговора позвал Головачов сына и говорит ему: – Ну, Левка, гляди! Вот забочусь о6 тебе, женить тебя хочу. Ежели ты теперь не бросишь глупостей своих, то смотри, парень, милости от меня не жди! Расчет с тобою будет короткий: вот бог, а вот порог! Куда хошь, туда и убирайся. – Нет, тятенька, будьте покойны! Я, чай, не ребенок малый: небось понимаю. – То-то смотри! Я своему слову верен буду.
Пошли дни за днями. Леонтий горячее прежнего принялся за дело, хлопочет в лавке до поту весь день – так ходуном и ходит. Поедет куда – живо вернется И исполнит все хорошо и аккуратно. "Вот,- думает старик – коли бы всегда такой был, пар ню цены бы не было. Може, женатый и всегда такой будет".
За неделю до свадьбы послал Головачов сына в город к приказчику за месячной выручкой, да кстати и для свадьбы кой-чего захватить. Все это Леонтий аккуратно обделал да и зашел перед отъездом чайку попить в трактир. Думал было на скорую руку повернуться, да … застрял надолго. Попался ему товарищ его закадычный – Митя Ленточкин. Вместе они в училище учились, вместе и кутили не раз. Ленточкин был парень веселый – в один год отцовскому наследству глаза протер. В городе его не любили – на язык востер был, всех осмеивал, а некоторых и облапошивал. При встрече обходили и звали шалопаем. Встретились, приятели, обрадовались. – Ба, Лева! Какими судьбами? Сколько лет, сколько зим! – Здравствуй, Митя! Как поживаешь? – Помаленьку, брат. Живем не мотаем: чужого не хватаем и своего не даем. Кое-как свожу концы с концами. Что долго не видать тебя? – Да все дела, брат! Слышал, чай, женюсь я? Удивился Ленточкин. – Что ты? Вот так штука! Не слыхал. Когда свадьба? – Через недельку. – А невесту где высватал? – Здесь, городскую. Крышкина дочь. – Знаю, знаю … Значит, отгулял молодчик!. Жалко. Ну, стало, выпить нужно! . – Нет, Митя, не могу! Сейчас домой ехать. – Вот пустяк! По единой только и пропустим. Нет, уволь! Лучше когда в другой раз. – Когда тут в другой раз? Женишься – и не поймаешь тебя. Сейчас давай, благо попался! Как ни отговаривался Леонтий, не смог отговориться; пристал Ленточкин, как с ножом к горлу,- согласился Леонтий. Выпили сперва по одной, потом по другой. Сделались навеселе; расхрабрился Леонтий. – Пить так пить! – говорит. Потребовали еще вина, нашлись еще товарищи, и пошла кутежка на славу.
III
Поздно вечером поехали кататься приятели. Объехали весь город и остановились перед домом Крышкина. Пьян был Леонтий. Вылез из тарантаса, подошел к воротам. Ворота заперты. Стал стучаться Леонтий, вышел сторож. – Кто там такой? – спрашивает. – Хозяин дома? Хозяина нам надо! – говорит Леонтий, сам покачивается. – Спит хозяин. Завтра приезжайте. Охмелитесь и приезжайте. Сегодня поздно, да и не в своем вы виде. Вскипятился Леонтий. – Как ты смеешь говорить так, дурак:? Я тебе знаешь что сделаю? Прогнать велю хозяину. – Ну, ладно, завтра и скажете! А теперь садитесь-ка да поезжайте с богом, пока целы. Взвизгнул Леонтий – не понравились ему слова сторожа. Размахнулся, да и бац его по лицу. – Так ты драться? Ну, так вот же тебе! И хватил сторож Леонтия по шее. Услыхал Ленточкин, какая каша заварилась, подошел на помощь товарищу, и схватились они вдвоем со сторожем. Услыхал Крышкин, испугался: думал, пожар Выскочил он к воротам и узнал нареченного зятька своего. – Что ты тут Леонтий Онисимыч, никак скандалы заводишь? Стыдно, брат! – сказал с упреком Крышкин. – Ефим Григорьич … тестюшка нареченный… я … видишь ли … то есть … хотел … вот тут товарищ мой ну и хотел я познакомить … то есть товарища моего … с невестой-то моей. А он, скотина, не пускает. – Не время, брат! – сказал Крышкин. Да и не в таком ты виде. А товарищ-то твой кто? Никак Ленточкин? – Он самый … прошу любить да жаловать. – Ну друг, не ждал я, чтобы ты с такими товарищами водился да в полночь честных людей тревожил, скандалы заводил. Спасибо, брат, что показал себя! Не то я про тебя думал; а ты – вот каков. Ладно, будем знать. – Ефим Григорьич! А все-таки можно видеть-то ее … невесту мою? А? Пусти, мы только одну минуточку. – Нет, брат, поезжай своей дорогой, а нас не тревожь. В таком виде да в полночь мы гостей не принимаем. Прощай. И Крышкин отвернулся от Леонтия и хлопнул калиткой. Ушел и сторож. – Вот те клюква! – сказал Леонтий и развел руками. – Ну и черт с ним! – пробормотал JIенточкин.- Поедем, брат. – Поедем.
IV
Поджидал Онисим Ильич парня с нетерпением, расхаживал по горнице и посматривал в окна. "Что это он запропастился? – раздумывал старик.ґ Уж давно бы пора приехать а его нет! Должно, у тестя задержали, а то, кажись и застрять-то больше негде … Уж не закрутил ли парень?" Сжалось сердце у старика, и заныла душа. Шибче зашагал он по горнице, как пчелы зароились мысли в голове. Не найдет себе покоя Головачов – то по горнице пройдется, то на двор выйдет. Сердитый стал: увидал что-то на дворе, придрался к работнику, разругал его и опять ушел в дом. Перед обедом по дороге из города показалась повозка. Не утерпел Головачов – выбежал на крыльцо. Однако не Леонтий ехал, ехал Крышкин. – Батюшка, Ефим Григорьич! Какими судьбами? – Да дельце есть, Онисим Ильич, вот и приехал. – Добро жаловать, добро жаловать – рад я тебе! Ну, войди в дом-то; я сейчас самоварчик велю схлопотать. – Не трудись, Онисим Ильич! Я на минутку. – Что так? Посиди. Аль торопишься куда? – Торопиться-то не тороплюсь … Признаться, нарочно к тебе приехал … Поговорить надо. – Изволь, друг! Готов тебя послушать завсегда. Да видишь ли, Онисим Ильич! Дело-то не очень лад-но! Встревожился Головачов, смотрит на Крышкина. – Что такое? – говорит. – Хотел я с тобою породниться, да видно… тово… не придется. – Что так? – Да то, что за такого молодца я свою дочку не отдам! Скандалист он и пьянчужка, с разной сволочью знается. А вчера ночью приехал ко мне пьяный с шалопаем Ленточкиным и ну ломиться в дом. Сторож не пускает, а они избили его: теперь к мировому хочет подавать. Вытянулось лицо у Головачова, побледнел он весь; ни слова не сказал, только голову опустил. – Не обессудь, почтенный – сказал Крышкин.- Не я виноват, сам видишь. Прощай пока, Онисим Ильич! – Погоди маленько, Ефим Григорьич! Чайку вот попьем. – Нет, Онисим Ильич, спасибо, много доволен, в другой коли раз! Поднялся Крышкин с места и пошел к повозке. Головачов проводил его и вернулся в горницу. Стал ходить по комнате пасмурный, как ночь. "Так и есть, – думает старик. – Опять на старую дорогу попал. А я все думаю, куда сынок-то мой запропал, а он вот что. Ну, погоди же ты, молодчик, доберусь я до тебя! Я те покажу, как скандальничать да хороших людей бесчестить!" Рассердился Головачов совсем, велел лошадь запрягать. В город за сыном поехал.
V
Приехал он в город и остановился на постоялом, где всегда останавливался. Увидал на дворе лошадь свою, стал у дворника про Леонтия спрашивать. – Сегодня не был, – говорит дворник. – Вчера катались они, так приехали поздно; лошадь поставили, сами ушли и до сих пор не бывали. Пошел Головачов в лавку свою и расспросил приказчика. Рассказал приказчик, как вчера Леонтий выручку забрал, товару кой-какого взял; с тех пор не видал его приказчик. Пошел Головачов сына по трактирам разыскивать. Ходил-ходил, нашел-таки: сидит в трактире с компанией за столом, винами разными наливаются. Как ястреб на курицу бросился Головачов на сына и вцепился ему В волосы. Завопил Леонтий. – Тятенька… родимый … – Ты опять пьянствовать, разбойник ты этакий! Скандальничать подлец, начал! Вот я тебе покажу, как добрых людей позорить! Вот тебе… вот … вот! Принялся Головачов колотить сына и руками, и ногами по чем ни попало. Барахтался Леонтий, как у волка овца, а вырваться не мог. – Тятенька, простите! – умолял Леонтий.- Ради Христа, простите! Больше не буду, ей-богу, не буду! Нс слышит старик, озлился как зверь. Бил-бил, из сил выбился, бросил. – Будь ты проклят, анафема, срамник поганый! Что ты наделал-то, пес окаянный? Зарезал меня, осрамил седую мою голову. С глаз моих уйди! Чтобы духу твоего в моем доме нс было. И не попадайся – убью; право слово, убью! – Батюшка, виноват! Простите, последний раз, видит бог, последний раз! Ради Христа, батюшка! Закаюсь и не буду больше! – Знать, ничего не хочу! Не сын ты мне больше! Слышь, чтоб не видал я тебя! И обезумевший от гнева старик толкнул в грудь сына ногою и вышел вон. Повалился Леонтий на пол, плачет, ревмя ревет. Подняли его товарищи, усадили, стали успокаивать, водой холодной напоили. Обошелся маленько парень и с горя потребовал еще вина.
VI
Возвратился Головачов домой уже к вечеру и прошел прямо в свою каморку; к ужину не выходил и пробыл там до утра. На другой день он встал рано, вышел в сад, сел на скамейку и крепко задумался. После вчерашнего он стал много тише; сердце его успокоилось, и он даже пожалел сына. "Круто я поступил с ним, – думал он. – Пожалуй, парень что и начудит. Вишь, как разошелся-то я: на глаза не велел показываться. Напрасно. Ну, побил бы там, потаскал, пригрозил бы прогнать на другой раз, а сейчас бы не следовало. Оно беда не большая – обойдется, сам придет прощения просить, можно еще поурезонить, а все-таки оставить надо". Подумал еще немного Головачов и решился послать за Леонтием. " Небось проспался теперь, – думал Онисим Ильич. – Кается, чай, что глупостей натворил! Эх, парень, парень! В кого он только уродился-то?. Порезоню хорошенько, покрепче держать стану, ходу такого не дам, авось образумится. А там женю – женатый-то лучше будет, ветер-то из головы выйдет … А женить непременно надо … Эх, упустили невесту хорошую, не подыскать теперь такой! Ну, не велика беда,ґ похуже возьмем, победнее; нынче невест много, Куда их девать-то! " Поднялся Онисим Ильич со скамейки и пошел во двор. Попался ему на дворе работник, и говорит ему Головачов: – Ты, Никита, позавтракал аль нет? – Нет еще, Онисим Ильич. А что? – Да вот что: позавтракай поскорее да поезжай в город. Поищи там Левку-то; чай, в трактире где-нибудь. Привези его домой. – Ладно. Поехал работник в город и возвратился к ночи один. – Ну, что? – спросил Головачов. – Нет его там, Онисим Ильич! Весь город обегал, у всех спрашивал – нету. Встревожился Онисим Ильич . Уж не сделал ли над собою чего парень? И на другой день, чуть свет, поехал сам в город. Пробегал весь день, полиции заявил – нет парня, словно в воду канул. Прошла неделя, другая, а Леонтия все нет. Скоро и осень наступила, а об нем ни слуху ни духу.
VII
Сильно грустил старик о сыне и ругал себя. – Я сам, старый дурак, виноват во всем: до чего разошелся, проклял даже и искостил всячески. О, господи! И он долго тужил и вздыхал о парне и наконец убедился, что этим горю не поможешь, видно, делать нечего, чему быть, того не минуешь, а теперь надо о дочери подумать. Женихов у дочери было много: были и купчики небогатые, и господа прогоревшие, офицер даже один присватывался, да все женихи неподходящие. Ветрогоны все, за приданым гонятся.: отдай им дочь-то да деньги убей. IIромотаются, и бери дочь назад; а то и хуже что выйдет. Стал Головачов жениха дочери подыскивать, да такoгo чтобы сумел сам копейку нажить, чтобы прибавить мог к приданому, а не то чтоб размотать, чтобы и хозяйство сберег, и Аннушку счастливой сделал. Не прочь бы и в дом принять зятя Онисим Ильич, лишь бы человек был подходящий. Сидит раз за чаем Головачов, и говорит ему кухарка, что приказчик из города приехал. Велел позвать его Головачов. Вошел приказчик, поздоровался с хозяином. Пригласил его Головачов чай пить. Уселся приказчик, и стал его Головачов о делах расспрашивать. Рассказал приказчик, выручку месячную сдал и осмелился попросить себе прибавки жалованья. – Я,- говорит,- У вас, Онисим Ильич, пять лет живу честно, благородно, никакими худыми делами не занимаюсь,- так не грех бы! – Ладно,- говорит Головачов. – Подожди на кухне; я подумаю. Остался Головачов один и стал обдумывать. И вдруг пришло ему в голову такое, что и сам удивился, как это он раньше не смекнул. "Не взять ли в зятья этого приказчика?" – подумал он Показался приказчик Головачову человеком подходящим; жил он у него пять лет, торговлю вел хорошо, характер имел тихий, поведения был трезвого, бережливый и скуповатый. за пять лет скопил себе несколько деньжонок, хоть и из малого жалованья; родных у него, кроме матери, не было, знакомства не заводил, – просто золото парень. "За ним моя Аннушка проживет как у Христа за пазухой" ,- решил Головачов. Крикнул он приказчика. – Вот,- говорит,- Петр, какую я тебе награду дам за твою службу! Хочешь ко мне в зятья идти? Задрожал от радости приказчик: ни слова не говоря, повалился он в ноги хозяину. – Зачем, зачем? Богу кланяйся, не мне. Встань, брат, потолкуем хорошенько.. Поднялся приказчик, заморгал глазами, весь радостный стал. – Что ж, согласен? – Благодетель вы мой! Да за вас век буду бога молить – детям и внукам накажу! – Ну, ладно, ладно! – усмехнулся Головачов.- Так если согласен, то вот что сделай: прежде найми квартиру получше, потом обставь ее хорошенько, чтобы было куда жену-то привесть, а там уж и образом благословим вас. – Слушаю-с! – Ну, так, так! А завтра я сам приеду, обо всем перетолкуем. Теперь ступай пока. – Очень хорошо-с. Так прощайте, Онисим Ильич! – Прощай, Петр Емельяныч! Счастливо доехать. Проводил Головачов приказчика и зашагал по комнате. Ходит, руки потирает. "Вот и отлично! – думал он. – Как это я раньше не подумал, ведь лучше-то этого и не найти! Нужды нет, что беден,- у меня зато есть. Богатому-то передай, он и начнет обороты делать, рисковать да и профуфырит все. А этот как сядет на деньгу, у него и зубом не вырвешь. Дело поведет осторожно – еще прибавит к моему, и будут век свой жить без заботы". И пошел Головачов к дочери об женихе объявить.
VIII
Когда вошел к Аннушке, она что-то вышивала. – Анюточка – сказал Головачов. – Какую я тебе новость скажу! – Какую? – А такую – жениха тебе нашел. – Побледнела Аннушка, ничего не сказала, только над шитьем нагнулась. – Что же ты? Аль не рада? А жених-то какой умный, рассудительный. Некрасив, зато степенный. Аннушка опять промолчала. – Догадалась кто? – Нет. – Петр Емельянов, наш приказчик! Подняла лицо Аннушка на отца; в глазах ее слезы показались, из лица еще белее стала. Упала она в ноги к отцу и зарыдала. – Что ты, Аннушка? Что с тобою? – Тятенька, милый! Не губите меня не отдавайте за Петра Емельяныча! – Что такое? – строго Сказал Головачов.- Это почему? – Не люб он мне, не хочу я за него! – Эва! Так что ж что не люб? 3а кого же тебя отдать-то? – Тятенька милый! Отдай меня за Алексея Андреича! – 3а кого? – 3а Алексея Андреича … за учителя здешнего. – Так вот как! 3а учителя … Вот так дочка – возлюбленного себе нашла! Ловко! Нечего сказать! Без спроса да без совета родительского женишка себе выбрала! .. Молодец, девка, ничего … Ах ты негодница этакая! Да я тебе за это все косы оборву, коли ты хошь знать! – Тятенька … – Не смей и думать! Не быть тебе за учителишкой! И в голове не держи! Кроме как за Петра, ни за кого не отдам! Рассердился Головачов, вышел вон и хлопнул дверью. Повалилась Аннушка на пол и заплакала горько. "Что же это такое будет? – думал Головачов.- То сын был – от невесты отбился, пропал; а тут дочь не хочет идти, за кого я хочу! Да неужели я не родитель им? Нет, дочка! С тобою я еще поговорю, не дам я тебе воли … Гордыбачить будешь… выпорю, а отдам! Подобру-то, видно, с вами не сладишь… А учителишке этому … так сделаю, что и духу его здесь не будет! Вишь, чихач какой явился, девок смущать стал. Погоди, голубчик, я доберусь до тебя!" И опять стал злой Онисим Ильич. 3аныло сердце, затосковало- не знает старик, что и делать, места себе нигде не найдет. Пришел вечер, стал молиться Головачов. Молился долго, поклоны клал, пока спина не заболела … Да не нашел он покоя от такой молитвы. На другой день. Головачов поехал в город. Сделал все, что нужно, С Петром Емельяновым и велел ему приезжать в следующее воскресенье по рукам бить.
IX
Ударили по рукам, стали к свадьбе готовиться. Накупил Головачов, что нужно для невесты, отдал портнихам шить. Хотел он разрядить невесту всем на удивление. "Пускай,- думает,- смотрят люди да любуются на мою дочь. Ничего не пожалею для нее!" Свадьбу задумал Головачов богатую: пригласил всех своих знакомых, кого только знал; снял он в городе дом под бал, подговорил музыкантов полковых и хотел в губернию за певчими посылать. Денег не жалел Онисим Ильич. "Дай,- думает,- хоть раз попользуюсь ими. Мучился изґ за них весь свой век, сколько грехов на душу принял, а ни одной путящей радости не видал". Дня за три до свадьбы поехал Головачов в город посмотреть, как дело идет у Петра Емельянова, да и распорядиться насчет кой-чего. Пробыл в городе весь день и только к ночи вернулся домой. Не стал он и ужинать, а прошел прямо в спальню и улегся спать. Проснулся утром Головачов и прошел в столовую чай пить. На столе самовара не было. "Проспала, должно, старая!.. " – подумал он на кухарку. И пошел он в кухню. – Ты что же это самовар не сготовила? – спросил он у кухарки. – Батюшка, Онисим Ильич! Куда уж тут самовар! Горюшко-то какое! – Что там еще? _ Да дочка твоя, не знаю, где поделась! Испугался Головачов. – Как так? – говорит. – Да так! .. Как уехал ты вчерась-то, она и вышла куда-то… узелок небольшой взяла. Я думала, она к попадье; ждала-ждала – весь день прождала. Перед вечером заснула я, заспала да и позабыла, что ее нетути. Хватилась сегодня утром, а у нее и постель, не помята. Я к попадье, а та ее и не видала. Тут я и догадалась что она куда-нибудь сбежала. Как громом пришибло Онисима Ильича: лицо посинело, в глазах помутилось, весь зашатался – еле за косяк удержался. Постоял он так несколько времени, наконец раскачался, вышел из кухни, пошел во двор и велел работникам собираться в погоню. На крыльце стоял какой-то человек. – Тебе что? – спросил Головачов. – Хозяина бы мне нужно! – Сказал человек. ґ Я самый. Что нужно? – Вот письмецо вашей милости. – Откуда? – С чугунки. Не знаю от кого: господин какой-то с барышней велел отдать. Выхватил письмо Головачов, разорвал конверт и стал читать. В письме вот что было написано: "Почтеннейший Онисим Ильич! Когда вы получите это письмо, ваша дочь будет уже моей женою. Извиняюсь, что так: поступил, но делать было нечего. Я люблю вашу дочь, она меня тоже. Вы не пожелали согласиться на наш брак, а мы не могли жить друг без друга. Приданого от вас нам не нужно было. Нам ничего и не оставалось, как поступить так, как мы поступили. Прощайте, не поминайте лихом. Известный вам учитель Алексей Черневский" Тут же была приписка от Аннушки. Она писала: "Милый тятенька! Простите меня за то, что я ушла от вас. Если бы я не любила Алексея Андреевича, я бы не сделала так. Вы знали, что я люблю Алексея Андреевича, и потому я не могла выйти замуж за Петра Емельяновича. Когда мы устроимся, то я напишу вам обо всем, а пока прощайте." Прочитал письмо Головачов, зашатался и как сноп повалился наземь. Посланный испугался и не знал что делать. Услыхала кухарка, выбежала, закричала работникам. Собрался народ, обступили Головачова и не знают, что делать. Кто-то надумал наконец унести в комнаты Онисима Ильича. Подняли его работники, отнесли в комнаты и положили на кровать.
X
Поехали за доктором. Приехал доктор, осмотрел больного, начал тереть ему виски каким-то спиртом и дал чего-то понюхать. Очнулся Головачов, открыл глаза, еле язык шевелит, ослаб так, что с места сдвинуться не может. Стали работники у доктора про хозяина спрашивать, и говорит доктор, что с ним удар приключился, что едва ли долго проживет. Тан и ахнули работники! Поделал еще что-то доктор у больного и уехал, сказал, что к вечеру еще приедет. Собрался с силами Онисим Ильич, попросил священника привезти. Поехали за священником. Ждал-ждал Головачов, измучился весь. Наконец вернулся работник. – Не застал священника,- говорит,- уехал по приходу; не раньше ночи вернется. Застонал Головачов: – Ох, боже мой, боже мой! Кажись, и не дождаться мне. Боюсь умереть так-то… Полежал он еще, потом приподнялся, словно что вспомнил, окликнул работника и говорит: тяжко мне, не могу больше ждать. – Кликни сюда всех, кто там есть … работников, приказчиков … всех, кого встретишь, зови … хочу при всех покаяться. Кинулся работник из горницы, пошел сзывать. Стали сходиться люди. Собрался с духом Головачов и начал свою исповедь: – Умираю я, братцы! Хочу хоть перед вами душу свою облегчить. Велики мои грехи, братцы; много я на своем веку зла наделал; с самого почти детства и до сих пор шел я по неправедному пути и … дошел … до … гибели. Остановился Головачов, передохнул маленько и опять стал говорить: – Много грехов легло на мою душу. Бывало, позабудешь про мирские дела свои, пораздумаешься об беззакониях своих, и тяжело станет на сердце, словно камень какой на него наляжет. Только не долго так бывало; начнешь что-нибудь делать, все пройдет, и позабудешь про грехи-то; только думаешь о том, как бы получше дело обделать, как бы побольше пользы было; а не размыслишь того, что иногда польза-то моя один грех … Давно я этот грех сделал, смолоду еще … Нечистыми путями разбогател я … обокрал … и не то что обокрал … а еще того хуже … Вспомнить страшно … Перепел опять дух Головачов и продолжал: – Смолоду-то я жил бедно, почти что нищим. Пастухом бывал, а не то и милостыней кормился. А потом в работники попал к богачу сельскому Андрею Петрову. Одинокий человек был и больной к тому же. Без помощи ни встать, ни ходить не мог. Делами его приказчик заведовал. И приставил он меня за собою ходить… Три года прожил я ґ ничего все. Только очень мне завидно стало, глядя на его богатство. Ну и подсмотрел я раз, как он в подушку деньги зашивал. И запало мне это в голову. А тут разболелся хозяин совсем, лежит, не встает. Пришла, значит, ему смерть. Послал он за попом. А я в те поры остался с ним один на один. Ну … и соблазнил меня лукавый … Ох, грех … Господи мой … выговорить-то страшно. Схватил себя Головачов за голову обеими руками и застонал. Долго он молчал, только слышно было, как он тяжело вздыхал, закрыв лицо руками. Наконец он открыл лицо, приподнялся и заговорил глухим голосом, вперив глаза в темноту: – Как теперь вижу: лежит он, на подушку откинулся, глаза закрыл… В доме никого нет … Не помню уже, как я это надумал. Помутилось у меня в глазах, кинулся я на него, схватил за горло и … задушил… своими руками задушил, не дал ему умереть спокойно. Проговорил это Головачов, протянул вперед руки и продолжал хриплым голосом: – Вот, как сейчас вижу: открыл глаза, упер на меня, да и дух вон. Вот и теперь все по ночам вижу я эти глаза страшные… вижу, вижу … Несчастный Головачов с ужасом глядел в темноту. Зубы его тряслись. Он дышал тяжело и прерывисто и долго не мог успокоиться. Слушатели затаили дыхание, как бы замерли в ужасе. Оправился Головачев и заговорил опять: – Ну вот … с того и разбогател, как видите … Во как разжился… Только не на пользу это все, а на погибель мою. Сколько я трудов своих положил, сколько ночей недосыпал, старался все, чтобы побогаче быть и богачом сделался. А что из того? Думал детей счастливыми сделать, а они сами себе дорогу нашли и от богатства моего отказались. На что оно мне теперь. Куда девать? Бога за деньги не подкупишь…Ох ты, господи, грешен я перед тобою! Польстился я на богатство, забыл завет твой святой, чужую жизнь погубил, да и свою тоже. Проклятый я человек! И заплакал Головачов, горько зарыдал и обессилел весь. Упал он на подушку и все что-то бормотал, насилу языком ворочал. Обступили его работники, видят: хозяин в забытьи лежит, дышит тяжко, а из глаз слезы катятся. Немного погодя очнулся больной, взглянул на работников, вздохнул и стал у них прощенья просить.. – Простите,- говорит,- ребятушки! Кого обидел я, простите, ради Христа! Немало и вам зла я делал … И наказан я за зло … попомните меня вы. Живите почестнее, не льститесь на богатство, – не в деньгах счастье! Потом затих Головачов; все реже и реже дышать стал. К вечеру и душу богу отдал.
1888 г.
Последние комментарии
13 часов 22 минут назад
22 часов 14 минут назад
22 часов 17 минут назад
3 дней 4 часов назад
3 дней 8 часов назад
3 дней 10 часов назад