Новый мир, 2011 № 05 [Мария Семеновна Галина] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (158) »
Из дыр хэнд-секонда
Найман Анатолий Генрихович родился в Ленинграде в 1936 году. Поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве. Анатолий Найман * ИЗ ДЫР ХЭНД-СЕКОНДА Ода 1 Нематерьяльный слыша гул, мир покидая — тленный, Божий, я расстаюсь с румянцем скул, огнем в глазах и белой кожей, защелкиваю карабин двуструнных мышц, сосуды в узел вяжу — и на один один встаю с органом жерл и русел. В последний раз станочек бритв двойных — с губы щетину режет, в последний раз воздушный ритм дыханья — тьму гортани нежит. Как щелка в залежах руды — в зубах зажатая травинка. И немигающей звезды ничтожная на миг заминка. 2 Есть созревающие в гроздь автоматические звуки. Но сокрушающие кость парят над клавишами руки. Они ничьи, запястье, кисть, их пустота небес простерла в тоске по жизни ногти грызть, заламывать и класть на горло. Две длани. Зов и нерв реклам трактирных. Верхний угол фрески. К ним я, и весь мой род, и клан, все человечество — привески. Мой голос ими тронут был и осенен покров телесный, когда, как тесто, голубь взбил эфир игрой десятиперстой. 3 Не жизнь утрата. Не фарфор разбит. Не что внутри и окрест, пыль. Не что было до сих пор, урон. Но возраст — кончен возраст. И следующему не быть. В нем все былые. Он тот самый зовущий плакальщицу выть над им и ими полной ямой. Крах срока. Но сроков ли жаль? Их цифр, их мелочей, их массы? Того, что короток февраль? Словца, смешка, слезы? Гримасы? Не беглой, а другой, слепой: когда мы рвем, резцы ощерив, с мечтой, тщетой и счастьем, — той навек натянутой на череп. * * * Не может быть, что я — как те, что те — как мы. Для них — кто жил до нас — мучная наша шутка комок трагедии, а ковшик хохломы — ноль-ударение над щелкой промежутка. Пестро и центра нет, как в пламени печном. Как код орнамента, как наша тень, издревне есть время-истукан, есть рудознатец-гном — и как из боя взвод, всегда разбито время. Сто лет назад лилась торжественная речь о том, как век жалеть. И от нее в столетьи — божественная: как его стеречь-беречь. И в полстолетьи — как гонять до пены плетью. Ведь если нет его, то негде жить, и наш матрас с валютой — прах, и бомж вельмож блаженней. И жизнь — музей, и кровь — кино. И даже в раж впадать не стыдно нам под камерой слеженья. Мадригал Свободе Свобода — своя вода, вещество-беда, расхристанность без препон и битье о сваи, в мережах частых всегда только груды да, одни только в бреднях нет вместо блеска стаи. Свобода — соль одиночества в сонме воль, услада слабости между слоев напряга. Свобода — щель между си и до, между фа и соль, Варягом-песней и ржавым бортом Варяга. И голос, что все в порядке, что хаос цел (а тембр его — сестрин, грудной, а вот тон, тон — стервин), под звон кандальный, под посвист казацкий пел, под то, что с трибуны шептал остроумно Берлин. Все шло к добру, но теченьем на мель снесло, меча на Красную площадь икру парада. На всех одна, а единственное число чеканит шаг, выбиваясь носком из ряда. Влюбленность. Похоть. Ненависть. Детский флирт. Обвенчанность от рожденья, брак без развода. Осадок на фильтре и что прорвалось сквозь фильтр. Ты где, свобода? Избавь от себя, свобода. И сколько можно, философ, менять мораль? Ни словаря уже нет, ни времени, баста, хватит, всеядный рвач, беззастенчивый мелкий враль. Свобода — то, что знал о ней мой прапрадед. Так кто свободен? Я? А она сама? А всех заклинавший освободить Исайя? Стоит зима: вся — свобода и вся — тюрьма, и ждет прозренья река подо льдом слепая. * * * Было дело, взволнованный лепет липы в Летнем метался саду возле школы, и маялся лебедь символистский на пыльном пруду. Быль. Но были былое сильнее. Как и блоковских олово туч тяжелее былого — в аллее, где просвет до- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (158) »
Последние комментарии
7 часов 56 минут назад
16 часов 48 минут назад
16 часов 51 минут назад
2 дней 23 часов назад
3 дней 3 часов назад
3 дней 5 часов назад