Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой
подробнее ...
труд и не умеющих придумать своё. Вообще пишет от 3 лица и художественного слога в нем не пахнет. Боевые сцены описывает в стиле ой мамочки, сейчас усрусь и помру от ужаса, но при этом всё видит, всё понимает но ручки с ножками не двигаются. Тоесть всё вспомнить и расписать у ГГ время есть, а навести арболет и нажать на спуск вот никак. Ах я дома типа утюг не выключил. И это в острые моменты книги. Только за это подобным авторам надо руки отрывать. То есть писать нормально и увлекательно не может, а вот влесть в чужой труд и мир авторов со своей редакцией запросто. Топай лесом Д`Картон!
Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они
подробнее ...
благополучно появились потом. Заряжает барабан револьвера капсюлями порохом и приклеивает пули. Причём как вы понимаете заряжает их по порядку, а потом дважды нам пишет на полном серьёзе, что не знает как дозарядить барабан, как будто этого не делал при зарядке. Офицеры у него стреляют по дальним целям из револьверов, спрашивается вообще откуда офицеры на гражданском пароходе? Куда делся боевой корабль сопровождения я так и не понял. Со шлюпкой вообще полная комедия. Вы где видели, что бы шлюпки в походном положении висели на талях за бортом. Они вообще стоят на козлах. У ГГ в руках катана, а он начинает отстреливать "верёвку" - дебилизм в острой форме. Там вообще то подъём и опускание шлюпки производится через блоки, что бы два матроса смогли спокойно поднять и опустить полную шлюпку хоть с палубы, хоть со шлюпки, можно пользоваться и ручной лебёдкой с палубы. Шлюпки стандартно крепятся двумя концами за нос и за корму иначе при спускании шлюпку развернёт волной и потопит о корпус судна. Носовой конец крепя первым и отпускают последним. Из двух барабанов по делу ГГ стрелял только один раз и это при наличии угрозы боевых действий. Капсули на дороге не валяются и не в каждой лавке купишь. Кто будучи голодным и с плохим финансовом положении будет питаться эклерами? Только дебил или детё, но вряд ли взрослый мужчина. Автору книги наверное лет 12, не более.
Как концепция - отлично. Но с технической точки зрения использования мощностей - не продумано. Примитивная реклама не самое эфективное использование таких мощностей.
В этот парк я всегда приходил инкогнито. Прогуливался вдоль глиняных карьеров в тени плакучих ив либо по кленовой аллее шел к подножию горы и взбирался наверх, где стояла деревянная скамейка. Дело в том, что парк разбит на территории одного из фортов, в девятнадцатом веке с севера, запада и юга окружавших левобережную Варшаву. Когда стены небольшой крепости за ветхостью рассыпались, здесь образовалась мусорная свалка, а потом, после многолетней рекультивации местности, вырос холм неправильной формы, который весной покрывался высокой остролистной травой. С моей лавочки были видны возвышающиеся тут и там уродливые жилые районы, церковь, взметнувшаяся из темного пятна православного кладбища – я не раз наблюдал, как за ее луковичный купол красным заревом закатывается солнце, – три костела, разбросанных по окрестностям, а вдали, на юго-западе, – серебристые трубы теплоцентрали, построенной в начале семидесятых. Совсем рядом, прямо за зеленоватой водной поверхностью последнего карьера, разместились маленький стадион и теннисные корты. Поздней весной на самое большое озерко спускали флотилию пестрых водных велосипедов. Но со временем уровень воды понизился, со стен павильона с надписью «Прокат плавательных средств» облупилась желтая краска, и мельчающая от года к году озерная глубь превратилась в пристанище лишь для стаи уток. А остов пункта проката вывезли, когда во время урагана в девяностые годы он с металлическим звоном сложился внутрь.
В парк частенько приводили учащихся из близлежащей школы-интерната, кроме того, по воскресеньям днем сюда заглядывали возвращавшиеся из костела семейства, а в летние каникулы, раскинув пледы на траве, тут располагались родители с маленькими детьми и огромными корзинами, доверху набитыми едой. Приходя сюда регулярно, я волей-неволей научился выделять из этой случайной толпы постоянных – как и я – посетителей парка. Уток ежедневно подкармливала старушка, которая осенью надевала облезлую каракулевую шубу и снимала ее только после Пасхи. Звали старушку Геновефа, в прошлом она была учительницей. Из деревни, где Геновефа учительствовала с 1929 года, в начале шестидесятых ее привез сын Рышард, сразу же после того, как мать, спускаясь в погреб, сломала ногу. Рышард как раз получил квартиру неподалеку от парка, а поскольку у него родилась вторая дочка, присутствие бабушки – когда нога зажила – сняло проблему яслей. Жена Рышарда, Алина; работала врачом в военной поликлинике. Сам Рышард был картографом. Прежде они ютились в однокомнатной квартирке в центре города, выкроенной из довоенных апартаментов. Ордер на квартиру в новостройке Рышард с Алиной приняли как подарок судьбы. Пани Геновефа, правда, считала, что железобетон в общем-то не безвреден для здоровья, но не хотела огорчать молодых. Близость парка стала для нее отрадой; это была как-никак природа – разумеется, изувеченная городом, – с которой она сроднилась за последние полвека.
Когда бывало не очень холодно, на карьерах появлялся также пан Мечислав, музыкант. Он руководил хором в ближайшем костеле и – в качестве подспорья к пенсии – подрабатывал уроками игры на аккордеоне. В нашем районе это был довольно популярный инструмент, и пан Мечислав радовался, что благотворно влияет на нравы, за падением которых он наблюдал с глубоким прискорбием. В теньке возле закрытого во внесезонное время пункта проката водных велосипедов целыми днями тусовалась компания молодых мужчин, число которых – пан Мечислав не сомневался – росло с каждым годом. Одни иногда где-то подрабатывали, правда, через месяц-другой их выгоняли за пьянку либо необоснованные прогулы; другие, более пронырливые, хвастали своими связями, позволявшими раздобыть больничный с записью о наличии у них хронических заболеваний, при которых необходим домашний режим. Все пили пиво, ласково называемое «лягушонком» из-за формы пузатых бутылок с зеленой этикеткой. Был среди этих забулдыг некий бедолага Сташек: дружки то ему сочувствовали, то подкалывали его – из-за его вздорной жены Рузи, которая, если заставала муженька возле пункта проката, поднимала крик на всю округу и пинками загоняла Сташека домой. Рузя заявляла, что отцу следует быть рядом с сыном, чтобы его воспитывать; когда сын впервые вернулся домой подвыпивший – было ему в ту пору одиннадцать лет, – она поняла, что не может рассчитывать на тяжелую руку супруга, ослабевшего после ночи, проведенной на обочине дороги между домами, и собственноручно ремнем свершила акт правосудия.
Сын Сташека и Рузи, Мачек, редко наведывался в парк; я видел его только иногда, когда он, срезая путь, напрямик направлялся на стадион. Тот скандал, который ему учинила мать из-за распитой с Робертом и Янушеком бутылки бормотухи, не произвел на него особого впечатления. Хуже было то, что со временем отец, мостовщик по профессии, стал прикладываться к денатурату; грязный, помятый, шатался он по дворам, как
Последние комментарии
2 дней 3 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 9 часов назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 13 часов назад