КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 710402 томов
Объем библиотеки - 1386 Гб.
Всего авторов - 273904
Пользователей - 124923

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

Михаил Самороков про Мусаниф: Физрук (Боевая фантастика)

Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Влад и мир про Д'Камертон: Странник (Приключения)

Начал читать первую книгу и увидел, что данный автор натурально гадит на чужой труд по данной теме Стикс. Если нормальные авторы уважают работу и правила создателей Стикса, то данный автор нет. Если стикс дарит один случайный навык, а следующие только раскачкой жемчугом, то данный урод вставил в наглую вписал правила игр РПГ с прокачкой любых навыков от любых действий и убийств. Качает все сразу.Не люблю паразитов гадящих на чужой

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Влад и мир про Коновалов: Маг имперской экспедиции (Попаданцы)

Книга из серии тупой и ещё тупей. Автор гениален в своей тупости. ГГ у него вместо узнавания прошлого тела, хотя бы что он делает на корабле и его задачи, интересуется биологией места экспедиции. Магию он изучает самым глупым образом. Методам втыка, причем резко прогрессирует без обучения от колебаний воздуха до левитации шлюпки с пассажирами. Выпавшую из рук японца катану он подхватил телекинезом, не снимая с трупа ножен, но они

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
desertrat про Атыгаев: Юниты (Киберпанк)

Как концепция - отлично. Но с технической точки зрения использования мощностей - не продумано. Примитивная реклама не самое эфективное использование таких мощностей.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
Влад и мир про Журба: 128 гигабайт Гения (Юмор: прочее)

Я такое не читаю. Для меня это дичь полная. Хватило пару страниц текста. Оценку не ставлю. Я таких ГГ и авторов просто не понимаю. Мы живём с ними в параллельных вселенных мирах. Их ценности и вкусы для меня пустое место. Даже название дебильное, это я вам как инженер по компьютерной техники говорю. Сравнивать человека по объёму памяти актуально только да того момента, пока нет возможности подсоединения внешних накопителей. А раз в

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

Оружие возмездия [Андрей Сергеевич Завадский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Завадский Андрей Сергеевич ОРУЖИЕ ВОЗМЕЗДИЯ Трилогия в одном томе

Книга первая: НАЧАЛО ПУТИ

Интро

Весело трещал огонь, пожирая сухие ветки, и рожденные пламенем тени метались по стенкам шатра. Снаружи сгустилась ночная тьма, и вершины гор, увенчанные, словно копья, белоснежными наконечниками изо льда и снега, исчезли, растворившись во мгле. Горы были столь высоки, что казалось, пронзали небо, и вершины их исчезали где-то за облаками. Но в этот час небо было на удивление безоблачным, и звезды, мерцавшие в вышине, озаряли своим неверным светом укрывшееся в кольце гор селение.

В шатре, возвышавшемся в центре поселка, хозяин беседовал с нежданной гостьей, и было видно, что ни ему, ни ей беседа эта не приносит удовольствия. Оба думали, хотя и тщательно скрывали это друг от друга, лишь о том, как бы поскорее расстаться.

— Пришло время платить по старым долгам, — произнесла гостья, в упор взглянув на хозяина. — Однажды вы дали клятву, ныне пришел час исполнить ее, вождь!

— Ваш народ сейчас в опасности, — ответил названный вождем, отрешенно уставившись на огонь. — Но то, что ты требуешь от нас, несоизмеримо более опасно, чем любой враг. Понимаешь ли ты, что может произойти, если они вернутся? Никогда и никому не служили они, так неужто покорятся вам? Твой владыка глуп, если верит в это, и глупы те, кто смог его в том убедить.

— Значит ли это, что ты не сдержишь клятву, данную твоими предками? — гневно вопросила гостья, решив, что не стоит обращать внимание на оскорбление короля, прозвучавшее из уст негостеприимного хозяина. То, что прежде стоило бы несчастному жизни, сейчас казалось сущей ерундой, ибо на кону стояло нечто большее, чем честь рода, намного большее. И потом, стоит ли ожидать почтения от низших созданий? — Или не клялись твои предки исполнить любую службу, какую мы потребуем, если только это будет в силах смертных созданий? — ей с трудом удавалось сдерживать гнев, ибо негоже давать волю чувствам там, где ты лишь гость из дальних краев, к тому же гость названный.

— Мой народ обязан твоим предкам, — устало произнес хозяин, все же удостоив гостью своего взгляда. — Мы помним, пусть и минули века. И я верну долг, как завещали те, кто были до меня. Никто не посмеет обвинить род мой в вероломстве, никто не скажет, будто не чтим мы волю пращуров.

— Война неизбежна, это ясно всем, и нам ее не выиграть, — гостья как будто извинялась, хотя причин для этого у нее не было, и тот, кто принял ее в своем доме, не ждал и не просил ничего подобного. Словно нужно держать, пусть даже не ты дал его, и было это много веков назад. — Силы неравны, и никто не считает, будто у нас есть шансы на победу. Мы неминуемо потерпим крах, а сейчас поражение означает гибель моего народа, скорую, мучительную.

— И вы решили прихватить с собой половину мира, — усмехнулся хозяин. — Слова больше ни к чему, посланница, — неожиданно твердо вдруг произнес он, словно приняв, наконец, некое решение. — Мы держим клятвы, а вам решать, когда должно требовать их исполнения. Мы все сделаем, и не более чем через три ночи ты сможешь отправиться в обратный путь. Хотя право, я всей душой желаю, чтобы ты одумалась.

— Я не своей волей явилась сюда, — мягко, но непреклонно ответила гостья, — и не покину твой дом, не исполнив повеление своего правителя, устами которого со мною говорил весь наш народ. Мы готовы сражаться, но что толку с нашей доблести, с отваги воинов, если всех нас ждет смерть, кого в бою от честной стали, а кого в клетке, как дикое животное, или под плетью надсмотрщика, как ничтожного раба? Так что ты прав, оставим слова. — Она умолкла, видимо, не считая нужным говорить что-либо еще, и отвернулась к огню.

Старый вождь вышел из шатра, подозвав к себе одного из охранявших его покой воинов. Тот, услышав приказ, бросился исполнять его, не смея медлить ни мгновения. А вождь, устало вздохнув, обвел взглядом нависавшие со всех сторон над селением горы, не обращая внимания на пронизывающий ледяной ветер. Его предки давно пришли в эти края, и те, кто рождался позже, начинали верить, что здесь и была родина, исконные земли их народа.

Здесь нелегко было выжить, и каждый день проходил в борьбе. Но все же со временем те, кто поселился здесь, ощутили себя в безопасности. Укрывшись от всех, они научились не привлекать внимание врагов, да и какие враги, если вдуматься, могут быть у вымирающего народа, ютящегося в лишенных почти всякой жизни горах? Никем не замечаемые, они все же сумели обстроиться здесь, теша себя надеждой, что этот неприветливый край когда-нибудь и станет их последним пристанищем.

Теперь же, подумал вождь, видимо, придется уходить и отсюда, как можно дальше бежать из этого негостеприимного края в земли вовсе гиблые, но и там едва ли долго проживет в покое его многострадальный народ. Что ж, рано или поздно это должно было произойти, и никому старый вождь не пожелал бы ходить в должниках у таких кредиторов, опрометчиво обещая сослужить любую службу, какую те ни попросят. Впрочем, не пристало ему судить своих предков, и что сделано, то сделано.

Бормоча что-то себе под нос, вождь вернулся в шатер, где ждала его гостья. Нужно будет отдать много распоряжений, пусть племя готовится к дальнему пути, чтобы сняться с места как можно быстрее, когда нежданные гости покинут их. Но прежде следует исполнить давнюю клятву и вернуть древний долг.

Пролог

Двое мужчин, перед каждым из которых стояло по кружке пива, увенчанного пышной шапкой белоснежной пены, знаменитого темного, которым славились северные земли, вели неспешную беседу. На постоялом дворе, где они встретились, было немноголюдно, и не стоило опасаться, что их разговор привлечет внимание непосвященных. Ведущий на полночь от столицы королевства Дьорвик тракт никогда не был особенно оживленным, и ныне постояльцев в трактире не было вовсе, а значит, некому было сидеть за соседними столами, мешая разговору одним своим присутствием.

В прочем, каждый из собеседников знал, что подслушивать чужие беседы можно и не стоя за плечом у собеседников. И каждому из них было ведомо, как избежать чужого внимания. А потому трактирщик, суетившийся за стойкой, и порой бросавший на странных посетителей заинтересованные взгляды, вдруг понял, что, стоит сосредоточиться на разговоре, как он перестает различать слова. В ушах стоял какой-то шум, словно они были забиты ватой.

Странным путникам, невесть откуда явившимся в трактир, и не имевшим ни коней, ни даже сумы с припасами, однако же, не было дела до хозяина постоялого двора, а равно и до грудастых служанок, явно зарабатывавших на хлеб не только тем, что они споро подносили к столикам заказанную остановившимися в этом тихом местечке странниками снедь. Эти двое вообще не обращали внимания на творившееся вокруг, словно в трактире в этот миг не было более ни единой живой души. У них просто не оставалось времени на всякие мелочи, ибо от того, о чем они договорятся сегодня, смогут ли понять друг друга, зависело очень и очень многое. И хозяин трактира был бы, по меньшей мере, удивлен, узнав, кто явился к нему под видом путешественников, решивших дать отдых ногам и промочить горло.

— Он заигрался в войну, и, как ни странно, ныне имеет все шансы, чтобы добиться победы, — произнес один из мужчин, немолодой, но вовсе не производивший впечатления дряхлого старика, с ухоженной бородой, спускавшейся на грудь.

Сегодня этот человек, притворяясь простым путником, изменил своим традициям, облачившись в простой кафтан, какие носят небогатые купцы или мастеровые. Прояви трактирщик чуть больше внимания, он бы заметил, что одежда старца выглядит новой и слишком чистой, словно ее обладатель путешествовал не верхом, и уж тем более не пешим, а в карете. Впрочем, и последнее предположение было очень далеко от истины.

— Верно, — кивнул собеседник седобородого странника, казавшийся намного более молодым высокий, стройный мужчина, одетый в щегольской камзол из черной парчи, словно настоящий дворянин. Конечно, подумал трактирщик, дворянином этот человек, явно стремившийся выглядеть старше своих лет и для того отпустивший бороду, как и тот, с кем он сейчас вел размеренную беседу, быть никак не мог. Дворяне, как известно, не имеют привычки пешком разгуливать по пустынным трактам, без свиты, даже без оружия, если не считать короткого кинжала с посеребренной рукояткой.

Хозяин постоялого двора занимался своим ремеслом два десятка лет, пойдя по стопам покойного отца, и успел насмотреться на всяких людей, научившись с одного взгляда определять, кто перед ним, и как должно к нему относиться, с уважением ли, показным подобострастием, или же с нескрываемым презрением. Но кто сегодня почтил его скромное заведение своим визитом, он понять никак не мог, сколько не пытался.

При нарочито неброской одежде, эти державшиеся подчеркнуто скромно и вежливо даже с прислуживавшими им девками люди, казалось, не допускали с собою иного обращения, как всемерное почтение, не наигранное, а самое настоящее, словно они были наследниками древних королевских родов, никак не меньше. Эти двое не трясли полными кошелями золота, как иные купчики, хотя явно монет у них хватало, и не выставляли напоказ пестрые гербы, как то делали обнищавшие рыцари, странствовавшие в поисках приключений и продававшие свой меч едва ли не первому встречному за пригоршню медяков. Но во взглядах их, в каждом их жесте чувствовалась уверенность, какая-то странная сила, заставлявшая при встрече с ними почтительно склонять голову, опуская глаза.

— То, что не удавалось столь долго великим правителям древности, у него может получиться без особых усилий, — продолжал меж тем молодой путник. — Он уже в нескольких шагах от заветной цели, и не желает медлить, и тем более не отступит назад.

— И допустить этого мы не в праве, — мрачно произнес седобородый, сверкнув глазами. — Мы приняли клятву, и обязаны исполнить ее, своим пращурам и тем, благодаря кому мы стали теми, кем стали, обязаны. Ты знаешь, что случится, если он не остановится, не даст слабину, не даст им шанс проиграть с почетом, — словно насквозь пронзая своего собеседника взглядом, молвил старец.

— Уже, — опустив глаза, глухо произнес второй путник, коснувшись аккуратно подстриженной бородки. — Уже. Они вспомнили о невозвращенном долге, и посольство их ныне покинуло пределы державы, направившись через степи на закат.

— Их нужно остановить, — решительно произнес первый. — Чаши весов ныне опасно колеблются, однако еще не все потеряно. Но если они исполнят задуманное, если получат плату по старым долгам, равновесие будет нарушено, и я не был бы уверен, говоря, что в наших силах будет восстановить его.

— Это так, — подтвердил тот из двух, что выглядел моложе. — Опасность велика, но я уже сделал все необходимое, чтобы помешать им. То, чего мы опасаемся, не произойдет, я уверен.

— В таких делах нет места уверенности, — покачал головой седобородый. — Любая случайность, пустяк, и все планы будут нарушены в один миг. Единожды твои усилия уже оказались напрасными, иначе нам теперь не пришлось бы сидеть здесь, бросив все свои дела, решая, как быть дальше.

— И потому, почтенный, я прошу тебя о помощи, — согласно кивнул второй. — Я все же надеюсь справиться сам, но если меня постигнет неудача, только ты сможешь помешать свершиться беде.

— Наша сила в единстве, мы делаем общее дело. Я готов помочь, но только скажи, в чем именно и когда?

— Жди вестей от меня, почтенный, — ответил собеседник старца. — Я дам знать, если все же не достигну успеха. И тогда не мешкай, прошу тебя, ибо ты и сам знаешь, сколь многим чревато промедление.

— О нет, — заверил молодого мужчину седобородый, — я не промедлю ни мгновения. Можешь положиться на меня всецело, друг мой. Мне и впрямь ведомо, к чему может привести их горячность, помноженная на растущий с каждым днем ужас поражения, и я сделаю все, что ты скажешь. Люди будут готовы немедленно действовать, как только ты известишь меня. Угроза велика, и я не меньше твоего заинтересован, чтобы она исчезла, а иначе всех нас ждут тяжелые времена, которые кто-то может и не пережить. Да, — кивнул старец в ответ на благодарный взгляд своего собеседника. — Я помогу всем, чем нужно. Но ты, — добавил мужчина, — ты еще раз должен попытаться остановить своего государя. То, что он затеял, грозит ему самому, прежде всего, и его подданным. Ты прекрасно знаешь, сколько всего сокрыто под сводами зачарованных лесов, и в час крайней опасности они вспомнят о реликвиях прошлого, способных уничтожить половину мира. Уйми своего сеньора, он ведь уже и так добился многого. — Ответом говорившему был лишь молчаливый кивок, знак согласия. Оба собеседника знали, что такое играть с огнем.

Они покинули трактир так же незаметно, как и появились в нем, оставив на столе несколько золотых монет, которых хватило бы, чтобы до отвала накормить роту солдат. Взяв одну из монет, трактирщик с интересом взглянул на выбитый на ней герб, какого прежде ему не приходилось видеть. Гордый орел, раскинув широко крылья, летел куда-то, влекомый ветрами дальних краев, и вились по краю монеты вязь букв древнего языка, умершего вместе с величественной эссарской империей. Усомнившись, хозяин постоялого двора попробовал монету на зуб, с удивлением убедившись, что отлита она из чистого золота.

Но вовсе не неожиданная щедрость этих странников удивила трактирщика. Он видел, что оба путника, выйдя из постоялого двора, двинулись на запад, в сторону городка, высившегося где-то за лесом. А спустя считанные минуты из города вернулся слуга, посланный еще утром за вином, которое неожиданно быстро кончилось. Молодой парень, округлив глаза и все время осеняя себя жестами, призванными отогнать злых духов, поведал историю, воистину странную.

— Задремал я малость, — дрожащим от волнения голосом рассказывал слуга, вокруг которого столпились все, кто были в этот ранний час в трактире. — Смотрю, а мне навстречу два мужика идут. Вдруг встали они посреди дороги, саженях, верно, в двухстах от меня, руки друг другу пожали, будто прощались, затем отпрянули, и вдруг точно между ними будто туман сгустился. Облако такое странное, и что за ним, не видно. И мужики эти, один за другим, в то облако и шагнули, и тот, который вторым шагал, старый такой, с бородою длиннющей, вдруг на меня как глянет, аж мороз по коже прошел. Взмолился я всем богам, да от страха зажмурился, а потом глаза открываю, а дорога-то пустая, и нет на ней ни мужиков этих, и туман как будто ветром рассеяло. Ну, я постоял, да потом лошаденку стегнул, что было сил, да так и домчал сюда.

— Увидели они тебя, дурня, да и в лес свернули, — при появлении хозяина трактира слуги почтительно расступились. — А ты и знаешь только, небылицы рассказывать, — насмешливо осклабился корчмарь, демонстрируя свое презрение. — Марш на двор, да поживее! Дров надо наколоть к вечеру, а не сказки рассказывать.

— Как скажешь, хозяин, — слуга понял, что трактирщик не желает рассуждать о странной этой истории, словно боится даже вспоминать лишний раз о странных гостях, что недавно пили пиво в его корчме. И уже направившись к куче чурбаков, возле которых в дубовую колоду был воткнут тяжелый колун, парень обернулся и сказал: — А до леса они бы даже бегом не поспели. Там по обе стороны от тракта поле, ровное, что твой стол. Ни кочки, ни кустика. Там прятаться негде, хоть ничком ложись. Исчезли они, в воздухе растворились, словно призраки, вот тебе и весь сказ.

Слуга все махал колуном, а трактирщик думал о рассказанной им истории, настолько необычной, что впору на ночь будет поведать ее свом внукам. Он долго думал, какие же такие путники забрели к нему этим утром, и, наконец, решил, что не желает этого знать. Кто бы то ни был, они ушли, и трактирщик молил богов, чтобы они вновь не вернулись, ибо всякий знал, что призраки, бродящие порой по окрестным лесам в предрассветный час, могут забрать душу всякого, кто их повстречает.

И боги, верно, услышали истовые мольбы, поскольку больше старый корчмарь никогда не видел тех странных путников, так и не узнав все же, кто же заплатил за две кружки пива полновесным золотом. Монеты же, поразмыслив, он таки выбросил в реку, ибо знал, что всякая вещь из рук призраков проклята и несет несчастье тому, кто владеет ею.

Спустя долгое время трактирщик увидел точно такие же монеты в руках заезжего купца. От него же он услышал название страны — Фолгерк — и вспомнил давнюю историю. но так никогда и не узнал он, кого же поил пивом в тот осенний день. И, тем более, неведомо было хозяину постоялого двора, что последовало за той неспешной беседой, что вели под его крышей два странных незнакомца.

Глава 1. Пираты равнин

Отряд всадников двигался по бескрайней корханской степи на восток. Девять тонконогих скакунов, растянувшись цепью, один за другим, несли на себе седоков, облаченных в одинаковые серые плащи, через покрытые высокими травами равнины. Где-то впереди, через много лиг, их путь упирался в сверкающую серебром широкую ленту, великую реку Арбел, которую многие считали границей между тем, что принято называть цивилизацией, и землями, целиком принадлежащими варварам, созданиям, лишь обликом схожим с людьми, но нутром же ничем не отличающимся от диких зверей.

По лицам, давно уже не выражавшим ничего кроме усталости, по запыленной одежде, легко можно было догадаться, что всадники проделали долгий путь, очутившись посреди ровной, точно стол, степи. Обжигаемые яростно палившим солнцем, они мерно раскачивались в такт шагам своих скакунов, лишь изредка обмениваясь короткими фразами, да не забывая поглядывать на горизонт. Путники, явившиеся с заката, были чужими здесь, и те, кто испокон века считал себя хозяевами степей, могли встретить незваных гостей сталью. И эта мысль не покидала всадников уже весьма долгое время.

— Странно, но вместо того, чтобы чувствовать свободу, я ощущаю лишь все большее беспокойство, — произнес один из всадников, двигавшихся в голове колонны, взглянув на своего спутника, а затем обведя взглядом вокруг себя, словно указывая на бескрайнюю равнину, простиравшуюся во все стороны, сколько хватало глаз. — Мы здесь как на ладони. Укрыться негде, бежать некуда. И еще этот зной! Ни тени, и даже ветер стих! Когда же мы доберемся хотя бы до Арбела?

Не нужно было видеть лицо того всадника, лишь слыша голос, нежный, по-юношески звонкий, нежно журчащий, словно весенний ручеек, чтобы сказать, что верхом на статном коне, закутавшись в длинный плащ, ехала девушка. Она была красива и юна, давно уже перестав считаться ребенком, но и не вполне еще осознав себя женщиной, не поняв своей красоты и тем более не научившись пользоваться ею. Ее фигура еще до конца не сформировалась, грудь чуть наметилась под одеждой, поэтому была более похожа на подростка. Золотистые волосы путницы были стянуты в длинный хвост, перехваченный шнурком.

— К вечеру мы увидим реку, — произнес второй всадник глухим, хриплым голосом. — А спустя еще четыре дня, если наше странствие будет все таким же скучным, окажемся дома.

Всадника, что отозвался на полный надежды вопрос своей спутницы, достаточно было увидеть лишь на миг, чтобы понять, что это был воин, настоящий ветеран. Он выглядел более коренастым, чем остальные его спутники, на левой руке не хватало безымянного пальца, а его лицо пресекал старый шрам, оставленный, вероятно, саблей или кинжалом. Этот путник повидал многое, и если и был сейчас чуть более напряжен, чем следовало уставшему, убаюканному однообразием путешествия страннику, то уж точной не зной тому виной.

— Скорее бы достигнуть Арбела! — мечтательно вздохнула юная всадница, и усталость на миг оставила ее. — Этот край кажется опасным, неприветливым, точно мы не среди безлюдной степи, а в стане беспощадного врага.

— За Арбелом тоже люди. — Едва заметная усмешка коснулась крепко сжатых губ воина. — И они будут рады видеть нас ничуть не больше, чем те дикари, что владеют степью. Только те, кто живет за рекой, едва ли подарят нам легкую смерть в отличие от номадов. Мерзкие полуживотные! — И он в сердцах сплюнул под копыта своему жеребцу.

Презрение всадника к обитателям этих мест и тех земель, что лежали на их пути дальше на восток, могло показаться странным, ведь издали девушку и ее сурового спутника, и прочих, что хранили молчание, можно было принять за людей. Но стоило только взглянуть на чуть раскосые миндалевидные глаза, слегка заостренные уши, правда, скрытые густыми шевелюрами, стоило увидеть их невероятно стройные фигуры, каких никогда не встретишь среди людей, как все сомнения в происхождении этих всадников развеивались раз и навсегда.

По равнине Корхана скакали к неведомой никому другому цели девять Перворожденных, как часто называло себя это племя. А люди предпочитали называть их просто эльфами. Еще их порой нарекали Дивным Народом, в основном те, кто жил за Шангарским хребтом, но они просто не представляли, на какие дивности в действительности способен этот народ и на их счастье никогда не знали о знаменитых карательных рейдах эльфов, особо частых лет сто назад, когда еще не сложились окончательно границы нынешних государств.

Эльфы помимо своего изящества, столь редкого среди людей, отличались еще и изрядным ростом. Они были выше человека примерно на голову, и уж тем более выше гнома, из которых самые рослые достигали пяти с небольшим футов. Именно поэтому эльфы, точнее, мужчины-эльфы, бросались в глаза в любой толпе. Эльфийские женщины, будучи тоже весьма рослыми, по крайней мере, для человеческих глаз, все же не были так заметны. Но правду сказать, ни эльфа, ни эльфийку нечасто можно было видеть среди людей.

Сочетание несколько неестественной стройности и изрядного роста рождало ощущение какой-то хрупкости первых детей Творца, но любой, кто хоть раз видел эльфа в бою, знал, что они очень сильны и при этом невероятно стремительны, так что в схватке эльф становился опасным противником даже для опытного воина. Считается, что эльфы — прирожденные лучники, и это на самом деле так. Но мало кто живущий вдали от державы Перворожденных знает о том, что и в мастерстве владения клинком они могут дать фору многим человеческим воинам. Эльфы не так плодовиты, как другие народы, возможно потому, что их век гораздо более долог, чем жизнь человека или даже гнома. Но как бы то ни было, Перворожденных намного меньше, чем людей, которые расселяются по миру с огромной скоростью, мгновенно заполоняя любые земли, стоит только их прежним владельцам дать слабину. А раз эльфов не так уж много, то не под силу им выставлять на поле боя и многотысячные армии, что могут себе позволить все те же люди. Именно по это причине эльфы доводят мастерство своих воинов до невероятных высот, поскольку лишь таким образом у них появляется возможность успешно противостоять своим более многочисленным соседям.

Эльф, которого юная всадница называла Амиаром, был старшим телохранителем принцессы Мелианнэ, дочери правителя И’Лиара, которой был предан душой и сердцем. Сама принцесса казалась очень юной, совсем еще девочкой, от силы лет шестнадцати на вид, хотя, зная, что для эльфа и триста лет не предел, можно предположить, что Мелианнэ была старше большинства ныне живущих людей.

Именно защита Мелианнэ от любой опасности даже ценой собственных жизней на протяжении нескольких недель стала целью жизни Амиара и других воинов, сопровождавших наследницу Изумрудного Престола. Их было тринадцать, когда они покинули свою страну, тринадцать искусных воинов, отважных и беззаветно преданных своей госпоже. Ныне их осталось лишь восемь.

Принцесса и те воины, что следовали за ней, все, как один, были снаряжены для дальнего похода. Просторные плащи всадников скрывали простые охотничьи костюмы и высокие сапоги. Доспехов на них не было, поскольку жариться на солнце, несмотря на то, что уже была середина осени, немилосердно палившем, в железе — сомнительное удовольствие. Однако у всех эльфов в седельных сумках лежали легкие кольчуги тонкого плетения, способные выдержать скользящий удар сабли или пущенную с большого расстояния стрелу. На большее эти железные рубахи не были годны, но Перворожденные всегда, когда это было возможно, предпочитали свободу движений ложному ощущению неуязвимости, которое могли бы дать тяжелые латы.

Все всадники были вооружены мечами, лишенными любых украшений, причем двое воинов из этого отряда имели по два клинка. Оружие внешне выглядело как поделка простого кузнеца, рассчитанная на тощий кошелек наемника средней руки. Тем не менее, сталь, из которой были выкованы клинки, сама по себе была очень дорогой, и не каждый воин мог себе позволить ее. Мечи были дополнены кинжалами, также почти все всадники имели еще и засапожные ножи, которые использовались для хозяйственных нужд.

Шесть эльфов были вооружены короткими составными луками. Это оружие приходилось прямым родственником знаменитому эльфийскому длинному луку, дуга которого изготавливалась из нескольких сортов дерева и была усилена костяными накладками, оружию, обладавшему чудовищной мощью и поистине страшному, особенно в умелых руках. Однако большой лук, вполне удобный для пешего воина, всаднику создавал ненужные помехи своими размерами, к тому же он был слишком тугой, что сказывалось на скорострельности, особо важной в конном бою, когда противники сближаются очень быстро. В прочем, и короткий лук, будучи чуть менее мощным и не столь дальнобойным, в руках настоящего мастера являлся оружием грозным и эффективным, а уж в искусстве стрельбы с эльфами мало кто мог поспорить, что вынуждены были признать даже их заклятые враги.

Отсутствие большого количества оружия выдавало в восьмерке воинов настоящих мастеров, ибо большим количеством остро оточенного железа увешиваются тот, кто толком не знает, с какой стороны держать меч, но жаждет произвести на любого встречного огромное впечатление. Настоящий же мастер довольствуется немногим количеством оружия, которым владеет в совершенстве. А сопровождавшие Мелианнэ воины были именно мастерами, виртуозно владевшими разным оружием, но традиционно отдававшими предпочтение луку и мечу. И было бы странным, если бы принцессу И’Лиара в дальнем походе охраняли посредственные воины.

Среди своих спутников Мелианнэ, одетая и снаряженная, как и все остальные, выделялась разве что тонким серебряным браслетом на левом запястье и невзрачным на вид колечком из того же металла на среднем пальце правой руки. Серебро, издавна почитавшееся Перворожденными как священный металл, в отличие от золота, уравненного с грязью, которой не следует лишний раз касаться, было знаком принадлежности его владелицы к монаршей семье. Еще на шее принцессы висел медальон на тонкой серебряной цепочке, скрываемый под одеждой. Семиугольная пластинка все из того же серебра, украшенная хитрой вязью эльфийских письмен, тоже была знаком того, что в ее обладательнице течет кровь королей, хотя этим ее значение вовсе не исчерпывалось.

Мелианнэ, покачиваясь на спине могучего скакуна, мерно рысившего по степи, впала в какое-то оцепенение. Мыслей не было, как не было и особых желаний, если не считать мечты о горячей ванне и чистой одежде. Но такие мысли приходят всякому, кто провел в пути хоть несколько дней, продуваемый всеми ветрами, под не по-осеннему жарким солнцем, от лучей которого невозможно было укрыться в тени по причине отсутствия таковой на расстоянии, по меньшей мере, полусотни миль. Жаркое солнце днем и холодные ночи, когда пытаешься сберечь каждую крупицу тепла, кутаясь в плащ, вовсе не такой плотный, как хотелось, вот чем, пожалуй, запомнится этот поход, подумала вдруг эльфийка.

Порой Мелианнэ ловила себя на мысли, что с ней решительно ничего не происходило с того мгновения, как юная наследница Изумрудного Престола покинула отчий дом, если, конечно, не считать обычных дорожных неурядиц. Все оказалось просто и легко, намного проще, чем полагала сам она, равно как и те, по чьей воле покинула родные леса Мелианнэ. Конечно, большой мир явил ей свои опасности, но все же здесь оказалось не столь страшно, как сама принцесса считала прежде. Хотя, скорее всего, спокойствие ее объяснялось тем, что жизнь Мелианнэ ныне охраняли, пожалуй, лучшие из лучших бойцов во всем И’Лиаре.

Что ж, еще несколько дней, и она вновь ступит под сень вековых чащоб, что живой стеной высятся на границе населенных ее соплеменниками земель, словно защищая И’Лиар от незваных гостей. Вернется, доказав, что достойна зваться наследницей державы. И, возможно, когда-нибудь она будет вспоминать этот утомительный и скучный поход, быть может, рассказывая о нем как о чем-то малозначительном своим детям или даже внукам, хотя это явно случится не скоро.

— Дозорный возвращается, — произнес вдруг телохранитель принцессы, заставив Мелианнэ вздрогнуть от неожиданности. — И, похоже, он спешит, — добавил Амиар.

Эльфийка, обернувшись, увидела, что в голову колонны направился один из всадников, только недавно нагнавший отряд. Чуть раньше Амиар, который в походе командовал отрядом, отправил его назад, поскольку уже некоторое время ему казалось, что кто-то следует по пятам за маленьким отрядом. Беспокойство его основывалось на том, что на рассвете в виду отряда показались несколько всадников, не рискнувшие подобраться достаточно близко. После этого никого больше эльфы не заметили, но смутное беспокойство не оставило бывалого воина, чутье которого, за годы непрерывных стычек и рейдов обострилось, точно и дикого зверя, прежде никогда не подводило его. И после недолгих раздумий Амиар все же решил послать одного из своих спутников назад. Доклад вернувшегося разведчика его, да и принцессу, не обрадовал.

— Э’валле, — воин, сдерживая разгоряченного скачкой коня поравнялся с принцессой, которая, как считалось, командовала отрядом. — Я заметил около двадцати всадников позади нас, примерно в трех милях. Люди, — уточнил он, словно здесь, в сердце мтепи можно было встретить каких-то иных существ. — Они укрываются вон за той грядой, — эльф указал на тянувшуюся севернее цепь невысоких холмов, покрытых жесткой степной травой. — Я не рискнул приближаться к ним, поскольку в степи меня легко заметить, но, похоже, это местные жители.

Услышав это, Мелианнэ вопросительно взглянула на ехавшего слева от нее Амиара. Последний имел довольно мрачный вид, будучи, видимо, серьезно обеспокоенным такими известиями. Пожалуй, сегодня, как никогда прежде, воин желал, чтобы чутье обмануло его.

— Это не может быть случайностью? — спросила Мелианнэ своего телохранителя.

— Полагаю, они движутся за нами с самого утра, причем держатся на почтительном расстоянии, не показываясь нам на глаза. — Старый эльф задумался. — И их настойчивость не может не настораживать. Едва ли нам стоит ждать от этих людей чего-то хорошего, э’валле, — сквозь зубы процедил не на шутку встревоженный Амиар. — Варварские племена, живущие в этих краях, промышляют разбоем и слывут весьма жестокими даже среди своих родичей.

— Но что им может быть нужно от нас? — Последовал вопрос принцессы. — Мы не похожи на торговцев. У нас нечего взять, к тому же этим дикарям должно быть ясно, что они потеряют много своих, вздумай нас атаковать.

— Все верно, э’валле. — Амиар кивнул, соглашаясь со словами своей подопечной. — Но я опасаюсь, что им нужны именно мы, а не купцы. И их может оказаться много больше, чем заметил Инар.

Беспокойство Амиара было вполне оправданным. Их отряд отправился в путешествие почти три недели назад. Целью их были Шангарские горы, точнее, живущие там гоблины. Внешне поездка выглядела как посольство, а об истинной цели ее доподлинно знали только Мелианнэ и Амиар. Говоря коротко, эльфы отправились на другой край равнины Корхана для того, чтобы взыскать по старым долгам, а теперь спешили обратно.

В горах принцесса получила из рук старейшины племени гоблинов, затерянного в неприметной долине, некую вещь, которую следовало незамедлительно доставить в И’Лиар. И даже верный Амиар не ведал, что же именно везла в седельной сумке его госпожа, ибо ему было запрещено присутствовать при беседе своей подопечной с тамошним вождем. Единственное, о чем воин догадывался, — то, что было поручено охранять ему и еще дюжине воинов, должно было стать самым весомым аргументом во внезапно возникшем споре с одним из государств людей. Разногласия с Фолгерком, небольшим королевством, набиравшим силу и становившимся год от года все могущественнее, легко могли перерасти в настоящую войну, а эльфы, не зная точно сил и намерений соседа, желали иметь то, что и в самом худшем случае способно склонить удачу на сторону Перворожденных.

Но, даже не зная истиной сути задания, старый эльф четко выполнял приказ, и после встречи с гоблинами их отряд как на крыльях летел на восток, с каждым днем приближаясь к родным лесам. Для того чтобы лошади не пали посреди пустошей, пришлось прибегнуть к магии. Теперь кони могли без остановки скакать неделю, но затем свалились бы замертво, ибо чары, подстегивающие их, выпивали силу животных.

Дорога до Шангарского хребта была легкой, и эльфы не встретили никаких препятствий. Правда, в самих горах они дважды попадали в лавины, потеряв одного из своих спутников, а еще один Перворожденный погиб, когда отряд атаковал не впавший в спячку грифон. Проголодавшаяся тварь едва не завершила путешествие Мелианнэ раньше срока, потерпев неудачу лишь благодаря чутью охранявших принцессу воинов, заметивших противника прежде, чем он подобрался достаточно близко.

И уже на обратном пути в предгорьях эльфам встретился небольшой отряд корханских варваров. Эти люди, действительно промышляющие грабежами, решили атаковать малочисленную группу всадников. Варвары оказались неплохими бойцами и луками владели почти так же, как сами Перворожденные. Эльфы в коротком бою потеряли трех воинов, за каждого из которых напавшим в надежде на легкую добычу корханцам пришлось заплатить полудюжиной своих товарищей. После этого люди убрались прочь, а возглавляемый Мелианнэ отряд беспрепятственно продолжал путешествие в течение четырех дней.

— Наши преследователи могут быть соплеменниками тех кочевников, с которыми мы уже сталкивались, — предположил Амиар, напомнив о недавней схватке с местными обитателями. Поистине, после того стремительного боя у них появился повод искать встречи с эльфами. — Жители равнин исповедуют кровную месть, поэтому кто-то вполне мог пуститься за нами в погоню. Нужно было тогда прикончить всех их до единого, — с досадой бросил телохранитель. — Чтобы некому было теперь вести по нашему следу всех своих родичей.

Мелианнэ не была воином, хотя и владела оружием не хуже многих опытных бойцов. Но она понимала, что значит схватка посреди степи с целым кланом здешних жителей, лишь немного уступавших Перворожденным в искусстве владения луком и клинком. Конечно, эльфийка верила в своих спутников, зная, что все они были умелыми воинами, готовыми защищать ее до последней капли крови, но перед лицом наверняка более многочисленного противника не стыдно было и отступить без боя, тем более, сейчас, почти завершив свою миссию, Мелианнэ не могла себе позволить ни минуты промедления, спеша предстать перед своим отцом, правителем И’Лиара.

— Как бы то ни было, мы ни в коем случае не должны дать им возможность нагнать нас и втянуть в бой, — приняла решение Мелианнэ. — Возможно, эти кочевники едут по своим делам. И если они лишь случайно движутся в том же направлении, что и мы, нам следует повернуть в сторону и пропустить их вперед. Если же они повернут следом — тогда у нас не останется сомнений в их намерениях, и придется либо уходить от погони, рискуя остаться без коней посреди безжизненных степей, либо, если не будет иного выхода, принять бой.

— Слушаюсь, э’валле! — Амиар кивнул, предложив затем: — На всякий случай, пусть Инар следит за ними.

— Не возражаю, Амиар. — Сейчас принцесса полностью признала право отдавать приказы за тем, кто провел в схватках и сражениях всю жизнь, выйдя из них живым, в отличие от своих врагов. — И еще, надо пришпорить лошадей. Мы и так потратили слишком много времени в горах.

Через несколько минут эльфы повернули на север, туда, где на горизонте виднелась темная полоса леса, который постепенно отвоевывал у степи пространство, весьма обширная роща, возникшая посреди чистого поля. Так они ехали несколько часов, преодолев не менее тридцати миль. Несколько раз Перворожденные резко меняли курс, забирая то вправо, то влево в надежде сбросить людей со следа. Однако оторваться от преследования не удалось.

— Они не отстают, э’валле, — сообщил Инар, в очередной раз догнавший отряд. — Я смог приблизиться к ним на две сотни саженей, и рассмотрел наших преследователей. Это варвары, что живут в степи. Они следуют точно за ними, не жалея своих коней, и скоро могут нагнать нас.

Ни у кого не было причин сомневаться в словах дозорного. Уже можно было увидеть за холмами облако пыли, поднимаемой копытами нещадно настегиваемых коней. Никаких сомнений в намерениях людей теперь не оставалось. А вскоре, когда отряд выбрался на большую равнину, с одной стороны ограниченную невысокими холмами, а с другой тем самым лесом, эльфы, наконец, увидели своих преследователей. Несколько всадников, с такого расстояния представших черными точками, мчались следом, развернувшись в цепь. Они явно стремились догнать эльфов, отрезая им пути отхода и пытаясь отсечь от леса.

— Они нас настигают, — обратилась Мелианнэ к своему телохранителю. — Наших коней подгоняет магия, но если мы станем гнать их еще быстрее, то через пару часов, не более того, они свалятся замертво. И мы можем остаться наедине с кочевниками.

— Верно, — Амиар согласно кивнул. Он тоже чувствовал, что подхлестываемые магией скакуны не выдержат подобной гонки достаточно долго. И также опытный воин не испытывал ликования от того, что вскоре мог остаться вместе со своими воинами лицом к лицу с обитателями этих равнин, которых могло оказаться много, так много, что никакое мастерство во владении луком и клинком не спасло бы Перворожденных. — Поэтому я считаю нужным дождаться их сейчас и выяснить причину такого упорства.

— Ты хочешь принять бой прямо здесь? — Мелианнэ вопросительно вскинула брови, глядя на собеседника.

— Отнюдь, — покачал головой воин. — Они все еще довольно далеко от нас. Поэтому мы успеем добраться до леса, где можно устроить им теплую встречу.

— И все-таки мы не можем рисковать!

Принцесса, понимая необходимость выполнить решение Амиара, тем не менее, была недовольна сложившейся ситуацией. Она стремилась скорее добраться до рубежей И’Лиара, где их не мог достать не один враг. Зная, что передали ей в затерянной горной деревушке гоблины, она сильно подозревала, что за их небольшим караваном может начаться настоящая охота, прознай кто-нибудь про истинную цель поездки.

— Лучше будет просто укрыться в той роще, и дождаться, когда люди уйдут, — попробовала спорить со своим телохранителем эльфийка. — Степняки едва ли сумеют отыскать нас в зарослях, они ведь не любят лес.

— Я не испытываю радости от того, что по пятам за нами следует отряд людей, — непреклонно произнес Амиар. — Все же нужно выяснить, что им понадобилось от нас, э’валле. Мы заманим варваров в лес, и, если их не будет слишком много, прикончим всех, — решительно сообщил эльф своей подопечной. — В противном случае я последую твоему совету, и уведу отряд вглубь этой рощи, чтобы эти кочевники отстали от нас и вернулись в степь.

— Что ж, Амиар, — вынуждена была согласиться Мелиннэ, понимавшая, какая угроза могла исходить от неизвестных преследователей. — Делаем, как ты сказал. Все-таки, ты более сведущ в подобных делах.

— Верно, э’валле. И еще, я очень прошу тебя, не лезь в битву, — проникновенно молвил эльф. Будучи не в праве приказывать, он полагался лишь на здравый смысл своей спутницы. — У нас и так достаточно воинов для засады. А рисковать тебе я не позволю. И еще, надень броню, — требовательно произнес он. — А то прилетит ненароком шальная стрела или еще что случится.

Подчиняясь приказу Амиара, второго после принцессы человека в отряде, воины поспешно повернули коней к лесу, и несколько мгновений спустя древняя чаща поглотила их. Еще несколько мгновений назад конские копыта мяли степную траву, начавшую увядать, а сейчас путники оказались под сенью высоких деревьев, совсем не таких, какие обычно росли в этом засушливом краю. Пожалуй, скажи кто, что этот лесок появился в незапамятные времена не без помощи магии, он оказался бы не так уж далек от истины.

Но эльфы сейчас думали не о том, откуда взялся этот островок зелени посреди засушливой степи. Мысли воинов ныне были заняты преследователями, и никто из Перворожденных, очутившихся в этом дикой краю, не сомневался, что разойтись миром не удастся. Вскоре должна была пролиться кровь.


Отряд, углубившийся в лес, остановился, добравшись до небольшой поляны, со всех сторон окруженной цепким кустарником, превратившимся в настоящую стену. Двигаясь по лесу, эльфы озаботились тем, чтобы оставить достаточно следов. Будучи прирожденными жителями леса, они могли пройти любое расстояние, не потревожив на пути ни единой былинки. Однако в настоящий момент целью Амиара было завлечь преследователей в засаду. Неизвестно, как хорошо степняки умели читать следы в зарослях, поэтому пришлось оставить несколько хороших отпечатков копыт и пару сломанных кустов, недвусмысленно указывавших направление движения отряда.

— Здесь, — решительно вымолвил Амиар, осмотревшись вокруг. — Приготовиться всем! И помните, нужно взять живыми хотя бы нескольких тварей!

Спешившись, эльфы заняли позиции в кустарнике, откуда, оставаясь практически невидимыми, они играючи могли из луков расстрелять сунувшихся в заросли всадников. Принцесса, как и было решено, в засаде не участвовала. Она неплохо владела клинком, не уступая в искусстве фехтования многим эльфам и людям, но в данной ситуации ее присутствие заставило бы остальных эльфов постоянно отвлекаться на ее защиту, следя вполглаза за тем, чтобы госпожа не нарвалась на случайный клинок. И не трудно понять, что в этом случае кто-то из воинов Амиара непременно сам пропустил бы роковой удар, а терять бойцов в планы опытного командира, многое повидавшего, определенно не входило.

При Мелианнэ, обязанный защищать госпожу даже ценой собственной жизни, находился еще одинвоин, вооруженный луком. На их попечение оставили лошадей, которых надежно укрыли в чаще, погрузив при этом в магический сон.

Ждать соратникам Амиара пришлось недолго. Прошло не более четверти часа, когда к поляне приблизились гнавшиеся за ними всадники. Сначала они двигались цепью, но, добравшись до поляны, сгрудились, недоуменно рассматривая траву под ногами и вполголоса переговариваясь между собой. Их замешательство было вполне понятно, поскольку такой четкий след, по которому они сюда пришли, внезапно оборвался. Девять всадников вместе со своими скакунами словно растаяли в воздухе, как лесные духи. И теперь ошарашенные таким поворотом событий преследователи пытались понять, куда подевалась добыча, еще несколько минут назад казавшаяся такой близкой.

Амиар, устроивший себе позицию в кустах примерно в сотне ярдов от центра поляны, рассмотрел всадников во всех подробностях. Всего, как оказалось, эльфов преследовали одиннадцать человек, сидевших верхом на мохнатых низкорослых лошадках. Это были, вне всякого сомнения, варвары из тех, что кочевали по корханской равнине. Смуглые, черноволосые, с длинными волосами, заплетенными в косы, они также носили усы, считавшиеся у этого народа обязательным признаком мужчины и воина. Все они были одеты в плотные кожаные куртки, которые могли послужить некоторой защитой в бою, мешковатые штаны и короткие сапожки из мягкой кожи. Одежда была украшена узорами, указывавшими, к какому именно племени относятся воины. На головах некоторые носили простые железные шлемы в форме полусферы. Все были вооружены недлинными слабоизогнутыми саблями, на вид несколько грубоватыми, но на самом деле очень опасными в рубке благодаря своему режущему удару, после которого оставались страшные раны. Кое-кто также имел небольшие топоры или чеканы, а четверо варваров были вооружены короткими луками, типичным оружием кочевников. Из колчанов торчали оперенные стрелы.

Несколько человек спешились и бродили по поляне, пытаясь найти следы, прочие, оставаясь в седлах, беспокойно оглядывались. Привыкшие к бескрайним степным равнинам, они нечасто оказывались в лесах, поэтому сейчас им было не по себе. Кое-кто нервно стискивал рукоятки своих сабель и секир, озираясь по сторонам. Один из всадников, отличавшийся богатой упряжью, явно вышедшей из-под рук мастера, жившего на западной окраине степи, и властными манерами, подозвал к себе двух товарищей, и что-то стал говорить им. После этого они направились вглубь леса, очевидно, на разведку. Похоже, предводитель небольшого отряда кочевников почувствовал неясную угрозу, направленную на его бойцов, и решил подстраховаться.

Разведчики прожили совсем недолго. Медленно двигаясь по кустам и издавая при этом шорох, который опытный охотник услышал бы за милю, они, сами того не подозревая, шли туда, где занял свою позицию Амиар. Эльф, видя это, отложил в сторону лук и медленно вынул из ножен длинный кинжал. Он без движения лежал в кустах, когда двое горе-разведчиков прошли мимо него, оказавшись в какой-то миг не более чем в футе от замершего и затаившего дыхание Перворожденного. После этого эльф мгновенно вскочил, оказавшись позади одного из варваров. Амиар предусмотрительно не стал надевать кольчугу в отличие от некоторых своих воинов, поэтому он двигался, не издавая ни малейшего шума. Зажав ближнему к себе разведчику рот левой рукой, он нанес своей жертве удар в спину, незащищенную ничем, кроме кожаной куртки, привычным движением вогнав узкий, похожий на гигантское шило, клинок кинжала точно в печень. Варвар дернулся и тут же обмяк, не успев издать ни звука, и Амиар стал медленно, стараясь не шуметь, опускать тяжелое тело на прелую листву, покрывшую землю.

Видимо второй кочевник что-то почувствовал, а может и сам Амиар не был достаточно осторожен. Как бы то ни было, человек, уже успевший уйти на несколько шагов вперед, обернулся, отшатываясь назад, дабы избежать возможного удара и одновременно вскидывая лук, на тетиве которого уже лежала стрела. Что уж там почуял варвар — неизвестно, но он явно не ожидал увидеть у себя за спиной высоченного Перворожденного с окровавленным кинжалом в руках. Едва уловимые доли мгновений длилось замешательство человека, а потом его мышцы напряглись, натягивая тетиву. Эльф, однако, не дал ему ни выстрелить, ни подать сигнал своим соплеменникам, просто метнув во второго противника кинжал. Узкий клинок вошел человеку точно в глазницу, мгновенно гася в нем огонь жизни. А тем временем спутники Амиара, не дожидаясь команды, выпустили стрелы по столпившимся на поляне варварам. Будучи давно сработавшимся отрядом, они буквально читали мысли своих товарищей, без слов понимая, что и когда надо делать, поэтому и сейчас они знали, что командир уже расправился с доставшимися ему противниками, а теперь настал и их черед.

Первый залп предназначался лошадям. Эльфам сейчас нужны были пленники, у которых можно было узнать необходимую информацию, поэтому следовало, прежде всего, лишить преследователей возможности скрыться. Три скакуна, пораженные точными выстрелами, упали сразу, придавив своих наездников. Еще одна лошадь была только ранена. Обезумев от боли, она, унося с собой наездника, бросилась в чащу, затоптав копытами одного из кочевников, оказавшегося на пути раненого животного, и сбив на землю еще одного человека, уже выхватывавшего лук. Всадник пытался успокоить своего коня, но упал из седла, зацепившись за ветви оказавшегося на пути его коня дерева.

Остальные кочевники, поняв, что оказались в засаде, пытались скрыться, но летевшие из леса стрелы разили точно, и через несколько секунд были убиты все лошади. Нескольким людям не повезло, и они оказались придавлены к земле тушами своих коней. Остальные тем временем, выхватив луки, стали отстреливаться. Однако они не видели своих противников, способных сливаться с лесом, становясь его частью, поэтому били наугад. Их стрелы исчезали в густой листве, не причинив никому вреда, а эльфы, не собираясь вступать в ближний бой, продолжали расстреливать бестолково метавшихся людей, при этом, прежде всего, стараясь вывести из строя лучников.

Группа кочевников из пяти человек попыталась, было, организованно отступить к лесу, видимо почувствовав, что за их спинами стрелков нет. Пока двое варваров, опустошая колчаны, обстреливали кусты, еще трое помогли выбраться своему товарищу, стащив с него мертвого коня. Выстрелы прикрывавших их лучников были хоть и не точны, но, тем не менее, не позволяли засевшим в кустах эльфам поразить их ответными стрелами. Трое эльфов все же продолжали обстреливать людей, отвлекая на себя вражеских стрелков, а четвертый стал обходить сопротивляющихся людей по дуге. Оказавшись позади кочевников, он двумя точными выстрелами поразил тех, у кого были луки, а затем совместными усилиями эльфы расправились с остальными.

Все кончилось буквально через минуту. Большинство варваров были убиты. Над поляной раздавались лишь приглушенные стоны раненых. Таковых оказалось всего трое, причем один из них был ранен эльфийской стрелой, пригвоздившей к земле его руку, а еще двое оказались придавлены мертвыми скакунами. Из Перворожденных лишь один оказался легко ранен случайной стрелой. Один из эльфов тут же занялся раной своего товарища, промыв ее особым травяным настоем и затем присыпав порошком, способным мгновенно останавливать кровь и заживлять любые раны фантастически быстро.

Эльфы, выбравшись из укрытий, вышли на поляну. Они помогли живым кочевникам высвободиться, затем моментально скрутив их и обезоружив. Амиар, знавший язык, на котором разговаривали местные племена, попытался выяснить у одного из пленников, почему они преследовали эльфов. По выражению лица человека было ясно, что он понимает слова эльфа, но, тем не менее, несчастный не издал ни звука.

В тот момент, когда на поляне появилась принцесса, Амиар как раз пытался допросить взятых в плен людей. Видя бессмысленность слов, он перешел к более убедительным аргументам в виде приставленного к горлу кинжала.

— Я полагаю, Амиар, это бессмысленно, — сказала Мелианнэ, увидев, чем занимается ее телохранитель. — Они будут молчать и никогда не предадут своих. Их кодекс чести строг в этом отношении.

— Я развяжу их языки. — Эльф был тверд в своих намерениях. — Эти люди не случайно гнались за нами, и я хочу узнать причины такой настойчивости. Возможно, они жаждут мести, и сейчас нас преследует весь их клан, а потому крайне опасно продолжать путь, оставляя за спиной множество разгневанных врагов.

Видя, что выбранный им пленник не собирается отвечать, эльф шагнул к его товарищу, лежавшему на земле. У варвара были связаны руки и ноги, поэтому он при виде идущего к нему эльфа инстинктивно попытался отползти в сторону. Только что на его глазах перерезали горло третьему пленнику, который только кричал от боли в сломанной ноге и не мог сказать ни одного членораздельного слова. Один из эльфов покойно вытащил из ножен клинок и добил раненого, не представлявшего для них пользы. Устрашенный этой картиной варвар, совсем еще мальчишка, пожалуй, первый раз в жизни оказавшийся в бою, закончившемся так печально, расширенными от ужаса глазами смотрел на идущего к нему Перворожденного, сжимавшего обнаженный кинжал.

— Зачем вы преследовали нас? — Вкрадчиво проговорил Амиар, приблизив свое лицо к лицу до смерти перепуганного варвара и заглядывая ему в глаза. И неожиданно рявкнул, заставив пленника подскочить. — Отвечай, зачем вы за нами гнались, тварь!

— Нет, нет, не убивайте! Не надо, пожалуйста! — Варвар истошно кричал, не отводя взгляда от кинжала эльфа. Его колотила дрожь, а из глаз текли слезы. Хотя это и не пристало мужчине, воину, но, оказавшись лицом к лицу с нелюдью, с проклятыми эльфами, хладнокровно и словно бы играючи расправившимися с лучшими воинами его клана, парнишка не мог скрыть охватившего его ужаса.

— Говори, если хочешь жить! — Амиар схватил человека за горло, приблизив клинок к его лицу. Однако старания эльфа были тщетны. Перепуганный до ужаса варвар дрожал, продолжая слезно умолять о пощаде, но так и не произнеся ни одного осмысленного слова.

— Инар, ты, кажется, говорил, что их было около двадцати? — Амиар обратился к стоящему неподалеку эльфу.

— Верно, Амиар, — Инар согласно кивнул, протирая покрытый кровью зарезанного только что человека клинок.

— Но за нами пришли только одиннадцать. Где же, по-твоему, остальные?

Ответ на заданный вопрос оказался не совсем таким, какого ожидал Амиар. Внезапно один из эльфов, стоявший в этот момент ближе к краю поляны, ставшей полем боя, упал, не издав при этом не звука. Тут же Амиар краем глаза увидел движение в кустах неподалеку. Он бросился на землю за мгновение до того, как в ствол дерева, возле которого лежал пленный варвар, вонзился арбалетный болт. Перекатившись по земле туда, где оставил свой лук и стрелы, Амиар наткнулся на одного из своих бойцов. Он лежал, уставившись невидящими глазами в небо, а из груди несчастного торчала стрела, вонзившаяся точно в сердце.

— Э’валле, берегись! — крикнул эльф принцессе, которая стояла почти в центре поляны, не понимая еще, что происходит. — В укрытие, Мелианнэ! Инар, Хелар, прикройте ее!

Названные эльфы бросились к своей госпоже, а остальные, вскинув луки, стали отстреливаться, пуская стрелу в ответ на любое движение в зарослях. По иронии судьбы они оказались почти в том же положении, что и убитые ими варвары за несколько минут до этого.

Двое эльфов уже были сражены на повал, еще один пытался вытащить из бедра стрелу, выпущенную, судя по всему, из лука. Остальные же эльфы, в том числе и Амиар, продолжали отстреливаться. Привыкшие к лесу, они мгновенно различали каждое, даже самое осторожное движение, любой посторонний шум и били туда, откуда он доносился. Но, кажется, и скрывавшиеся в листве арбалетчики были гораздо более опытными, чем бесславно истребленные варвары. Поэтому эльфы, не желая рисковать понапрасну, медленно отступали к зарослям, где за мгновении до этого скрылась Мелианнэ, сопровождаемая двумя бойцами.

Противник, пока невидимый, вероятно, тоже понес потери. Чуткий слух эльфов различал звук падающих тел и приглушенные крики, раздававшиеся там, куда Перворожденные посылали свои стрелы. Нападавших, видимо, было немного, поскольку они стреляли не слишком часто. Окажись их хотя бы десяток, первым же залпом невидимые пока лучники смогли бы положить всех эльфов. А так им пришлось вступить в затяжную дуэль, потеряв преимущество внезапности. Соотношение сил выравнивалось.


Принцесса тем временем оказалась довольно далеко от места боя, увлекаемая своими телохранителями. Схватка не сопровождалась практически никакими звуками, кроме треньканья арбалетной тетивы, поэтому вскоре лес поглотил любые признаки боя. Но воины, охранявшие свою принцессу, и не думали расслабляться. Это и спасло жизни всем троим.

Хелар, шедший впереди и чуть правее Мелианнэ, услышав странный шорох тотчас вскинул лук и выстрелил в зелень кустов. Стрела исчезла в зарослях, и в тот же миг раздался звук падения и треск ломаемых веток. Затем шорох раздался слева и уже Инар, весьма невоспитанно толкнув принцессу на землю, выстрелил на звук. Над его ухом свистнула стрела, задев щеку эльфа оперением, а затем стрелы и арбалетные болты полетели со всех сторон, с гулом и свистом пронзая воздух. Эльф сумел уклониться от нескольких, вращаясь на одном месте, но все же один болт попал ему в левое плечо. Инар как раз натягивал лук, ища цель, поэтому от пронзившей тело боли пальцы отпустили тетиву, и стрела ушла куда-то в небо, прошелестев над головами скрывающихся в листве противников.

Обнадеживаемые ранением одного из эльфов, засевшие в лесу неизвестные предприняли попытку атаки. Из кустов всего в двух десятках ярдов от Перворожденных выскочили два человека. Течение времени внезапно словно бы замедлилось, и за то мгновение, которое потребовалось людям, чтобы вплотную приблизиться к своим противникам, Мелианнэ успела в подробностях их разглядеть. Оба были одеты в короткие кольчуги-хауберки с капюшонами, почти целиком скрывавшими лица, а поверх кольчуг были надеты еще и короткие безрукавые стеганые куртки. Оба нападавших были вооружены висевшими на поясах кордами, а один из них вдобавок к этому держал в руках легкий арбалет.

Воин с самострелом вскинул свое оружие и выстрелил в вооруженного луком Хелара. Эльф уклонился от выпущенного в упор болта и выстрелил в ответ, но человек оказался на диво проворен и сумел отбить стрелу арбалетом. Его товарищ, выхватив из ножен клинок, бросился вперед и схватился с обнажившим свой меч Инаром, левая рука которого повисла плетью. Однако эльф, несмотря на ранение, отразил первый выпад своего противника, а затем, плавно перетекая влево, нанес ему удар в лицо, заставивший человека отступить назад. Противники кружили друг напротив друга, обмениваясь ударами, не достигавшими, впрочем, цели. Инар, сражавшийся без доспехов, отделался порезом на правой руке, а его противник был ранен в бедро, после чего начал прихрамывать. Но эльф сразу почувствовал, что человек очень хорошо владеет мечом, поэтому, даже будучи раненым, он мог оказаться исключительно опасным противником.

Хелар меж тем расправился со вторым человеком, поразив его стрелой в грудь. Кольчуга не выдержала удара с такой малой дистанции, и воин упал на землю, выронив корд. Однако вслед за первыми двумя из леса появились еще человек пять. Одного из них Хелар ранил в ногу, еще один, по виду — корханский варвар, получил стрелу в живот. Остальные же подобрались к Хелару вплотную, и, наконец, эльфу пришлось бросить лук, взявшись за парные сабли, висевшие у него за спиной в перекрещивающихся ножнах. Не раздумывая, он бросился навстречу атакующим. Ближнего к себе противника, защищенного только стеганой курткой, Хелар полоснул по животу, одновременно отбивая нацеленный ему в голову удар меча, нанесенный еще одним нападавшим. Из леса же показались еще несколько человек. Часть из них взяла Хелара в кольцо, а двое устремились к скрывавшейся за спинами эльфов Мелианнэ.

Тем временем погиб Инар. Увлекшись поединком, он не сумел вовремя парировать удар подобравшегося сбоку кочевника, рубанувшего эльфа саблей по шее. Уже умирая, Перворожденный в развороте вонзил своему убийце клинок в живот по самую гарду, но воин в кольчуге, оказавшийся в этот момент позади эльфа, тоже вогнал ему корд в спину.

— Э’валле, — буквально затылком чувствуя укрывавшуюся за его спиной госпожу, Хелар крикнул в пустоту. — Э’валле, уходи в лес. Я задержу их. Иди же!

Эльф, оказавшись в окружении полудюжины противников, не собирался сдаваться или безропотно погибать, словно баран под крестьянским ножом. Двигаясь словно в танце, плавно, не совершая ни единого лишнего шага, Хелар ловко орудовал кривыми клинками, похожими на когти невиданного зверя, отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары. Один из нападавших в какой-то миг замешкался, открывшись для контратаки эльфа. Он успел подставить под несущийся на него клинок свой меч, но вторая сабля рассекла ему бедро. В тот же миг кто-то без особой фантазии ткнул эльфа мечом в бок, благо длина клинка это позволяла, но Хелар плавно перетек в сторону, уходя из-под удара, а затем отрубил своему противнику руку. Тем не менее, остальные враги продолжали атаки, одновременно нанося удары со всех сторон. Они оказались неплохими бойцами, к тому же умевшими действовать в группе, и не мешали друг другу, как это обычно бывает, когда несколько наваливаются на одного, поэтому даже Перворожденному, являвшемуся настоящим мастером, пришлось туго.

Мелианнэ в это время отбивалась от атаковавших ее варвара и еще одного воина, не похожего своим обликом на местных кочевников. Под их натиском Мелианнэ медленно отступала к краю поляны, стараясь держаться спиной к деревьям. Ей тоже попались умелые воины, заставившие эльфийку уйти в глухую оборону. Принцесса едва успевала отражать предназначенные ей выпады, увертываясь то от сабли, то от длинного прямого клинка, которым пользовался напарник корханца. О том, чтобы самой атаковать, не могло быть и речи. Конечно, Мелианнэ неплохо владела клинком, но весь ее опыт был получен на тренировочном плацу, где платой за ошибку могло быть только замечание обучавшего ее премудростям фехтования мастера, в самом худшем случае — ссадина либо ушиб, а здесь за малейшую оплошность она могла заплатить собственной жизнью.

Краем глаза Мелианнэ увидала, как погиб до последнего защищавший свою госпожу Хелар. Его противники, так и не сумев серьезно ранить эльфа, яростно отражавшего все их атаки и успевшего за краткие мгновения сразить еще одного из них, расступились, пропуская вперед двух варваром с луками. Эльф отразил клинком две стрелы, уклонился от третьей, но следующая вонзилась ему в бедро, мгновенно лишив подвижности. После этого лучникам оставалось лишь добить своего противника, что они и сделали, всадив ему в грудь и живот еще три стрелы. Эльф, пригвожденный к оказавшемуся за спиной деревцу, так и остался стоять, выронив сабли, вдоволь напившиеся чужой крови в короткой схватке, а из груди его торчали стрелы. И принцесса осталась одна в окружении семи врагов, сжимавших кольцо вокруг нее.

Эльфы не верят в богов, предоставляя этот удел низшим существам, к коим относят всех прочих сколь-нибудь разумных созданий. Но лишь высшей волей можно объяснить то, что на поляну, сейчас более походившую на бойню из-за усеявших ее изрубленных тел, в этот самый миг выскочил Амиар, сопровождаемый двумя своими воинами. Опытному бойцу хватило секунды, чтобы принять необходимое решение. Вскинув лук, он выстрелил в спину одного из атаковавших Мелианнэ бойцов, пронзив тому сердце насквозь. Оказавшийся ближе всех к принцессе варвар на мгновение замешкался, чем тут же воспользовалась эльфийка, поразив его в живот. Остальные бойцы, находившиеся на поляне, ринулись, было, к появившимся на ней Перворожденным, но трое тут же были убиты меткими стрелами, а затем эльфы, выхватив мечи, вступили в бой с остальными.

Люди, казалось, уже одержавшие победу, опешили, оказавшись лицом к лицу с разъяренными эльфами, за несколько минут до этого уничтожившими устроенную для них засаду. Это замешательство позволило Амиару сотоварищи моментально разделаться со своими противниками. Только один из них, оказавшийся, видимо, наиболее сообразительным, попытался удрать, но пущенная одним из эльфов стрела настигла его на краю поляны.

— Э’валле, ты цела, — Амиар первым делом бросился к своей подопечной. — Они тебя ранили?

— Нет, Амиар, я не ранена. Я даже не успела как следует испугаться. — Мелианнэ облегченно вздохнула, поняв, что она все же выжила в этой битве, такой короткой и такой кровавой.

Предшествующие минуты эльфийка действовала совершенно неосознанно, сражаясь с вражескими воинами. Ее тело само вспоминало уроки, которые принцессе давали опытные бойцы. Теперь же к Мелианнэ пришло понимание того, что только что она была на волоске от смерти. На эльфийку внезапно накатила непреодолимая слабость, более всего на свете хотелось сесть и сидеть так долго-долго. В руках и ногах ощущалась дрожь. Принцесса едва не выронила из рук вдруг ставший таким тяжелым меч, казавшийся сейчас ненужным куском железа.

— Не вздумай только зарыдать! — Амиар, не раз видевший такую картину, когда молодой неопытный воин, в бою сразивший многих противников, потом, когда горячка битвы проходила, оказывался на грани истерики, поняв, что каким-то чудом остался жив. В этом Перворожденные мало чем отличались от людей, разве что подобное у них встречалось несколько реже, но, тем не менее, воины, впервые оказавшиеся в бою, вели себя схожим образом вне зависимости от того, какой народ дал им жизнь.

После оклика Амиара и легкой встряски, которую ей устроил телохранитель, принцесса пришла в себя. Она только сейчас заметила, что сам Амиар ранен в ногу, а у одного из его спутников по лицу течет кровь.

— Что у вас случилось? — Принцесса обратилась к не отходившему от нее воину.

— Пришлось сойтись с их приятелями в рукопашной. — Эльф кивнул в сторону лежавших на поляне человеческих тел: — Их было меньше десятка. Как ты, э’валле, все в порядке? — с неподдельной заботой спросил Амиар.

— Это же не корханцы. — Принцесса обратила внимание своего собеседника на лежавших неподалеку мертвых воинов, облаченных в кольчуги и сжимавших прямые клинки, совсем не типичные для местных жителей.

— Да, верно. — Амиар подошел к одному из поверженных противников и стянул с него кольчужный капюшон. — Они здесь такие же чужаки, как и мы сами. Похоже, это солдаты одного из человеческих королевств, ну, или наемники из одного отряда. Слишком уж они одинаково вооружены и доспехи на них схожие, — заметил воин, внимательно рассмотрев свою жертву.

Эльфы прошлись по поляне, рассматривая тела и ища на них какие-нибудь знаки, которые позволили бы опознать убитых. Однако все было тщетно. Ни у кого из людей на одежде или на теле не нашлось никаких гербов и символов. На оружии, правда, стояли клейма кузнецов, но эльфам эти символы не были знакомы. А вот в кошелях мертвых кочевников, которых было немало среди нападавших, нашлись золотые марки, бывшие в ходу в Дьорвике и королевствах, лежащих на полночь от него. Кое на какие размышления эти находки, бесспорно, наводили, но все же это были лишь мелочи, не дававшие ответа на главный вопрос — кто и зачем напал на отряд эльфов так далеко от поселений людей.

— Все, нам пора убираться отсюда. — Амиар направился туда, где остались лошади эльфов. — Не стоит здесь задерживаться.

— Амиар, сколько точно человек на вас напали? — Обратилась принцесса к своему спутнику. Промелькнувшая, было, мысль ей очень не понравилась, и Мелианнэ решила как можно быстрее развеять все сомнения.

— Около десятка, — пожав плечами, ответил телохранитель. — А что?

— А за нами шло не меньше дюжины человек. Я полагаю, они охотились за мной, а вас только отвлекали, — заявила Мелианнэ, догадка которой подтвердилась, что не доставило принцессе радости, ибо едва ли радуется зверь, попавший в облаву.

— Это уже серьезно! — Амиар тоже все понял без лишних слов. — Ты думаешь, они знают, что мы везем, — обеспокоено спросил воин. — Но как, откуда они могли это узнать?!

— Не знаю, где они добыли такие сведения, но мне кажется, это так. И мне это очень не нравится.

Мелианнэ вдруг направилась к разлапистому дубу, стоявшему чуть в стороне от того места, где они находились.

— Я хочу выяснить, есть ли кто-нибудь еще поблизости. — С этими словами она лбом прижалась к стволу лесного великана, закрыв глаза и одновременно коснувшись рукой висевшего у нее на шее медальона.

Лишь немногие эльфы полностью отдают себя магии. Они при этом ведут жизнь отшельников, почти не интересуясь судьбами своего королевства и его соседей. Эти эльфы редко участвуют в войнах, не обращают внимания на политику, всю свою жизнь посвящая общению с Лесом. Однако те Перворожденные, в ком течет королевская кровь, тоже не лишены магических способностей, при этом их врожденные возможности специально развивают уже настоящие чародеи. В сравнении с любым эльфийским магом принцы и принцессы Дивного Народа, конечно, заметно проигрывают, но все же наследники правителя равно обучаются как воинским премудростям, так и азам чародейства. А зачарованные медальоны, которые есть у каждого из них, призваны в нужный момент повысить способности своего обладателя.

Наследникам Короля эльфов часто приходится вставать во главе армий, возглавлять редкие посольства эльфов в другие страны, поэтому им необходимы такие обереги, сочетающие в себе также свойства источников Силы, благодаря которым Перворожденные способны постоять за себя, полагаясь не только на свою свиту и клинок. Самые могущественные маги народа эльфов накачивают эти обереги-медальоны Силой, которой можно в любой момент воспользоваться. За счет этого эльфы, принадлежащие к правящему роду, могут, пусть и ненадолго, но сравняться по силам с настоящими магами. Правда, им доступно гораздо меньше заклинаний, чем знает полноценный чародей, и все они относятся к элементарной магии, но, как правило, чтобы защитить себя, и тех, кто окажется рядом, от опасности, хватает и этого.

Сейчас Мелианнэ собиралась слиться с лесом. Этот ритуал, не являющийся магией в прямом смысле, позволял стать частью огромного леса, видя и ощущая все, что творится в нем. Слияние более всего походило на огромную волну, теплую и ласковую, захлестнувшую принцессу, стоило ей только произнести нужную фразу, слова призыва к Силе Леса. Миг — и она уже перестает быть наследницей Изумрудного Престола, принцессой народа эльфов, нареченной при рождении Мелианнэ. Теперь она одновременно ощущала себя каждым деревцем, каждым листочком, каждой былинкой, растущей в этом лесу, а лес стал частью ее самой. Невозможно скупыми словами передать это ощущение, которому нет сравнения.

Разум эльфийки, ее чувства больше не были ограничены рамками такого несовершенного тела. Она могла теперь перенестись в любую часть огромного леса, простершегося далеко на полночь, к самым рубежам Дьорвика, могла увидеть и услышать все, что происходило в его пределах и даже в примыкавших к лесу степях, где тоже было разлито немало Силы, пусть чуточку иной, но все же вовсе не враждебной.

Мелианнэ своими невероятно преобразившимися чувствами попыталась найти любых разумных существ, в этот миг оказавшихся в лесу или в преддверии его. И она увидела людей, точнее в ее сознании послушно возникли образы вооруженных людей, частью конных, частью пеших, приближающихся с юга к тому месту, где находилась четверка эльфов. Лес был недоволен их присутствием, ибо незваные гости несли слишком много остро оточенной стали, способной причинить жуткую боль всему, что растет под солнцем. Но лес не мог изгнать их из своих пределов, поэтому оставалось только терпеть, надеясь на то, что в этот раз люди не станут творить ничего плохого. А еще лес настороженно относился к тому, что ныне лежало в седельной сумке принцессы. Сейчас она отчетливо видела внутренним зрением равномерно пульсирующий тугой клубок магических потоков.

Усилием воли Мелианнэ заставила свое сознание вернуться обратно в тело, плотно прижавшееся к теплому стволу, внутри которого пульсировала жизнь. Где-то на краю ее разума вертелась мысль о том, что нельзя слишком долго сливаться с лесом, поскольку можно было просо раствориться в нем, пополнив армию лесных духов. А сейчас Млианнэ не могла позволить себе такой роскоши. Лежавший во вьюке предмет следовало во что бы то ни стало доставить в И’Лиар.

— Они совсем близко, — отрывисто пробормотала эльфийка, все еще не отошедшая от тех ощущений, которые принес ей ритуал. — Не менее двух десятков, движутся к нам с юга. Эти люди могут здесь появиться совсем скоро.

— Тогда нам надо поторопиться. — Амиар бросился к лошадям, увлекая за собой остальных. — Второй такой стычки мы можем не пережить. Убираемся отсюда!

И они бросились прочь, нещадно подгоняя лошадей, истерзав их бока шпорами и плетками. Четверо эльфов, измотанные боем, раненые, стремились скорее добраться до рубежей своего королевства. Здесь, в этой негостеприимной степи, наводненной врагами, они были в огромной опасности. То, что принцессе Мелианнэ передали гоблины, необходимо было елико возможно быстрее доставить Королю, поэтому следовало торопиться.

На какой-то момент эльфам показалось, что преследователи их потеряли, безнадежно отстав. Весь оставшийся день и следующую ночь они гнали коней на юг, к родным лесам. По счастью зачарованные скакуны, отдохнув во время остановки в лесу, имели еще достаточно сил, чтобы преодолеть большое расстояние, зато всадники, особенно это касалось тех, кто был ранен, едва держались в седлах. И все это время никто не показывался на горизонте, что вселяло надежды на удачный исход этого путешествия. Но эти надежды оказались тщетны.

Первым погоню заметил Лемиар, один из двух уцелевших воинов Амиара. Эльфа ранили в лицо во время боя с засадой людей, и сейчас один глаз его был скрыт повязкой. Мелианнэ на коротком привале попыталась призвать на помощь магию, дабы исцелить своего верного слугу, своей кровью заплатившего за жизнь госпожи. Ей удалось снять боль, но на многое скромных познаний принцессы в искусстве чародейства не хватило. Тем не менее, воин смог держаться в седле наравне со всеми, что уже было замечательно. Последнее время он замыкал колонну всадников, поэтому, случайно обернувшись назад, именно Лемиар увидел растянувшихся цепью всадников, как раз спускавшихся с гребня холма, что был милях в десяти позади отряда.

— Погоня, Амиар, — Перворожденный предупредил своего командира. — Они скачут за нами!

— Быстрее! — Амиар настегивал своего коня. — Их слишком много, мы не можем принять бой.

— Амиар, я могу их остановить! — Принцесса, вспомнив о своих магических способностях, окликнула своего спутника.

— Нет, Мелианнэ, даже и не пытайся! — Амиар, не питавший иллюзий по отношению к своей подопечной, даже не думал о том, чтобы воспользоваться способностями Мелианнэ.

Эльфы пытались оторваться, но их лошади уже были слишком слабы. Наложенные на них чары выпивали силы животных, с каждой минутой приближая тот момент, когда кони просто падут. А лошади преследователей, видимо, были свежими, поэтому через некоторое время всем стало ясно, что враги скоро настигнут маленький отряд.

— Мелианнэ, скачи вперед! — Амиар уже выхватывал лук, осаживая своего скакуна. — Мы задержим их! На восток, скачи на восток, за Арбел!

— Нет! — Принцесса не могла представить, что делившие с ней все тяготы похода спутники могут умереть, а она, наследница правителя, трусливо убежит от опасности.

Но Амиар не собирался спорить с юной принцессой. Он просто стегнул ее коня плетью поперек крупа, заставив бедное животное сделать огромный рывок вперед. А сам он, вместе с двумя своими воинами, развернулся в сторону настигавших эльфов всадников.


Жаркое южное солнце бесстрастно взирало на схватку, разворачивавшуюся на выжженной равнине. Гнавшиеся за эльфийской принцессой таинственные преследователи, видя, что их жертвы разделились, тоже разбились на две группы. Не менее дюжины всадников бросились к развернувшимся для атаки эльфам, а остальные, человек семь, погнались за принцессой. Они выстроились полукольцом, лишая Мелианнэ возможности повернуть в сторону. И расстояние между одинокой всадницей и преследовавшими ее с гиканьем и криками степняками медленно, но неумолимо сокращалось.

Горячий ветер хлестал по щекам принцессы, из глаз которой катились слезы. Степь мчалась ей навстречу, и Мелианнэ желал лишь, чтобы ее скакун выдержал хотя бы несколько минут такой бешеной скачки. А тем временем где-то позади беглянки запели эльфийские стрелы. Амиар со своими товарищами, не приближаясь к преследовавшим их воинам слишком близко, принялись опустошать колчаны. Их лошади гарцевали, сбивая прицел лучникам противника, а стрелы Перворожденных уже настигли свои цели. Один из кочевников упал из седла, а еще один воин, одетый в кольчугу и легкую стальную каску, без движения повис на шее своего коня. Эльфы, успевшие наполнить свои колчаны стрелами, собранными после боя в лесу, яростно рвали тетивы своих луков, не всегда попадая в стремительно мчавшихся навстречу им всадников, но и не позволяя тем стрелять прицельно.

А Мелианнэ гнала своего коня, не оборачиваясь и не видя своих противников, но чувствуя, что они все ближе и ближе к ней. Принцессе стало по настоящему страшно. Сейчас она могла надеяться только на себя и на то, что лошадь выдержит достаточно долго.

Только взобравшись на вершину невысокого холма, эльфийка обернулась, чтобы увидеть цепь всадников, неотступно следовавших за ней. Один из них, видимо, полагая, что добыча может ускользнуть, выхватил лук и выстрелил. Короткая стрела со свистом пронеслась возле головы принцессы. Та в ответ коснулась своего медальона и швырнула в преследователей сгусток огня. Это боевое заклинание, относившееся к простейшим, было, тем не менее, довольно действенным. От лучника не осталось следов кроме выжженной проплешины на земле, а еще один всадник, тоже опаленный огнем, громко кричал, пытаясь успокоить перепуганного коня.

В ответ всадники начали стрелять, а затем от них в сторону Мелианнэ устремилась ветвистая молния. Маг, очевидно, оказавшийся в числе преследователей, — хотя откуда среди этих дикарей взялся чародей, можно было только гадать, — решил не тратить зря время. Удар безвестного волшебника был точен, и в него была вложена немалая мощь. Однако медальон, наполненный магической Силой, защитил свою обладательницу от неминуемой, казалось бы, гибели. Наложенные на него подлинными мастерами магии чары пробуждались без приказа владельца. Они мгновенно создавали щит против любой враждебной магии, направленной на обладавшего таким медальоном эльфа. Именно поэтому Мелианнэ, уже приготовившаяся к смерти, увидела лишь вспышку, на краткий миг ослепившую ее, а потом она поняла, что жива, хотя вершина холма, на котором она находилась, походила теперь на свежее кострище.

Тем временем всадники уже сжимали кольцо вокруг холма. Принцесса взглядом выделила среди них человека в хорошей одежде, весьма запыленной правда, но явно относящей ее владельца к жителям более цивилизованного Востока. Поверх добротного кафтана он носил легкую кольчугу тонкого плетения, а на голову этого мужчины был надет простой берет. Даже невеликих умений Мелианнэ хватило на то, чтобы распознать в нем мага. Он был весьма молод, чтобы оказаться умелым чародеем, но по сравнению с эльфийкой и этот человек мог быть более искушенным в чародейском искусстве.

Мелианнэ вовсе не желала испытывать на прочность силу своего оберега во второй раз, поэтому она пришпорила коня и помчалась туда, где среди холмов мелькнула ровная гладь реки. Вероятно, это был один из множества притоков, питающих величавый Арбел. Но как бы то ни было, река могла стать препятствием на пути гнавшихся за принцессой людей.


Амиар уже давно потерял свою подопечную из виду. Воин, которому было доверено оберегать в этом походе жизнь наследницы И’Лиара, готовился к своему последнему бою. Он знал, что шансов выжить в схватке с приближавшимися преследователями, многочисленными, охваченными злостью и боевым азартом у него и двух его товарищей нет. Исход схватки был ясен еще до ее начала, но если бы смерть Амиара хоть на йоту облегчила участь Мелианнэ, воин был готов расстаться с жизнью без малейших колебаний.

— Бей, — скомандовал Амиар, рывком натягивая тугую тетиву верного лука и посылая в подступающих всадников, кричавших и улюлюкавших, первую стрелу. — Рази! Пусть каждая стрела найдет свою цель! Не щадить никого!

Эльфы долгое время обстреливали окруживших их всадников, среди которых помимо корханцев, отличавшихся доспехами из кожи и войлока, были еще и воины в кольчугах, резко отличавшиеся от местных жителей цветом кожи и разрезом глаз. И вновь Перворожденные доказали, что по праву их считают настоящими мастерами в обращении с луком. Они менее чем за минуту истребили половину атаковавшего их отряда, прежде всего, стреляя по корханцам, которые были вооружены короткими сильно изогнутыми луками, еще более компактными, чем эльфийские, и почти столь же мощными. Варвары тоже не оставались в долгу, осыпая троицу эльфов тучей стрел.

Одному из товарищей Амиара не повезло. Стрела ударила его в правое плечо, пробив кольчугу и глубоко погрузившись в плоть. Он выронил лук и попытался направить своего коня прочь из боя, поскольку пользы от него уже не было. Но корханские лучники следующими выстрелами убили под раненым эльфом коня, а затем добили седока, буквально утыкав его стрелами. Амиар отомстил убийцам своего спутника, несколькими точными выстрелами убив либо тяжело ранив трех человек, но остальные, закидывая луки в налучи, уже устремились к эльфам, сжимая вокруг них кольцо. На скаку они выхватывали сабли и мечи.

— Колчан пуст, — прокричал Амиар, рука которого вместо древка очередной стрелы вдруг ухватила лишь пустоту. Не мешкая, он тоже вынув из ножен свой клинок. — Прикрой меня!

Воин направил коня между двумя мчавшимися на него всадниками. На полном скаку он полоснул по лицу корханца в войлочных доспехах и кожаной шапке, размахивавшего клевцом на короткой рукояти, при этом увернувшись от длинного меча, которым его попытался достать воин в кольчуге и широкополом железном шлеме.

Два эльфа сумели прорваться сквозь кольцо, оказавшись на какой-то миг за спинами врагов. Те, будучи отличными наездниками, быстро разворачивались в сторону Перворожденных. Лемиар, так и не отложивший лук, успел вогнать по стреле в спины двум кочевникам, но и сам поник в седле, когда воин в кольчуге в упор разрядил в него арбалет. Болт, пронзив тонкую кольчугу, вошел Перворожденному точно в сердце, мгновенно оборвав нить его жизни.

Амиар, вращая мечом, атаковал людей, не чувствуя более ничего, кроме желания захватить с собой как можно больше врагов. Где-то там уходила от погони его госпожа, и чем дольше он продержится сейчас, отвлекая безымянных врагов, чем больше успеет сразить их, тем больше становились ее шансы живой и невредимой выбраться из западни.

Эльф бился яростно, зная, что живым ему все равно отсюда выбраться не суждено. Он отсек руку корханцу, попытавшемуся ударить его саблей, одновременно метнув кинжал в того всадника, который только что стрелял из арбалета. Еще один всадник, закрываясь небольшим круглым щитом, обтянутым кожей, попытался ударить эльфа булавой, но Перворожденный увернулся, ответным выпадом разрубив щит кочевника вместе с его рукой. Искалеченный всадник издал громкий крик, будучи не в силах терпеть боль. Сомкнувшие кольцо вокруг единственного оставшегося в живых эльфа люди расступились, выпуская его на равнину. А затем двое кочевников сорвали с седел волосяные арканы и устремились к Амиару, размахивая ими. Эльф успел перерубить одну петлю, почти коснувшуюся его плеч, но второй аркан опутал его десницу. Варвар дернул, и эльф свалился с седла, выронив клинок.

Всадники с гиканьем устремились к сбитому наземь эльфу, потрясая оружием. Они двигались по кругу, не давая Амиару возможности бежать, и еще одна петля, брошенная твердой рукой, захлестнула его шею. Один из противников, опять же одетый в кольчугу и легкий шлем, чем разительно отличался от степняков, подъехал вплотную к эльфу, как раз пытавшемуся встать, и вернул его в исходное положение хорошим пинком. А оказавшийся рядом корханец от души добавил, ударив Амиара подтоком короткой пики по ребрам.

— Ушастая тварь! Ублюдок! Нелюдь! — Раздавались возгласы торжествующих врагов.

— Освободите меня, тогда и посмотрим, кто из нас ублюдок! — Эльф, разъяренный своей беспомощностью, бросился к одному из всадников, оказавшемуся ближе всех к Перворожденному, но рывок аркана заставил его с еле сдерживаемым криком упасть.

— Ты проиграл, эльф! У тебя было в руках оружие, но ты не смог им воспользоваться. — Обратился к растянувшемуся на земле Амиару человек в хороших доспехах, возможно — командир этого отряда.

— Надо его связать и доставить мэтру. — К командиру подъехал еще один воин, тоже в кольчуге и с прямым клинком на бедре. — Я думаю, эльф ему может пригодиться.

— Нет. Эльфа вы отдадите нам, — подал голос один из варваров. Он указал на Амиара саблей. — Он тоже станет частью оплаты.

— Мы не уговаривались об этом, — попробовал, было, возмутиться командир, в прочем, не слишком настойчиво. Разгоряченных боем, обернувшимся немалыми потерями, степняков было больше, и спорить с ними в такой миг не очень хотелось.

— У нас вообще не было речи о пленниках, — согласился корханец. — Но ведь вам нужна только эльфийка. Так что этого мы забираем. — Было ясно, что уступать кочевник не желает.

— Да ладно, Гартаг, не стоит ссориться из-за какой-то ушастой твари, — примирительно сказал человек в кольчуге. — Забирайте его, раз ты так хочешь.

Двое кочевников, буквально вылетев из седел, подхватили эльфа под руки и рывком подняли с земли, поставив на колени. Названный Гартагом человек кивнул, отдавая команду кому-то из своих воинов, и в воздухе сверкнула сталь. Амиар рванулся изо всех сил, пытаясь увернуться от опускавшегося на его голову обуха боевого топора, но люди держали крепко. Мир перед глазами эльфа вдруг озарился ярчайшей вспышкой, а затем наступилатемнота.


Тем временем Мелианнэ почти достигла реки. Она уже видела пологий берег, поросший тростником и осокой. Переправы, разумеется, не было, но это вовсе не было главной трудностью. Гораздо хуже, чем отсутствие моста, было то, что четыре всадника скакали по пятам за принцессой. Она увидела, что человек, принимаемый ею за мага, поотстал, поэтому бросила в ближнего ней лучника сгусток огня. Магический снаряд угодил точно в цель, так что корханец умер, даже не успев ничего почувствовать. А в следующую секунду лошадь под эльфийкой дернулась и начала заваливаться на бок.

Мелианнэ в последнее мгновение успела освободить ноги из стремян и спрыгнула со смертельно раненого корханской стрелой коня на траву, сдернув с луки седла небольшой тюк. Легко перекатившись через голову, она вскочила на ноги и из последних сил побежала к видневшейся невдалеке полосе воды. Это могло показаться смешным, ибо не сможет на равнине пеший состязаться в скорости с всадником, но Мелианнэ боролась за свою жизнь, пользуясь любым шансом.

Сзади раздалось конское ржание и неразборчивые выкрики. Принцесса выхватила меч, затылком чувствуя дыхание преследователей, но не обернулась. Он продолжала бежать к воде.

Свистнула стрела, вонзившись в то место, где только что стояла нога Мелианнэ. Но принцесса уже бежала дальше, не оглядываясь и не думая о том, что в следующий раз лучник может не промахнуться, а также о том, что убивать ее вовсе не обязательно — достаточно лишь обездвижить.

Следующая стрела пролетела возле щеки Мелианнэ, едва не задев ее оперением. А до реки уже оставалось ярдов двадцать. Густая трава под ногами, росшая вперемежку с тростником, мешала бежать, но принцесса не обращала на это внимания. Она видела цель, видела ее совсем близко, и единственно важным в жизни Мелианнэ теперь было добежать.

Что-то зашелестело чуть слева от бежавшей эльфийки. Вроде бы, это маг, наконец, вступил в игру. Он метнул нечто вроде молнии, но промахнулся. Мелианнэ на несколько мгновений охватил жуткий холод, сковывавший мышцы и делавший движения невероятно тяжелыми. Внезапно земля под ногами эльфийки ушла вниз, и Мелианнэ кубарем покатилась с обрыва. Сделав несколько кувырков, она закончила свой путь в воде, подняв при этом тучу брызг. Ткань одежды мгновенно намокла, сапоги наполнились водой, но она достигла заветной цели. Обернувшись, принцесса увидела, как, проламываясь сквозь тростник, всадник с саблей в руках направил своего коня прямо к ней, а чуть сзади ехал и маг, тоже сжимавший в руках меч.

Вновь пальцы принцессы сжали висевший на груди медальон, хранивший в себе толику магии. Она мысленно произносила необходимые слова, пробуждая спавшую в обереге Силу. Лишь один удар могла нанести Мелианнэ, лишь один единственный шанс был у нее, ибо на второй удар может уже не оказаться времени, да и Сила, вложенная в медальон настоящими магами небезгранична.

Мелианнэ произносила слова заклинания, чувствуя при этом, как тепло наполняет ее тело, как Сила рвется наружу, туда, где были люди, желавшие ее смерти. Оказавшийся среди людей маг был опасным противником, и эльфийка понимала, что в случае неудачи вторую попытку он ей не даст, а, значит, нужно было бить наверняка. И она нанесла удар. Нечто похожее на воронку смерча, только горизонтальную и направленную своим узким концом в сторону приближавшихся людей, которая исходила от груди принцессы, устремилось к всадникам. Корханец был чудовищной силой подброшен в воздух. С криком он выронил саблю, а затем и сам грохнулся на землю, уже мертвый и не представлявший более угрозы.

А вихрь, вызванный волей эльфийской принцессы, устремился к магу. Тот попытался выставить перед собой какой-то щит, задержавший магию Перворожденной на доли секунды, но преграда лопнула, пропуская сокрушающий все на своем пути вихрь к чародею.

От удара человек отлетел назад на несколько шагов. Магический удар ломал его тело и разрушал ауру, что было для мага едва ли не хуже смерти. Но и сила медальона иссякла. Вихрь угас, оставив после себя только жутко изломанные тела, точнее, куски мяса, лишь отдаленно напоминавшие людей. А Мелианнэ устало побрела вдоль берега, так и не выходя из воды. Второй лучник, видевший гибель своего товарища и волшебника-чужестранца, бросился прочь, даже не думая о том, что сейчас лишенную магии эльфийку можно было легко пленить.

Силы вот-вот могли покинуть юную эльфийку, взвалившую на плечи такую ношу, какая показалась бы тяжелой даже самому могучему воину или искушенному чародею. Но теперь невозможно было отказаться от этого. Уже несколько эльфов, ставших для Мелианнэ если и не близкими друзьями, то хотя бы товарищами, своими жизнями заплатили за то, чтобы принцесса осталась жива. И этот долг она не могла забыть. Теперь души погибших спутников взывали к ней, заставляя двигаться, идти, собрав все силы в кулак. И она пошла, по колено в воде, не разбирая дороги, но уже представляя цель и точно зная, что от нее теперь зависит покой умерших и судьбы многих живущих.

Глава 2. Гроза над лесом

— Как ты думаешь, Элар, какие сюрпризы они нам приготовили? — Молодой, по крайней мере, по меркам своего народа, эльф обратился к стоявшему рядом с ним воину, задумчиво вглядывавшемуся в суету людей в нескольких сотнях ярдов от них. — Чего нам ждать от них сегодня?

Говоривший был облачен в полный доспех, роскошные латы, украшенные гравировкой в виде переплетающихся древесных ветвей и листвы и инкрустированные серебром. Обилие этого особо почитаемого Перворожденными металла, украшавшего броню, а также узкий серебряный венец на челе эльфа указывали на принадлежность его к высшей касте королевства И’Лиар.

— Не знаю, э’валле, — воин, едва заметно пожав плечами, обернулся и взглянул на своего собеседника, пристально следившего в этот миг за происходящим в лежавшей у их ног долине, еще подернутой утренним туманом.

Второй эльф, выглядевший заметно старше своего спутника, также был защищен пластинчатыми латами, пожалуй, излишне тяжелыми для пешего бойца. Прочная броня обливала тело буквально с головы до ног, заключая его в почти непроницаемую стальную скорлупу. Правда, латы этого воина были почти лишены украшений. Всякий, кто увидел бы эту пару, сразу мог догадаться, что этот боец был телохранителем или оруженосцем при высокородном господине.

— Я пока не вижу ничего подозрительного, мой принц, — произнес старший эльф. — Пожалуй, ныне обойдется без хитроумных уловок. Люди наверняка попытаются сломить нас силой своего натиска, лоб в лоб, да и сама местность не позволит им атаковать иначе. Нашему противнику здесь будет трудно использовать кавалерию. Ирван, возможно, излишне жаден, но отнюдь не глуп. Он прекрасно понимает, что на испуг наших бойцов не взять. Никто не побежит, лишь завидев приближающихся всадников, а лучники перебьют половину коней до того, как их латники подберутся достаточно близко. Пожалуй, они сперва пошлют в атаку свою пехоту, благо в наемниках недостатка эти дикари не испытывают.

— Да, действительно, зачем им изощряться в тактике, если фолгеркцы и так нас превосходят числом почти вдвое, — согласился принц, услышав из уст своего слуги то, о чем думал и сам. — Но как бы то ни было, это позор — потерпеть поражение на своей земле, когда сама сила Леса на нашей стороне. Сегодня мы должны заставить их умыться своей поганой кровью.

Эльфийский принц нервно сжал кулаки, затем резко развернулся и пошел туда, где строились его воины, готовящиеся к битве. Сопровождавший его Элар молча последовал за своим господином.


Армия эльфов, командовал которой принц Велар, один из младших сыновей правителя И’Лиара, светлейшего короля Эльтиниара, готовилась дать сражение вторгшимся в исконные владения Перворожденных людям, пришедшим с юга и уже успевшим одержать несколько побед над эльфами, что почти сломило боевой дух последних.

Все началось с внезапного нападения на владения эльфов на побережье залива Су’лар, где стоял один из крупнейших по эту сторону Ламелийских гор морской порт Хел’лиан. Границу нарушили воины небольшого, но очень воинственного и довольно богатого королевства Фолгерк, одного из множества осколков великой Империи людей, самого южного ее анклава, основанного тогда, когда Эссар на целых сто лет установил власть на равнинах, упиравшихся на закате в Шангарские горы. Потом из-за хребта надвинулись орды варваров-корханцев, выбившие имперцев обратно на север и даже пытавшиеся завоевать эльфийские леса, но потерявшие там тысячи своих воинов и навсегда зарекшиеся враждовать с Перворожденными. При этом Фолгерк волна завоевателей почти не затронула, позволив его обитателям и далее жить по своим законам. С годами все же жители королевства многое переняли от своих соседей-варваров, в том числе они, подобно корханцам, стали делиться на кланы, но, тем не менее, элите Фолгерка удалось сохранить чистоту крови.

Фолгерк, подобно другим королевствам, нередко воевал со своими соседями, но чаще торговал с ними, благо, на его землях хватало рудных жил, самоцветов, а ремесленники ни в чем не уступали чужестранным мастерам. Но для успешной торговли кроме товаров, и это известно всем, требовались еще и удобные пути, и лучше всего возить свои товары, было по морю. И правитель Фолгерка, еще весьма молодой, а потому по-юношески горячий, видимо, уже давно тяготился тем, что выход к морю, столь необходимый для укрепления торговых связей его державы с ближними и дальними странами принадлежал эльфам. Последние обосновались на южном побережье залива еще триста с лишним лет назад, выбив оттуда гномов из Гарлатских гор. Экспансия эта была в некотором смысле вынужденной, поскольку самих эльфов с севера с неослабевающим напором теснили люди.

Перворожденные сразу поняли, какое значение имеет этот клочок земли шириной всего около сотни миль, и вцепились в него изо всех сил. Еще прежние владельцы этого края, гномы, возвели на берегу выдававшегося на север в Хандарское море полуострова в одной из самых удобных бухт, способных принимать даже крупные океанские корабли город-крепость. Они успели лишь воздвигнуть крепостные стены, отрезавшие изрядный кусок побережья, но эльфы, вытеснившие подгорных умельцев, продолжили их дело, и уже очень скоро на берегу раскинулся большой город, получивший название Хел’лиан. Высоко в небо вознеслись изящные шпили дворцов, арки висячих садов и мраморные колоннады, укрывшиеся за серым камнем крепостных стен, один вид которых внушал уважение. Хел’лиан превратился в настоящую твердыню, защищенную не только мощными бастионами, чьи камни помнили натруженные руки гномов, но и изощренной эльфийской магией.

Прочность стен Хел’лиана гномы, не оставлявшие попыток вернуть себе исконные земли, проверили всего через несколько лет, и в тот раз их мастерство сыграло против самих же гномов. Спустившись с гор, войско Подгорного королевства разбило оказавшиеся у него на пути разрозненные отряды эльфов и подступило к стенам Хел’лиана, но взять город гномы оказались бессильны. Порт был в осаде много дней и устоял после нескольких яростных штурмов, но в итоге подоспевшая на помощь армия эльфов, во главе которой стоял сам король, отбросила гномов от побережья.

Война эта оказалась далеко не последней, ибо гномы со свойственным им упрямством не оставляли попыток вернуть себе то, что когда-то принадлежало их предкам. За следующие полвека еще трижды подгорные мастера, движимые не только желанием возвратить свои бывшие владения, но и мыслью об упущенной от контроля над морской торговлей выгоде, организовывали военные походы и пытались оттеснить эльфов на север в их леса, а уж мелким пограничным стычкам и вылазкам не было числа.

Череда невероятно кровавых войн меж двумя народами закончилась поражением гномов в грандиозной битве на реке Сун, когда от стрел и магии лесного народа пали пять тысяч низкорослых витязей, в числе которых оказались и старейшины трех кланов, на ту пору бывших самыми влиятельными в Подгорных Пределах. С той поры подземные мастера почти не показывались за пределами Гарлата.

Однако вскоре на место гномов пришли люди, основавшие на границах с лесным королевством И’Лиар свои государства. И не всем из них понравилось, что выход к океану оказался в руках эльфов. А те хоть и не были прирожденными торговцами, подобно гномам, снискавшим себе давнюю славу не только великолепных ремесленников, но и жутких скряг, никогда не упускали выгоду для своей державы. Потому эльфы брали с торговцев, желавших сесть на один из множества кораблей, бросавших якорь в гавани Хел’лиана, немалую пошлину.

Особенно по этому поводу негодовали купцы из королевства Фолгерк, славившегося богатой и многочисленной купеческой гильдией, платившей в свою казну огромные налоги, а потому всегда имевшей немалое влияние на тамошних правителей. К тому же сложилось так, что отношения людей с эльфами никогда не были излишне теплыми, и все чаще среди Перворожденных звучали предложения вовсе запретить людям пересекать границы И’Лиара, а, значит, и использовать для своей торговли порт Хел’Лиан. Поэтому долго копившееся недовольство торговцев упало на благодатную почву взаимной неприязни двух народов и были поддержаны многими представителями благородного сословия западного соседа гордого И’Лиара.

Тем не менее, долгое время купцы безропотно платили мзду за проезд через владения эльфов, но видимо ныне их терпение лопнуло. Король Фолгерка Ирван Второй, будучи весьма неравнодушным к золоту во всех его состояниях, и к тому же жаждавший воинской славы, вняв словам купцов об упущенных огромных барышах, которые могло принести его державе господство на море, объявил поход против эльфов. На деньги все тех же купцов он собрал множество наемников, в числе которых оказались и гномы, собравшие приличный отряд, стоило им только услышать о грядущей войне с эльфами. Этим просто не терпелось пустить кровь давнему врагу, тем более вроде бы сражаясь за землю предков, хотя в случае победы она, без сомнения, досталась бы людям. Исполняя волю государя, дворяне также привели свои дружины, весьма многочисленные и опытные в ратном деле. Всего под знаменами короля Ирвана таким образом оказалось почти десять тысяч воинов, причем не самых худших. И в один далеко не прекрасный для эльфов день эта армия перешла границу двух королевств.

Эльфы, которые давно уже не вели больших войн, ограничиваясь отдельными стычками на границах и рейдами небольших летучих отрядов своих лучников по владениям сопредельных государств, оказались совершенно не готовы к столь масштабному вторжению. Тем более что основная угроза, по их мнению, была на севере, там, где лежали владения правителя Дьорвика, пожалуй, самого сильного ныне государства людей, полуденные рубежи эльфийской державы, казалось, находились в полной безопасности.

Те, кто правил таинственным И’Лиаром, недооценили врага, и жестоко поплатились за это. Неведомо как, но людям удалось незаметно сосредоточить у границ эльфийских владений множество воинов, которые разом двинулись вперед, подобно горной лавине сметая любые препятствия. Малочисленные отряды Перворожденных, охранявшие рубежи либо были истреблены, тщетно пытаясь сдержать натиск врага, либо вынуждены были отступить, вернее даже бежать, преследуемые по пятам превосходящими силами фолгеркцев. Это была катастрофа.

Люди, почти не встречая сопротивления, через несколько дней вышли к стенам Хел’Лиана. Город, правда, был готов к появлению армии агрессоров. Воинов короля Ирвана встретили запертые ворота и множество лучников на стенах, которые легко отразили попытку с ходу захватить порт. Однако людей это нисколько не огорчило. Будучи готовыми и к такому повороту событий, они заранее пригласили гномов, которые славились не только как непревзойденные строители крепостей, но и как мастера осадного дела. Поэтому взятие Хел’Лиана, а, следовательно, и вожделенное господство на море, стало для Фолгерка лишь вопросом времени.

Под стенами осажденного города осталось три тысячи воинов, остальные же двинулись на север, поскольку король Ирван, не желая довольствоваться малым, решил присоединить к своим владениям исконные земли Перворожденных. Спустя неделю фолгеркская армии на берегах небольшой реки Тиллы встретилась с отрядами эльфов. В основном это были воины из пограничных гарнизонов, которым удалось уйти из-под удара. Пользуясь тем, что некоторое время взоры людей были прикованы к Хел’Лиану, они оправились от первого сокрушительного удара и, собрав все вилы воедино, успели подготовиться к битве. Однако Перворожденные переоценили свои возможности. Несмотря на то, что значительная часть армии Ирвана Второго осталась на побережье, люди все равно имели почти четырехкратное превосходство над своим противником.

В сражении на Тилле эльфам удалось уничтожить авангард армии вторжения, однако основные силы короля Ирвана подошли гораздо раньше, чем ожидали Перворожденные, к тому же место сражения было выбрано командирами Перворожденных неудачно, ибо на равнине люди, обладавшие мощной кавалерией, получили огромное преимущество, и войско эльфов, почти целиком состоявшее из легковооруженных лучников, не выдержав атаки тяжелой пехоты и рыцарской конницы, которых поддерживали многочисленные арбалетчики, было разбито. Всего лишь нескольким сотням эльфов, среди которых было множество раненых, удалось скрыться с поля боя.

Тем временем правитель эльфов, светлейший король Эльтиниар, уже собирал войско для решающего сражения. Однако поражение эльфов на Тилле открыло людям путь в сердце И’Лиара. И правитель эльфов, опасаясь, что может не успеть подготовиться к решающей встрече с войсками Фолгерка, отправил навстречу людям отборный отряд, во главе которого стоял принц Велар. Двадцать три сотни бойцов, в том числе лучшие стрелки и тяжелая пехота, должны были сколь возможно долго удерживать людей на юге, мешая их дальнейшему продвижению.

По пути навстречу неторопливо двигавшейся в сердце эльфийского королевства армии фолгеркцев войско Велара несколько увеличилось за счет отрядов, отступавших на север после поражения на Тилле. Эти воины, готовые впасть в уныние, встретив многочисленные отборные отряды, во главе которых стоял отпрыск королевской семьи, заметно воспрянули духом и вновь были полны готовности сражаться. Тем более что противник, несмотря на свои успехи, все же растерял часть сил. Победа на Тилле далась Ирвану ценой более тысячи погибших воинов, среди которых было немало благородных рыцарей, считавших делом чести идти в атаку в первых рядах. К тому же на всем продолжении похода летучие отряды эльфийских воинов, подобные лесным духам, не позволяли воинам Фолгерка ни на минуту расслабиться, молниеносно атакуя отставшие от основных сил отряды, истребляя по ночам часовых в фолгеркских лагерях и уничтожая обозы, доставлявшие припасы для наступающих войск. Люди тщетно устраивали погоню за этими отрядами, но лишь теряли еще больше воинов в устроенных эльфами засадах. Таким образом, встреченное Веларом войско во главе с самим королем Ирваном было порядком измотано, к тому же теперь по числу воинов люди превосходили Перворожденных всего лишь вдвое, что давало определенные шансы на успех. И новый рассвет застал две бронированные армады замершими друг напротив друга в ожидании приказа. До начал битвы оставались считанные мгновения.


В качестве места будущей битвы была избрана образованная двумя длинными холмами безымянная долина, заметно сужавшаяся в своей северной части. Склоны холмов поросших густым кустарником стали бы почти непреодолимым препятствием для противника, вздумай он обойти эльфов с фланга, а относительная узость долины не позволяла людям реализовать свое численное превосходство.

Разумеется, принц Велар, начальствовавший над войском эльфов, не питал иллюзий насчет возможности победы над людьми, но в настоящий момент достаточно было только на время сдержать их наступательный порыв, предоставив правителю И’Лиара возможность собрать достаточно воинов и магов, которые образуют мощную армию и окончательно разгромят агрессоров, заставив их убраться обратно в Фолгерк.

Позиции эльфов располагались в северной, узкой, части долины. Их пехота, составлявшая большую часть армии, в центре делилась на три линии, бойцы в которых различались вооружением. Ближе всего к противнику располагались облаченные в легкие кольчуги лучники, образовавшие три редкие цепи. Они должны были начать бой, осыпав наступающего противника тучей стрел, поскольку в этот день принц Велар, как главнокомандующий, твердо решил выиграть сражение в обороне. В отличие от людей, втыкавших в землю перед своими стрелками колья или выкапывавших ловчие ямы, Перворожденные не утруждали себя постройкой подобных укреплений. Несколько сотен лучников, каждый из которых за минуту был способен выпустить прицельно не менее шести стрел, с легкостью могли выдержать атаку самого яростного противника.

Спины лучников подпирали щитоносцы и три шеренги пикинеров, защищенных прочными пластинчатыми латами и глухими шлемами. Поскольку люди охотно применяли в бою арбалеты, страшное оружие, которое отняло немало эльфийских жизней еще будучи применено гномами, а управляться с длинными пиками можно было только обеими руками, ни о каких щитах не могло быть и речи. А потому доспехи пикинеров прочностью не уступали даже броне рыцарей-людей, никогда не пренебрегавших защитой в бою.

Пикинеры были той скалой, о которую, не без помощи легковооруженных стрелков, должна была разбиться волна атакующих людей. Ощетинившийся пятиярдовыми пиками строй, похожий на разъяренного ежа заставил бы повернуть назад кавалерию, и для атакующей пехоты он тоже стал бы почти непреодолимым препятствием. Щитоносцы же, составлявшие первую шеренгу построения, обращенную к противнику, имевшие вытянутые ромбовидные щиты, должны были защитить не особенно проворных в ближнем бою пикинеров от вражеских солдат, сумей те подобраться к строю эльфов вплотную, подкатившись, к примеру, под пики. Они были вооружены короткими мечами, клинки которых, сужавшиеся к острию, были особенно удобны для колющих ударов в столкновении с вражескими воинами, имевшими прочные латы, например со спешенными всадниками.

Тяжеловооруженные воины стояли не монолитным строем, а сохраняли промежутки, через которые за их спины могли отойти лучники в случае атаки противника. В таком случае стрелки увеличили бы плотность центра эльфийской армии либо могли стать мобильным резервом, перемещаясь позади строя тяжелой пехоты и присоединяясь к фаланге латников там, где в этом появилась бы необходимость во время боя.

Фланги построения Перворожденных составляли лучники, стоявшие вперемежку с бойцами, защищенными стальными латами и вооруженными тяжелыми двуручными мечами. Последние должны были вступить в бой в том случае, если дело дойдет до рукопашной, прикрывая лучников. Конечно, лучше было бы поставить на фланги пикинеров, но их было слишком мало, чтобы распылять по всему фронту, тем более что кавалерия вряд ли будет атаковать во фланг, двигаясь по довольно крутым склонам холмов, а пехоту смогут остановить и мечники. Здесь же, на флангах, держались и три сотни конных лучников — вся кавалерия эльфов. Всадники, вооруженные только луками и мечами, не могли, разумеется, противостоять тяжеловооруженным рыцарям-людям, но были незаменимы для фланговых ударов. Этих воинов принц Велар держал в резерве, надеясь, что подвернется шанс использовать их с наибольшей отдачей. Также в резерве было еще около четырех сотен закованных в латы пеших мечников, которыми командовал сам принц. Эти бойцы, лучшие из лучших, должны были, по замыслу принца, стать решающей силой в грядущей битве.

В южной части долины тем временем занимали свои позиции люди. И было видно невооруженным глазом, что их значительно больше, чем готовившихся обороняться эльфов. По меньшей мере, пять тысяч воинов, сражавшихся под знаменами Фолгерка, готовились обрушиться стальной лавиной на Детей Леса, как еще иной раз люди величали эльфов. И при виде этой армады, ощетинившейся лесом копий и сверкавшей в лучах едва поднявшегося над гребнями холмов солнца доспехами, многие бы не дали Перворожденным ни единого шанса не на победу даже, а на то, что хоть один из них через несколько часов останется в живых.

Принц Велар, прежде чем вернуться к своим воинам, долгое время провел на вершине холма, наблюдая за подготовкой воинства короля Ирвана к сражению. Конечно, люди до сих пор оставались грязными варварами, но, надо отдать им должное, они были неплохими воинами, противником, с которым нельзя не считаться. Сражаясь почти непрерывно с момента своего появления в этом мире, люди копили опыт, полученный в предыдущих битвах, в том числе и в схватках со своими же соплеменниками, и применяли его против новых врагов. Эльфы в большинстве своем презирали людей, но пренебрегать ими не стоило, ибо стая бешеных дворняг может быть смертельно опасна и для матерого волка. Потому принц и следил за тем, как толпа варваров строится для грядущей битвы, и он смог оценить смекалку кого-то из военачальников людей, поставивших в первую линию пехоту. Велар и сам бы никогда не рискнул атаковать тяжелой кавалерией по довольно тесной долине, во множестве мест изрезанной оврагами, где всадники с трудом смогли бы развернуться в случае неудачной атаки.

Сегодня рыцарская конница Ирвана могла нанести только один единственный удар, удар, который прорвал бы строй эльфов, иначе сгрудившиеся перед пикинерами латники стали бы всего-навсего мишенями для эльфов-лучников, мастерство которых уже не раз подтверждалось в битвах с самым разным противником. Вгоняя стрелы в смотровые прорези тяжелых шлемов и сочленения доспехов, грозные эльфийские стрелки могли почти без потерь со своей стороны истребить несколько сотен рыцарей, а для короля людей такие потери, конечно, были совершенно неприемлемы. Поэтому в первую линию вражеские полководцы, вопреки обычаям, выдвинули пеших воинов, в том числе дворянских дружинников и массу наемников, прельстившихся королевским золотом.

Собственно, большую часть тяжелой пехоты составляли именно солдаты удачи, выходцы из разных стран, поскольку по давней традиции дворяне в дальние походы вели с собой, в основном, всадников и только небольшое количество пеших лучников или арбалетчиков. И этого было достаточно, ибо никогда не было недостатка в умелых бойцах, готовых рисковать своими жизнями за пригоршню золота, которым не было дела, под чьими знаменами и во имя какой такой высшей цели воевать.

Эти бойцы, резко отличавшиеся друг от друга своими доспехами и оружием, построились во что-то, напоминающее фалангу, в глубину достигавшую восьми шеренг. В первые ряды встали воины, имевшие лучшие доспехи, способные худо-бедно выдерживать эльфийские стрелы, вооруженные копьями и разнообразным оружием на длинном древке вроде вычурных гизарм, протазанов с пламевидными остриями, и тяжелых алебард. Однако, длинных пик, подобных используемым эльфами у людей не было, а это значит, что Дети Леса в этом бою имели важное преимущество. Они могли не подпускать людей вплотную, держа их от себя на расстоянии, равном длине древка пики, так что прорваться к эльфам можно было только ценой огромных жертв.

За спинами пехоты был виден лес длинных копий, украшенных разноцветными прапорами — это для битвы построилась фолгеркская кавалерия в числе трех с лишним сотен рыцарей и еще большего количества их оруженосцев-сквайров. Ближе к левому флангу выстроившихся в несколько шеренг всадников полоскался на ветру большой королевский штандарт — увенчанный короной золотой орел на изумрудном поле. Там в окружении отряда личных телохранителей и пажей должен был находиться король Ирван, правитель Фолгерка. Разумеется, разглядеть монаршую особу с расстояния в несколько сотен ярдов едва ли смогли бы даже эльфы, отличавшиеся завидной остротой зрения, но в том, что ненавистный правитель людей был где-то там, сомнений не возникало.

Король Ирван благоразумно выделил и небольшой резерв, включавший несколько отборных отрядов наемников, сражавшихся в пешем строю, всего не менее полутысячи бойцов, а также две сотни конных стрелков. Эти вооруженные арбалетами всадники должны были стать соперниками эльфийских конных лучников, хотя право же стоили они немногого, но в нужный момент и этот отряд мог бы решить исход сражения. Здесь уже все зависело, как и в любом бою, от грамотности командиров, от их способности предугадать развитие боя и выбрать самый благоприятный момент для ввода в сражение резерва.

Еще дальше, на выходе из долины располагался лагерь, разбитый фолгеркцами день назад. Были видны роскошные шатры высшей знати королевства, шпили которых украшали огромные знамена с яркими гербами, самым заметным из коих, разумеется, был королевский штандарт. Шатры окружали сотни простых парусиновых палаток, предназначенных для младших офицеров, не носивших дворянских титулов, и простых воинов. По кромке лагеря были расставлены тяжелые повозки на высоких колесах, которые образовали своего рода защитную стену на случай атаки эльфов. Когда армия двинется в бой, возле каждого воза останется по два-три человека из числа слуг, вооруженных арбалетами и топорами для обороны бивуака.

Воины с обеих сторон были готовы к бою, вооружившись и выстроившись в боевые порядки. Оставалось только одно — отдать приказ, обрекая на гибель сотни людей и нелюдей. И этот миг становился все ближе.


— Конечно, на месте людей я едва ли решился бы вступать в сражение в такой местности, — качая головой, сообщил принц молча внимавшим ему облаченным в доспехи эльфам, предводителям отрядов. — Здесь их преимущество в числе воинов не может служить залогом победы. Однако только лишь этим путем армия Фолгерка сумеет двигаться дальше на север. К западу и востоку отсюда на десятки лиг тянутся густые леса, где с трудом пройдут даже небольшие отряды тяжеловооруженных воинов, а для повозок с припасами и осадных машин, могущих пригодиться при штурме эльфийской столицы, эти чащи вовсе окажутся непреодолимым препятствием. Тем более, люди не могут не понимать, что в зарослях даже малым числом наши лучники смогут остановить сколь угодно крупную армию, ведь их рыцари и тяжелая пехота окажутся абсолютно беспомощными перед стремительно атакующим, мгновенно отступающим и вновь наносящим молниеносные удары противником. Так что король Ирван осмелившись принять здесь бой, поступил единственно верным для него образом, надеясь освободить самую удобную дорогу вглубь И’Лиара. Но так он дает и нам шанс задержать продвижение врага, обескровить его армию, нанеся такой ущерб, что боевой дух людей упадет, и их желание покорить весь И’Лиар улетучится при виде усеянного телами их братьев поле битвы, — воскликнул Велар, в глазах которого появился яростный блеск. — И мы воспользуемся этим шансом, искупав этих полуживотных в крови!

Э’валле Велар в окружении нескольких офицеров, которые все без исключения принадлежали к самым древним родам эльфов и носили титулы, соответствующие человеческим князьям, отдавал последние распоряжения перед боем. Близь Велара неотлучно находился и Элар, старый опытный боец, участвовавший во множестве стычек с людьми и даже в нескольких рейдах в Гарлатские горы много лет назад. Он и еще полдюжины опытных бойцов составляли отряд телохранителей, полагающийся одному из наследников Владыки Изумрудного Престола, как звучал в переводе на язык людей титул правителя всех эльфов, и всегда находившийся возле принца.

Жизнь всякого эльфа в И’Лиаре почиталась священной, и уж тем более недопустимо было поставить под угрозу жизнь одного из тех, кто был вправе наследовать власть в королевстве. Но поскольку не подобало принцу прятаться за спинами своих воинов во время боя, охранять его были приставлены самые умелые бойцы. Эти закованные в тяжелую броню воины были одними из лучших мечников во всем Королевстве Лесов.

— Э’лай Этар, ваши лучники должны заставить их сбить шаг и потерять напор, иначе эта армада сомнет наших воинов, — приказал принц. — Там мало бойцов в хороших доспехах, поэтому стрелы оборвут множество их жизней. У людей огромное численное преимущество, и если мы не сумеем заставить замедлить шаг, наш строй просто сметут. — Велар обращался к облаченному в посеребренную кольчугу эльфу, выделявшемуся ростом даже среди своих сородичей.

— Будьте уверены, э’валле, мои стрелки сделают все как надо, — Этар величаво поклонился, не как слуга перед господином, а как равный кланяется равному. — Людям нечем будет дышать, так много стрел мы обрушим на них.

— Помните, эта толпа не отличается дисциплиной и спаянностью, но сильна своим порывом, — произнес принц, обведя взглядом своих офицеров и видя в их глазах холодную решимость. — Отдельные отряды отлично обучены сражаться только порознь. Если мы смешаем их ряды, то сможем безнаказанно расстреливать пехоту людей, пока их командиры сумеют навести порядок. — Велар приложил правую ладонь к сердцу, отдавая салют своим воинам. — Я надеюсь на всех вас. Нужно показать этим обезьянам, что никто не может идти против Силы Леса. Са’тай!

— Са’тай! — Дружно выдохнули собравшиеся вокруг принца командиры, повторяя жест своего командира и бросившись затем к своим бойцам.

В этот миг к Велару подбежал эльф, одетый поверх кольчуги в плащ зеленого цвета, покрытый бурыми разводами. Это был один из разведчиков, которые непрерывно наблюдали за действиями вторгшихся людей, время от времени к тому же нападая на отдельные малочисленные отряды. Вообще-то, у одного из отпрысков правящего рода И’Лиара были другие способы следить за врагом, но он не стал пренебрегать и обычными лазутчиками, также выступавшими при случае в роли диверсантов.

Приглядевшись, можно было заметить, что рисунок на одежде эльфа постоянно меняется, словно переливаясь в лучах солнца. Пожалуй, притаись воин, закутавшийся в такой плащ, в кустах, его мудрено было бы заметить с нескольких шагов. На поясе эльфийского разведчика висел легкий меч с узким клинком, дополняя его внешний вид.

— Э’валле, примерно в трех милях отсюда мы обнаружили целый отряд гномов, — торопливо сообщил разведчик. — Они движутся форсированным маршем. — Эльф говорил, с трудом переводя дыхание. — Я велел троим воинам наблюдать за ними, а сам поспешил сюда.

— Сколько примерно гномов? — По лицу принца было видно, что известие о спешащем к противнику подкреплении его совсем не обрадовало.

— Не менее полутысячи, э’валле!

— Неужели Фолгерк заключил союз с кланами Гарлатских гор? — размышлял принц вслух. — Миар, какие знаки они несут на щитах?

— Орел Фолгерка, э’валле, — последовал ответ разведчика.

Всем было известно, что подгорные воители, даже если выступали в том или ином конфликте чьими-то союзниками, в бой шли под своими знаменами. Их воины никогда не служили наемниками, и то, что ныне гномы выступили под стягами короля людей, означало, что их правители попрали вековые устои.

Велар точно знал, что в самом Фолгерке жило очень мало подгорных мастеров, и королю Ирвану неоткуда было взять несколько сотен бойцов, кроме как призвав тех гномов, что жили в горах, граничивших с Фолгерком на юге. Правитель Подгорного Царства не поддержал людей явно, но, о чем никто не слышал с давних времен, позволил своим подданным наняться в войско Фолгерка. И, надо полагать, недостатка в волонтерах не было, ибо ненависть гномов к обитателям И’Лиара с веками и не думала ослабевать. Они имели долгую память, эти низкорослые обитатели подземных городов.

— Воистину, чудные дела творятся, — удивленно воскликнул принц. — Гномы идут в бой под командованием человека! — Велар на несколько мгновений утратил присущую всем эльфам невозмутимость. — Как скоро они, по-твоему, будут здесь?

— Примерно через полчаса. — Миар ответил без раздумий. — Гномы явно очень торопятся вступить в бой.

— Значит, нам придется разгромить людей за это время! — Велар мрачно усмехнулся.

Гномы были страшным противником, умелым, отлично вооруженным, и при этом движимым яростью, которую каждый боец впитывал с молоком матери. Они, зачастую за всю жизнь ни разу не видевшие настоящего эльфа, испытывали страшную ненависть к родичам Велара просто потому, что так завещали предки. И биться они сейчас будут не просто по чьему-то приказу, а исполняя заветы пращуров. И принц не был уверен, что его бойцы выдержат натиск подгорных воителей, жгучую злобу сочетающих с великолепной выучкой, дьявольски сильных, сильнее любого эльфа, и превосходно умеющих сражаться именно в ближнем бою.

— Э’валле, позволено ли мне будет высказать свое мнение? — Доселе сохранявший молчание Элар обратился к своему господину. — Возможно, следует приказать всадникам обойти холм по противоположному склону и атаковать гномов на марше.

— Ты прав, Элар! — воскликнул принц. — Если это их не остановит, то хотя бы задержит на время. — Велар согласно кивнул, а затем обратился к одному из вестовых, сопровождавших его: — Передайте мой приказ э’лаю Лемиару обойти холмы и атаковать гномов. Миар, — сказал принц разведчику, терпеливо ожидавшему распоряжений, — укажи нашим воинам кратчайшую дорогу.

Услышав приказ принца, вестовой и разведчик направились к стоявшим неподалеку всадникам, до поры укрывавшимся в ольховой рощице на склоне одного из холмов. А спустя несколько мгновений стремительные конные лучники, к удивлению многих поспешно оставив свои позиции, устремились на юг, огибая холмы.


Маневр немногочисленной конницы Перворожденных остался незамеченным для людей, которые также внимательно следили за действиями своего противника, как и эльфы, стараясь угадать, какими приемами воспользуется их враг в грядущем сражении.

Правитель Фолгерка, Его королевское величество Ирван Второй, как и его эльфийский визави, имени которого король не знал, чем нисколько не терзался, наблюдал за приготовлениями к бою из-за спин своих воинов. Государь Фолгерка расположился на левом фланге боевых порядков строившегося войска, на склоне холма, откуда во всех деталях было видно происходящее в лощине.

Внизу, в нескольких сотнях ярдов, колыхалось настоящее людское море. Конница и пехота, сотни, тысячи воинов, готовых по мановению руки своего господина ринуться в бой во славу короля и королевства. Огромная армия, равной которой эти края не видели уже сотни лет, могла в любой миг раздавить надменных эльфов, чьи серебристые латы ярко блестели, отражая солнечные лучи, в южной части долины.

— Бесподобно, — едва слышно произнес король, которого охватил трепет при виде готового к бою воска. Он словно только сейчас осознал, что вся эта армада, тысячи воинов из разных земель, подчиняются ему и только ему, и готовы, исполняя его волю, принять смерть.

— Грандиозно! — вновь прошептал владыка Фолегрка. Никто не услышал его слов, а если и услышал, то не подал виду.

Государя облаченного в дорогие доспехи гномьей работы, окружала небольшая свита. Кроме отборного отряда из двух десятков телохранителей и оруженосцев правителя сопровождали несколько дворян, а также командиры наиболее крупных наемных отрядов, на время похода получившие чины офицеров, и облаченные в плащи с королевским гербом вестовые.

Лорды, ныне находившиеся возле государя, рассматривали происходящее в долине в зрительные трубы, хитроумные приспособления, позволявшие видеть то, что находилось на расстоянии многих сотен шагов. Устройства, в которых, вопреки мнению многих, не было ни капли магии, являлись просто незаменимыми для мореходов и полководцев, позволяя во всех деталях наблюдать происходящее и вовремя отдавать нужные приказы.

Высокородные дворяне наблюдали за действиями своих и вражеских воинов не из праздного любопытства, во всяком случае, на это надеялся сам сюзерен. Король Ирван считался неплохим бойцом, возможно, не первым клинком Фолгерка, но все же одним из лучших мечников королевства, также будучи весьма искусным в конном бою и неплохо стреляя из арбалета и большого лука. Государь полагал себя весьма сведущим и в тактике, но все же он никогда не пренебрегал мудрыми советами тех, кто знал и умел что-либо лучше него самого. Вот и теперь короля окружали умудренные опытом рыцари, которым довелось командовать солдатами еще в ту пору, когда будущий владыка королевства тихо посапывал в колыбельке.

— Длинноухой нелюди всего ничего, жалкая горстка, судари мои. Они обречены, — сказал, как отрезал, один из сеньоров, вместе с королем следивших за тем, как строятся воины. — У нас подавляющее превосходство и в коннице, и в пехоте. Наемная пехота хорошо вооружена, и выучка у нее неплохая, а нашим рыцарям вовсе нет равных, — с гордостью воскликнул воин. — Мы сомнем эльфов первым же ударом, после чего только и останется, что рубить в спины бегущих выродков!

Король промолчал, лишь искоса снисходительно взглянув на слишком самоуверенного лорда. Как жаль, что не было рядом настоящих полководцев, герцога Майла, непревзойденного бойца, графа Тарда или графа Вегельма, признанного мастера штурмов и осад, тех, кто не просто был верен государю, но еще и отличался незаурядным умом, поистине, будучи гением тактики. К сожалению, их отряды, недавно выступившие из Фолгерка, задерживались в пути по эльфийским лесам, и пока возле короля собрались далеко не лучшие советчики, многие из которых, кажется, до сих пор не поняли, с каким врагом они сейчас воюют. Привыкшие все решать таранным ударом тяжелой кавалерии, воюя с такими же людьми, они могли бы рассчитывать на успех, но сейчас против них сражался иной противник, намного более стойкий, умелый, полный ненависти к вторгшимся в заповедные леса людям. И он не уступит так легко.

— Напрасно вы полагаете, герцог, что эльфы бросятся бежать, едва наши доблестные воины сделают первый шаг в их сторону, — раздался насмешливый голос по правую руку от самого государя. Как оказалось, не один только король был не согласен с самодеятельным полководцем, уже торжествовавшим победу, хотя сражение даже не началось. — Эльфы бьются за свою землю, и они скорее падут здесь все, чем отступят. Вспомните, даже гномам не удалось в былые времена продвинуться дальше этой черты на север, а ведь вы, я уверен, не считаете подгорных воителей худшими бойцами, чем собравшийся под нашими знаменами наемный сброд?

Тот, кто осмелился столь резко осадить герцога, между прочим, родственника самого государя, резко выделялся из королевской свиты, как своим внешним видом, так и поведением. И гордый дворянин, сперва приготовившийся дать гневную отповедь, едва понял, кто возразил ему, вдруг как-то сник, недовольно насупившись, но не произнеся в ответ ни слова.

С троюродным братом короля спорил весьма молодой еще темноволосый мужчина, казавшийся несколько старше своих лет из-за аккуратной короткой бородки. В отличие от прочих, кто сопровождал короля, он не носил тяжелые латы, поскольку не считал себя воином. Одет этот мужчина был в черный бархатный камзол, а торс его прикрывала вороненая кираса, покрытая странной гравировкой, в которой сведущий человек опознал бы старинные гномьи руны.

Пристрастие к черному цвету этого человека выражалось даже в масти могучего жеребца, верхом на котором он и сидел. На поясе его висел изящный меч со сложной гардой, оружие по внешнему виду скорее парадное, чем боевое. Однако это впечатление было ошибочным. И кираса и клинок вышли из гномьей кузницы, причем только лишь из-за рун, покрывавших стальные пластины, кираса стоила едва ли не больше, чем полный доспех, принадлежавший самому королю.

Этот всадник, всем иным цветам предпочитавший черный, был известен во всем Фолгерке как придворный чародей его величества, мэтр Тогарус. Официально, правда, король Ирван дал ему титул первого советника, но это никого не могло обмануть. Несмотря на кажущуюся молодость, Тогарус был уже известен как один из самых умелых магов, что нехотя подтверждали многие весьма именитые его собратья по ремеслу. Несколько лет назад чародей появился в Фолгерке, почти сразу оказавшись подле трона, и стал опорой молодого короля во всех его начинаниях. За прошедшее время он не раз успел продемонстрировать свое мастерство, тем самым обзаведясь многими скрытыми врагами и снискав славу опасного и весьма коварного человека, тем не менее, не чуждого такого понятия, как честь. Впрочем, о Тогарусе у подданных его величества сложилось разное мнение. Как бы то ни было, ныне придворный чародей фолгеркского сюзерена вместе со своим господином участвовал в походе против эльфов.

Сейчас Тогарус как и остальные спутники правителя был увлечен происходящим перед ними боем, причем в отличие от остальных он не пользовался зрительной трубой, которую ему полностью заменяла магия.

— Битва будет тяжелой, — твердо произнес король, прерывая начавшийся, было, спор. — Эльфы готовы сражаться до смерти, до последней капли крови, и нашим воинам придется приложить все усилия, дабы сокрушить их. Напрасно, герцог Эвейн, вы полагаете, что лишь за счет численного превосходства нам удастся сегодня легко одержать победу, — заметил Ирван, взглянув на изображавшего оскорбленное достоинство дворянина, пождав губы, смотревшего только вперед. — Они защищают свой дом, тогда, как большая часть наших солдат будет ныне сражаться лишь за горсть монет, и эта разница дорогого стоит.

— Гномы будут биться со всей возможной яростью, и вовсе не из-за того, что им щедро платит Ваше величество, — заметил кто-то из стоявших позади короля рыцарей. — Этим недомеркам не терпится вцепиться в глотки своему давнему врагу. Их прямо-таки переполняет ненависть!

— Это так, — кивнул король, не оборачиваясь. — На гномов можно надеяться всецело, хотя бы сейчас, пока враг еще не разгромлен окончательно. Кстати, — заметил правитель Фолгерка, — что-то наши союзники не торопятся принять участие в сражении. Но, как бы то ни было, раз мы уже здесь, то пора начинать. В бой, братья-рыцари, и да помогут нам боги! Трубите атаку!

Вниз, к подножью холма, торопливо сбежали герольды в ярких плащах, и над плотными шеренгами воинов армии Фолгерка разнеслись пронзительные звуки горна, а несколько секунд спустя эльфы услышали барабанную дробь. Земля содрогнулась, когда несколько тысяч тяжеловооруженных людей все разом сделали первый шаг. Атака началась.


Пехота людей шагом двинулась в сторону эльфов. Когда она прошла около сотни ярдов, от мерно шагающей фаланги отделилось несколько сотен человек, быстрым шагом, переходящим в бег бросившихся по направлению к эльфам. Они были достаточно далеко, но Велар, коснувшись висевшего на груди амулета, щедро зачерпнул налитой в него Силы и резко обострившимся под влиянием магии зрением увидел в руках быстро приближающихся людей арбалеты.

— Лучники, не спать! — Это э’лай Этар уже отдавал команды стрелкам, наложившим на тетивы своих грозных луков бронебойные стрелы с наконечниками, напоминавшими хищные жала скорпиона. — Сметите их с лица земли, как только окажутся на расстоянии выстрела.

— Слушаюсь, э’валле! — Один из стрелков, доспехи которого отливали серебром, что свидетельствовало о достаточно высоком чине в иерархии армии И’Лиара, отрывисто кивнул. Он бросил пару слов стоявшему рядом вестовому и вскоре по рядам стрелков, составлявших фланги и первую линию войска эльфов, разнеслись четкие команды.

Через минуту стоявшие в первых рядах эльфы уже без всякой магии могли разглядеть в руках фолгеркских воинов, одетых в короткие кольчуги и широкополые каски, тяжелые арбалеты. Мощь этого оружия была хорошо известна всем. Выпущенный из такого арбалета тяжелый болт со ста шагов пробивал кованый нагрудник, не говоря уже о кольчуге. Правда, оружие было весьма тяжелым и громоздким, а скорострельность его — низкой, поскольку для натягивания тетивы использовался ворот. Однако по дальнобойности арбалеты несколько превосходили даже эльфийские луки, считавшиеся наиболее мощными по эту сторону корханских равнин.

Приближавшиеся стрелки видимо решили использовать преимущества своего оружия с наибольшей выгодой. Все еще недосягаемые для эльфийских стрел, он остановились и дали залп. Воздух загудел от стаи тяжелых стальных болтов, смертоносным дождем обрушившихся на эльфов-лучников. Последние были защищены только кольчугами, не спасавшими от бьющих прямой наводкой арбалетов. Все же арбалетчики Фолгерка стреляли с предельной дистанции из опасения попасть под ответные стрелы эльфов, поскольку знали, на что способны эльфийские лучники, поэтому их залп не нанес воинам И’Лиара особого урона. Тем не менее, несколько десятков воинов Велара упали, пораженные особо меткими выстрелами. Бронебойные болты навылет пробивали тела, поражая даже бойцов второй линии. Раздались крики раненых.

Арбалетчики тем временем принялись быстро крутить вороты, приводя свое оружие в боевую готовность. При этом ближе к эльфам они подходить не рисковали, предпочитая вести обстрел пусть менее эффективный, но не рисковать лишний раз своими жизнями. В прочем, в настоящий момент они поступали верно, поскольку в зоне досягаемости эльфийских луков у них не оказалось бы возможности дать и один залп.

— Л’леме Риар, надо помешать арбалетчикам, иначе они перебьют половину нашей армии! — Велар обратился к замершему слева от него эльфу, в отличие от других не имевшему ни доспехов, ни оружия. Он был облачен в просторные одежды так любимого Лесным Народом зеленого цвета, а в руках сжимал тяжелый деревянный посох. На запястьях и щеках эльфа причудливо извивались тонкие линии татуировки. — Вы сможете отвести стрелы?

— Да, э’валле. Я отгоню их прочь. — Названный Риаром эльф невозмутимо кивнул и положил ладони на навершие своего посоха, вонзив его в землю.

В тот момент, когда люди дали следующий залп, губы эльфийского чародея шевельнулись, так, что слов было не разобрать, а над долиной вдруг пронесся резкий порыв ветра. Он был так силен, что устремившиеся к замершим эльфам болты просто отбросило в сторону. Но на этом эльфийский маг не остановился, и следующий порыв ветра незримой плетью ударил уже по самим арбалетчикам, расшвыривая воинов в стороны и подбрасывая их вверх на несколько футов. После того, как многие стрелки оказались попросту искалечены, их уцелевшие товарищи, устрашенные вражеским чародейством, предпочли отступить.

В это время фолгеркская пехота нагнала своих арбалетчиков и, ускоряя шаг, с громким ревом двинулась дальше, сближаясь с эльфами. Способные держаться на ногах стрелки, уступая место своим товарищам, отошли на фланги.

Пройдя еще с полсотни ярдов, пехота Ирвана оказалась на расстоянии выстрела от позиций эльфов, и тут лучники принца Велара показали себя во всей красе. Раздалась короткая команда, и в воздух взвились сотни стрел, с шелестом рассекавших воздух. Было видно, как по рядам наступающей пехоты прошла рябь — то воины поднимали щиты, надеясь уберечься от метких стрел. Однако щиты были лишь у малого числа солдат, ибо они только мешали действовать оружием на длинном древке, которым были вооружены многие люди. Кому-то, разумеется, повезло, но большинство стрел нашли свои жертвы. Узкие граненые наконечники пробивали кольчуги и толстые стеганые куртки, служившие доспехами большинству воинов, вонзались в незащищенные руки и ноги. Первый же залп унес жизни десятков людей, а еще больше воинов оказались ранены. Следом за наступающей фалангой остался настоящий ковер из тел.

Эльфы меж тем дали еще один залп, а за ним еще и еще. Тысячи стрел с шелестом летели в сторону людей, сбившихся в кучу и выставивших вперед щиты в тщетной попытке уберечься от них. Однако сражавшимся под знаменем Фолгерка бойцам все же было далеко до легионеров древней Эссарской Империи, которые в былые времена могли в считанные секунды составить из щитов знаменитую «черепаху», делавшую отряд пеших воинов почти неуязвимым для вражеских стрелков. Некоторым солдатам короля Ирвана конечно повезло, и они сумели укрыться от стрел, но все больше воинов падали на землю, молча или с криками боли. А эльфы рвали тетивы своих луков, бросая навстречу своим противникам все больше стрел, дождем смерти сыпавшихся на фалангу, уже сбившую шаг, поскольку тела товарищей мешали пока еще живым воинам двигаться в прежнем темпе.

Часть наступавших бойцов ринулась бегом вперед, в попытке как можно быстрее преодолеть простреливаемое эльфами пространство и сойтись с ними в рукопашной. Это решение было, вне всякого сомнения, разумным и единственно правильным в такой ситуации. Однако эльфы отнюдь не горели желанием сражаться с тяжеловооруженной пехотой, которая просто смяла бы лучников. Этар, командовавший своими стрелками с правого фланга, отрывисто выкрикнул очередной приказ, который эхом повторили все сотники. Вторая и третья шеренги стрелков И’Лиара продолжили обстрел почти остановившейся фаланги, которая вот-вот готова была броситься назад. Лучники же, стоявшие в первом ряду, опустились на колено, дабы не затруднять обзор своим товарищам, и принялись в упор расстреливать бежавших к ним людей.

Вероятно, попытку атаковать стрелков принял один из наемных отрядов, во множестве сражавшихся на стороне Ирвана. Эти воины отличались от солдат фолгеркских нобилей и лучшей дисциплиной и более солидным вооружением. По крайней мере, среди тех, кто бежал к эльфам, было немало бойцов в кирасах или хотя бы нагрудниках, имевших к тому же доспехи, защищающие ноги и руки. В первый ряд также выдвинулись щитоносцы с высокими щитами павезами. Однако ни щиты, ни латы не спасли этих людей от стрел, выпущенных в упор с каких-то пятидесяти шагов. Энергия стрел была такова, что они насквозь пробивали одного человека и ранили стоявшего позади него, а если воин был защищен кирасой, то стрела, вонзившись в броню, отбрасывала его на несколько футов назад.

Всего четырех залпов хватило эльфам, чтобы перебить приблизившихся к ним воинов. Остальные стрелки тем временем продолжали обстреливать фалангу, пуская стрелы вверх под таким углом, что они падали на сжавшихся в плотный комок людей почти отвесно. И, наконец, пехота Фолгерка дрогнула, не выдержав обстрела и обрушившейся с небес вражеской магии в виде ветвистых молний, обращавших в пепел сразу по десятку воинов. Пожалуй, вступивший в бой эльфийский маг и оказался той песчинкой, что склонила весы победы в сторону Перворожденных.

Сначала назад бросились отдельные воины, недостаточно крепкие духом, а затем и все остальные люди пустились бежать. Лишь немногие бойцы отступали лицом к неприятелю, закрываясь щитами. И один за другим они падали, орошая землю своей кровью. Некоторые арбалетчики, присоединившиеся ранее к атаке, пытались стрелять в ответ, но не достигли успеха в этом деле. Их, так же, как и прочих сбивали посланные эльфами стрелы. Падали и те воины, кто просто побежал, бросив на поле свое оружие, щиты, шлемы, словом все, что мешало быстро бегать. Меткие стрелы настигали их, легко, словно нож масло пронзая спины и бросая людей наземь, после чего очень немногие могли вновь подняться.

— Проклятье, — гневно прорычал король Ирван, во всех подробностях наблюдавший за бегством своего воинства. — Как они смеют отступать? Вперед, только вперед! — вскричал правитель Фолгерка. — Не ослаблять натиск. Послать туда резерв!

Но ярость повелителя уже не могла остановить бегство, ибо вновь и вновь вспарывали воздух остроклювые стрелы, и падали, падали на вытоптанную тысячами ног землю сраженные ими люди, тщетно пытавшиеся спасти свои жизни. И король Ирван умерил свой пыл, понимая, что выстоять под ливнем стрел не смог бы никто.

Это избиение было прервано командой э’лая Этара, старшего над всеми лучниками небольшой армии, переданной по строю воинов от одного фланга до другого. Правда, большинство стрелков уже сами не тратили стрелы, поскольку бежавшие люди были весьма далеко для точного выстрела. На этом первая атака людей закончилась. Больше половины пехотинцев добрались до своих прежних позиций, а там уже их командиры стали приводить в чувство своих солдат.

— Ничто так не остужает горячие головы, как собственная кровь, — заметил Велар, не без удовольствия взиравший на усеянное бесчисленными трупами людей поле. Только что по воле своих алчных владык здесь расстались с жизнями несколько сотен храбрецов. — Мы преподнесли им хороший урок, братья, — он обратился к собравшимся вокруг офицерам. — Победу праздновать рано, но теперь люди будут гораздо осторожнее, и наши шансы выросли многократно.


Разгром, которым обернулась первая попытка опрокинуть надменных эльфов, упорно не желавших пускать чужаков в свои земли, вверг многих рыцарей из свиты владыки Ирвана в уныние. Все они отчетливо видели, как попытавшаяся сокрушить эльфов пехота была безжалостно расстреляна и обратилась в бегство, так и не сумев скрестить клинки с поджидавшим ее неприятелем. Высокородные нобили, будучи далеко не новичками в ратном деле, теперь окончательно поняли, насколько трудно им будет одержать в этом бою победу. И почти двукратное численное превосходство уже не казалось им залогом несомненного успеха.

Столь печальное зрелище заставило убавить свою спесь и правителя Фолгерка, рассчитывавшего могучим ударом пехоты смять эльфов, затем с помощью кавалерии довершив разгром. В действительности, замысел был неплох, более того, в этих условиях он был, пожалуй, наиболее предпочтительным. Но ни король, и никто из его офицеров не учли, во-первых, стойкость врага, и, во-вторых, наличие у противника магической поддержки.

— У этих ушастых тварей оказался неплохой маг. — Тогарус обратился к королю, продолжавшему обозревать открывавшуюся впереди картину, пока отнюдь не вселявшую надежды. — Признаться, для меня это стало неожиданностью.

Кажется, сейчас из всей свиты государя лишь чародей и сохранял сейчас полнейшее спокойствие, ибо слова про эльфийского мага он произнес безо всякого волнения. Худощавое костистое лицо Тогаруса, когда тот обнаружил присутствие вражеского мага, не покидало невозмутимое выражение. Так какой-нибудь крестьянин мог бы сообщить, к примеру, что у гнедой кобылы родился пегий жеребенок.

— Разве это не их принц балуется колдовством, мэтр? — В голосе Ирвана, все еще пребывавшего под впечатлением от воочию увиденного поражения, слышалось удивление. — Ведь вы утверждали, что ни одного сильного чародея в их войске нет.

— Дети их правителя от рождения имеют способности к магии, это верно, — подтвердил Тогарус. — Но сейчас я чувствую мощь, намного превосходящую возможности их полководца. Вероятно, Ваше Величество, маг присоединился к ним совсем недавно, а может, он просто сумел скрыть свое присутствие. Вероятно, это один из Слышащих Лес, а чародеи подобного ранга на многое способны. — На лице мага отразилась задумчивость, словно разговаривая с королем, одновременно пытался решить некую сложную и очень важную задачу.

— Эл’эссары? — Магией владыка Фолгерка не владел, но знал о чародействе немало, и оценил серьезность ситуации. Если Тогарус был прав в своем предположении, то людям противостоял очень опасный противник, к тому же сражающийся на своей земле. — Надеюсь, мэтр, вы сможете нейтрализовать их магию?

— Я как раз об этом думал, сир, — ответил Тогарус незамедлительно. Вероятно, в уме он уже сопоставил свои возможности с мощью эльфийского чародея, придя к определенному заключению. — Если там только один маг, то, полагаю, я с легкостью сумею прикрыть наших воинов. Единственный эл’эссар недостаточно силен в открытом бою, — уверенно произнес придворный чародей. — До этого мгновения я даже не подозревал, что среди эльфов есть колдун, он хорошо скрывает свою ауру, поэтому пока я мог только обороняться. Но после следующего его заклятия я точно буду знать, где прячется эльфийский чародей, и попробую нанести ответный удар, прежде, чем его волшба нанесет какой-либо ущерб нашим воинам. Но если же там несколько магов, то без потерь, несмотря на все мои старания, не обойдется, — покачал головой чародей. — Все-таки, лес рядом, а его сила поистине огромна, и ей невероятно сложно противостоять. И в любом случае нужно вновь послать вперед воинов, хотя бы для того, чтобы вражеские маги проявили себя и открылись для моего удара. Не зная точно, сколько их там и насколько они сильны, я не хотел бы утраивать дуэль, ведь в таком случае бить придется вслепую, напрасно расходуя вовсе не безграничные силы.

— В таком случае, нужно готовить войска к новой атаке, — решительно произнес король. Потери, конечно, были немалое, но на стороне людей по-прежнему оставалось еще заметное преимущество, которым необходимо было воспользоваться, не давая противнику ни одной лишней минуты для передышки. — А вы, мэтр, будьте готовы отразить их волшбу, — приказал Ирван чародею. — Если почуете их колдуна, незамедлительно уничтожьте его. После этого, полагаю, мы сумеем справиться с их воинами простой сталью.

Тем временем к королевской свите присоединился еще один из королевских пажей, несколько минут назад отправившийся искать уцелевших в атаке командиров наемной пехоты.

— Сир, потери составили не менее семисот воинов, к тому же среди наших бойцов очень много раненых, — сообщил королю вернувшийся от пехотинцев рыцарь. — Боюсь, немногие захотят снова соваться под эльфийские стрелы. — На утонченном лице казавшегося совсем юным воина отчетливо отражался шок от увиденной только что картины бесславного провала атаки. — Все видели, как отряд капитана Н’Карра был истреблен полностью, до последнего человека.

— Конечно, эта атака может подорвать боевой дух наших солдат, — взволнованно воскликнул герцог Эвейн. — Быть может, не стоит гнать людей под их стрелы снова? Чего доброго, сир, наемники взбунтуются.

— И что вы предлагаете, герцог, — со злой усмешкой спросил Ирван. — Отступить? Может, вернуться в Фолгерк? — Король был весьма раздражен словами рыцаря. — мы понесли уже слишком большие потери, чтобы теперь бежать от горстки длинноухой нелюди. Что до наемников, то они получили достаточно золота, чтобы рискнуть своими шкурами еще раз.

— Простите, Ваше Величество, я не это имел в виду. — Герцог, осмелившийся спорить с королем, выглядел сконфуженным. — Возможно, стоит выдвинуть вперед арбалетчиков и измотать эльфов непрерывным обстрелом, а прочим бойцам можно дать передышку. Просто, еще раз атаковать эльфов в лоб — это самоубийство. Мы можем лишиться армии.

Эвейн, хотя и был неплохим бойцом, выступая почти на всех турнирах, и чаще всего, одерживая победу в поединках с не самыми слабыми бойцами, едва ли мог называться искушенным воином. Прежде ему еще не приходилось принимать участие в крупных сражениях, поэтому множество трупов, усевших поле перед войском Фолгерка, а также вид раненых их раздававшиеся над полем их крики боли произвели на него неизгладимое впечатление, как и на любого человека, впервые увидевшего смерть так близко. И уж тем более герцог, как и многие рыцари, пришедшие сюда по зову короля, едва ли сознавал, со сколь опасным, умелым, беспощадным и решительным противником Фолгерк вступил в войну.

— То, что очередная лобовая атака только приумножит наши потери бесспорно, — произнес Ирван, более не обращая внимания на смущение своего высокородного родича. — Но предложение ограничиться обстрелом позиций эльфов просто бессмысленно. Все вы видели, насколько эффективна была стрельба по эльфам. Их маг просто будет такими же порывами ветра отклонять наши стрелы. — Король досадливо поморщился: — Этот бой превратится в фарс. Ах, если бы можно было бросить в атаку кавалерию!

— Но, возможно, мэтр Тогарус смог бы нейтрализовать эльфийского колдуна. — Герцог Эвейн все же попытался отстоять свое мнение. — Ведь возможно же отвести эльфийские стрелы?

— Мы уже касались этого вопроса, — в голосе короля отчетливо слышались нотки недовольства. Конечно, его собеседник был дальним родственником самого государя, главой уважаемого рода, но о войне он все больше знал только из старинных трактатов. — Вы же слышали, что устраивать поединок с их чародеем — далеко не самое лучшее решение. Победить можно, только атакуя, а состязание чародеев приведет лишь к взаимному истощению их сил, после чего вновь решать все будут клинки и стрелы.

— Ваше Величество, может, стоит рыцарям атаковать эльфов в пешем строю? — К королю обратился еще один воин, судя по виду, настоящий ветеран. Он был одним из тех немногих, кто при виде провала первой атаки сохранял невозмутимый вид. — Они составят костяк новой ударной волны вместе с бойцами из Вольных Отрядов. На этих ребят, по моему мнению, можно надеяться, в отличие от большинства дворянских дружинников.

— Я склонен согласиться с вами, барон. Это здравая мысль, достойная настоящего воина. — Ирван кивнул, а затем обратился к остальным офицерам: — Прикажите вашим бойцам спешиться и приготовиться к атаке. Барон Дассюр, граф Крейн, ваши люди пусть останутся в резерве.

— Да, сир! — названные феодалы коротко поклонились.

— Жерар, — Король обратился к одному из своих адъютантов. — Почему гномы еще не присоединились к нам?

— Не могу знать, сир, — чуть дрогнувшим голосом ответил молодой воин, вынужденный признаться в своем неведении перед самим государем. — Я послал к ним навстречу несколько всадников. Они вот-вот должны вернуться.

Гномы, срочно вызванные из-под стен Хел’Лиана, по замыслу короля Ирвана должны были сыграть важную роль в этой битве, и их задержка спутала все его планы. Отлично вооруженные бойцы, скованные железной дисциплиной, стоили половины все остальной фолгеркской пехоты. К тому же извечная ненависть этого народа к эльфам была залогом того, что в грядущей битве гномы станут сражаться с поистине безумной яростью.

— Я полагал, что гномы станут решающей силой в этом сражении, — произнес Ирван. — Что их так могло задержать? Казалось, они готовы идти без остановки, лишь бы скорее вцепиться в глотки эльфам. — Король на мгновение задумался. — Как бы то ни было, передайте им, как только они появятся, пусть занимают правый фланг и ждут сигнала к атаке.


Выполняя приказ короля, фолгеркские рыцари спешились и сейчас строились в фалангу. Хотя считалось, что человеку знатного происхождения подобает сражаться верхом, все они были прекрасно обучены идти в бой и пешим строем. Эти воины, с ног до головы закованные в тяжелые латы, одним своим видом внушали страх. С детства обучавшиеся военному делу, они были не в пример опаснее на поле боя, чем призванные на время похода кнехты и даже профессиональные наемники. К тому же все они имели доспехи намного лучшие, чем простые солдаты, что давало им неплохие шансы устоять под градом эльфийских стрел.

Кроме рыцарей и их оруженосцев, броня которых прочностью лишь немного уступала доспехам самих сеньоров, в новой атаке готовились принять участие и наемники, несмотря на потери в первой схватке сохранившие боевой дух. Этих истинных детей войны не так просто было смутить даже несколькими тысячами погибших.

И вновь над полем, теперь уже усеянным множеством тел, раздались звуки горнов и труб, и закованная в сталь фаланга рыцарей мерным шагом двинулась вперед. Вставшие в первые шеренги бойцы вооружились длинными копьями, не уступавшими пикам эльфов, а перед строем и на флангах двигались арбалетчики. Над строем кое-где развевались яркие знамена.

Для эльфов очередная атака людей не казалась особенной. Лучники были уверены в себе, и для них не было разницы в том, наступают ли простые дружинники или рыцари. Все они уже успели пополнить запас стрел, некоторые на всякий случай поменяли тетивы на своих мощных луках, дабы оружие не подвело в самый разгар боя. И теперь оставалось только ждать, когда набирающая ход колонна фолгеркских рыцарей подойдет поближе, а затем обрушить на строй латников тучу стрел, которые не остановят никакие латы, пусть даже и выкованные самими гномами в додревние времена.

Пожалуй, э’валле Велар одним из первых почуял неладное. Его беспокойство вызвало то, что арбалетчики, прикрывавшие спешившихся латников, не стали стрелять с безопасного расстояния, как действовали в первый раз. Вместо этого они шли чуть впереди фаланги, держа взведенное оружие наизготовку и рискуя попасть под град стрел Перворожденных.

Тем временем, воины Фолгерка оказались в паре сотен шагов от строя эльфов. Опытные лучники не дожидаясь команды натянули тетивы, действуя почти одновременно, словно единый организм. Неуловимое мгновение, и сотни стрел с шелестом и гулом устремились от эльфийского войска к приближающимся неприятельским бойцам. Но затем произошло то, чего планировавший сражение Велар и остальные высокородные эльфы вовсе не ждали. С дальнего конца долины, оттуда, где приходили в себя уцелевшие после первой неудачной атаки воины, через все небо к эльфам устремилась ветвящаяся молния, столкнувшаяся с выпущенными эльфами стрелами. Небосвод словно оказался окутан сверкающей сетью, в которой сгорали стрелы, так и не успев унести ни одной жизни. Лишь невесомый пепел падал под ноги уже почти бежавших рыцарей, стремившихся скорее вступить в бой.

Неизвестно, смутило ли происшедшее бывалых эльфийских стрелков, но они продолжили обстрел приближающихся врагов, опустошая свои колчаны. Но и следующий залп тоже пропал зря. Не более десятой части стрел, выпущенных эльфами, достигли своей цели, а остальные вновь сгорели, пойманные магической сетью.

— Л’леме, что это? — воскликнул ошеломленный неожиданным зрелищем Велар. — Откуда у них маги? — Все прекрасно видевший принц обратился к своему волшебнику, взор которого тоже был в тот момент прикован к происходящему в воздухе.

— Я не чувствовал среди людей присутствия сильного чародея, э’валле! А он достаточно силен, чтобы справиться со мной в открытом поединке, хотя бы потому, что так долго скрывался, ничем себя не проявив. — Риар был весьма взволнован. Он действительно не ожидал, что атака людей может быть поддержана магией. Однако среди фолгеркцев нашелся-таки сильный волшебник, и теперь Риар должен был справиться с ним. — Я не хотел пока пускать в ход по настоящему мощные заклинания, но видимо, придется это сделать сейчас.

— Прошу вас, л’леме, поторопитесь, иначе они сейчас сомнут наших бойцов! — На лице Велара также отразилось сильнейшее волнение. Оно усугублялось тем, что Риар, весьма сильный по меркам эльфов маг, открыто признавался в том, что оказавшийся на стороне врага чародей может оказаться сильнее его. Велар знал, что мало кто из эл’эссаров вот так запросто скажет такое, тем более, когда речь идет о маге-человеке, которых эльфы изначально считали слабыми и неумелыми.

Тем временем фаланга фолгеркских рыцарей почти вплотную подобралась к эльфам. Арбалетчики наконец-то дали залп, который подобно невидимой гигантской косе прошелся по рядам эльфийских лучников. Тяжелые болты, выпущенные с нескольких десятков шагов, легко пронзали кольчуги, служившие защитой легковооруженным стрелкам, отбрасывая тела назад, иногда пробивая тела насквозь и поражая бойцов, стоявших во второй шеренге. Вслед за арбалетными стрелами в сторону эльфов от лагеря фолгеркцев устремился и огромный огненный шар, напоминавший комету. То решил внести свою лепту в разгром врага и мэтр Тогарус. Однако из-за спин эльфийских воинов навстречу ему устремилась молния, брошенная эльфийским чародеем. Два магических снаряда столкнулись в воздухе, породив яркую вспышку и грохот, но ущерба это не нанесло ни одной стороне.

Арбалетчики, тем временем, отошедшие на фланги, дали еще один залп по эльфам, не менее губительный, чем первый, правда, не такой плотный, поскольку не все успели перезарядить свое оружие. Тем не менее, еще несколько десятков эльфов упали, пронзенные стальными болтами. Правда, лучники, наконец-то сумели нанести некоторый урон атакующим. Видимо, маг короля Ирвана не рискнул использовать свои молнии, не желая подвергать лишней опасности пехоту, уже сблизившуюся с эльфами, поэтому последние залпы, которые эльфы дали в упор шагов с тридцати, достигли своей цели. На таком расстоянии для бронебойных стрел не были преградой и кованые латы, в которые были облачены рыцари, поэтому единственный залп эльфов унес жизни не менее чем сотни воинов, выкосив почти всю первую шеренгу, еще больше бойцов получили ранения. Это заставило латников несколько замедлить шаг, но шедшие за ними наемники толкали их вперед. И вот уже между эльфами и людьми осталось свободное пространство шириной всего в два десятка шагов. Эльфы-лучники едва успели отойти за спины пикинеров, строй которых специально для этого имел промежутки. Тяжелая пехота эльфов сомкнулась, выставив вперед свои пики, стоявшие в первой шеренге щитоносцы сомкнули свои щиты, готовые принять на них удары рыцарских копий, а затем две стены закованных в броню воинов с лязгом и криками столкнулись.

Когда в бою сходятся две большие массы воинов, все решает не мастерство отдельных бойцов, а их количество, дисциплина, сплоченность и сила первого удара. Если атакующим в течение нескольких минут удается прорвать строй противника или хотя бы заставить его отшатнуться назад, расколоть монолитный боевой порядок на несколько частей, то схватку можно считать выигранной. Конечно, необходимо еще окончательно подавить сопротивление, заставить вражеских воинов сражаться каждого только за себя и уничтожить их по отдельности либо обратить в бегство, но исход боя все равно оказывается очевиден в самом начале.

Перед самым столкновением из строя рыцарей вперед вышли около сотни воинов с тяжелыми двуручными мечами. Мощными взмахами мечники принялись перерубать выставленные эльфами пики, однако мечники, стоявшие в первой шеренге Перворожденных, вступили с ними в поединки, сразив немало вражеских бойцов. Но и сами они понесли огромные потери, когда закованные в непроницаемую броню латники Ирвана столкнулись с эльфами.

Люди старались продавить строй Перворожденных, заставив их пятиться назад и, рано или поздно, сломать строй. Однако эльфы держались стойко. Пики несколько пригасили порыв рыцарей, не позволяя тем слишком близко подобраться к бойцам Велара, а тех, кто все же сумел миновать множество стальных жал, встречали щитоносцы. И все же рыцари сумели оттеснить эльфийскую пехоту назад, но было ясно, что и эта атака закончится безрезультатно. Фолгеркцы все еще с азартом рубились с Перворожденными, но никакого результата, кроме еще нескольких убитых или раненых это принести не могло. Тем более что отступившие за спины тяжелой пехоты лучники эльфов обстреливали рыцарей через головы своих товарищей, а затем к ним присоединились и те стрелки, которые держались на флангах. Чувствовалось, что еще немного — и не добившиеся успеха рыцари, осыпаемые градом стрел, вынуждены будут отступить, дабы не оказаться в окружении.


А между тем, маги противоборствующих сторон тоже вступили в бой. Риар ударил первым. Пока человеческий чародей творил молнии, сжигавшие эльфийские стрелы, эл’эссар с помощью заклятий пытался найти его в толпе рыцарей и простых воинов и теперь, преуспев в своем поиске, мог точно нацелить свой удар. Начертив на земле посохом сложную фигуру, линии которой явственно отливали зеленым, он вонзил наконечник в самый ее центр, одновременно произнося заклинание. Не желая давать своему противнику ни единого шанса на ответный удар, эльфийский маг решил прибегнуть к Силе Леса, обратив против человека мощь и ярость лесных духов.

Эльфы всегда почитали все, что растет в лесу, едва ли не превыше любого разумного существа, поэтому сами они без нужды не рубили живые деревья и не позволяли этого никому иному, оказавшемуся во владениях Перворожденных. Маги же этого народа, способные гораздо более полно воспринимать пронизывающую лес Силу, вообще считали его живым существом, относясь к нему, как к собственному отцу. Однако в настоящий момент маг Риар своим чародейством убивал все, что растет подле него, исторгая самые души деревьев, называемые иначе лесными духами, и обращая их силу против обладающего магическим Даром человека.

Гнев Леса, вот как называлась эта магия. Это заклинание относилось к одним из самых мощных, но и самых редко используемых, поскольку эльфам-чародеям, творящим его, приходилось нарушать самими же и установленные запреты. Также считалось, что от Гнева Леса не мог защититься ни один маг, за исключением эльфа.

Внешне Гнев Леса выглядел как волна тумана, внутри которого вспыхивали темные всполохи, поднявшегося от земли и со всех сторон устремившегося туда, где находился маг Тогарус вместе с королем и его свитой. Можно было даже видеть, что туман состоит как бы из отдельных сгустков, напоминающих дымные кометы. Эти сгустки, которые и были лесными духами, отделялись от деревьев, стоявших на несколько миль окрест, после чего у лесных исполинов мгновенно опадала листва, и сами они мгновенно высыхали, лишившись своей странной жизни.

Риар видел, как туманное кольцо стягивалось все туже, охватывая небольшую возвышенность, где находился человек, чья аура разительно отличалась от серой ауры окружавших его соплеменников, начисто лишенных каких-либо задатков к чародейству. И вот уже весь холм оказался окутан туманным облаком, в котором не могло остаться ничего живого, ибо лишенные тел лесные духи жаждут только одного — выпить жизненную силу и любого существа, вставшего на их пути. Эльфийский чародей видел, как падали люди, окружавшие короля и его мага, едва их касался один из духов. Тлен охватывал их доспехи, одежду и тела, превращая могучих воинов в обтянутые кожей скелеты, облаченные в полусгнившие лохмотья и ржавые кольчуги, рассыпающиеся пылью при легком прикосновении. Те же, кого Гнев Леса не успел коснуться, в панике бежали, охваченные диким ужасом. Блистающие доспехами рыцари сбивали друг друга с ног, затаптывали своих слуг и воинов, движимые единственным желанием — выжить.

Эльфийский чародей уже представил, как неведомый маг-человек, не устояв перед всей мощью Леса, упал возле своего короля, когда туманное облако изнутри озарилось багровым светом и внезапно стало редеть. Ему передались эманации боли, но не людей, а лесных духов, встретивших непосильного противника. Придав своему зрению исключительную остроту, эл’эссар Риар увидел, как истаивает облако, и как духи исчезают под ударами полыхающего багровым светом клинка, которым их рубил человек. Одного прикосновения меча, лезвие которого украшали гномьи руны, было достаточно, чтобы навсегда уничтожить лесного духа. По кирасе, надетой на чародея, также пробегали алые искры и багрянцем налились выгравированные на ней руны. Человеческого мага, неведомо как сумевшего устоять против могущественнейшей магии Леса, окутывало багровое сияние, и ни один дух не смог коснуться доспехов, надежно защитивших своего обладателя от, казалось бы, неотвратимого оружия эльфийского мага. Риару понадобились мгновения, чтобы почувствовать вложенные в оружие и доспехи человеческого мага древние заклинания гномов. Подгорные мастера еще много веков назад воевавшие с эльфами, видимо, сумели создать защиту, способную выдержать самые мощные чары Перворожденных. Понимая это, хотя и не представляя, как гномы могли передать какому-то человеку такое оружие, сводившее на нет всю мощь магов Лесного Народа, Риар лихорадочно стал готовить новое заклинание, которое должно было добить противника. Маг чувствовал, что, несмотря на неудачу, защита от Гнева Леса забрала много сил у его противника, и сейчас нужен был только один удар, чтобы повергнуть человека.

Однако мэтр Тогарус, отбив атаку эльфа, первым нанес ответный удар, действуя на пределе своих сил. Будучи действительно весьма измотанным схваткой с лесными духами, он не стал плести изощренные заклятия, поставив все на простоту и силу. Тогарус понимал, что если он не рассчитает своих возможностей, то вырвавшиеся из-под контроля силы могут выжечь его душу, но в противном случае он, скорее всего, падет под следующим ударом эл’эссара. Нужно было рисковать и действовать быстро, так быстро, как никогда раньше, ибо ценой промедления была вещь, обладавшая для Тогаруса огромной ценностью — его жизнь.

Эльф, увидев астральным взглядом, как незримые линии Силы начинают закручиваться в тугой жгут над тем местом, где стоял оказавшийся невероятно сильным магом человек, попытался создать щит. Но он сам понимал, что не успеет надежно закрыться от удара. Нельзя было просто бросить творимые чары, которыми Риар хотел добить своего противника, ибо вложенная в них Сила могла запросто уничтожить самого эльфа. Уже чувствуя, как воздух вокруг него наливается чужой магией, эл’эссар начал творить заклятие Зеркала, но вложенных в него сил не хватило, чтобы полностью отразить заклинание Тогаруса.

Могло показаться, что над эл’эссаром разверзлись небеса, и потоки огня хлынули на землю. Несколько десятков эльфийских воинов, оказавшихся в этот момент подле своего чародея, просто сгорели, превратившись в кучки пепла, перемешанные с оплавившимися доспехами и оружием. Над Риаром в этот момент соткался невидимый купол, по которому огонь стекал на землю, но сил эльфийского чародея не хватило, чтобы долго поддерживать его. Щит исчез за долю секунды до того, как иссякли потоки огня, вызванные Тогарусом, поэтому Риар остался жив, отделавшись лишь ожогами и мощным ударом по своей ауре, оборвавшим нити, связывавшие ее с Силой Леса. Эл’эссар упал, лишившись чувств от боли телесной и астральной, а вслед за ним на холме, покрытом погибшими от эльфийского чародейства фолгеркскими рыцарями, упал, истощив свои силы, и придворный чародей правителя Фолгерка.


Напряжение схватки, поначалу яростной до неистовства, начало спадать. Воины, поглощенные боем настолько, что не даже замечали льющееся с небес пламя, продолжили сражение. Рыцари, не сумев прорвать строй эльфов, готовились отступить, тем более что далеко выдававшиеся за их собственный строй фланги Перворожденных грозили окружением. Державшиеся в тылу у фаланги флогеркских пехотинцев арбалетчики пытались вступить в перестрелку с эльфами, но, лишенные магического щита, укрывавшего их в начале атаки, были сметены несколькими залпами.

Однако судьбе в этот день было угодно, чтобы победа досталась людям. Ибо в тот миг, когда рыцари Фолгерка дрогнули, на поле боя появился новый отряд, с ходу устремившийся к эльфам. Выстроившись клином, в атаку бросились низкорослые воины, закованные в неподъемные на вид латы и вооруженные тяжелыми копьями и мощными арбалетами, в сравнении с которыми оружие людей казалось детскими игрушками. Это гномы, наконец-то добравшись до места сражения, ринулись в атаку, не дожидаясь команд. Подгорных воителей задержала атака всадников, которых еще до начала сражения послал вперед Велар. Лучники сумели подобраться близко к споро маршировавшим гномам и лихой атакой попытались заставить их разбить строй, осыпая гномов тучей стрел.

Однако в отличие от большинства людей, гномы отличались не только стойкостью в бою, но и поистине каменной дисциплиной и прекрасной выучкой. Нисколько не смутившись при появлении эльфийских всадников, они живо выстроились в каре, по внешней кромке которого встали щитоносцы, а за ними пикинеры. Оказавшиеся же в глубине строя арбалетчики принялись хладнокровно расстреливать атакующих, стоило тем подобраться к гномам поближе. Эльфы не ожидали такого отпора, поэтому командовавший ими князь Лемиар не сразу скомандовал отступление, еще не понимая всю тщетность своих атак на монолитный строй латников, ощетинившийся пиками. В результате, почти полторы сотни эльфов были сражены гномьими стрелками, а остальным ничего не оставалось, кроме как отступить.

Гномы же, разгоряченные скоротечной схваткой и не сумевшие в полной мере утолить жажду эльфийской крови, бросились туда, где в самом разгаре был бой. Их командиру достаточно было одного взгляда, чтобы понять, куда следует нанести удар. Он видел, что центр армии эльфов под напором людей подался назад, а фланги в любой момент могли охватить массу увлекшихся рукопашной схваткой людей. Эта картина словно бы сошла со страниц трактатов по тактике. И, как и предписывалось в упомянутых трактатах, гномы врезались в левый фланг эльфов, которые увлеклись обстрелом людей и не успели подготовиться к новой атаке.

Гномов было совсем немного, чуть более пяти сотен, но их атака стала решающей в этом сражении. Эльфы, заметившие угрозу в последний момент, попытались остановить противника шквальным обстрелом, но стрелы в основном отскакивали от гномьей брони, не в силах пробить невероятно прочные доспехи. Едва ли две дюжины подгорных воителей погибли от стрел Перворожденных, да еще несколько бойцов были ранены. А ответный залп из арбалетов просто смел две сотни эльфов, стоявших в первых рядах. Тяжелые болты прошиваликольчуги, поражая двух, а то и трех стоящих друг за другом воинов. И спустя несколько мгновений плотный клин гномов, ощетинившийся копьями, врезался в шеренги перворожденных, круша и сминая их, словно тяжелый кузнечный молот — тонкостенный медный кубок. Стоявшие на флангах стрелки, усиленные лишь малым количеством мечников не сумели оказать достойного отпора тяжелой пехоте гномов. Шедшие в первых рядах пикинеры не позволяя эльфам приблизиться, на расстоянии пронзали их копьями, немногих раненых добивали двигавшиеся за пикинерами гномы, вооруженные короткими мечами и булавами, а арбалетчики из последних шеренг вели непрекращающийся обстрел Перворожденных через головы своих товарищей.

— Левый фланг в опасности, — принц Велар, наблюдавший за боем с безопасного отдаления, сразу понял, что еще немного — и гномы прорвут строй его воинов, ошеломленных столь яростной атакой и уже понесших огромные потери, а затем, оказавшись в тылу, легко сомнут центр войска, занятый схваткой с фолгеркцами. — Наш черед биться! Нужно сдержать их натиск любой ценой!

Не раздумывая больше, принц опустил забрало глубокого шлема и, кивнув своим телохранителям, окружавшим его непроницаемым кольцом, устремился туда, где гномы, облаченные в доспехи из вороненой стали, крушили начинавших паниковать эльфов.

Эльфийский принц, возглавивший атаку нескольких сотен остававшихся до сей поры в резерве воинов, не стал атаковать гномов в лоб, поскольку в столкновении с пикинерами его бойцы, вооруженные только мечами, не имели почти никаких шансов. Вместо этого он сумел обойти сражающихся бойцов обеих армий и ударил в тыл гномьего клина. Арбалетчики гномов лишь в самый последний момент заметили угрозу и почти все были уничтожены. Однако время, потраченное отрядом Велара на избиение арбалетчиков гномов, позволило остальным произвести необходимые перестроения, и далее эльфов уже встретил плотный строй латников.

В ближнем бою гномы оказались поистине страшными противниками. Отличавшиеся огромной силой, закованные в необычайно прочные латы, они, тем не менее, оставались весьма подвижными и в скорости мало уступали эльфам. Подгорные воины без устали орудовали топорами и короткими мечами-фальчионами, круша эльфийские доспехи, рассекая тела и почти не чувствуя собственных ран, поскольку уже начали впадать в свойственное их племени боевое безумие.

Сам Велар сначала не вступал в рукопашную, полагаясь больше на магию. Надежно прикрытый своими телохранителями, он швырял в гномов огненные шары, щедро черпая отпущенную ему магическую Силу. Это было, конечно, примитивное чародейство, но, тем не менее, после каждого такого шарика отряд гномов сокращался примерно на пять-шесть бойцов, от которых оставались только спекшиеся в монолитную стальную скорлупу доспехи, скрывавшие хорошо прожаренную плоть.

Вскоре гномы заметили эльфа, отличавшегося от прочих и богато украшенными доспехами и тем, что он использовал магию. Свиту Велара атаковали сразу не менее двух дюжин низкорослых воинов, латы которых были покрыты рунами и не поддавались эльфийскому чародейству. Огненные шары и молнии, которые обрушил на противников принц, при столкновении с гномьей сталью, лишь бессильно рассыпались облаком искр. Велар вспомнил о том, что в давние времена гномы, имевшие защищенные рунной магией оружие и броню, действовали в сражениях против магов Перворожденных. Впрочем, через считанные секунды э’валле Велару стало не до воспоминаний. Жаждавшие смерти ненавистного эльфа гномы лавиной обрушились на небольшой отряд.

Несмотря на свое мастерство во владении клинком, Велар выжил только благодаря телохранителям, своей грудью принимавшим удары, предназначенные принцу. Они стеной встали на пути подгорных воинов, но и принцу пришлось вступить в схватку. Он оказался в настоящей свалке, когда удары сыпались со всех сторон. Велар видел перед собой оскаленные лица гномов, едва успевая парировать их выпады. Принц убил или ранил не менее четырех гномов, но пропущенный удар булавы смял наплечник его лат. Левую руку пронзила боль, видимо, оказалась сломана кость.

— Э’валле, держитесь! — Верный Элар, опекавший своего господина в этом бою, как заботливая нянька, одним ударом, в который была вложена вся сила, прикончил гнома, ранившего его господина, разрубив того от плеча до пояса, но все новые и новые противники бросались к двум бойцам, вставшим спина к спине.

Велар чувствовал, что меч в руке с каждой секундой становится все тяжелей, и все труднее отражать сыплющиеся отовсюду удары. Он увернулся от пики, принял на клинок удар секиры и сумел даже в ответном выпаде ранить своего противника в лицо, лишив того глаза, но тут какой-то гном ударил его в живот стилетом. Узкое лезвие вошло в сочленения доспехов, и принц упал на землю, тщетно пытаясь отбить опускающийся на него меч. Он лишь успел в последний момент увидеть Элара, насквозь пронзенного сразу двумя пиками, вошедшими ему в грудь, а затем наступила темнота.

Сражавшиеся рядом эльфы, увидев, что их принц упал, сраженный гномьим фальчионом, попытались пробиться к нему, чтобы вынести из боя хотя бы его тело, но им не дали этого сделать. В этот самый момент под звуки труб и конское ржание со стороны фолгеркского лагеря к правому флангу эльфов двинулись всадники. В первых рядах шли конные арбалетчики, а за ними, неторопливо набирая ход, скакали рыцари. Люди, наконец, бросили в бой своих лучших воинов.


После атаки бешеного эльфийского колдуна граф Фернан Крейн остался в живых по чистой случайности. Буквально за минуту до того, как чародейство обрушилось на королевскую свиту, он отправился к своим бойцам, и это спасло его от неминуемой смерти. Несмотря на данную королю присягу, он не собирался мечом сражаться против неведомых демонов, и потому остался в стороне от схватки. Правда, как оказалось позже, Тогарус сумел не только выжить в этом аду, но и защитить правителя. Когда граф с несколькими рыцарями пришел на место битвы, Ирван, ко всеобщему удивлению, был жив, хотя и лишился чувств. Маг тоже потерял сознание, очевидно от истощения. Таким образом, Крейн принял на себя командование армией, поскольку был единственным дворянином, оставшимся в живых, правда, за исключением тех лордов, которые сейчас рубились с эльфами. Последние, в прочем, не могли в настоящий момент отдавать приказы.

Граф Крейн был опытным воином, не раз участвовавшим в сражениях, поэтому ему не потребовалось много времени для принятия решения. Со своего наблюдательного пункта он видел, что в центре все еще шел бой, хотя рыцари шаг за шагом отступали назад, а левый фланг эльфов был практически смят гномами, но и сами гномы понесли большие потери, так что в живых осталось, быть может, не более сотни подгорных воителей. Правый же фланг эльфийской армии сейчас огибал фалангу спешенных рыцарей, грозя им частичным окружением. И Крейн решил нанести решающий удар именно туда.

Конные арбалетчики атаковали тремя шеренгами. Их оружие было не слишком удобным, чтобы заряжать его на скаку, поэтому они могли сделать только один залп. Всадники из первой шеренги, оказавшись примерно в двухстах ярдах от эльфов, разрядили свои арбалеты, и бросились в стороны, уступая место следующим за ними бойцам. Эльфы, попав под град арбалетных болтов, попытались отстреливаться. Около тридцати всадников были убиты или ранены ответными стрелами, но, не собираясь вступать в дуэль с эльфийскими лучниками, конные стрелки расступились, освобождая дорогу латникам.

По сути, конные арбалетчики послужили живым щитом для рыцарей, позволив им очень близко подойти к строю эльфов. Не будь стрелков — и Перворожденные засыпали бы приближающихся копейщиков и их коней дождем стрел, для которого не стали бы преградой никакие доспехи. Такое уже не раз случалось, и почти всякий раз кавалерия вынуждена была отступить, понеся огромные потери. Но сейчас у эльфов просто не осталось на это времени.

Клин тяжеловооруженных всадников на полном скаку врезался в строй Перворожденных, тщетно пытавшихся удержать мчащуюся на них стальную лавину. Рыцари буквально втоптали в землю сопротивляющихся воинов и прошли сквозь порядки эльфов, как раскаленный нож — сквозь масло. Пока они разворачивались, оказавшись в тылу, в брешь устремились конные арбалетчики, принявшиеся добивать ошеломленных эльфов. А за ними уже следовали до сего момента остававшиеся в резерве отряды пехоты. Граф Фернан Крейн рискнул, бросая в прорыв всех бойцов, и вырвал победу для своего короля. Сумей эльфы выдержать первый удар — и фолгеркцы просто откатились бы назад, погибая в большом количестве от стрел Перворожденных. Но эльфы дрогнули.

С этого момента исход сражения был предрешен. Относительно небольшой отряд, оказавшийся по воле командира в нужное время в нужном месте стал той самой песчинкой, которая способна склонить весы удачи. Измотанные долгим и ожесточенным боем эльфы еще пытались сопротивляться, но это был уже шаг отчаяния. Лишенные командиров, израненные и уставшие, они погибали один за другим. Лишь немногим Перворожденным удалось ускользнуть с поля боя, скрывшись в лесу. Большая же часть воинов была окружена и расстреляна из арбалетов, после чего солдатам просо осталось добить раненых. Лишь несколько десятков эльфов пытались идти на прорыв, но были отброшены назад, наткнувшись на фолгеркские копья. Схватка закончилась, и уцелевшие в этом кошмаре воины устало опускались на скользкую от крови траву, стаскивая доспехи.


Уже на закате граф Крейн с небольшой свитой объезжал поле боя, густо усеянное трупами. Король был жив, но не мог самостоятельно передвигаться и находился в своем шатре под присмотром нескольких лекарей. Чародей Тогарус, чудом спасший государя, вовсе пребывал в беспамятстве, будучи теперь ничем не способен помочь пострадавшим в битве знатным воинам. Герцог Бернан Верленский, который возглавил атаку спешенных рыцарей, получил во время сражения множество ран и мог умереть в любую минуту. Лекари пытались что-то сделать, но Крейну, повидавшему за свои годы многое, одного взгляда хватило, чтобы понять, что герцог обречен. Таким образом, на время болезни его величества граф принял командование армией Фолгерка на себя.

Битва уже закончилась. Несколько лекарей со своими помощниками бродили среди тел, отыскивая раненых воинов, которым еще можно было помочь, и скупыми ударами кинжалов добивая тех, чьи раны оказывались слишком тяжелыми. А неподалеку от лагеря солдаты копали огромную яму, которая должна была стать братской могилой для павших в сражении фолгеркских воинов.

Всего в этот день погибло почти тринадцать сотен бойцов, людей и гномов, и почти столько же было раненых. Это были большие потери, но такова оказалась цена, заплаченная за победу над эльфами. Сколько их осталось лежать на поле, никто не считал, но сам граф полагал, что здесь погибли почти три тысячи Перворожденных. Вся армия, за исключением, быть может, трех-четырех сотен воинов, полегла в этой долине в тщетной попытке остановить людей. Эльфы не отступили, даже когда исход боя стал очевиден, напротив, они до последнего вздоха сражались, сдерживая натиск людей, и почти все пали здесь. И теперь для фолгеркцев был открыт прямой путь в сердце державы эльфов, туда, где правитель И’Лиара в спешке готовился к решающему, как он сам полагал, сражению с армией агрессоров. Правда, подумал граф, осматривая поле выигранного сражения, сил для того, чтобы развить успех, у королевской армии сейчас не было, и наступление можно было продолжить не раньше, чем подойдут с юга резервы.

В этот раз людям удалось взять в плен полторы дюжины эльфов, в большинстве своем тяжело раненых. Сначала к ним просто приставили нескольких солдат, но когда один их пленников бросился на копье охранника, оставшихся пришлось связать, а сторожившим их воинам выдали дубинки вместо копий. Эти предосторожности были вовсе не лишними, поскольку эльфы, не знавшие такого понятия, как плен, тем более плен у каких-то полуживотных, вроде людей, могли использовать любые возможности для бегства или же самоубийства.

Размышляя обо всем этом, граф оказался на том участке поля боя, где пошли в свою атаку гномы. Сейчас под копытами коней лежало множество тел в вороненых доспехах, хотя Перворожденных здесь погибло, разумеется, еще больше. Не более сотни гномов, почти половина которых была ранена, выжили, но погибшие бойцы сумели захватить с собой почти восемь сотен эльфов. Конечно, жаль, что подгорных воинов осталось так мало, ведь в бою каждый гном стоил полудюжины наемников-людей, но зато можно надеяться, что они не предъявят теперь претензий на бывшие владения своего народа. А добить эльфов люди смогут и сами, пусть и придется положить немало бойцов.

Внимание Крейна привлекли два солдата, бродившие среди трупов. Они время от времени тыкали копьями в разбросанные на покрытой вечерней росой траве трупы. Внезапно один из них что-то возбужденно стал говорить своему товарищу. Граф, заинтересовавшись происходящим, ибо больше все равно ничего занимательного не происходило, приблизился к воинам. А те, заметив офицера с небольшой свитой, стали подзывать его к себе.

— Что случилось? Трофеи поделить не можете? — Сквозь зубы он бросил вытянувшимся во фрунт при появлении благородного нобиля бойцам, на одежде которых он разглядел гербы одного из мелкопоместных рыцарей.

— Ваша милость, мы тут ушастого нашли! — Доложил один из солдат. — Не знаем вот, что с ним делать.

— Что с ним можно сделать! — Граф удивился. — Оставить воронью, и все!

— Так он живой, милорд, — подал голос второй солдат. — Я-то сразу хотел прикончить тварь, да вот Сван говорит, что эльф-то не из простых.

— Верно, господин, — подтвердил Сван, могучий мужик, которому Крейн, не отличавшийся малым ростом, едва доставал до плеча. — Взгляните-ка, сразу все поймете!

— Живой, говорите? — Граф спрыгнул с лошади и подошел поближе, отметив, что остававшиеся в седлах телохранители взяли легкие арбалеты наизготовку. Правильно, от раненого эльфа можно было ожидать любой пакости, в том числе кинжала в живот.

Склонившись над привлекшим внимание солдат эльфом, в свете закатного солнца граф увидел отблески серебра. Присмотревшись, Крейн понял, что перед ним кто-то из эльфийской верхушки. На умирающем Перворожденном были отличные доспехи, украшенные серебром. Пластины носили следы множества ударов, шлем был сильно помят, а из сочленения кирасы на животе текла кровь. Раненый эльф был придавлен к земле телом гнома, также выделявшегося благодаря своим вороненым доспехам, покрытым древними рунами. Латы, вероятно, были зачарованы, равно как и тяжелый жуткого вида фальчион, сжимаемый мертвой дланью, поскольку и на клинке тоже были нанесены странные символы.

— Добить его, милорд, и все дела, — зло сказал товарищ Свана. — Жаль, он ничего уже не чувствует, а то бы можно было позабавиться напоследок. Шкуру бы спустил с твари! — в голосе воина звучала неподдельная ненависть, изумившая даже ко всему привычного рыцаря.

— Что ты их так не любишь? — Поинтересовался граф. — Даже пытать собрался.

— Мне этих тварей любить не за что. Я видел, что они с людьми делают. Деревня моя возле границы была, так они всех там перебили. Говорят, кто-то из наших в их лесу деревья рубил, да вроде убил кого-то из их дозорных. Вот и устроили карательную акцию, — с яростью бросил солдат. Чувствовалось, что ему и впрямь есть, за что ненавидеть эльфов, в отличие от тех же купцов, с чьей легкой руки и началась эта война.

Граф легко поверил словам воина, ибо не понаслышке знал о том, что могут вытворять эльфы с пленными во время своих рейдов. И знал, что причиной для рейда могла стать любая мелочь. Поэтому у жителей Приграничья были свои старые счеты к эльфам. Однако этого пленника граф решил оставить в живых.

— Сделайте носилки и тащите его в лагерь, — распорядился Крейн. — Пусть кто-то из лекарей займется его ранами, да велите лечить его как следует. Скажите, граф Крейн приказал, а если заартачатся, лично шкуры со всех спущу. Думаю, если этот эльф выживет, то он может нам пригодиться. И если еще найдете живых, не вздумайте резать глотки, а тоже собирайте их в лагере под охраной.

Забыв о пленнике, граф Крейн не спеша отправился обратно в лагерь. Он уже мысленно рвался вперед, к столице И’Лиара, хотя до этого похода было еще далеко. Не один день нужно потратить на то, чтобы окончательно восстановить силы после оказавшейся такой трудной битвы. Придется дождаться подкрепления, и только потом можно продолжить наступление. Но как бы то ни было, сегодня они победили, показав надменным Перворожденным, что с людьми пора считаться, ибо они уже давно перестали быть варварами.

Глава 3. Воля короля

Велик и могуч Дьорвик — полуночное королевство, раскинувшееся на многие сотни миль, от великого Арбела, несущего свои воды с покрытых вечными льдами гор, что лежат на севере материка, к теплому и приветливому Хандарскому морю, до темных лесов Х’Азлата. И не счесть в королевстве городов, обширных и богатых, населенных множеством народа, трудящегося во благо короля и королевства, ну и для самих себя, разумеется. А самым большим, красивым и богатым из сих городов является, как и должно, столица Дьорвика, белокаменный Нивен.

Нивен стоит на берегу быстрой Зеллы, одного из многих притоков полноводного Арбела. Много раньше, когда Нивен еще не был столицей гордого и независимого королевства, ныне признаваемого одной из сильнейших держав континента, а лишь провинциальным городком еще более гордой Империи Эссар, правившие державой люди решили вырыть канал, который охватывал бы городские стены, да и сами стены укрепить на случай штурма. Мысль была зрелая, поэтому владыка Империи подписал указ, во исполнение которого тысячи людей, собранные по всей округе, почти полгода трудились, не покладая рук. Но всему приходит конец, а потому в один прекрасный день старший инженер одним ударом молота разрушил плотину, отделявшую свежевырытый ров от стремительной Зеллы, и вода хлынула в канал, охватывавший полукольцом тогда еще вовсе не величественный городок. После этого все строители три дня праздновали, как и полагалось по давнему обычаю, окончание работы, осушив за эти дни сто бочек вина, а уж сколько было выпито браги и доброго эля, никто и сосчитать не смог.

А после того, как канал был построен, многие задались вопросом — а для чего это было нужно? И еще много лет спустя подобная мысль занимала головы самых разных людей, до тех пор, пока не пришли с полудня эльфы. Это случилось почти два века назад, когда уже рухнула Империя, породив после себя дюжину больших и малых королевств, только и знавших, что затевать усобицы. И эльфы, видя слабость людей, решили взять реванш за те унижения, которые им пришлось претерпеть перед мощью Эссара, когда под натиском несокрушимых легионов Перворожденные вынуждены были уступить ненавистным варварам обширные земли, исконные владения их народа. И началась война, которой потом люди дали имя Войны Гнева, ибо сильна была ярость Перворожденных, обрушившаяся на головы людей. А эльфы назвали ее Праведной Войной, ведь сражались они за родную землю, силой захваченную людьми.

В тот раз эльфы собрали армию, равной которой не было ни прежде, ни позже, и двинулись на север, предавая все на своем пути огню и мечу, с корнем выкорчевывая все, созданное человеком. Наспех собранное ополчение не смогло сдержать их порыв, и было почти полностью истреблено. Столица Дьорвика была разрушена до основания, король пал в бою, а Перворожденные двинулись дальше, вскоре добравшись и до небольшого городка, носившего название Нивен. Они просили миром открыть ворота, суля людям возможность уйти, вернув эльфам их исконные владения, но вставшие на стены люди знали, чем это может обернуться, а посему на просьбы и уговоры Перворожденных ответили стрелами. После этого, разумеется, эльфы попробовали взять городок штурмом, но сил у них уже было не так много, а защитники, из которых едва ли каждый десятый был воином, а все прочие — простыми горожанами, впервые взявшими оружие в руки, оборонялись как никогда яростно.

Но все же людей было неизмеримо меньше, и если бы не прозорливость правителей древней Империи, укрепивших в прежние времена городок, то едва ли защитники сумели бы продержаться так долго, что за это время подошли войска союзников и соседей, отбросившие врага от стен Нивена. В тот раз эльфы так и ушли ни с чем, оставив под стенами так и не покорившегося поселения людей множество стройных златовласых воинов. Потом, правда, эльфы еще не раз приносили войну в пределы Дьорвика, но больше они столь далеко на полночь не забирались. Тем не менее, никто уже не укорял далеких предков за бездумные указы и трату казенного золота на никому не нужные рвы и стены.

— Пусть-ка сунутся еще раз, мерзкая нелюдь, — с такой удалью, точно сами некогда защищали этот город, не ведая страха и жалости к врагу, восклицали жители столицы, вспоминая те давние времена. — Кровью своей умоются, а чем их больше тут ляжет, тем нам жить привольнее!

Шли годы, Дьорвик набирал силу, затмив многих соседей, а столицей взамен разрушенной эльфами был выбран Нивен. Город разрастался с каждым годом, и вскоре на внешнем берегу канала выросли целые кварталы, населенные разным людом, все больше мастеровыми. И тогда правитель Дьорвика, мудрый и заботливый король Альбрехт, коего еще прозвали Заступником, повелел возвести вокруг этих кварталов еще одну стену, не такую высокую и крепкую, как старая, но все же ставшую бы ощутимой преградой на пути любого врага. А беречься было от чего. На севере в те годы реками лилась кровь, и гибли тысячи людей в усобицах, вспыхивавших между осколками Эссара, как один провозгласившими себя вольными державами, а затем тут же вцепившимися в глотки всем соседям, до коих только смогли дотянуться. И пылали города, и земля дрожала под грозной поступью армий, шедших в дальние походы. А потом раздавались рыдания женщин, потерявших своих мужей, и плач ставших сиротами детей.

Вскоре многие королевства были покорены правителем Келота, возжелавшим могущества древнего Эссара, и начавшего с объединения земель, распространив свое влияние даже на вольные племена, издавна населявшие корханские степи. А южный Дьорвик, богатый хлебом, на землях которого также располагались серебряные копи, был лакомым куском для Келота. Понимавший это Альбрехт Заступник прилагал многие усилия, чтобы, в случае войны, достойно встретить северного соседа. В том числе он укреплял города, а жителям их дал многие вольности, дабы они не предали своего сюзерена и не ударили ему в спину.

Войны все же не случилось, однако вторая стена вокруг столицы была возведена. Теперь Внешний город, как стали называть кварталы черни, был надежно защищен. А еще несколько лет спустя внутреннюю стену снесли, построив затем новую, более прочную и высокую, усиленную множеством башен. С той поры повелось, что за внутренней стеной возводили дома богатые дворяне, желавшие иметь городские особняки вдобавок к родовым замкам. Там же располагались самые состоятельные купцы, храмы, посольства сопредельных государств и, разумеется, королевский дворец.

Величественное здание, настоящая цитадель, возвышалось над окружавшими его домами в южной части Внутреннего города. Дворец окружала Королевская площадь, на которой время от времени происходили казни, герольды зачитывали новые указы правителя, да еще там устраивались гулянья в честь громких побед, одержанных владыками Дьорвика ныне и в прошедшие годы. В основном же Королевская площадь пустовала, ибо негоже черни осквернять взоры короля слишком часто.

А еще во Внутреннем городе обосновались гномы. Это племя, натерпевшись в свое время от эльфов, относилось к людям гораздо спокойнее Перворожденных, по крайней мере, гномы смогли научиться тщательно скрывать свои истинные чувства. Именно поэтому во многих городах северных земель им дозволялось открывать свои мастерские, вести торговлю и, главное, жить, не встречая особых препятствий со стороны властей. Постепенно в крупных городах стали возникать целые кварталы, заселенные подгорными мастерами. Их поделки издавна высоко ценились людьми. Воины с восхищением говорили о доспехах и оружии, вышедшем из-под молотов гномов, красавицы буквально теряли чувства при виде изящных украшений изготовленных низкорослыми бородачами-ювелирами, а многие короли заказывали именно гномам короны и прочие символы своей власти.

Вот и в Нивене, несмотря на то, что Дьорвик лежал довольно далеко от исконных владений гномов, обосновались их мастера. Поговаривали, что эти гномы были за какие-то проступки изгнаны из своих кланов, либо сами покинули свои сокрытые в толще скал города в поисках приключений. Считалось, что королевства гномов, еще сохранившиеся на юге, не поддерживали никаких отношений со своими соплеменниками, избравшими своим уделом жизнь среди людей. Так это было или нет, точно никто сказать не мог. Люди могли только строить догадки, а сами гномы не больно любили рассказывать о своих отношениях с кланами. Однако работа гномов, как уже было сказано, ценилась исключительно высоко, поэтому их присутствие никто не считал чем-то плохим, и еще ни разу за всю историю Дьорвика не было попыток изгнать чужеродцев.

Гномья Слобода, как назвали квартал, заселенный подгорными мастерами, была еще одним центром Внутреннего города, возможно, таким же важным, как и дворец правителя. Подлинным же сердцем Внешнего города, за какие-то три года разросшегося неимоверно и уже выплеснувшегося за пределы внешней стены, образовав тем самым Пригород, стала Рыночная площадь. Целые дни там шел торг, множество купцов из дальних стран привозили свои товары, заключали сделки с торговым сословием столицы Дьорвика, а простой люд забавляли бродячие артисты, скоморохи и фокусники. И гул многоголосой толпы не стихал над Внешним городом с рассвета до заката.

Разумеется, во Внешнем городе было множество трактиров, таверн и постоялых дворов, где могли остановиться прибывшие издалека путники, а горожане заходили туда, чтобы промочить горло кружкой пива, послушать сплетни, на людей посмотреть да себя показать. Большие постоялые дворы располагались ближе к рынку, дабы купцы, остановившиеся там, всегда могли быть рядом со своими товарами. Кабаки же помельче располагались по всему городу, но особенно их было много возле городских ворот. Всего же городских ворот было три — Кожевенные, Пекарские да Кузнечные. Названы они были по названиям тех кварталов, в которые вели. То есть, возле Кузнечных ворот жили кузнецы, литейщики и все те, чье ремесло было связано с металлом, и там же стояли кузницы и лавки, в которых торговали они своими поделками, а близ Пекарских ворот, например, были кварталы хлебопеков.

Примерно в трехстах ярдах от городской стены, в квартале кожевенников, стояла невзрачная на вид таверна, носившая название «Веселый скорняк». Это ничем не примечательное заведение волею судьбы стало тем местом, в котором было положено начало событиям, оставившим свой след в истории не только и не столько Дьорвика, но и других сильных держав. А началось все с обычного разговора, вот только собеседники были вовсе не простыми людьми.


Они условились о встрече, когда большие куранты на городской ратуше пробьют десять часов. Незадолго до этого скромную таверну посетили несколько молодых крепких парней, внешне выглядевших почти как настоящие подмастерья, какие нередко заходили в «Скорняка» пропустить стаканчик-другой. Вот только редко бывает, чтобы простой люд носил под одеждой оружие. А старый Ганс, бессменный хозяин этого заведения, за много лет повидал всякое и научился с полувзгляда различать и замечать такие детали, как кинжал под рубахой, ибо невнимательность могла обернуться разными неприятностями, вплоть до поножовщины.

Эти веселые парни, вроде бы случайно оказавшиеся в кабаке и не знакомые друг с другом, покрутились там с полчаса, а затем вышли, пристроившись на углу Кожевенной улицы, идущей от самых ворот, и небольшого переулка. Внешне расслабленные и безразличные ко всему, словно и впрямь мяли кожи не меньше, чем три дня подряд без продыху, они вцеплялись взглядами в каждого прохожего, особо пристально разглядывая тех, кто желал посетить таверну.

В условленное время в «Веселый скорняк» зашел еще один человек. Ничем особо не примечательный, кроме, разве что пронзительно рыжей шевелюры, он походил на преуспевающего мастерового, хотя мог с равной вероятностью оказаться небогатым торговцем. Однако в действительности этот невысокий полноватый мужчина, одетый просто, может даже бедновато, но аккуратно, севший за пустой столик в углу большой залы и заказавший пива, не был ни мастеровым, ни купцом. Хозяин забегаловки, вне всякого сомнения, был бы чрезмерно удивлен, узнай он, что в этот ранний час его скромное заведение изволил посетить сам Бергхардт Дер Калле, глава особой канцелярии Его величества короля Зигвельта Шестого, а попросту начальник разведки Дьорвика, пользовавшийся мрачноватой славой в самых широких кругах. Впрочем, в лицо всемогущественного Бергхардта знали лишь высшие дворяне королевства, командир личной гвардии Его величества да немногочисленные сотрудники тайной службы. Поэтому глава особой канцелярии мог не опасаться быть узнанным, оказавшись в кварталах черни. И сейчас, неузнанный, некоторое время он беззаботно попивал пиво, кстати, весьма недурно сваренное, да разглядывал посетителей таверны, гадая о том, кто же из них мог добиваться встречи с ним.

От размышлений главу тайной службы оторвал появившийся перед ним человек. Он возник словно бы из воздуха и теперь усаживался за стол, даже не соизволив спросить разрешения.

— Простите, милейший, но здесь занято. — Бергхардт попытался выпроводить незваного гостя.

— Вот как! — На лице незнакомца отразилось сильнейшее удивление. — Уж не его ли светлостью, славным начальником особой канцелярии?

— Так это ты добивался встречи со мной?

Бергхардт повнимательнее пригляделся к удобно расположившемуся напротив него человеку. Судя по одежде, этот молодой, худой и весьма высокий парень, которому лучше бы подошло определение «долговязый», должен быть приказчиком у какого-нибудь купца. Вот только плавные и точные движения выдавали в нем воина, а цепкий взгляд говорил о том, что этот человек привык больше слушать и смотреть, чем говорить, что было одной из важнейших черт любого шпиона и лазутчика.

— Верно, сударь. — Собеседник начальника тайной службы кивнул. — Может, уважаемый, угостите меня кружечкой пива? Мне сказали, что оно здесь едва ли не лучшее в городе.

Дер Калле жестом подозвал служанку, шуструю молодую девицу, ввиду отсутствия посетителей скучавшую у стойки. Пока она ходила за пивом, Бергхардт и его собеседник молчали. Разговор продолжился только после того, как на столе появилось пиво, и долговязый шпион одним глотком осушил половину вместительной кружки.

— А ведь и верно говорят, пиво здесь действительно отменное. — Парень довольно крякнул, опуская глиняную кружку на стол. — А вы как полагаете, уважаемый? Или вашей светлости не по нраву напитки черни? Должно быть, вы все больше вино потребляете? — Незнакомец ухмыльнулся: — Оно конечно, вино — напиток благородный, да только со знаньем дела сваренное пиво ничем не хуже, особенно в знойный день.

— Возможно, сударь, стоит перейти к главному? — поморщился Дер Калле, не терпевший пустых разговоров, тем более, когда сам был при исполнении. — Я не думаю, что вы решили поболтать со мной о достоинствах местного пива.

— Верно, почтенный, — кивнул долговязый, тоже в одно мгновение растерявший все веселье и ехидство, подобравшийся и сосредоточенный. — Я вижу, вы не привыкли ходить вокруг да около, и это правильно.

— Может быть, для начала скажете, кто вы, — спросил глава особой канцелярии. — А то я, знаете ли, не привык разговаривать с человеком, имени которого не знаю. Вы же должны понимать, что встречаясь с вами лично, тем более, в подобной обстановке, я поступаю вопреки собственным правилам, да и здравому смыслу тоже. — Разумеется, покинув свою резиденцию, наводненную стражниками, Бергхардт Дер Калле рисковал, ведь врагов у него хватало, а сейчас так легко было покончить с этим опасным человеком, просто вонзив ему в спину нож.

— Можете называть меня Лукой, если вам угодно, — долговязый усмехнулся уголком рта. — Я надеюсь, больше вы ничего не желаете знать обо мне, тем более что моя персона в данный момент не имеет никакого отношения к делу.

— Превосходно. — Начальник тайной службы выглядел удовлетворенным, словно узнал не больше и не меньше чем секрет вечной молодости, хотя в действительности Бергхардту ни о чем не говорило названное имя, а бессмысленность дальнейших расспросов он и сам понимал прекрасно. — Так о чем же вы хотели мне рассказать, Лука?

— Я полагаю, вас может заинтересовать то, что в пределах вашего королевства сейчас находятся эльфы, в распоряжении которых имеется некий предмет, скажем так, обладающий сверхъестественными свойствами.

Начало беседы было несколько неожиданным, хотя, собираясь на эту встречу, Дер Калле заранее понимал, что может узнать нечто важное. Впрочем, пока ничем особенным незнакомец, откликавшийся на имя Лука, его не порадовал. Однако следовало проявить заинтересованность, ибо сведения, которыми располагал визави начальника дьорвикской разведки явно не ограничивались известиями о кучке эльфов, невесть что забывших в пределах людей.

— Насколько я могу понять, эти эльфы незаконно пересекли рубежи Дьорвика?

— Да, они здесь безо всякого ведома властей, — подтвердил обретший имя незнакомец. — Если быть точным, они прибыли с запада, из Корхана.

— И сколько же их? Вы можете сказать точно?

— Нет. Но известно, что одна из них — принцесса Мелианнэ, дочь правителя И’Лиара. С ней может быть несколько воинов, ее телохранители, но о них я ничего вам не могу сообщить.

— Что ж, это весьма интересно, — Дер Калле не кривил душой в этот миг и действительно был заинтригован. — А что за предмет, о котором вы сказали, уважаемый Лука? Вам известно о нем что-либо?

— Да, милорд, — кивнул Лука. — Это яйцо дракона, вывезенное вышеназванной особой из Шангарских гор. Оно должно быть доставлено в столицу И’Лиара как можно быстрее, но непредвиденные сложности заставили перевозивших его эльфов свернуть с кратчайшего пути. Так они оказались здесь, в Дьорвике.

— Чертовски занятно, друг мой! — Бергхардт усмехнулся, глядя на Луку. Усилием воли он смог скрыть бурю, поднявшуюся в душе при последних словах своего собеседника, ибо прежде ему не доводилось слышать ни о чем подобном. — А вам что за польза от того, что мы теперь будем знать про этих эльфов? — Еще толком не зная, какую пользу можно извлечь из всего услышанного, Дер Калле задался резонным вопросом, гадая, ради чего этот странный малый, явно представлявший здесь чужую разведку, решил с такой легкостью поделиться весьма необычной информацией.

— Понимаете ли, сейчас у державы эльфов возник, так сказать, территориальный спор с Фолгерком, — нарочито небрежно, словно речь шла о сущем пустяке, а не жестокой войне меж двух народов, произнес незнакомец. — Эльфы рассчитывают на то, что это яйцо окажется важным аргументом в этом споре. Поэтому неким людям было бы крайне желательно, чтобы э’валле Мелианнэ не добралась до своей цели. И этим людям безразлично, что окажется с перевозимым ею предметом и в чьи руки он попадет.

— А вы, насколько я могу догадываться, представляете этих людей, то есть Фолгерк. — Шеф дьорвикской тайной службы не спрашивал и утверждал.

— Вы же понимаете, досточтимый господин Дер Калле, что на этот вопрос ответа не будет, — человек, назвавшийся Лукой тонко усмехнулся.

— Хорошо, вы можете и не отвечать. — Бергхардт согласился с утверждением Луки, поскольку и сам догадывался, каков будет правильный ответ. — А не могли бы вы сказать, где же конкретно могут сейчас оказаться эти эльфы? Признаться, меня весьма заинтересовал ваш рассказ.

— Я могу только предположить, что они всеми силами стремятся попасть на юг королевства, дабы перебраться через Ламелийские горы. Но я почти уверен, что они еще не достигли границы. — Лука еще раз отхлебнул пива, а затем встал из-за стола. — Благодарю за то, что согласились встретиться со мной, милорд, но, к сожалению, я вынужден вас покинуть. Больше мне нечего вам сообщить, а посему позвольте откланяться.

С этими словами Лука направился к выходу, не дожидаясь реакции собеседника на свой уход. Бергхардт, меж тем, не двинулся с места, целиком сосредоточив свое внимание на пиве. А одновременно с Лукой встал из-за столика, отодвинув в сторону нетронутую кружку пива, доселе сидевший в центре зала человек, появившийся в «Скорняке» во время беседы двух шпионов. Однако пошел он вовсе не за Лукой, который направился в сторону Рыночной площади, а свернул в другую сторону. Но молодые крепкие парни, все еще бродившие подле таверны, заметили знак и направились в сторону рынка, держась на почтительном расстоянии от таинственного собеседника Бергхардта.


И никто в тот миг не обратил внимания, что из дома, стоявшего напротив «Веселого скорняка» вышел человек. Ничем не заинтересовав наводнивших квартал рыцарей плаща и кинжала, он направился в сторону Внутреннего города. В потайном кармашке на его поясе весело звенели двадцать полновесных эссарских марок, несмотря на раскол Империи имевших хождение во многих странах, а кое-где заменявших собственную монету.

Сейчас же он собирался получить еще в десять раз больше, только лишь за то, что все время, пока описанный ему человек беседовал с каким-то высоченным парнем, он сам просидел возле хитрого гномьего устройства, позволявшего слышать любые звуки на расстоянии нескольких десятков ярдов. Слуховую трубу он нашел на чердаке дома, где только сегодня снял комнату, как ему и велели наниматели. Теперь следовало в точности передать услышанное, и получить целую кучу золота. Человек, который шел, насвистывая незатейливый мотивчик, был обладателем отменной памяти, наизусть помня длинные баллады и поэмы, поэтому он мог со всеми основаниями рассчитывать на награду. Конечно, кое-что из разговора двух человек в «Скорняке» было весьма странным, но все проблемы и тайны меркли в его глазах, затмеваемые блеском драгоценного металла.

Тем временем люди из особой канцелярии, верные псы господина Дер Кале, неотступно следовали за высоким человеком, предпочитавшим имя Лука. Однако слежка ничего не дала. Лука прошел несколько кварталов, то ли не замечая идущих за ним по пятам людей, то ли не считая это обстоятельство сколь-нибудь важным.

Соглядатаи расслабились, поняв, что объект не собирается устраивать прямо сейчас гонки с препятствиями, но в этот самый момент Лука вдруг свернул в какой-то переулок и бросился бежать, благо на улочке не было ни единого человека. Приставленные к нему шпики кинулись следом, но в переулке уже никого не было. Они еще некоторое время побродили возле рынка, куда только и мог сбежать таинственный Лука, но найти человека в лабиринте лавок, лотков, амбаров с товарами, загонов со скотом, и, главное, в огромной толпе, заполонившей все свободное пространство между ними, не представлялось возможным.


А спустя всего час Бергхардт Дер Калле уже шагал по длинным пустынным коридорам королевского дворца. Сейчас в нем уже не было ничего от того человека, который только что пил пиво в захудалой таверне. Рыжий парик исчез, открывая коротко постриженные черные волосы, зачесанные назад по имперской моде. Одет он был в длинный камзол синего цвета, украшенный золотым шитьем, брюки из той же ткани, и туфли с серебряными пряжками. Стоявшие в карауле гвардейцы, облаченные в сверкающие позолоченные кирасы и каски, салютовали всемогущему мастеру тайных игр, громко ударяя подтоками своих вычурных корсек по каменным плитам.

Глава тайной службы Его величества направлялся в крыло дворца, отведенное под личные покои короля. Миновав еще несколько постов гвардейцев, которые без лишних слов пропускали Бергхардта, он вошел в небольшой кабинет, без стука распахнув деревянные двери, покрытые диковинными узорами. Только посвященные знали о том, что это не просто прихоть неведомого мастера, а рунные заклинания, защищающие помещение, на двери которого они наносились, от любого способа магического прослушивания и иного наблюдения. Ввиду важности предстоящего разговора Дер Калле настоял на том, чтобы все лица, присутствие коих он считал необходимым, собрались именно здесь.

Обстановка кабинета не отличалась особой роскошью и включала в себя камин, в котором сейчас весело потрескивали дрова, круглый стол, несколько тяжелых стульев с резными спинками и множество шкафов и стеллажей, заполненных разнообразными книгами, свитками и даже каменными и глиняными табличками, которые в давние времена также использовались для письма давно исчезнувшими народами. В углу стояла конторка из красного дерева, на которой покоилась толстая книга в красном кожаном переплете, кипа листов бумаги и чернильница. Там же лежало золоченное стило гномьей работы, в которое можно было наливать чернила, не обмакивая всякий раз прибор в чернильницу. В общем, это было место для работы, а не для отдыха.

Бергхардта уже ждали. Стоило ему только появиться на пороге, как в его сторону повернулись сразу три головы. Привычно оглядев помещение, шеф тайной полиции королевства увидел среди присутствующих тех людей, которых он и пригласил на это совещание.

Капитан королевской гвардии Антуан Дер Кассель, очевидно, до появления Бергхардта о чем-то беседовал с главой пограничной стражи бароном Дер Шталле. Эти двое представляли собой полнейшую противоположность. Дер Кассель был относительно молодым, едва перешагнувшим тридцатилетие, рыцарем, заслужившим свое нынешнее звание собственной кровью, пролитой во многих битвах и поединках. Он был худощав, сложением своим напоминая не рыцаря, а скорее танцовщика или акробата, как всегда, гладко выбрит и хранил на лице выражение легкой грусти, будучи словно всегда чем-то опечален. Внешне Дер Кассель совсем не производил впечатления исключительно умелого мечника, вводя любого непосвященного в заблуждение своей кажущейся хрупкостью, но Бергхардт видел, что тот вытворял на тренировочном плацу, в одиночку сражаясь с тремя могучими гвардейцами, которые, будучивеликолепными бойцами, не выдерживали и десяти минут в схватке с собственным командиром. Гвардия обожала своего капитана, успевшего стать героем множества восторженных рассказов и признанного первым мечом королевства еще два года назад. До сих пор никто не сумел оспорить этот титул, и Антуан Дер Кассель неизменно одерживал победы на всех без исключения турнирах, в которых он участвовал.

Его собеседник, начальник пограничной стражи барон Винсент Дер Шталле, прозванный за глаза Моргенштерном, наоборот, был похож на матерого медведя. Такой же огромный, такой же волосатый и такой же сильный. Несмотря на свои шестьдесят лет и множество ран, которые он получил, будучи еще только сержантом, этот гигант запросто мог поднять тяжеловоза и пронести его на себе сотню ярдов. Кстати, в сравнении барона Дер Шталле с медведем последний поигрывал, ибо командир пограничной стражи уже дважды выигрывал пари, когда на охоте выходил на медведя с одним только кинжалом. Причем он выбирал себе в противники неизменно самых свирепых зверей, которые до встречи с доблестным бароном успевали отправить к Семургу не одного охотника. При этом мало кто, впервые увидевший барона Винсента, мог подумать, что под личиной туповатого громилы скрывается интеллектуал, знающий наизусть немало романтических и героических баллад и способный легко разговаривать на трех языках, включая и эльфийский, что само по себе было редкостью даже среди представителей благородного сословия. А люди постарше еще могли вспомнить, как барон блистал на балах, затмевая своей галантностью многих более молодых кавалеров. Правда, уже лет десять как Винсент Дер Шталле был нечастым гостем на устраиваемых богатейшими дворянами Дьорвика приемах, ибо старые раны все же давали о себе знать.

Третьим присутствующим в кабинете человеком был мэтр Амальриз, уже долгое время являвшийся придворным магом Его величества, совмещавшим также и функции тайного советника. Маг, отдавая дань традициям, сложившимся среди представителей его, если так можно выразиться, профессии, был облачен в одеяния, походившие на рясу. И надо сказать, эта хламида, украшенная золотым шитьем, выглядела вполне подобающей облику чародея. Амальриз, подчеркивая свой весьма уже почтенный возраст, отпустил длинную бороду, в которой, как и в его волосах, обильно серебрилась седина. Собственно, в силах каждого чародея было хотя бы внешне выглядеть на много лет моложе истинного возраста, и для этого почти не требовалось прибегать к магии. Многие маги охотно прибегали к такому омоложению, но Амальриз, вероятно, считал, что истинный маг должен быть седым и старым, к тем же, кто играл с собственной внешностью, мэтр относился с легким презрением, как к неуверенным в себе соплякам.

Дер Калле, которому по долгу службы было положено знать очень многое, в том числе и о тех людях, которые оказываются близко к трону, почти ничего не сумел выяснить о придворном чародее. Он чувствовал порой неясную угрозу, которая исходила от Амальриза, но, как известно, ощущения к делу не пришьешь. Удалось узнать, что маг лет двадцать назад служил наемником где-то на севере и ходил вместе с тамошними Вольными Отрядами. С той поры он поднялся до таких высот, о которых многие умелые чародеи даже и помыслить не могли, но более подробно о прошлом Амальриза, а особенно о том, как он сумел достичь таких вершин власти, никто ничего не мог сказать, хотя Бергхардт изо всех сил пытался разговорить нужных людей. Бесспорным было лишь то, что Амальриз является одним из сильнейших чародеев, живущих ныне, хотя в последние годы он прибегал к магии все реже, делая исключение лишь для неких изысканий, которым отдавал немало времени и сил. По слухам, существовало некое сообщество магов, не гильдии, которые иногда создают разного рода фигляры, а своеобразный тайный орден, в который входят истинные чародеи, достигшие огромных высот в своем Искусстве. Так это или нет, сказать было невозможно. Маги не охотно отвечают на вопросы, а больше никто не смог бы подтвердить истинность этих слов. Тем не менее, глава тайной службы слышал несколько раз, что Амальриз является вторым или третьим человеком в иерархии этого тайного общества.

— Наконец то! — бросив острый взгляд исподлобья на вошедшего, воскликнул Амальриз. — Мы уже начали думать, что не так истолковали ваше сообщение, господин Дер Калле. — В голосе королевского чародея слышалась ирония.

Этот возглас заставил обратить внимание на прибывшего еще одного человека, помешивавшего изящной кочергой потрескивающие поленья в камине. Обернувшись, он обратился к Дер Калле:

— Мы вас действительно заждались, Бергхардт. Публика в нетерпении и жаждет поскорее узнать причину, по которой вы так настойчиво просили нас собраться.

— Простите за опоздание, Ваше величество. — Дер Калле попытался стать по стойке «смирно», но был остановлен небрежным движением собеседника, отложившего, наконец, кочергу и направившегося к своему стулу.

Король Зигвельт был уже немолод. Невысокий, изрядно облысевший, с выпирающим брюшком, он внешне мало был похож на человека, вот уже два десятилетия стоящего во главе одного из сильнейших государств этого континента. Король в молодости был большим поклонником женщин, хорошей выпивки, вкусной еды и охоты. С годами лишь вину и пище он мог воздавать честь как раньше, но зато взамен телесной силы он обрел силу разума и стальную волю, противиться которой во всей державе не смел никто, что позволило этому человеку вознести доставшееся ему в наследство королевство до невиданных высот. Изредка Дьорвик уже называли истинным наследником Эссара. На это звание претендовали в свое время многие державы, но лишь Келот задолго до описываемых событий мог называться так. А ныне и эта страна ослабла, растеряв присоединенные ценой крови земли и превратившись в заштатное королевство, настолько бедное и слабое, что у соседей даже не было причин с ним воевать.

— Еще раз приношу свои извинения за то, что заставил всех присутствующих слишком долго ждать. — Бегхардт уселся на свободный стул, откинувшись на спинку. — Сегодня утром я имел очень познавательную и интригующую беседу с человеком, который мне представился, как Лука. Имя, скорее всего, вымышленное, но это вовсе не главное здесь. По словам этого Луки… — и глава особой канцелярии подробно пересказал беседу, проходившую в «Веселом Скорняке».

— Вы выяснили, кто этот Лука на самом деле? — Задал вертевшийся на языке у каждого из присутствовавших вопрос капитан гвардии, когда умолк Дер Калле.

— Нет, Антуан, мои люди потеряли его возле рынка, — досадливо поморщившись, ответил начальник разведки. — Сейчас мы опрашиваем нищих, городскую стражу, хозяев съемных комнат, иными словами — всех тех, кто каждый день видит множество людей. Я полностью уверен, что этот Лука не здешний, по крайней мере, не из столицы.

— Он — фолгеркский агент? — поинтересовался король. — Вы не так давно утверждали, что все их шпионы у вас «под колпаком», как вы изволили выразиться.

— Я уверен, Ваше величество, что он связан с Фолгерком. Но повторю еще раз, что он не из Нивена, поэтому его мои люди могут и не знать. Возможно, — предположил Дер Калле, — он прибыл в Дьорвик впервые и именно для того, чтобы встретиться со мной.

— Имеет ли этот малый отношение к Фолгерку, или нет, но мне кажется, его словам можно верить, — заявил вдруг командир пограничной стражи. — Мне уже прислали несколько донесений с западной границы о том, что корханцы рьяно рыщут вдоль наших рубежей между Арбелом и Зельдой в течение, примерно, недели. В свете информации, которую нам сообщил начальник особой канцелярии можно предположить, что они охотятся за теми же самыми эльфами, вернее за предметом, если можно так выразиться, который они везут.

— Интересно, сколько же тогда охотников гоняется за этой принцессой? — произнес, задумчиво качая головой, Дер Кассель. — Если кочевники тоже хотят ее изловить, то у нас могут появиться конкуренты. И, главное, зачем им это, простите, яйцо. Эльфы что, хотят вырастить боевого дракона? Право, это же смешно!

— Позвольте, сударь, мне прояснить кое-что, — в разговор вступил маг, доселе хранивший молчание. — Боюсь, вы не совсем понимаете, что есть драконы.

— Все известно, что это хитрые и жестокие твари, которых весьма нелегко убить. Они могут летать, а также плюются огнем. А что еще? — Капитан гвардии посмотрел с интересом на Амальриза.

— Видите ли, драконов считают первой разумной расой в этом мире, пришедшей сюда еще задолго до всяких эльфов и иже с ними. Да, да, именно разумной расой! — воскликнул маг в ответ на преисполненный скепсиса взгляд Дер Касселя. — Эти существа, давным-давно населявшие весь мир, обладают собственной магией. Если эльфы называют себя первыми детьми Творца, то драконов можно смело назвать его младшими братьями. Тем более что существует легенда, согласно которой Создатель предназначил наш мир именно для драконов, а те уже позволили поселиться здесь всем прочим.

— Что же, драконов нужно считать равными людям, по-вашему? — Король обратился к магу, прерывая его вдохновенный рассказ.

— Я бы так сказал, Ваше величество: драконов следует поставить гораздо выше людей, — чародей сделал вид, что не заметил скрытую в словах государя иронию. — Да, эти существа не строят дворцов, не умеют ковать железо, и еще многое отличает их от человека. Но в них заключена Первородная Сила, первооснова той магии, которой могут пользоваться отдельные представители иных народов. Собственно, драконы и есть магические существа, живущие только за счет той самой Силы, они суть ее материальное воплощение. И, разумеется, не следует думать, что это всего-навсего большие крылатые ящерицы, способные плеваться огнем, — произнеся это, маг подарил полупрезрительный взгляд капитану гвардии, слушавшему рассказ чародея с невозмутимым видом.

— А каковы они в бою, — поинтересовался Дер Шталле, увлеченно слушавший речь мага. — Они действительно так опасны, как гласят преданья, или же это лишь пустые разговоры?

— В старых балладах много раз описывались поединки благородных рыцарей с драконами, когда первые одерживали победу, поразив сердце чудовища своим копьем. — Чародей усмехнулся, тем самым, выразив свое отношение к древним преданиям. — На самом деле, уже давно представители человеческого племени не убивали драконов. Люди, вообще, на удивление мирно сосуществовали с этим племенем с самого своего появления под этими небесами. Вот гномы, те действительно могут носить звание драконоборцев. Вроде бы, они изгоняли драконов из гор, дабы получить доступ к рудным жилам. Это сейчас выдумали истории насчет несметных сокровищ, якобы охраняемых драконами, и об алчных гномах, которые пытались эти сокровища украсть или отбить. На самом деле все было куда проще и одновременно намного сложнее. Гномы предпочитали селиться там, где мало других обитателей. Они оставили леса и равнины эльфам, а сами обосновались в негостеприимных горах. Но там они столкнулись с исконными жителями вершин — драконами. Утверждают, что именно в ходе войн с ними гномы и изобрели такое оружие, как арбалет, ибо иначе они не могли поразить прочную шкуру крылатых змеев. Собственно, считается, что гномы извели расу драконов почти под корень, потому пришедшие позже них люди и не испытывали нужду воевать с драконами.

Что же касается наших предков, то есть лишь одно описание битвы с драконом, вышедшее из-под пера человека. События произошли лет четыреста назад в Залире, это небольшое королевство на закатных отрогах Шангара. Хроники говорят о том, что там однажды изловили дракона. Его не то ранили во время охоты, не то он уже был искалечен, но в любом случае дракон не смог летать. Это и позволило охотникам, потерявшим всего три дюжины человек из полусотни, скрутить свою добычу. Там, кстати, был и маг, который добавил к цепям свои чары. В общем, израненного и обездвиженного дракона привезли в город, в столицу Залиры, намереваясь устроить позже праздник, апогеем которого стали бы бои с этим существом.

Однако ночью дракон пришел в себя, разорвал цепи, кстати, откованные гномами, играючи сбросил наложенные на него чары и пошел прочь из города, прямо сквозь жилые кварталы. Он разрушил множество домов, сжигая их или просто растаптывая. Стража пыталась помешать, но в тесноте узких улочек они вынуждены были слишком близко подбираться к разъяренному дракону, что и привело к их гибели. Всего, вроде бы, дракон уничтожил не менее двухсот солдат и едва ли не тысячу простых горожан, мирно спавших в своих жилищах. После этого он проломил городскую стену и выбрался на волю. Он едва не сумел скрыться, но какой-то сообразительный малый выстрелил в него из установленной на башне аркбаллисты, после чего раненого дракона атаковали конные стрелки. Сражение длилось не меньше часа и унесло жизни еще полусотни человек, между прочим, гвардейцев местного правителя, а, следовательно, не новичков в ратном деле. Но все закончилось тем, что дракон, напомню, не способный летать, был окружен и убит. Говорят, его голова до сих пор висит над воротами королевского дворца.

— Впечатляет, ничего не скажешь! — Командир пограничной стражи переглянулся с капитаном гвардии. — И все же одного дракона едва ли хватит, чтобы разгромить армию.

— Да, чуть не забыл, — спохватился мэтр Амальриз. — В попавшихся мне на глаза хрониках сказано, что тот дракон в длину был около пятнадцати шагов, тогда как гномы, по их собственным словам, почти не встречали драконов меньше двадцати пяти шагов в длину. Вероятно, залирский дракон был еще подростком, недостаточно сильным, чтобы справиться с брошенным против него войском. Во времена гномов детеныши и подростки не участвовали в битвах, если только не нападали на их убежища.

— Ну, недомерки очень любят прихвастнуть, особенно своими военными победами, — усмехнулся Дер Кассель. — Они одного убитого врага превращают в сотню.

— Возможно, сударь мой, вполне возможно, но это дела не меняет, — помотал головой Амальриз.

— Но скажите мне, господа, какой прок эльфам в этом яйце? — Задал свой вопрос Зигвельт, решивший, что услышал уже достаточно древних историй. — Быть может, капитан гвардии прав в своих предположениях, и они впрямь хотят вырастить дракона и обучить его соответствующим образом, как пса, например?

— Ваше величество, как я уже говорил, драконы — не животные в общеупотребимом смысле слова, — произнес маг. — А, значит, их нельзя выдрессировать, чтобы они служили какому-то хозяину.

— Тогда в чем же польза от этого? — продолжал настаивать король.

— Как я уже сказал, гномы в свое время, будучи на пике могущества и затмив прочие народы, задались целью истребить драконье племя под корень, — вновь пустился в воспоминания придворный чародей, к которому было приковано самое пристальное внимание всех присутствовавших. — И надо сказать, это им почти удалось. По крайней мере, число драконов сильно сократилось. В обитаемых землях их не видели уже лет двести или около того. Вроде, большинство драконов улетели на юг, в океан, и на затерянных в бескрайних морских просторах островах доживают они свой век.

Речь чародея лилась плавно, словно мелодия факира, зачаровывавшего ядовитую кобру. Увлекшись, Амальриз стал говорить, как завзятый сказитель, но сейчас это никого не забавляло.

— На континенте, пожалуй, это племя могло сохраниться именно в Шангарских горах, — сообщил чародей, полностью завладевший вниманием своих собеседников и самого государя. — Там нет ничего, что могло бы заинтересовать гномов, ни богатых рудных жил, ни самоцветов, поэтому тамошних обитателей они не трогали. Горы населены небольшим количеством людей, родственников корханских кочевников, да еще там живут гоблины. Этот народец, кстати, издавна почитает драконов, как богов. Они всегда считали, что именно крылатые змеи защищают их от врагов. В прочем, гоблины к нашему разговору не имеют ровным счетом никакого отношения. Я хочу сказать, что, поскольку драконов в мире становится все меньше, у них очень сильна забота о потомстве. Природа, или Творец, если вам угодно, не позволила им плодиться слишком быстро, что вполне справедливо, если не забывать о силе этих созданий. Поэтому ныне каждое отложенное яйцо представляет для них сокровище, цену которому назвать просто невозможно. Драконы денно и нощно сторожат своих детенышей, поэтому я не вполне могу понять, как эльфам удалось добыть такую ценность. Но как бы то ни было, считается, что новорожденный дракончик посредством магии может призывать своих сородичей, оказавшись в опасности. Поэтому не исключено, что эльфы попробуют подбросить похищенное яйцо своим врагам, покуда дракон не вылупился. Оказавшись же среди людей, он позовет на помощь, а взрослые драконы непременно откликнутся на его зов, который благодаря природной магии этих существ становится слышен во всех самых отдаленных уголках нашего мира. Чем это может обернуться, сказать трудно, но жертвы наверняка будут, — закончил маг свою речь.

— Весьма странное, надо сказать, предположение, — заметил Дер Шталле. — Несколько необычный способ борьбы с захватчиками вы предложили, почтенный Амальриз.

— Я же не говорю, что будет именно так, — пожал плечами чародей. — Но, вне всякого сомнения, драконы уничтожат любого, если им покажется, что он замышлял против их сородича, тем более, новорожденного. Поэтому нападение их, скажем, на столицу Фолгерка будет настоящим бедствием для людей.

— А мне странно другое, — промолвил король Зигвельт. — Почему фолгеркцы, если конечно, это именно их человек встречался с досточтимым Бергхардтом, так легко расстаются с такой ценной вещью, не пытаясь заполучить ее в свое пользование. Не заключен ли в этом какой-либо подвох?

— Не столь уж и важно, Ваше величество, почему они так легко отказались от борьбы. В любом случае, на провокацию это не похоже, поскольку я не вижу здесь смысла. Фолгерку нет резона затевать какие-то игры с нами хотя бы потому, что у нас нет с ним разногласий по причине взаимной удаленности наших держав. Фолгерк устремил свои взгляды к морю, а также на юг, в сторону сохранившихся владений гномов, у нас же совсем иные интересы. И в любом случае, мы будем действовать на своей территории, не будучи стесненными ничем и не неся ответственности ни перед кем, за исключением, разумеется, Вашего величества, так что это еще раз доказывает, что здесь не должно быть никакой интриги, — заметил глава тайной службы. — Сейчас, господа, я, прежде всего, хотел бы услышать ваши предложения относительно того, каким образом можно изъять сокровище у эльфов, а, главное, нужно ли вообще затевать это предприятие.

— Сударь, я готов отдать все ценное, что у меня есть, я душу готов заложить, лишь бы только заполучить в руки существо вроде дракона, — с блеском в глазах обратился маг к Бергхардту. — Дракон — суть средоточие магии, иных подобных созданий мир не знает. Поэтому я очень хотел бы получить возможность изучить его.

— Во имя чистой науки, не так ли, милорд? — усмехнулся медведеподобный Дер Шталле. Он всегда относился к ученым и волшебникам с иронией, с детства уповая на честную сталь и собственную силу. Прежде этого обычно хватало, чтобы выбираться из разных передряг живым и почти невредимым. Поэтому и сейчас командир пограничной стражи не мог упустить возможности подшутить над всесильным магом.

— Вы ничего не понимаете в этом, милорд, так извольте не встревать в разговор, — отмахнулся от барона, словно от глупого ребенка, отвлекающего его родителей от важной беседы, маг. — Подите-ка да найдите себе медведя, с которым можно померяться силами.

— Нижайше прошу прощения, господа, но не стоит ли нам вернуться к вопросу, заданному господином Дер Калле, — вмешался в начинающуюся перепалку король, своими словами живо остудивший пыл спорщиков. Он мог позволить себе шутку в разговоре со своими самыми доверенными людьми, каковые и собрались здесь и сейчас, и позволял также шутить им, на время забыв об этикете, не очень-то и уместном в такие моменты, но не терпел, когда говорят о всякой ерунде, если следовало решать важные проблемы.

— Если вы о пользе этого яйца, Ваше величество, то на сей вопрос я уже ответил. — Маг постучал пальцами по резной крышке стола. — Что же касается вопроса об изъятии его у эльфов, то, на мой взгляд, именно почтенный Бергхардт должен дать на него ответ.

— Что вы на это скажете? — Король воззрился на начальника своей тайной службы.

— Я уже наметил кое-какие мероприятия для поимки этих эльфов, спокойно, видимо, давно ожидая подобный вопрос, произнес Дер Калле. — И прежде всего я рассчитываю на помощь уважаемого барона Дер Шталле, поскольку именно его ведомство может выполнить необходимую работу.

— Если на то будет воля короля, я готов оказать любую помощь, — не задумываясь рыкнул упомянутый барон. — А что конкретно требуется от меня и от моих подчиненных, почтенный Бергхардт?

— Все просто, ваше сиятельство, — пожал плечами глава особой канцелярии. — Мы знаем, что оказавшиеся по воле судьбы в пределах Дьорвика эльфы попытаются добраться до своих владений, причем сделать это они должны как можно быстрее. Поэтому от пограничной стражи потребуется усилить, елико возможно, бдительность на южных рубежах, перекрыв все ведущие к границе дороги, отлавливая всякого Перворожденного, которого они только заметят.

— Сделать это возможно, но вот только едва ли эльфы пойдут к себе через наши пограничные посты, — задумчиво сказал Дер Шталле. — А ловить их в лесу — занятие неблагодарное.

— Но, так или иначе, вашим подчиненным придется их поймать. — Дер Калле был непреклонен. — Насколько мне известно, в рядах пограничной стражи есть немало прирожденных следопытов, мало в чем уступающих Перворожденным, поэтому шансы, на мой взгляд, у нас неплохие. Я полагаю, нужно передать необходимые распоряжения на заставы и в гарнизоны, расположенные на юге как можно быстрее, иначе противник получит большую фору, что затруднит поиски.

— Это не трудно. Можно воспользоваться голубиной почтой, вернее, ястребиной, ибо от того, дойдет ли сообщение, зависит успех всего предприятия. Но это уже мои заботы, уважаемый, — отмахнулся начальник пограничной стражи. — Можете не беспокоиться, все будет выполнено с наивозможнейшей быстротой и точностью.

— А как насчет посольства Перворожденных, господин Дер Калле, — подал голос Амальриз. — Неужели вы полагаете, что эти эльфы сразу ринутся в лес, не рассчитывая на помощь своих сородичей?

Посольство эльфов существовало в Нивене уже более семидесяти лет. Несколько поколений правителей Дьорвика старались поддерживать с раскинувшимся на юге государством Перворожденных если не вполне добрососедские отношения, то хотя бы какое-то их подобие. Большинство их подданных, однако, смотрело на это с явным недовольством, ибо между двумя народами издавна сложилось чувство неприязни, подпитываемое, с одной стороны, высокомерием эльфов, считавших все иные народы дикарями, не достойными называться разумными, а с другой стороны тем, что люди тоже никогда не стремились к мирному сосуществованию с отличными от них созданиями. Поэтому история отношений людей и эльфов почти полностью состояла из войн и малых конфликтов. Дьорвик же, занимавший земли, в свое время отторгнутые Эссарской Империей у эльфов, с самого момента своего основания оказался втянут в кровавые распри. Последняя большая война случилась чуть более ста лет назад, но и после этого весь юг королевства многие годы жил в состоянии постоянной тревоги, ожидая очередного нападения эльфов, по нескольку раз в год сжигавших деревни и время от времени атаковавших даже пограничные форты. Лишь восемь десятилетий назад правители двух держав заключили мир, окончательно решив вопрос о границах и тем самым остановив войну, унесшую к тому моменту многие тысячи жизней, однако, несмотря на это теплоты в отношения Перворожденных с людьми не прибавилось. Летучие отряды воинов И’Лиара по-прежнему частенько нарушали рубеж, нападая на приграничные селения и уходя беспрепятственно. По этой причине весомого повода, чтобы объявить соседям войну соседям, у Дьорвика не было, ибо не пойманный, как известно, не вор.

В душе многие владыки Дьорвика разделяли чувства своих подданных, но все же они стремились сгладить отношения с эльфами, тем более что невозможно было жить в постоянной готовности вторжения с юга в то время, как и другие соседи не прочь были отхватить от королевства кусок пожирнее. Поэтому между Дьорвиком и И’Лиаром было заключено торговое соглашение, а в Нивен были приглашены представители эльфийского владыки. Первое время они просто появлялись в столице Дьорвика время от времени, дабы засвидетельствовать уважение своего короля к главе соседнего государства, но постепенно появилось и постоянное посольство. И теперь в Нивене жили два десятка Перворожденных, в том числе высокородный посол и небольшая свита, выполнявшая также роль телохранителей. Торговля, правда, между двумя державами не заладилась, но это никого не огорчило, ибо надежды на большой прибыток от сделок с эльфами ни у кого и не было.

— Разумеется, мэтр, самым простым способом для разыскиваемых нами эльфов добраться до границы было бы получение у своего посла подорожной грамоты, — согласился с магом Бергхардт Дер Калле. — Имея такой документ, они могли бы не бояться никаких кордонов. Однако я могу вас заверить, что ни посол, и никто из его свиты за последние несколько дней не покидали отведенных им покоев, равно как и в посольство никто не приходил, ни эльф, ни даже человек, — заверил чародея начальник тайной службы.

— Вы ведете за ними постоянную слежку? — поинтересовался капитан гвардии.

— Разумеется, Антуан, — широко улыбнулся Дер Кале, весьма довольный собой в этот миг. — Без этого никак нельзя. Как и все прочие наши заклятые друзья, они пытаются завербовать себе агентов из числа наших подданных, поэтому необходимо пристально следить за всеми их контактами и брать под наблюдение всех тех, с кем эльфы встречаются, тем более, скрытно, — пожал плечами Бергхардт. — За эльфами следят как явно, под видом почетной охраны, которая полагается послу, так и тайно. Комар не пролетит в их посольство, не будучи упомянут при этом в донесениях моих людей.

— А если у них уже была припасена подорожная, еще до того, как они отправились в свой поход? Могли же эльфы подготовить себе путь, более безопасный, чем переход через земли корханцев, — король тоже высказал свое мнение на этот счет.

— Конечно, они могли поступить и так, — кивнул начальник особой канцелярии. — Но дело в том, что несколько недель назад подобные бумаги оформлялись несколько иначе, поэтому сейчас первый же пост остановит путников с устаревшими грамотами и сообщит об этом мне, а также и уважаемому начальнику пограничной стражи.

— Это верно, Ваше величество, — пробасил названный человек. — Тайные знаки на подобных документах меняются достаточно часто, на тот случай, если понадобится изловить какого-нибудь лазутчика. Поэтому если даже эльфы и прихватили с собой подорожную, то сейчас им можно только сжечь ее или просто выбросить за ненадобностью.

— Ну что ж, я вижу, что вы все не зря сидите на своих местах. — С удовлетворением заметил король. — Итак, можете считать, что уже получили приказ о поимке нелегально проникших на территорию королевства эльфов. Господин Дер Шталле, на ваше ведомство ложится основная забота о исполнении этого приказа. Будьте любезны немедля оповестить все заставы и посты о проводимой нами облаве. — Зигвельт взглянул на своего начальника тайной службы. — Ну а вы, Бергхардт, постарайтесь также сделать все необходимое для поимки этих эльфов. Я верю в вас и надеюсь, что вы в очередной раз проявите весь свой талант в подобных делах.

— У меня есть еще одна просьба, Ваше величество, лично к вам, вернее, все-таки к капитану гвардии. — Бергхардт замолчал на несколько секунд, затем продолжив: — Основную роль в розыске эльфийской принцессы согласно моему плану предстоит сыграть пограничной страже, и в меньшей степени городской страже южных провинций, которую также придется привлечь к патрулированию дорог и охране переправ через крупные реки. Но я не считаю разумным посвящать всех командиров низшего звена в подробности, хотя это было бы весьма полезно, ибо, не зная в точности, за чем они охотятся, солдаты могут позволить эльфам спрятать либо уничтожить яйцо. А это, как вы понимаете, совсем не желательно. Поэтому неплохо, если бы у меня под рукой был отряд опытных воинов и следопытов на тот случай, если людям из пограничной стражи понадобится помощь. Этих воинов, так сказать, ударный отряд, можно направить на юг заранее, а когда солдаты уважаемого барона найдут эльфов или возьмут их след, этот отряд станет, если можно так выразиться, костяком облавы. Я полагаю, для этого можно выделить некоторое количество ваших гвардейцев. Они отличные бойцы, а настоящие мастера совсем не помешают в нашем деле. Во главе же этого особого отряда следует поставить человека, который был бы уведомлен обо всех деталях, связанных с эльфами, которых ему и предстоит поймать и доставить в столицу.

— Что ж, господин Дер Калле, это действительно следует согласовать с капитаном. — Король обернулся к Дер Касселю: — Антуан, вы сможете предоставить в подчинение почтенного начальника разведки некоторое количество своих гвардейцев?

— Вне всякого сомнения, Ваше величество, — капитан гвардии отвечал быстро и четко, как и подобает офицеру. — Если на то будет ваша воля, я немедля отберу наиболее подходящих людей. А сколько точно воинов необходимо для осуществления замысла Бергхардта?

— Я полагаю, человек двадцать будет вполне достаточно, господин Дер Кассель. — Начальнику тайной службы не надо было много времени на раздумья. — Полагаю, больший отряд будет менее подвижен, да и привлечет ненужное внимание. А кого вы можете порекомендовать в качестве командира?

— Я считаю, — вмешался Зигвельт — возглавить этот отряд следует вам лично, Антуан. Ситуация такова, что не стоит, по-моему, посвящать в наши планы лишних людей. Я доверяю всем собравшимся здесь, как самому себе, но из всех присутствующих только на вас, капитан, я могу возложить эту миссию.

— Слушаюсь, Ваше величество. — Даже сидя за столом, капитан гвардии принял нечто наподобие стойки «смирно». — Хотя я и не считаю, что возможно переложить обеспечение вашей охраны на младшие чины, но придется передать командование гвардией лейтенанту Верьену.

— На ваше усмотрение, капитан, — король не стал обсуждать кадровые вопросы. — Своих подчиненных вы знаете лучше, поэтому выберите самого достойного. Я не думаю, что мне может грозить какая-то опасность, поэтому вопрос охраны моей особы не самый важный сейчас. — Дер Кассель при этих словах осуждающе вздохнул, но возражать государю все же не стал.

— Кстати, господин Дер Калле, почему вы не хотите поручить непосредственное пленение искомой эльфийки своим людям, ведь у вас должны быть специалисты в такого рода делах, — спросил капитан гвардии Бергхардта.

— Мои люди более привыкли не к грубому захвату, а к тонкой игре, основанной на наблюдении и точных комбинациях. Нет, разумеется, есть и настоящие гончие, я бы сказал даже, волкодавы, которые могут скрутить в миг кого угодно, но все же они привыкли к иным условиям, а гвардейцы обучены не только гарцевать на парадах, поражая публику сиянием начищенных лат. Их подготовка позволяет выполнять очень многое, в том числе и преследовать эльфа в лесу, хотя в этом деле все же лучше положиться на опытного следопыта.

— А как вы собираетесь держать связь с отрядом милорда Дер Касселя, когда он покинет столицу. — Барон Дер Шталле задал вопрос, которые беспокоил и самого Бергхардта Дер Кале.

— Признаться, я сам не вполне представляю это, — несколько неуверенно ответил Бергхардт. — Гвардейцев можно направить в одну из крупных крепостей на границе, а остальные пограничные посты будут держать с ними связь посредством конной эстафеты или голубиной почты.

— Пожалуй, в этом случае Антуан со своими людьми не сможет вовремя появляться там, где необходимо будет их присутствие. — Король Зигвельт выразил вполне оправданные сомнения в замысле своего начальника разведки.

— Господа, вероятно, в этом деле и я смогу оказать некоторую помощь. — Это вступил в разговор доселе молчавший маг Амальриз.

— Каким же образом, мэтр? — Бергхардт, недолюбливавший чародея, но при этом никогда не пренебрегавший магией, оказался заинтересован. — Что вы может предложить?

— Я владею заклятием Врат, посредством которого можно мгновенно переносить людей или предметы на любое расстояние, — пояснил волшебник. — Скажу без лишнего хвастовства, что подобного уровня магия есть удел немногих чародеев, достигших огромных высот в нашем Искусстве.

— Это весьма интересно, мэтр. И как же действует это ваше заклятье Врат? — Дер Калле ухватился за предложение мага всерьез. — Сколько человек вы можете переместить одновременно?

— Все очень просто, Бергхардт, для того, разумеется, кто сведущ в чародействе. Создается портал, через которые люди проходят, оказываясь в том месте, где это необходимо. Правда, на больших расстояниях точность несколько снижается, но это несущественно. Таким образом можно переместить не более дюжины всадников, ну, или до двадцати пеших, если вам угодно.

— Я был бы вам признателен, мэтр, если бы вы оказали мне помощь своей магией, — с почтением произнес начальник разведки.

— В таком случае, я хоть сейчас могу приступить к созданию портала. Как только вы будете знать, куда нужно провести гвардейцев, я активирую заклятие.

— Вероятно, нужно будет дождаться донесений с границы, — предположил барон Дер Шталле. — Ястребу понадобится чуть более суток, чтобы добраться от самых отдаленных застав до столицы, а это значит, что отправив, при содействии мэтра Амальриза, разумеется, гвардейцев под командованием господина Дер Касселя сразу же, как только сообщение будет получено, мы потеряем совсем немного времени.

— Значит, отряд необходимо подготовить немедля с тем, чтобы воины могли отправиться в путь в любую секунду, — подвел итог король.

— Да, простите, у меня еще есть одно пожелание, — маг словно вспомнил что-то. — Я не хотел бы, чтобы гвардейцы, которых вы отрядите для поимки эльфов, ждали сигнала в моих покоях, поэтому, если возможно, я бы на это время покинул город. Здесь слишком много глаз и ушей, а магию такого уровня скрыть невозможно, да и присутствие вооруженных людей подле меня сразу станет заметно. Ваше величество, я надеюсь, вы сможете мне предоставить на время один из ваших загородных замков.

— Раз вы так считаете, то я отдам в ваше распоряжение замок Ландорф, — произнес король после недолгих раздумий. — Он находится вдалеке от города в пустынной местности. Там никто не сможет следить за вами. А как только будут новости с границы, в Ландорф сразу же будет послан гонец, дабы подать вам знак.

Бергхардт промолчал, не позволяя себе обсуждать решение сюзерена, но сам был полностью согласен с идеей правителя. Охотничий замок Ландорф, находившийся всего в паре часов езды от столицы, был идеальным местом для действий, о которых не следовало знать посторонним. Поскольку он находился в лесистой местности, где почти не было жителей, за исключением нескольких егерей, охранявших леса от браконьеров, вести за замком наблюдение, не привлекая внимания, было бы весьма затруднительно. Конечно, можно было следить за происходящим в Ландорфе и при помощи магии, но здесь уже мэтр Амальриз должен был принять необходимые для защиты меры.

— Благодарю вас, сир, — маг отвесил легкий поклон Зигвельту. — В таком случае, с вашего позволения, я хотел бы немедля отправиться туда и начать все необходимые приготовления, а заодно вызвать туда, Скиренна, моего ученика. Поскольку все отпрыски эльфийских правителей не чужды чародейского искусства, да и среди сопровождающих принцессу эльфов может оказаться боевой маг, с нашей стороны также не будет излишним присутствие чародея. Я уверяю вас, что мой ученик уже весьма поднаторел в искусстве магии и сможет оказать значительную помощь.

— Что вы на это скажете, Бергхардт? — Король, зная, что его начальник особой канцелярии не питает к магам, в частности, к Амальризу, теплых чувств, ожидающе воззрился на Дер Калле.

— Ваше величество, я не возражаю против присутствия мага, — пожал плечами начальник тайной канцелярии, бросив взгляд на придворного чародея. — Даже не будучи колдунами, эльфы могут в некоторой степени пользоваться природной магией, например, заметая следы, поэтому присутствие ученика почтенного Амальриза будет весьма кстати. — Вопреки ожиданиям, Дер Калле с легкостью принял предложение королевского мага.

— Хорошо, в таком случае, мэтр Амальриз, вы можете отправляться в Ландорф прямо сейчас. Антуан, вам следует выбрать из своих гвардейцев десять человек и вместе с мэтром следовать туда же. — Король Зигвельт поднялся из-за стола, проскрежетав отодвигаемым креслом по полу. — Да и вы все тоже можете приступить к выполнению нашего плана, судари мои. Чем скорее начнутся поиски, тем больше шансов поймать эльфийку и добыть яйцо.

Совет подошел к концу, наступила пора решительных действий. Все присутствовавшие в кабинете встали, почтительно кланяясь королю, а затем покинули помещение.


В тот же день несколько почтовых ястребов, использовавшихся военными и разведкой для доставки срочных донесений, полетели на юг, по направлению к границе. В медных тубусах, прикрученных к лапкам птиц, лежал приказ о розыске эльфов, незаконно находящихся на территории Дьорвика, в особенности эльфийки, имеющей знаки королевского рода. В то же время из дворца за город направился королевский маг, сопровождаемый капитаном гвардии и десять гвардейцев, сменившие парадные мундиры на иные одежды, более подходящие для обычных солдат. Стражники на городских воротах, видевшие покидавших Нивен всадников, удивились тому, что командир телохранителей правителя покидает свой пост, но все же не придали этому событию особого значения.

Тем временем набирал обороты механизм розыска, целью которого на этот раз были не разбойники с большой дороги и не очередные заговорщики, решившие по глупости, обусловленной молодостью, свергнуть правящую династию, а принцесса Перворожденных, которая с неизвестным пока количеством свиты в настоящее время находилась где-то в пределах Дьорвика, не поставив власти королевства в известность о своем визите. Собственно, уже одно это было достаточно весомым повод для ее поимки, а об истинных причинах облавы знали всего лишь пять человек во всем Дьорвике. Однако простые обыватели понятия не имели о происходящем и продолжали жить обычной жизнью, не обращая особого внимания на появившиеся на дорогах лишние разъезды пограничной стражи и временные заставы, возведенные ближе к южной границе.


А на следующий день после тайного совещания в королевском дворце патруль городской стражи Нивена обнаружил в сточной канаве в одном из кварталов Внешнего города, пользовавшемся дурной славой, труп человека, опознанного несколько позже обитателями городского дна как Айри Проныра, мелкий мошенник, промышлявший также составлением писем и документов за плату для людей, не владевших грамотой. Он был убит, точнее, заколот, двумя ударами в грудь, причем, по словам лекаря, приписанного к страже и осуществлявшего осмотр тела, убийца отличался небольшим ростом и значительной силой, ибо клинок, скорее всего, стилет, вошел в грудь убитого очень глубоко, достав до сердца, но раны шли снизу вверх под сильным наклоном.

В столице каждый день совершалось немало преступлений, но все же убийства не были настолько частыми, чтобы закрывать на них глаза. Разумеется, если бы жизни лишился какой-нибудь дворянин или хотя бы состоятельный торговец, дознаватели столичной стражи, коим в обязанности вменялось проведение расследования совершенных преступлений и розыск злодеев, проявили бы большее рвение, но и смерть мошенника не могла быть просто забыта. Однако в этот раз следствие ни к чему не привело. Люди, знавшие покойного Айри достаточно близко не смогли поведать сыщикам ничего стоящего. Они не были посвящены во все тайны, хотя кое-кто вспомнил, что Проныра говорил о «куче золота, которое само прыгает ему в руки», да еще о «туповатых ублюдках, благодаря глупости которых он скоро несказанно разбогатеет». Разумеется, для дознавателей эти слова ничего не значили и ни на дюйм не позволили приблизиться к преступнику, но далее они исходили из того, что мошенник действительно разбогател, после чего его прикончили собратья по ремеслу, позарившиеся на чужие деньги. Таким образом, смерть Айри по прозвищу Проныра была определена как убийство с целью ограбления, о чем и было записано в соответствующих бумагах, которые по действующим порядкам оформлялись на каждое преступление.

Правда, младший дознаватель управы городской стражи Арвис обнаружил в тайнике, который покойный устроил в голенище собственного сапога, две золотые марки, и еще одна монета такого же достоинства нашлась в подкладке его кафтана. По мнению чиновника, совсем недавно получившего свою должность, а потому расследование каждого преступления считавшего делом чести, это было странно, поскольку на такие деньги можно было жить без забот в течение пары недель, и трудно представить, чтобы разбойники обыскивали тело настолько небрежно, что не заметили спрятанные монеты, а тем более они не могли бы не взять найденные деньги умышленно. Обо всем этом Арвис доложил своему начальнику, старшему дознавателю Дерге, но тот оставил сомнения молодого сотрудника стражи без внимания:

— Чепуха все это, — отмахнулся от неугомонного подчиненного старший дознаватель. — Ерунда несусветная, так я тебе скажу. Делать нам нечего, как искать, кто же убил этого проходимца. — Дерге помотал головой, наставительно вымолвив: — Думай лучше, Арвис, как тех ухарцев, что гардских купцов прямо на постоялом дворе обчистили, прижать.

Таким образом, Айри Проныра вскоре после своей смерти был похоронен в общей могиле вместе с тремя нищими, скончавшимися от холода в одну из осенних ночей. Его смерть не имела последствий для Арвиса или его начальства, ибо мало кого интересует судьба бродяги и мошенника, но с ней оказались связаны некоторые события, происшедшиенесколько позже вдалеке от столицы, о которых чиновники из городской стражи Нивена, впрочем, так и не узнали.

Глава 4. Друзья поневоле

Незадолго до полудня в город Рансбург, что находится на юге Дьорвика, вошла женщина. Она была одета так же, как и любая крестьянка, живущая в этих краях, хотя внимательный наблюдатель мог бы сразу отметить то, что одежда на ней была изрядно поношенная, к тому же явно не ее размера. Еще этот наблюдатель, буде такому случиться близ городских ворот, сразу понял бы, что эта женщина, отчего то прятавшая лицо, явно опасается стражников, досматривающих всех людей, входящих в славный город Рансбург.

Остановившись в нескольких шагах перед гостеприимно распахнутыми воротами, одетая в крестьянские лохмотья путница в нерешительности замерла, став посреди дороги, словно размышляла в этот миг, идти ли вперед, или же повернуть назад.

— Эй, посторонись! Чего встала, как вкопанная? — От раздраженного окрика женщина вздрогнула, подскочив на месте. Мимо нее проехала запряженная парой кобыл подвода, и сидевший на облучке бородатый мужик в дорогом кафтане, покосившись на путницу, недовольно буркнул: — Бродят тут всякие оборванки! Ни пройти, не проехать!

Женщина, бросив на возницу затравленный взгляд, проворно отпрыгнула на обочину, пропуская воз, а затем вдруг бросилась к воротам, точно за ней гналась целая армии демонов. Обогнав телегу, путница поспешно сунула старшему из полудюжины воинов положенную пошлину — медную монету — все так же не поднимая лица, и чуть не бегом двинулась по начинавшейся от самых ворот узкой улочке.

— Вот же полоумная! — Немолодой уже воин с бронзовой нагрудной пластиной, обозначавшей чин десятника, взглянул вослед путнице, качая головой. Но не одна она в это утро желала попасть в вольный Рансубрг, и стражник в следующий миг уже спешил навстречу остановленной его товарищами телеге, хозяин которой без лишних слов покорно развязывал пухлый кошелек.

Никто так и не подумал о причинах столь странного беспокойства безвестной крестьянки, вдруг вздумавшей посетить город. Стражники, которых много больше привлекал приехавший на ярмарку торговец, вернее, мзда, что можно было истребовать с него, не обратили на путницу ровным счетом никакого внимания, поскольку взять с селянки им было нечего. А если бы воинов вдруг попросили описать внешность гостьи, едва ли они смогли бы сказать хоть что-то. Собственно, им казалось, что в город вошла пожилая женщина, а может и не столько пожилая, сколько изможденная тяжелым трудом, которым только и кормятся крестьяне, вынужденные день и ночь работать, дабы не только заготовить на зиму продукты, но еще и уплатить налоги, которые королевские чиновники взимают, не делая различия, может человек заплатить или едва сводит концы с концами, живя впроголодь. Правда, рука, протянувшая медяк, была слишком ухоженной, чересчур изящной, чтобы принадлежать старухе-крестьянке, но отчего то доблестные стражи порядка этого будто и не замечали, как не поняли, что путница, быть может, явившаяся из ближнего поселка к осевшей в городе родне, боялась их до смерти.

Конечно, охранявшие покой жителей городка солдаты выглядели вполне грозно, но ничего особо ужасного, настолько ужасного, чтобы заставить честных подданных дьорвикского владыки бегать от них без оглядки, в воинах не было. Обычные мужики, в большинстве своем уже немолодые, но еще достаточно крепкие, чтобы им можно было доверить покой и благополучие горожан.

Несмотря на то, что время было спокойное и не предвиделось войны, все стражники были в кирасах и шлемах, как и полагалось по уставу. Люди были вооружены алебардами и короткими мечами, к тому же в караулке хранились арбалеты с солидным запасом стрел, на случай нападения. На мундирах их был вышит герб Рансбурга, представлявший собой четырехчастный щит, окрашенный в золотой, красный и серебряный цвета. На красно-золотом поле был помещен лев, являвшийся символом Дьорвика, а на серебряном поле — две рыбы, герб города. Наличие у Рансбурга собственного герба значило, что он является вольным городом и признает над собой только сюзеренитет правителя державы, воле которого он подчиняется во всем, что не касается внутренних порядков, устанавливаемых выборным магистратом.

Такое положение существовало еще со времен короля Альбрехта, который в преддверие большой войны сделал ставку именно на города, добившись их верности множеством послаблений для населения. Тогда еще по настоящему сильна была власть феодалов, поделивших все королевство и не прекращавших междоусобных войн, но почти не способных защитить своих данников от нашествия крупной армии эльфов, помимо числа грозной еще и дисциплиной. Именно в ту пору король и сделал города, немало страдавшие от притеснений нобилей, стремившихся урвать кусок пожирнее, своими союзниками.

С тех времен, несмотря на то, что уже давно дворянские титулы почти не давали власти, а Дьоврик, объединенный внуком Альбрехта, был поделен на провинции, наместники которых назначались государем, большинство крупных городов управлялись собственными жителями, на деньги коих набиралась и стража, бывшая после гвардии и пограничной стражи самым боеспособным подразделением дьорвикской армии. Собственно, в мирное время армии почти не было, за исключением нескольких отборных отлично обученных отрядов кавалерии и пехоты, прежде всего пикинеров и арбалетчиков, поскольку содержать многочисленное войско, находящееся без дела, было весьма накладно. Имевшихся же отрядов вполне должно было хватить на случай пограничной стычки с кем-то из соседей, а при угрозе большой войны они составили бы костяк армии. Городские же ополчения, весьма многочисленные и неплохо обученные, а также снабженные нужным снаряжением, дали бы формируемой армии наибольшее число воинов, сражавшихся в качестве линейной пехоты. Эти отряды могли быть дополнены пограничной стражей, на случай войны превращавшейся в легкую пехоту, на манер эльфийских лучников, а также наемниками, недостатка в которых быть не могло, ибо в случае серьезной опасности для государства любой правитель предпочтет расстаться с казной, нежели чем с короной и собственной жизнью. При этом городская и пограничная стража также должны были следить за порядком в тылу сражающегося войска, взяв на себя функции милиции. Таким образом, король Дьорвика, не имея в период мира излишних издержек на содержание большого войска, в случае угрозы мог поставить под свои знамена массу достаточно хорошо обученных воинов, не считая народного ополчения, которое также могло быть созвано и вооружено за счет специальных королевских арсеналов.

В Рансбурге, подобно прочим вольным городам, жил и королевский наместник, выполнявший функции надзирателя, следящего за соблюдением законов. Вместе с наместником, не обладавшим в мирное время почти никакой властью, также здесь находились еще некоторые чиновники, прежде всего — сборщики налогов. В качестве почетной охраны этой братии было придано небольшое количество гвардейцев, помимо прочего сопровождавших мытарей в поездках к дальним деревням, дабы у здешних жителей не возникало соблазна вернуть себе взятые у них в качестве налогов деньги, а также охранявших перевозимое ими в столицу золото. Но все это, известное каждому горожанину, вовсе не интересовало принцессу Мелианнэ, дочь правителя Перворожденных, именуемого также Владыкой Изумрудного Престола, почти тайком, шарахаясь каждой тени, вошедшую в Рансбург под видом крестьянки.


К городу Мелианнэ подошла сильно истощенная, не столько телесно, сколько душевно, ибо вот уже третью неделю она передвигалась по владениям людей, постоянно опасаясь попасться на глаза кому-нибудь из жителей этих мест. Собственно, все время, прошедшее с момента нападения на ее отряд еще в Корхане, когда принцесса была вынуждена спасаться бегством, лишившись своих спутников, она по-прежнему опасалась погони. Уже более трех недель Мелианнэ бежала, постоянно запутывая следы. В степях ей несказанно повезло, ибо преследователи более не сумели настигнуть беглянку, но, тем не менее, страх перед ними подстегивал ее, заставляя бежать из последних сил.

Нужно сказать, что первое время принцесса каким-то необъяснимым чутьем, видимо связанным с магией, ощущала погоню. Ей казалось, что чей-то взгляд словно бы упирается ей в спину, что еще больше подстегивало и без того спешившую эльфийку. Возможно, она сумела уловить поисковое заклинание, творимое ее преследователями, что недвусмысленно говорило о наличии среди них мага, встрече с которым Перворожденная предпочла бы бой с полудюжиной простых воинов.

Мелианнэ почти не останавливалась до тех пор, пока впереди не показалась гладь Арбела, пограничной реки, отделявшей дикие степи от Дьорвика, королевства людей, граничившего с И’Лиаром. Именно там была новая цель эльфийской принцессы, которая после гибели сопровождавших ее воинов не могла рисковать, пытаясь добраться до родных земель через ставшую такой опасной степь. И лишь оказавшись на восточном берегу реки, она позволила себе краткий отдых, укрывшись в небольшой рощице.

Земли Дьорвика, в прочем, также не отличались особой гостеприимностью, тем более, по отношению к эльфам, с которыми у владык этих земель издавна не заладились отношения. Поэтому и сейчас Мелианнэ была напряжена, словно тугой лук, любимое оружие ее родичей. Сторонясь людей, она лесами пробиралась к Рансбургу, где надеялась найти помощь. И только чудо, да еще магия Леса, помогли ей так и не попасться на глаза солдатам, патрулировавшим полосу земель, граничившую с Корханом. К счастью, эти дозоры не были выставлены для ее поимки, что было весьма возможным, если вспомнить нападение в степи. Воины охраняли селения западного Дьорвика от кочевников, которые часто переходили границу, разоряя деревни, грабя караваны и уводя людей с тем, чтобы позже продать их на невольничьих рынках где-нибудь на западе, подле Шангарских гор. Тем не менее, эльфийка прекрасно понимала, что с ней могут сделать солдаты, попадись она к ним. Но самое главное — они отняли бы то, что она несла с собой от самых гор. Именно это было самым страшным из того, что могло бы случиться, а вовсе не зверства людей, в руках которых могла оказаться Мелианнэ.

Однако ей все же приходилось время от времени выходить к деревням, ибо, не имея при себе никакого оружии за исключением кинжала, она не могла охотиться, а добыть себе пищу иначе было невозможно. В это время года в лесу уже весьма трудно найти что-либо съедобное, например, какие-нибудь плоды, а магия, которой хоть и посредственно, но все же владела Мелианнэ, никак не могла заменить обычную пищу. Поэтому, после долгого многочасового наблюдения выйдя к попавшемуся на ее пути селению, принцесса, дождавшись ночи, входила в ближние к окраине дворы, хватая любую еду, какая попадалась ей на глаза, и немедля вновь скрываясь в спасительной темноте леса. К счастью, она могла успокоить псов, непременно охранявших дома, а сторожей люди выставляли крайне редко. Таким не слишком подобающим высокородной принцессе способом ей все же удалось выжить и дойти, наконец, до Рансбурга. При этом ей пришлось сделать большой крюк, подойдя к городу с севера, ибо она не без оснований опасалась, что на границе с владениями ее родичей люди могут держать немало войск, а попасться на глаза какому-нибудь патрулю вовсе не входило в планы Мелианнэ.

Так сложилось, что именно в Рансбурге жил человек, способный помочь эльфийке. Несмотря на давнюю вражду между двумя народами среди обоих находились те, кто соглашался оказывать определенные услуги противнику, за соответствующее, разумеется, вознаграждение. И к чести Перворожденных нужно сказать, что среди их племени подобные предатели встречались столь редко, в отличие от людей, что имя каждого из них помнили спустя века. Правда, некоторые эльфы вовсе не считали людей животными, но таких было мало, к тому же о своих взглядах на отношения двух народов они высказывались открыто, при этом не вызывая сомнений в своей верности Изумрудному престолу в случае войны. А посему их никак нельзя было считать изменниками, ибо предательство бывает тайным и непременно наносит вред свой стране.

Наградой за весьма деликатные услуги, оказываемые такими вот «союзниками», за те дела, которые лучше делать чужими руками, могло быть что угодно, начиная от банального золота, которое, как известно, способно творить чудеса, отпирая ворота неприступных крепостей и заклятых врагов обращая в верных друзей, и заканчивая возможностью отомстить заклятому врагу чужими руками. Однако человек, с давних пор обосновавшийся в приграничном городке на юге Дьорвика в качестве платы за помощь Перворожденным предпочитал ни что иное, как знания. Именно поэтому эльфы относились к нему весьма и весьма настороженно. Ведь одно дело, когда все заключается в кошеле с золотом, такой человек прост и понятен, но тот, кто хочет за свою помощь получить возможность приобщиться к древним тайнам, вне всякого сомнения, является человеком необычным, а необычность всегда настораживает. Тем не менее, нужно было признать, что услугами этого «друга» эльфы пользовались довольно часто, причем ни разу им не приходилось жалеть об этом, а, следовательно, можно поделиться с таким помощником и чем-то посущественнее монет.

Но, подобравшись к городу, Мелианнэ встретила еще одно препятствие. Она не особо боялась стоявших в воротах стражников, обмануть которых можно было, прибегнув к простейшей магии, но было и еще кое-что, несравненно более существенное и опасное для принцессы, нежели несколько мужиков, страдающих от похмелья. Мелианнэ всерьез опасалась того, что в надвратной башне может оказаться маг. Даже самый слабый и неумелый чародей с легкостью мог бы сорвать накинутое ею заклинание, отводящее глаза, после чего в дело вступили бы те самые стражники. Или еще на ворота могли быть наложены чары, развеивающие любую волшбу и поднимающие при этом тревогу.

Эльфийка знала, что именно так защищали вход в свои города и дворцы правители человеческих государств, расположенных к западу от Шангарского хребта. Постоянно находясь в состоянии войны со своими соседями и имея массу врагов в собственных державах, они с помощью нехитрой, в общем-то, магии пытались обезопасить себя от возможных покушений. И, если верить слухам, подобные фокусы не раз срабатывали, вроде бы даже однажды тамошней страже удалось пресечь попытку протащить в один из городов демона, заточенного в кувшине. Поэтому Мелианнэ боялась, что и здесь, в такой близости от вечно враждебного для людей И’Лиара кто-то мог воспользоваться таким приемом, благо магов разного рода в Дьорвике было немало.

Мелианнэ делала все, чтобы оставаться незамеченной среди людей. В одном из ближних селений эльфийка разжилась поношенной одеждой, которую она банально украла у какой-то крестьянки. Та повесила вещи сушиться после стирки и ушла, после чего Мелианнэ в одно мгновение среди бела дня заскочила на двор, схватила тряпье и бросилась в лес так стремительно, что никто ничего так и не успел заметить. Правда, вещи оказались совсем не впору стройной и высокой принцессе, но все же в таком наряде она привлекала гораздо меньше внимания, чем в изрядно потрепанном камзоле и бриджах, ибо женщина в подобной одежде сразу стала бы предметом внимания со стороны людей, считавших любые штаны неподобающим для девицы нарядом.

Наконец принцесса увидела городские стены. Она подошла к Рансбургу на рассвете, еще до того, как позевывающие стражники открыли ворота, пропуская в город какого-то крестьянина на телеге, доверху груженой большими мешками. Но войти Мелианнэ решилась далеко не сразу. Еще долго она вглядывалась в сторожей, пытаясь понять, нет ли среди них чародея, который вполне мог быть приписан к городской страже. Ее скромных познаний в магии, к сожалению, не хватало на то, чтобы чувствовать Дар в других людях, равно не могла Мелианнэ и увидеть заклятия, которые вполне могли дополнять бдительность солдат.

Однако среди воинов, досматривавших все въезжающие в город повозки, а с пеших путников, идущих налегке, лишь бравших положенную пошлину и впускавших их в город, не оказалось ни одного человека, хоть отдаленно напоминавшего бы волшебника, и Мелианнэ решилась. Она смогла сплести заклятие, отводящее глаза, и приготовила на всякий случай еще кое-что из разряда боевой магии. Если бы в воротах ее ожидала засада, то у принцессы еще оставался шанс бежать, испепелив предварительно нескольких ретивых стражников, а при большой удаче еще и обрушив надвратную башню, не отличавшуюся особой прочностью. Но все обошлось, и солдаты без препятствий и проволочек пропустили в город одинокую женщину, взяв у нее монету за вход и даже не спросив, зачем он идет в Рансбург. Будь среди них хоть кто-то из ведомства известного в определенных кругах Бергхардта Дер Калле, или даже найдись в нужное время и в нужном месте обычный стражник повнимательнее, он вне всякого сомнения, заметил бы с первого взгляда странное поведение этой женщины, слишком беспокойной и торопливой для простой крестьянки. Но люди из особой канцелярии находили себе другие занятии, много более важные, чем досмотр входящих в город людей, тем более что появление лазутчиков и диверсантов не ожидалось по причине отсутствия пока серьезного противника, угрожавшего бы благополучию Дьорвика.

Город встретил Мелианнэ шумом, криками, суетой населявших его людей и вонью сточных канав, куда жители выливали помои, выплескивая их прямо из окон собственных домов. На довольно узких улочках миазмы, распространяемые гниющими отходами, показались эльфийке настолько кошмарными, что она едва не потеряла сознание. Собственно, главным недостатком человеческих городов, по мнению Перворожденных, была невероятная грязь. Эльфы тоже жили в городах, а вовсе не в лесу под открытым небом, как считали иные люди, но они никогда бы не додумались устраивать такое в собственном доме. А побывав в поселениях людей они сразу понимали, почему именно города издавна являются рассадником всяческих хворей. При этом мелкие поселки, где живет немного людей, но есть много места, отличались в лучшую сторону во всех отношениях, но и они неминуемо разрастались, в итоге рано или поздно становясь залитыми помоями трущобами. Люди, в прочем, привыкали к этому, иначе неясно, как они могли жить в этих каменных ущельях.

Принцесса долго не решалась узнать у жителей точный путь к тому человеку, который, по ее мнению, был в состоянии помочь ей. Ведь Мелианнэ было известно лишь одно только имя и еще то, что носившему это имя единственному она могла довериться. Но, чтобы почувствовать себя в безопасности, незнакомца следовало разыскать, а даже в не самом большом городе, каким был Рансбург, эта задача вовсе не казалась простой. Поэтому больше часа, о чем говорили удары колокола больших курантов, расположенных на ратуше, она бродила по улицам, все еще опасаясь, что ее нехитрая маскировка будет замечена.

Особенно страшно было, когда навстречу Мелианнэ из-за поворота бодрой рысью выскочило полдюжины стражников, едва не сбивших ее с ног. В этот миг у нее внутри все сжалось в ожидании самого страшного, но вновь судьба оказалась благосклонна к одинокой эльфийке, чудом сумевшей забраться столь далеко во владения людей. Солдаты, спешившие куда-то по свом делам, ровным счетом не обратили на бедно одетую крестьянку никакого внимания. А Мелианнэ быстро двинулась прочь, все еще ожидая возвращения воинов. Вскоре она оказалась на рынке, где в это время уже оживленно торговали. Продавцы, в большинстве своем крестьяне, прибывшие в город со своими нехитрыми товарами, стремились перекричать друг друга, привлекая горожан, выбравшихся за покупками. Какой-то мужичок схватив за рукав проходившую мимо эльфийку принялся совать ей в лицо простенькие глиняные кувшины и чаши. Видимо, торговля у гончара шла из рук вон плохо, раз он так привлекал к себе покупателей, но незваной гостье было не до размышлений. Мелианнэ вырвалась и бросилась прочь. Она не жаловала большое скопление людей, тем более ей было неприятно, когда эти люди пытались ее удержать.

Собственно, горшечника можно было понять, ведь от того, сможет он продать свой товар или вернется с ним домой, зависит и возможность вовремя и в полной мере уплатить подати. Королевские мытари не отличались особой разборчивостью и милосердием, живо присуждая за малейшее опоздание штрафы. А не уплатив штраф, бедолага мог оказаться и в тюрьме. Но до всего этого принцессе не было дела, да и не знала она подробностей крестьянской жизни.

Все же после долгих скитаний эльфийка подошла к пожилой женщине, несшей корзину с зеленью, и спросила у нее нужный адрес.

— Где живет Герард? — К удивлению принцессы, это имя было известно горожанке. — Как же, милая, знаю, — кивнула она, сообщив: — Ступай на Лекарскую улицу, это на другом конце города, а там его дом сразу разыщешь.

Ответ не сильно обрадовал Мелианнэ, но, зная направление, эльфийка сразу почувствовала себя гораздо спокойнее, ибо теперь от цели ее отделяло совсем немногое. И, тем не менее ей еще вдоволь пришлось побродить по тесным улицам, заполненным народом, прежде чем Мелианнэ остановилась перед нужным ей домом.

Фасад двухэтажного здания украшала вывеска «Мэтр Герард. Торговля манускриптами». Это было довольно большое здание, выходившее сразу на две улицы. С одной стороны была книжная лавка, с другой простое крыльцо, безо всяких вывесок. Дом этот, вернее, разумеется, его обитатель, был весьма известен среди жителей Рансбурга и его окрестностей. Герард, как он себя называл, считался почти магом, хотя сам он никогда не давал повода принять себя за чародея. Владелец дома утверждал, что он просто ученый, занимающийся торговлей книгами. И книг в его лавке было действительно немало, причем многим было известно, что Герард раньше часто совершал поездки в другие города, разыскивая там редкие фолианты, а нередко продавцы сами приходили в его дом, надеясь подороже продать ему иной свиток. Городские власти не имели ничего против присутствия в Рансбурге лавки Герарда, более того, он уже долгое время являлся советником бургомистра, то есть человеком не только богатым, но и уважаемым. По крайней мере, так о нем думали многие.

Иногда соседи видели, как в дом Герарда по вечерам, или, наоборот, в предрассветных сумерках приходили люди, кутавшиеся в плащи и скрывавшие свои лица. Как правило, такое случалось в те дни, когда в город прибывали торговые караваны из дальних краев, либо просто путники, странствующие по землям королевства с одним им лишь ведомой целью. Кое-кто считал такие визиты подозрительными, ибо зачем тайком пробираться в дом книгочея, если это можно сделать и при дневном свете, но свои догадки и домыслы люди предпочитали держать при себе. Да, собственно, и свидетелями ночных посещений советника и мудреца Герарда были лишь немногие люди, причем чаще всего в их роли оказывались вышедшие на ночной промысел воры либо городские нищие, не спешившие бежать, куда следует при виде чего-либо подозрительного.

Возможно, стража и заинтересовалась бы происходящим, тем более узнав, что в качестве визитеров выступали приехавшие издалека купцы или их доверенные лица, но стража ничего не знала. В прочем, трудно сказать, насколько серьезно они отнеслись бы к обвинениям, вернее, к подозрениям в адрес человека, пользовавшегося в округе большим уважением.

Мелианнэ стремилась скорее попасть именно сюда. Она сама никогда не видела книготорговца и мудреца, которым считался Герард, но точно знала, что, в крайнем случае, у него она может рассчитывать найти помощь. С этим человеком эльфы были знакомы уже несколько лет и оставались довольны тем, как он выполнял различные их поручения. Добившись высокого положения, не без помощи, кстати, золота, полученного из рук Перворожденных, Герард обезопасил себя от лишнего внимания, тем самым став еще полезнее для эльфов, никогда не упускавших случая привлечь на свою сторону людей, способных в нужный момент оказать определенную помощь. Правда, не так уж часто встречались те, кто с готовностью предлагал свою службу нелюди, но те немногие, согласные на дружбу с Перворожденными ценились ими на вес золота и никогда не знали ни в чем отказа. И при всем этом эльфы относились к таким людям с огромным презрением, которого только и заслуживает тот, кто с легкостью готов предать свой народ за горсть монет.

Перед тем, как принцесса Мелианнэ отправилась в свое путешествие на запад, ее отец сказал ей, к кому во владениях людей она может обратиться, если окажется в опасности. Он называл и Герарда, велев в случае крайней нужды обещать ему любую плату. Король признавал, что этот человек является одним из самых верных и самых ценных агентов, которых Перворожденным удалось завербовать среди людей. И он действительно способен помочь в самых разных ситуациях. Разумеется, никто и никогда не пойдет на риск предательства, не зная, что будет щедро вознагражден, поэтому король Эльтиниар заранее предполагал, что Герард не ограничится малым, но в ином случае шансов добраться до родины у Мелианнэ ровным счетом не было. Оставалась лишь одна надежда.

Принцесса, будучи совершенно неосведомленной о том, как действуют настоящие шпионы, тем не менее инстинктивно поступала именно так, как и должно. Она не пошла сразу в лавку, хотя побороть это желание было невероятно трудно. Пусть даже это и был человек, такой же, как те прохожие, с которыми Мелианнэ встретилась по пути сюда, но все же он был более надежен. Герард знал, что вознаграждение за услуги может превзойти его ожидания, но при этом должен был догадываться, что повторной измены, измены уже в пользу людей, эльфы ему не простят, и ничто не убережет его от их возмездия. И хотя бы только поэтому он должен был помочь беглянке. Те же люди, которые просто шли по узким и грязным улочкам считали эльфов жуткой нелюдью, своими врагами и, встретив Перворожденного в своем городе, они просто убили бы его, не раздумывая.

Итак, прежде чем войти в жилище Герарда, Мелианнэ несколько раз обошла его дом, постоянно оглядываясь, поскольку полагала, что так сможет заметить возможную слежку. Однако никто не преследовал эльфийку, и она направилась к парадному крыльцу особняка. Мелианнэ не знала точно, что она скажет человеку, но полагала, что сможет убедить его оказать помощь. Подойдя к двери, она ударила закрепленным на ней бронзовым кольцом в пластину, имевшую вид морды какого-то зверя. От частого применения поделка неизвестного кузнеца была весьма сильно помята, так что первоначальный замысел мастера стал неясен. Подождав некоторое время, принцесса постучалась еще раз, но, вероятно, никто не спешил впустить ее в дом. Однако, когда она, отчаявшись, уже пошла прочь, дверь приоткрылась, и на пороге показался человек.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что открывший дверь никак не мог быть искомым ею человеком. Он был слишком молод, не старше двадцати лет, что по меркам Перворожденных было практически возрастом младенца. Юнец был одет в ливрею, какие принято было носить слугам, хотя он явно не подходил на роль дворецкого.

— Простите… госпожа, вы кого-то ищете? — Слуга помедлил, прежде чем подобрал подходящее обращение, что было понятно, ибо одетая в поношенное платье, к тому же явно с чужого плеча, не была похожа на обычных посетителей этого дома. Но все же человек решил проявить некоторое почтение — кто знает, может, это пришла благородная дама, решившая сохранить инкогнито. Во всяком случае, сюда приходили самые разные люди, поэтому слуга не удивился бы и такому варианту.

— Я хотела бы видеть господина Герарда. — Эльфийка двинулась к входу в дом, но молодой слуга не спешил впускать ее.

— Насколько мне известно, мэтр никого не ожидает, — юнец стал в дверном проеме, так что Мелианнэ едва не ткнулась ему в грудь. — Как мне о вас доложить?

— Мне просто надо увидеть его, и все, — настаивала Мелианнэ. — Уверяю, мэтр примет меня.

Принцесса почувствовала, что в лице юноши встретила почти непреодолимое препятствие. Нельзя было назваться настоящим именем, ибо неизвестно, насколько серьезно слуги в этом доме посвящены в тайны своего хозяина, а солгать Мелианнэ не могла по той причине, что не имела понятия о том, кем можно представиться, чтобы быть допущенной до аудиенции с Герардом.

— Прошу вас, назовитесь. Я не могу впустить в дом неизвестно кого. — Слуга был неприступен. — Либо скажите, кто вы, либо ступайте прочь!

Он уже собрался было захлопнуть перед лицом нежданной гостьи дверь, когда Мелианнэ, выхватив из-под плаща кинжал, бросилась к нему. Парень почти успел закрыть дверь, но его остановил приставленный к горлу клинок, ощутимо давивший на кожу рядом с артерией. Человек понял, что незнакомке достаточно будет одного движения, дабы отправить его на встречу с Судией.

— Впусти меня, человек! — Прошипела сквозь зубы принцесса, приблизив свое лицо к лицу слуги, побелевшего от страха, ибо не каждый день ему к горлу приставляли острый нож.

— П-проходите, госпожа. — Юнец распахнул дверь, медленно пятясь назад и не сводя глаз с эльфийки. — Если п-позволите, я доложу о в-вас м-мэтру.

Причиной внезапного заикания слуги, прежде не страдавшего дефектами речи, являлись почти десять дюймов стали, которые вполне могли в любой миг вовсе лишить человека голоса, а с ним и жизни, погрузившись в горло.

— Не стоит, Ларс, я уже здесь, — раздался сильный мужской голос. Взглянув на лестницу, что вела на второй этаж дома, Мелианнэ увидела человека, без сомнения, и являвшегося хозяином.

Сверху спускался высокий седовласый мужчина, еще вовсе не старый, но исполненный степенности и достоинства. Его волосы были коротко стрижены по столичной моде, а пышные бакенбарды обрамляли лицо, гладко выбритое. Он был несколько похож на хищную птицу, поскольку лицо его имело такие же заостренные черты. Внимательные глаза из-под густых бровей рассматривали так и не снявшую капюшон эльфийку, по-прежнему державшую клинок нацеленным в горло слуге.

— Прошу вас, госпожа, отпустите моего слугу, и все же скажите, кто вы и что привело вас сюда, — насмешливо произнес тот, кто не мог быть никем иным, нежели хозяином этого роскошного особняка. — Я смею предположить, что у вас ко мне срочное дело, ибо еще никто не входил в мой дом подобным образом. — Герард направился к Мелианнэ, похоже, нисколько не опасаясь оружия в ее руке.

Быстрым движением, выдававшим опытного воина, спрятав клинок в ножны, принцесса коснулась висевшего на груди медальона, снимая наведенный морок. Колдовская личина, изображавшая немолодую женщину, истаяла мгновенно, открыв истинный лик гостьи. Вид Перворожденной произвел на молодого слугу сильное впечатление. Он смотрел на нее широко открытыми глазами, замерев на месте. Однако сам Герард, для которого эльфы уже давно из диковинных созданий превратились в нечто обыденное, был более сдержан.

— Ларс, ступай, — движением руки он подтвердил свой приказ слуге.

— Простите, мэтр, но я был вынужден… — юноша попытался оправдаться, но его путаная речь была прервана Герардом.

— Я все понимаю. Не думай, ты поступил правильно, — успокоил советник своего лакея. — Я сам забыл тебя предупредить о том, что возможно, к нам будут гости, так что можешь не ожидать наказания.

Когда обрадованный таким поворотом событий слуга, наконец, покинул зал, Герард обратился к Мелианнэ:

— Позвольте узнать, с кем имею честь разговаривать. Я действительно никого не ожидал в ближайшее время.

— Мелианнэ, дочь правителя И’Лиара, — коротко отрекомендовалась принцесса. Впрочем, сказанного было достаточно, чтобы вызвать неподдельное удивление хозяина этого дома.

— О, это большая честь для меня, э’валле, принимать вас в своем скромном жилище. — Однако ни голос, ни выражение лица Герарда никак не свидетельствовали о искренней радости. Скорее, он думал в этот миг о том, не принесла бы незваная гостья на своих плечах лишние проблемы в его дом.

— Мне нужна ваша помощь, мэтр, — Перворожденная сразу решила перейти к главному, не тратя время на ненужные любезности. — Я оказалась в этих краях не по своей воле, и у вас рассчитываю найти убежище, хотя бы на несколько дней. Я не стесню вас надолго, — заверила Герарда эльфийка, догадывавшаяся, что едва ли осчастливила его своим визитом. — Мне как можно скорее необходимо вернуться в И’Лиар.

Однако человек, видя, что его гостья явно устала, решил отложить беседу на потом, проявив некоторую заботу:

— Пожалуй, э’валле, вам стоит сперва отдохнуть. Мне кажется, ваш путь был долгим и трудным. Если желаете, то вы можете принять ванну, а затем мы встретимся за ужином и поговорим, — предложил Герард и, видя в глазах гость огонек упрямства, повторил чуть более настойчиво: — Вам надо отдохнуть, я вижу.

— Да, мэтр, вы правы. — Мелианнэ только сейчас почувствовала, как на нее наваливается усталость. Нечто подобное она испытывала совсем недавно, когда с трудом отбилась от врагов еще в Корхане. Во время боя она тоже не чувствовала ничего, но потом, когда все уже закончилось, она едва не лишилась чувств. Поэтому и сейчас Мелианнэ решила принять предложение хозяина дома.

— Сейчас слуги проводят вас в покои, специально отведенные для гостей, а затем приготовят для вас ванну, — не терпящим возражений тоном произнес торговец манускриптами. — Вы можете отдыхать сколько угодно, госпожа. И не беспокойтесь насчет прислуги — они ничему не удивятся, поскольку подобные гости бывали в этом доме и раньше. Все, кто мне служит — надежные люди, которые не смеют предать меня. — Затем Герард взял в руки колокольчик, на мелодичный звон которого откуда-то из глубин особняка появилась молодая девушка-служанка. — Мила, будь добра, проводи гостью в комнату и приготовь воду, а также чистую одежду, — распорядился хозяин дома.

— Прошу вас, госпожа, следуйте за мной. — Служанка, после того, как Герард ушел, двинулась вверх по лестнице, увлекая за собой и эльфийку. Она, в отличие от юноши, открывавшего дверь, действительно нисколько не удивилась, увидев Мелианнэ. Возможно, девушка уже и впрямь привыкла к таким гостям, а может быть, она просто умела скрывать свои чувства.

Оказавшись в комнате, принцесса сбросила с себя плащ и сапоги, единственный, кстати, предмет гардероба, который эльфийка не стала менять на крестьянскую обувь, после чего упала на постель, даже не сняв с пояса кинжал. Она сильно устала за время своих скитаний, поскольку не позволяла себе надолго останавливаться, опасаясь возможной погони. Это постоянное чувство тревоги, не оставлявшее ее многие дни напряжение, когда каждую секунду Перворожденная была готова к появлению врагов, выпивало из нее силы, как вампир — кровь из своей жертвы. Даже оказавшись вдали от людей, Мелианнэ устраивала себе лишь краткий отдых, поскорее торопясь добраться до цели. И сейчас впервые она могла расслабиться, оказавшись в относительной безопасности.

Принцесса уже давно не видела настоящую кровать, и столько же времени прошло с тех пор, как она последний раз принимала ванну. Поэтому, когда служанка, не та, что была в первый раз, а другая, еще более юная блондинка, вошла в отведенную для Мелианнэ комнату и сообщила ей, что ванна готова, эльфийка, на ходу сбрасывая с себя порядком надоевшие ей крестьянские лохмотья, ринулась за девушкой. Представить себе, что чувствовала Мелианнэ, погрузившись в теплую воду с густой мыльной пеной, может по настоящему только тот, кому больше месяца приходилось спать под открытым небом, укрываясь лишь одним плащом и целыми днями трястись в седле, невзирая ни на усталость, ни на погоду. Это было для нее настоящее блаженство. Мелианнэ с радостью отдалась в умелые руки служанки, принявшейся тереть ее губкой, расслабившись и изгнав все прочие мысли, для которых время еще не наступило. Кстати, в действиях служанки явно чувствовался немалый опыт — не иначе хозяин дома тоже любил прибегать к ее услугам, принимая ванну, а возможно, и в иных ситуациях. В прочем, это тоже было не важно сейчас.

Вернувшись в свои покои, эльфийка обнаружила там одежду, подобранную явно со знанием вкусов Перворожденных, поскольку на постели лежала белая шелковая рубашка с кружевным воротником, короткий камзол и узкие брюки. Однако, Мелианнэ, чувствуя приятную слабость и покой, обнаженной бросилась на атласные простыни, тут же рухнув в пучину сна.

Проснулась принцесса спустя три часа. Она чувствовала себя отлично отдохнувшей и вновь полной сил. Казалось, если прямо сейчас потребуется вновь пересечь равнины, то и это окажется Мелианнэ по плечу. Проведя несколько минут перед огромным зеркалом, эльфийка привела в порядок свою пышную шевелюру. Плавными движениями она расчесала свои роскошные золотистые локоны и заплела их в привычную косу, которой позавидовали бы многие красавицы человеческого племени. Затем она оделась, убедившись, что новый костюм идеально скроен и нисколько не стесняет движений. Найдя небольшой серебряный колокольчик на столике возле зеркала, Мелианнэ вызвала прислугу, подражая действиям Герарда. И служанка, на этот раз снова та, что провожала ее в покои, невысокая и темноволосая, чуть полноватая по меркам Перворожденных, но для людей считавшаяся очень хорошо сложенной, не замедлила явиться на ее зов.

— Передайте мэтру Герарду, — Мелианнэ переняла обращение, которым пользовались люди, — что я хотела бы поговорить с ним.

— Господин ждет вас, — почему-то безжизненным голосом произнесла служанка, поклонившись. — Он просил проводить вас в трапезную, как только вы проснетесь, госпожа. Прошу вас, идите за мной. — С этими словами девушка, ее звали Милой, вдруг вспомнила принцесса, развернулась, а Мелианнэ оставалось последовать за ней.

Трапезная оказалась большим помещением, в центре которого, как и полагалось, стоял большой стол из красного дерева. Пожалуй, здесь со всем возможным комфортом могли бы отужинать сразу человек пятнадцать, и, вполне вероятно, решила Мелианнэ, порой такие приемы могли случаться под этой крышей. Ныне, однако, безвестные слуги накрыли всего на двух человек, хозяина и его гостью.

В зале царил полумрак, разгоняемый многочисленными свечами в серебряных канделябрах, стоявших на столе и по углам комнаты. Бросив взгляд в окно, принцесса поняла, что уже наступил вечер. Внешне предстоящий ужин носил романтический оттенок, хотя в действительности ничем подобным здесь и не пахло, скорее, наоборот, в ближайшее время должны были решиться некоторые сугубо деловые вопросы.

Герард действительно ждал свою гостью. При ее появлении он встал из-за стола, придвигая стул для эльфийки. Затем слуги, видимо ожидавшие появления Мелианнэ, внесли пищу на блюдах из серебра. Прибор на столе, кстати, также был серебряным, видимо так хозяин дома хотел угодить гостье, ибо известно, что Перворожденные почитают именно серебро, а не золото, священным металлом. Недаром даже свои доспехи они украшают именно им.

— Прошу вас, э’валле, разделите со мной скромную трапезу, — обратился к Мелианнэ Герард. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

— Благодарю вас, сударь, — эльфийка учтиво кивнула в ответ. — Но все же я хотела бы поговорить о деле.

— Как вам угодно, почтенная. — Право же, это обращение в адрес юной Перворожденной казалось несколько неуместным в устах Герарда, хотя в действительности беглянка прожила на свете едва ли меньше, чем человек. — Но чем же я могу помочь вам?

— Так сложилось, что я оказалась во владениях короля Дьорвика не по своей воле, поэтому мне срочно нужно вернуться в И’Лиар, — Мелианнэ обдумывала каждое слово, прежде чем произнести его, ведь полностью верить нельзя было и этому человеку. — Я опасаюсь, что меня могут искать.

— Насколько мне известно, никто ничего не знает о вашем здесь появлении, поэтому сомнительно, что вас будут искать именно здесь, — заверил Герард свою гостью. — В любом случае, в этом доме можете считать себя в полной безопасности.

— Благодарю вас, мэтр, за заботу, но мне нельзя долго здесь оставаться.

— Что же вы хотите? — человек, скрывавшийся под личиной торговца книгами, вопросительно вкинул брови, глядя на Мелианнэ.

Принцесса пригубила вино из высокого хрустального фужера, вещи, кстати, исключительно дорогой, наличие которой в доме Герарда говорило о его немалом достатке. Да и вино оказалось совсем даже неплохим. Вероятно, он было привезено сюда с далекого востока, из земель, лежавших на побережье океана, за владениями орков. Эти края славились своими виноградниками. Собственно, только там и производилось настоящее вино, ибо климат остальных земель, лежащих к северу от Ламелийских гор не был достаточно благоприятен для весьма капризного растения. Только эльфы в своих зачарованных рощах могли растить практически все, что угодно. Поэтому Мелианнэ, в отличие от большинства людей, знавшая вкус вина, могла достаточно точно оценить качество напитка.

Однако сейчас ей было не до дегустации вин, предложенных ей Герардом. Гораздо более важные задачи стояли перед Мелианнэ, задачи, от правильности решения которых зависела не только ее жизнь, но и судьба всего И’Лиара, ни больше и ни меньше. А вышеупомянутый Герард был единственным, кто мог оказать ей содействие.

— Мне нужно добраться до границы с И’Лиаром, как я уже говорила, — произнесла эльфийка, отставив в сторону фужер. — Но в одиночку я бы не рискнула это сделать. Возможно, здесь меня уже ищут, хоть вы и утверждаете, сударь, что ничего про это не слышали. И те люди, что могут идти по моему следу, готовы пойти на все, лишь бы я оказалась в их руках. Поэтому мне понадобится человек, способный сопроводить меня до владений Перворожденных и защитить в дороге, если понадобится. При этом, как вы должны понять, такой человек ко всему прочему не должен страдать разными предрассудками насчет эльфов.

— Значит, э’валле, вам требуется телохранитель? — спросил Герард, чуть прищурившись. Видимо, так он демонстрировал сове внимание.

— Верно, вы правильно поняли мою мысль, — Мелианнэ согласно кивнула, катая в ладонях полупустой бокал. — Вы сможете найти такого человека, мэтр?

— Это не так просто, почтенная, — нахмурился человек, в уме словно бы уже решая нелегкую задачку. — Вы же знаете, как жители этих краев относятся к вашему народу. Что было — то было, поэтому их, мягко говоря, неприязнь к Перворожденным не так уж непонятна, хотя со времени последних конфликтов прошло несколько десятилетий, и пора бы уже изжить глупые предрассудки.

— Но вы, я полагаю, знаете того, кто не питает к моим соотечественникам подобных чувств?

— Возможно, несколько человек есть у меня на примете, — задумчиво ответил Герард. — Как я понимаю, вам в спутники нужен хороший воин?

— Да, мне требуется не просто проводник или слуга, а боец, умеющий держать в руках меч, — утвердительно кивнула Мелианнэ. — При этом, чем он опытнее, тем лучше для меня. Что вы скажете на это?

— Пожалуй, я могу найти такого человека, — к немалой радости эльфийка сказал человек. — Один воин, как раз такой, какого вы ищете, недавно остановился в нашем городе. Я его знаю, поскольку довольно давно уже мне приходилось прибегать к его услугам, и всецело доверяю ему. Этот человек кое-чем обязан мне, и не станет задавать лишних вопросов, если я попрошу его о небольшом одолжении.

— Наемник? — Мелианнэ поморщилась, поскольку среди ее народа отношение к людям, убивающим просто за деньги, было не слишком теплым. Эльфы, кстати, будучи подчинены строгим законам, не знали такого явления, служа всю жизнь единственному господину или одному роду.

— Да, наемник, — Герард, разумеется, не мог не знать о том, как родичи его собеседницы относятся к солдатам удачи. — Но смею вас заверить, госпожа, это очень опытный воин, давно уже зарабатывающий своим клинком на жизнь. При этом ему будет безразлично, кому служить, эльфу ли, или человеку.

— Подобная неразборчивость несколько настораживает, — покачала головой эльфийка, выражая свои сомнения. — А если этот ваш наемник просто перережет мне глотку в темном лесу?

— Как раз в лесу, я полагаю, ему это будет не так просто сделать, — человек усмехнулся, намекая на своеобразную магию эльфов, на лоне природы обретавшую особую силу. — К тому же я могу уверить вас, э’валле, что этот человек следует некоему кодексу чести. По крайней мере, он честно отрабатывает полученное золото, именно это, собственно говоря, и стало причиной того, что его услугами я периодически пользовался. Сами понимаете, сейчас не так просто найти надежного исполнителя, ибо многих легко купить, а иных можно запугать.

— Ну, коли вы так уверены в этом человеке, то мне лишь остается просить вас найти его и обговорить условия контракта. Как бы то ни было, более мне не на что рассчитывать. — Мелианнэ вздохнула, приняв предложение Герарда.

— Кстати об условиях, — мэтр заметно оживился. — Конечно, неловко мне говорить с такой восхитительной дамой о вещах сугубо земных и где-то даже грубых, но вы же понимаете, э’валле, что ваше появление внесло некоторое смятение в мои планы. Мне придется потратить на улаживание ваших проблем немало времени и усилий, не говоря уж о банальном золоте. Поэтому мне кажется, стоит решить вопрос с оплатой и моих услуг.

Мелианнэ уже давно ожидала этого момента. Она нисколько не сомневалась, что человек, столь легко предавший свой народ, никогда не упустит собственной выгоды, стремясь заработать деньги на чем угодно. К сожалению, в настоящий момент принцесса могла раздавать лишь обещания, но никак не драгоценные металлы, испокон века служившие для всяческих расчетов. Об этом она не замедлила сообщить своему собеседнику:

— Я полагаю, вы должны понять, что сейчас у меня нет ничего, способного возместить причиненное мною беспокойство. Но я могу уверить вас, что Перворожденные никогда не забывают оказанных им услуг. Оказавшись на родине, я немедля распоряжусь о том, чтобы вы получили достойную плату за вашу помощь. — Мелианнэ старалась говорить как можно увереннее, ибо ей вдруг стало страшно при мысли о том, что Герард может не поверить ей в долг.

— Я, вне всяких сомнений, верю в честность Перворожденных, но, право же, хотелось бы получить нечто более осязаемое, нежели ваши обещания, э’валле. — Герард говорил именно то, чего более всего опасалась принцесса. Мелианнэ поняла, что ее посулы не тронули предателя, и принцесса, внутренне содрогнувшись, ожидала, чего же этот человек потребует от нее в награду за свои старания.

— Чего же вы хотите, мэтр? — В душе Мелианнэ начали зарождаться нехорошие предположения. — У меня нет ничего, даже одежда, в которой я пришла, и та краденая. Так что вам угодно?

— Понимаете ли, я человек одинокий, обделенный женской лаской, а иногда так охота побыть некоторое время в обществе столь прекрасной юной дамы, как вы, — Герард усмехнулся, очень неприятно, кстати. Пришедшая ему в голову так внезапно идея показалась книжнику весьма заманчивой и обещавшей немало приятных минут. Несмотря на возраст, он любил узнавать новое, и неожиданное появление эльфийки могло в определенном смысле способствовать его любознательности.

— Что вы себе позволяете! — В голосе Мелианнэ слышалось возмущение, хотя она краем сознания понимала, к чему клонит ее спаситель. Также он сознавала и то, что ради дела нужно вытерпеть что угодно.

— Да полно, госпожа моя, вы, верно, догадываетесь, чего я хочу. — Ухмылка Герарда стала еще неприятнее, а в глазах появился похотливый блеск, так не вязавшийся с его степенным обликом. Человек, казалось, сейчас облизнется от предвкушаемого удовольствия. — Всего лишь одна ночь с вами — и больше вам будет не о чем беспокоиться. Согласитесь, это совсем мало, если на другой чаше весов окажется ваша жизнь.

Герард подошел к эльфийке, которая вскочила из-за стола и под тяжелым взглядом человека отступила к стене, сжимаясь в комок.

— Ну же, прекрасная, не стоит делать вид, что вам это так уж противно, — человек наступал, заставляя свою гостью плотнее вжиматься в стену. — Вы же не знаете, от чего так опрометчиво отказываетесь. А если вам еще и понравится, а? Поверьте, за свои годы я многому успел научиться.

Герард приблизился к Мелианнэ вплотную и попытался обнять ее, однако внезапно эльфийка выбросила вперед руку, одновременно сжимая висевший у нее на шее на тонкой цепочке медальон, с которым она ни на мгновение не расставалась. Внешне этот жест мог выглядеть глупо, ибо Герард, бывший весьма сильным мужчиной, был явно неподходящим противником для хрупкой принцессы Перворожденных, но в действительности она и не думала тягаться с человеком в рукопашной схватке, призвав на помощь себе силы куда более могущественные.

Герард, словно получив сильный удар в грудь, отлетел назад на несколько шагов, ударившись о стол и уронив на пол кувшин с вином. Ему в этот момент казалось, будто тело его со всех сторон сдавливает, словно в гигантских тисках. В глазах у человека потемнело, дышать стало невероятно тяжело, а сердце билось так часто, что, казалось, будто оно вот-вот разорвется на куски. Герард силился что-то сказать, но вместо слов с его губ срывались лишь неразборчивые хрипы, становившиеся все слабее с каждой секундой. Под гнетом магических оков он опустился на колени, а затем и вовсе распластался по полу, прямо в луже вытекшего из разбитого кувшина вина.

Однако Мелианнэ не собиралась убивать покусившегося на нее глупца, ибо он являл собой единственный шанс на спасение ее и возвращение на родину. Он решила, что преподнесенного урока будет вполне достаточно для того, чтобы далее, покуда принцесса остается в доме Герарда, он вел себя более сдержанно. Поэтому она прервала действие заклятия, буквально в тот момент, когда человек одной ногой уже вступил в мир иной. Поток воздуха ворвался в легкие Герарда, обжигая их, словно огонь. Боль отступила, но человек еще несколько минут не мог придти в себя. А когда он все же смог осознать происходящее, то понял, что совершил ошибку, которая могла стоить ему жизни. Намерения Герарда, двигавшие им несколько минут назад, были понятны, ибо почти никто из людей ранее не мог похвастаться тем, что ему подарила свою любовь Перворожденная, поэтому кроме телесного наслаждения мэтр рассчитывал еще и на моральное удовлетворение, тем более он ясно видел, что принцессе некуда больше податься и ради помощи она готова на многое. И все же никакие удовольствия, по мнению Герарда, не стоили жизни, по крайней мере, сейчас обмен получился бы невыгодным для него.

— Что ж вы так, э’валле! — Человек отступил назад, понимая, что эльфийка способна убить его в любой миг, если ей вдруг почудится исходящая от Герарда опасность. Он меньше беспокоился бы, пользуйся нежданная гостья честной сталью, но против магии Перворожденных он, хоть и не чуждый чародейства, однако не бывший истинным темным магом, как порой говорили о его персоне в народе, был бессилен, поэтому в данный момент ему лишь оставалось отступить.

— Забываешься, человек! — В голосе Мелианнэ уже слышались нотки ярости, а глаза на миг сверкнули зеленым светом. Теперь перед Герардом была не преследуемая всеми беглянка, а истинная принцесса, привыкшая повелевать и действительно способная жестоко наказать наглеца, осмелившегося оскорбить ее. Она, конечно, сильно рисковала сейчас, ибо человек мог просто отказать ей в помощи, но принять его условия в любом случае было выше ее сил. — Помни свое место, ты, предавший свой род! Не забывай впредь, что ты сам предложил свою службу нам, жалкий червяк, ослепленный блеском золота!

— Не стоит так говорить, госпожа, — человек пытался изобразить оскорбленное достоинство, ибо это очень тяжело, когда тебе лишний раз напоминают о твоих грехах, из которых, пожалуй, предательство является наиболее страшным, когда говорят о том, о чем ты всеми силами стараешься не думать, но, напротив, несмотря на все усилия, помнишь всегда и везде.

— Ты, предатель, выполнишь все, что обещал, чтобы завтра же я могла покинуть этот город, — чеканя каждое слово, непреклонно произнесла Мелианнэ. — И помни, что мне нечего терять, а тебя, если люди узнают, кого ты привечаешь в своем доме, ждет смерть, жестокая и неотвратимая. Так что, не стоит предъявлять претензии на большее, чем тебе нужно. — В свои слова принцесса вложила максимум презренья, ибо действительно она не могла относиться иначе к предателю, забывшему, кто был его матерью и готовому на все ради наживы.

— Хорошо, я все сделаю, э’валле. — Герард направился к дверям, но остановился, обернувшись к эльфийке. — Я немедля пошлю за человеком, о котором говорил вам. Пока можете чувствовать себя как дома, хотя, думаю, ваше здесь пребывание не будет долгим. А происшедшее я хотел бы впредь считать простым недоразумением, госпожа. Теперь же позвольте откланяться, у меня впереди еще немало дел. — С этими словами человек вышел прочь, оставив Перворожденную в одиночестве.

Мелианнэ, воспользовавшись предложением Герарда, решила прогуляться по особняку, тем более, ей нечем было заняться. Обдумав произошедшее, эльфийка решила, что опасности от человека ждать не стоит. Он и сам наверняка понимал, что за измену последует суровая кара, между тем Герард явно был сторонником беззаботной жизни в достатке и комфорте, чему немало способствовали и эльфы, весьма щедро вознаграждавшие его. А покушение на честь принцессы Перворожденные могли воспринять очень и очень болезненно, решив, что смыть его можно только кровью злодея, что, без сомнения, человек также понимал, не сомневаясь, что эльфы доберутся до него и здесь. Поэтому едва ли он решится на что-либо по отношению к Мелианнэ. И все же в любом случае ей следует быстрее покинуть этот дом и этот город.

Ожидание обещанного наемника затягивалось. Сумерки уже сменились глубокой ночью, поэтому Мелианнэ удалилась в отведенные ей комнаты. Уснула она быстро и спала без сновидений, но, тем не менее, наутро чувствовала себя несколько уставшей, ибо вновь вернувшееся напряжение, вызванное возникшими непредвиденными обстоятельствами, действовало на нее угнетающе.

Дабы убить время, принцесса решила устроить себе экскурсию по дому гостеприимного Герарда, который куда-то пропал, стараясь, очевидно, не показываться гостье на глаза лишний раз. Прежде всего, она посетила библиотеку, где хранилось огромное множество книг, написанных в самые разные времена и самыми различными народами. Немало фолиантов, стоявших на книжных полках, вышли из-под пера писателей, еще живших в Эссарской Империи. Также в собрании Герарада оказалось немало современных произведений, в том числе и подлинники, стоившие, должно быть, немалых денег. Здесь эльфийка оказалась предоставлена самой себе, поскольку никого более в гулком полутемном зале не оказалось.

Мелианнэ неожиданно для самой себя заинтересовалась историческими трактатами и хрониками, которые включали описания событий, происходивших в землях, заселенных людьми едва ли не тысячу лет назад. В этих хрониках помимо прочего повествовалось и о войне с эльфами, которую вели несколько правителей Империи подряд, принимая ее у предшественников, словно по наследству. Разумеется, пройти мимо этого Мелианнэ не смогла и сама не заметила, как вновь приблизился вечер, пока она вчитывалась в потускневшие строки, написанные на пергаменте еще не менее двух столетий тому назад, когда армии Перворожденных вторглись в пределы королевств, ставших наследниками Империи. На удивление принцессы, события тех лет были описаны с необычайной точностью и абсолютно непредвзято. Безвестные авторы открыто признавали, что Перворожденные лишь пытались вернуть себе то, что ранее принадлежало им, но было уступлено в пользу людей под давлением силы. При этом эльфы вовсе не были представлены, как кровожадные монстры, главной целью которых была погибель рода человеческого, чем нередко грешили иные историки, пытавшиеся ныне обосновать необходимость ведения войны с Перворожденными. Во всяком случае, упоминались не только человеческие селения, жители которых были поголовно истреблены воинами неприятеля, но и эльфийские города, отданные на растерзание эссарским легионерам.

Изучая старинные трактаты, Мелианнэ вдруг пришла к мысли о том, что люди по неизвестной никому причине не стали довершать начатое, то есть не решились либо просто не захотели уничтожить эльфов в тот момент, когда их силы были подорваны и от армии Перворожденных оставались только воспоминания. Несмотря на то, что достаточно было единственного удара, который мог бы смять обескровленные рати Дивного Народа, правители Эссара так и не отдали в решающий момент приказ о наступлении. Никто из современников тех событий не привел убедительных объяснений этого поступка, несколько не соответствовавшего политике, которую люди проводили в отношение Перворожденных до самого падения Империи. Но, как бы то ни было, не страдавшие ранее и впредь отсутствием решимости владыки сдерживали свои армии как раз тогда, когда до полной и окончательной победы было, как говорится, рукой подать, и грозные легионы, поступь которых повергала в панику многих врагов по всему континенту, дойдя до некой черты неведомо почему далее не сдвинулись с места, чем эльфы воспользовались для зализывания ран, чтобы много позже нанести ответный удар.

За время чтения мимо принцессы пару раз неслышно промелькнул старый слуга, этакий божий одуванчик, видимо, являвшийся смотрителем собрания Герарда. Он скользил мимо гостьи своего хозяина как тень, не смея даже поднять на нее взгляд, и потому все время неотрывно глядя себе под ноги. Когда в глазах уже стало рябить от букв, Мелианнэ покинула библиотеку, с сожалением вернув на свое место толстые тома, оказавшиеся невероятно захватывающими, несмотря на витиеватый язык, коим они были написаны. Конечно, как и подобает принцессе, эльфийка многие годы занималась изучением разных наук, в том числе она отдавала немало времени и истории, но взгляд на события минувших лет со стороны только одного участника, то есть, разумеется, Перворожденных, не давал полноты картины. Теперь же она сумела понять причины и следствия некоторых событий, оценив их с точки зрения людей.

Прогуливаясь по пустым анфиладам комнат, Мелианнэ вдруг оказалась в зале, стены которого были буквально увешаны самым различным оружием, собранным, вероятно, во всех известных ныне странах, как на континенте, так и на прилегающих к нему островах и архипелагах. Сотни орудий убийства, в том числе бывшие в ходу в ныне существующих государствах, а также применявшиеся в давние времена народами, сами имена которых ныне оказались забыты, были представлены здесь.

По обе стороны от входа в зал, как раз напротив распахнутого зева огромного камина, ныне погашенного, стояли пустые доспехи, возвышаясь словно стражи, бдительно следящие за покоем этого места. Справа находились вполне современные латы, полный рыцарский доспех, который нынче все чаще использовался тяжелой кавалерией Дьорвика и северных земель, хотя был пока более парадным, нежели боевым снаряжением.

Кираса, защищавшая торс, доспехи для рук и ног, все это было изготовлено из первосортной стали. Глухой округлый шлем с поднимающимся забралом был украшен скромным плюмажем из перьев. Латы отличались превосходной гравировкой, судя по которой можно было догадаться, что доспехи были изготовлены в Гарде, где работало множество мастеров, производивших роскошные латы, с охотой приобретаемые состоятельными дворянами. Доспехи эти давали неплохую защиту даже от выпущенных в упор стрел, но сковывали движения, да и весили весьма немало, а потому едва ли подходили для пеших поединков.

Те же доспехи, что были справа от двери, явно происходили из дальних стран. Во всяком случае, Мелианнэ впервые видела такую конструкцию. Латы, состоявшие также из кирасы, набедренника, наплечников, представлявших большие рукава, присоединенные к кирасе, поножей и наручей, были изготовлены из множества небольших прямоугольных пластин, соединенных в одно целое разноцветными шнурами, составлявшими некий узор. Мелианнэ прикоснулась к доспехам, выяснив, что они были сделаны частично из железа, а частью из твердой кожи. Все пластины были покрыты черным лаком, тускло блестевшим в неярком свете масляных ламп. Шлем, также состоявший из нескольких пластин разной формы, имел некое подобие бармицы, защищавшей шею воина, личину, которой был придан вид гротескного человеческого лица, а также украшение в виде огромных рогов, концы которых были остро оточены. В целом вся эта конструкция выглядела исключительно необычно, но вместе с тем казалась весьма гармоничной, так, что сразу чувствовались многие годы экспериментов, в результате которых был найден оптимальный вариант брони, предельно легкой, но в то же время достаточно прочной.

Оба «рыцаря» были вооружены соответствующим их виду оружием. Та фигура, что была одета в обычные латы, опиралась на огромный двуручный меч, настолько грозный внешне, что он никак не мог служить боевым оружием. Воин в чешуйчатых доспехах, особенно поразивший воображение Мелианнэ, сжимал в обоих руках по узкому изогнутому клинку, которые отличались между собой лишь длиной и размерами простых рукоятей, вместо гарды снабженных небольшой овальной пластинкой.

На стенах в определенном порядке висело огромное количество оружия. Эльфийка легко выделила из всей массы орудий убийства поделки гномов, орков, а также и оружие, вышедшее из рук ее сородичей. Но, разумеется, более всего здесь было изделий рук человеческих. Основу всех композиций составляли всевозможные алебарды, протазаны, глефы а также иное подобное оружие, более диковинное, представлявшее собой подобие широких длинных сабель, либо прямых мечей на длинном древке, причем закрепленных иногда на обоих концах древка, различные многозубцы и нечто вроде багров, весьма грозных на вид. Также здесь имелась пара странных копий, наконечники которых напоминали ветви со множеством ответвлений. Подумав, Мелианнэ решила, что это парадное или ритуальное оружие, поскольку она сама не представляла, как им можно пользоваться в бою.

Также в коллекции было немало самых разных топоров, начиная от огромных двухлезвийных лабрисов и заканчивая метательными топориками орков, в искусстве обращения с которыми последние были признанными мастерами. Имелись пехотные бердыши на длинных рукоятках и компактные клевцы, предназначенные для использования всадниками. Помимо топоров место нашлось и для всевозможного ударного оружия, от примитивных булав и боевых цепов и до изящных резных перначей, которые, тем не менее, несмотря на внешне игрушечный вид, являлись грозным оружием, перед которым не всегда могли устоять даже тяжелые латы. Но все же большую часть экземпляров, представленных в этой коллекции составляли клинки самых разных форм и размеров, роскошно украшенные золотом и самоцветами, либо, напротив, подчеркнуто скромные.

На стенах в изобилии были развешаны привычные глазу прямые мечи с простыми широкими клинками, которые были в ходу на севере, снабженные обычной крестовиной и массивным противовесом на рукояти. Были здесь как обычные поясные, так и полутораручные мечи-бастарды с удлиненными клинками, охотно применявшиеся всадниками. Некоторые из них явно были весьма старыми и, видимо, побывали в свое время в сражениях, о чем можно было судить по характерным щербинам на клинках, и успели попробовать на вкус кровь человека либо иных существ, прежде чем оказались частью коллекции. Также можно было видеть только начавшие входить в моду эстоки с узкими гранеными клинками, которыми было принято не рубить, а колоть. Такое оружие становилось все более популярным у рыцарей, а вместе с ним, что само собой разумеется, приходила и новая манера фехтования. На почетных местах висели огромные двуручные фламберги, в длину достигавшие роста человека. Их клинки, прямые либо волнистые, способные наносить особо тяжелые раны, были снабжены выступами, наподобие клыков, находившимися возле рукояти. Мелианнэ знала, что этим оружием пользовались на востоке воины, составлявшие в тех краях особую касту мастеров, считавшихся столь грозными бойцами, что при появлении их на поле боя не раз гораздо более многочисленный противник просто обращался в бегство.

Среди всего разнообразия мечей встречались как боевые клинки, так и парадные шпаги со сложными гардами из множества дуг, целиком закрывавшими кисть руки, держащей оружие. Кроме того, здесь даже было несколько кордов, используемых простыми пехотинцами, хотя развешанные на стенах экземпляры также были высокого качества и оказались изысканно украшенными.

Также Мелианнэ среди экспонатов этой весьма богатой коллекции заметила немало изогнутых сабель, излюбленного оружия жителей западных стран, признававших конный бой, но почти не применявших тяжелую кавалерию, а потому считавших сабли лучшим оружием против всадников, защищенных легкими доспехами. Здесь были представлены сабли, имевшие кривые или, напротив, едва изогнутые клинки, расширяющиеся на конце либо, наоборот, сужавшиеся, так, что ими можно было и колоть. Оружие отличалось эфесами и отделкой, но все без исключения было изготовлено из отменной стали. Опытный взгляд эльфийки, не чуждой оружия, сразу выделил длинные тяжелые сабли со слабоизогнутым клинком, которыми особенно часто пользовались корханцы. Мелианнэ уже успела увидеть это оружие в действии, когда она чудом уцелела в бою с кочевниками, стоившем жизни всем ее спутникам. Несмотря на грубоватый вид, такие сабли являлись поистине страшным оружие, особенно в умелых руках.

Помимо сабель здесь были представлены и ятаганы, похожие на приготовившихся к прыжку змей. Это оружие было особенно популярно на юге, где почти полностью вытеснило прямые мечи и даже сабли. Отдельные экземпляры ятаганов размерами не уступали двуручным мечам, иные к тому же были роскошно украшены, поэтому Мелианнэ решила, что это церемониальное оружие, поскольку она не представляла, как им можно пользоваться в бою. Не удержавшись, принцесса сняла один из клинков, не тот огромный, а обычных размеров, и пару раз взмахнула им, поражая невидимого противника. К ее удивлению оружие оказалось идеально сбалансировано. Мелианнэ обратила внимание на покрывающий клинок узор в виде светлых поперечных поясков на золотисто-буром фоне, говоривший о высочайшем качестве стали, использованной при его изготовлении. Он появлялся естественным путем в процессе ковки, но позже некоторые мастера стали вытравливать переплетающиеся полосы на своем оружии, пытаясь тем самым обмануть не особо разборчивых покупателей.

Вернув ятаган на место, эльфийка подошла к той части коллекции, где было представлено оружие уж вовсе экзотическое, видимо, пришедшее из столь дальних краев, что даже эльфы о них почти ничего не знали. Например, эта часть коллекции включала в себя боевые серпы и огромные тесаки, походившие на гномьи фальчионы, но служившие в давние времена оружием для варваров-людей. Эти клинки были старыми и весьма потертыми, поэтому сразу становилось ясно, что перед тобой настоящее боевое оружие, а вовсе не коллекционные клинки, выкованные на заказ лучшими мастерами.

Помимо прочего Мелианнэ обратила внимание на еще один необычный предмет, который сначала приняла за лишенную древка миниатюрную секиру. Не удержавшись от соблазна, принцесса взяла оружие в руки и поняла, что это был необычный веер, сделанный из тонких стальных пластин, имевших бритвенную заточку. Раскрыв его, Перворожденная пару раз взмахнула странным оружием, откровенно неловко, поскольку не представляла, как им можно пользоваться.

— Это тессен, боевой веер народа, что живет на островах в южном океане. — Внезапно под сводами зала раздался незнакомый мужской голос, заставив Перворожденную вздрогнуть от неожиданности.

Обернувшись, Мелианнэ увидела, что в зал вошел высокий мужчина, одетый в узкие штаны, простую хлопковую рубаху и кожаный жилет. Первое, что бросилось в глаза эльфийке, была седина, не вязавшаяся с относительно молодым видом человека, пожалуй, недавно перешагнувшего за тридцать лет. Принцесса заметила, что новый обитатель дома Герарда был высок и отменно сложен, в его движениях, даже просто в том, как он шел, чувствовалась сила и гибкость. Человек не вышагивал, подобно солдату на плацу, как это, совершенно неосознанно, делают рыцари, а крался, словно рысь или леопард. Казалось, он внутренне готовится к бою. Почему-то Мелианнэ сразу же, едва увидев этого человека, сравнила его с клинком меча, поскольку он казался таким же смертоносным, прямым и твердым, словно был выкован из стали. Эльфийка сразу поняла, что перед ней воин, причем не самый худший. Вероятно, это был телохранитель владельца дома, поскольку едва ли человек его ранга обходился без охраны или хотя бы без свиты.

— Обычно таким оружием пользуются в паре, так оно становится еще более эффективным. — Между тем воин неспешно прохаживался вдоль стен, любуясь на представленные здесь предметы, явно очень близкие сердцу человека его ремесла. — Разумеется, против защищенного доспехами противника веер не очень годится, но все же это весьма опасное оружие, не в последнюю очередь тем, что его можно скрытно носить с собой, не привлекая внимания.

— А как им пользуются? — Принцесса не смогла скрыть любопытство. — Я впервые вижу такую странную… вещь, — Мелианнэ с некоторым трудом подыскала нужное слово.

— Все просто, э’валле, — человек приблизился к ней. — Позвольте? — Он протянул руку за веером.

Взяв необычное оружие, воин сложил его, потом резко развернул и несколько раз взмахнул. Сталь со свистом рассекала воздух, казалось, что перед воином образовался полупрозрачный круг, непроницаемый ни для чего. Тессен резал воздух, все время меняя траекторию движения, становясь тем самым еще опаснее. Вероятно, человеческую плоть он разрезал бы с легкостью.

— Почему вы так ко мне обращаетесь? — Мелианнэ вопросительно уставилась на человека, похоже, увлекшегося демонстрацией приемов обращения с боевым веером.

— А что, — он взглянул на нее с удивлением, вскинув брови, — разве я ошибся? Кажется, это кольцо не оставляет сомнений. — Воин кивком указал на простой серебряный ободок, покрытый вязью эльфийских букв, который красовался на среднем пальце правой руки Мелианнэ.

— Верно, — кивнула удивленная принцесса. — Но откуда вы знаете?

— Я многое видел на своем веку, поэтому заметить отличительный знак правящего рода И’Лиара не составило особого труда, — едва заметно усмехнулся воин. — Но, право, трудно было догадаться, кого можно встретить в этих краях. Как я понимаю, в Дьорвик Перворожденным, занимающим даже не столь важное место в иерархии вашего народа, вход заказан.

— Да, за исключением посольства, — Мелианнэ несколько смутилась. — А кого вы ожидали увидеть здесь?

— Он полагал, что встретит обычную эльфийку, уж никак не принцессу, попавшую в беду. Принцессам, как-никак, положено сидеть во дворцах в окружении многочисленных слуг и охранников, а не скитаться невесть где. — Третьим действующим лицом оказался сам Герард. — Позвольте представить, э’валле, это Ратхар по прозвищу Лунь, хотя сам он предпочитает, чтобы его называли по имени. Он и есть тот самый человек, который, возможно, будет сопровождать вас до родных земель. А это — кивок в сторону эльфийки — Мелианнэ, дочь владетеля Изумрудного Престола.

— Мое почтение, э’валле. — Человек, названный Ратхаром, склонился в поклоне, прижав правую руку к сердцу, а левую положив на рукоять висевшего на поясе кинжала. Так было принято приветствовать младшему Перворожденному старшего сородича, имевшего более высокий титул или чин. Это не укрылось от взора принцессы, внимательно наблюдавшей за человеком, и несколько польстило ее самолюбию. Мелианнэ вдруг решила, что столь сведущий в обычаях ее народа человек заслуживает хотя бы малой толики уважения.

— Вы знаете наши обычаи так, как мало кто из людей, — принцесса не смогла удержаться от замечания. Знание даже таких мелочей, как приветствие, было редким среди людей, с которыми Перворожденные даже подобными, как уже говорилось, мелочами, не спешили делиться без веских причин.

— Да, госпожа, — воин невозмутимо кивнул. — Я многое знаю, не стоит удивляться.

— Ратхар готов сопровождать вас до рубежей И’Лиара, э’валле. Мы с ним уже обговорили вопросы, касающиеся вознаграждения этого доблестного воина, поэтому насчет оплаты вам беспокоиться уже не нужно. — Вновь вмешался в разговор Герард, выглядевший несколько заискивающе, но все же старавшийся не потерять достоинства в глазах наемника. — Я полагаю, нам стоит обсудить некоторые планы на будущее.

— С тобой я могу обсудить лишь размер платы за оказанные тобой услуги. — Мелианнэ нисколько не стеснялась указать человеку его место. — Все остальное, думаю, касается только Ратхара.

— Хорошо, госпожа, как скажете, — Герард, которому столь грубое обращение явно было не по душе, только сжал зубы от затаенной злости.

— В качестве залога моим словам я хочу передать тебе это. — Принцесса сняла узкое серебряное колечко и протянула его Герарду. При этом она заметила удивление, тщательно скрываемое, впрочем, проскользнувшее по лицу наемника. Явно он понимал, что этот невзрачный ободок из драгоценного металла является одним из отличительных знаков королевского рода Перворожденных, представляя немалую ценность в глазах любого эльфа. — Полагаю, это придаст весомости моим словам?

— О, госпожа, этого вполне достаточно, хотя и без того я вполне доверяю вам. — Герард также выглядел несколько удивленным.

— За ним придут рано или поздно, и ты получишь за это кольцо немалую награду, Герард. А теперь прошу оставить нас наедине, — Мелианнэ попросила так, что спорить с ней человек не решился.

Мэтр вышел из оружейной, притворив за собой двери. Мелианнэ осталась с наемником, который разглядывал в этот момент развешанные на стенах мечи. Принцесса отослала прочь Герарда, поскольку хотела быть уверенной, что ее намерения впредь будут известны как можно меньшему числу людей.

— Я вижу, тебя не удивляет присутствие в этом доме эльфийки. — Она решила не ходить вокруг да около, сразу пытаясь разрешить все вопросы.

— Я отучился удивляться, поскольку успел увидеть всякое за свою жизнь, — невозмутимо пожал плечами воин. — Что же до вашего присутствия, то пусть это беспокоит мэтра Герарда. Думаю, ваш визит заставил его понервничать, — усмехнулся наемник.

— Вот как? В таком случае, поговорим о деле, — предложила принцесса, решив более не вдаваться в расспросы. — Я хотела бы как можно быстрее покинуть этот город, равно как и это государство. Мне наскучило быть гостьей во владениях людей.

— Когда именно вы желаете отправиться в путь?

— Если возможно, то завтра на рассвете, — времени у Мелианнэ, действительно, было все меньше, и она не желала медлить, да и пребывание в городе людей, где ее каждое мгновение могли узнать, не способствовало душевному спокойствию. — Вероятно, среди ночи нас так просто из города не выпустят?

— Да, у стражи могут возникнуть ненужные вопросы, а вы, как я понимаю, не желаете привлекать излишнее внимание к своей персоне, — произнес Ратхар. — Поэтому лучше уехать на рассвете, когда ворота открываются. Солдаты не обращают внимания на тех, кто покидает город, поскольку их более интересуют приезжающие сюда, особенно купцы.

— Значит, завтра на рассвете мы и покинем город, — решила эльфийка. — Я хотела бы двигаться на юг кратчайшим путем, дабы скорее покинуть Дьорвик.

— Не думаю, что это хорошая идея, — Ратхар с сомнением покачал головой. — Там глухие леса, а дорог совсем нет. Придется идти пешком большую часть времени, а это может здорово нас задержать.

— Ты забыл, что лес сам будет помогать мне? — Эльфийка усмехнулась недогадливости человека, но через мгновение, едва услышав ответ, и сама поняла необоснованность своих слов.

— Нет, это вы забыли, э’валле, что эти леса стали местом битв магов разных народов и разных эпох, — укоризненно покачал головой человек. — Там легко можно нарваться на любую нежить, которая не делает различий между Перворожденным и человеком. И отнюдь не все, что обитает на границе, можно отпугнуть простой сталью, — напомнил человек. — Я не хотел бы рисковать зря.

— Да, верно. — Мелианнэ кивнула, тоже вспомнив вдруг кое-что из рассказов своих наставников. — Ты прав, человек, этот путь и впрямь небезопасен. Но что ты можешь предложить?

— Я полагаю, следует ехать на восток, по тракту, а потом уже повернуть на юг, — произнес тот, кто назвался Ратхаром. — Там есть дороги, которые ведут к пограничным крепостям. Множество больших и малых фортов вдоль границы объединены довольно разветвленной сетью путей, дабы легче было перебрасывать войска и снабжать гарнизоны. В этих местах относительно спокойно, в худшем случае там можно наткнуться на шайку разбойников, а это много лучше, чем ходячие мертвецы или неупокоившиеся души. Пожалуй, мы сможем добраться почти до самого Хильбурга, а затем уже и свернем к границе. К тому же вы можете не бояться, что кто-нибудь узнает вас. Стража смотрит за теми, кто приезжает в страну, люди же, покидающие ее солдат интересуют гораздо меньше. По крайней мере, пока не объявят розыск, и не начнется большая облава, но судя по всему о вашем присутствии здесь никому еще не известно.

— Ну что ж, человек, ты убедил меня, — план наемника действительно показался эльфийке вполне продуманным, словно этот человек только и занимался тем, что переводил заплутавших принцесс народа Перворожденных через границу. — Поступим так, как ты и предлагаешь — поедем на восток, а затем уже повернем к границе.

— Я думаю, вам следует подготовиться к поездке, — произнес Ратхар. — Путь неблизкий, и мы не сможем заезжать в каждое селение, что встретится по дороге. Нужна хорошая лошадь, крепкая, чтобы не пала на средине пути, подходящая одежда и оружие.

— Вероятно, у мэтра Герарда можно раздобыть все необходимое, — предположила Мелианнэ, не сомневаясь, что торговец манускриптами даст ей все, что она ни попросит, лишь бы поскорее спровадить своею гостью куда подальше.

— В таком случае, завтра мы встретимся с вами у городских ворот, — решил воин. — Пока же я намерен вас покинуть, поскольку нужно решить еще некоторые проблемы. Я сам не мог представить, что, едва прибыв в Рансбург, снова должен буду отправиться в дальний путь. Посланник, отправленный за мной мэтром, был полнейшей неожиданностью.

— Я полагала, что ты давно здесь находишься, — до забот этого человека Мелианнэ, разумеется, не было дела. — Герард был уверен в том, что сможет быстро найти тебя.

— Долгое время меня не было в городе, — коротко ответил Ратхар, явно не намереваясь посвящать эльфийку в свои дела.

— Что ж, не смею тебя более задерживать, человек, и надеюсь увидеть завтра утром, — Мелианнэ дала понять, что беседа закончена.

— Не сомневайтесь, э’валле, я буду в назначенное время в нужном месте. — Воин кивнул, прощаясь с эльфийкой, и вышел прочь.

А на утро принцесса, переодевшись в неприметную одежду и став похожей на подростка, ибо ее фигуру скрывал плащ, а волосы были спрятаны под капюшон, направилась к выезду из города в сопровождении одного из слуг Герарда, молчаливого немолодого мужика, то ли конюха, то ли садовника. Принцесса не стала пользоваться отводящими глаза чарами, которыми, хоть и не в совершенстве, но владела, поскольку Герард сказал ей, что магия может привлечь внимание случайно оказавшегося рядом чародея. Сама Мелианнэ придерживалась того же мнения, поэтому решила скрыть свою внешность менее рискованным способом. К тому же с утра небо над Рансбургом было затянуто серой пеленой облаков, из которых периодически начинал сеять мелкий дождь, так что плащ с надвинутым на лицо капюшоном был в самый раз, по погоде.

Мелианнэ собралась продолжить свое путешествие налегке, ибо не собиралась растягивать надолго это сомнительное удовольствие, стремясь елико возможно скорее добраться до более безопасных мест, а в подобном случае лишний скарб только в тягость, не говоря уж о том, что багаж может привлечь внимание всякого рода лихих людей, никогда не отказывающихся от возможности пощупать дорожные тюки одинокого путника, оказавшегося не в то время и не в том месте. Разумеется, Мелианнэ едва ли стоило бояться простых разбойников, шаливших на дорогах в этих краях, но любая задержка в пути была нежелательна для Перворожденной. Именно поэтому она ограничилась небольшим запасом пищи и воды, кожаной флягой, наполненной отличным вином, а также оружием, которым принцессу любезно снабдил сам Герард, вероятно, готовый от радости из-за того, что столь опасная гостья покидает-таки его жилище, отдать ей все, что угодно.

Принцесса, как уже не раз упоминалось, неплохо владевшая многими видами оружия, сперва решила воспользоваться традиционным луком и мечом, благо в собрании мэтра было несколько легких клинков отменного качества, которые пришлись бы по руке не слишком сильной, но ловкой и гибкой эльфийке. Однако по зрелом размышлении она все же решила не рисковать, ибо девушка, носящая меч, вне всякого сомнения, привлекла бы излишнее внимание со стороны случайных попутчиков и зевак, ибо у людей все же не принято было женщинам становиться воинами, по крайней мере, в этих краях. А потому в конечном итоге Мелианнэ вооружилась парными дагами, узкие и длинные клинки которых могли бы пробить, пожалуй, и кирасу, к тому же их можно было скрыть под одеждой, до поры не привлекая любопытных взглядов. А если учесть, что кинжалами принцесса владела ничуть не хуже, чем мечом, то подобное оружие в ее руках стало бы серьезной угрозой для любого, кто посмел бы покуситься на жизнь путешественницы.

Так, сопровождаемая слугой Герарда, беглая принцесса добралась до городских ворот спустя примерно час после того, как они были открыты сонными и угрюмыми стражниками. В прочем, эти воины, вопреки расхожему мнению о солдатской дисциплине в таких спокойных краях, вовсе не были пьяны и не страдали похмельем, ибо тот правитель, который распускает свою стражу до подобного состояния, в одно утро может, проснувшись узнать с удивлением, что город ему уже не принадлежит, поскольку захвачен расторопным соседом. А если учесть, что не столь уж далеко от Рансбурга начинались эльфийские дебри, на протяжении многих лет остававшиеся, несмотря на некоторое потепление отношений между двумя народами, источником постоянной угрозы, пусть и не всегда реальной, то любого городского стражника, замеченного на посту в легком подпитии, ждал приказ об увольнении, и это только в лучшем случае, если за его смену ничего не произошло. Иначе, разумеется, наказание могло быть много более суровым. Поэтому доблестная стража Рансбурга бдительно несла свою службу, давая всем понять, что не чужда такого понятия, как честь мундира.

С тщательно скрываемым облегчением Мелианнэ, не успев доехать до ворот три сотни ярдов, увидела ожидавшего ее, как они и условились ранее, Ратхара, который держал в поводу крепкого жеребца, статью почти не уступавшего рыцарским дестриерам. Мелианнэ, между прочим, была верхом на низкорослой кобыле, в жилах которой, вероятно, текла изрядная доля крови корханских коней, невероятно выносливых и неприхотливых, пусть и не отличавшихся особенной статью.

Воин был полностью готов к походу, о чем можно было судить по пухлым переметным сумкам, а также по оружию, которое он, в отличие от эльфийки, мог держать на виду. На боку у наемника висел прямой меч, самый простой на вид, но явно хорошего качества, ибо едва ли опытный воин, каковым Ратхар, вне сомнения являлся, мог позволить себе пользоваться дрянным оружием. Также Мелианнэ увидела притороченный к седлу лук в чехле, судя по всему скопированный у корханцев, ибо он был довольно коротким, в отличие от простых луков, бывших в ходу в Дьорвике. Тетива с оружия была снята, а сам чехол, защищавший лук от влаги, завязан. Это было одно из требований властей города, хоть и позволявших ходить по улицам с кинжалами и мечами, но настрого запретившим в стенах Рансбурга носить снаряженные для боя луки, а также и самострелы. Как было известно, нарушение этого уложения не раз каралось, причем весьма жестоко, а потому люди, как горожане, так и чужеземцы, проездом оказывавшиеся в Рансбурге, старались соблюдать повеление бургомистра в точности.

Кроме этого Ратхар был вооружен метательным топориком, явно скопированным с оружия орков. Такой топорик, снабженный на обухе длинным шипом, походившим на клинок стилета, был одинаково удобен и для метания, и для рукопашной, в которой он мог заменить дагу или кинжал. Впрочем, о кинжале наемник тоже не забыл, прицепив себе на пояс потертые ножны с серебряными накладками.

— Можешь вернуться к своему господину. — Мелианнэ жестом отправила прочь сопровождавшего ее слугу, так и не проронившего ни слова, а затем, когда холоп Герарда послушно направился обратно к дому советника, добавила, обращаясь уже к Ратхару: — Ярада, что ты так точен, человек.

— Я привык держать свое слово даже в малом, э’валле. — Воин чуть усмехнулся, едва заметно, так что эльфийка не поняла, правда ли улыбка озарила его лицо, либо ей померещилось. Затем он одним резким движением вскочил в седло, так четко и плавно, словно всю жизнь провел верхом на коне, подобно кочевникам с запада.

— Что ж, наверное, нам пора в путь. — Ратхар приглашающе кивнул в сторону ворот, подле которых стояли два стражника, увлеченно беседовавших с каким-то горожанином.

— Да, я и так задержалась в этом городе дольше, чем намеревалась. — С этими словами принцесса направила своего скакуна к выезду из города. Ратхар оказался чуть сзади и справа от нее.

Стражники, как и предполагалось, не обратили особого внимания на двух всадников, покинувших Рансбург. Они лишь скользнули взглядом по путникам, но это была скорее привычка, поскольку никакого интереса и привратников к этим двум быть не могло. Они действительно обращали большее внимание на тех, кто въезжал в город, причем не столько из-за возможности взять с них пошлину, или еще сверх нее, сколько из-за того, что под видом добропорядочных жителей королевства могли скрываться хоть шпионы, хоть простые бандиты, которых в окрестных лесах несмотря на все усилия стражи хватало.

Мелианнэ и Ратхар удалились от города на почтительное расстояние, так, что уже крепостные стены почти скрылись из виду. Все это время никто не попался им навстречу, за исключением одинокого всадника, под плащом которого скрывался мундир армейского курьера. Вестовой, совсем еще молодой парень, вероятно в этот раз не торопился доставить срочное поручение, поскольку ехал медленно, не погоняя напрасно коня. Он бросил из-под капюшона любопытный взгляд на женщину, также скрывавшую свое лицо и на сопровождавшего ее мужчину, которого принял, по всей вероятности, за телохранителя.

Когда гонец тоже исчез в пелене дождя, который шел уже с полчаса, доставляя лишние неудобства путникам, Мелианнэ вдруг остановилась и спешилась, вызвав удивление Ратхара.

— Куда вы, госпожа? — Наемник недоумевал, не зная, что подумать.

— Это своего рода обряд, — принцесса указала в сторону леса. — Я должна коснуться Силы Леса перед дальней дорогой.

— Может, мне пойти с вами? — Ратхар сделал попытку спуститься с коня, но был остановлен Мелианнэ.

— Нет, это только для посвященных, — возразила Мелианнэ. — Тебе нечего там делать, человек. К тому же я не задержусь долго. — Принцесса свернула с дороги и скрылась в подлеске.

Ратхар с сомнением пожал плечами, но не стал нарушать приказ принцессы, которая ныне была его нанимательницей, вольной отдавать распоряжения. Поэтому воин терпеливо оставался в седле, ожидая Перворожденную. Он и сам понимал, что ей не грозит никакая опасность, но, став на время охранителем эльфийки, все же старался поступать как должно в такой ситуации.

Мелианнэ, как и обещала, вернулась спустя от силы десять минут. При этом Ратхар заметил, что ее плащ оказался испачкан, а кое-где к нему прилипли листочки и трава. Можно было подумать, что эльфийка очень торопилась, поскольку в противном случае она не оставила бы ни малейшего следа, как в лесу, так и на своих одеждах. И еще казалось, что Мелианнэ что-то скрывает под полами плаща, некую вещь, которой при ней явно не было еще несколько минут назад, вещь, которую эльфийка могла принести лишь из леса. Впрочем, наемник благоразумно придержал свои выводы и догадки при себе, поскольку понимал, что это его нисколько не касается и благоразумно не стал расспрашивать спутницу ни о чем.

Они вновь продолжили путь, по-прежнему сохраняя молчание, но очень скоро из-за поворота навстречу им показалась крытая повозка, влекомая вперед парой крепких лошадок, настоящий фургон, при виде которого и человек и эльфийка не смогли сдержать своего удивления.

— Не может быть, — Ратхар, уставившись на воз, приближавшийся к ним, издал удивленный возглас. — Это же гномы!

— Что? — Мелианнэ, обладавшая, подобно всем эльфам, отменным зрением, казалось вдруг перестала верить своим глазам. — Откуда недомерки оказались в этой глуши?

Ратхар в ответ на ее вопросы только пожал плечами. Он и сам был изрядно удивлен, поскольку точно видел, что на облучке тяжелой повозки, сделанной так основательно, как умели работать только мастера Подгорного племени, сидел самый натуральный гном. Невысокий, широкоплечий и, разумеется, бородатый, издали он мог, конечно, сойти за человека, но все же в глаза бросались сразу и странный цвет кожи, слишком бледный для простого человека, но не белый, а какой-то сероватый, и чересчур широкое лицо с массивными надбровными дугами. Иными словами, сразу становилось ясно, к какому народу принадлежал возница. И это было странно тем, что гномы, живущие все же среди людей, обычно предпочитали селиться в больших городах, в столицах, где нравы были более свободными, и к ним относились сравнительно спокойно. А в такой глуши, как Рансбург, вне всякого сомнения, гномов привыкли видеть не чаще, чем эльфов, поэтому считали их все той же нелюдью, которой было небезопасно находиться здесь.

Разумеется, товары, сделанные гномами, продавались повсюду, если только находились достаточно богатые покупатели, но в дальних краях обычно торговали приказчики-люди, а сами подгорные мастера предпочитали сидеть в своих слободах, более походивших на крепости. Несмотря на то, что люди не испытывали к карликам особой ненависти, в отличие от эльфов, все же в человеческой природе заложено чувство неприязни всего, что отличается от себя любимого, поэтому нетрудно понять, что на гномов многие косились бы недовольно. Собственно, в давние времена случались и ссоры, пару раз оборачивавшиеся пролитой кровью, хотя власти предержащие, ценившие работу бородатых умельцев, быстро находили способ остудить головы самым рьяным защитникам рода человеческого.

Правивший повозкой гном был одет в простое платье, крепкое и удобное, обычную дорожную одежду. Ратхар заметил на поясе у него короткий кинжал, а позади возницы торчала дуга мощного арбалета, одного из тех, перед которыми не могли устоять и крепчайшие латы. Пожалуй, разбойники, вздумай они покуситься на собственность гнома, рисковали получить хороший отпор, тем более что мастера подгорного племени все как один были еще и воинами, ибо среди этого народа искусство ковать клинки было неотъемлемо от умения хорошо владеть ими.

Когда всадники поравнялись с медленно, но верно двигавшейся в направлении города повозкой, рыжебородый гном пристально уставился на них, особенно его интересовала эльфийка. Казалось, низкорослый крепыш хотел заглянуть ей под капюшон. Увидев это, Ратхар направил своего жеребца между принцессой и гномьей телегой, загораживая спутницу от любопытных взоров. Однако гном уже, казалось, потерял к ним интерес, целиком сосредоточившись на дороге. Через пару минут повозка исчезла за поворотом, а Мелианнэ и Ратхар, по-прежнему молча, продолжили свой путь. Перед ними еще лежали многие мили дороги, в конце которой принцессу Перворожденных ждал дом, а наемника, по всей видимости — новые скитания.

Глава 5. Дорога через чащу

В Дьорвик уже пришла осень. Это чувствовалось не только по желтеющим кронам деревьев или пожухлой траве, просто воздух стал каким-то другим, более прозрачным, что ли, не таким пыльным, как в пору летнего зноя. И все чаще по ночам лужи подергивались тонким льдом, который спустя еще месяц или чуть больше мог сковать уже все реки в пределах королевства. А еще выпал бы снег, толстым ковром покрывавший поля и преображавший лес. На севере, верно, и сейчас уже снег был не в новость, хотя пока и неудобств от него не было, напротив, детям даже веселее, да и люди старшие радовались, что он, хоть и не надолго, но скрывает грязь, запорашивая городские улицы. Правда, в близи городов даже в разгар зимы все равно сохраняется слякоть, покрывающая дороги, но стоит отойти чуть дальше от крепостной стены и оказываешься уже совсем в другом мире, спокойном, замершем, но при этом живом. Порой кажется, что природа умирает в это время, но на самом деле жизнь продолжается, хотя и по другим законам. Только жизнь эта до поры остается невидна постороннему глазу. Из всех людей только охотники, настоящие лесовики, которые дома бывают лишь в начале жизни, появившись из утробы матери, да в конце, когда жрец читает над остывшим телом молитву, призывающую милость Судии, по настоящему могут чувствовать происходящее в зимнем лесу.

В прочем, до зимы еще оставалось порядочно времени, но опытный взгляд уже отметил бы, что люди стали все реже показываться вдали от своего жилья. Лишь отряды стражи, которой вверялось следить за порядком в любое время, в зной и в стужу, двигались по дорогам, да время от времени можно было видеть купеческие обозы, возвращавшиеся после торгов в родные места. И то сказать, время ярмарок уже подходило к концу, ибо весь урожай уже был собран, а, как известно, именно в это время крестьяне и едут на торг в крупные города, продавая то, что вырастили ценой собственного пота и на вырученные деньги, покупая у заезжих торговцев всякую всячину. Разумеется, в том случае, если у них хоть что-то осталось после визита беспристрастных и непоколебимых сборщиков податей, которые, как известно, лишнего не берут, но и особой жалостью не отличаются.

Как бы то ни было, но время поездок уже прошло. Поэтому на дорогах, особенно ведущих на юг, туда, где земли людей граничат с таинственным и негостеприимным лесом, в коем издревле, чуть не с начала времен обитает народ, называющий себя эльфами, редко можно было увидеть случайного путника. В эту пору в дорогу отправлялись в том лишь случае, если не было иного выхода, и нужда гнала в путь. И несчастному, оказавшемуся вдали от родного очага оставалось молить всех богов, каких он знал, о милости и о том, чтобы добраться до цели хотя бы живым, пусть и не вовсе невредимым.

Причин тому было немало. Прежде всего, на пустынных дорогах пошаливали ватаги лихих людей, готовых порой и за десять медяков перерезать горло. Конечно, человеку постороннему покажется странным, что разбойники искали добычу там, где ее как раз было меньше всего, но это нелепо только на первый взгляд. Все дело здесь в том, что в окрестностях больших городов или на оживленных трактах, ведущих на север, в богатые королевства и княжества, где в любое время можно встретить и купцов, и паломников-богомольцев, и одинокого рыцаря, ищущего славы и денег, стража пограничная, а равно и городская, которая охраняет не только сами города, но и дороги, ведущие к ним, давно уже отучила шалить всяко-разных душегубов. Раньше, верно, случалось всякое, и по дорогам бродили не просто шайки, а настоящие отряды, разбитые на сотни и десятки со своими командирами и вооруженные не хуже солдат, иной раз нападавшие даже на целые города, да прошли те времена. Мудрые правители, один за другим сменявшиеся на троне Дьорвика, понимали, что влияние и значимость их державы должны основываться не только на армии, одной из лучших, кстати, во всех Полуночных Пределах, но и на том, хорошо ли чувствуют себя в пределах королевства чужестранные торговые гости, приносящие немалый прибыток казне. Поэтому в обжитых землях еще много лет назад вывели всех бандитов, пугавших честной народ и приносивших государству дурную славу. И те из них, кто счастливо избежал-таки облав, подались на юг, туда, где мало было больших поселений, но зато и стража была более озабочена тем, что творится в эльфийских лесах, откуда в любой миг можно было ожидать стремительного рейда летучего отряда Перворожденных, заканчивавшегося, обычно, парой вырезанных хуторов и сгинувшими невесть где разъездами стражи, пытавшимися настичь и наказать врага. Именно поэтому в тех краях еще часто встречались шайки, которые по причине скудной добычи были опаснее всего для случайно попавшего в их руки купца, особенно если тот по глупости своей не озаботился взять с собой приличную охрану. Таких, нет-нет, да и находили лежащими в придорожных канавах, раздетыми и разутыми, да еще и с выпущенными кишками, патрули пограничной стражи. И появлялись на обочине новые братские могилы без имен, где находили свое последнее пристанище подобные храбрецы, точнее просто самонадеянные скряги, пожалевшие в свое время горсть золота для найма лишних бойцов в свою свиту, да теперь лишившиеся из-за него и жизни. А обчистившие обоз разбойники скрывались в глухих лесах, ставших им по истине домом родным, где они могли заткнуть за пояс любого следопыта, тех же эльфов, к примеру, не к ночи будь помянуты.

Было и еще кое-что, заставлявшее местных жителей без крайней надобности не удаляться далеко от населенных мест, каких в здешних краях было немного. Поговаривали, что в округе есть немало таинственных мест, где прямо из земли сочится магия, причем самая что ни наесть темная, такая, от которой любому смертному лучше держаться подальше. Причем никто не мог точно сказать, почему так получается. Даже настоящие маги, которые, случалось, забредали в эти земли, только и могли, что разводить руками. Вся их помощь ограничивалась советами запоминать гиблые места и держаться от них подальше. И люди следовали таким советам, причем это помогало, поскольку от темных сил, несомненно, присутствующих здесь, почти никто не погиб. Пропадали как раз подле опасных мест только пришлые люди, не знавшие, что все рассказанные им истории о грозящей опасности являются подлинными, а не придуманы словоохотливыми мужиками в надежде на дармовую выпивку. Такие вот отчаянные головы нередко отправлялись в путь именно тем маршрутом, которым никто из здешних не ходил, и пропадали без следа. Конечно, большая их часть могла попасться в руки все тем же разбойникам, но ведь в дебрях, прозванных не иначе, как проклятыми, оставались и такие люди, с которых взять-то было нечего и едва ли лесные душегубы могли позариться на их скудные пожитки. Но все же гиблые места, всякое древнее колдовство, были во сто крат менее опасны, чем живые люди, опустившиеся, правда, до состояния диких зверей, готовых кому угодно перегрызть горло, причем подчас и в самом прямом смысле.

И, наконец, сюда, хоть и редко, но приходили эльфы, которые за год по несколько раз пересекали установленные еще много лет назад рубежи. Пограничная стража, к чести своей, не раз успевала перехватить отряды Перворожденных, благо там было немало следопытов, отлично знавших здешние места, да и вообще чувствовавших себя в любом лесу как дома, но все же абсолютно всех чужаков вовремя завернуть обратно не удавалось. А потому время от времени происходили таинственные нападения на отдаленные поселения, особенно на крупные хутора из тех, которые принадлежат одной большой семье и на которых живет порой по три поколения ее. Такие поселения были почти беззащитны перед стремительно атаковавшими эльфами, убивавшими всех, кто попадался им на пути и бесследно растворявшимися в лесной темноте. Также Перворожденные не брезговали и обозом, застигнутым в безлюдной местности. Совсем редко случалось, чтобы караванщикам удавалось отбиться, гораздо чаще их объеденные вороньем тела находили случайные путники или разъезды стражи. Правда, эльфы все же не слишком зверствовали, предпочитая больше пугать, нежели убивать, ибо в противном случае люди, точнее те из них, кто был наделен властью, разозлившись по-настоящему, могли устроить и ответный рейд, даже целый поход, который грозил разорением уже владеньям Перворожденных, давно не испытывавших заблуждений относительно собственных сил.

Своими вылазками эльфы пытались помешать людям обжить юг королевства, который, как известно, когда-то был теми отвоеван именно у Перворожденных. Эльфы, не без оснований, кстати, считали, что расселившись вдоль их границ и обустроившись как следует, люди не остановятся на достигнутом и решат еще немного потеснить Дивный Народ, отхватив от И’Лиара часть владений. И без того лишившиеся исконных земель, принадлежавших им тысячи лет, эльфы не желали более уступать кому-либо, тем более, что очередная война с людьми, набравшими большую силу, могла закончиться для Перворожденных и поражением. О таких прогнозах не принято было говорить вслух в приличном эльфийском обществе, но все это понимали. Поэтому постоянные рейды во владения людей, после которых эльфийское посольство в Нивене в очередной раз получало ноту протеста, были призваны создать то, что в ином мире можно было бы назвать буферной зоной. Король Дьорвика, в отличие от иных владык, правивших державами к западу от Шангарского хребта, не имел власти приказать своим подданным толпами идти на юг, дабы обжить его, а по своей воле в этих краях селились разве что те, кому нечего было терять. Конечно, сюзерены Дьорвика не раз издавали указы, согласно которым переселенцы освобождались не несколько лет от всех и всяческих повинностей, но толку от этого, правду сказать, было немного.

Иными словами, вовсе не безопасно было путешествовать по южным провинциям Дьорвика, тем более путешествовать малым числом. Однако в середине октября, когда движение на дорогах постепенно замирает, по тракту, который вел от Рансбурга на юго-восток, в сторону небольшого городка Хильбург, еще меньшего, чем первый, но, тем не менее, достаточно важного, чтобы к нему шла вполне приличная дорога, ехали двое всадников.

По замыслу еще древних королей Хильбург в случае нашествия с юга должен был стать важным звеном в системе обороны, поскольку он находился на перешейке, по обе стороны которого были болота. Они не были вовсе уж непроходимыми, через топи вели кое-где более-менее приличные тропы, но именно, что всего лишь тропы, а крупной армии трясину пришлось бы, скорее всего, обходить стороной, ибо переправа через нее могла оказаться исключительно долгой, самый же удобный путь лежал именно через Хильбург. Поэтому город был неплохо укреплен и в нем был расквартирован большой отряд солдат помимо городской стражи. А это, в свою очередь, значило, что для снабжения войск в Хильбург часто направлялись обозы с разными припасами, а также отряды новобранцев для пополнения гарнизона и смены тех, кому положено было покидать королевскую службу. И потому дороги, ведущие в этот город, содержались в порядке, а патрули стражи зорко следили за тем, чтобы поблизости не появлялись никакие разбойники, могущие угрожать путникам.

Однако двое, рискнувшие отправиться в дорогу по не самым безопасным местам, не только не желали пристать к одному из тех обозов, что снабжали гарнизон Хильбурга, но и всеми силами старались избежать общества любых случайных попутчиков. И уж тем более не входило в их планы показываться на глаза стражникам, среди которых вполне мог сыскаться сообразительный малый. На то путники имели достаточно веские, хотя бы для самих себя, причины. Кроме того, попутчики могли серьезно замедлить движение, что также было нежелательно для всадников.

Одним из двух путников был мужчина, не молодой, но еще совсем не старик. Про таких говорят — матерые. Ему было, возможно, лет около сорока, что по местным меркам не считалось молодостью, но от человека так и веяло силой и уверенностью. Самой яркой и в первую очередь бросающейся в глаза чертой во внешности этого человека была седина, не сильно вязавшаяся с остальным обликом. Свои длинные волосы этот человек носил завязанными в хвост, а не стриг их коротко, как ныне было принято в Дьорвике. В данный момент он накинул на голову капюшон, скрывая свое лицо, но не от чужих взглядов, а от моросившего полдня дождика, ставшего весьма неприятным дополнением к долгой дороге.

Мужчина наверняка был воином, ибо в его возрасте не носят меч только для того, чтобы покрасоваться перед соседскими девчонками. Причем меч у него был явно хорошего качества, не выделяясь при этом и особыми украшениями. Клинок, добрых три фута отличной стали, достигавший у основания ширины более чем три дюйма, несколько сужался к острию. Меч седовласого был явно приспособлен больше для рубящих ударов, поскольку острие его было скругленным, хотя при желании, приложив определенную силу, разумеется, им можно было проткнуть и кольчугу. Эта деталь также говорила о том, что путник происходил не из Дьорвика, или, по крайней мере, не обучался здесь воинским искусствам, поскольку среди дьорвикских рыцарей в последние годы все более популярными становились именно колющие удары, требовавшие, соответственно, особой формы клинка для пробития не только легкой брони, но и настоящих лат.

Помимо клинка мужчина был также вооружен и небольшим топориком, лезвие которого было сильно вытянуто книзу, а на обухе имелся выступ наподобие клевца. Знающий человек, случись такому увидеть оружие седоголового, сразу бы опознал метательный топор орков, слывших большими мастерами в искусстве обращения с подобным оружием. Топорик был одинаково хорош и для ближнего боя и для бросков на небольшое расстояние. Собственно, многие орки перед тем, как сойтись со своими противниками в рукопашной, бросали в них такие вот топоры с очень малого расстояния, нанося тем самым немалый урон. И, наконец, арсенал воина был дополнен луком. Лук был не слишком длинный, в самый раз для всадника, но и не походил на миниатюрное оружие корханских кочевников. Конструкция его была скопирована с аналогичного оружия эльфов, то есть лук был составным, сделанным из разных видов дерева, да еще и с костяными накладками. В общем, мощное, несмотря на свои размеры, оружие, в умелых руках способное наделать дел.

Доспехов всадник не носил, поскольку в дороге они только стали бы помехой, но вполне вероятно, что легкая кольчуга могла покоиться в седельной суме до поры до времени. Одет же всадник был довольно просто и при этом вполне удобно, как и подобает путешественнику. В данный же момент его костюм был скрыт дорожным плащом, заодно укрывавшим от посторонних и оружие.

Вместе с седым воином, которого на самом деле звали Ратхаром, ехала девушка, на вид не старше шестнадцати лет. Ее можно было бы назвать симпатичной, даже более того, красивой, хотя красота ее была особенной, дикой, если так угодно. Ее длинные волосы были заплетены в косу, которая, опять же, ныне была укрыта от дождя капюшоном. На первый взгляд ничего примечательного в спутнице Ратхара не было, но, присмотревшись, можно было заметить несколько необычный разрез глаз и странную форму ушей, при взгляде на которые знающий человек сразу понял бы, что перед ним эльф, точнее, разумеется, эльфийка. А поскольку в этих краях Перворожденных, мягко говоря, не сильно любили, то демонстрировать свое происхождение у спутницы седого воина не было никакого желания. Поэтому она старалась не снимать капюшон там, где был хоть один человек кроме ее спутника. Воин, разумеется, знал, кого сопровождает, но не испытывал по этому поводу никаких чувств. В данный момент он выполнял работу, за которую наниматель заплатил ему неплохую сумму и обещал дать еще больше по возвращении. Причем в том, что обещание будет выполнено, Ратхар был уверен, ибо нанявший его слыл человеком чести, никогда еще не изменявшим данному слову, а такая репутация в этом мире многого стоила.

Эльфийка, имя которой, было Мелианнэ, не носила на виду никакого оружия, ибо столь юная дева с мечом могла привлечь ненужное внимание, поначалу всего лишь любопытство, способное перерасти в настоящую опасность, стоило кому-нибудь только приглядеться к ее внешности. При этом на самом деле она была вооружена, и вдобавок к этому действительно умела обращаться с оружием, причем так, что мог позавидовать и опытный воин. Этому ее научили давно, причем не абы кто, а настоящие мастера, возводившие убийство на уровень искусства. Но в еще большей степени, чем на сталь, она полагалась на магию, которой также владела в должной мере, дабы в случае угрозы суметь постоять за себя. И этому Мелианнэ также обучали с детства, как и было принято среди ее народа.

Воин и юная эльфийка ехали бок о бок, при этом не разговаривая и целиком сосредоточившись на лежащей перед ними дороге. Собственно, им и не о чем было говорить. Человек лишь исполнял свою работу, за которую должен был получить приличное вознаграждение, к тому же жизнь отучила его от лишней разговорчивости, которая, если на то пошло, может заставить отвлечься, пропустив шальную стрелу или удар кинжалом в спину. Воин знал, как много отличных бойцов, в честной схватке грудь на грудь не имевших себе достойного соперника, погибло от невнимательности, оттого, что лишь на секунду утратили бдительность, решив вдруг, что находятся в безопасности, и тем дав своим врагам шанс. Сам он успел побывать в разных переделках и испытать настоящую опасность, поэтому не собирался умереть вот так вот, на пустой дороге в глухом лесу.

Эльфийка Мелианнэ тоже не страдала болтливостью, тем более что ее спутник мало подходил на роль хорошего собеседника. Она понимала, что воин привык разговаривать на ином языке, которого, кстати, не чужда была и сама Мелианнэ. К тому же, ее провожатый был человеком, а унижаться перед ним, приставая с расспросами Перворожденная считала ниже собственного достоинства. Нет, она вовсе не полагала людей тупыми животными, кое-как выучившимися ходить на двух ногах и обрабатывать металлы, как считали некоторые ее более старшие собратья. Даже не слишком хорошо зная это племя, она уж успела понять, что люди мало в чем уступают Перворожденным, а учатся новому они несравненно быстрее последних, поэтому и к своему спутнику принцесса относилась без брезгливости или презренья. Просто он был человеком, а она — эльфом, и между ними не могло быть ничего общего. Так уж был устроен этот мир, и не ей его изменять.

Первым звуки боя услышал Ратхар, у которого было поистине звериное чутье, дополненное еще и большим опытом. Он не раз прежде слышал этот звук и ни с чем не мог перепутать щелчки разряжаемых арбалетов. Судя по всему, где-то впереди, ярдах в пятистах или чуть дальше, шла перестрелка. Причем арбалетчиков было немного, поскольку выстрелы следовали нечасто, но при этом там явно были опытные бойцы, умевшие обращаться со своим оружием. Этот вывод Ратхар сделал из того, что выстрелы все же не были слишком уж редкими. Также он смог распознать отдельные арбалеты, издававшие при выстреле характерный звук. Так вот, этот звук повторялся довольно часто, как раз через столько времени, сколько умелому стрелку требуется на перезарядку легкого самострела.

Мелианнэ заметила, что ее телохранитель насторожился и придержал своего коня. А еще через мгновение и ее слух уловил шум, источник которого был где-то неподалеку. Она еще не столь хорошо умела отличать арбалетные выстрелы от иных звуков, но все же поняла, что впереди что-то происходит.

— Ратхар, что ты слышишь? — Она все же прервала молчание и окликнула человека, который весь превратился в слух.

— Там идет бой, э’валле. Я слышу пока, что стреляют из арбалетов, — бросил воин, мгновенно подобравшись, точно почуявший след охотничий пес. Он умолк на мгновение, вслушиваясь в отзвуки схватки, и добавил: — И еще, вроде бы, конское ржание.

— Это может нам помешать? — с некоторым недовольством спросила эльфийка, покосившись на своего спутника, всматривавшегося в зеленый сумрак.

— Не знаю, но соваться туда пока не стоит, — решительно произнес воин, рука которого словно сама собой очутилась на эфесе меча. — Если ты не против, то следует обойти это место лесом.

— Хорошо, Ратхар. — Меньше всего сейчас Мелианнэ нужны были непредвиденные задержки в пути, ведь она все еще была на чужой земле, в сотнях лиг от И’Лиара, кула стремилась изо всех сил. Поэтому эльфийка не стала спорить, ведь что бы ни происходило за поворотом, ее это точно не касалось.

Оба путника спешились и повели своих коней в поводу. Почти не оставляя следов, они свернули с дороги, продолжая, тем не менее, идти туда, откуда доносились отзвуки боя. Первым в зарослях скрылся человек, а за ним последовала и Мелианнэ. Она видела, что воин напряжен и держит руку на мече. Тогда Перворожденная также проверила, легко ли выходят из ножен парные даги, которыми она была вооружена. Этим оружием эльфийка владела отлично и была уверена в том, что сможет выстоять против почти любого противника, по крайней мере, если тот будет один, и не будет вооружен копьем.

Ратхару и Мелианнэ пришлось потратить не так уж много времени для того, чтобы приблизиться к месту схватки. Держась на почтительном расстоянии от тракта, воин, тем не менее, отчетливо видел все происходящее на нем. Поскольку в подобных делах Ратхар трудно было назвать неопытным, лишь мгновения хватило воину на то, чтобы оценить происходящее и при этом уяснить для себя то, что случилось в его отсутствие. Его глазам открылась картина, вполне обычная для этих мест. Шайка разбойников атаковала небольшой обоз, перекрыв дорогу поваленными деревьями и лишив тем самым караванщиков возможности скрыться. После этого торговцев и их охрану обстреляли из луков. Сейчас за поставленными ромбом четырьмя большими подводами, каждая из которых ранее была запряжена парой тяжеловозов, ныне сраженных лучниками, засевшими в лесу, скрывалось около полутора десятков людей. Ратхар разглядел одетых в каски и короткие кольчуги солдат, похоже, наемников с севера, вооруженных арбалетами. Они яростно отстреливались, надеясь поразить хорошо замаскировавшихся грабителей, но, очевидно, не преуспели в этом. Вместе с ними было еще несколько человек без доспехов, довольно богато одетых. Видимо, то были купцы и их приближенные, приказчики или старшие слуги. Находясь за спинами охраны, отрабатывавшей свое жалование, они только и могли, что надеяться на чудо. Но такового пока не предвиделось.

Похоже, часть охраны обоза передвигалась верхом, поскольку на дороге Ратхар увидел конские трупы. Еще один жеребец, чье ржание и привлекло воина, лежал на обочине. Он почти по-человечески кричал от боли, причиняемой засевшей в шее стрелой и бил копытами, силясь встать. Подле него лежал человек, из спины которого торчали сразу три длинные стрелы. Судя по всему, купцов вместе с их охраной было не более двадцати, а разбойников, похоже, едва ли не вдвое больше. Некоторые из них, видимо, попытались сразу напасть на караван, но наткнулись на сопротивление охраны. Перед телегами, ставшими для караванщиков последним оплотом, лежало около десятка тел, утыканных арбалетными болтами. То, что это разбойники, наемник понял по их одежде и доспехам, не отличавшимся новизной и единообразием, свойственным воинам наемных отрядов или регулярных сил. Вероятно, такая встреча несколько охладила пыл грабителей, не ожидавших от горстки противников столь решительного отпора, и теперь бандиты решили без особых затей расстрелять своих противников из луков, с чем, если судить по телам охраны обоза, они весьма неплохо справлялись. Сейчас, похоже, они решили, что пришла пора для новой решительной атаки, поскольку большая часть грабителей, отложив луки, собралась несколькими группами на опушке, на расстоянии одного броска от сгрудившихся на дороге подвод.

Ратхар, отнюдь не страдавший излишним человеколюбием, вовсе не собирался вмешиваться в происходящее, предоставив попавшим в переделку купцам самим заботиться о спасении собственных жизней. Возможно, кто-то сказал бы, что воин должен следовать определенному кодексу чести, но Ратхар считал, что это удел странствующих рыцарей — помогать попавшим в беду, а он сейчас выполнял контракт и не собирался лишаться неплохого заработка из-за того, что на него вдруг накатил приступ жалости.

— Ты не собираешься помочь им? — Мелианнэ, видимо, тоже сообразив, что именно творилось на дороге, воззрилась на наемника. — Твои соплеменники, похоже, проживут еще с полчаса, хотя и на это им едва ли стоит рассчитывать.

— Нет, это их беда, что не взяли с собой приличную охрану. — Ратхар выглядел совершенно безразличным к тому, что в нескольких сотнях от них лилась кровь его соплеменников, хотя никто не мог бы сказать, что в этот миг творилось в его душе.

— И после этого люди еще смеют считать себя цивилизованными и разумными! — С сарказмом произнесла эльфийка. — Так дикие звери загрызают в своей стае того, кто слаб или стар. Да даже и звери ведут себя благороднее!

— Я бы принял участие, э’валле, но как ты в одиночку доберешься до И’Лиара, если кто-то из них — кивок в сторону схватки — окажется быстрее или опытнее меня? — Наемник не обратил внимания на оскорбление Мелианнэ, или сделал вид, что ничего не понял. — Не забывай, я выполняю договор, — бесстрастно напомнил Ратхар. — Так что мы просто пройдем мимо, и продолжим путь на юг, госпожа.

Да, сейчас он и вправду не был настроен на бой, но, как нередко бывает, все планы и желания Ратхара были сметены прочь простой случайностью. Эльфийка и ее спутник прошли около двух сотен ярдов, почти миновав место сражения, когда из зарослей прямо на них вывалился разбойник. Совсем еще молодой мальчишка, лет шестнадцати, невесть что делал в таком удалении от основных событий. Может быть, он просто испугался и убежал, не найдя в себе сил вступить в схватку. Но не это главное. Юный грабитель, никак не ожидавший появления кого-либо кроме купцов и своих товарищей в этом лесу, увидев шагавшего прямо на него воина с топориком в руке, державшего в другой руке повод коня, инстинктивно выхватил из-за пояса короткий клинок, открывая рот для крика, обращенного к своим соратникам. Ратхар мгновенно среагировал, нанося удар обухом топора, на котором был длинный шип, но разбойник успел подставить под него меч.

— Тревога! Враги! Засада! — Разнесся над лесом издаваемый ломающимся голосом крик. В следующее мгновение юнец упал с разрубленной головой, ибо Ратхар никогда не жалел врага, будь то ребенок, старик либо женщина, но вопль, слышимый, наверное, за милю отсюда, сделал свое дело.

Первыми на крик обратили внимание двое лучников, увлеченно обстреливавших скрывавшихся за телегами караванщиков. Обернувшись, оба стрелка на миг замерли, ибо они даже не могли предположить, что посторонний человек, которого в это время в лесу быть не должно, стоит позади них всего в трех десятках ярдов. Не разбираясь, кто перед ними, разбойники вскинули луки, намереваясь убить чужака. Один из них даже успел выстрелить, но тут же упал навзничь с вонзившимся в грудь топориком, который, совершив в воздухе два оборота, угодил точно в цель, а вслед за ним устремился и сам Ратхар. Стрела, сорвавшаяся с тетивы в тот миг, улетела в сторону, не задев Ртахара, стремительно кинувшегося ко второму лучнику. Мелианнэ, наблюдавшая все происходящее со стороны, даже не видела движения, просто миг назад воин стоял в нескольких шагах от опешившего разбойника, а сейчас он оказался от него на расстоянии вытянутой руки, причем за его спиной не было видно примятой травы, и ни единая веточка не шелохнулась. Едва не опередив собственный топорик, Ратхар, в тот момент, когда первый противник только коснулся земли, нанес удар второму лучнику, рухнувшему подле товарища, распоров ему живот, а затем устремился вперед, туда, где собирались для решающей атаки на караван соратники сраженных им стрелков.

Ратхар приблизился к обернувшимся на подозрительный шум грабителям все тем же размытым движением, мгновенно оказавшись в окружении пяти или шести разбойников. Он не стал дожидаться, когда они сообразят, что к чему, и атаковал первым. Очутившись в гуще врагов, Ратхар полоснул по животу одного из них, второму перерубил бедро, так что оттуда хлынул фонтан крови, а еще одного зацепил острием меча по лицу, лишив глаза. Кто-то из разбойников попытался достать наемника мечом, но Ратхару хватило нескольких движений для того, чтобы выбить оружие из рук противника, после чего воин снес ему голову. Несколько мгновений длилась схватка, и вот наемник уже стоял над окровавленными телами павших врагов, а раненые, сдавленно крича от боли, силились отползти в сторону.

Оказавшиеся поблизости грабители поняли, что в их с купцами противостояние вмешалась третья сила, настроенная, явно, очень решительно. Возможно, то была, по их мнению, засада, либо просто часть охраны двигалась лесом, параллельно дороге. Заметив нового противника, сразу не менее десятка головорезов устремились к стоявшему посреди убитых врагов Ратхару. Сперва они попытались навалиться на него всем скопом, одолев не столько мастерством, сколько количеством. Со стороны можно было видеть, как наемник исчез в толпе разбойников, оказавшись в окружении. А еще через несколько мгновений над местом битвы взметнулись кровавые брызги и бандиты один за другим начали буквально вываливаться из боя. Кое-кто еще кричал от боли, но большинство уже были мертвы, ибо Ратхар всегда бил наверняка, видя в этом и нечто вроде милосердия, ибо после его ударов не страдали от жестокой боли и увечий раненые. Сам же он вертелся вокруг своей оси, отбивая сыплющиеся на него со всех сторон выпады и при этом непрерывно контратакуя. Наемник отразил выпад меча, уклонился от опускавшегося на него топора, одновременно ударив назад, перехватывая меч обратным хватом и вонзая клинок в грудь вооруженного небольшой булавой черноволосого бородача. Затем Ратхар, резко разворачиваясь, полоснул мечом по шее ближнего к нему разбойника, вскрыв тому артерию, и отрубил руку еще одному, неумело пытавшемуся достать наемника кордом. При этом его движения были невероятно плавными и столь стремительными, что никто из противников даже не мог сосредоточить на Ратхаре взгляд более чем на мгновение. Казалось, это не человек сражается, а сгусток тумана колеблется на ветру.

Мелианнэ, пристально наблюдавшая за битвой, вспыхнувшей на обочине дороги, поняла, что ее телохранитель, помимо того, что оказался истинным мастером меча, еще и невероятно быстр. Пытавшиеся убить его разбойники тоже не были плохими воинами, ибо при их ремесле от того, как владеешь оружием, зависит, ни много, ни мало, жизнь, поскольку и королевская стража и наемная охрана, сопровождающая купцов, вовсе не отличается трусостью и не бежит, едва завидев вышедших из леса бандитов. Поэтому, будучи опытными бойцами, разбойники поначалу нисколько не испугались безумца, в одиночку напавшего на них. Но в этот раз им попался противник, превосходивший их в искусстве убийства во много раз. Удары, каждый из которых был нацелен, казалось, точно в седого воина, разили пустоту, ибо Ратхар двигался так молниеносно, что его противники не успевали среагировать, зато сам он с легкостью пробивал их защиту, нанося скупые но всякий раз смертельные удары, после которых никто уже не мог сражаться далее.

Не привыкшим к сражению в группе бандитам нескольких мгновений боя и еще полудюжины убитых или тяжело раненых товарищей, чью кровь теперь жадно впитывала дорожная пыль, хватило для осознания необходимости изменить тактику. Они расступились, освобождая пространство вокруг Ратхара и выпустив из своих рядов русоволосого крепыша с кистенем и в покрытой железными пластинами куртке. Тот, не раздумывая, атаковал, взмахнув своим оружием и надеясь с первого удара покончить с невесть откуда взявшимся седым мечником, уже свалившим многих товарищей. Тяжелое било описало в воздухе сложную фигуру, тем не менее, так и не зацепив наемника. Ратхар отскочил назад, пропуская шипастый шар перед собой, после чего кинулся вперед, перекатившись через голову, благо отсутствие доспехов позволяло такие трюки, и, оказавшись позади своего противника, ударил его мечом по тыльной стороне колен, перерезав сухожилия. Но, едва встав, Ратхар вновь оказался атакован, на этот раз уже двумя бойцами, видимо, имевшими навыки сражения в паре. По крайней мере, они почти не мешали друг другу. Один из них, невысокий и коренастый, походивший на гнома, был вооружен булавой на длинной рукоятке. Он не слишком хорошо владел своим оружием, более полагаясь на силу. Ратхар несколько раз уклонился от ударов, поскольку хорошо понимал, что единственное соприкосновение жуткой даже на вид булавы с ним будет означать поражение, ибо оружие просто сокрушит его кости. В какой-то момент очутившись сбоку от разбойника, наемник попытался его достать мечом. Однако второй из тех, что бились со спутником Мелианнэ, заметив этот маневр, сам зашел к нему с тыла, заставив Ратхара отвлечься. Последний вынужден был принять бой, при этом наемник старался двигаться так, чтобы разбойник с булавой оказался позади мечника.

Высокий и худой, но при этом жилистый разбойник, наголо обритый, один глаз которого был закрыт куском черной ткани, оказался неплохим мечником, не мастер, конечно, но все же он представлял некоторую опасность, ловко орудуя весьма хорошим полутораручным мечом. Клинки несколько раз столкнулись, издавая при этом громкий лязг. Наемнику удалось поймать крестовиной меча оружие противника, но тот крепко сжимал своей клинок, не позволив выбить его из рук.

Поединщики отпрянули друг от друга, но воин с булавой, не имевший представления о честном бое один на один, ринулся на седого наемника, едва не сокрушив его голову. Ратхар, пригнувшись, отскочил в сторону, а разбойник, вложивший в свой удар сил больше, чем было необходимо, проскочил вперед по инерции, открывшись для выпада. Не замедлив воспользоваться представившимся шансом, наемник наотмашь ударил неудачливого бандита по спине, разрубив надетую на того толстую стеганую куртку и перебив позвоночник. Обездвиженный разбойник, не представлявший теперь никакой опасности, упал, выронив свое оружие. Но его приятель с мечом тоже не мешкал, вновь обрушившись на Ратхара. Вновь загудел воздух под взмахами клинков, с гулом крестивших воздух перед обоими бойцами. Несколько ударов наемник отразил, не переходя при этом в атаку. Он подался назад и в сторону, заставляя бившегося с ним мечника кружиться на одном месте. Разбойник, окрыленный успехом, поскольку решил, что его враг отступает, не выдержав атаки, вновь и вновь пытался достать своего противника мечом, но все его удары увязали в паутине, которую ткал клинок Ратхара. И увлекшись попытками пробить оборону наемника, грабитель не успел среагировать, когда на пути его меча оказалась пустота, а возникший слева от него Ратхар, движения которого вновь ускорились настолько, что глаз человека не в силах был за ним уследить, вонзил разбойнику в бок три фута закаленной стали.

Остальные грабители опешили, увидев столь быструю смерть своих бойцов, видимо, считавшихся лучшими во всей шайке. Однако их все еще было много, а такой ватаге не пристало бегать от единственного, пусть и очень опытного, противника. Какой-то рыжеволосый малый в кольчуге и стеганом подшлемнике кинулся на Ратхара, тыча в него коротким копьем. Оннаносил удары то широким листовидным наконечником, то подтоком, вновь принуждая наемника уйти в оборону. Один из выпадов копейщика оказался более удачен, и окованная железом пята копья ударила Ратхара в бедро чуть выше колена, заставив стиснуть зубы от боли и отпрянуть назад. Видя это, разбойник не на шутку обрадовался:

— Считаешь себя хорошим воином, а, седой? — Осклабился он, уже предвкушая скорую победу. — Я выпущу твои кишки, прямо сейчас.

— Нет, я считаю себя лучшим! — Ратхар выдохнул слова в лицо вооруженному копьем разбойнику, бросаясь на него, несмотря на боль в бедре.

Не ожидавший такой прыти от практически выведенного из строя противника, копейщик чуть помедлил. Это промедление оказалось для него роковым, поскольку Ратахар, нанеся сверху удар мечом и заставив бандита принять его древком копья, одновременно выбросил вперед ногу, попав каблуком как раз в колено своего врага. Тот, припав на одно колено, еще пытался ранить наемника, пользуясь тем, что его оружие было длиннее меча, но тем смог сохранить собственную жизнь только на минуту, прежде чем Ратхар одним взмахом клинка срезал ему пальцы, сжимавшие копье, а затем снес и голову, отлетевшую как раз под ноги обступивших место боя грабителей.

— Ну, давай! — Ратхар, ощерившись, точно дикий зверь, обернулся к стоявшим в оцепенении лихим людям, впервые встретившим воина, рискнувшего выйти против них в одиночку и при этом за считанные минуты положившего больше трети отряда. Одним резким движением стряхнув с клинка кровь только что убитых врагов, наемник шагнул к застывшим грабителям, не отрывавшим от него взглядов.

Один из разбойников вскинул лук, с которым все это время не расставался, и выстрелил в Ратхара в упор. Он считал себя хорошим лучником, хотя с такого расстояния и слепой, верно, не смог бы промахнуться. Но седой, бывший, не иначе, демоном, не упал со стрелой в груди, а продолжал, не спеша, идти как раз прямо к стрелку. Разбойник в тот момент мог поклясться на чем угодно, что появившийся из леса мечник даже не пытался уклониться в сторону. Казалось, стрела вдруг сама полетела по дуге, по какой-то странной прихоти обогнув воина. Но лучник, бывший человеком отнюдь не робким, выстрелил снова, когда седой оказался от него менее чем в десяти шагах. На этот раз он, вроде, заметил, как Ратхар отбил стрелу рукой. А затем клинок наемника взмыл вверх и рухнул на голову лучника, разрубив пополам череп, защищенный кольчужным капюшоном. В стороны брызнула кровь и стрелок, которого уже покинула жизнь, упал на землю.

Караванщики, все это время наблюдавшие за боем, который шайка разбойников, более двух дюжин головорезов, вела с единственным противником, все же решили, что лучшая защита — это нападение. Стражники, охранявшие обоз, дали залп из арбалетов по столпившимся грабителям, после чего атаковали их с мечами наголо. Однако грабители, будучи подавленными только что происшедшим боем с Ратхаром, все же не поддались панике. Несмотря на потери, их было в полтора раза больше, чем караванщиков, из которых менее десятка были воинами.

Вновь зазвенела сталь и раненые либо убитые бойцы с обеих сторон повалились на землю. Один из разбойников, человек огромной силы, орудовавший тяжелым боевым молотом, с одного взмаха разбил голову молодому солдату, неосторожно подставившемуся под удар. Кровавые брызги заляпали и бандита и оказавшегося рядом с ним купца. Еще один охранник, вооруженный боевым топором на длинной рукояти, подскочил к воину с молотом, нанеся ему затем несколько ударов. Но разбойник, отбив атаку, обрушил свое оружие на грудь купеческого слуги, ломая ему ребра. Охранник рухнул ниц, выронив топор. В этот момент Ратхар, продолжавший свою битву, атаковал бандита. Тот попытался свалить очередного противника одним ударом своей кувалды, способной проломить и кованые латы, не говоря уж о нежной человеческой плоти, но наемник плавно утек с траектории удара, обходя противника сбоку. Сверкнул меч, и правая рука грабителя, отсеченная от тела вместе с кольчугой, упала на землю. Обратным движением наемник снес своему противнику голову, после чего хищно оскалившись, замер в боевой стойке, словно ожидая очередного противника.

Но в этот момент разбойники дрогнули, понимая, что шансов на победу у них не остается. Теряя одного за другим своих бойцов, они отступили в лес. Старший над купеческой охраной, оказавшись человеком неглупым, удержал разгоряченных боем своих воинов, уже порывавшихся было пуститься в погоню. Несмотря на то, что в стычке уцелело едва ли пять человек, в лесу грабители могли попытаться выровнять счет потерь, ибо эти места были для них почти родным домом, где знаком каждый закоулок. Немногочисленная охрана, сунувшись в лес, могла попасть в засаду, где и один воин стоил бы дюжины.

Все же воины постепенно пришли в себя. Они вспомнили, что наняты не для истребления обитавших в здешних краях бандитов, а для охраны товаров. Удостоверившись, что живых врагов больше не осталось, солдаты двинулись обратно к повозкам. Кто-то бросился к раненым, поскорее стараясь перевязать их раны, кто-то принялся обыскивать теля убитых грабителей, надеясь по давнему праву победителя поживиться чем-нибудь ценным. Эти люди сейчас служили наглядной иллюстрацией к сказанным недавно принцессой Перворожденных словам о человеческой сущности, о способности ради неясной выгоды с легкостью убить ближнего своего, не говоря уж об ограблении мертвых, к которым многие из людей не испытывали ни малейшего почтения.

Убедившись, что опасность миновала, из укрытия показались и купцы. Один из них, видимо старший здесь, направился к стоявшему над телами разбойников Ратхару, обтиравшему клинок от крови.

— Я не знаю, как могу отблагодарить тебя, воин! — Дородный мужчина, с окладистой бородой с проседью, уже немолодой, но, вероятно, вовсе еще не заслуживавший определения старика, одетый в богатый кафтан, отороченный мехом, не скрывал своей радости. Если бы не Ратхар, скорее всего, кафтан, а также перстень с большим рубином и золотую серьгу с него уже содрали бы грабители. — Не появись ты, мы уже все были бы мертвы, — воскликнул купец. — Не иначе, боги послали тебя, доблестный витязь, нам на подмогу.

— Да осветит Солнце твой путь, почтенный, — Ратхар, мгновенно распознав в караванщике уроженца Гарда, приветствовал его по обычаю тех мест. — Боги здесь не при чем. Я шел своей дорогой, но эти — небрежный кивок в сторону окровавленных трупов разбойников — оказались на моем пути.

К наемнику, с которым разговаривал купец, приблизился еще один человек. Судя по хорошей кольчуге и по дорогому мечу северной работы, это был командир охранников. Ратхар заметил, что воин был обрит наголо, но его усы достигали середины груди, что тоже было принято в Гарде, среди тамошних воинов. Хотя по виду солдат все же был выходцем из иных краев.

— Я еще никогда не видел такого мастерства, — витязь выглядел удивленно-восхищенным, ибо, будучи воином, причем, вероятно, весьма опытным, сразу мог оценить увиденного бойца, проникшись к нему некоторым уважением. — Немало опытных воинов я повидал, но никто из этих бойцов не мог ничего подобного.

— У меня были неплохие учителя, — бросил ему Ратхар, пожимая плечами. — Да и возможностей проверить их уроки в деле оказалось достаточно.

— Позволь узнать твое имя, доблестный воин, — вновь вступил в разговор купец.

— Можете звать меня Ратхаром. — Скрывать свое имя наемник не посчитал нужным, благо видел он этих людей впервые в жизни и, как он надеялся, также и в последний раз.

— А я — Велемир из Острграда, купец и путешественник, — представился старшина караванщиков. — Этого воина, имеющего честь быть моим телохранителем, зовут Сфенеклом. — Купец указал на бритого охранника, все же оказавшегося гардом, как и его господин.

— Счастлив познакомиться с почтенными господами. — Ратхар вежливо кивнул.

В этот момент из леса показалась Мелианнэ, которая вела за собой обеих лошадей. Она благоразумно не стала откидывать капюшон, поскольку появления эльфийки могло произвести изрядный переполох среди людей. Принцесса направилась к Ратхару, стоявшему в окружении караванщиков.

— Эта дама путешествует с тобой, не так ли? — Полуутвердительно произнес Велемир, разглядывая спутницу Ратхара.

— Да, почтенный, я сопровождаю ее к родственникам, живущим к востоку отсюда, — сухо произнес наемник, недовольный тем, что эльфийка, едва явившись, уже привлекла к себе некоторое внимание.

— Ты сильно рискуешь, воин, а главное подвергаешь опасности и свою спутницу, — со сдержанным осуждением сказал Сфенекл наемнику. — Вы могли попасть в засаду.

— Но в нее попали вы, — ухмыльнулся Ратхар.

— Верно, приятель. — Сфенекл хлопнул наемника по плечу. — Хотя, думаю, никакая засада тебе не страшна. Ты бился, как демон, не дав этому сброду ни единого шанса.

После этого оба, и купец и его охранник, отошли в сторону, предоставляя Ратхару возможность наедине поговорить с таинственной дамой, так и не изволившей открыть лицо.

Эльфийка все еще пребывала под впечатлением от того, как сражался ее провожатый. И раньше она, в некоторой степени тоже причастная к воинским искусствам, догадывалась, что Герард дал ей неплохого воина, но только сейчас она поняла, на что в действительности способен Ратхар. Будучи знакома с некоторыми премудростями военного искусства, она не могла не признать, что среди Перворожденных ей пока не встречались бойцы, равные человеку, хотя принцессе и довелось видеть немало настоящих мастеров своего дела.

— Я поражена твоим мастерством, Ратхар. — Мелианнэ не могла сдержать удивления. — Это превосходит все, когда-либо виденное мною.

— Похвала из уст Перворожденной дорогого стоит. — Ратхар слегка усмехнулся. — Но все же здесь нет ничего особенного, госпожа. Убийство остается убийством, как о нем не говори.

— Это не так. Есть убийство, а есть и подлинное мастерство, — покачала головой эльфийка. — Я полагаю, искусство владения оружием ничуть не меньше имеет права на существование, чем, скажем, искусство стихосложения.

— Что ж, я рад, что смог тебя удивить, э’валле, — чуть склонив голову, невозмутимо произнес наемник.

— Я хотела бы знать, кто научил тебя всему этому, — спросила эльфийка. — Ты даже движешься во время боя как-то особенно, причем гораздо быстрее любого человека. Те разбойники на дороге, они попросту не успевали за тобой, не успевали заметить твои удары и защититься от них.

— У меня были разные наставники, а главное, возможность оточить полученные навыки в бою. Это стоит многих лет обучения.

— Я хотела бы, чтобы ты обучил меня хотя бы части того, что умеешь, — не унималась Мелианнэ, все еще вспоминая, как ее телохранитель буквально кромсал разбойников на тракте.

— Неужели среди Дивного Народа, чьи воины издревле славились не только, как знатные стрелки, но и как умелые поединщики, достигшие немалых высот в искусстве владения клинком, не осталось более мастеров, достойных того, чтобы обучить фехтованию наследницу трона? — усмехнулся Ратхар. — Воистину скудеет народ эльфов.

Мелианнэ, расценившая последние слова как оскорбление в адрес своего племени, молча отвернулась и пошла прочь. Правда, к караванщикам она тоже не рискнула подходить, поэтому просто встала в стороне. А Ратхар, не особо огорчившись, что беседа столь поспешно прервалась, продолжил чистить меч, ибо первым делом после боя следует оказать честь оружию.

В это время купец Велемир вновь приблизился к воину. Он только что переговорил со своими спутниками, многие из которых были ранены и нуждались в помощи большей, чем им могли оказать охранники, бывшие, как и следует воинам, обученными в некоторой степени врачеванию ран.

— Скажи, доблестный, как я могу тебя отблагодарить за помощь? — обратился торговец к Ратхару. — Я и все, кто был со мной, отныне твои должники, и долг свой я хотел бы вернуть как можно скорее.

— Я полагаю, ты, уважаемый и без того понес большие убытки, так что не стану я требовать с тебя награду. — Ратхар в действительности просто не знал, что такое ценное он может получить от купца. Деньги ему не были нужны, ибо кошелек был набит монетами, полученными еще от Герарда. К тому же воин хотел поскорее оставить общество гардских торговцев, опасаясь, что Мелианнэ может чем-нибудь выдать себя.

— Не стоит тебе и думать об этом, воин. — Велемир, видимо, собирался честно отблагодарить спасшего его товары и жизнь наемника. — Я бы предложил тебе золото, много золота, ибо твоя помощь оказалась поистине бесценна. Скажи, что тебе надо.

— Заплати столько, сколько посчитаешь нужным, почтенный, — пожал плечами воин. — Я не ищу награды.

— Хорошо, я сам решу, что тебе нужно, — кивнул купец. — А скажи-ка мне, воин, куда вы с твоей таинственной спутницей направляетесь? Я знаю, что вы держите путь на юг, но возможно, мы смогли бы продолжить его вместе.

— Пока мы собрались в Хильбург, сударь. — Разумеется, это было не так, но не станешь же говорить в открытую, что конечной целью поездки Ратхара и Мелианнэ является И’Лиар.

— Какая удача, — воскликнул Велемир, искренне, по-доброму улыбаясь. — И мы ехали туда же. Возможно, ты не откажешься составить нам компанию, доблестный витязь?

— Пожалуй, это даже к лучшему. — Ратхар, опять же, придерживался другого мнения, но от купца можно было получить и некоторую информацию о дальнейшем пути, а сведения никогда не бывают лишними. — Мы примем твое предложение. Путешествовать в такой компании лучше, чем в одиночестве, — произнес наемник, кивая в знак согласия.

Тем временем караванщики и воины освободили дорогу, оттащив на обочину перегородившее ее дерево. Несколько воинов занялись осмотром тел убитых разбойников, не брезгуя возможностью разжиться пригоршней монет или просто красивой безделушкой. Это было давнее право воина, поэтому никто не видел в таком поступке ничего зазорного. Ратхар, в прочем, также имевший некоторые права на добычу, не опустился до мародерства.

Один из караванщиков тем временем занялся пострадавшими в схватке. Он быстро накладывал швы и повязки на раны, извлекал застрявшие в плоти наконечники стрел. Однако один из раненых, получивший колотую рану в живот, заставил его повозиться. Из раны текла кровь, почти черная, говорившая о том, что удар пришелся в печень. Тщетно лекарь пытался что-либо предпринять. Несмотря на все его старания раненый воин кричал от боли, поэтому караванщик просто подозвал к себе еще одного воина, который одним взмахом топора срубил несчастному голову, тем самым раз и навсегда избавив его от страданий.

Тем временем продолжались приготовления к тому, чтобы продолжить путь. Воины собрали оружие, особое внимание уделив стрелам и болтам, которые во множестве извлекли из тел убитых. К сожалению, двигаться дальше было возможно только пешком, ибо все лошади были убиты. Товары, разумеется, необходимо было бросить на месте, ибо тащить на себе тяжелые тюки, о содержимом которых Ратхар, кстати, так и не узнал, было бы бессмысленно. Тем более что часть раненых не могла идти самостоятельно, а это значило, что их придется нести на руках. Конечно, это серьезно замедляло темп отряда, но все же никто не собирался бросать своих товарищей, если у них был хоть какой-то шанс выжить.

Когда Мелианнэ, все же присоединившаяся к Ратхару, узнала о том, что часть пути они проделают вместе с купцами, она не выказала особой радости. По мнению эльфийки им следовало спешить, а купцы при всем желании не могли двигаться достаточно споро.

— Это не доставит нам особых неудобств, э’валле, — Ратхар пытался убедить свою спутницу в том, что общество купцов вовсе не будет для них препятствием. — Мы скоро вновь их покинем, но сперва я хотел бы узнать у них кое-что.

— Чего ты хочешь от них? — эльфийка, опасаясь быть узнанной, вполне резонно стремилась оказаться как можно дальше от людей.

— Эти люди могут знать обстановку на границе, — пояснил воин. — Нам не следует туда соваться напролом.

— Ты опасаешься чего-то? — Слова воина несколько насторожили Мелианнэ.

— Все может быть, госпожа. — Ратхар пожал плечами. — Возможно, о твоем появлении в этих краях стало известно, а это может означать начало поисков, тем более, на оживленных трактах. А купцы наверняка заметили оживление стражи.

— Ну, хорошо, человек, будь по-твоему. — Мелианнэ смирилась с необходимостью некоторое время побыть в обществе людей. — Но мы должны оставить их как можно скорее. Я должна быстрее попасть домой. От этого многое зависит. Ты даже не представляешь, сколь многое, человек.

— Да о чем ты, э’валле? — Воин вопросительно уставился на принцессу, но получил неожиданно резкий ответ:

— Это вовсе не твое дело, наемник. Просто знай о том, что у нас мало времени, а подробности тебе не нужны. — С этими словами Мелианнэ направилась к своей лошади, дабы проверить сбрую.

Караван, вернее то, что осталось от совсем недавно богатого поезда, двинулся в путь лишь после того, как были преданы земле павшие в схватке путники. Их всех похоронили в одной могиле, над которой установили найденный неподалеку валун, возле которого положили шлем. Каждому из погребенных воинов, к тому же, в руки вложили меч или иное оружие, какое нашлось, что требовалось по гардскому обычаю. Считалось, что в загробном мире оружие может пригодиться умершим, дабы обороняться от разных тварей, вроде демонов или душ убитых ими ранее врагов.

Разбойникам досталось гораздо меньше почестей, поскольку их тела, заблаговременно лишенные каких бы то ни было ценностей, вплоть до сапог и поясов, просто сбросили в канаву, завалив сверху ветвями и камнями. В грудь каждому из грабителей вбили деревянный кол. Все по тем же обычаям гардов это гарантировало то, что спустя некоторое время мертвецы не превратятся в упырей, способных преследовать своих убийц.

Мелианнэ, глядя на похороны, лишь усмехалась. Особенно ей запомнилось то, как воины из свиты Велемира обыскивали трупы, обирая их до нитки. Ратхар, видя презрение в глазах свой прекрасной спутницы, нисколько не оскорбился, зная, что Перворожденные с гораздо большим почтением относятся к покойникам, хотя это распространялось только на их соплеменников, а людей либо гномов эльфы также, как и наемники купцов ныне, просто бросали на поживу воронью. Как бы то ни было, Ратхар, не питая особо теплых чувств к эльфам, не мог не согласиться с тем, что иные их обычаи людям следовало бы перенять, дабы не представать в глазах других народов дикарями.

Но вот, наконец, и погребение было завершено, после чего оставшиеся в живых караванщики тронулись в путь. Все они ныне не расставались с оружием, ибо вероятность того, что грабители, оправившись от первого удара, вернутся, дабы отомстить, была весьма велика. Поэтому полдюжины воинов держали в руках взведенные арбалеты, зорко смотря по сторонам. Остальные, в том числе и сам Велемир, державшийся со своими слугами, словно с товарищами, что, в прочем, было принято у его народа, попеременно тащили носилки с двумя ранеными воинами, слишком слабыми, чтобы идти самостоятельно. Одному из них разбойничий клинок вонзился в грудь, едва не достав до сердца, у второго в колене застрял наконечник стрелы, лишая беднягу возможности ходить.

Ратхар и Мелианнэ также шли пешком, дабы соблюсти некую солидарность со своими нечаянными спутниками. При этом воин держал наготове свой лук, на тетиву которого предусмотрительно наложил стрелу-срезень с широким листовидным наконечником, который при точном выстреле мог отделить голову от тела, перерезав шею. Наемник, однако, считал, что даже если разбойники и вернутся к месту недавней битвы, гораздо больше, чем уцелевшие купцы и свита, их заинтересуют оставленные посреди дороги возы с товаром, ради которого, собственно, и умерло в этот день столько людей. Но все же мрачный лес, настоящими стенами возвышавшийся по обеим сторонам тракта, внушал некоторые опасения, неосознанную тревогу, страх внезапного нападения. А наемник, привыкший доверять своему чутью, прежде не единожды выручавшему воина, не собирался беспечно ждать неприятностей.

Спустя примерно два часа с той минуты, когда отряд покинул место битвы, Ратхар приблизился к Велемиру, как раз передавшему носилки с одним из раненых воинов своим спутникам. Собственно, никто из караванщиков не избежал увечий в схватке с грабителями. Большинство выживших, правда, отделались лишь порезами и царапинами, в том числе и сам купец, левая рука которого была замотана полотном, сквозь которое уже начала проступать кровь. Велемир посчитал недостойным мужчины в самый ответственный момент скрываться за спинами слуг и сам принял участие в бою, зарубив даже одного из грабителей.

— Скажи, почтенный купец, ты хочешь добраться до наступления темноты к какому-то селению? — Ратхар не очень хорошо представлял дальнейший путь, поскольку именно в этих краях ему бывать ранее почти не приходилось. Тем не менее, он полагал, что вдоль наезженного тракта, по которому постоянно движутся то торговые обозы, то армейские отряды, идущие на южную границу, должно быть достаточно поселков с постоялыми дворами и корчмами.

— До ближайшего селения добрых сорок верст пути, доблестный воин, — по голосу купца можно было понять, что он хотел бы добраться до обжитых мест, но и сам сомневается в такой возможности. — Нам никак не успеть туда засветло. Посмотри на моих людей — купец кивнул головой, указывая на воинов и слуг, многие из которых носили повязки, второпях наложенные лекарем. — Они устали во время боя, многие ранены, к тому же у нас на руках двое храбрецов, которые не могут даже ходить. Легче всего было бы прекратить их страдания, — вздохнул Велемир. — Но я же не могу убить тех, кто недавно был готов отдать свою жизнь ради моих товаров, пока их жизни еще можно спасти.

— Значит, придется остановиться на ночлег прямо здесь?

— Да, хотя и неплохо было бы провести эту ночь в уюте. — кивнул купец с явным сожалением. — Эти леса не слишком любят чужаков, даже разбойники не устраивают здесь свои логова, предпочитая земли севернее. Мне не раз доводилось слышать о том, как целые отряды пропадали в этих чащобах.

Узнав все, что хотел, наемник вернулся к Мелианнэ. Он вполне доверял купцу, когда тот начал говорить о пропавших в окрестных дебрях людях. Ратхар и сам ощущал что-то недоброе, но не придавал этому излишнего значения. Побывав раньше в разных переделках, наемник все же надеялся на свой меч, не раз спасавший ему жизнь, и не слишком переживал насчет всяких призраков. А в случае же опасности и его спутница могла применить что-нибудь из известной ей магии, тем более, когда речь шла о лесе, бывшем родной стихией Перворожденных.

Отряд шел по дороге еще несколько часов, никого не встретив на пути. Однако наступали сумерки, и пришла пора поискать место для ночлега, поскольку продолжать движение ночью было небезопасно, да и люди порядком устали. У некоторых даже открылись недавние раны, добавляя еще неудобства. К тому же одному из раненых, совсем еще молодому пареньку, стало совсем худо. Вероятно, в рану попала грязь, поскольку несчастного вдруг охватил жар, он стал тяжело дышать, а при каждом выдохе в уголках губ образовывалась кровавая пена. Выполнявший обязанности лекаря при отряде человек только и мог, что вытирать выступавший на лбу несчастного пот, да прикладывать к его устам пропитанную водой тряпицу. Заметив, что наемник внимательно наблюдает за страданиями раненого, караванщик поведал ему о том, что для юноши это был первый поход в столь дальние края, который, вероятно, должен в скором времени стать для него и последним, ибо шансов на спасение у молодого гарда было немного.

Ратхар, смотревший на страдания юнца, некстати вспомнил, как у него на руках в былые времена умерло немало таких же молодых парней, волею судьбы брошенных в пекло сражения, и решил обратиться за помощью к своей спутнице, ибо полагал, что ее познания в магии достаточны для того, чтобы излечить раны этого мальчишки. Воин и сам не знал, откуда эта внезапная жалость, но видеть мучения бедняги, будучи ничем не в состоянии помочь, он не мог.

— Скажи, э’валле, ты сможешь исцелить этого человека или хотя бы облегчить его мучения? — Ратхар после долгих сомнений все же высказал свое желание эльфийке. — Он очень страдает и может вскоре умереть, если не оказать ему помощь.

— С чего ты решил, что я стану лечить какого-то человека? — Казалось, Мелианнэ было абсолютно безразлично все происходившее вокруг.

— Ты же владеешь даром чародейства, госпожа, — чувствуя, как сжимается сердце при каждом стоне раненого юноши, произнес наемник. — Помоги ему, прошу.

— Не думала, что ты проявишь вдруг такое милосердие к абсолютно чужому тебе человеку, — с усмешкой произнесла Перворожденная. — Не так давно ты был готов просто пройти мимо, всех, а не только этого щенка обрекая на верную гибель.

— Неужели ты так ненавидишь людей, принцесса? — Ратхар вновь не заметил почти неприкрытого оскорбления, хотя подумал, что ничем пока не заслужил такого мнения.

— Просто не вижу надобности встревать в ваши дела. — Мелианнэ неопределенно пожала плечами. — Мне нет пользы от того, будет ли он жить, либо умрет. А воспользовавшись магией, я сразу раскрою себя перед его спутниками, и кто знает, как они поступят, узнав кто оказался рядом.

— И все же, сделай доброе дело, э’валле. — Ратхар не собирался отступать, хотя, если бы кто-то спросил его о причине такого упорства, наемник едва ли смог бы дать ясный ответ. Просто в этот миг он вдруг ощутил чувство стыда, редко посещавшее его. действительно, считанные часы назад он просто хотел пройти мимо, даже не думая, чтобы выручить попавших в беду соплеменников, и нечего было утешать себя, что он должен был исполнить условия контракта, заключенного с Герардом.

— Ладно, человек, будь по-твоему. Я попытаюсь ему помочь, но после этого наши спутники могут понять, кто я. — Неожиданно Мелианнэ согласилась на просьбу Ратхара. — Если это случится, тебе придется вновь взяться за оружие и избавиться от свидетелей. — Она взглянула в лицо наемнику с усмешкой: — Решай, что ты выберешь, человек.

— Надеюсь, ничего подобного не произойдет, — пытаясь сохранить невозмутимость, ответил воин. — Не хотелось бы убивать тех, кого пару часов назад сам же спас от верной гибели.

Тем временем на дорогу упали сумерки, и небольшой отряд остановился для ночлега. Велемир отправил двоих воинов на поиски подходящего места для стоянки, в то время как остальные отдыхали, расположившись прямо на обочине тракта. Люди были изрядно утомлены долгим пешим переходом, которому, к тому же, предшествовала битва. Неудивительно поэтому, что им требовался отдых.

Вскоре разведчики вернулись, сообщив о том, что совсем недалеко от дороги обнаружили вполне удобную поляну, где можно было разместиться путникам. Это была вершина невысокого холма, поросшая редким кустарником, вокруг которой теснился мрачный и неприветливый лес. По мнению Ратхара это место почти идеально подходило для засады, ибо даже полдюжины стрелков, находясь под защитой густых зарослей, могли с легкостью перебить всех людей, оказавшихся на холме, как на ладони. Но эти мысли наемник придержал при себе, ибо прекрасно понимал, что на долгие поиски у купцов нет ни сил, ни времени. Сейчас люди нуждались в отдыхе, к тому же раненым требовалась помощь, более серьезная чем та, которую можно было оказать им прямо на ходу.

Привыкшие к походному быту воины быстро разожгли костер, на котором спустя пару минут забулькала похлебка, наскоро приготовленная из того, что оказалось в заплечных мешках. Солдаты устало опускались на расстеленные поверх травы плащи, не расставаясь, тем не менее, с оружием, ибо они тоже понимали опасность расположения на открытом месте. Разбойники, хоть и порядком потрепанные, были где-то неподалеку, поэтому вероятность нападения, пусть и весьма небольшая, сохранилась. Да и чернеющие неподалеку ели, возвышавшиеся, словно шпили крепостных башен, тоже не внушали особой уверенности. Воины слышали раньше разные мрачные истории об этих краях, где никого нельзя было удивить появлением волколака или упыря, отголосков древних сражений, которые таинственные маги вели здесь на заре времен. И сейчас караванщики исподволь готовились к чему-то подобному.

Купеческие слуги занялись обустройством временного лагеря. Ратхар вместе с Мелианнэ тем временем направился к Велемиру, который вместе с походным лекарем склонился над юношей, который то и дело терял сознание от боли. По виду костоправа можно было догадаться, что надежды на спасение для несчастного уже нет, и смерть будет лишь проявлением милосердия.

— Почтенный купец, моя спутница хотела бы помочь этому человеку. — Ратхар бросил взгляд на метавшегося в бреду молодого гарда. — Она владеет искусством… врачевания, и хотела бы попытаться исцелить его раны.

— Вот как! — По лицу Велемира пробежала тень надежды. Вероятно, этот юноша был более близок купцу, чем прочие воины и слуги, о чем говорила и его богатая одежда и неплохое оружие, весьма дорогое на вид.

— Если ты примешь мою помощь, то поставь сейчас же шатер или палатку, где мы могли бы уединиться от посторонних глаз. — Мелианнэ впервые обратилась напрямую к купцу, ранее предпочитая, чтобы за нее разговаривал Ратхар. Бояться, впрочем, что по голосу в ней могут опознать эльфийку, было глупо, ибо говорила принцесса без акцента, не давая даже намека на свое нечеловеческое происхождение. Правда, капюшон она так и не скинула, скрывая лицо и поступая тем самым крайне благоразумно.

— Хорошо, госпожа. — Купец кивнул, принимая предложение Мелианнэ. — Может быть, тебе понадобятся какие-нибудь снадобья, бинты или что-то еще?

— Только чистая ткань, дабы перевязать раны, и более ничего, — коротко ответила эльфийка.

Выполняя указания Велемира, двое слуг тотчас бросились ставить на поляне небольшой походный шатер, где могли бы уместиться два-три человека. Вероятно, он принадлежал самому купцу, старавшемуся, насколько это возможно, путешествовать с комфортом. В шатер, едва только его укрепили, занесли и носилки с раненым, а следом туда вошла эльфийская принцесса.

Лишь только оказавшись в палатке и поплотнее закрыв за собой полог, Мелианнэ скинула плащ. Затем она, не мешкая, разрезала рубаху, надетую на тело человека. Усевшись подле него на корточки, эльфийка некоторое время провела без движения с закрытыми глазами. Так она пыталась сосредоточиться, вызывая оставшиеся в памяти заклинания исцеления. Ее когда-то учили и этой части чародейского искусства, но всерьез пользоваться лечебной магией принцессе как-то не довелось, ибо обычно подле нее всегда находился более сведущий в этом маг. Теперь же нужно было вспомнить науку, которую ей ранее преподавали признанные мастера, доказав, пусть даже только самой себе, что она достойна своих наставников.

Наконец, выдохнув, Перворожденная положила ладони на грудь человека, нервно вздымавшуюся и покрытую испариной. Она представила внутренним взором что-то наподобие переплетения пульсирующих нитей, по которым внутри лежавшего перед ней тела струилась жизненная сила. Собственно, вся магия заключалась в том, чтобы понять, какие из этих каналов оказались повреждены, неважно, сталью ли, или вражьим чародейством. Необходимо было направить то, что составляло саму основу жизни, по другим путям, ускорив ток этой силы, и тем самым заставляя организм восстанавливаться гораздо быстрее, чем это было возможно без применения чародейства. В данном случае это было тем проще, что раны были нанесены обычным оружием, на котором не было никаких заклятий. В ином случае пришлось бы еще выжигать занесенное в рану чужое колдовство, что было делом весьма сложным даже для искушенного волшебника, не говоря уж о принцессе, знавшей совсем мало сильных заклинаний.

Все же ей удалось сделать все так, как и требовалось. Почувствовав под ладонями пульсацию, словно это был гнойник, готовый вскрыться, Мелианнэ направила туда часть своей энергии, усиленной еще и тем, что она смогла впитать из воздуха, где был рассеян настоящий океан силы. Правда, в этом именно месте магия была иной, чем обычно. Чувствовалось, что она словно бы искажена. Казалось, лес не желал отдавать свою силу даже Перворожденной, которая с самого своего рождения могла пользоваться мощью всего, что растет под Солнцем так же легко, как и дышать. Но и того, что удалось собрать, Мелианнэ хватило для своего чародейства. Она почувствовала, как жизненная сила, до этого замершая в теле, которое уже почти лишилось души, стоявшей на пороге царства теней, начала струиться с удвоенной силой, размывая, растворяя накопившуюся в теле гниль.

Шумно вздохнув, юноша вдруг открыл глаза, совершенно осмысленным взглядом посмотрев на мир, в этот миг сжавшийся до походного шатра. Увидев склонившуюся над ним эльфику, глаза которой были крепко зажмурены, касавшуюся ладонями, вокруг которых, казалось, сверкали искры, его груди, человек открыл рот от изумления. Он попытался что-то сказать, но Мелианнэ легко коснулась его лба, ввергая человека в пучину сна, который тоже должен был дополнить ее лечение, ибо во сне организм способен восстанавливаться гораздо быстрее вне зависимости от того, человек ты или же эльф.

Завершив свою волшбу, Мелианнэ довольно умело промыла страшную рану юноши и затем перевязала ее чистым полотном, поскольку полностью чародейством ее вылечить было невозможно. Но уже сейчас опытный взгляд мог бы заметить, что рана перестала кровоточить и даже начала затягиваться. Полностью она могла зажить еще через несколько дней, но и сделанного было вполне достаточно. Разумеется, настоящие маги высшей ступени были способны за считанные минуты оставить от самой жуткой раны лишь едва заметный шрам, и даже, как говорили, прирастить отсеченную конечность, но принцесса эльфов не была столь искушена в чародействе.

Закончив лечение, Мелианнэ еще несколько минут сидела неподвижно с закрытыми глазами. Несмотря на то, что она старалась использовать силу, взятую у живой природы, и собственные запасы энергии ее оказались несколько истощены. Поэтому принцесса попыталась восстановить их, опять же, впитывая мощь леса и вновь наткнувшись при этом на сильное сопротивление. Это заставило Перворожденную подумать о том, что человеческие волшебники, способные почерпнуть необходимую для своего колдовства энергию почти у любой стихии, но при этом не способные управлять этими стихиями в той мере, как эльфы — лесом, а гномы — силой Земли, находятся в более выигрышном положении. Где бы они ни оказались, маги людей всюду способны подкрепить свои резервы, тогда как те же эльфы, к примеру, очутившись в горах, могут надеяться только на себя. В этом волшебники из рода людей ушли вперед по сравнению с магами прочих народов, хотя в полной мере они не могли управлять природными силам, что было своего рода платой за иные преимущества.

Наконец принцесса встала, хотя выпрямиться во весь рост ей не позволяла высота палатки, накидывая плащ. Она бросила еще один взгляд на лежавшего без движения человека. Мелианнэ только сейчас разглядела своего пациента и поняла, что он совсем молод. Этому юноше едва ли могло исполниться пятнадцать лет. Его кожа еще была гладкой, словно у ребенка, а длинные русые волосы слегка завивались. Человек был очень строен, так что своим сложением мог походить на эльфа, хотя и был несколько ниже Перворожденных. Сейчас на лице спасенного Мелианнэ человека уже не было выражения боли, которое сменила легкая улыбка. Видимо, во сне мальчик видел нечто, пробудившее в нем приятные воспоминания.

Мелианнэ, которая и сама точно не знала, с чего вдруг поддалась на уговоры своего телохранителя и занялась лечением этого человека, рискуя жизнью при этом, ведь обнаружив творящуюся волшбу, спутники Велемира могли с ней расправиться самым жестоким образом, ибо в любви к Перворожденным подозревать их было трудно, сейчас решила, что уж этот-то отрок ничем не заслужил смерти, поэтому ее вмешательство было вполне оправданным. Ей стало жалко юношу, почти мальчика, который спустя несколько часов мог умереть в жестоких мучениях, не окажись Мелианнэ на его пути. И это новое чувство, чувство жалости и сострадания к тому, кого многие родичи молодой принцессы иначе как варварами и грязными животными не называли, поразило Мелианнэ до глубины души. Раньше она никогда не предполагала даже, что из жалости будет с помощью священной Силы Леса лечить человека, к тому же человека, которого она видит в первый и, скорее всего, в последний раз за всю свою долгую жизнь.

В то время, как принцесса скрылась в палатке, Ратхар оставался неподалеку, бдительно следя за тем, чтобы кто-нибудь из караванщиков не сунулся в шатер. Наемник понимал, что люди едва ли проявят милосердие к Перворожденной, которая для них была всего-навсего нелюдью, не имеющей права жить под одним с ними солнцем. И в этом случае Ратхар пришлось бы с оружием в руках убеждать их оставить свою спутницу в покое, а убивать этих, в общем-то, неплохих людей лишь за то, что они увидели чуть больше, чем полагается, воину не хотелось. Но все же он знал, что будет действовать не раздумывая, ибо взяв на себя обязательства довести принцессу до дома, он перестает быть просто человеком, как и Мелианнэ становится не только эльфийкой. Назвавшись телохранителем Перворожденной, Ратхар был бы обязан убить любого, кто попытается встать у них на пути, и это не могло считаться предательством своего рода.

По счастью любопытных в отряде Велемира не нашлось, поэтому воин просто прогуливался возле шатра, глядя по сторонам. Через некоторое время к нему присоединился Сфенекл, также не избежавший в бою ран, но вполне способный не просто стоять на ногах, а еще и командовать своими воинами. Ратхар видел, как он расставил вокруг лагеря посты, хотя для полноценной караульной службы людей у гарда было немного. А закончив исполнять свои обязанности, воин, вероятно, решил скоротать время за беседой с таким же, как и он сам, наемником, человеком, который живет войной и ради войны. Будучи профессиональным воином, Сфенекл чувствовал родственную душу, человека, который, не став по воле богов врагом, мог стать другом и приятелем, ибо каждый ищет в этом мире того, кто схож с ним хоть чем-то, а между Ратхаром и гардским витязем общего было много. И в любом случае, раз увидев, как дьорвикский воин сражается, гард явно проникся к нему уважением, ибо те, чья жизнь — война, как никто иной ценят воинское искусство. Так полагал сам Ратхар, но оказалось, что гард, действительно считавший уже наемника своим другом, ибо по меньшей мере другом можно назвать человека, спасшего твою жизнь, хотя он мог просто пройти мимо, вовсе не от скуки решил выбрать его общество, о чем Ратхар понял, стоило только Сфенеклу произнести несколько слов.

— Скажи мне, Ратхар, тебе не кажется, что за нами кто-то постоянно следит с того момента, когда мы только ступили на эту поляну? — Сфенекл, как и подобает мужчине и воину, не стал ходить вокруг да около, сразу высказав наемнику свои мысли. — У меня почему-то возникает недоброе чувство, кажется, что место здесь худое. — Воин поморщился, демонстрируя это самое чувство: — Точно кто-то в спину смотрит. Так и сверлит глазами. А кто, не пойму.

— Правду сказать, у меня тоже появились странные ощущения, когда мы еще только приближались сюда. — Ратхар сразу признался, поскольку очень хорошо знал, что чутье опытного воина, побывавшего в смертельной опасности не раз, дорогого стоит, поэтому нельзя просто отметать в сторону подозрения. — Мне тоже кажется, что за нами наблюдают из леса, но не похоже, что здесь какая-то засада. Вообще нет чувства, что рядом с нами могут быть люди.

— Не люди, говоришь? — прищурился гард. — А кто же тогда, а? — наемник производил впечатление серьезного человека, бывалого, многое повидавшего, и Сфенекл, убедившись, что нежданный попутчик тоже чувствует что-то не то, посерьезнел, больше не рассчитывая просто отмахнуться от собственных подозрений, списывая их на напряжение после недавней схватки, в которой, как-никак, он, Сфенекл, уцелел чудом.

— Думаю, нам бы лучше не задаваться лишними вопросами, — признаться, Ратхар не стремился узнать ответ на вопрос, заданный старшиной купеческих охранников, прежде всего, самому себе, не сомневаясь, что ответ этот ему придется не по нраву, как и само это мрачноватое местечко. — Проще всего было бы убраться отсюда, да поскорее, — предложил воин, понимая, что так поступить сейчас не получится.

— Ночь ведь, куда мы пойдем! Да раненые еще, их нести надо, а люди и так устали. — Нахмурился гардский витязь. — Пожалуй, ничего с нами не случится здесь за ночь, а на рассвете все равно двинемся дальше, а то так мы и за седмицу до людей не доберемся.

— Все же, Сфенекл, пошли кого попроворнее да половчее, пусть побродит тут, поглядит, что к чему, — негромко, точно боясь, что его услышит неведомый соглядатай, произнес наемник. — А то вдруг здесь логово вурдалака или кого похлеще. Не хватало только с нежитью воевать.

— Верно думаешь, брат. — Сфенекл хлопнул Ратхара по плечу. — Больно мы тут расслабились, словно в парке на прогулке, а не в диком лесу. Я ведь тоже всяких историй наслушался, пока мы по Дьорвику путешествовали. И про леса здешние мало хорошего говорят.

Сфенекл кликнул двух воинов, которые только настроились хорошенько поспать, прежде подкрепившись нехитрой походной стряпней. Они не слишком рвались в разведку, но дисциплина в небольшом отряде гардского наемника была крепкой, так что, поворчав для успокоения души, воины направились в лес. Сфенекл приказал им обойти лагерь, внимательно глядя по сторонам. Ратхар, глядя на бойцов, сразу понял, что они неплохо ориентируются в лесу, а, стало быть, лучших кандидатов для разведки и не придумаешь. Ведь известно, что даже провалившись в нору какого-нибудь гада, вроде вурдалака того же, можно разминуться с ним и по-тихому, главное быть осторожным, а иначе можно разбудить тварь, которую потом и десяток матерых воинов не прикончит без заговоренного оружия.

За разговором с командиром охраны Велемира время пролетело незаметно, и потому Ратхар даже удивился, видя, что Мелианнэ выходит из палатки с раненым. Наемник направился к ней, но его опередил сам купец, на лице которого было написано неподельное волнение.

— Скажи, госпожа, Ольгер жив? — Велемир едва не схватил Мелианнэ за грудки, чего Перворожденная вряд ли простила бы человеку.

— Да, купец, он жив, хоть и невполне здоров, — почему-то вдруг севшим голосом ответила эльфийка. — Твоему спутнику нужен покой хотя бы на несколько дней. Ну и, разумеется, лекаря к нему приставить тоже будет не лишне.

— Я не знаю, как тебя отблагодарить, милостивая госпожа. Ольгер — сын моего побратима, да и сам я его считаю почти что собственным сыном. Побратим, бедняга, умер три года назад, а я взял паренька к себе. Его отец ничего почти не имел за душой, он был мудрецом, несколько языков знал, науки многие постиг, но мудростью своей не добыл себе не богатства, ни власти. После его смерти я воспитывал Ольгера, затем отдал его на обучение, хотел вырастить себе хорошего помощника, а нынче вот взял с собой в Дьорвик. — Видно было, что Велемир не кривит душой, говоря о привязанности к юноше. — Если бы вы знали, как я переживал за него. Скажи, госпожа, как мне тебя благодарить?

— Мне не нужно ничего, купец, — досадливо помотала головой Мелианнэ. — Я просто помогла тому, кто нуждался в моей помощи, но не ради корысти. Поэтому прошу тебя, не думай о награде.

— Это просто дар богов, что ты оказалась на нашем пути вместе со своим спутником, госпожа, — прижимая ладони к широкой груди, сказал торговец. — Если бы не вы, нас уже прикончили бы и бросили в придорожный овраг.

— А скажи мне, почтенный купец, нет ли среди вашего добра хорошей кольчуги, не слишком большой и тяжелой? — Ратхар, при разговоре о награде, которую Велемир, пожалуй, силой заставил бы принять попутчиков, вспомнил вдруг еще и о том, что Мелианнэ, в отличие от самого наемника, не имела под рукой не только серьезного оружия, но и брони. Это было, по мнению Ратхар, большой ошибкой, поскольку, нарвавшись в самом начале пути на разбойников и уже успев рискнуть жизнями, они могли позже этих жизней лишиться по случайности, от шальной стрелы или еще чего в этом роде, а такой исход бывалого рубаку не устраивал.

— Кольчуга найдется, если поискать, — пожал плечами невозмутимый купец. — Но неужто у тебя, воин, нет брони? — Казалось, столь пустяковый вопрос привел купца в недоумение.

— Я не о себе беспокоюсь, а о своей госпоже. — Ратхар указал взглядом на эльфийку, которой, наверное, было хоть чуточку приятно, когда человек назвался ее слугой. — Мы не рассчитывали попасть в битву, когда собирались в путь, но нынче я думаю, будет безопаснее, если под рукой окажутся хоть какие-то доспехи, а то любой разбойник с луком пристрелит нас из засады как куропаток.

— Раз ты просишь кольчугу, я подарю тебе ее, воин, тем более, что от иной награды ты отказываешься. — Велемир подозвал к себе одного из спутников, сказав ему несколько слов, и парень побежал туда, где были свалены пожитки, захваченные караванщиками с места битвы, принявшись затем рыться в тюках.

— Еще я хотел спросить тебя купец, не от южной ли границы, от эльфийского рубежа, держите вы свой путь? — Задал вопрос Велемиру Ратхар.

— Да, несколько дней назад мы были на границе, после чего двинулись на восток, — сказал купец. — А к чему ты меня об этом спрашиваешь, воин?

— Возможно, нам придется вскоре проехать через приграничные земли, — уклончиво отвечал ему наемник. — А там редко бывает вовсе уж спокойно. Вот я и решил узнать у тебя, что нынче творится на границе.

— Вроде все как обычно, хотя, пожалуй, патрулей стало больше, словно ищут кого, причем поклажу почти не досматривают, даже наш обоз обыскивать не стали, а когда кого-то ловят, они этим не пренебрегают. — Велмир помолчал несколько мгновений, продолжив затем: — Вот только ничего стражники не рассказывают, будто запретили им. А ведь если бы они за эльфийским отрядом гонялись, то тайну из этого не стали бы делать. Значит, они людей ловят, да не простых бандитов, а, не иначе, шпионов или заговорщиков, — неуверенно предположил купец.

Пока слуга тем временем искал обещанную броню, к собеседникам вновь присоединился Сфенел, до возвращения разведчиков бродивший по лагерю в надежде почуять опасность, а еще показался и лекарь, который нырнул в палатку, где после магии эльфийки крепким сном спал счастливо спасенный Ольгер.

— Госпожа, как это ты смогла его вылечить? — Лекарь был весьма удивлен, ибо даже он видел, что жуткая рана вдруг начала затягиваться, хотя этого никак не могло случиться за столь короткое время. — Неужели ты владеешь целительской магией?

Удивленные взгляды, которые одновременно устремили к эльфийке Велемир и командир его охраны, не укрылись от Ратхара. Он понимал, что мысль о присутствии рядом с ними чародейки внушает этим людям, весьма далеким от магии, некоторое беспокойство. Тем более что магов, тех, кто действительно умел творить чары, а не дешевых балаганных фокусников, было не так уж много, причем все они, за редким исключением, состояли на службе у правителей разных держав. А еще было известно, что на полсотни магов мужского пола приходится едва ли одна волшебница, ибо по неизвестной прихоти природы высокое искусство чародейства давалось представительницам прекрасной половины человечества гораздо тяжелее. При этом речь шла именно об истинной магии, в отличие от ведовства, которое заключалось более в знании свойств всяческих трав и плодов, из которых деревенские целительницы готовили самые разные отвары, действовавшие подчас ничуть не хуже заклятий. Знахарки, всевозможные гадалки и предсказательницы, владевшее и кое-какой магией слова, то есть заговорами, встречались, пожалуй, в каждой деревеньке. Но все же это не была магия в полной мере, поэтому женщина-чародейка сама по себе привлекала внимание, когда люди понимали, о чем идет речь. Причем, по слухам, женщины, все же постигшие тайну магии, намного превосходили и по силе и по мастерству своих коллег-мужчин.

— Прости почтенный, но на твоем месте я бы не решился повторять подобный вопрос. — Ратхар прервал расспросы, начатые, было слугой, при этом он взглянул на караванщика с неприятным прищуром, которые должен был добавить вескости его замечанию. По прежнему опыту наемник знал, что подобный взгляд на людей не слишком твердых духом действует весьма эффективно, делая собеседников невероятно понятливыми.

— Верно, Ямунт, не тебе об этом думать. — Велемир, решив тоже, что Ратхар не желает обсуждать свою спутницу, живо утихомирил удивленного товарища. — А вы простите, коли мой слуга спросил что-то, что ему знать не следует. — Неизвестно, за кого принял купец таинственную даму, путешествующую в сопровождении единственного слуги, быть может, за благородную госпожу из древнего рода. Но он благоразумно решил воздержаться от ненужных вопросов, и тем, сам этого не ведая, спас жизни и себе, и своим спутникам, ведь Ратхар был готов взяться за клинок, а Мелианнэ же готовила заклятье. — Мы все понимаем и не желаем знать, кто вы, куда и откуда едете, хотя и опасно в эту пору путешествовать вдвоем, — примиряющее сказал Велемир. — Но если знатная дама решилась отправиться в путь, не привлекая любопытных взглядов, и не желает называть своего имени, то это ее право, а нам нет в этом никакого интереса, благо сами мы — чужестранцы, прибывшие сюда по делам торговым и не более того.

— Я нисколько не обиделся на уважаемого Ямунта, но ты прав, не стоит расспрашивать нас ни о чем, — почувствовав облегчение, кивнул наемник, которому на самом деле очень не хотелось устраивать здесь бойню, убивая нечаянных свидетелей — Моя госпожа желает сохранить свое путешествие в тайне, так что ты сам все понимаешь, Велемир.

После этого разговор как-то сам собой угас. Сфенекл принялся обсуждать с Велемиром предстоящий маршрут, потом предметом их беседы неожиданно оказались цены на хороших лошадей и породистых собак, а Ратхар с Перворожденной потихоньку отошли в сторону.

— Скажи, э’валле, не ощущаешь ли ты в этом месте какой-нибудь угрозы для нас? — Ратхар задал давно вертевшийся у него в голове вопрос. Зная, что Перворожденные как никто иной могут понимать лес, он полагал, что его спутница просто обязан почуять опасность, если таковая существует.

— Почему ты меня спросил об этом? — Мелианнэ удивленно уставилась на наемника.

— Я вот уже несколько часов, еще до того, как мы разбили лагерь, чувствую на себе словно бы чей-то взгляд, — с некоторым трудом подбирая слова, чтобы описать свои ощущения, сказал наемник. — Кажется, что кто-то за нами пристально следит, причем это едва ли может быть человек. А в этом месте так и сквозит угроза.

— Думаю, это кажется тебе, человек, — пожала плечами Мелианнэ, действительно ничего подозрительного в этот миг не чувствовавшая. — Здесь конечно, не самое приятное место, но враждебной магии, если ты это имеешь в виду, тут нет, равно нет в этом лесу ни упырей, ни оборотней. Я бы наверняка почуяла их.

— Хорошо, коли ты права, но мне это место все равно не нравится, — по-прежнему напряженно произнес Ратхар. — Чую, что-то случится здесь, и совсем скоро. И еще хотел сказать тебе о том, что королевская стража на границе стала необычно бдительной. Велемир сказал мне, что они, по всему ясно, кого-то разыскивают, а иначе как о тебе мысли мне не приходят.

— Они едва ли могут знать обо мне, и уж тем более не знает стража о том, где я и куда направляюсь? — Эльфийка с недоверием отнеслась к подозрениям Ратхара.

— Как раз о том, куда ты можешь идти, долго думать и не нужно — одна у тебя дорога, э’валле, в свои земли, туда, где Перворожденные правят, а не люди, в И’Лиар. И потому нет нужды гоняться за тобой по всему Дьорвику, а нужно лишь смотреть за теми, кто хочет пересечь рубежи королевства.

— Не хотела бы я, чтобы ты оказался прав, человек, но как бы то ни было, уверена — стража нам не помеха вовсе, — произнесла Мелианнэ, презрительно поджав губы. — В лесу они никогда не смогут найти нас, если ты еще не забыл, кто я.

— Я верю, что с тобой Сила Леса, но все же надо быть настороже. — Наемник вовсе не разделял беспечность своей спутницы.

Разговор был прерван внезапным появлением самого Велемира, за которым следовал один из его слуг. В руках слуги Ратхар заметил некий сверток.

— Вот, госпожа, прими от меня в дар эту вещь. Я думаю, что она будет тебе впору. — Купец отвесил Мелианнэ глубокий поклон, после чего вытащил из переданного ему слугой кожаного мешка сверкнувшую серебром в неясном свете костра лишенную капюшона кольчугу, подол и короткие рукава которой, спускавшиеся чуть ниже локтя, были сплетены в виде зубцов. Она была изготовлена из мелких колец, плотно прилегавших друг к другу. Ратхар решил, что броня весьма легкая, но при этом довольно прочная, настолько, насколько вообще может быть прочной кольчуга, не способная в принципе остановить прямой удар тяжелым оружием либо пущенную в упор стрелу. — Пусть эта броня послужит тебе защитой в пути и доброй памятью о нас, когда пути наши вновь разойдутся, — вновь поклонившись, произнес Велемир, почтительно протягивая свой дар эльфийке.

— Благодарю тебя, почтенный купец, за подарок. — Мелианнэ не осталась в долгу, показав, что знает о вежливости и искусстве говорить складно.

А в это время на поляну из гущи леса выскользнули разведчики, уже с полчаса бродившие по округе и, судя по всему, зашедшие в своих поисках весьма далеко от лагеря Велмира. Оба сразу же направились к своим набольшим. Ратхар решил, что дозорные нашли нечто интересное, поскольку вид у них был несколько взволнованный.

— Не желаешь ли, э’валле, узнать, что же такое необычное встретилось нашим спутникам в лесу? — Ратхар обратился к своей спутнице, указывая на явившихся из чащи воинов. — Думаю, нам нелишне будет послушать их разговор.

— Хорошо, человек, давай присоединимся к ним. — Мелианнэ двинулась туда, где воины из охраны каравана обступили двух разведчиков, оживленно рассказывавших что-то Сфенеклу.

— …Камни торчат из земли, кольцом поставленные, а посредине еще один лежит, — говорил один из бойцов. — А подходить к ним мы не стали — такой жутью от всего этого веет, словами не передать. — Похоже, караванщик был не на шутку взволнован увиденным в лесу, и его волнение быстро передалось остальным воинам и слугам.

— Да, Сфенекл, точно так и было, — поддержал своего товарища второй воин, молодой черноволосый красавец, который заметил недоверие во взгляде командира. — И все время кажется, будто следят за нами. Вроде нет никого вокруг — мы там все кусты обшарили — а чужой взгляд затылком чуем. Так-то!

При этих словах Ратхар насторожился, ибо его подобное же чувство преследовало уже долгое время. И если прежде все можно было списать на подозрительность, которой, воин, впрочем, не страдал, то теперь, когда о чем-то схожем говорили другие люди, причем также бывшие воинами, ко всему происходящему стоило отнестись гораздо серьезнее.

— Валунов испугались, витязи? — Сфенекл снисходительно усмехнулся в усы. — Давайте, отведите меня, что ли, к этим камням. Посмотрю, чем они так страшны.

— Зря ты смеешься, Сфенел, — серьезно произнес невысокий воин, немолодой уже мужик, украшенный множеством шрамов. — В этих лесах столько всего сокрыто, что никто не знает об этом, даже маги и мудрецы. А просто так камни в глухой чаще не появятся — принесли их сюда, может люди, может еще кто, но не стоит их трогать.

— Ерунда все это, — отмахнулся Сфенел от предостережения. — Бабкины сказки эти ваши тайны!

В лес, туда, где охранники каравана наткнулись на странное сооружение, отправились почти все, за исключением раненых, пары часовых и Велемира, не пожелавшего бросить то немногое, что осталось у него после встречи с лесными разбойниками. Разумеется, Ратхар и Мелианнэ тоже решили прогуляться по ночному лесу. Эльфийке стало вдруг интересно, а наемнику был все равно, что делать. Ночь впереди была длинная, времени на отдых у них все равно было бы предостаточно, а посмотреть на диковинку тоже хотелось, ибо Ратхар все же был немного любопытен.

На первый взгляд ничего необычного в находке сфенекловых людей не было. Из земли торчали три камня, широких у основания и заостренных на концах, словно выросшие из земли клыки. Сразу было заметно, что такая форма была дана этим глыбам отнюдь не по прихоти природы. Каменные зубы действительно стояли по кругу, несколько наклоняясь к его центру. А посередине лежал большой валун, явно не обработанный — просто здоровый камень, ничем особо не примечательный, кроме, разве что, небольшой чашеобразной выемки в середине, возможно, всего лишь выточенной водой и ветром. И никакого страха ни Ратхар и никто из его спутников не ощутил.

— Ну вот, а вы перепугались, словно дети малые! — С усмешкой Сфенекл устремился в центр странного круга, неведомо кем выложенного на глухой лесной поляне. — И чего вы только придумали!

Стоило воину приблизиться к центральному валуну, как каменные колонны вдруг на краткий миг озарились неприятным зеленоватым светом, что заставило некоторых караванщиков вздрогнуть от неожиданности. И в тот же миг над ночным лесом разнесся протяжный стон, исходивший, казалось, отовсюду, посеявший еще больший страх среди людей, которые, не страшась выйти грудь на грудь с любым противником, чувствовали ужас перед сверхъестественным. Звук, эхом отражавшийся от любого препятствия, окутывал людей со всех сторон, вызывая дрожь, заставляя вибрировать даже кости.

— Что еще за козни лешего? — Сфенекл, сразу растерявший немалую долю своей отваги и удали, удивленно озирался по сторонам. — Эй, вы, вы все это видели, или мне одному почудилось?

— Смотрите, кто там, за деревьями? — Вместо ответа раздался остерегающий и удивленный возглас одного из гардских воинов, рукой указывавшего куда-то севернее каменной постройки.

Все разом обернулись в ту сторону, куда показал воин, и увидели за деревьями нечеткий силуэт человека. Собственно, разглядеть что-либо в темноте было мудрено, но тренированный глаз воина заметил движение, привлекшее его внимание.

Незнакомец, появившийся так внезапно, казалось, был одет в длинный плащ с капюшоном, вроде бы шлейфом волочившийся по земле, полностью скрывая его фигуру. Таинственный гость стоял неподвижно, глядя на столпившихся в полусотне шагов от него людей. И вот от него-то действительно исходили прямо-таки волны страха и опасности. Ратхар, обладавший неплохим чутьем на неприятности, не раз прежде спасавшим его из разных передряг, взялся за меч, отступая назад и подталкивая стоявшую подле него эльфийку себе за спину.

— Кто ты, и как ты оказался здесь? — Властно окликнул чужака Сфенекл, также положивший ладонь на витую рукоять доброго меча, висевшего у него на бедре. — Назовись, незнакомец!

Однако тщетно ждал гардский витязь ответа. Человек, или, точнее, существо в плаще еще некоторое время неподвижно стоял, полускрытый ветвями, а затем неспешно двинулся вперед. Казалось, он не шагал, а плыл над землей, не тревожа ветви и траву и не оставляя следов. При этом незнакомец не издал ни звука, что было весьма жутко.

— Бегите все! — Раздался вдруг над поляной звонкий девичий голос. Мелианнэ, видимо что-то учуяв, поспешила предупредить своих нечаянных товарищей. — Спасайтесь же! Это смерть!

Ее крик, исполненный дикого ужаса, словно подстегнул таинственное существо, устремившееся к людям так быстро, что могло бы, пожалуй, обогнать и арбалетный болт. Плащ серым хвостом вился за его спиной, словно был единым целым с телом этого лесного жителя.

Люди еще мгновение стояли, словно оцепенев, а затем дружно кинулись назад к лагерю, преследуемые таинственным лесным созданием, явно настроенным к ним недружелюбно. Казалось бы, воинам, не раз глядевшим в глаза смерти, не пристало показывать спину одинокому противнику, пусть и выглядевшему несколько странно, но сейчас в людях проснулся не поддающийся никакому объяснению ужас, гнавший их прочь. Воины вмиг утратив всю свою удаль, кинулись к лагерю, точно стадо оленей, спугнутых охотником. Но одному из гардов не повезло, поскольку на бегу он запнулся о торчавший из земли корень и упал вниз лицом, выронив оружие, пропавшее в густой траве.

Призрак, заметив отставшего, устремился к нему. В тот момент, когда он оказался совсем близко, человек все же успел встать и вытащил из-за голенища сапога кривой кинжал, в умелых руках мало чем уступивший бы мечу. Он ударил своего противника, но вероятно промахнулся, поскольку преследователь, как ни в чем не бывало, подступил к человеку вплотную, затем как бы обняв его, так, что плащ или то, что им казалось, скрыл воина от посторонних глаз, окутав его с ног до головы. При этом стало заметно, что таинственное существо было гораздо выше людей, превосходя их ростом не менее чем на фут.

Над поляной разнесся жуткий вопль, крик, который могла вызвать только боль, боль столь сильная, что лишала рассудка за долю секунды. Этот животный крик, длившийся всего мгновение, заставил всех вздрогнуть от ужаса. Когда же существо в плаще выпустило жертву из своих объятий, стало видно, что с человека словно бы содрали кожу, обнажив сочащуюся кровью плоть. И при этом несчастный был еще жив какое-то время, поскольку он едва заметно шевелился, силясь отползти прочь.

Сфенекл, увидев смерть своего товарища, остановился. Выхватив из ножен клинок, воин двинулся навстречу своему врагу, поборов охвативший его страх и не думая более о бегстве. В минуту опасности он, как и должно человеку, волею прочих поставленному командиром, решил даже ценой собственной жизни спасти остальных.

— Давай, тварь, попробуй взять меня! — Над поляной разнесся громкий голос витязя. — Кто бы ты ни был, отведай честной стали и возвращайся в тот ад, из которого ты выбрался! — Сфенекл с этими словами, целью которых было разжечь ярость и унять собственный испуг, шел вперед, рассекая воздух широкими взмахами меча, а противник его двинулся навстречу человеку, по-прежнему словно бы паря в дюйме над землей.

Ратхар не видел того, что произошло дальше, ибо в тот миг его мысли были заняты спасением эльфийки, которая бежала впереди, так, что в случае опасности, если бы, к примеру, лесная нечисть настигла беглецов, воин все же имел бы шанс задержать противника, дав Мелианнэ возможность убежать. Правда, Ратхар забыл о том, что в иных случаях эльфийка, будучи причастна к чародейству, могла бы не только постоять за себя, но и защитить самого наемника. Хотя, не видя пока в действии доступной ей боевой магии, воин вполне законно не рассчитывал на способности своей спутницы, по привычке больше полагаясь на меч.

А гардский воин тем временем сошелся в бою с лесным демоном, ибо только им могло быть подобное создание. Видя, что противник не имеет никакого оружия, Сфенекл отважно атаковал его, нанеся удар, способный при должной силе разрубить человека наискось от плеча до пояса. Но сейчас клинок из отличной стали прошел сквозь тело врага, будто сквозь клуб дыма или сгусток тумана, не причинив демону никакого вреда. Сфенекл с ужасом понял, что в этом поединке ему нечего ждать победы, ибо враг оказался иным, чем прежние, которых можно было одолеть обычным оружием. Но, несмотря на это воин продолжал атаковать кружившего вокруг него призрака, который уподобился хищнику, играющему со своей жертвой, прежде чем ее прикончить.

Сталь со свистом рассекала воздух, как и прежде нисколько не мешая демону. Сфенекл, еще секунду назад пытавшийся нападать, теперь уже только оборонялся. Его противник, будто мгновенно перемещавшийся из одного места в другое, оказывался перед лицом воина с тем, чтобы спустя доли мгновения возникнуть за его спиной. И Сфенекл не выдержал. Бросив прочь оружие, он кинулся бежать, не разбирая дороги и удаляясь от лагеря, в котором уже скрылись его товарищи. Все же, не сумев победить врага, он дал остальным хоть призрачный шанс на спасение, но судьба самого витязя уже была решена. Демон метнулся за ним, мгновенно преодолев несколько ярдов расстояния, и, как и ранее, обнял его полами своего плаща, который, скорее всего, вовсе им не являлся. И вновь ночной лес огласил дикий вопль боли, оборвавшийся спустя мгновение.

В это время Ратхар со своей спутницей и остальными караванщиками добрались до лагеря. Воины, не успев почти ничего сказать своим товарищам, ожидавшим их и слышавшим донесшиеся из чащобы вопли, разбирали оружие и облачались в доспехи. Еще толком не поняв, с кем им предстоит биться, отважные наемники, честно отрабатывавшие свое золото, готовились к сражению. Они заряжали арбалеты, которых теперь стало больше, чем способных воспользоваться ими стрелков, застегивали ремешки шлемов и разжигали костер, ибо верили, что огонь способен отпугнуть любую нежить.

— Ты знаешь, что это? — Спросил Ратхар эльфийку, имея в виду создание, напавшее на них в лесу. Наемник тяжело дышал, не столько от быстрого бега, сколько от страха, изгнать который оказалось непросто.

— Нет пока, но без сомнения это не человек. Вообще оно не из плоти и крови, а потому шансов одолеть его сталью у вас нет. — Разумеется, принцесса не имела намерений сражаться с неожиданно появившимся у отряда врагом простым оружием. — Это нечто истребит всех, кто здесь есть, за несколько ударов сердца, и помешать ему никто из воинов не сумеет.

— А ты способна его убить?

— Убить? О нет! — Эльфийка усмехнулась, хотя повода для веселья вроде и не было. — Оно уже давно мертво, если вообще было живым хоть когда-то. Но я попробую его отогнать, хотя не уверена в том, что у меня это получится.

Ратхар, не удовлетворенный таким ответом, положил на тетиву своего лука стрелу-срезень с широким листовидным наконечником и присоединился к выстроившимся вокруг костра гардам, среди которых был и Велемир, также вооруженный. Люди всматривались в ночную мглу, ожидая появления ужасного противника одновременно отовсюду.

— Надень броню, Мелианнэ, — бросил Ратхар эльфийке, не будучи, в прочем, уверен, что доспехи могут дать хоть какую-то защиту. Сам он, однако, подчиняясь давней привычке, уже был в длинной кольчуге-хауберке с капюшоном, вполне способной защитить голову от скользящего удара. У демона, вероятно, уже находившегося вблизи лагеря, не было, кстати, вовсе никакого оружия вовсе, но едва ли это имело значение.

Наконец на опушке появилась высокая фигура, скрытая плащом. Демон стремительно приближался к разбитому купцами лагерю, где горстка перепуганных людей уже приготовилась к жестокой схватке. Арбалетчики, едва только противник оказался достаточно близко, дали по нему залп, а затем еще один, ибо каждый из них имел по паре заряженных самострелов. Но болты, способные проломить и кованые латы, пронзали тело демона, не причинив тому никакого вреда, и исчезали в чаще за его спиной. Этого уже было довольно для немедленного бегства, но воины все же уверили себя, что промахнулись от волнения. Поэтому, выхватив мечи и вскинув над головами боевые топоры, они ринулись вперед, в надежде покончить с нежитью.

Воины сумели взять в кольцо демона, а Мелианнэ при виде этого вспомнила увиденное буквально несколько часов назад сражение с разбойниками, когда ее телохранитель тоже оказался окружен, и вспомнила она также события, последовавшие за этим.

Охранники каравана, возглавляемые самим Велемиром, напали на своего врага, осыпая его градом ударов, рассекавших ту мглу, из которой он состоял, но, кажется, не причиняя ни малейшего урона демону. А он вдруг выбросил вперед руки, заканчивавшиеся не то когтями, не то клинками, составлявшими с его телом единое целое, и принялся в буквальном смысле кромсать обступивших его людей, вырывая из тел несчастных куски мяса. Призрачные мечи рассекали плоть и сталь одинаково легко, одним резким, едва заметным глазу движением, нанося жуткие раны, большинство из которых были смертельными. Ратхар видел, что одним из первых пал купец Велемир, храбро бросившийся в схватку. Жуткого вида когти вспороли кольчугу у него на груди, одним взмахом выпустив наружу внутренности, а вторым ударом демон оторвал отважному торговцу и голову. Несколько мгновений люди еще пытались сражаться, а затем бросились врассыпную, надеясь спастись. Они отмахивались от демона, гонявшегося за ними, оружием и выхваченными из костра горящими ветвями, что не могло остановить убийцу, равно как не могли сделать этого амулеты и обереги, за которые хватались настигнутые им воины.

Над поляной, озаренной светом костра, пронесся по направлению к увлеченному кровавой бойней демону шар белого огня размером едва ли с кулак мужчины. Это вступила в бой Мелианнэ, раньше не рисковавшая применять магию, поскольку не хотела без нужды убивать людей. Однако магический снаряд лишь бессильно рассыпался дождем искр, стоило лишь соприкоснуться с демоном. А последний, оставив на некоторое время в покое людей, бестолково метавшихся по поляне в приступе ужаса, направился к эльфийке, привлеченный ее волшбой. Вероятно, это создание считало мага противником достойным того, чтобы расправиться с ним прежде остальных.

— Бежим скорее, — крикнула она Ратхару, который с обреченным видом выступил вперед, готовясь принять бессмысленную смерть в поединке с демоном. — Его не остановить так легко! Не здесь!

Человек и эльфийка бросились прочь от поляны, уже усеянной истерзанными трупами и залитой кровью. Напоследок наемник выпустил в демона пару стрел, на которые последний, как и ожидалось, не обратил ровным счетом никакого внимания.

Они стремительно бежали по лесу, не задумываясь о направлении и желая только убраться подальше от лагеря, сейчас больше походившего на бойню. В след путникам доносились крики раненых. На какой-то момент Ратхару даже показалось, что им удалось уйти от погони, но тут же он заметил силуэт в плаще, мелькавший в переплетении ветвей чуть правее беглецов. Демон двигался почти наравне с людьми, появляясь на мгновение в проплешинах кустарника, но не нападал, вероятно решив еще раз насладиться игрой с беззащитными жертвами.

Погоня продлилась еще несколько минут, в течение которых эльфийка и человек шли напролом сквозь густой низкорослый кустарник, оставляя за собой настоящую просеку. Ратхар, отбросив лук, орудовал мечом, прокладывая себе и своей спутнице дорогу в дебрях. Внезапно деревья расступились, образовав небольшую поляну вытянутой формы, обрамленную со всех сторон зарослями ольхи и каких-то колючих кустов. Эльфика, вырвавшись вперед, вдруг замерла на месте, а бежавший позади Ратхар, набравший неплохую скорость, едва не сбил ее на землю по инерции.

— Что? — хрипло спросил запыхавшийся воин, которому не часто доводилось бегать на большие расстояния в полном снаряжении, да еще по таким непролазными дебрям.

— Нам не уйти от него. — Эльфика также дышала тяжело, но на ногах держалась крепко. — Примем бой.

— Как? — пытаясь унять бешено колотившееся сердце, спросил воин. — На поляне ты уже пыталась его поразить. А я едва ли могу стать для него опасным противником.

— Там с магией творилось что-то непонятное, а здесь я чувствую Силу Леса, — уверенно произнесла эльфийка. — Если даже она не поможет, значит, нам все равно суждено погибнуть здесь.

— Хорошо, — Ратхар коротко кивнул. — Я прикрою тебя. И буду молиться всем богам, которых помню, чтобы они даровали тебе победу, э’валле.

Мелианнэ встала в центре небольшой поляны, которую обступал невысокий густой кустарник. Она закрыла глаза, сконцентрировавшись, как делала всегда, если собиралась прибегнуть к сложной магии. В этом месте Сила Леса действительно текла свободно, не скованная ничем. Проходя сквозь Мелианнэ, он вызывала волну теплой дрожи, наполняя принцессу первозданной мощью природы. Перворожденная сжала ладонью свой медальон, также хранивший еще толику Силы. Эльфийка дышала медленно и спокойно, целиком обратившись в чутье, не имевшее ничего общего с обычным слухом или зрением, ибо она должна была первой заметить врага и нанести удар такой силы, чтобы наверняка уничтожить его. На второй удар ее могло уже и не хватить.

Ратхар, замерший рядом, не мог найти врага, внезапно словно растворившегося в предутренних сумерках, с помощью волшебства, поэтому смотрел во все глаза в надежде вовремя заметить подкрадывающегося демона. Он понимал, что не сможет остановить его, но бежать, тем более бросив эльфийку, которую должен был защищать, было против его чести.

Слева наемнику вдруг почудилось движение, и, обернувшись, он увидел материализовавшегося всего в полутора десятках шагов от них демона, по-прежнему словно задрапированного в плащ, в действительности составлявший, вероятно, единое целое с «плотью» этого создания. Он двинулся к замершим беглецам, намереваясь, очевидно, покончить с ними, но в этот миг Мелианнэ нанесла свой удар, который готовила так долго и тщательно. Она не стала произносить заклинаний, столь любимых магами из числа людей, и не творила она магических знаков, наподобие гномьих рун. Эльфийка, внутреннему взору которой демон предстал как окруженное багровым ореолом темное пятно на ровном серовато-белом фоне леса, просто выбросила вперед левую руку. И в тот же момент, подчиняясь безмолвному приказу той, которая была плоть от плоти леса, земля под демоном, уже предвкушавшим, наверное, победу, если это создание вообще испытывало хоть какие-то эмоции, словно бы взорвалась, выбрасывая вверх молодые побеги, пронзавшие воздух, словно копья. Пробивая ковер листвы и пожухшей травы, вверх устремились гибкие ветви, пронзившие призрачную «плоть» демона, окутавшие его за одно мгновение частой сетью, которая, оказывается, могла удержать и бесплотное создание.

Однако демон не собирался проигрывать. Один взмах его когтей, и живая сеть, разодранная в клочья, падает к его ногам. Видя это, Ратхар совершил то, что смело можно было назвать безумием, ибо он с мечом в руках атаковал кошмарное порождение неведомых преисподень. Воин кинулся к демону, заходя сзади, чтобы хоть так получить немного времени на удар и отступление, пока его противник обернется.

Широкий клинок со свистом рассек воздух и погрузился в призрачное тело монстра, не нанеся ему видимого ущерба, но заставив на мгновение отвлечься от борьбы с заклинанием Мелианнэ. Демон развернулся, вспарывая кривыми когтями воздух, и Ратхар едва успел уклониться от удара, однако пока монстр пытался поразить наемника, гибкие ветви многочисленными петлями охватили его, мгновенно вырастая на несколько футов и обвивая фигуру демона. Тот принялся рубить их своими то ли когтями то ли клинками, но на смену срубленным приходили новые лозы, необычной сетью опутавшие призрака. И через несколько секунд на том месте, где он стоял, возник шевелящийся кокон, сиявший яркой зеленью молодой листвы, смотревшейся странно на фоне увядающего леса. Опутанный гибкими ветвями, походившими на сверхъестественных змей, демон издал протяжный стон, от которого человека охватила дрожь, но сопротивляться первозданной магии Леса призрак уже был не в силах.

— Все, — коротко выдохнула эльфийка, на лбу которой, несмотря на утреннюю прохладу, выступили бисеринки пота. Мгновение спустя она закатила глаза и неестественно плавно опустилась на разосланный под ногами ковер из опавшей листвы.

Ратхар, во все глаза смотревший за тем, как демон, едва не убивший их, оказался погребен под толщей ветвей, хотя вроде бы и должен был пройти сквозь них, как облако тумана, едва успел подхватить на руки эльфийку, которая от истощения, вызванного сильной магией, лишилась чувств.

Бросив на землю меч, воин бережно опустил Мелианнэ рядом, после чего убрал оружие в ножны. Перворожденная явно не торопилась приходить в сознание, а присутствие рядом демона, пусть и бессильного пока под узами, наложенными на него Мелианнэ, не внушало спокойствия. Поэтому Ратхар, не долго думая, вновь взял на руки почти невесомое тело впавшей в забытье спутницы, и двинулся прочь, туда, где должна была пролегать дорога, ведущая на восток, крепко прижимая эльфийку к своей груди.

Лишившись всего, что у них было, кроме оружия и доспехов, путники не смогли бы продолжить свой поход, поэтому следовало добраться до ближайшего поселения, в котором можно было бы разжиться всем необходимым. Но это все позже, пока же наемник просто хотел уйти подальше от опасного места и доставить спасшую их жизни Мелианнэ туда, где можно было бы позволить себе хоть краткий отдых.

Глава 6. Кровавых дел мастера

В предрассветном тумане, окутавшем узкие улочки Рансбурга, промелькнула стремительная тень, как и полагает истинной тени, абсолютно бесшумная и почти невидимая для человеческого взгляда. За ней через мгновение проследовала еще одна серая фигура, которая также казалась бесплотным призраком, а не живым человеком. Старый Ханс, удобно устроившийся в тесном и грязном переулке, у стены булочной, встрепенулся было, испугавшись появления стражи, которая не жаловала подобных ему нищих, своим видом позоривших честное имя Рансбурга и лично его бургомистра, а потому не жалевших для них добрых пинков и ударов древком копья по ребрам. Однако двое, бесшумно, сливаясь с туманом и стенами домов, идущие куда-то в центр города, в те кварталы, где жили самые влиятельные люди, честь и сила Рансбурга, на стражников походили примерно так же, как сам Ханс — на Его Величество Зигвельта, государя Дьорвика. А потому бродяга, с первого взгляда распознал по повадкам и облику во вспугнувшей его парочке ночных тружеников, избавляющих богатеев от скопившихся в их домах излишков желтого металла. Этих, в отличие от стражников, опасаться не стоило, если только не путаться у них под ногами, мешая заниматься опасным ремеслом.

Проводив нечаянных нарушителей своего спокойствия взглядом до конца улицы, через несколько секунд старик снова устроился поудобнее, завернувшись в грязное одеяло, порванное во многих местах, и вновь погрузился в забытье. До открытия булочной оставалось еще немало времени, и мучимый голодом Ханс решил еще поспать, надеясь, что так ему меньше будут досаждать спазмы, сводящие пустой желудок.

Впрочем, старый нищий несколько ошибся, ибо проскользнувший мимо него Гебо по кличке Шило был вовсе не вором, а одним из числа наемных убийц, тех людей, что могли избавить от бремени бытия кого угодно, за соответствующее вознаграждение, разумеется, тем самым, решая различные проблемы подчас весьма богатых и уважаемых людей, слишком благородных, чтобы самим взять на себя грех убийства. Он был весьма знаменитой среди городского дна Рансбурга личностью и имел дурную славу человека, который убивает гораздо быстрее и непринужденнее, чем дышит. Кличку свою, кстати, он приобрел из-за того, что любым оружием душегуба Гебо был кинжал с длинным граненым лезвием, которым он не раз поражал свои жертвы точно в сердце или в глаз, нанося точные и всегда смертельные удары.

Сейчас Гебо сопровождал еще один убийца, также довольно известный в городе, в том числе и страже, которая после нескольких смертей весьма влиятельных и богатых горожан немало усилий приложила к его поимке. Однако Анри, которому за величину одной из частей тела, приводившей деливших с ним ложе дешевых шлюх сперва в ужас, а затем в восторг, острые на язык оборванцы дали прозвище Кувалда, воистину оказался крепким орешком для рансбургских блюстителей закона, которых отнюдь нельзя было назвать провинциальными увальнями. Он сумел на несколько месяцев затаиться, переждав самое опасное время, а теперь, когда стражники умерили свое служебное рвение, ибо ловить им приходилось не только единственного убийцу, он вместе с Гебо решил взяться за один интересный и, что самое главное, очень хорошо оплаченный заказ. Правда, кое-что Анри и его напарнику показалось несколько необычным, в частности то, кем оказался их наниматель, но, как известно, нет разницы, от кого получать деньги, если они не поддельные, а уж с этим все было в полном порядке.

В деньгах, кстати, убийца сейчас нуждался просто отчаянно, и лишь некоторая гордость удерживала его от того, чтобы выйти на ночные улицы с дубиной, подкарауливая случайных путников. Пребывая в бегах, Анри истратил все свои скудные накопления, ибо прежде он не имел привычки откладывать золото на черный день, спуская все до монеты на развлечения, выпивку и тех же женщин. И сейчас подвернувшаяся работенка позволила бы ему рассчитаться с долгами, ибо содержатели притонов, принимающие у себя тех, кто оказался в неладах с законом, предпочитают блестящие монеты любым словам. Эти люди, как никто иной, понимают, что жизни их постояльцев могут оборваться в любой миг, и поэтому требуют плату за свои услуги заранее.

В этот предрассветный час, когда большинство горожан сладко спало в своих постелях, и улицы были пусты, убийцы, таясь и постоянно вслушиваясь в доносящиеся до них неясные звуки, которые вполне могли оказаться топотом сапог стражников, направлялись на встречу с заказчиком. Наниматель, который, вопреки правилам, сам хотел принять участие в работе двух убийц, не то в роли помощника, не то в роли наблюдателя, следящего за тем, чтобы его золото не пропало зря, назначил им свидание в пустынном переулке неподалеку от дома жертвы. Однако Гебо и Анри, пришедшие в условленное место точно в срок, оказались одни, если не считать копошащихся в сточной канаве, из которой разило гнилью, упитанных и совершенно не обращающих внимания на людей крыс.

— Он что, не пришел? — Анри настороженно озирался по сторонам, хотя уже было понятно, что кроме него и его товарища на расстоянии полусотни ярдов нет больше ни единого человека.

— Сам видишь, пусто, — Гебо, выглядевший более спокойным, по привычке положил руку на свой кинжал, который не только помогал ему зарабатывать на хлеб, но и не раз спасал жизнь. — Но я не думаю, что он решил отменить собственные условия. Эти…

— Я рад, почтенные, что вы появились вовремя, — в переулке раздался низкий голос с едва уловимым акцентом, исходивший из темного угла, в котором угадывался невысокий силуэт, похожий на человека, закутанного в плащ.

— …почтенные господа держат свое слово, — закончил свою мысль несколько перепугавшийся Гебо, едва не подавившись словами. Убийца никак не ожидал появления постороннего там, где, казалось, спрятаться было попросту невозможно. — За что мы и уважаем их.

— Мы уже опасались, что вы не придете, господин, — сказал Анри вышедшему из тени собеседнику, как оказалось, решившему подстраховаться, заранее прибыв в условленное место.

Тот, кто нанял весьма известных как своим опытом, так и своей жестокостью в Рансбурге убийц, внешне походил на человека, особенно если не вглядываться особо пристально. Он был невысок, но отличался изрядной шириной плеч, говорившей о незаурядной физической силе. Короткая рыжеватая борода скрывала часть лица, оставляя на виду низкий лоб с мощными надбровными дугами и глубоко посаженные темные глаза, буквально впивавшиеся в того, с кем их обладатель разговаривал. Поэтому сразу можно было понять, что это существо не имеет ничего общего с людьми и является гномом, одним из многочисленного Подгорного Племени. При этом появление гнома в Рансбурге, где не было их общины, являвшейся обычным делом в большинстве крупных городов, было весьма редким событием. Здесь находилась лавка, в которой торговали изделиями кузнецов-гномов, в том числе отличным оружием, но там трудились обычные люди, получавшие за посредничество изрядный барыш.

Гном, как было известно двум бандитам, лишь несколько дней назад прибывший в город, вел себя как обычный торговец, вроде бы явившийся для того, чтобы увидеть, как ведут торговлю нанятые приказчики-люди, однако по повадкам в нем можно было увидеть шпиона, знающего премудрости тайной войны. По крайней мере, простой купец не стал бы искать наемных убийц, предлагая им такое вознаграждение, которое они могли заработать, в лучшем случае, за год. Конечно, служить гному было рискованно, ибо здесь, вдали от огромных городов, где представителям иных народов уже давно не удивляются и научились видеть в них не нелюдь, а равноправных партнеров в разных делах, сотрудничество с нечеловеком могло стать в умах людей преступлением намного более тяжким, чем просто убийство. Однако призрак золота, маячивший за спиной необычайно щедрого по меркам своего племени карлика, застил глаза Гебо и его приятелю, решившим рискнуть и попытаться сорвать большой куш.

— Вы узнали все, о чем я просил, достопочтенные? — Гном, который людям назвался Свартом, обращался, прежде всего, к Гебо, которого сам назначил страшим из двух душегубов.

— Да, мы узнали все, о чем вы говорили, уважаемый, — кивнул убийца. Пара золотых монет, что исчезли недавно в складках грязных лохмотьев одного из местных попрошаек, буквально творили чудеса. — В доме кроме самого Герарда еще трое или четверо слуг, в том числе две женщины.Вооруженной охраны там нет.

— А чужаки, которые могли прибыть в его дом тайком?

— Об этом я ничего не смог узнать, — Гебо с сожалением пожал плечами. — К советнику захаживают разные люди, обо всех и не узнать точно, кто они и откуда. Но сейчас у него точно нет гостей.

— Почтенный гном, если можно, не убивайте женщин сразу, — осклабился Анри Кувалда, который был известен своей слабостью к женскому полу и своей мужской силой. — Пусть они тоже войдут в награду.

— Если сможешь взять их живыми, то поступай, как тебе угодно, лишь бы не в ущерб нашему делу. Я не претендую на человеческих женщин. — Гном проявлял полное безразличие к словам человека. — Однако нам пора приниматься за дело, почтенные, если не хотите дожидаться рассвета. Полагаю, городская стража нам не помешает в этом деле?

— Патруль сейчас как раз обходит квартал, — ответил Гебо. — Потом у нас будет почти час, чтобы обделать все дела и тихо убраться отсюда. Признаюсь, было искушение позолотить руку кое-кому из стражи, чтобы их здесь еще дольше не было, но это слишком рискованно, к тому же и так пришлось платить из своего кармана местным попрошайкам и уличным мальчишкам, которые следили за советником. — Польстившись на обещанную награду, убийца дал согласие без раздумий, а теперь размышлял о том, как бы стрясти с недомерка еще немного золота в счет затрат, связанных с приготовлениями к этому делу.

— Если вопрос в деньгах, то я уверяю, что вас ожидает более чем солидная награда за ваши услуги, — усмехнулся в бороду гном. — Полагаю, причины относиться к моим словам с недоверием у вас нет, и не будет впредь.

Троица скрытно, держась ближе к стенам, создававшим полумрак, двинулась к цели, которой, как стало ясно, являлся дом городского советника Герарда. Нужно сказать, что у мэтра ранее не было разногласий с представителями здешнего преступного мира, не сказать, чтобы очень обширного, но все же заслуживающего упоминания. Герард ухитрялся жить в добрых отношениях и с власть имущими и с теми, чья власть во всей своей полноте проявлялась в ночи, когда они становились, пусть и ненадолго, хозяевами городских кварталов.

По пути убийцы, сопровождаемые гномом, однажды едва не выскочили навстречу патрулю стражи, обходившему квартал. Гебо едва успел придержать рукой своего напарника, сунувшегося было вперед, когда из-за поворота показались четверо крепких парней в касках и кирасах, державшие на плечах короткие алебарды. Неспешно промаршировав мимо затаившихся в тени убийц, воины скрылись в дальнем конце улицы, но Гебо сотоварищи прождал еще несколько минут, опасаясь появления иных незваных гостей, могущих стать и свидетелями.

— Они делают обычный обход, — произнес Кувалда, настороженно озиравшийся по сторонам и прислушивавшийся к каждому шороху.

— Да, все в порядке, — несколько мгновений спустя согласился с ним Гебо, убедившийся, наконец, в том, что опасность миновала.

Подойдя к особняку Герарда, уставившемуся на них закрытыми дверьми и плотно затворенными ставнями, убийцы несколько призадумались.

— Как ты рассчитываешь проникнуть внутрь, гном? — Гебо обернулся к Сварту, стоявшему позади и со скучающим видом разглядывавшему высившийся перед ним дом, своей основательностью и роскошью сделавший бы честь любому дворянину.

— Верно, мы ведь не воры, замки вскрывать не обучены, — присоединился к товарищу и Анри.

— Об этом не волнуйтесь, почтенные, — гном выглядел весьма уверенно. — От вас потребуется то, в чем вы слывете мастерами, а все иное я беру на себя.

Проникать в особняк советника было решено через черный ход, служивший для доставки продуктов с рынка, которые торговцы по договоренности привозили прямо в жилище Герарда, не дожидаясь, пока его прислуга появится на базаре. Вход был закрыт прочной дубовой дверью, окованной бронзовыми полосами. Однако главным препятствием являлся замок гномьей работы, который, по слухам, было невозможно взломать иначе, как выбив дверь тараном. Убийцы с интересом наблюдали за действиями их спутника, полагая, что сейчас гном достанет из-под своей одежды набор отмычек либо, что было весьма возможно, точную копию ключа, которым замок, собственно, и запирался. Однако Сварт просто прикоснулся к стальной личине замка надетым на указательный палец перстнем, в который был вделан небольшой граненый алмаз. Этим алмазом он нанес несколько царапин на металл, которые образовали нечто вроде рисунка. Полюбовавшись на свое творение гном отступил назад.

— И что это… — Гебо не закончил фразу, ибо увидел, что на стали вдруг появились пятнышки ржавчины, которые расползались все шире, вскоре скрыв замок. Казалось, эта вещь пролежала несколько десятков лет в земле или на дне морском, а не была куплена в лавке, где торговали гномьими поделками, от силы год назад. Ржавчина, становившаяся все гуще, покрыла все изделии подгорных мастеров, а затем замок просто рассыпался, оставив после себя кучку трухи на мостовой и зияющее отверстие в прочной двери, которую тлен не тронул.

— Прошу, почтенные, делайте свое дело, — гном изобразил приглашающий жест, пуская убийц, которым настал черед отрабатывать щедрую награду, вперед.

Гебо, плавным движением вытащив из ножен, укрепленных вдоль предплечья, свой стилет, с которым никогда не расставался, шагнул в проем первым. За ним двигался Анри, вооруженный коротким кривым кинжалом, походившим на зуб какого-то невероятного хищника. Оба они шли абсолютно бесшумно, плавно переступая с пятки на носок и вглядываясь в темноту открывшегося перед ними коридора. Гном, не державший на виду никакого оружия, шел сзади, чуть поотстав, дабы не мешать убийцам.

Пройдя коридор, люди оказались в небольшом помещении, заваленном бочонками, мешками и свертками. На потолке, на специальных крючьях, висели куски мяса, а также связки лука и чеснока, распространявшие в тесном помещении характерный запах.

— Кладовка, — едва слышно, одними губами сообщил Анри своему напарнику.

— Сам вижу, что не господская опочивальня, — раздраженно ответил насторожившийся убийца. — Тихо! — Гебо резко зашипел, отступая в угол и удобнее перехватывая оружие.

Дверь в чулан отворилась и на пороге показалась девушка, в которой принцесса Мелианнэ, окажись она здесь в этот миг, опознала бы служанку Герарда. Видимо, она готовила ранний завтрак для своего хозяина и пошла в кладовку за продуктами. Зайдя в помещение, девушка обернулась, что-то почувствовав, но в тот же миг возникший за ее спиной Гебо нанес несчастной удар. Узкий клинок пронзил ее грудь, достав до сердца. Служанка, на свою беду оказавшаяся здесь лицом к лицу с прокравшимися в особняк убийцами, открыла рот для крика или предсмертного стона, но Шило зажал ей рот рукой, на которую предварительно натянул перчатку с обрезанными пальцами. Девушка едва не прокусила тонкую кожу, от боли стиснув зубы с неимоверной силой, но поднять шум она так и не смогла, позволяя убийцам и дальше действовать без лишних предосторожностей.

— Мог бы оставить мне, — Анри недовольно поморщился, посмотрев на распластанное на полу тело. — Зачем сразу резать?

— Уйми свою плоть, иначе, клянусь, однажды я сделаю тебя евнухом, — огрызнулся Гебо, вытирая клинок о подол служанки. — Сперва думай о деле, затем уже о забавах.

Гном по имени Сварт, проходя мимо трупа, безразличным взглядом скользнул по еще миг назад живой, полной мечтаний и мыслей, девушке, которой всего лишь нужно было появиться здесь в иное время, чтобы остаться жить. Хотя нет, сам себя поправил гном, она в любом случае была обречена в тот самый момент, когда он, без всякого хвастовства один из лучших воинов и весьма сильный чародей, мастер тайной войны, один из немногих представителей его народа, бывать среди людей для которых было не наказанием либо редкой случайностью а повседневным занятием, предстал пред своим королем, Хранителем Гранитного Трона, великим Дамианом. Сварт все еще помнил его взгляд, придавливающий, словно тысячефунтовая плита мрамора, и пронзающий насквозь, словно булатный клинок, выкованный древними мастерами на Изначальном Огне.


Король Дамиан призвал их к себе в святилище Матери, где в последнее время он находился чаще, чем где-либо еще в своем подземном дворце-крепости. Он стоял на каменном возвышении, кольцом опоясывающем глубочайший, истинно бездонный колодец, уходивший к сердцу земли, откуда время от времени вырывались клубы огня, прозрачного, какого никогда не бывает, если горит уголь и тем более дерево. Гномы верили, что это дыхание Матери, которая до поры погружена в крепкий сон. Случалось, сгустки пламени начинали вырываться из недр не равномерно, как было всегда, а часто и без всякого порядка. И гномы понимали, что скоро горы дрогнут, поворачивая в новые русла быстрые реки, вознося новые вершины на месте глубоких ущелий и заставляя живущих на поверхности людей, равно как и прочих разумных существ, в ужасе бежать из своих домов.

Мудрецы и маги разных народов объясняли это каждый по-своему, но гномы верили, что это Мать ворочается во сне. И еще они знали, что однажды придет час ее пробуждения, и тогда лик земной изменится окончательно, погибнут все, кто живет ныне под этими небесами, а на смену им, если так будет угодно Матери, придут новые создания, отличные от ныне живущих внешне, но также обладающие разумом. Впрочем, полагали гномы, это время настанет еще не скоро, а потому нет им пока нужды забывать о том, кем были их предки и оставлять свои попытки вернуть величие своему народу.

— Если оно попадет в наш мир, — говорил Дамиан, мерно прохаживаясь мимо стоявших навытяжку и боявшихся даже слишком громко вздохнуть своих слуг, в числе которых был и Сварт, — то даже мудрейшим из нас не дано представить, что начнется тогда. Давным-давно они покинули пределы земель, населенных разумными созданиями, не желая убивать их напрасно и понимая, что их соседи никогда не оставят мысли истребить это племя полностью. — Король задумался, молча глядя на огонь, вырывающийся из уходящего на десятки лиг вниз колодца. — Да, тогда они были нам врагами и наши предки немало крови пролили, дабы одолеть их, в чем преуспели, слава Матери. Но ныне сила наша идет на убыль. Люди, куда более живучие и яростные, что объясняется молодостью их народа, теснят и нас, и всех прочих созданий, наделенных разумом. Пожалуй, если так пойдет и дальше, то однажды они доберутся и до драконов. Но прежде чем это случится, сама память о нашем народе исчезнет, смытая неумолимым бегом времени. А этого допустить мы не можем. Значит, нужно вступать в борьбу, которая, быть может, даст нам оружие, способное вновь принести Подгорному Племени былую мощь. Если ваше путешествие увенчается успехом, то мы сможем раздвинуть наши владения от южного океана до покрытых вечными льдами полуночных гор. Поэтому, отправляясь в путь, знайте, что сама судьба нашего народа — в ваших руках, ибо, если оно окажется в руках эльфов, или даже людей, едва ли они не воспользуются таким даром, чтобы уничтожить своих давних соперников, в число которых, не сомневаюсь, войдем и мы.


Их было пятеро, в том числе и Сварт, тех, на кого пал выбор самого Владыки, пятеро воинов, в равной степени овладевших клинком и магией. Им предстояло прибыть в земли людей, где надлежало найти эльфийку, которая несла своему королю то, что должно было стать в руках магов Перворожденных оружием, способным повернуть ход не только той войны, которую они вели с людьми ныне, но и ход самой истории, вознеся эльфов на неведомые высоты силы и власти. Сварту же, и его товарищам следовало помешать этим планам. Поэтому гном, после долгих скитаний, оказался в этом городе, в Рансбурге, где, казалось, нашел след затерявшейся среди людей Перворожденной. Братья, живущие ныне в человеческих поселениях, в том числе и в столице этого государства, не забыв, кто дал им жизнь, постарались на славу, за считанные дни узнав имена тех людей, которые могли служить Перворожденным.

Одной Матери известно, каким путем и какой ценой эти сведения удалось заполучить гномам, если даже немногие люди знали об истинном положении дел, но, как бы то ни было, Сварту пришлось отправляться в Рансбург, где жил один из эльфийских агентов, достигший неплохого положения в своем обществе. Разумеется, легче было послать в такую глушь человека, одного из тех, кто служил гномьим мастерам, но в таком случае о задуманном гномами предприятии могли узнать те, в чьи обязанности входит борьба с лазутчиками и шпионами, что могло обернуться для Сварта сотоварищи крупной неудачей. Именно поэтому гном рискнул совершить поездку сам, понимая, что его появление привлечет немало внимания, но также осознавая, что лишь самому себе он может доверять в полной мере.

Пришлось, правда, обратиться к людям, поскольку Сварту понадобились помощники в том деле, которое он задумал. Гном сильно рисковал, ибо, когда купец вдруг начинает искать встречи с наемными убийцами, это сразу становиться известно тем, кто должен блюсти закон и порядок, но иначе риск того, что он потерпит неудачу, решившись действовать один, будет еще большим. Сварт, конечно, принял все возможные меры предосторожности, но все же в глубине души ожидал чего угодно, в том числе и поджидающих их в засаде в доме городского советника стражников, решивших побеседовать с почтившим их городок своим неожиданным визитом гномом.

Пока, в прочем, все было тихо. Убийцы, на совесть отрабатывавшие немалый задаток и обещанное им еще большее вознаграждение, неслышно крались по погруженным в сумрак коридорам и залам немаленького особняка, принадлежащего мэтру Герарду, ради которого Сварт и оказался столь далеко от родных гор.

В планы гнома не входило оставлять в живых кого-либо из обитателей дома, о чем он не замедлил сообщить нанятым душегубам. И теперь Гебо и Анри, ступая медленно и осторожно, отворяли каждую попавшуюся у них на пути дверь, обыскивая многочисленные помещения, в каждом из которых могли находиться слуги или сам владелец дома.

Несколько комнат оказались кладовыми, иные были готовы принять людей, но пока пустовали. Осторожно открыв очередную дверь, легко, без малейшего скрипа повернувшуюся на хорошо смазанных петлях, Гебо, держа свой стилет так, чтобы в любой миг нанести удар, резко шагнул в проем. Он огляделся сторонам, все еще ожидая нападения в любой миг, но уже догадываясь, что поблизости нет ни диной живой души.

Кажется, убийца оказался в опочивальне, о чем можно было судить по обстановке. Большая кровать под парчовым балдахином была застелена шелковыми покрывалами. Возле занавешенного окна стоял резной столик с письменным прибором, вокруг которого были расставлены кресла с высокими спинками. Судя по всему, здесь никто давно уже не жил, хотя отсутствие пыли на полированной столешнице говорило о том, что слуги регулярно сюда наведываются, наводя порядок.

— Пусто, — шепнул Гебо своему напарнику, выскальзывая обратно в коридор. — Наверное, гостевые комнаты. Идем дальше.

Злодеи двинулись вперед, все так же осторожно, крепок сжимая оружие. Анри, который шагал справа, толкнул очередную дверь, продолжая обыск. Петли чуть скрипнули, и этого звука хватило, чтобы мирно дремавший в тесной каморке человек, плотный немолодой мужчина, вскочил с постели. Увидев выросшего на пороге комнаты незнакомца, он на миг замешкался, еще не вполне понимая, происходит ли все наяву, или это лишь сон. Анри, обладавший молниеносной реакцией, таких сомнений не испытывал. Без замаха он метнул свой кинжал, ударивший застывшего от неожиданности мужчину в горло. Человек еще не успел коснуться пола, когда убийца, сделав широкий шаг вперед, вырвал из раны своей жертвы кинжал, но лишь для того, чтобы ударить вновь, теперь уже в сердце. Аккуратно опустив мертвое тело на пол, чтобы не наделать лишнего шума, Анри выскочил прочь.

— Какой-то мужик, — сообщил он заглянувшему в проем Гебо, готовому прийти на помощь своему напарнику. — Слуга, наверное. На хозяина он точно не похож.

— Советник должен быть в спальне, на втором этаже, — шепотом произнес Анри, бросив взгляд на убитого и уверившись, что это точно не Герард.

— Тогда идем туда, — нетерпеливо бросил мрачный гном. — И не вздумайте его даже ранить, что бы ни случилось. Советник мне нужен целым и невредимым, — еще раз напомнил Сварт.

Они медленно, не издавая ни единого звука, словно были не существами из плоти и крови, а призраками, поднялись по крутой лестнице, которая вела на второй этаж дома, туда, где располагались личные покои мэтра и его знаменитая на весь город библиотека, занимавшая едва ли не половину дома.

Убийцы медленно шли вперед, приближаясь к двери, которая и вела в спальню самого мэтра, когда за спиной у них из какого-то закутка вдруг возник молодой парень, одетый как подобает слуге. Он от неожиданности замер на мгновение, ибо никак не предполагал, что в доме могут быть посторонние в такой час, но грудь его уже вздымалась, дабы огласить особняк предостерегающим криком. Однако гном, который шел последним, плавным движением выхватил из закрепленных на поясе ножен пару метательных ножей и швырнул их в человека. Одно тяжелое лезвие, внутри которого в особой полости перекатывалась ртуть, залитая для обеспечения нужного баланса, ударило слугу Герарда в правое плечо, лишая его возможности воспользоваться рукой, а второй клинок вонзился несчастному точно в глаз, мгновенно обрывая его жизнь.

— Впредь будьте осторожнее, почтенные, — ухмыльнувшись в бороду, произнес гном в ответ на обескураженные взгляды наемников, которые к своему стыду никак не успели среагировать на появление этого человека, который, промешкай немного гном, точно поднял бы тревогу.

Убийцы молча переглянулись, двинувшись дальше к своей цели. Оба держали оружие наготове. Гебо первым достиг двери в господскую спальню. Он осторожно потянул за бронзовую ручку, убедившись, что дверь не заперта, а затем шагнул вперед.

Советник Герард крепко спал, раскинувшись на алых шелковых простынях и одной рукой прижав к себе юную служанку Милу, с которой, вероятно, и провел всю ночь. Девушка тоже пребывала во власти сна. Она лежала, уткнувшись лицом в бок своего господина и обнимая его рукой за талию. Оба были обнажены.

— Какая красотка, — восхищенно прошептал Анри, мало что не облизываясь при виде крепкой девичьей груди и выпроставшейся из-под одеяла стройной точеной ножки. — Она моя, гном, мы ведь договаривались.

— Да, мы договаривались, а потому не стоит повторять это вновь. Навязчивость не делает тебе чести, человек. — Сварт внимательно посмотрел на спящих любовников, а затем кивнул Гебо: — Пожалуй, их пора и разбудить, иначе мы рискуем ждать пробуждения весьма долго.

Убийца, шагнув к широкому ложу, аккуратно, дабы не потревожить спящих, отвел в сторону одеяло, а затем прикоснулся острием своего кинжала к животу мужчины. Легко касаясь оточенной сталью кожи, он провел клинком к низу живота, коснувшись затем мужского естества спавшего Герарда. Вероятно, непривычное ощущение, да еще исходившее от того, что для мужчины дороже всего на свете, все же прервало крепкий сон советника, ибо последний приоткрыл глаза… и тут же попробовал вскочить с постели, одновременно открывая рот для крика. Ни того, ни другого, в прочем, сделать ему не удалось, ибо Гебо зажал ему рот рукой, крепко прижав к постели и пресекая любые попытки сопротивляться.

— Молчи, тебя все равно никто не услышит, — негромко вымолвил убийца, нависа над лишенным одежды, а оттого казавшимся еще более беззащитным книжником. — И не трепыхайся, если не хочешь умирать долго и мучительно, — предупредил он, насмешливо скалясь.

Пока Гебо развлекался, наблюдая испуг своей жертвы, Сварт, не теряя времени даром, рылся в многочисленных ящиках дорогого секретера из красного дерева, выбрасывая себе под ноги их содержимое. На пол посыпались какие-то бумаги с печатями магистрата, следом за ними отправился увесистый мешочек, из которого высыпались настоящие имперские марки. Но все это не интересовало гнома.

— Вот оно, — прошептал он, заставив своих спутников-людей на миг отвлечься от зрелища перепугавшегося до дрожи советника. На широкой мозолистой ладони Сварта лежало серебряное колечко с искусно выгравированным лотосом. — Превосходно!

Тем временем девушка, почувствовав, что ее любовник проснулся, также открыла глаза и мгновенно вскочила, увидев стоящих вокруг ложа вооруженных мужчин. Она попыталась, было, бежать, однако Анри ловким ударом в висок оглушил ее, после чего плотоядно уставился на лежащее у его ног тело, похоже, решив предаться утехам прямо сейчас, не стесняясь ни своего напарника, ни гнома, и даже не дожидаясь, когда его жертва придет в себя.

— Ты спятил? — прикрикнул на него Гебо, улавливая ход мыслей товарища, не изменявшего себе ни при каких обстоятельствах. — Не здесь хотя бы, если уж вовсе невтерпеж, — недовольно бросил убийца.

Анри, спрятав оружие и подхватив девушку на руки, двинулся прочь из спальни, надеясь подыскать местечко потише и поуютнее, где ему никто бы не помешал.

— Сколько всего слуг сейчас находятся в доме? — гном обратился с вопросом к Герарду, напуганному и все еще крепко прижатому сильной рукой Шила к постели. — Отвечай, человек!

— Чет-тверо, — голос советника заметно дрожал, хотя все же он не казался вовсе уж погруженным в ужас, возможно, не до конца понимая, что происходит. Видимо, в следующую секунду Герард вспомнил, кто он такой, поскольку попытался перейти в наступление: — Вы понимаете, что делаете? Знаете ли вы, глупцы, кто я такой? Да как вы вообще посмели ворваться в мой дом да еще угрожать мне оружием?

— Не просто осмелились угрожать, мэтр, но еще и убили трех человек из твоей прислуги, — недобро усмехнувшись, добавил Гебо, державший оружие у лица советника.

— Что? — Герард выпучил глаза, видимо, поняв, что незваные гости настроены весьма серьезно. — Вы же обречены, недоумки! — Обширные связи, как в страже, так и среди вожаков преступного мира, вселяли определенную уверенность в советника, на жизнь и имущество которого прежде никто и никогда не смел покушаться. — Вас всех повесят. Кто вы такие, вообще, если осмелились сунуться в мой дом?

— Почтенный, не мог бы ты оставить нас с уважаемым советником один на один, — гном обратился к Гебо. — Можешь пока обыскать дом. Возможно, мэтр солгал и здесь есть еще люди. Не хотелось бы, чтобы кто-либо из них поднял тревогу. — Сварт многозначительно посмотрел на своего подручного: — Бой с городской стражей в мои намерения пока не входит.

— Хорошо, я пойду осмотрю особняк, — согласился убийца, не желая знать хоть что-то о делишках, связывавших этого гнома и городского советника. — Но не забудь, ты должен нам немало золота, гноме.

— Об этом не стоит беспокоиться. Я хозяин своего слова, — уверил наемника Сварт. — Все, что было обещано ты получишь, но чуть позже, когда мы с почтенным Герардом немного побеседуем.

Гебо послушно удалился, оставив гнома лицом к лицу с советником. Убийца решил, что помимо награды, которую им посулил этот гном можно прихватить еще кое-какую мелочь в жилище мэтра, которое не отличалось бедностью. Гебо хоть и не был профессиональным вором, но все же рассчитывал, что сможет найти здесь пару дорогих безделушек, которые позже за полцены продаст кому-нибудь из знакомых перекупщиков, тех, кого нисколько интересует не происхождение вещи, а лишь то, какую цену за нее можно получить у знающих толк людей.

— Скажи, человек, где эльфийка? — Гном не мешкая, приступил к расспросам: — Не так давно ты принимал в воем доме принцессу Перворожденных. Куда она направилась после?

— Эльфийка? О чем ты говоришь, гном? Как ты, нелюдь, вообще смеешь приходить в мой дом с оружием, убивать моих слуг и еще что-то от меня требовать?

Советник Герард, решив, что с одним противником он сумеет справиться, вскочил с постели и даже попытался ударить, тем более что не был совсем уж хилым и неловким, но Сварт легко поймал его за руку и резким движением сломал ему палец, так, что сустав громко хрустнул. Человек повалился на пол, воя от боли и пытаясь отползти подальше от гнома, угрожающе надвинувшегося на Герарда.

— Она оставила тебе это. — Сварт швырнул в лицо скулившему, униженному и беспомощному советнику серебряный перстень, только что найденный среди вещей самого Герарда. — Лотос — герб правящего клана И’Лиара, знак их владык ми всех, в ком течет кровь правителей эльфийской державы. Мне известно многое, — ощерился гном. — Так что лучше тебе не испытывать мое терпение. Еще раз спрашиваю тебя, ничтожный, где эльфийка?

Человек затравлено смотрел на своего мучителя снизу вверх, но не проронил ни слова. Гном нахмурился, а рука его нырнула под одежду, вполне вероятно, за оружием или даже пыточным инструментом.

— Упрямством ты лишь делаешь свою участь все более незавидной, — сухо процедил Сварт. — Я могу переломать тебе все суставы, все мельчайшие косточки твоего тела, если и дальше ты намерен хранить молчание и зря бросать угрозы и оскорбления, презренный червь, — пообещал он, и то, как были сказаны эти слова, не давало повода усомниться в готовности гнома воплотить свои обещания.

Герард, терзаемый болью, к которой был мало привычен, обнаженный и напуганный, забился в угол, со страхом глядя на подгорного жителя. Будучи весьма небольшого роста, тот сейчас казался человеку истинным великаном, во власти которого была сама жизнь советника, которому в этот миг едва ли могли помочь его власть и обширные связи в обществе.

— Хорошо, гном, я скажу, но прошу тебя, не надо больше причинять мне боль. Я уже усвоил урок. — Советник сдался на милость победителя, окончательно осознав, что иного выхода, кроме как сделать то, что от него требует гном, не осталось. Просто Герарду очень хотелось жить, и ради этого он, предав единожды, был готов вновь совершить предательство. — Она была здесь, это верно, но сейчас уже покинула город.

— Когда? — последовал короткий вопрос.

— Четыре дня назад эльфийка пришла сюда и попросила помощи, — зачастил почувствовавший смрадное дыхание смерти человек, окончательно растеряв все свое величие. — За ней кто-то охотился. Я дал ей человека, чтобы тот сопроводил ее до границ И’Лиара. Сейчас, наверное, они уже на полпути туда. Они уехали из Рансбурга три дня назад, налегке.

— Куда они направились?

— Пока на восток, но затем они должны свернуть на юг, к границе. Но я не знаю точно, этого эльфийка со мной не обсуждала, — Герард торопливо заговорил, опасаясь, что суровый гном вновь решит подстегнуть его болью. Учитывая, что строение человека тот знал, кажется, вполне основательно, любые последствия нерасторопности Герарда могли ему дорого обойтись. — Клянусь тебе, больше я ничего не знаю!

— Тогда мне тебя жаль, человек, — печально вздохнул Сварт. — Раз ты все сказал, тебе больше незачем жить.

С этими словами гном вонзил в глаз Герарду короткий извивающийся волнами вороненый клинок, извлеченный им из складок кафтана. Человек издал короткий крик и повалился на паркет, пачкая его кровью.

Закончив с советником, Сварт отправился на поиски своих помощников. Приказ, который он получил, отправляясь сюда, был предельно ясен — никто из людей ничего не должен знать даже о самом появлении его, Сварта, в этом городе. А те, кто по воле обстоятельств все же будет посвящен хоть немного в предприятие гнома, не должен ничего и никому рассказывать. А лучшим из известных ныне способов заткнуть рты была смерть, после которой самый отъявленный болтун будет молчать, словно камень.

Анри, носившего еще прозвище Кувалда смерть настигла быстро, так, что он едва ли успел хоть что-то почувствовать. Убийца, затащив таки бесчувственную служанку Герарда в какой-то закуток, увлеченно насиловал ее, то рыча, то хрюкая от удовольствия, словно дикий вепрь. Его обнаженные ягодицы, открывшиеся вошедшему на звук гному во всей красе, совершали вполне определенные поступательные движения, становившиеся все чаще и резче, что свидетельствовало о приближении апогея. А несчастная девушка, придавленная телом насильника, зажмурившись и закусив губу, едва слышно стонала под бешеным напором мужчины, дорвавшегося, наконец, до вожделенной женской плоти, которую он предпочитал всем иным удовольствиям.

Гном, осторожно подкравшись к человеку, дернул увлеченного Анри за волосы, одновременно полоснув его по горлу кинжалом. Кровь из рассеченной артерии горячим потоком хлынула на девушку, которая, открыв глаза, попыталась закричать. Однако Сварт не дал ей такой возможности, следующим ударом поразив несчастную в грудь, легко достав до сердца. Для верности он еще дважды ударил уже мертвое тело, после чего направился на поиски второго убийцы, затерявшегося где-то в недрах просторного особняка.

План гнома был довольно прост и вполне надежен. Убийцы обычно никому не рассказывали о своих нанимателях и подробностях предстоящей работы, не было сомнений, что и на этот раз Гебо и Анри держали язык за зубами. А потому стражники, найдя в особняке только трупы, могли лишь строить догадки, решив, к примеру, что убийц было трое, и один из них прикончил своих товарищей. Сварт, весьма основательно приготовившийся к предстоящему делу, был готов подтолкнуть здешних стражей закона к этой догадке, поскольку кинжал, которым он убивал своих жертв, всего несколькими днями ранее принадлежал еще одному наемнику, также известному в Рансбурге и ныне скрывающемуся от стражи. Завершив дела, гном намеревался бросить здесь этот кинжал, предоставляя тем, кто займется розыском убийц, отличную зацепку. Многие люди знали владельца этого оружия, и стражникам будет легко связать клинок и его хозяина. Разумеется, Сварт понимал, что раскрыть обман можно довольно быстро, но даже одного дня гному будет достаточно, чтобы убраться отсюда, после чего все происходящее здесь потеряет для него значимость.

Сварт наткнулся на второго наемника в одной из комнат, отведенных под библиотеку. Гебо, занятый обыском высокого шкафа из красного дерева, забитого разнообразными книгами, вскинул голову, услышав звук шагов. Ему хватило лишь одного взгляда, брошенного на окровавленный кинжал гнома, чтобы в голове его зародились вполне твердые подозрения.

— Скажи, я не сильно ошибусь, если предположу, что почтенный Герард уже покинул бренный мир? — совершенно невозмутимо, ничему не удивляясь, спросил убийца, отступив на шаг назад. — И буду ли я прав, сказав, что мой неумеренный товарищ тоже разделил эту участь?

— Ты будешь прав, человек, и в первом и во втором, — не стал напрасно лгать гном. — Герард мертв, как и твой приятель. Он слишком много внимания уделял женщинам, не следя за тем, что творится у него за спиной. — Сварт медленно приближался к человеку, пристально глядя ему в глаза.

— Меня, полагаю, ждет та же судьба, — Гебо, несмотря на опасность ситуации, внешне оставался абсолютно спокоен, и даже пытался шутить, демонстрируя уверенность в себе. — Мы же не договаривались об этом. Или ты сомневаешься в том, что я буду молчать, гном? Убийство советника бургомистра — тяжкое преступление, за это меня ждет виселица. Так зачем же мне болтать об этом направо и налево? Давай разойдемся с миром, — предложил убийца, сейчас думавший лишь о том, как поскорее выбраться из этого особняка, вдруг превратившегося в настоящий склеп.

— Прости человек, но интересы дела превыше всего, даже твоей или моей жизней. — С этими словами гном резко метнулся вперед, совершив прыжок, казалось бы, не свойственный существу, весившему без малого двести фунтов и не отличавшемуся особым ростом.

Бросок Сварта получился просто великолепным. Однако его удар поразил пустоту, ибо Гебо, оказавшись более проворным, отскочил в сторону, тут же попытавшись достать гнома своим кинжалом. Однако его удар также прошел впустую. Затем противники несколько секунд обменивались выпадами, причем Гебо явно не собирался уступать гному, который, будучи несколько сильнее, все же был не так быстр, как человек.

— Может быть, гноме, ты изменишь свои планы? — Гебо, тяжело дыша после короткой, но яростной схватки, стоившей ему раны в левое плечо, обильно кровоточившей, отступил на безопасное расстояние, пытаясь приблизиться к выходу из комнаты. К чести его, Гебо все же удалось достать гнома, ранив того в лицо, так что кровь, обильно текущая из пореза заливала Сварту лицо. — Ты опасаешься, что я сообщу страже о тебе? Но это же смешно! Думаешь, мне поверят, если я скажу, что мэтра прикончил залетный гном, и сохранят жизнь? Ерунда, им надо кого-то наказать, так зачем искать гнома, если под рукой человек. Меня все равно вздернут, а я еще не очень спешу на свидание с виселицей, гном. Да клянусь же тебе, я буду нем, как камень, только позволь мне уйти отсюда. Я все равно ничего не знаю о твоих делах и не опасен для тебя.

— Извини, человек, но мне не подходят твои условия, — сказав это, Сварт резко взмахнул левой рукой, послав в короткий полет пару метательных лезвий, имевших форму звезд.

Гебо немыслимым образом увернулся от одной метательной пластины, но второе лезвие вонзилось ему в щеку. Вскрикнув от боли, убийца ринулся на гнома, рассчитывая все же достать его за счет напора и скорости, но Сварт, увернувшись от удара, вонзил свой клинок Гебо под ребро. Человек захрипел и упал, а гном еще трижды ударил его в грудь, дабы наверняка покончить со своим противником.

Сварт, избавившись от своих помощников, сыгравших в его задумке отведенную им роль, решил покинуть жилище ныне покойного мэтра Герарда тем же путем, которым и проник в него, но, оказавшись в кладовке, с удивлением увидел, что тело служанки, которую убили его наемники, исчезло. Дверь, которая вела на улицу, была приоткрыта, и наружу вел кровавый след, словно истекающее кровью тело проволокли по полу. Но, скорее всего, решил гном, девушка все же сама из последних сил сумела выбраться из дома, и теперь ее тело наверняка лежало на мостовой, привлекая ненужное внимание.

Гном, опасаясь возможной засады снаружи, которую могла устроить стража, все же выглянул в переулок, едва не столкнувшись за замершей в оцепенении над телом служанки женщиной. Одетая в какое-то поношенное тряпье толстуха, заметив движение, подняла голову, увидев перед собой сжимавшего окровавленный кинжал гнома.

— На помощь, — закричав, женщина со всех ног кинулась бежать так быстро, что Сварт не успел ничего сделать, дабы остановить ее. — Сюда, скорее! Гномы людей режут! Люди добрые, помогите!

В отчаянии Сварт метнул кинжал, но промахнулся, и клинок только бессильно звякнул о камни мостовой. Все ухищрения, призванные сбить здешнюю стражу со следа, из-за нелепой случайности теперь оказались излишними. Следовало немедленно бежать, пока на заполошные крики этой глупой бабы не собрался весь город. Но хотя патруль стражи, обходивший квартал, мог явиться с минуты на минуту, Сварт все же решил оставить тому, кто следующим зайдет в дом, сюрприз, раз уж больше не нужно было заметать следы. Он быстро пробежал по комнатам, почти сразу найдя то, что было нужно.

В зале, стены которого были сплошь увешаны самым разным оружием, у стены стояли пустые рыцарские доспехи, которые и были целью поисков. Алмазом, вделанным в перстень, служивший для гнома единственным украшением, и при этом таковым не являвшимся, Сварт быстро нацарапал на шлеме и кирасе одного из «рыцарей» несколько символов, в которых посвященный без труда узнал бы руны, применявшиеся магами Подгорного Племени. Вообще-то, оставлять подобные следы не стоило, но, узнав все, что хотел, Сварт решил сделать страже «подарок». Маги, которые наверняка примут участие в расследовании гибели столь уважаемого в городе человека, каковым являлся мэтр Герард, разумеется, разумеется, быстро поймут, что к чему, но в этот момент Сварта охватил кураж, сопротивляться которому было превыше сил гнома. Он исполнил полученный приказ, сделав все так, как только было возможно, и не мог сейчас отказать в удовольствии досадить людям.

— Вот так, — с ехидной усмешкой буркнул гном, окинув взглядом свое творение, руническую надпись, вдруг начавшую наливаться багрянцем. — Милости прошу, доблестная стража!

Покинув дом Герарда, Сварт, уже удалившись от него на почтительное расстояние, ловко нырнул в подворотню, едва успев убраться с пути десятка стражников, которые бодрой рысью несли навстречу гному. Сварт заметил, что во главе отряда стоит человек, явно имеющий звание повыше простого десятника, о чем можно было судить по богато украшенному мундиру и мечу с позолоченной рукоятью у него на поясе. Разумеется, осмотр места преступления, когда речь шла об убийстве одного из членов городской управы, едва ли стали бы доверять обычному капралу. Но по большому счету Сварту уже не было до этого никакого дела. Он сейчас думал лишь об одном — поскорее передать добытые сведения тем, кто должен был заниматься поимкой эльфийки.

Сам Сварт при всем желании не смог бы уже догнать Перворожденную, оторвавшуюся от него на почтительное расстояние, но и это было теперь, когда направление стало точно известно, не так важно. К сожалению, точно выяснить место нахождения Мелианнэ было весьма сложно, но те, кто находился в постоянном ожидании сообщений от Сварта и его соратников, вероятно, сейчас пытающихся найти следы Перворожденной в других местах, имели свои средства, дабы быстро и точно обнаружить искомое, а затем в стремительном броске, подобно гончим, настичь цель и захватить ее, ибо лишь живой приказано было брать эльфийку, ныне державшую в своих руках судьбы целых народов. Сварт же, сделав свою часть работы, мог, вновь превратившись в приехавшего с ревизией купца, вернуться в Нивен, откуда его путь ляжет в родные горы.


Трактирщик Олле, хозяин таверны «Старый мул», что стоит у подножья холма примерно на середине большого тракта, соединяющего Рансбург и Хильбург, постукивая о половицы деревяшкой, что заменяла ему левую ногу от колена и ниже, вышел в общий зал, ныне почти пустой. Он решил сам поднести сидевшему в дальнем углу купцу заказанное им вино. Само по себе вино в таком заведении было редкостью, поскольку его, во-первых, привозили издалека и продавали за огромные деньги, а во-вторых, обычные посетители не особо роскошного заведения довольствовались, как правило, пивом, поскольку благородный напиток просто был им не по карману, да и ценителей его в этих краях было немного. Однако торговец, прибывший на утре вместе с парой возов и полудюжиной слуг, сейчас расположившихся во дворе, без особой надежды попросил вина, и служанка, к его удивлению, только кивнула и попросила подождать, отправившись к стоявшему в конце погреба бочонку.

Да, такие посетители, как этот купец, были редкостью, ибо по дороге все чаще проходили воинские отряды, командиры которых не позволяли своим людям лишнего, а расплачивались особыми расписками, в обмен на которые у военного коменданта хильбургского гарнизона можно было получить оговоренное количество золота. Еще в заведение Олле частенько заходили крестьяне из деревушки, стоявшей на другом склоне холма, но эти приходили для того, чтобы провести время вдали от своих жен, заказывая по кружке пива, что не приносило особого дохода. Но право же, и бедные крестьяне были лучше, чем появившиеся почти ровно в полдень гости.

Их было двое, мужчина и женщина, верхом и без какого-либо багажа. При виде мужчины Олле сразу забеспокоился, ибо понял, что в его скромное заведение заглянул один из тех наемников, которые бродят по городам и странам, продавая свой меч любому, кто даст достаточную плату, и принимая сторону нанимателя в бою, невзирая на то, справедливую ли войну он ведет. К этой братии Олле относился с ненавистью еще с той поры, как в их деревню, стоявшую на западе Келота, пришло около дюжины таких воинов, решивших немного позабавиться.

Самому трактирщику тогда еще было едва ли тринадцать лет. Он и по сей день отлично помнил, несмотря на то, что с той поры уже минуло почти четыре десятка лет, чем обернулась ссора, завязавшаяся между одним из наемников и сельским кузнецом. Тогда бравые молодцы, видимо, шедшие с севера, поскольку тогда там как раз завершилась очередная усобица, перебили почти всех мужчин в небольшом селении, а женщин изнасиловали, если они были достаточно молоды, либо также убили, если они были стары. Немолодую уже мать Олле один из бандитов походя ударил булавой, убив ее сразу, а с его старшей сестрой тот же громила решил малость позабавиться, повалив ее на землю в паре шагов от убитой за мгновение до этого женщины и принявшись рвать одежду. В тот раз Олле лишился одного глаза, поскольку решил заступиться за Катрину, смело бросившись с ножом на закаленного в боях воина. Ему сильно повезло в том, что остался жив, а потом, несмотря на увечья, мальчика забрал живший в городке неподалеку родственник. Знавший грамоту Олле несколько лет проработал у него в лавке, после чего перебрался в Дьорвик, где было не в пример спокойнее, чем на родине.

За прожитые годы Олле многое повидал и успел побывать во всяких переделках, в одной из которых сменил свою ногу на кусок дерева, но в итоге осел вблизи южной границы, где основал свое дело, не слишком прибыльное, но все же способное прокормить и его и нескольких слуг. Надо сказать, таверна «Старый мул» могла по праву считаться одной из лучших в округе. Добротное прочное здание о двух этажах, из которых первый был каменным, что считалось редкостью в краю, где лес был главным и единственным материалом для любого строительства, а каменными были разве что стены крупных городов, стояло на важной дороге, соединявшей в единую цепь несколько пограничных крепостей, охранявших рубежи королевства от набегов Перворожденных, все еще не способных забыть былую вражду.

Конечно, солдаты, чаще всего бывшие посетителями трактира, не были излишне щедры, но кроме них здесь еще появлялись купцы, никогда не пренебрегавшие возможностью продать свой товар в такой глуши, где, тем не менее, было немало людей с достатком, и не боявшиеся ни эльфов, ни разбойников. А эти люди предпочитали путешествовать на сытый желудок и позволяли себе роскошь провести ночь не в лесу, будучи открыты ветрам и дождю, а на приличной постели под крышей в тепле камина. И за такой комфорт купцы платили полновесной монетой, не скупясь и не особо торгуясь, тем более что нормальных постоялых дворов между Рансбургом и Хильбургом больше и не было вовсе.

Однако, имея неплохой доход, нужно было еще суметь его сохранить, ибо по дорогам бродило немало людей, зарабатывавших себе на жизнь, обирая ближних, которые не могли постоять за себя. Олле,бывший не самым робким человеком, все же опасался шатавшихся по здешним лесам, словно проснувшиеся среди зимы медведи, разбойников и рубак из наемных отрядов, которые нередко предлагали свои услуги дьорвикской короне в ту пору, когда отношения с эльфами становились наиболее натянутыми и грозили настоящей войной. А будучи весьма близко знаком с нравами этих солдат удачи, трактирщик Олле с подозрением и неприязнью смотрел на всякого, кто, нося меч, не имеет никакого герба. Такие люди всегда казались ему опасными.

Правда, нынешний посетитель, крепкий малый, не особо молодой, но даже внешне производивший на Олле, нельзя сказать, чтобы особо искушенного в таких делах, впечатление умелого воина, не просто бродил по селам и городам в поисках работы. Вероятно, он служил телохранителем у дамы, которая даже в таверне не сняла капюшон плаща, весьма пыльного надо сказать, что наводило на мысль о дальней дороге, которую парочка проделала, прежде чем остановиться у Олле. Трактирщик, считавший, что неплохо разбирается в людях, решил, что к нему заглянула благородная госпожа, возможно, бежавшая из дома, прихватив с собой не то слугу, не то любовника, хотя последнее было маловероятно. Олле удивился необычному совпадению, ибо подобная парочка путников покинула «Старого мула» на рассвете, не считая бросив на стойку пригоршню монет и направившись в сторону Хильбурга.

А Ратхар, в который уже раз перехватив недовольный взгляд владельца корчмы, скользнувший по нему, и заинтересованный, направленный на его спутницу, вернулся к стоявшему на столе жаркому. Мелианнэ, сидевшая напротив, пригубила тем временем из большой глиняной кружки квас. Вообще то, утонченной эльфике больше подошло бы вино, которое, похоже, водилось в закромах одноглазого трактирщика, у которого половина левой ноги была деревянной, явно следы бурной молодости, но почему-то она решила обойтись более простым напитком, возможно, не желая привлекать внимание.

Прошло два дня с того времени, как путники выбрались из леса, едва не ставшего для них последним пристанищем. После схватки с демоном Ратхар несколько миль нес на руках Мелианнэ, которая от своего колдовства лишилась сил. Она очнулась лишь после полудня, когда наемник решил сделать привал возле родника, на который наткнулся совершенно случайно.

— Благодарю, что не бросил меня, человек, — обратилась Мелианнэ к наемнику, после того, как тот дал ей выпить вина из фляги, всегда висевшей у него на поясе. Напиток сразу же придал сил эльфийке. — Оставив меня в лесу, ты избавился бы от множества забот.

— Мы квиты, э’валле. Ты тоже спасла меня от демона. — Ратхар, сидевший боком к своей спутнице, чистил клинок своего меча. — К тому же я получил неплохие деньги за то, чтобы спасать тебя из подобных передряг, или ты забыла?

— Неужели ты только за деньги можешь помочь человеку, попавшему в беду?

Ратхар ничего не ответил на это, лишь криво усмехнувшись, и Мелианнэ поняла, что нет смысла дальше расспрашивать его. После этой короткой беседы они долгое время молчали, занимаясь разными мелочами. Вернее, работал в основном Ратхар, а все еще слабая после боя с демоном эльфийка просто сидела на расстеленном на земле плаще наемника.

Они долгое время не вспоминали встречу с нежитью, которая для них, в отличие от людей из каравана купца Велемира, закончилась относительно удачно. И лишь спустя несколько часов, когда вновь наступил вечер, Ратхар завел разговор на эту тему со своей спутницей. Мелианнэ грела замерзшие руки над бьющимся на ветру огнем, а ее телохранитель, по обыкновению напряженный и готовый к бою, вслушивался в долетающие из леса шорохи, вполглаза глядя на свою спутницу.

— Я думаю, это был кто-то вроде стражника, охранявшего то сооружение из камней, которое нашли воины из охраны каравана. Возможно, это было капище каких-то древних богов, или могила жреца либо вождя племени, ныне исчезнувшего. Я знаю, что подобные места нередко сторожат создания, питающиеся душами тех, кто нарушит границу священной земли, — рассуждала, глядя на костерок, разожженный Ратхаром, принцесса. — Люди потревожили покой этого места, пробудив стража, за что и поплатились в итоге.

— Разве это не было эльфийское чародейство? — Сам наемник, сидевший напротив, удивленно вскинул бровь. — Я думал, эти земли раньше принадлежали твоему народу.

— Да, так было несколько веков назад, — подтвердила Мелианнэ. — А еще раньше, задолго до прихода в эти края Перворожденных, тут обитали иные племена, о которых почти ничего неизвестно. Они были отличны как от эльфов, так и от людей, но в любом случае эти расы были разумны и владели могучей магией, превосходя в этом всех живущих ныне.

— А почему же тогда говорят, что первыми разумными созданиями под этим небом были именно эльфы?

— Так говорят мои соплеменники, дабы вознести свой народ над соседями, особенно над людьми. — Эльфийка задумалась на мгновение. — Пожалуй, я не должна тебе рассказывать нашу историю, ведь ты человек, а значит — наш враг. А это знание позволяет найти наши слабые стороны, если станет известно недругам.

— Благодарю, что ты так откровенна со мной, э’валле. — Ратхар мрачно усмехнулся, в который уже раз за путешествие.

— Я не желала тебя оскорбить, — примиряющее произнесла Мелианнэ. — Просто не стоит тебе питать иллюзии насчет наших отношений. Не жди откровенности напрасно, воин. Я — эльф, ты — человек, а этим уже многое сказано. И, несмотря на то, что я благодарна тебе за защиту и помощь, нарушать обычаи своего народа я не вправе.

Затем они опять долго молчали, ибо больше темы для беседы не было. Отсвет костра падал на лицо задумавшейся о чем-то эльфийки, и Ратхар, на мгновение забывший о своих обязанностях, вдруг поймал себя на мысли, что не может отвести взор от Дочери Леса, пораженный ее странной, непривычной красотой. Она не была похожа на обычных женщин его народа, но наемник сейчас не мог налюбоваться ее точеным профилем, словно зачарованный блеском глаз лесной принцессы.

Ночь прошла спокойно, никто, ни зверь, ни человек, не тревожили покой путников. На следующее утро они обсудили дальнейший маршрут, сойдясь во мнении, что прежде необходимо раздобыть лошадей, поскольку пешком до границы с И’Лиаром идти пришлось бы не одну неделю. С тем они и двинулись в путь.

К вечеру впереди показались огни, бывшие первым признаком того, что на пути Ратхара и Мелианнэ оказалось человеческое жилье. Это была небольшая деревушка, стоявшая неподалеку от тракта, соединявшего южные города Дьорвика. Здесь удалось раздобыть пару лошадей, уступавших статью тем скакунам, на которых человек и Перворожденная начинали свой путь, но в целом годных для того, чтобы ходить под седлом. Кроме коней крестьяне также дали путникам немного еды, за которую пришлось заплатить больше, чем за шикарный ужин в лучшей таверне столицы королевства, но поселяне, видя, что вышедшие из леса гости попали в беду и при этом у них есть, чем заплатить, не стали упускать выгоду. В результате, расставшись с изрядным количеством монет, на которых красовался профиль одного из усопших славных королей Дьорвика, Мелианнэ и ее телохранитель смогли продолжить дальнейший путь с большими, чем прежде, удобствами.

В корчму со странным названием «Старый мул» путники прибыли спустя еще день, по дороге лишь один раз встретившись с людьми. Вернее, они вовремя услышали стук копыт и благополучно убрались в придорожные заросли, пропустив конный отряд, человек, наверное, пятнадцать, двигавшийся со стороны Хильбурга. Несмотря на то, что Мелианнэ не желала задерживаться, подгоняя и Ратхара, они все же позволили себе короткий отдых и приличный обед. К тому же следовало решить, продолжат ли они путь на восток, либо свернут к югу, тем самым, приближаясь к владениям Перворожденных, как предполагалось раньше. Ратхар был весьма осторожен, ибо помнил слова Велемира о том, что на границе стража ведет себя весьма бдительно. Хотя тому могло быть множество объяснений, наемник предпочитал рассчитывать на худшее, дабы не попасть в руки служителей закона из-за собственной беспечности.

Но как бы то ни было, пока эльфийка и человек просто наслаждались покоем, пусть и, зная, что продлится это недолго. Мелианнэ расслабленно сидела на деревянной скамье, глядя в окно, а Ратхар от нечего делать и по давней привычке разглядывал посетителей этого не особо шикарного, но все же весьма приличного заведения.

Прежде всего, наемник обратил внимание на купца, который в компании одного из слуг, вероятно приказчика или кого-то в этом роде попивал вино из медного кубка. Торговец выглядел не особо богато, но по виду его все же чувствовался определенный достаток. Как решил Ратхар, пара пустых телег и горстка слуг, бродивших подле них, принадлежали именно этому купцу. Пожалуй, он мог возвращаться с одной из ярмарок, по обыкновению проходивших здесь в это время года.

Помимо купца в просторном и светлом зале сидела еще группа мужчин, вероятно лесорубов или крестьян, пришедших, скорее всего, из селения, расположенного неподалеку. Они вовсю угощались пивом, негромко беседуя о своих мужицких делах. Крестьяне, как и купец, время от времени бросали заинтересованные взгляды на Ратхара и особенно на его спутницу, хотя все же их внимание больше привлекала разносившая еду служанка, крепкая молодая девка, вовсю вилявшая бедрами проходя мимо столика, занятого торговцем. Надо заметить, торговец тоже смотрел на нее с весьма определенным интересом, особенно когда девушка наклонялась над столом, представляя вниманию купчика свое декольте.

И последним посетителем полупустого в этот ранний час трактира, забившимся, подобно самому наемнику и эльфийке, в дальний угол, был человек явно благородного, хотя и не очень высокого происхождения. Ратхар сделал такой вывод, поглядев на манеры этого мужчины, весьма приятного на внешность и еще довольно молодого. Тот был одет в простое дорожное платье, правда, довольно дорогое, и был, как и сам наемник, при оружии, в отличие от прочих присутствовавших здесь людей. К скамье, на которой в одиночестве сидел путник, был прислонен легкий стальной клинок в простых ножнах, удобный в дороге. Оружие также не было слишком дорогим, но все же казалось вполне приличным и качественным, а уж об этом Ратхар мог судить, как никто иной.

Впрочем, по виду посетителя «Старого мула» нельзя было сказать, что война была его главным ремеслом. Скорее, это был какой-нибудь чиновник или просто путешествующий дворянин. У коновязи, когда путники подъезжали к таверне, они заметили оседланного жеребца, который, вне всякого сомнения, принадлежал этому господину, ибо купцы путешествовали с обозом, а крестьяне едва ли увлекались верховой ездой. Конь был явно с примесью восточных кровей, а значит довольно резвый, хотя и не особенно выносливый. Сам Ратхар предпочитал корханских полукровок, которые могли скакать целый день и не знать усталости, пусть в скорости и уступали некоторым иным породам.

Пользуясь возможностью спокойно посидеть за хорошим обедом, когда не нужно было все время озираться по сторонам, ожидая погоню, путники все же решили обсудить дальнейшие планы. Тем более что до границы, которая и была, собственно, конечной целью Ратхара, достигнув которой, он передал бы Мелианнэ на попечение ее соплеменников, оставалось, в сущности, не так уж много.

— Собираешься ли ты, э’валле, двигаться до самого Хильбурга, или же нам нужно повернуть сразу к югу? — Ратхар задал главный и почти единственный вопрос, получив точный ответ на который, больше практически не нужно было думать, выбирая дальнейший путь.

— Я не хотела бы появляться в большом городе, где меня могут опознать, — подумав несколько секунд, ответила Мелианнэ. — Лучше скорее убраться с дороги и не попадаться на глаза людям без особой необходимости.

— Но ведь леса здесь весьма опасны, в чем ты и сама должна была уже убедиться, — напомнил наемник, вновь вспомнив жуткое существо, демона, с таким трудом побежденного совей спутницей.

— Они не более опасны, чем встреча с десятком стражников, — помотала головой эльфийка. — И в схватке с обитающей в чаще нечистью можно не стесняться в средствах. Мне ни в коем случае нельзя попасть в плен, а это неминуемо, если нас попытаются поймать.

— Они должны сильно постараться, чтобы это сделать. — Ратхар ухмыльнулся, покосившись на лежащий на лавке подле него меч.

— Взявшись за оружие, ты лишь подпишешь себе смертный приговор. Я же знаю, что убийство и даже любое сопротивление вообще королевскому чиновнику карается в этих землях весьма сурово и безжалостно. — Эльфийка трезво смотрела на вещи, понимая, чем грозит ей и ее спутнику столкновение с солдатами. — И скольких бы врагов ты не убил, всех до единого противников ты не одолеешь.

— Да это так, но не обязательно первый встречный стражник бросится на нас, — возразил Ратхар, вполне осознавая опасность вступать в бой с солдатами.

— Ты сам говорил, что на границе стража ищет кого-то.

— Об этом мне поведал Велемир, да будет Судия справедлив к нему. — Ратхар осенил себя древним жестом, призванным отогнать зло, который также применялся и при упоминании об усопших, если им желали милости. А Ратхар искренне жалел, что купец, человек честный и благородный, хоть и не текла в его жилах пресловутая голубая кровь, погиб, да еще от лап жуткого демона, что само по себе не могло дать ему хорошее посмертие. — И у меня нет причин не верить этому человеку, — добавил воин.

Во время разговора с Мелианнэ наемник услышал за окном голоса и конское ржание. Судя по звукам, таверну почтил своим присутствием целый отряд. Оставалось лишь надеяться, что это не стража, разыскивающая одинокую эльфийку. Ратхар, конечно, исполняя свой долг телохранителя, был готов к бою, но все же он не искал неприятностей, предпочитая своевременное отступление безрассудной схватке. Стражники были опасными противниками, постоянно совершенствуя свое мастерство, и к тому же на их стороне был закон, а это дорогого стоило.

Вновь выглянул из той части трактира, где располагалась кухня, хозяин «Старого мула», вероятно, также заслышавший звуки с улицы, говорившие о прибытии новых постояльцев. Он привычно оглядел зал, следя за тем, не затеяли бы гости какого непотребства, и вновь остановился взглядом на Ратхаре, непроизвольно положившем руку на оружие. Наемник перехватил его взгляд, но вдруг понял, что одноглазый старик смотрит уже вовсе не на него. Взгляд трактирщика, превратившись из безразличного в испуганный, устремился к входной двери, от которой уже донеслись шаги подкованных сапог. Похоже, в трактир вошли не меньше трех человек, причем привычный слух наемника различил бряцанье оружия.

Мелианнэ, сидевшая лицом к двери, также насторожилась, сделав попытку вскочить на ноги. Каким-то буквально звериным чутьем эльфийка уловила происшедшие в трактире перемены. Ратхар заметил, как ее руки плавно опустились на рукояти висевших на поясе кинжалов. А сам он почувствовал, что сзади него встал человек, один из тех, что сейчас ввалились в зал таверны. И еще заскрипела тетива натягиваемого лука, который, явно, тоже был в руках кого-то из вновь прибывших.

— Не советую тебе этого делать, воин, — раздался из-за спины наемника уверенный и чуточку насмешливый голос в тот миг, когда Ратхар приготовился выхватить клинок. — Можешь обернуться, но только медленно. А оружие пока оставь в покое. Обещаю, скоро оно тебе еще пригодится.

Ратхар, обернувшись, первым делом обратил внимание на застывшего у двери лучника, в руках которого был брат-близнец того лука, который наемник бросил в лесу, спасаясь от демона. На тетиве лежала бронебойная стрела с граненым жалом, уставившаяся точно в спину в наемника. Стрелку хватило бы одного мига, чтобы рвануть тетиву, гораздо меньше, чем Ратхару на то, чтобы схватить меч и тем более, чтобы нанести им удар или хотя бы метнуть.

Помимо человека с луком в просторный зал вошли еще двое, вооруженные один простым прямым мечом, висевшим за спиной, другой — длинной широкой саблей, которую на юге называли баделерой. Оба были без доспехов, в простых куртках и штанах, удобных для верховой езды и в отличных сапогах, что являлось признаком определенного богатства. Тот, что с мечом, был весьма молод, едва ли старше двух дюжин зим, его товарищ был постарше, лет, пожалуй, сорока. Правый глаз этого воина был закрыт повязкой, вероятно, скрывавшей рану. Судя по виду, рана эта была давней, ибо следов крови на черной тряпице не было заметно. Во всех троих Ратхар сразу распознал умелых воинов, поняв это по походке, по манере поведения и даже по цепким, уверенным взглядам и твердо сжимающим рукояти оружия ладоням. Похоже, новые гости были настроены на бой, но достойных противников, кроме самого себя, наемник для них не находил, а сам никак не мог вспомнить, когда же ему довелось стать врагом этих людей. При этом они никак не походили на королевских стражников, которые единственно могли быть заинтересованы в поимке если и не самого Ратхар, то сопровождаемой им персоны.

В это время с той половины таверны, где располагалась кухня и кладовка с продуктами, раздался женский визг. Вероятно, то кричала служанка, за пару минут до появления гостей скрывшаяся там. Бросив взгляд в направление двери, которая вела на кухню, Ратхар увидел, что в помещение вошли еще двое воинов. Один из них держал в руках легкий арбалет, взведенный и готовый к бою, у второго на поясе висел меч. Наверное, эти двое вошли в трактир с черного хода, который вел во внутренний дворик, наделав переполоха среди здешней прислуги. Служанку, кстати, они вытолкнули в общий зал, придав девушке такое ускорение, что она едва не сбила с ног хозяина таверны.

— Что здесь происходит? Как вы посмели обнажить здесь оружие? — Человек, которого Ратхар мысленно окрестил дворянином, вскочил из-за стола, выхватывая меч. Возможно, он желал высказать свое возмущение по поводу столь грубого вторжения чужаков, но все его излияния были оборваны стрелой, которая, будучи выпущена в упор с десятка ярдов, отбросила умирающего на стол. Падая, он задел рукой кувшин с элем, который незадолго до этого сам же и заказал. С легким звоном клинок выпал из его руки, а затем рядом с оружием упало и бездыханное тело его хозяина. Быть может, решил Ратхар, он и был неплохим бойцом, но бросаться сломя голову на полдюжины противников, вооруженных луками, все же не стоило, глядишь, и остался бы жив.

— Не стоит делать резких движений и говорить красивые слова, судари мои, — негромко сказал молодой мечник, тот самый, который предостерегал наемника от поспешных действий. Он с изрядным презрением окинул помещение, внимательно оглядев каждого из присутствовавших здесь людей. — Мы не желаем чинить вам вред, но у моих друзей слишком хорошая реакция. Они стреляют и рубят прежде, чем успевают подумать об этом. Так что сидите смирно и, обещаю, вскоре мы покинем вас.

— Кто вы и чего вы хотите? — Купец, изрядно побледневший при виде убийства, но все же не утративший своей степенности, решил прояснить ситуацию, справедливо опасаясь за свой кошелек, надо полагать. Он попытался придать себе солидный и уверенный вид, но голос негоцианта заметно дрожал.

— Возможно, вы слышали о нас, уважаемый. Меня прозвали Фернаном, а еще кое-кто кличет меня Божьим Одуванчиком. Думаю, это прозвище должно быть знакомо тебе в первую очередь, почтенный купец, — при этих словах человек как-то очень недобро усмехнулся.

— Проклятье! — Единственное, что смог вымолвить купец, выпучивший глаза и внезапно побледневший.

Ратхар, услышав имя незваного гостя, кое-что вспомнил, как, вероятно, и купец. Правда, он не стал в открытую проявлять свои чувства, но принялся с гораздо большим интересом рассматривать того, кто назвал себя именем Фернан.

Атаман был молод, худощав и гладко выбрит. Только над верхней губой пробивался светлый пушок, точно у юноши. Русые волосы были коротко острижены, обнажая белый росчерк шрама, шедший от левого виска до скулы. Разбойник, одно имя которого вселяло ужас в купцов и солдат, внешне ничуть не соответствовал своей грозной славе.

Шайка, которой командовал человек, за обманчивую хрупкость получивший кличку Божий Одуванчик, появилась года три назад на западе Дьорвика и с той поры стала непреходящей головной болью для стражи и настоящим кошмаром для всех путников, особенно для купцов, возящих свои товары по дорогам в этой части королевства. Небольшой отряд, состоявший в разное время не более чем из десятка и не менее чем из полудюжины человек, снискал себе столь грозную славу, что лишь только ему стоило появиться где-либо, как жителей этих мест охватывала паника. Даже один слух об этой шайке заставлял наместников и губернаторов провинций перебрасывать дополнительные воинские отряды и усиливать патрули, охранявшие спокойствие на дорогах, а купцы словно впадали в спячку, предпочитая лишиться прибыли, сидя по домам, но сохранить свои жизни.

Говорили, что среди людей атамана Фернана нет посредственных бойцов, лишь только настоящие мастера меча, способные в одиночку выстоять против десятка солдат. Сам вожак, если верить тем же слухам, происходил из небогатого, но древнего дворянского рода, вроде бы из Келота, чем и объяснялось его мастерство во владении клинком, а также неплохое знание тактики, позволявшее не единожды одерживать верх над более многочисленным противником.

Разумеется, воображение людей не ведает границ, но именно эти слухи, вероятнее всего, в значительной степени соответствовали истине, ибо столь малый числом отряд не раз совершал дерзкие атаки на караваны, которые охранялись тремя-четырьмя десятками опытных наемников, большинство из которых не переживало сражения. К тому же пару раз разбойники сбивали спесь и с королевских солдат, которым иногда удавалось загнать отряд в ловушку. В последний раз, а было это около полугода назад, когда отряд Божьего Одуванчика орудовал на западе, на границе с корханскими степями, до полусотни стражников вступили в бой с десятком разбойников, которых удалось заманить в засаду, причем, поговаривали, тогда не обошлось без предательства близких главарю отряда людей, польстившихся на золото. Потеряв трех товарищей, люди Фернана тогда ушли, оставив за собой изрубленные трупы двух дюжин солдат, а те, кто выжил в схватке, не смели и подумать о том, чтобы преследовать разбойников, перепуганные до полусмерти.

В прочем, Ратхар слышал, что эта ватага не всегда стремилась разрешить дело кровью. Нередко они вовсе никого не трогали, если торговцы, ставшие добычей отряда, не оказывали сопротивления, предпочитая разменять свое золото на свои же головы. В этом случае разбойники просто забирали то, что хотели, и растворялись в лесах, однако, если дело все же доходило до боя, пощады от разбойников никто не ждал. Поскольку об этом все знали, случалось даже, что купцов, по глупости решивших принять бой, успокаивали хорошим ударом по голове собственные слуги и охранники, не желавшие погибать ради господского добра. Так что иные люди, едва ли заслуживающие того, чтобы считаться умными, называли отряд, ныне почтивший своим присутствием таверну «Старый мул» благородными разбойниками.

Нужно сказать, наемник Ратхар весьма сильно удивился появлению столь именитых гостей, ибо раньше слышал, хотя тогда и не особо обращал на это внимание, что отряд Фернана Божьего Одуванчика сейчас подался на север, на самую границу с Келотом, хотя, как было известно, разбойники всегда действовали только в Дьорвике, ни разу не совершая налетов на караваны за пределами королевства. Это, кстати, стало причиной слухов, будто разбойничий отряд тайно принят на службу одной из соперничающих с Дьорвиком держав, которая дает ему возможность сбывать награбленное и отдыхать в ее землях после особо дерзких нападений, когда королевские солдаты буквально живут в седлах по несколько месяцев, устраивая облавы, в которые часто попадались грабители не столь удачливые, коих, за неимением лучшего, и предавали торжественной казни на главной площади Нивена.

— Хозяин, налей-ка нам пива, а то нас жажда замучила! — Фернан окликнул трактирщика, который словно оцепенел и мог только глядеть во все глаза на ворвавшихся в его заведение разбойников.

— Ну, что застыл, старик, — прикрикнул на одноногого хозяина постоялого двора один из бандитов, вторя предводителю. — Сказано тебе, тащи пиво, да поживее!

Олле медленно двинулся к стойке, на которой стоял бочонок с медным краном, из которого корчмарь наливал пиво. При этом он все поглядывал на дверь, которая вела на кухню, словно кого-то ждал. Затем, взяв слегка дрожащими руками большие кружки, принялся наполнять их пенящимся темным пивом. Один из разбойников, тот, что вошел вместе с арбалетчиком, выхватил кружку из рук Олле, залпом выпив ее и сразу потребовав добавки. Остальные последовали его примеру, опустошая огромные сосуды, но при этом внимательно следя за оказавшимися у них в заложниках путниками, не помышлявшими, впрочем о сопротивлении.

— Ну вот, теперь можно и о деле поговорить, — произнес Фернан, напившись и утерев губы. — Скажи, воин, — обратился он к Ратхару, — Не знаешь ли ты, кто перебил несколько дней назад людей Хромого Жана, решивших обчистить на тракте недалеко отсюда одного гардского купца?

Ратхар, понявший, о каком именно купце идет речь, догадался, что перед ним товарищи погибших разбойников, не иначе, возжелавшие отомстить. Вот только он не как не мог понять, откуда эти люди могли узнать, где его можно найти.

— Не знаю, о чем ты. Я в охрану к купцам, тем более, к гардам, не нанимался, и еду своей дорогой. — Наемник решил побольше выяснить о происходящем, прикидываясь пока случайным человеком. При этом он нащупал пальцами рукоять метательного ножа, висевшего у него на левом запястье под рукавом. В случае если придется биться, он был уверен, что одного противника выведет из строя в первую секунду. Правда, разбойников было пятеро, и наверняка еще кто-то оставался снаружи, а неопределенность была сейчас равна смертельной опасности.

— Жан был почти что моим другом, — Фернан развел руками. — Мы с ним не раз вместе пиво пили после удачных дел, так что он не чужой мне человек. Потому, когда я узнал, что его самого и почти всех людей из его отряда перебили, мне захотелось увидеть того, кто сделал это. Там более, те, кто уцелел, рассказали мне, будто с ними разделался один человек, сражавшийся так искусно, что никто не мог его даже ранить, в то время как сам этот воин убивал своих противников настолько легко, будто те были соломенными чучелами на тренировочном плацу.

— Чудные вещи тебе рассказали! — рассмеялся воин. — Знаешь, те люди могли со страха еще и не такое придумать. Пожалуй, плохими воинами они были, а потому просто разбежались, едва поняли, что у купца есть хорошая охрана.

— Может и так, только я этих парней знаю, — возразил атаман, недобро прищурившись, изучавший неподвижно сидевшего наемника, точно какую-то диковинку. — Не станут они лгать, тем более говоря, будто почти три десятка человек смог разогнать одиночка. Ежели бы они и вправду струсили, так придумали бы, пожалуй, что с ними сражалась сотня солдат.

— Ну а мне что с того, о чем тебе порассказали эти бедолаги? — Ратхар сделал несколько недоуменный и самую малость раздраженный вид, словно ему приходилось беседовать с занудой, по нескольку раз повторявшим одно и тоже. На самом деле он пребывал в страшном напряжении, каждый миг ожидая удара, и лихорадочно решая, как действовать дальше. Воин понимал, что просто так разбойники их не отпустят, а значит, схватка была неизбежна.

— Конечно, может, тебе и вправду нет до этого дела, — насмешливо протянул разбойник. — Да только я узнал, что воин, расправившийся с ватагой Хромого Жана, был примерно твоих лет, с заметной сединой и к тому же с ним была женщина, скрывавшая лицо. А кроме вас двоих никого подходящего под это писание в округе нет. Ведь девица, что сидит рядом с тобой — твоя спутница? В общем, по всему выходит, что это ты и положил на лесной дороге немало славных парней.

— И что? — Ратхар скучающе смотрел на своего собеседника, всем своим видом демонстрируя полное безразличие к происходящему.

— Понимаешь, я не то чтобы сильно хотел отомстить, — Фернан подошел ближе, не выпуская рукоять меча. — Но мне захотелось сразиться с воином, который в одиночку выстоял против целого отряда. Мы все, — он кивком головы указал на своих товарищей, — уважаем мастерство, поэтому никак не могли спокойно оставить это дело. И мы очень обрадовались, догнав тебя, дружище.

— Выходит, вы просто хотите устроить поединок? — спросил с усмешкой наемник, ни на мгновение не спуская глаз с разбойников.

— Что-то вроде того, — кивнул вожак. — Считай, что нам скучно стало убивать простых солдат и наемников средней руки, которых берут в охрану купцы. Захотелось встретиться с настоящим мастером, с воином, по меньшей мере, равным нам, которому и проиграть не стыдно. Ты сразишься с нами по очереди, и если окажешься действительно так хорош, как мы думаем и как нам тебя обрисовали, то мы тебя отпустим.

— И всего-то? — Ратхар изобразил крайнюю степень удивления. Нельзя сказать, что он совсем не поверил своему собеседнику, ведь про атамана говорили, будто он любит такие развлечения. — А не идти ли тебе и твоим дружкам куда подальше, любезный? Я не гладиатор, чтобы сражаться вам на потеху.

— Куда же ты денешься, воин! — Фернан ощерился, встав напротив сидевшего за столом Ратхара, уже приготовившегося к прыжку.

Напускное спокойствие и веселость атамана, с которой он вел разговор прежде, словно ветром сдуло. Сейчас перед Ратхаром предстал жестокий воин, убивающий не задумываясь и считающий всех окружающих себя людей только куклами для отработки ударов. Зная подобную породу людей, наемник понял, что разбойник жаждет крови, вопрос только в том, чья же именно кровь может сейчас пролиться. Наемник кожей ощущал сгущающееся в таверне напряжение, словно в знойный летний день перед грозой. Решающий момент был близок, наступала пора действовать.

— Тебе не выйти отсюда, кроме как через наши трупы, — зло произнес атаман. — А если просто будешь сидеть, то мы сперва перережем их всех, — Фернан обвел взглядом зал, где сидели сжавшиеся от страха люди. — А затем и тебя прикончим, как быка на бойне.

— До них мне нет дела, — отрезал Ратхар. — Хоть режьте, хоть зубами грызите.

— А твоя спутница? И до нее тебе нет дела?

И в этот момент Ратхар, заметив, что внимание разбойников несколько притупилось, вскочил из-за стола, ногой отбрасывая дубовый табурет в направлении лучника и одновременно метнув короткий нож, выхваченный одним движением, в арбалетчика, замершего у дальней стены.

Разумеется, реакция у разбойников была отличная, поэтому лучник просто отскочил в сторону от летящей лавки, а вот арбалетчик немного замешкался, на какую-то долю секунды, и короткий клинок вонзился ему в плечо, не защищенное ничем кроме ткани камзола, заставив выронить оружие. И в то же время Ратхар, выхватив меч, атаковал оставшихся разбойников, которые, будучи вооружены лишь мечами, не были столь опасны для него. Мелианнэ, также обладавшая завидной реакций, сделавшей бы честь многим воинам, оказалась за спиной у Ратхара, ближе к стене. Она выхватила свои кинжалы, готовая прикрыть телохранителя от атаки сзади.

Первым против Ратхара оказался воин с саблей, с легкостью отразивший первый его выпад и сам стремительно атаковавший наемника. Для своего роста и немалого веса он двигался очень быстро, часто нанося удары и при этом постоянно перемещаясь перед противником, тем самым не давая ему сосредоточится для ответного выпада. Только Ратхар, бывший человеком сведущим в фехтовании, не собирался устраивать сейчас состязание в скорости и ловкости, поскольку против него было четверо бойцов, да еще один был ранен, но тоже мог стать опасным в определенной ситуации. Поэтому наемник, как будто ошеломленный натиском своего противника, подался назад, заняв позицию между двумя столами.

Разбойник, наступавший на телохранителя Мелианнэ, оказался стеснен в маневре и был вынужден идти только вперед, тесня своего противника. Несколько раз он почти сумел достать Ратхара, разрезав рукав его куртки и оставив клинком длинный порез на плече наемника, но большинство его ударов Ратхар с легкостью парировал, либо уклонялся от них. Разбойник, вооруженный саблей, вынужден был наносить больше колющие удары, ибо как следует размахнуться для рубящего, для которого и было предназначено его оружие, не мог по причине тесноты. А Ратхар, вооруженный простым мечом, мог колоть с той же легкостью, что и рубить. В конце концов, разбойник сделал глубокий выпад, а Ратхар, поймав его саблю своим клинком, отвел ее в сторону, одновременно выхватив из ножен на поясе длинный кинжал и вогнав его в бок своему противнику.

Разбойник, выронив саблю, отшатнулся назад и от внезапно пронзившей его боли рухнул на пол. Он не был убит, но рана оказалась весьма тяжелой, чтобы он мог продолжить бой. Кинжал Ратхара, к сожалению, остался в ране, ибо наемник не успел вытащить застрявшее в теле противника оружие, но это, в прочем, было не самым худшим результатом.

Путь наружу на мгновение оказался свободен, поэтому наемник ринулся вперед, стремясь скорее покинуть таверну и добраться до лошадей, но почувствовал вдруг, что Мелианнэ, раньше державшаяся у него за спиной, отстала, а раздавшиеся затем слова главаря разбойников, с интересом и без малейшего беспокойства наблюдавшего за поединком, подтвердили его спасения.

— Не хочешь забрать с собой свою эльфийку, воин? — Фернан заступил путь к выходу, лишив Ратхара возможности скрыться из таверны быстро. — Настоящему телохранителю такое поведение не делает чести. — Разбойник презрительно сплюнул: — И как только ты спутался с нелюдью!

Мелианнэ, которая ринулась вслед за Ратхаром, замешкалась, чем воспользовался воин, вместе с арбалетчиком перекрывший черный ход. Он атаковал эльфийку, зажав ее между двумя столами и прижав спиной к стене, тем самым не давая двинуться с места. Мелианнэ отчаянно отбивала все его атаки, сумев ранить своего противника в плечо и в бедро, но все же кинжалы, хотя это и неплохое оружие, уступили более длинному мечу, направляемому, к тому же, умелой рукой. Разбойник ловким ударом выбил из рук эльфийки один клинок, после чего плашмя ударил ее по плечу, почему-то не желая сразу калечить свою противницу. Мелианнэ, сорвав с себя плащ, швырнула его в лицо своего противника, намереваясь тем самым выиграть хотя бы пару секунд, но в тот момент лучник, оправившийся после первой атаки Ратхара, вскинул свое оружие и пустил стрелу так, что она вонзилась в стену в полудюйме от головы эльфийки. Следующая стрела, уже наложенная на тетиву лука, смотрела ей точно в лицо, не оставляя никаких шансов.

Буквально загнанная в угол Мелианнэ только и могла, что по молчаливому приказу стрелка бросить на пол кинжал, оставшись безоружной, и будучи отделена от своего спутника несколькими ярдами и двумя противниками. Мечник же, для большего спокойствия, приставил острие своего клинка к тонкой шее эльфийки, так, что одного движения руки было довольно, чтоб нанести обезоруженной и побежденной Мелианнэ смертельную рану. В подтверждение своих намерений разбойник надавил чуть сильнее, и по горлу эльфийки скатилась за ворот ее рубашки капля крови.

Ратхару хватило одного взгляда, что понять все это, а еще заметить в глазах юной принцессы отчаяние, с которым она смотрела на своего спутника. Мелианнэ понимала, что человек просто может уйти, оставив ее здесь, одинокую и беспомощную, но все еще надеялась, что воин не бросит ее. И этого было достаточно для наемника, чтобы принять нужное и единственно возможное сейчас решение.

— У тебя есть выбор, воин, — тем временем Фернан крадучись обходил кругом замершего Ратхара, поводя в воздухе клинком и не спуская глаз с противника, оказавшегося неожиданно опасным. — Если жизнь этой нелюди тебе очень дорога, то придется сразиться с нами по очереди, а если тебе она безразлична — то иди своей дорогой. У меня счеты к ее племени, поэтому твою жизнь я с радостью обменяю на жизнь твоей спутницы. Каков твой выбор?

— Умри! — Ратхар, выдохнув единственное слово в лицо своему новому противнику, кинулся в атаку.

Первый напор наемника был поистине страшен своей скоростью и силой. Едва ли нашлось бы много воинов, способных выстоять перед таким натиском, помноженным на огромное мастерство. Однако недаром за Фернаном и его людьми шла слава лучших бойцов. Разбойник смог отразить все выпады, каждого из которых могло бы хватить, чтобы менее умелого мечника отправить на встречу с Судией, а затем он и сам перешел в атаку. Клинки плели перед поединщиками стальную паутину, почти незримую, но при этом абсолютно непроницаемую.

Несколько секунд зал таверны оглашал лишь звон стали и хриплое дыхание бойцов, не уступавших друг другу ни в чем. Затем Фернан отпрянул назад, пытаясь получить время для передышки. Бой, хотя и короткий для постороннего человека, неискушенного в вопросах высокого искусства фехтования, отнял и у разбойника и у наемника немало сил, ибо биться на таких скоростях, на которых бились они, было на грани возможностей человека. Разбойник легко перепрыгнул через оказавшийся за его спиной стол, а Ратхар, не успев погасить силу удара, рубанул как раз по оструганным доскам, в которых застрял клинок. Воспользовавшись замешательством своего противника, Фернан попытался достать его длинным выпадом, но наемник уже высвободил оружие, и, увернувшись от меча Фернана, сам атаковал, огибая ставший барьером между бойцами стол. Божий Одуванчик, в прочем, отпрянул в сторону, пытаясь увеличить дистанцию между собой и Ратхаром. Он развернулся спиной к подпирающему стену таверны столбу, тем самым надежно защитив спину, что делал более по привычке, ибо в бою один на один это становилось излишним.

— Узнаю знакомые штрихи. — Фернан настороженно глядел на замершего в четырех ярдах перед ним наемника. — Кажется, такой манере боя учат на востоке, на побережье?

— Возможно, — Ратхар не двигался с места, находясь в такой позиции, из которой с равным успехом можно было атаковать и отражать удары. — А возможно и нет. Какая тебе разница, где я обучался?

— Охота знать, сколь велик мастер, которого мне доведется убить.

— Я еще жив, кажется, — заметил Ратхар.

— Неужто? — хищно оскалился разбойник. — Но ведь это можно исправить!

Фернан вновь уже сам атаковал, нанося удары со всех сторон и заставляя своего противника уйти в глубокую оборону. Разбойнику удалось ранить наемника в грудь и бедро, но эти раны были слишком незначительны, чтобы в ближайшее время повлиять на способность Ратхара сражаться. Сам Фернан тоже получил глубокий порез плеча, кровь из которого обильно заливала рукав его камзола.

В этот миг, когда все разбойники целиком были поглощены боем своего предводителя с незнакомцем, который оказался подлинным мастером, и даже разбойник, грозивший Мелианнэ, отступил назад на полшага, полуобернувшись и ослабив хватку клинка, один из купцов рискнул, ринувшись к окну, выходящему во двор. До этого он нашел довольно надежное укрытие под столом, тем более что на купца разбойники пока обращали мало внимания. Вероятно, повалившийся в нескольких дюймах от торговца раненый Ратхаром разбойник стал той песчинкой, которая перевесила чашу терпения. Не желая ожидать развязки разворачивающегося зрелища, он попробовал бежать, но прозвучал резкий свист и человек упал с торчащей из спины стрелой. И тут же Мелианнэ, настороженно ожидавшая удобного момента, швырнула в лучника, на мгновение ставшего почти неопасным, сгусток магического пламени. Ослепительно белый шар величиной с детский кулак врезался в грудь разбойнику, породив ярчайшую вспышку. Под сводами таверны раздался короткий крик, полный боли, который оборвался спустя миг. На пол повалилось нечто обугленное и жутко смердящее горелым мясом, в чем можно было с огромным трудом узнать человека.

Разумеется, мечник, ближе всех бывший к эльфийке, попытался ее атаковать, но в спину ему вонзился невесть откуда извлеченный трактирщиком, очутившимся позади него, длинный нож. Однако Олле не повезло, ибо разбойник, будучи лишь ранен, нанес ответный удар. Широкий клинок снес старому трактирщику полголовы, так, что мозги, перемешанные с кровью, забрызгали ближайшую стену. Но и эльфийка не медлила, подобрав с пола один из своих кинжалов, и вогнав двенадцать дюймов стали под нижнюю челюсть мечнику. Разбойник упал, а Мелианнэ мгновенно схватила его оружие. Пожалуй, меч был тяжеловат для эльфийки, привыкшей к более легкому оружию и манере боя, основанной не на силе, а на ловкости и быстроте, но в любом случае с длинным клинком она была гораздо более опасна для любого противника, чем с парой даг.

Несколько человек, до этого сидевшие, забившись в дальние углы, бросились прочь, решив, что единственный разбойник не столь опасен для них. Эти крестьяне не были привычны к звону мечей и льющейся крови, а потому сочли за лучшее скрыться. Один из них на свою беду ринулся прямо на Фернана. Он в последний момент попробовал увернуться, но длинный клинок рубанул его поперек спины, бросая на грязный пол. Однако этим воспользовался Ратхар, бросившийся в очередную атаку. Фернану удалось отбить первый его удар, но затем разбойник, не рассчитав силы, сам сделал выпад, а Ратхар, поймав своим клинком меч Фернана, отвел его в сторону и прежде чем разбойник успел поставить блок, полоса закаленной стали вонзилась ему в грудь, защищенную лишь стеганым кафтаном.

Фернан с хрипом повалился на пол, изо рта его вытекла струйка крови а в уголках губ появилась кровавая пена, свидетельствовавшая о том, что полученная им рана оказалась очень тяжелой и наверняка смертельной. Однако этот человек был истинным воином, хоть и выбравшим путь, порочащий такового. Он сделал попытку встать и из последних сил ударил Ратхара. Клинок рассек наемнику плечо, повредив мышцы, но ответный удар разрубил Фернану голову, положив конец одному из самых опасных и жестоких разбойников всего Дьорвика.

Тем временем находившиеся в таверне люди бежали прочь, но, оказавшись на открытом воздухе, попали прямо в руки еще двух воинов из отряда Божьего Одуванчика, которые приглядывали за купеческими слугами да заодно следили за тем, не появится ли на дороге стража. Один из них, вооруженный луком, расстреливал выскакивавших из таверны посетителей одного за другим, тратя на каждоготолько одну единственную стрелу. Второй, вооруженный парой коротких мечей, напоминавших фальчионы гномов, принялся кромсать караванщиков, которые, решив, было, что сила на их стороне, схватились за оружие. Взяв то, что оказалось под рукой, начиная от засапожных ножей и заканчивая дубинами, слуги набросились на разбойника, рассчитывая сломить его количеством, но один за другим погибали под ударами его клинков, не сумев нанести своему противнику, который был настоящим воином, закаленным во множестве схваток, ни единой царапины. Двор перед таверной превратился в некое подобие бойни, где всего лишь двое вооруженных людей за считанные секунды искромсали не менее десятка.

Ратхар, выскочивший из трактира, сразу увидел лучника, который машинально выстрелил. Наемник сумел увернуться от стрелы так, как делал это во время боя с разбойниками на лесной дороге. За те мгновения, которые стрелку были нужны для того, чтобы извлечь следующую стрелу, наложить ее на тетиву и взять прицел, Ратхар преодолел половину разделявшего их расстояния, но, видя, что не успевает, метнул меч. Оружие, по идее не предназначенное для такого рода использования, ударило лучника крестовиной по лицу, заставив выпустить из рук собственный лук. А Ратхар, уподобившийся молнии, не иначе, настиг своего противника в следующий миг. Высоко подпрыгнув, он ударил разбойника обеими ногами в грудь, ломая тому ребра. Неудачливый лучник упал, и более уже не поднимался, не то убитый, не то тяжело искалеченный.

Однако последний разбойник, увидев гибель своего товарища, мгновенно атаковал Ратхара, полагая, что один противник не станет для него слишком сложной целью. В этот момент Ратхар, уже получивший несколько ран, которые, будучи каждая по отдельности почти незаметны, вместе ослабили воина, потерявшего немало крови, только поднимался с земли, пытаясь скорее добраться до меча. И казалось, что победа уже в руках разбойника, не измотанного поединками, а потому быстрого и крепкого.

Однако внезапно путь мечнику преградила Мелианнэ. Она шла следом за Ратхаром, который собственным телом прикрывал ее от стрел, пытаясь поближе подобраться к лошадям. Увидев, что ее спутник в опасности и разбойник его явно опережает, эльфийка не раздумывая ринулась в бой. Она сражалась непривычным оружием, отличным от эльфийских клинков и формой и балансом, да к тому же еще весьма тяжелым для ее руки, но это не помешало Мелианнэ встретить атаку разбойника. Человек, не принимавший изначально в расчет эльфийку, хоть та и была вооружена, попытался сходу смести ее, засыпав градом ударов, однако его клинки, казалось, неумолимо мчавшиеся к цели, наткнулись на грамотную защиту и все удары увязли в той сети, которую меч плел перед новой его обладательницей.

Все же не столь сильная физически Перворожденная не могла долго выдерживать мощную и весьма умелую атаку одного из присных Фернана, поэтому Мелианнэ, все еще отражая сыпавшиеся на нее удары, начала пятиться назад. Но уже и Ратхар, вооружившись, вступил в бой. Разбойник поначалу решил, что ему теперь придется биться с двумя противниками, однако Мелианнэ благоразумно убралась подальше, ибо, не будучи сработавшейся парой, они с Ратхаром могли скорее помешать друг другу, чем помочь. В прочем, помощь наемнику едва ли была нужна. Он метался вокруг рассекавшего воздух своими фальчионами разбойника, постоянно атакуя с разных направлений, нанося удары то снизу, то сверху, то делая длинные выпады, то принимаясь просто рубить. Большинство этих ударов наталкивались на сталь разбойника, в свою очередь вынужденного перейти к защите, но пару раз наемник уже сумел нанести ему раны. По лицу противника Ратхар текла кровь из глубокого пореза на виске, полученного когда разбойник пропустил скользящий удар, чудом не снесший ему полчерепа.

И все же разбойник, будучи умелым воином, допустил ошибку, открывшись на миг, а Ратхар, будучи еще более искушенным бойцом, не замедлил этой ошибкой воспользоваться. Его клинок устремился в живот разбойника, но последний сумел отвести удар, поэтому меч наемника вонзился ему в бедро, сразу лишив подвижности. Ратхар метнулся влево, как бы собираясь атаковать противника сбоку, а когда тот повторил его движение, нанес сильный удар справа, разрубив ребра противнику.

Разбойник упал, обливаясь кровью, и попытался из последних сил отползти в сторону, но следующий удар Ратхара оборвал ему жизнь. Наемник вовсе не был кровожадным, но, видя, что полученные его противником раны смертельны, решил проявить то, что сам считал милосердием, оборвав мучения воина.

— Нужно скорее убираться отсюда, — голос наемника срывался на хрип, грудь его после тяжелой схватки тяжело вздымалась, а одежда во многих местах была уже пропитана кровью. Но все же воин твердо держался на ногах, доказывая, что его раны лишь кажутся страшными. — Мало ли кто может идти по их следу.

— Подожди, — эльфийка, видя, что Ратхар устремился к коновязи, где ждали своих хозяев их скакуны, кинулась к лучнику, подобрав оброненное им оружие и сдернув с мертвеца саадак, из которого торчало оперение примерно пары дюжин стрел. — Полагаю, мне это пригодится.

— Ты справишься с ним? — спросил наемник, имея в виду, разумеется, лук. — Он, должно быть, весьма тугой для тебя.

— Не забывай, кого считают лучшими стрелками из лука по эту сторону Шангарских гор, человек, — эльфийка довольно усмехнулась, забросив оружие за спину. Теперь она не чувствовала себя беззащитной.

Они вскочили на лошадей, и, не жалея животных, понеслись прочь от ставшей похожей на бойню таверны «Старый мул», еще недавно казавшейся вполне приличным и довольно уютным местечком.


Ратхар со своей спутницей уже скрылись за горизонтом, когда на дороге показалось полтора десятка всадников, одежда которых несла дьорвикские гербы. Они приблизились к таверне, взяв ее в кольцо, поскольку издалека увидели лежащие перед ней окровавленные тела, и в этот момент один из разбойников, тот, которого Ратхар первым ранил еще в таверне, выбрался на улицу.

— Эй, ты, бросай оружие! — крикнул один из солдат разбойнику, державшему перед собой тяжелую баделеру, однако тот не внял приказу, равно как и голосу разума, твердившему, что выходить в одиночку, да еще будучи раненым, против дюжины воинов — это даже не смешно.

Пожалуй, стража ничего не сделала бы раненому ватажнику Фернана, но воин по привычке схватился за оружие и двинулся к ближайшему от него всаднику, хотя едва мог стоять на ногах. Увидев блеск стали и поняв, что незнакомец не собирается выполнять требование его товарища, один из стражников, совсем еще молодой безусый воин схватил висевший у луки седла арбалет, резко рванул рычаг, натягивая тетиву, и с десятка шагов выпустил болт. Он не хотел на месте убивать разбойника, стреляя ему в плечо, но тот на свою беду решил увернуться, и тяжелый короткий дрот вонзился ему в грудь.

— Проклятье, что здесь происходит? — один из стражников, носивший знаки отличия десятника, спешился и подошел к сраженному его товарищем человеку. — Хотелось бы знать, кого ты отправил к Судие, Харт.

— Сержант, прикажите вашим людям обыскать таверну. Пусть посмотрят, нет ли здесь живых. — Один из всадников, оставшийся в седле, обратился к командиру разъезда стражи. Сам он носил армейский мундир, украшенный, ни много, ни мало, серебряным шитьем, что выдавало высокое звание. — Нам нужно найти свидетелей того, что здесь случилось.

Пять стражников, подчиняясь приказу десятника, вошли в таверну, настороженно поглядывая на изрубленные тела во дворе и держа наготове оружие. Еще трое были посланы осмотреть окрестности.

— Командир, сдается мне, я знаю этого малого, — крикнул один из солдат, в этот момент стоявший над телом мечника, сраженного Ратхаром.

— Что ты хочешь сказать? — непонимающе вскинул брови десятник.

— Когда я служил на западе, мы охотились за шайкой Фернана, — пояснил воин. — Тогда этот мерзавец от нас ушел, но я помню приметы некоторых его людей. Мы в тот раз окружили банду в лесу, а на всех дорогах выставили заслоны, вот и рассматривали каждого, кто через них проходил. Что хотите думайте, но этот малый — Крошка Эдвин, а еще его прозвали Двуруким Эдвином, он бьется сразу двумя клинками, видите, — стражник пнул носком сапога один из фальчионов, лежавших возле трупа. — Вернее, теперь уже бился.

Ни десятник стражи, ни сопровождавший его армейский офицер не поверили стражнику, решившему вдруг, что в такой глуши невесть откуда появилась неуловимая банда, известная во всем Дьорвике. Тем временем солдаты, обыскивавшие трактир, вытащили из какого-то закутка одного из людей, которым не посчастливилось оказаться в таверне в момент появления там разбойничьего отряда. На воинов, обследовавших таверну, произвело неизгладимое впечатление то, что увиденное внутри.

— О боги, — с изрядной долей ужаса произнес один из стражников. — Это сущая бойня! Людей, как туши разделывали! — Похоже было, что воина, немолодого, судя по виду, бывалого, сейчас вытошнит.

— Там, внутри, Божий Одуванчик, — другой стражник не забывал о деле, хотя залитый кровью трактир был зрелищем не для слабонервных. Как и большинство стражников, этот боец помнил описание знаменитого атамана, наводившего страх уже не один год, и сразу опознал покойника по шраму на лице, а также еще одной примете — отсутствию на левой руке безымянного пальца, из-за чего разбойник всегда, даже в летний зной, носил перчатку, скрывавшую увечье. — Он убит, десятник, — доложил воин, кажется, сам еще не поверив в это. — И, похоже, там все его люди, — добавил стражник. — Тоже мертвы.

— Да-а, — задумчиво произнес десятник, глядя на тела разбойников, которые его воины выносили из таверны и укладывали в ряд во дворе. — Вот уже кто бы мог подумать, что они найдут свой конец в кабацкой драке! — В голове не укладывалось, что грозный атаман, отчаянный, беспощадный и невероятно дерзкий, на руках которого была кровь десятков стражников, а также купцов и их слуг, погиб. И можно было только гадать, кто же тот воин, что смог сразить слывшего непобедимым в схватке на клинках разбойника.

Единственный свидетель, по странной прихоти судьбы не получивший ни царапины, страшно нервничая, заикаясь от волнения, как мог, поведал обо всем, что произошло незадолго до появления стражников, опоздавших, как выяснилось, самую малость, чтобы познакомиться лично с убийцей знаменитого разбойника. Пока чудом уцелевший крестьянин рассказывал о том, что ему довелось увидеть и услышать, офицеры только переглядывались, но стоило им услышать о том, что не более как полчаса назад здесь была настоящая эльфийка, оба мало что не открыли рты от изумления.

— Десятник, немедленно пошлите в форт одного из своих людей, — распорядился офицер. — Нужно срочно подать весть в Нивен о том, что мы напали на след эльфийки, пусть поднимают заставу и разошлют вестовых на все кордоны. Уверен, далеко они уйти не успели, — старший офицер вспомнил строжайший приказ, которые они получили всего несколько дней назад, приказ, высланный из столицы, и решил принять на себя командование. — И пусть также сообщат, что банда Фернана Божьего Одуванчика уничтожена. В Нивене этому известию многие будут рады.

Выполняя приказ офицера, один из стражников пришпорил своего коня и через несколько мгновений скрылся из виду, умчавшись в направлении заставы. По его сигналу несколько десятков воинов должны были приняться прочесывать округу, разыскивая двух человек, вернее, человека и эльфийку, а томившийся до поры в клетке почтовый ястреб, заранее привезенный из столицы, вскоре сорвется в высь, унося в невесомом медном цилиндре, прикрепленном к лапке, короткое послание. Всего несколько слов должны будут привести в действие настороженный уже весьма долгое время капкан, расставленный на эльфийскую принцессу, в это время еще ни о чем не подозревавшую, которая была гораздо ближе от внезапно посетившего таверну отряда стражи, чем они полагали.

Глава 7. Торговцы смертью

— Ваше величество, счастлив вас заверить, что наш план начинает работать, — на лице начальника дьорвикской разведки Бергхардта Дер Калле сияла улыбка. — Всего чуть более часа назад с одной из застав вблизи южной границы прислали известие о том, что искомая нами эльфийка замечена в тех краях. По их сведениям, ее сопровождает какой-то воин, судя по всему — наемник.

— Они не поймали ее? Но как же так вышло, что они о ней знают, Бергхардт, — король стоял у окна, повернувшись спиной к своему собеседнику, и смотрел, как на плацу к параду готовились его гвардейцы. Солнечные лучи играли на начищенных до блеска доспехах и остриях копий чеканивших шаг воинов, и государь Зигвельт невольно увлекся этим зрелищем.

Близился праздник, день победы над Келотом, случившейся почти век назад. Лишь немногие ныне знали, что великая война была лишь вторжением объединенных отрядов нескольких келотских баронов и горстки оставшихся не у дел наемников, которые успели разграбить и предать огню несколько приграничных селений, прежде чем отряды пограничной стражи взяли их в кольцо и почти всех перебили, позволив уйти живыми лишь считанным единицам. Однако мудрые правители Дьорвика понимали во все времена, что народу нужны герои и лишний повод для праздника, когда раздачей бесплатного дрянного пива можно купить любовь подданных, а потому с годами это событие, сначала казавшееся ничем не примечательной сварой, закончившейся для обеих сторон без каких-либо успехов, превратилось в великую войну, завершившуюся едва ли не взятием Харвена, келотской столицы. Теперь каждый год в ознаменование великой победы на главной площади Нивена проходил малый парад с участием гвардейцев и расквартированных в городе отрядов пехоты, перетекавший затем в народные гулянья, не столь пышные правда, по сравнению с днем рождения короля, но тоже вполне громкие.

Сам Дер Калле, только явившийся на срочную аудиенцию к государю, стоял посреди его рабочего кабинета, расположенного на самом верхнем этаже одной из дворцовых башен. Здесь Зигвельт Шестой, милостью богов правитель Дьорвика, уединялся, занимаясь по настоящему важными делами, в числе которых было и ознакомление с отчетами тайных агентов, хранивших мир и покой в королевстве тем, что находясь в весьма отдаленных краях, своевременно находили ростки угрозы Дьорвику и принимали все необходимые меры для их искоренения, в том числе прибегая к шантажу и убийствам. Зигвельт очень хорошо понимал важность разведки, поэтому относился к делам плаща и кинжала с должным вниманием, не зря возвысив и приблизив к себе и самого Бергхардта, при котором тайная служба стала работать во много раз качественнее, управляемая бывшим конфидентом, не понаслышке знавшим обо всех особенностях невидимого фронта, как в этом мире еще иногда называли разведку.

— Эти двое, я имею в виду эльфийку и того человека, ввязались в одной и придорожных забегаловок возле границы в схватку с самим Фернаном Божьим Одуванчиком, прикончив его и еще нескольких удальцов из его отряда, а затем скрылись, едва разминувшись со случившимся на дороге отрядом стражи, — чувствуя, что недовольство короля пока лишь показное, принялся объяснять Дер Калле, сжато пересказывая доставленное ему донесение. — Собственно, стражникам повезло, что один из посетителей этого трактира оказался жив. Он и рассказал все как было, по счастью, запомнив, что там была именно эльфийка, а уж стража…

— Постой, ты говоришь, они положили самого Фернана? — Зигвельт резко обернулся, с удивлением уставившись на начальника тайной службы. — Знаменитого Фернана Божьего Одуванчика, душегуба и разбойника, того самого неуловимого атамана?! — уточнил король. — Твои люди и вся наша армия, вся стража, гонялись за этим дьяволом несколько лет, сумев за это время разменять на полдюжины его головорезов едва ли не сотню солдат, а тут какой-то одиночка расправился со всей бандой? Это же не укладывается в рамки здравого смысла.

Король удивленно помотал головой, резонно усомнившись в правдивости слов своего соратника. Ну никак не мог такой человек, как атаман Фернан, погибнуть в схватке с обычным наемником, к тому же навеки успокоившим и всю его шайку, просто так, за компанию. Поверить в то, что в одночасье перестала существовать самая грозная разбойничья ватага, несколько лет подряд наводившая своей дерзостной жестокостью страх не только на крестьян и торговцев, но и на суровых воинов королевской стражи, было не так просто, хотя и глупо казалось не доверять очевидному.

— Если говорить точно, то эльфийка, вероятно, внесла немалую лепту в это событие, — добавил особой канцелярии королевства. — Один из разбойников, опознать которого уже нет возможности, был найден сгоревшим дотла, что, по словам лекаря, приписанного к той заставе, является следами магии. К сожалению, там нет поблизости толкового волшебника, который точнее мог бы все объяснить, но у меня лично нет сомнений в том, что это дело рук именно эльфийки, — заключил Бергхардт Дер Калле. — Хотя, все же должен признать, разбойники действительно наткнулись на воина, которому, пожалуй, могли бы позавидовать и гвардейцы Вашего величества, ибо кроме одного все люди Фернана были убиты обычной сталью, явно управляемой умелой рукой.

— Магия, говоришь… — задумчиво хмыкнув, король подошел к столу, заваленному целой кипой бумаг разного вида и различной величины, от небольших книжечек в кожаном переплете до огромных свитков, содержавших, скорее всего, какие-то указы. — Вот, Бергхардт, прочти это, будь любезен. Мне эту бумажку прислал намедни Амальриз. Скажу тебе, тут пишут о вещах весьма странных.

— Позвольте, Ваше Величество, — Бергхардт, учтиво, но без подобострастия, поклонившись, принял из рук короля длинный свиток, украшенный печатями с гербом Рансбурга.

«Доклад капитана городской стражи вольного города Рансбурга… — цепкий взгляд бывалого шпиона, которые еще несколько лет назад сам занимался разведкой, так сказать, „в поле“, а не сидя в кабинете, выхватил сразу самые важные слова. — Патруль стражи осматривал дом городского советника Герарда… нападение неизвестного воина в рыцарских доспехах… убиты пятеро стражников, еще четыре человека искалечены… сбитый с ног противник рассыпался на части, оказавшись пустым доспехом, приведенным в движение силой черного колдовства… найдены тела советника, четырех его слуг и еще двое неизвестных, похожих на разыскиваемых за множественные убийства опасных преступников. Единственная свидетельница происшествия также утверждает, что из дома советника выходил гном».

— Что это за ерунда? Какая-то магия, пустые латы, убивающие стражников, это похоже на бред, — Дер Калле пожал плечами, вертя в руках свиток. — И почему это донесение попало в руки придворного мага раньше, чем к моим людям? — Спросил недовольно глава разведки, профессиональное самолюбие которого было ощутимо задето в этот миг.

— Ты почитай, что там сам Амальриз приписал, внизу есть его пометки, — предложил король, отлично знавший о некоторой неприязни, сложившейся между Дер Калле и чародеем. — Все, о чем тут написано, абсолютно достоверно. Член городского совета убит в собственном доме вместе с прислугой.

— Судя по описанию произошедшего и скопированных дознавателями городской стражи символам, которые были нанесены на доспехи, имела место высшая магия гномов, ныне почти не используемая по причине отсутствия среди них мастеров должного уровня… — Бергхардт вслух прочитал написанное знакомым ему мелким почерком Амальриза примечание в самом конце документа. — Способности гномов повелевать металлом и камнем позволяют создавать из этих материалов големов, выполняющих вложенный в них приказ.

— Наш мэтр может быть и весьма заносчив, но уж в своих магических делах он является, бесспорно, одним из лучших на всем континенте, — заметил Зигвельт. — Я верю его выводам, а это значит, что в дело вмешалась третья сторона, точнее, четвертая, если учесть, что и весть о принцессе мы получили, скорее всего, от людей Фолгерка.

— Постойте, Ваше Величество, — Дер Калле воздел палец вверх, задумавшись на мгновение. — Точно, я помню, как один смышленый малый из отдела особого сыска в своем отчете высказывал предположение, что советник Герард из рансбургского магистрата является тайным агентом И’Лиара. Признаюсь, тогда его слова показались мне вымыслом, никаких веских улик не нашлось, но серьезно мы его, кажется, не проверяли.

— И что ты хочешь сказать этим?

— Возможно, за нашей принцессой и впрямь началась большая охота, — предположил Дер Калле, когда это необходимо, способный очень быстро делать верные выводы из увиденного и услышанного. — Если рекомый Герард являлся действительно шпионом эльфов, он мог дать убежище беглой Перворожденной, но гномы, зная о том, что он состоит в связи с И’Лиаром, могли придти к нему за эльфийкой. Однако, судя по всему, она успела покинуть его дом, ведь сообщения о смерти советника и этом деле с Фернаном пришли почти одновременно. В таком случае, у нас появляется еще один серьезный соперник.

— Ты мне только одно объясни, как гномы могут спокойно разгуливать по нашим городам и колдовать направо и налево? — голос короля звучал слишком спокойно, а именно это и было первым признаком охватившего Зигвельта негодования, что его собеседник понял уже давно. — Ведь в обязанности твоей канцелярии входит и борьба с вражескими шпионами, — напомнил государь. — А гном-чародей, который знает заклинания, по словам Амальриза давно забытые, едва ли не может таковым считаться.

— Ваше Величество, этот гном мог быть и вашим подданным, — оправдываться было опрометчиво, ибо глава особой канцелярии тем рисковал привести короля в еще большее негодование, но и покорно молчать Бергхрадт Дер Кале не мог. — В Дьорвике испокон века живет немало их мастеров, даже в столице есть большая их колония. Но я направлю в Рансбург лучших своих людей, чтобы они там все проверили в точности.

— Да уж направь, будь любезен, наведи там порядок, а то ходят всякие недомерки и забавляются, убивая наших воинов древними заклятьями, — король кивнул, придав своему лицу несколько недовольное выражение, хотя Бергхардт, будучи весьма близок к правителю, понимал, что оно более напускное, нежели истинное. — И держи меня в курсе всего происходящего на юге.

— Разумеется, сир, — глава королевской разведки поклонился, чувствуя, что опасность миновала. Король верил Бергхардту Дер Калле, и прощал ему многие ошибки, но все же в том, чтобы становиться мишенью для монаршего гнева, приятного было мало.

— И еще, — добавил Зигвельт. — Пора побеспокоить Дер Касселя. Доблестный капитан моей славной гвардии, поди, уже заждался вестей от нас, сидя в Ландорфе. Да вот, кажется, нашлось дело для его рубак.

— Я уже послал вестника к Амальризу, Ваше величество, — Бергхард принял чуть горделивый вид, радуясь, что сумел опередить самого короля, который всегда был сторонником быстрых действий, требуя того же и от своих подданных, особенно от тех, кто были им же и наделен особой властью.

— Самовольничаешь, Бергхардт, — Зигвельт усмехнулся. — Что ж, хвалю за службу, но только учти, чтобы больше мне никакой Амальриз такие вот вещи не присылал. — Король потряс в воздухе отчетом из Рансбурга: — Это твоя юрисдикция, твоя и только твоя. Если еще раз поморгаешь нечто подобное, пеняй на себя, — пригрозил государь.

— Прошу прощения, Ваше величество, впредь такого не будет! — отчеканил глава тайной службы, вытянувшись во фрунт.

Бергхардт понял, что король не шутит, к тому же и сам начальник тайной службы чувствовал себя несколько униженным, ибо весть о подобных рансбургским событиях должны были прислать именно его агенты, а не придворный маг, которого Дер Калле считал в некотором роде своим соперником.

— Ладно, ступай работать, — король сделал неопределенный жест рукой, после чего Бергхардт, отвесив по-военному четкий поклон, вышел прочь из королевских покоев, едва ли не бегом кинувшись в резиденцию своей службы.

Бергардту Дер Калле было о чем подумать сейчас. Не в последнюю очередь начальник королевской разведки намеревался разобраться в том, чье же ротозейство стало причиной не слишком суровой, но все ж таки весьма неприятной выволочки, которую ему устроил Зигвельт. И еще нужно было теперь взять поиски эльфийки под личный контроль в полной мере, ибо Дер Калле вовсе не жаждал того, чтоб по вине еще одного болвана, по ошибке оказавшегося среди сотрудников особой канцелярии, столь ценный приз достался кому-то иному, будь то гномы или хоть сам всевеликий Семург.


А в это самое время эльфийская принцесса Мелианнэ, ставшая в последнее время главной и едва ли не единственной темой разговоров в замке короны, задумчиво сидела в седле двигавшейся спокойной рысью лошади, смирной кобылки, которая за неимением лучшего служила принцессе средством передвижения.

Разумеется, ни Мелианнэ, ни следовавший за ней Ратхар и понятия не имели, что их скромные персоны приковали к себе внимание множества людей, начиная от сержантов стражи, командовавших затерянными в глухих лесах приграничья заставами, и заканчивая теми, в чьих руках была сосредоточена вся полнота власти в королевстве. Собственно, в настоящий момент путников это заботило в последнюю очередь, хотя, узнай Ратхар, что на него обратили внимание даже во дворце короны, он, вероятно, испытал бы законную гордость за себя. Но, в прочем, наемник и без выводов королевских чиновников знал себе цену, да и не особо он гордился тем, что за свою весьма долгую жизнь выучился быстро и без лишних движений убивать людей, пускай это умение и кормило его долгие годы, порой позволяя сохранить жизнь и выпутываться из весьма опасных историй.

Тем более путникам, спокойно ехавшим по пустынной лесной дороге, неоткуда было знать, что в поиски, вернее в охоту за путниками включились помимо людей еще и гномы, сумевшие хоть и с некоторым опозданием, но зато быстро и точно взять их след. Вести о том, что за человеком и эльфом идет настоящая охота, конечно не оставили бы странников вовсе равнодушными, но все же Мелианнэ и Ратхара сейчас занимали совсем другие заботы.

Благополучно разрешив внезапно возникшие с разбойничьим отрядом Фернана разногласия, закончившиеся безвременной кончиной последнего, эльфийка и наемник сочли за лучшее как можно скорее покинуть трактир «Старый мул», ныне едва ли способный дать пристанище случайным путешественникам, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не удосужится убрать трупы, в изобилии лежавшие в таверне и возле нее, и отмыть со стен брызги крови. Нужно сказать, что беглецам сильно повезло, ибо они совсем ненамного разминулись со случившейся в тех краях стражей. Помедли они, и долгое путешествие принцессы Перворожденных, полное опасностей, могло завершиться гораздо раньше, чем сама эльфийка предполагала, и совсем не так, как она того хотела. Однако те, кто отвечает за судьбы смертных, видимо, в этот раз дали путешественникам шанс, поэтому они благополучно успели покинуть место кровавого боя, оставив после себя, как уже и было сказано, только трупы.

На расстоянии одного перехода от таверны близ тракта не было более никакого человеческого жилья кроме небольшой деревни, находившейся не более чем в миле от «Старого мула». Разумеется, там эльфийка не собиралась показываться на глаза никому, с чем был согласен и ее телохранитель, а потому они двинулись по дороге в ранее выбранном направлении, никуда не сворачивая, и с наступлением вечера вынуждены были устроить себе привал в лесу. Собственно, можно было продолжить путь и в темноте, но все же это было рискованно, несмотря на чутье человека и магию Мелианнэ, которая, в прочем, уже однажды дала сбой, и никто не мог быть уверен, что подобное впредь не повторится.

Окрестные леса, о чем всем было хорошо известно, были буквально переполнены всяческим чародейством, которое, если верить книжникам, сохранилось здесь с тех времен, когда на свете еще и людей не было. И эта магия, ныне лишенная хозяев и существовавшая сама по себе, была весьма опасна по отношению к любому живому существу, которое ненароком нарушило бы некие незримые и никому доподлинно неизвестные границы. Причем, как и подобает злу, силу эта волшба набирала именно в ночную пору, становясь гибельной для всего, до чего она могла дотянуться, при свете же солнца словно бы забиваясь в глубокие норы, подобно дикому зверю. Поэтому-то Ратхар и предложил ночь провести на одном месте, не подвергая себя напрасному и ничем пока не оправданному риску. Воин хоть и давно уже отвык бояться темноты, но все же испытывал некие неприятные чувства при мысли о том, что примет смерть не в бою от честной стали, а от лап или клыков какого-то лесного демона, вылезшего из неведомых глубин мироздания, и способного в эти глубины утащить его, Ратхара, душу. К тому же наемник был ранен и порядком ослаб за время пути, ибо сам же и настоял на том, чтобы как можно дальше убраться от таверны, куда, по его мнению, мог в любой миг нагрянуть кто угодно, начиная от случайного путешественника, и вплоть до приятелей разбойничьего главаря, решивших узнать, куда же это пропал их любимый атаман.

Расположившись недалеко от тракта, который оказался скрыт от путников, равно как они сами — от любопытных глаз тех, кто мог оказаться на дороге, густым кустарником, Ратхар и Мелианнэ наконец смогли заняться собой. Раны наемника все же оказались не такими опасными, как выглядели, поэтому воин, умевший, как и подобает, не только наносить увечья, но и излечивать их, хотя бы позволяя раненому дожить до встречи с опытным лекарем, сам промыл их, пресекая возможные осложнения в виде попавшей в раны грязи, а затем и перевязал. Мелианнэ хотела, было, предложить свою помощь, ибо полагала свою магию вполне достаточной для врачевания порезов, пускай и глубоких, и обильно кровоточащих, но ее участие не понадобилось вполне способному позаботиться о себе наемнику. Зато эльфийка, призвав на помощь все свои уже несколько подзабытые умения, окружила их стоянку сторожевыми чарами, которые не дали бы никому приблизится к путникам без их ведома, прежде, разумеется, убедившись, что поблизости нет никакой враждебной магии, тех самых «гиблых мест», о которых знал каждый человек, путешествующий по этим краям. Остановить незваных гостей, правда, чары Мелианнэ едва ли смогли бы, прояви те хоть немного упорства, но в любом случае они давали возможность встретить чужаков на ногах и с оружием в руках. Такая предосторожность была, нужно заметить, вовсе не лишней, поскольку никто не мог быть уверен, что по следам двух путников не пущена погоня, причем не важно, кем именно, солдатами ли, или же разбойниками, решившими наказать убийцу своих товарищей.

Ратхара сложившаяся ситуация в некотором роде забавляла, ибо в который уже раз за время их недолгого путешествия, едва выйдя к людям, путники оказывались в гуще сражения, а те, кому в этот момент довелось оказаться рядом, в большинстве своем гибли, причем смерть их была, в общем-то, случайной. Наемник не был настолько суеверен, чтобы полагать все происходящее павшим на них проклятием или чьими-то злыми чарами, вследствие чего впадать в панику, чего можно было ждать от человека малодушного. Но все-таки он находил подобный ход событий несколько странным и опасным. И все же Ратхар был весьма доволен тем, что и сам, и его подопечная сумели выкрутиться из тех передряг, которые для немалого количества их случайных попутчиков и тех, кто по глупости своей пытался встать на их пути, оказались смертельными. В немалой степени, разумеется, удовлетворение наемника было вызвано и его победой над Божьим Одуванчиком, который был действительно одним из лучших мастеров меча во всем Дьорвике.

Вновь эльфийка и человек остались наедине в лесу. Они сидели возле небольшого костерка, разведенного не столько для тепла и приготовления пищи, хотя ночи становились все более холодными, а деревья теряли листву, образовавшую густой ковер под ногами, скрывавший любые шаги, а более для уюта и собственного спокойствия, ибо не особо радостно сидеть в глухой чаще в полной темноте, полагаясь лишь на сияние звезд, усыпавших ясное небо, что могло быть, кстати, и предвестником заморозков, которые в эту пору нередко случались уже в южном Дьорвике, хотя до наступления глубокой осени еще было долго. Раньше уже не раз потоки морозного воздуха с северных равнин проносились над Дьорвиком, причиняя особенно много бед крестьянам, которые сейчас еще не успели убрать весь урожай.

Оба расположились подле огня на собственных плащах, устроившись на корточках, в той позе, в которой любили сидеть в своих шатрах корханцы, не признававшие ничего, кроме коня, верхом на котором проводили день, и конской попоны, служившей им постелью ночью.

Ратхар и эльфийка долго сидели молча друг напротив друга, глядя на то, как огонь весело пожирает скормленный ему хворост, добытый неподалеку, и время от времени, бросая друг на друга короткие быстрые взгляды. Им почти не о чем было говорить, ибо каждый имел свою цель, которой и пытался достичь как можно скорее, хотя о целях наемника та же эльфийка имела представление весьма смутное, не принимая всерьез его слова насчет заплаченного Герардом золота, которое он, дескать, честно отрабатывает. Она уже успела приглядеться к человеку, волею судьбы ставшему ее спутником и уже успевшему, спасая эльфийке жизнь, сделать ее в некоторой мере своей должницей. Мелианнэ понимала, вернее, полагала, что может понять своего телохранителя, и считала, что Ратхар не из тех, кто все делает ради одного лишь золота, ради наживы. Она, хоть и не часто доводилось принцессе видеть обычных наемников, да и вообще людей, считала, что Ратхар не похож на солдата удачи. Этот человек, не лишенный благородства, к тому же владевший оружием так, как не всегда им мог пользоваться настоящий рыцарь, обучаемый воинскому мастерству с пеленок, был кем-то иным, но явно не обычным рубакой, из тех, что готовы действительно за пригоршню монет продать свой меч и свою честь любому встречному, не заботясь о праведности войны и справедливости отдаваемых приказов. В прочем, все умозаключения Мелианнэ, в чем она и призналась себе сама, могли оказаться ошибочными, ибо, не будучи знакома с представителями солдат удачи, а зная о них и их повадках более по книгам и чужим рассказам, она не была уверена, что способна с абсолютной достоверностью судить о том, кто был в этот момент рядом с ней. Но, как бы то ни было, Мелианнэ чувствовала себя рядом с Ратхаром в безопасности, пускай и находилась в этот миг в забытой богами глуши, где даже лес не был надежной защитой для Перворожденной.

— Ты мог бы просто уйти, не ввязываясь в бой с теми людьми в трактире, — Мелианнэ нарушила становившееся тягостным молчанием, оторвавшись от созерцания медленно догоравшего костра и взглянув на наемника, имевшего вид спокойный и безмятежный, будто и не было недавно схватки с бандитами и поспешного бегства. — Вместо этого ты рискнул, приняв вызов на бой от воинов, которые, как я понимаю, среди вас считаются почти непобедимыми.

— Как видишь, э’валле, их слава оказалась больше, нежели их истинная сила и мастерство, — пожал плечами Ратхар, взглянув на свою спутницу. — Так часто случается, когда вместо мечей дело делают страшные слухи, лишающие храбрых силы, а ловких — умения, и опутывающие даже самых отважных воинов страхом, отнимающим у них победу.

— Не думаю все же, что те воины снискали свою славу лишь только благодаря слухам, — с сомнением произнесла эльфийка. — Я полагаю, что они просто наткнулись на того, кто в своем мастерстве превзошел их неизмеримо, встретив его там, где не ожидали. — Мелианнэ бросила внимательный взгляд на своего спутника, хранившего невозмутимый вид. — И еще я думаю, что таких воинов, как ты на этой земле едва ли больше, чем пальцев на обеих руках. Но все же, скажи, почему ты решил рисковать собой ради меня?

— Я заключил договор, госпожа, — Ратхар опять пожал плечами и пошевелился, поудобнее устраиваясь на разостланном поверх травы плаще. — Я принял плату и обещал сохранить тебя в целости и сохранности до самой границы с владениями твоего народа, а слово, данное единожды, я привык держать. К тому же не в моих правилах бежать прочь, едва увидев обнаженные мечи, а что до их славы, так и я счел для себя честью сойтись в бою с теми, кто своими подвигами держит в страхе половину королевства. — В памяти наемника вновь всплыло испуганное лицо принцессы, окруженной разбойниками, но он не нашел в себе сил сказать правду. Да, им в немалой степени двигал долг, в том числе и перед самим Герардом, которому Ратхар был обязан многим, но не только это заставило наемника вступить в схватку со столь грозными противниками. Мелианнэ считала себя сильной, и была таковой на самом деле, но тогда человек видел ее страх и единственным, что он почувствовал в это мгновение, была жалость к юному и прекрасному созданию, которое не должно было встретить смерть в грязном кабаке в чужом краю. Но, высказав это вслух, Ратхар опасался оскорбить не по годам гордую эльфийку, едва ли стерпевшую бы проявление таких чувств от того, кого ее племя относило к низшим существам.

— Спасибо тебе, Ратхар, за то, что был готов выкупить мою жизнь ценой своей, — едва заметно дрогнувшим голосом произнесла эльфийка. — Я буду всегда помнить, что среди людей есть те, кому не чуждо благородство. Мои соплеменники не считают вас заслуживающими уважения, но я теперь вижу, что это далеко не так. Ты, человек, не имеющий повода любить мой народ, защищаешь меня, рискуя собой, хотя иной просто бежал бы, сохранив собственную жизнь и унеся с собой полученную плату. Я благодарна тебе за то, что ты рядом. — Мелианнэ смотрела в глаза Ратхару, и тому вдруг показалось, что глаза эльфийки заблестели, словно бы от навернувшихся слез. Спустя мгновение все пропало, но взгляд Перворожденной, ее антрацитовые глаза, подобные двум бездонным колодцам, в глубине которых бьется неистовое пламя, еще долго представали перед ним.

— Ты плохо знаешь людей, только и всего, — ответил воин, которому было неожиданно услышать столь искреннюю благодарность из уст гордой Перворожденной. — Среди моей расы тоже есть немало таких, для кого честь — не пустой звук, пусть даже им и пришлось податься в наемники, а не блистать яркими гербами на рыцарских турнирах. — Воин досадливо поморщился и махнул рукой. — Давай оставим это, э’валле. Я делаю только то, что должно, и я впредь буду охранять тебя до рубежей И’Лиара, а все прочее неважно.

— Будь по твоему, человек, хотя, право, твоя неразговорчивость не делает тебе чести, — эльфийка усмехнулась, легко и беззаботно. — С такими манерами тебе только и остается, что махать мечом.

— Махать мечом, как ты выразилась, гораздо проще, чем вести светскую беседу, — вернул усмешку Ратхар. — По крайней мере, в бою все гораздо проще, там нет ни намеков, ни лицемерья, а есть только враг, которого надо повергнуть либо погибнуть самому.

— И все же интересно, кто тебя научил так сражаться, — задумчиво произнесла Мелианнэ, в глубине души все же надеясь на ответ. — Немногие бойцы моего народа сравнятся с тобой, а мы издревле считали фехтование высоким искусством и совершенствовали его веками. Среди Перворожденных есть воины, способные в одиночку выстоять против десятка людей, будучи вооруженными одним клинком. Ты, мне кажется, смог бы превзойти их, хотя и не хотелось бы, чтоб тебе пришлось убивать моих родичей.

— Я уже отвечал на такой вопрос, э’валле, но еще раз повторю, что у меня было немало учителей, а также не единожды мне довелось проверить их науку в бою, где тоже можно кое-чему научиться. — Ратхар не спешил раскрывать свои секреты, и надеждам его спутницы пока не суждено было осуществиться. — А за свою жизнь я только и делал, что сражался, так что грешно было бы остаться плохим воином.

— Ты все пытаешься что-то скрывать, Ратхар, словно хранишь тайну, дав клятву ее никому не открывать. Что ж, не желаешь говорить — не надо, — согласилась Мелианнэ. — Нам всем есть, о чем молчать и что прятать от других, даже от тех, кого считаем своими близкими, а не то, что от случайных знакомых.

— Ты верно говоришь, нам есть, что скрывать, — Ратхар только кивнул, словно не замечая скользнувшей в голосе эльфийки обиды. Собственно, он мог возразить собеседнице, что и ее появление в Дьорвике и совместное их путешествие тоже окутаны тайной, завесу которой Мелианнэ не особо спешит перед ним приподнять, но счел это неуместным сейчас, да и попросту излишним. Не дело слуге приставать с расспросами к своему хозяину, пока неизвестность не мешает исполнять свою службу. — Но, будь уверена, мои тайны не помешают нам добраться до И’Лиара благополучно, если на то будет воля свыше.

— А я не верю ни в какую волю высших сил, — вдруг произнесла Мелианнэ. — Мой народ считает, что каждый сам творит собственную судьбу, и если он настойчив и храбр, то достигнет цели, к которой стремится. Эльфы никогда не почитали никаких богов, ведь Лес для нас — старший брат, мудрый и сильный, но не творец.

— Я тоже мало верю в богов, хотя думаю, что есть все же некие силы, которые могут нам помочь либо помешать, смотря, какое дело мы задумали. У нас, правда, давно уже не молятся богам всерьез. Говорят, после смерти каждый предстанет перед высшим судом, где будут взвешены все его грехи и добродетели, но в этой жизни небеса безразличны к нам, и каждый волен сам решить, хочет ли он в посмертии вступить в Небесные Сады, либо желает пополнить собой легионы Печальных Равнин, где, вроде бы, тоже не все так плохо, как может представиться. Правда, так думают не везде, — заметил воин. — Вот, например, в Гарде, поклоняются Солнцу, веря, что оно ведет непрерывную войну с силами зла, а каждый, кто возносит светилу свои молитвы, укрепляет его мощь в этой борьбе. Может поэтому, а может, и нет, но там сохранились еще такие понятия, как воинская честь и верность слову.

После этих слов человек и Перворожденная вновь замолчали, пристально глядя на огонь, освещавший их небольшой лагерь, поляну, на краю которой паслись лошади, также уставшие от слишком быстрой езды, как и их наездники. Кони выглядели несколько настороженно, словно чувствовали присутствие рядом с собой чего-то опасного, все косились на темную стену леса и время от времени оглашали поляну громким фырканьем. Но к счастью, что бы там не чуяли животные, оно, если и было действительно неподалеку, не рискнуло выходить к людям, испугавшись не то магииМелианнэ, не то ратхарова меча, который в своей смертоносности мало чем уступал самым изощренным чарам.

Разумеется, путешественники не стали надеяться только на магию эльфийки, решив караулить покой друг друга по очереди. Мелианнэ, дав своему спутнику возможность отдохнуть, вызвалась сторожить первой. Она так и просидела возле затухавшего костра едва ли не до рассвета, после чего разбудила Ратхара и легла спать, закутавшись собственным плащом, который стал уже более похожим на лохмотья нищего, ибо хранил на себе немало следов от мечей и кинжалов. Возле себя Мелианнэ положила трофейный лук, воткнув в землю несколько стрел, как поступали обычно ее соплеменники, останавливаясь на ночлег вблизи врага, перед угрозой внезапного нападения. Но эта предосторожность оказалась все же излишней, ибо никто, ни зверь, ни человек, так и не потревожил спрятавшихся в лесной глуши, и даже лошади постепенно успокоились, видимо, перестав ощущать опасность.

А уже когда солнце поднялось над горизонтом, два всадника вновь оказались на пустой дороге, выскользнув из придорожных зарослей так, что следов после них не осталось и даже опытный охотник, привыкший выслеживать зверя лишь по примятой траве и сбитой росе едва ли смог бы понять, что здесь прошли два человека, да еще с лошадьми. Тут надо было отдать должное эльфийке, ибо именно ее магия позволила не оставлять следов. Все же лес слушался дочь того народа, который считал себя сродни ему самому, и защищал ее так, как мог и как считал нужным.

В планы Мелианнэ и Ратхар не входило слишком часто показываться на глаза обитателям здешних мест, тем паче стражникам. Однако случилось так, что на следующий день, когда осеннее солнце уже было в зените, у лошади эльфийки слетела подкова, заставив мучиться бедное животное, и без того не привыкшее ходить под седлом. Выход был только один — найти кузнеца, то есть найти селение, где, как правило, всегда был хотя бы один кузнец, выполнявший нехитрую работу для крестьян, а также и для случайных путников. А единственным таким селением по пути в Хильбург была то ли большая деревня, то ли маленький город, называемый просто Долиной, ибо все прочие поселки, нанизанные на линию тракта, как бусы на нить, путники благополучно обошли стороной, дважды миновав встречи с припозднившимися в этом году купцами, а также разминувшись и с отрядом солдат, всего порядка трех дюжин всадников, спешивших прочь от Хильбурга, то есть навстречу нашим героям.

Поселок этот, о котором вспомнил Ратхар, находился, строго говоря, не на главном тракте, а чуть южнее его. Туда вела отделявшаяся от тракта полузаброшенная дорога, ранее служившая основным путем снабжения ряда пограничных застав, но пришедшая в запустение после того, как вдоль границы параллельно пути, соединявшему Хильбург и Рансбург, крупнейшие города на юге Дьорвика, была проложена новая дорога, которую называли военной. Название было обусловлено тем, что наиболее часто новый путь использовался армией и пограничной стражей. И теперь на перекрестке, где соединялись старая и новая дороги, стоял форт Орвен, мощная крепость, прикрывавшая единственный на много миль мост через Гирлу, быструю и глубокую реку, отделявшую населенные людьми земли от узкой полосы ничейных пустошей, за которыми уже начиналась держава эльфов.

Путники, решившие ранее двигаться по дорогам или хотя бы держаться вблизи них, покуда это было возможно, без колебаний изменили маршрут, тем более что в случае если стража начнет их розыски после боя в таверне, первым делом начнут прочесывать главный тракт. Оказавшись вблизи от селения, человек и эльфийка убедились, что Долине не хватает только крепостной стены для того, чтоб с полным правом называться городом. Несколько десятков, а может и сотен домов, раскинулись по склонам образованной двумя длинными холмами долины, что и дало этому селению такое название. Выше по склонам стояли все больше отдельные дома, целые хутора, окруженные всякими хозяйственными пристройками вроде амбаров и скотников, а вдоль дороги дома стояли тесно, выдвинув вперед немногочисленные лавки, в которых, случалось, торговали не только здешние ремесленники, но и заезжие купцы, поскольку поселок был весьма богат. И была еще одна вещь, несказанно обрадовавшая в особенности наемника — в Долине не было стражи, по обыкновению расквартированной во всех крупных селениях. Здесь вся полнота власти была сосредоточена в руках старосты, которого также именовали еще шерифом, но вооруженной силы при себе он не имел, полагаясь, вероятно, на солдат из ближнего гарнизона да на самих селян, которые тоже знали, с какой стороны браться за топор или рогатину, поскольку относительная близость И’Лиара давала о себе знать.

В поселок путники прибыли уже ближе к вечеру, когда улицы его были полны народа. Разумеется, особенно много жителей собрались в том месте, которое можно было бы назвать главной площадью. Там все еще шла торговля, крестьяне с дальних хуторов, местные ремесленники и пара заезжих купцов пытались продать свои товары и одновременно купить что-то нужное. Правда, ничем особенным они обитателей Долины удивить все же не могли, ибо время больших ярмарок, когда появляются маркитанты едва ли не из-за Шангарских гор, уже прошло, но все же люди с интересом прохаживались мимо разложенных купцами и мастеровыми мелочей, нет-нет, да и развязывая висевшие на поясе кошели.

Купцы, однако, Ратхара интересовали в последнюю очередь, ибо, прежде всего, он пытался найти кузнеца, каковой, что выяснилось из разговоров с обывателями, жил на окраине поселка. Такой обычай был заведен еще давно, с незапамятных времен, когда кузнецы считались колдунами, знающимися с духами, которые, будто бы, и помогали им постигать тайны металлов. Разумеется, сейчас все это расценивалось не более, как забавные истории, но все ж таки в отдалении от больших городов крестьяне придерживались старых обычаев, не больно радуясь тому, что кузницы ставят посреди деревни. А для наших путников подобное положение дел было как нельзя более выгодным, ибо в Мелианнэ легко могли опознать эльфийку, поскольку уже любопытные взгляды крестьян, редко видевших новых людей, следовали за ней по пятам. При этом, как назло, день выдался не по-осеннему теплый, солнце ощутимо припекало, а потому кутаться в плащ, порядком истрепанный к тому же, Мелианнэ не стала, не желая привлекать еще большее внимание.

— Может, тебе не стоило здесь появляться, — спросил наемник свою спутницу, перехватив очередной любопытный взгляд местного повесы, удобно устроившегося у стены здешнего трактира и глазевшего по сторонам. — Если они поймут, что ты не человек, то могут и на колья поднять. Здесь Перворожденные не пользуются особой любовью.

— А для чего ты здесь, если не для того, чтобы отогнать эту толпу? — Мелианнэ с явным вызовом взглянула на воина из-под низко надвинутого на лицо капюшона.

— Не хочу устраивать бойню, тем более что за нами и так остался приметный след, — покачал головой Ратхар. — Если кто-то пожелает, он сейчас сможет нас найти по трупам, которые мы стали слишком часто оставлять за спиной.

— Как ты думаешь, оружейник здесь есть? — вдруг спросила Мелианнэ, оглядываясь по сторонам. — Я не отказалась бы посетить его лавку, да и плащ стоит поменять, а то это тряпье бросается в глаза каждому встречному.

— Не думаю, что здесь можно найти изобилие оружия, — с сомнением ответил наемник. — Крестьянам ни к чему мечи и латы, им больше требуются плуги и серпы, а в случае чего топор найдется в каждом доме.

— И все же стоит поискать, вдруг нам повезет, — продолжала настаивать принцесса. — Я непривычно себя ощущаю без оружия.

— А лук? — Ратхар взглядом указал на висевший у седла разбойничий лук, с которым Мелианнэ не расставалась ни на минуту, даже в Долину заявившись при оружии, что было рискованно, ибо нечасто в этих краях можно было встретить женщин-воинов. — Да и меч того разбойника разве так уж плох?

— Лук хорош, пока не дойдет до рукопашной, а этот клинок слишком тяжел для меня, да и баланс у него отвратительный, — досадливо поморщилась Мелианнэ, коснувшись трофейного меча. — Смотри-ка, что это там, уж не гномы ли? — Эльфика вдруг указала в сторону стоявшей на главной площади поселка большой повозки, один бортик которой был откинут, образуя нечто вроде прилавка. — Скажи, что мои глаза не лгут мне, Ратхар.

Проследив за взглядом своей спутницы, первым делом воин обратил внимание на повозку, пристроившуюся на самом краю площади. Возле повозки, весьма похожей на тот фургон, который путники встретили при выезде из Рансбурга, паслись четыре крепких лошадки, отличавшиеся малым ростом и большой силой, а также выносливостью. Эта порода особенно нравилась именно гномам, которые вообще не были особо хорошими всадниками, а коней больше применяли как тягловую силу, да еще для приведения в движение своих механизмов, например воротов для подъема руды из глубоких шахт.

Гномы также присутствовали здесь. По крайней мере, один невысокий широкоплечий бородач стоял рядом с повозкой, разглядывая толпу. Вероятно, это был торговец, ибо к нему изредка подходили люди, вместе с которыми гном направлялся к своему фургону, очевидно, показывая потенциальным покупателям привезенный с собой товар. Правда, как решил Ратхар, торговля шла не особенно успешно, ибо пока никто ничего у подземных мастеров не купил.

Было вообще не понятно, что эта братия пыталась найти в такой глуши, где едва ли был хоть один состоятельный человек, способный приобрести гномью поделку, которые славились, во-первых, своим качеством, а во-вторых — немалой ценой, что заставляло людей отдавать предпочтение изделиям своих соплеменников.

— Интересно, каким ветром их сюда занесло? — Мелианнэ, оказывается, пришла в голову та же мысль, что и ее спутнику. — Они никогда не забывают о прибыли, если отправляются торговать, а жители этих мест не кажутся мне слишком богатыми.

— Кто знает, может, они просто решили сделать здесь остановку по пути, например, в Рансбург, — Ратхар с сомнением пожал плечами. — Если они не упускают выгоду, то могут надеяться, что и здесь смогут получить хоть немного золота за свои безделушки.

— Я думаю, стоит к ним заглянуть, вдруг найдется что-то подходящее, — предложила эльфийка.

— Тебе к ним соваться точно не следует, э’валле, — мягко, но непреклонно возразил Ратхар. — Мне не нравится, что за несколько дней поездки мы уже дважды встречаем гномов, причем там, где их раньше никогда еще не видели. Я сам постараюсь подобрать тебе какой-нибудь клинок, тем более что оружие, изготовленное Подгорным Племенем, всегда отменного качества, поэтому особо выбирать и не придется.

— Ты же не знаешь, что мне нужно.

— Думаю, тебе сгодится простой легкий меч с рукоятью для одной ладони, а еще лучше — сабля, но со слабым изгибом, так, чтобы ею удобно было и колоть, — предположил воин, оценивающим взглядом окинув Мелианнэ. — Слишком длинный клинок не нужен, а гарду вообще лучше иметь сплошную, чтоб защищала всю кисть. Ну, и еще можно взять кинжал для левой руки, да и просто так он тоже сгодится, хоть бы и мясо резать, или хлеб.

— Тебе что, довольно одного взгляда, чтоб сказать, каким я оружием пользуюсь? Ты видел меня в бою несколько мгновений, а уже решил, что изогнутый клинок лучше прямого. — Эльфийка выглядела несколько изумленной, хотя чего-то в этом роде она и ожидала от наемника, вне всякого сомнения, способного с первого взгляда и по малейшему жесту определить, хороший ли перед ним воин и в какой манере, а также каким оружием он обыкновенно бьется.

— Я достаточно хорошо знаком с оружием эльфов, видел и вашу манеру фехтования, не в общем строю, разумеется, там разницы между людьми и Перворожденными нет, а во время поединка, когда воин бьется в одиночку, — ничуть не смутившись, пояснил наемник. — Поэтому тут особый талант не нужен.

Эльфийка только неопределенно хмыкнула и пожала плечами, но было понятно, что с выводами Ратхара она согласна. Как и все эльфы, Мелианнэ действительно предпочитала оружие легкое, такое, которым можно сражаться долгое время, а не тяжеленные бруски железа, от которых руки начинают уставать после первой минуты боя. И, как и все эльфы, Мелианнэ предпочитала также в бою надеяться на подвижность, а не на грубую силу, тем более что физически она была слабее мужчины, эльфа ли, или же человека, а потому вдвойне была вынуждена полагаться именно на ловкость.

Двое путников, не задерживаясь, двинулись дальше, на окраину поселка, где жил и работал кузнец. Оружие, конечно, вещь важная, но без коня и думать нечего о том, чтобы добраться до границы хотя бы к концу осени. Эльфийка и человек шли пешком, лошадей держа в поводу. И они не заметили, как скучавший возле повозки гном, проводив их внимательным взглядом, по пояс влез в фургон, быстро сказав несколько слов еще одному своему соплеменнику, второму из трех, прибывших в Долину всего несколько часов назад.

Кузнеца, пользуясь указаниями шедших навстречу крестьян, путники нашли достаточно быстро. Оказалось, они попали к нему в самый разгар работы, поскольку из кузницы, стоявшей возле небольшого, но быстрого ручья, который тек по внешнему склону южного холма, доносился яростный звон молотов, а из трубы летели искры. Кузница, кстати, вовсе не случайно была расположена у быстрого потока, а сделано это было для того, чтобы сила воды приводила в действие тяжелый молот, с каковой целью ручей был перекрыт плотиной, от которой к невысокой кирпичной постройке тянулись деревянные валы и шкивы, соединявшие молот с устроенным в плотине колесом.

Сам кузнец, высокий могучий мужик, в плечах бывший шире Ратхара, пожалуй, вдвое, одетый только в короткие штаны и кожаный фартук, вышел на воздух, увидев остановившихся перед входом в кузницу людей. Он весь блестел от пота, грудь его, бугрившаяся мощными пластами мышц, тяжело вздымалась от напряженного труда.

— Нам бы коня… — начал наемник излагать свою просьбу, но закончить фразу не успел.

— Полмарки, если срочно, коли дело терпит — четверть, — глухо прорычал кузнец, сразу догадавшись, с чем к нему припожаловали чужаки, явно проведшие последние несколько дней в дороге. Во время краткого разговора он внимательно изучал державшуюся за спиной Ратхара эльфийку, так, что наемник уже начал беспокоиться, не откроется ли сейчас тайна его спутницы, но к счастью все обошлось.

— Добро, — Ратхар кивнул в знак согласия, и вытащил из кошеля серебряную монету, истребованную в качестве платы.

Серебро мгновенно перешло из рук в руки. Вообще то, полмарки за одну подкову требовали нечасто, но снисходить до торговли и спора воин не стал, однако строго приказав:

— Только сделай все быстро.

— Не извольте беспокоиться, почтенный, через несколько минут все будет готово. — Кузнец обернулся, крикнул что-то в темный проем кузницы, что точно, Ратхар не разобрал.

На зов мастера выскочил молотобоец, так же одетый, как и его старший товарищ, такой же могучий, без капли жира на лоснящемся от пота теле, но много более молодой, лет, пожалуй, двадцати. Переговорив с подмастерьем, кузнец взял хромавшую лошадь Мелианнэ под уздцы, отвел в сторону и принялся за работу.

— Изволь, почтенный, — спустя несколько минут кузнец подвел заново подкованного коня Ратхару.

— Благодарю, — наемник взял поводья лошади и двинулся прочь, тем более, что молотобоец, продолжавший работу в самой кузнице, нет-нет, да и выглядывал в проем, обращая внимание, в основном, на эльфийку, хотя и не догадываясь пока, что Мелианнэ таковой является. Однако Ратхар решил не испытывать судьбу, благо он нисколько не преувеличил в недавнем разговоре со своей спутницей возможные последствия того, что добрые поселяне обнаружат в своей деревне тайно пробравшуюся туда Перворожденную.

Вернувшись на рыночную площадь, Ратхар заметил, что людей на ней стало заметно меньше, что было понятно, ибо приближался вечер, и солнце уже коснулось краем вершины одного из холмов, даря людям последние свои лучи. Гномы, однако, никуда пропадать не собирались, решив, видимо, не покидать поселок и заночевать прямо на площади. В этом они были правы, ибо даже подгорные воители не могут быть уверены, что сумеют устоять перед нападением пары десятков людей на лесной дороге, а тем паче отбиться от лесной нежити.

Подойдя к повозке, одновременно служившей ее хозяевам и передвижной лавкой, наемник убедился, что гномов, по меньшей мере, двое, ибо один из них по-прежнему бродил возле возка, а второй сидел внутри, терпеливо поджидая возможного покупателя. При виде Ратхара оба крепыша сразу просияли, ибо почуяли, что этот человек точно знает, за чем пришел, в отличие от крестьян, которые, даже испытывая сильную нужду в предлагаемых товарах, едва ли смогли бы позволить себе их купить.

Торговаться с низкорослыми скрягами предстояло наемнику. Мелианнэ, как и уговаривались, осталась с лошадьми, не приближаясь к гномам, а в это время Ратхар подошел к их фургону. Крутившийся неподалеку купец, оказавшийся при ближайшем рассмотрении совсем молодым, по крайней мере, для своего народа, тут же устремился к человеку.

— Что желаете, почтенный? — Гном придал своему голосу максимум вежливости, видимо пытаясь таким образом не отпустить припозднившегося покупателя.

— Мне нужен хороший меч, легкий и прочный, из качественной стали, — не мешкая, произнес воин. — Такие у вас есть? — Откровенно говоря, наемник сомневался в том, что эти гномы приехали сюда торговать оружием, которое жителям этих мест требовалось меньше, чем замки, серпы и дверные петли. Все же настоящие воины заказывали себе оружие специально, и ковалось оно под определенную руку, а просто так столь дорогое оружие, как меч, кузнецы делали крайне редко.

— Такие у нас есть, — радостно ответствовал рыжебородый гном. — Изволь посмотреть, человече.

С этими словами он увлек Ратхара к повозке, где сидел насторожившийся лоточник, поправлявший что-то на импровизированном прилавке, где, кажется, и без того царил идеальный порядок.

— Что, Дурин? — второй гном оказался намного старше, седая борода спускалась до пояса и была заправлена за широкий пояс, но глазки цвета изумрудов молодо блестели из-под нахмуренных бровей. — Чего изволите, сударь? — Подгорный мастер понял, что его юный товарищ привел возможного покупателя, и все внимание с этой секунды уже уделял человеку.

— Вот, старшой, почтенный воин желает купить у нас меч, — обратился молодой гном к своему соплеменнику, отличавшемуся помимо солидной бороды еще и богатыми одеждами, украшенными множеством самоцветов. Глядя на него, Ратхар засомневался даже, что так может выглядеть простой купец, торгующий всяким барахлом в этой глуши.

— Меч? — старшина торговцев цокнул языком. — Что ж, почтенный, извольте взглянуть на наш товар, — пробасил пожилой гном, широким жестом указав на стенку повозки, где на специальном стеллаже покоились различные мечи, всего порядка двух десятков клинков разной длины, широких и узких, с самыми различными гардами, обильно украшенных золотом, самоцветами, либо нарочито скромно отделанных. При этом Ратхар заметил, что в отличие от рыжего, этот карлик говорит на языке людей с сильным акцентом, что ныне редко встречалось среди гномов королевства.

— Мне нужен легкий меч, а возможно даже и сабля, — уверенно произнес наемник. — Но, впрочем, и прямой клинок сгодится, — Ратхар, быстро окинув взглядом предложенное ему великолепие, убедился, что клинки эти все слишком тяжелы и длинны.

— Себе что ли берешь, почтенный? — прищурился старший торговец. — Так у тебя и так спутник есть неплохой, я это сразу вижу, — старый гном указал на висевший у бедра длинный клинок наемника.

— Не себе, потому и прошу иной, чем сам имею, — отрицательно помотал головой наемник. Он редко сталкивался с подгорными мастерами, не испытывал к ним неприязни, но сейчас предпочитал держать язык за зубами, как в прочем, и всегда, воздерживаясь от ненужных разговоров.

Гномы переглянулись, и затем старший вытащил из-под прилавка два длинных свертка, некие предметы, укутанные парчой и бархатом, которые и положил перед Ратхаром.

— Что ж, изволь на эти перышки взглянуть, вдруг да какой и понравится. У нас ведь товар есть на любой выбор, так и перед тобой, воин, не осрамимся, — седобородый гном усмехнулся в бороду, хитро взглянув на человека.

Как сразу понял Ратхар, старый гном вытащил из укромного уголка еще пару мечей. Развернув ткани, в которые было спрятано оружие, наемник убедился, что гномы не солгали насчет того, что у них есть все на любой выбор. Первый меч, правда, показался Ратхару не слишком подходящим на роль боевого оружия. Клинок его был, хотя и из отличной стали, но все ж таки показался опытному наемнику чуть тонковатым. По сути, это был не меч даже, а шпага, которая годилась на роль парадного оружия для знатного сеньора, но в походе не могла принести большой пользы. А вот второй клинок он облюбовал сразу.

Вытянув оружие из ножен, Ратхар понял, что качество стали выше всяких похвал. По всей длине клинка, на котором были выбиты угловатые руны, гномьи письмена, шли изгибающиеся сероватые полосы, образовывавшие сложный узор, какой бывал только на очень хорошем оружии. Клинок был слегка изогнут ближе к острию, а длинная рукоять позволяла действовать и двумя руками, но при этом меч был удивительно легок и вполне подошел бы довольно рослой эльфийке. Меч был лишен особых украшений, а ножны так и вовсе были совсем скромными, но, тем не менее, это было великолепное оружие для того, кто хоть что-нибудь в этом понимал.

— Знатная вещь, гноме, слов нет, — наемник не смог скрыть своего восхищения, чем, вероятно, повысил цену этого, и впрямь превосходного, оружия хорошо, если не на половину, чего вполне можно было ждать от скуповатых гномов, не привыкших отдавать плоды своего мастерства даром. — Хорошая сталь, и баланс отменный, да к тому же и легкий. — Понимая, что с каждым произнесенным словом цена увеличивается на несколько монет, воин все же не мог удержаться, и не похвалить мастеров.

— Верно, клинок действительно неплох, особенно если его владелец не слишком силен, но быстр и проворен, — согласился с Ратхаром гном, названный Дурином, получив немного недовольный взгляд старшего, раздраженного, видимо, тем, что помощник столь бесцеремонно влез в беседу. — Так что же, будешь ли брать, почтенный?

— А это что? — Ратхар указал на руны. Он не знал языка подгорных мастеров, да и вообще мало кто из людей мог похвастаться таким знанием, а то, чего он не понимал, всегда вызывало у воина настороженность. — Что означают сии письмена?

— Имя клинка, — хрипло произнес, словно ворон каркнул, старый гном. — Наши мастера дают мечам имена, и верят, что тот, кто сможет разгадать его, станут непобедимыми воинами.

— И каково его имя?

— Ты должен сам догадаться, человече, — усмехнулся гном. — Иначе что за прок в имени, коли оно ведомо всякому. Итак, скажи мне, хорош ли клинок? Возьмешь, или дальше пойдешь?

— А сколько запросите? — оружие гномы делали отменное, с этим Ратхар и не думал спорить, но и цену заламывали такую, что кузнецы-люди за нее могли продать полный доспех. — Сам видишь, ныне я не богат, хотя, правду сказать, меч бы купил, да еще и кинжал бы взял к нему.

— Пятьдесят марок давай — и клинок твой, человече, — судя по голосу, старый гном даже не допускал возможность торга, сказав первое и последнее слово.

— Многовато хочешь, да работа, правда, хорошая, за такую вещь можно и пятьдесят марок выложить, — согласился с предложенной ценой наемник, знавший всю бессмысленность торга с гномами, ясно видевшими, что клиент буквально поражен их товаром, к тому же действительно признавший запрошенную сумму вполне справедливой.

— А кинжал такой бери, тоже работа неплохая, хотя, конечно, сталь похуже будет, — сказал гном, приняв из рук Ратхара пригоршню монет. Он указал наемнику на длинный кинжал с граненым лезвием и сложной гардой.

По поводу второй покупки сошлись на пяти марках, и тут гном, явно обрадованный удачной сделкой, пожалуй, немного продешевил, о чем наемник ему, разумеется, благоразумно не сказал ни слова.

Вернувшись к эльфийке, Ратхар сразу передал ей клинок, который Мелианнэ тут же по привычке принялась пристраивать за спиной, но была остановлена своим спутником:

— На тебя и так полпоселка глазеет, — стараясь сдерживать раздражение, сквозь зубы процедил воин. — Потерпи уж, пока в лес не уберемся, а там и обновку испробуешь.

— Может статься, что и не уберемся, — сказала Мелианнэ, указав в направлении трактира.

Возле этого заведения, уступавшего и размером и опрятностью незабвенному «Старому мулу» как раз остановилась пятерка всадников, в которых только слепой не распознал бы воинов. Судя по гербам и цветам плащей, надетых поверх легких кольчуг, это были люди из пограничной стражи. Собственно, в их появлении здесь не было ничего необычного, но только Ратхара вид этих крепких парней не сильно обрадовал.

— Придется уходить дворами и переулками, а то еще проявят бдительность, — быстро принял решение воин. — Не хотелось бы следить здесь и снова оставлять трупы, тем более что за убийство стражников нас будут преследовать со всем возможным рвением.

— Думаешь, именно эти сюда приехали не по нашу душу? — спросила эльфийка, настороженно наблюдая за солдатами, пока ничем особо подозрительным не выделявшимися, так, просто разъезд решил выпить по кружке пива да погреться у очага.

— У них я бы про это не стал спрашивать, так что пошли отсюда, э’валле, пока не спохватились, — Ратхар коснулся плеча спутницы, увлекая ее за собой.

Человек и эльфийка покинули главную площадь, юркнув в образованный высокими заборами двух больших домов переулок, пока по счастью пустынный. И они не видели, как из гномьей повозки вслед за ними выскользнули три невысокие фигуры, закутанные в плащи, благодаря которым их обладатели на фоне темных стен делались почти невидимыми. Один из этой троицы не спеша направился следом за путниками, а двое свернули куда-то, исчезнув в лабиринте заборов и домов.

Путники, было, уже успокоились, решив, что встречи со стражей удалось избежать, ибо беспрепятственно добрались до окраины немаленького поселка, когда перед ними словно из-под земли возникли две невысокие фигуры, задрапированные в темные плащи, а из-за спины Ратхар услышал еще шаги, причем они не принадлежали Мелианнэ. Наемнику не понадобилось много времени на раздумья, поскольку то, что сейчас происходило, не могло быть ничем иным, кроме засады. Поэтому воин положил руку на меч, изготовившись к бою. Однако он все же не спешил обнажать сталь, ибо не хотел привлекать внимания к себе и, в особенности, к своей спутнице, которая, он это ощущал, в настоящий момент также напряглась, словно арбалетная тетива, и была готова в любой миг начать действовать.

— Дорогу! — Наемник грозно рыкнул, медленно приближаясь к заступившим ему путь незнакомцам, стоявшим неподвижно и не державшим оружия на виду.

— Ты, человече, можешь ступать на все четыре стороны, никто тебе препон чинить не станет, — последовал ответ из уст того их противника, что стоял справа. — А вот подруга твоя, или уж кто она тебе, прости, не ведаю, с нами пойдет.

— Вот это неожиданность, — воскликнул Ратхар, без труда узнав голос одного из незнакомцев, лиц которых он не видел. — Вот как, гноме, ты меня решил отблагодарить за покупку.

Гномы, а это были именно они, те самые, что недавно торговали на площади в Долине, двинулись вперед, держа руки под плащами. Они стали плотнее, так, что пройти между ними было невозможно. А Ратхар и Мелианнэ, как нарочно, шли пешком и не могли в один миг вскочить на своих коней, после чего имели бы возможность без затей перепрыгнуть вставших на пути гномов.

— Мы дважды повторять не будем, человек, — грозно пробурчал второй гном, Ратхару прежде не встречавшийся. — Если жизнь дорога, то иди прочь, если нет — пеняй на себя, но знай, что твоя жизнь нам без надобности.

— А не идти бы вам к такой-то матери, длиннобородые, — с этими словами наемник, не терпевший, когда у него на пути встают разные проходимцы, хоть и были бы они нечеловеческого рода, шагнул вперед, на миг выпадая из поля зрения своих, теперь в этом не было ни малейших сомнений, противников, ибо двигался в несколько раз быстрее, чем обычный человек и даже обученный воин.

Дальнейшие события уместились в считанные секунды, но для их описания потребуется немало времени, ибо за эти краткие мгновения умелые бойцы, каковыми были и Ратхар и гномы, да и эльфийка, немногим уступавшая им, совершили очень многое.

Ратхар, ринувшись к гномам, которые прежде благоразумно держались на расстоянии, исключавшем внезапный удар мечом, пытался выхватить оружие, но в тот миг гномы достали из-под плащей короткие трубки, которые поднесли ко рту, направив открытые их концы в лицо наемнику. Несмотря на внешнюю неуклюжесть коренастых и весьма упитанных крепышей, гномы могли при необходимости двигаться невероятно быстро, так, что человеку неопытному за ними было не уследить. Ратхар, конечно не был посторонним в воинских делах, но здесь и он понял, что времени на удар ему не дадут, поэтому, догадываясь, что гномы затеяли, он кинулся в сторону, при этом зажмурившись и задержав дыхание. Именно поэтому облака чуть светящейся пыли, вытолкнутые из трубок могучим дыханием карликов, миновали его. В том, что это было какое-то дурманящее зелье, если не яд, наемник ни на миг не усомнился.

Один из гномов, поняв сразу, что их уловка не прошла с опытным воином, кинулся к человеку, не дав тому ни секунды, чтобы опомниться. В воздухе еще была рассеяна та мерцающая пыль, вдыхать которую Ратхару вовсе не хотелось, но, видимо, для гномов она не представляла опасности. Наемник только успел открыть глаза, как в грудь ему врезалось что-то, по ощущениям похожее не удар стенобитной машины. На самом деле это были всего-навсего два кистеня, прежде намотанные на запястья гнома и скрываемые им под одеждой, а сейчас выброшенные вперед. Первый удар заставил наемника выдохнуть, открыв рот и выпучив глаза от боли, а гном уже раскручивал свое оружие, неказистое на вид, но опасное в ближнем бою не меньше, чем клинок, для новой атаки. Гирьки, соединенные с руками гнома тонкими цепочками, одновременно устремились к ошеломленному Ратхару с разных сторон, так что едва ли возможно было увернуться.

Однако Ратхар, немыслимым образом изогнувшись, притом, что он еще не отошел от первого удара, мало не проломившего ему грудь, сумел отклониться в сторону, пропуская гирьки гномьих кистеней в считанных дюймах от себя, а затем попытался сбить противника с ног, полагая, что лучшей защитой является нападение. Ратхар ударил гнома ногой по колену, заставив того отступить и лишив подвижности, а затем вонзил ему локоть в бок… и чуть не взвыл от боли, с трудом сумев подавить вскрик, когда локоть врезался в надетый под роскошный камзол гнома панцирь или короткую кирасу. Гном тем временем усилием воли унял боль в ноге, но наемник, не позволяя своему противнику оправиться от первой атаки, подпрыгнув почти на высоту собственного роста, ударил его подошвой сапога в лицо. Гном в последний момент вскинул руки, но не успел отразить удар, и отлетел к забору, с грохотом ударившись о плотно пригнанные доски.

Ратхару повезло, что основное внимание нападавшие уделили Мелианнэ, которая была для них много более важным трофеем, нежели безвестный наемник. Эльфийка, собиравшаяся, было, призвав магию, смести заступивших ей дорогу гномов, была атакована с тыла, на время забыв о волшебстве. Подкравшийся со спины гном был вооружен двумя дубинками необычной конструкции. Они представляли собой стальные пустотелые трубки, которые могли вдвигаться одна в другую, образуя предмет, который легко было скрыть в ладони. Но стоило освободить помещенную внутри этих трубок пружину, как в руках моментально появлялась дубинка длинной чуть больше фута, с навершием из кожи, видимо, для того, чтобы жертву можно было оглушить, не покалечив слишком сильно.

Вооруженный так гном наседал на эльфийку, которой пока удавалось уклоняться от его ударов, но она не могла ни прибегнуть к магии, ни воспользоваться оружием, поскольку яростный напор ее противника не позволял даже выхватить клинок. Однако лошадь, которую Мелианнэ вела в поводу и отпустила, едва началась схватка, видимо, испугалась, поскольку ринулась вдруг к выходу из того проулка, в котором и происходили все события. Эльфика успела увернуться, а вот нападавшему на нее гному это сделать не удалось, и он, получив хороший толчок, да еще и удар копытами, отлетел в сторону, после чего уселся на земле и с ошарашенным видом принялся оглядываться по сторонам. Он не так уж сильно пострадал, тем более что гномы сами по себе гораздо крепче людей или эльфов, поэтому тут же начал подниматься, одновременно пытаясь нашарить оброненное оружие, но не собиравшаяся ждать эльфийка, выхватив-таки меч, тот самый, гномий, ударила его по голове, раскроив череп.

Расправившись с одним из своих противников, Мелианнэ повернулась ко второму, стоявшему шагах в десяти от нее. Этот гном не был вооружен, по крайней мере, так могло казаться. Однако Мелианнэ не стала навязывать ему честный поединок, прибегнув к средству куда более мощному. В сторону гнома устремился сгусток огня, одно из самых простых, но и исключительно действенное против обычного противника боевое заклинание. Но оказалось, что гном-то, как раз, и не входил в число обычных, ибо, видя огненный шар, летящий к нему, гном вытащил из-под плаща короткий витой жезл, украшенный самоцветами, блеснувшими в свете восходящей луны. Одного короткого взмаха этим предметом оказалось достаточно, чтобы магический снаряд Мелианнэ резко повернул влево, врезавшись в высокий забор, который тут же превратился в пепел. Кто-то заголосил неподалеку, а из-за разрушенного палисада донесся хриплый, захлебывающийся лай сразу нескольких псов.

Гномий маг, не собираясь останавливаться на достигнутом, обернулся к приближавшемуся к нему Ратхару, за спиной которого уже поднимался с земли поверженный воином гном, и взмахнул своим жезлом перед лицом наемника. Камни, которые были вделаны в наконечник жезла, вдруг засияли, и за ними в воздухе остался мерцающий след, который сложился в некий символ, сплошь состоявший из углов и линий.

— Ратхар, в сторону! — Мелианнэ, в отличие от наемника более сведущая в магии, в том числе и в гномьей, поняла, что сейчас будет, но прежде, чем наемник успел выполнить ее приказ, неведомая сила ударила его в грудь и отбросила назад, сив с ног и на краткие мгновения погрузив в беспамятство. При этом в падении Ратхар вновь сшиб гнома, который уже очухался и раскручивал свои кистени, намереваясь атаковать наемника.

— Получай, недомерок, — вскрикнула эльфийка, видя, как ее спутник рухнул наземь, словно куль с мукой, а не могучий и умелый воин, и швырнула в единственного остававшегося на ногах гнома еще один пламенный шар.

Гном, разумеется, вновь отбил не слишком умелую атаку эльфийки, но огненные шарики летели все чаще, поэтому у подгорного чародея, неведомо зачем (хотя, на самом-то деле, еще как ведомо — по ее, Мелианнэ, душу) выбравшегося из своих пещер, не было времени самому нанести ответный удар, который, и в этом Мелианнэ почти не сомневалась, размажет ее по стенке, несмотря на все амулеты и долгие часы уроков у лучших волшебников Перворожденных.

Небрежным движением магического жезла огненные сферы были отброшены в сторону разрушенного забора, миновав который, они поразили не то дом, не то какую-то пристройку. Неподалеку уже раздавались голоса людей, встревоженных внезапно вспыхнувшим пожаром. Слышался топот множества ног, производимый сбегавшимися не то, чтобы помочь попавшему в беду односельчанину, не чтобы просто поглазеть на дармовое представление крестьянами.

Несколько человек вдруг появились в одном конце переулка, ставшего ныне полем боя. Мелианнэ заметила, что во главе это горстки шли двое вооруженных людей, скорее всего, бывшие остановившимися в здешнем трактире стражниками. Точно утверждать это эльфийка не могла, ибо не в состоянии была разглядеть их одежду. Гном, первым среагировавший на чужаков, которые с самым решительным видом направились к месту событий, еще толком не поняв, что здесь происходит, но, верно заподозрив неладное, тем временем не мешкал. Подгорный чародей резко взмахнул своим жезлом, самоцветы на котором вновь налились сиянием, начертив им прямо в воздухе сложный символ. Люди при виде творимого незнакомцем чародейства остановились, а затем некоторые из них, те, что шли в последних рядах, попятились назад.

— Стой, где стоишь, и положил свой жезл на землю, именем короны, — разнесся зычный, исполненный уверенности голос одного из тех вооруженных людей, что возглавляли процессию. В отличие от прочих они не только не остановились, но, напротив, спешно шли вперед.

Однако руна уже была завершена, и там, где стояли люди, вдруг вспух клуб огня, который сжег дотла и стражников, и кое-кого из пришедших с ними местных жителей. Однако солдаты, сильно выдвинувшиеся вперед из толпы, все же приняли главный удар на себя, поэтому убитых среди крестьян было не более двух-трех человек, а еще несколько отделались ожогами. Но моральный дух их уже был необратимо подорван, поэтому все, громко голося от ужаса, бросились прочь из узкого прохода, где их поджидал жуткий колдун.

Гном лишь на мгновение отвлекся, но Мелианнэ хватило этой заминки. Она атаковала вражеского мага, и, прежде чем он попытался парировать удар ее клинка, ранила его в живот. Гном, скорчившись и зажав рану левой рукой, взмахнул своим жезлом, творя такой же незримый молот, которым расправился прежде с Ратхаром. Но эльфийка, представляя, как это заклинание действует, успела уклониться, и то, что должно было сбить ее с ног, словно таран, показалось принцессе лишь порывом сильного ветра. Мелианнэ вновь бросилась вперед, в невероятном прыжке вонзив гному-чародею клинок в живот едва ли не по самую рукоять.

Внимание эльфийки вдруг привлекло неясное движение в темноте, и она увидела, как избитый Ратхаром, да еще и пострадавший от волшбы своего товарища гном со всех ног бросился бежать, припадая на правую ногу. Видимо, он не решился сражаться с целой деревней, хотя, скоре всего, единственный гном, даже будучи ранен, смог бы разогнать толпу мужиков с топорами и дрекольем за пару минут, залив всю округу их кровью.

Даже не пытаясь догнать гнома, растворившегося в темноте, Мелианнэ кинулась к слабо шевелившемуся Ратхару, который уже предпринимал попытки, безрезультатные, в прочем, подняться на ноги.

— Жив ли, человек, — эльфийка склонилась над наемником, на лице которого застыла гримаса боли. — Идти сможешь, или будешь здесь ждать твоих родичей? — Крики, издаваемые несколькими десятками глоток, слышались все отчетливее. Видимо, крестьяне спешили стать на защиту своего села, намереваясь расправиться с чужаками.

— Я в порядке, если не считать того, что этот бородатый недомерок едва не замуровал меня в стену, — Ратхар поморщился от боли, но все же сумел, опираясь на плечо Мелианнэ, встать на ноги. — Никогда не думал, что чувствует таран, когда им ударяют в стену, а теперь сам оказался им. — Воин сплюнул, ожидая увидеть кровь, но, к счастью, страхи его оказались напрасными, хотя грудь, да и все тело, болели жутко.

— Думаю, нам нужно уходить скорее, — эльфийка указала на мелькающие в отблесках пожара силуэты людей.

— Я не смогу бежать слишком быстро, — с досадой выругался Ратхар, чтобы не упасть, вынужденный держаться за свою спутницу.

— Нам главное убраться из поселка, пока никто не заметил, а там уж можно и в лесу остановиться и передохнуть, — Мелианнэ была непреклонна. — Давай, человек, пошевеливайся!

— А где этот, с которым я… — Ратхар вновь поморщился, не то от боли, не то от неприятных воспоминаний.

— Бежал, но думаю, далеко он не уйдет. — Мелианнэ мстительно усмехнулась: — Он ранен, и здешние крестьяне его без труда догонят, а уж от всей толпы недомерку нипочем не отбиться.

— Ну и поделом ему, — проявлять милосердие к побежденному врагу сейчас не хотелось. — А лошади наши где, — спохватился Ратхар. — Убежали?

— Да, пожара испугались, — коротко ответила эльфийка, придерживая своего спутника, пока они выходили из переулка. — Потом попытаюсь найти.

Они почти выбрались, проскользнув мимо спешащих на пожар людей, и уже решили, что находятся в безопасности, когда заметили нескольких человек, сжимавших в руках топоры и охотничьи копья. Группа крестьян, человек шесть-семь, явно преследовала именно наших путников, ибо выглядели эти люди весьма сурово и целеустремленно.

От взгляда Ратхара, хоть он и был сейчас далеко не в лучшей форме, не укрылось то, что крестьяне вместо необходимых для тушения огня, угрожавшего всему селению, багров, ведер с водой и тому подобного инвентаря тащили почему-то оружие. Было похоже, что они уже знали об истинной природе пожара и жаждали в первую очередь покончить с поджигателями, то бишь с ними, с Мелианнэ и Ратхаром.

— Нам не уйти, — прохрипел в ухо бежавшей рядом эльфийке наемник, видя, что толпа почти отрезала их от спасительной темноты леса, где шансов у преследователей практически не осталось бы.

— Стойте, — раздался крик, исходивший от кого-то из жителей Долины. — Остановитесь и сложите оружие!

Кучка людей, уже превратившаяся на настоящую толпу численностью не менее дюжины человек, все крепкие мужики, вовсе еще не старые, и очень решительно настроенные, тем более что в толпе страх всегда приглушен. Будь эти люди по отдельности, едва ли хоть одному из них пришла бы в голову мысль заступить путь вооруженному воину, но сейчас, чувствуя рядом плечи своих соседей, они были буквально опьянены силой и решили, что все в их власти.

— Назад, — прорычал Ратхар, выступая вперед и вытягивая из ножен меч. — Не лезьте на рожон! — Сталь тускло сверкнула в отблесках луны, и стоявшие перед ним люди слегка замешкались, но лишь на мгновение, а затем вновь ринулись вперед, рассчитывая смять стоявшего перед ними человека, втоптать его в землю, убить, подняв на копья и искромсав топорами.

— Бейте его, хватайте разбойников! — С этим криком крестьяне атаковали наемника, собой пытавшегося прикрыть эльфийку.

Первого из нападавших Ратхар пропустил мимо себя, чуть отклонившись в сторону и избежав могучего, хотя и неумелого удара тяжелым колуном, затем развернувшись и полоснувпробежавшего еще несколько шагов крестьянина по спине. Человек заорал от боли и выронил топор, но следовавший за ним селянин уже пытался ткнуть наемника копьем. Ратхар перехватил пронзившее воздух рядом с ним оружие за древко и потянул на себя, в результате чего крестьянин, вложивший в удар слишком много сил, потерял равновесие и кубарем покатился по земле.

То, что происходило дальше, описать трудно, ибо это более всего походило на бестолковую свалку, когда десяток здоровых мужиков, вооруженных кто чем, одновременно навалились на одного воина. Ратхар, как раньше, на лесной дороге, находясь в центре образованного нападавшими круга, ловко уходил от не особо умелых ударов, при этом нанося своим противникам раны, не слишком тяжелые, но болезненные и сопровождавшиеся обильным кровотечением, разбивая им суставы ударами ног и оставляя на лицах сочащиеся кровью порезы мечом. Наемник не хотел убивать этих людей, ибо никогда не прибегал к убийству без крайней необходимости, а сейчас он не видел серьезной опасности. Крестьяне, напуганные и ошарашенные тем, что происходило в их поселке, свой испуг обратили в ярость, которая обрушилась бы на любого, кому довелось бы попасться им на глаза. Сейчас Ратхар оказался этим неудачником, но гнев людей не был направлен против него персонально, поэтому стоило лишь отпугнуть этих крестьян видом их же товарищей, раненых, залитых кровью и дико кричащих от боли, после чего можно было уйти. Ратхар знал, что немногие люди привычны к крови и боли, поэтому считал, что некоторые увечья будут достаточной мерой для того, чтобы пыл этой толпы угас.

Однако не все крестьяне ринулись к наемнику, поскольку увидели прятавшуюся за его спиной девушку, после чего к обычному гневу примешалась еще и похоть. Сразу четверо атаковали Мелианнэ, почитая ее легкой добычей, которой достаточно буде погрозить ножом и она сразу сдастся на милость победителей. Однако эльфийка, выхватив гномий клинок, уже обагренный кровью, встретила нападавших вихрем стали, создавшей вокруг Мелианнэ заслон, сквозь который не могли проникнуть рогатины и ножи ее противников.

Одного из атаковавших ее людей, молодого рыжебородого парня, пытавшегося достать эльфийку длинным тесаком, Мелианнэ ударила по груди наискось, нанеся рану если и не смертельную, то весьма тяжелую. Меч, проданный гномами, оказался и впрямь великолепен. Не выкованный специально для руки Мелианнэ, он, тем не менее, оказался превосходно сбалансирован и казался неотъемлемой частью Перворожденной, настолько удобным был гномий меч в обращении.

Идеально оточенный клинок с легкостью резал плотную ткань и человеческую плоть, нанося жуткие раны. А поскольку крестьяне не имели никаких доспехов, то убивать их таким оружием было истинное удовольствие, тем более, Мелианнэ, в отличие от наемника, не испытывала никаких чувств к людям, поднявшим на нее оружие, кроме злобы и презрения, вызванного их весьма ничтожным видом, который не могло изменить даже оружие, не менее, кстати, ничтожное. Видимо, в крови принцессы все же была доставшаяся по наследству от предков ненависть к роду человеческому, которую Мелианнэ и вкладывала в каждый удар. Собственно, на трех человек ей хватило четырех ударов, ибо последний из нападавших оказался весьма ловок в обращении с коротким копьецом, которым он сражался, и первый предназначенный ему удар эльфийки сумел-таки отразить, но уж вторым выпадом Мелианнэ прикончила его, скользящим ударом разрезав живот и выпустив внутренности наружу.

В итоге, спустя секунд пятнадцать после нападения, эльфийка осталась в окружении трех трупов, лежавших в лужах крови, а еще один горе-вояка был ранен и время от времени издавал тягостные стоны, ибо кричать уже не мог. Но и Ратхар тоже не тратил время понапрасну, поэтому круг, который образовали крестьяне, полагая, своим общим напором смять наемника, распался. Несколько человек, побросав оружие, бежали прочь, но большая часть их так и осталась лежать на земле, хотя убитых среди этой братии было едва ли двое, но продолжать бой никто уже не был способен.

— Бежим, — бросил Ратхар эльфийке. И они вновь метнулись к лесу, до которого оставалось не более трехсот ярдов. Однако вдруг за спинами беглецов раздались крики, перемежаемые конским ржаньем. Обернувшись, Мелианнэ увидел трех всадников, преследовавших их. Все были вооружены мечами, а один из них натягивал лук, намереваясь поразить беглецов издали.

— Лучник, — крикнула эльфийка Ратхару. — Осторожнее!

— Тогда быстрее надо добраться до леса, — ответил тяжело дышавший наемник, так и не убравший меч в ножны. — Там они нас не найдут, да и справиться будет легче, чем в открытом поле.

Первая стрела с гулом пронеслась чуть правее головы Ратхара, канув в темноту. Наемник бросился в сторону, пропустив еще одну стрелу, но всадники почти нагнали их, держась пока в двух десятках шагов. Лучник, взявшись также за меч, пришпорил своего скакуна, поравнявшись с бегущим наемником, и нанес ему удар сверху, сразу рассчитывая разрубить пополам. Однако Ратхар сумел уклониться от опускавшегося на него меча, а затем сдернул всадника с лошади, ухватив его за пояс. Стражник, не ожидавший такой прыти от своего противника, рухнул в траву, выронив клинок, а Ратхар, вскочив в седло, направил своего нового коня к эльфийке, преследуемой еще одним солдатом. Он подхватил Мелианнэ, усадив ее позади себя, но стражник бросился на наемника.

Развернув коня навстречу своему противнику, так, чтобы эльфийка оказалась вне досягаемости его ударов, Ратхар атаковал солдата, буквально смяв его градом ударов. Воин защищался весьма умело, но не мог даже и думать об атаке. Он принимал большинство ударов Ратхара на подставленный плашмя клинок, поскольку не имел щита, но наемник, заметив брешь в обороне солдата, обрушил свой клинок ему на голову, разрубив легкую каску. Воин поник в седле, выронив оружие, а Ратхар, не долго думая, направил своего коня в лес, надеясь скрыться до того, как к стражникам подойдет подмога.

Третий солдат, державшийся в стороне, ринулся наперерез уходившему наемнику, но получил острием меча по лицу, едва не лишившись глаза, после чего повернул назад, поняв, что с таким противником в одиночку он может и не совладать. А беглецы все же сумели благополучно добраться до леса, край которого был озарен отблесками разгоравшегося в Долине пожара.

Ратхар спешился лишь тогда, когда между ними и растревоженным поселком было не менее двух миль леса. Надо сказать, что здесь не было слишком густых зарослей, поэтому вполне можно было передвигаться верхом, хотя лучше всего в лесу ходить на своих двоих, ибо всадник не так проворен и оставляет за собой достаточно следов, чтобы пущенная за ним погоня не сбилась с пути.

Со всех сторон небольшую поляну, где наемник решил сделать остановку, обступал лес, точнее, густой кустарник, обильно разросшийся, не зная топора дровосека и лесных пожаров. К ветвям Ратхар и привязал трофейного коня после того, как помог сойти на землю эльфийке.

— Лошадь придется бросить, — произнес наемник, наконец, решив, что любая погоня должна была отстать.

— Почему? — удивилась Мелианнэ. — Верхом мы сможем двигаться быстрее, если вновь выберемся на тракт.

— Конь слишком приметный, — Ратхар указал на клеймо, выжженное на крупе скакуна. — Это знак пограничной стражи, они так всех лошадей метят. Если на дороге нам встретится патруль, они сразу заметят клеймо, а рассказать, как к нам попал казенный конь, будет непросто. Поверь, я не хотел бы пробираться к границе, имея за спиной погоню в лице всей королевской стражи этой провинции. А они будут преследовать нас, ибо еще никому невозбранно не приходилось убивать солдат короны.

— Мы и так схлестнулись с ними в городке, так что из этого? — Мелианнэ, кажется, было безразлично, кого придется убивать, ведь для нее между людьми не было особой разницы.

— На этот раз они могли нас не узнать, тем более, в том хаосе, что творился в Долине, — ответил человек. — К тому же, для стражи больший интерес представляют гномы, два из которых точно остались на месте боя, но рисковать и дразнить солдат я не хочу. Ты, к тому же, утверждала, что можешь найти наших лошадей, — припомнил Ратхар.

— Попробовать можно, — с сомнением, тщательно скрываемым, впрочем, ответила Мелианнэ. — Если они не убежали далеко, то я могу позвать их сюда.

— Магия?

— Разумеется! Или ты полагаешь, что я могу приманить их за несколько миль горбушкой хлеба? — с насмешкой спросила эльфийка.

— Просто я это к тому, что по твоим чарам нас могут выследить.

— Ты полагаешь, что на нас уже идет облава? — с некоторой тревогой уточнила Мелианнэ.

— Не уверен, но что-то мне подсказывает правильность этой мысли, — мрачно вздохнул Ратхар. — Слишком много людей из пограничной стражи бродит по округе, хотя до границы еще довольно далеко. К тому же, мне не кажется, что встреча с гномами была случайной. Ведь они хотели что-то от тебя?

— Не знаю, о чем ты, — отрезала эльфийка. — Тебе просто померещилось.

— Гномы, хотя и живут на наших землях, знают, что к ним закон в случае, если совершат малейшее преступление, будет гораздо строже, чем к людям. Поэтому они едва ли стали бы нападать на нас среди скопления людей, не будь на то причины, гораздо более веской, чем даже их жизнь, — как бы невзначай заметил воин. — За себя могу сказать с уверенностью, что недомеркам прежде дорогу не переходил, а потому едва ли они искали там именно меня. А поскольку нас лишь двое, то целью этого нападения могла быть именно ты, э’валле, — заключил наемник, вопросительно уставившись на свою спутницу.

— Они просто ненавидят нас, вот и кинулись, словно бешеные псы. Такие отношения между нашими расами существуют едва ли не с начала времен, и едва ли гномы вдруг могли воспылать ко мне братской любовью.

— Может быть и так, но вот я не слышал, чтобы среди дьорвикских гномов встречались маги, а тот, который ушел из поселка, явно был неслабым чародеем, — задумчиво проговорил Ратхар.

— Если люди не видели гномьи чары, это вовсе не значит, что среди их народа нет волшебников. Гномы, как бы то ни было, не дураки, чтобы показывать фокусы на главных площадях ваших городов, — рассудила эльфийка. — И вообще, что ты хочешь от меня? Тебе поручено охранять меня, ну так и охраняй! Откуда же я могу знать, почему бородатые недомерки напали на нас?

— Именно сейчас, э’валле, я бы хотел, чтобы ты, рискнув, прибегла к магии и нашла наших коней, как обещала, — напомнил человек. — На них остался весь наш скарб и часть оружия, с которым я не хотел бы расставаться так легко.

— Попытаюсь, — коротко ответила Мелианнэ, делая глубокий вдох и затем медленно выдохнув.

Внешне процесс поиска ничем особым не был заметен. Мелианнэ просто стояла неподвижно в центре поляны, крепко зажмурившись и спокойно дыша. Та составляющая ее души, которая была связана с магией, выскользнув из тела, но будучи соединенной с ним прочными связями, летела сквозь пространство, которое маги из числа людей назвали бы астралом. Сейчас лес представал перед внутренним взором эльфийки, как некая серая пелена с более темными и чуть более светлыми прожилками, а любое разумное создание, любой лесной зверь или человек, казался ярким белым пятном, от которого исходило сияние. Мелианнэ кружа по лесу и все больше удаляясь от того места, где они остановились, и где оставалось ее тело, позвала бежавших скакунов, как звала их раньше. На самом деле эльфийка не произнесла ни звука, но по лесу волной прокатился зов, передаваемый от дерева к дереву лесными духами, зов, заставляющий бежавших животных вернуться к своим хозяевам.

Ратхар ждал довольно долго, но, наконец, Мелианнэ шумно выдохнула и открыла глаза. Она вдруг пошатнулась, словно теряя равновесие, но наемник тут же подхватил ее и усадил на землю.

— Вернутся, если их еще не поймали, — промолвила эльфийка. Было заметно, что магия стоила ей немалых усилий.

— Больше ты никого поблизости не заметила?

— Нет, на расстоянии двух миль отсюда людей нет, — уверенно ответила Перворожденная.

— А нелюди?

— О чем ты, — не поняла вопроса Мелианнэ.

— Может, тут гном поблизости бродит, — пояснил человек. — Не хотелось бы вновь столкнуться с ним.

— Гному, тем более, раненому, никогда пешком не преодолеть такое расстояние по лесу быстрее, чем нам, — возразила эльфийка. — А верхом и подавно.

— Ладно, тогда будем ждать наших лошадок, — пожал плечами Ратхар.

Ждать, однако, пришлось недолго. Спустя примерно десять минут в глубине леса раздался хруст веток, заставивший эльфийку и наемника схватиться за оружие, и на поляну вышли кони, бежавшие в начале схватки с гномами. Они свойственным всем животным чутьем, которое проявляется изредка и у людей, но гораздо слабее, восприняли призыв существа, которое за последние несколько дней считали своим Хозяином, вернее одним из таковых, и этого призыва животные, выросшие в неволе и приученные к подчинению, не смогли ослушаться. Было заметно, что бока их тяжело вздымаются, точно от быстрого бега. Ратхар сразу увидел, что вся поклажа, включая лук Мелианнэ и собственный метательный топорик, на месте, что его весьма порадовало.

— Что ж, у магии есть неоспоримые достоинства, — усмехнулся наемник, проверяя сбрую.

— У магии гораздо больше недостатков, чем ты думаешь, — вздохнула Мелианнэ. — Особенно, если не владеешь ею в совершенстве. Поэтому в бою я больше полагаюсь на меч, чем на чары, — призналась эльфийка.

— Не думал, что быть волшебником — плохо, — удивился воин. — Ведь это же новые возможности и сила, превосходящая силу обычного человека.

— Возможно, это так, — кивнула Мелианнэ, добавив: — Но только почему-то наши величайшие маги, те, кому открывались самые сокровенные тайны высокого искусства, никогда не прибегали к этой силе. Достигнув некоторого уровня, чародеи моего народа добровольно становились отшельниками, проводя остаток жизни в лесах и почти не показываясь на глаза своим соплеменникам. Говорят, после смерти они становились кем-то вроде стражей леса, охраняющих его покой, а заодно и покой остальных Перворожденных.

На эти слова Ратхар ничего не ответил, ибо к искусству чародейства отношение имел самое косвенное, хотя за свою жизнь и сталкивался с разными магами, большинство из которых, правда, оказывались проходимцами. Он привык решать свои проблемы другими методами, а все волшебство считал чем-то посторонним, никогда не связываясь с магами без нужды. Тем более что люди, постигшие тайны магии, в отличие от родственников Мелианнэ, никогда добровольно не отказывались от власти, а потому, становясь опытнее, одновременно приобретали все большее коварство и вероломство, будучи готовы ради вожделенной власти и богатства пойти на любую подлость.

Из леса путники выбрались нескоро, поскольку сперва дали своим лошадям необходимый отдых, а затем петляли по зарослям, долго запутывая следы. Лошади же, отнятой у стражника, Ратхар нанес несколько ран кинжалом, походивших на следы когтей, а также оборвал подпругу, после чего прогнал прочь. Он понимал, что все эти ухищрения не слишком надежны, но если коня поймают те, кто еще ничего не знает о событиях в Долине, то они все же могут решить, будто всадник погиб в клыках дикого зверя, а скакуну удалось убежать. Добавить достоверности такой версии должны были и следы крови, ради которых наемник нанес сам себе рану. После этого, будучи уже не в состоянии сделать что-либо, Ратхар мог лишь надеяться, что им удастся добраться до границы, которая, несмотря на все перипетии, с каждым днем их путешествия становилась все ближе. Однако в этом он очень сильно заблуждался.

А в роще на окраине охваченного паникой поселка, жители которого сейчас всецело были заняты борьбой с разгоравшимся пожаром, стоял, глядя в сторону леса, единственный уцелевший в короткой схватке гном. Он сейчас совершенно не опасался, что местные жители могут заметить чужака, на нем сполна отыгравшись за свои беды. Крестьянам явно было не до прочесывания окрестностей, хотя потом, конечно, они вполне могут попытаться отыскать следы тех, кто устроил в селении форменный погром. Впрочем, едва ли им удастся кого-то найти.

— Что же, — ехидно буркнул себе под нос прятавшийся в зарослях гном. — Бегите, бегите. Далеко вам, все одно, не убежать. Чужими чарами от вас так разит, что за тысячу лиг учуять можно, да и наш подарочек, пожалуй, сгодится.

Гном, со злорадной насмешкой взглянув на поселок, над которым трепетало зарево пожара, не спеша двинулся в лес. Предстоял долгий путь, но теперь, когда он исполнил, пусть и не полностью, полученный приказ, спешить было некуда. Сварт неплохо постарался там, в мерзком человечьем муравейнике, что звался Рансбургом, а он, Дурин, на славу потрудился здесь, и не было ничего худого, если последний ход в этой странной партии сделают другие его братья. Гном по имени Дурин, воин Подгорного королевства, вовсе не был тщеславен. Сейчас он больше сожалел о том, что погибли его товарищи, но они, в прочем, были готовы к этому с самого рождения, избрав путь воинов.

Уже отойдя к опушке, гном встал, оглянувшись еще раз на поселок, а затем уверенно двинулся вперед, обходя, однако же, селение по дуге. Он не чувствовал радости при мысли, что придется пешком, да еще скрываясь от человеческих солдат, преодолеть несколько десятков лиг, а здесь, совсем рядом, стояла повозка, полная всякого добра, которое могло сгодиться в пути. И гном решил рискнуть, обеспечив себе хоть какие-то удобства в пути.

Глава 8. Королевская охота

Если бы в этот момент на дороге, что вела в форт Орвен, стоящий в полусотне миль от границы с державой эльфов, гордым И’Лиаром, оказался кто-нибудь, купец, возвращающийся с торга или хотя бы беглый каторжник, и если бы ему вдруг пришло в голову сойти с дороги и углубиться в лес на сотню ярдов, то этого человека ожидало бы весьма странное зрелище.

Воздух над старой просекой, сделанной много лет назад местными крестьянами, а ныне уже начавшей зарастать цепким кустарником и молодыми деревцами, задрожал, словно над большим костром, а затем начал сгущаться в туман, которого в эту пору и быть не могло по любым законам природы. Через несколько минут в центре прогалины клубилось серое облако, принявшее вид колонны, в высоту достигавшей футов восьми и весьма большой в обхвате. Несмотря на то, что дул ветер, дымный столб оставался недвижим, и в глубине его рождались багровые всполохи. А затем из тумана на траву ступила нога, на которую был надет добротный кожаный сапог.

Человек, вышедший из облака, огляделся по сторонам, поудобнее перехватывая заряженный и взведенный арбалет. Лежавший на лакированном ложе тяжелый болт следовал за взглядом державшего оружие человека, когда тот осматривал окрестности. Убедившись, что ничего опасного или просто подозрительного поблизости нет, человек отступил в сторону.

Возникший буквально из воздуха мужчина был снаряжен явно для похода, и при этом еще неплохо вооружен. Помимо арбалета на поясе у него висел широкий клинок в простых потертых ножнах, длинный кинжал, а также, разумеется, колчан с короткими арбалетными стрелами. Поверх добротного камзола человек носил тяжелую кольчугу с капюшоном, из-под которого выбивалась прядь русых волос, а поверх кольчуги — безрукавый кафтан-сюрко.

Вслед за арбалетчиком из облака тумана возник еще один воин, снаряженный примерно так же, как и первый, но вооруженный только длинным тяжелым мечом. Он отпрянул в сторону, а следом уже шел третий человек, вновь вооруженный арбалетом. Они окружили столб тумана, из которого и появились, становясь к нему спиной таким образом, чтобы полностью обозревать окрестности, словно опасались внезапного нападения или засады.

Окажись поблизости от просеки человек, и будь он достаточно осторожен, чтобы не выдать ничем свое присутствие, он бы мог увидеть, как из столба тумана один за другим выходили воины в кольчугах, вооруженные мечами, легкими топориками и арбалетами. Часть из них вела под уздцы оседланных лошадей, а двое несли на руках соколов, на головы которых были надеты кожаные колпачки.

Всего людей, равно как и могучих скакунов в отличной сбруе, было двенадцать, причем из этого отряда резко выделялись двое. Первый был заметен благодаря повадкам командира, привыкшего повелевать и также привыкшего, что его приказы выполняются в точности и незамедлительно. Этот воин, довольно молодой и весьма симпатичный, наверняка пользовавшийся немалой популярностью у дам, отдавал команды вполголоса, и остальные бойцы из возникшего в лесу таким необычным способом отряда бегом бросались выполнять его требования. По воинам сразу было видно, что это не какой-нибудь наемный отряд или разбойничья шайка, а настоящие солдаты, поскольку даже здесь, на лесной поляне, они не утратили своей выправки. При этом на одежде и доспехах их не было заметно никаких гербов или иных символов, которые позволили бы понять, кто же это такие.

Кроме молодого командира, который ничем, за исключением манеры держаться, не выделялся среди своих бойцов, ну, разве, меч у него был украшен побогаче, на поляне был еще человек, отличавшийся от своих спутников гораздо резче. Он был тоже довольно молод, высок и неплохо сложен, разве что слишком худощав и несколько сутул, что, впрочем, трудно было отнести к недостаткам, а волосы его были полностью сбриты, подставив лучам полуденного солнца, пробивавшимся сквозь кроны стоящих вокруг дубов гладкий череп. Доспехов он не носил и был одет только в короткий кафтан зеленого цвета и такие же штаны, заправленные в высокие сапоги для верховой езды. На поясе его висел легкий меч с простой гардой и крупным рубином, вделанным в рукоять, а также короткий кинжал. Внимательный наблюдатель мог бы еще заметить торчащую из-за голенища прочного сапога рукоять ножа, до поры спрятанного от чужих взоров.

— Все здесь, — обратился командир к своим солдатам, оглядываясь. — Никто не отстал по пути?

— Все прошли, капитан, — отвечал ему широкоплечий молодец, все еще настороженно сжимавший меч. — Слава Судие! — Похоже воин, которого, вроде бы, ничто не могло испугать, сейчас едва справлялся с волнением. Лоб его покрылся испариной, а в голосе звучало неподдельное облегчение.

— Должен признать, твой учитель сделал все отлично, — названный капитаном обратился к обритому спутнику, который был единственным из присутствующих, кто сохранял полное спокойствие после завершения самого странного, пожалуй, путешествия, которое доводилось когда-либо пережить простому смертному. — Надеюсь, мы именно там, куда и стремились, — заявил командир отряда, указывая на лес, заметно редевший впереди.

— Мой учитель, сеньор Дер Кассель, никогда ничего не делает плохо, поскольку является магом высшей ступени, постигшим многие премудрости чародейства, к чему и я стремлюсь. А эта магия — его конек, да простится мне эта грубость, его сокровенная тайна, секрет порталов известен кроме него еще двум-трем магам. — Лысый выглядел несколько высокомерно и как-то по-детски обиженно, заступаясь за честь своего учителя, словно перед ним был не рыцарь, а сиволапый крестьянин, пригласивший вдруг благородного господина выпить на брудершафт. — Вы оскорбляете мэтра своим недоверием.

— Простите, почтенный Скиренн, но я просто удивлен, — от воина не укрылась обида молодого чародея, и он попытался, как умел, сгладить ситуацию. — Поверьте, прежде я еще ни разу не путешествовал столь необычным способом.

Капитан королевской гвардии Дьорвика ни на йоту не кривил душой в этот миг. Как и любой его боец, Антуан Дер Кассель еще не вполне поверил, что, пребывая совсем недавно в считанных милях от столицы, в одном из охотничьих замков короля, он вдруг очутился на южной границе державы, преодолев сотни лиг за несколько мгновений. Все произошло слишком быстро, чтобы что-то всерьез осознать. Час кропотливой работы мэтра Амальриза, старательно вычерчивавшего на выщербленных плитах, которыми был вымощен внутренний дворик, странную фигуру наподобие звезды с не менее чем полусотней лучей, затем короткое, наполненное страной силой, заклинание на неведомом языке — и вот половина королевства осталась за спиной.

Мучившиеся бездельем гвардейцы едва услышали приказ, как всегда, оказавшийся совершенно неожиданным, а у придворного мага Его величества — вернее, магов, ведь и тот, кто ныне сопровождал воинов, тоже участвовал в чародействе, как и его наставник, на четвереньках ползая по холодным камням с циркулем и секстаном в руках — все уже было готово. Над замковым двором взметнулось непроницаемое для взглядов марево, в которое нужно было сделать лишь один шаг. И вот напоминанием о проделанном пути осталось лишь легкое головокружение да порой подступавшая к горлу тошнота.

— Мне немало довелось странствовать, — промолвил Антуан Дер Кассель, приблизившись к магу, взиравшему на гвардейца с затаенной гордостью. — И верхом, и пешком, и на корабле. Но я и подумать не мог, что можно путешествовать подобным образом, за миг преодолевая расстояния, которые всадник не покроет и за седмицу, — словно оправдываясь за невольно допущенную грубость, произнес воин. — Это в голове просто не укладывается! Я не сомневался в искусстве вашего почтенного учителя, уверяю, и все же едва ли поверил бы, скажи прежде кто-то, будто он способен силой лишь одной мысли перемещать людей на сотни лиг!

— В этом я вам охотно верю, капитан. — Лысый ученик чародея сменил гнев на милость, подарив своему собеседнику снисходительную усмешку. — Но давайте решим, что делать дальше? Мы не можем медлить, на счету каждая минута, — напомнил тот, кого называли Скиренном.

— Вам известно, где точно должен был выбросить нас этот портал? — спросил своего спутника капитан Дер Кассель.

— Примерно в полудюжине миль к северо-западу от Орвена. Это место напитано древней магией, поэтому и портал сюда направить проще, ибо нет нужды брать точный прицел. Рассеянное здесь чародейство само притягивает столь мощные заклинания, но, разумеется, исключительной точности я вам не могу обещать. Нас могло выбросить на милю южнее или севернее, чем предполагалось, но не более. Нет сомнений, это приграничные земли!

— Значит, мы можем выбраться на дорогу, ведущую в форт? — уточнил воин.

— Думаю, тракт проходит севернее этого места, не более чем в полумиле от нас, — кивнул чародей, хотя и без особой уверенности.

Догадка Скиренна оказалась верной, и небольшой отряд спустя примерно полчаса выбрался на дорогу. В отличие от большого тракта, соединявшего расположенные севернее города, этим путем пользовались нечасто, но его значение для многочисленных крепостей, прикрывавших границу, было весьма велико, поэтому здесь постоянно курсировали конные патрули стражи.

Дальнейший путь гвардейцев пролегал к форту Орвен, крупнейшей крепости в округе. Форт, построенный еще более ста лет назад, должен был стать в случае вторжения с юга эльфов краеугольным камнем всей дьорвикской обороны между Рансбургом и Хильбургом. Высокие, не менее десяти ярдов, прочные каменные стены, усиленные несколькими башнями и окруженные вдобавок к этому глубоким рвом, были весьма трудным препятствием для агрессоров.

Любой, кто явился бы в Дьорвик с юга непрошенным, был бы вынужден штурмовать крепость, оставив под ее стенами множество своих воинов. Обойти форт стороной также оказалось бы непростой задачей, поскольку дорог, по которым могла бы пройти на север крупная армия, поблизости почти не было. К тому же, оставив форт за спиной, Перворожденные могли быть в любой момент атакованы с тыла вышедшим из-за стен гарнизоном, в котором служили воины, обученные не только честному бою, но также умевшие совершать вылазки и вообще действовавшие в лесу ничуть не хуже эльфов. Поэтому штурм форта становился практически неизбежным, а уж на этот случай в крепости было достаточно оружия и различных припасов, которые позволили бы защитникам продержаться много дней, отвлекая на себя значительные силы противника и сдерживая продвижение Перворожденных в густонаселенные провинции Дьорвика, что давало время королю собрать на севере сильную армию, способную нанести эльфам поражение.

Надобно сказать, что крепость за время своего существования так ни разу и не подверглась атаке, ибо была возведена уже в ту пору, когда большие войны между двумя народами угасали, и наступил ненадежный мир, который для обеих сторон все же был предпочтительнее беспрерывной резни, для одних становясь целью, к которой они стремились, для других — возможностью собраться с силами для новых походов. Но, несмотря на относительное спокойствие на границе, гарнизон Орвена находился в постоянной готовности.

Ныне пять с лишним сотен воинов пограничной стражи, расквартированные здесь, несли охрану границы и прилегающих к ней земель королевства, поддерживая там порядок. Они в равной мере охотились за отрядами эльфийских лазутчиков и шайками разбойников, скрывавшимися в окрестных лесах. Периодически отряды стражников уходили на юг, где сменяли гарнизоны малых пограничных застав, густо разбросанных по всему полуденному рубежу Дьорвика. Такой порядок был установлен довольно давно, и благодаря этому не раз уже удавалось предупредить вылазки Перворожденных, которые, натыкаясь на заставы, вынуждены были уходить назад, поскольку не желали ввязываться в бой, а проскользнуть мимо постов и дозоров незамеченными было весьма сложно. Постоянная же смена гарнизонов позволяла все время держать на самой границе свежие войска, в то время, как солдаты, уступившие им место, отдыхали в форте, под надежной защитой укреплений, и принимали пополнение. Поэтому Орвен в последнее время становился не просто крепостью, а городом, в котором жило уже немало мирных обывателей, начиная от ремесленников и заканчивая веселыми девицами, делавшими нелегкую гарнизонную службу чуточку приятнее, в некоторой степени тоже способствуя укреплению обороноспособности королевства. А также здесь появился учебный лагерь, где тренировались принятые в пограничную стражу новобранцы, превращавшиеся под присмотром суровых десятников из вчерашних деревенских увальней в опаснейших бойцов.

Отряд капитана королевской гвардии, выбравшись наконец на дорогу, двинулся к форту, пока никого не встретив на пути. Возможно, могло показаться странным, что гвардейцы, привыкшие гордиться своим положением и приближенностью к королю, передвигались по далекой провинции Дьорвика, соблюдая такую скрытность, что даже сняли с себя все полагавшиеся им знаки отличия, но таково было решение самого короля Зигвельта, с которым полностью согласился и Дер Кассель. Появление отряда королевских гвардейцев, да еще с самим капитаном во главе, в таком захолустье могло привлечь ненужное внимание, поскольку ни для кого не было секретом, что Антуан Дер Кассель является не просто начальником личной охраны правителя, но и его доверенным лицом, наравне с главой тайной службы, и его появление на границе должно иметь серьезные причины. А поскольку капитану было доверено решение задачи государственной важности, ему не следовало без нужды выдавать себя, привлекая тем самым вражеских шпионов, которые, вполне вероятно, могли знать что-то о затее короля и в этом случае особенно пристально следили за событиями на южной границе.

Конечно, сохранить полное инкогнито на всем протяжении миссии было невозможно, поскольку необходимо было взаимодействовать с пограничной стражей, но все же количество посвященных можно было сократить до минимума, и потому гвардейцы пока ничем не выдавали себя, стараясь походить на обычных воинов. При этом у капитана в запасе была особая грамота, подписанная Зигвельтом, согласно которой Антуан получал почти неограниченные права и мог отдавать распоряжения кому угодно, вплоть до губернаторов провинций, а уж солдаты и без подобных документов были обязаны ему подчиняться, хотя бы потому, что чин капитана гвардии был гораздо выше армейского тысячника.

Прошло уже несколько часов с момента появления гвардейцев, сопровождаемых магом Скиренном, учеником самого Амальриза, когда их отряд все же повстречался с другими людьми. Это оказались стражники, видимо, патрулировавшие в окрестностях форта. Четверо всадников появились из-за поворота, неожиданно нос к носу столкнувшись с отрядом Дер Касселя. Гвардейцы несколько растерялись, увидев перед собой дюжину отлично вооруженных воинов, не похожих на солдат и не носивших хоть какие-нибудь знаки отличия. Возможно, они решили, что видят перед собой отряд разбойников, поэтому двое стражников выдвинулись вперед, взявшись за рукояти мечей, но пока не вытаскивая их из ножен, а еще двое положили стрелы на тетивы длинных луков.

— Стойте, назовите себя, — стражник с бронзовой короной на одежде направился к гвардейцам, которые также остановились и на всякий случай приготовились к бою, хотя понимали, что перед ними люди из пограничной стражи.

— Капитан гвардии Его величества Зигвельта Шестого, Антуан Дер Кассель, — представился капитан, выезжая вперед.

— Простите, сударь, у вас есть знак, подтверждающий это? — Десятник не терял бдительности, хотя, услышав чин своего визави, несколько смутился, ибо понимал, что ни один глупец не будет пользоваться таким громким именем, обладателя которого к тому же, многие могли не раз узреть в Нивене на турнирах и во время приемов во дворце. Однако лично стражнику не довелось видеть капитана гвардии, а потому десятник все же был настороже, ибо на лесной дороге можно было повстречать кого угодно, и вероятность встречи с шайкой головорезов была значительно выше, чем встречи с королевскими гвардейцами.

— Извольте, — Дер Кассель протянул вперед руку, и десятник увидел золотой перстень с дьорвикским львом, украшавший средний палец. — Ваша бдительность похвальна, хотя сейчас она, право же, кажется излишней, — ничуть не оскорбившись, что десятник посмел не поверить его слову, произнес гвардеец.

— Милорд, — десятник отдал честь, ибо теперь сомнения в личности человека, назвавшегося капитаном гвардии были развеяны окончательно. — Десятник пограничной стражи Гибо Рендал. Чем могу служить?

— Вы из Орвена, десятник?

— Так точно, господин капитан, — почтительно ответил воин, еще не веря, что беседует с самим милордом Дер Касселем.

— Будьте любезны, проводите нас до форта, — капитан королевской гвардии вовсе не приказывал, а только просил, но, зная, конечно, что мало найдется солдат, способных отказать в его просьбе. — Нам нужно увидеть коменданта, и спешно.

— Слушаюсь, милорд! — Десятник Рендал развернул коня, двинувшись в том направлении, откуда прибыл, а его люди выстроились по бокам колонны гвардейцев, которые заметно успокоились, ибо теперь точно были уверены в том, что придворный маг Зигвельта не ошибся и точно доставил их туда, куда и требовалось, а не выбросил где-нибудь в центре И’Лиара или р’рогском лесу.

Форт Дер Кассель увидел издалека, ибо крепость располагалась на вершине весьма высокого холма, и господствовала над окрестностями. С расстояния в несколько миль приземистые стены, конечно, не казались неприступными, но капитан представлял их толщину и качество кладки, за которым всегда следили особо строго, а потому догадывался, что укрепления Орвена оказались бы не по зубам Перворожденным, для защиты от которых и была возведена эта твердыня. Эльфы гораздо позже иных рас освоили боевой строй, предпочитая сражаться каждый по отдельности, образуя некое подобие цепи, но все же им пришлось перенять построение фалангой у людей после нескольких сокрушительных поражений от имперских легионов. Однако искусство штурма укреплений перворожденным давалось гораздо труднее, и они предпочитали либо обходить сильные крепости, либо ограничивались их блокадой, если оставлять за спиной гарнизон считали опасным. В прочем, поскольку эльфы действовали внезапно, скрытно выдвигаясь к стоявшим у них на пути замкам и городам и стремительно их атакуя, то не единожды защитники последних просто не успевали подготовиться к появлению противника, подчас даже оставляя открытыми ворота, и потому очень хорошо укрепленные замки оказывались захваченными. Собственно, дабы избежать подобного впредь, уже несколько десятков лет существовала на границе с эльфийской державой полоса секретов, застав и фортов, сквозь которую, что не единожды было доказано, крупный отряд почти не имел шансов пробраться незаметно. Многочисленные дозоры, находившиеся на самой кромке дьорвикских земель, создавали некую сеть, в которую попадало большинство разведчиков, приходящих из И’Лиара, благодаря чему в последнее время жизнь в полуденных провинциях королевства стала заметно спокойнее, и крестьяне уже не стремились переселиться подальше на север, устрашенные постоянной угрозой нападения эльфов на их дома.

Путь в сам форт лежал через скопление домов, стоявших у подножия холма, в которых жили рискнувшие поселиться в столь опасной близости от границы люди, в том числе немало разных мастеров, начиная от кузнецов и заканчивая пекарями. Также здесь имел место и вполне приличный трактир, едва ли, впрочем, имевший большое количество посетителей, ибо солдаты даже в такой глуши не могли беспрепятственно покидать крепость в любое время, а поселенцев было не столь и много. Некоторые из них, кстати, в момент появления отряда Антуана были на улице и с любопытством рассматривали странных воинов, не похожих на стражу или солдат, которых, почему-то, сопровождали воины из форта. Пока вокруг этого хаотичного скопления домов не было каких-либо защитных укреплений, ибо небольшое количество жителей поселка мог вместить сам форт, но в будущем можно было предполагать возведение палисада, а может быть когда-нибудь здесь построят и настоящий город, окруженный каменными стенами.

В крепость вела единственная дорога, шедшая по склону холма. Дер Кассель отметил про себя, что путь к воротам, которые в любой крепости всегда являются самым слабым местом и подвергаются наиболее яростным атакам при штурме, отлично простреливался со стен. Даже пара десятков лучников могла, при наличии достаточного количества стрел, остановить штурмовые отряды, а за стенами и на боевых площадках крепостных башен явно должны были находиться и тяжелые арбалеты и катапульты.

Дорога, петляя и извиваясь, вела по северному склону холма, а остальные склоны поросли невысоким кустарником, ветви которого переплелись столь густо, что пройти там было практически невозможно, тем более трудно было подтащить на достаточное расстояние к стенам осадные орудия.

Ворота, ведущие в форт, охранялись мощной башней, выступавшей за линию стен. Через глубокий ров, не заполненный, правда, водой, ибо реки здесь не было, а воду добывали из колодцев, часть из которых находилась и под защитой стен, что позволяло гарнизону Орвена долгое время не страдать от жажды, был перекинут подъемный мост, на котором стояли двое солдат, снаряженных в полном соответствии с караульным уставом, то есть в касках, легких кольчугах, с копьями в руках и длинными кинжалами в ножнах на поясе. Капитан гвардии заметил, что с внутренней стороны стен въезд в форт защищен также воротами, прочные створки которых, ныне открытые, были обиты железными полосами, а между мостом и этими воротами опускалась железная решетка.

Часовым, как и разъезду стражи, оказалось достаточно лишь увидеть перстень Дер Касселя, чтобы отряд беспрепятственно пропустили в форт. Оказавшись в Орвене, капитан гвардии еще раз убедился, что комендант поддерживает в своей крепости идеальный порядок. На стенах и сторожевых башнях были видны лучники, возле ворот стоял мощный станковый арбалет, называемый «дикобразом», из которого можно было сразу выпустить несколько десятков стрел, а пространство между казармами находилось в идеальной чистоте.

Собственно, каждое строение внутри форта само по себе представляло настоящую маленькую крепость. Казармами служили прочные каменные здания в два этажа, причем первый был почти лишен окон и, как знал Антуан, предназначался для размещения арсенала и некоторых запасов, а второй, где и жили солдаты, в случае, если противник прорывался за стены, становился идеальной позицией для лучников, способных обрушить на нападающих тучи стрел. Единственный вход в такую казарму был защищен тяжелой дверью, по обеим сторонам которой находились узкие бойницы, сквозь которые защитники также могли вести обстрел штурмующих.

— Господин капитан, комендант Ларк сейчас подойдет, — солдат, которого десятник Рендал подозвал к себе, едва отряд прибыл в крепость, бросился на поиски командира.

— Хорошо, мы будем ожидать его здесь, — Антуан спрыгнул с лошади, которую тут же увел в конюшню один из стражников. Остальные гвардейцы последовали примеру своего командира, спешившись и разбредясь по двору форта.

Антуан ждал коменданта, наблюдая за тренировкой, которую проводили на плацу около трех десятков стражников. Обнаженные по пояс, они сражались, разбившись на пары, на деревянных мечах. Капитан гвардии отметил для себя, что воинов здесь обучает неплохой фехтовальщик, ибо они действовали весьма умело. Лишенные доспехов, стражники стремились отражать все удары своих противников, поскольку пропущенный выпад грозил им сильными травмами, так как тяжелая дубина, служившая учебным снарядом, наносила удары не хуже настоящей булавы.

Один из воинов, немолодой крепыш, во внешности которого, прежде всего, бросались в глаза длинные усы, свисавшие до середины груди, остановил бой, взял в обе руки по учебному мечу, кстати, в руках опытного бойца способному разить не хуже настоящего, и жестом подозвал к себе трех молодых парней. Стражники обступили его и изготовились к бою, поудобнее перехватив оружие и не спуская глаз с замершего в центре круга ветерана, а их товарищи, на время отложившие оружие, встали поодаль, наблюдая за приготовлениями к схватке. Затем все трое одновременно атаковали, однако их противник сумел выскользнуть из круга, выбив у одного из нападавших оружие и оказавшись затем позади своих партнеров, чем заслужил уважение Дер Касселя. Капитан гвардии, сам будучи одним из лучших фехтовальщиков королевства, сразу отметил, что усатый ветеран прекрасно владеет мечом и передвигается так, что его противники только мешают друг другу, хотя по их действиям и заметно, что навык боя группой против одиночки у этих парней имеется.

Бой, хоть и учебный, но отличавшийся динамичностью,разгорался. Ветеран ловко отражал все атаки своих противников, несколько более подвижных и легких, но заметно уступавших старому бойцу в опыте, который последним явно был получен не только на плацу. Антуан, с все большим интересом следивший за происходящим на усыпанной песком площадке, вокруг которой столпились стражники, отложившие на время тренировку, сам в подобной ситуации действовал бы так же, как и усатый ветеран, который постоянно стремился иметь перед собой только одного противника, загораживаясь им, точно живым щитом, от двух других и все время перемещаясь, дабы не позволить себя окружить. Тяжелые дубины, игравшие роль мечей, а заодно и развивавшие мышцы бойцов, ибо весили заметно больше, чем настоящие стальные клинки, с глухим стуком сталкивались, а иногда можно было даже услышать звук ударов по обнаженному телу, когда молодые бойцы не успевали парировать очередной выпад. Капитан гвардии отлично представлял, насколько неприятно было получить такой удар, пусть и нанесенный вполсилы, а ветеран, науки ради, скорее всего не слишком сдерживался.

Потеха, которая уже привлекла внимание нескольких десятков воинов, была ко всеобщему сожалению прервана появлением того самого стражника, который был послан на поиски коменданта. Бойцы сразу опустили оружие, а седой ветеран последовал за своим подчиненным. Как понял Антуан, он и был тем самым сотником Ларком, который командовал гарнизоном Орвена.

— Старший сотник Фагред Ларк, комендант форта Орвен, — старый служака вытянулся в струнку перед Дер Касселем. По пути он успел ополоснуть лицо из услужливо поднесенного кем-то из молодых бойцов ковша и натянул рубаху, скрыв многочисленные шрамы, густой сетью покрывавшие его тело. — Ваше появление — честь для нас, господин капитан, но мы, право, не ожидали вашего визита…

— Все правильно, сотник, вы и не должны были знать, что мы появимся здесь, — нетерпеливо прервал объяснения Ларка гвардеец. — Догадываетесь о причинах моего присутствия в форте?

— Могу предположить, что вы явились принять участие в облаве на эльфийскую лазутчицу, милорд, — сотник, несмотря на то, что разговор с человеком, обладавшим столь высокими титулами и властью, как капитан королевской гвардии, был для него более волнительным испытанием, чем бой с отрядом эльфийских диверсантов, все же сохранял спокойствие.

— Верно, сотник, именно это и привело нас сюда, — кивнул Дер Кассель. — Доложите, как идет облава. Есть ли результаты?

— Думаю, есть, ваша милость. Сегодня утром нам стало известно о гибели в Долине четырех солдат из моего гарнизона. Они патрулировали дорогу и остановились в поселке. Их было пять, и только один остался в живых.

— В какой долине? — Капитан гвардии нахмурился.

— Это поселок так называется, милорд, Долина, — пояснил Ларк. — Примерно тридцать миль от форта на северо-восток.

— И что там произошло, если погибли стражники?

— Точно неизвестно, милорд, но в ход была пущена магия, скорее всего, магия гномов, — мысленно кляня себя за неуверенность, сообщил комендант крепости. — Крестьяне сообщили, что в поселок прибыли гномы, будто бы для торга. Вечером произошел пожар, несколько домов сгорели, но очевидцы утверждают, что дома были разрушены чародейством. После этого гномы пропали, но уже на рассвете крестьяне поймали одного из них. Недомерок тайно пытался выбраться из села на своем фургоне, в котором они привезли товары. И, возможно, еще один из гномов погиб, ибо близь пожарища был найден труп, обгоревший, но все равно не похожий на человека. Также крестьяне утверждают, что незадолго до описанных мною событий в Долину прибыли двое всадников, мужчина, по всей видимости, воин, а также женщина, лица которой никто толком не разглядел. Когда начался пожар, несколько человек из местных жителей заметили, что эти двое пытаются тайком выбраться, и решили задержать их, но были убиты или ранены. Позже, как доложил мне уцелевший стражник из разъезда, он с двумя товарищами пытался перехватить этих двоих, мужчину и женщину, когда те уже покинули поселок. В короткой схватке двое стражников были убиты, а их противники скрылись в лесу, прихватив с собой коня одного из солдат.

— Занятную историю ты мне поведал, сотник, — капитан гвардии задумчиво потер подбородок. — А ваши видоки случайно не запомнили, как тот мужчина выглядел? Это очень важно, ибо мы не можем позволить себе гоняться по здешним лесам абы за кем.

— Вы сами можете поговорить с одним из свидетелей, милорд, — предложил Фагред Ларк. — Он сейчас в форте.

— Это замечательно, — капитан обрадовался возможности все узнать из первых, так сказать, уст. — А что насчет пленного гнома, сотник?

— Его привезли в форт крестьяне, которые прибыли сюда вместе с моим подчиненным, — сообщил комендант, и Дер Кассель удовлетворенно кивнул. — Мы решили, что следует пока подержать его под стражей. Дело, на мой взгляд, запутанное, поэтому я уже собрался послать известие в столицу, — сотник и впрямь выглядел весьма обеспокоенным. — Это замечательно, что вы появились здесь именно сейчас.

— Вы носите немалое звание, сотник, а потому должны сами уметь принимать решения в любой обстановке, но не надеяться на появление высокопоставленных лиц, способных взять на себя ответственность, — строго произнес капитан, глядя на сотника, который вновь вытянулся перед гостем по стойке смирно.

— Виноват, милорд, но уж больно все запутано, — буркнул Ларк. — К тому же о магии заговорили, а мы все здесь люди простые, чародеев у нас нет, да и сами мы в колдовстве не сведущи.

— Интересно, как это люди, совсем ничего не понимающие в магии, могут утверждать, что ваш поселок, как там его, Лощина, что ли, разрушили именно чародеи, — в разговор вступил и Скиренн, прежде предоставивший общение с комендантом капитану гвардии.

— Так ведь, ваша милость, когда половина дома по бревнышку раскатана, надо думать, что не от оброненной лучины он загорелся, — пожал плечами стражник. — Да еще и люди погибли, будто их огненной смесью облили, один пепел остался. Мои стражники и погибли, — сотник Ларк отвечал твердо, не показывая страха или волнения перед лицом приезжих.

— Ладно, с магией мы, полагаю, разберемся, — решил капитан. — Прежде всего, я хочу увидеть вашего воина, который был в этом поселке, а также поговорить с пленным гномом. Их присутствие во всей этой истории уже настораживает.

— Если вы не возражаете, капитан, то я принял бы участие в допросе гнома, — произнес Скиренн. — Среди гномов есть немало мастеров огненной магии, поэтому пожар могли устроить именно они.

— Крестьяне сюда, между прочим, повозку их пригнали, ту, на которой гном пытался удрать. Если хотите, может осмотреть ее, — сказал сотник, вновь привлекая к себе внимание высоких гостей. — Там много всякого гномьего барахла было, может, и чародейские какие штучки сыщутся.

Стражник, единственный из тех, что были в долине, отыскался в одной из казарм, в помещении, отведенном под трапезную. Это был крепкий мужик лет тридцати, явно не новичок, только принятый в стражу. Возможно, этот малый уже успел побывать в битвах, поэтому для Дер Касселя такой свидетель был буквально на вес золота, ибо он, в отличие от желторотых новобранцев, мог дать гораздо более четкую информацию. При появлении сотника, да еще в сопровождении каких-то людей, перед которыми и сам командир держался несколько подобострастно, стражник вскочил, едва не опрокинув скамью, на которой сидел. Лицо его наискось пересекала багровая полоса, след от скользящего удара клинком, как мгновенно определил капитан.

— Рогдар, это капитан гвардии Его величества, — представил своего спутника начальник гарнизона Орвена, и глаза стражника, торопливо дожевывавшего краюху хлеба, удивленно округлились. — Он желает задать тебе несколько вопросов о том, что случилось в Долине, — сообщил сотник.

— Сотник Ларк сказал, что вы вступили в бой с какими-то людьми, — Дер Кассель зря не тратил времени, сразу взявшись за свидетеля в полную силу. — Опиши их, воин. Ты запомнил, как они выглядели, сколько их было, и куда они делись?

— Милорд, мы втроем, вместе с Орбо и Стайном, увидели пожар и поехали туда, но навстречу нам выбежали крестьяне, сказавшие, что из села пытаются удрать какие-то разбойники, — стражник, несмотря на волнение, вполне понятное сейчас, пытался отвечать быстро и четко, стараясь вспомнить все, что случилось в тот вечер. — Мы объехали поселок, дабы перерезать им пути к бегству, и у самой кромки леса заметили двух человек. Они шли пешком в чащу, вооруженный мужчина и женщина, которую мы не разглядели.

— Как выглядел мужчина? — капитан с нетерпением прервал рассказ стражника.

— Я помню, волосы у него были не то просто светлые, не то седые. И дрался он как демон. Двух человек свалил, вскочил на лошадь бедного Стайна, девку свою в седло вскинул и в лесу пропал, — стражник виновато потупился. — Знаю, милорд, нужно было его догнать, но испугался я. Он с двумя за минуту разделался, так неужто я его сумею поймать. Выпустил бы кишки, да и вся недолга.

— Нужно все же узнать, что это за воин такой, — Антуан обратился к магу. — Уже который раз нам рассказывают о седом мечнике, который сражается лучше рыцаря. Если уж он самого Фернана сумел прикончить, то это воин незаурядный, таких в королевстве можно по пальцам одной руки пересчитать.

— Наемник, вне всякого сомнения, — ответил Скиренн.

— Наемников много, но это явно подлинный мастер, а такие у всех на слуху. Жаль, мы не догадались раньше выяснить хоть что-то про этого парня, — с досадой произнес Дер Кассель. — Чую, нам еще с ним предстоит встретиться.

— С вашего позволения, капитан, я еще хотел бы осмотреть повозку гномов, — произнес маг, вспомнив слова Ларка. — Может, там и впрямь найдутся какие-нибудь магические артефакты.

— Хорошо, пусть сотник даст тебе провожатого. — Затем Антуан обратился к стражнику: — Наказывать тебя за то, что упустил преступника, никто не будет. Можешь продолжать службу, но пока оставайся в форте. Возможно, ты еще что-то вспомнишь про тех двоих.

— Все что знал, я уже вам рассказал, милорд. Мы же их видели то мельком, о чем я еще могу вспомнить?

— Сотник, теперь я хотел бы увидеть взятого вами в плен гнома, — подозвав к себе Ларка, капитан развернулся и пошел прочь из казармы. — Он может быть весьма ценным для нас.

— Тогда прошу за мной, — Ларк направился к цитадели, стоявшей в центре крепости. Если даже казармы здесь были больше похожи на хорошо укрепленные замки, то донжон казался вовсе неприступной твердыней. — Гнома мы пока посадили в кордегардию и приставили к нему охрану, чтоб ничего не придумал.

— Он что-нибудь сказал?

— Ни слова не вымолвил, недомерок проклятый, — сотник зло сплюнул. — Уверен, без гномов в Долине не обошлось. Больно редкие они гости в наших краях, чтоб это было просто случайностью, милорд. Эх, да я за своих ребят его бы лично четвертовал, — сверкнул глазами стражник. — Ведь не молокососы были, а матерые бойцы. С несколькими я еще на границе успел послужить, да и остальных знаю, они раньше не раз с разбойниками сражались, когда мы их шайки из лесов выкуривали. Золотые ведь были парни, таких бы воинов побольше, так никакой И’Лиар не устоял бы.

— Не печалься, сотник, если гном виноват в гибели твоих бойцов, то его казнят, — пообещал капитан гвардии, которому была знакома жажда крови врага, сжигавшая ныне коменданта крепости. — Но пока не о мести думай, а о том, как эльфийскую шпионку изловить.

— Так я уже думаю, милорд. Утром, как люди из долины приехали, разослал вестовых на все заставы, приказал бдеть и любых подозрительных людей задерживать, да в форт пересылать, — сообщил сотник к явному удовольствию капитана гвардии. — Заставы уже дней десять как стоят, на дорогах кое-где, да на переправах. Южнее ведь река течет, Гирла, там мост только один, да еще два парома ходят. Если лазутчица именно здесь захочет на свою сторону перебраться, то может сунуться и на переправы. Там я по десятку своих людей оставил, хотя, ежели она и переправится через реку, то не на пароме, наверняка. Ну, разумеется, еще на дорогах патрули. Они и раньше были, да теперь я их удвоил.

— Это хорошо, сотник, что ты рвение проявляешь. За службу тебя благодарю, ты все верно делаешь, но нужно сделать еще больше, — Дер Кассель пристально взглянул в глаза старому воину. — От того, поймаем мы эльфийку, или нет, многое зависит, ты даже и представить не можешь, насколько многое.

— Ваша милость, вы поймите, что у меня людей мало, — сказал Ларк, как бы оправдываясь. — В крепости надо гарнизон держать на всякий случай, и с границы воинов я не могу снимать, а то, не ровен час, эльфы отряд пришлют, если прознают, что с застав люди уходят. И так половина гарнизона по патрулям да по заслонам раскидана.


Пока капитан гвардии намеревался заняться гномом, Скиренн, первый ученик мэтра Амальриза, признанного мастера Высокого Волшебства, с помощью одного из стражников нашел повозку гномов. Сразу было понятно, что это основательное сооружение является не просто средством передвижения, но также и лавкой на колесах и даже жильем, намного более удобным, нежели всякие шатры и палатки. Ученик чародея, забравшись внутрь просторного фургона, увидел, что он разделен на две части. Одна из них была предназначена для размещения товаров, во второй, передней половине повозки, находились два лежака, сундук с провизией и пара бочонков пива, излюбленного напитка гномов, которые славились им во многих землях, хотя когда-то сами не то выкрали, не то купили рецепт пива у людей в стародавние времена.

Скиренн начал осмотр с товаров, во множестве размещенных на полках и в сундуках. И сразу же в голову мага пришла мысль о том, что изобилие и качество товаров явно не соответствуют тому, что гномы приехали на торг в такой бедный край, да еще остановили свой выбор не на Хильбурге, который все же был крупным городом, где жили люди довольно богатые, а на простом поселке. Скиренн видел различные замки, чьи хитроумные конструкции были преградой для любых воров, открывал сундуки и шкатулки с кольцами, перстнями и прочими ювелирными поделками, изготовленными из золота или серебра и богато украшенными самоцветами, брал в руки мечи и кинжалы, разложенные на полках, и понимал, что даже гномы должны были сознавать, что эти товары едва ли будут пользоваться спросом среди крестьян, верхом мечтаний которых был стальной серп да простое медное колечко, которое можно подарить любимой.

Но все же среди товаров, привезенных гномами в Долину, ученик мага ничего подозрительного не заметил, а потому принялся осматривать пожитки самих торговцев, надо сказать, весьма небогатые. Весь нехитрый скарб, который, по мнению гномов, мог пригодиться им в дороге, умещался в двух кожаных мешках, которые можно было носить на спине. Здесь были гребни, которыми гномы расчесывали свои бороды, предмет гордости их племени, бритвенные принадлежности, с помощью которых все та же гордость гномов содержалась в приличном виде, и тому подобные мелочи. Все это, разумеется, для мага представляло весьма отдаленный интерес. И Скиренн, было, решил, что его, и капитана Дер Касселя, кстати, подозрения в адрес гномов были безосновательными, но вдруг заметил под одним из лежаков небольшой сундучок, окованный железом. Вытащив его, Скиренн убедился, что осмотру содержимого мешает препятствие в виде надежного замка, открыть который нечем, а сбить будет весьма проблематично. Кроме того, будущего мага, весьма уже искушенного в вопросах чародейства, насторожили руны, которыми были покрыты металлические полосы. Вполне могло быть, что содержимое сундучка помимо замка сторожат еще и заклинания, поэтому следовало с умом подходить к тому, чтобы вскрыть эту шкатулку.

— Помоги-ка мне, воин, — Скиренн обратился к ожидавшему его снаружи стражнику. — Нужно вытащить вот эту вещь. Но только аккуратно, — предупредил чародей.

— Слушаюсь, милорд, — воин схватил сундук за кольцо, вделанное на стенке его для удобства переноски, а маг взялся с другой стороны. Общими усилиями они извлекли предмет, обративший на себя внимание волшебника. Сундучок, кстати, оказался весьма увесистым.

— Теперь отойди подальше, — маг обошел вокруг сундука, затем принялся чертить прямо на песке круг, в центре которого и оказалась гномья вещь.

Скиренн делал то, что маги обычно называли, по аналогии с военным искусством, осадой. Она заключалась в очень аккуратном изучении зачарованного артефакта, и не только его, с тем, чтобы на основе этого одним точным ударом разрушить наложенные заклятия, при этом обеспечив полную безопасность интересующему волшебника предмету. Занятие это было весьма кропотливым и таило в себе немалую долю риска, ибо слишком сильное воздействие могло привести в ход защитные чары, способные убить неосторожного мага.

Ученик Амальриза считал себя не только опытным для своих лет чародеем, но также и весьма осторожным, поэтому он крайне аккуратно начал прощупывать наглухо закрытый сундук на предмет защищающих его чар. Прошло немало времени, прежде чем старания Скиренна оказались вознаграждены. Руны, которыми был украшен сундук, были не просто прихотью мастера, а основой весьма сильного заклинания, которое приводил в действие маг в нужный момент, когда то, что следовало сохранить от чужих глаз и рук было помещено в хранилище. И все же, на первый взгляд, сундук был заперт пусть и весьма сильной, но не особо изощренной магией, что было так свойственно гномам во все времена более полагавшимся на прямую силу, нежели на хитрость. Как бы то ни было, больше, чем уже удалось узнать, не переходя к активным действиям, Скиренн не мог. Осада закончилась, теперь пришла пора штурма.

Вообще-то чародеи из числа людей давно уже не прибегали к рунной или предметной магии в повседневных делах, ибо справедливо полагали, что использование всего вышеперечисленного отнимает много времени, а значит в полевых условиях, тем более, в бою, означает, что маг почти наверняка погибнет, будучи опережен противником. Равно они не использовали и ритуалы, которыми, к примеру, пользовались эльфы, призывая Силу Леса, хотя и последние при плетении менее сложных чар, в которые не требовалось вливать такую мощь, обходились только собственным сознанием. И люди многие века уже создавали и магические схемы, и необходимые артефакты лишь силой мысли, заслуженно считаясь в этой части искусства магии первыми, но в некоторых случаях приходилось использовать древние приемы. Так поступил и сейчас Скиренн, ибо знал, что лучше всего против гномьей магии рун действует точно такая же магия, а сейчас требовалось взломать защиту сундука, не повредив его содержимое.

Маг найденным на земле прутиком рисовал вокруг сундука все новые символы, постепенно выстраивая нужную конструкцию. Весьма точно представляя, каким именно заклинанием прежние хозяева запечатали свой тайник, Скиренн, не один год изучавший чародейство подгорного племени вместе со своим наставником, мэтром Амальризом, надеялся, что его замысел осуществится. Он подобрал подходящее сочетание рун, которое могло разрушить сторожевые чары, при этом не повредив того, что гномы так тщательно пытались сохранить от чужих глаз и рук. А в том, что сундучок содержит нечто весьма важное и ценное, при этом вовсе не золото и самоцветы, к которому гномы на самом деле относились так же, как люди к песку, по которому ходят, ученик королевского мага уже не сомневался.

Вот, наконец, все приготовления были закончены, и теперь оставалось лишь вписать в круг последний символ, который и приводил все заклинание в действие.

— Отойди подальше, иначе можешь пострадать, — Скиренн предупредил стоявшего возле него стражника, с удивлением и интересом взиравшего на действия чародея. — Это не безопасно, воин.

Солдат отскочил, ибо, как и большинство людей, опасался магии в любых ее проявлениях, а в том, что здесь сейчас в ход пойдет именно магия, сомневаться мог разве что слепой, который не мог увидеть чертежи, сделанные на песке Скиренном. А молодой чародей тем временем уже начертил быстрым движением активирующую руну, одновременно мысленно вознося молитвы всем богам о том, чтобы его задумка удалась. Опасения мага были вполне оправданы, ибо, если в лучшем случае сундук просто мог не открыться, то в худшем и сам сундук, и все на расстоянии нескольких саженей вокруг него могло превратиться в пепел, поскольку гномы обычно не жалели тех, кто пытается поникнуть в их секреты, щедро добавляя в охранные чары огненную магию, в которой были признанными мастерами.

Вот последний мелкий штрих лег на песок, Скиренн на мгновение зажмурился от волнения, а открыв глаза увидел вдруг, что все его рисунки просто исчезли, словно кто-то в одну секунду стер их. Он уже приготовился, было, издать стон разочарования, но вдруг в сундуке что-то едва слышно щелкнуло, и крышка его приподнялась.

— Тьфу ты, а я уж думал, что ошибся в последовательности ограничивающего контура, — слова эти, произнесенные с явным облегчением, были, вероятно, адресованы самому себе, поскольку едва ли стражник из заштатного гарнизона, единственная живая душа поблизости, мог очень хорошо разбираться в особенностях символьной магии и тайном алфавите гномьих чародеев.

— Ну-ка, что вы там припрятали, — маг стремительно кинулся к взломанному таким необычным способом сундуку, скорее стремясь приступить к осмотру, точнее, к обыску.

Опустившись на колени, чародей откинул тяжелую крышку, и первым, что бросилось в глаза Скиренну, был целый ворох пергаментных свитков и листов бумаги, завязанных ленточками и скрепленных печатями, на которых красовался герб Дьорвика. Ленты, кстати, также были окрашены в геральдические цвета правящей династии. Маг, не будучи профессионалом в подобных вопросах, сразу же опознал, несмотря на это, подорожные грамоты, подобные тем, которые выписывали послам сопредельных государств и королевским агентам, выполнявшим особые поручения. Подобные бумаги давали право беспрепятственного проезда через заставы и кордоны, даже если было объявлено военное положение. И Скиренн вдруг сильно засомневался, что хоть один чиновник, будучи в здравом уме, решился бы выписать подобные документы каким-то гномам, которые, хотя и считались равноправными подданными Дьорвика, все же оставались нелюдью, к которой большинство жителей королевства относились с нескрываемым подозрением.

Выбросив пачку бумаг, Скиренн заметил на дне сундука странную конструкцию, походившую на некий астрономический прибор. Это устройство представляло собой множество колец, закрепленных на двух горизонтальных полуосях так, что они образовывали сферу. На кольца были нанесены различные символы, из которых едва ли половина хоть что-то напоминала магу, а в центре сферы, образованной этими обручами, была указательная стрелка. Позолоченная игла закреплялась так, что могла вращаться в любом направлении. Маг сразу понял, что к астрономии находка не имеет никакого отношения, и является одним из магических устройств гномов.

Собственно, хитроумное устройство, обнаруженное Скиренном, сразу развеивало все сомнения в отношение гномов, прибывших в Долину, поскольку королевским указом живущим на землях Дьорвика представителям их племени уже давно было запрещено заниматься магией вне своих мастерских, за которыми при этом велось постоянное наблюдение. К тому же подозрение вызывали и охранные грамоты, подлинность которых не была гарантирована. Однако маг продолжил осмотр и нашел кожаный мешочек, в котором оказались камешки с нанесенными на них рунами, теми самыми, из тайного языка подгорных чародеев.

— Уважаемый, не подскажешь, где тут у вас темница? — чародей окликнул отошедшего на почтительное расстояние стражника, выделенного комендантом в качестве проводника.

— У нас темницы нет, милорд, может, изволите в кордегардию? — робко предложил воин, с опаской и уважением глядевший на мага.

— Ну да, туда и веди, — Скиренн кивнул, поднимаясь с колен. — Хочу побеседовать с изловленным добрыми подданными короля Зигвельта гномом.

Кордегардия, то есть помещение, отведенное для содержания арестованных, а во время войны, еще и пленных, располагалось в самой защищенной части форта, то есть в донжоне, а если точнее, то в подвальной части цитадели. По пути туда маг вместе со своим провожатым миновал два поста охраны, на входе в цитадель и у спуска в подвал. Стражники в полном вооружении беспрепятственно пропускали ученика мага, заранее предупрежденные о возможности визита высокопоставленного гостя, распахивая перед ним тяжелые двери. Спустившись по узкой лестнице в подвал, освещенный чадящими факелами, укрепленными в кольцах на стенах, Скиренн шагнул к двери с маленьким зарешеченным окошечком, у которой стоял стражник в кольчуге и с обнаженным мечом, на одежде которого был отличительный знак десятника.

— Где держат пленного гнома? — обратился к воину Скиренн.

— Здесь, ваша милость, — страж шагнул в сторону, пропуская мага в камеру. — Господин Дер Кассель и комендант Ларк уже там. — С этими словами десятник распахнул дверь.

Зайдя в темницу, маг убедился, что небольшое помещение уже заполнено людьми до отказа. Здесь были не только капитан гвардии и комендант форта, но и еще трое стражников, бдительно следивших за гномом, хотя последний вроде бы не мог оказать сопротивления. Гном был прикручен за запястья к горизонтальной перекладине, снабженной к тому же подъемным механизмом, то есть к обычной дыбе. Пленник исподлобья смотрел на присутствующих, зло ощерившись, но при этом не издавал ни звука. Скиренн заметил, что гном еще весьма молод, по крайней мере, по меркам собственного народа. Его короткая рыжеватая борода курчавилась, едва закрывая подбородок. В былые времена, насколько знал Скиренн, таких молодых гномов не пускали дальше ворот их скальных городов-крепостей, опасаясь, что те по глупости, обусловленной молодостью, опозорят весь их род перед чужаками.

Едва Скиренн вошел в камеру, присутствующие, за исключением стражников, глаз не сводивших со скрученного и почти полностью обездвиженного гнома, обернулись в сторону вновь вошедшего.

— Уже разобрались с гномьим имуществом? — задал вопрос Дер Кассель. — Быстро же вы, мэтр. А мы тут без толку время теряем. Ничего не хочет сказать недомерок, только зубами скрежещет.

— Нечего с ним церемониться, милорд, — заявил сотник Ларк. — Если молчит, значит, есть что скрывать. Честный подданный нашего короля не может хранить тайны, которые не выдает даже столь высокопоставленным дознавателям, коим нет дела до его личной жизни, но только до секретов государственной важности. Каленым железом его приласкать, тогда сразу станет покладистей!

— Он действительно скрывает нечто важное, — ответил коменданту маг. — Но пытки, боюсь, ни к чему не приведут. Гномы могут вытерпеть весьма сильную боль. — Скиренн с сомнением покачал головой, рассматривая пленника.

— Что вы нашли, сударь? — Капитан гвардии оживился, правильно истолковав слова своего спутника.

— Магические принадлежности, явно запрещенные королевскими эдиктами, а также вот это, — ученик Амальриза потянул капитану несколько охранных грамот, по его мнению — наиболее внушительные по виду и содержанию. — Они хранили это под замком, да еще на всякий случай запечатали мощной магией.

— Королевские грамоты? — брови Дер Касселя удивленно поползли вверх. — Откуда они взялись у гномов? Такие бумаги выдают только особым порученцам Его величества, да еще курьерам тайной службы.

— Полагаю, это подделка, — произнес Ларк, на своем веку повидавший немало таких фальшивок, зачастую, очень неплохо изготовленных. — Едва ли гномов начали принимать на службу в королевскую разведку.

— Итак, будешь говорить, или желаешь, чтобы мы вытянули из тебя все силой? — Антуан Дер Кассель грозно нахмурился, вплотную подступив к гному, яростно сверкавшему глазами. — Комендант, пожалуй, и впрямь пришла пора накалить железо.

В крепости не было профессионального заплечных дел мастера, поскольку частой нужды в проведении допросов с пристрастием не возникало, а, в крайнем случае, пленных доставляли сразу в Хильбург, где имелся и специально оборудованный застенок, и мастера высокой квалификации. Но все же в военную пору вовремя добытые у пленного врага сведения могли иметь огромную цену, измеряемую сотнями, если не тысячами, человеческих жизней. Поэтому солдаты, особенно бывалые ветераны, умели развязывать языки даже самым стойким врагам. Вот и сейчас один из подчиненных Ларка сунул в жаровню несколько железных прутьев с деревянными рукоятками, а также неприятного вида щипцы, предназначенные, не иначе, для вырывания ногтей.

— Это на него не подействует, — остановил палачей-добровольцев Скиренн, глядя на их приготовления. — Боль можно вытерпеть, а выносливость гномов давно стала поговоркой. Но у меня есть иное средство, гораздо более мощное против таких молчунов. — При этом он нехорошо покосился на гнома, но это скорее был театральный эффект, предназначенный для одного зрителя.

— Магия? — коротко спросил капитан гвардии.

— Верно, милорд, — степенно кивнул чародей. — Я вытащу из его сознания все необходимое, хотя, боюсь, после такого допроса он, по меньшей мере, лишится рассудка.

— Нам нужен не гном, а то, что он знает, — отрезал Дер Кассель. — Если это в ваших силах, заставьте его говорить, после этого он уже не понадобится нам. Нельзя терять ни минуты, иначе эльфийка, если она здесь была, может успеть уйти и замести следы.

— В таком случае, оставьте нас, — Скиренн жестом подтвердил свое требование. — Если подле меня будет находиться столько людей, то может что-нибудь пойти не так, и этот гном просто умрет, не принеся нам пользы.

— Хорошо, Скиренн, — капитан сделал знак, и все, кто был в этот момент в тесной камере, устремились наружу. — Надеюсь на ваше мастерство.

Антуан Дер Кассель полагал, что ученик придворного чародея Зигвельта вел все эти разговоры о применении магии для допроса лишь с тем, чтобы испугать пленника. Капитан не очень верил в способности молодого чародея, полагая его способным на несложные фокусы, но сомневался, что Скиренн способен легко вмешаться с разум постороннего, ибо, будучи человеком весьма образованным, командир королевской гвардии знал, что магия такого типа относится к сложнейшим разделам чародейской науки.

Но молодой волшебник не зря был учеником одного из сильнейших магов современности, с чем вынуждены были соглашаться даже его самые яростные соперники. Он знал цену собственным словам, а потому без долгих колебаний приступил к исполнению задуманного. Подойдя вплотную к висевшему на дыбе гному, растерявшему свою злобу и, кажется, приготовившемуся испугаться по-настоящему, Скиренн положил ладони ему на виски, хотя гном дергался, пытаясь избежать прикосновения человека, в котором он уже давно распознал мага.

— Вижу, ты понимаешь, что сейчас произойдет, — спокойно обратился к пленнику, по-прежнему не произнесшему ни звука, чародей. — Мне жаль тебя, честно, но иного выхода ты нам не оставил, друг мой. По доброй воле ты не собираешься ничего нам рассказать, а пытки, вероятно, сможешь выдержать, если просто не умрешь от боли. Ты хранишь молчание во благо своего народа, я же должен думать о моих соплеменниках и той выгоде, которую нам может принести скрываемое тобою знание. Так что, сам посуди, я вынужден сделать то, что собираюсь делать, если, конечно, ты не передумаешь, и не пожелаешь ответить на некоторые наши вопросы без принуждения.

— Бездна поглотит тебя, мерзкий колдун, — вдруг прохрипел гном. — Будь ты проклят.

— Значит, разговаривать ты на нашем языке умеешь, а, следовательно, понимал все, о чем мы тут перед тобой распинались, — усмехнулся Скиренн. — Быть может, ты прав, и меня когда-нибудь и впрямь настигнут ваши демоны, но прежде ты сам отправишься к ним.

Все, что после этих слов чародея ощутил гном, был удар, сопровождаемый дикой болью, которую невозможно описать словами, ибо те немногие, кому довелось ее ощутить, после такой процедуры не могли уже поделиться своими впечатлениями. А Скиренн, сжавший ладони вокруг черепа гнома, словно бы рухнул в бездну, полную нестерпимо яркого пламени, от которого исходили волны жара, способные, казалось, расплавить и камень. Так магу предстало сознание гнома, этого порождения камня и пламени, в которое он погрузился. Используемая магия на самом деле была опасна в равной степени и для того, кого допрашивают, и для того, кто ведет допрос. Не единожды за прошедшие века, когда начали вести анналы сообщества чародеев человеческого племени, даже опытные маги, не рассчитав силы, как они сами это называли, «растворялись» в сознании своей жертвы, лишаясь рассудка, либо просто умирая, при этом убив и того, в чье сознание они вторгались. Однако за прошедшее время были выработаны новые приемы, благодаря которым умелый чародей значительно сокращал риск для себя, хотя полностью опасность пока устранить было невозможно.

Маг стоял перед гномом, закрыв глаза и плотно прижав пальцы к вискам пленника, а гном в это время выпучил глаза так, что они едва не выскакивали из орбит, и беззвучно открывал рот, словно силясь издать крик. Через несколько минут из носа и ушей карлика потекли струйки крови, а сосуды в его глазах полопались от сильнейшего напряжения, так, что белки глаз приобрели багровый цвет. А еще спустя совсем немного времени гном дернулся, словно пытаясь разорвать кожаные ремни, которыми был прикручен к перекладине, а затем замер.

Скиренн с трудом разжал руки, а затем прислонился к каменной стене каземата, закрыв глаза. Он тяжело дышал, будто только что пробежал несколько миль. Магу понадобилось пять минут, чтобы успокоить дыхание и хотя бы внешне выглядеть вполне нормально, поскольку он не хотел выдавать свою слабость даже товарищам по походу, не говоря уж о каких-то стражниках из захолустья. Опустившись на корточки прямо на грязный пол, молодой маг замер на некоторое время, закрыв глаза, и только грудь его равномерно вздымалась. Лишь после краткого сеанса медитации Скиренн счел возможным убраться подальше от тела допрошенного им гнома.

— Он умер, — произнес Скиренн, выходя из камеры в узкий коридор, где в ожидании вестей столпились гвардейцы и стражники. Дабы ни у кого не возникло сомнений в том, кто именно почил, маг кивком головы указал на дверь камеры.

— Что-нибудь удалось узнать? — спросил Дер Кассель.

— Даже больше, чем можно было надеяться, капитан, — стараясь скрыть, насколько это возможно, свою усталость от присутствующих, ответил чародей. — Но прежде я хотел бы выпить кружку пива, или, хотя бы кваса.

— Быть может, поднимемся наверх, — предложил сотник Ларк. — Здесь нам уже нечего делать, коли гном подох.

Приняв предложение коменданта крепости, маг в сопровождении капитана Дер Касселя поднялся следом за сотником в его личные покои, представлявшие собой две маленькие комнатки на верхнем этаже донжона. Ларк усадил гостей за стол в большем по размеру помещении, служившем его обитателю и рабочим кабинетом, и обеденным залом и еще невесть чем, тогда как вторая комната была отведена под спальню, в которой размещалась только кровать. Ларк открыл шкаф и вытащил оттуда стеклянную бутылку, содержимое которой не вызывало сомнений.

— Извольте, уважаемый, вино с полуденного побережья, — сотник наполнил серебряный кубок и почтительно потянул его Скиренну. — Специально берег, а сейчас, думаю, пора и употребить сей благородный напиток. — Он позволил себе улыбнуться, наливая рубиновую жидкость в высокий серебряный кубок.

— Благодарствую, сотник, — маг одним залпом осушил сосуд с благородным напитком. — Этот как раз то, что мне сейчас нужно. Магия, знаете ли, требует много сил, иначе можно быть только ярмарочным фокусником.

— Ну не томите же, Скиренн, расскажите, что вы узнали от гнома, — капитан торопил мага, не забывая о деле ни на мгновение.

— Эти гномы поджидали нашу эльфийку, причем они каким-то образом точно знали, куда она направляется. — Вино действительно придало силы, и чародей принялся рассказывать со все большим оживлением: — Тот, которого вы поймали, Ларк, был одним из наших подданных, но всего их было трое, и один пришел издалека, возможно, из гномьих королевств на юге. Здешние, точнее, столичные гномьи старшины просто сказали всем, чтобы слушались чужака и беспрекословно выполняли любые его приказы. Это был очень сильный маг, он и командовал отрядом. Содержимое сундука, за исключением охранных грамот, изготовленных нивенскими умельцами, принадлежало именно ему. Пленный гном видел, как чародей связывается с кем-то с помощью необычного устройства, наверняка магического, которое, по всей вероятности, унес с собой. Собственно, это не противоречит нашим догадкам о том, что гномы совместили технику и магию и создали устройства для дальней связи, то есть вышли на качественно новый уровень магии, — маг понял, что начинает разговаривать сам с собой, приступив к обсуждению темы, никому кроме него непонятной, а, следовательно, неинтересной. — Простите, это я так, к слову.

— Постойте, — Дер Кассель прервал мага. — Выходит, что гномы из их исконных земель держат связь с теми, кто поселился во владениях людей? И те выполняют приказы, не иначе, самого подгорного короля? Но мы же всегда полагали, что это изгои, презираемые своими родичами и считаемые ими кем-то вроде человеческих рабов! — капитан явно был в немалой степени удивлен услышанным, при этом не имея повода сомневаться в словах чародея.

— Так нам говорили сами гномы, что пришли к людям, делая при этом все, чтобы убедить нас в истинности своих слов, — возразил Скиренн. — Но вольных гномов об этом еще никто не удосужился спросить. В любом случае, большинство гномов из числа принявших подданство Дьорвика ничего не знает о тайных сношениях с исконными их землями. Наш, например, был кем-то вроде агента по особым поручениям у нивенских старшин, выполнял деликатную или просто грязную работу, в том числе занимался шпионажем, шантажом и тому подобными делишками, проходящими по ведомству плаща и кинжала.

— Вот те раз, — удивленно произнес Дер Кассель, на миг теряя налет благородства. — Значит, на нашей земле действует их разведка, маги из Подгорных Королевств шастают по дьорвикским землям, как у себя дома, наши, оседлые гномы ведут свои тайные игры, для чего содержат даже собственную тайную службу, а мы ни сном, ни духом обо всем этом! Да уж, — покачал головой капитан гвардии, — нашего дорогого Бергхардта Дер Калле, кажется, ждет много работы.

— Еще гном знал, что в этих краях находятся несколько групп, которым также дан приказ поймать эльфийку и доставить ее в столицу, — продолжил Скиренн, вернувшись к допросу пленника. — Они действуют под видом торговцев и останавливаются во всех поселках, стоящих на тракте, что идет вдоль границы, и на перекрестках. Там также есть как наши подданные, так и пришлые гномы, которые, судя по всему, и руководят облавой.

— Нужно отлавливать всех гномов, которые окажутся возле границы, — капитан гвардии обернулся к сотнику. — Ларк, прикажите своим людям на заставах задерживать не только эльфов, но и гномов. И предупредите их, путь будут настороже. Если среди недомерков есть маги, то они наверняка будут отчаянно сопротивляться. Но если возможно, пусть берут гномов живьем. Полагаю, господин Дер Калле будет весьма заинтересован получить в свое распоряжение нескольких лазутчиков. Да одна только подделка королевских печатей карается смертью! — воскликнул Дер Кассель, пребывая в состоянии повышенного волнения и крайнего возмущения.

— И обязательно предупредите стражников на заставах, что гномы могут иметь разные охранные грамоты, — вставил Скиренн. — Верить им нельзя ни в коем случае, пусть хватают всех, сколь важными бумагами они бы не прикрывались. Нужно будет — я потом лично отвечу перед королем, — решительно добавил маг. — Безопасность королевства под угрозой, и только с вашей помощью, сотник, мы можем противостоять врагам.

— Все будет исполнено в точности, но только людей у меня немного, — сказал сотник. — Я не в праве оставить форт без солдат, но все, кого можно было отослать, уже в заслонах и патрулях.

— Пошлите гонца в Хильбург, пусть поднимают городскую стражу и армейские сотни, что стоят там лагерем. Я сам подпишу приказ, — отрезал капитан гвардии. — Мы теперь точно знаем, что эльфийка где-то здесь, но никак нельзя позволить схватить ее гномам. Нужно также наглухо закрыть границу, пока она не улизнула на ту сторону. Еще необходимо послать депешу в столицу, пускай почтенный начальник особой канцелярии решает, что делать с гномами, пока они не затеяли что-нибудь действительно серьезное.

— Можно воспользоваться голубиной почтой, — предложил Ларк. — Тогда известия будут доставлены в кратчайший срок.

— Если не возражаете, судари мои, то я оставлю вас, — сказал Скиренн, вставая из-за стола. — Сотник, если можно, выделите мне уединенное помещение, желательно подальше от казарм. Хотелось бы поподробнее заняться изучением трофеев, изъятых из повозки гномов.

— Я прикажу, — сотник кликнул стражника, находившегося снаружи, и тот пошел указывать путь магу, в то время как капитан гвардии занялся написанием приказов и донесений, которые надлежало отправить как можно скорее в различные места.

В закутке, напоминающем келью, Скиренн принялся за изучения гномьих устройств. Он раньше видел немного магических приспособлений подгорных чародеев, поэтому пока с трудом мог понять, что же попало ныне ему в руки. С рунными камнями было более-менее понятно, поскольку нечто подобное людьми в северных королевствах использовалось для гаданий. Однако здесь маг заметил несколько незнакомых ему символов, явно относящихся к тайному алфавиту гномьих чародеев.

Но в большей мере, чем кучка дешевых самоцветов, молодого чародея заинтересовал прибор из пластин, богато украшенных рунами и еще какими-то символами, ранее не попадавшимися на глаза Скиренну, и даже не упоминавшиеся в трактатах о магии, которых было особенно много в библиотеке Амальриза, которую он собирал много лет. Чем-то это устройство походило на компас, но, вероятно, сходство это было лишь кажущимся. Как бы то ни было, гномы, сами того не желая, задали магу весьма сложную загадку, которую чародей, те не менее, надеялся разгадать, считая это делом своей чести, чести лучшего ученика одного из величайшихмагов человечества.

Все же Скиренн не так хорошо, как сам бы того хотел, знал магию гномов, в особенности предметное чародейство. Карлики бдительно охраняли свои секреты, поэтому все знания об их чародействе, полученные людьми, были добыты ценой невероятных усилий, причем делалось это не всегда честно.

Маг, поставив перед собой устройство гномов, принялся первым делом составлять таблицы, куда занес все символы, незнакомые ему, отмечая те, которые повторялись, и те, что были похожи на уже известные руны. В результате, через несколько часов напряженного труда Скиренн начал понимать, что, помимо магического алфавита, на кольца нанесены еще и обозначения некоторых звезд, принятые у гномов. Кроме прочего, эти светила использовались и для счисления координат, прежде всего, мореходами, для которых рисунок небосвода был подчас единственной возможностью узнать хотя бы приблизительно, где находится их корабль. Это укрепило Скиренна в мысли о том, что устройство, столь надежно охранявшееся его прежним владельцем, имеет некоторое отношение и к астрономии, возможно, позволяя определять положение некоего объекта, либо направление на него. И, вероятнее всего, предназначалось это хитроумное приспособление для поиска неких предметов, а может, мест, являвшихся сильными источниками магии, ибо, помимо звездных координат, прибор — назовем его так — мог быть сориентирован еще и на магические потоки, пронизывавшие этот мир. Но что именно, и тем более как можно было искать, пользуясь странным приспособлением — для молодого чародея оставалось неразрешимой пока загадкой. После долгих и напряженных усилий он так и заснул, не сумев противиться навалившейся усталости, вызванной еще и недавним чародейством, опустив голову на стол среди груды исписанных вдоль и поперек пергаментов, хранивших сделанные им вычисления и предположения.

Уже наступил глубокий вечер, ворота форта закрылись, на стенах появились дополнительные посты, выставленные в соответствии с требованиями устава, а внутренний двор осветили многочисленные факелы и фонари, заливавшие своим светом пространство между крепостными стенами.

Еще несколько часов назад из Орвена на заставы, перекрывавшие дорогу, отправились несколько всадников, которым было поручено доставить последние распоряжения коменданта. А с высокой наблюдательной башни на восток улетел почтовый голубь, к лапке которого был прикручен легкий футляр, содержавший приказ начальнику хильбургского гарнизона за подписью капитана королевской гвардии. Согласно ему городская стража и стоявшие возле города войска должны были усилить не столь уж многочисленные посты пограничной стражи. Еще одно сообщение, также написанное Дер Касселем, было направлено в столицу с одним из соколов, которых гвардейцы принесли с собой именно на такой случай. Облава на принцессу Мелианнэ вступала в заключительную стадию, и капитан гвардии ожидал в ближайшее время результатов, ибо сомневался, что можно выскользнуть из такой густой сети, которую образовали многочисленные посты и дозоры. Его отряд, размещенный сотником Ларком в казармах крепости, предавался безделью, также ожидая хоть какого-нибудь приказа. Днем гвардейцы позвенели мечами на плацу, разминая кости и разгоняя кровь по жилам, после чего разошлись по отведенным для них местам.

Ожидание, однако, оказалось недолгим, и бездействие было прервано появлением всадника, на взмыленном коне ворвавшегося в крепость, едва часовые распахнули ворота. Лошадь захрипела и упала на песок, чуть не придавив утомленного, вероятно, очень долгой и быстрой скачкой стражника, успевшего выпрыгнуть из седла. К нему тут же подскочило сразу человек пятнадцать, в том числе и комендант, услышавший шум и возбужденные крики своих солдат.

Стражник действительно долгое время пробыл в пути, о чем можно было судить по его запыленной одежде и изможденному лицу. Кто-то из товарищей подал ему воды, которую гонец жадно выпил, и лишь затем смог членораздельно говорить.

— Сотник, меня прислал десятник Гайн с заставы на тракте, — солдат, чей голос дрожал от волнения, обратился к коменданту, при появлении которого прочие воины расступились. — Приказано доложить, что через нашу заставу провались несколько гномов, которые теперь движутся в сторону Хильбурга. Мы попытались осмотреть их повозку, но они взялись за оружие. Четверо стражников были убиты, еще двое получили ранения. Гномы помчались дальше, десятник отрядил пять человек за ними в погоню, а мне приказал следовать в форт. Среди гномов был маг, — добавил воин. — Он разрушил дозорную башню, где погибли двое лучников, милорд.

— Маг? — комендант мгновенно насторожился. — Давно ли это произошло, воин?

— Что происходит, сотник? — к небольшой толпе, обступившей гонца, подошел капитан гвардии, также заинтересовавшийся происходящим. — Что за вести принес этот всадник?

— Этот стражник докладывает, что несколько гномов, убив четырех воинов с заставы, движутся в сторону Хильбурга, — сообщил комендант. — Они не позволили стражникам обыскать их повозку, вступив в бой с моими людьми. Среди гномов был, по словам гонца, маг.

— Гномы на повозке, маг, нечто, чего не позволено было обнаружить людям, — задумчиво произнес Дер Кассель. — Все это весьма знакомо, не так ли, сотник?

— Это так, — Ларк мрачно кивнул. — Что прикажете, милорд?

— Полагаю, нужно послать погоню за недомерками, которые окончательно забыли, что находятся во владения славного короля Зивельта, поскольку не желают выполнять наши законы, — Дер Кассель обернулся к стоявшему за спиной гвардейцу, сопровождавшему своего командира. — Бертран, поднимай людей. Через пять минут всем быть на плацу, в седлах и в полном снаряжении. И найди мастера Скиренна, его участие нам не помешает.

— Слушаюсь, милорд, — широкоплечий сержант лихо отдал честь, заставив завистливо переглянуться столпившихся здесь стражников, и кинулся в сторону казарм.

— Сотник, дайте мне еще человек десять, в том числе тех, кто хорошо знает эти места. Мне нужны хорошие следопыты, на той случай, если гномы будут скрываться в лесу, — капитан обратился к Ларку. — Пусть немедля собираются и готовятся к походу. И еще, потребуются запасные лошади. Погоня может затянуться, нам понадобятся свежие кони.

— Будет исполнено, милорд, — комендант подозвал к себе десятника, отдав ему соответствующие распоряжения, и стражник побежал разыскивать людей и коней, истребованных капитаном Дер Касселем.

На сборы объединенному отряду гвардейцев и воинов из пограничной стражи понадобились считанные минуты. Капитан гвардии успел выяснить, что застава, с которой в форт прибыл вестник, находилась примерно в двадцати милях от Орвена. Учитывая время, пошедшее с момента появления гномов, напавших на стражников, можно было предположить, что беглецы преодолели еще миль двадцать или чуть меньше, то есть конный отряд, не отягченный лишней поклажей, и к тому же имеющий сменных коней, мог догнать их достаточно быстро. Тем более, гномам некуда было деваться с дороги, если только они не решились бы бросить свое имущество и найти укрытие в зарослях. Но в этом случае скорость гномов еще больше снизилась бы, поскольку подгорный народ очень плохо ориентировался в лесу, будучи непривычен к нему. К тому же, именно на этот случай капитан Дер Кассель взял с собой умелых следопытов, способных настичь кого угодно в любой чащобе.

Всадники выстроились через несколько минут возле крепостных ворот. Кроме гвардейцев и мага здесь были еще девять воинов, которых отобрал сам сотник Ларк, отлично знающий своих людей и предложивший капитану гвардии лучших из лучших. Суровые мужики в кольчугах и плотных стеганых куртках были вооружены луками и топорами, трое даже имели мечи.

— Это Хангред, милорд, — Ларк представил Дер Касселю невысокого чернобородого стражника, чуть лысоватого, о чем можно было судить, поскольку кольчужный капюшон он снял. — Хангред лучший следопыт среди моих людей, — отрекомендовал своего воина комендант форта. — Он может взять любой след, пусть даже и эльфа.

— Благодарю, сотник, — капитан гвардии коротко кивнул.

— Я отправил с вами десятника Фрайма, он будет старшим над моими людьми, — добавил Ларк. — Это очень опытный боец, пятнадцать лет в пограничной страже, побывал в разных передрягах. На него я полагаюсь, как на себя самого.

— Насколько я понимаю, тракт тянется без ответвлений до самого Хильбурга?

— Несколько полузаброшенных дорог ведут на юг, к передовым заставам, — сообщил сотник. — Но едва ли гномы туда сунутся, из огня да в полымя. Еще крупное ответвление уводит от тракта на север, почти у самого Хильбурга. Но до этого вы вполне можете их настичь.

— Следует в таком случае сообщить в Хильбург, чтобы пустили нам навстречу хотя бы малый отряд, — приказал капитан. — Не желаю полагаться только на удачу. Гномы могут проявить завидную прыть, когда почувствуют угрозу для себя.

Собственно, преследование каких-то гномов не входило в обязанности, возложенные на Антуана Дер Касселя самим королем, но в свете последних событий, в частности того, что стало известно после допроса гнома, появилась вероятность того, что недомерки, рискнувшие пойти на убийство королевских солдат, могли что-либо знать о эльфийке. И даже можно было предположить, что принцесса Перворожденных была ими поймана, а гномы попытались ее доставить в Нивен, если, конечно, все их поисковые группы получили именно такие указания. В любом случае, события явно выходили за рамки повседневности, а Дер Кассель, как старший по званию и должности на сотни миль окрест, да еще имевший в рукаве королевский патент, дававший ему просто колоссальные полномочия, был обязан вмешаться.

У отряда, покинувшего Орвен, были очень неплохие шансы на успех погони, поскольку гномы, передвигавшиеся на весьма тяжелой повозке, пусть даже они и выкинули все лишнее, не могли развить большую скорость, поэтому всадники могли нагнать их. К тому же скрыться в лесу беглецы также не могли, ибо большой фургон едва ли можно было провезти по густым зарослям.

Двигаясь по дороге со всей возможной скоростью, которую все же пришлось ограничить, поскольку путь предстоял неблизкий, и кони могли его не выдержать, если гнать их слишком быстро, гвардейцы миновали ту самую Долину, где, якобы, произошло столкновение стражи с разыскиваемой эльфийкой. Дер Кассель, едва поселок исчез из виду, вдруг подумал, что появление в округе еще одного отряда гномов может означать, что беглянка по-прежнему где-то неподалеку. Пленный гном, по словам Скиренна, не доверять которому у капитана не было причин, утверждал, что здесь действовали несколько отрядов, искавших Перворожденную. И нельзя было исключать возможность того, что она решила двигаться дальше на восток по тракту, чтобы потом направиться к границе И’Лиара по простирающимся далеко на юг болотам. В этом был, по мнению капитана, свой резон, ибо хотя топи и труднопроходимы, пройти по ним возможно, если соблюдать известную осторожность, зато там почти нет постов стражи, что облегчает продвижение. В таком случае было бы понятно, почему гномы пошли на несвойственный им риск, атаковав пост стражи.

Первую остановку всадники сделали на той самой заставе, сквозь которую с боем прорвались гномы. Будучи еще в нескольких сотнях ярдов от нее, воины увидели следы боя, в том числе остатки сторожевой вышки, с которой раньше можно было обозревать окрестности на расстоянии пары миль. Раньше — потому, что теперь от весьма хлипкого сооружения остались только несколько столбов, концы которых были разбиты в щепу. Казалось, что по башне нанес удар тяжелый таран, которого здесь оказаться просто не могло, ибо столь громоздкое сооружение требовало много времени для постройки. Видя это, капитан Дер Кассель уверился в том, что здесь действовала магия.

— Какие были вести от отряда преследования, — капитан задал вопрос выскочившему к дороге стражнику, рука которого покоилась на перевязи. — Как давно они покинули заставу?

— Часа три назад, ваша милость, — доложил солдат.

— Скиренн, посмотрите, что там с ранеными, — Дер Кассель кивнул державшемуся подле него чародею. — И разберитесь, что там за магия использовалась.

Сама застава кроме вышки, ныне обращенной в руины, включала бревенчатый сруб, стоявший на обочине дороги, которая были перекрыта рогатками. Постройка служила жильем для полутора десятков стражников, треть из которых уже были мертвы, а еще треть исчезла, пустившись в погоню за гномами. Оставшиеся на месте воины, вооруженные длинными луками, выстроились возле блокгауза, хотя сейчас ожидать нападения вроде бы не было причины.

Капитан гвардии, которого терзали сомнения, задал вопрос оставшемуся за старшего на заставе стражнику о том, кто мимо них проезжал за последнее время на восток. И ответ превзошел все самые смелые ожидания рыцаря.

— Двое всадников, милорд, мужчина и девушка, молодая наверное, — сообщил старый служака, в струнку вытянувшись перед Дер Касселем и заметно волнуясь. — Мужчина был вооружен, по выправке и повадкам заметно, что он воин.

— Как выглядели эти двое?

— О девушке ничего не скажу, лица она не показывала, а спутник ее был довольно молод. Да, волосы у него были почти совсем белые, — добавил еще стражник.

— Седые? — Капитан насторожился, словно гончая перед броском.

— Не знаю, ваша милость, может и так, — в голосе стражника звучало сомнение, но капитан уже для себя все решил.

— Они, точно они! — Дер Касселя охватило сильное волнение, еще бы, ведь цель его поисков была совсем недалеко. По словам стражников, пара всадников была на заставе утром, поэтому возможность догнать их существовала, и пренебрегать ею капитан гвардии Его величества не намеревался.

Маг оказывал помощь раненым, поскольку нормального лекаря на заставе не оказалось, а Дер Кассель тем временем обсуждал со стражниками возможные действия гномов, которые, судя по всему, могли удалиться на восток миль на тридцать. К счастью, ближайшие полсотни миль тракт не имел ответвлений, поэтому возможность нагнать преступников сохранялась, но необходимо было поторопиться.

— Это точно гномы поработали, — Скиренн возник перед Антуаном, словно из-под земли. — Воздушный молот, нечто вроде невидимого тарана. Лучникам, стоявшим на вышке, не повезло — их буквально расплющило в кровавые лепешки, смотреть жутко. С ранеными все в порядке, их покалечили простой сталью. Не знаю, почему гномы не уничтожили всю заставу, если у них был чародей.

— Нужно спешить, — капитан двинулся к лошадям. Сейчас вовсе ни к чему было ломать голову над тем, что двигало гномами. — Мы не должны упустить недомерков. Думаю, они преследуют эльфийку, если пошли на такой риск, — предположил Дер Кассель. — Не будут гномы связываться с властями, если нет на это веской причины. Мы должны успеть, прежде чем недомерки добьются своего, иначе задание будет провалено окончательно.

Проехав еще миль десять, погоня обнаружила лежавшие на обочине тела нескольких человек и трупы коней. При беглом осмотре выяснилось, что это были воины пограничной стражи, отправившиеся в погоню за гномами. Причем от двух из них остался только пепел, а кони их вообще пропали, уничтоженные магическим пламенем. От крепких и умелых воинов остались только бесформенные куски железа, которые несколько раньше были, по всей вероятности, их шлемами и оружием. Остальные воины были убиты из арбалетов, поскольку из тел торчали короткие стальные болты, весьма тяжелые и способные с легкостью пробить даже кованые латы.

— Попали в засаду, бедолаги, — сплюнув сквозь зубы заключил после недолгого осмотра места трагической гибели своих товарищей и сослуживцев следопыт Хангред.

— С чего ты так решил, — недоверчиво спросил у него Дер Кассель. — Может, стражники просто нагнали гномов, а те отстреливались на ходу?

— Следы ведут от дороги вон в те кусты, — стражник указал на примыкавшие к самому пути заросли. — Это точно гномьи следы. По меньшей мере, один из недомерков скрылся в лесу с арбалетом, а остальные продолжали движение по дороге. Возможно, они специально не спешили, ожидая появления погони. Всадники приблизились к их фургону, когда маг нанес свой удар, а затем вступил в дело и укрывшийся в кустарнике арбалетчик. Похоже, это мастер своего дела — все выстрелы очень точные, к тому же он перебил трех человек до того, как они смогли пустить хотя бы одну стрелу по своим противникам.

— Хитрые твари, — зло произнес капитан гвардии. Глядя на то, что осталось от солдат, Антуан Дер Кассель решил, что гномов, если удастся взять их живыми, ни к чему беречь для встречи с людьми Дер Калле или суда. Слишком много человеческой крови было на руках недомерков. — Ладно, двигаемся дальше, — приказал капитан. — Попробуем до наступления ночи нагнать их.

— Они были здесь около часа назад, — уверенно произнес следопыт. — Мы их догоним, ваша милость, если поспешим.

Настегивая лошадей, состоявший из гвардейцев и стражников отряд мчался по пустынному тракту вслед за пытавшимися ускользнуть от преследования гномами. Дорога петляла среди холмов, поросших редким лесом, то спускаясь в лощины, то поднимаясь почти на самые вершины. С одной из таких вершин всадники и увидели убегавших от них гномов, которые приближались к высокому холму. Судя по всему, возница не жалел своих лошадей, заставляя их со всей возможной скоростью втаскивать громоздкое сооружение, более напоминавшее избушку на колесах, на крутые подъемы.

— Милорд, мы можем устроить на них засаду, — это десятник Фрайм обратился к Антуану. — Смотрите, дорога идет по склону холма, делая большую петлю. А противоположный склон вполне проходим для нескольких всадников, к тому же там можно здорово срезать путь, пока гномий тарантас тащится по тракту.

— Они все равно успеют ускользнуть от нас, десятник, — капитан гвардии оценил расстояние наметанным взглядом, усомнившись в замысле стражника. — Пока мы ломимся сквозь заросли, гномы уйдут вперед, и нам придется загнать лошадей до смерти.

— Нет, не уйдут, милорд, если мы не станем весь отряд направлять в обход, — возразил десятник. — По тракту мы можем нагнать их довольно быстро, поэтому, заметив преследование, гномы не рискнут спасаться бегством, поскольку на это против легких всадников шансов у них немного. Я думаю они, полагаясь на мага, остановятся и примут бой, как с теми парнями, — Фрайм неопределенно указал себе за спину, и Дер Кассель понял, о ком думал старый рубака. — А в это время часть наших воинов ударит им в спину.

— Думаешь отвлечь их и задержать? — догадался капитан. — Значит, часть воинов послать им наперерез по зарослям, пока они будут ждать основной отряд?

— Верно, если они заметят, что нас не более десятка, то предпочтут сражение бессмысленному бегству, но пока они разделываются с одной группой, вторая зайдет им в тыл, и, если повезет, мы даже сможем кое-кого взять живьем, — подтвердил сотник.

— План неплох, — Дер Кассель одобрительно кивнул. — Кого послать в обход, десятник?

— Лучше всего, если ваши люди, милорд, сделают это, — предложил десятник Фрайм. — Гномы могут и не принять боя, если поймут, что за ними гонится не простая стража. Возьмите с собой Хангреда, если хотите, а также милорда Скиренна. Мы же не станем торопиться и дадим вам время, чтобы подобраться к ним поближе.

Выполняя план десятника, гвардейцы повернули в лес, огибая высившийся передними холм, а стражники продолжили погоню, не особо при этом спеша. Гномы, словно подыгрывая солдатам, тоже сбавили скорость, подпуская противника поближе. Они должны были понимать, что шансов оторваться от погони на свежих лошадях, не отягченной лишним грузом, у них мало. Тем более, спрятаться от преследователей не было возможности.

Подобравшись на один перестрел к повозке, стражники выстроились полукругом, изготавливаясь к бою. Наконечники стрел уставились в деревянные бортики, из-за которых в сторону людей направили арбалетные болты. Гномов было немного, не более четырех, но они были весьма уверены в своей победе, что и неудивительно, если знать, что среди них был маг. Даже самый неопытный чародей, только и научившийся, что швыряться огненными шариками, стоит в бою доброй полусотни воинов, и это известно всем. Поэтому во время войны спрос на людей, хоть сколько-нибудь владеющих магией возрастал неимоверно, чем, кстати, пользовались самые разные шарлатаны.

— Оставьте нас, люди, — со стороны гномов раздался гневный крик. С повозки, окончательно остановившейся, спрыгнул невысокий бородатый крепыш, защищенный коротким доспехом в виде кожаной куртки, плотно усеянной множеством стальных пластин, прикрывавших одна другую на манер рыбьей чешуи. На голове гнома был полукруглый шлем с полумаской, оставлявшей подбородок открытым. В руках его был тяжелый арбалет, а на поясе висел топор на короткой рукоятке и традиционный фальчион в ножнах. — Подите прочь, если не хотите здесь подохнуть!

— Вы нарушили законы королевства, — крикнул в ответ десятник Фрайм, вытягивая из ножен широкий клинок. — Вы обвиняетесь в убийстве воинов королевской пограничной стражи. Сложите оружие и следуйте за нами, — потребовал стражник. — Иначе вы все будете убиты.

— Еще раз просим, оставьте нас, — тон гнома был далек от того, каким обычно излагают просьбы. — Не делайте ошибки, дайте нам уйти, если вам дороги ваши жизни.

— Руби! — десятник ринулся в атаку, замахиваясь мечом. — В бой!

Лучники одновременно выстрелили, целясь в единственного противника, державшегося на виду. Сразу три стрелы ударили в грудь гнома, пробив его броню. Подгорный воитель не успел выстрелить в ответ, но его товарищи, скрывавшиеся в фургоне, дали ответный залп. Тяжелый болт вонзился в голову одного из стражников, пробив легкую каску, а еще один снаряд ударил в плечо десятника, заставив того выронить оружие. И тут же вслед за обычными стрелами в гущу всадников врезался огненный шар, ярко вспыхнувший и с громким хлопком рассыпавшийся множеством искр. Двум солдатам повезло, ибо они погибли сразу, а еще трое дико кричали, пораженные страшными ожогами. Жар от магического снаряда был столь силен, что на несчастных стражниках расплавились кольчуги, обжигая плоть.

Однако страшный ответ гномов не заставил людей отступить, и трое воинов устремились вперед, грудью напарываясь на летевшие из-под защиты толстых деревянных стенок фургона болты. Но в этот момент из придорожных кустов выскочили гвардейцы, на скаку разряжая арбалеты и выхватывая мечи из ножен. Гномы поняли, что оказались в классической засаде, но отступать им было больше некуда. Маг нанес новый удар, на этот раз использовав то же самое заклинание, которым разрушил заставу, но Скиренн не зря ходил много лет в учениках у самого Амальриза. Волшебник сделал резкий жест, и удар рассыпался, не достигнув цели. Воины почувствовали лишь порыв сильного ветра, сбивший несколько посланных в полет болтов, но это им нисколько не помешало продолжить атаку.

Гвардейцы спешились, ибо всадникам здесь было слишком мало места для маневра. Плотно сгруппировавшись, люди Дер Касселя ринулись в бой. Гномы еще раз дали залп всего из двух болтов, но лишь одного воина им удалось легко ранить, после чего и гномам пришлось взяться за мечи и секиры.

Сам капитан Дер Кассель схватился с высоким для своего племени гномом, в бороде которого обильно пробивалась седина. Противник командира королевской гвардии, шириной плеч превосходивший последнего почти вдвое, действовал двумя широченными фальчионами, клинки которых были слегка изогнуты. Две полосы стали со свистом резали воздух, надежно отражая все удары Антуана, в левой руке державшего кинжал, которым парировал выпады гнома. Пользуясь превосходством в грубой силе, бородач начал теснить гвардейца, заставив того отступить на несколько шагов назад. В это время еще одного гнома кто-то из стражников прикончил, пронзив его живот клинком, и затем кинулся на подмогу капитану, атаковав гнома сбоку. Подгорный воин отразил его удар, а затем одним взмахом меча отсек стражнику руку, перерубив кольчужный рукав, но в бок ему вонзился меч Дер Касселя. Гном дернулся, выронил клинки из рук и упал на землю, а изо рта его появилась кровавая пена.

Гномий чародей остался один против полутора десятков людей, окруживших повозку. Несколько гвардейцев уже торопливо перезаряжали арбалеты, намереваясь пришпилить единственного противника к его же средству передвижения. Однако, по всей вероятности, в планы гнома смерть на глухой лесной дороге не входила. Среди солдат разоврался огненный шар, а затем нескольких бойцов, устоявших на ногах после первого удара, сбил с ног сильнейший порыв ветра. На самом деле гном хотел использовать таранный удар, но Скиренн успел ослабить действие его заклинания. Тем не менее, в кольце людей появился разрыв, поскольку один гвардеец погиб в пламени, а еще несколько воинов получили болезненные ожоги, лишившие их возможности продолжать бой.

Воспользовавшись секундным замешательством своих врагов, гномий чародей ринулся в лес, намереваясь там скрыться от преследования, однако Скиренн включился в бой. Брошенный учеником Амальриза огненный шар гном легко отбросил в сторону одним взмахом короткого жезла, но Скиренн резко взмахнул рукой, и вокруг беглеца соткалась мерцающая сеть, начавшая тут же сжиматься.

— Живым, — крикнул Дер Кассель, с безопасного расстояния наблюдавший за схваткой чародеев. — Живым, Скиренн! — Капитан гвардии понимал, какую ценность представляет этот пленник, но понимал также и то, что скрутить отчаянно сопротивлявшегося гнома будет очень непросто.

Воспитанник Амальриза, подчиняясь приказу капитана, все же попытался пленить единственного оставшегося в живых гнома, но тот выхватил из ножен длинный кинжал, по всей длине клинка которого вились мерцающие багрянцем руны, и ударил им по призрачным волокнам. Первый удар ни к чему не привел, но гном не сдавался, орудуя кинжалом с чисто гномьим упорством и яростью кромсая ловчий снаряд человека, и сеть поддалась, на миг ярко вспыхнув изумрудным светом, а затем истаяла. Гном, взмахнул жезлом, и в сторону Скиренна метнулась извивающаяся молния. Человек едва успел отскочить в сторону, чудом спасшись от вражеского чародейства, и тут же не мешкая нанес ответный удар. Больше он не пытался пленить оказавшегося излишне опасным противником гнома.

Казалось, Скиренн замахнулся невидимым мечом, о крайней мере, жест его со стороны выглядел именно так. В воздетых руках соткалось нечто вроде плети, походившей на сгусток тумана, которая обрушилась на гнома. Тот взмахнул жезлом, пытаясь отразить удар человека, но призрачный бич уже коснулся его. Гном дико заорал, поскольку кожа его вдруг превратилась в окровавленные лохмотья, отваливавшиеся, будто змеиная кожа во время линьки. Подгорный волшебник начал заживо гнить, причем процесс этот был очень быстрым. Спустя несколько мгновений из-под лохмотьев плоти показался череп, гном упал, катаясь по земле и разразившись истошными воплями, но вскоре затих и перестал двигаться.

— Силен ты, маг, — выдохнул Дер Кассель, глядя на расправу Скиренна над гномом. — Жаль только, не смогли взять его живьем. Ценный был бы подарок особой канцелярии!

— Оставить такого противника живым, пусть и в любых оковах и под самой бдительной охраной — себе дороже, — отрезал маг. — Его очень трудно было бы удержать, а то, что могли сообщить простые воины, мы уже знаем.

— Так что дальше, — задал вопрос капитан гвардии. — Возвращаемся?

— Надо осмотреть их повозку. Думаю, там может найтись что-нибудь интересное. Но сперва следует помочь раненым.

Оказалось, погибло всего семь человек, в том числе и один гвардеец, а еще пятеро были ранены. Гномы, хотя их было намного меньше, оказали отчаянное сопротивление, взяв за свою смерть немалую цену. Скиренн сам принялся лечить солдат, особое внимание уделяя тем, кто получил ожоги. Три человека обгорели столь сильно, что, казалось, не доживут и до захода солнца.

Маг, не покладая рук, помогал своим спутникам, прилагая все возможные усилия, а гвардейцы, которые также кое-что умели, помогали ему по мере сил. Тела павших в схватке воинов решено было доставить обратно в форт, чтобы предать их там земле.

— Смотрите, всадник! — Один из стражников указал рукой на дорогу, туда, откуда прибыл отряд. Там действительно скакал одинокий всадник, настегивавший своего коня. Солдаты на всякий случай взялись за оружие, ожидая любого подвоха, но вскоре разглядели цвета пограничной стражи на плаще гостя.

— Капитан Дер Кассель, — стражник говорил, не сходя с коня. — Сотник Ларк приказал сообщить, что эльфийка была замечена возле переправы через Гирлу! Она вместе со своим телохранителем уничтожила оставленную неподалеку засаду, а затем вступила в бой с конным патрулем. Сотник во главе отряда из двадцати всадников уже отправился туда!

— Как давно это было? — сердце командира королевских гвардейцев учащенно забилось. Вот оно, то ради чего он пришел сюда колдовскими тропами! Желанная добыча так близка, что, кажется, протяни руку, и она станет твоей.

— Я покинул форт, едва только стражник из того разъезда прибыл в Орвен с докладом, — поспешно сообщил воин.

— Куда она могла направиться?

— Думаю, эльфийка могла скрыться в лесах, но едва ли она ушла далеко от реки, если намеревается пробраться на ту сторону границы, — весьма уверенно ответил стражник. — Дальше на восток начинаются болота, кто не знает тайных троп, попросту рискует утонуть. У нее только один путь — на юг. С сотником лучшие следопыты и собаки, так что преследовать ее будет легче.

— Укажешь нам путь, — приказал Дер Кассель.

— Да, милорд, — стражник коротко кивнул, демонстрируя повиновение. — Следуйте за мной.

Раздались отрывистые команды, и спустя несколько минут воины уже были готовы вступать, следуя за наконец обретшей плоть эльфийской шпионкой. Дер Кассель решил, что раненых в сопровождении трех стражников необходимо отправить в Орвен, а все прочие должны немедля отправиться за прибывшим из форта гонцом. Капитан гвардии надеялся, что эльфийка не успела уйти далеко. Сейчас он походил на взявшую след гончую, рвущуюся к невидимой пока цели. К сожалению, несмотря на любую спешку, противник заведомо получал фору во времени, но покуда оставался шанс на успех, Дер Кассель, привыкший любое поручение доводить до конца, не собирался его упускать. Всадники, настегивая коней, двинулись на юг через поля и редкие рощицы. Охота началась.

Эпилог

Над гаванью Сулимы, столицы Хармада и самого крупного порта на всем южном побережье, разносился многоголосый гул. Слышалась брань, команды и просто разговоры на доброй дюжине языков. Вдыхая смесь запахов просмоленных снастей, рыбы и мужского пота, бранились, шутили, торговались и рассказывали друг другу всяческие небылицы тысячи людей, пришедших в этот город со всех концов мира.

На десятках кораблей, бросивших якорь в гавани, надежно защищенной с моря могучим замком, на башнях которого стояли нацеленные в сторону океана камнеметы, суетились, точно диковинные разноцветные муравьи, многочисленные матросы. Одни корабли только прибыли в Сулиму, и их команды спешили поскорее оказаться на твердой земле, дабы предаться отдыху, другие, напротив, готовились выйти в море, и моряки в который уже раз проверяли, готовы ли их суда к дальнему походу.

Тут были корабли из многих стран, самые разные, непохожие друг на друга. Лодки из тростника, прибывшие с южных островов, соседствовали с хищными ладьями варваров из ледяных морей полуночи, и здесь же стояли крутобортые галеоны с восточного побережья континента, прибывшие из вольных портов, о которых жители южного города порой не ведали ничего, кроме названия. Но все это не имело значения, ведь ворота Сулимы всегда были открыты для всякого, кто прибыл в эти края, дабы торговать, и гавань была готова принять любые корабли, неважно, из каких краев они явились, и какие флаги реяли над ними под утренним бризом. Тех же, кто являлся под стены жемчужины полудня с недобрыми намерениями, встречали стрелы многочисленной стражи, и метаемые огромными баллистами каменные глыбы, каждая из которых могла запросто потопить большой парусник.

Здесь не было почти никаких запретов, и на громадной рыночной площади, на которой целиком мог бы поместиться иной город, тот, кто имел в кошеле достаточно золотых монет, не важно, каким правителем и в какой стране отчеканенных, мог купить все, чего только можно пожелать. Потому и здешняя стража не знала, что такое взятки, ведь не было для них товаров запрещенных, хотя на торговлю некоторыми из них, например пыльцой кое-каких цветов, дарующей чудесные грезы, и иссушающей здорового мужчину за несколько недель, требовалось получить специальную грамоту от городских властей. Владыка Хармада в мудрости своей стремился убрать запреты, все, какие только возможно, и золото могучим неудержимым потоком текло в казну.

Да, в Сулиме привыкли к гостям из самых дальних стран, но те, кто выбрался из остановившейся у самых пирсов повозки, запряженной четверкой крепких малорослых лошадок, все же привлекли внимание многих. И праздная публика, невесть зачем выбравшаяся в порт, и местные нищие, только и смотревшие, что бы украсть, пока моряки заняты разгрузкой своих кораблей, и сами моряки, которых полно было и на суше, и на нагретых горячим южным солнцем палубах, во все глаза смотрела на трех пассажиров, покинувших прочный и надежный, точно маленькая крепость на колесах, фургон.

— Смотри-ка, кто пожаловал, — повисший на вантах небольшой остроносой шхуны матрос указал на трех чужаков, степенно и уверенно прогуливавшихся вдоль причалов, обращаясь к своему товарищу, облокотившемуся о фальшборт и так же с явным интересом, граничившим с удивлением, разглядывавшему гостей.

— Вот это гости, — согласился второй матрос. — Что же случилось, если они вылезли из своих любимых пещер? Их в город упряжкой быков не затащишь, а уж воду они вовсе не переносят, недомерки, — моряк презрительно сплюнул сквозь зубы, и его товарищ что-то буркнул, соглашаясь.

Те, кто вызвал такой интерес у моряков, действительно взирали на лижущие берег волны с явным отвращением, но, тем не менее, уверенно двигались к одним им и ведомой цели. Они ощущали на себе десятки взглядов, любопытных, удивленных, а порой и откровенно брезгливых, ибо как еще можно смотреть на тех, кого в любых краях называют нелюдью. А сегодня именно она явилась в Сулиму, воплотившись в троице гномов.

Коренастые крепыши, топорща окладистые бороды, бросали по сторонам взгляды исподлобья. Увидев во все глаза смотревших на них матросов, трое приблизились к шхуне, и тот, что шагал первым, задрав голову, спросил:

— Почтенные мореходы, ведомо ли вам, где тут стоит корабль капитана Фарака? — едва ли не по глаза заросший огненно-рыжей бородой гном казался старше своих товарищей и уж, по крайней мере, увереннее их. Чувствовалось, что ему прежде доводилось бывать в городах, среди скопления людей, поскольку этот гном не бросал на прохожих затравленно-яростные взгляды в ответ на презрительное перешептывание и негромкую брань.

В Хармаде гномов не любили, и было за что. Да, это были великолепные кузнецы и прекрасные строители. Выкованные ими клинки были лучшими, равно как и доспехи, а крепости, мосты и даже простые лачуги, возведенные руками гномов, стояли века. Но это еще были и ужасные скряги, и те самые великолепные доспехи и оружие, равного которому не в силах были создать мастера-люди, могли себе позволить, разве что, короли. Но со временем гномы обнаглели настолько, что пожелали получать плату не только за свои труды, что еще можно было понять, но даже, если угодно, за само свое существование.

Окопавшись в Гарлатских горах, надежно перекрыв ведущие на север перевалы неприступными стенами, славившиеся жадностью коротышки уподобились обычным разбойникам, устраивавшим засады на пустынных трактах. Никто отныне не мог миновать принадлежащие гномам ущелья, не уплатив затребованную ими пошлину, и даже нищих не пропускали они через свои владения, не взяв с тех хоть бы пару золотых монет. А купцы, что везли свои товары в Фолгерк, вынуждены были почти столько же, сколько рассчитывали выторговать, платить гномам за проезд, и целые сундуки золота, серебра и самоцветов пропадали в кажущихся бездонными кладовых, вырытых в земной тверди.

Правитель Хармада уже давно всерьез подумывал о том, чтобы загнать гномов под землю, убрав досадное препятствие. Подгорные мастера умело обращались с металлами и камнем, но не желали растить скот или зерно, да и мало было пригодной для этого земли в их горах. А потому провизию гномы покупали у людей, в основном, у подданных короля Фолгерка, платя за нее полновесным золотом, и в этом была их слабость. Владыка Хармада, зная это, не раз уже пытался склонить к союзу короля Ирвана, убеждая его, что людям должно держаться друг друга, а не якшаться с нелюдью.

Лишив гномов пищи, даже не вступая с ними в бой, можно было быстро заставить длиннобородых скряг пойти на любые условия людей, лишь бы избежать гибели всего подгорного племени от голода, но для этого следовало действовать сообща. Ходили слухи, что запасов провизии в подземных кладовых, хватило бы на долгие годы, ибо гномы слыли народом, весьма запасливым, но при этом еще и прожорливым, а потому не было сомнений, что кладовые быстро опустеют, ибо отказывать себе хоть в чем-то гномы не любили. Как бы то ни было, осада грозила оказаться делом многих месяцев, и для успеха предприятия правитель Хармада нуждался в поддержке людей с севера. Но Фолгерк не желал этого, предпочтя союзу с Хармадом противоестественную дружбу с той самой нелюдью, чего южане не могли простить подданным Ирвана.

Неприязнь меж людьми росла с каждым днем, грозя рано или поздно вылиться в войну, гномы же, сильные только в своих горных цитаделях, все реже появлялись на побережье, и нынешний их визит в Сулиму порядком удивил горожан. Однако пока подгорные жители держались тихо, даже пытаясь быть вежливыми, и люди, в том числе матросы со шхуны, к которой подошли гномы, не видели причин, чтобы не платить им той же монетой. Благо, зная склочный, вздорный характер гномов, всякий понимал, что вскоре они все же дадут повод для доброй драки.

— Вот корабль Фарака, — матрос, к которому обратился гном, помедлил, думая, стоит ли ответить, но затем все же указал на стоявшую у дальнего пирса галеру, настоящий боевой корабль, внушавший уважение одним своим видом. Две мачты со скошенными парусами, чтобы двигаться даже при боковом ветре, башнеподобные надстройки в носу и корме корабля, походившего на дремлющего хищника, окованный бронзой бивень тарана, все это заставило моряка не без гордости добавить: — Самый сильный корабль, которым командует лучший в этих водах капитан. Эта галера быстроходнее иных парусников, хотя и кажется неповоротливой и тяжеловесной, а уж в абордаже ее команде нет равных.

— Благодарствуем, — гном, кажется, не обратив внимания на слова человека, двинулся в указанном направлении, топорща бороду и исподлобья взирая на суетившихся на причале матросов и портовую братию, помогавшую не то в разгрузке, не то в погрузке всякой всячины на корабли.

Матрос, стоявший у спущенных с борта галеры сходней, окинул троицу гномов таким же полупрезрительным-полуподозрительным взглядом, что и прочие жители города, попадавшиеся на их пути.

— Почтенный, — старший гном не произнес, а словно бы выплюнул это слово. — Почтенный, мы желаем видеть капитана Фарака.

— Что вам нужно от него? — прищурившись спросил матрос, молодой смуглый парень, невысокий, жилистый, вообще чем-то походивший на мангуста. За пояс у него был заткнут кривой кинжал, и моряк сейчас многозначительно коснулся костяной рукоятки.

— Мы желаем предложить ему работу, — нетерпеливо бросил гном. — И готовы хорошо заплатить, если он согласится служить нам. Пусти же нас на борт, и позови своего капитана.

— Ждите здесь, — матрос легко взбежал по узким, кажущимся такими ненадежными сходням, исчезнув из виду. Спустя минуту к борту подошел рослый мужчина, облаченный в парчовые шаровары и украшенный вышивкой жилет.

— Что вы желаете мне сказать? — Человек, положив правую руку на эфес роскошной сабли, висевшей на широком поясе в богато украшенных ножнах, а левой опершись о планшир, с интересом разглядывал гномов. — Я Фарак, капитан «Сарашха». Я слушаю вас.

В капитане корсаров чувствовалась сила и власть, привычка приказывать, и даже гномы, гордые, презиравшие всех, кто был не их роду-племени, взирали сейчас на него с чем-то, похожим на уважение. Они умели распознавать опасных противников, заслуживавших почтения, и этот мореход был как раз такой породы, пусть и являлся лишь человеком. Перед посланниками Подгорных пределов предстала воплощенная ярость, неодолимая мощь, сосредоточенная в капитане вольных корсаров.

Этот человек, невысокий, с мощной квадратной грудью, внешне сам походил на гнома. Под эбеновой кожей корсара перекатывались бугры мышц, на груди и руках виднелись шрамы, как совсем старые, так и свежие, полученные недавно, и едва зажившие. Но не это заставило гномов вспомнить о почтении, которое столь редко проявляли они ко всякому, кто был сыном иного народа. Во взгляде взиравшего на нежданных гостей со смесью интереса и презренья морехода мелькало тщательно сдерживаемое безумие, сродни тому, в которое впадали сами гномы в разгар битвы, опьяненные своей и чужой кровью. Это был настоящий берсеркер, воитель, отмеченный печатью высших сил.

Старший гном быстро, без лишних слов, изложил свое предложение. Он был, прежде всего, торговцем, но также и воином, и знал, что такие люди, как этот Фарак, ценят краткость и четкость мыслей. Ему удалось добиться своего, и если первые слова капитан галеры выслушал с выражением скуки на лице, то вскоре он уже проявил неподдельный интерес.

— Что ж, — задумчиво произнес Фарак, уставившись куда-то поверх голов своих нанимателей, — пожалуй, я приму ваше предложение. — «Сарашх», действительно один из лучших кораблей в южных морях, долго простоял в порту, и команда его, отборнейшие головорезы, порядком соскучились по настоящему делу. А гномы, явившиеся так кстати, предлагали, ни много, ни мало, схватку с давним врагом.

— Мы щедро отблагодарим тебя, — наниматель решил, что мореход просто набивает себе цену. И право же, если то, чторассказали о Фараке знающие люди, было правдой хотя бы наполовину, он стоил тех монет, что были готовы заплатить ему гномы.

— Меня устраивает ваша цена, — чуть брезгливо поморщился капитан. — Я хочу знать, когда нужно выйти в море, и сколько пассажиров мне придется принять. Вас будет только трое, почтенные?

— Нет, — помотал головой гном. — Думаю, на твоем корабле найдется место для десятка моих братьев. Кстати, — гном указал на ведущие в город из порта ворота, — наши товарищи уже прибыли.

Три кольца стен, одно выше другого, охватывали Сулиму, готовые встретить натиск любого врага. За стенами находился дворец правителя, казармы наемных отрядов, охранявших город, дома знатных и не очень знатных горожан, а также рыночная площадь. Гавань же, а также многочисленные склады, таверны и веселые дома, в которых отдыхали прибывшие из-за моря матросы, находились вне крепостных стен, и горожане считали, что это правильно. Истосковавшиеся по твердой земле, выпивке и подругам моряки могли вытворять все, что угодно, при этом мало беспокоя жителей Сулимы.

Ворота, ведущие в порт, были открыты почти всегда, и только на ночь створки захлопывались, чтобы вновь отвориться с рассветом. Распахнуты были тяжелые створки и сейчас. В обе стороны двигались возы с товаром, а также искатели приключений, как те, что сошли на берег с недавно прибывших в порт судов, так и те, кто желал на какое-то из этих судов завербоваться матросом, дабы повидать белый свет, да еще и деньжат подзаработать. И вот теперь весь этот разношерстный люд, а также десяток следивших за порядком стражников с удивлением смотрели, как сквозь невысокую арку ворот в портовую часть Сулимы выбирается отряд гномов.

Десяток подгорных жителей верхом на крепких лошадках пронзал толпу, словно хороший клинок — податливую плоть, и почему-то никто не осмелился возмутиться, будучи оттеснен в сторону насупленными, молчаливыми всадниками, сосредоточенно продвигавшимися к своей цели. И даже стражники не стали никого призывать к порядку, просто отступив в сторону и дав гномам дорогу.

Гномы, судя по запыленной одежде и усталым взглядам, явно прибыли издалека, не иначе, как из самих Гарлатских гор. Они безошибочно нашли нужный корабль, возле которого стояли их соплеменники, уже передавшие капитану Фараку кожаный мешочек, в котором нежно позвякивало золото, причем, несмотря на увесистость кошеля, это был всего лишь задаток.

Спешившись, вновь прибывшие поднялись на борт, не теряя ни секунды. Каждый из них тащил на плече увесистый вьюк с каким-то скарбом. Затем гномы, прибывшие в порт первыми, подняли на галеру большой сундук, судя по тому, с какой натугой несли его вовсе не слабые карлики, весьма тяжелый. Наконец, все приготовления были завершены, и спустя час корабль покинул Сулиму, взяв курс на север, в Хандарское море. В прочем, пока о цели похода кроме самих гномов знал только капитан Фарак и его штурман.

«Сарашх», столь поспешно покинувший порт, был не одинок. Примерно в то же время еще полдюжины судов, принадлежавших известным корсарским капитанам, искателям наживы, тоже отчалили от берега, и каждый из них уносил на север хотя бы нескольких гномов.

За кормой набравшей полный ход галеры исчезала на горизонте земля, превратившись уже в едва различимое облако. Подгорные жители, стоя на палубе «Сарашха», довольно ухмылялись, переглядываясь друг с другом, и даже забыв о своем извечном отвращении к воде. Еще одна ячейка сети, огромной, опутавшей уже едва ли не половину обитаемого мира, была сплетена. И если Мать-земля еще не забыла своих самых преданных сыновей, кому-то из ловчих повезет, и в эту сеть попадется желанная добыча, та, что дарует их народу утраченное давным-давно величие. Звезда подгорного племени вновь взойдет над миром, и, право же, это стоит того, чтобы провести вдали от суши несколько дней.


Конец первой книги

Август — декабрь 2007
Рыбинск

Глоссарий

Э’валле (эльф.) — обращение к особе королевской крови (кроме самого Короля) вне зависимости от пола.

Э’лай (эльф.) — почтительное обращение к высокородному эльфу, ранее — титул главы Дома.

Са’тай (эльф.) — восклицание, в некотором смысле соответствующее человеческому возгласу «Ура!». Дословный перевод с эльфийского означает «Сила Леса хранит нас».

Л’леме (эльф.) — почтительное обращение к магу высокого ранга.

Эл’эссары (эльф.) — Слышащие Лес, полноправные чародеи, одна из ступеней магов народа эльфов, в совершенстве владеющие природной магией. Ниже в магической иерархии Перворожденных стоят ученики, или подмастерья, именуемые эл’тарами, выше — магистры, или эн’нисары.

Семург, иначе Судия — верховный бог, почитавшийся еще в Эссарской Империи. Любой умерший предстает перед ним, и Семург, взвесив его грехи и добрые дела, выносит свой приговор, низвергая душу умершего в Печальные Пределы, вотчину своего сына Гереха, либо вознося его в Небесный Сад, где правит дочь Семурга, прекрасная Эльна.

В армии и пограничной страже Дьорвика звание офицера определяется по знаку в виде щита с короной, который крепится на одежду или доспехи. Бронзовая корона обозначает десятника, серебряная — сотника, золотая — тысячника. В гвардии принята иная система званий: во главе стоит капитан, ниже его — лейтенанты, командующие ротами, ниже — сержанты, командиры взводов (платунгов). В качестве знаков отличия для них служат щиты с львом, гербом правящей династии. У капитана герб из золота, у лейтенантов — из серебра, у сержантов, соответственно — из бронзы. Согласно неофициальной табели о рангах, принятой в Дьорвике, сержант гвардии стоит чуть ниже армейского сотника. Еще одним отличительным знаком для гвардейцев служат перстни с королевским гербом, при этом рядовые гвардейцы имеют стальные перстни.

Книга вторая: БЕЗ СТРАХА И СОМНЕНИЙ

Вся королевская гвардия… а также боевые дружины орков, тайные агенты Подгорного Царства и корсары с южных островов рыщут всюду в поисках принцессы Мелианнэ, наследницы престола величественного Королевства Лесов, загадочного И’Лиара. Весь мир ополчился против нее, и порой кажется, что нет больше сил сделать следующий шаг, ибо какой бы путь ни выбрала она, раз за разом приходится преодолевать все более сложные и опасные преграды, вновь и вновь смерть встает за плечом хрупкой эльфийки.

Сквозь хитроумные ловушки, преследуемая всеми и вся, бежит она, юное дитя древнего народа, движимая лишь долгом перед своей страной. Одна среди врагов, коварства и предательства, кому может довериться она, кто даст ей защиту?

Лишь один человек, безродный наемник, суровый воин, готов помочь ей, сам рискуя заслужить клеймо предателя своей расы. Лишь он верно служит дочери народа эльфов, но никому неведома причина такой странной преданности воина той, чьи родичи давно уже стали врагами всех людей. Что заставляет его ставить на кон собственную жизнь, снова и снова подвергать себя смертельной опасности, лишь бы смогла вернуться домой та, что доверилась человеку? Честь воина, верность слову, жажда награды… а, быть может, нечто иное?

Пролог

Шегдар, маг и старейшина клана, вдохнул полной грудью, крепко зажмурив глаза. Привычным усилием воли он вошел в транс, и сознание мгновенно наполнил шепот духов, доносившийся с самых дальних концов необъятного леса. Лес тянулся на восток едва ли не до соленых вод океана, и на закат до выжженных солнцем равнин, которые еще дальше вздымались к самым небесам могучими горными пиками. Кое-где он был уже изрядно прорежен людьми и иными, забывшими о своих истоках, но это был единый лес. Он хранил память десятков веков и мог многое поведать тому, кто был способен слушать.

Чащоба, раскинувшаяся на тысячи лиг, разговаривала с тем, кого считала своим родичем, мириадами голосов, и старый маг поморщился, пытаясь расслышать в этом монотонном шуме, от которого иной запросто лишился бы рассудка, то самое важное, что его сейчас интересовало. Шегдар был для этого леса своим, и от него у духов, что обитали в каждом живом дереве, а также в каждом камне, в мириадах ручьев, речушек и озер, не было тайн.

Духи оказались сегодня на редкость разговорчивы, причем в шепоте их явно слышался сдержанный страх. И поняв, о чем пытались поведать ему вечные бестелесные создания, Шегдар на мгновение испытал те же чувства. Нежданные, недобрые вести то были, и чародей всерьез задумался над тем, как должно поступить ему, узнав то, что он узнал. И принять верное решение, то, о котором не пришлось сожалеть бы вскорости, оказалось далеко не так просто, как мог бы подумать иной.

— Лес взволнован и испуган, — выйдя из транса, что без посторонней помощи удавалось далеко не каждому чародею его народа, произнес маг. — И я тоже, — добавил Шегдар.

Маг, еще не пришедший в себя от слияния с переполненным первобытной мощи лесом, не оборачивался, все так же глядя в зеленый сумрак вековой чащобы, но знал, что тот, кому были предназначены его слова, стоит в шести шагах за его спиной, держа ладонь на рукояти клинка.

Воин, сопровождавший мага, напрасно пребывал в постоянной готовности к бою, ибо здесь, в лесах Х’Азлата, владениях народа орков, неоткуда было взяться врагу. Лес, признававший лишь одних хозяев, не пропустил бы чужака, и уж подавно Шегдар, один из сильнейших магов своего племени, узнал бы об их приближении задолго до того, как незваные гости приблизятся к этим местам хотя бы на десяток лиг. Ведь и Шегдар и тот, что доселе молча, боясь потревожить своего спутника, стоял позади него, имели все права величать себя хозяевами этих краев. Они были орками.

— Что случилось, почтенный, — негромко, проявляя уважение к лесу и своему собеседнику, наконец, спросил тот, что стоял за спиной мага, видимо, все же устав ждать. — Враги?

Шегдар усмехнулся, понимая беспокойство своего спутника. Он являлся военным вождем их клана, тем, кому было положено заботиться о безопасности всех жителей затерянного в лесах на закатной границе Х’Азлата поселка. И любую весть об опасности, любой намек Скадар воспринимал именно как весть о покушающихся на покой клана и неприкосновенность его владений врагах. Но сейчас все было иначе.

— По землям людей на восток, к нашим границам идет принцесса Перворожденных, — после недолгого молчания произнес Шегдар, кожей ощущая беспокойство своего спутника, готового услышать любые вести. — Она явно стремится попасть в свою страну, но кто-то мешает ей. Возможно, люди, возможно, не только они. Странные дела творятся ныне, — вздохнул вдруг по-стариковски маг. — Странные и пугающие.

— Эльфийка, принцесса? Но что нам с того? — спросил Скадар, расслабившись. — Если ей не посчастливилось оказаться во владениях заклятых врагов своего народа, это не наша вина и не наша печаль. — То, что творилось в человеческих владениях, едва ли тревожило воина, ибо от людей их край надежно охранял таинственный и непредсказуемый Р’рог.

Шегдар обернулся, пристально взглянув на родича, могучего, украшенного татуировкой бойца, лучшего в клане, и потому заслуженно признанного прочими воинами старшим над собой. Поблизости было мало врагов, да и те, единожды нарвавшись на яростный отпор, не рисковали повторять свои ошибки, вторгаясь в земли клана, и в том, что их народ жил в мире и покое, была немалая заслуга самого Скадара. Сейчас ему предстояло схватиться с очередным врагом, ибо не в праве воин оспаривать волю мага, не должно ему сомневаться в разумности приказа, а приказ Шегдар был готов отдать прямо сейчас.

— Эльфийка несет к нашим границам то, что ищут Дети Пламени, — произнес Шегдар, сверкнув глазами, и воин непроизвольно вздрогнул от этого взгляда. — Они еще далеко, — продолжил маг, — но они ищут, и найдут, в этом нет сомнений. Я полагаю, это их дитя, и ради него порождения пламени пойдут на все. Зов силен, и уж если я смог услышать его, услышит и мать, лишенная своего дитя, и когда она доберется до похитителей, то ничто не сдержит ее гнев.

— Слишком похоже на бред безумца, — помотал головой воин, нисколько не думая в этот миг оскорбить мага. — Быть может, не стоит слишком безоговорочно верить тем духам, что остались в землях людей? Этот народ лишен рассудка с самого своего появления в нашем мире, ибо кто еще будет столь исступленно истреблять себе подобных, и часть его безумия, словно зараза, передается всякому, кто просто оказывается рядом. Какими путями оказалось в руках наших братьев дитя порождений огня, и зачем оно нужно принцессе? Неужели наши братья потеряли рассудок, если рискуют гневить такие силы?

Вопросы Скадара были закономерны, а сомнения вполне оправданы. Но маг мог ответить на эти вопросы, равно как и развеять все сомнения, ибо сам он не сомневался.

— Сейчас наши излишне самонадеянные братья ведут войну с одним из королевств людей, — Шегдар, несмотря на то, что их селение находилось в глухом лесу, знал, что творится и за тысячи лиг от этих мест. — Они на грани поражения, а противник не намерен являть великодушие, щадя тех, кто покорится ему. Сил наших братьев оказалось недостаточно, дабы остановить врага, и они решили призвать Детей Пламени, ибо тем под силу это сделать.

— Хотят поставить их себе на службу, — удивленно выдохнул воин. — Неужели они не понимают, что обрекли себя на гибель? Месть Детей Пламени будет ужасна.

— Возможно, они не так глупы и самонадеянны, как ты полагаешь, — теперь уже Шегдар и в мыслях не имел обидеть воина, и тот не стал изображать оскорбленное достоинство. — Быть может, наши братья что-то придумали, чтобы усмирить этих тварей. Желание жить подчас творит чудеса, тебе ли, воин, не знать этого. Но важно не это, важно то, что сейчас, пока принцесса вдали от своих, она слишком слаба, и любой, кто знает, что искать, сможет отнять у нее то, что она должна отнести своему королю. А знают об этом, похоже, многие, — добавил маг. — А кто еще не знает, скоро проведает об этом, и возжелает завладеть им, обретя огромную силу. Искушение властью трудно побороть, особенно, когда не желаешь противиться ему.

— Какая разница, завладеют ли этим наши братья, люди, или иной народ, — пожал плечами Скадар. — Те, в чьих руках окажется драконье дитя, сами погубят себя, сразу не отдав его тем, кто явится за ним.

— Перед тем, как погибнуть, они могут натворить немало бед, — сказал маг. — Жажда власти, ложное чувство могущества, не раз играли злую шутку со многими, и наши предки не избежали этого. Те, кто сможет хоть на мгновение повелевать силами созданий пламени, способны опустошить мир перед своей гибелью. Мне, признаться, по нраву наши леса, Скадар, и я полагаю, тебе тоже. И это значит, что мы должны попытаться помешать случиться непоправимому. Принцессу нужно разыскать и отнять у нее то, что она хранит, пусть даже и силой, чтобы после вернуть тем, кому оно принадлежит на самом деле.

— Если нужно, я готов, — кивнул Скадар. — Прикажешь идти за ней? — Он был, прежде всего, воином, и привык действовать, пусть даже и рискуя собственной жизнью, а не предаваться пустым разговорам.

— Она еще во владениях людей, но приближается к Р’рогу, — проговорил маг. — Пока мне неведомо, куда она двинется дальше, и явится ли в наши земли.

— Р’рог редко кого выпускает живым из своих владений, — поморщился воин. — Если она ступит в его пределы, то те, что преследуют ее, найдут разве что бренные ее останки, если не погибнут прежде сами.

Скадар знал, о чем говорил, ибо и сам потерял немало воинов в том гиблом краю, а ведь колдовской лес проявлял к его сородичам милость, несравнимую с той, на какую могли рассчитывать иные незваные гости. И уж подавно нечего было надеяться на то, чтобы живыми выбраться из его объятий их братьям, ибо лес помнил, пусть и минули века, чьи чары сотворили его. Он помнил боль, страшную, нестерпимую, и не собирался прощать.

— Той, о ком мне поведали духи, движет боль за свой народ, долг перед братьями и перед своим владыкой, и она не страшится ни смерти, ни боли, лишь был исполнить этот долг, — задумчиво произнес маг, размышляя над словами Скадара. — Она не щадит себя, и многие силы просто устрашатся вставать на ее пути. Отчаяние и беззаветная преданность подчас оказывается превыше всего, и тот, кто свято верит в свою правоту, кто думает о чем-то большем, чем власть или нажива, способен преодолеть очень многое. Если она ступит в пределы Р’рога, то может выбраться из него живой. И ты должен быть готов к этому.

— Когда выступать? — коротко спросил воин.

— Пока не спеши, — ответил Шегдар. — Она все еще очень далеко, и может вовсе не добраться до наших границ, хотя в этом я сомневаюсь. Собери воинов и жди, хотя, я думаю, долго это ожидание не продлится. Будь готов выступить в любой миг, как я скажу. Духи дадут мне знак, когда будет пора.

Скадар послушно кивнул, подумав при этом, что эльфийская принцесса ведет за собой погоню, о которой, возможно, и не подозревает еще, а это значит, что стоит пристальнее следить за тем, что творится на рубежах владений его племени. Нехорошо, если по этим лесам будут разгуливать непрошенные гости с оружием в руках.

Предводитель воинов клана исполнил повеление шамана со всем тщанием, призвав самых опытных бойцов, вскоре прибывших в селение расположенное возле самой границы клановых владений. Две дюжины воинов, ветераны, прошедшие немало схваток с разным противником, из всех неизменно выходя победителями, ждали, как и предрекал маг, недолго.

Спустя пять дней Шегдар, сильнейший маг клана, каждый день до исступления говоривший с духами леса, сообщил, что принцесса народа эльфов ступила в пределы р’рогского леса. Отряд, который по праву лучшего бойца возглавил Скадар, выступил в тот же день, не медля ни минуты больше, чем нужно было для сборов. Воины не отягощали себя припасами, в первую очередь, позаботившись об оружии, ибо в том жутком месте, куда лежал их путь, можно было выжить, лишь надеясь на крепкую сталь, ну и на побратимов, что станут биться лечо к плечу.

Преследуемая врагами явными и тайными принцесса Дивного Народа, чувствовавшая себя загнанным зверем, шла в западню, о которой даже не подозревала. В игру вступила новая сила.

Глава 1. Западня для нелюди

Десяток стражников, гордо носивших на мундирах герб Хильбурга, пожалованный этому городу еще полтора века назад, рысью бежали по темным улицам, придерживая руками ножны кордов. Отряд возглавляли десятник городской стражи Витар и старший дознаватель сыскной управы Альбрехт. Сейчас они направлялись к одному из не слишком роскошных постоялых дворов на окраине, где, по сведениям, полученным в сыскной управе, остановились те, кого, вероятно, уже много недель разыскивали по всему югу Дьорвика многочисленные королевские агенты и стража. Несмотря на то, что для розыска отрядили огромные силы, пока все поиски оказывались тщетны, но сегодня хильбургской страже, кажется, улыбнулась удача.

— Что вы топочете? — возглавлявший процессию дознаватель, несмотря на внушительную комплекцию запросто обгонявший крепких, привычных к такой беготне по извилистым городским улочкам стражников, обернулся, раздраженно бросив себе за спину: — Вас слышно за целую лигу! Только посмейте спугнуть этих ублюдков!

Громко сопевшие во тьме стражники лишь кивнули в ответ, и бег продолжился. Под звуки собственного шумного дыхания и топот подбитых гвоздями сапог по мостовой воины рвались к заветной цели.

Все началось с того, что в сыскную управу, занимавшуюся следствием и поимкой преступников, заявился нищий, один из тех, что всегда держались возле городских ворот в надежде выклянчить пару медных монет. Однако этот человек имел иной, гораздо более надежный источник заработка, поскольку являлся осведомителем самого начальника сыскной управы Хильбурга, почтенного Макса Дер Рея, рыцаря и дворянина, который, тем не менее, отлично усвоил правила тайной войны, пусть велась она и не против вражеских шпионов и врагов короны, а против городского отребья, хищных тварей, лишь обликом схожих с прочими людьми, нутром же подобных гиенам, убивающим всякого, кто хоть на миг покажется им слабым.

Дер Рей понимал, что невозможно быть в курсе всего, происходящего в городе, получая известия только от стражи, поэтому он никогда не пренебрегал возможностью заполучить агента среди представителей городского дна в обмен на прощение ему некоторых прегрешений перед законом. Несколько десятков самых разных людей, мелкие воришки, скупщики краденого, даже содержатели притонов, скрывавшихся под вывесками обычных кабаков, регулярно слали своему нанимателю тайные донесения, позволяя страже бороться с самыми отъявленными негодяями, обитавшими на городском дне.

Таким был и этот нищий, которого все знали под кличкой Блоха, пойманный однажды на воровстве, но отпущенный в обмен на клятвенное заверение забегать иногда по указанному Дер Реем адресу, если вдруг узнает нечто, способное заинтересовать стражу и дознавателей. Милорд Макс был уверен в том, что его конфидент обязательно донесет о том, что способно заинтересовать главу городской стражи, ибо те, кто принял эту службу, знали, что любой, кого Дер Рей хоть на миг заподозрил бы в двойной игре, самое большее, через седмицу окажется в сточной канаве с перерезанной от уха до уха глоткой. Рыцарь умел награждать за службу, но за измену он карал жестоко и неотвратимо, хотя еще ни разу не был по его приказу убит невиновный, ибо рыцарь знал цену человеческой жизни, пусть даже это и была жизнь мошенника, проходимца и вора.

В этот раз вести, которые Блоха сообщил доверенному человеку начальника сыскной управы, были исключительно интересны. Нищий заявил, что на закате в город прибыли мужчина и женщина, заплатившие стоявшим в воротах стражникам несколько золотых, в обмен на которые блюстители порядка не стали спрашивать их имен и вообще вдруг лишились памяти, совершенно забыв, кто въезжал нынче в Хильбург, и откуда в карманах самих блюстителей порядка появилось золото. При этом Блоха описал приезжих, и из его рассказа было известно, что женщина, вероятно молодая и красивая, скрывала лицо, а мужчина явно был воином, и вдобавок к этому волосы его были не то светлые, не то седые, хотя с уверенностью об этом информатор ничего сказать не мог. Не ограничившись наблюдением сцены прибытия гостей, стремящихся остаться незамеченными и сохранить инкогнито, нищий, вполне справедливо рассчитывавший на вполне приличное по его меркам вознаграждение, проследил за странными путниками и узнал, что эти двое остановились в неказистом гостином дворе на другом конце города.

Макс Дер Рей, услышав все это, тут же вызвал старшего дознавателя Альбрехта, который считался одним из лучших сыщиков в округе, пользуясь заслуженным уважением и у соратников, и у лихих людей, и приказал тому взять на себя поимку таинственной пары, которая вполне могла оказаться врагами короны, объявленными в розыск. Было известно, что эльфийская шпионка в сопровождении наемника из числа людей пробирается в свои земли с некими сведениями особой важности, которые, попав в руки Перворожденных, могут нанести всему Дьорвику непоправимый урон, и потому сейчас у блюстителей порядка не было права на промедление.

— Ступай, возьми их, — велел Макс Дер Рей, сурово взглянув на своего верного слугу и соратника. — Схвати, приведи ко мне. Живыми приведи, особенно эту нелюдь, и тогда, клянусь, я своими руками повяжу тебе золотые рыцарские шпоры!

Никто во всем Хильбурге давно уже не смел усомниться в твердости слова старого рубаки. Но сердце дознавателя, навытяжку стоявшего перед своим начальником, учащенно забилось вовсе не от мысли о щедрой, столь щедрой для простолюдина, что и мечтать было нельзя, награде, но лишь от предчувствия погони и схватки. Так кровь бежит по жилам у охотничьего пса, почуявшего запах добычи, и так же служитель закона жаждал в эти минуты поймать врагов своей страны. А награда, что ж, если он и впрямь окажется достоин ее, то примет без колебаний.

Получив приказ, старший дознаватель начал действовать немедля. Альбрехт, решив, что удача им улыбнулась, приведя разыскиваемых лазутчиков в Хильбург, тотчас направил к постоялому двору, указанному Блохой нескольких человек из своего ведомства, которым поручил следить за любыми передвижениями подозреваемых. Сам же он тем временем договорился со стражей о подкреплении на случай, если гости будут сопротивляться, и уже спустя полчаса бежал бодрой рысью во главе десятка суровых рубак, возглавляемых мрачным командиром. Он очень торопился, поскольку было известно, что в случае успеха тех, кто сможет поймать разыскиваемых шпионов, ждет королевская награда и даже титул дворянина, хотя о последнем Альбрехт старался не думать, боясь вспугнуть свою птицу счастья.

За квартал до цели воины сбавили шаг, стараясь не производить лишнего шума, хотя это было бессмысленно и едва ли люди, находящиеся за каменными стенами, да еще, вероятно, уставшие с дороги, могли сильно обеспокоиться, просто услышав чьи-то шаги за окном. Тем более, поскольку пора была мирная, стражники не носили доспехов, и лишь кое-кто из них под камзол надел стальной нагрудник. Поэтому десяток крупных мужчин производил на удивление мало посторонних звуков.

Альбрехт шел впереди, озираясь по сторонам в поисках оставленных здесь соглядатаев, от которых пока не получил никаких известий. Дознаватель надеялся, что чужакам не удалось ускользнуть от наблюдения, ибо, в противном случае их поиски могли продлиться сколь угодно долго и не дать при этом результатов.

— Ваша милость, — из темного переулка Альбрехта окликнули, махнув рукой. — Ваша милость, я здесь!

— Бертран, — дознаватель, приглядевшись, узнал одного из своих подручных. — Что ты там делаешь, — удивился Альбрехт. — Где остальные?

Стражники, настороженные, напряженные, точно перед решающим боем, расположились вокруг, пытаясь успокоить дыхание. А Альбрехт двинулся навстречу своему человеку, скрывавшемуся во мраке под стеной высокого дома.

— Вокруг корчмы расположились, ваша милость, — соглядатай дознавателя вышел из тени и приблизился к своему шефу. — Мы с постоялого двора глаз не спускаем, следим за всеми входами и выходами, — сообщил агент, указав на трактир, возвышавшийся за его спиной.

— Они еще там? — Разумеется, старший дознаватель имел в виду подозрительную пару.

— Как вошли, так и сидят внутри, — радостно осклабившись, заверил Бертран дознавателя. Сейчас он точно знал, что заслужил одобрение своего начальника. — Носа не кажут, голубки.

— Молодцы, не вспугнули, — Альбрехт довольно усмехнулся. — Если возьмем их сейчас, всех представлю к награде и повышению в звании, — пообещал дознаватель, сам уже предвкушавший щедрую награду из рук Дер Рея, а то и самого короля.

— Рады стараться, ваша милость, — за себя и своих товарищей ответил также довольный Бертран.

Подозвав людей из стражи, терпеливо ожидавших распоряжений, старший дознаватель начал поспешно отдавать приказы — несмотря ни на что, он боялся упустить время, потеряв хотя бы несколько мгновений.

— Десятник, осмотрите здание и поставьте у всех выходов своих людей, — приказал Альбрехт Витару, за спиной которого столпились его бойцы. — Надо надежно перекрыть все пути отступления, и только тогда будем вязать их.

— Там только два выхода, — сообщил Бертран, разумеется, уже успевший изучить все подходы к постоялому двору. — Сзади есть черный ход, да еще можно выбраться через кухню, там тоже есть дверь.

— Даг, Рене, обойдите корчму и станьте у черного хода, — распорядился десятник. — Свен, Рупрехт, на вас кухня. Будьте готовы хватать любого, кто попытается выскочить там. Остальные за мной, к парадному крыльцу, — скомандовал Витар, еще раз напомнив: — И тихо, а то всех перебудите!

Разделившись на группы, стражники двинулись к постоялому двору, окна которого в столь поздний час были темны, и никого живого не было видно вокруг. Здание, к счастью, не отличалось сложностью планировки и не имело множества выходов, поэтому окружить его было возможно и относительно малыми силами.

Альбрехт вместе с десятником и одним из его людей направился к главному входу и негромко постучал в дверь. Некоторое время ничего не происходило, но едва только Витар решил ударить по толстым доскам рукояткой меча, они увидели в окне тусклый свет. Спустя мгновение раздался звук отодвигаемого засова и на пороге возник заспанный хозяин заведения, державший в руках свечу.

— Чего надо, кто такие? — начал он было возмущаться, близоруко щурясь и пытаясь рассмотреть явившихся в неурочное время гостей, но был прерван:

— У тебя сегодня остановились мужчина и женщина, чужаки, недавно прибывшие в город? — Альбрехт не дал хозяину постоялого двора опомниться, шагнув в проем и оттеснив хозяина постоялого двора вглубь зала.

— Д-да, ваша милость, — трактирщик сперва испугался при виде вооруженных людей, вломившихся к нему среди ночи, но потом увидел мундиры городской стражи и успокоился, хотя все же выглядел весьма удивленно.

— Где они? — выпятив подбородок, угрюмо спросил дознаватель.

— В комнатах, на втором этаже, — ответил хозяин, движением плеча указав в сторону довольно крутой лестницы, что вела на верхний этаж, глее, собственно, и располагались постояльцы. — А что, с ними что-то не в порядке? — беспокойно спросил трактирщик, догадываясь, что стражники не стали бы вламываться в его заведение из-за пустяков, да еще явившись такой толпой. — А ведь приличные же люди, — залепетал он.

— Покажешь нам, где точно находятся твои постояльцы, — дознаватель не обращал внимания на перепуганный лепет трактирщика, вполне, впрочем, понимая его волнение при виде толпы вооруженных стражников. За годы службы Альбрехт привык к именно такому проявлению чувств у большинства людей, особенно не вполне честных с законом, при виде блюстителей порядка.

— Но что такое, что случилось-то, ваша милость?

— Не твое дело, — отрезал Альбрехт, по-хозяйски уверенно шагнув в окутанный мраком общий зал и оттесняя владельца корчмы в сторону. — Не тебе об этом знать. Веди нас скорее, — потребовал дознаватель.

Стараясь шагать бесшумно, стражники во главе с дознавателем поднялись по скрипучей лестнице на верхний этаж, где располагались предназначенные для гостей комнаты, одна из которых и была занята постояльцами, заинтересовавшими городские власти.

— Сколько всего человек в трактире? — шепотом спросил Альбрехт хозяина трактира.

— Двое слуг на кухне, эти двое, за которыми вы явились, да еще какой-то малый, книжник, что ли, в дальней комнате, — трактирщик указал на дверь в конце коридора, где, вероятно, и жил тот самый книжник.

— Не знаешь даже, кто к тебе на постой приходит, — усмехнулся Альбрехт.

— Так мое дело маленькое, — привычно принялся оправдываться хозяин, уже почти окончательно отошедший от испуга. — Они мне монету, а я им — крышу над головой, постель и ужин. Опять же, люди приличные, так к чему зря вопросы задавать, постояльцев беспокоить?

— Теперь не мешай, — дознаватель нетерпеливым жестом приказал собеседнику отойти подальше. — Не путайся под ногами у моих людей, и слугам скажи, чтобы шум не поднимали!

Испуганно кивая, трактирщик исчез в сумраке, не иначе, направившись к своим слугам. Стражу в Хильбурге уважали и побаивались, и Альбрехт был уверен, что до полусмерти перепуганный хозяин постоялого двора исполнит его приказы в точности, не делая глупостей, вроде попытки предупредить своих постояльцев. Корчмарь должен понимать, что даже если гостям и удастся скрыться, его точно не отпустят, и тогда предстоит долгая и не очень приятная беседа с людьми из сыскной управы.

— Ты тоже посторонись, почтенный, — произнес Витар, медленно вытаскивая из ножен клинок. Короткий клинок, тускло блеснувший в дрожащем свете масляного фонаря, отлично подходил как раз для боя в тесноте. — Уж не обижайся, твоя милость, но это мое дело — мечом махать, а тебе и соваться не стоит. Еще порешат тебя, потом отвечать придется, — криво усмехнулся воин, смерив взглядом чиновника, невысокого, лысоватого и с солидным брюшком, словом, производившим впечатление сугубо безобидного человека.

— Давай, делай свое дело, десятник, — Альбрехт вновь усмехнулся, но не стал спорить со стражником. Дознаватель также был вооружен и не считал себя вовсе уж неумехой во владении клинком, но он и сам понимал, что в бою не сравнится с опытными воинами, которые тренировались каждый день под руководством свирепых десятников и сотников.

Повинуясь жестам своего командира, стражники с обнаженными кордами встали по обе стороны дверей, готовые ворваться в комнату. Происходящее было для них не в новинку, и все действовали быстро, но без лишней суеты и шума. Из-за двери не доносилось никаких звуков, казалось даже, что там ни одного живого человека, хотя это было не так.

— Проклятье, — шепотом выругался вдруг десятник. — Они же через окно могут выбраться!

— Со второго-то этажа? — усомнился один из сопровождавших Витара стражников, могучий молодец, на котором мундир едва на трескался по швам. — Костей не соберут.

— Это кто тут такой умный? — ощерился Витар. — Давай-ка, Берт, ступай во двор и карауль внизу, — приказал десятник. — И попробуй только их упустить, загоняю на плацу до смерти! — пообещал он вослед рысцой кинувшемуся к выходу бойцу.

Молодой стражник ринулся прочь, спеша занять указанное ему место, а десятник постучал в дверь рукояткой меча. С той стороны сразу же послышался шорох и приглушенные голоса.

— Это городская стража, — рыкнул Витар. — Отворяйте немедля, иначе дверь выломаем!

— Что надо? — из-за двери раздался мужской голос, весьма недовольный и злой. — Ступайте прочь! — Судя по голосу, мужчина был довольно молодой, к тому же Альбрехту почудился северный акцент.

— Открывайте! — Витар, не дожидаясь реакции постояльцев, да и предполагая уже, что просто так они не сдадутся, обернулся к своим людям, изготовившимся к атаке, кивком головы указав на дверь: — Вышибай ее, парни!

Один из стражников по приказу десятника размахнулся предусмотрительно взятым в кордегардии топором и со всей силы ударил по двери. Однако дубовые доски не поддались сразу, и воин продолжал наносить тяжелые удары, пытаясь сокрушить последнюю преграду на пути к вероятным государевым преступникам.

— А ну, давай, — подзадоривал стражника десятник, нетерпеливо теребивший рукоять короткого меча. — Еще разок! Руби!

Альбрехт, державшийся в стороне, увидел, как под очередным могучим ударом дверь рухнула, и в проход устремились стражники с обнаженными клинками в руках. Из комнаты раздался женский визг, сопровождавшийся звоном стали и яростной руганью. Еще спустя мгновение из комнаты донесся крик боли, и в коридор выскочил полуобнаженный человек с мечом в руках. Дознаватель сыскной управы заметил, что на клинке незнакомца темнеет кровь, а в следующую секунду человек, наверняка бывший спутником таинственной дамы, в которой все заподозрили эльфийскую шпионку, ринулся в бой, атаковав Альбрехта. За его спиной дознаватель заметил кутавшуюся в плащ женщину, сжимавшую в руке длинный кинжал. Сразу же за порогом комнаты в луже крови лежал один из стражников, еще один тяжело привалился к стене, зажимая глубокую рану в животе.

Дознаватель едва усел выхватить из ножен легкий прямой клинок, слишком длинный для боя на таком маленьком пространстве, подставив его под удар противника. Незнакомец оказался очень хорошим воином, Альбрехт с трудом отражал все его удары, отступая назад и чувствуя, что долго он против столь опытного бойца не продержится. Противник его был уже ранен в грудь, хотя и не сильно, и, возможно, это позволяло Альбрехту оставаться пока в живых, но чиновник, посредственно владевший клинком, понимал, что такой мечник, будучи даже раненым, не будет тратить на него много времени.

— Сюда, скорее, — крикнул Альбрехт, отступая под градом ударов к лестнице. — Они уходят!

— Эй, малый, а попробуй со мной! — Десятник Витар, выскочив из комнаты, бросился за беглецами, перехватывая оружие. Он прихрамывал на правую ногу, видимо, незнакомый мечник сумел его ранить, хотя крови не было видно. — Ну, давай, покажи, на что способен! — Десятник понял, что дознавателю не продержаться долго против оказавшегося таким ловким незнакомца, а потому как мог, пытался отвлечь его на себя, покуда оставшиеся снаружи его бойцы не подоспеют на выручку.

Женщина отпрянула в сторону, а ее спутник развернулся, готовясь встретить новую опасность, и заступил путь десятнику. Было понятно, что этот малый решил дорого продать свою жизнь, не помышляя о сдаче. Клинки со звоном столкнулись, и воины начали свой танец, сопровождавшийся только тяжелым дыханием. Десятник стал теснить своего противника, но тот все же сумел ранить Витара в плечо. Однако в это время по лестнице с шумом и грохотом уже поднимались оставленные внизу стражники, которые услышали крики Альбрехта.

Поняв, что пути к отступлению отрезаны, незнакомец ринулся в оттаянную атаку на Витара, собственной спиной закрывая прижавшуюся к стене женщину, неумело выставившую вперед кинжал. Мечнику удалось ударить десятника в живот, однако клинок скользнул по предусмотрительно надетому нагруднику. А тут уже и прочие стражники атаковали безымянного воина, навалившись все разом. Они пытались взять своего противника живым, но тот яростно сопротивлялся, ранив еще одного стражника. Спустя несколько мгновений клинок одного из блюстителей порядка вонзился ему в грудь, незнакомец выронил меч и, захрипев, упал.

— Ну-ка, кого мы изловили? — один из стражников подошел к женщине, которая, дрожа, крепко стискивала кинжал. — Убери его, — стражник кивнул на оружие. — Все равно не поможет.

— Назовитесь, леди, — Альбрехт, как старший по должности из всех присутствовавших, выдвинулся вперед.

— Я — баронесса Дер Винг, — женщина опустила кинжал и приняла несколько высокомерный вид, но по глазам было видно, что девушка тем самым лишь пытается скрыть охвативший ее страх. — Что вы творите, чернь?!

— А это кто? — Альбрехт указал на лежавшего на деревянном полу молодого мужчину, истекавшего кровью.

— Это сотник Либурнского кавалерийского полка Ангус Мерток, — пытаясь не смотреть на то, что несколько мгновений назад было ее спутником, живым, полным сил, ответила баронесса. — По какому праву вы его убили, он дворянин.

— Бывший сотник, ныне разыскиваемый за дезертирство, — злорадно поправил баронессу Альбрехт. — Да и вас, баронесса, также ищут уже довольно давно. Не думал, право, что вы почтите своим визитом наше захолустье. — Дознаватель усмехнулся.

История о том, как дочь знатного дворянина бежала с простым наемником, офицером кавалерийского полка, была известна Альбрехту очень хорошо, поскольку король по просьбе своего приближенного барона Дер Винга приказал объявить его дочь Амалию и сотника Мертока в розыск, который, в прочем, за последние недели так и не принес результата. Было известно, что за поимку беглецов сам барон объявил весьма солидную награду в пятьсот марок, к которым Его величество Зигвельт от себя лично добавил ровно столько же. Однако и щедрые посулы пока, до этой ночи, ни к чему не привели. Альбрехт, честно сказать, даже и не думал, что беглянка со своим возлюбленным решится искать убежища в их краях, сама себя загнав в ловушку, ибо пути на север для них не было, а на юге высились эльфийские рощи, где людей никогда не жаловали, щедро привечая незваных гостей стрелами, да и на востоке начинались земли, более чем негостеприимные.

— Так что делать с ними, ваша милость? — Один из стражников выжидающе взглянул на Альбрехта.

— Доставьте баронессу в управу, — дознаватель устало двинулся прочь. Мечтам о том, как он собственноручно хватает изменников и шпионов, не суждено было воплотиться в жизнь. Сейчас дознаватель даже не думал о том, что за поимку беглой баронессы может получить тысячу марок, сумму, вполне достаточную для того, чтобы купить небольшой замок. — Нужно послать весть в столицу о поимке беглецов. — Альбрехт тяжело вздохнул: — Эх, жаль ребят, из-за сущей ерунды погибли, из-за гонора дворянского.

Еще раз вздохнув, Альбрехт двинулся к лестнице, брезгливо взглянув на труп сотника. Ему здесь больше нечего было делать.

— Рене, баронессу сопроводи, куда сударь дознаватель велел, — принялся командовать своим поредевшим воинством Витар, оставшийся за старшего. — Да смотри, обормот, не забывайся, она все же не чета тебе. Голубая кровь! И лекаря найдите, олухи, — приказал десятник. — Майлус еще жив, может, выкарабкается.

Старший дознаватель с досадой вздохнул, сплюнув себе под ноги. Все они ошиблись сегодня. Ночная облава принесла жалкую добычу и немало трупов, и кому-то предстояло ответить за это в скором времени.


Даг Керт ненавидел стоять в карауле перед рассветом, в час, когда сильнее всего хочется вздремнуть, стащив с себя доспехи и оружие, а не торчать истуканом, бестолково пялясь в предрассветный полумрак. К тому же нынче ему приходилось нести службу не в форте или на пограничной заставе, а в чертовой глуши, посреди густого леса, который, казалось, распространял вокруг себя волны ненависти к людям.

Десяток Дага, едва успевший вернуться с юга, подняли по тревоге несколько дней назад, не позволив солдатам насладиться заслуженным отдыхом после месяца пребывания на самой границе с эльфами, когда каждый день проходил в ожидании очередной вылазки. Правду сказать, в этот раз Перворожденные не особо беспокоили людей. Лишь однажды передовой дозор, выдвинутый уже в самые земли эльфов, сообщил о движении на север крупного отряда, не менее полусотни лучников, но перейти порубежную черту те все же не осмелились, хотя, скорее всего, они и не собирались устраивать набег, ибо иначе без боя не обошлось бы. Но, несмотря на все это, постоянная готовность к бою, когда даже спали, не выпуская оружия из рук, чтоб в случае тревоги быть готовыми к бою в первые же мгновения после побуждения, сильно измотала людей, особенно молодых воинов, только прошедших учебный лагерь. Таких, кстати, в десятке было семь человек. Лишь сам Даг, Марти, да еще, разумеется, десятник Окерт, считались ветеранами. Но в действительности за Дагом и десятником числились только несколько лет относительно спокойной службы в гарнизонах, и лишь Марти довелось побывать внастоящих боях, когда он еще служил на западной границе.

И вот усталых воинов, которые только вернулись в форт, вдруг гонят невесть куда и невесть зачем, не позволив им насладиться пивом в трактире и обществом веселых и сговорчивых девиц, которые всегда были рады скрасить нелегкие будни воинов из доблестной пограничной стражи. Только оказавшись на временной заставе, охранявшей переправу через Гирлу, быструю и коварную реку, которая текла параллельно границе, отделяя сравнительно обжитые дьорвикцами земли от полосы лесов, которые считались также принадлежавшими людям, но там почти никого не было кроме стражников. Лишь вблизи дорог, соединявших передовые заставы с фортами вроде Орвена, кое-где стояли хутора и небольшие поселки, возведенные либо законченными безумцами, либо теми, кто решил рискнуть жизнью вблизи границы с эльфами, чем отдавать все, что удается вырастить или заработать ценой своего пота королевским мытарям. Эти земли служили неким барьером, отделявшим владения двух рас друг от друга. Эльфы не особо стремились присоединить их к своей державе, но и не позволяли своим соседям здесь обустраиваться, ибо укрепившись в этих лесах, люди, как это уже не раз бывало раньше, могли попытаться продвинуть границы королевства еще дальше на юг, то есть отхватить себе кусок И’Лиара, что грозило большой войной. В Нивене, вероятно, это понимали, поскольку не стремились к освоению пограничной земли, предпочитая иметь между собой и Перворожденными хоть какую-то преграду, и не желая вступать в войну, которая даже в случае победы людей стоила бы огромных жертв, ибо Перворожденные никогда просто так не уступали свои исконные владения.

Собственно, для Дага все эти дела королей, их раздоры и замыслы, ничего не значили, его служба была гораздо более простой, но и весьма опасной при этом. Власть короля над стражником заключалась лишь в том, что сюзерен мог решить, когда наступит время рисковать жизнью воинам, в том числе и Дагу, и где именно им придется сыграть в гляделки со смертью, а уж погибнут ли они, и если да, то как именно — целиком и полностью зависело от простых рубак.

На заставе, которая была возведена здесь довольно давно, прибытия десятка ожидали пятеро стражников, присланных сюда еще раньше. Оказалось, что отряд из форта направили сюда для усиления заслона, который, как сообщил командовавший небольшим гарнизоном воин, был поставлен здесь для поимки некой эльфийской шпионки, или что-то вроде этого. Во всяком случае, было приказано задерживать любого эльфа, которому достанет глупости сунуться к переправе.

С момента прибытия десятка Окерта прошло уже три дня, но пока ничего особенного не происходило. Собственно, полузаброшенная дорога, которая вела на юг, к одной из небольших крепостей на границе, была почти пуста. Лишь вчера с севера проехал большой обоз с припасами для той самой крепости, который сопровождал десяток всадников.

По мнению стражника, торчать в этой глуши, ожидая, что удастся кого-то поймать, было полной бессмыслицей. Даг сильно сомневался, чтобы эльф, плоть от плоти леса, оказался столь недальновиден, чтобы сунуться к заставе. Да, через реку здесь можно было перебраться быстрее всего и к тому же с некоторыми удобствами, паром, как-никак, но если ты чувствуешь за спиной погоню, то, пожалуй, предпочтешь форсировать преграду вплавь, чем оказаться в западне. Но служба есть служба, а у воинов, носивших мундиры пограничной стражи, не было привычки обсуждать приказы, тем более, никогда никто не допускал даже мысли об их неисполнении. А потому полтора десятка воинов, не расстававшихся с оружием, сидели здесь в ожидании хоть каких-нибудь событий, ибо бездействие выматывало привыкших к тяжелой работе людей сильнее, чем постоянные тренировки на плацу в Орвене, которые так любил комендант, заставлявший своих бойцов держать форму.

В этот раз Дагу при разводе караулов достался пост у кромки леса, так, что деревянный сруб, служивший воинам и казармой и укреплением на случай атаки, оказался у него за спиной. Даг устроил себе небольшое укрытие в кустах, откуда хорошо просматривалась опушка леса, а сам часовой был почти незаметен со стороны. Нужно сказать, что бывалый воин, который хоть и не участвовал в настоящих битвах, но вдоволь навоевался с разбойниками и контрабандистами еще на севере, чувствовал себя крайне неуютно. Ему уже долгое время казалось, что со стороны леса за ним постоянно наблюдают чьи-то глаза, ловя каждое его движение. Он напрягал слух, в надежде вовремя обнаружить приближение чужака, и через несколько минут ему начинали слышаться странные шорохи, приглушенные голоса и звон железа, при этом Даг уже точно не мог сказать, уловил ли он эти звуки благодаря чутким ушам, либо это лишь обман, вызванный усталостью и напряжением. Стражник постоянно поправлял висевший на поясе корд, стискивая знакомую рукоять, потертую от частого применения, и часто проверял лежавший рядом легкий арбалет, на ложе которого была короткая тяжелая стрела. Но даже привычная тяжесть клинка и тепло арбалетной ложи под руками не давало ему желаемого спокойствия.

— Проклятье, — выругался стражник, и звук собственного голоса подействовал успокаивающе. — Тысяча демонов!

Даг Керт попытался убедить себя, что чужой взгляд ему просто мерещится, что это только лишь от сильного утомления. Однако ощущение постороннего присутствия никуда не пропало, напротив, становясь все сильнее с каждым мигом. Наконец Даг не выдержал и, подхватив самострел, осторожно выбрался из своего убежища и стал по широкой дуге двигаться к лесу, надеясь подобраться к воображаемому соглядатаю сзади, застав того врасплох. Стараясь не издавать лишнего шума, а уж этому в пограничной страже учили на совесть, Даг шагнул под сень зеленых великанов, уже начавших сбрасывать листву.

Опасения стражника можно было бы списать на усталость и мрачную атмосферу ночного леса, но за ним действительно следили, хотя и не догадывались, что солдат сумеет каким-то шестым чувством понять это. При этом соглядатаи в действительности не только не разговаривали друг с другом в видимости заставы, но последние два часа почти не шевелились, и при этом воин все равно смог, пускай и неосознанно, почувствовать их присутствие. Наблюдателей было даже двое, хотя об этом уже Даг не догадывался. Один из них, точнее, одна, находилась довольно далеко от заставы, устроившись на дереве. Вооруженная мощным луком, она держала часового на прицеле, готовая прикончить его в случае опасности, но пока столь крайние меры не требовались. Было понятно, что стражник ничего толком не заметил, и идет в лес наугад, поскольку в противном случае он наверняка поднял бы тревогу.

Второй наблюдатель, занявший позицию на опушке, был гораздо ближе к крадущемуся воину, который, сам того не предполагая, приближался к затаившемуся в кустах человеку, медленно и абсолютно беззвучно вытащившему короткий клинок из ножен на предплечье. Да, стражник действительно умел передвигаться по лесу, но тот, кто, подобно дикому зверю, изготовившемуся к броску, сейчас следил за ним, был еще более бесшумным, словно бесплотный призрак. Дождавшись, когда стражник удалится от заставы на почтительное расстояние, человек неслышно покинул свою засаду, двинувшись за воином, все больше углублявшимся в лес. Он плавно переткал с одного места на другое, держась все время в тени деревьев, и ни разу не издав ни малейшего звука, хотя идти так по земле, усыпанной подсохшей листвой и мелкими веточками, которые могли в любой миг хрустнуть, подвернувшись под ноги, мог далеко не всякий человек, пусть он и был бы прирожденным жителем леса.

Даг шагал очень осторожно, перекатывая ступню плавно с пятки на носок и озираясь по сторонам, постоянно ожидая нападения. Арбалет он держал в левой руке, ибо был уверен, что на малом расстоянии не промахнется и так, правую же ладонь он положил на рукоять корда, хотя пока не спешил вытаскивать его из ножен. Стражник медленно ступал по ночному лесу, но вдруг резко обернулся, как раз в тот миг, когда за его спиной из темноты соткалась фигура человека. При этом преследователь двигался бесшумно и очень быстро, но воин сумел почуять присутствие чужака, хотя более ничего сделать уже оказался не в состоянии. Человек, так ловко подобравшийся к стражнику, неосмотрительно покинувшему пост, навалился на него, сбивая с ног. Одной рукой он зажал противнику рот, дабы тот не смог позвать на помощь, и затем нанес ему легкий удар рукоятью ножа в висок, на время отправив стражника в беспамятство. Кольчужный капюшон, защищавший голову Дага, воин откинул, чтобы лучше слышать и видеть, поэтому даже малое усилие сделало свое дело.

Когда Даг очнулся, первое, что он почувствовал, это забитый в рот кусок ткани, мешавший не то что говорить, но даже просто издавать любые звуки. Пошевелив руками, стражник понял, что они крепко и умело связаны, ибо двигаться было невозможно, но при этом под путами руки не затекли. Ноги также были обмотаны кожаным ремнем. Оружия, разумеется, неизвестные похитители не оставили, хотя воин, будучи полностью обездвиженным, едва ли обрадовался бы, окажись он и в королевском арсенале. Вдобавок ко всему, у Дага раскалывалась голова после довольно чувствительного удара, а мир перед глазами так и норовил раздвоиться.

Видимо, за стражником наблюдали, ибо стоило ему чуть пошевелиться, перед связанным воином возник высокий мужчина, на поясе которого висел широкий клинок и еще кинжал в потертых ножнах. Заметив обильную седину, которая, словно снег в феврале, обильно усыпала голову незнакомца, на вид весьма молодого и явно очень сильного и ловкого, Даг сразу вспомнил описание тех, для поимки кого их десяток и оказался в этой дыре. На эльфа незнакомец, который, скорее всего, и пленил стражника, нисколько не был похож, но кроме Перворожденных страже еще было приказано задержать и некоего наемника, который, возможно, был седым. Человек же, стоявший над беспомощным Дагом, был воином, но никаких гербов или иных символов на его одежде не было видно, а значит, этот воин как раз и мог быть одним из солдат удачи.

Даг Керт нервно сглотнул, ибо уже догадывался, что ничего хорошего от седого богатыря с взглядом законченного убийцы ждать не стоило, тем более, окажись он именно тем наемником, для поимки которого на ноги была поднята вся пограничная стража на сотню миль окрест. В прочем, будь это и случайный человек, едва ли он стал бы с благими намерениями похищать стражника, ибо, как известно, любые посягательства на того, кто состоит на службе короны, караются жесточайшим образом.

— Пришел в себя, — заметил воин, положив широкую мозолистую ладонь на рукоять кинжала. — Я уж думал, ты, бедняга, так и не очухаешься. — Воин помолчал немного, с интересом разглядывая свою добычу, а затем продолжил: — Сейчас я вытащу кляп, но не вздумай кричать — во-первых, ты не успеешь даже вдохнуть, а во-вторых, до заставы все равно не докричишься. Будешь шуметь — здесь и останешься гнить, — пригрозил седой. — Если кто случайно не наткнется.

Воин вытащил комок, служивший кляпом для Дага, и тот сплюнул на землю. Он затравленно глядел на своего победителя, прекрасно понимая, что шансов у него действительно немного. Даже простому человеку едва ли понадобится больше пары секунд, чтоб перерезать горло тому, кто связан по рукам и ногам, а уж опытный воин сделает это, не задумавшись ни на мгновение.

— Меня хватятся, — произнес Даг. В горле его пересохло, к тому же сильно болела голова, видимо, седой наемник слегка перестарался, ибо стражника ощутимо подташнивало. — Меня будут искать и найдут, а если найдут еще и тебя, то прикончат на месте.

— Верно, хватятся, — криво усмехнулся воин, поглаживая рукоятку кинжала. — Да только не сразу, а не раньше, чем после рассвета. Пока они думают, что ты все еще на посту, а до смены мы успеем убраться отсюда на много миль. Поэтому не дури и не пугай меня, приятель.

— Но кто ты такой и чего тебе надо от меня? — попробовал возмутиться воин, чувствуя, как холодеет в груди. — Нападение на королевского стражника карается, самое малое, каторгой, а то и на виселицу угодишь.

— Я же сказал — не пугай, я и так уже пуганый. — Седой прошелся взад-вперед, задумчиво глядя на небо, заметно порозовевшее на востоке. — Я сейчас тебя кое о чем спрошу, а ты ответишь, — утвердительно произнес он, вновь пронзающим взглядом посмотрев на своего пленника, пребывавшего в совершенно беспомощном состоянии.

— А если нет? — робко спросил стражник, чувствуя, как предательски дрожит голос.

— Мне тебя даже резать не нужно, — бросил наемник, остановившись напротив Дага и теперь раскачиваясь на каблуках. — Волки в эту пору голодные, к тому же здесь зверье непуганое. Долго ты здесь не пролежишь, разве что случится чудо, и кто-то случайно на тебя набредет. Хотя я бы на такой исход мало полагался. Твои товарищи с заставы охраняют не лес, а переправу, так что сам понимаешь, никуда тебе отсюда не деться, если я не позволю, — заключил наемник.

— Что тебе нужно? — обреченно спросил стражник. Он понял, что действительно оказался во власти похитителя, и хотя тяжело было ему, воину, носившему королевский герб, признавать победу какого-то безродного бродяги, но выхода не было. Правда, Даг понимал, что даже расскажи он все, что знает, наемнику будет проще прикончить своего пленника, чем оставить в живых.

В этот момент чуть в стороне раздался шорох. Даг, которого его похититель прислонил к дереву, скосил глаза и увидел, что на поляну, где происходил импровизированный допрос вышел еще один человек, стройный, высокий. Он был вооружен луком, а из-за спины торчала рукоять меча. А через пару секунд, приглядевшись, стражник понял, что сильно ошибся, причислив нового персонажа к человеческому роду. Чуть в стороне от наемника, гранитным утесом нависшего над беспомощным солдатом, стояла самая настоящая эльфийка.

Никогда прежде не видевший Перворожденных, не слишком жаловавших своими визитами владения людей, Даг от изумления раскрыл рот, во все глаза уставившись на эльфийку. Стражник, несмотря на то, что сейчас он оказался на волосок от гибели, не мог не восхититься Перворожденной и решил, что она весьма красива, хотя и отличается от человеческих женщин. В ее чуть раскосых глазах, узком лице, с которого можно было ваять статуи, не оказавшиеся бы лишними, верно, и в королевских покоях, было что-то, некая притягательность и красота, но красота своеобразная. Стражник подумал вдруг, что так могла бы выглядеть сама смерть или некий лесной хищник, вроде рыси, если бы последней удалось принять человеческий облик. Двигалась она, кстати, невероятно легко и грациозно, словно все та же рысь на охоте. Правда, эльфийка казалась чересчур худощавой, а Даг предпочитал женщин попышнее, но все равно он, несмотря на смертельную опасность в виде седого мечника, чувствовал восхищение при виде Перворожденной.

— Что уставился? — голос эльфийки был под стать ее облику — мягкий и мелодичный, но в нем чувствовалась сталь. Перворожденная взглянула на связанного солдата с не меньшим интересом, чем смотрел на нее сам Даг, и стражник, вздрогнув, опустил глаза, не выдержав ее пристального взгляда.

— Как там? — наемник явно имел в виду обстановку на заставе, обратившись к эльфийке.

— Тихо, — Перворожденная неопределенно качнула головой. — Пока никто ничего не заметил.

— Вот и отлично, — седой обернулся к стражнику, а эльфийка отошла на край поляны, держа лук наготове. — Итак, — произнес наемник, — отвечай быстро и не вздумай лгать мне, парень. — И тут же задал первый вопрос: — Кого вы здесь стережете?

— Нам велено задерживать любого эльфа, который попытается приблизиться к границе, — сквозь зубы процедил стражник.

— Сколько всего воинов на заставе? — спутник эльфийки продолжал расспросы.

— Пятнадцать, — Даг отвечал через силу, ведь по сути он сообщал врагу военную тайну, но стражник понимал, что молчание скорее приведет его к гибели, нежели излишняя болтливость.

— Теперь, выходит, уже четырнадцать, — наемник ухмыльнулся. — Как еще можно перебраться на ту сторону кроме парома?

— Выше по течению, милях в пяти отсюда, есть небольшая деревня на берегу реки, — сообщил Даг Керт, с удивлением заметив, что чем дальше, тем легче он отвечает на вопросы своего похитителя. — Там есть лодки, и вас могут перевезти, если сойдетесь в цене.

— На той стороне реки много воинов?

— Не знаю, — Даг нервно сглотнул. — Честно, не знаю. Мы на заставе всего третий день, до этого здесь было только пять человек. На ту сторону переправился обоз с несколькими всадниками, больше я ничего не видел и не знаю.

— Маги на заставе или вообще в округе есть? — Эльфийка тоже присоединилась к допросу.

— Не знаю, — повторил стражник. — На заставе точно нет, а больше я ничего точно не знаю.

Эльфийка и наемник переглянулись. Воин вопросительно вскинул брови, глядя на свою спутницу, а та в ответ чуть покачала головой, словно отвечала отказом на некий вопрос.

— Что вы со мной сделаете? — Даг рискнул задать вопрос, который его занимал больше всего на свете около получаса, с тех самых пор, как он очнулся с кляпом во рту и связанный по рукам и ногам.

Наемник промолчал, неуверенно теребя рукоять кинжала, но эльфийка в этот миг вскинула лук, и длинная стрела вонзилась в голову стражника, пробив кость и впившись в дерево за его спиной.

— Его не обязательно было убивать, э’валле, — наемник недовольно скривился.

— Ты знаешь, что оставлять его за спиной опасно, — возразила эльфийка, убирая лук в саадак. — Если бы он сумел выбраться, то солдаты тут же отрядили бы погоню, а так пройдет немало времени, пока кто-нибудь наткнется на труп. Мы довольно далеко от заставы, поэтому едва ли стража сюда сунется.

— Все же не слишком ли много крови мы оставляем за собой? — покачав осуждающе головой, произнес Ратхар.

— Чем быстрее мы окажемся на границе, тем меньше придется убивать, — бесстрастно ответила эльфийка. — Так что поспеши, если не желаешь видеть смерть своих родичей, человек.

— Не думаю, что это окажется так просто, тем более, если на нас уже расставлены силки, — с сомнением произнес воин, искоса взглянув на мертвого стражника. — За тобой охотятся, и не отпустят просто так. Но хотел бы я знать, откуда они вообще узнали, что ты в Дьорвике? И каким ветром тебя сюда занесло, ведь ты не простой разведчик?

— Может, Герард продал, или кто из его слуг донес — не все ли равно. — Эльфийка проигнорировала второй вопрос наемника, будто не слышала его слов, и направилась куда-то в лес, равнодушно глянув на труп стражника, когда проходила мимо. Вытаскивать стрелу, глубоко вошедшую в ствол дерева, он не стала.

Нужно заметить, изначально затея Ратхара и Мелианнэ, точнее, все-таки, Мелианнэ, ибо более всего на этом настаивала эльфийка, казалась по меньшей мере авантюрой, а могла и вовсе стоить жизней путникам. По большему счету, нужды в нападении на стражу, тем более в похищении одного из воинов, которого, в этом нет сомнения, будут искать и, возможно, сумеют найти быстрее, чем рассчитывали беглецы, не было. Однако эльфийка решила развеять собственные сомнения относительно того, была ли застава на переправе случайностью, или это была одна из ячеек той сети, в которую должна была угодить Перворожденная, вдруг приковавшая внимание столь многих в королевстве, чему, впрочем, причин было достаточно.

На протяжении всего пути от Рансбурга, где наемник присоединился по просьбе мудреца и книгочея Герарда к невесть почему оказавшейся в землях людей эльфийской принцессе, путники ухитрились оставить слишком приметный след. Сперва им пришлось вступить в схватку с лесными разбойниками, невольно оказавшись спасителями попавших в засаду к этим душегубам гардских купцов. Затем все купцы и их свита погибли, истребленные ими же и разбуженным древним демоном, которого Мелианнэ удалось одолеть с огромным трудом.

Добравшись до постоялого двора, путники решили, что их приключение закончились, позволив себе немного расслабиться, и именно в этот миг они встретились с разбойничьей ватагой Фернана Божьего Одуванчика. Грозный атаман, уже много лет наводивший страх на купцов по всему Дьорвику, решил отомстить за смерть своих приятелей, но, на беду свою, не рассчитал силы, и вскоре погиб вместе со всеми своими людьми от клинка Ратхара и чар его спутницы, оказавшейся далек не беззащитной.

Оставив за собой трупы разбойников и тех, кто стал их невольными жертвами, путники направились дальше, все еще наивно полагая, что смогут беспрепятственно передвигаться по тракту, и вскоре наткнулись на крайне агрессивно настроенных гномов. Разойтись с недомерками без боя тоже не получилось, а в итоге погибла множество крестьян, и едва не сгорело целое село.

Мелианнэ, кажется, порой вовсе не задумывалась о выборе пути, как будто всецело полагаясь на своего телохранителя, пусть тот и был человеком. Ратхар не ведал, что привело эльфийку в Дьорвик, да и не стремился узнать ее тайны. Перворожденная стремилась как можно быстрее добраться до исконных владений своего народа, королевства лесов И’Лиар, и человек, обязавшийся защищать ее в пути, делал все, чтобы это случилось как можно скорее.

После форменного погрома в Долине, когда за спинами беглецов вновь осталось множество трупов, в том числе и воинов из пограничной стражи, Ратхар решил, что с дороги, пусть и редко использовавшейся местными жителями и солдатами, следует убраться, ибо если убийц стражников станут разыскивать, то уж дороги точно будут усиленно патрулировать. Разумеется, никто не смог бы гарантировать, что злодеи двинутся в путь именно по дороге, но любой должен согласиться с тем, что искать неизвестно кого в лесу — затея, по меньшей мере, неразумная, а служебное рвение продемонстрировать надо. К тому же стража всегда очень близко к сердцу принимает убийство своих воинов, и убийц будут искать не только лишь для успокоения своих командиров.

Исходя из всех этих соображений, путники решили двигаться на юг через леса, хотя это и отняло бы у них немало времени, однако совершенно случайно они наткнулись на полузаросшую тропу, которая вела от дороги, соединявшей Долину с переправами возле границы, куда-то на юго-восток, то есть придерживалась нужного направления. Памятуя при этом и о встрече с лесным демоном, который едва не поставил точку в путешествии эльфийки, беглецы решили следовать дальше по заброшенной дороге, справедливо полагая, что она упирается во что-то значимое, в поселок, к примеру. Связь же с демоном заключалась в том, что тропа хоть и была весьма старой, но явно раньше активно использовалась, да и сейчас еще можно было заметить редкие следы подкованной лошади. Это означало, что дорога ведет через земли, сравнительно безопасные, ибо никто не стал бы прокладывать торный путь через гиблые места.

Двигаясь по пустой дороге, которой, похоже, даже вездесущая пограничная стража почти не пользовалась, путники оказались безмерно удивлены, увидев перед собой заслон. Как решил Ратхар, в деревянном срубе, достаточно просторном, чтобы служить жильем, и весьма прочном при этом, могло быть не менее десятка воинов, а, пересчитав коней, он понял, что их даже несколько больше. Собственно, заставу можно было обойти лесом, оставшись незамеченными для лучников, обозревавших окрестности с легкой вышки, сооруженной, видимо, на скорую руку, но беда была в том, что сразу за укреплением текла река, не особо широкая, но отличавшаяся изрядной глубиной, да и течение было довольно сильным. Ни наемник, ни его спутница точно не знали, есть ли здесь броды, удобные для переправы, а соваться напролом все же не хотелось.

Изначально казалось, что лучше всего будет подобраться к переправе, где жил один паромщик, под покровом ночи, но выяснилось, что командовавший заставой десятник выставляет с наступлением сумерек дополнительные посты, мимо которых возможно было пробраться, лишь прикончив часовых. Однако солдаты, остававшиеся в блокгаузе, могли заметить чужаков, либо часовые успели бы позвать на помощь, а на успех в схватке с дюжиной опытных бойцов Ратхар надеялся мало. Мелианнэ сперва предложила воспользоваться магией, поступив подобно тому, как она пробралась в Рансбург, отведя глаза страже, но намерения эльфийки резко изменились, когда она заметила трех здоровенных псов. Мелианнэ знала, что собаки этой породы специально натаскивались стражниками на запах эльфов. Такой способ поимки Перворожденных люди практиковали еще со времен Империи, когда специальные команды ловчих с собаками рыскали по тылам легионов, истребляя просочившиеся туда диверсионные отряды Детей Леса. Так сложилось, что изощренная магия эльфов, способная ввести в заблуждение сколь угодно внимательного наблюдателя из числа людей, пасовала перед острым нюхом псов, которые настигали Перворожденных, как бы те не пытались запутать следы.

Поэтому Мелианнэ, понаблюдав некоторое время за сворой, к которой был приставлен специальный человек из числа стражи, отказалась от попытки прорваться сквозь заслон средь бела дня. И при этом она заявила, что необходимо выкрасть одного из преградивших им путь воинов, дабы выяснить, отчего вдруг в такой глуши, где человек появлялся раз в неделю, не чаще, да и то проездом, появился немалый по меркам мирного времени отряд, явно подготовленный специально для охоты на эльфов. Ратхар, долго пытавшийся убедить свою спутницу в ненужности такой затеи, которая могла обернуться и боем со всей заставой, в итоге все же уступил ее уговорам, а точнее, требованиям. Наемник и сам хотел доподлинно выяснить, нет ли к ним вопросов у доблестной стражи, ведь одна бойня в таверне с шайкой Фернана чего стоила, и не может быть, чтобы свидетелей того события не нашлось.

Прежде чем собственно отправиться добывать языка, путники, устроившись у кромки леса, так, чтобы их не заметили люди и собаки не учуяли бы их запах, почти полдня наблюдали за жизнью стражников, особо тщательно следя за тем, где и когда их старший размещает посты и секреты. В итоге было решено рискнуть и схватить часового, который с наступлением сумерек занимал позицию вблизи от леса, находясь на посту едва ли не до рассвета. Ратхар намеревался подкрасться к нему ближе к концу смены, когда, наемник знал это по себе, желание просто уснуть становится сильнее всего. Однако воин облегчил Ратхару задачу, ни с того ни с сего сунувшись в лес, то есть, грубо нарушив караульный устав, ибо не допускалось часовому покидать пост. Возможно, стражник оказался гораздо внимательнее, чем полагал Ратхар, поскольку, вероятно, почувствовал пристальный к себе интерес, но как бы то ни было, своими действиями он здорово облегчил задачу наемника, которому не пришлось рисковать, подбираясь к заставе на считанные ярды.

То, что ныне покойный стражник рассказал, не особо удивило Ратхара, да и Мелианнэ ожидала чего-то подобного, хотя, надо сказать, особой радости путникам это не доставило. Одно дело, когда стычка со стражей оказывается простой случайностью, и совсем по другому все обстоит, когда начинается самая настоящая охота. Да еще и воспоминания о гномах, которым вдруг тоже оказалось очень важно заполучить в свои руки Мелианнэ не покидало Ратхара, хотя он понимал, что здесь от недомерков исходит наименьшая опасность.

После недолгого военного совета было решено двигаться туда, где, по словам пленника, находился поселок, дабы переправиться на другой берег реки. Разумеется, можно было попытаться форсировать реку вплавь, да и лошади бы не пропали, но здесь были слишком крутые берега, да и течение, несмотря на то, что это был не горный поток, могло представлять некоторую опасность. А возле деревни вполне вероятно было и наличие брода, ибо не могло быть так, чтобы местные жители вовсе не совались на противоположный берег.

К селению добирались пешком, лошадей ведя за собой, ибо идти было вовсе недалеко, да и по лесу все же лучше ходить пешком, тем более, заросли были довольно густые. Путь туда, как и предполагалось, не отнял много времени, но выходить к людям путники не спешили. Наученные горьким опытом, они прежде довольно долго наблюдали за жизнью этого небольшого поселка, а вернее, большого хутора, явно населенного одной большой семьей, что не было редкостью у крестьян.

На берегу сгрудились несколько построек, часть из которых была обитаема, другие же отводились, вероятно, для хозяйственных нужд. Часть зданий образовывала дугу, обеими концами упиравшуюся в берег, а в центре ее стоял большой деревянный дом, более похожий на крепость, поскольку стены были сложены из огромных бревен, обмазанных глиной, дабы их невозможно было легко поджечь, а узкие оконца напоминали бойницы. Вдобавок к этому весь хутор со стороны суши был обнесен бревенчатым палисадом с воротами, которые в этот час были открыты. Если добавить, что жилые дома находились на возвышенности, то становилось понятно, что защитники этого поселения могут обстреливать своих противников, если кто-то вздумает напасть на людей, поверх стен, оставаясь при этом под прикрытием своего дома-крепости.

Людей было не так уж много, только несколько детей бегали меж домов, да на берегу реки стирала белье немолодая женщина в выцветшем платье. Однажды из дома вышел невысокий кряжистый мужик с пронзительно рыжей бородой, прошелся по двору, заглянул в одну из построек — что там могло быть, Ратхар лично не представлял, он был все же воином, а не крестьянином — а затем вернулся в дом, отвесив по пути подзатыльник оказавшемуся поблизости мальчугану.

— Обычные крестьяне, — промолвил воин после того, как долгое время изучал жизнь хутора, притулившегося на самом краю обитаемых земель, которые язык не повернулся бы назвать безопасными. — Они точно не враги нам, и могут дать помощь.

— Что же, пойдем и попросим перевезти нас на тот берег?

Мелианнэ выжидающе уставилась на хмуро разглядывавшего прижавшийся к берегу хутор воина.

— Не думаю, что это будет трудно, — пожал плечами воин, по-прежнему не отрываясь от своего занятия. — Там немного людей, и если придется заставить их силой, едва ли они окажут особый отпор. — Ратхар скривился, добавив: — Но, право, не хотелось бы устраивать здесь кровавую бойню.

— Можно просто заплатить им, — предложила Мелианнэ. — Золото, полагаю, здесь ценят так же, как и в прочих владениях вашего короля?

— Оно так, — согласился наемник, — да только всякое может быть. Твой народ здесь не пользуется особой любовью, а если у тех, кто живет на хуторе, есть зуб на твоих родичей, так они могут и за топоры схватиться.

— Ну и что же, сидеть и ждать? — эльфийка возмутилась. — Если пощекотать пару человек клинком, ничего страшного не случится, зато остальные станут намного сговорчивее. — С этими словами Перворожденная двинулась вперед, а за ней, разумеется, последовал, негромко выругавшись, и наемник, не собиравшийся оставлять свою спутницу.

Появление двух вооруженных людей, ведущих в поводу нагруженных коней, хоть и не рыцарской стати, но отличавшихся от заморенных крестьянских лошаденок, наделало немало переполоха на хуторе. Откуда-то появились трое крепких парней, которыми предводительствовал тот самый рыжий мужик, только что бегавший по двору, возможно, глава семейства. У всех на поясах висели вполне приличные ножи, которыми, при должном умении, разумеется, можно было биться и против вооруженного противника. Один из молодых крестьян, державшийся позади прочих, кроме того, прихватил еще и короткую рогатину, но пока не показывал оружие, опасаясь, видимо, рассердить незваных гостей.

Пока путники приближались к хутору, из ворот вдруг выскочили две дворняги и, разразившись пронзительным лаем, встали на пути эльфийки, которая при виде псов схватилась за клинок. Крестьяне, удивленный таким поведением своих псов, которых всегда считали спокойными по отношению к людям, тем более удивились, когда их четвероногие друзья вдруг бросились прочь, повизгивая и трусливо поджав хвосты. На самом деле собаки сразу учуяли, кто явился к дому их хозяев, но в отличие от своих собратьев, которых использовала стража, они испытывали не ярость и даже не охотничий азарт, а страх перед созданием, в котором разум человека сливался со звериной сутью обитателя Леса.

Поведение собак заставило людей повнимательнее вглядеться в лица незнакомцев, которые могли быть опасными. И им не понадобилось много времени, чтобы понять, кто именно явился на хутор под видом обычных путников.

— Эльфийка, отче, — воскликнул парнишка лет пятнадцати, при этом широко раскрыв глаза и уставившись на Мелианнэ, в точности как пленный стражник совсем недавно. — Ведь эльфийка же, настоящая! — удивленно воскликнул юнец.

— Что вам нужно здесь, — рыжебородый выступил вперед, положив руку на нож, висевший на широком поясе. — Чего Перворожденная ищет среди людей?

В голосе крестьянин сквозило недовольство, смешанное с изрядной долей страха, ибо, хотя с эльфами последние годы и был хрупкий мир, опиравшийся на пограничную стражу и армейские части, переброшенные к границе, но в такой глуши правда оказалась бы за тем, кто сильнее, а крестьяне при их многочисленности опасались тягаться с настоящими воинами. В том же, что перед ними воины, сомнений у обитателей хутора не было, ибо человек и эльфийка держали на виду оружие, предусмотрительно облачившись к тому же в кольчуги, поскольку не знали, как встретят их крестьяне.

— Мы не причиним вам беспокойства, почтенный сударь, — Ратхар взял на себя инициативу в разговоре, опасаясь, что Мелианнэ не хватит выдержки мирно беседовать с сиволапыми мужиками. — Мы хотели бы переправиться на другой берег реки и надеемся, что у вас есть лодка или что-то в этом роде. Если вы поможете нам, то мы как только возможно быстро покинем ваше селение. И мы щедро заплатим вам за услуги, — добавил наемник, полагая, что возможность заработать сделает этих людей более сговорчивыми.

— Отчего ж на переправу не пошли? — рыжебородый с хитрым прищуром уставился на нежданных гостей.

— Не по пути, — хмуро произнес Ратхар, как бы невзначай поправляя длинный меч на поясе, мол, пока просим, а не согласишься по добру, так сами все возьмем. — Здесь ближе всего.

— Через лес, значит, ближе, чем по тракту, — с сомнением в голосе произнес крестьянин, как бы разговаривая сам с собой. — Ну да ладно, коли хотите на тот берег, то перевезем, уж так и быть.

— Мы заплатим, почтенный, неплохо заплатим, уверяю тебя, — напомнил Ратхар.

— Заплатят они! — Крестьянин хлопнул себя по бедрам: — Как не заплатить. Кто ж будет вас туда-сюда задарма катать, — рассмеялся бородач, который, кажется, немного успокоился, ибо понял, что грабить и убивать их пока никто не собирается, а что до эльфийки, так всяких видали. — Много не возьмем, по трудам и плата.

— Трот, — окликнул затем бородатый одного из парней, стоявших позади него. — Поди-ка, приготовь лодку, господ хороших надо перевезти.

— Хорошо, отец, я сейчас все сделаю, — рослый темноволосый крепыш направился к берегу, где, как уже успел заметить Ратхар, на песке у кромки воды находилось несколько лодок, по большей части — простые челны-долбленки, рассчитанные максимум на двух человек.

В это время на двор вышло еще несколько человек, женщины и дети, которые с опаской и одновременно с интересом разглядывали странных гостей. Ратхар вдруг ощутил дуновение опасности. Он заметил, что люди выглядят весьма настороженно, во взглядах их чувствовалось напряжение, и наемник не был уверен, что вызвано оно лишь присутствием здесь Мелианнэ.

— А вы подите в дом, — глава семейства прикрикнул на остальных жителей, столпившихся поодаль. — Чего рты разинули, будто больше делать нечего!

Крестьяне разбрелись кто куда, но Ратхару вдруг показалось, что они не просто уходят, а бегут, словно торопясь скрыться от чего-то, весьма опасного. Это можно было списать и на присутствие эльфийки, к которой, вопреки обыкновению, люди почти не проявили враждебности, но наемник все же поудобнее разместил ножны, чтобы можно было, выхватив меч, сразу же ударить, делая единственное движение.

— Что такое, Бертран, — раздался уверенный голос. — Кто это здесь объявился, уж не беглая ли эльфийская принцесса?

Обернувшись, Ратхар понял, что они попали в засаду, ибо с разных сторон к ним устремились пять воинов в кольчугах и с гербами пограничной стражи Дьорвика на плащах. Двое натягивали длинные луки, остальные держали в руках обнаженные клинки.

— Живо, клинки и луки наземь, ножи тоже, — приказал старший среди пятерки, среднего роста мужичок, правый глаз которого был замотан черной тряпицей, которая, очевидно, скрывала рану. Только этот воин был вооружен мечом, прочие же имели корды, обычное вооружение простых пехотинцев. Причем, как заметил Ратхар, меч у командира был дорогой, качественно отличавшийся от тех, что по дюжине на дню ковали кузнецы Его величества для поставок в армию Дьорвика.

Эльфийка отпрянула в сторону, занимая позицию возле ворот, дабы никто не смог подобраться к ним и закрыть, отрезав пути к отступлению.

— Поводья бросайте, — крикнул один из лучников. — Живо, иначе стрелами утыкаем!

Ратхар, послушно отпустив поводья, уставился на стражников, которые, казалось, не решаются пока приблизиться к своим жертвам, словно опасаясь их. Вспомнив вдруг разгром шайки Божьего Одуванчика, наемник решил, что и он на месте этих солдат не стал бы расслабляться в такой ситуации.

— Оружие на землю, — зло повторил стражник. — Кому сказано, ну!

— Отпусти нас, людей своих побереги, — Ратхар был спокоен, словно не попал в засаду и не стоял сейчас под прицелом, а сидел в трактире и мирно попивал пиво со старыми товарищами. — Я оружие не бросаю, покуда есть силы держать его. Хочешь — иди и забери.

— Да ты и шагу не ступишь, — командир, недобро усмехнувшись, указал кивком головы на стрелков. — В страже слепых и косоруких не бывает, уж поверь мне. Так что бросай-ка оружие, да и девке своей объясни, что мы вас живо стрелами утыкаем.

— Дурак ты, хотя и командир, — Ратхар покачал головой, а затем вдруг ринулся в атаку, двигаясь стремительно, так что в первый миг все воины растерялись.

Лучники спустили тетивы, но стрелы, с жужжанием прорезав воздух, глухо ударились в стену амбара, ибо наемник уже успел сойти с их пути, приблизившись к стрелкам, которых посчитал наиболее опасными сейчас, на десяток ярдов. Лучники уже натягивали оружие, действуя четко и слаженно, видимо, действительно были опытными воинами, но Ратхар был намного быстрее. Один из стражников упал, поскольку в грудь его вонзился метательный топорик, пробивший кольчугу, второй замешкался, не зная, вытаскивать ли ему меч, либо попытаться еще раз выстрелить. Однако наемник не дал ему времени, чтобы принять окончательное решение. Подскочив к стражнику, он ударил его острием меча в горло, перерезав артерию. Воин упал на колени, бросив оружие и зажимая руками рану, будто надеялся так остановить поток крови.

— Убить их, — раздался полный ярости крик командира стражников, бросившегося к Ратхару. — Убить! — На самом деле он получил иной приказ, но смерть товарищей внесла в него изменения, и теперь воин жаждал лишь крови этих убийц.

Мелианнэ, не успевшая воспользоваться луком, отбивалась мечом от одного из стражников, не позволяя тому приблизиться к воротам. Эльфийка могла бы бежать, благо путь был свободен и даже конь никуда не делся, но ее телохранитель, вступивший в схватку сразу с двумя противниками, оказался зажат ими у стены дома. Ратхар отбивался одним клинком против корда стражника и длинного меча, а также кинжала, принадлежавших командиру. Наемник, несмотря на свое мастерство, пока только защищался, хотя, нужно сказать, оборона не отнимала у него много сил.

Стражник, бившийся с Мелианнэ, принял ее удар на маленький круглый щит, висевший у него на запястье, и сам сделал выпад, но не рассчитал силу и длину клинка. Мелианнэ чуть отступила, меч стражника рассек воздух, лишь на пару дюймов не дотянувшись до эльфийки, но она уже рубила снизу вверх, минуя щит. Стражник попытался отразить выпад Мелианнэ своим кордом, но добился лишь того, что меч эльфийки разрубил не ребра, а бедро. Воин упал на одно колено, вскрикнув от боли, а на его голову уже обрушился клинок из гномьей стали, раскроив человеку череп.

Мелианнэ, не тратя времени, кинулась туда, где Ратхар по-прежнему вел неравный бой, не сумев пока нанести серьезного урона своим противникам, если не считать царапину на лице одного из стражников, оставленную острием меча в скользящем ударе. На пути эльфийки оказался один из крестьян, попытавшийся ткнуть ее рогатиной, но Мелианнэ легко уклонилась от страшного копейного жала, скользящим ударом по шее прикончив незадачливого поселянина. Один из стражников обернулся и вскинул клинок, в последний миг успев отразить предназначенный ему удар эльфийки, а Ратхар тут же ударил того по ногам.

Оставшийся один против двух бойцов, командир стражников не потерял мужества. Выставив вперед меч и держа в левой руке длинный кинжал, он приближался к Ратхару. Со звоном скрестились клинки, и затем оба бойца отпрянули на пару шагов назад.

— Не глупи, дай нам уйти, и останешься жив, — Ратхар сделал еще одну попытку избежать кровопролития, хотя, учитывая гибель уже четырех стражников, это было абсолютно бессмысленно.

— Тебя я просто прикончу, а с нелюди твоей кожу живьем сдеру, тварь! — Стражник яростно зарычал и атаковал наемника. Глаза его затянула пелена безумия, помноженного на страх, поэтому воин просто ринулся вперед, словно позабыв все, чему его учили.

Ратхар был готов к внезапному броску, поэтому принял удар на свой клинок, а затем, зацепив крестовину вражеского меча гардой своего оружия, вырвал его из рук противника. Стражник, в руках которого оставался еще кинжал, попытался ударить, но широкая полоса закаленной стали вонзилась ему в шею, повергая на усыпанную соломой землю.

Покончив с последним противником, наемник двинулся к дому, где укрылись обитатели хутора, но вдруг воздух разорвал пронзительный звук рога. Обернувшись, воин увидел, что трубил один из стражников, который был уже смертельно ранен. Истекая кровью, он вложил в сигнал все оставшиеся силы, и хриплый прерывистый звук огласил окрестности. Мелианнэ стремительным ударом оборвала протяжное пение, но дело было сделано. Спустя несколько секунд из леса раздался ответ, и тот, кто рубил, судя по звуку, был не так уж далеко.

— Их больше, чем мы думали, — эльфийка обернулась к своему спутнику. — Они слышали сигнал и могутсейчас появиться здесь. Уходим! — Мелианнэ, не мешкая, кинулась к воротам.

Ратхар только успел выдернуть из тела солдата свой метательный топорик, с которым давно уже сроднился и не мог так просто бросить его. Вскочив в седла, путники пустили коней в галоп, помчавшись через заросшее высокой травой поле. Их скакуны, не привыкшие к такому аллюру, хрипели и ржали от боли, но всадники были неумолимы. Они направились туда, где темнела громада леса, вплотную подступившего к обрывистому речному берегу.

Первым погоню заметил Ратхар, боковым зрение уловивший некое движение. Обернувшись, он увидел пятерых всадников в цветах пограничной стражи, которые выстроились широкой дугой, явно намереваясь взять своих противников, сумевших вырваться из засады на хуторе, в кольцо.

— Э’валле, погоня, — наемник окликнул скакавшую впереди Мелианнэ, указывая ей на настигавших их стражников. — Они настигают нас!

Кони у преследователей были покрепче, чувствовалась порода, поэтому они медленно, но неумолимо сокращали расстояние. Возле головы Ратхара что-то пролетело с жужжанием, и он успел заметить упавший в траву в паре десятков ярдов перед ним арбалетный болт. Но тут же в бой вступила Мелианнэ, которой, наконец, представилась возможность воспользоваться трофейным луком. Развернувшись в седле, она выпустила подряд три стрелы, и двое преследователей, один из которых был вооружен арбалетом, поникли в седлах, выпустив из рук оружие. Следующая стрела ушла мимо цели, все же прицельно стрелять с седла на скаку, да к тому же из незнакомого оружия, было не просто, а стражники уже настигли беглецов, выхватывая клинки и вздымая над головами топоры.

Понимая, что уйти им едва ли удастся, и, не желая к тому же быть убитым ударом в спину, наемник развернул коня, направив его между двух ближайших стражников. Оказавшись точно между всадниками, он ударил одного из них мечом, а во второго метнул кинжал. От меча один из солдат сумел закрыться, приняв удар на древко своего топора, а второму противнику кинжал нанес кровавую рану в лицо. В то же время Ратхар, лихо развернув коня, вновь атаковал того стражника, что был с топором. Сталь и дерево столкнулись в воздухе. Удар Ратхара был такой силы, что стражник едва не выронил оружие, но все же он выдержал атаку.

Мелианнэ, не вступавшая в ближний бой, погнала своего коня по краю поля, заходя стражникам со спины. Он видела, как наемник схватился с солдатом, и решила помочь ему. Всадник кружили, обмениваясь ударами, и даже кони их, словно ощущая ярость седоков, рвали друг друга зубами и норовили ударить копытами. Улучив момент, когда бившийся против Ратхара стражник повернулся к ней спиной, Мелианнэ рванула тетиву. С такого малого расстояния, каких-то тридцать ярдов, пущенная из тугого лука стрела легко пронзила кольчугу, выйдя из груди воина.

В то же время пятый стражник, размахивая длинным мечом, бросил своего коня к Ратхару, в тот миг отвлекшемуся на другого противника. Услышав предостерегающий крик Мелианнэ, наемник развернулся, едва успев отразить опускавшийся на него клинок. Пришпорив своего коня, Ратхар оказался позади стражника, только еще пытавшегося повернуть скакуна, и ударил того мечом с оттяжкой по спине. Клинок разрубил кольчугу, круша ребра. Стражник только вскрикнул, вываливаясь из седла. Одна нога его застряла в стремени, и лошадь понесла дальше по полю уже мертвого воина, голова которого волочилась по земле.

Последний стражник, тот, что был ранен в лицо, увидев, что остался один против двух противников, один из которых к тому же был вооружен луком, решил, что отступление не есть синоним трусости, и бросился прочь. При этом он сорвал с пояса рог и над полем пронесся протяжный сигнал, который, должно быть, был слышен за много миль отсюда. Мелианнэ выстрелила ему вослед, но стрела клюнула стражника в плечо, отскочив от кольчуги, и оказавшийся весьма везучим воин сумел-таки скрыться, благо нужды добивать его у беглецов не было.

Они направили коней через лес к вершине видневшегося в полумиле впереди холма, а за спинами их вдруг вырос столб темного дыма, поднимавшийся вверх, словно древко копья.

— Смотри, — Ратхар, заметивший дым, указал на него спутнице. — Что это, по-твоему?

— Еще один сигнал, — хмыкнула эльфийка. — Едва ли ошибусь сильно, сказав, что его подают с заставы возле парома.

— Демоны, сколько же здесь стражников! Похоже, в эти леса их собрали со всех границ, — невесело усмехнулся Ратхар. — Ты, э’валле, видимо, являешься ценным трофеем, если на нашу поимку они бросают такие силы. Ведь сколько нужно людей, чтобы вдоль реки расставить повсюду засады. Не иначе, отозвали воинов даже с передовых застав.

Яростно настегивая коней, они понеслись через поросшую редким лесом равнину, стремясь увеличить расстояние между собой и гипотетическим преследователями, которые не могли не броситься по следу. И выбравшись на вершину холма, с которого все окрестности отлично просматривались, путники увидели вдалеке отряд всадников, на первый взгляд около десятка, которые во весь опор мчались в направлении холма. Очень может быть, преследователи заметили две фигуры на возвышенности, поскольку направление они держали точно. Ратхар не обладал особо острым зрением, по крайней мере, по сравнению с эльфийкой, которая кроме всадников заметила еще бегущих подле лошадей псов, ту самую породу, которую люди давно научились натаскивать именно на эльфов.

Две группы всадников мчались, не сбавляя скорости, словно решили устроить состязание в том, кто быстрее загонит своих коней. Пока Мелианнэ и Ратхару удавалось выдерживать приличную дистанцию, но так долго продолжаться не могло. Спустя несколько часов, когда на лес уже упали сумерки, им пришлось сделать привал, краткую остановку на час всего лишь, дабы лошади отдохнули хоть немного. И вновь они вскочили в седла, кинувшись в спасительную темноту леса, где еще был шанс оторваться от погони. Преследователей не было видно, но в том, что они по-прежнему идут по следу, наемник не сомневался.

Гонка продолжилась с рассветом, когда всадники вновь выбрались из густого леса на равнину, простиравшуюся на восток на несколько миль и вновь обрывавшуюся чащобами, которые, пожалуй, могли стать серьезным препятствием для коней. А где-то дальше, может еще в полусотне миль, должны были начаться болота, огромные и почти непроходимые, которые заканчивались буквально под стенами Хильбурга.

Не желая покорно идти в ловушку, которая, не могло быть иначе, была подстроена стражей, намеревавшейся прижать беглецов к трясинам, где появлялась возможность взять их без лишних усилий, Ратхар повернул на север. Он решил рискнуть и вновь вырваться на тракт, который хоть и патрулировался куда бдительнее, но предоставлял больше возможностей для маневра, да и лошадей там можно было добыть. Но едва лишь сменив направление движения, беглецы вынуждены были повернуть, ибо на горизонте заметили вереницу конных, не менее полудюжины.

Погоня приближалась. Всадники намеревались занять позицию между дорогой и своим жертвами, не пропуская их на тракт, и тем самым захлопнуть западню. В принадлежности этого отряда к страже ни на миг не возникало сомнений, а ввязываться в бой, когда позади вот-вот могли вынырнуть из леса те воины, что шли по следу Мелианнэ еще от хутора, было равносильно самоубийству. Ничего иного не оставалось, кроме как вновь укрыться в лесу, где была помимо прочего, возможность сбить погоню со следа, прибегнув к магии. Правда, Мелианнэ объяснила Ратхару, что на псов ее волшебство почти не действует, но все же, если оставался хоть малейший шанс, им нужно было воспользоваться.

Однако, оказавшись в лесу, беглецы убедились в том, что верхом они могут и не уйти от преследования. Довольно густые заросли если и не были непреодолимым препятствием для коней, то уж хотя бы заставляли их сбавлять скорость, а двигавшиеся по открытому пространству стражники получали благодаря этому возможность заметно сократить расстояние. Как бы то ни было, нужно было расстаться с лошадьми, ибо теперь гораздо удобнее было продолжать бегство на своих двоих. К тому же кони оставляют гораздо больше следов, чем могли бы оставить эльфийка и человек, пусть и не считавший лес своим прародителем, но знающий, как надо ходить по нему, и умеющий не оставлять следов.

— Верхом дальше нет хода, — произнесла Мелианнэ, поглаживая по лоснящейся шее разгоряченного стремительной скачкой коня. — Это настоящая чаща!

— Верно, придется оставить коней. Попробуем прорваться к реке, — произнес Ратхар, осаживая своего скакуна, под копытами которого шуршала опавшая листва, густым ковром покрывшая землю. — Возможно, у нас получится успеть туда раньше погони.

— Хорошо, если они погонятся за лошадьми, — предложила эльфийка, придерживая саадак, в котором покоился готовый к бою лук. — Мы смогли бы выиграть хоть немного времени.

Беглецы спешились, едва удалось оторваться от преследователей на милю или около того. Деревья стояли уже почти голые, видимость в лесу был хорошей, но пока наемник не слышал звуков погони и не ощущал преследователей, как это было совсем недавно.

Спрыгнув с седла, воин послал своего коня в галоп, ударив его клинком плашмя по крупу. Обиженный таким обращением с ним скакун заржал и бросился прочь, получив напоследок еще и добрый удар плетью. То же проделала и Мелианнэ, поэтому можно было рассчитывать на то, что преследователи хотя бы некоторое время будут гнаться за конями, позволив беглецам оторваться и запутать следы.

Они мчались по осеннему лесу туда, где, по мнению Ратхара, текла река, за которой для беглецов мог быть шанс к спасению. Человек и эльфика выбирали относительно легкий путь, не вламываясь в кустарник, стоявший у них на пути стеной, которая задержала бы, пожалуй, лося, что уж тут говорить о человеке. Воин не хотел пользоваться мечом, прорубая себе путь, поэтому приходилось выбирать дорогу так, чтобы не оставлять лишних следов. Они неслись через поляны, перепрыгивая поваленные деревья, изредка оказывавшиеся у них на пути, все ближе и ближе оказываясь к реке. Они надеялись, что враги отстали, сбились со следа, но когда по прикидкам Ратхара до реки оставалось миль десять или даже меньше, погоня снова настигла их.

В ствол деревца в десятке дюймов от головы наемника вонзилась длинная стрела, выпущенная из боевого лука. Вероятно, она попала в дерево уже на излете, ибо не смогла глубоко войти в древесину, но Ратхар понял, что стрелял настоящий мастер, ибо так точно прицелиться, несмотря на большое расстояние и ветви, которые мешали полету стрелы, мог только опытный лучник. И одновременно с ударившей лишь чуть в стороне от головы наемника стрелой ушей беглецов достиг лай собак, которые, судя по звуку, быстро приближались.

Следующая стрела взрыла землю там, где только что стояла нога эльфийки, а еще одна пропала где-то в кустах чуть левее Мелианнэ, едва не вонзившись ей в плечо.

— Проклятье, — Ратхар зло выругался, выхватывая меч из ножен. — Нам не уйти, Мелианнэ. Они все-таки сумели взять верный след.

— Тогда придется встретить их здесь, — эльфийка выхватила лук, накладывая на тетиву стрелу, и, круто развернувшись, выстрелила, почти не целясь.

Правду говорят, что эльфы не только прирожденные лесовики, но еще и лучшие лучники под этим небом. Выстрел, которой, казалось, никому не был предназначен, ибо невозможно было за едва уловимые доли мгновения найти цель, оказался вовсе не напрасным. Короткая стрела с ярким оперением вонзилась в бок здорового черного пса, который, оскалив страшные клыки и яростно рыча, уже почти настиг беглецов, готовясь вцепиться в их спины. Эти звери так же, как и дворняги на хуторе возле реки, чуяли запах эльфа, но в отличие от первых использовавшиеся стражей псы были натасканы на атаку нелюди и нисколько не боялись ее, что случалось с обычными собаками, а, напротив, впадали в неописуемую ярость, чувствуя добычу.

Раненый пес завыл, упав на землю, но еще несколько зверюг, Ратхар насчитал их не менее трех, огромных и разъяренных, приближались к беглецам, а позади уже показались растянувшиеся редкой цепью люди, явно намеревавшиеся взять преследуемых в кольцо. Наемник видел, что, по меньшей мере, полдюжины их преследователей были вооружены длинными луками, оружием грозным, особенно в умелых руках, а в пограничной страже, как знал воин, плохим бойцам было не место.

Долго рассуждать об угрозе, которую представляли вражеские стрелки, наемнику не пришлось, ибо посланные по следу псы уже настигли их, пришло время работать клинком. Правда, еще одного зверя Мелианнэ ранила точным выстрелом, и теперь собака, скуля от боли, лежала на земле, а из спины ее торчала стрела. Но другой пес уже ринулся на Ратхара, обученный нападать на любого противника, неважно, был ли тот вооружен или нет. Наемник махнул мечом, но пес увернулся, заходя с боку и бросаясь на человека. Немыслимым образом извернувшись, воин выставил вперед клинок, который вошел в грудь животному, чей вес, помноженный на силу удара был таков, что оружие едва не вырвалось из рук наемника. Он пытался освободить застрявший клинок, когда еще один пес атаковал Ратхара. Наемник рванул с пояса метательный топорик, но в воздухе что-то прожужжало, и зверь повалился на землю со стрелой в боку, пробившей его тело насквозь.

Лучники, следовавшие за собаками, не мешкали, открыв стрельбу по оказавшимся на хорошо просматриваемой поляне беглецам. Они все еще были далеко, ярдах в ста, но стрелы летели точно, заставляя Ратхара и эльфийку увертываться. Мелианнэ, разумеется, тоже не растерялась, ответив стрелами на стрелы. Она яростно рвала тетиву, опорожняя колчан, и уже двое преследователей выбыли из игры, может убитые, может раненые. Но воинов по следу беглецов шло много, без малого полторы дюжины, а стрел у эльфийки было в обрез, поэтому становилось ясно, что дуэль в скором времени прекратится и начнется стрельба по подвижным мишеням, коими являлись Мелианнэ и ее спутник.

Державшийся перед эльфийкой воин заметил мелькнувшие чуть в стороне силуэты людей, которые подбирались со стороны густых зарослей. Он успел только крикнуть, привлекая внимание Мелианнэ, когда из кустов выскочили пятеро воинов, один из которых был вооружен луком. Ратхар чудом увернулся от пущенной в упор стрелы, а Мелианнэ тут же выстрелила, ранив лучника в живот. Остальные бойцы, выхватив оружие атаковали, прежде всего, нападая на Ратхара. Один из них замахнулся на наемника топором, но его противник легко отразил удар, приняв его на клинок, а затем, продолжив движение, с оттяжкой рубанул стражника поперек живота. Плотная стеганая безрукавка, служившая воину доспехом, не смогла задержать закаленную сталь, и стражник, издав крик боли, повалился на землю, оросив ее собственно кровью.

Ратхар в этот момент шагнул вперед, отразив выпад еще одного противника, вооруженного коротким пехотным мечом, а затем ударил того ногой в грудь, вминая ребра внутрь. Продолжая двигаться вперед, Ратхар упал, перекатился через голову, пропуская над собой длинный клинок, которым его попытался достать третий противник, тотчас пронзив того мечом. Выставленный вперед наподобие копья клинок пробил кольчугу, надетую поверх мундира, и вонзился стражнику в сердце.

Быстрым движением освободив застрявшее в плоти поверженного врага оружие, Ратхар вскочил на ноги, озираясь в поисках четвертого противника, но тот уже был мертв, сраженный точным выстрелом Мелианнэ, которая так и не рассталась с луком, хотя стрелы были уже на исходе.

В это время вновь стали стрелять лучники, прежде опасавшиеся поразить своих товарищей, вступивших с беглецами в ближний бой. Теперь противников отделало не более пятидесяти ярдов, и расстояние это неумолимо сокращалось. Стражники охватывали ставшую место кровавой битвы поляну в кольцо, намереваясь перекрыть пути отхода эльфийки и защищавшего ее воина, пока лучники держали их под прицелом. Одна метко пущенная стрела ударила наемника в плечо, но тяжелая кольчуга спасла его, тем более что стрела не была бронебойной. Еще две стрелы Ратхар отбил клинком, а от следующей просто вернулся. Мелианнэ же сумела сократить число нападавших еще на два человека, предусмотрительно выбивая в первую очередь лучников. Однако чересчур большие для схватки всего лишь с парой противников потери не остановили преследователей, которые были уже в предвкушении победы, ибо понимали, что двоим не по силам тягаться с дюжиной закаленных и обученных бойцов.

Сразу трое бойцов в кольчугах и касках бросились на Ратхара, стремясь как можно быстрее сократить расстояние между собой и своим противником, поскольку лишь вступив в рукопашную, они могли избежать стрел Мелианнэ. Однако прежде, чем клинки скрестились, один из бойцов упал с торчащей из колена стрелой, явно раздробившей сустав, но остальные уже атаковали наемника. Они действовали грамотно, заходя с разных сторон и заставляя воина уходить в оборону. Ратхар отметил, что его противники отлично владеют оружием, к тому же умеют биться группой против одного, что не было частым явлением среди стражников.

Держа в одной руке меч, а в другую взяв топорик, наемник пока отражал все атаки, парируя даже самые хитрые удары, но сам пока не мог контратаковать, ибо сражавшиеся с ним воины действовали в бешеном темпе, навязывая противнику именно ту манеру боя, которой были обучены лучше всего, что говорило об их немалом опыте. На груди одного из своих противников Ратхар заметил бронзовую пластину, говорившую, что этот воин носит звание десятника. Офицер сражался длинным мечом хорошего качества, почти таким же, как и у самого Ратхара.

Пока наемник бился с наседавшими на него стражниками, Маелианнэ продолжала стрелять, и каждая пущенная ею стрела неизменно настигала свою цель. Враги уже подобрались на считанные десятки шагов, поэтому выстрелы сбивали их с ног, отбрасывая назад, но товарищи убитых воинов не сбавляли напор, медленно и с большими потерями, но все же замыкая кольцо вокруг впавшей в ярость эльфийки.

В очередной раз Мелианнэ отпустила тетиву, и стрела, сверкая в сумраке леса белым оперением, устремилась вперед, клюнув в грудь, прикрытую стеганой курткой, одного из стражников. Эльфийка привычно потянулась к колчану, но вместо древка следующей стрелы пальцы схватили пустоту. Не мешкая, Мелианнэ выхватила клинок, и тут же ей пришлось воспользоваться им, отражая выпад подобравшегося слишком близко человека. Клинок стражника соскользнул по мечу Мелианнэ, а в следующий миг эльфийка нанесла удар, разрубив грудь противника.

Стражник упал, но еще трое воинов атаковали Мелианнэ, окружая ее. Эльфийка вращалась на одном месте, только успевая подставлять меч и парировать сыпавшиеся на нее удары. Солдаты действовали умело и грамотно, но в мастерстве владения клинком все же уступали Перворожденной, и только это позволяло Мелианнэ остаться пока в живых, находясь в численном меньшинстве. Наконец в пляске вражеских мечей эльфийка заметила брешь, нанеся туда стремительный удар. Один из стражников попытался в последний момент отразить ее выпад, но гномий меч, сметя слабую защиту, поразил воина в лицо.

Воспользовавшись тем, что число ее противников сократилось, Мелианнэ вырвалась из кольца, перемещаясь так, чтобы за спиной у нее оказались деревья. Стражники атаковали вновь, стараясь не столько ранить эльфийку, сколько обезоружить ее, но пока их наскоки наталкивались на умело выстроенную защиту, которая сделал бы честь любому мастеру-фехтовальщику.

Ратхар тоже не терял время даром, сумев-таки вывести из игры одного из стражников. Сделав вид, что хочет нанести мощный нисходящий удар, наемник заставил своего противника вскинуть вверх топор, которым тот был вооружен, дабы принять его древком стремительный удар. Однако наемник уже изменил направление удара, и его клинок стальной змеей устремился к животу воина, который так и не успел понять свою ошибку. Зажав рану руками, стражник отступил, но десятник, оставаясь один на один с наемником, не собирался сдаваться, продолжая плести перед Ратхаром стальной узор. Этот солдат великолепно владел мечом, много лучше, чем обычные воины, поэтому наемнику пришлось потратить немало времени, чтобы разделаться с оставшимся противником. И все же десятник поддался на нехитрый трюк, когда Ратхар словно бы оступился и потерял равновесие. Стражник, уже торжествуя победу, вскинул клинок для сокрушительного удара. Сталь со стоном рассекла воздух, но наемник уже утек в сторону, поразив не ожидавшего такой прыти от него противника в бок. Однако тот оказался настороже, и удар, казалось бы, смертельный, лишь ранил его, ибо десятник успел отступить. Но вызванная болью заминка позволила Ратхару вновь атаковать, пока чересчур ловкий стражник еще не пришел в себя. Стальной клинок опустился на плечо десятника, наискось разрубив его почти до середины груди. Еще один стражник упал, мгновенно испустив дыхание, еще на одного противника меньше осталось перед беглецами.

Едва расправившись со своими противниками, наемник кинулся туда, где неравный бой вела его спутница, с заметным трудом отражая удары двух дюжих молодцев, теснивших ее к густым зарослям, сквозь которые невозможно было бы пробраться. Пока Мелианнэ держалась только за счет своей подвижности, не позволяя противникам окружить ее.

Один из стражников, боковым зрением заметив метнувшегося к ним седого воина с окровавленным мечом, развернулся, чтобы встретить новую угрозу. Не собираясь вовсе ввязываться в долгий бой, Ратхар просто метнул на бегу в затянутую кольчугой широкую грудь противника свой топорик. Однако стражник, оказавшийся для своих приличных габаритов довольно проворным, смог увернуться, и остро оточенное лезвие лишь зацепило его в плечо.

Бой с оставшимися в живых солдатами был коротким, но кровавым. Ратхар заставил своего противника отступить назад, но стражник сумел ранить наемника в плечо, от чего тот едва не выронил оружие. Стражник атаковал, намереваясь добить своего противника, но Ратхар, перехватив клинок в левую руку, отбил несколько выпадов, а затем без особых затей пнул стражника в колено, раздробив ему сустав. И не давая противнику, припавшему на одно колено, времени опомниться, одним могучим ударом, отразить который стражник не успел, Ратхар добил его.

Кинувшись к эльфийке, наемник убедился, что Мелианнэ сама оказалась в состоянии справиться с единственным врагом, который теперь лежал на ковре из листвы без движения, а из разрубленной артерии толчками выходила кровь, жадно впитываемая землей.

Несколько мгновений спутники стояли друг против друга, сжимая мечи и тяжело дыша, не столько от усталости, сколько от напряжения. В глазах эльфийки плескалась ярость, и даже ко всему привычный Ратхар внутренне содрогнулся, ибо жажда смерти, исходившая от Мелианнэ, абсолютно не вязалась с обликом прекрасной обитательницы лесов.

— У тебя кровь, — наконец хрипло произнес наемник, опуская клинок. — Ты ранена? — Он говорил отрывисто, пытаясь успокоить дыхание.

— Что? — Мелианнэ, перехватив взгляд Ратхара, провела рукой по лицу, стирая алые брызги. — Нет, все в порядке. Это его, — эльфийка указала на труп стражника, лежавший неподалеку.

— А вот меня все же зацепили, — усмехнулся наемник. — Больно прыткие ребята нынче попадаются, мечом работают, что твои рыцари.

— Сильно? — поинтересовалась эльфийка, выходя из состояния того безумия, которое овладело ею во время боя. — Помочь?

— Позже, — только отмахнулся Ратхар. — Это ерунда. Кажется мне, здесь могут оставаться еще стражники, за нами следом шел приличный отряд. Нужно убираться подальше, пока нас вновь не догнали, — решил воин. — Еще одна такая схватка для нас может оказаться последней.

— У меня стрелы кончились, нужно собрать хоть несколько, — спохватилась эльфийка.

— К демонам стрелы, уходим отсюда! — наемник вовсе не ощущал восторга при мысли, что на поляне с минуты на минуту могут объявиться товарищи убитых стражников.

Эльфийка, не обращая внимания на слова наемника, принялась собирать стрелы, вытаскивая их из тел убитых солдат. Ратхар, оглядевшись, понял, что они вдвоем сумели уложить здесь не менее десятка воинов, а скорее всего даже больше, поскольку двух или трех лучников эльфийка сняла меткими выстрелами, пока они еще не выбрались на поляну.

Сборы заняли совсем мало времени, ровно столько, сколько Мелианнэ понадобилось, чтобы выдернуть из теплых еще тел королевских стражников десяток стрел, а наемнику — наскоро перевязать оказавшуюся вовсе не пустячной рану. И вновь двое беглецов, старательно запутывая следы, размеренным шагом побежали по мрачному осеннему лесу. Они не слышали звуков погони, но были уверены, что далеко уйти им не дадут. И они были правы.

Глава 2. Слишком много охотников

Сказать, что Антуан Дер Кассель, капитан гвардии Его величества Зигвельта, был взбешен, значит по меньшей мере солгать, ибо состояние, в котором он пребывал, являлось высшей степенью ярости. Он был готов сорваться по любому пустяку, так что его гвардейцы и тем более стражники, приданные их отряду, предпочитали держаться подальше от своего командира. Лишь чародей Скиренн сохранял спокойствие, да и капитан гвардии не рисковал на нем вымещать накопившуюся в душе злобу, с некоторых пор проникшись к молодому ученику Амальриза определенным уважением.

Причин такого состояния Дер Касселя, который обычно всегда отличался хладнокровием и завидной выдержкой, было не так уж много, но вескости их можно было только позавидовать. Началось все с прибытия гвардейцев, которых с сообщением от коменданта Ларка нагнал на большом тракте вестовой, на ту самую поляну, где передовой отряд погони едва не схватил проклятую эльфийку. Однако к тому времени, когда гвардейцы оказались там, на поляне лишь лежали тела нескольких стражников, павших в схватке с оказавшимися вдруг весьма зубастыми беглецами. Глядя на разрубленные и утыканные стрелами тела, походившие больше на куски мяса на бойне, Дер Кассель убедился, что наемник, который, в этом уже не было сомнений, сопровождал нелюдь, оказался не так прост. Собственно, узнав, что неуловимая доселе парочка ухитрилась истребить шайку самого Божьего Одуванчика, который по праву считался одним из лучших мечников королевства, и в ватагу свою абы кого не принимал, капитан гвардии сразу уверился, что покой Перворожденной хранит настоящий мастер. И, будучи сам признанным мастером клинка, Дер Кассель, что уж скрывать, не отказался бы от возможности сойтись с этим бойцом в поединке, ибо всегда капитан уважал сильного противника, неважно, был ли тот высокородным дворянином, наемным воином или бандитом с большой дороги.

— Он нанес страшное оскорбление королю, посмев убить воинов, служащих под знаменем Дьорвика, — произнес капитан королевской гвардии, наблюдая, как прибывшие с ним на место схватки воины готовятся предать земле павших стражников. — И этот позор можно смыть только кровью наглеца. Я с радостью прикончу безродного бродягу, посмевшего бросить вызов короне, — со смесью ненависти и невольно возникшего восхищения сквозь зубы процедил Антуан Дер Кассель, в то время как его спутники были заняты своим скорбным делом. Да, тот, кто вышел победителем из боя с целым отрядом стражи, был достоин смерти от руки первого бойца королевства, и капитан Дер Кассель намеревался предоставить своему безымянному противнику такую возможность: — Я сражусь с ним, один на один, и убью этого наемника. Но, право же, жаль, — добавил капитан, сокрушенно качая головой, — что этот воин ныне решил стать нашим врагом. Такому бойцу нашлось бы место в королевском войске или даже при дворе. Однако он сам решил свою участь, и я не остановлюсь, пока не омою свой клинок в его крови!

Но, видимо, желание Дер Касселя еще не скоро могло осуществиться, ибо, несмотря на спешку, гвардейцы отставали не только от беглецов, но и от тех воинов, которые под началом сотника Ларка гнались за ними. Приходилось торопиться, поскольку каждая минута давала беглецам еще один шанс уйти от погони, сбросить ее со следа, залечь где-нибудь, затаиться, а затем метнуться в сторону, уходя из готового уже щелкнуть стальными челюстями капкана. Все же, путем чудовищного напряжения сил, когда закаленные гвардейцы уже едва могли переставлять ноги, им удалось нагнать людей сотника, которые шли широкой цепью, намереваясь охватить возможно большее расстояние.

С самим Ларком было не более двух дюжин людей, включая и тех воинов, которые встретились ему по пути сюда. Этих сил, конечно, было слишком мало, чтобы охотиться в густом лесу на эльфийку, способную буквально сливаться с деревьями, призывая на помощь себе таинственную и могучую магию своего народа. Да и человек, ее щит и меч в переносном и буквальном смысле этих слов, оказался далеко не новичком в деле лесной войны. Эти двое почти не оставляли следов, и даже верные псы, которые, казалось, запах Перворожденных чуяли за десять миль, пару раз едва не потеряли след. Собственно, лишь собаки и могли дать шанс людям найти кого-то в лесу. Отличаясь невероятным чутьем, псы могли обнаружить след эльфа в лесу, даже если Перворожденный оставил его несколько часов назад. Эльфы, по праву считавшие лес своим домом и не боявшиеся встречи с любым хищником, оказывались полностью беззащитными перед собаками, и даже мирные домашние псы, специально не обученные, с легкостью обнаруживали присутствие Детей Леса. Поэтому, кстати, в любом поселке возле границы всегда держали целую свору собак, ибо прежде не раз бывало, что животные спасали жизни людей, предупредив их о приближении отряда Перворожденных и позволив приготовиться и дать отпор.

Гвардейцы и стражники шли, разбившись на несколько отрядов, двигавшихся параллельно друг другу. При этом с капитаном остались только четверо его людей, да еще Скиренн, остальные разбавили собою цепь стражников. При этом один из стражников, считавшийся неплохим лесовиком, шел с гвардейцами и их капитаном, но главным средством поиска был крупный лохматый пес, которого тот самый стражник и вел на длинном поводке. Ларк по примеру Дер Касселя, также оставил себе четверку лучших бойцов да еще и пару следопытов с собаками. Таким образом, эти два отряда составили костяк погони, при этом Дер Кассель шел в центре, а сотник со своей «гвардией» занял левый фланг, поскольку направление прорыва на север для преследуемых казалось наиболее предпочтительным. Зажатые между цепью стражников и гвардейцев, почти непроходимыми болотами, и приведенными в полную готовность постами и заставами стражи на границе с эльфийскими лесами, беглецы могли бы попытаться уйти от погони, резко повернув в сторону и проскользнув под носом у одного из фланговых отрядов. Вновь вернувшись в обитаемые земли, они могли устроить краткую передышку, избрав затем иной путь, чтобы все-таки добраться до рощ И’Лиара. Правда, воочию убедившись в том, что и эльфийка и наемник оказались великолепными бойцами, теперь Дер Кассель полагал, что еще проще было бы прорваться сквозь заслон, истребив часть воинов и уйдя назад по своему следу, пока остальные преследователи опомнятся.

На второй день погони, когда во время краткого привала все воины, даже самые стойкие, от усталости едва не падали на землю, с трудом находя в себе силы заниматься обычными делами по обустройству стоянки, к Дер Касселю подошел маг. Все время, пока гвардейцы и люди Ларка гнались за эльфийкой по лесам, Скиренн держался намного лучше, чем даже бывалые воины, благодаря чему заслужил некоторую долю уважения солдат, которые обычно магов не жаловали. Вот и теперь ученик Амальриза не рухнул навзничь, с трудом переводя дух, а держался с таким видом, будто гулял по королевскому парку, а не бежал по дремучим дебрям.

— Капитан, я опасаюсь, что мы можем потерять след наших друзей, — Скиренн опустился на корточки перед Дер Касселем, который также сидел на земле, подстелив собственный плащ. — Скоро начнутся топи, а там нетрудно сбить нас со следа.

— Но и самим беглецам сгинуть там тоже очень легко, — возразил капитан, имевший представление о том, какие опасности таят в себе болота, тянувшиеся до самого Хильбурга. — Я не считаю, что они сунутся в топи. Там же нет никаких троп, придется идти очень медленно, а мы, двигаясь еще по твердой земле, сумеем их нагнать.

Антуан Дер Кассель изо всех сил старался унять дрожь в ногах. Мышцы ломило, так что сейчас капитан едва ли был в силах сделать хоть несколько шагов, и легкие горели огнем. Бег по густым зарослям в полном снаряжении, при оружии и в доспехах, наперегонки с легконогой эльфийкой и ее кажущимся неутомимым спутником-человеком дался нелегко, но зато погоня сократила отделявшее их от беглецов расстояние еще не менее чем на милю, и это было просто замечательно.

— Эльфийка взяла хороший темп, и опережает нас едва ли не на дневной переход, — заметил чародей, меж тем упрямо стоявший на своем. — У них будет время на поиск безопасного пути.

— Возможно, но что ты хочешь сказать? — прищурившись, капитан пристально вгляделся в лицо своего собеседника. — Не из праздного же интереса ты затеял эту беседу. А то я и сам не понимаю, что потерять эльфийку в густом лесу довольно просто.

— Нет, не из праздного интереса, — Скиренн согласно кивнул, придав лицу крайне задумчивое и сосредоточенное выражение. — Я решил использовать кое-что из своего искусства, дабы облегчить поиски. Если все получится, никакая магия, никакое мастерство в запутывании следов не поможет эльфийке скрыться от нас, — заверил капитана гвардии чародей. — Правда не уверен, что моя задумка сработает, — с некоторым сомнением добавил он.

— Ну хотя бы скажи, что ты придумал, чародей, — в голосе Дер Касселя прорезался интерес, сменивший вялую безразличность. Убедившись уже в том, что Скиренн не зря обучался магии у одного из лучших чародеев современности, капитан стал ценить способности спутника и понимал, что помощь его может оказаться более чем существенной.

— На поляне, там, где эти двое искрошили десяток стражников, я подобрал несколько стрел, выпущенных эльфийкой, — принялся излагать свой замысел, в действенности которого он и сам не был вполне уверен, ученик Амальриза. — Ты, верно, слышал, что Перворожденные отлично стреляют, но мало кто знает, что к острому глазу и твердой руке добавляется еще и толика магии. Несложное заклинание, строго говоря, не совсем даже волшебство, направляет стрелы точно в цель, выбранную стрелком. Промахов почти не бывает, но для этого нужно, чтобы противники стояли не плотной толпой, а разреженно, ибо сосредоточиться на одном из них можно только в этом случае. Еще немалую роль играет расстояние, все же с полумили трудно разглядеть отдельного воина, хотя не прицельно стрелу можно послать и на такую дистанцию.

— И к чему ты это говоришь? — нетерпеливо спросил Дер Кассель, прерывая объяснения мага. — О славе эльфийских лучников я знаю, а какое отношение к этому имеет магия?

— Наша эльфийка пользовалась этими чарами, и их… отпечаток, скажем так, остался на месте боя и на стрелах, которые она не собрала после схватки, — не обратив внимания на столь явное раздражение спутника, продолжил Скиренн. — Я потратил немало времени и сил, чтобы понять суть ее магии, но теперь можно попытаться найти ее по этим самым следам. Стрелы с их владелицей связаны некой нитью, которая с каждым мигом и каждой милей, пройденной ею, истончается, но пока можно взять их след.

— Это же замечательно, — воскликнул капитан, тотчас воспрянув духом. — Получается, нам не нужно искать отпечатки их сапог и сломанные ветви!

— К сожалению, в действенности этой задумки я не вполне уверен, — без особого энтузиазма признался Скиренн. — Но едва ли в окрестных лесах есть еще хоть один носитель магии Перворожденных, поэтому шанс, не слишком большой, все же есть.

— Вижу, ты уже стал настоящим магом, хотя и называешь себя учеником Амальриза, — эти слова Дер Кассель произнес с явным уважением. Капитан понял сомнения чародея, но решил, что тот просто не хочет зря обнадеживать его. — Я верю, твой план сработает, почтенный Скиренн.

— А как я хотел бы поверить в это… — маг вздохнул, скривившись в невеселой усмешке. — Что ж, сейчас попробую сплести заклинание, чтобы набросить на нашу неуловимую принцессу поводок. — Кивнув капитану, Скиренн двинулся прочь, готовясь приступить к поиску.

Пожалуй, молодой чародей все же покривил душой, утверждая, что сам не верит в успех задуманного. Конечно, поисковая магия, особенно направленная на розыск другого чародея, является весьма сложной вещью, да и опасной подчас, ибо объект пристального внимания, почувствовав слежку, может нанести через ту самую нить, которая тянется за ним, ответный удар. Правда, этого Скиренн не опасался, ведь все же его противником был не полноценный чародей Перворожденных, а нахватавшаяся верхушек принцесса. Она, конечно, знала несколько несложных атакующих заклятий, да и от чужого волшебства могла защититься, но по сравнению с ней даже ученик чародея казался могущественным магом. Нельзя было списывать со счетов, конечно, и то, что силы, которыми может повелевать эльфийка, все же отличны от тех энергий, на основе которых строится магия людей, не столь тесно сроднившихся со стихиями, но это все же были мелочи.

Несмотря на то, что заклинание, задуманное Скиренном, не относилось к особо сложным разделам магии, он все же не стал зря рисковать, прибегнув к ритуальной магии, которая хоть и была более медленной, чем магия мысли, но обладала при этом большей надежностью.

Не откладывая задуманное, Скиренн, найдя себе небольшую полянку чуть в стороне от временного лагеря, разбитого уставшими воинами, принялся за работу, первым делом расчертив на земле нечто, походившее на звезду, возле каждого луча которой находились символы, отдаленно напоминавшие гномьи руны, но таковыми, кстати, не являвшиеся. Быстро орудуя коротким кинжалом из темного металла, который был предназначен именно для такого использования, маг процарапывал бороздки на влажной земле, соединяя их между собой, а затем всю конструкцию заключил в круг. В центре звезды была помещена та самая стрела, которая несла на себе некий след магии Перворожденной, хотя след этот был совсем ненадежным. Однако Скиренн не пытался найти кого-либо, могущего быть где угодно, что потребовало бы более тщательной подготовки и гораздо больших сил, влитых в заклинание. Цель его поисков находилась относительно близко, к тому же он не пытался добиться и исключительной точности, довольно было того, что станет известно направление движения. Поэтому, шагнув назад и выйдя за пределы им же очерченного круга, Скиренн резко взмахнул рукой, на миг сотворив в воздухе мерцающий серебром узор, напоминавший рисунок на земле. Едва рисунок в воздухе угас, звезда налилась таким же светом, а стрела сама собой повернулась, указав наконечником не на север, как лежала ранее, а куда-то на юго-восток.

— Капитан, они сменили направление, — Скиренн, которого внезапно охватило сильнейшее возбуждение, окликнул Дер Касселя, в тот момент что-то обсуждавшего со следопытом, приданным их небольшому отряду. — Повернули к югу. Думаю, они не особенно далеко от нас. — Магу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ничем не выдать свою радость, ведь впервые ученик Амальриза смог успешно выполнить поиск, прибегнув к подобной магии. Однако спутникам его о том знать не следовало, пусть лучше они видят перед собой многоопытного и уверенного в себе чародея, а не ученика, впервые вырвавшегося из-под опеки своего наставника.

— У тебя все получилось, маг? — резко спросил капитан гвардии. — Мы сможем точно знать, где они и куда идут?

— Да, теперь они у нас на поводке, но нужно спешить, — предостерег Дер Касселя чародей. — Если эльфийка уйдет слишком далеко, я уже не смогу взять след, тем более что и сейчас он очень слабый.

— Все ясно, значит, не будем терять напрасно время. — Капитан обернулся назад, туда, где расположились, набираясь сил перед новым переходом, его воины: — Всем подъем, нужно торопиться. Выступаем через три минуты!

Порядком уставшие гвардейцы не выказали особой радости, услышав новый приказ командира, но все же начали спокойно и внешне неторопливо, но при этом очень сноровисто собираться в путь, методично уничтожая все следы своего пребывания здесь и спешно осматривая свое оружие, дабы в любой миг быть готовыми к бою.

Покинув лагерь, бойцы Дер Касселя двинулись в путь со всей возможной скоростью, возглавляемые самим капитаном и магом, подле которых держался и следопыт из стражи, неплохо знавший эти места. Судя по направлению, на которое, точно компас, указывала отливавшая теперь серебром стрела, которую Скиренн периодически клал на землю или просто на ветвь дерева, беглецы пытались приблизиться к Гирле, заметно забирая на юг, и даже могли ускользнуть от преследовавших их воинов. Не имея возможности сразу оповестить всех своих людей, Дер Кассель решил, что и имеющихся под его началом сил будет достаточно, чтобы схватить эльфийку, благо скрыться от них последней теперь было не так просто.

Отряд бежал весь день, порой буквально прорубаясь сквозь заросли, пока сумерки, внезапно окутавшие лес, не сделали их дальнейшее продвижение затруднительным, ибо в темноте бродить по болотам было весьма опасно. Сохраняя на лице маску недовольства, Дер Кассель вынужден был устроить привал, ибо его люди, хотя и были все как один крепкими и выносливыми, устали, а продолжать погоню с бойцами, у которых того гляди, мечи выпадут из рук, себе дороже. Сил воинов хватило ровно на то, чтобы распределить время несения стражи, поскольку даже здесь нельзя было расслабляться, а эльфы давно слыли известными мастерами партизанской войны, и под покровом ночи Перворожденная вполне могла подобраться к лагерю, дабы уменьшить число своих преследователей. Скиренн, видя, что гвардейцы сильно утомились, предложил, было, покараулить некоторое время, но доверять свою жизнь магу, уважение к которому пока не простиралось столь далеко, никто не решился. И все же чародей долго не смыкал глаз, разгуливая вокруг лагеря, словно бесплотный призрак, и заставляя часовых, сменявших друг друга, постоянно пребывать в напряжении. Воины слышали, как их спутник что-то бормотал себе под нос, периодически делая в воздухе странные пассы руками, но потом перестали обращать на него внимание.

Едва начало светать, капитан гвардейцев поднял своих людей, мало не растолкав их пинками, и вновь рванул вперед, туда,куда указывало заклинание Скиренна. Выстроившись цепью, воины быстро шли через лес, уже кое-где уступавший место заросшим озерцам, предвестникам трясин, до которых оставалось не более одного дневного перехода. Но стоило только воинам развить приличную скорость, подстроившись под ритм своего командира, как маг озадачил Дер Касселя сообщением о том, что преследуемые ими эльфийка и наемник вдруг развернулись и теперь идут обратно, сделав, очевидно, большой крюк в направлении реки.

— Что они задумали? — Дер Кассель задумался, придав и так хмурому лицу вовсе уж мрачное выражение.

— Возможно, они собираются выйти к Гирле и перебраться на другой берег, хотя это маловероятно, — предположил маг, недоуменно пожимая плечами. — Или они хотят затаиться в этих дебрях, сбив преследующих их солдат со следа, а затем выскользнуть к нам в тыл. Тогда они смогут уйти достаточно далеко, прежде чем мы вновь их настигнем.

— Это действительно возможно, — капитан согласился со Скиренном. Чародей не был особо сведущ в тактике, но сейчас Дер Кассель не мог не признать, что его предположения вполне оправданы. — У нас не так много людей, если они запутают следы, то стражники, которые сейчас преследуют их, не сразу могут разгадать уловку, а эти двое прокрадутся мимо них, а тогда придется снова искать их вдоль всей границы, бросив сюда еще больше людей.

— Мы можем перехватить их, капитан. Эльфийка наверняка не догадывается, что нам известен их маневр, — напомнил маг, благодаря которому и гвардейцев действительно было теперь неоспоримое преимущество перед беглецами.

Пришлось поторопиться, ибо следовало преодолеть немало миль по густым зарослям, дабы настичь беглецов, пока они еще не успели убраться подальше. Но, несмотря на спешку, гвардейцы опоздали. Когда они были уже весьма близко от преследуемых, грозя внезапной атакой последним, Скиренн вдруг забеспокоился и потребовал спешить, ибо, по его мнению, беглецы вступили в бой с одним из отрядов стражников.

— Там применена магия, капитан, — маг весь дрожал от нетерпения. — Я уверен, это эьфийка. На них, видимо, наткнулся кто-то из людей Ларка. Мы еще можем успеть, пока стражники держатся.

— С чего ты решил, что эльфийка принялась колдовать?

— Вот, — Скиренн сунул под нос Дер Касселю перстень, только что снятый с указательного пальца. Красный камень, скорее всего рубин, вставленный в золотой ободок, мерцал, испуская алое сияние. — Он улавливает любую магию на расстоянии пары миль, очень сильный артефакт, и весьма надежный, — уверил гвардейца чародей. — Здесь больше некому колдовать, милорд.

И, словно в подтверждение слов волшебника, до гвардейцев донесся слабый звук охотничьего рожка. Этим сигналом, который Антуан распознал сразу же, еще раньше гвардейцы и стражники условились извещать друг друга, если наткнутся на эльфийку. Во влажном лесном воздухе пронзительный звук был слышен за много миль, и теперь кто-то из воинов трубил, призывая на помощь своих товарищей.

— Они зовут нас, видно, там и вправду идет бой. Веди нас, маг, — Дер Кассель передал командование своими бойцами Скиренну, полагая, что тот с помощью всяких чародейских ухищрений сможет привести их к цели. Сейчас, когда под угрозой была, ни много, ни мало, судьба королевства, не время вспоминать о вечной неприязни тех, кто избрал путь воина к адептам магии. — Мне не терпится прикончить этого наемника, решившего, что он может смеяться над стражей и даже над королевской гвардией!

Ученик Амальриза, не мешкая, взял верное направление, ринувшись в заросли так, что люди Дер Касселя едва не отстали от него, просто не ожидая такой прыти от не слишком сильного и выносливого с виду мага. Спустя не более часа гвардейцы, державшие наготове оружие, оказались на прогалине, где увидели тела нескольких стражников и двух своих товарищей. С яростным ревом Антуан Дер Кассель, абсолютно непритворно переживавший гибель своих воинов, метался по поляне, потрясая оружием.

— Как же так, как вы позволили какому-то наемнику, псу войны, одержать над вами верх? — капитан стоял над телом своего бойца, одного из двух гвардейцев, бывших в этом отряде. На глазах воина выступили слезы, и выражение лица его, символизировавшее скорбь по павшим товарищам, не обещало ничего хорошего тому, кто стал их убийцей.

Следопыт из стражи и маг, стоявшие поодаль, молчали, ибо не место и не время было говорить утешительные речи. Скиренн точно знал, что скорбь и ярость Дер Касселя абсолютно искренни, ибо гвардия была не просто одним из многих отрядов, служивших королю, а представляла нечто большее. Воины, удостоившиеся чести носить королевский герб, переставали считать себя отпрысками того или иного рода, уроженцами какой-либо земли, а превращались в братство, объединенное служением государю, и каждый из них знал, что может полагаться на товарища больше, чем на самого себя. Присяга для этих воинов была не пустой формальностью, хоть и торжественной, а настоящим обетом высшим силам, и за много веков существования гвардии ни разу гвардейцы не запятнали себя трусостью или того хуже, изменой, выполняя единожды данную клятву хотя бы и ценой жизни.

— Почему ты ничего не сделал, чародей? — командир гвардейцев кинулся к Скиренну, в задумчивости остановившемуся над выжженной проплешиной в центре поляны, где среди пепла можно было различить человеческие останки. — Из-за тебя они погибли! — вскричал капитан Дер Кассель. — Будь ты чуть расторопнее, и мы уже торжествовали бы победу. Погибли лучшие мои воины, гвардия опозорена, и ты виновен в этом, маг!

— Успокойтесь, капитан, мы не успели, и теперь ничего не изменить, — маг попытался утихомирить впавшего в ярость Дер Касселя, но тот лишь еще больше распалялся.

— Эта тварь, мерзкая нелюдь, перебьет всех нас поодиночке, а все из-за того, что мы твоей милостью бегаем впустую по лесам, доверяясь проклятой магии, — капитан вплотную подступил к магу, сохранявшему спокойствие. — Вы все, колдуны, за одно, что люди, что длинноухие выродки!

В припадке безумия гвардеец замахнулся кулаком, намереваясь вымесить свою злобу на волшебнике, но Скиренн выбросил вперед руку, особым образом сложив пальцы в некий знак, и воин отлетел назад на несколько шагов, во весь рост растянувшись на земле. При виде того, как их командира обижают, прочие гвардейцы подступили к магу, но не решились переходить к более агрессивным действиям, догадываясь, чем это может обернуться для них. На глазах воинов был унижен их командир, и этого нельзя было оставить, но и нападать на мага, успевшего явить свое искусство, было более чем опрометчиво. Потому они так и стояли, раздираемые сомнениями, гневно сжимая челюсти, стиснув рукоятки мечей и сверля Скиренна тяжелыми взглядами.

— Мне тоже жаль погибших воинов, но их убийцы не ушли далеко, — Скиренн обратился к столпившимся воинам, чувствуя, как в любой миг может выплеснуться охватившая их при виде погибших товарищей ярость. А поскольку кроме чародея не на ком больше было выместить свой гнев, но попытался успокоить воинов, словами остудить их пыл, не желая биться с ними, хотя и не сомневался в своей победе.

— Эльфийка оставила здесь хороший след, по которому теперь можно идти за ней хоть до Шангарских гор — маг кивнул на пепелище. — Мы лишь немного опоздали, и беглецы еще где-то неподалеку. Мне понадобится совсем немного времени, чтобы отыскать их, — уверил маг своих спутников, начавших, кажется, приходить в себя. — А пока помогите вашему командиру, который еще не вполне понимает, на кого можно поднимать руку.

Чародей принялся расчищать место вокруг пепелища, где погиб один из стражников, на свою беду наткнувшихся на беглецов. Кинжалом он вырубал кусты и срезал траву, поскольку вновь намеревался прибегнуть к ритуальной магии, основой которой должна была стать, как и прежде, звезда, фигура, идеально подходившая для концентрации рассеянной всюду магической силы. Гвардейцы, наблюдая за суетой мага, отошли подальше, дабы не попасть под его горячую руку. Капитан, еще не оклемавшийся после удара Скиренна, был наглядным примером того, сколь опасен оскорбленный волшебник.

— Ваша милость, Пушок не может взять след, — к Скиренну подошел стражник, державший за ошейник огромного пса, видимо, шутки ради названного такой кличкой. Пока капитан Дер Кассель пребывал без сознания, следопыт к магу обращался, как к командиру отряда. — Они ушли туда, в сторону болот, — стражник махнул рукой, указывая направление. — След обрывается примерно в четырех сотнях ярдов отсюда.

— Скоро мы сможем их найти, — обнадеживающе заверил чародей, принявшись одновременно вычерчивать линии на земле. — Как думаешь, давно они убрались отсюда?

— Мы разминулись с ними, должно, на считанные минуты, — протянул стражник. — Кто-то из них ранен, но все равно бегут быстро.

— Ранен? — маг поднял взгляд на солдата, на мгновении оторвавшись от своего чародейства.

— Вон там, возле дерева, я нашел окровавленный болт, — поспешно кивнул следопыт. — Стрелял явно кто-то из гвардейцев, у наших ведь только луки, да и у беглецов самострелов не должно быть. Одного из них зацепили, но, видно, рана не была очень тяжелой.

— Что ж ты сразу не сказал? — вскинулся чародей. — Если у нас есть кровь одного из них, то найти этих ублюдков ничего не стоит. — Маг последовал туда, где следопыт нашел стрелу. — Да за эту находку я бы тебя сразу повысил до сотника! — Скиренн на радостях от души хлопнул стражника по плечу, не сводя глаз с испачканного уже запекшейся кровью болта.

Находка стражника была поистине бесценной, и маг решил не терять ни минуты. Быстро принявшись за дело, Скиренн вытащил из заплечного мешка складной треножник, на который водрузил неглубокую чашу из серебра. В эту чашу он соскоблил с наконечника болта засохшую кровь, разбавив ее содержимым нескольких небольших флаконов, также отыскавшихся в торбе. Осталось только развести огонь, и когда налитая в чашу смесь закипела, выделяя весьма неприятный запах, Скиренн опустил в нее бусину из черного камня, висевшую на длинной тесемке. Погрузив каменную горошину, чародей подержал ее в бурлящем вареве несколько секунд, а затем вытащил. Камень сменил цвет на багровый, и теперь странный маятник ощутимо подрагивал в руках мага.

— Вот наша ищейка, — Скиренн усмехнулся, продемонстрировав незатейливую вещицу своим спутникам, среди которых был уже пришедший в себя капитан. — Это лучше любого пса, от нее невозможно скрыться, запутывая следы. Никогда не оставляйте свою кровь, это самая желанная добыча для мага, который считает вас своим врагом, — наставительно заметил он. — Теперь мы сможем найти наших беглецов, хотя бы они уже оказались за сто миль отсюда. Если бы знать, чья это кровь, можно было бы устроить им несколько неприятных сюрпризов, но придется пока обходиться тем, что есть.

— Чародей, — к Скиренну приблизился Дер Кассель, угрюмо уставившийся на мага. — Я погорячился сейчас. Прости мою несдержанность и не думай, против тебя я ничего не имею, — кто бы знал, как тяжело было капитану гвардии просить прощения, но ссориться с магом было еще опаснее, к тому же сейчас без его помощи Антуан наверняка не смог бы исполнить повеление короля, вот и пришлось наступить на горло собственной гордости. — Забудем то, что было? — предложил воин.

— Я уже забыл, капитан, и полагал, что ты поступил также. Воля короля проста, и не нам нарушать ее, тратя время на пустяки, — отмахнулся маг.

— Я рад, что это недоразумение исчерпано, — капитан несколько посветлел лицом, хотя после мощного удара в грудь ощущал себя довольно скверно. — И я тоже жажду выполнить приказ Его величества.

— Поторопи своих людей, капитан, — чародей поднял маятник. — Эльфийка со своим спутником уходит на восток. Думаю, они заметили нас раньше, но не рискнули связываться, тем более, если один из них пострадал в бою. Теперь едва ли они смогут передвигаться так же быстро, поэтому у нас есть шансы на успех.

Воины рысью помчались туда, куда указал маг, возглавляемые своим капитаном. Развернувшись цепью, семь человек, из которых трое были вооружены арбалетами, шли через заросли, порой расчищая себе путь клинками. Следов тех, кого преследовали гвардейцы, никто так и не заметил, но воины поверили магу, ибо он уже чуть не привел их к успеху. Преследование длилось еще несколько часов, пока не пала на лес ночь, а под ногами не захлюпала болотная жижа. И уже звезды засияли на чистом небосводе, когда гвардейцы вышли к кромке тех самых топей, что охраняли юг Дьорвика лучше, чем это могла бы сделать многотысячная армия.

Перед воинами раскинулась равнина, уходившая куда-то за горизонт. Могло показаться, что это просто большое поле, поросшее высокой травой и редкими деревцами, отчего то слишком хилыми и кривыми. Однако на самом деле то и была трясина, поверхность которой казалась столь обманчиво надежной. На кочках вырос тростник и деревья, но достаточно было лишь сделать шаг, чтобы с головой уйти в болотную жижу, перемешанную с илом и землей. Здесь не было ни единого пути, которым возможно было пересечь эти места. Даже самые опытные проводники и следопыты из стражи, исходившие все окрестные леса, не знали ни одной по настоящему безопасной тропы на восток. Даже зимой здесь было по-прежнему опасно, ибо в этих краях зимы не были такими суровыми, как на севере, где мороз сковывал реки, и потому трясина не замерзала, лишь покрываясь тончайшей коркой льда.

Люди задумчиво глядели вперед. Гвардейцы, уставшие от долгой погони, опускались на землю, роняя оружие. А капитан и маг, подозвав к себе следопыта из стражи, устроили военный совет.

— Я потерял их след, — произнес Скиренн, которому явно было нелегко признаться в своем неведении. — Словно обрезало. Это случилось за час до того, как мы сюда дошли. В последний момент беглецы шли на восток, поэтому должны были также выйти к болотам. Скажи, Эрмен, — обратился Скиренн к стражнику, — твой пес их учуял?

— Ваша милость, Пушок что-то почувствовал у самого края болота, но я не рискну туда идти. Там нет нормальной тропы, даже те, кто живет рядом, не суются на болота. Если эльфийка решил идти дальше, то она погибнет, — уверенно ответил следопыт.

— Нужно идти за ней в топи, — Дер Кассель, казалось, был готов на все, лишь бы догнать неуловимую эльфийку. — Не может быть, чтобы здесь не было тропы. Если прошли они, так и мы выберемся.

— Нет, милорд, идти дальше — самоубийство. — Стражник осмелился спорить со всесильным капитаном гвардии. — Мы погибнем, не пройдя и пары миль. Болота поглотят всех. К тому же взять след там пес уже не сможет.

— С чего это мы должны погибнуть? — недовольно спросил капитан, понимая однако, что стражник знает, что говорит, ведь он, в отличие от гвардейцев, успел узнать эти трясины.

— Болота сами по себе опасны, достаточно одного неверного движения, чтобы утонуть.

— Капитан, я думаю, нам действительно не стоит гнаться за ними вслепую, — Скиренн, понимая, что спорить с всесильным и весьма уважаемым капитаном королевской гвардии простой служака из заштатного гарнизона стал бы лишь при наличии серьезной причины. — Они сумели оборвать след, хотя я не могу представить, как им это удалось. Будь здесь даже эльфийский магистр, он едва ли смог бы так легко разрушить заклинание, построенное на магии крови, тем более этого не могли совершить простой рубака и чародейка-недоучка. Но теперь нет смысла гадать, как это произошло, как нет смысла зря рисковать людьми. Я верю, мы еще можем выполнить волю короля, просто нужно время, чтобы решить, как мы это сделаем. Наши беглецы по-прежнему ходят по земле, а не летают, как птицы, и еще немало времени пройдет, прежде чем они доберутся до границ с землями эльфов.

— Пожалуй, ты прав, маг, — Дер Кассель с явной неохотой уступил уговорам, в которых было немало здравого смысла. Решение это далось ему нелегко, ибо оставались неотмщенными его товарищи, и об этом долге Антуан Дер Кассель забыть не мог. — Пусть подадут сигнал, нужно собрать оставшихся наших людей, а потом уже решим, как действовать дальше.

Еще в начале погони гвардейцы, разделенные на несколько отрядов, условились подавать сигналы, например о помощи или о том, что кому-то из них довелось наткнуться на эльфийку, с помощью рога. И теперь над кромкой болот раздался прерывистый хриплый звук, призывавший воинов короля присоединиться к капитану. Горнист подождал некоторое время, а затем еще раз протрубил, ибо кто-то из гвардейцев мог и не услышать сигнал.

Ждать прибытия разбросанных по лесу людей Дер Касселю пришлось долго. Уже отгорел закат, когда из ближайшего леска появились четверо его бойцов в сопровождении еще нескольких стражников. Воины, пытавшиеся при облаве охватить как можно большее пространство, прибывали медленно, ибо, даже спеша из всех сил, они должны были преодолеть по нескольку миль густых зарослей.

Все, кто пришел из столицы вместе с капитаном гвардии, собрались на краю болот лишь к полудню следующего дня. Пришедшие с ними стражники, в том числе и сам сотник, с некоторым удивлением увидели, как гвардейцы с непокрытыми головами и обнаженным оружием отдали последний салют телам своих павших товарищей, точно все происходило не в глухом лесу, а на площади Короны в Нивене. Пожалуй, только Ларк и понимал в действительности, что церемония ни в коей мере не является показной, ибо, многое повидав и еще больше услышав за свою жизнь, старый воин был неплохо осведомлен о традициях гвардии.

После погребения, которое произошло тут же, Антуан Дер Кассель пустил по кругу флягу с вином, не обделив никого из присутствующих, а затем устроил военный совет. Обсудить дальнейшие планы кроме самого капитана были допущены Скиренн да сотник Ларк, который, как ни крути, во всей округе был человеком, наделенным наибольшей властью.

— Итак, судари мои, — начал Дер Кассель. — Какие у вас будут соображения по поводу поисков наших беглецов?

— Полагаю, милорд, нам нет смысла гнаться за ними вслепую. Ведь их следы мы потеряли, — первым высказался Ларк.

— Я согласен с сотником, собственно, то же и я говорил раньше, — заметил маг. — Магия ныне бессильна, что уж говорить о людях и даже о псах. — Скриенн задумался на некоторое время, и его собеседники не решились прервать размышления чародея. — Я до сих пор не могу понять, как им удалось скинуть поисковое заклятие, — произнес спустя несколько мгновений ученик мэтра Амальриза. — Здесь есть только два варианта — либо им помог невероятно могущественный чародей, способный заглушить даже зов крови, либо тот, чья кровь пролилась на поляне, мертв. В этом случае чары сами собой могли развеяться, — развел руками маг.

— Ни тот, ни другой варианты нам не подходят, — заметил капитан. — С могучим волшебником опасно вступать в бой, а бой будет, если этот предполагаемый чародей принял сторону беглецов. Но и смерть одного из них может значить лишь то, что они все могли погибнуть. Мало ли, хищники, или в трясину угодили, — предположил Дер Кассель. — Так или иначе, их не найти и нельзя принести королю то, за чем нас послали. — При этих словах Скиренн бросил полный укора взгляд на капитана, ведь сотник мог что-то понять даже из этих туманных намеков, а разглашать истинную цель своего появления здесь гвардейцам было запрещено под страхом смерти.

— Я могу предложить вам, господа, вернуться в Орвен, — заявил Ларк, не обративший ровно никакого внимания на неясные высказывания капитана гвардии. Или сделавший вид, что ничего не слышал, ведь он вовсе не был простаком или туповатым служакой. — По всей округе разосланы всадники, выставлены посты, тракт и отходящие от него дороги перекрыты, значит, есть шанс, что беглецов заметят, — уверил стражник своих собеседников. — А все вести, прежде всего, направляются в форт.

— Пожалуй, придется поступить именно так, как вы предлагаете, сотник, — кивнул Дер Кассель. — Не по мне позволять вот так легко уйти тому, кто убил моих воинов, нанеся тем самым оскорбление гвардии и королю, но верно нет смысла сломя голову бросаться вглубь топей.

Отряд, состоящий частью из гвардейцев, частью из воинов пограничной стражи, двинулся обратно, на запад, удаляясь от болот. Воины шли не торопясь, пользуясь случаем чтобы восстановить силы после стремительной погони, к великому огорчению не завершившейся успехом. Но планы Дер Касселя вскоре резко изменились, и причиной тому был ни кто иной, как Скиренн.

Маг не оставлял попыток вновь нащупать своими чарами эльфийку или человека, который был с ней. Стоило только устроить даже краткий привал, молодой чародей принимался чертить на земле все более сложные фигуры, облекая свою магию в форму символов. Но каждый раз его усилия заканчивались лишь разочарованием, ибо все самые сложные и изощренные заклинания наталкивались лишь на пустоту. И все же не в правилах ученика самого Амальриза было отступать, и старания Скиренна в итоге оказались вознаграждены.

— Капитан, — маг нашел Дер Касселя во время одного из привалов. Отряд был в пути уже четвертый день, почти добравшись до форта. Собственно, расстояние было не столь велико, но все воины шли нарочито медленно, будто не желая удаляться от кромки болот, к тому же, если начиналось преследование верхом, теперь люди двигались на своих двоих. Капитан решил не подгонять своих воинов, ибо смысла спешить пока не было. — Я знаю, где примерно находятся беглецы.

— Что? — Дер Касселя мгновенно охватило сильнейшее волнение. — Откуда, маг? И где же они, говори скорее, прошу тебя!

— Видите ли, милорд, я захватил с собой в погоню ту вещицу, которую мы отняли у гномов. Я решил, что это вроде компаса, но показывает он некие места или предметы, чья внутренняя магия резко отличается от магии окружающих мест. В последние два дня я решил более подробно выяснить принцип действия этой игрушки, и только сейчас я преуспел, — Скиренн коротко поклонился.

— Не тяни, маг, умоляю, — капитан чуть не схватил волшебника за воротник, но остановился, вспомнив, к чему немного раньше привела его грубость. — Говори же наконец, где беглецы!

— Я все пытался найти с помощью гномьего прибора эльфийку, настраивая его на магию Леса, но лишь сейчас понял, что можно попытаться отыскать предмет, чья магия еще более заметна здесь. Яйцо дракона, вот что должно быть самым приметным для любого мага и устройства, которое нацелено на поиск магии. Эти существа, соединившие в себе силу огня и воздуха, обладают своей, непостижимой для смертных, магией. Я решил рискнуть, — Скиренн не скрывал своей гордости, надо сказать, вполне законной, ибо мало кто вот так легко сумел бы раскусить магические секреты гномов. — И прибор, смастеренный недомерками, указал мне точное направление, и даже примерное место пребывания наших беглецов. Если верить этому устройству, то они только приблизились к восточному краю болот и сейчас находятся в нескольких десяткам миль севернее истоков Гирлы.

— Ты уверен, чародей? — тая надежду, спросил Антуан Дер Кассель. — Скажи точно, ты полностью убежден, что прибор гномов не врет?

— Как я могу быть в чем-то уверен полностью, милорд, — пожал плечами маг. — Но по мне лучше ухватиться за этот шанс, чем вернуться к тому, с чего мы начали. Если двигаться по воде, то мы не только нагоним беглецов, но и сможем даже перехватить их. Ведь эльфийка стремится к себе, на юг, а значит, они могут пересечь Гирлу у истоков, а затем попытаться перевалить через Ламелийские горы.

— Ты верно думаешь, маг, — воспрянувший духом Дер Кассель от избытка чувств хлопнул чародея по плечу. — Что ж, повернем на юг, найдем корабль или лодку и поплывем вверх по течению Гирлы. У нас и впрямь есть шанс.

Ларк оказался весьма удивлен, когда Дер Кассель заявил, что покидает его, дабы продолжить выполнение приказа короля, но удивление свое сумел сдержать. Он лишь дал совет, где можно найти лодки для путешествия по реке, указав дорогу к небольшому поселку. Гвардейцы направились на юг, вновь подгоняемые своим командиром, учуявшим добычу и не собиравшимся упускать ее второй раз. А на север, в столицу, стремительно полетел ястреб, одна из тех птиц, что принесли с собой гвардейцы. Он нес послание Амальризу и, разумеется, самому Зигвельту, где кратко были описаны происшедшие события и намерения Дер Касселя. Капитан гвардии просил в коротком письме оповестить гарнизоны в Ламелийских горах и в районе Хильбурга, дабы те приняли необходимые меры по поимке эльфийки. Все же гвардейцам пришлось бы потратить немало времени, дабы настигнуть беглецов, поэтому пока приходилось больше полагаться на пограничную стражу. И путь отряда королевских гвардейцев тоже лежал именно в Хильбург, ибо расквартированные там армейские отряды и пограничная стража должны были стать серьезным подспорьем в предстоящих поисках.

Разумеется, ястреб с посланием капитана гвардии достиг столицы гораздо быстрее, чем избравшие водный путь гвардейцы добрались до Хильбурга, который теперь должен был стать центром поисков неуловимой эльфийской принцессы, превратившейся из врага короны в личного врага гвардии и ее капитана, что было, пожалуй, гораздо хуже, ибо гвардейцы, знавшие, что такое честь мундира, не намеревались оставлять безнаказанной убийцу своих товарищей. Наемник, имени которого никто так пока и не узнал, ибо единственный человек, который был осведомлен об этом, то есть советник Герард из Рансбурга, был мертв, также становился еще одним врагом, и сам капитан Дер Кассель считал своим долгом убить этого наглеца, посмевшего прикончить его людей. Здесь ко всему прочему примешивалось еще и презрение гвардейцев, да и вообще всех воинов, состоящих на службе короны, к наемникам, которые шли в бой за того, кто посулит больше золота. По мнению солдат, такие воины не ведали понятия чести, хотя в действительности не всегда дело обстояло подобным образом, но кого это волновало? Однако в столице известию от Антуана не придали особенного значения, поскольку там назревали события, не менее важные, а именно восстание обитавших в Нивене гномов.


Первым камешком огромной неудержимой лавины было появление в гномьей слободе королевского гонца, который передал повеление владыки гномьим набольшим явиться во дворец. Ранее никогда не пользовавшиеся такой популярностью карлики вполне обоснованно насторожились, тем более что у них уже были весьма определенные подозрения по поводу предстоящей беседы. И по этой причине часть гномов, всего не более дюжины, вдруг решила спешно покинуть город, направляясь по неким неотложным делам на север.

Небольшой обоз, всего три телеги, на каждой из которых сидели настороженные и угрюмые гномы, державшие под рукой оружие, подъехал к воротам около полудня. Обычно не возникало никаких проблем при выезде из города, но на этот раз воины, которые несли караул возле ворот, повели себя иначе. На пути и телег оказались трое городских стражников, которые перекрыли дорогу, не подпуская гномов близко к воротам, словно опасаясь, что рискнут идти на прорыв, сметя жидкий заслон воинов.

— Что такое, — возмущенно заворчал сидевший на козлах первой телеги седой гном в дорогой одежде, вовсе не предназначенной для путешествий, и с многочисленными перстнями на пальцах. Оружия при нем не было, если не считать короткого кинжала в богато украшенных ножнах. Сделав недовольное лицо, он тяжело спрыгнул с телеги и уверенным шагом двинулся к стражникам. — Почему не пропускаете?

Низкорослый, едва достававший до плеча людям, коренастый, гном, насупившись, стоял лицом к лицу с одним из стражников, буквально пронзая того взглядом глубоко посаженных глаз цвета сапфира. Однако человек выдержал этот безмолвный натиск, ибо ему за годы, отданные службе в нивенской страже, приходилось сталкиваться еще и не с таким.

— Не велено, гноме, — угрюмо блюститель порядка, демонстративно положив ладонь на рукоять короткого меча. Его товарищи, мгновенно насторожившись, поудобнее перехватили алебарды, выдвинувшись чуть вперед. — Приказано никакие обозы не выпускать. Обратно вертайте. — Стражник нетерпеливо махнул рукой.

— Кто у вас тут старший? — осведомился гном. — Кликни-ка его, будь любезен.

— Как скажешь, — стражник обернулся к караулке, дверь в которую по причине теплой погоды была распахнута настежь, и громко позвал: — Командир, тебя тут гномы спрашивают!

— Чего изволите, почтенные? — Из темноты караульного помещения появился молодой воин со знаками десятника столичной стражи. Он широкими шагами направился к гномам, многие из которых уже спешились и теперь стояли позади своего предводителя.

— Почему нас не выпускают из города? — Недовольство старого гнома, судя по его голосу, росло с каждой секундой. — Что случилось, человек? Мы по торговым делам едем. Что за произвол такой? Потеряем прибыток — с вас спросим! — В ход пошел один из самых веских аргументов — золото. Пожалуй, сильнее его могла быть только сталь, но даже гномы понимали, что, взявшись за оружие, наверняка неминуемо погибнут, поэтому пока использовали чуть менее веские доводы.

— Приказано никого не выпускать, — сурово произнес десятник, хмуря брови. — Начальник стражи приказал, с него и спрашивайте, а мое дело маленькое. — Он говорил подчеркнуто вежливо, но тон десятника явно подходил не для увещеваний, а для приказов, тех, исполнять которые следует беспрекословно. — Так что нечего шум поднимать, не можем мы вас выпустить, и точка!

— Всегда свободно ездили, что ныне за запреты такие понавыдумывали? — Гном напирал на десятника, который был вынужден отступить назад на пару шагов. Остальные карлики плотной толпой стояли за спиной седого вожака, хмуря брови и сердито сопя. Видя это, десятник дал знак рукой, и к нему приблизилось с еще полдюжины стражников, сжимавших алебарды. Также четверо воинов заняли позицию в воротах, оттеснив древками многочисленных людей, пытавшихся войти в город, либо, напротив, покинуть его. А еще на надвратной башне показались арбалетчики, ненавязчиво наставившие свое оружие на небольшую группу гномов, представлявших сейчас весьма удобную мишень.

Видя это, к старшему гному подошел один из его родичей, молодой гном с короткой бородкой пронзительно черного цвета и массивной золотой серьгой в ухе. Он коснулся плеча родича, бросив быстрый взгляд исподлобья на солдат, и что-то торопливо прошептал на ухо старшине, после чего тот вдруг резко изменил тон и превратился в законопослушного горожанина:

— Ладно, служивый, коли приказано, мы не будем настаивать, — уже без столь заметного раздражения произнес гном. — Но только скажи хоть, надолго ли нас здесь запирают? У нас товары пропадают, а скоро сезон закончится. Ведь полные возы всякой кузни приготовили!

— Прости, не ведаю, гноме, — отрезал стражник, мотнув головой. — Узнайте в управе стражи, ежели хотите, а нам про то не сказывали.

По лицам подгорных мастеров не было заметно, что ответы стражника их удовлетворили, но все же они быстро расселись по телегам, которые погнали обратно в свой квартал.

А в то же время ко дворцу Его величества Зигвельта солидно вышагивая, приблизилась четверка гномов. Это были самые влиятельные и уважаемые жители столичного анклава этого народа, призванные вести переговоры с королем людей от лица всех своих родичей, принявших подданство Дьорвика. Все как один, эти четверо были седыми, бороды их, заправленные за широкие богато украшенные пояса, были воистину гордостью народа гномов. Одежда четверки депутатов сияла золотым шитьем и множеством самоцветов, подчеркивая их богатство и значимость, ибо столь дорогие одеяния могли быть только у тех, чьи дела идут с завидным успехом, а таких гномы уважали превыше любого иного, ибо успех в ремеслах и торговле был, по мнению карликов, милостью Великой Матери.

Постукивая по камням мостовой окованными железом тяжелыми резными посохами, гномы приблизились к парадному крыльцу королевского дворца, сопровождаемые удивленными взглядами встречных горожан. На широких ступенях резиденции государя Зигвельта стояли гвардейцы в сияющих шлемах и кирасах, сохранявшие полнейшую неподвижность, из-за чего их можно было бы принять за статуи, если бы только стражи еще могли не дышать на протяжении всей смены. Старший гном, отличавшийся наиболее длинной бородой, самой роскошной одеждой и множеством перстней с немаленькими самоцветами на пальцах, хотел, было, обратиться к одному из часовых, когда тяжелые створки, за которыми, собственно, и начинался дворец, это средоточие власти дьорвикских владык, распахнулись, и оттуда появился облаченный в камзол, расшитый королевскими гербами, камердинер, в руках державший церемониальный скипетр, мало уступавший посохам гномов.

— Вы ли есть старейшины поселения гномов на землях Его величества Зигвельта? — торжественно вопросил слуга, непроницаемым взглядом обведя четверку послов.

— Да, мы явились по слову короля, — гном, также сохраняя степенность и собственное достоинство, отвечал, сурово уставившись на человека, которого, впрочем, тяжелый взгляд подгорного жителя нисколько не смутил.

— Его величество ожидает вас в большой приемной зале, — сообщил слуга, глядя поверх голов своих собеседников. — Следуйте за мной, почтенные, — человек развернулся, не обращая внимания на то, идут ли гномы за ним, и двинулся вглубь дворца.

Путь их лежал по широким коридорам и многочисленным залам, ныне почти пустым, если не считать редких слуг да стоявших у дверей гвардейцев. Всюду висели роскошные картины и мозаики, запечатлевшие деяния ныне усопших владык королевства, многочисленных предков Зигвельта. В нишах между окон стояли рыцарские доспехи, опиравшиеся на тяжелые топоры и двуручные мечи. Наконец перед гномами распахнулись тяжелые створки дверей, за которыми располагался тот самый зал, где обычно проходили королевские приемы.

У дверей, как и положено, застыли суровые и беспристрастные гвардейцы, сжимавшие короткие протазаны, причем стража стояла как снаружи зала, так и внутри. Само помещение имело прямоугольную форму, причем в длинных сторонах этого прямоугольника были прорезаны по шесть узких окон, свет из которых едва доставал до середины зала. В арках между окон стояли гвардейцы, уставившиеся куда-то в пустоту. Нельзя было сказать, что приемный зал отличается особой роскошью, скорее наоборот, все здесь выглядело весьма скромно, но за этой скромностью и скрывалось истинное величие королей Дьорвика. Это на западе, за Шангарским хребтом, каждый царек, под властью которого находится по тысяче кочевников, гоняющих по пустыне табуны верблюдов, стремится отстроить себе роскошные покои со стенами из золота и кровлей из слоновой кости, которую подпирают настоящие алмазные глыбы. Тем самым эти ничтожные владыки пытаются показать любому чужаку свою власть, свое богатство и величие. Однако здесь, на севере, люди знают, что величие правителя заключено вовсе не в мишурной роскоши и безвкусных украшениях, а в том, насколько прочен мир на подвластных ему землях. И королям, на протяжении многих веков правившим Дьорвиком, не было нужды убеджать самих себя в собственном величии, пытаясь поразить случайных гостей блеском золота и самоцветов, ибо одно лишь то, что их держава не погибла под ударами эльфов и не распалась в кровавых усобицах на тысячу кусочков, беспрестанно грызущихся друг с другом, подтверждало мудрость и силу этих королей.

Зигвельт Шестой, милостью богов правитель Дьорвика, восседал на троне, не отличавшемся особым богатством, в окружении нескольких писцов и гвардейцев, стоявших по обе руки от него. Сам король был одет в простой парчовый камзол и горностаевую мантию, на которой были вышиты гербы его рода, ставшие уже давно и гербами державы, подвластной этой семье. Король предпочитал обходиться без лишних украшений, и теперь на его поседевшей головы тускло сверкал узкий венец из чистого золота, да на шее висела тяжелая цепь все их того же благородного металла, более же ничего лишнего, никаких скипетров и украшений не было. Подстать владыке была и его свита, также отличавшаяся подчеркнуто скромными одеждами и отсутствием лишних украшений. Лишь гвардейцы, лучшие воины королевства, преданные своему господину больше, чем кому бы то ни было, и готовые в любой миг принять смерть во имя его, сверкали позолотой начищенных до ослепительного блеска доспехов и сталью оружия. И каждому жителю Дьорвика было известно, что гвардия уже давно заслужила право затмевать самого короля роскошью и блеском своего облачения, ибо заслуги их перед владыками державы были поистине неоценимы.

Распорядитель, сопровождавший гномов на встречу с королем, шагнул вперед и громко произнес:

— Старшины квартала гномов на аудиенцию к Его величеству Зигвельту, владыке Дьорвика, — с этими словами камердинер ударил посохом по мрамору пола и отступил в сторону, пропуская гномов, следом за которыми всю дорогу шли двое гвардейцев, словно бы для того, чтоб депутаты от подгорных мастеров не передумали и не повернули бы обратно.

Правитель Дьорвика, с каменным лицом выслушавший слугу, мрачно взирал на разряженных в парчу и самоцветы гномов, в мыслях меж тем вознося горячую молитву Судие. Зигвельт не знал, чего ждать от сегодняшней встречи с подгорными мастерами, которые вовсе не были частыми гостями в его дворце. Так же не представлял государь, чего стоило ждать и от самих гномов. На словах они всегда были верными подданными правителя-человека, чьи предки в давние времена милостиво позволили якобы изгнанникам, вынужденным за какие-то неведомые проступки покинуть свои подземные города, поселиться в Дьорвике, еще и уравняв гномов в правах с людьми. И прежде слова их не расходились с делом, но как поведут себя долгобородые гордецы, гонора у которых было не меньше, чем даже у эльфов, пожалуй, не смог бы угадать ни один предсказатель. Во всяком случае, сам Амальриз, настоявший на том, чтобы быть подле короля. Когда тот примет гномьих старшин, даже не пытался предполагать.

— Приветствуем тебя, правитель Дьорвика, — разнеслось под сводами тронного зала, когда подгорные мастера дружно шагнули через порог. — Ты звал нас, и мы здесь, чтобы смиренно выслушать твою волю. Приказывай, государь!

Гномы поклонились Зигвельту, не раболепно, но вполне уважительно, ибо при всей их нелюбви к людям этот человек заслуживал, по меньшей мере, уважения хотя бы тем, что в его руках была столь огромная власть. При этом один из гномов, стоявший по левую руку от главного в этой четверке, покосился на занявшего место возле трона человека в длинных одеждах, украшенных золотым шитьем. Этот седой благообразный старик, в облике которого, тем не менее, проскальзывало что-то, дававшее ему сходство с хищной птицей, готовой в любой миг камнем упасть на выбранную жертву, был известен всем как в Дьорвике, так и за его пределами, под именем придворного чародея, мэтра Амальриза. Маг пристально вглядывался в лица вошедших в покои гномов, при этом поигрывая изящным браслетом из темного металла, охватывавшим его левое запястье.

— Подойдите ближе, гномы, — разнесся под высокими сводами зала голос Зигвельта, властно взиравшего на шагнувших вперед старейшин подгорного племени, угрюмо смотревших на короля взглядами, весьма далекими от почитания. — Знаете ли вы, для чего я призвал вас сюда?

— Нам про то неведомо, государь, — самый старый и богато одетый гном выступил чуть вперед, при этих словах еще раз поклонившись королю. — Мы явились к тебе, как только твои слуги известили нас о твоей воле, не задумываясь о причинах.

— Тогда я объясню причины вашего визита во дворец, — тон, которым были произнесены эти слова, да и весь облик короля свидетельствовали о том, что правитель находится не в лучшем расположении духа. — Скажи, кто из вас главный, кто может отвечать мне от лица всего вашего племени в королевстве?

— Я, Ваше величество, могу говорить с вами от имени своих братьев, — вновь склонил седую голову тот же гном, чьи одеяния отличались исключительной роскошью и некоторой вычурностью. — Я — Торир, — назвался он. — Старшина ювелиров, государь.

— Тогда я буду говорить с тобой, а спутники твои пускай помолчат, — велел Зигвельт, продолжив: — Я призвал вас сюда, чтобы выразить свое неудовольствие тем, как ваши родичи, мои подданные, добровольно признавшие себя жителями Дьорвика и тем самым обязавшиеся соблюдать общие для всех законы, эти законы нарушают, — сурово продолжил король, пристально вглядываясь в лицо назвавшегося Ториром гнома. — Ваши родичи неподалеку от южного тракта, что идет вдоль границы, устроили погром в поселке, пустив в ход магию, а затем убили нескольких стражников на заставе, когда те пытались обыскать их повозку. Знаешь ли ты об этом?

— До меня дошли такие вести, Ваше величество, — Торир обратился к королю, назвав его тем титулом, который был принят среди людей. — Я хотел бы заверить вас, что мы сами разберемся в происшедшем и покараем виновных, буде такие отыщутся. Эти безумцы покрыли позором всех гномов, подданных Вашего величества, и мои соплеменники, милостью ваших предков принятые в Дьорвике, как равные, жаждут смыть сей позор. Те, на чьих руках кровь твоих слуг, предстанут перед судом и будут наказаны, я клянусь в этом Великой Матерью.

— Виновных уже нет, гном, и ты прекрасно знаешь это, — повысив голос, сказал король. — Все они были убиты стражей, когда пытались скрыться от пущенной по следам преступников погони. Но прежде один из этих злодеев был взят живым, и его успели допросить, хотя позже он умер. Пришлось применить пытки, ибо ваше племя очень упрямое, — Зигвельт поморщился, добавив: — Хотя этого разбойника все равно ждала только смерть, ибо лишением жизни карается всякое посягательство на жизнь того, кто носит герб королевства и состоит на службе Дьорвика.

— Осмелюсь спросить, государь, а что же сказал этот позор племени гномов на допросе? — тихо, но уверенно произнес Торир.

— Я полагал, ты уже знаешь, что он мог рассказать, — зло усмехнулся король. — Но я, так и быть, в виде последней милости обреченным повторю его рассказ. А поведал нам сей гном, что в пределы Дьорвика тайно прибыли ваши родичи с юга, из сохранившихся там королевств Подгорного племени. Причем это были не просто гномы, а особые агенты, имевшие право повелевать от имени короля Дамиана, маги и воины, присланные в мое — здесь голос короля вновь стал громче, послышались нотки ярости — королевство с некой особой миссией. И также пленник рассказал, что гномы, выбранные своими родичами в старейшины, приняли чужаков, выполняя все их повеления идаже дав им в помощь опытных бойцов из числа тех гномов, что уже давно осели в Дьорвике. Что ты скажешь на это, гноме?

— Это ложь! — От волнения Торир перешел на визг, а борода его задрожала, словно на сильном ветру. — Ты сам сказал, государь, что пленник, который якобы все это рассказал вам, умер, — сверкая глазами, напомнил старшина ювелиров. — Так кто же теперь может подтвердить, что он действительно вам поведал всю эту нелепицу?

— Нелепица, — гневно крикнул король, уже не сдерживая свою ярость. — Нелепица, говоришь ты, гноме? Вы дали укрытие и оказали помощь агентам другой державы, которая хоть и не является пока нашим врагом, не отличается и излишним дружелюбием к нам, да и ко всем людям вообще. Как добрые подданные этой страны, которая приняла вас, нисколько не ущемляя и не ограничивая в правах в сравнении с прочими жителями, вы были обязаны сообщить о шпионах, а этих чужаков следует называть именно так. К тому же, среди них были маги, быть может, даже все они были чародеями. А разве не знаешь ты, что незаконная волшба по нашим уложениям также относится к преступления, за которые следует наказание? — Зигвельт мрачно воззрился на сжавшегося от исподволь охватившего его страха Торира. — Ответь, гноме!

— Знаю, государь, но… — попытался спорить карлик, чем вызвал настоящую бурю.

— Не смей перечить мне! — король даже привстал на троне. — Не тебе, предателю и преступнику со мной спорить. Я не для того призвал вас сюда, чтобы выслушивать насквозь лживые оправдания. Моей волей городская стража обыщет ваш квартал, каждый дом, мастерские, даже отхожие места, дабы найти вражеских лазутчиков и наказать их за совершенные преступления. Тебя тоже не минует кара, ибо ты предал Дьорвик, выполняя приказы чужаков, прибывших сюда с недобрыми намерениями. Но ты, все вы, кто сейчас стоит передо мной, можете облегчить свою вину, если явите мне свою покорность и объясните вашим родичам, чтоб они не сопротивлялись и приняли мою волю безропотно. В противном случае вас четверых казнят, всех же прочих гномов отправят туда, где им и место — на рудники, а ваше поселение сровняют с землей, — сообщил король Зигвельт. — И так будет по всему королевству. Единожды предавшим веры больше не будет, а предательство ваше, я знаю, было одобрено всеми гномами, которые кричат на всех углах, что они изгои, бежавшие из родных пещер, а на деле привечают шпионов и убийц, укрывая их от королевского правосудия. Итак, гноме, решай — покорность или смерть?

— Смерть! — раздался крик под сводами зала, и один из гномов, метнувшись вперед, взмахнул рукой, посылая в сторону Зигвельта огненный шар.

Не зря все же гвардия Дьорвика пользуется правом на торжественных приемах затмевать сиянием своих роскошных лат самого короля, не зря считается, что эти воины преданы не правящему владыке даже, а династии и душой и телом. Расстояние между убийцей-гномом и троном не превышало двух десятков шагов, а сгусток пламени летел хоть и не с пресловутой скоростью света, но все же едва ли медленнее арбалетного болта. Король, на миг застывший на троне, оказался перед лицом смерти, смерти неминуемой, ибо не было у него достойной защиты от вражьей магии. И тогда один из гвардейцев, стоявший в почетном карауле возле трона, просто шагнул в сторону, заслонив собой своего повелителя.

Воин погиб раньше, чем стихло под сводами зала эхо его предсмертного крика, полного боли, ибо как иначе может кричать человек, сгоревший заживо. Гвардеец, единственным доступным ему способом защитивший короля, просто перестал существовать, если не считать кучки пепла, нескольких обугленных костей да оплавившихся лат, утерявших всякую форму. Зигвельт тоже не избежал некоторого урона, ибо взрыв произошел слишком близко от него, но король отделался только ожогами да опаленными волосами, ибо его воин принял на себя главный удар.

Замершие вдоль стен и подле трона гвардейцы, не дожидаясь приказов, ибо они были и не нужны, дружно, словно единый организм, разделенный на несколько самостоятельных частей, шагнули вперед, беря замерших в центре зала гномов в стальное кольцо. Лязгнули вынимаемые из ножен мечи, которые гвардейцы также вытащили одновременно, четким слаженным движением, что со стороны смотрелось весьма странно и даже красиво, а затем закипел бой, весьма короткий, но жестокий.

Четверка гномов, встав спина к спине, выставили вперед свои посохи, которые вполне могли сойти за оружие, а, скорее всего, и являлись таковым. Тот самый маг, который пытался убить короля, рукой начертил в воздухе странный рисунок, налившийся багрянцем, и трое ближайших к нему гвардейцев оказались отброшены назад. Они ударились о стену и по ней оплыли вниз, как тряпичные куклы, лишившись чувств. Но в тот же миг мэтр Амальриз выбросил вперед руку, и с нее в гномьего чародея ударила ветвистая молния, опутавшая карлика, словно сеть. Гном упал, но, кажется, он был еще жив, хотя борода и волосы его начали тлеть. Амальриз же не рискнул добивать вражьего колдуна, ибо не хотел подставлять под удар гвардейцев, которые уже схватились с прочими гномами.

Ловко орудуя тяжелыми посохами, гномы отразили первую атаку гвардейцев, которые потеряли трех своих товарищей убитыми. Но и один из гномов, не сумевший отразить удар меча, рухнул на мраморный пол, корчась в предсмертной агонии. Гномы двинулись к выходу из зала, сжавшись в плотный комок, ощетинившийся посохами. Один из карликов по пути прихватил еще клинок убитого им гвардейца. Однако их надежды на то, что из дворца выбраться удастся так просто, не оправдались. Створки за спинами гномов распахнулись, и в зал ворвались не менее трех десятков гвардейцев, перекрывших выход из зала нерушимой стеной. В то же время лейтенант Верьен, стоявший возле короля, сделал знак рукой, и через неприметную боковую дверцу, что располагалась за троном, справа от него, в зал вбежал еще десяток гвардейцев, вооруженных арбалетами.

— Безумцы, сдавайтесь! — Верьен, принявший на себя командование гвардией на время отсутствия Дер Касселя, попытался предотвратить кровопролитие. — У вас нет шансов, гномы!

— Будь ты проклят, человек! Будьте вы все прокляты! Мы примем смерть в бою, а не в петле! — был ответ гномов, оказавшихся в стальном кольце закованных в латы гвардейцев.

Двое, они бросились в бой на несколько десятков воинов, оказавшись в гуще людей и разя их направо и налево. Гномы впали в боевое безумие, свойственное это расе более, чем иным народам. Они уже ничего не замечали вокруг, все их существо стремилось только к тому, чтобы нанести еще один удар и оборвать жизнь еще одного врага. Они бились, не думая об опасности и чувствуя боли, движимые жаждой крови. И гвардейцы, ринувшиеся на гномов со всех сторон, не выдержали яростного натиска, отхлынули, оставив на мраморном полу пятерых своих товарищей.

В какой-то миг уже показалось, что гномы в припадке ярости смогут прорваться к выходу из зала, ибо даже самые лучшие воины не рисковали встать на пути этих демонов во плоти, которые бились не замечая ран. Сами гномы уже были в крови с головы до ног, хотя с их кровью, вытекшей из полученных ран смешалась и кровь их жертв, но боли словно не замечали. Оглашая зал невнятным яростным ревом, они метались среди опешивших от такого отпора гвардейцев, которым удавалось пока сдерживать своих противников за счет большей длины древок их алебард и протазанов. И в какой-то момент гномы обратили свои взоры на короля, по-прежнему сидевшего на троне. Глаза одного из них, более молодого, с залитым кровью лицом, вспыхнули, и гном кинулся вперед.

Одного гвардейца, заступившего ему путь, подгорный воитель зарубил трофейным мечом, во второго метнул тяжелый посох, который с легкостью пронзил кирасу воина, а третьего просто сбил с ног, ударив в лицо кулаком. Ему осталось пробежать несколько шагов, когда дружно щелкнули арбалеты, и гном упал, отброшенный назад силой пяти ботов, впившихся ему в грудь. И тут же последовал второй залп, который предназначался последнему державшемуся на ногах гному. Этот сумел увернуться от большинства ботов или отбить их, но одна стрела вонзилась ему в бедро. Воспользовавшись моментом, двое гвардейцев атаковали гнома, пронзив его спину своими клинками, а затем еще один добил уже упавшего противника, пронзив его грудь острием алебарды.

Пока гвардейцы расправлялись с последним гномом, зашевелился тот карлик, которого пытался сразить Амальриз. Вероятно, гномий чародей запасся амулетами, отводившими в сторону или рассеивавшими направленные на его владельца боевые заклятия. Гномы, известные мастера рунной магии, любили такие вещицы, особенно часто они использовали защищенные рунными заклятиями доспехи, которые обеспечивали владельцу их безопасность как от стали, так и от вражьей волшбы.

С трудом поднявшись на колени, гномий маг притянул к себе отлетевший в сторону посох. Разомкнув потаенный замок на дереве, он извлек из оказавшегося полым толстого древка короткий жезл из темного металла, украшенный самоцветами. Этот предмет, имевший утолщение на конце, походил не то на скипетр, не то на булаву, хотя явно ни тем, ни другим не являлся. Когда пальцы гнома сомкнулись на рукояти этой вещи, камни на миг полыхнули всеми цветами радуги.

— Осторожнее, — раздался предостерегающий возглас Амальриза, который в тот же момент почувствовал готовящееся чародейство. — Убейте его, скорее! — велел гвардейцам маг, первым понявший, что сейчас может произойти.

Но приказ был отдан слишком поздно, ибо развернувшийся к сгрудившимся в центре зала гвардейцам гном резко взмахнул своим жезлом, вычерчивая в воздухе некую фигуру, состоявшую сплошь из прямых углов, и в гуще людей вспыхнул огненный шар, рассыпавшийся морем искр. Огненные капли, словно расплавленный металл, брызнули на воинов, оставляя страшные ожоги на их лицах и мгновенно прожигая доспехи. Несколько человек, стоявшие ближе всего к месту вспышки, оказались насквозь прожжены. Сталь доспехов плавилась, люди кричали от боли, словно обезумевшие, а гном уже кинулся к выходу. Уже возле самых дверей он обернулся, найдя взглядом короля. Гном зло оскалился, замахиваясь жезлом, но тут Амальриз его опередил, метнув в карлика молнию. Однако гном взмахнул своим скипетром, на этот раз рисуя нечто вроде круга, и молния бессильно ударилась в незримый купол, на миг окутавший низкорослого чародея.

— Пусть уходит, — раздался крик мага, когда несколько уцелевших после атаки гнома гвардейцев со всех сторон кинулись к нему, дабы остановить. — Пропустите его! — Слова Амальриза подействовали мгновенно, и обезумевшие от вида крови и витающего в зале духа смерти воины отступили, быть может, сохранив тем самым свои жизни.

Выскочив прочь из зала, где еще кричали искалеченные воины Зигвельта, гном наткнулся на полдюжины гвардейцев, которые, едва увидев, кто перед ними, схватились за оружие. Гном ударил жезлом в пол, и к воинам устремилась змеящаяся трещина, прочертившая мрамор, который под ногами гвардейцев словно взорвался изнутри, выбросив тучу острых, похожих на шипы осколков, легко пробивших кирасы и шлемы. Только один воин выжил, но был ранен, прочие же погибли, пробитые каменными иглами, словно попав под залп сотни арбалетчиков.

Пробегая мимо изуродованных тел гвардейцев, гном только на мгновение остановился, чтобы подобрать меч, ибо не желал оказаться беззащитным в случае, если кто-то из воинов подберется к нему вплотную. И пустить в ход клинок чародею Подгорного племени пришлось очень скоро. По коридору навстречу гному мчались двое гвардейцев, лица которых были искажены яростью. Гном не тратил много времени, дабы очистить себе путь к отступлению. Один воин, отброшенный прочь магией, ударился в стену с такой силой, что его кирасу вогнуло внутрь, а из сочленений брони брызнула кровь. Уже лишенное жизни тело медленно сползло на пол, оставив на стене кровавое пятно, а гном, стремительно метнувшийся ко второму противнику, ударил его клинком поперек живота, едва не поломав оружие. Гвардеец был еще жив, все же доспехи значительно ослабили удар, но гном, не обратив на его попытки встать никакого внимания, бежал дальше, с каждым шагом оказываясь все ближе к спасению.

Он спускался вниз, к выходу из дворца, по широкой лестнице, когда навстречу ему выскочили еще двое гвардейцев с корсеками, а за их спинами были видны арбалетчики. Гном бросился на ближайших к нему людей, рассекая перед собой воздух широкими взмахами меча, и одновременно он послал в сторону стрелков огненный шар.

— Проклятье, это колдун! — отшатнувшиеся назад гвардейцы кинулись в разные стороны, пытаясь увернуться от смертоносной магии. — Берегись! — Но было уже поздно.

Магический снаряд в доли секунды уничтожил трех человек, буквально не оставив от них и следа. В то же время один из оставшихся в живых гвардейцев подбросил в воздух свое оружие, ловко перехватил его и метнул в гнома, заставив того на мгновении отвлечься, дабы отбить корсеку в сторону. Этой заминки хватило, чтобы сойтись с карликом на расстояние длины клинка, и вновь зазвенела сталь. Гном, не столь ловкий, по сравнению с людьми, сейчас мало уступал им, ибо его противники были порядком стеснены тяжелыми доспехами, а уж силой он заметно превосходил любого человека. Поэтому ему понадобилось весьма немного времени, чтобы убить одного королевского телохранителя, и нанести второму столь тяжелые раны, что тот перестал представлять для подгорного воителя малейшую опасность.

Всего пара сотен шагов оставалась до выхода из дворца, когда гнома нагнал Амальриз, единственный здесь человек, способный на равных биться с ним. Карлик, в последний миг учуяв угрозу, резко развернулся, едва не упав при этом на скользком мраморном полу, но все же успел отразить своим жезлом брошенный человеком огненный шар. Магический снаряд ударил в стену, разрушив стоявшую в глубокой нише статую, но Амальриз бил вновь и вновь, заставляя гнома полностью переключиться на защиту, и не позволяя контратаковать.

В очередной раз уклонившись от огнешара, гном взмахнул своим жезлом, самоцветы на котором сияли нестерпимо ярко, и незримый молот устремился к человеку. Но недаром Амальриз считался одним из лучших чародеев. Он не стал создавать щит, который поглотил бы удар его противника, но отнял при этом слишком много сил, а просто разомкнул те скрепы, которыми гном соединил разлитую вокруг силу, создавая свое заклинание. Молот, излюбленное оружие подгорных магов, просто распался, до цели добравшись лишь в виде слабого порыва ветра. А с пальцев Амальриза, выброшенных в сторону гнома, как прежде, в тронном зале, сорвалась ветвистая молния, которая оплела карлика подобно морскому спруту, обвивающему своими щупальцами добычу.

Гном закричал, когда пламенные ветви добрались до его тела, до этого испепелив роскошный кафтан. Амальриз увидел, что гном под одеждой с головы до ног оказался покрыт замысловатой вязью рун, нанесенных прямо на кожу так густо, что они сливались воедино. Обычно гномы придавали своим защитным руническим заклинаниям вид гравировки, украшавшей доспехи и оружие, но на этот раз явиться во дворец в латах было невозможно, поэтому, видимо, и пришлось прибегнуть к такому вот оригинальному способу.

Гном, словно опутанный мерцающей сетью, метался по коридору, отступая назад, туда, где возле выхода из дворца уже собралось почти полсотни гвардейцев, готовых пойти на смерть, лишь бы наказать наглеца, осмелившегося угрожать их королю. В какой-то миг карлик сумел вырваться из-под действия заклинания Амальриза. Боль терзала его тело, во многих местах обожженное так сильно, что никаких рун на коже уже не оставалось, но гном все еще был готов к бою.

Амальриз, шагнув вперед, оказался рядом с высоким стрельчатым окном, из которого падали лучи не по осеннему яркого солнца, начертившие на полу яркий квадрат. Маг воздел руки, словно окуная их в бьющий из окна свет, а когда он опустил их, то ладони Амальриза сжимали нечто, похожее на меч, клинок которого был отлит не из стали, а из яркого света. Чародей, в этот миг нисколько не походивший на добродушного старика, широко шагнул вперед, воздев над головой свое диковинное оружие. Гном, еще не полностью оправившийся от первой атаки человека, среагировал слишком поздно, подпустив к себе Амальриза вплотную. Он видел, что уже не успеет атаковать, поэтому подставил свой жезл под удар стремительно пускавшегося колдовского клинка Амальриза, удлинившегося в несколько раз.

Жезл, вернее вложенные в него силы, выдержали первый удар, защитив владельца от смертоносного чародейства Амальриза, но человек не намеревался останавливаться. Удары сыпались на гнома один за другим, заставляя его отступать назад, едва успевая парировать их. Луч света в руках человека сиял так, что стоявшие в двух десятках шагов гвардейцы закрывали слезившиеся глаза.

И гном, бывший далеко не последним чародеем среди своего племени, понял, что вступил в схватку с противником, истинного предела сил которого просто не мог увидеть. У него уже не оставалось шансов на спасение, ибо гибель его была лишь делом считанных секунд, но еще можно было рискнуть. Гном, отразив очередной удар, выбросил вперед сжимавшую жезл руку, вкладывая в последний, в это он не сомневался, удар все свои силы. Драгоценные камни на скипетре вспыхнули, заливая своим сиянием все вокруг, а затем рассыпались в пыль, но из навершия жезла в Амальриза ударил яркий луч. Казалось, уклониться от этого удара или же отразить его невозможно, но чародей сумел подставить под заклинание гнома свой диковинный клинок, и луч, рассыпавшись множеством икр, рассеялся в нескольких дюймах от тела человека. А затем Амальриз замахнулся и сверху вниз по прямой ударил гнома, едва державшегося на ногах. Луч света с легкостью сломил рунные щиты, еще хранившие силу, и гном обратился в два куска мяса, истекавшего кровью, упавшие на каменный пол.

А в это же время, когда во дворце шел бой, унесший жизни многих гвардейцев, до последнего вздоха хранивших верность своему королю, отряды городской стражи, предупрежденные заранее, окружали квартал, заселенный гномами. Несколько сотен воинов, своей выучкой не столь уж и сильно уступавших телохранителям Зигвельта, перекрывали ведущие из Гномьей Слободы улицы и переулки, дабы никто не смог покинуть анклав подгорного племени.

Гномы занимали в Нивене не слишком много места, предпочитая селиться как можно плотнее, но их квартал представлял собой настоящую крепость. В отличие от мастеров-людей, зачастую совмещавших в одном доме и жилище, и мастерскую и лавку, в которой вели торг тут же и изготовленным товаром, гномы продавали свою кузнь на городском рынке, где целый ряд был отведен невысоким суровым бородачам, возле лотков и лавок которых почти никогда не было недостатка покупателей. Мастерские же, где гномы и ковали днями и ночами напролет свои поделки, располагались в их квартале.

Каждый дом, в котором жили гномы, был обнесен высокой стеной, сложенной из каменных глыб, по верху которой шел гребень из стальных лезвий, так, что перелезть через стену, не поранившись, было почти невозможно. Столичные воры, кстати, зная это, и догадываясь об иных ловушках, поджидавших их в жилищах подгорных мастеров, почти ни разу не пытались проникнуть в гномий квартал, предпочитая чистить закрома богатеев-людей.

Внутрь слободы, придавая ей окончательное сходство с укрепленным замком, вели лишь одни единственные ворота, довольно широкие, закрытые тяжелыми створками, окованными сталью и бронзой. Наверное, дай гномам волю, они бы все свое поселение обнесли настоящей крепостной стеной, но таких вольностей они едва ли могли дождаться, поэтому ограничились тем, что строили свои жилища так близко, что окружавшие их стены сливались воедино.

Стражники, получив приказ из дворца, надеялись застать гномов, чем-то вдруг насоливших самому королю, врасплох, но было похоже, что карликов кто-то предупредил. Во всяком случае, когда воины появились на рынке, обычно занятые гномами лавки оказались пусты, на сомкнутых ставнях и прочных дверях висели тяжелые замки. Торговцы и покупатели на вопросы стражи в один голос заявили, что гномы вдруг все вместе быстро собрались, даже не взяв с собой свои товары, и исчезли, вероятно, направившись в свой квартал.

Отряды стражников числом по десять человек споро перекрыли все выходы из гномьего квартала. Все воины были вооружены, причем не только кордами, но также короткими алебардами, удобными для действий на тесных улочках и в домах, и мощными арбалетами. Сейчас стражникам предстояла не облава на шайку грабителей, главным оружием которых всегда была быстрота и ловкость, а, возможно, тяжелый бой, ибо гномы славились как мастера во владении клинком и арбалетом. Поэтому стражники в этот раз не пренебрегли кирасами и касками, а некоторые даже надели поножи и прихватили небольшие щиты.

— Живей, живей, шевелись! — Десятники, не скупясь на брань, подгоняли своих людей, бряцая доспехами, замыкавших в кольцо поселение гномов, в одночасье лишившихся милости самого короля. — Если оттуда хоть одна нелюдь выскользнет, всех на дыбу, будь вы прокляты!

Гномья слободв находилась между двух широких улиц, на одну из которых выходили ворота, прорубленные в окружавших дома карликов заборах, слившихся в единую стену. Эти улицы стражники перекрывали особо тщательно, ибо не хотели, чтобы гномы вырвались в город, где могли устроить много худого.

Еще два узких переулка, ограничивавшие квартал с других сторон, сторожили лишь несколько воинов. Там шла сплошная стена, возведенная гномами не то для защиты от воров, не то для сбережения своих тайн. Стену, густо исписанную странными символами, в которых люди грамотные моги угадать знакомые очертания гномьих рун, не нарушали никакие ворота, и даже узкой калитки черного хода там не было, а потому можно было не опасаться, что разъяренные карлики прорвутся там сквозь оцепление. Довольно было нескольких людей с арбалетами, чтобы загнать пытающихся перемахнуть через стену гномов обратно. В прочем гномы, будучи не только знатными кузнецами, но и искусными строителями, могли устроить и потайные ходы, не различимые посторонним глазом, и об этом стражники тоже не забывали.

Начальник городской стражи Нивена прибыл к поселению гномов вместе со своими людьми, спешно поднятыми по тревоге и брошенными к стенам гномьего квартала. Альгерт Дер Фокт лично решил руководить выполнением королевского повеления, возглавив, если придется, и штурм жилищ непокорных карликов. Прибыв же на место, он увидел, что часть стражников, а всего их собралось здесь уже не менее сотни, опоясала квартал жидкой цепью, в которой стояли алебардисты вперемежку со стрелками, а еще несколько десятков воинов пока укрываются в соседних с гномьим поселением переулках, не привлекая излишнего внимания. От внимания Дер Фокта не ускользнул тот факт, что близлежащие улицы были не в пример обычному пустынны. Редкие горожане, временами переходя на бег, стремились как можно быстрее убраться от вопреки обыкновению вооруженных до зубов стражников подальше, и не было видно также не единого гнома. Ворота, ведущие в их квартал, были наглухо закрыты, а из-за высоких стен едва виднелись кровли домов. И стояла почти полная тишина. Гномы не любили собак и не держали дома иную живность, но обычно в разгар дня в их мастерских вовсю шла работа, раздавался звон молотов по металлу, а ныне же ни единого звука не доносилось из-за высоких оград.

— Почему не приступили к обыску и арестам? — Дер Фокт быстро нашел в толпе сотника городской стражи, до прибытия начальника считавшегося здесь командиром. — Что вы прячетесь за углами? Я думал, вы уже сделали всю работу, — попенял свои подчиненным начальник стражи.

— Ваша милость, — сотник браво щелкнул каблуками, вытягиваясь в струнку перед своим командиром. — Гномы заперлись у себя, нам понадобятся тараны, чтобы пробиться к ним. Они здесь отстроили настоящую цитадель, — с досадой произнес офицер. — Я взял на себя смелость повременить со штурмом, пока не доставят осадную снасть.

— Я вижу все, о чем вы говорите, — недовольно произнес Дер Фокт. — Но это не оправдание перед Его Величеством. Нам приказано навести здесь порядок, и мы обязаны в точности выполнить волю короля, — напомнил он.

— Милорд, я уже послал за штурмовыми снарядами, скоро мы их выковыряем, этих недомерков.

Действительно, несколько стражников, тащившие малые тараны, не заставили себя ждать. Разбившись на десятки, люди Дер Фокта, двинулись в глубь заселенной гномами территории. Они сперва пытались убедить гномов, не подававших признаки жизни, сдаться добровольно, но на крики и стук в ворота никто не ответил.

— Приступайте, — нетерпеливо бросил Альгерт Дер Фокт вопросительно уставившимся на него десятникам, чьи бойцы пока толпились под стенами гномьих домов, в которых, казалось, не осталось ни единой живой души.

По приказу своего начальника несколько воинов бросились к крайним домам. Часть из них приготовилась ворваться в тесные дворики, окружавшие жилища гномов, через главные ворота. Двое бойцов, бранясь и натужно кряхтя, раскачали малый таран, короткое бревно, снабженное кожаными ручками, один конец которого был окован железом и заострен. Снаряд глухо ударил в тяжелые дубовые створки, покрытые бронзовыми полосами, и отскочил. Стражники, раскачав свое орудие, вновь ударили по воротам, и на этот раз показалось, что створки чуть пошатнулись. Из-за забора по-прежнему не было слышно никаких звуков, словно хозяевам стало вдруг безразлично то, что в их двери лупят тараном.

Наконец створки упали внутрь, не выдержав града ударов, и воины столичной стражи ворвались на узкую улочку, пересекавшую гномью слободу насквозь. Именно на эту улочку и выходили ворота всех домов. Стражники, не мешкая, бросились вперед, не дожидаясь приказа, и навалились на ворота ближайших в выходу в город жилищ подгорных мастеров, орудуя таранами, а также топорами.

Ворота двух домов одновременно рухнули, и люди Дер Фокта, выставив вперед алебарды и копья, плотной толпой ринулись вперед, подбадривая себя громкими криками. За спинами копейщиков шли стрелки, готовые выпустить болты в любую цель. Оказавшись в тесном дворике, кое-где засаженном невысокими деревцами, стражники рассыпались, окружая дом со всех сторон. Арбалетчики взяли на прицел окна и двери, бойцы с клинками и топорами прижались к стенам, дабы оставаться незамеченными для тех, кто может быть в доме.

Альгерт Дер Фокт, уже терявший терпение, встрепенулся, когда из проема в стене выскочили двое его людей, которые рысцой понеслись к своему начальнику.

— Милорд, — десятник, суровый рубака, даже внешне производивший впечатление настоящего ветерана, отдал честь начальнику стражи. — Мы проверили два дома, там пусто.

— Что?! — Фокт, казалось, не мог поверить в доклад своего человека. — Куда же делись недомерки?

— Ваша милость, мы уверены, что они не могли покинуть город, — торопливо заговорил сопровождавший высокое начальство сотник. — Ни один гном за последний час не выходил из квартала, тем более, не смогли бы выбраться незамеченными все гномы, их здесь несколько сотен.

— Тогда продолжайте обыскивать все дома, — приказал Дер Фокт. — И будьте осторожны, мне не нравится такая тишина. — О том, что вечно скрытные мастера за годы своей жизни в Нивене могли запросто прокопать подземный ход, ведущий за пределы городских стен, начальник стражи старался в этот миг не думать.

Подчиняясь приказу, стражники, наскоро обыскав захваченные жилища, двинулись дальше вглубь гномьего поселения, уже привычно вышибая ворота и врываясь внутрь. И пока никакого сопротивления, даже никаких признаков того, что в этих домах кто-то жил еще пару часов назад, не было. Каждый раз, когда окованное бревно тарана соприкасалось с воротами очередного дома-крепости подгорных мастеров, Альгерт Дер Фокт чувствовал, что внутри у него словно что-то сжимается, но вот уже который раз подряд после этого не происходило ничего. Стражники докладывали, что еще один дом пуст, и двигались дальше. Но начальник столичной стражи, получивший весьма высокий пост не за родовитость или связи, а, прежде всего, за пролитую во имя короля кровь, привык доверять своему чутью и ожидал, что обстановка должна резко измениться.

Все же не зря считается, что опытные воины вырабатывают в себе способность предчувствовать приближение смерти, причем не только своей, и это чувство, которое образуется правда, не у всякого, а лишь у настоящих ветеранов, спасает им жизни. В очередной раз стражники, почти добравшиеся до центра квартала, принялись долбить тараном высокие ворота. Дом, который они штурмовали, хотя слово штурм здесь и не уместно, ибо для штурма нужно хоть малейшее сопротивление, иначе он превращается просто в погром, выглядел несколько богаче прочих и был явно крупнее.

Привычно двое крепких молодцев в мундирах стражи столицы и надетых поверх тяжелых кирасах раскачали таран, пока их товарищи прижались к стене по обе стороны ворот. Наконец, после шестого или седьмого удара, одна створка оказалась сорвана с петель, вторая, пронзительно скрипнув, распахнулась внутрь, и полтора десятка латников кинулись во внутренний дворик, привычно пропустив вперед бойцов с алебардами, а стрелкам предоставив вторую линию.

У Дер Фокта вновь что-то сжалось в груди в тот миг, когда его воины ринулись на штурм. Бывалый солдат, он умел чувствовать опасность, и на этот раз не ошибся, хотя не в силах был спасти людей. Стоило только стражникам скрыться за оградой, до начальника стражи, стоявшего поодаль в окружении полудюжины офицеров и нескольких простых воинов, своего рода, почетного караула, раздались характерные щелчки. А спустя мгновение к выстрелам из арбалетов добавился приглушенный звук взрыва и крики людей.

— Гномы там, милорд, — крикнул кинувшемуся на звук Дер Фокту один из стражников, выскочивший со двора. Его лицо было забрызгано кровью, вероятно чужой, ибо ран на теле человека не было заметно. — Засели в доме, из арбалетов стреляют и магией швыряются!

— Всех сюда, — начальник стражи обернулся к сопровождавшему его десятнику. — Дом окружить, приготовить лестницы и крюки. Если они держат ворота под прицелом, пусть лезут через стену.

Гномы действительно приготовились к обороне, ибо стоило только стражникам, выбив ворота, войти во двор, как на них обрушилась туча арбалетных болтов, выкосивших большую часть воинов за пару мгновений. И затем по опешившим бойцам, сгрудившимся возле ворот, ударили скрывавшиеся в доме маги, швырнув огненный шар. Снаряд испепелил полдюжины стражников мгновенно, и лишь двоим счастливчикам удалось бежать.

Но к занятому гномами дому уже со всех сторон бежали бойцы, тащившие на себе короткие лестницы и веревки с крюками. Возле выбитых ворот собралось не менее двух дюжин латников, по большей части арбалетчики. Альгерт, решив не рисковать зря, отдал приказ перебираться через стены, а ударный отряд, сейчас подобно сжатой пружине замерший возле пустого проема, в котором еще лежали тела тех воинов, что приняли на себя первый удар, должен был ворваться во двор позже.

Сразу несколько лестниц, снабженных стальными крюками, чтобы можно было зацепить за стену, ударили о камень, и стражники, быстро, несмотря на немалый вес брони и оружия, полезли наверх, словно диковинные звери-обезьяны из южных стран. Одновременно четверо воинов в разных местах перевалили через стену, оказавшись в просторном дворе, кое-где засаженном невысокими кривыми деревцами. Стражники вскинули арбалеты, взяв на прицел окна, из которых по ним в любой миг могли ударить гномьи стрелки, а их товарищи уже оседлали стену, чтобы миг спустя мягко спрыгнуть на землю.

Альгерт Фокт мог бы гордиться выучкой своих людей, которые могли не только вышагивать по улицам с гордым видом, разгоняя попрошаек и мелких воришек, а были готовы в любой миг оказаться в настоящем бою. Верно, не всякий воин вот так вот, в латах и с оружием, смог бы за пару секунд взлететь по узкой лесенке на полторы сажени, и камнем метнуться вниз, по другую сторону от стены, нисколько не замедлив движения, хотя на стене был укреплен настоящий частокол стальных лезвий. Но вся выучка и ловкость не помогли стражникам, когда по ним одновременно изо всех окон дали залп из арбалетов.

Внутри огороженного стеной двора в тот момент было не более десятка воинов, а еще трое как раз перебирались через стену. Этих бедолаг сразу пронзило по несколько болтов. Один из стражников упал внутрь, растянувшись на утоптанной земле, еще двое свалились наружу, прямо на руки ожидавшим своей очереди их товарищам. Те бойцы, что уже преодолели преграду, поспешно выстрелили, целясь в темные проемы окон. Возможно, они даже попали в кого-то, но это было неважно, ибо следующий залп буквально пришпилил стражников к стене. Лишь одному из них удалось увернуться от большинства стрел, успев укрыться за деревцем. Несмотря на засевший в плече болт, воин еще пытался натянуть тетиву арбалета, когда неведомая сила, бывшая в действительности гномьей волшбой, швырнула его в стену. Воин ударился о камень с такой силой, что его доспехи треснули, и обломки их вонзились в плоть. Прилетевший мгновение спустя болт, пробивший каску стражника, был уже не нужен, ибо человек уже умер.

— Ублюдки, — Дер Фокт пришел в ярость при виде одновременной гибели стольких своих воинов. — Раздавить их, предать огню недомерков!

— Милорд, там маги, — вперед выступил сотник, старый служака, у которого вместо левой ноги от колена была отполированная деревяшка. Начальник стражи знал этого воина и всегда считал его толковым и рассудительным, поэтому решил выслушать, что скажет сотник. — Может там один чародей, но может их в этом доме целая дюжина. И у них много обычных воинов, — напомнил офицер. — Они в укрытии, а мы для них — что мишени на стрельбище.

— Что ты предлагаешь, — ощерился Альгерт. — Отпустить их с миром?

— Нет, — покачал головой старый сотник. — Нужно прибегнуть к помощи магов. Прикажите отправить во дворец вестового. Король отдал нам приказ, и, полагаю, позволит своим придворным чародеям помочь нам в его исполнении. Если этого не сделать, гномы будут сидеть в своей крепости сколь угодно долго. Осада может затянуться на недели, ведь они наверняка запаслись провизией, а штурм, вы сами можете видеть, приведет лишь к новым потерям. Разве что можно притащить сюда тяжелые требушеты, но это займет уйму времени.

— Пожалуй, ты говоришь дело, — согласился Дер Фокт. — Гонца я отправлю, а пока пусть окружат дом двойным, нет, тройным кольцом, — решил начальник стражи. — И нужно проверить все остальные их лачуги. Собрать сюда всех стражников, кого можно, квартал оцепить!

Пока гонец, десятник стражи, добирался до королевской резиденции, к кварталу гномов прибыло еще не менее сотни воинов, вооруженных арбалетами. Расположившись вокруг превращенного подгорными мастерами в цитадель дома, они бестолково топтались перед высокой глухой стеной. Было ясно, что масса воинов нужна Дер Фокту не столько для атаки, сколько для большей уверенности, ибо бросать своих подчиненных на штурм, обрекая их на верную смерть, начальник стражи не желал, покуда есть надежда решить проблему иным путем.

Помощь из дворца прибыла спустя чуть менее часа, вероятно, отправившись сразу же после прибытия туда гонца. И помощь эта превзошла все ожидания Фокта, ибо к нему послали полсотни сияющих золочеными доспехами гвардейцев, командовал которыми не много, не мало, лейтенант. Но самым главным было не это, а присутствие среди королевских телохранителей седого старца в длинном балахоне, которого не узнал бы разве что слепой. Сам мэтр Амальриз, придворный маг и правая рука короля, прибыл на просьбу Альгерта Дер Фокта о помощи, а это позволяло понять, сколь важным является для самого короля его повеление касающееся гномов.

— Господа, — Фокт склонился перед спешившимися лейтенантом и чародеем, который выглядел так, будто только что побывал в битве. Начальник стражи приветствовал их не раболепно, как обыватели, а скупо и четко, проявляя уважение и не более того. — Я рад, что вы прибыли по моей просьбе.

— Что гномы, префект? — сухо спросил лейтенант, имени которого Дер Фокт так и не узнал. Да оно было и не важно, ибо звание лейтенанта гвардии Его величества уже говорит о многом.

— По-прежнему сидят в доме, милорд, — отрапортовал Альгерт. — Я не стал гнать своих людей на новый штурм. Похоже, там много недомерков с арбалетами, они перебили бы каждого, кто сунется за забор. И к тому же маг, милорд, — начальник стражи взглянул на Амальриза.

— Что вы скажете об этом, мэтр? — лейтенант тоже обернулся к королевскому чародею.

— Пусть солдаты готовятся к штурму, — спокойно произнес чародей. — Атаковать нужно сразу с нескольких сторон, но пусть главные силы врываются внутрь через ворота. Если там один чародей, то он будет отражать удар именно здесь. Придется пожертвовать кем-то из ваших воинов, — маг обращался к Дер Фокту. — Они должны будут отвлечь стрелков от ворот.

— Мэтр, — набрался смелости задать вопрос начальник стражи. — А если там несколько магов?

Амальриз лишь криво усмехнулся в ответ.

— Префект, — к Дер Фокту приблизился гвардеец. — Лейтенант хочет, чтобы вы дали ему двадцать ваших арбалетчиков.

Начальник стражи согласно кивнул, ибо отказывать офицеру королевской гвардии было не в его интересах. Он знал, что гвардейцы отлично владеют почти любым оружием, начиная от дубины и заканчивая тяжелой баллистой, но сейчас эти воины, имеющие отличную броню и превосходно обращающиеся с клинком, должны будут стать главной ударной силой при штурме, и стрелки из числа стражников им понадобятся для прикрытия.

— Мэтр, — спросил тем временем лейтенант у задумчиво смотревшего на приготовления к атаке Амальриза. — Моим людям собираться возле ворот?

— О нет, — рассеянно пробормотал маг, погруженный, видимо, в свои мысли. — Не думаю, что выбор этого участка для главного удара является хорошей идеей. К воротам гномы будут относиться внимательно, а я не хотел бы лишних смертей, их и так было сегодня достаточно. — Маг указал на стены, покрытые густой сетью царапин, которые лейтенанту показались несколько странными. — Видите, лейтенант, стены, окружающие дом, защищены рунной магией, и пробить их при помощи чародейства довольно трудно для большинства магов. Недомерки полагают, что их укрепления разрушить почти невозможно, потому ваши люди и пройдут именно здесь.

— Вы справитесь с их чарами? — спросил гвардеец. Стена, и без того выглядевшая исключительно прочной, будучи защищена магией. Вовсе становилась непреодолимым препятствием.

— О, несомненно, — воскликнул Амальриз. — Все же их руны не самое лучшее средство. И теперь они обернутся против самих гномов.

По сигналу к стене, за которой всякого чужака ждала неминуемая и почти мгновенная смерть, кинулись сразу с нескольких сторон подчиненные Фокта. Стражники карабкались наверх по лестницам, либо кто-то вставал к стене, сцепляя руки в замок, а его товарищи взбирались вверх по таким импровизированным ступенькам. При этом префект с удивлением заметил, что гвардейцы собрались в глухом переулке, куда направились и приданные им арбалетчики. У Альгерта уже складывалось впечатление, что эти сверкающие роскошью доспехов воины сегодня не намерены рисковать, предоставив простым рубакам из стражи сомнительную честь гибнуть под стрелами гномов.

— Интересно, что это они замыслили? — буркнул себе под нос начальник городской стражи Нивена. Его бойцы сегодня доказали свою верность присяге, но, кажется, гвардейцам это было безразлично. Что ж, как бы то ни было, приказ следовало выполнять, тем более, если отдал его сам король.

Одновременно около двух десятков воинов оказались во внутреннем дворике, который опоясывал жилище гномов. Те, кто был вооружен самострелами, разряжали свое оружие в черные проемы окон, из которых в ответ полетело множество болтов. Стражники, не имевшие особо хороших доспехов, могли надеяться только на ловкость и быстроту, но стрелков у противника было так много, что увернуться от них оказалось невозможно. Один за другим храбрецы гибли, пронзенные подчас полудюжиной болтов.

В это время в проем ворот ринулся еще один крупный отряд людей Дер Фокта. Бежавшие в первых рядах латники должны были прикрыть прочих воинов от стрел гномов, а шедшие во втором ряду арбалетчики принялись на бегу обстреливать дом.

Первый же залп осажденных гномов унес жизни полудюжины стражников, а остальные, оказавшись под настоящим дождем коротких дротов, замешкались. И тут среди людей разоврался огромный огненный шар. Сразу четверо воинов просто обратились в пепел, не успев даже ощутить приближение смерти. Многие люди, оказавшиеся чуть дальше от места взрыва, падали на землю, дико крича, ибо от жара их доспехи начали плавиться, обжигая плоть.

И в этот миг стены, окружавшие дом, содрогнулись, словно от удара тяжелым тараном. В одном месте плотно пригнанные каменные блоки разлетелись, словно сухая листва от порыва сильного ветра, и в образовавшуюся брешь кинулись воины в золоченых латах. Гвардейцы бросились к дому, не обращая внимания на летевшие им навстречу стрелы. Амальриз, который оставался за спинами воинов, взмахнул рукой, и сильный порыв ветра снес тяжелые болты, способные легко прошить кованый нагрудник, в сторону.

Все же не менее трех гвардейцев были убиты, ибо гномы также добавляли к мощи своих арбалетов толику магии, и еще несколько бойцов получили ранения. Арбалетчики из числа стражников, занявшие фланги атакующей колонны, отвечали частыми выстрелами, заставляя гномов реже высовываться из окон и бить вслепую.

Чародей гномов, видимо, понял, откуда исходит главная угроза его родичам, ибо в гвардейцев из окна вылетел огненный шар. Но Амальриз, прикрывавший воинов своими чарами, не дремал. С его рук сорвалась плеть молнии, вцепившаяся в шар, и он взорвался, не долетев до людей десяток шагов. Раскаленные брызги той субстанции, из которой состоял гномий магический снаряд, лишь оставили мелкие ожоги на незащищенной коже нескольких воинов. А Амальриз уже ударил все той же молнией в темный проем высокого и узкого окна. Для людей осталось незаметным то, как в доме упал на каменный пол пораженный молнией гном, совсем еще молодой, которому не хватило времени укрыться от ответного удара человека. Умелый боевой маг, он проиграл молниеносный поединок, и теперь на холодном камне лежало его обугленное тело, а гвардейцы ужевлезали в узкие окна, где их встречали немногочисленные воины-гномы.

Бойцы в золоченых доспехах, подсаживая и подталкивая друг друга, забирались в окна, разя оказавшихся там подгорных воинов, которых было вовсе не так много, как можно было судить по плотности летевших навстречу гвардейцам болтов. Не более трех десятков гномов, вооруженных короткими широкими клинками и небольшими клевцами, хорошо подходившими для боя с противником, защищенным тяжелыми латами, пытались удержать свои позиции. Поток воинов в золоченых доспехах и присоединившихся к ним городских стражников на некоторое время удалось остановить, но долго гномы не смогли сражаться с многочисленными врагами. Потеряв в считанные секунды почти двадцать бойцов, подгорные жители бежали, преследуемые людьми. Гвардейцы тоже не избежали потерь, и теперь за спинами наступавших воинов лежало не менее десятка человеческих трупов, но остановить королевских телохранителей это не могло. Тем более, они знали, что позади за ними следует сам Амальриз, готовый в любой миг придти на помощь, а его присутствие стоило нескольких сотен мечников.

Гномы, продолжая сопротивляться, пытались укрыться в глубине своего дома, который оказался подобен настоящему лабиринту. Множество комнат, из которых вело в соседние помещения не по одному выходу, узкие мрачные коридоры, освещенные редкими масляными светильниками, чуть рассеивавшими мглу, все это позволяло невысоким бородачам довольно успешно противостоять людям. Гномы, хорошо знавшие план собственного жилища, петляли, то появляясь перед преследовавшим их людьми, то исчезая в потайных ходах и просто неприметных закоулках, а затем атаковали с самого неожиданного направления. И ни один воин в роскошных латах, покрытых искусной гравировкой и золотом, погиб от кинжалов и мечей подгорных воинов, яростно защищавших свой дом.

И все же недаром гвардейцы Зигвельта считались лучшими воинами во всем королевстве. Неся потери, они сумели оттеснить гномов в подвалы, которые, как выяснилось, уходили в толщу земли на несколько этажей. На крутых лестницах и в узких проходах бои шли один на один, и гвардейцы сумели здесь показать свое мастерство. Более сильные, но не столь подвижные гномы несли потери пускай и меньшие, чем люди, но и было их не так много. Часть гномов забаррикадировалась в большом подземном зале, вход в который был защищен дубовыми дверями, более походившими на крепостные ворота. Гвардейцы пытались разрушить преграду, но их клинки и топоры, благоразумно прихваченные воинами, лишь оставляли царапины на скреплявших дерево бронзовых полосах.

— Эй, там, — рявкнул в запертую дверь один из гвардейцев, носивший знаки сержанта. — Отворяйте, недомерки, иначе мы вас здесь замуруем! — Такого приказа у воина, конечно, не было, но он не знал, как еще заставить упрямцев сдаться.

— Человек, позови сюда вашего набольшего, — раздался приглушенный голос из-за дверей. Судя по характерным деталям в произношении, это был гном. — Мы хотим начать переговоры.


В это же время вздрогнул от осторожного стука старый гном, столь погрузившийся в чтение древнего манускрипта в кожаном переплете, обильно усыпанном самоцветами, что, казалось, позабыл обо всем на свете. Впрочем, он мог позволить себе быть беспечным хотя бы некоторое время, ибо не было ничего, что способно было причинить ему вред здесь, в тесной каморке, прорубленной прямо в толще скальной породы в сотнях ярдов под горой Торнхальм. Заставленная полками и книжными шкафами, комната находилась в самом сердце крупнейшего в этом мире поселения Подгорного племени, которое иной раз называли столицей гномьего королевства. И это было одно из немногих уединенных мест, куда порой сбегал от повседневной суеты его хозяин, движимый острым желанием еще раз коснуться старых, пожелтевших от времени пергаментных страниц, хранивших всю историю гномов с самого зарождения этого племени.

Звук, отвлекший углубившегося в чтение гнома столь почтенных лет, что его борода уже стала редеть, а чело его украшала обширная лысина, повторился, а затем дверь чуть приоткрылась, и в тесное помещение зашел облаченный в тяжелые доспехи молодой гном.

— Государь, — воин низко склонился перед стариком. — Прошу прощения, что прервал ваше одиночество, но Бдящие просили разыскать вас. Им нужен ваш приказ, владыка.

— Что такое? — гном едва смог скрыть недовольство, но он понимал, что стражник никогда не посмел бы потревожить его, не будь на то особо веской причины.

— Простите, владыка, но я точно не знаю, — развел руками страж, еще ниже склоняя голову. — Бдящие желают, чтобы вы шли в их покои, — повторил он. — Это нечто важное, как я понимаю. Похоже, вести из Дьорвика.

Гномам вообще-то свойственно спокойствие и солидность. Они все и всегда делают не торопясь и основательно, на совесть, потому и вышедшие из-под их рук поделки, будь то оружие или любые постройки, служат неисчислимые века. И очень редко можно увидеть спешащего гнома, пожалуй, за всю историю этого мира людей и иных разумных созданий, узревших такую картину, можно было бы перечесть по пальцам одной руки. И тем более необычным было открывшееся немногочисленным стражникам в длинных коридорах под Торнхальмом зрелище, ибо сам король Дамиан, владыка всего Подгорного племени, подобрав полы своего роскошного кафтана бежал следом за молодым воином, бежал так, словно по пятам за ними гнались, по меньшей мере, сто драконов.

Дамиан вихрем ворвался в отведенный для Бдящих зал, большую часть которого занимала весьма необычная, правда, только для посторонних глаз, конструкция. На стальном каркасе причудливой формы сияли множеством граней огромные самоцветы, все, какие только могли родить горы. Часть из них горела нестерпимо ярким пламенем, окутанная огненным ореолом. А в центре этого сооружения с легким скрежетом царапала медную пластину золотая игла, оставлявшая на мягком металле едва заметные штрихи.

За всем этим чудом следили двое гномов, длиннобородый старик и юнец с едва пробившейся бородкой. По меркам его народа, молодой гном был еще сущим ребенком, но по его виду сразу становилось ясно, что здесь он вовсе не лишний. Гном пристально вглядывался в мерцание самоцветов и время от времени что-то едва слышно шептал. Внимательный наблюдатель заметил бы, что после его слов доселе безжизненные камни начинали светиться, слабо, как далекие звезды, или же, напротив, ярко, словно магические пламенные шары, столь любимые многими боевыми чародеями.

— Государь, — старый гном склонился при появлении короля. — Скверные вести из Нивена, государь.

— Что случилось? — настороженно спросил Дамиан, в душе уже готовый услышать самое худшее.

— Люди сумели поймать нескольких наших агентов и теперь преследуют всех наших родичей, — сообщил гном королю. — В столице идет бой, и наши братья, похоже, его уже проиграли. Они окружены и не имеют возможности спастись.

— Что с эльфийкой?

— Она очень далеко, даже самые чуткие приборы лишь указывают примерное направление. Кажется, она сейчас где-то на востоке Дьорвика.

— Что ж, наши братья в столице их королевства сделали свое дело, — вздохнул король. — И мы сейчас бессильны помочь им. — Было досадно потерять этот анклав, и жаль было тех несчастных, что погибнут от рук палачей, но они сделали то, что было нужно. План, дьявольская красота которого порой приводила в восхищение самого Дамиана, осуществлялся, и исконный враг из народа сам вот-вот должен был отдать в руки гномов то, что послужит возрождению Подгорного племени. И если платой за грядущее величие должна стать лишь смерть нескольких сотен их родичей в северном королевстве людей, то он, Дамиан, владыка Подгорных пределов, был согласен на такой размен.

— Сообщите им, пусть прекратят сопротивление и сдаются, — приказал король ожидавшим его повеления гномам. — Понимаю, что это тяжкое унижение, но иного выхода нет. Надеюсь, правитель людей сохранит им жизни, или, хотя бы, не предаст смерти абсолютно всех.

— Ты все слышал, Двалин, — старый гном обратился к своему юному напарнику. — Передай волю государя.

Молодой гном молча положил ладони на два бронзовых шара, при этом зажмурившись и шепотом произнося какие-то слова. Самоцветы в магическом устройстве замерцали, а где-то в вырытых гномами под Нивеном катакомбах заскрежетала по такой же медной пластине тонкая игла из чистого золота, и собрат Бдящих, элиты магического цеха Подгорного племени, жадно впился взглядом в оставляемые на металлической пластине символы.

Гвардейцы же, осадившие гномов в подвалах под столицей Дьорвика, уже теряли терпение. Сержант, который пытался вести с забаррикадировавшимися гномами переговоры, открыл, было, рот, дабы разразиться гневной тирадой, сдобренной изрядным количеством брани, как заметил, что в подземелье спустился сам Амальриз, которого сопровождали пять королевских телохранителей.

— Что вы хотите, гномы? — Маг быстро понял, в чем дело, и взял на себя дипломатическую миссию. — Я — мэтр Амальриз, придворный маг Его величества Зигвельта. Волею короля повелеваю вам выйти и сложить оружие. Вас обвиняют в измене и заговоре.

— Мы готовы сдаться, чародей, но обещай, что нашим семьям сохранят жизнь, даже если нас самих казнят, — вновь раздался приглушенный голос парламентера. — Дай нам слово, и мы предадим себя в ваши руки.

— Я обещаю, что ваши жены и дети не будут наказаны за ваши преступления, — произнес Амальриз. — Этого довольно?

Двери распахнулись, и из сумрака появилось множество гномов. Первыми шли воины, которые на пороге аккуратно клали на каменный пол свое оружие и далее уже под конвоем стражников поднимались наверх. За ними шло множество гномьих женщин, которые, видимо, укрылись в подземных казематах еще до начал штурма. Амальриз решил, что здесь пряталось все население гномьей слободы.

— Мэтр, — из глубин подземных лабиринтов, вырытых гномами, к Амальризу бежал гвардеец, на груди которого была видна кровь, а шлем был сильно погнут, словно от удара булавой. — Там несколько недомерков, — он указал рукой в темный провал коридора. — Ребята их зажали там, но уж больно они яростно дерутся, уже четырех наших положили.

— Хорошо, веди меня к этим гномам, — Амальриз без раздумий направился за воином.

В тесном туннеле, уходившем куда-то вдаль, действительно засели трое гномов. Ближе всех к людям оказался длиннобородый боец в тяжелых доспехах, сплошь усеянных шипами, и глухом шлеме, вооруженный парой широченных фальчионов. Он был столь широк в плечах, что заслонял собой коридор, но при этом ухитрялся так ловко орудовать клинками, что уже трое гвардейцев оказались сражены им. За спиной мечника были видны силуэты еще двух подгорных воинов, которые время от времени посылали в сторону людей тяжелые арбалетные болты. Всякая атака гвардейцев, которых здесь толпилось более десятка, была почти наверняка обречена на провал. Мечник, собою прикрывавший арбалетчиков, удержал бы людей, пока стрелки не спеша их перебили бы.

— Все назад, — прошипел Амальриз, готовя заклинание. — Не мешайте мне, воины, но будьте готовы помочь, когда скажу. — Он понимал, что идет на риск, но гномов следовало уничтожить или пленить. Тем более, эта троица могла охранять нечто важное, ибо без веской причины едва ли они стали бы биться так отчаянно, когда их родичи уже признали себя побежденными.

Мрак на краткий миг отступил, изгнанный засиявшим подобно солнцу огненным шариком, очень маленьким, не более вишни, ибо в противном случае можно было запросто разрушить шахту, похоронив и самого себя. Магический снаряд пронзил пространство и ударил в грудь гнома-мечника. Амальриз ожидал, что магическое пламя прожжет латы гнома, но огненный шарик лишь бессильно рассыпался множеством брызг, едва лишь соприкоснулся с нагрудником. Магу не нужно было долго думать, чтобы понять, что гном облачен в зачарованные латы, защищенные рунами от вражеского чародейства. Некогда такие доспехи были очень распространенными, а ныне их почти невозможно стало найти, но, как видно, у запасливых гномов подобные латы еще имелись.

— Вперед, бейте его! — Амальриз понял, что пусть его снаряд и не справился с руническим чарами, но вспышка на миг ослепила гнома, глаза которого приспособились к полумраку. И этим шансом необходимо было воспользоваться, и немедля.

Одновременно щелкнули три тяжелых арбалета и два болта по самое оперение вошли в грудь гнома, легко пронзив его латы. Чары, наложенные настоящими мастерами, делали владельца такой брони неуязвимым для мага, но против обычной стали они не были чем-то особо выдающимся.

Когда гвардейцы добежали до первого противника, он еще был жив, несмотря на смертельные раны. Одного из воинов в золотой броне гном ударил мечом поперек живота, разрубив прочную кирасу, а следующему ткнул в лицо кулаком, закованным в латную перчатку. Гвардеец заорал от боли, из расплющенного носа хлынула кровь, но и человек сумел нанести удар кинжалом как раз над воротом кирасы гнома, пробив ему артерию. Гном упал, выронив из рук свои фальчионы, и тут же из темноты раздались звуки арбалетных выстрелов, и гвардеец тоже упал, отброшенный назад силой вонзившегося ему в шею болта.

Люди кинулись вперед, потрясая оружием, но стены вдруг задрожали, и с потолка на головы гвардейцам посыпалась каменная крошка.

— Назад, — крикнул Амальриз, в этот миг ясно ощутивший творящееся в темноте чародейство, явно направленное против людей. — Они сейчас обрушат своды! — Маг оттолкнул к выходу их туннеля пробегавшего мимо гвардейца, жаждавшего вступить в бой: — Уходим! Прочь отсюда, все!

Воины кинулись назад, но один из них, замыкавший цепочку, замешкался, и рухнувший сверху обломок плиты размозжил ему голову, сплющив шлем, точно он был сделан из бумаги. Еще один толчок сотряс подвалы, и за спинами чудом сумевших спастись гвардейцев толща породы запечатала коридор, в котором еще должны были оставаться двое гномов.

Люди спешно покинули подвалы, испугавшись новых обвалов. Сейчас у них появилось много дел, ведь нельзя было оставлять без присмотра больше сотни гномов, от которых неизвестно чего можно было ожидать. Жилища подгорных мастеров остались под охраной, которую выделил Альгерт Дер Фокт, а их прежние обитатели под конвоем двинулись к темнице, в которой, право же, нынче едва ли останутся свободные камеры.

А в нескольких милях от Нивена в небольшой рощице произошло событие, весьма необычное и наверняка способное заинтересовать городскую стражу, если бы узнала о нем. Если говорить точнее, то там произошло самое настоящее убийство.

Двое мальчишек из ближнего села как раз решили сходить по грибы, давно зная, что в мрачном лесочке растут отличные боровики. Набрав уже по половине корзинки, дети вдруг услышали доносившиеся из кустов приглушенные голоса. Сперва они решили, что здесь объявился какой-нибудь зверь, и решили, было, дать деру, но любопытство пересилило, и мальчишки тихо двинулись туда, откуда раздавались странные звуки.

Выбравшись из кустов, дети увидели весьма необычную картину. Над глубокой ямой, невесть откуда взявшейся в этом месте, стоял невысокий широкоплечий человек с длинной бородой, на котором была надета тяжелая короткая кольчуга. Сейчас этот крепыш, что-то недовольно бормоча себе под нос на языке, которого дети не знали, пытался вытащить наружу из ямы еще одного такого же человека. Ему это удалось с большим трудом, ибо товарищ бородача, тоже невысокий и коренастый, отличавшийся от первого лишь более короткой бородой, был весьма тяжел, да еще на нем были надеты латы, подобные рыцарским.

Дети быстро догадались, что перед ними, ни много, ни мало, два настоящих гнома, выбравшиеся, видимо, из подземного хода, множество которых, по слухам, вело на все четыре стороны света из недальнего Нивена. Один из гномов, вероятно, был ранен, поскольку его товарищ склонился над ним и что-то искал в привязанной к поясу сумке.

Мальчишки, укрывшись за деревьями, во все глаза смотрели на гномов, забыв об осторожности, и один из них, переступив с ноги на ногу, наступил на сухую ветку, издавшую тихий хруст. Звук почти не был слышен, но настороженные гномы встрепенулись и тот, что был ранен, мгновенно вскинул небольшой арбалет и пустил болт точно на звук. Короткая тяжелая стрела легко пронзила грудь одного из мальчиков. Из раны хлынул поток горячей крови, и человек упал на землю, издав короткий хрип. Его товарищ оцепенел от ужаса, а второй гном уже шагнул к служившим укрытием для малолетних соглядатаев зарослям. Он не спеша вытянул из ножен на запястье короткий метательный нож, тяжелое лезвие, вместо обычной рукоятки имевшее лишь удлиненный хвостовик.

Когда гном уже почти дошел до кустов, оставшийся в живых мальчишка кинулся бежать, ибо понял, что подгорный воин не намерен оставлять его в живых, если поймает. Не разбирая дороги, ребенок метнулся в заросли, оставляя за собой настоящую просеку. Гном, услышав шум, кинулся следом. Там, где ребенок проскальзывал между веток, карлик проламывался сквозь кустарник, устраняя преграды при помощи длинного кинжала.

Гномы никогда не отличались особой прытью, и бег не был их достоинством. Быть может, мальчику и удалось бы скрыться, но он споткнулся о выступавший из прошлогодней листвы корень и упал, ударившись головой о ствол дерева. Ребенок быстро вскочил, хотя в глазах у него все двоилось, и ноги не держали его, но даже столь малая задержка позволила преследователю настигнуть свою жертву. Гном резко взмахнул рукой, и тяжелый нож, сделав два оборота в воздухе, вонзился в спину человека, перебив ему позвоночник. Ребенок еще шевелился, когда карлик подошел сзади, рывком поднял его голову и одним быстрым взмахом кинжала перерезал детское горло. Затем он забрал нож и двинулся туда, где оставался его раненый товарищ.

Гном не испытывал ни капли сожаления от убийства двух детей, ибо сейчас они были его врагами. Пощадив этих человеческих ублюдков, чудом спасшиеся от гвардейцев гномы рисковали бы в ближайшем будущем столкнуться со множеством воинов. Поэтому убийство любого чужака, случайно оказавшегося на их пути, было единственным залогом того, что гномам удастся спастись.

Что ж, они не смогли справиться с поручением своего владыки, который многое поставил на это задание, но этому гномы могли найти немало веских оправданий. Как бы то ни было, сейчас их путь лежал на юг, в родные земли, в царство камня и вечных льдов, ставшее на долгие века обиталищем их племени.

Глава 3. Дар принцессы

Обширная полоса земель к югу от второго по величине в полуденных провинциях Дьорвика города, славного Хильбурга, издревле являлась почти необитаемой, и хотя на нее от века претендовали две могучие расы, эльфы и люди, никто не пытался укрепиться на этих землях. Причиной тому была их полная непригодность для жизни, ибо здесь на сотни миль вдоль границы тянулись жуткие и почти непроходимые топи, перемежавшиеся жидкими рощицами чахлых деревьев, сумевших отвоевать у болот малую толику земли. Трясины с гнилой водой, способные вмиг затянуть человека, намного лучше армий и укрепленных замков обеспечивали здесь мир между вечно враждовавшими народами, ибо здесь невозможно было не то что вести сражения, но даже и передвигаться, поскольку через этот гиблый край не вела ни одна дорога. Именно в этих болотах брала свое начало стремительная Гирла, чьи воды впадали, пробежав много лиг, в могучий Арбел, омывавший земли многих стран и народов. Лишь много южнее, перед самым рубежом двух держав, сурового Дьорвика, и гордого И’Лиара, Королевства Лесов, болота отступали, оставляя узкую полосу твердой земли, вздымавшуюся ввысь Ламелийскими горами, словно предназначенную для того, чтоб там возводить крепости и сражаться не на жизнь, а на смерть, щедро поя своей и чужой кровью землю.

Болота перерезал только узкий перешеек, начинавшийся как раз от стен Хильбурга, укрепленный столь сильно с обеих сторон, что на всем протяжении границы именно здесь вторжение становилось просто невозможным. Любая, сколь угодно сильная армия попросту увязла бы, штурмуя многочисленные форты, за стенами которых в полной готовности находились большие и отлично вооруженные гарнизоны, состоявшие почти полностью из опытных бойцов, ветеранов, успевших побывать во многих сражениях.

Пока солдаты, ожидавшие нападения, которое, скорее всего, если и произошло бы, то много западнее, занимались привычной работой, тренируясь на плацу под присмотром суровых десятников, оттачивая свое умение пользоваться разными видами оружия, либо стояли в дозорах и секретах у самой кромки вражьей земли, на западе болотного края сквозь заросли и топи шли двое. Цель одного, точнее, одной из них, лежала на юге, но путь к ней пока вел на восток. Другой путник вовсе не имел цели, если не считать ею ту, кого ему приказано было охранять в пути, пусть даже и ценой своей жизни.

Они провели в дороге уже немало дней и сильно устали, хотя обоим не в новинку были долгие переходы верхом или пешком. Ныне их подстегивало ощущение приближающейся погони, которая, несмотря на все ухищрения привыкших к лесу людей, вернее, не совсем людей, никак не отставала, с каждым днем, с каждым часом сокращая разделявшее их расстояние. Казалось, преследователи обезумели, ибо лишь безумцы могут так быстро и долго гнать самих себя, не позволяя даже краткого отдыха. Они должны были уже свалиться замертво от усталости, но вместо этого шли и шли, становясь все ближе, хотя пока еще не настигли беглецов, но этот момент должен был наступить уже совсем скоро.

Один из путников, оказавшихся в столь неприглядном месте сразу заприметился бы любому встречному, если бы такой оказался в этих местах. Однако никто не попадался на пути двух храбрецов, рискнувших почти без подготовки пересечь самые гиблые болота этой части мира, и потому никто так и не смог удивиться, встретив среди них эльфийку. Удивление такого случайного прохожего могло быть еще больше, узнай он, что сквозь дебри и трясины пробирается не просто Перворожденная, а одна из дочерей владыки державы И’Лиар, принцесса Мелианнэ. В прочем, удивление гипотетического первого встречного наверняка не было бы продолжительным, ибо спутник принцессы, суровый наемник с темным прошлым по имени Ратхар, изредка рекомый нелюбимой им кличкой Лунь, едва ли оставил бы случайного свидетеля в живых, ибо он должен был защищать свою спутницу, в том числе и от любопытных глаз, а лучшей защитой этот человек всегда считал добрый удар мечом. Нужно сказать, и сама Мелианнэ, останься она вдруг в одиночестве, не осталась бы беззащитной, ибо тоже неплохо владела мечом, а, кроме того, на службе у нее были такие силы, по сравнению с которыми самое лучше оружие из стали показалось бы просто детской игрушкой. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что на своего телохранителя Мелианнэ все же полагалась в большей степени, чем на чародейское искусство.

Как уже было сказано, причиной того, что столь высокородная путешественница, которой вернее подошло бы определение беглянка, оказалась на болотах не своей волей, была пущенная по ее следу погоня, от которой, пока тщетно, и пыталась укрыться эльфийка. Следовавшие по пятам стражники не оставили путникам иного выхода, кроме как рискнуть и попытаться уйти от преследователей через топи, хотя неизвестно точно, что было опаснее — клинки людей за спинами беглецов, либо простиравшиеся впереди на многие мили трясины. Но, все же, продолжая идти вперед, беглецы имели чуть больше шансов на успех, ибо глупо было бы надеяться выйти победителями из схватки с доброй полусотней воинов, которые не просто выполняли приказ командиров, а еще и жаждали мести за убитых товарищей.

После краткого, но яростного боя в лесах, который случился несколько дней назад, когда от рук наемника и эльфийской принцессы погибли несколько воинов из местного гарнизона, немного не рассчитавшие своих сил, прочие стражники словно с цепи сорвались, и теперь поимка, а, в крайнем случае, и убийство как эльфийки, так и человека, стало для них делом чести. А к своей чести воины из пограничной стражи Дьорвика относились весьма трепетно, никому не позволяя унижать ее.

Мелианнэ несколько раз прибегала к своим колдовским способностям, дабы выяснить положение и намерения их преследователей. В такие моменты она замирала, всем телом прильнув к выбранному ею дереву, на несколько долгих мгновений выпадая из течения времени и переходя на иной уровень восприятия, понятный лишь немногим избранным. Ее сознание, словно покидая оковы бренной плоти, устремлялось по собственному следу назад, и эльфийка могла увидеть тех, кто преследовал их. Наемник в это время стоял неподалеку с обнаженным мечом и внимательно оглядывал окрестности, ибо знал, что его спутница в такие минуты становилась абсолютно беззащитной перед любой угрозой. И он со всем тщанием нес свою службу охранителя, старясь так, как никогда не стараются просто за деньги, пусть даже вознаграждение особенно велико.

Разумеется, сама Мелианнэ не замечала этого, и, выходя из своего транса, вновь отправлялась в путь, нещадно подгоняя и человека, хотя по правде нужды в этом не было. Хоть Перворожденная и могла с гордостью назвать себя Дочерью Леса, деливший с ней все тяготы пути воин также не казался в дебрях посторонним человеком. Он мог двигаться весьма быстро, при этом не производя лишнего шума и не оставляя за собой следов. Последнее, в прочем, казалось не таким уж и важным, ибо, как беглецы не старались запутать погоню, их противники не отставали, с каждым часом приближаясь на несколько сотен ярдов. Теперь все должна была решить лишь выносливость.

— Скажи, э’валле, они далеко? — Ратхар обратился к эльфийке, когда та в очередной раз использовала магию для наблюдения за преследователями.

— Довольно близко уже, — лик прекрасной принцессы был омрачен. — Они идут несколькими отрядами, в каждом от полудюжины до десятка бойцов. Ближайшие из них уже в четырех милях от нас. Вероятно, среди них есть проводники, хорошо знающие эти места. Нам приходится ступать медленно, поверяя путь перед каждым шагом, а они, думаю, движутся по тайным тропам, потому и настигают нас так быстро.

— Чем кончится наше бегство? — задумчиво произнес наемник. — Они прижмут нас к краю какой-нибудь непроходимой топи, где и расстреляют из луков.

— А ты что предлагаешь?

— Возможно ли прорваться сквозь их порядки? Если они идут несколькими группами, то ведь можно затаиться, пропустить их мимо себя, а затем рвануть назад, — произнес воин, вопрошающе взглянув на свою спутницу. — Едва ли они идут несколькими волнами, для этого у наших врагов просто не хватит людей.

— Там собаки, а они почуют меня, — возразила Мелианнэ. — Псы опасны и сами по себе, к тому же они заставят насторожиться людей. — В этот миг эльфийка вспомнила атаковавших их несколько дней назад громадных псов. Ратхар тогда смог защитить ее, но воспоминания были не самыми приятными, и Мелианнэ понимала, что обученные собаки в густых зарослях могут стать более опасным, чем человек, противником.

— Тогда дать им бой, — решительно сказал Ратхар, порядком уставший бегать и жаждавший действия. — Выбрать ту группу, где меньше противников, атаковать их, и, пока остальные поймут, что произошло, раствориться в лесу. Главное оторваться от них, а там можно двинуться на юг, к границе. Отсюда до нее не так уж много, может, четыре дневных перехода, предположил воин. — Мы бы успели, э’валле.

— Мне самой надоело бежать, когда можно сражаться, — ощерилась Мелианнэ, от накопившейся усталости плохо контролировавшая собственные эмоции. — Но вдруг нам не повезет? Я просто не имею права так рисковать!

— Нужно рискнуть, — Ратхар стоял на своем. — Их не так много, все сразу никак не сбегутся, а нам и понадобится совсем мало времени.

Прорываться сквозь загонщиков, шедших так, что их небольшие отряды, двигавшиеся на почтительном расстоянии один от другого, напоминали редкую гребенку, решили в крайнем случае. Мелианнэ рассчитывала скрыть свое присутствие от людей, затаившись на время, а затем, оказавшись позади стражников, что есть сил рвануть на север, уходя из ловушки. Изменив направление движения, беглецы оказались весьма близко от одного из охотившихся на них отрядов, в котором было всего пять человек. Мелианнэ узнала это, вновь воспользовавшись магией, а точнее, помощью лесных духов, с сутью которых она сливалась во время транса, их глазами и иными органами чувств, которым у человека просто не было названий, обозревая окрестности на много миль вокруг.

— Тебя я скрою заклинанием, это нетрудно сделать. Собаки не учуют запах человека, солдаты тоже не заметят следы, во всяком случае, не раньше, чем ты будешь от них на расстоянии удара, — предложила свой план Мелианнэ. — Но лучше бы избежать боя. Если затаиться на краткое время, солдаты могут пройти мимо, а затем они нам уже не страшны.

— А ты сама как же? — спросил Ратхар. — Ведь на псов твоя волшба не действует, ты сама об этом говорила.

— Буду надеяться на лучшее, — эльфийка криво усмехнулась. — Я не очень сильна в Искусстве, но если постараться, то можно на очень короткое время стать незаметной и для их ищеек. — Мелианнэ указала туда, откуда должны были вскоре показаться преследующие их загонщики. — В крайнем случае, мы можем отбиться, ведь их всего пятеро, пусть там и опытные воины.

— Я бы предпочел сразу атаковать, а не ждать удачи, пребывая в бездействии, — Ратхар, ранее не страдавший любовью к излишнему кровопролитию, в этот раз предпочел бездействию любую деятельность.

— Тогда мы можем отвлечь их, — неожиданно предложила Мелианнэ.

— Что ты имеешь в виду, — наемник удивленно вскинул брови, уставившись на свою спутницу, в глазах которой мелькнула хитринка. — Как мы их отвлечем?

— Представь, как поведут себя эти стражники, если заметят эльфийку, которую ищут уже довольно давно. Думаешь, они вспомнят еще и о каком-то человеке, который для них едва ли так важен? — Мелианнэ перехватила заинтересованный взгляд наемника, который даже не оскорбился, узнав, что он абсолютно никчемен для стражи, хотя едва ли это было правдой, и продолжила: — Все очень просто — я отвлеку их внимание, а ты, оказавшись позади стражников, зарубишь их. Они кинутся за мной, потеряв бдительность, так надо этим воспользоваться.

Выполняя эту затею, которая могла закончиться как успехом, так и провалом, Ратхар, подчиняясь своей спутнице, укрылся в кустах. Мелианнэ обошла его по кругу, делая странные пассы руками, так, что воздух затрещал, словно во время грозы, накладывая какую-то маскировку. Сам наемник не очень хорошо понимал суть ее действий, но сомневаться вслух не стал, а просто получше спрятался в листве. При должном умении, это воин уяснил давно, стать невидимым для человеческого взгляда можно и без всякого чародейства, и он этим умением успел овладеть.

Так, Ратхар занял позицию в редком кустарнике, буквально слившись с еще не опавшей листвой и пожухшей травой. Мелианнэ же решила ждать появления погони в сотне ярдов от позиции наемника, держась поближе к деревьям, но при этом не особо стараясь спрятаться. Она понимала, что обученные псы ее все равно учуют, поэтому умышленно оставила следы, которые не затерялись бы от глаз людей.

Преследователи шли цепью, разом охватывая полосу леса шириной не менее трехсот ярдов, и при этом каждый из них постоянно видел соседей слева и справа. Затаившийся наемник заметил двух воинов, вооруженных длинными луками. На одном из них была легкая кольчуга, второй довольствовался плотной курткой с нашитыми на груди и плечах на манер чешуи железными пластинами. Еще двое воинов резко выделялись на фоне прочих добротными тяжелыми кольчугами и длинными мечами, один из них нес также небольшой арбалет.

Крупный пес, за которым следом почти бежал воин в кожаной куртке с металлическими пластинами, неожиданно начал беспокоиться, принюхиваясь и озираясь по сторонам. Вдруг пес замер, оскалив страшные клыки, которые, пожалуй, пробили бы и кольчугу, и тихо зарычал. Он, видимо, верхним чутьем обнаружил скрывавшуюся неподалеку эльфийку, и теперь рвался вперед, все ближе подбираясь к Ратхару, но, похоже, будучи увлечен запахом Мелианнэ, зверь ничего более не замечал. Наемник убедился, что собаки, используемые стражей, отлично выдрессированы, ибо шедшее по следу животное не гавкало, подавая знак своему хозяину, словно понимая, что нужно подобраться к жертве как можно ближе и незаметнее. Псы, используемые стражей, были не просто сторожами и ищейками, они были воинами, ценившимися ничуть не ниже людей. И сейчас зверь, не производя лишнего шума, поскольку знал, что его хозяин и так все поймет, метнулся к деревьям, где и должна была находиться Мелианнэ.

Солдаты насторожились, и приготовили оружие, продолжая идти вперед, но, все же постепенно приближаясь к тому месту, куда стремился пес. Вот двое воинов прошли мимо зарослей, в которых ждал нужного момента Ратхар. Наемник уж обнажил клинок и приготовил верный топорик, внимательно наблюдая за своими противниками. Вдруг оба лучника вскинули оружие, и выстрелили в гущу леса. Ратхар увидел, что из-за деревьев выбежала Мелианнэ, которая, петляя и пригибаясь, дабы сбить противникам прицел, метнулась вперед. В руках ее был лук, но пользоваться оружием эльфийка не спешила.

Один из лучников, на бегу рвавший тетиву, но пока еще так и не сумевший поразить цель, оказался всего в паре десятков шагов от наемника, его-то Ратхар и выбрал первой жертвой. Со стороны казалось, что воин появился прямо из воздуха, ибо магия эльфийки подействовала, как положено, сделав человека попросту невидимым ни для кого, за исключением такого же чародея, которого при отряде не оказалось. Стрелок, увлеченно целившийся в мелькавшую среди ветвей эльфийку, так ничего и не понял, когда топорик вонзился ему в спину, перерубив позвоночник.

А Ратхар уже метнулся к следующему воину, который выхватил меч и повернулся к невесть откуда возникшему противнику. Он оказался весьма быстр, но наемник все же его опережал на какие-то мгновения. Он нанес мощный удар в плечо, отделив от тела своего противника левую руку, однако сражавшийся против него воин еще пытался сопротивляться, словно не чувствовал боли. Он нанес сильный удар который Ратхар принял на свой клинок. Отклонив меч противника, наемник выхватил из ножен на поясе кинжал и вонзил его в незащищенное кольчугой горло солдата.

Мелианнэ оказалась в опасной ситуации, ибо на нее черной тенью несся огромный свирепый пес, следом за которым бежали сразу трое воинов. Принцесса выстрелила, но промахнулась, и стрела лишь оцарапала облитый кольчугой бок одного из приближавшихся к ней людей. Бросив лук, эльфийка замахнулась и выбросила вперед руку, из которой к ее противникам устремился сгусток огня. Пламенный шар ударил туда, где находился один из лучников, которого Мелианнэ посчитала самым опасным противником. Стрелок не успел даже ничего понять, когда там, где он стоял, вспыхнул огонь, на миг ослепив всех, кто был поблизости. Вероятно, смерть человека была достаточно легкой, ибо пламя мгновенно уничтожило его. Но эльфийке некогда было праздновать победу — пока она отвлеклась на магию, к ней уже бросился пес, который, подпрыгнув, ударил Мелианнэ лапами в грудь, сбивая ее на землю. К счастью эльфийка закрылась рукой, и страшные челюсти сомкнулись не на ее горле, а на кольчужном рукаве. Пытаясь вывернуться из-под навалившейся туши, принцесса услышала треск под собой и поняла, что только что лишилась лука. Оружие не выдержало тяжести двух тел, разломившись пополам.

Пока пес боролся с Мелианнэ, бежавшие за ним воины взяли ее в кольцо, а один из них рванул с пояса небольшой рожок и поднес его к губам. Переливающийся пронзительный звук огласил поляну, разнесшись, верно, на несколько миль.

Ратхар, увидев, что его спутница оказалась в опасности, устремился к ней. Дорогу ему заступил стражник, который и вел собаку. Он умело бился топором на длинной рукояти, не подпуская к себе наемника. Ратхар отбил несколько ударов, а затем метнулся в сторону, оказавшись сбоку от стражника. Клинок наемника слегка коснулся шеи солдата, оставив на ней след, мгновенно налившийся кровью. Стражник выронил оружие и прижал руки к ране. И в это время последний оставшийся в живых преследователь вскинул арбалет и выстрелил в наемника, ибо полагал, и вполне справедливо, что прижатая к земле псом эльфийка не опасна для него.

Ратхар взмахнул мечом, но расстояние между стрелком и его мишенью оказалось слишком мало, и наемник только чуть отклонил тяжелый болт, который вонзился не в грудь, куда целил арбалетчик, а в правое плечо, пробив броню и вонзившись глубоко в плоть. Арбалетчик, воспользовавшись этим, метнулся вперед и ударил Ратхара мечом. Несмотря на боль, Ратхар парировал удар. Оба воина замерли друг напротив друга, крепко сжимая мечи. Ратхар, понимая, что со стрелой в плече он долго не продержится, атаковал, собрав все силы. Он тенью кинулся вперед, но молниеносность атаки в этот раз ему не дала преимуществ. Его противник, вооруженный отличным клинком северной работы, широким и длинным, оказался столь же быстр. По сравнению с ним даже приснопамятный атаман Фернан не казался уже таким великолепным мечником.

Две полосы стали тускло сверкнули в воздухе и встретились, издав глухой звон. Ратхар едва не выронил клинок, ибо боль от раны была невыносимой. Отпрянув назад, он перебросил меч в левую руку и вновь атаковал, нанося стремительные удары, но мечник выстоял. Клинок Ратхара встретила сталь, и все его выпады не достигли цели. А затем его противник сам атаковал, отбросив Ратхара на несколько шагов назад. Они кружили по поляне, обмениваясь сериями стремительных ударов, пока Ратхар не сумел зацепить меч противника гардой своего оружия, отведя в сторону. Наемник нанес солдату удар ногой в живот и попытался выбить из его рук клинок, но этот противник ловко увернулся и рубанул Ратхара по ноге, оставив в его левом бедре глубокую рану. Наемник упал, ожидая, что его противник сейчас нанесет последний, смертельный удар, но тут воин, уже замахнувшийся мечом, захрипел и стал падать на Ратхара. Из его рта вытекла струйка крови, и воин закатил глаза и выронил клинок.

За спиной последнего стражника стояла Мелианнэ, сжимая в руках кривой засапожный нож. Ратхар увидел позади нее еще дергавшегося пса, которого эльфийка наверняка прикончила тем самым ножом.

— Что с тобой, — в голосе Мелианнэ наемнику вдруг послышались нотки страха. — Ты ранен?

— Этот ублюдок повредил мне ногу, — тяжело дыша, ответил воин. Короткий бой шел на запредельных для обычного человека скоростях, и только сейчас, когда все закончилось, наемник понял, как много сил отняла у него эта схватка. — Боюсь, теперь мне трудно будет состязаться в беге с пограничной стражей, — Ратхар сделал попытку встать, но только скривился от боли. Штанина его уже набухла от крови. — Проклятье, как же он оказался быстр!

— Придется собрать все силы и скорее уходить отсюда, — Мелианнэ протянула руку своему спутнику. — Постараюсь тебе помочь, но нет времени на полноценное лечение.

— Все равно благодарю, ведь ты спасла мне жизнь, — опершись на эльфийку, Ратхар кое-как сумел подняться.

— Сядь сюда, — эльфийка жестом указала наемнику на подножие раскидистого дерева. — Нужно вытащить стрелу.

— Я уже и так не боец, — скривился Ратхар. — Теперь нам едва ли удастся скрыться от погони.

— Это мы еще посмотрим. — Мелианнэ схватилась за древко стрелы и потащила ее на себя, медленно, дабы не сломать ее и не оставить в ране наконечник.

Ратхар сжал зубы, подавляя в себе крик боли, но он был все же воином, поэтому умел терпеть. И вскоре эльфийка облегченно вздохнула, сумев, наконец, извлечь болт, выпущенный слишком ретивым солдатом.

— Повезло, — она показала окровавленный болт наемнику. — Бронебойный. Будь у него лук, мог бы и неизвлекаемым в тебя выстрелить, тогда пришлось бы повозиться. А теперь нужно разобраться с этим — она бросила взгляд на длинную рану на бедре Ратхара.

Эльфийка вновь прибегла к магии, проведя руками, от которых вдруг ударила волна жара, над ранами, останавливая кровь. Затем она, не ограничившись волшебством, плеснула на раны еще какой-то едкой жидкостью из небольшой фляжки. Наемник едва не взвыл от боли, ибо ощущения от эликсира Мелианнэ были похуже, чем от каленого железа.

— Мне нужно осмотреться, — эльфийка встала, отряхивая с одежды приставший к ней мусор.

Привычно прильнув к дереву, Мелианнэ воззвала к лесным духам, которые послушно откликнулись ей. Мгновенно приобретя сотни глаз и ушей, эльфийка смогла обозревать лес на несколько миль окрест. И очень быстро ее обостренные чувства указали на приближавшихся к тому месту, где сейчас находилась сама Мелианнэ и ее спутник людей. Их было семеро, и стоило только эльфийке сосредоточиться на них, как ее буквально ослепила исходившая от одного из преследователей аура Силы. Если прочие люди предстали перед ее внутренним взором как темные силуэты, то этот сиял, словно снег на солнце. Маг! Мелианнэ поняла, что этот отряд движется сюда не случайно. Скорее всего, неизвестно откуда оказавшийся среди стражи чародей нащупал ее своей магией, и теперь оставалось лишь бежать, ибо каждый миг промедления увеличивал угрозу во много раз. Эльфийка, посредственно владевшая магией, не знала точно, сколь силен оказавшийся здесь волшебник, но рисковать, устраивая магическую дуэль, она не хотела.

— Сюда идут еще стражники, — сообщила она Ратхару, который сидел, прислонившись к дереву. На лице его застыла гримаса боли, хотя исцеляющая магия Мелианнэ и облегчила страдания воина. — Нужно бежать! С ними какой-то колдун.

— Откуда он здесь взялся? — спросил Ратхар. — Пленный стражник нам ни о каких колдунах не говорил.

— За это время многое могло измениться. Я не уверена в своих силах, человек, поэтому предпочту спасаться бегством, — заметно волнуясь, произнесла эльфийка. — Этот маг явно обнаружил нас, поэтому придется приложить много сил, чтобы скрыться.

— Я едва ли смогу ходить, хотя твои чары и подействовали, — возразил Ратхар, неловко пошевелившись при этом и вновь скривившись от пронзившей его боли.

— Вот, — Мелианнэ вытащила из кармашка на поясе несколько пожухлых листочков. — Съешь это, они придадут тебе силы и угасят боль, — объяснила она с подозрением взглянувшему на сушеную траву воину. — Правда, это на пару часов, но за это время мы сможем уйти далеко отсюда.

Ратхар послушно положил на язык предложенную ему траву и принялся жевать. Горечь была жуткая. Наемник едва не выплюнул листочки, но сдержался, и вскоре почувствовал, что боль отступила, а тело вновь полно сил. Он быстро перевязал раны чистой тканью, чтобы остановить кровь.

— Что это за растение? — Наемник встал, вытер клинок и вложил его в ножны. Это было удивительно, но он чувствовал, что сейчас может пробежать двадцать миль, а затем выдержать бой с десятком солдат.

— Мы называем его люцерис, а еще у него есть название «кисть удавленника». Не спрашивай, почему, — Мелианнэ подошла к наемнику, внимательно оглядывая его. — Сейчас ты должен почувствовать себя лучше, но потом, когда действие его закончится, будет совсем скверно. Поэтому нужно спешить. — Она протянула Ратхару ладонь, на которой лежало какое-то колечко. — Не знаешь, что это?

Наемник взял кольцо, простой стальной ободок, и сразу увидел королевский герб, под которым были выбиты несколько цифр.

— Я слышал, нечто подобное служит отличительным знаком королевских гвардейцев Дьорвика, — неуверенно произнес наемник. — Откуда это у тебя?

— Было на нем, — Мелианнэ показала на тело мечника, едва не прикончившего самого Ратхара.

— Мне сразу показалось, что этот воин гораздо лучше обучен, чем стражники, — заметил наемник. — Но если здесь гвардия, значит, их сюда прислал король, а он не станет размениваться по пустякам! Чем же ты так ценна для всех, э’валле?

— Это неважно, — отрезала эльфийка. — Какая разница, гвардейцы или стражники хотят нас убить?

— Что ж, сейчас это действительно не имеет значения, — Ратхар согласился, ибо не место и не время было предаваться расспросам, тем более, он уже понимал, что свои тайны Мелианнэ хранит крепко. Да и не нужны они были простому воину.

Поскольку путь на юг был уже отрезан, а вступать в схватку с чародеем Мелианнэ не рисковала, здраво оценивая собственные силы, беглецы вновь повернули на восток. Они с каждой пройденной милей все ближе оказывались от болот, и вскоре лес начал отступать, а под ногами захлюпала грязь. Редкие деревья, чахлые и скрюченные, стояли на чуть более сухих островках земли, повсюду высились заросли тростника и камыша. Кое-где виднелись небольшие озерца.

Идти становилось все труднее, поскольку теперь каждый шаг мог привести прямо в трясину. Однажды сама Мелианнэ едва не утонула, когда нога ее соскользнула с кочки. Кинувшийся к своей спутнице Ратхар сумел ее подхватить и вытащил-таки на сушу, но дальше они шли уже гораздо медленнее. Срубив два деревца, путники соорудили из них шесты, называемые еще слегами, которыми и проверяли путь, тыкая ими в землю перед собой.

Кроме трясин немалую опасность представляли змеи, которых здесь оказалось необычно много. Ратхар едва не оказался жертвой одной из них, наступив на гада, укрывшегося во мху. Перед ним внезапно выросло полутораметровое тело толщиной с мужскую руку, оканчивавшееся клиновидной головой. Из пасти торчали длинные зубы, с которых так и сочился яд. Наемник выхватил меч, перерубив яростно шипевшую змею, и ее тело потом еще долго билось в агонии, причудливо извиваясь. Затем еще трижды за какие-то полчаса путники убивали оказавшихся под ногами змей, чудом избежав их укусов. Мелианнэ между делом сообщила своему спутнику, что от яда болотных гадюк, которые в длину достигали пяти шагов, не существует никаких противоядий, поэтому первый же укус будет смертельным. Эльфийке наемник поверил сразу и без малейших сомнений, а потому впредь старался быть более осторожным.

Так они шли довольно долго, но внезапно Мелианнэ, которая двигалась первой, поскольку лучше чувствовала путь перед собой, поняла, что они оказались в ловушке. Со всех сторон клочок суши, на котором едва хватало места им двоим, обступила трясина. Мелианнэ не могла понять, как они сюда забрели, ибо обратный путь вдруг исчез, словно бы кочки ушли под воду. К тому же действие травы, которую она дала Ратхару, кончилось. Теперь наемник едва стоял на ногах, весь покрытый испариной. Его трясло, а повязки пропитались кровью.

Мелианнэ решила призвать свою магию, дабы хоть немного облегчить страдания Ратхара, усугубленные еще и люцерисом, но вдруг до нее донесся собачий лай. Звук исходил из зарослей тростника неподалеку, и животное, которое его издавало, явно приближалось.

— Они нас все же нагнали, — скривившись не столько от боли, сколько от досады, произнес Ратхар. — Мне кажется, или это лают собаки?

— Да, это псы, и они все ближе, — коротко ответила Мелианнэ, положив руки на черен меча.

— Уходи, э’валле, — Ратхар говорил с трудом, переходя на хрип. — Мне уже далеко не убежать, а тебя они могут и не найти.

— Я не могу тебя оставить, — эльфийка вдруг поняла, что действительно не способна бросить этого человека на верную смерть. Ее народ никогда не отличался особой сентиментальностью, тем более, если речь шла о существах иной расы, но сейчас она не могла бежать. — К тому же, я не могу найти тропу.

— Что ж, тогда придется дорого продать свои жизни, — Ратхар вытянул клинок из ножен, встав в стойку. Но вдруг наемник пошатнулся и упал, выронив меч.

В тот же миг из тростника показался огромный серый пес, настоящий волкодав, который размерами мог соперничать с теленком. По сравнению с ним псы стражников казались новорожденными щенками. Остановившись в нескольких шагах от обнажившей меч Мелианнэ, он оскалился и глухо зарычал, демонстрируя клыки, больше похожие на кинжалы и наверняка способные крушить даже стальные латы.

Пес производил сильное впечатление, и Мелианнэ усомнилась, что сумеет одолеть это чудовище, под лохматой шкурой которого перекатывались могучие мускулы, даже силой своего чародейства. Но она решил биться, невзирая ни на что, ведь у ее ног лежал беспомощный воин, тот, кто прежде защищал ее, рискуя своей жизнью. Мелианнэ понимала, что слова Ратхара о щедрой награде были лишь отговорками, ведь нужно ли золото мертвецу, а человек, безрассудно ввязываясь в бой, когда опасность грозила его спутнице, всякий раз рисковал погибнуть, встретив более умелого или просто чуть более удачливого противника. И вот сейчас он лежал ничком, впав в беспамятство, лишившись сил, неспособный более биться. И принцесса Перворожденных поняла, что не ступит более ни шагу, не будет даже пытаться бежать, и, если ее спутнику суждено погибнуть, то не раньше, чем падет она.

Эльфийка привычно потянулась к Силе, которая текла здесь могучим потоком, приготовив заклинание. Она решила встретить атаку пса, либо тех, кто шел следом, магией. И уже готов было сорваться с ее пальцев огненный шар, неся погибель любому, когда раздался уверенный голос:

— Не стоит каждого встречать магией, Дочь Леса, ведь вовсе не всякий здесь желает тебе зла. — Из зарослей вышел высокий седой мужчина в простой рубахе и кожаных штанах. На ногах его были добротные сапоги, на плечи была накинута меховая безрукавка. В руках человек держал тяжелый узловатый посох. Несмотря на седину, этот человек казался очень сильным, и был похож на вековой дуб, уже старый, но еще невероятно прочный, срубить который под силу не всякому лесорубу.

Мелианнэ, сама того не желая, ударила готовым заклятием, ибо ее реакция опередила ее сознание. Сгусток пламени устремился к незнакомцу, но тот лишь лениво взмахнул рукой, и шар распался искрами на полпути до цели.

— По меньшей мере невежливо, — незнакомец приближался к застывшей в боевой стойке Мелианнэ, которая безмерно удивлена тем, как легко этот старик отразил ее удар. — При дворе Владыки Изумрудного Престола теперь так обучают этикету его наследников?

— Что ты несешь, человек? — Эльфийка почувствовала страх, ибо этот маг, а никем иным человек, легко разрушающий боевые заклятия быть не мог, знал, кто она, и Мелианнэ оказалась в его власти. Конечно, меч был при ней, только руку протяни, но мастером себя Мелианнэ все же не считала. Раз не сработали чары, было бы глупо надеяться на клинок.

— Я вижу, сей доблестный воин, который наверняка отважно бился, защищая тебя, ранен, — незнакомец указал на лежавшего без сознания Ратхара. — Быть может, вместо того, чтобы биться со мной, следует оказать ему помощь, или в крови всех эльфов заложена такая ненависть к людям, что они готовы обречь на смерть даже того, кто ради них самих не жалел жизни?

— Кто ты? — Мелианнэ не спешила складывать оружие, ибо этот человек внушал ей страх. Лишь на миг взглянув на него внутренним зрением, эльфийка увидела слепящую ауру, выдававшую в незнакомце могущественного мага. — Откуда ты взялся в таком краю и почему хочешь помочь мне?

— Я помогаю любому, кто попал в беду, — спокойно ответил седовласый. — А вам нужна помощь, я полагаю.

— За нами по пятам идут стражники, а возможно, и королевские гвардейцы, — Мелианнэ не стала скрывать ничего, вернее, почти ничего, ибо сомневалась, что этот человек случайно обнаружил их. — Мы оба — враги короны, враги правителя этого края. Ты рискуешь, помогая нам.

— Это они рискуют, явившись сюда без приглашения, равно как и вы, — веско произнес незнакомец, уверенно и властно, так что сомневаться в его возможности сурово наказать нарушителей покоя не хотелось. — Но, заняв пока вашу сторону, другим я помогать не стану, — успокаивающе добавил он.

— Да кто же ты, не боящийся королевского возмездия? — воскликнула эльфийка.

— Можешь считать меня хозяином этих мест, — он обвел рукой, указывая на окрестные болота.

— Как твое имя, человек? Я хотела бы знать, кто же оказался к нам столь великодушен?

— Если тебе так проще, госпожа, называй меня Шегерром. — Седой подошел к раненому наемнику и склонился над ним. — Этого отважного воина нужно поскорее перенести в более удобное место, хотя бы и в мое жилище. Оно неподалеку, поэтому мы должны успеть.

— Ты живешь на болотах? — изумилась Мелианнэ. — Как же ты ходишь здесь, ведь тут нет никаких троп.

— Ты забыла, что я хозяин всего этого? Путь открывается перед тем, кто этого достоин или кто сумел покорить здешних духов. Стыдно Перворожденной не знать этого. — Шегерр усмехнулся, но вовсе не зло. — Кстати, ты знаешь, что один молодой, но весьма сметливый чародей из тех, что идут за вами, накинул поводок на твоего спутника?

— Что ты хочешь сказать? — Мелианнэ недоуменно нахмурилась.

— Ты неразумно оставила кровь этого воина на своем пути, а маг нашел ее и сумел воспользоваться таким шансом, — пояснил свои слова странный старик. — Но не бойся, я уже разорвал связующую вас нить, хотя потом, когда вам придется покинуть мои владения, он вновь может добиться успеха. — Чародей поднял истекающего кровью наемника легко, словно на том и не было доспехов, да и сам он ничего не весил. Видя это, Мелианнэ только и могла, что удивиться силе таинственного обитателя болот. — Ступай вперед, э’валле, Дарк покажет тебе путь. — При этих словах огромный волкодав, по-прежнему стоявший неподалеку и пристально смотревший за чужаками, зарычал, а затем развернулся и пошел в заросли, оглядываясь на двинувшуюся за ним Мелианнэ. Маг Шегерр с Ратхаром на руках замыкал эту странную процессию.

Они прошли чуть больше мили, по крайней мере, так показалось Мелианнэ, неотступно следовавшей за огромным псом, более не выказывавшим враждебности по отношению к невольным гостям своего хозяина, когда впереди показалось некое строение, вероятно, бывшее целью их путешествия. На небольшом островке суши, поросшем редким лесом, все больше ивами и ольхой, стояла небольшая избушка, сложенная из толстых бревен. Рядом с ней эльфийка заметила еще какой-то сарай, возможно, предназначенный для домашней скотины.

— А вот и мой дом, почтенная, — Шегерр подтвердил догадки Мелианнэ. — Прости уж, что не в каменных палатах принимаю столь высокородную гостью, не место здесь для дворцов. — Он говорил серьезно, без насмешки, как могло показаться. — Думаю, здесь вам будет удобно, — маг указал на сарай. — Да и мне, старику, не помешаете.

— Благодарю тебя, человек, — эльфийка отвесила своему нежданному благодетелю поклон, когда они оказались в постройке, отведенной Шегерром.

— Может, я еще чем смогу помочь? — Маг опустил безвольное тело Ратхара на кучу соломы, сваленную в углу сарая. Также здесь Мелианнэ заметила несколько шкур, волчьих и, кажется, медвежьих, хотя медведям в таком краю взяться было вроде бы неоткуда.

— Не стоит, я смогу исцелить его раны, — эльфийка отказалась от предложения, ибо хотела на некоторое время избавиться от человека, которого по-прежнему опасалась, ибо он был для нее загадкой, а все непознанное может скрывать в себе опасность.

— Тогда позволь покинуть тебя, э’валле, — Шегерр отступил назад, к выходу. — Я навещу вас вскоре, а пока спешу откланяться. — И с этими словами маг вышел прочь.


Ратхар то приходил в себя, то вновь проваливался в пучину беспамятства, потеряв ощущение времени. В краткие мгновения, когда сознание к нему возвращалось, он видел несущийся на него лес, но, будучи уверенным, что сам он не делает ни единого движения, наемник догадался, что кто-то его несет на себе. Кто это был, воин не мог даже и представить, ибо Мелианнэ едва ли сумела бы так быстро тащить его, поскольку Ратхар вовсе не был невесомой пушинкой, а больше никого, кроме разве что, солдат из пограничной стражи, быть в этих лесах не могло, но в том, что от стражи удалось отбиться, воин был уверен.

Даже такие слабые умственные усилия отнимали у раненого наемника слишком много сил, и он на какое-то время вновь впадал в забытье. В тяжком бреду он вдруг оказывался на полях сражений, где в давние времена ему довелось действительно побывать, вновь окунаясь в ужас битвы, иногда видел давно погибших товарищей, а также и врагов. С первыми Ратхар разговаривал, будто они были живы, а со вторыми бился так, как бился когда-то наяву. Хотя, что именно было для него явью, стоявший на самой грани между миром живых и тем, что обычно называют миром мертвых, наемник уже не мог сказать точно. Возможно, он уже очутился за той гранью, куда все мы уходим, прожив земную свою жизнь, долгую ли, короткую, но неизменно заканчивающуюся одинаково. Возможно, подумал внезапно Ратхар, он перешагнул грань, отделяющую привычное бытие от того, над чем уже многие века размышляли видные мудрецы и маги, и именно образ осеннего сумрачного леса был лишь видением, воспоминанием о прошлой, телесной жизни.

Так прошло довольно много времени, сколько точно, Ратхар не смог бы сказать при всем своем желании, но в очередной раз очнувшись, он вдруг понял, что лежит под низкой крышей какого-то строения, похожего на сарай или хлев, где крестьяне держат свой скот. Пахло сухим сеном, и запах этот заставил воина вспомнить далекий дом, где он родился, провел свою юность, где встретил первую любовь… и откуда бежал, преследуемый всеми, объявленный вне закона, обвиненный в преступлениях, которых не совершал.

Неизвестно кому принадлежащий сарай, который Ратхар сперва счел очередным видением, и не думал меж тем исчезать, оказавшись вполне материальным. Под собой наемник почувствовал мех, скорее всего, он лежал на звериной шкуре, к тому же явно он был обнажен, иначе едва ли смог бы эту самую шкуру почувствовать сквозь куртку, тем более, сквозь кольчугу. Однако Ратхар был твердо уверен, что он не снимал с себя одежду и доспехи, следовательно, это сделал кто-то иной, находившийся с ним в то время, когда наемник был без сознания.

Вдруг он ощутил на своем лбу чью-то прохладную ладонь, ласково и нежно касавшуюся его кожи, а затем услышал странную песню на языке, которого он не знал. Пение зачаровывало его, подхватывая и вознося куда-то, где переставала над ним властвовать уставшая израненная плоть, а оставалась лишь невыразимая легкость и ощущение полета. Голос был мелодичный и очень красивый, столь красивый, что воин целиком обратился в слух, не желая пропустить ни единого слова этой песни, которая и сама по себе была необычайно мелодичной. Ратхар чувствовал, что по его телу прокатываются волны тепла, не жара, вызванного воспаленной раной, а именно тепла, ласкового, словно лучи утреннего солнца. А ладонь, принадлежавшая, наверное, тому самому певцу, чей голос буквально зачаровал воина, продолжала ласкать его, и каждое прикосновение приносило облегчение, словно кто-то забирал всю его боль себе.

Ратхар и сам не заметил, как вновь оказался в мире грез, куда его душа устремлялась, не выдерживая терзавшей тело боли, хотя теперь это был не прежний тяжкий бред, вызванный лихорадкой, а нечто иное. Воину казалось, что он идет по весеннему лесу, и солнце согревает его лицо, а босые ноги ласкает шелковистая трава. Золото и изумруд, сияние солнца и зелень молодой листвы, наполняли весь мир.

Воин услышал журчание ручейка, переливавшееся, словно хрусталь, и направился туда, откуда доносился этот звук. Пройдя совсем немного, наемник оказался на берегу стремительной речки, которая несла свои воды в неведомую даль, переливаясь на солнце и слепя своими золотистыми бликами Ратхара. В кустах, буйно разросшихся на берегу этого потока, раздавались трели множества птиц, из которых воин не узнавал ни единой, хотя считал себя способным различить голоса большинства лесных жителей этих краев. Наемник склонился над стремительным потоком, ладонью зачерпнув прохладную и удивительно чистую, точно хрусталь, воду.

Слуха воина коснулся переливчатый смех, и, резко распрямившись, он увидел стоявшую в тени деревьев девушку. Ратхар не мог разглядеть ее лица, словно подернутого дымкой. Незнакомка, радостно и беззаботно смеявшаяся, была одета в свободные, казавшиеся невесомыми, похожими на паутину, одежды из полупрозрачной ткани изумрудного цвета. Заметив, что человек обратил на нее внимание, незнакомка поманила его к себе, вновь засмеявшись и легким шагом направившись вглубь леса. Наемник, очарованный грацией лесной красавицы, сделал шаг следом.

Вдруг вновь что-то изменилось, и Ратхар понял, что по-прежнему лежит на мягкой шкуре неведомого зверя. Он нехотя открыл глаза и увидел перед собой стройную девичью фигуру. Незнакомка стояла над ним, и силуэт ее словно бы окружал сияющий нимб, а может, то было просто солнце, лучи которого пробивались сквозь щели в бревенчатых стенах сарая, ставшего приютом для воина.

Незнакомка приблизилась, и Ратхар с удивлением узнал в ней свою спутницу, эльфийку Мелианнэ, вместе с которой они бежали от погони, а затем бились со стражей на болотах. Пока он пытался понять, что происходит, эльфийка начала неторопливо снимать с себя камзол, небрежно отбросила его в сторону, а затем присела на край его ложа и коснулась груди Ратхара. Будто молния пронзила наемника, и он сжал эльфийку в объятиях, словно боясь, что она сейчас вдруг исчезнет, как утренний туман.

— Что мы делаем, — смог произнести он, поскольку где-то на задворках сознания вертелась мысль о том, что никому из людей еще не доводилось безнаказанно касаться Перворожденной. Эта мысль только мешала, но все же воин решил озвучить ее. — Так нельзя. — А тело само делало то, к чему привыкло, и что сейчас казалось самым естественным.

— Забудь обо всем, — Мелианнэ не пыталась сопротивляться, когда он развязывал тесьму на вороте ее рубашки, лишь ласкала его грудь нежными прикосновениями. — Это только сон, всего лишь грезы и ничего больше. — Жаркий шепот эльфийки ласкал слух воина, а ее руки ласкали его покрытое шрамами тело.

А затем Ратхар ощутил мягкую, словно тончайший шелк, кожу эльфийки, крепкую грудь, почувствовал жар ее тела, пьянящий аромат ее кожи, словно впитавшей в себя запах весны в степи, и уже не мог остановиться, ныряя с головой в пучину страсти, словно мотылек, который бросается в огонь, не ведая, что там его ждет смерть. Ратхар сжимал Мелианнэ в объятиях, сильно и одновременно нежно, словно боясь разрушить чудесный мираж, ибо не верил еще полностью в то, что все это происходит с ним наяву, а не в грезах. На краю сознания, ставшего отстраненным наблюдателем и предоставившего телу возможность поступать так, как должно, вдруг сформировалась отстраненная мысль о том, что Мелианнэ вовсе не похожа на подростка, каким казалась ему раньше. Но губы человека и Перворожденной встретились, наемник почувствовал мед уст Мелианнэ, и даже эта простенькая мысль стерлась, уступая место чувствам. Их тела устремились навстречу друг другу, и больше не было ничего, только свет и восторг, и стремительный полет куда-то ввысь, на вершины блаженства, недосягаемые для смертных.

Это была чистая страсть, незамутненная ничем, когда двое сливались воедино, растворяясь друг в друге, отдавая себя без остатка. Не было никаких преград, предрассудков и сомнений, лишь двое, и нежность правила их миром. Они неистово ласкали друг друга, бросаясь в пучину любви, словно в смертный бой. А потом Ратхар почувствовал, как он воспаряет куда-то ввысь, и затем наступила темнота.

Вновь придя в сознание, Ратхар сперва не мог понять, где он очутился. Последние воспоминания его ограничивались бегом по болотам, а теперь воин оказался в какой-то избе, вернее, все-таки, в амбаре или чем-то подобном, поскольку сооружение это, сложенное из бревен, казалось нежилым. Сделав робкую попытку встать, наемник осознал, что его раны почти не ощущаются, словно прошло много дней со времени схватки со стражниками.

Приподнявшись на локтях, воин еще раз огляделся. Точно, он лежал на звериных шкурах в углу не то амбара, не то какой-то пристройки. Только сейчас Ратхар понял, что обнажен по пояс. Свою рубаху и куртку, которую он надевал вместо подклада под броню, наемник увидел подле себя. На полу, прислоненный к деревянному брусу, упиравшемуся в крышу, стоял его меч, вдетый в ножны, и сапоги, а пояс лежал вместе с прочей одеждой.

Коснувшись пальцами того места, где должна была быть рана от выпущенного в упор болта, Ратхар к своему удивлению, не обнаружил даже повязки. О вонзившейся в плоть стреле теперь напоминал только звездообразный шрам, выглядевший еще свежим, но все равно по виду его должно было пройти много дней. Осмотрев бедро, наемник также убедился, то от глубокой раны, оставленной клинком, который только чудом не зацепил кость, остался только длинный рубец.

— Ты уже очнулся, человек? — внезапно прозвучавший голос заставил наемника слегка вздрогнуть. — Я рада, что ты жив и даже почти здоров. Хотя пришлось для этого приложить немало усилий.

Обернувшись, он увидел Мелианнэ, которая, казалось, только вошла в амбар. Она стояла в дверях и внимательно смотрела на Ратхара. А наемник при виде своей спутницы вдруг вспомнил то, что, возможно, привиделось ему в бреду, а возможно, случилось на самом деле. И при этих воспоминаниях воин почувствовал вдруг некоторое смущение, ибо не знал даже, насколько они истинны.

— Где это мы? — Ратхар преодолел сомнения, тем более, Мелианнэ выглядела абсолютно спокойно. Нельзя сказать, что произошедшее было чем-то особенным, но все же воину было не по себе при мысли о том, что могло случиться между ним и эльфийкой. Хотя сама по себе близость с человеком считалась среди Перворожденных чем-то худшим по сравнению, например, со скотоложством, реальность его видений наталкивала на мысль о том, что по неизвестным причинам его спутница нарушила вековые традиции.

— Нам повезло, — видимо, эльфийка не заметила, что человека внезапно охватило смятение. — Когда я уже отчаялась выбраться из топей, а ты лежал без чувств, на нас наткнулся какой-то странный местный житель. Он обитает здесь в одиночестве, довольствуясь, кажется, лишь обществом своего пса. Этот человек, назвавшийся мне Шегерром, предложил свою помощь, а отказаться я не сочла возможным. — Мелианнэ замолчала, словно что-то обдумывая, а затем добавила: — И еще он оказался магом, равных которому я прежде не видела никогда.

— Чудные дела творятся, — произнес Ратхар, чтобы просто развеять наступившую тишину. — Не знал, что здесь еще кто-то может жить.

— Он назвался хозяином этих мест, и у меня нет причин не верить ему, — заметила Мелианнэ, присаживаясь на кучу сухой соломы возле импровизированного ложа, на котором покоился воин. — Хотя мне он показался весьма странным, но пока этот человек настроен к нам вполне миролюбиво. Он дал нам кров, хотя ему и известно о погоне.

— Откуда, — изумился Ратхар. — Он следил за нами?

— Я сама ему рассказала, — покачала головой эльфийка. — Негоже пользоваться добротой человека, если за нее он может ответить перед властями. Хотя Шегерру, похоже, никто не страшен.

Со скрипом повернулась на плохо смазанных петлях дверь, и в амбар вошел незнакомый Ратхару старец, касавшийся макушкой стропил. Он был седовлас и седобород, но при этом наемнику показался вовсе не дряхлым. Пожалуй, его стати мог позавидовать иной двадцатилетний.

— Вижу, доблестный воин уже оправился от ран, — голос у незнакомца оказался под стать ему самому — звучный и сильный. Таким голосом следовало диктовать указы и командовать армиями, а не беседовать с двумя грязными, измученными беглецами, чудом спасшимися от гибели. — Полагаю, это целиком твоя заслуга, — Шегерр не спрашивал, а утверждал, воззрившись при этом на Мелианнэ. — Воистину Перворожденные достигли больших успехов в магии исцеления. С ними, пожалуй, никто не сравнится по этой части, ведь никто иной не может так легко черпать силы у самой природы.

— Благодарю вас, уважаемый, за помощь, которую предоставили нам, — Ратхар встал на ноги, хотя при этом его заметно шатало, словно воин недавно выпил несколько кувшинов вина. Однако кроме слабости и головной боли ничто не напоминало Ратхару о ранах, которые, судя по всему, должны были убить его. — Если бы вы нас не нашли, все могло бы для меня и моей спутницы закончиться очень плохо. Еще раз благодарю вас.

— Не стоит, почтенный… — старик сделал паузу на имени воина.

— Ратхар, уважаемый, — наемник чуть кивнул.

— Почтенный Ратхар, — продолжил старец. — Я просто помог попавшим в беду путникам, ибо верю, что каждое доброе дело отзовется мне еще большим добром, — старик тонко усмехнулся. — Да, простите мою забывчивость, я не представился. Шегерр к вашим услугам.

— Просто Шегерр?

— Да, а вы неужто ожидали титулов и чинов от всеми забытого одиночки, живущего в такой глуши? — удивленно вскинул брови странный отшельник.

— Нет, что вы, — Ратхар отрицательно помотал головой, из-за чего и собеседник и окружавшие его стены начали бешеный танец, а к горлу подкатил ком. — Как вам будет угодно.

— Я решил, что вам не помешает подкрепиться, почтенные, — с этими словами старец поставил на пол корзину, наполненную какими-то плодами, а также высокий глиняный кувшин. — Это поможет вам обоим восстановить свои силы. — С этими словами Шегерр двинулся к выходу, но обернулся вдруг и обратился к Мелианнэ: — Я хотел бы побеседовать с вами кое о чем, э’валле.

— Что вам угодно? — Эльфийка насторожилась.

— Полагаю, нашему другу следует побыть пока здесь, а мы могли бы выйти на свежий воздух, — отшельник указал на дверь, и Мелианнэ последовала за ним. Ратхар заметил, что на поясе у нее висели ножны, а, выходя, Мелианнэ положила ладонь на рукоять клинка, того самого, гномьей работы. Эльфийка не расставалась с оружием, уже испившим вдоволь крови врагов, вот и сейчас она готовилась к бою.

Шегерр направился к своему дому, широко шагая и не обращая внимания на следовавшую за ним по пятам Мелианнэ. Лишь когда они почти дошли до крыльца, эльфийка напомнила о своем присутствии:

— О чем вы хотели со мной поговорить, почтенный Шегерр? — При этом пальцы ее еще крепче сжались на теплой рукояти меча, хотя, оценив стать и силу странного отшельника, Мелианнэ решила, что он и без магии справится с ней, даром, что не имел под рукой никакого оружия, и даже посох свой, больше похожий на боевой шест, где-то оставил.

— Я хотел спросить, понимаешь ли ты, что ты везешь своему королю, э’валле — отшельник резко развернулся, вплотную подступив к Мелианнэ, которая непроизвольно сделала шаг назад.

— О чем вы? Я не понимаю… — начала было эльфийка, но Шегерр резко оборвал ее:

— Не прикидывайся! Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь! Признаюсь, я сперва не понял, что это, поскольку твои родичи сотворили неплохие чары, глушащие исходящую от него Силу, но все же этого мало, — Шегерр приближался к Мелианнэ, которой едва хватало выдержки, чтобы не схватиться за клинок. — Вы еще были во многих милях от моей вотчины, а я уже ломал голову над тем, что же ты везешь, везешь, скрывая ото всех. И лишь сейчас я понял, что же это может быть. Понял, и ужаснулся вашей спеси и глупости! Ответь, зачем твоему государю оно понадобилось, но только не делай удивленных глаз, — Шегерр нависал над эльфийкой, словно скала, вперив в нее свой взгляд.

— Какое вам дело? Это наши проблемы, и мы не желаем, чтобы какой-то человек в них встревал! — Эльфийка непроизвольно схватилась за кожаный кошель, висевший на поясе. Он целиком был покрыт затейливой вязью эльфийского алфавита.

— Неужели ты не понимаешь, что вас ждет, если вы все же рискнете прибегнуть к их силе? — сверкнув глазами, негромко спросил отшельник, и этого голоса Мелианнэ вздрогнула, почувствовав скрытую ярость и мощь.

— Да кто ты такой вообще? — ни за что эльфийка не желала выказать человеку свой страх. — Зачем ты скрываешься под личиной отшельника, уж не для того ли, чтобы завлечь меня сюда и отнять то, что принадлежит по праву моему народу?

— Неразумная, ты не понимаешь своих слов, — глаза Шегерра, до этого казавшиеся глазами старого и чуть усталого человека, вдруг на миг вспыхнули нестерпимо ярким пламенем, и от его высокой фигуры повеяло силой, которая словно заставляла в страхе упасть на колени и закрыть глаза, лишь бы только не видеть его. — Оно не принадлежит никому кроме них, ты должна это понимать. И они придут к вам, придут, ибо почувствуют его, сколь далеко ты не скрылась бы. И ничто их не остановит, ни ваши стрелы, ни вся магия, которая только доступна Перворожденным! Я знаю, вы решили, что сможете превратить их в наемных солдат, но вы даже не осознаете, сколь велика их сила. Тот враг, с которым вы воюете ныне, это всего лишь люди, создания из плоти и крови, убить которых может простая сталь. Вам просто не хватает упорства и готовности принять смерть, ведь вы дорого цените собственные жизни, ибо за века успеваете к ним привыкнуть, в отличие от людей, которым нечего терять в этом мире. Но вы решили, что сможете добиться победы, не пролив ни капли собственной крови. Глупцы! — мрачно рассмеявшись, воскликнул человек. — Вас ждет не великая победа, а новая война, в которой шансов не победить даже, а хотя бы выжить, у вас не будет. Вы сами обрекаете себя на гибель!

— Прочь с дороги! — Мелианнэ потянула из ножен меч, а левая рука ее сжалась, готовая бросить в странного отшельника, ныне походившего на одержимого, боевое заклинание. — Мне плевать, что ты спас нам жизни, и я убью тебя, если попытаешься чинить помехи. Не тебе подвергать сомнению волю моего отца, нашего короля.

— Ты спрашивала, не хотел ли я отобрать у тебя твою ношу, глупышка, — прошипел Шегерр, оскалившись, словно разъяренный волк. — Да если бы я этого пожелал, ни ты, ни все ваши маги не смогли бы меня остановить.

Эльфийка уже была готова принять бой, уничтожив странного, а потому страшного старика, но вдруг невыносимая тяжесть навалилась на нее, не позволяя совершить ни малейшего движения. И Мелианнэ поняла, что магическая Сила, прежде наполнявшая окружающее пространство, вдруг исчезла, словно кто-то окружил эльфийку непроницаемой стеной, хотя такого просто не могло быть. Она ощущала мощные потоки рассеянной в воздухе магии, но не могла прикоснуться к ним, и это было самым страшным. Даже тот запас энергии, который был влит в ее медальон, оказался недоступен, и оберег, считавшийся последней надеждой принцессы, сейчас превратился просто в кусок серебра. С ужасом Мелианнэ поняла, что происходящее с ней есть результат непонятных, но невероятно мощных чар Шегерра, стоявшего напротив и пристально взиравшего на нее. Можно было попробовать позвать на помощь, ибо Мелианнэ была уверена, что Ратхар, будучи еще слаб, вступится за нее, не жалея собственной жизни, вот только поможет ли ей воин, она совсем не была уверена. К тому же сейчас она не смогла бы произнести ни слова, ибо колдовство сковало ее гораздо лучше любых цепей.

Это ощущение полнейшей беспомощности длилось только миг, который Мелианнэ показался целой вечностью, а затем все резко вернулось на свои места. Тяжесть покинула тело, а магия, напротив, мощной волной захлестнула ее, даря ощущение свободы и могущества.

— Теперь ты понимаешь, что я не желаю тебе зла? — перед Мелианнэ вновь стоял не могучий чародей, а уставший старец, пускай почти не согнувшийся под грузом прожитых лет, но разом утративший свою сверхчеловеческую мощь.

— Но кто же ты? — только и смогла вымолвить Мелианнэ, пораженная на миг открывшейся ей истинной сущностью этого человека. — Что тебе нужно?

— Неважно кто я, э’валле, — устало произнес назвавшийся Шегерром человек. — Я надеялся, что ты услышишь мои слова, но я ошибся. Я не стану тебе мешать, и ты вольна продолжить свой путь, когда посчитаешь нужным. Только помни, что я тебе сказал. Они придут за тем, что принадлежит им и только им по самому древнему праву под этими небесами, и тогда твой народ постигнет беда, много большая, чем пограничная война с какими-то варварами. И если ты желаешь счастья своей земле, одумайся и верни это туда, где ему место. — И Шегерр, развернувшись, шаркающей стариковской походкой двинулся к своему дому, опираясь на посох и склонив голову.

Эльфийка, решившая было вернуться к Ратхару, тяжело привалилась к стене сарая, закрыв глаза и пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. Ее била дрожь. Мелианнэ сейчас едва ли могла вспомнить слова, которые говорил ей этот странный старик, ибо перед глазами ее до сих пор стоял облик могущественного чародея, способного убить ее одной мыслью, а тело все еще ощущало тяжесть колдовских оков. Будучи ученицей сильнейших магов Перворожденных, сейчас Мелианнэ точно могла сказать, что тот, кто решил назваться ей Шегерром, был во много раз сильнее самых лучших эльфов-чародеев, носивших титул мастера. Пожалуй, только загадочные эн’нисары, которые уходили в леса, отринув мирскую суету и целиком отдавшись познанию Силы, могли бы поспорить с ним. Но магистры, если только не были простой выдумкой, никогда не вмешивались в дела своих родичей, продолжавших мелкие дрязги за власть, земли и даже золото, презирая всю эту мелочь и не намереваясь променять на нее познание мира.

— Что ему было нужно? — спросил Ратхар, когда успокоившаяся эльфийка вернулась к нему. Наемник уже вовсю лакомился принесенными Шегерром плодами, не забывая отдать должное и яблочному сидру, который оказался в кувшине. — Ты быстро вернулась, госпожа.

— Хотел узнать о наших планах, — солгала Мелианнэ, пытаясь скрыть свое волнение и, чего таить, страх.

— И что, — наемник уставился на свою собеседницу. — У нас, разве, уже есть планы на будущее?

— Я так и ответила, что мы еще ни не думали об этом.

— А все же, что ты намереваешься делать дальше? Ведь долго нам здесь оставаться не стоит, я полагаю?

— Почему? — теперь пришел черед эльфийки уставиться на Ратхара, причем с лица наемника взгляд Мелианнэ как-то сам собой соскальзывал на его мощную грудь, покрытую многочисленными шрамами, большинство которых казались очень старыми.

— Не думаю, что будет разумно злоупотреблять гостеприимством нашего нежданного спасителя, — пояснил воин. — Да и стражники могут найти нас здесь.

— Насчет последнего не беспокойся, — покачала головой Мелианнэ. — Я уверена, что без воли Шегеррра никто даже близко к этому месту не подберется, — уверенно сказала эльфийка, внутренне при этом содрогнувшись.

— Почему? Он что, маг?

— Вроде того, — ответила Мелианнэ, всеми силами отгоняя прочь воспоминания о состоявшемся только что разговоре. — Эти места не любят чужаков, а вот наш хозяин сумел стать частью их, поэтому ему позволено многое, в том числе и прогонять прочь незваных гостей. В прочем, я все же согласна с тобой, задерживаться здесь нам не стоит дольше, чем это необходимо. Но все зависит от того, сможешь ли ты продолжить путь сейчас.

— Правду сказать, я не рискнул бы пока продолжать наш поход, — вздохнул наемник, словно стыдившийся сейчас своей слабости. — Я благодарен тебе, э’валле, что ты помогла мне и исцелила мои раны, но силы еще не полностью вернулись, а я не хотел бы выступать, не будучи уверен сам в собственных силах. Если придется вновь вступить в бой, я не буду уверен в собственной победе. Гвардейцы оказались великолепными бойцами, и, если они все еще идут за нами, их будет весьма нелегко одолеть. Да и окажись их тогда в лесу не двое, а четверо, я сомневаюсь, что сейчас мог бы с тобой разговаривать. Скажу прямо, нам в тот раз просто повезло, но я никогда не полагался лишь на удачу.

— Что ж, тогда мы подождем еще некоторое время, — пожав плечами, согласилась эльфийка. — Мне тоже требуется отдых, поскольку твое лечение не прошло бесследно и для меня. Но я полагаю, что двух-трех дней нам хватит, дабы восстановить свои силы.

Они действительно задержались в гостях у странного отшельника на три дня. Ратхар, который благодаря магии Мелианнэ быстро восстановил силы, зря предоставленное им время не терял. Он облюбовал себе полянку в паре сотен ярдов от избушки Шегерра, расположенную таким образом, что ее нельзя было увидеть от дома. Окруженная высоким кустарником, она казалась незаметной со стороны. Там наемник каждый день проводил по несколько часов, упражняясь с мечом. Сначала он усаживался на корточки, положив меч подле себя, и так проводил довольно долгое время, занимаясь медитацией и концентрируя внутреннюю энергию. Это было что-то подобное практиковавшемуся у магов погружению в Астрал, мир тонких энергий, хотя здесь все заключалось лишь в управлении чувствами и эмоциями. А затем Ратхар начинал собственно упражнения. Он метался по поляне, поражая невидимого противника и отражая его удары, пуская в ход клинок, а так же руки и ноги.

Мелианнэ, случайно обнаружившая своего спутника, однажды вышла на поляну и надолго замерла, наблюдая за его тренировкой. Она сама обучалась у настоящих мастеров, и могла понять, насколько хороший воин оказался перед ней. И сейчас она видела подлинного виртуоза в обращении с клинком. Наемник, обнаженный по пояс, волчком крутился на одном месте, словно оказавшись в кольце врагов, и щедро наносил удары по воздуху, при этом то уклоняясь от выпадов воображаемых противников, то блокируя их атаки. Наконец он заметил эльфийку, которая, поняв, что обнаружена, двинулась к воину.

— Я видела что-то похожее в тот день, когда мы наткнулись на купеческий обоз на тракте, — произнесла Мелианнэ, крадущимся шагом обходя вокруг замершего Ратхара, отсалютовавшего своей спутнице оружием, как равному воину. — Я прежде не видела такой техники боя. Ты можешь меня научить?

— Ты в тот раз просила об этом, — ухмыльнулся наемник. — Разве не помнишь ты, э’валле, какой ответ получила?

— И все же, Ратхар, — пожалуй, впервые гордая эльфийка назвала своего спутника по имени. — Никогда не поздно и не стыдно учиться тому, чего еще не знаешь. Да, мой народ многие века развивал искусство боя на мечах, добившись немалых успехов, но я теперь вижу, что многое нам еще не открылось.

— Добро, э’валле, если хочешь, я обучу тебя кое-чему, — кивнул Ратхар, отступая от эльфийки на шаг и подняв меч перед собой.

Мелианнэ, принимая предложение, также отступила, освобождая пространство для маневра. Она выхватила меч и держа его обеими руками, подняла вверх, расположив клинок горизонтально. Острие ее меча смотрело на Ратхара, который на миг закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, а затем задержал дыхание. Вдруг по его телу прошла волна дрожи, охватившая его с головы до пят, и затем воин устремился вперед. Ожидавшая атаки Мелианнэ приготовилась парировать его удар и затем контратаковать, но внезапно она потеряла из виду своего противника, словно он растворился в воздухе, а затем почувствовала прикосновение его клинка к своей шее.

— Как это у тебя получилось? — Эльфийка не могла поверить, что позволила человеку так легко себя одолеть, даже ни разу не скрестив клинки. — Человек не может так быстро двигаться.

— Может, госпожа, если долго тренироваться, — покачал головой Ратхар. — Далеко на севере среди тех, кого называют варварами, я обучился этому искусству. Там война остается священнодействием, а не ремеслом, как в более цивилизованных землях, а потому воинов там обучают с детства. У них развивают реакцию и быстроту, первое совершенствуя путем длительной медитации, а второе — специальными упражнениями, растягивая связки и сухожилия так, что каждый взрослый муж может согнуться колесом, пребывая в таком возрасте, когда обычно тело теряет подвижность. Я удостоился чести учиться у воинов этого народа, хотя это случилось уже в зрелом возрасте, и многое из того, что могут их воины, мне недоступно. В бою не всегда победа оказывается на стороне сильнейшего, — заметил воин. — Иной раз именно скорость и ловкость позволяют сохранить собственную жизнь. Уж ты должна это понимать.

— Да, верно, я предпочитаю именно такую манеру боя, когда главный упор делается не на силу каждого удара, а на скорость, с которой они наносятся, — согласилась все еще пребывавшая под впечатлением короткой схватки. — Но странно, что ты действуешь также.

— Почему? — удивился воин.

— Ты сильный, тебе достаточно ударить один раз, чтобы сломить противника, — пожала плечами Мелианнэ. — Зачем тратить лишние силы и время, затягивая бой.

— Есть воины намного сильнее, к тому же против латника в тяжелых доспехах такой фокус может не пройти, зато, действуя в высоком темпе, его просто можно изнурить, заставить отвлечься, и нанести смертельный удар.

— Я знаю, на севере принята манера боя, когда удары, наоборот, наносятся редко, но в них вкладывается вся сила.

— Да, некоторые мечники сражаются и так, — утвердительно кивнул Ратхар. — Ну, так что ж, продолжим? — предложил наемник, указав взглядом на клинок.

Не ответив, Мелианнэ атаковала, неосознанно пытаясь расквитаться за столь нелепое поражение в предыдущей схватке. Она решила измотать своего противника, но Ратхар оказался так же быстр, и поэтому стремительный бросок перерос в долгий поединок. Двое бойцов метались по поляне, обмениваясь сериями ударов, а затем уходя в глухую защиту. Весь бой походил на некий странный танец,быстрый и смертоносный, исполняемый под стон рассекаемого бритвенно острой сталью воздуха. Противники постоянно пытались оказаться сбоку друг от друга, поэтому все передвижения поединщиков превратились в кружение, когда бойцы, обходя друг друга по дуге, пытались занять удобную позицию, а их противник все время стремился оказаться лицом к своему партнеру.

— Великолепно! — молвила Мелианнэ, откидывая со лба мокрую прядь волос. Несмотря на долгий бой, она дышала так же легко, да и Ратхар не казался уставшим. — Но все же я не понимаю, как тебе удается так быстро передвигаться, да еще так долго.

— У меня было время для тренировок, э’валле, — отвечал Ратхар. — А еще мне довелось в деле проверить науку, которую мне преподавали разные мастера.

— Я надеюсь, у нас еще будет возможность продолжить, — эльфийка усмехнулась, посмотрев в глаза Ратхару. — Мне понравилось.

— Как будет угодно, э’валле, — Ратхар поклонился, отсалютовав спутнице клинком. — Я не против, только было бы время.

Понимая, что нет смысла оставаться у Шегерра дольше, чем это необходимо, путники решили покинуть своего хозяина. Нужно заметить, все эти дни старый отшельник почти не показывался на глаза своим гостям, только приносил им свежие плоды. Зато волкодав, единственное живое существо в хозяйстве старика, постоянно вертелся рядом, словно следя за гостями своего хозяина, хотя близко к чужакам не подходил.

Обсудив дальнейшие планы с Ратхаром, Мелианнэ решила уведомить отшельника об их решении. Она взяла это на себя, поскольку все же считалась главной в их маленьком отряде. Найдя старца, который возле своего дома колол дрова, легко орудуя тяжелым топором, эльфийка сообщила ему, что они решили продолжить свое путешествие.

— Куда же вы пойдете? — спросил Шегерр, на время прекратив работу и подставив лицо слабому ветерку, прилетевшему с болот. — Ведь вас ищут.

— Мы решили двинуться на юг, к реке. От Гирлы до самой границы не более двух переходов, поэтому можно быстро покинуть владения людей.

— Но ведь там вас и будут ждать, неужели это непонятно? — Отшельник с сомнением покачал головой: — Это ближайший путь в И’Лиар, верно, но на границе немало гарнизонов, поэтому его можно перекрыть, даже не отвлекая воинов от своего дела. Им нужно будет лишь не только смотреть вперед, но и почаще оглядываться.

— К чему ты клонишь, — прищурившись, спросила эльфийка. Она понимала, что логика в речах Шегерра есть, но только у них иного выхода не было. Можно было двинуться на север, к тракту, но там, без сомнения, их ждали. Еще можно было вернуться туда, откуда они пришли, подгоняемые стражниками, но, скорее всего те оставили у края топей засады, и попасть в одну из них Мелианнэ очень бы не хотелось. — Ты можешь предложить нам другой путь?

— Верно, — довольно усмехнулся старец. — Вам лучше идти на восток по болотам. Там точно нет стражи, и дальше вас никто не ждет.

— Как же мы сможем выбраться из топей? Я знаю, что троп там нет, а идти придется долго, до Хильбурга отсюда не один десяток миль.

— В этом я могу помочь вам.

— Как же, — с интересом спросила Мелианнэ. — Ты знаешь тайную тропу?

— Вовсе нет, но я могу создать ее для вас, — уверенно произнес отшельник. — Болота слушаются меня, поэтому можно заставить их на некоторое время отступить, пропустив вас.

— Но кто же ты такой, если так легко способен управлять природой, — спросила Мелианнэ, в прочем, нисколько не рассчитывая на ответ, тем более, правдивый. — И для чего тебе помогать нам, Шегерр?

— Кто я, не так уж важно, главное, что я не желаю вам зла. А помогаю я по той причине, что в противном случае то, что ты несешь своему королю, может попасть в другие руки, и последствия этого могут быть просто катастрофическими.

— Ты раньше говорил, что оно не должно оказаться у моего народа, неужто есть кто-то, кто сможет распорядиться им еще хуже?

— Есть, и таких сил немало, — кивнул тот, что звался Шегерром. — И ты прежде сталкивалась лишь с некоторыми из них, причем далеко не самыми могущественными. Многие желают заполучить на службу этих порождений воздуха и пламени, но, пожалуй, пока лишь твои родичи хотят с их помощью просто защитить свою страну. Правда, я опасаюсь, что, отразив вторжение, твой король не остановится на достигнутом. Эльфы ведь еще помнят о временах своего величия, и многие жаждут вернуть могущество Перворожденных. Боюсь, принеся это в мир, ты можешь стать причиной величайшей войны в истории всех разумных созданий.

— Если ты так ратуешь за мир, почему ж не отнимешь его у меня и не вернешь хозяевам, ведь это так просто, — эльфийка решила не ходить вокруг да около, задав самый важный для нее вопрос. Она уже поняла, что не представляет даже пределов мощи этого странного человека, выбравшего для себя судьбу одинокого старика, живущего в уединении, вдали от своих родичей-людей. — Не думаю, что я или мой спутник смогли бы стать для тебя помехой в этом.

— Дорогого стоят такие слова из уст принцессы Перворожденных, которая признается в собственной слабости, — задумчиво произнес Шегерр. — Да, я, пожалуй, смог бы забрать его себе, но для чего такая мощь, с которой неразрывно связан огромный риск, мне, старому отшельнику? Мне довольно того, что есть, довольно чистого неба над головой, да теплых лучей весеннего солнца, а большего мне не нужно. Вернуть же его должен лишь тот, кто похитил, ибо трудно предсказать, как его владельцы поведут себя в противном случае. Я все же надеюсь, что ты не забудешь мои слова, ибо я не желал бы стать свидетелем конца этого мира, он мне успел полюбиться.

— Я запомню, — кивнула Мелианнэ, хотя поняла эльфийка далеко не все, сказанное отшельником. — Но пока я должна исполнить свой долг. Мой народ в беде, и я готова на любой риск, лишь бы помочь справиться с этой бедой, — быть может, излишне жестко сказала она. — Ты должен понимать, отшельник, что значит долг перед целым народом, давшим мне жизнь.

— Что ж, тогда мне больше нечего сказать, Дочь Леса, — вздохнул Шегерр. — Я не отказываюсь от своего предложения, и, если вы согласитесь, укажу вам безопасный путь на восток. Еще я могу дать вам с собой кое-какие припасы.

— Благодарю тебя, — эльфийка склонила голову. — Мы не забудем оказанную помощь. Ты можешь обращаться к нам, если что-то понадобится. Дети Леса никогда не предают тех, кто поддержал их в трудную минуту, — величественно произнесла Мелианнэ.

— Я знаю, и благодарю тебя за эти слова. — Шегерр подхватил топор и повернулся к дому. — Что ж, вам пора в путь.

Сборы не заняли много времени, поскольку двум беглецам нечего было собирать. Они лишь сохранили свои клинки, да Ратхар имел еще кольчугу, в которой был во время последней схватки на болотах, но больше почти ничего из оружия или иных вещей у них не было. Эльфийка от своих доспехов избавилась еще в лесу, поскольку долго бегать в броне она не смогла бы. Шегерр, правда, дал путникам немного припасов, как и обещал, поэтому теперь за спинами Мелианнэ и наемника висели тощие мешки, да на поясе у каждого была фляга с ключевой водой.

Отшельник, опираясь на свой посох, с которым почти не расставался, вышел из дома, когда путики уже были готовы покинуть его. Подойдя ближе, Шегерр остановился напротив Мелианнэ и долго смотрел на нее, не произнося ни слова. Наконец он нарушил молчание:

— Что ж, Дочь Леса, тебе пора. Твой народ ждет тебя, ждет твой король и каждый Перворожденный, — отшельник вздохнул. — Идите точно на восток до двуглавого холма, его вы ни с чем не спутаете. Затем поворачивайте на северо-восток, — напутствовал Шегерр поспешно покидавших его гостей. — Через три, в худшем случае, через четыре дня вы окажетесь чуть южнее Хильбурга, примерно в двух днях пути от него пешком, а если раздобудете лошадей, то доберетесь быстрее. Там уже решайте сами, куда идти. Можно попытаться пересечь границу на юге, но я уверен, что ее будут стеречь сильнее прежнего, ведь они так и не сумели вас поймать здесь.

— Спасибо тебе, Шегерр, за приют и помощь, — Мелианнэ отвесила старцу легкий поклон. — Если будет нужда, ты всегда можешь рассчитывать на помощь моего народа.

— Я запомню, э’валле, — в ответ поклонился отшельник. — И вот еще, — Шегерр сломал веточку и быстрым движением нацарапал на земле странный знак. — Запомни его, и если окажешься в беде, создай его своей магией. Так ты сможешь призвать помощь, если больше никого не будет рядом. Не торопись пользоваться им и не говори об этом своим родичам, но если будет нужно, знай, что я услышу твой зов. — Шегерр стер символ, а затем обратился уже к Ратхару:

— Сбереги ее, помоги ей невредимой добраться до И’Лиара, — произнес он, взглянув наемнику в глаза. — Поверь, воин, это очень важно. Ты даже не можешь представить, насколько ценна твоя спутница.

— Меня нанял один человек именно для того, чтобы я защитил э’валле в пути, и я не собираюсь отказываться от данного ему общения, — невозмутимо ответил Ратхар, поправляя пояс с вдетым в ножны мечом.

— Добро, — Шегерр вновь вздохнул. — Удачи вам. Пусть путь ваш будет легок!

И они пошли прочь от одинокой избушки посреди болот, быстро продвигаясь в указанном старцем направлении. Мелианнэ, способная находить путь и с помощью магии, шла первой, а Ратхар шагал следом. Уже удалившись от жилища лесного отшельника на почтительное расстояние, наемник все же оглянулся, не сумев преодолеть это желание. Он ощущал затылком чужой взгляд. И, повернув голову, понял, что не ошибся. Шегерр по прежнему стоял на краю островка, служившего ему домом. Он опирался на посох и все смотрел вослед покидавшим его странникам. И лишь когда они скрылись из виду, старец устало побрел домой. Только что он сам отказался от великой силы и власти, оставив ее эльфам, в благородство которых давно уже не верил ни на йоту. Но он не раскаивался, ибо однажды уже отказался от претензий на власть среди людей, устояв перед соблазном, и тем приобретя себе опасного и жестокого врага, и теперь не собрался поддаваться искушению. Но в его праве было присмотреть за юной эльфийкой и ее собратьями, за тем, как они распорядятся доставшимся им могуществом, ибо от этого зависела ни много, ни мало судьба этого мира, а он и вправду полюбился отшельнику.

А путники же, пользуясь теми ориентирами, на которые им указал Шегерр, отважно шли через болота, до сих пор считавшиеся непроходимыми. Мелианнэ лишь смогла убедиться, что под личиной одинокого старика в этом безрадостном краю нашел себе прибежище великий, пожалуй, даже величайший маг, который только мог быть рожден человеком. По его воле там, где только что была бездонная трясина, появлялась твердь, по которой можно было шагать без опаски. Узкая тропа, прямая, словно полет стрелы, протянулась через топи, ведя на восток, туда, где в дымке высился странный холм с двумя вершинами. И этой тропой эльфийка и человек шли, стараясь преодолеть как можно большее расстояние. Они надеялись добраться до холма как можно быстрее, но все же первую ночь, после того, как они распрощались с Шегерром, им пришлось провести на болотах.

Расположившись на ничтожном клочке земли, выступавшем из трясины не то по прихоти природы, не то по воле таинственного чародея, так и не открывшего свое истинное имя, путники решили обойтись пока без огня. Во-первых, здесь не было подходящего топлива, ибо тонкий кустарник, кое-где пробивавшийся наружу из сырой земли, нисколько не подходил на роль дров, а во-вторых, огонь, разожженный на открытой местности, в ночи был бы виден за много миль. Привлекать лишнее внимание беглецам, и так чудом уцелевшим и ушедшим от погони буквально в последний момент, было не с руки, а ночь, хоть она и выдалась весьма прохладной, все же можно было переждать и так.

Однако надеждам на спокойствие и краткий отдых сбыться было не суждено. Едва полностью стемнело, как топь озарилась гнилостным зеленоватым светом, словно кто-то в толще воды зажег цветной фонарь. Потом сгустился странный туман, отливавший все той же зеленью. Было заметно, что он собирается именно вокруг островка, на эту ночь ставшего пристанищем для двух путников. Туман изнутри то и дело озаряли всполохи, казалось, там, в зеленоватой мгле, кто-то движется, ибо можно было заметить смазанные силуэты, скорее, даже тени, мелькавшие в тумане.

— Что это, э’валле? — спросил Ратхар, на всякий случай придвинув к себе меч. Страха он не испытывал, но все же воину было не по себе, ибо он понимал, что с этой напастью, окажись она враждебной к нему и его спутнице, едва ли удастся справиться сталью. — Кажется, от этого исходит угроза, — настороженно произнес воин, озираясь по сторонам, и всюду его взгляд натыкался на стену из мерцающего тумана.

— Болотные духи, — безразлично произнесла эльфийка, которая высоко запрокинула голову и смотрела на слабо мерцавшие в прорехах меж облаков звезды. Мелианнэ удобно расположилась на разостланном поверх мха и травы плаще. — Едва ли они опасны для нас. Это просто души тех несчастных, кто погиб в этих местах и не был погребен по правилам. Вот и бродят они теперь между двух миров, но ни в том ни в другом существовать постоянно они не могут.

— Все же мне это не нравится, — пробормотал наемник. — Не люблю ни духов, ни призраков. Их нельзя одолеть в честном бою, зато сами они легко могут прикончить человека.

— Здесь опасности почти нет, — возразила Мелианнэ. — Вот в р’рогском лесу, там да, древесные духи частенько нападают на глупцов, забредших в их чащобы. — Эльфийка кивнула собственным невысказанным мыслям.

— Ты была там, в Р’роге? — заинтересованно спросил Ратхар, слышавший об этом странном месте немало жутких рассказов, слишком необычных, чтобы оказаться правдой.

— Нет, не приходилось, — ответила Мелианнэ. — Мы не очень любим это место, там наша сила превращается в нашу слабость. Магия Леса там оборачивается против Перворожденных. Сам лес кажется даже разумным и притом крайне враждебным к любому живому существу, если оно не порождено им же. Только орки там чувствуют себя вполне уверенно, хотя вглубь чащи и они заходить не рискуют.

В это время из стены тумана, уже окружившей островок, вырвался бледный сгусток чего-то, напоминавший по форме человека. Он устремился к путникам, и Мелианнэ вскочила на ноги, выставив правую руку ладонью к призраку, решившему отведать человечины. Один резкий жест — и фантом растаял, словно развеянный порывом ветра.

— Вот ведь как, — задумчиво и чуточку взволнованно произнесла эльфийка. — Не думала, что они столь агрессивны. Придется побеспокоиться о собственной безопасности.

Мелианнэ коснулась висевшего на груди поверх одежды медальона, этого резерва магической Силы на все случай жизни. На миг мир вокруг Ратхара осветился золотом, словно вдруг среди ночи взошло солнце, и туман, серо зеленым валом накатывавший уже на клочок земли, готовый в следующий миг захлестнуть его мглистой волной, отхлынул назад, истончаясь и тая.

— Вот и все, — удовлетворенно произнесла Мелианнэ. — Теперь можно спокойно спать до рассвета. Думаю, нам не обязательно караулить друг друга, здесь опасности от людей для нас нет, а духов мои чары отогнали. Теперь никакая призрачная тварь сюда не сунется, им ведь тоже охота продлить свое странное существование. — Эльфийка усмехнулась.

Все было именно так, как Мелианнэ и сказала. Проснувшись, когда еще только стало светать, Ратхар, вопреки привычкам согласившийся обойтись без сторожей, убедился, что за ночь ничего с ними не случилось. Призраки, если они и пытались прорваться к вожделенной добыче, не смогли превозмочь магию Перворожденной, живых же существ, тем более, разумных, в округе действительно не было. И теперь, отдохнув и набравшись сил, можно было снова двинуться вперед, на восток, к манившему путников холму, который должен был стать очередной вехой на долгом пути, который им уже пришлось преодолеть.

Дальнейшая дорога не принесла сколь-нибудь серьезных неожиданностей. Лишь раз Мелианнэ едва не стала жертвой болотной змеи. В тот момент они как раз пробирались через заросли кустарника, стоявшего вперемежку с низкорослыми деревцами. Эльфийка, идя сквозь дебри, отклонила мешавшую ей ветку, с которой к Мелианнэ вдруг устремилась серая тень, издававшая яростное шипение. Эльфийка отпрянула назад, и в тот же миг брошенный Ратхаром кинжал пригвоздил тонкую, толщиной лишь с палец, и при этом смертельно опасную, змейку к стволу деревца. Эльфийка только посмотрела на воина и чуть кивнула ему, а затем двинулась дальше. Ратхар задержался на мгновение, дабы освободить засевший в дереве клинок, и шагнул следом. В этот момент заросли расступились, и путники поняли, что, наконец, добрались до указанного Шегерром холма. Болота кончились.

Теперь Мелианнэ отделяла от желанной цели лишь узкая полоса земли, точнее, поросших лесом высоких холмов, которые в Дьорвике гордо называли горами, ибо настоящих гор в королевстве не было. Всего лишь несколько дней пути, и эльфийка могла ступить под гостеприимные кроны вековых лесов И’Лиара, но эти дни могли стать самыми опасными за все время похода. Именно здесь, в преддверии перешейка, разделявшего надвое топи, люди всегда ждали возможного вторжения Перворожденных, и, хотя за последние годы вероятность большой войны сошла на нет, стража здесь по-прежнему была настороже. Еще не стерлись в памяти людей гремевшие в этих краях битвы, когда жаждавшие крови смертных эльфы, не помня себя от ненависти сражались в этих краях с заступившими им путь людьми. И многие тысячи высоких златовласых воинов пали здесь, так что даже спустя века находили в земле их кости и ржавые латы.

В этих краях почти не было поселений, ибо мало кто был готов пойти на риск, построив дом в нескольких переходах от враждебной державы эльфов. Но здесь было множество гарнизонов, большие крепости, малые форты и лесные засеки, в которых в постоянной готовности к бою несли службу воины пограничной стражи Дьорвика.

Продолжая двигаться на юг, но еще не рискуя слишком близко подходить к границе, ибо там можно было наткнуться на засаду, путники провели в дороге еще два дня, прежде, чем встретили людей. И эта встреча не принесла им абсолютно никакой радости.

Мелианнэ первой не то услышала, не то просто почуяла приближение людей так, как это могут только эльфы. Путники как раз набрели на полузаброшенную дорогу, которая вела точно на полдень, и шли вдоль нее, стараясь не слишком часто оказываться на открытом пространстве. И в этот раз они едва успели скрыться в кустах, как из-за холмов, тянущихся на востоке, показалась группа всадников. Занявшие наблюдательные позиции в кустарнике человек и эльфийка увидели восемь человек, которые двигались цепью, пустив своих коней шагом.

Все воины имели честь служить в королевской пограничной страже, о чем свидетельствовали значки на их плащах и мундирах. Бойцы в легких кольчугах и касках были вооружены мечами, легкими топориками, а пятеро также имели и луки, мирно покоившиеся в налучье. Ратхар, вглядевшись в значки на одежде воинов, понял, что они все принадлежат к стражевым следопытам, которые считались элитой этого формирования, воины которого и так были одними из самых опытных во всем королевстве. Следопыты же на голову превосходили обычных стражников во всех воинских искусствах, особенно в той их части, что касалась разведки и лесной войны. Этих бойцов натаскивали специально против эльфов, и наемник несколько раз слышал рассказы о том, как следопыты стражи устраивали вылазки в И’Лиар, творя месть за особо жестокие карательные рейды Перворожденных. В то время Ратхар мало верил таким байкам, но все же допускал, что в словах, произнесенных полупьяными рассказчиками в дешевых кабаках, могла быть доля истины. По крайней мере, он не собирался рисковать и вступать в бой с целым отрядом воинов, о мастерстве которых ходили легенды даже среди опытных бойцов, знающих цену своим словам. Если эти бойцы действительно ухитрялись выбираться живыми из исконных эльфийских владений, оставляя за собой трупы и пожары, как о том говорили, то уж здесь следопыты явно имели попросту неоценимые преимущества. Наемник понимал, что прямое столкновение с таким количеством воинов закончится его гибелью или пленением, а может и смертью его спутницы, но попытка спастись в лесу от следопытов наверняка также будет обречена на неудачу.

— Следопыты, — одними губами произнес Ратхар, обращаясь к замершей подле него эльфийке, которая во все глаза смотрела на всадников, оказавшихся сейчас от них в паре сотен ярдов. — Неужели по наши души?

— Псы, — едва сдерживая страх произнесла Мелианнэ, неотрывно глядя в сторону неспешно двигавшихся верхом людей. — Если ветер чуть поменяется, они нас учуют, тогда быть беде.

Ратхар тоже обратил внимание на трех здоровенных собак, бежавших рядом с конями. Псы озирались по сторонам и принюхивались, словно пытаясь кого-то обнаружить. Всадники же, стоило только их питомцам насторожиться, сразу же хватались за оружие, вытягивая из ножен клинки и доставая луки.

К счастью в это раз все обошлось, и собаки не уловили запаха эльфийки. Ратхар, помня, как такие же милые зверушки гнали их по лесу, понимал опасения своей спутницы, ибо натасканные на запах эльфа твари могли и в одиночку расправиться с опытным вооруженным воином, а тут им еще помогли бы и люди. Пяти лучников, пожалуй, хватило бы, чтобы навсегда оборвать скитания наемника и его попутчицы, ибо в редком лесу уйти от всадников и собак было бы тяжело. Но стражники скрылись вдали, и можно было продолжать путь. Однако теперь путники соблюдали все меры предосторожности, ибо не были уверены, что случайно обнаруженный ими отряд был единственным. Что-то подсказывало Ратхару, наверное, это был здравый смысл, что просто так воины из особого подразделения пограничной стражи не стали бы разгуливать по лесам, а если они кого-то ловили, о чем можно было судить и по собакам, то едва ли на поиски этого кого-то бросили лишь восемь человек.

Следующего человека путники встретили на другой день. Все произошло тогда, когда они только двинулись в дорогу после ночевки. Собственно, местный житель наткнулся на них сам, но Ратхар решил воспользоваться случаем и прояснить ситуацию, выспросив у человека как можно больше. Именно поэтому, когда он ощутил на себе чужой взгляд, не кинулся сразу к скрывающемуся в лесу наблюдателю, дабы прикончить его, а двинулся дальше той же дорогой, словно и не подозревая о чужаке.

Наемник понял, что соглядатай, кем бы он ни был, настроен вовсе не агрессивно, но явно и не страдает излишним дружелюбием. Похоже, решил наемник, тот, кто следил за ними, сам до полусмерти боялся быть обнаруженным, но почему-то не спешил уходить. Вероятно, он решил понаблюдать за странными людьми, невесть откуда взявшимися в лесу и выяснить, не представляют ли они угрозу.

Когда путники наткнулись на ручей, Мелианнэ задержалась, наполняя флягу. Тот, кто следил за ними из леса, все еще был рядом и Ратхар решил не упускать шанс. Скользнув в сторону, наемник исчез в кустах, передвигаясь по зарослям так тихо и осторожно, что его можно было в этот момент принять за призрака, лишенного плоти.

Представляя, где сейчас может быть наблюдатель, наемник сделал небольшой крюк, стараясь успеть до того, как чужак почует неладное, но все равно он едва не опоздал. Человек, видимо, догадался, что один из незнакомцев не зря пропал в дебрях, а потому решил скрыться, но едва сделал несколько шагов, удаляясь от ручья, как перед ним словно из-под земли выросла высокая фигура. Тот самый воин, исчезновение которого так насторожило человека, стоял перед ним, сжимая в руке длинный кинжал.

Ратхар видел перед собой немолодого жилистого мужика в кожаных штанах и меховой безрукавке, надетой поверх рубахи из некрашеного полотна. Мужичок держал в руках охотничий лук, за спиной у него висел колчан с дюжиной стрел, а на поясе болтался длинный нож не слишком хорошего качества, явно не боевое оружие, а также подстреленный заяц. Вероятно, это был местный охотник, должно быть, заметивший в лесу посторонних и решивший убедиться, что они не опасны.

— Зачем ты за нами шел, — спросил Ратхар, приближаясь к охотнику, который, на свое счастье, не думал даже о бегстве, ибо в таком случае наемнику пришлось бы его прикончить. — Ты следил за нами?

— Я просто хотел выяснить, кто вы, — в голосе мужика чувствовался страх, ибо он понимал, что беззащитен перед лицом вооруженного воина. И все же человек не стал хвататься за оружие, а также не пытался и спастись бегством, вероятно, понимая тщетность этого. — Я ничего дурного против вас не замышлял, просто наблюдал.

— Откуда ты здесь взялся, — сурово спросил Ратхар, который почти поверил словам крестьянина. Желай тот расправиться с ними, давно мог бы расстрелять чужаков из лука, вернее, мог бы попытаться это сделать. — Ты что, живешь в лесу?

— Здесь моя деревня, неподалеку, — мужик кивком головы указал куда-то в гущу леса. — Я охотник, лучший добытчик в поселке.

— Но почему же ты решил преследовать нас?

— В округе рыщет стража, говорят, что здесь скрывается отряд эльфов.

— Что, — Ратхар удивился. — Эльфы? Ты не ошибся?

— Сказали, что они перешли границу, вырезали отряд стражи и теперь бродят где-то в этих краях, — уже без особого испуга сообщил крестьянин. — Здесь кругом множество стражников, армейские сотни и еще много вооруженных людей, наемники и добровольцы из окрестных сел. Все ищут этих эльфов. Вроде бы, их сумели загнать в болота неподалеку, и теперь стража следит за тем, чтобы они не просочились сквозь посты и заслоны. Вот я и решил, когда увидел ваши следы, что это могут быть эльфы. Если бы они вышли к поселку, одни боги знают, чем бы это для нас кончилось.

Ратхар кивнул, понимая, чем вызвано рвение пограничной стражи. Обычно эльфы, проникая в Дьорвик, не оставляли почти никаких следов. Они нападали на селения и обозы в тот миг, когда их никто не ждал и не был готов дать отпор, убивали всех, не оставляя ни единого свидетеля, и исчезали, будто растворяясь в воздухе. Если все же кто-то из них погибал, то его товарищи забирали с собой и тело несчастного. Именно поэтому, хотя всем в королевстве было известно о бесчинствах эльфов в южных провинциях, повода, чтобы начать против них войну, не было. И теперь рубаки из стражи и солдаты явно хотели взять живыми лазутчиков, чтобы потом предъявить их эльфийским послам.

Прежде владыки Дьорвика не слишком рьяно искали повод для ссоры с эльфами, теперь же, когда по доходившим с юга слухам, И’Лиар с трудом сдерживал натиск армии Фолгерка, северный сосед эльфийской державы мог рассчитывать на успех. Эльфы, за минувшие годы относительного спокойствия и мира не смогли восстановить свои силы, подорванные еще со времен яростных войн с Эссарской империей, и наверняка не выдержат войны на два фронта. В случае вторжения с севера едва ли Перворожденные смогут собрать большое войско, учитывая уже понесенные ими потери, и правитель Дьорвика вполне может рассчитывать на новые земли на юге. И горстка эльфов, невесть зачем пришедших во владения людей, сами того не ведая, старательно рыли могилу себе и множеству своих родичей, которым не посчастливится оказаться на пути доблестной дьорвикской армии. Внезапно наемник, слушавший немного сбивчивую речь охотника, даже пожалел эльфов, ведь от какой-то мелочи сейчас зависело, быть ли их державе впредь, или она исчезнет, захваченная расторопными и агрессивными соседями.

— В твоем селе нет воинов? — спросил Ратхар своего пленника.

— Десяток стражников бродит по окрестностям, иногда заглядывают к нам, но постоянно нас никто не охраняет. В поселке мало жителей, и оставлять для их охраны солдат бессмысленно.

— На севере тоже много стражи?

— Не знаю, но, скорее всего, нет, — без особой уверенности ответил охотник. — Воины прибыли сюда именно из тыловых гарнизонов и, кажется, с восточной границы тоже. Эльфов хотят изловить либо вынудить вернуться обратно в свои леса, а для этого их нужно прижать к границе.

— Ладно, — Ратхар махнул рукой. — Ступай прочь. Я тебе верю, а потому ничего дурного не сделаю, но за нами больше следить не смей, иначе смерть, — предупредил воин так, что едва ли у крестьянина хоть на миг возникло желание ослушаться его. — И если вскоре по нашему следу пойдет стража, будь уверен, что я от них уйду, а затем доберусь и до тебя. Если расскажешь, что видел нас, я тебе не позавидую, приятель.

— Нет, нет, — замотал головой испугавшийся охотник. — Ни слова не скажу, господин. Мы мирные люди, нам не нужны неприятности. Я опасался, что здесь объявились эльфы, а против людей я ничего не имею.

Вернувшись к Мелианнэ, терпеливо дожидавшейся своего телохранителя на прежнем месте, Ратхар коротко обрисовал ей ситуацию.

— Как же это глупо, — произнесла эльфийка, когда узнала, что в этих краях полным ходом идет облава на ее сородичей. — Зачем они рискуют, зачем сунулись сюда? Нам только не хватало сейчас войны с Дьорвиком.

— Они не могут придти сюда за тобой, э’валле?

— Не знаю, — Мелианнэ с сомнением покачала головой. — Не думаю. Откуда бы им знать, где я нахожусь. Но все же было бы неплохо найти этот отряд. Ведь можно прорваться к границе, а в лесах И’Лиара нам будет не страшно любое преследование.

— Мне не кажется, что это хорошая затея, — возразил наемник, недовольно нахмурившись. — Сейчас меньше всего нам нужно искать твоих сородичей.

— Но почему? — возмутилась эльфийка.

— Если тот охотник не лгал, то сюда согнали тьму воинов, которые вроде бы уже сумели взять этот летучий отряд в кольцо, и теперь осталось только затянуть петлю, — пояснил Ратхар, хотя, на его взгляд, все и так было очевидно, без лишних слов. — Возможно, пробиться к ним ты и сумеешь, но затем придется принимать бой с целой армией. Пограничная стража не лыком шита, как говорят на севере, и они так просто не отступятся. Взяв след, люди будут преследовать твоих родичей, а поскольку на их стороне численное преимущество, то они вполне могут загнать эльфов в ловушку. Присоединившись к этому отряду, ты не сможешь шагу ступить без боя, э’валле, и шансов на спасение, скажу тебе, у вас будет немного.

— И что ты предлагаешь, Ратхар?

— Лучше убираться отсюда, подальше от патрулей стражи и от твоих соплеменников, пока какой-нибудь ретивый десятник ненароком нас не заметит и не прикажет без долгих раздумий расстрелять из арбалетов. Если подкрепление здешние стражники действительно получили с севера, то нам сейчас лучше двигаться именно туда. Там меньше патрулей, ведь все их внимание сейчас приковано к границе.

— Так мы вновь удалимся от границы, — недовольно произнесла эльфийка. — Я должна скорее добраться до И’Лиара, а вместо этого мы петляем по лесам, как зайцы, бегущие от собак. Ведь нас только двое, мы сумеем прорваться сквозь стражников. Если их внимание приковано к тем эльфам, о которых сказал этот человек, то нас они могут и не заметить.

— Возможно, ты права, — согласно кивнул Ратхар. — Но это риск, и риск этот слишком велик. Стража может наглухо закрыть здесь границу, хотя для этого придется оттянуть часть сил с других застав и из фортов. Пока, в прочем, твоим родичам явно не до вторжения в Дьорвик, а потому можно пойти на такой шаг без особых опасений, ослабив прочие гарнизоны. Пойми, воины, которые служат здесь, отлично знают эти места, это для них почти родной дом, — напомнил наемник. — И если нас обнаружат, скрыться будет очень трудно.

Ратхар понимал, что его спутница должна иметь веские причины, чтобы с такой легкостью идти на риск. Но попытка просочиться сквозь плотные заслоны стражи, которая именно в этот момент была насторожена более обычного, наверняка закончилась бы неудачей. И без того на границе с державой Перворожденных даже самые расхлябанные солдаты становились необычайно собранными и бдительными, а уж сейчас, когда шла облава на эльфийских диверсантов, настороженные воины могли не глядя утыкать стрелами кого угодно. Наемник знал, что в таких случаях сперва принято стрелять, а уж потом разбираться, кто стал мишенью. Эльфы представляли слишком большую опасность, чтобы позволить им подобраться на расстояние удара, и случайным путникам, оказавшимся вблизи границы в эту пору, могло сильно не повезти. Но в то же время Ратхар должен был безропотно принять волю Мелианнэ, ибо его обязанностью было охранять высокородную эльфийку, а указывать, куда ей идти, он не мог.

К счастью, вскоре Мелианнэ сама была вынуждена изменить свое решение, ибо спустя малое время после встречи с местным охотником путники вновь наткнулись на солдат. Они едва успели скрыться за деревьями, когда из зарослей показалась четверка всадников в тяжелых хауберках и с цветами армии Дьорвика на плащах. Ратхар опознал в этих бойцах воинов легкой дьорвикской кавалерии, что подтверждало слова крестьянина о том, будто на поиски эльфов была брошена армия. Воины не выглядели особо настороженными, они громко беседовали между собой, почти не глядя по сторонам. И все же руки они держали рядом с оружием, а висевшие на луке седла тяжелые арбалеты были взведены и готовы к бою.

Дождавшись, когда всадники скроются за деревьями, путники двинулись дальше, но не прошли они и полмили, как до них донеслись звуки, которые могло производить только большое количество людей, причем вооруженных, ибо трудно опытному воину спутать звон оружия и доспехов с иным шумом. При этом было понятно, что эти люди, кем бы они ни были, старались скрыть сам факт своего присутствия в лесу, что наводило на определенные подозрения. Ратхар решил выяснить, кто оказался на их пути, ибо негоже было оставлять за спиной возможную опасность.

Оставив Мелианнэ в надежном укрытии, образованном переплетением ветвей, Ратхар осторожно двинулся вперед, ориентируясь на звук, и вскоре добрался до большой поляны, на которой в тот момент расположился большой отряд солдат. Наемник, подобравшись достаточно близко к бивуаку, насчитал не менее шести дюжин воинов, как и встреченные им ранее, принадлежавших к легкой коннице. Ратхар хорошо разглядел их стреноженных скакунов, к седлам которых были приторочены мощные арбалеты, а в специальных петлях находились легкие пики, украшенные яркими вымпелами. Воины, многие из которых были вооружены длинными легкими мечами или топорами на коротких рукоятях, удобными в кавалерийской схватке, как раз собирались вокруг костров, над которыми висели котелки. Суровые рубаки, даже не снявшие тяжелые кольчуги, вероятно, устроили здесь привал. И они не теряли бдительности, ибо не менее десятка бойцов с арбалетами расположились вдоль кромки лагеря, держа под прицелом окрестные заросли. Если к этому добавить еще и тех всадников, которых наемник видел неподалеку отсюда, и которые явно патрулировали окрестности, а не просто прогуливались, пусть и выглядели несколько беспечными, можно было сказать, что кавалеристы неплохо подготовились к появлению незваных гостей.

Когда Ратхар покидал свой наблюдательный пост, он едва не столкнулся с парой кавалеристов, обходивших поляну по периметру. Наемник затаился в кустах, сжимая обнаженный кинжал и молясь, чтобы часовые его не заметили. Видимо, боги сжалились над своим не слишком рьяным последователем, поскольку солдаты прошли мимо. Наемник понимал, что в случае, если часовые его заметят и успеют поднять тревогу, их рискованное путешествие закончится именно здесь, ибо надеяться на победу в схватке с несколькими десятками закаленных бойцов мог только глупец.

— Выходит, здесь и впрямь множество солдат, — произнесла Мелианнэ, когда вернувшийся из разведки Ратхар рассказал ей об увиденном. Конечно, принесенные воином вести вовсе не обрадовали эльфийку. — Если дальше их будет еще больше, у нас действительно немного шансов дойти до границы.

— Придется потратить еще не менее четырех дней, чтобы оказаться в И’Лиаре, — заметил Ратхар. — И это при условии, что мы сможем двигаться прямо и пойдем достаточно быстро, — добавил он. — А если будем пробираться осторожно, уклоняясь от каждого стражника, которого встретим, то понадобится вдвое больше времени. И если нас все же заметят, то устроят форменную травлю, и я не уверен, что мы сумеем оторваться от преследования.

— Но как быть? — сокрушенно спросила эльфийка. — Меня ждут на юге, и я не в праве задерживаться здесь. Но если прямой путь для нас стал слишком опасен, то как же поступить теперь, куда идти?

— Есть один вариант, э’валле, но он не менее опасен, чем попытка просочиться через границу здесь, — задумчиво произнес наемник. — Мы можем двинуться на север, пройти по кромке р’рогского леса до владений орков, а затем повернуть на запад. Таким образом мы окажемся в И’Лиаре, причем там нас не будет искать никакая стража.

— Это действительно безумие, Ратхар, — покачал головой Мелианнэ. — Мало того, что путь через зачарованный лес опасен сам собой, мы еще можем наткнуться на орков. Они питают к моему народу ничуть не более теплые чувства, чем люди, поэтому встреча с ними может обернуться боем. Но даже если нам повезет, и орки нас не заметят, поход через Р’рог слишком тяжел. Ты, верно, никогда не был в этом месте, иначе не стал так легкомысленно предлагать такой маршрут.

— Да, мне не приходилось прежде бывать в этом лесу, но я знал тех, кто был там и вышел целым и невредимым, — возразил наемник. — Я знаю, что выжить там можно, если соблюдать осторожность и не заходить слишком далеко. Там встречаются разные диковинки, за которые платят немалые деньги, и находятся охотники рискнуть головами ради награды. Кое-кто из них действительно навсегда остается в зачарованном лесу, но многим удается выбраться. Однажды я слышал историю о том, как несколько храбрецов пересекли лес с запада на восток и уцелели там, хотя за время похода их число уменьшилось втрое.

— Да, если держаться с краю, то твой замысел может удаться, — согласилась Мелианнэ. — Лес не любит чужаков, но все же терпит их присутствие некоторое время. Однако то, что подходит к людям, не всегда одинаково хорошо для эльфа. Я не уверена, что Р’рог выдержит мое присутствие.

— Ты говоришь так, словно этот лес обладает разумом, — усмехнулся Ратхар. — Это просто гиблое место, как те, что встречаются в этих краях. Немного осторожности и бдительности — и его опасностей можно легко избежать.

— Ты не все знаешь о зачарованном лесе, Ратхар, да и мало кто из людей может похвастаться этим знанием, — эльфийка покачала головой, нахмурившись. Она несколько мгновений молчала, вероятно, сомневаясь, стоит ли открывать тайны своего народа человеку, но затем решилась и продолжила: — Он был сотворен магией, магией моего народа. Это случилось сразу после того, как твои предки впервые пришли с войной в наши земли. Мы потерпели поражение в одной битве, но вторую сумели выиграть, отбросив врагов. В то время мы еще делились на кланы, каждый из которых соперничал с соседями, и потому победу над людьми можно было считать чудом, ибо только оно помогло нашим вождям объединиться для отпора. После победы было решено избрать короля, которому беспрекословно подчинились бы все клановые вожди. Люди уже создавали империю, где власть была сосредоточена в одних руках, и мы не видели иного выхода, кроме как последовать их примеру. Многие кланы согласились присягнуть единому владыке, но были и те, кто не желал терять свою свободу. Таких позже назвали орками. Король все же был выбран, но первой войной, на которую он повел объединенные дружины кланов, стала война с отступникам, война с нашими братьями, — с неподдельной болью произнесла Мелианнэ, словно ей самой довелось биться против тех, в чьих жилах телка точно такая же кровь. — Тогда орки тоже объединились, в первый и последний раз, дав нам бой под самыми стенами столицы новой державы. Бой был жестоким и долгим, кровь лилась рекой, и воины с обеих сторон погибали тысячами. Такой ярости наши бойцы никогда не проявляли в схватках с людьми, ни ранее, ни впредь. Чаша весов удачи начала склоняться в сторону орков, которые бились за свою свободу, а потому считали себя правыми, и чародеи моего народа, прежде не вступавшие в бой, видя, что орки вот-вот одержат победу, пустили в ход магию столь могущественную и разрушительную, что в один миг уничтожили тысячи вражеских воинов. Но наши маги не рассчитали свои силы, и заклятие вырвалось на свободу, уничтожив своих создателей. Окрестные земли впитали эту магию, и тогда произошло изменение самих законов природы. На месте благодатных равнин вознеслась мрачная чащоба, раскинувшаяся на сотни миль окрест. Живые существа, обитавшие там, также подверглись воздействию чародейства, обратившись в кошмарных монстров. Эти земли стали необитаемыми, и таковыми остаются по сию пору. Пока Р’рог не опасен для живущих по соседству людей или орков, которые могут даже заходить в это царство древней магии, но замечено, что Перворожденные, оказавшиеся в пределах зачарованного леса, почти никогда не возвращаются. Иной раз можно подумать, что природа мстит потомкам тех, кто нанес ей эту страшную рану. Говорят, будто монстры со всего леса сбегаются туда, где появляется эльф, и атакуют до тех пор, пока он не погибнет. Я почти верю тому, что ты видел людей, которым удавалось проходить Р’рог насквозь, но едва ли живет на свете хотя бы один эльф, сумевший прожить там больше, нежели от рассвета до захода солнца.

— Ты рассказала весьма странную историю, слишком необычную, чтобы оказаться ложью. Я немногое знаю об этих краях, лишь то, что они весьма небезопасны. Но все же нам придется рискнуть, — ответил на это Ратхар, внимательно выслушавший рассказ своей спутницы. — У нас сейчас два пути, но оба одинаково опасны. И все же, выбирая между людьми и монстрами из колдовской чащобы, я предпочту последних, ибо успел уже понять, что никакой зверь не сравнится в коварстве и кровожадности с человеком. Возможно, Р’рог и не любит твоих соплеменников, но там нас никто не будет преследовать специально, к тому же бой с самым сильным зверем выиграть гораздо легче, чем с отрядом опытных воинов. Полагаю, если мы будем двигаться быстро, то не успеем привлечь внимание монстров, о которых ты рассказывала, а люди в этом месте нас наверняка не будут искать.

— Твоя правда, человек, — Мелианнэ кивнула, хотя по выражению ее лица было понятно, что решение, принимаемой сейчас, ей не по душе. — И впрямь опасно оставаться в обитаемых землях. Нас уже едва не настигли, и я не хотела бы вновь оказаться в роли загнанной дичи, которая не может думать более ни о чем, кроме того, как спастись от следователей и выиграть лишнюю милю. Говорят, будто из двух зол следует выбиратьменьшее, но я не уверена, где менее опасно для нас, среди твоих соплеменников, или же в этом колдовском краю.

— В таком случае, нам нужно изменить направление и идти теперь на север, — предложил после недолгих размышлений наемник. — Но по-прежнему следует избегать населенных мест, ибо, если тебя заметят, я не уверен, что мы сможем беспрепятственно убраться оттуда.

— Каким же именно путем мы двинемся дальше?

— Полагаю, следует наиболее осторожно пробираться вблизи Хильбурга, — немного помолчав, размышляя, ответил Ратхар. — Те места давно обжиты людьми, поэтому именно там нас скорее могут заметить. Вернее всего будет обойти город с востока, держась ближе к Р’рогу, а затем резко повернуть и скрыться в лесу. Можно было бы прямо сейчас направиться туда, но боюсь, твои родичи, столь неосторожно оказавшиеся в этих краях, в попытке выбраться из окружения также могут выбрать для себя такой же маршрут, потому не удивлюсь, если со стороны Р’рога здесь, в близи границы, выставлены мощные заслоны. Поэтому лучше сделать крюк, потратив пару дней, чем поторопиться и попасть в засаду, устроенную не для нас.

Оставив в стороне лагерь кавалеристов, путники, не теряя времени, двинулись на север. Они по-прежнему шли осторожно, опасаясь наткнуться на солдат, при этом держались поблизости от дороги. Двое пеших, они могли не опасаться, что оставят за собой много следов, поэтому пока поход был вполне безопасен.

Путешествие Мелианнэ таким образом вновь продолжилось, причем эльфийская принцесса была вынуждена отдаляться от желанной цели, хотя более всего она стремилась вновь оказаться в пределах И’Лиара, который покинула много месяцев назад. Она даже не знала, что там сейчас происходит, но была уверена, что ее возвращение необходимо. Однако пока между ней и родными лесами оказалось множество препятствий, и вновь нужно было идти на риск, тратить драгоценное время, но сейчас это было оправдано.

Мелианнэ не могла позволить, чтобы ее убили по пути или захватили в плен, и потому вынуждена была проявлять излишнюю осторожность там, где в иной раз ринулась бы напролом. Однако она понимала, чем может безрассудство ее обернуться для ее народа, ибо миссия, возложенная на нее отцом, владыкой всех эльфов, была невероятно важна, и важность эта лишала Мелианнэ права даже на малейшую ошибку.

Глава 4. Месть за милосердие

Их было трое, трое крепких парней, привычных к оружию, и не раз проливавших с его помощью чужую кровь. Стайн был среди них самым старшим, ему уже шел третий десяток, так что и парнем его назвать было вроде нельзя. Он пользовался у своих товарищей вполне законным уважением, ибо успел в жизни повидать всякое и побывал в самых разных передрягах, из которых сумел-таки выйти живым. Стайн всегда считал себя неплохим мечником, и он не преувеличивал в этом свои возможности. Конечно, до мастера ему было еще далеко, но в схватке с простыми солдатами или наемниками средней руки Стайн не испугался бы выйти в одиночку и против трех противников.

Кристоф и Берт, двое славных малых, с некоторых пор ставших верными спутниками Стайна, были еще молоды, Кристофу едва стукнуло восемнадцать лет. Но эти парни тоже могли с гордостью и без капли преувеличения назвать себя бывалыми людьми, ибо уже три года они бродили по свету, постоянно рискуя своими головами. И то, что головы, а также и иные части тела, еще были при них, говорило о немалой удаче и приличном опыте этих юнцов.

Они промышляли разным, то превращаясь в наемных солдат, то становясь телохранителями богатых, но трусливых торговцев, а порой этих самых торговцев им доводилось и грабить, останавливая на большой дороге где-нибудь в глухом лесу. Правда, до откровенного разбоя троица доходила редко, предпочитая несколько более законные способы добытия денег на пропитание и нехитрые развлечения вроде пива и сговорчивых девиц, готовых одарить любовью кого угодно за пару золотых монет.

Сейчас судьба занесла троицу искателей приключений в окрестности Хильбурга, где они пребывали уже несколько дней, бесцельно слоняясь по округе. Еще месяц назад трое приятелей служили под знаменами одного небогатого князька на севере, завербовавшись в его армию, ведущую войну с соседом того самого князька, еще более нищим, но весьма гордым. Наемникам пообещали приличную награду, которая вполне соответствовала традициям. Вот только когда случился все же бой, который стоило бы назвать генеральным сражением, все пошло немного не так, как предполагалось. Нет, князек вышел из той стычки победителем, вот только из полутысячи наемников, которые и были основой его войска, уцелело едва ли сто человек, а дружина самого сеньора, добрых три сотни крепких и отлично вооруженных воинов, в бой даже и не вступила.

Когда солдаты удачи поняли, что размер их платы резко снизился, многие схватились за оружие, намереваясь доступным способом объяснить нанимателю, что слово, а тем более договор, составленный на бумаге и заверенный гербовой печатью, следует выполнять. Но все же воины одумались, ибо оказались в кольце дружинников князька, предусмотрительно вооружившихся арбалетами. Горстка измученных долгим боем людей, многие из которых были ранены, едва ли могла бы рассчитывать на победу в схватке с прекрасно обученными солдатами, из которых почти никто так и не обнажил оружие во время сражения.

Троица неразлучных друзей в числе прочих наемников вынуждена была покинуть воинский стан, получив едва ли треть от обещанного нанимателем золота. Но они хотя бы вышли из боя целыми и невредимыми, готовыми к новым походам и сражениям, а ведь многие из тех бойцов, что встали под знамена вероломного правителя, за полученные в итоге жалкие гроши стали калеками, которым теперь и в ночные сторожа путь был заказан.

Пресытившись войнами, Стайн с приятелями решил на время убраться на юг, туда, где пока все было спокойно и не ожидалось большой войны. Ближайшей страной, где можно было зализать раны и нагулять жирок для будущих скитаний, был Дьорвик. По слухам, сейчас правитель этого королевства находился в состоянии мира со всеми сопредельными державами, в том числе даже и с эльфами, а внутренних усобиц королевство не знало давно.

Нужно сказать, что человек, умеющий держать в руках оружие, найдет себе прибыльное занятие даже в самые спокойные годы. Всегда требуются охранники для купеческих обозов, телохранители для состоятельных путешественников, да, в конце концов, просто крепкие парни, способные кулаками и сталью решить проблемы богатых обывателей, не желающих запятнать свое доброе имя.

Стайну и его приятелям в немалой степени повезло, ибо они сумели наняться в охрану небольшого обоза, следовавшего как раз в южные провинции Дьорвика. Правда, торговец оказался не особо щедрым, но нужно заметить, что в этот раз для охраны не нашлось подходящего занятия. Десяток вооруженных до зубов воинов маялся от безделья, ибо ни малейшей опасности не возникло за все время поездки. Вероятно, купец этим и руководствовался, когда решил поубавить плату своей страже.

С тех пор прошло несколько дней, в течение которых наемники перебирались из одной корчмы в другую, тратя свои сбережения на выпивку и женщин. И постепенно оба эти удовольствия стали им надоедать, ибо выпивка была не особо хорошей, всего лишь кислое пиво, которое не жалко подать на стол всяким прохожим, да и женщины не отличались особым искусством доставлять уставшим воинам удовольствие. Можно было, конечно, раскошелиться и на приличное вино, а в самом Хильбурге, по местным меркам вполне приличном городе, нашелся бы, пожалуй, и заветный дом с красным фонарем над крыльцом, но золота в кошелях бродяг не прибывало, а потому лишние траты пока были нежелательны.

Появившись вблизи границы, бывалые воины опытным взглядом сразу заметили повышенную активность местной стражи, которой для усиления были приданы и армейские части. На дорогах появилось множество застав, между которыми постоянно курсировали пешие и конные патрули, въезды в крупные поселки и городки также охранялись. Иногда по дорогам на взмыленных конях проносились особые курьеры, вероятно, доставлявшие исключительно важные приказы или донесения.

Один из таких гонцов как раз заглянул в таверну, где в тот момент и обосновались наемники. Он бросил поводья измученного коня в руки выскочившему на звук копыт слуге, и быстро прошел в зал. Навстречу всаднику, по запыленной одежде и выражению лица которого можно было догадаться, что в дороге он провел уже немало времени, выскочил сам хозяин трактира, почтительно склонивший голову перед гостем, который оказался вовсе не рядовым воином, а офицером. Трактирщик поднес гонцу ковш, наполненный квасом, который был мгновенно осушен. Стайн видел, что люди о чем-то разговаривали, причем владелец корчмы все больше задавал вопросы, да еще обеспокоено кивал в ответ на скупые фразы собеседника. Затем гонец вышел прочь, а слуга, тот самый, что взял его коня, уже вел из конюшни свежего скакуна, по поводу которого, вероятно, и состоялась беседа. Наемник знал, что в этих краях пограничная стража имеет много привилегий, и одной из них как раз было право пользоваться лошадями, принадлежащими местным жителям. Для такой цели владельцы придорожных постоялых дворов всегда держали пару скакунов, которых и забирали срочные гонцы, оставляя взамен своих лошадей.

— Скажи, почтенный трактирщик, — обратился Стайн спустя несколько минут к дородному немолодому мужику, когда тот проходил мимо занятого безработными воинами столика. — Почему в этих краях так много стражи? Мы видели заставы и посты на дорогах, везде патрули, по дорогам мчатся гонцы, видимо, с важными донесениями. Неужели готовятся к войне?

— Не приведи боги, — отмахнулся трактирщик. — Про войну пока не слышно, да и не нужна нам она. Эльфы, чтоб им пусто было, сидят тихо. Говорят, правда, они сейчас воюют на юге, но нас эти дела не касаются. А стража ищет кого-то, не то бандитов, не то шпионов. Говорят, их двое, женщина и мужчина. Вроде бы, они похитили какие-то секретные бумаги в самой столице, но, верно, чепуха все это. Сам точно не знаю, а потому и вам врать не буду, сударь.

— Благодарствую, — кивнул Стайн. — Уважил. А не знаешь, не дают ли за этих шпионов награды?

— Не ведаю, сударь, — трактирщик лишь пожал плечами. — Ничего про то не слышал. Но если бы давали, так герольды уже всем объявили бы. Вот когда ловили удальцов из шайки Фернана, так за каждого из них, живого или мертвого, сулили пятьсот марок. Только дураков, которые бы своей головой ради чужих рисковали, все равно не сыскалось, — усмехнулся корчмарь, вспомнив о судьбе кое-кого из польстившихся на золото охотников.

Беседа кончилась, и была забыта. А затем Кристоф заметил подозрительную парочку, на беду свою, не вспомнив слова давешнего трактирщика. На следующий день, точнее, ближе к вечеру, странники решили заночевать в небольшом селе, совсем рядом с гиблыми болотами, простиравшимися вдоль южной границы королевства, куда они прибыли в поисках занятия для себя и достойной оплаты. Трактир там был, нужно сказать, захудалый, но все же хозяйка, крепкая и весьма молодая женщина, только и успевавшая раздавать подзатыльники двоим слугам, старалась не ударить в грязь лицом. Оно и понятно, ведь этой дорогой пользовались стражники и солдаты, и порой они задерживались на этом постоялом дворе, да и купцы, снабжавшие приграничные гарнизоны всякой всячиной, тоже не были редкостью.

— Смотри, Стайн, — юный наемник, уже успевший заслужить уважение своих товарищей, указал вожаку на сидевших в дальнем углу людей. — Какие-то они странные, мне кажется.

— Что же в них необычного? — вскинул брови Стайн, бросив взгляд на мирно сидевших в сторонке постояльцев. — Мало ли путников бродит по этим краям. — Мужчина и женщина, которые, вероятно, появились в трактире до прибытия туда троицы наемников, не показались Стайну особенными. Мужчина был явно воином, наверняка такой же наемник, как они сами, об этом можно было судить и по мечу в потертых ножнах, и по повадкам, сразу выдававшим в седом угрюмом мужике бывалого бойца. Женщина, скрывавшая свое лицо, казалась благородной дамой, не то сбежавшей от опостылевшего мужа с приглянувшимся ей воином из его свиты, не то к этому самому мужу, который, быть может, служил где-то на границе, направлявшаяся. То, что знатная дама тайно путешествовала, пытаясь не привлекать излишнего внимания к своей персоне, было делом вполне обычным.

— Девица постоянно закрывает лицо, словно боится, что ее узнают, — произнес Кристоф, вглядываясь в заинтересовавших его людей, но так, чтобы его внимание не было слишком откровенным. — Кажется, это благородная дама, по крайней мере, выглядит точно не как крестьянка. И к тому же я не заметил у коновязи их лошадей, — заметил он. — Сомневаюсь, чтобы знатная госпожа с телохранителем путешествовала пешком, а до ближайшего города отсюда больше полусотни миль.

— Ну, может быть, — безразлично протянул Стайн. — А нам что с того?

— Кто знает, может, у этих двоих есть чем поживиться, — усмехнулся Кристоф. — Мужика под нож пустим, бабой полакомимся, думаю, ее на всех хватит, а золотишко, коли найдем, себе заберем. — Зарабатывать на хлеб им приходилось по-всякому, и грабеж двух путешественников не был чем-то исключительным.

— А потом нас вздернут по приказу ее папаши, или, там, муженька, — вступил в беседу Берт, до этого сосредоточенный больше на пиве, чем на окружающих его людях. — Это вам не север, здесь законы строгие, а стража и ухарцы из сыскной управы дело свое знают. Смотрю, вы совсем голову потеряли от этого мерзкого пойла. — Брезгливо скривившись, наемник со стуком опустил недопитую кружку пива на стол, едва не выплеснув пенящийся напиток.

Разговор как-то перешел на другие темы, а когда Стайн вновь вспомнил о странной парочке, их уже не было. Взвесив все за и против, наемник решил, что поближе познакомиться с путешественниками, которые, похоже, действительно всем средствам передвижения предпочитают собственные ноги, не помешает. А если окажется, что девица и впрямь сбежала из дома, так за нее можно и награду получить. Воин знал об этом, поскольку раньше ему уже довелось участвовать в погоне за взбалмошной девкой, решившей вырваться на волю из дома своего излишне ревнивого супруга.

— Пошли, — Стайн встал из за стола, пристегивая к поясу ножны меча, до того прислоненные к скамье. Он нашарил в кошелке пару серебряных монет и бросил их на грязный стол. — Пора вам, малыши, размяться.

— Куда, — удивленно воскликнул Берт. — Чего тебе не сидится, Стайн?

— Дело есть, — коротко отвечал наемник. — Хватит брюхо растить, а то совсем отвыкнете от нашего ремесла.

Оседлав коней, которых по прибытии в трактир наемники отдали на попечение одного из слуг, все трое двинулись на север, в том направлении, откуда сами прибыли совсем недавно. Стайн не был твердо уверен, что запавшие в душу путники направились именно туда, но он знал, что даже если и ошибся в выборе направления, двое пеших не смогут уйти далеко и возможность нагнать их остается. К тому же, наступала ночь, по-осеннему темная, и едва ли кто-либо решится продолжать движение. А устроившись на ночлег в лесу, парочка, скорее всего не обойдется без костра, огонь которого заметить легко. Листва с деревьев опадала, и пламя, горящее в лесу, можно было увидеть с дороги за несколько сотен ярдов.

И все же они едва не пропустили чуть заметную тропку, которая уводила от дороги в лес, к небольшому озерцу, тускло блестевшему из-за деревьев. Берт, ехавший последним, заметил свежие следы и окликнул своих товарищей. Стайн, спешившись, внимательно рассмотрел отпечаток на мокрой земле и убедился, что здесь совсем недавно прошел довольно крупный мужчина, который мог вполне оказаться спутником таинственной дамы, замеченной ими в корчме. Спешившись и оставив своих коней на попечение Кристофа, Стайн и Берт, держа ладони на оружии, двинулись вперед, туда, откуда до них вдруг долетели приглушенные голоса, один из которых, в этом Стайн был уверен, был женским.

Первой приближение непрошенных гостей ощутила Мелианнэ, не зря она считала лес своим прародителем и не без оснований утверждала, что сила природы, разлитая в лесу, защищает ее всегда. Но в этот раз чужаки, хоть и будучи людьми, оказались весьма искусными и привычными к зарослям. Они очень умело скрывали свое присутствие, и даже ауры этих людей, которые принцесса Перворожденных могла чувствовать, не столь хорошо, правда, как истинные маги, сумели укрыть до тех пор, пока почти вплотную не подошли к намеченным жертвам.

Когда Мелианнэ подала знак своему спутнику, который как раз наполнял фляги в ручье, Ратхар и сам уже стал ощущать на себе чужие взгляды, весьма недобрые, кстати, хотя пока в намерениях невидимых еще, но весьма серьезно настроенных наблюдателей и не было еще откровенной жажды убийства, которую бывалый воин мог определять весьма верно. Уже слыша за спиной, в каких-нибудь двадцати ярдах, крадущиеся шаги по сырой траве, воин не спеша обернулся, отложив в сторону оплетенную флягу и поудобнее расположив висевший на поясе меч. При этом он демонстративно не стал касаться рукояти оружия, как бы демонстрируя свое миролюбие. Другое дело, что большинство противников он мог бы завязать в узел и голыми руками, будь их не более четырех и не имей они в руках арбалеты или луки, хотя даже и тогда шансы у Ратхара были, о чем он знал из своего богатого опыта.

Окинув взглядом выступивших из кустов людей, Ратхар понял, что перед ним тертые парни, хотя иному они показались бы чересчур молодыми для опытных бойцов. Но наемник сразу понял, что и рыжий юнец, державший руку на висевшем в петле на поясе легком топорике, и его приятель с соломенными волосами, выглядевший немного старше, уже успели привыкнуть к крови и к предсмертным хрипам убиваемых им жертв. К тому же они еще были весьма молоды и самоуверенны, а потому там, где иной боец все же предпочел бы не рисковать, эти ребята наверняка ринулись бы в бой, даже не понимая, что у них нет шансов. И, что самое занятное, вполне могли победить там, где привыкший все просчитывать наперед старый бывалый воин сложил бы голову.

— Вечер добрый, почтенные, — Ратхар нарушил затянувшееся молчание. Одновременно произнося слова, он шагнул вперед, пытаясь прикрыть собой Мелианнэ, сидевшую на большом валуне. Правда, сейчас эльфийка легко соскочила с камня, и наемник ощутил ее напряжение. Мелианнэ пока не касалась клинка, но в любой миг могла взорваться каскадом стремительных ударов. Учитывая, что особой жалости к людям Перворожденная не испытывала, каждый ее выпад, скорее всего, стал бы смертельным для любого противника.

— И тебе того же, путник, — соломенноволосый чуть усмехнулся, внимательно разглядывая стоявшего перед ним седого воина в потрепанной одежде и с хорошим клинком на поясе. Этот человек производил впечатление опытного бойца, и, скорее всего, был именно тем, кем и казался с первого взгляда. — Что заставило вас отправиться в дорогу на ночь глядя, покинув постоялый двор?

— Не думаю, что обязан отвечать на твои вопросы, — рука Ратхара словно невзначай соскользнула с пояса на черен меча, и этот жест явно не остался незамеченным его собеседником. — Ты не похож на дорожную стражу или солдат, а перед прочими я ответа не держу, — резко ответил воин, смерив суровым взглядом нежданных гостей. — Мы идем своей дорогой, а вас не просили увязываться за нами.

— Просто мне вдруг стало интересно, что за путники так рискуют, ведь ночью в этих краях небезопасно, — блондин усмехнулся, тоже устраивая руку на рукояти своего меча. — Да и днем здесь не спокойнее, если подумать. — Последние слова он произнес с ощутимой угрозой в голосе.

— Чего с ним церемониться, — встрял в неторопливую беседу рыжий юнец, которому явно не доставало терпения. — Пусть оставляет здесь свое золото, если есть, и шагает дальше, куда шел. И девку тоже пусть оставит, мы ее лучше согреем в такую пору, чем он один.

— Пожалуй, мальчик, ты заришься на то, что тебе не по силам, — оскалился Ратхар, намеренно обращаясь так к человеку, который явно уже давно не был невинным ребенком, но еще и не был так опытен, чтобы пропустить неприкрытое оскорбление мимо ушей. — Шел бы ты, откуда явился, и дружка своего прихвати заодно, — посоветовал наемник. — Мне сейчас не хотелось бы вас убивать, настроение не то. Так что проваливайте, шакалы.

— Ах ты, ублюдок, — рыжий перешел на визг, ринувшись к Ратхару. Он молниеносно выхватил топорик, но бросать его не стал, хотя наемник на его месте поступил бы именно так. — Сейчас я прикончу тебя, выродок!

Берту казалось, что его быстрый удар неминуемо достигнет цели, и этот нахал, разговаривавший с ними так нагло и спокойно, словно у него за спиной не меньше десятка воинов, рухнет вниз с разрубленным черепом. Но стальное полукружье топорика вместо кости рассекло лишь воздух, а затем Берт почувствовал, что какая-то сила подхватила его и тело уже не подчиняется приказам разума. Земля стремительно неслась навстречу воину, и через мгновение сильный удар низверг его в беспамятство.

Стайн, наблюдавший со стороны расправу над своим товарищем, видел, что их противник просто отступил в сторону, пропуская не рассчитавшего свою скорость Берта вперед, но сделал это так быстро, что даже тренированный глаз воина едва смог уловить движение. Затем Ратхар просто слегка подтолкнул напавшего на него мальчишку, ногой ударив того под колени. И через пару секунд наемник вновь стоял лицом к лицу со Стайном, а неудачливый Берт мешком лежал в стороне, не подавая признаков жизни.

— Забирай своего приятеля и катись прочь, — теперь Ратхар не казался расслабленным, в его облике Стайну, не без оснований считавшему, что успел повидать многое, мерещился зверь, старый и опытный, а потому не проливающий кровь по пустякам, но разящий сразу и насмерть, если до этого доходит. — Третий раз повторять не стану.

— Нет, тварь, это ты убирайся отсюда, — ощерился Стайн, выхватывая длинный клинок и принимая боевую стойку. — Я выпущу тебе кишки, но сначала мы позабавимся с твоей бабой, у тебя на глазах.

Ратхар легко отразил первый выпад светловолосого бандита, который оказался не особо хорошим фехтовальщиком, хотя кое-чего умел, этого не отнять. Стайн вращал мечом с огромной скоростью, постоянно пытаясь подобраться к своему противнику сбоку. Но все его атаки увязали в, казалось, непроницаемой обороне седого, а сам Стайн с трудом сумел отразить несколько его выпадов. И бродяге, считавшему себя умелым воином, стало ясно, что они выбрали сегодня жертву, которая была бы не по зубам и куда более опытным бойцам. Седой, хотя был уже не молод, двигался легко, и тяжелый широкий клинок в его руках летал, словно перо в руках опытного писца. Он даже не пытался атаковать всерьез, а Стайн уже с трудом отбивал его выпады. Но отступить Стайн не мог, ибо это было унижением, пусть только в собственных глазах, к тому же за спиной седого лежал не подающий признаков жизни Берт, и бросать товарища вожак троицы отчаянных парней не хотел.

Кристоф появился на поляне внезапно даже для своего товарища, ибо должен был пока стеречь лошадей. Едва окинув взглядом картину, воин понял, что его приятели в затруднении, и без долгих раздумий ринулся в бой. Он раскрутил свои кистени, тяжелые шары на коротких цепях, оружие, которым владел весьма неплохо. Намереваясь без особых изысков приласкать увесистыми гирьками седого воина, который уже теснил Стайна, молодой боец не обратил внимания на женщину, которая пока пребывала в бездействии. Будь у него время, Кристоф бы призадумался, почему она абсолютно спокойно стоит в стороне и бесстрастно наблюдает за поединком, словно дело было на рыцарском турнире, а не в глухом лесу, но сейчас он видел только одну цель и стремился к ней.

Мелианнэ, увидев, что ее спутнику, увлекшемуся игрой клинками, грозит опасность, плавным движением вытянула из ножен чудесный гномий клинок и встала на пути воина с кистенями. Тот попытался на бегу отмахнуться от нового противника, но эльфийка легко уклонилась от тяжелых шипастых шаров, немыслимым образом изогнувшись, а затем полоснула клинком по лицу человека. Удар не был смертельным, не был он и сколь-нибудь опасным, но воин точно лишился глаза, а кровь из рассеченного лба заливала уцелевшее око.

В это время Берт пришел в себя, и первым, что он увидел, были подошвы сапог его приятеля и их противника, взрывавшие сырую землю. Берт нашел взглядом топорик, отлетевший в сторону на несколько шагов, оценил расстояние до утерянного оружия, и рванул из ножен длинный кинжал. Вскочив, он бросился к повернувшемуся в этот момент спиной седому мечнику и попытался ударить. Но Ратхар в последний миг почувствовал угрозу и не глядя махнул мечом назад, отрубив одним ударом кисть Берта с зажатым в ней кинжалом, а на обратному пути самое острие клинка рассекло воину артерии на шее. Но Стайн, воспользовавшись тем, что его противник отвлекся, нанес колющий удар, поразив Ратхара в правое плечо.

От пронзившей тело боли, а скорее от неожиданности, наемник выронил клинок и тут же отступил назад, выхватывая из ножен на поясе кинжал. Он понял, что рана не опасна, но пока он безоружен, шансы его и этого нахального блондина уравнялись.

Стайн уже приготовился добить своего врага, но темный лес озарила яркая вспышка, и в грудь воину ударила молния, которая мгновенно прожгла его тело насквозь. Стайн не успел ощутить боль, он умер мгновенно. Уже лишенное жизни тело несколько мгновений стояло неподвижно, затем из мертвых пальцев наземь выскользнул меч, а за ним последовало и то, что еще пару секунд назад было живым, сильным и уверенным в себе воином, пусть и избравшим неверный путь.

Мелианнэ опустила руку, с которой и сорвалась сотворенная ею молнию, и не спеша двинулась к Ратхару, задумчиво склонившемуся над своим противником. Краем глаза эльфийка заметила стремительное движение, и, развернувшись, метнула еще одну молнию в спину убегавшего с поля боя человека. Это был тот самый воин с кистенями, который при виде пущенной в ход боевой магии решил не строить из себя героя и избрал самое верное решение.

— Зачем? — безразлично спросил Ратхар, наблюдая, как молния испепелила кусты, а человек, прижимавший к лицу левую ладонь, исчез среди деревьев.

— Если ты насчет этого, — Мелианнэ кивнула в стону вожака троицы бандитов. — То он успел бы тебя проткнуть, скорее всего, и твой кинжал ему вряд ли помешал бы. А тот — кивок в сторону леса — все равно не должен был остаться в живых. Он видел нас, а значит, мог кому-нибудь рассказать, — невозмутимо произнесла эльфийка. — Кажется, охота на нас в эти края еще не дошла, так не стоит и рисковать.

— Но он все же сумел спастись, — Ратхар поднял с земли меч и принялся протирать клинок. — Вдруг он кому-нибудь попадется? Выходит, надо его догнать. — Наемник направился, было, туда, где исчез раненый разбойник, но Мелианнэ удержала его:

— Отсюда далеко до жилья, он просто истечет кровью. Однако нам все же нужно убираться отсюда, рисковать зря я не желаю.

— Теперь мы сможем двигаться несколько быстрее, ведь у нас есть лошади, — усмехнулся Ратхар. — Эти глупцы сослужили нам неплохую службу, хотя, право, жаль немного этих молокососов.

— Откуда ты знаешь про лошадей?

— Ну, не пешком же они бежали за нами, — криво усмехаясь, пожал плечами наемник. — Далековато ведь будет. Я их запомнил, в таверне эта троица больно пристально пялилась на нас, а потом, видно, решили догнать и разобраться, что к чему. А кони их где-то здесь. Думаю, тот, кто успел бежать, сторожил их, иначе они бы заявились сюда сразу втроем, чтобы нагнать на нас больше страха.

Лошади отыскались быстро, всего в нескольких шагах от поляны, на которой лежали тела двух из трех их хозяев, точнее, теперь уже бывших хозяев. Устраивать нахалам настоящее погребение у Ратхара не было ни желания, ни времени, поэтому он ограничился тем, что просто закидал тела ветвями и листвой, хотя это, понятное дело, не остановило бы лесных любителей падали. Мелианнэ в это время сумела найти общий язык со скакунами неудачливой троицы, которые сперва не решались подпускать к себе близко людей, от которых исходила аура смерти и запах чужой крови. Животные, как правило, обладают лучшей чувствительностью, поэтому даже эльфийке понадобилось на этот раз немало времени, чтобы успокоить скакунов и внушить им, что новых хозяев бояться не нужно.

Путники двинулись вперед уже ближе к рассвету, намереваясь за наступающий день преодолеть как можно большее расстояние. Лошади, которых, сами того не желая, бродяги предоставили в распоряжение беглецов, были вполне свежими, чтобы выдержать долгий, но не слишком быстрый переход. По расчетам Ратхара, двигаясь без задержек, они могли добраться до Р’рога уже на третий день, считая и этот. И такой срок был вполне приемлемым, ибо, оставаясь в обитаемых краях дольше, они рисковали привлечь внимание местных властей, а оставлять за собой новые трупы теперь, когда цель была так близка, наемник не желал. В конце концов, стражники ни в чем не были виноваты, они просто делали свое дело, и Ратхар предпочел бы разойтись с ними мирно, будь такая возможность, вместо того, чтобы вступать в бой. К счастью, в этих краях особой активности стражи не наблюдалось, вероятно, их внимание и впрямь было приковано к событиям на границе с И’Лиаром, поскольку число патрулей и постов на дорогах здесь было невелико.

Новый день прошел на удивление спокойно, лишь раз навстречу всадникам попался небольшой возок, в который была запряжена старая уставшая лошадь, уныло переступавшая копытами. На телеге сидел такой же измученный и безразличный ко всему человек, который робким взглядом окинул двух путников, явно опасаясь того, что эти воины могут отобрать его имущество, а самого просто прирежут, как курицу. Ратхар ощутил мощную волну облегчения, исходившую от крестьянина в тот момент, когда они разминулись. Возможно, местный житель имел определенные основания бояться незнакомых людей с оружием, например, здесь могла орудовать банда, подобная незабвенной ватаге Фернана. Хотя Ратхар сильно сомневался в том, что такие люди позарятся на местного голодранца и его заморенную кобылу.

Путники добрались до постоялого двора, расположенного на окраине небольшого поселка как раз с наступлением сумерек. К их немалой радости в трактире было немноголюдно, и посетители его были по большей части местными жителями. На некоторое время внимание наемника привлекла небольшая группа купцов, но он быстро понял, что это те же крестьяне, вероятно, ездившие в Хильбург или иное крупное поселение на торг. Среди них не было серьезных противников, лишь несколько молодых крепких парней изображали охрану, но Ратхар наметанным глазом видел, что с оружием эти стражи не больно проворны. Еще наемнику не понравилось, как на них в первые минуты пребывания на постоялом дворе смотрел трактирщик, особенно заинтересовавшийся почему-то их конями, отданными на попечение слуги. Хозяин постоялого двора зачем-то даже сходил на конюшню, потом вновь вернувшись за стойку, но выражение лица его стало не в пример более задумчивым. Впрочем, трактирщик ничего не предпринимал и не обмолвился ни словом о причинах настойчивого и при этом тщательно скрываемого интереса.

Однако пока путники пребывали в покое, уверенные, что здесь никто еще не знает об их присутствии, за спиной у них уже была погоня, с каждой минутой неумолимо приближавшаяся к своей цели. И здесь немалую роль сыграл третий наемник из тех, что на свою беду решили напасть на Ратхара и его спутницу.

Кристоф, напуганный чародейством, к которому относился подобно большинству простых людей с опаской, к тому же подстегнутый пронзившей лицо болью сумел довольно далеко убраться от места схватки. Он бежал долго, пока не понял, что сбился с пути, после чего упал без сил на землю. Вместо того чтоб двигаться к тракту, Кристоф углубился в лес, где ночью было весьма непросто сориентироваться. В какой-то момент воин впал в панику, мечась в разные стороны и запутывая собственные следы. У него хватило выдержки лишь на то, чтобы замотать рану на лице куском ткани, хотя это мало ему могло помочь.

Все же воин сумел взять себя в руки и на рассвете двинулся туда, где, по его мнению, была дорога. Рана болела невыносимо, человек ослаб от потери крови, но он шел вперед, надеясь, что сумеет найти помощь. В течение нескольких часов он продирался сквозь заросли, радуясь, что звери, осенью особенно голодные, а от того терявшие страх перед человеком, не трогают его, ибо сейчас воин мало что мог им противопоставить.

Деревья внезапно расступились, и Кристоф оказался на дороге, широкой и явно часто использовавшейся. Он не мог точно сказать, был ли это главный тракт, по которому он со своими товарищами двигался ранее, но в любом случае появился шанс на то, что ему встретится хоть кто-нибудь. Неимоверным усилием воли Кристоф заставил себя идти вперед, с трудом переставляя ноги. Рана вновь открылась и глаза его заливала кровь, поэтому воин шел вслепую. В какой-то миг он не выдержал и упал на колени. Кристоф сделал попытку вновь встать на ноги, но мир перед глазами бешено завертелся, вспыхнув на мгновение миллионом солнц, и воин растянулся на земле, потеряв сознание.

Когда сознание вновь вернулось к Кристофу, он не сразу понял, где находится. Некоторое время человек пытался вспомнить, что с ним случилось, но прошедшие события казались покрытыми туманом. Воин пошевелился и с удивлением понял, что лежит на спине, под которую была подстелена не то ткань, не то шкура. Это могло быть признаком того, что его все же подобрал какой-нибудь путник.

— Он очнулся, милорд, — раздался в стороне незнакомый мужской голос. Говоривший, кажется, был довольно молод, и, вероятно, не был уроженцем этих краев, о чем Кристофу поведал едва уловимый акцент. Воин попытался открыть глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя и понял, что отныне окружающий мир для него уменьшился ровно наполовину. Выбитый седым наемником правый глаз был скрыт повязкой.

Тень закрыла обзор Кристофу, и воин понял, что над ним склонился человек, возможно, тот самый, кому молодой наемник был обязан жизнью. Сконцентрировавшись, воин увидел над собой молодого мужчину, череп которого был гладко выбрит, зато подбородок был украшен аккуратной черной бородкой, явно предметом неустанной заботы и, возможно, некоторой гордости ее хозяина.

Незнакомец был одет по-походному, в скромный серый камзол, такие же бриджи, чуть узковатые, и высокие сапоги для верховой езды. Так мог бы одеваться небогатый дворянин, да и вообще всякий, кому приходится проводить долгое время в пути, и кто не желает привлекать к себе лишнее внимание. Правда, одно золотое кольцо с крупным рубином, красовавшееся на левой руке незнакомца, ясно говорило о том, что он может быть кем угодно, но уж никак не простым странником. Кристоф насмотрелся на такие побрякушки, и сейчас с первого взгляда понял, что на среднем пальце незнакомого мужчины находится, по меньшей мере, небольшой замок, а также табун породистых коней.

— Как вы себя чувствуете, сударь, — участливо поинтересовался бритый, участливо глядя на спасенного им наемника. — Вы можете говорить?

— Вы помогли мне, господин? — хрипло произнес Кристоф, сделав немало усилий для того, чтобы произнести эту фразу членораздельно. — Благодарю вас, что не бросили меня умирать на дороге.

— Не стоит, сударь, — отмахнулся лысый, опускаясь на корточки возле Кристофа. — Те, кто волею судьбы оказался в пути, должны помогать таким же, как и сами они, странникам, попавшим в беду. Но мы пока не представились друг другу. Позвольте узнать, кому же мы все-таки помогли? — он вопросительно взглянул на своего собеседника, и наемнику не оставалось ничего иного, кроме как сообщить свое имя, следуя правилам этикета:

— Меня зовут Кристоф, я наемник и путешественник, — молодой человек не подумал в этот момент, что его спасителя устроило бы и вымышленное имя, тем более, в этих краях троицу, из которой ныне остался в живых только Кристоф, никто не знал. — А кому я обязан своим спасением, сударь?

— Скиренн, почтенный Кристоф, так меня зовут, — отвесил легкий поклон спаситель. — Я тоже, в некотором роде, путешественник, — при этом он чуть заметно усмехнулся, должно быть, каким-то своим потаенным мыслям. — Но скажите, друг мой, что с вами произошло. Увидев вас бездыханного посреди дороги, мы с моими спутниками решили, было, что здесь произошла расправа каких-то разбойников над торговым обозом. Однако, обыскав все в округе, мы не обнаружили ни тел, ни следов боя, — развел руками обретший имя благодетель. — Кто же ранил вас, и где это произошло?

— Не знаю точно, кто это был, — ответил Кристоф, в памяти которого были еще весьма свежи события последних часов. — Нас было трое, я, Берт и Стайн, Стайн был среди нас за командира. Мы пробирались к границе в поисках работы, думали наняться в стражу или в охрану какого-нибудь купца. В лесу, думаю, довольно далеко отсюда, мы попали в засаду. — Раненый воин понял, что сейчас следует трижды подумать, прежде чем произнести хоть полслова. За то, что он с приятелями устроил в лесу, можно было оказаться на виселице, ведь разбой в Дьорвике карался исключительно жестоко. — Там была колдунья, это я точно помню, — медленно, тщательно подбирая слова, рассказывал Кристоф. — Женщина, лица которой мы не видели, убила одного из нас за мгновение, а потом появился какой-то воин. Он сражался как дьявол и играючи прикончил нашего товарища, а мне оставил хорошую отметину, — раненый воин вялым жестом указал на свое лицо, скрыто повязкой. — От боли я словно лишился рассудка и бросился в лес. Да к тому же, что скрывать, я изрядно перепугался, когда понял, что мы сражаемся с колдуньей, — совершенно искренне добавил юноша. — В себя я пришел лишь на дороге, но потом вновь лишился чувств, видимо, крови много потерял.

— Мне действительно пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть тебя к жизни, — кивнул его собеседник. — Еще немного, и тебя уже никто не смог бы спасти. Тебе и так придется отныне и до конца дней своих носить повязку на лице, скрывая страшный шрам, исцелить который едва ли кто-то сумеет, если, конечно, на твоем пути не встретится настоящий чародей. Но твоя история о том, как двое напали на трех вооруженных воинов… — в голосе Скиренна слышалось сомнение. — Прости, почтенный, — усмехнулся путешественник, качая головой. — Но это похоже на сказку.

— Опиши тех, кто убил твоих приятелей, — раздался властный голос. Кристоф обернулся, приподнявшись на локтях, и увидел, что к ним приблизился высокий стройный мужчина в доспехах и при клинке, еще молодой, пожалуй, не старше Стайна, но при первом же взгляде производивший впечатление настоящего бойца, привыкшего командовать и побеждать. — Ты запомнил этих людей, парень?

Кристоф, который за время скитаний научился многое узнавать о человеке, глядя на его повадки, окинул взглядом нового собеседника, гадая, с кем же его свела судьба. При виде широких плеч, крадущейся походки опытного бойца и мозолей на изящных ладонях, которые могли остаться лишь от рукояти меча, наемник решил, что перед ним рыцарь, невесть из-за чего скрывающий свой родовой герб и сменивший дорогие латы на простые, но добротные доспехи обычного воина. Возможно, воин, в котором, по ощущениям самого Кристофа утонченность сливалась воедино со смертельной опасностью и готовностью в любой миг нанести удар, образуя убийственный сплав, сохранял инкогнито, не то путешествуя, не то выполняя некое тайное поручение. Этот человек мог быть, к примеру, королевским офицером, ибо выправка, явно полученная на плацу, не осталась незамеченной Кристофом.

Несколько пренебрежительное обращение нового действующего лица заставило Кристофа поначалу оскорбиться, но юноша все же решил не портить отношения со своими спасителями, которым, как-никак он был обязан жизнью.

— Я помню, как выглядел воин, который ранил меня, — почему-то Кристоф решил скрыть то, что его лицо изуродовал клинок колдуньи, оказавшейся еще и отличным фехтовальщиком. — Он был высокий и седой, не полностью, но седина была заметной. Кажется, он уже не молод, но двигался так стремительно, что порой уследить за ним было трудно. Ведьма же, своей волшбой убившая Стайна, все куталась в плащ, да в любом случае все произошло в сумерках, поэтому ее я не разглядел.

— Седой воин и колдунья, — допрашивавший Кристофа воин с прищуром взглянул на Скиренна. — Ничего не напоминает, мой друг?

— Возможно, капитан, — с сомнением потянул тот, пожимая плечами. — Это слишком странно, чтобы быть простым совпадением, но, признаться, я также не настолько верю в нашу удачу. Странно, зачем нашим беглецам вступать в бессмысленную схватку, рискуя выдать себя, не так ли, милорд?

— Все же интересно, с чего вдруг двое напали на трех человек, пусть даже один из этих двоих владеет магией? — произнес вдруг воин, адресуя это высказывание Кристофу.

— Возможно, им были нужны наши лошади, — нашелся наемник, который не хотел вот так вот сразу рассказывать о том, что они с приятелями от скуки решили ограбить случайных путников. — Они устроили засаду, когда заметили нас, чтобы отнять коней, ведь мы двигались верхом, а эта парочка — на своих двоих.

— Засаду, разумеется, — усмехнулся рыцарь, весело переглянувшись со Скиренном, также многозначительно усмехнувшимся. Похоже, оба они отлично понимали друг друга без слов, как будто провели вместе не один день. — Ну да ладно, не наше это дело, а вот найти тех, кто здесь балуется чародейством, было бы весьма кстати, — решительно произнес тот, кого Скиренн, как будто случайно, назвал капитаном. — А ты, Скиренн, что можешь сказать? — спросил он уже своего спутника. — Ты уже обнаружил их след, или вновь предложишь набраться терпения?

По голосу и едва заметной ухмылке молодого воина Кристоф понял, что тот явно догадывался, как все могло обстоять в действительности, но решил, вероятно, что это несущественно. И такое поведение его говорило о том, что оказавшиеся столь зубастыми путники могли являть собой нечто очень важное для этих странных воинов. Правду сказать, наемник уже приготовился услышать обвинение в разбое, ибо подозревал, что подобравшие его люди были солдатами или стражниками из числа тех, что охраняли границу.

— Они где-то рядом, в этом я уверен, но придется потратить еще немного времени, чтобы указать точное место, — ответил Скиренн, поднимаясь на ноги и отряхивая мусор, приставший к штанам. —Недомерки создали интересную игрушку, но мне приходится разбираться с ней методом проб и ошибок. Если ты готов потерять еще час, капитан, я немедля примусь за работу. Поиск будет непрост, — добавил он. — Проклятые топи еще близко, к тому же до Р’рога отсюда рукой подать, а там такое творится с магическими потоками, что даже простейшие заклинания порой перестают действовать как надо.

Пока его спасители вели странный разговор, предмет которого явно был известен лишь им двоим, Кристоф оглядел окрестности и убедился, что на него наткнулась не пара путешественников, а приличный вооруженный отряд. Наемник теперь увидел, что оказался в походном лагере, который разбила на придорожной поляне небольшая группа всадников, что-то около дюжины воинов. Все были отлично вооружены и походили, по меньшей мере, на солдат регулярной армии, причем явно из элитных отрядов, если бы не отсутствие на их одежде гербов или иных символов, обязательных для каждого, кто находится на королевской службе. И все же Кристоф был уверен, что эти воины не обычные наемники, с первого взгляда отметив их выправку и царившую в отряде жесткую субординацию, чем бродячие солдаты удачи редко могли похвастаться.

Когда рыцарь, поглощенный беседой со Скиренном, проходил мимо воинов, некоторые из них почтительно окликали его, называя милордом и капитаном. Кристоф, рана которого не ухудшила его слух, заметив это, все больше склонялся к мысли, что перед ним если и не регулярный военный отряд, то уж точно личная дружина какого-либо лорда. Причем, судя по снаряжению воинов, дорогим клинкам из отличнейшей стали, добротным доспехам, лорд этот был далеко не самым бедным и безвестным в королевстве.

Подобравшие Кристофа люди спокойно занимались своими делами. Кто-то варил на костре обед, кто-то чинил конскую сбрую, а трое молодых парней, пожалуй, бывших на пару лет старше самого наемника, устроили учебный бой. Кристоф заметил, что они все пользуются настоящим оружием, и лишь благодаря кольчугам никто еще не получил серьезных ран. Воин понимал, что риск лишиться какой-либо части тела от удара собственного товарища должен был заставить каждого бойца быть предельно осторожным и стремиться отражать каждый удар.

Скиренн и рыцарь, который пока так и не назвал своего имени, что уже говорило в пользу известности этого имени в королевстве, покинули Кристофа, что-то обсуждая вполголоса. Следом за ними в нескольких шагах шел еще один воин, такой же высокий и стройный, как их командир, но заметно шире в плечах. Впрочем, затянутый в тускло блестевшую кольчугу и не снимавший рук с эфеса длинного прямого меча боец двигался удивительно плавно, словно перетекая с места на место, и это выдавало в нем великолепного фехтовальщика. Вероятно, он был кем-то вроде личного телохранителя господина или командовал его отрядом.

Кристоф, сколько не думал, все же так и не смог пока понять, кто был главным в этом отряде, рыцарь, не соизволивший назваться, или странный малый по имени Скиренн, и кем же, собственно, был сам Скиренн. Он явно владел лекарским искусством и был весьма образован, ибо из последних услышанных фраз наемник не понял и половины, хотя казалось, что речь идет о магии. И вот это было весьма странно, ибо настоящих волшебников всегда было очень мало, и большинство из них предпочитали суровому походному быту теплое местечко поближе к наделенным властью людям, которые, в свою очередь, никогда не пренебрегали возможностью иметь подле себя настоящего мага.

Конечно, было немало и всякого рода фокусников и шарлатанов, производивших впечатление могущественных магов, но в действительности не умевших даже огонь развести без кремня и кресала, но Скиренн, если и был чародеем, отнюдь не походил на балаганного фигляра. Присмотревшись к своему спасителю, Кристоф решил, что рыцарь, скорее всего, просто командует отрядом вооруженной стражи, которая сопровождает именно Скиренна. Тот явно сам не был воином, но в его действиях чувствовалась власть, опиравшаяся на некую силу, скрытую пока от чужих глаз, но вне сомнения способную подчинить любого.

— Кристоф, если не ошибаюсь? — спустя несколько минут к наемнику, сидевшему на расстеленном поверх травы плаще, вновь подошел рыцарь, а Скиренн остался поодаль. Перед этим раненый воин заметил, что они что-то негромко, но энергично обсуждали, явно вступив в спор, но кто победил в нем, воин не разобрал.

— Кристоф, я хочу, чтобы ты дальше следовал с нашим отрядом, — неожиданно предложил тот, кого величали капитаном. — Мы ищем… людей, — рыцарь на мгновение замялся на последнем слове, — которые очень похожи на тех, что убили твоих товарищей. Если мы их встретим, ты сможешь узнать, были ли это именно они? Ведь ты хочешь отомстить убийцам твоих друзей?

— Возможно, от мести я не отказался бы, но откуда мне знать, что вы делаете правое дело, сударь. — Наемник вопросительно вскинул брови. — Я не знаю, кто были те двое, что убили моих товарищей и едва не отправили вслед за ними и меня самого. Возможно, они опасались врагов, и приняли нас за подосланных убийц, — предположил он. — И я не знаю, господин, почему вы преследуете этих людей, и уж тем более мне неведомо, что вы сделаете с ними, если поймаете, и не стану ли я, присоединившись к вам, пособником убийц.

В действительности Кристоф понимал, что преступником из всех присутствующий скорее можно назвать его самого, но желания с головой окунаться в сомнительные дела неизвестных воинов, и на их стороне проливать чью-то кровь у Кристофа не было. С большей охотой юноша примкнул бы к шайке лесных разбойников, ведь у тех не принято играть в страшные тайны, все покрывая завесой мрака.

— Что ж, твои сомнения мне понятны, — кивнул рыцарь. — Смотри, — он вдруг протянул наемнику правую руку, на безымянном пальце которой тускло блеснуло широкое золотое кольцо, на котором был выгравирован королевский герб. — Знаешь, что это?

— Да, сударь, я понимаю, — отвечал опешивший наемник, от удивления широко раскрыв глаза. — Ведь это означает, что…

— Ты все верно понял, — рыцарь хлопнул Кристофа по плечу. — Я капитан гвардии его величества Зигвельта и здесь выполняю особое поручение правителя Дьорвика. Со мною вместе чародей Скиренн, ученик мэтра Амальриза, мага и первого советника Его величества, — сообщил воин. — От успеха нашей миссии зависит, возможно, судьба королевства, и всякий, кто окажет нам содействие, сколь бы малым оно ни было, будет осыпан королевскими милостями. И я предлагаю тебе присоединиться к нам. Будь уверен, награда государя превзойдет самые смелые твои ожидания, если мы достигнем успеха. Итак, Кристоф, — пристально взглянув на раненого наемника, произнес рыцарь. — Готов ли ты последовать со мною, чтобы сражаться вместе, во благо короля и королевства?

— Да, милорд, — поспешно сказал наемник. — Я буду с вами. — Отвечать отказом на такое предложение было бы просто глупо, тем более, у Кристофа не было повода сомневаться в словах капитана королевской гвардии о щедрой награде. — Но могу ли я узнать… — неуверенно продолжил Кристоф, несколько ошарашенный происходящим. Меньше всего он ожидал встретить в этой глуши воина, давно уже ставшего первым рыцарем королевства.

— Нет, — отрезал капитан Дер Кассель, словно читая мысли собеседника. — В чем наша миссия, тебе лучше не знать. Это слишком важное дело, и лучше тебе пребывать в неведении. Это для твоего же блага, поверь. Знай лишь, что мы должны найти двоих, мужчину и женщину, которые, вероятно, движутся к границе с державой Перворожденных. Мы уверены, что они где-то рядом, но с твоей помощью, возможно, поиски наши будут менее сложными и долгими.

Наемник согласиться присоединиться к отряду гвардейцев без особых колебаний, поскольку, если вдуматься, иного выхода у него не было. Во-первых, оставаться в этом негостеприимном краю в одиночестве, не имея средств к существованию, было бы неразумно, к тому же Кристоф и впрямь был не против мести. Но если раньше он отчетливо сознавал, что один не сможет взять кровью с убийцы своих товарищей а только погибнет, от стали, либо от чародейства, то теперь он обрел уверенность в том, что его враги будут наказаны, пускай и не его руками.

— Кристоф, — к молодому воину, уже как бы принятому в отряд, между тем подошел один из гвардейцев. — Капитан приказал дать тебе коня. Поедешь на одной из наших вьючных лошадей, а я буду за тобой приглядывать в пути. Меня зовут Лангерд. — Гвардеец передал в руки Кристофа поводья от гнедой кобылы, которая с этого момента становилась средством передвижения наемника. — Поторапливайся, мы выступаем через пять минут. Милорд не желает терять время.

Отряд Антуана Дер Касселя, к которому теперь присоединился еще один воин, снялся со стоянки очень быстро. Гвардейцы без суеты собрали нехитрые пожитки, затушили костер и вскоре выступили. Капитан королевской гвардии повел своих воинов на север по дороге. Он точно не знал, где могли быть преследуемые им беглецы, но решил попытать счастья у переправы через реку, что брала начало в р’рогском лесу и несла свои воды на запад, во многих милях отсюда, почти на границе со степями, впадая в Гирлу.

В этих краях все еще опасались войны с Перворожденными, и опасения эти, надо сказать, не были безосновательными. Поэтому здесь стремились превратить в оборонительный рубеж все, что угодно, и реки, даже самые мелкие, для этой цели подходили лучше всего. Во всей округе почти не было мостов, тем более таких, по которым за раз могло пройти более одного человека, а желающие перебраться с одного берега на другой могли воспользоваться паромами, которые здесь имелись в достаточном количестве. Не будучи точно уверен, куда именно направится неуловимая эльфийка, Дер Кассель решил, что проверить переправу будет совсем не лишним, ибо шанс, что Перворожденная объявится там, был велик.

А Мелианнэ и Ратхар действительно направились к парому, ибо ранее уже решили не рисковать, пробираясь на юг сквозь заставы и секреты пограничной стражи. Конечно, путешествие через зачарованный лес тоже не было приятной прогулкой, ибо уже немало самонадеянных глупцов погибли в дебрях Р’рога, но там все же опасность не была направлена на кого-то конкретного, а от хищников, пускай и искаженных древней магией, Ратхар рассчитывал отбиться, если они нападут. Поэтому теперь путники следовали на северо-восток, туда, где владения людей оканчивались, уступая место древнему и пугающему лесу, чащобе, выросшей на пепелище стародавних битв, когда в ход была пущена самая страшная магия, жутко изменившая все живое, до чего смогла дотянуться.

В последние дни дорога стала относительно безопасной, ибо патрули пограничной стражи остались много южнее, продолжая, скорее всего, бессмысленное прочесывание приграничных земель. Немаловажным было и наличие у путников лошадей, которые не только позволяли передвигаться гораздо быстрее, но и избегать ненужного внимания, ибо путники с оружием и в хорошей одежде, идущие пешком и даже без какой-либо поклажи все же не были частым явлением здесь. Ратхар это понимал, как понимал и то, что он со своей очаровательной спутницей никоим образом не похож на странствующего мудреца или отшельника, а больше ему не приходило в голову мысли, за кого можно себя выдать. Единственным средством от излишне любопытных глаз становился меч, но рубить головы каждому встречному было не в правилах наемника. Поэтому нападение разбойников и появление трофейных коней он воспринял как дар богов, в которых, в прочем, прежде не слишком истово веровал.

Лошади, однако, хотя во многом облегчили дальнейший путь, по крайней мере, до опушки Р’рога, где всаднику делать будет уже нечего, но и стали поводом для беспокойства. Ратхар, едва они остановились в трактире, не зря обратил внимание на странные взгляды, которые украдкой бросал хозяин постоялого двора на их коней. Наемник на миг даже решил, что этот шустрый плутоватый мужик хочет их ограбить, например, подговорив кого-нибудь устроить двум путникам на хороших конях засаду на дороге в стороне от таверны, но эту мысль оставил, понимая всю бредовость такой ситуации. А поведение трактирщика разъяснилось несколько позже, и хотя он не был настроен агрессивно к своим постояльцам, его слова несколько насторожили путников.

— Скажи, почтенный, откуда ты держишь путь, — вкрадчиво произнес этот весьма хитрый даже на внешность содержатель захудалого кабака, поднося лично вино к столу, занятому Мелианнэ и Ратхаром. Обратился корчмарь к наемнику, ибо видел, что его спутница всячески старается избежать внимания и даже обрывает разговор с воином, стоит только кому-либо оказаться поблизости от них. — Ты, должно, оставил службу на границе и теперь ищешь заработок и дело, достойное воина? — подозрительно прищурившись, спросил трактирщик. — Хотя нет, ведь с тобой дама. Должно быть, ты ее телохранитель?

— Что тебе за интерес, добрый человек, в том, откуда и куда мы держим путь? — осведомился Ратхар не слишком дружелюбно, но и без явной угрозы.

— Не пойми меня превратно, воин, но вчера здесь остановились трое молодых мужчин с оружием, вероятно, наемники, — сообщил корчмарь, бросавший полные беспокойства взгляды на прислоненный к стене меч, а также короткий нож, которым Ратхар пользовался для еды и который как раз сейчас лежал на отполированных до блеска досках крепко сколоченного стола. — Они путешествовали верхом, и кони их были весьма неплохими. В здешних краях таких мало, ибо крестьянские лошади более ценятся за выносливость и неприхотливость, а скакуны стражи носят на себе их клеймо. О да, — как бы сам себе кивнул корчмарь. — Приметные у них были кони, сударь, приметные.

— К чему эта беседа о лошадях? — прервал неторопливую вкрадчивую речь трактирщика Ратхар. — Если есть, что сказать, то говори прямо, или просто ступай прочь, — потребовал наемник. — Мы заплатили тебе за кров и пищу, и более ничего не должны.

— Я рассказал тебе о том, какие замечательные кони были у этих трех молодчиков потому, воин, что твои кони очень на них похожи, — не оскорбившись нарочито грубым тоном постояльца, произнес хозяин трактира. — Та же порода, та же масть, причем масть редкая здесь. К тому же у тебя три лошади, хотя вас двое, и все три оседланы для верховой езды, причем я не заметил дамского седла.

— Ты находишь в этом что-то необычное? — прищурившись и демонстративно опустив ладонь на рукоять кинжала, спросил Ратхар. — По мне, никому не запрещено вести с собой запасную лошадь, тем более, оказавшись в таких местах где, как ты сам сказал, приличных коней мало. И дама, если она так привыкла, может ездить верхом и по-мужски.

— Возможно, ты прав, — мелко закивал корчмарь. Трактирщик делал вид, что нисколько не боится вооруженного бойца, который, и этого нельзя было не понять, мог за минуту раскидать всю прислугу, которая состояла из мальчугана лет четырнадцати и здорового плечистого парня, который в этот момент как раз рубил дрова на заднем дворе. А затем, вне всякого сомнения, воин мог прикончить и трактирщика, не отличавшегося особой силой и едва ли искусного во владении оружием.

— Но еще я обратил внимание на сбрую коней тех самых наемников, и сейчас вижу, что упряжь твоих коней ничем от нее не отличается, — продолжил хозяин постоялого двора. — Пожалуй, мои постояльцы, едва покинув это место, расстались со своими скакунами, а возможно и с чем-то большим.

— Если тебе интересно, то этих лошадей я купил у случайного встречного, поскольку наши лошади пали от какой-то хвори, — Ратхар придумал версию, способную удовлетворить своего собеседника. — И у меня не было желания выяснять, кому эти скакуны принадлежали прежде, как нет его и сейчас. — Наемник понял, что никто его не намерен в открытую обвинять в разбое, хотя бы из страха за собственную жизнь, ведь вынуть кинжал и перерезать трактирщику глотку для Ратхара было делом нескольких мгновений, и корчмарь, тертый малый, понимал, кто перед ним.

Может показаться странным, что наемник вообще стал объясняться с трактирщиком, но в это время взоры его приковали трое мужчин в запыленных плащах, под которыми были заметны мундиры пограничной стражи. Они прибыли на постоялый двор не более получаса назад и с тех пор утоляли жажду пивом и квасом. Стражники почти не обращали внимания на окружающих их людей, да и прочие постояльцы не были особо обеспокоены присутствием здесь вооруженных людей. Но Ратхар понимал, что малейшее подозрение со стороны королевских стражников может обернуться немедленным бегством, ибо он не желал зря проливать кровь, а возможно и боем, если стражники окажутся достаточно проворными и смелыми. Впрочем, в том, что эта троица, не задумываясь, атакует одинокого противника, пусть и кажущегося опасным, Ратхар даже не сомневался.

— Вероятно, это действительно так, воин, но все же я хотел сказать, что в последние дни в окрестностях появились усиленные патрули стражи, хватающие всякого подозрительного человека, а особое внимание обращающие на женщин, путешествующих в сопровождении единственного охранника или слуги, — еще тише, чем прежде, сказал трактирщик, невольно покосившись в этот миг как раз на солдат. — Я не желаю знать, откуда взялись твои кони, но хочу сказать, что мне не нужны неприятности со стражей здесь. А потому, воин, прошу тебя и твою спутницу уехать отсюда.

— А почему ты не хочешь позвать тех доблестных воинов? — Ратхар кивком также указал на целеустремленно утолявших жажду стражников, бросавших по сторонам рассеянные взгляды, явно свидетельствовавшие об их усталости. — Думаю, за поимку преступников и помощь в этом благородном деле обещана неплохая награда.

— Я говорю, что мне не нужны проблемы со стражей, — помотал головой трактирщик. — Прошу тебя, странник, уходи поскорее, пока не вышло чего худого.

Трудно сказать, отчего Ратхар прислушался к уговорам владельца постоялого двора, очевидно, имевшего некоторые проблемы с законом, а потому и не рисковавшего привлекать к себе излишнее внимание блюстителей порядка, в роли которых выступали воины из пограничной стражи. И все же наемник предпочел побыстрее покинуть становившийся несколько опасным трактир, тем более что им в любом случае нужно было спешить, а отдыха было вполне достаточно. Ратхару все же показалось, что один из стражников слишком внимательно смотрел им вослед, когда путники входили прочь, но, как бы то ни было, погоню за ними никто отправлять не торопился.

Дальнейший путь их лежал на север, в сторону негостеприимного р’рогского леса, таившего смутную угрозу многие века, но все же не казавшегося особо страшным, ибо за все время его существования гибли лишь те люди, которые рисковали забредать в лес без должной подготовки и необходимых знаний. И все же, несмотря на то, что края эти считались вполне безопасными, жителей здесь было не слишком много. Путники за два дня миновали небольшую деревушку, в которой остановились на ночлег, заплатив крестьянам несколько серебряных монет, да еще видели в отдалении пару хуторов. Сгрудившиеся тесной кучей дома были обнесены высокими палисадами, одинаково хорошо защищавшими и от диких зверей и от тех хищников, что ходят на двух ногах и зовутся людьми.

Внезапно дорога оборвалась, упершись в берег довольно широкой реки с быстрым течением. На противоположном берегу тракт продолжался, но не было никакого моста через водную гладь. Однако Ратхар заметил в стороне несколько строений, возле которых у берега был привязан паром, представлявший собой большой плот, сколоченный из толстых бревен. Солидное сооружение, даже на первый взгляд казавшееся очень прочным, было рассчитано на перевозку не менее, чем полудюжины коней вместе со всадниками.

Из небольшой избушки, притулившейся у самой кромки воды, появился человек, вероятно бывший хозяином переправы или кем-то в этом роде. Заметив приближавшихся всадников, он поспешил предложить им свои услуги, от которых, кстати, отказываться путники не намеревались. Прихрамывая, паромщик подошел к путникам, наметанным взглядом осмотрев и людей, и их скакунов, между прочим, весьма благородной стати.

— Переправь нас на тот берег, — бросил Ратхар, не сходя с коня. — Нам нужно скорее продолжать путь.

— Извольте, милостивые господа, — паромщик широким жестом указал на свое орудие труда, борта которого лизали мелкие волны. — С каждого человека по полмарки, за всех коней еще столько же.

— Добро, — наемник развязал кошель и кинул своему собеседнику требуемую сумму.

Ловко поймав монеты, паромщик издал резкий свист, на который из дома тотчас показались два молодых плечистых парня, торопливо приблизившиеся к своему набольшему.

— Поживее перевезите господ на тот берег, — приказал паромщик своим помощникам.

По дну реки была пропущена тяжелая цепь, обмотанная вокруг шкива, приводившегося в движение вращением ворота. К этому вороту, расположенному на берегу, и направились дюжие молодцы, а сам паромщик тем временем помог завести на паром лошадей и присоединился к путникам. Он встал у широкого весла, которое выполняло роль руля, хотя в последнем, на взгляд Ратхара, особой надобности не было.

Они как раз добрались до середины реки стараниями могучих подручных старого паромщика, когда на той стороне, откуда только что отчалил паром, показалась группа всадников. Придерживая коней, они окружили вращавших ворот работников, а часть приблизилась к кромке воды.

— Эх, можно было подождать, тогда всех за раз перевезли бы, — пробормотал паромщик, разглядывая людей на берегу. — Мальчикам бы меньше работы.

— Почему мы остановились? — Мелианнэ первой поняла, что их средство передвижения движется все медленнее, скорее за счет инерции и слабины цепи, чем благодаря усилиям людей с переправы.

— Полагаю, это за нами, — Ратхар кивнул в сторону всадников, которые уже отцепили от седел притороченные к ним арбалеты и сейчас сноровисто их взводили, не сводя при этом взглядов с парома. — Если мы не окажемся на том берегу, нас могут ожидать большие проблемы, э’валле.

— Проклятье, — сдавленно произнесла эльфийка, вцепившись в ограждавшие паром перильца так, что побелели костяшки пальцев. — Я полагала, погоня отстала от нас еще на болотах, — с явной досадой процедила сквозь зубы Мелианнэ. — Откуда они здесь?

— По-твоему, это так важно? — Ратхар не слишком натурально изобразил удивление.

— Да что такое творится, — всполошился паромщик, до которого тоже, наконец, дошло, что ситуация складывается странная, если не опасная. — Это что, разбойники?

— Шевели веслом, если хочешь жить, — ласково произнес наемник, коснувшись рукояти клинка. — Тебе они точно ничего не сделают. Скажешь, что заставили, что грозили оружием.

Ратхар не отрывал глаз от вооруженных людей на берегу, пытаясь угадать их действия, когда дощатый настил под ногами его дрогнул, и паром двинулся в обратную сторону. Работники, подгоняемые видом обнаженной стали, надрывались, вращая ворот, и берег, на котором стояли преследователи, начал медленно приближаться.

— Руби цепь! — крикнула Мелианнэ, подходя к краю парома и замахиваясь, словно собиралась швырнуть в своих врагов камень. — Течением нас унесет прочь.

— Да что ж это делается, — вскричал паромщик, бросаясь на Ратхара. — Не тронь! — Он пытался помешать наемнику, но отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом. Ратхар не хотел рисковать и оглушил своего противника, чтобы тот в самый важный момент не смог им помешать.

Прочная цепь была уже покрыта ржавчиной, но все же толщина ее внушала уважение. Наемник замахнулся мечом и ударил сплеча, но закаленный клинок оставил только глубокую зарубку на железе. Воину было жаль портить отличное оружие, но иного инструмента у него не было.

До берега, на котором цепью выстроился десяток облитых кольчужными бронями всадников, оставалось уже не более сотни ярдов, когда ржавые звенья лопнули, не выдержав натиска Ратхара. Старое железо уступило закаленной стали. Течение в этот же миг подхватило паром и понесло его на середину реки. Преследователи, уже предвкушавшие победу, огорченно закричали, а затем раздались щелчки арбалетных выстрелов и короткие утяжеленные болты, гудя, точно разъяренные шмели, градом ударили по парому.

Первый выстрел оказался не точен, и стрела с плеском пронзила водную гладь в нескольких дюймах от парома, но арбалетчики, бившие не сходя с коней, уже взяли поправку на ветер, и следующий болт вонзился в мокрые доски у самых ног Ратхара. Всадники быстро разрядили свое оружие и принялись вновь натягивать тетивы. Наемник, как никогда сейчас ощущавший свое бессилие, понимал, что мощные самострелы достанут почти до другого берега, а потому следовало что-то придумать, иначе их просто могли расстрелять, как соломенные чучела на стрельбище.

Очередной болт вонзился в бок одного из коней, который дико заржал и бросился вперед, обезумев от боли. На свою беду паромщик, только пришедший в себя, оказался на пути животного. Он пытался отступить, но поскользнулся и упал как раз под копыта лошади. Брызнула кровь, раздался хруст костей, и лишенное жизни тело отлетело в сторону, а конь, грудью проломив невысокий барьер, ограждавший паром, прыгнул прямо в воду.

Ратхар бросился к рулю, налегая изо всех сил на тяжелое весло и стараясь направить неуклюжее судно к дальнему берегу, где опасность была не так велика. Замерев на некоторое время, он оказался отличной мишенью для опытных стрелков. Первый болт с жужжанием пролетел возле его лица, так, что наемник ощутил на краткий миг прикосновение его оперения, и тут же в бедро ему вонзился следующий болт, выпущенный чуть более метким стрелком. Наемник припал на колено, пытаясь вытащить стрелу, которая чудом не повредила кость. А Мелианнэ, увидев, что ее спутник ранен, наконец, нанесла удар по их преследователям. Размахнувшись, он метнула в сторону группы арбалетчиков огненный шар, но произошло то, чего эльфийка никак не ожидала. Со стороны людей, стоявших на суше, ударила ослепительно белая молния, которая обвила шар светящейся сетью, и тот бессильно рассыпался множеством искр у самого берега, не причинив стрелкам никакого ущерба.

— Там маг, — Мелианнэ бросилась к Ратхару, который встал, превозмогая боль, и по-прежнему пытался править паромом, почти не слушавшимся руля. — Нам не уйти!

— Нет, — прохрипел воин. — Мы спасемся, э’валле. — Наемник всем своим весом навалился на рукоять рулевого весла, пытаясь увести плот подальше от сгрудившихся на берегу преследователей.

Течение, довольно сильное на середине реки, подхватило паром и понесло его вперед. Всадники, видя, что добыча вот-вот ускользнет, разворачивали коней и пускали их вдоль берега, намереваясь преследовать паром. На счастье Мелианнэ и Ратхара, у их противников было не так много арбалетов, и тем более не было луков, поэтому обстрел был не особо плотным, хотя низкую скорострельность всадники на берегу компенсировали точностью. Доски, которыми был покрыт плот, уже оказались густо утыканы болтами, но беглецы, к счастью, пока оставались почти целы, если не считать раны Ратхара. Кони, перепуганные происходящим, рвали привязь, но пока, к счастью, им не удавалось освободиться, иначе животные могли просто затоптать своих хозяев.

Река делала поворот, и берег с северной стороны выдавался вперед длинным песчаным мысом. В этом месте русло сильно сужалось, и Ратхар понял, что если всадники успеют добраться до мыса раньше, чем их плот, то с такой удобной позиции смогут легко расстрелять их из своих мощных арбалетов, пока паром проносит мимо отмели.

— Сделай что-нибудь, э’валле, — обратился наемник к Мелианнэ. — Задержи их хоть немного, иначе нам конец. Дальше они не смогут преследовать нас по берегу, поскольку там все заросло кустами, и мы сумеем оторваться, если проскочим мимо той косы. — Ратхар указал на мыс, к которому уже приближались их преследователи.

— Но с ними маг, — сокрушенно произнесла эльфийка. — Не знаю, что у меня получится.

— Ты сможешь, я верю в это, — наемник ободряюще хлопнул свою спутницу по плечу, забыв, что перед ним не человек, а гордая эльфийка, которая такую фамильярность могла расценить, как страшное оскорбление. — Постарайся, — требовательно добавил воин.

Им повезло, ибо плот поравнялся с мысом в тот момент, когда его достигли всадники. Преследователи, чувствуя, что их жертвам почти удалось спастись, гнали своих коней в воду, и беспрерывно стреляли. Мелианнэ, понимавшая, что ей не совладать с настоящим магом, специально обучавшимся Искусству, решила, что этот момент наиболее удачен для нового удара. Он недоумевала, почему вражеский чародей не попытался просто разрушить их плот, чтобы потом воинам оставалось только вытащить беглецов из воды, но эти размышления сейчас отступили на второй план. У эльфийки была единственная попытка, ибо в следующий раз противостоявший ей маг наверняка сумеет отразить ее заклятие.

К чести Мелианнэ и тех мастеров магии, которые обучали ее чародейскому искусству, замысел эльфийки удался. Всадники, все внимание которых было приковано к удалявшемуся плоту, не заметили, как за спинами их водная гладь вспухла огромной волной, которая в следующий миг с ужасающей силой обрушилась на отмель. Удар сбрасывал людей с седел, обезумевшие кони метались в разные стороны, а нескольких волна вовсе унесла прочь. Скиренн, во все глаза смотревший на плот, успел почувствовать только, как некая могучая сила подхватила его и подбросила вверх, словно он вдруг обрел способность летать, а затем, уже придя в себя, маг понял, что лежит на песке в нескольких шагах от берега, и рядом бьется в агонии его лошадь, у которой оказались переломаны ноги. Конь в последний раз дернулся, пытаясь встать, жалобно заржал и замер.

Превозмогая боль, чародей поднялся на ноги и огляделся. Он взглядом нашел почти всех своих спутников, из коих передвигаться самостоятельно мог пока лишь сам Дер Кассель, которого тем не менее шатало, словно былинку под порывами ураганного ветра. Маг прекрасно понимал, что сейчас чувствует рыцарь, ибо ему и самому казалось, будто он оказался под ногами стада разъяренных олифантов из полуденных саванн.

— Проклятье, — капитан гвардии зарычал от гнева, когда увидел, как плот скрылся за высоким берегом. — Опять они были почти в наших руках, но сумели спастись. Проклятая длинноухая ведьма!

— Не время предаваться ярости, Антуан, — Скиренн уже спешил по берегу туда, где лежали тела их товарищей. — Нужно помочь твоим гвардейцам, — напомнил он. — Посмотри, живы ли они.

— Но как такое могло случиться? — обескуражено произнес Дер Кассель, разглядывая следы разгрома.

— Признаю, я недооценил ее, — чародей виновато склонил голову, опускаясь на корточки возле слабо шевелившегося воина, издававшего полные боли стоны. — Думал, ее умения хватит только на огненные шарики, а эльфийка использовало что-то из арсенала более опытных чародеев. В следующий раз такому не бывать, — упрямо помотал головой Скиренн.

К счастью поражение гвардейцев оказалось хоть и тяжелым, но все же не настолько, чтобы отказаться от дальнейшей погони. Погиб лишь один из воинов Дер Касселя, потоком воды сметенный в реку, из которой облаченный в тяжелую кольчугу гвардеец так и не выбрался. Его тело вытащили из воды и предали земле, насыпав над одинокой могилой холмик, в который воткнули клинок, принадлежавший умершему воину. Остальные гвардейцы отделались сломанными руками и ногами, и простыми ушибами, так что вскоре все были почти в полном порядке, чем не в последнюю очередь все они оказались обязаны Скиренну.

Маг буквально творил чудеса, заставляя за считанные минуты срастаться раздробленные кости, и одним движением руки исцеляя вывихи и ушибы. Правда, после столь интенсивного лечения чародей просто упал на землю, лишившись сил, и так лежал полчаса, время от времени прикладываясь к фляжке с крепким вином. Скиренн обычно обходился без дополнительных стимуляторов, но сейчас нельзя было ждать, когда его силы восстановятся естественным путем, а сок виноградной лозы в некоторой степени мог подпитать ослабленный организм. Следовало продолжать погоню, а потому не стоило пренебрегать никакими средствами.

Гораздо хуже дело обстояло с лошадями, ибо половина бойцов лишилась своих скакунов. Возможно, маг мог бы помочь и животным, но, прежде всего он обращал внимание на людей, поэтому искалеченные кони могли надеяться лишь на быструю смерть, подаренную рукой их хозяев. В итоге, даже оседлав вьючных лошадей, часть воинов вынуждена была передвигаться пешком. Дер Кассель выяснил у напуганных происходящим работников с переправы, где поблизости можно раздобыть хороших коней, после чего отряд двинулся в направлении указанного им поселка вверх по течению реки. Где-то там был расположен и брод, ставший теперь единственной переправой на протяжении нескольких десятков миль, ибо паром, долгое время верой и правдой служивший как местным жителям, так и любому путнику, теперь исчез.

А Ратхару тем временем удалось-таки пристать к берегу, хотя неуклюжее сооружение усиленно сопротивлялось попыткам управлять им. Едва только плот уткнулся в речной песок, наемник выпустил руль и упал в изнеможении. Борьба с паромом и так отняла у него немало сил, но хуже было то, что из оставленной метким выстрелом раны текла кровь. Доски под ногами Ратхара уже успели окраситься красным, но он позволил себе проявить слабость лишь тогда, когда беглецы оказались на почтительном расстоянии от преследователей. Сейчас их разделяло несколько миль и полное отсутствие удобной дороги, по которой можно было бы преследовать плот, а потому Ратхар решил, что опасность на некоторое время отступила.

У наемника еще хватило сил, чтобы покрепче привязать плот к деревьям на берегу, дабы течение не утащило его, и затем свести на сушу коней. Мелианнэ, также возившаяся с лошадями, которых нужно было успокоить, заметила, что ее спутник с трудом передвигается, и поспешила помочь ему.

— Ты ранен? — эльфийка указала на набухшую от крови штанину. — Нужно осмотреть рану, пока не поздно. Не думаю, что нам дадут много времени.

— Хорошо, — Ратхар опустился на землю, предоставляя Мелианнэ свободу действий. — У нас действительно мало времени, нужно отсюда убираться поскорее.

Эльфийка распорола прочную кожу брюк, при этом Ратхар только покачал головой, и принялась осматривать рану. К счастью арбалетный болт с узким наконечником не причинил особых увечий, хотя едва не раздробил кость. Мелианнэ отстегнула от пояса флягу с целебным бальзамом, несколько капель которого пролила на рану. Она старалась не прибегать к магии там, где можно было справиться менее сложными средствами, поэтому сейчас решила воспользоваться средством, созданным магами-целителями ее народа. Бальзам обладал такими свойствами, о которых лучшие мастера лекарского дела могли только мечтать, а потому ценился дороже золота, но Перворожденные почти никогда его не продавали, ибо создание этого средства требовало многих усилий, которые не всегда можно было оценить монетами.

В эффективности лекарства Мелианнэ не сомневалась. Однако, не удовольствовавшись проделанным, все же эльфийка провела над раной ладонью, которую на миг окутал ореол золотистого цвета. При этом наемник ощутил, как исчезла боль, и вернулась утраченная, было, подвижность.

— Вот и все, — удовлетворенно сказала Мелианнэ. — Только нужно все равно наложить повязку, не хватало только, чтобы туда попала грязь.

— Пора в путь, — Ратхар встал, сделал несколько шагов, убедившись, что рана более не мешает ему. Те, что едва не настигли их нынче, были не столь далеко, и потому не время было предаваться отдыху, хотя мышцы наемника все еще терзала боль от неимоверных усилий — Спасибо, э’валле, — кивнул воин.

— Полагаю, мы квиты, — Мелианнэ только усмехнулась в ответ, как-то странно взглянув на своего спутника. — Если бы не твой меч и твоя доблесть, я уже давно болталась бы на дыбе или, скорее, валялась бы в придорожной канаве с перерезанным горлом. — А потом она вдруг жарко обняла Ратхара и жадно поцеловала его в губы, и через миг уже, как ни в чем не бывало, шагала к недальнему лесу, забросив за спину котомку со скудными запасами. Наемник, опомнившийся спустя несколько секунд, со всех ног кинулся догонять свою спутницу, но еще долго он не мог забыть вкус ее губ, сомневаясь, не привиделось ли ему это, не был ли то всего лишь странный морок.

На счастье путников, у них изначально было три коня, поэтому теперь, когда один из скакунов погиб, они по-прежнему могли двигаться верхом. Это было важно, ибо пешие хоть и могут укрыться там, где конный просто не пройдет, но скоростью уступают всадникам, тем более, движущимся по хорошим дорогам. А с погоней на плечах, пусть и поотставшей, но наверняка не изменившей своих намерений, скорость была много важнее, ибо пока в этих краях прятаться было не от кого, даже разъезды стражи на дорогах почти не встречались путникам.

Незапланированное плавание заставило несколько изменить первоначальный маршрут, поскольку река отнесла путников на запад, и они оказались в опасной близости от Хильбурга. Тем не менее Ратхар решил дальше двигаться не таясь, в расчете на то, что их преследователи не смогут быстро нагнать их, а на границе с Р’рогом шансы их несколько уравняются, ибо там нет крупных гарнизонов и застав. Границу с древним лесом охраняли, поскольку он все же представлял собой немалую угрозу, пусть и не наяву, а лишь в чьих-то фантазиях, но то были отдельные сторожевые башни, при каждой из которых находился десяток лучников, а устроить полноценную облаву с такими силами было весьма непросто.

Хотя Ратхар и не хотел лишний раз встречаться с людьми, опасаясь, что они поймут, кто его спутница, но необходимо было пополнить запасы перед путешествием по зачарованному лесу. Наемник не особо хорошо знал особенности этой чащи, но представлял, что именно вообще может понадобиться в пути, а потому решил раздобыть оружие и еще некоторые мелочи в ближайшем крупном селении.

Путники, все еще опасавшиеся появления погони, которая не должна была отстать намного, миновали две небольшие деревушки, казавшиеся слишком бедными, чтобы там оказалась торговая лавка. Всадники просто объезжали их лесом, чтобы через несколько миль вернуться на дорогу. По счастью, здесь им почти не встречались патрули, только однажды навстречу промчались трое всадников, которые, судя по тому, как они подгоняли лошадей, перевозили срочные сообщения. Курьеры даже не глянули на двух путников, быстро скрывшись из виду.

Забирая к востоку, путники, по предположению Ратхар, должны были уже оставить хильбургские стены и тамошний гарнизон слева от себя и чуть сзади. Вероятно, это было истиной, поскольку местность вновь стала казаться необжитой. Сказывалась близость древнего Р’рога, возле которого люди селились с неохотой, хотя лес не был в действительности опасен для тех, кто не нарушал его границы.

Следующее селение показалось тогда, когда Ратхар не ожидал его увидеть. Это был большой поселок, который можно было даже считать городом. Скопление из нескольких сотен домов окружала деревянная стена, не слишком внушительная внешне, но все же способная стать препятствием на пути того, кто пожелает захватить это поселение. Наличие укреплений наводило на мысль о том, что впереди могут оказаться солдаты, поскольку в Дьорвике было не принято защищать города силами жителей. Для этого магистраты небольших городов содержали гарнизоны, а в крупных, типа того же Хильбурга, были расквартированы также армейские отряды. Ратхар счел за лучшее поделиться с Мелианнэ своими соображениями, поскольку следовало побывать в городке, но это могло обернуться некоторыми неприятностями, прежде всего, для эльфийки.

— Смотри, — Мелианнэ указала на медленно двигавшуюся к ним со стороны поселка повозку, запряженную единственной лошадью. На телеге сидели два человека. — Можно расспросить у них, что это за место, — произнесла эльфийка. — Не думаю, что нас там поджидают, но если ты опасаешься, то получить нужные сведения можно у этих людей.

— Думаю, тебе, э’валле, лучше дождаться меня здесь, — предложил Ратхар. — Не стоит тебе лишний раз показываться местным жителям на глаза. Я вернусь как можно быстрее, а здесь вроде бы безопасно.

— Нет, я поеду с тобой, — отрезала Мелианнэ. — Насчет любопытных глаз не беспокойся, я могу отвести чужие взгляды, — напомнила она. — Именно так я сумела пройти в Рансбург, а ведь там было полно стражи.

— Ты можешь создать морок? — удивился Ратхар.

— Да, но он не подействует на мага, — пожала плечами Мелианнэ. — Правда, сильные чародеи встречаются редко, а на обычных людей эта магия влияет вполне эффективно. Думаю, мне не грозит быть узнанной.

Чародейство Мелианнэ произвело определенное впечатление на Ратхара, хотя он уже успел увидеть разную магию в действии. Эльфийка просто провела у лица рукой, и наемнику показалось, что голову его спутницы окутало облако тумана. Как он не старался, невозможно было более чем на мгновение задержать взгляд на ее лице, да и в эти краткие секунды черты эльфийки казались размытыми. Понять, человек ли это, или же существо иной расы, было невозможно. Оставалось лишь надеяться, что никто из обитателей раскинувшегося впереди городка не насторожится, поняв, что никак не может вглядеться в лицо всадницы.

— Эй, что это за город? — обратился Ратхар к крестьянам, когда повозка поравнялась со всадниками. Мелианнэ наемник старался заслонить, поскольку не был до конца уверен в действенности ее магии.

— Это Сквирк, сударь, — почтительно отвечал лысоватый старик с седой бородой, поклоном приветствуя незнакомцев. Он видел перед собой вооруженных людей, к которым привык относиться с уважением и долей осторожности даже здесь, вблизи родного города.

— Ничего себе, — удивился Ратхар, услышав ответ. — Далеко же нас забросило! Это почти точно на север от Хильбурга, примерно в восьмидесяти милях. Мы сильно отклонились от намеченного пути, — пояснил он Мелианнэ. — Но может, это и к лучшему, ведь здесь нас едва ли могут ждать.

В городок они вошли беспрепятственно, миновав пост стражи на воротах. Четверо суровых мужиков в кольчугах и плотных стеганых куртках, неплохо защищавших от скользящих ударов, проводили двух всадников равнодушными взглядами, хотя их старший не забыл взять с гостей Сквирка пошлину за въезд. Наемник кинул стражнику несколько монет, добавив сверх запрошенного самую малость, после чего они углубились в лабиринт узких грязных улиц. Сразу быловидно, что городу становится тесно в пространстве, очерченном крепостными стенами, и вскоре дома либо выплеснутся наружу, либо придется возводить новые укрепления. Собственно, даже и посад придется обносить стеной или хотя бы насыпать земляной вал.

Ратхар был несколько смущен тем, что даже не сумел сразу определить, куда их занесло. Разумеется, своей спутнице он ничего не сказал, но в душе почувствовал нечто вроде стыда, ибо давно он так сильно не ошибался. Получалось, что по реке они проплыли почти вдвое больше, чем казалось, да еще потом при путешествии через лес сильно уклонились в сторону.

В прочем, сейчас это было не так важно, ведь до желанного Р’рога, своим сумраком способного укрыть кого угодно, не говоря о двух идущих налегке путешественниках, оставалось не более двух переходов. Очень скоро они должны были оказаться там, где не властен ни король Дьорвика, и никто из людей. Поход в лес был сам по себе опасен, но, все же, оказавшись там, можно было не так часто оглядываться за спину, хотя смотреть впереди себя под ноги нужно было втрое внимательнее, чем прежде.

Целью путников был городской рынок или лавки мастеров-оружейников, найти каковые оказалось достаточно просто. Рынок, как и следовало, располагался ближе к центру городка в окружении пары постоялых дворов и нескольких кабаков, даже внешний вид которых заставил поморщиться от брезгливости опытного и в таких делах Ратхара. Прогулка по торговым рядам также не принесла особой удачи. Торговля в этих краях основывалась больше на приезжих купцах из дальних краев, но время ярмарок и пышных торгов прошло. Своих же мастеров в городе было немного, тем более, здешние кузнецы почти не производили оружия. Для снабжения отряда городской стражи, набранной все из тех же обывателей, сменивших мирные профессии на воинское ремесло, оружие и воинскую справу покупали сразу в большом количестве, заранее сговариваясь с купцами и мастерами, прочее же население не было настолько воинственным. Крестьяне обычно всегда имели под рукой топор или рогатину, дабы защитить свой дом от зверя или разбойников, горожанам же ничего подобного и не требовалось. Впрочем, как полагал Ратхар, при магистрате, или как тут называлась местная власть, должен был храниться некоторый запас оружия, которое можно было раздать мужчинам в случае войны, чтобы они поддержали на стенах стражу.

Все же, после недолгих расспросов, путники оказались на пороге лавки, в которой продавалось именно то, что им было нужно. На вывеске, висевшей над входом в двухэтажный каменный дом, стоявший на улочке возле торговой площади, красовалась надпись «Оружейных дел мастер Д’Ург», из чего Ратхар сделал вывод, что торговец происходит с юга, откуда-то с Шанагрских гор. Тамошние мастера знали толк в хороших клинках, а потому можно было рассчитывать на удачу.

— Рад приветствовать вас, — навстречу шагнувшим в просторное нутро дома вышел невысокий смуглокожий мужчина, уже немолодой, но стройный и жилистый. Его голова была наголо обрита, зато лицо оружейника украшала аккуратная бородка и короткие усы. Одет мастер был просто и удобно, словно готовился не то к походу, не то к бою. Ратхар, которому обычно одного взгляда хватало, чтобы оценить качества любого воина, убедился, что этот человек, несмотря на свой почтенный возраст, остается опасным противником, гибким и быстрым.

— Что желают путники, — почтительно кланяясь, спросил оружейник. — Вам нужны доспехи или хороший клинок?

— Мы ищем хороший лук, — ответил Ратхар, тоже отвесив мастеру легкий поклон, ибо следовало поприветствовать собрата по ремеслу, который явно еще мало времени пробыл торговцем. Д’Ург, кажется, тоже понял, что перед ним не просто деревенский увалень, нацепивший меч для красоты, и не благородный бездельник, привыкший красоваться на турнирах и балах, а воин. — Еще я хотел бы купить топорик, такой, чтобы можно было метать и использовать как дополнительное оружие к мечу.

— Луков у меня нет, — покачал головой торговец. — Это оружие должно точно соответствовать своему владельцу, иначе оно ни к чему. Но могу предложить арбалет, — он указал на полку за спиной, где покоились несколько самострелов. — Конечно, он не обладает такой скорострельностью, но зато пробивная сила болта выше, чем у лука.

— Позвольте, — Ратхар прошел мимо отступившего в сторону Д’Урга и взял в руки один из арбалетов. Это было компактное оружие, натягивавшееся при помощи крюка и закрепленного на ложе стремени. По сравнению с теми, что использовали солдаты регулярной армии, он был не таким мощным, но, мастер был прав, даже это оружие превосходило большинство луков, исключая, разумеется, составные эльфийские.

— Неплохо, — наемник удовлетворенно кивнул, обращаясь взглядом к Мелианнэ. — Думаю, этот подойдет. В меру тяжелый, и весьма тугой. — В дальнейшем наемник все же полагал больше действовать мечом, а эльфийка, бывшая, как и большинство ее соплеменников, отменным стрелком, вполне могла прикрывать его. Поэтому, решив обзавестись самострелом, воин, прежде всего, думал о своей спутнице. Разумеется, Мелианнэ обладала более мощным, чем любой арбалет, оружием — магией, но не всегда применение ее было возможно. И помня слова эльфийки о том, что в Р’роге магия выходит из повиновения, Ратхар решил запастись обычным оружием.

— Уверяю, это оружие очень удобное в обращении, легкое и мощное, — подтвердил Д’Ург. — Правда, им сложно будет пользоваться всаднику, — торговец со знанием дела рассуждал о собственном товаре.

Ратхар взял арбалет, добавив к нему еще метательный топорик, оружие, к которому он давно привык, а также несколько метательных ножей. Ножами он также неплохо умел пользоваться, и решил, что они не будут лишними в пути. Наемник еще примерялся к короткому копью, древко которого до середины было оковано металлом, чтобы его нельзя было перерубить, но все же отказался от такого приобретения. В зарослях копье будет скорее мешать, да и привлечет лишнее внимание, пока они еще находятся в обитаемых землях. Также он не стал нагружать себя доспехами, которые, скорее всего, также превратились бы в обузу в лесу.

Покинув лавку, хозяин которой, кажется, остался весьма доволен необычными покупателями, путники направились к воротам. Наступал вечер, стража, скорее всего, закроет выходы из города до рассвета, а останавливаться здесь на ночлег ни Ратхар, ни, тем более, Мелианнэ, не рискнули бы.

Уже приближаясь к воротам, возле которых переминался с ноги на ногу одинокий стражник, всадники поравнялись с идущей им навстречу женщиной. Обычная горожанка, немолодая, одетая в заношенное платье, чем-то неожиданно привлекла внимание чуткого воина. Ратхар успел заметить, как ее взгляд, сперва безразличный, наполнился удивлением и испугом. Наемник не сразу понял, что произошло, но Мелианнэ в тот же миг ощутила мощную волну чужой магии. Она исходила от этой немолодой горожанки едва ли не в лохмотьях, и эта сила была в чем то сродни той магии, которой владели соплеменники эльфийки.

— Ходу, — Мелианнэ пришпорила коня, обогнав замешкавшегося наемника, который также поторопил своего коня, направляя его к воротам. — Уходим! — взволнованно приказала эльфийка. — Она видит меня!

— Остановите их, — раздался в спину всадникам крик женщины, остановившейся посреди улицы и указывавшей на удалявшихся всадников. — Хватайте нелюдь!

Рилма, которую многие в городе считали умалишенной, хотя в слух об этом старались не говорить, сама не знала, что ее заставило поднять взгляд на проезжавших мимо всадников. Она обычно не отличалась излишним любопытством, но в этот раз ощутила нечто такое, что привлекло ее внимание. Мужчина, находившийся ближе к ней не казался особенным, просто воин, наемник или что-то вроде, таких здесь видели нередко.

Но стоило Рилме взглянуть на его спутницу, как в глаза ей словно плеснули кипятком или прижгли их каленым железом. Все же женщина сумела различить ее черты, узкое и удлиненное лицо, необыкновенные зеленые глаза, каких никогда не бывает у людей, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что всадница, как и ее спутник вооруженная и одетая в мужскую одежду, не принадлежит к роду человеческому.

А стоявший подле ворот стражник, услышав крик и поняв, кто кричит, перехватил копье так, чтобы можно было мгновенно ударить, и заступил путь пришпорившим лошадей чужакам. Он знал Рилму и не считал ее помешанной. Стражник помнил, как прошлой весной на город напал мор, завезенный, верно, заезжими купцами, и городские лекари, ранее не раз доказывавшие свое умение, ничего не могли сделать. Именно Рилма тогда сумела остановить заразу, не позволив ей выкосить весь город, и она же смогла вылечить начальника городской стражи, от которого уже оступились прочие целители. Тогда стали догадываться, что в этой женщине проснулся магический дар, но, не имея опытного наставника, она едва владела им. Однако даже этого было достаточно для того, чтоб проявить уважение к целительнице. Поэтому стражник, убедившийся в способностях это женщины, не стал пренебрегать ее предупреждением, но еще и крикнул в караулку, где сидели его товарищи.

Ратхар, видя перед собой неожиданное препятствие, не раздумывая, выхватил клинок и на скаку ударил стражника сверху вниз, обрушив меч на его каску. Раненый, с окровавленной головой, воин еще попытался ударить в спину промчавшегося мимо наемника копьем, но Ратхар легко увернулся от выпада.

— Эльфийка, — доносился сзади крик заполошной бабы, так некстати оказавшейся на пути беглецов. — Держите ее, люди! Ловите нелюдь мерзкую!

Истошный крик умалишенной резал уши, слышимый, верно, в доброй половине города. Впрочем, в настоящий момент внимание наемника более занимали выскакивавшие из караулки солдаты, намеревавшиеся задержать подозрительных чужаков, только что напавших на их товарища. Первый, грозно потрясая коротким копьем, кинулся наперерез, но Мелианнэ, которая сразу же после посещения оружейника забрала арбалет себе, разрядила свое оружие, послав болт точно в цель. Стражник, казалось, споткнулся на ровном месте и потерял равновесие, когда короткий дрот вонзился ему в грудь, пробив плохонькую кольчугу. Арбалет был не настолько мощным, чтобы при попадании жертва отлетала назад, но энергии стрелы хватало, чтобы остановить весьма тяжелого мужчину.

Беглецы уже выбрались из городских ворот, и направили коней вперед, не больно слушая, как за спиной кричат стражники, видимо, собираясь отрядить погоню. Рядом с головой Ратхара что-то просвистело, и, обернувшись, наемник увидел стоявшего на надвратной башне лучника, уже положившего на тетиву новую стрелу.

Мелианнэ тоже поняла, откуда исходит опасность, но ее арбалет был разряжен, и эльфийке пришлось ударить магией. Она не хотела лишний раз привлекать внимание, однако стрелок мог легко достать их из своего длинного лука. Эльфийка просто махнула рукой себе за спину, и лучника снесло с ног, будто в грудь ему ударил тяжелый молот.

— Дьявол, что там случилось, — Ратхар приступил к расспросам, когда они уже удалились от города на милю с лишним. — Это ведь не была засада?

— Та женщина, — Мелианнэ неопределенно махнула рукой. — Такое редко бывает, я слышала о считанных случаях, когда люди от природы наделены магическим даром. У той, кто заметила меня, был дар, слабый, почти неразвитый, но она все же способна колдовать. Ее магия сродни нашей, те же природные силы, потому и мое заклятие личины на нее не подействовало полностью. Будь на ее месте эльф, он просто не обратил бы внимание на эти чары, обычный человек не понял бы ничего, только удивившись, почему не может сосредоточиться на моем лице, а та колдунья сумела на миг заглянуть под морок.

— Ее способностей хватит, чтобы идти по нашим следам? — с опаской спросил Ратхар, чем дальше, тем больше не любивший всякую волшбу.

— Не думаю, — эльфийка с сомнением покачала головой. — Ее дар нестабилен, способности к чародейству то появляются, то исчезают, и уж тем более она не владеет настоящими поисковыми заклятиями. Нет, она более не опасна для нас, хотя стражники могут устроить погоню.

— Что ж, с этими увальнями справиться можно без лишних усилий, — Ратхар усмехнулся. Схватке с единственным магом наемник предпочел бы бой с дюжиной обычных противников, сражающихся сталью, а не чарами. — И все ж они едва не схватили нас, — заметил воин. — Будь там больше людей и окажись они чуть проворнее, могли бы мы сейчас оказаться на постое в их темнице.

Хотя Ратхар и не сильно опасался погони, он все же решил свернуть с наезженного пути, и, забравшись на вершину холма, внимательно принялся оглядывать окрестности. Наемник заметил, как из ворот видневшегося вдали Сквирка выехало с десяток всадников, направившиеся по дороге туда, где, как они полагали, должны были оказаться беглецы. Этих наемник не опасался, не особо веря в то, что им достанет умения найти в густом лесу следы эльфа. А Мелианнэ неплохо постаралась, скрывая все признаки их присутствия здесь. Конечно, будь у преследователей специально обученные псы, подобные тем, что пограничная стража натравливала на них в преддверие топей, проблем могло быть и больше, хотя Ратхар вполне мог бы выйти вдвоем против всего десятка и был вполне уверен в своей победе.


А на следующий день, как раз когда солнце достигло зенита, в Сквирк, распугивая спешащих по своим делам горожан, ворвался конный отряд. Около десятка всадников, все как один в доспехах и с отличным оружием, беспрепятственно миновали усиленный поста стражи возле ворот, стоило только командиру этой ватаги, молодому высокому рыцарю, поднести к лицу десятника правую руку, на которой тускло блестело золотом кольцо с искусной гравировкой.

Стражники только успели обратить внимание, что кони у посетивших их сонный городок воинов сильно разнятся меж собой. Большая часть гарцевала на могучих жеребцах, какие и пристало иметь настоящим воинам, но кое-кто ехал верхом на измученных клячах, которым самое место быть запряженными в крестьянскую телегу или плуг, а не нести на себе грозных рыцарей. Единственным членом отряда, резко выделявшимся на фоне могучих воинов в броне, был наголо бритый молодой мужчина, ехавший бок о бок с предводителем всадников.

Антуан Дер Кассель остановил коня прямо у ратуши, которая представляла собой добротное каменное здание в целых три этажа, очень прилично по меркам такого захолустья. Здесь он полагал увидеть главу магистрата, от которого хотел помощи в погоне за неуловимой эльфийской принцессой. Прежде всего, нужны были приличные кони, не помешал бы так же и небольшой отряд местной стражи, которой хоть и было далеко до королевских гвардейцев, но все же местные вояки не казались совершенными разгильдяями.

— Кто такие, — на пути капитана вырос стражник в стеганой куртке и надетом поверх ее кованом нагруднике, сжимавший алебарду на укороченном древке. — Куда? — Воин решительно стал на пути незнакомцев, вооруженных до зубов и уже одним этим вызывавших подозрение.

— Мне нужно видеть вашего бургомистра, — Дер Кассель молча показал оторопевшему стражнику свой перстень, после чего служака едва не потерял сознание, уяснив, кто с ним разговаривает. — И еще найди начальника стражи, или как тут он у вас зовется, — потребовал капитан королевской гвардии.

— Милорд, бургомистр Грейнс как раз принимает сборщиков податей, — пролепетал стражник, совсем еще молодой парень, пытаясь сохранить остатки самообладания. Он не мог нарушить службу, но и заставить такого гостя ждать на пороге, тоже не смел, а потому оказался в большом затруднении. — Уместно ли будет…

— Веди, — Антуан бросил поводья одному из своих людей и уверенно шагнул вперед, оттесняя не пришедшего толком в себя стражника, еще двое гвардейцев пошли следом, составляя небольшую свиту. Разумеется, Скиренн последовал за ними.

Бургомистр, обсуждавший вопросы о сборе налогов с двумя королевскими мытарями, суровыми и непреклонными людьми в форменных колетах, недовольно развернулся к дверям, которые стоявший в карауле стражник распахнул перед Дер Касселем. Его собеседники тоже обратили взоры на вошедших, но, в отличие от Грейнса, сразу узнали капитана гвардии короля и благоразумно промолчали, лишь поклоном поприветствовав Антуана.

— Кто позволил? — недовольно буркнул Грейнс, выступая вперед. Он понял, что мерное течение совещания нарушили не простые солдаты из его гарнизона, а некая важная птица, ведь никто иной просто не набрался бы наглости вот так бесцеремонно врываться в покои городского головы. — Вы кто такие, — набычившись, спросил бургомистр. — Почему без доклада?

— Имею честь быть капитаном гвардии Его Величества Зигвельта, короля дьорвикского, — Антуан Дер Кассель коротко поклонился, демонстрируя извлеченный из-за пояса пергамент с личной королевской печатью. — Нам нужна помощь в поимке опасных государственных преступников.

— Что такое, — недоуменно захлопал глазами растерявшийся Грейнс, утративший в миг свою степенность. — Ничего не знаю?

— Их двое, — коротко пояснил капитан гвардии, тяжелым взглядом уставившись на чиновника. — Мужчина, сопровождающий владеющую магией эльфийку из королевского рода. Они должны были появиться в ваших краях. Эльфийка, возможно, скрывается под человеческой личиной.

— Вот как? — Грейнс, понявший, о ком может идти речь, даже обрадовался тому, что странных чужаков, не на шутку переполошивших местную стражу, не могли поймать не только его люди, но даже гвардейцы правителя тщетно гонялись за ними, возможно, уже весьма долгое время. — Тогда, полагаю, мы сможем вам помочь. Они появились здесь… — и бургомистр как мог кратко и четко, подражая манере разговора военных, попытался пересказать нежданным гостям случившуюся считанные часы назад необычную историю.

— Они направятся в Р’рог, — с уверенностью произнес Скиренн, выслушав доклад спешно вызванного к бургомистру начальника гарнизона, который лично принимал участие в поисках преступников. — Я был в этом почти убежден и раньше, теперь же последние сомнения исчезли.

— Это безумие, — возразил магу Дер Кассель. — Известно, что лес не любит чужаков, но если человек имеет шанс побывать там и вернуться живым, то эльф, оказавшийся в тех краях почти наверняка обречен.

— Возможно, Р’рог и впрямь столь разборчив, — усмехнулся маг. — Но все эти россказни сильно преувеличены. Да, эльфы нечастые гости там, но лес опасен для них едва ли больше, чем для иных созданий, — качая головой, произнес Скиренн. — Эльфы не любят этот край из-за того, что их магия там перестает действовать, но там также мало пользы от любых чар. Это еще один довод в пользу того, что наша принцесса попытается пробраться к своим именно через Р’рог, ведь тогда ее невозможно будет найти при помощи магии, ибо природная сила этого леса заглушает любые всплески. Единственный способ кого-либо там найти — прибегнуть к помощи собак или взять с собой опытного проводника. Но в лесу эльф даст огромную фору любому охотнику из числа людей, пусть тот всю жизнь провел на лоне природы.

— Выходит, шансы у них есть? — поинтересовался капитан, чувствуя некоторое разочарование. Казалось бы, такая близкая добыча опять ускользала, и даже чародей как будто не мог помочь в ее поиске.

— Шансы есть, и немалые, если мы не поторопимся, — Скиренн утвердительно кивнул. — Полагаю, нам понадобится помощь. Придется найти людей, которые хоть немного знают этот лес, и нужно запастись всем необходимым для дальнего похода. Кто знает, может, нам удастся нагнать их у самых рубежей И’Лиара.

Бургомистр Грейнс без промедления дал гвардейцам свежих лошадей и припасы, которые были запрошены. Он смотрел на этих воинов, не боящихся идти туда, где смерть подстерегала буквально на каждом шагу, со смесью восхищения и недоумения. Храбрые и умелые воины, они, казалось, мало представляли, на что идут. Но все это не касалось градоправителя, и, выполнив требования гостей, он лишь проводил их до городских ворот, чтобы затем вновь вернуться к привычным делам, постаравшись скорее позабыть нежданных гостей.

Отряд всадников же, покинув растревоженный Сквирк, во весь опор помчался на восток, туда, где на обжитые людьми земли наползала громада зачарованного леса. На самой его кромке Антуан Дер Кассель полагал найти опытных проводников из числа стражников, расквартированных на заставах. Эти посты были разбросаны вдоль опушки чащобы, и служившие там воины слыли не менее опытными, чем те, что стерегли покой Дьорвика на юге. Это был последний оплот людей в тех краях.

Затянувшаяся погоня продолжалась, и о том, чем она завершится, не мог пока сказать никто. Отважные воины, для которых долг перед королем и присяга были превыше всего, и даже собственных жизней, не привыкли отступать и их решимость, боле похожая на безумие, могла сокрушить любые преграды.

Глава 5. Исчезающая надежда

Косые лучи не по-осеннему яркого и теплого солнца, вонзаясь в узкие проемы окон, забранных тончайшими пластинами горного хрусталя, разбивались мириадами сияющих искр, порождая причудливую игру света, когда касались колонн из искусно ограненного сапфира. Всякий чужак, гость, впервые оказавшийся здесь, без сомнения был бы поражен зрелищем, равного которому ныне невозможно было увидеть нигде более в целом мире.

Сапфировые глыбы, взметнувшиеся ввысь на три человеческих роста, подпирали свод из рубинов чистой воды, и трудно было поверить, что когда-то земля способна была родить такие самоцветы. Здесь, в этом непривычно пустом зале, были собраны сокровища, о которых нынешние владыки, наполнившие золотом и серебром, драгоценными камнями и слоновой костью, огромные подвалы, сокрытые под их величественными дворцами, и теперь мнившие себя самыми богатыми на всей земле, не могли даже и мечтать. Более того, почти никто из живущих ныне не ведал, что есть где-то такое чудо. Знали лишь гномы, хранившие память сотен поколений, но они больше молчали, лишь изредка предаваясь мечтам о том, как ступят в этот зал, изгнав нынешних его хозяев, окропив их кровью подножья колонн, и вернут сокровища, некогда принадлежавшие их великим пращурам.

Гномы терпеливо ждали, ибо терпение было одной из черт этого народа, иначе не сумевшего бы выточить свои города в цельных скалах или постичь все сокровенные тайны металлов и камня, из которого, по их преданьям, и был некогда рожден первый из их племени. Те же, кто ныне мог назвать себя хозяевами этого великолепия, для описания которого невозможно подобрать подходящие слова, давно привыкли к роскоши, перестав обращать на нее внимание, ибо алчность была чужда их природе, хотя чувство прекрасного и заставляло ныне, как и сотни лет назад, в трепете сжиматься их бессмертные сердца. Гостей же под рубиновым сводом не видели долгие века, и потому некому было завистливо восхищаться увиденным великолепием, восторженно закатывая глаза и невольно бормоча под нос проклятья.

Эльф, прежде рассеянно скользивший взором по янтарным плитам, которыми был выложен пол, поднял взгляд на тех, что предстали перед ним, на краткие минуты оставив свои посты. Он казался до неприличия юным, этот эльф, на челе которого покоился серебряный обруч, покрытый тончайшей гравировкой. Поступь его была легка, движения стремительны и быстры, и только глаза, лишенные жизни, точь-в-точь, как те самоцветы, что украшали этот величественный зал, выдавали его истинный возраст. Глаза существа, видевшего рождение этого мира, существа, которому успела наскучить его бесконечно долгая жизнь, с коей он, однако, не был готов расстаться по своей воле.

Те, кто в эти мгновения молча ожидали соизволения говорить, на первый взгляд казались столь же юными созданиями, и по сравнению со своим владыкой они действительно были молоды, пусть некоторым и довелось воочию видеть расцвет и закат Эссара, величайшей державы, созданной некогда людьми ради одной лишь цели — истребления всех тех, в чьих жилах текла другая кровь.

Хранившие почтительное молчание эльфы сидели лицом к лицу, забыв об окружающий их роскоши, не слыша звона оружия и криков, неразборчивых, но исполненных ярости и боли, что доносились снаружи, проникая сквозь кажущийся нерушимым камень стен.

В тронном зале эльфийской столицы собрался совет, с которым владыка Перворожденных хотел обсудить безрадостные вести, пришедшие с северной границы его державы. Король Эльтиниар, ныне пребывавший не в лучшем расположении духа, чувствовал, что его план, казалось бы, безупречный, начинает рушиться. Слишком многое он поставил на миссию в дальних Шангарских горах, уверовав в неодолимую мощь самых древних созданий этого мира, и теперь пожинал плоды своей самонадеянности.

Армия людей подступила к столице И’Лиара, взяв прекрасный город в кольцо и непрестанно пробуя на прочность его оборону. Сейчас как раз наступило краткое затишье, и те, кто обычно находился на острие вражеских атак, те, благодаря кому еще жива была надежда, смогли прибыть к своему правителю.

— С севера, из Дьорвика, пришли плохие вести, — когда затянувшееся молчание уже стало угнетать, мрачно произнес Эльтиниар, размеренно вышагивая по залу, находившемуся в шпиле самой высокой и мощной башни в центре огромного города. — Отряд Гиара не смог найти Мелианнэ. Более того, они попали в засаду. Горячие головы неосмотрительно схватились с горсткой человечьих воинов, разворошив осиное гнездо. Докладывают, что против наших воинов люди подняли не менее тысячи солдат.

При этих словах короля те, кто присутствовал в тронной зале, многозначительно переглянулись. Что ж, эльфийские воины в очередной раз доказали свое мастерство, которое признали и люди, иначе с чего бы бросать в бой против горстки бойцов целую армию. Но горечь потерь была сильнее невольной гордости за своих братьев, ибо теперь каждая пролитая капля крови Перворожденного неумолимо приближала победу врагов.

— Это очень глупо с их стороны, — едва заметно дрогнувшим голосом произнес эльф в роскошных серебряных латах, ныне хранивших многочисленные следы ударов и царапины, оставленные вражескими клинками. Он был молод, не ликом, ибо никогда чела Перворожденного не коснется печать времени, жестокого ко всем иным народам. Но в глазах этого эльфа еще пылал огонь, он еще мог любить до беспамятства, и ненавидеть до безумия, не пресытившись жизнью. — Такой опытный воин, как Гиар, обязан был помнить о цели своего похода, не размениваясь по мелочам. Напрасная смерть, пусть и красивая. — Но сам воин, сказав это, поймал себя на мысли, что если ему суждено пасть в бою, то он хотел бы погибнуть именно так, окруженный несметными полчищами врагов, пусть даже точно зная, что обречен на поражение в этой схватке.

Разумеется, те, кто собрались в покоях правителя И’Лиара, не могли знать, что их братья все же исполнили свою миссию, пусть и не так, как ждали от них здесь, в столице Королевства Лесов. И король, и его рыцарь были правы, назвав гибель посланных в Дьорвик эльфов напрасной. Сейчас, когда на счету был каждый воин, когда враг мог выставить армию втрое, вчетверо большую, чем эльфы, гибель даже единственного бойца была утратой, могущей стать в будущем причиной тяжелого поражения. Однако горстка эльфов, неосторожно ввязавшись в бой с людьми, заведомо превосходившими их числом, смогли открыть путь Мелианнэ на восток. Стянутые к южной границе Дьорвика отряды стражи и армейские сотни, были переброшены как раз с восточной границы, откуда исстари люди не ждали угрозы, и там были оставлены лишь малочисленные заслоны, обойти которые, не потревожив, эльфийке и ее спутнику человеку не составило труда. Но, конечно, здесь, в сердце чародейских лесов державы эльфов, об этом никто даже не догадывался.

— Но ведь Мелианнэ еще на свободе, пускай и во владениях людей, — спокойным, не выражавшим абсолютно никаких эмоций голосом, заметил другой эльф, облаченный в длинный плащ и сжимавший в руках тяжелый деревянный посох. Его бритая голова, щеки и запястья были покрыты густой вязью татуировки. — Ей удалось проделать огромный путь, и теперь она приближается к границам королевства людей. Ее шансы высоки, но надеяться на успех миссии Мелианнэ всецело, не делая иных попыток улучшить наше положение, весьма опасно.

Л’леме Сингар, один из сильнейших чародеев, давно уже ставший эл’эссаром, хранил задумчивость, словно прямо сейчас собрался медитировать, не смущаясь присутствием своего господина. Казалось, маг, безучастный ко всему, просто размышлял вслух, не замечая своих сородичей, что находились рядом. Но те жадно ловили каждое слово, будто желая услышать в речи мага откровение.

— Ведь вы можете узнать точно, где находится моя дочь? — обратился к Сингару Эльтиниар.

— Да, владыка, это по силам мне, тем более, сейчас принцесса заметна издали, с тем, что она несет, — степенно кивнул чародей. — Э’валле приближается к р’рогскому лесу. Предваряя ваше удивление, могу сказать, что поступок несколько опрометчивый, но мы точно не знаем, чем она руководствуется. Возможно, ей не оставили иного выхода.

Эльтиниар остановился у высокого стрельчатого окна, из которого открывался замечательный вид на город. Представшая взору короля картина заставила его замолчать, погрузившись в невеселые думы.

Столица И’Лиара могла бы заставить удивиться любого человека, случись ему оказаться в этих краях, которые сами Перворожденные считали почти священными. Город не имел привычных стен, которые опоясывали бы его прочным кольцом. Он вообще был мало похож на все иные города, что возводили дети разных народов. Множество башен, среди которых не отыскать было двух одинаковых, высилось на равнине, обрамленной со всех сторон невысокими холмами. Они были разной высоты и формы, становясь все выше от окраин города к его центру, где было обиталище короля, оплот власти и силы И’Лиара.

Башни соединялись между собой многочисленными арками, мостами и галереями, образовывавшими нечто вроде каменной паутины, оплетавшей этот странный город. Кое-где, вдоль особо широких переходов, даже были посажены настоящие цветники, радовавшие глаз яркими красками круглый год, даже в ту пору, когда весь прочий мир был погружен в тяжкий сон, звавшийся зимой. Земля же внизу, у подножья башен, заросла цветами и деревцами, так, что казалось, будто скопление изящных шпилей выросло прямо из леса.

Город окаймляли невысокие башни, довольно широкие, отчего они казались чересчур приземистыми. Сложенные из тесаных глыб серого камня, они служили оборонительным рубежом, который должен был задержать врага, если таковой окажется в сердце эльфийского государства. Открытые боевые площадки и кольцевые галереи, опоясывавшие бастионы, служили отличными позициями для воинов, оборонявших город. Оттуда стройные златовласые лучники, слава которых разнеслась уже по всему миру, могли поражать подступающего врага, обрушив на него град не ведающих промаха стрел.

Ближе к центру города возвышались намного более изящные строения, по виду которых было ясно, что при возведении их более обращали внимание на красоту, нежели на возможности использования их в качестве укреплений. И это было вполне понятно, ведь уже много веков нога чужака не ступала по лесам и равнинам И’Лиара, земли, что хранили сталь и магия.

Отсутствие стен делало огромный город уязвимым и беззащитным, но это впечатление было обманчивым. Нависавшие над землей галереи позволяли грозным эльфийским лучникам осыпать шелестящим смертоносным дождем тех, кто будет пытаться штурмовать многочисленные башни. Но не бастионы должны были служить защитой столице И’Лиара, а бескрайние леса, окружавшие диковинный город. Многие века эта преграда надежно хранила покой города, останавливая любого врага, а потому раньше и не было нужды окружать столицу высокими стенами и рвами, как то было принято у людей.

Эльтиниар, живущий уже не одно столетие, и видевший помимо прочего рождение этого города, самого прекрасного, самого величественного из всех, что возвели мастера его народа, превосходившего даже прежнюю столицу, ныне сокрытую сумраком р’рогского леса, привык, что город обрывается равниной, которая по весне радовала глаз ярким разнотравьем. Теперь владыка И’Лиара видел совсем иное, и не было в его сердце радости. Он ощущал смесь ярости и горя, и хотелось рычать от бешенства, уподобившись дикому зверю, или плакать навзрыд, являя постыдную слабость, ибо видел он закат величия своего народа.

Чужаки принесли с собой разрушение и смерть, и слезы наворачивались на глаза бессмертного владыки И’Лиара, когда он осмеливался выглянуть наружу из своего дворца. Светлые, пронизанные лучами солнца рощи исчезли под ударами топоров, превратившись в частоколы. Холмы и лощины изрезали шрамы рвов, вздыбились жуткими рубцами валы, что опоясали становище людей, а яркую зелень трав сменила серая масса человеческой армии, кольцо которой охватило столицу, словно петля удавки. И с каждым мигом петля эта все ощутимее сжималась на шеях немногих защитников твердыни.

Все изменилось лишь несколько дней назад, когда сюда, в, казалось бы, недосягаемый ни для кого край, явилась армия людей, вторгшаяся с юга и уже нанесшая Перворожденным немало поражений. Первозданная мощь лесов, до сей поры надежно охранявшая владения Дивного Народа, меткие стрелы и острые мечи эльфийских воинов не в силах оказались сдержать натиск обезумевших от своей и чужой крови людей. Воины Фолгерка, полные суровой решимости сокрушить древнюю державу эльфов, прошли их владения, сметая на своем пути любую преграду, и вот они уже грозят самой столице.

Эльтиниар с внутренним содроганием видел, что над сияющими позолотой шпилями поднимаются столбы черного дыма, который образовывала вспыхивавшая, едва только стоило ей соприкоснуться с воздухом, огненная смесь, используемая людьми в качестве снарядов к своим осадным орудиям. Мощные требушеты, угловатые и неуклюжие, казавшиеся на фоне осенней природы чем-то противоестественным, высились на дальних холмах. Эти сооружения были столь огромны, что и отсюда можно было видеть их во всей грозной красе и мощи.

Неподалеку от тяжелой артиллерии правитель эльфов увидел полоскавшееся на слабом ветру яркое знамя, хищно раскинувшего крылья золотого орла на зеленом поле, клювом своим как будто нацелившегося на казавшийся уже обреченным город. Штандарт был окружен множеством меньших знамен, отсюда, из тронного зала Эльтиниара, казавшихся просто яркими пятнами. Там была ставка самого Ирвана, правителя ненавистных людей. Король Фолгерка, пребывавший в окружении многочисленной стражи, верных рыцарей и лучших наемников, в этот самый миг, возможно, с наслаждением смотрел на охваченный пожарами город эльфов, который методично и неумолимо крушили осадные орудия.

Разбросанные в беспорядке на холме поблизости от тяжелых батарей роскошные шатры, каждый из которых мог вмесить не менее двух дюжин людей, принадлежали наиболее влиятельным нобилям, даже воевать на чужой земле стремившимся со всеми мыслимыми удобствами. А чуть правее располагался настоящий палаточный городок, сразу выделявшийся из всего лагеря четой планировкой и порядком. Простые палатки, не украшенные никакими гербами, казалось, должны были принадлежать обычным воинам, но в действительности здесь располагалась элита вражеской армии. Столь мелких деталей не смог бы увидеть даже эльф, но Эльтиниар знал, что среди этих шатров полно невысоких плечистых воинов в тяжелых латах. Гномы, злейший и самый древний из существующих ныне врагов Перворожденных. Они пришли спустя много веков взять плату кровью за свои поражения в давних войнах.

Люди, подступившие к столице И’Лиара, не тратили время зря, за считанные дни возведя вокруг большого города сеть укреплений, где могли удобно разместиться их воины в ожидании решающего штурма, а поодаль воздвигли десятки различных катапульт и подобных устройств. Вся эта машинерия подвергла город непрерывному обстрелу, день и ночь обрушивая на башни не только огромные глиняные сосуды с горючей смесью, изобретением мерзких гномов, но и обычные каменные глыбы, весивший порой по несколько пудов. Немало изящных шпилей уже были разрушены, многие жители города погибли или были искалечены так, что яд, налитый в их чашу, начинал казаться высшим милосердием.

Всего под знаменами Ирвана пришло в эти края почти девять тысяч воинов. По пути сюда армия понесла немалые потери, ибо эльфы не собирались показывать ничтожным людям спины, но постоянно догонявшие войско отряды наемников и рыцарские дружины, шедшие из самого Фолгерка, сводили на нет все успехи Перворожденных.

Людям противостояло от силы две тысячи воинов в серебристой броне, отважно стоявших на пути вражеских атак. Армия, которая уже была собрана на севере, еще не подошла, хотя донесения от ее командиров поступали регулярно, потому лишь это малое число эльфийских воинов должно было еще многие дни держать здесь оборону. Сам король, намеревавшийся возглавить объединенное войско, остался ждать подхода главных сил в столице, ибо его соплеменникам иное поведение правителя могло показаться проявлением слабости, и теперь оказался заперт в городе. Свежие отряды эльфов могли в ближайшие дни обрушиться на вгрызающихся в землю людей, но каждый день ожидания пока приносил лишь новые потери.

Люди не были глупцами, они не ринулись в атаку сломя голову, хотя кажущаяся беззащитность города так и манила некоторых отчаянных удальцов. И все же слово командиров было для этих бойцов не пустым звуком, а потому они, прежде всего, окружили город многочисленными постами, а затем возвели валы и стены, которые не дали бы прорваться в лагерь людей эльфам, задумай те устроить вылазку. А такая попытка была предпринята на третий день осады, когда две сотни храбрецов вышли из города и атаковали людей.

Вспоминая о юных глупцах, на свою беду выбравшихся из-под надежной защиты стен, Эльтиниар скрежетал зубами от досады и боли. Они не рассчитали своих сил, и все погибли. Эльфы, ударив внезапно, сумели вырезать немало полусонных вражеских бойцов, но и сами все же были окружены панцирной пехотой, сквозь частокол пик которой не смог прорваться ни единый воин. Люди предложили сложить оружие, и им ответили стрелами. Тогда четыре сотни арбалетчиков дали один единственный залп, и двести отчаянных бойцов пали там, среди грязи и беспорядка военного лагеря.

Именно после этой вылазки фолгеркцы предприняли первый штурм. Несколько десятков метательных машин подвергли город сильному обстрелу, нанеся немало разрушений, а затем штурмовые колонны двинулись к окаймлявшим столицу боевым башням. Арбалетчики обрушили на открытые площадки башен настоящий ливень болтов, пока их товарищи приставляли лестницы и карабкались вверх. Обстрел был столь мощным, что эльфийские лучники не могли даже на мгновение показаться в бойницах и стреляли вслепую. Под стенами скопилось немало людей, поэтому они не обошлись без потерь, но все же сумели подняться сразу не несколько башен. Однако эльфийские воины в тот раз сумели отбросить врагов, проявив недюжинную стойкость, ибо им приходилось сражаться против троекратно превосходящих сил. Эльфы понесли тяжелые потери, но атака была отражена.

После этого штурма люди еще раз пытались ворваться в столицу, но на этот раз их отряды были остановлены эльфийскими стрелами и даже не смогли приблизиться к укреплениям. Потеряв несколько сотен своих солдат, фолгеркские командиры дали приказ об отступлении, начав затем длительную бомбардировку города из всех орудий. И по всему было видно, что вот-вот должен последовать новый штурм, ибо наверняка король Ирван знал о приближении с севера свежих войск Перворожденных, появление которых могло поставить людей в положение между молотом и наковальней.

— Итак, что вы можете посоветовать? — Эльтиниар отвлекся от созерцания мрачных картин за окном и, резко повернувшись, так, что полы изумрудной мантии, окутывавшей его до пят, разлетелись, словно крылья диковинной птицы, направился к трону. Усевшись на изготовленное из цельной глыбы малахита сооружение и разгладив складки мантии, владыка И’Лиара внимательным взглядом обвел лица своих собеседников.

— Я предложил бы отправить ближе к Р’рогу отряд воинов, — задумчиво произнес маг. Сингар почти не принимал участия в обороне столицы, лишь единожды вступив в бой, когда враг почти прорвался в город. Чародей ныне занимался иным делом, и был одним из тех, от кого, без всякого преувеличения, зависела судьба эльфийского королевства.

— Мне все труднее становится следить за перемещениями Мелианнэ, а если она окажется в лесу, это будет и вовсе невозможным, — сообщил меж тем Сингар, которого даже сам король не осмеливался торопить или тем паче прерывать речь чародея. — Тем не менее, нужно обеспечить ее безопасность, ведь орки тоже могут учуять ее. Нужно перехватить принцессу и обеспечить ее безопасность.

— Полагаете, л’леме, наши свободолюбивые братья тоже претендуют на это? — К магу обратился один из присутствовавших здесь воинов, немолодой эльф, лицо которого было обезображено шрамом от едва зарубцевавшейся раны.

— Ими движут иные мотивы, но в их интересе к тому, что несет Мелианнэ, сомнений быть не может, — ответил Сингар. — Что орки будут делать с ним — иной вопрос, но нам легче не станет, что бы они ни решили.

— Да, нужно усилить наблюдение за окрестностями Р’рога и за тем, что творится у орков, — кивнул король. — Пожалуй, придется рискнуть частью Теней, которые этим и займутся, хотя здесь их способности нужнее. А что с обороной города, э’лай Фелар? — поинтересовался Эльтиниар, переведя взгляд на другого собеседника.

— Пока мы держимся, хотя потери огромны, — молодой эльф в помятых латах склонил голову. — Люди понесли достаточные потери для того, чтобы остыли горячие головы. Никому не хочется идти на верную смерть, штурмуя наши стены. Правда, их осадные орудия причиняют нам немало вреда, от обстрела погибло более двух сотен воинов, потери среди жителей также велики, но с этим ничего поделать нельзя. Я не стал бы устраивать вылазку, чтобы разрушить их катапульты, ведь это большой риск, а воинов у нас и так мало.

— Л’леме, быть может, в ваших силах справиться с этой проблемой? — Король обращался к чародею.

— Их защищает сильный маг, — покачал головой Сингар. — Мы блокируем друг друга, поскольку наши силы оказались почти равны, и бой придется вести обычным солдатам. Сейчас вам следует полагаться исключительно на сталь, но никак не на чары.

За стенами раздался шум и крики воинов, привлекшие внимание эльфов. Эльтиниар видел, как одновременно выстрелили сразу три больших требушета, и тяжелые снаряды с кажущейся медлительностью летели по направлению к башням, оставляя за собой дымные хвосты. А в воздушную галерею рядом с башней, где находились покои короля, врезался тяжелый камень, выпущенный из большой баллисты. Эльтиниар отчетливо видел, как снаряд пролетел над самой аркой, искрошив в пыль изящные перила и сбив нескольких оказавшихся там в этот момент эльфов, а затем ударил в один из высившихся рядом шпилей, оставив на месте стрельчатого окна бесформенный пролом. На соединявшем башни висячем мосту остались изуродованные тела полудюжины эльфов, сейчас похожие на бесформенные куски мяса. В лужах крови лежали оторванные руки и головы в смятых, точно те были из бумаги, шлемах.

— Скоро, — тихо и зло, едва сдерживаясь от того, чтоб закричать в полный голос, произнес Эльтиниар, не в силах оторваться от жуткого зрелища. Впервые за долгие годы сердце владыки Лесного Королевства перестало быть механизмом, что монотонно гонит по жилам кровь. К Эльтиниару вновь вернулась способность чувствовать. — Очень скоро вы ответите за все, люди! — пообещал король. — За смерть каждого Перворожденного мы возьмем с вас тысячекратно, и реки крови зальют ваши земли, а ваши города превратятся в кладбища!

В тот же момент лязгнули доспехи застывших у входа в зал стражей, которые расступились, пропуская вперед эльфа в изрубленных доспехах и с закопченным лицом. Эльтиниар резко развернулся, повелевающе взглянув на запыхавшегося воина, несмотря на усталость и раны приветствовавшего своего короля, точно на параде.

— Владыка, они начали штурм, — эльф тяжело дышал, будто ему пришлось очень долго бежать. — Э’лай Фелар, вам лучше быть на башне.

— Ступайте, — кивнул король в ответ на вопросительный взгляд названного эльфа. — Мы обсудили все, что нужно. Ваше место действительно на острие вражеского удара, а не в этих покоях, э’лай. И заставьте этих полуживотных вновь умыться собственной кровью. Са’тай!

Шум, ворвавшийся в тронный зал вместе с запыхавшимся вестником, не оставлял сомнений в том, что творится за стенами. Многоголосые крики, сопровождавшие рождавший дрожь лязг металла, звучали все громче, волнами накатывая со стороны вражеского стана. Плотно сжав губы, Эльтиниар опустил голову, чтобы никто не мог увидеть отчаяние в его глазах. Этот бой вполне мог стать последним для защитников столицы, и помощи ждать было неоткуда.


С деревянного помоста, возведенного на самом краю лагеря, владыка Фолгерка мог разом видеть всю картину, обозревая и свое войско, и осажденный город врага, заветный приз, ради обладания которым уже были отправлены на смерть тысячи, и это была лишь малая часть той цены, которую был готов без колебаний заплатить Ирван Второй, король и полководец, нанесший страшный удар врагу, давно уже уверовавшему в свою непобедимость.

На помост, просторный дощатый настил, покоившийся на крепких опорах, пустили небольшую рощицу, срубив ее до основания всего за день, чтобы владыка мог со всем возможным комфортом видеть триумф своего воинства. Еще несколько дубрав, окаймлявших город ненавистной нелюди, пошли на частоколы, которыми укрепили лагерь на случай вылазок врага, и на многочисленные осадные орудия. Как раз сейчас смертоносная машинерия начала работать в полную силу. Батареи огромных, высотой с крепостную башню, требушетов, обнесенных высокими палисадами и окопанных глубокими рвами, непрерывно швыряли в сторону взвившихся к небесам башен тяжелые каменные глыбы, в крошку разбивавши укрепления противника.

Снаряды с гулом проносились над головами воинов, с почтением и страхом взиравших и на сами машины, и на тех, кто управлял всей их мощью. Солдаты знали — каждый угодивший в цель камень, горшок с огненной смесью, которую невозможно было погасить простой водой, означал лишний шанс на то, что в атаке их жизнь не прервется меткой стрелой или ударом эльфийского клинка.

Осадные орудия работали день и ночь, методично, с кажущейся неторопливостью сокрушая оборону врага. Обслуга почти не знала отдыха, инженеры не покидали позиций, готовые тотчас исправить любую поломку, чтобы натиск не ослабевал ни на миг, но все эти усилия все более казались тщетными.

— Снаряды на исходе, — негромко, будто ни к кому не обращаясь, промолвил седой статный воин, облаченный в покрытые искусной гравировкой латы и державший в руках шлем. — Мы обрушили на город тонны камня, но враг держится все так же стойко. А обозы, что везут для нас припасы с юга, через один пропадают, попав в засаду эльфийских лазутчиков. Продолжая осаду, мы надорвемся, но и решившись на штурм, можем лишь в пустую растратить свои силы, обломав зубы о проклятые бастионы и став легкой добычей для врага.

Герцог Вардес, командовавший осадой, выглядел взволнованным и уставшим, и тому было достаточно причин. Полководец, не смыкая глаз, постоянно находился в гуще событий, стараясь лично следить за всем и вся, покуда сам король еще не оправился от эльфийских чар.

Хватает ли болтов арбалетчикам, сполна ли кашевары кладут мяса в солдатскую похлебку, не кормят ли бойцов подгнившим хлебом — все это было равно важным сейчас, и обо всем старался знать каждый миг герцог, которого постоянно можно было видеть то в лазарете, то на батареях, то еще где-нибудь. У того, кто считал себя настоящим командиром, забот хватало всегда.

— Нас намного больше, чем нелюди, так что позором будет отступить, разуверившись в своих силах, — не оборачиваясь к стоявшему за его спиной лорду произнес правитель Фолгерка, пристально вглядывавшийся вдаль. — Продолжать же осаду мы и впрямь не можем, ведь разведчики донесли, что с севера к ушастым выродкам идет подкрепление, несколько тысяч бойцов. Считанные дни — и это войско будет здесь, и тогда наши силы окажутся равны. Да и припасы на исходе, как вы верно заметили, герцог. Из трех обозов, что отправляются к нам с юга, сюда добираются лишь два. Тысяча демонов, — вдруг гневно воскликнул король. — Эти проклятые всеми богами леса пожирают жизни наших бойцов, и не насытятся, покуда все мы не сдохнем, не сгнием здесь! На каждую подводу приходится десяток воинов, что охраняют ее. Да они в пути съедят больше, чем доставят сюда, но и такая стража не означает, что обоз доберется до лагеря. Десяток притаившихся в зарослях лучников стоит сотни столпившихся на узкой просеке пехотинцев. Мы теряем людей, но самое страшное — мы теряем время, топчась здесь без всякого толка. Мало провизии, мало лекарств, зато полно раненых. Это не длинноухие выродки, а сами мы у них в осаде. Медлить нельзя, и сегодня мы должны покончить с этим, будь я проклят!

Король Ирван, осунувшийся, бледный, сидел на складном стуле, поскольку силы его оказались чрезмерно истощены. Владыка был похож сейчас на изможденного старика, терзаемого тяжелой болезнью. Он едва мог справиться со стыдом при мысли, что воины видят перед собой не правителя, не могучего воина, а немощного калеку, не способного держаться на ногах. Но вражья волшба оказалась слишком сильна, чтобы даже сам Тогарус смог разом справиться с ней.

— Я не смею спорить с вами, Ваше Величество, — поклонившись, хоть Ирван и не мог видеть его, почтительно ответил герцог. — Мы не для того начали эту войну, чтобы теперь, уже принеся столько жертв, отступить. Я полагаю, сир, и силы врага тоже на исходе. Нужно ударить лишь раз, но наверняка, чтобы победа досталась нам.

— Слишком мало людей, слишком мало оружия, — со злостью и отчаянием произнес, покосившись на своего генерала, король. — У нас лишь одна попытка. Потери при штурме будут столь велики, что на вторую атаку сил просто не хватит. Даже если послать в бой всех до единого, включая тех несчастных, что доживают последние дни, — Ирван указал на шатры лазарета, притулившиеся на дальнем краю лагеря, и герцог Вардес тяжко вздохнул.

В дальнем конце лагеря, подальше от палаток, в которых коротали дни от атаки до атаки явившиеся с юга воины, находилось самое скорбное место, с которым не могло сравниться даже кладбище, скопление братским могил, обрамлявших бивуак. Оттуда непрерывно доносились полные мук крики умирающих, витал запах гнили и горелого мяса — это лекари прижигали каленым железом свежие раны, стараясь хоть так убить попавшую туда грязь.

Сотни увечных, ставших жертвами эльфийских стрел и клинков в мучениях ждали неизбежного конца, и те, кто оставался здесь, завидовали тем, кого отправляли с обозами на юг, ведь среди сумрачных рощ смерть могла найти их быстрее, став не карой, но милосердием. Гибель от легкоперой стрелы становилась спасением для несчастных, медленно сгоравших от лихорадки.

— Раздавите их, герцог. Сегодня! Здесь и сейчас! Ступайте туда, сбросьте выродков со стен, истребите всех, кто посмеет встретить наших воинов с оружием в руках, а тех, кто сдастся, тоже предайте смерти, и она не будет ни быстрой, ни легкой!

Словно уловив настроение короля, услышав его слова, возвышавшаяся неподалеку неуклюжая громада требушета со скрежетом и шумом швырнула в небо снаряд. Набитый утрамбованной землей ларь рухнул вниз, и кое-как обтесанная каменная глыба вырвалась из петли, закрепленной на другом конце длинного рычага. Валун взвился в небо, превратившись в едва различимую точку на фоне облаков, и затем, набирая скорость, рухнул на скопление башен и шпилей, взметнув при падении клубы пыли и каменного крошева.

На помост тем временем поднялся слуга, на вытянутых руках державший поднос с чашей. Поклонившись, он протянул королю сосуд, наполненный горячим, еще дымящимся отваром:

— Извольте, Ваше Величество, — пролепетал слуга. — Мэтр Тогарус просил… — вымолвил он, но был прерван нетерпеливым жестом короля, с видимым раздражением принявшего кубок.

— Проклятое пойло, — скривившись, Ирван поднес к губам чашу и залпом, чтобы не успеть ощутить вкус напитка, с некоторых пор заменившего ему изысканные вина или хотя бы простое пиво, выпил ее содержимое. — Мерзость!

Тогарус все же старался, как мог, пичкая своего короля всякими отварами и настоями, проводя обряды, подчас весьма жутковатые, но и всех усилий мага казалось мало против первородной магии эльфов, удом не лишившей Ирвана жизни. В прочем, еще пару седмиц назад король вовсе не мог встать с ложа, большую часть времени пребывая в полузабытьи, отчасти — отголосках вражьей магии, а частью и плоде усилий придворного чародея, искренне верившего что именно сон является лучшим лекарством. И понемногу, не сразу, и все же все ухищрения Тогаруса принесли первые плоды.

Еще ощущая на языке вкус отвара, изготовленного чародеем из неведомых трав и кореньев, Ирван обвел взглядом вокруг себя, будто впервые заметив творившееся совсем рядом. А у ног короля бурлило и колыхалось людское море. Там, в лабиринтах шатров, палаток и простых шалашей, ждали начала битвы, готовясь к собственной гибели, тысячи верных воинов. Они были готовы пойти на смерть, скорее разочаровавшись бы, если б сражение так и не состоялось, и ждали в нетерпении лишь одного — приказа, после которого уже не будет пути назад.

Штурм, последний, решающий штурм, был назначен на этот день. Еще до рассвета лагерь, кольцом охвативший город врагов, всколыхнулся в нервном возбуждении. И сейчас, ожидая, когда взревут боевые рога, воины, в последний раз проверяя надежность застежек своей брони, пробуя огрубевшими, мозолистыми пальцами заточку клинков и секир, спешили на передовую, взволнованно переговариваясь и нервно смеясь над грубыми шутками товарищей.

— Выродки полагаются лишь на высоту своих бастионов, с которых так удобно осыпать стрелами наших воинов, — промолвил герцог Вардес. — Сегодня, государь, враг утратит это преимущество. И тогда наши воины покажут себя, свернув ублюдкам шею!

При этих словах оба, и король, и его генерал, взглянули туда, где над скопищем шатров возвышались, как будто царапая небосвод, осадные башни, вот-вот готовые стронуться с места. Чудовищные сооружения, три монстра на огромных, в полтора человеческих роста колесах, высотой спорили с бастионами эльфийской столицы. Им предстояло преодолеть полторы тысячи шагов, неся в себе по несколько десятков воинов, выбранных из всех отрядов. Лучшие мечники и стрелки, укрываясь под прочным деревянным «панцирем», для надежности, для защиты от огня, обтянутым сырыми шкурами, содранными с изловленных здесь же тонконогих оленей, первыми окажутся в городе, первыми сойдутся с Перворожденными на длину клинка, проложив путь для штурмовых отрядов, уже готовившихся к атаке на краю бивуака.

Вокруг осадных башен уже толпились люди, готовившиеся принять смерть. И там же, сварливо ворча, суетились низкорослые крепыши. Свирепо топорща окладистые бороды, гномы, те, чьи руки и сотворили это страшное чудо, в последний раз перед началом боя проверяя готовность своих детищ.

Пока король любовался на свою армию, из полусонной толпы стремительно превращавшуюся с могучий организм, единое целое, способное сокрушить любую оборону, на помост, с которого король намеревался сполна насладиться собственным триумфом, взбежал воин. Коротко поклонившись герцогу Вардесу, вестовой, явившийся из лагеря, отрывисто произнес:

— Штурмовые отряды на исходных позициях. Все готово к бою, Ваша светлость!

— Сир? — герцог вопросительно взглянул на Ирвана.

— Не станем медлить, — жестоко усмехнулся король. — Командуй атаку! Сокрушите эту нелюдь!

— Этот город падет к вашим ногам еще до захода солнца, мой король!

— Сделай это, Вардес, мой верный слуга, — хищно оскалился правитель, взглянув на воина, старательно скрывавшего нарастающее волнение. — Сделай, и станешь первым дворянином в Фолгерке. Покончи с врагом!

— Я сделаю это, повелитель. Я добуду для тебя эту победу!

Над лагерем взревели трубы, и сотни воинов в едином порыве колыхнулись навстречу башням вражеской крепости. Со скрипом сдвинулись с места осадные башни, две дюжины требушетов и мангонелл разом дали залп, и в небо с гулом взмыли десятки каменных снарядов и пустотелых ядер, начиненных горючей смесью гномов. Пожирая пространство, плотно сбитые колонны, ощетинившись лезвиями копий и алебрд, уверенной поступью двинулись навстречу победе и собственной гибели.


Собравшиеся на башнях воины в серебристой броне с тревогой смотрели вниз, туда, где бурлила, неумолимо приближаясь к городу, темная масса, состоящая из бессчетного числа людей, жаждавших крови Перворожденных. Было похоже, что воины короля Ирвана сегодня твердо решили покорить эльфийскую твердыню. В штурмовых колоннах собралось не менее трех тысяч бойцов, которые равными группами выстраивались сразу напротив трех башен, две из которых подверглись наиболее сильному обстрелу и лишились части каменных зубцов, ограждавших боевые площадки. Настоящее людское море колыхалось в нескольких сотнях ярдов перед укреплениями, готовое в любой миг неудержимым валом обрушиться на бастионы. На ветру полоскались разноцветные вымпелы, прикрепленные к копейным древкам, слышался невнятный гул и лязг оружия.

Фелар, командовавший обороной города, смотрел на медленно ползущие вперед осадные башни, огромные неуклюжие сооружения, которые фолгеркские плотники собирали несколько дней, под корень изведя при этом несколько молодых рощиц. Они не уступали высотой бастионам, защищавшим город, и внутри каждой махины скрывалось до поры не менее сотни воинов, почти неуязвимые даже для эльфийских стрел. На открытых верхних площадках стояли многочисленные стрелки, которые должны были смести эльфов с их башен, освобождая путь штурмовым отрядам из тяжеловооруженных воинов.

— Воины, — голос командира заставил бойцов, выстроившихся вдоль зубчатого парапета, обратить свои взгляды на князя. — Братья! Сегодня нам предстоит последний бой, который мы не можем не выиграть. Если дрогнем, отступим хотя бы на шаг, уже сегодня город будет разорен, и все те, кто нам дорог, примут смерть от рук ничтожных созданий, осмелившихся бросить вызов нам, первым детям Творца. Нужно совсем немного — продержаться еще один день, ведь помощь уже близка. Из северных лесов выступило войско, которое отбросит эту мерзость прочь от стен столицы, изгонит врага с нашей земли. Так сражайтесь же, забыв о смерти, бейтесь, не ведая пощады, братья!

Воины устали, многие были ранены и уже едва держались на ногах, несмотря на все усилия лекарей и магов, до потери сознания творивших чары, спасая тех, чьей плоти коснулось оружие врага. Блеск доспехов давно померк, клинки затупились так, что никакие точильные камни не могли вернуть им былую остроту, но слова Фелара будто сами несли в себе магию. Сердца, укрытые под броней, начинали учащенно биться, в глазах бойцов появлялся яростный блеск, и князь понял, что сегодня они выстоят.

— Сражайтесь, братья, — взвился над рядами воинов, сурово сдвинувших брови, звенящий, точно серебро, голос Фелара. — Сражайтесь за наш И’лиар! Без пощады!!!

Эльфийские воины, закованные в серебристые латы, терпеливо ждали приближения неприятеля, сжимая мощные луки и клинки. Несколько десятков легких катапульт, развернутые позади изготовившихся к броску отрядов фолгеркцев, дали залп, и в воздух взмыли тяжелые камни и длинные копья, каждое из которых могло насквозь пробить любые доспехи. Увесистая глыба с гулом промчалась мимо Фелара, врезавшись в гущу лучников. Эльф видел брызги крови и изломанные тела тех, кто не смог или не успел уклониться от удара. Он лишь досадливо поморщился, вновь обращаясь взглядом к приближающимся осадным машинам. Окружавшие его бойцы также сохраняли спокойствие, не обращая внимания на обстрел. Тяжелое копье, настоящее бревно, заостренный конец которого был окован железом, ударило в живот одного из телохранителей Фелара, насквозь пронзив его и ранив стоявшего сзади воина. Почти над самыми головами тех, кто сейчас стоял на башне, пролетело глиняное ядро, начиненное зажигательной смесью. Проследив взглядом, Фелар увидел, как снаряд столкнулся с галерей, соединявшей башни. Даже при свете дня яркая вспышка заставила многих зажмуриться. Когда огонь угас, стали видны пылающие фигуры воинов, падавшие вниз. Один точный выстрел погубил не менее дюжины воинов.

Но, тем не менее, невзирая на усилившийся обстрел, эльфийские лучники на бастионах терпеливо ждали приближения осадных башен, и, когда неуклюжие, но прочные и надежные сооружения людей оказались на расстоянии залпа, в воздух взмыли сотни стрел, которые попросту смели с верхних площадок многочисленных арбалетчиков, не успевших сделать ни единого выстрела. Кое-кто пускал горящие стрелы по самим башням, но покрывавшие их сырые шкуры оказались непреодолимой преградой для пламени, да и дерево, еще не высохшее полностью, не спешило заниматься.

Огромные сооружения, производящие впечатление чего-то противоестественного, скрипя колесами, приближались к башням, с которых по ним непрерывно пускали сотни стрел, большинство из коих бессильно втыкалось в толстые борта, и лишь немногие попадали в бойницы, поражая вражеских воинов. Эльфы яростно рвали тетивы луков, но попытки удержать штурмовые машины фолгеркцев пока были тщетны. Вот первая башня почти вплотную приблизилась к бастиону, со стуком опустилась передняя стенка, образовав подобие моста, и навстречу эльфам ринулась толпа врагов.

Лучники, имевшие легкую броню, не подходящую для ближнего боя, спокойно отступили, пропуская вперед латников, до этого момента находившихся внутри бастиона, на нижних его ярусах. Фелар, резким движением опустив забрало глухого шлема, также шагнул вперед, выхватывая из ножен легкий клинок. По бокам от него держались телохранители, несколько отборных мечников в тяжелых доспехах, неотступно следовавших за своим командиром.

Вражеские воины, что-то яростно кричавшие и грозно потрясавшие оружием, уже были в паре шагов от эльфов, когда Фелар увидел, с кем его свела судьба в этом бою. Он опешил на миг, остановив взгляд на широкоплечем крепыше в усеянных шипами тяжелых доспехах, из-под шлема которого на грудь спускалась роскошная рыжая борода.

— Хазг бар’рак! — Выкрикнув боевой клич, гном ударил своим огромным фальчионом, наискось метя в нагрудную пластину эльфийских лат. И добавил уже на языке Перворожденных: — Сдохни, ушастый выродок!

Телохранители Фелара не сплоховали, успев прикрыть замешкавшегося командира. Гномий клинок в воздухе встретился с эльфийским мечом, а затем в прорезь шлема вонзился стилет, отправляя подгорного воителя на встречу с его усопшими предками.

— Смерть гномам! — воскликнул эльфийский князь, бросаясь вперед и опуская клинок на голову следующего карлика, грозно размахивавшего небольшой секирой. — Са’тай!

Две стены закованных в прочную сталь воинов столкнулись, породив лязг железа, спустя миг дополнившийся криками раненых, многие из которых оказались затоптаны своими же товарищами.

В такой тесноте, как на площадке башни, бессмысленно было надеяться на число воинов, которые просто не могли здесь развернуться все сразу. Гораздо важнее было мастерство каждого отдельного бойца, и после первой сшибки схватка разбилась на множество поединков. Гномы, имевшие более прочные доспехи и сами по себе более сильные, поначалу потеснили эльфов, теряя одного своего воина в обмен на двух-трех вражеских. Их фальчионы, топоры и грозные перначи крушили эльфийскую броню, пронзали плоть и ломали кости, и защитники города один за другим гибли под натиском подгорных воителей. Эльфы, не выдерживая такого бешеного напора, подались назад, едва сдерживаясь от того, чтобы не броситься бежать. И случилось так, что отряд Фелара, всего пятеро бойцов, оказались на острие вражеского удара, и именно об них сломался натиск противника.

Отличные фехтовальщики, они уступали гномам в грубой силе, но были намного подвижнее, легко уклоняясь от смертельных ударов и атакуя своих врагов с самых неожиданных направлений. Командир эльфов бился сразу с двумя гномами, поскольку его товарищи также были поглощены яростной схваткой. Фелар знал, что продержаться им нужно лишь считанные мгновения, позволяя братьям придти в себя, набраться сил, чтобы вновь вступить в бой. Сейчас должно подойти подкрепление с нижних ярусов, но пока необходимо было сдержать порыв гномов, которые, сбросив с бастиона его защитников, могли открыть дорогу в город тысячам людей, уже приближавшимся со стороны своего лагеря.

Шипастый шар булавы со свистом рассек воздух, едва не сметя забрало шлема Фелара, которому чудом удалось избежать удара. Эльф метнулся в сторону, выбрасывая вперед левую руку, в которой был сжат длинный кинжал, и одновременно парируя клинком выпад второго противника. Гном с булавой дернулся в сторону, но тяжелые доспехи, отлично подходившие для боя в плотном строю, здесь оказались помехой. Бородатый боец не успел самую малость, и узкий клинок вонзился ему под наплечник, поразив ключицу. Гном выронил булаву, и, рванув с пояса широкий кинжал, ринулся вперед, обезумев от боли. Он метил в шею эльфа, но не смог дотянуться, и кинжал бессильно проскрежетал по нагруднику Фелара, оставив на нем длинную глубокую царапину.

Отступив на шаг, эльфийский князь сделал длинный выпад и вонзил короткий клинок под срез гномьего шлема. Гном упал, схватившись за рукоять кинжала, который эльф не успел извлечь, но Фелар уже был целиком поглощен вторым противником, с огромной силой наносившим частые удары коротким мечом. Эльф едва успевал закрываться, не думая о нападении, но ему на помощь уже спешил один из телохранителей. Узкий граненый клинок, словно специально откованный против таких прочных лат, вошел гному в спину и вышел из груди, пронзив панцирь. Фелар едва успел отпрянуть, когда гном упал на камни. Эльф обернулся в поисках следующего противника, но ощутил сильный удар в ногу, а затем его колено пронзила боль, волной разнесшаяся по всему телу.

Гном-арбалетчик, свесившийся с боевой площадки штурмовой башни, торжествующе вскинул оружие над головой, радуясь удачному выстрелу. Он понял, что смог сразить не простого воина, а одного из командиров, о чем говорили инкрустированные благородным серебром латы эльфа, но торжествовать подгорному воителю довелось совсем недолго — длинная стрела, сверкнув белыми перьями, в следующий миг вонзилась ему в грудь, легко пронзив чешуйчатую броню на груди гнома и отбросив его назад. А Фелара, закусившего нижнюю губу, дабы сдержать крик боли, в это время уже тащили в укрытие, ибо его рана оказалась слишком серьезна, чтобы продолжать бой.

Эльфийский князь видел, как из нутра башни появлялись все новые противники, и уже казалось, что Перворожденные сейчас, несмотря на все их отчаянные усилия и огромные жертвы, будут отброшены, когда один из златовласых воинов, уже раненый, бросился вперед, подхватывая глиняный горшок, наполненный огненной смесью.

Гномы любили метать такие снаряды вручную, расчищая себе путь перед атакой, и одна из подобных гранат, вероятно, выпала из рук метателя. И вот эльф, подхватив такой снаряд, изо всех сил метнул его в сумрак недр осадной башни, туда, откуда появлялись все новые враги, вот-вот готовые опрокинуть немногочисленных защитников бастиона.

Горшок ударил точно в грудь могучего гнома, из-за спины которого были видны лица людей, использовавших башню как лестницу, по которой они взбирались с земли на бастион. Волшебная смесь, результат многовекового труда подгорных мастеров-алхимиков, которые нередко платили своими жизнями за неудачные опыты, не нуждалась в фитиле или ином запале, воспламеняясь лишь от соприкосновения с воздухом. Тонкостенный сосуд ударил точно в грудь одного из гномов, расколовшись от столкновения с литым нагрудником его лат, вязкая смесь растеклась по доспехам подгорного воителя, а затем вспыхнула нестерпимо ярким пламенем.

Гном, взревев, завертелся на месте, руками пытаясь сбить пламя, а позади в огне также метались вперемежку люди и гномы, сотрясая воздух криками боли. Крохотные брызги огненной смеси попали им в смотровые прорези шлемов, в сочленения тяжелых доспехов, прожигая кожу до кости, иным повезло еще меньше, и они сейчас походили на живые факелы.

Король Эльтиниар, не отрываясь наблюдавший за битвой из своих покоев, видел, как огонь охватил сначала одну башню, а чуть позже вспыхнули и остальные. В это же время подошли резервы, и на головы подступивших к бастионам людей обрушился дождь стрел и нарочито утяжеленных дротиков, которые, будучи пущены почти отвесно, легко пронзали любые щиты и доспехи. К стрелам также добавились тяжелые камни, зачастую — обломки разрушенных строений, буквально сплющивавшие головы тех, кому не посчастливилось оказаться близко к стенам. Силы сражавшихся, наконец, сравнялись, и еще несколько мгновений спустя люди дрогнули.

Фолгеркские арбалетчики отстреливались, прикрывая своих товарищей, катапульты также не стояли без дела, посылая в сторону эльфов все новые снаряды, но боевой порыв людей иссякал. Воины, увидев, как откатились назад гномы, оказавшиеся бессильными против своих давних врагов, также начали все чаще оглядываться на свой лагерь, и вот уже отдельные отряды двинулись обратно к бивуаку, туда, где ждал их король Ирван. Это не было бегство, вовсе нет, то был спокойный отход после неудачного штурма. Люди не спеша отступали, укрываясь щитами, ни на миг не ломая строя и постоянно огрызаясь арбалетными залпами. Эльфы, понимая, что этот бой остался за ними, лишь для вида продолжали вести вялый обстрел пятившихся людей, более заботясь, как бы не оказаться сраженными вражескими болтами, которые часто пускали арбалетчики с земли.

Эльтиниар отвернулся от окна, ибо уже не испытывал никаких сомнений относительно исхода этого боя. Но он понимал, что люди все же сумели еще немного приблизить свою победу. Да, их потери были велики, а эльфы лишились не более сотни бойцов, но там, под стенами столицы И’Лиара, была девятитысячная армия, которой противостоял почти впятеро меньший гарнизон. Каждый убитый воин И’Лиара давал людям огромное преимущество, увеличивая их шансы на успех. Вся надежда оставалась на Мидара, который вел с севера свежие отряды на помощь своему королю. Право же, Эльтиниар хотел более всего, чтобы на месте этого полководца оказался Велар, но принц, отличный воин, равно хорошо разбиравшийся в фехтовании и высоком искусстве тактики, пал на юге, прикрыв отступление своих братьев. И казалось уже, что его жертва была почти напрасной, ибо враги все же добрались досюда. Сейчас решался вопрос о том, будет ли жить народ эльфов, ибо Эльтиниар понимал, что падение столицы и его гибель будут означать разгром, а люди едва ли станут щадить своих врагов. Они хотели получить все и сразу, а потому эльфов, если им не хватит стойкости и мужества, ждет истребление, а их земли заселят жадные и грубые варвары с юга.

Владыка Перворожденных опустился на свой трон, ощущая такую усталость, словно это он сам сейчас бился с ордой гномов на бастионах. Он начинал чувствовать приближающееся отчаяние, ибо сейчас был бессилен. Все его планы рушились, гибли лучшие из лучших, его дети, его наследники. Уже пал один из сыновей, а Мелианнэ, единственная дочь, сгинула далеко на севере, быть может, была схвачена прознавшими о ее миссии людьми, или не сумела выстоять перед натиском тварей Р’рога. А королю пока оставалось только ждать, терзаясь собственными бессилием и уповая на удачу, что было так несвойственно эльфам.


Бой, меж тем, кипел не только в волшебных лесах величественного И’Лиара, но и в иной чащобе, много дальше на север. Правда, у этого странного поединка зрителей не было. Только сам древний Р’рог, этот кошмарный шрам на теле природы, давняя загадка и искушение величайших магов всех народов, бесстрастно взирал мириадами глаз на разворачивавшуюся под темными сводами леса схватку. Двое глупцов, надеявшихся на свои мечи, столкнулись с одними из обитателей колдовской чащи и сейчас готовились принять бой.

Ратхар, держа в руках обнаженный меч и топорик, почти точную копию того, что потерял, спасаясь от преследования стражников еще там, в Дьорвике, замер в напряжении, ожидая в любой миг стремительной атаки. Все его чувства были взвинчены до предела, зрение, слух, обоняние, все было напряжено. Казалось, в этот миг он даже кожей мог ощутить движение в зарослях в нескольких десятках ярдов от него.

Наемник был готов встретить нападение таившегося поблизости врага не в одиночестве. Мелианнэ, юная эльфийская принцесса, также пребывала в напряжении, изматывавшем больше, чем бой с самым опасным противником. Перворожденная стояла позади Ратхара, спиной плотно прижавшись к невысокому деревцу, уже сбросившему листву на зиму. В руках она держала взведенный арбалет, мгновенно направляя его на любое малейшее шевеление в кустах, которые хотя также лишились большей части лиственного покрова, служили все еще отличным убежищем.

Могло показаться, что эти двое лишились рассудка, ибо в течение долгих минут ничего, ни единого звука, ни намека на движение, не было заметно. Казалось, человек и эльфийка были единственными живыми существами на много миль окрест, но они точно знали, что это не так. Где-то рядом их подстерегали местные обитатели, учуявшие теплую плоть чужаков, струящуюся в их жилах сладкую кровь, такую желанную, и решившие полакомиться ею перед долгой зимой. Эти твари, которых путники даже не видели толком, были умны и не ринулись в атаку сразу, чтобы напороться на меткие стрелы и закаленную сталь клинка. Бесшумно они кружили по зарослям, взяв поляну, на которой застали путников, в кольцо и грозя теперь нападением со всех сторон.

Слева раздался еле слышный шорох, и Ратхар мгновенно развернулся туда, припав к самой земле и готовясь встретить могучим ударом любого монстра, но в тот же миг затрещали кусты справа, и что-то большое и быстрое метнулось к замершим фигурам в центре поляны. Сухо щелкнул арбалет, и существо, которое наемник принял за большого кабана, упало, едва пробежав половину расстояния, отделявшего его от желанной добычи. Мелианнэ била наверняка, и увесистый болт вошел зверю в глаз. Существо упало, взрыв удлиненным рылом землю, и замерло.

И в тот же момент еще две твари метнулись к Ратхару, который должен был теперь хотя бы и ценой собственной жизни прикрыть эльфийку, лихорадочно заряжавшую арбалет. Наемник успел разглядеть атаковавших его зверей, которые оказались диковинной смесью кабана, волка и ежа. Высокие, почти по пояс воину, они были покрыты длинными иглами, сейчас топорщившимися, подобно пикам выстроившейся в каре тяжелой пехоты. Длинные морды были украшены впечатляющими клыками, которым позавидовал бы любой секач, но в целом они были более схожи с волками или псами, да и повадками явно отличались от мирных, в общем-то, кабанов.

— Ратхар, берегись, — по ушам резанул пронзительный, наполненный неподдельным страхом возглас эльфийки, уже зацепившей рычагом тетиву только что разряженного самострела. — Осторожнее!

Рожденные древним колдовством и незамутненной ничем ненавистью, какая возможна только между братьями, существа, атаковали на удивление слаженно, словно обладали не примитивными инстинктами, но настоящим разумом. Твари обходили свою жертву, угрожая с двух сторон, так что оборониться от них было почти невозможно — встретив одно из этих существ сталью, неизбежно пришлось бы подставить второму незащищенную спину.

Хищники были очень быстры, но человек опережал их, пусть и ненамного. Один из монстров, двигавшийся чуть проворнее своего сородича, уже, казалось бы, добрался до своей жертвы, готовясь всадить в нее клыки, но наемник успел сдвинуться в сторону, пропуская тварь мимо, и со всей силы ударил ее по голове обухом топорика, на котором был закреплен длинный шип наподобие чекана. Зверь взвизгнул и упал на землю, сотрясаясь в судорогах и силясь встать. Топорик так и остался в его черепе, поэтому Ратхар выхватил из ножен тяжелый кинжал и развернулся ко второму хищнику, уже взвившемуся в прыжке.

Два клинка пронзили брюхо волкоежа, наверняка поразив его в сердце, если, конечно, у этих тварей сей орган располагался там, где у их дальних родичей, живущих в обычных лесах. По инерции уже умирающий зверь пролетел вперед, сбивая с ног воина, сил которого не хватило на то, чтобы остановить этот полет. Ратхар упал, выпуская рукояти клинков, и перекатился в сторону, мгновенно вскакивая на ноги для того, чтобы оказаться лицом к лицу со следующей тварью, злобно ощерившейся и, как показалось воину, радостно зарычавшей при виде безоружного противника. С последним наемник не был согласен, выхватывая из-за голенища сапога метательный нож, хотя он понимал, что таким оружием этого зверя даже оцарапать будет сложно. Наемник уже приготовился нанести удар, ожидая момента, когда хищник атакует его, на миг открыв менее защищенное брюхо, ибо покрытые плотно прижатыми одна к другой иглами бока можно было пробить только мечом, а всего лучше — рогатиной.

Тварь действительно дернулась вперед, но тут же что-то пролетело мимо щеки Ратхара, и наемник успел увидеть, как пущенный Мелианнэ болт вонзился точно в распахнутую пасть монстра. От такой наглости зверь взревел, и наемник метнул в него нож, который сделал единственный оборот и вонзился в налитый кровью глаз. Пока раненая тварь мотала головой, словно пытаясь избавиться таким образом от впившейся в ее плоть стали, воин кинулся к туше другого хищника, из брюха которого торчал его меч и кинжал для левой руки.

Схватив меч, Ратхар встал возле мертвого хищника, согнув ноги в коленях и приняв боевую стойку, словно собирался фехтовать. В тот же миг последний оставшийся на ногах зверь, раненый, причем, скорее всего, смертельно, глухо зарычав, бросился на человека. Наемник был готов принять хищника на свой клинок, но щелкнул арбалет, и направленная твердой рукой Мелианнэ короткая стрела пробила зверю череп, уйдя в плоть едва не по самое оперение. Заревев на весь лес, он встал на дыбы, а затем рухнул на землю, в последний раз дернувшись, и затих.

Ратхар, еще не успокоившийся после такой скоротечной и тяжелой схватки, не расслабляясь ни на миг, озирался по сторонам, все еще ожидая нового нападения. Краем глаза он следил за своей спутницей, которая успела натянуть тетиву арбалета и теперь также искала цель, осматривая кусты, из которых снова не доносилось ни малейшего шороха.

— Кажется, все — прохрипел Ратхар, расслабляя напряженное тело, для чего понадобилось совершить значительное усилие. — Отбились, по-моему. Благодарю тебя, э’валле, — он указал на застреленного зверя. — Превосходный выстрел!

— Нам повезло, — Мелианнэ по-прежнему держала самострел наготове, ожидая повторной атаки. На слова благодарности она вовсе не обратила внимания, будто не слыша их. — Это только начало, и в следующий раз удача может нас покинуть.

Пожав плечами, наемник шагнул к той твари, из головы которой торчал его топорик. Ратхар успел сродниться с этим оружием, и не хотел его терять. И теперь, вырвав топорик из плоти поверженной твари, воин принялся тщательно, словно в этом заключался смысл самого его существования, протирать полукруглое острие, возвращая ему зеркальный блеск.

Ратхар ничего не ответил эльфийке, но в глубине души был полностью согласен с ней. Этот бой они выиграли благодаря случаю. Если бы путники не заметили движение в зарослях и шли бы дальше, оказавшись в кустарнике, хищники, теперь валявшиеся на поляне, могли добиться успеха. Ратхар представлял, каково было бы ему действовать мечом в переплетении цепких ветвей, и не был уверен, что смог бы отбиться хотя бы от единственной твари, не говоря обо всей стае. Тут впору было думать о том, что эти монстры обладают разумом, ибо дикие животные едва ли могли так умело устроить засаду.

Путники, кажется, наконец сумевшие оторваться от погони, пробыли в Р’роге уже три дня, стараясь двигаться как можно быстрее и при этом не оставлять слишком много следов. Пересечь границу леса оказалось намного проще, чем, к примеру, попасть в И’Лиар. Немногочисленные посты, разбросанные вдоль чащи, следили за тем, чтобы никто не пробрался в обитаемые земли с той стороны, почти не глядя себе за спину. Миновать эти жидкие заслоны удалось без проблем, и путники вступили в пределы р’рогского леса.

Впервые попав сюда, Ратхар быстро начал понимать, отчего Мелианнэ говорила об этом лесе так, словно он — живое существо, обладающее разумом, испытывающее симпатии или неприязнь к другим созданиям, также наделенным разумом. Наемник, лишь ступив под сумрачные своды древней чащи, почувствовал на себе многочисленные взгляды, словно бы из-за каждого деревца, с земли и с неба за ним следили сотни, если не тысячи внимательных наблюдателей.

Сперва воин решил, что это оценивают его с точки зрения пищи местные обитатели, о которых он многое слышал, и даже видел раз нескольких существ, якобы изловленных в Р’роге, которых вез один торговец из дальних краев. Но шли часы, никто не бросался из кустов, не тревожил покой путников, и вскоре наемник стал привыкать к ощущению пристального взгляда в спину. И это было плохо, ибо в таком состоянии воин мог не заметить настоящего врага, оказавшись неготовым к нападению.

С местными обитателями путникам пришлось свести близкое знакомство уже вечером первого дня пути по Р’рогу, когда они расположились на ночлег на лесной поляне. Поскольку погода установилась премерзкая, решили разжечь костер, не столько даже для тепла или приготовления пищи, сколько для уюта. Как оказалось, решение было опрометчивым, поскольку здешняя живность также весьма положительно относилась к открытому огню.

Стая мелких крылатых тварей, походивших на летучих мышей, свалилась из крон нависавших над костром деревьев, облепив путников сплошным шевелящимся ковром. Цепкие создания оказались кровососами, поэтому лица и руки путников спустя пару минут оказались сплошь покрыты многочисленными укусами и царапинами. Ратхар, схватив из костра горящую ветку, сумел кое-как отогнать непрошенных гостей, после чего было решено соблюдать осторожность и более в темное время суток огонь не разжигать.

По пути, и тем более во время кратких остановок — привал делали, когда становилось слишком темно, чтобы уверенно отыскать безопасный путь через проклятые дебри — разговаривали мало. Каждый из двух путников точно знал свои обязанности, свое время несения караула. Первым обыкновенно бодрствовал сам Ратхар, оставляя за собой большую часть ночи.

— Ты так лишь выбьешься из сил, — однажды сказала своему спутнику Мелианнэ, видевшая, что человеку едва хватает тех кратких часов беспокойного сна, чтобы хоть немного прийти в себя. — Я ничуть не хуже тебя могу чувствовать приближение незваных гостей. Все-таки это земли моих предков, и здесь ни одна тварь не подкрадется к нам незамеченной. Почему же ты не доверяешь мне?

— С чего ты взяла, э’валле? — Нахмурившись, Ратхар непонимающе взглянул на эльфийку. — Я все же должен охранять тебя, а не дремать под твоей защитой.

Мелианнэ не стала спорить в тот раз. Она вообще стала иной после той схватки на болотах и знакомства с Шегерром. Куда-то исчезло презрение, прежде почти нескрываемое, к своему спутнику, исчезли повадки госпожи в отношении своего слуги, вернее, даже, раба, пусть умелого и полезного, но все же лишенного свободы воли. С некоторых пор Мелианнэ перестала называть своего спутника «человеком», что в ее устах прежде звучало, как самое страшное оскорбление, хотя и имя наемника она отчего-то произносила ничтожно редко.

О причинах таких перемен сам Ратхар мог только гадать. Быть может, виной тому тяготы пути, невольно сблизившие странников, а, возможно, здесь было нечто иное. Задумываться об этом не хотелось, да хватало и иных забот.

На привалах, когда на древний лес падала непроницаемая тьма, лишь изредка, когда редела завеса облаков над головой, рассеиваемая мертвенным светом полной луны, путники обходились без огня, благо, в заплечных мешках оставалось достаточно вяленого мяса и сухарей — питаться плодами местных растений лично Ратхар не стал бы даже под угрозой голодной смерти — но вот спастись от холода оказалось не так просто. Едва не с головой закутавшись в плащи, путники молча сидели рядом, пока Мелианнэ — первым дежурил Ратхар — не начинала дремать.

Однажды, когда ночь в очередной раз окутала лес, казавшийся теперь еще более страшным, завесой тьмы, из которой порой доносились пугающие звуки, заставлявшие неосознанно хвататься заоружие, путники сидели бок о бок, на расстоянии всего нескольких дюймов. Они молчали — говорить было уже не о чем, да и не стоило привлекать внимание охочих до сладкой человеческой плоти обитателей Р’рога своими голосами, далеко слышными в воцарившемся безмолвии — и Мелианнэ, утомившаяся за долгий день, сама не заметила, как заснула. Ее голова коснулась плеча Ратхара, а наемник, повинуясь давно забытым инстинктам, обнял эльфийку за плечи своей сильной рукой.

Оба вздрогнули в этот миг. Воин ощутил, как его спутница, внезапно пробудившись, напряглась каждым мускулом, рванулась, было, прочь, словно хотела вырваться из плена… и тотчас расслабленно выдохнула, еще крепче прижавшись к человеку. Ее руки скользнули на грудь воина, и принцесса И’Лиара, прильнув к боявшемуся в эти секунды пошевелиться, даже вздохнуть слишком глубоко человеку, умиротворенно засопела.

В ту ночь Ратхар не сомкнул глаз, слушая легкое дыхание Мелианнэ и всем телом ощущая мерный стук ее сердца. Разбудить принцессу, нарушить ее покой, ставший вдруг самым важным в этой жизни, воин не осмелился, пока ночная тьма не сменилась предрассветным сумраком, и вскоре они продолжили путь, уходя все дальше от обитаемых земель. За весь новый день они не проронили почти ни слова.

Беглецы, все еще не верившие, что их преследователи отстали, шли по заколдованной чаще почти наугад — врожденного чутья эльфийки и скромных познаний наемника едва хватало, чтобы верно выбирать направления, не ходя подолгу кругами. Изначально Ратхар намеревался вести свою спутницу вдоль кромки Р’рога, не углубляясь далеко в дебри, но и не приближаясь слишком близко к обитаемым землям, но постепенно они все больше забирали на восток, приближаясь к сердцу древней чащи.

Во время одного из привалов Мелианнэ решила обсудить дальнейший маршрут, и из сказанного ею многое наемнику не понравилось.

— Впереди самое опасное место леса, — негромко произнесла Мелианнэ, уставившись куда-то в глубь окружавшего их леса. Листва с деревьев почти полностью опала, обнажив скрюченные ветви, и эта картина весьма угнетающе действовала на созерцавших ее путников. — Черный Яр считается тем самым полем битвы, где в поединке сошли чародеи моего народа и маги орков. Это исток всего Р’рога, самое гиблое место.

— Пока лес не кажется настолько опасным, — заметил Ратхар. — Мы идем по нему несколько дней, но ничего кошмарного не произошло. Здешние твари, конечно, опаснее обычных хищников, — добавил воин, — но все же это обычные звери из плоти и крови, которые не устоят перед закаленной сталью.

— Мы держимся с краю, здесь злая магия, на которой и зиждется Р’рог, слабее всего, но если мы поедем дальше тем же путем, то можем так и сгинуть здесь. — Эльфийка явно не разделяла уверенность своего спутника, да и сам он не вполне верил в собственные слова.

— Значит, этот яр нужно обойти стороной, — предположил Ратхар. Все же с некоторых пор наемник очень внимательно прислушивался к словам спутницы, знавшей об этих краях несравнимо больше, чем сам он. — Как думаешь, э’валле, насколько большой крюк придется сделать?

— Потратим не больше двух дней, но мы окажемся очень близко от Х’Азлата, — напомнила Мелианнэ. — Орки тщательно стерегут свои границы, и мы вполне можем нарваться на их дозор.

— Не думаю, что они испытывают большую радость, бродя по этим лесам, — усмехнулся наемник. — Полагаю, для них здесь не менее опасно.

— И напрасно ты так считаешь, — невесело покачала головой эльфийка. — Орки могут гораздо свободнее разгуливать здесь, чем мои родичи или вы, люди. Конечно, хищные твари, с которыми мы уже успели переведаться, нападают и на них, но почему-то это происходит намного реже, чем с эльфами.

— Все же, если нужно выбирать между таинственной злой магией сердца Р’рога и вероятностью наткнуться на патруль орков, которые пока едва ли подозревают о нашем существовании, я бы выбрал второе, — предложил Ратхар, подводя итог разговору. Воин уже забыл, что прежде точно так же предпочел клыки здешних хищников стрелам и мечам преследовавших их людей. — Этот противник все же более привычен и не так опасен, — уверенно произнес наемник. — Я немало времени провел в битвах, а потому больше уверен в себе, когда приходится сражаться с разумными созданиями на двух ногах, а не с жуткими монстрами.

Они повернули на восток, намереваясь обойти опасность, но легче их путешествие от этого не стало. Приходилось буквально прорубаться сквозь заросли кустов, ветви которых так тесно переплелись между собой, что иначе как при помощи топора там было не пройти. Сплошная колючая стена тянулась на много миль в стороны и вглубь, и обходить ее сил уже не было, к тому же так можно было и впрямь выйти с другой стороны леса, оказавшись в краях, населенных орками. Потому пришлось пробираться вперед, оставляя за собой слишком заметный след, но Мелианнэ полагала, что они смогут оторваться от любого врага, передвигаясь достаточно быстро и не давая местным обитателям, охочим до теплой плоти, учуять их.

Возможно, замысел эльфийки действительно удался, а быть может Р’рог просто сам по себе не был так опасен, как о том любили рассуждать завсегдатаи придорожных кабаков, но дальнейший путь проходил относительно спокойно. Пару раз к путникам приближались хищники, но вид обнаженного оружия остужал их пыл, благо эти животные охотились не стаями, а в одиночку, и не ощущали однозначного превосходства над редкими здесь двуногими созданиями.

Пробираясь сквозь дебри, путники наткнулись на ручей, который тек почти точно на юг. Вдоль него заросли были не столь густыми, и дальнейший путь отнял бы не так много сил. Правда, не стоило забывать, что вода наверняка привлекает и тварей, не отказавшихся бы от свежего мяса, но здесь надежда была только на чутье Мелианнэ да крепость рук и воинское умение Ратхара, пренебрегать же возможностью воспользоваться более удобной дорогой не стоило.

Наступил седьмой день пребывания двух беглецов в р’рогских чащах, когда выпал первый снег, принесенный холодными ветрами с далеких полуночных гор. Снег припорошил землю, присыпал голые ветви деревьев, давно уже лишившихся листвы. Вообще в этих краях зима наступала довольно поздно, и никогда не бывала особо суровой, но колдовской лес настолько сильно был пропитан магией, искажавшей самую его суть, что даже климат здесь был иной, и в начале ноября вполне можно было попасть в сильную метель. При этом Ратхар, немало слышавший досужих россказней, был уверен, что наметенные за утро сугробы не простерлись дальше, чем незримый рубеж, что разделял Р’рог и обитаемые земли.

Шли путники довольно быстро, благо ручей все так же тек на юг, и его берега были свободны от зарослей, лишь кое-где стояла ольха, или, по крайней мере, деревца, похожие на нее, да высились на пригорках высокие раскидистые сосны, точно такие же, что росли за сотни миль отсюда на севере. У кромки воды стеной стоял высокий тростник, уже весь высохший. Здесь, на открытом пространстве, Ратхар почти не опасался внезапного нападения, и немного расслабился. Они вышли с рассветом и развили хороший темп, впав в некое подобие транса, когда отключаются все чувства, и меняющиеся перед глазами пейзажи перестают восприниматься сознанием.

Все же реакция у бывалого бойца, не раз оказывавшегося в гуще сражения, оказалась отменной, хотя позже сам Ратхар с непередаваемой досадой вспоминал этот миг. Тем не менее, он успел разобрать среди шумов леса звук рассекаемого крыльями воздуха, и даже понял, что источник этого звука находится слева от них и быстро приближается.

— Ложись, — наемник толкнул Мелианнэ в сторону деревьев, одновременно выхватывая клинок из ножен. — Берегись, э’валле!

Эльфийка, еще не сообразившая, что происходит, замешкалась, и наемник просто сбил ее с ног, навалившись сверху. Как раз в этот момент над головой у него, всего в паре футов от земли, пронеслось что-то большое и быстрое и, издав неприятный не то скрип, не то свист, взмыло вверх, скрывшись в кроне высокого дерева, к которому как раз бежал наемник, намереваясь использовать его в качестве укрытия.

— Что это было, — Мелианнэ выглядела весьма испуганной, глаза ее расширились от страха, а более — от неожиданности всего происходящего. — Куда он исчез?

— Вон там, — Ратхар, отодвигаясь в сторону, указал рукой в переплетение ветвей, где, как он заметил, спряталась летучая тварь, которой самую малость не повезло, поскольку добыча оказалась неожиданно проворной. — Какой-то местный любитель человечинки, полагаю.

— Почему он не атакует?

— Ждет, когда мы побежим, — предположил Ратхар. — Ему неудобно нападать на лежащую на земле добычу, а если мы встанем в полный рост, то это исчадие бездны тут же бросится на нас. И хуже всего то, что здесь нет подходящих укрытий, — с досадой заметил воин.

— Что будем делать? — заинтересованно спросила обеспокоенная эльфийка. — Дождемся, пока это существо уберется отсюда?

— Сейчас мы вскочим и изо всех сил бросимся туда, — наемник указал на темнеющий в нескольких сотнях ярдов от них лес. — Думаю, там ему будет не так просторно и удобно, к тому же можно просто встать под дерево, и эта тварь едва ли нас достанет. А пока нужно постараться, и преодолеть как можно большее расстояние, пока он нас не настигнет. Арбалет у тебя взведен, э’валле?

— Нет, — досадливо ответила Мелианнэ. — Зачем бы зря напрягать тетиву?

— Тоже верно, — согласился Ратхар. — Значит, бежим вперед что есть мочи, а когда скажу, падай на землю, лучше бы — в какую-нибудь канаву, чтобы летуну не так удобно было хватать тебя.

По команде Ратхара они вскочили и припустили к недальнему лесу, при этом наемник держался сзади, не расставаясь с обнаженным мечом. Им удалось пробежать около сотни шагов, прежде чем за спиной раздался знакомый звук, словно летела очень большая и тяжелая птица, и наемник, не рискнув испытывать судьбу, скомандовал падать и сам тут же растянулся на земле, вжимаясь в начавший подтаивать снег, превратившийся в серую жидкую грязь. Чуть впереди с размаху плюхнулась в лужу Мелианнэ, сжимавшая в руках по-прежнему не заряженный арбалет.

Охотник, вновь потерпевший неудачу, пролетел так низко, что лицо наемника обдало мощным потоком воздуха. Ратхар успел разглядеть нападавшую на него тварь, которая более всего оказалась похожа на странную помесь белки-летяги с летучей мышью, только выросшую размером с теленка. Передние лапы этого существа были гораздо длиннее, чем полагалось, и перепонка между лапами достигала размеров настоящих крыльев. Удлиненная морда твари оканчивалась настоящим клювом, причем размеры его внушали уважение.

Летун, вновь взмыв вверх, развернулся и исчез в кроне стоявшего в паре сотен шагов справа дерева чуть впереди от распластавшихся в грязи путников.

— Ну как, — Ратхар обратился к эльфийке, которая также подняла голову и рассматривала нового противника. — По-твоему, он опасен?

— Здесь опасно все, что движется, и большинство из того, что сохраняет неподвижность на протяжении всего своего существования, — огрызнулась Мелианнэ. — Эта тварь нас так просто не оставит в покое.

— И все же он не так хорошо летает, — заметил Ратхар. — На открытом пространстве он не так страшен. Пожалуй, в лесу опасность от этой твари будет больше. Ладно, продолжаем действовать дальше, как было задумано. Приготовься, сейчас снова побежим, — предупредил свою спутницу воин, продолжавший следовать своему плану. — А арбалет все же заряди и будь наготове.

Новый бросок завершился раньше, чем предыдущий. Теперь летун был настороже, и, стоило пробежать полсотни шагов, как он метнулся за своей прыткой добычей. Мелианнэ успела вскинуть арбалет и выстрелила, но на бегу взять точный прицел оказалось непросто, и летун только шарахнулся в сторону от прожужжавшего рядом болта.

Так они и бежали, то буквально пролетая за считанные мгновения целый перестрел, словно отрастили крылья, то падая на землю или в снег и пропуская хищника над собой. Большой удачей было то, что эта тварь не особо хорошо летала, и тем более не могла зависать, иначе эта игра в догонялки могла бы закончиться очень скоро. Постепенно Ратхар перестал разбирать дорогу, лишь намечая рубеж для очередного броска. Они уже сильно отдалились от служившего путеводной нитью ручья, насквозь пройдя негустой лесок. И, наконец, наемник уткнулся носом в мраморную колонну, точнее, в то, что осталось от нее. Кусок обработанного камня, казалось, вырастал прямо из земли. Он оканчивался на высоте меньше человеческого роста неровным сколом, точно колонну перерубили.

Наемник сперва не смог поверить своим глазам, ибо никак не ожидал увидеть в такой глуши следы человеческих рук. Он глянул под ноги и убедился, что стоит на покрытой многочисленными трещинами каменной плите, сквозь которую пробивалась пожухлая по осенней поре трава. Ратхар недоуменно огляделся, и повсюду взгляд его натыкался на руины, некогда бывшие величественными сооружениями, а ныне обратившиеся просто в груды камней.

— Что это, — наемник обернулся к запыхавшейся Мелианнэ. — Что это за место?

— Неужели не видишь, — усмехнулась эльфийка, переводя дух. — Это город, древняя столица эльфов, тогда еще единого народа. После битвы в Черном Яру лес поглотил ее, и мои предки ушли на закат, воздвигнув там новую твердыню, орки же остались на землях пращуров, отныне называя себя лишь нашими двоюродными братьями. А эти камни так и стоят здесь, медленно уступая природной силе, — с неожиданной тоской произнесла Мелианнэ, озираясь по сторонам.

Ратхар видел высокие башни, уже обвалившиеся, но все еще производящие сильное впечатление, видел стройные некогда ряды колонн, обломки воздушных мостиков, по обыкновению эльфов соединявших строения, а ныне грудой обломков лежащие на заросших травой каменных плитах. Мертвый город, даже не город, а то, что осталось от него за истекшие века, производил весьма неприятное впечатление. У наемника при виде этих древних руин вдруг возникло дикое, странное сравнение с непогребенным трупом.

О настырном летуне уже было забыто, но хищник не собирался так легко отпускать свою добычу. Он не мог летать на большие расстояния, а потому, вероятно, сделал большой крюк, проникнув в город там, где лес вплотную придвинулся к руинам. Мелианнэ и Ратхар последние несколько сотен шагов бежали по широкому полю, а потому уже не ожидали преследования. И тем страшнее была очередная атака летучей твари, бросившейся на замерших посреди большой площади путников. Охотник промчался в паре футов от Ратхара, который едва успел увернуться, полоснув по крылу своего врага мечом. Мелианнэ, за мгновение до этого сбитая с ног наемником, вскинула арбалет и выстрелила, но болт лишь высек искры из старых камней, а летун скрылся в полуразрушенной башне. Не было сомнения в том, что он выжидал удобный момент для атаки.

Ратхар прижался к осыпавшейся стене, сжимая клинок и напряженно вслушиваясь в звенящую тишину, которую не нарушали никакие звуки. Рядом замерла Мелианнэ, искавшая взглядом затаившегося врага. Она держала в руках разряженный арбалет, готовая стрелять в любой миг, стоит только заметить цель.

— Он нас отсюда не выпустит, — наемник кивком указал на многочисленные башни, возвышавшиеся на руинах огромного некогда города, словно пни на свежей просеке. — Мы не успеем добежать до следующего укрытия, слишком далеко расстояние, да и камни помешают.

— Может, он сам уберется? — предположила Мелианнэ. — Надоест ждать, полетит искать другую добычу.

— Он не так хорошо летает, а в этих лесах едва ли много пищи, тем более такой, с которой можно легко справиться, — покачал головой Ратхар. — Думаю, он будет ждать, а мы не сможем отсиживаться здесь слишком долго. Придется рискнуть. Я попробую привлечь его внимание, а ты заряди арбалет и будь наготове, — попросил воин свою спутницу. — Когда эта тварь покажется, бей, и прошу тебя, целься точнее.

— Безумие, — заключила эльфийка, когда наемник изложил ей план победы над настырным хищником. — А если он увернется, или ветер снесет болт? Ты рискуешь, Ратхар. — В голосе эльфийки слышалось неподдельное беспокойство. Конечно, прежде всего, она опасалась остаться в одиночестве в этом опасном месте, но была и просто боязнь за жизнь человека, ставшего для нее кем-то большим, чем просто наемный телохранитель.

— Не люблю просто сидеть и ждать, если можно действовать, — Ратхар внимательно оглядывал окрестности, произнося эти слова. Кажется, он не заметил, с каким волнением смотрит на него Мелианнэ. — Погляди, там чистое место, руин почти нет, а значит, бежать будет легко. Туда я и направлюсь, — решил воин. — Уверен, наш проголодавшийся друг не сможет отказаться от такой возможности.

С обнаженным мечом в руках наемник бросился вперед, петляя и пригибаясь, ибо не хотел ощутить крепость клюва летучей твари на своей голове. Он перепрыгивал через крупные обломки, наискось пробегая просторную площадь, по краям которой стояли остовы высоких зданий.

Ратхар не ошибся в своих предположениях, ибо услышал звук рассекаемого крыльями воздуха, едва пробежав тридцать шагов. Еще сильнее пригибаясь, он резко бросился вправо, затем повернул влево, сбивая твари, стремительно приближавшейся сзади, прицел. Коротко и зло щелкнул арбалет, раздался пронзительный визг, и наемник услышал за спиной звук падения. Обернувшись, он увидел скорчившегося на каменных плитах летуна, в бок которому вонзился по самое оперение короткий болт. Тварь еще была жива, и бросилась к остановившемуся наемнику, движимая жаждой мести и болью. Но здесь, на земле, это и без того неуклюжее создание было еще более беспомощным, несмотря на свои размеры и вполне приличное вооружение.

Ратхар ударил устремившегося к нему хищника острием меча в грудь, одновременно вонзив ему в бок выхваченный из ножен кинжал. А Мелианнэ, успевшая взвести свое оружие, выстрелила по твари снова, поразив ее точно в затылок. Летун еще немного подергался, пытаясь вытащить засевшие в теле стрелы, так, что Ратхару только оставалось удивляться живучести этой твари. В итоге наемник просто снес ей голову одним мощным ударом, избавив лесного охотника от мучений, а себя и свою спутницу — от лишней опасности.

Они еще некоторое время провели среди руин, со стороны походя на варваров, созерцающих плоды своего похода. Мелианнэ с задумчивым видом ходила вдоль стен, на которых еще кое-где можно было увидеть высеченные искусными мастерами рисунки и странные письмена, вероятно, о чем-то говорившие эльфийке. Кончиками пальцев она касалась покрывавшей стены и колонны резьбы, порой подолгу разглядывая полустертые барельефы на древних, помнивших эпоху расцвета ее народа, камнях. Ратхар, который не был столь сентиментальным, чтоб стоять над мертвыми камнями со слезами на глазах, тем более что здесь жили вовсе не его соплеменники, просто поглядывал по сторонам, охраняя покой своей спутницы. Он, в прочем, понимал ее чувства, ведь, если верить самой Мелианнэ, немногим Перворожденным с тех пор, как появился Р’рог, довелось побывать здесь, узрев остатки величия прежде единого народа.

Именно потому, что он не давал воли чувствам, наемник и успел заметить появление чужаков среди остатков города, раньше, чем был обнаружен сам. Сперва он услышал голоса, разговаривавшие на привычном ему языке и на миг решил, что свихнулся, ибо неоткуда было здесь появиться людям с севера. Но затем в промежутке между колоннами мелькнул человеческий силуэт. Наемник увидел вооруженного луком и коротким мечом мужчину в легкой кольчуге и стеганой куртке поверх ее. Воин, невесть откуда взявшийся здесь, шел крадущимся шагом, цепким взглядом обшаривая окрестности. Следом за ним шел еще один, но вооруженный только клинком.

Ратхар метнулся к эльфийке, замершей возле высокой колонны, и ничего не говоря, потащил ее прочь, заметив впереди развалины башни, в которых можно было укрыться. Мелианнэ, что-то почувствовав, не сопротивлялась, покорно следуя за наемником.

— Там какие-то люди, — сказал Ратхар, когда они нырнули в руины, надежно укрывшись от чужих глаз. — Я видел двоих, оба с оружием, идут осторожно. Кажется, они не то кого-то ищут, не то сами прячутся, опасаясь засады.

— Неужели они и здесь настигли нас, — удивленно спросила Мелианнэ. — Нам придется принять бой?

— В эти края забредают разные люди, — заметил наемник. Он говорил тихо, стараясь быть незамеченным, склонившись к самому уху Мелианнэ и ощущая сладкий аромат ее тела, словно принцесса и не провела все эти дни в пути. — Здесь, говорят, можно найти немало диковинок, вроде яда, от которого нет лекарства, или древних сокровищ твоих предков. Сюда ходит немало искателей приключений, иначе откуда бы люди так много знали об этих местах, и нет нужды опасаться раньше времени, тем более не нужно бросаться в бой очертя голову. Останься пока здесь, э’валле, а я выберусь наружу и присмотрюсь к незваным гостям.

Наемник неслышно выскользнул в щель в камне, а Мелианнэ, бросив вслед ему взволнованный взгляд, принялась заряжать арбалет. Эльфийка уже понимала, что им не разминуться с незнакомцами без боя, хотя сама не могла бы сказать, почему так уверена в неизбежности схватки.

Ратхар тем временем осторожно крался к замеченным им людям, которые, все так же озираясь по сторонам, медленно шли среди руин. Они молчали, больше общаясь с помощью знаков, и потому наемник решил, что донесшиеся до него их голоса были не менее чем милостью богов. Воин вытащил из ножен кинжал и приготовил метательный клинок, решив на всякий случай соблюдать предельную осторожность.

Звук осыпавшихся камней заставил наемника вздрогнуть и резко обернуться, одновременно ныряя влево, дабы уйти из-под возможного удара. Человек, подобравшийся к нему на расстояние пары шагов, не ожидал такой реакции, и его выпад пронзил пустоту, а вот брошенный Ратхаром нож нашел свою цель, поразив противника в горло. Ратхар успел заметить, что этот воин был слишком хорошо снаряжен для одного из тех наемников, что иногда забредают в Р’рог. На убитом Ратхаром человеке была добротная кольчуга, а вооружен он был длинным легким мечом отличного качества.

— Вот он, — за спиной воина внезапно раздался пронзительный крик, в унисон которому прошелестело оперение сорвавшейся с тетивы стрелы. — Сюда! Взять ублюдка!

Двое, замеченные ранее наемником, вероятно, услышали шум короткой схватки, поскольку одновременно бросились к укрытию Ратхара. Тот, что был вооружен луком, выстрелил на бегу, но стрела прошла чуть в стороне, чиркнув по камням. Ратхар не стал ждать второго выстрела и скрылся в руинах. Он бросился к Мелианнэ, дабы предупредить ее, но путь ему заступил еще один воин, шагнувший вперед из-за колонны. Тяжелая кольчуга и длинный легкий клинок говорили о том, что это не обычный солдат. На пальце нового противника Ратхар заметил ободок простого стального кольца и вспомнил, что подобное же видел ранее на телах убитых им воинов, которых сам наемник считал королевскими гвардейцами.

Воин в доспехах атаковал, едва стоило ему увидеть наемника. Было ясно, он точно знал, что делает, и явно не опасался ненароком убить своего. С первых мгновений боя Ратхар вспомнил, где и когда он видел такую манеру работы клинком. Многими днями ранее, на болотах, когда они пытались прорваться через цепи преследователей, ему довелось биться с таким же умелым мечником, который, будучи смертельно ранен, до последнего пытался прикончить наемника. Сомнений быть не могло, этот воин и те, которых он видел раньше, пришли сюда не случайно и они не уйдут пока не погибнет Ратхар или сами они не будут убиты.

Бой шел в узком проходе, где мало было места для маневра, и противник Ратхар, вооруженный более длинным колющим мечом имел некоторые преимущества. Наемник отражал его удары то своим клинком, то длинным кинжалом, зажатым в левой руке. Он сделал вид, что отступает, не выдерживая умелых атак, а затем, когда противник, поддавшись на эту хитрость, оказался достаточно близко, поймал на свой клинок меч врага, отведя его в сторону, и ударил того кинжалом в живот.

Смертельный выпад невозможно было отразить. Клинок пронзил кольчугу, войдя глубоко в плоть, но переломился затем у самого основания. Захрипев, чужак опустился на колени, харкая кровью, и, упав на бок, затрясся в судорогах. Но его агония уже нисколько не занимала победителя, отлично понимавшего, что настоящий бой еще даже не начался.

Бросив сломанное оружие, Ратхар кинулся вперед, но стоило ему только оказаться на открытом пространстве, как где-то рядом щелкнули арбалеты, и сразу два болта выбили искры из камней в нескольких дюймах от наемника. Едва сумев увернуться от пущенных в упор болтов, наемник оглянулся и увидел, что его взяли в кольцо трое воинов, все с хорошими мечами и в доспехах. А за их спинами высилась та башня, где должна была ожидать его Мелианнэ. Эльфийка, обеими руками сжимавшая клинок, прижалась к каменной стене, а перед ней, застыв в боевой стойке, стояли два воина, загнавшие Мелианнэ в ловушку. Погоня все же настигла беглецов, и ловушка захлопнулась в тот миг, когда они уже ощутили запах свободы.

Глава 6. Чаши весов

Никто не думал, что все окажется так просто. Ожидали чего угодно, хоть страшных мороков на каждом шагу, хоть непрерывных нападений изуродованных древней магией тварей, обитателей таинственного и пугающего Р’рога. Но колдовской лес, словно испугавшись столь решительно ворвавшихся в его пределы чужаков, не испытывавших перед этим местом ни страха, ни почтения, замер, затаился, быть может, для того, чтобы в самый неожиданный момент показать всю свою мощь. И об этом люди не забывали ни на секунду.

Воины, настороженно озираясь по сторонам, ступая так аккуратно, будто шли по тонкому льду. Мозолистые руки нервно стискивали рукояти топоров и эфесы мечей, и каждый шорох, доносившийся из лесного сумрака, заставлял вскидывать оружие, готовясь к схватке.

Они двигались почти без остановок, делая лишь краткие привалы, чтобы немного восстановить силы. Каждый вечер бойцы, едва дождавшись приказа, валились на землю, успев бросить поверх мха и пожухшей травы свои плащи. Порой сил не хватало даже на то, чтобы разжигать огонь, и ужинали на скорую руку сушеным мясом, зачерствевшими лепешками и кислым сыром, добытым на оставшейся далеко позади заставе пограничной стражи, запивая пищу разбавленным вином, почти не дававшим хмеля.

Люди, изнуренные длинным переходом, с трудом могли затолкать в себя немного еды, чтобы на следующий день просто не свалиться замертво, и тотчас засыпали. не было сил ни на разговоры, ни даже на то, чтобы лишний раз беззлобно возмутиться приказам свои командиров, словно не видевших, во что превращаются измученные бойцы. И только часовые, которых неизменно оставляли на страже каждый раз, когда делали остановку, бодрствовали, лишаясь последних сил. А на утро злые крики предводителей малочисленного отряда вырывали воинов из объятий тревожного сна, вновь бросая все дальше и дальше от обжитых земель, прямиком в неизвестность.

— Живее, — рычал такой же уставший, изможденный, как и его люди, вожак, с некоторых пор обретший привычку хвататься за клинок при первых признаках промедления. В глазах его в этот миг загорался огонек одержимости, и вот он-то пугал намного больше, чем обнаженный меч в руках настоящего мастера. — Шевелитесь же, ну! Они близко, будь я проклят, и мы вот-вот схватим ублюдков! Вперед, забери вас демоны!

— Мы настигнем их вскоре, — вторил ему тот, кого в отряде боялись едва ли не больше, чем своего командира — да и как иначе можно относиться к человеку, владеющему изощренной магией. — Им никуда не деться. Они близко, и мы не можем мешкать!

Воины ворчали, давно уже перестав верить в то, что в этом ожившем кошмаре можно отыскать следы двух человек — точнее, не совсем человек — прошедших здесь несколько дней назад, причем без лишней спешки, а, значит, крайне осторожно.

— Безумие, — мрачно бормотали люди, видевшие перед собой прямую, точно древко копья, спину командира, без сомнений шагавшего и шагавшего вперед. — Мы просто сгинем здесь. Этих ублюдков давно и след простыл, а мы рыщем, гоняясь за призраками!

— Раз уж сдохнуть, то хотя бы не в этом гиблом месте, проклятом всеми Богами, — согласно вздыхали их товарищи.

Люди роптали, стараясь скрыть свое недовольство. Немногие еще продолжали верить в успех, в то, что погоня настигнет свою добычу, затерявшуюся в заколдованных дебрях, но никто не осмелился бы нарушить приказ, пусть даже командир велит немедля броситься на собственный клинок. Королевская гвардия Дьорвика была славна многим, в то числе и готовностью принять смерть в любой миг, будь на то лишь воля повелителя.

Отряд королевских гвардейцев, к которым с недавних пор присоединился молодой наемник по имени Кристоф, пронзал Р’рог, словно закаленный клинок — беззащитную плоть. Антуан Дер Кассель, первый рыцарь королевства, рвался за ускользающей целью, невзирая на опасности, которые могли подстерегать его людей в этих краях. Он не затруднял себя выбором пути, справедливо полагая, что кратчайший из возможных — это прямая, и только Скиренну удавалось удерживать капитана от слишком опрометчивых поступков.

Оставив за собой Сквирк, небольшое войско устремилось к границам королевства, на восток, туда, где над обжитыми землями нависала громада зачарованного леса. Тем, что удалось найти след беглецов, вероятно, решивших укрыться от преследования в Р’роге, охотники целиком были обязаны опять-таки Скиренну, который сумел нащупать своей магией эльфийку, хотя было известно, что всякое чародейство в такой близости от леса почти бесполезно, если не опасно. И все же ученик придворного чародея государя Зигвельта сумел сделать то, что раньше удавалось лишь единицам, немногим магам, по праву считавшимся истинными мастерами в свое время.

Беглецы сумели проскользнуть мимо многочисленных постов, которые вот уже которую сотню лет стояли вдоль границы, охраняя покой жителей королевства от того зла, что могло, как издавна считалось, выплеснуться из р’рогских чащоб, смывая все следы цивилизации подобно волне, лениво смахивающей песочный замок. Никто толком не мог вспомнить, происходило ли хоть когда-то что-либо опасное, истоком чего был древний лес, но по привычке посты сохранялись, хотя их гарнизоны сократили до считанных бойцов, задачей которых было ныне не столько остановить угрозу, сколько предупредить о ней жителей.

На одной из таких застав к отряду присоединились три проводника, ибо было известно, что путешествие по лесу без опытного человека равносильно самоубийству. И было также известно, что некоторые искатели приключений не единожды ходили в Р’рог, не только возвращаясь оттуда живыми, но и принося новые знания об этом таинственном месте, а также всякие диковинки, высоко ценившиеся и пополнявшие даже коллекции настоящих чародеев. Именно такие люди, опытные и безрассудные, нужны были Дер Касселю, ибо капитан понимал, что в противном случае, рискнув сунуться в лес, они могли просто исчезнуть там, словно растворившись в сыром мрачном воздухе.

Двое проводников были воинами из пограничной стражи, бывалыми ветеранами, служившими здесь уже несколько лет. Как это часто случалось с новичками, которых определили сюда на службу, сперва они предпринимали короткие вылазки ради интереса, для того, чтобы испытать острые ощущения. Служба здесь всегда была до крайности однообразной, и молодые стражники, попав на восточную границу, редко отказывали себе в возможности провести хоть пару часов в колдовских лесах. Со временем они стали достаточно опытными для того, чтобы растягивать рейды до нескольких дней и даже недель, узнали, какие опасности могут ждать их в той или иной части леса, и сумели научиться эти опасности избегать. Стражники без долгих раздумий согласились на просьбу Дер Касселя, хотя он имел право приказать им, и едва ли нашелся бы такой человек, которому хватило бы смелости ослушаться близкого к боевому безумию рыцаря.

Вместе со стражниками проводить отряд гвардейцев по лесу вызвался и случайно оказавшийся на заставе наемник по кличке Два Ножа, которая, вероятно, была вызвана тем, что он носил на поясе два длинных тесака, и орудовал ими обоими одновременно с завидной ловкостью. Немногословный малый, он тоже легко принял предложение Антуана, тем более, капитан не скупился на золото. Этого солдата удачи немного знали стражники с заставы, и они уверили командира гвардейцев, что Два Ножа дело знает и в лесу ориентируется так, словно родился там. Капитан решил, что опытный человек не будет лишним в его отряде, и наемник отправился с ним.

Магия Скиренна, который старался изо всех сил, помогала лишь до той поры, пока они не ступили под сень зачарованного леса. После этого пришлось надеяться лишь на опыт их проводников, которые свое мастерство доказали быстро, обнаружив следы беглецов. Лишь почувствовав, что цель вновь приближается, ибо судя по давности следов, эльфийка и ее телохранитель прошли здесь совсем недавно, не более, чем день назад, Антуан Дер Кассель задал своему отряду высокий темп. Он ринулся напролом, словно охваченный безумием, позволяя лишь краткие остановки для сна, и даже питались его спутники почти на бегу.

Первые часы пребывания в лесу не принесли людям чего-то особенного, если не считать не оставлявшего их ощущения чужого взгляда в спину. Тренированные воины, привыкшие доверять своим инстинктам, поначалу опасались засады, постоянно пребывая в сильном напряжении, ибо, несмотря на чувство чужого присутствия поблизости, они никого не могли обнаружить, хотя и прибегали к разным ухищрениям. Однако со временем тревога прошла, и воины сосредоточились лишь на движении, отринув все прочие мысли. Тем более, проводники, люди, как уже говорилось, бывалые, успокоили гвардейцев, объяснив, что такое происходит с каждым оказавшимся здесь, особенно поначалу. Лишь человек, часто и подолгу бывающий в пределах Р’рога перестает обращать на это внимание. Тем более, сказали следопыты, настоящая опасность, как правило, обнаруживается лишь тогда, когда ее можно увидеть своими глазами. Здешние обитатели, твари разнообразные, но одинаково кровожадные и хитрые, подбираются к своей добыче так, что их замечают лишь за мгновение до того, как клыки или когти вонзятся в плоть.

Поначалу поход не казался опасным, ибо долгое время никто не пытался напасть на гвардейцев, уверившихся по этой причине в своей силе. На второй день к разбитому на скорую руку лагерю, который воины устроили в сухой лощине, из дебрей вышло некое существо, весьма крупное и настырное, подобравшееся к людям почти вплотную. Часовые, которых, несмотря на всеобщую усталость, капитан приказывал выставлять всякий раз, стоило только отряду сделать остановку, успели заметить незваного гостя, и подняли тревогу. Гвардейцы, вооружившись факелами, отогнали пришельца прочь, пустив ему вдогонку несколько стрел. Лесной житель, для вида порычав издали, предпочел убраться подальше от опасных чужаков, нисколько его не испугавшихся.

Первую потерю отряд понес на третий день пути, когда один из людей Дер Касселя, пробираясь сквозь густые заросли, угодил ногой в яму, оказавшуюся гнездом большой змеи. Воин ничего не успел сообразить, когда покрытые желтоватой пленкой яда клыки чешуйчатой твари вонзились ему в бедро, пробив прочную ткань штанов. Его товарищи прикончили гадину, оказавшуюся такой огромной, что ее четырежды можно было обернуть вокруг пояса взрослого мужчины. Однако раненому гвардейцу это уже ничем не помогло. Несмотря на все усилия, которые прилагал маг, честно пытаясь помочь несчастному, парень спустя полчаса умер в страшных мучениях, что произвело на его товарищей неизгладимое впечатление.

Скиренн после этого надолго утратил бодрость, не проронив ни слова до вечера, лишь иногда горестно вздыхая. Он сокрушался по поводу того, что не смог использовать магию, ибо опасался за свою жизнь, ведь любые чары в этом лесу могли обернуться против их создателя. Если бы не это, маг был уверен, что его спутник выжил бы, ибо мало существовало ядов, которые не под силу было бы изгнать опытному чародею.

Место, где беглецы приняли бой со стаей плотоядных ежиков, на которых более всего походили останки убитых хищников, обнаружили довольно легко, ибо следов там было много, и спрятать их никто не успел, да и не старался. Проводники наметанным глазом определили, что схватка произошла день назад, ибо останки животных уже подверглись разложению, кроме того, вокруг них хватало следов здешних любителей падали, стремительно исчезнувших в чаще при приближении людей. Обо всем этом проводники сообщили Дер Касселю, который отнюдь не пришел в восторг, узнав, что, несмотря на спешку, они почти не сумели приблизиться к эльфийке. При мысли, что она могла вновь ускользнуть, рыцаря охватила ярость, которую он, впрочем, сумел сдержать.

— Мы не сможем их догнать, — недовольно произнес капитан, когда отряд расположился на ночлег, и они со Скиренном уселись возле небольшого костерка. — Поймать эльфа в лесу — это похоже на шутку.

Пожалуй, только теперь Антуан Дер Кассель понял, сколь глупой с самого начала была эта затея, и вместе с осознанием этого к воину пришло чувство адской усталости, от которой сводило все тело, и одеревеневшие ноги отказывались слушаться, готовые предательски подкоситься в любой миг.

— Они начали забирать восточнее, милорд, — заметил маг. — Впереди нас ожидает место, называемое Черным Яром, самое гиблое в этих краях. Говорят, это поле давней битвы, в которой маги Перворожденных вызвали то самое чародейство, что обратило первозданные леса в то, что сейчас нас и окружает. Эльфийка знает об опасности, и решила обойти ее, хотя это и займет пару дней.

— Думаешь, можно опередить их, — напряжено прищурившись, спросил капитан королевской гвардии. — Рассчитываешь срезать путь?

— Такая идея напрашивается, — задумчиво произнес Скиренн, помешивая угли сломанной веточкой. — Но это весьма опасно, хотя таким образом мы точно поравняемся с эльфийкой, а, скорее всего, даже сумеем ее опередить. Решать вам, милорд, хотя я лично против такого риска, но пойду куда угодно, если будет нужно.

— Сколько времени мы потратим на то, чтобы пересечь этот Черный Яр?

— Думаю, не более двух дней, если не будет непредвиденных задержек, — предположил чародей. — Мы сможем выйти к руинам эльфийского города, что еще стоят почти в самом сердце Р’рога. Там мы и устроим засаду.

— А если разминемся, — спросил Антуан. — Как мы тогда найдем их?

— Это верно, — согласно кивнул Скиренн. — Мы можем потерять наших беглецов. Но если просто идти по их следу, рассчитывая нагнать эльфийку в пути, то скоро ваши люди начнут падать от изнеможения. Мы и так движемся со всей возможной скоростью, но цель все так же далека. А если срезать путь, то можно даже выиграть некоторое время, пусть и немного, но этого хватит, чтобы воины могли отдохнуть и набраться сил, иначе на что они будут годны.

Гвардейцы приняли решение капитана без сомнений и колебаний, ибо привыкли, что их командир всегда знает, что и как должно сделать, дабы одержать победу, неважно, в настоящем ли бою, или как сейчас, сражаясь всего с двумя противниками, которые ни разу даже не приняли бой по правилам. Однако приказ поворачивать на юг, отданный Дер Касселем, вызвал недовольство его проводников.

— Это безумие, — прямо заявил Два Ножа, за прошедшие дни снискавший немалое уважение среди бывалых воинов, которых мало чем можно было удивить. — Никто из вас не знает толком, что за место такое Черный Яр. Я не станут кривить душой, утверждая, что знаю об этом слишком много, но мне однажды довелось там побывать. Мы сопровождали какого-то мудреца или чародея с запада, искавшего что-то ценное в этом лесу. Из всего отряда в дюжину хорошо вооруженных и опытных воинов, знающих, как вести себя в Р’роге, уцелело лишь три человека, да и то один из них умер, когда мы почти выбрались из проклятой чащи. Он был тяжело ранен, а мы, я и мой приятель, которому повезло больше, ничего не смогли сделать. Но там были опытные люди, а здесь лишь трое из всего отряда имеют представление о том, на какой риск вы идете.

— Здесь я отдаю приказы, а твое дело выполнять их как можно лучше. — Было ясно, что возмущение проводника пришлось не по душе капитану, требовавшему полного повиновения. — Вы, наемники, разумеется, не привыкли к дисциплине и беспрекословному подчинению командиру, но ты не в вольном отряде, чтобы обсуждать мои решения. Ты принял плату и согласился провести нас по лесу, так отрабатывай то золото, которое было тобою запрошено и выплачено тебе в полной мере. И не смей более мне перечить, иначе ты на этот раз точно не выйдешь из Р’рога. — Антуан Дер Кассель в подтверждение своих слов будто невзначай коснулся рукояти меча, мрачно взглянув на осмелившегося спорить с ним проводника.

— Милорд, — вступился за наемника, уже готового вызвать Дер Касселя на дуэль, один из стражников. — Он ведь прав, это слишком опасно. — Воин заметно нервничал, осмелившись спорить со знаменитым рыцарем, но, видимо, у него были причины, чтобы рискнуть озлобить капитана королевских гвардейцев еще больше. — Вы хотите срезать путь, я понимаю это, но переход через Черный Яр может отнять у нас еще больше времени, чем кружной путь. Это место страшное, так на каждом шагу подстерегает смерть. Одумайтесь, если хотите выжить и сохранить жизни своим воинам.

— Я хочу исполнить волю короля, — твердо произнес Дер Кассель, положив руку на эфес клинка. — Это единственное мое желание, моя цель, ради которой я готов принять любую смерть, если буду уверен в том, что повеление Его Величества будет выполнено. Те, кому это не по душе могут идти прочь, никого я держать не буду. Но тем самым вы нарушаете приказ короля, и я позабочусь потом, когда все закончится, чтоб каждому воздалось по заслугам, если Судия позволит мне выбраться отсюда.

Возможно, воины Дер Касселя и испытывали некоторые сомнения по поводу того, стоит ли им искать свою смерть столь настойчиво, но они не могли высказать это, ибо честь гвардии была превыше опасений за собственную шкуру. Тем более, не стали гвардейцы, по праву гордившиеся этой высокой честью, поддерживать какого-то наемника и трусоватых солдат из забытого всеми гарнизона. Поэтому отряд двинулся на юг, и проводники так же шли впереди, разведывая путь, ибо не сочли возможным вернуться, бросив гвардейцев на верную смерть.

Когда отрядвступил в пределы того, что называли Черным Яром, все сразу поняли, что это место впору действительно считать проклятым. Земля здесь была голой, и казалась опаленной, словно на многие мили окрест простерлось гигантское пепелище. Травы и папоротники, ранее образовывавшие настоящий ковер, здесь не росли, лишь торчали из обугленной земли деревья, которые, казалось, были искажены страшными муками. Ветви причудливо переплетались, странно искривляясь, будто руки человека в агонии, стволы были кривыми и узловатыми, а вместо листвы во все стороны щерились длинные иглы, покрытые зеленоватой смолой. При виде этой неприятной на вид слизи Скиренн и проводники в один голос предупредили воинов, чтобы они не касались ее, ибо смола эта была сильнейшим ядом, который проникал сквозь кожу, плотную ткань и даже железо. Одной крохотной капли было бы довольно, чтобы прервалась жизнь здорового мужчины.

Еще одним признаком того, что эти места сильнее всего отравлены древней магией, было полное отсутствие живых существ. За время похода воины узнали с некоторым для себя удивлением, что Р’рог населен вовсе не одними только кровожадными монстрами, но здесь еще встречаются и вполне безобидные существа, пусть и не похожие на привычных человеческому глазу. Крылатые создания, видимо, заменявшие здесь птиц, порхали с дерева на дерево, иногда стайками проносясь над головами людей. Порой встречались похожие на крупных крыс, только покрытых чешуей, существа, деловито рывшиеся в земле и опавшей листве, и стремительно скрывавшиеся в зарослях при появлении людей. Но здесь, в этом мрачно краю, ничего подобного не было, ни единое живое создание не показывалось на глаза воинам, которые ощущали угнетение и отвращение к тому, что окружало их. Постепенно утихли разговоры, на лицах всех, кому довелось оказаться здесь, появилось мрачное выражение, а руки все чаще тянулись к оружию.

— Это Дыхание Павших, — негромко произнес Скиренн, глядя на мрачных спутников, затравлено озиравшихся по сторонам. — Души погибших здесь орков, а число их было огромно, не смогли попасть в свой загробный мир, ибо вражеская магия каким-то образом привязала их к этому месту, будто растворив в окрестной природе, но не полностью, а так, чтобы они еще долгое время могли осознавать себя. И поныне они страдают, но ничего не могут изменить, ибо не родился еще на свете тот маг, которому довелось бы исцелить эту рану, вернув всему прежний вид, вдохнув жизнь в этот край, — немного напыщенно сообщил маг. — И мы сейчас ощущаем лишь малую часть того, что долгие столетия испытывают те, кто пал в той памятной битве.

— Они не опасны для нас? — так же тихо, как его спутник, спросил Антуан Дер Кассель. — Духи ведь могут немало навредить живым.

— Не эти, — покачал головой чародей. — Они не вольны в своих действиях, ибо прикованы каждый к тому кусочку земли, на котором застала их смерть. Просто люди могут слегка помешаться, если мы пробудем здесь слишком долго. Потому, полагаю, нужно торопиться. За два дня мы вполне сумеем пересечь эти места и выбраться к руинам древней эльфийской столицы, что на юге.

— Занятно было бы посмотреть на этот город, — пробормотал себе под нос Дер Кассель. — Давно хотел увидеть поселение Перворожденных.

— Не питайте ложных надежд, милорд, — возразил Скиренн, услышав слова капитана. — Там лишь бесформенные груды камней, да еще, быть может, пара не успевших окончательно обвалиться стен. Это просто мертвые камни, и не более того.

К всеобщему удивлению, здесь, в Черном Яре, который считался смертельно опасным местом, никто не бросался на вторгшихся в это царство древней магии людей. Воины пробирались очень осторожно, стараясь не производить много шума и оставлять как можно меньше следов, и, вероятно, им удавалось хранить скрытность. Гвардейцы, не будучи привычны к особенностям этого леса, стремились как можно скорее покинуть столь мрачное место.

Все же отряду пришлось сделать остановку, хотя капитан до последнего был против. Причиной задержки стала неосторожность одного из гвардейцев. Пробираясь сквозь заросли он оступился и оцарапал щеку об ядовитые иглы. На коже остался едва заметный след, и поначалу казалось, что все обошлось, но вскоре воин почувствовал слабость и едва смог идти. Скиренн, приказав разжечь костер, принялся за лечение, используя весь свой целительский арсенал, но, по-прежнему не прибегая к магии. Он раздобыл травы, корешки и иные ингредиенты, из которых составил противоядие. Однако усилия мага были тщетны, и вскоре воина охватил жар, у него начались судороги, и товарищи несчастного с ужасом смотрели на то, как он извивается от боли, уже не имея сил говорить, и только страшно хрипя. По всему лицу расползлось черное пятно, истоком которого и была едва заметная царапина. Плоть воина разлагалась, словно он был болен проказой. Бывалые бойцы, не раз видевшие смерть и сами отправившие в иной мир немало людей, отворачивались, не в силах смотреть на мучения еще несколько минут назад здорового и сильного молодого мужчины, воина, никогда не уступавшего в смертном бою, но погибающего по глупой случайности.

Маг, боровшийся изо всех сил за жизнь своего спутника, отчаявшись, прибег к единственному средству, способному избавить несчастного от мучений. С трудом разжав сведенные судорогой зубы, Скиренн влил в рот страдавшему от невыносимых мук гвардейцу несколько капель прозрачной жидкости из стеклянного флакона. Спустя мгновения гримасу боли на лице гвардейца сменило выражения непередаваемого блаженства, а затем он перестал дышать. Чародей, убивший своего спутника ради его же блага, ибо это была легкая и приятная смерть, пришедшая быстро и незаметно, еще некоторое время сидел возле тела на корточках. Кому-то это могло показаться странным, но Скиренн искренне переживал за каждого из павших товарищей, тем более, когда их гибель в значительной степени становилась его виной.

— Проклятье, — разорвал затянувшееся молчание крик одного из бойцов Дер Касселя, который прыгал на одной ноге, другой делая такие движения, словно хотел что-то стряхнуть. — Что за мерзость!

Сразу несколько человек обернулись к нему, увидев, что в голень гвардейца вцепилось странное существо, похожее на закованную в костяной панцирь гусеницу бабочки. Оно вонзило длинные жвалы в ткань штанов чуть выше, чем оканчивалось голенище сапога, и все усилия человека сбросить с себя это существо оказывались безрезультатными.

— Все прочь от костра, — закричал вдруг Ламберт, старший из двух стражников, вызвавшихся быть проводниками Дер Касселя. — Это землерой! Они чувствуют тепло на поверхности и…

Договорить он не успел, ибо земля на месте костра, вокруг которого собрались люди, вдруг провалилась, так, что взметнулась туча искр, а затем из образовавшейся ямы показалось нечто, состоявшее из множества извивавшихся щупальцев. Один из проводников, стражник, не успевший отскочить в сторону, упал в яму и скатился вниз. Несколько гибких отростков выбиравшегося из-под земли монстра мгновенно оплели его, скрыв от взглядов оставшихся наверху людей. Лишь был слышен приглушенный крик боли и просьбы о помощи.

— К бою! — Антуан Дер Кассель, которому было безразлично, какого противника ему дала судьба, уже выхватил клинок, а его воины последовали примеру командира. Часть вооружилась мечами, а несколько гвардейцев отошли назад, и замерли с взведенными арбалетами в руках.

Тем временем монстр выбрался из своей норы, явив всем собравшимся здесь длинное тело, покрытое панцирем наподобие того, какой есть у насекомых. Извивающаяся туша заканчивалась многочисленными щупальцами, колыхавшимися, словно тростник на ветру, которые кольцом охватывали темный провал пасти. Картину дополняли похожие на сабли жвалы и четыре длинные клешни, которыми появившееся на свет божий существо тут же попыталось схватить ближайших к нему людей.

Гвардейцы обступили кошмарного червя, метавшегося из стороны в сторону, пытаясь схватить кого-нибудь. Несколько арбалетных болтов ударили в его панцирь, застряв в нем и не причинив более никакого вреда. Мощные клешни выстрелили вперед, перерубив замешкавшемуся гвардейцу ногу. Наемник Два Ножа, стоявший рядом, ударил по клешне мечом, отрубив ее, но несколько щупальцев обвили его ноги и поволокли к разверзнутой пасти монстра. Ламберт, единственный уцелевший стражник, вооружившись длинным луком, часто стрелял, пытаясь поразить монстра в глаза, кольцом охватывавшие его пасть, но пока не добился успеха.

Людям Дер Касселя приходилось нелегко, поскольку они были вооружены не копьями, которые позволили бы держать врага на расстоянии, а мечами, длина клинков которых явно уступала длине многочисленных щупальцев твари. Воины опасались приближаться к чудовищу, которое оказалось слишком быстрым, лишь иногда кто-то из них прыгал вперед, нанося несколько быстрых ударов мечом, и тут же отскакивал прочь. Сам капитан, показывавший пример отваги и удали, срубив таким манером несколько щупальцев, не успел уклониться, и был схвачен монстром, который оплел его множеством щупальцев, словно пытаясь раздавить. Тогда Кристоф, сам не понимавший толком, зачем примкнул к отряду капитана в этом смертельно опасном походе, и теперь бившийся бок о бок с гвардейцами, кинулся вперед, вонзив в бок твари клинок и пробив ее мощный панцирь. Из раны брызнула зеленоватая слизь неприятного вида, и над поляной поплыл мерзкий запах.

Отпустив отчаянно вырывавшегося Дер Касселя, червь атаковал посмевшего нанести ему такую рану двуногого. Клешня разъяренного от боли существа мгновенно метнулась вперед, вытянувшись во всю длину и перерубив наемника пополам. Два Ножа, которому удалось освободиться от стальной хватки, метнул оба своих клинка точно в пасть твари, а затем схватил с земли топор и принялся рубить выстреливавшие в него щупальца, усеянные многочисленными присосками.

Червь ринулся вперед, выталкивая свое тело из земли, и жвалы сомкнулись вокруг ноги одного из гвардейцев, подобравшегося почти вплотную и разрядившего в монстра арбалет. Несчастный громко закричал, падая на землю, а из страшной раны на бедре хлынула кровь. Воины, увидев, что их товарищ ранен, атаковали монстра с удвоенной силой, и пока часть их отвлекала его стремительными наскоками, двое гвардейцев сумели вытащить раненого.

— Все назад, — закричал Скиренн, выступив вперед и воздевая руки. Он решил рискнуть, ибо видел, что мечами напавшего на них монстра не одолеть. — Назад! — приказал чародей обезумевшим от боя гвардейцам. — Прячьтесь, живо!

Воины бросились прочь, пригибаясь и стараясь найти укрытие понадежнее, а маг резко взмахнул руками, освобождая приготовленную магию. Он едва успел упасть наземь, прежде чем поляну залило ярким светом, а затем волна сильнейшего жара опалила деревья и кусты. У находившихся в нескольких десятках шагов от вспышки людей начали тлеть волосы, а на коже появились ожоги, словно они прикладывали к лицу и рукам раскаленное железо. Когда воины, ослепленные поначалу ярким пламенем, вновь смогли видеть происходящее вокруг, их глазам предстал выжженный круг земли, образовавшийся на том месте, где только что буйствовал вылезший из-под земли монстр. О самом чудовище напоминали комки слизи, разбросанные по всей округе. Останков тех, кто погиб в схватке с чудовищем, не было видно.

— Чародей, — хрипло произнес Антуан Дер Кассель, еще не отошедший от схватки. — Ты едва нас не убил!

— Вот потому-то, милорд, в этом месте даже самый могущественный чародей больше надеется на сталь клинков, — чувствуя, как дрожит голос, насколько возможно спокойно ответил Скиренн. — Магия здесь словно обретает разум и только поджидает момент, чтобы обрушиться на того, кто посмеет прибегнуть к ней. Нам еще повезло, ведь никто точно не может предсказать, какими последствиями обернется любое заклинание.

— Мы опять понесли потери, а главный противник все еще недосягаем для нас, — зло бросил капитан, оглядывая выбиравшихся из укрытий воинов. К счастью, от магии ученика Амальриза никто из них серьезно не пострадал. — Нам нужно спешить, — решительно произнес рыцарь, — иначе все эти жертвы окажутся напрасными.

— По крайней мере, нам не придется хоронить погибших бойцов, — серьезно заметил Скиренн. — Пламя поглотило их, а по древним поверьям это самое подходящее погребение для воинов, павших в бою.

Отряд, лишившийся еще трех человек, выступил вперед. Раненного гвардейца, лишившегося ноги, несли по очереди на носилках, сооруженных из пары прочных веток и нескольких поясов. Воин, несмотря на помощь Скиренна, сильно страдал от боли, вероятно, в рану с клешни монстра попал какой-то яд или просто грязь. Но еще больше он терзался от того, что стал обузой для товарищей, и без того не располагавших лишним временем. На одном из кратких привалов, что отряд сделал уже на границе Черного Яра и менее опасного леса, раненый просто перерезал себе кинжалом вены, и когда его товарищи хватились, уже был мертв. Лишь так он теперь смог помочь своим братьям по оружию, избавив их от лишних тягот.

Смерть еще одного товарища стала весьма скорбным событием, но гвардейцам некогда было об этом переживать, ибо капитан гнал их вперед. Черный Яр с его опасностями остался позади, и теперь вновь можно было шагать, не проверяя перед собой каждую кочку и не шарахаясь от каждого куста, опасаясь яда.

Спустя еще несколько часов стремительного марша сильно сократившийся отряд вышел к руинам древнего эльфийского города. Как часто бывает, это произошло неожиданно для всех, хотя эти развалины и были целью похода. Внезапно заросли отступили, и перед глазами опешивших от неожиданности людей предстали жалкие останки некогда величественного города. Из зарослей невысокого кустарника кое-где торчали полуобвалившиеся шпили, осыпавшиеся стены и колонны. И ни единой живой души не было видно. Мертвый город, покинутый столетия назад, был пуст, и даже обитатели Р’рога, ко всему привычные, не устраивали здесь свои логовища.

— Разделиться на группы и проверить город, — приказал капитан своему поредевшему воинству. — Осмотрите здесь все, до последнего камешка. — И добавил, обращаясь уже к Скиренну, неотступно следовавшему за Дер Касселем: — Мы дошли, несмотря ни на что, но как бы я хотел знать, сумели мы их опередить, или все это было напрасным.

Разделившись на пары и тройки, воины двинулись к руинам, охватывая заброшенный город полукольцом. Они понимали, что найти двух человек среди этих развалин очень сложно, если те заметят чужаков и затаятся, а также опасались возможной засады. Двое гвардейцев двинулись к центру города, туда, где еще сохранилось немало построек, стражник и наемник обходили руины слева, внимательно осматривая подступы к городу в поисках свежих следов, остальные, в том числе и капитан, взяли правый фланг.

Что заставило одного из гвардейцев сунуться в полуобвалившуюся башню, неизвестно, но именно там ему было суждено встретить свою смерть. Едва воин ступил в полумрак, как из темноты донесся щелчок арбалета, и в грудь воину впился тяжелый болт. И тут же стрелок, не дожидаясь, пока товарищи убитого бойца опомнятся, выскочил через неприметную щель с другой стороны, но наткнулся на людей Дер Касселя.

— Брать только живой, — крикнул капитан, увидев, что перед ним оказалась эльфийка, которую они так долго искали. — Наконец-то мы ее нашли!

Мелианнэ, выхватив клинок, атаковала гвардейцев, но силы были неравными. Она неплохо владела мечом, однако противостоявшие ей воины оказались еще лучшими фехтовальщиками. Эльфийка в короткой схватке ранила одного из них в плечо, но и сама получила ощутимый порез бедра. Ее спасало лишь то, что гвардейцы, выполняя приказ, сдерживались, не нанося смертельных ударов, Мелианнэ же не было нужды беречь своих противников.

В тот момент, когда показался Ратхар, эльфийка оказалась зажата у стены, которая, с одной стороны, защищала ее спину, но при этом лишала свободы действий. Мелианнэ была похожа на небольшого хищного зверька, яростно отбивавшегося от могучих волкодавов. Гвардейцы замерли перед ней, готовые пресечь любую попытку к бегству.

Оказавшись перед лицом неожиданно многих противников, Ратхар замешкался на миг, а в это время за спиной у него из прохода показались еще два воина. Лучник вскинул свой лук, рывком натягивая тетиву, но наемник опередил его. Сверкнув в воздухе, метательный нож ударил стрелка в горло, не защищенное броней. Лучник упал, захлебываясь в собственной крови, а его товарищ бросился на наемника. Ратхар отбил его удар и сделал стремительный выпад, вспоров мечнику живот. Тот согнулся, выронив меч и прижав руки к широкой ране, но Ратхару было уже не до него.

— Он мой, — раздался вдруг громкий возглас. То кричал один из очутившихся здесь воинов, несколько отличавшийся от прочих доспехами и оружием. — Клянусь, я прикончу всякого, кто посмеет тронуть наемника, — воскликнул незнакомец, и ринувшиеся к Ратахру его воины замешкались. — Бертран, Лангерд, со мной!

Трое мечников атаковали одновременно, навалившись со всех сторон и действуя очень умело. Наемник вытащил из-за пояса топорик, которым сейчас отражал частые удары своих противников. Он понял, что столкнулся с очень опытными бойцами, умеющими действовать сообща. Ратхар медленно пятился назад, уступая напору своих противников, которые загоняли жертву в угол, где рассчитывали прикончить без особого труда.

Взвинтив до предела все чувства и повысив скорость реакции, Ратхар сумел выровнять положение, но, к его удивлению, противники тоже увеличили темп, еще раз доказывая, что это не простые солдаты, а настоящие мастера меча. Двигаясь гораздо быстрее обычного человека, Ратхар кинулся в атаку, заметив брешь. Противники все же самую малость уступали наемнику в скорости, и ему удалось проскочить между двух воинов. Один из них мгновенно развернулся, пытаясь достать Ратхар длинным выпадом, но наемник уклонился, едва не растянув все связки, ибо тело с трудом выдерживало такую скорость, и ударил противника топориком, вогнав ему длинный шип на обухе под нижнюю челюсть. Еще один мечник, крестя перед собой воздух длинным клинком, кинулся на Ратхара слева, но наемник успел принять его удар на свой меч.

Трое бойцов кружились в смертельном танце, обмениваясь стремительными ударами, когда человеческому взгляду было не под силу различать отдельные движения, лишь сверкали на порхающих в воздухе невесомыми перышками клинках блики тусклого осеннего солнца. Только звон клинков и хриплое дыхание бойцов оглашали мертвый город. Бой, казалось, длился целую вечность. Все чувства воинов сейчас были сосредоточены на враге и его клинке, и более ничего не существовало для них.

И все же Ратхар сумел сперва устоять перед яростным стремительным натиском сразу двух великолепных бойцов, а затем атаковал и сам. Выбросив вперед клинок, он самым острием ударил одного из противников в лицо, нанеся не слишком опасную, но крайне болезненную рану, и, пока тот был ослеплен своею же кровью, кинулся на третьего противника. Этот воин, казавшийся слишком молодым, чтобы быть опытным противником, оказался настоящим виртуозом. Он легко отбивал все удары, постоянно находясь в движении и перемещаясь так же стремительно, как сам Ратхар. Наемник уже пропустил скользящий удар, который оставил на груди длинный и глубокий порез, из которого обильно текла кровь, и едва не лишился руки, отделавшись еще одной болезненной раной на плече.

— Ступай прочь, — произнес рыцарь, когда после очередной короткой стремительной атаки противник отпрянули друг от друга. — Это не твой бой, наемник. Ты хорош, я уважаю таких воинов, и потому готов тебя отпустить с миром. Нам нужна та, кого ты охраняешь, твоя жизнь для нас бесполезна.

Они стояли лицом к лицу в нескольких шагах друг от друга, приняв боевые стойки и будучи готовы мгновенно нанести удар либо закрыться от такового. Сторонний наблюдатель увидел бы опытного воина, украшенного ранней сединой, истинного пса войны, сильного и беспощадного, угрожавшего молодому утонченному рыцарю. Рыцарь производил впечатление неопытности, которое было обманчивым, равно как и чувство опасности и уверенности, исходившее от его противника.

Ратхар был одет в кожаную куртку и бриджи, не имея никаких доспехов, здесь, в непроходимых дебрях ставших обузой, в отличие от рыцаря, тело которого защищала тяжелая кольчуга с капюшоном, на голове была легкая каска с широкими полями, а руки до локтя были прикрыты пластинчатыми наручами. Рыцарь помимо длинного колющего меча-эстока имел небольшой круглый щит, называемый баклером. Из середины щита торчал крюк, служивший для зацепления вражеского оружия, весьма опасная вещь в умелых руках. Наемник, вооруженный лишь привычным тяжелым клинком, казался несколько беззащитным, но каждый боец уже понял, чего стоит его противник вне зависимости от того, как он вооружен.

— Если не можешь взять меня сталью, оставь тогда и разговоры, — возразил Ратхар, ловя каждое движение своего врага и ожидая в любой миг атаки. Он успел уяснить, сколь опасный противник сейчас стоял перед ним. — Я наемник, это верно, но я привык честно выполнять то, за что мне платят. Для меня честь — не пустой звук, хотя это честь не благородного нобиля, а простого воина. Так что оставь слова, и к делу!

— Что ж, пусть так, — произнес молодой воин, тоже не сводивший с наемника пристального взгляда. — Тогда знай, я — Антуан Дер Кассель, капитан королевской гвардии Его величества Зигвельта, — сказал рыцарь. — От твоей руки пали мои верные товарищи, и я убью тебя, дабы возрадовались их души. Я жажду мести, видят боги, но еще раз предлагаю тебе сойти с моего пути и остаться в живых. Если не хочешь просто уйти, тогда погибнешь здесь, и падальщики раздерут твою мертвую плоть, а душа навеки останется в этом лесу.

— Как рассудит судьба, — бросил Ратхар, а затем сам атаковал, не желая предоставлять право первого удара своему противнику.

Молодой рыцарь, выдержав очередной каскад ударов, направляемых рукой Ратхара, шагнул вперед, выбрасывая свой меч вперед и целя в верхнюю часть груди противника. Капитан гвардии бился в новой манере, когда мечом не рубили, а больше кололи, что особо удобно было применять против латников в тяжелых доспехах. Клинок его, узкий и длинный, идеально подходил именно для такого стиля фехтования в отличие от широкого рубящего меча Ратхара.

Очередной выпад Дер Касселя, продолжавшего наступать, достиг цели. Ратхар не успел отклонить устремившийся к нему стальной змеей клинок, и граненое острие разодрало бок наемника, заставив того согнуться от пронзившей тело боли. Гвардеец, желая закрепить успех, ударил снизу в живот, но Ратхар, собравшись с силами, зацепил его клинок шипом на обухе топорика. Дер Кассель рванул оружие, и рукоять топорика выскользнула из рук наемника, который, не теряя времени, ибо из раны текла кровь, а с ней покидали его тело и силы, ударил своего противника сверху. Антуан Дер Кассель принял клинок наемника на щит, зацепив крюком и едва не вырвав оружие из рук Ратхара.

— Великолепно, — казалось, рыцарь получает истинное наслаждение от смертельного поединка. — Ты даже лучше, чем я мог представить!

Наемник отступил, словно приглашая капитана атаковать, чем последний не замедлил воспользоваться. Узкий клинок эстока вновь устремился вперед, но Ратхар отразил его и обратным движение ударил Дер Касселя в грудь. Кольчуга смягчила удар, хотя меч наемника и пробил броню, а сам Ратхар, резко развернулся на каблуках и, используя силу инерции, наискось рубанул своего противника. Широкий клинок вошел глубоко в плоть, едва не отделив от тела капитана левую руку. Дер Кассель, от боли потерявший самообладание, ударил Ратхара почти вслепую, но наемник, уклонившись от очередного укола, вонзил клинок забывшему о защите противнику в живот, проткнув кольчугу, от чего меч наемника едва не переломился. Дер Кассель захрипел, на губах его выступила кровавая пена, и рыцарь стал заваливаться на бок. Ратхар, резким движением вырвав меч из раны, из которой тут же хлынула кровь, отпрянул назад. Он был готов к тому, что капитан, который был уже почти мертв, рискнет, решив атаковать и захватить с собой в иной мир и своего убийцу. Но Антуан Дер Кассель, получивший тяжелые раны, упал на землю, выронив клинок, и быстро умер.

Мелианнэ, увидев, что враг почти разгромлен, смело атаковала своих противников, которые пока в замешательстве стояли перед эльфийкой, не зная, как ее обезоружить, при этом не нанеся слишком тяжелых ран. Эльфийка легко прыгнула вперед, ударив воина в кольчуге, который стоял ближе к ней. Он сумел поставить блок, но Мелианнэ, метнувшись в сторону, и заставив противника на миг потерять равновесие, достала его по руке, заставив выронить меч. Второй человек, сверкавший гладко выбритым черепом и носивший поверх походного кожаного камзола лишь легкий стальной нагрудник, неумело атаковал Мелианнэ. Эльфийка поняла, что перед ней неопытный воин, и решила не тратить на него силы и время. Ловко уйдя от удара, слишком медленного, чтобы угрожать ей всерьез, Мелианнэ пнула лысого в колено и, приблизившись вплотную, ударила рукоятью меча в висок. Этого оказалось довольно, чтобы вышибить из бритого дух. Однако первый воин, перехватив меч в левую руку, попытался достать Мелианнэ в спину, начисто забыв о приказе не калечить ее. Эльфийка успела подставить под его удар свой клинок, но сила воина, помноженная на ярость и боль, оказалась такова, что первый же удар вышиб меч из рук эльфийки, и ей оставалось только увертываться от его выпадов, и долго так продолжаться не могло.

Длинный клинок, направляемый умелой рукой, резал воздух, проносясь все ближе и ближе от головы Мелианнэ. Эльфийка выхватила кинжал, единственное оружие, сохранившееся у нее, и метнула в противника, но тот лишь махнул рукой, и клинок скользнул по пластинчатому наручу, отлетев в сторону. Мелианнэ бросилась назад, но запнулась обо что-то и упала. Воин метнулся к ней, занося меч для последнего удара, а эльфийка пыталась встать, но уже понимала, что это конец. В тот самый момент Ратхар поверг последнего противника и нашел взглядом лежавшую на земле Мелианнэ. Когда гвардеец уже был в шаге от беспомощной эльфийки, Ратхар размахнулся и метнул в него свой меч. Широкий клинок пронзил кольчугу и вышел из спины воина, выронившего оружие и опустившегося на колени. Из уголка рта его показалась струйка крови, гвардеец закатил глаза и рухнул бесформенной грудой на землю в шаге от эльфийки, уже попрощавшейся с жизнью.

Мелианнэ, с трудом веря, что осталась жива, встала, хотя ноги отказывались держать ее. Он огляделась по сторонам, увидев трупы и кровь. Кое-где валялось оружие их врагов, и не было видно ни одного живого человека.

— Кажется, мы победили, — произнес Ратхар, вытаскивая из груди последнего убитого им противника свой меч. — Это были дьорвикские гвардейцы. Никогда не предполагал, что придется сойтись с ними грудь на грудь. Вот этот воин — сам Антуан Дер Кассель, первый мечник Дьорвика, капитан королевской гвардии, — с восхищением сказал наемник, указывая на тело поверженного рыцаря. — Не думал, что сумею выйти победителем из схватки с таким противником. О нем слагали легенды, а этот блистательный рыцарь нашел свою смерть в проклятом лесу, среди руин давно брошенного города.

— Давай уйдем отсюда скорее, — промолвила Мелианнэ, подбирая с земли свой клинок. — Я не хочу оставаться здесь.

— Думаю, мы вне опасности, — возразил Ратхар. — Нам нужно прийти в себя, ты ранена, да и я тоже получил пару царапин. Так недолго и кровью истечь, а это вдвойне обидно, ведь мы одержали верх в схватке с такими опытными бойцами. К тому же на запах нашей крови явятся здешние зверушки, а значит, раны нужно как следует обработать. Лучше остаться здесь.

— Мне не нравится это место, к тому же, их могло быть больше, — предположила эльфийка, с неожиданной брезгливостью косившаяся на трупы поверженных врагов. — Прошу, уйдем отсюда. Эти руины привлекают слишком много внимания, мало ли, кто сюда еще забредет. — Она умоляюще взглянула на человека.

Ратхар не стал долго спорить, хотя предпочел бы заняться собственными ранами, да и спутнице его не помешал бы отдых, но сидеть среди кучи покойников и впрямь было не самым приятным удовольствием. Они пошли прочь из города, вновь углубившись в лес, хотя здесь не было столь густых непролазных зарослей, и идти казалось намного легче. Наемник лишь наскоро перетянул свои раны чистыми тряпицами, мгновенно набухшими от крови.

Мелианнэ, шагавшая позади наемника, все еще была под впечатлением от короткой, но столь кровавой и яростной схватки с их преследователями. Она с трудом смогла сосредоточить внимание на широкой спине Ратхара, и бездумно шагала, словно диковинный механизм. Едва заметный толчок в кошеле, привязанном к ее поясу, заставил вздрогнуть Мелианнэ, настолько это было неожиданным. Она скользнула взглядом к поясной суме, коснувшись ее рукой. И вновь ощутила движение, от чего ее прошиб холодный пот. Мелианнэ не ожидала, что это случится так скоро. Ей должно было встретить этот момент в И’Лиаре, под надежной защитой многочисленного войска, плечо к плечу с сильнейшими чародеями ее народа, но она была здесь, одна в этом диком и опасном краю за сотни миль от дома.

Эльфийка едва не упала, неожиданно уткнувшись в Ратхара, который вдруг замер без движения, медленно обшаривая взглядом лес.

— Что такое, — Мелианнэ уже поняла, что чутью наемника можно доверять, а потому не на шутку взволновалась. — Что ты заметил?

— Мы здесь не одни, — спокойно произнес Ратхар, даже не делая попытки вытащить клинок из ножен.

Ветви колыхнулись, пропуская вперед не менее дюжины воинов, быстро окруживших двух путников, слишком усталых, чтобы помышлять о сопротивлении. Ратхар увидел перед собой бойцов в легких чешуйчатых панцирях, вооруженных короткими копьями с очень широкими наконечниками, и длинными боевыми ножами. Некоторые держали в руках небольшие круглые щиты, обтянуты раскрашенной кожей, символы на которой, возможно, были их клановыми знаками, наподобие гербов на рыцарских щитах. Не менее четырех воинов из числа окруживших их держали в руках длинные луки, и хищные жала стрел были нацелены в грудь Ратхару.

Наемник видел до блеска выбритые головы встретивших их воинов, их узкие лица, покрытые сложной вязью татуировки. Словом, он видел достаточно, чтобы понять, что перед ними вовсе не люди, а орки. И судя по татуировке, все они были опытными воинами, с которыми наемник не рискнул тягаться бы, даже будучи невредимым и полным сил, а сейчас любая попытка сопротивления стала бы самоубийством.

Эти мятежные родственники эльфов все делали не так, как их соседи, и потому, если у Перворожденных только маги покрывали свое тело татуировкой, а также брили головы, то орки, напротив, сделали это отличительными чертами каждого воина. Ратхар знал, что при посвящении молодой орк получал только клановую метку на правую щеку, а затем с каждым боем, каждым убитым врагом к ней добавлялись еще завитки. Наемник мог бы поклясться, что среди окруживших и воинов у многих расписана грудь и плечи, что было привилегией только лучших из лучших, настоящих мастеров, которых в каждом клане было не более полусотни, а чаще и того меньше. И каждый такой боец едва ли уступил бы тем же дьорвикским гвардейцам, а кое-чему мог бы их еще и поучить.

— Пойдете с нами, — вперед выступил могучий воин, сжимавший в руках копье. На поясе у него висел тяжелый меч, явно сработанный не в этих краях. Татуировка покрывала не только его лицо, но и кисти рук. — Ваше оружие мы заберем. — Орк обращался к ним на языке людей, видимо, не в последнюю очередь адресуя эти слова Ратхару, в котором видел наиболее опасного противника. Слова он произносил медленно, но при этом правильно и почти без акцента.

— Т’аллим н’орс, — Эльфийка говорила на родном языке, который был отлично понятен и оркам, но наемник, разумеется, им не владел, а потому просто ждал, как на фразу его спутницы отреагирует командир поймавшего их отряда. — Н’ор и’эт Р’рог амилли, э сил’ум ниэ каллирион?[1]

Из-за спин настороженно замерших воинов показался высокий орк, вооруженный только коротким клинком и опиравшийся на украшенный затейливой резьбой посох. Его кожа была чиста, а волосы пышной гривой спадали на спину. Разговаривавший с пленниками воин почтительно склонил голову и отступил в сторону, при этом не отпуская рукоять своего меча и зорко следя за каждым движением их добычи.

— У’атим н’ора, селамирил, — чародей приблизился к эльфийке. — А’илла виларе н’иэссин н’ор ведаре. А’илла фалирэ, и’эннэ наи кол’амире. Гиер то у’маннэ эр лорк т’олире, н’дали унаруэ. Ниэ кам’милэ соран’э.[2]

— Что они хотят? — тихо спросил Ратхар, нутром чувствовавший, что с миром их точно не отпустят.

— Отдай им оружие, мы идем с ними, — не глядя на своего спутника, приказала Мелианнэ. — Их слишком много, чтобы рассчитывать на удачу, если дойдет до боя. И будем надеяться, что нас не убьют сразу.

Эльфийка, подавая пример покорности, отдала в требовательные руки обступивших их воинов свой клинок и кинжал, а затем орочий маг вдруг протянул руку к висевшей на поясе Мелианнэ сумке и вытащил из нее нечто, похожее на яйцо, покрытое не то мягкой скорлупой, не то кожистой пленкой голубого цвета с яркими прожилками. Наемник видел, как чародей бережно взял этот предмет, поднес к лицу, долго разглядывая, и затем опустил в свой мешок, а среди воинов при этом раздались тихие восторженные возгласы.

Ратхар послушно кинул вдетый в ножны клинок одному из орков, который почтительно принял оружие, и шагнул следом за Мелианнэ. Орки, окружив их плотным кольцом, двинулись в лес. Ратхар заметил, что командовавший отрядом воин что-то негромко сказал одному из своих спутников, который вместе с еще тремя бойцами направился обратно к руинам. Пока наемник был спокоен, хотя и понимал, что жизни их висят на волоске. Однако орки не расстреляли их из-за кустов, а сохранили жизни, и это давало повод надеяться на лучшее.

А за спинами путников, превратившихся из победителей в пленников, среди древних руин, бродил меж камней гвардеец, которого удар Ратхара лишил одного глаза. Кровь из раны на лбу заливала ему уцелевшее око, и воин на ощупь пытался найти дорогу. Он уже понимал, что, скорее всего, один уцелел из всего отряда. И удивился, когда услышал рядом шаги и негромкие голоса. Он не понял, о чем говорили те, кто был рядом, но решил, что у них найдет помощь. Воин бросился туда, где, как ему казалось, звучали голоса. Он несколько раз спотыкался, упав и разбив о камни колени, но все это было мелочью, ибо вернулась надежда на спасение.

— Кто здесь? — спросил он в пустоту, не различая ничего перед собой. — Прошу вас, кто бы вы ни были, помогите!

Слева раздался короткий возглас на странном языке. Гвардеец вдруг понял, что совершил ошибку. Слепой и раненый, он едва ли долго протянул бы здесь, но, выйдя из своего укрытия, он точно подписал себе смертный приговор, ибо его обнаружили явно не люди, и милосердия от них ждать не стоило. Он ощутил движение рядом с собой, а затем мощный удар поверг его на колени. Сильный рывок за волосы и прикосновение к шее холодной стали — все, что запомнилось воину в последний миг его жизни.

А орк, прикончивший последнего из людей, удовлетворенно посмотрел на дело рук своих и обернулся к появившимся из развалин товарищам, обыскивавшим город.

— Больше никого, — бросил один из них, пряча в ножны тяжелый боевой нож. — Этот человек оказался великолепным бойцом. Он достоин уважения.

— Убираемся отсюда, — убивший гвардейца орк вытер кинжал и тоже убрал его в ножны. — Нужно догнать остальных, если не хотим здесь застрять надолго.

За спинами покидавших руины орков, не оглядывавшихся назад, чуть заметно пошевелился один из людей, пришедших с запада.


Рангилорм, вырвавшись из пучины крепкого сна, сперва не мог понять, что же разбудило его. Обострив до предела все чувства, он попытался понять, не появился ли поблизости чужак, прельщенный мифическими богатствами, которые будто бы скрывались в недрах пещеры старого отшельника. Но шли минуты, Рангилорм тщетно пытался уловить малейший шум, звон металла, шелест извлекаемых из ножен клинков, шорох шагов, сдерживаемое дыхание и даже биение сердца, но ничто не тревожило более его покой.

Отшельник уже, было, решил вновь попытаться заснуть, ибо не видел причины, которая могла бы этому помешать, когда пронзительный крик заставил его вздрогнуть. Он узнал этот голос, хотя и не слышал его уже давно. Кричала юная Феларнир, и в ее вопле чувствовалось горе матери, лишившейся единственного дитя, боль, отчаяние и ярость. И она призывала на помощь своих братьев и сестер, которые, в этом сомнения не было, услышали бы ее зов, сколь далеко не находились они в этот миг.

Рангилорм ощутил слабое раздражение, вызванное таким беспокойством, но он не смел противиться давним законам, которые призывали каждого из его народа, где бы он ни был, были ли он ранен, или устал, немедля следовать на такой зов, ибо от этого зависела судьба их племени, а не просто отдельных братьев и сестер. И старый отшельник, уже давно не покидавший глубокую сухую пещеру, не смел ослушаться.

Рангилорм потянулся, разминая затекшее от долгой неподвижности тело, разгоняя застоявшуюся кровь по стальным мышцам, не утратившим с возрастом силу и упругость. Он пробовал свое тело, заставляя его двигаться сперва осторожно, а затем все быстрее и быстрее, словно опытный воин, вынужденный сменить привычный клинок на новое оружие, баланса которого он не знал.

Отшельник еще раз потянулся, окончательно сгоняя с себя остатки оцепенения, и направился к видневшемуся в сумраке пятну света, которое обозначало выход из его пристанища. Чем ближе он подходил к выходу, тем сильнее становился ни с чем не сравнимый запах океана, могучего и невозмутимого. Отсюда он уже мог слышать мерный рокот тяжелых волн, что лизали подножие скалы. Рангилорм кожей ощущал их скрытую до поры мощь, с которой не под силу было спорить никакому разумному созданию из всех, что жили под этими звездами.

Отшельник уже предвкушал приближающийся миг свободы, краткий, и от того еще более желанный. Несмотря на прожитые годы, в этот момент Рангилорм никак не мог сладить с собой, не мог отказаться от этого удовольствия. Да, если говорить прямо, это было, пожалуй, единственное наслаждение, еще доступное старому отшельнику. И в тот момент, когда он уже был готов к последнему шагу, непременно стремительному и неудержимому, ибо только так можно было в полной мере вкусить всю прелесть этого полета, до него донесся еще один звук, который старик менее всего ожидал услышать.

Еще не родившийся ребенок впервые осознал себя живым существом и шевельнулся, одновременно ища маму, которой не было рядом. Он издал первый плач, пока еще едва слышный, но способный стократ усилиться после рождения. Но и того, что было слышно, оказалось достаточно Рангилорму, который без долгих раздумий ринулся вперед.

А в море, в нескольких перестрелах от отвесной скалы, столь высокой, что ее вершина скрывалась в облаках, двое рыбаков замерли с костяными острогами в руках в ожидании добычи. Их суденышко, диковинная лодка, связанная из тростника, что не тонул в воде, была предоставлена волнам и ветру, которые прихотливо играли посудиной, то вознося ее ввысь, то бросая в разверзавшуюся бездну. Но двум отчаянным добытчикам, рискнувшим выйти в море в такую погоду да еще забраться в столь неспокойные воды, все это было безразлично. Томозуру, старый, но все еще крепкий и опытный мореход, успел краем глаза увидеть под поверхностью воды длинный серый силуэт, и не сомневался, что это была акула, учуявшая их приманку. Он кружила, опасаясь ловушки, но с каждой минутой оказывалась все ближе к лодке.

Вот сильная рыба, стремительная, словно летящее боевое копье, мелькнула вновь, и теперь она была так близко, что можно было дотянуться до нее рукой. Томозуру вскинул острогу, готовясь нанести своей жертве единственный удар, который должен был прикончить добычу. Но в тот миг, когда мышцы рыбака напряглись, готовые отправить в полет грубое оружие, закричал Эмолеа, его юный товарищ, уже успевший прослыть опытным рыбаком и охотником.

— Смотри, — кричал мальчишка, вскакивая во весь рост и простирая руку к темной громаде скалы. — Крылатый змей! — В голосе юноши слышался ужас, который все же пересиливало удивление.

Обратившись взглядом туда, куда указывал его ученик, Томозуру от неожиданности выронил острогу, мгновенно скрывшуюся в воде. Он увидел, как от едва заметной с поверхности моря щели в камне отделилось нечто темное, походившее своими формами на странное копье с широким листовидным наконечником, и древком, которое имело утолщение посередине, а к концу сильно сужалось. Это нечто темным росчерком неслось к воде, и когда до тяжелых волн оставалось не более двух человеческих ростов, оно издало пронзительный крик и с громким хлопком развернуло крылья, породив на водной глади высокую волну, разошедшуюся кольцом в стороны. Крылатое создание, которое с первого взгляда узнал Эмолеа, взмыло ввысь, сделав широкий круг как раз над лодкой.

Рыбаки, которые неотрывно смотрели на диковинное существо, в которое почти уже не верили, ибо много поколений прошло с той поры, как умерли последние, видевшие его, могли рассмотреть летучего змея во всей его смертоносной красе. Они видели его покрытое антрацитовой чешуей стремительное тело, узкую клиновидную голову, походившую на оголовок боевой стрелы, плотно поджатые к брюху лапы со страшными когтями, извивающийся хвост, увенчанный костяным гребнем, и узкие кожистые крылья, казалось бы, не способные поднять в воздух это создание.

Пронзительно черный дракон стремительно пронесся над папирусным суденышком, сделав затем лихой разворот, и скрылся в облаках. Рыбаки только сумели понять, что это существо, явившееся, не иначе из древних легенд, устремилось на север. Провожая его взглядом, Томозуру без слов шептал заговор, должный отвести всякую беду и осенял себя знаком, отгоняющим злых демонов. А юный Эмолеа лишь глупо улыбался, все еще до конца не веря своим глазам. Мальчишка пребывал в восторге от того, что ему довелось своими глазами узреть древнюю легенду, которая неожиданно обрела плоть.

Старый рыбак, однако, понимал, что появление древнего монстра, чье племя в далекие времена спорило с самими вечными богами, несет этому миру большиеперемены, ибо никогда крылатые воины не возвращались в свои убежища просто так. Оставалось лишь молить предков, чтобы грядущие великие дела не коснулись маленького племени рыбаков, обитавшего на затерянном в южном океане островке.

Глава 7. Незваные гости и гости поневоле

По густому лесу устало брел одинокий эльф. Он затравленно озирался, время от времени замирая и к чему-то прислушиваясь, а затем продолжал свой путь. В этом измученном беглеце трудно было сейчас узнать гордого Перворожденного, скорее, этот эльф походил на убогого нищего. В нем мало что напоминало сейчас о вошедшей в поговорки утонченности и изяществе Детей Леса, одежда его превратилась в лохмотья, которые, как минимум, требовалось постирать. Внимательный взгляд сразу заметил бы на рубахе, некогда белоснежной, пятна крови и порезы, нанесенные клинком. Эльфы славятся своей красотой, но лицо этого эльфа покрывал слой грязи и засохшей крови из раны на голове, а также были заметны ссадины и кровоподтеки, оставленные крепкими кулаками, или, того хуже, солдатскими сапогами. В руках эльф сжимал простой корд, лишенный каких-либо украшений, клинок которого был покрыт кровью.

Принц Велар еще раз прислушался к тому, что творилось у него за спиной, и с облегчением вздохнул, ибо его чуткие уши не уловили ни единого звука. Вероятно, погоня все же отстала, потеряв его след. Собаки, которых за ними пустили, не привыкли преследовать свою добычу тихо, громким лаем предупреждая о своем приближении, и, надо сказать, при этих звуках даже самые стойкие воины пугались до ужаса. Сильные псы были противником, не менее опасным, чем опытные солдаты. Они были проворны и неутомимы, а острые клыки разили не хуже закаленной стали.

Всего из походного лагеря фолгеркцев, разбитого в лесу отрядом, который вел на юг пленников, удалось бежать лишь троим эльфам, которые вынуждены были оставить разъяренным людям еще дюжину своих братьев. Велар был почти уверен, что тех несчастных уже предали смерти, тем более, если погоня уже вернулась в лагерь, и стали известны потери. Принц понимал, что нельзя было бросать на поругание людям своих товарищей, но также понимал, что схватка с полусотней до зубов вооруженных солдат и рыцарей была бы самоубийством. Они приняли единственно верное решение, но кровь погибших братьев теперь будет взывать к отмщению, и Велар знал, что люди сполна заплатят за них.

В той битве, где было разгромлено войско, которым и командовал Велар, принц уцелел чудом, и до сих пор не решил, случилось ли это во благо или же во вред. Получив несколько тяжелых ран, эльф был еще жив, когда на него наткнулись обходившие поле боя люди, и кто-то из них догадался, что умирающий Перворожденный не был простым воином. Велара, уже лишившегося сознания от потери крови, доставили в лагерь людей, где за него взялись лекари, и без всякой магии сумевшие вернуть эльфа к жизни. И едва придя в себя, осознав, где он и что случилось, гордый принц стал думать о дальнейшей своей судьбе.

Еще в королевском лагере Велар сумел раздобыть обломок стрелы с наконечником, которым был готов вскрыть себе вены, ибо уже знал, что пленников решили отправить в Фолгерк, дабы все жители королевства сполна сумели насладиться их позором. С немногими эльфами, которых воинам Ирвана удавалось взять живыми, обращались вполне прилично, хотя порой стражники, особенно те, кто потерял своих товарищей на этой войне, давали волю кулакам. Но было понятно, что пленников берегут для особо жестокой казни или пыток, чего Велар не собирался ждать. Он был готов сам оборвать свою жизнь, но не мог позволить предать себя публичному унижению.

К счастью, до того, чтоб наложить на себя руки, дело не дошло. Принц ощутил надежду после того, как их отправили в Фолгерк, дав для охраны всего полсотни воинов. Для пятнадцати пленников и этого хватило бы с лихвой, но все же шансы на побег стали намного больше, чем когда их окружали несколько тысяч людей.

С эльфов ни днем, ни ночью не снимали путы, поскольку еще сразу после битвы один из пленников сумел отнять у стражника клинок, которым убил не менее полудюжины людей, а затем сам бросился на меч, когда оказался в окружении. Дабы избежать подобного и сохранить прочих пленников до прибытия в Фолгерк, стража не сводила взгляда с гордых эльфов, которые были слишком ценным трофеем для того, чтобы просто дать им умереть. Люди, приставленные к пленникам, знали свое дело, и все же Велару удалось улучить момент и перерезать ремни, которыми связали его руки и ноги, а затем обломком стрелы прикончить одного из стражей и забрать его клинок.

Эльфов держали порознь, поэтому под покровом ночи принцу удалось освободить лишь двух своих товарищей, после чего люди подняли тревогу. Остававшиеся в лагере эльфы оказались в кольце закованных в латы людей, и прорваться к ним было теперь невозможно. Велар, обрекая своих братьев на смерть, бросился в лес, а его товарищи, разумеется, последовали за своим принцем, готовые своими телами принимать предназначенные тому клинки и стрелы врагов.

Они полагали, что лес скроет их следы, и люди не станут преследовать беглецов, и были правы, ибо мало кто решится тягаться с эльфом в лесу, тем более, в исконных землях Перворожденных, где им помогают даже лесные духи. Однако фолгеркцы оказались куда умнее и предусмотрительнее, поскольку вели с собой псов, натасканных на запах эльфов. Еще в древней Империи сумели вывести эту породу, которая была неподвластна даже самой изощренной магии Перворожденных, и теперь давние враги вновь гнали усталых изможденных эльфов по лесу, не позволяя им остановиться и перевести дух.

Приглушенный лай достиг ушей эльфов, когда они полагали, что уже оторвались от возможной погони. Два часа бежали они по зарослям, хотя нетрудно понять, сколь быстро могут передвигаться ослабшие в долгом плену и измученные короткой, но яростной схваткой беглецы. Далар, один из спутников принца, был к тому же серьезно ранен, во время побега пущенный вдогонку болт пронзил ему плечо, и хотя его товарищи сумели вытащить стрелу, из раны не унимаясь, шла кровь, и эльф слабел с каждым шагом. Пожалуй, разумнее было бы бросить его, дабы увеличить шансы остальных на спасение, да люди так бы и поступили, но принц не мог оставить на верную смерть того, кто совсем недавно прикрывал ему спину, когда они рубились с дюжиной солдат, уже было потеряв надежду.

— Э’валле, нам долго не продержаться, — хрипло произнес Милар, второй спутник Велара. — Слышишь, псы идут по следу и они все ближе. А с ними наверняка немало воинов.

Принц прислушался и понял, что его товарищ прав, ибо яростный лай сразу нескольких псов с каждым мигом становился слышен все отчетливее. Их настигали враги, и шансов на спасение, что уж скрывать, уже почти не оставалось.

— Позволь остаться, — продолжал тем временем Милар. — Я отвлеку их, задержу хоть на несколько минут. Тебе нужно уходить, э’валле, ты должен спастись и помочь Далару. Он слаб и не выдержит такой гонки, а я могу дать вам время отдышаться.

— Ты погибнешь, — скорбно произнес Велар, который разумом понимал, что подданные должны жертвовать жизнями во имя государя, но сердцем отказывался принять такой дар. — Оставшись, ты проживешь ровно столько, сколько понадобится их арбалетчикам, чтобы точнее прицелиться.

— Ты знаешь, что это единственный выход. — Воин был непреклонен, к тому же оба понимали, что это действительно единственный шанс спастись хоть кому-то из беглецов. — Наверняка здесь есть наши патрули или разведчики, возможно, они даже следили за нашим конвоем. Они найдут тебя, но нужно сбить со следа погоню.

Велар лишь кивнул и бросил товарищу свой клинок, отличный длинный меч, взятый с тела какого-то офицера из числа убитых ими фолгеркцев. Он сделал все, что мог, чтобы дать спутнику лишний шанс, позволить ему продержаться в неравном бою на несколько мгновений больше, но как же мало мог сейчас принц! А Милар спокойно принял оружие и протянул принцу, дабы не оставлять того вовсе безоружным, свой корд, по рукоятку покрытый кровью людей. Оружие, обращенное против собратьев своего прежнего владельца, отняло немало жизней, и еще могло послужить спасению беглецов.

Милар развернулся, и спокойным шагом направился туда, где раздавались звуки погони. Он уже был мертв, а потому не боялся ничего и был абсолютно невозмутим. Говорят, эльфам не свойственно излишнее презрение к жизни, которую эти создания, чей век неизмеримо велик по сравнению, например, с людьми, успевают слишком сильно полюбить, но сейчас настал тот момент, когда смерть может стать благом не только для себя, но также единственным шансом сохранить жизни для товарищей.

Велар, почти тащивший на себе раненого Далара, слишком слабого, чтобы выдерживать высокий темп без посторонней помощи, пошел вперед, стараясь не оглядываться на обрекшего себя на верную гибель Милара, спокойно дожидавшегося появления людей. Воин дал своему принцу шанс, пускай призрачный, а потому следовало воспользоваться им.

Как погиб Милар, принц не знал, даже звуки боя, вряд ли слишком долгого, поглотил лес, но зато вскоре за спинами беглецов вновь послышался лай, иногда перемежавшийся криками их преследователей, которые остервенело гнались за эльфами, уже бывшими в одном шаге от спасения.

— Нам не уйти далеко, — обреченно произнес Велар, сделав короткую остановку. — Они нас настигнут совсем скоро.

— Э’валле, позволь остаться и задержать их, — прохрипел в изнеможении упавший на траву Далар, почти в точности повторяя слова, недавно произнесенные третьим их товарищем. — Вдвоем нам не спастись, это верно, но один ты сможешь скрыться в лесу, запутав следы.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь, воин? — усмехнулся Велар. — Верно, ты потерял так много крови, что уже начал бредить. Даже если бы я согласился и приказал тебе остаться, обрекая на смерть, чего я сделать не могу, долго ли ты продержишься в бою даже против одного фолгеркского воина? Я не желаю более бегать по своей земле от чужаков, словно загнанный зверь, — решительно произнес принц. — Судьбе было угодно, чтобы на смертном поле мы не погибли, оказавшись в плену и испытав немало унижений, но теперь, видно, пришел наш последний час. Мы встретим свою смерть с оружием в руках, погибнув не от холода или голода, не от петли или палаческого топора, а от клинков врага.

Они дождались погоню недалеко от стремительного ручья, несшего свои кристальные воды на север. Велар понимал, что эта живописная поляна, окруженная настоящими лесными патриархами, могучими древними деревами, станет их могилой, но он был полон решимости сражаться. Далар, вооруженный, как и принц, трофейным кордом, также с гордым видом стоял почти в центре поляны, грозно взмахивая клинком и разминая мышцы, но Велар видел, что это уже не боец, тем более, против крепких и здоровых людей, не отягощенных ранами, к тому же уверенных в себе по причине явного численного превосходства.

Гончие, сразу два поджарых пса, словно рожденные для таких вот молниеносных атак, появились внезапно, не предупредив лаем своих противников. Велар только успел заметить смазанные силуэты, серые в подпалинах, одновременно метнувшиеся к нему и к едва державшемуся на ногах Далару. Принц отпрыгнул в сторону, пропуская первого пса мимо себя, и, присев, вонзил ему корд в брюхо. Собака, извернувшись, успела схватить своими мощными зубами принца за запястье, но он только глубже вгонял короткий клинок, наверняка добивая зверя.

Далар тоже пытался встретить пса мощным ударом, но, слишком слабый для такого боя, пропустил бросок, и гончая всей своей массой ударила раненого эльфа в грудь, опрокинув его на землю. Рывок — и из развороченного горла Далара хлынул поток горячей крови. В следующий миг принц вонзил в спину пса клинок, перерубив собаке позвоночник, но его товарищ уже был мертв.

Оставшись в одиночестве, Велар подхватил второй корд, вооружившись, таким образом, двумя клинками, и повернулся в ту сторону, откуда появились собаки. Он ждал своих преследователей, которые на замедлили появиться.

Трое воинов в кольчугах и широкополых касках, под которыми были надеты плотные кожаные капюшоны, полукольцом обступили поигрывавшего мечами эльфа. Велар заметил, что один из стоявших напротив него воинов вооружен даже длинным широким клинком, оружием, явно указывавшим на более высокий статус этого бойца по сравнению с его товарищами. Остальные держали в руках топоры, а один из фолгеркцев, к тому же, имел легкий арбалет, сейчас грозно уставившийся в грудь эльфа.

— Сдавайся, нелюдь, — прорычал тот, что был с мечом. — Ты уже мертв, неужели еще не дошло? Отсюда тебе не уйти, сам видишь, что шансов у тебя немного.

— Ты очень храбр, человек, покуда нас разделяет несколько ярдов земли, — холодно усмехнулся принц, к которому в последние мгновения жизни вернулись все прежние повадки, в том числе и презрение к людям. — Так ли ты будешь отважен, когда наши клинки скрестятся?

— Бросай оружие и ступай с нами, — еще раз обратился к эльфу командир троицы воинов. Видимо, он почувствовал решимость своего противника, его презрение к смерти и готовность дорого продать свою жизнь, и потому не спешил командовать атаку. — Обещаю, тебе сохранят жизнь, пускай на твоей шкуре немало загубленных жизней моих братьев. Брось клинки, эльф, ты же знаешь, что не одолеешь всех троих.

— Тебе нужны мои мечи? — ощерился принц, почувствовав какой-то юношеский задор. — Забирай, если сумеешь, — Велар резко взмахнул рукой, метнув один из кордов. Он отлично владел обеими руками и мог биться в два клинка, но предпочел лишиться оружия, попытавшись при этом вывести их игры хотя бы одного врага.

Не слишком хорошо выкованный корд, оружие простого воина, мало пригодный для метания, ударил рукоятью в лицо одному из флогеркцев, одновременно второй выстрелил из арбалета, а их командир кинулся вперед, замахиваясь мечом. Велар уклонился от болта, хотя с такого расстояния он наверняка должен был поразить цель, и тут же схватился с командиром вражеского отряда. Высокий, ростом почти с самого принца, но более широкий в плечах, человек сразу заставил эльфа отступить на несколько шагов. Длинный меч давал неоспоримые преимущества перед кордом, и Велар понял, что шансов выиграть этот поединок у него почти нет. Лишь благодаря ловкости и лучшей выучке Велару удавалось пока ускользать от ударов, пару раз ткнув противника в грудь, но клинок отскакивал от тяжелой кольчуги.

Тот из фолгеркских воинов, который был ранен броском Велара, прижимал руки к лицу, и сквозь пальцы его текла кровь, вероятно, из выбитого глаза. Этого противника пока можно было не брать в расчет, но арбалетчик, сжимая обеими руками короткий топорик, уже устремился к поединщикам, намереваясь окончательно склонить чашу весов в сторону фолгеркцев.

Пропустив над собой клинок человека, Велар, проскользнув у него под рукой, располосовал своим кордом бок врага, пробив кольчугу, и метнулся к арбалетчику, который, не ожидая такой прыти от раненого и измотанного долгой погоней эльфа, едва успел принять его удар древком своей секиры. Отбив в сторону корд он размахнулся, опуская топор на голову Велара, но эльф, плавно перетекший влево, легко ушел от удара и уколол фолгеркца в горло, чуть выше кольчужного воротника. Клинок точно поразил артерию, из которой ударил настоящий фонтан крови. Смертельно раненый человек отбросил топор, пытаясь зажать рану, но его товарищ уже вновь атаковал Велара, яростно рыча и вспарывая воздух перед собой взмахами тяжелого меча.

Эльф отпрыгнул в сторону, уходя от удара, но человек продолжал наступать, гоняя принца по поляне и постоянно угрожая ему своим клинком. Несмотря на тяжесть доспехов, этот воин двигался стремительно, и каждый выпад его был наполнен силой. Со свистом широкая полоса булатной стали рассекала воздух, проносясь все ближе от головы Велара. Принц был на грани поражения, ибо ощущал, что силы покидают его, но все же он не собирался сдаваться.

Ярость, охватившая фолгеркца при виде гибели его товарищей, которых сумел одолеть единственный эльф, коему пора было уже упасть от усталости, сыграла с человеком злую шутку. Велар, оказавшись возле валявшегося на земле корда, успел подхватить второй клинок, на что его противник не обратил внимания. А принц, дождавшись очередного могучего удара, который, придись он в цель, развалил бы эльфа на две половины, принял меч человека на скрещенные клинки своих кордов, вывернув их так, что фолгрекский воин не сумел удержать оружие. Он сразу же отступил назад, вытаскивая из ножен на поясе кинжал, размерами почти не уступавший кордам Велара. При этом человек пытался приблизиться к тому месту, где лежал топор одного из его соратников.

Велар, кинувшись в атаку, одним клинком отвел в сторону кинжал человека, второй вонзив ему в живот. Но противник принца оказался невероятно живучим, ибо почти не обратил внимания на тяжелую рану, ударил кулаком, затянутым в боевую рукавицу, эльфа в лицо и тут же полоснул его по груди кинжалом. Зашипев от боли Велар, на мгновение потерявший ориентацию из-за могучего удара человека, нанес, не глядя, удар, пришедшийся по лицу фолгеркцу. Затем эльф, понимая, что движимый яростью, его противник может успеть нанести смертельный удар, прежде чем сам погибнет, вырвал корд из живота фолгеркца и вонзил оба клинка ему в основание шеи, вложив в этот выпад все оставшиеся силы. Изо рта человека брызнула кровь, он захрипел и сперва упал на колени, а затем плашмя растянулся на вытоптанной земле. Велар, чувствуя неимоверную усталость, опустился рядом с поверженным врагом. Он слышал рядом стоны и невнятные ругательства лишившегося глаза человека, которому, кажется, пока было вовсе не до эльфа, в этот момент едва ли способного оказать сопротивление, но сил не было, чтобы обращать на это внимание.

Велара подстегнула мысль о том, что по их следу, наверняка, пошло гораздо больше, чем три воина, а потому вскоре сюда могут добраться еще фолгеркские солдаты, которым останется только не спеша добить изможденного эльфа. Или, если они получили иной приказ, не особо напрягаясь вновь скрутить его понадежнее, и притащить обратно в лагерь. Принц встал, сумев даже подобрать кинжал своего мертвого противника, ибо вытаскивать из его тела мечи было свыше сил Велара, и двинулся к ручью.

Вдоволь напившись ледяной воды, принц ощутил прилив сил, каковые, что он отлично понимал, вскоре оставят его окончательно. Стремительный поток, пронзавший лес, словно стилет — доспехи, стал путеводной нитью для Велара. Эльф шагал, не разбирая дороги и оглядываясь лишь тогда, когда упирался в стоявшее на пути дерево или слишком густой кустарник, сквозь который было не пробраться. Его сил хватало лишь на то, чтобы переставлять ноги, и не более. Рубашка на груди набухла от крови, сочившейся из глубокого пореза, рану на лице жутко саднило, но все же принц был еще жив, пусть и не осознавал это в полной мере, а потому он боролся до конца.

Сколько времени он шел, и в каком именно направлении, Велар не мог сказать точно, ибо последнее время пребывал почти в бессознательном состоянии. Тело само делало то, к чему привыкло, разум же, утомленный и изможденный, пребывал словно бы вне оков плоти. Когда наступило краткое просветление, принц понял, что забрел в болото, ибо вокруг на много сотен ярдов высились тростники, да кое-где торчали из жижи корявые деревца, которым здесь едва хватало света и пищи, чтобы вырасти на несколько ярдов.

С удивлением оглядевшись, Велар, которому едва хватало сил чтобы стоять на ногах, никак не мог понять, каким образом сумел так далеко забраться в трясину, ведь каждый шаг здесь мог оказаться последним. Вдруг он заметил движение за спиной и резко обернулся, вскидывая в защитной стойке чудом сохранившийся клинок. Принц и сам понимал, что от него сейчас толку, как от бойца, мягко говоря, будет немного, но подставлять безропотно горло под вражью сталь он не собирался.

От края болота осторожно шли три воина, закутанные в словно сшитые из множества лоскутков плащи, скрывавшие одеяния и доспехи. Каждый воин нес в руках длинный составной лук, из колчанов, висевших у правого бедра, торчало яркое оперение стрел. Воины медленно окружили Велара, не выказывая никакой угрозы. Луки они держали опущенными к земле, при этом не пытаясь достать стрелы и не касаясь клинков. Наконец, стоявший посередине лучник откинул капюшон, дав принцу возможность рассмотреть себя.

— Эльфы, — не веря своим глазам произнес Велар. — Неужели это явь, а не предсмертный бред?

— Кто вы, и что с вами случилось, — почтительно спросил не обративший внимания на бормотание Велара командир троицы стрелков. — Как вы очутились здесь?

Вид у принца был жуткий. Велар был в крови, своей и чужой, в грязной, пришедшей уже в полную негодность одежде, и встретившие его эльфы с явным удивлением и сочувствием смотрели на беглеца.

— Я Велар, сын владыки Эльтиниара, — едва слышно ответил принц, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Наследник престола И’Лиара. Я бежал из плена. Эти земли еще контролируют воины Фолгерка?

— Нет, э’валле, здесь нет людей, но почти нет и наших воинов. — Эльф склонился перед принцем, его товарищи последовали примеру своего командира. — Нас послали сюда, дабы не позволить пробраться в наш тыл разведчикам людей. Хорошо, что мы нашли вас. Мы сопроводим вас в наш лагерь, там вам окажут помощь, — предложил воин. — Владыка Эльтиниар будет рад вести о вашем спасении, ведь он полагает, что ваше высочество были убиты.

Велар едва смог дослушать слова своего собеседника, после чего мир перед глазами его сделал резкий поворот вокруг своей оси, и принц почувствовал, как земля уходит из-под ног. Крепкие руки лучников подхватили его и бережно опустили на сухую траву. Велар наконец-то ощутил себя в безопасности и с чувством глубокого успокоения потерял сознанье.


А для человека, уроженца дальних краев, волею судьбы, ставшего узником, тянулись, похожие один на другой, как две капли воды, дни плена, дни мучительного ожидания, порой готового смениться безысходным отчаянием. Отчаиваться было с чего, и иной, будь он слабее духом, давно уже впал бы в тоску, но тот, кто ныне томился в плену, был воином, и привык проигрывать с честью.

Незваный гость, сопровождавший давнего врага тех, кто пленил его, он не тешил себя напрасными надеждами. Воин, непрошенным ступивший в этот край, и сам мог считаться врагом здешних обитателей, хотя бы и потому, что пришел сюда помимо их воли. И орки, в руках которых оказался человек, были в своем праве, бросив его в темный погреб, хотя, скорее, им должно было сразу прикончить чужака.

Люди и орки никогда не были непримиримыми врагами, словно вся гордость, вся надменность и презрение к тем, кто был иной крови, по воле высших сил достались в незапамятные времена эльфам, а их братья унаследовали более спокойный нрав. Но, как и все прочие народы, живущие ныне или жившие в давние времена под этим небом, орки ревностно относились к неприкосновенности своих границ, и всякого, кто непрошенным, незваным явился в их владения, обычно встречали сталью, считая это справедливым. Однако ныне что-то изменилось, и пленнику сохранили жизнь, хоть и не был уверен Ратхар, что это продлится долго.

По правде, наемник не понимал, для чего оркам нужно было тащить его с собой, ведь он ничего не знал о тщательно хранимых тайнах своей спутницы, эльфийской принцессы, которая, кажется, и была самой ценной добычей нашедшего их отряда. По крайней мере, с Мелианнэ обращались весьма почтительно, хотя обычно на эльфов терпимость орков не распространялась, при этом ни на миг не сводя глаз с высокородной пленницы. Особенно внимателен был чародей, который ни на шаг не отпускал от себя эльфийку.

Путешествие по Р’рогу с момента встречи с орками ничем не запомнилось Ратхару, ибо ничего существенного за это время не случилось. Видимо, Мелианнэ говорила правду о том, что древний лес не питает к двоюродным братьям эльфов неприязни, поскольку ни один из его обитателей не пытался напасть на небольшую группу воинов. Шли они быстро, словно у орков была важная причина спешить. За время похода Ратхару не позволяли близко подходить к Мелианнэ, приставив к нему немолодого орка, сплошь покрытого татуировкой, свидетельствовавшей о высоком положении его в воинской иерархии их племени. Этот орк, настоящий богатырь, без особых затей дал пару хороших затрещин наемнику, когда тот на первом же привале намеревался побеседовать со своей спутницей, после чего Ратхар оставил эти попытки, чем, кажется, несколько огорчил своего надсмотрщика. В прочем, никто, похоже, не собирался зря мучить пленников, во всяком случае, в первое время. Поэтому в поселок все добрались на своих ногах, целые и невредимые, хотя наемник и чувствовал себя весьма уставшим.

Человека сразу затолкали в какой-то погреб на краю поселка, представлявший собой небольшую землянку, темную, но зато сухую, что уже было неплохо. Ратхар в первые дни не знал, чего можно ожидать от орков, но, к его немалому удивлению, с пленником, несмотря на то, что он едва ли представлял хоть какую-то ценность, обращались вполне прилично, голодом не морили и не истязали, хотя стражника к его импровизированной темнице все же приставили. Но на третий день пребывания в плену за наемником пришли три воина в полном вооружении, довольно грубо вытащившие его наружу и толчками и несильными оплеухами направившие к стоявшему в центре поселка дому.

Ратхара провели в большую комнату, вдоль стен которой стояли длинные лавки, а сами стены были увешаны разнообразным оружием, прежде всего, орочьим, но наемник сразу заметил легкие эльфийские клинки с затейливыми гардами, а также несколько тяжелых мечей, явно сработанных руками людей. Непонятно было, являлось ли все это оружие трофеями или оказалось здесь иным образом, например, в качестве подарков. Во всяком случае, некоторые клинки были столь редкими в этих землях, что наемник засомневался в том, что они могли быть взяты с бою, ибо едва ли орки ходили воевать далеко на юг или в корханские степи.

У дальней стены, как раз под щитами, украшенными символами захватившего человека и эльфийку клана, сидели два орка, словно олицетворявшие собой силу и власть. Одного из них наемник сразу определил, как мага, ибо он, в отличие от других представителей этого племени, не был украшен татуировкой, даже обязательного кланового символа, который каждый орк получал по достижении совершеннолетия, не было на лице его. Длинные волосы с обильной проседью, ниспадали на плечи и спину орка, а справа, чуть выше виска, были заплетены три тонкие косички. В отличие от чародеев-людей, предпочитавших как можно сильнее выделяться из толпы, орк был одет так же, как и прочие его родичи, виденные Ратхаром ранее. На нем была рубаха, подпоясанная кожаным ремнем, на котором висел длинный нож в расшитых бисером ножнах, и узкие штаны из мягкой кожи, заправленные в короткие сапожки. Единственным атрибутом, указывавшим на статус орка, был деревянный резной посох, который чародей приставил к стене рядом с собой, несколько серебряных амулетов, висевших на тонких шнурках на груди, да тяжелый витой браслет из того же металла, охватывавший его правое запястье.

Маг показался Ратхару слишком уставшим, погруженным в свои, одному ему и интересные мысли, но стоило только ему поднять глаза и встретиться взглядом с наемником, как человек сразу ощутил исходящую от него мощь и живой интерес ко всему происходящему. В глазах старого орка светилась сила и мудрость, а еще там был боевой задор, словно то был не проживший многие десятилетия чародей, а юный воин, только прошедший посвящение и ждущий первой своей битвы, в которой он должен доказать, что не зря украшенные шрамами ветераны назвали его своим братом.

Рядом с магом сидел воин, при взгляде на которого Ратхар сразу ощутил уважение, ибо заметил многочисленные шрамы, оставленные вражеским оружием на лице и руках орка, который так густо был покрыт татуировкой, что ни единого дюйма кожи невозможно было разглядеть. Орк, высокий и широкоплечий, опирался на длинный прямой меч в потертых ножнах, рукоять которого была украшена серебром. Ратхар сразу узнал работу гардских оружейников, предпочитавших ковать рубящие мечи, в отличие от их южных соседей, в последнее время делавших легкие клинки, пригодные более для уколов. Воин мрачно смотрел на наемника, периодически сжимая ладони на рукояти своего меча с такой силой, что мощные мускулы под рубахой вздымались буграми.

Воины, которые привели Ратхара пред очи своих набольших, неловко потоптавшись за спиной наемника удалились, дождавшись слабого жеста мага. На некоторое время установилось молчание. Орки беззастенчиво разглядывали пленника, особенно воин, который, кажется, оценивал человека, как противника в возможной схватке. Ратхар решил не следовать их примеру, и потому терпеливо смотрел себе под ноги, лишь изредка бросая на безмолвствовавших орков короткие быстрые взгляды, ожидая дальнейших событий.

— Человек, — наконец разомкнул уста воин. — Расскажи, почему ты оказался в Р’роге, и что делал там. — Вопрос был задан на одном из северных языков, знакомых Ратхару.

— Разве я нарушил границы ваших земель? — Наемник, немало повидавший на своем веку, не сильно боялся смерти, хотя и не торопил ее, полагая, что всему свое время. И потому он решил не расшаркиваться перед своими врагами, ибо кем же еще можно считать берущих тебя в плен. — Зачарованный лес, насколько мне известно, многие века никому не принадлежит, и каждый волен ходить там. Я тоже могу спросить, что ваши воины делали в Р’роге.

Ратхар уже подумывал о том, чтобы покинуть этот дом, не дожидаясь разрешения его хозяев. Орк-воин, хотя и был явно опытным бойцом, все же не мог считаться слишком опасным противником, и наемник готов был рискнуть. Но где-то неподалеку находились еще три вооруженных орка, те, что доставили пленника к своим вожакам, а это было уже серьезное препятствие. И, наконец, здесь был маг, а против него у человека не было никаких шансов, и Ратхар решил подождать, ничего пока не предпринимая, тем более, он толком не знал, где находится, как много здесь воинов, и далеко ли до населенных людьми земель.

— Забываешься, человек, — прорычал воин, недовольный дерзостью пленника. — Твоя жизнь пока зависит лишь от твоих слов, но даже вздумай ты хранить полное молчание, мы не расстроимся. Немало молодых воинов нашего клана еще не успели пролить кровь, а потому поединок с тобой окажется для них весьма полезным.

— Не думаешь, что после такого поединка молодых воинов в вашем клане поубавится? — Наемник с усмешкой взглянул в глаза воину, и тот, глухо зарычав, сделал попытку подняться со скамьи, но был остановлен вторым орком.

— Не стоит нам начинать беседу с угроз и обид, — произнес маг, положив ладонь на плечо воина, который от этого прикосновения вздрогнул и покорно опустился на лавку. — Возможно, лучше будет, если мы узнаем твое имя, человек.

— Человек — коротко бросил Ратхар, вновь чуть усмехнувшись.

— Ты все же слишком нагл для обреченного, — воскликнул воин, маг же только усмехнулся в ответ на реплику Ратхара, возвращая тому его ухмылку.

— Ответь человек, что же ты, все-таки, делал в зачарованном лесу, — затем вновь спросил маг. — Это не место для прогулок, там слишком опасно, и тебе это должно быть известно. В эти края не приходят, движимые лишь праздным любопытством. Нужны более веские причины, чтобы так рисковать собственными жизнями.

— Я был нанят эльфийкой, которую вы схватили вместе со мной, в качестве телохранителя и проводника. — Ратхар понял, что пока орки, особенно чародей, настроены к нему вполне мирно, но лишнее упорство может их только разгневать. Человек сейчас был полностью во власти орков, и поскольку умирать Ратхар не спешил, он решил проявить покорность, хотя бы до тех пор, пока есть хоть малейший шанс, что он может убраться отсюда живым. Поэтому воин решил говорить то, что почти полностью было истиной: — Она направлялась из Дьорвика в свою страну, я же должен был довести ее до границы с И’Лиаром.

— И ты не знаешь, почему высокородная эльфийка оказалась в человеческом королевстве? — продолжил расспросы маг, удовлетворенно кивая.

— Разумеется, нет, — разведя руками, ответил Ратхар, знавший, что правду нужно смешивать с ложью аккуратно, дабы не вызвать подозрение. К тому же наемник действительно почти ничего не знал о том, что именно привело Мелианнэ в земли людей, давних врагов ее народа, и потому сейчас ничуть не кривил душой. — Я был при ней слугой и охранником, в свои дела эльфийка не спешила меня посвящать.

— И все же, полагаю, ты кое-что должен был заметить, — чародей пристально смотрел на человека, не потерявшего самообладания, и тем начинавшего нравиться видавшему виды орку. — Возможно, она с кем-то встречалась в твоем присутствии, что-то говорила? Расскажи нам, и сможешь облегчить свою участь, — предложил маг.

— Вы уже ясно обрисовали мою судьбу, — покачал головой наемник. — А потому не вижу смысла отвечать на ваши вопросы, тем более, я уже сказал все, что знал и хотел.

Когда стражи, ожидавшие неподалеку окончания беседы, вывели человека прочь, к чародею обратился воин:

— Он бесполезен для тебя, Шегдар, отдай этого человека мне. Его вовсе не нужно было тащить сюда, к тому же, постоянно ожидая от него попытки побега, — с досадой произнес орк. — Стоило его прикончить еще в руинах, как тех других. Не понимаю, зачем ты за него вступился.

— Да, он ничего не знает, а о том, что все же видел и слышал, молчит, и едва ли станет разговорчивее даже под пытками, но пока этот человек должен жить. — Маг встал и принялся ходить по комнате. — Нить его жизни связана с нитью принцессы, они туго переплетаются, на какой-то момент становясь единым целым. Этот воин еще сыграет важную роль, Скадар, хотя я и сам пока не могу понять, чем он так важен. Здесь моих скромных познаний становится мало, но предавать смерти этого наемника пока нельзя. Лучше приставь к нему охрану получше, чтобы не сбежал.

— Хорошо, мудрейший, — кивнул татуированный орк. — Я подчиняюсь. За ним будут следить непрестанно.

— И смотри, чтобы он оставался целым и невредимым, покуда я не скажу, — чародей поднял голову, встретившись взглядом с воином, который заметно смутился. — Не зря Р’рог выпустил его. Видимо, в игре, которая уже близится к завершению, этот воин станет вовсе не разменной фигурой, — задумчиво произнес маг. — Скоро сюда прибудут мои братья, шаманы из прочих кланов, и мы решим, как поступить с трофеями, а заодно подумаем и о судьбе пленников.

Этот странный допрос был единственным для человека свидетельством внимания к нему. После разговора с чародеем Ратхара вернули в импровизированную темницу, приставив еще и охрану. Через узкое окошко, скорее, просто щель, под самой крышей наемник видел прогуливавшегося неподалеку воина в полном вооружении. Вообще то, мысль была здравая, ибо, хотя пока орки вели себя вполне миролюбиво, Ратхар с каждым днем своего пребывания в плену все чаще думал о том, как бы выбраться из этого поселка, желательно, прихватив с собой и Мелианнэ. Эльфийке едва ли было приятно находиться здесь, в окружении давних врагов ее народа.

Ратхар помимо воли все чаще думал о гордой Перворожденной, с которой его свела судьба. Все время, которое они провели вместе, эльфийка держалась невозмутимо, словно будучи заранее уверена в исходе ее путешествия, но наемник понимал, как ей было страшно, особенно до того, как Мелианнэ оказалась на пороге жилища Герарда. Одна в чужой стране, где невозможно затеряться в толпе, ибо только слепой не узнает в ней эльфийку, преследуемая неведомыми врагами, словно загнанный зверь. Она нуждалась в защите, и наемник постарался сделать так, чтобы его спутница хоть немного ощутила себя в безопасности, хотя и сам понимал, что сумеет оборонить ее лишь от малого числа угроз.

Человек вспоминал, благо времени, чтобы предаться воспоминаниям, у него пока было в избытке, как они сидели возле костра, неспешно беседуя, и сквозь панцирь высокомерия и надменности этого почти вечного и прекрасного какой-то дикой, первобытной красотой создания проступали обычные человеческие черты. И еще он никак не мог забыть то ли сон, то ли явь, то, что пригрезилось ему в минуты забытья, когда его, раненого, эльфийка и странный болотный отшельник тащили на себе в жилище старика. При мысли о том, что все это могло произойти на самом деле, Ратхар чувствовал нечто вроде стыда, ибо не мог даже допустить мысль, чтобы обладать этим утонченным и почти волшебным существом. Нет, Ратхар не питал иллюзий на счет эльфов, зная об их кровожадности и изощренной жестокости, зная о затаенной ненависти и презрении, которое Перворожденные питали ко всем прочим разумным существам, но при мысли о Мелианнэ он забывал все это, и перед его глазами вновь и вновь представала прекрасная принцесса лесного королевства.

Окончательно запутавшись в собственных мыслях и чувствах, наемник продолжал терпеливо ожидать решения своей судьбы, порой с интересом поглядывая на своего стража, размеренно вышагивавшего под стеной. Он понимал, что, даже завладев его оружием, не имеет никаких шансов против целого отряда прекрасно обученных воинов, о мастерстве которых было известно в таких дальних краях, где никогда не приходилось бывать ни единому орку. Но мысль о том, чтобы сидеть и безропотно ждать, когда ему перережут горло, претила Ратхару, считавшему плен недопустимым для воина. Однако ничего не менялось вокруг, и он ждал, каждый день и каждую ночь, напряженный, словно тетива взведенного арбалета. Лишь это оставалось сейчас Ратхару, наемнику с севера, — ждать и надеяться, чтобы не упустить свой шанс.


Человек, ставший пленником, ждал своей участи, точно также томилась ожиданием юная эльфийка, наследница престола Королевства Лесов. А тем временем по лесам, лежащим гораздо дальше на восток, но столь же негостеприимным для любого чужака, как и чащи И’Лиара, осторожно пробирались семь эльфов, семь воинов, каждый из которых был сама воплощенная смерть. Все были вооружены мощным луком, не уступавшим даже тяжелым арбалетам, которыми пользовались люди, и несли на бедре колчан, полный длинных стрел, имевших наконечники широкие, словно лопата, либо узкие, словно клинок стилета, которыми удобно было поражать врагов, закованных в кольчуги и латы. А в ножнах за спиной у каждого из семерых воинов покоился недлинный чуть изогнутый клинок, которым равно удобно было и резать и колоть, а на поясах, запястьях и голенях размещались различные ножи и кинжалы, непременно имевшие отличный баланс и удобные для метания.

Доспехов ни у кого из семерки не было, разве что наручи, которыми можно отражать в ближнем бою удары клинка, да небольшие нагрудные пластины. Будучи опытными воинами, они предпочитали обходиться без лишней обузы, каковой любые латы становились для бойцов, привыкших побеждать быстротой и ловкостью, а не грубой силой. Да и к тому же в дальнем походе, когда всю поклажу приходится тащить на себе, а в случае встречи с более многочисленным противником единственно возможным способом выжить становится поспешное отступление, доспехи и оружие только замедляют скорость, отнимая силы. Поэтому семерка воинов и ограничилась самым необходимым, тем, что легко можно нести на себе без особых усилий, не обременяя себя лишним грузом, и от чего не обязательно избавляться, уходя от погони.

Все семеро были одеты в облегающие темные рубахи с капюшонами, пока откинутыми на спину, дабы не затруднять обзор и не помешать услышать приближение врага, и темные же мешковатые штаны, зауженные на щиколотках. Такие одеяния скрывали их в ночном лесу, так, что казалось, будто это не живые существа из плоти и крови скользят к одним им ведомой цели, а просто мечутся в неверном лунном свете призрачные тени. Да они так и называли себя — И’нали, то есть Тени, и многих врагов ныне и в минувшие века охватывал страх при упоминании лишь одного этого имени.

Это были лучшие из лучших, элита армии И’Лиара, снискавшие себе славу непобедимых и неуловимых воинов. Для них почти не существовало непреодолимых преград и неуязвимых врагов, эти воины могли пробраться куда угодно, пробыть там сколь угодно долго и исчезнуть, не потревожив даже самую бдительную стражу. Если они шли убивать, то не было спасения от их метких стрел и острых клинков, их удар невозможно было предугадать, и почти невозможно было отразить их стремительные и бесшумные атаки, после которых рождались легенды о лесных духах, призраках-убийцах, служащих Перворожденным.

Ноги в мягких, но прочных кожаных сапогах бесшумно ступали по земле, ни разу не хрустнув веткой и не зашуршав пожухлой листвой, усеивавшей землю под деревьями. Сейчас эльфийские воители ни от кого не убегали, ибо никто еще не знал об их присутствии здесь, но они сохраняли предельную осторожность, ведь стоило кому-то заметить маленький отряд, как тут же началась бы облава. Они были уверены в себе, но понимали, что против сотни воинов не выстояли бы и нескольких минут, а стоило здешним жителям обнаружить их присутствие, как окрестные леса наводнили бы не сотни, а тысячи охваченных яростью бойцов, немногим уступавших самим Теням в боевом искусстве. К тому же им было приказано как можно быстрее возвращаться назад, а потому приходилось избегать любых столкновений, до последнего ничем не обнаруживая себя. Вокруг них лежала чужая враждебная земля, Х’Азлат, владения орков, давних врагов и единокровных братьев, и поход по ней становился подобен попытке пройти сквозь паутину, когда любое неверное движение повлечет немедленную атаку затаившегося охотника.

Гелар, командир малого отряда, шедший впереди, вдруг вскинул руку, и по этому жесту прочие воины, следовавшие за ним цепью, мгновенно натянули луки и рассыпались по кустам, слившись с ними, став единым целым с лесом и со своими товарищами. Каждый боец знал свой маневр в случае внезапного нападения, которое по этой причине не могло оказаться таким уж неожиданным, и теперь семь пар глаз, семь пар чутких ушей пытались уловить любые признаки присутствия рядом с ними живого существа. И семь стрел, направляемых твердой рукой, готовы были сорваться в короткий полет, если тот, кому не посчастливилось наткнуться на семерку воинов, будет сочтен ими опасным. Впрочем, здесь, во враждебном лесу, опасность для горстки храбрецов представлял любой, кого И’нали могли бы встретить на пути. И потому они были готовы убивать, не дожидаясь, пока жертва проявит враждебность, ибосекундная заминка могла бы повлечь провал их миссии, от которой ныне зависела, ни много, ни мало, судьба королевства и всего их народа.

Шли мгновения, но ничто не тревожило напряженный слух замерших воинов, которые, казалось, даже перестали дышать. Все было тихо, в лесу не было слышно шагов, голосов и даже чужого дыхания. Однако Гелар, доверявший своему чутью, прежде не единожды спасавшему его жизнь, был уверен, что лес не так пуст и безжизнен, как могло казаться.

— Алиеннэ, — командир шепотом позвал одного из воинов, замерших в ожидании внезапной атаки или приказа продолжать путь.

Хрупкая эльфийка, в руках которой длинный лук смотрелся несколько непривычно, ибо трудно было предположить, что слабая женщина способна совладать с таким оружием, скользнула к командиру. Эльфы обычно любили отращивать длинные волосы, настоящие гривы, которые их мужчины просто стягивали в хвост, а женщины укладывали в замысловатые прически, но Алиеннэ была коротко стрижена, как и прочие ее товарищи. На первый взгляд трудно было понять, что это женщина, ибо одежда скрывала ее фигуру, а более она ничем не отличалась от мужчин, также будучи при клинке и длинном луке, как и ее спутники.

— Пройди вперед, — одними губами приказал Гелар, глядя при этом не на эльфийку, а в опасный полумрак густого леса, откуда ожидал появления врага, который, скорее всего, сам еще не подозревал, что стал таковым для случившихся в этих дебрях эльфов. — Посмотри, что там, и скорее возвращайся назад. Если кого-то заметишь, ни во что не ввязывайся, — предупредил он воительницу. — Помни, мы пока не в праве обнаруживать себя.

Эльфийка только опустила веки, выражая согласие, а в следующий миг она словно растаяла в воздухе. Разведчица двигалась стремительно и при этом не оставляла за собой никаких следов, даже примятой травы не было на том месте, где ступала ее нога. Гелар проводил ее взглядом и приготовился ждать. Он был уверен, что Алиеннэ сделает все как надо, и не будет зря рисковать. Она всегда была осторожна, потому Гелар именно ей и поручил разведать дорогу.

Алиеннэ прошла по лесу около полумили, прежде чем услышала заставившие ее насторожиться звуки. Чуть правее того места, где она находилась, примерно в трех десятках ярдов, раздались приглушенные голоса, точнее один голос, произнесший короткую фразу чуть громче, чем это требовалось. Безошибочно определив место, где находился говоривший, эльфийка двинулась туда, проскальзывая сквозь заросли так, что ни единый листочек не шелохнулся. Затем она легла на землю, и дальше пробиралась уже ползком, уподобившись огромной змее, бесшумной и смертельно опасной, оставив лук и колчан со стрелами, поскольку в зарослях пользоваться ими было бы непросто, а для победы над вооруженным воином Алиеннэ вполне хватило бы и кинжала.

Под раскидистым деревом сидели двое орков, тихая беседа которых и привлекла внимание Алиеннэ. Судя по тому, что они были без доспехов, и по их весьма беспечному поведению, это были не воины, устроившие засаду, а, скорее охотники. К дереву были прислонены короткие копья с крестовинами на тулье и луки, не сложные боевые, а изготовленные из обычного тиса. Таким оружием пользовались только подростки, еще не прошедшие воинского посвящения и охотники, которым не было нужды стрелять в защищенных доспехами воинов, а звериную шкуру стрела из такого лука пробивала вполне уверенно.

Алиеннэ понаблюдала за орками еще некоторое время, вся обратившись в зрение и слух. Она уже почти уверилась, что на пути их отряда оказались простые охотники, решившие заночевать в лесу, но все же не хотела рисковать, слишком быстро уйдя и не заметив чего-то важного, ведь в этом случае под угрозой оказались бы жизни всего отряда, чего невозможно было допустить.

Орки тем временем неспешно беседовали на свои житейские темы, пару раз негромко посмеявшись над рассказанными одним из них байками, и не помышляли о присутствии в нескольких шагах от них воплощенной смерти. Наконец эльфийка решила, что видела и слышала вполне достаточно, и скользнула назад. Она едва успела выбраться из зарослей малины, где провела несколько последних минут и только встала на ноги, как из-за деревьев к ней шагнул еще один орк. Он сперва не понял, кто перед ним, ибо видел только темный неясный силуэт, но Алиеннэ не стала медлить. Орк, глаза которого в этот миг округлились от удивления, только открыл рот, дабы позвать своих товарищей, и даже не успел коснуться легкого топорика, заткнутого за пояс, когда в горло ему вонзился широкий метательный нож. К сожалению, орк стоял достаточно далеко, чтобы эльфийка успела подхватить тело, и при падении его раздался треск сухих веток, показавшийся в ночной тишине оглушительнее раскатов грома.

Оба охотника, услышав странный шум, вскочили, подхватывая оружие, и бросились на звук. Они тоже неплохо ориентировались в лесу, благо это был их дом, а потому понять, куда нужно идти, было не трудно. Вот только не могли они представить, что встретят здесь эльфийскую разведчицу, обученную убивать без раздумий и колебаний. Первый орк, вооруженный копьем, умер, даже не увидев своего убийцу, когда в глазницу ему вонзился кинжал, но второй успел вскинуть лук и почти наугад пустил стрелу. Орк оставался один и не стал звать на помощь, ибо никто не услышал бы его. Вместо этого он приготовился к бою, но все закончилось слишком быстро. Алиеннэ, увернувшись от неточной стрелы, подхватила свой лук и послала стрелу-срезень с широким истовидным жалом в силуэт своего противника, отлично заметный в просвете между деревьями. Орк с хрипом упал, а эльфийка тут же метнулась к нему, выхватывая короткий клинок. Резкий взмах кинжалом, и охотник, превратившийся в жертву, испустил дух, сраженный твердой рукой обманчиво хрупкой эльфийки.

— Там было трое орков, — сообщила эльфийка, вернувшись на поляну, где ожидали ее остальные воины, все так же напряженные, словно взведенный арбалет, и так же готовые в любой миг нанести смертельный удар. Все той же бесплотной тенью выскользнула разведчица из зарослей, и только изданный ею крик ночной птицы, условный знак, уберег ее от стрел своих товарищей, ловивших любое движение. — И это не были воины.

Эльфийка хранила полнейшее спокойствие, ибо Алиеннэ не впервые приходилось отнимать чужие жизни, как и прочим, кто ныне пробирался по диким лесам к орочьему поселку.

— Было? — Гелар вскинул брови, все поняв без лишних слов. — Это не очень благоразумно с твоей стороны.

— Один меня заметил, остальные услышали звук падения его тела, — Алиеннэ говорила отрывисто и быстро, сообщая лишь то, что хотел слышать ее командир. — В любом случае, нельзя было оставлять у себя за спиной двоих, прикончив перед этим третьего.

— Это точно не была засада?

— Я специально долго оставалась там, где были орки, — ответила воительница, нисколько не сомневаясь в своей правоте. — Если бы здесь был кто-то еще, он наверняка проверил бы пост, к тому же орки не звали на помощь и не подавали никаких сигналов.

— Нам удалось беспрепятственно пересечь границу, не потревожив ни одного дозора, которых на пути нашем встретилось немало, — задумчиво и с ноткой недовольства произнес Гелар. — Мы идем по Х’Азалту уже пятый день и никто пока не знает о нашем здесь присутствии, что, с одной стороны хорошо, ибо у нас все больше шансов исполнить приказ, а с другой стороны удача подозрительно долго не покидает нас. Порой даже такое везение перестает казаться мне только лишь случайностью. Но, как бы то ни было, оказавшись в нескольких часах пути от цели, мы все же оставили за собой слишком заметный след.

— Возможно, их долго не найдут, — заметил один из эльфов. — Охотники могли забрести далеко от своего поселка, и разыскивать их по всем окрестным лесам никто не станет. Если только случайно наткнутся, но ведь места здесь дикие, почти никто не живет.

— Илдар, глупо надеяться на случай и удачу слишком сильно и слишком часто, — наставительно произнес командир. — То, что произошло сейчас, может помешать нашему возвращению. Если бы нашей целью был рейд устрашения, тогда я сам первым напал бы на этих глупцов, но вы знаете, зачем мы здесь. Теперь пойдем быстрее, — решил Гелар. — Хотелось бы добраться до того поселка раньше, чем поднимут тревогу. Проникнем туда, пока о нас еще никто не знает, иначе придется принимать бой с целой армией.

К небольшой деревне, которая и была целью Теней, оказавшихся так далеко от границ своей страны, от родных лесов, отряд вышел спустя три часа, когда уже начало светать. Все это время Гелар поддерживал высокий темп, постоянно посылая вперед одного или сразу двух своих воинов, которые разведывали дорогу. Однако уже рассвело, но ничего подозрительного на пути эльфов не встретилось. Не рыскали по лесу поисковые отряды, не было заметно скрытых постов и секретов, прикрывавших подходы к поселку, словом, ничто не предвещало опасность, ибо эльфы точно знали, что их родственники не стали бы зря ждать, если получили бы возможность уничтожить отряд.

Весь следующий день Гелар в сопровождении Алиеннэ провел на окраине леса, наблюдая за жизнью поселка. Два десятка домов, низких, поскольку были утоплены в землю почти до половины, сложенных из толстых бревен, были окружены высоким тыном, причем по внутренней стороне его был насыпан земляной вал, стоя на котором лучники могли поражать оказавшихся снаружи врагов, вздумай кто-нибудь напасть на деревню. Перед частоколом был выкопан ров, не слишком глубокий, но также представивший бы для штурмующих определенные трудности. А в северной части селения вздымалась на несколько саженей ввысь сторожевая башня, и на ней, как заметили явившиеся из чащи соглядатаи, постоянно находился кто-нибудь из молодых воинов. Словом, жители поселка могли чувствовать себя в безопасности даже перед лицом многочисленного неприятеля, но только эльфы готовились действовать не так, как ожидали орки, и ни частокол, ни часовые, всю ночь охранявшие покой своих соплеменников, не сумели бы остановить их.

— Они неплохо укрепили свой поселок, — спокойно заметил Гелар. — Даже днем полно вооруженных сторожей, а уж с наступлением сумерек, надо полагать, их число удвоится, если даже не утроится. Нашим двоюродным братьям явно есть, что охранять столь бдительно. Ну, что ж, — усмехнулся эльф, — пожалуй, стоит зайти в гости к мятежным нашим родичам.

Разумеется, прямо сейчас, средь бела дня проникать в поселок, где могло быть не менее двух дюжин опытных воинов и, скорее всего, хотя бы один достаточно сильный маг, эльфы даже не думали. Легенды и слухи делали их неуязвимыми и почти бессмертными воинами, но таковыми они не являлись, а потому бой с таким числом врагов, которые были не желторотыми мальчишками, едва научившимися правильно держать клинки, а первыми воинами клана, едва ли мог окончиться победой Теней. Однако если бы они всегда рассчитывали только на прямое столкновение, идя напролом там, где следовало прибегнуть к хитрости, то, скорее всего, погибли бы задолго до того, как стали героями разных жутковатых историй.

— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил Гелар, взглянув на Алиеннэ.

— Они ни о чем не подозревают, иначе воины рыскали бы по окрестным лесам, — уверенно произнесла эльфийка, не спуская глаз с поселка. — То, что принцесса здесь, не вызывает сомнений. Для такого маленького селения здесь действительно слишком много воинов. Я насчитала почти три десятка, причем они не расстаются с оружием.

— Где они держат принцессу, ты заметила? — командир тоже смотрел только на поселок, жители которого, кажется, действительно еще не подозревали о присутствии так близко его воинов.

— Полагаю, в доме старейшины, — Алиеннэ одним взглядом указала на избу, стоявшую в центре поселка. Она казалась несколько больше остальных и была украшена затейливой резьбой, в которой опытный глаз разведчицы без труда узнал клановые символы. — Там постоянно стоит часовой. Еще нужно посмотреть, что в той землянке, — эльфийка указала на возвышавшуюся над утоптанной землей на пару футов крышу, покрытую соломой. — За день их женщины в сопровождении воинов дважды туда заходили с мисками с едой, а выходили с пустыми руками.

— Возможно, орки еще кого-то прихватили вместе с Мелианнэ, — задумчиво произнес Гелар. — Быть может, ее все встретил кто-то из воинов Гиара. Проверим, если будет время. Ну да ладно, уже смеркается, пора готовиться к штурму. Где расположены посты, ты запомнила? — В ответ на свой вопрос Гелар получил только короткий кивок и едва заметную ухмылку, да он и не ожидал другого. Воительница отличалась умением подмечать всякие мелочи, надолго откладывая их в памяти.

Возвращаясь к своему отряду, расположившемуся на почтительном расстоянии от орочьего поселка, дабы лишний раз не рисковать, попавшись на глаза его жителям, Гелар довольно подумал, что его воины поистине должны считаться лучшими, ибо даже временный лагерь устроили так, что сам командир заметил его, только когда из зарослей показался один из часовых. Пожалуй, окажись здесь чужак, тот же орк, к примеру, он мог бы пройти на расстоянии вытянутой руки от замерших в боевой готовности воинов, не заметив их.

— Все тихо? — спросил Гелар у дозорного, не расстававшегося с луком.

— Как будто бы да, — воин не казался уверенным в своих словах. — Меня не покидает ощущение чужого взгляда в спину. Словно кто-то следит за нами.

— Может, орки выставили вокруг деревни посты?

— Я дважды обошел все вокруг, никаких следов живых существ, — часовой развел руками. — Словно это призрак какой, чую, что он рядом, но ни увидеть, ни услышать не могу. Может, их шамана работа, стражевые чары?

— Мне все это не нравится, — Гелар покачал головой. Он и сам думал уже о том, что маг, а его просто не могло не быть здесь, должен был побеспокоиться о безопасности своей добычи, не полагаясь только на воинов. Но ни Гелар, и никто из его бойцов не могли надеяться на победу в схватке с настоящим чародеем, хотя кое-какими заклятьями, не самыми сложными, они владели.

— Смотри в оба, если что заметишь, дай знак, — предупредил дозорного Гелар, двинувшись вглубь зарослей, туда, где расположились на отдых его спутники. — Но не думаю, что орки, если это они, обнаружив нас возле своего селения, стали бы ждать, сложа руки. Возможно, это такой же незваный гость здесь, как и мы.

Когда начало смеркаться, эльфы, кроме пары часовых, собрались вместе, чтобы обсудить дальнейшие действия и приготовиться к визиту в орочье селение.

— В поселок пойдем перед рассветом, когда бдительность их часовых притупится, — излагал Гелар план предстоящей атаки собравшимся вокруг него воинам. Он ничего не стал говорить о таинственном соглядатае, которого почуял их товарищ, ибо пока тот, кем бы ни был, не проявлял враждебных намерений, и перед отрядом Гелара стояла иная, много более важная задача, чем ловить лесных незнакомцев. — Я не хотел бы проливать зря кровь, как вашу, так и орков. Нужно проникнуть за стены так, чтобы никого не потревожить. Часовых, если удастся, оставляйте в живых, но если они поднимут шум — убивать быстро и без пощады, как и любого, кто может нам помешать. Мы в шаге от цели, поэтому все нужно сделать настолько аккуратно и быстро, насколько это возможно. Сон-трава успокоит всех, кто там находится, — эльф кивком головы указал на оставшийся позади поселок. — Мы тихо войдем туда, возьмем то, что нужно, и так же тихо скроемся.

— Может, набросить на них заклятие? — предложил один из эльфов. — Так будет надежнее и безопаснее. — Среди И’нали не было особо сильных магов, поскольку для таковых находились иные занятия, чем бегать по лесам с обнаженными клинками, но кое-что эти воины умели, и умения свои часто применяли в бою, потому предложение эльфа было не лишено смысла.

— Там есть маг, он почти не показывается на глаза даже своим, отсиживаясь в доме их старейшины, будто чего-то ждет, но все же мы его заметили, — возразил командир. — Насколько он силен, я не знаю, и потому не стану рисковать. Если мы только разъярим его, он сам скрутит половину отряда, а с остальными расправятся воины, которых чародей прикроет от нашей магии.

Эльфы, несмотря на то, что до указанного срока оставалось еще довольно много времени, принялись готовиться к нападению, тщательно проверяя оружие, и особенно луки, на которые была вся надежда в случае схватки с многочисленным противником. Воины надежно закрепляли свою амуницию, чтоб даже при быстром беге ничто не обнаружило их для вражеских воинов, выдав лязгом или звоном. Они накинули капюшоны, перетянув их тонкими шнурами над бровями, дабы при резких движениях они не свалились с головы. Затем воины пустили по кругу плошку, наполненную сажей, смешанной с жиром, и этой смесью покрыли свои лица, сделавшись черными, словно безлунная ночь. Благодаря кое-каким сушеным травам эта смесь еще и скрывала запах эльфов, делая их почти незаметными для сторожевых псов или иных животных. Теперь И’нали почти невозможно было обнаружить прежде, чем стрела или кинжал, направляемые их рукой поразили бы свою жертву.

Воины Гелара бесплотными призраками скользили к поселку орков, приблизившись к окружавшим его стенам на считанные ярды, но оставаясь абсолютно невидимыми для стражи, которую орки благоразумно выставляли на ночь. Эльфы равномерно распределились вокруг поселка, дабы проникнуть за стену одновременно в разных местах. Они видели движущиеся над заостренными кольями головы стражей, видели покачивающиеся в такт их движению копья, которые орки несли на плечах. Стражей было четверо, и, находясь на стене, они почти всегда могли видеть друг друга, тем более сейчас, когда ничто не отвлекало их внимание.

Одновременно семь эльфов спустили тетивы мощных луков, посылая в полет стрелы, к древкам которых были привязаны пучки травы, будучи подожженной, медленно тлевшей, распространяя вокруг себя удушливый дым. Стрелы вонзились в кровли и стены домов, стоявших ближе к краю поселка, а эльфы уже дали новый залп, выбрав в качестве целей строения в центре. Железные наконечники с легким стуков вонзались в дерево и кору, которой были покрыты крыши некоторых изб. Дым, распространяемый тлеющей травой, тонкими змейками заползал в окна и малые щели, заполоняя собой дома, где мирно спали орки, не подозревавшие о нападении. И особый травяной сбор, действовавший ничуть не хуже изощренной магии, делал их сон только крепче, стоило лишь вдохнуть дым.

Селение уже окутало плотное облако пряного дыма, затекающего в дверные проемы, заполняющего внутреннее пространство хижин. Орки, в этот час в большинстве своем мирно спавшие, веря, что бдительные стражи не подпустят к ним врага, вздрагивали, делая глубокий вдох, чтобы впасть в забытье, провалившись в пучину тяжелого, беспробудного сна.

— Пора, — Гелар сделал быстрый жест рукой, который заметил каждый его воин. — Вперед! — и семь стремительных теней легко, словно вовсе не касаясь земли, устремились к частоколу, окружавшему поселок и считавшемуся его обитателями серьезной преградой. Что ж, возможно, в иной раз так оно и оказалось бы, но только не сейчас.

Один из стражников, вышагивавших вдоль стены, все же заметил какое-то движение снаружи, и перегнулся через частокол, дабы получше разглядеть то, что привлекло его внимание. Но стоило ему только склониться, как из тьмы, сгустившейся снаружи, в горло ему ударил кинжал, и одновременно рука в плотной кожаной перчатке закрыла бдительному воину рот, дабы он своим предсмертным криком не поднял тревогу. Окажись орк чуть менее внимательным, он, возможно, остался бы жив, а так страж не только расстался с жизнью, но и обрек на гибель своих товарищей, несших караул на стенах.

Убитый орк еще только падал на землю, а через стену невесомой тенью перелетела затянутая во все черное фигура, сжимавшая в руках лук. Второй стражник, оказавшийся в этот момент неподалеку, резко обернулся, уловив краем глаза движение, но из ночной темноты в грудь его ударили сразу две стрелы, пронзив легкую броню и выставив из спины воина хищные жала.

Двое оставшихся стражей, не видевших, как гибли их товарищи, прожили дольше на несколько мгновений, пока их не достали меткие стрелы. И одновременно со сдавленным криком свалился с вышки последний из бодрствовавших в этот предрассветный час орочьих воинов. Длинная стрела насквозь пронзила горло юному орку, слишком молодому, чтобы считаться полноценным бойцом, но в меру внимательному, чтобы нести стражу по ночам, предупреждая родичей о приближающейся опасности. И никто не услышал его предсмертный хрип, не насторожился, уловив странный шум, рожденный падающим телом. Селение было погружено в глубокий сон, и десятки воинов оказались бессильны перед мощью природы, помноженной на мудрость древних магов.

Еще несколько стрел впились в кровли хижин, оставляя за собой дымный шлейф. Затем эльфы один за другим стремительно и бесшумно перемахнули через стену, выхватывая мечи и кинжалы. Один из них заметил движение среди домов и затем увидел, как из сумрака показалась большая рысь, которая хищно ощерилась на чужаков, выгнув спину и зашипев. Орки держали этих больших опасных кошек в качестве сторожей, подобно тому, как люди в землях, граничивших с И’Ларом, всегда имели в своих жилищах собак, ибо рыси обладали странным чутьем на эльфов. И хотя воины Гелара добавили в сажу, которой покрыли свои лица, средства, почти совершенно скрывавшие их запах, рысь все же почуяла чужаков, направившись к источнику своего беспокойства.

Хищная кошка стремительным росчерком метнулась к эльфам, заметившим ее в последний момент, но успевшим приготовиться к атаке. Сразу два клинка ударили в бока прыгнувшего зверя, и рысь упала, бессильно шипя и истекая кровью, но все же один из эльфов получил рану в лицо, едва не лишившись глаз. Он сейчас прижимал к сочащимся кровью глубоким царапинам руку, отбросив меч в сторону.

— Что такое, — из сумрака материализовалась фигура Гелара, в одной руке державшего меч, в другой сжимавшего длинный изогнутый кинжал. — Что за шум?

— Рысь, — кивнул тот из эльфов, что не был ранен. — Подкралась и напала, мы едва ее заметили. Риленар ранен.

— Возможно, они все же ожидали наше появление, — Алиеннэ, в руках которой был окровавленный клинок, совсем недавно оборвавший жизнь одного из орочьих часовых, неслышно скользнула из сумрака. — Рысь могли специально выпустить на ночь, опасаясь появления в поселке чужаков.

— Быстро обыщите все дома, — приказал командир. — Нужно торопиться, — Гелар не был обрадован даже такой небольшой заминке, ибо его план основывался на стремительности. — Ищите принцессу и уходим отсюда.

Бесшумными тенями входили эльфы в дома орков, спокойно разгуливая среди тел их хозяев, погруженных в глубочайшее забытье. Сами И’нали закрывали лица повязками, смоченными в соке трав, который благодаря довольно сильному запаху заглушал сладковатый аромат усыпляющего дыма. Держа оружие наготове, эльфы быстро осматривали один дом за другим, постоянно готовые к бою, если вдруг кто-то из орков превозможет действие дурмана.

На пятого часового пара эльфов наткнулась в тот момент, когда они уже подобрались к погребу, в который днем женщины орков носили еду. Затянутые во все черное, эльфы почти не выделялись из ночной темноты, но и их противник, затаившийся и настороженный, оказался не менее опытным. Когда двое теней уже приблизились к двери, запертой снаружи на мощный засов, перед ними выросла фигура воина, сжимавшего в одной руке длинный боевой нож, а в другой державшего метательный топорик, оружие, которым воины его племени владели мастерски. На орке была чешуйчатая броня, закрывавшая все тело до середины бедра и руки до локтей, и это было весьма неприятным сюрпризом для бездоспешных эльфов.

Неуловимые доли мгновения противники стояли и рассматривали друг друга, а затем орк приготовился издать предупреждающий крик, набрав в грудь воздуха, и эльфы одновременно метнулись в атаку. Раздался звон столкнувшихся клинков, эльфы отпрянули назад, приняв боевую стойку, а орк сам атаковал. Он был один, но его противники не имели доспехов и казались обманчиво уязвимыми, а не в правилах воинов-орков было бежать тогда, когда можешь победить, когда просто есть еще возможность сражаться.

Действуя обеими руками, орк теснил одного эльфа, который едва успевал плести на пути оружия своего противника паутину блоков, а второй диверсант, отскочив в сторону, метнул горсть стальных звезд с бритвенной остроты краями. Его напарник, готовый к такому повороту событий, упал и перекатился через голову назад, увеличивая расстояние между собой и орком, в лицо которого вонзились сразу два лезвия. А эльф, уже вскочив на ноги, послал вдогон пару метательных ножей, поразивших так и не произнесшего ни звука орка в глаз и в горло. Стражник, захрипев, упал, издав довольно громкий лязг, а эльфы, перехватывая поудобнее мечи, кинулись к манившей их двери.

— «Там кто-то есть, — знаками показал один из них, имея в виду, разумеется, погреб. — Затаился у двери, хочет бежать, как только мы отворим дверь».

— «Нельзя это позволить, — все так же, языком жестов ответил второй воин. — Как только рванется вперед, валим его с ног, но осторожно, не нужно его калечить, пока не разберемся, кто это». — И он осторожно потянул деревянный засов, отпирая дверь.

Сам Гелар в это время обнаружил мага, мирно спавшего в отведенных ему покоях в доме старейшины поселка. Орочий чародей тяжело дышал, словно ему снились кошмары, и при появлении эльфа даже не шелохнулся. Исконная сила природы, подумал Гелар при виде беспомощного мага, который в другой обстановке в одиночку мог бы уничтожить его отряд, всегда оказывается гораздо сильнее любой магии, которая, хотя и основана все на той же природной силе, однако уже извращена разумом, а потому не так действенна.

Осторожно перешагнув через спящего орка, видимо, встававшего ночью по каким-то своим делам, и здесь застигнутого одурманивающим дымом, Гелар приблизился к дверному проему, завешенному полотном, заменявшим в домах орков двери. Эльф забросил меч за спину, ибо в случае боя в такой тесноте он стал бы помехой, и вытащил из ножен на бедрах длинные изогнутые кинжалы. Он медленно отвел в сторону занавеску и шагнул вперед. Справа шевельнулась темнота, принимая форму фигуры живого существа, орка или человека, и Гелар мгновенно обернулся туда, припадая к земле, дабы избегнуть возможного удара.

— Вы слишком долго шли, — спокойно произнесла принцесса Мелианнэ, расслабленно опуская короткий засапожный нож. — Мне уже наскучило гостеприимство наших своевольных братьев.

Нижнюю часть лица эльфийка, знакомая, пусть только понаслышке, с приемами И’Нали, предусмотрительно замотала плотной тканью, но Гелар без труда узнал ту, ради которой ныне он и шесть его товарищей явились в этот негостеприимный край, рискуя своими жизнями. Воин облегченно выдохнул — они все же исполнили приказ.

Глава 8. Откровение

Участь узника воистину незавидна. Сидеть в четырех стенах, слушая мерные шаги стража, и каждый миг ожидая, что двери темницы распахнутся, и на порог ступит палач, чтобы нанести смертельный удар, такого удела не пожелаешь никому. Да еще молить богов, чтобы смерть была быстрой, а не обратилась бы в долгую пытку, когда, как принято говорить порой, живые завидуют мертвым.

Человек, которого звали Ратхар, и который родился в далеких северных землях, за свою весьма долгую жизнь побывав в разных краях, никогда не думал, что доведется ему очутиться в заповедных орочьих лесах, загадочном и неприветливом Х’Азлате. И уж тем более, меньше всего хотел он оказаться здесь незваным гостем, с которым хозяева этого древнего леса вправе поступить, как сочтут нужным.

Воин, проведя в заточении уже не один день, мог лишь гадать, какую участь готовят ему орки, в милосердие которых он не верил ни на мгновение. Они вовсе не были хуже, кровожаднее людей, соплеменников самого пришельца с севера, как не были они и лучше. Но здесь они были хозяевами, человек же — лишь чужаком, которого никто не желал видеть здесь, и его смерть, быстрая ли, или же, напротив, долгая и мучительная, казалась самым разумным решением. Пленнику не зачитывали приговор, его ни в чем не обвиняли, но сомнений в том, как рассудят те, кто владел этой землей, у человека не было.

Нет, Ратхар вовсе не торопился умереть, все же он успел полюбить жизнь, и не был готов расстаться с ней безропотно. Давным-давно он избрал путь воина, и потому не единожды рисковал этой жизнью, но всякий раз шансы его и его противников были равны, ну, или почти равны, ныне же его ждал не бой, а казнь, когда невозможно, да, по большему, счету, и бессмысленно сопротивляться.

В прочем, смерть почему-то не спешила являться к пленнику, и ему оставалось лишь покорно ждать. Ждать, вслушиваясь в голоса за стеной, беззаботные, задумчивые, порой даже разъяренные, полные искреннего веселья, или, напротив, исполненные глубокой грусти. Там, снаружи врытого в землю бревенчатого сруба, текла своя жизнь, человек же, почти уже переступивший ту грань, что отделяет привычный мир, мир страстей, мир плоти, от обиталища духов, мог лишь ждать и надеяться, ибо пока он был жив, надежда не покидала воина.

И вот, однажды среди ночи вскочив от странного ощущения, не имевшего ничего общего с привычными человеческими чувствами, Ратхар, еще толком не проснувшись, понял, что вокруг что-то изменилось. Он сел на лежанке, сооруженной из соломы, и, едва вдохнув, чуть не потерял сознание. Дыханье сперло, на глаза навернулись слезы, и мир вдруг завертелся бешеной каруселью. Наемник бросился к оконцу, сделав глубокий выдох и втянув в себя ночной воздух. Немного полегчало, но перед глазами все еще метались яркие пятна, и ноги в любой миг готовы были отказать.

Воин понял, что воздух в его узилище чем-то отравлен, каким-то дурманящим зельем, и это явно не было делом рук орков, которые просто и непринужденно прикончили бы своего пленника обычной сталью. Однако сейчас темницу, где ждал своей участи человек, заполнил сизый дым, стелющийся понизу, а из-за стен почему-то не доносилось ни звука. Ратхар, привыкший к подобным неожиданностям, из этого сделал вывод, что в поселке не все спокойно.

Вновь подтянувшись, Ратхар выглянул в узкое окно, прорубленное у самой земли. Через эту щель наемник мог видеть участок стены, окружавшей поселок, и сейчас понял, что не замечает там караульных, которые неизменно занимали свои посты с наступлением сумерек. Это было странно, ибо орки прилежно относились к приказам своих вождей, тем более, от бдительности ночных стражей зависела безопасность всего поселка.

Резкий звук, в котором Ратхар безошибочно узнал звон клинков, заставил наемника, набравшего в грудь побольше свежего воздуха, и затем задержавшего дыхание, прильнуть к двери, из-за которой он услышал неясный шум. Кажется, совсем рядом на землю упало нечто тяжелое, а затем некто крадущимися шагами приблизился к самой его темнице. Вряд ли хозяева стали бы вот так, под покровом ночной темноты, подкрадываться к своему пленнику, а потому снаружи наверняка был чужак, опасавшийся оказаться замеченным.

Услышав шорох отодвигаемого засова, Ратхар отступил в темный угол, замерев там, напряженный и готовый броситься на того, кто покажется на пороге темницы. Дверь отворилась, медленно поворачиваясь на хорошо смазанных петлях, и мертвенный свет полной луны, поднявшейся над лесом, залил Ратхарову темницу. На пороге метнулись неясные тени, и спустя несколько мгновения в погреб шагнула высокая фигура, по виду напоминавшая человека, затянутого в черное и скрывающего лицо. В руках незнакомца тускло блеснул кинжал.

Стоило чужаку сделать два шага, Ратхар, доселе затаившийся и абсолютно неподвижный, даже старавшийся не дышать, кинулся к ночному гостю, подкатившись ему под ноги. Нанеся потерявшему равновесие чужаку мощный удар ребром ладони в основание шеи, наемник выхватил из разжавшихся пальцев кинжал и кинулся к выходу. Но лишь только человек переступил порог, он сразу ощутил прикосновение к шее холодного металла. Некто, выглядевший как брат близнец только что оглушенного и обезоруженного наемником воина, легонько ткнул в незащищенную шею человека концом клинка, а позади и чуть справа от мечника наемник заметил почти сливавшуюся с темнотой фигуру лучника, целившегося, разумеется, тоже в Ратхара.

Наемник разжал пальцы, выпуская из рук кинжал, и застыл, стараясь ничем не побуждать воина в черном нанести удар. Он уже понял, что пробравшиеся в поселок незнакомцы имеют весьма серьезные намерения, и не хотел напрасно рисковать своей жизнью, не имея заметных шансов на успех. Даже разделайся Ратхар с мечником, что было вполне возможно, стрелку достаточно будет просто разжать пальцы, после чего останется в лучшем случае добить раненого человека. К тому же едва ли в поселок проникло всего трое лазутчиков, и приятели того, которого Ратхар ненадолго успокоил, навряд ли оставят человека в живых.

— Стойте, — раздался негромкий женский голос из темноты. — Не убивайте его, он не враг нам!

Ратхар, скосив глаза, увидел, как из сумрака между домами материализовалась его спутница, принцесса Мелианнэ, которую сопровождал высокий стройный эльф. Принцесса была в своем походном костюме, успевшем порядком истрепаться. На поясе ее висел вдетый в ножны меч. Мелианнэ столь сроднилась с великолепным клинком, проданным ей гномами, что первым делом, обретя свободу, разыскало в жилище орочьего старейшины оружие, только после этого по-настоящему успокоившись.

Эльф, следовавший за спасенной принцессой, почтительно держался за ее левым плечом, при этом не выпуская оружие из рук, словно ждал внезапного нападения. Он был одет в черное, и только откинутый на спину капюшон позволял доподлинной убедиться, что ночной воин не принадлежал к человеческому роду.

— Кто это, э’валле? — спокойно осведомился воин, с явным безразличием взглянув на окруженного своими братьями наемника. — Ты знаешь этого человека?

— Этот человек сопровождал меня все это время, пока мы не оказались в плену у орков, — поспешно ответила эльфийка, опасавшаяся, как бы ее спасители не прикончили Ратхара, не из врожденной жестокости, а просто, чтобы не путался под ногами. — Он обычный наемник, ничего лишнего не знает, но он успел не единожды спасти мне жизнь.

— Он плохой воин, если не защитил тебя от орков, — усмехнулся эльф. — Ты знаешь, госпожа, что лишняя обуза в пути нам ни к чему, а оставить его здесь мы не можем. Орки живо изловят твоего телохранителя, и можешь быть уверена, они сумеют развязать ему язык, сколь бы стойким этот человек не был.

— Он не станет обузой, Гелар, — жестко сказала Мелианнэ. — А если дойдет до боя, этот человек мало в чем уступит твоим воинам. Поверь, я видела, каков он в деле, и могу быть уверена в том, что говорю.

— Если орки всколыхнутся, то нам едва ли поможет и сотня таких наемников, — мрачно бросил названный Геларом эльф. — К тому же он — человек, а я никогда не стан доверять человеку, и уж тем более не дам ему оружие. Мы слишком долго остаемся на одном месте. Пора выступать. — Эльф бросил в сторону Ратхара полупрезрительный взгляд: — Если твой спутник хочет, пусть идет с нами, но если выкинет какой-нибудь фокус, э’валле, я сам перережу ему глотку.

Разговор шел на эльфийском языке, которого Ратхар не знал, если не считать пару фраз, случайно услышанных из уст более сведущих людей. И потому наемник просто смотрел по сторонам, благо эльф с мечом немного расслабился, вероятно, успокоенный словами Мелианнэ, и больше внимания теперь уделял своему товарищу, который как раз выбрался из погреба. Побитый эльф мрачно глянул на Ратхара, что-то прошипев себе под нос, но ничего более существенного предпринимать не стал.

Наемник заметил лежавшее неподалеку тело орка, должно быть, часового, которого гостеприимные хозяева на всякий случай приставили к узилищу Ратхара. Больше нигде не было видно ни живых, ни мертвых хозяев поселка, и только горьковатый дым, от которого наемника еще слегка мутило, подсказывал ответ. Тяжелое, стелющееся по земле облако окутало все селение, и, судя по тому, что эльфы, таким образом усыпившие его обитателей, скрывали лица под плотными повязками, вдыхать этот дым не стоило. Самого воина немного мутило, поскольку никто не счел нужным снабдить и его маской, но все же он и не думал больше терять сознание, вслед за орками впадая в забытье. Должно быть, догадался наемник, на человека это снадобье действовало несколько иначе, чем на орков и эльфов, которые, как-никак, были кровными родичами.

Пока Мелианнэ и сопровождавший ее эльф-воин негромко, но, кажется, весьма напряженно спорили, Ратхар гадал, станут ли эльфы добивать усыпленных их таинственными снадобьями орков, либо же просто исчезнут, пока те не очнулись. Сами эльфы, кстати, лица закрывали повязками, которые, скорее всего, служили не только для маскировки.

— Мы уходим, Ратхар, — Мелианнэ, перебросившись с эльфом, вероятно, старшим здесь, парой фраз, все же решила объяснить человеку суть происходящего. — Орки спохватятся на рассвете, если не раньше, а нам нельзя теперь попадать в плен и ввязываться в бои. Ты пойдешь с нами. На границе мы расстанемся, в И’Лиаре тебе нечего делать, пока же не делай глупостей и не пытайся бежать. Мои братья считают тебя опасным и склоняются к тому, чтобы расправиться с тобой на месте, — предостерегла наемника эльфийка. — Я говорю это, чтобы ты не питал иллюзий на их счет. Если задумаешь какую-нибудь хитрость, тебя убьют, быстро и без колебаний. И я не смогу остановить воинов.

— Может, мне лучше уходить в одиночку? — Ратхар не испытывал радости от того, что придется невесть сколько бегать по лесам в компании эльфов, только и ждущих момента засунуть ему под ребро пару вершков стали. — У тебя теперь своя дорога, э’валле, а я уж как-нибудь сам по себе.

— Если орки начнут погоню, они тебя схватят, — возразила Мелианнэ. — Это их родные края, они тут знают все. Ты хороший воин, но все твое умение здесь окажется бессильно. Наши народы враждуют давно, и когда орки поймут, что здесь побывали Перворожденные, они не остановятся, пока не прикончат нас. К людям они не питают такой ненависти, но если тебя поймают, то тоже прикончат, просто потому, что посмел непрошенным явиться на земли их кланов. Вместе шансы выбраться отсюда и дойти до безопасных земель у нас есть, в одиночку ты пропадешь.

— Хорошо, — кивнул Ратхар. — Тогда пусть мне дадут оружие, если вы хотите, чтобы я вместе с вами дрался против орков. — Явившиеся в поселок эльфы были вооружены до зубов. Наемник решил, что и ему оружие может пригодиться, но тот, кто командовал невесть откуда взявшимися Перворожденными думал иначе и с ним, к сожалению, была согласна и спасенная принцесса:

— Пока обойдешься и без клинка. Мои братья считают тебя слишком опасным, поэтому оружие тебе не доверят. — Мелианнэ развернулась, направившись к своим родичам, собравшимся под стеной. — Если не хочешь оставаться здесь, поторопись. Мы выступаем прямо сейчас.

К некоторому удивлению Ратхара, одурманенных орков, которых в поселке оставалось немало, никто не стал добивать, хотя эльфы обычно никогда не страдали милосердием. Вместо этого семеро диверсантов, спасенная принцесса и человек, по сути оказавшийся случайным попутчиком, покинули деревушку и углубились в лес, держа курс точно на юго-запад. Старший из эльфов, которого, как понял Ратхар, звали Геларом, задал своим воинам и спасенным пленникам хороший темп, и человек к некоторому своему стыду понял, что долго так идти не сможет. Эльфы же, казалось, вовсе не ведали усталости, стремительно пронзая густые заросли. Они бесшумно скользили по ковру пожухлой листвы, густо устилавшему землю, ловко пробираясь сквозь кустарник без использования ножей и топоров, а потому за ними почти не оставалось следов, способных привлечь внимание погони.

Когда небо на востоке уже окрасилось розовым цветом, отряд вброд пересек мелкую речушку, некоторое время двигаясь по воде, дабы сбить возможных преследователей со следа, а затем они вновь свернули в лес, теперь идя почти точно на запад. В первый раз остановку эльфы сделали лишь после полудня, когда Ратхар уже едва мог переставлять ноги. Он мог бы идти еще быстрее, если бы нужно было преодолеть меньший отрезок пути, равно как мог бы шагать и вдвое дольше, если бы можно было идти не столь быстро, но бросок на такое расстояние и с такой скоростью, с какой двигались эльфы, уже оказался на пределе его возможностей.

Наконец отряд расположился на поляне в самых дебрях, выбрав место, к которому никто не смог бы приблизиться бесшумно, ибо кругом стояла настоящая стена колючих кустов, о которые Ратхар ухитрился-таки порвать крутку, все более начинавшую напоминать рубище бездомного бродяги. Наемник, выбившийся из сил, просто уселся на траву, радуясь долгожданному отдыху. Надо сказать, эльфы тоже выглядели весьма уставшими, хотя, вероятно, и были более привычными к таким походам. Они передавали друг другу фляжку, к которой каждый по очереди прикладывался, делая один долгий глоток. Двое Перворожденных, вооружившись луками, разошлись в разные стороны, скрывшись в зарослях. Ратхар сомневался, что это имеет смысл, но все же командир эльфов не хотел рисковать, пренебрегая часовыми.

— Выпей, а то скоро свалишься с ног, — Мелианнэ протянула человеку, устало привалившемуся к стволу раскидистого дерева, небольшую фляжку. — Это поможет тебе восстановить силы. Старинный рецепт, — пояснила она, перехватив недоверчивый взгляд наемника. — Только травы и никакой магии.

— Благодарю, — Ратхар с легким поклоном принял сосуд.

— Только один глоток, а то будет еще хуже, чем сейчас, — предупредила эльфийка. — Сильное средство, не для человека, не для твоего организма.

Едва отхлебнув немного издающего странный, но в целом вполне приятный запах содержимого фляги, на вкус оказавшегося чуть горьковатым, Ратхар вдруг почувствовал, как его словно подхватила в воздух некая сила. Тело сделалось невероятно легким, каждая мышца налилась мощью. Он сейчас мог, казалось, свернуть горы, или пробежать без остановки полсотни миль.

— Значит, подействовало, — удовлетворенно хмыкнула эльфийка, увидев, как Ратхар открыл рот от нахлынувших на него ощущений, а на глазах воина выступили слезы. — Этого хватит на целый день, а потом втянешься. Гелар идет очень быстро, он опасается, что орки отрядят за нами погоню и не хочет рисковать, вот и гонит всех, как одержимый.

— А далеко еще до ваших владений? — отдышавшись,человек вновь обрел дар речи.

— Такими темпами будем на границе через два дня, не больше. Но прямо мы не пойдем, слишком велика вероятность того, что орки нас перехватят. Поэтому, думаю, дорога займет чуть больше времени, но не более трех дней. Нам нужно торопиться.

— Т’хелли р’эм, э’валле, — Гелар приблизился к Мелианнэ, с презрением и изрядной долей ненависти взглянув на Ратхара, внутренне напрягшегося и приготовившегося к бою. В голосе эльфа ему явно послышалась угроза. — Ни’лай вис’са мелитэ![3] — Казалось, эльф был чем-то сильно возмущен.

— У’иннэ сайда, Гелар! — резко ответила Мелианнэ, повернувшись лицом к собеседнику, который при этом отшатнулся назад. — Р’э вил’лэ нихар, ниллаэ с’аэрта тейро.[4]

Гелар лишь подал плечами, не пожелав спорить с высокородной спутницей. Еще раз смерив презрительным взглядом человека, в ответ с вызовом взглянувшего на эльфа, Гелар пошел прочь. Люди всегда были лишь немного выше животных, причем, в отличие от людей, у четвероногих обитателей лесов не было столько коварства, подлости и злобы. Люди были хуже любого зверя, и эльф считал их достойными лишь того, чтобы умереть от его клинка или стрел. И он с радостью прикончил бы седого наемника прямо сейчас, если бы его столь отчаянно не защищала сама Мелианнэ, не подчиниться которой Гелар был не вправе.

Привал закончился быстро, эльфы едва успели немного расслабиться и только восстановили силы, как негромкая команда Гелара взметнула их на ноги. Подхватывая сложенное на земле оружие, они выстраивались в цепочку. Бег по опасному, враждебному лесу продолжался.

Теперь Гелар повернул к югу, намеренно ведя своих воинов и спасенную принцессу таким зигзагом, дабы оркам труднее было вычислить их цель. На этот раз они были на ногах вплоть до наступления сумерек, когда даже острое зрение Перворожденных могло подвести их. Да и орки тоже отлично ориентировались в темноте, а потому двигаясь ночью, легко можно было не заметить вовремя засаду.

Гелар, проявляя изрядную осторожность, постоянно посылал в дозор воинов, которые следовали параллельно основному отряду слева и справа от него, прикрывая фланги, еще один эльф следовал позади отряда на значительном удалении от него, следя за тылами. Пока такие меры казались излишними, но было ясно, что орки рано или поздно обнаружат отряд, и грамотно выставленные дозоры могли позволить заранее обнаружить приближающегося врага и приготовиться к бою.

Для ночевки выбрали место на берегу небольшого озерца, в зарослях колючего кустарника, куда не так просто было пробраться, не выдав своего присутствия бдительным стражам. Как и прежде, двое до зубов вооруженных эльфов скрылись в зарослях, буквально растворившись в густом сплетении ветвей. По замыслу командира, который явно знал толк в таких делах, часовые должны были первыми заметить любого непрошенного гостя, а уж затем, в зависимости от того, насколько опасным оказался бы чужак, ему могли позволить пройти мимо своей дорогой, благо затаившегося в лесу эльфа мог заметить только другой эльф, либо нашпиговать стрелами, превратив в сущего ежа.

Четверка воинов и Мелианнэ, с которой ее спутники держались не то чтобы особо почтительно, но все же оказывали некоторое уважение и не лезли с разговорами, ужинали, неторопливо поглощая вяленое мясо и сухие лепешки, отыскавшиеся в их заплечных мешках. Ратхара тоже никто не хотел морить голодом, а потому один из эльфов, проходя мимо. Резко кинул ему такую же скудную пищу, добавив к ней и фляжку с напитком, явно настоянным на травах, от первого глотка которого наемник ощутил прилив сил и свежесть. Действие его было не столь сильным, как у того снадобья, которым наемника поила Мелианнэ, но все же человек чувствовал себя так, будто вовсе не прошагал несколько десятков миль по густому лесу, и сейчас был готов идти хоть обратно до Дьорвика.

Эльф, бросивший человеку еду, явно надеялся, что наемник не сумеет поймать сверток, на Ратхар разрушил чаяния Перворожденного, подхватив свой паек на лету. Зло глянув на человека, радостно улыбнувшегося в ответ, эльф поспешил к своим товарищам, бросая искоса недовольные взгляды на наемника, в этот момент уже уделявшего внимание нехитрой снеди и вроде бы забывшего про окружавших его эльфов. В этот момент от темной стены леса, окружавшего поляну, отделился темный силуэт, поспешно направившийся к ужинавшим воинам. Никто не проявил тревоги, и Ратхар быстро понял, что это вернулся прикрывавший тылы небольшого отряда воин, посланный Геларом в дозор еще пару часов назад.

Ратхар встал, разминая затекшие мышцы, и не спеша пошел к воде. Он бросил взгляд на собравшихся в кружок эльфов и заметил, что вернувшийся из леса дозорный что-то взволнованно объясняет своему командиру, а их товарищи молча слушают, и с каждым словом лица эльфов все более мрачнели. Все казались если и не напуганными, то изрядно настороженными.

— Куда собрался, человек — Ратхар и сам не заметил, как оказался возле самых зарослей, окаймлявших поляну, и один из эльфов двинулся ему наперерез. Точнее, одна из эльфов, ибо это была женщина, коротко стриженая, почти бритая, и, как ее товарищи, до зубов вооруженная. Сейчас она стояла напротив воина, положив ладонь на изогнутый кинжал, висевший на поясе у воительницы. — Решил погулять перед сном? — Эльфийка недобро усмехнулась, коснувшись рукояти висевшего на поясе кинжала и тем как бы дав понять, что более всего ждет от человека попытки к бегству. Надо полагать, она не позволила бы человеку успешно завершить задуманное.

— Если хочешь боя, просто скажи, и я весь твой, — Ратхар решил не доставлять удовольствия эльфийке, у которой явно чесались руки при виде человека, но и безропотным скотом, мулом, которого ведут за уздечку туда, куда считают нужным, он тоже не был. — Зачем придумывать повод, если можно все решить по обоюдному согласию, а?

Эльфийка только зло сплюнула под ноги человеку и двинулась прочь, время от времени поглядывая на застывшего у кромки воды Ратхара. Она с радостью прикончила бы человека, прояви тот хоть намек на враждебность, но просто так резать ему глотку было настрого запрещено Геларом, да и слово принцессы здесь имело вес.

Ратхар задумчиво смотрел на восходящую над лесом полную луну, отражавшуюся в спокойной глади озера. У эльфов, он это знал, луна почиталась больше, чем солнце у людей, и время полнолуния считалось в какой-то степени священным. Сейчас невольные спутники Ратхара также благоговейно смотрели на серебристый круг ночного светила, негромко переговариваясь меж собой.

Неслышной тенью по левую руку от наемника возникла Мелианнэ, подкравшаяся так тихо, что даже опытный воин не сумел ее обнаружить вовремя. Хотя Ратхар и понимал, что его спутница сделала это не нарочно, а просто потому, что именно так эльфы приучены ходить по лесу, не издавая лишнего шума, не оставляя за собой заметных следов и стараясь не тревожить лишний раз сам лес. Некоторое время они стояли бок о бок, человек и эльфийка, безмолвно глядя на луну, и думая каждый о чем-то своем.

— Впервые за всю свою жизнь я начала вдруг сомневаться в том, что делаю, — вдруг негромко произнесла Мелианнэ, по-прежнему глядя в пустоту. — Всех нас, и обычного воина, и детей Владыки, учат с детства, что воля короля единственно верная, и ее нужно принимать всем сердцем, стремясь исполнить как можно лучше. Мы не должны сомневаться, не смеем обсуждать волю высших. А теперь сомнения терзают меня. — В голосе эльфийки слышалось напряжение, и еще невесть откуда взявшаяся усталость. — Быть может, вступив в пределы И’Лиара, я принесу погибель мириадам разумных созданий, что населяют этот мир, людям, оркам, прочим, о которых ныне уже почти забыли, а может быть, и своему собственному народу. — Она опустила взгляд под ноги, немного помолчав, а затем продолжила: — Мы терпим одно поражение за другим. Когда воины Гелара покинули мои родные края, армия людей, пришедшая с юга, осадила столицу, и трудно сказать, что могло произойти за то время, что наши спутники провели в землях орков. Мы оказались слишком самонадеянными, перестав хранить осторожность, с тех пор, как пал древний Эссар, решив, что разрозненные государства людей, ваши королевства и княжества, больше не смогут угрожать могуществу И’Лиара. И мы ошиблись, получив хороший урок. Враг, даже в худшие времена нашего народа не добивавшийся таких успехов, теперь в сердце моей страны, а наши силы слишком малы, чтобы с уверенность говорить о победе. Похоже, южное побережье Хандарского моря уже потеряно для нас, и вернуть его удастся только ценой многих тысяч жизней.

— Так что терзает тебя? — тихо спросил Ратхар, чуть повернувшись к Мелианнэ. — Я человек, и вроде бы должен быть душой с теми, кто принес в ваши земли войну, но я понимаю, что свой дом нужно защищать до последней капли крови, ведь не вы развязали эту войну.

— Я боюсь, что высшие иерархи моего народа, расправившись с Фолгерком, тем королевством, полки которого теперь стоят под стенами нашей столицы, возжаждут восстановить былую мощь державы Перворожденных. Пламя войны не погаснет с нашей победой, а разгорится с новой силой, испепеляя ближних и дальних соседей. В ход вот-вот будут пущены такие силы, которые никогда ранее не вмешивались в наши дела, древняя мощь, неодолимая и в то же время расчетливо разумная. И моим братьям может не хватить умения сдержать ее, направляя только на врагов. Я несу смерть своему народу, но я не имею права ослушаться, ибо в противном случае И’Лиар также падет.

Сомнения терзали Мелианнэ, сомнения, разрешить которые не смог бы никто. Эльфийке не с кем было посоветоваться, не от кого было услышать одобрение своим поступкам или, она была согласна и на это, осуждение. Для тех воинов, что ныне охраняли ее, все было просо до предела. Был враг, посягнувший на их страну, на жизни эльфов, и его должно было уничтожить, так, чтобы впредь всякий, кто пожелает начать новую войну против И’Лиара, трижды подумает, перед тем, как отдать приказ. О том, что будет после победы, никто не задумывался. Никто, кроме самой Мелианнэ, успевшей, покуда была в плену у орков, обдумать многое, взглянув на некоторые вещи по-новому. Но, несмотря на долгие беседы с самой собой, она так и не пришла к решению, которое хотя бы казалось правильным, и глупо было бы думать, что такое решение ей подскажет человек, с которым, пусть не надолго, высшие силы связали судьбу юной эльфийки.

— Я не вправе советовать тебе, — задумчиво сказал Ратхар, всерьез воспринявший слова своей спутницы, хотя многого из сказанного ею он просто не понимал. — Тем более, я даже не знаю, о чем ты говоришь, да и не желаю знать. Я простой воин, хорошо владеющий мечом и не посягающий на большее. И я могу сказать тебе, э’валле, если выбор слишком сложен, предоставь судьбе самой решить, что должно делать. Я не очень верю в богов, но уверен, что есть высшая сила, направляющая нас. И если ей будет угодно, все произойдет наилучшим образом для тебя, для твоего народа и для этого мира, коль скоро от тебя зависит его судьба.

— Дозорный говорит, что нас весь день кто-то преследует, — Мелианнэ вдруг сменила тему разговора, не то услышав от человека то, что хотела, не то опасаясь, что сама под влиянием эмоций, захлестнувших ее, расскажет Ратхару больше, чем следует. — Он подобрался к нам почти вплотную, но дозорный так и не смог заметить его, лишь ощутил направленное на нас чужое внимание.

— Это могут быть орки?

— Они не стали бы ждать, а сразу атаковали, если только их достаточно много, — помотала головой эльфийка, знавшая, пусть и по чужим рассказам, повадки своих двоюродных братьев. — Но даже если там единственный орк, который опасается нападать, дозорный его точно смог бы заметить. Орки в лесу чувствуют себя так же, как и мы, но они не бестелесные призраки, а существа из плоти и крови. Тот же, кто идет за нами, больше похож на духа, умеющего растворяться в воздухе. Гелар пока приказал смотреть во все глаза, дабы не оказаться застигнутыми врасплох, но, думаю, это мало нам поможет.

— Если он просто идет за нами, не нападая, ничего плохого не делая, так может и пусть себе идет, — предложил Ратхар. — Если это не враг, стоит ли его так сильно опасаться?

— Все необычное, непонятное, прежде всего, нужно расценивать как опасность, тем более, здесь и сейчас, — Мелианнэ нахмурилась. — До границы еще не менее двух дней. Полагаю, орки уже подняли тревогу и теперь рыщут по лесам в поисках нас.

— Надеюсь, на границе вы меня отпустите, или все же зарежете, дабы не стал помехой в будущем?

— Ты уйдешь, куда сам пожелаешь, — ответила Мелианнэ. — Твоя жизнь нам не нужна. Но право, — вдруг произнесла эльфийка, — мне было бы спокойнее, останься ты с нами. Однако человеку нет пути в И’Лиар, так что вскоре мы расстанемся, Ратхар по прозвищу Лунь.

— И далеко отсюда до человеческого жилья, — поинтересовался наемник. — Думаю, орки-то со мной точно не станут церемониться, если поймают в своих землях.

— Если пойдешь на юг, то за пару дней доберешься до Видара, это небольшое государство людей, морская держава, наш извечный соперник и порой даже враг в Хандарском море.

— Видар, — задумчиво протянул Ратхар. — Кажется, его еще называют Республикой, верно?

— Да, там нет короля, — кивнула Мелианнэ. — Этой страной правит сенат, самые богатые и уважаемые купцы, ведь Видар зиждется на морской торговле. Его армия, состоящая из наемников, небольшая числом, но неплохо обучена и отлично вооружена. Но, главное, у Видара самый большой флот в этих краях, причем не только торговый, а потому именно купцы и держат власть в своих руках. Они думают не о завоеваниях, а о прибыли, потому Видар процветает, не тратя силы на ненужные кровопролития. Там собираются люди из разных земель, беглецы, авантюристы, непризнанные на родине мудрецы. Видар торгует по суше только с орками, и они неплохо ладят, кажется.

— Вот откуда у них выкованные руками людей клинки и доспехи, — пробормотал Ратхар. — Я-то думал, все это трофеи.

— Орки слабы, чтобы слишком часто воевать, тем более их сил недостанет, чтобы самим нападать на соседей. Они живут отдельными кланами, не враждуют меж собой, но и не слишком стремятся заключать союзы. Но соседи орков не трогают, предпочитая хранить мир даже тогда, когда на их стороне явный перевес в силах. Наши непокорные братья уже не раз доказывали, что на своей земле каждый орк стоит дюжины лучших солдат, и их уважают за это.

— Вот только как дойти до Видара, неся голову на плечах, а не в руках, — усмехнулся Ратхар, возвращаясь к мыслям о недалеком будущем. — Твои товарищи, верно, не хотят пачкать руки об меня, вот и предоставили возможность прикончить меня оркам.

— Если захочешь, дойдешь, — уверенно произнесла эльфийка. Затем Мелианнэ повернулась и пошла прочь, но, пройдя пару шагов, остановилась, обернувшись к человеку: — Гелар поднимет нас перед рассветом, завтра будем идти весь день. Он не хочет подпускать возможных преследователей близко, а потому будет гнать отряд без всякой жалости, так что тебе лучше отдохнуть и набраться сил.

Утром, едва стало светать, Гелар разбудил своих воинов, собираясь продолжить поход. Ратхар, сон которого всегда был чутким, услышал негромкие команды Гелара, когда тот еще только поднимал утомившихся эльфов, и проснулся прежде, чем один из его спутников, решив позабавиться над человеком, попытался разбудить того хорошим пинком по ребрам. Наемник, казалось, крепко спавший, стоило только эльфу занести для удара ногу, откатился в сторону и через мгновение уже стоял в боевой стойке, распластавшийся над землей, напряженный, словно пружина, и готовый в любой миг ударить. Эльф от неожиданности отступил назад, едва не шлепнувшись на землю, но быстро совладал с собой и молча пошел прочь, даже не глядя на человека, так некстати лишившего его развлечения.

Гелар вновь не стал жалеть своих спутников, заставив их почти бежать по густым зарослям. Он хотел оказаться как можно ближе к границе с наступлением ночи, но при этом эльф не забывал о том, чтобы запутывать следы, а потому часто менял направление движения, порой заставляя своих спутников идти по колено в воде, если им попадался ручей или небольшая речушка. Ратхар понимал, что так они собьют со следа собак, если орки пустят их по следу. Правда, наемник не был уверен, что орки вообще держат этих животных, ибо за время пребывания в плену в поселке он не заметил ни единого пса, но, вероятно, Гелар знал, что делал.

Во время одного из кратких привалов, когда воины, измученные и уставшие, несмотря на свою выучку, получили возможность хоть немного восстановить силы, из леса выскользнули бесплотными призраками разведчики, которых Гелар предусмотрительно отправил впереди основного отряда. Выслушав их краткий доклад, эльф подозвал к себе Мелианнэ.

— Э’валле, боюсь, мы не сможем добраться до границы, — Гелар выглядел задумчивым и несколько раздраженным, произнося эти слова. — Разведчики в получасе пути отсюда наткнулись на крупный отряд орков, не менее двух дюжин воинов, в том числе и опытные следопыты. Они явно знают о нашем присутствии в этих лесах и ищут нас с исключительным рвением. А уже на обратном пути мои воины едва не попали в засаду, выставленную орками возле небольшого озерца к северу отсюда. Лес к западу до самой границы буквально кишит их воинами, и чудо, что мы еще не столкнулись с одним из орочьих поисковых отрядов. И охотники уже идут по нашим следам от той деревни.

— Да, вероятно, весть о нападении на поселок уже разнеслась повсюду, — согласно кивнула Мелианнэ, которой, почему-то не передалось беспокойство ее спутника. — Но что с того?

— Короткая дорога до И’Лиара становится слишком опасной. Мы не можем рисковать, ведь орки могут поставить на нашем пути почти непроницаемый заслон. Воины нескольких кланов могут объединиться ради поимки нас, и тогда придется прорываться с боем, а это неприемлемо. Я предлагаю повернуть на юг, к морю, — предложил воин. — Едва ли нас станут искать в том направлении.

— Какой в этом смысл, Гелар?

— На границе земель орков и Видара нас будет ждать корабль в условленном месте, — ответил воин. — Когда мы отправлялись на ваше спасение, э’валле, мы предполагали, что орки могут надежно перекрыть границу на суше, а потому заранее приготовили запасной вариант. У орков нет приличного флота, и на море они ничего с нами не смогут сделать, к тому же, водный путь до И’Лиара займет времени меньше, чем по суше.

— Но мы еще должны достичь берега, — резонно заметила Мелианнэ. — А что за корабль нас ждет? Я полагала, что Хандарское море сейчас в руках людей.

— Это видарское судно, — пояснил Гелар. — Капитан получил щедрую плату, и его мало волнует то, какие именно пассажиры взойдут на борт. Союзники Фолгерка, которые сейчас хозяйничают в море, также не тронут его, ведь Видар соблюдает нейтралитет, а ссориться такой мощной морской державой никому не хочется.

— А если он уже давно убрался подальше из этого условленного места?

— С ним несколько наших воинов, э’валле, они не позволят ему сбежать, — уверенно ответил на это Гелар, многозначительно усмехнувшись. Мелианнэ в этот миг мысленно представила палубу, заваленную трупами моряков и залитую лужами крови. — Можете не волноваться на этот счет.

— Что ж, тогда приказывайте своим людям. Я с вами согласна насчет того риска, которому мы подвергнемся, если и дальше пойдем в прежнем направлении.

Выполняя новый приказ своего командира, отряд свернул на юг, теперь удаляясь от границы. Было понятно, что путь к морю займет немало времени, но эта дорога казалась несколько менее опасной, ведь орков все же не так много, чтобы взять в кольцо такие огромные территории. По-прежнему оставалась опасность столкнуться с одним из многочисленных отрядов, рыщущих по лесам в поисках эльфов, но дабы этого избежать, Гелар и высылал дозоры, разведывавшие дальнейший путь.

Уже ближе к вечеру они шагали по лощине меж двух невысоких вытянутых холмов, поросших редким лесом. Выше по склонам раскинулись густые заросли, но здесь это был лишь невысокий кустарник, чуть выше пояса стоящему в полный рост человеку. Все шли осторожно, отводя в сторону мешавшие ветви и ни в коем случае не обрубая их, поскольку такой след не заметил бы разве что слепой. Гелар, шедший первым, держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Эльф, замыкавший цепочку, также был готов стрелять, ни на мгновение не опуская оружие.

Как и прежде, командир отправил одного из своих воинов назад, дабы тот прикрывал отряд с тыла. На этот раз в охранении выпало оказаться той самой эльфийке, с которой Ратхар едва не устроил поединок прошлым вечером. Тонкая и почти невесомая, она легко скользила по кустам, без труда пробираясь сквозь самые густые заросли, и наемник мысленно одобрил решение Гелара, невольно залюбовавшись ее стройным и сильным телом. Судя по тому, что эльфы казались чуть менее напряженными, чем раньше, опасность если и не миновала, стала все же не такой ощутимой. Возможно, отряду удалось оторваться от преследования.

— Внимание, — они уже почти выбрались из лощины, когда Гелар, издав предупреждающий крик, прыгнул в сторону, припадая на одно колено, дабы являть из себя как можно меньшую мишень, и вскидывая лук. Обученные воины тут же схватились за оружие, образовав кольцо, внутри которого оказалась Мелианнэ. Ратхара тоже отпихнули назад и, по меньшей мере, двое эльфов краем глаза следили теперь за наемником, который хоть и был безоружен, даже поясной нож отняли, все же представлял опасность.

Ратхар, однако, и не думал бежать или бить в спину эльфам, а потому послушно укрылся за кустами, до предела обострив все чувства и пытаясь понять, что так могло насторожить Гелара. Кажется, рядом не происходило решительно ничего опасного и подозрительного, не было слышно лязга оружия, треска ветвей под ногами подкравшихся незаметно врагов или скрипа тетивы натягиваемого лука.

— Отбой, — Гелар выпрямился, оглянувшись на своих бойцов, все еще настороженно вглядывавшихся в сторону леса, и махнул рукой. — Вперед, пошли! — И в этот момент воздух наполнился шелестом стрел.

Ратхар в прыжке сбил с ног Мелианнэ, повалившись на нее сверху, и почувствовал, как над ним пролетело несколько стрел. Один из эльфов уже заваливался на спину, поскольку из груди его торчали сразу три древка с белым оперением, еще одному повезло чуть больше, стрела угодила в плечо, и теперь раненый пытался найти укрытие. Гелар, успевший уйти с пути стрел, уже рвал тетиву, стреляя куда-то в заросли, остальные воины последовали его примеру, но били, скорее всего, в слепую, рассчитывая больше запугать или смутить нападавших, чем нанести им серьезный урон.

Невидимые стрелки сделали еще один залп, но эльфы, уже готовые к этому, уклонялись от летевших из чащи стрел, лишь один из них замешкался, и срезень с серповидным наконечником ударил ему в грудь, не защищенную броней. Эльф упал, выронив лук, точный выстрел сразил его наповал. А из зарослей уже показались закованные в доспехи высокие фигуры. Орки, сумевшие опередить отряд Гелара и мастерски устроившие засаду, решили покончить с эльфами одним ударом.

Орки подобрались очень близко, затаившись в кустарнике так, что даже эльфийское чутье оказалось бессильно. Небольшой отряд Перворожденных оказался в кольце разъяренных и жаждущих крови хозяев этих мест. Орки бросились на свою добычу одновременно со всех сторон, принуждая эльфов биться поодиночке с неравным числом противников, и в этом бою орки, большинство из которых было в тяжелых доспехах, явно обладали существенным преимуществом.

Мелианнэ, как только прекратилась перестрелка, вскочила, выхватывая меч, и гномья сталь пронзительно запела, рассекая воздух. Она едва успела подняться на ноги, как к эльфийке кинулся невысокий плечистый орк в кольчуге, вооруженный коротким широким клинком. Мелианнэ, более быстрая и легкая, чем ее противник, уклонилась от целой серии ударов, но ее атака тоже оказалась безуспешной. Двое бойцов кружили друг против друга, обмениваясь выпадами, и только было слышно, как клинки сталкиваются в воздухе.

Ратхар, безоружный, а потому весьма уязвимый, счел в это время за лучшее убраться в сторону, дабы не привлекать внимания орков. Но в этот момент он заметил, что сбоку к Мелианнэ устремился еще один орк, и наемник бросился ему наперерез. Орк отмахнулся тяжелым боевым ножом от невесть откуда появившегося на его пути человека, но Ратхар, поднырнув под нанесшую удар руку, перехватил ее и бросил тяжелого орка, на котором был надет чешуйчатый панцирь, через бедро, затем нанеся уже поверженному на землю противнику удар пяткой в горло, дабы наверняка добить его.

Наемник только успел подхватить боевой нож, выпавший из рук мертвого орка, и сразу же собрат убитого воина атаковал человека, пытаясь достать его коротким копьем с широким листовидным жалом. Ратхар, уклоняясь от удара, не нашел ничего лучшего, чем перекатиться назад через голову, и тут же метнуться влево, уходя от очередного выпада.

Ратхар старался не отходить от Мелианнэ, прикрывая спину эльфийке, поглощенной схваткой, ибо сомневался, что она сумеет хотя бы минуту выстоять в бою сразу с двумя опытными воинами, закованными в прочную броню. Самому наемнику достался очень умелый противник, отлично владевший оружием, к тому же более длинное по сравнению с клинком Ратхара копье давало орку немалое преимущество. И все же наемник улучил момент, и когда орк в очередной раз ударил, перехватил копье за древко, и тут же вонзил клинок ножа своему противнику в горло.

В это время эльфы, не успевшие из-за стремительной атаки приготовиться к отпору, вынуждены были сражаться каждый против двух, а то и трех орков, и уже двое Перворожденных были убиты. Одного пригвоздили к дереву сразу двумя копьями, второму И’нали, не успевшему уклониться от удара, боевой топор орка вонзился в голову, и теперь эльф лежал на траве в луже собственной крови.

Гелару приходилось тяжелее всех, поскольку на него насели сразу три умелых воина, без труда распознав в эльфе командира, и Гелар лишь успевал защищаться, не помышляя об ответных ударах. Он заметил, как за спиной одного из его противников выросла высокая фигура, и через мгновение орк, в спину которого вонзился боевой нож, пробивший легкий кожаный панцирь, упал едва не под ноги Гелару. Второй его противник отвлекся на миг, и тут же эльф, не теряя времени даром, вспорол ему живот. Третий орк, оказавшись перед лицом сразу двух врагов, ни на мгновение не задумался о бегстве, кинувшись на ненавистного эльфа. Гелар ушел с линии удара, плавным движением разрубил орку бок, прикрытый кольчугой, а затем легко, едва касаясь кожи, провел клинком по шее орка, оставляя кровоточащую полосу.

Ратхар, убедившись, что эльф пока вне опасности, обернулся к Мелианнэ, которая все же сумела справиться со своим противником. Сейчас Ратхар совершенно забыл, что с ним бок о бок бьются вовсе не люди, ибо теперь нужно было сражаться только сообща, иначе орки могли легко перебить весь малочисленный отряд. Но Гелар, поняв, что человек успел раздобыть себе оружие, а, значит, стал опасен для всех, решил не рисковать, оставляя за спиной такого непредсказуемого противника.

— Ратхар, сзади! — Мелианнэ успела заметить, что Гелар, оказавшись за спиной наемнику, же поднял свой клинок для удара, и поспешила предупредить человека.

Развернувшись, наемник принял предназначенный ему выпад на подставленный плашмя клинок, и тут же нанес эльфу, который не был защищен доспехами, удар ногой в живот. Гелар, отскочив назад, согнулся от боли, не выпуская, впрочем, клинок, но Ратхар уже забыл о нем, ибо к человеку бросился орк, только что прикончивший еще одного из эльфов и заметивший нового противника.

Длинный клинок меча, который вышел явно не из рук орочьих кузнецов, рассекал воздух в опасной близости от Ратхара, который более старался уходить от ударов, чем парировать их. Его противник оказался настолько силен, что мог запросто выбить из рук человека оружие, после чего добить Ратхара ему не составило бы труда.

Человек медленно отступал под натиском впавшего в ярость орка, оказавшись в какой-то момент прижатым к плотной стене кустарника, то есть, по сути, попав в западню. Он пытался обойти своего противника, но тот был достаточно опытным, чтобы не позволить человеку оказаться сбоку от себя. Не успев увернуться, Ратхар почувствовал боль в боку, и на миг скосив глаза, увидел, как по его куртке растекается пятно крови. Орк все же сумел его достать, и рана, кажется, была довольно серьезной. Но, несмотря на это наемник стойко держался, отражая атаки противника. Ратхар пропустил еще один удар, нацеленный в лицо, и орк острием клинка рассек кожу на лбу человека, чудом не попав в глаз. Кровь из пореза заливала Ратхару лицо, и он вскоре почти ничего не смог видеть одним глазом.

Пущенная, казалось, из воздуха длинная стрела вонзилась орку, наседавшему на наемника, в бедро, пробив его насквозь. Воин припал на одно колено, он почти не ощущал боли, но на миг отвлекся, дабы найти стрелка, который мог являть собой большую опасность, и этой заминки Ратхару хватило, чтобы нанести мощный удар в грудь, который не сдержала даже броня. Оттолкнув в сторону умирающего противника, наемник вновь устремился в гущу боя, который, кажется, уже затихал.

— Ратхар, уходи, — раздался крик Мелианнэ. — Они тебя не пощадят! Беги в лес!

— Я не могу оставить тебя, — наемник кинулся к эльфийке, стоявшей среди окровавленных тел своих и чужих бойцов. — Мы еще не добрались до твоей страны, а значит, я по-прежнему обязан тебя охранять в пути.

— Глупец! Гелар тебя в живых не оставит, — с яростью произнесла принцесса, мысленно проклянув упрямство человека. — Уходи, пока о тебе забыли. Я верю, ты еще меня найдешь и успеешь прийти на помощь, но для этого сейчас ты должен остаться в живых. Иди на юг, в Видар. Мы направимся к морю, там нас будет ждать корабль. Если сможешь, разыщи меня потом, а пока спасайся.

Один из орков, которых уже к этому времени оставалось на ногах не более полудюжины, заметил эльфийку и бросился к ней. На бегу он метнул короткое копье, но на пути его оказался человек. Ратхар клинком отбил копье в сторону и встал на пути орка, заслонив собой Мелианнэ. Его противник, вооруженный топориком на длинной рукояти, шел напролом, видя перед собой только ненавистную эльфийку. Ратхар перехватил орка за запястье, когда тот уже замахнулся, дабы прикончить мешавшего ему человека, и вонзил в живот, защищенный легкой кольчугой, боевой нож, вложив в удар все силы. Закаленный клинок пробил броню, орк захрипел от боли, опускаясь на колени, изо рта его хлынула кровь.

В это время на поляне показался Алиеннэ, которая, услышав звуки боя, спешила изо всех сил на помощь своим товарищам. Именно она и спасла жизнь Ратхару, ранив его предыдущего противника. Эльфийка, приближаясь к месту битвы, успела выпустить еще четыре стрелы, ранив или убив трех орков, а затем вынуждена была взяться за клинок.

Ее появление на поляне, превратившейся в поле боя, стало той песчинкой, которая склонила чашу воображаемых весов в пользу эльфов. Орков в действительности было не так много, как могло показаться, что-то около полутора десятков, и почти одновременная гибель четырех воинов заметно подорвала их силы. Гелар, пришедший в себя после удара человека, вместе с двумя своими воинами сумел занять круговую оборону, и уже несколько орков пали, атакуя их. А внезапное появление Алиеннэ, о которой, кажется, орки не подозревали, внесло в их ряды еще большую сумятицу, чем и воспользовался Гелар, поведя свое воинство в атаку.

Алиеннэ, стремительная и смертоносная, металась от одного орка к другому, нанося частые удары. Она убила двух противников, которые оказались недостаточно быстрыми, чтобы вовремя заметить новую угрозу, но затем сразу трое орков сумели взять ее к кольцо. Отважной воительнице недолго осталось бы жить, ибо в схватке с таким количеством тяжело вооруженных воинов, каждый из которых был в чешуйчатом панцире или в прочной кольчуге никакая ловкость не помогла бы прожить дольше нескольких минут. Но в этот момент оставшиеся в живых эльфы ударили оркам в спину, и те, оказавшись словно между двух огней, не выдержали, и, теряя своих товарищей, отступили. Кое-кто из эльфов, вновь вооружившись луками, принялся стрелять вослед бегущим, а Алиеннэ напоследок догнала одного из орков и ударила его клинком поперек спины, перерубив позвоночник, одновременно метнув в грудь еще одного орка, оставшегося прикрывать отход, кинжал. Спустя несколько мгновения все было кончено, и на поляне остались лишь четверо эльфов и не менее дюжины убитых орков.

Бой закончился и Ратхар вдруг оказался в кольце опьяненных вражеской кровью и обезумевших от схватки эльфов, которые с плохо сдерживаемой ненавистью смотрели на человека.

— Убейте его, — взгляд Гелара остановился не замершем в нерешительности человеке, и эльф решил, что лучшего момента не представится. — Фалиар, прикончи эту тварь!

Названный эльф, лицо которого было забрызгано кровью, кажется, чужой, и искажено яростью, наискось ударил человека мечом, но тот оказался быстрее и успел скользнуть в сторону, нанеся в ответ единственный удар. Широкий клинок боевого ножа вонзился эльфу в шею, перерубив артерию, и тот упал на землю, обливаясь кровью.

— Вот так вы умеете благодарить тех, кто спасает вам жизнь! — Ратхар смотрел в упор на Гелара. — Вероломные твари! — Наемник сейчас походил на бешеного зверя, в любой момент готового кинуться на загнавших его в западню охотников, пусть даже впереди его ждут рогатины и ножи.

Кто-то из эльфов, увидев, как человек расправился с его товарищем, вскинул лук и выстрелил, но Ратхар за мгновение до этого бросился бежать, ибо, хотя и не понял ни единого слова, сказанного Геларом, который отдал команду на родном языке, но догадался, что ничего хорошего от эльфов ждать уже не нужно. Поэтому стрела с гулом пронзила воздух и исчезла в зарослях.

— Я его найду, — вперед выступила Алиеннэ. Она тоже вооружилась луком, а длинный клинок покоился в ножнах за спиной. — Он не уйдет далеко.

— Убей человека, Алиеннэ, — согласно кивнул Гелар. — Не дай остаться неотмщенными нашему брату.

— Не смей его трогать, — Мелианнэ приблизилась к Гелару, не выпуская клинок из рук, и казалось, что она готова атаковать. — Что он вам сделал?

— Он слишком опасен и непредсказуем, э’валле, — спокойно ответил Гелар, нисколько не испугавшись гнева принцессы. — Человек станет для нас не только помехой, но и угрозой. Он хороший воин, верно, но он не на нашей стороне, а значит, от него нужно избавиться.

Ратхар кинулся в заросли, ибо не собирался сражаться с эльфами, которых было больше. Он бежал, петляя из стороны в сторону, запутывая следы, хотя и понимал, что такой следопыт, как та эльфийка, легко найдет его здесь. Наемник был вооружен лишь трофейным клинком, и мало что мог сделать против стрел Алиеннэ.

Человек мчался сквозь дебри, прорубая себе путь длинным тесаком. Он старался убраться как можно дальше от места боя, надеясь на то, что преследовавшая его эльфийка отстанет, а также опасаясь появления орков, которых здесь могло оказаться довольно много, ведь разведчики Гелара не успели тщательно обыскать окрестности.

Ратхар буквально вывалился из переплетения кустарника, который наемник нещадно искромсал своим ножом, на небольшую поляну, покрытую пожухлой листвой. Он огляделся по сторонам, выбирая, куда двинуться дальше, и краем глаза заметил сбоку движение. Ратхар решил, что это Алиеннэ, оказавшаяся намного более проворной и быстрой, все же настигла его, и вскинул клинок, готовясь к бою. Он достаточно ловко умел отбивать стрелы, а потому верил, что еще есть шанс остаться в живых. Однако вместо эльфийской разведчицы из-за деревьев показался человек, которому здесь, в этих заповедных землях орков, взяться было неоткуда.

— Опусти оружие, наемник, я не враг тебе, — незнакомец заметил угрожающую позу Ратхара и остановился в десятке шагов от него, демонстрируя открытые ладони. Он был довольно молод, голова его была гладко выбрита. Человек был прилично одет, ходя его костюм и оказался уже изрядно потрепан, на поясе у него висел легкий прямой меч в простых ножнах.

— Кто ты? — Ратхар пристально вгляделся в лицо незнакомца, который смирно стоял, словно позволяя наемнику получше разглядеть себя. — Я тебя видел раньше, — с сомнением произнес Ратхар, в памяти которого что-то шевельнулось в тот миг. — В заброшенном городе, в Р’роге!

— Да, я был там, — склонил голову незнакомец. — Там ты сразил Антуана Дер Касселя, первого рыцаря Дьорвика. А я — Скиренн, ученик мэтра Амальриза. Я сопровождал гвардейцев в погоне за вами.

— Амальриз?! — удивленно повторил Ратхар. — Это имя мне знакомо. Придворный чародей самого Зигвельта, верно? Не думал, что наши пути вновь пересекутся.

В памяти воина сразу всплыл короткий бой в ночном лесу, в тысячах лиг от этих мест, много лет назад. Тогда наемник был неумелым юнцом, и выжил лишь благодаря тому, что рядом оказались настоящие воины. Но и они едва ли уцелели бы, попав в засаду, если бы не неожиданная помощь таинственного мага, в тот раз скрывшего свое имя. Лишь много позже узнал Ратхар, что бился плечо к плечу с чародеем Амальризом, затем ставшим придворным магом и верным советником самого правителя Дьорвика.

Об этом, в прочем, Ратхар услышал случайно, много месяцев спустя, когда он уже покинул свою родину, двинувшись на юг, подальше от тех, кто объявил его предателем и убийцей, приговорив к смерти. Глупо было бы винить кого-то кроме самого себя в своей судьбе, но все же Ратхар полагал, что стал тем, кем стал, бродягой без роду и племени, солдатом удачи, не в последнюю очередь из-за этого чародея, уже тогда казавшегося глубоким стариком, но, как видно, до сих пор не оставившего попыток двигать людьми, словно тряпичными куклами. Впрочем, жаловаться было не на что, ведь Ратхар стал воином, далеко не самым худшим, и в этом находил свое счастье.

— Так ты ученик самого Амальриза? — удивление наемника, казалось, ко всему привыкшего, было велико. Гораздо меньше удивился Ратхар, узнав прежде, что от его рук пал считавшийся лучшим мечником королевства капитан гвардии Зигвельта, пал в честном бою, что сделало бы честь любому воину. — Маг? — Магов Ратхар не любил, хоть и нечасто ему приходилось сталкиваться с настоящими чародеями. Просто те, кто владел силами, неподвластными обычным людям, их, то есть этих людей, зачастую считали едва ли не скотом, наделив самих себя правом управлять ими, как игрок передвигает фигурки по клеткам доски.

— Верно, я ученик этого мага, — кивнул чародей. — Я выполнял королевскую волю, преследуя вас по всему Дьорвику.

— А здесь ты что делаешь, маг? Все твои спутники погибли, но ты, я вижу, никак не можешь успокоиться. Выходит, ты следовал за нами из Р’рога, даже не побоялся ступить в земли орков? — Ратхар поудобнее перехватил орочий клинок, в любой момент будучи готовым применить его против этого странного человека, наверняка бывшего весьма опасным противником.

— Послушай, наемник, я не враг тебе, — успокаивающе произнес Скиренн, от проницательного взгляда которого не укрылось движение Ратхара. — Да, я следил за вами, следил, точно еще не зная, чего ждать, ибо я понимал, что соперничать с вами в мастерстве владения клинком не смогу, а эльфийка к тому же владеет магией. — И тут его взгляд устремился за спину Ратхару, который начал оборачиваться, дабы посмотреть, что привлекло внимание чародея. Слишком велико было удивление и испуг, отразившиеся в этом взгляде, чтобы считать все направленным против наемника обманом.

— Осторожно! — Предостерегающий крик мага заставил Ратхара, тренированный слух которого уже уловил едва слышный скрип натягиваемой тетивы мощного лука, отпрыгнуть в сторону, уходя с линии огня неведомого стрелка.

Длинная стрела с широким наконечником и белым оперением едва коснулась плеча наемника, устремившись к замершему посреди поляны магу. Ратхар упал на бок, перекатился и вскочил на ноги, развернувшись туда, откуда вылетела стрела. Когда он нашел взглядом Алиеннэ, она уже разжала пальцы, пуская следующую стрелу. Ратхар, прыгнув вперед, отбил ее клинком, но наконечник все же царапнул его по лицу. А эльфийка, поняв, что на следующий выстрел у нее нет времени, отбросила лук и выхватила из-за спины длинный клинок, одновременно отступая назад.

Ратхар, вплотную приблизившись к эльфийке, нанес колющий удар ей в живот, но Алиеннэ, легко парировав выпад, крутанула своим клинком, и боевой нож вывернулся из рук наемника, улетев куда-то в сторону. Ратхар отпрянул назад, а Алиеннэ, вращая клинком, стала наступать на него. Несколько ее выпадов едва не достигли цели, и только скорость позволяла Ратхару пока оставаться живым, но он понимал, что долго не продержится. Сказывалась усталость, да и полученные в скоротечной схватке с орками раны не прибавляли прыти. Человек метался из стороны в сторону, уклоняясь от четких, выверенных ударов Алиеннэ, которая увлеклась так, что не заметила, как Ратхар оказался от нее в опасной близости. Наемник перехватил запястье эльфийки и рванул ее на себя, заставив потерять равновесие и выронить меч.

Алиеннэ перекатилась через голову, мгновенно вскочив на ноги и выпрямившись, словно пружина. Она выхватила из ножен на бедре длинный кинжал с волнистым клинком, развернувшись в сторону Ратхара. А наемник, сделав огромный прыжок, оказался рядом с орочьим ножом. Не раздумывая, он схватил оружие и метнул его в эльфийку, почти не целясь. Неказистый на вид и даже чуть грубоватый внешне клинок на самом деле был выкован мастером и имел превосходный баланс. Сделав два оборота в воздухе, он ударил точно в грудь эльфийке, которая уже была готова метнуть свой кинжал. Сила, вложенная Ратхаром в бросок была так велика, что Алиеннэ отбросило назад на несколько шагов, и эльфийка, уже мертвая, упала в груду сухих листьев.

Ратхар, отдышавшись, обернулся туда, где появление эльфийки застало мага, и увидел, что Скиренн лежит на земле, из груди его торчит стрела, вошедшая в плоть почти до середины древка. Выстрел, предназначавшийся Ратхару, все же достиг цели. Чародей, которому не хватало ловкости воина, не успел уклониться, и теперь лежал, тяжело дыша и едва сдерживая стоны.

— Подойди ко мне, — похрипел маг, и изо рта его потекла кровь. — Скорее, пока я еще могу говорить!

— Я вытащу стрелу, — Ратхар уже забыл, что этот человек не так давно хотел убить его и,возможно, Мелианнэ. — Сейчас, — приговаривал воин. — Потерпи немного. — Здесь, в этих враждебных землях, каждый соплеменник мог считаться для наемника верным союзником, а выяснение отношений можно было оставить до лучших времен.

— Бесполезно, — возразил Скиренн. — Стрела едва не порвала мне артерию, тронешь ее — и я истеку кровью за пару минут. Мне уже ничем не помочь, это судьба, умереть здесь от руки той, которая даже не знала о моем существовании. — Скиренн умолк на время, тяжело дыша. — Скажи, как тебя зовут, наемник?

— Ратхар, — коротко произнес воин.

— Ратхар, должно быть, ты откуда-то с севера, если я еще не разучился разбираться в именах, — задумчиво повторил раненый, а затем зашелся во внезапном приступе кашля. Спустя несколько минут он отдышался и вновь заговорил. — Ратхар, я умираю, и сейчас, в последние минуты своей жизни, прошу тебя выполнить мою волю. Мы были врагами раньше, но я все же надеюсь, что ты не откажешь умирающему.

— Чего же ты просишь от меня?

— Сперва посмотри, что с эльфийкой, — произнес маг. — Может, она еще жива?

— Она мертва, чародей, — отрицательно покачал головой Ратхар. — Смерть пришла к ней сразу же, мой удар был достаточно силен и точен.

— Что ж, — Скиренн сплюнул кровавый сгусток. — Хорошо, что она не мучалась. Скажу правду, мне жаль ее, Ратхар.

— Она хотела убить меня, и мне ее не жаль, — усмехнулся наемник. — И тебя она едва ли пощадила бы, чародей.

— Это так, но все же тяжело видеть смерть эльфа. Не зря нарекли их Дивным Народом. Эти существа так прекрасны, что кажется, будто они не должны умирать. Они словно хороший клинок, одинаково смертоносны и восхитительны. Уж ты то, воин, должен понять, что я хочу сказать.

Перед глазами Ратхара вдруг предстала Мелианнэ, с которой он расстался считанные минуты назад. Он вспомнил, как в бою эльфийка разила врагов, ни на миг не задумываясь о пощаде и не испытывая жалости. И еще он вспомнил свой то ли сон, то ли явь, вспомнил прекрасное тело, в лучах пробивавшегося сквозь щели сарая солнца казавшееся прозрачным, словно то была не плоть, а чистый хрусталь.

— Вижу, ты понял мои мысли, — Скиренн усмехнулся, взглянув на наемника, лицо которого вдруг сделалось отрешенным, словно он спал с открытыми глазами. — Думаю, не все так просто с той принцессой. Что-то в твоей душе изменилось с тех пор, как ваши пути пересеклись. Знай, воин, если она одарила тебя своей любовью, ты самый счастливый человек на этом свете. Она поделилась с тобой частицей той силы, что дал ей при рождении Лес.

— С чего ты взял это? — Возмутился, было Ратхар, не ожидавший такой проницательности от умирающего.

— Прости, если сказал что-то не то, воин, — на лице Скиренна, впрочем, не было заметно раскаяния, только тщательно скрываемая боль. Он пошевелился и тут же скривился, ибо от неловкого движения вонзившийся в плоть наконечник сдвинулся, нанося еще большие раны. — Все это сейчас не так важно. Просто я хотел, чтобы ты понял, что можешь потерять, если откажешь мне в моей просьбе. Я не могу заставить тебя, не могу нанять, но прошу тебя выслушать мои слова и затем предать меня земле, когда я испущу дух.

— Говори, чародей, я слушаю, — спокойно произнес Ратхар, в душе восхитившийся тем, как этот человек спокойно говорит о собственной смерти.

— То, что ты услышишь сейчас — великая тайна, которую на всем свете знают очень немногие. Но сперва скажи, знаешь ли ты, как и почему Мелианнэ оказалась одна в землях людей? Знаешь ли ты, Ратхар, почему она так стремилась в И’Лиар, не считаясь порой с ожидавшими ее на пути опасностями?

— Нет, — ответил Ратхар, — Мне не известно это.

— Принцесса прибыла в Дьорвик с Шангарских гор, куда она ездила с посольством к обитающему в том негостеприимном краю племени гоблинов. Этот народ, издревле поклонявшийся драконам, которых почитал высшими существами, с давних пор был в долгу перед Перворожденными, и пришла пора стребовать с них плату. Гоблины, которые не смели отказаться от данной ими сотни лет назад клятвы, пошли на самый страшный грех, забравшись высоко в горы и похитив из пещеры, в которой обитал единственный живший там дракон, яйцо, нерожденного дракона, которого и отдали Мелианнэ, оплатив свой долг.

— Яйцо дракона? — Ратхар неподдельно удивился. — Я думал, драконов больше нет. Никто не видел их уже много веков.

— Прошу, помолчи, — недовольно бросил Скиренн. — Да, они украли нерожденного еще детеныша, и отдали эльфам. Ты должен знать, что эльфы вступили в войну с Фолгерком, небольшим королевством на юго-западе от И’Лиара. Правитель этой страны, вознамерившийся отнять у эльфов часть побережья, сумел собрать сильное войско и нанес Перворожденным несколько поражений. Я давно не слышал новых известий, но кажется, что фолгеркские войска осадили столицу И’Лиара. Мелианнэ отправилась в путь, еще до того, как люди перешли границу. Эльфы не были уверены в том, смогут ли выстоять, ведь их народ никогда не был особо многочисленным, и все эльфийское воинское искусство может оказаться бесполезным перед лицом десятикратно превосходящего их врага. Именно поэтому эльфы решили обратиться к драконам, созданиям, воистину непобедимым, похитив их потомство и заставив затем выступить в войне на своей стороне. Драконы разумны, даже более разумны, чем люди, а потому Перворожденные могли рассчитывать на успех. Сейчас в мире осталось так мало драконов, что за жизнь своего детеныша они могут выполнить чужую волю. — Скиренн закашлялся, и лицо его вновь исказилось от боли. Изо рта вытекла струйка крови. — План был хорош, и, казалось, ничто не должно было помешать эльфам вернуться в свою страну, принеся яйцо их магам, которые затем сумели бы заставить драконов выполнить свои условия, но на обратном пути эльфы схлестнулись со степняками из Корхана. Эти пираты равнин часто нападают на проходящие по их землям караваны, а в этот раз решили ограбить оказавшихся в их краях Перворожденных. Небольшой отряд, свита Мелианнэ, погиб в бою, но принцессе удалось скрыться, сохранив свое сокровище. Так она попала в Дьорвик. Эльфийка была очень осторожна, но мы все же узнали о ее миссии и решили не дать ей добраться до своих.

— Мы — это кто? — спросил Ратхар. — Король? Твой наставник?

— Я же просил не перебивать, — Скиренн дышал все тяжелее и даже такое проявление эмоций, казалось, было для него тягостью. — Мы — это маги, сильнейшие чародеи-люди, с давних времен объединившиеся в тайное общество, магический орден, если угодно. Я не совсем верно отнес себя к их числу, ибо мне предстояло бы еще долго осваивать Искусство, но мой наставник Амальриз является сейчас одним из членов этого союза и одним из претендентов на место его главы. Мэтр Шегерр, многие годы возглавлявший наш орден, бесследно исчез, и в скором времени маги соберутся, чтобы избрать замену ему. — Скиренн вдруг досадливо скривился: — Все это не важно, я не успею сказать главное. Это великая тайна, которая не должна открываться простым смертным, даже тем, кто носит на челе королевский венец, но ты должен знать, что веками сильнейшие маги нашего народа, занимавшие места у престолов правителей, исподволь заставляли королей и князей действовать во благо всем людям. Во времена столь давние, что сейчас никто точно не может сказать, когда это произошло, сильнейшие чародеи нашего народа, приняли некий свод правил, законов, если угодно, коим руководствуются и по сей день. Кодекс Белерзуса, названный так по имени создавшего его чародея, одного из величайших магов древности, быть может, даже самого могущественного за всю историю людей, запрещает магам, достигшим определенной ступени в Искусстве, явно или тайно бороться за власть, запрещает участвовать в войнах между людьми. Мы, чародеи, отказываемся от того, чтобы править от своего имени и собственной волей, но лишь только можем советовать, мягко направляя помыслы и деяния облеченных властью в нужное русло.

Древний Кодекс возлагает на каждого чародея, почитающего себя великим магом, обязанность защищать людей, не ту или иную державу, а весь наш род и каждого отдельного человека, от иных народов, что живут в этом мире. В давние времена чародеи шли в первых рядах имперских легионов на рати Перворожденных, ибо тогда людям требовалось пространство для жизни, и лишь за счет иных народов, уже поделивших мир, можно было завоевать его. Это были тяжелые времена, когда кровь лилась рекой, но все же люди обосновались в этом мире, заставив считаться с собой и гномов, и надменных эльфов и прочих, о многих из которых уже не помнят ничего, кроме названий их народов. Затем наступила более спокойная эпоха, уже не нужна была Империя, основанная на силе и страхе, ибо прошло время великих войн, и теперь нужно было обживать земли, отнятые у наших соседей. Эссар распался, и маги не препятствовали этому, переходя на службу к правителям появлявшихся на осколках Империи государств. И на новом месте они делали все, чтобы людям лучше жилось в этом мире. Порой случались войны, этого нельзя было избежать, но и тогда чародеи, ставшие советниками новых правителей, пытались сдержать их, не позволить беспрестанными усобицам ослабить мощь людей, предоставив тем же эльфам возможность взять реванш. Чаще всего это удавалось, иногда — нет, но и не это главное.

Последние несколько веков в мире сохраняется равновесие. Люди, укрепившись в достаточной мере, более не думают о новых завоеваниях, разве что дерутся изредка меж собой, но здесь нет большой беды. Гномы ушли в горы, где и живут теперь в относительной безопасности, сделавшись почти недосягаемыми для своих соседей. Их время прошло, никогда уже гномам не вернуть своего былого могущества, но и никто не желает сейчас извести их племя полностью, напротив, люди вполне мирно уживаются с гномами, к выгоде и тех и других. Эльфы, вечные соперники гномов, а затем и людей, также до последнего времени жили в покое, убедившись, что их сил не хватит, чтобы тягаться с людьми, хоть даже и канула в историю Империя. А сами люди, пусть и помнят то немалое зло, которое терпели от эльфов в стародавние времена, уже не жаждут крови Перворожденных. Долгие века уже каждый народ довольствуется тем, что имеет, и лишь немногие вольнодумцы мечтают изменить мир, переделав его под себя. А наш орден магов зорко следит за тем, чтобы чаши воображаемых весов, на которых покоятся судьбы живущих под этими небесами народов, сохранили равновесие, ибо иначе настанут воистину последние времена. Но события недавней поры поставили под угрозу сложившийся порядок, и настало время действовать, пока еще не слишком поздно.

Ратхар слушал, не перебивая, торопливую речь умирающего мага, хотя на языке наемника и вертелся один вопрос, и человек едва сдерживался, чтобы не задать его. А Скиренн продолжал свою историю, рассказав о том, как фолгеркский чародей Тогарус не сумел, несмотря на все ухищрения, удержать молодого и горячего правителя той далекой страны от войны с эльфами, которую король Ирван развязал, польстившись на посулы местных купцов, обещавших золотые горы, если Фолгерк станет морской державой. Тогарус приложил немалые усилия, пытаясь умерить пыл государя, но призрак золота оказался сильнее. Но волею случая фолгеркский чародей узнал о замысле эльфов призвать себе но помощь драконов, ибо Перворожденные, потеряв в нескольких сражениях немало воинов, уже не так верили в собственные силы.

— Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы эльфы осуществили свой безумный план, который грозит гибелью половине мира, — продолжал Скиренн после того, как напился воды из поднесенной Ратхаром фляжки. — Драконы, эти древние существа, правили этим миром тогда, когда еще не было людей, а эльфы делали первые шаги под сенью своих лесов. Драконы покинули наш мир, оставив его новым народам, и их возвращение окончательно сместит равновесие. Эльфы еще могут одержать победу, или, по крайней мере, остановить людей, сохранив хоть часть своей страны. Но, призвав драконов, они не только сокрушат войска Фолгерка, но и двинутся войной на соседние страны, и в том числе на Дьорвик. Силу драконов ныне трудно представить, ведь эти создания не только разумны, но еще и обладают собственной магией, о которой мало что известно. Если эльфам удастся держать их в повиновении, ужас и смерть придут в населенные людьми и иными народами земли. Ведь это шанс вернуть то, что Перворожденные утратили многие века назад, шанс восстановить свое былое могущество, истребив всех, в ком нет эльфийской крови. Да, эльфы давно уже не ведут войн, пребывая в добровольном заточении в своих колдовских лесах, они даже пытаются отправлять свои посольства в сопредельные страны, но в сердцах большинства из них еще хватает ненависти к людям, ведь еще живы те Перворожденные, которые своими глазами видели падение своего народа, видели наступающие эссарские полки, приносившие с собой разрушение и горе. И если такая мощь, как сила драконов, окажется в подчинении у эльфов, невозможно предугадать, что станет с этим миром.

Драконов ныне осталось очень мало, и они, дабы сохранить потомство, могут пойти на многое, в том числе, наступив своей гордости на горло, могут выполнить приказ эльфов. Мэтр Тогарус, узнав о замысле эльфов, сразу понял, чем это грозит нам, людям, и решил остановить грядущую катастрофу. Он сообщил обо всем моему учителю, а тот, разыграв настоящий спектакль, донес эти сведения до короля и его приближенных, убедив их в том, что яйцо дракона не помешает и правителю Дьорвика, который получит шанс стать преемником Эссара. Зигвельт при всей его мудрости поддался на эту уловку, отдав приказ найти и поймать эльфийку. Я же отправился вместе с королевскими гвардейцами, дабы проследить за тем, как будет исполнен замысел Тогаруса и наставника, ну и, разумеется, помочь в поисках неуловимой принцессы. Было решено, что яйцо следует вернуть драконам, которые после этого покинут пределы обитаемого мира, и равновесие будет восстановлено. Я должен был доставить сокровище Амальризу, а затем уже он сам или Тогарус вернули бы его законным хозяевам. Но, как видишь, шальная стрела разрушила этот план, на создание которого ушло немало времени и сил, и теперь ты, обычный наемник, солдат удачи, становишься тем единственным человеком, который еще может изменить судьбу мира. Эльфы уже близки к осуществлению своего дьявольского замысла, несущего верную смерть мириадам людей, и я могу лишь молить тебя о том, чтобы продолжить мою миссию.

— Что же ты хочешь от меня, чародей, для чего рассказал мне эту историю, для чего открыл тайну, как сам ты сказал, запретную даже для королей, — спросил Ратхар. — Что могу сделать я, обычный человек, если искусные маги оказались бессильны?

Несколько мгновений Скиренн молчал. Грудь чародея, не сумевшего уберечься от простой стали, вздымалась, тело его сотрясала дрожь, а хриплое, неровное дыхание и выступившая на губах кровавая пена говорили о приближении смерти. Искушенный в волшебстве чародей умирал, уже вполне осознав неизбежность такого исхода, но все же продолжал бороться, цепляясь за ускользающую нить жизни из последних сил.

Ратхар смотрел на мага с неподдельным состраданием — сколько бы ни умирали на его руках, воин не мог привыкнуть к этому, не мог заставить очерстветь свое сердце окончательно — но также и с сомнением, не вполне веря услышанному. Сомневался воин, впрочем, не столько в чародее, сколько в себе, почти уже решив, что просто ослышался. Слишком странными, чудными были слова этого Скиренна. Драконы для Ратхара, как и для всех людей, живущих ныне, оставались только сказкой, строками старинных баллад, и трудно было поверить, что эти таинственные создания, о которых толком никто и ничего не знал, могут появиться здесь, над этими землями, во плоти.

— Безумцы хотят склонить чашу весов на свою сторону, уничтожив врага не стрелами и клинками, но пламенем крылатых змеев, — не заметив недоверчивого выражения лица Ратхара, продолжил раненый маг. — Перворожденными движет сейчас отчаяние, страх поражения, которое становится все вероятнее с каждым днем этой войны, и они не понимают, что лишают себя и последнего шанса, осмелившись посягнуть на свободу этих созданий. Драконы не для того покинули наш мир, чтобы возвращаться, и они жестоко покарают тех, кто решится поставить себя выше этих первых детей Творца. Драконы — не цепные псы, они никому и никогда не будут подчиняться. Они придут на зов своего детеныша, придут хоть из-за края света, и тогда И’Лиар канет в бездну.

— У эльфов наверняка найдется пара козырей, припрятанных в рукаве, — пожал плечами воин. — Их лучники остановят кого угодно — эльфийские стрелы не ведают промаха, и это не просто слова. Да ведь и наши предки не просто так слагали прежде легенды о драконоборцах?

— Боюсь, это не так, — помотал головой маг. — Ты не понимаешь, какую силу пробудили надменные эльфы, что не странно, ведь и убеленные сединами мудрецы, да и сами Перворожденные, со всей их памятью столетий, не осознали еще этого.

Скиренн держался спокойно, будто и не истекали последние мгновения его жизни, и Ратхар невольно восхитился мужеством этого человека, который в один миг перестал быть для него врагом, не став, в прочем, и другом. Кажется, сейчас было не время для досужих бесед, но чародей, словно уже расставшись с жизнью, и не думал, чтобы попросить о помощи. Да и не мог Ратхар ничем ему помочь — воин был достаточно опытен, чтобы понять, насколько серьезна рана.

— Драконы совершенны, они — венец жизни, идеальные существа, идеальные убийцы. Они могут летать, как не могут этого и птицы, казалось бы, созданные для полета. От пламени. Что изрыгают драконы, как говорят, плавится даже камень, а уж плоть человеческая распадется прахом в мгновение ока. Чешуя, что покрывает их тело от морды до кончика хвоста, крепостью не уступить лучшей стали, и мало какая стрела пронзит ее, а если и удастся кому-нибудь сделать это, то безумец лишь еще больше разозлит Повелителей Небес. Мне знакомы все те легенды, о которых ты вспомнил воин, и я скажу тебе — не доблесть, не закаленные клинки и грозные самострелы, а подлость и коварство были оружием давно истлевших победителей драконов. Нет такой силы, что сокрушила бы взмывшего в небеса крылатого змея. Это знали всегда, а потому и выбирали момент, когда дракон спит, когда он ослаб от голода — такое тоже случалось, ведь при всем своем совершенстве, драконы тоже живые существа, вынужденные питаться. Порой все эти благородные рыцари, исполненные отваги, ради победы заливали ядом целые озера, куда прилетали на водопой драконы. И плевать им было, что после такой охоты целый край опустеет, люди, лишенные источника воды, покинут свои дома, и посевы, напитавшись отравой, погибнут на корню — главное, можно прибить над камином в родовом замке голову крылатого ящера, клык или коготь преподнеся даме своего сердца.

Смертельно раненый маг, державшийся в мире живых, наверное, лишь благодаря колоссальному усилию воли, на одном чувстве долга, которое и провело чародея сквозь враждебные леса, позволив избежать встречи с их владетелями, скривился, не то от презрения, не то от боли.

— Но все же драконы убрались прочь, оставив нам, людям, и прочим, кто ходит на двух ногах, а не летает под небесами, эти земли, — упрямо произнес Ратхар, не заметив гримасы чародея. — Значит, они не так сильны.

— Ни ты, ни я не можем представить себе и тень их мощи, — воскликнул, сверкая глазами, Скиренн. — Пожелай драконы, и этот мир принадлежал бы им весь, без остатка, а о нас, людях, не сохранилось бы и воспоминаний. Нет, они не бежали, но покинули обитаемые края по доброй воле, не для того, чтобы возвращаться. И драконы накажут тех, кто нарушил их добровольное изгнание, жестоко накажут, так, что содрогнется весь мир!

— Пусть так, — пожал плечами воин. — Это не моя война.

— Скажи, неужели ты желаешь видеть, как небо над твоим родным домом затянул черный дым, как пламя поглощает целые города, как тысячи невинных людей, слыхом не слыхивавших о какой-то войне в дальнем краю, сгорают заживо?

Огонь, пылавший во взгляде Скиренна, проникал до самого сердца, и трудно было оставаться безучастным к его словам.

— У меня давно нет дома, — глухо, вмиг помрачнев, произнес в ответ Ратхар. — Я брожу по миру уже много лет, скитаюсь, зарабатывая на кусок хлеба, как обычный рубака-наемник.

Весь мир — твой дом, коли так, — твердо произнес чародей. Уже ничто не могло отвратить смерть, и маг хотел только одного — с пользой распорядиться последними мгновениями жизни, отпущенными ему. — И потому ты все же сделаешь то, о чем я попрошу тебя, ведь иначе все, что окружает нас сейчас, эта земля, это небо над головой, перестанет существовать, став совсем иным.

Надсадный, рвущий нутро кашель, вырвался из груди Скиренна, и Ратхар подался вперед, словно еще мог как-то облегчить страдания ученика чародея.

— Найди Мелианнэ прежде, чем она передаст свой груз, яйцо дракона, эльфийским магам. — Умирающий чародей вдруг заговорил с неожиданной силой, хрипя и сверкая глазами: — Убеди ее отдать его, отними силой, любой ценой заполучи яйцо, а затем найди мэтра Тогаруса, придворного мага фолгекского короля, и передай яйцо ему. Вот и все, что я прошу от тебя, Ратхар. — Скиренн перевел дух, а затем спросил, тихо, словно растеряв все оставшиеся силы: — Знаешь ли ты, куда теперь отправятся эльфы?

— Они пойдут на юг, к морю, там их будет ждать корабль, на нем эльфы и прибудут в И’Лиар.

— Что ж, тогда еще не все потеряно, — с явным облегчением произнес маг. — Иди на юг, в Видар, найди в столице этой страны, Элезиуме, человека по имени Крагор, он там некто вроде советника. Просто назови ему мое имя и имя моего учителя, мэтра Амальриза, а затем объясни, не вдаваясь в подробности, что преследуешь эльфов. Видар славен своим флотом, там есть немало быстроходных кораблей и отчаянных капитанов, ты сможешь нагнать эльфов еще в море. Крагор не подведет, он даст тебе корабль, самый лучший, ибо многим обязан моему наставнику и не посмеет идти против его воли. Прошу, проследи, чтобы все было исполнено, как должно. Я могу доверять только тебе, ведь для тебя нет никакой выгоды в этом деле, все прочие же, маги и правители, легко предадут, соблазненные призраком могущества. У тебя будет шанс сделать то, что не сумел я. А теперь скажи, выполнишь ли ты мою просьбу, воин?

— Говорят, последние слова, что произносит умирающий, таят в себе особую силу, — задумчиво произнес Ратхар. — Мы были врагами, хотя и не знали почти ничего друг о друге, но то, что ты рассказал, слишком серьезно, чтобы помнить о нашей вражде. Я привык к тому миру, в котором живу, и не хочу, чтобы он погиб у меня на глазах, а потому я выполню твою просьбу, чародей. Я найду Мелианнэ и сделаю все, чтобы она изменила свое решение, а затем найду Тогаруса, и пусть он делает потом, что должно.

— Благодарю тебя, воин, — Скиренн вновь зашелся в приступе надсадного кашля, так, что лицо его покраснело от напряжения. — Возьми мой меч, оружие пригодится тебе, ведь дальше на юг еще на несколько дней пути лежат земли орков. И сними с моей шеи медальон, это особый знак, по которому Крагор, если тебе суждено будет добраться до него, поймет, что тебе можно полностью доверять. Показав его этому человеку, ты получишь все, что нужно, любую помощь, какая потребуется, так что возьми его у меня и береги, как зеницу ока.

Ратхар осторожно расстегнул ворот камзола чародея и снял с его шеи медальон в виде диска, на котором был выгравирован странный символ. Сам медальон и тонкого плетения цепочка, на которой он висел, были изготовлены из чистого золота. Спрятав драгоценность под одеждой, Ратхар вновь склонился к Скиренну:

— Скажи мне, чародей, что ты знаешь о Шегерре, имя которого упоминал только что?

— Он был главой нашего ордена, сильнейшим из живущих чародеев, самым старым и опытным, — ответил Скиренн, явно не ждавший такого вопроса. — Говорят, он погиб, изучая некий древний артефакт, пришедший еще из тех времен, когда людей не было, а этим миром владели совсем иные народы. Это случилось несколько лет назад. А почему ты спрашиваешь об этом?

— Уходя от погони, мы встретили еще в Дьорвике отшельника, назвавшегося этим именем, — сказал Ратхар, вспоминая события, случившиеся, вроде бы, не так давно, но уже почти стершиеся в памяти. — Он был магом, и, кажется, весьма сильным, хотя я мало в этом понимаю. Он жил на болотах в полном одиночестве и помог нам скрыться от погони.

— Да, я помню, как потерял вас из виду, — удивился Скиренн. — Ведь я преследовал вас долгое время, но на болотах моя магия оказалась бессильна. Я не сумел найти вас, как ни старался тогда. Мы уже думали, что упустили свою добычу, и только случай помог нам. Тогда я решил, что это твоя спутница прибегла к своей магии, но твои слова заставили меня задуматься. Однако все это уже не важно, мое время вышло, я чувствую смерть за своей спиной. Обещай, Ратхар, — попросил маг, взглянув в глаза склонившегося над ним воина, — что предашь мое тело земле, не оставишь на поживу зверью.

Скиренн прожил еще несколько минут и тихо умер, так, что Ратхар сперва не понял, что это произошло. Исполняя обещание, наемник вырыл в стороне от места схватки могилу и опустил туда тело чародея, присыпав его сверху землей и ветвями.

— Покойся с миром, маг, — произнес Ратхар, склонив голову. — Прежде судьбе было угодно сделать нас врагами, хотя мы даже не знали друг о друге. Я не держу на тебя зла, и прощаю тебя, ибо тобою двигала не корысть и не алчность. И я клянусь, что найду Мелианнэ, и остановлю эльфов. Спи спокойно, а я доведо до конца начатою тобою дело.

Впереди лежали полные опасностей леса орков, где смерть, воплощенная в меткой стреле или тяжелом копье, могла настичь человека в любой миг, но это не пугало Ратхара. Он был воином, пусть наемником, но, прежде всего — воином, и знал цену слову, а потому был готов к любым испытаниям, лишь бы выполнить последнюю волю мага. Скиренн, хотя и был врагом Ратхара, действовал не из корысти, а из лучших побуждений, хотя и понимал их по-своему. Наемник, сам точно не зная, почему, поверил рассказу чародея, и он вовсе не хотел, чтобы случилось то, о чем предупреждал умерший маг.

Ратхар пробыл на той поляне, где обрел покой маг, еще несколько минут, торопливо перевязав раны. А затем, поудобнее пристроив доставшийся ему словно в наследство меч за спиной, воин двинулся в путь. Он привык выполнять данное слово, и теперь путь воина лежал на юг, а затем, если угодно будет судьбе, и дальше, в земли эльфов, туда, куда направляется ныне и Мелианнэ, которой он тоже обещал найти ее. Ратхару предстояла дальняя дорога.

Эпилог

Четверо эльфов, один из которых был тяжело ранен и мог шагать, лишь опираясь на плечо товарища, вышли к берегу моря. Сперва они ощутили ни с чем не сравнимый соленый запах, и услышали мерный рокот, плеск волн, раз за разом накатывавших на прибрежные скалы и в бессилии отступавших. Наконец густые заросли внезапно расступились, открыв взору путников бескрайнюю водную гладь, мерно вздымавшуюся могучими водными гребнями, увенчанными пенными шапками. Эльфы облегченно вздохнув, опустили оружие. Последние дни они пребывали в сильнейшем напряжении, постоянно ожидая атаки, ведь это все еще были владения орков. Жалких пяти чувств было слишком мало, чтобы вовремя обнаружить опасность, которая могла скрываться где угодно. Каждый куст, достаточно густой, чтобы в нем мог укрыться лучник, просто отбрасываемая раскидистой древесной кроной тень могла таить угрозу, и только первыми заметив ее, беглецы могли рассчитывать на спасение. Но чутье их все же не было безграничным, а те, от кого они убегали, в здешних лесах были, как дома, так что сама бескрайняя чаща помогала им, открывая короткие пути там, где чужаку приходилось продираться сквозь заросли, теряя силы и, главное, драгоценное время. Дважды хозяева этих мест обнаруживали следы небольшого отряда, и тогда начиналась погоня.

Стремительный бег сквозь непролазные дебри, где не было ни дорог, ни даже звериных троп, прерывался лишь краткими минутами отдыха, когда изможденные беглецы падали замертво, чтобы только перевести дыхание, унять дрожь в одеревеневших мышцах. А затем они вновь исчезали в зеленом сумраке древнего леса, стремясь на юг, к такому близкому, но такому недостижимому морю.

Сперва старательно заметая следы, последние часы эльфы, измученные до полусмерти, ломились сквозь заросли, так что и слепец легко мог бы идти за ними. Они буквально спиной ощущали дыхание погони, и думали лишь о том, как бы выиграть еще хотя бы десяток, хотя бы сотню ярдов. Гелар, сам раненый и ужасно уставший, не позволял своим спутникам задерживаться ни на мгновение, подгоняя их едва ли не угрозой оружия. Все были на пределе, но шагали вперед, как одержимые, ибо понимали, что орки, если догонят их, не оставят ни единого шанса. Сейчас эльфы мало что могли сделать против многочисленного отряда вражеских бойцов, которые, в отличие от самих эльфов, не были так измотаны стремительной гонкой по лесам. К счастью, схватки удалось избежать, запутав следы и оторвавшись от преследователей, но все равно никто не чувствовал себя в безопасности в этой враждебной земле.

— Ну, где же они, Гелар, — принцесса Мелианнэ, вглядываясь в морскую гладь, девственно чистую, обратилась к напряженному спутнику, который, прикрыв глаза ладонью, также изучал открывшуюся картину. — Ты говорил, они будут ждать нас, что бы ни случилось.

Мелианнэ почувствовала какую-то детскую обиду. Последние лиги дались эльфийке нелегко, ведь она все же была не столь вынослива, как те воины, что шли с нею вместе. И лишь мысль о том, что впереди, все ближе и ближе с каждым шагом, ждет ее корабль, что унесет дитя Дивного Народа к родной земле, к милым с самого рождения рощам, где можно будет не думать более об опасности, где не придется ни от кого прятаться или убегать, придавала ей сил. И вот она стоит на берегу, слушая шум прибоя, но горизонт чист. Не будь она эльфийкой, Мелианнэ просто разрыдалась бы, устроив настоящую истерику, ибо большего разочарования юная принцесса не успела еще испытать.

— Вон они, э’валле, — воскликнул вдруг Гелар, указав на приближавшуюся к берегу лодку, отчалившую от стройного двухмачтового парусника, в этот миг показавшегося из-за скал, которыми чуть дальше на закат обрывался берег. — Тебе не нужно больше беспокоиться. Похоже, наше путешествие подошло концу. — На лице воина мелькнула улыбка, ведь он все же сумел исполнить приказ, оправдал доверие самого короля, и сейчас возвращался домой, пусть даже дом и был охвачен войной.

Мерно взлетали над водой весла, лопасти которых вспарывали зеркальную гладь, и лодка, хлипкое и ненадежное сооружение, стремительно приближалась к суше, буквально пожирая сажень за саженью. Вот баркас уткнулся в каменистый берег, и на землю ступили трое высоких воинов в серебристых латах, кинувшиеся к замершим на вершине холма эльфам. Мелианнэ, щурясь и напрягая глаза, вглядывалась в лица приближавшихся воинов, а когда рассмотрела одного из них, того, что шел посередине, то кинулась вперед со всех ног.

— Велар, — эльфийка с разбега бросилась на шею эльфу, который, опустив меч в ножны, крепко обнял ее, оторвав от земли. — Брат, как же я рада видеть тебя здесь!

Это был Велар, ее старший брат, с которым Мелианнэ рассталась давным-давно, еще до начала войны, отправившись по воле своего отца в далекий поход. Принц остался таким же, каким его запомнила эльфийка при расставании, только уже зарубцевавшийся шрам на его лице, да странная бледность, следы тяжелых ран, испытаний, выпавших на его долю, говорили о том, что в отсутствие Мелианнэ ее брату довелось побывать в переделках. И еще взгляд, он изменился столь сильно, что в первые мгновения эльфийка не узнала своего брата. Этот взгляд не обещал пощады, ни врагам, ни друзьям. Воистину, брату Мелианнэ пришлось пройти через многое, чтобы отныне так смотреть на мир.

— Я тоже рад, сестра, — ответил Велар, со всей нежностью прижимая Мелианнэ к покрытому гравировкой нагруднику. — Мы уже отчаялись, решив, что не дождемся вас. Какое счастье, что ты цела и невредима!

Они так и стояли, сжав друг друга в объятиях, могучий воин в сверкающих латах, и хрупкая эльфийка, чья одежда была покрыта грязью, истрепавшись от бесконечных блужданий по непроходимым дебрям. И Мелианнэ чувствовала, как по щекам катятся слезы. Она только сейчас поверила, что сможет все-таки увидеть дом, пусть ныне там и хозяйничают чужаки.

— Э’валле, — Гелар деликатно откашлялся, привлекая внимание Велара. — Думаю, не стоит мешкать. Нам пора в путь. Корабль могли заметить с берега, да и за нами наверняка идет погоня, — воин выглядел весьма обеспокоенным, и, верно, имел на то причины, иначе не посмел бы торопить принца. — Думаю, нам не стоит рисковать сейчас, когда мы так близки к цели, э’валле.

— Разумеется, — Велар отпустил сестру. — Корабль готов к отплытию. При попутном ветре мы будем в И’Лиаре спустя четыре-пять дней.

Вновь прибывшие эльфы поспешно погрузились в шлюпку, в которой стало довольно тесно, ибо она не была рассчитана на такое число пассажиров. Сидевшие на веслах матросы-люди, оттолкнувшись от берега, навалились на весла, стиснув в широких мозолистых ладонях их отполированные рукояти.

— Какие вести с фронта, — спросила Мелианнэ, пока гребцы мерно взмахивая веслами, влекли их прочь от берега, кораблю, вдоль борта которого столпилось немало людей. — Насколько плохо наше положение сейчас? Ты знаешь, я провела немало времени в тех краях, куда такие новости редко доходят.

— Я покинул И’Лиар две недели назад, — ответил Велар. — Последнее, что я знаю — люди осадили столицу и предприняли несколько попыток штурма, но город выстоял, а с севера со дня на день ожидалось прибытие подкрепления. Думаю, столица сейчас вне опасности, но вот Хел’Лиан они заперли надежно. Город осадила многочисленная армия, а с моря его заблокировал аргашский флот. Ирван сумел привлечь южан на свою сторону, и в Хандарское море вошла мощная эскадра. Они даже пытались высадить десант на северном берегу, но там их хорошо потрепали. Однако море сейчас небезопасно, их шхуны рыщут повсюду, перехватывая наши корабли, поэтому даже здесь мы постоянно подвергались опасности.

— Сколь велики наши потери, — поинтересовалась принцесса, и лицо ее помрачнело. Мелианнэ с трудом могла представить легионы людей, вытаптывающие сейчас те молодые рощи возле величественной столицы эльфийского государства, где прежде так любила бродить в одиночестве наследная принцесса. — Что ты знаешь об этом?

— Потери огромны, — Велар стиснул зубы и нахмурился. — Люди могут позволить себе оставить на поле в три, в пять раз больше воинов, чем мы, и это не нанесет им особого ущерба. Для нас же, ты и сама это понимаешь, гибель каждого бойца означает все большую вероятность поражения. Мастерство наших воинов оказывается ничего не значащим перед лицом десятикратно превосходящих нас армий, и каждый бой оборачивается для нас неисчислимым количеством павших солдат. Я видел поля сражений, сплошь усеянные телами Перворожденных, втоптанных в землю конницей Фолгерка, — глухо произнес принц, скрежеща зубами от ненависти. — Люди истребляют всех, кого встретят на своем пути, убивают раненых воинов, наших женщин и детей. И то, что ты с таким трудом доставила сюда, сестра, позволит нам воздать людям за все беды, что принесли они в наши края. Это будет оружие нашего возмездия. И мы должны спешить, пока еще можно что-то изменить и склонить весы удачи в нашу сторону.

Едва только шлюпка, доставившая Мелианнэ на корабль, уткнулась в борт бригантины, матросы, только и ожидавшие приказа, взмыли вверх по вантам, разворачивая паруса. Свежий ветер ударил в плотную ткань, и корабль, набирая ход, двинулся прочь от берега, взяв курс на запад.

— Мы скоро будем дома, сестра, — Велар стоял на носу шхуны, чувствуя соленые брызги на лице. Над головой пронзительно кричали чайки, и хлопали полные ветра паруса. Рядом стояла Мелианнэ, прижавшись к брату всем телом, точно ища у того защиты. И он, принц Велар, наследник Изумрудного престола, был готов защищать ее, если понадобится, ценой собственной жизни.

— Мы ступим под сень родных лесов, вековых чащоб, что дали жизнь нашему народу, — обняв сестру за плечи, приговаривал эльф. — Там мы обретем силу, вернем мир нашим братьям, и никто никогда более не посмеет посягнуть на то, что было нашим от сотворения мира. Клянусь, тебе больше не придется бояться. Никто не посмеет причинить тебе зло, а того, кто хотя бы помыслит об этом, я убью, быстро, без колебаний, кем бы он ни был.

А Мелианнэ только смотрела на своего брата, такого сильного, такого уверенного, и лицо ее озарила радостная улыбка. Впервые она действительно могла ничего более не страшиться, ибо рядом были те, кто готов биться за нее, если будет нужно, не щадя себя и не обещая милости врагу, и все ближе становился с каждой минутой берег И’Лиара.


Подхваченный попутным ветром корабль уверенно резал воду, словно птица, летя на закат на белых крыльях парусов. И вскоре суша исчезла за кормой, растаяв в дымке, рождавшейся там, где безбрежные просторы небосвода смыкались с твердью земной. И в тот же миг вздрогнул задремавший, было, гном, зажатый в полумраке тесного мирка каюты. Ему достаточно было бросить единственный взгляд на сложное устройство, занимавшее приземистый столик перед ним, чтобы сердце забилось втрое чаще, и кровь застучала в висках.

Странная конструкция, в основе своей, как будто бы, имевшая обычный компас, явно показывала вовсе не кратчайший путь на север. Долгое время устройство пребывало в неподвижности, многочисленные золоченые стрелки замерли, и гном уже отчаялся, постепенно потеряв веру в то, что они вновь дрогнут, указывая на таинственную цель. И вот стрелки пришли в движение, а это означало, что метка, поставленная на добычу их братьями в северных землях, еще в самом Дьорвике, пришла в движение.

— Скорее, — взволнованно прошипел гном, толкая своего собрата, крепко спавшего на рундуке возле переборки. — Она появилась и приближается к нам. Ступай наверх, к капитану, — торопливо бормотал гном. — Прикажи менять курс.

Напарник гнома, не задавая лишних вопросов, поскольку понял все мгновенно, со всех ног бросился по крутым сходням к выходу из тесной каюты, располагавшейся под кормовой надстройкой галеры. Спустя несколько мгновений уставившийся немигающим взглядом на свои приборы гном почувствовал, что корабль меняет курс. Боевая галера, много дней как будто бы бесцельно бороздившая океан, направлялась на север, туда, где спешила в родные земли эльфийская принцесса Мелианнэ. А на бедре ее покоился выкованный гномьими мастерами клинок, и покрывавшие его руны порой лишь чуть заметно мерцали. Лишь сведущий в древней, исконной магии гномов, магии металлов и камней, понял бы, что клинок не так прост, как кажется. Принцесса Мелианнэ, как и почти все, в чьих жилах не текла кровь подгорного племени, об этой магии не знала ничего.

Нет, сам по себе клинок не представлял опасности для своего обладателя, да и это не было нужно. Зная, что искать, гномьи чародеи могли чувствовать меч, действительно отменного качества, из великолепной стали, за сотни, даже за тысячи лиг. И теперь, безошибочно определив направление, они исступленно стремились к своей цели. Охота продолжалась, и охотники не желали знать иного ее исхода, кроме полной и окончательной победы. Ибо цена успеха была поистине неизмерима, и ради этого стоило рисковать всем, и даже жизнь каждого не казалась такой уж значительной вещью.


Конец второй книги

Февраль — апрель 2008, октябрь 2009.
Рыбинск

Книга третья: ЧАС ДРАКОНА

И наступил час возмездия. Сместилось равновесие, и армии людей бегут, подгоняемые ужасом. Драконы, древние создания, могущественные и неуязвимые, отныне служат гордым эльфам. Потоки огня, обрушивающегося с небес, сметают с лица земли врагов И’Лиара. Многотысячные армии гибнут в негасимом пламени в одно мгновение, один за другим исчезают в огне города. А армия Королевства Лесов уже выступила в поход, двинувшись вслед бегущим людям.

Эльфы жаждут отмщения за свои обиды, за своих братьев, павших в битвах против людей. И вновь льется кровь, земля содрогается под каменной поступью легионов И’Лиара, которых ведет в бой великий Король. И, кажется, никто уже не осмелится встать у него на пути, не сможет сплотить воинов, дабы защитить свои дома от беспощадного врага. Раненого в бою правителя людей верные рыцари защищают ценой собственных жизней, ибо пока он жив, жива еще надежда, но и она тает с каждым мигом.

Собрав все силы, люди готовятся дать врагу последний бой. Вот только не оказались ли оба великих народа пешками в чьей-то игре, победитель которой получит в награду приз — весь мир?

Пролог

Фолгеркская армия медленно, словно нехотя, отступала из-под стен столицы величественного И’Лиара. Многотысячное войско стальной змеей уползало куда-то на юг, и пережившие осаду и яростные штурмы эльфы, наконец, смогли вздохнуть с облегчением. У них вновь появилась надежда на победу, ибо впервые за всю эту войну враг, прежде казавшийся непобедимым, отступал.

Пока это вовсе не было беспорядочным бегством, напротив, люди уходили, не спеша, сохраняя порядок. Но они явно загодя готовились к тому, чтобы как можно быстрее броситься прочь из этих лесов, на юг, к рубежам исконных владений своего народа, едва только почувствуют опасность. Поэтому под стенами столицы остались громадные катапульты, недостроенные или, напротив, разрушенные осадные башни, чудовищные сооружения на высоченных, в полтора человеческих роста, колесах, и еще много всего того, что принесли с собой люди несколькими неделями раньше. Фолгеркские воины пока берегли силы, но уходили налегке, при себе оставив лишь доспехи и оружие, а также весьма скудные запасы провизии.

Оставили они и тела тысяч своих товарищей, чьих смертей оказалось слишком мало, чтобы сокрушить явивших беспримерную отвагу и стойкость эльфов. И теперь в нескольких сотнях ярдов от шпилей эльфийской столицы возвышались курганы, насыпанные над братскими могилами, где покоились фолгеркские воины, сраженные защитниками столицы. Их жертва оказалась напрасной.

Людям было, кого бояться, было от кого убегать на полдень, к своим границам, откуда выступили на соединение с королевской армией резервы. С севера, от границы с Дьорвиком, к столицеИ’Лиара уже шло спешно собранное войско, и те, кто вместе с королем Эльтиниаром оказались отрезаны от своих родичей, попав в кольцо осады, не скрывали своего ликования. Столица, почти разрушенная за долгие недели осады, но так и не покорившаяся врагу, готовилась встретить своих освободителей.

Вторжение короля Фолгерка, сперва желавшего лишь выбить эльфов с морского побережья, но позже, ощутив вкус первых побед, возжаждавшего покорить все Королевство Лесов, было настолько неожиданным, что эльфы не смогли дать достойный отпор, и враг осадил столицу. Многим казалось уже, что люди одержат верх, что поражение неминуемо, и народ эльфов будет истреблен, обретя могилы в родных лесах.

Натиск людей пытались сдержать, не раз вставая на пути стального вала, катившегося на север. Принц Велар, отважный воин и опытный командир, успевший прежде повоевать с людьми на севере, сумел замедлить триумфальное шествие врагов, но ценой гибели почти всей армии, многих сотен воинов, смерть каждого из которых ныне неумолимо приближала миг торжества грязных тварей, рекомых людьми. Лишь на считанные дни, которых было ничтожно мало, чтобы хоть как-то приготовиться к появления врага, сдержал победоносный марш доблестный принц, сдержал ценой собственного плена, вырваться из которого ему удалось с трудом, едва не погибнув. И жертвы эти оказались напрасны, ибо люди, быстро восполнив потери, продолжили наступление, вскоре подойдя под стены эльфийской столицы.

— Мы не оправимся от таких потерь, — сокрушенно пробормотал король Эльтиниар, стоявший у окна в своих покоях. — Победа, обретенная нами, горше любого поражения, и сулит лишь смерть. За что, о Вечный Лес, именно меня обрек ты узреть гибель своего народа?

Правитель эльфов сейчас был один в просторной зале, и размышлял вслух, никого не стесняясь. В эту самую минуту он наблюдал, как возжигают под стенами погребальные костры для тех воинов, что пали, защищая столицу от людских орд.

— Победа для нас будет равносильна поражению, — склонив голову, тяжко произнес король. Будучи не в силах смотреть, как обращаются в пепел тела сотен воинов, он отошел от стрельчатого окна, тяжело опустившись на трон. — Мы потеряли слишком многих, чтобы думать о возрождении величия народа эльфов. Но мы еще можем отомстить, жестоко покарав тех, кто посягнул на наши земли, пусть нам и суждено будет после этого самим уйти в небытие. О, Мелианнэ, где же ты, — вздохнул Эльтиниар. — Сможешь ли ты исполнить то, чего от тебя ждут все твои братья здесь, в И’Лиаре?

Столицу удалось отстоять лишь чудом. Чудом, и ценой жизней сотен ее защитников, отчаянно отражавших атаки людей и вступивших с ними в союз гномов, сжигаемых жаждой крови Перворожденных, своих исконных врагов. В жестоких схватках погиб цвет воинства И’лиара, лучшие воины пали от стрел и клинков мерзких полуживотных. Половина князей, своим долгом считавших первыми встречать врага всякий раз, когда люди вновь шли в атаку, приняла смерть на крепостных башнях. Э’лай Фелар, доблестный воин, командовавший обороной столицы, был тяжело ранен, и все умение магов, казалось, было бессильно, чтобы помочь ему.

Что ж, жертвы оказались не напрасны, враг, истощенный непрерывными штурмами и устрашенный вестью о том, что с севера к столице уже идет форсированным маршем эльфийская армия, почти не уступающая числом войску фолгерского короля, отступил. Эльфы получили недолгую передышку, и теперь король, впервые за последние недели ощутивший нечто, отдаленно напоминающее радость, задумался над тем, что даст эта победа. Да, люди бегут, да, они понесли немалые потери, сломав зубы об эльфийскую твердыню. Но по-прежнему осажден Хел’Лиан, от стен которого подданные фолгеркского короля так легко не отступят, да и потери для них значат не то же, что для самих эльфов.

У Эльтиниара не было сомнений, что король людей уже послал в свои владения за новыми воинами, что наемники, эти псы войны, спешат присоединиться к фолгеркскому войску, собираясь со всех краев. Люди не были разгромлены, отнюдь. Они лишь потерпели поражение после целой череды блистательных побед, пусть и купленных дорогой ценой. А для того, чтобы окончательно разбить их, вышвырнуть прочь из своей страны, у эльфов, измотанных обороной, уже не оставалось сил.

И только одно вселяло надежду, только одна мысль не позволяла покорно опустить голову, ожидая неизбежной участи. Эльтиниар верил, что его Мелианнэ все же вернется, принеся то, что склонит чашу весов на сторону эльфов, и тогда люди будут повержены, несмотря ни на что. Им не помогут наемники, не поможет превосходство в числе воинов, ибо те, кого заставят биться за себя эльфы, одинаково легко уничтожат и сто, и тысячу врагов.

— Где же ты, Мелианнэ, — вновь вздохнул король, вопрошая пустоту. — Где же ты, дитя мое?

Принцесса покинула И’Лиар прежде, чем разразилась война, но и тогда уже было ясно, что ее не избежать. И теперь она несла в свою страну, должно быть, преодолевая многие преграды, то, что позволит эльфам отомстить за свои страдания.

Яйцо дракона, нерожденное дитя таинственного и могущественного народа, младших братьев Творца, как считали некоторые. Ради него огнедышащие твари пойдут на все, и будут служить эльфам, благо он, Эльтиниар, не потребует от них многого. Добыть яйцо оказалось нелегко, и в этом помогли укрывшиеся еще с давних пор в Шангарских горах гоблины. Этот народец, слишком малочисленный и слабый, чтобы соседи обращали на него внимание, похитил яйцо из пещеры дракона, вернув тем самым давний долг своих предков перед эльфами. Но кто-то прознал об этом, кто-то предал, или, возможно, просто догадался, для чего в час, когда гроза сгустилась над И’Лиаром, покинула родные леса эльфийская принцесса. Мелианнэ помешали вернуться в свой дом кратчайшим путем, на нее устроили охоту, словно на дикого зверя, и теперь вся мощь Королевства Лесов была бессильна помочь ей.

Судьба И’Лиара была в руках одной из тех, что могли наследовать Изумрудный престол, но судьба самой принцессы, верно, оказалась теперь в руках всемогущих богов. В которых, впрочем, Перворожденные не верили. Как бы то ни было, он, Эльтиниар, правитель эльфов, возглавит войско, поведет его на бой, чтобы сразиться с людьми, и, быть может, пасть от их рук. Иного выхода не было, нужно биться, пусть даже шансы на победу ничтожны. И король был готов к бою вне зависимости от того, будут ли сражаться на их стороне могучие драконы.

Звук шагов, гулким эхом разносившийся по опустевшим с некоторых пор коридорам королевских покоев, отвлек владыку И’Лиара от тяжких мыслей. Эльтиниар услышал громкие возгласы, затем стоявшие у входа в тронный зал воины распахнули двери, и к королю вихрем ворвался эльфийский маг.

— Государь, — л’леме Сингар, сделавший для спасения столицы ничуть не меньше, чем несчастный Фелар, которому суждено остаться калекой на всю жизнь, почтительно склонился перед королем. Было видно, сколь многие усилия прилагает чародей, дабы унять столь не свойственное ему обычно волнение. — Государь, есть важные вести.

— Ну же, говори, — нетерпеливо бросил Эльтиниар, мгновенно подобравшись, точно учуявший добычу охотничий пес. — Прошу, не медли. Неужели есть известия от моей дочери?

— Да, государь, — при этих словах мага сердце короля предательски дрогнуло. Он ожидал услышать сейчас все, что угодно. И Сингар, видя охватившее правителя возбуждение, торопливо произнес: — Мелианнэ вернулась в И’Лиар, государь. Она исполнила ваше повеление.

— Значит, мы отомстим, — выдохнул Эльтиниар. — Пошли всех, кого можно, пусть встретят ее и охраняют как можно тщательнее.

Владыка эльфийской державы до боли стиснул кулаки. Скоро, очень скоро люди пожалеют, что начали эту войну. Мелианнэ принесет с собой оружие, перед которым ничто не устоит. Никакая, даже самая многочисленная армия, не выдержит натиск тех, кто отныне станет служить эльфам, кто станет стражами И’Лиара, охраняя его пределы от любого врага. Эльфы отомстят за свои страдания. Месть их будет ужасна, и надменный враг будет повержен. Король Эльтиниар готовился к решающей схватке.

Глава 1. Горечь победы

День, когда пал Хел’Лиан, запомнился воинам Фолгерка, ценой множества жизней сломивших сопротивление эльфов и покоривших эту приморскую твердыню во славу своего короля. В этот день каждый дрался, как герой из древних легенд, и доблесть людей сокрушила расчетливую ярость врагов. Этот день запомнился тем, что пали лучшие из лучших, своими жизнями заплатив за желанную победу. И еще в этот день люди видели, как можно даже поражение обратить в победу, победу не плоти, но духа, когда победитель только и может, что склонить колени перед поверженным врагом. И задуматься, так ли нужна была эта победа.

Шел пятьдесят восьмой день осады, три тысячи людей и горстка гномов в который уже раз готовились к штурму, полагая, что силы гарнизона неприступного города на исходе. Граф Альмар Вегельм, командовавший осадной армией, с холма, выбранного им для размещения своей ставки, смотрел на окружавшую непокорную твердыню равнину, где собирались его воины, готовые пойти на приступ. Строилась в колонны тяжелая пехота, вокруг которой занимали позиции многочисленные арбалетчики. Обслуга осадных машин копошилась вокруг могучих катапульт и баллист, развернутых всего в нескольких сотнях ярдов от серых каменных стен, на которых даже отсюда, с почтительного расстояния, были видны фигуры в серебряных доспехах, мелькавшие меж каменных зубцов. Эльфы готовились встретить людей, дабы вновь, в который уже раз, отбросить их назад, заставив умыться собственной кровью.

— Будь на их месте люди, они, пожалуй, дано спустили бы флаг и открыли ворота, — произнес, ни к кому не обращаясь, граф, угрюмо разглядывая вражеское воинство на стенах. — И, право же, я согласился бы принять их капитуляцию на самых почетных условиях. Эти же сражаются с такой яростью и упорством, что впору нам отступать, дабы не губить воинов зря.

— Возможно, милорд, будь это люди, мы и не воевали бы с ними, а сумели договориться, — заметил адъютант и оруженосец графа, молодой рыцарь по имени Сарган, впервые оказавшийся в военном походе. Сметливый и не лишенный храбрости парень приглянулся графу, который решил держать его подле себя. Сейчас адъютант стоял за правым плечом своего командира, ожидая приказов и поручений.

— Я уже начинаю сомневаться в правильности решения короля, — взглянув на оруженосца, сказал Вегельм. Он был уверен в своем адъютанте, а потому мог позволить подобные высказывания в его присутствии. — Топчемся под этими стенами больше месяца, потеряли полтысячи бойцов, но ничего не добились, — граф тяжко вздохнул. — Воины уже ропщут, не желают идти, как скот на бойню, а мне ничего не остается, как вновь и вновь отдавать приказ о штурме.

— Но они действительно не смогут долго держаться, — пожал плечами Сарган. — С тех пор, как мы установили блокаду города с моря, они не могут более пополнять запасы. За последнюю неделю наши союзники аргашцы потопили четыре эльфийских корабля, заполненных провизией и военными припасами. Если наши мечи не могут сломить этих гордецов, то призовем на помощь голод. Не будут же они есть камни, — воскликнул юный воин, — а пищи за этими стенами остается немного, — заметил он. — Едва ли эльфы держали большие запасы.

— Я бы не стал надеяться на это, — мягко возразил граф. — Ведь Хел’Лиан, прежде всего — порт, торговый город, и там найдется немало разных припасов, — граф покачал головой, выражая сомнение. — Как бы то ни было, пора начинать, — мрачно кивнул Альмар, и, обернувшись к сигнальщикам, скомандовал: — Давайте сигнал к атаке.

Над лагерем людей разнесся протяжный звук трубы, и масса воинов, только и ждавших этой команды, пришла в движение. К единственным городским воротам медленно двинулся таран, мощное и прочное сооружение в виде сруба на колесах, внутри которого было подвешено тяжелое бревно. Почти сотня воинов приводила это громоздкое устройство в движение, изо всех сил толкая его к стенам. Многих из тех, что двинулись к серым стенам, словно выраставшим прямо из земли, ждала смерть, готовая встретить этих храбрецов спустя считанные мгновения, воплотившись в легкоперые стрелы со стальными наконечниками, жалящие сквозь любую броню. Они знали это, воины, в которых храбрость соседствовала с безумием, но все равно шагали вперед под глас боевых труб.

— Если бы вы бросили на этот город все наши силы, то наверняка эльфы не выстояли бы, — заметил Сарган. — Их не так уж много, да и вымотались они не меньше нашего. Один мощный удар мог бы решить исход долгой осады.

— Возможно, мы в этом случае действительно одержали бы победу, только не слишком ли большую цену придется за это заплатить? — вопросительно взглянул на Саргана граф, нисколько не оскорбленный тем, что ему дает советы и даже смеет упрекать собственный адъютант. — Хел’Лиан вовсе не последний оплот эльфов, — напомнил Вегельм. — Сейчас король с главными силами уже штурмует их столицу, однако большая часть эльфийских земель свободна, и там сейчас собирается войско, которое должно изгнать захватчиков. Мы смогли нанести эльфам немалый урон, но их силы еще велики. И именно поэтому я вынужден беречь здесь своих воинов, затягивая осаду, ведь очень может быть, что вскоре нам придется вступить в бой с главными силами эльфов. Положив здесь, под этими стенами, — рука в бронированной перчатке указала на серые бастионы Хел’Лиана — половину армии, я сыграю лишь на руку нашим врагам, лишив короля численного преимущества. Сейчас многое зависит от того, сумеют ли наши воины покорить столицу. Если это произойдет, то можно будет рискнуть и нам, пока же приходится беречь силы. Сегодня мы еще раз попробуем на зуб их оборону, но я, признаться, мало надеюсь на успех. В лучшем случае, прикончим еще сотню выродков, и то польза.

Стоило обратиться птицей и подняться в небо на сотни ярдов, дабы с такой высоты отчетливо видеть сразу всю картину происходящего. Построенный гномам, Хел’Лиан сильно отличался от воздушных городов эльфов, ибо был окружен высокой каменной стеной, усиленной несколькими приземистыми башнями, на открытых площадках которых и в галереях могло размещаться немалое число воинов. Стена эта охватывала город плавно выгнутой дугой, концы которой упирались в море. Собственно, город, имевший в плане форму круга, находился на полуострове, а потому ему не требовались укрепления со всех сторон. Также с суши крепость была окружена довольно глубоким рвом, через который в сам город вел прочный каменный мост. Люди предпочитали подъемные мосты, служившие одновременно и воротами, но гномы в давние времена решили, что это будет излишним. И теперь именно мост стал главной целью непрерывных атак фолгеркцев. Но многочисленные их попытки пробиться в город оказывались неудачными, ибо эльфы, прекрасно зная собственные уязвимые места, больше всего внимания уделяли именно воротам, поставив там лучших своих воинов.

Всякий понял бы, где чаще всего пробовали на зуб оборону непокорного города пришельцы с юга. Возле ворот, близ моста лежало больше всего тел, облаченных в туники и плащи с гербом Фолгерка. Люди старались вытаскивать из-под стен своих павших товарищей, но, как ни старались они, слишком многие остались там мрачным напоминанием о бренности жизни тем, кто сменит их, вновь и вновь бросаясь на стены, точно одержимые бешенством звери.

Таран, поскрипывая колесами, не спеша полз к мосту. Было видно, как засуетились на стенах эльфы, стягиваясь поближе к воротам. Они уже несколько раз заставляли людей, теряя своих бойцов, откатываться назад, и теперь не сомневались, что вновь сумеют отразить штурм. Командовавший гарнизоном воин по имени Тилар, окруженный немногочисленной свитой, стоял сейчас на одном из бастионов, наблюдая приближение людей. Если фолгеркцы издали видели множество воинов в сияющих латах, то самому Тилару предстали горстка измученных усталых бойцов в выщербленной броне. Многие из защитников города были ранены, и грязные повязки, скрывавшие отметины, оставленные человеческими стрелами и клинками, набухали от сочившейся крови.

— Э’лай, на что они надеются? — воскликнул один из его соратников, указывая на колонны фолгеркской пехоты, изготовившиеся для броска вне досягаемости эльфийских стрел. — Уже который раз они лезут вперед, ничему не научившись на своих ошибках! Если бы все их солдаты пошли в атаку разом, то они могли бы нас одолеть числом, но люди по-прежнему кидают в бой несколько сотен своих воинов, которые, как и ранее, частью полягут под стенами, так и не сумев взобраться на них, а уцелевшие просто отступят.

— О нет, — Тилар усмехнулся. — Они не так глупы, как кажется. Люди пытаются сразу поразить две цели, взяв город и сохранив армию, потому они не бросили сразу все свое войско на штурм, предпочитая изматывать нас частыми атаками, в которых участвует малое число их воинов. У этих грязных дикарей нашлись толковые командиры, — презрительно скривившись, вынужден был все же признать князь. — Наши воины устали, если осада продлится еще неделю, им скоро придется есть собственные сапоги, у нас мало запасов оружия, а люди наверняка догадываются об этом. Мы не ожидали, что их отряды так скоро будут под стенами города, и не сумели толком подготовиться к обороне. А теперь, когда по морю нам больше не приходит помощь, падение Хел’Лиана становится лишь вопросом нескольких дней, — мрачно подытожил Тилар. — Вы сами знаете, что большая часть воинов ранена, к тому же людей все равно больше. Они выжидали долгое время, собираясь с силами, и теперь вполне оправданно надеются на победу.

— Они вновь умоются кровью и бессильно уползут обратно, — зло произнес еще кто-то рядом с Тиларом. — А с севера со дня на день может подойти армия во главе с владыкой, они прогонят людей прочь.

— Но сумеем ли продержаться, сможем ли сдержать их натиск? — задумчиво произнес Тилар. — Думаю, сегодняшний штурм будет самым тяжелым, поэтому всем нужно действовать на пределе собственных сил. Верно, помощь, возможно, уже близка, а потому нужно собраться с силами и удержать город, иначе уже нашим братьям придется штурмовать его, пытаясь отбить Хел’Лиан от людей, которые, нет ни малейшего сомнения, попробуют укрепиться на побережье, используя эту крепость.

Эльфы настороженно вглядывались в раскинувшийся перед стенами лагерь фолгеркских воинов, на окраине которого собирались штурмовые отряды, и стояла многочисленная артиллерия. Люди не были слишком беспечными, а потому обезопасили себя от вылазок осажденного гарнизона, возведя вокруг города линию укреплений, на которых постоянно дежурили отряды солдат. Валы и рвы, усиленные частоколами, точно повторяли форму стен, дугой охватывая город. А если бы Тилар захотел обернуться, то увидел бы, что залив пестрел многочисленными парусами стоявших на якоре кораблей. Король Ирван и его генералы понимали, что расположенный на побережье город сможет продержаться сколь угодно долго, получая помощь по морю, а потому, не имея собственного флота, заручились поддержкой пиратов-южан из Аргаша, которые, в ожидании большой добычи, установили блокаду Хел’Лиана. Эскадра, состоявшая не менее чем из полусотни кораблей, лишила эльфов возможности снабжать гарнизон Хел’Лиана. Стремительные острогрудые ладьи Перворожденных, хоть и не бывших прирожденными мореходами, но все же имевших кое-какой флот, несколько раз пытались прорваться к порту. Но выдвинутые далеко в море дозоры людей, верткие парусники, способные двигаться на своих косо срезанных ветрилах едва ли не в полный штиль, обнаруживали вражеские корабли, и тяжелые галеры пиратов, заранее готовившиеся к бою, уже пустили немало эльфийских судов на дно своими таранами и катапультами.

Пираты, не удовольствовавшись успехами на море, попытались высадить десант, дабы помочь фолгеркской армии, и только чудом эльфам удалось сбросить людей обратно в воду. Теперь на каменных причалах стояли все метательные машины, которые были в распоряжении гарнизона Хел’Лиана, и только это сдерживало аргашских мореходов от повторной попытки высадиться в порту, зажав защитников города словно между молотом и наковальней. Но стены теперь обороняли лишь обычные пехотинцы с легким вооружением, и в этом Тилар видел серьезную опасность. Выручало эльфов лишь то, что командиры армии людей берегли своих воинов, не бросая пока на приступ сразу всех солдат, которые могли бы своими телами просто завалить немногочисленных защитников Хел’Лиана.

Тем временем к графу Вегельму, по-прежнему наблюдавшему с холма за приготовлениями к штурму, приблизился один из его вестовых, следом за которым быстро шагал гном, облаченный в кожаный фартук, надетый поверх парчового кафтана.

— Мастер Хродгар, — кивнул гному граф, заметив его появление. — Сегодня вам и вашим помощникам придется постараться на славу. — С этим соратником, хоть тот и был лишь нелюдью, Альмар Вегельм держался со всем почтением. — Я чувствую, что силы нашего врага на исходе, остается лишь как следует надавить, чтобы они бросились прочь со стен, и ваша артиллерия может помочь в этом больше, нежели что-либо иное. Только благодаря вам мы можем вести бой на расстоянии, не теряя солдат в рукопашной, и притом нанося эльфам огромный ущерб.

В осадной армии, брошенной против Хел’Лиана, было совсем немного гномов. Подгорные воители, славившиеся своим боевым умением, были нужнее самому королю, который рассчитывал разбить войска эльфов в генеральном сражении, где самое место было тяжелой пехоте подгорного племени. А при Альмаре осталось лишь несколько инженеров, руководивших осадными работами и управлявших метательными орудиями, обстреливавшими город. Эти умельцы сыграли неоценимую роль, уничтожив не меньше эльфов, чем пехота графа Вегельма. Сложные катапульты непрерывно обстреливали Хел’Лиан, разрушая окружавшие его стены и здания, скрывавшиеся за ними.

— Не извольте беспокоиться милорд, мы готовы открыть шквальный огонь в любой миг, дайте только знак. — Гном имел весьма самодовольный вид, но, право же, он мог себе позволить проявление гордости, ибо знал себе цену и знал, что грая также понимает величину его вклада в осаду эльфийской твердыни. — Мы сметем их, сравняем с землей в одно мгновение.

— Мастер, сейчас начинайте обстрел надвратных укреплений, дабы таран мог приблизиться к воротам беспрепятственно, но как только таран окажется на мосту, цельтесь по стенам по обе стороны от ворот, — распорядился командующий. — Вам нужно смести оттуда всех эльфов, согнать их на землю, чтобы на стенах они не смели показаться ни на мгновение. Придется постараться, ибо мне нужна высокая плотность огня, — потребовал Вегельм, а гном внимательно слушал его, приняв сосредоточенный вид. — Пусть они увлекутся тараном, а в это время попытаемся взойти на стены в другом месте.

— Отличный замысел, милорд, — ухмыльнулся гном. — Мы прикроем ваших людей, в этом можете не сомневаться. Эх, жаль, самому нельзя идти в атаку, — вздохнул Хродгар.

— Вы, мастер, здесь принесете больше пользы, нежели на стенах, — утешающе произнес граф, отлично понимая чувства гнома, которым двигала древняя ненависть. — Вы со своими помощниками уже погубили эльфов столько же, сколько все прочие воины, что собрались здесь, если не больше.

Когда таран, ползущий с неотвратимостью судьбы, находился почти на расстоянии выстрела из лука, с громким хлопком две дюжины катапульт одна за другой метнули тяжелые камни и горшки с зажигательной смесью в сторону изготовившегося к бою города. Люди не располагали особо мощными орудиями, которым под силу было единственным выстрелом разрушить крепостную башню, но их легкие машины обладали высокой скорострельностью. Едва только дав первый залп, обслуга яростно принялась взводить разряженные орудия, готовясь обрушить на город новую волну снарядов.

Камни, выпущенные людьми, ударили как раз по верхней части стены, сметая вниз эльфийских воинов, расплющивая их латы, ломая кости и корежа плоть. Зажигательные снаряды, угодившие точно в надвратную башню, превратили ее верхнюю площадку в настоящий костер, из которого вниз срывались объятые пламенем эльфы. Несколько камней попали точно в ворота, оставив на бронзовых оковках и толстых дубовых досках большие вмятины.

Таран уже достиг моста, ведущего в город, когда артиллерия людей прекратила обстрел, позволяя эльфам вернуться на оставленные позиции. Теперь разнообразные метательные снаряды падали на головы защитников где-то в стороне от главных ворот. Эльфийские лучники, перегибаясь через парапет, пускали вниз одну стрелу за другой, но прочная крыша надежно защищала толкавших таран воинов от ураганного обстрела. А арбалетчики, двигавшиеся следом за тараном под прикрытием поставленных на колеса дощатых щитов, пользуясь такой возможностью, принялись расстреливать увлекшихся эльфов, которых не спасали от тяжелых болтов ни кольчуги на даже пластинчатые латы, которыми, в прочем, лучники не пользовались почти никогда.

Пока шла дуэль между стрелками обеих армий, управлявшие тараном воины принялись раскачивать тяжелое бревно, толкая его вперед. Окованный бронзой наконечник с глухим стуком ударил в ворота, едва заметно дрогнувшие под ударом. Люди, напрягая мышцы, вновь и вновь бросали таран вперед, не обращая внимания частый на стук эльфийских стрел и грохот падающих со стен камней. С каждым новым ударом ворота шатались все сильнее, хотя пока не и не собирались поддаваться все растущему напору.

Эльфы, видя, что люди вот-вот добьются успеха, усилили обстрел, который, впрочем, нисколько не мешал укрывшимся под передвижным срубом тарана воинам, зато следовавшей за тараном пехоте приходилось туго. Пущенные из мощных эльфийских луков стрелы пронзали тяжелые хауберки и плотные стеганые куртки простых пехотинцев, нанося ужасные, а зачастую смертельные раны, пробивали даже толстые подвижные щиты, за которыми укрывались арбалетчики, и наверняка убивали всякого, кто хоть на миг высовывался из укрытия.

Со стен на таран полилось горящее масло, и хлынули потоки смолы, которая, затекая в щели, нанесла некоторый урон. Несколько фолгеркцев получили ожоги, но их товарищи продолжали с остервенением колотить тяжелым бревном в ворота, от ярости лишь удвоим натиск. Катапульты, управляемые настоящими снайперами, время от времени посылали в сторону ворот тяжелые камни, один из которых сбил со стены сразу не менее дюжины эльфов, оставив за собой настоящую просеку, усеянную искалеченными телами. Однако наиболее интенсивный обстрел гномы и их подручные из числа людей вели по стене южнее ворот. Увесистые глыбы сбивали каменные зубцы, убивая укрывавшихся за ними эльфов. Пара зажигательных снарядов ударила в навес, шедший по внутренней стороне стены, заливая все огненной смесью. Несколько лучников с криками боли полетели вниз, объятые пламенем.

— Пора, — решил Альмар, пребывавший все это время в страшном напряжении. — Передайте мой приказ, на штурм!

— Милорд, — вестовой коротко кивнул и бегом, придерживая висевший на бедре меч, кинулся к замершим неподалеку солдатам, ожидавшим сигнала к атаке. Этот отряд должен был взойти на стены, пока эльфы целиком поглощены борьбой с тараном и расстрелом следовавшей за ним пехоты.

Шесть сотен воинов, большей частью арбалетчики, а также отряды наемной пехоты, споро двинулись к стенам. Перед собой они толкали прочные щиты на колесах, снабженные бойницами для стрелков. Часть воинов несла длинные лестницы с железными крюками, которыми удобно было зацепляться за каменный парапет, другие тащили сколоченные из широких досок мостки и связки хвороста, которыми должны были заполнить ров.

Эльфы, большая часть которых была направлена к воротам, слишком поздно заметили приближение еще одной штурмовой колонны людей. В это время почти все, кто был на стенах, спустились вниз, ибо обстрел стал слишком силен, и потери росли с каждой минутой. На стенах и у их основания уже лежали тела не менее чем полусотни Перворожденных, многие были ранены и их товарищи сейчас помогали им добраться до безопасного места.

Немногочисленные стрелки, остававшиеся на стенах, принялись обстреливать людей, едва те приблизились на достаточное расстояние. Те эльфы, что спустились к подножию крепостной стены, дождавшись, когда люди приблизятся почти вплотную, принялись стрелять через стену, пуская стрелы почти в зенит, так, что те, падая с огромной скоростью, прошивали стальные каски людей, словно игла пронзает нежный шелк. Люди поднимали над головами щиты, но это почти не спасало их от стремительной белоперой смерти, порожденной тугими эльфийскими луками.

Несколько тяжелых крепостных арбалетов, громоздкие сооружения, установленные на треногах вдоль стен, послали в сторону фолгеркцев тяжелые болты, напоминающие, скорее, короткие копья. Эти снаряды легко пробивали щиты, поражая укрывавшихся за ними арбалетчиков, однако у эльфов было немного таких орудий, и люди не понесли заметного урона, если не считать пару десятков убитых и раненых пехотинцев. Арбалетчики Фолгерка ответили точным залпом, который смел эльфов со стены, и в то же время пехота, покинув укрытие в виде щитов, кинулась вперед. Шедшие в первых рядах воины перекидывали через ров мосты и швыряли вниз фашины, а их товарищи уже тащили лестницы. Арбалетчики, прикрывая идущих вперед наемников, стреляли так часто, как только могли, не позволяя эльфам показаться ни на мгновение. Перворожденные могли лишь вслепую пускать стрелы, которые, убив и ранив немало фолгеркцев, все же не смогли унять их порыв.

Сразу три лестницы уткнулись в стену, и самые отчаянные бойцы уже карабкались по ним вверх, закинув за спину щиты и покрепче сжав в ладонях клинки и топоры. Едва только первый из них оказался на стене, в грудь ему вонзился узкий клинок эльфийского меча. Теперь, когда арбалетчики снизу перестали стрелять, опасаясь поразить своих, эльфы смогли дать отпор. Один за другим люди взбирались на стену и гибли во множестве от мечей эльфов. Тела фолгеркцев падали вниз, сбивая тех, кто только взбирался по лестницам.

И все же люди начали теснить защитников города, сумев в одном месте отбросить их от лестницы. Находившиеся на стенах лучники в легких доспехах не были слишком хорошо обучены биться в строю, а потому действовавшие плотной массой люди, многие из которых имели тяжелую броню, сумели отбросить эльфов. Трое воинов смогли сдержать натиск Перворожденных до тех пор, пока на стене не оказалось достаточно их товарищей. Выстроив стену из щитов, люди медленно оттесняли эльфов в обе стороны вдоль стены, освобождая пространство для тех, кто шел следом.

— За мной, — Тилар, пребывавший на одной из башен и оттуда руководивший обороной, заметил, в каком опасном положении оказались его воины. — Нужно сбросить людей со стены! — Выхватывая на бегу клинок из ножен, князь первым бросился в бой.

Четыре десятка эльфов в тяжелых доспехах, лучшие бойцы, своего рода, личная гвардия командира, поспешили туда, где люди, медленно продвигаясь вперед, почти сбросили со стены немногочисленных защитников. Отряд латников, действовавших слаженно и быстро, врезался в толпу фолгеркцев, словно бронированный кулак. Люди выставили вперед короткие осадные алебарды, тем самым на миг задержав эльфов, но натиск последних был слишком силен. Несколько фолгеркских арбалетчиков дали залп из-за спин своих товарищей, убив и ранив около десятка эльфов и тем самым чуть пригасив их порыв. Кто-то из фолгеркцев спешно крутил ворот, взводя оказавшийся на стене тяжелый арбалет, развернув его в сторону подступающих эльфов. Тяжелый дрот, с гулом пронзив воздух, насквозь пробил тело одного из латников, проткнув доспехи, словно те были сделаны из бумаги, и ранил воина, стоявшего сзади, оторвав ему руку.

Тилар, который, как и положено командиру, шел во главе своих воинов, уклонился от пущенного в упор копья и одним из первых схватился с вражескими воинами. Легко поднырнув по пронесшийся над головой кистень, эльф полоснул клинком по груди одного из людей, рассекая защищавшую его стеганую куртку и надетую под нее кольчугу, кинжалом ударил в лицо еще одного фолгеркца, которого добили следовавшие за ним бойцы, и ринулся в самую гущу схватки.

Стремительный удар свежих, еще не измотанных боем эльфов, заставил людей дрогнуть, отступая назад. Латники в серебристых доспехах бились, как одержимые, кидаясь вперед и разя врагов без пощады. Копья и алебарды последних теперь больше мешали в тесноте, но люди держались стойко, заставляя эльфов за каждый ярд отвоеванной стены платить несколькими жизнями. Две стены воинов давили друг друга, забыв об искусстве фехтования. Оказавшиеся с краю воины падали вниз, сброшенные врагами или своими же товарищами, разбиваясь о землю или, в лучшем случае, ломая ноги и руки.

Оказавшись возле одной из лестниц, Тилар увидел, как по ней в этот миг взбирается человек. Стоило только фолгеркцу по пояс показаться над стеной, эльф ударил его наискось мечом, разрубив на груди человека кольчугу. Второго врага Тилар поразил ударом в лицо, когда тот еще карабкался по лестнице, правда, эльфу тут же пришлось отступить, ибо не дремавшие внизу арбалетчики, заметив высунувшегося противника, открыли по нему плотный огонь. Несколько болтов пролетели в опасной близости от Тилара, а два, пущенные особо метко, скользнули по его шлему и нагруднику, по счастью, не пробив латы.

К командиру эльфов бросилось несколько людей, намеревавшиеся отогнать его от лестницы, дав тем самым возможность остававшимся снаружи воинам придти им на помощь. Тилар, бешено вращая клинком, едва успевал отражать их атаки, отступая назад. Вооруженный клевцом на длинной рукояти человек, используя свое оружие, как крюк, ловко подцепил Тилара под колено, сбив с ног. Эльф едва успел откатиться в сторону, как о камень ударил клинок другого фолгеркца, высекая снопы искр. Тилар ударил ногой в колено ближнего к нему человека, уже заносившего жуткого вида чекан над головой для последнего удара.

Один из телохранителей Тилара, заметив, в каком опасном положении оказался командир, кинулся на помощь, в длинном выпаде пронзив грудь одного из фолгеркских воинов, но тут же ему самому в грудь врезалась тяжелая булава, сминая пластины доспеха. Сила удара была такова, что эльф просто сорвался со стены и упал на каменные плиты мостовой. Однако за ним следом бежали еще латники, и вскоре люди пали под ударами их клинков. Тилару, получившему мощный удар в живот, помогли подняться и увели прочь из боя, дабы командир мог придти в себя после яростной схватки. Почти всех людей, которым удалось взобраться на стену, к тому моменту уже уничтожили, и опасность на время отступила.

Но пока внимание эльфов было обращено к штурмовавшим стену людям, флогеркцы, орудовавшие тараном, не теряли время зря. Со стороны сруб, защищавший их, был подобен горящему ежу, ибо эльфы, утыкав его стрелами и дротиками, еще и облили это сооружение кипящей смолой и горящим маслом. Но все это не смущало людей, ритмично толкавших таран, раз за разом обрушивая его на ворота. И их усилия не пропали напрасно, ибо после очередного удара тяжелые створки дрогнули, и одна из них сорвалась с петель, обрушиваясь внутрь. Увидев это, люди, выхватывая мечи, ринулись вперед, спеша проникнуть в пролом прежде, чем эльфы хватятся и выставят там заслон.

— У них получилось! — воскликнул Альмар, отлично видевший успех своих воинов. Но при этом он понимал, что полсотни латников, которые скрывались под срубом тарасы, не представляют собой реальной силы, а те отряды, что следовали за тараном, эльфы уже рассеяли залпами из луков. Вегельм видел, какая возможность предоставлена ему, теперь нужно было действовать быстро и решительно. И граф принял решение: — Трем сотням рыцарей в пешем строю двигаться к городским воротам. Туда же направить сто арбалетчиков.

— Милорд, кто возглавит атаку? — спросил адъютант графа.

— Я сам поведу их в бой, — яростно ощерился Альмар. — Нельзя упустить такой шанс. — Граф обернулся к вестовому: — Передайте мастеру Хрогдару, когда увидит на надвратной башне наше знамя, пусть начинает обстрел прилегающих к воротам кварталов. Нужно будет разогнать эльфов, которые попытаются нас выбить за стены.

Мальчишка-паж почтительно протянул графу, который уже был облачен в латы, его шлем, другой слуга подал боевой топор, надежное поверенное оружие, которое граф предпочитал любому иному, и небольшой треугольный щит, который Вегельм закинул за спину. Резким движением опустив на лицо забрало, Альмар побежал к подножию холма, где уже выстраивались спешившиеся рыцари, отборный отряд воинов, которым суждено было решить судьбу сражения и всей осады.

Латники, укрываясь вытянутыми миндалевидными и треугольными щитами, выстроились квадратом, внутри которого расположились стрелки, лучшие арбалетчики во всем войске. Быстрым шагом отряд Альмара двинулся к воротам, и по пути к ним присоединялись отдельные группы воинов из числа тех, что, не выдержав обстрела со стен, бросились бежать, спасаясь от метких эльфийских стрел.

Защитники Хел’Лиана, увидев, что к прорвавшимся за стены воинам идет подкрепление, обрушили на людей тучи стрел, но спешившиеся рыцари, вскинув над головами щиты, превратившиеся за несколько мгновений в подобие подушечек для швейных игл, продолжали быстрым шагом двигаться к воротам, где уже шел яростный бой. Стрелы падали часто, словно смертоносный дождь, посланный богами в наказание, и от них не спасали ни щиты, ни прочные латы. Многие рыцари погибли, падая под ноги своим товарищам, и отряд уменьшился на четверть, прежде чем оказался возле ворот, но ничто не могло сдержать порыв людей, уже предвкушавших свой триумф.

Когда ударный отряд графа Вегельма добрался до ворот, их встретила стена эльфийских щитов. Немногочисленных людей, первыми ворвавшихся в город, истребили за считанные мгновения, но эта краткая задержка помешала защитникам Хел’Лиана заделать пролом, и теперь они готовились закрыть брешь своими телами. Не менее двух сотен высоких воинов в изящных серебряных латах стояли плотным строем в ожидании приближающихся людей. Многие из них выставили вперед длинные копья, а за спинами тяжелой пехоты уже изготовились к бою многочисленные лучники.

— Воины, — Тилар, несмотря на ранения, не покинувший поле боя, как и подобает настоящему вождю, стоял в гуще своих бойцов. — Остановим людей и отбросим их прочь. Защитим Хел’Лиан! Биться насмерть, не давать никому пощады! Са’тай!

Люди, уже перейдя на бег, устремились к поджидавшему их врагу, что-то неразборчиво рыча от ярости и сбиваясь все плотнее, дабы проломить строй эльфов. Вперед выдвинули латники, прикрыв собою арбалетчиков, чей час еще не настал. Когда они были в паре десятков шагов от строя Перворожденных, стрелки прямо из глубины строя дали залп, унесший жизни многих эльфов, стоявших в первых рядах, а затем две массы воинов столкнулись, издавая страшный лязг и звон металла, который через мгновение дополнили крики раненых.

Эльфы, вставшие точно в арке городских ворот, держались недолго. Под напором людской массы, превратившейся в некий единый организм, не замечавший боли, не обращавший внимания на гибель своих клеток, отдельных воинов, и яростно рвущийся к победе. Эльфы сделали шаг назад, еще один, пытаясь при этом держать строй, ибо только в нем было спасение и шанс на победу, но люди, кидавшиеся прямо на копья и мечи, не позволили им сохранить порядок. Придавливая собственными телами острия пик к земле, они тянулись вперед, в последнем броске доставая до вражеских воинов своими мечами.

Схватка, которая казалась ее участникам вечной, длилась несколько секунд, после чего эльфы дрогнули и покатились назад, все еще пытаясь не позволить отступлению перейти в бегство. Возможно, будь их больше, люди так и не сумели бы сломать их строй, погибнув на остриях длинных пик, но сейчас возле ворот оказалось очень мало латников, и они не сумели выстоять перед напором бойцов Вегельма.

Пройдя сквозь арку и оказавшись уже в пределах Хел’Лиана, люди остановились. Перед ними открывалась широкая улица, ведущая к морю, и по этой улице, а также и с других сторон, к ним бежали эльфы, спеша остановить оказавшегося в крепости врага, выбросить его прочь за стены.

Несколько рыцарей и две дюжины арбалетчиков кинулись в надвратную башню, вступив в бой с горсткой защищавших ее эльфийских лучников. Рыцари быстро рассеяли сопротивлявшихся эльфов, и вскоре над башней взвилось фолгеркское знамя. По этому сигналу несколько малых требушетов, управляемых гномьими инженерами, метнули каменные ядра и горшки с горючей смесью. Один такой снаряд, ударил точно в центр группы эльфов, что-то около полусотни бойцов, намеревавшихся атаковать ворвавшихся в город людей. Пламя охватило воинов, которые метались по улице, крича от боли. Точно выпущенное каменное ядро, попавшее в гущу эльфов, оставило среди них настоящую просеку, буквально разрывая тела на куски. Еще несколько увесистых валунов пробили крыши ближайших домов, на которых кое-где засели лучники, многие из которых при этом были убиты. Не выдержав обстрела, эльфы отступили в глубь города.

— Стоять, — хрипло порычал Альмар, оглядываясь и видя, что в горячке боя его воины могут двинуться вперед, наверняка оказавшись в окружении и позволив эльфам закрыть брешь до подхода главных сил людей. В бою граф не щадил себя, сражаясь в первом ряду, и едва не погиб, наткнувшись грудью на копье эльфа. Прочные латы выдержали, но ощущения от удара были не самыми приятными. Помимо этого роскошные доспехи графа теперь хранили на себе еще немало отметин вражеских мечей и секир, но все же граф был жив и полон сил. — Ждать здесь подкрепления. Ни шагу вперед, иначе они нас возьмут в кольцо среди домов и перережут всех до единого.

Латники выстроились впереди, создав стену из щитов. Почти никто из них не был вооружен копьями, которые теперь, в обороне, оказались бы весьма кстати, мечи же были слишком коротки, чтобы удержать эльфов на расстоянии. Видя это, кое-кто из рыцарей поднял оставленные отступившими эльфами пики. Все понимали, что первая же атака их врагов превратится в давку, где победит не тот, кто лучше бьется, а тот, кто сумеет сильнее давить в спину стоящего впереди товарища.

— Воины, — возвысил голос Альмар, откинув забрало и оглядывая сгрудившихся бойцов своего отряда, сократившегося почти вдвое. — Мы слишком дорого заплатили за то, чтобы стоять сейчас на этой мостовой. Сотни нашихбратьев сложили головы в этой битве, и мы не вправе предать их надежды. Пусть каждый из вас бьется на пределе своих сил, за пределом их, и пусть никто не смеет погибнуть прежде, чем в ворота за нашими спинами войдут наши братья! Враг силен и велик числом, но сражайтесь так, чтобы этот бой помнили спустя века! Пусть о вашей доблести сложат песни, ибо вы это заслужили сегодня, все, и те, кто стоит сейчас здесь, и те, кто пал, проторив нам путь!

Эльфы мрачно разглядывали столпившихся перед воротами людей, по лицам которых явно читалась готовность драться до смерти, не ожидая пощады для себя, и не давая ее врагу. Уже больше трех сотен Перворожденных собралось напротив горстки людей, но они все еще не были готовы атаковать, дожидаясь, когда численное превосходство станет еще большим.

— Мы должны выбросить их прочь, — жестко произнес Тилар. В минувшей схватке он почти не пострадал, отделавшись несколькими царапинами на латах и помятым забралом. Эльф ждал прибытия всех резервов, ибо понимал, что у него будет единственный шанс отбросить врага, прежде чем к людям подойдет подкрепление. — Сомните их, раздавите, сотрите в прах тех, кто посягнул на наши земли и наши жизни, — яростно выкрикнул князь, прекрасный лик которого в это мгновение страшно исказился от жгучей ненависти. — Помните о павших братьях, пусть этот бой будет местью за них, пусть эти несчастные люди станут кровавыми жертвами на их могилах!

— Э’лай, а если они прорвутся в город? — негромко спросил один из старших офицеров Тилара. — Нас слишком мало, чтобы удерживать город, если враг окажется внутри стен.

— Ты знаешь, что делать тогда, Ильцар, — сквозь зубы процедил Тилар. — Я не хочу умирать, видя колонны пленных и слыша стоны наших женщин, насилуемых этими скотами. Мы не допустим позора, не позволим себя унизить грязным варварам.

— Я все понял, э’лай, — кивнул эльф, скривившись, словно от зубной боли. Голос его дрогнул. — И я сделаю все, чтобы люди не смогли тешиться над нашими женщинами и детьми.

Тилар махнул рукой, закованной в латную перчатку, решив более не ждать, ибо колонны фолгеркских пехотинцев уже были близки и вот-вот могли ворваться в город. По его сигналу взмыли ввысь сотни стрел, устремившиеся к горстке людей. Воздух наполнился гулом и шелестом оперения, на миг померкло даже неяркое осеннее солнце.

— Щиты! — истошно закричал кто-то из людей. — Поднять щиты!

Бронебойные стрелы со стуком ударяли в вощеную кожу щитов, превращая их в подобие ежей, и разили укрывавшихся под щитами воинов, находя малейшие щели и бреши. Люди один за другим падали под ноги своим товарищам, но все же выжившие держались, словно были уже мертвы, и ничто не угрожало им более.

Обстрел длился недолго, ибо эльфы не хотели увлекаться им, позволяя находившимся снаружи людям приблизиться к стенам. По рядам закованных в серебряные латы воинов прошла резкая команда, и они ринулись вперед, намереваясь смять измученных схваткой и утомленных обстрелом людей, которых все меньше и меньше оставалось в живых.

— Арбалетчики, — крикнул Альмар, когда волна атакующих эльфов была не более чем в полусотне шагов. — Залп!

Латники присели на колено, и стоявшие во весь рост за их спинами стрелки, которых после залпов эльфийских лучников оставалось не так много, одновременно разрядили свои арбалеты, почти не целясь, ибо тяжелые болты, разившие в упор, все равно нашли бы цель.

Залп фолгеркцев на миг остановил эльфов, которых на таком расстоянии не спасали прочные латы. Первый ряд атакующих был почти весь выкошен градом болтов, и бежавшие следом воины тратили драгоценные секунды на то, чтобы перепрыгнуть через падавшие им под ноги тела товарищей.

Расстояние, разделявшее две стены воинов, было слишком мало, и фолгеркские стрелки не успели перезарядить оружие. Вал наступающих эльфов ударил в жалкую преграду, которую должен был бы смести за мгновение, но вместо этого в первый миг схватки сами эльфы отшатнулись назад, словно волна, откатывавшаяся от берега, но затем задние ряды наступавших, не ослаблявшие напор, толкнули их прямо на клинки людей.

Граф Вегельм, бившийся среди своих солдат, оказался в гуще боя. Сквозь прорези в забрале он видел бегущих эльфов, одного из которых, вздымавшего меч над головой, и выбрал своим первым противником. Альмар принял удар Перворожденного на щит, и, отведя его клинок в сторону, низко ударил топором, перерубив своему противнику левое бедро. Эльф упал, но за его спиной уже толпились его братья, каждый из которых жаждал первым погрузить свой клинок в человеческую плоть.

Альмар едва успевал подставлять под удары свой щит, который уже пришел в полную негодность. Немало выпадов, предназначавшихся графу, отразил Сарган, бившийся плечом к плечу со своим командиром. Его тяжелый полуторный меч чертил в воздухе широкие круги, легко круша эльфийские латы. Воздух стонал, рассекаемый сталью, и казалось, будто сам клинок поет гибнущим Перворожденным погребальную песню.

Рыцари, образовавшие первые шеренги построения, старались держать строй, прикрывая собою арбалетчиков, которые меткими выстрелами поражали эльфов, с крыш домов засыпавших стрелами сдерживавших яростный натиск их братьев людей. Один за другим воины Альмара падали, сраженные выстрелами эльфов, но и увесистые болты, посылаемые людьми, отправили к праотцам ни одного Перворожденного. И все же вскоре арбалетчикам пришлось взяться за корды, ибо число латников уменьшалось с каждым мигом под ударами эльфийских клинков.

В какой-то момент граф понял, что окружен, а его товарищи отброшены назад и из последних сил пытаются выдержать натиск эльфов, которые в этот момент, казалось, обезумели от ярости. Вегельм, взгляд которого застила багровая пелена подступающего боевого безумия, отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары, словно ощущая их кожей, и сам разил всякого, до кого мог дотянуться. Его латы уже были погнуты, наплечник оказался сорван сильным ударом. Граф бросил изрубленный в щепу щит и скинул шлем, поскольку погнутое забрало ограничивало ему обзор, да и дышать было тяжело. Уловив момент, граф нагнулся, подхватив левой рукой брошенный кем-то клинок, почти по рукоять покрытый кровью, и дальше бился обеими руками.

Эльфы, сперва надеявшиеся задавить одинокого рыцаря толпой, отпрянули в стороны, оставляя на камнях мостовой тела своих братьев, убитых человеком, который теперь казался одержимым демонами. Вперед выступил воин в латах, некогда украшенных искусной гравировкой, а ныне помятых и выщербленных ударами вражеского оружия. В этом эльфе, вооруженном двумя легкими клинками, Вегельм сразу узнал командира, и, не теряя времени, атаковал его. Эльфийский начальник оказался умелым фехтовальщиком, но сейчас ему противостоял не расчетливый боец, а безумец, движимый яростью и забывший о смерти. Граф несколькими ударами смял защиту эльфа и срубил ему голову. При виде гибели своего командира, вероятно, почитаемого лучшим мечником, эльфы впали в состояние, близкое к панике и отшатнулись назад.

А Вегельм, все существо которого было подчинено лишь жажде вражеской крови, кинулся за дрогнувшими Перворожденными, пронзая мечом латы и плоть, отсекая руки и головы своей секирой и абсолютно не чувствуя многочисленных ран. Он оказался в толпе эльфийских воинов, разя направо и налево. Со стороны его не было видно за спинами эльфов, и только брызги крови взлетали в воздух там, где крушил своих противников граф Вегельм. Его латы уже были пробиты во многих местах, кровь заливала сияющую кирасу и набедренники, но человек рвался вперед, чувствуя на лице брызги эльфийской крови и радостно вскрикивая всякий раз, когда его оружие вонзалось в плоть Перворожденного.

Воин не ведал, сколь долго длился этот припадок, которого устрашились даже вечно хладнокровные, казалось, не ведавшие, что такое робость, эльфы. Граф пришел в себя лишь тогда, когда увидел перед собой спины устремившихся в город воинов, носивших герб Фолгерка. Солдаты, уже ощутившие вкус победы, обегали его и рвались вперед, туда, где еще оставались последние живые защитники Хел’Лиана, и ждала богатая добыча.

— Милорд, — кто-то тряс графа за плечо, заглядывая ему в глаза. — Очнитесь, милорд. Мы победили! Эльфы бегут к причалам, город почти наш!

Граф, оглядевшись, увидел лежавшие вокруг жутко изуродованные тела высоких воинов в серебряных латах, теперь, после смерти, полностью утративших флер изящества и волшебства. Это были просто куски остывающего мяса, да и внешне они походили на небрежно разделаные туши. Вегельм вдруг ощутил боль в ладонях и понял, что все еще сжимает оружие. Он бросил взгляд на сломанную секиру и иззубренный клинок, покрытый эльфийской кровью, и разжал пальцы. Меч с легким звоном упал на мостовую, под ноги рыцарю.

— Вы вселили в них такой ужас, что эльфы бросились прочь еще до того, как к нам подошла подмога, — граф сумел сосредоточить взгляд на разговаривавшем с ним воине и увидел, что это Сарган, его адъютант.

Парню тоже пришлось несладко, его броня была выщерблена эльфийскими клинками, из бедра торчал обломок стрелы, жало которой засело в плоти, а по лицу текла кровь из раны на голове. И, несмотря на это Сарган улыбался, ибо сердце его было полно радости. Он и его товарищи одержали победу, повергнув гордых эльфов, и это было более чем достойным поводом для ликования.

— Нам даже показалось на миг, что в вас вселился демон, — со странным благоговением произнес рыцарь. — Человек не может так драться, во всяком случае, я раньше никогда такого не видел. Вы одним ударом разрубали пополам воинов в доспехах, на излете еще ухитряясь ранить кого-то!

— Надо добить их, — наконец Альмар обрел дар речи и способность здраво мыслить. Перед глазами еще колыхалась багровая пелена, и в ушах стояли предсмертные крики убиваемых им эльфов, но безумие уже отступало, позволив разуму вновь управлять этим телом. Все же он был военачальником, а сражение вовсе еще не закончилось, и до полной победы было далеко. — Сбросьте их в океан! Пусть предадут смерти каждого эльфа, которого найдут здесь!

Люди нескончаемым потоком вливались в Хел’Лиан, тесня эльфов, еще пытавшихся сопротивляться. Перворожденные выставляли заслоны на улицах, но фолгеркцы обходили их с флангов или атаковали с тыла. Эльфы пытались укрепиться в домах, заваливая изнутри двери и меткими стрелами разя всякого, кто попытался бы штурмовать их импровизированные цитадели. Где-то люди просто наваливались толпой, вламываясь в убежища и истребляя их немногочисленные гарнизоны, иногда дома, в которых засели эльфы, поджигали, арбалетными залпами расстреливая выпрыгивавших из окон защитников, искавших спасения от пламени.

Пленных не брали, расправляясь с ранеными эльфами на месте, а будучи способными держать меч, те и сами бились до последнего, предпочитая гибель в бою, петле или дыбе. Граф Вегельм, с небольшой свитой следовавший к порту, где еще шли ожесточенные бои, сам наблюдал, как отряд наемной пехоты загнал в ловушку трех эльфов. Их заперли в узком тупике, около двух десятков людей перекрыли единственный выход, лишив эльфов возможности спастись. Вооруженные алебардами и короткими копьями пехотинцы выстроили настоящую живую стену, сквозь которую было почти невозможно пробиться.

Оказавшись в ловушке, эльфы и не думали о том, чтобы сложить оружие, хотя кто-то из людей и предлагал им сдаться. Один из эльфов, вооруженный знаменитым длинным луком, вогнал в рот самодеятельному парламентеру бронебойную стрелу, заставив того подавиться своими словами, а затем принялся расстреливать товарищей убитого воина. Двое других эльфов, защищенные тяжелыми пластинчатыми латами, прикрывали стрелка своими телами, встав впереди и выставив длинные клинки в сторону толпы людей, никому из которых не хватило мужества рискнуть, единой массой кинувшись на эльфов. Когда у лучника закончились стрелы, шесть пехотинцев были сражены наповал, еще трех, получивших тяжелые раны, их товарищи унесли прочь. После этого несколько арбалетчиков, пришедших на звуки боя, из-за спин пехотинцев расстреляли теперь уже не представлявших опасности эльфов. Двое были убиты сразу, получив по несколько тяжелых болтов, легко пробивших с расстояния в пару десятков шагов латы, третий же был только ранен в правое плечо. Перехватив меч в здоровую руку, он кинулся на частокол копий и алебард, пытаясь напоследок прихватить с собой еще хотя бы одного ненавистного человека.

Наемники, пользуясь преимуществом своего оружия, прижали эльфа к самой стене, а затем арбалетчики всадили ему несколько болтов в ноги и руки, намереваясь, видимо, взять живым. Эльф, уже не способный стоять на ногах, собрав все оставшиеся силы, приставил себе к горлу клинок и бросился на него всем телом. Люди, уже предвкушавшие забаву в виде глумления над пленным, стояли с застывшими лицами над телом воина, сумевшего избежать унижения и принявшего смерть от честной стали, пусть и направляемой собственною рукой.

В порту, на самых причалах, еще шел бой. Около полусотни эльфов, все воины, оставшиеся в Хел’Лиане, уже не помышляя о спасении, пытались перед смертью прикончить как можно больше людей, дабы победа не казалась тем излишне легкой. Но в той части города, где всех немногочисленных его защитников уже истребили, наемники вовсю предались одному из любимейших своих занятий — грабежам. Альмар, сопровождаемый верным Сарганом и десятком вестовых, видел, как трое солдат, один из которых носил на тунике герб Фолгерка, а двое были простыми наемниками, пытались вышибить дверь добротного каменного особняка о двух этажах. Двери были заперты изнутри, а потому один из мародеров увлеченно орудовал топором на длинной рукояти, пытаясь совладать с преградой из прочных дубовых досок, скрепленных бронзовыми полосами. Его товарищи, нервно сжимая рукоятки кордов, ожидали, когда исчезнет неожиданная помеха. На отряд Вегельма никто не обратил внимания.

Падение преграды, не устоявшей под напором алчущего добычи воина, его приятели встретили бранью и громкими криками радости:

— Айда, парни, пошерстим закрома длинноухих, — наемник приглашающе махнул своим бердышом, первым заходя в дом. Воины все же не утратили осторожность полностью, входя в жилище эльфов с обнаженным оружием. Едва ли там их могла поджидать засада, но беспечность могла оказаться много хуже настороженности.

Граф презрительно скривился, ибо, будучи опытным воином, рыцарем, прошедшим путь от оруженосца, сопровождавшего своего наставника в боях и походах, до военачальника, поставленного над многотысячной армией, он не одобрял такое падение дисциплины. В городе еще бродили недобитые эльфы, резавшие всякого человека, которого им доводилось повстречать, а эти горе-вояки уже помышляли только о грабежах. По своему опыту граф знал, что мародерство в захваченном городе может вылиться в стычки уже между его воинами, и опасался такого развития событий, хотя помешать этому почти не мог.

— Проклятье, — вдруг раздался из дома громкий возглас, в котором слышался страх и удивление, а затем послышалась грязная ругань. Бранились на три голоса, и в каждом ощущался нешуточный испуг. — Что за дьявольщина тут творится?!

— За мной, — Вегельм двинулся к дому, в недрах которого только что скрылись три его воина. Судя по звукам, боя там не было, а значит, реакция солдат была вызвана вовсе не появлением отряда эльфийских воинов. — Посмотрим, что там происходит.

Альмар первым перешагнул порог, хотя его спутники и порывались удержать командира от этого, все же опасаясь засады. И граф прежде всех остальных увидел то, что повергло прожженных рубак, псов войны, не боявшихся ни черта, ни бога, в недоумение и ужас.

Солдаты, еще несколько мгновений назад предвкушавшие момент, когда смогут предаться грабежу и рассчитывавшие найти неплохую поживу в этом доме, явно принадлежавшем не беднякам, неподвижно, словно статуи, стояли у стены. Они оказались в покоях, которые явно служили спальней. Стены были задрапированы шелком, на окне чуть колыхались полупрозрачные занавески. Обстановка была более чем скромной, ограничиваясь столиком темного дерева с большим зеркалом да несколькими легкими стульями, также деревянными. У стены стоял еще один столик, круглый, на резной ножке, уставленный хрустальными и серебряными сосудами. Но самым заметным предметом в комнате было просторное ложе с шелковым балдахином.

На постели лежала прекрасная эльфийка, казавшаяся совсем юной, хотя она наверняка была старше любого из смотревших не нее людей. Ее красоту даже граф, подобно всем рыцарям не чуждый и поэзии, не смог бы описать любыми известными ему словами. Даже грубые наемники казались зачарованными прелестным созданием, слишком нежным и изящным, чтобы принадлежать этому материальному миру.

Сперва могло показаться, что эльфийка просто спит, не обращая внимания на звуки боя и громкие возгласы сражающихся с ее соплеменниками людей в нескольких сотнях шагов отсюда. Но грудь ее не вздымалась, а неподвижное лицо ее хранило выражение наивысшего блаженства. Эльфийка была мертва, но даже на мертвых устах ее была улыбка.

У ее изголовья сидела, склонив голову, еще одна женщина народа Перворожденных. Ее лицо было столь же молодо, кожа казалась нежным бархатом, и лишь мелкие морщинки возле глаз свидетельствовали о том, что сидевшая эльфийка уже давно не считалась среди ее народа молодой. Кто-то из наемников, ворвавшись в покои, толкнул ее, и Перворожденная легко соскользнула на пол. Ее тело уже успело остыть, хотя мышцы еще не потеряли пластичности.

— Да они же все мертвы, — ошеломленно прошептал один из солдат, и в звенящей тишине его слова показались всем настоящим криком. — Что же это?

Наемник, шагнув к столику, взял с него серебряную чашу, наполненную жидкостью янтарного цвета, более всего походившей на вино, вдохнул источаемый ею аромат, и залпом вылил в себя почти весь напиток. Спустя миг он шумно вздохнул, лицо воина озарила печать радости, показавшаяся неестественной в сочетании с грубым лицом, покрытой кровью и копотью одеждой и клинком в руках. Воин невидящим взглядом обвел комнату, а затем плавно опустился на пол. Он еще не успел коснуться деревянных плашек, устилавших камень, когда испустил дух.

— Это яд, — граф указал на чашу, оставленную умершим воином на столике. — Похоже, все они приняли эту отраву, когда наши воины еще только ворвались в город.

— Немыслимо, — произнес кто-то за спиной графа. — Как же они нас презирают, если готовы расстаться с жизнью, лишь бы не позволить нам торжествовать над ними. — В голосе того, чье лицо Альмар Вегельм не видел, страх смешался с почтением.

— Обыскать весь дом, и соседние тоже, — Вегельм не обратил внимания на причитания у себя за спиной. — Будьте осторожны, не касайтесь ничего и тем более не берите вино и пищу, которые здесь найдете.

Люди входили в каждый дом, разыскивая живых, и всюду их встречала одна и та же картина. Жители города, неспособные сражаться на стенах, женщины и дети, оставались в своих жилищах в ожидании исхода боя и приняли яд, когда поняли, что Хел’Лиан пал. Они не ждали, пока озлобленные боем, опьяненные кровью и неуловимым запахом смерти, витавшим над городом, люди ворвутся в их дома, дабы, потешаясь, убивать детей и насиловать женщин. Все, кто не мог принять смерть от клинка, приняли ее от яда, своими руками оборвав собственные жизни. Люди, видевшие все это, быстро позабыли о грабежах, бродя по полупустым улицам в состоянии шока и недоумения. Победа, добытая ценой огромных жертв, обращалась в поражение. Город пал, но не покорился завоевателям, доставшись им уже трупом, лишенным жизни каменным телом.

Вегельм все еще бродил по широким улицам Хел’Лиана, когда его нашел гонец. Всадник на взмыленном коне, выскочил из-за поворота, заставив охрану графа схватиться за оружие. С трудом спустившись на землю, посланник устало побрел к графу. Его одежда была покрыта пылью, а скакун выглядел смертельно усталым. Конь, явно пронесший своего наездника не один десяток миль, хрипел, бока его, лоснившиеся от пота, тяжело вздымались.

— Милорд, — воин коротко поклонился Вегельму, остановившись в трех шагах от него. — Его Величество послал меня с приказом, который велено передать вам лично в руки. — Гонец вытащил из поясной сумки свиток пергамента, скрепленный личной печатью Ирвана, и почтительно протянул его Вегельму, который тут же сломал печать и углубился в чтение. И чем больше времени он изучал документ, тем мрачнее становилось его лицо.

— Соберите всех офицеров, немедленно, — граф подозвал к себе вестовых. — Мне нужны командиры наших отрядов.

Спешно организованный военный совет происходил в одном из эльфийских домов в части города, прилегающей к воротам. Соседние строения были разрушены точными выстрелами фолгеркской артиллерии, но это здание почти не пострадало.

Полтора десятка старших офицеров, в том числе благородные рыцари и командиры самых крупных наемных отрядов, которых прочие солдаты удачи избрали своими представителями, выжидающе смотрели на вертевшего в руках свиток с королевской печатью Вегельма. Немало офицеров пали в закончившемся только что сражении, и Альмар видел среди собравшихся много новых лиц. Сам граф уже избавился от доспехов и теперь был одет в зеленый бархатный камзол, своей чистотой и аккуратным видом резко контрастировавший с обстановкой и покрытыми запекшейся кровью латами окружавших его воинов.

— Господа, — граф говорил сквозь зубы, словно терзаемый болью. — От короля пришли безрадостные вести. Нашим главным силам не удалось взять эльфийскую столицу, и к осажденному городу с севера подошла свежая армия Перворожденных. Сообщают о шести тысячах бойцов. Король счел за лучшее отвести войска на юг, ближе к нашей границе, дабы там дожидаться прихода подкреплений. Его армия истощена долгой осадой, эльфы сумели нанести немалый урон, и сейчас шансы на победу в открытом бою ничтожно малы.

— Что, поражение? — на лицах всех без исключения присутствовавших отразилось разочарование и злость. — Мы здесь положили несколько сотен воинов, взяли проклятый город, и что теперь? Неужели нам приказано отступать?

— Мы должны занять Хел’Лиан и укрепить его, — напрягая голос, чтобы перекрыть возмущенный гул, поднявшийся среди воинов, произнес граф Вегельм. — Передовые отряды эльфов движутся наравне с нашими главными силами и могут атаковать этот город. Возможно, они еще не знают, что Хел’Лиан пал и стремятся помочь оказавшимся в осаде братьям. Поэтому немедля нужно выслать на север патрули, дабы вовремя обнаружить приближающиеся эльфийские отряды, а город готовить к обороне. У нас достаточно солдат, чтобы защищать эту крепость сколь угодно долго, а аргашцы помогут нам с моря.

— Милорд, — высокий смуглокожий воин, не носивший доспехов и вооруженный висевшей на поясе широкой тяжелой саблей, облаченный в свободные одежды из шелка и большой тюрбан, поклонился. — Наш флот готов выполнить любой приказ, пусть даже высадить десант на северное побережье моря. Можете быть полностью уверены в моих капитанах и каждом матросе.

— Адмирал Хассар, вы можете даже не напоминать мне об этом, в вашей готовности сомнений нет, и никогда не было, — граф поклонился в ответ, выказывая уважение союзнику. — Вам мы обязаны сегодняшней победой ничуть не меньше, чем кому бы то ни было еще. И я верю, адмирал, что еще не единожды смогу повторить это, обращая к вам свою благодарность. Пока пусть флот остается там, где сейчас находится, но не нужно забывать о разведке. Эльфийские морские силы не так сильны, но они могут решиться на десантную операцию, и это нельзя допустить.

— Что ж, — сурово произнес один из офицеров, убеленный сединами, но еще полный сил ветеран, лицо которого было обезображено несколькими шрамами. — Если такова воля короля, мы будем ждать эльфов здесь, и, видят боги, мы еще достаточно сильны, чтобы приготовить им теплую встречу. — Все прочие только молча кивнули, выражая общее согласие.


В Элезиум, столицу благословенной Республики, пришло утро, а вместе с ним и тяжкое похмелье для ночной смены городской стражи, охранявшей ворота. Доблестные блюстители порядка, всю ночь занимавшиеся дегустацией молодого вина, которым в преддверие смены запаслись в больших количествах, шатаясь и норовя схватиться за стены, выходили из караульного помещения на свежий воздух.

— Пора открывать ворота, Даган, — к десятнику, старшему над караулом, обратился один из его воинов. Немолодой мужик, невысокий, но крепко сложенный и удивительно выносливый, даже после двух кувшинов вина способный не только твердо стоять на ногах, но еще и читать стихи без запинки, только что окатил себя ледяной водой из приготовленной на такой случай бочки и довольно отфыркивался. Он уже вполне пришел в себя и вспомнил об обязанностях стражи. — Уже рассвело.

— Не спеши, — вяло отмахнулся Даган, выглядевший не в пример более изможденным, хотя такие ночные дежурства для него были не в новинку. — Кому нужно ехать сюда такую рань, солнце только встало? Надо сперва привести себя в порядок, мы же, как-никак, стража столицы Видара, благословенной богами Республики, а не разбойники с большой дороги.

— Эй, Брутус, вечно ты со своей дисциплиной, — простонал еще один из воинов, щурясь уставившийся в небо, которое в этот рассветный час было абсолютно чистым.

Брутус только сокрушенно покачал головой, но ничего более не сказал. Из всего десятка лишь он один мог назвать себя солдатом с полным правом, все же пять лет в армии Келота не прошли даром, да и потом ветеран еще долго бродил по свету, прибиваясь к разным наемным отрядам. Он еще не забыл, что такое устав и дисциплина, но вот его товарищи и слышать не хотели таких слов. Здесь, в столице, вдали от беспокойных орочьих земель, где, несмотря на царивший мир, пограничным гарнизонам всегда приходилось быть начеку, стражники вели себя почти как завоеватели в захваченном городе. Нет, конечно, многие десятники держали своих людей в ежовых рукавицах, занимая любую свободную минуту тренировками на плацу в казармах городской стражи, но вот Даган к их числу явно не принадлежал.

Народ в десятке, по мнению Брутуса, подобрался еще тот, наемники мелкого пошиба, которые большую часть своей прошлой жизни скорее разбойничали, чем участвовали в сражениях, и откровенные ухорезы с большой дороги. Все они пришли в эти земли, привлеченные слухами о высоком жаловании, на которое может рассчитывать всякий, кто сумеет доказать свое мастерство в обращении с оружием. Как им всем удалось пройти назначенные испытания, сейчас уже Брутус не смог бы сказать с уверенностью, но в любом случае весь этот сброд вступил в ряды городской стражи, и ветерану приходилось тянуть лямку вместе с ними.

Наконец, со стонами и проклятьями, тяжелые створки ворот были распахнуты, и в город потянулись первые гости. Раньше всех приехал на телеге, груженой мешками с зерном, крестьянин из недальнего селения. Хлеб всегда был ценен здесь, ведь корабли, основа могущества Видара, не могли идти в дальнее плавание с пустыми трюмами, чтобы команда просто передохла от голода, а потому этот мужик имел все шансы выгодно продать свой товар в казенные амбары. Стражники даже не стали досматривать его повозку, на ощупь изучив пару мешков и убедившись, что крестьянин не обманывает их.

— Смотри-ка, Даган, это еще кто такой, — один из стражников, молодой глазастый парень, указал на одинокого пешехода, уверенно приближавшегося к городским воротам. — Какой-то оборванец.

Когда человек приблизился, десятник убедился, что зрение не подвело его товарища. Немолодой мужик, высокий и поджарый, словно гончая, действительно был одет в лохмотья, в которых с трудом можно было узнать некогда добротную дорожную одежду. Человек был безоружен, и за спиной его никто не заметил походного мешка. А Брутус еще подметил, что ранний гость почти совсем седой, хотя и вовсе не казался старым. Дыхание Смерти, так называли раннюю седину, посеребрившую виски воина, в далеких северных землях, и почему-то именно это поверье вспомнил сейчас стражник.

— Сейчас позабавимся, — усмехнулся Даган, довольно осклабившись. — Ходят тут всякие, да еще с таким видом, будто они не меньше, чем эссарские императоры. Повеселимся, парни!

— Зря ты так, — укоризненно покачал головой Брутус. — Забыл, что мы не банда, а городские стражники?

— Подумаешь, — Даган презрительно сплюнул сквозь зубы. — В нашем городе нищих и всяких подозрительных бродяг и так полно, нечего еще и этого сюда пускать.

— Послушай моего совета, командир, — негромко произнес Бркутус, вплотную подойдя к Дагану. — Этот человек не так прост, как кажется, оставь его, иначе как бы самим худо не было. Он воин, и не из последних, уж поверь мне.

— Ха, воин, — Даган смерил взглядом путника, уже вошедшего под свод ворот. — Видали мы таких воинов, да еще и штабелями их укладывали! — Он обернулся к незнакомцу: — Эй, чужак, куда путь держишь?

Впервые после долгих скитаний по лесам увидев городские стены, увидев людей, обычных мирных обывателей, а не солдат или разбойников, Ратхар ощутил нечто вроде радости. За то время, что он добирался до границ Видара, наемнику несказанно повезло, ибо он сумел незамеченным добраться до границы, проскользнув под носом многочисленных отрядов орков, которыми буквально кишели их леса. Жители Х’Азлата, разъяренные тем, что пробравшимся в их края эльфам удалось уйти, пусть и не всем, еще и прикончив при этом немало опытных воинов, буквально обнюхивали каждый клочок земли в поисках вражьих следов. Несколько раз Ратхар, вовремя учуяв приближение врага, успевал скрываться в зарослях, а дважды чуть не попался. Раз заметив шагавших прямо на него воинов, Ратхар решил сделать небольшой крюк, но оказалось, что орков было много и они двигались цепью, прочесывая лес. И один из татуированных воинов, заметив слабое движение в кустах, выстрелил не целясь. Стрела пробила Ратхару плечо, но человек, понимая, что боя с двумя десятками врагов ему не выдержать, безмолвно и неподвижно просидел в укрытии до тех пор, пока орки не скрылись из виду. Лишь чудом можно было назвать то, что орки, настороженные и предельно внимательные, не заметили затаившегося буквально в паре шагов от них чужака.

Вторая встреча Ратхара с обитателями Х’Азлата произошла уже на самой кромке орочьих владений. Вероятно, он наткнулся на пограничный патруль. Наемник вышел к небольшому озерцу, где хотел набрать воды, и уже оказавшись на песчаном берегу, заметил двух лучников-орков, выбравшихся из леса. Воины, поверх доспехов которых были накинуты зеленые маскировочные плащи, разговаривали меж собой, и пока они не смотрели в сторону озера, Ратхар успел скользнуть в заросли тростника, высотой достигавшего человеческого роста. Иного пути у воина не было, ибо если бы он бросился к лесу, то сразу же привлек бы внимание орков, которые едва ли позволили бы чужаку спокойно преодолеть отделявшие его от опушки полторы сотни шагов. По грудь в холодной воде, держа наготове клинок Скиренна, наемник простоял до тех пор, пока орки не наполнили водой объемные фляги и сами вдоволь не напились, и лишь после этого человек смог продолжить свой путь.

Оказавшись на землях, населенных людьми, Ратхар смог, наконец, ощутить себя в большей безопасности, ибо здесь он хотя бы не так бросался в глаза, и при встрече с местными жителями была возможность выдать себя за здешнего. Однако по-прежнему наемник не спешил показываться на глаза людям, хотя и понимал, что здесь у него пока еще нет врагов. Он стороной обошел пару небольших деревушек, каждая по десятку дворов или даже меньше, и вскоре выбрался на наезженную дорогу, которая вела на юг, именно туда, куда стремился попасть человек.

Дважды Ратхару повстречались запряженные измученными кобылами крестьянские телеги, точь-в-точь такие же, как и на севере. Возницы хмуро смотрели на шагавшего размеренным шагом человека, на поясе у которого висел орочий боевой нож, а за спиной — длинный меч, но не спешили приставать с расспросами. Однажды Ратхар услышал стук подкованных копыт и без раздумий свернул в лес, пропустив нещадно настегивавшего породистого скакуна всадника, прилично одето и вооруженного длинным клинком. Наемник решил, что таким людям на глаза лучше не показываться, ведь в нынешнем виде его легко можно было принять хоть за разбойника, хоть за беглого каторжника, если, конечно, здесь есть каторги.

Городские стены показались в тот момент, когда Ратхар, все также шагавший по дороге, оказался на вершине холма, с которого окрестности обозревались на несколько миль вокруг. Но еще раньше человек почуял запах моря, который ни с чем другим не спутал бы вовек, хотя и бывал на побережье весьма редко и довольно давно. Остановившись на миг, Ратхар окинул взглядом серые каменные стены, прерывавшиеся кое-где тонкими сторожевыми башнями, за которыми можно было заметить черепичные крыши домов и шпили, должно быть, венчавшие дворец, в котором находились здешние правители. Ворота, в которые упиралась дорога, были распахнуты, и возле них стояли несколько стражников. С облегчением вздохнув, Ратхар уверенно двинулся вперед, резким движением отшвырнув в сторону меч, который теперь мог стать для наемника не подмогой, а помехой. Клинок, что отдал наемнику умирающий чародей Скиренн, верно послужил воину за время его скитаний, но теперь пришла пора расстаться с ним, пусть это и могло оскорбить память покойного мага. Ратхар не ведал здешних законов, но решил, что безоружный человек привлечет меньше ненужного внимания.

Охранявшие вход в столицу Видара воины в большинстве своем сразу произвели на Ратхара впечатление опытных бойцов, это было видно и по их оружию, рассчитанному на бой, а не на показуху, и по их повадкам. Крепкие молодые парни носили плотные стеганые куртки, дополненные кирасами или простыми нагрудниками, а головы защищали низкими полусферическими касками с кольчужными бармицами. Все были вооружены глефами на коротких древках и широкими прямыми клинками, бывшими чуть длиннее распространенных на севере кордов. Кроме того, бросив взгляд вверх, наемник заметил на башне пару стрелков с короткими луками, должно быть, скопированными с кавалерийских луков эльфов, то есть оружием грозным в умелых руках.

Наемник уверенно двинулся к воротам, наблюдая, как в город въехала крестьянская телега, доверху нагруженная какими-то тюками. Кажется, стражники даже не обратили на это внимания, во всяком случае, досматривать груз они не стали, лишь что-то сказали вознице, Ратхар не разобрал слов. Наконец он оказался в проеме ворот, уважительно взглянув на тяжелые створки, снаружи обитые темной бронзой. Наемника тут же захлестнула волна шума и городские запахи, аромат свежего хлеба и вонь скверно вычищенных стоил для скота, то, от чего человек за время скитаний по лесам уже порядком отвык. Ратхар сейчас напоминал себе лесовика, всю жизнь прожившего на дальнем хуторе и искусного в скрадывании зверя или рыбалке, но никогда ранее не бывавшего в городе, а потому настороженного и удивленного.

— Эй, чужак, куда путь держишь? — Заметив приближение Ратхара, стражники, охранявшие ворота, оживились. Трое, поигрывая оружием, встали на пути наемника, преградив вход в город. — Откуда ты взялся, оборванец?

Ратхар и сам прекрасно понимал, что после долгого пребывания в лесах его одежда являла собой зрелище весьма печальное, да и раны были заметны, но он решил, что это едва ли может служить серьезной причиной для того, чтобы не пускать его в город.

— Я иду в Элезиум, столицу вольной Республики, — наемник уставился на стражника, на грудь которого поверх легкой кирасы свисала золоченая пластина, вероятно, обозначавшая более высокий ранг этого воина. — Ведь это и есть столица Видара? — Он кивком указал на простиравшийся за спинами воинов город.

— Верно, — отвечтил командир. — Это Элезиум, великий и вольный. Если хочешь попасть в город, то должен заплатить пошлину — одну серебряную монету.

— Что, — неподдельно изумился Ратхар. — Пошлину? Да ведь я же не купец, едущий на торг, я иду в город с пустыми руками.

— Наши правители в мудрости своей решили, что купцам как раз и не нужно платить за проезд, ведь они и так приносят городу неплохой доход, — усмехнулся один из солдат, невысокий смуглый крепыш лет тридцати. — Платить должны такие голодранцы, как ты, от вас не знаешь чего ожидать. То погром устроите, то пристукнете кого в пьяной драке, так уж лучше заранее подстраховаться и потом хоть часть ущерба возместить вашим золотишком.

Новость не обрадовала Ратхара, поскольку у него попросту не было с собой денег, тем более серебра. Сейчас все его состояние заключалось в нескольких медных грошах, на которые можно было разве что купить кружку кислого вина в захудалом кабаке. Все ценное у наемника отобрали орки еще в Р’роге, а за время скитаний по лесу с эльфами он не успел разжиться даже нормальным оружием, что уж говорить о деньгах.

— У меня нет денег, чтобы заплатить пошлину, но в городе живет человек, который даст вам вдесятеро больше, чем положено, после того, как узнает, что я пришел к нему, — стараясь говорить как можно непринужденнее, сообщил наемник. — Мне очень нужно увидеть его и передать нечто важное. Уверяю, он сумеет вас достойно отблагодарить. — О, как бы наемник хотел верить в собственные слова в этот миг!

— Эй, малый, — недобро усмехнулся рослый худощавый северянин, третий из числа собеседников Ратхара. — Закон здесь един для всех, разве что человек сумет обзавестись особой грамотой сената, разрешающей беспрепятственный проезд. Если не можешь сейчас заплатить, ступай, наймись в караван или батраком к крестьянам.

— А что за человека ты должен увидеть, — поинтересовался командир. — Может, мы его знаем?

— Крагор, член Сената, — коротко ответил Ратхар. — Он может еще не знать о моем появлении здесь, но вести, что я несу, очень важны для него.

— Крагор? — видимо, это имя было известно здесь всем и каждому. — Да ты никак спятил, оборванец, — переглянувшись, дружно рассмеялись все трое. — Чтобы мы поверили, будто такой человек, как ты, имеет что-то общее с самим Крагором? Тебе пора показаться целителю, парень, ведь ты явно бредишь!

— Посмотри, что это у него на шее, — низкорослый стражник указал на мелькнувшую под лохмотьями цепь медальона Скиренна. — Кажется, золото. И ты еще будешь нам лгать, утверждая, будто нечем платить пошлину!

Высокий северянин протянул было руку, чтобы сорвать амулет с груди наемника, но Ратхар схватил стражника за запястье, вывернув его так, что воин скорчился от боли, приседая на корточки.

— Вас не учили прежде, что грабить нехорошо? — ощерился Ратхар. — Проводите меня к Крагору! — С этими словами он ослабил захват, и незадачливый стражник, постанывая от боли, убрался на безопасное расстояние, баюкая правую руку.

— А пошел ты! — Смуглый резко ударил Ратхара подтоком глефы по ногам, но наемник отпрянул в сторону и ногой достал стражника в колено, если и не сломав сустав, то уж точно причинив противнику немалые страдания.

Командир, увидев позорное поражение своих воинов, выхватил из ножен клинок, а из-за ворот к нему уже спешила подмога. Пятеро воинов с обнаженными мечами и взятыми наперевес глефами подковой окружили странного чужака. Ратхар, принявший низкую стойку и словно распластавшийся по земле, оказался один против целого отряда опытных бойцов, но это не смущало его.

— Эй, лучники, — командир стражников решил не рисковать и подзывал стрелков. Он понял, что стражники столкнулись со слишком опасным противником, готовым на все, лишь бы пройти в город. — Сюда, скорее. Прикончить этого бродягу!

— Стой, — Ратхар чуть расслабился, точнее, он сделал вид, будто уже не так напряжен, хотя на самом деле в любой миг готов был взорваться каскадом точных и стремительных ударов, способных сразить в долю мгновения почти любого воина. — Я сдаюсь. Твои люди живы, хотя и поплатились за свою наглость, так может и меня не стоит убивать?

— Тварь, — вскипел командир видарцев. — Ты еще смеешь мне говорить, как я должен поступать! Ты сейчас сдохнешь!

Все пятеро ринулись в атаку одновременно, пытаясь одолеть своего противника, показавшегося весьма опасным, не умением и числом. Одного из них Ратхар достал в прыжке пяткой, и от серьезных увечий стражника спасло лишь то, что обувь наемника давно пришла в негодность. Стражник кулем отлетел прочь и врезался в каменную стену караулки.

Поднырнув под меч следующего видарца, Ратхар ударил его сцепленными ладонями по шее, свалив на землю, но и сам последовал за своей жертвой, пропустив удар древком глефы в бок. Оставшиеся на ногах стражники не дали наемнику возможности подняться на ноги. Избиение продолжалось несколько минут, и когда Ратхар, стонавший от боли, распластался на утоптанной земле, видарцы успокоились и дали себе передышку.

— Этого, — командир караула, тяжело дышавший и еще не полностью отошедший от горячки боя, указал на лежавшего у его ног наемника. — Увести в темницу. Пусть там посидит до поры. Да не забудьте, чтобы палач его как следует отходил кнутом, за нападение на городскую стражу.

— Даган, а ведь Брутус-то помер, — удивленно, словно не веря собственным глазам, произнес один из воинов, склонившись над валявшимся возле караулки стражником. — Этот мерзавец ему, кажись, шею сломал!

— Тогда прикончить гада, — зло бросил старший. — За убийство городского стражника пойдет на плаху! Тащите в тюрьму это отродье!

Когда двое стражников подхватили избитого Ратхара, командир протянул руку и соврал с шеи наемника медальон Скиренна:

— Хорошая вещица, — со занием дела произнес десятник. — Это нам за труды и ущерб. — Командир коротко размахнулся и ударил беспомощно висевшего на руках стражников Ратхара в челюсть. — Запомнишь, оборванец, как поднимать руку на стражников Элезиума!

Наемные солдаты, которые должны были хранить покой торговой республики, знали толк в мордобое, а потому Ратхар окончательно пришел в себя нескоро, и в первые мгновения он решил, что ослеп, ибо перед глазами его была темнота. Наемник напряг зрение, внутренне содрогнувшись, ибо испугался, что один из ударов этих ублюдков, пришедшийся в голову, мог превратить его в слепца.

Ратхар слабо пошевелился, приглушенно застонав от боли. Древки копий и тяжелые сапоги доблестной стражи сделали свое дело, и теперь наемнику казалось, что в его теле не осталось ни единой целой кости. Внезапно откуда-то из темнотыраздались приглушенные голоса, причем язык, на котором говорили скрытые мглой незнакомцы, наемник не знал, хотя несколько слов показались смутно знакомыми. Кажется, разговаривали не меньше трех человек, мужчины, один из которых произносил странные фразы не так, как его собеседники.

— Ты как, малый, очухался уже, или еще полежишь в отключке? — Часть темноты, окутывавшей наемника, стала вовсе непроницаемой, и Ратхар, глаза которого адаптировались к отсутствию света, понял, что над ним склонился человек. Сам наемник лежал на чем-то твердом, вероятно, на каменном полу, хотя спиной он ощутил нечто вроде подстилки из ветхого тряпья.

— Где я, — первые слова дались Ратхару с трудом, губы его были разбиты, а в горле пересохло. Наемник осторожно принялся шевелить руками и ногами, превозмогая боль, и убедился, что вполне способен двигаться самостоятельно. Кажется, хотя стражники у ворот и старались вовсю, обошлось без серьезных увечий. — Кто ты такой?

— Неужто память вовсе отшибло, парень? — В голосе незнакомца слышалось неподдельное участие. — Ты в элезиумской темнице, дружище, в камере смертников. — Человек говорил шепотом, так тихо, что, пожалуй, в паре шагов от него невозможно было разобрать ни слова.

— Смертников? Проклятье! — Новость ошарашила Ратхара, ведь он решительно ничего не мог вспомнить такого, чтобы можно было приговорить его к казни.

— Не шуми, стражников всполошишь, — испуганно шикнул незнакомец. — Эти твари только и ждут, чтобы кому-нибудь ребра пересчитать. Почитай, из трех человек, что сюда попадают, до плахи только двое доходят, а может и вовсе один. Мы ж расходный материал, как ученые мужи говаривают, так нас и беречь не резон, — невесело усмехнулся невидимый узник. — Кстати, я забыл представиться, меня Марком зовут, я из Келота родом.

— Я — Ратхар, — наемник решил соблюсти приличия. По говору своего собеседника он уже понял, что тот не врет насчет Келота, характерный акцент явно присутствовал. — Я родился еще дальше от этих мест, но последние годы бродил в разных краях.

— Торговец или солдат удачи? — предположил Марк.

— Второе, — прохрипел Ратхар. — Сюда пришел с севера, мне нужно было увидеть одного человека, а эти псы попытались меня ограбить.

— Твари, — согласился Марк. — Сидят здесь месяцами, в бою иные ни разу не были, но власть свою всюду выпячивают. Видно, капитана поблизости не было, вот они и отвели душу. Много ли взяли-то?

— Да у меня и не было ничего, — Ратхар ощупал рукой грудь, убедившись, что прощальный дар Скиренна пропал. — Медальон стащили, золотой. Я должен был передать его одному важному человеку здесь, в Элезиуме.

— Это они могут, обобрать кого или поколотить, — наемник понял, что его невидимый собеседник в этот миг усмехнулся. — Пошлину, наверное, не заплатил?

— Верно, — подтвердил Ратхар. — Я пробирался сюда лесами орков, там не до золота было.

— Ну ты даешь, малый! — присвистнул Марк. — От орков, значит, ушел, а здесь какие-то увальни тебя отделали так, что едва жив. — Хотя ничего комичного в происходящем не было, келотский торговец не удержался, негромко рассмеявшись. — Когда тебя сюда кинули, мы решили, что ты уж и не жилец, а гляди-ка, очухался.

— Почему тут так темно?

— А чтобы такие как ты, ухарцы, ежели наружу выберутся, сразу не побежали, пока к свету яркому привыкают. Здесь ведь все обреченные, им терять нечего, вот и стережется стража. Сам я кое-какой товар возил из орочьих лесов, меня на границе изловили, да решили не сразу кончить, а вздернуть на главной площади, чтобы, понимаешь, другим ловкачам контрабанду неповадно было таскать. — Марк вздохнул. — А еще тут трое пиратов свидания с шибеницей дожидаются. Южане, с Хармадских островов, это возле Аргаша, ежели не слышал. Их бриг подошел в шторм к нашему берегу, чтобы непогоду переждать, а только они отвалили, как на галеру видарскую и наткнулись. Почти всех на месте и положили, только трое живы остались, да один вот-вот сам помрет, больно раны тяжелые.

— А меня за что повесят? — прервав повесть товарища по несчастью, удивленно спросил наемник, почему-то не испытавший особого ужаса при мысли о скорой кончине.

— Ты ж стражнику черепушку проломил, или забыл? — притворно удивился Марк. — За такое у нас никого не щадят, ну разве что членов Сената, так к тем стража и близко не подходит, у них своя гвардия есть. Пожалуй, будь у тебя здесь родня богатая или просто друзья, могли бы и выкупить, но для чужака теперь одна дорога — на виселицу.

— Ну, у вас тут и порядки, — невесело усмехнулся Ратхар, хотя в темноте его гримасу никто, разумеется, не заметил. — Говорили, будто тут законы строгие, торговцы, что здесь правят, за порядком следят, дабы перед чужестранными купцами не осрамиться, а выходит, кого угодно в петлю могут отправить, а то и просто прикончить походя, да не разбойники, а сама стража. — Перед глазами наемника в это время разворачивались картины потасовки с блюстителями порядка Элезиума. Он вспомнил, что отброшенный неслабым ударом прочь стражник, впечатавшись в стену, уж больно безжизненным мешком упал на землю. Да, пожалуй, он тогда перестарался. А, впрочем, нечего было лезть на рожон, решил воин. — Между прочим, эти поганые псы на меня напали сами, и убивать я никого не собирался. У одного из них кости слабыми оказались, вот и все.

— А ты чего хотел? — Ратхар догадался, что на лице Марка тоже появилась ухмылка. Похоже, этот парень и в петлю пойдет с улыбкой на лице, подумал в этот миг наемник. — На севере власть у благородных, кто герб имеет да своих предков на триста лет назад помнит, а здесь купцы правят. Но ни тем, ни другим до простецов дела нет. Торговцам важно, чтобы в казну золото текло, а потому здесь почет и уважение иноземным купцам, а также и своим мореходам, которые товары наши в дальние страны возят, — охотно принялся просвещать чужестранца узник видарской темницы. — Крестьяне, что земельку возделывают, хоть и не так уважаемы, но все ж таки они всех кормят, а потому и им кое-какие вольности дарованы. А всех прочих, разных бродяг, здесь за людей не держат. Вот я, к примеру, глотки не резал, по кубышкам чужим ночью не шарил, возил себе травы да корешки с севера, но ведь сам по себе возил, правителям налоги не платил, прибыток им не приносил, потому меня на смерть и обрекли.

— Послушай, приятель, давно я здесь валяюсь? — прервал Ратхар горестные жалобы Марка.

— Да еще до полудня тебя притащили, а сейчас вечер, завтрак уже приносили, — чуть помедлив, произнес Марк. — Почитай, часов шесть выходит.

— Проклятье, — вскипел Ратхар. — Мне отсюда выбраться нужно.

— Да и я бы не прочь покинуть эти апартаменты, — усмехнулся контрабандист. — Да только здесь нас никто не спрашивает. Потерпи, завтра поведут на казнь, недолго уже осталось.

Однако Ратхар, вовсе не собираясь вести себя, словно баран на бойне, терпеливо ожидающий, когда и до него дойдет очередь, уже размышлял о возможности побега. Он с боем прошел половину Дьорвика, защищая эльфийскую принцессу, прекрасную деву по имени Мелианнэ, невесть какими судьбами очутившуюся в землях людей. Вместе они не раз вступали в схватку с разным врагом, победив разбойников, лесного демона, королевских гвардейцев, наконец. Они почти прошли колдовской лес Р’рог, где Ратхар в честном поединке сразил самого Антуана дер Касселя, капитана королевской гвардии Дьорвика, преследовавшего беглецов. Наконец, наемнику, пусть и с помощью пришедших за Мелианнэ эльфийских воинов, удалось вырваться из орочьего плена, затем, имея при себе один клинок и не имея почти никаких припасов, пробравшись через чащобы Х’Азлата, кишевшие разгневанными орками. И после всего этого как он мог позволить расправиться с собой каким-то заплывшим жиром стражникам или, тем более, палачу. Он дал клятву Скиренну, уже умирая, попросившему наемника об услуге, и теперь воин был намерен исполнить обещание, почтив последнюю волю ученика Амальриза.

Несмотря на одолевавшую его слабость, на боль, разлившуюся по всему телу, Ратхар был готов действовать. Оглядев и ощупав камеру, которая, очень может быть, стала его последним пристанищем в этом неспокойном мире, наемник убедился, что выбраться отсюда невозможно. Стены были сложены из гладких камней, плотно пригнанных друг к другу, единственная дверь, из-под которой в темницу пробивалось немного света, казалась слишком крепкой, чтобы просто выбить ее, а иного способа преодолеть эту преграду не было. К удивлению воина, в темнице было довольно сухо и чисто, хотя последнее понять было нетрудно, ведь здешние постояльцы едва ли задерживались в камере надолго.

Помимо Марка, худощавого и крепкого парня лет двадцати с небольшим, соседями и невольными товарищами по несчастью наемника оказались трое смуглокожих темноволосых мужчин разного возраста, невысоких, но коренастых, похожих меж собой, словно братья. На лицах их отражалась злоба и безысходность, и Ратхар прекрасно понимал чувства этих отчаянных мореходов, привыкших к простору и воле безбрежного океана, а теперь вынужденных ожидать, когда на их шеях затянется петля. Воля к борьбе в них еще не угасла, но эти люди сознавали, что у них не осталось ни единого шанса на спасение.

— Скажи, Марк, вы не думали о том, чтобы бежать отсюда? — спросил Ратхар, когда в его голове уже начал вырисовываться план, опасный и рискованный, но все же ведущий к свободе. — Вы сидите здесь не первый день, неужели никто не задумывался о том, чтобы убраться из темницы?

— Я здесь уже четыре дня, эти славные парни, — Марк кивком указал на забившихся в угол пиратов, склонившихся над своим умирающим товарищем. — Появились только вчера. Я бы с радостью потолковал с ними о том, как можно отсюда выбраться, да только на их языке я могу сказать всего полдюжины фраз, услышав которые тот, к кому я обращусь, скорее всего, меня прикончит за тяжкие оскорбления.

— Ты говорил, что вас изредка кормят, — припомнил наемник. — Как часто стражники заходят сюда?

— Дважды в день, — коротко ответил Марк. — Сейчас, верно, уже ночь, на рассвете они снова принесут нам пищу, хотя, возможно, уже все приготовлено для казни, а потому они могут оставить нас и без завтрака.

— Будем надеяться на лучшее, — произнес Ратхар. — Еще ты говорил, что стража не любит, когда заключенные поднимают шум. Как думаешь, если мы сцепимся, к примеру, с соседями по камере, наши тюремщики вмешаются?

— Скорее всего, — кивнул Марк, подумав. — Они не прочь пересчитать ребра приговоренным, но убивать их не могут, поскольку для казни нужно хотя бы несколько преступников. Пожалуй, и нам они не позволят убить друг друга.

— Тогда слушай и запоминай, что нужно будет сделать, — твердо сказал Ратхар. — У меня есть план, мы сможем бежать отсюда. Придется рискнуть, но думаю, оно того стоит.

Когда утром, лязгнув тяжелой щеколдой, один из надзирателей отворил дверь камеры, где ожидали исполнения приговора смертники, шагнув в темноту, он едва не упал, ибо под ноги воину рухнул один из заключенных. Парень, который, как помнил страж, был приговорен к казни за контрабанду, упал на каменный пол, словно куль с мукой, а из дальнего угла к нему бросился еще один приговоренный, седой поджарый мужик, уже успевший убить одного из элезиумских стражников.

— Эй вы, твари, — рявкнул надзиратель. — Прекратить, живо!

— Надо разнять их, — из-за спины раздался голос еще одного воина, державшего в руках фонарь. — Еще поубивают друг друга, с нас потом спросят.

Первый стражник, могучий мужик, высокий и широкоплечий, один вид которого мог испугать кого угодно, шагнул навстречу седому, намереваясь добрым ударом вышибить из него дух. Воин был уверен в своих силах, к тому же за спиной его ожидали еще двое товарищей, оба в кольчугах, при мечах и кинжалах. Умелые воины, они не боялись ничего, ощущая собственное превосходство над своими подопечными.

Стражник размахнулся и метнул кулак, который размером мог поспорить с пивной кружкой, точно в лицо заключенного, лицо которого было искажено бешенством, а глаза сверкали безумным огнем. Казалось, этот человек ничего не видит перед собой и уже не управляет собственными поступками. Стражник приготовился одним ударом свалить его с ног, но его противник вдруг отклонился в сторону, перехватив тюремщика за запястье, и толкнул его вперед, добавив мощный удар в основание черепа. Стражник по инерции пронесся вглубь камеры, в то время как лежавший на полу контрабандист взвился в воздух и накинулся на второго воина, стоявшего в самом проходе.

Не ожидавший атаки воин пропустил удар в челюсть, но Марк был не таким хорошим бойцом, и потому следующий его выпад солдат легко блокировал, а затем сам ударил несчастного ногой в живот. Марк скорчился, издав сдавленный крик боли, а стражник уже схватился за широкий клинок, висевший у него на поясе.

Ратхар чувствовал, что его план близок к провалу. Пираты, которые, разумеется, поняли, что происходит, не были готовы поддержать нападение на надсмотрщиков, а Марк оказался повержен опытным бойцом. Наемник рванул из ножен оглушенного им тюремщика кинжал и метнул его в дверной проем.

— Тревога, сюда, скорее! — закричал третий воин, стоявший снаружи, призывая на помощь остальных надсмотрщиков. Он уже был готов захлопнуть тяжелую дверь, обрекая на смерть своих товарищей, но и не позволив опасным преступникам бежать, но вонзившийся ему прямо в распахнутый рот кинжал помешал осуществить задуманное. Стражник упал, истекая кровью, но по длинному коридору темницы уже разносился топот бегущих на его призыв солдат. Медлить было нельзя.

Ратхар стрелой метнулся к воину, только что расправившемуся с Марком, который сейчас только и мог, что стонать от боли. Стражник не успел среагировать, когда из сумрака к нему приблизилась словно бы размазанная в воздухе тень. Он вскинул руки, пытаясь отразить удар, но Ратхар, врезавшийся в противника, словно живой таран, сшиб того с ног. Резкий удар, хруст гортани, и стражник, тело которого покидала жизнь, обмяк на каменном полу.

Пираты, опомнившиеся от неожиданности, кинулись к первому надзирателю, который уже поднимался на ноги, широченной ладонью нашаривая на поясе рукоять меча. Первого корсара он отбросил прочь одним ударом, впечатав того в стену, как это не так давно проделал сам Ратхар с одним из городских стражников. Корсар, обмякший и безжизненный, медленно сполз по стене, но его товарищ, что-то несвязно закричав, ударил стражника по лицу, вонзив согнутые словно когти пальцы ему в глаза, а затем добавив ногой в колено, не прикрытое доспехами.

— Хватай его меч, и бежим отсюда, пока остальные не примчались, — Ратхар говорил на привычном языке, но пират, как ни странно понял его, вытащив из ножен стражника короткий меч и затем устремившись к выходу. Он бросил взгляд на своего товарища, третьего пирата, слишком слабого, чтобы не быть обузой для беглецов, едва ли способного держаться на ногах без помощи. И раненый, перехватив этот взгляд, лишь слабо кивнул, понимая, что с ним у беглецов не будет никаких шансов выбраться отсюда.

Наемник тоже вооружился мечом и кинжалом, взятыми с тела одного из надзирателей, оставшихся в их темнице. Сейчас, ощущая в руках привычную тяжесть оружия, Ратхар чувствовал себя так, словно за спиной его шла многотысячная армия. Он вновь мог сражаться за свою жизнь и во исполнение клятвы, данной им умиравшему магу, и не собирался так просто погибнуть.

Пират и наемник, поддерживавшие еще не пришедшего в себя контрабандиста, выскочили прочь из мрачной камеры. Их попытались задержать почти сразу. Двое стражников к кожаных куртках и с обнаженными мечами, должно быть, прибежавшие на крики своего товарища из караульного помещения, заступили дорогу беглецам. Узкий коридор был совершенно прямым, и за спинами врагов Ратхар уже видел приоткрытую дверь и каменные ступени за ней, освещенные висящим на стене фонарем.

Один из стражников сделал стремительный выпад, но Ратхар, уже готовый к этому, легко отразил его клинок кинжалом и вонзил свой меч в живот не успевшему уклониться противнику. Сейчас наемник был абсолютно готов к бою, его рефлексы были взвинчены до предела, ибо воину более нечего было терять, и он не собирался церемониться с теми, кто проявил бы неосторожность, оказавшись у него на пути.

Второй тюремщик прожил лишь на несколько мгновений дольше своего товарища, ибо наемник, двигаясь так быстро, что взгляд человека едва ли мог за ним уследить, кинулся к опешившему воину и ударил его в шею кинжалом.

— Не мешкайте, — Ратхар перепрыгнул через бьющееся в агонии тело стражника и кинулся к выходу. — Поторапливайтесь, если хотите жить!

Они бежали вверх по извивающимся лестницам и полутемным коридорам, убивая каждого, кто пытался остановить их. Ратхару хватало единственного стремительного и едва различимого движения, чтобы уменьшить число противников на одного. Иногда за спинами беглецов появлялись менее расторопные стражники, пытавшиеся догнать Ратхара и его товарищей, и тогда в бой вступал пират-южанин, чьего имени наемник так и не узнал. Он тоже был неплохим бойцом, а потому охранники темницы после краткой схватки гибли от его клинка или получали такие раны, что о преследовании уже не помышляли. Марк, как наименее опытный боец, держался посередине, прикрытый своими невольными товарищами от возможных атак. Наконец, распахнув тяжелую дверь, беглецы оказались за пределами своей темницы.

Наперерез ослепшим от яркого дневного света людям метнулся откуда-то сбоку стражник в кольчуге и с коротким копьем. Увидев грязных, покрытых ссадинами и ранами незнакомцев с оружием, он не задумывался ни на мгновение, сразу атаковав. И первой своей целью копейщик избрал Ратхара. Наемник только и успел отпрыгнуть в сторону, но все же широкое жало копья зацепило его в бок, оставив длинный порез, из которого тут же хлынула кровь. Удар пришелся вскользь, и лишь это спасло наемника от смерти.

Пират, не мешкая, бросился на стражника, быстро вращая мечом. Чувствовалось, что этот воин привык к иному оружию и иной манере боя, а потому, хотя выпады его и были точны и быстры, чувствовалась в них какая-то неуверенность. Стражник, который под натиском своего нового противника отступил на шаг, принимал удары древком своего оружия, не пропуская ни единого выпада. А со всех сторон к беглецам уже направлялись еще воины, уже понявшие, что происходит. Их было, как заметил Ратхар, не менее десятка, и все были вооружены до зубов.

Стражники навалились все сразу, и это дало наемнику шанс. Воины мешали друг другу, а Ратхар, стремительной тенью скользивший среди них, разил всякого, до кого мог дотянуться, и уже в первые секунды боя трое видарцев выбыли из боя, но остальные взяли наемника в кольцо, непрерывно атакуя.

Марк, державшийся позади Ратхара, увидев, что его товарищ окружен, кинулся в бой, неумело размахивая клинком. Он не был хорошим фехтовальщиком, но сейчас отсутствие выучки с лихвой компенсировала ярость и проснувшаяся жажда жизни.

Стражник, развернувшись, играючи отразил выпад контрабандиста с северной границы, и сам атаковал, одни ударом намереваясь покончить с наглецом. Но Марк, уклонившись от клинка солдата, нанес ему колющий удар в живот, вложив в выпад все свои силы. Клинок с хрустом пробил кольчугу и ушел до половины в тело воина. А в следующий миг еще один видарец, заметив нового противника, далеко выбросив руку, полоснул его по животу, нанеся единственную, но смертельную рану.

И все же атака Марка, хотя и привела самого его к гибели, дала Ратхару шанс. На краткие мгновения несколько его противников отвлеклись, и наемник, резким выпадом пронзив грудь ближайшему к нему солдату, кинулся бежать, ибо понимал, что еще минута — и он погибнет под натиском многочисленных противников. Последним, что видал Ратхар, был лежавший в луже собственной крови Марк и пират, зажатый в углу сразу тремя стражниками, двое из которых пытались достать его глефами.

Ратхар бежал так быстро, как только мог, хотя силы его были на исходе. Воин был голоден и слаб, его терзала жажда, к тому же схватка со стражниками у ворот не прошла для него даром, тело ощутимо болело, но сейчас все это было неважно. Наемник, не выпускавший из рук окровавленные клинки, бежал по лабиринтам улиц, оказавшись, вероятно, в не самой богатой части города. Он петлял, часто меняя направление и тем самым пытаясь сбить со следа погоню. Прохожие, которых в этот утренний час было еще не так много, испуганно кидались в стороны, вжимаясь в стены домов, когда замечали в руках этого пугающего вида человека обнаженное оружие. К счастью, пока на пути Ратхар не попадались патрули городской стражи, но наверняка они уже знали о происшедшем в темнице, и облава на приговоренного к смерти наемника был лишь делом времени.

Город, как уже понял Ратхар, был расположен на крутом склоне холма, сбегавшем к морю, а потому во многих местах улицы имели сильный наклон, и были превращены в широкие лестницы, по которым могли ходить пешеходы, и которые были абсолютно непроходимы для повозок или всадников. Склон был срыт, образуя длинные террасы, которые, собственно, и являлись улицами, а лестницы, иногда насчитывавшие по несколько десятков ступеней, соединяли разные части города. Несколько раз бежавший, не разбирая дороги, наемник, оступаясь, кубарем скатывался вниз, вовремя не замечая ступеней.

В очередной раз свернув в узкий грязный переулок, наемник выскочил затем на широкую улицу, вдоль которой стояли добротные каменные дома под черепичными крышами. Эта часть Элезиума производила впечатление более зажиточной, и, разумеется, покой состоятельных горожан охраняли стражники. Ратхар, выбежав из переулка, едва не столкнулся с тремя воинами, не спеша шагавшими по мостовой. Они опешили на миг, а затем кинулись вслед за более расторопным наемником, взяв наперевес свои глефы. Ратхар, слыша их громкий топот и буквально чувствуя затылком дыхание преследователей, стремительно приближавшихся, свернул куда-то в сторону и столкнулся с двигавшимся по улице роскошным паланкином, который споро тащили четверо здоровых мускулистых мужиков, одетых только в широкие парчовые штаны и сандалии. Носильщики замерли, а навстречу Ратхару кинулись четверо воинов, размахивавших обнаженными ятаганами.

Наемник отразил первый удар и вонзил в шею одному из противников свой кинжал. Воин упал, а его товарищи замерли напротив Ратхара, не решаясь атаковать. Все четверо были напряжены, и в любой миг воздух мог вновь наполниться звоном стали и криками бойцов.

Пользуясь заминкой, наемник сумел получше разглядеть своих противников. Это были темнокожие люди с широкими плоскими лицами, высокие и стройные. На их смуглых физиономиях сверкали белые глаза, зорко следившие за каждый движением замершего наемника. Каждый из этих воинов был одет в плотный стеганый халат из шелка, поверх которого они носили короткие панцири из множества стальных чешуек, соединенных меж собой кожаными ремешками. Головы их были защищены низкими касками с кольчужными бармицами и широкими пластинами, защищавшими переносицу.

— Что случилось, — из паланкина раздался уверенный мужской голос, в котором сквозило недовольство, а затем на землю легко спрыгнул высокий немолодой мужчина в шелковой тунике, не то лысый, не то просто гладко обритый. Он остановился за спинами своих телохранителей, с некоторым интересом рассматривая наемника. — Кто ты такой, и как посмел убить моего охранника? Ты знаешь, что бывает за нападение на гвардейцев Республики, тем более, на члена Сената? — Незнакомец обращался к Ратхару. Наемник сразу понял, что этот человек, стройный и прямой, словно клинок, привык повелевать и видеть немедленное исполнение своих приказов. От него буквально веяло силой и уверенностью, и, встретившись глазами с взглядом незнакомца, Ратхар едва не отвел глаза, столь тяжел был взгляд этого человека, своим обликом похожего на хищную птицу, с которой особенное сходство давал крючковатый нос и пристальный взгляд.

— Стой, оборванец, — за спиной раздались крики приближавшихся стражников. — Стоять, тебе сказано! — Блюстители порядка громко топали, бряцая оружием и сдавленно ругаясь.

— Кажется, это за тобой, — усмехнулся человек из паланкина. — Порой даже меня наша стража удивляет своей расторопностью!

— Сенатор Крагор, — стражники неловко поклонились незнакомцу, бросившему на них взгляд, в котором явно скрывалось презрение. — Этот человек — опасный преступник, он был приговорен к казни за убийство, но смог бежать из темницы. Хорошо, что он на вас наткнулся, а то мог бы спрятаться.

— Хорошо? — Человек, названный Крагором, вскинул брови в притворном изумлении. — Этот мерзавец убил гвардейца, что в этом хорошего? Ладно, раз вы его искали, то милости прошу, — сенатор сделал широкий приглашающий жест. — Он весь ваш, можете вязать его или прикончите прямо здесь, а мне пора ехать.

— Господин, — Ратхар не поверил своим ушам, когда стражники произнесли имя незнакомца. Воистину, так можно было поверить и в предопределенность, и во всемогущих богов, направляющих поступки смертных, ибо иначе объяснить такую удачу было невозможно. — Позвольте мне сказать вам кое-что. Я прибыл в Элезиум с единственной целью — увидеть вас. Я должен сообщить вам нечто важное.

— Что ты несешь, несчастный, — скривился от презрения Крагор. — Думаешь, что так сможешь сохранить свою жизнь? Делайте свое дело, судари! — Сенатор кивнул стражникам, с опаской приближавшимся к Ратхару.

— Сенатор, имя Амальриз вам знакомо, ведь так? — в отчаянии крикнул в спину двинувшемуся прочь Крагору Ратхар.

— Амальриз? — Крагор резко развернулся на каблуках. — Пожалуй, вы можете не спешить, — сказал он стражникам. — Да, это имя знакомо мне, но ты откуда можешь его знать и кто ты вообще такой?

— Я простой наемник, господин, но случилось так, что на моих руках умер один человек, некий Скиренн, чародей и ученик мэтра Амальриза. Я принес вам его предсмертное послание.

— Почему ты сразу не пришел ко мне?

— Когда я вошел в город, меня попытались ограбить стражники возле ворот, — ответил наемник. — У меня был медальон, ранее принадлежавший Скиренну. Он сказал, что этот знак убедит вас в том, что я говорю правду. Но ваши стражники хотели отнять его у меня, а когда я стал сопротивляться, то убил одного из них, после чего и оказался в темнице.

— Я тебе верю, — усмехнулся Крагор. — Знаешь, когда говорят о нашей Республике, обязательно упоминают нашу армию, говоря о том, что она отлично обучена. Это вполне соответствует истине, но только по-настоящему хорошие бойцы служат на границе с землями орков, от тех никогда не знаешь, чего ждать. А здесь, в глубине страны, где не случается ничего более серьезного, чем убийство в пьяной драке, солдаты гарнизонов расслабляются, если так можно выразиться, сходят с ума от скуки, вот и случаются такие неприятности. Хорошо, у них еще пока хватало ума не нападать на купцов. — Советник вновь обратил внимание на замерших в нерешительности стражников: — Господа, вы можете идти, — Крагор обратился к воинам таким тоном, что едва ли у кого-то из них возникла хоть тень мысли о неподчинении. — Как твое имя? — Теперь он вновь разговаривал с Ратхаром.

— Ратхар, господин, — наемник коротко поклонился.

— Я приглашаю тебя в свой дом, будь там гостем, пока мы не решим твою проблему. И еще, опиши мне тех солдат, что ограбили тебя, — потребовал советник. — Я верю тебе, поскольку ты назвал имена, неизвестные большинству простых смертных, но если при тебе был знак, я желаю взглянуть на него.

Ратхару не потребовалось много времени, чтобы рассказать о своих приключениях, о том, как судьба свела его со Скиренном, который сперва был врагом, а потом случилось так, что Ратхар дал клятву и ныне исполнял последнюю волю умершего ученика мага. На все это у наемника, который был воином, а не поэтом, и потому не отличался особым красноречием, ушло времени ровно столько, сколько носильщикам понадобилось, чтобы доставить паланкин Крагора, рядом с которым и шагал пошатывавшийся от усталости и боли воин, к особняку первого. Выслушав историю, более походившую в устах Ратхара на военный рапорт, сенатор оставил своего гостя на попечение вышколенных слуг, приготовивших ванну и свежую одежду для скитальца с севера, сам же в это время направился в Сенат. Дело требовало немедленного решения, и Крагор был одним из тех, кто обладал достаточной властью в Республике, чтобы добиться скорейшего исполнения своей воли.

В то время, как Ратхар расслабленно лежал в просторном мраморном бассейне, и сразу две молоденькие служанки, молчаливые и сосредоточенные, как, впрочем, и вся прислуга в доме Крагора, терли его мочалками, сам сенатор, вышагивая по небольшой комнате, одной из многих в огромном здании Сената, взволнованно и торопливо объяснял ситуацию нескольким слушателям, внимавшим Крагору безмолвно.

— Все, что рассказал этот наемник, Ратхар, подтверждается. По моей просьбе гвардейцы нашли командира стражников, охранявших в то утро ворота, и этот доблестный воин, десятник по имени Даган, во всем сознался. Медальон, что они отняли у Ратхара, точнее, сняли с его безжизненного тела, стражники продали одному ювелиру, он добровольно и безропотно расстался с приобретением, едва завидев гвардейцев. Также стало известно, что неделю назад «Олень», торговое судно, принадлежащее Эстару Айману, спешно снялось с якоря и отплыло куда-то на запад, — сообщил советник. — Корабль не принимал никакого груза, в этом нет сомнений, но за день до отплытия на его борт взошли несколько пассажиров, лиц которых никто не видел. «Олень» — весьма быстроходное судно, и его капитан считается опытным мореходом. Вполне возможно, для своей тайной миссии эльфами был выбран именно этот корабль. А потому, полагаю, нет нужды более сомневаться и нужно скорее действовать. Такой шанс представляется один раз в жизни, и пренебрегать им — преступно и глупо. — Крагор резко остановился и обернулся к своим слушателям, замершим в глубоких креслах, стоявших вдоль стены. — Нужно отправляться в погоню за эльфами, уверен, время у нас еще есть. То, что их принцесса везет в И’Лиар, способно обеспечить республике такое могущество, о котором не мечтали императоры древности.

— Простите, советник, — взволнованный монолог прервал белокурый мужчина, одетый в простой камзол и бриджи, казавшиеся здесь, на фоне шелка и парчи роскошных свободных одеяний обильно украшенных золотым шитьем, сверкающими волнами ниспадавших с плеч присутствовавших рядом людей, чем-то чужеродным. По виду его, по голосу и даже по малейшему движению можно было узнать в этом человеке воина, хотя он не носил оружия и доспехов. — Если даже допустить, что рассказанная вами истории полностью достоверна, почему же вы, вместо того, чтобы выполнить волю этого чародея, с которым, как я понимаю, вас связывают определенные обязательства, собрали нас здесь и разгласили эту тайну?

— Да, я кое-чем обязан Амальрзу, капитан Верлен, — кивнул Крагор. — Но наемником двигала не его воля, а просьба его ученика, а это разные вещи. К тому же, я не уверен, что чародеи, когда яйцо дракона окажется в их руках, просто так расстанутся с ним. Ведь это оружие, которому нет равного по своей мощи, и мало кто способен пройти мимо такого подарка судьбы. И если маги задумали что-то, Республика может оказаться под угрозой. Я поклялся служить интересам Видара, теперь это моя родина, и я не собираюсь нарушать клятвы. — Советник умолк на мгновение, а затем продолжал: — Я действительно был обязан хранить в тайне все, о чем вы услышали, но в любом случае, без вашей помощи, вольной или невольной, я мало что могу сделать. И потому я предлагаю вам решаться и действовать немедля, ибо иначе мы в скором времени можем жестоко заплатить за свою небрежность. Еще раз говорю вам — это шанс вознести Видар на такие высоты, о которых мы и помыслить не могли. Даже былая мощь Эссарской империи померкнет в сравнении с могуществом Республики, если вы примете мое предложение. — Советник пристальным взглядом сверкающих глаз обвел своих собеседников, заставив некоторых опустить взгляд и вздрогнуть. Внешне трое, доселе молча выслушивавшие речь советника, казались расслабленными, но Крагор понимал, как они напряжены в этот момент — Итак, господа, могу ли я полагаться на ваше содействие?

Здесь, в этих удаленных покоях, сейчас собрались те, кто вершил судьбами Видара, но, к удивлению постороннего, среди них было лишь два человека, входивших в Сенат. Купцы, которые вроде бы правили Республикой, ничего не знали об этом странном совете. Безопасность и покой сейчас охраняли гвардейцы Сената, замершие неподвижно за дверью. Темнокожие воины с обнаженными ятаганами числом четверо, следили за тем, чтобы никто не оказался поблизости, и они имели четкий приказ относительно того, что делать с обнаруженным соглядатаем.

Одним из собеседников Крагора был подлинный сенатор, Измир Дорхус, один из самых влиятельных и богатых людей Видара, потомственный купец и мореход, но остальные формально вовсе не имели права голоса. Адмирал Гайл, старый морской волк, у которого вместо правой голени была деревяшка, заменившая плоть, потерянную давно в одном из сражений, которых этот человек провел бесчисленное множество, командовал флотом Видара. Он считался обычным наемником, который во всем должен был подчиняться Сенату. Под командой этого человека был самый мощный флот в этих водах, более сотни кораблей, половина из которых являлась тяжелыми боевыми галерами, главной ударной силой в морских баталиях. В руках шестидесятилетнего старика с лицом, украшенным многими шрамами от ударов абордажных сабель, были морские пути, торговля, то есть то, что составляло основу могущества Республики и главный источник богатства тех, кто считался ее правителями.

Капитан Верлен также был простым солдатом удачи, хотя он и командовал гвардией Сената, отборным отрядом воинов, составлявших костяк всей армии республики, которая, собственно, целиком состояла из наемников. Именно его воины сейчас несли караул за стенами зала, в котором собрались люди, заслуживавшие называться заговорщиками. Суровый и опытный воин, достигший немалого мастерства не только в фехтовании, но и в сложном искусстве тактики и стратегии, он в действительности имел власть в Видаре, ничуть не меньшую, чем весь Сенат. За спиной Верлена было множество воинов, хищных и безжалостных, готовых по первому приказу своего командира, который пользовался в армии заслуженным уважением, ринуться в бой, залив улицы Элезиума кровью.

— Перспективы, которые вы обрисовали нам, весьма заманчивы, что уж скрывать, — первым заговорил Дорхус, задумчиво потирая подбородок холеной ладонью. При каждом его движении свет, падавший из узких окон, играл на гранях многочисленных бриллиантов, усеивавших пальцы сенатора. Невысокий и полноватый, пожалуй, даже слишком упитанный для мужчины его возраста, купец производил при первом знакомстве впечатление этакого доброго дядюшки, но все присутствовавшие здесь точно знали, сколь хитер и опасен этот человек, и потому стремились жить с ним в мире. — Да, многие бы хотели получить в руки такой подарок богов, власть и силу, пределы которой трудно представить, — мечтательно произнес сенатор. — Я лично не отказался бы стать одним из тех, кто повелевает не жалким клочком суши, пристанищем всяких бродяг, а целым материком, или даже миром. Но ваше предложение таит в себе и немалые угрозы, если тайна будет раскрыта, — заметил он, взглянув на Крагора.

— Когда о нашем предприятии узнают, яйцо уже будет у нас в руках, — отрезал советник, ничуть не смутившись. — Тогда мы сможем диктовать свои условия кому угодно, хоть магам, хоть королям.

— Как вы намереваетесь найти и перехватить эльфов, — спросил Верлен, которого заботили более насущные проблемы. — У вас есть план?

— Нужно отправить за ними в погоню корабль, лучший корабль с лучшей командой, который настигнет эльфов в открытом море. Полагаю, адмирал сможет дать нам подходящее судно.

— С этим не будет трудностей, — прохрипел Гайл. — Но, мой любезный Крагор, вы вообще понимаете, что представляет из себя дракон? Вы видели его живого, а не на гравюрах в старых манускриптах, а?

— Что вы хотите сказать, адмирал? — Дорхус обернулся к сидевшему слева от него старику.

— Возможно, господа, драконы, дабы сохранить жизнь своему потомку, и станут служить нам, но я сомневаюсь в этом. Они, скорее, просто выжгут весь Видар, все уничтожат здесь, сровняют с землей и обратят в пепел. Сможет ли кто-нибудь из вас удержать этих тварей в узде?

— Адмирал, я уверяю вас, что все уже продумал до мелочей, прежде чем собрать всех вас здесь, — спокойно произнес Крагор. — Я не видел живого дракона, да за последние лет пятьсот мало кто из людей этим может похвастаться. Но это вовсе не значит, что я не представляю, что это такое и как они опасны. Не стоит вам задумываться о том, что выше вашего понимания, адмирал, не сочтите это за оскорбление. Просто я не указываю вам, как управлять кораблем и как вести морское сражение, так и вы будьте любезны не вмешиваться в мои заботы.

— Полагаю, к словам почтенного Крагора, сказанным с такой уверенностью, стоит прислушаться, — заметил Дорхус. — Если советник уверен в успехе этой части предприятия, то и нам не следует сомневаться. В конце концов, — купец усмехнулся, взглянув на Крагора, — он тоже не избегнет общей участи, если драконов не удастся сдержать.

— Как вам будет угодно, советник, — адмирал поклонился, не вставая с кресла. — В таком случае, раз вы тут заговорили о корабле, то я могу предложить вам «Бегущего». Это отличная шхуна, самый быстрый корабль флота Республики, с многочисленной и опытной командой. Капитан Велиорн давно уже слывет самым бесстрашным и умелым моряком в этих водах, и он собрал под своим началом таких же сорвиголов, равно хорошо владеющих снастями и клинком. Думаю, лучшей кандидатуры вам не найти.

— «Бегущий» сейчас разве в Элезиуме? — удивился Дорхус. — Я слышал, он отправился на запад, к берегам И’Лиара.

— Он вернулся сегодня на рассвете, — усмехнулся Гайл. — Путь, который у иного судна отнимет неделю, «Бегущий» способен проделать за три дня, — с прямо-таки отеческой гордостью произнес старый морской волк. — Я же говорю, ему нет равных в этих водах.

— Что ж, — задумчиво произнес Крагор. — Я вам вполне доверяю, адмирал, и потому позвольте вас попросить передать капитану Велиорну приказ готовить корабль к отплытию. Нам нельзя терять время, — жестко напомнил советник. — Добравшись до И’Лиара, эльфы окажутся для нас абсолютно недосягаемы. И учтите, что эти твари ненавидят людей, всех без разбора, а потому, заполучив в свои руки такое оружие, они могут решиться на что угодно.

— Здесь вы абсолютно правы, уважаемый Крагор, — согласно кивнул Дорхус. — Эльфы затаили обиду с давних времен, и теперь они могут попробовать взять реванш за поражения своих предков. Даже сейчас они не прекращают набеги на земли, лежащие севернее их королевства, держа тамошних жителей в страхе, а войска — в постоянном напряжении.

— Ваш наемник, тот, что принес эти вести, он тоже отправится в погоню? — Вопрос задал Верлен.

— Да, Скиренн заставил его дать клятву, и этот северянин намерен выполнить ее, он серьезно относится к этому, — ответил советник. — А что вас беспокоит, капитан?

— Думаю, дабы наемник не выкинул какой-нибудь фокус, тем более, если им удастся догнать эльфов, с ним следует послать нескольких моих гвардейцев, — предложил командир наемных отрядов Республики. — Они свято преданы нам, к тому же в бою их ятаганы окажутся далеко не лишними. Как я слышал, эльфы отменно владеют своими клинками, а потому отряд опытных воинов на корабле увеличит наши шансы на успех.

— Принимаю ваше предложение, капитан. — Крагор согласился без колебаний. — Думаю, пара десятков ваших воинов будет действительно весьма кстати в этом походе. И обязательно приставьте к ним командира посообразительнее, чтобы не было никаких неожиданностей. Ведь Ратхар верит, что мы в точности выполняем просьбу умершего мага, и если поймет, что что-то не так, может наломать дров, как выражаются на севере.

— Что ж, — подвел итог Дорхус, который, как человек, облеченный не только реальной властью, но и формально являвшийся одним из правителей республики, считал, что имеет право на решающий голос. — Кажется, мы продумали все, что нужно, и успех теперь зависит от удачи да еще от мастерства вашего капитана, Гайл. — Он выразительно взглянул на старого адмирала. — Думаю, господа, мешкать не стоит, а то, как бы нам не оказаться последними в длинной очереди соискателей власти над миром.

Крагор, вернувшись в свой особняк, двухэтажное мраморное строение с просторным внутренним двориком и фонтаном, находившееся неподалеку от той части гавани, что была отведена военным судам, первым делом направился на поиски своего незваного гостя. Ратхар обнаружился как раз во дворе, где он, вооружившись найденным в доме советника клинком, прыгал по посыпанным песком дорожкам, разя воображаемого противника.

Крагор, сам никогда не считавший себя хорошим воином и не владевший иным оружием, кроме кинжала, засмотрелся на странный танец северянина, который, казалось, вел бой с целой армией, окружившей его. Воин метался из стороны в сторону, крутился вокруг своей оси, и постоянно наносил удары такой силы, то воздух стонал, рассекаемый закаленной сталью. Пожалуй, Крагор испытал бы некоторое удивление, знай он, что не так давно эльфийская принцесса так же удивленно смотрела на этого воина, застав его за упражнениями.

— Господин, — Ратхар наконец заметил, что за ним наблюдают, и опустив меч, приблизился к Крагору. На наемнике были только короткие полотняные штаны, грудь его, покрытая множеством шрамов, как старых, так и полученных явно совсем недавно, лоснилась от пота, но дышал воин легко, будто и не носился, как одержимый, размахивая увесистым клинком несколько мгновений назад. — Есть вести для меня?

— Ты угадал, мой друг, — степенно кивнул Крагор. — Я был в Сенате, видел кое-каких людей, способных помочь тебе исполнить обещание данное умирающему. — Советник замолк на миг, пытаясь заинтриговать своего собеседника. — Завтра ты отправляешься в путь, на этот раз — на корабле.

— По морю? — зачем-то уточнил Ратхар.

— Разумеется, — вновь кивнул Крагор. — Для твоей миссии я подобрал лучший корабль во всем нашем флоте, с лучшим капитаном, самым опытным в этих водах. Если эльфы избрали водный путь, у тебябудет шанс нагнать их еще в океане.

— Это не кажется достаточно надежным вариантом, — с сомнением протянул Ратхар. — Вода не хранит следы, как же можно найти корабль, который отделяют несколько дней пути?

— Тебе не стоит об этом беспокоиться, Ратхар. Предоставь охоту за эльфами капитану, но на случай, если удача вам не будет сопутствовать, вы направиться на юг, к берегам, захваченным фолгеркскими воинами, и там ты уже сможешь разыскать того мага, как бишь его…

— Тогаруса, господин, — подсказал Ратхар.

— Верно, Тогаруса, — повторил Крагор. — Так вот, вы пристанете к берегу, ты найдешь этого Тогаруса, все ему расскажешь, и пусть он дальше сам думает, что должно делать.

— Пожалуй, это подходящий план, — без особой уверенности произнес наемник.

— Конечно, а как же еще, — воскликнул Крагор. — И вот еще что, для большей безопасности и на случай, если в пути придется драться, с тобой я отправлю два десятка гвардейцев Сената.

Ратхар при этих словах бросил взгляд на темнокожего воина с обнаженным ятаганом, замершего в дальнем углу двора. Этот воин всюду следовал за Крагором, как успел заметить Ратхар, и порой к нему присоединялись еще несколько таких же бойцов. Наемник прежде всего обратил внимание на странные доспехи телохранителя Крагора, состоявшие из легкой каски с бармицей, тяжелого стеганного халата, покрытого шелком и короткого чешуйчатого панциря. По всему было видно, что эти воины родом из дальних стран.

— Верно, именно такие молодцы с тобой и поплывут в погоню за эльфами, — Крагор перехватил взгляд наемника. — Эти бойцы — лучшие из лучших в Видаре. Наши эмиссары покупают их на рынках рабов на далеких южных островах, все они выходцы из племени, мужчины которого считаются непревзойденными воинами. Эти солдаты преданы Сенату, словно псы, и не раз доказывали, что на них можно положиться во всем. Они почти не знают нашего языка, только их командиры могут изъясняться вполне понятно, а потому почти не понимают ничего из творящегося вокруг.

— Идеальные воины, — хмыкнул Ратхар. — Отлично владеют оружием, и притом считают себя рабами, но это рабство принимают за благо, то есть не стремятся бежать любой ценой. Не знают языка этих мест, а значит, их трудно подговорить на предательство.

— Да, все так и обстоит — хитро усмехнулся Крагор. — Ты прав, северянин. И я решил, что такие спутники тебе не помешают, ведь там, куда ты направишься, идет война, а на войне порой сперва убивают, а потом уже выясняют, кто пал от их клинков.

Наутро наемник, покинув дом Крагора, уже вступил на борт корабля. Проходя по набережной, он взглянул на виселицу и увидел, что в петле болтается давешний десятник городской стражи, тот самый, из-за которого наемник и очутился в темнице. Среди тех, с кем доблестный страж делил свое последнее пристанище, Ратхар узнал еще нескольких воинов из его отряда. Равнодушно взглянув на этих несчастных, которых, кажется, уже успело облюбовать местное воронье, Ратхар шагнул дальше, отведя взгляд. Он все же был воином, а потому, если решал мстить, предпочитал делать это своими руками. В прочем, тем, кто правил этим краем, было виднее, как поступать со своими нерадивыми слугами.

Вновь наемник отправлялся в путь, на этот раз, как считал сам Ратхар, дабы сохранить мир под этим небом. Он дал клятву умиравшему магу, пусть и считавшемуся его врагом, и теперь нужно было исполнить ее, пусть даже и ценой жизни. И где-то там, за горизонтом, была принцесса Мелианнэ, жизнь которой теперь тоже оказалась под угрозой.

Ратхар оглядел открывавшийся перед ним океан, спокойно и неумолимо кативший свои воды так, как это было задолго до появления людей и как, скорее всего, будет и в те времена, когда род людской сгинет без следа. Оставалось лишь надеяться, что своенравная стихия в этот раз окажется хоть немного благосклонной к несчастным смертным, и позволит им исполнить свой долг.


А в тесной каморке захудалого постоялого двора над сложным механизмом, основой которого был едва заметно мерцавший кристалл, склонился седобородый гном. Только что от него вышел человек, передавший сведения такой важности, что подгорный умелец решил пойти на огромный риск, немедленно связавшись со своими родичами. Гном, прибывший в Видар, как купец, размеренными движениями касался золотой иглой бронзовой пластины, словно оставляя на ней невидимые отметины. При каждом движении кристалл вспыхивал, озаряя комнату изумрудным светом.

Гном очень боялся, что в любой миг в его покои ворвутся стражники, сопровождаемые местными магами. То чародейство, к которому он прибег, заметил бы самый неопытный ученик, и счастье гнома, что пока никто из владевших магическим искусством жителей Элезиума, каковых здесь было не так уж много, не обратил внимания на колебания тонких энергий, основы основ, на которых зиждилась любая магия. В прочем, даже под страхом смерти гном продолжил бы свое дело, ибо он был предан своему владыке, а то, что он сейчас передавал находившимся в сотнях миль родичам, могло принести его народу невиданную силу и власть.

Гном, столь сильно рисковавший сейчас, не знал, что уже устремились на север, к берегам этой страны, вспарывая тяжелые волны, острогрудые корабли. И на каждом из них было немало его братьев. Они успели узнать все раньше, но известие, пришедшее с берега, подтвердило их догадки, развеяв все сомнения, если они еще у кого-то оставались к этой минуте. Пора ожидания завершилась, настал час действовать во благо своего народа и в память о величии пращуров.

Глава 2. Повелители морей

По выжженной не по-осеннему жарким солнцем корханской степи ехали, пустив своих неказистых низкорослых лошадок рысью, одиннадцать всадников. Все, кроме одного, были зрелыми мужчинами, опытными воинами и ловкими наездниками, красой рода Лисицы. Они ехали налегке, не доставая из вьюков кожаные панцири и купленные у заезжих торговцев плетеные кольчуги. Каждый из этих воинов был вооружен коротким тугим луком, удобным для стрельбы с седла на полном скаку, а еще у всех были длинные тяжелые сабли, страшное оружие в руках умелых воинов. Небольшой отряд возглавлял сам Аргалд, старейшина рода, непререкаемый авторитет для трех дюжин своих воинов и вчетверо большего числа женщин и детей, еще недостаточно взрослых, чтобы их стоило делить на юношей и девушек. Женщин, в прочем, у корханцев вовсе не брали в расчет, уделом их было приготовление пищи, да еще они давали отдых своим мужчинам, лаская их короткими ночами в шатрах.

— Жаль, мы зря столько времени гонялись по степи за призраками, — произнес вдруг юноша, которому на вид было не более пятнадцати лет. — Верно, эти трусы увидели тень в предрассветном тумане и решили, что пришли враги завоевывать их. — Юноша от души веселился, а ехавшие следом за ним суровые воины при этих словах тоже едва могли сдержать улыбки.

— Ты не прав, называя Ласок трусами, — спокойно ответил Аргалд, красивый статный мужчина, которому никто и не дал бы полвека, хотя именно столько вождь прожил на этом свете, и половину того срока стоял он во главе рода, прослыв мудрым правителем и отважным воином. — Они поступили правильно, позвав соседей. Гаргары — страшные противники, беспощадные и отважные до безумия, они с радостью вырезали бы половину степи, будь их достаточно много, — тоном умудренного опытом наставника произнес вождь. — В былые времена они ходили на нас войной, собирая по три тысячи всадников, и только единство наших родов позволило тогда остаться в живых. Ласки помнят те времена, вот и решили вновь призвать нас для совместного отпора.

— Все равно, они трусы и никудышные воины, — с веселым упрямством бросил юноша. Он мог позволить себе хотя бы изредка говорить так с самим старейшиной, ибо был его племянником, тем, кому довольно скоро предстояло взять род под свою руку. Таймар уже успел отличиться в нескольких стычках с соседями и разными пришлыми чужаками, заработав в тех боях несколько шрамов, и его, несмотря на молодость, уважали старшие воины, ибо видели, каким мужчиной станет этот мальчик.

Воины рода Лисицы покинули свое стойбище две недели назад, когда к ним на взмыленном коне примчался с юга гонец, посланный старейшиной рода Ласок, обитавшего в пяти дневных переходах от владений Лисиц. Старейшина сообщил, что возле их стойбища появились всадники, пришедшие с юго-запада, от самых отрогов Шанграских гор. Гаргары, чьи окруженные частоколом деревни стояли в сотнях лиг на юге, а стремительные отряды всадников, неуловимых и свирепых, порой доходили и до рубежей державы эльфов, оставили в этих краях недобрую память, хотя в последний раз они появлялись в Корхане еще когда дед Аргалда только прошел воинское посвящение. Старейшина Лисиц, помнивший рассказы отца, деда и иных стариков о том, как гаргары, налетавшие словно горячий ветер самум, вырезали целые стойбища, не делая разницы между воинами и женщинами или детьми, решил не рисковать, спешно собрав лучших своих всадников, и отправился на юг, дабы там встретить врагов. Однако опасения не оправдались, и степь была пуста. Аргалд и сам уже стал думать о том, что соседи просто подняли панику, испугавшись собственной тени, ибо никаких следов пришельцев с юга найти не удалось. Порыскав с неделю по степи для собственного успокоения, воины, подчиняясь старейшине, развернулись обратно, и теперь уже считанные минуты отделяли их от того момента, когда среди невысоких холмов покажется озерце, на берегу которого стояли кожаные шатры Лисиц.

Аргалд, мерно покачиваясь в седле, вспоминал свою молодую жену, которую взял в роду Оленей, выдавших за него дочь одного из лучших воинов этого клана в знак заключения мира. Старейшина уже представлял, как сожмет ее в объятиях, унесет в шатер и бросит на войлок, сорвав одежду. Эта девушка могла доставить удовольствие любому мужчине, буквально измучив его до полусмерти. Он обладал этой женщиной уже давно, но она до сих пор не успела ему наскучить. И каждая проведенная с красавицей ночь надолго запоминалась Аргалду. И сейчас воин, на мгновение закрыв глаза, воочию представил призывно приоткрытый ротик, трепещущий язычок и озорно торчащие в стороны алые соски своей женщины, ее пышущее страстью лоно и покрытый бисеринками пота впалый живот.

— Смотрите, там что-то летит, — раздался крик одного из воинов, прервавший приятные раздумья старейшины. Аргалд, проследив за рукой всадника, указывавшей в небо, увидел там странную птицу. — Что это такое?

Старейшина, взгляд которого был таким же острым, как и у двадцатилетнего, сперва не понял, что привлекло внимание воина, решив, что это просто кружит в высоте гриф в поисках падали. Но затем, когда птица скрылась на миг за пушистым облачком, Аргалд понял, что никакой гриф не сможет подняться так высоко.

— Глядите сюда! — Тамайр, конь которого горячился под седоком, словно ощущая удивление и испуг человека, вскинул руку, указывая на горизонт. — Вон они! — С юга, мерно размахивая длинными узкими крыльями, приближались странные создания, которых точно невозможно было спутать с местными пернатыми тварями. Клиновидные головы на длинных шеях, тонкие хвосты и перепончатые крылья были заметны даже с высоты многих сотен саженей. Существа, одно из которых летело впереди, а второе чуть поотстало, держась по левому боку, приближались, быстро снижаясь.

— Драконы! — в ужасе закричал Аргалд, в памяти которого в этот миг всплыли давние рассказы стариков, которые он слышал еще в детстве. — Это драконы! Скорее, к стойбищу!

Всадники, настегивая своих коней, гнали во весь опор, подбадривая себя пронзительными криками. Давно уже драконы не появлялись в обитаемых землях, но многие помнили старые предания, рассказывавшие о том, как сто с лишним лет назад одна из этих тварей, пройдя над степью, испепелила несколько стойбищ, уничтожив полностью три сильнейших рода. Никто не знал, что послужило причиной этого, только помнили старики, как в одну ночь в пламени погибли, обратившись в невесомый пепел, несколько сотен человек. И теперь кошмары из детства возвращались, грозя обрушиться на мечущихся по земле двуногих.

Всадники взмыли на гребень холма, с которого открывался вид на их стойбище, где тоже уже заметили приближение драконов. Немногочисленные воины, охранявшие шатры Лисиц, потрясая саблями и луками, мчались к окраине лагеря, а женщины и дети, пронзительно крича и закрывая головы руками, разбегались в разные стороны, надеясь так спастись от грозящей с небес смерти. Кто-то просто падал в высокую траву, которой поросли берега озерца, где Лисицы и поставили свои расписные кожаные шатры, словно бы там их не мог настичь огонь драконов, способный обращать в пар гранитные глыбы.

Люди Аргалда, выхватывая из колчанов стрелы, неслись к стойбищу, охватывая его подковой. Они умом прекрасно понимали, что их луки и клинки ничто против мощи крылатых змеев, но не в правилах гордых степных воинов было просто ждать своей смерти. Они готовились к последнему бою, намереваясь если не победить, то уж умереть с честью, как должно мужчинам.

Две тени скользнули по земле, на миг накрыв собой воинов, и устремились к скопищу кожаных шатров, от которых в разные стороны брызнули люди. Огромные существа, покрытые непроницаемой чешуей, пронеслись так низко над землей, что можно было увидеть поджатые лапы, разглядеть узор на их телах. Черный, словно чешуя его была из антрацита, и темно-зеленый, как листва, драконы сейчас летели крыло в крыло. Кто-то из воинов уже вскинул лук, готовясь послать вослед крылатым змеям стрелу, но окрик Аргалда вовремя остановил его. Вождь видел, что драконы, не проявляя особенного интереса к мечущимся на земле людям, уже взмывали ввысь, туда, где парил их сородич.

Два дракона, взлетев так высоко, что стали казаться просто темными точками на пронзительно голубом небе, медленно разворачивались на восток, туда, где во многих переходах степь обрывалась сумраком эльфийского заколдованного леса. И третий дракон, нежно розовый и, казалось, не столь большой, уже пристраивался рядом с ними, так, что вся троица образовала стройный клин, походивший на наконечник копья.

— Они летят на восток, — закричал один из воинов, запрокинув голову вверх. — Мимо пролетели! — Он еще не верил, что остался жив, хотя, казалось еще мгновение назад, гибель была неизбежна.

— Это не к добру, — мрачно произнес Аргалд, глядя вслед удалявшимся крылатым созданиям, которые уже стали просто точками на горизонте. — Всякий раз, когда драконы возвращались в наш мир, происходило что-то страшное. И ныне порожденный ими огонь возьмет немало жизней, я предчувствую это, — словно завзятый пророк, вещал вождь кочевников. — Я не завидую тем, кто живет на востоке, и не устану благодарить богов за то, что не на наши головы обрушится гнев повелителей детей ветра и пламени.

Все провожали взглядами трех величественных и грозных созданий, которые, мерно рассекая воздух крыльями, мчались в сторону пугающего и таинственного И’Лиара, последнего оплота эльфов в этих землях. Воины облегченно вздыхали, ослабляя хватку и отпуская оружие. Только сейчас они заметили, как часто колотится сердце, словно собираясь вырваться из груди. Смерть, казалось бы, неминуемая, в этот раз обошла их стороной.

Аргалд, которые еще долго не мог забыть этот случай, через два дня собрал свой род и повелел уходить с обжитых мест дальше на запад. Он решил увести своих людей от опасности, обрекая их на необходимость биться за землю и воду с племенами, живущими возле Шангарских гор. Но, выбирая между обычными людьми, которых можно поразить сталью, и крылатыми чудовищами, неуязвимыми и недосягаемыми для людей, сколь бы искусными воинами те ни были, старейшина избрал, как ему показалось, меньшее зло. И спустя еще один день род Лисиц, разобрав шатры и захватив только самый необходимый скарб, двинулся на закат, в неизвестность.

А Рангилорм, заметивший суету двуногих на равнине, напрягал могучие мышцы, мощно взмахивая крыльями. Ему не было дела до того, что подумали люди, увидев их. Сейчас старый дракон вместе с красавицей Феларнир и присоединившимся к ним Келадоном, последним из драконов, живущих в населенных людьми землях, стремился на восток. Оттуда, из самого сердца владений проклятых эльфов их звало еще не вылупившееся дитя Феларнир, похищенное у матери и теперь призывавшее на помощь.


— Поднимается ветер, — тихо произнес Велиорн, полуобернувшись к боцману. — Туман скоро рассеется. Надо поторопиться, проклятый шторм и так отнял у нас слишком много времени. Прикажи ставить паруса.

— Разрифить паруса, — над палубой пронесся громовой рык боцмана. — Приводи к ветру, отродье безногого ишака!

Капитан Велиорн с внутренней радостью смотрел, как его матросы споро полезли вверх по вантам, выполняя команду. Все действовали быстро и слаженно, да его команда только так и могла делать любое дело. Велиорн по праву гордился своими людьми, будучи уверен в каждом, от штурмана до юнги. Однако он тщательно скрывал свои чувства, ибо считал, что излишняя гордость и уверенность в себе не будут благом для команды, а потому капитан находил причину для взбучки, сколь бы его матросы не старались. И вполне возможно, именно такое отношение позволяло его шхуне считаться лучшим кораблем во всем немаленьком флоте Республики, нося такой неофициальный титул уже три года, все время, пока Велиорн был командиром «Бегущего».

Легкая, стремительная, с обводами, делавшими ее подобной летящей стреле, двухмачтовая шхуна была прекрасно оснащенным кораблем, способным, несмотря на скромные размеры, выходить в открытый океан. «Бегущий», который был самым быстрым судном флота Видара, адмиралы всегда использовали там, где он мог лучше всего проявить свои качества. Все знали, как придирчиво капитан шхуны подходит к набору команды, лично устраивая любому соискателю, буде таковой хочет стать всего лишь коком, строгий экзамен. Собственно, хороший кок на любом корабле не менее важен, чем опытный штурман, и Велиорн считал, что будет негоже, если перед боем с пиратами его команда по вине неумелого кашевара будет маяться животом.

Последние три месяца «Бегущий» вместе с еще полудюжиной кораблей, носящих флаг Республики, следил за вошедшим в Хандарское море флотом Аргаша. Корсары, почти полсотни тяжелых галер и еще три дюжины менее мощных, но гораздо более стремительных парусников, прибыли на помощь фолгеркской армии, установившей осаду одного из принадлежащих эльфам портов на побережье залива Су’Лар. Правители Республики справедливо опасались, что горячие южане могут, не удовольствовавшись эльфами, взять на абордаж и пару торговцев, ходящих под флагом Видара, либо посягнут на купцов, идущих туда на торг. Мощь Республики зиждилась на торговле, причем на торговле морской, ибо по суше можно было попасть лишь во владения орков, и потому безопасность находящихся в Хандарском море кораблей была для видарских мореходов делом чести.

Команда «Бегущего» умела хорошо управляться не только с парусами и такелажем, но также и с абордажными саблями, а потому шхуна и была отправлена на охоту за любителями легкой наживы. Они бороздили море в тех краях, где обычно прокладывали курс шкиперы торговых кораблей, идущих с юга, следя за тем, чтобы аргашцы не зарывались, слишком часто появляясь на судоходных путях.

Велиорну это плавание почти ничем не запомнилось, ибо аргашцы вели себя довольно осторожно, пару раз мелькнув парусами на горизонте, но более не предпринимая ничего, что видарские моряки могли бы расценить, как угрозу. Без боя, впрочем, все же не обошлось, но эта схватка даже не заслуживала внимания. Какой-то пират, на мачте которого развевалось простое черное знамя, погнался за купцом, едва тот успел разминуться с «Бегущим». При появлении шхуны Велиорна разбойник, видимо, пришедший сюда издалека и не знавший, с кем в этих водах можно потягаться, а от кого следует бежать без оглядки, лихо развернулся, наверное, сначала собравшись разделаться со шхуной, а тихоходный парусник торговца решив оставить на закуску.

В тот раз обошлось даже без абордажа. Канониры «Бегущего» послали увесистое ядро из установленной на корме баллисты точно в кормовую надстройку пирата, разбив его руль и заодно покалечив кое-кого из команды, а затем, когда корабли прошли борт о борт, лучники парой залпов смели с палубы флибустьерской галеры всех, кому там в этот момент не посчастливилось оказаться. И уже после, когда корабли разошлись почти на две сотню саженей, еще одно ядро, угодившее пирату точно в ватерлинию, довершило бой. Велиорн даже не интересовался судьбой своего неудачливого противника, ибо с первых мгновений боя понял, что гордиться победой над такими лопухами не стоило.

Вернувшись в Видар, команда намеревалась предаться заслуженному отдыху, на несколько дней приковав к себе все внимание портовой стражи. Всем было известно, что отличавшиеся железной дисциплиной в море, люди Велиорна на суше привыкли делать только то, что сами хотят, закон для них был не писан. Здесь даже капитан, пользовавшийся непререкаемым авторитетом своих морских волков, почти не имел над ними власти. Да Велиорн и не считал нужным командовать ими, понимая, что лучше несколько дней загула с драками и погромами, чем, не приведи боги, бунт на корабле. А так его малыши, как капитан называл своих матросов, иные из которых годились ему в отцы, изливали все свое недовольство и напряжение на берегу, в море вновь становясь послушными и дисциплинированными. Несколько раз капитану лично приходилось заминать разные неприятные истории, в которых отличились его люди, выслушивая немало угроз от городских властей, но все это он считал лишь досадными мелочами, зная цену себе, своим людям и своему кораблю.

Однако на этот раз отдых закончился слишком быстро, и первым признаком этого было появление на причале гонца из Сената, прибывшего в сопровождении двух гвардейцев, что уже было редкостью, ибо эти воины сами по себе олицетворяли власть.

— Капитан Велиорн, — гонец, облаченный в синий камзол, такого же цвета узкие бриджи и голубой плащ, застежка которого была выполнена в виде герба республики, щита, с перекрещенными якорем и мечом, не спрашивал, а утверждал, отлично зная, с кем говорит. При этом лицо его и голос не выражали абсолютно никаких эмоций, словно это был не человек, а оживленный магией зомби, ходячий мертвец из старых чказок. — Вам надлежит незамедлительно явиться в Сенат. Мне приказано сопроводить вас.

Велиорн, уже нутром предчувствуя некие неприятности, не посмел перечить наделенному немалой властью вестнику, о чем свидетельствовали фигуры гвардейцев за его спиной, и вынужден был подчиниться, успев при этом предупредить оставшихся на судне матросов, чтобы поискали по окрестным кабакам ударившуюся в загул команду. Предчувствия не обманули его, и, вернувшись обратно на шхуну после короткой беседы с адмиралом Гайлом и двумя членами сената, капитан приказал спешно готовить корабль к отплытию. Они отчалили на следующий день, едва перевалило за полдень, успев загрузить «Бегущего» припасами.

Велиорн, повернувшись лицом к ветру, зажмурился, чувствуя соленые брызги на лице. Он любил такие моменты, когда его корабль, надежный и послушный, словно часть его самого, несся на всех парусах, обгоняя ветер и споря с легкими облаками, гонимыми по небосводу. Это было самое лучшее, что мог ощутить человек, так, по крайней мере, считал Велиорн, и его люди, четыре десятка лихих парней, отчаянные мореходы и прекрасные бойцы, были согласны с ним. Все они были влюблены в море, с равным восторгом принимая и легкий утренний бриз и могучий шквал, способный поднять в воздух целый корабль. И не меньше, чем рокот океана, их слух услаждал звон абордажных сабель и крики поверженных врагов, раздававшиеся, когда в море находился смельчак, не испугавшийся бросить вызов самому «Бегущему».

Капитан бросил взгляд на палубу, и первым, что бросилось ему в глаза, был треклятый северянин, как и прежде, терзаемый морской болезнью, которую, к чести своей, всеми силами пытался превозмочь. Он опять вышел на палубу, дабы глотнуть свежего морского воздуха, и сейчас стоял возле фальшборта, едва не перегибаясь через планширь и глядя вперед, туда, где вскоре могла показать туманная полоса берега. Велиорн неприязненно посмотрел на этого странного человека, и тот краем глаза тоже взглянул на капитана. Он знал, что гордый морской волк нисколько не обрадовался, когда получил приказ из вольного охотника превратиться в шкипера посыльного судна, хотя Велиорн и не сказал ни слова возмущения. Но он действительно был зол на то, что ему приходилось теперь везти в Фолгерк какого-то пассажира, пусть то была воля правителей. И этот наемник с севера, вероятно, понимая чувства капитана, старался не попадаться ему на глаза, чему Велиорн был искренне рад.

Ратхар, заметив исполненный недовольства взгляд капитана, лишь слегка поморщился, сделав вид, что не смотрит в сторону Велиорна. За время плавания он уже привык к тому, как смотрит на него капитан этого судна. В чем-то Ратхар понимал его, ибо эта легкая шхуна, команда, сплошь состоявшая из отчаянных головорезов, явно не были предназначены для такого спокойного плавания, уж он, будучи воином, чувствовал это. «Бегущий» словно был создан для боя, стремительных погонь, но никак не для того, чтобы возить по морю пассажиров. Но, как бы то ни было, капитану все же следовало смириться с волей своих правителей, благо все плавание едва ли заняло бы больше десяти дней.

События, в центре которых оказался Ратхар, развивались стремительно, и порой даже трудно было предугадать очередной поворот судьбы. За последнюю неделю наемник успел побывать и узником в элезиумской тюрьме, куда его без долгих размышлений определили доблестные городские стражники, и почетным гостем одного из сенаторов, человека, обладавшего в Видаре почти абсолютной властью, а теперь вот примерил на себя маску загадочного посланника Сената, столь важного, что ради него отправили в дальний путь лучший корабль флота Республики.

Сейчас, на четвертый день путешествия, «Бегущий», оправдывая свое название, уже плыл вдоль берегов орков, хотя, разумеется, землю с расстояния в полсотни миль разглядеть было трудно и в ясную погоду, а нынче все вокруг окутал густой туман. Только сидевший на мачте матрос мог видеть, что творится вокруг, с палубы же ничего нельзя было разглядеть уже в паре десятков саженей. Было утро, и туман должен был рассеяться вскоре, пока же молочно-белая пелена стеной окружала корабль, переваливавшийся с волны на волну.

Ратхар никогда не любил море, можно сказать, наемник его терпеть не мог, ибо стоило только ему удалиться от берега хотя бы на пару миль, с воином непременно происходило что-то неприятное. За всю свою жизнь Ратхар лишь пять раз совершал дальние плавания, и трижды корабль, на котором он плыл, подвергался нападению в открытом океане, а один раз их атаковало какое-то морское чудище. В тот раз немногие счастливчики, которым удалось спастись, провели много дней на голой скале посреди океана, пока их не подобрал случайно оказавшийся в тех водах купеческий парусник.

Это плавание началось с того, что Ратхара скрутило в диком приступе морской болезни, и первые два дня наемник провисел мешком на планшире, перегнувшись через борт с подветренной стороны. Он почти не ел, ибо пища, подолгу не задерживаясь в желудке, выходила наружу. Впрочем, этой напасти не избежал не только Ратхар, но и многие из гвардейцев, сопровождавшие наемника. Чернокожие богатыри, шатаясь и едва не падая, один за другим бежали к борту, стремительно опорожняя желудки. Их враз посеревшие лица выражали вселенское страдание, и моряки, сперва вдоволь насмеявшись, стали посматривать на воинов с явным сочувствием. Возможно, на суше гвардейцы были страшным противником, хотя сам Ратхар так не считал, ибо видел бойцов и получше, но на море от этих солдат толку не было. Их сил едва ли хватило бы, чтоб просто поднять свои ятаганы.

На третий день Ратхар все же вновь ощутил радость жизни, почувствовав себя человеком, а не набитым помоями бурдюком. Морская болезнь начала утихать, видимо, сломленная силой воли наемника, который, наконец, сумел сытно позавтракать, перестав постепенно обращать внимание на спазмы. Однако уже к полудню с юга налетел сильнейший шторм. Шквал, буквально обрушившийся на корабль, едва не разбил его о рифы, и только мастерство капитана, который лично стал к штурвалу, позволило всем, кто был на борту, остаться в живых. Волны, каждая высотой с крепостную стену, обрушивались на судно, заливая его водой и смывая за борт людей. После того, как в пучине пропал четвертый матрос, Велиорн решил вести «Бегущего» к берегу, дабы там переждать разгул стихии. В кромешной мгле капитану удалось найти удобную бухту, защищенную от ветра и волн, и там «Бегущий» бросил якорь.

Капитан не рисковал покидать укрытие до тех пор, пока стихия не успокоилась, ибо опасался за свой корабль и жизни своих людей. Тяжелые волны могли запросто разбить шхуну о скалы, и здесь никакое мастерство моряков не смогло бы помочь им остаться в живых. К тому же шторм сильно потрепал «Бегущего», повредив такелаж и сорвав паруса, поэтому вынужденную задержку матросы использовали для спешного ремонта, а когда море, наконец, успокоилось, забрав, видимо, достаточно человеческих жизней, «Бегущий» вновь устремился на запад. Велиорн получил приказ перехватить в океане корабль, даже точно не зная, под чьим он идет флагом, а потому не мог зря терять время.

Пока на горизонте не было видно ни единого паруса, лишь однажды, на второй день плавания, наблюдатели заметили орочью ладью, приблизившуюся к «Бегущему» на милю, а затем стремительно развернувшуюся в сторону берега. И по-прежнему матросы зорко вглядывались в гладь моря в поисках чужого паруса, но, казалось, вокруг них на многие мили окрест вообще нет ни единой живой души.

Ратхар, впервые после начала шторма выбравшийся на палубу, встал у левого борта, пытаясь что-либо разглядеть в густом тумане. Мимо него то и дело пробегали матросы, а на носу собрались несколько гвардейцев из числа тех, к кому море оказалось чуточку благосклоннее. Наемник уже собрался, было, вернуться в свою каюту, тесную каморку, где едва хватало места для гамака, служившего на корабле постелью, когда его привлекла едва заметная вспышка во мгле, словно кто-то зажег фонарь или факел. Огонек вдруг взмыл вверх и метнулся к шхуне.

— Берегись, — раздался крик матроса, что сидел в корзине на самой верхушке мачты. — Слева по борту! Готовься к удару!

Услышав этот истошный вопль, все, кто был на палубе «Бегущего», тотчас обратили взоры в указанном направлении, но что-либо разглядеть уже не успели. Огонек, уже превратившийся в настоящий пламенный шар, ударил точно в середину палубы, которую в тот же миг охватило пламя. Ратхар сразу понял, что это был зажигательный снаряд, пущенный, скорее всего, из легкой баллисты, глиняный сосуд, заполненный огненной смесью. От удара он раскололся, и густая жидкость брызнула во все стороны, мгновенно вспыхнув.

Несколько матросов, объятые пламенем, метались по палубе, сбивая всех с ног и истошно крича. Кое-кто падал за борт, не то просто от боли, не то в надежде затушить огонь. А из тумана, который действительно начал рассеиваться, уже показался темный силуэт, с каждой секундой становившийся все более четким. Приземистая галера, стремительная словно барракуда, вырастала из мглы, явно намереваясь таранить «Бегущего».


Капитан Фарак, широко расставив ноги, стоявший на корме галеры, довольно оскалился, увидев, как огонь охватил палубу чужого судна, превратив его в плавучий факел. Внизу, под прочными досками палубы, раздавались мерные удары барабана, задававший ритм сотне гребцов, ворочавших длинные весла, слитно взрезавшие водную гладь, да еще доносились резкие удары плетью, которыми надсмотрщики подгоняли недостаточно расторопных рабов. Набирая ход, галера приближалась к шхуне, нацелившись ей точно в борт.

— Право руля, — бросил капитан штурману, лично вставшему к рулевому веслу. — Пройдем вскользь, чтобы таран не завяз слишком глубоко. Мы раздавим эту скорлупку одним ударом!

— Слушаюсь, капитан, — стоявший у руля штурман налег на отполированную рукоять, меняя курс судна.

— Запомни, человек, ты должен захватить корабль, а не отправить его на дно одним ударом, — раздавшийся справа голос заставил Фарака вздрогнуть, ибо он не заметил, как на мостике оказался один из пассажиров, а, вернее, временных хозяев корабля. — Мы должны точно знать, кто плывет на этой шхуне.

Гном, уже облаченный в длинную кольчугу и глубокий шлем, закрывавший почти все его лицо, уставился сквозь прорези забрала на Фарака, который вдруг захотел исчезнуть куда-нибудь, лишь бы избавиться от этого пристального колючего взгляда. А через мгновение гном резко развернулся и сбежал вниз, присоединившись к небольшой группе его сородичей, собравшихся на носу галеры.

— Недомерки, — пробурчал боцман, стоявший возле капитана в ожидании новых приказаний. — Что мы для них, мальчики на побегушках? — На гномов, о чем-то разговаривавших между собой на родном языке, моряк взирал с явным презрением.

— Отставить, — резко приказал Фарак и, уже мягче, добавил: — Мы заключили сделку и должны теперь исполнять их приказы. Гномы щедро платят, даже чересчур щедро, но пока они платят, будем делать, что нам велят.

«Сарашх», галера капитана Фарака, название которой на северных языках звучало как «Змей», или «Дракон», кому как нравится, не была единственным в этих водах кораблем, на борту которого находились гномы. Не менее дюжины судов, быстроходные галеры, достаточно маневренные и скоростные, чтобы тягаться в открытом море с любым парусником, и в то же время вооруженные так хорошо, что имели весомые шансы на успех даже в столкновении с тяжелой аргашской галерой, они вошли в Хандарское море, дабы следить за ходом разгоревшейся на его берегах войны. Хармад, родина Фарака, и лежавший южнее Аргаш издавна соперничали на море, и присоединение аргашцев к армии фолгеркского правителя не могло не заставить островитян более бдительно начать присматриваться к событиям на севере.

Однако вовсе не война бросила в дальний поход лучших из лучших, самые прочные и надежные корабли с умелыми и отважными командами, а золото гномов. Подгорное племя уже давно, хотя и не слишком часто, пользовалось услугами мореходов с островов, которые не боялись ничего в целом мире. В последние годы, однако, отношения между людьми и гномами стали несколько натянутыми, и потому появление подгорных мастеров, нагруженных мешками, полными монет, многие восприняли с удивлением.

Однако золото есть золото, а в скальных городах недомерков его хватало, чтобы купить кого угодно, ведь цена есть у всякого, просто для некоторых она очень высока. Корсары, узнав размер награды и своими глазами увидев настоящую гору золота, почти не торговались, и очень скоро целая эскадра вышла в море, взяв курс на север. Никто не спрашивал и неожиданно щедрых нанимателей, какой интерес у них был в войне между людьми и эльфами. Морякам это было попросту безразлично, по крайней мере, пока наниматели не отказывались платить, следуя уговору.

Долгое время Фарак, после того, как их флот разделился, просто бороздил на своем верном корабле море, то приближаясь к берегу, то возвращаясь в открытый океан. Он следил за действиями аргашцев, которые привели сюда очень мощный флот. Пару раз, оказавшись слишком близко от берега, Фарак вынужден был спешно отступать, преследуемый тремя, а то и четырьмя легкими шхунами, которые вились вокруг тяжелой галеры, как назойливая мошкара, но мошкара весьма опасная. Парусники вечных соперников Фарака и всех его соплеменников подходили на расстояние выстрела из плохонького лука к «Сарашху», и матросы на галере изрядно нервничали в такие моменты, но затем шхуны, развернув все паруса, стремительно уносились в даль, оставляя взрезавшую водную гладь галеру в одиночестве.

Неделю назад один из дюжины гномов, отправившихся в плавание с Хармадских островов, появился в каюте капитана и приказал ему немедленно поворачивать к берегам Видара для перехвата некоего корабля, шедшего, скорее всего, под флагом этой страны. Никаких объяснений гном не дал, но Фарак, вынужденный подчиняться во время похода своим нанимателям, все же приказал ложиться на новый курс. Он не знал точно, с чего недомерку взбрела в голову такая блажь, хотя и догадывался, что не зря этот гном дни и ночи не вылезал из своей каюты, в которой до появления карликов обитал штурман. Однажды заглянув туда, капитан увидел странное сооружение, множество самоцветов на золотом каркасе. Гномы тут же вытолкали человека, забыв, кажется, что здесь, на этом судне он хозяин и бог, но Фарак решил не связываться с недомерками, оставив им свои заботы, сам же целиком сосредоточился на судовождении.

Некоторое время галера впустую бороздила прибрежные воды, рискуя нарваться если не на сторожевик Республики, то на ладьи орков, промышлявших в этих краях пиратством и торговлей, но все обошлось. На пятый день поисков на наблюдатели с вороньего гнезда заметили стремительно удалявшийся от берега небольшой двухмачтовый парусник, но флаг на его мачтах не разглядели. Тем не менее, Фарак решил начать погоню, чтобы подальше от обжитых берегов захватить чужой корабль и там уже разобраться, его ли искали гномы. Однако планам хармадца не суждено было сбыться.

Фарак считал себя опытным мореходом и таковым являлся, а потому, основываясь на прежних своих походах в эти воды, коих было немало, не придал значения тому, что начала портиться погода. Жертва, которая явно начала себя таковой ощущать, была уже всего в паре десятков миль, удирая на всех парусах, и капитан «Сарашха» не собирался отпускать ее с миром. Однако внезапно обрушившаяся буря заставила Фарака оставить на время преследование и заняться поисками укрытия. Он не раз бывал в Хандарском море и знал, что до наступления сезона штормов, когда море словно вымирает, очищаясь от парусов, еще долго. Но шквал, подхвативший галеру, оказался столь мощным, что превзошел все ожидания Фарака. Капитан, сам встав к рулю, все же сумел добраться до берега, бросив якорь в узкой бухте, дававшей сравнительно неплохую защиту от волн. Однако галера все же напоролась бортом на камни, получив длинную пробоину, которую, к счастью, удалось быстро заделать, к тому же переломилась рея, и пришлось потратить время на ее замену.

Когда «Сарашх» вновь вышел в море, горизонт вновь опустел, хотя, возможно, тот корабль, за которым гнался Фарак, также был неподалеку, пережидая бурю. Капитан не терял надежды, даже когда на утро густой туман окутал все вокруг. Предусмотрительно сняв мачту, дабы сделать свое судно менее заметным, Фарак приказал часто менять курс, двигаясь зигзагом, таким образом надеясь наткнуться на чужой парусник.

Когда матрос, сидевший на носу галеры и вглядывавшийся во мглу сообщил о том, что разглядел впереди мачты, Фарак возликовал, ибо решил, что удача проявила свою благосклонность, приведя ему в руки желанную добычу. Но чуть позже, собственными глазами увидев обнаруженное глазастым парнем из своей команды судно, Фарак понял, что это совсем другой корабль. Оснастка его была вполне в видарском стиле, но сейчас перед Фараком было явно боевое судно, довольно крупное, со стремительными обводами и наверняка неплохо вооруженное. Возможно, то был корабль береговой стражи Видара, охотившийся за пиратами, и в таком случае Фарак не имел ни малейшего желания атаковать его, но гномы и слышать не хотели о том, чтобы убраться подальше, отпустив новую добычу с миром. Фарак, честно отрабатывавший более чем щедрую плату, не мог не согласиться с их волей.

И вот сейчас «Сарашх», стремительно разгоняясь, шел на сближение с чужаком, по которому предусмотрительно дали выстрел из малой катапульты. Галера, двигаясь только на веслах, очень близко подобралась к намеченной жертве под покровом тумана, и с расстояния не более сотни саженей канониры «Сарашха» не промахнулись, точно послав в цель зажигательный заряд. Огонь на палубе парусника был отличным ориентиром для рулевого и обслуги прочих орудий, которыми была вооружена галера. Сейчас матросы суетились вокруг двух «ежей», тяжелых многозарядных арбалетов, установленных на передней боевой площадке «Сарашха». Тем временем абордажная команда уже разбирала оружие, готовясь ринуться на палубу вражеского судна, пока не оказывавшего сопротивления.

Гномы, облачившиеся в кольчуги и тяжелые чешуйчатые панцири, также намеревались присоединиться к абордажникам, и сейчас Фарак, знавший, на что эти карлики способны в ближнем бою, был даже рад их присутствию на борту. Небольшой отряд тяжеловооруженных воинов мог, пожалуй, и без помощи матросов, большинство из которых вовсе не имели доспехов, захватить чужака, истребив его команду, едва ли слишком многочисленную.

— Абордажная команда, приготовиться! — крикнул Фарак. — Арбалетчики — вступаете в дело первыми. Сметите с их палубы все, что движется!

— Капитан, «ежи» готовы, — это прибежал с докладом командир расчета катапульт. — Прикажете стрелять?

— Давай, — хищно осклабился Фарак. — Покажем им, как нужно воевать на море!

Два мощных арбалета слитно щелкнули, бросив в сторону объятой пламенем шхуны не менее трех десятков тяжелых стрел, скорее даже коротких копий, каждое из которых с такого расстояние могло насквозь пробить закованного в кольчугу воина.

Рой метательных копий буквально смел с палубы «Бегущего» мечущихся людей, которые в тот момент только начали соображать, что их атаковали. С гулом проносились снаряды над палубой и характерные шлепки, сопровождавшие столкновение стали с человеческой плотью, говорили о том, что очередное копье находило свою жертву, обрывая еще одну жизнь. Ратхар, оказавшийся среди суетившихся матросов, одновременно пытавшихся погасить охватившее палубу пламя и готовившихся к бою, сумел увернуться от стрелы, распластавшись по палубе. Он видел, как метательный снаряд насквозь пронзил одного из матросов и уже на излете оторвал руку гвардейцу, замешкавшемуся на мгновение и не сумевшему уклониться. Всюду на палубе лежали окровавленные тела видарских моряков и гвардейцев, несколько человек оказались пришпилены к стене кормовой надстройки, точно бабочки, которых иные ученые мужи прикалывают булавками к пергаменту, а кое-кого просто выбросило за борт.

Разогнавшаяся галера, по палубе которой уже бежали вооруженные воины, ударилаокованным бронзой бивнем тарана в скулу «Бегущему». Фарак направил свое судно под углом к курсу противника, дабы таран не увяз слишком глубоко в его борту, и потому пробоина получилась весьма длинной. Вода сразу же хлынула в трюмы, а в палубу видарской шхуны вонзился стальной крюк абордажного мостика, по которому несколько десятков воинов ринулись в атаку, живой волной захлестывая чужой корабль. Десяток арбалетчиков, державшихся позади абордажной команды, дал залп, сразив еще нескольких видарцев, которые и без того были слишком ошеломлены, чтобы успеть организовать сопротивление.

В последний миг перед тем, как таран чужой галеры вонзился в борт «Бегущего», нанося кораблю смертельную рану, несколько видарцев пытались приготовить к выстрелу легкую катапульту, которая была установлена на корме шхуны. Им почти удалось взвести механизм, но вражеские стрелки, заметившие слаженные действия артиллеристов, мало походившие на суету большинства их товарищей, обрушили на корму град болтов, в мгновение ока сметя горстку людей. Пронзенные сразу несколькими стрелами, видарцы падали на палубу, орошая прочные доски настила своей кровью.

— Вперед, — прорычал капитан «Сарашха». — В бой! Пустите им кровь! Никого не щадить, малыши!

Чернокожие островитяне, обнаженные по пояс, в одних только широких штанах, едва корабли сошлись, ударившись бортами, ринулись на беспорядочно мечущихся по охваченной огнем палубе матросов «Бегущего» и немногочисленных оставшихся в живых гвардейцев. Потрясая тяжелыми абордажными саблями и короткими копьями с крюками на тулье, похожими на птичьи клювы, хармадские моряки, подбадривая себя громкими криками, обрушились на противника.

Ратхар, один из немногих на «Бегущем» сохранивший самообладание, выхватив из ножен меч, развернулся лицом к врагам, которые, словно вал, захлестнули палубу. В первых рядах атаковавших бежали невысокие воины в тяжелых кольчугах и чешуйчатых доспехах, вооруженные короткими клинками и булавами. Наемник, с удивлением поняв вдруг, что это гномы, на миг замешкался и едва не пропустил удар кистеня. Шипастый шар пронесся в паре дюймов от его лица, врезавшись в голову оказавшегося рядом матроса. На Ратхара брызнула чужая кровь, но наемник, уже опомнившись, резко развернулся и ударил клинком по шее гнома с кистенем. Узкая полоса отличной стали, оточенная, словно бритва, буквально разрезала кольчужную сетку, легко добравшись до плоти гнома. Карлик неловко отмахнулся кистенем, но Ратхар ушел от удара и добил своего противника, вонзив ему меч в горло.

На палубе «Бегущего» закипел бой, кровавый и яростный. Немногие уцелевшие матросы, отступая на нос шхуны, тщетно пытались сдержать натиск превосходящего их числом противника. Они сражались отчаянно, не щадя себя, но один за другим падали под ударами абордажных сабель и кинжалов, в добавок к которым свою кровавую жатву собирали и арбалетчики, время от времени посылавшие с борта галеры болты в сторону столпившихся на палубе «Бегущего» видарцев.

Гвардейцы Сената, несравненно более опытные во владении клинком, отступали к корме, где в окружении полудюжины своих людей бился сам Велиорн. Темнокожие воины, держась парами или тройками, создавали круговую оборону, столь надежную, что простые матросы с вражеского судна не рисковали атаковать их. Однако гномы, имевшие отличные доспехи и также весьма опытные, бросались на ощетинившихся клинками чернокожих воинов, как живые тараны, просто сметая противника с ног своей массой и затем добивая, либо оставляя на поживу следовавшим за ними людям. Гвардейцы тоже не оставались в долгу, и несколько гномов пали под их ятаганами, но врагов было больше, и через считанные мгновения на палубе осталась лишь горстка матросов, большинство из которых были ранены, капитан Велиорн и Ратхар.

Капитан вражеской галеры, окруженный полудюжиной лучших своих бойцов, кинулся вперед, туда, где ожидали неминуемой гибели видарские матросы. Он сразу заметил среди них Велиорна, узнав его по богатой одежде и хорошему клинку, и решил лично прикончить его, не предоставив такой возможности гномам. Взбежав по липкому от пролитой крови трапу на корму, Фарак одним взмахом сабли разрубил грудь оказавшегося на его пути матроса, второму вонзив в живот изогнутый широкий кинжал. Следом за своим командиром бежали его телохранители, под натиском которых видарцы дрогнули и бросились прочь, погибая один за другим. Несколько матросов пытались сопротивляться и успели прикончить трех или четырех врагов, но силы были неравны.

Фарак, убив еще одного видарского моряка, схватился с капитаном «Бегущего». Велиорн, будучи не только опытным мореходом, но еще и умелым бойцом, хотя во время абордажа и предпочитал оставаться на своем судне, со стороны командуя боем, встретил натиск своего противника грамотной защитой, в которой увязли почти все удары Фарака. Лишь один раз хармадец сумел достать своего противника, нанеся ему рану в левое плечо. Двое бойцов, звероподобный, похожий на ожившую глыбу хармадский корсар, наголо обритый и обнаженный по пояс, и худой белокурый северянин, схватились на палубе, оказавшись в центре круга, образованного моряками с обоих кораблей, ожидавшими, чем окончится поединок их капитанов и на время забывшими друг о друге.

Клинки пели песнь смерти, сталкиваясь с глухим звоном или вспарывая воздух, стонавший под полными неистовой силы ударами. Широкая тяжелая сабля, которой бился Фарак, с такой скоростью вращая свое оружие, словно оно ничего не весило, змеей устремлялась к Велиорну, но тот, сражаясь спокойно и хладнокровно, словно был не в гуще боя, а в фехтовальном зале своего дома в Элезиуме, отражал яростные атаки, подставляя под удары легкий прямой клинок. Отбросив чертившую сверкающие полукружья саблю, видарский капитан атаковал, и его меч стремительным росчерком метнулся в едва открывшуюся брешь. Точно жало скорпиона, плавно сужающийся к острию клинок вонзился в живот Фарака, заставив того отскочить назад, вскричав от боли.

И все же сила и ярость хармадца делали свое дело. Не замечая боли, не чувствуя, как стекает по обнаженному животу горячая кровь из зияющей раны, капитан «Сарашха» ринулся в атаку, нанося частые удары, в каждый из которых вкладывал все силы. Он хотел одного — сломить, сокрушить врага, и его противнику не оставалось ничего более, нежели только защищаться.

— Ты умрешь, — выдыхал Фарак, нанося очередной удар. — Вы все сдохнете здесь, безродные псы с севера! — изогнутый клинок обрушился на голову Велиорна, едва успевшего отразить удар. — Я буду пить вашу кровь! — теперь полоса булатной стали сверкнула, пронесшись параллельно палубе, и только чудом сабля не разрубила видарцу ребра.

Велиорн, получивший несколько легких ран, на которые пока не стоило обращать внимания, отступал под бешенным натиском Фарака, вскоре оказавшись прижат к фальшборту. Капитан «Сарашха» вновь ударил своего противника наискось, словно намереваясь разрубить его пополам, а когда Велиорн отразил этот выпад, на миг открыв незащищенную доспехами грудь, Фарак выхватил из ножен на поясе стилет и вонзил его в горло видарца. Выпустив клинок, Велиорн инстинктивно попытался зажать рану, из которой хлынула кровь. Фарак, ногой сбив своего смертельно раненого противника на палубу, высоко замахнулся саблей и одним ударом снес голову Велиорну.

— Убейте их всех, — оскалившись, словно безумец, Фарак схватил отрубленную голову вражеского капитана и поднял ее высоко над собой. — Прикончите этих ублюдков!

Капитан корсаров был страшен, окровавленный, с жутким оскалом, он походил на вырвавшегося из самых мрачных глубин преисподней демона. Громкий возглас, похожий больше на рык бешенного зверя, разнесся над палубой гибнущего судна, и матросы с «Сарашха» подхватили его, взвыв, точно дикие звери.

Хармадцы, до того момента наблюдавшие за схваткой капитанов, кинулись на видарских матросов, безжалостно убивая их. Большинство людей с «Бегущего», отчетливо понимая, что пощады им не будет, сопротивлялись, причем бились тем яростнее, чем меньше их становилось. Хармадцы за каждого убитого врага платили жизнями двух, а то и трех своих братьев, но корсаров было много, и даже такие потери уже не могли их остановить. Кое-кто из видарцев, бросая оружие, падал на колени, умоляя сохранить ему жизнь, но вражеские воины, пробегая мимо, убивали таких одним ударом, словно не замечая их, и устремлялись к оставшимся в живых противникам, еще способным биться.

Ратхар, оказавшийся отрезанным от прочих своих спутников в начале боя, не видел, как погиб Велиорн, поскольку наемника в этот момент окружило с полдюжины гномов и их союзников-людей. Отступая под натиском такого количества противников к левому борту, Ратхар только успевал отбивать их удары. Легкий прямой клинок, который наемнику подарил советник Крагор перед отплытием, ткал перед воином невидимую сеть, в которой увязали сыпавшиеся на Ратхара удары.

— Прими этот меч, — сказал Крагор наемнику, когда перед тем, как последний покинул Видар, вручил ему клинок. — Ты воин, а воину негоже быть без оружия. Это очень хороший меч, отличная сталь, баланс отменный. Уверен, в будущем он сослужит тебе хорошую службу.

Крагор был прав, словно мог предсказывать судьбу, и ныне пришло время опробовать подарок чужеземного сановника в деле. И наемник лишь мог теперь мысленно благодарить Крагора за бесценный дар, ибо оружие и впрямь оказалось превосходным.

Один из гномов, размахнувшись увесистым перначом, одного удара которого хватило бы, чтобы размозжить голову, защищенную стальным шлемом, прыгнул вперед, проявляя непривычную для своего племени прыть. Ратхар, увернувшись, ударил гнома мечом поперек живота, но стальная чешуя доспехов удержала клинок. Приземлившись на палубу, гном выбросил вперед руку, пытаясь достать навершием пернача грудь наемника. Венчавший оружие гнома длинный граненый шип, которым можно было пробить и кирасу, чиркнул по телу Ратхара, оставляя длинную рану, тут же начавшую заполняться кровью, но наемник, невзирая на боль, резко ударил мечом снизу, отрубив руку гному.

Карлик, зажимая культю, отскочил в сторону, но Ратхара уже атаковал высокий темнокожий моряк, размахивавший коротким копьем с наконечником, похожим на клинок меча. Уклонившись от полосы стали, Ратхар поднырнул под руку хармадца и вонзил ему в живот меч. Согнувшись, моряк начал заваливаться назад, и наемник, не успевая освободить оружие из чужой плоти, выпустил его рукоять. Подхватив с залитой кровью палубы копье, только что выпавшее из рук своего противника, Ратхар вонзил его в грудь островитянина, бросившегося на оказавшегося на миг безоружным воина. Закаленное жало, пронзив человека насквозь, вышло из спины моряка, а наемник подхватив в воздухе выпавшую из руки убитого им врага саблю, отскочил в сторону, едва успев закрыться от могучего удара, который нанес оказавшийся рядом гном.

Подгорный воитель, с ног до головы забрызганный кровью, видимо, впал в боевое безумие, обычное для его племени. Крестя перед собой фальчионом так, что воздух стонал от ударов, он ринулся на отступающего Ратхара, который уже чувствовал, что через пару шагов уткнется спиной в фальшборт. Наемник отразил удар гнома, отведя его клинок в сторону саблей, и едва не выронил оружие, такую силу недомерок вложил в свой выпад. Воспользовавшись брешью в рядах противников, державшихся подальше от обезумевшего гнома, которому, кажется, было все равно, кого убивать, наемник метнулся на средину палубы. Гном, развернувшись на месте, кинулся за ним с яростным ревом, но поскользнулся в луже крови, натекшей из-под тела лежавшего рядом видарского матроса. Неловко взмахнув руками, гном на миг потерял равновесие, и Ратхар, пользуясь случаем ударил его по шее, снеся голову, которая отлетела в сторону и покатилась по палубе, словно мяч. Обезглавленное тело, еще размахивавшее руками, в следующий миг рухнуло на палубу.

Хармадцы, окружившие Ратхара, не мешкая, кинулись на него со всех сторон. Наемник в этот миг оставался единственным их противником, поскольку с прочими матросами уже было покончено, а немногочисленных гвардейцев убили еще раньше, хоть при этом погибли почти все гномы, плывшие на галере. Тела убитых видарцев густо усеивали палубу, вперемежку с ними лежали их враги, оказавшиеся недостаточно удачливыми или не слишком умелыми в бою, всюду было разбросано оружие, а ближе к носу шхуны еще полыхал огонь, начавший понемногу угасать. Единственный остававшийся на ногах человек из всей команды «Бегущего» оказался лицом к лицу с целой армией. И теперь не менее двух дюжин разгоряченных боем и опьяненных запахом крови и смерти воинов ринулись с разных сторон на одинокого наемника, усталого и раненого.

Ратхар, чувствуя, что позади свободное пространство, стал пятиться, на ходу подхватив с палубы чей-то кинжал, по самую рукоять покрытый кровью. Так, с двумя клинками, он и встретил первую атаку. Спиной наемник прижался к мачте, защитив тем самым свой тыл, и набросившихся на него хармадцев встретила направляемая умелой рукой сталь.

Первого, невысокого кряжистого малого, вооруженного топориком на длинной рукояти, Ратхар прикончил одним ударом в грудь, наискось разрубив плоть противника. Следующий пират ударил наемника копьем в лицо, но Ратхар рукой отвел в сторону древко и вонзил в горло копейщику свой кинжал. Не теряя времени, он толкнул тело хармадца вперед, к его товарищам, сбив таким образом пару человек с ног, кого-то ударил саблей по голове, и ринулся на корму, вырываясь из кольца врагов.

— Смерть, смерть, — кричали, потрясая оружием, опьяненные кровью пираты, бросившись вслед за наемником. — Убьем его! Прикончим!

Взбежав на надстройку, где всюду лежали окровавленные тела видарских моряков и их противников, хранившие следы страшных сабельных ударов, Ратхар развернулся и могучим ударом сверху вниз раскроил череп одному не в меру прыткому корсару. Тот скатился по сходням под ноги своим товарищам, которые, видя это, пришли в неописуемую ярость. Отталкивая друг друга, они ринулись наверх и один за другим гибли под ударами Ратхара. И все же наемник видел, что врагов слишком много, чтобы всерьез думать о победе. Ратхар понимал, что еще через несколько мгновений его противники чуть поостынут, заметив собственные потери, и без особых изысков расстреляют наемника из арбалетов. Пока воин спасался тем, что дрался в гуще врагов, и их товарищи с галеры не могли стрелять, без риска зацепить своих. Но так долго продолжаться не могло.

Хармадцы все лезли вперед, размахивая саблями и кинжалами, словно пытаясь завалить наемника, метавшегося среди врагов, массой своих тел. Никто из них не носил доспехов, которые в море стали бы скорее помехой, а потому клинок ратхарова меча успел уже вдоволь напиться крови. Эти моряки были неплохими воинами, но против наемника, большая часть жизни которого прошла в сражениях с такими же, как он сам, солдатами удачи, живущими войной, и настоящими рыцарями, обучавшимися боевым искусствам с детства, корсары были почти бессильны. Ратхар прикончил уже не менее полудюжины чернокожих воинов, когда до них дошло, что этот противник слишком опасен, чтобы бросаться на него просто так, сломя голову. Возможно, окажись здесь гномы, они уже покончили бы с наемником, но гномы все были перебиты, и матросы отступили.

Из толпы, ощетинившейся клинками, вперед выступил высокий воин, голова которого была повязана куском зеленой материи. В руках он держал длинную тяжелую саблю, внутренняя сторона клинка которой была зазубрена, точно пила. Лоснящееся тело этого великана, который был выше наемника на полторы головы, бугрилось мускулами. Он был строен и легок, как те древние атлеты, с которых ваяли свои восхитительные, совершенные статуи древние скульпторы. Сгусток стальных мышц, а не человек. Опасный противник, быстрый, сильный, выносливый, он чувствовал превосходство над израненным, забрызганным кровью, не только чужой, но и своей, загнанным в угол Ратхаром, со спокойствием обреченного готовившимся к бою.

— Северянин, я вырву твое сердце и съем его сырым, — прорычал чернокожий великан на знакомом Ратхару наречии. — Я вскрою твой живот и удавлю тебя твоими же кишками! — Сам себя подбадривая такими речами, гигант, поигрывая саблей, так и порхавшей в его руке, приближался к замершему неподвижно наемнику, выставившему вперед оба клинка.

— Джамал, Джамал, — восторженно вскричали толпившиеся за спиной великана моряки, подбадривая своего воина. — Убей его, Джамал! Съешь его печень! Расколи его череп!

Хармадец вдруг резко прыгнул вперед, проявляя небывалую ловкость для человека, весившего добрых семь пудов, и взмахнул саблей, словно намереваясь разрубить Ратхара пополам. Наемник, не собиравшийся мериться силой, и уж тем более состязаться в выносливости с этим монстром в человеческом обличии, с которого явно сталось бы действительно сожрать сердце убитого врага, перекатился через голову, поднырнув под клинок врага, и, оказавшись позади своего противника, вонзил ему в печень кинжал. Чернокожий воин заорал, разворачиваясь на пятках, и ударил саблей сверху вниз. Наемник отскочил в сторону, и длинный клинок его противника глубоко вонзился в доски. Пират еще пытался вытащить свое оружие, но Ратхар стремительным движением рубанул его по животу, так, что из раны вывалились внутренности. Хармадец еще попытался затолкать их обратно, зажимая ужасную рану руками, но вдруг пошатнулся и упал навзничь.

— Ну, твари, кто еще торопится сдохнуть, — Ратхар, обернулся к толпе своих врагов, которые при виде столь позорной гибели своего, должно быть, лучшего бойца, остолбенели на мгновение. — Давайте сюда, трусливые псы! Ну же!

— Убить его, — истошно закричал кто-то в толпе. — Смерть! Смерть!

Живой вал, хоть и поредевший за время битвы, хлынул вперед. Ратхар, увернувшись от нескольких ударов, парой точных выпадов прикончил двух противников, которые даже не успели заметить молниеносную атаку. Сейчас, оказавшись в толпе врагов, Ратхар пустил в ход все свое мастерство, разя направо и налево и убивая всякого, кто оказывался от наемника на расстоянии длины клинка. Здесь не было своих, которых можно было зацепить в горячке боя, и каждый удар Ратхара, который он наносил, подчас, наугад, сокращал число его врагов на одного. Кто-то из хармадцев вонзил в бедро наемнику копье, в тот же миг еще один удар вскользь пришелся по спине, но Ратхар уже развернулся и стремительным выпадом достал врага, оказавшегося слишком ловким.

Наемник, казалось, одновременно присутствует в нескольких местах, так быстро он двигался по палубе. Всякий, кто приближался к воину, через мгновение падал, обливаясь кровью, чтобы больше уже не вставать. Сам Ратхар сейчас походил на демона, чему способствовал и яростный оскал и то, что воин с ног до головы был залит своей и чужой кровью, или, скорее, на диковинный механизм, ибо в действительности бился наемник расчетливо и спокойно, не позволяя эмоциям овладеть собой. Он просто шел по палубе, и там, где ступал Ратхар, оставались лишь израненные тела его врагов. Хармадцы, не ожидавшие такого от одиноко бойца, готовы были обратиться в бегство. Их товарищи с галеры также заметили, что дело плохо, и решили помочь, открыв огонь из арбалетов.

С гулом тяжелый болт пролетел в паре дюймов от головы Ратхара, когда тот как раз вытаскивал клинок из тела еще одного сраженного противника. Следующий болт вонзился в доски палубы, а еще один ударил Ратхара в плечо, пробив плоть насквозь. Пираты, потеряв слишком многих, решили больше не рисковать, взявшись, наконец, за самострелы.

Наемник от боли выронил клинок, оказавшись лицом к лицу с десятком врагов, жаждущих растерзать его. Ратхар, не раздумывая, бросился к борту, по пути сбив с ног какого-то хармадца, кинувшегося наемнику на перерез. Вскочив на планшир, воин глубоко вдохнул и прыгнул в воду, а через мгновение воздух в том месте, где он стоял, пронзила полудюжина болтов и стрел.

Ратхар вынырнул уже в нескольких саженях от захваченного врагами «Бегущего», но тут же вновь скрылся под водой, поскольку заметил перегнувшихся через борт арбалетчиков, намеревавшихся, видимо, добить ушедшего от них противника.

— Оставьте его, — бросил Фарак, видя, как его люди стреляют по воде там, где за мгновение до этого заметили голову наемника. Безумие, охватившее вожака хармадских корсаров, отступило. Капитан уже вернулся на свое судно и теперь со стороны наблюдал за боем, о котором впору будет рассказывать легенды. Прежде Фараку не приходилось видеть, чтобы единственный воин мог играючи перебить почти полтора десятка человек, которые тоже не были новичками в ратном деле. — Море довершит то, что мы начали. И если небеса будут милостивы, он выживет.

В схватке с видарским капитаном командир «Сарашха» получил серьезную рану, над которой уже суетился судовой лекарь, и теперь Фарак сожалел, что не довелось скрестить клинок с чудом уцелевшим седым воином, оказавшимся настоящим мастером. Поединок с седым северянином мог бы доставить истинное удовольствие. Капитан вдирской шхуны тоже был неплох, но этот демон во плоти, похоже, не знал себе равных, как в силе, так и в искусстве владения клинком.

— Что делать с кораблем, капитан, — один из матросов склонился перед Фараком. — Оставить призовую команду?

— Шхуна повреждена и вот-вот уйдет на дно, — заметил помощник, от опытного взгляда которого не укрылось то, что «Бегущий», трюмы которого заполняла вода, заметно осел, и волны едва не перехлестывали через борт. — Чтобы довести ее до берега, придется потрудиться.

— Этот бой стоил нам слишком многих жизней, — досадливо бросил капитан корсаров. — И жертвы были напрасны. Пусть все возвращаются на «Сарашх», — приказал он затем. — Тащите на галеру все ценное, что найдете на видарском корабле, затем прорубите борта ниже ватерлинии. Эта шхуна нам ни к чему, тем более, ее могут искать, и приводить такой приметный корабль в порт опасно.

Вынырнув уже в нескольких десятках саженей от сцепившихся кораблей, Ратхар увидел, как галера, тяжело ворочая веслами, отдаляется от «Бегущего», стремительно погружавшегося в воду. С борта галеры за зрелищем наблюдало множество матросов, и когда между кораблями было уже не менее полусотни саженей, установленная на корме галеры катапульта сделала выстрел. Оставляя за собой дымный хвост, глиняное ядро, заполненное горючей жидкостью, ударило в кормовую надстройку шхуны, так глубоко осевшей в воде, что волны уже перекатывались через палубу. Утренний сумрак озарила яркая вспышка, и в свете охватившего «Бегущий» пламени было видно, как ликуют на борту галеры матросы, приветствуя удачный выстрел.

Наемник, пользуясь тем, что враги отвлеклись на созерцание тонущего корабля, рывками двинулся прочь, туда, где, как он полагал, был берег. Плыть было тяжело из-за засевшего в плече болта, к счастью, повредившего лишь мышцы. К тому же наемник в бою получил несколько ран, которые поначалу казались несущественными, но теперь он чувствовал, что теряет кровь. Некстати вспомнились рассказанные бывалыми моряками и просто путешественниками истории о хищных рыбах, которые могли за несколько миль почувствовать кровь в воде. Ратхар не знал, встречаются ли такие твари в этих водах, но всей душой желал, чтобы их здесь не было. Меч он бросил сразу же, как очутился в воде, кинжал остался в теле одного из корсаров, и теперь наемник был абсолютно безоружен, да и будь у него клинок, едва ли это помогло бы раненому человеку в схватке с морскими чудовищами.

Ратхар отдалился от тонущего корабля на приличное расстояние, когда почувствовал, что силы вот-вот его покинут. В воде не было возможности вытащить стрелу, причинявшую ужасную боль, и грести стало совсем тяжело. К тому же, вражеская галера была еще довольно близко, и любой глазастый матрос мог заметить плывущего по спокойному морю человека, а тогда хватило бы единственного выстрела из арбалета.

Наемник почувствовал, как что-то шершавое коснулось его ног. Обернувшись, он уже приготовился увидеть какого-нибудь обитателя глубин, охочего до человеческой плоти, но это оказалась всего-навсего бочка, которую, должно быть, принесло сюда течением от того места, где исчез в пучине «Бегущий». Ратхар возликовал, ибо теперь мог не бояться утонуть, лишившись сил. Бочка, закупоренная и просмоленная, помогла ему держаться на поверхности, и теперь требовалось лишь время, чтобы достичь берега, который, кажется, был отсюда недалеко.

Человек греб изо всех сил, стараясь преодолеть как можно большее расстояние, покуда он еще в силах двигаться. Он старался не обращать внимания на боль, но вскоре почувствовал, что силы на исходе. Руки воина разжались и бочка, служившая ему единственной опорой, выскользнула. Вдруг Ратхар заметил вдалеке корабль, идущий на всех парусах. Возможно, это были враги, но сейчас человеку не хотелось умирать, тем более, такой смертью. Он вскинул руки и попытался закричать, но вместо этого раздался едва слышный хрип. Ратхар, собрав последние силы, направился к кораблю. Последним, что он успел запомнить, были фигуры людей, метавшихся по палубе. Кажется, кто-то из них указывал руками в сторону наемника. После этого в глазах Ратхара потемнело, и он потерял сознание, чувствуя, как холод охватывает его тело, говоря о приближении смерти.

Когда Ратхар вновь пришел в чувства, первым, что он ощутил, было прикосновение к раненому плечу. Причем боли не было, словно кто-то позаботился о ранах и извлек из плоти воина вонзившийся в него болт. Против воли Ратхара, повинуясь слишком глубоко въевшимся в кровь инстинктам, его рука метнулась к источнику беспокойства, и пальцы Ратхара стальной хваткой сжали чье-то запястье. Открыв глаза, наемник увидел склонившегося над собой человека, старика с желтой, как пергамент, кожей, покрытой сеткой морщин, и раскосыми глазами, выдававшими в нем уроженца дальних стран. Видимо, Ратхар слишком сильно вцепился в руку старика, поскольку тот вскрикнул от боли и произнес длинную фразу на непонятном языке. И тут же откуда-то со стороны раздался другой голос, более уверенный, явно принадлежащий человеку, привыкшему отдавать приказы.

— Что? — язык, на котором обратились к наемнику, был ему незнаком, хотя где-то он слышал его прежде. — Ничего не понимаю.

Только теперь наемник заметил, что вновь оказался на корабле, причем явно идущем сейчас на всех парусах, что ощущалось по качке. Снаружи, из-за тонких переборок, слышался скрип снастей, отборная брань и отрывистые команды. Ратхар же очутился в каюте, довольно тесной, но богато обставленной. На небольшом столике из красного дерева, что само по себе говорило о достатке владельца корабля, стоял золотой канделябр, украшенный рубинами. Здесь же стояла небольшая шкатулка, усыпанная самоцветами и жемчугом, а также тяжелый компас в золотом футляре.

Сам Ратхар лежал на длинном сундуке, превращенном в постель. Стена над головой наемника была увешана разнообразным оружием, многое из которого Ратхар видел впервые. Клинки разной формы и размеров были все без исключения высочайшего качества, и часть из них явно побывала в бою, что можно было легко понять по царапинам и зазубринам, следам от ударов, которые хранили многие клинки.

— Я попросил тебя отпустить моего человека, — вновь раздался слева насмешливый голос, но теперь говоривший изъяснялся на наречии северных земель. Ратхар вдруг понял, что прежде с ним пытались говорить на древнем языке Эсссара, забытом на севере. Ныне, как знал наемник, на нем изъяснялись лишь на юге, в Фолгерке, одном из многих осколков великой державы прошлых эпох, где он стал своего рода придворным наречием, которым простолюдины почти не владели. На этом языке составлялись королевские указы и иные документы, и дворяне из тех краев общались на нем между собой. И сейчас то, что с Ратхаром вдруг завели беседу на древнем наречии, могло значить многое.

— Если ты сломаешь ему руку, он больше не сможет заниматься твоими ранами, — продолжил незнакомец, кажется, находивший ситуацию забавной. Во всяком случае, в голосе его явно слышалась насмешка. — Мастер Ву И — хороший лекарь, он владеет многими тайнами медицины, но без рук он не будет ни на что пригоден. — Слова были произнесены с едва заметным акцентом, по которому Ратхар узнал уроженца южных земель. Повернув голову, он смог разглядеть своего собеседника.

Человек, обратившийся к Ратхару, стоял возле окна, из которого открывался вид на водную гладь, остававшуюся за кормой корабля. Это явно был капитан неизвестного судна, подобравшего наемника, о чем последний догадался не по внешнему виду, а по повадкам и тону голоса незнакомца, привыкшего командовать и едва ли приемлющего сомнения в своих словах или неподчинение приказам. Он был высок, хотя ростом все же уступал Ратхару, и неплохо сложен, в меру мускулист, но явно очень подвижен. Такие вот поджарые парни, не отягощенные ни каплей лишнего жира, быстрые и ловкие, в бою всегда представляли опасность намного большую, чем огромные неповоротливые богатыри, сильные, как быки, но за свою мощь вынужденные расплачиваться малой подвижностью.

Человек, в этот миг спокойно рассматривавший наемника, над которым склонился желтокожий доктор, был смуглым и черноволосым. Подбородок его был гладко выбрит, а над верхней губой щетинилась жесткая щеточка усов. Пронзительный взгляд черных, как антрацит глаз, впивался в каждое движение Ратхар, в свою очередь также пристально изучавшего незнакомца. Он был одет в белую шелковую рубаху и мешковатые парчовые шаровары зеленого цвета, а на голове носил алый тюрбан, с которого на левое плечо ниспадал конец полотнища ткани, образовывавшей этот головной убор. Незнакомец не был вооружен, если не считать висевшего в роскошных ножнах на широком кушаке короткого изогнутого кинжала, вещи скорее декоративной, нежели боевого оружия.

Внимание Ратхара привлекли руки незнакомца, точнее его пальцы, тонкие и сильные, словно у музыканта. На левой руке он носил множество перстней с крупными изумрудами и жемчугом, на правой же была кожаная перчатка. Приглядевшись, Ратхар понял, что эта перчатка скрывает увечье — отсутствие двух пальцев, среднего и безымянного.

— Ву И занимался вашими ранами, пока вы были без сознанья, — продолжал тем временем незнакомец. — Еще немного, и вы могли бы умереть от потери крови. Это не лучшая идея — плавать с арбалетным болтом в плече.

— Где я, — только и смог спросить Ратхар, приложив невероятные усилия, чтобы голос его звучал ровно. — Что это за корабль?

— Если подумать, то первым вопросы должен задавать я, ибо это мой корабль, — усмехнулся незнакомец. — Но я удовлетворю ваше любопытство, а в ответ хочу услышать вашу историю. Так вот, это судно называется «Ветер Залира», а я, Фарид Ар’Захир, имею честь быть его капитаном.

— Под чьим флагом вы ходите?

— Это так важно для вас? — вновь усмехнулся капитан Фарид. — Что ж, если вас это устроит, то мы идем под флагом Аргаша, должно быть, это название вам знакомо.

— Аргаш, — воскликнул Ратхар. — Значит, это корабль союзников Фолгерка?

— Да, мы заключили союз с королем Ирваном против эльфов, — утвердительно кивнул капитан. — А теперь извольте поведать о том, как вы оказались в открытом море верхом на бочке и со стрелой в плече.

Рассказ Ратхара не занял много времени, поскольку у наемника просто не было сил на долгие беседы. В нескольких словах он поведал о том, что направлялся с важным посланием к придворному чародею Ирвана, но судно, на котором он шел, было атаковано пиратами. Наемник скупо обрисовал картину боя, добавив в конце, что шхуна, пассажиром которой он был, утонула, точнее, была потоплена победившими в той битве морскими разбойниками.

— Два дня назад мы заметили на горизонте галеру, по обводам и оснастке явно похожую на суда хармадских корсаров. Расстояние между нами было слишком велико, а ветер — слишком слаб, чтобы под парусами можно было бы догнать ее, — задумчиво произнес Ар’Захир, после того как Ратхар умолк. — Мой корабль был направлен адмиралом Хассаром в эти воды для наблюдения за эльфами. Мы раньше здорово потрепали их, пустив на дно немало эльфийских кораблей, но все же их флот еще довольно силен и в северной части Хандарского моря они сохраняют господство.

— А не встречались ли вы с другими кораблями, возможно, шедшими под флагом Видара? — спросил наемник.

— Перед тем, как разразилась буря, мой рулевой заметил парусник, на мачте которого развевался флаг Республики, — последовал уверенный ответ. — Это, скорее всего, был купец, торговый корабль. Он направлялся на запад, что показалось мне весьма странным, ведь те воды очень опасны сейчас. Эльфы не делают разницы между людьми, им нет дела до того, под чьим флагом идет судно, если они могут нагнать его и потопить. Если этот смельчак, или, скорее, глупец, уцелел во время шторма, и сторожевые суда эльфов его не заметили, он, пожалуй, уже может стоять на якоре в укромной бухте на побережье И’Лиара, — предположил капитан Фарид. — Но почему вы интересуетесь этим? Вы что-то знаете о том судне, которое мы упустили?

— Нет, — помотал головой Ратхар. — Все это не важно. Капитан, я хочу просить вас о том, чтобы прервать свою миссию и вернуться в порт, принадлежащий фолгеркцам. Я должен как можно скорее увидеть Тогаруса. Вы даже не представляете, как это важно.

— То, что вы ищете встречи с королевским чародеем, придает вашим словам некоторую весомость, — ответил на это аргашский капитан. — Такими именами здесь не принято шутить. Но если я вернусь, мой адмирал едва ли будет в восторге от того, как выполняются его распоряжения, — заметил моряк. — Нам было приказано патрулировать эти воды в течение месяца, наблюдая за действиями эльфов и по возможности атакуя одиночные их корабли. И я не вижу причин, дабы нарушить приказ, тем паче, неподчинение может привести меня на рею, в петлю.

— Уверяю, вы не понесете никакого наказания, — принялся уговаривать Фарида наемник. — Стоит только мне увидеть чародея Ирвана, и вас наградят. Я везу важные вести, и каждый час промедления множит опасность, которую никто из людей и представить себе не может.

— Сперва вы сказали, что обычный наемник, а теперь оказывается, что вы знаете нечто, предназначенное только Тогарусу, одному из сильнейших и мудрейших магов в этих краях, — с сомнением произнес Фарид. — Чем вы докажете, что ваши слова правдивы?

— Я ничего не могу вам предоставить в доказательство собственной искренности, — Ратхар пожал плечами. — Разве только это, — он приподнял на ладони медальон, который передал воину умирающий чародей Скиренн. — Этот знак должен подтвердить мою правоту перед Тогарусом, вам же, капитан, я могу лишь дать свое слово, что все сказанное мною — истина.

— Что ж, быть может, я поверю вашему слову, — с сомнением произнес Фарид, шагая по тесной каюте из угла в угол. — В любом случае, обратный путь займет немало времени, даже если ветер будет попутным. К тому же здесь хозяйничают эльфы, и мы можем ввязаться в бой. Если корабли длинноухих появятся на горизонте, я не упущу случая потягаться с ними в схватке. — Капитан направился, было, к выходу из каюты, но на пороге вновь остановился, оглянувшись на Ратхара: — Вы потеряли много крови и еще слабы, поэтому мастер Ву И будет при вас. Он займется вашими ранами и к тому времени, как мы окажемся у дружественных берегов, вы вновь будете полны сил. Пока же можете гулять на палубе, дышать свежим воздухом, если, конечно, не страдаете морской болезнью.

Фарид Ар’Захир вышел, и Ратхар остался наедине с желтокожим целителем. Старый лекарь и впрямь оказался мастером своего дела, ибо уже на следующее утро Ратхар, проснувшись, ощутил себя полным сил. Его раны затянулись всего за одну ночь, чему причиной были мази и бальзамы, которые старик прикладывал к отметинам от вражеских клинков и стрел.

Одевшись в просторную рубаху и широкие полотняные шаровары, которые для него принес один из матросов взамен собственной одежды наемника, пришедшей в негодность, Ратхар выбрался на палубу. Подойдя к борту, он подставил свежему ветру лицо, с удовольствием ощущая, как потоки воздуха омывают его кожу. «Ветер Залира», красивый стремительный корабль, быстроходная двухмачтовая шхуна, во многом схожая с канувшим в океан «Бегущим», легко мчался вперед, вспенивая водную гладь. Попутный ветер нес корабль вперед, словно подхватив на руки, так высока была скорость судна.

Ратхар, мало сведущий в кораблях, ибо большую часть жизни он постигал науку боя на земной тверди, понял, что размерами и оснасткой «Ветер» мало отличается от прежнего судна, на котором наемнику довелось плавать и сражаться. Это был корабль, точно так же предназначенный для погонь и перехватов, легкий охотник. В отличие от тяжелых галер, составлявших основу, костяк боевого флота любой державы, эта шхуна не несла тяжелого вооружения и не имела тарана, главного оружия в морском бою. Но ее скорость и маневренность должны были позволить в схватке с более сильным противником уклоняться от его ударов и выбирать для ответных атак наиболее удачные направления, нанося стремительные удары и затем быстро отступая. Точно так же действует в схватке воин в легких доспехах или вообще без оных, когда приходится сражаться с закованным в стальной панцирь латником, нанося удары в уязвимые места и избегая ответных выпадов, ибо даже один пропущенный удар для лишенного защиты воина будет смертельным. В итоге измотанный поединком латник, неповоротливый в своих доспехах, раскрывается, теряя бдительность, и исход боя решает лишь один точный удар.

Небо было ясным, ни единого облачка не было видно на горизонте, и яркое солнце, поднявшееся над линией океана, озаряло водный простор, не нарушаемый ни единым парусом или клочком суши. Однако от глаз наемника не укрылось беспокойство матросов, часто глядевших на корму, словно они ожидали появления там чего-то или кого-то. Несколько человек не отходили от установленной на носу судна катапульты, готовые открыть огонь в любой момент. Было очевидно, что все ожидали нападения.

— Вы, как я вижу, уже оправились от ран, — раздался сверху, с мостика, голос капитана. — Таких живучих людей я видел нечасто.

— Просто у меня большой опыт, — усмехнулся Ратхар, приветствуя Ар’Захира, как и прежде, разряженного в шелка, точно капитан прямо сейчас собрался на королевский бал. — Слишком много отметин оставила чужая сталь на моей шкуре, и если из-за каждой лежать в постели по неделе, то когда же жить?

— Воистину, северные земли рождают великих воинов, если вы так об этом говорите, — капитан Ар’Захир был бодр и весел и охотно вступил в беседу с северянином.

— Скажите, капитан, почему ваши люди выглядят такими обеспокоенными, — сменил тему разговора Ратхар. — Возникла какая-то угроза?

— Возможно да, а возможно, и нет, — неопределенно пожал плечами Фарид. — Перед рассветом за кормой матросы заметили парус, эльфийский парус, но потом никто ничего больше не смог разглядеть. Может быть, им просто показалось, или эльфийский корабль не намеревался преследовать нас и повернул к своим берегам, но все же осторожность не помешает. Эльфы, хоть и никогда не считались хорошими мореходами, знают толк в морских сражениях, — заметил тоном знатока капитан «Ветра Залира». — Их корабли быстры и проворны, а лучники стреляют очень метко, и бой с ними для нас может оказаться трудным делом. Я решил загодя приготовиться к неприятностям, чем оказаться застигнутым врасплох.

Самые зоркие матросы, подчиняясь приказам Фарида, взобрались на мачты, дабы оттуда как можно раньше заметить приближение врага и приготовиться дать отпор. Из трюма на палубу подняли несколько тяжелых сундуков, в которых хранилось оружие. По обычаям Аргаша, в походе только капитан мог иметь при себе оружие, прочие же матросы и даже офицеры не могли держать под рукой даже ножа. Оружие хранилось под замком, и раздавалось матросам только в преддверии боя, дабы в иное время избежать ссор и драк, могущих завершиться убийством или, того хуже, бунтом. Обычай этот был весьма древним, но и по прошествии веков никто не подвергал его сомнению. На корсарских кораблях ходил лихой народ, горячий и гордый, и никому из командиров не хотелось засыпать в окружении целой оравы вооруженных до зубов головорезов, среди которых всегда находились смутьяны, способные подбить товарищей на бунт.

— Северянин, как твои раны? — осведомился помощник капитана, низкорослый кряжистый малый, которого Ратхар про себя сразу окрестил Гномом, ибо имени его не запомнил, а внешностью, особенно широкой бородой, этот мужик походил более всего именно на подгорного жителя. Правда, голова его была гладко выбрита, чего у истинных гномов никогда не было в традициях. — Биться сможешь, ежели что, или твоя милость желает в стороне стоять?

— Дай мне клинок, и сам все увидишь, — недобро усмехнулся наемник, поняв, что такие подначки от какого-то разбойника, пусть и считавшегося среди своей шайки офицером, нельзя оставлять без внимания. — Можешь сам проверить, хватит ли у меня силы выбить из твоих рук ту железяку, которую ты по недомыслию своему считаешь оружием. — На поясе Гнома в самом деле висел огромный тесак, при виде которого знаменитые боевые ножи орков должны были бы, имей они зрение и разум, мгновенно рассыпаться в пыль от стыда.

— Успеешь еще подраться, северянин, — Гном понял, что нарвался на серьезного человека, которого так просто не смутить, и пошел на попятную. — Хотя, видят боги, я бы не сильно огорчился, обойдись наш поход без боя, — очень тихо добавил моряк, косясь в сторону кормы.

Боги, если и слышали слова корсара, не сочли нужным вмешиваться. И уже вскоре стало ясно, что без боя на этот раз не обойдется. «Ветер» как раз проходил мимо небольшого островка, большой скалы, выраставшей из моря, когда наперерез ему метнулись похожие на хищных барракуд парусники, такие же узкие, стремительные и неудержимые. Они не воспринимались сейчас, как корабли, а были похожи именно на живых созданий, диковинных хищников морских просторов. Оба судна до поры укрывались за скалами, оставаясь незамеченными для наблюдателей, давно уже занявших места в корзинах на мачтах «Ветра», и теперь, дождавшись удобного момента, метнулись вперед, подставив свежему ветру треугольные полотнища парусов.

— Эльфы, — раздался крик дозорного. — Справа по борту!

— Твари, подстерегли нас, — прорычал Фарид, впившийся взглядом в приближающиеся парусники, которые, кажется, пытались взять его судно вкольцо. — Засаду устроили, нелюдь. Приводи к ветру, мальчики! — раздалась затем отрывистая команда. — Поставить все паруса!

«Мальчики», полуголые мужики, тела которых были покрыты причудливой вязью татуировок, перемешавшейся с многочисленными шрамами, следами давних или не очень давних боев, полезли по вантам, буквально облепив мачты. С шумом разворачивались паруса, тут же наполняемые ветром. Рулевой навалился на румпель, направляя шхуну на новый курс.

— Уйдем, — спросил штурман, перегнувшись через фальшборт, дабы лучше разглядеть преследователей. — Что скажете, капитан?

— Нет, не в этот раз, — скривился Фарид. — Они легче нашей посудины. Эльфийские парусники мало пригодны для дальних походов в открытом океане, особенно в штормовую погоду, но на спокойной воде и при попутном ветре мало какой корабль сможет от них скрыться. В Видаре, я слышал, была одна неплохая шхуна, ею командовал некий Велиорн, ей случалось выигрывать в таких состязаниях, но наш «Ветер» будет потяжелее, да и обводы не те, чтобы рассчитывать на такой исход. Прикажите всем приготовиться к бою, они настигнут нас, самое большее, через полчаса. Пусть готовят баллисту.

— Слушаюсь, капитан, — подозвав к себе одного из матросов, штурман повторил приказы Фарида, и спустя миг моряк умчался на нос корабля.

Фарид, опытный мореход, не зря командовавший одним из лучших кораблей аргашского флота, оказался абсолютно прав. Никакие маневры не позволили «Ветру Залира» хотя бы сохранить расстояние, отделявшее его от преследователей. Стремительные эльфийские парусники неумолимо сближались, так, что вскоре можно было уже разглядеть на носу одного из них несколько высоких фигур в посеребренных латах, руками указывавших в сторону корсарского судна. Второй парусник чуть поотстал, пытаясь зайти «Ветру» с другого борта, дабы при абордаже взять корабль людей в клещи. Все знали, что на эльфийских судах нет тяжелого оружия, всяких катапульт и баллист, которыми так любили оснащать свои боевые корабли люди. Поэтому в бою эльфы всегда стремились как можно быстрее сойтись с противником бортами, при этом не забывая осыпать палубу вражеского судна градом стрел. Учитывая, что эльфы всегда считались не только превосходными лучниками, но еще и неплохими фехтовальщиками, рукопашная с командами сразу двух кораблей, то есть не менее чем с шестью дюжинами воинов, могла печально закончиться для аргашцев.

— Всем приготовиться, — раздался над палубой зычный голос боцмана, повторявшего команды Фарида. Капитан не надрывался, произнося слова тихо и спокойно, а боцман, словно рупор, кричал так громко, что даже глухой не мог бы не услышать. — По правому борту! Арбалетчикам укрыться за фальшбортом, трое — наверх, в «воронье гнездо», остальные — прочь с палубы, иначе длинноухие вас утычут стрелами за мгновение!

Раздался хлопок, и катапульта, установленная в средней части палубы, послала в ближайший эльфийский корабль тяжелый камень. Снаряд взрыл воду, подняв фонтан брызг, в полусажени от скулы вражеского судна, на палубе которого уже выстраивались лучники. Матросы «Ветра» сопроводили неудачный выстрел разочарованным гулом и негромкими проклятьями в адрес канониров, а те, не обращая ни на что внимания, уже крутили тугие вороты, взводя свое оружие. Они понимали, что нужно вывести из боя хотя бы один корабль, тогда у команды «Ветра» появился бы шанс в абордажной схватке, ибо числом они превосходили эльфов с любого из их парусников.

— Северянин, держи, — Гном, бегавший по палубе с завидной для человека его комплекции скоростью и проворством, кинул Ратхару широкую саблю в потертых ножнах, которую наемник успел поймать на лету, чем, кажется, несколько расстроил аргашца. — Тебе это пригодится. А пока прочь с палубы, укройся в трюме с остальными парнями, — приказал моряк. — Эльфы имеют нехорошую привычку обстреливать вражеский корабль из луков, и горе тому, кто в этот миг не найдет себе укрытия. Нас и так немного, поэтому до последнего все, без кого можно пока обойтись, будут прятаться в трюме.

— Спасибо за совет, — усмехнулся наемник. — И за оружие. Думаю, нынче я смогу отблагодарить вас за мое спасение.

Эльфийский корабль стремительно приближался, словно он не плыл по воде, преодолевая ее сопротивление, а летел по воздуху. Уже можно было разглядеть резное украшение под бушпритом, изображавшее морду какого-то не то дракона, не то просто монстра. Ратхар, по пояс высунувшийся из люка, видел, как эльфы, вооруженные длинными луками, выстроились вдоль борта. Один из них, казавшийся высоким даже на фоне своих соплеменников воин, махнул рукой, и к «Ветру Залира» с гулом устремился рой стрел. Наемник спрыгнул с трапа вниз, когда раздался частый стук вонзавшихся в доски палубы наконечников. Один из аргашцев, также с интересом наблюдавший за эльфами, оказался не так расторопен, как Ратхар, и под ноги наемнику и матросам упало пронзенное сразу тремя стрелами тело.

Хуже всего пришлось обслуге катапульты, которая так и не покинула палубу. Тяжелый снаряд, грубо обтесанный камень размером с пивной бочонок, устремился к дальнему паруснику как раз в тот момент, когда эльфы дали залп. Когда снаряд ударил в фальшборт эльфийского судна, калеча и убивая заполонивших его палубу высоких воинов в сверкающих доспехах, смельчаки-аргашцы уже были мертвы. Лишь один из них, пришпиленный к палубе двумя стрелами, пронзившими ему ногу и руку, оставался жив и силился уползти в укрытие, но следующий залп оборвал его жизнь. Две стрелы вонзились несчастному в спину, пронзив сердце и впившись хищными жалами в орошенное кровью дерево.

Меткий выстрел, за который полдюжины матросов заплатили своими жизнями, не пропал зря, и один из преследовавших «Ветер Залира» парусников отстал. Его палуба была усеяна окровавленными изломанными телами эльфов, оказавшихся на пути и пронесшегося на высоте всего лишь пары футов камня. Зрелище весьма напоминало бойню, но люди в данный момент имели иные заботы, и им некогда было вглядываться в происходящее на палубе вражеского корабля, который, тем более, пока не спешил вступить в бой.

Эльфы с ближнего парусника тем временем усилили обстрел, яростно рвя тетивы тугих луков. По мере сближения кораблей они пускали стрелы почти в зенит, и те отвесно падали на палубу «Ветра», едва насквозь не прошивая толстые ясеневые доски палубного настила. Нескольких арбалетчиков, укрывавшихся за фальшбортом, пригвоздило стрелами к палубе, кто-то был еще жив и кричал от боли, но никто не спешил помогать им, ибо это было равносильно самоубийству. Трое стрелков-аргашцев, засевшие на мачтах, сделали несколько удачных выстрелов, убив или ранив не менее пяти эльфов, но ответные залпы сбили их одного за другим на палубу, куда тяжело грохнулись уже безжизненные тела.

Когда расстояние между аргашской шхуной и кораблем эльфов сократилось до полутора саженей, лучники Преворожденных отступили, пропуская вперед бойцов в пластинчатых латах и тяжелых кольчугах, абордажную команду, одного слаженного удара которой могло хватить, чтобы сокрушить многочисленных моряков-людей, отчаянных и ловких, но во владении клинком уступавших не только эльфам, но и многим профессиональным воинам своего племени.

Когда корабли с глухим стуком сошлись, эльфийские латники кинулись в атаку, потрясая обнаженными мечами. Но из-за фальшборта вражеского судна показалось не менее дюжины арбалетчиков, одновременно в упор разрядивших свое оружие. Эти арбалеты были не столь мощными, как тяжелое пехотное оружие, но с расстояние в десять шагов тяжелые болты легко прошивали кованые нагрудники эльфов и тем более не были для них преградой кольчуги. Восемь высоких светловолосых воинов были убиты этим залпом, еще пятеро были ранены. Болты, пронзая насквозь закованных в броню воинов, вонзались в тела стоявших за ними во второй линии бойцов. По большей части это были лучники в легких доспехах, а потому энергии стрел вполне хватало, чтобы нанести им тяжелые раны.

— Са’тай! — Один из эльфов, сделав огромный прыжок, оказался среди людей, не успевших отбросить в сторону арбалеты. Его клинок, похожий на луч солнца, казалось, едва касался аргашцев, но от этих почти не заметных глазу прикосновений люди падали, обливаясь кровью из глубоких ран. — Убивай!

— К бою, братья, — раздался рык Гнома, как и большинство матросов «Ветра», скрывавшегося во время обстрела в трюме. По его команде тридцать моряков, вооруженных короткими сильно изогнутыми саблями и боевыми топорами с крючьями на обухе, лавиной кинулись навстречу атакующим эльфам. — Смерть нелюди! Круши их! Вперед!

Арбалетчики сумели продержаться ровно столько, сколько понадобилось их товарищам, чтобы приготовиться к бою, плотнее сбив ряды перед первой сшибкой. Эльфы, играючи расправившись с человеческими стрелками, в ближнем бою не сумевшими никого даже оцарапать, столкнулись с аргашцами почти на середине палубы. Несколько воинов с той и с другой стороны упали, сбитые плечами и ногами противников, и были почти сразу добиты, не успев отскочить в сторону. А затем бой распался на множество поединков и схваток два на два. И здесь уже Ратхар, к мечу привычный с юности, прошедший сотни больших и малых боев солдат удачи, показал, что может сделать опытный мечник. Воину не было дела до раздора между эльфами и аргашцами, но, оказавшись здесь и сейчас, он не мог пребывать в бездействии, ибо от его вмешательства во многом зависел и исход миссии, которую он возложил на себя, дав клятву умирающему. А потому Ратхар ринулся в бой, забыв обо всем и сосредоточившись лишь на мысли о том, как уцелеть в этой резне, оборвав жизни как можно большего числа врагов.

Большинство аргашцев в первые же минуты боя дрогнули и стали пятиться назад, теряя одного за другим своих товарищей. Они неплохо владели саблями и кинжалами, но против эльфов, отлично вооруженных и имевших превосходные доспехи, одновременно прочные и легкие, почти не стеснявшие движений, выстоять не могли. Эльфы, разумеется, тоже гибли, но здесь размен шел один к трем, если не больше. Но Ратхар, опытный боец, вовсе не был подавлен ни числом, ни умением своих противников. Ему раньше не доводилось убивать эльфов, но это оказалось не таким сложным делом.

Первую жертву наемник достал, когда эльф только прикончил одного из корсаров. Перворожденный едва успел высвободить из тела человека клинок, когда сабля Ратхара снесла ему половину головы, не защищенной шлемом. В следующий миг наемника атаковал эльф в кольчуге и легком нагруднике, вооруженный тонким чуть изогнутым клинком. Парировав несколько выпадов, наемник просто ударил своего противника по ногам, добавив к этому тычок кулаком в лицо. Эльф замешкался, на миг потеряв равновесие, и клинок наемника вошел ему в прикрытое тонкой кольчугой горло.

Бой тем временем разгорелся уже по всему судну. Аргашцы, пользуясь численным превосходством, пока держались, хотя и несли тяжелые потери. Ратхар краем глаза видел, как погиб Гном, пронзенный двумя клинками в грудь. Он успел свалить двух эльфов, просто разрубив им головы своим тесаком, но оказался недостаточно проворен, и вражеская сталь разорвала его плоть. Сам Ратхар в это время успел довести число своих побед до четырех, получив порез через всю грудь, болезненный, но к счастью, не опасный. Наемник успел поменять неудобную саблю, мало пригодную против закованных в латы противников, на эльфийский прямой клинок с витой гардой. Новое оружие было легче тех мечей, к которым привык наемник, но в такой битве, когда все решает скорость и ловкость, он был весьма кстати.

Капитан Ар’Захир, как и положено командиру, сражавшийся в первых рядах, также показал себя не последним бойцом, одного за другим убив двух эльфов и ранив третьего, теперь зажимавшего рукой запястье, из которого хлестала кровь, ибо кисть его, сжимавшая меч, была отделена от тела могучим ударом Фарида. Рядом с капитаном бились лучшие его воины, наиболее опытные и искушенные в мастерстве фехтования, своего рода, личная гвардия командира аргашской шхуны. Они составили ядро, костяк, вокруг которого строился весь бой. И именно эта группа бойцов подвергалась самым яростным наскокам эльфов, сразу распознавших среди своих противников командира, и теперь жаждавших прикончить его, ввергнув остальных людей в панику.

Краем глаза Ратхар, схватившийся с широкоплечим эльфом в латах и шлеме, целиком скрывавшем лицо Перворожденного, заметил приближение второго вражеского корабля, на некоторое время выведенного из боя метким выстрелом. Вероятно, его команда справилась с повреждениями, которые едва ли были очень тяжелыми, и в самый неподходящий для людей момент была готова поддержать своих братьев. Любой, кто увидел бы заваленную окровавленными телами палубу «Ветра Залира» и почти уполовинившуюся команду его, под натиском эльфов в большинстве своем отступившую на корму, понял бы, что удар в спину сломит сопротивление людей, у которых просто не хватит сил, чтобы сражаться с новым врагом. Ратхар, уже успев оценить, какими воинами были эти моряки, когда судьба сводила их с настоящими бойцами, решил действовать, ибо понимал, что поражение обернется гибелью всех людей, а он сам, даже если и сумеет спастись в море, едва ли доберется до суши. В прошлый раз удача улыбнулась ему, послав этот аргашский корабль, но рассчитывать лишь на везение воин не привык.

Наемник двинулся вперед, прорубаясь сквозь гущу сражавшихся людей и эльфов, смешавшихся и уже утративших любое подобие боевого порядка. Ратхар зарубил вставшего у него на пути латника, еще одного эльфа, повернувшегося в этот момент спиной к воину, он просто сбил с ног, и, оказавшись у самого борта «Ветра», прыгнул на палубу эльфийского судна. На одинокого воина никто не успел обратить внимания, пока тот пробивался к цели, а теперь уже было поздно. На палубе эльфийского парусника остались в этот момент лишь лучники в легких доспехах, и наемник, не теряя зря времени, атаковал их, пользуясь внезапностью.

Заметив угрозу, Перворожденные кинулись к человеку, выхватывая на бегу из ножен короткие клинки. Первого из них Ратхар просто сбил с ног ударом в грудь, второго ударил мечом поперек груди, а затем уже он потерял счет врагам, наваливавшимся сразу отовсюду, и падавшим замертво под его ударами. Наемник отвлекся лишь на мгновение во время боя, подхватив с палубы, скользкой от крови эльфов, еще один клинок, и далее уже бился двумя руками.

Сражавшиеся на палубе аргашского корабля эльфы заметили за своей спиной бой, и часть их поспешила на выручку своим товарищам, однако и люди, воспользовавшись замешательством эльфов, не ждавших атаки с тыла, ринулись в атаку. Несколько матросов, следуя примеру Ратхара, перебрались на вражеский корабль, со спины атаковав эльфов, занятых наемником. К этому времени уже не менее дюжины Перворожденных пали от рук наемника, который, оказавшись в кольце врагов, показал все, на что был способен, обратившись в настоящий стальной вихрь. Легкие кольчуги и нагрудники не спасали от его точных и сильных выпадов, эльфы же, атакуя все разом, лишь сумели нанести своему противнику несколько легких ран.

Ратхар схватился с латником, пришедшим на выручку своим товарищам. Эльф, вооруженный двумя изогнутыми клинками, которые вращал так быстро, что перед ним, казалось, находится невидимый и притом абсолютно непроницаемый щит, принялся теснить человека. Наемник только успевал защищаться, шаг за шагом приближаясь к борту эльфийского судна, за которым была только гладь океана. На какой-то миг их поединок заставил замереть с поднятым оружием всех прочих бойцов. Люди и эльфы смотрели на бой двух мастеров, одинаково быстрых и умелых. Перворожденный был не таким уставшим, да и не беспокоили его недавно затянувшиеся раны, как Ратхара, но наемник все же стойко выдерживал все его атаки, и клинки эльфа, раз за разом устремлявшиеся к человеку, увязали в паутине стали, которую плел перед собой человек.

И все-таки Ратхар пропустил очередной удар, пришедшийся как раз в левое плечо. От боли наемник выронил меч, и эльф, метнувшийся вперед подобно змее, был готов добить открывшегося на миг врага, однако ступил в лужу крови и поскользнулся, теряя равновесие на долю секунды. Кто-то из аршагцев, следовавших за наемником, заметил это и ударил эльфа в затылок обухом топора, на котором был длинный шип, чуть изогнутый и похожий на крюк. Шип пробил шлем эльфа с первого удара, а Ратхар уже кинулся к новому противнику. Воины, поглощенные созерцанием схватки, пришли в себя и наиболее расторопные, пользуясь кратким замешательством противников, спешили нанести смертельный удар, сокращая число врагов еще на одного.

Наемник не замечал боли от ран и усталости, сосредоточившись на бое. Он рубил, колол, отражал чужие удары или уклонялся от них, метался по палубе, атакуя всякого, до кого мог достать клинком. И все же чаша весов вновь начала клониться на сторону эльфов. Из тех людей, что бились на чужом корабле, в живых кроме наемника оставалось лишь двое, а не меньше десяти храбрецов лежали по всей палубе в лужах крови. Эльфы тоже потеряли немало бойцов, но на их стороне было умение и слаженность, люди же, привыкшие в абордажных схватках биться каждый за себя, могли противопоставить им только ярость. Перворожденные взяли людей в кольцо, прижав наемника и бившихся бок о бок с ним моряков с аргашского корабля к борту и непрерывно атакуя. Люди, раненые, измотанные яростной схваткой, отбивались из последних сил, и лишь мастерство Ратхара, принимавшего на себя самые опасные удары, позволило им продержаться еще несколько минут.

Второй эльфийский корабль тем временем уже был в паре десятков саженей от «Ветра Залира», вся команда которого вела бой и не замечала новой угрозы. Считанные минуты оставались до того момента, когда впились бы в борт аргашской шхуны абордажные крюки, и вал воинов в серебристых доспехах смял бы, раздавил оставшихся людей, уставших и измотанных боем. Оставалось лишь молить богов о помощи, но моряки, поглощенные боем, в котором весы удачи пока оставались неподвижными, не склоняясь явно ни на чью сторону, не имели на это времени.

И все же в очередной раз, как потом решил Ратхар, боги помогли ему, послав нежданное спасение, ему и всем кто оказался в этот час рядом. Видимо, столь велико было значение взятой на себя наемником миссии, что даже небожители, если они существуют, обратили свои взоры на ничтожного человека.

Эльфийский парусник, полным ходом приближавшийся к «Ветру», вдруг начал резко разворачиваться, направляясь в сторону невидимого еще берега. На палубе корабля Перворожденных возникла суета, многие эльфы взволнованно указывали руками куда-то на запад, и некоторые матросы из числа аргашцев, глянув в том же направлении, увидели на горизонте широкие паруса стремительно приближавшейся боевой галеры, принадлежавшей, уж это опытные мореходы могли определить безошибочно, флоту Аргаша. Длинные весла по обоим бортам галеры пенили море, толкая вперед тяжелый корабль, над которым уже разнеслись звуки рога, трубившего боевую тревогу. Бронзовый зуб тарана разогнавшегося до полного хода корабля вспарывал воду, грозя пронзить борт того, кому не посчастливится оказаться прямо по курсу галеры. И эльфы, понимавшие, что их легким суденышкам не удастся выйти победителями из схватки с таким противником, благоразумно предпочли отступить. На их стороне было преимущество в скорости и маневренности, и они воспользовались этим, покинув поле боя.

Вскоре уже все уцелевшие матросы «Ветра Залира» также заметили приближение галеры, которая еще была достаточно далеко, чтобы хотя бы своей артиллерий помочь попавшим в беду товарищам. А чуть правее и гораздо дальше видны были мачты еще одного корабля, явно следовавшего за галерой. Эльфы с первого парусника, крепко сцепленного с «Ветром» абордажными крючьями, также увидели появление нового противника, а также и то, что их братья, что шли на другом судне, спешно отступаю, не желая вступать в наверняка безнадежную схватку. И эльфы, еще сражавшиеся с аргашцами на палубе их же корабля, поняли, что рискую сами оказаться между молотом и наковальней, попав в ту же ловушку, что прежде намеревались устроить людям. Над кораблями, ставшими полем ожесточенной схватки, раздались команды на эльфийском, и те воины, что сражались на палубе аргашского судна, попятились назад, стремясь покинуть вражеский корабль. Нужно сказать, люди не препятствовали им в этом, пропуская своих врагов без боя.

Эльфы, перепрыгивая через фальшборт, тут же принялись рубить канаты, привязанные к абордажным крюкам, прочно впившимся в палубу человеческого судна. Несколько Перворожденных орудовали длинными баграми, которые упирали в борт «Ветра», отталкиваясь от него. Галера тем временем приближалась, и уже видны были столпившиеся на носу, на боевой площадке, вооруженные до зубов воины, сжимавшие в руках арбалеты, клинки и короткие копья. На корме полдюжины обнаженных по пояс матросов суетились вокруг мощной катапульты, наводя ее на цель. Они ожидали момента, когда эльфийское судно окажется подальше от аргашской шхуны, чтобы не зацепить выстрелом своих.

Ратхар в числе своих невольных спутников, тех, кто уцелел в бою, в это время целиком занялся ранеными, которых было немало. Наемник успел перепрыгнуть на борт аргашского судна, когда уже его противники перерубили последний канат, соединявший сошедшиеся в абордаже корабли. Наемник к этому моменту один остался на ногах, сдерживая эльфов, и собой заслонив раненого матроса, которого и вытащил обратно на «Ветер», передав затем принявшемуся за дело желтокожему лекарю.

Старик Ву И, единственный на судне настоящий лекарь, бой переждал в трюме, ибо на палубе от него толку не было, а жертвовать таким членом команды никто не захотел бы. Сейчас он старался вовсю, казалось, одновременно пребывая в трех-четырех местах, возле тех, кто получила самые страшные раны. Наемник, за время скитаний научившийся кое-чему из искусства целителей, теперь тоже пустил свои скудные знания в дело, пытаясь облегчить страдания искалеченных матросов.

Эльфам повезло, ибо тяжелая галера не могла тягаться в скорости с их юрким суденышком, сделавшим лихой разворот и устремившимся на север, туда, где скрылся в дымке второй корабль, так и не вступивший в бой. Капитан галеры все же сделал для приличия выстрел вослед эльфам, но увесистый валун, способный при удачном попадании проломить и палубу, и днище, лишь вспенил воду в нескольких саженях за кормой уходившего на всех парусах корабля Перворожденных.

Галера, на мачтах которой тоже развевались черно-красные вымпелы Аргаша, украшенные хитрой вязью букв языка, на котором говорили в тех краях, и который был абсолютно непонятен Ратхару, замерла в полусотне ярдов от потрепанного боем «Ветра Залира», команда которого только начала приходить в себя после схватки. Второе же судно, также оказавшееся боевой галерой, несшей точно такие же флаги, не сбавляя ход, направилось наперерез стремительно скользившим по волнам эльфийским суденышкам.

От неподвижного судна, остановившегося напротив израненного «Ветра Залира», отделился ялик, в котором помимо полудюжины матросов, усердно работавших веслами, сидел на корме еще какой-то человек, ярко и богато одетый. Лодка мгновенно преодолела полосу воды, разделявшую два корабля, и пассажир ялика, сопровождаемый четверкой до зубов вооруженных воинов в кольчугах и низких шлемах, через секунду стоял на палубе шхуны, взобравшись туда по скинутому матросами трапу.

Капитан Фарак, в схватке с эльфами не прятавшийся за спины свих людей, а потому получивший несколько тяжелых ран, и едва не лишившийся глаза, встречал гостя, сидя на сооруженном умельцами-матросами кресле, которое аргашцы ухитрились собрать буквально из мусора. Его голова была так плотно обмотана бинтами, сквозь которые уже проступила кровь, что был виден только один глаз морского волка.

— Адмирал Хассар, — воскликнул Фарак, вглядевшись в лицо прибывшего с галеры гостя и вскакивая на ноги. Заботливые матросы тотчас подхватили его под руки, ибо капитан опасно пошатнулся, едва не упав на ровном месте. Все же он потерял много крови, и сейчас был весьма слаб. — Какое счастье, что вы оказались в этих водах сейчас! Я благодарю вас за помощь…

— Да, это ваша удача, что я наткнулся на вас, — нетерпеливо оборвал Ар’Захира адмирал. — Но какого дьявола ты, Фарак, делаешь здесь, если должен патрулировать у берегов эльфийского королевства? — гневно произнес аргашский адмирал, стиснув рукоять дорогой сабли. — Ты смел нарушить мой приказ? Ты знаешь, какое за это бывает наказание. За то, что ослушался меня, своего адмирала, ты расстанешься с жизнью, капитан Фарак!

— Простите, адмирал, — Ратхар вышел вперед из толпы притихших матросов, уже ожидавших сурового приговора своему командиру, и не смевших оспорить его. — Капитан Фарак нарушил ваш приказ по моей просьбе, и с меня вы должны спрашивать за его непослушание.

— Кто ты такой, и как смеешь встревать в наш разговор? — Хассар опешил от неожиданности, и взоры матросов, смирно стоявших вдоль бортов, тотчас устремились к наемнику, как и взгляд уже готовившегося к смерти Фарака.

Всесильный адмирал, которому прежде никто не мешал вершить суд, удивленно окинул взглядом осмелившегося спорить с ним человека, по виду сущего оборванца, но державшегося уверенно и решительно.

— Ты, я вижу, северянин? — произнес Хассар, нахмурившись.

— Да, господин, — подтвердил наемник, почтительно кланяясь. — Это так. Я прибыл из Дьорвика.

— Кто ты такой, чтобы мой капитан по твоей воле нарушал мои распоряжения? — вплотную подойдя к Ратхару, не выказавшему ни малейшего смущения, грозно спросил аргашец. Он был ниже ростом наемника, и немного шире в плечах, но ощущение собственной силы делало Хассара настоящим великаном. — На вельможу или посла ты мало похож, скорее, ты простой воин, — сквозь зубы процедил адмирал, в упор разглядывая Ратхара. — Или в северных землях нынче не в почете излишняя роскошь?

— Ты прав, господин, я обычный воин, но судьбе было угодно, чтобы я выполнил важную миссию в этих краях, — Ратхар вновь поклонился адмиралу, вполне заслуживавшему, чтобы проявить к нему почтение. — Я направлялся из Видара в Фолгерк, но корабль, на котором я шел, атаковали какие-то пираты, и только появление капитана Фарака помогло мне спастись. Я бился до последнего, на врагов было слишком много, и я, будучи уже ранен, прыгнул за борт. Силы почти оставили меня в тот миг, когда рядом появился «Ветер Залира». Твой капитан подобрал меня, и, когда я рассказал, зачем направляюсь в Фолгерк, принял решение доставить меня к его берегам.

— Выходит, ты посол? — вскинул брови Хассар, весьма недобро взглянув на замершего перед ним наемника. — И что же ты забыл в Фолгерке?

— Я не посол, по крайней мере, у меня нет верительных грамот, но я должен увидеть мэтра Тогаруса, — спокойно ответил Ратхар. — Полагаю, это имя тебе говорит о чем-нибудь, адмирал?

— Да, первый советник короля Ирвана, его придворный чародей, — согласно кивнул Хассар. — Но тебе, простому наемнику, что понадобилось от него? — недоверчиво спросил он Ратхара. — Тогарус не из тех, с кем можно шутить глупые шутки, и я не советую тебе прикрываться его именем.

— Я должен увидеть Тогаруса и сообщить ему нечто важное. На случай же, если он не поверит мне, я могу предъявить вот это, — сунув ладонь за пазуху, наемник извлек золотой диск медальона, некогда принадлежавшего Скиренну, чей прах ныне покоился в сотнях миль отсюда, в диких лесах. Медальон этот вручил воину перед самым отплытием Крагор, отобрав его у элезиумских стражников. — Этот символ послужит подтверждением моих слов и заставит фолгеркского мага потратить на меня свое время, — поспешно пояснил Ратхар. — Но только ему я могу сказать то, что должен, никому более.

— Смешно, — Хассар и впрямь рассмеялся, неискренне и зло. — Какой-то юродивый, размахивающий куском дрянного золота, приказывает моим капитанам, а теперь еще и меня хочет обмануть!

— Адмирал, ты можешь приказать своим людям прикончить меня прямо здесь, а если мало, то еще казни капитана Фарака, но прошу тебя, передай этот медальон Тогарусу, если все же захочешь узнать, не лгал ли я, — настойчиво произнес наемник, взглянув в глаза Хассару. — Только вот не поручусь за твою голову, когда маг узнает о том, как к тебе попала эта вещица, и что стало с ее владельцем.

Что-то в словах Ратхара заставило всесильного корсарского адмирала задуматься. Хассар, разбиравшийся в людях, понял, что этот воин-северянин говорит правду, хотя и не всю. И он не пугал, угрожая смертью самому адмиралу, но просто предупреждал. Этим человеком, решил Хассар, движет долг, и над ним довлеет тайна, столь опасная, что наемник действительно не может никому, кроме фолгеркского чародея, поведать ее. И адмирал вдруг решил, что не будет рисковать, устраивая здесь и сейчас скорую расправу над ослушавшимся его офицером и этим странным человеком, в котором старый пират ощутил силу и решимость идти до конца.

— Что ж, капитан Фарак теперь в любом случае не сможет продолжать свое плавание, — произнес адмирал, обведя взглядом заваленную еще не убранными телами палубу аргашской шхуны, треть команды которой не пережила этот бой, и еще треть получила слишком тяжелые раны. — Корабль изрядно потрепан, да и потери среди его команды слишком велики, что всерьез рассчитывать на победу в еще одной стычке. «Ветер Залира» отправится в Хел’Лиан, который пока еще удерживают воины короля Ирвана. Фарак, — обратился Хассар к раненому капитану, уже ощущавшему своей шеей топор палача или просмоленную петлю. — Пока я не буду тебя наказывать, хотя неповиновение приказу должно караться смертью. Доставь своего пассажира к Тогарусу, и тогда будет ясно, как все же поступить с тобой. — Адмирал взглянул на Ратхара. — Тебе представится возможность увидеть королевского чародея, наемник, если ты так жаждешь этого. Но берегись, если ты солгал, — воскликнул адмирал. — Твоя смерть будет страшной, северянин! Если ты обманул, я займусь тобой сам, и Тогарус не откажет мне в этой прихоти. А ты, Фарак, отправишься вслед а этим сумасшедшим, если не найдешь веского оправдания твоему своевольству.

— Благодарю, адмирал, — хоть и не было видно лица капитана под повязками, можно было поклясться чем угодно, что сейчас оно осветилось радостью.

— Ты поступаешь верно, адмирал, — произнес в свою очередь Ратхар. — Я не могу пока рассказать всего, просто не в праве сделать это, но поверь, сейчас решаются судьбы целых королевств. Тогарус еще вознаградит тебя за осмотрительность и благоразумие.

Вскоре корабли разминулись, двинувшись в разные стороны. Потрепанный «Ветер Залира», из команды которого на ногах держалась едва ли четверть, со всей возможной скоростью двинулся к бывшему эльфийскому порту, некогда запиравшему все побережье, а ныне разоренному и захваченному воинами алчного короля Ирвана. Хел’Лиан, город, принадлежавший в разные времена двум великим народам, а ныне захваченный их преемниками в этом мире, ждал Ратхара, точнее, наемник ждал, когда из водной глади вырастут укрепления этой покоренной твердыни, и он вновь ступит на землю, оставив зыбь корабельной палубы кому-нибудь другому.

В то же время галеры Хассара, споро шевеля веслами, словно гигантские жуки-водомеры, шли на север, к поросшим колдовским лесами берегам эльфов. Адмирал решил лично провести разведку боем, надеясь при случае сократить флот Перворожденных на несколько кораблей. Эльфы пока не предпринимали серьезных действий на море, а потому в головах аргашских капитанов, стоявших во главе флота, созрел план высадить на северный берег Хандарского моря десант. Идея была не самая разумная, но сейчас, когда все силы эльфов были стянуты к югу, она могла обернуться определенным успехом.


Ни Ратхар, ни Хассар не знали, что как раз в этот миг в укромной бухте на принадлежавшем эльфам берегу моря человек, мореход и торговец, а скорее, контрабандист, принимал из рук Перворожденного увесистый кошель с золотом. Человека звали Эстар Айман, и в далеком Видаре он прослыл рисковым малым, готовым за солидное вознаграждение поиграть в прятки с морской стражей Республики или с пиратами, чьи быстроходные галеры бороздили эти воды. На борту его «Оленя» бывали разные товары, которые, как правило, запрещалось ввозить в Видар, либо вывозить за его пределы. Айману случалось доставлять в Республику дурманящий порошок, что готовили из лепестков особых цветов, растущих на южных островах, вдыхание которого вызывало необычные прекрасные видения. Это снадобье в последнее время стало весьма популярным у томящихся от скуки патрициев, и потому приносило немалый доход тем, у кого хватало смелости взяться за доставку этого опасного груза.

Иногда крепкий и весьма быстрый для торговца парусник Эстара ходил порожняком, и весь его груз составляли некие личности, которым нужно было тайно, без лишнего внимания и траты времени попасть куда-либо, или же, напротив, покинуть некое место. С таких предприимчивый купец брал немалую плату, но всегда держал слово, и ни один из тех, кто пользовался услугами Аймана, не смог бы уличить его в нечестности. Вот и сейчас «Олень» доставил в И’Лиар нескольких эльфов, которые взошли на борт судна на самой границе земель Республики и орочьих владений.

Вероятно, многие осудили бы морехода и торговца, назвав его беспринципным человеком, но сам он таковым себя не считал и оскорбился бы, скажи кто в лицо ему подобные слова. Видя, как наделенные властью и богатством по одному лишь праву рождения дворяне умножают свое состояние, не прилагая никаких усилий, за счет своих подданных, трудящихся в поте лица, а порой и проливающих свою кровь по приказу сеньора, Эстар Айман считал себя самым честным человеком в сравнении с благородными лордами. В конце концов, перевозя контрабандный товар или людей, находящихся не в ладах с законом, он рисковал собственной шкурой, ибо море всегда полно опасностей. Сторожевой корабль, пираты, внезапный шторм каждое мгновение могли оборвать жизнь торговца, и потому невозможно было сказать, что золото доставалось ему слишком легко.

Последнее плавание было весьма опасным, намного более рискованным, чем прежние походы Эстара. Ныне в водах, которые нужно было пересечь быстро и при этом скрытно, не привлекая внимания, развернулась ожесточенная война между эльфами и пришедшими с юга людьми, и любой корабль, под каким бы флагом он не ходил, мог оказаться жертвой надменных жителей И’Лиара или горячих корсаров-островитян, никогда не забывавших о своей выгоде. Однако все обошлось, и, если не считать некстати налетевшего шквала, причинившего немалый ущерб кораблю, плавание прошло без приключений. Лишь однажды Айман всерьез испугался, когда из-за небольшого островка к его судну метнулись два остроносых эльфийских «охотника», быстроходные суда, способные догнать кого угодно. Даже знаменитые видарские шхуны не могли поспорить с этими кораблями в скорости и маневренности, что уж говорить о прочном, устойчивом, но не отличавшемся особой быстротой купеческом паруснике. Однако один из эльфов, главный среди их небольшого отряда, как понял Айман, спокойно прицепил к фалу какой-то кусок ткани, а через мгновение над кораблем взвился бело-зеленый вымпел, и хищные эльфийские корабли, приблизившиеся уже на считанные сажени, вдруг развернулись и скрылись за горизонтом, словно растаяв в дымке.

— Все в порядке, капитан, — голос эльфа, в котором явно сквозило презрение, пусть и тщательно скрываемое, прервал воспоминания Эстара. — Мы в расчете?

— О да, все отлично, — кивнул в ответ человек, взвешивая на вытянутой ладони кошель, туго набитый золотом. Видит Судия, это стоило того, чтобы рискнуть, ведь теперь можно провести на берегу, перебираясь из кабака в кабак, целый месяц. — Приятно, все же, иметь с вами дело, господин эльф.

— Нам тоже, — тонко усмехнулся Перворожденный. — Что ж, пора расставаться. Напоследок хочу напомнить, что никто посторонний не должен пока знать о вашем путешествии в эти края, — сурово произнес эльф. — На ваших матросов я надеюсь, более же никому и ничего не рассказывайте.

— Если бы я страдал излишней болтливостью, сударь, я уже лет десять, как лежал бы на дне Элезиумской гавани с ножом в спине, — Эстар довольно оскалился. — И в команду себе я подбираю людей не самых болтливых. Все будет в порядке, не извольте беспокоиться, господин эльф. — Шкипер едва удержался от того, чтобы ободряюще хлопнуть собеседника по плечу, в последний момент все же решив, что эльф еще может расценить это как оскорбление.

Удалившись от берега, сошедшие на сушу Перворожденные смотрели, как «Олень», поднимая паруса, направился в океан. Их мытарства подошли к концу, теперь они были на своей земле, и ничто уже не могло задержать их, ничто не могло помешать осуществлению их замысла.

— Глупец, — усмехнулась Мелианнэ, глядя вослед кораблю. — Алчный глупец, подписавший смертный приговор себе и еще тысячам своих родичей. А ведь он мог все изменить, остановить неизбежное, вздумай натравить своих людей на нас, пока мы еще были в море.

— Да, алчный глупец, — подтвердил Велар, понявший, о ком говорила его сестра. — И именно поэтому он не посмел ничего предпринять, опасаясь, что лишится золота. И при виде таких людей, трясущихся над кусочками желтого металла, я понимаю, почему наши предки ненавидели это племя, — с презрительной усмешкой добавил принц. — Кровожадные, алчные, готовые предать собственных братьев ради призрачной наживы, они и не заслуживают иного отношения.

— Ты просто плохо знаешь людей, — тихо произнесла принцесса, вспомнив вдруг оставшегося где-то далеко отсюда немногословного сурового воина, разделившего с ней тяготы пути еще там, на севере. Выбрался ли он из лесов Х’Азлата, или остался там на поживу зверью, этого Мелианнэ не знала, да и не надеялась узнать хоть когда-нибудь. — Есть и иные, те, кто верен слову, те, для кого честь — не пустой звук. Может, их ныне осталось немного, но они есть, — с неожиданной решимостью сказала эльфийка. — Я не говорю про рыцарей, носящих яркие гербы и кичащихся своими предками, эти тоже могут предать и продать. Но поверь мне, брат, люди не так уж плохи, и я начинаю сомневаться в том, что они должны быть так жестоко уничтожены.

— Бред, — усмехнулся Велар, мотая головой. — Люди все равно, что скоты, даже их города походят на свинарники, вся эта грязь, вонь, сутолока. Они пришли в этот мир по высшей воле, дабы испытать нас на стойкость и непреклонность. Наши далекие предки оказались слабы, но теперь мы восстановим справедливость, искоренив эту заразу, очистив от нее мир. Нет, — покачал головой принц. — Я не говорю о том, чтобы всех их предать смерти, но людей слишком много, они заняли лучшие земли, которых никогда не были достойны. Пусть себе живут на севере, за Шангарскими горами или в южных дебрях, но этот мир, — Велар обвел рукой вокруг. — Это наш мир, чистый и непорочный, и здесь им не место. И мы вернем его себе, — уверенно добавил принц.

— Э’валле, лошади готовы, — исполненную сдерживаемой ненависти речь Велара прервал один из воинов, сопровождавших своего господина. — Можно отправляться в путь. — Эльф смиренно склонил голову перед принцем и принцессой, но чувствовалось, что он едва сдерживается от того, чтобы поторопить их.

— Действительно, пора, — кивнул Велар, делая знак Мелианнэ следовать за ним. — Нужно торопиться, ведь каждая минута — это еще одна оборвавшаяся жизнь одного из наших братьев. Там, на юге, они своей кровью покупают для нас время, и мы не в праве терять его зря. Как бы ты, сестра, не относилась к людям, они стали нашими врагами, и нам должно сделать все, чтобы враг был разбит, а И’Лиар вновь торжествовал.

Небольшой отряд конных эльфов, едва ли две дюжины воинов, скрылся в зарослях. Впереди лежали безбрежные леса и равнины, великий И’Лиар. Эльфы спешили, ибо они не могли иначе в тот миг, когда решалась судьба самого их народа. И они знали, что там, на севере, лучшие воины и сильнейшие маги уже ждут Мелианнэ, ждут то, что она, подвергая себя невероятным опасностям, сумела принести через половину мира, на погибель возжелавшим слишком многого смертным.

Глава 3. Погребальные огни

Небольшой отряд всадников, числом не более трех десятков, пробирался по лесам и равнинам южного И’Лиара, царства эльфов, заповедного края, где сотни, если не тысячи лет уже не ступала нога чужака. Однако воины, что настороженно озирались по сторонам, не выпуская из рук ложа арбалетов и луки, не были Перворожденными. На запад от самого побережья, через полные опасностей леса, шли люди, большинство из которых гордо носили на туниках и плащах герб южного королевства Фолгерк.

Отряд делился на две группы, внешне разительно отличавшиеся друг от друга. Большей частью всадники были исконными уроженцами Фолгерка, рослыми, статными, чуть смуглокожими и темноволосыми, но в целом они походили на жителей иных стран, лежавших далеко на север отсюда. В жилах этих мужчин, этих воинов, текла почти незамутненная, несмотря на минувшие века, кровь жителей древнего Эссара, осколком которого и был, собственно, нынешний Фолгерк. Эти воины были снаряжены, как подобает всадникам тяжелой кавалерии. Все были в кольчугах-хауберках с капюшонами, некоторые поверх стальных рубах носили также стеганые куртки или подбитые множеством железных пластинок бригантины, не столь тяжелые и неудобные, как кирасы, но дававшие вполне приемлемую защиту. Кольчуги были дополнены пластинчатыми поножами и наручами, а также открытыми шлемами или широкополыми касками, обеспечивавшими отличный обзор и защищавшими головы воинов от стрел и скользящих ударов клинком. Как подобает рыцарям, эти воины были вооружены прямыми мечами, некоторые также имели боевые топоры и легкие арбалеты.

Бойцы в тяжелом вооружении составляли, очевидно, костяк небольшого отряда, который был дополнен воинами, в коих по облику можно было легко распознать выходцев из бескрайних корханских степей. Невысокие смуглые люди, по обычаю своего народа заплетавшие усы и волосы в косы, они передвигались верхом на таких же низкорослых лошадках, на вид неказистых, особенно рядом с рыцарскими дестриерами, но выносливых и неприхотливых. Эти воины, которых всего было ровно одиннадцать, не носили тяжелых доспехов, обходясь панцирями из войлока и каленой кожи, а оружием им служили традиционные для степняков тяжелые сабли, чеканы на коротких рукоятях, и сильноизогнутые недлинные составные луки, оружие, во владении которым корханцы считались признанными мастерами, почти не уступавшими самим Перворожденным.

Почти все люди, оказавшиеся в этот час в негостеприимном эльфийском лесу, были напряжены, точно тетивы их же собственных арбалетов. Вроде бы эти земли были завоеваны армией Фолгерка, и эльфов изгнали отсюда на север, хотя, вне всяких сомнений, они скоро должны были вернуться и в эти края. Так считалось, но в действительности небольшие, в полтора-два десятка клинков, отряды Перворожденных регулярно появлялись в этих местах, никогда не пренебрегая возможностью устроить засаду небольшому отряду людей, или просто подстрелить из-за кустов одинокого всадника. Именно поэтому здесь, в родных для проклятых Перворожденных чащах, опасность могла подстерегать чужаков на каждом шагу, и малейшее движение, даже намек на него, заставляли людей хвататься за оружие.

Всадники не просто так очутились в этой глуши, где в любой момент можно было распрощаться с жизнью, не успев даже понять, откуда явилась смерть. Они охраняли одного из приближенных к самому королю советников, человека, которому молодой правитель Фолгерка доверял более чем кому-либо, а также странного гостя этого советника.

Еще весьма молодой человек, не казавшийся на первый взгляд, кладезью мудрости, но уже давно заставивший всех считаться с собой, ехал, как и подобает охраняемой персоне, в средине отряда, в настоящем стальном кольце. Он, в отличие от своих охранников, не носил доспехов и был одет в черный бархатный камзол и такие же бриджи, украшенные серебряным шитьем. Такой костюм точно совпадал по цвету с короткой бородкой и аккуратно подстриженной шевелюрой этого человека, которого здесь все знали под именем Тогаруса и уважительно величали его мэтром, как и следует обращаться к магу. Тогарус был единственным человеком, который сохранял спокойствие, не хватаясь при каждом шорохе в недальних зарослях за оружие, легкий узкий клинок в кожаных ножнах, висевший у него на боку. Вообще чародей производил впечатление выбравшегося на загородную прогулку дворянина, но никак не боевого мага, тайком пробирающегося сквозь наводненные беспощадными и коварными врагами дебри.

По левую руку от мага и королевского советника ехал на смирной буланой кобылке тот самый его гость, вызвавший недоумение, тщательно, впрочем, скрываемое, у немногочисленной свиты. Этот немолодой жилистый мужчина, волосы которого были покрыты инеем ранней седины, совершенно не походил на посла, или, к примеру, странствующего чародея. Более всего северянин по имени Ратхар был похож на наемника, да таковым и являлся в действительности. Это, тем не менее, не помешало Тогарусу относиться к гостю из дальних краев с определенным уважением, а простые воины, умевшие быстро распознавать людей, также не испытывали к наемнику особого пренебрежения, с которым они, королевские солдаты, обычно относились к таким, как этот молчаливый и всегда сосредоточенный северянин, псам войны. Все фолгеркцы поняли, что их спутник — человек бывалый и серьезный, не просто разбойник с большой дороги, а настоящий воин, достойный уважения, пусть и не носил он ярких гербов на одежде. Безразличными к Ратхару оставались, разве что, сопровождавшие отряд корханцы, но это было их обычным состоянием вне боя. Степняки больше часть молчали, лишь изредка перебрасываясь со своими родичами парой коротких фраз на родном языке, кроме самого Тогаруса понятном разве что еще паре-тройке его спутников.

— Это все чушь, будто эльфы не могут биться в открытом бою, — уверенно произнес пустивший своего коня рядом с Ратхаром виконт Бальг, командовавший отрядом. Настоящий рыцарь, потомственный дворянин, свой род возводивший аж к правителям древней Империи, с наемником он держался на равных, подолгу рассказывая ему о том, что творилось в этих краях, а также и о своей роли в идущей войне. Но, стоит отдать ему должное, молодой дворянин, которому сам Ратхар годился если и не в отцы, то уж в старшие братья точно, не злоупотреблял байками о собственных подвигах, рассказывая все как было, без особых прикрас.

— Я со своей сотней первым ступил в И’Лиар, когда Его величество приказал начать вторжение, — рассказывал рыцарь, найдя в наемнике благодарного, и, главное, весьма сведущего в воинском искусстве, а, значит, способного оценить повествование Бальга, слушателя. — На третий день нам довелось столкнуться в схватке с их тяжелой пехотой. Верно, границы у них охраняют легковооруженные лучники, и это дало повод многим считать, что все войско длинноухихи выродков состоит сплошь из легковооруженных воинов. Но мы-то на своей шкуре очень быстро поняли, сколь грозным противником могут быть эльфийские копейщики и мечники. Панцирная пехота эльфов обучена держать строй получше многих людей. Это главная ударная сила, элита их армии, пусть она и сравнительно малочисленна. В тот раз эльфийские пикинеры выстроили настоящую живую стену. Мы трижды атаковали, и трижды откатывались назад, потеряв полсотни бойцов. — Увлекшись повествованием, виконт уже совершено не следил за дорогой, но его скакун сам выбирал лучший путь. — На наше счастье, лучников у эльфов было немного, но кони ни в какую не шли на пики. Помогло то, что у нас был отряд пеших арбалетчиков, они, в конце концов, подобрались к длинноухим поближе и перебили большую часть отряда, только тогда моим всадникам удалось сломать их строй.

Наемник, пребывая в расслабленном и даже благодушном состоянии, слушал болтовню своего невольного товарища по походу вполуха, порой поддакивая или просто кивая, и уж совсем редко вставляя короткие фразы. Воин наконец-то мог ощутить себя в относительной безопасности, здесь, рядом с могучим магом и пусть немногочисленным, но сильным и хорошо вооруженным отрядом отличных рубак. Фолгеркские рыцари славились, как умелые и храбрые бойцы, но вся их доблесть все же меркла в сравнении с теми силами, которыми мог повелевать вроде как задремавший в эти самые минут чародей. Казалось, покуда рядом Тогарус, ничто не может угрожать жизням его и его спутников.

Пожалуй, с того дня, как Ратхар покинул далекий Рансбург, впервые наемник мог позволить себе расслабиться, не опасаясь внезапного нападения, засады, предательства, и даже плавание с капитаном Велиорном не могло с этим сравниться. Наемник, наконец-то, смог сбросить с себя тяжкий груз ответственности. Все нужные слова он уже сказал Тогарусу, и теперь тот должен был строить дальнейшие планы, а воину, в лучшем случае, оставалось лишь выполнять приказы.

Ратхар прибыл в Хел’Лиан, захваченный солдатами короля Ирвана, лишь неделю назад. Потрепанный «Ветер Залира», капитан которого все еще терзался сомнениями, ожидая страшного наказания, когда вдруг выяснится, что его пассажир — какой-нибудь проходимец, а потому с огромной радостью расстался с наемником, высадив его в порту.

Разумеется, Ратхару никто не спешил верить на слово, однако в ответ на его просьбу сообщить о своем появлении чародею Ирвана комендант города, граф Вегельм, отправил почтового ястреба с посланием. Разумеется, никто не знал точно, где искать королевского советника, но в том и состоит прелесть магии, что простенькое чародейство может заметно облегчить любую задачу. Ведомый магией ястреб доставил послание Вегельма точно адресату, и вскоре в полуразрушенные ворота Хел’Лиана, которые его новые хозяева в ожидании приближения эльфийских войск укрепляли, как только могли, ворвалась кавалькада всадников, во главе которой мчал, нещадно охаживая плетью тонконого скакуна, легкого и стремительного, словно птица, сам мэтр Тогарус.

Разговор мага с прибывшим издалека странным послом состоялся с глазу на глаз, ибо чародей, умевший отличать ложь от истины, сразу понял, что наемник, преодолевший огромное расстояние, привез важные вести.

— Я знаю, что ты сказал правду, все, что знал, без утайки, — произнес Тогарус, когда Ратхар завершил свое повествование.

Рассказ наемника занял немало времени, ибо чародей хотел знать все и в подробностях. Они устроились в покоях, некогда принадлежавших эльфу явно высокого ранга, ибо царившая здесь роскошь явно не подобала простому воину или, тем более, ремесленнику. Ратхар время от времени потягивал из серебряной чаши вино, уделяя должно также жареной оленине и фруктам, маг же ни разу не притронулся к своему кубку, весь обратившись в слух.

— Я благодарю тебя, Ратхар, за то, что выполнил последнюю волю моего собрата по ремеслу, — проникновенно сказал чародей короля Ирвана. — То, о чем ты мне поведал, очень важно не только для исхода этой войны, но для судьбы всего человечества, хотя и звучит это весьма высокопарно. Да, баланс сил, установившийся давным-давно, вот-вот может сместиться, — сверкнув глазами, воскликнул Тогарус, и его волнение в этот миг передалось даже наемнику, казалось бы, далекому от мыслей о судьбе вселенной.

— Равновесие будет нарушено, и никто тогда не сумеет предугадать будущее, — с какой-то мрачной торжественностью продолжил Тогарус. — И в этот тяжкий и трудный час я прошу тебя не покидать эти земли, а следовать вместе со мной к королю. Нужно помешать эльфам в осуществлении их замысла, ибо он губителен, прежде всего, для них самих, но сделать этого без воли правителя я не могу. Ведь придется пожертвовать, быть может, жизнями тысяч воинов, и даже собственную жизнь я готов поставить на кон ради будущего мира.

— Но, господин, — удивился наемник. — Что же я могу сделать сейчас, чем могу помочь вам? Я тоже простой воин, далекий от магии и полагающийся во всем больше на свой меч.

— Ты связан с эльфийской принцессой, Ратхар, и это уравнивает твою значимость в грядущем нашем предприятии со всей королевской армией, — не вполне понятно пояснил маг. — К тому же, таких опытных воинов, как ты, у нас немного, и крепкие руки, умеющие держать клинок, нам не помешают.

— Что ж, если я могу вам помочь, да будет так, — в знак согласия наемник склонил голову. — Когда прикажете отправляться?

— Мы немедля двинемся к королю, — без раздумий решил чародей. — Дело не терпит отлагательств. Я покинул Его величество несколько дней назад, направившись как раз в Хел’Лиан, а известие о твоем прибытии лишь заставило меня поторопиться. Этот порт очень важен для государя, потому он и послал сюда именно меня. Из-за этого города, по сути, и началась война, и теперь от того, удержим ли мы его, зависит очень многое. Признаюсь, я был против войны изначально, но если удача улыбнулась нам, глупо отказываться от того, ради чего тысячи людей расстались с жизнями, и многие еще разделят их участь в самом скором времени. — Тогарус был серьезен и сосредоточен в этот момент, видимо, уже мысленно пребывая на полях грядущих битв. — Мы сейчас в трудном положении, мой друг. Эльфы собрались с силами, и вот-вот грянет великая битва, и потому приходится быть одновременно везде, следя за тем, чтобы воля государя была исполнена в точности.

Путь небольшого отряда, к которому присоединились подошедшие с запада корханцы, нанятые Ирваном, дабы восполнить немалые потери, которые его армия понесла в схватках с эльфами, пролегал недалеко от прежней границы между двумя враждующими ныне державами. Густые леса, росшие вдоль древней межи, здесь редели, а дальше, на север, и вовсе лежали обширные равнины, мало уступавшие степям Корхана. Порой даже возникала мысль, что густые чащи на границах были выращены эльфами нарочно, этакая живая стена, способная надолго задержать любого непрошенного гостя. Как узнал Ратхар, основная часть степняков, присоединившихся к фолгеркцам, и должна была действовать на простирающихся на севере равнинах в составе главной армии, которой командовал лично правитель Ирван. Легких и быстрых всадников собирались использовать как противовес эльфийским конным лучникам, в бою с которыми тяжелая кавалерия оказалась слишком медлительной и неповоротливой.

Территория, по которой двигались всадники, как уже и упоминалось, находилась в тылу продвинувшихся далеко на север отрядов Фолгерка, но это не мешало эльфам абсолютно свободно разгуливать здесь, время от времени атакуя отдельные отряды людей. Не избежала этого и свита Тогаруса, хотя присутствие мага и должно было обеспечить защиту остальным людям. Однако нападение произошло настолько неожиданно, что чародей даже не успел пустить в ход свою грозную магию. Эльфы так сумели слиться с лесом, пригасив свои ауры, что фолгеркский маг узнал об их присутствии не раньше, чем вжикнули вылетевшие из недальних зарослей стрелы, и трое всадников разом упали под копыта своих коней. Один из них, наемник-корханец, был еще жив, двое других испустили дух мгновенно.

— Засада, — рявкнул мгновенно среагировавший Бальг, выхватывая клинок из ножен. — К бою!

Воины схватились за оружие, некоторые вскинули луки и арбалеты, готовые обрушить град стрел на невидимого пока противника. Все ожидали, что сейчас последует еще один залп, или, если эльфов достаточно много, из зарослей хлынет вал воинов в серебристых доспехах. Виконт напряженно вглядывался в сумрак леса, до боли стиснув рукоять клинка, и его скакун, будто чувствуя напряжение и, что уж скрывать, страх наездника, вертелся волчком на месте, взрывая копытами ковер опавшей листвы. Откуда последует новый удар, из густых зарослей ольховника, разросшихся по правую руку, или, быть может, из кроны векового, ствол в три обхвата, дуба, словно подпиравшего вершиной небосвод? Рыцарь вертел головой, пытаясь заметить противника прежде, чем тот вновь отпустит тетиву, ощутить направленный в спину чужой взгляд и даже чужие мысли, мысли того, кто в этот миг думал лишь о том, как наверняка прикончить еще одного человека.

Однако было тихо, словно только что не летели из-за деревьев стрелы. Ни единая веточка не шелохнулась, выдавая чужое присутствие, не было слышно шороха листвы или скрипа натягиваемой тетивы тугого лука, и только стоны раненого кочевника нарушали опустившееся на сумрачный лес безмолвие.

— Где же они, — озираясь, спросил один из воинов, не выпускавший из рук арбалет. — Они что, сквозь землю провалились?

Фолгеркцы нервничали, ожидая атаки откуда угодно, ибо знали, что в мастерстве лесной войны никто не может сравниться с эльфами. Сейчас любая игра света и тени, любое колыхание листвы представлялось людям вражеским воином, натягивающим тетиву грозного лука, и они едва сдерживались, чтобы дать залп вслепую, просто по кустам, в надежде вспугнуть затаившихся там врагов.

— Эльфов было очень мало, двое, может быть, трое, — произнес вдруг Тогарус, который закрыл глаза и весь напрягся. — Они уже ушли, — с полной уверенностью сообщил маг, словно способный видеть сквозь толщу листвы и сплетение ветвей. Хотя, кто знает, быть может даже непролазные заросли и не были препятствием на пути его взгляда. — Это разведкачики или просто отбившиеся от своего отряда воины. Они решили, что нанесли нам достаточный урон, а вступать в бой со всем отрядом им не с руки.

— Почему ты нас не предупредил, чародей, — едва сдерживая гнев, спросил виконт. — Ведь ты можешь почуять их, найти их своей магией? — Воин злился даже не на мага, но больше на самого себя, устыдившись охватившего его, пусть и на неуловимо краткое мгновение, страха.

— Лес их укрыл лучше любого волшебства, а с этой силой я не могу тягаться, да и никто из смертных на это не способен, — без тени смущения ответил маг. Тогарус или столь хорошо владел своими чувствами, или его действительно не беспокоило внезапное нападение, словно маг обладал секретом бессмертия. — Если бы нас ждало целое войско, они не сумели бы остаться незамеченными, но эльфов было немного, к тому же они, вероятно, специально обучены скрывать свою ауру.

— Не хотелось бы в следующий раз так же попасться в ловушку, — недовольно пробормотал Бальг, убирая меч в ножны. — Не спать, парни! В путь! — Рыцарь рукой дал знак, и всадники тронули своих коней, хотя каждый все еще ожидал нападения. Тела погибших воинов взяли с собой, чтобы позже похоронить их, как положено, а не просто бросить в лесу на радость трупоедам.

Отряд продолжил путь, и каждый воин еще долго не мог успокоиться, в любом шорохе, в крике лесной птицы или шуме ветра среди древесных крон подозревая подстерегающую на пути засаду. Однако больше людей не беспокоил никто. Возможно, поблизости просто не было эльфийских лазутчиков, или, быть может, Тогарусу удалось так точно выбрать путь, что они просто не встретились с дозорами Перворожденных.

Когда вечерние сумерки уже начали уступать место ночной тьме, отряд остановился на привал. Продолжать движение ночью было небезопасно, ибо эльфы обладали отличным ночным зрением, и приближающихся всадников учуяли бы и увидели задолго до того, как люди начали бы подозревать о присутствии рядом чужаков. К тому же верно держать направление в ночном лесу, учитывая, что последние два дня небо было затянуто серой пеленой, из которой нет-нет, да и начинал сыпать мелкий дождь, было нелегко.

— Поначалу все шло так гладко, что не о чем было и мечтать, — виконт Бальг, присевший на корточки возле Ратхара, гревшего руки над пламенем костерка, разожженного воинами, несмотря на предостережения командиров, негромко говорил, время от времени прикладываясь к фляжке, в которой, однако, была обычная вода. Сам же наемник, для которого случай в лесу стал серьезным уроком, теперь даже на привале не выпускал из рук эфес меча и напряженно вслушивался в звуки ночных дебрей, поняв, что даже близость сильного чародея не повод для беспечности.

— Пограничные заслоны мы смяли, даже не заметив их, — без осбого хвастовства, просто сообщая то, что было в действительности, сказал фолгеркский рыцарь. — Эльфы бросились бежать, преследуемые нашей конницей. Сам я ходил тогда во главе полусотни, и с нами еще было столько же конных лучников. Не чета эльфийским, конечно, но эти парни нам здорово помогали, и не раз. Так вот, несколько раз мы настигали отступавших эльфов, и тогда уж рубка шла до тех пор, пока не погибал последний Перворожденный. Мы тоже теряли бойцов, ведь эльфы дрались, как демоны, если оказывались в кольце, — с явным восхищением произнес виконт. — Ни один не сдался в плен, предпочитая собственной рукой перерезать себе глотку.

Ратхар внимательно слушал рассказ, порой лишь кивая, и не смея перебивать своего спутника. Виконт умолк, жуя кусок черствого хлеба из их скромных припасов, запил его водой и затем продолжил:

— Так продолжалось, покуда мы не вышли к Тилле, быстрой речушке, которая в давние времена отделяла исконные земли эльфов от гномских владений. Там эльфы впервые дали нам большое сражение, но проиграли его, вновь отступив на север. Наших воинов, правда, там погибло немало, и армия некоторое время оставалась на одном месте, ожидая подхода резервов.

— Стоило ли продолжать войну, — лениво спросил Ратхар, которому, на самом деле, было безразлично, что думали и делали фолгеркские полководцы, да и сам король. Наемник понимал только, что нет ничего глупее, чем воевать с эльфами в их родных лесах, где на стороне Перворожденных станет сражаться каждый кустик, каждое деревце, и где их странная магия имеет особую силу. — Вы получили выход к морю, осадили порт, отогнали эльфов на север, и что дальше?

— Больно ты много понимаешь в стратегии, — буркнул недовольно Бальг, уязвленный тем, что кто-то посмел усомниться в воле едва ли не самого короля, но затем невесело вздохнул, признавая правоту собеседника: — Да, если бы спросили нас, простых солдат и младших командиров, которые сами шагали под эльфийские стрелы, грудью напарываясь на их пики и мечи, мы бы так и сказали, да только первые успехи вскружили головы нашим генералам. Армии рванули дальше, преследуя эльфов, которые еще раз попытались задержать нас, но вновь были разбиты, хотя и королевское войско понесло огромные потери. Наши стратеги забыли, где и с кем они воюют, и случилось то, чего следовало ожидать, и о чем все они вдруг разом забыли, уверовав в собственное могущество.

Ратхар примерно представлял, каков мог быть ответ Перворожденных на вторжение людей, столь победоносно рвавшихся в самое сердце их лесов, и слова Бальга подтвердили догадки наемника, который вовсе не был несведущ в искусстве тактики, да и историю былых войн знал весьма неплохо. Так было сотни лет назад, и повторялось ныне, словно люди были не способны хоть немного учиться на ошибках своих предков. В то время, когда клинья рыцарской конницы и тьма наемной пехоты рвалась к самой столице И’Лиара, началось то, в чем эльфы поднаторели еще со времен, когда они терпели одно поражение за другим от воинства Эссара — партизанская война.

Изначально не признававшие тяжелой пехоты и считавшие уделом труса сражаться в громоздких доспехах, эльфы часто расступались перед закованными в сталь шеренгами имперских легионов, сметавшими все на своем пути, предоставляя людям возможность на некоторое время поверить в свою победу. Но, уступив без боя мощи эссарской пехоты в открытом бою, Перворожденные наносили затем удары туда, где их не ждали, и где некому было дать им отпор.

Летучие отряды эльфийских лучников, стремительные и совершенно неуловимые под покровом леса, укрывавшего и оберегавшего своих любимых детей от любой опасности, громили обозы, перехватывали вражеские отряды, удалившиеся на большое расстояние от главных сил, нападали на оставшиеся за спиной эссарского воинства поселения, вырезая подчистую всех жителей, не взирая на то, старик ли был перед ними, женщина или едва научившийся ходить ребенок. Да, после этого легионеры сражались еще яростнее, но все же их напора не хватало для полной победы, тем более что эльфы крайне редко принимали бой по правилам и на условиях людей, предпочитая на вторжения отвечать малой войной, в которой совсем немного проливалось крови воинов, но гибли их семьи, лишившиеся защиты. И в результате могучая Империя, раскинувшаяся от покрытых вечными льдами гор на севере до бескрайних равнин, позднее занятых корханцами и вечнозеленых лесов на юге, Империя, не знавшая дотоле поражений, отступила. Эльфы лишились многих исконных владений, но сохранили свой народ. И затем уже, когда колосс, созданный людьми, пал, не под ударами могучего врага, а из-за того, что люди так и не смогли поделить власть, которую каждый хотел получить всю и без остатка, настал час возмездия. Еще много лет подряд пылали деревни и города, и лилась кровь людей, погибавших под стрелами и клинками Перворожденных, возжелавших восстановить свою силу и вернуть себе былое могущество. Тогда эльфы многое переняли и от людей, ибо в наступательной войне им было выгоднее пользоваться теми же методами. Так, у них появилась тяжелая пехота, ставшая с годами решающей силой на поле боя, хотя по традиции большая часть воинов была легковооруженными лучниками, а также у Перворожденных возникла и кавалерия. Правда, всадники никогда не считались важной частью армии, но и они многое делали для достижения победы. И хотя люди, ценой большой крови, сумели обуздать ярость Перворожденных, на несколько столетий запершихся в своем лесу от любых чужаков, память о минувших войнах еще долго жила в человеческих сердцах.

И ныне воспоминания воплотились в реальность. Каждый день с юга, от самой границы с Фолгерком в лагерь короля прибывали гонцы с известиями о нападениях эльфов на поселения, а также до ставки Ирвана несколько раз удавалось добраться чудом выжившим воинам, сопровождавшим обозы, следовавшие к главным силам с припасами. Они рассказывали о засадах, устроенных Перворожденными, в которых от рук нескольких десятков лучников, укрытых под сенью вековых чащоб, погибали сотни солдат-людей, оказавшихся, несмотря на свое оружие и выучку, бессильными перед невидимым и неслышимым противником, разившим точно и без пощады.

Эльфы, буквально слившись с лесом, играючи расстреливали метавшихся по дорогам людей, точно мишени на стрельбище. Фолгеркцы пытались сойтись с противником накоротке, отважно бросаясь в дебри, но лишь натыкались на мастерски устроенные засады. Теряя в каждой такой стычке от силы по полдюжины своих воинов, Перворожденные с легкостью истребляли при этом целые сотни фолгеркских солдат, не оставляя тем ни единого шанса выжить в смертельной западне.

— Армия как раз приближалась к эльфийской столице, когда мой отряд направили на юг, охранять тылы, — рассказывал Бальг. — В тот время я уже командовал полной сотней всадников, до нас все же добралось пополнение. Но что могут сделать тяжеловооруженные кавалеристы против затаившихся в лесу эльфов, которые дадут залп, а затем будто в воздухе растворяются? Наши мудрые военачальники просто не знали, как защитить тыл войска, как прикрыть наши исконные земли от их рейдовых отрядов, вот и не нашли ничего лучше, чем послать конницу. Правда, кое-что нам удалось. Пару раз длинноухие устраивали нашему отряду засады, подстерегая на лесных дорогах или на бивуаке. Думали, всадники только и знают, что таранный удар, лоб в лоб, а другому бою, тем более, в лесу, не обучены! — Виконт довольно усмехнулся, вспоминая о своих победах. — Мы тогда старались как можно быстрее сойтись с ними вплотную, и уж когда подбирались к эльфам поближе, устраивали им форменную мясорубку, приканчивая всякого, кто не успел скрыться.

— Правда, что они нападали на ваши селения у границы? — спросил наемник, когда рыцарь замолчал на мгновение, делая глоток воды. — Мне довелось услышать о том, что эльфы не единожды уже устраивали вылазки в Фолгерк.

— Одну разоренную деревню я видел своими глазами, — от неприятных, должно быть, воспоминаний, Бальг скривился, как от приступа боли. — Эти твари пришли на рассвете, взяли поселок, всего дворов тридцать, в кольцо, а часть их воинов вошла в само селение. Они, верно, шли от дома к дому, вырезая еще спавших людей. Кое-кто пытался отбиться от них, многие бросились искать спасения в лесу. Они бежали через пашню, и лучники Перворожденных били этих несчастных, как соломенные чучела на стрельбище.

Виконт говорил ничего не выражающим голосом, но на скулах его играли желваки, и в глазах разгорался огонек неподдельной ненависти.

— Когда мы добрались до этого селения, огромное поле было усеяно трупами женщин и детей, — уставившись куда-то в пустоту, произнес рыцарь. — Они пытались спастись, пока мужчины, вооружившись, кто чем, сдерживали эльфов, полагая, что все они ворвались в село. С той поры я уже не думаю о том, что наш король был неправ, развязав эту войну. Вся эта политика — не мое дело, но отныне я сражаюсь за тех маленьких детей, которых эльфийские ублюдки пришпиливали стрелами к земле, за изрубленных на куски стариков, которые были слишком слабы, чтобы бежать, за женщин, которым вспарывали утробы, убивая еще не родившихся детей, словно боясь в будущем их мести.

Мужчины некоторое время молчали, ибо трудно было подобрать слова после сказанного Бальгом. Ратхар, будучи лет на десять старше виконта, для которого нынешняя кампания была первым большим походом, за свою жизнь видел несчетное количество войн, тоже припоминая нечто подобное. И наемник знал, что, единожды увидев такую картину, настоящие воины не остановятся, пока не истребят всех врагов, повинных в этом, либо покуда удачный удар не оборвет их собственную жизнь.

— В это время наш король как раз осадил столицу, — наконец прервал молчание Бальг. — Говорят, штурмовали чуть не каждый день, положили под стенами тьму воинов, но проклятые эльфы так и не сдались. Возможно, нам не хватило упорства, или просто воинов под стены их крепости пришло чуть меньше, чем требовалось. Так или иначе, но король отступил, как раз тогда, когда с севера на помощь осажденным эльфам выдвинулись свежие отряды. Наши потери были слишком велики, чтобы принять бой, и командиры сочли за лучшее отходить на юг, на соединение с выступившими из Фолгерка резервами. Однако получилось так, что только что занятый нашими войсками Хел’Лиан оказался почти отрезан от основных сил, лишь по морю получая припасы и немногочисленные подкрепления.

— Мне не показалось, что город в таком уж тяжелом положении, — заметил Ратхар, который помнил, что они выбрались из стен крепости без приключений, и эльфов поблизости не было. — Кажется, пока на побережье все спокойно, опасности нет.

— Основные силы Перворожденных просто еще не подтянулись, когда мы выступили, — пояснил виконт. — Но сейчас, я уверен, они уже стали под стенами города. Только беда эльфов в том, что если они увлекутся осадой порта, то могут получить удар в спину от главной армии. Перворожденные оказались меж двух огней. Хел’Лиан для них важен, но, бросив все силы на его штурм, они позволят королю собрать еще больше воинов, невольно дадут нашей армии передышку, и вскоре мы с удвоенной силой обрушимся на эльфов. Если же Перворожденные решат сейчас преследовать отступающего короля с войском, то уже город, оставаясь в наших руках, создаст угрозу тылам эльфийского воинства, ведь в Хел’Лиане осталется сильный гарнизон, способный на вылазку. — Виконт довольно ухмыльнулся: — О, сейчас им предстоит сделать сложный выбор, друг мой, очень непростой!

— Что же думает ваш король, — спросил Ратхар. — Вы добились многого, пусть и ценой немалых потерь, неужели ваш правитель решит оставить завоеванные земли, отступив к границе?

— Едва ли, — покачал головой Бальг. — Король сейчас движется на равнины на юге И’Лиара. Эта местность, почти лишенная лесов и довольно ровная, если не считать редких холмов, невысоких, впрочем, словно создана для кавалерии. К нам присоединились несколько кланов корханских кочевников, которые тоже имеют зуб на эльфов. Две тысячи степных лучников, почти не уступающих эльфам, уже влились в ряды нашей армии. Наемники, привлеченные щедрым вознаграждением, также прибывают каждый день, пополняя ряды королевского войска. Думаю, Его величество и наши генералы хотят выманить Перворожденных на равнины, а там уже раздавить их, бросив на эльфов всадников, — предположил рыцарь. — По крайней мере, я считаю такой план наиболее реальным и логичным.

На следующий день отряд выбрался из леса, чему все были рады. Теперь, когда на сотни ярдов вокруг простирались поросшие травой и редким кустарником равнины, которые отлично просматривались на милю окрест, можно было не опасаться стрелы в спину от притаившегося в зарослях эльфа. Воины расслабились, неспешно потекли разговоры, только корханцы, как и прежде, держались особняком, хотя они тоже чувствовали себя на равнине намного лучше, чем в дебрях.

Ратхар, вспоминая недавний разговор с виконтом у костра, про себя согласился со словами Бальга. Действительно, выманив эльфов сюда из их непролазных лесов, где даже тяжелой пехоте биться было трудно, фолгеркцы могли использовать свое преимущество в кавалерии. Эльфы всадников использовали только для разведки, основой же их войска была пехота. Они умели отражать кавалерийские атаки, хотя и не достигли в этом больших высот, а потому в сражениях с людьми подбирали такое место для битвы, где всадникам тяжело было развернуться. Если же у Перворожденных хватит глупости сунуться на равнину, рыцарская конница короля Ирвана, которую поддержат еще и корханские лучники, о коих Ратхар немало слышал раньше, просто раздавит эльфийские отряды, втопчет их в землю.

Туда, навстречу королю, должно быть, в этот миг готовившемуся к решающему сражению, и мчался отряд, за день покрыв не менее сорока миль, и лишь необходимость беречь скакунов не позволяла воинам двигаться еще быстрее. Очередной привал сделали, когда вновь на равнину опустилась ночь. Теперь можно было не опасаться засады и внезапного нападения, ибо эльфы — не великие мастера воевать на открытой местности, отлично просматривавшейся на сотни ярдов окрест, лишенной удобных укрытий, и хорошо простреливавшейся из мощных арбалетов, которыми пользовались люди.

Чародей, которого, казалось, ничуть не утомило путешествие по эльфийским лесам, по-прежнему спешил, будучи готов скакать сутки напролет. Однако воины Бальга порядком устали, ибо подгонявший их Тогарус за весь день не разрешил спешиться дольше, чем на пару минут. Конечно, все они были привычны к долгим конным переходам, но отдых все же требовался и людям и, что более важно, животным, ибо запасных коней было мало, и потеря каждого скакуна могла здорово задержать продвижение отряда.

В этот вечер все шло как обычно, наскоро перекусили, позаботились о лошадях, которым в походе всадники уделяли внимания гораздо больше, чем самим себе, и, наконец, успокоились, на краткие часы провалившись в темную пучину сна. Кроме трех часовых, расположившихся на некотором удалении от небольшого костерка, все фолгеркцы предались недолгому отдыху, зная, что с рассветом вновь продолжат путь.

Над стоянкой повисла тишина, лишь изредка всхрапывали кони, да раздавалось тяжелое сопение утомленных долгой дорогой людей. Дозорные, затаившиеся в траве и кустарнике, росшем на внутренних склонах невысоких холмов, меж которых и был разбит лагерь, также сидели тихо, и со стороны могло показаться, что в лощине вообще нет никого, кроме небольшого табуна коней.

Когда забрезжил рассвет, весь лагерь одновременно всполошили один из часовых, стороживших покой своих спутников с западной стороны. Внимание фолгеркца привлекло беспокойное конское ржание. В этих местах обитало немало волков, порой сбивавшихся в крупные стаи, и первым делом молодой воин решил, что лошади почуяли приближение хищников. Людям, разумеется, да еще и вооруженным до зубов, звери не могли стать серьезной угрозой, но все же часовой решил оглядеться, надеясь обнаружить причину странного поведения коней. И, стоило только ему направить взгляд на север, внимание воина привлекло багровое зарево, мерцавшее где-то за горизонтом.

— Вставайте, вставайте, — страж кинулся будить товарищей, которые были так измучены долгим переходом, что спали, точно убитые. — В степи пожар!

— Какого демона тебе надо? Дай же нам поспать! — раздались недовольные голоса воинов, которые, хотя и устали изрядно, сразу же, при первых тревожных криках часового, поднимались, тут же хватая лежавшее рядом оружие. Фолгеркские солдаты решили, что под покровом ночи к ним подобрались враги, и сейчас готовились принять бой, еще толком не понимая, откуда грозит опасность. — Что творится?

— Это не пожар, — мэтр Тогарус, также разбуженный криками часового, вскочил на ноги и кинулся на вершину холма, откуда лучше всего можно было увидеть странное зарево. — В той стороне должна быть наша армия, — негромко, словно опасался, что эти слова услышат его спутники, произнес маг, не сводя в этот миг взгляд с горизонта. — И король.

— Чародей, что происходит, — Бальг, еще толком ничего не понимая, бросился вслед за волшебником, который, как казалось рыцарю, мог пролить свет на происходящее. — Что там за пламя? — взволнованным голосом спросил виконт, знавший, насколько опасным может быть степной пожар, тем более, сейчас, когда иссушенные солнцем травы были готовы вспыхнуть в один миг, обратившись в море огня. — Это опасно для нас?

Тогарус, не слыша встревоженных вопросов виконта, крепко зажмурил глаза и даже задержал дыхание, словно вслушиваясь в некие звуки, неслышные ни для кого, кроме самого мага. Из всех, кто наблюдал за чародеем, лишь Ратхар, пришелец с севера, понял, что тот делает. Точно так же замирала, закрыв глаза и прильнув к теплому стволу дерева, чувствуя, как текут под шершавой корой живительные соки, эльфийская принцесса Мелианнэ, сливаясь с лесом, который в те мгновения становился ее глазами и ушами, поведывая обо всем, что творилось на десятки миль окрест.

Примерно то же сейчас делал и фолгеркский маг, правда, с той лишь разницей, что находился в голой степи, а не в лесу. Он неподвижно, не произнося ни слова, простоял несколько минут, и Бальг, в глубине души начавший понимать, что происходит нечто необычное и, возможно, опасное, раз уж сам Тогарус ведет себя так странно, умолк, вглядываясь в предрассветный сумрак, еще окутывавший степь. За спиной его воины, вооруженные и уже облачившиеся в доспехи, выстроились вокруг костра, готовые к появлению противника. Они понимали в происходящем еще меньше, чем командир, но впитавшиеся в кровь рефлексы заставляли их во всем видеть угрозу, которую должно встречать обнаженной сталью.

— Что там, — на вершину холма взбежал Ратхар, придерживая левой рукой висевший на бедре меч. — Виконт, что творится?

— Началось, — вместо Бальга наемнику ответил вышедший из ступора чародей. — Ты спешил сюда изо всех сил, но ты опоздал, наемник, — с горечью произнес Тогарус. — Они нанесли удар. И сделали это в тот миг, когда меня не было рядом с королем. Даже подумать страшно, что там происходит, — сойдя на шепот, добавил он, как будто разом постарев и осунувшись.

— Да о чем ты, маг, — Бальг не смог сдержаться, закричав, хотя такое обращение к чародею, приближенному самого короля, могло стоить ему и жизни. Однако сейчас был не тот момент, когда следовало строго придерживаться приличий. — Что происходит? Ты, может, все же расскажешь, что творится? Мы все взволнованы, нам же нужно знать, чего ожидать, к чему готовиться! Что там, враги, эльфийское войско, демоны из преисподней?

— Все, что тебе сейчас нужно — это седлать коней и готовиться продолжать путь, — заставив умолкнуть на полуслове готового впасть в панику рыцаря, неожиданно зло произнес Тогарус. — У нас мало времени, так что обойдемся пока без лишних вопросов, — предложил он. — Наша цель — там, — маг указал рукой точно на зарево, несколько потускневшее. — И мы должны спешить, судари мои. Не жалеть себя, не жалеть коней, только вперед, и как можно быстрее!

Пока Ратхар седлал своего коня, он обдумывал сказанное магом, и, кажется, понял, что именно могло произойти. Лишь двое сейчас знали о миссии наемника — чародей Тогарус и сам Ратхар, и не было сомнений, что имел в виду маг, когда сказал, что наемник опоздал. Там, в десятках или даже сотнях миль отсюда, на границе степей, творилось сейчас нечто ужасное, абсолютно невообразимое, и он, Ратхар, мог помешать этому, должен был помешать, но не сумел.

Всадники мчались по равнине, пришпоривая коней, сосредоточившись лишь на некой точке на горизонте. Они двигались строго по прямой, то взмывая на холмы, то обрушиваясь вниз, в лощины, больше не жалея скакунов, забыв обо всем, кроме направления. Кавалькаду возглавлял Тогарус, вороной жеребец которого, тонконогий и легкий, летел, словно птица, намного опередив остальную свиту. Ратхар и Бальг старались не отстать от мага, которого, вообще-то, виконт должен был охранять, но их кони не могли угнаться за породистым скакуном чародея.

Людей они встретили, когда солнце уже миновало зенит и стало клониться к горизонту. Появившихся на вершине дальнего холма троих всадников сразу заметили все воины из свиты Тогаруса. Незнакомцы, неизвестно даже, люди или невесть как забравшиеся в такую даль эльфы, увидев конный отряд, направились к нему, подгоняя коней.

— К бою, — раздалась четкая команда виконта, сопровождаемая лязгом извлекаемых из ножен клинков и приглушенной бранью. — Всем приготовиться! Стройся, живо!

Воины Бальга действовали быстро и четко, поступая так, как полагается в подобной ситуации, когда не ясно, друг перед тобой, или враг. Они слаженно, едва ли не раньше, чем последовал приказ, выстроились дугой, прикрывая собою мага. Фолгеркские всадники стали в центре, вскинув арбалеты и вытащив из ножен мечи, а на флангах расположились корханцы, уже изготовившие к стрельбе луки, на тетивах которых покоились бронебойные стрелы. Тем временем всадники, гнавшие своих коней галопом, быстро приближались, и вскоре все воины из свиты Тогаруса могли убедиться, что это не эльфийский дозор, а фолгеркские солдаты, о чем ясно говорили гербы на их плащах и туниках.

Незнакомцы, казалось, увидели изготовившихся к бою рыцарей только тогда, когда приблизились на считанные ярды. Трое всадников имели такой вид, словно не слезали с седла несколько дней. Их кони едва дышали, загнанные наездниками почти до смерти, да и седоки имели весьма измученный вид. Их одежда была порвана, и вдобавок прокрыта пятнами копоти, запыленные лица несли печать ужаса.

Наездники буквально свалились с седел под ноги своим коням, точно новички, впервые ехавшие верхом. Всадники Бальга тут же взяли незнакомцев в кольцо, опустив оружие, но пока не торопясь вдевать клинки в ножны, ибо еще трудно было предсказать, чего можно ожидать от этих людей.

— Кто вы такие? — Бальг выступил вперед, став напротив чужаков и тесня их грудью своего могучего жеребца. — Назовитесь! — потребовал рыцарь.

— Это конец, — хрипло пробормотал один из всадников, направив остекленевший взгляд не на виконта, а словно сквозь него. — Катастрофа! Все погибли, никто не выжил. Только мы спаслись, только мы! — дрожа всем телом, приговаривал воин. — Король, он там остался, и еще многие. Конец, это конец!

— Что ты несешь? — виконт разозлился. — Кто такой, куда и откуда направляешься? Отвечать!

Рыцарь, спешившись, бросился к воину и, разозлившись, отвесил ему размашистую пощечину, намереваясь привести того в чувство. Но фолгеркский солдат, могучим ударом Бальга просто-напросто сбитый с ног, вжался в землю и зарыдал. Зрелище было весьма мерзкое, ибо едва ли прежде людям, что сейчас собрались вокруг Тогаруса, приходилось видеть, как бьется в истерике здоровый, крепкий мужчина, явно умелый воин в доспехах и при оружии.

— Сударь, — второй всадник, молодой парнишка в легкой кольчуге, покрытой пятнами запекшейся крови, задержал занесенную для нового удара руку виконта, грозно сверкнувшего глазами на посмевшего помешать ему человека. — Прошу, остановитесь! Вы же видите, он не в себе.

Бальг, лицо которого в этот миг налилось кровью, окинул воина полным ярости взглядом. На теле юноши не было видно ран, да и броня была целой, а потому, надо полагать, кровь на его доспехах была чужой. Было заметно, что он смертельно напуган, но перед рыцарем и многочисленными воинами этот юнец пытался не терять самообладания.

— Говори, — потребовал виконт, немного остыв. — Да поживее! Я, виконт Бальг, рыцарь Фолгерка, приказываю тебе отвечать кратко и связно, если не хочешь в сей же миг расстаться с головой!

— Мы из отряда барона Ракнера, я и Сван, из легкой кавалерии. — Юноша кивком указал на заходившегося в рыданиях воина, кажется, вовсе лишившегося рассудка: — А это Йомер, он из наемников. Мы были в королевском войске три дня назад, готовились к сражению с эльфами. Меня зовут Дирек,милорд.

— Как вы оказались здесь, по какому делу? — сурово спросил Бальг, поигрывая рукоятью меча. — Живо рассказывай, или отведаешь плетей!

— Господин, мы просто спасались бегством, — угрюмо произнес Дирек, потупив взор. — Мы готовились к сражению с эльфами, когда это началось. — Юноша вздрогнул, словно вспомнив нечто очень страшное, но смог вновь взять себя в руки: — Думаю, мало кто выжил из всего войска. Нам повезло, моя сотня стояла на самом краю лагеря, и мы успели спастись. Йомер присоединился к нам позже, бедняга, кажется, слегка повредился в уме.

— Но что случилось? Что началось? Эльфы атаковали лагерь? — требовательно спросил рыцарь. — И что с королем? Ведь Его величество был там?

— Я не знаю, что стало с королем, сударь, — голос юноши дрожал и срывался на крик, но молодой воин все же пытался не терять самообладания, стараясь отвечать на вопросы виконта быстро и четко. — Возможно, он погиб. Но напали на нас вовсе не эльфы, им едва ли пришлось вынимать мечи из ножен в это утро.

— Но кто тогда? — недоуменно поморщившись, спросил рыцарь. — Кто разгромил войско, от кого вы бежите?

— Драконы, господин, — при этих словах Дирек вздрогнул, а Йомер, которого двое бойцов из отряда Бальга поставили на ноги, крепко держа, чтобы умалишенный чего не натворил, вскрикнул и, вырвавшись из рук спутников виконта, кинулся бежать, не разбирая дороги и громок голося, так, что слышно было, наверное, за многие лиги отсюда. Но на это не обратили внимания. Каждый, кто слышал последние слова Дирека, удивленно воззрился на молодого воина.

— Это были драконы, — нарочито спокойно повторил воин по имени Дирек, словно не замечая охватившего всех волнения. — И они уничтожили наше войско, обратили его в пепел. Погибли почти все, господин, — мрачно сообщил юноша, глядя в глаза виконту. — Мы проиграли эту войну.


Рассвет еще не наступил, но лагерь огромного войска, раскинувшийся в самом сердце Финнорской равнины, уже пришел в движение. Над холмом, возвышавшимся в центре бивуака, разносился негромкий гул множества голосов, конское ржание и звон доспехов. Тысячи людей, одежда и доспехи которых были украшены золотым орлом, символом Фолгерка, готовились уже спустя считанные часы окунуться в пучину битвы, из которой многим не суждено было выбраться живыми.

Местом грядущего сражения была выбрана широкая долина, южную часть которой и занимали люди. Пока основная часть армии, равной которой эти места не видели уже многие века, оставалась в лагере. Воины собирались вокруг костров, торопливо поглощая свой скудный завтрак, снова и снова проверяли доспехи, правили мечи и натягивали на луки и арбалеты новые тетивы. Кто-то пользовался случаем, чтобы распить с приятелями давно припасенную бутылку вина или простого пива, кто-то договаривался о том, чтобы его товарищи, если им доведется остаться живыми к исходу дня, нашли его семью и передали родным что-то из вещей или немного золота, плату воину за этот поход. И все без исключения пребывали в напряженном и встревоженном состоянии, ибо знали, что враг силен и будет сражаться так яростно, как никогда еще за всю войну, ибо сейчас, спустя считанные часы, должен был решиться исход всей кампании.

Северная сторона долины еще была скрыта туманом, и высланные вперед конные дозоры, кружившие по полю, видели в молочной пелене только неясное шевеление. Разглядеть что-либо в подробностях было трудно, но разведчики, за прошедшие день и ночь облазившие все вокруг, знали, что там, на противоположной части равнины, также готовится к сражению их противник — эльфы.

Перворожденные все же пошли на немалый риск, принимая этот бой, ибо, выступив против главных фолгеркских сил, они вынуждены были подставить фланги под возможный удар гарнизона Хел’Лиана. За стенами древней крепости находилось более двух тысяч солдат, да еще и моряки с аргашских судов, что стояли у побережья, могли выставить приличный отряд, а потому с этой силой нельзя было не считаться. Но король эльфов, движимый гордостью своего народа и жаждой мести, дотла выжигавшей душу этого древнего создания, предпочел решить все проблемы здесь и сейчас, смело двинувшись против армии Ирвана, невзирая на опасность, исходившую от оставшихся в тылу людей. Эльтиниар, и те князья, что должны были вести в бой армию И’Лиара, понимали, что если удастся разгромить короля Фолгерка, уничтожив или рассеяв его войско, то и та горстка людей, что вцепилась в сложенные еще мозолистыми руками гномов стены города, не будет более представлять какую-либо опасность.

В прочем, как сообщали разведчики и немногочисленные гонцы из бывшего эльфийского порта, чудом сумевшие добраться до лагеря Ирвана, пройдя сквозь ставшие невероятно опасными леса, к городу подступил небольшой, тысячи полторы клинков, отряд эльфов, вставший под стенами. И этих сил было вполне достаточно, чтобы связать боем гарнизон, не позволив устроить крупную вылазку. Сейчас чащобы вокруг Хел’Лиана кишели дозорами эльфов, и однажды Перворожденные даже атаковали корсарский корабль, бросивший якорь у берега, вырезав несколько десятков моряков. Все это заставляло командовавшего занявшими Хел’Лиан войсками графа Вегельма уделять больше внимания обороне города и прилегающих земель, даже не помышляя при этом поддержать королевскую армию.

Король Ирван, однако, едва ли нуждался в поддержке, ибо огромный лагерь, раскинувшийся на краю безымянной долины, вмещал даже на первый взгляд не менее десяти тысяч воинов, больше, чем привели сюда эльфы, а в действительности это число было еще значительнее. И, наконец, уже то, что король Эльтиниар вынужден был выделить какие-то силы для блокады Хел’Лиана, облегчало задачу воинов, пришедших на битвы под началом государя Ирвана.

На вершине холма, возвышавшегося в центре лагеря, окруженные тройным кольцом стражи, стояли шатры военачальников и самого короля, увенчанные разноцветными стягами, самым заметным из которых было, разумеется, королевское знамя. Сейчас огромный изумрудно-золотистый стяг бессильно обвис, ибо было полнейшее безветрие.

В королевском шатре собрался весь цвет воинства, командиры крупнейших отрядов, высокородные дворяне и вожди фолгеркских союзников. Они не смыкали глаз всю ночь, принимая доклады многочисленных разведчиков, споря между собой до хрипоты, снова и снова обдумывая план битвы, которую, как и их противники, считали решающей. Сейчас на этой равнине в южном И’Лиаре готовились сойтись грудь на грудь главные силы людей и эльфов. Прошла пора мелких стычек и набегов, партизанской войны и рейдов тяжелой кавалерии. Собравшись с силами, обе стороны конфликта жаждали здесь и сейчас повергнуть противника, чтобы затем лишь добить его, довершив разгром, и либо освободить захваченные родные земли, либо многократно умножить свои владения, в зависимости от того, на чьей стороне сегодня окажется удача.

— Кавалерия станет в первую линию, — излагал план битвы убеленный сединами и украшенный множеством шрамов офицер. — Эльфы любезно предоставили нам возможность сражаться так, как мы привыкли, а потому именно конница должна будет сегодня нанести главный удар, первый, и, хотелось бы надеяться, единственный.

Герцог Вардес заслуженно считался лучшим тактиком среди всех фолгеркских генералов, и даже сам король редко осмеливался спорить с ветераном. Его авторитет был высок, и едва ли пошатнулся даже после отступления из-под стен эльфийской столицы. В прочем, там весь гений полководца оказался бессилен перед твердостью того камня, из которого были сложены бастионы Перворожденных. И теперь, раз уже сполна умывшись кровью, и герцог, и сам король, и все командиры, цвет фолгеркского дворянства, жаждали реванша, сжигаемые изнутри негасимым огнем мести. И долгожданный миг близился с с каждой секундой.

Вардес был в эти минуты в своей стихии. Сражавшийся с пятнадцати лет, герцог успел за свою долгую жизнь побывать во множестве сражений, сперва — как простой воин, а затем уже и в качестве командира, и сейчас он готовился к, быть может, самой важной в его жизни битве. В случае победы, и Вардес это знал, былые ошибки и неудачи наверняка окажутся забыты, и его имя будут произносить не реже, чем имя самого государя, а он вовсе не был чужд тщеславия.

— Тяжелая кавалерия займет центр, а фланги будут прикрывать конные арбалетчики и наши союзники из Корхана, — сообщил герцог, указывая на искусно нарисованную карту, представлявшую место грядущего сражения. Командиры названных отрядов, услышав его слова, лишь молча кивнули. — Пехота образует вторую линию. Если кавалерийская атака не удастся, всадники укроются за спинами тяжелой пехоты, которая задержит эльфов, буде те решат контратаковать. Артиллерию разместим за пехотой. Во время нашей атаки катапульты обрушат на эльфийские шеренги настоящий каменный дождь, расстроив боевые порядки противника еще до сшибки, да и в обороне они помогут, круша задние ряды напирающих Перворожденных.

— План неплох, — одобрительно кивнул король, внимательно слушавший старого маршала. — Думаю, у нас хватит сил, чтобы смять эльфов. В любом случае, я хочу, чтобы все разногласия меж нашими державами были разрешены именно сегодня, — потребовал правитель Фолгерка. — Эту войну пора закончить, и завершиться она должна нашей, господа, победой, полной и безоговорочной!

Его величество Ирван был облачен в отличные доспехи гномьей работы, прочные, и в то же время весьма легкие и почти не сковывавшие движений, такие латы, какие и могли ковать только подгорные мастера. Но, разумеется, король вовсе не собирался принимать личное участие в битве. Минули те времена, когда вождь бился в первых рядах своих воинов, увлекая их на врага и погибая одним из первых, если удача отворачивалась от его воинства. Ныне эта участь доставалась баронам и князьям, простым рыцарям, своей кровью добывавшим славу и богатство сюзерену.

Фолгеркский государь явно нервничал перед сражением, хотя и старался не подавать виду. Он то нервно вскакивал с походного кресла и начинал расхаживать по шатру, то вновь садился, вцепляясь в подлокотники или громко барабаня пальцами по краю раскладного стола, занимавшего центр шатра. Король почти оправился от магической атаки бешеного эльфийского колдуна после битвы на Тилле, не в последнюю очередь, благодаря магии верного Тогаруса, хотя и был еще слаб. Ирван очень хотел бы, чтоб в этот важный день его верный советник и чародей был рядом, поскольку это придало бы королю еще больше уверенности. Но маг отбыл к побережью и не мог вернуться слишком быстро, чтобы принять участие в предстоящей битве.

— Будет просто замечательно, если нам удастся сокрушить эльфов одним ударом, — произнес государь с надеждой в голосе. Сейчас Ирван был уверен в своих силах, и все же на войне как нигде более случай решает исход любой битвы, сколь бы хорошо не был подготовлен план грядущего сражения, и король знал это, испытывая заметное волнение. — Нужно использовать наше численное превосходство, — решительно сказал правитель Фолгерка. — Наш враг располагает всего семью-восьмью тысячами воинов, у нас же только одной кавалерии — почти пять тысяч, а на каждых двух всадников приходится по три пеших воина, более чем достаточно для победы. Любой человек уже понял бы, что сражение проиграно, но эта нелюдь никак не смирится с неизбежностью, еще на что-то надеясь. Что ж, — мрачно усмехнулся король Ирван. — Они вывели на это поле почти всех своих воинов, и если мы сегодня уничтожим противостоящую нам армию, то эльфийское королевство окажется беззащитным. И мы должны сокрушить их сегодня, не считаясь с потерями, ибо уже слишком многие доблестные воины расстались с жизнями, принеся себя в жертву нашей победе, и мы не в праве осквернить память их поражением.

В этот ранний час огромный шатер фолгеркского владыки был заполнен до отказа. Вдоль полотняных стен походного обиталища монарха теснились многочисленные рыцари, высокородные дворяне, которым сегодня было доверено командовать отрядами, а также капитаны некоторых наемных отрядов. Солдаты удачи, выбранные решением всех наемников, которых в войске Ирвана было не менее трети от общего числа воинов, представляли здесь своих людей. Они не имели права голоса при обсуждении плана битвы, а присутствовали на совете просто ради соблюдения приличий. Эти воины, заметно отличались от королевских рыцарей, облаченных в дорогие роскошные доспехи, украшенные гравировкой и покрытые эмалью, вооруженных дорогим оружием из превосходной стали. Сейчас наемники держались подальше от короля и его генералов, проявляя обычно не свойственную их брату скромность.

Из числа всех, кто присутствовал на военном совете, а точнее, при оглашении окончательной и не подлежащей сомнению воли короля, заметно отличались двое. При взгляде на первого из них сразу вспоминались корханские кочевники, невысокие, смуглокожие и черноволосые, от которых незначительно, впрочем, отличались и жители западного Фолгерка, много веков смешивавшие свою кровь, кровь выходцев из Эссара, с кровью осевших на границе цивилизованных земель степняков. Этот человек, казавшийся лишним в обществе блистательных сеньоров, выглядел точно так же, как и кочевые корханцы, и в этом не было ничего удивительного, ибо воин по имени Гишер был избран старейшинами нескольких корханских кланов боевым вождем отряда, который присоединился к армии Фолгерка в войне против эльфов. От своих собратьев военный вождь степняков отличался лишь кольчугой тонкого плетения, которую носил вместо использовавшихся простыми воинами панцирей из каленой кожи и стеганых кафтанов, и которую он не снимал даже сейчас. Его оружие, висевшая на поясе длинная сабля, отличалась от тех, что были у обычных воинов, качеством стали, из которой был откован клинок, и к тому же была богато украшена, опять же, в отличие от нарочито грубоватых клинков, которые обычно ковали корханские кузнецы, мало внимания уделявшие украшению оружия.

Кочевник, хотя и терялся на фоне сияющих начищенными латами и золотым шитьем парчовых камзолов рыцарей, держался с несомненным достоинством. Он невозмутимо слушал государя и герцога, изредка бросая насмешливые взгляды на разряженных в пух и прах лордов, и вообще смотрел на высокородных дворян снисходительно, будто был ни много, ни мало, братом самого короля. И Гишер имел для этого немалые основания. Тринадцать сотен неутомимых степных всадников на своих крепких низкорослых лошадках только недавно влились в королевскую армию и теперь готовились к решающей битве. Отважные и отчаянные бойцы, они должны были наравне с тяжелой кавалерией добыть в грядущем бою победу. Стремительные конные лучники, способные во владении этим оружием поспорить и с эльфами, корханцы были самым мобильным отрядом фолгеркских войск, и на них возлагались большие надежды.

Второй из присутствовавших, кто неминуемо бросался в глаза королевским советникам и офицерам, человеком не был, и это было понятно с первого взгляда. Только гномом мог быть невысокий, едва ли пять футов, бородач, столь широкий в плечах, что в шатер входил боком. Он, в отличие от корханского вождя, держался в стороне, поближе к простым наемникам, хотя Трорин, предводитель сражавшихся под фолгеркскими знаменами гномов, имел право стоять в первых рядах, потеснив иных благородных, но ничего не сведущих в военном искусстве хлыщей. Именно подгорные воины не раз добывали для людей победу, за которую щедро платили собственными жизнями, и они заслуженно пользовались уважением простых солдат, хотя дворяне, свита короля, не жаловали всякую нелюдь.

Трорин, как и большинство людей, явился пред очи Ирвана снаряженным для битвы, в тяжелой чешуйчатой броне, прикрывавшей тело карлика до колен, поножах, наручах и с широким фальчионом на поясе. Боевой топор, излюбленное оружие воинов его племени, а также шлем, Тангар оставил своему оруженосцу, молодому гному, ожидавшему сейчас своего вождя у входа в шатер под пристальными взорами многочисленной стражи.

— Сир, — к стоявшему возле стола, застланного огромной картой, где было изображено поле предстоящей битвы, королю приблизился вошедший в шатер воин в снаряжении легкой кавалерии, кольчуге и открытом шлеме, который, впрочем, он снял, едва ступив под полотняные своды. — Вернулись разведчики, сир. Они сообщают, что в лагере эльфов замечено движение. Кажется, их отряды уже выдвигаются на позиции.

Рыцари, переглядываясь и косясь на государя, загудели, каждый высказывая свое мнение соседям. Момент был весьма опасный, ведь эльфы, славившиеся стремительностью атак, могли напасть на слабо защищенный лагерь, устроив в любой миг настоящую резню среди не успевших подготовиться к бою воинов.

— Граф Тард, — король Ирван нашел взглядом в толпе своих подданных одного из офицеров. — Нужно выставить боевое охранение. Прикажите выслать передовой отряд, граф. Полагаю, четырехсот всадников будет достаточно пока. И пусть легкая пехота тоже займет свои позиции, — приказал правитель Фолгерка. — Не желаю, чтобы нас застали врасплох, граф.

— Слушаюсь, Ваше величество, — граф почтительно поклонился. — С вашего позволения, сир, я сам возглавлю сторожевой отряд. — Рыцарь четко, как на параде, отдал честь и вышел прочь из шатра вслед за вестовым.

— Итак, господа, скоро все будет решено, — король обвел взглядом своих командиров, вытягивавшихся по стойке смирно, едва только взор короля оказывался обращенным на них. — Думаю, сражение начнется на рассвете, а, значит, у нас еще есть время, чтобы в последний раз обсудить наш план. Герцог Майл, у вас все готово?

— Милорд, — немолодой широкоплечий воин, с ног до головы закованный в тяжелые латы, словно прямо сейчас он собирался идти в бой, коротко поклонился. — Мои всадники не подведут. Мы втопчем эльфов в землю, — надменно, с железной уверенностью произнес Майл.

— Мы собираемся первыми нанести удар, не отдавая инициативу эльфам, и делаем главную ставку на атаку вашей кавалерии, герцог, — напомнил король, которому явно не по душе пришлись весьма хвастливые слова рыцаря. — Наш враг впервые за всю эту войну играет по нашим правилам, что меня беспокоит, признаться, — поморщился Ирван. — Дать бой на этой равнине, где мы можем использовать свое численное преимущество, этого я не ожидал от длинноухих. Что ж, если они позволили нам в полную силу использовать кавалерию, мы так и поступим. Три тысячи панцирной конницы — это страшная сила. Эльфы никогда не умели сражаться против больших масс конных латников, и они, скорее всего, не выдержат удара. Однако их лучники все же могут остановить ваших воинов, герцог, — заметил король Ирван, взглянув на Майла. — Запомните, сколь бы сильным ни был обстрел, вы должны двигаться только вперед. Если дрогнете, замешкаетесь, то станете просто хорошей мишенью для Перворожденных. Не думайте о потерях, Майл, сегодня не тот день. Скольких бы бойцов вы не лишились, их смерть не будет напрасной, если хоть треть всадников достигнет строя эльфов.

— Вы можете быть уверены в каждом моем воине, государь, — уже с большей серьезностью кивнул суровый богатырь. — Эльфийские стрелы не остановят всадников. Мы не подведем.

— Дайк, что у эльфов с кавалерией? — последовал новый вопрос Ирвана, обращенный уже к другому рыцарю.

— Сир, разведка докладывает примерно о тысяче всадников, — поспешно сообщил личный адъютант короля. — Легкая конница, лучники, государь.

— Они едва ли рискнут атаковать в лоб, но фланговый удар по нашей кавалерии может быть опасен. Латники слишком неповоротливы, чтобы во время атаки успеть развернуться лицом к новому противнику. — Король на миг задумался, а затем произнес, найдя взглядом предводителя союзников-степняков: — Вот что, Гишер, вашим всадникам надлежит прикрывать фланги тяжелой кавалерии от возможных контратак эльфов. Также уделите внимание и пехоте второй линии. Там не так много стрелков, и эльфийские конные лучники, не сходясь в рукопашной, могут нанести пехоте серьезный ущерб.

— Я прикажу поставить на флангах по пять сотен всадников, — корханский вождь коротко кивнул в знак согласия. — Если эльфы атакуют, мы не позволим им ударить по тяжелой кавалерии.

— Оставьте часть своих воинов в резерве на всякий случай, — предложил Ирван. — Если нам повезет, и после первого удара кавалерии герцога Майла эльфы дрогнут, пусть ваши всадники заходят в тыл длинноухим выродкам. В лобовой атаке, мастер Гишер, от вашей конницы мало пользы, а так вы сможете в полной мере воспользоваться своей быстротой и маневренностью. Главное — сломать их строй, посеять панику в их рядах, а потом уже только и останется, что рубить в спины бегущих эльфов. Но если вдруг атака тяжелой кавалерии захлебнется, пусть ваши всадники, герцог, отступают. — Король вновь взглянул на Майла, который казался воплощением мощи и решимости, в своих тяжелых латах похожий на ожившую крепостную башню. — Не нужно ввязываться в ближний бой, это чревато излишними жертвами, а я все же хочу сохранить кавалерию. Отступайте через интервалы во второй линии. Если эльфы пойдут в атаку и втянутся в бой с нашей пехотой, вы сможете ударить им во фланги, зажав нелюдей в клещи, и это будет прекрасным исходом битвы.

Полог шатра, поддерживаемый одним из стоявших снаружи личных телохранителей короля, вновь распахнулся, позволив проникнуть внутрь предрассветной прохладе, и взгляды военачальников обратились к молодому воину в легких доспехах, державшему шлем на сгибе локтя. Рыцарь увидел короля, и подошел к нему, припав на одно колено и склоняя голову.

— Милорд, — взволнованно произнес юноша. — Меня прислал граф Тард. Наши дозоры вступили в бой с легкой кавалерией эльфов. Враг отступил, но мы потеряли не менее полусотни воинов.

— Что с их главными силами?

— Строятся, Ваше величество, — ответил гонец.

— Возможно, сир, есть смысл атаковать прямо сейчас, — заметил Майл. — Моим воинам нужно мало времени, чтобы быть готовыми. Пока эльфы еще не выстроились в боевые порядки, мы легко сможем опрокинуть их, избежав больших потерь.

— Нет, герцог, — отрезал король, брезгливо поморщившись. — Эльфы на нашем месте могли бы сделать нечто подобное. Я даже удивлен, почему они не попытались ночью атаковать лагерь, ведь Перворожденные — мастера в таких делах. Но мы не станем уподобляться этой нелюди, нападая на неподготовленного врага, — произнес Ирван непреклонным тоном. — У нас достаточно сил, чтобы сокрушить их в честном бою, а удары в спину — это не по рыцарскому уставу.

— Мой господин, — осторожно заметил Дайк. — Эльфы не вспоминали о рыцарском уставе, вырезая целые поселки на границе и атакуя наши обозы и раненых, направлявшихся в тыл. Мне кажется странным нынешнее их спокойствие, ведь они должны знать, что силы не равны. Как бы эти твари не задумали какую пакость. Напасть на них сейчас — значит не нарушить рыцарский кодекс чести, а просто отомстить за наших воинов, убитых стрелами в спину или заколотых во сне.

— Ваши слова, сударь, не делают вам чести, — холодно заметил король, смерив взглядом заметно смутившегося в это мгновение рыцаря, трижды успевшего в мыслях проклясть себя за собственную несдержанность. — Мы должны помнить о том, что остаемся благородными людьми. Я уверен, господа, в нашей победе, в успехе битвы и всей кампании, но я хочу победить в честном бою, как подобает дворянину и рыцарю.

Короля сдержанным гулом поддержали почти все, кто был в этот миг в его шатре. Кто-то действительно чтил рыцарский кодекс, запрещавший нападать без предупреждения, кто-то просто хотел заслужить одобрение государя, выказывая наигранное возмущение предложением рыцаря Дайка.

— Что ж, не стоит более ждать. Герцог, — Ирван требовательно взглянул на Вардеса. — Прикажите войскам занять предписанные им позиции. Не будем медлить, господа. Я полагаюсь на вашу храбрость и доблесть, я верю в вас, и верю в победу. А теперь прошу всех отбыть к своим отрядам.

Все воины разом склонили головы, не раболепно, как слуги, а как младшие перед старшим, и ударили в латные нагрудники сжатыми кулаками, облитыми сталью боевых рукавиц. Ирван, отдавая честь тем, кто готовился принять смерть за него, тоже резко кивнул.

Толпа рыцарей, бряцая латами, выбралась из шатра, разойдясь по лагерю. В тот же миг над долиной раздались пронзительные звуки труб, и весь лагерь пришел в движение. Пехота рысцой кинулась к знаменам своих отрядов, где воинов ждали уже их командиры. Всадники двинулись на поле, ведя своих скакунов под уздцы, дабы не утомлять их прежде времени. Сопровождавшие тяжеловооруженных рыцарей слуги и оруженосцы должны были позже помочь им взобраться в седла. Пикинеры строились в плотные квадраты, ощетинившиеся пиками, занимали свои позиции арбалетчики, у самого подножья холма засуетилась возле многочисленных метательных машин прислуга, взводя спусковые механизмы и укладывая снаряды.

Как и было предписано планом, над которым трудились лучшие офицеры короля, признанные знатоки тактики боя, в центре первой линии фолгеркских боевых порядков встала тяжелая кавалерия. Закованные в непроницаемую броню всадники образовали три клина, походившие с холма, откуда за приготовлениями к битве наблюдал Ирван с немногочисленной свитой, на три копейных острия. Обученные кони, также защищенные латами, чувствовали напряжение своих седоков и тоже беспокоились, нервно взрывая землю копытами. Над всадниками возвышался лес длинных копий, под самыми наконечниками которых реяли на слабом ветерке разноцветные вымпелы.

Конные арбалетчики, вооруженные значительно легче копейщиков и обходившиеся из доспехов только кольчугами и касками, расположились по обе руки от рыцарей. В грядущей атаке они могли успеть сделать только один залп, который должен был хоть немного расчистить путь воинам герцога Майла. А еще дальше на флангах расположились корханцы, и теперь над полем разносились гортанные возгласы, которыми обменивались в ожидание схватки степные всадники. Среди них находился и сам Гишер, считавший, что вождю должно подавать своим воинам пример, демонстрируя собственную доблесть и отвагу.

Герцог Майл, которому выпала высокая честь возглавить главную ударную силу королевского войска, как и подобает истинному рыцарю, также находился сейчас в первом ряду всадников, окруженный десятком лучших бойцов, которые в атаке должны были прикрывать своего командира. Немало было в свите короля таких дворян, которые предпочли бы командовать сражением, находясь за спинами своих воинов, не подвергаясь опасностям битвы. Но Майл, воспитанный в истинно рыцарском духе, полагал, что своим присутствием сумеет воодушевить воинов, и без того преисполненных ярости и решимости сражаться до победы или до смерти, и вообще считал недостойным рыцаря прикрываться своими солдатами. Все, что он позволил себе сегодня — небольшая свита из лучших воинов, самых опытных и надежных, на которых в сражении Майл мог полагаться даже больше, чем на самого себя.

Пехота, наемники и рыцарские дружинники, составили вторую линию боевых порядков. Как раз у подножия холма строились пикинеры, образовавшие большой квадрат, который ощетинился гранеными остриями, легко пронзавшими любые латы, точно диковинный еж. Тяжелая пехота, вооруженная пиками и алебардами, более пригодными для ближнего боя, подпирала спины арбалетчиков. Стрелки прикрывались большими щитами, сооруженными из толстых досок, снаружи обтянутых кожей или даже окованных железом. В наступлении они не примут никакого участия, но если эльфы сами атакуют людей, то их встретит настоящий дождь из тяжелых болтов, прошивающих любые латы с сотни шагов. А в дополнение к этому на подступающие неприятельские ряды были готовы обрушить десятки увесистых валунов стоявшие позади пехоты катапульты.

Было видно, как на противоположной стороне долины выстраивались эльфы, готовившиеся к смертному бою. Даже невооруженным глазом можно было заметить, что Перворожденных на поле пришло намного меньше, чем людей, но казалось, будто эльфы этого не понимают. Они быстро и без лишней суеты образовывали боевые линии, где, как всегда, первыми стояли лучники, позади которых располагались закованные в латы пикинеры. Было понятно, что Перворожденные решили придерживаться обычной тактики, когда стрелки до последнего мгновения стоят в первых рядах, засыпая приближающегося неприятеля тучей стрел, а затем отступают за спины пеших копейщиков, которые и должны принять основной удар в ближнем бою. Правда, в этом сражении у эльфов было много всадников, которые как раз сейчас занимали позиции на флангах пехоты. Конные лучники Перворожденных были весьма опасны в бою по причине своей маневренности и вооружения, позволявшего с почтительного расстояния расстраивать ряды даже самой стойкой пехоты, и не зря король Ирван на совете уделил особое внимание именно этой части эльфийской армии.

Поле, разделявшее пока две изготовившиеся к схватке армии, уже было покрыто в нескольких местах телами павших воинов. В преддверие большой битвы здесь сошлись в бою передовые отряды людей и эльфов, прикрывавшие основные силы от внезапного нападения, пока еще те не заняли боевые порядки. Сблизившись друг с другом на расстояние выстрела из лука, воины противоборствующих сторон не удержались от соблазна, и теперь холодная земля впитывала кровь первых жертв сражения, не делая различий между людьми и теми, кто гордо называл себя Перворожденными.

— Все готово, Дайк, — стоявший возле своего шатра король обернулся к адъютанту, замершему возле левого плеча сюзерена. — Войска построены?

— Да, сир, все отряды заняли свои позиции, — офицер почтительно поклонился. — Мы готовы начинать, государь.

— А что же эльфы?

— Ждут, Ваше величество, — Дайк кивком указал на замерший вдали строй Перворожденных. — Как видите, они тоже готовы к бою. Эльфы едва ли первыми решатся атаковать, ведь их мало.

— Тогда прикажите кавалерии наступать. Не стоит тянуть время, — король усмехнулся. — Чем раньше начнется бой, тем скорее мы одержим победу. Запомни мои слова Дайк, это день нашего триумфа, день, когда померкнет мощь и слава И’Лиара!

Вестовой, которому было поручено доставить приказ об атаке, нашел герцога Майла в первых рядах выстроившейся кавалерии. Рыцарь, услышав волю короля, пришел в восторг:

— Я уже думал, что мы так и будем тут торчать до сумерек, — довольно оскалившись, воскликнул герцог. — Наши кони уже застоялись.

Оруженосец подал герцогу закрытый шлем с пышным плюмажем из страусиных перьев, единственный предмет, отличавший командира от сотен других рыцарей и сержантов. Майл тронул поводья, выехав из строя вперед, развернувшись лицом к своим воинам, неподвижно застывшим в седлах в ожидании атаки:

— Братья рыцари, настал решающий день, — зычный голос герцога разнесся над полем, и его услышал каждый воин, каждый всадник, что стоял здесь. — Сегодня мы положим конец могуществу эльфов, мы сокрушим их армию, втопчем в их землю! Сражайтесь, забыв о пощаде, воины, забыв о смерти! Идите вперед, только вперед, и победа будет нашей! Мы переломим врагу хребет! За короля, братья! В бой! — Майл обернулся к горнисту: — Труби атаку!

Пронзительный звук горна, тотчас подхваченный в разных местах вдоль всего строя, разнесся над долиной, обозначая начало сражения. Воины ревели боевые кличи, подзадоривая самих себя перед броском, который для многих из них мог оказаться последним в этой жизни, а заодно и пугая эльфов. Опускались с гулким стуком забрала глухих шлемов, взвились вверх знамена отрядов, стоявшие в первых рядах воины наклонили вперед тяжелые копья, а те, кто двигался следом, вскинули двуручные седельные мечи, длиной почти в рост человека. Всадники пришпорили коней, и грузные скакуны, защищенные доспехами не хуже седоков, оглашая долину громким ржанием, двинулись вперед.

Лавина рыцарей, медленно набирая скорость, хлынула на застывших в нескольких сотнях ярдов эльфов. Всадники, выставляя вперед копья, на древках которых полоскались на ветру яркие вымпелы, неумолимо приближались к противнику, словно сошедший с вершины горы ледник, сметающий все на своем пути и не ведающий преград.

Три конных клина, с холма, на котором находился король казавшиеся тремя диковинными монстрами, тремя покрытыми стальной чешуей змеями, перешли на рысь, сотрясая землю ударами тысяч подкованных копыт. В едином порыве они устремились к эльфам, ничего не замечая кроме вражеского строя, ощетинившегося длинными пиками. И никто из идущих в атаку всадников не увидел, как в небе, за спинами неподвижно замеривших эльфов пелену облаков прорезали три темные точки, метнувшиеся к заполонившим южную часть долины людям. Вот они стремительно понеслись к земле, чтобы над головами эльфийских воинов выровнять свой полет, и уже можно было увидеть диковинных созданий, давно забытых людьми, мчавшихся сейчас над полем боя на могучих крыльях, мерно рассекавших воздух. Они летели очень низко, быть может, в полусотне ярдов над землей, эти существа, давно уже превратившиеся в легенду. И сейчас, на глазах тысяч людей, эта древняя легенда оживала, неся смерть всему живому.

— Что там такое, — один из спутников короля, самый зоркий, указал рукой в небо, где среди серых облаков возникло некое движение. — Там, в вышине? Кажется, что-то летит сюда?

— Невероятно, — удивленно выдохнул король. Ирван прочел достаточно древних манускриптов, чтобы с первого взгляда понять, что это за создания, промчались над самым строем эльфов, устремившись навстречу разгонявшимся для удара всадникам. Король невероятно отчетливо рассмотрел за какой-то неуловимый миг узкие веретенообразные тела, увенчанные длинными клиновидными головами, сильные крылья, резавшие воздух, словно клинки из хорошей стали — Это же драконы!

— Сир, — верный Дайк вскинул брови. — Но откуда, сир? Этого просто не может… — но офицер так и не закончил фразу, ибо последнее слово буквально застряло у него в горле.

Яркая вспышка озарила поле, когда один из крылатых змеев, самый большой, даже с расстояния в несколько сотен шагов казавшийся настоящим гигантом, изрыгнул сгусток пламени как раз на центральный клин рыцарей. Огненная завеса опустилась как раз перед всадниками, не сумевшими удержать коней и врезавшимися на полном скаку в стену пламени. Все, кто стоял рядом с королем на холме, вынуждены были зажмуриться, столь нестерпимо ярким был этот огонь. А когда люди вновь открыли глаза, то увидели, что на том месте, где только что были сотни всадников, буйствовал настоящий огненный смерч. Пламя поглотило множество воинов и их коней, обратив за доли секунды в невесомый пепел и плоть, и прочнейшую сталь.

Кони, не слушаясь более приказов наездников, метались по полю, пятаясь сбросить всадников, да и люди, пораженные происходящим, были ввергнуты в такой ужас, что забыли обо всем. Строй сломался, и немало воинов погибли под копытами боевых коней своих же товарищей, просто не успев отвернуть в сторону. Рыцарей и их коней втаптывали в землю, прокатываясь по их телам тысячепудовым стальным валом. Бросая оружие, всадники кинулись в разные стороны, стремясь уйти из-под удара.

Пролетая очень низко над землей, драконы, теперь уже все трое, изрыгали во все стороны сгустки пламени, оставлявшие от закованных в броню воинов лишь выжженные проплешины на земле. Грозные рыцари, опасные для любого противника на земле, ничего не могли поделать против смерти, парившей над полем сражения на перепончатых крыльях. Отважные воины, многие из которых все же сохраняли самообладание, сумев кое-как усмирить и взбесившихся коней, они только и могли, что потрясать в воздухе мечами и копьями, и погибать один за другим. За считанные минуты грозная рыцарская кавалерия, способная сокрушить любого противника, цвет воинства Фолгерка, перестала существовать. Сотни воинов погибли в огне, еще больше людей попало под копыта коней своих же соратников, и теперь те из них, кто не умер сразу, кричали, призывая на помощь, ибо сами были искалечены так сильно, что едва могли пошевелиться.

Конные арбалетчики, что стояли на флангах, были единственными воинами, способными дать хоть какой-то отпор. Они вскидывали свое оружие, пуская тяжелые болты почти точно в зенит, но стрелы бессильно отскакивали от покрытых прочной чешуей драконьих тел, а в большинстве своем просто не попадали в цель, бессильно пронзая воздух. Один из драконов, розовая чешуя которого отливала перламутром, чуть замедлил полет, отстав немного от своих братьев. Заметив самое большое скопление стрелков, он выплюнул по людям струю пламени, испепелившую за краткий миг сразу несколько десятков всадников, а затем, не отвлекаясь более на них, стремительно унесся дальше.

Громадный черный дракон, не обращая больше никакого внимания на суетящихся на земле рыцарей, в доли секунды из грозного всесокрушающего войска обратившихся в перепуганную толпу, устремился к строю фолгеркской пехоты. Еще один огненный шар, ослепительно белый, каким никогда не бывает простое пламя, врезался в самый центр большой баталии пикинеров. Сотни воинов, в том числе и командиры, исчезли в огне за мгновение, а те немногие, кто смог уцелеть, кинулись бежать, побросав оружие.

Над равниной зазвучали крики ужаса и боли. Драконы, летевшие клином, пронеслись над строем фолгеркских воинов, заливая землю под собой морем огня. Весь центр армии был уничтожен, а те немногие, кому посчастливилось избежать пламени, старались убраться подальше от поля не начавшегося сражения, превратившегося в огненный ад. Фланги войска, однако, пока не пострадали от льющегося с небес огня, но и их тоже охватила паника, стоило только появиться над рядами людей грозным крылатым созданиям. Лишь только скользнули по земле тени огнедышащих монстров, и солдаты, еще мгновение назад готовые сражаться не на жизнь, а на смерть, кинулись кто куда, бросая оружие, щиты, срывая на бегу шлемы и даже доспехи. Корханцы, те вообще не собирались ждать, пришпорив своих быстрых лошадок и бросившись врассыпную. Лишь некоторые всадники вскидывали луки, стреляя по драконам, но это было сделано просто ради соблюдения приличий, ибо позор для воина степей бежать с поля боя, даже не обнажив оружие.

Тем временем черный дракон, летевший первым, развернулся и направился к холму, усеянному шатрами и знаменами королевских генералов, где в тот момент был и сам государь Ирван. Находившиеся рядом с королем арбалетчики, отборный отряд, который Ирван оставил при себе в качестве личной гвардии, вскинули оружие, и навстречу приближавшемуся чудовищу взмыл рой болтов. Они способны были пробить любые латы, но черная, словно антрацит, чешуя, сплошным панцирем покрывавшая тушу громадного дракона выдержала обстрел, и болты лишь бессильно отскакивали от его груди. А затем дракон нанес ответный удар, выдохнув в сторону суетившихся на земле людей сгусток огня, накрывший пламенным вихрем самую вершину холма.

Немногие из тех воинов, что стояли в строю в долине, видели, как пламя окутало то место, где еще миг назад находился в окружении своей свиты фолгеркский король. Сейчас воины, оказавшиеся в настоящем аду, думали лишь о спасении, бросая оружие и разбегаясь, кто куда. Но драконы вновь и вновь обрушивали на копошащихся на земле двуногих пламя, испепеляя их сразу десятками и сотнями. Войско оказалось в огненном кольце. Крылатые огнедышащие змеи, летая по кругу над долиной, один за другим опускались к самой земле, обращая в пепел оказавшихся на их пути людей, мечущихся в тщетных попытках спастись. Напрасно воины вжимались в землю, накрываясь щитами, словно дерево и железо могли защитить их от прокатывающихся одна за другой волн пламени. Агония охватила все огромное войско, разбитое за несколько минут.

Граф Фернан Крейн, которому в этой битве выпало командовать пехотой правого фланга, чудом избежал смерти от драконьего огня. Один из крылатых монстров плюнул сгустком пламени по первым рядам баталии, в центре которой, в окружении сигнальщиков и знаменосцев находился граф. Рыцарь видел, как десятки воинов, стоявших перед ним, рассыпались невесомым пеплом. До графа докатилась волна нестерпимого жара, от которого раскалились его доспехи и начали тлеть волосы, а легкие, опаленные раскаленным воздухом, пронзила жуткая боль. Кто-то из воинов толкнул Крейна на землю, а через мгновение огненный вихрь пронесся в считанных шагах от них.

Солдат, которому Крейн был обязан жизнью, дико закричал, ибо его доспехи от сильного жара начали плавиться, заживо запекая в стальной скорлупе человека. Крейн попытался столкнуть с себя умирающего воина, но на них упало еще одно тело, и граф оказался придавлен к земле. Когда он все же смог выбраться из-под трупов, драконы, оставив в покое людей, которых уже невозможно было назвать армией, устремились на юг, вновь обращаясь темными точками, летящими за горизонт.

Пошатываясь и стараясь задерживать дыхание, ибо легкие и глотку жгло огнем, граф с трудом поднялся на ноги, с ужасом озираясь по сторонам. Разгром был полный, армия, как организованная сила, была сокрушена за считанные мгновения, но далеко не все флогекские солдаты погибли в пламени крылатых змеев. По выжженному полю бродили воины, пытавшиеся отыскать своих товарищей в надежде, что тем удалось выжить. Их осталось совсем мало, быть может, несколько сотен, напуганных, обезумевших от такого страшного поражения людей, многие из которых бросали оружие и стаскивали доспехи, словно и не было в полумиле от них готового к бою войска эльфов. Армия Фолгерка, многочисленная, прекрасно вооруженная, каждый воин которой еще минуту назад нисколько не сомневался в победе, просто перестала существовать, уступив место перепуганному стаду двуногого скота, не помышлявшего уже о бое.

Крейн огляделся вокруг, и первым, что бросилось ему в глаза, была покрытая пеплом вершина холма, где совсем недавно теснились роскошные шатры, над шпилями которых развевались знамена. У подножья холма догорали метательные машины, которым, кажется, так и не довелось сделать сегодня ни одного выстрела. На дальнем краю поля были видны корханские всадники, не более полутора сотен, не то вернувшиеся после того, как улетели драконы, не то просто не успевшие убраться отсюда, но чудом уцелевшие в схватке с крылатыми тварями.

— Король, — граф бросился к одному из солдат, бродившему по полю. — Что с королем? — внезапно охрипшим голосом спросил рыцарь. — Он жив?

— Это конец, — бормотал воин, немигающим взглядом уставившийся в пустоту. Доспехи его и одежда были покрыты слоемгрязи и копоти, брови опалены, а лицо покрылось волдырями, какие бывают от ожогов. — Они всех сожгут, всех, — дрожа, произнес пехотинец.

— Приди в себя, солдат, ведь ты еще жив — Крейн тряхнул воина за плечо, но тот вяло вырвался из руки графа и пошел дальше.

— Эльфы, — раздался над полем пронзительный крик, полный ужаса. — Всадники приближаются!

Фернан торопливо обернулся, и сердце его сжалось от страха. Граф увидел, как с севера на остатки войска стремительно надвигается конная лавина. Выстроившись дугой, эльфийские конные лучники промчались по выжженным проплешинам, подняв в воздух клубы пепла, все, что осталось от сотен могучих воинов. Не нужно быть гением тактики, чтобы понять, что несколько сотен всадников сотворят с беспорядочно мечущимися по равнине пехотинцами, многие из которых даже не имели оружия. Спустя несколько мгновений эльфийская конница окажется здесь, среди людей, и начнется жуткая резня, избиение остатков армии людей, не способной более сопротивляться.

— К бою, — граф поднял с земли чей-то меч, ибо свой он потерял. Нужно было действовать, пока оставался хоть призрачный шанс выжить. Взгляд рыцаря остановился на лежавшем на покрытой росой траве знамени, и Крейн, схватив его, принялся размахивать флагом, призывая к себе уцелевших воинов. — Ко мне! Все ко мне!

Перворожденные, словно гигантский серп, выкашивали всех, кто оказывался у них на пути. Кто бы ни командовал армией эльфов, он отдал абсолютно верный приказ, бросив быстрых всадников против остатков фолгеркского войска. Даже теперь люди еще имели шанс организованно отступить с поля боя, если бы нашелся кто-то, кто осмелился бы принять на себя командование. Несколько сотен, вернее даже несколько тысяч солдат, многие из которых хотя и были испуганы, но все же не потеряли голову, окончательно впав в панику, имели шанс спастись, собравшись вместе. И эльфы решили не дать людям такого шанса, здесь и сейчас полностью уничтожив фолгеркцев до единого человека.

Люди, заметившие приближение эльфийской кавалерии, в большинстве своем не думали о сопротивлении, пытаясь спастись бегством. Но тягаться с легкими всадниками на свежих конях было просто бессмысленно, и один за другим фолгеркцы падали на выжженную землю с торчащими из спин стрелами, или с размозженными ударом копыт ударом головами. На много миль вокруг протиралась голая равнина, и лишь далеко на востоке, возле самого горизонта, темнела полоса леса, который только и мог дать укрытие людям. Но Перворожденные уже перекрыли все пути к спасению, став между остатками армии людей и опушкой мрачной чащи, и теперь играючи расправлялись с бегущими из последних сил воинами Фолгерка. Эльфы даже не брались за клинки, на полном скаку расстреливая метавшихся по равнине людей из луков.

И все же нашлись среди воинов разгромленной армии те, кто не забыл о дисциплине и не растерял всю свою выучку. Многие опытные солдаты понимали, что лишь вместе, плечо к плечу, в единых боевых порядках они могли выстоять перед атакой всадников, которых нужно было встречать частоколом пик и градом болтов, а не беззащитными спинами, так и просящими, чтобы вонзить в них стрелу или на скаку наискось ударить клинком. И те из воинов, чудом выживших после атаки драконов, кто были ближе всего к Крейну, кинулись к размахивавшему стягом рыцарю, на бегу поднимая брошенные своими же товарищами копья и алебарды, перебрасывая через плечо ремни длинных щитов, подхватывая арбалеты и рассыпанные по земле стрелы.

Фернан Крейн, вонзив в землю древко знамени, взялся обеим руками за черен меча. Вокруг графа собирались воины, услышавшие его призыв, те, кто еще не потерял голову от ужаса. И с каждой секундой их становилось все больше, так, что на мгновение граф даже решил, что им удастся выбраться с этого поля, отбившись от надвигающихся эльфов.

— Кто может биться, ко мне, — Крейн уже не кричал даже, а хрипел, с трудом превозмогая боль, но его команды слышали все до единого, и каждый воин, вспомнив все, чему его учили, старался исполнить команды графа наилучшим образом. — Теснее строй! Щиты поднять! Пикинеры — в первую линию, вам придется принять их удар. Все, у кого есть арбалеты, пусть идут в середину. Стреляйте поверх голов воинов из первого ряда. Приготовиться!

Эльфы, увлекшиеся избиением поддавшихся панике, обезумевших при виде гибели своей армии и самого короля людей вдруг натолкнулись на плотно сбитую стену щитов, из-за которой грозно щетинились длинные пики и тяжелые алебарды. Перворожденные, не ожидавшие среди царившего на поле хаоса встретить организованный отпор, грудью ринулись на небольшой отряд, рассчитывая, что люди бросятся врассыпную, не дожидаясь столкновения. Несколько сотен всадников накатились на строй фолгеркцев, точно волна на гранитный утес, и ровно с тем же результатом отхлынули назад.

Несколько десятков Перворожденных не успели сдержать своих коней и напоролись на частокол пик, чьи узкие граненые острия легко пронзали кольчуги конников, а из-за спин пикинеров в сгрудившихся перед людьми эльфов неожиданно часто полетели арбалетные стрелы, сбивая на землю гордых всадников, уже уверившихся в своей победе.

Эльфы откатились назад, но лишь только для того, чтобы, взявшись за луки, обрушить на горстку людей, жалких три сотни воинов, если даже не меньше, настоящий дождь из не знающих промаха стрел. На полном скаку пролетая вдоль строя пехотинцев, эльфы стреляли без остановки, и хотя большинство стрел бессильно втыкались в тяжелые щиты, некоторые находили бреши, и люди, один за другим, падали на землю, и без того уже сегодня вдоволь испившую крови.

— В строй, в строй! Плотнее щиты, — надрывался Крейн, не обращавший внимания на летевшие мимо стрелы. — Теснее сомкнуть ряды! Не бежать, только не бежать! Стоять насмерть!

Граф успел заметить, что многие из бежавших солдат, пользуясь тем, что эльфы отвлеклись на его отряд, приближались к лесу, и каждая секунда, которую могли продержаться собравшиеся вокруг воины, умножала шансы их товарищей на спасение. А потому Крейн не видел иного исхода, кроме как сковать конницу эльфов боем, насколько это возможно, и погибнуть здесь, ибо живыми им уже не дали бы уйти.

— Никто не поможет нашим братьям, воины, кроме нас! — раздавались над рядами вступивших в яростную схватку бойцов надсадные возгласы графа. — Сражайтесь, бейтесь, не щадя себя!

И измученные, испуганные воины бились так яростно, как никогда еще за всю эту войну. Они погибали, падали замертво один за другим, сраженные эльфийскими стрелами, сыпавшимися на горстку людей со всех сторон, но и эльфы несли потери. Немногочисленные арбалетчики, собравшись в глубине построения, били через головы своих товарищей, и тяжелые болты, легко пронзая тонкие кольчуги, сбивали эльфов, почти всегда попадая точно в цель. Но стрелков в отряде Крейна было очень мало, и редкие выстрелы, хотя и были весьма точны, уже не могли заставить эльфов отступить. Вокруг горстки храбрецов сжималось кольцо, походившее на удавку, которую каждый из этих обреченных воинов уже ощущал на своей шее.

Гишер, военный вождь корханцев, видел, как медленно погибали отчаянные фолгеркские солдаты, среди которых нашелся кто-то, сумевший даже такое поражение обратить в маленькую победу. Почти все эльфы, за исключение пары сотен всадников, гонявшихся за пытающимися скрыться людьми, собрались вокруг этого отряда, грозно ощетинившегося десятками пик и сжавшегося в комок, укрывшись за щитами. Гишер, с которым еще оставалось сотни полторы воинов, всадники его родного клана, не побежавшие при виде кошмарных драконов, понимал, что люди обречены, но он был воином, и он дал клятву в этом бою сражаться вместе с людьми Фолгерка против общего врага. А потому, выхватив из ножен саблю, Гишер, не раздумывая, пришпорил своего коня, бросая его в спину увлекшимся боем эльфам. И его воины, отчаянные до безумия, выстраиваясь позади своего вождя, последовали за ним, на скаку выхватывая луки и склоняя вперед легкие пики, на древках которых развевались конские хвосты.

Атака корханских всадников была страшной. Эльфы, забывшие о горстке людей, которым полагалось во весь опор гнать с поля, или просто решившие разделаться с ними позже, не были готовы к такому удару в спину. Лишь немногие из них, услышав боевые кличи степняков, развернулись, чтобы встретить нового врага, и погибли, пронзенные стрелами, проткнутые остриями пик. В какой-то момент Перворожденные отступили, предоставив людям Крейна краткую передышку.

Но эльфов было много, гораздо больше, чем людей, и клин корханцев увяз в гуще высоких всадников в посеребренных доспехах, не добравшись до сжавшихся под градом стрел воинов Крейна. А уже спустя несколько мгновений часть эльфов, просто расступившись перед атаковавшими степняками, принялась окружать всадников Гишера, замыкая вокруг отважных степняков стальное кольцо, а прочие вновь атаковали пехоту Крейна, стремительно опустошая колчаны. Корханцам же не оставалось иного выхода, кроме как развернуться лицом навстречу набиравшим скорость эльфам, изготовившись к сшибке.

На равнине, изрытой сотнями солдатских сапог и опаленной драконьим пламенем, сошлись всадники Гишера и Перворожденные, одни были движыми понятиями о чести, других влекла в бой ярость, жажда мести, утолить которую была способна лишь кровь врага.

Две кавалерийские лавы, выпустив вперед копейщиков, а лучников оставив в задних рядах, стремительно сближались. Еще миг, и воины, размахивая клинками, уже проносятся мимо, на полном скаку рубя противника. У каждого было время только на один удар, столь быстро скакали всадники, но если он оказывался точен, еще один воин, в кожаном ли панцире, либо в посеребренной кольчуге и высоком шлеме, падал из седла, разрубленный почти пополам.

Всадники смешались, отбрасывая в сторону пики и копья и обнажая клинки. Сам Гишер, шедший в атаку в первых рядах, успел уже зарубить одного эльфа а второму всадил в грудь легкий клевец, так и оставшийся в теле убитого врага. И теперь вождь схватился с другим Перворожденным в легких латах и высоком островерхом шлеме с нащечниками, почти целиком скрывавшими лицо эльфа. Вероятно, это был командир эльфийских всадников, безошибочно распознавший в толпе людей их предводителя и решивший скрестить с ним клинок.

Противник корханского вождя оказался великолепным бойцом, и всадники, кружа, обменивались частыми ударами, большинство которых не достигало цели. Гишер пару раз достал эльфа, но сабля бессильно скользила по прочному панцирю, оставляя лишь царапины на полированной стали. Эльф, оскалившись от ярости и рыча сквозь зубы, рубил длинным узким клинком, чуть изогнутым, словно тело змеи. Гишер догадывался, что сейчас и он выглядит не лучше, разъяренный и обезумевший от запаха крови воин, жаждущий лишь вонзить свою саблю в плоть врага, прежде, чем придется погибнуть самому.

Всадники сражались с исступлением, но в то же время, каким-то образом сохраняя хладнокровие. Они бросали своих коней друг на друга, плетя в воздухе паутину из стали. Эльф бился расчетливо и умело, но ярость человека оказалась сильнее, и Гишер, перегнувшись через голову своего верного скакуна, ударил Перворожденного острием сабли в лицо, заставив эльфа отпустить поводья и выронить клинок, подняв руки к глазам, на месте которых теперь была страшная рана. Корханский вождь замахнулся саблей, намереваясь могучим ударом прикончить эльфа, но что-то укололо его в спину, и Гишер, опустив глаза, увидел, как из груди его, пробив кольчугу, вышло узкое лезвие меча. Вождь, так и не увидев того, кто сразил его, стал заваливаться назад и выпал из седла, умерев еще до того, как коснулся взрытой сотнями копыт земли.

Воины Гишера, хотя и видели гибель своего вождя, вовсе не поддались панике. Напротив, они принялись сражаться с удвоенной яростью и силой, круша эльфов, пронзая их кинжалами, разрубая страшными сабельными ударами, но все это уже не могло спасти людей. Перворожденных было почти втрое больше, и они могли позволить себе потерять лишний десяток воинов, а вот корханцы, и без того малочисленные, с каждым убитым всадником теряли еще один шанс, уже не на победу вовсе, а на спасение. И, наконец, пал последний из гордых воинов степи, изрубленный эльфийскими клинками. Уже умирая, он бросился на эльфа, оказавшегося ближе всех к нему, и вместе с ним повалился на землю, из последних сил сжав горло Перворожденному. И прочие эльфы, восхищенные таким мужеством, молча стояли над бездыханными телами степняков, которые пали все, но ни один из них даже на мгновение не подумал о спасении бегством, хотя каждый понимал еще до начала битвы, что уже обречен на смерть, просто потому, что именно ему в этот день и час довелось оказаться здесь, в сердце Финнорских равнин.

Смелая, но бессмысленная атака корханцев несколько отвлекла эльфов от отряда Крейна, но граф уже понимал, что их судьба предрешена, и вскоре он и те храбрецы, что стояли сейчас плечо к плечу с графом разделят участь отважных степняков. И эльфы, точно подслушав его мысли, вновь всеми силами навалились на изрядно сократившихся в числе людей, многие из которых, к тому же, были ранены. Дав несколько залпов из луков, выкосивших почти целиком первый ряд фолгеркцев, эльфы, выхватывая клинки, устремились в атаку. Теперь уже им не грозили пики, и арбалетчики, полностью истратив невеликий запас стрел, не могли остановить конную лавину.

— Братья, — из глотки графа вырвался жуткий хрип. — Умрем с честью! Не покажем этим тварям спины. Пусть помнят, как погибают люди! Во славу короля! За Фолгерк!

— Слава Фолгерку, — отозвались воины, уже почти мертвые, а потому более не боявшиеся ни смерти, ни боли. — За короля! В бой!

Вал облитый серебристой броней всадников столкнулся с горсткой грязных, израненных, кое-как вооруженных и едва уже державшихся на ногах пехотинцев, и фолгеркские воины не выдержали удара. Эльфийские всадники, тесня конями людей, сломали строй, и теперь каждый солдат бился сам за себя, окруженный множеством эльфов.

Фернан Крейн, сбросивший шлем, который только мешал ему, ограничивая обзор, тоже рубился с наседавшими на него Перворожденными. Он отражал сыпавшиеся сверху удары и сам рубил и колол в ответ. Один из эльфов оказался слишком близко от рыцаря, и Крейн, выбросив вперед руки, пронзил его грудь острием длинного полутораручного клинка. Эльф, выпустив свой меч, стал заваливаться назад, но его место занял следующий. Граф собрал все свои силы, но он уже чувствовал, что долго продержаться не сможет.

И Крейн пропустил тот момент, когда клинок эльфа, скользнув мимо подставленного на его пути меча, ударил графа в голову. Выпад Перворожденного пришелся вскользь, а потому Крейн, упав на землю, не умер сразу. Лежа на траве, вытоптанной копытами и обильно политой кровью, он видел, как на востоке люди, остатки королевской армии, все же добрались до спасительного леса, хотя путь за их спинами и был усеян телами тех, кому повезло меньше. И когда подкованное копыто эльфийского коня ударило в грудь Фернана Крейна, граф уже знал, что его смерть, равно как и смерть тех отчаянных бойцов, что встали рядом с ним, не была напрасной. Они, ценою своих жизней, купили право на спасение многим воинам, а это значит, что у Фолгерка еще оставалась армия, и эльфам рано было еще праздновать победу.

Глава 4. Безумство обреченных

— Жарко, — всадник, ехавший слева от медленно ползущей по выщербленной сотнями колес, копыт и ног, как обутых в сапоги, так и босых — это уж у кого на что хватало монет — дороге, смахнул со лба капли пота, от которого уже щипало глаза.

Воин, прищурившись, взглянул на небо, не по-осеннему безоблачное. Весь долгий день, заставляя путников посылать беззлобные проклятья, нещадно палило южное солнце, в этих краях не перестававшее греть даже в средине зимы, и потому всадник, убедившись, что светило и не подумало исчезнуть, вновь повторил:

— Жарко!

Действительно, было жарко, и Сван, сидевший на краю телеги, свесив ноги через низкий борт, даже стащил сапоги, и распустил шнуровку на вороте рубахи. Солнце стояло в зените, и не было даже намека на тень, в которой можно было укрыться от его жгучих лучей. Только далеко на востоке, у самого горизонта, клубились облака, несущие с собой желанную прохладу, но лишь к вечеру можно было рассчитывать на дождь. Лицо и руки жгло огнем, и вскоре, подумал воин, опаленная лучами немилосердно жарившего солнца кожа начнет слезать целыми лоскутами, словно змеиная шкура.

— Хотя здесь еще ничего, — продолжил всадник. Молодой парень по имени Карл, был одним из полусотни бойцов, что охраняли обоз, неспешно двигавшийся через степь. Воину было скучно, и хотелось поговорить, не важно, с кем и о чем. — Вот на севере сейчас, должно быть, действительно жарко, — заметил юноша, и в голосе его послышалась тщательно скрываемая зависть. — Надеюсь, наше славное королевское величество проучит мерзкую нелюдь.

Сван только кивнул, окинув взглядом открывшийся пейзаж. Нужно сказать, картина не радовала разнообразием. Слева и справа раскинулась поросшая невысокой жесткой травой, уже побуревшей от зноя, степь, которая, это воин точно знал, на востоке обрывалась почти непроходимыми лесами, тянувшимися до недальнего морского берега. Позади тоже высились вековые чащи, с каждой минутой все отдалявшиеся, что было к лучшему, а впереди степь вздымалась холмистой грядой, и на гребнях холмов уже можно было видеть межевые столбы. Там, в считанных милях, начинались земли королевства Фолгерк.

— Говорят, король привел на Финнорские равнины пятнадцать тысяч воинов, — молвил меж тем словоохотливый стражник.

Воину было жарко в тяжелой кольчуге, но снимать доспехи он не решился, лишь повесив широкополую каску на пояс, да откинув кожаный капюшон поддоспешника, и теперь поминутно утирая катящийся по лицу и шее соленый пот. Право же, глупо было бы нарваться на шальную стрелу на пороге родной страны, и всадник заботился о своей безопасности в ущерб удобству, надеясь, что рубаха из железных колец спасет его жизнь в случае опасности.

— Вот это силища! — с явным восхищением воскликнул юный воин, должно быть, мысленно сейчас находившийся далеко на севере, почти в самом сердце эльфийской державы, там, где армии двух королевств готовились к решающей схватке. — А правитель длинноухих, похоже, тоже собрал всех своих воинов. Эх, — мечтательно вздохнул всадник, — славная сеча будет! Жаль, не довелось там оказаться.

Вестей с севера почти не было, да и не от кого было услышать их. Воины, что шли на соединение с королевской армией, знали лишь то, что грядет бой, скорее всего, должный решить исход этой недолгой, но поражавшей даже бывалых рубак своей жестокостью войны.

Подкрепления к государю Ирвану подходили непрерывно. Наемники, дружины лордов, в основном тех, чьи земли были на южной границе королевства, все они спешили принять участие в кровавой потехе, едва ли задумываясь над тем, что многим не суждено будет когда-либо отправиться в обратный путь.

— Я свое уже отвоевал, — хмыкнул Сван, машинально поглаживая колено. — Отдал, так сказать, священный долг перед государем, — криво усмехнулся воин. — И тебе жалеть не советую, приятель. Эльфы нам еще покажут, и, как знать, возможно, тех пятнадцати тысяч, о которых ты говоришь, еще и мало окажется. Эта нелюдь бьется, как одержимые, уж поверь. Им разницы нет, втрое людей больше, или вдесятеро. Кидаются в бой и рубятся, пока могут на ногах держаться. Да что говорить, — пожал плечами воин, — они ведь родной дом защищают, еще бы не биться за него. А мы и сами не знаем, чего ради туда сунулись. Сколько уже славных ребят в этих проклятых всеми богами лесах остались навсегда, а для чего, кто скажет?

— А как же выход к морю, торговые пути? — удивился собеседник Свана, не ожидавший от своего товарища, настоящего ветерана, столь странных речей. И верно, какие могут быть сомнения в праведности войны у того, кто лишился своих товарищей, коварно убитых безжалостным врагом? — Эльфы мешали нам вести торговлю, боялись, что Фолгерк будет становиться все сильнее. Они же спят и видят, как бы извести под корень всех людей. Только у самих у них силенок сейчас маловато, вот и решили сперва с нас начать. Нет, — убежденно произнес воин, — давно пора было показать нелюди, кто ныне владеет миром. Их век минул, так пусть бы они и посторонились, чтобы не мешать молодым народам.

Разубеждать своего собеседника Сван не стал, хотя нашел бы, что возразить ему. Сам он не испытывал к эльфам какой-то ненависти, в отличие от многих из тех, кого воин знал и с кем бок о бок бился он на этой и минувших войнах. Просто племя, то, которое именовали порой Дивным Народом, было иным, но разве это повод, чтобы вести с ними войну на уничтожение, которая уже стоила королевству тысяч павших воинов? Сван сомневался, что давно уже загнанные в свои леса эльфы могут умышлять против людей, теснимые ими со всех сторон, с севера, где был Дьорвик, давний соперник Перворожденных, с запада, ведь обитатели корханских равнин тоже не страдали любовью к эльфам, а теперь еще и с юга, со стороны Фолгерка. Скорее, все, чего желали сейчас те, кого с легкой руки придворных краснобаев назвали врагами рода человеческого, это тихо уйти в небытие спустя не столь долгое время, растворившись в тех лесах, которые, по преданию, некогда и дали жизнь этому народу.

Впрочем, Сван не стал спорить с Карлом, поскольку не был уверен, что тот прислушается к его словам. Парень был молод и горяч, и воин понимал его юношескую жажду подвигов, которая и привела в эти окутанные древними чарами, смертельно опасные леса тысячи таких же мальчишек, многие из которых уже не вернутся в свои дома. Они жаждали воинской славы, а получили стрелу в спину, даже не поняв, кто и откуда ее выпустил. Что ж, не всем суждено совершать подвиги, кто-то должен бесславно сдохнуть, чтобы еще одного лорда, разумеется, великого воина и полководца, воспели в героических балладах сладкоголосые менестрели. Такова жизнь.

— Ты ведь воюешь с первых дней, верно? — несколько мгновений спустя спросил Карл, уважительно взглянув на Свана.

— Да, от самой границы, через все леса прошел, — согласно кивнул воин, криво усмехнувшись: — Ветеран! — почему-то в этот миг гордости за себя он нисколько не испытывал. — Добрались до их столицы, да об нее зубы-то и поломали. Нелюди там было всего ничего, с тысячу, пожалуй, не набралось бы. Да только нам с того легче не стало. Сколько народу положили, вспомнить страшно, — покачал головой Сван. — Гномы, так те едва ли не все там и погибли. Ну да ты знаешь, карлики эти, ежели с эльфами биться, всегда первыми норовят в атаку идти. Мне вот тоже подарочек достался, — вздохнул солдат, вновь коснувшись колена. — Стрела, будь она неладна. В последнем штурме, — пояснил он. — Лекарь сказал, чуть выше, и я вовсе ходить бы не смог. А так ничего, — довольно оскалился воин, — буду ковылять. Бегать, правда, едва ли получится, ну да ладно, чай не юнец какой, не за девками гоняться.

Обоз, в котором ехал Сван, направлялся в Фолгерк, и вез раненых, тех воинов, что уже не могли продолжать сражаться. Три дюжины искалеченных, иссеченных мечами бойцов, сполна сослужив службу своему королю, возвращались домой. Дружинники сеньоров и несколько обычных наемников, большинство из которых, как и Сван, сражались с эльфами с самого начала этой войны, все менее победоносной для Фолгерка, держали путь в родные края.

Двигался обоз по эльфийским лесам, лишь недавно выбравшись в степь, вроде бы принадлежавшую корханским племенам. А поскольку в чащах, пусть даже и находились они в тылу огнем и мечом прокатившейся по южным пределам И’Лиара армии людей, хватало эльфов, беспрестанно атаковавших отдельные отряды вражеских воинов, скорбный караван охраняло аж пятьдесят всадников. Легкая конница, стрелки, они были здесь вместо того, чтобы вместе со своими товарищами крушить ненавистную нелюдь на Финнорских равнинах, и многие тяготились такой мыслью.

Впрочем, людям повезло, и за те дни, что телеги медленно катились по лесным дорогам, проторенным не так давно фолгеркскими воинами, наступавшими на север, эльфы ни разу не потревожили их. Зная, что иной раз в этих дебрях гибли, попав в мастерски устроенные засады, целые отряды пехоты и конницы, сотни воинов, Сван считал это милостью богов. А теперь, когда обоз уже находился в считанных лигах от границы королевства, опасаться, верно, и вовсе было нечего.

Хотя иной раз и говорили, что отряды длинноухих доходят до северных провинций Фолгерка, воин этому едва ли верил. Как видно, его сомнения разделяли и те, кто охранял ветеранов, а точнее, просто увечных калек. Всадники расслабились, отпустив оружие и перестав нервно озираться по сторонам. Что ж, здесь, на равнине, подобраться к обозу незамеченными можно было разве что по воздуху, и опасаться внезапной атаки эльфов, право же, не стоило.

— Эх, скоро Фолгерк, — мечтательно произнес Карл, кажется, вовсе не способный молчать. — Первым делом выпью пива, сразу кружки три, а то и четыре, и ванну приму. Нам, доблестным защитникам королевства, теперь в любой корчме рады, так что, ежели повезет, еще и смазливую служаночку, которая мне спину тереть станет, в постель затащу. Истосковался я что-то по женскому телу!

Сван, усмехнувшись в бороду, лишь взглянул на своего приятеля, ничего не сказав. Он был не вполне уверен, что этот мальчишка, для которого легкий арбалет, висевший на луке седла, все еще оставался занятной игрушкой, хоть раз в своей недолгой жизни целовался. Впрочем, воин не стал высказывать свои сомнения, поскольку вовсе не хотел оскорбить парня, изо всех сил пытавшегося казаться настоящим мужчиной.

Телега, переваливаясь на ухабах, медленно, но верно ползла на юг, и Сван, погруженный в мечты о том, что вот-вот увидит он родной дом, задремал, не обращая внимания на болтовню Карла, ни на мгновение не умолкавшего, и сейчас, кажется, похвалявшегося своими ратными подвигами. Вдруг на лицо воина набежала тень, мгновенно исчезнувшая, и он удивленно взглянул на небо, гадая, с чего это так быстро нанесло облака.

— Неужто сжалились боги, да дождь… — закончить фразу Сван не смог, открыв рот от изумления и во все глаза глядя на диковинных созданий, что пронеслись над обозом мгновении назад.

Их было трое, и летели они сравнительно низко, быть может, в каких-то двух сотнях ярдов над раскаленной солнечными лучами землей. Они словно нарочно позволили людям, плетущимся в пыли далеко внизу, рассмотреть себя, и им было чем гордиться, этим существам, верно, явившимся прямо из сказки. Поджарые тела, длинные шеи, увенчанные клиновидными, походившими на наконечники копий, головами, тонкие хвосты, и широкие перепончатые крылья, с гулом резавшие нагретый солнцем воздух. Им было, чем хвалиться перед ничтожными двуногими.

— Это же настоящие драконы, — выдохнул Карл, точно так же, как и сам Сван, не отрываясь смотревший на волшебных созданий, разинув от удивления рот. — Невероятно!

Два дракона тем временем взмыли вверх, растворяясь в синеве небес. Третий же, тот, что летел посередине, настоящий гигант, покрытый чешуей непроницаемо черного цвета, если верить легендам, неуязвимой для любого оружия, кроме стрел с алмазными наконечниками, развернулся, снизившись до считанных десятков ярдов, и устремился к голове обоза, над которым раздавалась отборная брань вперемежку с исполненными удивления возгласами.

Сван прежде никогда не видел живых драконов, равно как и любой из людей за последние полтысячи лет. Воину прежде лишь доводилось слушать разные истории про этих невероятных созданий, слишком невероятные, чтобы быть правдой хотя бы на четверть. Но в те мгновения, когда антрацитово-черный дракон развернулся навстречу обозу, пикируя на вереницу телег, солдат вдруг отчетливо понял, что должно произойти в следующий миг.

— Бегите, — Сван, даром, что едва мог ходить без посторонней помощи, спрыгнул с телеги, бросившись в степь. — Спасайтесь все! Уходите!

Несколько всадников с удивлением взглянули на истошно вопившего воина, вдруг упавшего на землю, закрывая руками голову. А спустя мгновение туго сплетенные жгуты нестерпимо жаркого пламени ударили в голову обоза, мгновенно обратив в пепел три подводы и с десяток всадников из числа тех, что охраняли караван. Никто из них не успел даже вскрикнуть, а, скорее, вовсе не понял, что умирает. Плоть, дерево, прочная сталь, все распадалось невесомым пеплом в неуловимые доли секунды, едва лишь соприкоснувшись с исторгнутым крылатым существом пламенем.

— К бою, — раздался крик кого-то из стражников. — Стреляйте в него!

Дракон, стремительно пронесшийся над обозом, от которого во все стороны уже брызнули люди, тщетно надеявшиеся спастись бегством от грозящей с небес смерти, развернулся, набрав немного высоты, и вновь полого спикировал на суетящихся двуногих.

Несколько солдат, в том числе и Карл, все же не растерявший самообладание, что было вполне простительно в такой миг, вскинули арбалеты, выпустив навстречу приближающемуся крылатому змею град тяжелых болтов. Сван, воспользовавшись передышкой, вновь вскочивший на ноги, видел, как стрелы бессильно отскакивали от шкуры монстра, вновь распахнувшего пасть и выдохнувшего струю пламени.

Не меньше дюжины всадников, те, кто храбро пытался сразиться в чудовищем, вместо того, чтобы бежать без оглядки, обратились в прах. Сван видел, как его недавний собеседник распался пеплом за одно мгновение, а затем волна чудовищного жара лизнула раненого воина по лицу, заставив его вновь ничком упасть на землю, вжавшись в нее, что было сил.

— Бежим, бежим, — немногие уцелевшие солдаты и возницы со всех ног кинулись в степь, обрекая раненых, большая часть из которых вовсе не могла передвигаться, на верную гибель. Сейчас каждый был сам за себя, и потому те, кто мог бежать, бежали, что было сил, оглашая округу истошными криками: — Спасайтесь!

Они мчались, не щадя коней и собственных ног, но дракон оказался быстрее, и от него не было спасения. Оставив беспомощных калек, которые только и могли, что ругаться и молить о помощи, тщетно взывая к тем, кто бросил их, крылатый змей устремился за разбегавшимися по равнине людьми, ударив им в спины потоком огня. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы уничтожить добрых четыре десятка людей, никто из которых уже не думал более о сопротивлении. А затем дракон вновь вернулся к телегам.

Кони, охваченные поистине животным ужасом, понесли, тщетно пытаясь спастись, в точности, как их хозяева мгновением раньше. Что ж, дракону понадобилось сделать лишь еще один круг, чтобы от мчавшихся по равнине неуправляемых подвод остались только выжженные проплешины. А затем он взмыл в небо, туда, где ожидали его, кружа в вышине, его братья.

Сван, чудом уцелевший, отделавшийся лишь ожогами, болезненными, но, кажется, почти не опасными, потрясенно смотрел в небо, еще не веря, что видел все случившееся наяву, а не в кошмарном сне. И еще меньше верил воин своей удаче, ведь он выжил, пусть и остался теперь один среди степи, лишенный запасов провизии и хотя бы капли воды, но выжил.

А три дракона, три уже едва различимые точки, продолжили свой полет на юг, играючи расправившись с отрядом вооруженных воинов. Они уже почти исчезли из виду, когда с неба раздался полный гнева рык, от которого, несмотря на нестерпимый зной, пробирала дрожь.

Рангилорм, издав боевой клич своего племени, уже сотни лет не звучавший над этой землей, в несколько взмахов могучих крыльев поравнялся с Феларнир и Келадоном. Еще одна горстка людей нашла свою смерть, приняв огненное погребение. Они были не первыми и не последними, кому за миг до гибели предстояло видеть атакующего дракона.

Драконы спешили на юг. Рангилорм и его братья выполнят волю двуногих, не таких, как испепеленные ныне, но на самом деле мало чем отличавшихся от этих несчастных. Да, драконы опустошат этот край, выжгут его, истребят всех его обитателей до единого, сея ужас и отчаяние. Они исполнят приказ. Но затем они вернутся, и отомстят ничтожным созданиям, осмелившимся повелевать ими, что звались Дети Пламени. Ярость их росла с каждым часом, и ничто, ни стрелы и клинки воинов, ни самая изощренная магия, не избавит наглецов от возмездия.

Пока же путь крылатых змеев лежал на юг. И где-то там впереди они уже ощущали скопление двуногих, грязное селение, что жители этого края именовали городом. Те люди, что жили там, еще не ведали, что близится последний их миг. А смерть, неумолимая, не ведающая промедлений, уже летела на юг, влекомая могучими крылами, и не было от нее спасения.


Отряд, возглавляемый чародеем Тогарусом, мчался на север, словно стрела, пронзая равнину, буквально пожирая расстояние. Всадники спешили, нещадно подгоняя измученных коней, не жалея шпор и плетей, и радуясь каждой пройденной миле, из тех, что отделяли их от войска, возглавляемого королем Ирваном, о судьбе которого, впрочем, ныне ничего не было известно, кроме лишь того, что в то роковое утро, ставшее последним для тысяч воинов, он был на поле вместе со своей армией. Сам Тогарус, вырвавшись далеко вперед, гнал своего скакуна, уже начавшего хрипеть, а его свита, к которой с некоторых пор стал себя причислять и наемник Ратхар, старалась догнать мага, которого они были обязаны охранять. Трое несчастных, которых отряд повстречал некоторое время назад, остались где-то позади, поскольку брать их с собой не было возможности, да эти безумцы, едва сохранявшие рассудок, и не горели желанием возвращаться туда, откуда так спешно бежали.

Тогарус, услышав о драконах, словно обезумел, рванув на север, туда, где, должно быть, оставались сейчас уцелевшие воины из войска Фолгерка, так стремительно, что спутники его едва поспевали за магом. Людей подстегивало чувство долга и страх, страх перед неизвестностью, заставлявшие их скакать на пределе сил, едва удерживаясь в седлах. Всадники думали только о том, как преодолеть еще несколько миль, молясь всем богам, о которых хотя бы слышали, чтобы кони не пали слишком быстро. Увлекшись скачкой, они забыли, что эти равнины далеко не столь безжизненны, какими казались, и едва не поплатились за беспечность, вызванную усталостью.

Эльфов люди Бальга встретили уже под вечер, когда солнце наполовину опустилось за дальние холмы, и сумрак готов был окутать равнину. Около дюжины всадников в серебристых кольчугах и высоких шлемах выехали из-за холма, нос к носу столкнувшись с людьми. На мгновение и те, и другие замерли, ибо не ожидали встретить здесь чужаков, но затем воины с обеих сторон опомнились и, не дожидаясь приказов, стали делать то, чему их учили, а именно убивать врагов.

Эльфы рванули из саадаков короткие изогнутые луки, быстро вытаскивая белооперенные стрелы из колчанов, а люди вскинули арбалеты, вкладывая в желоба, выточенные на ложах, короткие болты. Два залпа были сделаны почти одновременно, и с расстояния в пару десятков шагов легкие стрелы и тяжелые болты разили одинаково страшно.

Трое людей сразу же завалились назад, пораженные меткими эльфийскими лучниками, еще одному стрела угодила в плечо, и воин теперь оказался почти бесполезен в битве. Но и фолгеркские солдаты, от которых старались не отставать союзники-корханцы, тоже нанесли противнику немалый ущерб. Особенно удачно стреляли степняки, которые во владении луком могли поспорить и с эльфами. Двое Перворожденных, не сумевшие увернуться от коротких стрел, выпали из седел, еще двух эльфов настигли арбалетные болты, пробившие их кольчуги, словно бумагу. А затем воины с обеих сторон схватились за клинки и, пришпорив коней, бросились друг на друга.

Ратхар на полном скаку наотмашь ударил какого-то эльфа, развалив ему череп на две половины, и уже схватился со следующим противником. Рядом бился Бальг, а корханцы уже атаковали эльфов со спины, замыкая вокруг них кольцо и отрезая путь к отступлению. Однако Перворожденные, которых явно было меньше, чем людей, не думали о бегстве, напротив, они яростно бросились в бой.

Доставшийся наемнику эльф оказался хорошим воином, явно привычно чувствовавшим себя в седле. Он легко уходил от ударов Ратхара, частью парируя их своим длинным изогнутым клинком, а порой просто увертываясь от выпадов человека, не очень привычного к конному бою. И все же наемник сумел достать слишком изворотливого эльфа, сперва ранив того в плечо, а затем вонзив свой меч ему в грудь. Легкая кольчуга, облегавшая тело Перворожденного, лишь на мгновение задержала движение закаленного клинка, острого, как бритва, и полоса стали впилась эльфу в плоть.

Как оказалось, больше для Ратхара противников не нашлось. Схватка закончилась так же стремительно, как и началась. Людей было больше, к тому же на их стороне сражался могучий маг. Тогарус на этот раз счел нужным пустить в ход свое колдовское искусство. Чародей метнул небольшой огненный шарик в ринувшегося на него эльфа, даже не намереваясь браться за оружие. Всадник вместе с конем мгновенно обратился в пепел, а оставшиеся в живых Перворожденные, каковых к тому моменту было всего двое, разорвав кольцо людей, кинулись бежать, подгоняя лошадей. Но тут уже не мешкали корханские лучники. Бросив в ножны сабли, они вновь схватились за свои верные тугие луки, и спустя мгновение оба эльфа, сраженные точными выстрелами, уже лежали на земле.

— Кто это были? — успокаивая дыхание, спросил Ратхар. Он обращался к Бальгу, остановившемуся бок о бок с наемником. Виконт в скоротечном бою был ранен, один из эльфов сумел достать его острием клинка в лицо, и теперь рыцарь прижимал к рассеченному лбу, по которому бежал ручеек крови, тряпицу.

— Эльфы, — усмехнувшись, произнес Бальг. — Разве не понял, северянин?

— Эльфов мне видеть не впервой, — ответил Ратхар, оглядываясь вокруг. Всюду вперемежку лежали тела павших воинов, свих и чужих, а поодаль наемник заметил лишившихся всадников коней, которых пытались поймать два воина из отряда виконта.

— Но что эльфы делают здесь? — Ратхар не очень надеялся услышать ответ. — Разведка, лазутчики? А, может, просто отбились от своих, сбились с пути? В этих степях не так трудно потеряться, — заметил воин.

— Это передовой отряд их войска, — в разговор вступил Тогарус. — Значит, и основные силы эльфов могут находиться не столь далеко от этих мест, — чародей казался весьма встревоженным, но не самой схваткой, а тем, что враг оказался гораздо ближе, чем он мог предположить. И будь эльфы осторожнее, вдруг подумал Тогарус, очень может быть, что и сам он, и те воины, что сопровождали его, были бы уже мертвы, ибо мало какая магия спасет от внезапно выпущенной в спину стрелы. Только чудом мог назвать чародей то, что Перворожденные не успели организовать засаду по всем правилам.

— Должно быть, эти всадники преследовали бегущих с поля боя людей, — предположил маг. — Дирек ведь сказал, что там погибли не все, и кому-то удалось спастись. Полагаю, эти эльфы охотились за уцелевшими.

— Нам следует быть более осторожными, — заметил виконт, которого еще не оставило возбуждение от скоротечной схватки. — Хорошо, эльфов было мало в этот раз, и они, кажется, не ожидали нас здесь встретить. А если мы наткнемся на отряд в пару десятков клинков, и они нас заметят первыми? — Видимо, рыцарь думал о том же, о чем и волшебник. — Нет, двигаться навстречу их армии слишком опасно.

— Нужно найти кого-то, кто сможет нам рассказать о том, что стало с государем, — возразил виконту Тогарус. — Я опасаюсь, что государь Ирван мертв. Даже если ему удалось избежать гибели при нападении драконов, эльфы наверняка попытались найти его и убить, и, возможно, преуспели в этом. Но нужно узнать все точно, а это значит, нам следует встретить кого-нибудь из тех воинов, что были с королем, пусть и рискуя при этом вновь столкнуться с эльфами. Вся армия не могла пасть там, многие должны были выжить, и они теперь наверняка движутся на юг, к границе, — произнес маг с непоколебимой уверенностью. — Придется поискать уцелевших.

— А если нас заметят драконы? — Беспокойство Ратхара было вполне оправданно. — Ты сможешь отбиться от них, чародей?

— Драконов нет поблизости, — уверенно ответил Тогарус. — Что же до схватки с ними, то магия людей едва ли будет для них слишком опасной, — честно, что само по себе было странно для чародея, признался он. — Мы мало знаем об этих созданиях, но от века драконов побеждали сталью, а не волшебством.

Отряд людей в короткой схватке понес потери, лишившись еще трех воинов, вдобавок к которым один из корханцев был серьезно ранен. Тогарус, пустив в ход свою магию, сумел помочь ему, но в любом случае этот воин был пока бесполезен в битве. Однако, несмотря на потери, необходимо было продолжить путь, несмотря на то, опасность новых стычек с противником. Всадники, убедившиеся в присутствии поблизости врага, число и намерения которого были неизвестны, теперь двигались с большей осторожностью. Оружие каждый держал наготове, ибо при внезапном появлении противника только быстрая реакция могла помочь людям.

А вскоре предположения чародея о том, что горстка эльфов занималась истреблением остатков королевской армии, полностью подтвердились. Всадники как раз перебрались через вершину длинного холма, вдоль подножья которого, изгибаясь причудливой дугой, тек ручей. Бальг, двигавшийся теперь первым, дабы прикрыть от возможной атаки Тогаруса, первым же и заметил расположившихся возле воды людей.

— Внимание, — предостерегающе крикнул виконт следовавшим за ним всадникам. — Приготовиться к бою!

Поравнявшись с командиром, воины, взглянули вниз, в лощину, и поняли, что насторожило рыцаря. Всего около двух дюжин фигур усеивали берег. Это могли быть и фолгеркские солдаты, и еще один отряд эльфов, устроивших привал, а потому, едва завидев чужаков, всадники взяли оружие наизготовку, а корханцы вскинули луки, беря импровизированный лагерь на прицел.

Виконт ожидал, что расположившиеся у ручья, кем бы они ни были, заметив приближение его отряда, поднимут тревогу, но все, кто был там, внизу, оставались недвижимы. И лишь приблизившись к людям еще на несколько ярдов, Бальг и его спутники поняли, что эти несчастные уже никогда не встанут.

— Все мертвы, — воскликнул один из воинов, обводя взглядом распластавшиеся на земле тела. Сейчас не было сомнений в том, что это люди, причем часть из них носила на одежде королевские гербы, некоторые же, вероятно, были наемниками. — Их всех перебили!

— Эльфы, — сплюнул сквозь зубы враз помрачневший виконт. — Их работа.

Сомнений в этом не могло быть, ибо большинство погибших были пронзены стрелами, древки которыхукрашали белые перья. Земля здесь была буквально утыкана этими стрелами, явно принадлежавшими эльфам.

— Расстреляли их из луков, — заметил Бальг, медленно проезжая над телами. — Ублюдки!

— Не всех, — Ратхар указал на несколько тел, лежавших чуть в стороне. — Они, похоже, устроили привал, а эльфы подобрались вон оттуда — наемник указал на другой холм, образовывавший противоположный берег ручья. — Напали внезапно, но некоторые люди были только ранены, они пытались спрятаться, уползти в сторону. — Ратхар показал на кровавые следы на траве, тянувшиеся за убитыми воинами. — Большинство из них эльфы и впрямь расстреляли, но некоторых добивали кинжалами, резали глотки, как скотине.

— Ты прав, Ратхар, — согласился с мнением северянина Бальг. — Не думаю, что в этой стычке пострадал хоть один эльф. Все произошло быстро, люди не успели опомниться. А раненых, пожалуй, можно было и не добивать, сами бы умерли, истекая кровью.

Воины молчали, с едва сдерживаемой злобой обозревая окрестности. Зрелище было жутким и скорбным. Смерть застала бежавших с поля боя воинов в разных позах, но почти все пали в первые же мгновения боя, больше похожего на избиение. Видимо, эти солдаты были столь измотаны бегством, что у них не хватило сил выставить дозор, а ведь единственный воин на вершине холма, вовремя обнаруживший приближение противника, мог бы спасти десятки жизней.

— Господа, — Тогарус всем своим видом выражал крайнее нетерпение. — Нам некогда стоять и скорбеть над трупами, нужно поискать тех, кто еще жив. То, что мы наткнулись на это место, ясно говорит о том, что часть воинов действительно спаслась, бежав с поля боя, и кто-то может находиться поблизости. Я полагаю, мешкать не стоит.

Хотя это и пришлось не по нраву воинам, которые считали, что павших в бою должно уважить подобающим погребением, перечить чародею никто не посмел. Да и было понятно, что хоронить такое количество убитых придется долго. Вновь приняв походный порядок, всадники двинулись прочь от места боя, скорее напоминавшего бойню, оставив позади тела павших братьев.

Поиски завершились успехом тогда, когда уже сумрак окутал равнину, и пора было остановиться и заняться устройством лагеря. Бальг, по-прежнему ехавший во главе отряда, заметил вдалеке отблески, которые могли выдавать разожженный за холмами костер. Выстроившись цепью, отряд тихо двинулся вперед, приготовившись к бою, поскольку неизвестно было, кого можно встретить сейчас в этих краях.

Отряд Бальга заметили лишь тогда, когда он приблизился к лагерю на несколько сотен ярдов. Взорам воинов открылась небольшая лощина, полная вооруженных людей. Вокруг нескольких костров сидели и лежали на земле солдаты, а в центре этого лагеря стояло несколько полотняных шатров, вокруг которых собралось более всего воинов.

Когда всадники приблизились, среди расположившихся на отдых людей, которые явно были фолгеркскими воинами, ибо над шатрами колыхались на ветру знамена с гербами короля и нескольких дворянских родов, началась суета. Вперед выступили немногочисленные пикинеры, сразу припавшие на колено и наставившие свое оружие на приближающихся чужаков. Стрелки, вооруженные тяжелыми арбалетами, встали во второй ряд, взяв конников на прицел.

— Эй, не стреляйте! — закричал Бальг, видя, что изрядно напуганные, судя по их нервной суете, люди могут просто утыкать его самого и прочих бойцов болтами, даже не разбираясь, в кого стреляют. — Мы — воины Фолгерка, солдаты короля. Я — виконт Бальг, а со мной советник его величества, мэтр Тогарус.

По рядам приготовившихся к бою людей прошел шепот, некоторые, не дожидаясь приказа, опускали оружие. Готовые к бою солдаты, выглядевшие страшно измученными, расслабились, и всадники, пустив коней шагом, приблизились к ним.

— Кто вы такие, — Тогарус выдвинулся вперед, потеснив виконта и свою охрану. — Кто здесь главный?

— Мэтр, — из толпы вышел воин в доспехах, некогда роскошных, ныне же покрытых грязью и копотью, а также следами от ударов, нанесенных вражескими клинками. — Неужели это вы? — как и большинство дворян королевства, этот рыцарь, вероятно, знал придворного чародея в лицо. — Это просто чудо, господин, что вы нас нашли!

— Граф Тард, — Тогарус прищурился, вглядываясь в лицо рыцаря, которого с трудом, но смог вспомнить. — Вы командуете этими людьми? — Маг взглядом обвел собравшуюся вокруг всадников толпу.

— Да, я среди них старший по званию и титулу, — согласно кивнул дворянин. — Нам повезло, одним из немногих, и все они смогли выбраться живыми с поля, где разгромили нашу армию.

— Граф, расскажите мне все, что произошло там, — потребовал маг. — Это верно, что эльфы натравили на вас драконов?

— Да, милорд, вся тяжелая кавалерия просто была сожжена этими тварями, — подтвердил Тард. — Не знаю, эльфы ли напустили на нас драконов, или нет, но после того, как ударили эти крылатые твари, Перворожденным осталось только добить уцелевших. Там, на поле, осталось несколько тысяч наших воинов, многие из которых пытались спастись бегством, но им это не удалось, — с болью в голосе произнес рыцарь.

— Сколько людей, по-вашему, граф, уцелело, — спросил Тогарус. — Вы можете сказать хотя бы примерно?

— Думаю, четверть войска, но от них сейчас, право же, нет пользы, сообщил дворянин. — Мне удалось собрать тех немногих, кто еще окончательно не утратил дух. Здесь всего около четырех сотен бойцов. Для крупной схватки мало, согласен, но отбиться от преследующей нас легкой эльфийской кавалерии мы смогли.

— Граф, вы все сделали правильно, — в голосе мага слышалось одобрение. — Вы сумели организовать хотя бы часть воинов, а это значит, еще не все потеряно. Но я хочу знать, что случилось с государем Ирваном? Он погиб?

— Король здесь, в лагере, — граф указал на шатры у себя за спиной. — Мы нашли его на поле боя, милорд.

— Какого демона ты молчал, граф, — взорвался Тогарус. — Ты сразу должен был сказать это! Государь жив, — возбужденно воскликнул маг. — Жив, он жив! А ты, — вновь накинулся чародей на рыцаря, — ты как посмел молчать?

— Простите, но вы не дали мне вымолвить ни слова, мэтр, — недовольно произнес Тард. Дворянин не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном, но чародей был правой рукой самого короля, и показывать ему свою гордость, разыгрывать оскорбленное достоинство, сейчас не стоило. — Король жив, но Его Величество тяжело ранен. Удар драконов пришелся как раз туда, где были государь и его свита. Просто чудо, что он уцелел в том аду.

Спешившись, Тогарус, Бальг и пристроившийся за ними следом Ратхар, сопровождаемые графом, двинулись сквозь толпу воинов к шатрам, в одном из которых на грани жизни и смерти пребывал сейчас Ирван, правитель Фолгерка.

— Мне самому чудом удалось спастись, — по пути к палатке, ставшей ныне пристанищем короля, сообщил граф нежданным гостям. — Драконы атаковали главные силы, а я в этот момент находился в дозоре, в считанных десятках ярдов от боевых порядков ушастой нелюди, и только поэтому не погиб в первые мгновения этого кошмарного боя. Это было что-то невообразимое, — воскликнул Тард. — За несколько минут в пламени погибли сотни рыцарей и солдат, огромная армия была уничтожена, а те немногие, кому посчастливилось уцелеть, даже не думали о том, чтобы драться. Все обратились в бегство, и эльфийским всадникам только и оставалось, что рубить бегущих в спины. Мне удалось собрать около полусотни всадников, с которыми я и прорвался туда, где в начале сражения находилась ставка государя. Нам удалось найти его безжизненное тело, мэтр, и вывезти его с поля боя, — сообщил рыцарь, обращаясь, главным образом, к чародею. — К счастью, эльфы увлеклись истреблением остатков нашей армии, и нам лишь единожды пришлось вступить с ними в бой. Мы потеряли две дюжины бойцов, но оторвались от преследования. По пути к нам непрерывно присоединялись уцелевшие в той бойне солдаты, и в итоге мне удалось увести на юг приличный отряд. Воины, конечно, изрядно напуганы, и все же они готовы продолжать войну, особенно теперь, когда видели смерть своих товарищей.

Ратхар слушал историю графа краем уха, больше уделяя внимания иным деталям. Готовность тех, кто собрался под знаменами Тарда, к бою воин уже оценил, и не вполне был уверен в их решимости. Растерянность, смятение, страх — вот что читал Ратхар во взглядах большинства из тех, кто попадался на пути небольшой процессии.

Что ж, наемник понимал этих людей, ведь одно дело биться с равным противником, которого можно победить простой сталью, и совсем другое — вступить в схватку с древними чудовищами, поражающими врагов с небес, обрушивая негасимое пламя. Впрочем, подобные чувства, очевидно, овладели вовсе не всем воинством графа, о чем не преминул сообщить своим спутникам Ратхар.

— Здесь немало гномов, — понизив голос, заметил наемник, приблизившись к виконту, ибо не хотел, чтобы его услышали солдаты. — Откуда они тут взялись?

Ратхар успел заметить в толпе несколько невысоких широкоплечих бородачей, которых ни с кем не спутал бы. Гномы, все как один в тяжелых латах или пластинчатых бронях, похожих на рыбью, или, скорее, на змеиную чешую, держались небольшими группами в стороне от людей, хотя отчужденности между подгорными воителями и прочими воинами Фолгерка не было заметно. Все гномы не расставались с оружием, держа широкие мозолистые ладони на рукоятях тяжелых фальчионов или боевых топоров. На вновь прибывших карлики смотрели не то чтобы враждебно, но что-то в их взглядах не понравилось Ратхару.

— Гномы присоединились к нашей армии с самого начала войны, — также негромко ответил Бальг, который понял, что у Ратхара есть причина таиться от окружавших их людей, но не счел нужным прямо сейчас требовать объяснений. — Они храбро бились с эльфами, ведь эти народы — враги с древних времен. Гномы успели доказать свою верность фолгеркской короне и спасти немало жизней наших солдат.

— Я бы не стал так слепо доверять им, — скептически усмехнулся наемник, в упор разглядывая одного из гномов, шириной плеч едва не вдвое превосходившего самого Ратхара. Седобородый богатырь в ответ вперил взор в северянина, едва заметно усмехнувшись, но от взгляда воина это не укрылось. А через мгновение гном уже исчез в толпе, смешавшись с людьми. — Они будут верны вам, пока это не наносит ущерба их планам, в противном случае они пойдут на все, — предостерег виконта Ратхар, с подозрением разглядывая занятых своими делами подгорных воителей.

— Кажется, у тебя, друг мой, свои счеты к гномам, — Бальг с ехидной усмешкой взглянул на наемника, который, сам того не замечая, крепко сжал рукоять висевшего на поясе меча. — Какая кошка пробежала меж вами?

— Не думаю, что сейчас это важно, но я все же предупредил тебя, виконт. Будьте начеку, иначе, не ровен час, придется нам с тобой отведать гномьей стали.

— Будь по-твоему, — пожал плечами Бальг. — Если не можешь рассказать сейчас обо всем, то я не стану более спрашивать. И все же у нас не было еще причин не доверять гномам. Согласен, они себе на уме, и никогда не упустят выгоду, но их мало для того, чтобы выступить против людей. В армии короля гномов было всего несколько сотен, и многие из них пали еще в начале кампании, когда мы гнали эльфов от границы, немало погибло и при осаде эльфийской столицы. Много веков минуло с той поры, когда эльфы и гномы бились друг против друга, но и сейчас ненависть еще не покинула их. В каждой битве, где участвовали гномы, они первыми кидались в бой, а потому и гибли во множестве. Они уже не являются реальной силой сейчас.

— Ошибаешься, — Ратхар покачал головой. — Люди напуганы, подавлены тем, что произошло, да и трудно полностью сохранить самообладание, когда армия гибнет в бою с ожившей легендой. Гномы же с давних времен считались умелыми драконоборцами, и даже сейчас они более собраны и уверены в себе. В бою те несколько десятков подгорных воинов будут стоить всех людей, что собрались здесь, и благодарение богам, если нам не суждено будет оказаться по разные стороны наших щитов.

За разговорами процессия приблизилась к одному из шатров, над которым развевался малый королевский штандарт, хранивший следы огня. Вокруг палатки, очень маленькой, не подобающей королю, стояло кольцо вооруженных до зубов воинов. Несколько стрелков мгновенно вскинули арбалеты, но тут же успокоились, увидев, что гостей ведет сюда граф Тард, которого многие уже считали своим вождем.

— Мэтр, — от шатра кинулся невысокий худощавый человечек, один из немногих, кто не носил доспехов и оружия. — Я Витус, лекарь из отряда капитана Н’Карра. Я лечил короля, вернее, пытался это делать. — Вероятно, лекарь видел раньше мага, ибо сразу понял, с кем из прибывших в лагерь людей стоило говорить. — Его Величество очень плох, он получил страшные ожоги.

— Как он вообще сумел уцелеть в драконьем пламени? — спросил Тогарус. — Их огонь, как говорят, может испепелить даже камень.

— Его адъютант, Дайк, закрыл государя от волны огня, — вместо медика ответил Тард. — Несчастный заживо сгорел, его латы оплавились так, что стали единым целым, но король благодаря этому пострадал гораздо меньше. К тому же его доспехи, латы гномьей работы, кажется, защищены какой-то магией.

— Верно, — кивнул Тогарус. — Рунная магия гномов. Но я еще никогда прежде не слышал, чтобы что-то могло остановить драконий огонь. Ни сталь, ни гранит не будут для него преградой.

— Я сделал все, что в силах простого смертного, — Витус опустил голову, а лицо его выражало крайнюю степень отчаяния. — Король умрет вскоре, если не случится чуда. Возможно, ваша магия, мэтр, сможет то, что превыше моих скромных возможностей.

— Оставьте меня, — сурово произнес Тогарус, откидывая в сторону полог королевского шатра. — Можешь быть уверен, лекарь, что я приложу все силы, — уверил он Витуса. — Тебя же благодарю за старания, поскольку верю, что ты со всем усердием пытался спасти жизнь короля. А пока не мешайте мне, господа. — С этими словами маг шагнул в полумрак палатки, плотно запахивая за собой полог.

Оставшись в одиночестве, Тогарус приблизился к постели, на которой без движения лежал его король. Одного взгляда чародею хватило, чтобы понять, в каком состоянии находился Ирван. Его лицо и грудь были скрыты под бинтами, обильно пропитанными целебными мазями, которые были под рукой Витуса. Кажется, лекарь из отряда наемников неплохо умел врачевать, ибо сделал все так, как было только можно при его скромных возможностях.

Сперва могло показаться, что король уже покинул этот мир, даже дыхание его было столь слабым, что грудь еда вздымалась, но вдруг он чуть слышно простонал и чуть шевельнулся. И вновь человек замер, пребывая в забытьи.

— Я здесь, мой король, — Тогарус вплотную подошел к Ирвану, ладонью коснувшись его лба. Маг замер над безжизненным телом короля, и через несколько мгновений его ладони окружило янтарное сияние, а тело Ирвана выгнулось дугой, словно в судороге, и с уст пребывавшего в беспамятстве короля сорвался хрип. А спустя еще миг все закончилось, и Ирван вновь лежал без движения, а Тогарус устало присел у изголовья королевского ложа.

— Что ж, ты сильнее, чем я думал, — следующие слова, сказанные магом самому себе, ибо поблизости более не было собеседников, могли поразить любого, кто услышал бы их. — Ты цепляешься за жизнь изо всех сил, никак не хочешь покидать этот мир. Да и проклятые гномы опять преподнесли сюрприз. Не думал, что их магия способна соперничать с мощью драконов, никогда ни о чем подобного даже не слышал, а вот ведь как оказалось, — с искренним удивлением произнес чародей. — Что ж, с гномами тоже успею разобраться, их черед настанет, рано или поздно. Все идет не совсем так, как мне хотелось бы, но не думай, что твоя жизнь или смерть помешают моим планам, государь. — Он с усмешкой взглянул на спящего правителя. — Ты будешь жить, пока я этого хочу, и ничто в целом свете не помешает мне воплотить в реальность свои замыслы. Скоро ты будешь не нужен мне, и я избавлю тебя от страданий, пока же живой король будет мне полезен, но хорошо, если он не в силах будет мешать мне, пусть даже и неосознанно, — усмехнулся Тогарус. — Спи, повелитель, спи, а я пока займусь своими делами.

Выйдя из шатра, возле которого ожидали чародея Тард, Бальг, Ратхар и лекарь-наемник, выглядевший самым взволнованным из этой четверки, маг произнес:

— Жизнь короля вне опасности, хотя он и без сознанья. — Тогарус пристально взглянул на Витуса. — Благодарю тебя за заботу, которую ты проявил к государю. Без твоей помощи, лекарь, он едва ли дотянул бы до этого часа. Скорее всего, Его Величество уже был бы мертв, если бы не ты. И твои заслуги не будут забыты, — пообещал чародей.

— Благодарю, милорд, — Витус поклонился. — Просто я делал то, что должно, и не за что благодарить меня. Я спасал короля, как спасал простых солдат на поле боя. Это мой долг, как целителя, — помогать людям.

— Твоя скромность делает тебе честь, — Тогарус одобрительно взглянул на Витуса. — Но нам сейчас нужно решить иной вопрос. — Он взглянул на молчавшего Тарда: — Армия разбита, то немногое, что удалось собрать тебе, граф, не будет препятствием для эльфов, которые теперь наверняка желают отмщения. На их стороне сила, равной которой нет в этом мире, сила, перед которой ничто любая армия.

— Да, господин, они привлекли на свою сторону драконов, — согласился Трад. — И силой оружия, простой сталью, нам их не остановить, тем более, воинов у нас и впрямь немного. Если эльфы двинутся на юг, они спустя несколько дней достигнут пределов Фолгерка, и тогда реки крови зальют королевство. Теперь, когда армия разбита, мало кто сможет остановить их.

— И все же войско у нас есть, — заметил Бальг. — В Хел’Лиане несколько тысяч солдат, свежих, не измученных боями, — напомнил виконт. — К тому же аргашские союзники тоже смогут выставить немало бойцов, хотя на суше от них проку мало. Конечно, теперь у эльфов огромное численное превосходство, но это еще не повод признавать наше поражение.

— Верно, виконт, — Тогарус коснулся плеча рыцаря. — Ты говоришь, как подобает воину. Мы еще можем потягаться с Перворожденными, тем более, в Фолгерке осталось немало воинов, и, собрав все наши резервы, мы способны остановить наглую нелюдь. Но это возможно лишь тогда, когда у них не будет драконов.

— Но что нам делать, чародей, — спросил Тард. — Что простые солдаты могут противопоставить мощи этих тварей? Их чешую не под силу пробить никакой стреле! Эти твари неуязвимы. Они испепелят тысячи воинов, любую армию за несколько мгновений!

— Простые солдаты могут то, о чем ты даже не догадываешься, граф. Этот человек, — Тогарус указал на Ратхара, скромно стоявшего в стороне. — Он принес нам сведения огромной ценности, благодаря которым мы сможем повергнуть драконов. Эльфы раздобыли где-то драконье яйцо, которое теперь пребывает в И’Лиаре. Драконы дорожат своим потомством, ибо их остались единицы, а новые драконы рождаются раз в несколько веков, и потому они теперь служат эльфам, хотя любая беспечность со стороны Перворожденных может закончиться для тех трагично. Драконы никогда и никому не подчинялись, и сейчас исполняют чужую волю лишь из страха за своего детеныша, который полностью во власти эльфийских магов. Если мы выкрадем его, то драконы первым делом уничтожат самих эльфов, ибо они горды, а поруганную честь своего племени смогут восстановить лишь кровью врагов.

— Вы говорите об этих тварях так, словно это люди, — брезгливо скривился Тард. — Какая честь может быть у отрастивших крылья ящериц-переростков?

— Граф, лучше помалкивайте, если вам нечего сказать, — довольно резко оборвал рыцаря Тогарус. — Я больше знаю об этих существах, чем кто бы то ни было здесь, а потому могу сказать, что они обладают не только разумом, но и чувствами, хотя и иным, чем люди. Также они владеют и магией, абсолютно чуждой тому чародейству, что подвластно людям или, к примеру, эльфам. Это не просто животные, это один из древнейших народов, населяющих наш мир. И если мы сумеем отнять у эльфов их детеныша, то, быть может, получим могущественного союзника, или, хотя бы, избавимся от страшного врага.

— Простите, милорд, — потупил взгляд граф, хотя было видно, что такие слова дворянину дались с трудом. — Что же вы предлагаете? Есть ли у вас план, и способны ли мы исполнить его?

— Прежде чем сказать, что я задумал, мне придется прибегнуть к сильной магии, и не стоит кому-то находиться поблизости. Я сейчас уйду на ту вершину, — чародей кивком указал на холм неподалеку. — Если можно, граф, прикажете нескольким воинам встать у подножия холма, дабы я мог быть в безопасности. Не желаю, чтобы подкравшийся тайком эльф перерезал мне глотку ржавым ножом, — усмехнулся маг. — Мне понадобится время, чтобы выяснить все, что требуется, и будет лучше, если никто не станет меня беспокоить.

— Разумеется, господин, я позабочусь о том, чтобы вас охраняли, — согласно закивал граф. — Можете не сомневаться, вас никто не потревожит сколь угодно долго, мэтр.

— Отлично, тогда распорядитесь обо всем, и более я не смею вас всех задерживать, — Тогарус кивком головы попрощался со своими собеседниками, и направился к облюбованному им холму, плоскому и гладкому.

Приглянувшийся чародею холм был не слишком высоким и абсолютно ровным, словно его вершину срезал ножом некий великан. Небольшая площадка почти идеально круглой формы и привлекла внимание Тогаруса, который избрал ее для своих магических опытов. Сейчас не время было для магии мысли, в ход надлежало пустить проверенные веками ритуалы и артефакты, дабы достичь большей надежности и точности, и придворный чародей в совершенстве владел всем необходимым.

Вытащив из ножен длинный изогнутый кинжал, Тогарус принялся вычерчивать на пожухлой траве линии, прямые и дугообразные, которые с каждой минутой образовывали все более сложный узор, пересекаясь друг с другом, вытекая одна из другой, оплетая вершину холма, словно диковинная паутина. Иногда маг прерывал свое занятие, откладывая в сторону клинок и беря в руки секстан и астролябию, с помощью которых тщательно измерял одному ему известные координаты. Маг искал вовсе не звезды, он определял направления на открытые чародеями центры силы, таинственные места в разных уголках мира, где особо сильно было течение природной магической энергии, основы основ, за счет которой творили свои изощренные чары все маги. Эта сила, которая была суть сама жизнь, пронизывала все и вся, но по неизвестным никому причинам иногда она образовывала своего рода завихрения, которые самым разным образом сказывались на всем, что их окружало, порой неузнаваемо изменяя любые чары. Древний Р’рог был одним из таких мест, и Тогарус, помимо прочего, один из лучей своей фигуры, походившей на звезду, нацелил на зачарованный лес, лежавший далеко на северо-востоке, выбрав в нем одну строго определенную точку.

Наконец кропотливая работа была завершена, и Тогарус, острием клинка вырезавший в земле странные символы у острия некоторых лучей получившейся в результате его стараний звезды, проследовал в центр ее, где сходились все линии, образуя сложную вязь, похожую на письмена южных стран. В центре плетения был очерчен небольшой круг, внутри которого не было ничего, ни единого символа или линии. Именно в этом круге и устроился чародей, скрестив под собой ноги, как заправский кочевник, и положив руки на колени.

Тогарус несколько раз глубоко и медленно вздохнул, расслабляя все тело и одновременно собирая все свои силы, а затем шепотом, едва шевеля губами, произнес длинную фразу на странном языке, больше похожем на шипение змеи, чем на человеческую речь. С последним словом сидевшего на земле мага окутало багровое сияние, принявшее вид чуть заметно мерцавшей полусферы. Воины, стоявшие у подножия холма, открыв рты смотрели на творившиеся на вершине чудеса, но в этот момент Тогаруса уже не волновало происходящее рядом с ним.

Впавший в транс чародей с помощью новых чувств, открывшихся у него под воздействием древней магии, чувств, которым не было названий на языке людей, внимательно ощупывал окрестности, постепенно удаляясь от холма, на вершине которого пребывало его тело, пока не наткнулся на следы драконов, пролетавших здесь несколько часов назад. Для чародея сейчас эти следы казались тремя багровыми полосами, пронизывавшими серый сумрак, лишь немного расцвеченный золотым сиянием, светом природной магии. Дальше на север сияние становилось все более ярким, там лежали исконные земли эльфов, защищенные изначальной магией жизни.

Следы драконов, существ, которые были порождением магии и ее средоточием, отчетливо виделись магу. Они вели на юг, туда, где начинались земли страны, с некоторых пор ставшей для Тогаруса почти что родиной, но как ни было велико желание проследить за грозными союзниками эльфов, узнать, куда направились могучие создания, чародей поборол его в себе. Сейчас Тогаруса волновало больше то, откуда прилетели драконы, и он вскоре, скользнув своими новоприобретенными чувствами вдоль их следов на север, нашел то место, где крылатые змеи находились дольше всего. Перейдя на миг на обычное зрение, чародей увидел стоявшую на вершине холма высокую башню, обвитую широкой каменной лестницей. У подножия холма еще можно было заметить каменные глыбы, много веков назад бывшие стенами, колоннами и изящными арками, от которых к башне вели широкие лестницы из серого мрамора или гранита. А магический взор открыл Тогарусу мощнейшие чары, окружавшие башню, буквально пронизывавшие воздух вокруг нее, замыкавшие одинокий бастион в непроницаемую сферу. И там, в самом центре этой сферы, бился еще очень слабый клубок багрового света, то был едва вылупившийся детеныш дракона, залог верности могучих созданий эльфам.

Вновь шевельнулись губы мага, выдавливая одно единственное короткое слово, и мир вокруг чародея вздрогнул, возвращая того на землю. Тогарсу устало выдохнул, едва не упав на землю. Несколько минут он неподвижно сидел, не обращая внимания на то, как затухает его звезда, во время заклинания налившаяся багровым светом, окутавшим весь холм. Наконец чародей медленно встал и двинулся вниз, подволакивая ноги, словно древний старец. Сейчас, впрочем, Тогарус и чувствовал себя слабым немощным стриком, ибо магия, древняя и могущественная, отнимала жизненные силы того, кто осмеливался ею пользоваться. И чем менее опытным был маг, тем больше была угроза того, что он просто мог умереть во время творения чар. Тогарус был весьма искусным чародеем, но даже ему не удалось полностью избавиться от побочных воздействий собственного заклинания.

— Помоги, — маг нетвердой походкой спустился к подножию холма, где едва не упал, вовремя подхваченный крепкими руками одного из солдат. — Где граф Тард?

— У себя в палатке, милорд, — десятник, командовавший охранявшими чародея воинами, осторожно поддерживал Тогаруса под локоть, сопровождая его до лагеря.

— Пусть там немедленно соберутся ваши офицеры, — потребовал маг. — Виконта Бальга и этого наемника, что прибыл с нами, Ратхара, я тоже хочу видеть как можно скорее.

— Не извольте беспокоиться, господин, — почтительно ответил солдат. — Все будет исполнено. — Он рукой сделал знак приблизиться одному из своих людей, и, после того, как командир быстро отдал нужные распоряжения, воин, придерживая ножны меча рукой, бегом бросился вглубь лагеря.

А уже спустя считанные минуты в шатре, где расположился граф, командовавший отрядом, собрался импровизированный военный совет. Тогарус, единственный из присутствовавших, кто сидел, пристроился возле походного стола, чудом уцелевшего в панике бегства, и сейчас потягивал из простой глиняной кружки вино. Это был один из самых простых, и, вместе с тем, весьма эффективных способов восстановить силы после чародейства.

Граф стоял напротив мага, положив широкие ладони на эфес дорогого клинка, с которым рыцарь не расставался ни на миг даже в лагере, в окружении множества воинов. По левую руку от графа находился виконт Бальг, так и не успевший сменить запыленную в походе одежду, и лишь только нашедший время, чтобы избавиться от доспехов. Ратхар, которому вроде бы по рангу не полагалось находиться здесь, скромно стоял возле входа в шатер, подальше от высокородных дворян. Не то, чтобы наемник стеснялся, вовсе нет, просто он не хотел лишний раз привлекать внимание, ведь северянин был здесь чужаком, пускай и обласканным советником короля.

Еще на совете присутствовали двое офицеров, выполнявшие обязанности заместителей Тарда. Один из них, наемник-северянин из Келота, которого все звали Хромым, был ранен, и сейчас один глаз его скрывала чистая повязка. Он пришел на совет без оружия, если не считать короткий кинжал на поясе. Возле него стоял, вытянувшись во фрунт, фолгеркский сотник по имени Ренгард, немолодой опытный рубака, выделявшийся среди всех гладко выбритой головой, словно настоящий орк, даром, что без татуировок на черепе. Он явился, как был, в тяжелом хауберке и с мечом на поясе, поскольку приказ графа застал его на разводе караулов.

— Что вы хотели нам сообщить, милорд, — Тард вопросительно взглянул на казавшегося ужасно уставшим мага. — У вас есть новости для нас?

— Верно, граф, — хрипло ответил Тогарус, вновь прикладываясь к сосуду с вином. — И очень важные. Я прибегнул к древней магии, опасной, но надежной, и смог проследить за драконами, что атаковали нашу армию. Сейчас они, все три, направились куда-то на юг, скорее всего, в Фолгерк. Я не рискнул следить за ними долго, ибо эти создания вполне могут почувствовать направленную на них магию, а если они вернутся, всех нас ждет гибель.

— Они ударят по нашим землям, — с волнением в голосе воскликнул виконт. — Нужно помешать им! Представьте, какие разрушения причинят эти монстры, если доберутся до Фолгерка.

— Виконт, вы не были на том поле, где была разбита наша армия, — резко ответил граф. — После того, что я видел, думаю, что не в силах человеческих помешать этим тварям исполнить задуманное.

— Вы правы, граф, — кивнул Тогарус. — Вступать в бой с драконами подобно самоубийству, тем более, сейчас у нас нет армии, а есть лишь горстка уставших и испуганных людей, которым требуется отдохнуть и залечить свои раны. Но есть иной способ сражаться с ними. Я уже говорил, что уважаемый Ратхар принес нам из-за моря очень важные вести. У эльфов есть детеныш дракона, или, возможно, просто яйцо, что не так уж важно, и именно благодаря этому они сумели навязать гордым созданиям свою волю. — Слова мага вызвали удивление у присутствовавших, но Тогарус не обратил на это ни малейшего внимания, продолжив, как ни в чем не бывало: — Так вот, я смог узнать, где именно находится это яйцо. Эльфы поместили его в некие развалины, некогда бывшие, вероятно, городом или просто укрепленным замком, которые лежат на севере от этих мест, буквально в паре дней пути. Его тщательно охраняют эльфийские маги, создавшие вокруг крепости мощнейшие защитные чары, преодолеть которые, пожалуй, не под силу даже могучим драконам. Но там очень мало воинов, быть может, не более сотни, хотя это, без сомнения, лучшие из лучших, отборные бойцы. И это, господа, наш шанс, не воспользоваться которым преступно.

— Что вы предлагаете? — Тард вопросительно вскинул брови. — Перед нами несметная армия эльфов, их отряды рыщут по всей округе и только чудом не наткнулись на нас, вы знаете это?

— Да, но, тем не менее, я считаю, что мы должны устроить рейд на север, в эльфийские леса, ибо только в этом спасение для всего королевства, — с уверенностью произнес маг. — Вы видели, на что способны драконы, и должны понять, что, если не рискнуть сейчас, погибнут тысячи людей, десятки городов будут разрушены до основания, и эльфам останется лишь занять опустевшие земли.

— Чтобы вторгнуться в эльфийские леса, потребуется целая армия, господа. Но у нас недостаточно сил, чтобы делать подобные вылазки, — заметил граф. — Солдат мало, многие ранены, и все очень устали.

— А нам и не понадобится много людей, — спокойно, как человек, полностью уверенный в задуманном, возразил Тогарус. — Нужно собрать отряд из трех-четырех дюжин лучших воинов из тех, что есть у вас, граф. Меньший по числу отряд эльфы уничтожат при штурме, больший они заметят намного раньше и перебьют нас всех еще в лесах. Это отряд должен будет добраться до того места, где эльфы охраняют драконье яйцо, и похитить его, после чего уже мы сможем приказывать драконам.

— Вы сказали, мэтр, что у эльфов маги, — напомнил Тард. — Как простой сталью моим воинам удастся победить чародейство?

— Я сам пойду вместе с солдатами, — неожиданно сообщил маг. — Эльфийские чародеи — моя забота, а для воинов найдется дело более привычное, хотя и не менее трудное.

— То, что вы предлагаете, кажется безумием. — Граф принялся вышагивать взад-вперед, тем выражая охватившее его волнение. — Местность к северу отсюда полна эльфов, а соваться в их леса вообще безумие. К тому же вы предлагаете вступить в бой с чародеями Перворожденных. Я не хочу, просто не могу посылать тех, кто считает меня своим командиром, на верную смерть, — помотал головой Тард. — Да, солдат может умереть, но смерть в честном бою, грудь на грудь, это совсем не то же самое, что погибнуть в непроходимых дебрях, будучи пришпиленными эльфийскими стрелами к древесным стволам.

— Граф, не заставляйте меня думать, что сейчас в вас говорит трусость, — зло процедил Тогарус, в упор уставившись на Тарда, несколько смутившегося под пристальным взглядом колдуна.

— Еще никто не смел называть меня трусом, мэтр, и в иную пору я вызвал бы вас на поединок, хоть вы и не рыцарь, ибо такое оскорбление должно смывать кровью, но сейчас не время и не место для выяснения отношений. Во мне говорит осторожность, — возразил граф. — Это глупо — заведомо отправлять людей в ловушку. Еще никому не удавалось безнаказанно разгуливать по эльфийским лесам, не будучи приглашенными их хозяевами, и вы знаете это, мэтр.

— Граф, неужели вы не понимаете, сколь важно это для нас? Вы видели драконов во всей их мощи, и должны знать, что стрелами и клинками их не остановить. А так мы нанесем удар в спину, туда, откуда эльфы его не ожидают. Не забывайте, что сейчас почти все их воины рвутся на юг, по следам отступающих отрядов нашей армии, а потому леса на севере вовсе не кишат Перворожденными, как вам кажется. Яйцо охраняет горстка их бойцов, хотя это их самое сильное оружие, с которым не сравнить любое войско, а это о многом говорит. И’Лиар ныне опустел, каждый эльф, способный поднять меч и натянуть лук, присоединился к армии их короля в походе на юг. — В глазах мага загорелись безумные огоньки. — Спрячь они это в своей столице, и нам пришлось бы штурмовать мощнейшие укрепления, где нас и поджидали бы те самые тысячи эльфов, о которых вы говорили. Но Перворожденные, не желая привлекать лишнего внимания, или, скорее, опасаясь за свои города в случае, если драконы выйдут из повиновения, сами того не ведая, предоставили нам возможность исполнить задуманное малыми силами. Небольшой отряд, состоящий из опытных людей, имеет шансы проскользнуть под носом наступающей эльфийской армии, а за ее спиной воины окажутся в гораздо большей безопасности, чем сейчас. Мы должны пойти на риск, должны быть готовыми пожертвовать жизнями наших воинов и своими собственными, ибо лишь так мы можем спасти королевство.

Маг говорил вдохновенно, с прямо-таки юношеской горячностью и при этом с нерушимой верой в свои слова. И уверенность его постепенно передалась всем, кто внимал речи чародея. Да и не было у людей иного выхода, ведь каждый понимал, что смерть найдет всех, и не важно, явится ли она воплотившись в драконье пламя, или клинки и быстрые стрелы эльфов. Отказавшись от предложенного Тогарусом риска, воины могли продлить свое существование на несколько дней, прежде, чем до них доберутся идущие по пятам за отступающими эльфы, жаждущие крови.

— Вы убедили меня, мэтр, — тяжело вздохнул граф. — То ли это действует ваше красноречие, то ли ваши слова и впрямь полны здравого смысла, но я слоняюсь к тому, чтобы принять ваше предложение. Если это действительно даст нам шанс на победу, то я готов исполнить ваш безумный план, мэтр.

— В таком случае немедленно соберите лучших воинов из вашего отряда, тех, кто привычен к лесам, не ранен, вынослив и крепок, — приказал чародей. — И поторапливайтесь, ибо сейчас дорога буквально каждая минута.

— Кто же возглавит отряд, — спросил Тард. — Позволите ли вы мне вести в этот поход своих воинов, мэтр? Если это будет их последний бой, то я всей душой желал бы быть с ними, и с ними принять смерть, коли суждено, — решительно произнес рыцарь.

— Я понимаю, что вами движет, какие мысли и чувства, но этого я не могу допустить, пускай даже пострадает ваша рыцарская честь. — Тогарус для убедительности покачал головой. — Сейчас, когда наш король пребывает в беспамятстве, вы остаетесь, быть может, единственным человеком, способным собрать остатки войска и организовать отпор эльфам. Их армия идет на юг, вот-вот грозя обрушиться на приграничные области Фолгерка, и этому нужно помешать. А потому, Тард, вы со своим отрядом должны следовать туда же, как можно быстрее, дабы опередить эльфов и приготовить им встречу. Ваша война сейчас там, на юге, на рубежах королевства, и там вы принесете несравненно больше пользы своим полководческим талантом. Я вынужден оставить на время государя, а потому забота о нем, его безопасность тоже ложится на ваши плечи, граф. Защитите короля и королевство, это ваш долг, как рыцаря.

— В таком случае, пусть отрядом командует Ренгард, — предложил Тард, указав на сурового сотника. — Он опытный воин, настоящий ветеран, весьма искусный в тактике, к тому же отлично владеющий мечом. Думаю, это то, что нужно, если вы сами не желаете принять роль военачальника.

— Я чародей, а не воин, — усмехнулся Тогарус. — Если вы рекомендуете вашего офицера, граф, как опытного командира, я согласен, чтобы он командовал нашим отрядом. И пусть он тогда займется подбором людей.

— Ренгард, — граф повернулся к офицеру. — Ты слышал, что нужно делать?

— Да, милорд, — склонил голову воин. — Мне все понятно. Разрешите выполнять?

— Ступай, — коротко приказал граф. — И отбери только самых опытных бойцов. Я полностью полагаюсь на тебя.

Тогарус тяжело поднялся и пошел прочь из шатра, а граф и его офицеры последовали за магом. Ратхар, прежде скромно стоявший в сторонке, стараясь лишний раз не попадаться на глаза фолгекцам, быстрым шагом двинулся вслед за удалявшимся магом.

— Мэтр, — наемник поравнялся с чародеем и негромко обратился к нему, словно не хотел, чтоб кто-то посторонний услышал его слова. — Позволь мне присоединиться к вам в этом походе. Я дал обещание, вернее, клятву, умирающему магу, и теперь мне должно исполнить ее, как подобает воину. Я не рыцарь, и в моих жилах не течет благородная кровь, но и наемники следуют определенным правилам, хотя и не все из нас. Многие считают, что слово, данное человеку на предсмертном одре, должно быть исполнено непременно. Моя честь не потерпит, если я теперь поверну назад.

В этот миг гордый наемник был готов умолять, преклонив колени, ибо не мог оставаться здесь, зная, что кто-то двинется на север, в земли эльфов, довершать дело, которое должен был закончить сам Ратхар. Наемник не справился с просьбой Скиренна, опоздав самую малость, пусть и не вполне по своей вине. Но там, в сердце бескрайних лесов, оставалась еще Мелианнэ, и ей воин, когда они расставались, тоже дал слово. Он обещал найти эльфийку, где бы она ни была, и защитить ее от опасности, а теперь опасность, грозившая ей, была несомненной. И воин был готов на все, лишь бы успеть дойти туда, где находилась сейчас юная принцесса народа эльфов.

— Твоя решимость делает тебе честь, — Тогарус пристально посмотрел в лицо наемнику, который едва нашел в себе силы, чтобы не отвести глаз, таким пронзительным был взгляд чародея. — Ты знаешь, насколько это предприятие опасно, но все равно готов поставить на кон свою жизнь. Я восхищен твоей отвагой, воин, и сам готов просить тебя разделить с нами тяготы предстоящего похода. Я тоже не родился рыцарем, но и для меня честь воина — вовсе не пустой звук, а потому я понимаю твое желание. Надеюсь, в предстоящем походе ты еще раз сумеешь доказать свое воинское мастерство.

— И еще, господин, если мне будет позволено дать тебе совет, не бери в поход гномов, — еще тише, так чтобы услышать его мог только чародей, произнес Ратхар. — Они опасны и могут предать в любой миг.

— Нет, гномы пусть остаются здесь, — ответил Тогарус. — Я и не думал о них. Это дело людей, и не будем мы вмешивать сюда всякую нелюдь. Пусть недомерки сражаются с теми эльфами, что движутся к границам королевства.

Отряд, которому суждено было сыграть решающую роль в жестокой войне, или, хотя бы, попытаться сделать это, либо погибнуть, вскоре собрался на окраине небольшого лагеря. Суровые воины, опытные бойцы, самые лучшие из тех, кто оказался под началом графа Тарда, ожидали приказа выступать. Все были в доспехах и при оружии, но больше почти ничем не стали отягощать себя. По замыслу Тогаруса бросок на север должен был занять несколько дней, а потому большое количество припасов было бы лишней обузой для людей, которым предстояло пройти сотни миль по враждебной территории, где каждую минуту следовало ожидать нападения. Идти нужно было, все время оставаясь в доспехах, ибо эльфы, заметь они чужаков в своих землях, не дали бы людям ни единого мгновения, чтобы приготовиться к бою, и это стало причиной того, что отряд выступал налегке.

Сорок воинов в тяжелой броне, ощетинившиеся оружием, являли собой грозную силу. Тяжелые двойного плетения кольчуги-хауберки, защищавшие головы и тела бойцов, многие дополнили стальными нагрудниками, наручами и поножами, благодаря чему люди теперь походили на диковинных насекомых в прочных гладких панцирях. Кольчуги и кирасы могли выдержать даже бронебойные стрелы, а высокие каски с широкими полями надежно защищали головы. Каждый воин имел при себе широкий недлинный меч, боевой топор или булаву, почти половина отряда помимо клинков была вооружена еще и арбалетами. Конечно, в таком походе больше сгодились бы луки, более скорострельные и не такие громоздкие, но опытных лучников в отряде не было. Однако мощные пехотные арбалеты, тетива которых взводилась рычагом, что увеличивало скорострельность, в умелых руках могли остановить почти любого противника, по крайней мере, эльфийские латы и кольчуги короткие тяжелые болты запростомогли пробить с сотни шагов. В густом лесу, к тому же, увесистые дроты могли поражать укрытых в зарослях эльфийских лучников, тогда как более легкие стрелы увязали бы в листве и сплетении ветвей.

Ратхар, успевший побывать в небогатом арсенале отступающей армии, тоже облачился в латы, надежно защищавшие тело воина. Надетая поверх плотной стеганой куртки кираса защищала торс, пластинчатые набедренники прикрывали ноги до колен, а наручи и покрытые шипами наплечники, которые в ближнем бою могли стать весьма грозным оружием, защищали руки.

На поясе наемника висел меч, подобранный взамен ушедшего на дно океана подарка Крагора, с которым он отплыл из Видара. Прежнее оружие не подвело своего нового владельца в схватках на море, и Ратхар надеялся, что новый клинок также сослужит ему хорошую службу. Щит наемник не взял, предпочтя ему длинный кинжал для левой руки, которым опытный мечник мог отражать удары ничуть не хуже. Глубокий шлем-салад с удлиненным назатыльником, оставлявший открытым лицо, Ратхар повесил на пояс, рассчитывая, что надеть его всегда успеет. Наемник понимал, что доспехи едва ли помогут, если они столкнутся с крупным отрядом эльфийских лучников, которые играючи перестреляют неповоротливых воинов, но все же ощущение тяжести прочных лат, давящих на плечи, пусть и несколько сковывавших движения, прибавляло хоть немного уверенности.

В ожидании выступления Ратхар еще раз проверил надежность сбруи доставшегося ему коня. Отправляться в И’лиар верхом было опасно, ибо конные оставляют больше следов и их видно издалека, но сейчас все решало время, а по равнине, простиравшейся на север на несколько десятков миль, всадники могли передвигаться намного быстрее, чем пехота. Там, где невозможно было найти укрытие, избежать схватки, почти наверняка неравной, могла помочь только скорость. Коней для них собрали почти всех, что были в отряде Тарда, ибо большинство уцелевших воинов были пехотинцами, да даже и сам граф во время бегства лишился своего скакуна. Тем не менее, четыре десятка крепких коней, еще довольно свежих, нашлись, и сейчас воины ждали команды подняться в седла.

Наконец из шатра Тарда показались Тогарус и сопровождавший его сотник, шагавший по левую руку от чародея и чуть позади него. Сегодня Тогарус расстался со своей знаменитой кирасой гномьей работы, сменив ее не менее примечательной броней. Отправляясь в поход, маг облачился в вороненый бехтерец, грудь которого была усилена множеством стальных пластин, соединенных меж собой кольцами. Странный узор, множество плавно извивающихся линий, выгравированные на нагрудных пластинах, наводили на мысль о том, что бехтерец был сработан мастером, живущим где-то в полуденных странах. Доспех, не привычный для этих краев, давал почти такую же защиту, как кованая кираса, но воин в нем был намного более подвижным. На поясе мага висел недлинный изогнутый скимитар, тоже редкий для Фолгерка и земель, лежащих севернее. Меч в простых ножнах, лишенных почти всех украшений, кроме нескольких серебряных накладок, производил впечатление именно боевого оружия, а не парадной безделушки. Для конного боя оружие было самым подходящим, ибо благодаря своей кривизне клинок не рубил, а резал, оставляя жуткие раны. Ратхар, знавший толк в этом, оценил выбор чародея, хотя не был уверен, насколько хорошо маг владеет клинком, ведь большинство посвященных в чародейское искусство считали простую сталь чем то едва ли не неприличным, не подобающим магу. Как и Ратхар, чародей вооружился еще и кинжалом, рядом с которым на поясе его в петле висел короткий резной жезл из кости. Назначение этого предмета наемнику было неизвестно, да и никто из всего войска не мог бы назваться особо сведущим, но, вероятно, это был предмет из чародейского арсенала Тогаруса.

— Воины, — Тогарус остановился перед строем солдат, внимательно смотревших на чародея со смесью почтения и недовольства, ибо многие считали, что им придется опекать мага, едва ли привычного к сражениям. — Нам пора отправляться в путь, и быть может, для многих этот поход будет последним. Я не буду говорить много и цветисто, скажу лишь, что отныне вы держите в своих десницах судьбу королевства. Нам предстоит поход в самое логово врага, туда, где на стороне эльфов будет сражаться сам лес, и я верю, что вы, воины, не раз доказывавшие свою отвагу и мастерство, сможете совершить то, чего от вас ждем мы все. Вам придется совершить почти невозможное, пробравшись в эльфийские леса и затем вернувшись оттуда, но если вы сможете сделать это, ваши имена навеки останутся в легендах. Я верю в вас. — Тогарус обернулся к Ренгарду: — Пора. Командуй, сотник!

— Отряд, по коням, — рявкнул сотник, первым взмывая в седло, легко и стремительно, словно семнадцатилетний юнец, а не покрытый множеством шрамов ветеран. — Выступаем!

Выстраиваясь в колонну по двое, отряд двинулся прочь из лагеря, на север, туда, где темнел древний эльфийский лес. Когда они проезжали мимо костров, вокруг которых сидели свободные от службы воины, солдаты вскакивали, а многие даже отдавали честь. Немногие в отряде Тарда знали о миссии, с которой отбывали их товарищи, но уже одно то, что воины не бежали на юг, а смело шли на север, навстречу по-прежнему жаждущему человеческой крови врагу, говорило о многом. Никто не желал им удачи, не произносил напутственных речей. А воины, возглавляемый Тогарусом, бок о бок с которым ехал смотревший прямо перед собой фолгеркский сотник, чувствуя на себе сотни взглядов, неосознанно подравняли строй, как на параде. Такими они и запомнились остававшимся в лагере солдатам, сосредоточенные, молчаливые, прямо сидящие в седлах, не поворачивая голов и не оглядываясь.

Граф Тард, оставшийся возле своей палатки, долго еще смотрел вослед исчезавшим за холмами всадникам. В душе он понимал, что задуманное ими предприятие обречено на неудачу, ибо лишь в древних легендах отважный и чистый сердцем рыцарь мог пробраться во вражескую крепость, чтобы выкрасть оттуда похищенную даму сердца. В жизни все было не так, и граф, много раз игравший со смертью на поле боя, знал об этом лучше многих. И все же Трад также понимал, что это единственный шанс поспорить с той страшной силой, которую поставили себе на службу эльфы. Отныне исход войны и участь его родины целиком зависели от горстки храбрецов, возглавляемых чародеем.

— Полагаю, ваша светлость, пора и нам сниматься с лагеря, — раздался за спиной графа сдавленный голос. Виконт Бальг, оставшийся с главными силами, тоже не мог спокойно наблюдать, как уходят на север храбрецы, рискнувшие потягаться со всей мощью И’Лиара. — Эльфы не будут ждать нас.

А граф все смотрел туда, где исчезли за холмами направившиеся на север всадники. Красиво, подумал Тард, который, что скрывать, больше всего хотел бы сейчас быть там, среди этих сорока храбрецов, идущих навстречу смерти. Поход обреченных, мысленно усмехнулся граф. Да пожалуй, именно так назвали бы это придворные менестрели, и как хотелось, чтобы в своих героических балладах произнесли они, воспевая героев, и имя Тарда. Он был рыцарем, и жаждал погибнуть так, чтобы о его смерти помнили, и десятки лет спустя ставя его в пример, как эталон доблести, отваги и благородства.

Чаще, впрочем, смерть приходила к его братьям-рыцарям, иначе, воплотившись в пущенную в спину стрелу, или направляемую сиволапым крестьянином, впервые в жизни взявшим в руки оружие, пику, вонзающуюся в живот. Не в кольце врагов, на поле великой битвы, а валяясь в грязной луже с выпущенными наружу кишками или размозженной головой встречали смерть многие, погибнув в проклятой всеми богами глуши. И миннезингеры не пели о том, как пали они, незваными гостями явившись в чужую страну.

И Тард понимал, что скорее и сам он разделит их участь. Никто не заметит, как и где погибнет он, и никто не возвеличит его, уравняв с великими героями древних времен. Что ж, не важно, как ты принял смерть, решил рыцарь, главное, чтобы она не была напрасной, а это уже зависит от самого себя. И сейчас граф Тард знал, во имя чего погибнет он. Враг, древний, жестокий, немыслимо коварный, грозил его родине. Там тысячи беззащитных крестьян, непривычных к войне, их жены и малые дети ждали его и тех воинов, что шли вместе с графом, там надеялись, что защитники явятся, чтобы встать на пути нелюди, несущей с собой разорение и смерть. Они верили, что помощь придет, и не стоило разрушать их надежды.

— Да виконт, пора в путь, — наконец прервал неприлично затянувшееся молчание граф, поняв, что Бальг уже несколько минут ожидающе смотрит на него. — Поспешим, друг мой, ибо проклятые эльфы не станут ждать нас. Они жаждут отмщения, возмездия за свои поражения, жаждут крови людей. И мы пока еще в силах заступить им путь. Выступаем через час, пусть к этому времени все будут готовы. — Граф вздохнул и невесело усмехнулся, взглянув на Бальга: — Мы возвращаемся в Фолгерк, чтобы принять там последний бой. И это хорошо, ведь даже если мы все падем, то не в чужом краю, как захватчики, а защищая свою родину. Но выше голову, виконт, ведь мы еще живы, — воскликнул Тард. — И, клянусь, немало эльфов обагрят своей кровью наши клинки, прежде чем смерть заберет нас!

Глава 5. Не ведая боли, не зная пощады

Бургомистр Скарвен проснулся посреди ночи от смутного беспокойства. Резко открыв глаза, он некоторое время прислушивался к происходящему вокруг. В опочивальне было тихо, за дверью тоже не раздавалось ни звука, и даже скрипа половиц под осторожными шагами слуг не уловил чуткий слух градоправителя. Но все же ощущение близкой опасности, прежде вовсе не свойственное ему, не покидало Скарвена, и тот, осторожно встав с постели, подошел к узкому стрельчатому окну.

Особняк нынешнего градоправителя, не самый роскошный в городе, но и не уступавший жилищам иных торговцев и дворян, поселившихся в Эстреде, приграничном городке, стоявшем в нескольких десятках миль от эльфийских земель, располагался почти в самом его центре. Из опочивальни бургомистра отлично была видна ратуша, где ныне Скарвен ежедневно возглавлял городской совет, собиравшийся для решения множества важных и не очень дел, касавшихся судьбы города. Герцог Майл, сеньор Эстреда, уходя на войну во главе городского ополчения и своей дружины, передал в руки совета, в который вошли самые уважаемые и богатые горожане, всю полноту власти вплоть до своего возвращения. И Скарвен, будучи лишь не самым состоятельным купцом, одним из многих в этом городе, безмерно гордился оказанной ему честью, стремясь полностью оправдать надежды герцога.

Жилище бургомистра располагалось не возле самой ратуши, поэтому из окон был заметен только шпиль, здание же, внушительная постройка из красного кирпича с узкими стрельчатыми окнами, было скрыто за стенами окружавших дом Скарвена особняков, где жили самые состоятельные горожане. Обнесенные сложенными из камней стенами, которые прорезали единственные ворота, дома походили на маленькие крепости, да таковыми, в сущности, и являлись. Из-за стен поднимались только кроны деревьев, почти целиком скрывавшие сами дома, так, что можно было разглядеть разве что черепичные крыши.

Едва взглянув в окно, Скарвен понял, что случилась беда. Ратуша так же высилась над обступавшими ее домами, но на сей раз она была озарена багровыми отблесками, которые мог породить только пожар. Город горел, и, кажется, еще никто ничего не успел заметить, поскольку из-за стен не было слышно обычного в таких случаях шума. Набат, висевший на шпиле ратуши, который должен был известить город о случившейся беде, тоже молчал.

Скарвен не мог понять, какая точно часть города горит, поскольку видел лишь отсвет от пожара. Скорее всего, пламя охватило рыночную площадь, где множество складов, амбаров и торговых лавок были построены из дерева, в отличие от большинства других зданий, сложенных из камня и не боящихся огня. Именно из-за этого пожары в Эстреде были редкостью, и большого ущерба не наносили.

— Господин, — позади Скарвена распахнулась дверь, и в покои осторожно вошел старый слуга, державший в руках шандал со свечами. — Господин, беда, город горит. — Слуга искал взглядом бургомистра, в первый миг не сообразив, куда же тот мог исчезнуть из постели в такой час.

— Рынок горит? — резко спросил Скарвен, отвернувшись от окна и вопросительно уставившись на старика-дворецкого. От неожиданности слуга, только сейчас заметивший своего хозяина, вздрогнул, едва не выронив подсвечник. — Почему не бьют в колокола?

И точно в этот момент гулко ударил большой набат, поднимая мирно спавших горожан. Мерные удары разносились над ночным Эстредом, будя всех. За все время существования города колокол бил едва ли несколько раз, предупреждая о нашествии врага или, как ныне, о пожарах, которые хоть и редко, но случались. Вслед за ударами послышались взволнованные крики бежавших в сторону пожара людей, должно быть, городской стражи, которая кроме прочего должна была бороться с огнем. Скарвен еще подумал, что если горят склады возле рынка, то так могут пропасть запасы зерна и иной провизии, предназначенной для снабжения королевской армии, воевавшей на севере. С некоторых пор его городок стал перевалочной базой, откуда направлялись к войску обозы, сюда же порой привозили раненых воинов. Именно из-под Эстреда направлялись на войну с гордыми и надменными эльфами и полки под королевскими знаменами несколько месяцев назад.

— Ваша милость, горят дома возле северных ворот, — быстро ответил слуга. — Вспыхнули быстро, ровно свечки. Кто там был, говорят, так и сгорели заживо, выбраться не успели.

— Вспыхнули, — фыркнул Скарвен. — Они ж каменные, как такое может быть? Может, кто поджег?

— Не ведаю, господин, а только беда пришла, — произнес слуга с затаенным страхом. — Пока люди опомнятся, полгорода заполыхает.

— Кто сообщил о пожаре?

— Там, внизу, десятник стражи вас ожидает, — последовал торопливый ответ. — Он и весть принес.

Спустившись в гостиную, Скарвен, по пути успевший набросить на плечи камзол, увидел переминавшегося с ноги на ногу человека в мундире эстредской стражи. Заметив градоначальника, десятник учтиво поклонился:

— Господин, — быстро заговорил стражник, старавшийся держаться с достоинством, подобающим военному человеку. — Пожар возле ворот. Горят казармы и еще несколько домов рядом. Вспыхнули в мгновение ока, точно маслом облитые. Наши люди уже там, пытаются погасить огонь, из окрестных домов всех обывателей выгнали подальше, чтобы не мешали.

— Сопроводи меня, — бросил Скарвен стражнику, выходя из дома, как был, в ночной рубашке и наброшенном камзоле. Десятник кинулся за ним следом.

Всего в Эстред вели два пути — с юга и с севера, причем с севера город охватывала река, и попасть в ворота можно было только миновав мост. Мост представлял собой надежное каменное сооружение, и не был подъемным, как иной раз делалось в некоторых крепостях. Город был и без того довольно надежно защищен. Город стоял на самой границе с эльфийскими лесами, и те, кто возводил его в стародавние времена, позаботились о безопасности жителей.

Каменная стена высотой почти в десять саженей, окруженная глубоким рвом и усиленная множеством дозорных башен и бастионов, стала бы почти непреодолимой преградой для любого врага, по крайней мере, для того, чтобы взять Эстред, понадобилось бы немало времени и огромные жертвы. Потому в лишних фортификационных ухищрениях не было нужды. У южных ворот через ров также был перекинут мост, правда, деревянный и не столь прочный, но и он тоже не был подъемным, хотя, при необходимости, этот мост легко можно было поджечь.

Сейчас, если верить стражнику, пламя полыхало у северных ворот, там, где располагались казармы небольшого гарнизона, защищавшего город. С той поры, когда началась война, и большая часть способных сражаться мужчин присоединилась к королевской армии в походе против Перворожденных, пара сотен стражников, наемники, в том числе и сами горожане, те, кому ратная служба была больше по душе, чем мирное ремесло, охраняли укрепления и прилегающие к Эстреду земли. Этого числа воинов должно было хватить на случай появления эльфов, единственного врага, угрожавшего северному Фолгерку, крупнейшим городом которого и был Эстред.

Градоначальник бежал по окутанным мраком улицам, тяжело дыша и едва поспевая за поджарым, жилистым десятником. Приближаясь к месту пожара, Скарвен, наконец, увидел взвившееся ввысь пламя. Казалось, там горело нечто вроде земляного масла, добываемого гномами, но никак не каменные дома и казармы, в которых почти не было пищи для огня.

Навстречу бежавшему бургомистру попадались перепуганные горожане, покинувшие свои жилища. Они также не были одеты, поскольку еще только приближался рассвет, и тревога подняла их из постелей. Люди просто спешили уйти подальше от опасности, с трудом соображая, что происходит.

Скарвен с десятником почти уже добрались до горевших домов, когда небо за их спинами озарила яркая вспышка. Обернувшись, бургомистр увидел, как над южными воротами, точно за ратушей, шпиль которой отчетливо был виден на фоне огня, поднялся столб пламени.

— Что же творится, — воскликнул Скарвен, прикрывая глаза рукой. — Кто-то поджигает город?

— Возможно, нападение эльфов, — предположил десятник, в голосе которого, в прочем, уверенности было мало. — Нужно поднять гарнизон и идти на стены!

— Нападение? — переспросил градоправитель. — Верно, кажется, словно бьют катапульты. Неужели эльфы сумели протащить их сюда?

Стражник не успел ответить, поскольку именно в этот момент из переулка выскочил какой-то человек, по виду казавшийся обычным городским нищим. Он был одет в неописуемые лохмотья и опирался на сучковатую палку, хотя бежал сейчас так быстро, что было непонятно, зачем ему вообще нужен посох.

— Беда, беда, спасайтесь, — оборванец кинулся к Скарвену, схватив того за воротник. В глазах нищего был ужас и безумие, будто у бесноватого. — Все спасайтесь! Ужас с небес, небесный огонь!

— Эй, ты, пошел прочь, — десятник оттолкнул нищего от опешившего бургомистра, наградив его хорошим подзатыльником. — Проваливай, голодранец!

А Скарвен, уже не обращая внимания на старого нищего, глядел в небо, где мелькали странные тени. Нечто большое, отчетливо выделявшееся на фоне звездного неба, почти безоблачного, промчалось как раз над головой градоправителя, а затем шпиль ратуши окутало пламя. Казалось, в башню ударила струя огня, который ворвался в окна для того, чтобы спустя миг вырваться вновь, но уже через двери. Площадь перед ратушей залила волна пламени, и Скарвен увидел, как несколько человек, бежавших в этот момент по площади, поглотил огонь, в мгновение ока обратив их в пепел. И в свете огня Скарвен увидел парящее над домами, на высоте каких-то полсотни ярдов, существо, в реальность которого он сперва не смог поверить. Над городом, широко распластав могучие крылья, летел настоящий дракон.

Крылатый змей, точно явившийся из древней легенды, заложил над городом лихой вираж, и, оказавшись точно над рыночной площадью, выдохнул вниз еще одну струю огня, от которого моментально вспыхивали многочисленные склады и стоявшие рядом дома. Огненный вихрь, сметая все на своем пути, прошелся по жилым кварталам, и Скаврен видел, как камень, из которого были сложены дома, стал плавиться от сильнейшего жара.

— О боги, — выдохнул застывший от удивления стражник. — Этого не может быть. Ведь это же настоящий дракон!

— Нужно бежать из города, — Скарвен вдруг понял, что дракон, откуда бы он ни явился, устроил пожар возле обоих ворот для того, чтобы запереть всех жителей в каменном кольце крепостных стен, а затем, уже не спеша обратить город вместе со всеми обывателями в пепел. Сейчас не время было думать, откуда взялось это создание, и почему оно с такой яростью и жестокостью уничтожало город, жители которого в большинстве своем даже не подозревали о существовании таких чудовищ. — Спасаемся, иначе все здесь сгорим!

Десятник, едва услышав слова Скарвена, со всех ног бросился прочь, в миг забыв о бургомистре. Вместе с ним по широкой улице бежали еще люди, простые горожане и несколько стражников. Над головой оставшегося неподвижно стоять посреди мостовой бургомистра что-то прошелестело, обдав Скарвена тугой волной воздуха. А мгновение спустя в спины бегущим в панике людям ударил огненный сгусток. Самые расторопные пытались укрыться в переулках, спастись от огня, но пламя затекало в самые укромные щели, выжигая все дотла.

Три дракона летали над городом, один за другим снижаясь до самых крыш и обрушивая на все, что было на земле, струи огня, перед которым не мог устоять даже камень. Кажется, особое удовольствие им доставляло сжигать охваченных паникой эстредцев, истошно вопивших и бежавших по темным улицам, еще не вполне понимая, что творится вокруг. Но и опустевшим домам тоже изрядно досталось. Полыхало уже почти полгорода, вспыхнувшие в разных частях Эстреда пожары сливались воедино, образуя настоящее море огня.

В этом хаосе метались в поисках спасения люди, бросаясь из стороны в сторону, но всюду натыкаясь на огонь. Паника охватила всех, каждый думал лишь о собственном спасении, не замечая ничего вокруг себя. Люди сбивали друг друга с ног, затаптывая и калеча, и пронзительно кричали, тщетно взывая о помощи.

Скарвен, кинувшись в узкий переулок, сумел спрятаться от охотившегося за охваченными ужасом людьми дракона, который, казалось, забавлялся, поодиночке истребляя горожан. Бургомистр направился к северным воротам, надеясь, все же выбраться из ловушки, в которую теперь обратились крепостные стены, которые должны были защищать город. Огонь полыхал у обоих ворот, но на юге, в этом сомнений не могло быть, мост, ведущий из города, был уже разрушен, и потому оставался лишь один путь к спасению.

К северным воротам бежали многие горожане, и в паре кварталов от выхода из города люди, собравшиеся здесь из доброй половины города, образовывали настоящий поток. Сотни ошеломленных происходящим, перепуганных до такой степени, что уже перестали ощущать страх, горожан, сбивая друг друга с ног и нещадно затаптывая нерасторопных, рвались к спасению. Но смерть, бесшумно скользившая над городом на перепончатых крыльях, подстерегала их именно здесь.

Поток огня обрушился на исходящую ужасом толпу, обращая людей в прах. Бургомистр, бежавший наравне со всеми и пару раз уже едва не попавший под ноги обезумевших своих подданных, видел, как вспыхивали, словно свечи, люди, в мгновение ока распадаясь невесомым прахом. Скарвен упал на мостовую, закрыв голову руками, и ощутил затылком волну сильнейшего жара, от которой стали тлеть волосы, а кожа покрылась волдырями, будто от прикосновения к раскаленному железу. Воздух нагрелся до такой степени, что дышать стало невозможно, без того, чтобы просто сжечь легкие. Некоторые люди, едва сделав вдох, падали замертво, не выдерживая жар драконьего огня, от которого, казалось, влажный ночной воздух обращался в пламя.

И все же ворота были очень близко, в нескольких десятках шагов, которые можно было преодолеть за пару мгновений, ибо страх подстегивал людей, придавая им силу. Несколько десятков шагов по огненному туннелю, в который превратилась широкая улица, отделяли людей от спасения, от возможности вырваться из пылающего кошмара. И те, кто выжил, избежав пламени крылатого змея, вскакивали на ноги и вновь бежали вперед, вкладывая в этот рывок все силы.

Дракон, сделав большой круг над домами, большинство из которых уже горели, вновь направился к воротам, возле которых билась в приступе ужаса человеческая масса. Люди появлялись из узких переулков, из подворотен и ближайших домов, и бежали к воротам, сбиваясь перед ними в плотный ком. И дракон вновь нацелился на толпу, приготовившись обрушить на них всесокрушающее пламя, перед которым равно не могли устоять ни камень, ни человеческая плоть.

Но в агонизирующем городе нашлись еще люди, способные держать себя в руках, люди, готовые дать отпор даже такому могучему, воистину непобедимому врагу. На одной из надвратных башен группа стражников споро развернула тяжелую баллисту, заряженную толстым коротким копьем, нацелив ее на пролетавшего в нескольких ярдах от стены дракона. В тот момент, когда змей уже был готов изрыгнуть пламя, один из стражников рванул спусковой рычаг, и окованный стальными полосами дротик с гулом сорвался в небо, спустя миг ударившись в чешуйчатый бок дракона.

Едва ли снаряд смог хоть поцарапать крылатого монстра, чешуя которого способна была выдержать еще и не такой удар, но дракон, взбешенный тем, что кто-то осмелился посягнуть на него, развернулся и пустил струю огня по башне, сметя с боевой площадки, венчавшей ее, всех, кто оказался там в этот миг. Башня окуталась пламенем, которое затекало внутрь, выжигая все на своем пути, испепеляя оказавшихся в башне стражников.

А по гребню стены, по шедшему вдоль ее внутренней стороны навесу бежали еще воины. Вскидывая тяжелые арбалеты, они обрушили на вьющегося над башней дракона град болтов, бессильно ударявшихся о его чешую, и отскакивавших прочь. Взмахнув крыльями так сильно, что волна воздуха заставила стражников упасть на колени, дракон поднялся вверх, на мгновение неподвижно зависнув, и выдохнул тугую струю огня, пройдясь вдоль стены. Храбрецы, пытавшиеся сразить могучее создание, даже не успели понять, что умирают, ибо гибель их была быстрой. Лишь пылающие комки плоти и плавившейся стали падали вниз, под стену.

Стражники, даже в такой ужасный миг не забывшие о воинской чести и о своем долге, погибли, но смерть их не была напрасной. Тех мгновений, которые понадобились дракону, чтобы расправиться с людьми, хватило горожанам для того, чтоб добраться до самых ворот. Несколько человек уже снимали тяжелый засов, запиравший ворота на ночь, другие уже наваливались на тяжелые створки, распахивая их. В узкую щель протискивались люди, давая друг друга, отталкивая от спасительного прохода. А дракон, с высоты своего полета заметивший суету двуногих на земле, возвращался, но горожане, рвавшиеся к спасению, не замечали ничего.

— Нужно навести порядок, иначе они передавят сами себя, — бургомистр схватил за кольчужный рукав стражника, затесавшегося в толпу. Парень выглядел неважно, каска сбилась на бок, по лицу текла кровь, но, главное, на ногах он держался твердо. Воин, кажется, признал градоправителя, поскольку не пытался вырваться или, того хуже, схватиться за клинок. — Собери всех солдат, оттесните людей от ворот и пропускайте столько, чтобы они могли протиснуться в проем без сутолоки. Бабы с детьми пускай первыми идут.

— Слушаюсь, — стражник кивнул и скрылся в толпе, через миг вернувшись уже в сопровождении еще полудюжины крепких мужиков в кольчугах и при кордах в кожаных ножнах. — Не напирайте! Не давите, отойдите от ворот! — Рык стражников разнесся над толпой, заставив людей на миг замереть, но тут же они вновь ринулись к воротам. Сверкнула сталь, и несколько горожан упали на камни мостовой, зажимая руками кровоточащие раны.

— Соблюдайте порядок, не напирайте, — надрывались солдаты, сжимавшие в руках обагренные кровью клинки. Вид обнаженного оружия и запах близкой смерти чуть умерил пыл толпы, и команды стражников стали доходить до сознания людей.

— Быстрее, быстрее, — бургомистр, стоявший возле самых ворот, подгонял бегущих из города людей, следя при этом, чтобы они не создали затор, преградив путь тем, кто шел следом.

Вместе со Скарвеном управлять спасением горожан остались еще несколько человек, в том числе и пара стражников, прибежавших сюда из своих домов. Они были без доспехов, даже не одеты, но что-то в лицах и повадках этих мужчин заставляло горожан подчиняться, и бургомистр только удивлялся, как всего два человека ухитряются так ловко руководить толпой из добрых трех сотен насмерть перепуганных людей, казалось, не замечающих никого и ничего возле себя.

— Осторожно, — раздались крики в толпе. — Берегись! Дракон! — Кто-то заметил атаковавшего монстра, и масса людей, подхватив этот вопль, кинулась вперед, сметя жидкий заслон из стражи.

Скарвена словно волной вынесло из ворот за пределы города. Бургомистр, для своих лет крепкий и подтянутый, еще мог бежать наравне со всеми, и только это спасло его, поскольку многих людей, двигавшихся чуть медленнее, просто потоптали. Градоначальник уже бежал по мосту, когда в спину ему ударила волна жара и истошные крики заживо горевших людей. Кто-то толкнул Скарвена в спину, и он повалился лицом вниз, только и сумев закрыть руками голову. Возле лица мелькнули чьи-то сапоги, а затем рядом упал еще один человек. Скарвен видел, как по его спине бежали обезумевшие горожане, и несчастный только вскрикивал от боли, а затем затих, когда подкованные каблуки опустились на его голову.

Скарвен все же поднялся, сбросив с себя тело какого-то бедолаги, и двинулся прочь от стены, направившись к невысокому холму, который огибала ведущая в город дорога. По полю, примыкавшему к крепостным стенам, бежали, шли, или вовсе медленно брели люди, немногие, кому удалось вырваться из разверзшегося за их спинами ада. Каждый миг они ожидали нападения драконов, озираясь и вглядываясь в небо. Но крылатые змеи, вместо того, чтобы разделаться с людьми, которые теперь были абсолютно беззащитны, не имея даже возможности укрыться где-нибудь, продолжали поливать огнем гибнущий город. Они сделали несколько кругов, изрыгая струи пламени, а затем вдруг взмыли ввысь и, пронесшись над идущими по полю горожанами, закричавшими от ужаса и бросившимися врассыпную, исчезли в сплошном покрывале принесенных северным ветром низких облаков.

Бургомистр, взобравшись на холм, обернулся и взглянул на город. Его родной Эстред, город, которому Скарвен отдал многие годы своей жизни и немало сил, преумножая его богатство, погибал. Над крепостными стенами не возвышалась больше ратуша, разрушенная огнем. Черный тяжелый дым густыми клубами поднимался вверх, образуя над городом темное облако, сливавшееся где-то в вышине с серой пеленой, затянувшей небо. Пожары, лишенные в каменном городе пищи, угасали, но разрушения были такими, что теперь оставалось лишь одно — снести все внутри кольца стен и возвести город заново.

На равнине собирались горожане, немногие, кому удалось спастись. Как прикинул Скарвен, выбраться из огня удалось хорошо, если каждому десятому из числа прежнего населения. Люди устало опускались на покрытую росой траву, склоняя головы. Где-то голосили женщины, раздавались сдавленные крики и брань мужчин, бессильно потрясавших кулаками, будто грозя кому-то, навзрыд плакали дети, потерявшие родителей. За одну ночь эти люди лишились всего, что имели, лишились крова и оказались теперь беззащитными перед любым врагом.

— Слушайте, — Скарвен встал, гордо выпрямившись и обведя взглядом толпу. — Слушайте все! Сегодня мы лишились многого, лишились почти всего, чем владели. Каждый из вас, будь то купец, высокородный дворянин или простой слуга, потерял все, но мы сами живы, а потому не нужно отчаиваться. Город разрушен, но у вас остались ваши руки, а потому мы все общими усилиями возродим Эстред вновь. Все мы, невзирая на титулы, происхождение и былое положение будем трудиться бок о бок, дабы вернуть то, что потеряли сегодня. Мы начнем прямо сейчас, — возвысил голос бургомистр, с удивлением поняв, что стоящий кругом многоголосый гул как-то сам собою утих. — Нужно вернуться в город, потушить пожары и разобрать завалы. Возможно, еще кто-то выжил, но не смог выбраться и сейчас ожидает помощи. Не будем отчаиваться, друзья. Сейчас время не для скорби, а для действий! Забудьте о мертвых и думайте лишь о том, как помочь живым!

Не сразу прочувствованная речь Скарвена достигла сознания еще не оправившихся от шока людей, но с каждым новым произнесенным словом все больше горожан стряхивали с себя сковавшее их безразличие, поднимая головы. Жители столь стремительно погибшего Эстреда, еще несколько минут назад подавленные, готовые впасть в отчаяние, с надеждой смотрели на бургомистра, в голосе которого слышалась уверенность и сила. И они начинали верить, что смогут вернуть то, что считали уже безвозвратно потерянным.

— Да, верно, — раздались возгласы в толпе. — Скорее за дело!

Скарвен устало вздохнул, оглядывая окружившую его толпу. Работа предстояла немалая, весь город нужно было возводить заново, но люди воодушевились, не стали впадать в отчаяние, и это значило, что к возвращению короля удастся хоть немного уменьшить ущерб. И лишь только одного опасался бургомистр, украдкой глядя на небо — возвращения кошмарных чудовищ, в одну короткую ночь истребивших целый город.


Остатки королевской армии, поверженной на Финнорских равнинах, те немногие воины, которые уцелели в огненном аду и потом, покидая земли И’Лиара, избежали эльфийской стали, вступили в пределы Фолгерка. Граф Тард, верхом следовавший во главе колонны, остановил коня возле межевого столба и обернулся, окинув взглядом вереницу воинов, конных и пеших, устало шагавших по равнине. За те дни, что они провели в походе, отряд с нескольких сотен увеличился почти до двух тысяч солдат. Отдельные отряды, числом от полдюжины до полусотни человек, постоянно присоединялись к Тарду, и потому к границе подошла уже небольшая армия. Правда, отряд понес и некоторые потери, причем не только от эльфийских стрел. На следующее утро после того, как Тард и королевский чародей расстались, двинувшись в разные стороны, обнаружилось, что из лагеря исчезли все гномы. Три дюжины бородачей, все, что осталось от их отряда, сражавшегося бок о бок с людьми с первых дней войны, словно провалились сквозь землю, прихватив с собой, однако, все свое снаряжение и некоторый запас провизии.

— Что ж, — заметил тогда граф, выслушав сбивчивый доклад одного из десятников. — От них все равно было бы немного проку, а так даже лучше, ведь не придется платить им жалование, тем более что казна осталась где-то на поле битвы. Так что не стоит беспокоиться из-за того, что эта нелюдь, едва ощутив поражение, решила просто дезертировать, — решил Тард, махнув рукой.

Исчезновение гномов не сказалось на боеспособности войска, гораздо значительнее были потери, понесенные людьми от эльфийских стрел и клинков. За те несколько дней, что отряд добирался до границы, почти сотня воинов пала в стремительных схватках с летучими отрядами эльфов, немало солдат были ранены, и сейчас о них заботился единственный на все небольшое войско лекарь Витус.

Тард мог считать себя счастливчиком, ибо ему удалось избежать столкновения с главными силами эльфов, устремившимися на юг, словно прорвавший плотину горный поток, но небольшие отряды Перворожденных рыскали повсюду. Равнины по мере приближения войска к границе вновь сменились лесами, которые представлялись порой неким оборонительным рубежом, нарочно созданным эльфами вдоль границы с владениями людей. В этих густых зарослях, где дорогу порой приходилось буквально прорубать, и где еще в первые дни войны армия Фолгерка в стычках с передовыми силами эльфов потеряла не одну сотню воинов, Перворожденные беспрестанно атаковали продвигавшихся на юг людей. Небольшие отряды, по десять-пятнадцать лучников, устраивали засады на пути колонны фолгеркских воинов. Сделав пару точных залпов, эльфы мгновенно, не дожидаясь ответа людей, растворялись в густом лесу, и арбалетные болты, пущенные по ним, бесследно пропадали в густой листве, а на земле оставался десяток-другой смертельно раненых людей.

И все же потери были не так велики, чтобы серьезно ослабить боевой дух людей и мощь их армии. Когда леса вновь расступились, обозначая границу земель эльфов и людей, в Фолгерк вступили полторы тысячи воинов, измотанных переходом, но не утративших решимости биться до конца.

Походная колонна растянулась длинной змеей, ощетинившейся сталью. Усталые солдаты в запыленных доспехах размеренно шагали, подгоняемые редкими командами своих десятников и сотников. Они спешили, стремясь оказаться в Фолгерке до того, как эльфы начнут его опустошать, а потому шли очень быстро, на пределе человеческих возможностей. У каждого, кто был на Финнорской равнине, стояла перед глазами картина чудовищного разгрома армии, такое забыть было попросту невозможно, но почти никто из вернувшихся в свою страну воинов ни на мгновение не задумывался о том, чтобы просто бежать, бросив оружие. Каждый из сотен этих усталых мужчин жаждал боя, хотел его ничуть не меньше, чем движимые чувством мести эльфы.

В середине колонны, под охраной полусотни арбалетчиков и вдвое большего числа пикинеров, несколько дюжих молодцев несли собранный из подручных средств паланкин, в котором покоился король Ирван. К этому же отряду примкнули и прочие раненые воины, которым их товарищи уделяли особое внимание.

Несмотря на лечение мага и прошедшее немалое время Ирван был все так же плох. Фолгеркский государь, от которого ни на шаг не отходил Витус, прилагавший все усилия для лечения короля, так и не пришел в себя, весь путь пребывая в забытьи. Лекарь хлопотал вокруг него, используя все средства, какие только мог, но его попытки ни к чему не привели, хотя ожоги, нанесенные горячим дыханием драконов, и начали затягиваться.

Сотня всадников, вся кавалерия, что была в распоряжении Тарда, разбившись на пятерки и десятки, двигалась по обе стороны от колонны пехоты, а часть всадников опережала основные силы, разведывая путь. Таким образом граф пытался обезопасить своих людей от внезапной атаки эльфов, в особенности от их кавалерии, которая на равнине могла нанести немалый урон неповоротливой пехоте.

Сам граф вместе с десятком воинов двигался верхом в голове колонны. И когда впереди показалось селение, то он был одним из первых, кто увидел столбы дыма над крышами домов.

— Село горит, — воскликнул молодой адъютант Тарда, указывая закованной в броню десницей на пылающую вдалеке деревеньку. — Нужно им помочь, пока не выгорело все!

— Придержи коня, — бросил ему граф, пристально вглядываясь в скопление изб в нескольких сотнях шагов перед ними. — Я не вижу, чтобы кто-то пытался тушить пожар. Село выглядит покинутым, даже собак не слышно.

— Верно, — заметил Бальг, находившийся весь поход при графе и сейчас остановившийся по левую руку от него. — Кажется, там вообще нет людей. Это выглядит подозрительным… и опасным, — помедлив, добавил молодой рыцарь, положив руку на эфес меча.

— Альт, — обратился граф к адъютанту. — Полсотни всадников сюда. Нужно выяснить, что там происходит. Мне не нравится все это.

Настегивая коней, пять десятков всадников приблизились к поселку, обнимая его с двух сторон. И оказавшись достаточно близко, все увидели лежавшие на пути тела. Судя по всему, здесь было все населения не особо большой деревеньки. Все эти несчастные, мужчины, женщины, дети, были сражены стрелами, вонзавшимися глубоко в плоть.

— Оружие к бою, — скомандовал граф, и воины, подчиняясь приказу, вытягивали из ножен клинки и взводили арбалеты. Граненые наконечники болтов нацелились на окна и распахнутые двери ближних домов. — Будьте осторожны, нас может ждать засада.

Отряд медленно вошел в деревню. Воины в напряжении осматривались, каждый миг ожидая нападения, но из пустых домов не летели стрелы и казалось вовсе, что в поселке нет ни единой живой души. Тишина действовала угнетающе, единственным звуком было лишь карканье ворон, уже вовсю лакомившихся свежей мертвечиной. При появлении людей стервятники лишь отлетали на несколько ярдов от облюбованной добычи, чтобы потом, когда живые окажутся далеко, вновь вернуться к пожиранию мертвых.

Граф озирался по сторонам, и всюду взгляд его натыкался на трупы. Точно на пути Тарда на земле лежала молодая женщина, пытавшаяся своим телом прикрыть ребенка. Оба так и остались здесь, пригвожденные к земле длинной стрелой, белое оперение которой трепетало на ветру. Чуть дальше обвис пришпиленный полудюжиной стрел к бревенчатой стене амбара кряжистый мужик, заросший бородой по самые глаза. У ног его валялся обычный дроворубный топор, покрытый запекшейся кровью.

— Проклятые эльфы, — с ненавистью воскликнул Бальг. — Добрались уже и сюда!

— Уверены, что это эльфы, виконт? — спросил граф, глядя по сторонам. — Такое мог сделать кто угодно.

— Кто, ваша милость, может горные гоблины? — Виконт зло усмехнулся: — Это точно дело рук эльфов. Мне не впервой видеть такое, милорд, — глухо ответил сжавший зубы от ярости Бальг. — Это их излюбленная тактика. Они сперва незаметно окружают селение, затем горящими стрелами поджигают дома, а когда люди выскакивают наружу, спокойно расстреливают их. Видите, сгорело всего несколько изб. Эльфы просто заставили жителей собраться там, чтобы потушить пожар, а сжигать все село они не собирались.

— Как вы полагаете, они могли затаиться здесь?

— Едва ли, — пожал плечами Бальг. — Отряд, учинивший такое, не был многочисленным, от силы четыре десятка воинов, и то легковооруженных. Если они знали о нашем приближении, то наверняка уже убрались подальше, ведь от всадников далеко им не уйти, если мы наткнемся на них. Эльфы знают, что за такое люди будут мстить, жестоко и беспощадно, и не станут испытывать судьбу. Нет, — помотал головой виконт. — Нам нечего опасаться, я уверен.

Войско длинной колонной втягивалось в разоренный поселок. Над толпой воинов, увидевших тела и следы пожара раздались проклятья. Открывшаяся взорам солдат картина никого не оставили равнодушными, и даже наемники, чьи сердца за годы непрерывных сражений, казалось, успели огрубеть, не смогли сохранить хладнокровие.

— Дамерт, — граф окликнул одного из сотников. — Нужно отрядить воинов, чтобы похоронить этих несчастных, как положено. Будьте осторожны, здесь могут скрываться эльфы. — Все же Тард, несмотря на заверения виконта, решил, что излишняя осторожность в такое время не помешает.

— Слушаюсь, милорд, — отдал честь офицер. — Скажите, как давно это случилось?

— Думаю, на рассвете, — неуверенно предположил граф.

— Значит, эти выродки не могли уйти далеко? Позвольте поискать их следы, — неожиданно попросил сотник. — Может, удастся догнать тварей и поговорить с ними по душам. За то, что они сделали здесь, мы заживо сдерем с них кожу!

— Даже и не думай, — отрезал Тард. — Мы явились сюда не для того, чтобы гоняться по лесам за горсткой эльфов. Их армия, быть может, опережает нас всего на пару дневных переходов. Ты видишь, что сотворил небольшой отряд с этим несчастным селением, так представь, какие реки крови прольют они, оказавшись вгустонаселенных землях. Отомстить мы успеем, я могу тебе обещать, но сейчас забудь о возмездии. Время придет позже, и все мы утолим жажду крови, что сжигает нас теперь.

Отряд, не задерживаясь в поселке дольше, чем понадобилось, чтобы предать земле погибших, двинулся дальше. Воины, увидевшие, на какие зверства способны их враги, теперь были переполнены яростью. Раньше, на полях сражений, шансы противников были равны. Воины бились с воинами, и в живых оставался тот, кто точнее стреляет и тверже держит меч, но расправа над простыми крестьянами, никак не имевшими отношения к войне, противоречила неписаному кодексу чести солдат. Во все времена тот, кто считал себя настоящим воином, считал недостойным убивать тех, кто не способен всерьез постоять за себя, и тех выродков, которые с охотой расправлялись с мирным населением, презирали их товарищи. Эльфы же нарушили неписаные законы войны, и теперь в бою их ждала лишь смерть, ибо ярость людей была сильна.


Линар зачерпнул горстью воды и с наслаждением выпил ее. Вода была холодной, от нее сводило зубы, но после долгой погони за раненым вепрем страшно хотелось пить, и быстрый лесной ручей, к которому вышли эльфы, был весьма кстати.

Отправившись на охоту, двое юношей, Линар и его приятель Эльмар, даже и подумать не могли, что раненый двумя стрелами зверь может так долго бежать. Они удалились от своего селения почти на двадцать лиг к тому моменту, как огромный вепрь упал замертво, потеряв много крови. Сейчас Эльмар как раз вырезал его страшные клыки, которые юные охотники с гордостью могли принести домой. Их можно было повесить на шею, как медальон, и тогда всякий видел бы, что они вовсе не неумелые молокососы, а ловкие и храбрые охотники. Такой трофей принес бы юношам уважение всех родичей, ведь не всякий способен справиться с опасным и сильным зверем.

Молодой эльф, еще даже не успевший пройти обряда посвящения, напился досыта, а затем отстегнул от пояса кожаную флягу, почти пустую, чтобы наполнить ее свежей водой. Он аккуратно положил на землю длинный охотничий лук и колчан с дюжиной стрел и нагнулся над водной гладью. И в этот самый миг рядом удивленно вскрикнул Эльмар.

Линар мгновенно вскочил, разворачиваясь и подхватывая лук. И он увидел, как Эльмар, вернее, его безжизненное тело, падает на траву возле туши кабана. Из груди эльфа торчал короткий черен арбалетного болта. А всего в полусотне шагов стояли два человека, и один из них сжимал в руках легкий арбалет, из которого и убил только что молодого охотника.

Линар не раздумывал, откуда взялись здесь люди, не задавался он и вопросом о том, что им здесь надо. Это были чужаки, враги, убившие его друга, и, нет сомнений, собирающиеся так же расправиться и с самим Линаром. Если уж люди оказались в такой дали от своих земель и войска, отступающего сейчас на юг, у них нашлись на то веские причины, и едва ли они станут оставлять свидетелей. И потому эльф, увидев их, просто натянул лук и послал в арбалетчика длинную стрелу.

Человек, не успевший увернуться самую малость, отлетел назад на несколько шагов. Древко, украшенное белыми перьями, торчало у него из бока, а не из груди, куда целился эльф. Но Линару уже было не до него, ибо второй чужак, высокий и седой, выхватив из ножен длинный клинок, огромными прыжками мчался к самому эльфу. Линар рванул из колчана новую стрелу, мгновенно накладывая ее на тетиву, и человек, поняв, что не успевает, размахнулся и метнул в эльфа свой меч.

Холодная сталь коснулась щеки эльфа, успевшего увернуться, но при этом выронившего лук. Линар почувствовал, как вниз по шее потекло что-то теплое. Но думать о ране было некогда, ибо человек, несмотря на надетые на него доспехи невероятно быстрый, уже был в считанных шагах от охотника. Эльф успел только выхватить из ножен длинный изогнутый кинжал, чтобы отразить выпад человека, тоже вооружившегося кинжалом.

Линар отпрыгнул в сторону, собираясь продемонстрировать человеку, на что способен ловкий молодой воин, не обремененный тяжестью доспехов, но противник эльфа не пожелал состязаться с ним в скорости, коротко размахнувшись и бросив кинжал. Узкий клинок вонзился эльфу в живот, и тело его пронзила резкая боль. Линар, выронив свое оружие, опустился на четвереньки, а человек уже шел к нему, вытаскивая из-за голенища сапога короткий клинок. Охотник, столь неожиданно для самого себя ставший чьей-то добычей, попытался встать, но тело не слушалось его, и последним, что смог запомнить эльф, было прикосновение железа к его горлу.

Ратхар спокойно вытер извлеченный из живота эльфа кинжал об одежду убитого. Он еще раз взглянул на тела своих жертв. Сразу было ясно, что это не воины, а просто эльфийские дети, вероятно, решившие поохотиться. Сейчас, после короткой схватки, наемник смотрел на них с жалостью, но холодный разум воина говорил, что убийство этих эльфов было необходимо. Да, сейчас люди напали первыми, а эльфы не представляли ни малейшей опасности. Но если бы они прошли мимо, эти охотники могли заметить потом следы, и тогда уже горстке фолгеркцев пришлось бы иметь дело с целой армией. Вернее, чтобы разделаться с четырьмя десятками людей, хватило бы и пары дюжин лучников, но это ничего не меняло. То, что сейчас произошло, оставалось единственно возможным для того, чтобы не обнаружить отряд раньше времени.

За спиной наемника раздался шорох, и он мгновенно обернулся, вскидывая меч и чуть приседая, чтобы, в случае опасности, отпрыгнуть в сторону, уходя от вражеских стрел. Но в этот раз на поляну выходили его товарищи. Десяток воинов, державших в руках обнаженные мечи и взведенные арбалеты, разбрелся по округе, осматривая тела убитых эльфов. Трое подошли к мертвому человеку, напарнику Ратхара, вместе с которым наемник отправлялся в разведку.

— Кайл, бедняга, — один из воинов тяжело вздохнул. — Так глупо погибнуть. — Он обернулся к Ратхару: — Эльфов было только двое?

— Да, двое, — коротко ответил наемник. — Простые охотники.

Несмотря на попытки успокоить себя тем, что убитые им эльфы, сумей они спастись, подняли бы тревогу, поставив под угрозу их миссию, от смерти этих почти детей ему было не по себе. Ратхар привык убивать, но прежде он сражался с равными противниками, такими же воинами, победа над которыми могла считаться почетной и никогда не оказывалась слишком легкой.

— Охотники, — скривился воин, презрительно сплюнув сквозь зубы прямо на лицо мертвого эльфа. — Значит, неподалеку их селение. Лишь бы этих подольше не хватились, а то скоро весь лес будет кишеть этой нелюдью. Они любят охоту, особенно на людей.

Четверо воинов уже тащили трупы эльфов к ручью. Если своего товарища решили предать земле, правда, не здесь, а в другом месте и чуть позже, а потому взяли его тело с собой, то с врагами церемониться не стали. Привязав к ногам эльфов подобранные здесь же, на берегу ручья камни и для верности еще несколько раз ударив в остывающие тела клинками, их просто кинули в воду. Поток, русло которого было достаточно глубоко, скрыл погибших эльфов. Их, разумеется, станут искать, и, вероятно, по следам доберутся, рано или поздно, и сюда, но это случится не скоро.

— Забудь, — за спиной раздался голос Ренгарда. Сотник подкрался к погруженному в раздумья наемнику так тихо и осторожно, что Ратхар вздрогнул от неожиданности и едва не схватился за кинжал. — Ты все сделал верно, северянин. Или мы их, или они нас. Сам представь, что было бы, если б они подняли своих. Против полусотни эльфов в их родных лесах нам долго не подержаться, все бы тут полегли.

— Да, — рассеянно кивнул Ратхар. — Только ведь… они молодые совсем. Не воины, просто дети, на охоту пошли, — глухо произнес наемник. — У них и оружия почти не было.

Сотник просто хлопнул Ратхара по плечу и двинулся дальше, а отряд, проходя через поляну, уже скрывался в зарослях, оставив после себя только смятую траву. Воины, настороженные, держащие оружие под рукой, словно растворялись в лесу, быстрые и тихие, словно призраки, будто и не тащил каждый из них больше пуда железа на своих плечах.

Отряду Тогаруса и Ренгарда несказанно повезло, поскольку за несколько дней, которые они провели на эльфийской земле, им удалось избежать встреч с хозяевами этих мест. Лишь пару дней назад, возле самой кромки леса, на горизонте показались всадники, не более десятка, которые были, конечно, эльфами. Отряд приготовился уже к бою, благо врагов было меньше, и нужно быль только не дать им скрыться, но эльфийский дозор, так и не приблизившись, исчез за холмами. Может, они не заметили людей, благо заходящее солнце светило им в глаза, а может, приняли их за своих, хотя в последнее мало кто верил, ведь излишней беспечностью хозяева И’Лиара никогда не страдали.

После этой встречи, когда люди уже углубились в лес, сотник, командовавший отрядом, регулярно высылал дозоры не только вперед, но и оставлял в тылу, дабы вовремя обнаружить возможных преследователей и избежать внезапного удара в спину. Однако эльфы, кажется, пока не догадывались о появлении в их лесах непрошенных гостей, и никто не преследовал горстку храбрецов.

Люди, довольные тем, что пока не привлекли внимание здешних хозяев, старались оставлять как можно меньше следов. Все воины были привычными к лесу, и могли двигаться бесшумно и быстро, несмотря на доспехи и оружие, с которыми не расставались ни на мгновение. На коротких ночных привалах многие даже спали в кольчугах, справедливо полагая, что при внезапной атаке эльфов, способных незаметно подобраться вплотную, надевать броню будет уже некогда.

Тогарус, сопровождавший воинов, а точнее, охраняемый ими, ибо в дальнейшем именно маг должен был сыграть главную роль во всем предприятии, время от времени прибегал к помощи своего волшебства, разыскивая эльфов, могущих оказаться поблизости.

— Чародей, ты же можешь сделать так, чтобы твои охранные заклятья действовали постоянно, — однажды заметил Ренгард, немного разбиравшийся в магии, хотя сам ею и не владевший. — Зачем моим людям рыскать по лесам, охраняя остальных бойцов от внезапного нападения, если это можно делать при помощи твоего искусства?

— Ты знаешь о магии больше, чем многие, но, как и любой крестьянин, полагаешь, что она всемогуща, — усмехнулся королевский маг, снисходительно взглянув тогда на сотника. — Эти леса полны магической силой, первородной магией, порожденной самой природой. Эльфы могут сливаться с лесом так, что их ауры, которые и обнаруживают мои чары, становятся почти не отличимыми от обычных лесных духов. Если Перворожденные, которые окажутся поблизости, не будут знать о нашем присутствии, я смогу их заметить, но если им известно о нас, они все равно смогут подкрасться так близко, что простые воины заметят их едва ли не раньше меня. Я уж не говорю о том, что будет, если отзвуки творимой мною волшбы почует какой-нибудь их колдун. Поэтому пусть твои солдаты потрудятся, охраняя покой своих товарищей. Здесь, в этом краю, острый взгляд и чуткий слух стоят больше, чем самая изощренная магия.

Дозоры исправно обшаривали лес, плетя вокруг главных сил небольшого войска настоящую сторожевую сеть, в которую пока никто не попался, чему все были весьма рады. И люди все так же шли на север, подгоняемые, казалось, не чувствовавшим усталости магом, бодро шагавшим во главе растянувшихся цепочкой по лесу воинов. Желанная цель с каждым часом становилась все ближе, и это придавало силы, по крайней мере, самому Тогарусу, но пока еще было рано радоваться, ибо кругом простирались леса, полные угрозы.

Как это часто бывает, спокойствие первых дней пути едва не вышло людям боком. О появлении противника на шестой день похода, а точнее, ближе к вечеру, сообщил запыхавшийся дозорный, догнавший отряд, только что переправившийся вброд через мелкую речушку.

— За нами по пятам движется крупный отряд, не меньше двух дюжин воинов, — сообщил вытянувшийся перед сотником воин. На нем был покрытый серыми разводами плащ, похожий на эльфийские одежды, который делал человека невидимым в лесу уже на расстоянии в тридцать шагов. — Шевер остался сзади, он следит за ними, а меня послал предупредить всех.

— Правильно, — согласно кивнул Ренгард. — Ты видел тех, кто гонится за нами?

— Только издали, командир. И, кажется, это не эльфы, — с сомнением произнес воин.

— Вот как, — удивился сотник. — Но кто же тогда? Здесь кроме эльфов никого не может быть. Это их исконные земли, чужакам сюда путь закрыт.

— Их доспехи, оружие, — неуверенно продолжал солдат. — Они не похожи на эльфийские. Ни у кого я не видел луков, а какой же эльф не любит это оружие. На всех воинах, что идут за нами, тяжелые латы, эльфы такими пользуются редко, и уж едва ли их панцирники будут бродить по таким дебрям.

— Может, ты заметил какие-то гербы, символы?

— Ничего не видно, сотник, — помотал головой воин. — Их щиты чистые, на латах тоже нет никаких знаков. И еще мне кажется, они сами опасаются нападения. Все время озираются, идут осторожно.

О том, что сказал дозорный, Ренгард немедля сообщил магу. Хотя Тогарус и утверждал, что не собирается командовать отрядом, офицер Ирвана понимал, что принимать решения без согласия мага будет чревато.

— Значит, они идут по нашим следам, — произнес Тогарус, выслушав короткий доклад сотника. — Интересно, кто же это может быть. Они далеко от нас?

— Дозорный сказал, чуть больше часа, если идти быстро.

— Значит, они могут нас догнать к наступлению темноты, — задумчиво вымолвил чародей. — Если они атакуют, когда мы устроимся на ночлег, это будет плохо.

— Да, — согласился сотник. — Но, возможно, они и не собираются нападать. Да и в любом случае, мы выставим посты вокруг лагеря, и никто не подберется незамеченным.

— Это правильно, — сказал маг. — Но будет лучше, если мы вовсе не дадим нашим преследователям возможность застать себя врасплох. Поверь, сотник, они идут за нами неспроста. Здесь нет случайных путников, это не то место, где можно гулять просто так. Я уверен, у них та же цель, что и у нас, а потому нельзя продолжать путь, когда на плечах висит вооруженный отряд. Мы дождемся их здесь, а там уж и решим, что делать дальше.

— Милорд, если вы хотите устроить им засаду, лучше выбрать более удачное место, — заметил Ренгард. — К западу отсюда два холма образуют лощину, словно созданную для того, чтобы устроить там ловушку. На склонах можно расставить арбалетчиков, и тогда мы просто перестреляем тех, кто нас преследует, как на стрельбище. Если они идут за нами, то угодят точно в ловушку, а если нет, то пойдут дальше своей дорогой, не заметив нас.

— Неплохая мысль, — довольно улыбнулся маг, утвердительно кивнув. — Командуй, сотник. Делай то, что умеешь лучше всего, а я по мере сил своих постараюсь помочь, если дойдет до боя. Хотя, признаться, использовать боевую магию здесь себе дороже. Кто знает, вдруг эльфы заметят мои чары.

— Если мой воин прав, чужаков, кем бы они ни были, меньше, чем нас, а потому все можно решить простой сталью, — уверенно сказал сотник, не сомневавшийся в собравшихся под его командованием воинах. — Правда, я не хотел бы терять своих бойцов так рано, когда мы еще не достигли цели.

Выполняя приказ сотника, отряд свернул в сторону от намеченного маршрута, скрывшись в долине. Арбалетчики поднимались на склоны холмов, густо заросшие кустарником, устраиваясь там поудобнее и выбирая наиболее выгодные позиции. Часть воинов прошла чуть дальше, намеренно оставив больше следов, чтобы преследователи не сомневались в том, куда направляются их жертвы. Ренгард оставил по десятку бойцов у входа и выхода из долины, чтобы перекрыть вероятному противнику пути отхода. Сотник больше всего надеялся на своих стрелков. Залп по ничего не подозревавшим преследователям сократил бы их число вдвое, иначе придется сходиться в ближнем бою, а тогда не избежать потерь. Фолгеркцев было не так много, чтобы задавить врага числом, и Ренгард хотел избежать жертв среди своих бойцов сейчас.

Отряд, буквально растворившийся в зарослях, терпеливо ждал. Каждый воин занял свою позицию, и теперь все вглядывались в зеленый сумрак леса, откуда вот-вот могли появиться их таинственные враги. Каждый солдат был готов к бою, но ожидание было тяжелее, чем самая жестокая битва, и все хотели, чтобы оно скорее закончилось.

Незнакомцы, наделавшие такого переполоха среди воинов Ренгарда, показались внезапно. По крайней мере, Ратхар, весь пребывавший в напряжении и чутко вслушивавшийся в доносившиеся из леса звуки, так и не сумел услышать шум, которым неизменно должно было сопровождаться продвижение по густым зарослям отряда вооруженных до зубов воинов. Видимо, те, кто, если верить сообщению разведчиков, преследовал людей, были опытными лесовиками. Они возникли в долине неожиданно, один за другим выскальзывая из-за кустов. Ратхар успел насчитать тридцать две фигуры, облаченные в доспехи и ощетинившиеся во все стороны клинками и арбалетами.

Преследователи явно были чужаками в этих краях, причем такими, с которыми здешние хозяева не стали бы церемониться при встрече. Об этом можно было судить по тому, как настороженно вела себя эта компания. Воины, тела которых были защищены пластинчатыми латами, ровно у рыцарей, или более легкими чешуйчатыми бронями, а также глубокими шлемами, почти целиком скрывавшими лица, шли осторожно, пригибаясь к земле, чтобы представлять собой как можно меньшую мишень для затаившихся в засаде лучников. Примерно половина отряда была вооружена мощными арбалетами, явно превосходившими те, что были у бойцов Ренгарда. Оружие, как заметил Ратхар, было взведено, и стрелки в любой миг могли дать сокрушительный залп. Прочие воины сжимали в руках короткие широкие клинки и боевые топоры на длинных рукоятях, в толпе мелькнула пара перначей и боевых цепов.

— Какого демона, — едва слышно прошептал затаившийся возле Ратхара арбалетчик, уставившийся на медленно втягивавшийся в лощину отряд. — Это же гномы!

В голосе воина слышалось изрядное удивление, и сейчас Ратхар мог только согласиться с ним. То, что следовавшие за их отрядом воины были подгорными жителями, наемник тоже понял мгновение назад. Он узнал тяжелые доспехи, не похожие на те, что могли бы использовать люди, и уж подавно отличавшиеся от эльфийских лат, легких и изящных. Самой заметной деталью были шипы, густо усеивавшие наплечники, наколенники и наручи. Иные рыцари из числа людей, Ратхар сам это видел, тоже любили такие украшения, которыми в тесной свалке можно было пользоваться не хуже, чем кинжалом, но с гномами по числу и длине шипов никто сравниться не мог. Но даже если латы могли быть выкованы просто в подражание доспехам подгорных воителей, то уж торчавшие из-под шлемов роскошные бороды, рыжие, черные, с проседью, и неизменно заплетенные во множество косичек, однозначно позволяли сказать, кто же попал в засаду, устроенную людьми.

— Тихо, — одними губами произнес наемник, обращаясь к стрелку. Согласно решению сотника, каждому арбалетчику придавался для защиты в ближнем бою тяжеловооруженный воин. Позиция Ратхара и опекаемого им стрелка находилась в десятке шагов от того места, где находился сам Тогарус, при котором был и Ренгард, не смевший оставить чародея без охраны. — Спугнешь!

Ратхар и сам не мог понять, откуда здесь взялись гномы, ведь в эти леса путь карликам был заказан, и местные жители, наткнись они на небольшой отряд, расправились бы с гномами без промедления и малейшей жалости. Вражда двух великих народов прошлого, эльфов и гномов, хотя и не оборачивалась уже многие века кровопролитными битвами, нисколько не утихла. А потому у тех карликов, что проходили сейчас мимо замершего в листве наемника, должна была отыскаться крайне веская причина для того, чтобы пойти на столь великий риск, поставив на кон свои жизни. И в глубине души Ратхар начал догадываться, что именно подвигло гномов на такой шаг.

В ствол молодого деревца, едва не расщепив его пополам, вдруг возилась арбалетная стрела, прожужжав перед самым носом возглавлявшего выстроившийся цепочкой отряд гнома. Мгновенно подгорные воины, не дожидаясь приказов или дальнейшего развития событий, образовали круг, ощетинившийся клинками и наконечниками бронебойных болтов на все четыре стороны света. Стрелки стали в центре, а внешнюю линию образовали воины в тяжелых латах, иные из которых перекинули из-за спин небольшие круглые щиты, облитые железом и снабженные острыми выступами по центру. Латники припали на колено, позволяя находившимся за их спинами стрелкам вести точный огонь. И никто при этом не произнес ни звука.

— Гномы, — по лесу разнесся голос Тогаруса, кажется, чуть усиленный магией. — Зачем вы идете по нашим следам? — Спустя мгновение ветви раздвинулись и на поляну, в центре которой столпились настороженные гномы, шагнул чародей, сжимавший в руке обнаженный клинок. Он почему-то решил вступить в переговоры с преследователями, отказавшись, как было решено ранее, от внезапной атаки.

Несколько гномов мгновенно обернулись в сторону чародея, который, будто самоубийца, спокойно приближался к ним, словно и не замечая направленных в его сторону арбалетов. Граненые болты могли легко пробить рыцарскую кирасу, а бехтерец Тогаруса был еще менее надежной преградой. И, тем не менее, маг спокойно приблизился к сбившимся в кучу молчаливым гномам на полсотни шагов. Его сопровождали двое латников из отряда Ренгарда.

— Засада, — раздались возгласы из толпы гномов, поскольку в тот же самый момент из зарослей позади их отряда показались вооруженные люди. Десяток арбалетчиков взял подгорных воителей на прицел, перекрывая им путь к отступлению. — Это ловушка!

Ратхар, тихо сидевший в засаде, понял, что чародей решил избавиться от всех сомнений разом, провоцируя гномов на атаку. Карлики могли решить, что против них всего чуть больше дюжины людей, ровно столько воинов сейчас демонстративно покинули свои укрытия, и, если гномы действительно имели дурные намерения, то они просто обязаны были дать бой, полагая, что на их стороне двукратное численное превосходство. Правда, на месте тех же гномов, Ратхар поостерегся бы вступать в схватку с чародеем, настолько сильным, что имя его было известно и в самых отдаленных землях, но подгорные воины, впавшие в боевое безумие, могли решиться еще и не на такие глупости. Хотя, вероятно, раз уж они решили устроить погоню за магом, то имели, так сказать, козырь в рукаве, нечто, способное уравнять их шансы в бою даже с таким грозным противником.

— Что вам здесь нужно, гномы, — возвысил голос чародей. — Зачем вы нас преследуете?

Несколько мгновений царила гробовая тишина. Даже птицы, оглашавшие лес своими заливистыми трелями и беспрестанно порхавшие над головами воинов, куда то подевались, словно предчувствуя неладное. Гномы некоторое время только громко сопели, а маг спокойно стоял перед строем могучих бородачей, поочередно глядя каждому в глаза.

— Их всего ничего, братья, — взревел вдруг один из гномов, потрясая огромным фальчионом. — Смерть колдуну! Сокрушим их!

— Хазг бар’рак! — боевой клич подгорного племени громом разнесся над лесом, слышимый, должно быть, за много лиг отсюда. У Ратхара только мелькнула мысль, что теперь об их присутствии в лесу узнают даже те эльфы, что рвутся сейчас к рубежам Фолгерка, так громко орали гномы. А затем щелкнули арбалеты, и масса закованных в сталь с ног до головы воинов рванулась прямо к чародею.

Два тяжелых болта вонзились в грудь воину, стоявшему по правую руку от мага. Несчастного отбросило назад на пять шагов, столь сильным был удар. Болты, легко пробив двойного плетения кольчугу, вонзились в тело воина почти по самое оперение. Его товарищу повезло чуть больше, поскольку он в последний момент успел уклониться, и один болт впился ему в бедро, а еще два пролетели мимо.

Тогарус, ставший главной мишенью для гномьих стрелков, вскинул руку в защитном жесте, обращая открытую ладонь в сторону гномов. Полдюжины болтов вспыхнули в воздухе, распадаясь мелкой пылью, но еще два устремились точно к магу. Тогарус был ошеломлен, но все же его реакция оказалась отменной, и чародей немыслимым кувырком увернулся от стрел. Лишь один болт царапнул нагрудную пластину бехтерца Тогаруса, а другой бесследно исчез в чаще, вовсе не коснувшись волшебника.

Маг упал, перекатился через голову, вскочил и тут же бросился назад, поскольку вал гномов уже почти настиг его. В тот же миг разом щелкнули арбалеты людей, метнув в сторону гномов два десятка бронебойных болтов.

Залп срезал в одно мгновение десяток подгорных воинов, доспехи которых не выдерживали попаданий с такого малого расстояния. Еще несколько гномов, что-то около полудюжины, были ранены, но вонзившиеся в ноги и руки болты уже не могли остановить подгорных воинов.

— В атаку, — раздалась команда Ренгарда, и сотник первым ринулся на гномов, рассекая воздух перед собой тяжелым полутораручным мечом-бастардом. Повинуясь приказу, к гномам со всех сторон устремились размахивавшие клинками и топорами люди. — Руби недомерков!

Гномы, будто не замечая охватывавших их стальным кольцом людей, все устремились к магу, на какой-то момент оказавшемуся без охраны. Воины Ренгарда были в полусотне шагов от чародея и никак не могли опередить гномов, движимых слепой яростью. Однако маг, легко, словно юноша, вскочивший на ноги, и не думал бежать либо впадать в панику. Он развернулся к толпе оскалившихся бородачей, уже предвкушавших миг, когда их клинки вонзятся в плоть чародея, и выбросил в их направлении сжатый кулак.

В гуще гномов возник огненный вихрь, поглотивший нескольких воинов. Охваченные пламенем фигуры катались по земле, завывая от боли. Латы на них нагрелись так, что гномы чувствовали себя не лучше, чем рыба на раскаленной сковородке. Удар Тогаруса уничтожил или лишил возможности принять участие в схватке не менее десятка вражеских воинов, а затем, не дав гномам времени опомниться, в поредевшие их боевые порядки врезались возглавляемые сотником люди.

Ратхар, ринувшийся в бой наравне со всеми, легко ушел от выпада закованного в тяжелую броню по самые глаза гнома, седобородого и невероятно широкого в плечах, одновременно вгоняя в прорезь его шлема кинжал. Гном, выронив оружие, вскинул руки, пытаясь вырвать из раны клинок, но один из фолгеркцев, воспользовавшись моментом, наискось ударил его топором в грудь, проломив кирасу. А Ратхар уже рвался дальше, сбив с ног кричавшего от боли гнома с опаленной бородой и схватившись с другим подгорным воином, лихо орудовавшим тяжелым, страшным даже на вид, шестопером.

После огненного чародейства Тогаруса численное превосходство людей стало подавляющим, и любой другой противник предпочел бы отступить, тем более что в чужом лесу преследовать врага фолгеркцы не решились бы, опасаясь наткнуться на эльфов. Перворожденные, которые вполне могли обнаружить следы чужаков или услышать звуки боя, могли появиться поблизости, а поскольку встречи с ними Тогарус строго настрого приказал избегать, люди должны были как можно скорее покинуть место сражения, но никак не устраивать погоню за горсткой гномов. Однако гномы не ведали, что такое здравый смысл, и вместо того, чтобы с боем отступить, а затем затеряться в лесах, они яростно бросались на окруживших их людей, и гнев их был так велик, что фолгеркские воины едва удерживались от того, чтобы самим обратиться в бегство. Уже не меньше десятка людей погибло от могучих ударов гномьих клинков, обагряя своей кровью покрытую ковром опавших листьев землю.

Гномы сражались яростно, нисколько не думая о том, чтобы сохранить свои жизни. Оказавшись в окружении, подгорные воины предпочитали биться до конца, погибнув, но прихватив с собой как можно больше врагов. Ратхар видел, как под ударом гномьей булавы взорвалась фонтаном кровавых брызг голова одного из фолгеркских солдат, а гном, метнувшись вперед, вонзил в живот другого воина широкий кинжал. Наемник, оказавшийся сбоку от обезумевшего карлика, ударил его мечом по шее, перерубив с одного взмаха позвоночник, но при этом едва не сломав клинок.

Обезглавленный гном упал, но его товарищи, не обращая внимания на потери, забыв о своих ранах, бросались на людей, точно бешеные звери. Фолгеркцы, которых было больше, наваливались на каждого гнома втроем-вчетвером, но прежде, чем их противник погибал под градом ударов, он успевал убить или ранить несколько человек.

— Помогите чародею, — взревел вдруг Ренгард, тоже оказавшийся в гуще боя и крестивший воздух перед собой окровавленным клинком меча. У ног сотника уже лежали два гнома, буквально изрубленные на куски, словно вышли из рук мясника. — Прикройте мэтра, живее!

Пока несколько гномов сдерживали людей, причем так отчаянно, что воины короля Ирвана едва сдерживались от того, чтоб отступить, сразу трое карликов атаковали мага. Тогарус отбивался умело и стойко, пустив в ход и сталь и магию. Одного из бросившихся на него гномов чародей убил молнией, сорвавшейся с растопыренных пальцев левой руки, но двое других уже подобрались вплотную, и скимитар Тогаруса принялся плести стальные кружева, в которых пока увязали могучие удары гномов. Однако маг, далеко не так хорошо владевший клинком, как бывалые воины, не мог долго выдержать натиск сразу двоих противников, каждый из которых был гораздо сильнее обычного человека. Тогарус медленно отступал назад, пока не уткнулся спиной в сплетенные ветви колючего кустарника. Гномы, поняв, что отступать их противнику некуда, радостно зарычали, страшно оскалившись, и усилили натиск.

Ратхар одним из первых кинулся к магу, по пути просто сбив с ног бросившегося наперерез гнома. Краем глаза наемник видел, как его противника добили подоспевшие фолгеркцы, несколько раз опустившие на гнома тяжелые секиры. А сам северянин уже атаковал одного из той пары, что теснила Тогаруса. Гном, у которого будто на спине были глаза, успел повернуться и принял удар наемника на древко своего топора. Поймав клинок человека, он резко дернул, и Ратхар едва не выпустил оружие из рук. Затем подгорный воитель размахнулся и ударил. Наемник принял его удар на свой клинок, но сила была такова, что человек отскочил назад на несколько шагов, не удержавшись на ногах, а гном кинулся следом, поднимая топор с широким серповидным лезвием над головой. Ратхар уже приготовился принять смерть, когда над головой его что-то пожужжало, и в плечо гнома вонзился арбалетный болт. А затем через наемника, сидевшего на земле, перепрыгнул Ренгард, замахиваясь своим длинным мечом.

Раненый гном смог отразить несколько ударов сотника, но тут подоспели еще солдаты, и под их совместным натиском подгорный воин сумел продержаться лишь несколько мгновений, успев, однако, кого-то ранить.

Третий гном из той группы, что напала на мага, погиб от руки самого Тогаруса, который один на один даже с таким сильным противником чувствовал себя не в пример увереннее. Хищный клинок скимитара прочертил в воздухе широкую дугу и вонзился в шею гнома, который попытался зажать рану одной рукой, второй нанося беспорядочные удары по чародею. Но маг, легко уклонившись от выпадов смертельно раненого противника, выхватил кривой кинжал и вогнал его под нижнюю челюсть гному, который захрипел и упал навзничь, выпуская из рук фальчион.

Ожесточенная схватка закончилась так быстро, что некоторое время воины, разгоряченные боем, еще озирались по сторонам, высматривая новых противников. Весь бой занял считанные минуты, но воины тяжело дышали, утирая катившийся по лицам пот, будто бились, не переставая целый день. У их ног лежали три десятка изрубленных гномов и не менее дюжины тел их же товарищей, которым не удалось вовремя отразить гномью сталь.

— Все, — прохрипел сотник, оглядывая поле боя. Грудь его тяжело вздымалась, а по лицу тек пот. — Всех недомерков прикончили.

— Нужно убираться отсюда, — ровным голосом произнес Тогарус. Маг словно и не был только что в гуще сражения — его дыхание было размеренным, а голос — спокойным. — Мы могли привлечь внимание эльфов. Будет плохо, если сюда нагрянут еще и Перворожденные. Сотник, какие потери?

— Тринадцать убитых, еще восемь ребят ранены, — ответил Ренгард. — Мы не можем просто бежать отсюда, надо похоронить погибших, да и не все раненые могут идти.

— Трупы оставь, как есть, — отрезал Тогарус. — Тех раненых, кто не может идти, — добить!

— Что, — не поверил своим ушам сотник. — Как так добить?

— Нельзя терять ни минуты, — яростно прошипел чародей. — Мы почти у цели. Эльфы наверняка обнаружили нас или гномов, и теперь идут по следу. Мы не можем принимать сейчас бой еще и с ними. Поэтому придется идти быстро, даже бежать. И все, что может нас задержать, придется оставить здесь, в том числе и наших раненых воинов. Если тебе не нравится такой приказ, сотник, после окончания нашего похода, если останемся живы, конечно, можешь вызвать меня на поединок. Я с радостью предоставлю тебе удовлетворение, но пока делай то, что я велю, и живо!

— Эй, а этот еще жив! — удивленно воскликнул кто-то из воинов, бродивших по поляне и осматривавших трупы погибших бойцов, своих и врагов. — Тут гном живой, ваша милость, — он обратился к магу, признав его командиром.

Широкоплечего бородача, голова которого была залита кровью, струившейся из глубокой раны, вытащили из-под груды тел, как людей, так и гномов, и теперь он, пошатываясь, стоял напротив чародея, окруженный полудюжиной готовых ко всему воинов. Люди, понимавшие, каким опасным противником может стать даже тяжело раненый гном, в любой миг были готовы обрушить на него свои клинки.

— Как твое имя? Откуда ты? Зачем вы преследовали нас? — Вопросы Тогарус задавал быстро и резко, глядя едва державшемуся на ногах пленнику прямо в глаза. — Отвечать, нелюдь! — вдруг взревел маг, да так, что гном вздрогнул.

Однако подгорный воин хранил молчание, лишь зло уставившись на чародея да искоса поглядывая на обступивших его людей. Фолгеркцы потеряли немало своих товарищей, и сейчас расправа над пленным могла быть вполне уместной. Люди могли предать пленника мучительной смерти, либо просто убить одним ударом меча, и это было право воинов, мстящих за погибших друзей. Но у Тогаруса, как оказалось, были иные намерения начет пленника.

— Кто-нибудь, займитесь его раной, — бросил он солдатам. — Свяжите этому выродку руки, да покрепче, а то он и без оружия сумеет открутить несколько голов. Присматривайте за ним, но не вздумайте тронуть даже пальцем, — строго велел чародей. — Этот гном мне еще пригодится.

— Но, милорд, — возмутился один из воинов, немолодой ветеран в чине десятника. — Вы приказали добить наших раненых, сказав, что они могут стать обузой, так неужто этот ублюдок будет меньшей помехой для отряда? Это оскорбляет память наших братьев!

— Не смей обсуждать мои приказы, воин, — Тогарус ощерился, будто разъяренный волк, приблизив свое лицо к побледневшему солдату. — Тем более, не смей никогда, повторяю, никогда подвергать их сомнению! — выдохнул маг в лицо охваченному необъяснимым ужасом воину. — Иначе пожалеешь, и очень скоро.

Чародей, один оказавшийся в окружении двух десятков вооруженных мужчин, еще не отошедших от горячки короткого, но жестокого боя, сильно рисковал, по крайней мере, так показалось находившемуся поодаль Ратхару. Наемник не лез к фолгеркским солдатам, предпочитая держаться в стороне, тем более что он считался как бы приближенным самого чародея. И сейчас северянин понимал, что обозленные такими дикими приказами мага воины могут просто наброситься на Тогаруса, казавшегося сейчас беззащитным, невзирая на то, что он был сильным магом.

Однако ярость и сила, исходящие от чародея, были так велики, что бывалые воины, никого и ничего, как им самим казалось, не боявшиеся, не посмели спорить, а уж тем паче поднять руку на могучего колдуна. Побледневший и, кажется, даже задрожавший от обрушившейся на него волны злобы десятник отступил за спины своих товарищей, а затем и все воины разошлись, не забыв исполнить приказ Тогаруса насчет гнома.

Из восьми раненых людей лишь пятеро могли самостоятельно двигаться, отделавшись легкими ранами, кровавыми, но не опасными. Удары гномьих клинков не задели важные органы, оставили целыми кости и сухожилия, и воины все же могли продолжить поход, хотя прежде им требовалась помощь лекаря. Сам Тогарус, владевший не только боевой магией, занялся их лечением, касаясь ран руками и произнося скороговоркой невнятные слова, после чего кровь переставала течь, и раны затягивались, будто прошло не несколько минут с того момента, как вражеская сталь оставила свои следы, а несколько часов или даже дней.

Сотник Ренгард, лицо которого было искажено болью и яростью, опустился на корточки над одним из своих бойцов. Бедняге не повезло, широкий кинжал гнома, пробив кольчугу, вонзился ему в живот, кажется, угодив в печень, а удар булавы пришелся в колено, раскрошив кость. Воин не мог не только ходить, он едва ли сумел бы теперь даже встать. Сотника передергивало от одной мысли о том, что ему придется сейчас сделать, но власть чародея была велика, да и сам Ренгард, опытный воин, понимал, что даже одни раненый, которого придется нести на руках, задержит отряд ровно на столько, чтобы эльфы, заметившие появление чужих в своем лесу, нагнали их. И потому, тяжело вздохнув, Ренгард положил широкую ладонь на лицо тихо стонавшего от боли воина, а затем ударил его точно в сердце узким длинным стилетом. Солдат вскрикнул от боли, дернулся, удерживаемый сотником, и замер.

Спустя пару минут на поле сражения лежали только трупы, с которых даже не стали снимать оружие и доспехи, взяв с собой только арбалеты. Уменьшившийся почти вдвое отряд Ренгарда выстроился на опушке леса. Все были подавлены и хранили молчание, еще не осмыслив только что происшедшее. Воины еще видели перед собой дергавшихся в конвульсиях товарищей, которых убивали своими руками, видели оскаленные, искаженные безумием лица гномов, которые тоже все полегли в бою.

— Пора двигаться дальше, — Тогарус негромко обратился к сотнику, внимательно оглядывавшему своих воинов. Ренгард понимал их чувства, но он оставался командиром и должен был думать о том, как исполнить порученное задание. — Мы теряем время, сотник! — напомнил маг.

— Мы теряем людей, — возразил Ренгард. — Не достигнув цели, мы уже лишились половины отряда. Как мы сможем биться с сотней эльфов, маг?

— Желаешь отступить, — вопросительно взглянул на сотника чародей. — Решил повернуть обратно, воин?

— Скажи мне, как можно теперь надеяться на успех, маг? — Ренгард выдержал пронизывающий взгляд чародея, не смутившись. — Наши потери таковы, что отряд почти утратил боеспособность. А кругом леса, наполненные эльфами. Если они нас заметят, а это произойдет рано или поздно, нас ждет только смерть, и ничего больше.

— Сотник, наша цель — в одном дне скорого марша отсюда, — ответил чародей. — Не время предаваться раздумьям, нужно действовать. Я скорблю о павших воинах не меньше, чем ты или твои солдаты, но мы должны исполнить свою миссию. Эльфы еще не подозревают о нашем присутствии здесь, и у нас есть время, а также шанс атаковать внезапно. Будем оставаться на одном месте — погибнем точно, если будем двигаться — можем победить. Главное — добраться до того места, а потом нам не будет страшна вся армия И’Лиара.

— Что ж, ты иногда можешь убеждать, чародей, — кивнул Ренгард. — Отряд, выступаем! Шагом марш!

Вереница людей исчезала в лесу, растворяясь в зарослях, точно призраки, а за их спинами осталась поляна, усеянная трупами, и воронье, почуявшее запах крови, уже кружило над местом сражения, дожидаясь, чтобы люди ушли, а тогда уж можно будет попировать вволю.

Сотник, прекрасно понимавший, чем может закончиться для его маленького войска встреча даже с небольшим отрядом эльфов в их родных лесах, задал высокий темп. Воины шагали быстро, почти бежали, сосредоточившись на том, чтобы не сбить дыхание, и стремясь как можно дальше удалиться от места боя за наименьшее время. За их спинами теперь остался такой след, что не заметить его не сможет даже слепой, а эльфы таковыми никогда не были. Им повезло, поскольку мало кому удавалось так глубоко забираться в заповедные земли Перворожденных, но теперь все решала не скрытность, а быстрота.

Спустя три часа напряженного марш-броска многие воины, а особенно те, что были ранены, начали сбавлять шаг, тяжело дыша и спотыкаясь. Разумеется, бежать в тяжелой броне, прицепив к поясу боевой топор и взвалив на спину совсем не легкий арбалет с запасом стрел было тяжело даже здоровому и отдохнувшему человеку, что говорить о бойцах, силы которых отняла недавняя стычка.

Заметив, что люди устали и, того гляди, начнут валиться на землю, как подкошенные снопы, Тогарус разрешил короткую остановку. Солдаты, едва услышав приказ, устало опускались прямо туда, где только что стояли, лишь несколько самых выносливы, повинуясь сотнику, разбрелись в разные стороны, осматривая окрестности на предмет затаившихся эльфов. А маг тем временем отцепил от пояса большую кожаную флягу и стал обходить воинов, заставляя каждого сделать большой глоток.

Ратхар, видя, как после снадобья чародея фолгеркцы начинали открывать рты, точно выброшенные на берег рыбы, а на глаза их наворачивались слезы, понимающе усмехнулся, представив, чем таким забористым мог угощать воинов Тогарус. Как оказалось, от внимательного взгляда чародея усмешка наемника не ускользнула.

— Вижу, ты догадываешься, что здесь, — маг помахал в воздухе флягой, в которой что-то забулькало. — Не желаешь отведать?

— Благодарю, — покачал головой наемник. — Я еще полон сил, и до темноты продержусь, а ночью, полагаю, мы все же остановимся.

— Верно, в темноте ходить по этому лесу небезопасно, — согласился Тогарус. — Эльфы могут устроить засаду и перебить нас за несколько секунд из луков. Они видят во мраке, словно кошки. Поэтому сделаем привал, но пока будем двигаться. Не хотелось зря расходовать такое средство, но людям нужны силы, и по-другому никак не получится. А ты, верно, пробовал нечто подобное? — маг встряхнул фляжку.

— Да, — нехотя ответил Ратхар, понимавший, что молчать или тем более отказаться отвечать на вопрос мага будет не вежливо. — Эльфы однажды потчевали. Сильная штука, в голову бьет почище, чем крестьянская брага, но я предпочитаю полагаться только на собственные силы.

— О, — понимающе покивал Тогарус. — Эльфы в этом деле первые знатоки, сам лес дает им все необходимое. Снадобья Перворожденных ценятся даже не на вес золота, а гораздо больше. Они с пустыми руками могут за пару минут изготовить любое противоядие,лекарства почти от всех болезней, а такие настои есть у каждого их разведчика, это даже важнее оружия. С одного глотка эльфийского снадобья можно пробежать миль двадцать, и даже дыхание не сбить. Но и мое средство тоже не из последних, можешь поверить. — Он вновь встряхнул флягу, содержимое которой при этом булькнуло.

Продолжив движение, отряд мчался стрелой сквозь лес. Средство Тогаруса сделало свое дело, и даже те, кто был ранен и успел потерять немало крови, бежали легко, нисколько не отставая от своих товарищей. К тому моменту, когда солнце село, Ратхар уже начал сожалеть о том, что отказался от чародейского снадобья, поскольку силы наемника были на исходе. Все, что он мог, это переставлять ноги, тупо уставившись в затылок того, кто шел впереди наемника, дабы не сбиться с пути. Северянин считал себя выносливым человеком, но этот бросок сквозь непролазные дебри заставил его думать иначе.

Судя по всему, не только наемник с севера, но и прочие его спутники, даром, что их подстегивал чародейский эликсир Тогаруса, начали уже выбиваться из сил, хотя и преодолели они расстояние, намного превосходившее обычный дневной переход пеших воинов. Еще немного, и фолгеркские солдаты, не выдержав напряжение, начали бы, верно, валиться с ног. Но Ренгард наконец приказал остановиться, и воины стали готовить место для ночлега.

Разумеется, прежде всего, были высланы дозоры, обшарившие лес на полмили вокруг, дабы не позволить эльфам подкрасться к лагерю. Мера предосторожности вовсе не была излишней, и воины, подчиняясь приказу сотника, направились в заросли, исправно неся службу, несмотря на усталость. К счастью, ни единого живого существа, ходящего на двух ногах, поблизости не обнаружилось, но часовые не теряли бдительности, отлично понимая, чем может обойтись невнимательность в таком месте.

— Пора заняться пленным, — произнес Тогарус, подзывая к себе двух воинов. — Приведите гнома, и будьте осторожны, он может решиться на побег.

Пленный гном, руки которого были надежно связаны кожаными ремнями, выглядел озлобленным и угрюмым. Стремительный бросок сквозь девственный лес не прошел для него бесследно, и пленник казался страшно измотанным. Повязка на его голове, наложенная по приказу чародея, пропиталась кровью. Рыжая борода слиплась от пота, но во взгляде его все равно была ярость, кажется, только усилившаяся со временем.

— Итак, — насмешливо произнес чародей, окинув пленника изучающим взглядом с ног до головы. — Прежде у меня не было времени, чтобы всерьез побеседовать с тобой. Теперь я смогу уделить тебе достаточно внимания, друг мой, ведь до рассвета мы никуда отсюда не двинемся. Я не хочу сразу прибегать к крайним мерам, а потому прошу тебя ответить на мои вопросы добровольно. Это уже никак не отразится на твоей участи, разве что смерть будет быстрой, достойной воина. Так для чего вы преследовали нас?

— Я не скажу тебе ни слова, колдун, — на вполне приличном языке людей ответил гном, плюнув под ноги чародею, едва успевшему спасти сапог. — Можешь прикончить меня сразу же, если тебе это доставит удовольствие.

— Ну, зачем так, — развел руками маг. — Убить тебя я всегда успею, но прежде хочу услышать ответы на свои вопросы. И я добьюсь их, будь уверен. — Последние слова маг произнес с холодной решимостью.

Маг достал из заплечного мешка плетеный кожаный ремешок длиной примерно пятнадцать дюймов, снабженный хитрой пряжкой. Задумчиво повертев его в руках, он затем протянул вещицу одному из воинов, державших гнома:

— Наденьте это ему на шею, — маг недобро усмехнулся. — Ты, недомерок, еще пожалеешь, что не был достаточно покладистым, но я дважды не повторяю.

Ремешок, превратившись в ошейник, был обернут вокруг мощной шеи гнома, который, почуяв неладное, рванулся, едва не сбив с ног одного из своих конвоиров, но получил несколько мощных ударов в живот и пах, после чего успокоился. А затем маг щелкнул пальцами, и ошейник начал сжиматься, заставив гнома закричать от боли. Однако вскоре крик превратился в едва слышное шипение, поскольку глотка гнома оказалась передавлена. Вдобавок к этому по поляне, где маг устроил допрос, разнесся запах горелой плоти. Гном, вырвавшись из рук людей, упал на землю и начал кататься по ней, корчась от боли.

— Довольно, — решил маг, поднимаясь и приближаясь к гному. После очередного щелчка пальцами ошейник заметно ослаб и гном тяжело задышал. — Теперь будешь говорить, или я могу продолжить? У меня в запасе есть еще пара подобных фокусов, тебе они должны понравиться еще больше, — ласково произнес Тогарус.

— Нет, не надо, — прохрипел гном. — Я все скажу, только не надо боли. Мы шли за вами из лагеря графа Тарда. Все, кто был в истребленном вами отряде, служили королю Ирвану. К нам незадолго до вашего появления в лагере графа прибыли двое братьев с юга, из вольных королевств гномов. Они все время держались возле наших старшин и подолгу с ними беседовали. Я простой воин, я не знаю, с чем они прибыли, но наши набольшие стали подчиняться им. Мы все должны были слушать их приказы. Когда вы покинули лагерь и двинулись на юг, мы отправились следом. Те гномы, что пришли с гор, сказали, что мы идем в поход, дабы вернуть величие нашего народа, восстановить справедливость и повергнуть старых и новых врагов.

— Пожалуй, я тебе верю, гном, — согласно кивнул Тогарус. — А теперь скажи мне, откуда у вас взялись такие милые вещицы. — Он показал гному арбалетный болт, который пленник, кажется, узнал, хотя для стоявших рядом людей стрела ничем не отличалась от множества таких же, покоившихся в колчанах на их же собственных поясах.

— Это дали нам те, что пришли с юга, — нехотя ответил гном, избегая встречаться взглядом с чародеем. — Они сказали, что это оружие, способное уничтожить любого колдуна, никакие чары ему не помеха.

— Интересная штука, — маг обернулся к Ратхару, заинтересовавшемуся происходящим и приблизившемуся к Тогарусу. — Смотри, на древке и наконечнике рунные заклятья. — Маг протянул наемнику болт.

Наемник повертел короткую толстую стрелу в руках, внимательно ее рассматривая. Действительно, древко было покрыто угловатыми письменами гномов, кажется, выжженными, а на наконечнике, на каждой его грани, также были заметны странные символы. Болт казался более тяжелым, чем обычные, хотя размером нисколько не отличался от них. Ратхар пощелкал ногтем по наконечнику, показавшемуся наемнику необычным, и вернул болт Тогарусу.

— Эти руны позволяют болту пробивать магический щит, — пустился в объяснения чародей, решив, что нашел в наемнике благодарного слушателя. — Интересная магия, действует против чародейства людей и, вроде бы, эльфийских заклятий, хотя насчет последнего я не уверен. Гномы вновь смогли удивить меня, второй раз за последние дни, — с явным уважением произнес Тогарус. — Они создали оружие, уравнивающее шансы простого воина в поединке даже с очень сильным магом. Мне повезло, залп был не слишком плотным, иначе увернуться от болтов я не смог бы, а мои защитные чары для них оказались не помехой. Здесь главное — руны, но и сам металл, точнее, какой-то сплав, тоже необычен. Думаю, он как-то усиливает действие наложенных на стрелу заклятий. Гномы явно готовятся к серьезной войне с магами, и, прежде всего, с людьми, если занялись созданием такого оружия. — Тогарус покачал трофейный болта на ладони, а затем сунул его в заплечный мешок. — Займусь этой вещицей позже, когда будет время, в более подходящей обстановке. Жаль, нам попался простой воин, обычный рубака, а то нашлись бы интересные темы для беседы.

— Господин, что делать с гномом, — спросил один из солдат. — Может, прикончить его, если он вам больше не нужен?

— Прикончить? — задумчиво переспросил маг, смерив взглядом пленника, который все не мог отдышаться. — Нет, пожалуй, он нам еще может сгодиться. В этом гноме много жизненной силы, он очень вынослив, а это может понадобиться в скором времени. Пока оставьте его в живых, но не спускайте глаз с пленного, — приказал чародей. — На ночь свяжите покрепче и приставьте часового, а то, недомерок, чего доброго, попытается сбежать. Нет, я не расстроюсь, если он исчезнет, но этот ублюдок, шарахающийся по лесу, может навести на нас эльфов, а это гораздо хуже.

Гнома, яростно шипевшего что-то на своем языке, никому, кроме, возможно, чародея, непонятном, увели, еще раз поверив прочность пут на руках, а затем смотав ремнем и ноги. Затейливый ошейник Тогарус, разумеется, забрал себе, и все присутствующие могли заметить на могучей, прямо-таки бычьей, шее гнома красную полосу, которая могла остаться разве что от касания раскаленного железа. Воины прикинули, что мог испытать гном во время допроса, и только нервно сглотнули, понимая, что они могли бы и не вынести таких мучений. Судя по виду гнома, он и сам едва держался, собрав в кулак последние силы.

— Разумно ли оставлять его в живых? — заметил вполголоса Ратхар, которому за время похода Тогарус предоставил негласное право держаться с собой почти на равных. — Он нас задержит, гномы не великие мастера быстро бегать. К тому же от него в лесу будет столько шума, что услышит даже глухой эльф.

— Не замечал за тобой такой кровожадности, — тонко усмехнулся маг. — Мне представляется, что при всех проблемах, которые мы получим от этого гнома, выгода для нашего предприятия будет гораздо большей. Просто нужно быть с ним поаккуратнее, не давать лишней свободы, чтобы не сбежал или людей не покалечил. — Тогарус вдруг замер, вскинув руку. Он медленно вдохнул, прикрывая глаза, словно пытался что-то учуять в воздухе. — Тревога! Эльфы!

Одновременно с предостерегающим возгласом чародея из зарослей со свистом полетели длинные стрелы, отчетливо заметные в полумраке из-за снежно-белого оперения.


Воронью, обрадовавшемуся обилию мертвой плоти, недолго пришлось пировать на месте сражения. Стая птиц с карканьем взмыла ввысь при появлении на усеянной телами поляне новых персонажей. Полтора десятка лучников, облаченных в легкие серебристые кольчуги тонкого плетения, прикрытые серыми плащами, высыпали на прогалину из леса, появившись внезапно, словно возникнув прямо из воздуха. Держа наготове свои длинные луки, на тетивы которых были наложены хищные бронебойные стрелы, они рассеялись по поляне, вглядываясь и вслушиваясь в подступающий к ней лес.

Синдар, командовавший сторожевым отрядом эльфов, который от самой кромки леса шел за чужаками, пришедшими с юга, огляделся по сторонам. Окружавшая панорама нисколько не радовала эльфа, хотя обычно вид гномьих и человеческих трупов был для него вполне приятен. Что здесь произошло, опытный воин и искушенный следопыт понял очень быстро. Отряд гномов, который, как только что выяснилось, и преследовали воины Синдара, попал в простейшую засаду, устроенную ненамного более крупным отрядом людей. Вот о присутствии последних в лесу эльфы до сей поры даже не догадывались, ни разу не наткнувшись на их следы, и узнав о появлении фолгеркцев только сейчас, своими глазами увидев десяток трупов. Сейчас спутники Синдара осматривали место битвы, короткой, но явно очень ожесточенной, рассчитывая найти следы тех, кто уцелел в схватке. Сам командир отряда нисколько не сомневался в том, что таковые должны быть, ведь очень редко случалось, чтобы два противоборствующих отряда истребили друг друга до последнего бойца. И потому, когда один из разведчиков подошел с докладом к командиру, Синдар почти не сомневался в том, что услышит сейчас.

— Около двадцати людей ушли отсюда на север, — сообщил эльф. — Идут быстро, но осторожно. Здесь они были часа четыре назад, и могли уйти довольно далеко. И еще, они добили своих раненых.

— Вот как, — Синдар удивился, услышав это, ибо знал, что не в обычае людей приканчивать на поле боя своих товарищей. Такому их поведению, пожалуй, было единственное объяснение: — Выходит, они очень спешили?

— Наверно так, — согласился воин. — Они избавились от тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, то есть, кого иначе пришлось бы тащить на себе. Если люди спешили, это был вполне логичный поступок.

— Значит, пошли на север? — уточнил Синдар.

— Да, командир, — кивнул разведчик. — Следов оставляют немного, это явно опытные воины, привычные к лесу, — заметил эльф. — Но мы все равно можем проследить за ними, а если поторопимся, то нагоним до темноты. Люди устали, бой, должно быть, отнял у них немало сил.

— Это верно, — Синдар обвел взглядом разбросанные по поляне трупы. — Всего людей было около сорока, так?

— Да, примерно четыре десятка, — подтвердил воин.

— Они потеряли здесь почти половину отряда, и это еще удивительно, ведь гномы могли бы всех их здесь положить. Люди победили за счет того, что ударили первыми, заманив врага в ловушку, а еще они пустили в ход магию.

— Магия, — удивленно переспросил эльф. — Значит, с ними колдун?

— А ты полагаешь, эта выжженная проплешина осталась от разведенного костра, — усмехнулся Синдар, обладавший некоторыми способностями к чародейству, а потому быстро учуявший следы волшбы. — Да, с людьми идет сильный маг, он один стоит всего их отряда, и мы должны быть осторожны. Пусть отряд разделится на тройки, — приказал командир. — Мы пойдем цепью, чтобы не упустить людей. Будем двигаться быстро, чтобы к ночи их догнать. Конечно, их чародей может нас обнаружить, но придется рискнуть. Я представляю, какая цель у них, раз уж люди оставили непогребенными тела своих товарищей и даже сами добили раненых, а это значит, что нам все же следует пойти на риск.

Эльфы, когда это было нужно, могли двигаться по лесу не только незаметно, но и очень быстро, преодолевая за час расстояние, какое люди покрыли бы в лучшем случае за день. И потому разделившийся по приказу Синдара отряд настиг фолгеркцев на закате, когда те расположились на ночлег. Эльфы приблизились к наскоро обустроенной стоянке разом со всех сторон, взяв людей в кольцо, правда, весьма ненадежное, если учесть, что даже после схватки с гномами у Ренгарда было больше двадцати воинов.

Командир эльфов быстро выделил среди группы людей того, кто мог быть магом. Высокий статный мужчина в диковинных доспехах с кривым клинком на бедре выглядел уверенным и держался довольно высокомерно, точно чувствуя за собой огромную силу. Синдар пожалел, что с ними не было мага, ведь пытаться победить колдуна обычной сталью — это почти самоубийство. Но, тем не менее, эльфам не оставалось ничего иного, кроме внезапной атаки на уставших и расслабившихся воинов, и, прежде всего, следовало вывести из строя чародея, который, пожалуй, один уничтожил бы эльфийский отряд. И Синдар знал, что победить мага, явно умелого и искушенного в чародействе, можно было лишь за счет внезапности, атаковав так быстро и неожиданно, что чародей не смог бы должным образом защититься.

Как и должно поступать командиру, назначенному над воинами не по причине благородного происхождения или хороших связей, что случается у людей, а только благодаря собственной отваге и воинскому мастерству, Синдар сам решил исполнить наиболее опасную часть плана.

Распластавшись на земле, он бесшумно, точно змея, пополз к едва тлеющему костру, возле которого, чуть в стороне от прочих людей, стоял маг, нервно озиравшийся и прислушивавшийся к доносящимся из окутанного сумраком леса звукам. Эльф крался осторожно, так, что ни единая веточка, ни единая травинка не шелохнулась от его прикосновения. Доспехи, кольчугу тонкого плетения с капюшоном, воин предусмотрительно снял, дабы ничто не выдало его прежде времени шумом. Он хотел подобраться к противнику так близко, чтобы ударить наверняка, ведь даже самая изощренная магия не сможет защитить от точно пущенной стрелы. При этом Синдар старался думать о чем угодно, только не о враге, зная, что умелый маг способен ощутить направленную против него угрозу, читая чужие мысли.

Воины Сидара, все как один умелые и беспощадные, прошедшие немало схваток и больших сражений, не нуждаясь в приказах, занимали позиции вокруг лагеря людей, тоже стараясь приблизиться на как можно меньшее расстояние, дабы бить наверняка. Их длинные луки были готовы к бою, и каждая из двух дюжин стрел, что воины несли в колчанах, могла в любой миг оборвать чью то жизнь.

Это были опытные бойцы, не знавшие колебаний перед боем, и думавшие только о том, как быстрее добиться победы, уничтожив врагов и сохранив как можно больше своих воинов. Настоящие духи леса, обретшие вдруг плоть, подбирались сейчас к утомленным долгим переходом людям, чье внимание притупилось, и реакция замедлилась. Даже несколько часовых думали в эти минуты только об отдыхе, с нетерпением ожидая, когда кончится их смена.

Синдар уже почти занял выбранную им позицию всего в четырех десятках шагов от мага, когда тот вдруг предостерегающе закричал, оборачиваясь в противоположную от эльфа сторону и выхватывая из ножен свой клинок. Люди еще ничего не успели понять, когда затаившиеся в лесной полумгле эльфы отпустили тетивы своих тугих луков, не дожидаясь команды, ибо поняли, что обнаружены, но еще не потеряли шанс первыми нанести удар.

Эльфы стреляли невероятно точно даже в вечернем сумраке, с первого же залпа поразив нескольких противников. Одному из людей стрела вонзилась в глаз, выставив из затылка хищный наконечник, покрытый кровью. Несчастный умер мгновенно, а вот его товарищ, которому стрела впилась в живот, уйдя почти до самого оперения в плоть, упал на землю, заходясь от крика, чем посеял среди людей еще большую панику. Воины хватали оружие, вскакивая на ноги и озираясь в поисках противника, и падали, один за другим, от метких выстрелов Перворожденных, которые не собирались устраивать бой по рыцарским обычаям, а просто решили перестрелять всех чужаков.

Синдар, поняв, что еще немного, и единственная возможность разделаться с вражеским магом будет окончательно утеряна, вскочил, схватил лук и пустил стрелу, которая ударила чародея в бедро, заставив того опуститься на одно колено. Эльф вновь рванул тетиву, но маг, почему-то не используя чары, метнулся в сторону, превозмогая боль в раненой ноге, и эльф промахнулся. Не раздумывая, Синдар выхватил легкий клинок из ножен, закрепленных за спиной, и кинулся к раненому чародею, потерявшему свой меч. Это был шанс, не воспользоваться которым эльф не мог.

Ратхар, которого нападение, как и его товарищей по походу, застало врасплох, едва услышав свист стрел, упал ничком, вжимаясь в землю. Это не было трусостью, как можно было решить, но только так возможно было спастись от летевших из темноты стрел. Лучников невозможно было увидеть, пока они сами того не захотят, а бегать по поляне, размахивая мечом, значило лишь предоставить невидимым стрелкам отличную мишень.

Наемник краем глаза увидел, как от стены подступавшего леса отделилась некая тень, сгусток сумрака, чуть более плотный, чем окутывавшая заросли тьма, бросившийся к костру, возле которого метались ошеломленные неожиданной атакой люди. В полумраке тускло мелькнула сталь клинка.

Ратхар вскочил на ноги, выхватывая из ножен тяжелый боевой нож. Он понял, что противник слишком далеко, чтобы достать его мечом, и потому метнул широкий клинок. Но враг оказался очень ловким и глазастым, поскольку сумел не только заметить вращающийся в полете нож, но и отбил его в сторону одним взмахом меча, однако в следующий миг наемник уже стоял рядом, замахиваясь для удара.

Эльф, а противник оказался именно эльфом, отбил выпад Ратхара своим клинком, одновременно перетекая в сторону, словно намереваясь обойти наемника. Ратхар отпрянул на шаг и взглянул назад, а там оказался Тогарус, из бедра которого торчало древко стрелы. Поняв замысел эльфа, человек кинулся в атаку, оттесняя своего противника от раненого мага, смерть которого означала бы и гибель всего отряда, ибо без чародея в эльфийских лесах они были обречены.

Оба противника, сошедшиеся в яростном поединке, оказались достойны друг друга. Ратхар был несколько сильнее, но на стороне эльфа была большая скорость, поскольку он весил намного меньше человека. И все же, изловчившись, наемник сумел поразить эльфа в плечо, заставив его вскинуть клинок для защиты от нисходящего удара, и тут же нанеся стремительный укол. Эльф отскочил назад, зашипев от боли, а затем вновь кинулся в атаку, стремительно размахивая легким узким мечом.

Полоса стали диковинной змеей устремилась к Ратхару, но наемник схватил эльфа за запястье, выкручивая вооруженную руку, и сам ударил его мечом в низ живота. Закаленная сталь легко вошла в плоть, не защищенную доспехами, и эльф, издав приглушенный крик, поник, из последних сил сумев вцепиться наемнику в грудь.

Пока Ратхар разделался со своим противником, на поляне уже закипел ожесточенный бой. Эльфы сумели сократить численное превосходство людей, убив четырех воинов Ренгарда и еще троих ранив стрелами, и только после этого Перворожденные атаковали с мечами в руках, рассчитывая добить ошеломленного и потрепанного противника. Однако не все вышло по их замыслу, и люди, встав спина к спине, стойко выдержали удар, оставив на земле трех истекающих кровью эльфов, прежде чем их товарищи отступили.

Сотник Ренгард, в одной руке держа меч, а в другой сжимая топор, отбивался от яростных наскоков сразу двух эльфов, узнавших среди людей командира и теперь стремившихся расправиться с ним. За спиной сотника лежал раненый воин, и Ренгард не отступал, прикрывая товарища, который не мог защищаться сам. Сотник уже успел прикончить одного из эльфов, опрометчиво напавшего на человека, и еще одного легко ранил.

Схватка длилась лишь несколько мгновений, за которые противники успели обменяться стремительными ударами, часть из которых проникала сквозь защиту, после чего число воинов с обеих сторон сокращалось еще на одного бойца. Несколько эльфов все же не стали ввязываться в ближний бой, время от времени пуская стрелы из леса. Лучники оказали немалую поддержку своим товарищам, убив еще двух человек, хотя стрелять часто они не решались, опасаясь поразить своих.

Тогарус, которому вмешательство Ратхара дало время для того, чтобы придти в себя, едва успел увернуться от очередной стрелы, прилетевший откуда-то из сумрака. Один из его спутников оказался менее удачлив, и стрела ударила его в незащищенную кольчугой грудь, поразив точно в сердце. Маг мгновенно рассчитал, откуда стреляли невидимые лучники, и нанес ответный удар. Огненный шар размером с человечью голову устремился в заросли, исчез на мгновение в ветвях, а затем лес озарился багровым заревом.

Пламя выжгло все на расстоянии почти полусотни шагов, испепелив сразу четырех эльфов, скрывавшихся в зарослях. Воины, стоявшие ближе всех к месту взрыва, и люди, и эльфы, не выдержав коснувшейся их волны жара, от которого стали тлеть волосы и раскалились доспехи, бросились в разные стороны, спеша укрыться от огненного вихря. А маг нанес следующий удар уже по тем эльфам, что сражались сейчас с воинами Ренгарда. Он вскинул руки, и с тонких пальцев чародея сорвались ветвистые молнии, которые, точно сети, оплели сразу двух эльфов, закричавших от боли и замертво повалившихся на траву.

Один из Перворожденных, видя, как гибнут от вражеской магии его друзья, кинулся к Тогарусу, размахивая мечом, но его встретил Ратхар, вставший на пути эльфа. Наемник легко отбил удар, и сам сделал выпад, вонзив клинок своего меча в грудь эльфу. А Тогарус продолжал метать молнии, сражавшие эльфов одного за другим. И Перворожденные, не выдержав такого натиска, дрогнули, начав отступать к лесу, а затем и вовсе побежали, преследуемые людьми. Прежде, чем эльфы добрались до зарослей, еще трое из них пали под ударами фолгеркских воинов.

— Ублюдки, — прохрипел Ренгард, переводя дыхание. — Длинноухие выродки! — По лицу сотника текла кровь из раны на лбу. Эльфийский клинок зацепил его вскользь, оставив неглубокий, но обильно исходивший кровью порез. — Они едва не прикончили нас всех. Как же тихо эти нелюди подкрались к нам!

— Твоим воинам следует быть внимательнее, — наставительно произнес Тогарус, уже успевший вытащить стрелу из бедра, благо узкий бронебойный наконечник легко покинул плоть. Одному из солдат повезло меньше, ибо широкий срезень просто отрезал ему левую руку выше локтя. — Часовые должны быть более бдительными, особенно в таком краю и в ночную пору.

Поляну, казавшуюся пустой, особенно после того, как там сошлись в бою два отряда, оглашали крики раненых и предсмертные стоны воинов, которым повезло меньше. Среди эльфов раненых не было, каждый из них дрался до последнего вздоха, а маг не догадался взять хотя бы одного противника в плен, да, если сказать правду, и не видел в этом нужды.

— Люди устали, и ты это знаешь. Так не след тебе пенять на них, — взвился сотник, подскакивая к чародею, но затем несколько успокоился. — Впрочем, спасибо, что помог, мэтр, иначе нас бы всех перебили за пару мгновений. И прости за резкие слова, я тоже порядком вымотался за эти дни, как и все.

— Не стоит, сотник, — отмахнулся Тогарус, понимающе кивнув. — Я защищал и свою шкуру, не забывай об этом. А твои воины сражались отлично, они заслуживают высшей награды, — со всей сереьзностью произнес чародей. — Если бы все в войске короля были такими отменными бойцами, мы уже давно захватили бы И’Лиар.

— Сотник, два или три эльфа скрылись в лесу, — к беседовавшим предводителям отряда подошел один из солдат, на лице которого уже красовалась свежая повязка, постепенно набухавшая от крови. Воин лишился глаза, но держался так, будто был целым и невредимым. — Нам преследовать их?

— Ни в коем случае, — отрезал Тогарус, опередивший Ренгарда. — Это самоубийство. Даже два эльфа в густом лесу играючи разделаются с десятком людей за мгновение. Пусть они уходят, все равно о нашем присутствии теперь будет знать весь И’Лиар.

— И что нам делать? — спросил сотник, уставившись на Тогаруса. — Если эльфы начнут охоту на нас, долго нам не продержаться.

— Теперь наше спасение лишь в скорости. Эльфы знают, что мы здесь, и наверняка догадываются о цели нашего похода, а потому нам нужно спешить. Если мы доберемся туда, куда шли, раньше, чем местные обитатели возьмут нас в кольцо, то уже мы сможем устроить охоту на эльфов. — Чародей вздохнул, словно приняв непростое, но нужное решение. — Сотник, я знаю, что твои воины устали. Им пришлось выдержать две схватки с опасным противником, многие ранены, но мы должны идти вперед. Уцелевшие эльфы приведут сюда несколько сотен своих соплеменников, и тогда наша судьба будет решена. Если останемся на месте или будем медлить, они окружат нас и перебьют из луков. Наверняка найдется и колдун, который сумеет справиться со мной, ведь здесь, в их заповедных лесах, сила даже самого неопытного мага возрастает многократно, позволяя эльфу на равных сражаться с сильнейшими чародеями людей. Придется рискнуть, продолжив путь ночью. Мы должны выскользнуть из кольца облавы и успеть добраться до цели, прежде чем нас перехватят в лесу.

— Я понимаю, мэтр, — Ренгард отлично представлял, что сделает с его тающим, точно снег под лучами весеннего солнца, отрядом сотня эльфов, тем более, если их будет поддерживать еще и маг. — Дайте нам час, чтобы позаботиться о раненых, потом мы выступим. Прошу, лишь один час!

— Только час, — согласился маг. — Ни секундой больше, иначе может быть поздно. Помни, сотник, что на клинках ваших мечей — судьба Фолгерка. Думаю, ты не станешь жертвовать своей страной напрасно.

Ренгард был хозяином своих слов, и спустя час, когда тьма окутала лес, и на расстоянии в несколько шагов ничего невозможно было различить, как ни напрягай глаза, его воины, всего семнадцать человек, были готовы двигаться дальше. Те бойцы, что были ранены в схватке с эльфами, умерли, ибо раны их были столь тяжелы, что ничто не могло им помочь, кроме, разве что, магии, но Тогарус предпочел не вмешиваться, решив, видимо, поберечь силы.

Сотник смотрел на измученных, утомленных стремительными переходами и ожесточенными схватками людей, жалкую горстку, остатки его отряда, который уменьшился едва ли не втрое задолго до того, как они приблизились к цели. Надо отдать должное, чародей приложил все усилия, чтобы люди были готовы продолжить путь. Запасы настоев и эликсиров у Тогаруса уже иссякли, но зато воины пока не чувствовали усталости, и боль от ран не терзала их, хотя это и было лишь временно.

— Все готовы, — спросил чародей, с сомнения обводя взглядом горстку людей. — Они смогут идти дальше?

— Да, смогут, — ответил сотник. — Они пойдут до конца, на смерть, если будет нужно. Не сомневайтесь в этих воинах. Но вы сами говорили, что ночью по лесу передвигаться опасно, — напомнил Ренгард.

— Это так, — маг не возражал. — Но теперь, когда эльфы знают о нас, таиться больше нет смысла. Я опасался возможной засады, но сейчас эльфов поблизости нет, и потому нужно воспользоваться шансом. Мы пойдем на риск.

Воины шли, забыв об осторожности, вкладывая все силы в каждый шаг и пытаясь преодолеть как можно большее расстояние. Тогарус, возглавлявший отряд, теперь не боялся пускать в ход свои чары, поскольку таиться более не было смысла, а потому он мог предупредить спутников о появлении на их пути эльфов. Однако места, по которым двигался отряд, к счастью для людей не были особо густо заселены, и потому дорога была свободна. Людей не ждали затаившиеся в лесной темноте засады метких лучников, и не гнались за ними по пятам эльфийские охотники.

Всю ночь воины почти бежали, словно не тащил каждый из них на своих плечах тяжелую кольчугу и оружие. Заплечные мешки почти все уже давно бросили, дабы избавиться от лишней обузы, да и нечего уже было тащить в тех мешках. Поэтому воины могли двигаться достаточно быстро, подгоняемые приказами сотника и магическими эликсирами Тогаруса, придававшими сил и позволявшими на некоторое время забыть об усталости.

Когда наступил рассвет, лес начал редеть, и непроходимая стена кустарника, сквозь который раньше приходилось прорубаться, пуская в ход клинки, отступила. Тогарус разрешил людям сделать привал, на считанные минуты, только чтобы перевести дух и смочить горло водой из фляжек, а затем вновь поднял их, едва ли не пинками, заставляя идти дальше. Маг чуял эльфов впереди, подозревая, что это и есть желанная цель, за спиной же отряда было пока спокойно, но все равно Тогарус не желал терять ни минуты. И спустя еще несколько часов, ближе к полудню, когда выдохшиеся, измотанные стремительным броском через дебри воины стали шагать все медленнее, едва удерживаясь от того, чтобы просто бросить оружие, стена леса расступилась, и впереди, на невысоком холме, показалась высокая башня, на вершине которой сияли серебром начищенных доспехов многочисленные эльфийские воины. Отряд фолгеркских солдат достиг цели.

Глава 6. Сердце леса

Резкий порыв ветра бросил капли дождя в лица неподвижно замерших на вершине холма всадников, заставив их поморщиться от холодной влаги. Граф Тард, пристально вглядывавшийся в дождевую пелену, скрывавшую происходящее на другом конце поля, всего в нескольких сотнях ярдов от него, нервно стиснул рукоять меча, сжав ее крепко, до боли в пальцах. Из всех, собравшихся здесь воинов только он, пожалуй, не обращал на мерзкую погоду ни малейшего внимания.

— Едва ли они решатся дать бой в такую погоду, — заметил один и сопровождавших графа офицеров. — Их лучники мало на что сгодятся, если тетивы луков отсыреют. Думаю, сегодня ждать атаки не стоит. — Говоривший бросил мрачный взгляд к подножию холма и вполголоса выругался, затем с невеселым смешком добавив: — Кажется, эти ублюдки вовсе не собираются начинать сражение, а ждут, когда наша армия свалится от лютой простуды.

— Они готовятся к бою, — уверенно возразил Тард, даже не взглянув на рыцаря. Он уже нисколько не сомневался в том, что именно сегодня смерть, наконец, найдет его, как и сотни тех воинов, что услышали призыв графа, явившись на поле битвы. Что ж, он был готов встретить смерть достойно.

— И их лукам влага не страшна так, как нашим, — произнес граф, пытавшийся, до боли напрягая глаза, различить хоть что-то в колышущемся мареве. — Эльфы знают приемы, позволяющие уберечь оружие от дождя, сохранив его годным для боя. А вот нам дождь мешает, и даже очень, поскольку на размокшей земле наши конные латники не смогут атаковать быстро.

За спинами всадников можно было разглядеть небольшую деревушку под названием Фрош, а по левую руку от них строилась фолгеркская армия, вернее то, что от нее осталось к этому дню. Люди вновь готовились дать бой эльфам, как и несколькими днями раньше, но нынешнее сражение должно было развернуться уже на землях Фолгерка. Все изменилось буквально за считанные дни — теперь эльфы были агрессорами, а люди отважно защищали от жестоких врагов свои родные края.

Вступив в пределы королевства, граф Тард, взявший на себя командование остатками войска, теми солдатами, которые уцелели в бойне на Финнорской равнине, гнал свой отряд на юг, не думая об отдыхе, для того, чтобы суметь перехватить вторгшееся в Фолгерк эльфийское войско. Армия Перворожденных, не размениваясь по мелочам, двигалась в густонаселенные области королевства, к самой столице, оставив почти нетронутыми приграничные земли. И граф отлично понимал, что сотворят эльфы с городами и селами, ныне оставшимися почти без защиты, ведь большая часть воинов, обеспечивавших там мир и порядок, ушла на север еще несколько месяцев назад.

Наверное, думал Тард, еще ни одна армия за всю историю не передвигалась так быстро, преодолевая за день по полсотни миль. Люди, когда граф разрешал устроить привал, падали без сил, не утруждаясь оборудованием лагеря, и только чудом можно было назвать то, что за шесть дней пути армия не подверглась атакам эльфов. Даже жалкая сотня Перворожденных, напавших на лагерь людей ночью, могла нанести такой ущерб, что не понадобилось бы устраивать генеральное сражение. Немногочисленные часовые, измотанные ничуть не меньше остальных воинов, не сумели бы сдержать противника, и эльфы могли просто вырезать спящих людей, не способных оказать никакого сопротивления.

И, тем не менее, графу удалось исполнить свой замысел. Посредством чудовищного напряжения сил фолгеркским воинам удалось нагнать и перегнать армию врага. Двигаясь параллельно с эльфийскими колоннами, отряд Тарда сперва поравнялся с ними, а затем и опередил на один дневной переход. И потому, когда эльфы, которым уже казалось, что они не встретят в этой земле никакого сопротивления, наткнулись на фолгеркское войско, люди успели немного отдохнуть и были готовы к бою.

Две армии, две массы воинов, равно полных решимости биться насмерть, замерли друг напротив друга, собираясь с силами, словно изготовившиеся к смертельному прыжку леопарды из южных лесов. Дальше, на юг, граф отправил лишь небольшой отряд из полутора сотен пехотинцев, которые охраняли все так же пребывавшего в беспамятстве короля. Тарду пришлось расстаться с этими солдатами, поскольку подвергнуть опасности жизнь государя он не мог, зная, что начнется в Фолгерке, если пресечется правящая династия. Многие родовитые бароны и герцоги могут начать борьбу за корону, невзирая на вторжение эльфов, а это сейчас было абсолютно недопустимо. И потому король, сопровождаемый небольшой свитой и несколькими лекарями, был отправлен в столицу, сам же граф остался, заслонив дорогу эльфам.

Уже перейдя границу Фолгерка, Тард сумел присоединить к своему войску немало разрозненных отрядов, также бежавших после разгрома армии на юг. И здесь, у маленькой деревушки, всего полтора десятка дворов, собрались почти четыре тысячи фолгеркских воинов. Пять сотен тяжелой кавалерии, больше сотни конных арбалетчиков и порядка тридцати сотен пехоты — вот те силы, с которыми граф надеялся остановить вторжение эльфов. И любой, кто был хоть немного сведущ в тактике, сразу мог бы сказать, что люди имели огромные шансы на победу. Эльфы смогли выставить против фолгеркцев всего чуть больше четырех тысяч пехоты да немногим менее трехсот всадников, а история знала примеры, когда стойкие воины, сражаясь в обороне, одерживали победу над противником, превосходившим их силом десятикратно.

Однако у Тарда были причины сомневаться в удачном исходе предстоящей битвы, и причины весьма веские. Эльфы могли этого и не знать, но почти тысяча бойцов, вставших под фолгеркские знамена, была всего лишь крестьянами и горожанами, наспех вооруженными, чем попало и абсолютно не готовыми вступить в бой. Эти люди присоединялись к Тарду, когда его отряд проходил мимо селений, и каждый из них выражал готовность грызть эльфийские глотки зубами, но граф, опытный воин, побывавший во многих сражениях, знал, чего эти храбрецы стоят на самом деле. Сейчас каждый из них действительно был готов сражаться до последнего издыхания, защищая родную землю, и искренне верил в то, что может потягаться в битве с отлично вооруженными и скованными железной дисциплиной вражескими воинами. Но Тард, да и его офицеры, тоже бывалые ветераны, знали, что, оказавшись под обстрелом эльфов, эти бойцы не выдержат и одной минуты, бросившись врассыпную. И это не было бы проявлением трусости, просто необученным людям не место на поле боя, это удел тех, кто избрал войну своим ремеслом, всецело посвятив ей собственную жизнь.

А стрелков в войске эльфийского короля было более чем достаточно. Почти две тысячи эльфийских лучников, о которых ходили самые невероятные легенды по эту сторону Шангарских гор, могли за минуту выпустить не прицельно двадцать тысяч стрел на три сотни шагов. И этого в давние времена хватило для того, чтоб обратить в бегство даже знаменитых имперских легионеров, воинов, скованных поистине железной дисциплиной, так что же говорить о горстке крестьян, впервые в жизни взявших в руки алебарду или самострел.

И все же граф не стал отказываться от пополнения, разделив влившихся в его войско новичков на восьмерки, каждую из которых дополнили два опытных солдата, причем один из них по такому случаю производился в десятники. За несколько коротких остановок ветераны попытались научить неумелых горожан и хлеборобов азам воинского искусства. Разумеется, сделать из этой толпы настоящих воинов за столь короткий срок было невозможно, но граф довольствовался тем, что имел. По крайней мере, можно было надеяться, что эльфы растратят на этих «солдат» большую часть своих стрел, и больше опытных бойцов останется в живых к той минуте, когда противники сойдутся в рукопашной.

Была и еще одна причина, заставлявшая графа усомниться в реальности не то что победы, но даже и ничейного исхода битвы, когда обе армии, понеся немалые потери, остались бы к концу дня на прежних позициях. Было точно известно, что войско Перворожденных поддерживают маги, которые, однако, до сих пор никак себя не проявляли. Разведчики, рискуя собственными жизнями, подобравшиеся к самому стойбищу эльфов, видели их чародеев, которых легко узнали по бритым головам и татуировкам на лице. По меньшей мере, два мага были в свите эльфийского короля, и Тард, видевший однажды, на что способен не самый сильный чародей в бою, понимал, что если против обычных воинов, пусть их и будет довольно много, его армия выстоит, то магический удар люди не выдержат. Единственное, что не заставило графа вовсе отказаться от сражения, так это мысль о том, что за всю войну маги почти не принимали участия в боях, и сейчас тоже еще была надежда, что эльфы решат расправиться с людьми простой сталью, уповая на число и выучку своих бойцов.

Но, как бы то ни было, сейчас граф, будучи рыцарем не только лишь по титулу, но по духу, знал, что он не в праве отступить. Ни сталь, ни меткие стелы, ни магия не могли быть ныне оправданием собственной трусости, позорного малодушия, которому нет места в сердце воина.

Разорение и ужас, который несли эльфы в его родные края, были знакомы полководцу с давних лет, и теперь он никак не мог допустить, чтобы повторилось то, что ему довелось видеть еще юным оруженосцем на северной границе. Ни малочисленность и откровенная слабость его войска, ни эльфийские чародеи и лучники не заставили бы графа отступить. Он полагал, что движимые жаждой человеческой крови эльфы могли просто пройти мимо, сойди его отряд с их пути, дабы скорее добраться до населенных областей, чтобы залить сердце Фолгерка кровью. Он мог спасти своих воинов, убедив себя, что выгоднее пропустить эльфов вперед, ударив затем им в спину, но Тард не собирался этого делать, предпочитая смерть в честном бою, лицом к лицу с врагом, мукам совести.

Армия сейчас выстраивалась в боевые порядки, готовясь встретить атаку эльфов. Перворожденные пока не предпринимали ничего, оставаясь в своем лагере и лишь выслав вперед конные дозоры. Разведчики Тарда, которым граф категорически запретил вступать в бой, желая сохранить до начала сражения всех своих воинов, подбирались почти к самым кострам, вокруг которых расположились эльфы. И по докладам лазутчиков казалось, что Перворожденные сегодня действительно не станут начинать бой. Одной из причин тому была и погода, одинаково плохая и для людей, и для эльфов. Сухие и теплые дни вдруг сменились промозглой сыростью. Второй день с неба сеял мелкий дождь, неприятный, проникавший под плащи и пологи шатров, изнурявший людей. От сырости могли и впрямь испортиться тетивы луков, во всяком случае, арбалетчики из войска Фолгерка уже жаловались, что не смогут стрелять так, как всегда, поскольку оружие приходило в негодность.

Но граф, несмотря ни на что, был уверен, что эльфы не станут медлить, атаковав именно сегодня. Их лукам, на которых, как говорили, лежали особые заклятья, дождь не был так страшен, зато тяжелая конница людей не могла передвигаться быстро по раскисшей земле. И потому граф велел готовиться к бою, ожидая, когда же, наконец, начнется движение в стане эльфов.

У Тарда не было столько воинов, чтобы придумывать сложные построения, устраивать засады и прятать в окрестных рощах резервы. В бой сразу же будут брошены почти все силы, ибо от того, выдержат ли люди первый удар, не отпрянут ли под натиском врага, сломав строй, и зависел во многом исход всего сражения.

Пехота, наиболее многочисленная часть войска, выстраивалась тремя плотными квадратами, примерно равными по числу. Ополченцы, самые ненадежные воины из тех, что были в распоряжении Тарда, были равномерно разделены между всеми отрядами, образовав первые несколько шеренг. Пожалуй, только ветераны-десятники и понимали, что им и их подчиненным уготована роль прослойки, о которую затупятся эльфийские мечи, прежде чем в бой вступят наиболееподготовленные воины фолгеркской армии. Тард жертвовал добровольцами, обрекая их на верную смерть, чтобы до последнего сберечь опытных воинов, наемников и королевских солдат, которые и должны были решить исход рукопашной схватки.

Наемники, кстати, едва не покинули войско, как только оно вступило в пределы Фолгерка. Раньше, пока отряд передвигался по эльфийским землям, каждый человек, начиная от командующего, и заканчивая последним кашеваром, думал о том, как уцелеть во враждебном краю, полном неумолимых врагов, и единственным шансом для всех было держаться вместе. Именно поэтому наемники стойко выдерживали стремительные переходы, отражая редкие наскоки эльфийских конных дозоров, но стоило только армии вернуться в королевство, как солдаты удачи вспомнили, что сражаются не просто так, а за приличное вознаграждение, которое пора было уже выплачивать. Положение Тарда, который ради сохранения нескольких сотен отлично обученных бойцов был готов отдать сколько угодно золота, осложнялось тем, что вся казна осталась на Финнорских равнинах. Наемники, однако, не желали слышать оправданий, требуя положенную им по контракту, заключенному еще самим Ирваном, плату.

Тард, будучи человеком решительным, предпочитавшим действие ожиданию, оказавшись в первом же городке, через который пролег путь его войска, явился в магистрат и потребовал выдать ему городскую казну. Барона, которому принадлежали эти края, в городе не было, ибо он, как и большинство дворян, ушел на войну, но оставленный им за себя наместник едва не вызвал графа на дуэль, сочтя его требование едва ли не проявлением мятежа.

В ответ на это Тард подвел упрямого градоначальника к окну и показал ему разгуливавших по улицам солдат из своего отряда, при этом коротко живописав, что с его городом сделает толпа наемных воинов, когда они поймут, что не дождутся обещанной платы. Тард не был хорошим рассказчиком, но, вероятно, прочувствованная речь произвела на бургомистра сильное впечатление, поскольку уже на следующее утро в лагерь войска были доставлены сундуки с золотом, которое граф не медля, роздал своим воинам.

И теперь наемники, для которых на самом деле лучше бы было бежать куда подальше, не дожидаясь никакой платы, готовились принять бой плечом к плечу с фолгеркскими солдатами. Солдаты удачи, многие из которых сражались в рядах королевской армии с самого начала войны, составляли значительную часть тяжелой пехоты и большинство арбалетчиков. Причем нескольким сотням стрелков по замыслу Тарда предстояло сыграть в грядущем бою важную роль. Не имея большого числа панцирной конницы, главной ударной силы по взглядам большинства полководцев, граф не мог, как это было принято, сделать ставку на кавалерийскую атаку, а тяжелая пехота, вооруженная копьями и алебардами, не была достаточно подвижной. Поэтому уступить Перворожденным право первого удара, и от мастерства арбалетчиков, которые сейчас заняли позиции перед строем пикинеров, во многом зависело, удастся ли перед сшибкой расстроить боевые порядки эльфов. Перворожденные обычно начинали атаку с обстрела, порой рассеивая вражеские армии без ближнего боя, и сейчас фолгеркские стрелки должны были подавить лучников противника, заставив эльфов скорее двинуть в бой тяжелую пехоту.

Граф не намеревался атаковать, поскольку в этом случае его менее многочисленное войско вовсе не имело бы никаких преимуществ. Потому вся тяжелая кавалерия людей была поставлена на левом фланге, и в случае атаки эльфов всадники должны были укрыться за спинами пехоты. Вперед были выдвинуты только конные стрелки, часть из которых сейчас следила за действиями эльфов. Когда начнется бой, арбалетчики должны будут обстрелять приближающиеся колонны эльфов, а затем отойти на фланг. У Перворожденных тоже было некоторое количество всадников, способных обойти пехоту людей, ударив им в тыл, и кавалерия Тарда должна была препятствовать этому.

Тард, предавшись раздумьям, и не заметил сразу во весь опор мчавшегося к группе офицеров всадника, показавшегося из дождевой пелены в паре сотен ярдов от них. Лихо взлетев на холм, всадник, оказавшийся одним из дозорных, следивших за эльфами, остановился перед графом, который от неожиданности едва заметно вздрогнул.

— Мой господин, — голос разведчика, совсем еще юнца, дрожал не то от волнения, не тот от страха. — Эльфы строятся в боевые порядки. Десятник Эмерт приказал предупредить вас, а сам с тремя воинами остался наблюдать за неприятелем.

— Ну, что я говорил? — граф торжествующе взглянул на своих спутников. — Они атакуют сегодня. Эльфы не станут зря тратить время. У них и так численное превосходство, им нечего ждать.

— Не самый лучший день они выбрали, — пробормотал один из сотников, сопровождавших графа. — Слишком сыро, луки испортятся, да и ветер в их сторону. Стрелы будет сносить, они не смогут бить точно.

В ту же секунду, будто слова сотника содержали в себе скрытое заклинание, сеявший с самого утра мелкий дождь внезапно прекратился, и в лица всадников ударил порыв ветра, принесшегося с севера, с той стороны, где и расположились эльфы.

— Не иначе, почуяли, что погода меняется, — раздались голоса сопровождавших графа воинов.

— Думаю, здесь не обошлось без магии, — предположил Тард. — Их колдуны долго не предпринимали ничего, а сейчас им самое время, чтобы проявить себя. Теперь ветер будет придавать их стрелам большую скорость, а вот наши ответные болты будет как раз сносить в сторону, сбивая прицел. Преимущество наших стрелков в большей дальнобойности тяжелых арбалетов достаточно серьезно, и их маги могли постараться уменьшить его.

— Воевать с колдунами — это не то же самое, что сражаться с обычными солдатами, пусть их будет хоть втрое больше, — с затаенным страхом произнес тот самый сотник, что сомневался в намерениях эльфов дать бой именно сегодня. — Да они все войско раскатают в тонкий блин!

— Мы будем биться до конца, — жестко произнес граф, взглянув в глаза офицеру. — Пусть там будет хоть тысяча магов, для нас иного выхода нет. Я сделаю все, чтобы остановить эльфов на этом рубеже, иначе Фолгерк падет. Вы все знаете, что за нашими спинами нет войск, способных выстоять против Перворожденных, или они не готовы к бою. Если мы отступим сейчас, эти твари зальют кровью все королевство. И покуда жив хоть один воин из тех, что собрались здесь, длинноухая нелюдь не должна и шагу ступить дальше.

Тем временем на другом конце долины наметилось некое движение, которое могла производить лишь большая масса людей или подобных им разумных двуногих созданий. А спустя пару минут каждый из спутников графа уже мог своими глазами лицезреть приближающиеся колонны эльфийских воинов, перед которыми на расстоянии, лишь немного превышающем дальность полета прицельно выпущенной стрелы, кружили два десятка фолгеркских разведчиков. Перворожденные, как ни странно, не обращали на людей никакого внимания, хотя, стоило только кому-то из высокородных эльфов щелкнуть пальцами, как вперед устремились бы сотни конных лучников, в бою с которыми у воинов Тарда шансов было очень мало. Но вместо того, чтобы избавиться от соглядатаев, эльфы, словно демонстрируя противнику свою мощь, спокойно двигались вперед ровными, точно на параде, шеренгами.

— Стандартная тактика, — заметил кто-то за спиной графа, во все глаза разглядывавшего эльфийское воинство. — В первую линию поставили лучников, за ними тяжелая пехота, за спинами которой стрелки укроются в случае атаки нашей конницы или перед тем, как войска сойдутся вплотную. Свою кавалерию ублюдки наверняка расположат на флангах, чтобы в любой миг обойти наши порядки, ударив в тыл.

— Как же много у них стрелков, — простонал виконт Бальг, последнее время неотлучно сопровождавший графа. — Они сметут нашу пехоту за несколько минут! Какие бы стойкие воины не сражались под нашими знаменами, выдержать шквальный обстрел двух тысяч лучников невозможно, — сокрушенно промолвил рыцарь. — Солдаты или лягут все, или побегут, хотя второе вернее.

— Для того, любезный виконт, нам и нужны арбалетчики, — спокойно заметил граф. — Они заставят эльфов сблизиться с нами, проредив их стрелков. Это же азбука военного дела — когда обе стороны имеют большое число стрелков, они стремятся как можно быстрее вступить в ближний бой, иначе лучники просто перестреляют друг друга без всякой пользы.

— Хорошо бы, чтоб так и было, — заметил все тот же ворчливый сотник. — Никому не пожелаю оказаться под обстрелом эльфов.

Офицеры поспешили к войску, которое уже строилось в боевые порядки, плотнее сбивая ряды под крики десятников. Проезжая мимо первых шеренг пехоты, Тард увидел побледневшие лица ополченцев, только сейчас начавших понимать, что их ждет спустя считанные минуты. Никто, однако, не пытался бежать, хотя бывали случаи, когда солдаты перед битвой просто покидали строй, не дожидаясь приближения врага.

Пришпорив коня, Тард остановился перед строем своих воинов, выжидающе смотревших сейчас на полководца, от которого исходили волны уверенности и силы, точно и не было в считанных сотнях шагов от него нескольких тысяч эльфов.

— Воины, доблестные солдаты Фолгерка, — Тард почти не напрягал голос, но его слова разнеслись над долиной, и каждый, кто стоял сейчас в плотном строю, сжимая в руках гладкое древко алебарды или ложе арбалета, мог слышать его. — Настал час, когда судьба нашего королевства зависит от вас, уже не раз проливавших кровь в боях во славу Фолгерка. Но сейчас вы будете сражаться не ради короля, не ради новых земель и богатства, а за своих жен, детей, своих матерей, что ждут вас в ваших родных домах. За вашими спинами укрылись они, точно в последнем бастионе павшей крепости. И потому я прошу вас, когда пойдете в бой, вспомните не короля, но тех, кто вам дорог, тех, кто ждет вашего возвращения. Бейтесь без страха, без колебаний и сомнений. Враг силен, но я верю в вас, верю в вашу отвагу, которую вы не раз уже проявляли, многажды нанося поражение тем, кто сейчас встал перед нами.

Тард выхватил взглядом из массы воинов наемников, над головами которых развевалось знамя их отряда. Их осталось не так уж и много, закаленных ветеранов, настоящих солдат удачи, сражавшихся с первого дня этой войны. Но несколько сотен наемников, отлично вооруженных, умевших сражаться стойко и расчетливо, стоили всех прочих воинов, что ныне ждали приближения врага. И именно к солдатам удачи, несмотря на кажущуюся безысходность предстоящего боя, не покинувших войско, и обратился граф:

— А вы, дети дальних земель, что пришли к нам по зову нашего короля, помните, что если Фолгерк выстоит в этой битве, вам уже не придется зарабатывать себе на хлеб своей кровью, ибо благодарность государя и нашего народа не будет знать границ. — Граф ощущал на себе спокойные, уверенные взгляды воинов, давно уже осознававших себя покойниками, а потому с некоторых пор переставших бояться смерти. Они сделали единожды свой выбор, решив остаться здесь, на этом поле, чтобы вступить в битву с жестоким и беспощадным врагом, и теперь в их стойкости не стоило сомневаться. — Если же вы дрогнете, если решите, что это не ваш бой, то знайте, пройдет совсем немного времени, и та же нелюдь, что сейчас пришла в наше королевство, окажется на пороге вашего дома, придя туда, дабы забрать ваши жизни, очистив от людей весь мир. Но тогда вы уже будете одиноки, и некому будет подставить вам плечо, прикрыть вашу спину. А потому сражайтесь вместе с нами сейчас, чтобы позже разорения и смерть не пришли в ваш дом. В бой, воины, сокрушим надменных эльфов, загоним их обратно в леса!

— Слава Фолгерку! — раскатился грозный клич, исторгнутый глотками трех тысяч солдат. — Встретим эльфов сталью! Смерть нелюди! — И сотни затянутых в боевые рукавицы кулаков ударили о сталь кирас, сотни клинков и боевых топоров разом грохнули о тяжелые щиты. От мерного рокота содрогнулись окрестные холмы, и даже эльфы, кажется, чуть замедлили шаг.

Перворожденные действительно применяли ту же самую тактику, что и обычно, поставив в первые ряды массу лучников, за спинами которых высился лес длинных пик. Немногочисленная кавалерия держалась на флангах, разделившись примерно поровну. И где-то за спинами многочисленного войска должен был находиться и сам король Эльтиниар со свитой и магами.

Эльфы не спеша приближались к фолгеркскому войску, словно бы сжавшемуся в один напряженный комок, ощетинившийся пиками и жалами арбалетных болтов. Люди ждали, когда их противник подберется на расстояние, достаточное для того, чтобы обрушить на горстку воинов под стягами с изображением золотого орла, раскинувшего могучие крылья, тысячи поющих стрел. Но когда между двумя армиями оставалось каких-то четыреста ярдов, чуть больше, чем может преодолеть пущенная их эльфийского лука стрела или болт мощного арбалета, эльфы вдруг остановились, словно окаменев.

— Что происходит, — изумленно спросил Бальг, глядя на графа. Они заняли позицию позади клина конных латников, чуть выше их, наблюдая за развитием событий на поле со склона холма. — Почему они медлят?

— Если бы я знал, — так же недоуменно ответил Тард. — Кажется, будто они чего-то ждут или приглашают нас ударить первыми.

— Но это исключено, — виконт повторял то, о чем раньше не раз говорил сам граф. — Если в обороне мы еще можем выстоять, то, атакуя, потеряем большую часть войска, а у эльфов и без того немалый перевес в численности.

Как и прежде, это произошло неожиданно, и сперва никто не обратил внимания на трех больших птиц, круживших над долиной. Точнее, это поначалу показалось, будто они летают над самым полем боя, рассекая воздух могучими крыльями, и лишь несколько позже самые глазастые из людей догадались, что эти птицы только еще летят сюда, находясь едва ли не в десятке миль позади эльфов. И с каждым мгновением сперва нечеткие силуэты увеличивались в размерах, и уже можно было рассмотреть узкие кожистые крылья, длинные шеи, увенчанные клиновидными головами и длинные тонкие хвосты. И каждый из воинов, стоявших сейчас лицом к лицу с сияющим доспехами войском Перворожденных, произнес, мысленно ли, или же вслух, одно единственное слово: «Драконы!».

— Будь они прокляты, — вскричал Тард, заставив вздрогнуть свою свиту. — Значит, слухи об Эстреде были абсолютно верны. Но почему же мы не захотели этому верить!

Отряд Тарда возвращался в Фолгерк не тем же самым путем, которым в конце лета шла на север армия вторжения, и потому они миновали единственный крупный город в этих краях. Однако от встречных крестьян и бежавших из города жителей, немногих оставшихся в живых, граф узнал, что город был почти полностью уничтожен при нападении драконов. Поскольку рассказывали это и те люди, что были в Эстреде в ту роковую ночь, не верить им у Тарда не было причин, но он все же усомнился, ибо решил, что драконы, появись они здесь, выжгли бы весь север королевства. И граф запретил распространять слухи о нападении драконов на город среди своих воинов, опасаясь паники и возможного дезертирства. Теперь он понял, что те испуганные мужчины и женщины, встретившиеся на пути его войска, были абсолютно правы, но изменить это уже ничего не могло.

Три дракона, летевшие на высоте, быть может, ярдов двести, — черный, словно бездна, темно-зеленый и перламутрово-розовый — выстроились клином, идя крыло в крыло, и стали медленно снижаться. Они стремительно пронеслись над людьми, заставив тех инстинктивно втянуть головы в плечи, сделали разворот и уже готовились ударить в спины фолгеркским воинам. И люди не выдержали, тот тут, то там из строя выскакивали солдаты, и ополченцы, и бывалые ветераны, бросали оружие и бежали в разные стороны, крича от ужаса и не обращая внимания на оклики своих десятников и сотников.

— Дезертиров расстреливать без жалости, — приказал граф. — Бейте их в спины!

Несколько арбалетчиков разрядили свое оружие, и около двух дюжин воинов упали на землю перед своим строем, пораженные тяжелыми болтами.

— Воины, — Тард выступил вперед, развернувшись лицом к своим солдатам, на лицах которых явственно читался страх, еще не превратившийся в панический ужас, но все равно сильные и почти непреодолимый. — Эльфы натравили на нас своих монстров. Они сильны, они почти неуязвимы для нашего оружия, но встретим их грудью, как подобает мужчинам и воинам, примем смерть так, чтобы о нас слагали легенды спустя сотни лет. Не покажем врагам наши спины!

Горячая речь графа привела в чувства многих его солдат, уже готовых сломя голову бежать, куда глаза глядят, бросив оружие и стаскивая на ходу доспехи, но некоторые из людей уже не могли воспринимать никакие слова. Пехотинцы кидались врассыпную, всадники, оказавшиеся тверже духом, оставались пока на месте, едва сдерживая коней, уже ощутивших своим животным чутьем приближение смерти. А три дракона, вновь взмыв вверх, теперь плавно снижались, с каждым мгновением приближаясь к людям на несколько десятков ярдов. Казалось, они намеренно кружат над фолгерцами, демонстрируя свою мощь, ведь крылатым змеям ничего не стоило с первого пролета испепелить половину войска.

Драконы уже были в сотне ярдов от сбившихся в плотную толпу людей, летя так низко, что едва не задевали вершины невысоких деревьев, которыми поросли окрестные холмы. Клин превратился в линию, драконы летели на одном уровне, уже готовые обрушить на охваченных ужасом людей потоки огня. Тысячи сердец сжались в ожидании неизбежной смерти, вовсе не такой, о какой можно было мечтать настоящим воинам. И вдруг что-то изменилось. Все три монстра свечой взмыли вверх и, набирая скорость, устремились в том самом направлении, откуда совсем недавно явились.

— Да что же творится, — воскликнул граф, глядя вослед исчезающим в серых облаках драконам. — Они что, попугать нас прилетели?!

Разумеется, ответить Тарду никто из его свиты не мог. Люди, все, от командущего до последнего солдата, недоуменно смотрели в небеса, еще не вполне веря собственному счастью, ведь от неминуемой гибели их отделяли считанные секунды.

Но ошеломлены происходящим были не только люди. Эльфы, конечно же, знавшие о том, что должны появиться драконы, которые и уничтожат горстку людей, вставших на пути Перворожденных, недоуменно оборачивались, пытаясь разглядеть стремительно исчезающих в облачной пелене крылатых змеев. Строй эльфов распался, воины выходили из шеренг, не понимая, что происходит. По рядам закованных в сияющие доспехи воинов пронесся невнятный гул.

— Кавалерия — в атаку! — Тард, как и подобало настоящему полководцу, ощутил неким странным чувством, которое не заменят тысячи трактатов по военному искусству и годы обучения у самых искушенных стратегов, что настал момент, когда можно попытаться вырвать победу. Он видел смятение в рядах эльфов, на некоторое время забывших об ожидающем их атаки враге, и решил рискнуть. — За мной, братья! Круши эльфов! — Граф выхватил из ножен длинный клинок и пустил своего скакуна в галоп. Поравнявшись со смешавшимися кучу, но все же не побежавшими латниками, он взмахнул клинком над головой, увлекая за собой своих воинов.

— Бей! Руби! — Всадники подхватили призыв своего командира. Пять сотен закованных в тяжелые латы кавалеристов сначала медленно, но с каждым мгновением все быстрее, понеслись через поле, нацелившись точно на правый фланг эльфов. Вздымались над головами длинные седельные мечи, грозно склонялись вперед украшенные яркими вымпелами пики, и панцирная кавалерия, плотнее сбивая ряды, приближалась к эльфам.

Перворожденные успели понять, что происходит, но никто из них уже ничего не успевал противопоставить этой казавшейся бессмысленной атаке. Лучники, у которых в ближнем бою с всадниками не было никаких шансов, бросились бежать, не выпустив ни единой стрелы, а стоявшие за их спинами пикинеры так ничего и не поняли, когда граненые жала фолгеркских копий ударили по их латам и щитам. Сражение началось совсем не так, как планировали полководцы обеих армий.


— Я думаю, нужно разослать по округе дозоры, — принцесса Мелианнэ, все утро выглядевшая напряженной и какой-то настороженной произнесла эти слова, вглядываясь в окружавший ее лес. Сама принцесса, как и ее собеседник, стояла на открытой площадке высокой каменной башни, казавшейся среди непролазных дебрей чем-то неестественным.

— Что с тобой такое сегодня, — тот, к кому обращалась Мелианнэ, высокий и еще довольно молодой, по меркам своего народа, конечно же, эльф, облаченный в изящные доспехи, недоверчиво посмотрел на эльфийку. — Я чувствую исходящую от тебя тревогу, сестра, но хоть объясни, чего ты опасаешься?

— Если бы я могла, Велар, брат мой, — горько усмехнулась принцесса, которая, кстати, тоже сменила роскошные одежды или даже пыльный дорожный костюм на тонкого плетения кольчугу с капюшоном, доходившую Мелианнэ до середины бедра. На поясе эльфийки висел верный клинок, тот, что продали ей гномы. Принцесса последнее время не расставалась с оружием, вот и сейчас она нервно сжимала рукоять меча. — Мне кажется, к нам приближается враг. Не спрашивай, какой и откуда, все равно я ничего не скажу, но это чувство не покидает меня уже довольно давно.

— Наши маги оплели весь лес на десяток лиг окрест такими сторожевыми чарами, что незамеченной не проскользнет и белка, — уверенно произнес принц. — Я думаю, у тебя это просто от напряжения, только и всего. Я тебя понимаю, но прошу не нервничать зря и не устраивать панику. Здесь нет огромной армии врагов, готовой кинуться на штурм, к тому же, у нас немало воинов, чтобы такой штурм, если он состоится, отразить.

— И все же прошу тебя, прикажи воинам обыскать лес, — вполне разумные, казалось бы, слова Велара ничуть не успокоили его сестру. — Если поблизости кто-то затаился, они быстро обнаружат следы, а если никого нет, и мне все чудится, то и в этом они смогут убедиться быстро.

— Хорошо, Мелианнэ, — вздохнул Велар. — Я пошлю в лес нескольких воинов, надеюсь, это тебя успокоит.

Принц Велар, почти не владевший магией, доверял своим чародеям, коих у него под рукой было целых три, не видя причин сомневаться в их словах. И маги действительно постарались на славу, создав такие защитные чары, что сквозь них, казалось бы, не в силах прорваться никто, каким бы могучим волшебником он не был. Никто не должен был подобраться к эльфам незамеченным, никто просто не мог добраться до этих мест живым. Даже в те времена, когда могущественная Империя людей простиралась от Шангарских гор до восточного океана, нога вражеского солдата не ступала по этому заповедному краю, так как же мог пробраться сюда сейчас тысячекратно более слабый враг?! Но даже если бы и отыскался такой безумец, рискнувший сунуться в эльфийский лес, под началом Велара была сотня отборных воинов, лучших во всем И’Лиаре, готовых оказать чужаку горячий прием.

Король Эльтиниар доверил охрану сокровища настоящим мастерам, и принц был уверен, что сможет с этими бойцами отразить атаку даже тысячи людей. Сейчас подле Велара стояли несколько этих воинов, исполненных холодной уверенности и мощи, настоящие богатыри в сияющей броне, неумолимые и смертоносные. И один взгляд на них позволял ощутить такое спокойствие, будто сам принц сейчас пребывал не в глухом лесу, на руинах древнего города, а в своих собственных покоях в королевском дворце.

Но маги ошибались, вводя в заблуждение и Велара, который, однако, был абсолютно прав в том, что поблизости не таилась готовая броситься в атаку громадная армия. Нет, всего лишь горстка людей расположилась в недальнем лесу. Незваные гости сумели укрыться от изощренных чар лучших магов Перворожденных, но почти лишенная способностей к ворожбе принцесса, в чародейском искусстве уступавшая любому ученику, не говоря о полноправных магах, неким седьмым чувством смогла уловить их присутствие и направленное на нее саму и ее родичей внимание. Однако Мелианнэ ничего толком не могла объяснить, и потому лишь старалась изгнать неприятное ощущение постороннего взгляда в спину.

Вплотную к башне, а точнее, к скоплению руин, из которого и поднимался в небо высокий шпиль, опоясанный узкой винтовой лестницей, подкрались лишь три человека, самые ловкие и осторожные. Они были почти безоружны, если не считать длинных боевых ножей. Эти люди не собирались вступать в бой с многочисленной охраной башни, а потому оставили своим товарищам все лишнее, включая мечи и доспехи, чтобы свободнее и тише передвигаться в густых зарослях.

— Кажется, их там не меньше сотни, — тихо, одними губами, произнес один из разведчиков. — Лучники на башне и у ее подножья. Сверху они смогут простреливать все на три сотни шагов.

— Да, — согласился его собеседник, высокий плечистый воин, волосы которого были посеребрены ранней сединой. Несмотря на свои внушительные габариты, этот человек по лесу передвигался едва ли не тише, чем эльфы. — Если высунемся из леса, они нас заметят сразу же и легко перестреляют. А в этом каменном лабиринте и вовсе можно укрыть целую армию. Атака означает для нас верную смерть.

Третий воин промолчал, вслушиваясь в шорохи леса и краем глаза наблюдая за тем, что делают эльфы. Перворожденные запросто могли заметить людей и возможно, именно в этот момент они подкрадывались к разведчикам, медленно вытягивая из ножен кинжалы. Однако в лесу царило спокойствие, и ничего, говорившего бы об опасности, человек не заметил.

Все трое, разглядев и запомнив за час наблюдения все, что могло иметь значение для задуманного людьми предприятия, скользнули вглубь леса, ползком, словно змеи, удалившись от опушки на сотню ярдов и только затем поднявшись на ноги. Теперь они могли быть уверены, что их никто не заметил, и сейчас преследователи не смыкают кольцо.

Отряд расположился в полутысяче ярдов от башни, вернее, от целого лабиринта полурассыпавшихся стен, упавших колонн и мощеных камнем широких лестниц, поднимавшихся на вершину холма, у подножья которого и была та самая башня, что привлекла их внимание. Наверное, на этом месте когда-то был город, довольно большой, если судить по тому, что от него осталось, но он то ли был разрушен, то ли просто покинут неведомыми жителями, и сейчас лишь руины, почти поглощенные лесом, напоминали о его существовании, да почему-то сохранившаяся почти полностью высокая дозорная башня. Кое-где видны были основания таких же башен да еще остатки стен, сквозивших огромными брешами, а то и вовсе осыпавшихся, обратившись в груду каменных осколков. И сейчас на вершине единственной башни сияли начищенными доспехами эльфийские воины, бдительно охранявшие то, что могло послужить залогом не только их победы в нынешней войне, но, возможно, и восстановления былого могущества, мощи Перворожденных, еще не знавших, что такое люди и никогда не видевших этих существ.

Возглавляемый Тогарусом отряд почти вплотную подобрался к тому месту, где эльфы держали под сильнейшей охраной детеныша дракона, ради которого крылатые змеи уже обратили в пепел целый город, оборвав жизни тысяч невинных людей. Скоро они могли вернуться за своим родичем, и Перворожденные приготовили им достойную встречу, ибо вовсе не торопились выполнять данные обещания.

Основная часть отряда пока не приближалась к башне, скрываясь в лесу, а вперед выдвинулась тройка разведчиков, в число которых вошел и Ратхар, наемник из далекого Дьорвика, предпочитавший видеть все сам, ибо не хотел вслепую рисковать жизнью. Увиденное не особо обрадовало воина, ибо он отлично понимал, сколь ничтожны шансы его спутников прорваться хотя бы к подножию башни. Выстроившиеся вокруг нее лучники, вне всякого сомнения, перебили бы решивших атаковать их безумцев, даже не особо торопясь. Можно было бы добиться успеха, имей Тогарус под рукой три-четыре сотни бойцов, в том числе не менее половины арбалетчиков, но даже и тогда потери были бы огромными.

Тогарус, придворный чародей фолгеркского короля, встречал разведчиков, нетерпеливо вышагивая по поляне, где ждали приказов своих командиров воины, немногие, кто уцелел в этом походе. Маг был все так же облачен в вороненый бехтерец и сейчас нервно сжимал висевший у левого бедра кривой скимитар, поглядывая в сторону леса, туда, где совсем недавно растворились трое его спутников.

Хотя чародей казался полным сил и готовым хоть сейчас идти на штурм, на самом деле он смертельно устал. Эльфийские маги постарались на славу, опутав весь лес сторожевыми заклятиями, мимо которых никто и ничто не смогло бы проскользнуть незамеченным. Однако на этот раз фолгеркский чародей превзошел самого себя, одолев изощренную магию Леса. Где-то он смог осторожно, чтобы хозяева ничего не почувствовали, разомкнуть незримые «нити», а где-то, напротив, влил в них столько сил, загрубил до такой степени, что они не откликнулись бы и на появление в лесу стада боевых олифантов из полуденных королевств. Осторожно продвигаясь вперед буквально по дюйму, Тогарус смог создать вполне безопасную тропу в этом наполненном чарами лесу, и по этой тропе следом за магом прошли воины, возглавляемые сотником Ренгардом.

— Мэтр, — доложил по возвращении Алмерт, старший из разведчиков. — Там много длинноухих, они стерегут каждый клочок земли. Нам не прорваться к башне. — Невысокий толстячок, украшенный изрядной лысиной, производил на первый взгляд впечатление несерьезное, но он был лучшим следопытом в отряде, да и арбалетом владел виртуозно, а потому с мнением Алмерта считался и сотник и даже сам Тогарус.

— Ты считаешь так же, — Тогарус взглянул на Ратхара, который при словах разведчика только хмурился. — Думаешь, к эльфам не подобраться?

— Да, милорд, — Ратхар кивнул. — Эльфов возле той башни не менее сотни, из которых половина, если не больше, — лучники. Они держат под наблюдением каждый клочок земли вокруг до самого леса. Все насторожены, оружие держат наготове. И там нет никаких укрытий, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы добраться до башни. Если приблизимся, выйдем из леса, погибнем все, — с мрачной убежденностью произнес наемник. — Я не знаю, есть ли там маги, но даже и без них у нас нет почти никаких шансов.

— Маги там есть, — заметил внимательно слушавший слова наемника Тогарус. — По меньшей мере, два сильных чародея, а может даже больше. Король Эльтиниар не послал сюда очень большой отряд, зато качество воинов и чародеев, охраняющих драконье яйцо от любых посягательств, с лихвой покрывает их количество.

— Так что же делать, — Ренгард, формально командовавший отрядом лазутчиков, задал вопрос магу, ибо понимал, что лишь чародей мог им помочь сейчас. — Неужели мы зря шли сюда? Столько воинов погибли, навсегда остались в этом проклятом лесу, и все напрасно?

— Отнюдь, мой друг, — Тогарус хитро усмехнулся, точно знал некий секрет. — Если бы это было бесполезно, я не стал бы рисковать жизнями твоих людей. Такие воины не стали бы помехой и на юге, в самом Фолерке, и я не посмел бы ослаблять то, что осталось от нашей армии, не веря в успех этого похода. Не нужно отчаиваться, — успокоил Ренгарда чародей. — Лучше расчистите здесь поляну, да притащите пленного гнома. Пришел его черед, и недомерок сможет помочь нам. — Тогарус вновь усмехнулся, на этот раз весьма мрачно.

Топорами и кинжалами воины быстро очистили небольшой участок леса от кустарника и высокой травы, создав площадку почти идеально круглой формы. Тогарус встал в центре ее, и туда же двое дюжих солдат притащили связанного по рукам и ногам гнома. Подземный житель сверкал глазами и глухо рычал, но попыток вырваться не предпринимал, ибо уже успел понять их тщетность. Сейчас, впрочем, гном утратил свою ярость, которую сменила настороженность и даже испуг, ибо ничего хорошего от человечьего мага подгорный воин не ожидал.

Чародей тем временем, не обращая внимания на гнома и охранявших его воинов, принялся при помощи кинжала вычерчивать на земле большую звезду с множеством лучей. Периодически он брал секстан, и что-то замерял, иногда после этого переделывая свое творение. У вершины каждого луча Тогарус рисовал странные символы, не похожие ни на что, виденное прежде Ратхаром, который тоже с некоторым интересом наблюдал за работой могучего волшебника.

Наконец звезда была готова, и Тогарус с удовлетворением смотрел на дело рук своих, отступив в сторону, дабы видеть всю фигуру целиком. В каждом углублении линий, где сходились основания лучей, маг поставил по короткой свече, которые извлек из своего походного мешка, в котором, видимо, было немало всяких необычных вещей.

— Вот здесь и здесь вколотите колышки, чтобы к ним можно было привязать гнома, — Тогарус жестом указал воинам нужные места в центре звезды. — И поглубже, а то еще вырвется.

— Выродок, что ты задумал? — закричал гном, пытаясь вырваться из крепких рук людей. — Будь ты проклят, тварь! Мерзкий колдун!

— А, догадался, — довольно усмехнулся Тогарус. — А ты думал, мы тащили тебя через проклятые эльфийские леса только потому, что пожалели раньше и не решились убивать? Нет, ты еще сослужишь мне неплохую службу, — хищно оскалился маг. — Ты ведь нанялся в войско короля, дал присягу, да еще и успел наверняка получить свою плату, так пришла пора отрабатывать то золото, которое государь щедро отсыпал в ваши бездонные кошели.

— Что же ты задумал, маг, — Ратхару тоже стало интересно, особенно при виде побледневшего от ужаса гнома, который расширенными от страха глазами взирал на звезду, в центре которой уже были укреплены короткие колышки. — Хочешь разрушить башню магией?

— Отнюдь, мой друг, — покачал головой чародей. — Это бессмысленно, и, более того, весьма опасно. Ударив по башне, я рискую потерять то, ради чего был затеян этот поход, то, за что уже многие храбрые воины отдали свои жизни. Но подожди немного, и сам все поймешь, — Тогарус весь светился от счастья.

Гном был привязан, хотя при этом он яростно сопротивлялся. Четверым могучим воинам пришлось просто навалиться на него всем своим весом, дабы их товарищи могли спокойно затянуть узлы на руках и ногах подгорного воина, но тот все равно едва не сбросил с себя людей.

— А теперь все прочь отсюда, — приказал Тогарус, — Выдвигайтесь к опушке и ждите приказа. — Он обернулся к Ратхару. — Ты же, воин, останься. Возможно, мне нужна будет твоя помощь. — С этими словами маг принялся зажигать свечи.

— Слушаюсь, мэтр, — наемник коротко кивнул.

Когда воины удалились на почтительное расстояние, Тогарус шагнул к растянутому на земле телу гнома, который грязно ругался сразу на двух языках и все силился порвать путы, и вытянул из ножен на поясе длинный кривой кинжал.

Маг принялся громко и четко произносить странные слова на языке, ничего похожего на который Ратхар прежде не слышал. Речь лилась плавно, голос чародей то опускался до шепота, то переходил в крик. Странные слова, почти сплошь состоящие из шипящих звуков, похоже, мало предназначенные для человеческого горла, сплетались в ритмичную конструкцию. Ратхар вдруг заметил, что даже дышать стал в том же ритме, в котором произносил свое заклинание чародей.

А Тогарус тем временем, не умолкая ни на мгновение, резко замахнулся кинжалом и ударил гнома в грудь. Оточенная бронза легко пробила грудную клетку, достав до сердца. Затем чародей отбросил клинок и запустил в зияющую рану свою руку, вытащив из груди гнома еще бьющееся сердце, истекавшее кровью. И Ратхар с удивлением заметил, что гном еще жив, ибо грудь его вздымалась, а тело била легкая дрожь. А Тогарус подставил под кусок плоти, извлеченный из груди своей жертвы, каменную чашу, в которую тонкой струйкой потекла кровь.

— Приди, Ш’гра’з, заклинаю тебя, — вскричал Тогарус, перейдя на вполне понятный язык. — Приди ко мне, дабы сослужить мне службу. Приди, ибо награда уже ждет тебя, о порождение бездны!

И тонкие струйки дыма, поднимавшиеся вверх от горящих свечей, вдруг устремились к центру звезды, образовав небольшой темный клуб как раз над телом умиравшего гнома. Сгусток становился все больше, принимая темный, почти черный цвет. Затем он начал пульсировать, и Ратхар, едва удержавшийся от того, чтобы просто бежать с этой поляны, понял, что темное облако бьется в такт недавнему заклинанию Тогаруса, при этом все увеличиваясь, хотя свечи вдруг разом погасли, будто от порыва сильного ветра.

И в какой-то миг дымный клуб вдруг обратился в маленький смерч, воронка которого устремилась к ране в груди гнома. Тело подгорного воина выгнуло дугой, хотя по всему было ясно, что гном уже должен был умереть. Странный дым втянулся в грудь гнома, а затем неистово дергавшееся тело словно разорвало изнутри. Кровавые брызги долетели даже до Ратхара, который отнюдь не стремился оказаться слишком близко от творящего свою странную, и, что уж скрывать, злую волшбу Тогаруса.

Наемник смахнул с лица ошметки плоти, скривившись при этом в отвращении, а когда вновь взглянул на чародея, то едва сдержался от того, чтобы не схватиться за оружие. Перед магом в центре тщательно вычерченной звезды больше не было гнома, но на его месте сидело странное создание, всем своим видом вызывавшее лишь омерзение и ужас, ибо оно никоим образом не могло быть обычным живым существом. Тварь, которая подобно какой-то личинке, словно вылупилась из тела несчастного гнома, была похожа на обтянутый полусгнившей плотью костяк. Несмотря на то, что это создание сидело на корточках, было ясно, что ростом оно намного выше человека. Ратхар видел, что у вызванного или же сотворенного магом монстра две пары рук, таких же костлявых, снабженные жуткого вида когтями. Сейчас чудовище приняло позу покорности, сложив руки на груди и низко склонив голову, почти целиком состоявшую из жуткой пасти, полной похожих на кинжалы гнилых зубов, перед Тогарусом.

Маг, все еще державший в руках бьющееся вопреки всем законам природы сердце гнома, удовлетворенно усмехнулся. Он, если быть честным до конца, и сам не был вполне уверен, что давным-давно найденное древнее заклинание, призывающее демона из неведомого мира, сработает. Для того чтобы чары подействовали, необходимо было принести своего рода жертву, тело которой должно было на время привязать обитателя иного мира к этой вселенной, а сердце, покуда в нем поддерживалась жизнь, было неким якорем.

Как понял Тогарус, впервые увидев заклинание, твари из иных пространств в этом мире были бы всего-навсего бесплотными духами, только и способными что пугать неподготовленного человека своим видом, но будучи не в состоянии причинить кому-либо ни малейшего вреда. Плоть же обитателя этого мира делала их вполне материальными. Вот только раньше испытать секрет древних мастеров магии все никак не удавалось, ибо трудно было найти человека, смерть которого осталась бы никем не замеченной. Впервые Тогарус только сейчас опробовал свое умение, и результат пока его вполне удовлетворял.

— Ты, демон Ш’гра’з, будешь повиноваться мне, покуда узы плоти держат тебя в этом мире, — твердо, тщательно скрывая собственный страх, произнес Тогарус, уставившись на усевшегося перед ним монстра, тупо смотревшего на человека плотоядным взором. — Я буду отдавать тебе приказы, демон, ты же подчинишься мне, ибо пребываешь в моей власти.

— Ты должен заплатить мне, чародей, — прошипел вдруг монстр, поняв взор на Тогаруса. Его глотка мало подходила для внятной речи, но все же сквозь шипение и бульканье можно было различить смысл фразы. — Я жду платы кровью, маг. Дай мне кровь, иначе я не стану тебе повиноваться.

— Там много теплой крови, — Тогарус указал рукой на видневшуюся из-за вершин вековых деревьев башню. — Иди туда, убивай всех, кто встанет на твоем пути, и забери их кровь. Бери все, до капли, демон. Много теплой и сладкой крови!

— Да, я пойду туда и возьму все, — монстр оскалился, а затем вдруг за его спиной развернулись крылья. Они были похожи на крылья нетопыря, только на костяной каркас была натянута полупрозрачная пленка весьма неприятного вида. Огромные, каждое длиной больше двух саженей, крылья хлопнули, и демон взмыл вверх, сделав в воздухе петлю и стрелой умчавшийся затем к охраняемой эльфами башне.

— Беги и скажи воинам, чтобы выступали, — Тогарус взглянул на Ратхара, которого в этот момент сковал ужас.

Воину прежде случалось выходить в одиночку против полудюжины врагов, бывало и так, что отряду, в котором сражался Ратхар, приходилось выдерживать натиск десятикратно превосходящего их числом противника. Но все это были привычные враги, состоявшие из плоти и крови, которых можно было убить простой сталью, было бы умение. Но кошмарный монстр, чудовище, которое никак не могло принадлежать к этому миру, вселяли ужас в сердце наемника, ибо он понимал, что все его умение, все мастерство во владении оружием, не давали ни малейшего шанса на победу в том случае, если этот демон захочет убить Ратхара.

— Мэтр? — наемник едва сдержал дрожь в голосе.

— Демон отвлечет длинноухих тварей, — зло усмехнулся Тогарус. Воин заметил, что чародей заметно побледнел, лицо его из смуглого стало серым, и он явно с трудом держался на ногах. — Им придется немало попотеть, чтобы совладать с таким противником, а воины пусть пока идут к башне. Когда вы будете у подножия, демон исчезнет. Тогда придет ваш черед показать, на что вы способны. У эльфов там сильные маги и немало воинов, поэтому едва ли демону удастся справиться со всеми. А теперь ступай и веди воинов в атаку.

— Слушаюсь, — наемник кивнул, отступая назад. Сейчас он не горел желанием оставаться подле мага, поэтому с радостью бросился выполнять его приказ.

Тогарус был прав, когда сказал, что среди эльфов есть сильные маги. Действительно, по воле самого Эльтиниара башня, где был помещен в заточении дракон, охранялась не только отборными воинами, лучшими во всем И’Лиаре, но и сильнейшими чародеями. И они успели ощутить торящиеся совсем близко от них чары, которые разили злом и смертью.

Магия Перворожденных была все же магией жизни, магией природы, поэтому эльфийские чародеи сразу замечали волшбу, замешанную на боли и смерти. И сейчас, еще толком не понимая, что могло произойти, не догадываясь, кто же мог решиться колдовать в таком месте, в считанных шагах от них, творя столь омерзительные заклятия, чародеи приготовились к бою.

Велар, выполняя приказ магов, отозвал часть стрелков от подножия башни на верхнюю площадку, и сейчас три дюжины воинов в посеребренных доспехах стояли меж каменных зубцов, держа наготове луки с наложенными на них стрелами. Маги за их спинами уже были готовы бросить боевые заклятия в любую цель, которая появилась бы в поле их зрения. Они твердо знали, что никого не может быть в этихкраях, и потому любого чужака смело можно было считать врагом и поступать с ним соответственно.

И все же чародеи не сумели отразить первый удар. Возможно, их реакция не шла ни в какое сравнение с быстротой вызванного Тогарусом демона, возможно, они просто не знали, какого рода опасность им придется встретить, а, может, никому из них прежде вовсе не доводилось сталкиваться с порождениями иных миров. Но, как бы то ни было, крылатая тварь, камнем рухнувшая на башню, успела подхватить одного из лучников и утащить его ввысь, а чародеи и воины еще только искали взглядами неведомого врага.

Демон, крылья которого рассекали воздух со стрекотом, словно это была огромная стрекоза, одним движением оторвал голову эльфу и бросил ее вниз, под ноги товарищам несчастного, а затем и сам спикировал следом.

Несколько лучников выстрелили, почти не целясь, но стрелы только прорезали воздух, не зацепив кружившего над башней монстра. А демон, легко увернувшись от стрел, тут же набросился на ближайшего лучника. Жуткие кривые когти легко, словно бумагу, вспороли кольчугу, сплетенную из мелких колец, и внутренности эльфа вывалились ему под ноги, а голова, отделенная от тела одним взмахом лапы демона, взлетела вверх.

— Стреляйте, — Велар сам схватил лук и выпустил стремительно взмывшему вверх демону в след стрелу, однако тоже промахнувшись. Принца охватил неподдельный ужас, но он оставался воином, и даже в такой миг не смог забыть о своем долге. — Бейте его! Прикончите отродье!

Мелианнэ и один из магов одновременно метнули в демона, на миг зависшего на высоте ярдов пятнадцати над башней, по небольшому огненному шарику. Монстр, издав звук, похожий на смех, дернулся в сторону, и сгустки пламени пролетели мимо, бессильно рассыпавшись веером искр в небе.

Следующие две или три минуты небо над башней ярко полыхало от вспарывавших воздух молний и огненных шаров, которые метали и опытные маги и присоединившаяся к ним принцесса, использовавшая все свои познания в чародействе. Несколько раз эльфам удавалось удачным «выстрелом» зацепить кошмарное порождение неведомых преисподен, но демону, кажется, это не причинило никакого вреда. Он легко увернулся от очередного сгустка пламени, когтистыми лапами отбил несколько стрел и камнем рухнул вниз, приземлившись точно в центре башни.

— Убейте эту тварь! — вскричал один из магов, бросаясь к каменному постаменту, на котором в небольшом углублении, явно сделанном специально, покоился серовато-голубой шар, покрытый яркими синими прожилками, то самое сокровище, которое повергало в безумие представителей множества народов, стоило только упомянуть его. Драконье яйцо оказалось всего в двух шагах от демона, которого, кажется никто был не в силах остановить.

Несколько лучников разом спустили тетивы, и на этот раз демон не смог увернуться от стрел, из которых сразу две вонзились ему в грудь, а еще одна насквозь пробила бедро. В ответ демон распахнул жуткую пасть и исторг пронзительный крик, в котором вовсе не чувствовалось боли. Это был охотничий клич бросающегося на жертву хищника.

— Вперед, — Велар выхватил из ножен длинный серебристый клинок, по которому пробежали оранжевые всполохи. Принц не тратил свои силы на примитивные огненные шары, хотя тоже был сведущ в магии, а наложил заклятие на оружие, ибо больше привык доверять мечу. — Рубите его!

Маг, преградивший путь демону, погиб первым, хотя его смерть отвлекла на миг чудовище, позволив приблизиться к нему на расстояние удара мечом сразу дюжине эльфов. Чародей только ударил монстра каким-то заклятием, заставив демона отступить на пару шагов, но тут же жуткая лапа, увенчанная окровавленными когтями, ткнула на миг замешкавшегося эл’эссара в живот, выпустив наружу кишки. Маг захрипел и упал на спину.

Эльфы, немало перепуганные появлением демона, все разом атаковали страшного врага, и тут же отхлынули назад, не причинив ему ни малейшего вреда, но потеряв сразу трех своих товарищей. Воины, не теряя времени, вновь ринулись в бой, но уже держались с большей осторожностью. Однако демон оказался страшным противником не только в воздухе, но и на земле. Его когти пробивали даже кованые кирасы, а острые кромки крыльев резали одинаково легко кольчуги и плоть его противников. Эльфы бросались в бой без страха и раздумий, но один за другим гибли, и вскоре уже оказалось, что Перворожденные обороняются, а демон теснит их. Четверка эльфов, которых возглавлял Велар, медленно отступала к лестнице, а за их спинами стояли Мелианнэ и второй маг.

— Помоги же им, — принцесса схватила чародея за воротник его хламиды, забыв о всяком почтении. — Демон их всех убьет сейчас!

Страх за судьбу брата был столь силен, что Мелианнэ в этот миг сама готова была броситься в бой.

— Если я им помогу, то они все равно погибнут, — огрызнулся маг, словно забыв, что разговаривает с принцессой. Похоже, чародей не на шутку перепугался, остро ощутив сейчас собственное бессилие. — Я не смогу ударить по демону, не зацепив принца и его людей. Лучше прикажи всем воинам идти сюда. Пусть сдержат эту тварь даже ценой своих жизней.

— А ты будешь стоять, и смотреть, как гибнут наши братья? — зло ощерилась эльфийка.

— Нет, — разозлился в ответ и эл’эссар. — Ты мало смыслишь в высшей магии, а потому лучше не суйся туда, где ничего не понимаешь. Этот демон появился из иного мира, и к нашей вселенной его привязывает мощное заклинание, очень сложное и древнее. Бить по демону — значит напрасно тратить силы. Я найду того, кто вызвал сюда эту тварь, и ударю по нему. Этот ублюдок совсем близко, иначе и быть не может. Он не сумеет уклониться от удара. Заклинание призыва будет разрушено, и демон просто растворится в воздухе.

Воины, охранявшие башню и расположившиеся у ее подножия, уже взбирались наверх, сходу вступая в бой с кошмарной тварью, все же понесшей некоторый ущерб. Кажется, зачарованный меч Велара не был так же безопасен для демона, как простая сталь остальных воинов. Принц несколько раз сумел достать своего противника, и теперь из трех глубоких ран на груди монстра сочилась неприятного вида жидкость, больше всего похожая на гной. Но и это не остановило чудовище, одного за другим прикончившее еще полдюжины эльфов в течение минуты. Перворожденные, меж тем, больше не стреляли, опасаясь задеть своих, и атаковали демона с клинками.

Пока на вершине башни шел яростный бой, Индар, уцелевший эльфийский маг, надежно укрытый за спинами двух десятков отменных бойцов, уже вошел в состояние транса, не пользуясь для этого никакими специальными средствами. Просто эл’эссар закрыл глаза, задержав дыхание и заставив сердце биться в десять раз реже, чем обычно.

В таком состоянии чародей был очень уязвим, но, продолжая пребывать в сознании, он не смог бы пользоваться магией так, как требовалось. Индар понял, что тот, кто мог вызвать демона, находится очень близко, наверняка наблюдая за плодами своих трудов. Пущенная в ход магия была очень древней, давно, казалось бы, забытой, но тот, кто сейчас ею пользовался, был очень опытным чародеем, и, в этом Индар мог себе признаться, практически непобедимым противником, если пущенные в ход чары, конечно, он не узнал совершенно случайно.

Пребывая в астрале, своего рода ином слое окружавшей реальности, не воспринимавшемся обычными органами чувств, эльфийский маг торопливо осматривал окрестности, надеясь обнаружить следы чужой ворожбы. И удача не отвернулась от Индара, которому хватило нескольких секунд, чтобы заметить пульсацию эфира, мощные волны, исходившие от того места, где кто-то неизвестный, но чрезвычайно могущественный, сотворил лазейку в иную реальность, призвав оттуда демона.

Индар, едва обнаружив цель, принялся плести свое заклятие, вкладывая в него все силы. Его неведомый противник явно был очень силен, эльф ощутил его мощную ауру, но он сейчас едва ли ждал атаки, к тому же для поддержания действовавших чар чужаку нужно было много сил и полное сосредоточение. Индар понимал, что у него есть только одна возможность, и второй удар уже будет бесполезен, а потому он, не раздумывая, накачал свои чары силой до предела и ударил.

В полумиле от башни, в лесу, воздух на поляне, в центре которой стоял Тогарус, вдруг обратился в пламя, пожиравшее все, до чего могло дотянуться. Эльфийский маг не стал изощряться, предпочтя грубую силу, и у фолгеркского чародея, ощутившего опасность за долю секунды, хватило времени только на то, чтобы окутать себя непроницаемым щитом, на силу ответив такой же силой.

Пламя опало спустя пару секунд, оставив на месте поляны и подступавшего к ней леса выжженную проплешину ярдов двадцать в поперечнике. Тогарус остался жив, пламя только чуть опалило его, от чего кожа на лице мага покраснела и покрылась волдырями, но, отвлекшись на атаку эльфийского чародея, человек не смог больше поддерживать жизнь в сердце гнома, которое тут же, в руках Тогаруса, рассыпалось невесомым пеплом. И демон, связанный с ним, просуществовав еще мгновение, просто растаял в воздухе, а несколько эльфов, уже занесших мечи для удара, разрубили пустоту и попадали с ног, влекомые силой инерции. Но исчезновение демона уже ничего не могло изменить.

— Тревога, — над башней раздался крик одного из воинов, первым увидевшего, что у подножия бастиона шел яростный бой, а по лестнице вверх уже неслись потрясавшие окровавленными клинками и топорами люди, перепрыгивая через тела убитых ими же эльфов. — Враги!

Возглавляемые Ренгардом воины, едва только Ратхар передал приказ чародея, двинулись к башне, держа путь в сторону древних развалин, где могли укрыться не только эльфийские дозоры и секреты, но и фолгеркские лазутчики. Люди один за другим быстро покидали укрытие в лесу, и бегом, низко пригибаясь к земле, пересекали открытую всем взглядам полосу чистой земли, кольцом охватывавшую руины. Арбалетчики шли первыми, чтобы, оказавшись под защитой древних камней, прикрыть своих товарищей, меткими выстрелами сбив эльфийских лучников, если те заметят приближение врага. Однако эльфы, поглощенные схваткой с демоном, не замечали ничего вокруг, и люди, быстро двигаясь по каменному лабиринту, вскоре оказались всего в двух десятках шагов от начала лестницы, что вела наверх, на открытую площадку, венчавшую башню.

Прижимаясь к шершавым каменным глыбам, замирая за покосившимися мраморными колоннами, воины Ренгарда крались вперед, бесшумно и быстро. Эльфы, встревоженные нападением демона, со всех концов древнего города неведомого народа бежали к башне, даже не глядя по сторонам. Но у подножья лестницы все же остался десяток воинов в сияющей броне и еще один эльф, по облику которого в нем сразу можно было узнать мага. Хотя наверху шел бой, и их товарищи гибли один за другим, часовые не двигались с места, видимо, выполняя приказ своего командира.

Трое эльфов, услышавших призыв о помощи, бежали по лабиринту руин к башне. Стараясь сократить путь, они свернули с мощеной каменными плитами улицы и оказались меж двух полуобвалившихся стен, к которым прижимались, стараясь быть незамеченными, несколько людей. Первый эльф только успел открыть рот, чтобы криком предупредить своих товарищей, когда в горло ему ударил арбалетный болт. Его товарищ погиб в тот же миг от метко брошенного ножа, но третий уже бежал прочь, что-то громко крича.

— Все, — выдохнул Ренгард, поудобнее перехватывая полутораручный меч. — Пора!

Люди высыпали на расчищенную эльфами площадку у подножия башни так быстро, что Перворожденные сначала даже не поняли, кто перед ними. Щелкнули мощные арбалеты, и сразу семь эльфов упали на отполированные ступени. Маг взмахнул руками, пальцы его окутало золотистое свечение, но сотник, рванув вперед, уже вонзил в живот эльфа клинок. Выражение на лице Перворожденного сменилось с удивленного на обиженное. Эльф словно что-то пытался сказать, едва заметно шевеля губами, но изо рта его хлынула кровь, и смертельно раненый маг упал. А через трупы погибших стражников уже прыгали, взмывая вверх по лестнице, фолгерские воины, круша всех, кто вставал на их пути.

Ратхар, бежавший одним из первых, бросил тяжелый боевой нож, попав точно в глазницу плечистому эльфу, натягивавшему лук. За спиной наемника щелкнул арбалет, и еще один вражеский лучник осел на ступени. Один из эльфов ринулся вниз, навстречу людям, размахивая длинным узким мечом. Он зарубил первого фолгеркца, не успевшего отразить стремительный выпад, но Ратхар, легко отбив в сторону эльфийский клинок, ударил противника в колено и, когда тот упал, одним взмахом клинка раскроил ему голову.

Однако на башне собрались далеко не все эльфы, что охраняли сейчас драконье яйцо. Со всех сторон бежали все новые воины в серебристых латах, уже понявшие, что в разрушенный город прорвались люди. Несмотря на нападение демона, немало воинов оставались на своих постах, охраняя подступы к башне, и теперь спешили на выручку своим попавшим в беду братьям. И сотник, видя, что им вот-вот ударят в спину, остановился и решительно двинулся вниз, встав там, где лежало безжизненное тело убитого им же эльфийского мага.

— Ратхар, — Ренгард окликнул наемника. — Ступай вперед, а мы пока здесь задержим эту нелюдь. — Вместе с сотником были еще четыре воина, вполне достаточно, чтобы несколько минут сдерживать натиск пары десятков эльфов. — И молись, чтобы Тогарус быстрее появился здесь. Давай, парень, не подведи нас!

Ратхар, за которым последовали еще три воина, кинулся вперед, поняв, что времени у него и той горстки воинов, что следовала сейчас за наемником, очень мало. Эльфы сейчас опомнятся от неожиданности, и тогда счет пойдет на секунды. И эти секунды нужно истратить с пользой.

Эльфы внизу, наконец, собравшись с силами, кинулись на сотника, за спиной которого четверо воинов взводили арбалеты, а в это время Ратхар, взбежав на несколько ступеней вверх, зарубил очередного Перворожденного, вставшего на его пути. Эльф замахнулся мечом, подняв его высоко над головой, и наемник просто ударил своего противника клинком поперек живота, разрубив легкую кирасу.

Перворожденный упал на ступени, Ратхар легко перепрыгнул через него и почувствовал, как что-то стремительно пролетело возле лица. За спиной наемника раздался короткий крик, и северянин краем глаза заметил, как один из его спутников катится вниз, выпустив из рук свой топор, бессильно звякнувший о камень. Пролетела еще одна стрела, поразившая второго фолгеркца, который, однако, был только ранен в живот, но все равно уже не мог биться дальше. За спиной Ратхара щелкнул арбалет, и один из эльфийских лучников, что били сейчас по толпившимся на довольно узкой лестнице людям, молча упал вниз.

Ратхар, не обращая внимания на летевшие со всех сторон стрелы, рвался наверх, туда, где за спинами последнего кольца охраны покоилось драконье яйцо, уже стоившее жизней множеству людей и представителей иных рас. Наемник превратился в воплощенную смерть, сосредоточившись на своем клинке и противниках, один за другим встававших на его пути. Все свое умение, все силы Ратхар вложил в этот бой, и даже лучшие фехтовальщики эльфов, а именно такие воины и сражались сейчас с ним, не выдерживали яростного напора, сочетавшегося с холодным расчетом, и гибли после двух-трех ударов, не сумев вовремя отвести направляемый рукой человека клинок.

Наемник не считал, скольких противников он убил, но казалось, что каждый новый шаг ему приходилось покупать ценой еще одной чужой жизни. Ратхара тоже зацепили несколько раз, сумев опередить человека на доли мгновения, но это были лишь царапины, довольно болезненные, но все же не опасные. В воздухе свистели стрелы, за спиной сухо щелкали арбалеты, хотя, как заметил отстраненно Ратхар, выстрелы следовали все реже, но наемник, подобный демону смерти, размеренно шагал по скользким от крови ступеням.

Не выдержав натиска человека, пал еще один эльф, скатившись куда-то вниз, последний из лучников, получив арбалетный болт в грудь, повис на окаймлявших открытую площадку башни зубцах, выронив лук, а Ратхар, сделав еще один шаг, вдруг понял, что лестница кончилась и он уже на вершине башни. Наемник вдруг ощутил за спиной некую пустоту и, осторожно обернувшись, понял, что остался в одиночестве. Его спутники лежали на ступенях вперемежку с убитыми эльфами, все сраженные меткими выстрелами Перворожденных. И только у подножия башни двое израненных фолгеркцев, один из которых лихо орудовал тяжелым мечом-бастрадом, еще сдерживали напор десятка эльфов, рвавшихся на выручку своим товарищам. Ратхару хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять, что сотник и последний из его воинов продержатся от силы минуту, если только не случится чуда.

Путь наемнику заступил высокий эльф в покрытых искусной гравировкой латах, которые были забрызганы какой-то жидкостью неприятного вида. Слипшиеся от пота пряди волос лезли Перворожденному в глаза, лицо его казалось изможденным и вообще эльф выглядел весьма уставшим, но рука его, сжимавшая узкий длинный клинок, не дрожала, и взгляд был холоден и беспощаден. За спиной воина стоял нетвердо державшийся на ногах маг, уж его-то Ратхар распознал сразу, а также еще один эльф, облаченный в легкую кольчугу, должно быть, стрелок, почему-то лишившийся своего лука. Только три противника отделяли Ратхара от цели, и каждый из них мог легко лишить наемника жизни.

— Убирайся прочь, человек, — спокойно произнес принц Велар, поигрывая клинком. Он внимательно следил за своим противником, сразу поняв, что этот человек — умелый и беспощадный воин, и бой с ним не будет легким даже для искусного в фехтовании эльфа. — Проваливай туда, откуда явился. Не испытывай мое терпение.

Ратхар молча шагнул вперед, замахиваясь мечом. Он не видел нужды в разговорах, а потому атаковал, рассчитывая внезапным ударом обмануть эльфа. Но его противник легко отразил выпад, отведя клинок наемника в сторону, хотя и вынужден был отступить назад, освобождая себе пространство для маневра.

Клинки со звоном скрестились вновь, и наемник понял, что ему достался противник, намного более опытный, чем любой другой мечник, с которым доводилось прежде встречаться Ратхару. Бойцы обменивались молниеносными ударами, от которых стонал воздух, так быстры были их клинки. Бой шел на равных. Каждый из воинов, в чем-то превосходя противника, в чем-то уступал ему. Ратхар был сильнее, но более легкий и от того более подвижный эльф чаще уклонялся от тяжелых ударов наемника, чем просто парировал их. И оба бойца одинаково устали, эльф — в схватке с демоном, а наемник — за время восхождения по лестнице.

Принц Велар был вооружен помимо меча еще и длинным кинжалом, который использовал в качестве щита, а Ратхар, держа рукоять своего меча обеими руками, рассчитывал только на свою быстроту, успевая отражать стремительные, едва уловимые взглядом выпады эльфа. Несколько раз граненое острие эльфийского клинка скользнуло по кирасе, заставив наемника отступить на полшага назад и проявлять впредь большую осторожность, но и эльф пропустил удар в плечо, после чего его левая рука на некоторое время повисла плетью, хотя человеку от этого стало ничуть не легче.

Бойцы кружили в странном танце, обмениваясь быстрыми выпадами, и сталь встречала сталь. Эльфийскому принцу нужно было лишь продержаться считанные секунды, пока его воины взбираются на вершину башни от ее подножья, а наемник с севера должен был за эти же секунды вырвать победу.

Ратхар уже забыл про осторожность, зная, что вот-вот в спину ему вонзятся эльфийские мечи, и ринулся на своего противника, бешено крестя воздух взмахами клинка. Велар попятился, подставляя под сыпавшиеся на него удары меч и кинжал. Эльф смог захватить своим мечом оружие человека и, отведя его в сторону, выбросил левую руку, вонзив граненое острие кинжала в сочленение доспеха Ратхара. Наемник отскочил назад, высвобождая свой клинок из захвата и уже поняв, что лишился левой руки.

— Ничтожный, я предлагал тебе жизнь, — произнес эльфийский принц. — Ты отказался, человек, так прими же смерть!

Велар, ободренный успехом, атаковал, тесня человека к ступеням, по которым уже должны были бежать наверх расправившиеся с оставшимися фолгеркцами эльфы. Наемник, которому его противник не дал ни секунды передышки, только успевал отражать удары, чувствуя, что с каждым выпадом клинок эльфа рассекает воздух все ближе. Эльфу уже казалось, что он победил, но наемник не собирался погибать сейчас.

В очередной раз, когда клинок Велара серебристым росчерком мелькнул в воздухе, Ратхар ринулся вперед, вплотную подобравшись к своему противнику. Наемник отразил выпад эльфа, отбросив в сторону сжимавшую меч руку Перворожденного и тут же, не давая противнику времени опомниться, ударив его в незащищенное забралом лицо эфесом своего меча. Оба бойца стояли так близко друг к другу, что пространства для нормального выпада, когда в ход можно было пустить клинок меча, а не рукоять, просто не хватало.

Мощный удар отбросил Велара на шаг назад, кровь из лопнувшей брови залила ему глаза, но, даже почти ослепнув, эльф смог ударить своего противника кинжалом в бедро, одновременно вспоров воздух в паре дюймов от головы Ратхара своим длинным мечом. Граненый кинжал вонзился наемнику в плоть почти по самую рукоять, чудом не задев кость, однако Ратхар, не чувствуя боли, лишь чуть отпрянул назад, выбрасывая вперед правую руку и вонзив меч в живот эльфу. Закаленная сталь, направляемая твердой рукой, не без труда пробила кирасу, с хрустом погружаясь в плоть противника. Велар захрипел, ноги его подкосились, и эльф упал на обильно смоченный кровью камень.

Ратхар понял, что, даже одолев такого опасного противника, он все же проиграл. Эльфийский маг, пока не принимавший участия в битве, воздел руки, и наемник явственно заметил, как его пальцы окутало золотое сияние. Собрав последние силы, невероятным напряжением воли заставив себя не обращать внимания на боль в разрубленном бедре, Ратхар кинулся к магу, замахиваясь и понимая, что не успеет ударить прежде, чем с рук эльфа сорвется смертоносное заклятье.

Наемник был в паре шагов от эльфийского чародея, когда поскользнулся в луже крови и нелепо упал вперед, точно под ноги эльфу. В какой-то момент Ратхар заметил, как выражение торжества на лице Перворожденного сменилось удивлением, а затем и страхом. Откуда-то из-за спины наемника вырвалось нечто, походившее на черный луч, на копье, сотканное из непроглядного марка. Оно врезалось в грудь эльфу, так и не успевшему ударить своей магией, и эл’эссар, дико закричав, рассыпался кучкой невесомого пепла, который тут же подхватил налетевший порыв ветра.

Тогарус, прихрамывая и морщась, преодолел последние ступени. В одной руке он держал скимитар, клинок которого был покрыт эльфийской кровью, в другой был резной жезл из кости, на конце которого сейчас трепетало черное пламя. За спиной чародея остались тела полудюжины эльфов, которым все же удалось расправиться с сотником Ренгардом. Могучего воина, чей грозный клинок, казалось, ничто не могло остановить, расстреляли из луков, когда поняли, что в честном поединке, или даже навалившись всем вместе на одного, его не взять.

Сотник погиб, пронзенный десятком стрел, но его противникам недолго пришлось торжествовать. Перворожденные, спешившие на выручку своему принцу, забыли, а, скорее всего, и не догадывались, что где-то рядом может скрываться маг. А Тогарус, не тратя время зря, одним ударом прикончил почти всех эльфов. Но недавняя атака эльфийского мага не прошла для человека бесследно. Он вложил в магический щит все свои силы и теперь смог сотворить лишь одно заклятье, а потому последний из той шестерки эльфов, неведомо как сумевший увернуться, отважно атаковал мага, которому пришлось взяться за клинок. Эльф не рассчитал своих сил, и после молниеносной схватки еще один труп остался на ступенях, а чародей бросился вверх.

Единственный оставшийся в живых на вершине башни, да и во всем этом разрушенном городе, пожалуй, эльф, увидев чародея, стремительным движением выхватил из ножен легкий клинок и шагнул вперед, заслоняя собой от врага каменный постамент, на котором покоилось яйцо. Тогарус, увидев, кто встал на его пути, только улыбнулся, но его улыбка больше походила на оскал хищного зверя.

— Прочь с дороги, девка, — чародей шипел, точно змея. — Не тебе тягаться со мной! Уйди с моего пути, и останешься жива. Равновесие уже нарушилось, вы нарушили его, ты и твои родичи, и твоя смерть уже ничего не изменит. Но я милостив, — зло оскалился Тогарус. — И я дарую тебе жизнь. Ступай прочь, не мешай свершиться тому, что предопределено!

— Ты не сделаешь дальше ни шага, — голос принцессы Мелианнэ звенел от напряжения и, что уж скрывать, от страха, который она испытала, ощутив мощь своего противника. Но не в правилах наследницы эльфийского престола было отступать, сколь бы ни был силен ее враг. — Знай, я не боюсь тебя, колдун! И я смогу остановить тебя, пусть и ценой собственной жизни!

Эльфийка, готовая биться насмерть, поудобнее перехватила меч, на клинке которого вдруг налились багрянцем загадочные руны. Тогарус рассмеялся и выставил вперед свой костяной жезл, чье острие мерцало сгустком мрака.

— Что ж, — спокойно произнес маг, не сомневавшийся в своей победе. — Ты сама так решила, несчастная.

Чародей был готов нанести удар, устранив единственную преграду на пути к заветной цели. Но в не начавшийся поединок неожиданно вмешалась сила, о которой маг опрометчиво забыл.

— Мелианнэ! — Ратхар узнал ту, с кем ему пришлось немало поплутать по Дьорвику, и он не мог позволить магу просто убить ее. Когда-то воин пообещал придти ей на помощь в минуту опасности, и пусть он не подозревал, кто будет угрожать принцессе И’Лиара в этот миг, воин был намерен сдержать свое слово.

— Тогарус, не смей! Она не опасна для тебя! — Наемник вскочил и всем своим весом навалился на чародея, рука которого дрогнула, и очередное копье мрака пронзило воздух в нескольких дюймах от плеча эльфийки.

— Безумец, — в ярости взревел Тогарус, отталкивая наемника. — Прочь, если не хочешь разделить ее участь, глупец!

Мелианнэ тоже узнала наемника, не раз спасавшего ее за время долгих странствий на севере, но ей сейчас некогда было предаваться воспоминаниям. И тем более не могла эльфийка согласиться с последними словами воина, посчитавшего ее бессильной против чародея.

Принцесса понимала, что все ее познания в магии ничто перед грозным чародеем, пришедшим сейчас забрать то, что она, рискуя жизнью, принесла в И’Лиар из таких далеких краев, о которых мало кто мог даже слышать. Но Мелианнэ также знала, что простой сталью этого человека не одолеть точно, а потому, не тратя зря время, соткала огненный шар и метнула его в сторону колдуна.

Тогарус, на миг отвлекшийся на вышедшего из повиновения наемника, в последний момент заметил стремительно приближающуюся к нему рукотворную шаровую молнию, только и спев соткать перед собой слабенький щит. Сгусток огня ударил в невидимую преграду, лопнув множеством искр за миг до того, как растаял в воздухе и остановивший его щит. Чародей вновь вскинул свой жезл, намереваясь одним ударом покончить с эльфийкой, однако Ратхара одним ударом выбил из его рук грозное оружие.

Маг взмахнул скимитаром, но вороненый клинок рассек лишь воздух. Наемник все же был более опытным бойцом, чем чародей, которому прежде почти не приходилось проверять в деле свое мастерство. Однако Тогарус и не собирался устраивать здесь и сейчас поединок, поскольку владел оружием намного более грозным, чем любые клинки.

— Несчастный, — маг отпрянул от принявшего низкую стойку наемника, выпростав вперед руку, сжатую в кулак. — Ты сам выбрал свою судьбу, так не пеняй на меня, тварь!

Это уже было однажды. В далеком Дьорвике, во время схватки с гномами, Ратхару довелось ощутить на себе эту магию, действовавшую, точно призрачный таран. Мощный удар, сравнимый с ударом боевого молота, сбил наемника с ног и отбросил к краю площадки. Человек ударился затылком о каменный парапет, так, что в глазах на несколько мгновений потемнело, и выронил меч. А маг уже приближался к прижавшейся к каменным зубцам Мелианнэ, выставившей перед собой клинок и лихорадочно пытавшейся вспомнить хоть одно боевое заклятие, однако пристальный взгляд человека словно лишил ее памяти. И тогда эльфийка, уже ощутившая на лице леденящее дыхание смерти, громко закричав, кинулась на чародея.

Тогарус не успел завершить свои чары, хотя для того, чтобы сотворить заклятье, ему потребовались бы доли мгновения. Мелианнэ атаковала так стремительно, что человеку пришлось забыть о магии, и вновь над башней зазвенела сталь. Ратхар, уже видевший, на что способная юная эльфийка в бою, решил, что чародею придется туго, но Тогарус на удивление ловко отразил первую атаку, в которую принцесса вложила все свои силы, помноженные на страх перед зловещим колдуном.

Легкий клинок Мелианнэ мелькал как молния, такой же стремительный и грозный, но всякий раз на его пути оказывался вороненый скимитар мага. Кривой клинок, похожий на изготовившуюся к прыжку змею, отводил прочь эльфийскую сталь, плетя непроницаемую защиту, и каждый новый выпад Мелианнэ пропадал зря. Однако под напором принцессы человек все же вынужден был отступить, и Мелианнэ, приободренная этим, с удвоенной силой и быстротой принялась кромсать воздух, всякий раз всего лишь на считанные дюймы не доставая своего противника.

— Тебе не победить меня, колдун! — воскликнула эльфийка, когда бойцы сделали краткую передышку. Чародей застыл в защитной стойке, выставив перед собой клинок, готовый парировать выпады своей противницы.

— Гномы, что выковали этот меч, сказали, что рунами на клинке написано имя, — произнесла Мелианнэ, не сводя глаз с мага, замершего в нескольких шагах перед ее лицом. — И лишь воин, что произнесет его, станет единым целым со своим оружием. Ты сказал, колдун, что равновесие нарушилось? — голос эльфийки дрожал от напряжения, но рука ее по-прежнему была тверда. — Быть может, мне удастся восстановить его, здесь и сейчас. И потому я нарекаю этот меч — Хранитель Равновесия!

Мелианнэ вновь атаковала, внезапно взорвавшись вихрем стремительных выпадов, и Тогарус вынужден был отступить, с заметным трудом сдерживая полный ярости натиск. Но принцесса, увлекшись поединком, видимо забыла, с кем ей пришлось биться, целиком сосредоточившись на своем мече, и уже вскоре поплатилась за это.

Тогарус, отразив очередной стремительный каскад ударов, один из которых проник сквозь защиту мага, оставив на его лице длинный глубокий порез, вдруг отпрыгнул назад на несколько шагов, оказавшись на самом краю уходившей вниз спирали лестницы. Мелианнэ на миг опешила, не понимая, что значит этот маневр, но чародей, все прекрасно рассчитавший, выбросил вперед левую руку с хитро поджатыми пальцами, и уже через мгновение принцесса, сбитая с ног невидимым молотом, отлетела назад, так же, как только что Ратхар, ударившись затылком о холодный камень. И если наемника спасли латы, которые, порядком прогнувшись, все же приняли на себя силу удара, то грудь Мелианнэ буквально вдавило внутрь, вминая кольчугу в плоть. Гномий клинок со звоном упал на выщербленные временем камни, отлетев в сторону. Изо рта лишившейся сознания принцессы вытекла струйка крови.

— Ну, вот и все, — удовлетворенно произнес чародей, неторопливо осматриваясь. Его взгляд всюду натыкался на истерзанные тела эльфов, тщетно пытавшихся противостоять демону, и, видимо, эта картина доставила Тогарусу определенное удовольствие. — Глупцы, столько усилий, столько боли, а все равно победа осталась за мной.

Маг приблизился к постаменту и осторожно, словно это был хрупкий хрусталь, коснулся рукой яйца, нежно проведя пальцами по мягкой и необычно теплой скорлупе. Ратхару в этот миг показалось, что под скорлупой что-то шевельнулось, словно отзываясь на прикосновение человека.

— Вот и все, — устало повторил Тогарус. — Вот он, ключ к власти и силе, опора будущего порядка, грядущего могущества людей. Как это оказалось просто!

Ратхар тем временем попытался встать, с трудом превозмогая боль в теле. Нога, задетая клинком эльфа, не слушалась, штанина пропиталась кровью, и наемник, оторвав кусок ткани от плаща лежавшего в футе от него эльфа, принялся мастерить жгут, в противном случае рискуя умереть от потери крови очень скоро. К своему удивлению, Ратхар понял, что удар Тогаруса не был столь уж опасным, как могло показаться. Нет, грудь болела страшно, каждый вздох давался ценой невероятных усилий, но все же руки и ноги были почти целы, и наемник понял, что, собравшись с силами, все же сумеет встать. Только смысла в этом человек пока не видел, ведь взбесившемуся магу достаточно одного ленивого движения рукой, чтобы размазать израненного воина по камням. Нет, нужно было ждать подходящего момента.

— Что ты творишь, чародей, — хрипло произнес Ратхар, когда маг, заметив движение, обернулся к нему. Тогарус глядел на распластавшегося на камнях воина настороженно, ловя каждое движение. Клинок в руках чародея опустился острием к земле, но Ратхар понял, что маг может в любой миг нанести удар. — Для чего столько смертей?

— Ты глупец, — усмехнулся маг, снисходительно глядя на беспомощного воина. — Тебе, не знавшему ничего, кроме всяких мечей, топоров, постоянных бессмысленных схваток с такими же, как ты, глупцами, не понять, что значит настоящая власть и сила. Люди убивают друг друга веками, режут глотки своим братьям из-за всякой ерунды, просто потому, что нет над ними чьей-то высшей воли. Империи древности пали не под натиском врагов, а просто из-за гордыни и алчности их правителей, то пользовавшихся своей властью, чтобы отправлять на смерть тысячи, а то не нашедших в себе силы вовремя послать на плаху нескольких смутьянов. — Тогарус говорил торопливо и сбивчиво от захлестывавших его эмоций. — Они были простыми людьми, опиравшимися на себе подобных, слабых и глупых существ, готовых предать ради всего-навсего обещаний, ради призрака награды. Но теперь настанет новая эпоха, когда правителям не нужно будет бояться удара в спину от своих верных слуг или восстания армии, сбитой с толку хитрыми краснобаями.

— О чем ты говоришь, маг, — Ратхар понял, что чародей просто свихнулся, поскольку никак не мог уловить смысла в его словах. — Причем тут древние империи?

— Не перебивай меня, — брезгливо бросил маг, невидящим взглядом уставившись куда-то поверх головы наемника. — Подумать только, свидетелями моего триумфа станут тупой солдафон и полудохлая эльфийка! Ну да ничего, вы будете только первыми, но далеко не единственными, кто узрит мощь и силу нового правителя людей!

— Ты спятил, несчастный, — простонал наемник, но Тогарус его, вероятно, не услышал, а может, просто не счел нужным замечать его слова.

Чародей принялся вышагивать по площадке, презрительно поглядывая на многочисленные трупы, иные из которых были изуродованы так, что, не зная заранее, невозможно было бы понять, эльфы то или люди. От некоторых Перворожденных остались просто окровавленные куски мяса, что, в прочем, не особо беспокоило поглощенного собственными мечтами Тогаруса.

— С самого появления в этом мире людей, — продолжал маг, сверкая глазами и обращая взгляд то к полулежавшему человеку, опершемуся спиной о холодные камни, то к яйцу, по-прежнему покоившемуся на постаменте. — Некоторым из наших предков было дано воспринимать эту вселенную не так, как большинству их родичей. И они не только видели и ощущали много больше, чем способны уловить человеческие глаза и иные органы чувств, но и могли усилием собственной воли изменять окружающий их мир сообразно своим пожеланиям. Таких было мало, быть может, один из ста тысяч, даже из миллиона, обладал возможностями большими, чем прочие его собратья. Таких людей стали называть магами, и с каждым поколением их способности становились все больше, хотя самих их рождалось меньше, чем изначально. И когда пришла пора создавать государства взамен вольных племен и кланов, маги решили, что они должны стоять во главе своих соплеменников. Но тогда они были слабы, слабы духом, ибо сразу же принялись истреблять друг друга в вечной борьбе за власть. И воцарилась Империя, которой правили обычные люди, силой оружия сумевшие уничтожить немало владевших искусством, а те, кто выжил, создали Кодекс, свод правил, которым до заката этого мира должны были следовать все чародеи, достигшие определенного уровня мощи и мастерства. Тайное общество, орден, если угодно, встал за спиной древних императоров, не претендуя более на власть, но поддерживая правителей в их начинаниях, помогая людям в яростной и кровавой борьбе с иными расами, не желавшими уступать место нашим далеким предкам под этими небесами. И даже когда наступил крах Империи, маги нашего народа по-прежнему чтили Кодекс, приняв роли советников, наставников, но не владык.

Мага переполняли эмоции, видимо, давно он хотел высказать свои сокровенные мысли, но прежде было не время для столь откровенных речей, да и подходящих слушателей, пожалуй, не находилось. Чародей возвысил голос, в котором зазвучала сталь, презрительно воскликнув:

— Глупцы! Мы несем печать великих богов, тех, чья воля поселила нас в этом мире, тех, кто сотворил нас, дабы люди, и никто иной, овладели этим прекрасным миром. Пора отринуть глупые и смешные правила и заветы древних старцев, что тряслись при одном упоминании императора. Тогда, в эпоху становления Империи, погибли лучшие из нас, самые сильные и решительные, а те, кто остался, были просто слизняками, не смевшими поднять взгляд на человека с куском кое-как заточенной стали в руке. И они желали, чтобы мы, их потомки, стали во всем подобны этим ничтожествам. И так было долгое время, но сейчас, в эти самые мгновения, рушится древний порядок, наступает новая эпоха, когда те, кто отмечен печатью богов, возьмут то, что принадлежит им по праву рождения. — Тогарус подошел к каменному постаменту, нежно коснувшись кожистой скорлупы, покрывавшей огромное, величиной почти с голову человека, яйцо. Ратхар лишь удивился тому, как Мелианнэ смогла скрывать его во время путешествия, решив, наконец, что оно могло увеличиться со временем. — Эльфы оказались слабы, им не хватило воли удержать в своих руках ключ к власти, оружие, должно быть, самое могущественно из всего, что когда-либо существовало в этом мире. И это лишь доказывает избранность народа людей, их первородное право властвовать над всем миром.

— Вот значит как, — рассмеялся, сплюнув кровь, Ратхар. — Все ради власти. Решил, что будешь править миром, чародей? Как же это смешно. Даже я знаю, сколько таких безумцев, одержимых жаждой власти, рождалось в нашем мире, но никому из них не улыбнулась удача, хотя за свою жизнь каждый из них успел пролить реки крови. И теперь ты решил, что драконы станут твоим оружием, которое сокрушит недовольных, ведь так?

— О да, — усмехнулся маг. — Ты же не понаслышке должен знать, что люди погрязли в сварах, что каждую секунду льется где-то человеческая кровь, что воины гибнут в схватках с себе подобными. Гибнут из-за жалкого клочка земли, стада овец, бранного слова, что сказал один так называемый король другому в пьяном угаре. Так не должно быть! Эльфы никогда, если не считать их раскола в давние времена, обернувшегося памятной битвой, оставившей на челе нашего мира неисцелимый шрам, не воевали друг с другом, решая любые споры миром. Гномы, эти двуногие кроты, только и знающие, что вгрызаться в камень, точа корни гор, тоже не знают, что такое усобицы, когда льется родная кровь. И только люди в упоении истребляют друг друга, словно нет под боком врагов более пристойных. Я положу этому конец, — решительно произнес Тогарус. — Еще помнят великую Империю, могущественный Эссар, где споры между людьми решались согласно законам, незыблемым и единым для каждого, а не правом сильного. И я милостью богов восстановлю этот порядок, направив ярость людей против эльфов, гномов, прочей мерзости, еще живущей где-то на окраинах мира. И драконы станут моим карающим мечом, от которого не будет спасения смутьянам и бунтарям.

— Интересно, ты долго обдумывал все это с тех пор, как узнал о том, что эльфы сумели подчинить себе драконов? — с насмешкой, сквозь которую пробивалась боль, спросил воин, которому пока только и оставалось, что слушать напыщенные речи колдуна.

— Несчастный, — рассмеялся маг, в голосе которого появились нотки превосходства. — Я с самого начала этой бессмысленной войны, вернее, даже задолго до нее, знал, что произойдет, знал все наперед на каждый день. Мне нужна была эта война лишь только для того, чтобы Перворожденные вспомнили о древнем долге перед ними гоблинов, мелкого, почти исчезнувшего народца, живущего в горах, возле тех самых пещер, где наши себе пристанище последние из племени крылатых змеев. У драконов своего рода договор с гоблинами, многие из которых все еще поклоняются владыкам небес, как их давние предки. Но долг перед эльфами оказался сильнее, и гоблины обокрали своих богов, взяв у них самое ценное. Я не сомневался, что так и будет, ведь эльфы ныне слабы, им не под силу одержать победу в войне даже с одним Фолгерком. Если бы не драконы, там, на Финнорских равнинах, армию Перворожденных втоптали бы в землю наши рыцари, уничтожили бы всех до единого эльфов, а уж затем взяли бы и их столицу.

— Как же тебе удалось заставить короля Ирвана решиться на эту авантюру, чародей?

— Мой государь, по счастью, оказался слишком доверчивым и внимательно прислушивался к моим словам, — гордо усмехнувшись, молвил чародей.

Враг был повержен, да его и врагом-то всерьез нельзя было считать, ведь чего стоит сталь против высокого искусства магии. И Тогарус не смог отказать себе в удовольствии хоть перед этим неотесанным наемником, приземленным рубакой повастаться своим идеальным, как теперь можно было судить, замыслом.

— Он не родился алчным, напротив, но купцы, посулившие золотые горы, если наш флаг утвердится на побережье, появились весьма кстати, а я лишь сделал так, чтобы король с должным участием отнесся к их сладким речам, — охотно сообщил раненому наемнику возвышавшийся над ним маг. — Ирван не скряга, но мысль о том, чтобы ткнуть лицом в грязь гордых эльфов засела в его голове достаточно глубоко, чтобы после недолгих раздумий созвать войско. Но я вовсе не собирался устраивать бойню, нет, все должно было закончиться без лишней крови и довольно быстро. Только вот проклятая эльфийка ускользнула от посланных мною охотников, иначе уже давно закончилась бы эта война. Я не собирался предоставлять власть над драконами,пусть и на краткое время, Перворожденным, но посланные мною в степь воины, во главе которых стоял мой ученик, потерпели неудачу. Почти весь отряд, а также нанятые кочевники из степных кланов, присоединившиеся к охоте, погибли в схватке с эльфами. Принцесса тогда скрылась, но моим людям удалось взять живым одного из ее спутников, он-то и поведал, куда она могла направиться. Поверь, нелегко было разговорить этого эльфа, но я старался изо всех сил, и узнал, что эльфийка должна была двинуться в Дьорвик, где могла просить помощи у нескольких купленных Перворожденными людей. Пришлось сноситься с дьорвикским чародеем, который оказался слишком легковерным для настоящего мага, но зато сделал все так, что никто до сих пор не догадался о существовании моего замысла. Люди Амальриза, прикинувшись фолгеркскими агентами, нашли начальника дьорвикской тайной службы, а он в свою очередь, убедил тамошнего короля взяться за это дело. Бедный, бедный старик, он ведь думал, что я на коленях приползу к драконам, возвращая им похищенное! — рассмеялся чародей. — Строки проклятого Кодекса въелись в его душу, иначе он ни за что не расстался бы с той властью, которую дает обладание детенышем дракона. Но я не ошибся в этом ничтожестве, только и думающем о своих фокусах, но словно не знающем о том, что есть еще и политика, которой настоящий маг не вправе пренебрегать. Не все шло именно так, как я задумал с самого начала, однако все завершилось наилучшим образом, пусть и пришлось потратить немало времени и сил, яйцо все же оказалось в моих руках, и теперь пришла пора поставить точку в этой пьесе.

— Да, думаю, самое время, — насмешливо, хотя, видит Небо, это далось нелегко, бросил Ратхар. — Я вижу, сюда летят драконы, и они едва ли придут в восторг, узнав, что сменили одних хозяев на другого. Пожалуй, недолго тебе упиваться своей властью, безумец.

Тогарус, словно Ратхара вообще не существовало, не обратил на слова наемника ни малейшего внимания. Чародей, опершись о каменные зубцы, смотрел в небо, туда, где разорвали серую пелену облаков три стремительных создания, рассекавших воздух могучими крыльями. Три дракона, выстроившись в одну линию, приближались к одинокой башне.


Драконы спешили, подстегиваемые волной опасности и страха, растекавшейся на сотни лиг окрест от одинокой башни посреди густого леса. Там, далеко на юге, они ощутили, как от чуждой, злой магии, содрогнулась сама земля, как тончайшие нити магической силы, пронизывающие все в этом мире, напряглись, точно в конвульсиях, и не смогли сдержаться. Драконов не страшила мощь магов, не боялись они и метких стрел, способных разить ничуть не хуже, чем самые могучие заклятия. Их дитя, наследник их исчезающего рода, было в опасности, и ничто в целом мире не могло теперь остановить этих гордых и могучих созданий.

Путь, который избрали в этот раз драконы, был отличным от тех, которыми могли пользоваться любые иные существа. Там, где конному понадобились бы многие дни бешеной скачки, драконы потратили лишь считанные минуты, но все равно, вынырнув из прижимавшихся к земле тяжелых осенних облаков, они поняли, что опоздали. И они сразу заметили разительные перемены, произошедшие с этим местом. Там, где раньше сияли начищенными до блеска латами гордые воины, теперь были разбросаны окровавленные тела, а то и вовсе бесформенные куски мяса. И трупов было больше чем живых воинов в охранявшем эту башню отряде. Вперемежку с эльфами лежали утыканные стрелами тела людей в простых доспехах, без пышных гербов и ярких одежд, обычные солдаты, наемники, невесть как очутившиеся в этом заповедном краю.

Но, прежде всего этого драконы ощутили следы боевой магии, которая совсем недавно была здесь пущена в ход, и истаивающие уже эманации боли, особенно сильной, поскольку здесь приняли смерть создания, чей век был необычайно долог, создания, не знавшие, что такое смерть от старости. Многочисленные же охранные заклятья, ранее густой сетью опутывавшие все на мили вокруг, напротив, почти истаяли, поскольку создавшие их маги были мертвы, и некому было больше вливать в эту паутину силы. И еще их сознания коснулся зов, пронизывающий все, и один из них не смог устоять перед этим, ринувшись вперед, туда, где, почти наверняка, ожидала его или кого-то из его собратьев заранее поставленная ловушка. Словно огромная стрела цвета зрелой листвы устремилась к высившейся посреди древнего леса башне, на вершине которой спокойно ждал один единственный человек.

— Нет, Феларнинр, — крик Рангилорма был слышен лишь его спутникам, для всех прочих живых созданий драконы безмолвствовали. — Не делай этого! Это западня!

Древний дракон, быть может, самый старый из тех, что еще остались под этим небом, пытался взывать к разуму своей спутницы, но инстинкт матери, чье дитя оказалось в опасности, был много сильнее. Драконица словно не ощущала мощнейшую ауру, исходившую от необычайно спокойного человека, стоявшего возле каменного постамента с яйцом.

— Смерть, — Феларнир распахнула пасть, полную белоснежных клыков, нацеливаясь на смертного, единственного, кто стоял между ней и ее похищенным ребенком. — Он умрет!

Драконы не в силах были остановить свою сестру, для которой, казалось, не существовало преград. Даже Рангилорм на миг уверовал в то, что сила, сокрытая в человеке, не сможет остановить Феларнир, но уже в следующие секунды он воочию убедился, что мощь нового противника ни в какое сравнение не шла даже с силой всех эльфийских магов, что были здесь совсем недавно.

Тогарус, хладнокровный и невозмутимый, точно не мчался к нему на могучих крыльях полный злобы дракон, одним точным движением спокойно бросил в ножны не нужный больше клинок и взмахнул костяным жезлом как раз в тот миг, когда дракон изрыгнул поток огня. Пламя ударило в соткавшийся над башней щит, напоминавший некий купол из темного полупрозрачного стекла, прикрывший всех, кто находился в тот миг на открытой площадке. Тугие струи огня, способного плавить гранит, бессильно хлестнули по сотворенной магом преграде, обтекая ее, словно вода в горном потоке — камень, а те, кто находился по другую сторону преграды, не ощутили даже жара.

Драконица стремительно помчалась над башней, делая разворот, точно собралась атаковать вновь, в то время как ее спутники медленно кружили на большой высоте, не отводя взглядов от шпиля. В какой-то момент Феларнир почти зависла в воздухе, оказавшись в нескольких сотнях ярдов от башни и чуть выше ее, и тогда маг вновь взмахнул своим жезлом, нацелившись им точно на драконицу. Из костяного навершия ударили черные молнии, мгновенно опутавшие драконицу мерцающей сетью. Пронзительный крик, наполненный болью, огласил округу, и Феларнинр, бьющаяся в колдовской сети, точно в агонии, камнем рухнула вниз, исчезнув где-то среди руин. Лишь облако пыли от каменной крошки указывало на то место, куда упал гордый дракон.

— Ну что ж, — довольно воскликнул маг, обращаясь сам к себе. — Теперь, пожалуй, им пора умерить свой пыл. Пришло время для бесед, тем паче, одолеть меня силой они не сумеют, накинувшись даже все вместе.

Ратхар удивленно смотрел на рассеивавшуюся над местом падения дракона завесу пыли. Вид атакующего крылатого змея был одновременно завораживавшим и страшным, и человек подумал в те мгновения, что едва ли сыщется под этими небесами сила, способная остановить дракона, но его спутник, такой же смертный, пусть и обладавший возможностями, недоступными большинству его соплеменников, в тот же миг развеял эту уверенность. И теперь наемник не мог оправиться от зрелища поверженного дракона, а в ушах его все еще стоял крик отчаяния.

Огромный черный дракон, антрацитовая чешуя которого переливалась даже в сгустившейся над лесом мгле, сделал круг над самой башней, так, что и чародей, и наемник ощутили рожденные взмахами могучих крыльев порывы ветра, бившие в лицо, а затем неловко опустился на высокую арку, стоявшую в сотне ярдов от башни. Ратхар видел даже отсюда, как крошился выдержавший, должно быть, многие века камень при одном касании изогнутых, словно клинки, выкованные в западных пределах, когтей. Летучий змей сложил перепончатые крылья за спиной, а его длинный, сужавшийся к концу, хвост, увенчанный зубчатым гребнем, обвил поддерживавшие арку опоры. Длинная клиновидная голова, походившая на наконечник огромного копья, нацелилась на все такого же невозмутимого мага, подошедшего к самому краю площадки и опершегося на высокие каменные зубцы.

— «Кто ты, человек, и зачем встал между нами и тем, что принадлежит нам по праву крови, — слова дракона не были слышны, он вообще хранил молчание, но в сознании Тогаруса неким неведомым образом проносились мысли могущественного существа, обращенные к магу. Где-то под черепом чародея начала пульсировать жуткая боль, отражавшая силу и ярость разговаривавшего с ним таким странным образом создания. — Ты ранил нашу сестру, человек, и мы не забудем тебе этого. Уйди с нашего пути, если хочешь остаться жив!»

— Куда делась мощь великих драконов, если они снизошли до бесед с несчастным смертным созданием, — насмешливо и громко отвечал маг, без боязни глядя на замершего совсем недалеко от него Рангилорма. — Ужели вы оказались слабее, чем рассказывают легенды? А может, вы встретили того, кому судьбой предопределено быть вашим повелителем?

— «Никто и никогда не сможет повелевать нами, — Тогарус ощутил сильный гнев, но еще и беспомощность, ибо дракон уже и сам понимал ошибочность своих слов. — Прочь с дороги, человек!»

— Дракон, ты или сам глуп, или меня считаешь таковым, — без страха и волнения произнес чародей. — Ты видел мою силу, и знаешь, что я не испугаюсь тебя. Ваша сестра оказалась слишком безрассудна, ярость застила ей глаза, и она за это поплатилась. Ты кажешься мне намного более зрелым и опытным, и ты не можешь не понять, что сейчас я сильнее. Даже если вы вдвоем нападете на меня, исход будет тот же, разве что мне придется потратить чуть больше времени.

— «Что ты хочешь?»

— Теперь я и впрямь вижу, что ты мудр, — злорадно усмехнулся Тогарус, поигрывая костяным жезлом, к которому был прикован взгляд дракона. — Дабы спасти ваше еще не рожденное дитя, вы подчинялись эльфам, исполняя их приказы, точно обученные псы. Теперь вы будете повиноваться мне. Обещаю, ваша служба не будет особо долгой, как не будет она и тяжелой. Сейчас ты и твой собрат дадите мне слово, что исполните любые мои приказы, покуда я сам не освобожу вас от службы. Эльфы были слабее вас, но они владели тем, ради чего вы забыли о своей гордости. Я сильнее эльфов, сильнее вас, и нет ничего зазорного в том, чтобы повиноваться сильному.

— «Ты знаешь, что мы не простим такого оскорбления. — Маг понял, что дракон вовсе не пытается напугать его, лишь сообщая очевидное. — Едва ты сочтешь нашу службу исполненной, мы уничтожим тебя, человек»

— Это время наступит нескоро, — спокойно ответил Тогарус. — Да и не можешь ты не видеть, что уничтожить меня не сумеет даже и все ваше племя вместе взятое. Сейчас я сильнее, и так будет всегда. И как должно сильному, я забуду то, что ты сказал сейчас. Когда ваша служба завершится, улетайте на все четыре стороны. Забудьте обо мне, а я, так и быть, не стану изводить ваш род под корень. — Маг направил свой жезл, наконечник которого пульсировал черным пламенем, на постамент, и в то же время почти растаявший купол, магический щит, сотканный над башней, налился силой, став почти непроницаемым для света. — Но если вы решите объявить мне войну, делайте это прямо сейчас. Ваше дитя погибнет, и многие из вас падут, прежде чем вам улыбнется удача в бою. Итак, решай, о мудрый дракон, — скорая смерть или верная служба?

— «Что ты хочешь от нас, человек? — громадный крылатый змей едва сдерживал ярость, но иного выхода у него не было. Дракон не испытывал страха за свою жизнь, ему вообще не ведомо было такое чувство. Но сейчас опасность грозила наследнику их рода, и он не мог рисковать, вступая в бой с человеческим магом. — Приказывай — мы будем повиноваться!»

— Все просто, — Тогарус не смог сдержать улыбки, полной гордости и превосходства. Создания, почитавшиеся самыми могущественными в этом мире, подчинились ему. Воистину, это был триумф человеческой воли, триумф разума над первобытной, додревней мощью. И разве он, тот, кому готовы подчиниться даже могучие драконы, не заслужил права властвовать над людьми?

— Прежде, чем поручить вам нечто важное, я хочу убедиться в вашей верности, — произнес маг. — Я знаю, что сюда приближается отряд эльфов, несколько десятков воинов и маг, возможно, что не один. Они в паре миль от этой башни. Найдите их и уничтожьте всех до единого, если хотите, чтобы я поверил вам и не стал прямо сейчас обращать в прах это яйцо.

Дракон, более ничего не говоря, расправил крылья, взмахнув ими с такой силой, что в воздух поднялись облака пыли, и стрелой взмыл в небо, где к нему присоединился его меньший родич, все это время паривший где-то в вышине. Оба змея, сделав еще один широкий круг над руинами, устремились куда-то на юг.

Ратхар, неотрывно следивший за драконами и почти не обращавший внимания на произнесенные чародеем слова, вдруг почувствовал, что его руки кто-то коснулся. Обернувшись, наемник увидел Мелианнэ, которая сумела доползти до него, хотя наверняка ей пришлось при этом вытерпеть ужасную боль. Никому не дано было знать, чего стоит израненной эльфийке каждое движение, и как жизнь еще теплилась в ее теле.

— Ты все же пришел, — эльфийка говорила едва слышно, при каждом слове на губах ее выступала кровавая пена. — Для чего ты здесь, почему служишь этому средоточию зла?

— Молчи, тебе нельзя говорить, — Ратхар понял, что магия Тогаруса все же убивает принцессу, медленно, но неотвратимо. — Не трать силы, э’валле.

— Мне уже можно все, — Мелианнэ сплюнула кровь. — Жизнь вскоре покинет меня, так стоит ли цепляться за нее, пытаясь пожить еще несколько лишних мгновений? Мой оберег на этот раз оказался бессилен, магия человека была слишком сильной и слишком злой, но все же еще несколько минут у меня есть, и их нужно потратить с пользой. Если правда то, что говорят, меня ждет мир, намного более прекрасный, чем этот, а потому лучше поскорее туда попасть.

— Прости, что я не сумел защитить тебя в этот раз, — наемник вдруг ощутил вину перед умирающей эльфийкой, которая погибала не без его участия. — Я не знал, что задумал этот маг, иначе не пошел бы с ним. Когда мы с тобой расстались, я встретил молодого чародея, одного из тех людей, что преследовали нас в Дьорвике. Он умер у меня на руках, но я успел дать ему слово, что найду яйцо дракона и верну его хозяевам. Иначе, уверял он, равновесие будет нарушено и весь мир может исчезнуть в горниле ужасной войны. Я поверил этим словам. Тот чародей сказал, что я могу обратиться за помощью к Тогарусу. Он рассказывал про тайный орден магов, следующих неким правилам, и утверждал, что фолгеркский волшебник поможет мне исполнить его просьбу. Он ошибся, как я вижу, но тогда я ничего не знал, а теперь уже поздно.

— Нет, еще не все потеряно, — горячо зашептала Мелианнэ. — Нас все же двое, а чародей один, и он не считает нас опасными. Я только сейчас поняла, как мы ошибались, решившись на это предприятие. Все, мой король, сама я, да и весь наш народ, совершили страшную ошибку, когда решили выиграть войну таким способом. Но мы уже поплатились за все, что сделали. А теперь нужно остановить этого безумца, пока он не сотворил нечто ужасное. Мы сражались с врагами, посягнувшими на наши исконные земли, а этот человек жаждет завоевать весь мир. Он лишился рассудка, хотя и не в том смысле, какой обычно вкладывают в эти слова. Мне страшно представить, что может сотворить этот колдун, повелевая такой силой. Он зальет кровью весь мир, все обратит в пепел, лишь бы добиться торжества своих идей, — срывающимся голосом торопливо произнесла эльфийка. — Прошу тебя, Ратхар, останови его, если тебе дорог этот мир.

— Я не смогу, — голос наемника дрогнул. — Что может сделать простой воин, к тому же раненый, против могучего чародея? Мы скоро умрем, и не увидим, как рушится наш мир.

— Если ты еще считаешь себя моим слугой, как было там, на севере, то исполни мою последнюю волю, человек, — Мелианнэ говорила быстро, тяжело дыша, и наемник понял, что ее время вышло. Раны были слишком тяжелы, чтобы жить с ними дольше нескольких мгновений. — Убей чародея, даже ценой своей жизни, останови безумца!

Наемник, нашарив лежавший рядом клинок, медленно пополз к повернувшемуся спиной магу, что-то разглядывавшему в сумрачной дали. Тогарус замер, точно статуя, то ли не чувствуя движения у себя за спиной, то ли считая Ратхара недостойным своего внимания. Наемник, собирая оставшиеся силы, приготовился к последнему броску. У него был только один удар, и Ратхар был готов воспользоваться этой возможностью.

А Мелианнэ, уже чувствовавшая, как тело ее охватывает холод, пристально смотрела на человека, который был ее единственной надеждой сейчас. И рука эльфийки, действуя словно бы по своей воле, медленно выводила на каменных плитах замысловатый узор. Подарок, что сделал ей при расставании странный отшельник, живущий в сердце северных болот, сейчас, и только сейчас мог пригодиться ей. Смертельно раненая принцесса, не думая более о том, как продлить свое существование, вложила в заклятие все оставшиеся силы, наверняка убивая себя. Узор медленно наливался алым сиянием.

Глава 7. Сорвав все маски

Полсотни эльфов, разведчики, из тех, что охраняли рубежи И’Лиара, рвались вперед, прорубаясь сквозь густые заросли цепкого кустарника. Точнее, их было ровно сорок девять, в том числе один единственный маг, который сейчас и подгонял отряд, торопясь скорее добраться до древних развалин. Перворожденные шли по следу чужаков, отряда людей, сумевших незамеченными пробраться в этот запретный для любого живого существа, кроме эльфов, край. Горстка храбрецов опережала своих преследователей на несколько часов, но эльфы были в родной стихии, а потому расстояние между ними уменьшалось с каждой секундой. Но все равно маг, который при виде отпечатков человеческих сапог стал похож на одержимого, заставлял всех двигаться еще быстрее, не замечая, что даже самые выносливые воины едва держатся на ногах.

— Нужно сделать привал, — командовавший отрядом легковооруженных лучников эльф по имени Хинар поравнялся с легко бежавшим в голове растянувшегося длинной цепочкой отряда магом. — Еще час такой бешеной гонки — и мои воины станут падать замертво, точно загнанные лошади.

— Если мы помедлим хоть на мгновение, может случиться непоправимое, — отрезал чародей. — Пусть соберутся с силами. Я чувствую, мы почти настигли их. Нас отделяет от людей от силы пара лиг.

Улиар был всего лишь учеником, Ходящим По Лесу, как можно было перевести на язык людей его ранг эл’тара, но он был посвящен во многое, а потому сразу, как только их отряд наткнулся на следы пришедших с юга людей, он понял, что может быть их целью, и принял решение преследовать чужаков. Несколько позже эльфы наткнулись на следы боя, который печально закончился для небольшого отряда Перворожденных, которые, должно быть, обнаружили людей еще раньше и так же гнались за ними в надежде перехватить в глухом лесу.

Там, на небольшой поляне, усеянной трупами, Улиар почувствовал следы боевой магии, которую, в этом молодой маг не сомневался, пустил в ход кто-то из пришельцев. И это резко меняло дело, ведь присутствие в отряде лазутчиков мага говорило о более чем серьезных намерениях людей. Улиар не был уверен, сумеет ли он в поединке совладать с вражеским колдуном, но иного пути у еще мало сведущего в Искусстве ученика не было. Он только сделал первые шаги на пути познания тайн магии, но сейчас лишь он один имел хоть какой-то шанс на победу в схватке с чужаками, и не мог этим шансом не воспользоваться. До самых развалин древнего города, который и притягивал к себе людей, в раскинувшихся на сотни лиг лесах не было больше ни единого чародея, а немногочисленные дозорные отряды простых воинов едва ли могли помешать людям, имеющим, как выяснилось магическую поддержку.

И молодой чародей, рискуя не только своей жизнью, но и жизнями доверившихся его слову воинов, повел небольшой отряд вперед, к только ему и ведомой цели, избрав кратчайший путь. Следы чужаков теперь не имели значения, сомнений в том, зачем в И’Лиар тайком прокрались опытные воины и могучий маг, не оставалось. И эльфы, в своих знаменитых маскировочных плащах похожие не бесплотных призраков, в лесной полумгле неразличимые уже с двадцати шагов, двинулись сквозь дебри, прокладывая себе путь там, где до них, пожалуй, нога живого существа последний раз ступала сотни лет назад. Дважды им пришлось пересекать болота, к счастью, не слишком обширные, но все равно коварные и непредсказуемые, где даже чутье Перворожденных подчас оказывалось бессильным.

Из топей отряд выбрался примерно в двух десятках лиг от башни, и в тот момент Улиара скрутило, точно в жутком приступе внезапной боли. Обостренное, в том числе и благодаря особым заклинаниям, чутье эльфийского чародея донесло до его разума отзвуки творимой совсем близко магии. Это было злое чародейство, чуждое этому миру, враждебное для всего живого. Улиар знал только одну цель, с которой неведомый ему чародей мог прибегнуть к таким заклятьям.

— Хинар, предупреди все, чтобы были осторожны, — шепотом, точно опасался, что рядом могут скрываться вражеские шпионы, произнес эл’тар, едва державшийся на ногах, столь сильны были отголоски чужой магии, коверкавшей саму суть живого. — Среди наших противников есть опасный колдун, умелый и безжалостный. Он может повелевать демонами, призывая их из других миров.

— Демоны, — удивлению воина, граничившему со страхом, не было предела. — Что мы можем против них? — Хинар точно знал, на что способны его воины. Здесь, в этих заповедных лесах, он не побоялся бы выступить и против полутысячи людей, но вооруженных обычной сталью, однако сейчас, против вражеских чар, мечи и стрелы его бойцов наверняка были бессильны. — Человеческий колдун что, почуял нас, и натравит сейчас своих тварей?

— Не думаю, — горько усмехнулся маг. — Кем бы он ни был, мы его сейчас заботим мало. И боюсь, тот колдун не преувеличивает свои силы, относясь к нам с таким пренебрежением. Здесь есть нечто много более важное как для нас, так и для этих чужаков.

— Что это? Ты ведешь нас к Серому Городу, значит, это находится там? — догадался предводитель разведчиков. — Я слышал, туда совсем недавно направился отряд отборных воинов во главе с самим принцем Веларом. Скажи, люди идут туда же?

— Да, — кивнул Улиар. У него самого в этом уже не было сомнений. — И мы должны опередить их, задержать любой ценой. — Мир вокруг мага внезапно словно содрогнулся в агонии, и Улиар едва устоял на ногах. — Боюсь, они уже достигли цели. Там идет бой, в ход пущена магия. Бегом, нам нужно торопиться! — Последние слова молодой чародей уже кричал во весь голос, сорвавшись с места и устремившись вглубь леса.

Воины бежали легко, безошибочно находя самый удобный путь сквозь, казалось бы, непроходимые заросли. И все же, как ни старались эльфы, они не успели. Разведчики уже почти добрались до развалин, оставалось преодолеть едва ли пол-лиги, когда неясная тень скользнула по земле, стремительно пронесшись над головами замерших от неожиданности эльфов, и исчезнув где-то за кронами лесных исполинов.

— Что это? Куда оно делось? — Воины взволнованно озирались, держа наготове тугие луки и вытаскивая из ножен ярко сиявшие в полумраке легкие клинки.

— Берегись, — Хинар первым заметил приближающегося врага. — Рассыпаться всем! В укрытие!

Громадный черный дракон, прочная чешуя которого матово блестела даже при отсутствии солнечного света, летел над самыми деревьями, нацелившись на сгрудившихся эльфов. Распахнув пасть, он изрыгнул клубок огня, ударившийся о землю и обратившийся пламенным вихрем. Но эльфы, предупрежденные своим командиром, уже брызнули в разные стороны, не думая пока о бое, но ища укрытия, и лишь шестеро погибли, обратившись в пепел, прочие же скрылись в зарослях.

Дракон стремительно пролетел над тем местом, где приняли смерть Перворожденные, а вслед ему из кустов, из-за деревьев уже летели серебристыми росчерками меткие стрелы. Многие эльфы промахнулись от волнения, но немало стрелков взяли точный прицел, и граненые наконечники ударили в непроницаемую чешую, тщетно выискивая там брешь, чтобы сквозь нее вонзиться в драконью плоть. Эльфы стреляли без остановки, стремительно опустошая колчаны, но их усилия были напрасны. Броня, защищавшая тело летучего змея, оказалась поистине несокрушимой, но царапавшие брюхо стрелы разозлили крылатое создание. Дракон, удалившись на почтительное расстояние, развернулся и вновь устремился к укрывшимся в дебрях воинам.

Улиар, которому чудом удалось увернуться от рухнувшего с небес пламени, не успел ничего предпринять, едва оправившись от шока, когда дракон первый раз атаковал их. Теперь он пристально следил за приближением крылатого монстра, лихорадочно вспоминая немногие боевые заклятия, которым успел обучиться, и при этом убеждаясь, что его умений и сил будет недостаточно. Он уже приготовился ударить, когда увидел второго дракона, нежно-розовая чешуя которого казалась чем-то неестественным. Но дракон был здесь, и он уже нацелился на группу лучников, продолжавших увлеченно метать стрелы, метившие теперь в лицо приближавшемуся черному гиганту.

Молодой маг, не раздумывая, выскочил из зарослей, служивших ему сравнительно надежным укрытием, и, взмахнув руками, метнул в розового дракона огненный шар. Улиар использовал самое простое заклинание, не имея времени на более изощренную магию. Сгусток пламени ударил в грудь дракону, растекшись многочисленными брызгами по его чешуе, но крылатый змей, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. Он широко распахнул пасть, и тугие струи огня ударили в спины так и не заметившим новую угрозу эльфам. Дюжина воинов погибла в мгновение ока, испепеленная драконьим огнем, а Улиар, оказавшийся рядом, едва успел воздвигнуть перед собой щит. Пламя ударило в окутавшее эльфа облако тумана, не дотянувшись до Перворожденного на считанные дюймы. Напряжение Улиара, однако, было так велико, что он просто потерял сознание, и туман рассеялся, ибо некому более было поддерживать заклинание. Но в тот же миг иссяк огонь, бьющий из утробы дракона, и эльф, сам еще не зная об этом, чудом остался жив.

Драконы, кружа над лесом, один за другим резко пикировали, стоило только кому-либо из них заметить прятавшихся в чаще противников, обрушивая на метавшихся внизу эльфов потоки огня. Многие из Перворожденных, бросая оружие, разбегались, пытаясь укрыться от мечущейся по небу смерти, но драконы уничтожали их без пощады, как и тех немногих, кто еще пытался сражаться, словно не понимая тщетности своих усилий.

Бой, точнее, избиение, завершился спустя считанные минуты, когда последний из остававшихся на ногах эльфов обратился в невесомый пепел, так и не сумев укрыться от взора крылатых змеев. Весь отряд был уничтожен, и никто из эльфов не смог причинить даже малейшего вреда своим убийцам. Мощь, которую Перворожденные жаждали обрушить на людей, обернулась против них самих.

Драконы, мерно вздымая крылья, взвились высоко в небеса, пронзив стелющиеся над землей тяжелые облака, и направились обратно к башне. Они исполнили волю своего нового хозяина, и, надо сказать, сейчас делали это с удовольствием, наказав посягнувших на их свободу наглецов. Но человек, ожидавший их на вершине одинокого бастиона, сейчас был не по силам даже могучим драконам, и при мысли, что скоро придется вновь мчаться куда-то, исполняя приказы этого безумца, и не смея противиться его воле, драконы готовы были рычать от ярости.

А Улиар, очнувшись, с испугом и удивлением озирался по сторонам, видя вокруг только выжженную землю и обуглившиеся деревья, да еще оплавленные куски металла, ранее бывшие оружием и доспехами его спутников. Неизвестно отчего вышедшие из подчинения драконы жестоко расправились с целым отрядом, и это наверняка было только начало. Маг для успокоения совести прошелся по окрестным зарослям, но нигде не нашел даже признаков того, что кто-то из его спутников мог уцелеть. Все воины погибли, и теперь Улиар не знал, что же ему предпринять дальше. Идти к руинам в одиночку было опасно, ведь там его могли ждать многочисленные воины и могущественный чародей, и шансов на победу в схватке с таким противником у Улиара не было никаких. Оставалось только искать помощи, но откуда ее взять в этом необитаемом краю, эльф не знал. Он оказался в одиночестве, уставший и обессилевший, поскольку все силы ушли на то, чтобы отразить единственную атаку дракона.

Некоторое время эльф просто брел по лесу, даже не замечая, куда он движется, не пытаясь запомнить пройденный путь. Собственно, ему это было не нужно, ведь куда бы он ни забрел, стоит только попросить, и лес сам укажет ему обратный путь. Сам ранг молодого мага говорил о том, что он может безо всякой опаски находиться в лесу, хотя его знаний еще не доставало, чтобы повелевать силами, вечно дремлющими в этой зеленой полумгле.

Стоило только Улиару подумать об этом, как в его сознании словно вспыхнуло полуденное солнце. Он понял, что может сделать сейчас, когда остался в одиночестве. Да, он был слаб, его познания в магии были невелики, а молниеносный бой с драконами отнял немало сил, но на одно простое заклинание его еще хватало. К своему стыду Улиар однажды просто подсмотрел это заклятье, дождавшись момента, когда магические свитки учителя окажутся в его руках. Это случилось довольно давно, еще в самом начале обучения, когда способности начинающего чародея не позволяли ему на деле опробовать добытое таким нечестным образом знание. Улиар полагал, что его наставник не зря не спешил обучать этому заклятью своего любознательного ученика, но сейчас это был единственный шанс остановить тех людей, которые, должно быть, сумели расправиться с многочисленной охраной древней башни, подчинив себе драконов.

Эльф нашел подходящее место довольно быстро. Невысокий холм, лишенный растительности, оказался настоящим средоточием потоков магической силы, что сейчас и требовалось не рассчитывавшему в полной мере на себя чародею. Улиар вытащил из-за короткого голенища сапога, лишенного твердой подошвы, кривой кинжал, который с некоторых пор всегда носил с собой, дабы иметь под рукой хоть какое-то оружие. Пока закаленной стали не довелось попить крови врагов, с которыми молодой маг не успел встретиться в честном бою, и судьбе было угодно так, чтобы первой кровью, что оросит остро оточенный клинок, была кровь его хозяина.

Быстрыми и четкими движениями, так, словно ему приходилось это делать каждый день, Улиар вычертил на поросшем невысокой травой холме сложную фигуру, сплошь состоявшую из кривых линий, причудливо извивавшихся и пересекавшихся друг с другом. Память не подвела эльфа, и символ он изобразил с первого раза, ничего не изменяя в нем, что заставило Улиара испытать гордость за себя. Затем наступил черед более важных действий. Улиар медленно, точно испытывая удовольствие, провел кинжалом по запястью, и из рассеченных вен потекла горячая кровь. Дождавшись, когда ее побольше натечет в ладонь, эльф выплеснул ее всю в воздух, одновременно четко и неторопливо произнося слова заклинания. Брызги крови в воздухе вспыхнули золотым огнем, таким же светом налился вырезанный на земле знак, и холм вдруг содрогнулся. Волна покатилась по тончайшим эфирным нитям, пронизывающим это место, расходясь на все четыре стороны света.

Улиар устало опустился на землю, зажимая рану на запястье. Он не знал, услышит ли хоть кто-нибудь его призыв, но надеялся на это, поскольку иначе ему не останется ничего иного, кроме как спокойно ждать приближения смерти. Молодой эльф сделал все, что было в его силах, и теперь ждал, чтобы на его призыв о помощи явились те, чьи силы превосходили скромные способности самого Улиара в тысячи раз. Говорили, они уходят в лес, где проводят многие века, почти не вмешиваясь в дела своих собратьев, но помогая им в минуты смертельной опасности. А сейчас, решил молодой чародей, настал именно такой миг. Оставалось верить, что это было чем-то большим, чем простые сказки.


Почти в то же мгновение далеко на севере, в сердце безжизненных болот, раскинувшихся вдоль границы Дьорвика и державы эльфов, вздрогнул, просыпаясь, задремавший было мужчина. Он сел, прислонившись к бревенчатой стене свой избушки, укромно расположившейся на небольшом островке посреди топей. Мужчина был уже далеко не молод, и, пригретый теплыми лучами солнца, словно прощавшегося с этим миром на долгие месяцы зимы, сам не заметил, как его сморил сон.

Казалось, кто-то тронул гигантскую струну, которая издала под касаниями неведомого исполина протяжный звук, прокатившийся от горизонта до горизонта. На самом деле стояла тишина, не нарушаемая даже пением обитавших на болотах птиц, а звук этот, походивший на стон, прозвучал лишь в голове у человека, воспринимавшего окружающую реальность не так, как большинство его сородичей.

Мужчина резко встал, замерев на мгновение и даже закрыв глаза, точно прислушивался к чему-то, а затем заторопился в дом.

Едва он распахнул низкую дверь, навстречу ему из темной глубины жилища выступил огромный, размером едва ли не с теленка, пес. Животное внимательно, точно было наделено разумом, посмотрело в глаза своему хозяину, как будто ощущая его беспокойство.

— Вот так, Дарк, — насмешливо, но в то же время напряженно, произнес седовласый старец с телом молодого воина. — Она все же доверилась мне, когда иного выхода не осталось. А ты знаешь, как редко нынче можно встретить человека, которому можно доверять без опаски.

При этих словах мужчина коснулся груди, ощущая ноющую боль никак не желавших полностью затягиваться ран, скрытых рубахой из грубой шерсти. Он скривился, точно от неприятных воспоминаний, помедлил немного, а затем шагнул в дальний угол. Его пальцы, тонкие и сильные, сомкнулись на гладком посохе, простой деревяшке, отполированной частыми прикосновениями.

— Сегодня решится многое, — продолжал мужчина, разговаривая не то с сами собой, не то со своим псом, который тем временем сел посреди единственной комнаты, наблюдая за действиями своего хозяина. — Эти надменные глупцы принесли в наш мир то, ради чего многие из наделенных властью пойдут на любые жертвы, но хуже всего, что они не способны сохранить свое сокровище. Однако я рад, что она все же не отвергла мое предложение, пусть и вспомнила об этом позже, чем следовало. Думаю, она решилась на это лишь перед лицом смерти, они ведь такие, эти эльфы. Но, как бы то ни было, мне пора в путь, и следует поторопиться. А ты, Дарк, останешься здесь, дом ведь тоже надо стеречь, тем более, я еще намерен вернуться сюда. — С этими словами мужчина, опираясь на тяжелый посох, вышел прочь из дома.

Сопровождаемый осторожно ступавшим следом псом, болотный отшельник выбрался на небольшой холмик, торчавший среди поросших тростником и осокой топей. При нем был только тяжелый посох, который, пожалуй, при изрядной доле мастерства мог сойти за оружие, причем довольно опасное, и больше ничего.

Человек встал посреди бугорка твердой земли, опершись на посох и закрыв глаза, словно раздумывая о чем-то. Потом он вдруг что-то произнес так тихо, что окажись некий наблюдатель от него в двух шагах, он не разобрал бы ни слова в этой фразе-выдохе, уловив только быстрое движение губ. Этого, впрочем, оказалось достаточно для задуманного отшельником. В нескольких футах перед мужчиной возник столб тумана высотой чуть больше человеческого роста. Серый сгусток, которого по всем законам природы здесь не могло быть, пульсировал, словно бьющееся сердце, повторяя некий ритм, и вращался вокруг своей оси, точно маленький смерч. Старец вздохнул и решительно шагнул прямо во мглу, исчезнув там. Спустя мгновение на небольшом островке, окаймленном высокими и густыми, без ножа сквозь них точно было не пробраться, зарослями камыша, остался только большой пес.

Поглотив сотворившего его человека, туман мгновение спустя рассеялся под порывом налетевшего с полудня ветра, а собака направилась к скрытой чахлыми болотными деревцами избушке. Пес привык к таким странностям своего хозяина и нисколько не удивился исчезновению человека. Он всегда понимал, что живет у того, кто наделен силами, отличными от тех, коими владеют обычные люди, и кто способен этими силами повелевать. Пес лег, положив голову на лапы, и приготовился ждать. Он не сомневался, что хозяин вернется, куда бы он ныне ни отправился.


А над холмистой равниной, раскинувшейся далеко на юге от гиблых дьорвикских болот, наконец, затихли звуки боя. Не слышно стало звона железа, шелеста сотен стрел, пронзающих в смертоносном полете воздух, ржанья множества коней, терзаемых шпорами и поводьями своих опьяненных боем наездников, и яростного рычания сходящихся в смертном бою, грудь на грудь, воинов. На смену всему этому пришли стоны раненых и предсмертные вскрики. Армия людей ценой огромных потерь разгромила, отбросила назад, к северным рубежам своей державы, многочисленное и грозное войско эльфов.

Граф Тард, человек, которого отныне с полным на то правом можно было величать спасителем королевства, тяжело вздохнув, поднялся с колен, опираясь на плечо оруженосца. У его ног на сооруженных из пары копейных древок и щита носилках лежал виконт Бальг. Молодой рыцарь, не раз доказывавший в жестоких схватках с эльфами свое право носить боевой пояс, погиб, ценою своей жизни сумев спасти своего командира. Когда конь Тарда был убит и граф, едва успев выпрыгнуть из седла, оказался лицом к лицу с полудюжиной быстрых эльфийских всадников, виконт был первым, кто заметил угрозу, и первым же он бросил своего скакуна в самоубийственную атаку. Рыцарь врубился в толпу вражеских всадников, сразив за несколько мгновений трех из них, но остальные, не раздумывая, вскинули луки, и человек выпал из седла, когда грудь его пронзили три меткие стрелы. Он погиб, но успел отвлечь эльфов ровно настолько, чтобы к спешенному графу прибыла подмога, прикрывшая его от вражеских атак, пока Тард вновь взбирался в седло подведенной кем-то из своих оруженосцев лошади.

Уже сейчас, когда бой был закончен, и остатки вражеской армии исчезли за холмами, спеша подальше убраться от людей, и, видимо, опасаясь преследования, граф думал о том, что их победу можно было назвать только чудом или даром богов. Половина фолгеркского войска полегла на этом поле, которое сейчас было густо устлано телами павших бойцов обеих армий, а потому эльфы напрасно опасались, что их противник решится на преследование. Сил у людей хватило ровно настолько, чтобы в едином порыве опрокинуть эльфов, отбросить их назад, прогнать с этого поля, но не более того. В глубине души граф понимал, что если бы не тот шок, который Перворожденные испытали при виде устремившихся на север драконов, верно, вышедших вдруг из подчинения, исход битвы был бы иным, и вполне возможно, сейчас над его покрытым множеством ран остывающим телом стоял бы какой-нибудь эльф, с презрением глядя на павшего врага.

— Покойся с миром, виконт Бальг, рыцарь Фолгерка, — несколько высокопарно произнес Тард, скорбно склонив голову. — Ты был доблестным воином, и принял славную смерть, брат. Память о твоей отваге будет жить вечно. Прощай, рыцарь!

Граф едва сдерживал слезы, и это не было игрой. Виконт, еще десятки рыцарей и сотни простых воинов сегодня собственными жизнями заплатили за краткую передышку, которую мог теперь получить Фолгерк. Сражение закончилось, но война продолжалась, и, как ни печально, следовало думать не о павших, а о тех, чьи жизни еще можно было спасти, пусть и ценой своей смерти.

Собственно, исход сражения был решен в первые же мгновения, когда возглавляемый графом отряд тяжелой кавалерии ударил во фланг эльфийского войска. Всадникам удалось прорваться к вражескому строю прежде, чем лучники, стоявшие в первых рядах эльфийского построения, опомнились и засыпали приближающихся людей тучей стрел. Случись все иначе, и фолгеркские рыцари погибли бы под тысячами стрел, и атака захлебнулась бы, но сегодня удача была на стороне людей.

Клин закованных в тяжелые латы всадников буквально втоптал в землю лучников, так и не успевших убраться куда-нибудь в сторону, и врезался в строй эльфийской тяжелой пехоты. Пикинеры Перворожденных на миг смогли сдержать лавину людей, но фолгеркцы рвались вперед, не щадя себя, бросаясь на частокол сияющих копейных наверший, подминая под себя грозные пики. Несколько всадников направили своих коней грудью на вражеский строй, точно живые тараны, ценой своих жизней пробив бреши, которые тут же заполнили их товарищи, рубившие и коловшие обступивших их эльфов. И эльфы не выдержали такой яростной атаки. Они подались на шаг назад, потом еще, и вот уже казавшийся нерушимым строй пеших панцирников рассыпался, и рыцари принялись рубить показавших спины эльфов.

В тот самый миг, когда эльфийская пехота уже дрогнула, но еще не была обращена в бегство, в тыл фолгеркской кавалерии ударили стремительные конные лучники врага, на полном скаку обрушившие на неповоротливых рыцарей настоящий дождь из стрел. Если бы в этот момент эльфийские пикинеры нашли в себе силы, вцепившись в тот клочок земли, на котором они стояли, задержать рвущихся вперед всадников, сумели бы вновь выстроить живую стену, ощетинившуюся сотнями граненых наконечников, то, очень может быть, цвет армии Фолгерка нашел бы здесь свой конец, охваченный стальным кольцом. Сила атакующей кавалерии в натиске и скорости, а потому, остановившись на месте перед строем пехоты, грозные рыцари превратились бы в хорошие мишени для эльфийских лучников, которым едва ли понадобилось бы много времени, чтобы перебить горстку людей.

Но Тарду повезло, поскольку отряд конных арбалетчиков, поддерживавших атаку тяжелой кавалерии, смог отвлечь на себя эльфов, прикрыв спины рыцарей, пока те крушили еще пытавшихся сопротивляться пикинеров Перворожденных. А затем уже рыцари оказались за спинами еще только начинавшего соображать, что к чему войска эльфов, и уже никакие лучники не могли остановить их.

Одновременно ударили всадники Тарда и фолгеркская пехота, двинувшаяся в атаку чуть позже, чем следовало, но все же явившаяся в нужное время и в нужном месте. Эльфы, оказавшиеся словно между молотом и наковальней, держались стойко, но их строй уже был разрушен, пусть и не по всемуфронту, а потому они все же дрогнули, выскальзывая, утекая из-под ударов фолгеркского конного клина и метко пущенных людьми-арбалетчиками болтов. Огромное войско, распадаясь на части, бросилось назад.

Разумеется, это не было паническим бегством, когда воины, дабы двигаться чуточку быстрее, на бегу срывают с себя доспехи и бросают оружие. Нет, эльфы все же были умелыми бойцами, хладнокровными и дисциплинированными, а потому они разбились на множество небольших, по три-четыре сотни воинов, отрядов, занявших круговую оборону и пытавшихся отступить в лес, где конница людей, да и тяжелая пехота тоже, оказались бы бессильны. А фолгеркцы, также разделившись, один за другим брали эти отряды в кольцо, сперва расстреливая из арбалетов, а потом уже одним ударом добивая уцелевших эльфов.

Именно здесь армия людей понесла самые большие потери. По всем канонам военного искусства следовало дать возможность противнику бежать с поля боя, ведь окруженный враг сражается до последнего, понимая, что терять ему нечего. Но Тард опасался, что известные своей дисциплиной эльфы, оторвавшись от преследования, вновь соединятся и контратакуют, а поскольку на их стороне по-прежнему был численный перевес, это могло привести к поражению людей, которым удалось опрокинуть Перворожденных лишь благодаря невероятному стечению обстоятельств.

Виконт Бальг погиб как раз тогда, когда Трад вместе с небольшой свитой, в числе которой был и молодой рыцарь, атаковал довольно крупный отряд эльфов, почти уже добравшийся до леса. Графу бросилось в глаза то, что эту горстку Перворожденных, не менее двух сотен пеших латников, прикрывают от атак людей прочие эльфы, заслоняя отступающих братьев и ценой своих жизней выигрывая для них время. И граф, не раздумывая, повел за собой в атаку неполную сотню людей, смутно догадываясь, кто же может оказаться там, за спинами могучих эльфийских воинов, так стойко отражающих почти не прекращающиеся атаки.

Вероятно, догадка Тарда была верной, поскольку, стоило им подобраться к эльфам на полсотни шагов, из-за спин воинов в строй всадников ударили огненные шары, мгновенно испепелившие добрых два десятка людей. Эльфийские маги, до сих пор никак не проявлявшие себя, все же вступили в бой. Люди еще раз попытались атаковать, вновь собравшись с силами, но новый удар вражеских чародеев унес жизни еще двух дюжин рыцарей, да и летевшие из гущи Перворожденных стрелы, одна из которых как раз и убила коня Тарда, тоже собирали немалый урожай.

Горстка эльфов, прикрываемая магами, ощетинившись пиками и отбиваясь редкими, но почти всегда находившими цель стрелами, все же добралась до леса, где и растворилась, уже абсолютно неуязвимая для преследовавших их людей. Сам граф в короткой, но яростной схватке с подоспевшими со всех сторон эльфами, любой ценой пытавшимися отвлечь людей на себя, был ранен в голову. Сейчас случившийся рядом лекарь наскоро обработал его рану, замотав ее куском полотна, и теперь граф ощущал, как повязка набухает от сочившейся крови.

И все же они победили, заставив эльфов отступить, отказавшись от похода в сердце Фолгерка. Да, многие эльфы уцелели, почти беспрепятственно отступив в лес, и люди не посмели преследовать их. Будь у Тарда под рукой больше всадников, желательно, легковооруженных, с этого поля ушло бы в десять крат меньше Перворожденных, но кавалерии было мало, а пехоте не под силу было гоняться за быстроногими эльфами. Но, как бы то ни было, воины, сражавшиеся сегодня под началом Тарда, спасли королевство от разорения и, возможно, гибели.

Граф понимал, что там, дальше на юг, не было силы, способной остановить опьяненных собственной силой и жаждавших мести Перворожденных, и потому сегодня он мог с полным на то правом ощущать гордость за себя. Пожалуй, его имя войдет потом в хроники, которые ведут королевские летописцы, возможно даже, Тарда отныне будут величать спасителем королевства, и, видят боги, он примет такой титул как то, что положено ему по праву, ведь ради этого граф рисковал своей жизнью, отнюдь не прячась во время битвы за спинами простых воинов.

— Свенельд, — военачальник обернулся к застывшему за его спиной адъютанту, сменившему верного Бальга, геройски павшего под стрелами ненавистных эльфов. — Найди вестовых, пусть передадут мой приказ командирам отрядов — отступаем к Фрошу. Там нужно устроить укрепленный лагерь, пусть отрядят на это побольше людей. Если найдут здешних крестьян, тоже пускай гонят их на работы.

— Опасаетесь нападения эльфов, милорд?

— Ночью они могут незаметно подобраться вплотную к нашему лагерю, и, пока воины опомнятся, вырежут добрую половину армии, — согласно кивнул граф. — Нет, я предпочитаю ночь переждать за стенами, пусть и хлипкими. Эльфы еще сильны, очень сильны. Эта победа — просто удача, невероятная, редкая, но удача. Когда они соберутся с силами, то наверняка вернутся сюда, а потому мы будем ждать их здесь. Другой удобной дороги на юг нет, а провести многотысячную армию лесами не сумеют даже Перворожденные. Так что, полагаю, нам еще предстоит не раз сойтись с ними в бою. Пока же пусть воины отдыхают, только сперва нужно похоронить наших товарищей, как подобает. И еще, — добавил граф. — Найди командира наших разведчиков и прикажи ему выслать на север дозоры. Я не хочу, чтобы эльфы застали нас врасплох.

— Будет исполнено, милорд, — рыцарь поклонился, отдал честь и рысью бросился туда, где стояли в ожидании командира несколько вестовых.

Тард, опытный воин, был абсолютно прав, утверждая, что сил у эльфов еще достанет, чтобы уничтожить горстку преградивших им путь людей. И в иное время, вне всякого сомнения, Перворожденные, едва оправившись от поражения, конечно же, вновь атаковали бы людей. Но сейчас умы тех, кто командовал армией И’Лиара, занимала проблема намного более серьезная, чем кучка израненных, вымотанных боем фолгеркцев где-то поблизости.

Войско эльфов, точнее, то, что осталось от него после дневного разгрома, к заходу солнца уже вновь собралось. Многочисленные отряды, которым удалось ускользнуть от преследования, отбившись от наскоков людей, собрались в нескольких лигах севернее поля битвы, у высокого поросшего ольховником холма. Простые воины отдыхали, нисколько не опасаясь возможной атаки людей, которые не были настолько глупы, чтобы ночью сунуться в густой лес. Кто-то правил оружие и доспехи, поврежденные в бою, кто-то занимался ранами своих товарищей, пуская в ход все познания эльфов в целительстве, а маги тем временем творили свою волшбу.

По приказу чародеев, несколько десятков воинов расчистили в зарослях поляну почти идеально круглой формы, где сейчас и обосновались маги. Двое из них сейчас стояли по обе стороны от колышущегося в центре поляны серого марева, воздев руки к небесам, точно они держали невесомый туман, растянув его как полотнище. Два чародея сотворили проход, в котором скрывались, один за другим, полторы сотни отборных воинов, сто латников в полных доспехах и вдвое меньшее число лучников, облитых серебром тонких кольчуг. И в самой гуще этого грозного отряда шли двое, сразу выделявшиеся из всей массы сиявших доспехами воинов. Высокий и стройный воин, не молодой и не старый, был укрыт такими же латами, что и его спутники, и вооружен таким же, или, быть может, чуть лучшим клинком, но его осанка, его полный силы властный взгляд сразу выдавали в нем вождя. И по левую руку от него шел эльф, в котором любой сразу узнал бы мага. Густая вязь татуировки покрывала выбритую до блеска голову, кисти рук и запястья мага, не имевшего при себе ничего, напоминавшего бы оружие, кроме деревянного посоха. Но в этом эльфе чувствовалась сила, не уступавшая мощи, исходившей от его спутника-воина, хотя эта сила и была иной природы.

Цель этого отряда, в который были собраны лучшие из лучших, самые опытные воины из всего войска, лежала далеко на севере, в сердце И’Лиара. Там среди девственных лесов высился на древних руинах одинокий бастион, возведенный в древние времена руками тех, чье имя уже было забыто за минувшие века. И именно туда немногим ранее устремились могучие драконы, уже нацелившиеся на заслонившее путь эльфов войско людей.

Маги, сопровождавшие армию Перворожденных, оказались бессильны остановить крылатых змеев, да они и не пытались это сделать, прекрасно понимая тщетность своих усилий. Вместо этого они послали весть своим братьям, что сейчас в числе небольшого отряда Перворожденных находились в тех самых руинах, с некоторых пор превратившихся в самую неприступную крепость во всей державе эльфов. И маги, приложившие немало усилий, чтобы их послание добралось до тех, кому было предназначено, неприятно удивились, в ответ услышав молчание. Затем удивление медленно превратилось в испуг, сменившийся, в свою очередь, лихорадочной деятельностью. Не нужно было долго думать, чтобы понять, что там, на севере, случилось нечто неожиданное и опасное, а потому следовало действовать быстро и решительно. И полторы сотни отборных воинов, сейчас спокойно шагавшие в магический портал, должны были восстановить нарушенный порядок.

Войско стальной змеей втягивалось в колышущееся, дрожащее марево, и хотя многие эльфы впервые за всю свою долгую жизнь пользовались таким необычным способом передвижения, никто не роптал. Вот сделав шаг, исчезли в туманном облаке последние три бойца, и маги, поддерживавшие заклинание, тут же рухнули на землю, лишившись сознания. Чары отняли у них почти все силы, и сейчас эльфы даже не могли пошевелиться. Оставалось надеяться, что их усилия не пропадут даром.


Два дракона, тяжело вздымая перепончатые крылья, приближались к бастиону. Тогарус невольно засмотрелся на это зрелище, в душе еще не вполне веря, что отныне он способен повелевать этими грозными созданиями. Маг мгновение назад стал самым могущественным человеком под этими небесами, тем, кто способен подчинить весь мир, легко расправившись с недовольными и непокорными. Сам он не до конца еще ощутил прелесть внезапно доставшейся ему власти, хотя готовился к этому многие годы, терпеливо ожидая удобного момента. Теперь, казалось, все препятствия были преодолены, но чародей, изощренный в интригах, забыл о тех, кого ранее он попросту мог не заметить, не собираясь обращать на них больше внимания и впредь.

Ратхар понял, что лучшего времени для единственной и наверняка смертельной попытки остановить обезумевшего мага у него может не быть. Тогарус, повернувшись спиной к раненому, повергнутому воину, стоял, широко расставив ноги и пристально наблюдая за приближением дракона. Вороненый клинок его покоился в ножнах, создавая впечатление некоторой беззащитности мага, хотя даже далекий от всякого чародейства наемник понимал, сколь это впечатление обманчиво. Но как бы то ни было, Ратхар предпочитал смерть в бою мучительной и далеко не столь почтенной гибели от ран, и потому, собрав в кулак все силы, рванулся вперед.

Едва сдерживая крик боли, наемник встал на не слушавшиеся его ноги, крепко стиснув в ладони рукоять верного меча, почти по самую рукоять покрытого эльфийской кровью. Замахнувшись, он сделал шаг, затем еще один, оказавшись всего в паре футов от чародея. И тогда Ратхар ударил.

Полоса закаленной стали метнулась вниз, со стоном разрезая воздух, но маг в этот самый миг шагнул вперед, одновременно разворачиваясь и молниеносным движением выхватывая их потертых ножен свой страшный скимитар. Два клинка столкнулись в воздухе с глухим звоном, и в стороны брызнули снопы искр.

— Не терпится умереть, ничтожный червь?! — Тогарус вдруг рассмеялся, громко и зло, точно умалишенный, и этот его смех был гораздо страшнее клинка в его руке. — Ну что ж, не смею заставлять тебя ждать!

Ратхар не произнес ни слова, сохраняя дыхание, когда маг стремительно атаковал. Чародей был страшным противником, это наемник понял только сейчас. Когда его клинок наткнулся на умело поставленный Тограусом блок, северянину показалось, что он рубит камень, так крепко держал свой грозный скимитар его противник. Но Ратхар сделал свой выбор, и теперь поздно было отступать, оставалось только погибнуть в бою.

Наемник, собрав все силы, наступал, нанося частые удары, каждый из которых, пожалуй, мог бы сделать из одного Тогаруса две одинаковые половинки. Но чародей, хотя и подался назад под натиском обезумевшего от ярости и боли наемника, умело парировал все выпады, всякий раз подставляя принимая удары Ратхара на свой клинок.

А потом Ратхар не успел даже заметить, как его противник, только что пятившийся назад, сам перешел в атаку. Точно мастер фехтования, маг ловко скользнул в сторону, когда наемник в очередной раз опускал на него сой клинок, оказавшись в следующее мгновение уже за спиной Ратхара. Закинув за спину клинок, северянин все же сумел отразить первый выпад, затем отпрянув назад и одновременно резко развернувшись лицом к противнику.

Тогарус налетел стремительно и неумолимо, точно смерч из западной пустыни. Вороненый скимитар со стоном резал воздух, мелькая так быстро, что мало какой человек смог бы уследить за ним. Ратхар мог, все же он был опытным воином, многому научившимся за свои годы у разных наставников, но и он со всем своим опытом только и был способен, что отражать выпады чародея. Видимо, прежде Тогарус просто играл с ним, забавляясь неожиданным поединком, и Ратхар понимал, что чародей сможет убить его в любой момент.

Наемник уже ощущал затылком дыхание смерти. Ратхар отступал под натиском своего противника, едва успевая отражать точные и быстрые удары, каждый из которых мог стать смертельным, а Тогарус все медлил. Он давно мог завершить эту нелепую дуэль, но почему-то продолжал играть с наемником. Вороненый клинок метнулся в возникшую на мгновение брешь в защите северянина, вскользь зацепив кованый нагрудник Ратхара. Сталь, направляемая рукой чародея, казалось, должна была оставить лишь царапину, но защищавшая тело Ратхара броня поддалась, точно бумага, и кривак чародея мало не разрезал кирасу пополам.

Ратхар начинал уставать от боя, ощущая, как с каждым ударом его меч становится все тяжелее и понимая, что в любой миг пальцы могут просто разжаться, выпустив оружие. Он понимал, что этот бой станет последним для него, что не может быть иного исхода кроме победы Тогаруса. Наемник недооценил своего противника с самого начала, к тому же сейчас он был ранен, потерял немало крови, так что одолеть Ратхара теперь мог бы и куда менее опытный боец. Но северянин не привык отступать, да и некуда было бежать сейчас. За спиной Ратхара лежала умирающая Мелианнэ, быть может, уже испустившая дух, пока наемник сражался, и отдать ее на забаву обезумевшему чародею Ратхар не мог, хотя и понимал, что несколько мгновений, которые он еще найдет в себе силы вести бой, ничего не изменят.

А Тогарус продолжал наступать, и его клинок со свистом рассекал воздух. Наемник еще держался, отражая точные выпады, которые скорее угадывал, нежели замечал, поскольку перед глазами северянина стояла багровая пелена. Удары, казалось, сыпались сразу со всех сторон, и, наконец, когда наемник замешкался на миг, не успевая за бешеным темпом своего противника, Тогарус легко поймал в захват его клинок и выбил оружие из рук Ратхара. Северянин только успел почувствовать, как потертая рукоять вырвалась из его пальцев. Меч сверкнул в воздухе, перевернувшись несколько раз и с протяжным звоном коснувшись каменных плит, а оцепеневший северянин стоял лицом к лицу с чародеем, небрежно поигрывавшим жутким скимитаром.

— Ну что ж, — усмехнулся маг, делая шаг в направлении наемника, инстинктивно отступившего назад, все еще стараясь прикрыть собой Мелианнэ. — Сейчас я убью тебя. Но я помню услугу, которую ты мне оказал, ведь если бы не твое появление, я еще не скоро добрался сюда. Поэтому я дарую тебе быструю и легкую смерть. Ты погибнешь от меча, как и должно воину, я ведь тоже умею уважать достойного противника. Ты бился со мной, заранее зная исход, но не отступил, решившись на верную смерть, а это заставляет проявить к тебе уважение, северянин.

Тогарус взмахнул скимитаром, намереваясь одним ударом наискось разрубить своего противника, но в последний миг Ратхар, которому вовсе не хотелось умирать, прыгнул в сторону. Наемник неловко упал на каменные плиты, перекатившись через голову, и, когда он уже поднимался на ноги, превозмогая боль, его рука наткнулась на лежавший рядом клинок. Пальцы мертвой хваткой сомкнулись вокруг рукояти длинного узкого меча, совсем недавно принадлежавшего принцу Велару, принявшему смерть от рук пришельца с севера.

— Прими свою судьбу со смирением, — взревел Тогарус, видя, что его противник вновь завладел оружием и собирается продолжить бой. — Встреть свою гибель безропотно, несчастный. Ты ведь уже мертв! Я убью тебя одним ударом, без долгих мучений. Оставь эти бессмысленные попытки, я все равно одержу победу!

— Умри, — Ратхар кинулся к чародею, вскинувшему клинок для защиты. — Я прикончу тебя, безумец, прикончу на благо всем живущим!

Ратхар вложил в этот бросок все оставшиеся силы, уже не думая о защите, не заботясь о собственной жизни, движимый лишь одной целью — погрузить сталь в плоть этого спятившего чародея.

Тогарус, вероятно, мог бы в мгновение ока испепелить ринувшегося на него наемника, но вновь предпочел принять бой по правилам, защищаясь сталью, но не магией. Он был уверен в своих силах, и не видел смысла отказывать себе в таком удовольствии, как хороший поединок.

Наемник атаковал быстро и яростно, крестя перед собой воздух сияющим клинком, но защита чародея была поистине непроницаемой. Почти все удары Ратхара увязли в стальной сети, которую ткал кривой клинок Тогаруса, так и не достигнув цели. Лишь дважды ему удалось коснуться своего противника, но острие длинного клинка бессильно скользило по вороненой броне, не оставив на ней даже заметных царапин.

А затем маг контратаковал, в одно мгновение преодолев защиту наемника. Его клинок полоснул Ратхара наискось по груди, с неожиданной легкость разрезав панцирь и оставив длинную борозду, мгновенно наполнившуюся кровью. Затем Тогарус острием скимитара чиркнул противника по лицу. Кровь хлынула наемнику в глаза, почти полностью лишив его зрения, и он пропустил очередной удар чародея. Вороненый клинок коснулся предплечья наемника, оставляя длинную кровоточащую рану, и Ратхар от пронзившей руку боли на миг ослабил хватку, выпустив из рук свой меч.

Наемник отшатнулся назад, пытаясь уклониться от устремившегося к нему вражеского клинка, но споткнулся о тело мертвого эльфа, так некстати оказавшегося позади него. Ратхар упал на колени, пытаясь встать, но силы оставили его. Тогарус с торжествующим смехом занес над головой свой скимитар.

— Ты не пожелал принять смерть, как подобает воину, — в голосе чародея слышалось безумие. — Так умри, стоя на коленях, как раб!

— Чародей, — раздался вдруг звонкий девичий голос. — Ты умрешь раньше! Никогда не оставляй за спиной даже смертельно раненого врага. У него еще достанет сил, чтобы перегрызть тебе горло!

Мелианнэ, нашедшая в себе силы подняться на ноги, шагнула к опешившему на миг чародею. Эльфийка была бледна, ее лицо казалось гипсовой маской, а голос дрожал, словно туго натянутая струна. Принцесса едва держалась на ногах, и было ясно, что каждое движение она совершает, превозмогая страшную боль. Удар Тогаруса оказался лишь самую малость слабее, чем нужно было для того, чтоб убить Мелианнэ, но время довершало то, на что не хватило магии. Силы покидали эльфийку, но она еще могла нанести последний удар.

Принцесса вскинула руки, и ее кисти окутало золотистое сияние, становившееся с каждым мигом все ярче. Она сделала плавное движение, и к магу, так и стоявшему без движения, устремился сгусток ослепительно белого пламени. Казалось, ничто уже не спасет человека от могучей боевой магии, но за те доли мгновения, что творение Мелианнэ преодолело отделявшее ее от мага расстояние, Тогарус успел сделать много больше, чем могло показаться.

Маг резко отскочил назад, к самому зубчатому парапету, выставив перед собой руку в отвращающем жесте, словно заслоняясь от чародейского пламени. Огненный шар вспыхнул, заливая все вокруг светом столь ярким, что невозможно было даже открыть глаза, а затем рассыпался множеством искр, обтекавших фигуру мага так, словно Тогарус находился внутри некоего абсолютно прозрачного купола.

А Мелианнэ меж тем бессильно осела на камни, закатив глаза и едва слышно застонав. Из уголка губ эльфийки вытекла тонкая струйка крови. Словно сильная судорога вдруг выгнула дугой тело принцессы, и она упала, как тряпичная кукла. В этот самый миг распался серым пеплом скрытый под одеждой и кольчугой принцессы медальон. Благородный металл не выдержал напряжения, поскольку почти вся влитая в него мощь уже была израсходована на защиту от чар Тогаруса, и теперь, когда принцесса нанесла свой удар, изменилась сама сущность металла.

— Довольно, — сквозь зубы прорычал Тогарус. — Вы оба надоели мне! — Он встал над израненным воином, еще пытавшимся подняться на ноги. Сильный удар по ребрам заставил Ратхара вновь распластаться на залитых своей и чужой кровью камнях. — Выбирай, несчастный, кого мне прикончить первым? Хочешь сперва увидеть смерть этой нелюди, или предпочитаешь отправиться в иной мир первым?

Наемник только застонал, не столько даже от боли, сколько от бессилия. Маг с занесенным для удара клинком стоял над ним, готовый в любой миг нанести удар, а рядом умирала, а быть может, и умерла уже принцесса Мелианнэ, отчаянно вступившая в бой и не рассчитавшая своих сил. Ратхар понял, что окончательно проиграл, и обрадовался только тому, что уже не узнает, во что же выльется для этого мира безумие фолгеркского чародея. Воин радовался тому, что если этот мир и погибнет, то он, Ратхар, не увидит этого.

— Возможно, не стоит тебе никого больше убивать, мой ученик, — внезапно за спиной вздрогнувшего от неожиданности Тогаруса раздался спокойный, полный уверенности и силы голос. — Здесь уже многие расстались с жизнью, а потому на сегодня хватит смертей!

Обернувшись и вскинув скимитар, словно приготовившись к бою, Тогарус увидел не спеша поднимавшегося по лестнице высокого статного мужчину, уже седого, но стройного и гибкого, будто юноша. Старец, одетый так, как мог бы одеваться любой житель полуночных лесов, в домотканую рубаху, кожаные штаны и меховую безрукавку из шкуры рыси, опирался на отполированный до блеска частыми прикосновениями тяжелый посох.

— Не может быть, — воскликнул Тогарус, опустив клинок и во все глаза уставившись на ступившего на верхнюю площадку башни старика. В голосе могущественного чародея слышалось смятение… и страх. — Ты мертв! Это морок, обман! Чары эльфийской ведьмы!

— Ты уверен, мой лучший ученик, — спокойно спросил седовласый, остановившись в четырех шагах от остолбеневшего чародея. — Уж не потому ли, что убивал меня своими руками?

— Изыди, призрак, — вскричал Тогарус, в этот миг как никогда походивший на умалишенного. — Я не верю, что это ты! Тебя не должно быть! — Он вдруг хищно оскалился и зло добавил: — Но если тебе все же удалось уцелеть тогда, сейчас я исправлю прошлые ошибки и прикончу тебя наверняка!

Стоявший на коленях Ратхар тоже во все глаза смотрел на старца, в котором мгновенно узнал приютившего его во время памятного похода по Дьорвику отшельника Шегерра. И наемник сильно удивился, увидев здесь, в сердце запретных эльфийских лесов этого странного обитателя болот, которого, к тому же, кажется, знал и Тогарус. И, судя по бурной реакции, свихнувшийся колдун от этой неожиданной встречи ничего хорошего не ждал.

— Откуда, — похрипел наемник, заметив, что Шегерр смотрит на него. — Как ты сюда попал? Зачем?

— Всего лишь портал, — усмехнувшись, произнес отшельник, кивком головы указывая на окутавшее основание ведущей на башню винтовой лестницы облако тумана, уже рассеивавшееся. — Но это не важно сейчас. Забирай свою спутницу, воин, и уходи отсюда, если жизнь тебе дорога, — приказал тот, кто звался именем Шегерр. — Сталь больше ничего не изменит, в ход пошли иные силы. Ты бился с безумцем ровно столько, чтобы я успел добраться сюда, пока еще можно что-то исправить.

— Она мертва, — глухо произнес Ратхар, вставая на ноги. Тогарус, ошеломленный появлением дьорвикского отшельника, даже не взглянул в сторону воина. — Если ты хотел помочь ей, старик, то ты опоздал. Мелианнэ умерла, да и мне осталось жить считанные мгновения.

— Ты ошибаешься, — отрицательно покачал головой Шегерр. — Я явился вовремя. И повторю еще раз — уноси отсюда ноги сам и спаси эльфийку. И будь так любезен, захвати яйцо, а то мы можем его ненароком разбить, а мне совсем не хочется потом разбираться с несчастной мамашей. — Он вдруг протянул руку, коснувшись окровавленного чела наемника, и наемник почувствовал, как по его тело разнеслась теплая волна. Раны вдруг перестали кровоточить, и мышцы вновь налились силой. — Ну же, поторопись, воин!

Ратхар, подхватил почти невесомое, несмотря на кольчугу, тело Мелианнэ, неловко взвалив эльфийку себе на плечо, а затем схватил с постамента драконье яйцо. Тогарус, словно окаменевший в этот момент, лишь следил за человеком, широко открыв глаза от удивления. А наемник, коснувшись теплого шероховатого бока яйца, ощутил, как внутри, под кожистой скорлупой, шевельнулось нечто, словно пробивающее себе путь наружу.

— Беги, глупец! — взревел вдруг Шегерр. — Или ты так устал от жизни, что готов умереть прямо сейчас?

— Нет, он останется здесь, — прошипел Тогарус, сбросив с себя оцепенение. — Они оба умрут, но сперва придется прикончить тебя, мой добрый учитель. Не думал, что придется убивать тебя дважды, но видно такова судьба!

В тот самый миг, когда наемник, едва державшийся на ногах, бросился вниз по лестнице, одной рукой придерживая бесчувственное тело Мелианнэ, а другой прижимая к груди яйцо, Тогарус, размытой тенью метнувшись к стоявшему в расслабленной позе Шегерру, нанес первый удар. Его вороненый скимитар взмыл вверх, черной молнией опускаясь на голову старца, но Шегерр, двигаясь намного быстрее, чем позволено обычному человеку, ускользнул в сторону, и клинок с глухим стуком ударился о подставленный посох. Дерево оказалось сильнее стали, и Тогарус отпрянул назад, выставив перед собой клинок.

— Я все равно убью тебя, — закричал Тогарус, бросаясь в новую атаку. Маг использовал только клинок, словно был простым солдатом, и его противник пока тоже почему-то обходился своим посохом. — Ты зря остался жив, старик! Лучше бы тебе было сдохнуть в тот раз!

Фолгеркский чародей словно обратился в стальной вихрь, налетев на Шегерра. Его вороненый скимитар рассекал воздух, нанося удары с самых разных направлений, но старец не собирался уступать. Тяжелый посох неизменно возникал на пути клинка Тогаруса, и ни один удар не преодолел эту незримую, но исключительно прочную стену. А затем, улучив момент, Шегерр ловко ударил своей палкой по ногам фолгеркца. Тограус вскрикнул, отпрыгивая назад и вновь замирая в боевой стойке.

— Драконы возвращаются, — Шегерр указал на двух крылатых змеев, круживших над башней. — Их сокровище, кажется, пока вне опасности, и они, думаю, не пренебрегут возможностью разделаться с тем, кто нанес им столь тяжкое оскорбление, заставив служить себе.

— Нет, — прошипел Тогарус, пристально глядя на своего противника. — Никто нам не помешает, никто! Я вспорю твое брюхо, трусливый старик, и буду смотреть, как ты корчишься в агонии! Не стоило тебе, мой мудрый наставник, вылезать из той норы, где ты скрывался все эти годы. — Колдун взмахнул рукой, и башню, вернее, венчавшую ее площадку, вновь окутал полупрозрачный купол, словно отлитый из темного стекла. — Нас теперь только двое, и лишь одному суждено выжить!

— Ловко, — заметил Шегерр, державшийся так спокойно, точно попивал пивко в кабаке, а не готовился к смертельной схватке с исполненным бешенства и злобы магом. — Эту сферу не возьмет даже драконий огонь. Вижу, ты не зря так старательно изучал древние фолианты, мой мальчик!

— О да, я старался, учитель, — зло усмехнулся Тогарус, медленно двинувшись к Шегерру. — Я знаю и могу намного больше, чем любой из наших предшественников, и я не собираюсь отказываться от того, что может дать мне это знание. Вспомни, я предлагал тебе стать рядом, но ты, трус и глупец, отказался. Ты сам сделал свой выбор еще тогда, и теперь просто пришла пора поставить точку в нашем споре!

Внезапно Тогарус взмахнул рукой, и с его пальцев сорвалась ветвистая молния, ударившая в грудь Шегерру. Налитые багрянцем извивы опутали старца, заключив его в мерцающий кокон. Отшельник закричал от боли, скорчившись и отступая назад, а Тогарус, видя это, расхохотался во весь голос.

— Ты слаб, старик! Я не думал, что даже от такой магии ты не сумеешь защититься! — Глаза чародея засияли безумным блеском. — Пришла пора умирать, учитель!

— Еще нет, — Шегерр, выпрямившись во весь рост, сделал резкое движение, как будто хватая впившуюся в него молнию. Молния исчезла, а в ладонях отшельника оказался багровый шар, бьющийся, словно человеческое сердце. — Пока ты не смог меня всерьез удивить! — С этими словами отшельник выбросил руки вперед, отправляя в короткий полет сжавшуюся в комок молнию.

Пламенный шар устремился вперед, но, как и снаряд, созданный чарами Мелианнэ совсем недавно, рассыпался множеством огненных брызг в футе от лица Тогаруса.

Чародеи продолжили поединок, обмениваясь быстрыми ударами, каждый из которых мог оказаться последним для одного из них. Воздух здесь, на высоте, вспарывали молнии, рассыпая искры и оставляя за собой мерцающие шлейфы, летали рукотворными болидами огненные шары, фигуры бойцов окутывали облака тумана, не то представлявшего собой защитные чары, не то — боевые заклинания противника, и сам воздух вдруг обращался огненным вихрем.

А наемник по имени Ратхар не видел ничего этого, беспокоясь только о том, чтобы защитить от любой угрозы бесчувственную Мелианнэ. Даже драконье яйцо, все сильнее пульсировавшее у его груди, не так заботило воина.

Ратхар спустился к подножию башни как раз тогда, когда площадку наверху окутала мерцающая сфера, отделившая бойцов от остального мира. Северянин видел озарявшие воздух вспышки и понимал, что там идет настоящий бой, схватка, подобной которой воину прежде не приходилось видеть никогда.

Наемник больше не мог различать противников, видя лишь только то, что оба остаются на ногах, и никто не намерен сдаваться. Маги пустили в ход все свое умение, вливая в каждый удар все больше сил и прибегая ко все более мощным и изощренным заклятиям, так, по крайней мере, решил Ратхар. И оба чародея были намерены биться до победы, равнозначной гибели своего противника.

Сейчас наемник, нечаянно оказавшийся в гуще разборок меж чародеями, был на стороне Шегерра, невесть как очутившегося здесь в самый подходящий момент. Ратхар был воином и свыкся с мыслью о смерти, зная, что никому не дано избежать ее, но он был рад представившемуся внезапно шансу пожить еще немного. Правда, воин понимал, что его раны слишком серьезны, чтобы прожить сколь-нибудь долгое время, если не заняться ими сейчас. Но, прежде всего он все свое внимание уделил эльфийке, которой просто не мог дать умереть, не приложив сперва все усилия, чтобы она жила.

Северянину в этот миг не было дела до сошедшихся наверху в смертельной схватке чародеев, до драконьего яйца, небрежно оставленного на земле, ни до чего, кроме хрупкой эльфийки. Он попытался стянуть с нее кольчугу, но в последний момент остановился, опасаясь, что сделает только хуже. Пальцы воина, огрубевшие, покрытые старыми мозолями, что остаются от рукояти меча, но все равно чуткие, коснулись шеи Мелианнэ, и Ратхар ощутил слабые толчки. Его принцесса была жива!

— Всемогущие боги, — воскликнул наемник, взглянув на небо. — Я никогда не верил в вас особо истово, но все же прошу вас — смилуйтесь над ней, не дайте ей умереть! Я ничего не буду вам обещать, потому как не могу дать ничего, ибо я простой смертный, но не останьтесь глухи к моим словам!

В памяти Ратхара вдруг всплыли события, случившиеся еще в пределах Фолгерка. Тогарус тогда ослаб от какого-то чародейства, и потом восстанавливал силы при помощи обычного вина, правда, неразбавленного. Наемник не знал, было ли причиной состояния Мелианнэ истощение от магии, либо же это полученные ею раны давали о себе знать, но сейчас он не мог придумать ничего иного. Взгляд его метнулся по окружавшим человека и пребывавшую без чувств эльфийку руинам, среди которых лежали тела погибших здесь совсем недавно людей, спутников наемника, и эльфов. Оставив свою подопечную, Ратхар встал и направился к павшим воинам. Он искал вино, ибо сам прежде не позаботился запастись им, а перед боем даже флягу с водой оставил в лесу, дабы не отягощать себя даже такими мелочами.

Быстро обыскав тела двух фолгеркцев и лежавшего рядом с ними эльфа, Ратхар обнаружил лишь кожаную бутыль, до половины наполненную водой. Он немедля сделал большой глоток, поскольку страшно хотел пить, после чего продолжил поиски. Удача улыбнулась воину сразу же — на поясе еще одного эльфа, казавшего совсем юным, висела в оплетке из тонких кожаных ремешков серебряная фляга, бока которой были покрыты сложным узором. Отвинтив пробку, Ратхар втянул ноздрями воздух и с радостью понял, что в найденном им сосуде оказалось настоящее эльфийское вино.

Вернувшись к Мелианнэ, наемник осторожно поднял ей голову и поднес к устам найденную флягу с драгоценным напитком. Плотно сжатые прежде губы принцессы, точно их свело судорогой, разомкнулись, и несколько капель нежно-розовой жидкости пролились ей в рот.

Принцесса закалялась, а затем открыла глаза, зажмурившись, точно от яркого света.

— Жива, — выдохнул Ратхар, не веря своим глазам. — Благодарю вас, боги, она жива!

— Что случилось, — едва слышно прошептала принцесса. — Где мы?

— Все там же, э’валле, — ответил наемник, не отрывая взгляда от ее лица. — В разрушенном городе. Ты пыталась плести чары, но Тогарус отразил твой удар, а затем ты упала в обморок. Я думал, ты умерла. Потом появился Шегерр, помнишь, тот странный старик, что укрыл нас от погони в Дьорвике. Не представляю, как он очутился здесь, но он подоспел как нельзя кстати. Видимо, это тоже сильный маг. Сейчас они сражаются там, на башне, а я предпочел убраться подальше, пока о нас забыли.

— Яйцо, — Мелианнэ вдруг рванулась, точно собираясь встать, но наемник удержал ее, приложив немало усилий. — Они же там его просто уничтожат, даже не заметив. Этого нельзя допустить!

— Я позаботился об этом, — успокоил принцессу Ратхар, указывая на предмет их разговора, лежавший неподалеку. — Не без вмешательства Шегерра, признаться. Но оно в безопасности, по крайней мере, пока.

— Драконы нам не простят, если с их дитем что-то случится, — Мелианнэ немного успокоилась, да и сил на такие рывки у нее не было. — Они разгневаны сейчас, но если погибнет их потомство, невозможно представить, что они сотворят со всем И’Лиаром. — Принцесса вдруг резко оборвала свою речь, после чего произнесла слова, которых Ратхар, признаться, не ждал от нее. — Спасибо, что ты не оставил меня там, Ратхар. Тебе было бы легче спастись самому, я знаю, но ты предпочел рискнуть, и за это я благодарна тебе.

— Не стоит, — смутился воин. — Я сделал лишь то, что должно, ничуть не больше, э’валле. Я же обещал, что найду тебя в час опасности, госпожа, и я сдержал слово.

Неизвестно, к чему бы привели эти разговоры, но именно в этот момент вершина башни озарилась яркой вспышкой. Зеленоватое пламя окутало венчавшую шпиль площадку, и затем оттуда, с высоты, посыпались на землю осколки камня, среди которых устремилось вниз и чье-то тело. Человек, упавший, или, вернее, сброшенный с башни, был еще жив, Ратхар ясно видел, как он размахивает руками, а потому по ушам резанул пронзительный крик, крик человека, ощутившего неизбежность смерти. Поигравший чародей, наемник и эльфийка так и не успели понять, кто это был, с глухим шлепком упал точно на остатки каменной стены, буквально переломившись пополам.

— Все кончено, — задумчиво и совершенно спокойно произнесла эльфийка. — Пожалуй, именно сейчас завершилась вся эта история, по крайней мере, для нас.

— Кто это был, — только и смог произнести Ратхар. — Ты поняла, э’валле? Кто же победил?

— Не знаю, да и какая разница, — Мелианнэ пожала плечами, скривившись от пронзившей все ее тело при этом едва заметном движении боли. — Если это тот чародей, с которым ты пришел сюда, мы просто умрем, и едва ли после такого поединка он станет предавать нас мучительной смерти, просто сил не хватит. А если это Шегерр, то я даже не знаю, что может произойти сейчас. Тогда, на болотах, при прощании он сказал, что если будет совсем плохо, я смогу позвать его на помощь. Он ведь сразу понял, что я несу в свою страну. И там, на башне, когда погибли все мои братья, я вспомнила его слова и призвала его на помощь, не знаю, к худу или к добру.

По винтовой лестнице, аккуратно перешагивая через распластавшиеся на каменных ступенях тела, лежавшие в лужах собственной крови, медленно спускался человек. Он опирался на тяжелый посох, и каждое его движение казалось тщательно выверенным, словно он не надеялся на собственные ноги.

— Все, — устало выдохнул отшельник, приблизившись к лежавшей на земле Мелианнэ, возле которой, готовый защищать ее любой ценой, стоял изготовившийся к схватке Ратхар. Умом он понимал, что против чародея, одолевшего Тогаруса, он просто беспомощен, но сдаваться без боя воин не привык. — С ним покончено. Жаль, я верил в него, надеялся, что он отринет свои глупые идеи, но судьба распорядилась иначе.

— Мэтр, — Ратхар понял, что это обращение будет самым уместным в разговоре с отшельником. — Но как все это объяснить? Что связывало вас, и почему вы ввязались в этот бой?

— Это долгая история, мой друг, — старый маг опустился на корточки возле принцессы. — Сейчас найдется немало более срочных дел, чем предаваться воспоминаниям. Например, нужно помочь этой прекрасной деве, или вернуть драконам их сокровище. Вон они, кружат, — отшельник указал на рассекавшее небо над башней, от которой еще поднимался ввысь дым, крылатые фигуры. — Не будем заставлять их ждать слишком долго.

Шегерр тяжело поднялся, по-прежнему опираясь на посох. Было видно, что старому магу досталось во время схватки с Тогарусом, и он сейчас держится из последних сил. Отшельник направился к сиротливо лежавшему прямо на земле яйцу, но в двух шагах от него словно споткнулся, замерев на месте.

Ратхар кинулся к магу, предчувствуя что-то недоброе, и, поравнявшись с ним, тоже застыл, от удивления потеряв на время дар речи. Яйцо качнулось, словно кто-то изнутри толкал его, затем по скорлупе зазмеились тонкие трещины. Маг и наемник молча взглянули друг на друга, и в этот миг кусок скорлупы окончательно отломился, и на замерших, точно статуи, людей уставились два блестящих желтых глаза.

— Никогда не думал, что доведется такое увидеть, — тихо произнес Шегерр восторженным голосом. Сейчас седовласый чародей походил на крестьянского мальчишку, которого его родители первый раз в жизни взяли с собой на торг в столицу и показали издали королевский дворец. — Это просто чудо!

Дракончик тем временем продолжал ломать хрупкие стены своего обиталища, ловко орудуя мордочкой. Он был совсем маленьким по сравнению со своими родичами, едва ли десять дюймов от головы до кончика хвоста. Его тело покрывала золотистая чешуя, а на спине смешно топорщились еще неразвитые крылышки, чуть подрагивавшие, точно дракончик пытался взлететь.

Выбравшись из яйца, детеныш неуклюже заковылял к людям, но остановился и стал озираться по сторонам, а затем задрал голову вверх и, во всю ширь раскрыв пасть, зашипел.

— Сейчас они придут за своим детенышем, — дрогнувшим голосом произнес маг. — И они едва ли обрадуются, увидев здесь нас. — Шегерру не требовалось пояснять, о ком он говорил, наемник понял все сразу.

— Тогда нужно убираться отсюда, — предложил Ратхар. — Может, если мы укроемся в руинах и затаимся, нас не станут искать.

— Нас, может, и не станут, — согласился отшельник. — Но вот что им потом взбредет в головы насчет эльфов, я не представляю. Перворожденные нанесли страшное оскорбление, заставив драконов подчиняться своим приказам.

— Нам какое дело? — удивился Ратхар. — Эльфы виноваты сами, им и держать ответ.

— А как же она, — Шегерр бросил взгляд на прислонившуюся спиной к основанию колоны принцессу. — Ее ты тоже обрекаешь на смерть? Не думал, то она тебе настолько безразлична.

— Но что же тогда делать?

— Ты пришел сюда для того, чтобы помочь Тогарусу отнять яйцо у эльфов, а затем вернуть его драконам? У тебя все еще есть такая возможность, только вернет дракончика вовсе не этот безумец, а твоя принцесса. Эта история началась не без ее участия, ей и предстоит положить всему конец. Драконы не кровожадны по натуре, но очень горды, и если испросить у них прощения, они не станут мстить. — С этими словами Шегерр шагнул вперед, намереваясь взять на руки попятившегося и вновь зашипевшего, должно быть, от испуга, дракончика.

Длинная стрела, на древке которой трепетало снежно-белое оперение, ударила о каменную плиту возле самых ног отшельника. Маг замер, а Ратхар, приняв боевую стойку, повернулся туда, откуда был сделан выстрел. В следующий миг он устало вздохнул, расслабляя мускулы, поскольку понял, что в любом случае проиграет этот бой.

Среди груд камней засияли тусклым блеском доспехи многочисленных воинов, со всех сторон окруживших остававшихся у подножия башни людей и эльфийку. Закованные в прочные латы мечники, грозно выставив длинные клинки, не скрываясь, в полный рост, приближались к наемнику и магу, а за их спинами ступали лучники в легких кольчугах, и на тетивах их длинных луков лежали в любой миг готовые сорваться стрелы, узкие наконечники которых хищно блестели, точно в предвкушении боя.

— Эльфы, — обреченно выдохнул Ратхар. — Кажется, мы проиграли.

Наемник видел, что здесь собралось не менее сотни воинов, а у него не было даже кинжала, не говоря уж о мече. Сражаться с такой армией было глупо, ведь лучникам требовалось неуловимое мгновение, чтобы, разжав только пальцы, оборвать жизни чужаков. Уже внутренне признавший поражение наемник только подумал, что Мелианнэ, кажется, неизвестно как здесь очутившиеся родичи пока не заметили.

— Прочь, люди, — раздался исполненный силы и уверенности голос. — Отойдите назад, если хотитежить!

Из кольца эльфов, сомкнувшегося вокруг двух людей, выступил высокий статный воин, сжимавший в руках богато украшенный меч. Он ничем не отличался от прочих латников, разве что его островерхий шлем с нащечниками, почти целиком скрывавший лицо, украшал тонкий серебряный венец. Этого эльфа прикрывали два мечника и несколько стрелков, внимательно следивших за каждым движением окруженных людей.

— Неужели вы хотите продолжить это, — спокойно спросил Шегерр, выступая вперед и глядя в глаза предводителю эльфов. — Многие ваши и мои братья пролили свою кровь, немало жизней было уже отнято, так может, пора остановить это безумие?

Драконам как раз в этот миг, видимо, надоело быть простыми наблюдателями, и они, один за другим, спикировали вниз, что оказалось полной неожиданностью и для людей, и для эльфов.

— Берегись, — раздался остерегающий крик среди сребробронных воинов, и эльфы бросились врассыпную. — В укрытие!

— Стоять, — спокойно и уверенно произнес предводитель Перворожденных. — Они не могут причинить вред своему детенышу, а потому и нам нечего опасаться. — И вместе со своей немногочисленной охраной он кинулся к удивленно вертевшему головой дракончику. Эльфы образовали вокруг него кольцо, ощетинившись клинками и оголовками стрел.

Драконы понеслись над самой землей, так низко, что один из них даже зацепил крылом стоявшую поодаль колонну, которая от такого сильного удара рассыпалась брызгами осколков. Но если крылатые змеи хотели напугать окружавших их детеныша похитителей, то они ошиблись. Эльфы, чьи действия ничего общего не имели с паникой, бросились под прикрытие высившихся вокруг стен и колонн, и оттуда вослед драконам полетели меткие стрелы, сверкавшие в воздухе оперением. Один из змеев взревел, когда не меньше десятка стрел впились ему в живот, где нежно-розовая чешуя была чуть менее прочной, чем везде. Броня, данная дракону от рождения, была более прочной, чем самые лучшие доспехи, изготовленные людьми или теми же эльфами, но Перворожденные вновь смогли доказать, что никто не может сравниться с ними в искусстве стрельбы, а их луки — самые мощные в мире.

Оба дракона взмыли вверх, уходя из-под обстрела. Даже они не были абсолютно неуязвимы перед точно пущенными стрелами, а смести всех врагов, обрушив на них пламя, они не могли, действительно опасаясь за жизнь своего детеныша, абсолютно беззащитного там, на земле. А вот эльфы, поняв, что находятся в относительной безопасности, продолжали яростно рвать тетивы своих огромных луков, пуская стрелы вдогон драконам. И вдобавок к стрелам откуда-то из глубины каменного лабиринта, образовавшегося на месте древнего города, один за другим стали вырываться огненные шары. Магические снаряды взрывались в считанных дюймах от окованных прочнейшей чешуей боков меньшего из драконов, и, кажется, ему это не очень нравилось.

Летающий змей выгнул длинную шею и изрыгнул поток пламени туда, где, видимо, скрывался атаковавший его маг, благо он, на беду свою, оказался довольно далеко от детеныша, служившего эльфам своего рода щитом.

— Бежим, — выдохнул Шегерр, склонившись над самым ухом наемника, благоразумно упавшего на землю в тот миг, когда разъяренный дракон принялся плеваться огнем. — Пока они отвлеклись, нужно убираться отсюда!

— А поговорить с ними ты уже не хочешь, — усмехнулся Ратхар. — Может, они и прислушаются еще к твоим словам, полным здравого смысла?

— Не время для шуток, — огрызнулся Шегерр. — Похоже, мы действительно проиграли. Ну же, уходим!

Они вскочили и, что было сил, оба припустили к ближайшему скоплению каменных обломков, рассчитывая затеряться там, но эльфы, хотя и отвлеклись на драконов, не теряли бдительности. Ратхар почувствовал, как то-то со свистом пролетело в дюйме от его головы, и увидел ударившую в камень рядом с ним длинную стрелу.

— Взять их, — за спинами беглецов раздался полный ярости голос главного эльфа. — Схватить этих ублюдков!

Все же атака драконов, пусть и прошедшая для неожиданно появившихся в мертвом городе Перворожденных почти без потерь, давала о себе знать. Лучники замешкались немного, услышав приказ своего командира, и первые стрелы так и не достигли цели. Ратхару лишь чуть оцарапало щеку в тот момент, когда он уже почти добежал до поема в полуобвалившейся стене, за которой стрелы врага были бы уже не страшны воину.

— Проклятье, — раздался раздосадованный крик Шегерра совсем рядом. Обернувшись, наемник сразу увидел торчащее из правого плеча отшельника длинное древко стрелы, увенчанное белоснежным оперением.

— Давай вперед, — в голове Ратхара уже созрел план дальнейших действий. Прежде всего, воин намеревался добыть оружие, а то с пустыми руками он ощущал себя почти беспомощным, и хотя в действительности это было совсем не так, кулаками немного навоюешь против закованных в латы воинов. — Бегом, и не подставляйся под стрелы!

Шегерр, молча признавший право наемника сейчас отдавать приказы, со всех ног кинулся в пролом, за которым начинался настоящий лабиринт развалин, при этом неумело пригибаясь и двигаясь зигзагом, чтобы сбить прицел преследовавшим их эльфам. Маг растворился среди руин, а Ратхар, улучив момент, кинулся в сторону, укрывшись за выступом стены менее чем в шаге от пролома.

Как и полагал наемник, эльфы, получив приказ, не собирались оставлять людей и продолжили преследование, даже потеряв беглецов из вида. Первым в довольно узкий поем ворвался латник, сжимавший в правой руке длинный меч, а в левой — чуть изогнутый узкий кинжал. Пропустив его вперед, Ратхар выскочил из укрытия, очутившись лицом к лицу со следующим преследователем. Воин в тонкой кольчуге вскинул лук, но расстояние было слишком мало для того, чтобы он мог успеть натянуть тетиву. Кулак Ратхара ударил эльфа в лицо, расплющив ему нос и выбив несколько зубов. Этого хватило, чтобы на мгновение ошеломить противника и выхватить из висевших у него на поясе ножен меч. Едва только Ратхар успел завладеть оружием врага, как бежавший первым латник, видимо, почуяв опасность, обернулся.

Эльф, радостно оскалившись, кинулся к наемнику, размахивая мечом. Ратхар успел парировать первый выпад своего противника, затем нанеся стремительный удар ему в низ живота. Узкий клинок легко пронзил доспехи, словно они были не из стали, а из фольги, погрузившись до середины клинка в плоть врага, на лице которого застыло удивление.

Высвободив клинок, наемник краем глаза заметил движение совсем рядом. Он инстинктивно отпрыгнул в сторону, и в этот момент в стену, возле которой только что стоял воин, ударили сразу две стрелы. Эльфы-лучники, застывшие в нескольких шагах, тут же выхватили из колчанов новые стрелы, не собираясь зря терять время. Ратхар кинулся в сторону, но понял, что очутился в настоящем каменном мешке, единственный выход из которого стерегли стрелки.

В тот миг, когда эльфы уже почти разжали пальцы, освобождая тетивы своих мощных луков, что-то мелькнуло в воздухе, яркая вспышка залила все вокруг, заставив Ратхар зажмуриться, а когда воин открыл глаза, то увидел на месте одного из стрелков только пятно выжженной земли. Второй стрелок, обгоревший, словно побывал в костре, в оплавившихся доспехах, кулем лежал рядом, а в проеме показался Шегерр.

— Спасибо, — выдохнул наемник. — Ты как нельзя вовремя! А теперь бежим отсюда!

Они метнулись куда-то в развалины, не особо стараясь выбирать путь, а думая лишь о том, как бы сбить со следа погоню. Пару раз эльфы их замечали издали, и тогда в ход шли луки, но выстрелы оказывались недостаточно точными, да и беглецы не стояли на одном месте, дожидаясь, когда их утычут стрелами.

Решив, что преследователи, наконец, отстали, маг и наемник остановились, тяжело дыша и постоянно озираясь. Никто из них не хотел быть застигнутым врасплох разъяренными эльфами.

— Куда нам идти дальше? — задал вопрос наемник. — Если сунемся в лес, там они найдут нас еще быстрее, чем среди этих камней.

— Нам еще рано уходить отсюда, — решительно произнес Шегерр, схватившись за обломок древка стрелы, засевшей у него в плече. Он резко дернул, и окровавленный наконечник был высвобожден. Маг накрыл кровоточащую рану ладонью и продолжил: — Мы здесь сделали еще не все, что нужно.

— О чем ты говоришь? — удивился Ратхар. — Здесь кругом кишат эльфы, которые, кажется, не слишком дружелюбно к нам настроены. Мы и не сможем больше ничего сделать. Стоит только попасться им на глаза, как нас тут же прикончат.

— Ты сам сказал, что нам отсюда некуда бежать, — заметил отшельник. — Это верно, а потому остается только довершить все, что было задумано. Драконы все еще здесь, но я чувствую, что скоро их вновь заставят лететь на юг, добивать отбивающихся от наседающей армады эльфов людей. И этого нельзя допустить!

Рядом, судя по звуку, всего в нескольких десятках футов, раздался треск крошащегося камня, а затем стена, возле которой стояли люди, рухнула, словно под ударом хорошего тарана, и из вставшего в проломе облака пыли показалась голова дракона. Пасть широко распахнулась, так, что люди могли видеть впечатляющий набор зубов, каждый из которых больше походил на небольшой меч, и два желтых глаза уставились на беглецов, впавших в ступор от неожиданности и такого зрелища.

— Бежим, — в который уже раз за считанные минуты закричал Шегерр, первым пришедший в себя. Он толкнул Ратхара в сторону узкого проема между двумя колоннами. — Пошевеливайся!

Дракон, тело которого покрывала темно-зеленая чешуя цвета зрелой листвы, начал проталкиваться в пролом, расширяя его плечами. Он потянулся к людям, собираясь не то поджарить их, не то съесть живьем, и Ратхар, которому совсем не хотелось ждать развязки, поспешил воспользоваться советом отшельника.

Они успели укрыться за колоннами, когда в спины беглецам ударила волна нестерпимого жара. Дракон изрыгнул струю огня, от которой люди спаслись только чудом. Пламя лизнуло древние камни, и они начали плавиться, таким жарким был этот огонь.

Шегерр кинулся бежать, не разбирая дороги, и наемнику ничего не оставалось, как только последовать за ним. Они метнулись в какой-то узкий проход, выскочили из него, перепрыгнув через поваленную колонну, и нос к носу столкнулись с тремя эльфами.

Перворожденные вскинули мечи и ринулись на неожиданно появившихся противников. Шегерр ничего не успел сделать, когда вперед протиснулся Ратхар. На счастье наемника, среди встретившихся им эльфов не было лучников, и это давало некоторые надежды.

Зазвенела сталь, клинки, мерцавшие в воздухе серебристыми молниями, со звоном столкнулись. Первого своего противника Ратхар достал выпадом в лицо, острием клинка лишив того глаз. Эльф, прижав ладони к окровавленному лицу, отшатнулся назад, за спины своих товарищей, которые сразу вдвоем атаковали наемника.

Пожалуй, за всю жизнь Ратхара это был самый короткий бой. Несколько мгновений северянин еще пытался защищаться, но раны давали о себе знать, и каждое его движение становилось все менее верным и более медленным, чего нельзя было сказать о свежих, полных сил эльфах. В несколько ударов они лишили человека оружия и сбили его с ног, приставив клинки к его шее. Так наемник и стоял, припав на одно колено и ощущая, как кожу холодит эльфийская сталь. Нечего было и думать вырваться из рук этих воинов, они прикончили бы человека одним движением.

— Чародей, если хочешь, чтобы твой приятель жил, не делай глупостей, — холодно и абсолютно спокойно произнес один из эльфов на языке людей, обращаясь к Шегерру. — Не думаю, что ты позволишь ему так легко умереть.

— Ваша взяла, — бросил отшельник, показывая противникам пустые ладони в знак того, что сдается.

Несколько эльфов показались из проломов в стенах, взяв в кольцо побежденного наемника и признавшего свое поражение чародея. Десяток лучников взял людей на прицел, несколько латников с обнаженными мечами были готовы кинуться в бой в любой миг.

— Наконец-то, — из-за спин своих воинов показался командир эльфов, воин с венцом на шлеме. Рядом с ним вышагивал Перворожденный, в котором легко было узнать мага по татуировкам и выбритой голове. Его одеяние было покрыто пятнами копоти, длинная хламида с одного края обгорела, но, несмотря на это, эльфийский маг выглядел уверенно. — Я больше не стану терять с вами время, несчастные. — Командир кивнул стоявшему рядом воину: — Прикончить их!

— Нет, отец, — при звуках этого голоса Ратхар вздрогнул. Скосив глаза, поскольку шевелиться было проблематично из-за приставленных к шее эльфийских мечей, он увидел появившуюся из-за спин воинов Мелианнэ. Принцесса едва держалась на ногах, опираясь о плечо какого-то эльфа. Еще несколько воинов сопровождали ее, все время настороженно глядя по сторонам, точно они опасались засады. — Не смей этого делать, умоляю тебя! — воскликнула эльфийка. — Останови это безумие!

— Что такое, — недовольно поморщился предводитель эльфов. — Что ты говоришь, дочь? — Услышав эти слова Шегерр, быстро сопоставивший очевидное, поклонился предводителю эльфов, поняв, кого принцесса И’Лиара может называть отцом. Поскольку разговор между эльфами шел на их языке, которого наемник, присутствовавший здесь же, не понимал, он с удивлением смотрел на отшельника, догадываясь только, что происходит нечто необычное.

— Довольно уже крови на наших руках, — продолжала между тем Мелианнэ, твердо глядя в глаза королю. — Враг разбит, отброшен, он больше не угрожает нам, отец. Мы отняли слишком много чужих жизней, пора остановиться.

— Но мы и потеряли многих, — возразил Эльтиниар. — Разве не лежит там, у подножья башни, безжизненное тело твоего брата, моего любимого сына Велара? А ведь он погиб от рук одного из этих, — небрежный кивок в сторону людей. — Или их товарищей, что не столь важно. Слишком многое уже принесено нами в жертву, и я не могу допустить, чтобы гибель наших братьев, страдания, которые пришлось претерпеть нашему народу, остались неотомщенными. Люди заплатят своими жизнями за пролитую кровь Перворожденных, а затем наши войска огнем и мечом пройдутся по сопредельным владениям этого мерзкого племени на севере и на юге, чтоб раз и навсегда они поняли, сколь велика мощь И’Лиара. Да, верно, враг отброшен от наших границ, но он быстро оправится от поражения и вернется, еще более жесткий и беспощадный. Люди боятся нас и готовы на все, чтобы сокрушить нашу державу, уничтожить наш народ. Ты же сама видела, как эти полуживотные, тайком прокравшиеся в наши заповедные леса, пытались лишить нас самого могущественного оружия, дарованного нам самой судьбой. Ведь и ты рисковала ради этого мига собственной жизнью, дочь моя, за тобой охотились, словно за диким зверем, так неужели все это было напрасно, неужели теперь мы должны обо всем забыть? Мы остудим их горячие головы их же собственной кровью, а эти двое несчастных станут первыми из тех, кто будет предан смерти в назидание их потомкам.

— В тебе говорит сейчас безумие, отец, и совсем недавно схожие слова слышала я из уст одного из тех людей, что остались там. — Принцесса указала на башню, на вершине которой сияли начищенные доспехи эльфов, вновь занявших свои посты. — Велар, мой брат и твой любимый сын, пал в честном бою, один на один, — спокойно, хотя было видно, что это ей дается с великим трудом, ответила эльфийка. — Он был воином и знал, какая судьба ждет его. И принял смерть, достойную воина. Но он погиб из-за этой безумной затеи, что родилась в твоей голове. Ты обрек его и многих наших братьев на смерть, отец!

— Как ты смеешь говорить такое? — разозлился король. — Ты сама знаешь, что заставило нас прибегнуть к этому. Алчные и коварные люди развязали войну, движимые жаждой нашей крови, и не было у нас иного выхода. Если бы не это, весь И’Лиар, возможно, лежал бы сейчас в руинах, а последних оставшихся в живых эльфов продавали бы на рынках рабов, как скот. Тебе ли не знать все это, дочь?!

— Но эльфы гибнут и сейчас, несмотря ни на что, — гневно воскликнула Мелианнэ, нисколько не стесняясь окружавших короля воинов. Голос ее звенел от возбуждения, словно натянутая струна, а в глазах трепетало пламя. — Пора остановить это, если ты хочешь блага своей стране и своему народу. Люди вовсе не жаждут стереть нас с лица земли, те времена, когда велись беспощадные войны на уничтожение, прошли. Наш нынешний враг сейчас измотан, у него едва хватило сил, чтобы остановить наше наступление. Пойми, отец, нас слишком мало, чтобы рассчитывать занять все земли, населенные сейчас людьми, — увещевала правителя И’Лиара Мелианнэ. — Мы добились того, чего хотели — вторжение остановлено, войско врага разбито, его последние солдаты уже покинули наши пределы. А те люди, которых сейчас ты намерен убить, спасли мне жизнь. Ты не знаешь, что произошло здесь, так как можешь ты судить их?! Нельзя казнить человека лишь за то, что он человек, равно и эльфа глупо убивать только за то, что он эльф. Прикажи воинам отпустить этих людей. Они достойны не смерти, а награды за то, что помешали свершиться великому злу.

— Твоя дочь говорит мудрые слова, о король, — кольцо воинов вдруг разомкнулось, попуская трех эльфов. Выбритые головы и татуировка, причудливыми извивами покрывавшая их кисти и щеки, говорили о том, что это маги. А их посохи, непременный атрибут любого чародея Перворожденных, были живыми — на навершиях зеленели молодые листья. — Прислушайся к ней, если и впрямь желаешь блага своим подданным, государь.

Три мага подошли к Эльтиниару, который почтительно склонил перед ними голову. Его воины последовали примеру короля, ухитрившись даже в этот момент не спускать глаз с пленников. Было видно по лицам, что эльфы поражены и удивлены появлению этих магов.

— Многомудрые, — король говорил теперь почтительно, как подданному пристало обращаться к своему господину, и Ратхар, внимательно слушавший спор между Мелианнэ и предводителем эльфов поразился произошедшим переменам. Властные нотки, жестокость, сквозившие в голосе этого воина, явно привыкшего повелевать и видеть беспрекословное исполнение своих приказов, исчезли в мгновение ока. — Я не ожидал увидеть вас здесь. Что случилось, если Признанные Лесом прервали свое одиночество?

— Причиной тому, государь, послужили деяния, совершенные по твоей воле, — маг говорил довольно почтительно, но без малейшей нотки раболепия, признавая титул короля, но не признавая его власти над собой. — Уже довольно давно творятся в мире дела, которые не могли оставить нас равнодушными. Мы вскоре нашли бы тебя в Фолгерке, но один из наших братьев, юный маг, призвал нас на помощь сюда. Мы знаем, что небольшой отряд воинов неподалеку уничтожили драконы, уцелел лишь тот чародей, который и обратился к нам, прибегнув к могучей магии и при этом рискуя своей жизнью.

Внимание всех эльфов в это время было приковано к беседе короля с магами, и даже те бойцы, что следили за пленными, несколько утратили бдительность. Уже одно это позволило Ратхару решить, что происходит нечто не вполне обычное, иначе известные своей дисциплиной эльфы не стали бы терять бдительность. Эта догадка подтвердилась, когда Шегерр, отлично понимавший речь эльфов, а потому жадно слушавший каждое произнесенное здесь слово, уделил немного внимания наемнику.

— Ты можешь считать себя самым удачливым человеком, Ратхар, — маг говорил взволнованно, его глаза блестели. — Это эн’нисары, Признанные Лесом, если перевести на язык людей. Сильнейшие маги Перворожденных, они в какой-то момент покидают свои жилища и уходят в глубь лесов, где и живут неисчислимо долгие годы. Они никогда не вмешиваются в дела своих родичей, не принимают участия в войнах, даже если эльфы оказываются в роли жертв. И раз сейчас они покинули свои тайные укрывища, должно случиться нечто невероятное. Признанные Лесом так редко принимали участие в делах прочих эльфов, что подобные случаи за всю историю этого народа можно пересчитать по пальцам.

— О чем они говорят, — заинтересовавшись, спросил наемник. — Что все-таки им нужно?

Шегерр только отмахнулся, весь обратившись в слух. Сейчас здесь, в этом мрачном месте, где совсем недавно умирали эльфы и люди, решалась, без малого, судьба двух народов.

— Король, мы пришли к тебе, чтобы просить вас вернуть драконам похищенное у них дитя, — меж тем спокойно и веско говорил один из эн’нисаров. Его спутники все это время хранили молчание. — Вы принесли в этот мир то, что не должно было оказаться в чьих бы то ни было руках. Драконы давно удалились за пределы обитаемых земель, сотни лет не появляясь в нашем мире, но твои неразумные поступки и решения поставили под угрозу установившийся порядок. Люди, которых ты так поспешно хотел предать смерти, остановили обезумевшего мага из своего народа, движимого жаждой власти. Возможность повелевать драконами лишила его рассудка, и если бы не они, то само наше существование было бы поставлено под угрозу. И этот чародей — лишь один из многих, кто не сумеет устоять перед соблазном заполучить такую силу. Один раз вы едва не выпустили эту мощь, и никто не может поручиться, что в следующий раз удача будет на вашей стороне. Если ты не веришь моим словам, государь, спроси свою дочь. Она видела все, слышала каждое слово, и сможет убедить тебя.

— Ты говоришь, что заботишься о благе нашего народа, — в голосе Эльтиниара слышалось тщательно скрываемое недовольство. — Но и мною движут те же побуждения. Враги вторглись в наши земли, и без драконов мы могли бы уже потерпеть поражение. Лишь ценой неимоверных усилий нам удалось отбросить врага назад, но он еще силен и, накопив достаточно сил, может ударить вновь. Нет, сперва я навсегда отобью охоту у наших соседей воевать с нами, и только затем верну этого детеныша его родичам.

— Ты поставишь на грань уничтожения свою страну, залив при этом кровью людей полмира, король! — возвысив голос, воскликнул маг. — Враг уже не опасен для вас, его армия почти уничтожена, а та жалкая горстка воинов, что еще не потеряла волю к борьбе, ничем больше не угрожает И’Лиару. Опомнись, государь, тобой движет то же безумие, которое уже привело к смерти могучего чародея из рода людей. Прошли времена нашего могущества, иные народы властвуют над этим миром, и возвращать былую славу И’Лиара путем войны, обрекая на гибель множество наших братьев — это самое ужасное, на что ты мог решиться.

— Вы слишком редко выходите из своих лесов, — неприязненно бросил король Эльтиниар. — Вы мало знаете о том, что творится вокруг нас. — Правитель эльфийской державы зло усмехнулся. — Нет, мне представился редчайший шанс, который я не отвергну по просьбе каких-то отшельников. И’Лиар уже был на грани гибели, и вовсе не ваша в том заслуга, что он уцелел. Когда полчища врагов осадили нашу столицу, где вы были, сильномогучие маги? Вы трусливо прятались в дебрях, вместо того, чтобы встать рядом с теми, кто действительно сражался за нашу свободу, проливая свою кровь. И не вам теперь указывать мне, что делать и чего не делать. — Король обернулся к сопровождавшим его воинам: — Взять их, а если будут сопротивляться — убить!

— Отец, нет, — вскричала Мелианнэ, не поверившая своим ушам, но было уже поздно. — Остановись!

Отряд, которым командовал Эльтиниар, состоял не только из самых умелых, но также и из самых преданных воинов, однако поднять оружие на своих братьев, на тех, кого издревле считали хранителями И’Лиара сейчас осмелились немногие. И все же воинов Перворожденных, прежде всего, учили повиноваться приказам, а потому сразу не менее полудюжины латников сделали шаг вперед, замыкая вокруг эн’нисаров кольцо.

Однако маги лишь казались беззащитными перед закованными в броню воинами, но не были таковыми в действительности, а потому подчинившиеся приказу воины только и смогли сделать этот единственный шаг. Эн’нисар, прежде разговаривавший с королем, лишь взглянул на устремившихся к нему солдат и слегка поморщился, словно от досады. Каменные плиты под ногами воинов в тот же миг взорвались множеством осколков, и гибкие молодые побеги, устремившиеся из земли к солнцу, оплели ноги и руки эльфов, лишив их возможности двинуться. Воины застыли живыми статуями, вздымавшим над головами мечи.

— Я вижу, что ты обезумел, король, но не думал, что ты решишься на такую глупость, — нарочито медленно, словно чеканя каждое слово, произнес маг, взглянув в глаза Эльтиниару, побелевшему от злости. — Ты совершил страшную ошибку, и заплатишь за это. — Удивительно, но в голосе чародея не было заметно и тени угрозы, скорее, он произнес эти слова с огорчением.

— Нет, это ты ошибся, — Эльтиниар схватился за клинок, зашипев, точно разъяренный лесной кот. — Ты осмелился пойти против власти правителя И’Лиара, а за это только одно наказание — смерть!

Король бросился на мага, замахиваясь клинком. Эн’нисар выбросил вперед руку, с которой сорвалась зеленая молния, ударившая Эльтиниара в грудь, но это не остановило эльфа. Магический оберег, призванный защищать своего владельца от любой направленной против него магии, не подвел, и чародейство эн’нисара оказалось бессильным. Он только и успел, что принять выпад короля на свой посох, и живое дерево едва устояло перед закаленной сталью.

Одержимый бешенством Эльтиниар выхватил из ножен кинжал и, пока маг ничего не успел сообразить, вонзил его в бок эн’нисару. Эльфийский чародей упал, вскрикнув от боли, а король, стоя над ним, занес свой меч для последнего удара, намереваясь добить поверженного противника.

Но спутники раненого мага не мешкали, хотя они до последнего не решались поднять руку на короля. И все же грозящая их товарищу опасность заставила мага действовать. Один из эн’нисаров сорвал горсть травы, растущей из трещины в камнях, и швырнул ее в короля. Пучок зелени окутало мерцающее сияние, и за доли мгновения, которые такой странный метательный снаряд пребывал в воздухе, он превратился в плотную сеть, целиком окутавшую Эльтиниара. Владыка И’Лиара попытался разрубить ее, безуспешно, и через считанные мгновения стоял оплетенный вьюном и не способный пошевелиться.

Несколько воинов, сбросив охватившее их оцепенение, двинулись вперед. Эн’нисары были для них кем-то сродни богам, но они были слишком эфемерны, чтобы всерьез испытывать перед этими магами трепет. Сейчас эльфы видели, как появившиеся невесть откуда чародеи посягнули на их короля, повиновение которому считалось для всех Перворожденных едва ли не смыслом жизни, а потому осмелившиеся поднять руку на государя маги стали для каждого воина врагами.

Уже скрипнули тетивы натягиваемых луков, и сверкнули клинки устремившихся вперед воинов, которые в этот миг позабыли об участи их товарищей, совсем недавно также поднявших руки на могущественных чародеев. Эти воины были по настоящему верны своему королю, и были готовы принять смерть, защищая правителя.

— Стойте, — Мелианнэ закричала, встав между воинами и склонившимися над своим раненым спутником магами. Она едва держалась на ногах, но звучавшая в ее голосе уверенность заставила остановиться народившихся на грани безумия воинов. — Я, принцесса И’Лиара, наследница престола по праву крови, приказываю вам остановиться!

Эльфы, охваченные яростью, готовы были накинуться на казавшихся беззащитными эн’нисаров, в свою очередь уже приготовившихся дать отпор, но пронзительный крик Мелианнэ заставил всех на мгновение замереть. Воины Эльтиниара так и стояли несколько секунд с занесенными над головами клинками и натянутыми луками, соображая, что к чему, а против них, лицом к лицу, стояли маги, держа перед собой руки. Чародеи не были вооружены, даже свои посохи они оставили в стороне, но в позах этих двух эльфов, в их осанке и взглядах чувствовалась сила, с которой едва ли могли сравниться клинки и стрелы.

Оцепенение длилось считанные мгновения, хотя многим из тех, кто присутствовал в этом месте в это время, они показались вечностью. Наконец воины стряхнули с себя это странное наваждение, двинувшись тотчас к Мелианнэ, хотя несколько лучников держали на прицеле и магов, пока не предпринимавших никаких действий.

— Не слушайте ее, — зло крикнул один из эльфийских латников, указывая на шатавшуюся, точно под порывами сильного ветра, принцессу. — Она еще пока не королева, и не смеет приказывать нам! Прикончим нечестивцев, посягнувших на нашего владыку, а ее пока скрутим, чтоб не путалась под ногами!

— Безумцы, — от напряжения по телу Мелианнэ прошла судорога. Сейчас принцесса понимала, что беззащитна перед толпой вооруженных воинов, но она обязана была остановить кровопролитие, не допустить, чтобы свершилось непоправимое. — Довольно! Приказываю вам опустить оружие!

— Нет, — эльф, взмахнув клинком, метнулся к принцессе. — Мы служим нашему королю. Уйди отсюда, э’валле, ступай прочь, если жизнь тебе дорога! — Воин надвигался на принцессу, играя клинком, а его товарищи сомкнули кольцо вокруг магов, продолжавших оставаться невозмутимыми даже в такой момент.

В этот момент Ратхар начал действовать. Он не вполне верил, что эльфы поднимут руку на Мелианнэ, но что-то в выражении их лиц, нездоровом блеске глаз этих воинов заставило наемника насторожиться. Казалось, в каждом из Перворожденных, пришедших сюда с королем, воплотился дух умершего Тогаруса. Наемник ощущал то же безумие, исходившее от эльфов, какое прежде чувствовал в мятежном чародее.

Эльфы, стоявшие над Ратхаром, потеряли бдительность, следя за разворачивавшимися перед их взорами событиями, но пока не вмешиваясь в происходящее, и это был единственный шанс для раненого и ослабевшего воина. Северянин резким движением, крутанувшись на одном колене, сбил с ног того Перворожденного, что стоял справа от него, схватив второго за запястье и вывернул руку так, что эльф вскрикнул от боли и выпустил из рук клинок. Бить этих воинов, закованных в доспехи, было бессмысленно, скорее можно было сломать себе руки и ноги, но броски и подсечки оказались весьма эффективны. И спустя миг наемник уже стоял в полный рост над двумя сбитыми с ног эльфами, в правой руке сжимая длинный клинок.

— Не бойся, э’валле, — Ратхар шагнул к принцессе, встав между ней и приближавшимися к ней эльфами. — Тебя есть кому защитить здесь.

— Человек, — вскричали сразу несколько воинов Эльтиниара. — Прикончить это полуживотное! Никто не смеет вставать на пути Перворожденных!

— Ну что ж, — наемник усмехнулся и сплюнул под ноги своим противникам, напряженным, готовым к броску в любой миг. — Давайте, кто смелый, подходите.

Без предупреждения разу два эльфа кинулись вперед. Ценой невероятных усилий Ратхар смог уклониться от клинка одного из них, рубанув второго поперек живота так сильно, что кольчуга, в которую был облачен его противник, не выдержала. Второй эльф, развернувшись, вновь атаковал человека, и над руинами вновь раздался звон клинков. И после первого же удара, отбитого буквально чудом, Ратхар понял, что уж этот бой точно станет для него последним, если не произойдет нечто невозможное. Эльф был настроен серьезно, и не собирался щадить столь опрометчиво вступившего в схватку человека, который едва держал клинок.

Ратхар метался по поляне, уклоняясь от сыпавшихся на него ударов, но силы уже покинули его, и очередной выпад эльфа, старавшегося наносить больше колющие удары, достиг цели. Граненое острие клинка ударило наемника в наплечник его доспехов, почти без задержки проткнув сталь, надетую под латы стеганую куртку и погрузившись в плоть. Правую руку пронзила боль, и воин, не сумевший совладать со своим телом, выпустил клинок. Эльф, зло оскалившись и зарычав сквозь зубы, вскинул меч для последнего, решающего удара, и в этот миг все вокруг залил нестерпимо яркий свет. Золотое сияние было таким сильным, что все, кто был рядом, вынуждены были крепко зажмуриться, точно в лицо каждому светило летнее солнце.

Бросая оружие, воины подносили ладони к лицам, спасаясь от этого света, источником которого были два эн’нисара, которых окутала сверкающая полусфера, испускавшая нестерпимо яркие лучи. И прочие эльфы, а также и люди, не выдерживая этой странной магии, которая была не только светом, опускались на колени, нагибая головы и прикрывая руками глаза.

Внезапно свет померк, но перед глазами каждого еще вспыхивали яркие пятна, и никто из воинов больше не думал о том, чтоб взять в руки оружие. Один из магов вновь склонился над своим раненым спутником, а второй шагнул к Мелианнэ, только поднявшейся на ноги. Увидев это, Ратхар, хотя сам едва мог держаться на ногах, ни обо что не опираясь, попытался встать на его пути, все еще защищая принцессу.

— Не бойся, человек, ей никто не желает вреда, — мягко, но так, что ни на миг у наемника не возникло желания поспорить с ним, произнес эльф на языке людей, успокаивающе коснувшись раненого плеча наемника. В тот же миг кровь, ручейком сбегавшая по руке и груди, остановилась, и боль отступила. — Ты храбро защищал ее, воин, хотя ты не принадлежишь к нашему народу, и за это я благодарю тебя, хотя, право же, в твоих усилиях не было нужды. Мы не позволили бы причинить вред наследнице И’Лиара. Кровь наших правителей слишком ценна, чтобы проливать ее по пустякам. — Он шагнул дальше, остановившись перед Мелианнэ и чуть поклонившись ей. — Э’валле, мы явились сюда, чтобы остановить бессмысленную войну, пока она не погубила весь наш народ. И сейчас я прошу, чтобы ты вернула драконам похищенное дитя. Ты принесла его в наш мир, невольно положив начало этому безумию, и тебе предстоит остановить все здесь и сейчас.

— Я готова, — хрипло, должно быть, от волнения, произнесла принцесса. — Пусть все закончится, и мы сможем забыть об этом. Но сперва не могли бы вы освободить моего отца и его воинов? — Она указала на опутанных живой сетью эльфов, так и стоявших без движения, лишь бессильно сверка глазами.

— Пока не стоит, — эн’нисар чуть заметно усмехнулся. — Король слишком горяч, он может нам помешать. Поверь, никому из них не желаем мы зла, но поступили так лишь для их же блага, чтобы избежать кровопролития.

Из-за спины Мелианнэ показался Шегерр. Старый маг осторожно, будто то был нежнейший хрусталь, нес глубокий шлем, явно принадлежавший ранее кому-то из эльфов. На дне шлема, шевеля крылышками и шипя, при этом смешно открывая пасть, свернувшись клубком лежал дракончик. Поза ему явно не нравилась, внутри шлема было весьма тесно, хорошо хоть, кто-то положил туда кусок ткани, скорее всего, оторванной от плаща, а то дракончику бы пришлось лежать в этакой чаше из холодного металла. Зато, находясь в такой импровизированной колыбели, он был в относительной безопасности и к тому же не мог никуда сбежать, облегчая задачу присматривавшим за ним эльфам.

Как чародей добыл это сокровище, которое наверняка охраняли, и охраняли бдительно, было непонятно, и оставалось только надеяться, что при этом не пролилось много крови.

— Госпожа, — Шегерр склонился перед эльфийкой. — Прими это. Пришла пора вернуть драконам их наследника.

— Благодарю, маг, — Мелианнэ, так же поклонившись, осторожно взяла в руки шлем. — Я рада, что не все люди испытывают к нам только ненависть. И я сделаю все для того, чтобы перестала зря проливаться наша и ваша кровь.

Покосившаяся колонна, стоявшая на краю небольшой площади, где происходили все эти события, вдруг с треском упала, от удара расколовшись на множество обломков, брызнувших во все стороны. Кто-то из эльфов с криком схватился за лицо, зажимая рану, оставленную одним из таких осколков с бритвенно острыми краями. А в образовавшемся проеме показалась вытянутая голова дракона, покрытая темно-зеленой чешуей. Крылатый змей, ныне прикованный к земле, обвел взглядом всех, кто собрался на площади, и Ратхару, когда его глаза на миг встретились с глазами этого невероятного существа, показалось, что во взгляде дракона светится разум, чего не могло быть у кровожадного монстра, какими издревле представляли драконов люди.

Зеленый дракон двинулся вперед, туда, где стояла стиснувшая шлем Мелианнэ. Он почуял детеныша, и сейчас стремился быть рядом с ним, чтобы оберегать свое дитя от любой опасности, которую могли причинить двуногие создания. И принцесса, тоже взглянув в глаза приближающемуся дракону, смело сделала шаг вперед.

Они остановились в двух шагах друг от друга, могучий крылатый змей, облитый непроницаемой чешуей, и хрупкая эльфийка в мерцающей кольчуге. И дракон припал на передние лапы, почти распластавшись по земле, чтобы его голова находилась вровень с глазами Мелианнэ.

— Прости нас, о могучий, — взволнованным голосом, хотя и всячески стараясь не выказывать свое волнение, произнесла Мелианнэ, протягивая шлем с шипевшим от радости дракончиков пристально вглядывавшемуся в нее существу. И такая мощь была заключена в этом взгляде, что принцесса едва нашла силы, чтобы не отступить назад. — Возьми свое дитя и не гневайся на нас. Мы не причинили ему вреда.

— «Зачем вы это сделали, — мозг эльфийки пронзила сильная боль, и вместе с ней пришли эти слова, которые мог произнести только дракон. Его голос, как казалось Мелианнэ, был на удивление нежным и мелодичным, совсем не таким, каким ему положено было быть, если верить легендам. — Для чего вы похитили его? Зачем причинили мне эти страдания и заставили нас убивать ни в чем не повинных людей и ваших братьев? Я — Феларнир, его мать, из моей пещеры вы выкрали его, заставив помочь вам несчастных гоблинов, которые по сей день не знают, как еще можно вымолить наше прощение. Их старейшины, опасаясь нашего гнева, уже думают о том, чтобы увести свой народ на запад. Они боятся зря, мы знаем, что гоблины исполняли давным-давно данные клятвы, но вы, вы зачем сделали это? Ты тоже женщина, ты способна дать новую жизнь, так неужели ты не понимаешь что это, потерять единственного ребенка?»

— «Прости меня, — Мелианнэ сама не заметила, что не поизносила этих слов, лишь только подумав, четко и громко. — Мы не желали вам зла в тот момент. Нашей стране, нашему народу грозила беда, враг, сильный и жестокий, готов был вторгнуться в наши земли, и тогда нам казалось лучшим выходом заставить драконов защитить наше королевство. То была не моя воля, я лишь исполняла приказ. Я говорю это не ради оправдания, но потому, что было именно так. Мы думали, что враг, едва узнав о вас, отступит, испугавшись. Мы ошиблись, и я сожалею, что все произошло так, как произошло. Еще раз прошу тебя, прости меня и моих братьев. — И Мелианнэ опустилась перед замершей драконицей на колени, склонив голову. — Если хочешь наказать, покарай меня, я в твоей власти, но не обращай свой гнев на весь наш народ».

— «Я не стану вас наказывать, — ответила драконица, как показалось эльфийке, печально вздохнув. — Вы уже сами наказали себя достаточно. Мы не держим зла на вас, хотя то, что вы сотворили, достойно самой страшной кары. Я прощаю тебя и твоих родичей».

Драконица склонила голову еще ниже, и детеныш, выскочив из неудобного шлема, взобрался ей на макушку, вцепившись в чешую матери своими совсем маленькими коготками. Драконица, развернувшись, двинулась прочь из города, на поле, с которого она могла взлететь, и эльфы вперемежку с людьми следовали за ней по земле, а высоко в небе кружили два могучих дракона.

По этому лабиринту из множества каменных осколков, фундаментов и полуосыпавшихся стен старых зданий передвигаться дракону было нелегко, но иначе невозможно было взлететь. Крылатые змеи почти всю жизнь проводили в воздухе, опускаясь лишь туда, откуда вновь могли взмыть в небо, например, на горные пики или высокие башни, а здесь, в этой мешанине развалин, могучая драконица просто не могла расправить крылья. И потому она уверенно и неумолимо продвигалась туда, где мертвый город, возведенный в незапамятные времена неведомыми строителями, обрывался, и начиналась безлесная равнина, кольцом опоясывавшая руины. За спиной драконицы оставались сваленные неловким движением колонны, обрушенные стены и раздавленные в пыль, раскрошенные могучими когтями камни, оказавшиеся у нее на пути.

Наконец путь завершился. Феларнир стояла посреди поля, пристальным взором обводя следовавших за ней двуногих, первой из которых шла Мелианнэ. С громким хлопком распахнулись мощные перепончатые крылья, которые прежде были так плотно прижаты к спине дракона, что их едва можно было различить.

— «Прощай, дочь эльфов, — вновь раздался в сознании Мелианнэ голос драконицы. — Мы покидаем обитаемые земли, чтобы больше никто и никогда не заставил нас вновь вмешиваться в дела населяющих их народов. У драконов иной путь, нам нет дела до ваших войн и ссор, и мы ценим свою свободу. Быть может, когда-нибудь наше племя станет более многочисленным, и нам не придется думать лишь о том, чтобы выжить, пока же забудьте о нашем существовании»

Облитый темно-зеленой броней дракон взмахнул могучими крыльями и оторвался от земли, стремительно поднимаясь ввысь, туда, где кружили братья Феларнир, терпеливо ожидая, когда же она вновь присоединится к ним. Мерно взмахивая широкими крылами, драконица поднималась все выше, казалось, устремившись к самым облакам. Она была в своей стихии, прекрасное и грозное создание, в котором сила сочеталась с мудростью целых эпох, свободная, ласкаемая своевольными воздушными течениями, ничем не сдерживаемая более.

— Прощай, Феларнир, — крикнула в небо Мелианнэ. — Прощай и прости нас, не держи на нас зла! — Но драконица уже едва ли слышала эти слова, поднявшись так высоко, что превратилась в едва различимую точку на фоне пасмурного неба.

Три дракона выстроились клином, как и прежде, но теперь розовый и черный гиганты держались по бокам от Феларнир, давая понять, что защищают и оберегают свою сестру. Они сделали круг над руинами, на краю которых так и стояли люди и эльфы, а затем камнем бросились вниз, к земле. Никто не успел даже толком испугаться, когда три могучих создания, словно сошедшие со страниц древних манускриптов, понеслись над головами вперемежку стоявших смертных и Перворожденных. Лишь порыв ветра ударил им в лица, а драконы уже вновь растворялись высоко в небе. Они летели на запад.

— Ну, вот, кажется, все и закончилось, — тихо, ни к кому не обращаясь, произнес Ратхар. — Они улетели.

— Ошибаешься, друг мой, — заметил Шегерр, все еще задумчиво смотревший в небо. — Драконы улетели, но люди и эльфы остались, как осталась и та ненависть, что гложет души двух великих народов. И еще немало времени пройдет, прежде чем закончится война между ними, и на этих земля вновь воцарится мир, который, хотелось бы верить, продлится достаточно долго.

Эпилог

— Он был моим учеником, вернее, лучшим из тех, кого мнедовелось учить за свою жизнь высокому искусству магии, — с ощутимой печалью в голосе произнес Шегерр, опустив глаза. — Его по праву называли сильнейшим из живущих ныне магов, да и кое-кого из чародеев прошлого, тех, кого еще поминают в легендах, он заткнул бы за пояс. Говоря откровенно, еще неизвестно, кто из нас двоих выжил бы там, на башне, если бы он не истощил себя перед нашей встречей. Вызов демона еще никому не давался легко, но даже и в таком состоянии, измотанный, не успевший подкрепить свои силы, он был в шаге от победы, и то, что я взял верх, можно считать не более чем счастливой случайностью.

Маг и наемник стояли у подножия холма, на вершине которого, окруженный немногочисленными фигурами, облаченными в сияющие латы или просторные хламиды зеленых оттенков, полыхал погребальный костер. Пламя, почти не дававшее дыма, взвилось высоко в небо, и даже сильные порывы ветра, налетавшие с недальнего морского берега, не могли хоть немного пригасить его. Там, на холме, на сухих ветках, обильно политых маслом, лежало тело Велара, принца И’Лиара. Это его погребальный костер горел так ярко и сильно, это ему явились отдать последние почести высокородные эльфы. И среди этих избранных, плечом к плечу с ними, глядя в самое сердце огня, пожиравшего тело принца, стояла Мелианнэ, едва сдерживавшая сейчас слезы. У эльфов не было принято проявлять чувства при посторонних, и никому не дано было узнать, чего стоило принцессе сдерживать себя, видя, как пламя поглощает тело ее брата.

Оказывается, эльфы, точно так же, как и жившие в северных землях люди, почитали огненное погребение наиболее достойным мужчины и воина, очень редко предавая своих родичей земле. Ратхар, впервые узнавший это сейчас, был весьма удивлен сходством обычаев Перворожденных и его народа, особенно после того, как расспросил об этом Шегерра. Старый маг знал об эльфах столько же, сколько они сами, и не счел для себя затруднительным поделиться частью этих знаний с наемником, волей-неволей сопровождавшим чародея от самых руин.

Там, на краю древнего города, возведенного неизвестно кем в незапамятные времена, и столь же давно разрушенного, или, скорее, просто покинутого его неведомыми обитателями, в глубокой могиле лежали тела людей, пришедших из Фолгерка. Эльфы не стали помогать магу и наемнику, но и не стали препятствовать им, когда те заявили, что не оставят тела своих родичей на поживу лесным любителям падали. Перворожденные понимали чувства людей, ведь и сами они старались должным образом обходиться со своими умершими, а потому их отряд несколько задержался на руинах, предоставляя людям возможность также исполнить задуманное.

Шегерр не решился хоронить фолгеркцев в самом городе, объяснив это тем, что негоже тревожить обитающих в этих руинах духов, и наемник согласился со словами мага. Всех воинов предали земле так, как это делалось в давние времена на родине самого Ратхара, в доспехах и с обнаженными мечами в окоченевших руках. Наемник не особо верил в то, что загробный мир похож на тот, к которому привык он сам, и не считал важным то, будет ли под рукой покойника оружие, или нет. Но это был древний обычай, и Ратхар исполнил его в точности, насколько хватило его с Шегерром сил.

А рядом с могилой простых воинов нашел свое последнее пристанище и Тогарус, мятежный чародей и придворный маг правителя Фолгерка. Когда все закончилось, и драконы улетели неведомо куда, Шегерр, и присоединившийся к нему наемник нашли искалеченное тело Тогаруса, и старый маг настоял на том, чтобы предать его земле здесь же. Когда же все было сделано, Шегерр сам установил на свежей могиле небольшой камень, на котором силой своей магии выжег несколько непонятных никому, кроме него самого, рун, увидев которые, посвященный сразу понял бы, кто покоится здесь.

Затем отряд, в котором оказались и оба человека, двинулся на юго-восток, к морю. Эльфы несли с собой тело погибшего принца, сраженного рукой Ратхара. Наемник удивился этому, ведь для прочих воинов погребальный костер сложили прямо на месте, но эльфы не сочли нужным что-либо объяснять, и даже Мелианнэ хранила молчание. Они быстро пересекли густые леса, для которых, казалось, не существовало смены времен года, поскольку здесь, несмотря на разгар осени, казалось, царило вечное лето, и оказались на обширной равнине, одним краем упиравшейся в берег моря. И здесь в безоблачную ночь, когда ярко светила прибывающая луна, эльфы сложили костер для своего принца.

Людям не позволили даже находиться достаточно близко, дабы те не осквернили своими взорами тело умершего, чему лично Ратхар был даже рад. Велар погиб на глазах Мелианнэ, и наемник в глубине души опасался, что принцесса захочет отомстить. Он не слишком верил в это, но все же лишь обрадовался тому, что можно лишний раз не показываться эльфам на глаза. Вот так и сидели они с Шегерром в небольшой лощине, краем глаза глядя на окруживших костер эльфов, стоявших неподвижно уже больше часа. Даже старый маг не захотел сейчас ничего объяснять Ратхару, хотя в иной раз с охотой рассказал бы о каком-либо обычае Перворожденных. Вместо этого Шегерр, должно быть, вспомнив недавние события, вдруг заговорил с наемником о Тогарусе. Ратхар, уже понявший, что дьорвикского отшельника с этим магом что-то связывало раньше, внимательно слушал неторопливую речь старца, лишь изредка вставляя свои реплики.

— Он с невероятной легкостью постигал то, что иным магам, и даже весьма одаренным, давалось с превеликим трудом, — продолжал Шегерр. — Тогаруса всегда интересовала забытая древняя магия, которой наши давние предки учились владеть еще на заре человечества, и иное волшебство, принадлежащее другим народам. Он с жадностью читал древние фолианты, чудом сохранившиеся еще с тех веков, когда только зарождалась Империя, и даже преуспел в языках иных рас, давно исчезнувших и подчас не оставивших нам своего имени, дабы постигнуть их тайны. Он сам сумел собрать немалую коллекцию древних свитков, разных каменных и глиняных табличек, что вышли из рук писцов и магов, не имевших ничего общего с людьми. Видимо, оттуда он и узнал, как проводить обряд вызывания демона, ведь чародеи-люди очень редко прибегали к таким заклятьям, и еще реже оставляли какие-либо записи об этом.

— Отчего же он пытался убить тебя, мэтр? — осторожно спросил Ратхар. — Там, на башне, он не сразу поверил, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух. Значит, он думал, что ты мертв. И сам ты разве не из-за этого скрывался в гнилых болотах?

— Верно, — мрачно усмехнулся Шегерр. — Все так и было. Он надеялся, что я мертв, а я не хотел разубеждать его, тем более что не знал точно, кто же из моих собратьев захотел моей смерти. Все дело в том, мой друг, что Тогарус, помимо интереса к древней магии, не меньший интерес проявлял и к политике. Ты должен был уже слышать о Кодексе Белерзуса?

— Кое-что слышал, — согласно кивнул наемник, сразу вспомнив срывающуюся, исполненную невероятного напряжения речь смертельно раненого Скиренна там, в сердце орочьих лесов. — Нечто вроде свода правил, которым следую сильнейшие маги, если не ошибаюсь?

— Именно, — подтвердил Шегерр. — Его написали в давние времена, и каждый чародей, достигающей определенной ступени в искусстве, должен выполнять записанные там правила, первым и главнейшим из которых является отказ от власти над людьми. Однажды жажда власти, охватившая магов, привела к ужасающим последствиям, и те немногие, кто уцелел в охватившей едва ли не весь материк жесточайшей войне, добровольно отказались от возможности явно править людьми. С тех пор мы стали кем-то вроде тайных советников, убеждающих, быть может, мягко подталкивающих к чему-либо, но ни в коем случае не принуждающих и повелевающих. Такой порядок существовал многие века, и нельзя сказать, что он был особенно плох. Но мой ученик, которого многие из нас считали самым искусным из живущих магов, и который сам осознавал это, в какой-то миг решил, что пришла пора изменить ход вещей. Пожалуй, ему следовало родиться веков этак семь назад, и тогда у него был бы шанс исполнить задуманное, но сейчас, заявив о своих притязаниях на власть, он просто рисковал сойтись в схватке с сильнейшими магами нашего народа. Никому не нужна война сейчас, каждый довольствуется тем, что есть, и мои собратья предприняли бы все, чтобы обуздать смутьяна.

— Быть может, чародей, ты не совсем прав, — рот Ратхара скривился в ухмылке. — Отнюдь не всегда наши с тобою кровные родичи проявляют благоразумие.

Воин ничего не понимал в чародейском искусстве, как и большинство соплеменников, будучи абсолютно чужд тайн магии. Но за свою жизнь, не то, чтобы очень долгую, но богатую на разные события, воин сполна успел понять, что человеческое коварство, подлость и алчность поистине не знают границ. И если уж находятся те, кто готов прикончить своего приятеля за пару золотых монет, то ради того, чтобы править целым миром, иные могут пойти на любое предательство, презрев любые клятвы и обещания, ибо слишком уж лакомым был приз, предназначенный тому, кто победит в этой игре.

— Ради власти люди готовы пойти на все, не считаясь с любыми жертвами, — убежденно вымолвил Ратхар. — И это, как я успел понять, равнозначно для магов и для тех, кто полностью лишен вашего таинственного дара.

— Не стану спорить с тобой, — ответил Шегерр, вздохнув, словно от нахлынувших внезапно безрадостных воспоминаний. — Я и впрямь не знаю, как бы все обернулось, если бы другие чародеи нашего тайного ордена узнали о его намерениях, но, как бы то ни было, я, первым узнав об этом, попытался остановить его. Я приложил все усилия, использовал все отпущенное мне красноречие, дабы отговорить его от безумной затеи, но эта идея уже целиком овладела Тогарусом, и он только смеялся, назвав меня старым трусом. Он ушел, и я не решился задерживать его силой, хотя, возможно, окажись я тогда не столь осторожным, удалось бы сохранить многие тысячи жизней. А потом, по прошествии немалого времени, в моих руках оказался некий древний артефакт, принадлежавший ранее кому-то из древних народов, живших здесь задолго до появления людей. Это была моя страсть, разные магические безделушки минувших эпох, и Тогарус, знавший это, устроил мне ловушку. Он опасался, что я захочу помешать его планам, и решил избавиться от меня. Я уцелел только чудом, много лет затем потратив только на то, чтобы восстановить свои силы, и все это время проведя в отдалении от людей.

— А твой ученик тем временем плел свои интриги? — понимающе усмехнулся Ратхар. Маги, которым подвластны какие-то непостижимые силы, или простые ремесленники, все они одинаковы. Предательство, расчет, жажда наживы, как все это было знакомо воину, и оказалось, что у многомудрых чародеев, все в точности так же.

— Да, он оказался настойчивым и хитрым малым, — печально вздохнув, кивнул старый волшебник. — Тогарусу нужно было орудие для завоевания власти, то, владея чем, он мог не бояться ни магов, ни человеческих армий. И он обосновался в Фолгерке, зная о том, что правители этого государства издавна имели зуб против эльфов, и также узнав откуда-то про древний долг гоблинов перед Перворожденными. Он мастерски сумел стравить два королевства, играя на давних распрях, человеческой алчности и гордыне, точно искусный музыкант — на арфе. И он почти добился своего, лишь чудо, никак иначе, помешало ему завершить свой замысел. — Маг задумался, замолчав, и Ратхар не решился беспокоить его.

Отшельник молчал довольно долго, видимо, вспоминая дела минувшего. Наемник уже думал, что его спутник больше не хочет продолжать этот разговор, когда Шегерр заговорил вновь:

— Знаешь, друг мой, хотя Тогарус и был опасным безумцем, иных слов я подобрать не могу, мне жаль, что он погиб. — И, верно, в голосе старого мага слышалась неподдельная скорбь, что показалось воину, внимательно слушавшему историю чародея, странным. В самом деле, наемник понимал, как можно искренне сожалеть о гибели того, кто дважды пытался уничтожить тебя.

— С каждым поколением мы что-то теряем, искусство забывается, старые мастера умирают, не успев передать своим преемникам все, чем владеют сами, и возможно спустя еще несколько веков магия в этом мире умрет, — неспешно продолжал тем временем свой рассказ отшельник. — А Тогарус был одним из тех, кто не просто использовал свои возможности для решения повседневных проблем, как это все чаще случается ныне. Он постигал искусство ради искусства, стремясь познать как можно больше. Это потом он загорелся жаждой власти, поняв, что может извлечь выгоду из своих знаний, и все же он был действительно самым могущественным, самым одаренным магом из всех живущих ныне. Все мы не вечны, — вздохнул Шегерр. — И магия не дарует бессмертие, лишь продлевая наш век в сравнении с обычными людьми. Потому каждый из нас, признанных мастеров, стремится передать все свои знания, все умения, которыми он успевает овладеть, ученикам, дабы наше искусство не умирало вместе с нами. И я душу вложил в Тогаруса, не жалея сил, учил его всему, что знал сам, дабы он смог стать достойным своего наставника и, со временем, сумел бы превзойти меня. Я посвятил его обучению большую часть жизни, и со смертью его все мои знания просто пропадут, ибо я уже стар и не успею обучить своего преемника, если даже и найду того, кто будет достоин этого, так, как должно. Я сожалею о смерти Тогаруса, хотя понимаю, что иного выхода не было. И еще я сожалею о том, что никто и никогда так и не узнает, где мой бывший ученик, да покоится он с миром, хранил свое собрание древних магических трудов. Ради этой груды древних пергаментных свитков, каменных плит и глиняных табличек многие маги нашего времени отдадут что угодно и пойдут на все, но теперь, скорее всего, все это стало недоступно для нас. Хотя, быть может, это и к лучшему.

Шегерр внезапно вновь умолк, печально склонив голову, и Ратхар, проследив за его взглядом, увидел приближавшуюся к ним Мелианнэ, за спиной которой шагали еще два эльфа. Принцесса не спеша спускалась по склону холма, и в свете луны глаза ее блестели, как решил наемник, от навернувшихся слез.

При появлении эльфийки и Ратхар и Шегерр, не сговариваясь, поднялись на ноги, приветствуя Мелианнэ. Возможно, следовало что-то сказать, ведь она только что простилась с братом, но слов не было, а Ратхар тем более опасался напоминать ей об этом, ведь принцесса могла и не принять выражение сочувствия от убийцы.

— Куда вы думаете направиться теперь, — спокойно, даже слишком спокойно, произнесла Мелианнэ. — Каковы ваши намерения?

— Если это возможно, я бы побывал в Фолгерке, — предложил Шегерр. — Я слышал, король Ирван при смерти, и ни один из целителей во всем королевстве не может ему ничем помочь. Возможно, там, где бессильно лекарское искусство, магия придется кстати.

— А ты, Ратхар, — Мелианнэ обратилась к наемнику. — Что ты собираешься делать дальше? Если хочешь, тебе дадут провожатых, которые помогут тебе добраться до границы с Дьорвиком.

— Пожалуй, э’валле, я не стану пока спешить в эту страну, — Ратхар пожал плечами. — Все равно это не моя родина, и я не страдаю от тоски по тем краям. В Дьорвике я провел немало времени, а сейчас вдруг захотелось посмотреть на другие страны. Я прежде никогда не был в Фолгерке, и потому не отказался бы присоединиться к почтенному Шегерру, если, разумеется, он не будет против такой компании.

— О нет, — рассмеялся старый маг. — Я нисколько не возражаю, даже, скорее, напротив, рад, что ты решил составить мне компанию, друг. Думаю, на границе сейчас небезопасно, и твой меч сослужит нам неплохую службу за время пути.

— Это верно, на юге все еще неспокойно, — подтвердила Мелианнэ. — Наши воины вновь ушли на север, на старую границу, а фолгеркцы пока зализывают раны и не думают о наступлении, но это едва ли продлится долго. Над стенами Хел’Лиана все еще развевается знамя Фолгерка, и воины Ирвана не собираются уходить оттуда без боя, а мы не хотим так легко отдавать этот город людям. Думаю, как это не печально, война еще не закончилась, просто обе стороны собираются с силами для новых сражений. Залив кишит корсарами с юга, они тоже жаждут нашей крови и богатой добычи. Все ваши усилия помогли избежать катастрофы, но еще немало жизней придется отдать эльфам и людям, прежде чем мир вновь вернется на наши земли.

— Тогда тем более следует спешить на юг, — Шегерр сразу посерьезнел и нахмурился. — Слишком много крови пролилось, но никто не приобрел ничего такого, что оправдало бы эти жертвы. Думаю, пора положить этому конец, — с неожиданной твердостью промолвил маг. — Возможно, спасенный от смерти король Ирван не откажет оказавшему столь значительные услуги старику в небольшой просьбе, и отведет своих воинов назад.

Ратхар при этих словах чуть усмехнулся, поскольку сразу понял намерения Шегерра. Пожалуй, если всей пойдет так, как задумал старик, вскоре по всем сопредельным государствам разнесется весть о новом советнике и придворном чародее фолгеркского государя, неком Шегерре-северянине, сменившем принявшего геройскую смерть во имя спасения королевства мага и мудреца Тогаруса. Что ж, насколько успел понять наемник, это не самый худший человек, знающий, что такое честь, и его появление в Фолгерке, вероятно, будет лишь на благо всем.

— Раз таково ваше решение, то я прикажу выделить вам несколько воинов для охраны, — подумав, решила принцесса. — На меч Ратхара можно полагаться без малейших сомнений, но ты, воин, все еще не оправился от ран, и будет лучше, если в бою тебя будет кому прикрыть.

За время перехода от руин к побережью Шегерр немало времени потратил на раны наемника, но действительно Ратхар еще не оправился полностью. Там, в руинах, он сражался, не замечая боли, но затем, когда все закончилось, и никому больше не угрожала опасность, у него не осталось сил, чтобы стоять на ногах без посторонней помощи. И потому наемник был даже рад, что в пути их будут сопровождать эльфы. В отличие от многих своих собратьев, воин с севера вовсе не испытывал к Перворожденным безотчетной ненависти, презрения, или, скорее, зависти, зависти к их красоте, долголетию, столь свойственной большинству людей. Напротив, когда Ратхар смотрел на Мелианнэ, совсем иные чувства рождались в его душе, чувства, о которых воин, пожалуй, никогда и никому не осмелился бы сказать, ибо, что скрывать, огрубевший душой наемник сам порой пугался этих новых чувств.

— Мы благодарим тебя, э’валле, за честь и заботу, что проявляешь ты к нам, — за них обоих ответил тем временем Шегерр. — И если мне представится возможность, я постараюсь отблагодарить тебя должным образом за все, что ты для нас делаешь. Я ведь понимаю, что твои братья чувствуют по отношению к нам, и потому тем более тебе благодарен.

— Не стоит, маг, — отмахнулась Мелианнэ. — Просто возвращайтесь скорее к своим, чтобы мои братья могли вас просто забыть. И если тебе это действительно под силу, останови войну, иной благодарности мне не нужно. Эльфы уже не помышляют о завоеваниях, так пусть нам оставят то, чем владеем мы ныне. — С этими словами она развернулась и двинулась прочь, сопровождаемая своими телохранителями.

Ратхар несколько мгновений смотрел вслед ей, а затем, не чувствуя в себе больше сил сдерживаться кинулся следом, кажется, заставив напрячься охранников принцессы.

— Скажи, Мелианнэ, мы сможем встретиться вновь, — спросил наемник, поравнявшись с эльфийкой. — Это возможно?

— Нет, скорее всего, — покачала головой принцесса, не глядя на человека. — Нам незачем встречаться, Ратхар. Если тебе что-то показалось, то лучше забудь обо всем, и обо мне тоже. Мы с тобой слишком разные, в наших жилах течет иная кровь. Я — эльф, а ты — человек, и этим все сказано, я полагаю.

— Жаль, — вздохнул наемник. — Я все же надеялся еще раз увидеть тебя. И я не смогу забыть о тебе, э’валле, как бы ты того ни хотела.

— Никому не дано знать наверняка, что ждет нас, — ответила эльфийка, и голос ее, неведомо, от чего, дрогнул в этот миг. — Возможно, твои надежды сбудутся, а возможно, мы не встретимся более никогда. Пока же ступай на юг, найди себе дело, достойное такого воина, как ты, и не думай ни о чем. — прежде, чем произнести следующие слова, Мелианнэ чуть помедлила, словно сомневаясь, стоит ли это говорить, но все же молвила: — И знай, человек, я тоже буду вспоминать о тебе.

И Мелианнэ, принцесса эльфийского королевства, пошла прочь, а Ратхар все стоял и смотрел ей вслед, а затем тоже развернулся и не спеша двинулся к терпеливо ожидавшему товарища Шегерру. Люди покидали И’Лиар.


Конец третьей книги

Кода

Сознание возвращалось медленно, и чуть брезживший свет вновь и вновь сменялся мраком. Наконец тягучая пелена беспамятства спала, и он открыл глаза, впрочем, тотчас крепко зажмурившись от показавшегося нестерпимо ярким света.

Сперва он не понял, где находится, ибо единственное, что он мог видеть, было какое-то колышущееся серое полотнище, вздымающееся, а затем вновь опадающее. Понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы понять, что это всего лишь шатер, содрогающийся под порывами ветра. С этого мига в сознании словно прорвало некую плотину, и воспоминания хлынули, одно за другим.

Он помнил свое имя, Ирван, и то, что прежде он величал себя королем Фолгерка. Затем он вспомнил поход, войну с эльфами, девственные леса, обманчиво безжизненные и смертельно опасные для всякого чужака. Перед глазами, как наяву, вставали поля сражений, вытоптанные копытами рыцарской конницы, усеянные телами стройных златовласых воинов в посеребренных латах. Город, диковинное скопление всевозможных башен, соединенных между собой ажурными мостиками и арками. Эльфийская столица. И тысячи воинов, раз за разом накатывающие на непокорный город, словно морские волны ударяются в гранитный утес. И вновь кажущиеся бескрайними леса, но на этот раз армия, по-прежнему сильная, пусть и уменьшившаяся в числе, в явной спешке двигалась на юг, так и не сумев занять столицу И’Лиара, сломив яростное сопротивление горстки защищавших ее воинов.

И последнее, что он помнил, равнина, заполненная выстроившимися в боевые порядки солдатами тысячами закованных в броню бойцов под зелеными знаменами, на которых летел в неизвестность могучий орел, гордо раскинув широкие крылья. И три жуткие твари, летящие над землей, и изрыгающие струи пламени, в котором заживо сгорали сразу сотни его воинов. Три дракона, словно явившиеся из древних легенд, и истребившие кажущееся непобедимым войско с ужасающей легкостью. А затем его разум провалился в бушующее море пламени, из которого прогладывали порой морды жутких тварей, истинных демонов, скаливших жуткие клыки и яростно сверкавших глазами, роняя горячую слюну из распахнутых пастей, но так и не сумевших добраться до него.

— Государь, — на лицо набежала тень, и над лежавшим на спине Ирваном навис какой-то человек, прежде не знакомый. — Государь, вы очнулись? Вы слышите меня? Скажите хоть слово. — В голосе незнакомца слышалось неподдельное беспокойство, даже страх.

Правитель Фолгерка внимательно рассмотрел того, кто обращался к нему, однако не сумел вспомнить, кем мог быть этот человек, смуглокожий, с чуть раскосыми глазами, плотный, невысокий, но явно сильный и весьма подвижный. Волосы его, цвета воронова крыла, поредели на макушке, выдавая немалый возраст.

— Что это было, — с трудом разлепив губы, не своим голосом прохрипел король. Первые слова дались Ирвану нелегко. В глотке пересохло, язык еле ворочался, став словно чугунным. К тому же жутко болела голова, а перед глазами вспыхивали яркие пятна. — Кто ты?

— Сейчас, сейчас, государь, — так и не ответив, незнакомец куда-то исчез, но спустя пару мгновений вновь явился, теперь уже с глиняной кружкой в руке. — Прошу, господин, выпейте это, — он с почтительным поклоном протянул кружку, от которой исходил запах трав, довольно приятный, хотя и необычный. — Вам станет лучше, господин.

— Кто ты? — повторил Ирван, одним махом проглотив содержимое кружки, терпкий напиток, от которого по всему телу прокатилась волна приятного тепла.

— Я лекарь, господин, — ответил незнакомец, забрав опустевший сосуд и вновь поклонившись. — Витус, целитель и знахарь из вольного отряда капитана Н’Карра, имевшего честь биться с эльфами под вашими знаменами.

Ирван кое-что вспомнил после этих слов. Наемники действительно сражались вместе с его воинами, показав себя не только опытными, но и отважными бойцами. И почти все они погибли в одном из приграничных сражений, отчаянно атаковав эльфов в тот миг, когда вся армия отступила, не выдержав обстрела. Достойная смерть, о которой мечтали многие рыцари, но которая досталась безродным псам войны.

— Так что же произошло? — вновь настойчиво спросил король, почувствовавший прилив сил. — Я помню битву, и драконов, прилетевших с севера, и после этого только кошмары.

— Вы были ранены, государь, — почтительно ответил лекарь. — Мы проиграли ту битву, пали тысячи наших воинов, будучи не в силах противостоят драконьему пламени, а сами вы едва не сгорели заживо. Со дня той битвы на Финнорской равнине минул уже восьмой день, и вы, государь, все это время находились без сознания, так что я уже был близок к отчаянию. Это чудо, что вы пришли в себя.

Витус не мог знать, что где-то в глухих лесах, в самом сердце И’Лиара испустил дух придворный чародей и первый советник короля, мэтр Тогарус. И чары, наложенные им на сюзерена, истаяли, а уж остальное довершили настои самого лекаря.

— Остатки войска, преследуемые эльфами, отступили на юг, в Фолгерк, где дали им бой, — продолжил свой сбивчивый рассказ целитель. — Его светлость граф Тард осмелился принять командование теми, кто уцелел и был еще готов продолжать сражаться. Мэтр Тогарус ушел на север, чтобы биться с эльфийскими магами, и, вероятно, преуспел, ибо они потеряли власть над драконами. Ваш чародей не вернулся из зачарованных лесов, а наше войско, сумев задержать эльфов, сейчас отступает к столице. Нам удалось, кажется, оторваться, но враг все равно идет за нами по пятам, разоряя все на своем пути, беспощадно истребляя жителей и грозя настигнуть войско в любой миг.

— Что слышно с побережья, — спросил Ирван. — Есть оттуда вести, лекарь?

— Возможно, граф Тард… — Витусу очень не хотелось гневить короля, а поведать ему хоть что-то радостное лекарь не мог по причине отсутствия таковых известий.

— К демонам графа! — силы возвращались к Ирвану с каждым мигом, и он уже мог кричать во весь голос, так, что целитель в страхе содрогнулся. Правда, сесть в седло Ирван все еще поостерегся бы. — Черед графа еще придет, — уже мягче продолжил король. — Ты тоже должен многое знать, так не томи, рассказывай все, как есть.

— Хел’Лиан осажден, государь, — нехотя произнес Витус, подчиняясь повелению короля. — Аргашцы потеряли уже много кораблей, пытаясь доставить в город припасы, и многие говорят, что они могут оставить нас, не желая гибнуть напрасно. Эльфы оставили под стенами города сравнительно мало воинов, недостаточно, чтобы штурмовать, и у наших братьев есть шанс продержаться еще несколько недель.

— Разбиты, отступаем, — услышанное было столь страшным, что король, разумом понимая, что все сказанное является правдой, сердцем не мог принять это, просто не желая верить тому, что поведал лекарь. — Враг на наших землях, как это могло случиться? Где же доблестные рыцари, где наемники, эти дети войны, которым ничто не страшно, лишь бы платили полновесным золотом?

Воистину, никогда прежде король Ирван, владыка Фолгерка, не испытывал подобного потрясения. Армия, многочисленная, едва ли не самая сильная из всех, собиравшихся под этим небом со дня, когда пала Эссарская империя, казалось, просто не должна была узнать, что такое поражение. И вот они бегут, бегут по своей земле, преследуемые беспощадным, опьяненным человеческой кровью врагом, творящим жуткие бесчинства. А он, король, ранен и слаб, и едва ли даже сумеет теперь взобраться в седло.

Стоило ли жить, чтобы слышать такие безрадостные вести? Армия разгромлена, пали тысячи воинов, и враг попирает земли предков, принеся на них горе и боль. И он, венценосец, правитель державы, совсем еще недавно сильной и вольной, не может защитить свой народ, не может даже взять в руку клинок, чтобы пасть в схватке с врагом, как простой воин. Позор, позор во веки веков!

— Ступай, лекарь, — приказал, наконец, Ирван. Потрясение, охватившее, было государя, уступало жажде действия. — Пошли кого-нибудь за графом Тардом, и пусть явятся все сеньоры, все командиры. У нас еще много дел. Пусть мы понесли большие потери, но мы еще живы, и можем биться. Нужно собрать всех рыцарей, пригласить наемников, открыв королевскую сокровищницу. К демонам золото, — прорычал король, чувствуя, как кровь быстрее бежит по жилам, изгоняя из тела немочь. — Ведь не золото вовсе защитит наши дома. Пусть созовут ополчение, пусть всякий, кто может держать оружие в руках, встанет под наши знамена. Судьба королевства под угрозой, и долг каждого моего подданного — стать на его защиту в этот горький час. Нам нанесли оскорбление, и смыть позор можно только кровью врагов. Они посягнули на наши земли, так пусть умоются собственной кровью, раз оказались столь самонадеянны.

Лагерь пришел в движение. Всюду слышались отрывистые команды, бежали куда-то воины в полном боевом облачении. Рыцари спешили предстать перед своим королем, увидеть которого живым многие из них уже и не чаяли. И мчались во все концы королевства гонцы на быстрых конях, спеша объявить волю государя. Война продолжалась.


Конец

Май — август 2008, ноябрь 2009.
Рыбинск

Примечания

1

Пропустите нас. Мы ведь еще в Р’роге, а не в ваших владениях, и вы не смеете нас задерживать (эльф.).

(обратно)

2

Следуй за нами, Дочь Леса. То, что ты несешь, нужно нашим вождям. Ты ведь понимаешь, что мы не отпустим тебя. Скажи человеку, чтобы бросил оружие, может, тебя он послушает. Не хотелось бы убивать его без веской причины (эльф.).

(обратно)

3

Оставь его, госпожа. Неужели не противно говорить с этим скотом! (эльф.)

(обратно)

4

Не смей так говорить, Гелар! Не стоит считать его низшим существом, только потому, что его век короче нашего (эльф.).

(обратно)

Оглавление

  • Книга первая: НАЧАЛО ПУТИ
  •   Интро
  •   Пролог
  •   Глава 1. Пираты равнин
  •   Глава 2. Гроза над лесом
  •   Глава 3. Воля короля
  •   Глава 4. Друзья поневоле
  •   Глава 5. Дорога через чащу
  •   Глава 6. Кровавых дел мастера
  •   Глава 7. Торговцы смертью
  •   Глава 8. Королевская охота
  •   Эпилог
  •   Глоссарий
  • Книга вторая: БЕЗ СТРАХА И СОМНЕНИЙ
  •   Пролог
  •   Глава 1. Западня для нелюди
  •   Глава 2. Слишком много охотников
  •   Глава 3. Дар принцессы
  •   Глава 4. Месть за милосердие
  •   Глава 5. Исчезающая надежда
  •   Глава 6. Чаши весов
  •   Глава 7. Незваные гости и гости поневоле
  •   Глава 8. Откровение
  •   Эпилог
  • Книга третья: ЧАС ДРАКОНА
  •   Пролог
  •   Глава 1. Горечь победы
  •   Глава 2. Повелители морей
  •   Глава 3. Погребальные огни
  •   Глава 4. Безумство обреченных
  •   Глава 5. Не ведая боли, не зная пощады
  •   Глава 6. Сердце леса
  •   Глава 7. Сорвав все маски
  •   Эпилог
  • Кода
  • *** Примечания ***