Учеба [Синтия Озик] (fb2) читать постранично, страница - 2

упускает что-то в жизни вовсе не из-за них — их она лишь презирает. Не сомневается: они выскочат замуж за торговцев ночнушками или счетоводов из Школы делового администрирования; ни одной из них не светит поехать в Турцию изучать леворуких этрусских богинь. И тем не менее она в унынии. Жизнь ее видится Юне донельзя дюжинной: сейчас практически все ее знакомые знают разницу между синекдохой и метонимией (раз ты в аспирантуре, иначе и быть не может), и это грустно, но уже не важно. Все не так уж важно — вот в чем беда. А вот что еще хуже: у нее есть жуткая тайна — тема диссертации ее не слишком-то увлекает, и это ее страшит. Страшит Юну и дизентерия — в Турции ее подхватишь в два счета, хоть она и пообещала матери, что будет кипятить все подряд без разбору. Родиться бы дурой, тогда бы ей одна дорога — замуж, и добиваться Фулбрайтовской стипендии было бы незачем.

Розали тем временем доходит до девяносто пятой страницы и, не глядя, отхлебывает лимонад; когда в соломинке громко хлюпает, она понимает, что лимонад допит, и отставляет стакан. Соломинка, хоть и примятая, остается незапятнанно-желтой.

Юна — вид запачканных помадой соломинок ее коробит — сочла, что с Розали стоит поговорить: не исключено, что она небезынтересная.

— Ты же понимаешь, что читать Маргарет Мид — пустая трата времени, — начинает Юна. — Культурная антропология не знает такого понятия, как уровень, — говорит она для затравки, чтобы втянуть Розали в спор, — вот в чем ее изъян.

Розали ничуть не удивляет, что к ней обратились вот так, с бухты-барахты.

— В этом-то и суть, — говорит Розали. — Так и должно быть. Относительность культуры. Что есть, то есть. Что запретно в Нью-Йорке, разрешено в Занзибаре.

— Решительно не согласна, — говорит Юна. — Это безнравственно. Возьмем убийство. В любой культуре убийство запретно. Я верю в совершенствование человека.

— И я верю, — говорит Розали.

— Признай, что твоя точка зрения нелогична. Я что хочу сказать: раз ты веришь в совершенствование человека, ты должна верить, что уровень совершенства существует и все народы к нему стремятся.

— Никто не совершенен, — Розали скисает.

— Это не так.

— В таком случае назови какой-нибудь образец совершенства.

— При чем тут это, — говорит Юна как можно серьезнее, на какую способна. — Пусть в моем кругу таких людей нет, но это вовсе не значит, что их вообще нет.

— Да не может их быть.

— Может, очень даже может. Нужно только волевое усилие. В теории они есть. Я — последователь Платона, — поясняет Юна.

— А я — безбожник, — говорит Розали. — Так по-русски называют атеистов.

Юна прямо ахает от восторга.

— Ты знаешь русский?

— Одна моя подруга, она сейчас беременна, весь прошлый год учила русский.

— Скажи что-нибудь еще.

— Товарищка. Больше я ничего не знаю. Эти слова я знаю, потому что эти двое называли меня так.

— Двое? — придирается к слову Юна. Она умеет придраться к какой-нибудь мелкой подробности, чтобы вышутить собеседника. — У тебя что, две беременные подруги и обе говорят по-русски?

— Из этих двоих один — мужчина.

— А-а, — тянет Юна: по ее мнению, нет ничего скучнее женатых пар. — И как это ты сподобилась сойтись с таким старичьем?

— Ей двадцать три, а ему двадцать два.

Юну это впечатляет, чтобы не сказать пугает.

— Выходит, они моложе меня. Я что хочу сказать: слишком они молодые, чтобы так себя закабалить. Им, как я понимаю, не удалось получить серьезного образования?

— Мэри — юрист, а Клемент… впрочем, если ты такая противница Мэри Мид, я не скажу тебе, чем занимается Клемент.

— Скажи, — просит Юна.

— Клемент учился у Мэри Мид, защитил магистерскую по антропологии в Колумбийском университете, а потом взял да и переключился на религию, вернее, на мистицизм и перешел в Объединенную теологическую семинарию^[4]. Им пришлось перебраться в Коннектикут, чтобы Мэри, как родит, смогла начать работу над докторской в Йельской школе права^[5]. Вообще-то, — Розали скребет пальцем-сосиской по «Совершеннолетию в Самоа», — это книга Клемента. Он дал ее мне два месяца назад, но я не видела их целую вечность, собираюсь к ним в ближайший уик-энд, и без книги лучше к ним носа не казать. Они терпеть не могут, когда книги берут без отдачи. Даже завели картотеку, прямо как в настоящей библиотеке, и, когда книгу возвращают, задают вопросы — хотят удостовериться, что книгу взяли не просто так, от нечего делать.

— И ты хочешь нахвататься перед выходными? — заключает Юна. И понимает: она завидует. Эта штука с картотекой приводит ее в восторг. — По-видимому, они потрясающие. Я что хочу сказать: по-видимому, они чудо что такое.

— Да, они ничего, — без особого энтузиазма соглашается Розали.

— А как их зовут? Как знать, вдруг они прославятся? — Юна неизменно берет на заметку людей, которые могут прославиться, — для нее это своего рода капиталовложение: так другие собирают