Аптечная ведьма [Наталья Валенидовна Колесова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Аптечная ведьма
Звякнул колокольчик на входной двери. Я вскинула голову с улыбкой: — Добрый де… И слова приветствия замерзли у меня на губах… вернее будет сказать, засохли, потому что мгновенно пересохло во рту. На фоне белой открытой двери стоял человек в черном. Внимательно осматривал помещение аптеки. Взгляд темных глаз задержался на мне не дольше, чем на других предметах интерьера: я не представляла для него никакой опасности. Шагнул — вернее будет сказать, скользнул — вперед, шелковая черная ткань просторной одежды взлетела крылом то ли из-за его стремительного движения, то ли из-за сквозняка из открытой двери. Просто черный ангел. Ангел инквизиции. Дивный оксюморон… Дьякон Иеремия, личный телохранитель матери Агнессы, а если проще — дипломированный убийца — быстро обследовал помещение, заглянул в провизорскую, сбежал по лестнице в цокольный этаж, где находятся склад и жилые комнаты. Судя по тому, что телевизор как ревел, так и ревет, дети его не заметили. Иеремия взлетел обратно по лестнице, бесшумно пересек зал и повернул ручку двери. Я отлепилась от прилавка, спеша навстречу шустрому, одетому во все белое, колобку, вкатившемуся в аптеку. — Матушка Агнесса! — склонилась к протянутой руке, коснувшись губами перстня: индикатор мгновенно оценил мой уровень, колебания потенциала, потери в течение предыдущих суток — и передал данные своей владелице. Розовые губы Агнессы сложились в улыбку, и я с облегчением выдохнула: визит Инквизиции всегда чреват неожиданностью, а милость ее так ненадежна… — Очень рада! Агнесс погрозила пухлым пальчиком: — Сколько раз тебе говорить — не перебарщивай в демонстрации верноподданнических чувств! Я невольно улыбнулась. — Как скажете, матушка Агнесс… Не хотите ли чаю? Матушка захлопала в ладоши: — Твоего прекрасного чаю, моя милая! Какой же идиот от него откажется? Я покосилась на ее телохранителя: — Находятся и такие… Иеремия стоял за спиной патронессы, сложив на животе руки: высокий ясный лоб, черные густые, чуть поднятые к вискам брови, волосы льются смоляной рекой вдоль четко вылепленных скул, очи долу — хоть икону с него пиши! Но внешнее благолепие дьякона обманчиво; все помнят, как в прошлом году он в одиночку разметал неудавшихся убийц Агнессы. Да и на ухоженных, с мужским маникюром, руках поблескивает пара полированных металлических перстней-индикаторов: признак спецслужб Инквизиции… Загудели ступени — к нам поднимался Антон. — Марийка, а где… — не дойдя до верха, он остановился, уставившись поверх перил на нежданных и незваных посетителей круглыми блестящими глазами: — Ну ни хрена себе! — Это матушка Агнесс и ее… сопровождающий, — поправила я. — А вовсе не какие-то 'ни хрена себе'! Мельком взглянула на 'сопровождающего'. У Иеремии смеялись глаза. А ведь у прежних телохранителей Агнессы отсутствовало чувство юмора. Напрочь. — Поздоровайся! — Здрасс… те. — Добрый день, юноша, — Агнесса благоволит к симпатичным молодым людям. Особенно, если те начисто лишены потенциала. — Вы что-то хотели спросить у Мариам? — А… да. Когда жрать-то будем? Я сладко улыбнулась: — Когда сваришь. Мы же договаривались о распределении обязанностей, помнишь? — У, — сказал мой вечно голодный племянник. — Ну ладно. И с топотом понесся по дрожащим ступеням вниз. — Родственник? — Племянник, — я поспешила добавить: — по брату. Всем известно, что способности передаются исключительно по женской линии. — Очень похож. Антон вымахал с коломенскую версту, говорит густым баритоном — а губы все еще пельменями, круглые глаза по-щенячьи любопытны и шалы… В зеркале я вижу совсем иное отражение. Цветные линзы придают моим глазам зеленый цвет — по статусу положено. Русые волосы всегда гладко уложены, на остром носу — круглые очки. Рот, правда, тоже полногубый, но крепко сжат и озабочен. Аптечная униформа приятного неброского голубо-зеленого цвета. При одном взгляде на меня становится понятно: я — разумная, практичная и умеренная во всех отношениях женщина. Хотя… разумная и умеренная ведьма — оксюморон тоже тот еще. Я не стала вешать табличку 'закрыто': не в моих привычках терять деньги. Расположились прямо в зале. Посетительницы часто любят посиживать за этим уютным столиком, пробуя различные тонизирующие или успокаивающие напитки. Последний мне сейчас, ох, как бы пригодился! Пришла беда — отворяй ворота. Пришла Инквизиция — выноси тело… Агнесс потирала руки, с предвкушением разглядывая розетки, полные прозрачного меда разных оттенков янтаря. — Ах, Мариам, как все красиво и как вкусно! — И как здорово! — подхватила я. — В моей аптеке… — Знаю-знаю: 'только экологически чистая продукция, натуральные компоненты, дары природы'… Какой дивный аромат! Я поставила все-таки три чашки, хотя и не сомневалась, что телохранитель к угощению не прикоснется. К моему изумлению, Иеремия тоже плеснул себе золотисто-коричневого чая. Поднес к лицу, внимательно изучая цвет и аромат; глотнул, покатал на языке, точно ценитель дорогого вина… Говорят, им каким-то образом стимулируют вкусовые рецепторы, чтобы могли определять яды и неизвестные, возможно, опасные компоненты. Я сказала недовольно: — Господин дьякон, я ведь и себе из того же чайника наливаю! Иеремия сделал последний глоток. Он так редко подает голос, что я каждый раз забываю, какой он у него низкий. — А вдруг вы решили покончить жизнь самоубийством, госпожа аптекарша? Агнесс звонко рассмеялась, похлопала меня по руке мягкой ладонью. — Не обижайся на него, моя милая! Такая уж у Иеремии работа! Внешность матери Агнесс располагает к уютной доверительной болтовне: пухленькая бабушка с белыми завитыми кудряшками, выбивающимися из-под чепца; голубые глазки поблескивают за круглыми очками в золотой оправе. Просто фея без крылышек из какой-то детской сказки. Конечно, если забыть, что милая старушка — одна из трех самых главных людей в Инквизиции. Я не забывала. Да еще этот ее телохранитель! Иеремия стоял поодаль, ни взглядом, ни жестом не участвуя в разговоре, но казалось, что он просто нависает надо мной, давит — одним своим присутствием. Просторная светлая аптека стала слишком тесной и душной, словно он заполнил ее целиком. Да еще я постоянно чувствовала его взгляд, хотя, сколько бы не вскидывала глаза, дьякон неизменно смотрел либо в пол, либо в окно, следя за прохожими. — Так вот, Мариам, для чего мы к тебе наведались… — Агнесс, наконец, отставила чашку, и я обратилась в слух. Звякнул колокольчик. Я только еще оборачивалась, а дьякон уже очутился у входа, придерживая дверь. Я мысленно застонала: ну до чего ж не вовремя! Татьяна стояла на пороге, не решаясь ни войти, ни выйти. Со стороны казалось, что они с дьяконом играют в перетягивание двери; только лицо Иеремии по-прежнему было невозмутимым, а у Татьяны даже пот выступил над побелевшими губами. Да заходи же, идиотка! — Подойди ко мне, дитя мое! — словно услышала мои метавшиеся мысли Агнесс. Татьяна, наконец, отцепилась от дверной ручки и подошла на негнущихся ногах к столу. Неловко присела, бормоча приветствие, и коснулась губами перстня. Вошедшая за ней девочка разглядывала всех любопытно посверкивающими голубыми глазенками: не научилась еще бояться. — Твое имя? — Татьяна… Лиховец. Гадалка. Третий уровень, матушка… Она никогда не сталкивалась с Агнесс, но сознавала, что перед ней явно не рядовой состав инквизиции. В глазах Татьяны по-прежнему метался ужас. — Опять привела ко мне Малушу? — с нажимом спросила я. Гадалка все косила, как испуганная лошадь, на маячившего рядом дьякона, но кажется, начала приходить в себя. Пробормотала: — Я… да… пусть она у тебя побудет… — Как обычно, до вечера? — Да-да… — Малуша, пойди вниз, поиграй с детками! Белобрысые косички едва успели за своей стремительной хозяйкой. Татьяна пятилась к выходу: Агнесс наблюдала за ней с благожелательным любопытством, Иеремия — равнодушно. — До свидания… Кинув последний затравленный взгляд на дьякона, Татьяна наконец скрылась в дверях. Агнесс с интересом посмотрела на меня. — Дети? Я пожала плечами. — Подростки подрабатывают в аптеке в 'высокие часы'. А детишек мне время от времени подкидывают знакомые, когда оставить не с кем. У Лиховец гадательный салон чуть дальше по улице… Итак, матушка, вы собирались рассказать мне о цели вашего визита. Еще чаю? — Да, спасибо, милая. — А вам, господин дьякон? — сладенько предложила я. Иеремия в этот раз не удостоил меня ни ответом, ни взглядом. Слава всевышнему! Я сделала глоток, и в этот момент Агнесс сказала: — По нашим сведениям, в городе появился Словесник. Не знаю, какой от меня ожидали реакции, но от неожиданности я поперхнулась и жестоко закашлялась — до слез, чуть ли не до рвоты… Когда, наконец, пришла в себя, вытерла салфеткой горевшее лицо и спросила севшим голосом: — Вы уверены? Вопрос был таким же излишним, как и переспрос: 'что вы сказали?' — Ты ничего об этом не знаешь, Мариам? — Мне… нечего сказать вам, матушка Агнесс. — Зато мне есть, что сказать! — Агнесс подалась вперед, упершись округлым подбородком в сомкнутые замком руки. Глаза ее сейчас потеряли обычные мягкость и лукавство и стали колючими, немигающими — глаза змеи, наметившей жертву. — Если кто-либо что-либо знает о Словеснике и передаст нам эти сведения, то он (она) получит индульгенцию до конца дней своих… Ох! А долгими ли будут эти дни? — Передай ковену, — впервые Агнесс говорила так откровенно, без экивоков, — что и в его интересах побыстрее передать Словесника к нам в руки. Колдун, одним словом своим заставляющий делать человека то, что противно его природе, разуму и божественному замыслу… — Да это же признак любого успешного политика! Не пробовали поискать среди них? — Оставь свои шутки, Мариам! День, когда я перестану шутить — пусть и не всегда мои шутки вызывают смех — станет последним днем нашего мира. Иначе на чем ему еще держаться? — Я очень серьезна, матушка Агнесс. Есть ли признаки, по которым можно узнать Словесника? — Нет. Он может быть любого пола и возраста, вероисповедания и национальности… — То есть, он может появиться и среди инквизиторов? — вставила я с наивозможнейшей почтительностью. — Чистота наших рядов — наша забота! Кстати, Словесник может быть и ребенком — в том числе и не проявленным. Может быть, он как раз находится здесь, внизу? Сердце мое сжалось, но я сказала вкрадчиво, подражая иезуитскому тону матери Агнесс: — А может быть, он находится в этой комнате? Тишина. Агнесс слегка отклонилась назад, пытливо меня рассматривая. Кажется, я зарвалась… — И такое возможно, — сказала она, наконец. — Словесником может стать и уже проявленная ведьма. Что напомнило мне… С завтрашнего дня выходит указ, как его там… — она поднесла ко лбу палец, демонстрируя старческую забывчивость. — В связи с… ну это мы еще сформулируем… тра-ла-ла… верховный совет рекомендует и приказывает ужесточить контроль за действиями проявленных ведьм… временно ограничить их гражданские права, как то… право на свободное передвижение с места постоянного проживания… обязует их проходить контроль каждые два дня… Что же касаемо ведьм не проявленных, а пуще того — не зарегистрированных, — Агнесс начала с кряхтением вставать, телохранитель поддержал ее под пухлый локоток, — им дается срок три дня на прохождение регистрации, иначе наказание будет суровым, по законам военного времени… конечно, я шучу, моя милая, но тюремное заключение обеспечено, так и передай… Значит, все, что сейчас происходит в городе, решено свалить на ведьм… Не в первый раз, кстати. — Передам, — потерянно сказала я, осмысливая все ею сказанное. И взвыла: — Каждые ДВА ДНЯ?! Матушка Агнесс! Помилуйте, да как же так!! Агнесса залилась звонким девичьим смехом. — Ох, моя бедная девочка! Но для тебя-то мы, конечно, сделаем исключение. — Я вам так благодарна, матушка… — Раз в два дня тебя будет проверять Иеремия. Я потеряла дар речи. Не знаю, кто из нас был поражен больше. Дьякон даже сделал шаг к патронессе, наклонил голову, заглядывая ей в лицо, словно проверяя, не шутит ли та. — Я?! — Он?! — Но ваша охрана… — Уж лучше я проторчу полдня в участке! — С этим справится любой пристав… — Что про меня подумают соседи? Клиенты? Агнесс, по-прежнему смеясь, вскинула пухлые ладони: — Тише-тише, дети мои! Иеремия, Мариам — наш лояльный осведомитель, мы не должны причинять ей неудобств больше, чем потребно для соблюдения закона. Мариам, Иеремия будет приходить сюда в штатской одежде. Больше никаких возражений? Возражения были. И все они были бесполезны. Я поглядела на четкий профиль отвернувшегося к окну дьякона. На его крепких скулах ходили желваки. Когда вновь зазвенел колокольчик, Иеремия лишь бросил взгляд на дверь, но не сдвинулся с места. Анна Камча, владелица салона красоты через дорогу напротив, замешкалась вовсе не от испуга — чего ей-то бояться? — просто оценивала размер моих неприятностей и стоит ли теперь иметь со мной дело. — Добрый день, — сказала прохладным голосом. Даже Иеремия слегка кивнул: неудивительно, ведь Анна была живой рекламой своего салона. Перевела на меня взгляд чудесных синих глаз. — Могу я оставить у вас детей, Мари? У няньки выходной, а мне в налоговую, это на весь день. — Да, конечно. — Иван, Ивонна! Ведите себя хорошо! — Анна повернулась, пропуская в двери своих неугомонных близнецов. Эти все делали хором. — Здра-а-асьте, Мари-ийка! А-антоха та-ам? — Там-там… Удивленно покачивая головой, и бормоча: 'Вот не знала, что ты так чадолюбива!' вышла Агнесс. Телохранитель придержал перед ней дверь и закрыл, не одарив меня и взглядом. Ах, бедняжка так расстроен! — Шикарный мужик. — А?! — Шикарный мужик этот дьякон, говорю. — Заберите себе, — кисло предложила я. Анна пощелкивала клатчем. Смотрела изучающе: — Неприятности? Я повертела рукой в воздухе. Поморщилась. — Комси-комса… — Если нужна помощь, у меня есть кое-какие связи. Я ничего не обещаю, но… — Я вам очень благодарна, Анна. — Мне не хотелось бы лишиться такого хорошего поставщика. До вечера. Иногда я думаю, что из Камчи получилась бы настоящая ведьма!* * *
Я выглянула из провизорской на звяканье колокольчика. Лампочка над входом тускло освещала прикрывавшего дверь мужчину. — Извините, но мы уже закрыты. — И для меня? — Дьякон?! Еле различимый в полумраке аптеки Иеремия смотрел на меня, снимая перчатки. На его черных волосах блестели капли дождя. — Не ждали? — Признаться, уже нет, — холодно отозвалась я. Я очень надеялась, что он сумеет переубедить свою патронессу. А когда день подошел к концу, так просто возликовала. Хотя теперь придется тащиться в участок, высиживать многочасовую очередь, терпеть мелкое хамство приставов… Но все это меркнет перед огромным облегчением: не видеть лишний раз Иеремию. Но вот не случилось. Кто же знал, что его принесет к самой ночи? Тяни не тяни… Вздохнув, я решительно пересекла торговый зал. Остановилась перед дьяконом. — Надеюсь, я не обязана целовать вам руку? — А вам бы этого хотелось? Ах, как же хочется двинуть по наглой инквизиторской физиономии! Я прошипела: — Да делайте же свое дело, дьякон! У меня еще уйма работы! — Я тоже не горю желанием здесь задерживаться. Я заставила себя не уклониться, когда инквизитор поднял руку. Телесный контакт для проверки вовсе не обязателен, более-менее верный результат дает и близкое расположение объекта… то есть ведьмы… то есть меня. Но Иеремия, к сожалению, работал в контакте. Коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. Я ощутила холод индикатора и тепло руки, уловила запахи кожаных перчаток и ночного дождя. Прикосновение затягивалось. Я вопросительно вскинула глаза — инквизитор, отняв руку, взглянул на перстень, и вновь прижал его — чуть выше, к виску. Не то, чтобы я чего-то опасалась… — Что-то не так? — спросила напряженно. Иеремия смотрел не на меня — на свою руку, точно прислушивался к ощущениям. Пробормотал: — Все так, но… У меня упало сердце: — Что — но? Его рука, отведя мои распущенные волосы, легла мне на шею, чуть ниже уха. Я приоткрыла рот от изумления. Если бы он чуть двинул пальцами, это бы уже походило на любовную ласку. Но инквизиторская ладонь оставалась неподвижной. Иеремия взглянул на индикатор на левой руке — так другие смотрят на часы, засекая время. Уточнил, не поднимая глаз: — Травница, вторая ступень, ведь так? — Да… Иеремия наблюдал за индикатором, я в упор смотрела на него. Брови нахмурены, косо стриженые волосы частично скрывают левую половину сосредоточенного лица. Я ожидала, что его 'штатское' будет каким-нибудь элегантным костюмом, а инквизитор явился в черной кожаной куртке, из-под которой выглядывала ослепительно белая майка, облегающая рельефную грудь и плечи. На широкой серебряной цепи — парочка амулетов, Если поднапрячься, можно понять, от чего именно защищающих, но наверняка наимощнейших. Темно-синие джинсы дорогой марки, кожаные ботинки. Передо мной стоял спортивно одетый, молодой и — скрепя сердце, я, наконец, признала это — привлекательный мужчина. Если, конечно, забыть — кто он. Наконец, индикатор быстро замигал синим цветом. Я не в курсе, что это означает, но Иеремия с удовлетворением кивнул. Натягивая перчатки, обвел глазами аптеку за моей спиной. Мельком взглянул на меня. — До послезавтра. Звякнул колокольчик. Я заперла дверь, рассматривая в темном стекле свое отражение. Озабоченное лицо, волосы падают на открытые плечи — я уже переоделась в домашнее… Машинально потирая шею — там, где ее касалась рука инквизитора, немножко покалывало и жгло, словно от горчичника — я пошла в провизорскую. Ночь обещает быть долгой, надо выпить успокоительного.* * *
Я потянулась к полке с чаями, предназначенным для самых дорогих (во всех смыслах) клиентов: налоговой, санэпидстанции, пожарников и… — Уютно. Я взвилась в воздух, рассыпав, конечно, при этом драгоценный чайный сбор. А его, между прочим, до следующего урожая теперь не найти! Чудом удержавшись от чертыханья, я круто повернулась к двери. Там, прислонившись плечом к косяку и засунув руки подмышки, стоял дьякон Иеремия. Обводил неспешным взглядом полки, коробки, полотняные мешочки, сохнущие под потолком пучки трав этого лета… Под конец взгляд его остановился на мне. — Весьма. Неужели уже наступило послезавтра? Я почему-то ожидала, что он явится так же ближе к ночи. Ответила ему холодным взглядом. — Счастлива, что вам понравилось. Вы хотели проконтролировать мою работу? — Именно. — Как видите, — я развела руками, демонстрируя опрокинутую жестяную коробку и неровный слой измельченной травы под ногами, — контролировать теперь нечего. Но если хотите, можете подобрать с полу. Для анализа в химлаборатории. — Непременно. Говорит одними наречиями. Или силовику, кроме мышц и реакции, не пристало иметь еще и развитую речь? Я начала сметать драгоценный сбор в кучку. Взгляд Иеремии сверлил мне затылок. Не поднимая глаз, я поинтересовалась досадливо: — Как же вы оставили свою патронессу без присмотра? — У нее есть и другие телохранители. Какая сложная и длинная фраза! Мои аплодисменты, дьякон! Выпрямившись, я мрачно сдула со лба выбившуюся прядь. За спиной дьякона маячила Катеринка, делая большие глаза и безмолвные восхищенные жесты. Чуть ли не собранные вместе персты целовала, показывая, насколько посетитель… вкусный. Я грозно нахмурилась. Дьякон тут же оглянулся: мелкая паршивка с невинным видом наклеивала штрих-коды на коробки. Яркие губы ее смеялись. — Ну что? — спросила я выжидающе. — Сейчас меня проверите? — Заканчивайте, я не тороплюсь. — Кажется, вас присылали не для того, чтобы контролировать каждый мой шаг? — сказала я с неприязнью. — Пусть вам и дальше так кажется, — отозвался Иеремия. Его низкий голос прозвучал насмешливым эхом. Быстро, как в прошлый раз, вытурить его не удастся. Ну и… пес с ним! Под неотступным взглядом дьякона я начала готовить чайный сбор заново. Двигалась медленно, не из боязни снова просыпать траву, а чтобы не радовать его своей нервозностью: вдруг он заметит дрожь моих пальцев? Щепотку того, щепотку сего, стебелек, цветок, пару сушеных ягод… Сосредоточиться никак не удавалось. Я вновь вздрогнула, услышав за спиной: — Я думал, вы пользуетесь мерками или весами. — Нет необходимости, я же не лекарство готовлю, а просто чай! — раздраженно отозвалась я. — И вообще, не говорите мне под руку! Заметив краем глаза его быстрое движение, я шарахнулась в сторону. И увидела, что Иеремия задвигает подальше на полку опасно накренившуюся надо мной чугунную ступку с пестиком. Не опуская руки, глянул на меня искоса. Я заморгала. Дьякон отступил, сказав ровно: — Не стоит благодарности. И вернулся в зал. Задрав голову, я оглядела ступку. Чертова Катерина! Вот пойди пойми, зачем она туда ее засунула — по девичьей рассеянности или убить меня планировала? От нас, ведьм, можно ожидать чего угодно! Но ожидать от инквизитора помощи… Кажется, дьякон так вжился в роль телохранителя, что не может выйти из нее и в отсутствие под боком патронессы! — Катеринка! — крикнула я. Молоденькая ведьмочка-фармацевт тут же влетела в травную, горячо зашептала мне в ухо: — Обалденный парень, да?! Видала, какие у него бицепсы? А грудь какая широкая? И зад какой крепки-ий… Я прервала ее увлекательную экскурсию по инквизиторскому телу. Сказала сухо, показав на ступку над своей головой: — Катерина, какая тебе польза от моей безвременной кончины? Я ведь не включала тебя в свое завещание! Та задрала голову, сообразила и захихикала: вот и пойди пойми, то ли специально это сделала… А то ли нарочно. — Марийка, я пойду его чайком угощу, ты не против? Я вспыхнула: — Идиотка, ты что, не видела индикаторы? Это же Инквизиция! Катеринка изобразила глазами и ртом три огорченных 'о!'. Я продолжала бушевать шепотом: — И если он заметит, что ты пытаешься подсунуть ему любовный напиток, он тебя просто по стенке размажет! Катеринка томно закатила глаза — зеленые, без обману. — Лучше бы он меня размазал по постели… Тьфу! Фармацевт неожиданно проявила бдительность: — А что он от тебя-то хочет? — Средство для мужской потенции! — мстительно сказала я.Я выдержала характер — вышла, лишь когда сбор был полностью готов. Катерина обслуживала пару клиентов, кидая поверх голов на Иеремию томные взгляды. Тот стоял у противоположной стены, заложив руки в карманы, изучал витрину с детскими товарами. Я, не удержавшись, бросила взгляд на его обтягивающие джинсы. Гм… действительно. Обменявшись улыбками с покупателями, подошла к дьякону. — Я готова. Иеремия повернулся, меряя меня взглядом. — К чему? — К проверке. — Я уже проверил, — сказал Иеремия. — В травной, когда вы работали. И когда я кипела от раздражения и неприязни. Говорят, индикатор может выдавать и испытываемые объектом эмоции… Ну что ж, поделом тебе, мерзкий ты святоша! — Тогда что вы здесь… делаете? Иеремия повел широкими плечами. — Отдыхаю. У вас и правда очень уютно. И тихо. Вы заметили, что именно в вашем районе практически нет беспорядков? Еще бы. Мы стараемся. Я попробовала его отвлечь: — То есть, вы можете работать и без непосредственного контакта? — прекрасно, припомню ему это при следующей проверке! — Могу. Тем более, у вас слишком стойкий парфюм, — он демонстративно принюхался к собственным пальцам. — Очень навязчивый запах… Чем вы таким душитесь? Я слегка растерялась — я ведь вообще не использую никаких духов… Ах ты ж!.. Издевается! Странно, а ведь в компании Агнесс он казался мне лишенным всех человеческих слабостей: убить — убьет, а жилы тянуть не будет. Ну что ж, в эти игры можно играть и вдвоем… Я показательно всполошилась. — Ах, боже мой! Простите, я не подумала, не предусмотрела! Надо же принять экстренные меры! Катеринка, Катеринка! — Что такое? — встревоженно отозвалась фармацевт. — Упакуй господину Иеремии одноразовые перчатки и какое-нибудь дезинфицирующее средство! Посильнее! — Один момент! Я пояснила смотрящему на меня в упор Иеремии: — А то не дай бог, подцепит еще что-нибудь от ведьмы! Растянул губы в улыбке. — Вы очень заботливы, Мариам. Думаете, этого будет достаточно? — Не уверена, но попробовать все же стоит. Подлетевшая Катерина вручила дьякону наш фирменный зеленый пакетик: — С вас пять семьсот. — Сколько?! Я тоже в удивлении вскинула брови. Фармацевт шепнула мне: — Ну, я сразу упаковала то средство, что он у тебя спрашивал… Пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Слегка качнув головой, инквизитор, тем не менее, извлек из кармана джинсов кожаный бумажник и отсчитал деньги под нашими взглядами. — Видимо, средство очень сильное… — Никто не жаловался! — с жаром заверила его Катерина. — Еще и за следующей упаковкой приходили! Видимо, я издала какой-то невнятный звук, потому что Иеремия глянул на меня подозрительно. — До встречи. — Доброй дороги, дьякон. Звякнул колокольчик. Сквозь стеклянную дверь я наблюдала, как Иеремия приостановился на крыльце. Заглянул в пакет. Достал и покрутил упаковку, на мой взгляд, очень приятную и символичную: на красной дорогой бумаге был изображен корень жизни. Дьякон вчитался в аннотацию… Нервно дернул головой, запихнул обратно в пакетик и с размаху швырнул все в мусорку. Спускаясь по ступеням и натягивая перчатки, оглянулся. Знаю, что инквизитор меня не видит, но взгляд его чуть не прожег тонированную дверь насквозь. Я тряслась от беззвучного смеха, но умудрилась сказать спокойно: — Катеринка, подбери, пожалуйста, пакет на крыльце. Господи Иеремия его обронил по рассеянности… Когда Катерина вернулась с улицы, неся в отставленной руке смятый пакет, я шепнула ей: — Можешь продать кому-нибудь по второму кругу… Фармацевт глянула на меня укоризненно: — И кто-то мне еще говорил, чтобы я не связывалась с Инквизицией!
* * *
Я шла по улице, выстраивая в голове как можно более короткий и скоростной маршрут до искомой точки. Мой 'жучок' сегодня, как назло, не завелся. Иногда я думаю, что внутри моей машины живет маленький зловредный демон, который засунули еще на заводе или в какой-нибудь автомастерской, и который поддается лишь частичному и временному укрощению… Я не стала краситься и беспрепятственно подставляла лицо моросящему дождю. Улица еще спала, спали автомобили, уютно уткнувшиеся носами в тротуар. Я раскланялась с зевавшим зеленщиком, лениво поднимавшим ставни на окнах и дверях своей лавочки. Мне нравится раннее утро, нравится сонный город, потягивающийся, просыпающийся, еще не раздраженный и не озлобленный дневными заботами. Даже рев приближавшегося мотоцикла не сбил моего лиричного настроя — я лишь проводила вывернувшего из-за угла мотоциклиста в черном шлеме рассеянным взглядом и перешла дорогу. Мотор за спиной стих, потом вновь заработал — но уже тихо, бархатно, приближаясь… — Куда-то собрались? День, когда я не испугаюсь его появления, станет поистине историческим днем в моей жизни. Я резко обернулась. Черный мотоцикл тихо остановился рядом. Иеремия снял шлем, отбросил с лица рассыпавшиеся волосы. — Да… — Куда именно? — Напомните мне, чтобы я сверяла с вами свои планы и расписание! — от испуга сварливо сказала я. — А сейчас — я тороплюсь. Нельзя ли покончить с процедурой поскорее? — Будете сверять, если понадобится, — спокойно сказал дьякон. — И отвечать на мои вопросы — тоже. Итак, куда вы отправились в такую рань? Я смотрела на него беспомощно: чистую правду говорит, понадобится — буду. Это я так… трепыхаюсь. Хотя ведь давно уже принимала это знание, как данность, но какой-то бес в моей душе подталкивает противоречить дьякону. — Если я скажу, что за свежевыпеченными булочками — поверите? — Я вздохнула. — Ну вот потому и не скажу… Поглядела с тоской по сторонам: Иеремия молча ждал. — Позвонила приятельница, нужна помощь. Мне нужно в Зареченский. Если вы уже всё, — я показала на его руки в перчатках, лежавшие на руле, — измерили, можно я пойду? Туда еще добираться и добираться. Мотоцикл, тихо и ровно урча, словно сытый черный зверь, ехал рядом — Иеремия отталкивался ногой от мостовой, ведущей под уклон. — Пешком? Метро закрыто. И транспорт еще практически не ходит. Я вновь вздохнула: — Моя машина сегодня не завелась, таксисты туда ездить отказываются… А на метле, несмотря на свой преклонный возраст, я так летать и не научилась. Так что… — Я довезу. Мне показалось, я ослышалась. — Что? — Довезу, — спокойно повторил Иеремия. — Шлем под сиденьем. Растерянная неожиданным предложением, я глядела на дьякона, машинально заправляя за уши влажные от дождя волосы. Похоже, Иеремия не спал этой ночью — темные круги вокруг темных глаз, углубившиеся морщины у рта. С дежурства-охраны матери — и сразу ко мне? Воспользоваться помощью Инквизиции — что может быть для ведьмы забавнее? Так и волки — то есть дьякон — будет сыты, он присмотрит за нежданной подопечной, и овцы — понятно, кто — целы… — Держитесь крепче, — сказал дьякон. — И лучше, не стесняясь, за меня. Я честно вцепилась в ручку, но когда на крутом повороте меня чуть не оторвало от сиденья, ухватилась за крепкие бока Иеремии. А потом и вовсе прижалась к его широкой твердой спине. Запах кожи, запах его волос… дождя… Мы неслись по городу: утренне-призрачные дома сливались в единую линию, провалы переулков мелькали черными мазками, гаснущие фонари — размытыми пятнами… Не знаю, за сколько бы я добралась до Зареченского на городском транспорте, но когда мы туда доехали, даже еще не до конца рассвело. Кажется, Инквизиции мотоцикл служит таким же дьявольским видом транспорта, как метла — ведьме… На въезде в район скорость пришлось снизить: асфальт никакой, брусчатка разобрана, канализационные люки отсутствуют. Да еще кое-где поперек дороги стоят обгорелые скелеты машин. Иеремия медленно водил головой в шлеме, оглядывая обшарпанные здания с выбитыми стеклами; провалы подъездов, прикрытые покалеченными дверями. Везде — завалы мусора, едва прибитые ночным дождем… На улицах никого. И тут отдыхают от трудов праведных… Я постучала дьякона по спине. Здесь. Иеремия остановил мотоцикл. Спросил, с сомнением оглядывая кирпичное, с подтеками и провалами выкрошившихся кирпичей трехэтажное здание: — Вы уверены, что нам сюда? — Мне сюда, — поправила я, слезая. — А вы лучше бы мотор не глушили, мало ли, может, придется очень быстро удирать. Дьякон огляделся. Вдали маячил пошатывающийся силуэт с парой пакетов в руках — кто-то вышел уже на охоту за 'пушниной': пивными бутылками и алюминиевыми банками. Сейчас абориген стоял, глядя на нас, и явно пытался понять: не 'белочка' ли к нему явилась нынешним утром в виде дорогущего даже на вид мотоцикла… — Ну тогда действуем быстро, — сказал Иеремия деловито. Перевесил шлем на левую руку, расстегнул кожаную куртку, повел плечами — я заморгала, увидев у него под мышкой кобуру. — Какой этаж? — Третий… — я пошла за ним, испытывая странное… давно забытое ощущение… защищенности? Казалось, впереди продвигается мощный ледокол, продавливающий черный лед подъезда, распугивающий его злобных обитателей. Крысы, давно и никого не опасавшиеся, и те порскали жирными тенями, скрываясь от появившегося крупного хищника в канализационных нишах и провалах перекрытий. Слава всевышнему, двуногие местные твари еще не проснулись. Бывшее общежитие — длинный коридор с множеством запертых и отсутствующих дверей, за которым храпели, умирали и просто таились десятки загубленных человеческих жизней… И ты, Инквизитор, еще обвиняешь нас в сговоре с дьяволом? Эти-то подарили ему свои души, даже не торгуясь… Нужная комната была в самом конце коридора — возле вонючей, наверняка засоренной общей уборной. Как ни странно, горел свет, выхватывая из темноты облезлую зеленую краску стен… Я обогнула остановившегося на пороге дьякона. Дверь на одной петле. Окно целое, хоть и не мытое с прошлого века. Голая пыльная лампочка. На кровати с железной сеткой (единственной в комнате мебели, не считая покосившейся тумбочки) сидит девочка и, глядя на нас огромными голубыми глазами, сосредоточенно мусолит во рту сушку. Мордашка грязная, в потеках от слез. — Гаечка… — прошептала я. — Я тетя Мара. Ты меня помнишь? Навряд ли помнила, но протянула руки навстречу без раздумий — вероятно, как и любому другому взрослому. Я сгребла ее вместе с линялым покрывалом. Весила девочка не больше котенка. Один из двуногих крыс уже проснулся. Вышел из норы, перегораживая узкий коридор своим обрюзглым вонючим телом. Мы приостановились. Крыс посмотрел на меня, потом — на инквизитора. Почесал лениво брюхо. Сказал задумчиво: — Ты это… если девкой хочешь попользоваться… мне платишь, понял? — Понял, — согласился Иеремия и резко двинул рукой с навешанным на нее шлемом. Я поспешила с Гаечкой по освободившемуся проходу. Не стала уточнять, что так звучно хрустнуло. Но думаю, все-таки не шлем.Я поднялась по ступенькам лестницы и приостановилась, увидев расположившегося в кресле инквизитора. Думала, что он давно уже ушел. Да вообще о нем не вспоминала. Утро уже наступило, жидкий свет, проникавший через тонированное зеленоватое стекло, делал мою аптеку похожей на гигантский аквариум. И на дне его дремала сильная и опасная акула — инквизитор. Чутко дремала — спросил, еще не открывая глаза: — Как девочка? Я вздрогнула. — Спит. Поднялась в зал. Не стала зажигать свет, предрабочее утро растягивала. Хотя, кажется, сегодняшнее утро наступило давным-давно. Еще вчера. Прошла по аптеке, бесцельно скользя пальцами по стеллажам. Иеремия, откинув голову на подушку кресла, следил за мной из-под полуприкрытых век. — Ее… Она подверглась насилию? Я прислонилась к прилавку, скрестив ноги. Сказала сухо: — Если да, то без проникновения. Пауза. — То есть? — Я осмотрела ее. На внутренней стороне бедер — синяки. И следы на коже, на одежде… похоже на сперму. Инквизитор посмотрел в окно, сказал ровно: — Ясно. — Она практически младенец, — сказала я, — скоро забудет. Ее хотя бы за это кормили… Иеремия кинул на меня странный взгляд. — А ее родители? — Видимо, уже в аду. Мать — точно. А отец… ну надеюсь, жарится на соседней сковородке. …Жила-была молодая ведьма. Хохотушка, кокетка. Актриса. Жила, не оглядываясь, страха не знала. Пока однажды не попала в тюрьму по обвинению в злонамеренных чарах. То ли и впрямь наводила, то ли кто-то просто счел их такими. Вышла через три года по амнистии, беременная. Кто отец? Неважно. Многих притягивает возможность попользоваться молодым телом. Ведь ведьмы так привлекательны, правда же, господин дьякон? …не для меня, сказал он. …Дочка родилась. Галечка. Плохо выговаривала свое имя — 'Гаечка' говорила. А ее мать… Однажды сказала, что когда ее не станет, я узнаю об этом. Вот сегодня утром… Иеремия уже сидел прямо. Смотрел на свои лежащие на столе руки. — То есть, вам никто не звонил? — Нет. Просто сегодня в четыре я проснулась и поняла, что ее уже нет. Хотите чаю? — И вы поехали за девочкой… А вы очень любите детей, да? Я честно подумала и честно же ответила: — Не очень. Вернее, люблю, но некоторых. Но за детей я горло перегрызу. Это… я понятно сказала? Иеремия, разглядывая меня, произнес задумчиво: — Чаю — да, хочу.
Мы пили чай, глядели в окно на пробуждавшуюся улицу. Не знаю, о чем там думал инквизитор, а я прикидывала, как разгрести накопившиеся дела: вернуть бракованную партию лекарств на фармзавод, исправить замечания пожарников, Антоху попытаться выпихнуть обратно к родителям… пока не поздно. Мой взгляд рассеянно скользил по стеклу, по четкому на фоне окна профилю Иеремии, по его сильным рукам — интересно, а снимает ли он когда-нибудь свои индикаторы?.. Я фыркнула. — Что такое? — тут же откликнулся инквизитор. — Господин дьякон, вы становитесь неосторожным! Как же можно пить то, что предлагает вам ведьма?! Иеремия поглядел на чашку в своих ладонях. Мне показалось, с некоторым затруднением, словно он вспоминал, как она у него очутилась. Неожиданно усмехнулся: — Ну, если что, инквизитор вас просто по стенке размажет! Ох! Я втянула голову в плечи. Конечно, он все тогда слышал! — Эмм… я, видимо, должна извиниться? Склонил голову набок: — С большим интересом вас выслушаю. Гад! — Моя сотрудница — очень увлекающаяся и безрассудная особа. Как и все ведьмы. Серьезно кивнул: — Да. Как и все ведьмы. — Если уж ей что втемяшится в голову — фиг выбьешь… Снова кивок. — Как и всем ведьмам? — Именно. Мне бы не хотелось, чтобы у нее были неприятности. Вот мне и пришлось… — я откашлялась, — оклеветать вас… — Внушив ей мысль о моей мужской несостоятельности? — Ну. Да… Иеремия с непроницаемым лицом глотнул чаю: — Отличный ход… — Благодарю… в смысле — извините. — …но очень безрассудный. Любому мужчине в подобном случае захочется только одного — опровергнуть эту клевету. Делом. — О? Я не подумала, — пробормотала я. Хотя да, в принципе нормальная мужская реакция. Н-ну… надеюсь, это лишь предупреждение? — Кстати, чай горчит. — Разве? — я попробовала чай и поморщилась: — Видимо, переборщила с заваркой. — Лишь бы вы не переборщили с добавками. Я кисло улыбнулась, проглотив его намек-предупреждение. Иеремия, поставив чашку, поднялся: — Пора. И давно пора. Я брела следом, провожая его, как добросовестная хозяйка, и не была готова к тому, что Иеремия повернется ко мне со словами: — Да, совсем забыл… И возьмет мое лицо в свои ладони. …Так мне показалось лишь на мгновение: просто левой рукой Иеремия придержал меня за подбородок, а правой прижал к щеке индикатор. Этак глядишь, я привыкну к его прикосновениям, как к приветственным рукопожатиям при встрече… Притихнув, я смотрела в лицо дьякона: резко вырезанные сжатые губы, полуопущенные черные короткие ресницы — точно подводка для темных глаз, четкие скулы, подчеркнутые тенью утренней щетины… На открытой сильной шее билась жилка. Звякнул колокольчик. Влетела, как всегда отвратительно свежая и энергичная Катерина. — Доброе утро, Марийка! О… доброе утро, господин Иеремия! Дьякон кивнул ей, последний раз глянул на индикатор и убрал руки. — Здравствуйте, госпожа Екатерина. И до послезавтра. Я отвернулась от закрывавшейся двери и от весело-изумленного взгляда Катерины. — Я уже созванивалась, сегодня ты едешь на 'Фармалайн' с бракованной партией… — Он что, ночевал у тебя?! — перебила Катерина. Глаза ее горели. — С ума сошла, — пробормотала я. — А че? Он, похоже, готов полечить свою потенцию в твоей компании! — Ну… — я открыла было рот, чтобы всячески обелить потенцию дьякона Иеремии, но передумала: да ну, на фиг! Во первых, надо Катеринку держать от него подальше, во вторых, я же все-таки не проверяла. — Он просто… И задумалась: просто — что? Просто ходит по поручению матери Агнесс проверять меня? Просто ездит со мной в криминальный район за ребенком погибшей ведьмы?.. Катерина поняла меня исключительно однозначно: — Просто в тебя втюрился! Ну ты крута-а, такого инквиза захапать! Оставалось только махнуть рукой да начать рабочий день.
Последние комментарии
5 часов 18 минут назад
21 часов 22 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
3 дней 12 часов назад
3 дней 16 часов назад