КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706338 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272771
Пользователей - 124663

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

DXBCKT про Калюжный: Страна Тюрягия (Публицистика)

Лет 10 назад, случайно увидев у кого-то на полке данную книгу — прочел не отрываясь... Сейчас же (по дикому стечению обстоятельств) эта книга вновь очутилась у меня в руках... С одной стороны — я не особо много помню, из прошлого прочтения (кроме единственного ощущения что «там» оказывается еще хреновей, чем я предполагал в своих худших размышлениях), с другой — книга порой так сильно перегружена цифрами (статистикой, нормативами,

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
DXBCKT про Миронов: Много шума из никогда (Альтернативная история)

Имел тут глупость (впрочем как и прежде) купить том — не уточнив сперва его хронологию... В итоге же (кто бы сомневался) это оказалась естественно ВТОРАЯ часть данного цикла (а первой «в наличии нет и даже не планировалось»). Первую часть я честно пытался купить, но после долгих и безуспешных поисков недостающего - все же «плюнул» и решил прочесть ее «не на бумаге». В конце концов, так ли уж важен носитель, ведь главное - что бы «содержание

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
DXBCKT про Москаленко: Малой. Книга 2 (Космическая фантастика)

Часть вторая (как и первая) так же была прослушана в формате аудио-версии буквально «влет»... Продолжение сюжета на сей раз открывает нам новую «локацию» (поселок). Здесь наш ГГ после «недолгих раздумий» и останется «куковать» в качестве младшего помошника подносчика запчастей))

Нет конечно, и здесь есть место «поиску хабара» на свалке и заумным диалогам (ворчливых стариков), и битвой с «контролерской мышью» (и всей крысиной шоблой

  подробнее ...

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).

То, что действительно важно [Владимир Алексеевич Корн] (fb2) читать онлайн

Книга 169682 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владимир Алексеевич Корн Артуа Книга первая То, что действительно важно

Глава 1. Афродит

В правом боку кололо. Устремив на него свой взгляд, еще не полностью просветленный после сна, я обнаружил камень. Обыкновенный камень, торчащий из песка самой своей вершиной. Камень ладно, мало ли, но вот откуда песок? Вообще-то я засыпал в своей постели и, по-моему, искренне надеялся проснуться там же. Ну, не совсем так, было у меня и другое желание, даже телефон поближе положил, чтобы сразу его схватить. Один звонок милая, и я примчусь, чтобы обжечь тебя огнем своей любви.

На ноги с мягким шорохом накатила теплая волна. Так, а вот с этим совсем уже непонятно, ведь там где я засыпал, до ближайшего моря как до Пекина в позе дачника. Сам Пекин, кстати, значительно ближе. И еще, на дворе декабрь стоял, не самое удачное время принимать солнечные ванны. А у меня ощутимо горят плечи, и голову явно напекло, с трудом соображаю. Ну, с головой-то, пожалуй, не привыкать, обычное состояние и без солнечных ударов.

Я резко встал на ноги, утвердил пошатнувшееся тело в строго вертикальном положении и огляделся.

Красиво, черт возьми. Как в моих мечтах перед сном, когда я оказался на необитаемом тропическом острове, скрываясь от этих мелочных злобных людишек, которым даже в голову не пришла та мысль, что им привалило немыслимое счастье жить на одной планете с таким замечательным человеком как я.

Правда в своих мечтах на острове я был не один, а в компании с двумя очаровательными созданиями, натуральной блондинкой и не менее жгучей брюнеткой, боготворившими меня. Мои мечты тогда так взволновали меня, что пришлось идти на кухню выкурить сигарету и выпить стакан холодной минералки. Все это время я поглядывал на телефон. Ну позвони же, черт возьми. В конце концов, ты сама виновата. Мы и так уже почти неделю в ссоре.

— Артур, тебе скоро тридцать, а у тебя еще детство играет в том месте, которое совсем не для этого предназначено — заявила она.

Это случилось после того, как я отказался от одной вакансии, с большими, да что там, с огромными перспективами в смысле карьерного роста.

Ну не получается мне объяснить тебе солнышко, как красиво северное сияние, как пахнет берег, когда на нем давно не был. Или, что если смотришь на заходящее солнце в открытом океане, то обязательно увидишь зеленый лучик, прощальный его привет. Невооруженным глазом не увидишь, но вот если смотреть через бинокль или пеленгатор, в тот момент, когда оно полностью скроется за горизонтом, на краткий миг возникает тонкий зеленый лучик, устремленный вертикально в небо. Или бродить по тому месту, где упал Тунгусский метеорит и думать, что именно тебе откроется его тайна.

Там же работа подразумевала вечное сидение в общем кабинете с редкими вылазками в соседние города. Поразмышляв немного, я пришел к выводу, что долго удержаться там не смогу. И еще очень не хотелось подводить людей, за меня хлопотавших.

Так, в тенек быстрее, явно на солнце перележал. И во рту все пересохло.

Я доплелся до ближайших кустов, росших на берегу и рухнул в благословенную тень. Здесь и песочек прохладнее.

Теперь воспользуемся старым добрым методом ниндзя, чтобы избавиться от жажды. Он совсем не сложный и всегда помогает. Достаточно всего лишь ритмично покусывать кончик языка. А вот с головой сложнее, знаю как, но никогда не получается.

Вот сейчас и о главном можно подумать. Начнем с основного — я куда-то попал. Как и зачем не знаю, да и не актуально в данный момент.

И не страшно. Пока, во всяком случае. Страшновато — это когда шторм, мороз и обледенение. Вода за бортом минусовой температуры и не замерзает только лишь потому, что соленая и колышется. С каждым ударом волны на палубе остается все больше льда, и все больше тонкие тросы такелажа становятся похожи на ледяные столбы. И необходимо с этим бороться с помощью ломов и чьей-то матери. Еще и следить за тем, что с очередной волной не смыло за борт. За бортом и воды то нет, только миллиарды колыхающихся тоненьких ледяных иголочек. И спасти никто не сможет, потому что невозможно это. А если не бороться со льдом, то получится тот самый оверкиль.

Или когда остаешься вдвоем с водилой в сломавшейся машине на зимнике, по которому изредка, раз в трое — четверо суток кто-нибудь проезжает. На улице ночью под шестьдесят и вся надежда только на то, что двигатель не заглохнет и топливо не закончится. Костер не поможет, пока спереди все обгорать будет, сзади все обморозится и наоборот.

Здесь же красота, тепло, море, на соседнем кустике финики растут. Пусть и не финики, хотя и очень похожи.

Не страшно, но очень обидно. Где мои водонепроницаемые 'Military', где нож со многими лезвиями, там даже пила имеется и напильник. Где, спрашивается, жилет с множеством карманом, наполненных всякими нужными и полезными вещами, больше похожий на разгрузку? В конце концов, где мой замечательный охотничий нож из стали превосходного качества, сделанный на авиазаводе? С наборной рукояткой из кусочков бересты, отчего рука не мерзнет на морозе и не скользит от крови и жира?

Да что там говорить, даже трусов не оставили.

Я внимательно осмотрел тело. Как будто бы все на месте, все мое и ничего не изменилось. Блин, могли бы и добавить кое где, кто ж из нормальных мужиков об этом втайне не мечтает? Это я о бицепсах.

Ничего не изменилось. Так, а если это чего-то другого коснулось?

Начнем с ума. Семью восемь — пятьдесят шесть. Пятью девять — сорок пять. Тринадцать на шестьдесят девять….- не интересно. Вывод — по-прежнему отличный ум. Правда, ничего и не прибавилось.

Может быть, я теперь летать умею, и стоит попробовать? Я рассмеялся, представив, что бегаю по кромке прибоя голый и усиленно машу руками.

Посмеявшись, обнаружил, что голова почти прошла. Только плечи жгло ощутимо.

Интересно, быть может у меня цвет глаз изменился? Только зрачки трогать не надо, не приведи Господь, вертикальными стали. Это у жмуров они такие. Перед тем как делать реанимацию, надавливают с двух сторон на глазные яблоки. Зрачки становятся вертикальными, и в этом случае нет смысла делать искусственное дыхание и массаж сердца. Не хочу зрачки как у жмура. Хочу белокурые волосы. Я отращу их длинными и, когда побегу навстречу любимой девушке, то они будут красиво развиваться на моей голове.

Выдрав парочку волосинок, я убедился, что и на голове все по-прежнему. В принципе можно было бы и не драть волосы на голове, они не только там растут и везде одинакового цвета. Зато в лишний раз понял, что не сплю.

Так, и что мне сейчас со всем этим делать?

Ну, перво-наперво водицы необходимо испить, чистой и холодной. А затем? Сложный вопрос, но ответить на него все же можно. Нужно идти куда-нибудь и обязательно куда-нибудь придти. В принципе, все, что я вижу, не очень отличается от того, что привык видеть раньше. Не дома, конечно в тропиках. Если быть еще точнее, то в субтропиках.

Маленькое но. Краски здесь ярче, пусть и не намного и все же. Ярче выглядит море, небо, зелень деревьев… Точно как на рекламных буклетах, рассказывающих о заморских курортах.

Когда стемнеет, можно определить по звездам, где я, в каком полушарии. Но в любом случае, сначала вода. Для начала в ней необходимо просто посидеть, слишком уж горят плечи.

После водных процедур стало легче. Вода, кстати, не такая соленая как в Тихом океане. Но в Каспии определенно пресней. Если я хорошо все помню, опять же.

Теперь нужно выбрать сторону, куда мне направиться. И идти, идти, идти. Куда-нибудь да приду. Место здесь приметное, если остров, мимо не пройду. Скала, стоящая в воде у самого берега, имеет вершину, очень похожую на голову сфинкса. Вряд ли есть еще что-нибудь похожее, природа не любит повторяться.

Чисто по-мужски хочется пойти налево, но где у них тут лево, вот в чем вопрос. Встанешь спиной к морю, с одной стороны, повернешься — соответственно с другой получается. Тогда посмотрим с практической стороны дела. Если пойду навстречу солнцу, то оно будет все время слепить мне в глаза. Солнце уже достаточно низко над горизонтом, и становится понятным, что день идет к закату. Если пойду в другую сторону, то будет жечь плечи. Ну, с этим легче, достаточно одного листа с того кустика, что с яркими синими цветочками. Листы на нем такие большие, что вполне прикроют и плечи и еще много чего ниже.

Напиться мне удалось значительно раньше, чем я обнаружил источник воды. Кокосы не отличались от знакомых мне ни формой, ни цветом, ни вкусом.

Теперь нужно войти в боевой транс, абстрагироваться от окружающей меня действительности и топать, топать, топать до самой темноты. Для того чтобы в него войти, нужна ключевая фраза, так говорят мудрые люди. Фразой может быть любое подходящее предложение, повторяемое много раз подряд.

Еще бы одежды не мешало, хотя бы юбку какую, пусть из травы. Слишком уж некомфортно в полном неглиже да еще с плащом на плечах. Надеюсь, найду по дороге что-нибудь подходящее. Пока же займемся аналитикой и составим ту самую фразу.

Где я себя обнаружил? На самой кромке прибоя. Вывод — я Афродит. То, что не Афродита, понятно любому, я все еще без одежды и не брит пару дней. Железная логика, всегда ею отличался.

Теперь смело в дорогу. Поправим плащ, зажмем кокос под мышкой и доброго пути, сэр Афродит.

— Афродит Пеннорожденный, Афродит Пеннорожденный, Афродит Пеннорожденный.-

Аф-а-а.

Блин, больно-то как, большим пальцем о камень. Обуви у меня ведь тоже нет.

Но самое обидное, что не успел еще в транс войти. Придется без него обойтись, главное — под ноги смотреть.

Я брел до самого заката, внимательно рассматривая все, что попадалось на пути.

И не обнаружил ничего такого, что могло бы мне объяснить, куда я попал.

Красиво очень, это да. И песок пляжа светлый, почти белый. Помню, гулял по пляжу одного из Курильских островов, со стороны Охотского моря. Вот там песок был темным, почти черного цвета.

На дворе стоял июнь, солнце с небес жгло немилосердно. И после пары десятков шагов приходилось заходить в море, чтобы остудить начинавшие печь ступни. Ноги в холодной воде быстро начинали неметь. Опять пара десятков шагов по раскаленному песку и снова в воду. И так не хотелось надевать обувь. Вечером обнаружил, что подошвы ступней покрыты множеством мелких темных точек, там, где кожа была обожжена…

И еще. На берегу и у самого берега в воде колыхалось множество разнообразного мусора, в основном украшенного японскими иероглифами. А ведь на острове, мне сейчас уже и не припомнить его названия, не было ни одного поселения, если верить карте. Здесь ничего нет.

И еще медведей там очень много было, прямо медвежий заповедник, вспомнил я, тревожно оглядываясь по сторонам.

Когда же пришла ночь и наступила темнота, я испытал настоящий шок. Такого неба у нас нет и дело даже не в созвездиях. Звезды крупные, яркие и в таком количестве, что света было даже больше, чем в полнолуние.

Темно-синее небо и большие яркие звезды. Нет, это может быть все что угодно, но только не Земля.

Я просидел на камне не меньше часа, не пытаясь даже пошевелиться, все равно бы не получилось. До этого момента все казалось значительно проще и не так страшно, в глубине души все еще теплилась надежда, что я на родной планете.

А теперь, теперь нет никакой надежды, я не на Земле. Только сейчас я понял полное значение слова тоска.

И что мне теперь со всем этим делать? Меня самого-то хоть кто-нибудь о чем-нибудь спросил? Мне все это хоть сколько-нибудь надо?

Утро встретило легким ветерком, навевающим с моря. Ночью я не мерз, и на том спасибо.

Вчера, до самого наступления темноты я все еще примирялся с мыслью, что оказался хоть и непонятно где, но на родной планете, пусть даже и в прошлом. Все там знакомо и понятно, все будущее известно даже на века вперед.

А что сейчас? Где я? Что здесь? Разумные ящерицы, или может быть, вообще разумом еще даже не пахнет? Все время пути я не смог обнаружить ничего, чтобы хоть как-то обнаруживало присутствие разумной жизни. Ни обрывков сетей, ни закругленных водой досок, ни пластиковых бутылок, ничего. В общем, никакого мусора, что так неизбежно встречается на морских берегах самых удаленных уголков нашей планеты.

Ничего. Вполне может быть, что разнообразные динозавры все еще топчут эту землю.

Когда над горизонтом поднялось местное светило, настроение немного улучшилось. Вот оно то как раз никак не отличается от привычного мне Солнца, ни светом, ни теплом, ни чем-либо еще.

Все, хватит нытья и соплей, ты жив, здоров и оказался не посреди бескрайней песчаной пустыни, где очень мало воды и очень много тепла, слишком много. У моря никогда не умрешь с голода, да и само добывание пищи не займет много времени.

Все не так уж плохо, с какой стороны не посмотри. Главное, чтобы здесь оказались люди, разумные люди и не слишком отличающиеся от тех, что я привык видеть. Будет много хуже, если разумными здесь окажутся какие-нибудь драконы. И что в таком случае мне делать? С кем же мне тогда сливаться в любовном экстазе? Драконы из змеиной породы, и должны пахнуть примерно так же. То есть вонять от них должно, как от змей. По крайней мере, для меня.

Через пару часов ходьбы я увидел на самой линии горизонта маленькое белое пятнышко паруса, и ошибиться я не мог. С моего места невозможно было разобрать, что собой представляет суденышко, на котором он стоял. Да и не важно. Важно лишь то, что разумная жизнь здесь есть. И еще, парусник шел в ту же сторону, что и я.

Эх, шел бы он ближе к берегу, так чтобы можно было разобрать тех, кто на нем находится. Как бы хотелось, чтобы это были именно люди. А так даже не понятно, что это, яхта местного богача или просоленное всеми ветрами рыбацкое суденышко. Даже количество мачт не смог определить, далеко.

Еще один день пути по песчаному пляжу, который все не кончался и не кончался. Только в двух местах мне пришлось удалиться от берега, обходя прибрежные скалы.

На одной из них мне и удалось убить какое-то морское животное, похожее на морского котика, но со шкуркой, очень отливающей синевой. Мясо есть оказалось невозможно, слишком рыбой отдает, а вот шкурка вполне для моих целей подошла. Теперь у меня есть шикарная набедренная повязка. Полночи ею занимался, соскабливая мездру и теребя руками. Мех котиков самый стойкий из всей рухляди, так когда-то меха называли, и сохраняется больше ста лет. Надеюсь, что мне он так долго не понадобится.

Я шел и думал о том, что так и не позвонил Светлане, своей подружке. Что мне стоило самому номер набрать? Вот всегда так, тяну, тяну, а потом все равно первым звоню.

Когда еще мы теперь сможем увидеться, да и возможно ли это будет вообще? Всем хороша девчонка, и стройная и симпатичная, только глупенькая немного. Но это лишь только потому, что мы больше года встречаемся, а она все еще пытается меня изменить. Да где ж это возможно, я и сам бы рад, но не получается. Все куда-то тянет, все что-то посмотреть хочется. Вот и дотянулось, вот и дохотелось.

Я постоянно поглядывал на небо, пытаясь увидеть пролетающие самолеты, или хотя бы инверсионные следы, оставшиеся от них.

Но тщетно, кроме чаек и всякой мелкой пернатой живности ничего не наблюдалось. Что успокаивало, и птеродактилей не имелось. Хотя они же в разные эпохи были. И папоротники здесь нормальные, всего раза в два больше мне привычных. Когда всякие диплодоки жили, папоротники высотой выше этих пальм были, это я еще со школы помню.

На языке одних моих знакомых такая ситуация называется конкретное попадалово. Вот и у меня куда уж конкретней. И то, что конкретно, и то, что попал.

Вдруг у них здесь еще работорговля процветает? В самую пору придусь, и молодой еще и к занятиям с железом склонность имею, потому и хиляком не выгляжу.

Языка не знаю, дурак дураком в местных обычаях и заступиться некому.

Не, рабом быть не хочу. Их бьют, плохо кормят. И, поди еще, работать заставят. Лучше уж в леса податься. С голоду здесь не умрешь. Побродил по мелководью минут двадцать и все. Тут тебе и крабы и осьминожку можно рогатиной ко дну прижать и у морских ежей икра вполне вкусная. Уж про рыбу и не говорю.

С рыбой понятно, чем ярче и разноцветней у нее чешуя с плавниками, тем больше шансов на ядовитую или несъедобную нарваться. Это не одно и то же, как и у грибов. Главное — осторожно в воде бродить, кораллов очень много, так можно и ногу серьезно покалечить. И лес мне нравится, там тебе и фруктов полно и ягод.

Живности в лесу тоже всякой хватает. Ну все как у нас, только не хочу я здесь быть. Домой хочу, к Светке. Да еще и Новый год на носу, а мы такую тему замутили насчет отдыха…

Еще бы огонь неплохо добыть. Как его получить без спичек и зажигалок я знаю не меньше способов, чем товарищ Бендер честного отъема денег у населения, но пока ни один не сработал. Ну и желания особого нет, допустим, что получу раз и что теперь, с корзинкой ходить, как у Рони-младшего?

Еще стручки я нашел, мясистые такие и красновато-желтого цвета. Отдельно их есть не станешь, довольно жгучие на вкус, но если размять на камне хорошенько, а затем кусочки рыбы макать в полученную кашицу, пусть и сырую…. Вполне съедобно получается и ничуть не пресно. Главное же, что нет у меня отторжения организмом всей той пищи, что я здесь употребляю, ниоткуда нет.

Единственное, что мне нравится, так это то, что загар у меня отличный, ровный такой и коричневый. Только на плечах кожа слазит. Вот бы домой в таком загаре явиться, в декабре то месяце. И еще звездное небо очень красивое, часами можно любоваться. Если бы только оно на меня тоску не наводило. Днем еще ничего, идешь как у себя дома, где-нибудь в окрестностях той же Анапы. Безусловно, отличия есть, но не настолько, чтобы это сразу в глаза бросалось.

Ночью совсем не так, слишком небо чужое, даже на психику давит. И пасмурным еще ни разу не было, черт бы его взял.

А домом своим я теперь всю планету Земля считаю.

Ночами не иду, почти все хищники ночной образ жизни ведут, стараюсь ближе к воде держаться, чтобы успеть добежать. Единственная надежда, что хищник за мной в воду не полезет. Хотя черт их знает, какие они здесь и что у них на уме.

Но пока ничего крупнее кошки не видел и видеть не хочу. Плохой из меня натуралист, больше о собственной шкуре думаю, которая дорога как память о прежней жизни.

К вечеру четвертого дня берег начал меняться, становясь все более каменистым. И все чаще мне приходилось отдаляться от моря, чтобы обойти очередную груду скал.

Далеко на горизонте появились синие призраки гор. И со стороны моря появились, и с обратной стороны тоже. Те, что с моря, находятся немного ближе, как мне кажется. Все же это не остров или, по крайней мере, огромный остров. Все эти дни солнце на закате светит мне прямо в затылок, а прошел я уже приличное расстояние.

Паруса больше не попадались, как не попадалось и никаких следов разумной жизни. Обычно, если есть возможность и есть выбор, люди стараются селиться на берегах морей, тем более таких теплых. Море, прежде всего, это неиссякаемый источник пищи, да и перевезти по воде можно много больше, в отличие от всех остальных способов транспортировки. Даже в наше время водный транспорт остается самым дешевым видом перевозки грузов. Нет, ничего нет, ни на берегу, ни в море, ни в небе, нигде.

Но я же видел парус своими глазами, и это не было наваждением. Ау! Где вы все, черт бы вас всех побрал!

Уже в сумерках я забрался на каменный утес, с высоты которого открывался отличный вид на прилегающую местность. Забрался с одним единственным желанием — увидеть огни поселений, просто костер, в конце концов. Нет, только близкие звезды, такие близкие, что иногда казалось, подпрыгни и достанешь рукой.

Кто бы только знал, как достала меня эта красота холодных бездушных огоньков в темно-синей ночи.

Глава 2. Р-р-р-р-р

На следующий день, ближе к полудню, когда местное светило находилось практически в зените, я увидел дым. Вернее, слабую струйку беловатого дыма поднимающуюся вверх. На море стоял полный штиль, водная гладь как зеркало и ни малейшего дуновения ветерка.

Я только что поздравил себя с удачной рыбалкой, умудрившись добыть три довольно крупных рыбины. Добыл я их в месте впадения в море мелкой речушки, в луже воды, отрезанной от основного потока полоской суши. Проваливаясь по колено в топкую грязь, я гонялся за ними по всей луже, измазавшись не хуже самой последней свиньи. Но выловил все три и теперь сидел, задумавшись, что мне делать со всем этим богатством. И съесть не успею, и выкинуть жалко и впрок не запасусь. Рыбины рядком лежали передо мной, все еще грязным, и изредка били хвостом. Грязь быстро встала сухой коркой на теле и начинала тянуть кожу. Все, сначала вымоюсь в замечательной пресной воде, а уж затем приму мудрое решение.

Отмывшись от грязи и так еще ничего не решив, я и увидел тонкую струйку дыма за одним из ближайших, заросших густой растительностью холмом.

Дым! Первый дым за все эти дни. Совсем немного времени и выяснится хоть что-то, наконец. По крайней мере, я буду знать, кто здесь живет и с кем мне придется иметь дело. Гуманоиды, разумные страусы, или еще какая-то живность, умеющая пользоваться огнем.

Только осторожно Артур, очень осторожно. Неизвестно, как на тебя отреагируют. Чем первобытнее эти люди, если это люди, тем больше шансов у тебя украсить собой праздничный обед, став его главным блюдом. В дремучие времена и на Земле такое практиковалось повсеместно, об этом все археологи говорят. И дело было совсем не в голоде, да и какая теперь разница в чем. Главное не попасть в котел, на вертел или еще как.

Но рыбу я не брошу, вдруг там не затушенный и оставленный кем-то костер. Тогда я зажарю все три, и черт бы меня побрал, если хотя бы не надкусаю их все.

Прокравшись на вершину холма, я осторожно раздвинул ветки кустарника, сплошь покрытого плодами сине-черного цвета величиной со сливу. Я их уже пробовал, эти сливы. На вкус довольно приятные, но потом очень вяжет во рту.

Первым, что попалась на глаза, была хижина, иначе назвать это строение трудно.

Слева от нее навес, чуть дальше еще одно строение типа сарая, но из жердей. Дальше опять расположен навес с чем-то похожим на коновязь. Пустой загон, огороженный жердями. Грядки, еще грядки, и снова грядки. Ближе ко мне, у самого подножия холма целое поле, с проросшими ростками непонятного растения. Да и попробуй, определи, когда они только из земли проклюнулись. А вот на одной из грядок определенно капуста, тут никакого сомнения нет. И не какая-нибудь брюссельская или кольраби, а самая что ни на есть белокочанная, уж такие-то вещи и я понимаю.

А вот и аборигены. Девочка, совсем малышка, годков пяти-шести, не больше, в длинной, до пят рубашке. Мальчишка лет на семь ее старше в явно коротковатых штанах и женщина моих лет. И выглядят они совсем как обыкновенные люди, никаких тебе хвостов и длинных ушей. Только фасон одежды у них как в исторических фильмах и у женщины длина подола почти до самой земли.

Мужчин не видно, но это не значит, что их нет. Может они как раз сзади ко мне подкрадываются. При этой мысли я даже резко обернулся и застыл прислушиваясь. Нет, как будто бы все тихо, никаких шорохов и ветки нигде не колышутся. Ветра нет, так что сразу понятно будет.

Прождав еще около часа, я все же принял решение обнаружить себя.

Правда, вид у меня еще тот, ну так что ж теперь. Тем более и легенду я себе загодя приготовил, времени было достаточно.

Спустившись с противоположного края холма и обойдя его, я неспешным шагом направился к первым встреченным мною людям. Дождавшись, пока они меня заметят, застыл в ожидании их дальнейшей реакции.

Реакция была не совсем адекватная. Никто не бросился ко мне на встречу с радостными объятиями, не стал падать лицом ниц, и даже не потащил за руку к накрытому к обеду столу. Напротив.

Малышка спряталась за женщину, не иначе как свою маму. У мальчишки образовался в руке нож, с длинным, сантиметров на тридцать лезвием. Сама же женщина вооружилась топором на длинной ручке.

С другой стороны их реакция понятна, достаточно на меня поглядеть. Голый, только лишь с куском шкуры обернутой вокруг не очень могучих чресел. С рыбой в одной руке и с длинной палкой в другой. Нужно еще добавить, что на голове торчком стоят волосы и недельная щетина.

Они настороженно молчали. Я тоже молчал и продолжал топтаться на месте. Пусть немного привыкнут к моему виду. С виду люди как люди даже вблизи, женщина так вообще выглядит очень симпатично, там, где надо выпирает, а где не надо, там и нет ничего. И еще, вряд ли у них хвосты под одеждой есть, когда я подходил, она стояла ко мне спиной, согнувшись. Вовсе там ничего не выпирало, а было очень даже красиво.

Мы помолчали еще. Они выглядели все так же насторожено и не торопились идти на контакт. Придется мне самому инициативу проявлять.

Показав на рыбу, я постарался объяснить жестами, что две штуки вам, а мне за это можно будет оставшуюся в очаге испечь. Они поняли, это заметно, но ничего в их поведении не изменилось. Все так же стоят, молчат и смотрят настороженно.

Тогда я начал рассказывать свою легенду, сопровождая ее жестами.

Я плыл на корабле. Потом был жестокий шторм, и меня смыло за борт. Чтобы не утонуть, мне пришлось остаться без одежды, которая только сковывает движения в воде и тянет ко дну. В процессе объяснений я даже снял мнимые часы с левой руки, успев при этом подумать, что на дворе явное средневековье, и они не поймут моего жеста. Но сразу успокоил себя тем, что часы примут за массивный золотой браслет, который так отягощал мою руку, мешая ей загребать. Браслет же должен показать им, что до этого я был человеком очень состоятельным и меня нельзя прогнать вот так, сразу, не позволив даже воспользоваться огнем их очага.

А шторм действительно был, и случился он перед самым моим прибытием. Даже человек, до этого ни разу не бывавший на море, сразу поймет это по длинным спутанным водорослям, выброшенным волнами на берег, и еще не засохшим. По мелким рыбешкам, не растасканным живностью и валяющимся на берегу.

Всю свою пантомиму я сопровождал рассказом, стараясь говорить убедительно. Ясно, что они не поймут, но уж интонации-то не зависят от знания языка. Если только они здесь не свистят по-птичьи или вовсе не телепаты, читающие мысли и понимающие друг друга без слов. Вот тогда мне точно труднее придется, больно уж у нее фигурка хороша.

Но нет, и в этом они ничем от привычных мне людей не отличаются. Женщина что-то сказала мальчишке. Тот переспросил ее с самым недовольным видом, но все же подчинился и пошел в дом, напоследок окинув меня не самым дружелюбным взором. Голос ее оказался вполне мелодичным, да и язык не напоминал ни карканья, ни воя. Обычный такой язык, совсем непонятный конечно, и немного распевный. И только-то.

Женщина отвлеклась на мгновение, взглянув куда-то в сторону, и я успел показать взглядывавшей из-за ее юбки малышке язык. Девочка мгновенно спряталась за маму, но буквально через миг опять показалась ее рожица и тоже с вытянутым язычком. Еще она оттянула пальцами оба уха и выпучила глаза. Черт, совсем как наши дети, подумал я и не смог удержать улыбки. Тут мама и посмотрела на нее, обнаружив детскую рожицу и быстро перевела взгляд на меня. Я даже не успел убрать улыбки со своего лица. Женщина что-то очень строго и назидательно сказала дочери, на что та показала язык и ей.

Из хижины все с тем же недовольным видом появился ее сын со свертком в руке, и швырнул сверток мне под ноги. Однако же, воспитание…

А что я хотел, не отец с войны вернулся. В свертке оказались штаны и рубаха, оба предмета одежды из грубой домотканой ткани.

Черт его знает, как здесь выражают благодарность. Я прижал руку к сердцу и слегка поклонился. Поняли меня, ну и ладушки.

Женщина жестом показала, чтобы переодеваться мне следует идти за дом, ну а я что хотел?

Облачившись в новый прикид, я заценил себя со стороны. А что, вполне. Пусть и штаны коротковаты и рубаха безразмерна, но теперь не будет необходимости в их присутствии плотно прижимать ноги одну к другой, когда присаживаешься. Смешно, но я даже сильнее себя почувствовал.

Когда я вышел из-за дома в новом обличье, женщина уже разделывала мою рыбу огромным ножом на столе под навесом.

А потом мы обедали все вместе за одним столом. Правда, они сидели по другую сторону стола, да какая разница. Похлебка из овощей, жареная рыба и даже кусок лепешки из неведомой муки грубого помола. И не вспомню сразу, когда мне в последний раз приходилось так вкусно кушать.

После обеда я помогал женщине по хозяйству. Забрал из ее рук топор, когда она захотела нарубить хворост. Молол какое-то зерно на ручной мельнице. Носил воду ведрами из недалекого родника. Сходил за тем же хворостом, принеся огромную связку. И даже успел чуть поправить крышу.

Не чувствовалось присутствия мужской руки в доме, это всегда заметно. И дети от разных отцов, не ошибешься.

Да и мое ли это дело. Они накормили меня, одежонку какую никакую дали. И пусть ее сын все еще хмуро поглядывал на меня из-под насупленных бровей, так за что ему меня боготворить?

Я успел даже выучить пару слов незнакомого языка. Не слишком сложный язык, нет в нем таких слов как кетцалькоатль или вовсе тлауискальпантекутль. Если бы меня спросили, на какой язык он больше всего похож то, я бы не задумываясь, ответил, что на итальянский. Но только в том случае, если бы ромулы перестали тараторить. Сам я итальянский не знаю совсем, и единственная фраза, что сразу приходит на ум, звучит так — кретино феномено.

Но вот по созвучию…

Когда-то преподаватель английского на вводной лекции говорила, что изучение иностранных языков, как ни странно, легче всего дается тем, у кого хороший музыкальный слух. Не знаю, насколько она права, но на отсутствие слуха пожаловаться никак не могу.

Да и что там особенно сложного, если дом называется брубер, а рука — чилса.

Еще и грассировать не надо, или в нос говорить. Думаю, что смогу освоить. Все же не тлауиска… как там дальше. Конечно, и в моем языке дом можно назвать жилищем. И попробуй, выговори это слово тому, кто даже понятие не имеет, что может существовать такой звук — щ —. Но меня пока такими словами не удостоили, да и без них прекрасно можно обойтись.

Еще я успел выяснить, что мальчишку зовут Стрегором, а младшенькую Карминой. Я даже узнал, что хозяйка зовется Аниатой.

Моего имени никто не спрашивал, я же не стал набиваться с представлением.

Уже в сумерках, после вечернего чая, так я это могу назвать, Кармина, время от времени показывающая мне исподтишка язык, подошла знакомиться.

Бойкая девчонка сначала что-то лепетала, затем судя по интонации, задала мне вопрос. Поскольку буквально перед этим прозвучала Кармина, я решил, что наконец-то у меня спрашивают имя.

— Артур — представился я.

Артуа-р-р-р-р-р- засмеялась она.

— Не Артуа-р-р- а Артур — поправил я ее.

Та засмеялась еще пуще. Затем сделала пальчики на руках когтями, согнув их, и застучала зубками, как будто собралась кого-то разорвать и съесть.

— Артуа-р-р-р-р- и убежала, все еще продолжая рычать.

Мне постелили под навесом, причем Аниата сделала это как само собой разумеющееся, положив тюфяк набитый сухим сеном и кусок грубого полотна вместо одеяла. Вот и славно, а куда мне на ночь глядя, пусть и в новеньком наряде?

Во, стихами заговорил, нервы однако.

Я долго ворочался перед сном, хотя и лежать было очень удобно. Все-таки не на песке пусть и теплом, скрючившись под утро в позе эмбриона. И небо, опять это небо. Наверное, все же оно больше красивое, чем что-то еще.

Луна. За это время я не видел ее ни разу, а все эти дни была безоблачная погода. Теперь нет никаких сомнений, я совсем не там, куда так тянет. Пусть звездное небо могло измениться, что очень вряд ли, но Луна никуда бы не делась. Где-то я читал, что Луна образована осколком Земли, отделившимся от нее после удара метеорита.

Не помню даже, гипотеза это или научный факт. Да какая теперь разница.

Вспомнил о Светке, как она? Вокруг нее постоянно кто-то вертится, да еще и не по одному. Подумает, что опять куда-то рванул, даже не предупредив, всерьез обидится, а там…

Утром я проснулся от того, что детский голосок над самым ухом прорычал — р-р-р-р.

Убедившись, что я открыл глаза, Кармина убежала довольная. Так, стол уже накрыт и меня к завтраку ждут. Вот спасибо и не надеялся даже. Быстро сполоснув лицо, присоединился.

На завтрак была каша из зерен напоминавших кукурузные, но со вкусом пшена. Блин, а я даже не знал, что каша безо всяких намеков на масло и сахар да еще на завтрак, это так вкусно.

Что это у Стрегора глаза такие красные? Ага, понятно, не выспался он. Всю ночь, поди, караулил, чтобы я все их богатство не упер. А тут есть что брать, одних коз штук пять, козел и еще козлят парочка. Да и под навесом возле печи горшки с ухватами. Им еще и полсотни лет нет. Что я могу сказать? Молодец, мужчина растет.

За завтраком Аниата назвала меня Артуа. Хорошо, пусть будет так, не Пантекутль же в конце концов. Вообще-то я мог бы и Афродитом назваться, если бы эти козлы, или он в единственном числе, мои волосы белокурыми сделали. А так несоответствие получается. Я же люблю, чтоб все логически было.

Судя по всему, гнать меня никто не собирался. Да и зачем гнать, прокормлю себя как-нибудь, а в хозяйстве мужских явно не хватает.

Вспомнилось, что один мой знакомый каждое лето брал себе на фазенду бомжа. Тот работал у него за прокорм, и стакан водки вечером, больше ему ничего и не требовалось. Ну, еще обноски получал. Разговаривал я с ним однажды, про жизнь свою он мне рассказывал. Всю жизнь в Донбассе проработал, и проходчиком и горноспасателем, а потом вот так жизнь сложилась. Еще рассказывал он, что ему чуть-чуть до Героя Труда не хватило чего-то там.

Так что работай Артур — Артуа, кормить тебя кормят, обносками подогрели, а водку ты и сам не будешь. Тем более что нет у тебя такой героической биографии.

Если смотреть на мое положение серьезно, то лучшей для меня ситуации и придумать сложно. Как это у шпионов называется? Даже термин специальный есть, забыл только. Адаптируешься в новом обществе, социально акклиматизируешься, да и нет лучше метода изучения языка, чем погружение в языковую среду.

Это ж на какой социальной ступени я сейчас нахожусь? Да и какие они вообще здесь бывают?

Но все равно, они даже не представляют, как я им благодарен. Работать буду, никуда не пойду пока.

И я работал. Работал с утра до поздней ночи. Работы было много и вся она из разряда тяжелой физической. Не представляю даже, как они без меня справлялись. А может я сам для себя ее придумывал.

Домишко представлял собой сделанный из прутьев каркас, обмазанный глиной с соломой. Наверное, при здешнем климате этого достаточно. Но местами глина обвалилась, обнажив те самые прутья, а в одном из углов образовалась приличная щель. Совсем несложная работа исправить все это, да только вот глину приходилось носить издалека. Покривился навес, загон для коз тоже требовал ремонта, да и много еще чего, пусть и по мелочам.

Курятник еще вот. Он особенно крепким должен быть, чтобы ни один мелкий лесной хищник не мог в него проникнуть. По всей видимости, крупных в этих местах не водятся, иначе схарчили бы они всех козочек давно, и это в лучшем случае.

И все это помимо того, что необходимо делать постоянно. Хворост, грядки, вода для полива, поле тоже уход требует. Я даже козу доить пробовал, пока меня со смехом Анюта не отогнала.

Переиначил я ее имя в Анюту, один раз случайно так назвал, а потом как бы уже и в привычку вошло.

Стрегор бросил свою привычку караулить по ночам после второй бессонной ночи, уснув прямо за завтраком. Первое время он еще продолжал поглядывать на меня с подозрением, потом успокоился. Особенно после того, как я починил старые верши, и мы с ним на рыбалку ходить начали. На ту самую речку, где мне пришлось хряка из себя изображать.

От Анютиного дома до моря рукой подать. Но если бы прошел по самому берегу, то и знать бы не знал, что совсем рядом люди живут, стена деревьев прикрывает. И берег не совсем удачный, весь из крупных камней, с их края до воды пару метров точно будет. Какая-то своя логика была у человека, что место для строительства выбирал.

Маленькая Кармина стала моим учителем языка. Как это происходило — покажет она пальчиком на какой-нибудь предмет и скажет название. Я повторю за ней. Ей смешно, и с криком — мама, мама — к матери несется, чтобы пересказать, как этот глупый дядька вещи называет неправильно.

Так я и спал под навесом, и, хотя, успел уже стены хибары в порядок привести, но внутри еще ни разу так и не был. Да и чего я там забыл, единственная комната метров десять — двенадцать квадратных разделена пополам перегородкой из тех же жердей. Стол, три лежанки, вешалки с какой-то одежонкой и пара другая полочек. Больше там и не было ничего, через открытые двери видно.

Вот так в работе и забывался. Чем же еще от всяких навязчивых мыслей отвлечься можно? Лучший способ. Нет, конечно, есть значительно лучше, но как-то не складывалось. Анюта симпатичная женщина, с хорошей фигурой, только руки натруженные такие. Нет, совсем не страшные, просто видно, что всю жизнь она работает, работает. И работает физически. А так очень даже ничего, такая грация в движениях присутствует, непонятно даже, откуда что берется.

Я, в общем-то, никогда женским вниманием обделен не был, но вот не случилось до сих пор у нас с ней и все тут.

Поздним вечером, после обязательного вечернего чая, вернее заменяющего здесь его бадана, растения с мелкими ярко-красными бутонами, я повалился на свой тюфяк и принялся размышлять.

Хозяйство у Анюты бедное, оно и понятно, одна она, без мужа. Но суть не в этом. Все равно даже по бытовым предметам можно хотя бы приблизительно определить уровень развития цивилизации.

Взять, например, мой мир. Понятно, что у людей очень обеспеченных есть все, и все очень дорогое. Но если заглянуть в любое жилище людей даже с очень низким достатком, там ведь тоже все есть. Есть телевизор, пусть и ламповый, утюг, кофемолка, еще что-то, в конце концов, магнитофон какой-нибудь. Правильно, все дешевенькое, не огромная панель на всю стену и не тостер со встроенным пылесосом.

Дело не в этом. Все дело в том, что в доме Аниаты не было ничего такого, чтобы хоть косвенно говорило о том, что цивилизация ее мира достигла каких-то высот. В сравнении с моим миром, конечно. А с чем мне еще сравнивать?

Парус не в счет. Под парусом и у нас многие ходят, и получают от этого больше удовольствия, чем от скоростных скутеров.

Теперь голые факты.

Вся одежда, что попадала мне в руки, имела швы, явно сделанные не на швейной машинке, а вручную. Да и предметы, что не возьми, имеют следы ручной работы, начиная от топора и заканчивая серпом, ножом или гвоздем. Железо есть, попадаются стальные вещи, равно как из меди и олова. Но нет ничего такого, чтобы говорило бы о более высоком уровне развития. Вряд ли Аниата с детьми живет в отрыве от всего остального мира. Пусть даже так, что очень сомнительно, но, по крайней мере, шесть — семь лет назад контакты с остальным миром у нее были, судя по возрасту дочери. Вчера вечером, когда мы собирались пить вечерний чай, она вышла с цветным платком, наброшенным на плечи, и платок этот совсем не выглядел давним изделием, храни ты его хоть как. Кстати, и бусы у нее на шее имелись, из красного стекла. К чему бы это? Так, отвлекся.

Видимо, эволюция и здесь происходит по тем же законам, что и у нас. Почему я так думаю, да хотя бы потому, что у Аниаты две груди и находятся они на том месте, где им и положено. Об остальном судить сложно, а хотелось бы. Опять отвлекся.

А если люди одинаковые, в моем мире и в этом, то и цивилизация развивается по тем же законам.

И напрашивается грустный вывод. Если у них здесь уже не средневековье, то, по крайней мере, время не позже девятнадцатого века, если с Землей сравнивать.

Иначе у них уже наверняка бы свой Зингер нашелся, да и не только в этом дело.

Я немного полежал, раздувшись от гордости, затем продолжил размышлять.

Вот только разброс у меня очень большой получается, несколько столетий, слишком мало данных.

Следующий мой вывод был еще грустнее.

Всю историю человечество только и делало, что воевало, воевало. В мое-то время постоянно происходят военные конфликты, а уж в эти века… Мне не удастся отсидеться в этом Богом и людьми забытом уголке, да и не хочется этого делать. Как бы то ни было, передо мной целый новый мир, со своими особенностями, чудесами, сокровищами, тайнами и всем остальным прочим. И так хочется все это увидеть. Если уж я здесь, значит кому-то это надо, может быть даже мне самому. Для того чтобы мне здесь выжить, придется научиться как минимум двум вещам — понимать местный язык и научиться себя защищать.

Глава 3. Ответ за базар

Разбирая в сарае старое хламье в поисках нужного мне металлического штыря для починки навеса входных дверей, я обнаружил обрывок цепи, вплавленный в кусок железа граненой формы. Отлично, о чем-то типа этого я и мечтал. Анюта пожала плечами, бери, вещь в хозяйстве бесполезная. Ну, это кому как. Мне эта вещь просто необходима.

Так, теперь нужна рукоятка, равная длине цепи с билом и петля на ее конце. Я даже знаю, из чего ее сделаю. Есть у меня на примете кусок превосходной древесины, достаточно крепкой для такой цели. Когда-то нунчаками крутить приходилось, так, для общего развития. Все же, не с чистого листа начинать придется. Во-первых, какие-то навыки остались и, во-вторых, техника немного похожа. Совсем немного, но все же.

Еще нужно пересмотреть, что я вообще имею в этом смысле. Кое-что есть, но больше подходит против пары хулиганов, пусть даже и с ножом. Сомневаюсь, что это пройдет против профессионального воина, вооруженного приличной длины клинком. И мой кистень и моя техника. Да и что у меня есть? Неполный год занятий боксом и целых два года спортивным фехтованием, причем в обратном порядке. Но это было еще во время учебы в школе. Бокс против меча или сабли совсем не круто, а спортивное фехтование значительно отличается от фехтования тем же мечом. Что было потом? Потом было увлечение единоборствами, тоже не очень долгое. Затем я увлекся железом и решил, что этого будет вполне достаточно.

Теперь, отправляясь за хворостом или проверять ловушки для рыбы, я обязательно брал с собой кистень. Пусть я приходил на целый час позже и весь взмыленный, но даже такие занятия давали мне хоть какую-то цель. А цель была одна — научиться кистенем бить, просто бить. Но бить точно и мощно. А что еще с ним можно делать? Может быть, парировать или даже вырывать оружие из рук противника. Но кто бы мне показал, как это делать. Не сомневаюсь, найди я средихлама ржавую саблю, я бы занимался ею, но нашлось-то другое.

Я старался, чтобы никто не видел моих занятий. Когда человек моего возраста начинает постигать азы, это всегда смешно.

Да и с чем еще заниматься? Разве что выпросить у Анюты ее большой кухонный нож, которым она рыбу разделывает.

И все равно чувствуешь себя намного увереннее, когда имеешь в руках хоть что-то. Не обязательно же моим противником станет закаленный в боях мастер меча. Вполне возможно, что это будет обыкновенный бродяга, такой же славный боец, как и я, если еще не хуже.

Вот с языком у меня дела обстояли достаточно неплохо. Той неполной сотни слов, что я уже знал, вполне хватало объясниться даже на такие тонкие темы, как кормление коз или необходимость принести охапку хвороста на дрова. Что характерно, понять смысл обращенной ко мне речи было значительно проще, чем самому выразить собственную мысль. Насколько я знаю, язык можно считать усвоенным, если можешь на нем думать. Конечно, до этого было очень далеко, но даже Кармина все реже смеялась над моим произношением. А может, все дело было в том, что ей уже надоела новая забава.

Я не считал дни, проведенные в доме Анюты, но прошло не менее двух недель. Календаря у нее не было, а хотелось бы посмотреть, что он из себя представляет. Сомневаюсь, что счет может чем-то отличаться от того, что я знаю. С другой стороны, не обязательно же он должен быть десятеричным. Он может быть каким угодно и количество дней в месяце тоже может быть любым. А еще может быть так, что нет ни месяцев, ни недель.

Но в моем нынешнем положении можно слишком и не умничать.

Утро обычно начиналось с того, что я приносил пару ведер свежей воды, затем выгонял пастись коз. Они отлично знали, где можно найти себе пропитание и всегда возвращались домой к вечеру сами. Дальше шла повседневная рутина. Огород, грядки, поле и не обязательно в перечисленном порядке. Обед, часовой отдых, и опять фермерство до самой темноты. Ужин уже в сумерках, перед тем как ложиться спать обязательное чаепитие.

Меня всегда интересовало, почему они живут отдельно и именно здесь. Должна же быть какая-то причина. Попытки узнать у Аниаты ни к чему не привели. Когда она начала объяснять, я вскоре замахал руками, потому что не мог понять и половины слов. Все-таки в ежедневном общении мы пользовались в основном одними и теми же словами, такими же одинаковыми, как и то, что мы делали.

Нет, у меня не получится жить здесь долго, слишком все однообразно. Да и все, чем мне приходится заниматься, ничего кроме уныния не вызывает — никогда не любил ковыряться в земле. Понятно, что сейчас мне приходится делать все это по разным причинам. И хорошо одно лишь то, что делаю я это по собственному желанию. Вполне могло быть и так, что подобными делами мне бы пришлось заниматься из-под палки, попади я в другое место. До сих пор мне так и не удалось выяснить, где я, что это за страна, кто ею управляет. И существует ли здесь, например рабство. А как узнать, спрашивается, если я не знаю даже, как это слово звучит.

И приходилось вставать утром и идти за водой. Затем отправлять коз пастись и так далее. И никаких развлечений, да и откуда на них время.

Я возвращался с очередной охапкой хвороста, раздумывая о том, действительно ли Аниата строила мне сегодня глазки или все же мне показалось. Пару моих попыток познакомиться поближе она решительно пресекла. Причем сделала это не то чтобы с отвращением, просто отстранилась мягко, но настойчиво, покачала головой и сказала — нет. Ну нет, так нет. Были у меня периоды и подлиннее. Сегодня же она и поглядывала как-то по-особенному, и ее улыбки были не такие, как обычно.

Вот вечером и попытаюсь выяснить, так ли это или мне все же показалось. Сколько можно, я же вижу, что совсем ей не противен. Да и она молодая здоровая женщина, к тому же очень симпатичная. И думаю я так совсем не потому, что других здесь нет. Я это еще с бугра увидел, когда за ними наблюдал, не решаясь приблизиться.

Подходя уже к самому краю леса, обнаружил что под навесом, там, где обычно спал, стоят четыре лошади. Я возмутился, что за дела, там сейчас столько конских яблок будет, и еще мокро и вонюче. В доме всего три лежанки, а поскольку доступа к телу хозяйки не имею, мне что, в курятник переселяться? За базар ответите.

Интересно, кто это? Может, родственники навестить приехали? Лучше оставлю я здесь вязанку, черт его знает, как они на меня отреагируют. Возможно Аниата уже монетки пересчитывает, полученные в оплату за удачную продажу молодого и сильного раба, вряд ли ассигнации имеют здесь хождение. Кстати, местных денег я в глаза даже не видел еще.

Чуть в стороне лес почти вплотную к хозяйству подступает. Вот оттуда поглядим мы и послушаем, а уже затем выводы будем делать.

Под навесом, рядом с очагом, где мы обедали, сидели два крайне неприятных типа, которые занимались тем, что жрали и ржали, изредка поглядывая в сторону дома.

Опять ничего не понятно. Теперь вплотную к домику перебежим, здесь стена глухая, никто в окошечко не увидит.

Так, в доме гомон, смех, звук пощечины. И снова ничего не понятно, но явно, что не родственники с визитом нагрянули.

Заглянул в маленькую комнату — две лежанки для детей, вот и вся обстановка.

Где же они сами, и во дворе их не видел.

Дальше заберемся через оконный проем в комнату, и шуметь не стоит.

Голоса рядом, в соседней. Если что нырком в окно, на улицу, дальше влево, в заросли. План отхода давно разработан, не только хворост на уме был.

На дворе сейчас время такое, что к вечеру уже. Когда, казалось бы, еще светло, но зайдешь в помещение, и света сразу не хватает. Грань между светом и полумраком.

Осторожно заглянув через дверной проем, прикрытый занавесью из кусочков тонкого бамбука продетого через нитку, я увидел то, что совсем не мечталось увидеть.

Аниата лежала с широко раздвинутыми белыми незагорелыми ногами, устремив свой застывший взгляд в потолок на одну только ей видимую точку, заранее закусив нижнюю губу. Перед ней возился, спуская штаны, мужик, радостно скалясь в предвкушении. Второй был занят тем, что внимательно наблюдал за открывающимся перед ним действом, держась руками за то самое место, которое он рассчитывал вскоре использовать.

Ну и причем здесь я? Может быть, здесь так принято.

Когда я взглянул в противоположный угол, то сразу понял причем.

В углу, прямо на полу сидел Стрегор, прижимая к себе сжавшуюся в комочек сестренку, прикрывая ей ладонью глаза. Сидел и смотрел на них так ненавидяще, что я даже вздрогнул, увидев его взгляд.

Губы его были разбиты всмятку, а из носа тонкой струйкой бежала кровь, которую он даже не пытался вытереть.

Скоты, по крайней мере, могли бы детей выгнать. Но, как бы в опровержении моих слов, один из гостей повернулся к Стрегору и что-то сказал с улыбкой, показав рукой на лежавшую мать.

Все это происходило не бесшумно. Весело переговаривались насильники, громко смеялись что-то жрущие под навесом остальные. Я понимал часть слов, одно два из десятка, но даже не пытался вникнуть в смысл разговора.

Впервые за все время моего пребывания в этом мире передо мной встал выбор, и мне предстояло его сделать.

Все естество кричало о том, что нужно немедленно бежать отсюда. Ведь для того, чтобы изменить хоть что-то, придется убивать людей, пусть и не самых лучших.

Да и ситуация выглядела привычной для этих людей, слишком свободно они себя здесь ведут. Вот и реакция Аниаты говорит о том же.

Ты можешь также легко покинуть дом, тихо и незаметно, как и вошел, и дождаться, пока они уедут. Вернувшись, объяснить, что испугался этих людей и решил переждать в лесу. И ничего не изменится вокруг, ничего.

Только внутри тебя, в душе, появится немного гнили. Со временем ее будет все больше и больше. Затем она полезет наружу, и люди станут ее замечать. Так что думай, Артик.

Одним прыжком преодолев расстояние до ближнего, я с размаху опустил било на его голову, заботясь лишь о том, чтобы оно не скользнуло по низкому потолку, и не сбился верный прицел.

Человек в помятой замызганной шляпе кулем рухнул на пол, даже не вскрикнув. Второй резко повернулся ко мне и успел подставить под удар руку.

Било лишь скользнуло по его голове, заставив пошатнуться.

Рывком за шиворот одежды я заставил его развернуться и взял шею в захват.

Плечо и предплечье давят на яремные вены, перекрывая мозгу доступ к кислороду, а сзади, к затылку, прижато предплечье левой руки. Теперь наклоняем его к себе и тащим, за собой тащим, отступая. И давим так, как давят свою жертву удавы. Они на долю мгновения расслабляют свои объятья, чтобы затем сдавить еще сильнее. И так снова, и снова, снова и снова, импульсами.

Что я тебе могу сказать? Разве только то, что однажды сам попался на такой вот захват. Уже потом колол себе между ребер новокаин и считал, что легко отделался. Надеюсь, что у тебя так не получится.

Отпустив на пол безвольно поникшее тело, я ударил кулаком в удобно подставленную голову, целясь в височную кость. Ничего нельзя делать наполовину, говорят умные люди, и они правы, правы всегда и во всем.

Метнувшись в комнатку, к Анютке, ухватил ее под мышки и поставил ее рядом с лежанкой. Дави на нее, дави или садись и подпрыгивай. Делай так, чтобы она ритмично скрипела. Она у тебя очень скрипучая, вечерами я отлично слышу даже со своего места, как ты ворочаешься перед сном. Хоть и довольно далеко нахожусь.

Она поняла меня, и со двора послышался довольный смех.

Фу, перевел я дыхание, несколько минут выиграл, они ничего не поняли. Их еще двое, а из меня воин как не скажу из чего пуля. Его сейчас под навесом, где я сплю, полно уже должно быть. Нельзя мне через дверь выходить, скрипучие они очень, не дошли руки. Да и не человек я сейчас, поэтому выходить мне можно только там, где вошел.

Так, до них пара прыжков, сидят они один напротив другого, и весело ржут, прислушиваясь к скрипу, доносящегося из хибары. Я осторожно выглянул из-за угла дома. Один точно мой, добежать успею. И не промахнусь, руку достаточно набил, как знал, блин. Давай на счет три, а то как-то не по себе, двое их все-таки, оба при тесаках и пистолеты на столе лежат.

Не выдержав, я рванул вперед на счет два, заводя руку назад для удара. С разбегу удар получился такой силы, что брызнуло серыми с кровью ошметками. Второй мгновенно выскочил из-за стола, выхватив свой клинок, больше похожий на огромный мясницкий нож с гардой.

И мы закружили по кругу.

Сначала он поглядывал на домик и даже пытался позвать на помощь. Я тоже с беспокойством туда посматривал. Не факт, что второй не сможет придти в себя. С первым-то железно, удар грузом такого веса быку голову проломит.

Но на помощь никто не спешил, и мы продолжали ходить по кругу. Что-что, а уж чувство дистанции мне еще в секции бокса крепко привили, и я ее видел, пусть даже с учетом длины клинка моего противника. Сам я разрывать дистанцию тоже не спешил, слишком уж зловеще смотрелся тесак в его руке. Да и нервничал он больше меня.

Ну, с этим-то все понятно, он не самый крутой в их компании. Иначе, так сказать, право первой ночи у него было бы.

Положение спас Стрегор, показавшийся в дверях и запустивший в спину моего противника тяжелой оловянной кружкой. Удар получился слабый, да и попал он в спину, но хватило и этого. Тот, и так весь на нервах, на мгновенье отвлекся, отвернувшись от меня, да еще и в правую сторону, и я свой шанс не упустил.

Все.

Нет, еще не все, в доме посмотреть нужно. Подхватив тесак в левую руку, я бросился внутрь.

Бившаяся в истерике Аниата раз за разом опускала тяжелый пестик на лицо бандита все еще остававшегося в спущенных до колен штанах.

Все, все девочка и я с трудом оттащил Аниату от мертвого тела. Все верно, бандиты здесь не в первый раз, и как же он допек ее, бедную…

Крепко прижав ее к себе, погладил по голове, отпустил и чуть подтолкнул в спину, направляя к дочери.

Кармина все еще продолжала лежать в углу, плотно сжавшись в комочек и закрыв двумя ручонками голову, защищаясь от жесткого мира.

Вот теперь точно все. Нет, еще нужно убрать тела бандитов, убрать подальше.

Хоронить я их точно не буду, дотащу да моря и сброшу. Пусть ими рыбы кормятся и всякие крабы с омарами, становясь деликатесами.

Меня вырвало, хорошо уже успел выскочить из дома. И рвало все время, пока я волочил тела к морю, рвало часто и мучительно. Вот еще одно тело, тело с проломленной головой, и через пролом видны сгустки окровавленных волос и серые куски мозга с кровавыми прожилками.

Потом рвать стало нечем, и только мучительные позывы все еще заставляли содрогаться.

Погода менялась на глазах, и, когда я закончил с телами, небо заволокло низкими черными тучами, поднялся сильный ветер и пошел дождь. Даже не дождь, это и ливнем сложно назвать, сплошные потоки воды, падающие косо из-за шквального ветра.

Я сидел на берегу, думая о том, что было бы правильнее вспороть им животы, чтобы тела не могли уже всплыть. Мне вспомнилось это еще раньше, когда я волочил их по земле, но заставить себя так и не смог.

Подошла промокшая до нитки Аниата в трепещущей на ветру одежде, и за руку увела меня в дом. Да, да, пойдем, конечно, наверняка это еще не вся банда и они могут заявиться снова. Правильнее было бы скрыться на какое-то время в лесу, но куда ж в такую непогоду.

Я просидел всю ночь в доме, разложив перед собой на столе все четыре трофейных ствола с взведенными курками. Три пистолета и ружье с коротким граненым стволом.

Все они были с кремневыми замками. И это убирает пару веков.

Слева от меня, тесно прижавшись, сидела Аниата, справа Стрегор с распухшим от удара лицом. А на руках спала маленькая Кармина, иногда вздрагивая во сне. Да и все мы вздрагивали при каждом звуке от резкого порыва ветра, ожидая бандитов.

К утру буря стихла, выглянуло жаркое солнышко и быстро высушило землю…

Мы совсем уже собрались садиться за обеденный стол, когда приехали всадники, много всадников, не меньше полсотни человек.

Нет, они не были бандитами. Больше всего они были похожи на регулярную часть. Единообразная форма с преобладанием зеленых цветов. Одинаковое оружие, состоящее из короткого кавалерийского ружья, пистолета и палаша. Старшим у них был офицер, отличающийся и формой и оружием. На боку у него висела шпага в дорогих ножнах и пара пистолетов с изукрашенными рукоятками торчали из-за широкого пояса. И еще надменный взгляд из-под широкополой шляпы.

Похожи они были на егерей, выполнявших в земной истории, в том числе и подобные задачи.

Аниата долго разговаривала со старшим, так и не соизволившим сойти с лошади. Она что-то объясняла ему скороговоркой, часто махая руками. Я не понял ничего из их разговора, разве что довольно часто она говорила — Артуа — и всякий раз показывала на меня рукой.

Мне же было все равно. Я просто сидел и думал, смогу ли запихнуть в себя хоть кусочек чего-либо съестного и когда это у меня получится.

Пусть даже забирают с собой, чтобы выяснить, не шпион ли я враждебной Кампучии.

Но нет, офицер выслушал ее, еще раз оглядел меня своим взглядом, коротко, но выразительно взмахнул рукой, и они уехали.

Зря я думал, что не смогу съесть ничего. Первую ложку с кашей я едва протолкнул внутрь, на следующей почувствовал вкус, а затем съел столько, что чуть не оставил голодной всю свою семейку. Стрегор просто поглядывал на меня, а Кармина сидела с открытым ртом. Так у меня и бывает, если сильно понервничаю, сначала много ем, а затем иду спать. Так было и на этот раз. Только перед тем, как завалиться на тюфяк, мы с Аниатой осмотрели пояса разбойников. Я сбросил трупы в море в том, в чем они были, но пояса снял со всех. Пояс — это не ремень, чтобы брюки не сваливались. На здешних поясах снаружи имеется несколько карманчиков, для многих необходимых вещей. А на внутренней стороне есть особые, для денег.

Монет оказалась не так уж и много, и я первый раз увидел местные деньги. И не было на них ничего такого, что оказалось бы непривычным для меня.

Реверс с изображением профиля лобастого и бородатого мужика, аверс с малопонятным гербом и такой же надписью, и гладкий гурт. Такими были монеты из серебра.

На медных монетах тоже имелся герб, разве что вместо правителя непонятные буквы и цифры. То, что это буквы и цифры легко было догадаться, а вот то, что они обозначают, увы. Придется, как первокласснику с азбуки начинать и со счета. Вот где бы только учителя найти. Но этот трогательный момент можно отложить, сначала все же язык. Такая вот прогрессивная форма обучения у меня получается, сначала иностранный, а затем уже все остальное предметы.

Нашлась даже золотая монета, размером с ноготь большого пальца. Обнаружила ее Аниата, тщательно осматривающая пояс, лежащий перед ней на столе. Краем глаза я наблюдал за ней, что же она сделает, припрячет или нет.

Аниата положила ее на стол, в общую кучку. Золотая монета оказалась точно такой же, что и из серебра. Видимо в одной форме делали, только металл на нее пошел более благородный.

Когда мы закончили, Аниата сложила все в маленький кожаный кошель, затянула на нем ремешок и поставила передо мной.

Ну что ж, вполне справедливо. Только ведь ты хозяйка, вот ты и припрячь деньги до тех времен, пока они нам не понадобятся.

Затем я все же поспал. Проснувшись, сходил на море и даже искупался. Это был мой первый выходной за все дни, проведенные здесь.

А вечером, когда дети уснули, Аниата сама пришла ко мне.

Я лежал на своем любимом тюфяке, но уже в другом месте, потому что на старом продолжали стоять четыре трофейные лошади.

Аниата сняла с себя одежду и юркнула ко мне под одеяло. И у нас получилось все так легко и замечательно, как будто мы знали друг друга много-много лет.

И звезды не казались мне уже такими враждебными. И еще, засыпая, я думал о том, что люди, живущие здесь, совсем не отличаются от нас, землян. И дело было даже не в Аниате.

Глава 4. Гирд

Вот и настала мне пора научиться верховой езде. Одну лошадь я все же решил себе оставить. И теперь предстоит выбрать одну из четырех моделей, представленных в гиппосалоне. В наличие имеются три жеребца и одна кобыла.

Жеребцы имеют более приглядный, нежели кобыла вид, один так вообще красавец. Но всех их объединяет существенный недостаток — встроенная опция в виде сенсора,

определяющего неопытность седока даже на расстоянии.

Когда я пытаюсь приблизиться к ним с седлом наготове, они так гневно фыркают, что отбивают всякое желание к дальнейшему общению с ними. Кобыла же доверчиво тянется мордой, и даже не пытается возмутиться.

Всегда подозревал, что женщины ко мне относятся значительно лучше, чем соперники-самцы, и вот еще одно прямое подтверждение.

В принципе, из любого, на первый взгляд самого трудного положения, можно найти несколько блестящих выходов.

Взять, например, вот этого самого красивого жеребца, который ведет себя по отношению ко мне особенно непримиримо. Если привязать его зад к одному дереву, а перед к другому, то вполне можно его оседлать, затем влезть в седло, перерезать веревки и катайся сколько влезет. Мне и не такой трудности задачи приходилось решать легко и непринужденно.

Вот только веревок много надо и деревья постоянно искать.

Решено, оставлю я себе кобылу, а остальных коней продам. Обязательно найду покупателей, что будут на них много ездить и плохо кормить. Тогда они станут вспоминать обо мне, и лить свои лошадиные слезы. А свою Мухорку буду холить, лелеять, каждый день чистить и кормить хорошо. Потом они с ней встретятся, она им все расскажет, и они еще раз пожалеют, козлы.

Почему Мухорка? А ее Кармина так назвала. Имя как имя, красивое даже. Только о махорке напоминает, а курить иногда жуть как хочется.

Мне Мухорку первый раз Стрегор помогал оседлать. Быстро взнуздал ее, положил потник, седло надел и подпругу затянул. Затем засунул ладонь под подпругу и момент натяжки показывает. Еще и смеется. Ты, малолетка, да я натяжку ремня генератора на машине вообще двумя пальцами определяю. Ну и что теперь, что я уже два раза Мухорку скреб и чистил, а еще ни разу не ездил? Я когда первую свою машину купил, целых две недели только мыл ее и все, потому что ездить не умел, и прав не было.

И еще, мои далекие предки из кубанских казаков, а ты знаешь, что такое генетическая память, неуч?

Я и на любой машине могу, и океанскими судами управлять. Да мне один раз друзья даже кукурузник пилотировать доверили. Минут десять всего, но это же не кобыла.

Еще я, кстати, всегда в будущем оказаться мечтал, чтобы на флаерах летать, а вовсе не в вашем средневековье дремучем, где даже бритв приличных нет. Каждый раз бреешься и потом холодным исходишь, когда по горлу опасной бритвой проводишь.

И нечего смеяться, сказал. Это не то, что ты думаешь. Не собираюсь я падать, приноравливаюсь я, как на скаку предметы с земли подбирать. И сестре своей тоже скажи, чтобы не смеялась, иначе лопнет сейчас. А мамке твоей я сам все ночью скажу, она для этого специально и приходит, чтобы меня послушать.

Вот с языком все хорошо идет. После первой нашей ночной встречи с Анютой, меня как прорвало, сам даже не ожидал. Видимо назрело уже, и произошел качественный скачок. Или метод такой хороший, в постели разговаривать.

Хотя это как посмотреть. Была у меня одна знакомая, без имени обойдусь. И вот познакомилась она с парнем. Встретились они в стране, где оба были иностранцами.

Все у них было замечательно, отношения прекрасные и спали вместе. Только одна маленькая проблема, не понимали они друг друга. Как захочется им по душам пообщаться, шли они в интернет-салон и общались, через электронного переводчика. Еще шутили над ней, как же ты, мол, умудрилась в стране с самым большим населением, в Китае, американского негра себе найти.

Знание языка — великое дело. Будь ты хоть трижды черный и четырежды кучерявый, но, если говоришь чисто, то и отношение к тебе будет нормальное. И наоборот. Выглядишь, как самый настоящий абориген, но говоришь — моя твоя не понимай — выйдет все наоборот.

Местный язык не особенно сложный и запоминается легко. Вот только для обозначения цветов больше слов, значительно больше. Да и цветов здесь больше, ярче мир и оттенков много.

Может быть и еще что-то, но пока не сталкивался.

Обличьем от местных я ничем не отличаюсь, по крайней мере, от тех, кого видел. И в этом тоже повезло, чего уж.

Мы с Анютой в город собрались, здесь недалеко оказывается, около дня пути всего. Если бы я не увидел дым, как раз на него бы и вышел. Пусть даже и не в тот же день, так на следующий точно. Называется он Дертоген.

Лошадей продадим, купить кое-что необходимо, да и мне пора уже свой нос за пределы гасиенды высунуть. Белый свет посмотреть и себя показать.

Отправились мы еще до восхода солнца, оставив Стрегора за главного. Мать его так наставлениями замучила, что он от нее прятаться начал.

Первую часть пути я мужественно ехал на Мухорке, потом больше пешком шел. Натер себе с непривычки, бывает. Уже ближе к закату, когда солнце одним своим краем касалось морского горизонта, открылся замечательный вид на бухту, на берегу которой и расположился Дертоген.

Вид действительно был замечательный, особенно с той возвышенности, на вершине которой мы и остановились полюбоваться.

Море синее-синее, небо голубое-голубое, а огненно-красные отблески заката на облаках даже дух захватывать заставляют. Нисколько не удивлюсь, если треть жителей этой планеты художники-пейзажисты.

Ну, любовался-то я один, Аниата стояла и терпеливо меня дожидалась.

Почти идеально круглая бухта, на берегу которой расположилось множество хижин с небольшими двориками. Дальше местность идет в гору и домики там побольше в размерах, и выглядят основательнее. Уже на самом верху, на господствующей над местностью высотке, замок. Замок, больше похожий на крепость со всеми обязательными атрибутами — башнями, стенами с зубчатым парапетом и донжоном, над которым на высоком и остром шпиле чуть колышется на легком ветру стяг.

На самом конце мыса, вдающегося в водную гладь залива возвышается маяк. В бухте десятка полтора суденышек, в основном одномачтовых. Посреди бухты, на якоре, есть и двухмачтовый парусник. Еще и лодок полно, вытащенных на берег, за самую линию прибоя.

Смотри-ка, у них все как у людей. Нет ничего такого, чтобы сразу в глаза бросалось, и выделялось своей необычностью.

И все-таки я волновался. Очень. Новый мир, в котором мне придется жить, хочу я того или нет.

— Спать где? — обратился я к Аниате.

Та долго что-то объясняла, показывая рукой. Понял я лишь то, что на земле ночевать не придется. Ну и зачем так много слов?

Вообще-то есть у меня собственная гипотеза о причинах женской говорливости, согласно которой центр речи в прелестных женских головках находится в непосредственной близости от центра удовольствия. Понятное дело, что при разговоре один центр раздражает другой. Правда, и у мужчин так бывает. Это особенно заметно, если на ведущих популярных телевизионных программ посмотреть.

Эх, где это все? Клянусь, днями буду смотреть то, что раньше ненавидел. Только поставьте на место, пожалуйста.

Переночевали мы в доме, как я понял, каких-то Анютиных родственников. Нормально так переночевали, даже покормить нас не забыли. Анюта долго что-то им рассказывала, я даже не прислушивался. Встал из-за стола, поблагодарил и пошел на уже приготовленное мне для ночлега место.

На местный рынок мы отправились чуть свет и первым, кого встретили, был городской стражник.

Стражник важно шествовал по еще пустынной улице, переполненный собственной значимостью. Когда он поравнялся с нами, скептически посмотрел на меня и поприветствовал мою спутницу.

— Привет Аниата. Что, нового гирда себе нашла? -

Аниата на мгновенье смутилась, затем поздоровалась с ним сама и поволокла меня дальше.

Я заинтересовался значением услышанного мной нового слова.

— Гирд, что это? — обратился я к ней.

Никогда я раньше не видел, что можно так стремительно покраснеть, покрываясь цветом пунца на всех видимых участках кожи.

Ладно, понять не сложно, можешь не объяснять. Девочка, просто ты не представляешь, из какого мира я прибыл. У нас давно уже любойкто не первый, вторым считается. Ну, в нашем случае я третий, поскольку у тебя двое детей, очень не похожих друг на друга.

Я на мгновенье крепко прижал ее к себе и чмокнул в макушку, получив в ответ благодарный взгляд. Да и не к тебе все это было обращено, это же так прозрачно.

Не мог он знать о том, что мне неведомы какие-то слова, что я вообще язык не знаю.

Просто он так ко мне свое отношение выразил, что вполне заслужено, вид-то у меня еще тот. Пусть сейчас я и не в том, в чем огороды обихаживаю, и даже на ногах постолы какие-то имеются, но все же. Вот с этого и начнем.

Сначала внимательно присмотримся, как здесь люди одеваются. Может быть, есть какие-то сословные различия. Например, гильдия сапожников одевается отлично от гильдии мудрецов, и, если влезть в чужую одежду, то можно и крепко получить. Вплоть до смертной казни через удушение, утопление или забивание камнями.

Пройдемся по рынку, присмотримся, заодно цены узнаем и конъюнктуру местную. Мы для этого, собственно и пошли, ничего не взяв с собой из того, что продать намеревались.

Рынок мне понравился. Такой южный рынок, где много шуму гама, улыбок и яростной торговли. Мелкие торговцы зазывали сами, призывая покупать и пробовать. У коммерсов покрупнее этим занимались специальные люди.

Сначала заглянули в рыбные ряды. Нет, приобретать рыбу в наши планы не входило, но интересно же, что в местных пелагиалях водится. Оказалось, что ничего такого, чтобы могло смутить меня и заинтересовать. Окуни всякие морские, кефали, скумбрии, головоногие моллюски и перепончатокрылые. Насчет последних шучу. Все было обычно.

И в мясном ряду вырезкой из единорогов не торговали. Тоже обычное мясо, свинина, баранина и куры всякие. Хочешь, бери живым весом, а при желании тут же, на месте разделают.

Дальше шли уже промышленные товары. Здесь было более интересно. Где еще можно получить информации о состоянии той самой промышленности. Посмотрел, пощупал, повертел в руках и сделал неутешительный вывод. Все это и промышленностью назвать в полной мере нельзя. Всюду следы ручной работы, никаких штамповок и еще многих примет, указывающих на присутствие массового производства. Да и нет в городе никаких проводов и антенн.

По хозяйству Аниаты судить сложно. Вдруг она какая-нибудь отшельница и все вещи, которыми пользуется остальной цивилизованный мир у нее под религиозным запретом.

Вот теперь все предельно ясно. Семнадцатый, восемнадцатый век, если сравнивать с моей горячо любимой родиной.

Ладно, чего уж. Нет здесь флаеров и гиперпространственных переходов, но и питекантропов тоже нет. И люди вполне вменяемые, вон, сколько улыбок и смеха вокруг.

Себе я приобрел великолепные штаны, приличного качества рубашку и короткие сапоги с острыми носками. Острые носки обуви необходимы, попробуй тупым в стремя попасть. А я теперь всадник, черт побери, пусть и с натертым с непривычки седалищем.

Правда, не было у них разделения на правую и левую ногу. Но этого и на Земле долго не было, насколько я помню. С другой стороны даже удобно, в спешке не перепутаешь.

Слишком гламурные цвета для одежды выбирать не стал, хотя вот та голубенькая рубашка очень даже хороша, но привычка уже.

Тут же и переоделся. Ну как, Анюта?

Как же они умеют глазками все показывать, эти женщины, и понятно все и говорить ничего не надо.

Когда проходили мимо рядов, заваленных женской одеждой и украшениями, Аниата чуть замедлила шаг.

Погоди солнце, вот расторгуемся и уже тогда. Это одно из самых достойнейших занятий для мужчин — тратить деньги на своих женщин. То, что мне самому пришлось сразу переодеться, так это осознанная необходимость. Нам сейчас коней продавать, а здесь это серьезный бизнес. Вот и выглядеть нужно соответственно. Сейчас вернемся, я еще пояс надену трофейный, тот самый, что решил себе оставить. Сбоку клинок прицеплю и кинжал. Принято здесь так ходить, если не последний оборванец. И нет никаких сословных различий в одежде, каждый одевается, насколько доход позволяет, что замечательно.

Вот когда мимо рынка местная знать проехала в открытой карете, там да, одежда сразу в глаза бросается. Шпаги у мужчин, шляпы с перьями. И взгляды. Вершителей судеб взгляды. И что-то мне это напоминает.

Лошадей вместе с седлами и всей остальной упряжью мы продали удачно. По крайней мере, Аниата, судя по ее виду, осталась очень довольна. Она торговалась азартно, даже яростно и было забавно наблюдать за этим.

Все время торга я простоял рядом с самым невозмутимым видом, скрестив руки на груди и чуть выпятив нижнюю челюсть, для мужественности. Не умею я торговаться, да и не с моим знанием языка лезть в это дело.

Затем продали излишки оружия. Не так уж оно здесь и дешево, даже бывшее в употреблении, судя по количеству серебреных монеток, полученных за него. Оставил лишь ружье, в хозяйстве пригодится, пистолет да короткий палаш с кинжалом из тех, что лучше качеством, на мой взгляд.

Вот теперь пойдем Анюта и посмотрим, что у нас здесь в смысле высокой женской моды имеется. Нет, готовые изделия брать будем, хоть и дороже. Понимаю, что сама сшить сможешь, но на меня времени меньше уйдет. Так что я о себе больше забочусь.

Юбка нравится? Берем. И вот на эту еще посмотри. Вот эта блузка, или как она здесь называется? Конечно берем, я даже представить уже успел, как в некоторых местах ткань на ней вздыматься будет. Красиво получается. Бусики понравились? Кстати, сережки вот эти к ним очень даже хорошо подходят. И надеть все обновки сразу надо, а чего откладывать? Деньги — это всего лишь деньги. Ты не представляешь, как много для меня сделала. Это только я сам знаю, и объяснить трудно.

Вот ты у меня какая получилась, картинка просто. Ну и пусть поглядывают на нас, и шепчутся, кому какое дело.

Сейчас твоими детьми займемся. Стрегору этот пояс подойдет и еще небольшой кинжал с ножнами, я его вон в той лавке видел. Если бы не он, не знаю даже, как бы все закончилось.

А Кармине эту замечательную куклу. Знаю я, что у нее аж целых две. А у этой глаза есть и даже волосы. И платьишко очень симпатичное. Ну, еще и отрезы ткани им на одежду, тут ты сама выбирай.

Все, вот теперь хозяйством займемся. Но и это ты лучше меня знаешь, что купить необходимо. Я же только расплачиваться буду и вместо носильщика отлично подойду.

В том смысле, что взяла из моих рук кошель, вытащила денежек, сколько надо и расплатилась. Теперь еще хозяевам, приютившим нас, подарочек какой никакой небольшой.

И вообще мне замечательная мысль в голову пришла. Как тебе объяснить-то? В общем, давай в этот замечательный городок переселимся, мне здесь все нравится. Само главное то, что не бросается на меня никто с криком — чужак — и не пытается руки до самого затылка заломить. Да и далось тебе это сельское хозяйство. В конце концов, им и здесь заниматься можно. Да и я себе занятие найду, руки не из заднего места растут. Вот только с жильем необходимо как-то вопрос решить.

Но все это я тебе потом скажу, слишком ты сейчас в возбужденном состоянии находишься. Придется на время ночной кукушкой стать.

На обратном пути к приютившему нас дому, мы опять встретили того же стражника. Только взгляд его стал совсем другим. И чего здесь удивительного, Дертоген — город маленький. Аниату знали многие, и она несколько раз останавливалась поговорить со знакомыми женщинами. Даже того, что я разобрал, достаточно было, чтобы понять, что разговор шел о недавних событиях.

В большей степени меня радовало то, что она смело рассказывала об этом, рассказывала чуть ли не каждому встречному, а Анюта никогда не казалась мне глупой.

И это значит только одно — никакой мести не будет. Ни от оставшихся разбойников, ни от их родственников, ни от кого.

Что касается здешнего стража, то и он в курсе всего, что произошло. Иначе грош ему цена, а это не так. Вон какую ряху отъел, что о многом говорит.

Значит, знает он и о том, что их четверо было. И я гуляю по его городу, а вовсе не они. Вот, хотя бы в том кабаке, что расположен у самого моря и откуда доносится пьяный женский смех, не смотря на то, что время еще за полдень недалеко убежало.

И пусть я одолел их не в честном бою, да какая теперь разница.

Назад мы возвращались на другой день и оба шли пешком, поскольку Мухорка была перегружена. И еще, чего там греха таить. Не смог я ночи дождаться, когда мы присели передохнуть и перекусить на укромной лесной полянке. Слишком уж милые ямочки на щечках у Аниаты, когда она улыбается и глаза такие блестящие.

Глава 5. Фред

— Словом, займет все это не более чем пару недель. Ну, может чуть больше. Ты даже по Аниате своей не успеешь толком соскучиться.

Ага, и когда меня такие вещи останавливали?

Моим собеседником был Фред Груен, владелец двухмачтового парусника, который я классифицировал бы как бригантину. Те же прямые паруса на фок-мачте и косые на гроте. Разве что обвод линий несколько отличался, и на юте имелась высокая кормовая надстройка. Ходкое суденышко, судя по всему. Вероятно, при постройке в первую голову и держалась мысль о скорости, а уже совсем потом о вместительности трюмов.

Мы сидели в дертогенской таверне, в той, что немного приличней. Всего их здесь две и вторая выглядела совсем уж забегаловкой. Да и нравы там были очень свободными. В любой момент тебе на колени могла усесться развеселая пьяненькая девица, и потом становилось очень трудным объяснить, что она сама проявила инициативу.

Аниате объяснить, конечно. Городок маленький, все друг друга знают, так что все слухи и сплетни мгновенно облетали его, приобретая за время полета ширь и размах.

Нет, в этой таверне тоже доступных девиц хватало, но вели они себя куда как более скромно.

А куда деваться, Дертоген — портовый городок и без этого никак. Все здесь имелось, и морячки и рыбачки, и таверны с доступными женщинами, радующимися любому моряку, лишь бы монеты в кармане позвякивали. Может, с карманами я немного погорячился, мало их еще, карманов-то, и не в каждом предмете одежды они присутствуют. Но ведь и сказать хотел совсем не об этом.

Иногда даже пиратские набеги имели место, но крайне редко, все же Меандрия держава великая. Сейчас, по прошествии почти полугода, когда я был почтен прибытием в Меандрию, могу уже смело судить об этом.

Меандрия, которую все называли Империей и свои, и даже чужие, представляла собой монархию во главе с ныне здравствующим императором в лице Конрада III из династии Крондейлов. Территориально Империя разделена на провинции, коих насчитывается около десяти. Рабства и крепостного права, как такового, нет, хотя крестьяне привязаны к тем селениям, где обитают. Словом, распродавать людей оптом и в розницу нельзя, но, если придет кому-то в голову избавиться от одного из своих поместий вместе с принадлежащими ему деревнями, то за ради Бога. Опять же, если это не противоречит имперским законам. Темный лес и мутно очень, в общем. Аристократия присутствует в полном объеме, и герцоги, и графы и прочие бароны. Раньше Империя и разделялась на герцогства и графства, затем дедушка нынешнего императора волевым решением поделил подвластные ему территории на провинции.

Отличительным знаком благородного происхождения является шпага. Она может быть какой угодно. И настоящей боевой, с которой можно смело выходить на несметные полчища врагов. И иметь чисто декоративный вид гигантской зубочистки всего лишь показывающей — вот он я, человек с голубой кровью. Титулы передаются только по мужской линии. Так что, если дочь герцога выйдет замуж даже за очень состоятельного купца, то и станет она купчихой.

Очень серьезно можно пострадать, если повесить шпагу себе на пояс, тем самым самовольно присвоив дворянское звание. Вплоть до того, что вздернут на веревке перед толпой любопытствующего народа. Поскольку считается уже это преступлением против короны.

А так ходи себе гуляй, и никто не спросит тебя грозно — Ты чей, холоп? Ничей? Значит, моим будешь. -

Все это объяснил мне мой собеседник, Фред Груен. И я серьезно подозревал, что перед его фамилией должна стоять приставка фер, указывающая на благородство его происхождения. Совсем не обязательно должна стоять, многие аристократы отлично обходятся и без этого. Просто его манера разговаривать и еще многие приметы упрямо говорили об этом. Он, кстати, нечто подобное в отношении меня подозревал, уж не знаю почему.

Из себя он представлял человека примерно моих лет, брюнета с голубыми глазами, скорее крепкого телосложения и моего же роста. И еще он был бабником, закоренелым, завзятым, оголтелым, и дальше в том же духе бабником.

Вот и сейчас, когда мимо проходила служанка, обслуживающая посетителей таверны, он постоянно скашивал на нее глаза. А чего там косить-то? На его корабле, по-моему, корма меньших размеров, чем у этой служанки.

Все моряки, пусть и бывшие, наверное, такие. Но сошлись мы не на этой теме.

Однажды, спеша домой после небольшой, но достаточно оплачиваемой работенки, я увидел, как два человека пытаются при помощи кулаков заставить себя уважать противников числом вдвое больше. Не смог я пройти мимо, уж очень плохо у них получалось. Тем более что бились они только при помощи кулаков, ну и пинки им тоже иногда удавались.

Насчет холодного оружия в Империи очень жесткие законы. Это дворянам позволяется протыкать друг друга шпагами и дырявить из пистолетов, по поводу и нет.

Люд же попроще, за применение ножика или тесака, мог получить направление на имперские рудники лет на десять, а то и пожизненно. В том случае, если произошло убийство или даже тяжелое увечье. Нет, можно ходить, обвешавшись палашами и ружьями, но применять их разрешается только против бандитствующих элементов, пытающихся лишить жизни или имущества владельцев такового. Здесь, на окраине Империи, подобное случается нередко.

Короче, в спарринг — партнеры мне достался крепкий, жилистый мужик, да еще и на удивление верткий.

В той секции, где я когда-то занимался, тренер имел интересные взгляды на технику бокса.

Восемьдесят процентов техники приходится на переднюю, лидирующую руку, говорил он. Так почему же сильная рука, например, правая у правши, постоянно находится сзади. В двух словах это выглядит так. Если правша — занимай правую стойку и наоборот. Новаторам был, однако. Уже потом я узнал о подобной технике совсем из других источников.

Если еще короче, то я достал челюсть своего противника именно правым хуком, он у меня всегда неплохо получался и именно из правосторонней стойки.

Именно после этого удара мой оппонент приземлился на пятую точку. Затем помотал головой, поднялся на ноги и полез здороваться за руку, еще и бормоча при этом, что за всю его карьеру драчуна такой случай первый.

От нападавших здорово попахивало вином, да и защищающиеся тоже имели в крови достаточно много промилей.

Закончилось все это дело грандиозной попойкой именно в той таверне, где та самая девица уселась мне на колени, черт бы ее побрал. С нами был и ревнивый муж той женщины, из-за которой собственно весь сыр — бор и разгорелся. То ли у Фреда с ней действительно что-то было, то ли наоборот, как раз ничего не было, и она обидевшись, пожаловалась мужу на его домогания.

Скандально известный своей кобелимостью Фред должен был в полной мере испытать на себе крепость кулаков разъяренного собственника. Муж уговорил своих друзей принять участие в мести, и они ждали его в засаде, не забыв захватить с собой небольшой бочонок вина последнего урожая, чтобы не очень скучать. Совсем крохотный, литров на двадцать, не больше.

Чем все это закончилось, уже известно.

К концу наших посиделок они с Фредом уже сидели в обнимку и горланили песню о несчастной судьбе моряка, вернувшегося с дальнего плавания и обнаружившего свою жену в постели с лучшим другом. Сам-то Фред женат не был, и, видимо поэтому, у него получалось совсем не так жалобно, как у его напарника по дуэту.

Следующим утром я сделал два не очень приятных открытия. Первым открытием было то, что если выпить достаточно много, голова болит нисколько не меньше, чем на Земле. А вторым — если влить в себя несколько бутылок вина, то захмелеешь так же, как и от более крепких спиртных напитков. Их, кстати, здесь не было. Ни рома, ни виски, ни джина. Что характерно, водки тоже не было.

Ну и ряд сопутствующих выводов. Например, таких, что Аниата тоже способна ревновать, или то, что пьянство и здесь может оказать очень пагубное влияние на состояние наполненности кошелька монетами.

Фреда я видел и раньше, личностьпримечательная. Один раз даже пришлось присутствовать при его разговоре с Аниатой. Мне совершенно случайно довелось услышать, как он проявлял свой мужской интерес к прелестям моей подружки. Сначала он прошелся по ее красивым глазкам, а затем заявил что-то в том духе, что у нее есть и очень красивые особенности фигуры.

Ответ Аниаты мне понравился.

— А еще у меня есть мужчина, который умудрился обрывком цепи отправить на тот свет несколько разбойников — заявила она — Среди них даже Троуг был. Да ты и сам слышал эту историю, не так уж давно она и произошла. -

К своей чести Фред не стал стучать себе кулаком в грудь, что плевать он хотел на всяких Троугов и людей с цепями и без таковых. Он просто откланялся и все. Чего ж тут непонятного, отказали ему во взаимности.

Этот случай произошел уже больше трех месяцев назад, когда мы только переехали в Дертоген.

С жильем сложилось как нельзя более удачно. Совсем за бесценок нам удалось приобрести неплохой домишко. Правда, не в самом лучшем состоянии. Моей заслуги в этом совсем нет, разве что деньги на его покупку пошли из моего кармана.

Вот в него мы и переселились, сразу после окончания сезона дождей. Здесь их два, и длится каждый период по месяцу, полтора. В это время влага с небес сыплется практически не переставая, только интенсивность меняется. Проливные дожди сменяются моросью, затем следуют затяжные. Словом, все это время небо плачет не прерываясь. А вот все остальное время благодать, лето.

Вот и сидели мы в хибаре Аниаты, изредка выходя под дождь, чтобы отправить самые неотложные дела. На плантациях делать нечего, урожай к тому времени уже собран, рыбалки никакой, поскольку реки вздуваются и выходят из берегов.

Время даром не пропало. Когда еще практиковаться в знании языка, как не во время вынужденного безделья.

Я даже сказки научился Кармине рассказывать. И еще каждый день уделял пару часов на то, чтобы пародировать собой бойца, вооруженного саблей.

А в остальном, конечно, жуть. Все сыро, волгло, еще и крыша протекать начала.

Сразу по окончанию дождей мы и переехали. Дом небольшой, но сложен из камня, вот только крыши не было, обвалилась она. Поначалу я засучил рукава и твердо намеревался починить ее сам. Затем прикинул цены на материалы, узнал стоимость работ, запрашиваемых местными строителями…

И заплатил последние деньги профессионалам, у которых и инструмент необходимый присутствует и материал. Переоценил, в общем, свои возможности.

Да оно того и стоило, поскольку предложили мне маленькое дельце, и пообещали хорошо заплатить. Взвесил я все за и против, и понял, что выгоднее получается так, как и поступил.

Дельце затянулось на целую неделю, и заключалось оно в том, что мне необходимо было съездить в компании таких же развеселых парней в одно забытое всеми местечко. Там мы изображали собой группу поддержки во время переговоров. Переговоры вели между собой два благородных дворянина, если судить по раззолоченным ножнам шпаг и манере держаться. С другой стороны такая группа поддержки тоже имела место. Вся наша работа и состояла в том, что выглядеть мы должны были еще круче и мужественней, чем наши возможные противники. Иногда очень хотелось смеяться, настолько театрально все выглядело. Но заплатили настоящими деньгами и заплатили довольно неплохо. Я получил, как и было обещано, серебряную полукрону. А вот о чем шел разговор, можно только догадываться.

Когда я вернулся, дом был уже отремонтирован. Хороший такой дом, с огородиком, небольшим садом, немного запущенным конечно, но это тоже дело поправимое. Даже колодец во дворе присутствует.

Отлично в нем Аниате житься будет. Мне бы еще денег достать, чтобы она не нуждалась ни в чем какое-то время. Там, глядишь, и личная жизнь наладится, дама она очень привлекательная.

Не смогу я здесь долго оставаться, еще толком и адаптироваться не успел, а уже тянет куда-то. Передо мной новый мир и совсем не хочется сидеть в этой забытой местным Создателем дыре всю оставшуюся жизнь. Вот только деньги нужны и на дорогу, и, самое главное, чтобы Анюте оставить, очень нужны.

Все-таки я считаю себя не совсем глупым человеком и мне даже известно на несколько столетий вперед, каким путем будет развиваться цивилизация. Присмотрюсь ко всему, определюсь, а там уже и окончательно решу, чем мне дальше заняться. Для начала хочу в столице Империи побывать, в Дрондере. Столица — это всегда центр, и научный и культурный и промышленный, и еще какой угодно. Интересно же, черт возьми, что она из себя представляет.

Так что вряд ли я долго здесь задержусь, и Аниата это отлично понимает. Молчит, правда, не говорит ничего, но женщины всегда отлично видят эту мужскую породу вечных странников, которым очень, очень много надо, чтобы, наконец, угомониться.

Как-то рассказала она мне про жизнь свою, очень подробно рассказала. Если честно, не совсем хотелось мне все это выслушивать, но человека можно серьезно обидеть, оттолкнув его в тот момент, когда он тебе душу раскрывает.

Была у нее любовь, большая любовь, в результате которой Стрегор и родился. Затем не стало его, море к себе забрать решило. Потом был один козел, в жизни почти каждой женщины такой бывает, и очень повезет, если один. Исчез он, прихватив с собой все, что посчитал ценным, а уже после Кармина родилась. Через год она осталась без родителей и дальше жизнь вообще покатилась вниз. Одно время ей даже в таверне пришлось подрабатывать, чтобы детей накормить.

Закончилось все это тем, что пришлось переселиться на выселки, туда, где я ее и встретил. Там до этого какой-то одинокий бобыль жил, пока однажды не нашли его мертвым на берегу моря.

Самое страшное началось, когда повадился навещать ее Троуг. Да не один, а вечно в компании таких же негодяев, как и он сам. Последний его визит уже с моим присутствием совпал.

Это сейчас она ходит с гордо поднятой головой и одета хорошо. В Дертогене я в числе пусть и не самых уважаемых, но вполне приличных людей значусь. Только постоянного источника доходов себе еще не отыскал. Можно не стыдиться.

Насчет Стрегора у меня такие планы. Для своих лет парень очень рослый, через пару годков меня догонит. И серьезный весь такой, редко улыбается. Думаю пристроить его в ученики к мастеру какому-нибудь. Сначала на побегушках побегает, потом в подмастерья попадет, а там, глядишь, и ремеслу обучится.

Через плетень дедок живет, забавный такой. Ему за шестьдесят уже, и последние лет двадцать пять на деревяшке скачет, у него одной ноги нет.

Я думал, что на море он ее потерял, здесь все с ним так или иначе связано. Оказалось, что нет, дед в кирасирах служил, в Тунгейском полку. Когда он это сообщил, на меня так гордо посмотрел, как будто мне это хоть что-то говорит.

Посидели мы с ним как-то по-соседски, поговорили по душам и договорились до того, что взялся он мне показать то, что когда-то умел хорошо. Вроде и песок из него сыплется, и ноги одной нет, но как взял в руки клинок, преобразился, даже взгляд другим стал.

Вот и пришли мы к тому, что уроки я у него брать начал. Самое главное, что никакой насмешки с его стороны не увидел, хотя и не мальчишка я совсем. И деду развлечение, и мне хоть какая-то наука. Наставником он оказался на удивление хорошим, так кратко и доходчиво мне мало кто объяснить мог, о чем бы речь не заходила.

Так вот и жил я все это время до самого разговора с Фредом в таверне самой ночной порой.

Глава 6. Элиза в лунном свете

В море мы вышли еще затемно, с первыми дуновениями легкого бриза, потянувшего с берега.

Когда совсем рассвело, ветер немного посвежел и карасса, а именно так называют здесь этот тип судов, рванулась вперед, словно породистая беговая лошадь.

Я стоял, облокотившись на планширь, и поглядывал на Фреда, что-то втолковавшего

рулевому. Жаль, что не видят его сейчас многочисленные подружки и те дамы, что еще сомневаются в своих чувствах к нему. Смотрелся Фред очень впечатляюще, в красном распахнутом камзоле, шляпе, у нас такие когда-то называли зюйд-вестками и в очень мужественном выражении лица.

Команда 'Мелиссы' состояла из двадцати семи человек. Обычно Фред обходится и меньшим количеством, нанимая по мере надобности недостающих моряков. В Дертогене это сделать несложно, моряков там хватает.

Вооружение 'Мелиссы' составляли четыре пушки, расположенные по две на каждом борту и длинноствольная кулеврина, уткнувшаяся своим зевом в море за кормой. Калибр у пушек был, ну, если свести в окружность большие и указательные пальцы обеих рук, примерно такой. На баке орудий не было, что и неудивительно, вряд ли Фреду приходится кого-то преследовать, скорее уж наоборот.

Сейчас, при полном парусном вооружении, корабль смотрелся красавцем. Поймав мой взгляд, Фред чуть развел руками, знаю мол, что и 'Мелисса' моя красавица и сам я на своем месте, и что выгляжу нисколько не хуже. Если поставить себе задачу охарактеризовать этого человека двумя словами, сразу приходит в голову — веселая бесшабашность.

Фред Груен появился в Дертогене четыре года назад, продемонстрировал коменданту дертогенской крепости рекомендательные бумаги, и с той поры в нем и обитал. Кроме того времени, что бывал в море, конечно.

Все морские порты Империи принадлежат короне, за исключением, разве что самых мизерных, что и портами назвать трудно. При каждом имеется крепость с гарнизоном, чья величина напрямую связана с размером самого порта. Дертоген не был исключением и его комендантом являлся барон фер Энгнуа. Я видел его несколько раз. Дважды в неделю он со своей свитой объезжал вверенный ему объект с самым важным видом.

О своем прошлом Фред никогда не распространялся, даже не делал никаких намеков. Зарабатывал себе на жизнь тем, что брал фрахты за перевозку грузов. Причем по известным только ему причинам мог отказаться от очень выгодного, и не менее легко взять на себя другой, чуть ли не копеечный. Человек-загадка, в общем.

Но был у него и еще один приработок, о нем мы и говорили при нашей встрече в таверне.

В нескольких днях хода от Дертогена, в открытом море, проходит торговый морской путь, ведущий в крупнейший порт Империи, Гроугент. Это только кажется, что по огромным морям существует множество дорог, ведущих к намеченной цели. На морях и океанах тоже существуют свои пути, разве что не ограниченные бровкой и не отмеченные столбиками с километражем. Цель любого плавания — добраться до порта назначения с наименьшими затратами времени и ресурсов.

Так вот, в том месте, куда мы сейчас направлялись, судоходство было довольно оживленным, а в непосредственной близости находилось множество банок с острыми подводными скалами. И практически после каждого шторма эти особенности морского ландшафта имели свои жертвы. А шторма случались здесь регулярно, и, как правило, непогода налетала внезапно, в этом я и сам успел уже убедиться.

И для Фреда стало уже своего рода лотереей, повезет, не повезет, появляться на этих банках после каждого шторма. Зачастую ему улыбалась удача в виде разбитых и полузатопленных кораблей. Иногда он зарабатывал на спасении таких судов. Случалось, что покидал заповедные места впустую.

Бизнес, вероятно, не очень солидный, и даже не догадываюсь, чем он его привлекал, но он предложил мне составить ему компанию.

Когда я поинтересовался, зачем ему нужен, ведь лазить по вантам его 'Мелиссы' меня только крайняя нужда заставит, он заявил, что у меня очень забавный акцент. И еще, добавил он, ты задаешь мне такие вопросы, ответы на которые я и сам скоро забуду. Его всегда трудно понять, когда он говорит серьезно, а когда зубоскалит. Мне он тоже нравился как человек, ему бы только на Аниату чуть иначе поглядывать…

В общем, отправился я вместе с ним, получается, что за компанию, уверенный им в том, что случись какая пожива, получу свою долю. Если буду помогать в ее добыче.

Не в моем положении проявлять особую гордыню, тем более что не душегубством собрались заниматься.

Хлопанье парусов на ветру и шелест воды за бортом, разрезаемой узким хищным корпусом…. Что может быть лучше этих звуков? Ну, разве что нежный шепот любимой….

Я даже отстоял часть вахты за штурвалом, удерживая корабль на курсе. Дело, в общем-то, привычное, с единственной разницей, что нужно еще и за парусами присматривать, чтобы не потерять ветер.

На обед был приглашен в капитанскую каюту Фреда, занимавшую большую часть кормовой надстройки.

Убранство его каюты впечатлило даже меня, что же говорить о его гостьях. Резная мебель, кровать с балдахинами, пышные ковры на полу, серебреный сервиз в шкафчике со стеклянными дверцами, где каждый предмет стоит в специальном креплении. Защита от шторма и сильной качки. Имелось даже зеркало.

Почему даже? Да потому что за время своего пребывания здесь я видел его во второй раз.

В первый раз на городском рынке, у одного далеко не самого бедного торговца. Торговец использовал его как приманку для покупателей. Возле небольшого зеркала, прикрепленного к стене его лавки, постоянно толпились люди, любуясь своим отражением. А где много народа, там и покупатель всегда найдется. Зеркала в Империи были большой редкостью и очень дорогой вещью, доступной далеко не каждому.

Наконец, хозяин каюты обратил мое внимание на картину, скромно висевшую на одной из переборок. Поначалу я даже не заметил ее, созерцая разложенную на одном из двух столов его каюты морскую карту.

А картина стоила того, чтобы ее рассмотреть. И изображала она не морской пейзаж, что было бы более логично.

Крупные темные мазки, покрывавшие ее края по периметру. Откуда-то из глубины картины пробивается слепящий свет. Вот, по сути, и все, если бросить на нее беглый взгляд. Но если хоть чуть вглядеться…

Художнику удалось передать бесконечную глубину перспективы совершенно непонятно за счет чего. Свет не может изгибаться так, как изгибаются реки на картинах, чтобы передать объем. Среди широких темных мазков угадывались искаженные полупрозрачные лица, изо всех сил тянущиеся к свету. Картина притягивала, хотелось стоять и рассматривать ее бесконечно.

С трудом избавившись от наваждения, я повернулся к Фреду. Тот внимательно присматривался к моей реакции на изображение. Когда я посмотрел на него, по лицу, как мне показалось, пробежало легкое выражение разочарования.

— Что ты увидел? — спросил он заинтересованно.

— Колодец — не стал напрягаться я.

— Колодец? — голос его прозвучал явно удивленным.

Ну да, колодец. А что я там должен был увидеть?

Сразу по переезду мы со Стрегором чистили колодец во дворе своего дома. Им давно не пользовались, и он изрядно забился всяким мусором. Я сидел на беседке, это такая доска с веревками, и зачерпывал ведерком скопившуюся грязь. Ведерко не было большим, чтобы Стрегор мог вытаскивать его заполненным, не очень надрываясь.

То ли я переполнил ведерко, то ли край его задел за кладку колодца, выполненную из крупных неотесанных камней… В общем, часть его содержимого прилетело мне точно в лицо, когда я как раз сопровождал ведерко взглядом. Еще и комком чего-то в голову попало. Вот тогда я увидел примерно тоже, что и на картине. Даже ослепительные искры были, они кое-где и на полотне присутствуют.

— Обычно тех, кто в первый раз ее рассматривает, мне приходится за руку оттаскивать, они еще и сопротивляются — сообщил мне Фред.

Что тут могу сказать? Волшебная сила искусства. Но картина действительно впечатляет.

А еще мне вспомнился один мой хороший знакомый по прежнему миру. Художником он был от Бога, и соответствующее образование получил.

Так вот, есть у него картина, навеянная музыкой великого Людвига ван Бетховена, он всегда так сам его называет. Навеянная двумя, наверное, самыми известными его произведениями, она так и называется — 'Элиза в лунном свете'.

Только вот почему-то Элиза у него обнажена и стоит на коленках и локтях, грациозно прогнув спинку. Хорошо хоть боком к зрителю стоит, только голову в его сторону повернула. А так да, лунного света хватает, в открытое окно луна светит во всем великолепии своего полнолуния. И еще, лица у Элизы часто меняются. Она и блондинкой успевала побывать, и брюнеткой, и рыженькой. Даже абсолютно без волос бывала, с огромными печальными глазами. Так вот, эта картина меня тоже сильно притягивает, всякий раз у него в гостях подолгу ее рассматриваю.

На следующий день ближе к вечеру на самой границе видимости появились пятнышки островов, растянувшихся по всему горизонту.

— Чуть ближе подойдем и до утра ждать будем — сказал Фред — То, что нам нужно, как раз за ними и находится. Но в темноте мы туда не полезем, чревато. -

Всю ночь, убрав паруса, мы пролежали в дрейфе. Спать я лег далеко за полночь, слишком уж впечатляющая картина — здешнее море, когда такие близкие звезды отражаются в почти неподвижной воде.

Под утро задул ветер, принеся с собой волнение. Балла три, не больше, определил я — на гребнях волн барашков еще ни видно. Шли мы круто к ветру, приближаясь к островам. Когда ближний остров, поросший буйной растительностью, оказался почти на траверзе левого борта, из-за него вышел корабль. Трехмачтовый парусник с высокими носом и кормой. На его правом борту я насчитал двенадцать орудий, бомбард, по-моему, но ручаться не буду, далековато.

Посмотрев на Фреда, я увидел, что и он может бледнеть быстро и сильно.

— Право на борт — заорал Фред и сам же бросился выполнять свое приказание. Отбросив в сторону рулевого, он с бешеной скоростью закрутил штурвалом.

'Мелисса' неохотно откликнулась на приказ, слишком мала была ее скорость. И потянулись томительные минуты, когда ничего нельзя изменить и ничто от тебя не зависит. На корабле, двигающемся в нашу сторону, часть парусов была зарифлена, но ветер ему благоприятствовал, задувая в корму.

Красивое зрелище, когда корабль покрывается распущенными парусами. Но не в этот раз, и не на чужом корабле, слишком уж показательна реакция Фреда.

Наконец, наша карасса развернулась достаточно, чтобы захватить парусами полный ветер. Слажено у Фреда команда работает, подумал я, наблюдая за ее действиями. Я бы и сам помог, только ведь мешать буду. Не с моим опытом туда лезть.

А трехмачтовик взял еще правее, чтобы всем бортом ударить пушечным залпом. Было хорошо видно, как суетятся канониры на его борту. Это действительно, бомбарды, слишком характерен у них внешний вид. Дальнобойностью они никогда не отличались, но черт его знает, может быть сейчас как раз их дистанция.

'Мелисса' рванула с места, недаром хозяин ее даже лишним количеством орудий не отягощает. Хотя мог бы установить еще не меньше дюжины. Правый борт нашего противника окутался дымами и лишь затем донесся грохот пушечного залпа. Поздно.

Основная часть ядер взметнула столбы воды за кормой, и только одно проделало дыру в стакселе грот-мачты.

Рявкнула кулеврина, установленная на корме 'Мелиссы' и через некоторое время на нижнем фоке преследующего нас корабля появилось аналогичное украшение.

Канониром у Фреда был старый Могнир, всю жизнь отслуживший в имперском флоте именно в этой должности. Теперь он выходил в море в основном из-за любви к нему. Чего на берегу сидеть, дети выросли, внуки тоже, а правнуками еще не обзавелся. Был он подслеповат, глуховат, издержки профессии, но ядро положил мастерски, Фред даже кулак на одной руке сжал, в знак одобрения.

Один-один получается, если судить по попаданиям.

А старик продолжал возиться со своей кулевриной, задирая жерло ее ствола все выше в небо. Наконец он застыл, выбирая момент для выстрела. Мы тоже все заперли в ожидании.

Б-бах! Все ждали выстрела, но все равно он прозвучал неожиданно.

И старый комендор не промахнулся. Ядро попало в марсовую площадку, в бочку, называемую 'вороньим гнездом'. Бочка накренилась и из нее выпала фигурка человека, которая скользнула по раздутому ветром полотнищу грота и упала в воду. Команда 'Мелиссы' прокомментировала увиденное восторженным ревом.

Вряд ли Могнир стремился попасть именно туда, куда угодило ядро, возможно, ему даже не удалось разглядеть результаты своей работы, но принимал поздравления он с самым спокойным видом.

Когда корабль так раскачивает пусть еще и не на высокой волне, а корме и носу всегда достается в этом смысле больше, чем другим частям корпуса, нужно обладать его опытом, его талантом, наконец, его удачей, чтобы продемонстрировать подобное.

Пока наш противник разворачивался левым бортом, расстояние между нами получилось значительным и следующего залпа не последовало.

— Старый знакомый — ответил на мой молчаливый вопрос Фред — Из тех знакомых, что век бы не знать и не видеть. -

Через пару часов гонки стало очевидным, что преследующий нас корабль безнадежно отстает. Это стало понятным не только нам, и враг отвалил в сторону, прекращая преследование.

Еще два часа и мы потеряли его из виду. Я так и не сумел его классифицировать. Три мачты, бизань расположена вплотную к гроту, и на ней всего лишь один косой парус. Не силен я в истории парусного флота, да и здесь свои особенности в кораблестроении имеются.

'Мелиссу' я успел облазить, как говорится, от киля до клотика. Все на месте, и шпангоуты, и пиллерсы и бимсы всякие. У баллерса руля пятка присутствует. Внешне, конечно есть отличия, а так все, как и у нас было. Вон, даже ахтерлюк присутствует, и в него как раз судовой повар полез.

Мне почему-то казалось, что Фред возьмет курс на Дертоген, но я ошибался. Он не из тех людей, кто отступается так просто.

Уже следующим днем карасса шла мимо гряды островов, вытянувшихся в линию до самого горизонта. Этим путем обычно и следуют суда, стремящиеся попасть в Гроугент. Все свободные от вахт матросы всматривались по левому борту, пытаясь обнаружить то, ради чего мы все сюда и прибыли.

Фред рассказывал, что эти воды излюбленное место действия пиратов. Правда, в последнее время их стало здесь не так уж много, ведь зона активных пиратских действий переместилась на юг.

Там пролегал морской путь, связывающий Империю с другим могущественным государством, называющимся Абдальяром.

Вообще, здешние моря и океаны, по рассказам того же Фреда, значительно отличаются от привычных мне по прежнему места жительства акваторий. Они более мелкие, изобилуют многочисленными островами и мелями. Словом, что ни море, то сплошной лабиринт проток в архипелагах островов. Наверное, я все же немного утрирую, но различия действительно были огромными.

Не так давно в этих местах постоянно курсировала эскадра военных кораблей Империи, чьей основной задачей и являлось обеспечение безопасности мореплавания торговых судов. Они и сейчас здесь есть, но уже не в том количестве. И получается, что встретить пиратов значительно проще, чем имперский военный корабль. Ну, это всегда и везде, и не только к пиратам относится, и вообще к морю.

Тот корабль, с которым мы совсем недавно столкнулись, тоже был пиратским, к тому же командовал им давний недруг Фреда. Назывался он "Пулус", что на местном наречии обозначает морское животное, похожее, судя по описанию на моржа или подобного зверя. Командовал им Бундриг Стор, при этом Фред взглянул на меня, как будто ожидая моей реакции. Нет, приятель, ты можешь часами перечислять мне имена, и я не буду на них реагировать. Разве что случайное совпадение отыщется.

Не знаю я здесь никого, и нет у меня никакой тайны, кроме самого появления здесь. И не надо за обедом вилки с ножичками подкладывать, у нас так чуть ли не каждый ребенок ест. Культура-с, знаешь ли. Хотя, с другой стороны, где-то даже приятно, что не за смерда принимают.

За день плавания вдоль гряды островов нам попались два торговых каравана. Один очень приличный, судов пятнадцать и все были купцы. Купеческие суда обычно сбиваются в кучу, так им легче от пиратов обороняться. Вот после шторма их может раскидать и тогда да, в одиночку трудно сопротивляться джентльменам удачи.

Другой караван был значительно меньше, всего три торговца. Но охраняли их два военных трехпалубных корабля, с незнакомыми вымпелами и флагами с гербами на них.

Имперский герб я запомнил уже давно, практически каждый день им в Дертогене любуюсь, когда ветер на шпиле штандарт разворачивает. И соответствует он гербу правящей династии Крондейлов.

На нем изображена стоящая на задних лапах фигура какого-то животного, похожего на стилизованного льва. Наверху герба три короны, самая большая на самом верху. Внизу два перекрещенных меча, по-моему полуторных. И еще две ленточки по бокам, похожих на муаровые. Девиз вообще верх глубокомудрия — 'могущество в мощи'. Ага, победность в победе, правдивость в правде, стильность в стиле и так далее.

— Это адбальярцы — пояснил мне Фред, заметивший мой интерес.

Повезло мне наверно, что попал я именно сюда. Тут тебе и пираты, и романтики полно. И воздух чистый, не загаженный. Возможно, что вон на том острове, что с длинной желтой песчаной косой, далеко выступающей в море, какой-нибудь местный Морган клад свой зарыл.

Попади я в будущее, во мне бы давно чужака обнаружили. И изрезали бы мой бедный мозг тонкими, тонкими полосками, чтобы понять насколько он изменился за пару столетий.

Хотя вряд ли. Вот смотрю я на этих людей и понимаю, что ничем они от нас не отличаются. Разве что знаниями и какими-то навыками. Но вот перебрось любого из них в мой мир, так им еще легче, наверное, чем мне здесь будет адаптироваться. Долго ли микроволновкой научиться пользоваться или телефоном? Да враз.

Это что же получается, что мы больше потеряли, чем приобрели? Бред какой-то.

Глава 7. Зверский оскал

На следующий день Фред смирился с тем, что удача на этот раз ему не сопутствует. Он принял решение вернуться в Дертоген, но перед этим зайти в еще один порт Империи, Торпент, в поисках попутного груза.

Мы прошли между двух островов и взяли курс вдоль северного берега левого из них.

Я поинтересовался причиной его маневров, ведь, по сути, нам следовало идти почти в противоположную сторону.

— Есть там укромная бухта, и вполне возможно, что в ней какой-нибудь купец ремонтируется — посвятил меня в свои планы Фред.

Когда нашим глазам открылся вход в бухту, перед нами предстало нешуточное сражение.

К стоявшему на якоре посреди бухты купцу, при помощи абордажных крючьев был пришвартован тот самый 'Пулус'. Его несложно было признать по окраске и обводам корпуса, да и марсовая бочка все еще продолжала крениться на одну сторону.

Схватка была в самом разгаре и даже до нас, несмотря на расстояние, доносился шум боя.

Фред заметался по мостику и его нетрудно понять. Ведь именно сейчас тот миг, когда можно свести счеты с давним врагом. Но и сомнения понятны.

Пираты уходят в море, имея на борту столько людей, сколько позволяют возможности их кораблей. На захватываемых ими судах экипажи защищаются яростно, ведь их ждет незавидная участь — отправиться за борт со вспоротым животом, и чаще всего еще живыми. Здесь так принято. И акул хватает, и питаются местные акулы не планктоном.

Купец, обводы корпуса которого очень напоминали пузатый бочонок, здорово пострадал во время последнего шторма, оставшись без пары передних мачт. Осталась только бизань. Вот и спрятался он в этой укромной бухте, чтобы поправить такелаж и установить новые мачты. На берегу достаточно высоких деревьев, выбор имеется.

Только вот об этой бухте знали не только капитан торговца и Фред. Знал о ней и Бундриг Стор, хозяин "Пулуса".

У Фреда на борту всего двадцать семь человек, включая меня. Реальных воинов меньше, пятнадцать, и себя я к ним не причисляю. Да, эти люди с полным правом могут назваться бойцами и это очень заметно. Все они пришли с Фредом и даже удивительно, что он смог их всех удержать, при его-то нынешних занятиях.

На 'Пусусе' сотни две экипажа. Две сотни людей, сделавших пиратское ремесло своим образом жизни.

На купце экипаж около сотни моряков, может быть чуть больше. Совсем нехорошее соотношение получается, даже если напасть на Бундрига Стора со спины.

Марсовому с топа грот-мачты удалось разглядеть то, что невозможно было сделать с палубы 'Мелиссы'. Торговец подобрал людей с затонувшего судна, иначе никак нельзя объяснить количество защитников на его борту.

Практика обычная, сегодня он, завтра ты можешь оказаться в такой ситуации. И пройдя мимо терпящего бедствие судна, уже никогда не сможешь объяснить причины такого поступка. И люди, которых совсем недавно ты считал лучшими друзьями, будут равнодушно скользить мимо тебя своими взглядами. Нет, окажись ты в такой же ситуации, никто не пройдет мимо, тебя спасут. Но от клейма, оставшегося на тебе, уже никогда не избавиться.

Я посмотрел на Фреда, интересно, какое он примет решение сейчас, когда все так удачно складывается.

А он его уже принял. Последовал ряд распоряжений, и забегала палубная команда, задрожали и поползли гитовы, подтягивая шкаторины к реям, где их уже ждали сезени. На правый борт навешивались плетенные из конопляных тросов кранцы. Люди Фреда, уже в штурмовом обличье, состоявшем из кирас и шлемов, расположились там же, с абордажными крючьями наготове. Вскоре к ним присоединился и сам Фред, тоже в кирасе и шлеме. Но даже в таком виде он смотрелся щеголевато.

Буквально за считанные минуты 'Мелисса' лишилась большей части своих парусов и продолжала идти вперед только за счет инерции да еще кливеров на бушприте.

— Ты с нами? — спросил меня Фред, и я кивнул головой.

— Кто бы сомневался — пробормотал он себе под нос, но мне все же удалось разобрать его слова.

Кто, кто. Да хотя бы я сам. Ну какой из меня еще боец, тем более сейчас, когда все действие будет происходить в тесноте переплетений всех этих шкотов, брасов, фалов и остальной оснастки такелажа, да еще на скользкой от крови палубе. И не пойти нельзя, есть моменты, когда ценность собственной жизни должна остаться где-то там, в глубине, и на первый план выходит надежда людей на твою помощь.

Но вперед я не полезу точно, это самоубийство.

Когда воды между 'Мелиссой' и 'Пулусом' осталось совсем мало, в ход пошли кошки. И вскоре борта кораблей встретились со стуком, скрипом и скрежетом.

Абордажная команда 'Мелиссы' с яростным ревом бросилась на борт пирата. Следом, вторым эшелоном, вместе с еще несколькими матросами, туда же направился и я.

Как оказалось, чтобы немедленно столкнуться нос к носу с врагом, совсем не обязательно бросаться на абордаж в числе самых первых. Достаточно сделать несколько шагов по чужой палубе и вот он враг, сам нашел меня.

Крепкий рыжеволосый бородатый тип в сшитом из нескольких слоев буйволовой кожи жилете, и с абордажным топором в руках. Перекинув топорище из одной руки в другую пару раз, он ухватился за него обеими руками и нанес страшной силы удар, целясь в голову. В ту самую, где хранится множество знаний, еще недоступных здешнему миру. Уже одно это заставило меня скользнуть в сторону — навстречу, отводя удар левой рукой, а правая с палашом пошла между его ног. Затем режущим движением дернуть клинок на себя. Целился я в бедренную артерию, а вот куда пришелся порез, не знаю. Янычары когда-то славились таким ударом, вот уже не думал, что и мне пригодится.

Бородач, зажимая руками окровавленное место, упал на колени, уткнувшись лбом в доски палубного настила.

Со вторым пиратом я справился на удивление быстро. Парировав его удар своим клинком, сделал выпад, метясь в горло. Попал.

Третий же мой противник чуть не стал для меня последним. Спас один из людей Фреда, вовремя толкнув в плечо. Уже в полете я наблюдал, как он двумя ударами короткой абордажной сабли разделался с ним.

Я даже не стал долго задерживаться с благодарностью. Приземлившись на палубу, вспомнил о пистолете, заткнутом за пояс. Не вспомнить было мудрено, поскольку при падении он больно врезался в бок. Вот им-то я и достал одного из трех пиратов, наседавших на моего спасителя. Затем отвлек еще одного, усиленно делая вид, что сейчас обрушу на него ярость своего клинка и свою личную ярость. Противник клюнул на уловку, и Бронс, именно так звали человека, спасшего меня от верной гибели, быстро разделался со своим, а затем и с моим врагом. Так-то хорошо у нас в паре работать получается. Пока я вношу ужас в ряды противника зверским оскалом, Бронс успевает их шинковать.

Но как бы там ни было, для первого раза получилось совсем неплохо. Это даже Фред успел отметить, подойдя ко мне и хлопнув по плечу.

К тому времени бой уже почти закончился. Экипаж торгового судна, получив неожиданную поддержку с нашей стороны, перешел в контратаку. Совместными усилиями мы загнали оставшихся пиратов на высокий ют 'Пулуса'. Среди них оказался и Бундриг Стор.

Наступила минутная передышка. И очень сложный момент.

Казалось бы, все, победа, но несколько десятков пиратов продолжают удерживать высоко задранную корму пиратского корабля. Сейчас, когда эмоции схлынули и весь запал пропал, трудно заставить себя опять лезть на смерть под клинки и пули. А пираты будут стоять насмерть, им терять нечего. Никто их не будет брать в плен, чтобы увезти с собой и представить перед справедливым имперским судом. С ними покончат здесь, на месте и совсем необязательно смерть будет мгновенной. Скорее наоборот. И они сами заслужили к себе такое отношение теми действиями, что предпринимают в отношении моряков захваченных кораблей. И еще, никогда здесь пиратов не называли джентльменами удачи.

По моему представлению дело должно было закончиться выстрелами картечи из пушек купеческого корабля, чья корма возвышалась над водой ничуть не меньше, чем у 'Пулуса'. Но нет, события развивались несколько по-другому.

Народ, собравшийся на шканцах 'Пулуса' шумел и переговаривался, набираясь решимости перед последним штурмом. Сейчас по толпе пронесется искра, и она бросится на пиратов. Пираты не провоцировали моряков, и вели себя очень тихо. Одного выстрела достаточно, чтобы зажечь толпу, и они отлично это понимали.

На пустующей перед самой кормовой надстройкой палубе появился Фред в красном камзоле и в треугольной шляпе с пышным белым пером. И когда это он успел переодеться?

Фред спокойно прошелся на виду у всех, затем, не повышая голоса, сказал.

— Бундриг, все равно ведь сдохнешь через пару минут. Так может, доставишь мне удовольствие, спустишься и сделаешь это от моей руки? Ты же знаешь, сколько лет я об этом мечтаю. -

И Бундриг не заставил себя долго ждать. Буквально через пару минут он уже спускался по трапу. Пиратский вожак оказался крупным мужиком под сорок, с черно-угольной кучерявой бородой в форме лопаты, достававшей ему почти до середины груди.

— Его, наверное, и зовут Черная борода? — спросил я у стоявшего рядом Бронса, припомнив известного пирата из земной истории.

— Нет — усмехнулся тот — за глаза его называют Хряк, и он очень этого не любит. -

Бундриг, тоже без кирасы, небрежно помахивал зажатой в правой руке саблей, больше похожей на длинный меч с односторонней заточкой.

Фред к тому времени уже успевший скинуть камзол с золотыми позументами и шляпу, был вооружен не менее длинной саблей с слегка изогнутым клинком.

Так, сейчас я стану свидетелем дуэли двух давних врагов. Должно быть, потрясающее зрелище. Это не общая схватка, когда заботишься в основном о том, чтобы не прилетело ни от врагов, ни от своих. И на все остальное попросту уже не хватает внимания.

Но зрелища не получилось. Ни потрясающего, ни вообще никакого. Отбив размашистый удар Бундрига, Фред ушел чуть назад и атаковал его двумя быстрыми выпадами.

На втором выпаде он достал Хряка уколом в объемистый живот, погрузив в него чуть ли не треть клинка, правда, сам при этом получив ранение в левое плечо.

Моряки одобрительно зашумели, Бундриг — фигура печально известная, а вот Бронс недовольно поморщился.

— Я же сотню раз показывал ему, что после такого выпада следует защита клинком и не надо так глубоко проваливаться. -

Я с удивлением посмотрел на него. Бронс выглядел лет на пять нас моложе, и меня и Фреда.

Вероятно, гибель Бундрига и послужила той самой искрой, после которой вспыхнула атака. Оставшихся пиратов смели сразу. Сломленные потерей вожака, пираты сопротивлялись ожесточенно, но были обречены.

Нет, я бы все же сначала картечью пальнул, чтобы избежать лишних жертв.

Но, как оказалось позже, на то была своя причина.

Когда война закончилась, началось празднование победы.

Нас угощали вином, благодаря за неожиданную подмогу. Совсем неизвестно, чем бы закончилось дело, не приди мы на помощь как нельзя вовремя. Все гуляли по ошвартованным в ряд кораблям, в одиночку и группами, а на палубе торговца стояла открытой большущая бочка с вином.

Дошло даже до того, что пару раз пальнули из пушки. Салют, я так понимаю. А Фред уединился с капитаном торгового шнорка ' Глистри'. Так назывался купеческий корабль и так назвался тип этого судна. С ним еще был и третий человек, я так понимаю, капитан спасенного 'Глистри' экипажа.

Разговаривали они очень долго, и Фред вышел очень довольным.

Подробности выяснились уже на следующий день, когда мы под всеми парусами летели прямым курсом к Дертогену.

За обедом, как обычно проходившим в его каюте, он посвятил меня в подробности разговора.

Суть его была вот в чем.

Пиратский 'Пулус' стал призовым кораблем, и дело стояло только за тем, как разделить этот приз. Сначала Фред настоял на том, чтобы приз этот разделился на три равные части, невзирая на количество людей в трех экипажах, принимавших участие в битве.

Это ему удалось. Но и это было еще не все.

Капитан спасенного экипажа предложил ему треть от примерной стоимости 'Пулуса', чтобы сразу стать его собственником. С капитаном и владельцем 'Глистри' такую операцию он обговорил заранее, и тот тоже пошел ему на встречу. Они были родственниками, эти два капитана, пусть и не близкими.

Конечно же, Фреда очень устроил такой вариант. Получить деньги сразу на месте, вместо того чтобы, перегонять трофейный корабль да еще потом мучиться с его продажей… Лучше уж потерять часть денег, но избавиться от лишних хлопот.

Выглядел Фред крайне довольным. Не менее довольным выглядел и я, получив свою долю причитающихся мне денег. И эта доля оказалась достаточно большой.

Четверть от выплаченного за 'Пулус' золота идет Фреду, остальное делится на всех в равной степени.

Двенадцать таких славненьких золотых имперских крон. Сумма.

И теперь у меня достаточно денег для того, чтобы сделать, наконец, то, чего я давно желаю. А желаю я одного, отправиться в Дрондер, столицу Империи.

Теперь понятно, почему не стали стрелять из пушек. Зачем нужны лишние повреждения кораблю, когда лучше заплатить кровью.

А после обеда ко мне подошел Бронс. И бесплатно мне предложил то, за что я был согласен заплатить золотом.

— Мне нравится быстрота, с которой ты движешься, Артуа. Но вот оружием ты владеешь так, что сразу становится понятным, что взял его в руки не так уж давно. Если у тебя есть желание, мы могли бы немного поработать вместе. Конечно, я не смогу тебе сразу дать то, на что понадобятся годы. Но некоторые вещи ты можешь научиться делать быстро.-

Еще за обедом Фред сознался мне, что получил Бронсу присмотреть за мной. И только благодаря этому я и остался в живых. На память об этом сражении остался только порез на левой щеке, больше похожий на царапину.

Не знаю, что в тот момент двигало Фредом, вряд ли мой забавный акцент.

А вот в том, что Бронс подошел ко мне, была целиком его собственная инициатива.

И еще он был мастером, одним из лучших бойцов, встретившихся мне на пути в дальнейшем.

Так что чего удивительного в комментарии Бронса, если он сам и научил его делать то, что Фред сделал со своим заклятым врагом.

Когда Фред узнал, а вернее увидел, наши занятия с Бронсом, он удивился.

— Чем же ты его смог убедить? — поинтересовался Фред у меня.

— Я раскрыл ему тайну картины, висящей в твоей каюте — заявил я.

— Ну и в чем же она заключается? -

— На ней изображена дырка в заднице, если смотреть изнутри. Потому люди и застывают перед ней, подспудно стремясь выбраться из той задницы, куда поставила их жизнь.-

Фред хохотал так, что у него разболелось раненое на дуэли плечо.

Глава 8. Перевод с французского

Наши занятия с Бронсом продолжались почти месяц. Наверное, в конце концов, он сам пожалел о своем предложении, ведь я постоянно допекал его своими наглыми притязаниями на роль ученика. Нет, он ничего не говорил, но и лицо его не выражало особенного удовольствия, когда Бронс замечал меня, устремленного к нему с парой учебных клинков под мышкой. К счастью, он никогда не отказывал мне ни в наставлениях, ни в советах, ни даже в том, чтобы скрестить со мною сабли в учебном бою. Правда, почти никогда у него не находилось столько времени, сколько хотелось бы мне.

Единственное, чего я серьезно опасался, так это то, чтобы у меня не развился комплекс своей ущербности по сравнению с ним.

То, что он мне показывал, не было полноценной техникой фехтования на саблях или какой-то стройной системой. Короткие связки, приемы защиты и нападения, иногда парадоксальные, некоторые уловки, позволяющие ввести возможного противника в заблуждение.

— Захочешь, сведешь все это сам, применительно к той технике, которую ты посчитаешь наиболее подходящей для себя. Правда, для этого ты сначала должен этой технике научиться — усмехался Бронс. И однажды еще добавил — Порой я и сам не понимаю, почему показываю тебе некоторые вещи, которые совсем не должен показывать. -

Даже не догадываюсь, что стояло за его словами, но своего прежнего оппонента, дряхлого одноногого деда я победил теперь легко. Тоже прогресс, наверное.

Затем Фред на своей 'Мелиссе' снова ушел в море. И Бронс ушел вместе с ним. Уходили они надолго. Опасаясь, что больше не увижу его до самого своего скорого отъезда, а решение о нем я принял окончательное, я пошел и купил ему подарок.

Подарок был из разряда тех вещей, о которых мы долго мечтаем, но так и не решаемся их приобрести. Казалось бы, и цена совсем не высока, но все поглядываем, поглядываем, откладывая момент покупки на потом, понимая ее невысокую практичность. Так, вещь для души больше. И еще, женщины очень редко понимают нас, когда мы все же дарим такую вещь сами себе.

Обошелся он мне в половину золотой имперской кроны.

Бронс явно обрадовался подарку и немедленно отблагодарил меня тем же. Мы прошли в каюту Фреда, чтобы никто не смог увидеть его ответный дар.

В каюте, мельком взглянув на картину, Бронс ухмыльнулся.

— Дырка от задницы говоришь? Очень подходящее определение ее сущности. Теперь смотри внимательно. Бывают моменты,когда ты оказываешься в такой ситуации, что кажется все, конец. Это действительно так, но если сделать вот это… -

Надеюсь, я все хорошо запомнил.

С Фредом мы попрощались, сидя за его любимым угловым столом той самой таверны что поприличнее. Он был в курсе моих планов, но говорили мы не об этом.

— Что-то на сердце у меня не очень спокойно — пожаловался он, имея в виду плавание, в которое уходил — давит что-то, давит. Нехорошее, словом, предчувствие. И отказаться не могу. -

И нет ничего удивительного в его поведении. В моем мире тоже полно суеверных людей. Особенно среди людей рисковых профессий. Самая рискованной профессией считается профессия космонавтов, и что удивительно они-то и являются самыми суеверными людьми. Дело даже не в боязни потерять свою жизнь, есть вещи и пострашнее.

Моряки тоже входят в список таких профессий и занимают место в первой пятерке.

Есть такая примета, что из рейса должны возвратиться все, кто в него уходил. Помню, была у нас собака, и однажды, во время сильного шторма, она пропала. И такие проблемы потом начались…

— Ладно, я не об этом — продолжил Фред — есть у меня к тебе маленькое предложение. Богатым не станешь, но пять — шесть золотых монет поднимешь. Здесь как раз именно это слово и подходит — усмехнулся он.

И он объяснил суть.

На запад от Дертогена, на морском побережье, не так уж и далеко от города, есть подводная каменная гряда, уходящая далеко в море. Так вот, не так давно, почти вчера можно сказать, еще и пары лет не прошло, там потерпел крушение корабль с грузом гевойского масла. Это самое масло было контрабандным товаром и имело довольно приличную стоимость. Корабль же и кораблем назвать трудно, большая лодка с одинокой мачтой. Такими здесь контрабандисты часто пользуются. Ход она имела приличный, а товары их редко тоннами измеряются. Вот и предложил мне Фред заняться подъемом этого масла. Его в кувшинах с узкими горлышками перевозят, похожих на амфоры.

Да кувшины, наверное, за этот срок уже песком затянуть успело, засомневался я. Или масло испортилось давно.

Нет, уверял меня Фред. Ничего с ним не сталось, проверено. Грунт в том месте каменистый и глубина самая подходящая. Нырнуть еще можно, а вот шторм на такую глубину уже не достает.

Так понимаю, что это был его прощальный подарок. Когда я спросил, чем смогу его отблагодарить, он ответил — ничего не нужно.

И с усмешкой добавил.

— Ты помог мне понять смысл той самой картины. -

Далась же она вам.

Уже после отплытия 'Мелиссы', арендовав ялик у своего соседа-ветерана, страстного рыбака и, взяв с собой Стрегора, отправился на место крушения.

Затонувший кораблик мы нашли в первый же день, метрах в трехстах от берега.

Обнаружили и горшки, действительно похожие на амфоры. А вот дальше начались проблемы.

С первого раза я не смог до них донырнуть. Вот они, казалось бы, пару гребков и все, но именно в этот момент остро чувствуешь, что воздуха хватит только на обратную дорогу к поверхности. И это еще при том, что пользовался я методом японских ныряльщиков за жемчугом, подсмотренным в одной из книг о самом известном шпионе всех времен и народов, имеющим лицензию на убийство. Метод действительно работает и с его помощью возможно задержать дыхание в половину дольше. И все равно не хватало.

На такой глубине все попытки зацепиться за одну из двух ручек, имеющихся у каждого кувшина с помощью металлического крюка, тоже ни к чему не привели. У Стрегора добраться до них тоже не получилось. И думать, как разрешить эту проблему он не желает. Его больше интересует, куплю ли я ему новую рубаху, если у нас этот бизнес получится, негодяй юный. Девочками он начал интересоваться.

Самое время басню вспоминать, про очи и ферментированные кисломолочные продукты.

И отливов здесь нет. Луна отсутствует, а от местного светила не отливы с приливами, а так, сплошное недоразумение.

И здесь мне пришла в голову такая мысль, что я даже не понял сначала, дурак я или гений. Дурак — потому что не догадался сразу, а гений — ну все ж таки додумался.

Наверно все-таки гений, если посмотреть на ошарашенный взгляд Стрегора, увидевшего выражение моего лица. Я даже из ялика чуть не вывалился от радости.

Нужно с камнем нырять. А чтобы не возить их в лодке целую кучу, камень мне нужен многоразовый. Обвязать его фалом достаточной длины, ручку из него же сделать и вперед. То есть вниз. И еще необходим хотя бы один буй. По буйрепу спускаться буду, чтобы не угодить своим камнем в скопление кувшинов с маслом. Только подводный он нужен, буй, такой внимание лишнее не привлечет.

Будет кто-нибудь мимо проходить, поинтересуется, что мы тут делаем, да рыбачим мы. Место здесь очень уловистое, чтобы узнать о нем, золотом плачено. Ну и пусть пальцем у виска крутят. Здесь, кстати не крутят, а трут его, висок, но тоже пальцем.

Пока я буду Ихтиандра из себя изображать, Стрегор рыбы наловит, и для маскировки и для ужина. Жить мы пока здесь будем, на берегу. Далековато до дома, не нагребешься каждый день.

И дело пошло. Когда кувшин подходил к самой поверхности, заводили под него сетку в виде сачка, чтобы ручку не оторвать.

Каждый кувшин мы отвозили на берег и прятали. Масло от того, что я достал его из-под воды, не перестало быть контрабандным.

С одной стороны, конечно, неправильно, какой пример для молодежи подаю, да еще и участие принимать заставляю. С другой же, я этих бандосов на его глазах убивал, о чем после этого говорить еще можно?

Не все кувшины оказались целыми. Не знаю, сколько их было, но черепков и горлышек с ручками среди длинных зеленых водорослей хватало. Да еще и небольшой уклон присутствовал в сторону моря.

Но и того, что мы умудрились поднять, оказалось достаточно много.

Сбывал я кувшины по одному. С покупателем проблемы не встало, я о нем еще раньше знал, городок маленький. Но, хотя общая сумма вырисовывалась не слишком большая, отдавать все оптом я поостерегся. Иногда проще по голове получить, чем оплату за товар. Тем более, когда за тобой никто не стоит. Когда 'Мелисса' ушла, мне и обратиться-то, по сути, не к кому. Разве что к родственникам Аниаты, но с ними никакого желания общаться не стало, после ее рассказа. Ведь все это на их глазах происходило.

Ну и поглядывать на меня кое-кто чуть иначе начал. Видимо, утечка все же произошла. В том числе и страж, гирдом меня при первой встрече назвавший. У него вообще в глазах читалось, как же так, я весь тут при исполнении, а мне ничего даже не капает.

Да не волнуйся ты, уважаемый, это разовая акция была. Хотя поприще волнительное. Если бы оставался в Дертогене, вероятно, им бы и занялся, контрабандизмом.

Раз уж пираты этого мира такие глубоко неуважаемые личности.

Доход от масла получился почти восемь золотых. Нет, здесь это реально хорошие деньги.

И сделал я на них вот что — купил для Анюты лавчонку, торгующую готовой одеждой и тканью. Хозяин срочно от нее избавлялся по причинам, от него не зависящим, готовясь к спешному отъезду. Лавку он вместе с товаром отдал, и цена нас обоих устроила. Как раз в эту сумму и уложился. Почти.

А что, как сказали бы у нас, точка наработанная. И с поставщиками проблем нет и с клиентами. То, что у нее получится, даже сомнений не возникло — видел я, как она лошадок лихо распродала. А ведь тут торговля лошадьми считается чисто мужским бизнесом. Ну и работа такая куда как лучше, чем земледелием заниматься, самый тяжелый труд.

Целыми днями на солнцепеке в очень интересной позе.

Да и товар в лавке такой, что не прокиснет и не протухнет. В самой лавке мне руки немного приложить, и все. Аниата сама попросила меня немного там переделать.

Станет владелицей бутика, можно сказать. Если с французского перевести, то бутик и

означает лавка.

Я даже советоваться с Аниатой не стал, опоздать боялся, вдруг перехватят. Потом уже к ней пришел. Пойдем, говорю, покажу, чем ты с завтрашнего дня заниматься будешь. Давно я ее такой довольной не видел. Забавно было наблюдать, как она лицом в товары уткнулась.

Наверное, это чисто женская черта — плакать от радости. Разве это радость? Вот если бы я ей, не знаю, замок, что ли подарил…. В лавке же работать надо.

А сообщил мне о срочной продаже лавки, никогда бы не подумал, все тот же стражник.

Когда он меня окликнул, все думаю, сейчас начнет рассуждать о том, что делиться нужно. Уже начал придумывать, как бы его мягко на хрен послать. Подошел к нему и вот он мне что сообщает. И безо всяких гирдов, что вообще приятно.

Вот теперь можно и сваливать со спокойной совестью.

В общем, готов я к своему первому путешествию по новому для меня миру. И на Мухорке уверенно держусь. Конечно, зубами платок с земли на скаку не подхвачу, но и посадка моя усмешек уже не вызывает.

Ехать же верхом придется много. Займет моя дорога к Дрондеру чуть ли не месяц времени. Одному рискованно, придется прибиться к кому-нибудь, вероятнее всего к обозу. Обозы медленно идут, все время шагом. Но мне и пока спешить особенно некуда. Будет время осмотреться вокруг. До следующего сезона дождей еще весьма далеко, вполне хватит времени добраться. По мне так лучше зима, чем эта вечная сырость и слякоть. Хотя имперские тракты имеют покрытие из каменных плит, говорят. И постоялых дворов на них хватает с избытком.

Со снаряжением, одеждой и прочим все нормально. Было время подготовиться.

Из оружия только пистолет возьму да еще тесак с кинжалом. Джентльменский набор для путешественника средней руки.

Ружье оставлю, тяжелое и громоздкое слишком.

Вот еще бы в охрану какого-нибудь каравана, идущего в столицу пристроиться. И добрался бы без приключений, и, глядишь еще и заработал бы какой медный грош.

Так-то у меня вид достаточно мужественный. Даже шрамом на левой щеке успел обзавестись, в том самом абордаже. Ну, это уж как повезет. Вряд ли кто незнакомого человека брать станет.

Самое главное, морально готов. Смею надеяться. Не чувствовал бы себя готовым, еще бы задержался. Если собрался уезжать, значит готов.

С языком особых проблем нет, если не скороговоркой и не шепотом, вполне отчетливо разбираю. Нет, не будет проблем, это точно. Встречал я уже тех, кто еще хуже меня разговаривает на общеимперском. Империя — страна многонациональная.

Вот, что касается воинской подготовки…. Где-то посередине между крестьянином и поваром второго года службы. Это ее так мой сосед оценил, язва. Ничего, прорвемся. Не на войну собираюсь.


Мы сидели с Аниатой, любуясь пламенеющим закатом. Все что можно и нужно уже сказано, и сейчас мы просто сидели и молчали. Завтра с утра я уезжаю, и Анюта успела напечь пирогов мне в дорогу.

Кармина спит уже давно, обняв любимую куклу, ту, что с волосами. Стрегора нет, он поздно приходит и никогда не говорит, где был. Я с ним поговорил серьезно и он слово дал, что о матери заботиться будет. Хороший парень растет.

Так бывает. Повстречаются люди, согреются теплом друг друга и расстанутся, чтобы уже больше никогда не встретиться. Все у нее будет нормально, и я даже знаю, кто рано или поздно займет мое место. Слишком уж он заглядывается на нее. По-хорошему так заглядывается. И еще вздыхает. Хоть кому-то радость будет, что я уезжаю.

И все равно очень тяжело на душе. Наверное, потому, что так много связано у меня с Анютой.

Аниата сидела, тесно прижавшись и положив голову мне на плечо. Правая рука ее находилась в моих руках, а левая, со сжатым кулачком, лежала на колене.

Совсем недавно я вложил в него шесть из оставшихся у меня десяти золотых монеток. Так будет честно. Ну, почти честно, ведь их трое.

Пошли, Аниата. Наверное, мы больше никогда не увидимся.

Но эта ночь наша.

Глава 9. Гийд

Через пару дней пути я был в Смоугенте. Городок небольшой, правда, с чем сравнивать. Если с Дертогеном, то почти гигант.

Вообще-то, для того, чтобы добраться в столицу существовал и другой путь, во всех отношениях более предпочтительный.

Проще всего было построить маршрут таким образом, чтобы добраться до Торпента, морского порта, лежащего к востоку от Дертогена, там пристроиться на попутный корабль и дойти на нем до Гроугента, самого крупного порта Империи и второго по величине города. От Гроугента в столицу всего три дня пути. Этот путь и быстрее, и выгоднее, и безопаснее во всех отношениях. Как-то с Фредом мы обсуждали этот вопрос, и он посоветовал мне выбрать дорогу морем.

Я долго раздумывал, какой же путь все-таки предпочесть. Морским путем — быстрее, дешевле и в любом случае комфортнее. И теряю я всего лишь свою Мухорку. Нет смысла брать ее с собой, перевозка обойдется дороже. Да еще и пристроить ее на корабль целой проблемой встанет.

А в остальном все замечательно. Спишь себе целыми днями и ночами, просыпаясь только на кормежку. В остальное время шляешься от борта к борту и любуешься водной гладью. Разве что в шторм попадешь. Да нам разве к этому привыкать, после Ревущих то сороковых, что в Тихом океане.

Думал я, думал, и все же выбрал сухопутный маршрут и вовсе не от любви к своей кобыле.

Да, не очень-то привычно будет трястись в седле столько времени. И, наверное, не так безопасно. Но если я буду добираться сушей, мне придется проехать чуть ли не треть Империи и это может дать мне многое. Я смогу узнать, как живут люди в этой стране. Ведь за месяц пути передо мной столько всего предстанет.

А что я смогу увидеть с корабля? Пару портов захода и очень много воды. Пусть даже все время пути мне будут рассказывать о жизни в стране, о ее обычаях, и обо всех тех вещах, что я могу увидеть собственными глазами. Но и в этом мире никто не отменял, что лучше один раз увидеть и так далее.

И прибуду я после поездки морем в столицу даже не провинциалом, а вообще непонятно кем, дурак дураком. Нет, лучше я на лошади как д'Артаньян в Париж, пусть и без шпаги.

И надеюсь еще, что за месяц пути сольюсь я со своей лошадью, и стану с ней единым целым, как и подобает настоящему кавалеристу. В том смысле, что ездить буду хорошо, а не в каком-нибудь еще другом.

Через Смоугент проходит сверендерский тракт, идущий до самой столицы, если на восток ехать.

Сам Сверендер, центр одноименной провинции, дня через три, четыре пути покажется. Через него протекает крупная река Сверен, что и дает название городу. В месте впадения реки в море и находится город-порт Торпент.

Так что в любом случае у меня есть время подумать. Если передумаю, доберусь по реке до Торпента и там уже морем. Надеюсь все же, что нет.

На запад Сверендерский тракт идет до самой границы Империи с королевством Трабон.

Я откуда все так подробно знаю. Мы с Фредом много раз мой путь обсуждали, и он даже на листке бумаги схематично все мне набросал. А затем я на ней еще свои заметки оставил.

Вот только к торговому каравану, идущему в столицу, примкнуть мне не удастся. Во всяком случае, в ближайшее время. Здесь море недалеко, и кому же в голову взбредет на телегах свой товар в такую даль везти. Дешевле корабль нанять, если собственного не имеется. Вот уже ближе к столице, там да, такая вероятность возникает.

Пока же от города к городу можно пристроиться к мелким торговцам, и таких будет достаточно. Завтра с утра и займусь этим вопросом, на выезде из Смоугента….

К Сверендеру я подъезжал, погрузившись в грустные раздумья. Еще вчера на тракте, вернее на его обочине, начали попадаться каменные столбы. Столбы эти отсчитывали лиги, местную меру длины.

Сегодня с утра, не поленившись, две из них я отсчитал шагами. Первая лига вышла у меня в две тысячи семьсот тридцать девять шагов, вторая чуть меньше — две тысячи семьсот десять. Мухорка, которую я вел в поводу, уже начала тревожно на меня поглядывать. Хозяин, ты что? Ты меня вообще для чего брал? И успокоилась только лишь после того, как я снова на нее взобрался.

Лихо оседлав скакунью, я принялся за расчеты. Мешало только одно, ну не помню я, сколько средний шаг весит. По-моему, где-то между семьюдесятью и восьмьюдесятью сантиметрами. Ладно, меня и такая погрешность устраивает, не астрономическими счислениями занимаюсь.

И вот к чему я пришел.

Вывод первый. Одна лига равна примерно двум километрам, погрешность снова не в счет. И вывод второй. Даже если примерно прикинуть время в пути и мою среднюю скорость, чтобы определить расстояние в километрах до Дрондера, то в столицу, при таком состоянии дороги, какую я вижу перед собой, на автомобиле я мог бы добраться за сутки. Она и сейчас неплоха, дорога, а дальше еще лучше будет, мне говорили. Это куда же меня попасть угораздило? Да уж.

Видимо, вследствие усиленных умственных потуг начала одолевать жажда. Ну, хоть с этим повезло. Прямо у дороги, буквально в нескольких метрах, бил родничок. Возле него даже подобие скамейки есть, сложенное из каменных плиток серого цвета. И сам родничок в камни заделан. А на растущем рядом с ним дереве ковшик висит.

Накинув повод Мухорки на одну из ветвей, как будто специально для этого обломанную, я от души напился. Хорошая водичка, вкусная. И такая ледяная, что зубы ломит. Заодно уж в кожаной фляжке поменяю, согрелась она там, да еще и привкус не очень приятный приобрела.

Ну и прогуляться немного следует, скоро Сверендер, его даже немного видно. Вдруг приспичит не к месту, где мне что искать.

Закончив со всеми делами и еще раз напившись, я совсем уж было собрался сесть на Мухорку, когда по каменным плитам тракта зацокали копыта.

Вскоре показалась пара лошадей, запряженных в открытую карету. Сзади, по двое в ряд, за ней следовало четыре всадника в одинаковых камзолах бордового цвета. Карета проехала мимо, сверкая лакированными боками. И я долго провожал ее взглядом, забыв обо всем на свете.

Да уж, какая дама. А глаза какие огромные. Потрясающая красавица.

Спину ожгло болью. Давно я так быстро не разворачивался.

Передо мной, на коне очень светлой масти, возвышался человек в широкополой шляпе, и на боку у него висела шпага. И еще взгляд у него был таким, словно мимо меня проехал правительственный кортеж, а я показывал ему…. Эксгибиционизмом занимался короче.

— Ты что себе позволяешь, гийд? — голос у него был под стать взгляду, и оба они выражали высшую степень негодования.

А что я себе позволяю? Разве что бросить полный восхищения взгляд девушке, которая своей красотой поразила меня до самой глубины души? И она его увидела, этот взгляд и даже бросила быстрый свой. Но не затем, чтобы в свою очередь полюбоваться моей мужественностью, а всего лишь для того, чтобы еще раз увидеть его, полный восхищения. И что обозначает слово гийд? Ты знаешь о наших с Аниатой отношениях и просто не выговариваешь букву р?

Когда я посмотрел ему в лицо, в его глазах добавилось выражение крайнего изумления, и он начал заносить руку для нового удара плеткой. Ага, сейчас.

Расслабленной кистью руки я ожег ноздри его скакуна, заставляя того вскинуться на дыбы, сбрасывая своего седока.

А что тут удивительного? Даже самого буйного племенного быка можно легко вести за собой одним пальцем, если просунуть его в кольцо, продернутое через его ноздри. У многих животных так. Да и практически все мы получали по тому же самому месту и хорошо помним последствия.

Скажу больше. Если заехать расслабленной кистью в пах противника, то эффект получается даже лучшим, чем от удара ногой.

Мой неожиданный враг соскользнул на землю, хватаясь за эфес шпаги. Наверное, он смог бы удержаться, будь задняя лука седла чуть выше.

Приблизившись к нему рывком на нужное расстояние, я атаковал кончик его подбородка двумя быстрыми джебами. А они у меня по-настоящему быстрые, я даже спор, бывало, выигрывал, касаясь кончиками пальцев лба спорщика. Пять из пяти.

Но сейчас, при соприкосновении с его нижней челюстью, кулак мой формировался очень жестко.

И теперь мой коронный номер — оплеуха снова расслабленной ладонью, начинающаяся от самой ноги. Все.

Несколько минут у меня есть. Это совсем не смертельно, но собираться с мыслями он будет достаточно долго.

Я погнал Мухорку бешеным карьером, и причин для этого было множество.

Фред, тщательно наставляя меня о правилах поведения на предстоящем мне нелегком пути, несколько раз повторил — никаких конфликтов со знатью. Никаких. Никто не будет разбираться, кто прав, а кто виноват. Прав всегда будет тот, у кого на боку имеется заостренная арматурина метровой длины. Тем более сейчас, когда я кругом не прав.

В открытую глазеть на проезжающую мимо благородную даму…. И я знал это, но слишком уж она была красива, потрясающе красива. И как я его смог не услышать, хотя бы по стуку копыт его лошади. С такими рефлексами мне здесь долго не протянуть.

А Мухорка моя молодец. С виду ведь и не скажешь, что способна она на такое. И правильно сделал, что оставил именно ее. Ко всей своей резвости, она еще и удивительно терпелива. Лошадям достается не меньше от неопытности ездоков.

Один опытный лошадник, тщательно осмотрев ее, заявил, что мне повезло. Никаких изъянов, не запаленная, то есть не страдает запалом. Единственный недостаток — ее возраст. У лошадей век короткий, и через пару, тройку лет она начнет сдавать, сначала постепенно.

Ну, это не самая большая проблема, мне самому бы прожить столько, судя по моему образу жизни в последние полгода.

Так, все, дальше шагом, показались люди, а бешено скачущие всадники всегда вызывают интерес и запоминаются. Вот и дорога появилась, вынырнувшая прямо из рощицы, росшей справа от тракта, так мне туда.

Сверендер уже совсем близко, вон он, вольготно раскинувшийся по обоим берегам реки. Вот это город как город, в смысле величины. Отсюда, с возвышенности, его хорошо рассматривать.

На холме, возле самой реки, местная твердыня, с множеством башен, и всей прочим перечнем необходимых укреплений. Вероятно, исторический центр города, с нее он и начинался. Даже мост видно, единственный кстати. И мимо него мне не проехать. Предместья совсем рядом, вот через них и поеду, а не по центральному тракту. Меньше шансов встретиться.

Черт, как же жжет в спине, надо было ему еще ногой в печень от души приложиться, поборнику дворянских прав и привилегий.

Так, теперь немного поразмышляем о маскировке. С Мухоркой ничего делать не надо, таких лошадей вокруг тысячи и упряжь на ней обычная. Не перекрашивать же мне ее, в конце концов.

А вот что касается меня лично.

Что во мне есть такого, чтобы выделяло меня из толпы всех остальных? Да абсолютно все.

Мой облик настолько безупречен, что всерьез подозреваю, и отправили меня сюда только потому, что на родной планете еще один такой появился. А два на одной планете — это уже слишком. И вот, выбрав меня методом слепого жребия, сюда и сбагрили.

Если серьезно, то рубашонку нужно сменить, пропиталась она на спине кровью. Сейчас, как будто бы подсохло там, но через город ехать, а набрасывать что-нибудь сверху жарко.

Что же касается всего остального…. Воспользуемся вековой мудростью моего народа. Ведь после того, как эта мудрость впиталась в него, он и стал непобедим и территориями огромными обзавелся. В общем, он стал таким, за что его в остальном мире побаиваются, и хулить не забывают, от зависти конечно.

И звучит эта мудрость так — авось кривая вывезет.


На противоположной стороне моста меня остановил стражник.

Блин, ему бы еще дубинку свою черно-белой краской расписать. Ладно, сколько с меня? Ты вообще как определил, что я проездом? По региону, указанному на номере моей кобылы? Ведь я же видел, что ты не всех останавливаешь.

— Сколько? — задал я вопрос.

Всем известны родственники краткости. Чего две? То, что монеты, понятно? А номинал? Начнем с меди. А то знаешь ли, слишком тяжело мне что-то деньги достаются.

И с бандитами, и с абордажем этим, когда Бронс еле успел меня в сторону отбросить.

И когда за маслом нырял. Я ведь один раз так воды нахлебался, что в этот день даже продолжать не стал. А на следующий только после обеда начал. Хватит? Ну тогда все, спокойной службы.

Слово 'сколько' мне не так давно часто повторять пришлось. Мы с Анютой в ее лавке находились. Я тыкал пальцем в товар и спрашивал — сколько? Она, с таким видом, как будто явился крайне неплатежеспособный покупатель, говорила мне цену, еле сдерживая смех.

Затем прижал я ее в углу…. А что, пусть у нее лавка с чем-нибудь хорошим и приятным ассоциируется. Иначе попадется первый клиент вредный и все настроение испортит. Самое первое впечатление надолго запоминается. Вот такие у нас ролевые игры получились.

Как они там? Я ведь так и не уговорил Стрегора в ученики податься. В море он хочет. Наследственное видимо, отец у него моряком был. Ничего, пока в лавке будет помогать, а там глядишь и передумает.

На ночь в Сверендере я останавливаться не стал. Проехав мост, взял вправо и опять предместьями добрался до тракта. Но и после этого долго ехал, скрываясь в растительности, росшей вдоль него.

Отмахав порядочное расстояние, обнаружил, что перестало потряхивать. Повезло.

Либо не нашел, либо даже не искал. Не захотел признаваться никому, что пощечин наполучал, да еще от кого. Сейчас только гадать остается.

На ночлег опять скрылся в рощице. Все у меня для этого имеется, и чем поужинать и на чем спать. Вот только обязательно хотя бы полчаса позаниматься нужно. Ничего сложного, но Бронс настаивал именно на этом.

Для начала самое простое и самое необходимое. Выхватил клинок из ножен, затем его вложил. Выхватил клинок из ножен, затем снова вложил. И еще много, много раз. Чепуха казалось бы, но тут дело в другом. Можно быть лучшим в мире фехтовальщиком, но в нужный момент просто не успеть его обнажить. Вот и последний мой соперник. Успей бы он шпагу вынуть, и чтобы мне тогда оставалось делать? Только бежать сломя голову, бросая все свое движимое имущество.

Так, теперь встать, раскорячив ноги самым непонятным образом. Сейчас, по крайней мере, я уже стоять так могу, раньше все время на бок заваливался. Сначала я даже думал, что Бронс надо мной издевается. Нет, оказывается.

Бронс сказал, что когда научусь так передвигаться, то двигаться обычным способом буду значительно быстрее. Еще и заявил, что он вообще не должен мне этого показывать.

Так и на Земле всегда было. Сами технические приемы никто и не скрывал никогда, а вот методы их тренировки являлись самым страшным секретом.

Ну вот, теперь еще помахать своим тесаком, ужинать и спать. И здесь все не так просто. Включай воображение, говорил Бронс. Ты не в воздухе железом машешь, а насмерть бьешься, только так.

Глава 10. Тругин

Еще несколько дней пути, за время которых не случилось ничего примечательного. Разве что маленькая интрижка с одной болтливой хохотушкой или хохотливой болтушкой, не знаю даже, как будет правильнее.

От нее я узнал всю ее жизнь в самых мельчайших подробностях и значение слово гийд. Как я и предполагал, самое близкое по смыслу будет — смерд.

Трясясь на Мухорке целыми днями, о многом успеваешь подумать, чем же еще заниматься. И думы не всегда самые веселые. Все-таки, хоть и очень похоже на родные мне края, но все равно отличий море, и в основном все они в мелочах. Манера разговаривать, жестикуляция, построение фраз, еще что-то. Казалось бы, не первый день здесь и пора привыкнуть, но пока что-то плохо получается.

Не должен человек моего положения так вести себя и так разговаривать. Я же веду себя совершенно обычно, как всегда и вел. И в итоге выходит, что выгляжу как тот же самый гийд, а манеры как у высокородного. И получаются казусы, такие как совсем недавно произошел.

Остановил меня один местный дворянчик. То, что он имеет благородную кровь, только по наличию шпаги и можно уразуметь. А так больше на разорившегося фермера похож. Честное слово, и одет я лучше, и денег у меня на целых четыре золотые монеты больше, факт.

С деньгами как раз проблем нет. Если только на питание тратить, то на год точно хватит. Даже серебром редко пользуюсь, и только в том случае, если медь заканчивается. А со всем остальным у меня нормально. Если только в столице придется потратиться на новую одежонку, чтобы в глаза своей провинциальностью не бросаться. Но пока этот вопрос является второстепенным.

Так вот, преградил этот тип мне дорогу и вопрошает, как ему пройти к местному муниципалитету. То есть к ратуше получается.

Казалось бы, что здесь необычного. Но это только в том случае, если не видеть его.

А вот если увидеть, то можно и рассмеяться, совсем при этом не напрягаясь.

Тип этот, перед тем как ко мне обратиться, сделал гордое выражение лица, положил левую руку на эфес шпаги, правую ногу чуть отставил вперед и правой же рукой плавно так повел в мою сторону. И интонации такие, как будто ему пришлось сделать неимоверное усилие над собой, заставляя себя ко мне обратиться.

Я бы непременно рассмеялся, если бы лихорадочно не подбирал слова в голове, готовя ответ. Как же, до меня такая особа снизошла.

Такого я даже в исторических фильмах не видел. И подобными манерами можно любую трагедию в комедию превратить, честное слово. Неужели и у нас так было?

— Сьютрум — отвечал я ему, это слово Вашу милость обозначает, на Вашу светлость он точно не тянет — Вам достаточно проследовать по направлению к этому шпилю — и рукой ему показываю, чтобы более доходчиво было. Ну, еще головой что-то среднее между кивком и неглубоким поклоном изобразил, на большее меня не хватило. Перебьется.

Кто бы видел, как его взгляд изменился. Как будто бы я его в нетрадиционной ориентации обвинил, вместо ответа на вопрос.

Пока он глаза пучил, и ртом воздух набирал, слинял я от греха подальше. Иначе пришлось бы в челюсть приложится, и успевать в тот краткий миг, пока он свою шпагу достает. А нельзя, народу вокруг много и никто не поймет.

Имею я такое обыкновение по улицам города побродить перед сном, чтобы получше со всем познакомиться. Если время позволяет. Остановишься обычно на ночлег где-нибудь на окраине, на постоялом дворе, и бродишь по улицам, пока не стемнеет. Всякий раз так делаю, когда возможность появляется.

И ходить всегда стараюсь так, чтобы в любой момент можно было смыться, если что-то произойдет.

Еще с произношением что-нибудь делать нужно. Понимают меня отлично, но почему то улыбаться начинают. Даже не представляю, в чем дело.

Читал как-то, что одному человеку волей случая среди чукчей долго жить пришлось. Учила его языку женщина, и, когда он начинал говорить с мужчинами, те всегда смеялись. Как оказалось, у чукчянок свой особый женский язык.

Здесь же такого нет, здесь вообще разделения нет, ну как в английском, например.

Он, она — есть, а вот — он взял, она взяла, совершенно отсутствует. Так что даже не догадываюсь, в чем дело.

Здесь, в Стоклерде, я уже второй день задерживаюсь. И причина уважительная, Бронс попросил его родных навестить, и письмо вручил. Еще на словах коротко передать, что все у него в порядке. Адрес простой: квартал Оружейников, дом Родеринфов. Вот и кружу я уже который час сегодня, и вчера достаточно времени потерял.

Мухорку с лишними вещами на постоялом дворе оставил, ничто никуда не денется. Цена вопроса — пара медяков.

Квартал Оружейников я быстро нашел, а вот где Родеринфы живут никто подсказать не может. Наконец нашелся один, сказал, что таких квартала здесь два. И второй находится чуть ли не на противоположном конце города. И рукой неопределенно махнул, указывая направление. Да слишком и не намашешься, когда на плече бочонок, литров семьдесят на глаз. И на том спасибо.

Все-таки эти дворяне, на мой взгляд, слишком много себе позволяют.

Вот, например, стоят двое, на самом перекрестке и о чем-то громко разговаривают.

Причем дистанция между ними метра два. И плевать они хотели, что мешают всем.

На перекрестке застыла груженная каким-то барахлом телега, с понурой лошаденкой.

И мужику, не менее понурому, даже в голову не приходит попросить их посторониться.

Нет, надо определяться, чем мне здесь дальше заниматься.

Например, создать политическую партию и бороться со всем этим негодяйством. Затем, когда местная политическая охранка совсем продыху мне давать не будет, эмигрирую. И стану я спокойно доживать свой век в каком-нибудь курортном местечке на партийные деньги. Еще буду хорошеньких кандидаток в партию принимать, вдумчиво так, не спеша. Может быть, даже капитал свой напишу, чтобы память о себе на века оставить.

С другой стороны, слишком уж опасно. Вдруг здесь диссидентов как еретиков у нас сразу же на костер отправляют.

Нет, в политику точно не полезу.

Есть у меня и другой вариант, не менее привлекательный. Смотрю я внимательно вокруг и вижу, что блондинок не больше, чем от природы отпущено. А это уже безобразие получается. У нас перекись водорода еще в Древнем Риме изобрели. Нисколько не сомневаюсь в том, что многие женщины и здесь хотели бы блондинками стать. Спят и во сне такими себя видят.

На их счастье я объявился. Вполне может быть, что в этом и есть моя миссия.

Начну со скромного. Открою в столице пару салонов, где буду женщинам их мечту осуществлять. Именно со столицы начинать нужно. Ведь оттуда вся мода распространяется. Дальше — больше, обязательная монополия, широкая сеть по всей державе и тогда деньги — рекой, а женщины — кучей.

Живи и радуйся. Еще стилистом стану и визажистом, наверняка у меня в этом смысле больше знаний, чем у местных цирюльников.

В этом я вижу только две проблемы. Я понятия не имею, как его получить, этот самый пергидроль.

Вторая проблема значительно круче. Станешь стилистом и перестанешь на женщин внимания обращать. А как на них можно внимания не обращать, вон какая миленькая спешит куда-то, не забывая на мужчин глазками постреливать.

Засмотревшись на симпатичную горожанку, я столкнулся с горожанином.

Вот это да!

Наконец-то, за все время моего пребывания здесь мне по-настоящему улыбнулась удача. С ума сойти можно.

Передо мной стояли два дворянина. Один из них был мой давний знакомый, еще по въезду в Сверендер. Тот самый, что с коня неудачно так неудачно соскочил. А вторым оказался тип, которому буквально вчера я попытался объяснить дорогу к ратуше. Оба они смотрели на меня не менее обрадовано.

— Представляешь, Ониор, у меня этот гийд не так давно кошелек украл. И мне так мечталось его встретить — обратился давний мой знакомец к недавнему.

— А еще я ему с удовольствием по морде настучал — в свою очередь радостно сообщил Ониору я. Не знаю, что у меня получилось, но, по крайней мере, именно это я пытался сказать. И меня отлично поняли.

— Ги-и-йд- с веселым изумлением протянул все тот же, и хлестнул мне по лицу зажатыми в руке перчатками. Зря.

Мне не вручали в шесть-семь лет маленькую шпагу, сообщив при этом, что именно этот предмет является символом всего того, что отличает меня от обычного человечишки. И не занимались со мной опытные наставники все время, пока я не вырос.

Но некоторые вещи я делаю несравненно лучше, и не задумываясь.

Поднырнув под его правую руку, я с огромным удовольствием вонзил свой кулак ему в печень.

Когда-то давно такой прием я увидел в старом американском фильме о нью-йоркской шпане, в одном из самых моих любимых фильмов. И я немало времени потратил, отшлифовывая его. Особенно много потратил, когда в секцию ходил.

Моя маленькая мечта сбылась, пусть и не при помощи ног. Все, в эту сторону можно даже не смотреть. Боль при ударе в печень приходит не мгновенно, но выдержать ее не может никто.

Довернув корпус, я от души приложился Ониору подъемом стопы под колено. Его развернуло ко мне спиной. А я чего добивался?

Теперь наносим тяжелый сокрушающий удар локтем в спину и тоже в правый бок. И для пущего эффекта не забудем обхватить ладонью левой руки кулак правой, ударной.

Так быстро я давно не бегал. С разбегу перескочил через прилавок с фруктами, умудрившись не задеть его, забежал в арку. Затем пробежал через маленький дворик, перепрыгивая через клумбы и виляя между деревьев. В узком проходе между двумя трехэтажными домами замедлил шаг и на третью, если не на пятую, по счету улицу, вышел уже своей обычной походкой.

Да уж. Еще немного и меня в любом городе будут встречать радостные лица местных дворян. Надо срочно что-то менять в своем поведении. Сегодня мне повезло.

Здесь, как и когда-то у нас, поместье наследует старший сын. Остальные, сколько бы их ни было, стремятся сделать карьеру, военную ли гражданскую, не важно. Иначе, если делить любое, даже очень крупное поместье, через несколько поколений от него клочки останутся.

К чему все это я говорю. Обычно выбирают военную стезю, но и остальные дворяне, за редким исключением, шпагу носят не для украшения.

Понятно, что сегодня меня не проткнули шпагой только потому, что это могло вызвать усмешки у других высокородных господ.

Вонзать в гийда благородную сталь…. Боюсь, что в следующий раз любой их них сначала проткнет меня, а уже затем пустится в объяснения столь неблагородного поступка.

Ну и этому, что не Ониором зовется, очень не повезло. Сейчас ему будет трудно объяснить, что дело было именно в кошельке. Как говорится, где один раз там и второй. В любом случае, надо быть осторожнее. Надеюсь только, что всеимперский розыск не объявят.

И еще я понял одну немаловажную вещь. Этот таинственный незнакомец является злым гением нового для меня мира. Моим личным злым гением. Доводы? Да легко.

Стоит мне засмотреться на хорошенькую девицу, так он сразу тут как тут. Невероятно.

Так, а куда я это зашел? Интересный такой район. Дома все сплошь о два и три этажа. И жизнь кипит, несмотря на то, что скоро сумерки. Здесь вообще темнота быстро наступает. Иной раз как свет выключат.

Вот это да. Так это же квартал с интересными заведениями. Только фонарей красных не хватает. Как я вообще сюда попал, неужели по зову сердца? Нет, не до такой же степени я женщин люблю.

Когда я спросил дорогу у здоровенного облома, дежурившего возле входа одного из таких заведений, тот дружелюбно оскалился.

— Заходи, уважаемый. Зачем еще куда-то идти, ты пришел уже. Заходи, заходи, дорогим гостем будешь. -

Ему бы акцент еще соответствующий и один в один.

Не пойду я к вам, ни за что не пойду. У вас в винной карте все пункты ассортимента со слова клофелин начинать нужно. Или как здесь его называют. И вообще я русо туристо, не заметно, что ли.

Но направление в квартал Оружейников он все же показал. И как-то так улыбнулся при этом, мол, лучше бы ты здесь остался.

Лучше бы я там остался, пронеслось в голове минут через тридцать, когда я бодренько вышагивал в указанном мне направлении.

Случилось это после того, как из сгустившихся почти до состояния темноты сумерек непонятно откуда вынырнули три крайне неприятных субъекта, и перегородили мне дорогу. И, по крайней мере, в руках у двоих из них ловили последние отблески света лезвия ножей.

Ну, это изначально было понятно, путь к нужному мне кварталу лежал чуть ли не через трущобы. Там, внизу есть мостик через речку и вот за ним он и начинается. Получается, что я мимо него прошел, а теперь приходится возвращаться, но уже другой дорогой.

Что самое неприятное, свой тесак я на дворе оставил, посчитав за ненужную в городе вещь.

— Смотри-ка, Вебс, этот тругин тоже ножик достал — со смехом в голосе произнес один из них.

Нет, а вы что думали, я сейчас — милиция — орать начну. Так все равно не докричусь, далеко слишком. И слово новое опять услышал, тругин. Надо будет не забыть, узнать его значение. Если смогу, конечно.

Я прижался спиной к глухой стене дома. Кричать бесполезно, если бы это их беспокоило, вряд ли бы здесь они на охоту вышли. Что-то многовато событий для одного дня.

Тройка разделилась, и два крайних начали обходить меня, намереваясь зайти с двух сторон.

Ну что ж, попляшем, братие.

Несуетливые такие, не сопят, не нервничают. Привычная получается для них ситуация. Мать вашу, и куда это стража смотрит?

Я вообще, можно сказать, иностранный подданный. Международного конфликта хотите?

Двое с приличного вида ножами. И еще третий, тот, кого Вебсом кличут. У него дубинка. Видел я такие, сверху кожа, а внутри свинец залит. Вот он то самый опасный, судя по всему. В принципе, с него и начинать надо. Но это в принципе.

Если бы на кулаках, я бы так и сделал. Но здесь ставки слишком высоки. И потому начнем с того, что слева подкрадывается. Как с самого слабого. Если все получится, то их двое останется. С Вебсом же завязнуть можно. А исподтишка любой ткнуть сможет. Не до благородства тут, что самого хиленького выбрал. Живым бы остаться.

И кто его знает, может именно он у них мастер ножевого боя.

— Что-то молчаливый нам сегодня тругин попался — это опять тот, что слева. Или все же нервничает, подбодрить себя пытается или по жизни такой.

Нельзя ничего говорить, это время реакции замедляет, неужто не знаешь?

Все, пора действовать, сзади стена, пространства для маневра никакого. Еще пара шагов и шансов у меня не будет.

Тот, что слева, снова открыл рот и даже начал что-то произносить.

Выпадом в сторону Вебса я обозначил ложную атаку и рывком приблизился к говоруну, беспокоясь только о том, чтобы не нарваться на встречный удар.

В едь это не только меня касается, что лучше молчать. Говорун от неожиданности дернулся назад, и лишь судорожно вытянул руку с ножом в моем направлении. Отклонив его руку в сторону своим предплечьем, я с размаху, от своего уха, полоснул клинком кинжала, целясь ниже его уха. Колющим не отважился, лезвие может застрять в теле, а сзади еще двое, и они рядом.

Затем, ухватив за плечо, рванул его тело назад, навстречу оставшимся двоим, разворачиваясь сам. Получилось удачно, уже подгибающееся в ногах тело приостановило того, кто подходил ко мне справа.

А вот теперь колющий, в смутно белеющее лицо. Есть.

Все-таки как похож звук рвущейся мышечной ткани на звук рвущейся ткани обыкновенной. Не потому ли они обе так одинаково называются? Мерзкий звук, но сейчас он мне показался музыкой. Все, теперь один на один, и это уже легче.

И тут на меня накатило.

Нет, я не почувствовал себя всесильным и неуязвимым. И не было в том, что я чувствовал ничего мистического. Просто я перестал бояться. Бояться того, что одно неудачное мое движение, и я останусь лежать здесь, а они оберут мой труп и уйдут. Вернее, он уйдет. Или даже того, что их снова станет трое, и мы опять начнем все сначала.

— Вебс — словно со стороны я услышал свой голос, звучавший даже немного нежно — ты как себя чувствуешь? Боишься смерти?-

Вебс не убежал. Но теперь я теснил его, прижимая к каменной кладке стены. Когда он коснулся ее стеной, то оттолкнулся лопатками и ударил своей дубинкой, целясь мне в голову. Далась же она вам.

А вот палкой по голове мы много раз проходили. В этом случае главное предплечье как можно ближек руке, зажимающей предмет подставить. Целясь в сердце, я ударил ножом недостаточно сильно и через рукоятку почувствовал его биение. После следующего нажатия рукоятка перестала чуть заметно подрагивать в моей руке, и Вебс сполз на колени.

Все. Звуки стали обычными и в левое предплечье пришла боль. Боль острая и режущая. И еще пришла сильная дрожь. Это откат, я знаю.

Господи, десять человек.

Я здесь чуть больше чем полгода, а их уже десять человек. И всех убил руками. Нет, одного из пистолета.

Эти были самыми трудными. И еще, я почему-то ничего не чувствую. Ни чувства вины, ни чувства радости. Как будто неприятную работу сделал и всего лишь. Никогда не думал, что к этому можно привыкнуть.

— А что, вполне прилично сработано — громом среди ясного неба раздался чей-то невидимый голос.

Глава 11. Походки бывают разными…

Если есть на свете рекордсмен мира по прыжкам с места и с широко открытым ртом, то передайте ему, что теперь он абсолютно ничего собой не представляет.

И еще, вряд ли он в полете успевает выхватить кинжал.

Я приземлился на широко расставленные полусогнутые ноги, лихорадочно водя из стороны в сторону кинжалом и безуспешно пытаясь увидеть владельца спокойного и слегка ироничного голоса.

Когда, наконец, мне это удалось, то я разглядел силуэт одетого в темные тона человека, довольно среднего роста и довольно хрупкого телосложения. Он вышел из-за растущего совсем рядом кустарника и протянул ко мне обе руки с раскрытыми ладонями.

— Все, все. Вам нечего опасаться. Вот, возьмите лучше.

С этими словами человек протянул мне предмет, оказавшийся платком. Не нужно быть особенно прозорливым человеком, чтобы догадаться, что с ним нужно сделать.

Все-таки мне достаточно сильно досталось лезвием ножа по руке, но я так и не смог понять, от кого именно. Но не от Вебса, это точно. Ну что ж спасибо тебе, таинственный незнакомец.

Интересно, откуда он взялся. Неужели стоял все это время и спокойно наблюдал, как меня чуть было на фарш не изрезали. Словно услышав мои мысли, незнакомец продолжил.

— Мне было интересно, справитесь ли вы с этими флоями.

Нормальный ход. А если бы не справился?

— В этом случае оказалось бы, что как боец вы абсолютно ничего собой не представляете. -

Ты что, мои мысли читаешь?

— Нет, просто те же самые вопросы задал бы и я — вновь раздался его голос, но уже без тени иронии — Добивать будете? -

Вот уже чего точно делать не буду. Хотя, наверное, следовало бы. Вебс и говорун уже

остывать начали, а вот второй мой противник стоял на коленях, обхватив руками лицо.

— И у меня желания нет. Пойдемте — развернувшись, он зашагал, почему-то уверенный в том, что я последую за ним.

А я и последовал.

— Кто такие флои? — задал я вопрос спине, маячившей передо мной в паре шагов.

— Это те люди, что напали на вас -

— А что значит тругин? -

— Это вы. По крайней мере, были им до встречи с флоями. -

Доходчиво, черт побери.

Мы спустились вниз, к речушке, и перешли ее по узкому мостику.

— Позвольте поинтересоваться, куда это вы направляетесь не в самое удачное для прогулок по этим местам время? -

— Мне дом Родеринфов нужен — сознался я. Чего скрывать, нет здесь никакой тайны.

Теперь мы шли рядом, но мне все не удавалось его разглядеть.

— Тогда нам по пути. Да я и сам зайду к ним с удовольствием. -

В доме родственников Бронса еще не спали. Да и время не слишком позднее, просто темнеет рано. Мой таинственный спутник открыл дверь безо всякого стука и пропустил меня первым.

В прихожей, занимавшей большую часть первого этажа не слишком большого двухэтажного дома, не оказалось никого.

— Мирта — громко позвал он кого-то.

Сейчас, при свете двух свечей, мне наконец-то удалось его разглядеть. Возрастом под пятьдесят, высоколобый, с седеющими остатками волос на голове. Чисто выбрит. Ни роста, ни стати не прибавилось даже при свете. И еще взгляд, обычно такой называют проницательным.

На его голос со второго этажа спустилась женщина, и с первого взгляда можно было понять, что Мирта и есть мать Бронса.

Письмо было у меня с собой, и я поторопился извлечь его, беспокоясь только о том, чтобы не запятнать бумагу своей кровью. Не слишком приятно вручить матери письмо от сына с теми самыми пятнами. Пока все разберется, да образумится, можно и инфаркт получить.

Женщина взяла письмо, протянутое мною самыми кончиками пальцев.

— Бронс жив? — спросила она.

— Да, и с ним все в порядке — поторопился я с ответом. Хотя какой может быть порядок в том, чем он сейчас занимается, с его-то способностями. Но это не мне решать.

Мельком взглянув на мою руку, Мирта решительно отложила письмо в сторону и указала мне на стул, стоявший рядом с массивным столом, цветом текстуры наводившей на мысль о том, что выполнен он из какой-то дорогой породы дерева. Да и вся остальная обстановка не казалась дешевой.

Мой провожатый удобно расположился в кресле и с любопытством наблюдал за нами.

— Положи руку на стол — обратился ко мне Мирта и я безропотно подчинился. В самом деле, не отсечь же мне ее собираются.

Женщина вышла, вероятно, на кухню, вернувшись с тряпкой и сосудом с водой. Затем на столе оказалась большая деревянная шкатулка и подсвечник с двумя свечами.

Рану мне будут обрабатывать, блеснул я озарением.

Все движения Мирты были неторопливо-уверенными, не так уж редко приходится ей этим заниматься.

Рукав моей рубашонки пропитался кровью, но прилипнуть к руке он еще не успел.

Мирта завернула его, и теплой влажной тряпкой начала обрабатывать руку, смывая засохшую кровь. Да уж, порез немаленький. И все равно, можно сказать легко отделался. Счастливчик. Самое главное и не тошнит и аппетит не пропал. Скорее даже наоборот.

Матерею, блин, душегуб хренов. Как я их, а? Честное слово, сам от себя не ожидал. Был момент, едва бежать не кинулся, еле сдержался.

При абордаже было легче. Там своих полно, и очень не хотелось на их глазах обделаться.

Да и у Анюты, хоть и в первый раз…. Как им потом в глаза смотреть? А тут свидетелей не было, и никто бы не увидел моего позорного бегства. Так и уважать себя начнешь, и даже собой гордиться.

— Где это его так? — обратилась к моему провожатому Мирта, не отрываясь от своего занятия.

Но ответить он не успел. Входная дверь распахнулась, и в дом вошел парень, так похожий на Бронса, что я даже вздрогнул. Приглядевшись, понял, что таким Бронс был несколько лет назад. Это его брат, ошибиться невозможно.

Мирта посмотрела на него.

— Ну как? -

Парень отрицательно покачал головой.

— Да никак. Не получается. -

— Потерпи, сейчас немного пощиплет — это уже снова ко мне.

Конечно, потерплю. На моем мужественном лице даже мускул не дрогнет. Ошибался.

Женщина с характерным звуком вынула пробку из бутылки темного стекла, и в воздухе повеяло чем-то знакомым.

— Уксус — подтвердила мою догадку Мирта, щедро поливая место пореза. — Так надежней будет.-

Ничего себе немного щиплет. После такого 'немного' выдержать несколько стежков кривой иголкой с ниткой труда совсем не составило. Когда она заканчивала бинтовать мою руку, по лестнице спустилась девушка.

— У нас гости? — спросила она. Затем посмотрела на меня, вздернула носик и прошла, вероятно, тоже на кухню.

Эй, ты куда? Посмотри на меня внимательнее. Я только что один трех флоев положил, и только царапиной отделался. Знать бы еще, кто такие эти самые флои.

Вот ей-то точно не понадобится перекись. Вся семья Бронса, как и он сам, были светлоголовыми.

Мирта, закончив перевязку, на минутку отлучилась. Затем вернулась и поставила передо мной кружку с вином, емкостью не менее полулитра.

— Выпей, очень помогает при потере крови — сказала она.

— Забавно было наблюдать за ним — подал свой голос человек, сидевший в кресле — с его умением я бы постарался убежать как можно быстрее. -

Вот тебе и раз, даже чуть-чуть почувствовать себя бойцом не дают. А я уж чуть было не загордился.

Я остался на ужин в этом доме. За ужином Мирта, успевшая прочитать послание, все спрашивала меня о сыне. Плохое из меня звуковое письмо, да и на словах Бронс, кроме привета ничего не передавал. И я в основном односложно отвечал на ее вопросы.

Бронс с Фредом? Да. В Дертогене? Да. На 'Мелиссе'?

Да. Ну и еще так, по мелочам, обо всем том, что обычно волнует всех матерей. Не болеет, не похудел, жениться не собирается, и дальше в том же духе. Немного рассказал о своем плавании вместе с ним, о том, что Бронс спас мне жизнь, и что я очень благодарен ему за это.

Мать Бронса, Мирта, только слегка кивнула головой. А что ты думал, ведь это мой сын и глупо было бы даже думать о том, что он мог поступить иначе.

За столом сидели Дерк, действительно ее сын и брат Бронса, и Тиасса, дочь и сестра. А вот мой проводник дом покинул, сославшись на срочное дело.

Милая семья, и так приятно было сидеть с ними за одним столом и разговаривать. Только Тиасса, каждый раз, когда встречалась со мной взглядом, забавно задирала носик, еще и губки немного поджимала.

Еще за ужином я почувствовал легкий озноб, и принял его за последствия бурно прожитого дня.

Спать мне постелили в небольшой комнате, судя по всему давно пустовавшей. И я был очень благодарен семье Бронса за это. При одной только мысли, что мне придется возвращаться на постоялый двор через чужой полутемный город, еще и не зная дороги, ощутимо передергивало.

Среди ночи я проснулся мокрым от пота, с бешено бьющимся сердцем. Затем меня заколотило от холода, и мне еле удалось заставить себя уснуть.

Следующие несколько дней прошли в череде нескончаемых кошмаров, сменявшие один другой. Снова я спасал Аниату, и ноги словно прилипали к земле, не давая сделать ни шагу. А когда мне удавалось это сделать, то в моих руках, вместо кистеня, оказывался непонятный предмет, вырывавшийся из рук, как живой.

Затем место Аниаты занимала Тиасса, и я не мог помочь ей. Появлялся Бронс и укоризненно смотрел на меня. В кратких промежутках между кошмарами надо мной смутно вырисовывались лица то Мирты, то Тиасы, то лицо еще какого-то пожилого незнакомого седобородого мужчины.

Затем я оказывался лежащим на земле, а вокруг меня стояли и молчали фигуры всех десяти. Лица некоторых я мог разглядеть хорошо, несколько вместо лиц имели смутные маски. Последние трое были вообще без лиц, только лишь со светлым пятном вместо них.

Когда я, наконец, пришел в себя, первым что я увидел, были лучи местного светила, бившие через раскрытое окно. И было непонятно, раннее ли это утро, или же наоборот, вечерний закат. Затем я разглядел сидевшую рядом с постелью Тиассу.

Тиасса встрепенулась, увидев, что я открыл глаза.

— Хочешь пить? — спросила она.

Я кивнул головой. Я много сейчас чего хочу, и среди этих 'хочу' желание сдохнуть не на последнем месте.

Приподняв мне голову, девушка напоила водой. Господи, какая она вкусная, обыкновенная вода с легким привкусом какой-то травы. Голова обессилено рухнула на подушку. Проведя рукой по подбородку, я обнаружил щетину. Трудно определить вот так, на ощупь, но дня три, четыре ей было точно.

Что со мной случилось? Инфекция, внесенная в рану, обыкновенная инфекция, подцепленная здесь или реакция организма на все события последних месяцев? Не знаю, но напившись, подыхать я передумал.

Вот теперь необходимо собраться с силами, спуститься со второго этажа и выбраться на дворик. Причем сделать это необходимо как можно быстрее. Не знаю, как я обходился без всего этого все это время и не хочется даже об этом думать.

Мухорка и вещи остались в таверне, мелькнула страшная мысль.

Я совсем не помню, был ли разговор на эту тему за ужином, я вообще его смутно помню. Затем увидел свой мешок с вещами в углу комнаты, а окончательно успокоила меня Тиасса, сказав, что и за лошадь переживать не надо, она в хорошем месте и там о ней позаботятся.

На дворе пахло утренней свежестью, яркая зелень, еще мокрая после ночного дождя, птички поют. В общем, помирать я раздумал бесповоротно.

После обеда ко мне в комнату зашел лекарь. Был он пожилым мужчиной с седой бородой, и становилось понятным, что именно его лицо я видел на грани бреда и яви.

От денег он решительно отказался, заявив, что вопрос с ними уже решен, и мне беспокоиться не о чем.

Еще раньше от них отказалась Мирта, причем с таким видом, что настаивать мне показалось неудобным. Ничего, это от денег можно отказаться, а от подарка не получится.

Доктор осмотрел меня, послушал своей трубкой сердце и успокоил, что все плохое уже позади и жить мне осталось долго и счастливо.

Затем хлопнул меня по плечу и ушел.

Любят же здесь по плечу хлопать. Так и приветствуют и прощаются и высказывают по разным поводам свое мнение. Целая наука, оказывается, правильно по плечу хлопнуть.

На следующий день я почувствовал себя почти замечательно, и совсем уж было собрался продолжить свой путь, но Мирта попросила задержаться на пару дней. Лекарь сказал ей, что лучше всего еще немного подождать, чтобы окончательно убедиться в том, что рецидива болезни не будет. Что ж, я тоже совсем не против такого решения, только вот вопрос с содержанием решить нужно.

На это раз я разговаривал с Миртой более решительно, заявив о том, что или она возьмет денег, сколько необходимо, или я пойду и накуплю подарков, которые могут оказаться бесполезными предметами. И вот тогда мы оба будем сожалеть, что не поступили мудрее.

Очень не люблю быть кому-то обязанным в том случае, когда этого можно избежать.

Вечером, ко мне в комнату зашла Тиасса. Все время моего вынужденного беспамятства она добросовестно исполняла роль сиделки, так что в ее визите я не увидел ничего необычного.

Я как раз стоял в той самой позиции и пытался сделать хотя бы шаг. До болезни у меня получалось пройти парочку коротких шагов, сейчас же меня словно отбросило назад.

Из этой стойки и встать нормально не сразу получается, так что я всегда начинал с такого места, откуда можно за что-нибудь зацепиться. В данном случае рядом со мной находился комод.

Тиасса посмотрела на меня, встала точно также и легко дошла до противоположной стены. Затем развернулась, подошла ко мне и выпрямилась. Да уж. Может быть, я уже слишком старый для этого?

На взгляд Тиассе было не больше двадцати. Но определять таким образом возраст местных женщин занятие достаточно бессмысленное, никогда не угадаешь. Они, бывает, и в четырнадцать замуж выходят. И выглядят при этом совсем не соплюшками.

— Как себя чувствуешь? — спросила она.

— Просто отлично, спасибо вам за все — не задумываясь ответил я. Вот только пожалуйста, не приближайся слишком близко, Тиасса. У тебя внутри какой-то магнитик есть, и он сильно меня притягивает.

Тиасса же подошла вплотную и провела ладонью по моей щеке.

— Вид у тебя немного бледный -

Девочка, отойди пожалуйста, я же сейчас не выдержу, и взгляд свой опущу. У тебя красивое платье, и оно очень тебе идет. Но вот только вырез можно было бы сделать и поскромнее.

Я стоял как истукан, хотя чего уж тут непонятного.

Понимаешь Тиасса, мне потом трудно будет смотреть в глаза твоей маме и твоему брату. И совсем не за этим попросил меня заехать к вам Бронс, совсем не за этим. А девушки зачастую страдают именно из-за своей жалости, впрочем, ко всем женщинам такое относится. Это наваждение и оно быстро пройдет.

Тиасса все поняла по моим глазам, и выражение ее лица изменилось. Она резко развернулась, и я еле успел положить руку на дверь, удерживая ее.

Нет, объяснится все же придется. Практически слово в слово я пересказал Тиассе все, что успел перед этим подумать.

Она внимательно выслушала меня, затем подняла свой взгляд. Красивые глаза, да и выглядит она более чем очень симпатично.

— Чтобы ты знал, Артуа. У меня был муж, и я его очень любила. Его не стало, как не стало и моего ребенка — плечи ее явственно вздрогнули — И нужно мне от тебя не так уж много. И еще я скажу тебе одну вещь. Если девушка приходит к мужчине сама, значит, она для себя уже все решила. Но все равно спасибо, что объяснил. Так я пойду? -

Нет, покачал головой я. Кто ж тебя теперь отпустит?


— Мой отец занимался тем, что давал уроки фехтования. Желающих учиться у него было настолько много, что он сам выбирал из тех, кто обращался к нему. И далеко не всегда на первом месте были деньги. Он мог отказать благородному, были и такие, и взять в ученики чуть ли не нищего, за сущие гроши.

Что удивительно, никто никогда на него не обижался. Он был лучшим, здесь в Стоклерде, а может быть и не только здесь. Разве что Доминкус, это тот человек, что привел тебя сюда.

Знаешь, не чаще пары раз в год они сходились на площадке, где отец тренировал своих учеников. Никто никогда не знал заранее, когда они встретятся. Да они и сами не знали. Но, когда они сходились, приходило столько народу, со всего города собирались. Я сама видела несколько раз их бои. -

— И кто побеждал? -

— Да никто. Вообще трудно было понять, что происходит. Только непрерывный звон металла и сверкающие круги от их клинков. Потом они внезапно замирали, кланялись друг другу и расходились. А люди еще какое-то время продолжали стоять и молчать. Мама всегда ругалась, потому что приходило столько народу, что они все вытаптывали вокруг. -

— Тебя он тоже учил? — вспомнилось мне, как свободно Тиасса проделала то, чего у меня даже отдаленно не получалось.

— Нет. Отец говорил, что мне нужно научиться этому для того, чтобы у меня была красивая походка. -

А походка у нее действительно очень волнующая, тут отрицать не станешь. Сзади так вообще любо-дорого смотреть.

Стоп.

Не значит ли это, что и у меня она такой станет? Нет, мне этого совсем не надо. Не буду я больше это упражнение делать, я и так быстро двигаюсь, Бронс сам говорил.

Но у него я не замечал ничего такого. Обычная мужская поступь.

Тиасса, посмотрев на мое лицо, рассмеялась, уткнув лицо в подушку, чтобы не было слышно ни звука.

— Не беспокойся, Артуа. Мужчинам этого не грозит — с трудом сказала она и снова в нее уткнулась, видимо представив мужчину с такой походкой.

— А что было потом? — спросил я, когда она отсмеялась.

— Потом? — лицо Тиассы сразу посерьезнело — Потом к Доминкусу кто-то ночью влез в дом и вырезал всю семью. Его не было в городе в это время. Когда Доминкус вернулся и узнал об этом, что-то случилось с его головой.

Представляешь, у него, у лучшего фехтовальщика в городе, а он всегда считал себя лучше отца, убили всю семью и он не смог ее защитить.

С тех пор он часто бродит по ночному городу, чтобы увидеть тех, кто пытается сделать тоже, что и с его семьей. Говорят, что пару раз ему это даже удавалось. Флои его очень боятся. -

— Тиасса, а кто такие флои? — сам я так понимаю, что это обычные ночные разбойники, подстерегающие в темных местах одиноких жертв. Так оно и оказалось, разве что иногда они занимаются еще и тем, что произошло в доме Доминкуса. А тругин значит фрайер, точнее не перевести.

Все что происходило дальше, тоже не было веселым.

Сначала уехал Бронс, обвиненный в убийстве, которого не совершал. Затем пропали отец Тиассы и ее муж, с которым они прожили всего лишь год. А еще затем у нее не стало ребенка, который не успел даже родиться. И мне с трудом удалось сделать так, чтобы Тиасса снова улыбнулась.

Глава 12. Держи дистанцию

В доме Родеринфов я прожил почти два месяца. И дело было даже не в том, что произошло между нами с Тиассой. Тем более что мы тщательно старались скрыть сам факт наших встреч. Дело было в ее брате Дерке.

Дерк давал уроки фехтования.

Соглашусь, что он не имел такого мастерства, как его брат, Бронс, не говоря уже об их отце, судя по рассказам Тиассы мастера непревзойденного. Но даже то, что он умел, привлекало множество людей, согласных за деньги научиться хотя бы части того, что знает и умеет он сам.

А желающих было более чем достаточно. Сейчас, когда огнестрельным оружием не достигнуто такого уровня развития, чтобы оно могло заменить клинки всех форм и размеров своим удобством в обращении, многозарядностью, скорострельностью и точностью, умение обращаться с узкой полоской остро отточенной стали, было необходимостью.

Взять, например, мой пистолет, то самый, что достался мне первым трофеем. Длиной около полуметра и весом чуть ли не в пару килограмм. Из которого я успел выстрелить всего лишь один раз, при абордаже 'Пулуса'.

Необходимо постоянно следить за состоянием кремня, наличием пороха на полке, о том, чтобы не отсырел порох, и не выкатилась из ствола пуля.

Такое бывает. Особенно когда трясешься на лошади, а сам пистолет направлен стволом вниз, пусть и в седельной сумке. Хорошо, что он мне не понадобился.

И еще частые осечки. Насколько я помню, пистолеты и носили всегда в паре, чтобы существовала вероятность того, что хотя бы один не подведет. Кроме того, что это заоружие, если попасть на тридцать шагов можно только достаточно случайно.

Вот и приходится людям, очень далеким от войны и всего того, что с ней связано, иметь всегда под рукой лезвие достаточной длины.

И причина самая прозаическая — хочется вернуть домой, к деткам и жене. А возможностей чтобы этого не произошло, сколько угодно.

Нет, с преступностью в Империи борются самыми радикальными средствами, попросту вешая на глазах собравшейся толпы. Но почему то потенциальных висельников не становится меньше, и их можно встретить и на темных городских улицах и на дорогах, больших и не очень. Причины тому разные, но вот как раз то они меня абсолютно не интересуют.

Одинокий всадник всегда привлекает внимание, и создает слишком большой соблазн. Не принято здесь путешествовать в одиночку, особенно в том обличье, что имею я. Люди живут семьями, кланами, общинами. Так же и перемещаются, когда заставляет необходимость или возникает нужда.

Нет Империи никаких ограничений на оружие, ни на длину клинка, ни на длину ствола, ни на их количество, кроме шпаг, разумеется.

Да и чего бояться властям. Держава богатая, могущественная, на своей территории уже пару столетий не воевала. И катаклизмов, таких как страшные засухи, наводнения или еще чего тоже давным давно не было.

Следовательно, нет и предпосылок, чтобы оголодавший люд за вилы и колья взялся, тоже нет. Да и когда и где это помогало, изъятие оружия у добропорядочных граждан. Как правило, у бандитов его всегда хватает.

В общем, к Дерку я отважился подойти после того, как увидел, что он занимается с мужчиной лет на пять старше меня возрастом и в несколько раз шире обхватом талии. Мужчина, с виду больше всего похожий на торговца средней руки, старательно повторял за свои учителем все его движения.

Вряд ли он мечтает стать бойцом экстра-класса, и еще сомневаюсь, что его отправила жена избавиться от лишнего веса.

Дерк мою просьбу воспринял спокойно, безо всякой усмешки, и лишь поинтересовался, чему бы я хотел научиться. Да чему смогу, не задумываясь, ответил я. Подумав, он коротко кивнул головой в знак согласия и лишь добавил, чтобы я не питал надежд стать его единственным учеником.

Даже в голову не приходило. И так, слишком удачно все сошлось.

Их семейным бизнесом могла оказаться торговля лошадьми или выращивание кактусов. Мне и сейчас торопиться некуда, а будет ли другая такая возможность.

Не сомневаюсь, что в столице полно заведений подобного толка, как и не сомневаюсь в том, что обойдется обучение мне значительно дороже.

Теперь следовало решить вопрос с проживанием и питанием, желательно вкусным и обильным. Встать на полный пансион, так сказать. Все-таки проживание на постоялом дворе обойдется дороже, и с каждым лишним днем разница будет все более ощутимой.

С этим вопросом я обратился к Мирте. Мирта, даже не дослушав меня до конца, предложила остаться в ее доме. Нет, конечно, в глубине души я надеялся на такую возможность. Так, слегка. И очень обрадовался.

Ее, наверное, тоже можно понять. Дом, хоть и не выглядит гигантским, но свободных комнат пустовало несколько, никого не потесню. И лишний медный грошик, вернее пара серебряных монет, достоинством в четверть ала каждая за неделю не помешает.

Одна золотая имперская крона равна четырем серебряным кронам, любая из которых равна двум серебряным полукронам. Полукрона состоит из восьми серебряных алов, ал из четырех контов тоже из серебра, а дальше идет уже медь.

Мне тоже экономия существенная, ведь проживание на постоялом дворе обходится за ту же неделю в два раза дороже и это еще без питания.

Вообще-то, помимо того, что Дерк продолжал заниматься семейным бизнесом, Мирта была владелицей лавки, занимавшее соседнее с ее домом здание.

Был я в ней. Смесь антикварного магазинчика с продуктовым ларьком. Для меня, конечно, антикварного. Для них же предметы повседневного пользования.

Фасады обоих зданий примыкают к улице, а на огороженном дворе располагались всякие грядки, клумбы, непременный курятник и отделенная приличным по высоте сплошным забором площадка, где и проводил свои занятия Берк.

Часть ее было крытой, там и пол деревянный имелся, а основная часть находилась под открытым небом. Ну и всяких тренажеров с манекенами полно.

Вот те несколько плотно увязанных снопов соломы не иначе, как для отработки колющих ударов, я такие в фильмах видел, в них штыки вонзали. Справа от них для рубящих ударов, неоспоримый факт.

Бум из отесанного бревна, по-любому чтобы на нем сражаться, когда необходимо ограниченность ристалища продемонстрировать.

А вот это что за страшилище? На лошадь похоже, даже седло на ней имеется и стремена. Не иначе как рубке верхом посвящено. Тоже необходимый инвентарь.

Помню, я на своей Мухорке пробовал изобразить летящего в атаку кавалериста, так чуть без ушей ее бедную не оставил. Хорошо, никто не видел.

Всему же остальному оборудованию я дать объяснений пока не могу. Ни на что не похоже и понять их назначение трудно.

И принялся я со всем энтузиазмом изучать благородное искусство фехтования.

Глупо конечно рассчитывать, что мне удастся за сколь-нибудь короткий срок стать даже не мастером, а так, подмастерьем. Но у меня появилась возможность заняться тем, что, наверное, необходимо мне в первую очередь — научиться себя защищать.

Это чужой мир, и случись что, на помощь никто не придет. Может быть, это не совсем то, что мне сейчас необходимо, но хотя бы я поставил себе цель. Ту, к которой нужно стремиться.

А где ее взять другую? Потрясти местную цивилизацию своими познаниями? Какими? Ходить и изображать собой сумасшедшего, которому ведом путь на многие века вперед? Зачем?

И как ее найти, эту самую другую цель? В чем она должна заключаться? Я не хочу ничего здесь менять, да и зачем?

Любое общество принимает изменения только тогда, когда оно уже созрело для них. Все у них будет, и революции и гражданские войны, и промышленные революции. Будет тогда, когда придет время.

И не нужно мне власти, и абсолютной, ни вообще никакой. И никогда я не представлял себя во главе могущественной армии, побеждающей одну державу за другой. И не нужны мне полотнища знамен, валяющихся у моих ног.

А что мне нужно? Да откуда я знаю?

Домой мне нужно, чужое здесь все, до сих пор не привык, и привыкать не хочется. Иной раз проснешься утром и не спешишь глаза открывать. Лежишь и прислушиваешься, как чирикают воробьи на ветках, совсем как у нас чирикают. И сердце замирает, вдруг сейчас мимо окон проедет автомобиль или заговорят на родном языке.

Но вместо этого — Кер Артуа менйл коуст троуглишьес ксот?

И хотя отлично понимаешь, о чем идет речь, но как же хочется вместо этого услышать на своем телефоне каприз Паганини, установленный у меня на входящий вызов от Светки.

А затем поднять трубку и ответить на звонок.

Эх, где это все.

Нет всего этого, и нужно вставать, потому что все уже поднялись и за завтрак без тебя не сядут, а каждого ждут дела.

Нет, размышлял я, спускаясь к завтраку. Я должен просто вписаться в то общество, что существует сейчас. Удачно вписаться.

Пока мне везет. И люди хорошие попадаются и трудностями не очень загружен. А если и появляются какие-то проблемы, то в первую очередь я сам в этом виноват. Так что сейчас нужно просто плыть по течению, чтобы было время осмыслить все и сделать выводы. И самое главное нужно проникнуться всем тем, что меня окружает.

А вот уже потом, когда и если такое произойдет, тогда да, можно будет подумать еще и о многих других вещах.


Утром мы все вместе собирались за завтраком. Затем расходились по своим делам.

Мирта шла открывать лавку, Тиасса обычно уходила вместе с ней, но затем возвращалась, чтобы приготовить обед. Дерк уходил по своим делам в город, его ученики обычно приходили всегда после обеда. Я оставался предоставленным самому себе.

И я шел в тренировочный зал и занимался самостоятельно. Занимался до самого обеда, на который мы снова собирались все вместе. После обеда к Дерку приходили клиенты. Их никогда не было много, один, два, реже три человека. Никаких стройных рядов учеников, повторяющих за своим учителем все движения.

Дерк говорил, что если их больше, то невозможно уследить за всеми. Ну и я, так сказать, сверх плана. Но у него хватало внимания и на меня. Чуть выше локоть, до конца разгибай руку, или наоборот — в этом положении никогда нельзя до конца ее разгибать.

Затем одни ученики уходили и приходили следующие.

Было все — и бесчисленное повторение одних и тех же приемов, и учебные схватки с такими мастерами, как и сам я, и продолжающиеся часами уколы и рубящие удары несчастных чучел.

— Это очень важно — говорил Дерк — тело, когда очень устает, само начинает выбирать наиболее легкий путь. Пойми, только когда ты уже не можешь без напряжения поднять руку и начинается сама суть твоих занятий. Все остальное делается лишь с целью довести тело до такого состояния. -

Пару раз у меня даже судорогой сводило правую руку.

Вечерами, совсем не так часто как мне бы того хотелось, в мою комнату приходила Тиасса.

Как правило, она заставала меня пытающегося сделать очередной шажок все из той же крайне нелепой позы. Меня брали огромные сомнения в том, что даже если я научусь передвигаться таким образом быстро, вряд ли у меня что-нибудь прибавится в смысле скорости.

Занимайся я тем, чем сейчас занимаюсь под присмотром Дерка уже лет семь — восемь, наверняка двигался бы достаточно быстро и без всяких экзотических упражнений. Но бросать не бросал, будет толк — хорошо, не будет — не так уж много времени у меня это занимает.

А еще Тиасса учила меня грамоте.

Что характерно, грамотные люди в Империи совсем не были редкостью. Если даже по вывескам судить. Изображения дублировали надписи, а не наоборот.

Книги я уже видел, взять даже каюту Фреда, там их несколько штук имелось. И доктор, когда мою руку осматривал с незаживающей раной, в книгу какую-то при этом заглядывал и не написанную от руки на пергаменте. Мирта иной раз какие-то записи вела.

Словом, взялась меня Тиасса грамоте учить. Я даже специально в город ходил, за бумагой, чернилами, перьями, песком всяким. Книги у них в доме свои были.

Заодно и лексикон свой обогащать начал во время наших занятий. Самым первым словом 'дурень' выучил, уж слишком часто она его повторяла.

Мне кажется, что Мирта знала о наших с Тиассой ночных встречах, но ни разу на эту тему не заговаривала, по крайней мере, со мной. А Дерк меньше всего обращал внимания на такие мелочи.

Иногда приходил Доминкус. На первый взгляд он не производил впечатления человека, находящегося немного не в себе. И все же, если приглядеться внимательнее, можно было разглядеть почти неуловимую печать чего-то непонятного, не присущего обычным людям. Вполне возможно это происходило потому, что мне о нем сказали то, что я пытался в нем увидеть.

Обычно он усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал безо всяких реплик, комментариев, и попыток влезть в чужое обучение.

Иногда правая рука у него рефлекторно дергалась, и похоже это было на то, как если бы футболист наблюдал за игрой со стороны и видел подходящий момент для удара.

С той лишь разницей, что у футболистов ноги дергаются.

Я всегда приветствовал его, хотя осадок в душе все же оставался. Как же так, при его мастерстве, бездушно наблюдать со стороны, а потом еще с улыбкой заявить, что мне следовало бы убежать. Тем более что мой порез все никак не заживал, и иногда напоминал о себе резкой дергающей болью.

Только один раз он подошел ко мне и посоветовал проворачивать немного кисть руки в том уколе, который я пытался выучить уже который день подряд. Не знаю, помог ли мне его совет или просто подошло время, но дело сдвинулось с мертвой точки.

Через две недели моих занятий с Дерком, я поинтересовался у него, как идут мои дела.

Тот с улыбкой ответил.

— Артуа, у тебя превосходно получается держать дистанцию. Так вот, держи ее всегда, и все будет отлично. И ничего больше делать не нужно. -

Затем, посерьезнев, добавил.

— Иногда у тебя какие-то вещи выходят так замечательно, что я даже диву даюсь. Но в следующий миг ты действуешь, как будто взял клинок в первый раз. Я не пойму в чем дело, такого не должно быть. Был бы отец жив…

Его лицо сразу погрустнело. Я знал, что он пытается узнать подробности исчезновения своего отца пропавшего вместе с мужем Тиассы.

— Почему ты считаешь, что он погиб? — поинтересовался я.

— Мы нашли тела обоих, и похоронили их — начал рассказывать Дерк — Об этом знают все, кроме Тиассы. Она так переживала смерть своего ребенка, что мы просто не смогли рассказать ей еще и об отце. А потом не стали ничего менять. Кстати, спасибо тебе. -

— Это еще за что? -

— В последнее время Тиасса начала улыбаться. И так давно этого не было. -

Вот тебе и раз. Я то думал, что Дерк ни о чем даже не подозревает.

Однажды под вечер он явился в крайне возбужденном состоянии и позвал меня в тренировочный зал. Вероятно, ему нужно было снять свое напряжение и он не нашел лучшего способа.

Нет, я не оказался в роли избиваемого, хотя несколько раз прилетело крепко. И один раз даже умудрился достать его длинным выпадом, таким, какой он мне и рекомендовал в качестве основного тактического приема.

После этого мы застыли оба, я от изумления, он, по-моему, тоже от него. Затем Дерк махнул рукой, все, хватит.

Мы присели на бум, мой самый нелюбимый снаряд из всего, что тут было собрано.

— Сколько я должен тебе за этот урок? — попытался ущипнуть его я.

Однажды Дерк заявил, что каждый урок, в котором мне удастся коснуться его, будет бесплатным. Такое он говорил не только мне, и, поскольку они стоили не слишком дешево, задеть его желали все. Правда, на моей памяти таких случаев было не больше двух.

— Да иди ты — отмахнулся он — все равно я твои деньги Тиассе отдавал. -

И рассмеялся, посмотрев на выражение моего лица.

— Рассказывай, что случилось. Сегодня ты сам на себя не похож — потребовал я.

Дерк, после секундной паузы, произнес.

— Я знаю, кто убил моего отца. —

Глава 13. Флои

Недели через три после нашего с ним разговора приехал Бронс. Приехал он не один, с ним были еще три человека из экипажа 'Мелиссы', и в доме сразу стало шумно и весело.

Я узнал о его приезде по радостному визгу Тиассы, раздавшемуся с первого этажа.

— Что-то долго ты письмо передаешь — пошутил Бронс, увидев меня. Я пожал плечами, сам не ожидал.

Конечно же, был праздничный ужин, во время которого он рассказал все новости Дертогена. Три недели здесь не срок и новости не успевают выйти из разряда свежих. Все там было по-прежнему, все мои знакомые живы, здоровы и даже Аниата еще не успела найти себе нового ухажера.

Люди, приехавшие с Бронсом, были из числа тех пятнадцати членов экипажа 'Мелиссы', что по праву считаются настоящими бойцами.

Лурк, человек среднего роста и непомерной ширины. Из тех, кого легче перепрыгнуть, чем обойти. Лурк предпочитал действовать кистенем с большим шиповатым билом, держа в левой руке короткую абордажную саблю с широким лезвием, и гардой, прикрывающей кисть почти полностью.

Тергиль, высокий и носатый молчун. Говорил он редко, но, если что-нибудь вымолвит, всегда с очень серьезным видом, от смеха загибались все. Тергиль любил топоры и владел ими мастерски. Кроме того, на поясе у него всегда висел обоюдоострый клинок, с длинным, почти полуметровым лезвием. Это оружие можно было бы назвать кинжалом, но заточка с одной стороны лезвия не доходила даже до половины.

И Сайес, с виду очень похожий на этакого испанского мачо. Длинные темные прилизанные волосы, тонкие усики на продолговатом лице с крупными темно-карими глазами. Ростом мы были примерно одинаковы, возрастом и пропорциями тоже.

Сайес взял на вооружении нечто напоминающее шпагу, но имеющее более широкое, заточенное с обеих сторон лезвие и рукоять с легким намеком на крестовину гарды.

Сам Сайес мне всегда не очень нравился. Весь какой-то скользкий, как его прическа на взгляд. Но бойцом он был отменным и техника у него своеобразная.

И еще, мне не понравился взгляд, устремленный им на Тиассу. Как будто в воспоминания окунулся, глядя на нее, и воспоминания эти были из разряда приятных.

Ладно, будем считать, что показалось.

Кроме всего прочего, все они имели пистолеты, поражающие скорее не длиной ствола, но калибром. При абордажах дистанция до врага минимальная, так что особая дальнобойность не требуется.

И приехали они с Бронсом решить ту самую проблему, о которой мне совсем недавно поведал Дерк. Вернее, даже не проблему, а, как бы точнее выразиться…

На следующий день, после обеда, все собрались в школе.

Так наиболее точно можно назвать место, в котором и происходило обучение, сначала старшим Родеринфом, а затем и самим Берком. Причиной тому был я, вернее просьба Дерка посмотреть Бронсу на мою впечатляющую технику. И было это как результат того разговора, в котором он мне предложил держать дистанцию достаточного размера и больше не делать ничего.

К этому времени подошел один из учеников Дерка и мы с ним начали топтаться с учебными клинками в руках. Могу себе представить, как это выглядело в глазах профессионалов.

Наверное, я все же смог бы победить своего соперника, вполне возможно, что даже достаточно быстро, но при этом мне пришлось бы применить кое-что не совсем из области благородного искусства фехтования. Слишком он уж заманчиво открывался иной раз, так и хотелось добавить к сабле ногу. На мой взгляд, оппонент неоправданно далеко отставлял от себя правое колено.

Топтались мы достаточно долго, и, наконец, Дерк нас остановил. Что-то они там между собой переговорили, Бронс покачал головой и пожал плечами.

И тут голос подал Доминкус, по своему обычаю молчаливо сидевший в углу площадки.

— Попробуйте дать ему шпагу. -

Шпага выглядела совсем не так, какой я привык ее видеть. Вместо клинка прут с набалдашником на конце, разве что гарда присутствовала. Но, как сказал мне еще Бронс, главное в учебном оружие это не идеально близкая форма, а вес и балансировка, такие же, как и на боевом.

Шпагу принес Фьюз, десятилетний мальчишка с вихрастой рыжей головой и конопушками по всем лицу. Фьюз постоянно крутился возле площадки, выполняя мелкие поручения и просьбы. Взамен Дерк учил его своему искусству. Так, больше в шутку.

Когда я отправлялся по необходимости в город, то постоянно брал его с собой, лучшего гида и проводника и пожелать было трудно.

Когда я взял шпагу в руку, то сразу понял — это мое. Именно шпага, и даже не то, чем владеет Сайес. Стокис Сайеса, а именно так называется его клинок, трудно держать на полусогнутой руке долго, баланс не тот. Да и техника владения тоже различны.

А вот шпага, шпага да. Я вообще люблю длинную дистанцию, чтобы Дерк не шутил по этому поводу. Да и бокс, он же именно на этом строится. Еще тренер говорил — представьте, что в правой руке у вас шпага, а в левой кинжал. Шпагой-рукой наносите длинный быстрые удары, а когда выберете подходящий момент, то мощный удар левой рукой-кинжалом.

Со шпагой и бой со своим оппонентом у меня получился значительно легче. Нет, я не убил его двести раз, просто преимущество в длине клинка многое мне давало. Жалел я лишь о том, что нет у меня в левой руке кинжала, столько удобных моментов было для его использования.

Бронс победил меня легко, и понадобилось ему для этого меньше минуты. Запутал он меня своими финтами, отбил клинок, уводя его в сторону, и приблизился вплотную. Секунда сорок понадобилось, не больше. Секунд на тридцать дольше, чем при последней нашей встрече.

Затем он поинтересовался, учил ли меня кто-нибудь когда-нибудь владению шпагой. Пришлось сознаться, что такой факт в моей биографии присутствует и затянулся он на целых два года. Но было это так давно, когда я еще имел возраст Фьюза.

Бронс с Дерком переглянулись.

Да не нужно переглядываться парни, это у вас не принято владению шпагой простолюдинов обучать. В вашем дурацком мире и шпаг то солдатских нет. Мне же с тех пор шпагу раза три и пришлось в руках подержать.

Крайне сомнительно, чтобы с той поры что-то осталось.

Эх парни, парни. Мне бы пистолет нормальный в руки, с короткостволом у меня всегда прилично получалось. Даже когда я его вверх рукояткой переворачивал. Помню, подглядел в одной передаче и решил попробовать.


Вечером Дерк поинтересовался у меня, отправлюсь ли я вмести с ними.

Конечно нет, ведь ты же сам советовал держать дистанцию. Только на этот раз она будет очень, очень длиной.

Потом ты вернешься и начнешь взахлеб рассказывать, как все происходило. Я поинтересуюсь, куда делись Тергиль с Лурком. Ты отмахнешься, скажешь, что их убили и попросишь не перебивать, потому что сейчас будет самое интересное. В конце рассказа ты мне еще рану свою покажешь, похвастаешь какая она большая и через нее даже внутренности видно…


Отправились мы пешком, благо идти было не так уж и далеко. Моряки на лошадях это еще та тема.

Психическая атака — матросы на зебрах, вспомнил я чью-то шутку.

Вышли мы еще затемно, света от близких звезд достаточно, когда небо безоблачно. И ничего особенного нам не предстояло.

Мы это братья Дерк и Бронс, три человека из экипажа 'Мелиссы', двое совсем незнакомых мне людей, один из которых был даже в кирасе, я, и, что удивительно, Доминкус. А может быть и не удивительно, поскольку с их отцом он был очень дружен.

Мы лежали, спрятавшись в зарослях кустарника, дожидаясь непонятно чего. Для меня непонятно. И занимались тем, что всматривались в развалины старого замка.

Когда-то, несколько столетий тому назад, этот замок принадлежал местному владетелю.

Тогда еще не было сильнойцентрализованной власти во главе с императором. А был обычный для средневековья сюзерен с не всегда верными ему вассалами.

И вот этот владелец замка остался в памяти народа как человек очень жадный и жестокий. Чего только народная молва ему не приписывает. Барон и младенцами питался, и кровь девственниц употреблял вместо аперитива.

И еще любил он собственноручно пытать провинившихся в подвалах своего замка, наслаждаясь муками и воплями истязуемых.

Вот во что точно поверю, так это в то, что он питал непреодолимую страсть к женскому полу. Это же так понятно.

В общем, довел он людей на подвластных ему землях до того, что вспыхнул бунт.

Как обычно, нашелся человек, который смог поднять толпу и повести за собой.

Понятно, что все это закончилось бы ничем. Ну походили бы доведенные до отчаяния люди недельку другую, потрясли бы в благородном гневе вилами и топорами…. Отсиделся бы барон, или кем он там был, все это время в своем замке, поди не в первый раз. Все бы успокоилось и продолжалось в том же духе. Но случилось несколько иначе.

Соседний с ним владетель, давний его недруг, из Бенгорда, города, который мне придется миновать по дороге в столицу, решил воспользоваться ситуацией. Допускаю, что двигало им не стремление помочь простолюдинам.

Словом, замок пал. И все остались довольны. И народ, избавившийся от ненавистного господина. И в первую очередь сосед, присоединивший к своим владениям бывшую собственность барона.

А вот самого барона не нашли. Пропал он и больше никогда не объявлялся.

Замок, вернее его развалины, после этого всегда пользовался недоброй славой. Всякие там привидения, леденящие стоны жертв бывшего владельца, и сам он, время от времени появляющийся в полночь со своей головой в руках.

Непонятно только, почему барон должен там появляться, да еще с головой под мышкой, его же так и не нашли, но народ всегда прав.

Все это было давно, и обо всем этом поведал мне Дерк, но собрались мы здесь не для того, чтобы дождаться полночи и собственноручно убедиться в том, что барон не появляется. Или появляется с головой на плечах, а не под мышкой.

Развалины эти являлись местом обитания местного криминалитета. Вот им-то как раз и было выгодно, чтобы это место пользовалось дурной славой, так спокойнее.

И пришли мы как раз за тем, чтобы провести здесь зачистку.

Когда я спросил Дерка, почему этим местная стража не занимается, тот лишь криво усмехнулся, и ответил, что она больше поборами с торговцев занимается. На все остальное, даже времени не хватает. Ну, как раз этим ты меня не очень удивишь.

Нет, время от времени они здесь появляются. Но почему-то флои, здесь обитающие, узнают об этой акции еще раньше рядовых стражников. Еще поговаривают, что в развалинах остались тайные подземные ходы, где достаточно легко спрятаться.

Правда, однажды нагрянула стража с самого Сверендера. Вот тогда действительно зачистка прошла как надо, и тайные ходы не помогли. Было это пару десятков лет назад.

Но мы здесь не затем, чтобы взвалить на свои плечи обязанности стражи.

Дерку удалось узнать, что именно эти люди виноваты в гибели его отца и мужа Тиассы. Но подробностями обременять меня не стал, сказав только то, что сведения верны, и сообщил ему их человек, словам которого он верит, как своим собственным.

К слову, его брат, Бронс прибыл домой на вполне легальных основаниях. Все обвинения с него сняты, поскольку нашелся человек, признавшийся в убийстве, приписанному Бронсу.

Когда начал бить колокол, я уж было подумал, что сейчас мы бросимся в атаку.

Нет, какое-то время мы еще выжидали. Все верно, сомневаюсь, что флои сидят с ложками на отлете, дожидаясь последнего удара колокола, чтобы приступить к трапезе. Полдень лишь сигнал к началу. Теперь пока все соберутся, наверняка многие из них спят после ночной смены.

После рассказа Дерка для меня стало удивительным, как же они могли справиться с его отцом. Не нападали же они на него десятками до тех пор, пока не смогли с ним покончить.

На телах не было ни одного ножевого ранения, объяснил Дерк. Только следы от пуль. И произошло это примерно в том районе, где мне и самому посчастливилось наткнуться на ночных грабителей. А вот что они там делали, мне он опять не удосужился объяснить.

По знаку Бронса все встали и неторопливо двинулись к стене не очень ровной кладки, на которую мы любовались последние несколько часов. Прибыли мы сюда еще по темноте и старательно пытались стать часть кустарника, густо росшего с северной стороны замка.

По примеру других я достал пистолет и взвел на нем курок.

Доминкус, посмотрев на меня, показал большим пальцем правой руки за свое левое плечо, это твое место. И еще добавил — я на тебя надеюсь.

Понятно, что ж тут непонятного. Я прикрываю твою спину и слежу за тем, чтобы человек, к которому ты успел уже приложиться и посчитал мертвым, вдруг внезапно не ожил.

С другой стороны, кто кому больше помогать будет. Я так думаю, что все же ты мне. И еще просьба, ты далеко вперед не вырывайся, а то кто мне спину прикроет, с моим-то умением. Но это я так, про себя рассуждаю.

То, что флои слишком беспечны, это факт неоспоримый. На их месте я выставил бы наблюдателя вон на той полуразрушенной башне. Разве что забраться на нее сейчас проблема. Ну хотя бы патрульного что ли заставить окрестности обходить. Мальчишку какого-нибудь.

Ладно, это их проблемы, а нам очень даже на руку.

Когда мы объявились во дворе замка через частично обрушенную стену, флои удобно расположились на травке, гремя ложками о посудины с варевом. Среди них даже пара женщин была. От котла, висевшего на треноге над очагом, пахло, кстати, очень даже аппетитно. Даже небольшой бочонок присутствовал, то ли с вином, то ли с пивом. Этакий пикничок в развалинах местной достопримечательности.

Когда раздались первые выстрелы, я направил ствол своего пистолета в ближайшего, сидевшего к нам спиной и успевшего только обернуться на звуки. Пусть уж лучше две пули в одного попадут, если его еще кто-то выбрал своей целью, чем пустить свою в молоко.

А затем в дело пошли клинки. И получилось это форменным избиением.

Когда все закончилось, в живых не осталось никого, даже женщин. Слава Богу, что хоть я к этому руку не приложил. Я вообще ее приложил только к трем флоям, которые, по моему мнению, падали недостаточно быстро после ударов Доминкуса. Затем Сайенс прошелся по валяющимся телам и сделал контрольное вскрытие трахеи, не обойдя никого.

Вот на это я даже смотреть не смог. Всех их можно понять, но и меня тоже. Их потому, что живут они в одном городе, и не хочется постоянно ожидать удара в спину. Ну и меня. Остались же у меня какие-то идеалы, с которыми я воспитывался с самого детства. И не было у меня в жизни ничего такого, после чего я могу о них позабыть.

После этого все внимательно осмотрели развалины, разыскивая спрятавшихся флоев.

Из тех, что предпочли сон обеду. И я ходил вместе со всеми и так же внимательно, как и другие осматривал самые темные закутки.

Потом мы ушли, захватив с собой тело человека, того самого, кто единственный был в кирасе.

Никто не осматривал трупы, не оценивал даже на взгляд стоимость попадавшихся вещей, только Дерк зачем-то пнул котел. Котел завалился на бок и из него вылились остатки жидкого варева.

Только сейчас оно пахло так, что начинало тошнить.

Когда мы вернулись в дом Родеринфов, то нас ждал богато накрытый стол. И мы долго сидели за ним, и съедено и выпито было немало.

Только атмосфера за столом была не слишком праздничная.

Первым его покинули Дерк с Бронсом, захватив с собой Лурка с Тергилем и заявив о том, чтобы ждали их не раньше чем через пару дней. Затем Сайес, объяснив это тем, что очень устал и хочет выспаться. Немного погодя ушла Тиасса, сославшись на головную боль.

За столом остались только Мирта, Доминкус и я. Мы посидели еще немного, затем Доминкус попросил его проводить.

На дворе давно уже стемнело, и на смену дневному зною пришла долгожданная прохлада.

Мы постояли, вдыхая ее, затем Доминкус задал вопрос.

— Артуа, ты все еще зол на меня, за то, что я не помог тебе тогда? -

Я пожал плечами. Не то чтобы зол, но в глубине души неприятный осадок все же присутствовал.

— Понимаешь — еще чуть помолчав, продолжил он — Если бы я тогда вмешался, то ты не смог бы почувствовать то, что почувствовал. А ведь ты почувствовал, верно? -

В ответ я только лишь кивнул головой. Только откуда ты это знаешь.

— Судьба забрала у меня самое дорогое. И в ответ дала то, чего я совсем не просил. Иногда мне кажется, что все это иллюзии, а иногда я уверен в этом.

Тогда, наблюдая за тобой, я чувствовал, что ты еле удерживаешь себя, чтобы не убежать. Побеги ты, и я помог бы тебе. Но, как видишь, тебе совсем не понадобилась моя помощь.

И еще, ты почувствовал в себе то, что и должен был почувствовать. А без этого любое мастерство не более чем красивое махание куском железа. -

Помолчав еще, он добавил.

— Знаешь, Артуа, если ты очень хочешь что-то сделать, то сделать это обязательно нужно. Лучше жалеть о содеянном, чем всю жизнь страдать от того, что мог, но не сделал. -

Глава 14. Любовный порошок

Что-то скучно спать одному. И Тиасса давно не приходила. Самому что ли в гости сходить? Со свечкой. Мирта на первом этаже спит, и не увидит и не услышит.

Батюшки светы! Как я вовремя, и свеча к месту. Надо же такому случиться.

А кто это у нас? Никак сам Сайес. Не прикрывайся солнышко, что я там не видел. Это я не тебе, Сайес, какое ты мне солнышко.

Тихо, тихо! Успокойся Сайес. Ничего страшного не происходит. Вот только захотелось мне самому убедиться. Знаешь, в общем-то, никаких особых чувств нас не связывает. Встретились два одиночества и разошлись как в море корабли.

Знаю, знаю, что из разных песен. Это ты такого знать не можешь. Да я и не в претензии. Вот только обидно немножко, могли бы и просто сказать. Даже не обидно, мужчины не обижаются, а огорчительно.

Во, точно, огорчительно, сильнее не скажешь. Знаю я и то, что ты завтра уезжаешь, и то, что знакомы вы уже давно. Вот только если сам себя уважать не буду, кто ж меня тогда уважать будет. Золотые слова, согласись.

А вот это ты совсем зря делаешь. Пойми, разница в том, что мне никуда тянуться не нужно, все при себе. Омниа меа и так далее. Ну что ж ты так громко падаешь? Весь дом перебудишь. Запомнил, как это делается? Согласись, несложно. Вся хитрость в том, чтобы именно тем местом бить, где волосы расти начинают, там еще кости черепа сходятся.

И еще два обязательных момента — плотно зубы сжать и лбом в зубы не попасть. Да ты и сам должен знать, это азы.

Давай, я тебе нос на место поставлю, через неделю как новенький будет. Я умею, я уже делал так. Сам ломал и сам на место ставил. Несложно.

Вот только людей убивать мне до вашего гребаного мира не приходилось. А так всякое бывало. Нет, до утра нельзя откладывать, потом его опять ломать придется. Ну как знаешь. Я свечку с собой заберу, у вас свои есть. Вот подпалю одну, и уходить можно. До свиданья солнышко. И ты, Сайес, не кашляй.

Все-таки как хорошо быть образованным человеком, даже просто грамотным. Почитаешь разных книжек и столько мудрости наберешься, что потом сам диву даешься. Казалось бы, какая мелочь, два деревянных клинышка, они даже не пригодиться не смогут, если дверь в комнату наружу открываются.

Но моя-то дверь внутрь. Пожарников на вас нет. Ну, в моем случае это даже хорошо. Вот и положим их оба на пол, и если открывать кто-нибудь начнет, заклинят они дверь.

Это мне в одной книге прочитать довелось, про того же агента, только у него один клинышек был, а я перестраховщик. Я их еще в Дертогене выстрогал, когда в дорогу собирался. Так они и валялись у меня в мешке без дела. Наконец-то пригодились, иначе хоть выкидывай.

Я почему их поставил, перед дорогой выспаться хочу. По крайней мере, проснуться. Кто его знает, что у тебя на уме.


Утром я попрощался с Миртой. Жаль, что Бронса с Дерком не дождался, ну да ладно.

Хорошие у тебя сыновья, Мирта и дочь тоже хорошая. Это я очень искренне говорю.

Просто так получилось. Ну так что ж теперь. Не связаны мы с ней узами священного брака, а других уз видимо не хватило. Житейская ситуация, без обид. Вот только я остаться здесь уже не смогу, хотя и хотелось бы.

Бедная Мухорка, как же ты застоялась. Нет, конечно тебя выгуливали…. По-моему ты даже пополнела, зайка. Нельзя же так, женщины за фигурой следить должны. Это нам, мужланам, все позволено. Все, все сейчас уже долго ехать будем, еще пожалеешь.

К полудню я был уже далеко от Стоклерда. Движение оживленное, даже удивительно. Пристроишься к группе телег или повозок, и едешь вместе с ними некоторое время. Затем высмотришь впереди идущий караван, догонишь его на рысях и с ними уже. Особого внимания не обращают, отстал кто-то от своих, сейчас догнать пытается. Так и передвигался, рывками.

Тиасса, Тиасса. Ведь не делается так. Я все понимаю, что старая любовь и так далее. Что уехал бы он на следующий день, и, если бы я в комнату не вошел, все бы по-прежнему продолжалось.

Да и не в тебе дело было, в Сайесе. И пусть он мне никогда особо не нравился, но опять не в этом дело. А только лишь в том, что за спиной все происходило. И как я мог вернуть к себе уважение, прежде всего самому себе?

Да, как боец он меня сильнее, кто же спорит. И пропади я, кто бы меня спохватился?

Утром, когда я уезжал, не видел его. Не было их обоих за завтраком, мы вдвоем с Миртой завтракали. Дело не только в мастерстве, оказывается.

Да ну их, обоих. Нашел о ком думать.

К вечеру решил остановиться в какой-то деревне, на постоялом дворе, расположенном на самой окраине. Названия узнать не смог, какие-то хулиганы оторвали табличку на въезде. А может и не было ее, еще нигде не попадались, с чего бы ей здесь взяться. А если бы и была, вряд ли прочитать бы смог, не очень у меня еще, с местной грамотой.

Свободных мест не оказалось, и постоялого двора другого в деревне нет. У меня и так с самого утра настроение не очень, а здесь еще этот боров — хозяин двора пренебрежение проявил по отношению ко мне. Еле в руки себя взял.

В принципе, и на дворе переночевать можно, главное, что безопасно. Но разбаловался я за последнее время, что в Стоклерде жить пришлось. Ничего, придется снова привыкать, сколько их еще предстоит, ночевок под открытым небом. Ярмарка у них тут, в Бенгорде, потому и движение оживленное. Вот когда его миную, проще будет с ночлегом.

Надо было поесть, да сразу спать устраиваться, но черт меня дернул заглянуть за какое-то строение из теса, даже не успевшего потемнеть. И настроение испортилось еще больше.

В недостроенном сарае спрятались три мужичка и одна девчонка, молоденькая совсем. И глазищи такие огромные смотрят поверх ладони, что рот ей зажимают. А другой ладони не видно совсем, она под юбчонкой скрылась.

Ну и что ты там такого обнаружить пытаешься, чего у твоей жены нет? Ты же мужик уже в годах можно сказать, старше меня будешь. У тебя, наверное, дочка такая же, и не факт, что старшая. И других два, разве что слюни на землю не роняют. Братва лихая, статья тяжелая и совсем не уважаемая.

Мне рассказывали, что самая легкая статья — это кухонный боксер. Хочу бью, хочу люблю. Своя баба.

Не те это приключения, о которых я всю жизнь мечтал, гадом буду. Я у вас тут всего ничего, а уже второй подобный случай. В общем, ничего хорошего. И я поинтересовался.

— Мужики, кто крайний? -

Оказалось, что никак у них с юмором. Нет, чтобы сказать, что самим мало, так даже послали. Беда, что я уже достаточно овладел языком, чтобы понимать куда именно. И добавили еще, иди пока цел. Вот я и пошел. Поближе. Подробно рассказать?

Можно нанести очень быстрый и мощный удар крепко сжатым кулаком. Если указательный палец не сгибать до конца, прижав его кончик к подушке большого, то удар будет еще быстрее, но уже не таким мощным. А вот если кулак вообще не сжимать, но в последний момент сделать рогатку из указательного и среднего пальцев, то вообще никакой мощи не будет, а будет только скорость и сплошная темнота, не у себя конечно.

И еще, почему-то не рекомендуется защищаться от удара ножом снизу сложенными крестом руками. Да почему нет то? При условии, что он правша, а твоя правая рука поверх левой находится. И теперь правой ладонью руку с ножом к своей руке прижимаем, а она скользит себе вверх, пока до плеча не дойдет. А теперь резко, да еще с поворотом и наклоном корпуса, так, чтобы хрустнуло.

Вот теперь плетение боевого мага, не помню, как называется, но наносится оно пяткой в живот. Только слишком низко не стоит, так такая фигня внутри находится, если пивом ее переполнить, то почувствуешь сразу. Если она лопнет, получается смертельно. А мы себе такую задачу не ставили. Это чтобы третий не скучал.

Все, девчонку я себе забираю, понравилась она мне.

Да не скули ты так. Ничего с твоими глазами не случилось, не лопнули они и не вывалились. То, что очень больно, верю. Над глазными яблоками точки есть, они так и называются — болевыми. Потом, на досуге, пальцем нажмешь, убедишься.

Нет, это еще не все, парни.

— Деньги. -

Это не ограбление, это компенсация за моральный ущерб. Вон, как ее до сих пор трясет, бедную. И еще, чтобы я в дело суд не передавал. Взятка, получается.

— Деньги. -

В нашем случае это такие металлические кружочки, они бывают трех видов. Меня устроит любой вид, лишь бы побольше. Не мне это, не мне. Но я передам. Прямо вот сейчас и передам.

Я положил монеты девчонке в руку и заставил сжать ее кулачок. Не такая она уж и малолетка, ростом мне до плеча достает и, где положено, выпирает достаточно.

Ну и последнее обращение.

— Я остановился здесь же, на постоялом дворе. Если понадоблюсь, найдете. -


— Тебе куда? — спросил у нее, когда мы отошли достаточно далеко.

На вид она очень ничего, только юная очень, не больше пятнадцати.

И фигурка такая, тоненькая как тростиночка, даже непонятно откуда талия взялась. А все остальное глазищи. Огромные такие, темно-темно синего цвета. Молчит. Только вздрагивает вся и еще воздух так забавно вдыхает, за несколько раз. Честное слово, была бы лет на пять старше, влюбился бы сразу, с первого взгляда. Я так умею.

— Ты с кем-то сюда приехала? Или живешь здесь? -

Опять молчит. Все понятно, имя можно и не спрашивать, Зоей зовут. Может быть, немая девочка? Повезет же кому-то, кто замуж ее возьмет.

Одета в юбку и в сорочку такую, с вышивкой, и рукавами широкими. Все же немного большеваты они ей. А вот обувь не соответствует, дорогая обувь. Это я сразу заметил, когда она еще под юбкой не спряталась.

— Как ты здесь оказалась? — поинтересовался я.

Девушка подняла глаза и опять промолчала. Не глухая, так что уже легче.

Из-за сарая показалась вся троица. Один придерживал правое плечо рукой, другой прижал руки к глазам, но шел сам. Следом за ними двигался третий, ему меньше всех досталось.

Хреновенькое у меня плетение получилось, совсем навыки растерял, надо было больше веса добавить, да провалиться побоялся.

Девчонка, увидев их, спряталась за мою спину.

— Да не бойся их уже, они теперь хорошими стали. Ты зачем с ними пошла? -

В самом деле, на улице день деньской, светло еще. Непременно кто-нибудь увидел, если бы силой потащили.

— Тот, что с бородой сказал, что женщине помочь надо, а он не может. Мы туда пришли, а он…. - у нее даже губы задрожали от обиды.

С бородой у них один, тот, что по глазам получил. Вообще-то было бы правильнее, куда пониже ударить, чтобы надолго охоту отбить.

Не удержавшись, погладил по голове, на миг испугавшись, что она сейчас резко отдернется. Нет, прильнула даже на какую-то долю мгновения.

— Все, все успокойся, теперь уже все позади. Как зовут, хоть скажешь? -

— Милана, дочь… — и снова замолкла.

Спасибо, что сказала, иначе трудно понять, что ты не парень.

— Артуа, сын. Что дальше будешь делать? -

Милана пожала плечиками.

— Не знаю. -

— Здесь жить будешь? -

— Нет.-

Нет, ну всем хороша жена кому-то будет. И красивая, и говорит мало. Вот только бы понять хоть что-то из ее речей.

— Мне в Велент нужно — снова подняла она на меня свои глазищи.

Уже прогресс. В принципе, я и отвезти могу. Если уж вмешался, то не останавливаться же и не бросать ее. Знать бы только, в какой он стороне, этот Велент. Сколько я сегодня деревень проехал и ни у одной названия так и не узнал.

— Велент твой, он в какой стороне находится?

Так, и мне в ту же сторону.

— Далеко до него? -

Вот здесь и выяснилось, что Велент сразу же за Тринскером находится, а до него я рассчитывал за пару недель добраться. Да уж, ситуация. И что же теперь, бросать ее, что ли? Ладно, потом разберемся. Утро вечера мудренее.

— Кушать хочешь? — снова молчаливый кивок головой.

— Тогда пошли в кабак деньги просаживать, те, что мы сегодня заработать успели.-

И снова я стоял перед стойкой, за которой расположился боров-хозяин.

— Мне нужна отдельная комната — постарался я сделать свой голос непреклонным.

Хозяин мазнул взглядом по мне, Милане, по местному вышибале, еще более здоровому, чем он сам, снова посмотрел на меня.

Уважаемый, что-то у меня все последнее время какое-то нервное, честное слово, давай лучше так договоримся.

Вот, смотри, у меня между пальцев целый ал зажат, из чистейшего серебра. Не надо на вышибалу поглядывать, давай лучше бизнес делать. Обе мои руки на стойке лежат, а рядом с ними тарелка, обыкновенная, глиняная. У тебя таких сотня, наверное. Дело не в том.

Вот я сейчас возьмусь за ее края обеими руками и ударю серединой по углу стойки. И будет у меня в каждой руке по обломку с о-о-острыми краями. Останется только по горлу чиркнуть. Знаешь, сколько у меня в моей дурной башке всяких таких вещей? Чем-то приходилось пользоваться, чем-то нет. Тебе это надо? А мне еще меньше. Давай полюбовно, а?

Не знаю, что он сумел прочитать в моих глазах, но такая комната нашлась. Еще бы, ал — деньги приличные.

Когда мы поднимались на второй этаж, в спину нам кто-то из находящихся в зале посетителей сказал нечто крайне неприличное. У Миланы даже плечи дрогнули. Ничего девочка, переживем.

Мы остановились на пороге комнаты.

Да уж, за такие деньги и натуральный чулан. Ладно, не все так страшно. И окно имеется и кровать. Жаль, что одна, но широкая. И мощная задвижка на дверях. Тоже плюс.

Не смотри девочка так, и мне здесь не нравится. Звездочками и не пахнет.

Вот только в общих комнатах их вообще штук восемь, десять, лежанок. И на каждой обязательно храпит кто-нибудь и через один воздух портят. По сравнению с ними — люкс.

— Милана, подожди немного, я сейчас покушать принесу. Цыпленка будешь? Вот и славно. Еще надо не забыть много вина взять. -

— Зачем много вина? -

— Как зачем? Мне же чем-то тебя напоить нужно. Так всегда мужчины делают, когда одни с девушками в комнате остаются. -

— Я не буду пить вино — насупилась Милана.

— Не будешь? Очень жаль. Ладно, ничего страшного. У меня еще порошок есть, буквально вчера купил у одного доброго человека. Если им что-нибудь из еды посыпать, то и вина не надо. -

Нет, ну до чего забавная, каждому слову верит, подумал я, глядя на ее реакцию.

— На задвижку закройся, я, когда вернусь, в дверь вот так постучусь — напутствовал я наивную девчонку.

Вина я все же принес, целую кружку. Что делать, если у них в меню ни компота, ни какао.

Милана так быстро растерзала бедную птичку, что мне пришлось поделиться своей. Я вообще-то трех взял, из расчета одну ей и мне две. А получилось как раз наоборот. Такое впечатление, что со вчерашнего дня ничего не ела.

Когда мы справились с цыплятами, я схватился за голову. Я же забыл их порошком посыпать, да и неудобно было, обе руки заняты были, только чуть-чуть, с самого краешку, сообщил ей.

В ответ услышал, что обманывать не хорошо. И еще, когда обманываешь, глаза должны быть соответствующими, а они у меня добрые, с такими не обманывают.

Много ты знаешь, девочка.

Потом все же возмутился в душе. Это у меня то добрые? Не видела что ли, как я ими на хозяина посмотрел? Тот даже комнату сразу нашел. Или это серебряный ал помог?

Вина она отпила совсем немного, буквально пару глотков. И сразу клевать носом, засыпая.

Теперь нам предстояло разделить общее ложе.

Никакого намека на вторую кровать в комнате даже не существовало.

А на полу спать так не хочется, да и пыльно очень. Давненько здесь с мокрой тряпкой никто не появлялся.

Ладно, перебьемся как-нибудь, на единственном ложе и вчетвером вполне разместиться можно.

Вот только Милана с тревогой на него поглядывала. Как же, очутиться с незнакомым мужчиной в одной постели…

На языке вертелась пошленькая фраза, и я с трудом удерживал ее там. Ей, бедняжке, и так достаточно сегодня досталось. Хорошо, что вовремя подоспел. Если честно, искал укромное местечко я совсем по другой причине. Так, секундное дело. Вовремя приспичило.

— Милана — обратился я к девушке, с трудом удерживающейся от того, чтобы не уснуть прямо на стуле — Кровать одна, но на ней достаточно места для нас обоих. И бояться тебе нечего.-

Я все же не смог удержаться.

— Вино ты пить не стала, а порошком цыплят я забыл посыпать. Выбирай, с какого края ляжешь, и спи себе спокойненько. Я к тебе приставать не буду, самое честное слово, какое у меня только есть. -

И опять не сдержался.

— Только и ты ко мне не приставай, договорились? Я мужчина серьезный, у и меня невеста имеется. -

Она лишь слабо кивнула головой. Еще пара минут и мне ее на руках до кровати нести придется, на ходу засыпает.

Милана легла на самый краешек. Я даже испугался, что она во сне свалится на пол.

Одеяло у меня свое есть, а вместо подушки вполне можно кулак использовать, неоднократно проверено.

Перед тем как уснуть я долго ворочался, размышляя.

Кого-то мне эта девчонка своим поведением очень напоминает. Уж не меня ли самого? Когда в первый раз в Дертоген попал. Казалось бы, и люди такие же, ни чем не отличаются, и дома похожие, четыре стены и крыша, а все не то. Вот и она так себя ведет, как в незнакомом мире.

И еще.

Явно она не дочь зажиточного крестьянина или ремесленника, манеры не те. Пусть я в них не специалист, но даже с моим не слишком большим опытом общения с местной знатью, такие выводы можно делать смело.

Ладно, никогда сильным любопытством не страдал, потому и проблем, наверное, особых не было. Вот другое более интересно и относится это другое ко мне.

Ведь я действительно мог убить хозяина, а за что? Что он такого сделал, за что его можно жизни лишить?

И вряд ли Тиасса во всем этом виновата. Не было у меня к ней ничего такого, только злость на то, что за лоха держат. Но какая-то причина все же должна быть.

И еще один момент.

Опять у меня внутри такое же происходило, как тогда, с флоями. Я ведь много раз пытался его вызвать, это чувство, и у себя в комнате, и когда с Дерком тренировался. Не получалось. В чем же эти случаи похожи? В том, что в обоих случаях противников трое было? Сомневаюсь.

Глава 15. Кронор

Среди ночи я проснулся от того, что почувствовал, как Милана прижалась к моей спине.

Ночью задул свежий ветерок, затем пошел дождь и в комнате похолодало. Окно с вечера не закрывал, воздух в комнате, когда мы вошли, был достаточно спертым.

Милана спала, скинув на пол одеяло. Наверное, во сне убегала от тех самых мужиков.

И выражение ее лица было таким, как будто у нее забрали любимую игрушку. Ну, может быть и не совсем таким, уже достаточно взрослая девочка. Сейчас, когда ткань одежды обтянула ее тело, это особенно заметно.

Не удержавшись, пару раз чмокнул ее в губы. Так, безо всякой эротической подоплеки, слишком уж они красивые у нее, цветом вишенок. Хотел еще разок поцеловать, но передумал.

Где-то, на краю сознания и подоплека появляться начала и еще вот о чем подумал. Проснется сейчас, а над ней рожа взрослого мужика нависла, пару дней небритого. Испугается до визга.

Только другую свечу зажег, первая догорала. Милана просила, чтобы свет в комнате был. Еще пришлось встать, чтобы окошко захлопнуть.

Да уж, задал я себе задачу. Ну и что мне теперь с ней делать? Как она вообще сюда попала? Вряд ли все здесь так просто, не девчонка, а сплошная загадка. Мне бы свои проблемы решить.

Вечером поговорить с ней не удалось, она, как только легла, сразу и уснула. Напереживалась бедная.

Прикрыл Милану одеялом, заботливо прижался к ней спиной и отложил принятие всех решений на утро.

Утром опять проснулся от ее движения. Только на этот раз она быстро отодвинулась от меня, обнаружив себя совсем рядом. И снова я не смог сдержаться, заявив вместо доброго утра с укоризной.

— А ведь вчера обещала, что приставать не будешь. -

Слишком уж забавное у нее становилось лицо каждый раз, когда принимала она мои глупые шутки за чистую монету.

Когда спускались вниз, я совершил очередную глупость.

За тем же столом что и вчера расположилась та же компания. Как будто бы и не уходила даже. И опять тот же самый тип, сидевший с самого края скамьи, прокомментировал наше появление.

Но сейчас он уже не выбирал выражений, заявив, что девочка спускается слишком уж грустной, а это может быть только по двум причинам. Или я не заплатил ей, сколько положено, или как мужчина не слишком усердствовал.

Но возможен и третий вариант, тот самый, в котором сошлись обе эти причины. И он, по его мнению, наиболее вероятный. Все это он сказал, повернувшись в нашу сторону. Причем из приличных слов были, пожалуй, только предлоги.

Затем повернулся к своим и немного пофантазировал, что лично он сделал бы с этой молоденькой красоткой, нисколько не понижая при этом голос.

Как же они похожи в этом смысле, местный язык и язык родных берез. Похожи тем, что можно сказать все что угодно, не прибегая не то что к литературному, а даже к разговорному языку.

Милана ахнула, отшатнувшись и прикрыв ладонью рот. Твоя реакция понятна, девочка, но вот вопрос, откуда ты такие слова знаешь? Даже я о значении некоторых только по общему смыслу и догадался.

Нет, эти люди не бражничали всю ночь, они всего лишь встали чуть раньше нас и сейчас завтракали, все семеро.

Видимо, кашу им только что принесли, поскольку тарелка, в которую я воткнул рожу острослова, была почти полной. И каша еще не успела остыть. Я двумя руками удерживал ему голову в тарелке, благо, что на голове его волос было достаточно. Но смотрел я не на него.

За столом сидело семь человек, по три с каждой стороны. И еще один, что занимал противоположный торец стола. И был он по-настоящему огромен. Казалось, что плечи его как раз достигают ширины стола, и, даже сидя, он возвышался над остальными так, как будто бы все остальные были детьми.

Я не смотрел на него с вызовом, я всего лишь хотел сказать ему взглядом — ведь это твои люди, и ведут они себя неправильно, а ты за них отвечаешь.

Ведь даже если все было именно так, как сказал этот твой упырь, а ты отлично понимаешь, что это не так, почему ты позволяешь ему это. Ты не должен быть глупым человеком, у них нет такого взгляда, какой имеется у тебя.

Остальные молчали, лишь поглядывая на своего вожака. Движение бровей и меня начнут размазывать по полу, по стенкам, а, возможно и по потолку. И я ничего не смогу сделать, даже если успею выхватить свой тесак.

Пару раз остряк сумел поднять голову, даже повернуть ее к здоровяку и позвать его. — Брой -

Но Брой молчал.

— Сейчас ты скажешь — извините, леди Милана — чуть ли не ласково прошептал я этому упырю на ухо.

Со второго раза он сделал это громко и отчетливо.

— Достаточно — голос у Броя оказался сродни его комплекции и я отпустил свою жертву.

Конечно, достаточно. И еще, спасибо тебе. Слишком не хочется подохнуть на заплеванном полу убогой харчевни, а ведь я уже смирился с этим.

Когда мы выходили, Милана обернулась на миг, и посмотрела на продолжавших сидеть за столом и смотреть нам вслед людей. Ну, ну, ты им еще язык покажи.

Я тоже посмотрел на Броя и еще раз поблагодарил его взглядом. Правильный мужик.

Вот так мы и остались без завтрака, а возвращаться обратно совсем не хотелось.

Мухорку я оседлал быстро. Причем совсем не задумывался над тем, что и в каком порядке необходимо делать. Да и задумываться об этом было не досуг, поскольку рядом стояла Милана. Что же мне с тобой делать, девочка? Может быть, сама подскажешь?

И Милана заговорила. Из ее скороговорки и недомолвок я понял только, что ей нужно попасть в Велент и, если я помогу ей туда добраться, то меня там ждет большая награда. Денежная награда, естественно. Закончив тараторить, Милана с надеждой взглянула на меня.

Конечно согласен, солнце. И по дороге нам, и, кроме того, забармить возможность появляется. Удачно.

Тогда вот так поступим. Жди меня здесь, возле лошадки, а я пойду вон с тем дяденькой поговорю. Мне кое-что узнать у него нужно.

Вернувшись, я снял узду Мухорки с коновязи и пошел в указанном мне направлении.

Милана пошла рядом со мной.

— О чем вы разговаривали? — спросила она, заглядывая сбоку. И снова я еле смог удержать себя о того, чтобы не ляпнуть что-то в том духе, что мне предложили ее в бордель продать.

— Предлагает он мне тебя людоедам отдать. Они хорошую цену за молоденьких красивых девчонок дают. Вон в том лесу они живут, в самой чаще — и я указал на темнеющий у самого горизонта лес.

Сам не понимаю, что со мной происходит. Чушь несу, да еще удовольствие от этого получаю.

Милана же, услышав о людоедах, почему-то пугаться не стала, наоборот, улыбнулась. И еще сказала, что всяких сказок она еще в детстве наслушалась.

Как будто оно у тебя уже закончилось, подумал я, но говорить ничего не стал.


Нам необходимо пристроиться к какому-нибудь обозу, каравану, группе телег, наконец. Вдвоем на одной лошади ехать такое расстояние глупо.

Пешком она долго пройти не сможет. Руки у нее такие, что сразу становится заметным, никогда она ими не работала. Значит, и ходить много не приходилось.

Купить еще одну лошадь, так тогда проще повозку какую-нибудь приобрести. А зачем она нужна, когда можно и на чужую посадить, сколько она там весит, Милана, перегруза не будет.

Вот мы и направились туда, где возможность такая существовала.

Когда мы уже подходили к намеченной мною цели в виде десятка загруженных телег, показалась группа всадников.

Впереди ехал гигант Брой на не менее могучей лошади. Их как будто бы специально долго и тщательно подбирали друг к другу. Да уж, Илью Муромца с него писать, тот, с картины Васнецова, мальчишкой рядом с ним казаться будет.

Милана юркнула за мою спину. Я повернулся к ней и ободряюще улыбнулся. Не бойся девочка, если бы что-то плохое могло случиться, оно бы уже случилось.

Когда Брой поравнялся со мной, кивнул головой как старому знакомому. Правильный мужик, повторился я. И совсем не глупый. Отлично понимает, что пройди я мимо после всего услышанного, можно смело выйти из харчевни, найти укромный уголок и вздернуться. Ну, или застрелиться, на выбор. Потому что кончился бы Артур как мужчина.

Последним ехал любитель острой словесности. И лицо у него было красным, как если бы он только что из бани вышел. Горячеватой все же кашка оказалась. Любитель каши тщательно делал вид, что нас с Миланой в природе не существует.

Договориться со старшим обоза удалось на удивление легко и совсем не дорого.

Пронтий, крепкий бородатый мужик возрастом за пятьдесят, только взглянул на Милану, меня, мой пояс и мою Мухорку, и согласно кивнул головой.

— Ал — коротко сказал он.

Да не вопрос. Надеюсь, что заработаю много больше, даже с учетом того, что Милане будет хотеться кушать.

Перед отправлением я успел купить девчонке нечто, напоминающее куртку с длинными полами и соломенную шляпку. Пригодится в дороге. И эта хламида, и шляпа, чтобы солнцем голову не напекло.

Подсадив ее на телегу и сунув в руки большой, еще горячий пирожок, все здесь на месте продавалось, я взобрался на Мухорку.

В полдень встали привалом. Мы с Миланой перекусили в сторонке тем, что я захватил с собой. Девчонка немного пришла в себя, и посыпались вопросы.

— Артуа, ты так забавно говоришь. Ты в Империи родился? -

— Нет, я родом далеко отсюда и появился здесь совсем недавно. -

— А откуда ты? — глаза у нее горели искренним любопытством.

Я помолчал немного, набираясь решимости, всем своим видом показывая, что сейчас мне придется поведать страшную тайну своего происхождения.

— Родом я из очень далекой страны и прилетел сюда на кроноре — начал я свой рассказ, дождавшись апогея ее интереса.

— На кроноре? — у Миланы даже дыхание перехватило от изумления.

В местном фольклоре тоже имеются существа, похожие на наших драконов. Не знаю, бились ли с ними рыцари в период своего существования, но в детских сказках они присутствуют.

— Ну да. Моя страна совсем не такая, как Империя. Там кроноров этих, ну как коров, например — и я указал на пасущееся через дорогу стадо — есть у нас и могучие маги, и злые волшебники и еще много существ, похожих на людей, но совсем не людей. -

Милана слушала зачаровано, даже вперед подалась.

— У нас много чего совсем по-другому. Но однажды со мной случилась беда. Злобный маг, которому я случайно перешел дорогу, превратил меня в осла. На мое счастье, это увидел добрый волшебник и расколдовал меня. Но мне пришлось выкрасть королевского почтового кронора и сбежать, потому что злой маг поклялся самой страшной клятвой, что не оставит меня в покое. Вот так я здесь и оказался. -

Свою речь я закончил с самым убитым видом.

Милана, слушавшая весь мой рассказ с самым потрясенным видом, вдруг переменилась в лице и очень серьезно спросила.

— Артуа, а этот твой добрый волшебник, он точно сделал тебя таким же, каким ты был, до того как побывал ослом? -

Блин, неужели это так заметно?

— А сколько тебе лет? — поинтересовалась она.

Я опять серьезно задумался. Календарный год здесь немногим больше, чем земной. Но, если считать в местных годах, то я получаюсь немного моложе. Совсем немного, вряд ли даже год получится, но, как говорится — мелочь, а приятно. Посидев пару минут с взглядом, устремленным в небо, и подчитав на пальцах, я выдал.

— Семьдесят. Почти. -

Милана заразительно рассмеялась. И я, наконец, понял, что это значит, когда смех сравнивают со звучанием серебряных колокольчиков.

— Артуа, тебе обязательно нужно снова обратиться к доброму магу. Явно, что он что-то напутал, когда обращал тебя снова в человека.

Когда мы продолжили путь после привала, я предался размышлениям. Черт с ними, с этими кронорами и ослами, а вот с питанием нужно что-то делать. Ехать с обозом долго, он идет почти до самого Велента. Хорошо, если на ночлег будем останавливаться на постоялом дворе. А если нет?

С этим вопросом я и обратился к Пронтию. Он, не задумываясь ни на миг, опять запросил ал. Совсем недорого, но у меня не осталось других монет достоинством меньше серебряной полукроны.

Мы как раз проезжали мимо телеги, на которой пристроилась Милана, когда Пронтий отсчитал сдачу и вложил ее мне в ладонь.

Она внимательно смотрела, как Пронтий передает деньги.

Побренчав зажатыми в кулаке монетами, я многозначительно посмотрел на Милану.

Милана соскочила с телеги и бросилась в колосящееся ржаное поле с многочисленными васильками.

Когда я догнал ее верхом на Мухорке, девчонка лежала на земле и содрогалась от рыданий.

Соскочив с лошади, я упал рядом с ней на колени и попытался прижать ее, бившуюся в истерике, к себе.

— Уйди от меня! Я тебя ненавижу! Ты… Ты… Ты продал меня мерзкому бородатому старикашке! -

Она рыдала, размазывая кулачками по лицу грязь и слезы.

Господи, может действительно при переносе в этот мир мои мозги стали ослиными?

— Все, все девочка, успокойся. Да с чего это тебе в голову пришло? Я заплатил Пронтию, чтобы мы могли есть из общего котла. И он только лишь отдал мне сдачу. Видишь эти деньги? — я все еще продолжал сжимать монеты в кулаке — Если хочешь, я выкину их прямо сейчас. Хочешь? -

Мне удалось прижать ее к себе, все еще вздрагивающую всем телом.

— Не надо, ты говорил, что у тебя их немного — услышал я в ответ сквозь всхлипывания.

Я еще долго прижимал ее к себе, пока она не успокоилась.

Тебе и так сейчас нелегко, все кругом непонятно, чуждо, и ты во всем ищешь подвох, даже там где его и быть то не может.

И почему ты подумала то, что даже мне в мою дурацкую голову не пришло? Я хотел всего лишь подшутить над тобой, сказав, что тебе придется работать, лошадей кормить, обед варить, и все остальное прочее, о чем ты даже понятия не имеешь.

Когда мы догнали обоз, Пронтий мне ничего не сказал, только метнул в меня далеко не самый одобрительный взгляд.

А Милана все равно обиделась. И в этом, наверное, виноват я сам. Ну что мне стоило тогда улыбнуться ей или даже просто помахать рукой. И вовсе не смотреть тем взглядом, который можно истолковать как угодно, даже так.



Когда я подъехал к ней, сидевшей со шляпкой в руках и о чем-то задумавшейся, и водрузил на ее голову венок, только что сплетенный мною из васильков, он немедленно полетел в придорожную пыль. Затем, словно опомнившись, Милана испуганно приложила ладони ко рту, и посмотрела на меня так, словно пытаясь извиниться.

И все равно зря. Знала бы ты, сколько трудов мне стоило его сплести. Я ведь только один раз и плел его, когда был совсем мальчишкой.

Как это делается, мне показывала одна красивая девчонка, и интересен мне был не сам венок, а именно она. Так сладко замирало сердце, когда наши руки случайно соприкасались. И самый первый поцелуй в моей жизни был именно с ней.

Я не поленился и сплел новый венок, тем более что дело пошло значительно быстрее. На это раз он был благосклонно принят и меня даже одарили такой замечательной улыбкой.

А вечером, уже после ужина, перед тем как ложиться спать, мы снова поссорились. Вернее, получилось так, что я опять сказал что-то не то, и Милана обиделась. Так я и уснул с мыслью — что же было не так?

Глава 16. Долг платежом красен

На следующее утро ничего не изменилось — Милана продолжала на меня дуться. Она старательно делала вид, что я совсем прозрачный и сквозь меня смотреть можно так же просто, как и в том случае, если я вообще отсутствую.

Когда мы остановились на обочине тракта, разделяющего какое-то село на две половины, Милана купила себе у вездесущих торговок что-то сладкое, куда девушке без этого.

Я краем глаза за ней приглядывал, так, на всякий случай. Мало ли что может случиться.

Деньги у Миланы были, правда, совсем немного. Те, что я у мужиков забрал. Сущие гроши, горстка меди, среди которой от силы была парочка серебряных контов.

До сих пор не могупонять, почему у меня пришла мысль потребовать у них деньги.

Ну и дали они, конечно, смешно даже, на мол, и отвяжись. Вероятно, они дали бы значительно больше, если бы я настоял, но мне хотелось не ограбить их, а окончательно добить, что ли, пусть и без помощи кулаков.

Женщинам деньги всегда нужны. Они, когда их тратят, получают, по-моему, не меньше удовольствия, чем от….

В общем получают. А у Миланы, сдается мне, и сравнить то эти удовольствия при всем желании еще не получится.

Вот тогда я и подошел к Милане с предложением, что если ей захочется что-нибудь купить, пусть не стесняется и обращается ко мне. Или же попросит необходимую ей сумму. В разумных пределах, конечно.

Еще и фразу на всякий случай приготовил, типа того, что в оплату эта сумма входить не будет. Чтобы не подумала, что мириться подошел.

Она сразу попросила целых пять золотых крон.

Я чуть рот не открыл от удивления, куда ей столько денег. Да и нет у меня такой суммы.

Милана продолжила — ты не волнуйся, Артуа. Как только приедем, сразу же отдам.

Вот в том доме, и пальцем через плечо показывает, могучий волшебник живет. Берет дорого, но голову тебе опять нормальную сделает. Точно такую же, как и была, до того как ты ослом побывал.

И еще добавила, что выгодно мне получится, поскольку совсем бесплатно.

Да еще дом, на который она пальцем не глядя показала, развалюха развалюхой. На бок весь покосился, и крыши нет.

Нельзя девчонкам малолетним, пусть и очень симпатичным, с взрослыми мужчинами так разговаривать. Это я про себя подумал.

Вслух же сказал, что предлагали мне умные люди к людоедам обратиться, нет, чтобы послушаться, дураку.

В ответ снова услышал просьбу о пяти золотых для той же самой надобности.

Вот и поговорили.

И все же, пусть и не сразу, но до меня дошло. Милана — взрослая девушка. И вести с ней нужно именно так, как с взрослой и симпатичной девушкой. А не как с ребенком или даже подростком. Отсюда и все ее обиды.

Кому же нравится, когда за ребенка принимают, да еще и ведут себя соответственно. Не сомневаюсь, что она уже немало комплиментов по поводу своей внешности услышать успела. Да я и сам бы несколько не самых плохих добавил, если бы не…. Ну вот, опять за свое.

На ночлег мы встали у какой-то речушки.

Удачная мысль мне все же в голову пришла, Пронтию деньги заплатить. Никакой суеты, ничего делать не нужно. На ужин пригласят, и ночью за лошадью будет кому приглядеть, она в общем табуне пасется.

После ужина я уединился в рощице, чтобы позаниматься не на глазах у всех. Все в этой жизни — вопрос мотивации, а она у меня куда как сильна.

Перед сном решил искупаться, конский пот едкий, да еще и своего изрядно добавил.

Только взял полотенце и к реке направился, как Милана остановила меня вопросом, куда это я направился.

Честно ей признался, что топиться пошел. Ты же со мной почти не разговариваешь, и внимания не обращаешь, что мне еще остается?

А полотенце зачем? Как это зачем?

Когда узнаешь, придешь на берег и рыдать начнешь. Тут тебе и полотенце, чтобы слезы вытереть. Только тогда поймешь, какой я хороший — даже после своей смерти о тебе забочусь.

Все-таки заставил ее улыбнуться.

А остановила она меня вот для чего.

Милана объясняла путано, снова что-то умалчивая и опять не все договаривая. В нескольких словах суть просьбы заключается в том, что добраться ей до Велента, необходимо так, чтобы люди, которые возможно будут ее искать, если еще не ищут, не успели перехватить.

Нет, она ничего не украла, и не натворила, но…

Вероятно, я бы смог выпытать все подробности, но не стал даже пытаться. А зачем? Что это даст и что это изменит?

Пусть даже из-под венца сбежала, это ее право. Только спросил очень строго — труп хорошо спрятала? И сразу язык прикусил, ведь только, только опять нормально разговаривать начали.

Но похоже на то, что она привыкнуть успела к моим шуткам, поскольку никак даже не отреагировала.

И еще попросил ее не садиться с левого края телеги и шляпку как можно реже снимать. Иначе, какая это маскировка, первый из тех, кто ее раньше видел, сразу же узнает.

Здесь движение тоже правостороннее, если можно так выразиться. Да и безо всяких выражений все левыми бортами разъезжаются. Только имперская почта посередине несется.

И еще эти, типа с мигалками на каретах. Буквально сегодня такой кортеж навстречу попался. Впереди несколько всадников, затем две кареты и сзади еще чуть ли не десятка полтора верховых.

Разве что не слышно — водитель гнедой кобылы, принять вправо и остановиться. Но мы и так остановились на обочине, пропуская. Положено так. Передние всадники этим и занимаются, что на обочину всех сгоняют, рожи наглые.

А то, чтобы Милана не садилась слева, так это я и так сказать хотел. Подхватит кто-нибудь прямо с телеги, бросит поперек седла и поминай, как звали. Плакали тогда мои денежки.

Какая же она все-таки симпатичная девчонка. Ну что ей стоило хотя бы на три года старше быть.

Посидели мы, поговорили с ней еще немного и спать пошли.

Естественно в разные стороны. Милана на телеге спит, а я под ней. Под телегой в смысле. Так надежнее. Но к речке я все же перед этим сходил.

Буквально на следующий день и объявились люди, разыскивающие Милану.

Мы давно уже должны были отправиться, но на одной из телег сломалась ось. Запасная ось нашлась сразу, с собой везли, но домкраты здесь еще не в обиходе, поэтому пришлось сначала телегу разгрузить. Ось уже поменяли и даже успели снова телегу загрузить, когда они подъехали.

Четыре всадника, не дворяне. Одежды выдержана в красно-синих, с добавлением черного тонах.

Я давно заметил, что у состоятельных дворян вся челядь носит одежду в родовых цветах хозяев.

Вооружены они также как и я, разве что пистолет у меня один и в седельной кобуре. Плевать я хотел эту тяжелую дуру за поясом таскать.

Милана заметила приближающихся людей еще раньше меня и поспешила спрятаться под покрывающую груз в телеге дерюгу.

Я встал рядом с телегой и сделал вид, что рассматриваю подпругу своей Мухорки.

Три всадника остановились на дороге, а один из них, вероятно старший, подъехал ко мне вплотную и побеспокоил, пихнув в плечо даже не вынутой из стремени, облаченной в высокий сапог ногой.

Когда я повернулся к нему, то обнаружил позвякивающий кошель, которым он тряс перед самым моим лицом.

Посмотрев на меня, всадник что-то пробурчал себе под нос и тронул коня, направляя его к Пронтию. О чем они говорили, слышно не было, а по жестикуляции обоих трудно что-то понять.

Я стоял и размышлял, что же мне делать в том случае, если Пронтий сейчас укажет в нашу сторону. То, что они кого-то ищут, нет никаких сомнений, и с большей долей вероятности можно утверждать, что именно Милану. Слишком уже показательна ее реакция, либо лицо знакомое увидела, либо разглядела цвета одежды.

Так ничего и не решив, я увидел, что всадники, коротко переговорив между собой, поехали дальше, в ту же сторону, в которую нам и предстоял дальнейший путь.

Выждав еще пару минут, я позвал Милану, задохнется бедная. Вообще-то покрывало плотное и дождь должно выдерживать, не пропуская его.

Никакой реакции.

Осторожно отогнув край полотна, обнаружил, что Милана лежит на животе, а плечи ее мелко и часто трясутся.

Вот же Господи, неужели до слез испугалась?

Когда она, наконец, повернулась ко мне, то в ее глазах я действительно увидел слезы — Милана смеялась.

— Артуа — попросила меня она, еле выговаривая слова сквозь смех и слезы — пожалуйста, очень тебя прошу. Никогда, слышишь, никогда не делай такого лица, какое у тебя только что было. -

Да нормальное у меня лицо было. Помню, еще в детстве, когда мы играли — кто скорчит самую дебильную рожу, я всегда выигрывал. Просто сейчас я немного перестарался, судя по ее реакции.

А вот Пронтий молодец. Мог бы просто показать на нас пальцем, еще и заработать при этом. Но ведь не стал. Не знаю, что явилось причиной этого, но на добрые дела у меня память хорошая. Да и о плохих долго не забываю.

И еще я подумал, что сейчас Пронтий подъедет ко мне и очень тонко намекнет, что долг платежом красен.

Нет. Ни сейчас, ни потом, до самого конца нашего совместного путешествия он ни разу не затронул эту тему.

За несколько дней пути я перезнакомился со всеми. Девять телег, четырнадцать человек.

Везли они всякую хрень, один барон с их господином за карточный долг расплачивался. К последней телеге даже две коровы привязаны были.

И это была уже вторая ходка. Я так понял, что уговорились господа не деньгами расплачиваться или еще что-то у них непонятное было.

Вряд ли при игре проигравший дворянин на кон десять мешков зерна ставил. Сомнительно, что коров. Кроме того, на телегах еще и откровенного барахла хватало. Не похоже, что все эти вещи с барского дома. Скорее уж по крестьянским подворьям собраны, в зачет погашения долга.

Но это их дела, какое я ко всему этому отношению имею.

Вообще-то люди в Империи достаточно зажиточно живут. Не видел я никого босиком и в лаптях тоже не видел. Хотя, возможно у них здесь липы даже не растут. Лип я тоже не видел.

Нет, несколько раз попадались нищие. Но не сказал бы, что их голодные судороги мучили. Вероятно, больше по призванию они этим ремеслом занимаются.

Климат благодатный, и, если с крестьян три шкуры не драть, или в карты играть разумно…

С Пронтием ехала его жена, Коста, дородная женщина примерно его возраста, она же и кашеварила. Девять возчиков, по количеству телег, двое верховых с оружием, и еще дед, Куртис, старше Пронтия лет на десять.

Рослый такой, с широким костяком. Даже сейчас понятно, что в молодости настоящим богатырем был. Выбрит чисто, что для его возраста не совсем характерно, только усы пышные.

Почти все время он на передней телеге ехал. Но видел я однажды, как он соколом на коня взлетел, именно взлетел и именно соколом. После этого я старался на глаза ему не попадаться, когда на свою Мухорку взбираюсь.

Вот что действительно докучало, так это скука. Скорость движения минимальная, лошади не то чтобы еле плетутся, но двигаются крайне медленно. Единственное развлечение, с Миланой по дороге поболтать, да еще вечером разговоры крестьянские у костра послушать. Не слишком интересно, но познавательно.

Вот с Миланой у нас интересные разговоры получались, вернее слушания. Убедившись в том, что возчиком на ее телеге глухой на оба уха дядька, Милана оттачивала на мне свой язычок. И чего его оттачивать, он и так у нее как бритва острый.

Досталось мне за все те шутки, соглашусь, в основном тупые, что она успела выслушать от меня еще в первые дни знакомства. Иногда даже отшлепать ее хотелось. Но нельзя.

Подъеду к ней поинтересоваться, все ли в порядке, ничего ли не надо, обязательно выслушаю пару язвительных замечаний. Поспешно сделаю вид, что они меня совсем не трогают, и отъеду поскорей подальше. Скучно девочке.

Затем мы себе другое развлечение нашли, когда я вывеску из пяти букв прочитать не смог. Она даже изумилась, что я безграмотный.

Естественно, что я возмутился. Сами вы тут все безграмотные и язык у вас варварский, и алфавит у вас варварский, и сами вы от них недалеко ушли. Если буква обозначает звук Г по и похожа она должна быть на Г или, по крайней мере, на какую-нибудь G. И вовсе не на тильду, к которой сверху знак похожий на обозначение японской иены приделали.

То, что писать умею, я Милане легко смог доказать, так что само собой понятно что и читать могу. Нет в мире таких людей, кто бы писать мог, а читать не получалось, в этом мы оба согласились.

Потребовала она, чтобы я книжку какую-нибудь купил, вывески по дороге редко попадаются.

А где у вас тут сказки продаются, спрашиваю. И мне читать будет легко, буквы крупные и тебе чем в дороге заняться, чтобы не скучать.

Милана правильно намек поняла, но даже возмущаться не стала. Только головой покачала из стороны в сторону и собралась что-то сказать в ответ.

Сейчас. Буду я дожидаться, у меня дела срочные есть.

Вот что действительно несколько угнетает, так это то, что сезон дождей скоро начнется. Тоскливое время, даже если под крышей находиться. А если в пути застанет, вообще жуть.

И расходы снова увеличатся — под открытым небом комфортно не переночуешь. В этих же ночлежках, что на постоялых дворах, такое творится, как вспомнишь, так сразу вздрогнешь.

Люди простые и поведение у них соответствующее. Отдельную комнату брать, так никаких денег не хватит.

Собственно, я даже не о себе пекусь, о Милане.

Ей и так это путешествие очень нелегко дается. Одни утренние умывания холодной водой чего стоят. Да и другие тысячи мелочей, о которых она, вероятно, даже не задумывалась, когда пускалась в это путешествие. Иногда даже плачет по ночам, тихонечко так, чтобы никто не слышал.

Но все равно молодцом держится, есть характер у девчонки. И еще один момент мне нравится, что касается наших с ней отношений. Она меня не за слугу держит, за деньги нанятого. Если даже и попросит о чем, что не совсем в круг моих обязанностей входит, то обязательно с улыбкой такой милой.

Словом, получается так, как будто я за ней ухаживаю, а не прислуживаю. И ведь не пыталась даже поставить себя так. Молодец.

Глава 17. Опять кронор

На ночлег в тот вечер мы остановились чуть ли не на обочине, лишь слегка удалившись от тракта.

Телеги перегружены, и в связи с этим ломаются чаще, чем им положено. Да и скорость обоза ниже, чем у ему подобных. Так что ночные стоянки редко совпадают с постоялыми дворами.

Остановились в таком месте, где все часто останавливаются. И по прежним кострищам это понять можно, и по вытоптанной траве, которая отрасти даже не успевает. Место удобное и ключ недалеко бьет.

Телеги встали подковой, так обычно и происходит, видимо, не только в этом обозе.

Наша телега следовала предпоследней, и поэтому замкнула один из рогов подковы.

Почему они так телеги ставят, можно только догадываться. Вероятно, так удобней их оборонять, гуситы хреновы.

Пронтий, на мой вопрос, ответил двумя словами — принято так.

Вскоре запылал костер, и в округе вкусно запахло готовящимся ужином. На себе убедился, что если бросить курить, то обоняние становится заметно острее. А как тут не бросишь, не сухие листья же курить. Да и не поймет народ, тоже, наверное, обвинят в употреблении дьявольского зелья.

Добрых полчаса у меня есть и использую я их с толком. Недалеко рощица, пойду и помашу шашкой, вернее тесаком. Мне теперь не следует такие понятия путать.

И разомнусь после целого дня в седле, и еще глядишь, толк какой будет. Заодно и дровишек принесу. Самим не понадобятся, так другие спасибо скажут.

После ужина лучше поленюсь немного, да с Миланой побеседую.

Не слишком наши разговоры беседы напоминают, она все выяснить пытается, сколько по времени я ее колкости могу выслушивать. Да хоть до утра, тоже мне мука.

Задаст какой-нибудь каверзный вопрос, и отвечать не надо, сама же на него и ответит. Зато слов много новых узнаю, я раньше и не подозревал об их существовании. Очень они различаются, языки, простонародный и тем, что знать пользуется.

Милана считает, что если одета как крестьянка, то ее и признать уже нельзя.

Ну, ну. Манеры и речь трудно спрятать, особенно если не знаешь как.

Да и у нас так было, испокон веков. Знать свой особый язык имела, жрецы свой, а остальным приходилось пользоваться тем, что осталось.

И потом ничего не изменилось, сейчас даже сумничаю.

Ага, вспомнил: знание терминологии — половина знания науки.

Какой же ты бизнесмен, если значения слова франчайзинг не знаешь, или волатильность. Или врач без знания термина анафилаксия. Да у всех есть свой язык, и у блатных, и у юристов и у политиков.

Нет, с политиками я явно погорячился. Их язык должен быть прост и понятен, чтобы у электората проблем не возникало. Изредка вставлять умные и незнакомые слова можно и нужно, все же государственные деятели, для важности. У них, наверное, самая фишка в том, чтобы новое какое словечко в широкий обиход запустить, типа того же электората.

Никто не хочет быть таким как все, хотя бы языком, но выделиться из общей массы.


Что-то Милана задумалась, сидит себе на телеге, как будто за день не насиделась и смотрит куда-то, уперев локоть в колено и положив на ладонь подбородок. И еще старательно делая вид, что меня не замечает.

Наверное, о принце на белом коне мечтает, здесь это очень актуально. Сейчас и спрошу.

Но Милана меня сама меня опередила своим вопросом.

— Знаешь, Артуа, над той рощей кронор летает, и я вот все думаю. Не твой ли это кронор, то самый, на котором ты сюда прилетел? Потерял он своего хозяина и теперь ищет его, бедненький. По-моему, у него даже слезы на глазах. -

Язвочка Вы, леди Милана, хотя и очень симпатичная. Терпения Вам что ли, не хватило, обычно после ужина начинаете.

Я решительным шагом направился к той самой роще.

— Артуа, ты куда? — и голос такой, как будто я любимую навек бросить решил.

Как же ошибался я, насчет хорошей жены. Она себя уже сейчас так ведет, а что будет потом, когда власть свою над бедными мужчинами в полной мере почувствует?

— Пойду, проверю, может быть действительно мой кронор. Улечу на родину, чтобы всяких девчонок противных больше не видеть — не оборачиваясь, ответил я.

На ужин я немного опоздал. Все так хорошо пошло, что даже останавливаться не хотелось. Ну и дров принести необходимо было, чтобы порожняки не гонять.

Милана встретила меня вопросом.

— Ты куда так надолго пропал? -

Оголодала бедная, не ест она без меня. Сидела, запахи аппетитные ловила, рядом люди едят, а этот негодяй кронора своего искать пошел.

Мы с ней хоть и из общего котла питаемся, но едим отдельно.

Понять ее можно, люди в обозе собрались простые. Кое-то и чавкает, и словечко может отпустить не совсем благозвучное, и отрыжки не скрывает.

Ситуация вообще сложилась интересная, если к Милане обратиться кому-нибудь нужно, то только через меня это делают. Даже в том случае, если она рядом. Кроме совсем уж неотложных случаев.

Не знаю, Пронтий ли распоряжение дал или само собой так получилось. Это меня вполне устраивает, кстати.

После ужина я угостил Милану купленной еще днем конфеткой, похожей на леденец, только без палочки. Она сладкое любит, ну и приходится все время держать про запас, приятное всегда делать приятно.

Затем поудобнее пристроился спиной к тележному колесу, сейчас вечернее ток-шоу начнется.

Когда она задала свой вопрос, я бы упал, если бы на земле с самого начала не находился.

— Артуа, я умру? -

Это с чего тебе такой вопрос в голову пришел? Даже я об этом еще не задумываюсь. Рано тебе еще умирать, ты и пожить-то толком не успела. Молодая, здоровая, тебе жить да жить.

Сидит, ответа ждет. И взгляд такой грустный, грустный. Я сначала даже засомневался, подумал опять каверза какая-нибудь. Нет, оказывается. А успокоить надо.

Не гожусь я в качестве утешителя для молоденьких девиц, непонятно как с ними вести. Ребенка уже нет, а женщина еще не выросла.

Так и не нашелся, что сказать. Успокоил в нескольких словах, и спать отправил. Пришлось еще одну конфету дать, а они здесь жуть как дорогие. Может быть, сладкое поможет от глупых мыслей избавиться.

Когда уж засыпать начал, услышал сверху.

— Артуа, а я красивая? -

— Мой кронор красивее — ответил.

Сверху хихиканье донеслось, и угомонилась как будто.

Под утро проснулся от того, кто мне кто-то на руку наступил, на пальцы.

Глаза открыл, смотрю, рядом с телегой кто-то стоит и руками в ней лазает.

Сначала подумал, что это Ритер, есть один такой, среди возчиков, все Милане знаки внимания уделял. Я поначалу спокойно к этому относился, как бы там ни было, девочка взрослая, и, чтобы ухажеров отгонять, уговора не было.

Поначалу она разговаривала с Ритером, даже улыбалась ему. Я так думаю, что позлить меня хотела, слишком уж выразительным взглядом иногда на меня поглядывала. Если честно, своего она добилась, хотя я старательно не подавал виду.

Но потом Милана пожаловалась мне на него. Когда ухаживания стали слишком настойчивыми.

Что-то мне в голову даже не пришло в свою очередь Пронтию жаловаться. К тому же под настроение он попал, еще с обеда испорченное, когда мы городок какой-то проезжали. Там мне его один дворянчик испортил, даже рассказывать никакого желания нет.

Отвел я Ритера в сторонку и начал ему объяснять, чего он может себе позволить, а что ему делать крайне опасно для здоровья. Тот в ответ начал глаза свои пучить, мол, могу себе позволить что захочу, как захочу и когда захочу.

К счастью дед рядом оказался, тот самый, которого Куртисом зовут. Как Куртис мне руку успел перехватить, даже не понимаю, ведь он совсем не рядом стоял. Иначе Ритер точно бы без правой кисти остался, той самой, что он одну фигуру мне показал, по смыслу напоминающую очень мне знакомую.

Только смысловой диапазон у нее значительно больше. Никогда бы не подумал, что одной комбинацией пальцев можно так много объяснить. В этом плане они нас далеко обошли.

Ритер уже на земле лежал, когда я ему попытался пальцы ампутировать с помощью тесака.

Уже потом задумался, что это со мной было. Вспышка немотивированной агрессии? Или мотивированной? Наверное, все же мотивированной, поскольку слова его и манипуляции не только ко мне относились.


Поначалу я и решил, что Ритер к Милане полез. Сейчас вылезу и задницу так ему напинаю, что она потом ни в одни штаны не влезет.

Но нет, Ритер долговязый такой, а здесь ноги как две тумбы.

Еще что ли один любвеобильный нашелся, так наши все знают, что я под телегой сплю.

Одновременно сошлись два события: некто позволил себе сойти с моей руки и раздался визг Миланы.

Я, когда под телегой спать устраиваюсь, не только о спальном месте забочусь.

И тесак у меня без ножен удобно под рукой расположен и это чудище с кремневым замком, называемое кавалерийским пистолетом. Единственное, что мне в нем нравится, так это то, что если за ствол перехватиться, дубинка на загляденье получается. Конструкторская мысль такую возможность сразу предусмотрела.

Вот с этими двумя предметами в руках я и выскочил из-под телеги.

Правда, выскочил с другой стороны телеги. Потому что отпрыгнул от неожиданности обладатель ног-тумб от нее, но недостаточно далеко, чтобы не успеть треснуть меня, когда я перед ним окажусь.

Затем рванул к нему вокруг повозки, яростно рыча, чтобы отвлечь на себя внимание, и на ходу укоряя себя за трусость. Потому что сейчас возьмет и ударит Милану, она от него в нескольких шагах.

Справа раздался какой-то шум и истошный вопль Пронтия — лошади!

Неужели конокрады? Их тут тоже хватает, и занимаются этим сплошь бедовые ребята. Которые отлично понимают, что лошадь в любом крестьянском хозяйстве самое ценное и то, что церемониться с ними никто не станет.

Только какого черта этот тип возле нашей телеги делал?

Когда я оббежал вокруг телеги, незваный ночной гость уже поджидал меня с широким палашом в руках. Клинок у его палаша итак широкий, а с его середины, там, где начиналась елмань, вообще в ладонь шириной, чуть ли не с большим пальцем. Да и сам был он поперек себя шире и даже как-то радостно щерился мне навстречу.

Ага, есть упоение в бою и ты его, наверное, уже чувствуешь.

Я же некоторое облегчение почувствовал, не от его радушной улыбки, а от того, что он к Милане даже приблизиться не попытался.


Помимо практических занятий с Дерком, была еще, если можно так выразиться, и теоретическая подготовка.

У различного оружия и техника владения различная, везде свои особенности. И у всех есть все плюсы и минусы. Так что это второй момент, на который меня учили обращать внимание, после первого, мгновенного извлечения оружия.

А шум справа, там, где все спали, становился громче. Грохнул выстрел, это Пронтий. У него фузея какая-то, и калибр у нее о-го-го. Мой пистолет по сравнению с ним как щенок гавкает.

Но я не стал отвлекаться, не до этого, мой противник, кстати, тоже.

От первого его выпада я ушел легко, да и не то это оружие, оно больше для мощных рубящих ударов предназначено. Решил инициативу взять, так флаг тебе в руки вместо палаша.

На втором я подловил его своим выпадом в кисть руки. Будь у него гарда чашеобразной, не получилось бы. А так полоска металла, идущая от навершия до крестовины. Палаш у него выпал и мне только лишь осталось, что как следует приложиться рукояткой пистолета по его голове. Я потому и вспомнил, что пистолет как дубинку использовать можно, впопыхах под телегой ухватив его за ствол. Потом перехватить уже времени не было.

Удар получился славный, даже в плечо отдалось. Ночной тать рухнул на колени. И вот тут уже с подходом и переносом веса тела ногой в белеющий лоб. Получилось примерно так, как если пнуть в подходящий по размерам валун. Но результат был налицо — глубокий аут оппонента.

И вот здесь я застыл соображая, что же делать дальше. Бросить Милану здесь и поспешить на помощь, туда, откуда доносится шум схватки? Но как ее одну оставишь? Забрать ее с собой тоже не вариант, повести девчонку в самую гущу боя.

А Милана вот она, совсем рядом. Ее бледное лицо с прижатыми ко рту ладошками белеет в полумраке ночи. На миг приблизился к ней, погладил по голове и снова застыл, весь внимание, слух и зрение.

Эх, чтобы не сделать мне тому, кто сюда отправил, небольшой бонус в виде кошачьего зрения. Насколько бы жизнь легче показалось. Да еще туман, в нескольких шагах ничего не видно.

Этот же лежит себе на боку, не пытаясь даже пошевелиться. Сейчас самое время ударить его же клинком по его же шее, между третьим и четвертым шейным позвонком. Он как раз для таких целей и предназначен. Наверное, так и сделал бы, но только не у нее на глазах. И так шок у ребенка.

Можно, конечно, отволочь его в сторону, а затем вернуться и бросить голову к ее ногам — вот Милана что бывает с теми людьми, кто несанкционированно лапать тебя пытается. Глядишь, и гонорар бы накинула.

Вот же чушь в голову лезет. Что делать-то?

Шум схватки, поначалу очень приличный, со звоном металла и парой выстрелов к этому времени затих и не очень понятно, кто победил. Наверное, все же наши, голоса слышны как будто знакомые, и к нам приближаются.

Мои душевные терзания продолжались недолго. Буквально через несколько мгновений из вязкого тумана появились Пронтий, Куртис и еще несколько человек, все с оружием в руках.

— Как вы? — спросил Пронтий, все еще взбудораженный горячкой боя.

— Нормально. Лошади целы? — моя Мухорка вместе с остальными паслась. Все мое движимое имущество.

Славный у Куртиса клинок, даже сейчас, почти в темноте это видно. Сабля кавалерийская и эфес не из самых дешевых. Не удалось бы рассмотреть, если бы у него факела в руках не было.

— Не успели они. Вот только Мозис вряд ли выживет. По голове ему досталось. А это кто? — наконец, обратил он внимания на все еще лежавшего в беспамятстве человека.

— Не знаю — пожал я плечами — Наверное, жених к Милане приходил, соскучился. -

За спиной возмутилась невеста, сказав что-то в том духе, что в глупые головы редко приходят умные мысли.

Двое парней подхватили под руки моего неожиданного соперника и поволокли куда-то с глаз долой. Я остановил их, и снял с него пояс. Вряд ли я его еще увижу.

Мой законный трофей, раздавать — самому мало. Рассветет, осмотрю внимательно. Глядишь, что-нибудь интересное обнаружу.

Что-то расходы мои больше запланированных, да и как их планировать. Милана — девочка с запросами, ей постоянно что-нибудь хочется, и отказать не могу.

Посмотрит на меня, два раза ресницами хлопнет и помчался Артур что-нибудь вкусненькое покупать. А сладости здесь дорогие.

Нет чтобы мясо любить, купил бы сразу пару копченых окороков, и до самого конца хватило и экономия существенная.

— Он живой еще — бросил я им вслед. Тот, что справа обернулся на голос и ответил.

— Живым он раньше был. А сейчас он самый что ни на есть дохлый. -

Надо же. Еще один. Ну, хоть не зря себе пятку отбил, до сих пор вставать на нее больно. Не умеют здесь подошвы приличные делать, да и не с чего. Или это ему так пистолетом досталось?

До самого рассвета уже не ложились. И завтрак получился очень ранним.

Мозиса, одного из возчиков, похоронили тут же, под могучим раскидистым деревом, вырезав на его стволе какой-то косой крест в виде римской Х, только прикрыв его сверху палочкой.

Лошадей ночным налетчика увести не удалось, но и трофейных не было. Видимо, кто-то ждал их с готовыми к бегству конями и скрылся сразу, как только запахло жареным. Или наблюдает сейчас с той самой рощицы, где я вчера кронора искал.

Самым интересным оказался вопрос, что делал этот тумбоногий возле нашей телеги.

На мой вопрос Пронтий вильнул взглядом, отвел глаза и пробормотал что-то в том роде, что от своих в тумане отбился. Да и черт бы с ним, хорошо, что их трое не отбилось. Но искал то он в телеге явно не Милану.

Все утро Милана поглядывала на меня. Успокойся, девушка, ничего я не слышал. Главное — выдержать и не улыбнуться.

Ночью, спросонья, пока не поняла, что это чужак, за другого ты его приняла. И имя у него очень знакомое, много раз его слышал.

Глава 18. Ученик ученика

— Артуа, а ты меня как поцеловал, как любовницу или как любимую? -

Ну спи же, Милана. Какая разница между двумя этими поцелуями? Я уже тысячу раз пожалел, что вообще это сделал.

Мы лежали в телеге, и я старательно пытался отодвинуться от Миланы как можно дальше. Да где же такое возможно, места и так еле хватает, чтобы разместиться вдвоем.

А виною всему этому дождь.

Он еще вчера начал намекать о том, что намерен заняться нами всерьез и надолго. Месяца на полтора. Сегодня, еще с утра, его намеки перестали быть редкими и робкими. И под телегой стало совсем сыро.

Я даже не стал пытаться устроиться там на ночлег. Ну и естественно сразу стал острым вопрос, где мне пристроить свое, пусть и не сахарное, но все же нетерпимое к излишкам холодной влаги тело.

Вообще-то решение, которое я принял, было здравым и взвешенным. Где же еще охранять доверившегося мне человека, как не совсем рядом. Другое дело, будь мой принципал существом однородного мне пола, я бы себе такого не позволил.

Остальные отнеслись к моему решению достаточно спокойно. Они уже давно и всерьез подозревали, что мы только делаем вид, что спим порознь. Ну, это их проблемы. Разве что имелось несколько молодых мужчин, которые, нисколько в этом не сомневаюсь, с огромным удовольствием заняли бы мое место.

И чего такого особенного, я еще достаточно молод, Милана, если разобраться, тоже не ребенок. А такая разница в возрасте здесь явление достаточно обычное. Да и где в такие исторические эпохи по-другому было?

Сегодня, между прочим, у Миланы очень серьезное событие в жизни — ей исполнилось шестнадцать лет.

Я узнал об этом еще утром. По ее поведению становилось понятным, что Милане не терпится о чем-то сообщить. Как и то, что ей не хотелось начинать разговор об этом первой. Она даже с какой-то надеждой посматривала на меня.

Помучив ее немного, ну как же мне без этого, подозреваю, что и с родной планеты меня выслали именно из-за моего характера, я все же поинтересовался, что ее гложет. Вот тут она и сообщила о своем дне рождения.

До самого обед я пытал себя вопросом, что же мне купить в подарок, а потом все сложилось очень удачно. Дело в том, что к этому времени мы въехали в небольшой городок, и мне удалось найти лавку, торгующую всякими поделками из драгоценных и не очень камней.

На что-то очень существенное у меня попросту не было денег, но и браслету, выполненному из минералов, очень красивых в своем многоцветье, Милана очень обрадовалась. Вообще-то он шел в комплекте с ожерельем, но за все вместе просили просто несуразную сумму.

Понятно, что привыкла она к другим украшениями, ценностью на порядки выше, но, как говорится, дорог не сам подарок, а внимание.

В этом я сам себя пытался убедить.

Тем не менее, подарок ей очень понравился. Как же, старался. Еле удалось торговца убедить браслет отдельно от ожерелья продать. И все равно, когда он назвал цену, я, не сдержавшись, присвистнул. Потом еще пришлось догонять обоз, яростные споры с торговцем заняли слишком много времени.

Никогда не любил торговаться, но так хотелось сделать для Миланы что-то приятное…

Вот мы и лежим уже наверное, второй час, уснуть пытаемся. Вернее, пытаюсь только я, а у Миланы настроение очень лирическое.

Да и не стал бы я ее целовать, просто получилось так. После того, как она спросила — Тишка хорошо целуется?

Не целовались мы с Тишкой почти, там все несколько по-другому было. Как-то стихийно получилось. Но ты об этом знать не должна.

Тогда я ушел тихонечко, когда Милана уснула, и пришел также. Нельзя тебе знать об этом, я и сам рад забыть. Не получилось самому от себя убежать.

И вот на тебе, она же точно спала и не могла слышать. Или притворялась?

Тогда сошлось, что два обоза в одном месте на ночевку остановились, наш, и еще один, с солью. Вот в нем Тишка и была, славная такая девица, лет на пять старше Миланы и моралью не слишком обремененная.

Переглянулись мы с ней пару раз, ну и встретились потом, когда все уснули. Я и знать не знал, что Милана догадывается о нашей встрече.

Это еще несколько дней назад было.

Словом, поцеловать мне Милану пришлось в подтверждении того, что с Тишкой я не целовался. Немножечко непонятная для меня логика, да уж какой я есть.

Поцелуй наш надолго затянулся, еле сумел себя в руки взять.

Не было у нас с Миланой ничего и не будет. Всего несколько дней нам осталось ехать вместе.

Вот лежу я сейчас и размышляю, как бы ей все объяснить так, чтобы она совсем не обиделась. Ее тоже понять можно, мужчина, готовый за нее любого на куски порвать, если получится, конечно. И уже пару раз делавший это.

Дело совсем в другом. Расстанемся мы через неделю и больше никогда не встретимся. Пройдет месяц, два и все забудется.

Если и будешь вспоминать о своей поездке, то с легкой усмешкой, надо же, как жизнь повернулась. Найдешь человека из своего круга, влюбишься. И все у вас будет хорошо. Или не совсем хорошо. Главное, чтобы чувства сильные были, такие, чтобы на всю жизнь запомнились.

Говорят, женщины своего первого мужчину всю жизнь помнят. Не должен он быть случайным попутчиком, да еще имеющий социальный статус гийда.

Наделает Милана сейчас глупостей, о которых потом всю свою жизнь жалеть будет. Это не как у меня с Тишкой, не чувства, а так, сплошная физиология.

И мне это совсем не надо, чтобы всю оставшуюся жизнь хвастать, что была у меня дочь барона или графа. Увольте. Я себя еще немного уважаю.

Кто такая Милана, до сих пор не знаю. Обещала все рассказать, когда доставлю ее по назначению.

Очень она мне нравится, всю жизнь на руках носил бы. Но не судьба. Сплошной мезальянс получается. Здесь эта штука очень серьезная.

Все-таки мне нужно было к столице морем двигаться, сто раз уже пожалел, что выбрал этот путь. Из-за нее, конечно. Но ей все этого знать не положено.

На словах то мы все хороши и не знаю даже, чем бы все дело закончилось, но к счастью меня позвал Пронтий. Он предусмотрительно не стал приближаться вплотную и окликнул меня метров с пяти.

Да ничего страшного, старшой, ты как нельзя вовремя.

Только под дождь не хочется вылезать, под плотной тканью, прикрывающей телегу тепло и сухо. Но если позвал, значит надо, по пустякам звать не стал бы. И голос какой-то непонятный. И близко не подошел и громко окликать не стал.

Да вы вообще здесь все какие-то мутные, что ли. Все эти недомолвки, непонятки.

Ладно, пару дней с вами и все, дальше нам самим добираться.

Перед тем, как покинуть уютное логово, я чмокнул Милану в губы. Так, ни к чему не обязывает, а приятно, черт возьми. Надеюсь, что когда вернусь, заснет уже.

Есть у меня для сырой погоды одежонка водонепроницаемая. Захватил на всякий случай. В море без нее делать нечего, но и на берегу пригодиться может. Вот как сейчас, например.

Пронтий, тоже в накинутом балахоне-дождевике, немного помялся, не зная с чего начать. Я его не торопил, понятно, что ничего приятного не услышу, наверняка какие-нибудь проблемы. Так и оказалось.

То, что я услышал, оказалось неожиданным только в какой-то степени.

Они ждали гостей. Причем, хоть гостей и жданных, но еще хуже, чем в поговорке о нежданных.

Вот он и предложил мне расстаться прямо сейчас, но при этом посмотрел на меня с надеждой.

— Сколько их будет? -

— Десятка два, не меньше — не задумываясь, ответил он.

Ну и на хрен мне все это нужно, спрашивается. По-моему, я вам деньги заплатил, а не вы мне, за охрану.

И еще вопросов еще целая куча. Что вы в телегах везете. Почему на вас должны напасть. И откуда вы знаете, что нападут именно сегодня. С виду то вы совсем обыкновенные крестьяне и очень сомневаюсь, что это маскировка.

Что интересно, я и ответов на эти вопросы знать не хочу. Что у вас тут, наркотрафик, контрабанда, еще какой хрен.

А хочу я одного, вернее двух. Спокойно поспать и покинуть вас вместе с вашими проблемами завтра прямо с утра.

Теперь же мне предстоит сделать выбор, то, чего я всегда не любил.

Естественно, что сейчас, в темноте и в такую погоду мы с Миланой дальше не поедем и придется спрятаться где-нибудь поблизости. И сидеть до утра в мокрых кустах, наблюдая или подслушивая за тем, как вас здесь будут убивать. Или не убивать, но грабить. Хотя, наверное, и то и другое.

Ты погоди немного, Пронтий. Сейчас я позлюсь немного, затем приду в себя, организую грамотную оборону, мы легко отобьемся, а завтра продолжим путь.

Как тебе такой вариант? Нравится? Мне и сам он очень нравится, вот только что для этого сделать понятия не имею.

Знал бы, что мне придется в ваш вонючий мир попасть, я бы совсем иначе свою жизнь построил, с самого детства.

Ну, может быть и не совсем вонючий, скорее даже наоборот. Но от этого все остальное совсем не меняется.

— Когда ждете? — задал я очередной вопрос, чтобы хоть как-то отложить принятие решения. Не хочу его принимать, любой из вариантов не сулит ничего хорошего.

И уехать, и спрятаться, и попытаться помочь.

— К утру точно будут — и снова Пронтий не стал задумываться ни на секунду.

А ответа сейчас требует. Ну, хоть заранее сказал. Мог бы промолчать и поставить перед фактом — помогай или сейчас нас всех замочат, и так уже достаточно мокрых.

Блин, какие вы тут все таинственные, кого не коснись.

— Откуда узнали? — еще один вопрос с той же целью.

— Паренек один приехал и весть с собой привез. Повезло, что мимо не проехал, совсем случайно нас увидел. -

И что же получается. В темную выступить на их стороне глупо. И узнать все подробности не менее глупо. Вдруг я узнаю что-то такое, после чего я буду нужен только на время боя с неведомыми врагами.

Самый подходящий вариант — выпытать все, затем похлопать Пронтия по плечу и сказать: ну вы брат попали. И уже совсем в конце крикнуть Милане: собирайся лапочка, мы срочно уезжаем. Этот вариант мне больше всего нравится.

Никто не спал. Когда мы подошли к ним с Миланой, все были начеку и встревожено всматривались в моросящую влагой ночную темень.

Так, наблюдателей и без меня хватает, так что лично я этим вопросом могу не заморачиваться. Мне нисколько не прельщало первым вскинуть руку и ткнуть указательным пальцем в темноту, сопровождая этот жест тревожным шепотом — вот они!

Меня сейчас больше всего заботит мысль, успею ли я спрятать Милану во-о-н в том кустарнике до того момента, когда на нас нападут. Заранее ее прятать смысла нет. Неизвестно, сколько ей придется просидеть в темноте и сырости.

Кроме всего прочего достаточно прохладно.

Согласен, не похожа ты сейчас на сказочную принцессу в этих огромных чеботах и всей той одежонке, что я заставил тебя на себя напялить.

Но ведь и ноги не промокнут. И еще, поверь мне на слово, мы, мужская половина рода человеческого, имеем уникальное свойство увидеть стройную фигурку симпатичной девчонки, даже если ее тщательно упаковать во множество безобразных одежд. Сиди здесь и жди меня, можешь даже подремать.

Поцеловав Милану в лоб, удачно избежав при этом подставленных губ, я подошел к Куртису.

Есть в нем что-то такое, даже не знаю, как и выразиться. Основательность, что ли.

С первого взгляда обычный старик, высокий, костистый, со спокойным взглядом выцветших глаз из-под кустистых бровей. Обычно молчит, и только иногда в общий разговор пару слов ввернет, всегда верных и всегда к месту.

— Хороший у тебя клинок — обратился я к нему, чтобы развязать разговор.

Нет, я не специалист в холодном оружии, и судить о нем могу больше с эстетических позиций. Но не может клинок так выглядеть, если выполнен он из дерьмовой стали низкого качества, невозможно это.

Куртис погладил навершие рукояти пальцами, на миг сжав эфес ладонью.

— Это все что осталось — ответил он — Раньше, в молодости, я диким был. -

Голос у него при этом был каким-то умиротворенным.

А сейчас ты каким стал, ручным или домашним? Или это что-то обозначает? Сосед мой бывший, дед, тот, что с одной ногой, когда рассказывал, что в Тугейском полку служил, столько у него в голосе гордости было.

— Ты, парень, когда начнется, рядом со мной держись. У нас своя задача. И расслабься пока, раньше рассвета они не полезут. -

Голос у него был таким, как будто ему точно было известно, как будто наши неведомые враги сами ему сообщили время своего нападения. При этом, еще и попросив совета, когда им все же лучше начать.

Дождь то ослабевал почти на нет, то снова начинал лить сплошным потоком.

Уже под утро, когда вокруг начало сереть, Куртис сам обратился мне.

— Ты бы это, девушку, Милану, увел бы отсюда. Так, на всякий случай. Красивая она и дети у нее такими же будут. -

Да я и сам собирался уже идти к ней, все, нервов больше не хватит. Сколько тянуть можно.

Милана успела задремать, и мне пришлось ее будить. Подхватив на плечо седло, и взяв ее за руку, я пошел к заранее облюбованному мною месту.

Вот здесь и подождешь, пока все закончится. А седло для того, чтобы не на земле сидеть, мокрая она очень, насквозь влагой пропиталась. Тут, в этих кустах, тебя никто не увидит, разве что специально искать будет, что вряд ли.

Чтобы не скучала, вот тебе орешки, вкусные такие, твои любимые и две конфетки. Последние они у меня, закончились. И еще мой плащ сверху, скоро он только мешать будет, все равно скидывать.

— Артуа, тебя не убьют? — и глаза смотрят с такой надеждой.

— Конечно нет, да и с чего бы? Мы их просто попугаем, и все. А когда люди кричат друг на друга, никто никого не убивает. Зачем? -

— А Коста говорила… -

— Костасама не знает — перебил я ее — Я с Куртисом разговаривал, вот он-то точно все знает. Но все равно, Милана, ты обязательно дождись, пока я сам за тобой не приду. А если долго приходить не буду, ты обязательно дня жди, когда совсем уже рассветет. Хорошо? -

Милана часто закивала головой и попыталась снова что-то спросить. Да знаю я, девочка, что у меня концы с концами не сходятся, только лучше не спрашивай больше ничего.

Я уже отошел на несколько шагов, когда вернулся и поцеловал Милану, так и сидевшую с зажатыми в обеих руках сладостями.

Сейчас можно себе позволить то, что больше всего хочется.

Возвращаясь к обозу, в душе костерил себя последними словами, проклиная на чем свет стоит.

Ведь ты мог уже несколько раз присоединиться к другому обозу, идущему значительно быстрее, такие возможности были. И денег бы много при этом не потерял, Пронтий мужик порядочный.

Так признайся же себе наконец, что ты просто оттягивал тот момент, когда с Миланой придется расстаться. Но ведь все равно придется сделать это буквально через несколько дней. И причем здесь она, зачем ей все это нужно, все эти неприятности, в которые ты имеешь обыкновение влипать по поводу и без.

— Спрятал? — спросил у меня Куртис, и я лишь молча кивнул головой в ответ.

— Скоро они пойдут, парень.-

Ну парень, так парень, для тебя — да, ты ведь старше меня в два раза.

— И когда они нападут на обоз — продолжил он — мы зайдем сбоку и ударим им во фланг.-

Мы это кто? Видимо мой вопрос так явственно читался на моем лице, что Куртис не стал его дожидаться.

— Мы — это я и ты. -

Ага, отличный план. Да что там, превосходный.

Мы, это старый дед, который решил спеть свою лебединую песню. Я, конечно же догадываюсь, что дикие — это очень серьезно. И даже нисколько не сомневаюсь в том, что в прошлом он воин с большой буквы. Хотя бы по тому факту, что такую саблю нельзя поменять на рожь или капусту. Но если это и получится, то никто не сможет носить саблю так, открыто, как носит ее он. Такое право нужно заслужить.

И я. Несомненно, тоже великий воин. В будущем. Вероятно. С вероятностью процента полтора, два.

Мы нападем на них и искрошим в ту самую капусту, легко и непринужденно. Как и подобает двум славным бойцам. Пенсионеру и ученику ученика мастера. Как же иначе меня можно назвать? Вероятно, я еще в ученики даже не гожусь.

— Не боись, парень, сегодня не твой день. Знаешь, когда я служил в Диких, меня называли Годим. Тебе знакомо это слово? -

Я кивнул головой, знакомо. Милана рассказывала мне, что есть легенда о таких людях. И означает это слово что-то вроде прорицателя или ведуна.

Но это совсем не значит, что они действительно существуют. Да и кличку можно присвоить кому угодно и какую угодно. Если у кого-то кличка Малыш, то в абсолютном большинстве случаев именоваться ей будет верзила под два метра ростом.

Ну, хоть как-то успокоил, и на том спасибо. Да и чего собственно волноваться. Их там всего десятка два ожидается. Для таких матерых бойцов как мы с дедом как раз аппетит перед завтраком нагулять.

А в том, что в этом мире никакого антисептика кроме уксуса не существует, тоже ничего страшного нет. И антибиотиков никаких нет. Получу какую-нибудь рану, подумаешь заражение крови. С моим иммунитетом смешно даже думать об этом.

— Так ты пойдешь со мной? — голос у него безразличный, пойду не пойду, без разницы.

Вот только одно во мне хорошо, что не женщиной родился. Иначе я со своей неспособностью сказать при необходимости слово 'нет' пользовался бы большой популярностью у мужской части населения.

Мы шли недолго, шагов сто, не больше. И остановились возле какого-то деревца с резными листьями, которые к своему основанию становились ярко-бордовыми. Я так понял, что мы оказались чуть в стороне и сбоку от сбившихся в кучу телег.

Куртис снова обратился ко мне.

— Когда мы пойдем на них, держись за мной сзади и справа — понятно такое решение, ведь он левша — и еще, не приближайся слишком близко. Глаза у меня уже не те. Эх, молодость, молодость. -

На этом месте ему было положено вздохнуть, но вместо этого я услышал совсем другое.

— Сейчас я расскажу тебе одну вещь и даже попробую научить тебя этому. Научиться несложно, у любого, кто желает, получается. Слушай внимательно. -

И я весь обратился в слух. И было это не расхожим выражением. Вряд ли Куртис станет меня учить тому, как подманивать свистом певчих птиц.

Глава 19. Годим

Когда возле телег послышались крики и звон металла, мы все еще стояли возле дерева с таким красивыми листьями. То, что они красивые, я еще вечером заметил, когда было совсем светло. И единственное оно здесь, в округе в основном кусты, так что его ни с чем не спутаешь.

Грохнул выстрел. Это Пронтий из своей ручной мортиры. Смотри-ка, смог же выстрелить. Я своей пистолет даже брать с собой не стал, в такую сырость совсем мало надежды на то, что он не подведет. Кинжал надежнее будет.

Бой разгорелся серьезный.

Куртис кивнул подбородком, давай. И я попробовал снова. Куртис даже не стал спрашивать, получилось ли, такого не скроешь и только коротко бросил — пошли.

И мы пошли. Господи, как мы пошли!

Чуть впереди и слева Куртис, походкой, ставшей чуть ли не танцующей. Да я и сам едва чувствовал под собой землю, настолько легким казалось мне тело.

А внутри бушевал огонь. Или нет, не огонь, хмель. Нет, и не хмель даже.

И как это состояние назвать? Когда чувствуешь в себе такую силу, что способен руками порвать врага на части, когда весь мир вокруг тебя замедляется, а сам ты боишься только одного, что все это ощущение внезапно пропадет.

И мы шли на них так, как будто бы перед нами собралась пара десятков глупцов, по невероятной причине взявших в себе в голову, что они могут представлять собой грозных бойцов. У меня на лице была снисходительная улыбка, та, через которую я поглядывал на их потуги нам сопротивляться.

Куртис не стал останавливаться, когда несколькими движениями клинка разбросал в стороны вставших у нас на пути крайних из людей, напавших на обоз, он пошел сквозь них дальше.

И я шел рядом с ним и мои удары тоже не пропадали зря. И мне было абсолютно безразлично, что следующий мой противник опередит меня на доли секунды и я упаду на землю, а Куртис пойдет дальше.

Да и сможет такого произойти, когда за то время, что он потратит на замах, я смогу оббежать вокруг его и еще успеть парировать его удар и даже нанести свой.

Из-за телег бросились наши, а как еще их сейчас называть и яростно атаковали врагов. И враги дрогнули, а что им еще оставалось делать, когда сквозь них играюче прошел этот высокий худой старик с пышными седыми ушами и с разящей молнией в руке.

Они побежали, и за ними гнались люди, еще несколько минут назад уже принявшие свою смерть как данность.

И сразу все пропало, пропало в один миг. Вместо этого пришла боль в левой руке, сильный озноб и не менее сильный страх.

Ведь я несколько раз был совсем на волоске. И тогда, когда, вместо того, чтобы защититься нанес встречный удар, надеясь только на свою скорость.

И тогда, когда ушел еще от одного удара недостаточно далеко и смазанный блеск металла разошелся с моим горлом буквально в каких-то миллиметрах. И еще несколько моментов, любой из которых мог стоить мне жизни. И теперь совсем уже не радовало, что от моего клинка как минимум трое остались лежать на мокрой истоптанной траве.

Трясло так, что я еле смог вставить свой тесак в ножны.

Нет никакого волшебства в том, чему научил меня Куртис. А есть только способ выплеснуть адреналин в свою кровь и в свой мозг. Выплеснуть по желанию, а не тогда, когда он появляется в ней в результате сильного стресса.

Когда мы можем совершать гигантские прыжки, поднимать немыслимые тяжести и наблюдать со стороны, как медленно, со скоростью падающего листа, опускается что-то, из под чего мы успели выскочить пару мгновений назад, и что грозило раздавить нас своим весом насмерть.

А то, что со мной происходит сейчас, это всего лишь откат. Обычная реакция организма, на обычный стресс. Но от понимания этого совсем не становится легче.


Куртис лежал на спине, на брошенной прямо на мокрую и грязную траву дерюге.

Рубаха у него была разорвана на груди, и на ране, при каждом его вздохе, образовывался кровавый пузырь. Когда он увидел меня, подмигнул левым глазом и попытался улыбнуться. А вот улыбка получилась у него из рук вон плохо.

Я видел, как Куртис рухнул на одно колено, уже тогда, когда Пронтий со своими людьми выскочил из-за телег и отогнал налетчиков далеко в сторону. Но я не видел, когда же его ранили. Честное слово не видел.

Я поклонился ему в ответ, стараясь, чтобы в этом поклоне он смог разглядеть все мое к нему уважение. Ты дал мне значительно больше, старик, чем просто способ вызвать в себе это ощущение неуязвимости. И я запомнил твои слова, что оно тренируется так же, как, например, задержка дыхания.

Милана!

Эти люди в сереющей мути рассвета отступали в ту сторону, где я ее спрятал. И я помчался туда со всей скоростью, на которою только был способен. И уже совсем недалеко резко сбавил бег, опасаясь увидеть то, чего страшился больше всего на свете. Нет.

Милана сидела с плотно закрытыми глазами и что-то неслышно шептала.

Оба ее кулачка были по-прежнему сжаты, и из одного выглядывал краешек конфеты. Другой был пуст, и все орешки валялись на земле.

— Милана — позвал я ее почему-то шепотом. Девушка открыла глаза, и я заметил в них что-то очень похожее на радость. Затем она побледнела еще больше.

— У тебя кровь на лице -

Нет, нет, девочка не надо лицо руками трогать, запачкаешься. Эта кровь из рукава в ладонь набежала, а затем я ей по лицу провел, нечаянно.

Теперь у меня на левом предплечье три шрама будет, целая коллекция. С самым первым я сюда прибыл, так его и не видно уже почти. Давно это было. Да и второй рубец подживать начал, края затягиваются. А сегодня совсем маленький, даже кости не видно и кровь запеклась.

Пойдем к остальным, вполне возможно, что им необходимо помочь. Только ты побудь здесь, с краешку, посиди не телеге, дальше не ходи. Там сейчас очень некрасиво, не зачем тебе это видеть. И подожди еще немного, столько времени ждала, совсем чуть-чуть осталось. Видишь, и дождя совсем нет, только небо хмурится.

Среди людей Пронтия погибло пять человек и среди них был Годим. Если бы не он, было бы много больше. Вероятно, остались бы только те, кто смог убежать.

Наверное, именно такой смерти и он желал, чувствуя, как покидают силы и сноровка когда-то могучее тело.

И еще, как бы там ни было, его правильнее звать Годим, а не Куртис. Знал он, что не пережить ему эту ночь, и насчет меня правильно предсказал. Хотя, в принципе, первым должен был лечь я.

Я подошел к Пронтию, молчаливо наблюдавшему, как его люди копают пять могил.

Что-то вы все не нервничаете, не торопитесь отсюда уехать как можно быстрей. А это значит только то, что это смогу сделать я, не ставя себе в вину то, что бросил вас в трудной ситуации.

На мой взгляд Пронтий опять вильнул своим куда-то в землю и в сторону.

Понимаю, ты так и не расскажешь, почему эти люди напали на вас, везущих чуть ли не хлам на девяти телегах.

Может быть, среди этого хлама высохшая смола очень редкого дерева житоя, от крупицы которой положенной под язык, люди цепенеют на целые сутки, и все это время живут в своем мире. И он настолько прекрасный, что ими овладевает желание остаться в нем навсегда.

Или плоды невзрачного кустарника, что дают отличный тонизирующий эффект, но заставляют принимать их снова и снова, поскольку жизнь перестает вызывать желание ее продолжать.

Или обыкновенные контрабандные товары, их имеется целый перечень, и заниматься торговлей ими может только государство. Не скажешь?

Ну как знаешь, как знаешь, а мне пора откланяться. Ваши проблемы теперь только ваши проблемы.

Уже в спину Пронтий окликнул меня — Артуа. Когда я обернулся на зов, он протянул мне саблю Годима. Что ж, очень ценный подарок, и ты это понимаешь еще лучше меня.

До половины обнажив клинок, я полюбовался узорчатостью его стали. Вынул его полностью и несколько раз взмахнул рукой. Не легкий и не тяжелый, в самый раз, как будто сам специально долго по весу его подбирал.

Проблема только одна: всякий раз, когда выхватываешь его из ножен, можешь потерять несколько очень важных мгновений, чтобы лишний раз полюбоваться изящной хищностью его клинка.

Оседлав Мухорку, я помог Милане взобраться на нее. Все, Милана нам пора.

Сразу и поедем, без завтрака. Зря ты выбросила и орешки и слипшиеся в руке конфетки. Не осталось у меня ничего из съестного. Когда состоишь на полном довольствии, такими вопросами перестаешь заморачиваться.

Так что придется немного потерпеть. Что-нибудь по дороге купим.

И еще один очень важный момент. Пару минут буквально.

Я подошел к могиле Годима, уже лежащему в ней, завернутым в полотно и положил клинок ему на грудь. На какой-то миг мне даже показалось, что его тело чуть шевельнулось, принимая то, что принадлежит ему по праву.

Это морок. Просто я не выспался ночью и еще очень много нервничал. Но так будет правильно.


Завтра мне предстоит расстаться с Миланой.

Я сидел в харчевне и который час тянул кислое дрянное вино безо всякого намека на крепость. И больше всего мне хотелось, чтобы сейчас передо мной на столе оказался обыкновенный стакан с обыкновенной белой жидкостью привычной мне градусности. Чтобы ахнуть его залпом, уткнуться носом в рукав, а затем им же вытереть набежавшую от этого слезу. Потом перевести дух и выкурить подряд пару сигарет. Наверное, меня бы отпустило.

Милана осталась наверху, в большой сухой теплой чистой комнате с двумя широкими кроватями.

Мы остановились на этом постоялом двору еще совсем засветло. Я снял комнату, ту, что оказалась лучшей и свободной. Распорядился принести в нее много горячей воды.

Заказал много всего из того, что мне показалось вкусным в местном меню.

Затем ушел вниз, уселся за стол, и сижу за ним уже который час.

И еще я купил Милане новое платье. Конечно, он не было таким, к каким она привыкла, хотя я потратил на него почти все деньги, обнаруженный в поясе жертвы моей все еще побаливающей пятки. Или рукояти моего пистолета.

Завтра Милан будет там, куда все это время стремилась, и совсем не хочется, чтобы выглядела она одной из тех, кто зарабатывает себе на хлеб ласками на обочине имперского тракта.

Когда она одела его и попросила оценить, я увидел то, что боялся увидеть все это время. Платье оказалось ей по размеру, и передо мной предстала не девочка-подросток, а юная женщина во всей своей хрупкой тонкости красивой фигуры.

После этого я и ушел вниз и сижу за столом, мечтая о полном стакане национального напитка, пусть даже и очень теплом.

Когда я, наконец, поднялся в комнату, Милана уже спала. И на лице ее было выражение не обиженной девчонки, а женщины, обманувшейся в своих ожиданиях.

Прости меня, Милана и пойми, что так будет правильно.


Мы шли тропинкой по красивому замечательному лесу, держась за руки и разговаривая обо всем на свете. С почти безоблачного неба ярко светило солнце, как будто бы говоря: вот оно я, а ведь вы совсем не ожидали увидеть меня еще долго-долго.

— Этот лес — рассказывала Милана — граница между владениями моего дяди и его соседом, бароном. Уже много лет они не могут выяснить, кому же он должен принадлежать. Мы могли бы свернуть с тракта немного дальше, но почему-то мне захотелось пройтись по нему. Правда ведь, что он очень красивый? -

Истинная правда Милана, и мне тоже очень не хочется с тобой расставаться как можно дольше.

Завтра я проснусь и уже не смогу видеть тебя, и некому будет оттачивать на мне свой язычок. А мне так нравилось, когда ты так делала, я даже не прислушивался к тому, что ты говоришь, просто слушал твой голос и все.

Не смогу помочь спрыгнуть тебе с телеги на землю, хотя ты отлично умеешь делать это сама. Но каждый раз, когда я тебе помогал это сделать, мы на миг замирали, и так хотелось закончить все поцелуем.

Или даже просто проснуться среди ночи от подозрительного шороха и вслушиваться в темноту ночи и в твое спокойное дыхание. А затем уснуть с мыслью, что скоро утро и ты опять мне улыбнешься.

Завтра всего этого не будет.

Сейчас мы идем, и с каждым шагом это завтра становится все ближе и ближе.

И я, наконец, решился сказать то, о чем боялся признаться все это время даже себе.

То, что понял сразу, как только ты немного пришла в себя и перестала казаться очень испуганной девчонкой.

И я старательно придумывал причины, по которым этого делать не следовало. Твоя молодость, твое происхождение и все остальное прочее.

Сейчас я это могу себе позволить, ведь завтра я тебя уже не увижу.

Мы целовались через каждые несколько шагов, и Милана уже не спрашивала меня, как я ее целую. А потом долго стояли крепко-крепко прижавшись друг к другу. И затем целовались снова.

Мухорка каждый раз тактично делала вид, что ее увлекает зеленая трава, росшая под ногами, и она утыкала в нее свою морду.

Когда я сказал об этом Милане, она рассмеялась и заявила, что женщины всегда были умнее мужчин, и что к животным это тоже относится. Затем погрустнела и сказала, что совсем не хочет со мной расставаться и что она ….

Я остановил ее слова поцелуем, ведь очень понятно, что она хочет сказать. Увы, но это невозможно.

Когда мы вышли на широкую лесную поляну, из-за деревьев показались три всадника.

Один из них оказался дворянином, крупного телосложения, с заросшим кучерявой бородой лицом и надменным взглядом, что для них вообще очень типично.

Два других представляли собой вооруженных слуг, из тех, что принято держать под рукой, и которые повязаны с хозяином общими, далеко не всегда пристойными делами.

Такие и через несколько столетий не переведутся. Но даже и тогда их будет очень легко узнать, хотя называться они будут совсем по-другому.

И мне совсем не нравился взгляд, тот, которым он смотрел на Милану. Так смотрят на свою очередную прихоть, оценивая, сколько примерно времени она будет вызывать свежий интерес.

Судя по тому, что Милана смотрела на него очень настороженно, он никак не мог являться ее родственником.

Моя Мухорка плелась в нескольких шагах за моей спиной. Она вообще замечательная лошадь, никогда никаких проблем, следует как собачка за хозяином. В седельной сумке пистолет, стволом вверх, я уже так привык. К седлу прицеплен тесак в ножнах, когда гуляешь с девушкой за руку, он как будто бы ни к чему.

А на поясе висит нож не нож, кинжал не кинжал, с лезвием сантиметров тридцать длиной, и все.

Нет, еще есть то, что показал мне Годим, и это всегда будет со мной, до самого конца жизни, сколько у меня ее там осталось.

Прячься за спину Милана, сейчас плясать начнем, а там будь что будет.

Главный скользнул взглядом по мне и снова уставился на Милану, тем взглядом, после которого чувствуешь в себе непреодолимое желание погасить его сильным и хорошо направленным ударом.

— Смотри-ка — обратился он к тому, кто ехал от него чуть справа и сзади — какая симпатичная барышня по моему лесу гуляет. Нельзя ей здесь, в диком лесу, оставаться. Здесь хищников полно, нужно спасать девушку. Спасти, накормить и обязательно обогреть.-

Тот радостно заржал, поддерживая своего хозяина, позволившего себе такую удачную шутку. Мое присутствие ими не подразумевалось вовсе. Вполне возможно, что очень зря.

Милана, вместо того, чтобы спрятаться за мной, вышла вперед и заявила тем голосом, что мне еще ни разу не удавалось от нее услышать.

— Вы что это себе позволяете? Не имею сомнительной чести быть вам представленной, но позволить себе такое по отношению ко мне может только грубый неотесанный мужлан. Я — дочь графа Робера Эврарна! — выпалила она на одном дыхании.

Должен заметить, что на бородача вся эта гневная тирада не произвела ни малейшего впечатления. Скорее, он даже обрадовался.

— Надо же такому случиться! Какой сегодня удачный день! Недаром у меня с самого утра такое предчувствие было. Сначала Тойра легко ожеребилась, а сейчас сама леди Милана в лесу встретилась, кто бы мог подумать. Ее ищут повсюду, а она здесь, под самым носом разгуливает. В компании с каким-то гийдом. С которым под ручку разгуливает. Уж не из-за него ли вы чуть ли не из-под венца сбежали, милая леди?

И уж вам ли после всего этого делать мне замечания о правилах благородного поведения? -

Улыбочка у него вышла совсем гаденькая. Или это мое субъективное мнение?

Милана беспомощно посмотрела на меня.

А что я? Я стоял и смотрел на все это, и в голову не приходило ни одной хорошей мысли. Это твой круг Милана и я даже не представляю, как можно себя вести в подобной ситуации.

— Так что, леди Милана, сочту за честь пригласить вас к себе в гости. Вы погостите у меня некоторое время, а затем я вас найду.

Недельки через две, вероятно. Судя по взглядам, брошенным вами на вашего спутника, вашему будущему мужу уже не удастся обнаружить то, на что он рассчитывал.

Скажу более, вы и интересны ему совсем не из-за этого. Вы это понимаете не хуже меня, и не это ли явилось причиной вашего бегства? Кроме того, думаю, что и ваш будущий муж будет на меня совсем не в обиде.

Да мы ведь и не расскажем ему ничего, не правда ли, леди Милана? -

Взгляд его очень изменился. Несомненно, что в своей голове он прокрутил все возможные сложности, напрямую связанные с таким поворотом дела и пришел к выводу, который сейчас и озвучил.

Вот теперь Милана попыталась спрятаться за мою спину. Поздно.

Повинуясь еле заметному жесту, тот, кто находился слева от него, грудью своего коня оттеснил меня в сторону.

И мне пришлось податься в сторону. А что тут поделаешь, если на тебя прет такая масса?

Только вот когда я рассказывал о терпеливости своей Мухорки, я не озвучил того, что даже мои чертовы тучи попыток вскочить на нее быстро и без помощи стремян она вынесла также безропотно, как и все остальное.

Нет, тренировал я все это для того, чтобы можно было быстро свалить в случае необходимости. Но и в данной ситуации мои навыки пригодились. И сделать удушающий прием, когда сидишь сзади за наездником также легко, как и стоя и даже лежа на земле.

А вот чтобы освободиться от такого захвата даже при помощи кинжала или ножа, необходимы навыки на уровне рефлексов. Ну как, например, ладонь к своему горлу подставлять. Это чтобы удавкой его не захлестнули. Сначала рефлекторно подставил, а затем уже разбираешься, действительно ли что-то за спиной происходит или примерещилось. Иначе темнота почти мгновенно приходит.

Вот я уже и на коне. Один, кстати. Вдвоем некомфортно. И еще, вряд ли этого жеребца Боливаром зовут.

И вот имеем мы то, что имеем. Один я, одна лошадь, и один кинжал в руке. Нет, был бы я крутым бойцом, я бы у него еще и палаш успел выхватить. Пистолета у него все равно не было. А то, что было, он на поясе носит.

И теперь нечего на меня глаза пучить, благородный ты мой. Нет у меня в крови никакого уважения к твоему происхождению, в другом месте я вырос. А есть только ярость из-за услышанного, для чего тебе Милана понадобилась.

Даже я себе многого позволить не могу, как бы очень того не хотелось.

Я направил коня к бородачу, держа в себе мысль о том, что даже если он успеет выхватить свою шпагу и я напорюсь на нее в полете, когда прыгну на него, ее тонкое жало не сможет меня остановить. Затем мы свалимся на земле, и возможно, что мне повезет, и я отделаюсь не смертельной раной. Если смертельной, то какая разница, что будет происходить после. Большего я все равно сделать не успею.

Глава 20. То, что действительно важно

Управлять чужой лошадью оказалось достаточно легко. Во-первых, сказался опыт, полученный за время моего путешествия.

Ну и во-вторых, мне ее, в отличие Мухорки, ничуть не было жалко. Не жалко огреть по бокам каблуками, не жалко рвануть чуть сильнее, чем следовало, повод, что бы направить в нужном мне направлении.

Да и не нужна она мне надолго, мне бы только до этого бородача добраться.

А добраться до него стало сложнее. Второй его спутник направил своего коня мне наперерез, и в руках у него блестело лезвие сабли.

Кинжал против сабли не оружие, да и опыт конного боя отсутствует у меня напрочь.

И я рванул повод еще раз, уводя своего коня в сторону. Мне хотелось добраться до своей лошади, чтобы на скаку схватить висевшие на луке седла ножны с тесаком.

Может быть, мне и удалось бы это, но на пути стояла Милана. И я не придумал ничего лучшего, как подхватить ее на ходу. Но в самый последний момент она испугалась скачущей прямо на нее лошади и отпрянула в сторону, оказавшись у самого бока все это время спокойно стоявшей Мухорки.

Наверное, со стороны все это выглядело очень нелепо, но мне было не до смеха. У меня даже лопатки на спине сошлись в ожидании удара сзади.

Бородач наблюдал за всем этим тоже без смеха, но в руке у него был пистолет. И, хотя он держал его пока стволом вверх, было очень понятно, что он выбирает момент для выстрела. И останавливает его пока только то, что я прижался к гриве лошади, так что легко можно попасть именно в нее.

На землю я приземлился крайне неудачно, чуть ли не на четыре кости, кроме того умудрился перевалиться на бок и потерять кинжал. Но свою главную задачу выполнил, нырнув под брюхо Мухорки и сорвав перевязь с тесаком.

Эх, Милана, ну как же ты все время оказываешься не на месте, умоляю тебя, пройди пару десятков шагов в сторону, никто тебя не тронет. Девочка, пойми, хуже нет стоять вот так, оцепенев от страха…. Мешаешь ты мне, очень мешаешь.

Снова нырнув под брюхо своей лошади, я оказался в тылу преследующего меня врага. Сейчас только проворство может меня спасти. Все-таки на ногах мне легче маневрировать будет и единственная защита сейчас для меня — лошадь.

А бородач направил своего коня ближе к нам. Сейчас они зажмут меня с двух сторон и все. Да еще этот, первый. Я ведь только слегка придушил его и скинул с лошади. И он уже приходит в себя. Еще пара минут и их снова будет трое.

И Милана. Ну уйди же ты в сторону, умоляю тебя.

Уже отчаявшись, я выпрыгнул прямо из-под брюха лошади, держа клинок в вытянутой руке и направляя его в преследовавшего меня всадника. Есть.

Острие клинка попало ему куда-то под ухо и ушло вбок, устремляясь в сторону носа.

Это не смертельно, но некоторое время ему будет точно не до боя.

Бородач выстрелил в упор и наверно попал бы, но еще за доли мгновенья до этого я рухнул на колени, одновременно наотмашь ударив лезвием клинка по правой передней ноге лошади, оказавшейся перед самым моим носом.

Эти три звука слились почти воедино — гром выстрела, ржание раненой лошади и визг Миланы.

А четвертым звуком стал голос, голос человека, привыкшего к тому, что ему совсем не нужно повышать его, для того, чтобы все послушались.

— Что здесь происходит? -

На поляну выехали несколько всадников и, по крайней мере, у троих из них были шпаги. Ну вот, а я только размечтался о том, что мы остались с бородачом почти один на один.

И уже успел обрадоваться тому обстоятельству, что в моих руках оказался пистолет, выхваченный из сумки за то время, пока вставшая на дыбы раненая в ногу лошадь сбрасывала бородача на землю.

— Дядя, дядя — радостно закричала Милана, бросаясь навстречу переднему из прибывших на поляну.

Человек в расшитом золотом камзоле и в шляпе с пышным пером, ехавший первым, был немолод, скорее даже наоборот. Но с лошади он соскочил сам, даже не соскочил, а соскользнул, так будет правильнее.

Когда они встретились, он крепко обнял Милану, а девушка уткнулась ему в грудь и разразилась слезами. Именно разразилась, точнее не скажешь.

Меня же окружили несколько всадников, и я аккуратно положил на землю свое оружие, и пистолет и тесак. Теперь они мне уже не помогут.

С моего места не было слышно, о чем они говорили, этот человек и Милана. Только время от времени Милана указывала рукой то на меня, то на моего недавнего бородатого врага. Он кстати тоже стоял с таким видом, что все происходящее его не касается.

Затем этот человек погладил Милану по голове и приблизился к бородачу. И опять я не расслышал ни слова. Но то, что бородач побледнел, заметно было заметно даже отсюда.

Потом люди, окружавшие меня, разъехались, я подобрал свое оружие, сунул свой так и не пригодившийся пистолет в сумку, опять подвесил тесак к седлу и снова застыл в ожидании, не представляя, что мне делать дальше.

Понятно, что Милана встретилась с тем, с кем и стремилась встретиться. Также понятно и то, что мне никто не даст с ней попрощаться.

Нет, понимаю, не будет мне прощального поцелуя, но хотя бы пару слов благодарности. Ведь вчера вечером было совсем по-другому. И сегодня, совсем недавно, я услышал от нее то, что даже не мечтал услышать.

Оказалось, что про меня тоже не забыли. И я даже стал предметом небольшого спора. Часть его мне удалось расслышать.

Один из обладателей шпаги, усов с завитыми кверху кончиками и небольшой бородки-эспаньолки, утверждал, что достаточно дать мне горстку серебряных монет, и я буду на седьмом небе от счастья. Милана утверждала, что я не такой.

Тогда этот же тип заявил, что нет на свете ни одного гийда, который не любил бы денег, и он сейчас это обоснует. И слово с делом у него надолго не разошлись.

Окликнув меня, он эффектным жестом бросил звякнувший кошель. Поймать мне его удалось не так эффектно, но зато надежно.

Я отвесил ему поклон, успев заметить удовлетворенное выражение его лица и, выпрямившись, запустил кошель за спину. Туда, где столпились в небольшую кучку несколько слуг, прибывших вместе с хозяевами.

Судя по звуку, кошель опять поймали удачно. Затем снова поклонился, взял Мухорку в повод, отвел ее чуть в сторону и вскочил в седло.

Больше всего сейчас мне хотелось сделать это легко и непринужденно, не обращая все в комедию. Я даже ясно представил, что мне не удастся усесться в седло с первого раза, или еще хуже того, перелететь через нее и оказаться на земле с другой стороны лошади. У меня даже спина покрылась холодным потом.

Нет, все удалось как нельзя более лучше.

Затем тронул повод и поехал, а что я уже здесь забыл?

Если бы я не стал ловить кошелек, и он шлепнулся бы у моих ног, это было бы похоже на оскорбление. А то, что я переправил его слугам, мое глубоко личное дело.

Я могу потратить деньги на вино, доступных женщин, купить себе бархатные портянки или рубаху из кумача… Словом, сделать все то что, по мнению человека, бросившего мне кошель, я и должен был сделать с внезапно обрушившимся мне богатством в виде горсти серебра.

Мне же в голову пришло желание порадовать слуг.

Поехали Мухорка дальше, с голоду не помрем, а жизнь гораздо интереснее, когда приходится заботиться о деньгах.

Так, по-моему, сказал Ренуар Эдуару Мане в одном замечательном фильме.

Вскоре меня догнали двое слуг, один из которых перегородил дорогу своим конем.

— Его Сиятельство …. -

Здесь он запнулся, подыскивая нужное слово. Просить меня Его Сиятельство не станет, не та я фигура, а сказать что-то другое вызывало у него немало умственных потуг.

Наконец, ему удалось объяснить, что мне необходимо следовать вместе с ними, поскольку их хозяину, герцогу Кейтскому, взбрело в голову поговорить со мной. А свой путь я отлично могу продолжить завтра с утра.

Замок герцога очень меня впечатлил. Конечно, многое было в нем перестроено для удобства жилья, но, по моему мнению, так было даже лучше. И еще роскошь обстановки.

Разглядеть все это мне удалось лишь мельком, через открытые двери, для лиц моего положения существуют совсем другие помещения.

Но и небольшая комнатка, предоставленная мне, вполне меня устроила. Поскольку никаких указаний не было, я провел часть времени, рассматривая замок, стараясь быть в тех местах, где мое присутствие не вызовет никаких нареканий.

Затем поел вместе со слугами, довольно однообразно, но вкусно и сытно. И что самое приятное, вымылся, нисколько не экономя горячую воду и нечто желеобразное,

применяющееся здесь исключительно для банных целей.

Еще умудрился добыть кусок безобразно пахнувшего мыла, чтобы выстирать некоторые вещи из своего небогатого гардероба.

Я уже совсем было подумал, что герцог позабыл о моем существовании, когда за мной пришел слуга Его Сиятельства.

Принял меня герцог в помещении, больше всего похожем на кабинет. Многие предметы мебели и вещи указывали именно на такое его предназначение. Предлагать сесть он мне не стал, но я почему-то забыл обидеться.

Некоторое время он молчал, рассматривая меня. Затем все же соизволил произнести несколько фраз. И его слова в какой-то степени меня даже удивили.

Нисколько не делая над собой усилий, он поблагодарил меня за ту помощь, что я оказал Милане в путешествии в его дом. Именно этими словами он и высказал свою признательность.

После чего поинтересовался моими планами. Я не стал скрывать того, что стремлюсь побывать в столице Империи. На вопрос, чем я буду там заниматься, ответил, что решу уже на месте, поскольку задумываться об этом еще рано.

Пару слов было сказано мной и о том, что в Империи я совсем недавно, и попал на ее берега в результате того, что меня попросту смыло за борт во время сильного шторма. Мне почему-то казалось, что именно эта тема будет для него наиболее интересна.

Но нет. Выслушал, кивнул головой и все.

Пару минут герцог барабанил пальцами по столешнице письменного стола, явно о чем-то размышляя.

Затем, улыбнувшись, сказал, что денег мне даже предлагать не станет, поскольку вероятно у меня их столько, что я даже разбрасываюсь ими.

Ну, это как сказать, из твоих рук я бы с удовольствием их принял, поскольку такой жест совсем не выглядел бы подачкой. Да что ж теперь, что сделано — то сделано.

Следующие его слова заставили меня приободриться. Все не так уж плохо и без подарка я не остался.

Герцог предложил мне в столице прибыть по одному адресу, где мне предложат нечто крайне для меня привлекательное. Но сразу предупредил, что решение принимает не он, его задача только рекомендовать меня.

А там уж как сложится. Если смогу произвести должное впечатление, то и сложится замечательно. При условии, что мне самому захочется, чтобы все сложилось.

По крайне мере, у меня будет выбор. Иначе можно попасть в такую ситуацию, куда вход будет бесплатным, а за выход могут потребовать немыслимую сумму.

И вот тут мне пришлось попросить у него клочок бумаги. Боюсь, что адрес и некоторые слова, которые мне придется произнести по прибытию в необходимое место, вполне могут выветриться из моей памяти за время оставшегося пути в Дрондер.

Не обладаю я ни фотографической, ни ассоциативной, ни другими замечательными видами памяти.

Однажды даже книгу приобрел, обещающую улучшить память в разы. И буквально в предисловии прочитал замечательную фразу о том, что даже самая хорошая память никогда не сможет заменить клочка бумаги. Ну и к чему тогда все это?

Герцог любезно предоставил мне лист бумаги не самого худшего качества и даже кивком подбородка указал на письменный прибор, выполненный в виде небольшой скульптурной группы, изображающей битву нескольких рыцарей с неведомым чудовищем.

Спасибо, не понадобится. Для того чтобы писать птичьими перьями требуется необходимый навык. И откуда, спрашивается, я его возьму?

Вот у меня в кармане кусочек грифеля совершенно случайно завалялся. Положим и не случайно, ведь Милана меня письму обучала. И хоть больших высот я в этом не достиг, но научился писать свое имя. Не придется позориться, когда что-нибудь подписывать придется. Не на родном же это делать, в конце-то концов.

Эх, Милана, Милана. Хотя бы разочек тебя еще увидеть.

Словом, записал я на листке, все, что посчитал нужным. Ну и перед герцогом обнаружил, что писать умею хоть и непонятными каракулями, но быстро.

Он человек неглупый и отлично понимает, что можно быть грамотным или нет. На каком языке, вопрос уже второстепенный.

В конце разговора герцог поинтересовался, найду ли я дорогу в свою комнату самостоятельно, покосившись при этом на серебряный колокольчик, лежащий у него на столе.

Конечно, Ваша Сиятельство, меня же в ваш кабинет не с завязанными глазами привели. Это я уже себе пошутить позволил. И он нормально принял мою шутку.

Хороший мужик, хоть и герцог. Все бы такими были, вспомнил я встреченных мною по дороге дворян.


— Артуа — услышал я негромкий зов, когда вышагивал в свою комнату. Милана.

Господи, девочка, да ты же замерзла, даже дрожишь вся.

— Почему ты так долго, на улице так прохладно — пожаловалась Милана.

— Ты что, ждала меня все время, пока я был у твоего дяди? -

— Да. Я боялась, что не смогу увидеть тебя — у нее даже голос дрожал от озноба.

Я крепко прижал Милану к себе и безошибочно нашел в почти полном мраке ее губы.

Затем содрал с себя куртку, и надел на нее. Так тебе будет теплее, малыш.

Буквально на руках перенес в какую-то нишу, где стояла сплошная темнота. Здесь нас точно никто не сможет заметить. И можно обнимать тебя и целовать, никого не опасаясь.

Я уж совсем было подумал, что ты забыла обо всем, оказавшись в родной, безопасной обстановке. Так бывает, и знаю я это не понаслышке.

Мы с тобой совсем как два юнца, прячемся в темноте и целуемся. Ты даже возрастом подходишь. Если не учитывать того, что девушки в твоем мире и в твоем возрасте частенько уже замужем и даже имеют ребенка, и не всегда единственного.

Милана взяла меня за руку и куда-то повела. Мы вошли внутрь, прокрались полутемными коридорами и очутились в комнате, где горела одинокая свеча.

— Погаси свечу, Артуа. Почему-то мне сейчас совсем не страшно без света — ….


…. — Мама умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я даже плохо помню ее, только ее руки, всегда такие ласковые и теплые. Отец так и не женился больше. Он всегда говорил мне, что я выйду замуж только по любви. Его самого не стало полгода назад. И вышло все так, что я сидела в своем доме как в темнице, дожидаясь, когда мне исполнится шестнадцать лет и меня выдадут за человека, от одного вида которого меня брала нервная дрожь. — Милана явственно передернула плечами, видимо вспоминая того, о ком рассказывала.

— Он что, действительно был безобразным? -

— Вовсе нет. Некоторые находили его очень даже привлекательным. Молод, хорош собой, из знатной семьи. Но… — и ее снова передернуло от отвращения.

— А почему именно шестнадцать? Насколько я знаю, бывают браки и в более молодом возрасте. -

— У простого народа это так. Дворянам же необходимо разрешение самого императора, чтобы такое случилось. Никто бы не обратился к Его Величеству с подобным прошением, ведь тогда бы выяснилось все остальное.

Представляешь, буквально через два дня, после того как я убежала, дядя прибыл в поместье, потому что узнал все подробности. Всего два дня и мне не пришлось бы пережить всего того, что я увидела по дороге сюда. Но может быть это и к лучшему, ведь иначе мы бы никогда не встретились, ведь так? — и Милана прижалась ко мне еще крепче.

Бедная девочка, это же надо так ненавидеть своего будущего мужа, чтобы убежать в мир, о котором совсем ничего не знаешь.

Это на самом деле так, любовь моя. Наша встреча случайна и мы вполне могли бы пройти мимо в нескольких шагах и не обратить на друг друга внимания.

Но надолго ли наше счастье? Только до завтрашнего утра. А ночь так коротка.

Утром мне придется покинуть поместье, и никуда от этого не денешься. Разве попросить у самого герцога, чтобы он пристроил меня на свободную должность свинопаса, или что у них здесь вакантно?

— Ты, кстати, понравился дяде. Знаешь, что он сказал Арману, это тот человек, что бросил тебе кошелек? — Милана на мгновенье замолчала, вспоминая слова герцога -

Для того чтобы, совершать благородные поступки, иногда совсем не обязательно быть дворянином. И это относится не только к деньгам. -

Все это так, любимая моя, но прибудь они несколькими минутами позже, я бы уже убил барона, оказавшегося соседом герцога и претендентом на тот самый лес. И совсем неизвестно, как бы он тогда себя повел.

И еще, мы не будем сбегать отсюда вдвоем. И даже не пытайся меня уговаривать.

Сначала все пойдет замечательно и я смогу устроить нашу жизнь так, что ты не будешь ни в чем нуждаться.

А затем. Затем ты все чаще будешь с тоской смотреть на проезжающие лакированные борта карет с родовыми гербами и ловить обрывки разговоров знатных дам о последнем бале, на котором им пришлось присутствовать.

Потому что жизнь, к которой ты привыкла, будет проходить мимо и у тебя не станет возможности вернуться к ней.

Нет, если мы расстанемся, то все вернется, но на тебе останется пятно, несмываемое пятно бывшей жены простолюдина, и вряд ли от него можно будет избавиться.


Когда первые лучи солнца показались над горизонтом, я уже был на пути к столице.

Мне очень рано пришлось покинуть спальню Миланы, чтобы никто не смог увидеть того, что ее покидает простолюдин. Перед тем как ее покинуть, я дал клятвенное обещание, что вернусь сразу же, как только смогу. Вернусь с тем, за чем я сейчас и уезжаю. Меньше всего на свете мне хочется куда-то ехать, и я понимаю тебя, когда ты говоришь мне, что не хочешь расставаться со мной ни на миг.

Но теперь я точно знаю, что мне необходимо сделать. Я должен получить дворянство.

И не просто дворянство, а то, что передается по наследству. Чтобы дети, которые обязательно родятся у нас с Миланой, тоже были знатного происхождения.

Это совсем не важно мне, это очень важно им.

Глава 21. Гранит науки

Нет, как же хорошо думается, когда трясешься верхом на лошади. Раньше я считал, что так хорошо мысли в голову укладываются только при ходьбе. Ан нет, оказывается.

Лошадь живое существо, и даже достаточно умное, чтобы принимать собственные решения. Задай ей общее направление, и нет никакой нужды постоянно корректировать курс и скорость.

А мысли все об одном и том же: как мне его добыть, это самое благородное происхождение. Вернее, стать прародителем его для своих потомков.

Есть, конечно, варианты беспроигрышные. Например, в армию податься. Отслужу положенное количество лет, эдак пятнадцать или двадцать, выслужусь до какого-нибудь чина, подвигов немыслимо совершу.

Вполне возможно, что и дворянство дадут, если сумею себя проявить и отличиться должным образом.

И явлюсь я перед Миланой весь в боевых наградах, убеленный красивыми сединами, с гордой шпагой на боку и с такой же походкой. Первым делом расцелую милые морщинки у нее на лице. И заживем мы долго и счастливо, все те года,что нам останутся. Если не убьют.

Другой вариант, это закончить столичную академию. После ее окончания тоже можно получить дворянство. Каких-то там шесть, семь лет местный гранит погрызу и заветный указ о присвоении вожделенного дворянства в кармане. Перед этим придется с репетиторами позаниматься, чтобы знать местные представления о природе вещей и наук. Всяких там химий, физик и прочих астрономий.

Главное не высовываться со своими потрясающими знаниями во всех областях науки и техники сразу. Иначе в психушку упекут.

Хотя нет, наверное, здесь еще психушек, их еще костер заменяет. Или плаха.

Пусть даже и прошло у них время костров, но мои голословные утверждения призовут ко мне, в лучшем случае, сомнительную славу безудержного фантазера.

Может быть и не все так трагично, кое-что мне легко будет доказать на практике, но вот только срок, за который я получу местное образование, меня не устраивает ни коим образом.

И еще, в обоих случаях дворянство не наследуемое. То есть, на мне и закончится. Значит, не вариант.

Если вдуматься, то самый подходящий вариант называется самозванством. Самовольно присвоенное происхождение. Естественно, заграничное. Из очень далекой страны, что существует на самом деле, но встретить земляка проблематично.

Придумывать несуществующее государство — чревато. Слишком уж подозрительно получится. Никто никогда о нем не слышал, ни на какой карте не обозначено, и все остальное прочее.

Надо какое-нибудь такое, что бы на краю Ойкумены находилось, вроде как и существует такое. А кто там живет и что там творится, хрен его знает.

Единственная сложность, это то, что я должен выглядеть как его коренные обитатели. Иначе получится как с черным шпионом из Пиндостана, заброшенным к нам в глубинку.

Нужна железобетонная легенда, из того самого бетона, из которого строят укрепления для военных нужд. Наверное, он самый крепкий.

Еще нужен учитель хороших манер, ведь умения правильно пользоваться столовыми предметами будет явно недостаточно. Поскольку я уже буду готовым дворянином, следовательно, должен был получить и соответствующее воспитание.

Тогда уж и титулом необходимо обзавестись, чего уж тут, воровать так сколько унесу.

Не герцогом или графом, то, по крайней мере, бароном.

Интересно, а как оно будет звучать, мое новое баронское имя?

Обнаружил я себя на местности, что называется побережьем Койна.

Это я еще у Фреда успел узнать, по его морским картам. Карта она и есть карта. Узнал местность, показал пальцем, и спросил — как это называется? Хотя, конечно, пальцем по карте водить это морская серость. Так же как палубу полом называть, или компас компасом.

Итак, что получается? Барон Артуа Койн. Нет, не то. Барон Артуа фер Койн. Опять не то, да и приставка фер она же здесь, в Империи принята, применительно к местным титулам. Я же прибыл издалека.

А что у нас в этом плане имеется? Фон, ван, дон, де, ди, просто д…

Фон Койн, ван Койн, дон Койн, д 'Койн, де Койн. Ну ка, ну ка.

Барон Артуа де Койн! Вот это то, что надо!

Поскольку сам себе придумываю, значит и нравиться мое имя должно, прежде всего, мне самому. А мне, в таком варианте, очень нравится.

Барон Артуа де Койн.

Сразу и грудь вперед подалась, и подбородок вверх задрался, и взгляд стал по сторонам посматривать с чисто дворянским презрением.

Хотя, конечно, взять того же герцога, дядю Миланы. Вот где истинный аристократ. Казалось бы, куда уж выше, но поведение у него никак нельзя сравнить с теми дворянчиками, что по дороге мне встречались. У тех кроме гонору и нет больше ничего.

Зато теперь понятно, каким людям они подражать пытаются. И получается у них так, как у обезьян человечьи манеры копировать.

Плохо, что считается это коронным преступлением, самовольное присвоение себе дворянства, и наказуется сурово, смертной казнью наказуется.

И люди здесь живут далеко неглупые, как бы мне не хотелось себе это представить. Они точно такие, каких ты и до этого видел, с той лишь разницей, что знания у них лет на триста устаревшие.

Так или иначе, подойдет случай к тому, что раскроется мое псевдодворянство. Это однозначно. И коснется все это не меня лишь одного, а еще и других людей, которые мне очень дороги. Миланы, и наших возможных будущих детей. Если бы только для себя, то можно было бы и не задумываться о возможных перспективах.

Хорошо, а что у нас еще есть в этом смысле?

Первым, что приходит в голову, так это стать любовником императрицы. Тогда, в обмен на мои жаркие объятья Ее Величество легко подарит мне требуемое. Сколько таких примеров в истории известно.

Только вот муж ее, Император Конрад III, на редкость суровый мужчина. Когда о нем заходит разговор, все даже голос принижают. Нет, он не кровожадный тиран или сатрап, но говорят, что строг, очень строг. И вряд ли он поймет меня, что я не из низменных чувств помогаю супруге рога ему наставлять, а движет мною нечто светлое и прекрасное, такое как любовь к прекрасной даме. Не оценит он этого, как пить дать не оценит.

Да и где гарантия, что не пошлет она меня подальше, императрица.

Вали скажет куда подальше, не быть тебе бароном. Бароны, оне такие, и сладко улыбнется при этом. Я уже из дверей спальни, наполовину спрятавшись за косяком, буду спрашивать: Ваше Величество, тогда может быть хоть одно дворянство?

Затем ловко увернусь от ее башмачка.

Да и сама Элеонора, рассказывают, очень своего мужа любит. Ничего у меня не получится. Это я уже от отчаяния размышляю таким образом.

Ладно, имя уже есть. Уже хоть что-то.

Времени у меня, мне так думается, не больше полугода. Милана уверяла, что будет ждать вечность. Но так только в сказках бывает. И потом, вечность для молоденьких и очень симпатичных девушек обычно через такой срок и заканчивается.

Что-то у меня все очень цинично получается. Так ведь и поможет мне сейчас только цинизм.

Иначе вернусь туда, откуда только что убыл и буду серенады под балконом петь. Благо, что это у меня всегда хорошо получалось. Но не получится. Не та ситуация.

Гийд он и в Империи гийд.

Мы с Миланой много говорили в ту ночь. И я обещал, что вернусь к ней уже со шпагой. И все будет у нас хорошо. Только сроку попросил целый год.

Вот на этот срок и нужно забыть обо всем, что будет только мешать. Загнать все свои чувства далеко, далеко в глубину души.

Расслабляет такое, делает мягким и добрым. И на других видел и на себе испытывал.

Мне же нужно быть твердым как кремень. И окончательно решить для себя: или добьюсь или сдохну. Только так.

Стоило ли отправлять меня черт те куда, для того, чтобы я сделал то, что и дома мог успешно сделать: влюбиться, что даже и не подозревал, что так могу.

Я ведь как в первый раз увидел ее, так сразу и понял, что пропал.

Все об этом. Я кремень.


Хийом, старший торгового каравана к которому я примкнул, с виду не производил особого впечатления. Небольшого роста, невыразительной внешности и такой худой, как будто на солнце очень долго вялили. Но стоило заглянуть ему в глаза, сразу становилось понятным, почему все слушаются его с полувзгляда, полуслова и полужеста. Выразительный такой взгляд.

Мериться взглядами я с ним не стал, нет передо мной такой задачи. Просто увел свой вверх и над правой бровью. И в этом мире отлично срабатывает.

Договорились мы с ним примерно так же, как и с Пронтием. Еду вместе с ними, они меня кормят из общего котла и никаких ночных дежурств и всего остального прочего.

Только дешевле вышло, до столицы осталось всего несколько дней пути. И питаться одному. Одному.

Стоп. Уже забыл о своем обещании? Вспомнил? И правильно сделал. Главное, в корне загасить.

Обоз из двенадцати гружеными бочками с вином телег. У хозяина обоза свое дело в столице напрямую связанное с грузом, он вино продает. И вино, что ему везут на этих телегах — с собственных виноградников.

Не сомневаюсь, что дело у него поставлено на широкую ногу, поскольку караван этот

как челнок движется: столица — виноградники — столица.

И караван не единственный, совсем недавно нам попался такой же, но шедший порожняком навстречу. Кстати, встретился он не на полпути и можно сделать еще один вывод — челноков больше, чем два.

Но я с ними до самой столицы не поеду. Хоть и быстро он идет, если с предыдущим обозом сравнивать, но в одиночку все равно быстрее получится. Денька три-четыре с ними, а дальше уже выхожу на финишную прямую и иду в отрыв.

Чтобы перед самым Дрондером на разбойников нарваться, особой удачей нужно обладать.

Обо всем этом и еще о многих других вещах мы говорили с Хийомом. Нормальным он мужиком оказался. И жизнь успел повидать и рассказать ему есть о чем. Я больше головой кивал да поддакивал. Послужить Хийом успел от души, но и без этого в его жизни достаточно много событий оказалось.

Вот от него я и узнал, кто такие Дикие. И сразу все стало понятным, это я насчет Годима. Конечно, Хийом и сам знал о них не слишком много, больше по слухам. Но и из того, что он мне поведал, картина складывалась впечатляющая.

Есть талантливые музыканты, художники, математики, да кто угодно. В Диких брали бойцов. Наверное, слово бойцы следует с большой буквы произносить.

Но не уже состоявшихся бойцов, а тех, кого нашли в результате серьезного поиска и тщательного отбора и которые могут выдержать те несколько лет жесточайшего тренинга, что им предстоит.

Затем уже начинали из них готовить тех же бойцов, но здесь я даже не знаю, как будет правильно произнести. Разве что все буквы в этом слове должны быть заглавными.

Патронировал их сам император Конрад. При упоминании его имени Хийом понизил голос.

Да уж, если и Хийом это делает, значит с императрицей не вариант, можно даже не рассматривать. Это у меня шутки такие, от безысходности.

Сами Дикие не выделялись ни формой, ни знаками отличия. Сегодня они егеря, завтра тяжелые кирасиры, а через день — вообще абордажная команда.

И статью особой тоже не выделялись. Это уж кому как повезет. Главное, что боец, воин.

Статью выделялась императорская гвардия. Вот в нее точно гигантов подбирали.

Как сказал Хийом, если он мне на плечи усядется, то сможет заглядывать любому из гвардейцев прямо в глаза. Преувеличение конечно, но, на мой взгляд, очень образно.

Выходит что, и с этой стороны к императрице не подступиться. При моих чуть больше, чем сто восемьдесят. Я не о килограммах.

Настроение и так не очень хорошее, а здесь ее и дождь этот. Днем еще ничего, терпимо. Но вот ночью это да. Разверзаются небеса каждый ночь после заката солнца, тоннами воды разверзаются.

Одно хорошо, что все ночевки на постоялые дворы приходятся. Хорошо тем, что ночевать под крышей. А в остальном жуть. Ну, может быть и не совсем жуть, но в последнее время я все с чертогами герцогами сравнивать начал. Правда и не с той комнатенкой, что мне для временного жилья предоставили.

Наверное, я все же смог бы в замке еще на пару дней задержаться.

Но в нашем разговоре с герцогом был один момент.

— И отправляетесь вы …. - он замолчал и вопросительно посмотрел на меня.

— …. завтра с утра — закончил я за него фразу. И герцог удовлетворенно кивнул головой.

Перед этим он долго с Миланой разговаривал и, вероятно, сделал для себя какие-то выводы.

Там еще одна сложность наблюдается, мне о ней сама Милана и поведала. Нет у герцога прямых наследников, а титул передавать все же придется. Никто не вечен и сам герцог, несомненно, в числе всех остальных.

Самой близкой родственницей герцога является Милана.

Была бы она не девицей, а парнем, то и проблемы бы не возникло. В этом же случае император принимать решение будет.

И о людях, что можно сказать, в плену ее в собственном доме державших, она мне тоже успела поведать. Глядишь, и я смогу с ними когда-нибудь увидеться. Шарик то у них тоже круглый. А там как знать, как знать.

Вот такие вот дела, вот такая буга-вуга….


В разговорах с Хийомом были для меня и два довольно приятных момента.

Осмотрел он мою Мухорку, в зубы ей заглянул и сказал — хороша кобылка.

Мне-то самому дай деньги и скажи лошадь себе выбрать, я бы на нее в предпоследнюю очередь посмотрел. В последнюю — на трехногую калеку, если бы у кого-нибудь хватило ума на торг ее выставить.

Не то, чтобы Мухорка невзрачная, обыкновенная она, с какой стороны не посмотри.

В моем представлении лошадь должна быть красивой, с огнем в глазах, нервной поступью в ногах и еще ржать каждые две минуты, гордо изгибая при этом шею.

В отношении нее лучше всего подходит — не все то золото, что блестит, точнее не скажешь. Повезло мне, чего уж там.

И еще один момент.

Предложил мне Хийом работу, ту же чем и сам он занимается. Сопровождать караваны, доставляющие в столицу вино. С хозяином обещал переговорить, так что проблем не будет. Сначала среди помощников у него походить, а со временем и самостоятельно этим заниматься.

Сам он мужик жизнью битый, и то, что он обратился ко мне с подобным предложением, должно быть для меня очень лестным.

И мне пришлось очень долго и тщательно подбирать слова для того, чтобы отказаться.

Глава 22. Дрондер

Дрондер был по-настоящему огромен. Огромен даже в том случае, если сравнивать его не только с теми городами Империи, что мне повстречались по дороге к нему.

Миллионов на сто семьдесят населения.

Ну, это я загнул, не подумавши. Миллионов на сто шестьдесят девять точно загнул. Если не больше. Но огромный город. Столица.

И раскинулся он вольготно по обоим берегам реки Арны.

Арна крупная река, широкая и полноводная. Даже не представляю, как они умудрились два моста из камня через нее перекинуть, при нынешних то технологиях.

И зелени, очень много зелени. Настолько много, что это сразу бросается в глаза. Небоскребов нет, но здания в три, четыре этажа, а то и больше не редкость.

Но все же большинство домов рассчитано на одну семью и при каждом имеется небольшой сад. Вероятно, потому он и раскинулся так широко.

Наверное, когда-нибудь Дрондер изменится и потянется ввысь, заодно беспощадно расправляясь с зеленью новыми постройками.

Но пока этого нет, и дай Бог, чтобы никогда не было.

Широкие мощеные улицы, множество площадей с фонтанами и без, парки и скверики…

Заметно, что планировкой при его строительстве занимались знающие люди. Да и сейчас они не потеряли своих знаний, и не стали манкировать своими обязанностями.

Историческая столица Империи была южнее, в портовом городе Гроугенте. Несколько сот лет назад ее перенесли сюда, и с тех пор Дрондер, удобно расположенный на перекрестке торговых дорог, многократно вырос в размерах.

И вырос очень хорошо, не теснясь узенькими улочками и еще более узкими кривыми переулками среди безобразных громад каменных многоэтажных домов.

Красивый город. И, что более всего удивительно, чистый.

На окраинах, в трущобах, там да, хватает и грязи, и мусора, и воняет достаточно.

А где такого на окраинах нет? Взять тот же Сингапур. На что современный город и небоскребы, кажется, вот-вот небо проткнут. Но стоит только заглянуть на окраины…

Словом, Дрондер мне очень понравился.

Лошадку свою я пристроил в пригороде, в одном из тех заведений, где при желании можно оставить коня на какой угодно срок, за вполне скромные деньги.

Лошадей там кормили, ухаживали за ними, даже лечили при необходимости.

В ближайшее время мне она не понадобится, все равно ездить на ней по городу не слишком удобно. Дел у меня особых нет, а ходить и глазеть пешком удобней.

Ну и поостерегся я. Оставишь ее где-нибудь у коновязи, зайдешь в харчевню перекусить, и ищи ее потом свищи. Столица. Ухо востро держать нужно.

До того момента, когда мне нужно прибыть по указанному герцогом адресу еще несколько дней, так что время позволяет на полноценные и полномасштабные экскурсии по столице чужого мира.

К портному я явился на второй же день пребывания в ней. Как бы то ни было, здесь мой наряд смотрелся слишком провинциально. Никогда бы такого не подумал, все-таки старина и древность на дворе.

Да и поистрепался он за последний месяц не слишком спокойной жизни. Там прореха, там разрез, там пятно несмываемое. Ну и опять же таки, встречают по одежке. Если там мне могут предложить действительно что-то особенное и интересное, как утверждал герцог, вполне возможно, что именно мой внешний вид сыграет важную роль в принятии решения пока еще не ведомых мне людей.

Портной, почему-то в фартуке, запросил с меня три серебряных кроны и две недели сроку.

Это уже после того, как мы выбрали с ним ткань и фасон моего будущего прикида.

Еще и три примерки предстояло. Долго. Я что себе, фрак для визита во дворец заказываю? Так нет еще их здесь, и нескоро появятся.

Что-то в этом духе я ему и высказал. Тот немного поморщил лоб, затем хлопнул себя по нему же и вспомнил, что есть у него уже готовый наряд, чуть ли не на меня сшитый. Он бы и рад его мне отдать, да вот только придет за ним скоро заказчик и что ему бедному тогда делать? Не заказчику, самому портному. Он, конечно, что-нибудь придумает, но мне такой вариант обойдется немного дороже. Всего лишь на одну серебряную крону.

На всякий случай я поинтересовался его именем и портной представился Гронмом.

Хм, смотри-ка, совсем неподходящее имя. Я бы его по-другому окрестил.

Ну чего уж теперь, тащи что есть.

А что, вполне, я осмотрел себя со стороны. Вполне респектабельный мужчина, в полном рассвете своей мужественной красоты. Чтобы окончательно убедиться в этом, я попросил у портного зеркало.

Ну и что это ты мне принес, спрашивается? Я себе что, глаза подводить собрался?

С этим осколком и не сделать ничего большего. Ладно, верю тебе на слово, что твой наряд для огородного пугала словно на меня пошит.

Вот только карманов придется добавить, вот здесь, здесь и здесь. И не зачем, а я так хочу.

Все, завтра приду ближе к вечеру, задатка не дождешься, вдруг хозяин твоего костюма заявится, вот ему и отдашь. На счет карманов скажешь, что сейчас так очень модно, буквально с вчерашнего дня.

И вообще, ты не свое место здесь занимаешь. С такими способностями тебе в торговле работать надо. Там ты точно развернешься. Это ж надо, неликвид спихнуть, да еще и навариться при этом.

Если же честно, то мне мой новый наряд очень понравился. То, что я хотел и даже лучше. Я ведь перед визитом к портному полдня по Дрондеру разгуливал и присматривался к местным фасонам.

И потратить на обновки решил как раз один золотой. Один из трех, что у меня осталось. Стоит того дело, стоит. В таком платье я и за дворянина легко сойти могу. Вот только бы дальнюю родственницу кочерги еще сбоку прицепить.

Даже кинжал подходящий к такому наряду у меня есть. Тот, что я с пояса тумбоного снял. Со старой одеждой я его не носил, не смотрятся они вместе. Как если бы вкупе с телогрейкой стетсон одеть, тот самый, ручной работы.

Кстати я и шляпу у портного выторговал. Уж не знаю, откуда она у него взялась. Но новая, и как для меня сделана. Уж это-то я в осколок зеркала рассмотреть умудрился.

А клинок у кинжала знатный. Легкой синевой отдает и не потому, что сталь перекалена. И рукоятка у него даже непонятно, что больше — красивая или удобная.

Пронтий еще тогда подошел ко мне и сказал, чтобы я не носил его пока, уж очень он приметный. Но ничего объяснять не стал категорически. Единственное, что я понял из его слов, так это то, что после того как расстанусь с ними, носи, мол, сколько хочешь, хоть на ночь не снимай.

Вот я его и не носил, отчасти из-за Миланы. Не хватало еще неприятностей добавить добровольно. Теперь же, как надену новый костюм, так сразу его и прицеплю.

И смотреться все будет отлично и еще, я что, этот кинжал у спящего украл?

Вот только что со шпагой делать, ума не приложу. Ни одной здравой мысли относительного этого нет. Дни тикают и тикают, уже больше недели прошло, как мы с Миланой расстались. У меня уже должен быть четкий план или идея какая-нибудь и время на их реализацию. Положим, что время у меня еще есть, но боюсь, что когда появятся идеи вместе с планом, то вот как раз-то его уже и не будет.


Вероятно, в Дрондере не так уж и много узких и извилистых переулков, но один я нашел самостоятельно, без всякой подсказки.

Я, уже в новом наряде, возвращался от портного, и решил сократить путь. Получилось же так, что у меня появилась прекрасная возможность избавиться от всех мучавших последнее время проблем.

Снова на моем пути оказались три флоя и я опять выступал в роли тругина. Только на этот раз меня волновал не выбор между постыдным бегством и желанием принять бой, а беспокоила мысль, не испачкаю ли я свой новый наряд кровью. Не своей, естественно кровью, чужой.

Вероятно, мучительное беспокойство настолько ясно выразилось на моем лице, что мои возможные враги исчезли также быстро, как и появились.

Повезло, что они не решились напасть. Среди них один совсем молодой был, почти мальчишка. Тот, что в мятой соломенной шляпе и даже на вид очень голодный.

Могли бы и просто денег попросить, уж на пару другую пирогов с ливером меня бы не зажлобило. Ладно, это их проблемы.

Казалось бы, радоваться надо, что они правильно все оценили и не стали ввязываться. Но с другой стороны не выгляжу я так, что ко мне даже подходить не стоит. В общем, получается, что стакан наполовину пуст.

И еще одно хорошо, не стал я пользоваться тем, что мне Годим показал. Держал где-то на подходе.

Показать то он мне показал и даже сказал, что это состояние развивать можно, во времени. А вот как это делается, объяснить уже не успел.

Пробовал я несколько раз себя в это состояние ввести. Получается замечательно, но слишком уж откаты велики. Наверное, есть специальная методика, да у кого теперь спросишь.

Это как с внутренней энергетикой, самостоятельно ни-ни. Учитель должен быть, иначе недолго и легкую степень шизофрении получить. Если она на степени подразделяется.

Видел я таких. Возможно и сам бы таким стал, если бы вовремя не узнал о такой возможности.

Так что держать эту вещь нужно как последний козырь.

А Дрондер продолжал мне нравится. Я целыми днями его осматривал.

Вот только в район где расположен императорский дворец не захаживал. Там этих дворян как блох на Барбоске и каждому уважение проявить нужно.

Прямо как бедному солдату в увольнении.

Видел и Маренизанскую мортиру, чуть ли не главную достопримечательность местную. Нашли чем гордиться, тоже мне Царь-пушка.

Правда из этой они еще и палят раз в год, в день основания города. Но все равно не впечатлило. И еще пари держат, взорвется она при очередном выстреле или опять цела останется.

А так и посмотреть, в общем-то, нечего. Ни тебе музеев, ни картинных галерей, ни гладиаторских боев, ни других объектов культурного досуга.

И развлекаются они здесь по-другому. Одних только заведений, где должны присутствовать красные фонари, целый квартал, на любой вкус и кошелек.

Питейных заведений тоже было не меряно.

Самое главное же развлечение, это когда преступников с пеньковой тетушкой знакомят. На площади, где действие происходит, всегда аншлаг. Как же, такое зрелище, да еще и бесплатно. Там же и перекусить и выпить можно, в перерыве между исполнениями наказания приговоренных к высшей мере социальной защиты. Торговцев с лотками хватает.

И расходятся люди обсуждая, кто и сколько ногами дрыгал. Забавно, наверное, но не для меня.

Нет, они вовсе не жестокие люди, жители столичного Дрондера. Просто для них это зрелище являляется обычным, ни чем из ряда вон не выходящим. Казнят то не за косой взгляд в сторону местной знати.

Нет. Перед каждой процедурой народу подробно разъяснялось, за что очередному преступнику буквально через несколько минут лишат свободного доступа к кислороду. Судя по материалам дела все они были того более чем очень достойны. Материалы эти самые зачитывались, иногда даже свидетели выступали.

В большинстве случаев собравшиеся сами начинали требовать, чтобы казнь совершилась как можно скорее. Всем преступникам приговор уже был вынесен, но со стороны казалось, что именно горожане вершат правосудие, приговаривая негодяев к смерти.

В одном случае я даже сам чуть не стал скандировать вместе со всеми, требуя немедленно привести приговор в исполнение, настолько проникся речью обвинителей. И действительно было за что.

Вот только одно мне не понравилось, когда казнили за самовольно присвоенное дворянство. В этом случае реакция толпы оказалась не такой уж и бурной, но это совсем ничего не поменяло, и в петле приговоренный дергался не дольше насильников и убийц.

Именно после этого я и потерял интерес ко всему представлению.

Театры, кстати, в столице тоже были. По крайней мере, я обнаружил один. Здание оказалось достойным того, чтобы представлять собой очаг местной культуры. Разве что не было обязательных колонн перед центральным входом. Их функцию выполняли фигуры диковинных зверей, ужасных в своей гротескности.

Да и само оно своей архитектурой резко выделялось среди соседних построек. Более всего здание создавало впечатление очень древнего строения, хотя и отлично сохранившегося.

И надпись, выполненную огромными буквами по всему фронтону, мне прочесть не удалось. Часть букв была похожа на те, что я усиленно учил все последнее время, но другая часть, значительно большая, лишь слегка напоминала очертания уже знакомые мне.

Вот только попасть мне на одно из представлений не удалось, впрочем, я и не расстроился по этому поводу. Никогда не считал себя завзятым театралом. Разве что из любопытства побывать, чем же здесь людей пичкают.

Не сомневаюсь, что я смог бы осмотреть Дрондер гораздо лучше, если бы не дождь. Иногда он начинал поливать с такой силой, что приходилось срочно искать убежище, чаще всего в виде корчем и таверн с кабачками. Вот с этим проблем совсем не было, укрытий хватало. А как зайдешь в любое из них, обязательно чем-нибудь аппетитным пахнет, и нет никаких сил, чтобы преодолеть соблазн. Турист, одним словом.

И еще симпатичные горожанки. Их в Империи немереное количество, а в Дрондере так вообще две их трех. Воздух, наверное, такой.

Почему-то у меня всегда так случается, что, когда мне никто не нужен, появляется очень много женщин, старающихся обратить на себя внимание и поглядывающих с явным интересом. Судьба, наверное, такая. Или не одного у меня подобные проблемы.

Кроме того, были проблемы и другого плана, особенно в первое время. На меня постоянно охотились люди, сделавшие уличные кражи своим основным ремеслом. Их опытный взгляд сразу мог обнаружить в толпе человека с любопытством озирающегося вокруг, хотя и пытающегося скрыть это занятие. И еще никуда не спешившего. Раз так, следовательно приезжий и соответственно работать с ним будет значительно легче. Бывало и по двое, а то и по трое сопровождали, выбирая момент для акции.

Я иногда даже шпионом себя представлял, за которым следит контрразведка. Когда внимание становилось очень назойливым, ласково им улыбался. Обычно хватало и этого.

Изредка нет. И тогда я старался оторваться от них. Так, забавы ради. Сам не пойму отчего, но я находил в этом удовольствие. Один раз попался такой настойчивый, что пришлось применить пару жестов из того вида спорта, который им еще предстоит придумать. И надо же такому случиться, помогло. Правда, в тот квартал я больше не заходил, мало ли, вдруг очень злопамятный.

Забавлялся я так, скорее всего потому, что это помогало избавиться от одной и той же назойливой мысли, постоянно сверлившей мозг, что же мне делать с самой насущной проблемой?

Глава 23. Площадь Красных Гилотов

По указанному мне герцогом адресу я решил нагрянуть с самого утра. Я с трудом дождался этого дня, и откладывать визит на после обеда не было никаких сил. Слишком уж любопытство одолевало, что же мне там предложат.

Может быть, просто время теряю, вместо того, чтобы заниматься действительно нужным мне делом.

Вся беда оставалась в том, что я по-прежнему не знал, как подступиться к этому самому нужному делу. Но почему то мне казалось, что именно эта встреча тормозит мои действия по дороге к такому желанному дворянству.

Нужен четкий поэтапный план, после выполнения каждого пункта которого я буду ставить жирную такую галочку. В уме, конечно. И после каждой галки я буду приближаться к нему все ближе и ближе. Отнюдь.

Ни плана, ни, соответственно, галочек, не говоря уже обо всем остальном.

С помощью денег такое нереально. Почти нереально. Нет у меня таких денег, и в ближайшее время не планируется.

Все указы о присвоении дворянства подписывает лично император, и вот его-то никакими деньгами не соблазнишь. Сама мысль об этом смахивает на идиотизм.

Те, кто могут рекомендовать меня перед ним и ходатайствовать, находятся на немыслимых для меня высотах. И от осознания этих фактов на душе становится невыносимо тоскливо.

Хийом в одной из бесед рассказывал мне, что мог бы получить его, то самое дворянство, пусть и не в том виде, которое было мне нужно, но предпочел деньги. Где и как он служил, Хийом никогда не рассказывал, только обмолвился, что выслуги на это хватило бы.

Деньги, кстати, у него тоже не задержались, но вот как раз об этом он не жалел.

Не знаю, на что он их потратил, но когда Хиом вспоминал о тех временах, его лицо всегда трогала мечтательная улыбка.

Наверное, весь свой остаток жизни он и будет проводить в воспоминаниях о тех золотых денечках.


Утро этого дня встретило меня легким моросящим дождиком, но чуть позже, когда я покидал свое обиталище, немного распогодилось. Расставаться с плащом я не стал, погода в этот период непредсказуема, как… как мое настроение в последнее время.

Так же как и не стал расставаться с сапогами. Когда потоки воды не успевают впитываться дренажной системой, сапоги являются насущной необходимостью. Она здесь весьма неплоха, система дренажа, по крайней мере, в тех городах, что я успел уже осчастливить своим присутствием. Жизнь заставляет позаботиться об этом, иначе любой местный город станет подобием Венеции на весь мокрый сезон.

Тот район, что мне предстоит посетить сегодня, был давно уже мною разведан.

Обычный такой район, сплошь застроенный двух, трехэтажными каменными домами.

Когда я в первый раз забрел в него, то даже немного расстроился. Почему то мне казалось, что примут меня в каком-нибудь похожем на дворец доме и предложат нечто такое, что я буду благодарен герцогу всю оставшуюся жизнь. Увы.

В этом районе дворцами не пахло даже отдаленно. И жили здесь обычные люди, со средним, по местным меркам, достатком: мастеровые, лавочники и всякие булочники.

Чтобы попасть в него следует пересечь мост через Арну, тот самый, что называется Императорским, в отличие от второго, сразу по окончанию строительства названным местными остряками Горбатым Айвом. То, что мост горбатый заметно сразу, а почему Айв мне еще никто объяснить не смог.

О его названии я узнал задолго до того, как попал в Дрондер.

Если хочешь составить о себе хорошее впечатление, достаточно внимательно выслушивать своего собеседника, не перебивая его своими комментариями, чтобы не сбить с мысли. И лишь меняй выражение своего лица от удивленного до понимающего.

Только в крайности не бросайся в этих минах. Чтобы не выглядеть совсем уж идиотом. И совсем не обязательно поведать ему о том, что в Империю ты попал совершенно случайно, смывшись с палубы корабля волной. Можно всего лишь сказать, что с Дертогена, а затем объяснить, в какой глубокой дыре это место находится.

И он тебе расскажет столько нового и занимательного, что будь здоров.

С Миланой мы тоже много разговаривали, особенно в конце пути, когда она уже не слишком скрывала своего происхождения. Но ее рассказы были несколько иными.

— Представь себе, в ответ граф заявил, что поскольку считает подобное предложение глубоко безнравственным по своей сути, то он нисколько не станет противоречить жизненным принципам, имеющимся у него, если предложит встретиться завтра же, на известных обоим условиях. -

И глаза ее при этом горели восторгом.

А ведь речь шла о дуэли этого самого графа с еще одним ему подобным ценителем изящной словесности затеянной только лишь потому, что собеседник опрометчиво послал его к черту, пусть и в весьма шутливой форме. Причем дело могло закончиться кровью, тяжелым ранением, а то и вовсе смертью.

Нет, Милана совсем не была жестокой девочкой. Она даже могла скормить первой попавшейся собачке все то, что я купил ей вкусненького, когда до обеда было еще слишком далеко, а кушать уже хочется. При этом посмотреть на меня так, как будто я должен накормить всех голодных собак в Империи и еще о ней не забывать.

Просто время, наверное, здесь еще такое. Это я о жестокости.

Правда и из ее рассказов можно сделать глубоко идущие выводы — в высоком кругу за базаром нужно следить особенно тщательно…


… Затем нужно пройти площадь Красных Гилотов, далее по улице Мечников, преодолеть еще два квартала и все, конечная цель. Час ходьбы весьма средним шагом.

На мосту меня остановили — проезд закрыт. Ну и проход, естественно тоже. Что-то ремонтируется примерно на его середине. И строителей-ремонтников прилично собрано. Еще бы, ЧП городского масштаба.

Да уж, незадача. В обход пилить далеко и долго. Придется попробовать решить проблему при помощи подручных средств. В частности — серебряного ала.

На моем уровне все вопросы обычно с его помощью и решаются.

Есть у меня один, специально приготовленный для подобных целей. Не новенький, но блестит, как только что из-под монетного станка. И не мудрено, сам его тщательно натер о ворсистую ткань шерстяного одеяла. Так он будет смотреться более соблазнительно, когда понадобится.

Не знаю, что подействовало, вид ярко начищенной серебряной монеты или тот факт, что достоинство ее достаточно большое для того, чтобы оказать такую мелкую услугу, но первый же представитель городской стражи, обеспечивающий порядок на мосту, охотно согласился мне помочь.

Будь я о конь, такого бы мне не удалось, мост действительно нуждался в небольшом ремонте, и на лошади его не одолеть.

Но на Мухорке мне этого бы и не потребовалось, проще было бы пуститься в объезд.

Я вообще видел ее за все время пребывания в столице только один раз, решив навестить и убедиться, что с ней все в порядке. Так оно и оказалось.

Мост, расширяясь в своем конце, плавно перешел в площадь Красных Гилотов.

Гилотами здесь именовались рыцари, тоже являющиеся частью истории этого мира.

Посреди площади на невысоком круглом постаменте имелось два их конных изваяния из меди. И зеленый цвет все же преобладал над красным. Медь имеет обыкновение быстро окисляться.

В последний раз, когда я их видел, так оно и было. Но сегодня они обретались красными в полной мере. Наверное, это произошло потому, что вчера имел собою место праздник, день основания Дрондера.

И мне даже посчастливилось наблюдать, как бахнула Маренизинская мортира. Она опять не разорвалась, так что выиграли те, кто ставил именно на это.

Вот видимо по случаю праздника и отполировали Гилотов до блеска, как я намедни свой ал.

Интересно только, кому это в голову пришло основывать город как раз в середине сезона дождей. Хотя, вполне может быть и так, что сместился он за время существования города. Что еще интересно, обычно в день праздника небеса делают кратковременный перерыв, запасаясь влагой впрок. Вчерашний день тоже не был исключением.

Прибыть по известному адресу мне надлежало как раз на следующий день после праздника. Что я и пытаюсь сделать.

Мой путь лежал мимо памятника древним героям Империи. В первый раз я долго рассматривал его, вернее детали экипировки всадников. Если приглядеться, никаких принципиальных отличий, те же шлемы с забралами, всякие зерцала, щиты и латные перчатки. Разве что чуть иной формы, но не более того.

Сейчас я просто скользнул по нему взглядом и все. Затем посмотрел снова.

Мама.

Возле самого основания памятника стояла с протянутой рукой пожилая женщина.

Этого не может быть. Этого не может быть, думал я, на негнущихся ногах приближаясь к нищенке. Это невозможно.

Такое облегчение я испытывал только один раз в жизни, когда слухи, мне даже не хочется о них вспоминать, оказались всего лишь слухами. Тогда мне это стоило две бессонных ночи и пару литров того самого напитка, о котором становится ясным даже без всяких слов.

Женщина посмотрела на меня с робкой надеждой. Господи как они похожи, даже цветом глаз. Немудрено, что я смог ошибиться.

Она не выглядела профессиональной нищенкой. Нет, все еще опрятная и чистая одежда, знавшая лучшие времена, да и само ее поведение говорило о том же.

И еще взгляд, в котором смешались стыд, безысходность и надежда.

Женщина говорила о тяжело больном внуке, о необходимости в лекаре и лекарстве, и о том, что ей уже совсем нечего принести на торг.

Да, я понимаю, что выгляжу достаточно обеспеченным человеком.

Именно этого я и добивался, держа в голове ту мысль, что чем меньше у тебя денег, тем лучше ты должен выглядеть.

Но у меня осталось всего две золотые кроны, несколько серебряков и чуть-чуть меди, которую в столице и за деньги то считать нельзя. И нет среди них серебряной полукроны. А дальше у меня неизвестность, и куча разнообразных проблем, среди которых и самая главная, что занимает все мои мысли.

И я представления не имею, где возьму следующие деньги, когда закончатся эти.

Разве что начать продавать то, что у меня есть, начав с дорогого кинжала, висящего у меня на поясе.

Пропади ты пропадом вся моя новая жизнь, и тот, кто для меня ее создал.

Я вложил в руку так похожей на мою маму женщине золотой, стараясь сделать это таким образом, чтобы со стороны не было видно номинала монеты, ты здесь не одна, и сам старательно сложил ее пальцы в кулачок.

И быстро пошел прочь, всегда испытываешь чувство неловкости, когда не можешь помочь ничем, кроме денег.

В нужный мне дом я вошел все еще под впечатлением встречи.

Перед самым входом по бумажке повторил слова, что мне необходимо будет произнести. Хорошо хоть без всяких там пошлых фраз, похожих на пароли, чтобы ситуация совсем уж не стала похожей на дешевый шпионский романчик.

Всего лишь имя человека, с которым мне необходимо встретиться.

И первой фразой, что я услышал, когда вошел, стала: ну вот, еще один.

Затем мне помогли снять плащ и освободили от пояса. Я даже не стал возражать, потому что когда в тебя направлено два пистолета с взведенными курками и с недвусмысленным намерением, делать это нецелесообразно.

После совсем непродолжительного, но мучительного раздумья мне пришла в голову мысль, что я попал в западню.

И к чему такие сложности? Если уж на то пошло, почему бы герцогу не сделать этого сразу, еще в то время, когда я находился в его замке. Хозяйство у него большое, не сомневаюсь, что укромных уголков для моего содержания нашлось бы полным полно.

И еще, знакомые у вас, Ваше Сиятельство, очень специфической наружности. Что, несомненно, кладет тень на вашу безупречную репутацию.

Профессиональная деятельность практически всегда оставляет свой отпечаток на облике человека, какую из них возьми.

Люди, встретившие меня на явке, выглядели как бандиты. Бандитами они и являлись. Насмотрелся я на них здесь, была такая возможность.

Три человека, весьма специфичной наружности и весьма характерного поведения.

Чезаре Ломброзо на них нет, по крайней мере, на двоих из них. Да и третий ушел недалеко. В который раз их трое, и эта стабильность начинает сильно раздражать.

Парадокс, все эти люди имели весьма экспансивную внешность, но попроси меня описать их облик сразу после того, как я отведу от них свой взгляд, и тотчас возникнет проблема.

Рослые, здоровые, с мощными шеями и покатыми лбами, все. Ну, еще массивные челюсти, куда легко попасть, но толку с этого будет мизерно мало. И глаза убийц, своим выражением будто бы передающие привет с того света.

Казалось бы, примет куда уж больше, но если мне придется когда-нибудь опознать их, я ни за что не смогу этого сделать. Если придется.

Помещение, куда меня отконвоировали, встретив в гостиной, больше всего было похоже на кабинет. По крайней мере, со спальней его точно не перепутаешь.

Вон, на столе даже письменный прибор на столе имеется, садись за него и пиши чё хочешь.

Письмо что ли написать, со всеми теми знаниями, что я в отличие от этих типов обладаю? Так сказать, завещание потомкам?

Тут дел всего-то на недельку. Может, чуть больше, ведь писать придется гусиным пером.

Старательно обрисую, что ждет цивилизацию дальше, на перспективе трех, четырех грядущих веков. Вряд ли они здесь будут развиваться как то по иному, в отличие от Земли.

Предостерегу от будущих возможных революций и настою на том, что все изменения нужно делать экономическим путем. Это чтобы политическими партиями не шибко увлекались, досталось от них уже всем.

Предскажу появление электричества, паровых машин, двигателей внутреннего сгорания, атомной энергетики. На военной промышленности внимание заострять не буду, сами разберутся. Она и так всегда считается двигателем прогресса.

Ну и всякие мелочи, медицина, астрономия, физика, химия уровня школьного курса.

В конце немного политэкономии.

Да, здесь за неделю не справишься, дай Бог, чтобы две хватило.

Мне почему такая мысль в голову пришла? Да только лишь потому, что смотрят они на меня так, как будто только и дожидаются команды — фас. И не станет бедного Артика.

И все мечты мои о шпаге похерятся. Да она мне тогда в принципе вовсе и не нужна будет. Сейчас только о березке в изголовье и мечтать приходится. Если в Арну не выбросят.

А тут, какая никакая, но отсрочка, тем более по очень важной причине.

Они даже не скрывают своих намерений, как будто одни в комнате находятся. Когда один другому, тому, что выглядит самым мелким, многозначительно так головой в мою сторону показал, тот ему коротко бросил — без приказа господина нет — и также коротко отрицательно поводил подбородком из стороны в сторону. И еще слово господин произнес так, как будто оно с большой буквы пишется.

Ну и что мы здесь имеем во всех смыслах? Помнится кто-то не так уж и давно хвалился, что голова у него просто забита всякими хитростями, способными нанести вред живым существам вплоть до летального исхода.

Имеем же мы здесь трех очень серьезных противников и никаких подходящих идей.

В открытой и честной борьбе мне с ними не совладать, не стоит даже и пытаться.

Вышли бы они из комнаты минут на пятнадцать, лучше двадцать, я бы смог что-нибудь изготовить изтого, что имеется в наличии. Не гранату, конечно и не пулемет, но подобие кистеня или чего-нибудь протыкающего, вполне.

А так только и остается чернильницу кому-нибудь в рожу выплеснуть, хоть какой-то вред. Да и напарники его потом засмеют, не принято в их среде соболезновать.

Опять же, дерьмово получится, если чернильница — 'непроливайка'.

Надо же было так попасть, кто бы мог подумать. И окно не вариант, стекло толстое, и рама состоит из многих небольших его пластинок.

Еще и не добраться до него, не позволят.

Была же у меня мысль иметь что-нибудь из оружия скрытого ношения. Нож небольшой, пику какую-нибудь. Или тот же кистень на кожаном ремешке.

На полу, кстати, плохо замытые пятна крови. Тоже повод для грусти.

Глава 24. Удивляться умеют все

Живым мне отсюда не выйти, теперь уже почти никаких сомнений в этом нет. Оставалась еще крохотная надежда, что меня приняли за кого-то другого, что сейчас все образумится и я, забрав принадлежащие мне вещи, скорым шагом покину этот дом. Затем, удалившись от него на пару кварталов, облегченно переведу дух.

Но даже она растаяла, когда в комнату вошел еще один человек, выглядевший не в пример более респектабельно, что-то сказал старшему из бандитов на тарабарском языке.

Надо же, какие пробелы в моем знании местного языка. Из всего, что он сказал, единственным словом, понятным мне, оказалось слово гийд. А вот жест его, показанный уже тогда, когда он покидал комнату, трактовать можно только в единственном смысле.

И я рванулся к столу, туда, где на самом краю столешницы лежал мой пояс с кинжалом, и до него было всего лишь три шага. Почти достигнув стола, я оттолкнулся от него ногой и встретил бросившегося за мной бандита ударом головы в лицо на встречном движении, стараясь попасть в нос. Удалось.

В награду за такое удачное действие, я получил сильный шум в голове и кинжал в руке, выхваченный из ножен, висевших на его поясе. И сразу же метнулся назад, перемахнув по пути через стол. Жаль только, что входная дверь оказалась в противоположной стороне.

Следующим движением осуществил свой первоначальный замысел, выплеснув чернильницу, целясь в горевшие бешенством глаза оббежавшего стол самого здорового из них бандита. И того мгновения, что он потратил смахивая черную жидкость с лица движением ладони, как раз хватило вонзить в его тело длинное лезвие чужого ножа.

А вот дальше мне пришлось резко уйти назад, вновь оставшись без оружия. Возможно, все сложилось бы по иному, в худшую для меня сторону, но их старший в самом начале отвлекся на то, чтобы закрыть дверь на задвижку. Наверное, чтобы птичка из клетки быстро вылететь не смогла. Он мне помог еще и тем, что в дверь уже пару раз требовательно постучали.

Мой последний враг кинулся сразу, позабыв даже представиться, и мне еле удалось перехватить его руку с ножом. Его массы и инерции хватило на то, чтобы зажать меня в углу комнаты.

Захват у меня получился очень неудачный, а подключить свою вторую руку мне не удалось. И я как будто со стороны наблюдал, что лезвие его кинжала медленно приближается к моему обожаемому телу…

— Спасибо тебе, Бронс — успел подумать я, бросаясь к дверям.

Наверное, местная богиня удачи была в этот день на моей стороне, потому что человек, ждавший за дверью, совсем не ожидал увидеть то, что он увидел, когда я открыл дверь. Он даже не успел захлопнуть гневно открытый рот, он вообще закрыл его только после того, как я воткнул клинок ему под нижнюю челюсть почти вертикально.

В какой-то степени мне и помогло то, что перед тем, как открыть дверь, я сказал — не долбись, сейчас открою.

Сказал голосом человека, что лежал сейчас в луже крови, набежавшей из перекушенной мною сонной артерии. И подделать этот голос было довольно легко, поскольку пришлось лишь картавить и зажать пальцами нос, для гнусавости.

Затащив тело в комнату, я обессилено рухнул на первый попавшийся стул, озираясь.

Меня опять трясло, наверное, от той картины, что сейчас предстала передо мной. Кровь, много крови, кровь на полу, кровь на телах и я сам весь залит кровью.

Когда Бронс показывал мне то, что можно назвать как последнее средство для спасения жизни, он не научил меня особо секретной технике, или очень коварному приему.

Он просто сказал, что силы в челюстях человека вполне достаточно, чтобы перекусить шейную артерию. Именно это и спасло сейчас мою жизнь.

Я ведь совсем не хотел всего того, что вижу перед собой, мне просто очень хотелось жить. И это желание не такое уж и не скромное.

Теперь мне следует убраться отсюда как можно скорее, не забыв захватить свой пояс, укутавшись в плащ, чтобы не было видно безнадежно испорченного кровью костюма. И смыть изо рта этот мерзкий привкус крови, чужой крови.

И еще, нужно довести дело до конца, чтобы не бояться, что кто-нибудь из них сможет выжить и признать меня, столкнувшись на улицах Дрондера.

Таких у меня двое из четырех.

Я сделал то, что хотел и вылил себе рот всю воду из почти полного кувшина, прополаскивая его и отплевываясь, когда дверь снова распахнулась.

И я снова застыл, потому что кувшин, находящийся у меня в руках, слишком слабая защита от пистолета и шпаги в руках человека, вошедшего в комнату первым. Следом за ним вошло еще несколько человек, все они были вооружены и все они держали оружие наготове.

Незнакомец, вошедший в комнату первым, прошелся по ней, стараясь не запачкать кровью свой нарядный плащ и сказал:

— Люблю, когда за меня делают мою работу. Причем делают это бесплатно. -

Его люди быстро рассосались по помещению, осматривая его в непонятных мне целях.

Один из них, высокий розовощекий здоровяк, с непонятной улыбкой на улице, подошел ко мне, все еще изредка вздрагивающему нервной дрожью и хлопнул по плечу.

— Не повезло тебе, парень. Приди ты на час позже, и все было бы нормально — затем, погрустнев лицом, добавил — или на час раньше. Возможно, тогда и Кериан остался бы жив — и через секундную паузу снова — ну и здоров же ты кусаться. -

Меня передернуло при воспоминании о том, как в рот хлынула тугая струя чужой крови из перекушенной артерии.

— Как ты сюда попал? — этот вопрос предназначался мне и задан он был главным из них, тем, что со шпагой, в дорогом плаще и без какой бы там ни было надменности во взоре.

— Этот адрес дал мне Его Сиятельство герцог Кейтский — ответил я и только лишь затем прикусил себе язык. Это не та информация, что можно рассказывать первому встречному. Пусть даже и врагу моих врагов.

— Зачем? — вот на этот вопрос отвечать можно смело.

— Здесь я должен был узнать, где могу встретиться с… — имя человека, того, с кем мне предстояло встретиться, напрочь вылетело у меня из головы, и я этому совсем даже не удивился. Пришлось снова вынуть бумагу из кармана, оказавшуюся в пятнах крови. Хоть в этом повезло, имя, написанное в самом углу листка, ею затронуто не было.

— … с господином бароном Эрихом Горднером. -

Человек со шпагой кивнул головой и бросил короткое распоряжение разговаривающему со мной здоровяку, из которого я понял, что мне необходимо следовать вместе с ним.

Выходя из комнаты, я наклонился и вытащил из-за пояса убитого мною последним бандита пистолет, взглянув при этом на главного. Тот лишь слегка пожал плечами, почему бы и нет.

Мне же давно хотелось иметь такой, более короткий, легкий и удобный в обращении, в отличие от уже имеющего. Если бы я ушел раньше, чем прибыли эти люди, непременно захватил бы его с собой…


Утро следующего дня я встретил за пределами Дрондера, в небольшом поместье, находящемся в паре лиг от его окраин и черт его знает кому принадлежащем. И первыми словами в этот день, что услышал, были слова все того самого здоровяка с ярким румянцем на щеках, которого, кстати звали Тибором:

— Нет, ну как ты его… — и лицо у него было каким-то даже довольным.

Эту фразу пару раз я слышал от Тибора еще вчерашним вечером, когда мы только прибыли сюда. Правда, сейчас уже воспоминания об этом уже не вызывали во мне рвотных рефлексов. И все равно, мог бы успокоиться.

— Ты знаешь, Артуа, этот флой имел кличку Пес, но чаще его называли Бешеным Псом. И хочу заметить, что заслужено. Нет, ну надо же, загрызть Бешеного Пса! -

Вообще-то Тибор мне понравился, и я даже порадовался тому, что он оказался моим соседом по комнате. Жизнерадостный такой тип и от его жизнелюбия и самому хотелось смотреть на жизнь с улыбкой. Весельчак и балагур, он, по-моему, даже во сне улыбается.

Само поместье представляло собой двухэтажный каменный дом немалых размеров, окруженный с трех сторон хозяйственными постройками. И все это было обнесено кирпичной стеной высотой примерно в два моих роста. Причем выглядела эта стена не в пример более новой, чем остальные строения.

Больше всего все это было похоже на чью-то базу. Пара тренировочных площадок, нечто похожее на тир, длинный стол, стоящий под навесом. Конюшня явно рассчитана на пару десятков лошадей. И совсем не было видно женских лиц, только мужчины и только достаточно молодые, чтобы принять их за воинов в самом рассвете своих сил и возможностей.

Все увиденное не слишком обрадовало меня, ведь я не давал никакого согласия, чтобы оказаться в подобие военизированного лагеря.

Я свободно ходил по поместью, заглядывал куда душе желалось, но ворота были закрыты и возле них находилось пару человек. Хотя они и убивали время за игрой в кости, но оба были вооружены и не производили вид деревенских олухов.

На все мои расспросы Тибор уклончиво отвечал, что когда приедет господин барон именуемый Эрихом Горднером, тогда я и смогу получить на них ответы.

Эрих Горднер, человек с которым я должен был встретиться в той самой квартире, и был тем, кто вошел в нее первым, когда я пытался избавиться от противного привкуса во рту и смыть хотя бы часть крови с одежды водой. И узнал я это еще вчера, от того же самого Тибора.

После ужина, состоявшегося, так же как и обед за столом под навесом в компании почти дюжины крепких мужчин выглядевших все как один бывалыми воинами, я пошел в свою комнату. Тибора там не было, он остался там же, под навесом, как и большая часть обитателей этого места.

Я же посчитал, что смысла присоединиться к ним нет абсолютно, поскольку судьба моя еще не решена, и я буду только стеснять их своим присутствием.

Когда Горднер зашел безо всякого стука в комнату, он застал меня раскоряченным в той самой нелепой позе, что все мне никак не удавалась.

Мы поднялись с ним на второй этаж. Усевшись, он некоторое время рассматривал меня, затем жестом показал на один из свободных стульев.

Некоторое время мы поиграли в молчанку. А что я должен у него спрашивать, ведь, если он сам позвал меня, значит, сам желает что-нибудь спросить или сообщить.

Взгляд у него был очень тяжелый, а сам он производил впечатление человека, настолько много повидавшего в этой жизни, что его очень трудно чем-либо удивить.

Наконец, он произнес:

— Господин герцог что-нибудь передавал на словах? -

Герцог и на бумаге ничего не передавал, если тебе угодно.

— Нет, господин барон. Только указал адрес, по которому мне следует явиться. И еще добавил, что решение будет приниматься на месте. -

Не соизволил он мне объяснить никаких подробностей, я до сих пор в полном неведении, для чего мне нужно было прибыть именно сюда. Надеюсь, что сейчас все прояснится.

И Горднер сказал:

— Мне нужны люди и ты меня вполне устраиваешь. И мне даже совсем не интересно, кто ты и что ты. Сразу по нескольким причинам неинтересно. И первая из них та, что люди, повстречавшиеся тебе вчера, были людьми небезызвестного Варона Кройта. -

С этими ловами он впился в меня взглядом, ожидая увидеть ответную реакцию.

Блин, любите же вы здесь называть совсем незнакомые имена и при этом пристально следить за выражением моего лица.

Сложившуюся со мной ситуацию я понимаю следующим образом.

Вчера мне удалось досадить кому-то из достаточно значимых людей, и теперь воленс ноленс, как говорится, должен примкнуть к людям, способных защитить меня от них. То есть, крышует меня пан Горднер.

И еще, на столе у Горднера вскрытое письмо. А вот сургучная печать осталась цела, Горднер всего лишь оборвал бумагу вокруг нее. В том, что сургуч известен в этом мире, ничего интересного нет, он получается из пчелиного воска и древесной смолы. Не сомневаюсь, что такого добра в этом мире хватает.

Интересно то, что оттиск печати на сургуче очень напоминает родовой герб герцога Тейского, имел возможность на него насмотреться.

Так что вполне возможно, что в письме парой строк упомянута и моя скромная персона.

Горднер, меж тем, продолжил:

— Работа, что тебе предстоит, ничем не будет отличаться от того, что тебе пришлось сделать вчера, разве что твои вчерашние противники будут казаться щенками по сравнению с теми, с кем тебе по большей части и придется иметь дело.

И еще, в ближайшее время нам предстоит покинуть Дрондер месяца на три-четыре. Может, чуть дольше. -

В общем-то, я и сам догадывался, что вряд ли мне придется под его руководством

заняться архитектурой, садовничеством, или даже дизайном веб-сайтов.

Но и чего ради я должен соглашаться. Тем более на такой долгий срок. Все, что мне нужно, находится в столице. И пусть я еще не знаю как, но по моему скромному мнению, добиться желаемого в Дрондере мне будет значительно проще, чем черт знает где.

И еще один момент, я не убийца. Просто я попал в такую ситуацию, где мне пришлось защищать свою жизнь. Пусть и не совсем обычными способами.

Что касается, как его там, Варона Кройта, где гарантия, что завтра я не перебегу дорогу еще одному такому же, послезавтра список добавиться, а через некоторое время соберу целую коллекцию подобных людей.

Как бы мне тактично отказаться, ведь все, что хотелось узнать, я уже узнал, а подробности не интересны.

— И что господин барон мне желает предложить? — наверное, фраза получилась у меня не совсем удачная, но черт его знает, какие они вообще удачные, в таких случаях.

— Как что, деньги. Что же еще? Причем, приличные деньги. Может быть, ты мне сам подскажешь, что тебе нужно? — голос у него при этом звучал слегка насмешливо.

— Баронство, Ваша милость. Я хотел бы получить дворянство и титул. -

Ну вот, а вид у тебя был такой, что уже ничем удивить нельзя. И я уж было поверил.

Глава 25. Общие знакомые

Наверное, барон отвык это делать уже достаточно давно, потому что на пару мгновений лицо у него стало довольно забавным. Затем он успешно с этим справился, но усмешки на его лице я так уже и не увидел.

И я приготовился к любой его реакции. Первой мне в голову пришла та мысль, что сейчас Горднер вскочит на ноги и в гневе произнесет что-нибудь типа: да как могло тебе это даже в голову придти, гийд!

Ну, в нескольких вариациях. Или начнет тонко язвить.

Признаться, я и сам полностью не отдавал себе отчет, почему произнес то, что он только что услышал. Скорее всего, потому, что слишком устал. Устал от всего напряжения, преследующее меня все последнее время.

Устал от недоумения, почему я не могу вернуться к герцогу Кейтскому, крепко прижать к груди Милану, заглянуть ей в глаза и увидеть в них ответную радость.

Ведь мы любим друг друга и разве этого недостаточно?

Вместо этого я старательно делаю вид несокрушимого бойца, и люди начинают верить, даже те, кто понимают в этом толк.

Устал и от вечных неприятностей, что меня постоянно сопровождают.

Ну давай же, прогневись, и мы с тобой, надеюсь, расстанемся. Не узнал я никаких твоих секретов, да и не прячешь ты их. Иначе это поместье было бы посреди дремучих лесов или непроходимых гор. А не в двух шагах от столицы.

Но реакция Горднера была несколько иной. Он задал вопрос, тот, что я готов был от него услышать в самую последнюю очередь:

— И ты готов ради этого пойти на все что угодно? -

Нет, господин барон, ради этого я не могу пойти на все, что угодно. Даже ради этого.

Есть вещи и понятия, через которые я не смогу переступить при всем своем желании. Вероятно, меня можно заставить сделать это, хотя очень надеюсь, что нет. Но добровольно и осознано…. Нет, и еще раз нет. Даже ради той, ради которой я все и затеял.

Вслух же я сказал сего лишь несколько слов.

Горднер помолчал пару минут, углубившись в свои мысли, затем произнес:

— И все же я настоятельно рекомендовал бы тебе оказаться на ближайшие пару месяцев подальше от столицы. Поверь, так будет лучше. Что касается твой мечты…

Это ведь твоя мечта, я правильно понимаю? -

Мне пришлось утвердительно кивнуть головой. Какая разница как это назвать и что от этого изменится.

— Мне известны несколько случаев, когда подобные люди тебе получали то, что ты только что озвучил. Но не более того. Как и почему это случилось, не знаю.

Что же касается того, что дело обстояло как раз наоборот, примеров значительно больше. Значительно. Иди и не затягивай с решением, остаешься ты здесь или нет. Времени у тебя до утра. -

Утром я в сопровождении Тибора и еще одного из обитателей поместья, Струмера, верхом на взятой из конюшни лошади, отправился за Мухоркой и своими вещами, оставленными на постоялом дворе.

Чтобы принять решение, мне потребовалась половина ночи. И как бы мне тяжело не далось такое решение, я все же решил остаться. Причин тому было множество: и деньги, и тот же Кройт, и еще одно маленькое, но очень важное обстоятельство. О нем мне рассказал Тибор, когда удобнее устраивался перед сном на своей скрипучей лежанке.

Он знал о том, что до утра мне предстоит сделать выбор и всячески нахваливал свою службу. Уже угомонившись, после протяжного зевка, Тибор сонным голосом сообщил:

— Несколько лет назад, еще до барона Горднера, один из наших даже умудрился получить дворянство. Правда, меня и самого здесь еще не было. -

Все же приятно ехать в компании с людьми, близких тебе уже только по тому факту, что случись нечто не очень для тебя приятное, и они тебе помогут. Помогут не задумываясь, как сделаешь и ты сам.

Да и просто ехать и обмениваться впечатлениями об увиденном.

С моими вещами мы управились до обеда, а после этого всех нас ждал самый настоящий строевой смотр.

Мы, все шестнадцать человек, имеющиеся на данный момент в наличии, в полной боевой амуниции стояли в одну шеренгу. И каждый держал за повод свою лошадь, тоже полностью готовую к походу.

Горднер, заложив руки за спину, прохаживался перед нами с самым грозным видом, и делал замечания. Замечаний было не так уж и много, и за них не давали наряды вне очереди, их вообще не существовало, здесь наказывали рублем. То есть звонкой имперской монетой.

Но на этот раз всем все обошлось. Мне только лишь потому, что я даже не знал, что именно мне надлежит иметь и как я обязан выглядеть.

Хотя сам себе я даже нравился с пистолетом за поясом, тесаком и кинжалом. И еще в новой одежде, которую я приобрел на обратном пути по совету того же Тибона.

Мы заехали в лавчонку, торгующую готовой одеждой, и я опять обновил свой гардероб, разменяв последний золотой. На этот раз одежда мне вышла значительно дешевле, но и требования к ней были совсем другие. Обычная походная одежда, чьим единственным достоинством была крепость ткани, из которой она была изготовлена.

Что у меня все деньги на нее и уходят, думал я, принимая сдачу. Их и так уже совсем не остается, а еще предстоит немалая трата, от которой невозможно избавиться.

Мне предстояло выставиться перед своими новыми коллегами. Традиция из тех, что почему-то всегда свято выполняется.

Плату за мою новую работу обещали очень неплохую, но все, что необходимо иметь, придется покупать за свои деньги. Разве что порох, свинец на пули да еще кормежка предоставлялись бесплатно.

Пули тоже нужно изготавливать самому, по калибру имеющихся у тебя стволов. Слишком рано еще для унификации, прогресс только на пути к этому.

А вот кто эти люди и чем занимаются, до конца оставалось непонятным. Не наемные убийцы, это точно.

Вероятнее всего, маленькая частная армия из профессионалов своего дела. Мне очень приятно, что я попал в их число, но не более того. Не тяну я такую роль, при всем желании не тяну. С другой стороны я сам сюда не стремился, мне предложили, и я дал согласие. Еще и покочевряжился при этом.

Последнее дело, которым им пришлось заниматься, было розыском человека. Искали его в Гроугенте, крупнейшем порту Империи. Искали долго, а когда нашли и захватили, погибло при этом несколько человек. Потому что в том доме, где его выследили, он был не один, их там находилось около десятка, а непременным условием являлось то, что взять этого следовало живым.

Это все мне тоже рассказал Тибор. И еще добавил, что помимо основной оплаты, все принимавшие участие получили неплохую премию, или, как ее здесь называют, тидус.

Предпоследним было сопровождение одного известного человека в известное место для только ему одному известных целей. Вот тогда тидуса почти не было.

Не относились эти люди ни к страже, аналоге полиции, ни к Тайной страже, тоже аналоги полиции, только Тайной, ни к любой другой государственной структуре. Уж это-то мне ясно дали понять.

В общем, по словам Тибора, работа интересная и достойная мужчины, при этом хорошо оплачиваемая.


После того, как нас распустили из строя, я отправился пристреливать свой новый пистолет.

С виду он был не совсем новый, а вот во всем остальном выглядел отлично. Его первый хозяин, несомненно, когда-то выложил за него кругленькую сумму.

Разве что последний его обладатель, тот, с чьего пояса я оружие и снял, вниманием слишком не баловал. Запустил он его немного. Ну, это дело быстро поправимое. Навыки имеются, пусть и не с такими допотопными образцами.

Самым древним оружием, что мне проходилось держать в руках и стрелять, был револьвер системы Наган, 1913 года выпуска, с царским орлом на раме. Помнится, я даже немножко гордился этим. Тем, что мне приходилось держать в руке такую древность.

Теперь же он мне вспоминался вершиной человеческой мысли и венцом технической революции.

Ничего, и к этому оружию привыкнуть можно. С ним, как и везде, главное в навыках. Навыки же зависят только от опыта обращения с ним. Чем больше его, этого самого опыта, тем соответственно и навыков тоже.

Намного лучше он в руку ложится, в отличие от прежнего моего приобретения, тоже трофейного. Тот и создавался именно как кавалерийский пистолет, что-то промежуточное между пистолетом и ружьем.

Стрелять здесь принято боком к мишени, держа пистолет в вытянутой руке. Конечно, когда имеется такая возможность и время.

И держать его так удобнее, все же вес нешуточный, раза в два больше мне привычного. И другая причина есть, не менее важная.

Стоя боком к врагу значительно уменьшаешь площадь своего тела как мишени.

Со временем от этого откажутся, я знаю. Современные мне пистолеты обладают достаточной мощностью, чтобы выпущенная из них пуля могла пробить тело насквозь. Так что боком лучше не вставать, больше шансов выжить при ранении, иначе одним выстрелом вполне могут быть поражены оба парных внутренних органа.

Но все это будет позже, через века.

Пока же мне нужно научиться стрелять левой рукой. Потому что основным оружием все равно останется клинок, который не подведет осечкой или не вовремя выкатившейся из ствола пулей.

И еще один момент. Если положить рукоятку пистолета на правую руку с клинком, ствол не так играет, да и встать можно если еще не боком, то уже в пол оборота корпуса, что тоже существенно. Интересно, это моя собственная разработка или кто-то уже так делает? Надо будет у Тибора спросить, он в таких вещах дока.

Вот только заряжать его после каждого выстрела очень долго и хлопотно. Да и кремень менять пора, что-то осечки зачастили.

Все, стрельбы на сегодня хватит. Иначе и оглохнуть можно.

Я возвращался в свою комнату, когда меня подозвал к себе Горднер и спросил, не приходилось мне слышать в тех краях, откуда я прибыл, о таком человеке как Фред Груен. Надо же, оказывается, мир тесен не только на моей родной планете.

— Да, господин барон. Я знаю этого человека. И, должен вам признаться, многим ему обязан — не замедлил я с ответом.

И закончились мои рассказы о времени проведенном вместе с Фредом далеко за полночь. При моем рассказе даже пара бутылок вина присутствовала и еще один слушатель, Михен. Я так понимаю, что Михен — правая рука Горднера. То, что не слуга, это точно. Слугой у него был пожилой мужик, прихрамывающий на правую ногу. Бетором его все называют. С ударением на последний слог. И держал он его, скорее из жалости, потому что бывали дни, когда тот даже с постели подняться не мог. Особенно в сырую погоду.

Я его и не видел еще, а о том, что он существует, мне Тибор поведал. Вот у кого точно рот никогда не закрывается, он даже во сне иногда что-то бормочет. И, что характерно, не надоедает его слушать.

Возможно, когда-нибудь потом надоест, а пока любой из его рассказов является для меня источником информации.

Горднера интересовало все, что было связано с Фредом. Где он, кто с ним, чем занимается, и что планирует делать дальше. Ну, насчет его планов мы особо никогда не разговаривали, а вот все остальное мне было известно. Как было известно самому Горднеру о картине, висящей в каюте Фреда. Ему тоже, кстати, понравилось мое толкование ее сущности.

Внешне они похожи не были, так что вряд ли родственниками являются. Скорее всего, когда то у них были общие дела.

Некоторые эпизоды мне пару раз приходилось повторять. А дуэль Фреда с капитаном 'Пулуса', я и имени его уже не вспомню, только кличка Хряк в голове задержалась, так вообще не меньше трех раз.

Когда я, наконец, был отпущен, Горднер с Михеном как раз в воспоминания о делах минувших ударились. И в этих воспоминаниях Фред тоже присутствовал.

Спускаясь со второго этажа, я размышлял о том, что далеко не все лица знатного происхождения бывают такими снобами, как те, что попались мне на пути. И Горднер тоже тому прямое подтверждение. И еще Фред. Потому что его настоящее имя звучало раньше как Фред фер Груен. Горднер даже удивился, когда узнал, что я всего лишь догадываюсь об этом.

Следующим вечером мне пришлось здорово раскошелиться, потому что традиции нарушать нельзя, на то они и традиции.

Хорошо хоть то, что визитом в ближайшую корчму отправились не все. А второе хорошо заключалось в том, что еще несколько человек должны были прибыть через пару дней. Их решили не дожидаться, потому что сразу по их прибытию нам предстояло всем вместе куда-то отправиться.

А что ж это за гулянка, если на следующий день нет возможности от нее отдохнуть.

Вообще-то я думал, что эти люди повышают свое боевое мастерство все свободное время от сна и принятия пищи, благо время и возможности такое позволяли.

Оказалось, что это не так, вернее, не совсем так. Тренировались они больше от скуки, не более пары часов в день. В остальное время каждый был предоставлен самому себе и занимались кто чем. Правильно это или неправильно судить не мне, да и смысла, наверное, в этом особого не было. Все они в достаточной степени были мастерами своего дела и всего лишь стремились поддерживать форму.

И мне до сих пор было непонятно, какими критериями пользовался Горднер, предлагая остаться в его отряде.

Когда мне пришлось схватиться в учебном бою все с тем же Тибором, собрались практически все. Понятно, что каждому интересно, кто я такой и насколько мне можно будет доверить свою спину и, в конечном счете, жизнь.

Продержаться мне удалось минуты полторы — две и я даже не успел запыхаться.

Мог бы и больше, поскольку следовал рекомендациям Дерка — по обыкновению держал дистанцию. Было у меня несколько моментов, чтобы достать Тибора. Глазами видел, а вот скорости не хватало. Все таки техника у него не чета моей. Идет его движение, вот он шанс, но не успеваю, не прерывается оно, как раз туда и продолжается, ровно настолько, чтобы мой клинок отбить. Чуть бы больше скорости мне, да где ее взять. И так на пределе.

Вот втакой ситуации он меня и достал. Провалился я совсем чуть-чуть, посчитал, что этот мой выпад достанет его наверняка. Не получилось.

Но Тибор молодец. Не стал задаваться, какой он крутой боец, а сразу же все мои промахи объяснил. И еще надавал мне целую кучу советов.

Горднер тоже присутствовал. Только по его лицу никогда ничего не понять. Да и без того ясно, крутого бойца он себе в команду приобрел. Это он еще не видел, как я верхом биться умею.

В корчме же мы отлично посидели. Видимо не в первый раз сюда завалились и далеко не второй, поскольку чуть ли не всех их уже знали по именам. И кухня вполне приличная. Вино, мясо, сыр и зелень, что еще нужно для хорошего настроения?

Ну разве что немного женской ласки. Из той, что по доступным ценам. Но вот тут уже без меня обошлось и без моих денег. Не стал я им собой компанию составлять, когда парни в веселый дом отправились.

Как обычно все началось с воспоминаний о тех делах, что им вместе пришлось участвовать. А вспомнить им, судя по рассказам, было что. Давно я так много не смеялся, потому что все рассказы были о смешных ситуациях, случившиеся с ними в их результате тех самых дел.

Затем, на минуту взгрустнув, помянули погибших, не доживших до этой вечеринки.

Но, как говорится, живым живое, и вновь пошли тосты, здравицы, шутки и дружеские подковырки.

В самом начале мне пришлось осушить здоровенный рог, я и не видел такого ни на одном из животных, повстречавшихся мне за все время. Его, кстати, с собой принесли.

Таким образом я должен был подтвердить свое право на честь находиться среди новых своих боевых товарищей.

И этот обычай меня вполне устроил. Вот если бы мне предстояло срубить на полном скаку насколько соломенных чучел, тогда да, наш поход пришлось бы отложить на неопределенное время. Потому что такая задача для меня, прямо скажем, пока не очень выполнимая. А влить в себя, не отрываясь, почти два литра виноградного вина… да за здравие всех присутствующих!

Тем более что следующие тосты можно было лишь поддерживать стуком своей оловянной кружки о другие емкости и только слегка пригубить ее содержимое.

Потом, как это частенько бывает в сугубо мужских компаниях, речь пошла о женщинах.

И чуть ли не каждому пришлось отметиться рассказами о своем небывалом успехе у представительниц прекрасного пола.

Хорошо, что это тоже было не в обязанность, так что можно было просто открывать рот в изумлении: везет же некоторым.

Никогда бы не подумал, например, что вот это невзрачный мужичок, чьими достоинствами с виду являются только лишь пышные усы самой что ни на есть сивой масти, пользуется бешеной популярностью у женщин в возрастном диапазоне около сорока лет. Наверное, он и сам не подозревал в себе подобного, если бы не выпил столь много.

Дело закончилось тем, что кто-то вспомнил, у милашки Сьюи в "Гордом одуванчике" появились новые сотрудницы, все такие свеженькие, миленькие и молоденькие.

Поскольку народ за столом собрался битый и словам не верующий, было принято решение немедленно подвергнуть агентурные данные тщательной проверке.

Тем паче, что рассказчик никогда не отличался особым пристрастием к правдивости своих слов.

Глава 26. Всему свое время

На следующий день в имении все собрались только к обеду. К этому времени я уже вдоволь успел намахаться тесаком, выгоняя из организма вчерашние излишества.

За обеденным столом только и разговоров было, что о посещении заведения мадам

Сьюи. Не врал, оказывается, тот, кому не очень доверяли. Посетившие заведение так аппетитно и красочно рассказывали о своем визите, что все неприсоединившиеся трижды пожалели о своем отказе составить компанию. О чем и не преминули высказаться. И общим мнением было принято решение повторить визит сегодня вечером уже в полном составе.

Так что после ужина в усадьбе остались только двое дежурных да я. Чуть позже в сопровождении Михена приехал Горднер.

Минут пятнадцать, уже в сгущавшихся сумерках, Горднер наблюдал за тем, как я кружу вокруг соломенного чучела с тесаком в руке и пытаюсь выполнить очень быстрый колющий удар.

Со своей техникой я давно уже определился, выбрав за основу тактику, присущую таким зверям как волки. Разрыв дистанции, укус и снова мгновенно назад, на безопасное расстояние. Затем кружат вокруг, обыскивая подходящий момент для повторной атаки.

По крайней мере, так о них рассказывают.

С учетом всего своего предыдущего опыта я понял, что и мне такое поведение принесет наибольшую эффективность.

Вот к этой тактике я и пытался привязать все те знания и умения, которыми успел овладеть хоть в какой-то степени. Да и Бронс, в свое время, советовал мне практически то же самое.

Горднер, понаблюдав какое-то время за моими действиями, подозвал к себе. Вот и отлично, все испытываешь чувство неловкости, когда за твоими неуклюжими действиями внимательно наблюдает профессионал.

А в том, что Горднер боец высочайшего уровня не было никакого сомнения.

Помнится, что вчера, когда он решил немного размяться и вышел один против троих, мне даже немного помечталось увидеть его против Бронса. За такое зрелище и денег не жалко.

Я думал, что Горднер даст мне какие-нибудь указания или захочет узнать что-то новое о Фреде, но все оказалось не так.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросил он.

Конечно знаю, ваша милость. Во-первых, в том, что я совсем не просил меня отправлять сюда, в этот мир. Во-вторых, надо же мне было влюбиться именно в ту девушку, которую люблю. Еще я до сих пор не знаю, что мне со всем этим делать. Кроме того, господин барон, я вполне могу продолжить список своих проблем, совсем не напрягаясь при этом.

— Основная твоя проблема, Артуа — продолжил Горднер — что твои действия не успевают за твоими решениями. Говоря проще, руки не успевают за головой. Обычно происходит наоборот. То, что я сейчас тебе расскажу, знают многие. Но далеко не все обращают на это должного внимания.-

Он помолчал мгновение, как будто дожидаясь пика моего внимания.

— Для того чтобы выполнить любое движение очень быстро, нужно научиться делать его очень медленно. Когда ты сможешь любой свой выпад растянуть на несколько минут, то благодарностью тебе за это будет скорость. Возможно, ты добьешься этого тысячами повторений на протяжении многих лет, но может быть и такое, что тебе подойдет то, о чем я тебе только что сказал. И тогда это у тебя займет значительно меньше времени.

Пока не попробуешь, не узнаешь. И еще запомни, Артуа, главное скорость.

Кроме того, смени свой тесак на что-нибудь более тебе подходящее. Это не твое оружие. -

Затем кивком головы он дал мне понять, что я могу быть свободен.

Я все же решился и задал ему вопрос, который меня мучил все последнее время. Дело в том, что мне стало известным, что собой представляет Варон Кройт. Узнать о нем оказалось совсем просто.

А вот почему в той самой квартире, куда я прибыл, были его люди, до сих пор оставалось для меня непонятным.

По сути своей Варон Кройт являлся криминальным авторитетом, известным даже за пределами столицы. Нет, он не сидел на малине, раздавая своим помощникам распоряжения. Он был вполне респектабельным гражданином и владельцем нескольких банков. Еще говорили, что Варон Кройт опутал долгами не так уж и мало представителей столичной аристократии и благодаря этому Кройт даже мог позволить себе то, о чем люди его круга и помыслить то не решались.

По тому адресу, что дал мне герцог, приходили люди и подобные мне, в надежде получить ту работу, которую я сейчас и должен был выполнять.

И другие люди с другими целями и задачами, но, тем не менее, имеющие непосредственное отношение к Горднеру. Для меня оставалось непонятным, ведь люди Кройта не просто побывали там, они даже умудрились кого-то убить. Вот все это и мне и хотелось выяснить.

Но в ответ на мой прямой вопрос Горднер лишь сказал, ни на секунду не задумываясь: всему свое время.

Причем я понял это таким образом, что мне совсем не стоит совать свой не нос в свои дела. Любопытство никогда не было моим пороком, но выяснить то, после чего я еле унес свои ноги, представлялось мне интересным.

С Кройтом и так все понятно, он сам по себе величина. А вот эти люди, с которыми мне сейчас предстоит вести какие-то дела, в том числе и барон Горднер, ведь они не сами по себе, за ними стоит кто-то.

Значит, произошло столкновение между местным мафиози и неведомыми мне людьми. И интерес мой, прежде всего, шкурный. Стоит ли она того, предложенная мне оплата, вот в чем вопрос. Я слишком мелкая пешка, чтобы, не задумываясь, принести меня в жертву при необходимости.

Что же касается предложенной бароном методике, то ее, безусловно, стоит попробовать. Что-то подобное я уже слышал, и эффективность такого подхода к тренировкам напрямую строится на мышечной памяти. Можно делать очень быстро и очень часто, чем я до этого и занимался, а можно дать телу время на тщательное запоминание. То есть, в первом случае количество переходит в качество, а вот во втором случае…

Черт его знает, что происходит во втором случае, но слишком уж хорош Горднер как мастер фехтования, чтобы давать заведомо недействующие методики.

Что же касается моего тесака…. Я и сам уже чувствую, что не мое это. Недаром же среди холодного оружия существует так много разновидностей. И не проще ли чем подстраиваться под уже имеющийся, подобрать клинок по себе, ведь здесь нет требований к тому, чтобы оружие у всех было одинаковым. Это автомат Калашникова всем без исключения подходит, и мне бы отлично подошел. Эх, сколько бы мы с ним дел натворили…

Да что там автомат, и кургузый макарка подошел бы. И шли бы все эти мастера фигурного махания железяками метров на тридцать, дальше я патроны не переводить бы не стал из-за боязни промахнуться с такого расстояния.

Какая все же у Годима сабля была, как будто специально под мою руку сделана. Надеюсь только, что хватит у Пронтия и иже с ним совести оставить клинок там, куда я его и положил.

Сейчас у меня одна надежда, что сумею поменять свой тесак с доплатой на одну из сабель Тибора. У того их почти целая коллекция, не меньше пяти штук.

Нет, я не претендую на ту, что он постоянно носит или даже на ту, клинок которой весь украшен непонятной вязью и имеет потрясающей красоты эфес.

Есть у него более скромный во всех отношениях, к которому сам он, кстати, относится весьма пренебрежительно. Из всего того что я видел, именно он более всего похож на шпагу, хотя ею и не является. И меньше всего приспособлен для рубящих ударов, исключая, конечно же, шпаги.

Мне даже удалось немного подержать его в руках. В присутствии Тибора, безусловно. Брать в руки оружие в отсутствие хозяина, и, тем более, без его разрешения, для местных воинов похоже на то, как в их отсутствие оказывать настойчивые знаки внимания их женам. И неизвестно еще, в каком случае оскорбление будет сильнее.

Металл на него пошел немногим лучше, чем на мой тесак, если не сказать обратного, а вот что касается всего остального…

Конечно, не сабля Годима, но мое это, мое.

Можно просто пойти и приобрести требуемое, благо лавок торгующих подобными изделиями полным полно, но сейчас у меня попросту не хватит денег.

И как крайний вариант, поменяться с Тибором на мой замечательный кинжал, тогда уж точно ему придется доплачивать. Тем более, что Тибор сам проявлял интерес к кинжалу, он того стоит.

На следующий день Тибор не вернулся вместе со всеми из похода по злачным местам. Он приехал ближе к вечеру и выглядел очень расстроенным. Судя по его настроению, не самое удачное время для торговых операций и я отложил все дело на потом.

Очень непривычно было видеть его в таком состоянии, по крайней мере, для меня. Как оказалось, не только для меня, но и для всех для тех, которые знают его куда как лучше. Но на все расспросы Тибор только отмахивался да отмалчивался.

Почти одновременно с ним приехало несколько всадников, как оказалось тех, кого мы и ожидали.

Горднер выстроил всех нас и объявил, что отправляемся послезавтра с утра и потребовал никому не покидать поместья.

Тибор, по своему обыкновению не пошел под навес, где собирались любители скоротать вечер за игрой в кости. Вместо этого он повалился на постель и уставился глазами в потолок.

Я проведал Мухорку, понаблюдал за игроками под навесом и даже сам попытал счастье парой попыток. Лишний раз убедившись в том, что кости — это не мое, вернулся в комнату. Тибор продолжал молча созерцать потолок.

Иногда человеку просто необходимо побыть одному, и я уж совсем было собрался лечь спать, не задавая лишних вопросов, когда он вполголоса произнес:

— Наверное, я так и не дождусь твоей просьбы, Артуа. -

Голос у него был не такой как обычно. Скорее голос человека, решившего для себя какую-то задачу или принявшего трудное, но верное решение.

— Не раньше, чем ты мне все подробно объяснишь. -

— Объяснить? Что именно для тебя непонятно? -

— Что могло тебя так изменить, да еще за столь короткий срок. Единственное, что мне приходит в голову, так это то, что ты влюбился, побывав в гостях у мадам Сьюи. -

— Влюбился? -

Тибор расхохотался. Он рывком сел, свесив ноги с постели.

Как я успел заметить, кровати здесь делают на достаточной высоте от пола, так что даже при своем совсем немалом росте Тибор мог легко поболтать ногами в воздухе.

Мне однажды пришло в голову поинтересоваться причиной этого. Ведь такое присуще при более холодном климате. Но никто так и не смог ответить мне на этот, казалось бы, незамысловатый вопрос.

Единственное, что самому мне пришло в голову, так это то, что раньше здесь жили люди огромного роста. Но в таком случае и постели должны быть соответствующей длины, а этого нет.

— Влюбился, говоришь? -

Тибор снова рассмеялся, но сейчас его смех был наполнен какой-то горечью и совсем не походил на тот, что я услышал несколькими мгновениями раньше.

— Нет, Артуа, я не влюбился. А объяснить? Пожалуйста, сейчас тебе я все объясню.

И черт бы меня побрал, если ты и после этого сможешь относиться ко мне по-прежнему. -

Я хорошо к тебе отношусь, но знаем мы друг друга буквально пару дней, так не слишком ли большое значение ты придаешь моему отношению к тебе, вот в чем вопрос.

Тибор извлек откуда-то из-под изголовья бутылку вина, пару оловянных стаканов, так похожих на те, из которых мы пили совсем недавно в таверне. Затем наполнил их оба и один из них протянул мне.

Все это было так похоже на то, с чем мне приходилось сталкиваться и раньше, как будто никуда и не попадал. С той лишь разницей, что никогда до этого в стаканах не плескалосьпочти безалкогольное вино.

— Слушай. -

Он помолчал немного, собираясь с мыслями, затем начал говорить, изредка прерываясь на то, чтобы сделать глоток вина из стакана..

— Моя семья живет совсем недалеко отсюда, в местечке, называемом Мельничьей падью. Отец, совсем уже старик, мать немногим его младше и четыре сестры. Две из них давно уже замужем, одна даже успела вдовой побывать. Герия, младшенькая, тоже недавно замуж вышла, а Терсиле замуж не судьба, калека она у нас. Еще совсем маленькой под телегу попала. Так и выросла на один бок скособоченная, и ходит еле, еле, не расставаясь с клюкой.

И вот пришло мне в голову навестить их сегодня, настроение хорошее было. Я нечасто дома бываю, хоть и совсем рядом. То уезжаю надолго, то поругаемся мы. Мать постоянно меня пилить, что по возрасту скоро и в деды подойду, а все в бобылях. Ну какой из меня семьянин, смех один получится. Но я не об этом. -

Тибор помолчал, допил вино, снова наполнил свой стакан….

Мы, все пять человек, собрались у западной стены, огораживающей поместье. Там, вплотную к стене расположилась конюшня, с крыши которой перемахнуть через нее не представляло никакой трудности. Да и задача самой стены заключалась совсем не в том, чтобы сделать доступ на территорию поместья невозможным. Так, больше от любопытных глаз.

Мы, это я, Тибор, Лигрус, его закадычный друг, они и попали то сюда, к барону Горднеру вместе. И еще два брата-близнеца, которых и при свете дня отличить друг от друга очень трудно, а сейчас, почти в полной темноте так и вообще невозможно.

Вот их я совсем не знал, просто не было времени познакомиться, поскольку прибыли они сегодня, в числе тех людей, что мы ждали, чтобы отправиться непонятно куда.

Спрыгнув со стены, мы оказались в небольшой рощице, густо росшей по всему западному периметру поместья. Теперь нам предстоял час пути скорым шагом в ту самую Мельничную падь, где жили родственники Тибора.

Глава 27. Температура пива

Дом, тот самый, что был нам нужен, представлял собой безобразную двухэтажную каменную коробку безо всяких архитектурных изысков и с высокой четырехскатной крышей.

Не представляю целесообразность такой крыши. Снега здесь не бывает, так что задерживаться на ней нечему.

Разве что множество хлама на чердаке разместить можно или вытянуть дом еще больше ввысь, что еще более абсурдно.

Когда мы ввалились в него всей своей хмурой компанией, потребовалось пару мгновений на то, чтобы глаза адаптировались после ночной темноты. Хмурые же мы были потому, же кто где видел крутых ребят, расточающих вокруг любезные улыбки. Не солидно, право слово.

За большим столом, расположенным практически напротив входа, сидели семеро человек в возрасте от шестнадцати до сорока. Один из его торцов занимал здоровенный мужик в расхристанной до пупа рубахе, и выражение его лица тоже было хмурым, не иначе как с подобной целью.

Судя по описанию Тибора, это и был сам Грюой, человек, ради общения с которым мы сюда и прибыли.

При нашем появлении все присутствующие за столом вскочили на ноги и посмотрели на нас крайне насторожено.

Тибор сделал пару шагов вперед, отделившись от компании, и уже было совсем открыт рот, чтобы выступить с наверняка продуманной речью, когда я позволил себе обратиться к нему жестом. Помолчи немного, Тибор, быть может у меня получится решить вопрос несколько иначе.

Мы пришли сюда из-за его сестры, той самой, что овдовев, снова вышла замуж.

Понятно, что замуж вышла она не сразу, относив положенный траур, и потратив некоторое время на то, чтобы найти человека, способного стать ей хорошим мужем и отцом двух детей, оставшихся после первого брака.

Вот в этот промежуток и было у нее несколько встреч с этим самым Грюоем. Встреч, ничего для них не значащих, но, никто не сомневается, очень для обоих приятных.

Казалось бы, и все на этом, если бы не желание Грюоя эти встречи продолжить. Не было с его стороны никаких особых чувств, а только желание освежить некоторые подробности их прежних встреч.

Но то, что в какой-то степени позволено вдове, совсем не подобает замужней женщине. А ее новый муж, как сказать, не был он героем, или даже просто смельчаком. Словом, ничего он не мог сделать с настойчивостью Грюоя.

Во всем остальном хороший человек, по рассказам того же Тибора. И любил он ее с молодых совсем лет и замуж предлагал еще тогда, когда она в невестах ходила, но получилось так, как получилось.

Грюой же в местных масштабах личность известная. Возрастом около тридцати, не женат, владелец двух мельниц, доставшихся ему по наследству.

В общем, жил он в свое удовольствия, нисколько не озабочиваясь состоянием дел на принадлежащем ему производстве. Да и к чему это, если есть наемные работники, следящие за тем, что ему не интересно, и есть множество занятий куда как более притягательных.

Люди, находившиеся с ним за столом и были его окружением, с помощью которого он чувствовал себя достаточно неуязвимым в подобных ситуациях.

Тибору же было нельзя распространяться о том, чем он занимается и это являлось одним из условий при приеме его на работу к барону Горднеру. Он состоит в свите барона и все тут. Тем, кто не знает подробностей, такого должно быть достаточно.

И сейчас легко представить, что произойдет дальше.

Тибор возьмет на себя слово и начнет наезжать на Грюоя. Естественно, что тот ответит ему в должной мере и должными оборотами речи.

Ему ведь неизвестно, что пять человек, зашедших к нему незваными гостями, стоят, по крайней мере, десяти таких людей, что сидят у него за столом. Затем разговор зайдет в тупик.

После этого будет много крови, и, как минимум, семь трупов. И среди них мальчишка лет шестнадцати, что сидит на противоположном от Грюоя конце стола. Возможно, трупов будет еще больше, поскольку неизвестно, есть ли кто-нибудь на втором этаже дома.

Вероятно, убитые и раненные будут и среди нас.

Затем мы так же незаметно покинем дом и растворимся в ночи. Еще затем уедем на несколько месяцев. И это станет всего лишь отсрочкой.

Потому что городская стража непременно найдет, кто это сделал. Непременно. Пусть у нее не имеется дактилоскопической или любой другой видов экспертиз, но голова на плечах имеется точно. И ей достаточно несложно будет установить круг подозреваемых, а затем действовать методом исключения. И доисключаются они до того, что в подозреваемых у них останется только Тибор.

Нет, Горднер не выдаст его страже, но и его и всех остальных, принимавших участие, будет ждать немедленный расчет и отставка. Нечто подобное бывало и раньше, и мы все достаточно ясно представляли себе последствия, когда согласились помочь Тибору.

Вот такая получилась длинная предыстория.

Я еще раз обратился все тем же знаком, но теперь это касалось и всех остальных, пришедшим с нами в этот дом.

Затем прошелся по комнате, занимавшей весь первый этаж здания. В ней и не было то ничего, кроме необходимой мебели, лестницы на второй этаж и весело пылающего камина. Именно весело, после часовой прогулки под мерзким дождем с порывами холодного пронизывающего ветра.

Надо же, у Грюоя даже книги есть, по крайней мере, одну я умудрился обнаружить.

Затем прошел к вешалке, имеющейся на стене слева от выхода. Снял самую нарядную шляпу, висевшую на самом верху, и на освободившееся место пристроил свою. Чужую хотел бросить на недалекий стол с набором парадной серебряной посуды, но передумал.

Говорят, примета плохая, если головной убор на стол положить, голова болеть будет. Пусть и не у меня, но я же не мелкий пакостник, в конце то концов.

Пристроил ее сбоку, там же, на вешалке, на одном из свободных крючков.

Затем придвинул стул поближе к камину, снял плащ и разложил его на спинке, пусть хоть немного просохнет. Мой морской и непромокаемый вовсе не для прогулок по столице, хотя бы и по ее окраинам, не тот у него вид.

Затем прошел к заставленному выпивкой и закуской столу, и уселся за противоположный от Грюоя его торец.

Да, еще по дороге к нему захватил с вешалки чью-то похожую на скомороший колпак шляпу, только бубенчиков не хватает. Шляпа пригодилась, потому что пришлось вытереть часть столешницы перед собой.

Свиньи какие-то за столом собрались, все пивом залили, книгу положить некуда. А книга это светоч знания. Пусть даже и такого, что я обнаружил, когда ее открыл.

Почему-то все мои действия проходили в гробовой тишине.

— Садитесь — снова махнул рукой я, обращаясь к стоявшим у стола людям Грюоя — в ногах правды нет. -

Сначала с самым независимым видом уселся Грюой, как будто он давно принял решение об этом и просто так совпало. Остальные последовали его примеру.

А наши, наши пусть постоят, ничего страшного, не так долго мы здесь и задержимся.

Книга, раскрытая наугад мною примерно посередине, представляла собой аналог широко известной в моем мире Камасутры. Даже гравюры имелись чуть ли не на каждой странице, пусть и не цветные. Но в сравнение с ней она явно проигрывала.

Блин, никакой вычурности, практически пособие для молодоженов.

Ладно, не для этого сюда заявились.

Я извлек свой кинжал, отрезал тонкий ломтик от выглядевшего очень аппетитным окорока, сунул кусочек в рот и заглянул в самый конец книги. Может быть там что интереснее сыщется. Как бы ни так.

Затем придвинул к себе ближайшую кружку с пивом, засунул в нее палец, немного подержал его там. Вынул палец и задумчиво посмотрел, как с самого его кончика упала капля.

— Теплое — констатировал я — принеси холодненького. -

Моя просьба обращалась к сидевшему слева от меня самому молодому из них, все время переводившему свой взгляд с меня на остальных сидевших за столом.

Ну кого еще посылать, как не его? Кружку то я забрал у своего правого соседа, мордатого мужика, на несколько лет себя старше. Не малолетку же обижать. А вот за пивом ему идти самое то, если судить по возрасту.

— Грюой, с тебя три кроны. Сам знаешь за что. Одна должна быть золотом, вторая серебром. Третья тоже серебром, но мелким. Меди не нужно — и снова углубился в книгу. — И побыстрее, нас милашка Сьюи заждалась. -

Пиво я увидел быстрее, чем деньги. Я не стал обижать никого недоверием, снова опуская свой палец в пиво. Но и пить тоже не стал. Еще чего, вдруг он в него плюнул.

Когда передо мной на столе образовалась кучка монет, я снова оторвал свой взгляд от книги. Вы что, предлагаете мне собирать эти монеты с липкого стола самому?

Как оказалось, нет. Небольшой кошель нашелся сразу, пусть не новый и потертый, и переложить в него деньги тоже нашлось кому.

Вот теперь почти все. Я аккуратно захлопнул книгу, поднялся на ноги, обошел стол, встал сзади Грюоя и положил руки ему на плечи.

— Если тебе еще раз придет в голову мысль навестить… — черт, я забыл ее имя — сестру Тибора, я настоятельно рекомендую сначала внимательно изучить свою книгу. Только вот на мужчин в ней обращать внимания не надо. Это тебе не пригодится. Ты меня тщательно понял? -

Так и подмывало вылить ему на голову пиво из его кубка, он единственный за столом пользовался таким сосудом. Но ограничился тем, что замерил в нем температуру пива снова пальцем. Только капли созерцать не стал, лишь встряхнул кистью.

Плащ еще толком не просох, но задерживаться здесь не было никакого желания.

Уже за порогом отдал кошель Тибору, нельзя выпадать из выбранного образа. Лишь добавил, чтобы он отдал деньги своей сестре, мол, Грюой жутко извиняется.

Конечно, в бордель мы не пошли, а зашагали в сторону нашего лагеря.

И вообще, эти слова были только для Грюоя, так более доходчиво. Заглянули к нему мимоходом, поставили на место, взяли денег, сколько в голову взбрело и какими монетами взбрело, и пошли себе дальше веселиться.

Не дурак, поймет, что я его от смерти спас, чтобы он сам о себе не думал. У тебя Грюой, как и у всех выбор был, куда от этого денешься. И пришло тебе в голову живым остаться. Свет клином на сестре Тибора не сошелся, а жизнь — она такая сладкая штука.

И еще, вспомнил эпизод из моей, теперь уже кажущейся очень далекой, прежней жизни.

— Артур, сколько тебе сахара в чай положить? -

Ничего бы в этом необычного не было, если бы не спросил меня об этот один мой сослуживец, рангом даже несколько выше по должности. И я не позиционировал себя альфа-самцом, никогда этого не делал.

Я сказал ему: одну чайную ложку полную, другую наполовину, и три ложечки с сахаром на самом кончике. У него тоже был выбор, и он его сделал на глазах у всех.

До сих пор немного неудобно за него, да и за себя, чего уж там, когда я сказал ему еще и размешать.

А вот к чему это я сейчас вспомнил, и самому непонятно.

Нет, надо было еще книгу с собой захватить. У меня только одна и есть, со сказками.

Ту, по которой меня Милана читать учила, иногда даже при свете костра. Не солидно мне с ней, взрослый мужчина, да и прочитал я ее много раз. А вот эта была бы самое то. И гравюры занимательные, и, не сомневаюсь, слов бы много новых узнал, в отличие от детской книжки. Эх, да чего уж там.

На завтрак я проспал, не услышав двойной удар небольшого колокола, чей звук говорил о подъеме.

Когда выскочил во двор, все уже сидели за столом под навесом. При моем приближении разговоры смолкли и меня рассматривали так, как будто бы увидели в первый раз.

Трепло ты Тибор, мог бы и промолчать. Я ведь в первую очередь о себе заботился.

Может быть, имеются и другие способы разрулить такую ситуацию, да где ж мне об этом знать.

И не надо во мне крутого видеть, их только в фильмах и показывают.

Крутым и ночью солнце светит — вспомнил я одно выражение. И фильм вспомнился, где главный герой кружил в черном, вкруговую затонированном джипе по улицам ночного города в темных солнцезащитных очках. Вот это да, вот это круто.

Кино. Черт побери, что же мне давно это в голову не пришло. Нет, ну надо же, а?

Так, что я об этом знаю? Братья Люмьер, целлулоид. Целлулоид это нечто прозрачное, из него кинопленку делали, и еще горит он хорошо. А вот как его получают и из чего? Понятия не имею.

Хорошо, что у нас еще есть? Фотографии. Что об этом помню?

Пластинки, покрытые эмульсией с серебром, магний для вспышки, проявитель с закрепителем. Все. Тоже зацепиться не за что. Ну что же я тогда эту книгу для развития памяти как следует не изучил. Читал же обо всем этом, но сейчас уже и не помню ничего.

Ладно, необходимо хорошенько все осмыслить, наверняка что-нибудь подходящее вспомню. Сама же идея просто замечательная, никто не станет отрицать.

Читал я в очень желтом и очень популярном журнале, как один тип при дворе какого из Людовиков получил и дворянство, и титул и даже поместье. За то, что презервативы ему из бараньих кишок делал. Нет, кондомы изготовлять я никому не буду, но сама то идея какова!

Надо просто вспомнить какое-нибудь эпохальное изобретение, удачно его пристроить и непременно окажется так, что дворянство будет в кармане.

Только такое изобретение, чтобы и сделать можно было сразу и эффект у него был потрясающим. Дальше дело техники.

Есть над чем подумать. И главное, должно сработать.

— Артуа — окликнул меня Тибор.

Ну вот, не дали мне себя Сократом почувствовать. Он однажды сутки простоял на одном месте, задумавшись. Я же сижу, и сижу всего минут пять, пусть и с ложкой у рта.

Свой тесак на клинкерт, имеющийся у Тибора я все же поменял. Обошлось мне эта операция в сам тесак, пригоршню кремней для пистолетного замка и пару серебряных монеток не самого высокого номинала. И мы оба остались довольны. Тибор, тем, что избавился от не слишком практичного, по его мнению, клинкерта. И тем более я, получив, наконец, то к чему достаточно давно стремился.

Мой новый клинок представлял собой длинное неширокое лезвие с почти незаметным изгибом. Долы по обеим его сторонам доходили почти до самой гарды. Гарда была достаточно мощная, чтобы принимать на нее сильные удары, поскольку ширина и толщина самого клинка настоятельно этого не рекомендовала. Как не рекомендовала и мощные рубящие удары, попросту не хватило бы массы.

Но была одна хитрость, состоящая в интересной заточке средней части клинка: благодаря ей режущие удары должны получаться очень эффективными. Навершие эфеса представляло собой мощный латунный набалдашник, что делало балансировку клинка пригодной для фехтования им как шпагой. С этой же целью елмань полностью отсутствовала.

А металл, пошедший на изготовление клинкерта…. Да что металл, не намного он и хуже, чем на тесаке. Почистим, наточим, отшлифуем, поменяем кожу и проволоку на эфесе…

Нет, мой новый клинок определенно мне очень нравится.

Глава 28. Мастера древности

Следующий день начался с того, что Гроднер выстроил всех нас перед собой, задумчиво походил перед нами и четырежды ткнул пальцем: ты, ты, ты и ты.

В числе осчастливленных оказался и я. Всем четверым Горднер объявил, что вечером мы будем сопровождать его, и велел привести себя в насколько возможно более пристойный вид. Он приглашен в один из самых известных домов столицы и ему не хотелось бы, чтобы наш вид вызывал усмешки.

Когда я спросил у Тибора, тоже попавшему в этот список, что это значит и как же все-таки мы должны выглядеть, тот лишь усмехнулся и махнул рукой. Не бери, мол, в голову, достаточно побриться и постараться до вечера не набраться.

Поедем мы все четверо позади кареты Горднера, для его пущей важности и всего лишь. Ну и на месте придется подождать, пока он не сочтет, что уже достаточно потерял времени для того, чтобы можно было возвращаться. Сам Горднер не большой любитель таких мероприятий, но не всегда имеет возможности отказаться.

Словом, ничего выдающегося. Сопроводим, отсидим положенной число времени в теплом сухом помещении среди таких же страдальцев как и мы. Нас даже покормить не забудут, ни разу такого не было. Успокоил, в общем.

Вообще-то сегодня еще до рассвета мы должны были отправиться в путь. Но накануне вечером стало известным, что наш поход задерживается на несколько дней.

Поскольку никто толком не знал, ни куда мы отправляемся, ни что нам предстоит, разговоров было достаточно много. Строились различные версии, но к единому мнению так и не пришли.

Уже стемнело, когда карета, запряженная четверкой лошадей одной масти в сопровождении опять же таки четверки бравых всадников на лихих скакунах подъезжала к огромному, с ярко освещенными окнами дому, больше похожему на дворец. Мы проследовали по широкой, уложенной каменными плитками дороге к самому парадному входу.

Горднер вышел из кареты, махнул рукой и скрылся за дверьми, услужливо открытыми лакеями в парадных ливреях. Наш же путь лежал дальше, за угол особняка. Там действительно оказалось достаточно строений, чтобы спрятать лошадей, карету и укрыться от дождя самим.

Ну и что спрашивается, нас с собой было брать, все равно никто не увидел, темно и сыро, все в доме прячутся.

Я поинтересовался у Тибора, кому принадлежит этот дворец, но тот лишь махнул рукой с таким видом, как будто бы ему уже так осточертело наносить визиты всяким графьям да баронам и он даже имена их всех путать начал. Это было забавно и мне стало смешно.

Тибор в ответ насупился и неожиданно заявил, что прогадал он с обменом своего великолепного, сделанного лучшими мастерами древности клинкерта на мой тяжелый, ржавый, совершенно неотбалансированный тесак, который я, несомненно, спер у рубщиков сахарного тростника. Вероятно, даже не спер, они просто выбросили его за ненадобностью.

Если бы я успел узнать его чуть хуже, ни за что бы не догадался, что он шутит. Слишком уже серьезно он все говорил.

Тибора знали многие из собравшихся здесь, и потому подтянулись поближе, чтобы послушать безукоризненность его доводов.

Пришлось немного подыграть ему, заявив, что прошедшего не воротишь, и теперь уже поздно говорить об этом. Ну и как между прочим поинтересоваться, какие именно мастера древности делали этот замечательный клинок. Уж не дальние предки ли тех, что изготовили его пистолет. Был у него один из трех, что имелись. Историю его приобретения он сам мне и рассказывал, еще и подсмеиваясь над собой.

Дело было так. Совсем уж за смешную цену Тибору предложили пистолет работы знаменитого мастера-оружейника. Здесь их несколько и этот считается одним из самых лучших. Тибор был в приличном подпитии и отдал за него все, что у него на тот момент имелось, в смысле денег конечно. Еще и присовокупил приличного качества кинжал, при этом радуясь такой удачной покупке.

Долго ему радоваться не пришлось, уже на следующий день нашелся знаток, объяснивший ему, что это не есть настоящий Крисель Брегинье, а всего лишь достаточно качественная подделка. Ценой как минимум вчетверо меньше, чем он за нее отдал.

Короче 'Vertu' за шесть тысяч рублев. У него и сейчас за поясом торчит рукоятка того самого пистолета. Смотрится, конечно, замечательно, но стрелять он из него опасается, сам говорил.

Вот об этом я и вспомнил, сказав, что его клинкерт сделал не иначе как прадедушка человека, продавшего ему пистолет.

Долго пикироваться не пришлось, поскольку за мной пришел один из лакеев. Как оказалось, меня срочно желает видеть Горднер.

Почему бы и нет, надеюсь только, что видеть он желает не в мокром саду с поникшими от избытка влаги ветвями и не в одной из имеющихся в нем беседках.

Всю дорогу к моему нынешнему работодателю мне страшно хотелось пнуть в зад мерно вышагивающего передо мной лакея. И совсем не потому, что он шел, по моему мнению, слишком медленно. Хотя и за это тоже. Вышел я за ним под дождь без плаща, здесь буквально два десятка шагов, если пробежаться, не успею промокнуть. Как же.

Этот индюк, переполненный собственной значимостью, шел походкой человека, которому жизнь великолепно удалась, и теперь ему совсем нет нужды никуда торопиться, все впереди будет хорошо и правильно.

И еще манера обращаться. Тибор даже незаметно ткнул меня в бок, завидев мою реакцию на нее. Долго мне придется привыкать к подобным вещам.

Перед нужной дверью слуга сделал мне знак подождать, осторожно постучал, и скрылся за ней после разрешения. Затем появился снова и указал мне на дверь таким жестом, как будто бы он и являлся хозяином всего того, что нас окружало.

Я очутился в кабинете, что меня совсем не удивило. Не принято здесь дела в баре обсуждать, пусть и в собственном доме.

Ну, после кабинета герцога меня интерьером такого помещения не удивишь, а вот хозяин его достоин более подробного описания. Далеко за шестьдесят, хищный профиль лица и привычка щурить правый глаз во время вопросов. О росте судить сложно, но телосложение далеко не богатырское.

Казалось бы, ничего особенного в его внешности не было, но теперь я в окончательной мере могу себе представить, что такое умный взгляд и властные манеры.

Причем манеры его нисколько не напрягали, и в его исполнении они смотрелись настолько естественно, что сразу вспоминался герцог, дядя Миланы.

А разговор опять пошел о Фреде. Присесть мне опять не предложили, но и разговор не затянулся. Я вкратце рассказал историю своего знакомства и ответил на несколько вопросов касающихся его же. Один раз я так его и назвал, Фредом, на что хозяин кабинета чуть заметно поморщился, но в следующий раз, когда я сказал фер Груен, поправил меня — фер Груенуа. Хорошо, пусть будет так. Но мне все же больше нравиться звать его Фредом, да и сам он против этого никогда не возражал.

Наконец, Горднер сказал, чтобы я его подождал за дверью кабинета.

Ждать пришлось недолго, считанные минуты. За это время мимо меня успела пролететь хорошенькая служанка с ошарашенным лицом и пылающими щечками. А в конце коридора какой-то господин в лиловом с серебряными разводами камзоле пристроился целовать даму ну в очень открытом платье. Хорошо, что они вовремя меня заметили, и испарились.

То, что из кабинета вышел Горднер, я определил по движению воздуха за спиной. Он вообще ходит бесшумно, ничто никогда не скрипнет, не стукнет и не зашуршит. И говорит мало, только в случае крайней необходимости.

Мы спустились со второго этажа и прошли через полутемное помещение. Если бы я не знал, где нахожусь, то подумал бы, что проходим через один из выставочных залов музея. Исторического, конечно же. С экспозицией, посвященной средним векам и рыцарству. Судя по немалому количеству доспехов, оружия и гобеленов, находящихся здесь.

Я бы с удовольствием задержался здесь на все то время, что мы будем в этом доме. Но увы, Горднер прошел зал наискосок и остановился перед открытой дверью, через которую бил яркий свет и доносились звуки музыки, даже в таком, совершенно незнакомом мне исполнении, казавшейся танцевальной.

Да уж, зал, тот, куда выходила эта дверь, выглядел огромным без преувеличения. И в нем действительно кружили пары в необычном, но от этого не менее красивом танце.

Вообще-то я небольшой любитель танцевать, но полюбоваться на танцующих, никогда не отказывал себе в таком удовольствии. Тем более что посмотреть было на что. И это совсем не касалось особей мужского рода, они мне не интересны.

Но вот остальные…

Судя по увиденному, портные в Империи находятся на острие прогресса. Иначе совсем непонятно, как такое возможно. Это я о женских платьях, вернее о верхних его половинах. Впечатляет, черт меня возьми. Правда, почтенные матроны предпочитали демонстрации своих фигур показу количества драгоценностей, но на них мой взгляд совсем не задерживался.

На миг я даже представил, что среди этого буйства красок, блеска драгоценностей и глаз красавиц присутствуем и мы с Миланой и сразу стало очень грустно.

Как будто показали волшебный мир, который вот он, совсем рядом, буквально через несколько шагов, а мне туда хода нет. А ведь это ее мир и она в нем сейчас живет, и быть может быть именно в эту минуту, она с улыбкой отвечает на приглашение очередного кавалера. Как вот та дама, даже чем-то на нее похожая.

Но Горднер пригласил меня не для того, чтобы я в очередной раз смог почувствовать свою ущербность.

— Видишь того господина, что разговаривает с дамой в ярко-голубом платье? -

Ну, эту даму сложно не заметить, и даже не потому, что цвет ее бального наряда сразу обращает на себя внимание. В первую очередь в глаза бросается ее лицо, лицо настоящей красавицы. Нет, Милана, безусловно, красивее, пусть даже и на мой взгляд, но твердое второе место принадлежит именно ей.

А вот и ее спутник. Он на несколько моложе, лет на пять, никак не меньше.

Высокий черноволосый юноша, лет восемнадцати, с еще тонкими редковатыми черными усиками. Если сбрить усы и одеть его в женское платье, то девица получится на загляденье. Но с возрастом это пройдет, стоит ему набраться немного мужественности. И манеры у него совсем не жеманные, нормальные мужские манеры.

— Хорошо его запомнил? — голос Горднера звучал как обычно безо всякой эмоциональной подоплеки, не сомневаюсь, что он такой и в бою, и за бокалом вина в кругу близких друзей. Если они у него есть, друзья. Это волк, одинокий волк по жизни, даже не волк, а самый настоящий волчара, и такие люди самодостаточны.

— Да, господин барон. Я запомнил его хорошо — мне хотелось, чтобы в интонациях голоса прозвучал вопрос, тот самый, что меня в данный момент занимал. Судя по всему, удалось.

— Нет, Артуа — и он усмехнулся — Не знаю, почему это взбрело тебе в голову. Здесь все как раз наоборот. Если с ним что-то случится, мы ненадолго его переживем, совсем ненадолго. Но…. — Горднер крутанул кистью левой руки, сжал ее в кулак и приставил большой палец.

Общеимперский язык, в отличие от языка жестов дается мне значительно легче. Конечно, акцент еще оставался и со временем я надеялся от него избавиться, а вот все эти невербальные коммуникации… Черт бы их побрал.

В этом мире, где мне видимо, придется доживать остаток своей жизни, язык жестов занимал чуть ли не такое же место, как и язык слов. И он мне давался не совсем так гладко, как хотелось бы. Слишком уж их много, этих самых жестов, слишком много.

Но этот жест я знал. И говорил он о том, что мне следует забыть услышанное как можно скорее. А вот если бы Горднер закончил его еще и быстрым движением кулака к своему плечу, то это означало бы, что он с удовольствием поможет мне сделать сие самым радикальным способом. В том случае, если я все же распущу свой язык.

Но до такого движения не дошло, хотя и сказал он мне больше, чем следовало.

Когда я вернулся, Тибор развлекал присутствующих рассказом о каком-то пекаре, ходившим по ночам в гости к жене своего коллеги, тоже булочнику. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что коллега в это время тоже ходил в гости, и именно к жене коллеги.

Все-таки Тибор рассказчик талантливый, всех возле себя собрал, рассказывая в лицах, что говорила жена одного, что другого, что сами пекари.

Не прерывая рассказа, Тибор указал на стол, показывая жестом, что еду уже приносили и моя порция находится именно там. Как, оказалось, вместе с наполовину пустой бутылкой вина, готовящегося в скором времени стать уксусом.

Ладно, Артуа, не все так мрачно, и тушеная в овощах свинина достаточно аппетитна и вино не самое плохое. Тебе приходилось и много хуже пить. Просто тебе испортило настроение то, что ты только что увидел. И дело даже не в зависти.

Все ночь мне снились весьма безнравственные сны. Все бы ничего, но каждый раз в постели с дамой меня обнаруживала Милана, и всякий раз плакала, причем навзрыд. А мне было очень, очень стыдно.

После обеда на тренировочную площадку, где я оттачивал вольт со следующим подходом, финтом под правую руку и быстрым выпадом в горло предполагаемому врагу, в сопровождении Тибора ко мне подошел Край имевший прозвище Ухо. Так его прозвали по той простой причине, что одно из ушей отсутствовало у него почти полностью. Зато присутствовал шрам через все лицо, и все это было в результате одного и того же сабельного удара.

Было бы логичней называть его Шрамом, но такой уже имелся, причем еще до прихода Края Горднеру в отряд. Здесь почти все имели клички, и, очень подозреваю, я избег такой участи только лишь потому, что само имя Артуа звучало достаточно необычно. И зачем в таком случае что-то менять?

Подошли они, чтобы порешать один достаточно щепетильный вопрос, а именно.

Благодаря Тибору, наша ночной рейд в родную ему Мельничную падь получил среди своих достаточно широкую огласку. И чего этого скрывать, ведь все проблемы решены, никто не пострадал, виноватые наказаны, в том числе и материально. Не знаю, что там наговорил Тибор, я при этом не присутствовал, но Край подошел с просьбой, помочь решить ему схожую проблему.

Правда, дело теперь не касалось отношений между мужчиной и женщиной, а всего лишь денежной суммы, некогда отданной Краем взаймы.

Сложности же были вот в чем. Сумма, одолженная им, была не достаточно мала, чтобы попросту позабыть о ней, и, в тоже время, недостаточно велика, чтобы пойти на крайние меры, наплевав на все. Схожесть же в том и заключалась, что они с Тибором решили, будто бы у меня получится сделать все также тихо и ровно, как и в гостях у мельника.

Я не стал обещать ничего, лишь попросил немного времени на раздумья.

В принципе, в гостях у мельника я не сыграл ни одной фальшивой ноты, а то, что было у меня внутри, пусть там и останется. Совсем не обязательно никому об этом знать.

Что касается Края, у меня к себе целых два вопроса. Смогу ли я сделать такое же вновь и нужно ли мне это. Все, что я делал в доме мельника, было для меня внове, и действовал я больше по наитию.

С другой стороны, человек я здесь новый, и, коль скоро ко мне обратились за помощью, это кое-что значит. Парни здесь собрались простые и долгим разговорам за жизнь необученные. Порубать кого, так это в две секунды. Так что их логика понятна.

Ну и возникни у меня проблемы, а без этого не бывает, кто же согласится мне помочь, после моего отказа, мотивируй его хоть чем.

Да и денег не мешало бы заиметь хотя бы немного. Как говорится денег и здоровья много не бывает. И, если со здоровьем еще слава Богу, то денег кот наплакал.

Кстати, мало их здесь что-то, котов, больше в диком виде водятся. То ли приручить их забыли, то ли сами мышей ловят.

Во всяком случае, попытка — не пытка. Надо только сразу договориться о том, что если не получится мирным путем, никаких военных действий.

Глава 29. Буссоль

Дождь закончил свое мокрое дело буквально через пару дней после того, как мы покинули Дрондер. Причем закончил, как отрезал. Если еще ночью он накрапывал практически постоянно, то уже к полудню небосвод переливался всеми оттенками лазоревого. И местное солнце воскликнув — ага, заждались! — безо всякого переходу начало жарить так, что вокруг все стало как в парилке.

Еще бы, бедная земля столько времени впитывала влагу, что понадобится не меньше недели, чтобы она пришла в нормальное свое состояние.

Колонна наша, состоявшая из почти трехсот всадников была разделена на несколько неравных между собой частей. Большая из них была свитой и охраной наследного принца Великого Герцогства Эйсен-Гермсайдр. Как оказалось, того самого молодого человека, на которого и указывал мне Горднер сквозь приоткрытые двери.

Звали наследника престола Жюстин Эйсен, и в Империи он побывал с неофициальным визитом. А вся неофициальность заключалась в том, что принц решил навестить одну весьма очаровательную леди, ту, которой я великодушно подарил второе место на негласном конкурсе красоты, который сам же и придумал.

Эта леди не так давно сама побывала в герцогстве и сумела очаровать своей красотой наследника престола. Юный Жюстин без ума влюбился в роковую красотку, и даже пал перед отцом на колени, умоляя последнего благословить их брак.

Что характерно, сама красавица даже неподозревала, что ей в скором времени предстоит счастье стать супругой молодого принца. Но отец влюбленного Жюстина, старый циник, а что же ему остается еще при такой должности? высказался категорически против. Леди Биссиоль, а именно так ее звали, не устраивала его в качестве невестки сразу по нескольким причинам.

Озвучил он только две, но в голове держал самую главную.

Первой причиной была та, что леди Биссиоль имела далеко не безупречную репутацию, к тому же была несколькими годами старше инфанта.

Ну а самая главная, та, что озвучена так и не была, заключалась в том, что Великий герцог Дрюмон XVII, вдовец, сам неоднократно мог убедиться в том, что выбор сыном леди Биссиоль как любовницы великолепен.

Естественно, что смог он убедиться еще до того, как произошли все эти события. Ну и какая из нее после этого невестка, спрашивается?

В общем, был у герцога разговор с леди Бессиоль, в течение которого он ясно дал понять, что перспектив стать супругой сына у нее нет никаких, но и причин, отказывающих в ласке его отпрыску, тоже не имеется.

Леди поняла все отлично, и даже сумма, запрошенная ею, оказалась не очень велика. В любом другом случае просить денег наверное ей бы и в голову не пришло, но слишком уж ситуация к этому располагала.

Дама, сославшись на неотложные дела в Империи, срочно покинула Великое Герцогство Эйсен — Гермсайдр.

Тут же в окружении Жюстина нашелся человек, который открыл ему глаза на некоторые вещи. Затем этот тип получил стойкое отвращение со стороны наследника, достаточно нескромное вознаграждение от герцога — отца, и срочно покинул родину.

Причина этому тоже ясна, кто же будет терпеть рядом с собой человека, рассказывающему о предмете неземной любви подобные вещи.

Конечно, сам принц не сможет вызвать его на дуэль, вернее вызвать то как раз сможет, но кто же в здравом уме примет вызов наследника престола. Но ведь такое благородное дело может произвести кто-нибудь из добрых старых товарищей принца и вот здесь уже отказаться не будет никакой возможности.

Короче, человек открывший правде глаза, срочно покинул герцогство, сославшись на внезапно полученное наследство.

Через некоторое время герцогство покинул и сам Жюстин, отправляясь в Империю.

Понятно, что он бросился в погоню за своей прекрасной леди, все еще пытаясь сделать то, что сделать было уже невозможно.

Чтобы не было все слишком уж очевидным, отец снабдил его письмом к Конраду III и попросил решить один вопрос, недостаточно важный, чтобы отправлять целую делегацию, но и не настолько мелочный, чтобы доверить его кому попало.

И вот теперь Жюстин возвращался домой, поглядывая по сторонам глазами повидавшего жизнь циника, давно уже понявшего, что некоторые вещи существуют только в необузданной фантазии недалеких людей. Такие как любовь, например.

Откуда я все так подробно знаю? Да просто слышал своими ушами разговор Горднера с одним человеком. Причем не подслушивал, а присутствовал при этом.

Когда Горднер, из каких своих соображений решил держать мою скромную персону при себе, сначала мне это совсем не понравилось.

Подай, принеси, почисти сапоги или разбуди сразу же, как только наступит рассвет, совсем не та роль, которую хочется исполнять в первую очередь. Ее совсем не хочется исполнять. И я уже заготовил целую речь, почему я этого делать не буду и приготовился к самому худшему после ожидаемой реакции Горднера.

Есть такая заповедь — для того, чтобы научиться командовать, научись подчиняться. Но это разные понятия, исполнять приказы и прислуживать.

Нет, такого не случилось, Горднер просто держал меня при себе и иной раз даже спрашивал моего мнения по тому или иному вопросу. Я ехал рядом с ними впереди нашего маленького отряда и изредка выполнял его поручения, по большей части касавшихся всяких мелочей. Таких, как обратить внимание Лигруса, что переметная сумка его расстегнулась, и он рискует потерять часть своего имущества, например.

Другой вопрос, как ему удавалось это заметить перед тем, как такое смог обнаружить ее владелец, либо же кто-то из едущих с ним рядом…


Вторая часть отряда состояла из сотни имперских кирасир, приданных для сопровождения Его Светлости наследника престола Жюстина Эйсена до границ с герцогством.

Ну и третья, самая маленькая его часть, численностью в двадцать восемь человек во главе с бароном Эрихом Горднером.

Мы будем держаться вместе со свитой наследника до самого Кергента, небольшого городка, расположенного в предгорьях Агнальского горного хребта, на самой границе с герцогством.

Затем мы должны отделиться и заняться тем делом, о котором еще никто ничего не знал. Кроме Горднера, конечно.

Герцогство Эйсен-Гермсайдр представляло собой суверенное государство и управлялось Великим герцогом Дрюмоном XVII, имеющим предикат Его Королевское Величество.

В свое время, когда предки императора Конрада собирали под свое крыло все графства и герцогства, до которых только могли дотянуться, Эйсен-Гермсайдр сумел добиться того, чтобы с ним этого не произошло.

Вероятно, что тогдашний император не слишком настаивал на этом или просто посчитал, что небольшая горная страна ничего не сможет добавить в его корону, но факт остается фактом, суверенитет герцогство отстояло.

С тех пор прошло несколько веков и ничего в этом плане не изменилось, кроме того, что Эйсен-Гермсайдр отстояло независимость и от посягательств других своих соседей. Кстати, не без помощи союзных имперских войск.

В последней такой войне за независимость участвовал отец Горднера, командовавший полком драгун, одним из трех, что Империя выдвинула на помощь своему соседу и союзнику.

Сейчас же герцогство славилось своей промышленностью и развитыми технологиями.

В Империи даже существовала поговорка, что такого, мол, даже в Эйсен-Гермсайдре сделать не смогут. Наверное, об этом все, большего я и сам не знаю.

Двигались мы довольно быстро. Покрытие тракта из больших каменных плит будет до самого Южного Мулоя, то есть две недели пути из трех, что нам предстоит.

Жюстин предпочитал путешествовать верхом, а не в раззолоченной карете. И надо сказать, что отец потратил много усилий на то, чтобы его наследник производил впечатление не избалованного барчука, изнеженного мамками, няньками и с задницей, зализанной до зеркального блеска окружающими его подхалимами, а достойного продолжателя славных традиций отцов и дедов династии Эйсен.

Не так уж сложно увидеть это со стороны, даже без обширного опыта по этой части.

Я как раз задумался над этимологией слова отпрыск, и получалось слишком пошловато, когда меня окликнул Край.

Вот уж несколько дней, после того, как у нас получилось с возвратом долга, каждый раз при встрече он всегда показывал мне большой палец, что в здешних краях указывало на высшую степень одобрения, восторга или похвалы.

Чего там говорить, мне самому смешно до сих пор вспоминать об этом, хотя я и не принимал во всем прямого участия.

Человек, которому Край в свое время занял деньги, оказался владельцем корчмы расположенной возле самого моста, того, что называли Горбатым Айвом. Если пересечь Арну по мосту с левого берега на правый, а затем взять совсем немного влево, вот там и окажется корчма "У Айва".

В принципе, Край даже не занимал деньги, он дал Перну, имевшему прозвище Горелый, деньги на покупку этой самой корчмы с расчетом на то, что станет ее совладельцем. Когда то они считались друзьями, Край и Перн, и даже занимались одним делом, были наемниками.

Затем Перн решил, что ему хватит испытывать судьбу и стоит заняться чем-либо более спокойным, бизнесом в сфере услуг, например. Слово с делом у него не разошлись, и Перн приобрел эту корчму, на совместные деньги его самого, Края и еще одного бывшего их сослуживца, человека по имени Нечид. Нечида давно уже не было в живых, дела у Перна пошли хорошо, место уж очень бойкое, а сам Край отсутствовал в столице достаточно продолжительное время.

После того как последний вернулся в Дрондер, первым долгом он навестил Перна. Вот тогда и выяснилось, что желание иметь кого-то в доле у Перна пропало, так же как и желание отдавать деньги. Край, конечно, удивился такому поведению, как выяснилось теперь уже бывшего друга, и попытался на него наехать.

Но не тут-то было. Перн денег упорно отдавать не хотел, а бояться угроз почему-то не стал. Наверное потому, что у него появился новый совладелец, человек отслуживший в городской страже достаточное число лет, чтобы обзавестись поддержкой ее самой практически во всех вопросах.

Собирались в корчме городские стражники, как действующие, так и ушедшие из нее по выслуге лет, и всем им отпускали в долг и делали скидки на вино и пиво. Своих же бывших коллег Горелый, а прозвище свое он получил из-за того, что часть лица его была обожжена, не приваживал и даже наоборот, отдавал явное предпочтение бывшим коллегам своего новогокомпаньона.

Словом, остался Край и без своих денег и без надежды их получить обратно.

План, что пришел мне в голову, был не очень сложный и не требовал особых средств, усилий и затрат.

Когда я поделился им с Тибором, Краем, Лигрусом и еще с парочкой ребят, тех самых близнецов, что ходили с нами к мельнику, он был принят с энтузиазмом.

Весь расчет строился на том, что корчма находилась слишком близко к мосту. То есть, рано или поздно ее придется снести, чтобы расширить к нему подъезд. И ко мне в голову пришла мысль всего лишь немного поторопить это событие.

Примерно в то время, когда дежурившие ночью стражники уже посетили корчму, чтобы порадовать себя кружечкой другой свежего холодного пива, вполне заслуженного после тяжелого дежурства, а дневные еще исправно тащили службу, к корчме подкатила телега.

В телеге сидели несколько парней, знать которых Горелый заведомо не мог. Дальше все пошло как по маслу.

Парни с самым озабоченным видом обошли вокруг здания корчмы, один что-то даже записывал на листке бумаги. Естественно, что хозяину сообщили о непонятном поведении этих самых потенциальных клиентов.

Тот вышел на улицу и попытался выяснить, чего им собственно нужно. Его вежливо попросили подождать, сейчас приедет господин архитектор и все объяснит. На глазах хозяина из каменной кладки стены вывернули один из камней и опять что-то записали.

Затем все работнички зашли внутрь корчмы и скоротали время до прибытия архитектора за кружечкой пива. Архитектор не заставил себя долго ждать, прибыв буквально через четверть часа.

Первым делом он дал разгон своим нерадивым работникам за то, что они вместо работы вливают в свою требуху пиво, именно так он выразился. И дело закрутилось дальше.

Работники растворили два окна, находящиеся на противоположных друг от друга стенах, сдвинули по сторонам мешающиеся им лавки со столами и вбили посредине деревянного пола здоровенный железный кол. Затем привязали к нему веревки, пропустили через открытые окна и, вытянув их во всю длину, застыли.

Господин градостроитель бережно извлек из кофра нечто очень напоминающее буссоль, водрузил ее на вершину кола и начал усиленно ею пользоваться, изредка выкрикивая какие-то непонятные слова, которые тут же старательно записывались.

Затем он также бережно спрятал прибор обратно в кофр, тщательно смахнул со лба выступивший от непосильной работы пот, и потребовал у хозяина бокал самого что ни на есть лучшего вина, у него имеющегося.

Вот здесь хозяин сумел робко поинтересоваться у него, что же собственно происходит. И его охотно посвятили.

Да ничего особенного. Просто необходимо расширить подъезд к мосту, время настоятельно этого требует. Так что корчму придется снести. Но пусть хозяин не беспокоится. Буквально полгода, год, в самом худшем случае полтора городские власти возместят ему стоимость.

Вообще-то подъезд к мосту было бы значительно удобней расширить на противоположной стороне, но что сделано, то сделано. И господин еще раз обругал своих помощников, которые в силу своей тупости не могут разобрать, где тут лево, а где право.

Во всем этом действе было два скользких момента. Исполнитель роли того самого градостроителя, и бумага, подтверждающая его полномочия.

Бумага была, даже подобие печати на ней имелась. Поскольку все мы не знали, как она должна была выглядеть, и нужна ли она вообще, то постарались выполнить ее в соответствии со своим представлением о ней. Тибор даже спер со стола из кабинета Горднера лист бумаги вполне приличного качества. Нашлась и древняя монета, медная, но достоинством в целый конт. Сейчас таких уже не выпускают.

И герб на ней отличался от того, каким пользуются сейчас. Но зато своим размером для печати она вполне подходила.

В общем, было можно помахать ею перед лицом или даже ткнуть документом туда же, а вот рассматривать документ настоятельно не рекомендовалось.

Лигрус со своей ролью справился блестяще.

Я сидел в самой глубине корчмы и от души забавлялся развернувшимся передо мной спектаклем. Лигрус был неподражаем. И своими манерами и минами и усталой вальяжностью человека, коего в своем кругу не слишком то и замечают, а вот здесь он и царь и бог.

Сумма, запрошенная Лигрусом для того, чтобы перенести расширение проезда согласно первоначальному проекту на противоположную сторону была вполне подъемна для корчмаря.

Я рассчитал ее из порядка двенадцати процентов за каждый год просрочки, добавил семь процентов за срочность и округлил мелочь до серебряной полукроны.

Почему срочность, да потому, что нам скоро из столицы уезжать, что же здесь непонятного. А почему именно семь, так ведь цифра уж больно хорошая, счастливая. Ну и расходы нужно было покрыть, на найм гужевого транспорта и аренду приборов. Чем же ему, Легрусу то, измерения свои производить, оттопыренными большим пальцем и мизинцем, сделав из них створ?

Интересно будет узнать, что он там выкрикивал своим помощникам, крутя, вертя морскую буссоль, которую видел первый раз в жизни.

Наконец, выплатив необходимую сумму, Горелый выпроводил всю компанию землеустроителей, убедился в том, что они действительно отправились на противоположную сторону и облегченно выпустил воздух.

Вероятно, Перна утешало то, что на противоположной стороне дороги имелся еще один кабак, называемый "C Альвом", его прямой конкурент и чтобы устранить его, никаких денег не жалко.

Мне же пришлось просидеть в корчме еще четверть часа, потому что едва я отрывал свое лицо от кружки с пивом, как менял начинал душить безудержный смех. Наверное, самое сложное в работе афериста это то, что все время необходимо держать выражение лица серьезным.

Когда я окончательно пришел в себя, хозяин успел уже навести в корчме порядок, поставив на место мебель и даже выдернув железный штырь, для чего ему понадобилось немало усилий, парни постарались на совесть.

После этого я подозвал его к себе жестом и указал напротив себя. Перн замешкался всего лишь на миг. Затем все же присел. Немного помолчали.

— Видишь ли в чем дело, Горелый. Край твой старый боевой товарищ. Он даже тебе жизнь спас, сам мне об этом рассказывал. А ты поступил с ним очень нехорошо. И дело, в общем-то, даже не в деньгах. Но я не стану мучить тебя нотациями, заявляя о том, что никогда не нужно поступать с другими так, как не хотел бы, чтобы поступили с тобой. Скажу лишь, что деньги ты отдал бы в любом случае. И ты должен поблагодарить Края только за одно лишь то, что отдал их так, как только что случилось. Он меня отдельно об этом попросил. Как бы там ни было, когда-то вы были друзьями. -

Я соврал, конечно, но мне захотелось сделать так, чтобы у Перна к Краю было поменьше обид. В конце концов, это была моя затея.

Сначала Перн выслушивал мой монолог с недоумением, затем до него дошло, и взгляд его резко изменился.

— Да, да, Горелый. Все это придумал я. И согласись, получилось забавно. Если у тебя есть вопросы ко мне, то вот он я весь и даже уходить не тороплюсь.-

Взгляд Перна метнулся на двух стражников, зашедших в этот момент в корчму, и он даже дернулся всем телом. Затем понурил голову.

— Разумное решение. Ты вот что, Перн, принеси-ка мне лучше кружечку холодного пива — с этими словами я положил перед ним серебряный конт — а я в свою очередь сделаю так, что обо всем этом никто никогда не узнает. Поверь мне, Край не носился по Дрондеру с криками, как же подло ты с ним поступил. Вот и я этого делать не буду. Ты просто вернул Краю свой долг и все.-

Когда я вышел из корчмы, через несколько шагов ко мне присоединился Солис, один из близнецов.

— А ты что здесь делаешь? — спросил я у него.

— Остался на всякий случай — затем, помолчав секунду, добавил — я слышал все. -

И протянул мне руку открытой ладонью вверх, но не для того чтобы я в нее что-нибудь положил.

Глава 30. Переправа

Отблески пламени костра играли на стволах окружающих поляну деревьев.

Я смотрел на полулежащего возле костра Жюстина и ломал себе голову, как мне его величать. Угораздило же меня попасть в такую ситуацию, оставшись наедине с наследным принцем. Не по своей воле, конечно. Хотя с какой стороны на это посмотреть.

Господин герцог — нельзя, да и не герцог он еще вовсе. Станет он им только после того как займет место отца. Кроме того и обращением этим могут пользоваться только равные ему люди.

В моем случае такое будет звучать если не оскорблением, то уж неуважением точно.

Ваша светлость, Ваше сиятельство, мой господин? Ага, и еще кланяться после каждого обращения.

Нет, никак я не могу привыкнуть к подобным вещам, хотя и пора бы уже. Кроме всего прочего он моложе меня почти на добрый десяток лет.

Я нес его на себе несколько часов. Нес на закорках, так, по-моему, это называется. И еще старался делать это бегом.

Тогда у меня не возникало подобных проблем, с обращением, главное было уйти от погони как можно дальше.

В итоге нам это удалось. Теперь мы размышляли, как же поступить дальше. Возвращаться назад крайне опасно, во всяком случае, наследнику Эйсенского престола. Да и мне, в общем-то, тоже, поскольку я стану нежеланным свидетелем. Свидетелем того, что будущего наследника убьют.

Если уж они не побоятся сделать это с сыном весьма могущественного герцога, то меня попросту раздавят как случайно попавшуюся под сапог букашку.

Поначалу ничто не предвещало такого поворота событий. Начинался отличный солнечный денек, и мы сворачивали лагерь, которым пришлось встать из-за того, что накануне потеряли много времени, преодолевая бурную речушку, название которой я так и не узнал. Речушка совсем неширокая, но очень крутая в берегах, потеряла мост в результате паводка после продолжительных недавних дождей. Через нее быстро соорудили временную переправу, все-таки имперский тракт здесь по своему значению соответствует федеральной трассе, но переправа получилась слишком уж временной.

В итоге ее восстановили и сделали это прямо на наших глазах. Нам пришлось ждать этого чуть ли не весь световой день. И как результат, вместо запланированной остановки на ночь в небольшом городке Сютемдер, мы встали биваком, отъехав от переправы буквально на пару лиг.

В Сютемдер мы попали ближе к обеду. К прибытию наследника в город все было готово, поскольку посланные вперед люди позаботились об этом. Хлебом-солью его, конечно, не встречали, но в лучшей корчме города столы ломились от блюд, что могли заинтересовать принца хотя бы потенциально. Да и остальные голодными тоже не остались.

Вот после обеда все и началось. Началось практически сразу же после того, как Сютемдер скрылся из виду за поворотом дороги.

К этому времени дорога резко пошла вниз, устремляясь к одной из крупнейших рек Империи Сотре, делавшей здесь петлю. Сотра брала свое начало с ледников Агнальских гор, теперь уже недалеких и занимавших большую часть восточной части горизонта.

Последние пару дней Горднер заметно нервничал, хотя до этого времени я считал его образцом невозмутимости. Нетрудно было догадаться, что происходило это по вине принца, вернее из-за него. Горднер определенно что-то знал, но делиться этим не спешил. Кстати, люди из окружения наследника не выглядели встревоженными, напротив, чем ближе мы приближались к границе с герцогством, тем лучше у них становилось настроение.

Я по-прежнему находился рядом с Горднером, и мне это начинало даже нравиться. Нравиться хотя бы тем, что я всегда был в курсе всех событий, происходящих за время пути. Ну а самое главное, Горднер имел обыкновение перед сном заниматься фехтованием. Конечно же, в спарринг-партнеры я ему не годился, он предпочитал людей более искусных в этом деле, но как-то так получалось, что практически каждый раз он уделял мне немного времени. Понять его можно, людей у него не так уж и много, и, вероятно, он стремился к тому, чтобы каждый из них был полноценным бойцом. К тому же он видел, что я занимаюсь фехтованием практически каждый вечер, привлекая обычно в качестве наставника Тибора. Тибор охотно шел на это, тем более что наградой ему за это было пиво, которое он любил до безумия.

Ненавижу свою ущербность в связи хоть с чем. Понятно, что не стать мне великим художником или скульптором, чувствуй я хоть что, но что касается фехтования…

Время от времени Горднер спарринговал с кем-то из дворян, чаще всего из окружения принца и ни разу я не видел его проигравшим.

Однажды я даже стал свидетелем того, как Горднер схватился в учебном бою с юным Жюстином. Несомненно, наследником занимались лучшие учителя герцогства, но то, что продемонстрировал мой патрон, впечатлило меня значительно в большей степени. Все-таки принц обладал техникой, больше подходящей для дуэлей, проходивших по определенным правилам и с рядом ограничений. Движения его смотрелись очень эстетично и даже эффектно. Горднер же фехтовал так, что сразу становилось очевидным, во главу его стиля ведения боя поставлена эффективность, но никак не зрелищность.

Схватка завершилась ничьей. Но даже мне стало понятным, что Горднер не пожелал ставить принца в неловкое положение, хотя с легкостью мог несколько раз это сделать. Кстати и Жюстин понял это не хуже других, выразив благодарность несколькими комплиментами технике своего оппонента…


На костре, на лезвие клинкерта, доходила до готовности крупная рыба, что-то из лососевых, которую в скором времени мы должны были употребить. Мне удалось изловить ее в протекающей всего лишь в нескольких шагах реке.

Безрассудно, наверное, было остановиться на ночлег на самом ее берегу, потому что одинокий огонек костра виден за много лиг, и тем больше, чем скорее ночь вступит в свои права полностью.

Жюстин лежал на боку, стараясь держать левую ногу как можно выше, используя для этого камень, который мне с трудом удалось к нему подтащить.

Оно и понятно, голеностопный сустав на ней распух до такой степени, что казалось, ткни пальцем и брызнет кровь. Да и цвет опухоли от багрово-красного вскоре начал делиться на несколько других, начиная с черного и заканчивая редкостной разновидностью желтого.

У меня всегда было плохо с определением цветов. Нет, никакой цветоаномалии, с этим все в порядке, но как называется тот или иной оттенок, это всегда вызывало у меня затруднения.

Надеюсь, что я правильно поставил диагноз — сильное растяжение связок. Хотя какой из меня врач. Просто у меня один раз было нечто подобное. Это очень болезненно, кстати, и на ногу невозможно ступить.

Все, костыль готов. Палка достаточной длины с широкой рогаткой на конце, обмотанная на развилке полосками ткани.

Следующие несколько дней Жюстину придется ходить на трех ногах.

Принц поблагодарил меня несколькими словами, и среди них не было не одного, чтобы хоть как то указывало бы на мое положение в нашей компании. Вот и славно, тем более что сейчас мы как будто в равном положении и даже неизвестно, кто находится выше.

Жюстин, временно одноногий, с разряженным пистолетом и поломанным клинком шпаги или я. Полностью здоровый, при клинкерте, кинжале и даже с заряженным стволом. Тем стволом, что больше похож на дубинку.

Единственное, что меня смущало, так это то, что штаны мои были распороты суком, очень неудачно торчавшим из дерева в месте моего вынужденного падения. И место этот сук выбрал самое неудачное. Вот если бы я сидел в седле, то его совсем не было бы видно. Но без лошадей мы остались тоже.

И я нашел себе успокоение в том, что теперь полностью оправдано то обстоятельство, что нельзя поворачиваться к такой высокой персоне тылом.

Вот только костер в скором времени придется потушить, почти стемнело…


Чем ближе мы спускались к реке, тем нервней выглядел Горднер. Наверняка, он знает нечто, напрямую связанное с возможной опасностью для наследника Эйсенского престола, иное просто не приходит в голову. Мы давно уже приблизились к свите принца, и держались к ней вплотную. Еще накануне вечером у Горднера был разговор с человеком, возглавляющим охрану свиты принца, и вернулся он с крайне неудовлетворенным выражением лица.

Собственно и свитой окружение юного герцога назвать было нельзя. Несколько его ближайших друзей и около полусотни гвардейцев, практически всех из них были уже достаточно зрелыми людьми, седоусые и в теле. Я так понимаю, что гвардия герцогства в основном из таких людей и состоит. Не могли же, в конце концов, послать вместе с наследником, людей отобранных по возрасту. Возглавлял ее еще более пожилой человек, седоусый, в блестящей кирасе со сложным золоченым тиснением и таком же шлеме, украшенном несколькими пышными перьями неизвестной мне птахи. Вот с ним-то разговор у Горднера и состоялся, после чего его настроение испортилось окончательно.

Сотра в этом месте оказалась ничуть не шире Арны, разделяющей Дрондер на две части, но моста не наблюдалось, а имела место паромная переправа.

Сначала на противоположный берег отправилась полусотня кирасир, следом часть гвардии из охраны принца, а затем уже он сам. Ну, хоть чего-то Горднер добился, поскольку первым хотел переправиться Жюстин со своей свитой.

Наш отряд был следующим и на паром поместился полностью.

Когда паром почти приблизился к правому берегу Сотры, все и произошло. Прямо на наших глазах из густого кустарника, росшего чуть в отдалении от береговой черты, начали появляться люди, много людей и все они были вооружены. Но и это было еще не все. Чуть дальше и правее, с опушки дубровника, показались всадники на невысоких мохноногих лошаденках. Сначала я даже обомлел, настолько они были похожи на индейцев. Им бы в вестернах сниматься, и никакого грима не понадобилось бы точно. А вот орали они совсем не похоже. У индейцев какое-то улюлюканье на высокой ноте, эти же издавали что-то наподобие уханья. И еще, томагавков у них не наблюдалось, зато остального добра в виде луков, копий и изредка ружей, хватало вполне.

Даже на мой неопытный взгляд было их сотни две, не меньше. Ну и стрелков, прятавшихся в кустарнике, отличавшихся одинаковой формой одежды и сплошь вооруженных длинными ружьями, точно переваливало за сотню.

Ясно, что у страха глаза велики, но противника явно было много больше.

Момент для атаки враги выбрали самый благоприятный. Примерно половина наших людей все еще оставалось на противоположном берегу Сотры и в самом ближайшем будущем оказаться рядом с принцем им не светило. Для этого лишь следовало перерезать канат, протянувшийся с одного берега на другой, по которому и ходил паром.

На Горднера было страшно смотреть. Он с самым яростным выражением лица заметался по парому. Когда шестеро паромщиков как по команде бросили канат, увидев открывавшуюся перед ними картину, Горднер издал такой рык, что половина лошадей на пароме от страха присела на задние ноги. Но на паромщиков это подействовало, к тому же к канату бросилось еще несколько наших парней, и паром пошел чуть ли не вдвое быстрей, чем до этого.

А мне стало очень грустно. Особенно когда вспомнились слова Горднера о том, что в случае смерти наследника нам его долго не пережить. Нет, конечно, в равной степени я могу найти себе приют в любой другой стране. Но слишком рано еще для эмиграции. Да и вряд ли здесь принято просить политическое убежище.

И Милана. Ведь в этом случае почти наверняка я не смогу ее больше увидеть.

Я стоял рядом с Мухоркой, держа ее под уздцы, прижавшись щекой к ее морде и наблюдал за развивающимися событиями.

Не нужно обладать огромным военным опытом, чтобы понять, что основная цель нападающих состоит в том, чтобы отрезать принца с его окружением от места, к которому должен причалить паром. Тогда все, его гибель вопрос буквально считанных минут. И наоборот, задача обороняющихся заключается в обратном. Стоит наследнику оказаться на пароме, и попробуй тогда его возьми. Пусть даже канат будет перерублен. А прикрыть наследника от пуль и стрел можно и своими телами. И совсем не обязательно тянуть за канат с парома, это отлично можно сделать с противоположного берега.

Я мельком взглянул на левый берег Сотры, тот берег, что мы совсем недавно покинули. Там, вдоль кромки воды, толпились кирасиры, и оставшаяся часть гвардии из охраны принца. Могу себе представить, что творилось у них на душе. В этом месте, даже недалеко от своего истока, Сотра была уже достаточно широка, и выражение их лиц разобрать было невозможно. Да и надо ли это?

Лодки, на том берегу имелись лодки и в них уже грузились. Чуть выше по течению Сотры расположилась деревня, чье название Шертулье легко можно перевести как Окунево. Вероятно здешние воды богатые на эту пусть и не самую вкусную рыбу. Отсюда и название.

Имперские деревни мудреными названиями не баловали.

Такие же Окуневы, Хомутовы, всякие Баклановы и всевозможные Петушки. Не сомневаюсь, что и эквиваленты Лоховым в названиях найдется достаточно. То есть корни в названиях деревень пользовались теми же понятиями, что и в родной мне стороне. Во время пути я развлекался тем, что старался перевести название деревень и сел. Если с ними это получалось легко, то названия городов, как правило, так просто не давались. Да и чего удивительного, ведь у нас все примерно так и обстоит.

Шертулье-Окунево — деревня рыбацкая и лодок там хватает. Возможно, чтобы вместить большую часть людей, оставшихся на противоположном берегу, пусть и без лошадей. Но на это нужно время.

Напавшие люди на нас не хуже чем мы понимали, что главное — это отрезать принца от парома.

И этим занялись всадники, выскочившие из густой дубравы. Но на пути у них встала гвардия, все три десятка ветеранов, успевшие переправиться на правый берег.

Напрасно я думал, что гвардия герцогства Эйсен это последнее пристанище стариков, перед тем как покинуть армию и уйти на покой.

Седоусые и седоголовые ветераны стояли насмерть. Узкий проход между берегом реки и кустарником не дал псевдоиндейцам развернуться в лаву, да и дистанции, чтобы набрать скорость им не хватило. Но всадников было много больше и именно на этом и строился весь их расчет.

Еще левее шла ожесточенная схватка кирасир с пешими воинами. Кирасир было меньше вдвое даже на беглый взгляд и все их преимущество заключалось в том, что они были верхом. Пехота ощетинилась штыками, а на их длине в этом мире не экономили. Да и залпом, тем, что она успела произвести, кирасиры получили чувствительные потери. Не смотря на это, кирасиры смогли вгрызться в левый фланг пехотного построения и сейчас пытались развить успех.

По парому продолжал метаться Горднер. До берега оставалось еще достаточно большое расстояние, а глубина начиналась у самого берега.

Но больше всего Горднера раздражал тот факт, что принц со своим ближайшим окружением принимал участие в битве вместе гвардейцами, вместо того, чтобы прорываться к парому.

И опять все ясно. Стоит только Жюстину попасть на паром и отойти достаточно далеко от берега, как ситуация измениться коренным образом. Это не война и напавшим на нас людям уже не надо будет так яростно атаковать защищавших наследника людей. И те получат возможность перестроить свои ряды таким образом, чтобы просто защищаться. Получат возможность для маневра, в конце концов.

Да и вряд ли напавшие на нас люди продолжат атаку, видя, что дело провалено.

Ненужное геройство со стороны Жюстина и благодаря этому погибнет много людей, а если они смогут достичь своей цели, то получится что совсем уж зря.

Когда паром, наконец, уткнулся в пристань, мы давно сидели на конях. Не сомневаюсь, что мы не стали дожидаться бы этого момента, но слишком уж круто берег уходит под воду, не оставляя мели ни единого шанса.

Ситуация к этому времени стала совсем критической. Число гвардейцев таяло прямо на глазах.

И Горднер повел нас туда, где все еще виднелся Жюстин в окружении последних своих людей. Нам удалось отбросить врагов назад, но ненадолго. И все это было зря.

Жюстин, вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и вернуться на паром, продолжал исполнять из себя былинного героя, способного в одиночку разогнать несметные полчища врагов. Напрасно Горднер орал ему, позабыв о всякой почтительности, все было тщетно.

А затем под принцем рухнула лошадь. Рухнула сразу, как подкошенная. Жюстин все же удалось спрыгнуть с нее, но сделал он это крайне неудачно. Когда наследник вскочил на ноги, то сразу же упал рядом уже с мертвым конем, умудрившись при этом сломать свою шпагу.

Таким я и подхватил его, сжимающего разряженный пистолет и обломок лезвия с богато украшенной рукоятью, брыкающегося и что-то орущего на незнакомом мне языке.

И я не придумал ничего лучшего, как броситься в кусты. Потому что возле парома уже орудовало немало всадников, таких же лохматых и нелепо выглядевших, как и их лошади, коротконогих и с несоразмерно большими головами.

Я рванул с Жюстином вдоль речного берега, поросшего кустарником до самой воды, а слева от меня поднималась высокая каменная круча.

Затем я долго пробирался густым подлеском, обливаясь потом под тяжестью этого недоделанного героя, который все еще продолжал брыкаться. Было очень жарко, пот заливал лицо, грудь, тек по спине, но самое страшное было в том, что и в паху было горячо и мокро. И больше всего на свете я страшился не того, что сейчас совсем рядом затрещат кусты и покажутся всадники на мохноногих конях, а то, что мокро там совсем не от пота.

Наконец я рухнул на поросшую жесткой колючей травой землю, все еще прижимая к себе Жюстина, и некоторое время не мог пошевелить ни одной из своих конечностей.

Когда мне все же удалось перевести дыхание, я осторожно посмотрел вниз.

Но нет, штаны выглядели абсолютно сухими и никаких запахов, кроме обычных лесных, не присутствовало.

Глава 31. Палево

Затем мы долго прятались в какой-то промоине, полной жидкой грязи, куда я рухнул, оступившись на скользком склоне, напряжено вслушиваясь в звуки леса. Погони слышно не было, вероятно они сбились со следа и прошли стороной. Или еще не дошли до нас. Или исчезновение принца прошло для них незамеченным событием. Или еще что.

Напряжение немного спало, и я услышал от Жюстина сожаление по поводу того, что у него на глазах погиб его давний и лучший друг Корнелиус.

И тут меня прорвало. Я забыл, что мы только что спаслись от верной гибели, что возможная погоня может находиться недалеко от нас, или что мой гневный рев будет слышен далеко в лесу.

Я орал на наследного принца как на какого-то несмышленыша, благодаря тупости которого, кроме Корнелиуса, погибло еще очень много хороших людей.

Наверняка мертв Солис, один из братьев-близнецов, тот, что задержался возле таверны, так, на всякий случай. С ним у меня наладились отличные отношения, мы чувствовали симпатию друг к другу, и, возможно, в скором времени у меня появился бы друг, первый мой друг в этом мире.

Мертв, потому что с раной, полученной им, не живут ни в каком мире, ни в этом, ни в моем, а может быть и во всех остальных, если они существуют. Потому что копье гронта, именно так назывались те, кто были приняты мною за индейцев, пробило ему живот насквозь, войдя с левого бока и выйдя с противоположного.

Я видел, как слабеют удары Края, наносящего их левой рукой, потому что правой руки у него уже не было. Вернее, она еще была, но безжизненно болталась на рукаве его одежды, раскачиваясь при каждом ударе.

Еще раньше упал с лошади Тибор, зажимая руками горло, из которого торчала стрела с пестрым оперением.

Горднер, закусив ус, бился сразу с тремя противниками и именно по его приказу я бросился к принцу, пытающемуся встать на ноги рядом со своей убитой лошадью.

И для этого ему пришлось отвлечься на долю секунды и последние слова своего приказа, он кричал, уже дернувшись всем телом от удара сзади…

Когда у меня кончились ругательства на общеимперском, я перешел на родной, и самыми ласковыми из них были: осел с набитой дерьмом головой.

Сначала Жюстин смотрел на меня изумленно, затем изумление сменилось выражением гнева, как же, это кто смеет на него орать! А еще затем он поник головой, потому что все, что я сказал ему, было правдой.

Потом мой запал пропал и на смену ему пришел стыд. Ты на себя посмотри. По крайней мере, этот мальчишка пытался что-то сделать, несмотря на то, что гибель грозила в первую очередь именно ему. И пусть его действия были насквозь неправильными, и вряд ли ему удалось дотянуться до кого-то своей шпагой, но он хотя бы не струсил.

А что сделал ты? Вероятно Горднер, отдавая мне приказ, ожидал, что я помогу Жюстину встать на ноги и посажу его на свою лошадь. Ты же сделал то, что мог лучше всего сделать в такой ситуации, убежал. Пусть и не один. Вспомни, как ты смотрел на свои штаны, с ужасом ожидая увидеть на них мокрое пятно. Неоткуда ему там было взяться, но мысль же была!

Мы сидели, измазанные грязью с ног до головы. Принц все еще сжимал в руке шпагу с обломанным лезвием, а вот разряженный пистолет он отбросил в сторону за бесполезностью.

Назад нам дороги нет. Потому что перед тем, как соскочить со своей лошади, я успел заметить вдали еще один отряд всадников, показавшийся между деревьев.

И больше всего эти всадники были похожи на гронтов. Значит нужно валить отсюда как можно скорее и валить в противоположную сторону от той, с которой мы прибыли. Лес густой, и чем дальше мы уйдем, тем больше у нас будет шансов.

Я помог Жюстину, прыгающему на одной ноге, выбраться из промоины. Затем вынул у него из руки обломок шпаги, вставил его в ножны и всучил в руки свой клинкерт. Пусть будет так, раз ему спокойнее с оружием в руках. Подумав, снова нырнул в промоину и подобрал пистолет. Нечего вещами разбрасываться, оружие такого качества стоит немало. Много он не весит, и, пусть у нас обоих нет ни пороха, ни пуль, но мало ли каким боком судьба повернется.

Телосложения принц был достаточно хрупкого и весил не так уж много, да только вот кроссом по пересеченной местности с мешком муки на плечах я никогда не увлекался. Теперь понял, что зря. К тому же и весил он больше чем мешок.

Жюстин попытался извиниться за те неудобства, что он причиняет, катаясь по лесу на моей спине.

Я успокоил его, заявив, что сейчас он обладатель единственной в Империи говорящей лошади. Эти слова мне удалось произнести за три приема, и наградой стал сдерживаемый смех Жюстина, отдаленно похожий на хрюкание.

Действительно, смотрелись мы достаточно нелепо: один едет на другом, да еще и с обнаженным клинком в руке.

И опять был пот, потоком заливавший меня, начиная с макушки, и опять сердце пыталось вырваться из груди, и снова не хватало воздуха в легких.

Кроме того, жгло в правой ноге, где через дыру в штанине, виднелся порез. Пусть не сильный и не глубокий, но постоянно кровоточивший. И я не помнил, когда получил его, в бою возле пристани или когда в очередной раз упал под тяжестью Жюстина.

Когда я рухнул на землю в третий или четвертый раз, то долго не мог заставить себя подняться на ноги. Не знаю, сколько бы я пролежал, ловя широко открытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, но когда послышался треск сучьев на склоне холма, поросшего густым кустарником, у меня хватило сил вскочить, подхватить на руки чертова наследника Эйсенского престола и даже побежать.

Шум приближался, мы не успевали уйти от него, он становился все ближе.

Отчаявшись, мы встали плечом к плечу, выставив в сторону приближающегося врага все, что у нас оставалось из оружия, клинкерт, пистолет и кинжал.

Жюстин держался рукой за дерево, потому что левая нога его упорно не хотела разгибаться из-за распухшего колена.

Когда шум погони приблизился вплотную, из кустарника показалась кабанья голова, здоровенная такая, под стать самому ей обладателю. Именно таких кабанов и называют секачами.

На наше счастье вепрь оказался в благодушном расположении духа и обошел нас по широкой дуге.

Солнце ужу скрылось за верхушками деревьев, когда я выдохся окончательно.

Надеясь на то, что нам удалось удалиться достаточно далеко, мы остановились на ночлег.

Получить огонь с помощью кремня и огнива сущая безделица и с добычей мне повезло практически сразу. Крупная рыбина, не иначе как из семейства лососевых, поскольку мясо у нее было красного цвета, будто бы специально дожидалась меня в устье небольшого ручья, впадающего в Сотру, стоило мне удалиться на пару десятков шагов от нашего лагеря.

Я с трудом вырвал из рук Жюстина эфес клинкерта, поочередно разгибая ему пальцы, насадил добычу на лезвие и пристроил над костром. Конечно, рыбу такого размера нужно запекать, обмазав глиной или жарить, порезав на куски, но слишком уж сильно хотелось есть.

Жюстин закрыл глаза, прижавшись спиной к стволу дерева, и на наследного принца он был похож в последнюю очередь.

Грязное лицо с потеками пота, волосы, сосульками свешивающиеся с головы. Когда-то нарядный камзол, весь расшитый золотой нитью тоже представлял собой печальное зрелище. Во сне его лицо приняло обиженное выражение, и он выглядел совсем юнцом, несчастным и грязным.

Да и сам я выглядел не лучше.

К тому времени, когда рыба сделала вид, что готова к употреблению, я успел прополоскать в речной воде свои вещи и пристроить их сушиться рядом с костром.

Вот только от солнца оставался лишь последний привет, и костер пришлось затушить.

Жюстин не понял значение слова — "палево" — пока я не объяснил его в доступных ему выражениях.

Ужинали мы почти в полной темноте и нам едва хватило полусырой рыбины, чтобы приглушить чувство голода.

Всю ночь мы просидели, прижавшись спиной друг другу, и ближе к рассвету я почувствовал, как спина Жюстина становится все горячей.

Когда рассвело, он еще держался, но к уже полудню начал терять сознание и бредить.

К утру у него ужасно распухло колено, и когда я слегка надавил на него пальцем, Жюстин не смог сдержать болезненный вскрик. С подъемом ноги дело было ничуть не лучше, и опухоль своей величиной соревновалась с опухолью на колене.

И что мне теперь делать? Я понятия не имею, как все это лечится. Вот кровь из носа останавливать умею отлично, хоть из своего, хоть из чужого. Для этого необходимо не слишком сильно и достаточно резко ударить ребром ладони под основание черепа и все. Такое действие помогает непременно, проверено много раз. Но не течет кровь из носа, не у меня, ни у Жюстина, вот в чем беда. А вот жар у него нешуточный.

Наверное, в этом лесу много трав и кореньев, которые, если их заварить, помогут, да как их определить? И в чем заваривать?

Я прикрыл Жюстина уже успевшей высохнуть на жарком солнце своей курткой и отправился исследовать окрестности, не отваживаясь удаляться слишком далеко. В паре десятков шагов обнаружил чью-то стоянку со старым кострищем, но ничего такого, что могло бы пригодиться не нашел, хоть и тщательно осмотрел все ближайшие окрестности.

А вот шалаш был отличный, так что имело смысл перебраться сюда в любом случае. Что я и сделал. Перенес на руках Жюстина, благо было совсем недалеко и уже привычно.

Наловил рыбешек размером в ладонь, но жирных и очень вкусных. И еще, нашел кусты со стручками желто-красного цвета, такие же, что я обнаружил еще в первые дни своего пребывания в этом мире. Разве что были они не в пример мельче, видимо вследствие более холодного климата в этих местах. Но от этого они не потеряли свой вкус. Печеная на углях рыба в жгучем кисло-сладком соусе. На вкус вполне, но долго этим питаться не будешь.

Но не это самая большая проблема. Парня срочно нужно к лекарю.

У него жар и рыбу вполне можно запекать на его на груди.

Кстати, как я успел заметить, судоходство на реке было довольно оживленное. Полно и лодок и более крупных судов, некоторые из которых даже шли под парусом.

Вот только маленькая проблема. Нисколько не сомневаюсь, что наследника ищут. И ищут его обе стороны. И те, кто желают доставить Жюстина к отцу, и те, кто мечтает увидеть его мертвое тело.

В любом случае, для начала необходимо переправиться на противоположный берег реки. И сделать это будет лучше ночью, тайком. На другой стороне, ниже по течению Сотры, расположено какое-то селение, я увидел его огни еще вчера, перед тем, как уснуть.

Самое умное было бы посоветоваться с самим Жюстином, он должен быть в курсе местных реалий, хотя бы в какой-то степени. Но сейчас это занятие бесполезное, в те редкие минуты когда он не находится в горячечном бреду, я могу всего лишь напоить его. Даже от еды он отказывается.

Попытаться привлечь к себе внимание, махая чем-нибудь с берега или разведя дымный костер? Где гарантия, что тот, кто обратит внимание, не окажется тем, кого мы будем рады видеть в самую последнюю очередь? Быть может, я перестраховывался, но почему-то Жюстин сам, стуча зубами о край деревянного ковшика, что я нашел подвешенным к одной из стоек шалаша и из которого поил его водой, сказал, что люди Ромерта будут искать его непременно. И его слова нельзя было трактовать иначе, как в том смысле, что именно Ромерт заинтересован в его скорейшей гибели.

Дилемма. И здесь нельзя оставаться и отправляться в путь опасно. Да и на чем? Необходимо плавучее средство, лучше в виде лодки. Нашел я одну, недалеко от места нашей стоянки. Но когда попытался сдвинуть ее с места, взявшись за острый нос, лодка от ветхости переломилась пополам.

Либо же делать плот. Из инструментов у меня только кинжал. В принципе можно пережигать стволы деревьев на костре, не так уж много бревен нам и нужно. Три, от силы четыре, в зависимости от диаметра. В конце концов, я могу плыть рядом с плотом, держась за него и задавая ему движение и курс.

Вот этим я и сейчас займусь, поиском подходящих для плота бревен, зайдя вверх по течению, чтобы было удобнее их сплавлять.

Первое бревно я нашел быстро, и это было именно бревно. Гладко ошкуренное, оно лежало на небольшой отмели возле берега, принесенное высокой водой. И диаметр его был подходящим и длина. Если пережечь пополам и добавить еще одно такое же, идеально подойдет для моих целей.

Чем их скрепить между собой? Да придумаю что-нибудь, ветки кустарника, лианы, часть одежды разорву на полосы, шканты какие-нибудь на поперечинах. Главное, раньше времени не заморачиваться, выкручусь.

С веселым настроением я сплавил бревно до нашего убежища. Вода, кстати, совсем не холодная, бывало и много хуже. Помню, поднимали мы утопленную баржу, с реки только сошел лед, и приходилось напяливать на себя все, что было теплого из одежды. Баржа едва возвышалась над водой, а где-то там, внутри ее, находилась пробоина. Которую и необходимо было заделать, перед тем, как откачивать воду. Жутко не хотелось лезть в холодную темноту, где воздух был только под палубой, а сама баржа заметно покачивалась и в любой момент могла сползти на глубину.

Вот тогда да, до сих пор мурашки по коже пробегают, при воспоминании. А сейчас, по сравнению, Крым в разгаре купального сезона.

Лодку, приткнувшуюся к берегу возле самого шалаша, я увидел сразу. Но почему-то забыл обрадоваться такому легкому решению проблемы. Наверное, потому, что все четыре ее пассажира стояли на берегу, имея в руках обнаженное оружие, и о чем-то разговаривали с Жюстином. Так вот, у Жюстина в руках тоже блестел клинок клинкерта, того самого, что я положил рядом с ним, отправляясь на охоту за подходящими бревнами. Положил так, на всякий случай, чтобы ему было спокойнее, если придет в себя.

Мне, например, в последние полгода значительно спокойнее, если под рукой имеется подобный предмет. Не думаю, что в этом смысле мы с ним слишком различаемся.

И именно поэтому, отправляюсь за материалом для постройки плота, я захватил с собой, помимо кинжала, еще и пистолет. Тот, из имеющихся у меня когда-то двух, что с длинным стволом и возможностью использовать его как дубинку.

С ним я соскочил с Мухорки, когда бросился на помощь наследнику. И ведь не бросил его, черт побери, когда изображал собой лошадь Пржевальского. Воин!

Сегодня, еще с утра, я извлек из его ствола пулю. Потому что придумал, чем ее заменить на все то время, пока не вставлю ее обратно, но уже в новом виде.

Четыре медные монетки отлично подошли по диаметру ствола. Все эти телодвижения были потому, что не было ни у меня, ни у Жюстина ни пороха ни пуль, все осталось на лошадях.

Кстати, пистолет, у него в руках. И даже курок взведен. Только не заряжен он, нечем, нет у нас пороха.

Но действие, на мой взгляд, очень грамотное. Не будь его, давно уже его бы обезоружили и скрутили. Не боец он сейчас, на одной ноге и так пышущий жаром, что даже на расстоянии это заметно.

Пулю из своего пистолета я извлек для того, чтобы превратить ее в картечь. Потому что есть очень хочется, а с картечью больше шансов добыть дичь. Вытащив пулю из ствола, заменив ее на время теми самыми четырьмя медными монетами, я старательно ее сплющил. Затем разрезал получившуюся свинцовую лепешку на девять примерно равных кусочков и обкатал каждый из них. Все, картечь для охоты готова.

Вот только не попалось мне ничего на глаза, заслуживающего единственного заряда, что теперь быть может даже к лучшему.

Глава 32. Сукин сын

До лопухов, за которыми я прятался, совершенно не торопясь себя обнаружить, легко доносились все слова происходящего диалога. Вот только толку с этого было ноль, потому что разговор велся на незнакомом мне языке. Некоторые слова казались похожими, на те, что я уже знал, но даже составить общее впечатление о теме разговора, все же не мог.

Говорил с Жюстином только один из них, судя по всему главарь. Вот его-то он и держал под прицелом. Понятно для чего. Чтобы остальные не окружили его со всех сторон. Видимо тот, под прицелом, был достаточно значим для остальных, поскольку они не пытались сделать этого даже незаметно.

Что характерно, Жюстин не оглядывался по сторонам, пытаясь увидеть меня со всех ног спешащего на помощь. А вот то, что он держится из последних сил, было очевидно. Не только для меня, надо сказать. Потому что старший этих людей говорил спокойно, даже как-то убаюкивающее. И еще, подавая пример остальным, он опустил оружие. Да и зачем оно нужно, еще пара тройка минут и бери принца голыми руками, надолго его не хватит. Пока спасало его только то, что он оперся спиной на ствол дерева, похожего своими резными листьями на клен.

Здесь вообще очень интересный лес, это я уже успел заметить. И больше всего своим разнообразием он напоминает уссурийскую тайгу. Тут тебе и сосны, и кедры, и лиственницы, и другие виды деревьев, более присущие холодному климату Сибири. Но полно бамбука, всевозможных лиан и даже дикого винограда. Одни лопухи чего стоят, ведь под каждым можно свободно укрыться от дождя, не слишком то и пригибаясь. У нас, как я слышал, это произошло,потому что не дошел до тех мест ледник в самый что ни на есть Ледниковый период. Здесь же, вполне возможно, что его не было вообще.

Вот из-за одного из лопухов я осторожно и выглядывал.

Разговор меж тем продолжался дальше, и становилось очевидным, что это не бандиты, случайно наткнувшиеся на одинокую жертву.

Потому что не станут бандиты разговаривать таким примирительным тоном, к чему-то склоняя свою жертву. И еще. Несколько раз главный из них произнес слово — генйтрум — и больше всего оно было похоже на титул.

Когда в очередной раз Жюстин отрицательно помотал головой, я решил, что пора действовать. Слишком уж ходуном ходили у него руки, и дрожала единственная нога, на которую он мог опереться.

Курок я взвел заранее, сразу, как только увидел уткнувшуюся своим острым носом в берег лодку. Чересчур характерный звук, если сделать это вблизи от предполагаемых врагов. И реакция на него вполне предсказуема.

Теперь же нужно выбрать цель для своего единственного выстрела. Напрашивается главный из них, но с моего места вполне можно зацепить и Жюстина. Расстояние не слишком велико, и все же разлет картечи допускает такую возможность. Придется начать с крайнего из них и ближнего ко мне.

Когда я уже прицелился, он удачно повернулся ко мне спиной, обратившись к своему вожаку с каким-то вопросом. Вот теперь точно не промахнусь, будь даже в стволе пуля.

Почти одновременно с выстрелом, Жюстин в выпаде достал человека, разговаривающего с ним, и тут же рухнул на колени. Вряд ли он успел мгновенно среагировать, вероятно, готовил этот удар заранее и просто так совпало. Удачно, черт возьми, пронеслось у меня в голове, когда я выскакивал на поляну, перехватив разряженный пистолет за ствол.

Его создатели предусмотрели возможность использовать пистолет как ударное оружие, а вот то, что можно еще и как метательное, догадался я сам. Что и сделал, постаравшись попасть им еще в одного из противников. Попасть то попал, правда, не совсем удачно, угодив в левое плечо.

И тут же нарвался на встречный удар палашом.

Удар, вернее укол, получился у моего противника очень смазанным, наверное, он сделал его рефлекторно. Вероятно, мне вполне хватило бы и этого, но спас меня сапог. Да, мой собственный сапог, один из двух, что висели у меня на груди.

Нет, обычно я ношу их, как и положено, на ногах. Но в этот случай я поместил их туда, на перекинутой через шею веревочке, когда сплавлял бревно по воде. Штанины высохнут быстро, а вот лишний раз мочить обувь мне все еще не по карману. Затем, когда я прятался в лопухах, то попросту забыл об этом висевшем у меня на груди амулете. Забыл, как оказалось к счастью.

Голенище одного из сапог приняло на себя удар, и лезвие палаша ушло в сторону, оставив на груди глубокую царапину. В горячке я даже этого не почувствовал.

Следующий удар у него не получился, с кинжалом в глазнице много не повоюешь. Целился я в горло, но и так получилось вполне нормально, за исключением того, что кинжал там и остался. В голове противника, разумеется.

И сразу же бросился в сторону, потому что оставался еще один, живой невредимый и очень злой, судя по бешеному выражению глаз.

К дереву, росшему у самого входа в шалаш, было прислонено какое-то древко. Тщательно оструганное и даже отшлифованное руками до блеска. Вот к нему-то я и устремился. Когда-то на одном его конце что-то было, уж не знаю что, наконечник копья, остроги, еще чего. Сейчас там ничего не оставалось, но даже в таком виде оно привлекало меня своей длиной.

Потому что против стального остро отточенного лезвия длиной в добрый метр вся моя предыдущая жизнь мне навыков не давала.

Я выставил палку перед собой, хоть какая-то защита. И даже попытался атаковать, обозначив удар в лицо, но в последний момент перенаправив выпад в колено. Не прокатило.

И еле успел уйти назад, после того как мой противник лезвием отбил древко в сторону, чуть не заставив меня провалиться.

Когда прогремел выстрел, мы вздрогнули оба. Я от неожиданности, а мой враг от того, что в него попала пуля.

Жюстин стоял на коленях и в руках у него был еще дымящийся пистолет. Пистолет, что он сумел вытащить из-за пояса человека, все еще хрипевшего и пускающего изо рта кровавые пузыри. Того самого, что упал первым, после Жюстина удара моим клинкертом.

Первым делом я надел сапоги на ноги. Вряд ли получится так, что и во второй раз они смогут спасти мне жизнь. И так слишком удачно все получилось.

Вот теперь нам нужно покинуть это место. И чем скорее, тем лучше. Черт его знает, сколько их поблизости, людей разыскивающих Жюстина. И еще лодка очень удачно подвернулась. Хотя плевать я хотел на такую удачу, когда только чудо в виде добротной кожи сапога и спасло мне жизнь.

Уже привычно подхватив Жюстина на руки, я отнес его в лодку. Подожди немного парень, у меня имеется несколько неотложных дел. Первое из них то, что мы не должны оставить здесь живых свидетелей. Свидетелей того, что здесь находился именно тот человек, которого они и ищут: наследный принц Жюстин Эйсен. Если их сообщники обнаружат четыре трупа, трудно будет связать именно с ним. Если не найдется живого свидетеля. Сделать это трудно, но необходимо.

И я сделал это. Сделал, стараясь не столкнуться взглядом единственным оставшимся в живых, тем, кто был у них за главаря.

Затем постарался об этом забыть. Забыть хотя бы на время.

Следующий шаг, это трофеи. Пояса, оружие и одежда. Потому что у нас нет ничего и в первую очередь нет денег. А они понадобятся, и понадобятся в самом ближайшем будущем.

Камзол принца, с завернутым в него камнем полетел в воду. Вместо него я накинул ему на плечи обнаруженную в лодке куртку из домотканого полотна. Камзол слишком приметная вещь, пусть и в нынешнем его состоянии. Хотя, если его сжечь, золота, пошедшего на шитье, хватило бы на цепь для любого конкретного пацана. Еще и на гайку бы осталось. Вот только некогда этим заниматься, а возить с собой себе дороже.

Когда я зашвырнул его в воду, Жюстин, вяло интересовавшийся происходящим вокруг него, все же спросил: палево? -

Смотри-ка, запомнил новое слово, и я не смог сдержать улыбку.

И я ответил — да, генйтрум.

Коль скоро его недавние собеседники титуловали его так, да еще и с должным почтением, то, вероятно, и я могу так делать. Заодно покажу, что тоже не чужд новым словам.

Жюстин в ответ на такое обращение, одарил меня взглядом, который я никак не смог истолковать. Да и не до этого было.



Штаны ему я решил оставить, пусть думают, что он купил их на распродаже. Тем более в таком виде, в каком они пребывали сейчас, никаких подозрений к их владельцу они не вызовут. Своих сапог Жюстин лишился давным-давно, и тоже не без моей помощи. На правую ногу он не налезал, ну и какой смысл был в том, чтобы иметь одну ногу обутой.

Я сложил трофеи в носу лодки и отвел ее подальше от берега, забредя почти по пояс, решив, что страшиться замочить обувь сейчас не тот случай.

Грести веслами дело для меня весьма знакомое, разве что заменявшие уключины кожаные петли требовали определенного навыка.

Я греб и не сводил взгляда с мешка, стоявшего у самых ног Жюстина, поскольку успел заглянуть в него и обнаружить множество прекрасных вещей. Начиная с ржаных лепешек, твердого как камень сыра, копченой колбасы и заканчивая кожаной бутылью с вином.

Потому что печеная на костре рыба, мелкие орешки, напоминавшие вкусом фасоль и терпкие, приторно-сладкие ягоды, начинали вызывать стойкое отвращение.

Немного времени по дороге к селению, расположенному за излучиной реки мы потеряли, причалив к небольшому острову, для того чтобы разобрать трофеи.

Вернее, разбирал их я, потому что Жюстин безучастно наблюдал за моими действиями, кутаясь в свою обновку.

И большую часть времени я потратил на то, чтобы зарядить все пять имеющихся теперь у нас пистолетов. Среди трофеев было еще и ружье, но оно тоже отправилось в воду. Я лишь скрутил с него замок. Замок — вещь сама по себе достаточно дорогая, а ружье имело не совсем обычный вид, по которому его легко можно было бы признать.

А вот деньгами мы сильно не разжились, не зажиточными оказались люди напавшие на нас. Всего лишь одна золотая монета при горсти серебра и кучке меди.

Деньги же были нужны. И в первую очередь для того, чтобы вылечить Жюстина. Из меня хреновый медик и все мои познания ограничиваются оказанием первой помощи, в том числе при поражении электротоком. Насущное знание в этом мире, черт побери.

Жюстину прямо на глазах становилось все хуже и хуже. Даже приходилось приглядывать за тем, чтобы он не вывалился из лодки, потеряв сознание. Правда, держался он стойко, даже пытаясь шутить. Когда я в очередной раз назвал его генйтрумом, Жюстин спокойно заметил:

— Сомневаюсь, что вы знакомы с моей мамой. -

В ответ на мой недоуменный взгляд, объяснил:

— Слово, которым вы настойчиво меня называете, означает не что иное, как сукин сын. В отличие от дейднтрум, сын герцога, общепринятому у нас обращению к лицам, подобным мне.-

Вероятно, выражение моего лица было очень забавным, поскольку Жюстин смог расхохотаться, что закончилось приступом кашля.


Расположенное на противоположном берегу селение оказалось довольно крупным и называлось оно Крунстрилье. Если попытаться перевести его название на родной язык, то опять получается что-то рыбье, вот только название такой рыбы я не слышал, и поэтому с переводом у меня ничего не получилось.

Мы причалили в самом конце пристани, за длинными смолеными лойдами, так назывались здесь рыбачьи лодки. Дело было к вечеру и свидетелей нашего прибытия оказалось не так уж и много, всего два человека. Дед, со встрепанной седой бородой и малец лет семи, видимо его внук.

Когда я обратился к деду с вопросом, имеется ли в селении лекарь, тот лишь грустно посмотрел на меня. Ответил внук:

— Он не может говорить, господин. Ему вырвали язык люди Мергина.

Причем посмотрел на меня так, словно я обязательно должен был знать кто такой Мергин. И еще, трудно увидеть во мне господина, тем более сейчас. А вот относительно лекаря он рассказал мне подробно.

Есть здесь лекарь, есть, и не один, а целых два.

Первый, приехавший несколько лет назад из Мулоя, столицы провинции, живет совсем недалеко отсюда. Если господин поднимется от пристани к во-о-н тому дому, то упрется прямо в таверну. Их, кстати здесь три, даже больше чем лекарей. Так вот, второй дом слева от нее и будет домом лекаря. У него над дверью еще фонарь горит. Только сейчас еще не стемнело, и потому он не горит еще. Но все равно мимо не пройдете, и не потому, что он зеленый, а просто других фонарей над входом здесь больше нет.

Но он советует господам пойти к другому лекарю, что живет на самой окраине. Вернее другой, потому что бабка она. Она страшная — у мальчишки даже глаза округлились, когда он рассказывал об этом — но добрая. И лечит лучше. Ее тот, городской, не любит очень, даже обзывает всячески. Но все равно она лучше, об этом все говорят.

Все это он выпалил на одном дыхании. Славный мальчишка, бойкий такой и смышленый. Рука моя помимо моей воли потянулась в карман и выудила монетку.

Монету Руй, так он представился, принял с достоинством. И еще добавил, что мог бы проводить нас, но деда бросать нельзя, он иногда как маленький становится и всегда внезапно.

Шли мы долго, поскольку помимо Жюстина мне приходилось нести еще пару мешков, с нашими трофеями. Жюстин шел, опираясь на костыль, но на одной ноге сильно не попрыгаешь.

К тому же его мучила одышка. Так я и не могу взять в толк, когда он успел простудиться. Не до такой же степени он изнеженный, чтобы из-за пары валяний в грязи лихорадку схватить.

Правда, был еще один момент, когда мы в ручей низверглись, прямо на его середине, где он имел наибольшую глубину. Примерно мне по пояс.

Вот там вода ледяная была, до сих пор ознобом плечи передергивает. Но у меня тогда больше шансов простудиться имелось, потому что я мокрый был как мышь, от пота, что струями по мне тек. Мы этот ручей дважды пересекали. Вряд ли их там два, что параллельно текут. Скорее петлял он.

И по кругу я не шел, направление четко держал, на гору, что на Эльбрус похожа. И еще на Милану. Не на саму Милану конечно, а на…. Не важно, в общем, на что именно. Вот на ложбину между ними я и держал курс…

Над входной дверью в дом лекаря действительно висел фонарь со стеклами зеленого цвета, незажженный по случаю еще не наступившего вечера.

А вот сам лекарь не понравился мне с первого взгляда. Наверное, из-за того, что первым делом он окинул нас взглядом, проверяющим нашу платежеспособность.

Мать твою, тут человеку плохо, причем очень плохо.

Чтобы сразу и окончательно не испортить с лекарем отношений, я отвел взгляд куда-то вниз и объявил, стараясь говорить спокойно:

— Деньги у нас есть. И их вполне достаточно для того, чтобы вы приступили к лечению незамедлительно.-

В какой-то степени это соответствовало действительности. Средства у нас были, пусть и не в звонкой монете. Оружие — вещь в этом мире дорогая. А его теперь хватало.

И еще. Имелись у Жюстина пару перстней, и, если удастся продать их хотя бы в треть цены, денег вполне хватит на перемену пола и останется еще достаточно много, чтобы накупить кучу соответствующих нарядов. Лекарю, конечно, кому же еще.

Меня так и подмывало сказать ему это вслух. Несколько в иной форме.

Ну не нравился он мне.

Перстни я заставил Жюстина снять, потому что при его нынешнем облике смотрелись они явно ворованной вещью. И все равно, лечения мы здесь не получили.

Когда я снял с Жюстина хламиду, не иначе как называемую ее прежним владельцем камзолом, лекарь увидел через расстегнутый ворот рубахи его грудь, покрытую мелкой красной сыпью.

— Фибус! — прошептал он, отшатываясь назад.

Значение этого слова я знал. Фибусом называли заразную болезнь, выкашивающую под корень население целых городов. В империи даже существовало проклятие — чтобы тебе сдохнуть от фибуса! Потому что от этой болезни умирали мучительно, и случаев выздоровления не было.

Жюстин вздрогнул, и выражение глаз его за все время нашего совместного путешествия стало очень тоскливым. Узнать о том, что болен неизлечимой болезнью, вряд ли это кому прибавит настроения.

Глава 33. Правильный диагноз

Лекарь отступил еще на пару шагов, указывая дрожащей рукой на дверь. И Жюстин пошел к ней, опираясь на костыль, и на глазах его блеснули слезы.

Представляю его себе состояние. Оказаться вдали от всего привычного, лишиться любви и, в конце концов, узнать, что болен тем, от чего нет спасения.

Но этот лекарь, вот же мерзавец. Поставить вот так, сходу, такой страшный диагноз…

Ну и что, что красная сыпь. Да мало ли от чего она может появиться. От простуды, от отсутствия привычной ему гигиены, которой он напрочь лишен все последнее время. Да в конце концов, от аллергии на мое общество…

Дождавшись пока Жюстин скроется за дверью, я объявил лекарю, стараясь говорить вежливо и холодно, хотя внутри все клокотало:

— Если диагноз, что вы поставили, окажется ошибочным, умрете вы. И, хотя сделаете это не от фибуса, умирать будете не менее мучительно. И еще, поверьте на слово, это не пустые слова — подумав при этом, что мне совсем не составит труда сделать то, что я только что озвучил.

Пусть он тысячу прав как обычный человек, но он лекарь, доктор. И самое последнее дело поступить так, как он только что поступил. Потому что вытаскивать занозы и лечить насморк или запоры, разве для этого люди становятся врачами?

Лекарь снова отшатнулся, но на этот раз от того взгляда, что я его одарил, выходя.

Жюстин сидел на крыльце дома, прямо на ступеньках. На этот раз вздрогнул я, повстречавшись с ним взглядом. Потому что в его взгляде не было ничего, абсолютно ничего, сплошная пустота. Я ни за что бы никому не поверил, что такое возможно, если бы не увидел сам.

Затем он попытался что-то сказать, но я прервал его жестом, не загадка то, что сейчас услышу.

Что болезнь заразна и мне нужно держаться от него как можно дальше.

Что он благодарит меня за ту помощь, что я успел ему оказать. И то, что он не хочет медленно умирать, наблюдая за тем, как заживо сгнивает его тело. Это же так понятно.

Затем обратился к нему сам:

— Милорд, если вы не хотите чтобы я снова назвал вас генйтрумом, но на этот раз осознанно, думаю, что вам не стоит впадать в отчаяние раньше времени. Совсем не обязательно, что этот действительно сукин сын поставил правильный диагноз. И потом.

В тех краях, откуда я родом, эту болезнь лечат и лечат успешно. Ко всему прочему, изготовить такое лекарство достаточно несложно, нужны лишь необходимые ингредиенты.-

Конечно же, я лгал, насчет лечения болезни. Откуда бы взяться лекарству там, где о такой болезни даже не слыхивали.

Но своего я добился, в глазах его появился крохотный лучик надежды.

Чтобы добраться до дома знахарки, расположенному на самой окраине селения, необходимо повозка.

Крунстрилье вытянулось дугой вдоль берега Сотры, и окраину хорошо было видно. Далековато, если добираться на трех ногах.

Так что лучше Жюстину подождать, пока я не добуду необходимый транспорт. И сделать это лучше всего в харчевне, расположенной буквально в нескольких шагах от дома лекаря и откуда пахнет одуряющим запахом жарившегося мяса.

Мы успели перекусить содержимым мешка еще на острове. Но, во-первых, это было достаточно давно. А во-вторых, когда и где продукты длительного хранения обладали приличным вкусом?

В жизни всегда так, одно в ущерб другому и за все нужно платить. Тем более что Жюстин и есть то не стал, так, клюнул пару раз. Может быть, эти аппетитные запахи разбудят в нем аппетит и заставят отвлечься от грустных мыслей.

Я помог ему добраться до стола, находившегося в самом углу, там мы меньше всего будет привлекать внимание, сложил у его ног оба мешка и подошел к стойке.

Скворчащие и пышущие жаром свиные колбаски, еще теплый хлеб, зелень и кувшинчик даже на взгляд вкусного пива. Уж если это не пробудит в нем аппетит, тогда не знаю.

Найти повозку мне удалось довольно быстро. Едва я вышел из корчмы и огляделся по сторонам, как тут же обнаружил крестьянина, везшего на своей телеге кучу пустых мешков. Ну что ж, груз, по всей видимости, неспешный.

Так оно и оказалось. Владелец понурой кобылы, седой дед с длинным носом и редкой бороденкой, даже торговаться не стал, когда я предложил ему за фрахт повозки пару медных монет.

Однако же. Ну и сколько я отсутствовал? Да минут десять, не более. Даже мне за это время вряд ли бы удалось раздобыть себе проблем. У Жюстину это получилось.

Когда я вошел в корчму, то обнаружил следующую картину.

Жюстин стоял в углу, с обнаженным клинкертом в правой руке, а в другой руке переводил свой одноглазый взгляд пистолет с взведенным курком.

Переводил с одного на другого на трех стоящих перед ним мужиков, ни один из которых не выглядел ни землепашцем, ни рыбаком, ни углежогом. Жюстина заметно качало, но глаза его горели бешенством.

Так, ну и что мы тут имеем? Эти трое, несомненно, умеют держать оружие в руках и знают, как им пользоваться. На бандитов они не похожи, но далеко от них уйти не смогли, и вряд ли это получится. Но и на профи не слишком-то тянут. Иначе как можно оставить без внимания открытую по случаю жары дверь, через которую я и вошел, причем вошел далеко не беззвучно.

Чуть дальше и левее, в глубине зала, четверо посетителей пьют пиво, закусывая вяленой рыбешкой величиной с ладонь и от одного вида которой меня чуть не передернуло. Последнее время в основном ею и питался, правда, в печеном виде. Эти-то точно ввязываться не станут, типичные селяне.

И в правом углу еще один посетитель. На него я сразу обратил внимание, как только мы с Жюстином вошли в корчму. Точнее не на него самого, а на примостившуюся на его на коленях девицу, которую природа одарила тем, на что когда-нибудь потребуется весьма прилично силикона. Но это так, к слову. Человек, на коленях у которого она и пребывала, производил впечатление опытного бойца. Насмотрелся я на них и теперь меня в этом обмануть трудно. Но особого интереса ко всему он не проявлял, в отличие от тех же селян, глазевших за милую душу. И все равно, на заметочку его возьмем, так, на всякий случай.

Теперь мои действия.

Я не знаю причины ссоры, но не сомневаюсь только в одном, по пустякам затевать ее Жюстин точно бы не стал. Со своим воспитанием и в своем нынешнем состоянии. Так что по умолчанию будем считать, что прав именно он. Отсюда и будем исходить.

Самый ближний из троицы громко смеялся, отпустив, по его мнению, очень удачную шутку, из которой я расслышал лишь последние несколько слов.

Если я преодолею разделявшие нас пару шагов, а затем сильно и резко толкну двумя руками в поясницу, то на несколько минут мы его потеряем.

Следующий, закрывший глаза от мнимого испуга и усиленно показывающий, как у него трясутся от страха руки, получит свое хотя бы вон тем кувшином, так и не успев их открыть. И останется один единственный, по всей видимости, являющийся их главарем, вожаком, командиром или как будет угодно. Он чуть в стороне и маневры его ограничены. Сзади от него лавка, а перед ним пустой стол.

Так что после удара кувшином у меня будет время отскочить назад и уже там выхватить тесак. Ну и в купе к тесаку пистолет. Или кинжал. Или просто два пистолета. Вариантов куча. Да и Жюстин, нисколько не сомневаюсь, и в нынешнем его состоянии вполне сможет поддержать меня огнем. В случае крайней необходимости.

И еще, мне очень не понравилась шутка человека, стоявшего ко мне спиной. Хотя полностью я ее не расслышал, но даже того что успел, было достаточно чтобы понять: о Жюстине он сказал в женском роде.

Вот только ни к чему нам сейчас лишняя шумиха, и без того проблем достаточно. Так что вначале попробуем договориться. Как говорится, ласковое слово и кошке приятно.

И я начал:

— Та-а-к, ну и что здесь происходит? — положив при этом обе руки себе на пояс и запустив за него большие пальцы. А что, и поза вполне солидная и тянуться к нему нет необходимости. Дождавшись, пока все обратят на меня внимание, прошелся в угол к Жюстину. Развернулся, сложив на этот раз руки за спиной, и качнулся с пятки на носок.

— Я что, недостаточно громко говорю? -

Мои вопросы не относились ни к кому конкретно, но и ответы мне совсем не требовались.

Жюстин сполз на лавку, видимо израсходовав весь остаток сил. А ведь он не успел ничего попробовать из стоявшего перед ним блюда. Или не захотел?

Обвел всю троицу взглядом, стараясь, чтобы в глазах, кроме скуки, ничего не было, почему-то решив, что так будет круче.

— Я не хочу крови. Но у меня нет выбора — секунду помолчав, добавил — Впрочем, если мой брат Тимур согласен принять извинения… -

Не слишком-то мы и похожи как братья, разве что цветом глаз. Да разве же дело в этом? Дело только в том, чтобы эти люди могли понять, что можно заступиться за друга, товарища, да за кого угодно. Но если один называет другого братом, это говорит о том, что человек ему родная кровь, пусть не по отцу и не по матери.

А это значит, что шуток не будет, совсем не будет.

Что же касается Тимура…. Это имя первым пришло мне в голову, когда я чуть ли не на себе тащил Жюстина от причала к лекарю. Подъем очень крутой и селение было расположено на само его верху. Вероятно, река в сезон дождей поднимается очень высоко, поскольку на самом берегу были только причалы да несколько строений самого временного вида.

Не Жюстином же его называть, в конце то концов. Ведь в таком случае получается то, что даже он успел выучить — палево.

Когда Жюстин спросил, кто такой Тимур я ответил, что был такой знаменитый полководец, завоевавший полмира. Его еще Железным Хромцом называли. После этого Жюстин покосился на меня, но не сказал ничего. Я же в очередной раз поздравил себя с превосходным чувством такта…

Затем снова посмотрел каждому в глаза, начав с самого ближнего. Тот сломался на второй секунде, отведя взгляд в сторону. Самым крепким из них оказался старший, тот, что стоял в стороне. Но и он никуда не делся, потому что разговоров дальше не будет. А будет кровь и кто-то победит. Возможно, победят они, возможно мы. Кто-то эту победу не увидит.

И все это будет не из-за золота, чести или еще чего-то существенного, а всего лишь из-за неудачной штуки.

— Я не знаю и знать не хочу, кто оскорбил моего брата, но извиняться придется всем. Ты — не надо объяснять, что начал я с главного. Когда тот извинится, остальным дастся это значительно легче. Надеюсь.

И он извинился. Остальные сделали то же самое, причем едва не одновременно. Следом я взглянул на Жюстина. Теперь от его реакции зависело все. И Жюстин сказал:

— Не трогай их — затем добавил — пожалуйста. -

Вероятно, он и сам верил в то, что стоит мне начать их трогать, как через пару мгновений будет три трупа. Если бы.

— Пошли, Жюстин — произнес я и тут же чертыхнулся про себя, тоже мне конспиратор — нас ждут. -

Если ты не захотел есть эти замечательные, очень аппетитные даже на вид колбаски, то вряд ли захочешь делать это сейчас, после всего того, что произошло.

Быть может, стоит захватить с собой хотя бы одну, вот ту, что с краю тарелки, с поджаристым бочком и самую толстую? Но вдруг я выпаду из образа? Или наоборот получится, что таким образом я только укреплю его, образ человека, не забывающего о жратве даже в преддверии кровавой битвы, той, что ему предстоит? Или предстояла.

На приглянувшуюся мне колбаску села жирная зеленая навозная муха и это все решило.

Возчик ждал нас, и мне осталось всего лишь подсадить Жюстина в телегу, поскольку на это у него не хватило сил. Видимо, весь остаток он израсходовал в корчме.

Первым долгом я извинился перед ним за то, что посмел набиться к нему в родню, пусть и таким образом. Извинился в шутливой форме, но Жюстин лишь кивнул головой. Затем сказал то, что я совсем не ожидал от него услышать:

— Спасибо, что вернулся, Артуа.-

И я поперхнулся сухарем, который успел извлечь из мешка, где хранился запас продуктов, захваченный вместе с лодкой.

Жюстин, посмотрел на меня, пытающегося прокашляться, и добавил:

— Извини, что засомневался в тебе. -

Всю дорогу я старался не думать о том, что знахарка подтвердит диагноз.

Дом знахарки оказался на окраине селения. Хозяин громыхающей на ухабах телеги и комолой кобылы подвез к самой калитке.

Во дворе нас встретил кудлатый пес с огромной лобастой башкой, на удивление добродушный, несмотря на прямо таки зверский вид.

А вот хозяйки дома не оказалось. Мы, дожидаясь ее, присели в тени на скамеечке под невысоким раскидистым деревом, плоды которого напоминали и вкусом и видом абрикос, но более сочный и еще они имели фиолетовую полоску, разделяющие их на две части. И так мне захотелось съесть один из них, вот этот, что висел на ветке чуть ли не перед самым моим носом.

Я почесал грудь, сорвал его, отправил в рот целиком и снова запустил руку за ворот своей рубахи. И тут меня будто ударило молнией в голову. Не из-за фрукта, совсем не из-за него. Просто я сообразил, что только что почесал грудь.

Я извлек руку и осторожно туда заглянул. Осторожничал я по двум причинам. Мне не хотелось, чтобы на мои телодвижения обратил внимание Жюстин. И самое главное, я до ужаса боялся обнаружить там то, из-за чего ему и был поставлен такой страшный диагноз.

До этого момента все выглядело значительно проще. В глубине души я все же допускал возможность того, что Жюстин действительно болен. Болен самой страшной болезнью из тех, что имеются на этой планете. Нет, конечно, я был почти убежден, что произошла ошибка. Но тогда все это касалось не меня самого.

Со мной-то этого точно не может произойти. Ведь каждый из нас не такой как все, и именно с нами не может случиться ничего дурного. Пусть в данную минуту у нас не все так, как нам хотелось бы, но это временно. Пройдет совсем немного времени, и все поправится. Мы станет теми, кем и должны быть, а дальше все будет только лучше и лучше. А уж что-то очень плохое, нет, только не с нами…

В ложбинке между грудных мышц, размерами которых я всегда немного гордился, имелось несколько крохотных красных прыщей.

Глава 34. Лиойя

Жюстин посмотрел на меня и горько усмехнулся. Когда-то и он думал точно также.

Сейчас мне нечем подбодрить его, кто бы сказал мне то, в чем не так давно пытался убедить его я.

Так, и что я теперь могу предпринять? Да ничего, кроме того единственного, что советуют умные люди. А советуют они принять как данность самое плохое, что может произойти в любой ситуации. Тогда все остальное будет казаться не таким уж и страшным.

Самым плохим будет моя смерть. Смерть долгая и мучительная.

Фибус, проявляя первый свой привет сыпью на груди, затем переходит на ноги, лишая человека возможности ходить и оставляя все остальные части тела на потом. И идет процесс разложения ткани, процесс мучительно болезненный. Сначала больной не может ходить без посторонней помощи, затем теряет способность шевелить конечностями, и лишь потом болезнь убивает его.

Это может растянуться и на месяц. Конечно, в том случае, если за больным найдется кому-то ухаживать. Мне это не грозит.

Вспышки этой болезни могут возникнуть где угодно, и никаких закономерностей или предпосылок для этого нет. Так же непонятно, почему эпидемия заканчивается.

Я знаю все это потому, что рассказы о фибусе являются одной из тех мужских страшилок, что обычно рассказываются перед сном у костра. И всего лишь несколько недель назад услышал о нем впервые.

И я не стану ждать, когда болезнь разовьется слишком сильно. Надеюсь, что у меня хватит мужества сделать то, что остается единственно верным решением.

Теперь хватит об этом. В конце концов, остается надежда на неправильный диагноз.

Я уж совсем было собрался попытаться ободрить Жюстина шуткой, и даже успел открыть рот, когда из-за дома знахарки вышла девушка с лукошком в руке. Она не замечала нас и шла что-то напевая.

Мы с Жюстином смотрели на нее не отрываясь, и было от чего. Стройная, с роскошными золотистыми волосами она была настолько мила, что глядя на ее улыбку, невольно начинаешь улыбаться сам. Что мы и сделали. Надеюсь, наши улыбки выглядели не очень глупыми, когда она нас заметила.

— Вы, наверное, к бабушке пришли, лечиться? — голосок ее полностью соответствовал облику. Девушка была совсем молода, не старше пятнадцати.

Я вскочил на ноги, позабыв обо всех подозрениях относительно своего здоровья. Жюстин тоже попытался это сделать, но у него ничего не получилось.

Улыбка девушки сменилась выражением соболезнования, когда она разглядела его состояние.

— Вы не волнуйтесь, бабушка обязательно вас вылечит — обратилась она к Жюстину.

Тот же выглядел так, что у меня сразу возникли опасения, что теперь ему придется лечиться от другой болезни, от которой лекарство еще никем не придумано.

Я вспомнил, для чего мы сюда заявились. Вот от нее точно нет никакого лекарства, и от этой болезни умирают.

— А вот и бабушка — посмотрела девушка куда-то за наши спины.

Прав был тот мальчишка, назвавший лекарку страшной.

Нет, она не была похожа на бабу Ягу с кривым крючковатым носом, огромной бородавкой на самом его кончике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка.

Ничего такого не было и в помине. Была женщина под пятьдесят, совсем не худая и даже не горбатая. Вот только черты ее лица были удивительно неправильными, как будто кто-то долго мял его руками, словно они были из мягкой глины, которая затем застыла.

Мне это далось легко, достаточно насмотрелся в своем мире на причуды гримеров фильмов-ужастиков, а вот Жюстин слегка вздрогнул.

Девушка приблизилась к лекарке и чмокнула ее в щеку. Да, в сравнении с ее милым личиком уродство знахарки смотрелось еще контрастнее.

Последняя наша надежда скользнула по нам взглядом, задержавшись на Жюстине значительно дольше, затем кивнула на свой дом, заходите.

Я помог Жюстину войти в него.

Дом ее, совершенно обычный снаружи, внутри представлял собой огромное собрание гербариев, занимавших почти все свободное место. По крайней мере, в той комнате, куда мы вошли.

Мне сразу в голову пришла мысль о необходимости предупредить ее о том, возможно, у моего спутника фибус.

Я затаил дыхание, потому что возможно сейчас диагноз подтвердиться, а потом…. И так не хотелось думать об этом потом.

Знахарка, проведя пальцем по сыпи, краснеющей на груди у Жюстина, удачно срифмовала слово фибус с другим словом, в котором от названия болезни осталось только последние три буквы. А все первые буквы полностью состояли из названия мужского достоинства, причем в самой разговорной его форме. Сделала это она вполголоса, потому что девушка вошла вместе с нами.

Затем сказала, вернее, спросила громко и отчетливо:

— Какой дурак сказал эту чушь? -

— Лекарь, тот, что живет возле корчмы — ответил я.

— Могла бы и сама догадаться — это она произнесла уже тише.

— Так значит…? — дальше я заткнулся, потому что продолжать было страшновато.

— Значит, значит. Вот только почему ты не привел его хотя бы пару дней назад? — напустилась она на меня.

— Пару дней назад он вообще ничем не болел — оправдывался я с улыбкой, которую не смог сдержать от той вести, которую только что услышал.

Я буду жить! Нет, конечно же, я тоже сдохну, но это будет совсем потом…


Я шел по улице, направляясь к дому лекаря. Шел и улыбался счастливой улыбкой человека, которого сначала приговорили к смертной казни, потом отменили приговор и вовсе отпустили на свободу. Правда, шел совсем не затем, чтобы исполнить свое обещание выпустить ему кишки в том случае, если диагноз, поставленный им, не подтвердится.

Знахарка, которую звали Верина, послала к нему купить что-то с трудно произносимым и так же трудно запоминающимся названием. Она повторила его три раза, в конце концов, обозвав меня балбесом. А я лишь улыбался ей в ответ. Потому что не злая она совсем, и ее ругательства не злые, просто характер у нее такой. И вообще она хороший человек.

Кончилось все это тем, что я записал мудреное название лекарства на клочке бумаги, опять пару раз переспросив.

В доме лекаря я получил жидкость ядовито-желтого цвета в склянке с узким горлышком.

Верина заявила, что, хоть этот лекарь и последний дурак, но и у него есть некоторые вполне нормальные лекарства. Но это лишь потому, что он купил их, а не сделал своими руками. И она могла бы сделать это средство сама, но для этого требуется время, которого сейчас нет. Потому что один балбес не смог привести другого балбеса хотя бы день назад.

Наверное, не слишком приятно принцу крови и наследнику престола выслушивать в свой адрес подобные вещи, но не сказал бы, что Жюстин выглядел слишком уж недовольным. Потому что к тому времени он лежал в чистой уютной постели и хозяйка успела напоить его каким-то своим снадобьем, после которого Жюстин почувствовал себя значительно лучше. И даже дрожь, периодически колотившая его в последнее время, куда-то ушла. Но может быть это случилось потому, что рядом с Вериной постоянно крутилась Лиойя, ее внучка. Славная девушка, красивая как картинка.

Нет, я люблю Милану, девочку мою ненаглядную, мое солнышко.

А Лиойей просто любуюсь, любуюсь именно как красивой картинкой…

Обошлась склянка с лекарством всего лишь в половину серебряной кроны, четверть тех денег, что у меня были.

Лекарь, кстати, увидев меня, смертельно побледнел. Наверное, потому что свою угрозу я высказывал с самым серьезным выражением. Но я успокоил его еще с порога, сказав, что послан за…. Здесь мне пришлось извлечь бумажку и прочесть название лекарства. Всего лишь с третьей попытки он понял, о чем идет речь.

Когда на обратном пути я проходил мимо корчмы, меня окликнули.

Причем опять обозвали господином. Ну, это не так страшно, потому что не принято здесь называть товарищем или гражданином.

Окликнул же меня тот человек, что сидел в корчме, держа на коленях обладательницу весьма впечатляющих размерами символов материнства.

Я подождал, пока он подойдет ко мне. Буду я еще на каждый оклик бросаться. Мне этот человек без надобности. Ему нужно, пусть и подходит.

Вообще-то, была у меня мысль заглянуть в корчму, уж больно аппетитные ароматы из нее исходили. Вот только совсем времени нет, я и так скорым шагом по главной улице села дефилировал.

Окликнули меня для того, чтобы предложить свои услуги.

Поскольку времени на то, чтобы обсудить предложение у меня не было вовсе, беседовали мы с ним по дороге к дому лекарки Верины.

Крижон, а именно так он представился, предложил себя в качестве бойца, охранника и так далее. И запросил вполне разумную сумму. Вот только нужен ли он? Ведь я все еще не знал, что нам делать дальше. Ладно, какое-то время уйдет на то, чтобы Жюстин поправился? А что потом?

Вот если бы Жюстин дал мне конкретное указание или просьбу куда-нибудь доставить его, так нет. Было похоже на то, что он и сам не знал, что ему делать дальше. И причина его поведения мне тоже была неизвестна.

Как они меня все достали, со своими загадками. Никогда их не мог терпеть. Сюда нужно было попадать человеку, который все это обожает. И который любит поломать голову над имеющимися фактами, сложить их и сделать вывод, точный и безукоризненный.

В общем, договорились мы с Крижоном, что встретимся завтра и тогда я скажу ему свое решение. И в свою очередь поинтересовался причиной конфликта, произошедшего между Жюстиной и этими людьми в корчме.

Ничего нового я не услышал, того, о чем не смог бы догадаться сам. Один из них назвал Жюстина переодетой девицей, да еще и весьма легкого поведения.

Да уж, думаю, что они легко отделались, всего лишь извинениями. Не сомневаюсь, что будь Жюстин чуть в большем здравии, среди них был бы как минимум один труп.

Ну и я, наверное, смог бы что-нибудь добавить. В том или ином плане.

Здесь я услышал уверения Крижона, начнись заваруха, и он непременно выступил бы на нашей стороне. Ну да, теперь все что угодно можно сказать. С другой стороны он совсем не выглядел треплом.

При прощании я озадачил его просьбой найти покупателя на излишки оружия, среди которых была и пара пистолетов, что были нам явно лишними.

С деньгами вопрос нужно решать, поскольку лечение Жюстина может потребовать немало средств.

Надежда на то, что Верина согласится взять в оплату перстень, имелась, но не очень большая. У нее ведь тоже могут возникнут такие же проблемы, что и у нас. Перстень — вещь слишком дорогая и специфичная, даже для ювелирного украшения. Несомненно, перстни родовые, передающиеся внутри семьи из поколения в поколение.

Это же касалось и эфеса шпаги Жюстина. Не эфес, а целое произведение искусства, выполненное в виде фигуры хищника. И гарда такая же, покрытая сложной гравировкой и вкраплениями драгоценных камней.

В общем, и есть что продать, и трудно, а еще больше жалко будет это сделать.

Крижон при моих последних словах встрепенулся и заявил, что часть оплаты вполне можно будет сделать одним из пистолетов. Конечно, в том случае, если оружие в хорошем состоянии, сразу же оговорился он.

Мы расстались, договорившись встретиться завтра ближе к полудню. Следующим утром Жюстин почувствовал себя немного лучше, и мне удалось переговорить с ним о дальнейших наших планах. Конечно, реализовывать их в ближайшее время точно не удастся, но необходимо хотя бы знать, к чему готовиться.

Результатом нашего разговора было принятое им решение отправиться в приграничный город Империи Кергент, есть здесь такой и отправиться туда по воде.

По воде будет и комфортнее и безопаснее. Река не дорога, где достаточно просто проверять все движущие повозки и всадников. Движение по Сотре оживленное, а ширина ее немалая, так что проскочить мимо людей охотившихся за Жюстином будет значительно проще.

Я напрямую спросил Жюстина, каковы причины того, что ему приходится скрываться, на что он дал слово объяснить мне все подробно, но немного позже, когда ему легче будет сделать это. Лишь добавил, что сейчас не может никому доверять и все проблемы, доставшиеся ему в последнее время, возникли из-за старшего брата.

Тут он хмыкнул, видимо вспоминая недавние события в корчме, и добавил, что не из-за меня. Ну, хоть этим утешил.

На следующий день Крижон, как мы и договаривались, ждал меня в корчме и на этот раз он был один. С одной стороны даже немного жаль, редкостное было зрелище, и я его лишился.

Мы быстро уладили с ним все вопросы, касающиеся его найма. Я лишился одного из пистолетов и пары серебряных монет.

На эту тему у меня с Жюстином был разговор, и он высказался в том смысле, что получить надежного человека в нашей ситуации будет удачей. Потому что ситуация серьезней, чем я ее понимаю. Ну что ж, ему виднее. Надеюсь только, что подробные объяснения я все же получу. Не из-за того, что слишком любопытен, но, поскольку решения приходится принимать по большей части мне, то хотелось бы иметь достаточно информации для того, чтобы они были наиболее верными.

Еще Жюстин заверил меня, что покроет все расходы сразу же по прибытию в Кергент. Что тоже неплохо, вот только пока мне и расходовать-то особенно нечего.

С Крижоном мы проговорили достаточно долгое время, за которое мне удалось составить о нем, думаю, вполне объективное мнение.

Сидели мы в той самой корчме, в которой я его впервые и увидел. Торопиться было некуда, и он рассказал мне историю своей не слишком то и долгой жизни.

Родился Крижон в небольшом селе, расположенным чуть выше по течению Сотры, в многодетной семье рыбака. Ничего особенного в его жизни не происходило, пока однажды отец не взял с собой в город, тот самый Кергент.

Вот там и повстречала его судьба в виде вербовщика, угощавшего всех желающих пригодного возраста вином и расписывающего прелести солдатской службы.

В итоге отслужил Крижон в кавалерии семь из положенных пятнадцати лет пока не получил ранение в схватке с кронтами, с кем и мне самому посчастливилось встретиться не так давно. Дело кончилось тем, что он чуть не лишился ноги. Ногу полковому лекарю все же удалось спасти, но с армией Крижон распрощался. Крижон и сейчас чуть прихрамывал на левую ногу. Наверное, для кавалериста это не так критично, хотя после ранения прошли добрые четыре года.

Вернувшись в родной дом, он долго не мог найти себе занятие по душе. Заниматься отцовским бизнесом не тянуло, крестьянствовать тогда он еще не мог, из-за не заживавшей раны. Однажды по совету одного из своих знакомых он обратился к Верине, и надо же такому случиться, помогло. Буквально через какие-то пару месяцев Крижон и думать забыл, что совсем недавно не могпередвигаться без костыля.

При очередном визите к целительнице он встретил в корчме, в той где мы сидели, ватагу бедовых парней, среди которых обнаружилась парочка бывших сослуживцев.

Ребята занимались тем, что тайно навещали степи, издревле принадлежащие кронтам. Не совсем, наверное, и издревле, поскольку их предшественники оставили в степи множество курганов. Вот они то и интересовали парней. Потому что в этих курганах было много золота, чего же еще. Кронты считали эти захоронения могилами своих дальних пращуров, иначе сами бы давно почистили их до донышка. Так это или не так, разбираться будут археологи, которые появятся здесь через пару веков. Пока же их заменяли "черные копатели", к которым и присоединился Крижон. Был у них и еще один побочный бизнес, смола дерева житоя, чьи крупицы ценились чуть ли не на вес золота. Как я понял, Крижон случайно проговорился об этом занятии, увлекшись своим рассказом.

Я же сделал вид, что не успел ничего понять.

Словом, пять лет ходил он по краю вместе со своими новыми знакомыми, но и доходы были велики. Естественно, что деньги добытые таким путем крайне не любят задерживаться в карманах своих владельцев. Гуляли они от рубля, вернее от кроны, если приблизиться к местным реалиям. Веревочка перестала виться всего пару месяцев назад и из последней экспедиции вернулись только Крижон да еще один его коллега, который и умер у него на руках чуть ли не на пороге целительницы Верины.

В итоге, остался он без денег и без компаньонов. Вот только желания заняться землепашеством или рыболовством у него не прибавилось нисколько.

Кстати, те люди, с которыми у нас произошел конфликт в этой самой корчме, и были частью одной из таких ватаг.

Вот и прошло все последнее время у Крижона в раздумьях, не присоединиться ли ему к какой-нибудь из них. Но каждый раз он сравнивал их со своими бывшими коллегами и никак не мог заставить себя сделать решительный шаг. Хотя предложения были, добавил он.

Из всего его рассказа я сделал два вывода.

Во-первых. На мой взгляд, ему можно доверять. Доверять в такой степени, в какой это вообще возможно доверять человеку, которого знаешь без малого сутки.

И, во-вторых. Наследник Эйсенского престола попал к человеку, который по праву может называть себя целителем.

Глава 35. Лекарство про запас

Крижон выполнил мою просьбу, найдя покупателя на оружие. Сделать это ему было легко, поскольку селение, совсем не малое, являлось пристанищем людей, подобных ему в прошлом. Отсюда они и уходили на юг, в степи, принадлежащие кронтам.

Так вот, торговец этот скупал у них добычу, суживал деньгами под будущие барыши и обеспечивал удальцов всем необходимым, в том числе и оружием.

Когда мы вышли из его лавки, Крижон передал мне кошель с деньгами. Торг он вел от своего лица, потому что случайному человеку типа меня никто бы не дал хорошую цену. Конечно, и в этом случае торговец приобрел товар себе не в убыток и все же пару лишних монет мы поимели.

А вот лодки, на которой мы с Жюстином прибыли в Крунстрилье, у причала не оказалось. То ли я ее плохо привязал, что вряд ли, то ли у нее появился новый хозяин. Жаль было не самой лодки, просто и на нее Крижон достаточно легко нашел бы покупателя.

Вообще он мне нравился. Пусть предыдущее занятие его не совсем почетно даже в эти времена, но то, что он сам подошел мне с подобной просьбой иначе как удачей не назовешь. Крижон мотивировал свое решение тем, что ему очень понравилось, как лихо мы с Жюстином обошлись с совсем не робкими парнями, к которым он, кстати, питал далеко не дружеские чувства. А что, мотивы как мотивы, тем более за такую, в общем-то, разумную плату, носить мне на руках Жюстина теперь не одному. Еще и расходы возместят.

Был в Крунстрилье и постоялый двор, но с жильем у меня получилось просто. На подворье Верины нашлось достаточно места, чтобы устроиться такому неприхотливому человеку, как я. Кроме того, мне не хотелось находиться где-то далеко от Жюстина, мало ли что может произойти.

Договорившись встретиться с Крижоном у лекарки, я, вполне довольный с толком проведенным временем, отправился к ней в дом.

Верину я застал за тем, что она какой-то темной и очень пахучей мазью покрывала колено Жюстина. Рядом находилась и Лиойя, внимательно наблюдавшая за действиями своей бабушки. Верина даже тонко съязвила на этот счет, мол, никогда раньше не замечала за внучкой столько интереса к тому, чем она занимается.

Лиойя вспыхнула, наверное, как тот самый маков цвет и, одарив родню не самым лестным взглядом, в котором даже слезы блеснули, гордо удалилась. На целых пять минут. Потом у нее нашлась причина, чтобы придти вновь.

Я с трудом удержал улыбку, чтобы совсем уж не обидеть ее. Не менее забавно выглядел и наследник престола, казалось бы, мужчина опытный, и имевший уже любовницу, а то и не одну.

Жюстин украдкой бросал на нее взгляды и тут же отводил их, боясь, что Лиойя их обнаружит. Наконец, когда их взгляды случайно встретились, и, о Господи, оба они покраснели.

Нет, ну надо же, вот уж чего бы никогда не подумал. Это Жюстин то, принц, и вообще, как я много раз успел убедиться, человек совсем не робкий. От взгляда самой что ни на есть простолюдинки, девушки из забытого Создателем селения.

Верина, конечно же, тоже видела все. Но больше никаких замечаний не делала, хотя и у нее была та же проблема, что и у меня.

Жюстину несомненно стало лучше. Опухоль на подъеме стопы спала, оставив только многоцветный кровоподтек. И дышал он не так тяжело и хрипло. Даже легкий румянец на щеках появился. Но возможно это случилось с ним от присутствия внучки целительницы.

Наконец, напоив больного каким-то зельем, Верина что-то долго шептала, положив руку на его лоб.

Затем мы с Вериной окончательно договорились обо всех деталях лечения Жюстина. Лечение встало мне в вполне подъемную сумму и это при условии питания как моего, так и Крижона, который тоже будет жить здесь. Какой смысл в том, если он находится неизвестно где и за что спрашивается ему тогда платить?

Потом Верина внезапно вспомнила, что у нее есть срочные дела, а ведь еще нужно накормить Жюстина. Такие же точно дела обнаружились и у меня, и мы даже посетовали с ней по поводу того, что больному придется ложиться спать голодным. И оба здорово обрадовались, когда оказалось, что эту проблему нам поможет решить Лиойя.

Ужин, который она ему быстренько собрала, мог бы накормить, по крайней мере, четырех здоровых мужиков, весь день занимавшихся тяжелым физическим трудом, да еще и забывших пообедать.

Проводив девочку улыбками, мы продолжили наш разговор. И тут мне пришлось туго.

Ее интересовало кто мы, откуда прибыли и куда держим путь. Я к этому был совсем не готов. Тем более что скрывать такие простые вещи, только вызывать подозрение.

Здесь я как нельзя вовремя вспомнил о царапине, оставшейся у меня на груди после неудачной атаки одного из людей, обнаруживших Жюстина. После груди пришел черед ноги, где тоже оставалась царапина, полученная мною еще раньше. Все это время я судорожно придумывал легенду нашего здесь появления. И получалось у меня очень плохо. Тем более и времени на это почти не было. Потому что Верина бегло осмотрела обе мои тяжелейшие раны и ничего не стала делать, сказав, что и так все заживет отлично.

Когда откладывать ответ совсем уж было нельзя, в дом к Верине нагрянули гости.

И Лиойя, до этого оживленная и улыбающаяся, сразу потухла.

К тому времени на улице стемнело, но пары свечей, зажженных Вериной, вполне хватило для того, чтобы рассмотреть непрошеных гостей.

Несомненно, за главного у них крепыш с даже на вид жесткими кучерявыми волосами и почти квадратным лицом, хотя и старался он держаться в тени. Говорил в основном один из его спутников, значительно выше ростом и тоньше в кости. Третий гость словно собрал собой обоих, рослый и широкоплечий.

Верина разговаривала с ними предупредительно, отбросив свое обычное ерничество, чем сразу стала сама на себя не похожа.

Сначала я даже не понял, о чем идет разговор. И только лишь несколько минут спустя мою голову молнией озарила догадка. Так это же жених Лиойи!

Тот, что у них за главного, краснорожий и приземистый. Только вот невеста явно не рада ему до безумия. Да что там, радости вообще не ощущается. Забилась в уголок и сидит себе тихо как мышка. Нет, чтобы угостить суженого чем Бог послал.

Явно, что у Жюстина осталось достаточно много от ужина, тот едва клюнул его, слаб еще. Не пропадать же добру. Так нет.

Годков жениху поболее чем Жюстину, но меня он был младше, лет на несколько. Примерно двадцать два, двадцать три. Самое время семьей обзаводиться.

Тут, бывало, и в шестнадцать женятся, я еще о замужествах не говорю.

По ходу разговора я понял, что разговор о свадьбе идет уже достаточно давно, но Верина все тянет с ответом. Сейчас пришедшие настаивали, чтобы она окончательно определилась со сроком.

Судя по тому, что Верина не послала их подальше, а она, со своим характером, сделать это сможет легко, жених в Крунстрилье фигура значимая.

В моем представлении они совершенно не подходили друг другу, даже строчка откуда-то вспомнилась: в одну упряжку впрячь не можно, коня и трепетную лань.

Я чуть было вслух ее не произнес, еще и на родном языке, что стоило мне улыбки.

Жених если уж и напоминал коня, так вовсе даже не скакуна, а какого-нибудь битюга-тяжеловоза. Но это в моем представлении они не пара, а так пойми женское сердце.

Так-то он, не смотря на свой возраст, мужчина основательный, по всему видно. И по одежде, и по манере держать себя.

Только вот девочки в возрасте Лиойи все больше о принцах мечтают. Не сталкивались они еще с суровой прозой жизни.

Кстати, у нас и принц в наличии имеется. Да не какой-нибудь там завалящий, а самый что ни на есть наследный. Правда не знает об этом никто, кроме меня. И если уж быть до конца циничным, предпочитают они на принцессах жениться, свойство у них такое.

Судя по всему, улыбочка получилась у меня не образцом радушия, потому что жених впился в меня своим взглядом. Не понравилось ему в ней что-то, это по любому.

Эй, уважаемый, а вот этого делать не надо. У каждого своя букашечка в голове живет и у меня есть. Так вот, она просто ненавидит такие взгляды и всегда реагирует на них должным образом.

К нему присоединились оба его спутника, да по барабану. Гляделок у вас не хватит, зуб даю. Да и не те вы люди, чтобы взглядом размазать, тут я еще одного зуба не пожалею.

Когда напряжение в комнате стало почти материальным, в комнату вошел Крижон. И я сразу смог поздравить себя с удачным приобретением. Потому что Крижону было достаточно одного взгляда, чтобы понять и расклад и обстановку. И пары шагов, чтобы занять выгодную позицию. Вот что значит опыт.

Мне бы на это понадобилось на несколько иногда таких важных мгновений больше, от которых зачастую все и зависит.

Крижон отошел к окну, оказавшись в полутени за спинами двоих из гостей.

— Ладно — после минутного молчания первым отвел свой взгляд жених — через пару дней я снова загляну.-

После чего встал и направился к выходу. На выходе оглянулся, посмотрев на меня. Но к тому времени я повернулся к нему спиной, обратившись к Верине с первым, что пришло в голову, и все его маневры видел в отражении оконного стекла. Вали пока при памяти, ты мне больше не интересен.

Бедная Лиойя с облегчением выдохнула воздух, когда за нежданными гостями закрылась дверь. По-моему, взаимностью здесь и не пахнет. С другой стороны вполне для нее удачная партия, да и стерпится — слюбится.

Заглянув в комнату к Жюстину, я обнаружил его сидящим на полу возле самых дверей, в длинной, до пят ночной рубашке, выданной ему гостеприимной хозяйкой. И еще с клинкертом в руке. Сабля то тебе зачем? Жениха Лиойи на дуэль вызвать? Так не по рангу ему, простолюдину. Видимо Жюстин слышал весь разговор и счел, что ему необходимо вмешаться.

Я помог Жюстину добраться до кровати. Когда вышел, сказал Лиойи, что больной хочет пить, после чего сообразив, что на столике, что стоит в изголовье его постели, есть и кувшин с водой. Налить воды себе, уж на это ему сил явно хватит. Просто не смог я придумать более подходящего предлога. Слишком уж часто бедная девочка поглядывала на двери его спальни.

Лиойя подхватила ковшик с водой и отправилась поить больного. Судя по времени, проведенною ею там, поила она его чайной ложечкой и не успокоилась, пока не выпоила все.

Эх молодежь, молодежь. С высоты своего почти тридцатилетия я с улыбкой поглядывал на их игры. Только боюсь, что никакой перспективы у их отношений нет.

В путь мы отправились значительно быстрее, чем могли предположить. Через пару дней произошло событие, основательно поторопившее нас.

К тому времени Жюстин чувствовал себя намного лучше. Не знаю, чем врачевала его Верина, но менялся он буквально на глазах. Появился блеск в глазах, пропала ежевечерний жар и ежеутренняя слабость, когда он с трудом поднимался с постели. Разве что колено мучило его по-прежнему. Опухоль спала, но сгибалось оно с трудом. Тем не менее, до скамеечки, расположенной в небольшом саду Жюстин доходил свободно. Наверное, потому что с одной стороны он опирался на костыль, а с другой его поддерживала Лиойя.

Верина заверила, боли в колене со временем пройдут, но возможно останется легкая хромота. Не зря же я его Тимуром назвал.

Поторопило с отбытием известие, вернее новость, услышанная нами. И касалась эта новость его отца. Герцог — фигура известная, особенно здесь, вблизи с границами Эйсен-Гермсайндра.

Герцог находился при смерти, в результате то ли ранения, то ли отравления, то ли падения с лошади во время верховой прогулки. Но все эти версии связывали с покушением. Ко всему прочему, пропал его сын, наследник престола. Даже находились свидетели, видевшие его мертвое тело.

Единственным, кто мог овладеть престолом по праву, являлся старший брат Жюстина, Ромерт, лишенный наследства и изгнанный из герцогства еще несколько лет назад.

Вот он и объявил о своих претензиях на трон. Конечно же, при дворе у него нашлись сторонники, задвинутые далеко, далеко при нынешнем правителе, и рассчитывающие при новом герцоге здорово подняться.

Конечно, эту новость нам сообщила не Верина, прибежав с выпученными глазами и осчастливив ими. Кстати, один глаз у нее и так все время был выпучен.

Славная тетка, ей б только пластику сделать, да где уж тут, времена не те. А доходы бы ей точно сделать это позволили, целительница она знатная. К ней люди черт те откуда приезжают, рассчитывая на помощь и небезосновательно.

Даже не представляю, почему она в этой дыре поселилась, при ее талантах.

Хотя с другой стороны объявись Верина в любом крупном городе, где и без нее конкуренции хватает, да еще при такой внешности…

Так вот, разговор Верины с одним купцом мы услышали через открытое окно, получается, что подслушали. Но так что ж теперь, разговор то был достаточно громкий, и совсем не тайный.

Купец, крупный солидный мужчина в годах и владелец нескольких речных судов, мы их легко могли разглядеть возле причала с высоты, на которой находился домик Верины, явился к ней с благодарностью. Благодарил он ее за снадобье, которое она ему приготовила.

Все дело было в том, что овдовев, купец не так давно женился снова. Вот у него и возникло определенное беспокойство, поскольку женушку он взял почти на тридцать лет моложе.

Снадобье помогло отлично. Понять это было нетрудно, поскольку на довольно ехидный вопрос Верины о действенности своего препарата, купец ответил довольным смехом.

Даже не сомневайтесь, заявил он, я бы и в молодости от него не отказался. И еще признался, что взял жену с собой, с целью показать ей белый свет ну и чтобы надолго не расставаться.

Судить об этом можно было и по взгляду, которым он одарил Лиойю, когда заявился в дом в сопровождении двух дюжих мужиков, вероятно, своих телохранителей.

На собак и прочую живность мужчины таким взглядом не смотрят. Бедный Жюстин даже заерзал на скамеечке, на которой мы сидели, ведя беседу о местной географии.

Я же постарался прокачать взглядом его телохранителей. И у меня получалось, что справиться с ними смогу, сразу с обоими. Возможно, слишком оптимистичное заключение, но почему-то я был в этом уверен.

Далеко не всегда достаточно наесть здоровенную ряху и с ног до головы обвешаться оружием, чтобы стать бойцом. Пластику движений и еще многие важные мелочи легче подделать, чем спрятать.

И вот в нашем случае все это напрочь отсутствовало.

Затем, когда я понял суть разговора, задумался о другом. Вообще-то у меня жена тоже молоденькая будет, если разобраться. Пусть и не сейчас, а лет через тридцать, мне самому, не понадобится ли местная виагра?

С другой стороны, через столько лет Верина будет весьма преклонного возраста, и где гарантия того, что она не начнет путать количество и соотношение ингредиентов? И впрок не запасешься, срок получается солидный.

Потом купец начал рассказывать своей спасительнице новости, и вся эта чушь мигом вылетела из моей головы.

Потому что Жюстин менялся прямо на глазах. Если минутой раньше он выглядел обыкновенным юношей с мечтательной улыбкой на лице, то теперь рядом со мной сидел человек, которому, несомненно, можно доверить целое государство.

Изменилось все, осанка, жесты, манера разговаривать. Он словно одел привычный для себя костюм, скинув маскировочный халат.

И я уже приготовил ответ на его еще невысказанный вопрос: да, милорд, у нас все готово и мы можем отправиться прямо немедленно.

У нас действительно все было готово для дальнейшего путешествия, и провиант и снаряжение, и транспортное средство в виде рыбачьей лодки, называемой здесь лойдой. Лойда была совсем новая и еще не успела пропитаться навязчивым запахом рыбьего жира.

Достаточно вместительная, имеющая три пары весел и возможность поставить парус при попутном ветре. Ее хозяева, братья-погодки, выглядевшие как близнецы, согласились доставить нас в Кергент и нашел их тоже Крижон.

Двух гребцов будет достаточно, а в случае необходимости мы всегда сможем им помочь.

Сотра в этих местах широкая и со спокойной водой, что даже удивительно, учитывая ее происхождение и близость верховьев. Так что путешествие не обещает быть мучительным.

Обращение, которым я пользовался — милорд — не совсем подходило для того, чтобы я мог пользоваться им, вернее совсем не подходило. Потому что для того, чтобы им пользоваться мне не хватало благородства в происхождении, но Жюстин не делал мне по этому поводу замечаний или стоически терпел. Думаю, что для Верины его дворянство давно уже не было загадкой, разве что она не предполагала, что он тот самый наследник Эйсенского престола и есть.

А для Лиойи он и был тем принцем, что иногда встречается девушкам, в том случае, если очень повезет, хотя она до сих пор считала его сыном небогатого купца, попавшим в беду.

Когда она сама появилась из-за угла дома, старательно делавшая вид что не замечает нас, лицо Жюстина исказила гримаса боли. И произошло это не потому, что внезапно у него что-то заболело.

За последние полчаса Лиойя прошла мимо нас уже раза четыре, и каждый раз он непроизвольно тянулся вперед.

Нет, ну до чего же она мила, так что совсем неудивительно состояние Жюстина.

Глава 36. Идиот Артур

Нет, у Жюстина хватило выдержки отложить отправление до утра.

Да и какой смысл было отправляться немедленно, ведь стемнеет буквально через пару часов, мы только и успеем, что отчалить.

Когда я зашел в комнату, отведенную нам с Крижоном, тот как обычно кидал кости. По-моему, он даже когда сам с собой играет, то делает ставки. И сейчас на столе имелось две кучки монет, одна несравненно больше другой. Интересно, кто выигрывает, он или снова он сам?

Страсть у него такая, игра в кости. Чуть ли не все свободное время ей отдается. Сам же и рассказывал, что проблем у него из-за этого было предостаточно. Иной раз чуть ли не до нательного белья проигрывался. А все не имётся человеку.

Привык к адреналину в крови, каждый его по-своему ищет.

Вот в остальном всем хорош, спокойный, исполнительный, а иной раз и сам инициативой блеснет, нужной и своевременной.

— Отправляемся завтра с утра, еще до рассвета. Предупреди братьев, чтобы к этому времени ждали на берегу. И еще, нужна повозка, для Жюстина — вот и все, остальное сам сообразит.

Крижон блеснул улыбкой, коротко кивнув головой, все сделаем в лучшем виде. На удивление, зубы у них тут у всех в хорошем состоянии. Редко кто может похвастать их отсутствием, да и то в большинстве случаев потеряны они в результате хорошо направленного удара. Наверное, потому что сахара мало употребляют, дорог он здесь и далеко не каждому по карману. Так что сделать здесь состояние дантисту явно будет затруднительно.

Верина, узнав о нашем скором отъезде, предупредила, что Жюстину в ближайшие дни желательно не нагружать колено ни ходьбой, ни тем более бегом. Иначе все лечение насмарку, заявила она. Денег, чтобы оплатить лечение, хватило, даже перстень остался у нас, хотя я и держал его наготове. В конце разговора она выразительно так посмотрела, ничего больше не хочешь рассказать? Когда я сделал вид, что не понял, лишь пожала плечами, жест для женщин, на мой взгляд, не совсем характерный. Вот всем хороша тетка, что ж ей так с внешностью не повезло…

Когда солнце взошло из-за ясно видимых Агнальских гор, мы давно уже были в пути.

Я сидел за кормовым веслом, держа курс на один из горных пиков, виднеющихся вдали, и имеющий название Сестра. Потому что Брат имелся тоже.

На веслах сидели браться Слои, Брук и Сток, дюжие парни, ладони которых немногим уступали размерам лопастей. Я подозревал, что это не настоящие их имена, а клички, но выяснять не стал, пусть зовутся так, как им самим удобно. На носу расположился Крижон, держа под рукой заряженное ружье, так, на всякий случай. Вот он и сядет при необходимости на третью пару весел.

Жюстин расположился на свернутом парусе, между мной и гребцами. Вид у него был такой, что сразу становилось понятным, не спал он в эту ночь. И Лиойя здесь была не совсем причем. Вернее, причем, но по другой причине. Сам я провел ночь в его комнате, потому что вернувшийся от братьев Крижон сообщил, что в селении появились незнакомые люди, и кто они такие, не знал никто. Вот так я и спал на полу, у самой двери, как сторожевая собака.

Лиойя выглядела утром хмурой и с заплаканными глазами. Очень трогательно было наблюдать за сценой прощания. Я чуть было не выдержал: ну поцелуйтесь же вы, наконец, черт бы вас побрал! Но этого так и не произошло. И я выдержал, и они не решились.

Шли мы ходко, братья, казалось, вообще не знают, что такое усталость. Ближе к полудню поставили мачту и укрепили на ней парус. По течению, да еще под парусом, мы почти летели.

Жюстин все время смотрел в сторону оставленного нами селения, до тех пор, пока оно не скрылось за излучиной реки. Да и потом частенько поглядывал в ту сторону.

Да уж, достается ему. Проблемы со всех сторон, еще и влюбиться угораздило.

Конечно, не хочется быть циничным, но не пара она ему. И не потому, что я считаю, что ему нужна девушка, равная ему по положению, у меня у самого ситуация, с точностью до наоборот.

Жюстин очень многое может себе позволить, но такой шаг вряд ли. Да и Лиойя, знай, она хоть на половину кто он, вела бы себя по-другому. А так, получается, влюбил в себя девчонку и бросил, даже ничего не пообещав. Обещать и не выполнить плохо, но еще хуже, когда…. Да хрен его знает, как и что, мне бы со своей проблемой разобраться. Я вот как раз наобещать успел, и что толку?

Никакого просвета впереди и что делать, понятия не имею.

Братья уверили, что в Кергент мы доберемся на четвертые сутки пути. А пока лежи себе на боку и любуйся местными пейзажами. Места же здесь действительно красивые. Леса, вплотную подступающие к самому берегу реки, недалекие горы с покрытыми снегом вершинами и луга, чем то похожие на альпийские.

Сотра, перед тем как повернуть на запад и устремиться вглубь Империи, успела соединить между собой несколько озер. Там она сама начинала походить на самые крупные из них, и никакого течения не чувствовалось.

Первый ночлег застал нас на острове посреди одного из таких озер. Кроме нас на ночевку там остановились еще несколько лодок, одна из которых больше напоминала речной корабль, с приличной по высоте мачтой и с не менее восьми парами весел. Тем спокойнее будет спать, поскольку в этих местах тоже имелись пираты, называемые строгдерами. В течение пути на этот счет можно не беспокоиться, мы не должны представлять для них никакого интереса. Пятеро вооруженных мужчин и никакого груза, кроме самых необходимых вещей. А вот во время ночлега да, кто-то из них может случайно нарваться на нашу стоянку, и тогда может произойти всякое. По крайней мере, теоретически.

Хотя на стоянке все держались обособленно, не стремясь к контактам между собой, но случись что, помощь будет обязательно. Как нам, так и от нас.

Следующий день пути прошел скучно и монотонно. Та же река вокруг, те же виды на берегу и те же горы на горизонте.

Обедали на ходу, подменив братьев на веслах. На ночевку остановились в какой-то протоке, среди небольших островков, густо поросших кустарником. На этот раз мы были одни, и ночь пришлось поделить на две смены, мне и Крижону.

Братья Слои не в счет, им необходимо хорошо отдохнуть, а с Жюстина толку будет мизерно мало, даже если он сам изъявит желание заступить в караул.

Я взял себе первую смену. Мне всегда было нелегко ложиться раньше полуночи, и Крижон с удовольствием согласился на такой расклад. Вот ему хватило буквально пары минут на то, чтобы заснуть сразу после ужина. Он в очередной раз предложил братьям сразиться с ним в кости, получил незамедлительный отказ, увалился на походное одеяло, завернулся с головой, и тут же уснул.

Храпеть он не умел, в этом я уже смог убедиться. Когда я пошутил по этому поводу, Крижон объяснил мне, что в его прежнем бизнесе храпунам было не место, а если такие и попадались, то существует пара надежных проверенных способов за один сеанс отучить их от этого.

Жаль, что я тогда не поинтересовался этими способами, даже в моем мире и в мое время храп является неразрешимой проблемой.

Весь вечер Жюстин посматривал на меня, явно желая о чем-то спросить, но не решился. Что-то он сам на себя стал не похож. Очень решительный юноша, такое мнение я составил о нем еще до того, как навязал ему свою компанию, решив покатать на спине по пересеченной местности.

Нелегко ему достается в последнее время, что и говорить. Тут и в отчем доме полный бардак и неизвестно, чем все дело закончится. И со здоровьем проблемы, да еще и любовь, судя по его внешнему виду, расцененная им как несчастная.

Еще одна наша ночевка, теперь уже заключительная перед прибытием в Кергент, пришлась на небольшой залив, скрытый от основного русла реки огромными каменными валунами.

Рыбы здесь полно, заявил младший из братьев, Брук, позевывая после ужина. Он на год всего младше Стока, похож как близнец, но говорлив не в пример брату.

Все что мы узнали о реке, о расположенных на ее берегу селениях, об проплывающих мимо нас разнообразных посудинах, мы узнали от него. Кроме того, местные сказки, легенды и поверья. А также историю его жизни, жизни его брата, семьи и всех его родственников. В общем, молчал он только во сне.

Мы все с нетерпением ждали, когда же наступит этот долгожданный момент. Но и во сне он не давал нам покоя своим храпом. Так что я с удовольствием применил бы к нему оба способа Крижона, будь они самыми изуверскими.

В этот раз мне предстояла вахта во вторую половину ночи. И, конечно же, мне не спалось. Не спалось сразу по двум причинам.

Во-первых, я ждал наступления полной темноты. Пришла мне в голову мысль немного получить рыбу. Пара факелов была уже готова, острога в лодке имелась и, кроме того, мне нужно было как-то загладить свое утреннее поведение. Вернее, не поведение, а проступок, так, наверное, будет точнее. Хотя какой это на хрен проступок.

В это утро, встали мы, как обычно, еще до рассвета. Завтрак, жидкая каша из неведомой мне крупы, была уже готова. К ней наш повар подал по куску ветчины, ломтю хлеба и кружку горячей с медом воды, заваренной какой-то травкой.

Я быстро прикончил свою пайку, а чего рассусоливать, очень мы торопимся, будь такая возможность, ночами бы шли, и подошел с кружкой к самой воде.

К этому времени светило показало свои первые лучики, взошедши между Братом и Сестрой.

Красиво, черт побери. Водная гладь Сотры как зеркало, и лишь изредка на ее поверхности появляются круги от рыбы, охотящейся за мотыльками. Из-за ближайшего острова, в протоку, выплыла пара лебедей. Вот уже действительно величественные птицы с необыкновенной, царственной грацией. До них было совсем близко, и я стоял затаив дыхание, боясь их спугнуть.

Проплыв несколько метров они стали розовыми от лучей восходящего солнца. Захватывающее зрелище, честное слово.

И это был второй случай, когда я видел лебеде в дикой природе. Первый произошел еще в моей прежней жизни, в низовьях Ангары и дело тоже происходило ранним утром. Только стоял я на борту теплохода, в руках у меня была кружка с кофе и первая моя утренняя сигарета. Все остальное было очень похоже, пара грациозных лебедей окрашенных утренним солнцем в розовый цвет.

Сразу нахлынула тоска, тоска по прежней жизни. Не знаю, сколько бы я ностальгировал, если бы не заметил ствол ружья прицеливающегося в птиц Крижона.

Я успел увести ствол в сторону, заплатил за это оброненной в воду кружкой.

Картечь, а именно ей было заряжено ружье Крижона, хлестнула по воде в метре от лебедей, заставив их судорожно захлопать крыльями, разгоняясь для взлета.

Кружку я так и не нашел, слишком глубоко оказалось у самого берега. Но разве это цена за спасение такой красоты.

Крижон ворчал, что мы лишились столького вкусного мяса, а ведь вполне вероятно, что он одним выстрелом мог бы достать обеих птиц. Наверное, это действительно так, именно в этот миг лебеди оказались вплотную друг к другу, и тот, что был немного крупнее, положил голову на шею подруги.

Да, я знаю, когда-то лебедей подавали к царскому столу. И даже был способ приготовления, когда целую птицу вносили на блюде и перед самой подачей на стол одним движением руки срывали с нее шкурку.

Но я не хочу говорить потом с всеведущим выражением лица, что мясо лебедя намного лучше гусиного или наоборот, гусятина вкуснее. Особенно сейчас, после той картины, что увидел.

Мы ведь не умираем с голоду и у нас достаточный запас продуктов, пусть и без свежего мяса. И еще, Крижон. У моего народа существует поверье — у того, кто убьет лебедя, дети будут рождаться уродами.

Крижона поддержал Брук, заявивший вполголоса, что давно мечтал попробовать лебедя, птицу в этих местах достаточно редкую. Брат его, Сток, по обыкновению промолчал, а Жюстин чуть заметно пожал плечами. Так я и не понял, поддерживает он меня или тоже жалеет об упущенной возможности…

Вторая причина моей бессонницы заключалась в том, что я клял себя последними словами, называя себя так, как, наверное, не мог бы назвать любого другого. Слова "идиот" и "тупица" были самыми ласковыми в этом перечне эпитетов.

"Милана, жди меня и я вернусь! Вернусь со шпагой на боку!"

Идиот, какой же ты идиот, Артур.

Ведь она ясно говорила, что любит тебя, что мое положение совсем не главное для нее. И что мешало быть нам вместе до того момента, когда ты действительно сможешь раздобыть эту железяку. Получишь ты ее, обязательно получишь, не через полгода, так через год, два, три. И все это время ты мог бы быть вместе с ней.

Она уже достаточно взрослая девушка и не нуждается в опекунах, перед которыми должна отчитываться в своих поступках.

И что ты делаешь сейчас? Ты с каждым днем и с каждым шагом отдаляешься от нее все дальше и дальше. И что, это приближает тебя к твоей цели? И кто ты после этого, признайся честно. Ведь себе ты можешь не врать.

Ну и какой тут сон после этих мыслей?

Все, решено. Сопровождаю Жюстина туда, где он окажется в безопасности, и сразу же возвращаюсь назад. Надеюсь, что он сможет проявить свою благодарность и мне этой благодарности хватит, чтобы вернуться в Велент.

Сейчас я целыми днями ломаю голову над тем, что же все-таки сделать, чтобы получить желаемое. Так вот, это же самое я могу делать рядом, с Миланой, моей девочкой, моим солнышком.

И я обязательно что-нибудь придумаю. Придумаю, несмотря ни на что. У меня всегда так, словно озарение приходит. Правда, до этого оно никогда так не задерживалось.

Глава 37. Отличник имперской стражи

Стемнело, и я уже совсем собрался пройтись с факелом и острогой в надежде добыть рыбу, подошедшую на ночь к берегу, когда меня окликнул Жюстин.

Он сидел возле костра с вытянутой правой ногой, что все еще продолжала докучать ему болью в колене.

— Артуа… — начал он и замолчал. Даже при свете костра несложно было догадаться, что он желает о чем-то спросить и не решается этого сделать. И уж совсем несложно понять, что вопрос его будет о Лиойе.

Потому что ему не нужен мой совет в ситуации, создавшейся на его родине. Такие вещи он знает сам, и думаю, что сможет дать совет кому угодно.

Да и нет у меня никаких перед ним преимуществ, даже при условии того, что я имею знания, которые станут доступными здесь лишь через несколько веков. Эти знания и нужны будут потом, сейчас они ничего собой не представляют. Они и выросли, мои знания, из тех, которыми сейчас пользуются.

Какой смысл в умении обращаться с автоматом, компьютером, автомобилем, если они еще не существует, и появятся очень нескоро.

То же самое и со многими другими вещами, понятиями и методиками. Нет в них сейчас практического смысла. Тем более, когда речь идет об управлении целой страной.

Жюстина учили тому, что в данный момент существует и что можно применить на практике. Так что в этом плане он знает значительно больше меня. Не сомневаюсь, его учили лучшие преподаватели и научили всему тому, что существует сейчас.

Так что все мои рассказы будут для него просто сказками и по форме и по сути.

Вот что касается дел сердечных, то невозможно обучить этим вещам, такому можно научиться только на своем собственном опыте.

Выждав еще минуту и так и не дождавшись его вопроса, я решил помочь ему сам.

— Милорд, если вас интересует, любит ли вас Лиойя, то я отвечу — "да" и любит очень сильно. -

Я продолжал к нему обращаться подобным образом и в кругу наших спутников.

Высокое происхождение Жюстина скрыть невозможно, даже если он очень будет стараться. Слишком огромная разница в поведении, привычках, манере себя держать между простолюдинами и знатью, и такое скрыть невозможно. Вот то, что с Эйсенским принцем его не связывали, это однозначно.

Жюстин схватил меня за руку и сильно сжал ее, сам этого не замечая.

— Вы так считаете? — и сколько надежды было у него в голосе.

Конечно же, я так считаю, я даже убежден в этом, и для этого у меня есть все основания.

Потому что я сам видел, как она поправляла ему волосы, убирая их со лба, когда он уже спал. Столько нежности было в каждом ее движении. И еще, даже со стороны было очень заметно, ей стоило немало усилий, чтобы не поцеловать его.

И выражение лица, что было у Лиойи, трудно подделать, особенно тогда, когда не подозреваешь, что за тобой наблюдают.

А эти взгляды, какими она одаривал его, когда считала, что их никто не увидит.

Только нужно ли вам это обоим? И какие могут быть перспективы в ваших отношениях?

Но это не мое дело, совсем не мое и вы отлично разберетесь и без меня.

А эта девочка действительно достойна лучшего, чем стать женой соседа-горшечника и нарожать ему кучу сопливых ребятишек.

И я в осторожных выражениях сказал Жюстину то, в чем был глубоко убежден, добавив лишь, что Лиойя даже не подозревает о его происхождении, и любит таким, какой он есть сейчас, хромоногого странника.

— А этот вот… — Жюстин замолчал, затрудняясь, как назвать человека, прибывшего с намерениями обговорить день свадьбы.

— Если вы хотите спросить о ее, так называемом женихе, милорд, то здесь беспокоиться нечего. Мы с Крижоном побывали у него в гостях и убедили его навсегда забыть дорогу к ее дому.

И еще, Лиойя не родная внучка Верины. Верина обнаружила ее на своем крыльце, когда та была совсем еще малышкой. Сама Лиойя об этом даже не подозревает. -

Все это я добавил на тот случай, если Жюстина будет беспокоить тот факт, что у девочки когда-нибудь может родиться ребенок, похожий на ее бабушку. На всякий случай добавил. Меня бы такие вещи не остановили, если бы дело касалось меня. Но разговор не обо мне.

Я оставил его в глубокой задумчивости.

Когда я возвратился со своей неудачной рыбалки, умудрившись сломать острогу, но так ничего и не добыв, Жюстин о чем-то разговаривал с Крижоном. Хотя какая тут загадка, он расспрашивал подробности нашего визита к тому человеку, что считал себя женихом Лиойи.

Его мы нашли в корчме, но не в той, в которой я успел побывать уже целых два раза.

Он сидел в окружении своих людей, коих было пятеро. Когда мы вошли в корчму, и он нас увидел, то выражение его лица стало похожим на то, что, мол, на ловца и зверь бежит.

Понятно, он далеко не последний человек в своем мирке, а в доме Верины потерял лицо, еще и при свидетелях.

Мне пришлось ему объяснить, что пришел я просто поговорить на одну тему, а уже потом можно будет принимать какие-то решения.

К концу нашего разговора он имел совсем другой вид. Расстались мы не друзьями, но свое намерение поставить меня на место, он растерял окончательно.

История, услышанная им, была выдумана мною с начала и до конца.

А что еще оставалось делать? Не приставать же к человеку с пустыми угрозами, мол, если ты еще раз подойдешь к этой девушке, не жить тебе, гадом буду. Несерьезно это.

Начал я издалека, с событий, произошедших почти тридцать лет назад. Вряд ли он в силу своего возраста может знать о том, случились ли они на самом деле. Тем более что действия происходили достаточно далеко от этих мест, в столице провинции, Мулое.

Обошелся я без имен, потому что все равно их не знал. Главное было, чтобы голос звучал убедительно, и намеки присутствовали, те, по которым он сам должен сделать нужные мне выводы. Получилось хорошо, даже Крижон поверил, хотя при желании он мог бы выявить некоторые несоответствия в моем рассказе, мы ведь у него на виду.

Сама же история заключалась вот в чем.

Один высокий человек провинции Мулой, выше которого уже и не придумаешь, попал в очень неприятную историю, из которой ему едва удалось выбраться живым. И получилось это у него не из-за благоприятного стечения обстоятельств или еще из-за чего либо, а всего лишь благодаря помощи человека, которого он до этого времени и знать то не знал.

Естественно, что благодарность его вылилась настолько, что он приблизил своего спасителя к себе, невзирая на то, что спаситель оказался совсем не благородного происхождения. Благодаря этому, дела у спасителя резко пошли в гору, а потом случилось так, что практически одновременно они стали счастливыми отцами, тот самый очень высокий и значимый человек провинции Мулой и его спаситель.

Но и это еще не конец истории. Надо же такому случиться, что и у их детей произошла подобная история, вот же чудо. И теперь уже сын спасителя сам стал спасителем.

Понятно, что отношение после этого не стало хуже, а как раз наоборот. Благоволит этот высокий человек к ним очень, чего уж тут.

В этом месте у меня случайно вырвалось слово "герцог", поскольку все предыдущее время я усиленно намекал, что именно он, наместник провинции Мулой и является тем самым таинственным благодетелем.

Так вот, именно сын человека, спасшего о-го-го кого и лежит сейчас у Верины. И надо же такому случиться, произошла между ними любовь. Не у Верины и пациента, а вовсе у него и ее внучки.

Такая вот незамысловатая история, но хватило и этого. Мне даже не пришлось объяснять, каким образом сын спасителя и сам спаситель оказался здесь, хотя и к этому я полностью был готов.

В конце своего рассказа мне пришлось развести руки с нелегким вздохом, всем своим видом показывая, что такие вот дела. И что мне не стоило, наверное, рассказывать всего этого, но я не хочу, чтобы хороший человек пострадал из-за того, что ему вовремя не рассказали, что рассказал я.

Мой собеседник понятливо кивнул головой, все ясно.

Когда мы вышли из корчмы, я поинтересовался у Крижона, что он собой представляет и все остальное. Как это частенько у меня бывает, сделал я это как раз вовремя. Нет, чтобы поинтересоваться перед самим разговором.

Крижон его знал, его здесь все знают.

Вот уже несколько поколений семья поклонника Лиойи занимается тем, что скупает артефакты, найденные в курганах на землях кронтов. Их всего здесь два скупщика, тех, кто занимается скупкой.

Тот торговец, которому мы продали излишки оружия и мой недавний собеседник. У обоих имеются постоянные клиенты, которым они в свою очередь перепродают свой товар. Артефакты очень популярны в высоких кругах и спрос на них очень устойчивый.

Затем, помолчав, Крижон добавил: вряд ли после всего услышанного мой недавний собеседник появится в доме Верины.

Я и сам так считаю. Не чувствовалось у него особой любви к Лиойе. У меня сложилось стойкое впечатление, что одолжение он делает своим предложением. Хотел еще поинтересоваться у Крижона его именем, но передумал, сейчас уже и незачем…

В Кергент мы, как и рассчитывали, добрались на четвертый день пути.

Лодка уткнулась носом в берег возле причала, на котором разгружалось судно внешним видом напоминающее нормандский дракар. Те же заостренные нос и корма, такие же доски обшивки, сшитые внахлест. Даже носовая фигура имелась, разве что изображала она не дракона, а какого-то непонятного мне зверя.

И люди были чем-то схожи, голубоглазые и светловолосые. Вот только статью они не вышли, все как на подбор ниже среднего роста. Все они были без исключения белокурыми, вот только слыть бестиями с такими габаритами проблематично.

— Черейнты — сказал Крижон — редко их увидишь. Видать нужда какая-то припекла. Обычно они свои земли редко покидают. -

Тогда все понятно. Небольшой этнос, замкнутый сам на себе, помимо всех болезней, связанных с близкородственными браками приобретает еще и такую пигментацию волос.

Он хотел продолжить рассказ, но я только махнул рукой, есть более насущные проблемы.

В принципе, мне осталось найти подходящий транспорт и отвести Жюстина в дом местного начальникагарнизона.

И все. Закончится мое путешествие в обществе наследного принца Эйсенского герцогства.

Не знаю даже, жалеть мне об этом или радоваться. Признаюсь честно, привык я к нему. Да и не самый он плохой человек, далеко не самый. Приму от него честно заработанное вознаграждение и отправлюсь в обратный путь, таким же манером, что и прибыл сюда, по реке на лодочке. Только путь мой будет лежать чуть дальше, к Шертулье — Окунево, где и случилась та самая злосчастная переправа. А потом уже по обстоятельствам.

Если найду в Шертулье Горднера, объясню, почему мне нужно срочно возвращаться. Если же нет, то отправлюсь в путь безо всяких объяснений, уже на ходу раздумывал я.

Проходя мимо судна псевдоварягов, поинтересовался взглядом, что же они привезли. Бочки, бочки, бочки и ничего кроме бочек. Только размеры у них самые разные. От больших, емкостью не меньше трехсот литров, до совсем маленьких, размером с ведро.

Надо будет у Крижона поинтересоваться, что же они в них привезли. Да и древесина, пошедшая на изготовление бочкотары, интересная, я и не видел такой никогда. Всякую древесину видеть приходилось, но вот чтобы она чернотой отливала, да еще и с красными прожилками, как у того же гранита…

Проходя уже мимо следующего судна, с виду самого обычного, я заметил трех стражников, явно проявляющих ко мне интерес. И с чего бы это? Нет у меня за душой ничего такого, чтобы им интересоваться мной.

Ну, разве что пара десятков жмуриков, какая чепуха. Все они были людьми, ведшими насквозь неправедный образ жизни. Так что мне еще значок положен " Отличник Имперской стражи" и не меньше, чем второй степени, усмехнулся я.

Ну разве что неуважительное отношение к дворянству. Но откуда им об этом знать. Не иначе как ориентировка пришла, с голубиной почтой.

Когда я поравнялся со стражей, один из них преградил мне дубинкой путь. Стража по всей Империи обмундирована одинаково, и их оружие тоже не отличается разнообразием. Палаш средней длины, редко у кого пистоль, как правило, у старших патрулей. Ну и дубинка почти метровой длины, закованная в металлические кольца с обоих концов. При обычном дежурстве, разумеется.

Естественно, я остановился. И даже поднял руки до уровня плеч, с растопыренными пальцами, дружелюбно скалясь. Нет за мной ничего такого, за что можно было бы бояться. И в вашем Кергенте не успел наследить. Есть, есть у меня серебряный конт, пусть и не начищенный до блеска. Но и расценки у вас не столичные, и такого за глаза хватит.

— По-моему это не он — сказал самый длинный из них, стоявший впереди меня. — Тот и толще будет, и усы у него с бородой.-

— Он, он это — раздался за спиной голос другого стражника — Просто побрился и похудел.-

Следом раздался смешок человека, произнесшего эту фразу.

В правом боку взорвалась жгучая боль, и ноги сами по себе стали стремительно подгибаться. Меня поймали еще на лету к земле, схватив под обе руки.

Боль обжигала и лишала дыхания. Я судорожно, толчками, пытался загнать воздух в легкие, а он все время застревал на полпути.

— За что ты его так? — поинтересовался кто-то из них у человека, ударившего меня исподтишка.

— А ни за что — беспечно ответил тот — Мне его походка не нравится. -

Когда я смог немного перевести дух, мне удалось скосить глаза в сторону пришедшей боли.

Там стоял стражник, весь квадратный, с не менее квадратной головой, светлыми усами и любопытным взглядом — как тебе?

Мне очень, очень плохо. И хуже всего от того, что я не могу понять, за что?

А ни за что, ответили все те же глаза, просто мне так нравится. Могу еще добавить, хочешь?

Я хочу только одного, чтобы меня отпустило хоть на минуту. Всего лишь на одну минуту. И поцелуй сам себя в задницу, если дотянешься, вместо того, что я отвернусь или опущу глаза.

Второго удара не последовало, но не потому, что он испугался моего взгляда.

Его напарник, тот, что был из троицы выше всех ростом и, по-видимому, старший, строго окрикнул его.

За то время, что я приходил в себя, у меня не стало пояса. Взамен я получил кусок пеньковой просмоленной веревки, стянувшей запястья.

Мать твою, ну почему все так не вовремя. Да и когда и кто получал удар в печень такой силы вовремя? Мне и бежать пытаться нельзя, они видели, откуда я пришел и неизвестно, что будет дальше.

Там Жюстин, который и здесь скрывается, иначе он не просил бы меня достать именно крытую повозку. Значит, у него есть на то причины. И пытаться убежать сейчас, возможно привлечь к нему внимание.

Ничего, сейчас мы разберемся, и все образумится. Подумаешь, Жюстин будут ждать меня на час, другой дольше. Ведь я действительно ни в чем не виноват.

Глава 38. Две столовые ложки с сахаром

Шли мы недолго, и все время в гору. Городок был расположен на склоне бегущего к реке берега, и огражден крепостной стеной, пусть и не очень высокой. Приграничье с не очень спокойными соседями.

Я рассчитывал, что сейчас предстану перед лицом местного стражьего начальства, но вышло совсем по-другому. Мы вошли в здание городской стражи, прошли по длинному коридору, спустились на несколько ступеней вниз, снова прошли по коридору, на этот раз полутемному.

С меня сняли прообразы наручников, охлопали одежду в поисках запрещенных предметов. Затем дверь узилища со скрежетом растворилась, и, получив дополнительное ускорение, я влетел в камеру.

Наверное, тот, кто ускорял меня при входе, рассчитывал, что я растянусь на полу. Нет, такого удовольствия мне удалось его лишить. У меня получилось приземлиться перекатом и вскочить на ноги, чтобы тут же присесть на корточки и схватиться за правый бок. Больно.

Но, по крайней мере, не пришлось вытирать ноги о полотенце, брошенное под ноги, так ведь положено?

Дверь, снова со страшным скрежетом, захлопнулась, звякнул засов, еще что-то проскрежетало, и я окончательно оказался там, где мечтал оказаться меньше всего на свете.

Да уж. В родной мне стороне Бог миловал от подобных приключений, так на тебе, оказался в узилищах здесь. Смешно? Нет, совсем не смешно. И еще очень больно, все там же, правом подреберье.

Все эти события произошли так быстро, что мне казалось, вот я разговариваю с Жюстином и сразу же, безо всякого перехода переместился сюда.

Со второй попытки мне удалось выпрямиться во весь рост.

Это трудно назвать тюремной камерой, по крайней мере, такой, какой я ее себе представляю.

Большое помещение безо всякого намека на мебель, с тремя забранными решетками окнами и высокими сводчатыми потолками. Человек тридцать лежащих, сидящих и бесцельно бродящих людей.

И вонь.

Вонь от немытых тел, гнилой соломы, отхожего места в виде дыры в полу, в самом дальнем от дверей углу камеры. Словно все мыслимые и немыслимые миазмы, имеющиеся в мире, собрались здесь для дружеской встречи. И не расстаются уже много-много лет.

Потом вонь не станет такой острой, я привыкну к ней и она притупится. В награду за это, ею пропахнет вся моя одежда. И я буду похож вон на того, что безучастно смотрит на меня, с всклокоченной бородой и волосами, свисающими сосульками с грязного лба и в одежде, похожей на затертую от долгого использования половую тряпку. И еще он чешется, просто яростно скребет тело под рубахой.

Часа не прошло, как я разговаривал с Жюстином, наследным принцем не самого маленького государства. Разговаривал пусть и не на равных, но вполне достойно.

И что теперь? И за что? И еще очень болит в боку. Болит так, что хочется упасть прямо на грязный вонючий пол и выть, выть не переставая.

Обращаясь ко всем, я поздоровался. Так принято, я знаю, хоть и у нас. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Пусть будет так.

Прошел к стене, той, что с окнами и уселся на корточки.

Долго я так сидеть не смогу, для этого нужен опыт, которого у меня нет. Но улечься на пол, покрытый тонким слоем грязной гнилой соломы, я не могу еще больше.

До вечера я мечтал о том, что сейчас проскрежещет дверь, меня вызовут местному начальству и все образумится. Ага, сейчас!

Вечером давали что-то теплое, должно быть местный чай, с куском хлеба, больше похожим на брусок глины. Но кружки у меня не было, а попробовать этот суррогат оказалось выше моих сил.

Время от времени по камере проходила троица людей, один впереди и два на шаг сзади него.

Шли они, абсолютно не заботясь о том, что могут наступить кому-то на ноги или даже на голову, и люди поспешно давали им дорогу, поспешно уползая в сторону. Тот, что шел впереди, был по-настоящему огромен. Сначала я даже подумал, что это Брой. Но нет, это был совсем не он. Брой производил впечатление неглупого мужика. А этот, этот бык, к тому же, несомненно, опоенный. Два его спутника были много меньше габаритами, но поглядывали на всех весьма дерзко, словно пытаясь нарваться на несогласный взгляд. Несогласный хотя бы тому, что при раздаче хлеба, они отломили у каждого часть его пайки.

Троица подошла ко мне и некоторое время, молча, рассматривала. Я же сидел с самым индифферентным видом, старательно их не замечая.

Одному из них приглянулась моя рубаха. Нет, он не потребовал снять ее немедленно, но не думаю, что мне осталось долго ее носить.

Всю ночь я мечтал о сахаре, всего лишь двух столовых, с горкой, ложках сахарного песка. Всего две ложки, и мне станет намного легче, боль уйдет, обязательно уйдет. В сахаре глюкоза, я не представляю механизм ее воздействия на клетки печени, но боль проходит, проходит всегда. Я еще не пробовал на себе этот способ, не было необходимости, но свято верил в него, особенно сейчас.

Под руку попался небольшой камешек, затем еще один. Ого, там, где стена встречается с полом, их целая россыпь. Наверное, камень, из которого делали кладку, крошится.

Всего час, с многочисленными перерывами, я потратил на то, чтобы оторвать подол рубахи. Рубашка была совсем новая, и я одел ее в первый раз, перед тем, как сойти на берег. Подарила рубашку мне Аниата, долго перебирая их и прикладывая ко мне, когда мы сидели в ее лавке. У рубахи замечательный малиновый цвет, красивая плотная ткань с отливом и большой, весь покрытый вышивкой, ворот.

Хрен ее получит тот, с длинным носом и бледной рожей, кто на нее так заглядывался.

А мне и без подола сойдет, просто теперь я ее в штаны заправлю.

Ночь прошла очень тяжело. Досаждала боль в правом боку, люди, спящие вокруг, только и делали, что храпели, бормотали во сне и выпускали газы.

Проворочавшись почти до рассвета, смирившись с грязным полом, я подгреб под себя кучку соломы и умудрился уснуть.

Утро встретило прохладным ветерком, врывающимся через зарешеченные окна, уже почти привычной болью в правом боку, проклятиями и стонами просыпающихся людей и первым знакомством в новом для меня мире.

Завтрак представлял собой точную копию ужина, разве что к нему добавился небольшой горшок с чем-то жидким и тягучим, в который люди по очереди окунали свой хлеб.

Окунали после того, как тот самый опоенный бык отделил из него ровно столько, сколько счел необходимым.

Есть совсем не хотелось, а вот пить да, в горле совсем пересохло. Я так понимаю, что здесь у каждого своя посуда, а откуда она бы взялась у меня? И что мне теперь, руки ковшиком подставлять?

Выручил меня сосед по ночлегу, шустрый паренек, которому вряд ли минуло семнадцать.

Еще вечером я заметил его взгляды, обращенные на меня, и все ждал, что подойдет пообщаться. Но нет, видимо он решил отложить это дело до утра.

Вот он и предложил мне глиняную кружку. Кружка была довольно чистой и сильно щербатой по краям.

Я отблагодарил парня, отдав ему свой хлеб, после того как лишился его части в результате уже привычной для всех остальных процедуры.

Не было никакого желания жевать эту глину, обмакивая ее в горшок, в котором поочередно побывали пальцы всех здешних обитателей.

После этого мы долго разговаривали с ним почти шепотом. Кричать здесь было не принято, тем более Горген, так, оказывается, звали человека, габариты которого равнялись уже упомянутого мною животному, после завтрака решил немного вздремнуть.

Мой новый знакомый, Сориус, а именно так он представился, оказался весьма разговорчивым собеседником с живым умом и острым языком.

Он кратко охарактеризовал каждого, кто попался ему на взгляд. И характеристики эти были краткими, емкими и отражали самую суть. Пройдут столетия, и этому будут учить, учить, как можно описать любого человека ровно тремя словами, ничего не упуская при этом. Он умел это уже сейчас.

Сориус вкратце рассказал историю своей жизни, и не было в ней ничего такого, чему можно было бы позавидовать. Своего отца Сориус не знал, мать занималась и здесь самой древней профессией, и вырос он в кругу таких же, как и он сам.

Сюда попал в результате облавы на местном рынке, занимаясь привычным ремеслом.

Он, с несколькими такими же и сам, пытался увести лошадь, оставленную на несколько минут без присмотра раззявой-хозяином.

Затем Сориус поинтересовался, правда ли что я тот самый Дрегер. Мне не пришлось врать, чтобы ответить, что я не Дрегер и понятия не имею, кто он такой. Дальше Суриус поведал, что Дрегер в этих местах личность довольно знаменитая, и даже он, недавно появившийся в Кергенте, слышал о нем немало. Настоящий Дрегер оказался бандитом. Причем бандитом очень жестоким.

Это известие не принесло мне особого удовольствия, как же, я стремлюсь к дворянству, а меня принимают за бандита.

Хотя видел я некоторых дворян, если бы не шпага, вылитые они.

Сориус и посвятил меня в реалии местной тюремной жизни.

Люди в этой темнице надолго не задерживаются, месяц, реже два.

Хотя имеется один дед, что пребывает здесь почти год, что само по себе очень удивительно. Вероятней всего, о нем просто забыли, а сам он не спешит о себе напоминать, потому что идти ему некуда, здесь же и стол и кров.

Такое бывает, и не только здесь.

Имперское правосудие достаточно скоро на расправу. И наказаний у него хватает. Тут и рудники, и каторга, кто бы мне объяснил, в чем у них различие. Естественно веревка на глазах у зевак, как самое радикальное средство для борьбы с преступностью.

Ну и телесные наказания, совсем уж за мелкие прегрешения.

Я же попал сюда по подозрению в дрегерстве. То есть меня приняли за того самого Дрегера. Вот только объяснить в ближайшие три дня, что произошла ошибка, мне не удастся.

Поскольку в городе ярмарка посвященная празднику. Праздник государственный и на него отведено целых три дня.

Когда-то в этот день на престол вступил первый из Крондейлов, предок правящей сейчас династии. Так что сиди и не дергайся, в таком смысле, но несколько другими словами объяснил мне мое положение Сориус.

Получается, что я попал. Попал на ближайшие три дня. Потом, я очень на это надеюсь, все выяснится. В конце-то концов, не захотят же они мне пришить чужое дело, да еще такое серьезное, от которого попахивает прочной веревкой с надежной петлей.

А вообще это произвол какой-то, хватать на улице добропорядочных граждан, очень больно бить их в печень и отправлять в кутузку, на неопределенный срок.

Так, с этим все ясно. Следующий вопрос.

Вот этот Горген, что он за птица, кроме того что бык?

Сразу же выяснилось, что к городскому криминалитету Горген не имеет никакого отношения, но слухи о нем ходят самые страшные. Но то, что руки у него по локоть в крови, этот факт даже не обсуждается. Самое главное, что не чтит он местных авторитетов, одним словом отморозок. Может быть, и есть кто за ним, но только не в воровской общине Кергента.

Здесь объявился пару недель назад, собрал вокруг себя несколько таких же, как и он беспредельщиков, и теперь делает то, что считает нужным.

И с этим все ясно.

А вопросов то у меня больше и нет. Распорядок дня глупо узнавать, кроме трехразового питания ни каких других событий не происходит. Занимайся, чем хочешь и жди, пока решат твою судьбу.

На работу отсюда никого не водят, да и какая может быть работа. Есть в этом подвале и еще парочка подобных помещений, там примерно такая же картина, как и здесь.

Вообще-то это здание совсем недавно городской страже перешло, и пары лет с той поры не минуло. Раньше здесь городской арсенал находился.

Теперь становится понятным, почему высокие потолки, для тюремных камер их бы такими делать не стали.

Здесь даже стуимы оказались, целых два или две, не знаю, как будет правильно. На местном жаргоне так называют… понятно кого.

Словом, все как у людей далекого будущего. Вот только порядки тут насквозь неправильные, беспредел какой-то. Ничего, переживу, недолго мне здесь чалиться.

При этих мыслях я даже улыбнулся. Местной феней нужно овладевать, благо возможность появилась, а не родной пользоваться.

Вот только сложилось все по-иному.

Время было к обеду, и я уже тщательно отмыл миску, найденную мне деятельным Суриусом, с помощью лоскута от своей рубахи, когда меня позвали. Позвали к Горгену.

Сейчас смотрящий по хате определит мое место в табеле о рангах, словом, произойдет то, о чем я не раз слышал или читал, пусть и в своем мире. На многое я не претендую, проживу, сколько здесь получится, мужиком, и дел всего.

Горген сидел на куче соломы не менее грязной, чем он сам, но вид имел самый царственный. В смысле выражения лица. Присесть мне не предложили, да я и не настаивал, что за удовольствие, сидеть на грязном полу, пусть и в компании такого значимого человека.

Справа от него расположился крепыш, со шрамом, делавшим его лицо еще более страшным, чем оно было от природы. А она, надо сказать, в этом смысле не поскупилась.

Слева находился тот, кому понравилась моя рубаха. Сам Горген подкреплялся перед обедом окороком, и, пока не закончил обгладывать кость, не обращал на меня никакого внимания. Я же стоял и ждал.

Сытно отрыгнув, он заметил — ты не Дрегер.

Я поднял руки с открытыми ладонями. Самый миролюбивый жест из всех, что можно применить в таких или подобных случаях:

— Я даже никогда его не видел. -

Нет, ну до чего же он здоров. Если бы я не видел до этого Броя, то посчитал бы Горгена самым большим человеком, когда-либо виденным мною. А так, хоть и почетное, но все же второе место.

— Ты должен мне деньги — вновь подал свой голос серебряный медалист.

— У меня нет денег, и взять мне их неоткуда — и я снова поднял обе руки.

— Ты должен был спросить сколько именно. -

Нет, это явный беспредел. Ты меня еще на счетчик поставь. У меня действительно нет ни медного гроша, все что были, остались в поясе. Хотя это вряд ли. То, что они там остались.

— У меня нет денег и взять мне их неоткуда — еще мягче повторил я.

— Разве это мои проблемы? — голос у него звучал уже угрожающе. Вероятно, он хотел добиться того, чтобы я все же спросил у него, сколько ему должен. Дурацкая ситуация. Если я признаю свой долг, то мне придется его отдавать. Ну и какого черта, спрашивается, я должен это делать?

Следующая моя фраза снова не блеснула новизной.

— У меня нет денег и взять мне их неоткуда. -

— Ты должен мне два серебряных ала. Срок до завтра. Подойдешь утром и отдашь свой долг. Все, свободен — и Горген отвернулся от меня, давая понять, что аудиенция окончена.

Когда я пошел назад, то услышал за спиной голос длинноносого, сидевшего слева от Горгена:

— Ты забыл снять рубашку. -

В следующей жизни, не оборачиваясь подумал я, продолжая идти к своему месту.

Вот же ситуация и что мне теперь делать?

А делать ты должен то, к чему готовился с того самого момента, когда впервые встретился с Горгеном взглядом. И от этого никуда не денешься, Артуа.

Глава 39. Горген

Сориус встретил меня сочувствием. Не так уж оно и велико, это помещение бывшего склада. Когда мы разговаривали с Горгеном, гул от разговоров, постоянно висящий в нем, стих как по волшебству. Так что все слышали наш разговор до последнего слова.

— Сориус, ты сможешь мне найти сахару? — обратился я к нему.

От неожиданности тот выпучил глаза.

— Думаю, что смогу — ответил он, когда пришел в себя — но… -

— Вот — перебил я, протягивая ему маленькую серебряную фигурку местного божка, подаренную мне на счастье Аниатой.

Не знаю, стоит ли она два конта, но кусочек сахара за него должны дать.

Сахарного песку в этом мире нет, сахар продается кусками, которые колют на мелкие части, перед тем как употребить.

Когда распахнулась дверь, и внутрь занесли котел с обеденным варевом, я уже успел покончить с сахаром. Разгрызть его мне удалось с трудом, настолько он был твердым. Ничего страшного, надеюсь, что глюкозы в нем не меньше, чем в привычном для меня песке или рафинаде.

Конечно же, первым к котлу подошел Горген и наполнил свою посудину доверху. Несмотря на то, что внутри меня заметно потряхивало, я смог подумать: вот же горазд он пожрать. Чуть ли не такого объема котелком мы пользовались по пути в Кергент, чтобы приготовить себе еду. Так ведь нас пятеро было.

Когда Горген проходил мимо меня, я чесал себе грудь под рубахой, потому что мне нужна была причина держать руку там.

— Горген — окликнул я его.

Тот повернул ко мне свою морду, язык не поворачивается назвать при таких размерах это лицом.

— Долг хочу отдать — сказал я, рывком извлекая из-за пазухи кистень, выполненный из подола своей рубахи и тех камешков, что насобирал еще ночью.

Момент был самый удачный, обе руки его заняты миской с похлебкой. Наверное, это подло для человека, собирающегося стать дворянином, но перед тем, как ударить его в первый раз, я успел еще и плюнуть. Плевок получился скудным, поскольку от волнения во рту все пересохло.

А вот удар получился на загляденье, Горгена даже повело в сторону. Развивая успех, я ударил еще дважды, целясь все туда же, между глаз.

Затем мы оба упали на колени. У меня болью скрутило правый бок. Неужели мне сахар не помог? Или было его слишком мало? Или это неправда, то, что говорят об этом. Или помогает он при других проблемах с печенью.

Все это пронеслось у меня в голове, когда я судорожно пытался встать на ноги. Боль в печени не тот случай, когда ее можно превозмочь.

Ведь их осталось как минимум двое, тех, кто обязательно бросится ему на помощь, а я не могу даже просто подняться на ноги.

Горген с колен завалился на бок, и было похоже на то, что он потерял сознание.

Черт, как удачно с ним вышло, и как некстати меня скрутила боль.

Я напрягся в ожидании ударов, когда подоспела подмога. Сориус выхватил откуда-то из-за спины кусок заточенного железа, похожего формой на сапожничий нож и нанес два режущих удара тому длинноносому, которому так понравилась моя рубаха, целясь ему в лицо.

Один из ударов, тот, что он наносил справа налево, достиг цели, и его противник тоже упал на колени, зажимая руками глубокий разрез.

Но самое неожиданное было не в этом. Еще одного человека из окружения Горгена, того, что был совсем квадратным и имел привычку втягивать со свистом воздух уголком рта, одним ударом кулака свалил на пол, и теперь охаживал обеими руками, усевшись ему на грудь, незнакомый парень.

Нет, я видел его и даже успел обратить на него внимание. Потому что выглядел он как настоящий черейнт, вот только ростом был еще выше меня. Голова его противника моталась из стороны в сторону после каждого удара, и было понятно, что и он уже не боец.

Затем мы встали втроем, как поется в какой-то песне плечом к плечу, и ждали, что будет дальше.

Я посмотрел на лужицу крови, вытекающую из-под лица Горгена, затем на свой кистень, который все еще сжимал в руке. На кистене остались следы от его крови, но они были почти не заметны, потому что цвет моей рубахи немногим от нее отличался.

Почему-то это вызвало у меня улыбку. Наверное, она получилась у меня не слишком симпатичной, поскольку, когда я поднял свой взгляд, от нее шарахнулись люди, стоящие и смотревшие на нас, на Горгена, и на его людей.

А еще затем я сделал то, чему до сих пор не могу найти объяснения. Забрав у одного из сокамерников его плошку, полную варева, я медленно вылил ее содержимое на лицо Горгена. Почем-то я решил, что варево приготовлено из чечевицы, поскольку в мутной жиже плавало что-то похожее на бобы.

И я стоял и смотрел, как они падают на его лицо вперемежку с жижей коричневого цвета. Может быть я вылил потому, что видел, как Горген заставлял бегать на четвереньках изображая собаку деда, что являлся местным старожилом, заставляя его еще и лаять.

Может быть потому, что слышал один из его рассказов, когда в лесной глуши он еще с четырьмя своими людьми набрел на заимку, где жили старик со старухой. С ними была еще их внучка, совсем девчонка. Стариков убили сразу же, а вот с внучкой забавлялись еще четыре дня, пока она не умерла. И те, кто слушал, угодливо заглядывая ему в глаза, смеялись: дура, мол, не понимала своего счастья.

Или из-за того что сегодня утром, совсем молодой парень утром оказался в том углу, где обитали стуимы. И он каждый раз вздрагивал, когда один из стуимов клал ему руку на плечо, успокаивающе что-то говоря.

Но вероятнее всего потому, что я перестал его бояться. А я ведь боялся его, боялся, слишком он уж огромен, а обмануть можно кого угодно, но только не себя.

Затем я прошелся по камере, как совсем недавно ходил по ней Горген, и тоже в сопровождении двух человек.

Я шел по подвалу, обращенному в тюремную камеру, пытаясь поймать враждебные взгляды, но таких не находилось. Взгляды были какими угодно, угрюмыми, равнодушными, настороженными и даже заискивающими. Но вражды в них не было, это точно.

И мне стало понятным, для чего ходил Горген.

Он пытался определить, не зреет ли против него бунт, чтобы погасить его еще в зародыше.

В конце своей прогулки я бросил через плечо, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Уберите их с прохода. — Затем добавил — Если к завтрашнему утру они еще будут здесь, я убью всех троих.-

И только после этого мысленно схватился за голову: Артур, не слишком ли ты круто себя ведешь? Это вообще возможно, перейти в соседнюю камеру? Ведь если нет, тебе придется убивать их, за базар нужно отвечать.

Горгена, все еще не пришедшего в себя, за ноги оттащили к одной из стен, той, что была без окон. Длинноносый, зажимающий лицо ладонями, из-под которых все еще сочилась кровь, дошел туда сам, квадрата увели под руки.

Что-то стражи до сих пор не видно, мы здесь изрядно нашумели.

Когда я обратился с этим к Сориусу, тот охотно объяснил, что ее и не будет.

Она вообще относится ко всему происходящему здесь очень либерально, хоть насмерть перебейте друг друга. Больные и раненные тоже не дождутся сочувствия. Выживут — их счастье, сдохнут — туда им и дорога.

Следующим утром в камере не стало всех троих. Когда Горген проходил мимо, я внутренне ужаснулся, ну до чего же он здоровый. Если даже в таком состоянии, в котором он находится сейчас, он бросится на нас, стоящих и провожающих его взглядом, то он сметет всех троих. Сметет и затопчет. Но Горген не поднял головы и не посмотрел в нашу сторону.

Наверное, это произошло потому, что он сломался. Такое бывает.

Бывает с людьми, очень одаренными физически. С самого детства все восторгаются их силой и статью. И вырастают они в полном убеждении, что нет им равных. А когда это все же случается и оказывается, что может быть очень, очень больно, то рушатся основы мироздания и весь мир переворачивается вверх дном.

Не знаю, случилось ли что-то подобное с Горгеном, но он потух. Если еще вчера от него осязаемо несло грубой звериной силой, то сейчас казалось, что из Горгена вышел воздух и он сдулся как мяч.

Даже деньги он отдал безропотно.

Насчет денег мне сказал Сориус и я сначала даже не понял, о чем идет речь. Оказалось, что Горген обложил всех поборами. Любой вновь прибывший сюда расставался со всеми своими наличными, теми, что ему удавалось утаить от стражников.

Любимым развлечением Горгена было взять человека за лодыжки, поднять над полом и потрясти. Бывало, с несчастного сыпались монеты. В таких случаях он был особенно доволен.

Денег оказалось не так уж и много, Горген любил и поесть и выпить, а стража охотно шла на такую прибавку к жалованию, выполняя его заказы.

Я с Сориусом и своим новым знакомым, похожим на викинга парнем, которого завали Дист, заняли лучшее место в дальнем углу от туалета, который представлял собой отверстие в каменном полу. Вероятно, под зданием шла система канализации, не ведра же, в конце концов, туда подставляют.

Всю эту ночь мы спали по очереди, ожидая от Горгена ответной атаки. Вряд ли бы мы смогли ее отбить, но настраивались всерьез.

Остальные держали стойкий нейтралитет, отлично понимая, что захватить власть это еще не значит ее удержать. Трезвая позиция, должен заметить.

Надеюсь, по мне не было видно облегчения, что я испытал, когда за Горгеном захлопнулась дверь.

Напротив, Сориус всерьез принялся меня уговаривать, чтобы я больше не трогал его, потому что он скоро уйдет сам. Голос при этом он совсем не принижал, так что его слова стали общим достоянием. Я же сидел с самым каменным выражением лица, всем своим видом стараясь показать, что если уж приму какое-то решение, то никакие уговоры не помогут мне его изменить.

Если Сориус и подыгрывал мне, то делал он это мастерски.

Вот на его лице облегчение, после того, как Горген ушел, прочитать было легко.

Когда я поинтересовался у Сориуса, есть ли среди его знакомых стражники, с помощью которых и денег можно решить некоторые вопросы, он заметно оживился.

Такие знакомые есть, и они легко помогут с чем угодно. Вино, женщины, отличная еда, все это не вопрос.

Нет, Сориус, конечно же, мы заслужили праздник, одолев в почти честном бою такого грозного противника, но я хочу другого. Надеюсь, ты оценишь то, что мы сейчас затеем. Хочется верить, что понравится и остальным.

А если кто будет против, так для чего же мы взяли власть в свои руки, разве не для того, чтобы делать все, что душа пожелает.

В конце концов, всем остальным это нужно больше, чем мне. Всего две ночи и закончатся праздники, меня вызовут к местному начальству, все выяснится и вот она, свобода. Всего две душных ночи на вонючей соломе среди храпа и звуков, испускаемых организмами из-за скверной пищи.

Вот только был у меня один добрый знакомый, знающий о таких местах не понаслышке, пусть и в другом мире. Большую часть своего еще совсем не почтенного возраста он в них и провел. Так вот, однажды он сказал мне одну вещь, которую я запомнил очень хорошо.

— Артур — сказал он — если в тюрьму приходит человек, рассчитывающий как-то пережить то время, что ему предстоит там провести, из этого не выйдет ничего хорошего. Сколько бы тебе не пришлось тянуть, ты должен настроить себя так, как будто тебе предстоит провести там весь остаток своей жизни. Иначе ….

И он неопределенно помахал рукой.

Да и так все понятно, что еще можно добавить. Хороший был человек, да погиб по-дурацки.

Ладно, не до воспоминаний. Пора приниматься за дела.

Сориус, выслушавший мое пожелание, рассмешил меня, потому что вид у него стал совсем дурацкий. Он дважды переспрашивал, пока не убедился, что я не шучу. Но со стражей вопрос решил, вот только и они долго не могли поверить, услышав его заказ. Но деньги есть деньги, и теперь оставалось только ждать.

Так, все это будет позже, пока займемся тем, что можно сделать прямо сейчас.

Я, опять в сопровождении Сориуса и Диста, прошелся по месту своего заточения. Но на этот раз интересовали не взгляды, устремленные на меня, а несколько другие вещи. Так, все понятно.

Теперь решим следующий вопрос. Дело касается передач, что приходят с воли, от родственников и друзей.

Я не буду заниматься тем, что самому осматривать их, отбирая то, что приглянулось, после того, как это сделала стража.

Четверть. Четверть того, что получил, отдай и не греши. Отдай то, что выберешь сам. Но ровно четверть.

Съели. Поворчали, поворчали, но приняли, и особых возражений по этому поводу не было.

А что вы хотели, порядок есть порядок, и сейчас я его олицетворение.

Еще одно. Был здесь тип, которого Горген старался не задевать. Нет, не из-за его авторитета, криминального или еще какого.

Человек этот был из городского управления и занимал в нем до последнего времени далеко не самый последний пост. Сюда попал из-за взятки, надо же, неужели в Империи за это в тюрьму сажают, даже в стране победившей демократии такого нет, хоть и обещаниями закормлены.

Одиночной камеры ему не нашлось, но он и здесь жил в свое удовольствие. Видимо, на свободе у него остались достаточно могущественные покровители и не менее богатые родственники. Место, где он обитал, было отделено от остальной камеры занавесями из плотной ткани, пусть и не бархатной.

Прямо шатер посреди поля.

Мы подошли к занавеси все втроем, и я сделал необходимый жест. Парни поняли меня правильно и мгновенно, попросту сорвав покров с тайны. Можно выразиться и так, поскольку лица этого человека я все еще не видел.

Вот как ты здесь устроился, точно мальчиш-плохиш со своими бочками и корзинами. Так дело не пойдет, отдать придется ровно четверть того, что имеешь. Похудеть от этого не похудеешь, поскольку попросту не успеваешь сожрать всего того, что приносят тебе каждый день.

Сегодня утром сам наблюдал, как полог распахнулся, и оттуда полетели какие-то испорченные продукты вместе с объедками. Судя по всему, это случается постоянно, иначе как объяснить тот факт, что несколько человек не слишком приятной наружности, появился там загодя. Как собаки на помойке, в ожидании очередной подачки.

Сориус пытался отговорить меня, мол, не стоит с ним связываться. Даже немного не понятно, ведь не побоялся поддержать, хотя и после того, как выяснилось, что Горген уже пал в бою.

Этот тип хорошо устроился, и перина тебе и небольшой столик с не самой плохой посудой. И все это стоит на ковре, тоже не с помойки подобранным. Две бочки у изголовья, вероятно как продуктовые шкафчики используются.

А вот сам хозяин этих несметных богатств даже не приподнялся с перины, вальяжно на ней развалившись.

Эх, как не хочется конфликтов, сейчас, когда до свободы всего ничего. Но ничего нельзя делать наполовину.

Я уселся на перине рядом с ним, предварительно скинув его ноги на землю.

Вообще-то я пришел сюда не просителем, чтобы стоять перед тобой, должен сам понимать.

Ну и лишних разговоров не стал заводить, лишь спросил: договоримся?

Ему понятно, о чем я, стены всего лишь из холста и все последние события были отлично им услышаны.

На глаза мне попался ночной горшок. Вот это да. Ты что, все эти дела здесь и делаешь? Что-то не видел я, чтобы ты его вносил. Не иначе этим занимается, тот, второй, что здесь присутствует.

Сначала ему захотелось померяться взглядом. Наверное, лень было разговаривать словами. Ну, это мы пережили легко и даже одержали убедительную победу. День, наверное, у меня сегодня такой, победительный. Словом, договорились. Не знаю, что будет дальше, а пока победа за мной.

И шатер твой забираю, у меня на него другие планы, можешь вычесть его стоимость из той четверти, что отныне мне должен.

Глава 40. Притча

Вечером привезли солому, много соломы. Она была совсем свежей и пахла солнцем, полем, цветами и волей. И это был одним из моих заказов страже, так удививших и их и Сориуса.

Народ набросился на солому если не радостью, то, во всяком случае, с энтузиазмом.

Да и как тут не радоваться или не энтуазировать, если практически все день мы занимались тем, что убирали старую и перепревшую, и тщательно скребли пол, пытаясь очистить его от грязи.

Пол оказался на редкость грязным, в каких-то жирных разводах и слизи. И его чистили, терли, скребли, с помощью все той же соломы.

Затем солому вместе с тряпками, лоскутами и всей прочей дрянью выкинули в окно. Окно выходило во внутренний дворик, и через него были видны ноги проходивших мимо стражников, но и с этим было договорено и оплачено. Так что убрать мусор со двора тоже нашлось кому.

Как мне показалось, в нашей темнице даже посветлело. По крайней мере, воздух в ней точно стал свежее. Сам я, конечно, мусор не убирал, всего лишь руководя работами с помощью мудрых советов и ценных наставлений. Хотя нестерпимо хотелось поднять с пола охапку грязной перепрелой соломы вперемешку с еще не совсем гнилой, прижать к груди и нести ее, нести, чтобы выбросить в окно. Шучу.

Хотелось мне одного, поскорее увидеть небо над головой.

Когда начали вносить свежую солому, я грудью встал на ее защиту. Потому что мечталось мне увидеть ту же солому, но уже связанную в маты, подстилки, или циновки.

Да во все что угодно, но только не опять разбросанную по каменному неровному полу. Такое возможно, я специально это узнавал. Вот только до темноты оставалось совсем немного, и даже те несколько человек, что умели плести из соломы требуемое, попросту не успели это делать.

На следующий день привезли еще один мой заказ: обыкновенный дубовый стол с двумя лавками. И хотя тюремная стража здорово сэкономила на нем, приобретя где-то по дешевке давно уже бывший в употреблении, но и такая мебель пришлась как нельзя кстати. Стол долго служил в какой-то корчме, и его нелегкая служба оставила на столешнице множество отпечатков в виде порезов, сколов и темных пятен. Обитатели камеры долго его скоблили, чуть ли не выхватывая друг у друга из рук те предметы, что могли сгодиться для этого.

В обед за стол все не вместились и такие терпеливо ждали своей очереди. Кто не был лишен такого простого удобства долгое время, тот никогда не поймет, какое это удовольствие, есть за столом.

И еще, наш стол был похож на праздничный, потому что та четверть, что каждый выделил из передач, полученных с воли, находилась на столе.

К вечеру все имели подстилки, сплетенные из соломы. Тут и выяснилось, что спать на них жестче, чем просто на куче соломы.

Но помещение приняло совсем другой вид. Ровные ряды постелей, отхожее место, отгороженное пологом, что не так давно служил шатром у мздоимца, и чистота.

Конечно же, чистота относительная, но с тем, что было до этого, разница разительная.

Мне даже показалось, что люди просветлели лицами и стали больше улыбаться друг другу.

Я сидел и думал, зачем мне все это было нужно, потому что осталось провести здесь всего лишь одну ночь.

Следующий день начался с того, в камере произвели тщательный обыск, иначе шмон.

Оказывается, в ней хранилось множество запрещенных вещей. Особенно это касалось ценностей и денег. Еще обнаружилось несколько предметов, к которым с сильной натяжкой можно применить слово оружие. Я на этот счет совершенно не беспокоился, поскольку ничего такого за мной не числилось, а найти деньги, те жалкие крохи, что остались после приобретений на благо общества, было крайне затруднительно. Потому что здесь не бетон, где каждая неровность или трещина на виду, а здание каменной кладки. Обнаружить камень, который легко покидает свое место, так для этого нужно перепробовать их все, да еще знать, как это сделать.

Когда я спросил у Сориуса, как часто такие дела происходят, он сделал удивленное лицо. Можешь не отвечать, и так все понятно.

Непонятно другое, кому это нужно. И чем он им интересен. Естественно, это я о Горгене. Не хочу решать загадки, хочу на волю.

И еще, вряд ли меня сегодня отсюда вызовут. Так оно и оказалось.

Весь день я безуспешно дожидался, что заскрипит дверь, и меня поведут к местному начальству. Дверь действительно скрипела, скрипела так, что приходилось закрывать уши, кого-то уводили. Взамен приводили новых страдальцев, но меня словно не существовало. Потом я сообразил, что я и не регистрирован нигде, меня сразу провели сюда. Даже имени никто не озаботился спросить. Получается, что я вообще здесь не существую.

Как оказалось на следующий день, прорицатель из меня никакой. Практически всю ночь я не спал, ожидая, что сейчас распахнутся двери и в камеру ворвется Горген с пособниками, вступивший в сговор со стражей. Для этого и был проведен тщательный обыск.

Нет, ничего такого не произошло, а первой новостью, что я услышал утром, была та, что Горгена отправили в Мулой, центр провинции, и отправили еще вчера.

Чуть ли не следом за этим, за мной пришли.

Начальником местной стражи оказался невысокий полный человек в годах, которого звали господин Бойс. Он сидел за столом, расположенным у самого окна и внимательно изучал какие-то бумаги. Время от времени Бойс отрывал от них свой взгляд, пристально смотрел на меня и снова в них углублялся. Наверное, все это должно было обозначать, что он изучает материалы дела, посвященного строго моей персоне. Судя по толщине стопки бумаг, находящейся перед ним, я чрезвычайно матерый преступник, которого наконец-то посчастливилось поймать местному правосудию.

Нет, нет за мной ничего, за что бы я мог беспокоиться.

Разве что те два дворянина, которым я нанес оскорбление действием. Преступление серьезное, да вот только откуда об этом могут знать здесь, в Кергенте. Ориентировка пришла, с фотороботом?

Решив, что я уже проникся достаточно, Бойс коротко бросил:

— Рассказывай.

— О чем, господин Бойс? — не стал я задерживаться с ответом.

Его имя я успел выяснить еще у стражников, что привели меня сюда под конвоем. Один из них сразу же вышел, а второй и сейчас находился где-то у меня за спиной.

О чем рассказывать-то? Мне нужно хотя бы пару наводящих вопросов.

— Все рассказывай. Как зовут, зачем приехал в Кергент и на чем попался -

Вот это уже совсем другое дело.

— Меня зовут Артуа Койн, мне двадцать восемь лет, сюда прибыл в надежде встретить господина барона Эриха Горднера, в свите которого пребывал до последнего времени. Задержан ошибочно, меня приняли за какого-то Дрегера — отчеканил я.

Легенду я себе придумал, не подкопаешься. Да и чего ее придумывать, почти все в ней было правдой, кроме двух моментов. В ней ни слова не говорилось о Жюстине, а свое появление здесь я решил обосновать желанием встретиться с бароном Горднером.

Только попроси меня, господин Бойс, и я расскажу тебе о братьях Сток, Крижоне, о нашем путешествии на лодке. Я даже о Жюстине тебе расскажу, только назову его Тимуром и сообщу, что он сам набился мне в попутчики, еще и заплатив при этом. Слабые места, да где их нет, и не слишком-то их много. Надеюсь, Жюстин уже там, куда стремился.

Не сидят же они в лодке, в конце концов, наряжено высматривая меня по сторонам. Но вот рассказывать о нем все же поостерегусь, пусть и местному шерифу.

— Барон Эрих Горднер? Знаю, знаю такого. Моего роста, темные глаза, лысина, небольшая бородка и еще постоянно улыбается — заявил Бойс.

Как бы ни так. Вряд ли их двое, баронов Эрихов Горднеров, да и все описание прямо противоположно настоящему. Поучается, что Бойс его знает и решил проверить меня.

— Никак нет, господин Бойс. Ростом он выше среднего, телосложение сухощавое, глаза серо-стального цвета, всегда гладко выбрит, ниже правого уха небольшой шрам.

И еще, господин Бойс. Я никогда не видел господина барона улыбающимся.

Мне самому составило немалых трудов сдержать улыбку, когда я представил Горднера радостно скалящегося, настолько это казалось невероятным.

На этом наш разговор закончился, и меня снова отвели в подвал.

Когда я попробовал объяснить Бойсу, что арестовали меня неправильно, тот только махнул рукой конвоирам, делайте свое дело.

Нет, ну как же это и что мне теперь делать, требовать адвоката? Или кого там требуют в таких случаях, не прокурора же?

Я вышагивал от одной стене к другой, хорошо хоть Сориусу и Дистом не пришло в голову сопровождать меня при этом, зрелище получилось бы очень комичным, ходил я быстрым шагом, почти бегом.

Вот же попал, мать вашу, и что делать дальше? Ну не припишут же мне, в конце концов, чужие грехи, очень на это надеюсь.

А тут еще приходится решать вопросы, которые к черту были бы не нужны. Ко мне обращались сокамерники, как их еще называть и у каждого имелись свои проблемы.

Кто-то выиграл в кости, и проигравший не желал отдавать долг. Кому-то нужно было что-то приобрести через стражников.

Еще у кого-то пропала часть полученной с воли передачи, тоже ко мне.

Вот на хрен мне все это было нужно, ни желания, ни опыта в подобных делах.

Благо, что Сориус консультировал меня по каждому вопросу. Уж что-что, а он такие вещи знал назубок.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей, попробовал заняться гимнастикой. Но и здесь не повезло, при любом резком движении в правом боку отдавало сильной болью.

Видел я его, своего благодетеля, когда к Бойсу меня водили, он сегодня не патрулирует улицы города, а стоит в коридоре, перед какой-то забранной решеткой дверью, на сутки заступил.

Следующим утром, когда еще не приносили теплую бурду с куском хлеба, заменявшего завтрак, застучали засовы на дверях камеры.

Все мы с нетерпением ждали этого момента, но не из-за завтрака, совсем не из-за него, а для того чтобы убедиться в не бесполезности проведенной ночью работы.

Дело в том, что при открытии дверь скрипела так омерзительно, что зубы начинало ломить, а тело непроизвольно дергаться.

Этой ночью мы умасливали дверь, в самом прямом смысле этого слова. Масла ушло чертова уйма, до навесов было не добраться, они находились снаружи. Щелочки все же нашлись и через полый стебель какого-то растения, найденного в соломе, Сориус с еще одним специалистом по ночным кражам, пытались навесы смазать.

Результатов пришлось ждать до утра, как иначе можно проверить, то, что получилось? Стучать в дверь — от стражи может прилететь, кому это хочется?

Звук действительно был очень мерзкий. Когда стража начинала открывать засовы, а их на дверях целых два, большинство обитателей камеры заранее зажимало уши. Может быть, как охранная сигнализация такой звук весьма неплох, потому что слышен он и во дворе, но на психику действует.

Почему-то на самих тюремщиков этот звук так не действовал. Среди них даже оказался один, кому доставляло истинное удовольствие воспроизводить его с помощью дверей, открывая и закрывая их несколько раз подряд. Забавлял его не сам звук, а реакция его подопечных. Мне рассказывали, что ему даже деньги предлагали, но безуспешно.

Мы, все тридцать два человека, находившихся в общем каземате, самым натуральным образом превратились в слух, и это была не метафора. Мы вообще представляли собой одно большое ухо.

Вот провернулся ключ в большом висячем замке на одном из запоров. Затем стукнул один засов, следом за ним второй. Сейчас, сейчас. Стояла такая тишина, что было слышно, как жужжат под потолком мухи.

Дверь медленно подалась наружу и ничего, только лишь легкий скрип, почти не слышный.

В щели, образованной приоткрытыми дверями, показалась озадаченное лицо цербера, того, что так любил отсутствующий сейчас звук.

Тюремщик несколько раз поводил дверями, но тщетно, звук ниоткуда не вернулся. Лицо его, до сей поры просто удивленное, сейчас приобрело вид крайней степени изумления. Боюсь, теперь ему очень нелегко будет от него избавиться.

Смеялись все. И из этого смеха можно было собрать целую коллекцию, от громового хохота до визгливого хихиканья.

Затем тюремщик вместе со своей миной, словно прилипшей к его лицу, рывком исчез, дверь распахнулась во всю ширь и в камеру вошел… Горднер.

Боюсь, что сейчас тюремщик по сравнению со мной явно проигрывал. По крайней мере, рот у него был открыт значительно меньше, нежели мой.

Горднер прошел внутрь камеры несколько шагов, остановился и поморщил нос, ну, мол, и запашок здесь. Вы бы, господин барон, несколькими днями раньше зашли, боюсь, вам бы его еще и зажать пришлось. Вероятно, даже двумя руками.

Особенно когда сквознячок, гуляющий по канализации, приходил нас навестить. Сейчас это жерло смрада надежно прикрыто обеденной чашкой Горгена, идеально подошедшей по диаметру, и открывается только по мере надобности…

Горднер был при шпаге, когда-то у нас называемой эстоком, даге, и пистолете с колесцовым замком, считая такой наиболее надежным. Так то оно так, вот только взводить каждый раз пружину замка специальным ключом скорострельности нисколько не прибавляет.

Вообще-то сюда запрещено входить с оружием. Даже наши тюремщики имели при себе только деревянные дубинки.

Вот только я хотел бы посмотреть на того, кто посмеет Горднеру что-то запретить. Если только он не император или, на худой конец, не самый завалящий герцог.

Сердце мое билось учащенно, неужели он пришел за мной? А если нет? Разум подсказывал, ну за кем же еще, не стуима же он решил себе подобрать.

Горднер обвел взглядом помещение, скользнул им по выскобленному еще с вечера столу. По полу, неровной каменной кладки, но безо всяких намеков мусора. По соломенным матам сложенным один на другой, для того чтобы на них было удобней сидеть, остановился им на мне и сказал:

— Что стоишь, пошли — затем еле заметно усмехнувшись, добавил — брат Тимура. -

Я посмотрел на Сориуса, Диста, стоящих, как обычно, за моей спиной. Ведь я им обязан жизнью. А сейчас, получается, просто их бросаю. Перевел взгляд на Горднера, но тот лишь покачал головой, нет, это без вариантов, и нетерпеливо мотнул ею, указывая на выход. Ничего, одну минуту потерпишь.

И мне оставалось лишь пожать им руки, похлопать по плечам и подмигнуть. Держись братва, даст Бог и свидимся.

Хороший парень Сориус, при всем притом, хороший. Нет за ним убитых людей, не душегуб он. И старушек он не обворовывал, у местного преступного мира тоже есть свои законы и понятия.

Диста жалко как человека, потому что ничего хорошего ему не светит. Если повезет, отделается рудниками, а если очень повезет, то всего лишь проведенными на них парой десятков лет.

Дист рассказал мне свою историю, и не было в ней ничего такого, что нельзя будет услышать через много-много лет.

Деревня, в которой он родился и жил, принадлежала барону Приенрису, одному из наиболее уважаемых граждан Кергента. Но речь идет не об этом бароне, хотя и он причем. Прожил Дист в своей деревне почти двадцать лет до того самого момента, когда и произошли следующие события.

Прибыл в очередной раз в деревню сборщик податей, чтобы собрать недоимки. Встретили его с подобающим почетом и уважением. И должность его этого заслуживает, и нечем платить крестьянам было, неудачный сезон выдался. Вот и надеялись они получить отсрочку до следующего урожая.

Сборщик, казалось бы, и не против этого был, но выдвинул встречное условие. Пойдет он им навстречу, лично с бароном переговорит и все будет на мази. Только и селяне должны ему не отказать. А желание его вот в чем оказалось. Жила в деревне девушка, очень милая и с лица и фигурой. Вот и выдвинул сборщик податей свое условие: будет она с ним ласкова и сразу все вопросы положительно решатся. Если же нет, то не обессудьте, служба прежде всего, а барон и благодетель ох как лют.

Надо ли говорить о том, что девушка эта оказалось Дисту невестой. И отведал сборщик вместо ласк девичьих кулаков ее жениха. Да так отведал, что увезли его в беспамятстве. Дело политическим оказалось, как же, если всякий вместо податей таким образом платить начнет, то это уже конец света будет.

Арестовали Диста, да он и не прятаться не стал, чтобы остальным худа не сделать. Всего неделя до их свадьбы осталась, когда все это случилось. Понимал Дист на что шел, да только не смог через себя переступить…

И помочь я вам никак не могу, как бы страстно мне этого не хотелось. Ничем не могу. Вы уж держитесь здесь как надо, у вас получится. И прощайте.

… А сердце продолжало биться учащенно, но уже по другой причине. Сейчас еще рано и если очень повезет…. Как же я мечтаю, чтобы повезло.

Когда дверь камеры захлопнулась за моей спиной и опять без того скрежета, что мне еще долго будет сниться в кошмарах, я обратился к Горднеру с просьбой:

— Господин барон, одолжите монету, мне нужно отдать долг.

Тот предложил горсть монет на выбор. Меня устроила медная, от нее меньше блеска. Этим он мне тоже нравился, никогда не задаст лишних вопросов. Надо, значит надо.

Мы шли полутемным коридором, трое стражников, Горднер и я. Медная монета надежно была прижата к ногтю большого пальца полусогнутым указательным.

Вот сейчас, за поворотом коридора. И если мне очень повезет…

Повезло, мой давний знакомый еще не сменился. И утренние часы на посту достались именно ему. Он стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, последние минуты самые томительные.

Когда до него оставалось пара шагов, я чуть сбавил ход, одновременно посылая монету вперед, используя большой и указательный пальцы как катапульту. Монета пролетела удачно, не задев никого из идущих впереди людей, и весело зазвенела на каменном полу коридора. От серебряной монеты звона было бы больше, но она светлая и ее полет легче обнаружить.

Конечно же, все посмотрели в ту сторону, где раздался звон. В том числе и тот, кто был мне нужен. В этот момент я как раз поравнялся с ним, сделав то, что замыслил.

Это очень, очень больно, когда бьют пяткой по подъему стопы, еще и приседая на опорной ноге, чтобы добавить весу. А я так и сделал. Если ему повезло, то он всего лишь недельку попрыгает на одной ноге, но мне хотелось, чтобы не повезло, потому что в таком случае кости свода стопы окажутся раздробленными.

Горднер, этот волчара, все же уловил движение за своей спиной. И увидел, как стражник на одной ноге медленно сползает на пол, широко открыв в безмолвном крике рот. И опять он ничего не сказал.

Наверное, я опять сделал что-то недостойное для человека, мечтающего стать дворянином. Но тогда я думал о другом. В тот момент я вспомнил притчу, в которой один мудрец сказал, что за зло нужно платить злом. Иначе нечем будет платить за добро.

Хотя, вероятно, неведомый мудрец совсем не имел в виду пару треснувших ребер и боль в боку, периодически напоминавшую о себе так, что хотелось упасть на колени и завыть.

Глава 41. Игровая зависимость

— Девочка моя сладкая, солнышко мое ненаглядное, зайка моя — приговаривал я, запустив обе руки в гриву своей кобылы и прижавшись щекой к ее морде. — Они же совсем о тебе не заботились. Не чистили тебя, гриву с хвостом не расчесывали, морковкой не угощали. Негодяи они, как есть негодяи. -

Никогда бы не подумал, что лошади умеют улыбаться. Ну а как это еще назвать? Собаки точно умеют, сам видел, но чтобы лошади…

Все-таки я преувеличиваю, причем очень. Моя Мухорка совсем не выглядела изможденной лошадкой, на подгибающихся ногах, со спутанной гривой и хвостом, забитым репейником и другой липучей гадостью. Но все равно они негодяи. Поди кормили в последнюю очередь и поили, зачерпывая воду уже со дна бочки. А моя красавица любит чистую воду и еще, чтобы травку в кормушке солью немного посыпали.

— Надо же, почему то раньше я считал, что вышедший из заключения мужчина стремится к женским ласкам, соскучившись по ним — услышал я сзади знакомый голос. Это Тибор, его бас трудно спутать с кем-нибудь другим. — Оказывается можно измениться настолько, чтобы начать предпочитать женщинам лошадей.

Вот только пользовался несколько другими словами, местным блатным арго и выражения его звучали примерно так: отмотал срок, шмара. Ну и еще рядом других, близких по значению, но трудных в переводе на литературный язык.

Теперь мне понять его было нетрудно, практика, пусть и небольшая у меня уже имелась.

Обернувшись, действительно увидел довольное лицо улыбающегося Тибора.

Шея у него была перебинтована, но в остальном он выглядел отлично.

Мы пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Я очень рад был снова увидеть этого человека, которого уже посчитал мертвым.

— Рассказывай, куда ты исчез так, что тебя никто даже не смог увидеть -

сказал Тибор, после того как мы уселись на лавку, вкопанную в землю возле крытой коновязи, где стояли наши лошади. Коновязь принадлежала постоялому двору, расположенному на окраине Кергента, куда и привел меня Горднер.

Вот это да, я почему-то считал, что за мной в погоню бросились все кронты, бывшие там.

И что мне рассказывать? Что я геройски убежал, посадив на спину Жюстина, чтобы меня не достала вражеская стрела?

— Как наши? Как вы сюда попали? — я решил ответить вопросом на вопрос.

— Наши? — Тибор помрачнел — Наших осталось только восемь человек. Лигрус, Пойнт, Край, Солис… Всех их нет.

Слово за словом он мне рассказал все, что произошло после моего исчезновения. Когда я умчался в неизвестность с наследным принцем на плечах, Горднер, пытаясь спасти своих людей, отступил вдоль берега. Получилось так, что он прикрыли мой отход. Кронты, поначалу атаковавшие очень яростно, затем сами начали отступать, потому что с противоположного берега начали прибывать лодки, груженные воинами.

Потом кронты ушли, также внезапно, как и появились. Наверное, они решили, что с принцем покончено. Отряд, что я видел на краю леса, так и не вступил в сражение. Вероятнее всего, потому, что один из кронтов поскакал к ним на встречу, размахивая чьей-то отрубленной головой. Задача выполнена, к чему лишние жертвы.

Когда они поняли, что это не так, ситуация изменилась в корне, поскольку к тому времени переправилось достаточно бойцов, чтобы организовать достойную оборону. Остатки гвардии принца и кирасиры, прибывшие вместе с ними, сами перешли в атаку.

Уже после боя выяснилось, что принца нет ни среди живых, ни мертвых.

Надо же, как удачно у меня получилось скрыться, ведь нас искали, но искали в другой стороне.

Горднер видел, как я подхватил Жюстина, но вот куда мы после этого делись, заметить не успел, отбиваясь от наседавших врагов.

В Кергенте он со своими людьми оказался потому, что через него проходил единственный путь в Эйсенское герцогство. И в принципе, Кергент мы не могли миновать. Здесь он и рассчитывали нас встретить.

Там же Жюстина ожидали и оставшиеся в живых люди из его свиты, искренне надеясь на то, что принц цел и скоро прибудет. Иначе на родине, вернись они без него, их всех ожидал бы далеко не самый горячий прием. Покидая Кергент, Жюстин обратился к Горднеру с просьбой и теперь нам, остатку отряда Горднера, предстояло вернуться в Крунстрилье, только уже сухопутным путем.

Когда я услышал зачем, то удивился, но не настолько, чтобы обомлеть.

Мы должны были забрать целительницу Верину вместе с ее семейством и доставить в герцогство.

С целительницей все понятно. Герцог все еще при смерти, а Жюстин на себе лично успел убедиться в ее компетентности. Вот только думаю что в самом герцогстве, лекарей в избытке. Хотя Жюстину лучше знакома ситуация в этой области.

Знаю я семейство целительницы, что только и состоит из одной девушки, красивой как картинка, к тому же очень милой.

Неужто он решился? Вообще-то, по всем канонам, он сам должен был к ней приехать, желательно на белом коне. Разве что ситуация для этого не совсем располагает. В отчизне разброд, и Ромерт, его старший брат, страстно желает воспользоваться этим.

Тяжело Жюстину далось такое решение, сердце тянет в одну сторону, долг — в противоположную.

В путь мы отправились следующим утром, и среди нас был Крижон. Но теперь уже не в качестве моего наймита, а полноценным членом нашего отряда, принятый Горднером. Вот только Крижон успел приспустить в кости часть своего снаряжения, проиграл даже пистолет, полученный от меня. Вот же не имётся человеку.

Стража вернула мне пояс с кинжалом, а вот денег в нем я серьезно не досчитался. Благо был в нем потайной карманчик и спрятанный там единственный золотой только с помощью металлодетектора можно обнаружить. И еще клинкерт с Жюстином укатил. Вот его действительно было жаль. Все остальные вещи оказались в сохранности, и об этом позаботился Крижон.

Он рассказал мне о событиях, произошедших после того, как меня повязали прямо на пристани.

То, что меня арестовали, заломав белы рученьки, они не видели. Прождав почти до темноты, пришли к выводу, что-то пошло не так. Пуститься на мои поиски Крижон не решился, слишком большие подозрения вызывали у него братья-лодочники. И оставаться в лодке тоже было не резон, в этом случае их поведение становилось совсем уж непонятным.

На свою удачу он обнаружил прямо на пристани повозку, что привезла соседнему судну, так похожему на лодку викингов, кучу каких-то свертков, прикрытых тентов.

И они решились. Телега довезла их до нужного места.

Там Жюстин расстался с Крижоном, попросив меня разыскать.

Что Крижон и делал ближайшие пару дней. Только искал он почему-то по кабакам, посчитав, что я непременно буду в одном из них. И помогал ему в этом один из встреченных в первой же корчме, куда он зашел промочить горло, давний знакомый.

Горднер, прибыв в город, встретился с принцем. Узнав подробности, он отправился к начальнику городской стражи Бойсу.

— Где же было тебя еще искать — усмехнулся он на вопрос, как ему удалось меня разыскать. Хорошее же я впечатление произвел на этих людей, один по злачным местам меня ищет, другой и вовсе в тюрьме. Когда я сказал об этом Горднеру, тот усмехнулся снова.

— Артуа, с большей степенью вероятности ты мог оказаться именно там. Есть у тебя удивительная способность притягивать к себе проблемы и неприятности. Не сомневаюсь, что ты и сам это успел заметить.

Вот в этом я с вами абсолютно согласен, господин Горднер. Порой и сам удивляюсь. И еще удивляясь тому, что раньше такого за мной не наблюдалось, но стоило мне попасть в этот мир…

Бойса Горднер знал достаточно давно, еще с тех пор, как побывал в этих местах, разыскивая одного человека. И я в очередной раз остался без подробностей, что за человек, зачем он был ему нужен, и удалось ли его найти.

Верина ничуть не удивилась, когда мы прибыли к ней и объяснили цель своего визита. Не удивилась ни тому, зачем мы прибыли, и ни тому, кем оказался ее недавний пациент. А вот бедная девочка чуть не опустилась на землю там, где стояла, узнав, кем Жюстин является на самом деле. Мне даже жалко ее стало, честное слово. Она так беспомощно смотрела по сторонам.

В глубине души она, конечно, подозревала, что Жюстин не совсем тот, за кого себя выдает, но чтобы настоящий принц…

Я же продолжал сомневаться в том, что из этой истории получится что-либо доброе.

Нет, конечно же, всякое случается.

Взять ту же Марту, вдову шведского солдата, которая побывав поочередно любовницей Шереметева и Меньшикова, в конце концов, оказалась в постели Петра I, чтобы совсем уже потом, после его смерти, стать императрицей Екатериной I.

И это официальная версия. Но ведь существует и другая, не менее заслуживающая доверия, в которой говорится о том, что была Марта обыкновенной маркитанткой, ублажавшая шведских солдат, причем не стесняясь брать за это деньги.

И чем Лиойя ее хуже?

Но в любом случае, наверное, будет лучше, если она вырвется из забытой всеми дыры. А там как знать, как знать. В конце концов, свет клином на всяких там принцах не сошелся.

Дорога до границы с герцогством заняла около десяти дней. И бедная Лиойя таяла прямо на глазах. Казалось бы, радоваться надо, но не тут-то было.

Верина ворчала себе поднос, не слишком беспокоясь о том, что ее услышат, мол, не лечить всяких принцев-засранцев надо было, благо два этих слова на имперском в рифму звучат, а вторую ногу выдернуть. А еще лучше что-то другое. Чтобы не морочил бедной девушке голову. Мне от нее тоже доставалось, за то, что я Жюстина к ней привел. Как будто у меня выбор был.

Ну всем замечательная женщина, что ж ей Создатель такую внешность-то дал, за какие грехи спрашивается. Но и воздал он ей сполна, талантом целительницы.

Первым делом она вылечила Горднера от застарелой раны на левом плече, что никак не хотела затягиваться, периодически вскрываясь и кровоточа. Уж не знаю, что она прикладывала к ней, но я смог убедиться, что Горднер, как и все остальные люди и ругаться умеет, и лицо морщить. Последнее меня особенно удивило, привык я уже к вечной холодной маске на нем. Но помогло.

Вылечила и Тибора. В последнее время его после каждого приема пищи тошнить начинало. Первые два дня он бледный ходил, постоянно отплевываясь. Да и было от чего. То, чем Верина его пичкала, даже на вид желание сплюнуть вызывает.

Меня она тоже лечить пыталась, но я отказался, еще и посмеялся. Такие вещи говорю, не лечатся. Это насчет головы. Каким родился таким и умру. Она сильно и не настаивала. Верину вообще трудно понять, когда она серьезно говорит, а когда язвит или шутит. Говорю, лучше Крижона вылечи, от тяги его пагубной, всю жизнь ему калечащую. От любви к костям.

От игровой зависимости, в общем. Такое и у нас не лечат, легче сердце пересадить.

В шутку, конечно, сказал, а Крижон загорелся. Вот тут-то самое интересное и началось.

Дело было в одной деревеньке, где мы остановились на ночлег.

Увела она его в пустой сарай, посадила на чурбан и велела глаза закрыть.

Мы все по очереди ходили смотреть, через щелку. Потом с трудом на коленях отползали, зажимая рот двумя руками, чтобы не рассмеяться. Да где уж тут удержишься.

Сидит Крижон на чурбаке, все лицо чем-то черным изрисовано, руки в стороны развел и пальцы растопырил. Что самое интересное, глаза закроет, рот у него откроется, во всю ширь. Глаза откроет, пасть захлопывается. И так много, много раз.

И еще звук такой громкий, от губ, когда рот закрывается. И когда открывается тоже.

Верина стояла позади него, положив руки на плечи, уперев подушечки больших пальцев в затылок и что-то шептала.

Когда Верине надоело наш едва сдерживаемый смех за тонкой стенкой сарая, она заявила, что если еще хоть кто-нибудь подойдет к сараю ближе десяти шагов, может сразу поставить на себе крест как на мужчине.

Желающих проверить почему-то не нашлось, все поверили ей на слово.

После сеанса она сказала, что Крижону нужно постелить здесь же, в сарае и до утра не беспокоить. Саму ее я помог проводить Лиойе до того места, где они спали. Верину шатало и было заметно, что лечение стоило ей немалых сил.

А Крижону помогло, честное слово. Все же вокруг добренькие такие, первое время предложениями допекали, сыграть кон, другой. Он всегда отказывался. Да еще все так спокойно воспринимал. Как человек, только что вкусно и сытно отобедавший, а ему предлагают отведать пустую кашу, не слишком аппетитную на вид.

И еще, сделал он из костей, амулет не амулет, талисман не талисман. Просверлил кости и на шею повесил, на удачу.

Правда, на какую именно, никого не посвятил.

С Лиойей мы поговорили по душам на одной из остановок, выпавшей на лесной опушке.

Тракт, кстати, здесь и трактом трудно назвать, обычная дорога безо всякого покрытия, больше похожая на проселок, разве что в пару раз шире.

Покрытие из каменных плит ведет только до Мулоя, центра провинции. Ну и за ним еще на пару дневных переходов. Но работы ведутся. Правда, такими темпами их будут вести до самой революции в дорожном строительстве, битумной смолы.

Помню, когда я проявил свой скептицизм по этому поводу, Горднер заметил, что основные усилия Империя прикладывает сейчас совсем в другом направлении, по направлению к Коллейну. Там да, людей согнано тьма. И вольнонаемных, и каторжников.

Все последнее время было очень заметно, что Лиойе хочется выговориться, рассказать о своих сомнениях и тревогах. Ну и с кем ей это прикажете сделать?

Верина лишь гладила ее по голове и говорила, что все будет хорошо. Да и что она могла ей сказать, если и сама не представляла, что ждет их впереди.

Как то так получилось, что таким собеседником получился я.

И девочка разговорилось. Ей было страшно, потому что она совсем не знала как вести себя, что одевать, еще какие-то вещи, которые только женщине и могут придти в голову. И что ей можно было ответить?

Не хочется даже об этом думать, но вполне возможно, что она и Жюстина то не увидит, поскольку везли мы в первую очередь, ее бабку, целительницу Верину. А если он действительно ее полюбил…

Девочка моя, почему ты беспокоишься о таких вещах, о которых нужно думать в самую последнюю очередь.

Ведь Жюстин любит тебя такой, какая ты есть, милой, непосредственной, неизбалованной. Что ему до твоих манер, если бы были нужны ему именно они, то он давно бы уже был женат и счастлив. Не сомневаюсь, таких девушек у него и во дворце хватает с избытком.

Все это можно приобрести, а вот некоторые вещи, такие как грация, и еще многих таких маленьких, но очень важных нюансов не купишь и не выучишь назубок.

Когда любишь, все недостатки любимой становятся достоинствами. Я же не вижу их у тебя, хотя думаю и мечтаю совсем о другой.

Все это в том случае, если он тебя любит. Если же нет, то ничего не поможет, ничего.

Примерно это я и сказал Лиойе, умолчав только о своем сомнении в чувствах Жюстина к ней.

Глава 42. Предикат

Когда мы поднялись на перевал, наименованный Эйсен Костом, перед нашими взорами открылась потрясающая картина.

Через узкий проход в скалах, тянувшихся до самых небес, еще и ограниченный с обеих сторон башнями, примыкающими к горной стене вплотную, была видна долина. Огромная долина, с пробегающей по ней голубой ленточкой реки, зеленью лесов и желтыми прямоугольниками полей. На заднем плане, в синеватой дымке вечернего тумана едва виднелись снежные вершины далеких гор.

Потрясающая картина, которой столь же легко восхититься, как и трудно описать словами.

— Отсюда начинается герцогство Эйсен-Гермсайдр — объяснил Горднер — Сразу за этими башнями. Таких долин три, и эта считается самой малой из них. С запада попасть в герцогство можно только через этот перевал. С востока картина несколько иная. Проходов там не один, их несколько, и все они несравненно шире. Вот только перекрывает их крепостная стена, высокая и мощная. Говорят, что времени на ее строительство понадобилось больше века.

Да уж, теперь становится понятным, почему герцогство смогло отстоять свою независимость. Неприступные скалы защищают его лучше всяких крепостных стен.

Есть города крепости, а здесь получается, что целое государство — крепость. А если учесть, что и все три города герцогства выглядят цитаделями, то это сразу наводит уныние на возможных захватчиков.

Столица державы находилась в самой большой долине, расположенной в центре страны и называлась Эйсендер. И попали мы в нее только на следующий день к вечеру.

До самого Эйсендера путь наш лежал по живописнейшим местам.

Дорога, выложенная каменными плитками красноватого цвета, домики деревень, с виду так похожих на игрушечные, но самого что ни на есть настоящего размера, тщательно ухоженные прямоугольники полей.

Тенистые рощи, фруктовые сады, ровные ряды виноградников, спускавшиеся со склонов.

Красиво, черт побери. Я извертел себе голову, ерзая на Мухорке так, что к вечеру разболелась шея. Как будто бы попал в сказочную страну.

Но люди на вид были самые обыкновенные, разве что несколько хмурые с виду.

Причина выяснилась быстро, Великий герцог, отец Жюстина, был при смерти. И по внешнему виду его подданных легко можно понять, что правителя здесь любят.

На что надеялся Ромерт, его старший сын и бывший наследник, не совсем ясно. На помощь наймитов-кронтов, деньги Монтарно, соседнего с герцогством государства, на своих сторонников внутри страны?

Ничуть непонятно. Кронты, воинственные кочующие племена, традиционно занимающиеся скотоводством и разбоем, что они смогут сделать против организованной обороны народа Эйсена-Гермсайндра?

Монтарно не станет помогать, не имея во всем этом никакой выгоды. А какая выгода может быть от маленького, пусть и экономически развитого государства? Разве что его присоединение. И что Ромерт в этом случае добьется?

Да и в открытую на стороне претендента на Эйсенский престол Ромерта, Монтарно не выступит. Империя ясно дала понять, что такого не допустит, всеми возможными для нее способами.

Это кронты могут позволить себе все, что угодно, но с них и спрос другой.

И еще жалкая кучка сторонников опального принца внутри страны. Вряд ли они представляют собой хоть сколь грозную силу. Нынешний герцог очень неглуп, иначе его держава не процветала бы. А, коль скоро, он не нашел для них места в своих планах, то сразу можно судить о них, как о людях, абсолютно ничего собой не представляющих.

Да и сам Ромерт фигура скорее одиозная, чем харизматическая, судя по тому, что я о нем слышал. Это надо же, будучи являясь законным наследником престола, умудриться рассориться со своим отцом так, что тот попросту изгнал его из страны. Ладно бы герцог вел неправильную политику, ведущую отчизну к скорой гибели. Но ведь в нашем случае все как раз наоборот.

Что-то я не на шутку разумничался, мое ли это дело. У Мухорки сбрую поправить нужно у шорника, к кузнецу еще наведаться. Вот это твое, Артуа и твои печали. Ты еще к герцогу заявись, да посоветуй ему за жизнь да за политику. Скажи, так мол и так, знаю я такие мудрости… Глядишь, и место главного визиря тебе по праву отойдет.

Эйсендер открылся нашему взору как-то сразу, без всякого перехода. Мы ехали густой дубравой и вдруг, за очередным поворотом дороги, предстал город, во всей своей красе.

И он действительно был красив какой-то необычной своеобразной красотой.

Наверное, из-за своей интересной архитектуры, не похожей на те, что я когда-либо видел. Сравнивать с чем-либо трудно, но больше всего это походило на романский стиль. Вот только всяким там росписям и рельефам уделили здесь значительно больше внимания. И естественно, центральной его частью была немалая цитадель, выглядевшая замком, что и была резиденцией герцога.

Замок возвышался над остальным городом и все подходы к нему были засажены деревьями, ярко цветущими в эту пору года.

Наверное, единственное, в чем были схожи две столицы, Дрондер и Эйсендер, так это обилием пышной зелени, в которой утопали оба города.

Я взглянул на Лиойю, выглядывавшую из-под полога тента, покрывающего повозку, в которой ехала и Верина, и она ответила мне робкой улыбкой. Что-то ты совсем дошла девочка, бледная копия сама себе.

Скоро, скоро все будет ясно. Нет хуже, чем неопределенность, особенно в таких делах. Ты уж потерпи еще немного. Я очень за тебя переживаю солнышко, и мне не совсем понятно, Верина ли предлог того, что тебя везут в Эйсендер. Или дело обстоит наоборот, ты едешь туда, потому что здоровье герцога, отца Жюстина тает прямо на глазах окружающих его людей. И Верина последняя надежда любящего сына. Или сошлись оба обстоятельства.

Мы остановились в доме одного хорошего знакомого Горднера, место в котором нашлось для всех. Прибыли мы под вечер и Верина со своей внучкой, в сопровождении барона сразу же отправились во дворец герцога.

Хозяин дома, конечно же, дворянин, кто же еще, но, как я понял, он активно заминался торговлей промышленными изделиями, изготовленными в герцогстве. Догадаться об этом было не сложно, да и первый же разговор с одним из его слуг только подтвердил это.

Агнальские горы полны всевозможных полезных ископаемых, герцогство располагается в самом центре этих гор. Так что само собой разумеется, промышленность здесь была очень развита.

В этом я сам смог убедиться, прогулявшись на следующий день по городу в компании Крижона и Тибора. Мы заглядывали в лавки и мои спутники только тихо присвистывали, узнав цены только на то или иное, сравнивая их с имперскими. А вот продукты стоили здесь несколько дороже, по сравнению с той же Империей. Вероятно из-за того, что было меньше плодородных земель. Что и не мудрено, учитывая расположение герцогства.

Поскольку никаких указаний от Горднера мы не получали, то отдали осмотру Эйсендера чуть ли не весь день. Интересный город, ничего подобного в Империи я не видел. Все здесь было подчинено главному: удобству в обороне. Но и об своих удобствах жители столицы не забывали, хватало и кабачков, и таверн. Разве что местное пиво моих спутников не впечатлило. Мне самому об этом судить трудно, здесь, как специалист, я попросту умываю руки. Выпить кружечку холодного пива намаявшись на жаре очень приятно, но чтобы многими литрами или приближаясь к местным реалиям кводрами, это уже к другому. К тому же Тибору например, у него две стремящиеся к бесконечности особенности организма, желудок и язык. Потому что молчит он только во сне, а пива может выпить бочку.

Вечером меня нашел Горднер и поинтересовался состоянием карманов относительно бренчащих в них монет. Слегка они бренчат, господин барон, еле-еле, совсем чуть-чуть. Мало того что поиздержался, обеспечивая Жюстину пропитание, кров и лечение, так еще оказалось, что содержание в имперских застенках платное, благодаря стражникам Кергента, облегчивших мой кошелек.

Вслух же сказал, что осталась одна золотая крона и горсточка меди, которую здесь и за деньги то считать нельзя.

В ответ я получил еще один золотой и настоятельную рекомендацию приобрести завтра с утра приличный наряд, поскольку после обеда меня желают видеть во дворце.

Сказать по правде, что вроде этого я и ожидал. Нет, конечно, не того, что меня вызовут под светлые очи наследника, а благодарности, благодарности от Жюстина.

Жюстин не выглядел человеком, что забывает сделанное ему добро на следующий же день. Все-таки я ему сумел помочь, хотя и получилось, что бросил его не в самый подходящий момент, благо все так удачно закончилось.

Жюстин вполне мог передать кошель через Горднера, но если он решил лично выразить свою благодарность, ничего не имею против. Интересно же, черт возьми, побывать в настоящем дворце, хотя никогда и не мечтал об этом. Тем более что музеев подобного толка хватает и у нас. Конечно, одно дело музей, и совсем другое дворец, в котором живут настоящие правители страны, пусть и не самой огромной.

Когда мы с Горднером в указанное время прибыли во дворец, выглядевший больше всего неприступным бастионом, нас уже ждали. Вернее ждали только меня, поскольку Горднер остался на месте.

Вот только повели меня не во внутренние покои, а в сад, самый настоящий сад, яркий и цветущий.

Я, в сопровождении двух человек, выглядевшими переодетыми в лакейский наряд бывалыми воинами, проследовал еще за одним, точно уж лакеем, пусть и раздувшимся от собственной важности. Обычай видимо у них такой, решил я. Мы прошли дорожкой сада, выложенной такими же красноватыми плитками, как и все здешние дороги, перешли через мостик, перекинутый через цветущую лилиями воду, и попали на небольшой островок.

В беседке, спрятанной среди густых зарослей, полулежал в кресле пожилой человек, с первого взгляда на которого было ясно, что жить ему осталось недолго. Бледное лицо, заострившийся нос, впалые щеки и сухие бесцветные губы…

Вот только глаза его темного цвета резко диссонировали со всем остальным обликом.

Яркие, живые и ничуть не выцветшие от времени. Да и не должен он быть глубоким стариком, совсем не должен.

Видимо прав был Тибор, рассказывая мне почему-то шепотом, что оказался в его ближайшем окружении человек, добавивший в пищу нечто, после чего герцога еле смогли спасти.

Герцогу помогли принять сидячее положение. Вероятно, что он и сам бы с этим справился, но стоявшие за его спиной люди мгновенно уловили первое же его движение.

Я склонился в поклоне, ниже, ниже, не переломишься, в этом нет ничего позорного.

Просто прояви ему уважение, то, которое он заслуживает, и так, как здесь принято.

Великий герцог Дрюмон XVII, конечно же, это был именно он, несколько секунд рассматривал меня молча. Затем промолвил, и голос его оказался сродни его внешнему виду, усталым и безжизненным:

— Я благодарю вас за то участие, что вы приняли в судьбе моего единственного сына.

Вот даже как, получается, что Ромерт умер для него, как для отца.

Я снова склонился в поклоне, ничего не сказав. А что говорить-то: какие пустяки, не стоит благодарности?

— Мой сын знает о вашей мечте — продолжил герцог — И все же мне хотелось бы, чтобы у вас был выбор.

Стол перед ним был заставлен. На нем имелись и графины, и какие-то склянки, в одной из которых я узнал то лекарство, название которого мне так и не удалось запомнить. Серебряное блюдо, прикрытое кружевной салфеткой. Пара толстенных книг, самого что ни на есть букинистического вида, с кожаной обложкой и металлическими застежками. Вазон с красивыми цветами, чьи лепестки были нежно-золотистого цвета с темными пятнышками. Письменный прибор, выполненный в виде замка, с откинутой крышей одной из башен, из которой торчали перья.

Но когда на нем появился туго набитый кожаный кошель, заметить не смог. Вероятно, это произошло, когда я склонялся в поклоне и положил его один из трех стоящих за герцогом людей, один вид которых ясно давал понять, что телохранитель — это призвание.

Кошель смотрелся очень солидной вещью. И качеством кожи, пошедшим на его изготовление, и своими размерами, и еще чем-то неуловимым. В таких кошелях не хранят медь, да и серебру там не место. Так оно и оказалось.

Герцог легким движением сдвинул кошель с места, и из незакрытой его горловины на стол посыпались новенькие блестящие золотые монеты. Они так призывно блестели под лучами солнца, пробивавшиеся сквозь окружающую беседку зелень, что у меня захватило дух.

Да в нем же целое состояние! Да, эти люди умеют быть благодарными.

Если кошель до самого дна набит такими монетами, а я крайне сомневаюсь, что в нем есть медь или серебро, то я смогу легко воплотить в жизнь часть моих планов, с которыми давно уже определился. Самую прибыльную часть. У меня было время и возможность подумать над этим.

Производство, именно производство. Никаких лавок или даже оптовой торговли.

Есть у меня неоспоримое преимущество, выданное мне моим происхождением. Тем, что родился я лет на триста позже всех окружающих меня людей. Есть и идеи и знания, с помощью которых я смогу развернуться так широко…

А уж затем, с теми деньгами, что заработаю, я смогу решить и проблему, что заботит меня больше всего на свете. Но…

— Ваше Королевское Величество — предикат герцога я сказал на его родном языке, хотя до этого он обращался ко мне на общеимперском. Я волновался, сомневаясь в том, что получится хорошо, что я не исковеркаю язык, да еще и в таком важном моменте, обращаясь к такому важному лицу. И я не готовил это обращение, просто однажды в одном из разговоров с Горднером поинтересовался, как такое будет звучать на языке народа Эйсен-Гермсайдра. Получилось, по-моему, неплохо, но остальные слова я произнес уже на имперском.

— За деньги, Ваше Королевское Величество, можно купить многое, очень многое. Но…

Но сейчас я могу получить то, о чем мечтал столько времени. Получить сразу, в один миг. Если конечно это то, о чем думаю. Да и что может быть другое?

Герцог взглянул на меня еще раз, и устало откинулся на спинку кресла. И опять его успели подхватить и помочь. Уже с закрытыми глазами он едва заметно шевельнул пальцами, отпуская меня. Возможно, здесь так принято, возможно, что на большее у него попросту не хватило сил.

Глава 43. Баш на баш

Я проснулся с ощущением радости, царившей у меня в душе. И нисколько не удивился, что лицо мое растягивает улыбка, быть может, очень глупая на вид.

Я барон. Барон Артуа де Койн. Это не сон, в чем легко убедиться. Достаточно протянуть руку, взять в руки свиток и прочитать указ подписанный рукой Его Королевского Величества Дрюмоном XVII — го. Нет, относительно того, что можно прочитать, я высказался несколько опрометчиво, поскольку указ написан на языке Великого Герцогства Эйсен-Гермсайдр. Но как раз с этим нет никаких сложностей, по крайней мере, не для меня. Поскольку там, где мне придется его предъявить, перевести указ не станет проблемой. Если придется это сделать.

Со вчерашнего дня я являюсь подданным и титулованным дворянином герцогства Эйсен-Гермсайдр.

Вот только прилагающегося к титулу баронства я не получил, мало здесь, земли, чтобы раздавать направо и налево. Так что остался я без лена. Ну да Бог с ним, с леном. Перебьюсь как-нибудь.

Я до самого последнего момента не верил, что это произойдет. Слова герцога сложно было трактовать двояко, но мало ли, мало ли…

Не верил, когда за мной с самым важным видом пришли два человека, и, конечно же, оба они были при шпагах.

Не верил, когда мы прибыли во дворец герцога и меня поставили перед Жюстином Эйсеном, который тоже имел очень важный вид.

Когда я трижды обошел вокруг стоявшей посередине огромной залы статуи, изображавшей какого-то бородатого мужика в латах и шлеме с высоким гребнем и плюмажем.

Когда я слово в слово повторял что-то на незнакомом мне языке, вероятно клятву на верность дому Эйсенов.

А когда Жюстин после окончания церемонии обратился ко мне — "барон", я вздрогнул.

Сама церемония происходила не очень гладко, с некоторыми заминками, которые даже мне были заметны. Как мне уже потом по секрету поведал Горднер, последнее присвоение титула в герцогстве происходило полтора века назад, так что некоторые детали ритуала успели основательно подзабыться.

Когда официальная часть закончилась, первым меня поздравил Жюстин.

Поздравил несколько своеобразно.

— Артуа — обратился он ко мне, все еще не верившему в уже произошедшее событие. — Если вы позволите, я оставлю клинкерт на память о нашем совместном путешествии. Взамен хочу предложить клинок, как смею надеяться, не хуже качеством, чем ваш прежний. -

С этими словами он принял из рук одного из присутствующего на ритуале человека шпагу и вручил ее мне. Шпага была в ножнах.

Я с полупоклоном принялее, вынул из ножен и отсалютовал. Салют был похож на нечто среднее между тем, что я видел уже здесь, и что подсмотрел в одном из фильмов. Получилось вполне браво. А вот с тем как я ее вынул, произошел небольшой конфуз.

Потому что извлечение клинка из ножен я задолбил на уровне рефлекса. Как только одна рука оказалась на эфесе, а другая обхватила ножны, он и сработал, заставляя мозг выдать команду. В итоге клинок обнажился столь быстро, как будто ценой тому была моя жизнь. Слава Богу, никто не шарахнулся в сторону, а в глазах некоторых я даже прочел понимание.

Так, теперь придется контролировать это действие. Но в любом случае получилось значительно лучше, чем в том случае, если бы я не смог бы обнажить шпагу одним движением.

Он и сейчас со мной, мой новый клинок. Я долго любовался шпагой перед сном, перед тем как задуть свечи, затем уложил ее рядом с собой на постель.

Утром, сразу же, как только проснулся и вспомнил о событиях вчерашнего дня, первым долгом извлек ее из ножен.

Какая же она красивая! Если есть в мире совершенство и принадлежит не женщине, то заключается оно в моей шпаге.

Моя шпага действительно походила на клинкерт, вот только сходство это было как между скакуном и мулом.

Клинок темного цвета с еле уловимым синеватым отливом и формой, представляющей собой нечто среднее между шпагой и саблей с узким неглубоким долом, шириной чуть менее двух пальцев. Если же приглядеться к нему еще более внимательно, то можно обнаружить на лезвие сложный узор из переплетенных волокон. Сложный эфес с чашкой и перекладиной гарды и двумя дугами, прикрывающими кисть. И большой, не сомневаюсь что драгоценный камень, на торце его эфеса.

В очередной раз полюбовавшись шпагой, я одернул себя: " Артур, ты уже взрослый мужчина, не за горами тридцать лет, а ведешь себя как сопливый мальчишка".

Естественно, такие мысли помогли, и я вставил шпагу в ножны, чтобы через пару мгновений снова вынуть ее все для той же цели.

Горднер, кстати, присутствующий на церемонии посвящения меня во дворянство, позже сказал:

— Когда-то у меня был такая же. И я до сих пор жалею о том, что ее не стало. Толейская сталь и этим все сказано.

Ночь накануне посвящения далась мне нелегко. И совсем не потому, что я сожалел по поводу того, что отказался от денег. Ну не верилось мне и все тут. Да и что, в конце концов, такого героического я совершил? Конечно же, сейчас можно только гадать, что произошло бы в том случае, если я поступил бы по-другому, просто посадив Жюстина на своего коня.

Кстати, как выяснилось позже, Горднер как раз это и имел в виду, отдавая приказ.

Подумав, добавил, что я принял лучшее решение. Да какое там к черту решение, убежать с поле боя, изображая собой ахалтекинского скакуна. Но с другой стороны, шансов спасти Жюстина у нас не было.

Нам повезло, в покрытом с ног до головы грязью человеке трудно было признать наследника престола. И еще один факт, сложившийся в нашу пользу. Кронты приняли за принца Корнелиуса, и именно его головой размахивал один из них, торжествуя. Жюстин сам рассказывал об их внешнем сходстве, вспоминая всякие детские шалости, связанные именно с этим. Да и став взрослее, они не раз пользовались своим сходством, но уже в других целях.

Вполне может быть, в этом виноват его отец, герцог. Но возможно, что просто так совпало. У меня самого был случай, когда в одном городке, в котором я оказался впервые, ко мне подошел незнакомый человек и сказал, что деньги сможет вернуть только послезавтра, назвав при этом чужим именем. Потом познакомили меня с тем, за кого принимали. Мы смотрели друг на друга и не видели ничего общего, ничего. Кстати, и не понравились мы друг другу, понять это было несложно.

Возможно, что мы видим себя несколько иначе, в отличие от того как видят нас окружающие. А может быть, причина кроется в чем-то другом. Господи, как давно это было, кажется, что с того момента прошла целая жизнь. Хотя минуло всего четыре года.

С другой стороны, мне ли сомневаться, если люди, знающие цену подобным вещам в значительно большей степени, решили, что я такого достоин. В конце концов, не кондомы я изготавливал Жюстину, я жизнь ему спас и вполне возможно, не один раз.

Затем я присутствовал на торжественном обеде, устроенном, правда, не в мою честь. Самого герцога, по понятной причине, за столом не было.

Обед проходил в одной из зал герцогского дворца, и присутствовало на нем никак не меньше пятидесяти человек. Все уместились за одним столом, и, хотя место мне определили почти в самом его конце, это был переход на новый уровень, стоит ли об этом говорить.

Потому что за столом сидела не челядь хозяина, а цвет дворянства Эйсен-Гермсайдра.

Во главе стола находился Жюстин. И должен признаться, что, не смотря на свою молодость, выглядел он как человек на своем месте.

Один тост был поднят и в мою честь. Большинство взглядов, устремленных на меня, выражали одобрение, но попалось и несколько достаточно косых, чтобы понять, на чьей они были стороне.

Обед затянулся, грозя плавно перетечь в ужин, но уходить с него раньше хозяина не принято, да и зачем. Никакой чопорности, все вели себя как давно знавшие друг друга люди, которым есть о чем поговорить. И мне было уютно за этим столом. А может быть, в этом мне помогли несколько бокалов вина, на вкус далеко не самого худшего из тех, что я когда-либо пробовал.

Мне не потребовалось особого знания этикета, да и не сложился он еще таким, каким будет через века. Все было обычно, разве что неслышно было чавканья и сытых отрыжек, все ж таки уже не средневековье.

И еще был кошель, полученный от Жюстина в счет возмещения моих расходов.

Кошель не смотрелся так внушительно, как тот, на столе герцога. Но в нем было ровно пятьдесят монет, золотых монет, тех, что имели обращение на территории герцогства. В Империи их принимали безо всяких вопросов, меняя золото на золото, причем по хорошему курсу. Что и не удивительно, поскольку эти были немного больше в диаметре. Кроме того, монеты имели форму многогранника. Из любопытства я посчитал количество углов, и их оказалось двадцать два. Не знаю, имело ли это какой-нибудь скрытый смысл, но выглядели они очень красиво.

На реверсе монеты изображен сам Дрюмон, и его нетрудно признать по характерному хищному профилю. А вот аверс содержал изображение не государственного герба, что легко можно было бы предположить, но двух животных, чем-то похожих на дельфинов. Кстати, на гербе Эйсен-Гермсайдра таких животных не было, и сам он смахивал на соседний с ним имперский.

Сердце пело от радости, все, все, теперь я могу возвращаться. И если после того, как Горднер вытащил меня из узилищ, мне неудобно было даже заговаривать на эту тему, то сейчас совсем другая ситуация. Сейчас мы с ним на равных.

При желании я даже могу скрестить с ним шпагу, в ответ на неподходящее по моему разумению предложение.

Конечно в том случае, если пожелаю быть проткнутым раз шестнадцать, семнадцать за пару, тройку секунд.

Теперь я подданный Эйсен-Гемсайдра, а не какой-нибудь оборванец непонятного всем происхождения, что было со мной еще пару дней назад. И не просто подданный, но титулованный дворянин, барон. Подданство мне пришлось принять, потому что такие пожалования иностранным гражданам не давались.

И я легко пошел на это, расставаясь с прежним гражданством, которого в этом мире и не существовало.

Что я вообще о нем знаю, о дворянстве? Пусть даже не о местном, существующем на этой планете, название которой звучало как Геремейнс? Так, разрозненные куски, одно из высших сословий, наряду с духовенством. Сюзерен, и его вассалы, которым он раздавал земли на прокорм, требуя взамен поддерживать его во всех военных начинаниях. Дворяне обладали какими-то привилегиями, находились на гражданской и военной службе и бесконечно дрались на дуэлях, по поводу и без такового.

Ну, этого добра и здесь хватает, я даже стал свидетелем парочки из них. Один раз совершенно случайно, по дороге в Дрондер. И второй, когда Горднер был секундантом одного барона. И произошло это еще в Южном Мулое.

Как я понял, повздорили они по достаточно пустячному поводу, не сойдясь в едином мнении о достоинствах какой-то там породы собак.

Горднер прибыл на место схватки в сопровождении меня и Тибора, наверное, для солидности. Или для того, чтобы было кому подержать его коня.

Стояло раннее утро, и место выглядело каким-то угрюмым. Внутренний дворик полуразрушенного бастиона на окраине города. И сама дуэль мне не понравилась.

Оба дуэлянта, решив, что терять им уже нечего, потому что бьются они не на жизнь, а на смерть, крыли друг друга на чем свет стоит. И еще у меня сложилось мнение, что языками они владели куда как лучше, чем шпагами. Конечно же, свое мнение я благоразумно придержал по себе, не поделившись им и с Тибором. Кстати, по выражению его лица нетрудно было догадаться, что и он думает точно также.

Дуэль закончилась полной победой нашей стороны. Противник получил укол в правую кисть, лишившись возможности держать в ней шпагу. Секунданты признали поражение безоговорочным, и все собравшиеся отправились в сближающую корчму обмывать примирение сторон.

Ну и стоило ради этого все затевать?

Горднеру наверное такое действие тоже не очень приглянулось, поскольку ждали мы его у корчмы не больше четверти часа.

Все это так, но дворяне всегда было лучшими представителями общества. Образованием, культурой, привычкой держать свое слово, благородством, наконец. Дворянство и создавалось именно как военная каста, готовая при первой необходимости сложить голову, защищая родину.

Но сейчас мне не до всего этого. Сейчас я больше всего на свете хочу как можно скорей вернуться в Империю, достичь одного очень славного местечка и увидеть ее.

Любимая, скажу я, ты видишь перед собой человека слова, и мне не понадобилось полгода, чтобы вернуться к тебе, имея на боку символ нашего счастья.

Ну как тут было не извлечь в очередной раз тот самый символ и не полюбоваться им?

Я уже был полностью одет и готов к тому, чтобы побродить по улицам города в новом обличье и посмотреть, чем же так прославилось герцогство в своих технологиях. Пока мне на глаза не попалось ничего интересного. Обычные товары, разве что пару раз я увидел непонятные механизмы, назначение которых так и не смог уразуметь.

Затем, когда вернусь, найду Горднера, поблагодарю его за все и распрощаюсь.

Жаль, что в моей комнате, нет зеркала. Так хотелось бы посмотреть на себя со стороны, со шпагой на боку. Мне бы еще усы, потому что подавляющее большинство мужчин этого мира носят либо усы, либо бороду, либо то и другое вместе. Но с этим мне не повезло.

Еще при первом нашем с Аниатой визите в Дертоген я обратил внимание, что практически все лица мужского пола украшают усами свои физиономии. Зачастую усы соседствовали с бородой или даже с бакенбардами. А вот гладко выбритых лиц была ничтожная малость. Тогда и я решил отрастить себе усы.

Первое время Аниата посматривала на меня, и никак это не комментировала. Но в один прекрасный день, когда я уже мог позволить себе их расчесывать, со смехом потребовала сбрить. Нет, они не были редкими или какого-нибудь позорного цвета. Просто не мое это, как оказалось.

А жаль. Я мог бы, например, как тот же Тибор, холить их и лелеять. По вечерам, нагрев шомпол на огне, закручивать их кончики.

Да и черт с ними, тоже мне проблема. Значительно интереснее насчет зеркал, их здесь очень мало, они ужасно дороги, а это наводит на определенные мысли.

Я человек будущего или что? Мне ли не известнот акое, о чем эти жалкие аборигены даже не догадываются?

Вернусь, встречусь с Миланой, зацелую ее насмерть или задушу в объятиях, вот тогда и приступлю к воплощению своих идей.


…Я представлял себе нашу встречу с Миланой, когда в комнату вошел Горднер:

— Артуа, надеюсь, ты ведь не станешь возражать, если я по-прежнему буду называть тебя так? Мне нужно с тобой поговорить.

Конечно не буду, какие проблемы, вот только мне самому нужно определиться, как величать тебя самого. Просто Эрихом, наверное, это будет слишком. Ладно, по ходу дела разберемся.

Мы уселись в какой-то корчме, в небольшой зале, рассчитанной на людей благородного происхождения. Здесь было чище, сервис лучше, а цены выше.

Всегда обожал запеченную в печи дичь, но на этот раз местный повар воистину проявил чудеса кулинарии. Или это потому, что у меня такое прекрасное настроение?

Как оказалось, ненадолго.

— Артуа, я хочу поговорить с тобой об одном деле — Горднер не стал портить мне аппетит, начав свой разговор уже после того, как мы вдвоем расправились с индейкой и сидели, дегустируя местное вино, полученное, никогда бы не подумал, из груш.

— Я понимаю, что в мечтах ты уже приближаешься к Веленту. Или, по крайней мере, проехал Дрондент. Так вот, я хочу, чтобы ты задержался, пока не закончим одно дело, ради которого собственно мы и прибыли на самую границу с Эйсеном. У меня мало людей, каждый человек на счету и я надеюсь на твою помощь, Артуа.

Не такой он уж и вкусный, этот индюк. Да и вино дерьмовое, нашли из чего делать.

И сама жизнь такая же, когда не можешь сделать то, чего хочется больше всего на свете. Горднер отлично понимает, что я не смогу ему отказать.

Вот только на хрен я ему нужен, боец недоделанный. Опять сказки рассказывать, о тех чудесах, что ждут человека в будущем? Так никогда этим не увлекался. Разве что не сдержался пару раз, когда разговор зашел об оружии и тактике будущих войн. Ему лучше нанять необходимое количество человек, хотя бы временно. Здесь или уже в Империи. Это не проблема, я знаю. Всегда существовала, существует и будет существовать категория мужчин, что сделали войну своим ремеслом. Профессионалы получше стоят дороже, похуже дешевле. При желании можно целую армию из наемников набрать. Были бы деньги, а у Горднера они есть.

— Насколько это затянется? — да что я несу, надо сразу отказываться, а не задавать глупые вопросы. Потому что не скажет он, пустяки, всего лишь на пару дней.

— Месяц, возможно два. Вряд ли больше — не задумываясь, ответил Горднер.

Взгляд у него изменился. Не то чтобы он вздохнул с облегчением, просто можно было понять: ну вот, эта проблема решена, можно заняться другой.

Глава 44. Силуэт

Перед самым отъездом из Эйсендера я еще раз увиделся с Жюстином. Я шел к нему, сопровождаемый двумя слугами и думал, что должно быть приятно, когда город, тем более столица, назван твоим именем. И пусть это заслуга предков, но все же.

Вот стану большим и значимым человеком и переименую или даже заложу город и тоже назову его своим именем.

Артуадер. Нет, что-то не слишком благозвучно. Койндер из той же оперы. Назову-ка я его лучше Миланой. Есть же у нас Милан, а здесь Милана появится. И название красивое и девочке моей приятно будет.

Шли мы все тем же садом, что и в прошлый раз, когда я встретился с герцогом. Он и на этот раз в нем оказался. Только его вид мне показался немного другим. Возможно, помогло лечение, но вероятнее всего, потому что рядом с ним стояла Лиойя и увлеченно что-то рассказывала, держа в одной руке цветок и водя по нему пальцем другой. Герцог внимательно слушал ее, и выражение лица его было, как бы точнее выразиться, доброе, что ли. Не сомневаюсь, редкое зрелище даже для тех, кто его знает очень давно. Лиойя милая девушка, и все ее эмоции очень непосредственные. Это не придворные дамы с их воспитанием, с "ах" с одним выражением лица и "фи" с другим, как и положено согласно этикету.

Вероятно, герцогу приятно, что рядом с ним человек, все эмоции которого такие искренние, то, от чего он давно отвык. Недаром у него на лице улыбка, и недаром им двоим ни до кого нет дела, хотя рядом застыл человек с какими-то бумагами в руках, терпеливо дожидаясь пока на него обратят внимание. Судя по всему, ждать ему придется долго.

Жюстин поджидал меня в зале, которую я бы назвал каминной, из-за огромного очага, расположенного в ней. Такой камин бревнами топить нужно, настолько он был огромен.

Он расхаживал вдоль камина и о чем-то беседовал с человеком его возраста, одетым в камзол желто канареечного цвета, из-за чего золотое шитье на нем было почти незаметным. Странные вкусы, но не мне о них судить.

Жюстин все еще заметно прихрамывал и даже опирался на трость. Вот только вид у него был значительно бодрее и на щеках присутствовал здоровый румянец.

Увидев меня, Жюстин отпустил своего собеседника кивком головы.

"Странный выбор в цвете одежды, но, по крайней мере, в толпе не затеряешься" — подумал я, с трудом удержав улыбку. Жюстину этого не удалось, а может быть он не слишком старался, он себе такое позволить может.

— Талантливый поэт и музыку пишет — он указал подбородком на выходившего из залы человека — но вот во всем остальном… — и Жюстин покачал головой.

Я чуть склонил голову в поклоне. Универсальный жест, его можно трактовать как угодно.

— Я собственно для чего захотел еще раз вас увидеть, Артуа — Жюстин на секунду замолчал, затем продолжил — я бесконечно благодарен вам за все, что вы для меня сделали. За все, — повторил он со значением.

— Это я вам благодарен, Ваша светлость. Благодаря вам я получил то, о чем даже мечтать боялся — с этими словами я чуть коснулся пальцами эфеса шпаги.

— Кстати, как вам она. Не пожалели, что ради нее лишились клинкерта? -

Я так понимаю, что это шутка. Ну что ж, вероятно тогда и я имею право пошутить.

— Должен вам признаться, Ваша светлость, что совсем не выспался сегодня. И только лишь потому, что все не мог ей налюбоваться. Хотя я почему-то думал, что вы подарите мне новое нарядное седло и попону с вышитым на ней гербом герцогства. -

Не ожидал, что моя наспех придуманная шутка вызовет такой успех у наследника Эйсенского престола. Он расхохотался.

— Должен вам в свою очередь признаться, что карьер вы берете не хуже аргхала — в свою очередь пошутил он.

Да уж, что есть, то есть. Никогда сам бы не подумал, что умею так быстро бегать, да еще с всадником на спине.

Мы разговаривали еще некоторое время, вспоминая некоторые подробности путешествия, когда в залу в сопровождении придворной дамы вошла Лиойя.

Для меня это случилось неожиданно, но думаю что не для Жюстина. Недаром он время от времени поглядывал в окно, судя по расположению сторон выходившее в сад. Мне со своего места не было видно, куда именно, но теперь нетрудно догадаться.

Лиойя так мило смутилась, что на фоне чопорного лица ее спутницы было заметно особенно ярко. Девушка была хороша в своем наряде, совсем не таком, в каких я привык ее видеть. Затем Жюстин и Лиойя обменялись взглядами, по их мнению, ничуть не заметными для остальных. Как же.

Вот это да. Это конечно не мое дело, но не слишком ли вы торопитесь?

Лиойя выглядела так, как будто ей открылась тайна, доселе неведомая. Лицо Жюстина выражало гордость вперемешку с нежностью. И все это они скрывали под другими масками. Так, в моем присутствии больше нет необходимости. Вряд ли в ближайшее время Жюстин вспомнит, что только что разговаривал со мной.

Уже выходя из залы, я бросил на них прощальный взгляд.

Отличная получилась бы пара, если бы на свете существовали чудеса. Но их не бывает, а жаль.

Мы выехали через день, и путь наш лежал обратно в Кергент. Мы, это Горднер, я и еще одиннадцать человек. В Эйсендере Горднер нанял трех воинов, выбрав лучших из наемников, предложивших свои услуги. И сразу же поставил их на место.

В этом мире рынок, предлагающий товар такого рода, процветает. Наверное, и на Земле так было раньше и есть сейчас, просто там я никогда с этим не сталкивался.

Когда Горднер привел всю троицу на постоялый двор на окраине Эйсендера, куда мы переселились, новые воины смотрели на всех оценивающе. Это своего рода лотерея, и для них и для нас. Кто они, что собой представляют, и насколько им можно доверять в бою.

Люди эти профессионалы, требующие за свою работу хорошую плату, но и занимаются они не земледелием. Вполне возможно за эти деньги им придется отдать свою жизнь. Все трое производили впечатление опытных воинов, уже давно сбившихся со счету, сколько раз им приходилось смотреть смерти в глаза.

Взгляды, походка, жесты, снаряжение, манера себя держать…

Когда в мою комнату вошел Тибор, я лежал, уставившись в потолок и мечтая о том, что буквально полтора, два месяца и…

— Ваша милость — затараторил он, что всегда забавно, потому что говорит Тибор густым басом — пойдемте скорее, там господин Горднер новичков жизни учить будет. -

Мое внезапное превращение в господина барона далось ему легко, в отличие от меня самого. После недавних событий между нами легла незримая стена, потому что в этом мире еще очень далеко до демократических ценностей и идей. Мне такое стало значительно сложнее, ведь приходится менять все, поведение, речь, манеры и даже привычки, в конце концов.

Потому что есть общепринятые нормы поведения для всех слоев общества, и лезть со своим уставом в чужой монастырь это только полностью подорвать к себе уважение. Но в награду я получил возможность общаться с тем же Горднером если не на равных, то, по крайней мере, свободно.

… Как я успел понять, Горднер никогда не пользуется учебным оружием даже в тренировочных схватках. Сам он мне объяснил, что опасность получить ранение очень стимулирует.

Вот и сейчас Горднер спокойно стоял напротив троих новобранцев, сжимая в правой руке отнюдь не учебный клинок, а тяжелую шпагу, одну из двух, что он постоянно возил с собой. Нет, он не ходил, опоясавшись сразу двумя шпагами, но имел их две.

Обе его шпаги были эстоками, то есть имели обоюдоострую заточку клинка, разве что назывались они здесь несколько иначе, скюрлами. Тот, что был сейчас у него в правой руке, больше походил на узкий меч. Ну и в левой кинжал, с длинным лезвием, большой чашкой гарды и с приспособлением для захвата чужого клинка.

Одет он был в белую рубаху свободного покроя с широкими рукавами, в отличие от своих противников, каждый из которых имел нечто напоминающее кожаный жилет, сжитый из нескольких слоев толстой грубой кожи. Я уже встречался с подобными кожаными доспехами, да и сам приобрел такой же сегодня с утра, готовясь к походу. Вполне надежная защита от пуль на излете, идущих по касательной и не слишком сильных ударов холодным оружием, нанесенных детской рукой. Разве что некоторая скованность в движениях, но за все надо платить, так было, есть и будет всегда.

Горднер кивнул головой, слегка соприкоснувшись лезвиями своего оружия, предлагая оппонентам начинать.

Видимо эта троица знала друг друга достаточно давно, поскольку старший из них, тот, что имел черные вислые усы и саблю с елманью, изобразил свободной рукой фигуру, состоящую из трех оттопыренных пальцев и соединенных кольцом мизинцем и большим.

Как я понял, такая их комбинация означала следующее действие для всех троих.

Двое крайних резко подались вперед и по кругу, пытаясь окружить Горднера. Тот сделал два скользящих шага назад и взял влево, выстроив их почти в линию. Снова попытка охватить его со всех сторон и снова Горднер легко ушел, на этот раз вправо.

Со стороны было очевидно, что двигается он не на пределе своей скорости и при нужде вполне может добавить.

Его противники поменяли тактику и попытались атаковать его по фронту вдвоем, оставив за своими спинами третьего, того что с вислыми усами. Горднер принял атаку, поочередно парировав удары обоих. Тогда оба противника разошлись в стороны, давая место третьему. На этот раз Горднер сам пошел в атаку. Отбив выпад левого из атакующих дагой, он нанес удар скюрлом плашмя по голове правому из них. Вернее просто обозначил его, слегка примяв тулью шляпы. Усатого ждала та же участь, с той лишь разницей, что удар пришелся чуть пониже спины. Должно быть было больно, шлепок получился смачный, и кроме того обидно. Оставшийся противник опустил саблю, показывая, что признает поражение. Какой смысл продолжать бой одному, если не смогли справиться втроем, вероятно решил он.

Да уж, вот это Горднер. Как мне показалось, добавь противников еще столько же, ничего бы не изменилось.

Ну и этот, с усами, получил заслуженно. За свой довольно таки пренебрежительный взгляд, когда все начиналось.

Ну а вечером новички выставились на постоялом дворе, на котором мы остановились. Только я в этом не участвовал. Вместо этого мы с Горднером нанесли визит одному из его знакомых.

Его знакомый жил на противоположной окраине Эйсендера, в доме, почти вплотную прижавшемуся к крепостной стене. Разговаривали они на местном языке, и я ничего не понял. Разве что довольно часто они упоминали одно и то же имя, но и это ничего мне не давало, поскольку и имя было совсем незнакомым.

Возвращались мы почти в полной темноте, небо было пасмурным, и редкие уличные фонари давали лишь общее представление о направлении.

Ближе к центру города фонари перестали быть редкостью, но прибавилась новая напасть, пошел дождь, настоящий ливень. Наверное, именно для таких случаев и приготовлено выражение: разверзлись небеса. Они действительно разверзлись, с громовым грохотом извергая из себя потоки воды. Дождь бил косыми струями воды, настолько плотными, что одежда промокла моментально. Ко всему прочему, резкие порывы ветра заставляли наклоняться вперед. И это в городе, представляю, что сейчас творится на открытой местности.

На наше счастье практически сразу же мы набрели на корчму, призывно светящую раскачивающимся фонарем над входом.

Заведение оказалось из разряда не самых пристойных. Низкие закопченные балки потолка, мебель, изрядно пострадавшая от времени и посетителей, не самый приятный запах. И посетители явно не являлись почетными гражданами Эйсендера. Сплошь бандитские рожи, а хозяин заведения определенно их главарь.

Но внутри было тепло и сухо, а в дальнем углу призывно горели дрова в камине, растопленном из-за ненастья.

Горднер по-хозяйски прошелся по залу, весьма пустынному из-за непогоды и позднего часа. И что-то мне это напомнило. Вот только ситуация тогда была несколько иная. Нас было больше, и мы явно были сильнее.

Здесь же не меньше десятка человек, и все не самой приятной наружности. Так и зыркают в нашу сторону исподлобья. А Горднер как будто всего этого не замечает. Закончив обход, он дал распоряжение придвинуть стол ближе к огню. И требование его выполнили, хотя стол меньше всего напоминал мне привычные по прежнему месту жительства. Тяжелый, явно выполненный из дуба и способный вместить добрую дюжину посетителей. За него мы и уселись, дожидаясь заказа.

Горднер заказал трош, горячее на грани того, что можно обжечься, вино с медом, пряностями и еще чем-то. Его я, кстати, еще не пробовал. И стоило оно порядочно, и повода не было. Сейчас же, после того как мы вымокли до нитки и продрогли, то что необходимо. Да и не пиво же в конце то концов.

Кстати, с пивом теперь придется быть скромнее в желаниях. Как когда-то и у нас, оно считается плебейским напитком, пойлом для простолюдинов. Появиться где-нибудь на рауте благоухая изо рта запахом свежевыпитого пива… Ну, для меня это не встанет проблемой.

Горднер достал горсть монет, среди которых блеснуло немало золотых, полюбовался при свете новеньким золотым местной чеканки и громко спросил у хозяина, принимают ли здесь имперские деньги. То утвердительно пробурчал в ответ.

У меня сложилось такое впечатление, что Горднер специально провоцирует собравшихся здесь людей.

Блин, сплошь бородатые рожи, у корчмаря так вообще лопата. Петрушки на них нет со своим топором. Был у нас Никитка Кукурузник, Мишка Меченый, а тот, получается, Петрушка Брадобрей или Петер Цирюльник.

Пока эти типы лишь присматривались к нам, но если дело дойдет до серьезного, будет худо. Все-таки шпаги не то оружие, что эффективно в тесноте и против дубинок. Один удачный удар и конец лезвию, не рассчитано оно на такое. Хотя и против дубин есть своя техника, и Горднер что-то из нее мне показывал. Своеобразная техника, если переводить на более знакомое, то получаются скорее сбивы, чем жесткие блоки.

Ладно, посмотрим, что будет дальше. Вон Горднер вполне беспечно себя ведет. По-моему, его такая ситуация даже забавляет.

Подали трош, и я, наконец, отведал его. А что, вполне приятен на вкус, горяч, сладок и как раз по погоде. Горднер громко похвалил его, заявив, что во дворце герцога подают немногим лучше. Мне сравнивать трош было не с чем, но его вкус мне действительно понравился.

По лестнице со второго этажа спустилась молодая женщина. Была она весьма и весьма приятной наружности и рыжеволоса. Хороша Маша да Милана лучше, констатировал я. Только она может, чуть поведя плечиками, вздернув носиком и два раза хлопнув ресницами, сделать так, чтобы я потерял голову, готовый на все, что угодно.

Девушка уселась за одним из столов, тем самым, что стоял в дальнем углу, и что занимала местная лихая братва, оказавшись к нам в профиль. Черты ее лица пропали, растворившись в полумраке, но остался силуэт. Да уж, у нее не только наружность приятная, оказывается, в профиль это хорошо заметно.

Даже вспомнились строки из старинного романа: " … с хорошо развитой и устремленной в будущее грудью…".

Не знаю что относительно устремлений, но все остальное соответствует полностью.

Кстати, относительно силуэта, может быть мне действительно дагерротипством заняться или дагерротипизмом, как там правильно? А что, такое особых затрат, и прогрессорство налицо. У нас дагерротипы лет на полтораста позже появились. Ничего сложного, полированная серебряная пластинка, пропитанная парами йода, соленая вода да камера-обскура. Вот только экспозиции ждать долго, чуть ли не весь день.

Нет, наверное, на этом много денег не заработаешь. Мне же нужно много и сразу. Я не жадный, но вдруг у моей любимой запросы большие и мне придется соответствовать, хочу я того или нет.

А этот тип, Силуэт, надо же, по крайней мере, в два языка попал, во французский и в наш. Министр финансов Силуэт призывал экономить деньги, не к художникам за натюрмортами обращаться, а к фотографам. А ля Силуэт, смеялись парижане, отсюда и слово в этом значении пошло. Забавная история.

Очнувшись от размышлений, я обнаружил себя смотрящим на хозяина да еще с улыбкой на лице. Надеюсь, улыбка у меня правильная, иначе он черт весть что подумает.

Нет, как будто бы все как надо. Хозяин уронил свой взгляд в пол. Хотя что это значит, возможно, он только маскируется подлец и негодяй, чтобы выбрать момент и подло напасть. Переведя свой взгляд на Горднера, я обнаружил, что тот с интересом наблюдает за мной.

— О чем задумался, Артуа?

Что за глупая привычка у меня уходить в себя иногда даже на несколько минут. Сейчас перед Горднером неудобно. Случись что, а я где? Ладно бы, о чем-нибудь умном думал. Ведь о всякой же ерунде, полностью отключившись от окружающего мира, и устремив взгляд непонятно куда.

— Трош здесь вкусный, господин Горднер. Кстати, и дождь почти закончился.

Не дорос я еще до того, чтобы Горднера Эрихом называть. А дождь действительно заканчивается, это легко увидеть в расположенное рядом окно, через которое виден фонарный столб.

Расплачиваясь с хозяином, Горднер добавил к счету серебряную монету, прокомментировав это словами: за благоразумие. И тот лишь молча кивнул головой.

Глава 45. Слиссы

Когда мы, наконец, выбрались на клочок сухой земли, день давно приблизился к своему завершению. Этим клочком был островок с чахлой порослью редких деревьев посреди бескрайнего болота. Место крайне неудобное для привала и последующего ночлега, но выбирать не приходится, и радостно, что под ногами не чавкающая трясина, которая в любой момент может предательски провалиться, а пусть и такая, но твердая земля. Берег вот он, рядом, до него не больше пары лиг, но туда нам ходу нет.

Весь день мы пробирались этим болотом, держась вдоль береговой черты и старательно обходя подозрительные места, выглядевшие на мой взгляд совершенно также как и вся остальная поверхность вокруг.

Лошади по бабки проваливались в ненадежную твердь, а иногда и значительно глубже. Жара, миллиарды крохотных кровопийц, вгрызающихся в открытую плоть безо всякого предупреждения, зловонные испарения… было от чего отчаяться.

Мы шли вдоль берега не решаясь отдалиться от него вглубь этого ада, а параллельно нам, по берегу двигались люди, преследующие нас и не намеренные от этого отступиться.

Причина вот она, сидит под невысоким уродливым деревцем, имеющим вместо листьев хвою, к тому же всю покрытую безобразными пятнами лишайника.

Барон Чирен фер Бренуа, владелец ухоженных усов, выдающегося носа и презрительного взгляда, который мне хочется погасить парочкой выполненных на совесть оплеух уже второй день подряд.

Фер Бренуа нужен этим людям, не меньше нужен он нам, потому что очень много знает. Мы захватили его еще позавчера именно по этой причине, причем при этом погибли два наших человека, а сам Горднер получил ранение в плечо. Весьма нехорошее огнестрельное ранение с близкого расстояния, так что вполне возможно вместе с пулей в ране оказались пыж или его часть. Пуля вошла сразу под левой ключицей, возможно, вошла неглубоко, но извлечь ее было некому, потому что штатный лекарь отряда, Керум, погиб еще на переправе через Сотру.

Керум был лекарем от Бога, из тех, что лечат не только делом, но и словом. Парни рассказывали, что берегли его, как могли, а он всегда лез вперед, чтобы никому не показаться трусом.

Конечно же, рану Горднера залили уксусом и перевязали, но для того чтобы извлечь пулю необходим умение, опыт и инструмент. Ничего этого у оставшихся людей не было. Ранил его тот самый фер Бренуа, который сидел сейчас под деревом со связанными руками и беспрестанно ругался, совсем не выбирая выражений.

Он может себе это позволить, поскольку не хуже всех остальных понимает свою ценность.

Больше недели мы ждали его появления в глухой деревушке, насчитывающей пару десятков дворов. Нет, фер Бренуа не должен был появиться сам в той деревне, название которой при некоторой фантазии можно перевести как Сморчково. Просто недалеко от нее проходила не очень оживленная дорога юго-востока Империи, и он должен был ею проезжать. До этого примерно такое же время мы провели в Роендере, городке, расположенном на Мулойском тракте, том, что ведет в соседнее с Империей герцогство Эйсен-Гермсайндр. Затем прибыл человек, который долго разговаривал с Горднером, и мы снялись прямо в ночь, хотя до заката солнца оставалось не больше пары часов.

Конечно же, я полюбопытствовал у Горднера, что значат все эти наши телодвижения. Он посмотрел на меня своим тяжелым взглядом, таким уже привычным, поскольку легких у него отродясь и не наблюдалось, и задал вопрос сам:

— Артуа, ты действительно хочешь знать все подробности?

Отличный встречный вопрос, практически напрочь убивающий желание любопытствовать дальше.

Затем продолжил:

— Поверь мне на слово, дело, которым мы занимаемся, весьма благородное.

Пропали люди, барон фер Мостеа, фер Приегуа, барон Свегред, граф Троинсер…

К этому списку я могу добавить еще несколько имен, но тебе это ничего не даст, ты не знаешь их никого. Все эти люди были весьма достойными дворянами и виноват в их пропаже один и тот же человек. Нет, не тот, за которым мы сейчас охотимся. Но он знает, он очень много знает, знает так много, что если мы сделаем все как надо, ты сможешь купить много подарков своей принцессе, и еще останется достаточно денег на не самую скромную свадьбу. -

Затем Горднер помрачнел и добавил:

— Особенно с учетом того, что нас стало меньше.

Фер Бренуа мы взяли легко, в лучших традициях партизанской тактики. Деревья, поваленные в подходящем месте на узкой лесной дороге, дружный залп из засады по эскорту, сопровождающему карету барона.

А не хрен шиковать в такой глуши, верхом надо ездить, поди не герцог.

Вот только мне было не понятно, все-таки мы в Империи, стране законности и порядка, даже несколько удивительному для этой эпохи. Когда я напрямую спросил об этом у Горднера, видя наши приготовления, то сказал:

— Мы на окраине Империи, барон. А здесь совсем другие реалии, совершенно другие.

К тому времени я уже успел привыкнуть и не вздрагивал, когда меня называли бароном или Вашей милостью. Я постоянно находился рядом с Горднером и старался перенять его манеру себя держать и манеру разговаривать. Все таки они очень отличались от простонародных, но не настолько, чтобы что-нибудь привело меня в шок.

… Вот тогда-то Горднер и получил свое ранение, хотя выстрел должен был принять на себя Тибор, первым открывшим дверцы кареты. Горднер находился позади него, верхом на жеребце, имевшим непереводимую кличку Сверт и каурую масть.

Вряд ли фер Бренуа промахнулся мимо Тибора и непонятно на что он рассчитывал, ведь убей он Горднера, его непременно убили бы самого. Потому что Тибор, увидев, куда смотрит ствол, постарался прикрыть Горднера грудью, облаченной в такую же кожаную кирасу, как и у всех, а это о многом говорит. Не в том смысле, что кираса кожаная, а в том, что она нисколько не спасла бы его с такого близкого расстояния…

Это удача, что нам удалось найти сухой островок посреди бескрайнего моря болота.

Потому что нам необходимо отдохнуть перед тем, как отправиться в самую его глубь.

Другого пути нет, если продолжать следовать вдоль берега, то упрешься в топи, самые что ни на есть настоящие. Мы уже доходили до них, и Чемир, едущий во главе отряда, решительно повернул назад. Доверять ему можно, поскольку вся его жизнь до того момента, как он попал на службу, а затем и в отряд Горднера, прошла среди подобных мест.

Вот только завтра будет значительно сложнее, потому что люди, преследующие нас, расположились на отдых на берегу, где есть вода, дрова для костра и трава для лошадей. И еще у них есть заводные лошади.

Наши кони весь день брели, проваливаясь в болото, и к вечеру истощили свои силы до такой степени, что только плети заставляли их передвигать ноги. За ночь они немного отдохнут, но нам нечем накормить и даже напоить их.

Когда мы захватили барона, то смогли бы оторваться и бесследно затеряться в лесах, если бы не напоролись на людей, преследующих нас сейчас. Наверное, нам просто не повезло, потому что возьми мы на развилке дороги вправо и наша встреча не состоялась бы. Там мы потеряли еще человека, одного из двух, что ехали впереди дозором.

Теперь оставшиеся восемь бойцов должны были бросить жребий, чтобы выбрать троих, тех, кому придется остаться на острове, чтобы прикрыть наш отход вглубь болота. Непременно, преследователи последуют за нами, вот только обойти стороной островок, на котором мы расположились, будет практически невозможно. С одной стороны топи, в которые мы уткнулись, а с другой каменная гряда, тянувшаяся вдоль берега на несколько лиг. Наш отряд прошел сегодня между грядой и берегом, в одном месте опасно к нему приблизившись.

Все восемь человек сидели с очень серьезными выражениями лиц и даже Тибор, казалось, проглотил свой вечно болтливый язык. Как же, сейчас они сами, собственными руками будут выбирать себе жизнь или смерть. То, что погибнут все оставшиеся в заслоне, факт, не поддающийся сомнению. Вопрос только в том, смогут ли они продержаться достаточно долго, чтобы смерть их была не напрасной. Три человека против почти двадцати — это не серьезно, пусть и стволов у них будет в избытке. Но такое давало остальным крохотный, но шанс.

Кидали кости. Кости были похожи на мне привычные, и других за все мое время пребывания здесь, я не видел.

Две кости, за один бросок. Те, кто выкинут меньше всех очков, остаются. Если выпадет одинаковое число, кости перекинут.

Через пару минут все было закончено. Оставались Крижон, тот черноусый, что был старшим в принятой Горднером троице и еще один, плотный седобородый мужик под сорок, Касишес. Крижон, Осведор и Касишес.

Остающиеся в заслоне на глазах изменились в лицах. Нет, никто из них не стал бормотать, обижаясь на судьбу, лишь Крижон пробурчал себе под нос, что в кости ему никогда и не везло. Просто у них появилась какая-то отрешенность, как будто они уже попрощались с жизнью.

Крижон, надеявшийся заработать на собственную харчевню. Он всегда подробно расписывал, как харчевня будет выглядеть, что у него будет в меню, и кто станет поставщиком продуктов.

Осведор, не успевший потратить хотя бы часть из выданного ему Горднером аванса.

И Касишес. Все, что я о нем знал, только то, что мечтой у него было стать пасечником.

Те, кто удачно миновал суровый жребий, тоже не радовались, по крайней мере, вслух. Они вели себя так, как будто бы были виноваты в том, что такая доля их обошла.

Притихли все. Только фер Бренуа высказался в том плане, что и остальные их долго не переживут. И предложил свой план: немедленно освободить его, а он позаботится о том, чтобы всех убили не больно.

Очень хотелось встать и заткнуть ему пасть, угодив носком сапога под подбородок. Но я не могу себе такое позволить, как бы там ни было, фер Бренуа дворянин, и поступить таким образом значит оскорбить его без того, чтобы он смог получить сатисфакцию. Не я придумал все это и не мне рушить.

Я сидел и думал, мог бы вот так, одним движением руки, решить свою судьбу и как бы себя вел после этого. Боюсь, что совсем не так, как они. Или быть может так. Но еще больше мне не хотелось этого проверить.

Посреди суши разожгли небольшой костерок. В нем не было особой необходимости, но от его пламени становилось немного уютнее на душе. Завтра предстоит бесконечный день в удушающей духоте гниющего болота. Если конечно все мы переживем хотя бы его половину.

Преследующие нас люди не отстанут, но им будет легче следовать за нами по проложенному пути, ведь если прошли мы, они уже не провалятся.

Потом они нас догонят или зажмут в таком месте, где мы не сможем даже толком обороняться. Сейчас они нападать не станут, к чему им лишние жертвы, когда стоит всего лишь немного подождать.

Завтра мы вытянемся цепочкой, как же еще иначе идти по болоту, и они начнут отстреливать по одному, начиная всегда с последнего. Вполне возможно придется остаться еще нескольким из нас, чтобы задержать преследование. Вот тогда у меня и появится возможность узнать, что сейчас думают эти трое, Крижон, Осведор и Касишес. Потому что фер Бренуа необходимо доставить туда, куда следует. Иначе к чему все это и зачем все наши жертвы.

Я посмотрел на болото, уже плохо различимое из-за наступающей темноты. Вот если бы судно на воздушной подушке…. И тут же себя одернул, что за детский сад, ты еще о вертолете помечтай.

Затем в голову пришла следующая мысль, вернее, я вспомнил опрочитанной небольшой заметке в какой-то газетенке, считающей себя журналом. Что характерно, прочитал я ее там, где мы обычно читаем, чтобы не терять времени даром.

Относительно этого у меня также имеется собственная теория. Потребность читать в этом месте возникает из-за того, что тело покидает такая же субстанция, что и информация, которой нас постоянно и старательно пичкают. Они идентичны, эти две субстанции, одна из которых материальна, а другая вовсе нет. Но потребность организма восполнить ее во втором случае настоятельна и приходится читать все, что попадется под руку.

Так вот, в этой короткой заметке было рассказано о наших предках, применявших для косьбы на заболоченных местах мокроступы, одевая их на копыта лошадей.

Стоп. Что я об этом помню? Там не было никакого рисунка, всего лишь заметка в несколько строк.

"Закругленная дощечка длиной двадцать, двадцать пять сантиметров с перекинутым посередине нешироким ремешком. Копыта продеваются под ремешок, и благодаря этому нехитрому приспособлению лошадь не проваливается в топь". О ширине дощечки не было не сказано ни слова. Сработает ли это здесь? Какая разница, здесь, там. Только не совсем понятно, какая именно топь имелась в виду.

Но попробовать стоит. Вдруг это тот самый шанс. Дощечки я найду, в поклаже единственной у нас вьючной лошади их несколько штук и все они примерно метровой длины. Откуда они там взялись? Это Осведор загрузил их туда, заявив, что много места и веса они не занимают, а вот ему эти дощечки жизненно необходимы, потому что они из того дерева, черного, с яркими красными прожилками, что пошло на изготовление бочек черейнтов. Для чего они ему, Осведор сообщить не соизволил, и все сочли это его блажью. Наверное, их бы выкинули еще днем, если бы на это было время и желание. Не было бы их, не проблема и самому сделать, и дерево подходящее есть. Взяв одну из них, я всего лишь сэкономлю время.

Да и не станет он слишком разоряться, если я возьму одну. Одной как раз хватит, если разделить на четыре части.

Нет, Оседор точно не станет возмущаться. Как раз сейчас они, все трое, раздают свои вещи. Те вещи, которыми дорожат, и не хотят, чтобы они достались врагу. Правда раздают с обязательным условием, что их непременно вернут, когда все закончится.

И люди, берущие вещи на хранение, тщательно им подыгрывают, клянясь в том, что так и будет. Хотя все отлично понимают, что нет у остающихся никаких шансов, абсолютно никаких.

Кожаных ремешков тоже как грязи, а грязи вокруг!..

Сделаю четыре штуки, на Мухорке попробую, глядишь и получится что путное …

Бедная кобыла устала за день, к концу ее даже начало пошатывать, а мне и поддержать ее нечем, ни воды, ни травы. Но ничего, прокатимся охлюпкой, даже седлать не стану. Вдруг это шанс.

Я сделал две штуки, когда подошел Тибор и поинтересовался, чем это я занимаюсь, даже отказавшись от вина, что заменило нам и ужин, и вечерний чай.

— Мокроступы — заявил я с некоторым смущением. Мне ли их учить, жителей этого мира и этого времени таким вещам. Такого слова я не знал, и пришлось на ходу выдумать свое, состоящее из мокроты и ходьбы.

— А, слиссы. Ремешок чуть длиннее делать нужно, — заявил он и застыл на какой-то миг с широко открытым ртом…

В путь мы отправились с первыми признаками рассвета. Когда солнце высунулось из-за еще видимых Агнальских гор, мы уже потеряли берег из вида. Наши преследователи пытались угнаться, но видимо среди них не нашлось человека, читающего всякую чушь даже в совсем не подходящих для этого местах. Они упорно пытались нас преследовать, но хотя бы сравняться в скорости не смогли. А после того, как одна из их лошадей провалилась в топь и они не смогли ее спасти, бросили это бесполезное дело.

Слиссы дали нам преимущество в скорости, но не избавили от одуряющей жары, испарений и черных туч разнообразных летающих гадов, которые все как один были камикадзе, потому что избавиться от них можно было только прихлопнув. И еще одна напасть, гады ползучие. Их тоже было немало.

Я насчитал четыре разновидности, но затем бросил это дело, следя лишь за тем, чтобы змеи не попали под ноги Мухорки.

Но настроение было как будто бы праздничное, особенно у тех, кто счастливо избежал смерти. Лишь Горднер по-прежнему оставался мрачен.

Ну, во-первых, это его обычное состояние, но по большей части потому, что раненое плечо не давало ему покоя.

Когда на пути попался небольшой островок суши, облюбованный какими-то птицами с длинными клювами и иссиня-черным опереньем, мы остановились на отдых.

Тибор довольно язвительно поинтересовался у Чемира, по-прежнему ехавшего впереди всех, как это он позабыл о слиссах, тот даже взвился.

— Да откуда мне о них знать. Не было у нас дураков лошадей по болотам таскать. Ты что, думаешь, у нас лошади табунами ходили? — кипятился он — Да мы даже землю быками пахали. В деревне и лошадей-то было — и Чемир принялся загибать пальцы — У мельника две лошади, еще у… — он взмахнул рукой. — Да я на лошади то научился ездить, когда в солдаты попал. -

— То-то ты до сих пор на коне сидишь, как коза на заборе — под общий смех заявил Тибор, но Чемир даже не стал ему отвечать, лишь обидчиво отвернувшись от всех.

Кратковременный отдых, неполная кружка вина, кислого и отдающего кожаным мехом, и снова в путь.

Курс мы старались держать строго на север, туда, где виднелись вершины невысоких гор, по сравнению с Агнальскими так просто холмов. Все чаще и чаще нам приходилось забирать левее. Но горы становились все видимей, и вскоре на горизонте показался берег, еще далекий и не очень доступный.

К тому времени подул свежий ветерок, нагоняя тучи и вскоре пошел дождь, мелкий и прохладный. Дождь прибил гнус, дышать стало легче и даже бедные лошади, казалось, приободрились. А может быть они учуяли близость берега и травы, по которым непременно успели соскучиться.

Глава 46. Фибула

До твердой земли мы добрались почти в сумерках. Слиссы давным-давно были утеряны, но свое дело они сделали, позволив нам оторваться. Оторваться так надежно, что преследователи потеряли все шансы нас догнать. По крайней мере, как мы не всматривались в пространство за своей спиной, но обнаружить их так и не смогли. Даже зрительная труба Горднера в этом не помогала.

Ближе к берегу земля стала более твердой, но коварной, потому что все чаще стали попадаться участки, на вид выглядевшие также как и все вокруг, но с самой настоящей трясиной под жестким покровом низкорослой колючей травы.

Вот в один из таких участков и попала наша единственная вьючная лошадь. Она брела самой последней, увлекаемая Крижоном за поводья.

Вероятно, будь на ней всадник, такого бы не случилось. Ей же пришло в голову взять чуть правее, и она ухнула в такой зыбун, что у нее осталась торчать только одна голова.

В какой-то мере виноват в этом сам Крижон. Возьми он повод чуть короче, и она просто не смогла бы отдалиться в сторону так далеко. Видимо он сам это понимал, потому что принимал в ее спасении самое горячее участие. Лошадь мы все же спасли, ценой его левого сапога.

Это случилось недалеко от берега, так что часть наших людей уже успела на нем оказаться.

Берег, в отличие от противоположного своего брата, был каменистым и почти лишенным растительности. Лишь кое-где между камней, в жидкой грязи, торчали клочки травы, такой же жесткой и короткой, что и на самом болоте. Воды поблизости не оказалось, но Горднер принял решение остановиться на ночлег. Вероятно, это случилось потому, что дальше на нашем пути вставали горы, те самые, которыми мы любовались всю вторую половину дня, мечтая поскорее до них добраться.

Лезть в горы в уже наступающей темноте было верхом легкомыслия, а Горднер никогда не мог им похвастаться.

Сушняк для костра все же нашелся и вскоре над огнем запарил котел с водой, той, что несла спасенная нами лошадь и которую мы берегли как неприкосновенный запас. Теперь можно, теперь все, завтра мы обязательно добудем воду. Вполне возможно, что вон за той горой, чья вершина имеет форму кратера вулкана, течет река с заросшими изумрудного цвета травой берегами.

Пока мне необходимо найти что-нибудь подходящее для пары факелов. Только осторожнее, что-то здесь пресмыкающихся гадов намеренно, прямо змеиный заповедник. А факела мне понадобятся и вот почему.

Всего лишь в паре сотен шагов от места, где мы остановились на ночлег, развалины какого-то строения, чем-то похожего на храм, слишком уж необычные у него формы. Такое присуще обычно именно им, он даже мне напоминает что-то индейское, из Центральной Америки.

Строение, хоть и не огромное в размерах, но есть в нем какая-то монументальность. И в любом случае очень интересно. Никогда себе не прощу, если проеду мимо, не заглянув.

Я еще раз взглянул на положение светила, на развалины, на суетящегося у костра Чемира, бывшего за кашевара. Может быть сейчас сходить, пока не стемнело. После ужина, пусть и такого, а размеры котелка ясно давали понять о величине порции, будет значительно труднее заставить себя тащиться на экскурсию по местным достопримечательностям.

Если это храм, то вряд ли, в то время когда им пользовались, находился на краю болота. Наверное, когда-то здесь был или морской залив, или озеро, или протекала река, судя по ширине болота очень и очень немалая. Тогда все сходится. Разве что храм посвящен какой-нибудь Великой Гадюке.

Все, решил я, сейчас и пойду. Каши мне оставят, и раньше бы не забыли, а теперь, при моем нынешнем статусе господина барона и думать об этом смешно.

Вот только послушаю, чем там Тибор Крижона допекает, что-то интересное.

Как оказалось, дело было вот в чем.

После того, как я в силу своего нынешнего положения отдалился от Тибора, с которым у меня до этого были весьма приятельские отношения, тот сблизился с Крижоном.

Крижон, оставаясь в заслоне, оставил Тибору якобы во временное хранение, некоторые вещи.

Так вот, среди вещей, переданных Тибору, была фибула, а попросту застежка для плаща. Плащи здесь все еще представляли собой кусок полотна самой разнообразной ткани и окраски, изредка с капюшоном. И такая вещь, как фибула служит не украшением, а по своему прямому назначению.

Только вот фибула у Крижона была не совсем простая. Эта единственная вещь, которая осталось у него после походов в степи кронтов, и он ей очень дорожил.

Крижон никогда не носил ее, пользуясь обыкновенной, сделанной из меди. И даже в кости никогда не ставил ее в заклад.

Видел я ее, эту фибулу. И она действительно, стоит того, чтобы ей дорожить.

Казалось бы, ничего особенного, фигура коня, выполненная из непонятного материала черного цвета, вставленная в круглый обод, тут уж нет никакого сомнения, что золотой. Вот только выполнена была эта вещь с несравненным изяществом и выглядела совсем новой. Потрясающий артефакт.

Тибор давно на нее зарился, предлагая купить или обменять на что-нибудь равноценное, но Крижон стойко держал оборону.

Правда, однажды сделка чуть было не состоялась. На этот раз Тибор предлагал в обмен гребень для расчесывания конской гривы и хвоста. Но не обычный гребень, а заговоренный семью колдунами на священной горе в особый день, который бывает один раз в целое столетие.

Если расчесывать гребнем конскую гриву хотя бы два раза в день, вдохновенно врал он, а делает это Тибор всегда крайне убедительно, то лошадь никогда не будет болеть. Кроме того, такая несложная операция придаст животному необыкновенную резвость, настолько великую, что если промчаться мимо стоящего человека, тот даже не сумеет разглядеть его масть.

Крижон совсем уж было поверил ему, но Тибор сам испортил все дело, заявив, что и кормить лошадь будет необязательно. Перестарался, в общем.

На этом кредит доверия к нему Крижоном полностью был исчерпан, о чем тот и не преминул заявить.

Тибор невозмутимо повертел в руках гребень, выглядевший как обыкновенный деревянный гребень, и также невозмутимо выбросил его через плечо, пожав при этом плечами…

Тибор добросовестно вернул Крижону все вещи, отданные ему якобы на хранение, кроме фибулы и заявил, что никакой застежки он и в глаза не видел. Кроме того, добавил он, вместо того чтобы подарить ее господину барону, то есть мне, за то, что барон фактически спас ему жизнь, Крижон припрятал фибулу, да еще и наезжает на абсолютно невинного человека. И еще, ему всегда были крайне подозрительны личности, разгуливающие в одном сапоге.

Все мы, кроме хозяина фибулы, видели, как Тибор успел сунуть ее Крижону в сумку, в которой тот хранил свои вещи.

Тибор прирожденный комик, даже Горднер улыбался, слушая их спор, не смотря на боль в плече.

Все еще посмеиваясь, я отправился осматривать храм.

Издали больше всего он напоминал мавзолей. Тот самый мавзолей, о котором без пояснений понятно, какой именно, где находится и кто в нем почивает. Разве что несколько больше в размерах, немного другой формы и безо всяких трибун. Раньше его окружала стена. Ее остатки и сейчас были хорошо различимы по всему периметру.

Не могу судить о ее высоте, но толщина стены была очень приличная. Конечно, тройка лошадей не проедет, но и рук, распахнутых во всю ширь, явно будет недостаточно.

И еще, высота стены когда-то значительно превышала высоту строения. Понять это легко, потому что когда стена начала обрушаться, часть камней, из которых она была сделана, оказались на крыше храма. Именно из-за этого издали казалось, что храм полуразрушен.

Сам храм был построен из огромных каменных блоков. Даже не могу себе представить, какой же должна быть их масса при такой величине. У меня сложилось впечатление, что эта стена и была сооружена для того, чтобы прекратить доступ к храму, поскольку разрушить его было бы крайне затруднительно.

Я обошел храм снаружи, набираясь мужества, для того чтобы спуститься внутрь, через темное жерло входа. Может быть, когда-то его прикрывали двери, но сейчас от них не осталось даже трухи. Нет, меня напрягало не то, что со мной может произойти внутри.

Змеи. Их и здесь было великое множество. Даже по дороге мне встретилась парочка из них и обе оказались вполне устрашающих размеров. Вряд ли они здесь все удавы, скорее ядовитые гады. И выяснять это не хотелось, пусть даже за деньги.

Змеи вполне могут оказаться и внутри храма. Вот только увидеть их будет значительно труднее. Во-первых, там стоит мрак. И еще, придется смотреть не только под ноги.

Так, все. Еще пара минут и я уже не смогу заставить себя в него войти. Берем в правую руку зажженный факел, в левую кинжал, так на всякий случай, для большей уверенности.

Шпагу я оставил на месте нашей стоянки, решив, что вряд ли она мне понадобится. Нервно хохотнув, когда представил, что атакую готовящуюся к броску кобру с раскрытым капюшоном выпадом шпаги, я решительно шагнул внутрь.

Положа руку на сердце, получилось не слишком уж и решительно, но внутри мне все же оказаться удалось.

Я ожидал увидеть все что угодно: алтарь, жертвенник с выдолбленными канавками для стока крови, бездонный колодец, статуи неведомых существ, но внутри оказалось абсолютно пусто. Одно единственное помещение с высоким потолком и гладкими голыми стенами. Пол перед входом был завален всяким оказавшимся здесь за столетия мусором, а вот дальше можно увидеть, что выполнен он из квадратных плит непонятного при свете факела цвета. Так, теперь осталось обойти помещение по периметру и все, можно возвращаться. Убедился в собственной мужественности, что же еще.

Ну разве что найти тайный выступ, служащий рычагом, после чего вспыхнет яркий свет и пол посередине уйдет вниз, образуя ступени. Я спущусь вниз и обнаружу веками, а может быть и тысячелетиями хранившиеся здесь тайны. После чего вернусь назад, обремененный мудростью и сокровищами давно исчезнувших цивилизаций.

Нет, ничего такого не произошло, хотя я несколько раз нажимал рукой на подозрительно выглядевшие выпуклости и впуклости. Бесполезно. Ничто никуда не уползло со скрежетом и даже света не прибавилось ни на йоту. Жаль. В таком случае пора назад, к вероятно уже остывшей каше.

У самого входа мне все же удалось обнаружить небольшое углубление, ловко скрытое между плитами стены. Так, рука туда точно влезет, вот только не нащупаю я ли в нем голову смертельно ядовитого гада. Несколько движений лезвием кинжала, теперь немного огня. Нет, как будто ничего не шипит и не рыкает.

Теперь можно и рукой. Только надену перчатку, хоть какая-то защита.

Перчатки здесь не просто часть одежды, предохраняющие кожу рук от солнца и ветра. Нет. Выполненные из толстой кожи, и имеющие краги, они неплохо защищают кисть. По крайней мере, те, что имеются у меня. Так что очень надеюсь, что и змеям они будут не по зубам.

Ого, что-то есть, мелкое и округлой формы. Ну, хоть сувенир на память. Уже не с пустыми руками возвращаться.

Наверное, в этом был виновата перчатка, потому что нечто мелкое и блестящее выскользнуло из рук и упало на пол. Черт, и потребности в перчатке не было, это не нора, моя рука уткнулась в стену в конце углубления.

Не повезло, и я остался без сувенира, потому что и на полу его не оказалось. И звона о плиты пола не было, хотя вещь явно была металлическая. Зато между плитами я обнаружил щель. Она была узкая, но клинок кинжала свободно вошел в нее на всю длину. Видимо эта вещица попала в щель, больше деваться ей было некуда.

Щель, несомненно, глубокая, сколько я не вглядывался при свете факела, ничего увидеть не смог. Свои поиски я прекратил только тогда, когда услышал треск и учуял запах жженого волоса.

Вот же дьявол, волосы припалил от слишком близко поднесенного факела.

Все, теперь точно хватит играть в Индиану Джонс, у того значительно ловчее получается.

На обратную дорогу факелов уже не хватило, но было легко сориентироваться на свет костра. Конечно же, все уже поели, но в своих ожиданиях я не обманулся, моя пайка меня ждала.

Я удобно пристроился с миской в руках и даже успел откусить от ржаной лепешки, когда раздался испуганный вскрик Крижона, сменившийся проклятиями.

В наступившей темноте было плохо видно, но все выяснилось быстро, Крижона укусила змея. Укусила в лодыжку.

По иронии судьбы укус пришелся на правую лодыжку, поскольку Крижон, чтобы не выглядеть нелепо в одном сапоге, снял и второй.

Далеко уползти змея не успела, и из земли между камней торчал ее хвост. Если судить по его размерам, вбили ее в землю крепко, чуть ли не на полметра. Спина змеи была украшена красными прямоугольниками, вытянутыми вдоль хребта, и это говорило об одном: укусил Крижона самое страшное порождение здешних болот — цецид. По пути через болото цециды попадались нам несколько раз, и теперь каждый знал, что укус его очень ядовит и непременно приводит к смерти. Чемир специально обратил на них внимание.

Вокруг Крижона заметались люди, пытаясь чем-то помочь. Ранку расширили, пытаясь выдавить яд вместе с кровью, кто-то предлагал прижечь каленым железом и даже сунул для этой цели кинжал в огонь.

Крижон сидел бледный и переводил взгляд с одного на другого. И такая надежда светилась в его взоре. Его подбадривали, хлопали по плечу, говорили, что все будет хорошо…. И каждый понимал, что все бесполезно, спасения от укуса цецида нет.

Или все же есть? Нежели его яд еще сильнее яда гремучей змеи? Стоит попробовать, стоит, даже если есть один шанс на миллион.

Я подошел к единственной нашей вьючной лошади, молодой кобылке, и отвел ее в сторону от остальных лошадей. Кобыла доверчиво потянулась ко мне мордой. Ей досталось, пока вытаскивали из зыбуна, и она успела пару раз хлебнуть мутной жижи, что вряд ли пойдет на пользу даже лошади.

"Извини меня, милая, тысячу раз извини. Люди привели тебя на это болото, где ты чуть не погибла, они же и спасли тебя от смерти. И спас тебя фактически Крижон, и пострадал он именно от этого, скинув сапог в пару второму, утопленному в болоте при твоем спасении. А сейчас ты должна умереть, чтобы попытаться спасти его сама"

Я быстро вставил ей в ухо ствол пистолета и спустил курок. Пытающиеся пастись неподалеку лошади запряли ушами, их не испугаешь одиночным выстрелом, они воспитаны для войны.

Кобыла завалилась на бок, и некоторое время дергала ногами. Все. Теперь мне нужно как можно быстрее извлечь из нее печень. Печень следует резать тонкими ломтиками и прикладывать к месту укуса. Я знаю, однажды таким образом человек спас себе жизнь после укуса гремучей змеи. Правда, он использовал печень вовремя подвернувшегося оленя, да и змея сейчас не гремучая. Но это шанс.

Подлетел Тибор, вопросительно взглянул на меня. Буквально в нескольких словах я объяснил ему суть. Тибор быстро вспорол брюшину уже переставшей дергаться лошади, отделил печень и скачками унесся к Крижону. Вот и отлично, у меня бы это заняло кучу времени. Знать, это еще не значит уметь.

И дай Бог, чтобы это помогло. Иначе я ночами буду просыпаться с криком, когда мне присниться ее взгляд.

Я не помню, сколько по времени нужно прижимать к укусу печень, прежде чем сменить кусок. Помню только, что на срезе печени должна появляться зелень, похожая на плесень. Вот только не увидишь ее при свете факела.

Через час стало понятно, что Крижон не умрет. Нога его распухла до состояния бревна, он был бледен и покрыт потом, но он жил, и как будто бы умирать не собирался. Еще через полчаса Крижон уснул, уложенный на попону и прикрытый парой походных одеял.

Все, вот теперь можно и поужинать.

Я сидел и убеждал себя в том, что сразу, как только поем, поднимусь и пойду заниматься своим ежевечерним перед сном делом. Вчера пришлось пропустить, но слишком уж мало было свободного пространства на месте нашей последней ночевки.

Сначала я буду вынимать шпагу из ножен, стараясь делать это как можно быстрее, затем много раз подряд повторю комбинацию, что дал мне Горднер совсем недавно, и я еще не успел ее заучить. И в самом конце буду делать е очень, очень медленно. Все это займет минут сорок. И у меня есть на это силы, убеждал себя я.

Вышло же все несколько иначе. Покончив с похлебкой, такой густой, что в ней вполне может стоять ложка, я встал, подошел к барону Чирен фер Бренуа, поднял его полную так и нетронутой похлебки чашку, и с силой прижал ее к его лицу. Вторая моя рука крепко удерживала за шею.

Что-то у меня это в привычку вошло, думал я, глядя на выражение лица фер Бренуа, после того, как отнял от него чашку.

О, как мы, оказывается, умеем смотреть! И что только в этом взгляде нет! И изумление, и гнев и оскорбленное самолюбие.

— Ты будешь есть, уважаемый Чирен. Есть будешь ровно столько, сколько тебе дадут.

Если в следующий раз ты снова откажешься, то я вобью чашку в твой рот вместе с зубами. Поверь мне на слово, когда у тебя появится возможность потребовать у меня удовлетворения, ты прекрасно сможешь сделать это и без зубов.

И запомни хорошенько, среди наших с Горднером людей нет ни одного стуима. Еще скажу тебе по страшному секрету, что если бы ты не был так нужен, мне не понадобилось бы убивать лошадь. Ты понял, о чем я? -

Вероятно, мне следовало бы немного попридержать свои эмоции, потому что он попытался отползти от меня, упираясь в землю связанными ногами. А я еле себя сдерживал. Фер Бренуа успел достать всех. Горднера он не трогал, хотя и бурчал себе что-то под нос в его адрес, меня кстати тоже.

Зато остальные наслушались от него таких вещей, что не будь он благородного происхождения, его давно уже утопили бы в болоте.

Сейчас он смотрелся очень забавно, с перемазанным лицом, испуганными глазами и повисшими на усах какими-то ингредиентами похлебки.

Кушать фер Бренуа будет, и мы доставим его к месту назначения крепеньким и со здоровым румянцем на лице, чтобы он мог говорить долго и подробно, не падая при этом в обмороки от изнеможения.

Будет отказываться, накормим насильно и не беда, что до полиэтиленовых пакетов еще добрых пара, тройка веков, так как кожа вполне сможет их заменить. Рассказывали мне, что когда в тюрьме объявляют голодовку и зашивают себе рот, кормят кашей именно так. И мы накормим этим самым неблагородным образом.

Если же ему захочется уйти из жизни тихим и незаметным образом, рад буду подсказать несколько вполне надежных способов.

Первый и самый простой: откусил себе пол-языка и сиди, кровь глотай. Можешь даже по сторонам улыбаться. Не так уж и много ее у человека, вся в желудке поместится, пива больше влезает. Вот только вряд ли он на это решится.

— Чемир — негромко позвал я. Все уже угомонились, кое-кто даже успел заснуть, так что шуметь не стоит.

— Да, Ваша милость — незамедлительно откликнулся он.

— В котле еще что-нибудь осталось? Господин фер Бренуа добавки просит.

Я же отправился проведать Мухорку, благо идти было два шага. Что-то не нравится она мне в последнее время. Одышка у нее появилась, и взгляд какой-то невеселый.

То ли приболела, то ли еще что. Ладно бы последние пару дней. Так нет, недели две уже точно. Неужели эти знатоки конских зубов с возрастом ошиблись?

Я вылил в прихваченную с собой плошку всю воду из фляжки. Что такое пара кружек для лошади, которой и ведра будет мало. Но хоть что-то.

"Ты же понимаешь, не было у меня другого выхода. Пришлось убить твою сестренку. Какие у нее были глаза, будто все понимала. Но человека то мы спасли, и далеко не самого плохого человека".

Мухорка чуть слышно всхрапнула, будто соглашаясь со мной.

Не будет у меня сегодня тренировки, настроения нет и заставить себя не смогу.

Когда возвращался обратно, меня окликнул Горднер.

Что-то не спится ему, плечо, наверное, болит.

Горднер сидел возле костра в накинутом на голое тело камзоле. Сквозь повязку на плече просочилась кровь. В очень неудачное место угодила пуля. При малейшем движении он морщится, не в силах себя сдержать.

Я осторожно, стараясь, чтобы он не смог этого обнаружить, потянул в себя воздух.

Говорят, при гангрене из раны исходит сладковатый запах. Не знаю, лечится ли гангрена в мое время, но здесь это верная смерть. Средство только одно — ампутация. Но это когда дело касается одной из конечностей…

Горднер горько усмехнулся:

— Артуа, я делаю это через каждые пару минут.

Рука его непроизвольно погладила рукоять пистолета, лежащего рядом с ним. Да, этот человек ни за что не станет обузой, не тот характер. И он не будет отсрочивать неизбежное.

— Артуа — вновь обратился ко мне Горднер, отвлекшись от каких-то своих мыслей, вероятно не слишком веселых, подбородком указывая на фер Бренуа. Смотрите-ка, а наш язык, оказывается, вошел во вкус, уплетая похлебку. Вряд ли на него так слова мои подействовали. Хотя как знать.

— Фер Бренуа обязательно нужно доставить в Мулой. Обязательно. И еще, пообещай мне, что если такое не будет возможным, он не останется в живых.

— Обещаю — твердо ответил я. Потому что убить бедную лошадь мне было значительно труднее.

Глава 47. Заклинатель змей

Всю ночь меня мучили кошмары, и все они были связаны со змеями. Стоило мне закрыть глаза, как ко тут же мне устремлялась змея, появившись буквально из воздуха, и быстро ползла в мою сторону с очевидным намерением укусить за ногу.

Я вздрагивал, просыпался, судорожно оглядывался вокруг себя и снова проваливался в сон. Ближе к утру, проснувшись в очередной раз от очередного кошмара, я так и не смог заставить себя заснуть.

Под утро подул легкий ветерок, потянувшись с недалеких гор, и заметно посвежело. Ветер разогнал липкую жару, перемешанную со зловонием болотных испарений, и принес запах свежести и зелени.

Встав на ноги, я огляделся. Так, Горднер наконец-то уснул, Крижон жив, а фер Бренуа на месте. Все в порядке, если это можно назвать порядком.

Горднер уснул полусидя, боясь потревожить раненное плечо, и во сне, когда он не мог себя контролировать, лицо его стянуло страдальческой миной. Крижон спал на спине, и распухшую ногу было хорошо видно даже в предрассветной полумгле. Его лицо тоже не являлось символом умиротворенности.

Фер Бренуа…. Так, этого не может быть. Нет, я слышал о таком и даже есть подобное выражение…

На его груди, удобно свернувшись кольцами, спала змея.

Однажды, в угоду моему любопытству, черт понес меня в террариум.

Не знаю, правильно ли будет назвать так собрание змей со всей планеты, и не сразу вспомню, в какой стране это было, да и не в этом дело. Дело в том, что змея, свернувшаяся на груди у фер Бренуа, очень напоминала виденную там гюрзу.

Такое же толстое и кургузое тело, притупленная морда, выпирающие щеки, разве что пятна, расположенные вдоль ее хребта были более яркой окраски. Так вот, именно такую змею Чемир вчера назвал цецидом, и именно такая гадина укусила Крижона.

Фер Бренуа спал, ничего не подозревая, и во сне его лицо смотрелась значительно лучше, потому что пропало выражение брезгливости, даже какой-то гадливости, когда он смотрел на нас. Да и язык его был таким же гадким, как и выражение его лица.

Что делать? Можно конечно просто пройти мимо, направляясь туда, для чего я собственно и встал. Вчера, после случая с Крижоном, я оставил это дело на утро, не хотелось делать такое секундное дело у всех на виду. Но еще меньше хотелось удаляться от костра и от людей в темноту.

Фер Бренуа в любой момент может пошевелиться и потревожить цецида. И черт его знает, не придет ли тому в голову, что ему угрожает опасность. А при укусе в лицо или грудь вряд ли мы сможем спасти нашего языка, даже если полностью обложим его печенками всех наших убитых лошадей.

Крижон значительно крупнее фер Бренуа, змея ужалила его в ногу, и жара уже схлынула, что, говорят, тоже влияет на опасность умереть от укуса. Сейчас еще холоднее, но вот все остальное…

Мешкать нельзя, где гарантия того, что через пару мгновений фер Бренуа не повернется на бок, потревожив змею, или даже прижмет ее к земле.

Черт, черт, черт. А что наш караульный, неужели заснул?

Сон на посту по тяжести второе преступление после предательства. На мой взгляд, даже неисполнение приказа не такое страшное дело. Приказы бывают разные, иные и вовсе выглядят воплощением тупости и самодурства, а вот сон на посту… Не даром во время военных действий за такой проступок можно поплатиться жизнью и это правильно.

Нет, вот он, на противоположном краю лагере, всматривается в глубину болота, не иначе пытаясь увидеть преследующих нас людей.

Так, может быть сделать вид, что ничего не замечаю? Баронство я получил, какие-то копейки есть, да и черт бы с ним, с эти выродком. Все равно он мне никогда не нравился. А ноги сами несли к лежащему на спине барону фер Бренуа.

Осторожнее Артуа, осторожнее. У змей нет ушей, но они всем телом чувствуют колебания почвы. Да еще и тепловое зрение у них, по-моему, присутствует. Но лежит она на груди, грудь у нашего пленника вздымается при вздохе, что может поглотить мои шаги.

Да и теплый он, возможно, это тоже на руку.

Придется цецида рукой откидывать, ногой могу промахнуться, да и неудобно будет, фер Бренуа закинул связанные руки за голову, помешают его локти.

Черт, надо было шпагу захватить и попробовать подцепить змею клинком. Нет, рукой все же надежнее. Со шпаги свалиться может. И перчатки, как назло, я куда-то засунул, даже не помню куда, попробуй, найди их сейчас, когда дорога каждая секунда.

Дьявол, еще одна проблема. Фер Бренуа спит чуть ли не в центре лагеря, и, если откинуть цецида куда получится, вполне может случиться так, что он упадет на кого-нибудь другого. Придется захватывать змею с той стороны, где у нее голова, чтобы постараться отправить на пустое место.

Какая же она все-таки уродина, мать ее.

Краем зрения я увидел, как зашевелился Тибор, и зашевелился осознанно. Так, он тоже видит то, что вижу я. Но теперь-то какая разница, вот она, рядом, достаточно руку протянуть. Давай на счет три, как тогда…

Когда я маховым движением руки подбросил змею в воздух, стараясь отбросить ее туда, где никого не было, мимо меня промелькнула серая тень. Затем сверкнуло лезвие сабли, и змея еще в воздухе распалась на две половинки. Это Тибор, просто охренеть какая скорость, никогда бы не подумал, что можно двигаться так быстро.

Я сел на камень, чувствуя, как предательски дрожат ноги. Наверное, мне все же показалось, что зубы цецида мелькнули в миллиметре от моего лица.

На соседнем камне примостился Тибор.

Черт бы всех их побрал, на этой долбаной планете. Какого хрена они курение еще не изобрели? Как бы сейчас было к месту, выкурить одну, а лучше две сигареты подряд.

Повернувшись к Тибору, я спросил у него:

— Тибор, скажи мне честно и не вздумай врать.

Тот всем своим видом изобразил крайнюю степень внимания.

— Так вот Тибор, ты случайно тем гребнем себя два раза в день не расчесывал?

Тибор гулко расхохотался, да так громко, что мне пришлось на него шикнуть, людей разбудишь.

— Кого будить-то, Ваша милость?

И верно, не те это люди, чтобы продолжать спать при малейшем чувстве опасности, слишком характерный звук у рассекающего воздух клинка.

Лишь фер Бренуа продолжал спать, слегка посвистывая при выдохе.

"Может быть, он этим свистом и змею к себе приманил?" — мелькнула в голове глупая мысль…

Конечно же, спать уже не ложились, спеша покинуть проклятое место.

Через пару часов езды мы перевалили через невысокую гряду холмов и выехали на заросшую разнотравьем степь. Впереди блеснула лента реки, на противоположном берегу стеной стоял лес. Вот к реке нам и надо, напоить лошадей и хотя бы часок дать им попастись.

Я ехал, укутавшись в плащ, спасаясь от дождя, и размышлял. Что-то происходит в последнее время с моей Мухоркой, не такая она, как обычно. То, что она изменилась это точно, но вот в чем, понять не могу. Надо будет, чтобы ее Оседор осмотрел, он лошадник опытный, все в этом уже успели убедиться.

Мухорка ладно, а вот Горднер выглядит все хуже и хуже. Еще немного и ему будет трудно удерживаться в седле самостоятельно. Хуже всего то, что не предстоит нам в ближайшие пару недель посетить хоть какое-нибудь селение, где можно встретить лекаря. Нет их здесь, селений. Горднеру же не просто лекарь нужен, ему хирург необходим.

Я взглядом подозвал Тибора, и сказал ему, чтобы он неотлучно находился при Горднере. Горднер упорный, будет ехать, пока с лошади не свалится.

Тибор ответил, что от самого Горднера он получил прямо противоположное указание — все время находиться при мне. Тогда я заявил, что как только усядусь в ближайшей корчме распивать пиво, вот тогда пусть он и будет при мне неотлучно. Тот хмыкнул и попридержал лошадь, пристроившись сразу за Горднером.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я принялся вспоминать события прошедших суток. Ловко у меня со змеями выходит. Будь я индейцем, мне непременно бы дали кличку Повелитель Змей или Ужас Гадюк. Хотя нет, получилось так, что обоих цецидов Тибор уничтожил. Что первого, укусившего Крижона, вбив его голову на полметра в землю. Что второго, предоставив ему возможность размножаться на манер дождевых червей. Так что это он Ужас Цецибов а я выходит…

Вот черт, накаркал, что ли? Это я про индейцев.

Из-за невеликой рощицы кипарисов показались десятка полтора всадников.

Нет, эти люди точно не кронты, выглядят они как полная их противоположность. Высокого роста, что даже сейчас заметно, тонкие в кости, с удлиненной головой, и пучком длинных волос, связанных ремешком на затылке. Глаза миндалевидной формы, и никаких татуировок. Вооружены короткими копьями и небольшими, похожими на скифские, асимметричными луками. И лошади, какие красавцы у них лошади. Особенно у тех троих, что едут во главе отряда. Черной масти, с длинными тонкими ногами, маленькой головой и широкой мощной грудью. Красавцы, настоящие красавцы.

Повстречавшиеся нам всадники как будто бы не имеют воинственных намерений, но двигаются наперерез.

Я оглянулся на наш отряд. Так, здесь все в порядке. Нормальные лица, никакой суеты, оружие у всех под рукой и даже курки взведены. Это и смотреть не нужно, щелчки при взводе характерные.

Всадники остановились. Я поднял руку, призывая своих к тому же. От Горднера было бы значительно больше толку, но сейчас он не в том состоянии.

Придется действовать самому.

От встреченных нами людей отделилось два всадника, которые отъехали от основной группы и попридержали коней, чего-то дожидаясь. Вероятно, нам следует поступить точно так же. Нет проблем.

Лучше Тибора с собой взять, да чего человека дергать, он при исполнении. Оседора возьму, решил я. Как воин Оседор не хуже, да и вид у него представительный, за версту, вернее за лигу видно, что бывалый воин.

Встретились мы на полпути. Так, эти люди не похожи на дикарей. Никаких татуировок на лицах и видимых частях тела, гладко выбриты. Хотя вполне возможно, что не растет у них волосы на лице, так бывает у некоторых народностей. И одеты они не в звериные шкуры. Старший из них имеет пистолет за поясом, в дополнение к луку. Интересное сочетание.

Попадались мне как-то на глаза сравнительные характеристики средневекового составного лука и пистолета ПМ. Ни в чем лук не проигрывает, а кое в чем и выигрывает, кроме скорострельности конечно. Вот только для стрельбы из лука две руки необходимы. Кроме того, что лет пятнадцать необходимо серьезно тренироваться. К чему я это все вспомнил? Да к тому, что нет никакого практического смысла иметь пистолет, тем более такой, если есть лук.

Ага, вот оно в чем дело, у этого человека явно что-то с левой рукой. Немного странно он ее держит. Возможно, не может из лука стрелять, но и расставаться с ним не желает, с детства к нему привык.

Этот человек в свою очередь пристально рассматривал фибулу на моем плаще.

Да, Крижон подарил ее мне, и отказать ему было нельзя. Потому что смотрел он на меня так, что становилось понятным, откажись я, и он серьезно обидится.

Фибула действительно красивая, по золотому ободу вкраплено несколько камней разного цвета, кстати, без огранки. Оно и понятно, сколько лет этим могильникам, тогда еще такого не умели. Дорогая вещь, Крижон ее даже не носил. Не каждый плащ к ней подходит, вот и мой нынешний не исключение. Но это временно, надеюсь.

Но без ответного подарка я его тоже не оставил, предложив на выбор кинжал, доставшийся от тумбоногого и кошель. Тот самый, что получил от Жюстина, в счет расходов на него, как он когда-то и грозился.

Кошель и сам по себе стоит немалых денег, качеством кожи и отделкой. Такую вещь и какому-нибудь графу носить на поясе будет не зазорно.

Крижон попытался отговориться, но я настоял и он выбрал кошель. Может быть потому, что его кинжал если и был хуже моего, то ненамного.

Кстати, лошадка, изображенная на фибуле, очень уж напоминает ту, на которой мой визави гарцует. И сам всадник что-то навевает своей внешностью. Крижон рассказывал, что скелеты людей, захороненные в курганах, такими и были, тонкокостными и с удлиненными черепами.

Вот так дела. Неужели повстречавшиеся нами люди дальние их потомки?

Разговор состоялся. Потому что мой собеседник вполне прилично владел общеимперским.

Я честно рассказал, что мы здесь проездом. Прошли через болото, на что он удивленно вздыбил брови. То, что везем пленника, очень важного и нужного. То, что у нас два тяжелобольных, Горднер и Крижон, нога которого все еще здорово напоминала бревно. А какой смысл это скрывать? Хотели бы они на нас напасть, давно бы это сделали, причем вряд ли бы мы смогли увидеть начало атаки, эти люди здесь хозяева и знают местность вместе со всеми особенностями ее рельефа.

Главный среди этих людей представился Скройлом и сейчас он возвращался в родное стойбище после визита в Мулой. В тот самый Мулой, что и был нам нужен. В Мулое он получил из рук наместника провинции документ, подтверждающий его права на эти земли, полученные им после смерти отца.

Это радовало. Радовало то, что он вполне лоялен к имперской власти, а значит, ему нет никакого смысла уничтожать чужаков, вторгшихся в его владения.

В отличие от кронтов, которые не признавали ничью власть, и охотно делали такое даже не ради поживы.

В дне пути, рассказывал Скройл, должно кочевать его родное племя. И он предложил отправиться вместе с ними, потому что у них есть лекарь, по его словам творивший с больными чуть ли не чудеса.

Конечно же, скептически подумал я. Найдется какой-нибудь шаман, что напьется настойки мухоморов и будет камлать с бубном до тех пор, пока из плеча Горднера сама собой не выйдет пуля, а рана обеззаразится. Горднеру нужны хирург и антибиотики.

Вот только выбора у нас нет.

Глава 48. Танец с бубном

В стойбище севелугов, а именно так себя называли эти люди, мы приехали, когда закат занимал всю западную сторона небосвода.

Горднера к тому времени уже заметно покачивало в седле, и Тибор приблизился к нему вплотную. Наверное, мы могли бы прибыть на пару часов раньше, но именно по Горднеру равняли свою скорость.

Скройл со своими людьми нас не покинул, хотя сразу указал нам направление, по которому необходимо двигаться, чтобы попасть к севелугам.

Держались они особняком и чуть в стороне, но от нас не отрывались, хотя легко и по понятным причинам могли бы это сделать.

Несколько раз Скройл посылал своих людей, всегда не менее трех, чтобы те осмотрели что-то на его взгляд подозрительное или непонятное. Понятное дело, хозяин вернулся после недолгого отсутствия и теперь выясняет, все ли в порядке на его землях.

Оседор, ехавший рядом со мной во главе отряда, время от времени завистливо вздыхал, что-то бормоча себе под нос. Когда я поинтересовался причиной, он, опять со вздохом, ответил:

— Кони. Аргхалы. Те, что черные как смоль, чистокровные. Но и остальные, полукровки, немногим хуже.

Говорят, что аргхальские скакуны очень древняя порода, выведенная еще в незапамятные времена. А еще есть легенда, что их нельзя купить, забрать у убитого врага или на что-нибудь обменять. Аргхала можно только подарить.

И Оседор вздохнул снова.

Лошади действительно очень красивы. Даже поступь у них грациозная, не такая, как у обычных лошадей. И мне, наконец, стали понятны слова Жюстина, когда он сказал, что карьер с места я беру не хуже аргхала.

Когда Скройл в очередной раз послал троих всадников по какому-то делу, один их них, что был на черной лошади, как выяснилось аргхале, приотстал. Затем пустил коня вскачь.

Казалась, что с пары скачков аргхал набрал полный галоп. Да уж, впечатляет.

Ничего, моя Мухорка вполне меня устраивает. И сейчас удобный момент выяснить у Оседора, что же с ней происходит. Оседор, ко всему прочему, еще и отличный лошадник. Удачное приобретение для Горднера и вряд ли он его отпустит, даже если тот не захочет остаться с ним после всего этого. Горднер умеет убеждать. Воттолько если будет кому убеждать.

На мой вопрос Оседор, скользнув взглядом по Мухорке, ответил:

— А что с ней? Кобыла в полном порядке, Ваша милость. Она из тех лошадей, что лучше внутри, чем снаружи.

Затем снова посмотрел на нее и добавил:

— Ей еще месяца три жеребенка носить.

Какого жеребенка? Сначала я даже не понял. Затем до меня дошло. Так, моя Мухорка, оказывается беременна. А я ее пятками по бокам иногда стучу. Хорошо, что хоть до шпор у меня дело не дошло. Да и нет у меня их, без надобности. Здесь я их вообще редко видел. Видимо вышли из широкого употребления сразу же, как только исчезли рыцари. Нагайка да, имеется, да и на стременах есть специальные шипы, но и без них спокойно обхожусь, мы с Мухоркой и так друг друга отлично понимаем.

Вот же незадача. Как бы осторожно узнать, до какой поры на жеребых кобылах ездить можно. Иначе что люди скажут, издевается над животным, а еще барон.

Нет, я сейчас наездник хоть куда, иногда даже сам себе удивляюсь. Но это если меня со мной сравнивать.

Если же подойти с другой стороны…

Как-то мне на глаза попался указ самого великого корабела всех времен и народов Петра I, в котором повелевалось офицерам пехотных полков верхом в кавалерийских частях не ездить, дабы авторитет свой не ронять. Смеялись над ними кавалеристы. И это в 18-ом веке, когда люди даже не подозревали о возможности других транспортных средствах, кроме лошадей, ослов и верблюдов…

Вот это я и забыл, то, что моя лошадь, кроме того что является транспортным средством, что даже в ПДД записано, еще и живое существо, способное приносить потомство.

Я ласково потрепал гриву Мухорке, ах ты, гулена. Кобыла фыркнула, не иначе как одобряя мою мимолетную ласку.

Стойбище открылось внезапно, когда мы, преодолев вброд речушку, поднялись по косогору.

Стоянка кочевников — севелугов представляло собой несколько десятков шатров, разбегающихся от центра концентрическими кругами. В центре находился самый большой шатер, вот к нему-то и направил своего коня Скройл.

Еще перед тем, как форсировать реку, он со своими людьми вырвался вперед. Как же, хозяин домой возвращается.

Мы скромно остановили своих коней на самой окраине, и спешились. Я кивнул головой в сторону Горднера и Тибор с Оседором помогли ему слезть с лошади. Даже не помогли, а попросту сняли, поставив его на ноги.

С Горднера и с его гордостью станется соскочить с коня самостоятельно. Пару последних часов перед прибытием он скрипел зубами так, что было слышно всем нашим, а возможно и севелугам. Даже сквозь дорожную пыль и загар была заметна бледность его лица. Глаза запали, губы обкусаны так, что походили на изжеванное мясо.

Ну и где же этот местный хренов шаман со своим бубном или что там у него.

Впрочем, я волновался зря. Буквально через пару минут он и подошел. Вот только меньше всего лекарь был похож на шамана.

Единственное, чем он был похож на кочевников, так это одеждой. А вот в остальном… Ростом значительно ниже, голубые глаза с прищуром и небольшая борода, совершенно седая. Как сказали бы у нас, европеоид, в отличие от севелугов, явно имевших азиатские черты лица.

Лекарь склонился над Горднером, сидевшим на земле, потому что ноги упрямо отказывались его держать, разрезал на плече сначала камзол, а затем и рубаху, несколько секунд внимательно что-то рассматривал, затем что-то негромко сказал двум своим спутником.

Те осторожно подхватили Горднера, и не менее бережно перенесли его к стоявшему несколько наособицу шатру.

Конечно же, я последовал вслед за ними.

Перед шатром в обложенном камнями очаге горел огонь, над которым парился небольшой котел.

Горднера заносить в шатер не стали, положив на лежанку, возвышавшуюся над землей примерно по пояс и изготовленную из нескольких до блеска отполированных досок. Смотри-ка, операционный стол, съехидничал я про себя.

Так оно и оказалось. Лекарь разложил инструменты, среди которых опять не оказалось бубна с кисточками из беличьих хвостов и которые представляли собой какие-то крючки, пилочки, ножички, щипчики нескольких размеров и совсем уж что-то непонятное.

Кроме того, что все это не так давно подвергалось кипячению, так еще и изготовлены инструменты были из серебра, или имели из него покрытие.

Настойки из мухоморов он тоже принимать не стал, предложив что-то похожее на тягучую зеленоватую массу Горднеру, еще и рекомендовав тому на чистом общеимперском перед тем как выпить, зажать себе нос.

Мне кажется, Горднер сейчас, в таком своем состоянии, верблюжью колючку жевать бы стал, лишь бы хоть ненадолго избавиться от боли.

Плечо его выглядело ужасно. Красное, отекшее, с выделяющимся из раны гадостного коричнево-желто-зеленого цвета гноем.

Буквально на глазах выражение лица у Горднера сменилось на спокойно-отрешенное, и лекарь приступил к операции.

Нет, никогда из меня не получится приличного хирурга, поскольку после того как он углубился в рану какой-то железкой, вероятнее всего зондом, я поспешно отвернулся, живо представив себе, что это железяка копается в моем теле.

Так и простоял до конца операции, изредка поворачиваясь. Лекарь извлек пулю, потом еще долго копался в ране, чистил ее, что ли. Наконец, насыпал на нее крупный порошок и наложил повязку.

Вот тебе и танцы с бубнами. Горднер все еще находился в состоянии общего наркоза, за все время операции даже ни разу не сморщившись, когда я обратился к лекарю:

— Господин доктор, каковы шансы, что все будет хорошо?

— Полбочки на три ведра — не задумываясь, ответил тот, чему я немало озадачился.

Затем вспомнил, что здесь это выражение соответствует привычному мне "пятьдесят на пятьдесят", поскольку в обычную винную бочку входит ровно шесть ведер.

Затем лекарь осмотрел ногу Крижона, заставив его что-то проглотить, отчего тот заметно содрогнулся и некоторое время сидел с выпученными глазами. После чего смазал место укуса и о чем-то спросил.

Крижон объяснил, указав на меня. А что я, это был шанс, пусть и мизерный. И мы его использовали. Использовали, как оказалось удачно.

На всех нас хватило пары шатров. Один из них заняли мы с Горднером, в другом, значительно больших размеров, разместились все остальные. Теоретически заняли, потому что Горднер остался с лекарем.

В стойбище мы гостили почти неделю. За это время Крижон полностью пришел себя, а Горднер стал выглядеть как тяжело раненный, а как не смертельно убитый.

Желающие приняли участие вместе с севелугами в охоте на медведя, ну а мне всегда есть чем заняться в свободное время.

Эту шпагу просто держать в руке приятно, ну а работать с ней так вообще одно удовольствие.

Как обычно, уединившись, я отрабатывал связку, показанную мне, конечно же Горднером, когда охотники прибыли с трофеями.

Связка была довольно сложная, состоящая из нескольких технических элементов. Парирование, уход, затем следовали финт, заканчивающийся двумя рубящими ударами снова финт и, наконец, глубокий выпад с колена. Горднер предупреждал, что самый опасный момент связан как раз с выпадом, поскольку встав на одно колено, резко ограничиваешь себя в подвижности.

Да, насколько я помню, в секции фехтования нас такому не учили. Но нас учили другому, чем я пару раз так удивил Горднера, что однажды он застыл в изумлении.

Покачав головой, он заявил:

— Никогда, слышишь, никогда не показывай это другим. Держи для себя, и пусть это будет твоим последним шансом — затем снова покачал головой — вот уж воистину, век живи и век учись.-

А что я такого особенного сделал. Это чуть ли не сразу ставить начинают, вот только убей, не помню, как называется.

Охотники вернулись веселые и довольные. Тибор гордо ехал на коне с перекинутой через седло серной.

Добыли они и медведя. Медведь оказался таким же, каких я видел и раньше, и не выделялся ничем, ни размерами, ни формой тела, ни окраской. Разве что имел несколько большие уши. Интересно было лишь то, что убили его одним единственным выстрелом из лука. Очень удачный оказался выстрел, но и лук то каков! С другой стороны чему удивляться, местные луки — целое произведение искусства. Стрелами из таких луков раньше рыцарские доспехи пробивали. Да и потом он долго не мог затеряться среди огнестрельного оружия.

Крижон радостно потирал руки в предвкушении. Оказывается, он кроме лебедятины и серну и медвежатину ни разу не пробовал. Это же сколько у него еще радостей в жизни предстоит, сколько блюд он еще не пробовал? Даже позавидовать можно. Мне бы так, глядишь и отпустило бы.

Мне каждый лишний день, проведенный здесь, нервов стоит. Понятно, что задерживаемся мы по объективным причинам и все же.

Еще и Мухорка моя. С виду-то она совсем не изменилась, по крайней мере, на мой взгляд. Как на ней теперь ездить то? И можно ли ее вскачь пускать? Вдруг это вредно для ее будущего чада. И спросить не очень-то удобно. Сейчас многие вещи делать не совсем потребно. Тем более глупые вопросы задавать.

Беременные женщины мне нравятся. Нет, я не извращенец какой-то. Просто у них такая плавная походка, взгляд такой особенный и загадочная улыбка, куда там Моне Лизе. Хотя слышал я версию о природе ее улыбки, в которой говорилось, что она как раз и обнаружила, что ждет ребенка.

Вечером был пир. Кроме медведя и серны, добытой Тибором, охотники взяли еще порядочно дичи. Даже пару подсвинков добыли. Вот и я себя тоже порадую, ни разу серну не пробовал, чем Крижон не пример. А что медвежатина. Мясо как мясо, и никогда я в ней особого удовольствия не находил.

Пировали мы под открытым небом, на застеленной кошмами земле. Помимо свежей дичины было много других не менее приятных яств. Один сыр из козьего молока, пряный, чуть с горчинкой и острый такой, чего стоил. Было и вино, и напиток из перебродившего кобыльего молока и даже брага на меду. По крайней мере, такой я определил ее на вкус.

Мы с Горднером сидели рядом с Скройлом, на почетных местах. По левую руку от него находился Горднер, ну а уже следом я. У Скройла действительно левая рука плохо гнулась в локтевом суставе, и для того, чтобы выхватить лук, ему требовалось лишнее движение. Видимо поэтому он и носил за поясом пистолет.

Хотя возможно, тот служил просто украшением, потому что смотрелся пистолет как ювелирное изделие.

Горднер выглядел еще очень бледно, но время основательно торопило и потому мы должны были отправиться в Мулой через день.

Было произнесено множество тостов. Хозяева предлагали выпить за людей, которые не побоялись пройти через Гориенские болота. Мы поднимали кубки за гостеприимных хозяев, отличных наездников, грозных воинов и не менее удачливых охотников.

Играла музыка, целый оркестр, состоявший из пары инструментов, чем-то напоминавших мандолины, нескольких рожков и барабана. На барабан я обратил особое внимание, поскольку кожа, пошедшая на его изготовление очень походила на человеческую. Да что там походила, насколько мне известно, только люди любят украшать свое тело всевозможными тату, а на барабане их хватало.

Так оно и оказалось. Поймав мой заинтересованный взгляд, Скройл объяснил, что кожа действительно человечья, и принадлежит она, вернее принадлежала, одному из вождей кронтов, их извечных врагов. Если он хотел меня этим шокировать, не очень-то ему это и удалось, подумаешь, эка невидаль.

Когда я спросил у него, не содрали ли эту кожу, перед тем как отправить бедолагу в котел, Скройл расхохотался и успокоил меня, что дело было совсем не так.

После того, как вождь кронтов остался без кожи, ему предоставили полную свободу и даже вернули коня. Так я и не понял, шутит ли Скройл или говорит серьезно.

Сами севелуги обычая расписывать тела у своих извечных врагов не переняли, и это легко можно было обнаружить, так как многие были одеты в короткие кожаные жилетки на голое тело.

Местные батыры устроили борьбу, и тут уж совсем стало ясно, что татуировок нет, поскольку из одежды на них осталось только подобие набедренных повязок. Ничего из борцовской техники меня не заинтересовало, обычное пыхтение и топтание с целью заставить противника коснуться земли хотя бы коленом.

А вот девушки танцевали очень красиво, и это было куда как более интересное зрелище. У севелугов вообще женщины красивые, высокие, стройные, с интересным разрезом глаз и волнующей пластикой движений. Наверное, и мужчины такие же, но мне судить об этом трудно, да и неинтересно.

Пир наш закончился далеко за полночь и Скройл в завершение заявил, что завтра будет продолжение, поскольку сошлось слишком много событий. И его возвращение к родным очагам, и прибытие нежданных, но таких дорогих гостей, да и вообще настоящие мужчины гулять должны долго.

Его заявление породило бурю одобрительных возгласов, и не только со стороны севелугов. У меня это сообщение вызвало легкое уныние, потому что получалось так, что мы задерживались еще на один день.

Глава 49. Режет

Ночью на стоянку напали кронты.

Их было немного, всего пара сотен, к тому же кронты были изрядно потрепаны имперской пограничной стражей. Они являлись одним из отрядов, выступивших на стороне Ромерта, принца-изгнанника. После того, как планы Ромерта сорвались, кронты были предоставлены сами себе, и нескольким отрядам пришла в голову мысль нанести визит в окраинные селения Империи.

Конечно, встать на свою сторону Ромерт соблазнил их не уговорами и посулами, а сделав предоплату. Но денег много не бывает и поэтому кронты решили наведаться в Империю. Там их, конечно, никто не ждал, но к подобному случаю были готовы. Кто-то в свои степи вернулся сразу, после того как получил от пограничной стражи, кто-то задержался, для того, чтобы получить свое от нее же еще раз, ну а этот отряд оказался самым невезучим.

Их долго преследовали, с целью загнать в те болота, что мы недавно пересекли, но кронтам удалось этого избежать. Все это мы узнали на следующий день, когда на место прибыл конный отряд пограничной стражи, так долго их преследующий.

В общем, на лагерь севулугов кронты наткнулись случайно, преследуемые стражей, и не смогли устоять от соблазна напасть на мирно спящее селение.

Стойбище севелугов состояло из тридцати пяти шатров, расположенных тремя концентрическими кругами, в центре которых располагался шатер Скройла.

Еще пять шатров стояло наособицу, уж не догадываюсь по каким причинам. Может быть, там жили изгои, но и вполне вероятно, что людям, живущим в них, так вздумалось. Если предположить, что в каждом шатре имелось по два воина, а по моим наблюдениям так оно и получалось, выходило, что защитников было около сотни.

Не имеют обыкновения кочевники скапливаться в одном месте, степь широкая, зачем топтать траву, мешая друг другу, места в степи на всех хватит. Для набега или еще для каких-нибудь других целей, достаточно объехать соседей и назначить место сбора.

Да не столь уж и многочисленны севелуги, и их спасает только то, что они находятся под рукой императора. Считается, для того чтобы народность не вымерла, необходимо не менее семи тысяч их представителей. Иначе вырождение неизбежно. Не знаю, сколько осталось севелугов, а выяснить у Скройла этого не удалось.

Я проснулся от шума, доносящегося сквозь тонкие стенки шатра.

Горднер был уже на ногах и здоровой рукой надевал на себя перевязь со шпагой. Левая его рука висела на платке, и доктор категорически требовал, чтобы он двигал ею как можно меньше. Рана плохо затягивалась и соединительная ткань, образовавшаяся в ней, грозила разойтись в любой момент.

Мои последние несколько месяцев жизни дали множество навыков, и мне не потребовалось много времени, чтобы полностью экипироваться. Тем более спал я практически полностью одетым.

Нет, возможность раздеться была, слишком уж выразительно поглядывала на меня одна из танцовщиц, милая девушка с пышными волосами и славной фигуркой, которую невозможно спрятать даже за изукрашенным сложным узором балахоном ее наряда.

Такие взгляды и без перевода понятно, да и потом она определенно оказывала мне знаки внимания. Я даже имя ее успел узнать: Гелла.

Кончилось это тем, что я от греха подальше в прямом смысле этого слова удалился в свой вигвам. Вскоре пришел Горднер, тоже один, но по причине слабого еще здоровья.

Когда я бросился за Горднером к выходу из шатра, успев накинуть перевязь со шпагой и захватив оба своих пистолета, тот остановил меня криком: режет!

Я обалдело помотал головой, кто режет, кого режет. И почему Горднер заговорил на родном мне языке? И лишь через мгновенье сообразил, что он имел в виду кожаный жилет, пародирующий собой кирасу. Именно такое название жилет имел на общеимперском. Я накинул жилет поверх перевязи, благо его длина позволяла, спускаясь чуть ниже крайней точки живота. Да и сама конструкция разрешала это делать благодаря двум разрезам по бокам. Дальше следовало завернуть края за спину и зафиксировать на животе ремешками с металлической пряжкой. Не до этого, кроме того длина ремешков не достигает и колена, ногами не запутаюсь.

Там, где я покупал кожаную кирасу, она предлагалась в нескольких вариациях.

Со вставленной между слоями кожи кольчужной сеткой мелкого плетения, с наплечниками, с усиленным нагрудником. Я выбрал самую простую, в основном из-за цены. Помнится, тогда мне еще в голову пришла мысль, что наплечники со временем эволюционировались в эполеты, потом в погоны, а затем и вовсе пригрозили исчезнуть, превратившись в шевроны на рукаве.

Выскочив из шатра, я обнаружил, что все наши люди успели выстроиться в одну линию, параллельно доносившемуся шуму боя.

От Горднера, стоявшего позади шеренги, ощутимо веяло уверенностью и спокойствием, я даже приостановился, так это было осязаемо.

На миг обернувшись, он указал на место слева от себя, стой здесь. Надо же, как он смог понять, что я собрался занять место в строю.

Ну что ж, восемь выстрелов в упор картечью будет очень убедительно. Все бойцы нашего отряда, кроме ружей имели по пистолету, а кто и пару. Вот копий не было совсем, а как бы они сейчас пригодились, против конников. Сабля против всадника особого веса не имеет.

Горднер рыкнул своим феноменальным голосом, способным привести в чувство кого угодно:

— Стрелять только по команде.

И вскоре ему пришлось ее подать. Едва ли не сразу же из-за ближайших шатров показалась несколько всадников, громко ухающих. Такой уханье я уже слышал на переправе, и сомнений быть не могло, это кронты.

Видимо, они прошли краем стойбища, обходя его со стороны леса.

Как же предусмотрителен был Горднер, приказавший поменять пули на картечь, сразу же, как только мы сюда прибыли. Пуля — дура, а картечь, разлетаясь после выстрела, еще дурнее.

— Приготовились — голос Горднера, пусть и не громкий, услышали все. Хороший такой голос, после которого ствол перестает дрожать в руках как по волшебству.

— Огонь — его команда сама прозвучала как выстрел.

Все восемь стволов бабахнули синхронно, прозвучав как единственный, очень громкий.

Наверное, в этом и заключается вся суть залпа, сейчас, в эпоху дымного пороха. Кроме того, что дым от выстрелов первых стрелков застилает видимость остальным, так еще и настоящий гром, который можно добиться, только сделав слитный залп.

Он тоже действует на нервы врагу, может быть еще сильнее вида падающих наземь убитых и раненных товарищей.

Кронты дрогнули, заворачивая коней и следующего залпа, уже из пистолетов, не последовало.

Я стоял, сжимая в обеих руках свой кавалерийский пистолет, формой и размерами больше похожий на помповое ружье без приклада. Шпаге сейчас не место, и не хочется, чтобы дело дошло до нее.

— Тибор, Чемир, Оседор — прозвучала новая команда Горднера.

Все трое, отступив на несколько шагов назад, принялись быстро перезаряжать ружья. Ловко у них получается, позавидовал я. Такой автоматизм добывается долгой, долгой практикой.

Шум боя сместился влево, и шеренга, состоящая из пяти бойцов, вооруженных пистолетами, тоже пришла в движение, немного перестроившись.

В этом плане нам повезло, шатры, что мы занимали, были на самом краю стоянки, сзади за нами обрыв речного берега, а по правую руку, не так уж и далеко, лес.

Вероятно, туда и будем отступать, в случае необходимости. Еще темно, едва начинает светать, и среди деревьев обороняться будет легче, тут уж преимущество конников над пешими воинами резко приуменьшится.

Вот только нет здесь никаких удобств, кроме листьев лопухов и густых кустиков для особо стеснительных, и в этот лесок все селение ходит по понятной надобности.

А в темноте так легко не заметить кучки и вляпаться. Война посреди …, улыбнулся я.

В этот момент Горднер посмотрел на меня, и я не успел убрать улыбку. Даже немного неудобно стало.

Тем временем Тибор с парой помощников успели перезарядить все ружья, и снова занять свое место в строю. Горднер некоторое время выжидал, не принимая никакого решения. Как же все-таки он поступит, начнет отступать к лесу или придет к севелугам на помощь?

Сзади подал голос пленник, связанный из-за ночной поры по рукам и ногам. Это днем ему дают относительную свободу, куда он денется, на виду у такого количества людей. Фер Бренуа потребовал развязать его и дать оружие. В этой ситуации у нас общий враг, заявил он.

Я взглянул на Горднера, но тот коротко мотнул головой, нет. Наверное, это правильно, если фер Бренуа захочет сбежать, то сейчас сделать это очень легко. Тогда почему он не возьмет с него слово дворянина, ведь нарушить его — это несмываемое пятно на репутации.

Видимо и с этим не все так просто, вряд ли Горднер не подумал о такой возможности.

Ладно, не до него. Шум боя не затихает, а Горднер все тянет с решением. Если уходить, то нужно делать это сейчас, если помогать, то, наверное, тоже.

Скоро рассвет, вон уже восточная часть небосклона алеть начинает, может быть, он утра ждет.

Так, а вот это уже серьезно, слева от нас появилось еще несколько всадников и они определенно не севелуги.

Короткая команда Горднера и наша шеренга снова пришла в движение. Ловко парни действуют, ни суеты, ни лишних движений. Парни перестраивались, занимая новую позицию. А вот и мой черед. Прямо от живота, прижимая рукоять к боку. Ничего тут сложного нет, не промахнешься, враг почти рядом. Кронты умудрились показаться с той стороны, где их никто не ждал.

Мой выстрел совпал с резкой болью в левой стороне груди. Первой мыслью было та, что каким-то образом меня ранило собственным выстрелом.

Нет, это не так. Да и как такое может быть так, если из моей груди торчит стрела. Черт, какая же она короткая, таких коротких не бывает. Неужели все остальное во мне? Но почему же я тогда еще не умер, или не упал, по крайней мере? Ведь она торчит там, где у меня сердце.

Нет, как будто бы все не так страшно. Это просто угол зрения такой, что ее длину скрадывает. Стрела вошла под углом и, если взглянуть чуть сбоку, то все становится на свои места. И спасибо Горднеру, ведь это он меня заставил одеть режет.

Жив еще, только боль при каждом вздохе обжигает.

Но пока не сдох, еще выстрел, вот в этого, со страшным оскалом, прямо в орущий рот.

Так, теперь шпага, отбить копье и в бедро воткнуть, дальше не достану.

Вокруг меня гремели выстрелы, ухали кронты, орали наши люди. Буквально у моих ног упал рыжий Влисик, умерев еще по дороге к земле. Не живут с таким ранением, когда наконечник копья пробивает голову насквозь.

Только бы самому не упасть на грудь, потому что в этом случае стрела войдет еще глубже и неизвестно, что будет на ее пути.

Рев Горднера, подавшего команду — "ко мне". И мы сплотились вокруг него, ощетинившись кто чем смог. Только вот все стволы разряжены, а у кронтов луки, и им даже нет необходимости приблизиться к нам. И тогда Горднер повел нас в контратаку, понимая, что только в этом наш единственный шанс.

Броском преодолев расстояние, разделявшее нас, мы заставили кронтов дрогнуть и отступить.

И снова Горднер отвел нас назад, для того чтобы перезарядить оружие.

В контратаке мы потеряли двоих. Но как только стволы были заряжены, мы снова двинулись вперед.

Теперь уже и я занял место в общей шеренге, а рядом со мной вышагивал Горднер.

Это чужая война, совсем не чужая, но он так и не стал уводить нас в лес.

Видимо наша помощь пришлась как нельзя кстати, потому что севелуги сами перешли в наступление. Севлеги успели занять оборону на самой краю стойбища, укрывшись за перевернутыми телегами, имевшими большие, просто огромные колеса. Я обратил внимание на них давно, даже понедоумевав по поводу того, что телеги разбросаны по всему поселку. По моему мнению, вполне логично было бы собрать их на окраине, проходы между шатрами и так не слишком велики. Хорошо, что севелуги думали иначе, в другом случае им пришлось бы крайне нелегко. Всадник хорош только в движении, когда он давит врага своей скоростью и массой. В большинстве других случаях он представляет собой крупногабаритную мишень.

Вот это да, я бы никогда не поверил, что можно с такой скоростью стрелять из лука.

Вот те несколько севелугов стопроцентно могут заменить собой пулемет. Потрясающее зрелище, честное слово. Град стрел обрушился на гарцующих за шатрами кронтов, уже не решающихся снова идти на приступ.

А вот и сам Скройл, размахивая пистолетом, что-то командует группе воинов, уже сидящих верхом…

На следующий день не было праздника, была тризна по погибшим накануне воинам.

У нас тоже погибло трое, Влисик, Сетир и еще один, из той троицы, что пришла вместе с Оседором. Тихий и незаметный, даже удивительно, что он выбрал себе такую профессию.

Мы похоронили всех троих в общей могиле, и Тибор вырезал на стволе дерева, росшем в изголовье три косых креста.

Севелуги развели несколько погребальных костров, похоронив так, как это принято в их обычаях.

Кронты потеряли убитыми не менее полсотни человек, но их севелуги кремировать не стали, попросту сбросив трупы в реку с крутого берега.

Мы почти закончили с этим печальным занятием, когда прибыли две сотни пограничной стражи, преследовавших кронтов. Командовал ими Серк Нориук и он был давним знакомым Горднера.

Мы потеряли след, сетовал Нориук. Да, хороши следопыты, подумалось мне. Хотя, что я понимаю в этом. Людям, тысячелетиями живущим в этих степях, знакомы сотни уловок, чтобы сбить противника со следа. Тем более, когда дело касается собственной жизни.

Нориук со своими людьми задержался недолго. Теперь, когда кронтов стало много меньше, вряд ли вы еще раз потеряете след, пронеслось в голове.

Судя по выражению лица Горднера, думал он что-то похожее.

Рана моя оказалась неглубокой, все же помог режет, еще как помог. С другой стороны моя экономия чуть не стоила мне жизни, будь в кожу вшита кольчуга, стреле ни за что бы его не пробить. Но с третьей, один из наших людей, Сетир был убит стрелой со стальным граненым наконечником, а его доспех был именно с такой сеткой. Вероятно, мне просто повезло, и я оставил себе на память костяной наконечник стрелы, застрявшей на полпути к сердцу.

Не повезло мне с другим. Мухорка получила ранение. Непонятно, как это произошло, поскольку наши лошади паслись в стороне от стойбища, между крайними шатрами и лесом. Тем лесом, куда мы могли бы отступить, прими Горднер такое решение.

Но факт остается фактом, стрела, скользнув по крупу лошади, оставила на ее коже глубокий порез. В общем, ничего страшного, за исключением того, что порез пришелся как раз на то место, что прикрывается седлом. И теперь понадобится время, чтобы Мухорку снова можно будет оседлать. Того самого времени, что нет ни у меня, ни у Горднера.

Ничего лошадка, утешал я ее, прощаясь. Отряд ждал меня уже верхом, а моего нового жеребца соловой масти, которого я перекрестил с Кронурета на Корнета, держал под уздцы Крижон. Жеребец достался мне почти даром, потому что в уплату за него я отдал лишь новенькую серебряную монету герцогства Эйсен-Гермсайдр. Не считая того, что моя лошадка тоже оставалась здесь. Корнет был рослым и статным жеребцом, по сравнению с невзрачной Мухоркой просто красавцем. Вот только с аргхалами у него не было ничего общего.

Тебе здесь будет хорошо, убеждал я Мухорку. Скоро ты принесешь жеребенка, и в этих степях он вырастет могучим скакуном. Эти люди не сделают тебе ничего плохого, потому что у них культ коня. Севелуги не едят конины и не имеют привычки издеваться над лошадьми.

Это и многое другое рассказал лекарь, тот, что спас Горднера чуть ли не от неминуемой гибели. Давным-давно, когда он практиковал в столице Империи Дрондере, его звали Митхей Кронучек. Теперь он именовался среди севелугов не иначе как абоуб. Когда я его спросил, что это значит, тот с легким смущением ответил: колдун. С этим все понятно, врач он замечательный. А вот как он здесь очутился, интересно знать.

История, рассказанная Кронучеком, оказалась очень увлекательна. В эти края он попал в составе экспедиции штатным врачом. Вот только целью этой экспедиции была не разведка земных недр, составление подробных карт, или что-либо благородное, а нечто значительно более прозаическое.

Экспедиция искала затерянный древний город, вернее его развалины.

У человека, возглавлявшего экспедицию, была карта, на которой он был обозначен. Сам же он рассказывал, что в руинах спрятаны несметные сокровища. Город они не обнаружили, зато все, кроме Кроучека, нашли в здешних местах себе вечный приют.

Мне показалось, что лекарь не совсем искренен с нами, и явно рассказывает далеко не все. Ну что ж, севелуги не выглядят слишком уж наивными людьми и наверняка умеют хранить свои тайны. А Митхей теперь один из них.

Когда Горднер предложил Кроучеку отправиться вместе с нами, тот решительно покачал головой, нет, мне и тут хорошо.

Такое решение понятно. Здесь он уважаемый человек, все относятся к нему с почтением и никакой конкуренции. И все же главная причина вероятно та, что жена его, молодая и симпатичная женщина, просто заглядывает ему в рот, норовя предугадать любое его желание. И еще трое разного возраста детей, обличьем похожие на севелугов, но со светлыми глазами и волосами.

Глава 50. Ворон

Скройл дал нам двух своих воинов в проводники. Одним из них оказался тот, что был вместе со Скройлом, когда мы встретились, и который имел черного аргхальского скакуна. Звали его Кирст, что в переводе на общеимперский означало Уголь. Его лошадь, кстати, именовалась точно также.

Наши проводники должны были провести нас короткой дорогой до перевала, а дальше уже несложно было добраться и до Мулойского тракта. Таким образом, мы сокращали несколько дней пути.

Горы, через которые мы должны были перевалить, ясно виделись на горизонте, но по сравнению с Агнальскими, они казались всего лишь высокими холмами.

Впереди ехала пара проводников, за ними Горднер и я, следом двигались оставшиеся у нас пять человек. Был и еще один, фер Бренуа, постоянно что-то бормотавший себе под нос. Понятно, что не пожелания всем здоровья, мудрости и богатства. Но, по крайней мере, теперь он все свои комментарии держал при себе. И от еды не отказывался.

Горднеру стало значительно лучше, и лишь изредка он едва заметно морщился. Моя рана на груди тоже не слишком беспокоила, и настроение было самое радужное, ведь каждый шаг моего коня приближал туда, где давно уже было мое сердце.

Первый ночлег на пути к перевалу застиг нас на берегу лесного озера. Вероятно, путники вроде нас останавливаются здесь часто, потому что очаг, сложенный из камней был полон свежей золы, а ветки огромного шалаша, целого шатра, не успели еще пожелтеть. Вода в озере оказалось кристально чистой и на удивление теплой, так что все желающие устроили себе купание, плескаясь и дурачась как дети.

Тут и выяснилось, что Тибор, закаленный в боях ветеран, панически боится воды. Естественно, благодаря помощи остальных, он в ней оказался. Тибор, когда его волокли в озеро, орал и брыкался так, будто его приговорили к кастрации и теперь несли на исполнение приговора. Вырваться ему не удалось, и воду он покидал с такой скоростью и с таким выражением лица, как будто бы его бросили в купель с концентрированной соляной кислотой.

Я старался вести себя сдержано, что более подобает моему нынешнему положению, но все же не выдержал, когда Тибор обхватил ствол дерева с такой силой, что его не смогли оторвать вчетвером. При этом он ругался так громко и так виртуозно, сверкая налитыми бешенством глазами, что от хохота упали все. Невозмутимыми оставались только Горднер, чистящий один из своих пистолетов, да оба наших проводника, что-то готовивших себе на отдельном костре.

А потом нас ждала уха. И не какой-нибудь рыбный суп, а самая настоящая уха, приготовленная Крижоном, выросшим на берегах Сотры, и понимающим в этом толк.

Ночью мне приснилась Милана. Я все пытался похвастать ей своей шпагой, но она только печально смотрела на меня и глаза ее были полны слез. Утром я проснулся в самом плохом настроении и долго не мог понять, чем это вызвано, пока не вспомнил о ночном сновидении.

Прошло пару часов после дневного привала, и я полусонный болтался в седле, когда внезапно один из проводников, тот, что был постарше, и которого звали Кирст, резко выкинул вверх руку с растопыренными пальцами. Это был сигнал опасности или предельного внимания, и сон как рукой сняло. Большой палец автоматически вздернул курок пистолета, того самого, с которым я выехал еще из Дертогена и который уже неоднократно мне помогал. Тяжелая бандура, вот только привык я к нему, да и не держатся у меня другие.

Я внимательно посмотрел в ту сторону, откуда предполагалась опасность, но не смог разглядеть ничего подозрительного. Небольшой перелесок дальним своим краем упиравшийся в холм с плоской вершиной, заросли кустарника, спускающиеся в низину, на дне которой трава была значительно ярче. Несомненно, там протекает ручей. Что же могло насторожить наших проводников?

Мы растянулись неширокой дугой, лелея в руках приготовленные к стрельбе стволы.

В таком случае лучше перестраховаться, иной раз крохотное мгновение имеет стоимость целой жизни.

Первый труп мы обнаружили рядом с рощицей. Человек, несомненно принадлежащий к севелугам, лежал навзничь на траве и лица у него не было. Не стало его в результате мощного удара, кроме того, поработала какая-то лесная живность. Зрелище не из приятных, тем не менее, один из проводников соскочил с коня и принялся внимательно его разглядывать, переворачивая с боку на бок. Затем обратился к своему напарнику на родном языке. Кирст переспросил его, дождался ответа и сказал Горднеру на ломаном общеимперском:

— Это Изерниль. Мы ждали его несколько дней назад. С ним было еще три воина.

Остальных мы нашли быстро и только один из них оказался в живых. Вот теперь я точно убедился в том, что запах от ран при гангрене какой-то сладковатый. Но это была не та сладость, вдыхать запах которой доставляет удовольствие. Напротив, очень хотелось отойти как можно дальше или хотя бы зажать нос.

Человек этот, несмотря на то, что обе ноги его были перебиты, каким-то чудом умудрился заползти в самую гущу колючего кустарника. Наверное, это его и спасло, но надолго ли? Он умирал. Кирст попытался привести его в чувство, но тот только повторял в бреду: дроган, дроган.

Когда раненный все же открыл глаза и увидел перед собой Кирста, то что-то едва слышно сказал ему, дернулся всем телом и затих, теперь уже навечно.

В нескольких словах Кирст объяснил Горднеру, что здесь произошло. Аргхалы. Те самые лошади вороной масти.

Сейчас я знал об них значительно больше. Аргхалы, это не отдельная порода лошадей, здесь все немного сложнее. Иногда, правильнее будет сказать очень редко, рождается жеребенок угольного цвета. Это может произойти у кобылы любой масти, и дело совсем не в отце-жеребце. Единственное, что здесь приходит в голову для сравнения, так это то, что иногда у абсолютно белых родителей рождается черный ребенок. Так происходит, когда среди дальних предков, уж не знаю, по материнской линии или отцовской, был такой родич. Эти случаи очень редки, но все же имеют место. Среди лошадей такое случается чаще, по крайней мере, в этом мире. Сложность в том, что даже если свести двух аргхалов, жеребца и кобылу, вовсе не обязательно, что они дадут такое же потомство. В тоже время черный жеребенок может родиться и в том случае, когда аргхалом является только один из родителей.

Существовала даже легенда о божественном происхождении аргхалов, но мне ее понять было сложно, поскольку некоторые слова и термины ставили меня в тупик.

Именно вороная масть давала лошади те качества, за которые так ценились аргхалы: неприхотливость, неутомимость в беге, способность развивать карьер чуть ли не с места и значительную большую, по сравнению с обычными лошадьми скорость бега. Правда, были у аргхалов и недостатки, в основном неукротимый нрав и тяжелый характер. Аргхал сам по себе очень дорог, кроме того существовала вероятность того, что он сможет произвести такое же потомство.

Так вот, Изерниль со своими людьми столкнулся с охотниками за такими лошадьми.

Не исключено, что повстречавшиеся им люди появились здесь с какой-нибудь другой целью, но увидев аргхалов, они не смогли преодолеть соблазн.

Кирст с надеждой посмотрел на Горднера. Тот тоже ответил ему взглядом, в котором ясно читалось, что он и рад бы помочь, но у него самого существует не менее важное дело, а время здорово поджимает.

Кирст раздумывал недолго, отослав своего напарника в стойбище севелугов. Действие, на мой взгляд, довольно бесполезное. С момента произошедших событий прошло не менее трех дней, и след безнадежно остыл. Кроме того, потребуется еще как минимум два дня, чтобы сюда прибыли севелуги.

Мы предали огню все четыре тела и продолжили свой путь.

Как я понял, Скройл оказал нам любезность, решив провести нас самой короткой дорогой к Мулойскому тракту. Не дай он нам проводника, мы ни за чтобы не смогли самостоятельно найти перевал, что так здорово сокращал путь, избавляя от необходимости направиться в объезд невысокой, но труднопроходимой горной гряды.

На следующий день к вечеру мы его преодолели. И действительно, найти вход в ущелье, в конце которого и начинался перевал, без помощи Кирста было бы очень затруднительно. Сама природа старательно запрятала его среди нагромождения огромных валунов. Боюсь, что попади я в эти места снова, мне пришлось бы немало потрудиться, чтобы его обнаружить. Вероятно, Кирст использовал какие-то ориентиры, дабы найти проход.

Уже на другой стороне, когда мы преодолели гряду, он указал нам направление для дальнейшего пути. Но и без этого несложно будет разобраться, трудно проехать мимо тракта, пересекающего треть Империи. Дело было под вечер, и Кирст остался с нами на ночлег, чтобы с утра отправиться в обратный путь.

Еще до сумерек Тибор умудрился добыть серну, и нам с Крижоном предстояло счастье отведать ее мясо уже во второй раз. Наше счастье оказалось в сильно урезанном виде, поскольку дичь, добытая Тибором, была весьма преклонных лет. По этому поводу Чемир, наш повар, съязвил, что горе-охотник застрелил животное, которое спряталось в кустарнике, чтобы спокойно умереть от старости. Поступок, конечно, гуманный, но как на охотнике Чемир ставит на Тиборе жирный крест.

Тот вполне достойно парировал выпад, заявив, что Чемир со своим талантом повара может любое мясо превратить в нечто дерьмоподобное. В какой-то степени он прав, единственное, что у Чемира получалось здорово, это лепешки, пышные, мягкие внутри и с хрустящей корочкой, о чем Тибор и не преминул лишний раз ему напомнить.

Вот именно с такой лепешкой в руке я и стоял следующим утром, наблюдая за тем, как уезжает Кирст. Лепешка была только что испечена, и от нее шел одуряющий аромат свежего хлеба, а аргхал, плясавший под Кирстом, великолепен. Не нужно быть ни специалистом, ни ценителем, ни просто любителем, чтобы это увидеть. Не только мой взгляд, взоры всех наших людей были прикованы к его лошади. Вот Кирст еще раз коротко всем кивнул и ударом пяток послал коня вперед. Мы же стояли и смотрели ему в след.

Вспомнив, наконец, про лепешку, я поднес ее ко рту, когда мне на плечо легла огромная черная морда.

Не нужно быть догадливым человеком, чтобы понять, насколько быстро я отскочил в сторону.

Передо мной стоял аргхал и тянулся мордой к лепешке, той, которую я все еще продолжал сжимать в руке.

Я даже головой помотал, зажмурив глаза, настолько это было невероятно. Нет, аргхал ни куда не исчез, и все также продолжал тянуться к хлебу. Черный как уголь-антрацит и такой же блестящий, взнузданный и с седлом, сбившимся набок. С этим-то как раз все понятно, подпруги не затянуты, а вот откуда он взялся? Материализовался из моей мечты?

Я отломил кусок лепешки и протянул коню. Тот осторожно взял его с моей ладони бархатными губами. Позабыв обо всем, я скормил всю лепешку. Затем приблизился к нему и расседлал. Он ходил так достаточно давно, потому что седло успело основательно натереть ему бок. Конь взглянул на меня, как мне показалось с благодарностью. "Ну-ну, Артуа — усмехнувшись, подумал я — сейчас он тебе еще спасибо скажет, на общеимперском".

Нет, благодарности я не дождался. Вместо этого аргхал ткнул меня носом, требую добавки. Когда я обернулся, чтобы попросить у Чемира еще лепешку, то обнаружил, что за нами наблюдают все. Даже Кирст успел вернуться и сейчас стоял, держа свою лошадь под уздцы, глядя на нас. Я скормил коню вторую лепешку, когда рядом образовался Оседор. Он тоже решил угостить коня хлебом.

Но не успел он приблизить руку к морде коня, как тот клацнул зубами возле самой его кисти.

Оседор озадачено отошел в сторону.

Я знаю, как отучить любую лошадь от такой привычки. Необходимо всего лишь сварить репу, насадить ее на прут, спрятать в рукаве и протянуть лошади. Лошадь не умеют выплевывать, а вареная репа обожжет весь рот. Пары таких экзекуций хватит для того, чтобы отучить самую кусачую лошадь. Вот только пусть посмеет кто-нибудь к нему приблизиться с той самой репой, я его самого заставлю ее проглотить.

Подошел Кирст, и осмотрел коня. Он что-то сказал на своем родном языке и лишь затем перевел на доступный:

— Это лошадь Изерниля.

Изерниль, это тот, кого мы обнаружили самым первым. У его людей было еще два аргхала, а этот, видимо, сбежал от людей, убивших его хозяина. Вот только как он здесь оказался, непонятно.

Долго разгадывать шараду не пришлось, потому что через несколько минут на луге, где возле небольшого родника мы расположились на ночлег, показалось с десяток всадников. Двое из них ехали верхом на угольно-черных конях.

Приблизившись к нам до расстояния в несколькометров, они остановились.

Так, двенадцать человек, явно не кочевники и все как один вооружены. Вооружены они так же как и мы, с той лишь разницей, что среди них нет ни одного дворянина. Но вот это-то как раз ничего не значит, не те здесь места, чтобы придавать такому слишком уж большое значение. И взгляды подъехавших к нам людей красноречиво об этом говорили.

Как то так получилось, что человек, бывший у них за главного, оказался передо мной. В его глазах тоже не читалось никакой почтительности тому обстоятельству, что перед ним дворянин.

Эти люди не бандиты, не разбойники, и единственное, что приходит в голову, что их смело можно назвать авантюристами. И они не остановятся ни перед чем, там, где пахнет неплохими деньгами. А здесь ими действительно пахло. Если продать четыре аргхала, получится чуть ли не состояние. Немного непонятно, почему они приблизились к нам вплотную. Неужели они настолько уверены в своих силах?

Или я снова прокручиваю самый плохой вариант? Весьма вероятно, что они просто хотят попросить закурить. Курить здесь не курят, так что может быть им нужна соль.

Вот только два аргхала у них, слишком уж все сходится. Интересно, как там ведет себя Кирст. Уж он-то непременно должен признать лошадей, всю свою жизнь среди них провел. Но почему-то совсем не хочется отворачиваться от их главаря, взгляд мне его не нравится и поведение. Еще один пытается сломать меня своим взором. Ну, никакой почтительности к человеку благородного происхождения, блин.

Заявить ему — "молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик?", сорвавшись в конце фразы на визг? Но он и не говорит ничего, сидит себе на гарцующей лошади и взгляда своего от меня не отводит. Да и я вовсе не подпоручик.

И я, глядя ему в глаза, старательно поскреб в паху. Нет, ничего там такого не требовало. Вот только похожи мы сейчас на двух кобелей, и один из нас должен поджать хвост, признавая чужое главенство. И мои действия читаются так, что я прямо у него на глазах поставил свою метку на столбе поверх его метки. Не котируется здесь моя шпага, сейчас другие ценности в ходу.

И улыбочку еще добавим, полную снисходительности к щенку, который слишком рано псом себя почувствовал, еще того не заслужив.

Во взгляде моего визави что-то неуловимо изменилось. И сердце бешено застучало, сейчас, сейчас все начнется. Их больше, но пятеро наших парней стоят многого, да и Горднер не зря остался в тени.

Напряжение стало почти осязаемым и я его чувствовал. Немного согнем ноги в коленях, так получится быстрее отреагировать на любое его движение, ну и расслабимся, насколько получится, тоже для этой цели.

За моей спиной щелкнула тетива и чуть ниже среза шляпы главаря, точно в середине лба, вырос цветок из оперения стрелы. Стрелы севелугов имеет оперение из трех перьев, и это действительно было похоже на пестрый цветок. Надо же, вот это луки, стрела пробила голову насквозь.

Главарь начался заваливаться с коня в противоположную от меня сторону, и именно с той стороны раздался пистолетный выстрел. Видимо, уже в предсмертной агонии, он нажал на спусковой крючок. И этот выстрел предназначался мне.

"Кирст, я твой должник" — пронеслось у меня в голове, когда я прыжком оказался за оставшейся без седока лошадью. Потому что ни за что у меня бы не получилось так, как произошло в случае с бароном в том лесу, где Милана встретила своего дядю герцога. Не получилось бы потому, что тогда я видел, как барон направляет в меня свой пистолет, который до этого держал стволом вверх.

Сейчас все было по-другому. Пистолет я увидел бы одновременно с выстрелом, потому что всадник прикрывал его за корпусом своего коня. Такое ведь и к ножам относится, когда лезвие скрыто, за ногой, спиной, наложенной сверху ладонью другой руки, среагировать на удар практически невозможно. Ладно, чего объяснять вещи, которые знают все.

Забухали частые выстрелы, к которым добавились звуки вонзающейся в плоть стали.

Когда я появился из-за лошади, в руках у меня уже было обнаженное оружие: в правой шпага, а в левой, со стволом на лезвии, пистолет. Тяжеловат он все же для того, чтобы долго удерживать прицел одной рукой.

Цель нашлась сразу же, один из наших гостей, сидевший на аргхале. Расстояние было минимальным, чуть дальше выпада шпагой, так что промахнуться мне не удалось.

Всадник выронил палаш и зарылся головой в лошадиную гриву.

Больше повоевать мне не пришлось, потому что к этому времени все было закончено. Закончено нашей победой, за которую мы заплатили жизнями двоих человек. Одним из них был Чемир. Когда я подошел к нему, он еще дышал. Чемир, скрючившись, лежал на земле, прижав обе руки к животу. Нижняя губа его была с силой закушена, и все равно он не мог сдержать стонов. Рана смертельная, и чтобы понять это, не нужно быть Пироговым. Пуля такого калибра, сделанная из мягкого свинца, разворотила ему все внутренности, вероятно, разорвав на своем пути еще и одну из внутренних артерий.

И сейчас самое милосердное для него было бы помочь уйти ему из жизни. Чемир жил еще час, постоянно требую помочь ему в этом, то прося, то угрожая проклятиями, то умоляя сквозь слезы. И ни у кого из нас не хватило на это духу, даже у Горднера, который стоял вместе со всеми, держась за плечо и зажимая рукой открывшуюся рану.

Вторым погибшим был Оседор, с развороченным от сабельного удара лицом. Оседор оказался последним из той тройки, что присоединилась к нам в Эйсендере. Были и раненные, к счастью оба легко.

Мы закопали погибших в одной могиле, под дубом, одиноко стоявшим посреди поляны.

Кирст собрался уезжать, держа в поводу двух черных аргхалов, когда я подвел к нему третьего. Он отрицательно покачал головой, что-то сказав на родном языке. Затем добавил уже на общеимперском: Дроган сам нашел себе хозяина. Уже отъехав на порядочное расстояние, крикнул: береги его!

Я долго смотрел ему вслед, прижимаясь щекой к морде Дрогана.

Что означает слово "дроган" я знал, поинтересовавшись у Кирста словами умирающего севелуга. И означало это слово — Ворон.

Глава 51. Пиджин

В Мулое я расстался с Горднером. Как он и обещал, наградой мне пусть и не за долгий но, наверное, все же безупречный труд, стал красивый такой банковский вексель на предъявителя. И сумма, проставленная в нем, тоже выглядела достаточно красиво.

Нет, богачом в одночасье я не стал, и все же выглядел вексель благодаря ей весьма солидно. Я перевел в другой вексель деньги, подарок Жюстина, благоразумно посчитав, что десяти монет будет вполне достаточно, чтобы добраться до места и вложил оба векселя в заблаговременно приобретенный кожаный тубус. Продавец сего девайса многократно заверил меня, что оный совершенно водонепроницаем. Для этого необходимо выполнить ряд весьма необременительных условий. В частности, не бросать тубус в воду, не держать его под дождем и еще крайне желательно обернуть в пару слоев хорошо просмоленной парусины. Ну что ж, это в моих интересах, согласился я.

Вряд ли мне этих денег хватит на приличную свадьбу, моя любимая не рыбачка и не белошвейка, а вот вполне приличный подарок для невесты я позволить себе смогу. Или возможны варианты.

Избавиться от Корнета удалось на удивление легко, особенно после того, как покупатель узнал, откуда тот родом. Севелугов здесь знали и то, что Корнет вырос в их степях, оказалось лучшим сертификатом качества. Покупатель, немолодой егерский офицер, даже не стал торговаться.

Горднер сказал, что задержится в Мулой не менее чем на две, три недели, затем отправится в Дрондер. И, если мне придет в голову желание встретиться с ним, то такое вполне достижимо, добавил он.

Нет, господин барон Эрих Горднер, это вряд ли. И человек ты хороший, и как учитель просто бесподобен, но хватит мне уже приключений, по горло сыт. Отныне у меня совсем другие жизненные планы. Вот разве что встретиться, чтобы посидеть за бутылочкой, другой доброго вина и вспомнить былое, это да, это можно.

Перед самым моим отъездом мы встретились снова, и у нас был разговор.

Собственно, даже не разговор, а так, Горднер напомнил мне о другом разговоре, состоявшемся еще тогда, когда мы довольно много времени потеряли в одной забытой местным Создателем деревеньке, поджидая человека с важными известиями.

Это было тогда, когда я и понятия не имел, что на белом свете существует такой человек, как фер Бренуа и ни мало этим не тяготился.

Мы провели в ней три недели, и единственным нашим развлечением было фехтование. Горднер делал это больше от скуки, ну а я, понятно, очень радовался такой возможности.

Тогда меня одолевало двоякое чувство. Так хотелось бросить все и рвануть в Велент, к Милане. И в тоже время я отлично понимал, что вряд ли мне еще раз судьба преподнесет подарок в лице такого мастера.

Так вот, после одного из занятий, когда я в очередной раз убедился в своей ущербности, Горднер сказал мне следующее:

— Артуа, сейчас я расскажу тебе одну историю. Один мой хороший знакомый был отличным бойцом. Ты не поверишь, но я радовался, когда мог одержать верх в двух схватках из пяти. Однажды он погиб, погиб в бою с далеко не с самым сильным соперником. И это произошло потому, что он боялся, боялся умереть.

Так вот. Каждый день ты должен думать, что умер накануне, — сказал он, — и, если ты умер еще вчера, то тебе нет смысла бояться смерти сегодня. Любой из нас представляет собой то, что о себе думает и в чем не сомневается. Ты воин, хороший воин, но только уже мертвый воин. По-настоящему же ты умрешь в тот самый миг, когда засомневаешься в этом. Подумай над этим.

Тогда он сказал много, очень много. Но по-настоящему мне запомнились именно эти слова.

И именно о них он напомнил сейчас.

В путь я отправился с самого раннего утра. Вернее, отправились мы втроем, потому что вместе со мной поехали Тибор и Крижон. Они должны были сопроводить меня до самого Велента и лишь затем вернуться в столицу. Горднер не имел ничего против, когда я заговорил о том, чтобы взять Крижона с собой. Дел у Горднера в ближайшее время никаких не предвиделось, да и рану следовало залечить основательно, а на это потребуется не меньше пары месяцев.

Тибор отправился за компанию, слишком уж деятельная у него натура. Ну и еще за практически пустяковую плату. Вызвался он сам, и я какое-то время не мог понять, чего ради, кроме его собственных уверений, что долго ему на одном месте не сидится.

У Тибора вернуться как можно скорее в столицу была достаточно веская причина.

Муж одной из его сестер, получается что зять, предложил ему весьма выгодное дело. Разговор состоялся давно, но только сейчас у Тибора появилось достаточно средств, чтобы войти в равной доле.

Вот и торопился он, покуда денежки не ушли из его рук не в пример легче, чем туда попали. Мулой — город немалый и соблазнов хватает.

У Крижона их оказалось целых две. Увидеть столицу Империи — Дрондер, он мечтал давно.

О второй причине я узнал случайно, и у меня от удивления чуть было не отвалилась нижняя челюсть.

Один негодяй, которого по недоразумению назвали Тибором, уверил его в том, что после того, как мы посетим столицу, то сразу отправимся разыскивать человека, который что бы в руки не взял, все в золото обращает. Это я как-то к теме разговора рассказал легенду о царе Фригии Мидасе, что было еще до Крижона.

На вполне резонный вопрос Крижона, почему этого человека искать надобно, ведь с такими способностями жить ему на земле как в раю, Тибор ответил, что не все так просто. Обращать то он обращает, да вот только очень больно ему такое дается. И корчи, и судороги, и боль зубная. И еще диарея страшная. Правда, он назвал ее по-другому.

Но теперь все на мази будет, потому что Верина мне особый наговор дала. В награду за то, что я ее внучку в герцогский дворец пристроил.

В Верину Крижон верил безоговорочно. Потому что избавила она его от непреодолимой тяги к азартным играм, или, если угодно, от игровой зависимости. Крижон ведь и до этого несколько раз пытался, и денег достаточно много потратил на всяческих шарлатанов. А Верина с одного раза его вылечила. Крижон поначалу в ней тоже сомневался. Но когда после сеанса выяснилось, что не тянет играть больше его, и он даже может спокойно смотреть на то, как играют другие…

Поняв это, Тибор сразу прибежал к Верине с благодарностями, и все спрашивал, что ей нужно. Но Верина только послала его, заявив, что довольно и того, что одним дураком на свете меньше стало. Мы все тогда слушали их разговор, покатываясь от смеха.

Так вот, Тибор сказал Крижону, что все это страшная тайна и теперь Крижон вроде как бы на испытательном сроке. Если будет плохо себя вести, то не возьмет барон, то есть я, его с собой. А это автоматически означает, что ни хрена ему не перепадет.

Вот же зазря талант у человека пропадает. Ему мы в наш мир да в президенты али премьеры. На самый худой конец в депутаты. Нигде бы ему цены не было.

Что ж, такая компания со всех сторон вполне меня устраивала. И в дороге будет значительно легче. Ну и самое главное, два человека — это уже почти свита. Прибыть в сопровождении не каких-нибудь бродяг, а самых настоящих воинов, имеющих, несомненно, грозный вид и вполне дорогое оружие. В эти времена и в этом мире такое что-что значит и производит нужное впечатление. Дальше будет видно, ведь если следовать моим планам, то люди мне понадобятся, а с ними обоими я уже предварительно переговорил. Очень предварительно переговорил, поскольку принимать окончательное решение еще рано. Ну и получил такое же очень предварительное согласие.

С Вороном у меня сложились вполне нормальные отношения. Вероятно, на аргхалов слишком наговаривают, заявляя об их трудном характере, капризности и невероятном упрямстве, или мой конь не типичный аргхал. Характером. С виду то его ни с какой другой лошадью не перепутаешь, слишком бросаются в глаза особенности породы.

Есть у него правда одна слабость, любит он краюхи ржаного хлеба, посыпанные крупной солью. Морковку тоже любит, но это для всех лошадей типично. А вот к хлебу…. Нет, наверное, ни одной другой такой лошади, чтобы любила его так самозабвенно.

Я уж и объяснять ему пытался, что неправильно это. Только толку с этого было мизерно мало.

Я человек, говорил я ему, указывая на себя пальцем. А ты лошадь, конь. Теперь мой палец смотрел на него. Люди, и я возвращал палец в исходное положение, едят хлеб.

А лошади, тут мой палец снова целился в Ворона, пусть и такие статные, красивые, быстрые и неутомимые, питаются травой, всяким там овсом с ячменем и прочей растительностью. Ты меня понял?

Ворон фыркал, соглашаясь, и тут же начинал обнюхивать карманы, почему то всегда тыкаясь носом в тот, где действительно лежала краюха, предмет наших разговоров. Пучок же травы, заботливо мною сорванный, Ворон брать категорически отказывался, еще и косил на меня взглядом, сам, мол, это жуй.

Я корил его, заявляя, что за кусок хлеба он меня продать сможет, но раскаяния в его глазах так и не видел.

Была у него и еще одна слабость, более мне понятная, Ворон любил кобыл. Жеребец, что с него взять. Кобылы, правда, вниманием его тоже не обделяли.

Однажды произошел, можно сказать, курьезный случай и рассказал мне о нем Тибор.

Сначала он немного помялся, что на него, в общем-то, не очень похоже, затем все-таки решился. Как оказалось, проезжая какую-то деревню, я засмотрелся на симпатичную селянку, стоявшую на обочине тракта. Мой Ворон в это время смотрел на противоположную сторону дороги, на пасшуюся на лугу кобылу. Так мы и ехали некоторое время, затем синхронно повернули головы навстречу движению.

Тибор даже хохотнул, вспоминая, затем осекся по понятной причине. Ведь я теперь о-го-го кто, а он как был, так и остался.

Я представил себе всю картину, и мне самому стало смешно. Я что, я к любимой спешу, и просто полюбовался немного, ведь та девчонка действительно была очень симпатична. Такие волосы цвета соломы, яркие синие глаза и чуть вздернутый носик, весь покрытый милыми конопушками. Ворону тем более можно глазеть, он же животное.

Нет, ну до чего же мне с ним повезло. Такой у него шаг комфортный, что хоть стакан с водой на круп ставь, не прольется. Даже когда галопом идет. Я ему всю на ноги поглядывал, свесившись, пытаясь определить аллюр. Говорят, что иноходцы обладаю таким достоинством, как очень мягкий шаг. Как будто бы нет, Ворон шел скачками.

Ни на кого его не променяю, даже если придется одним хлебом кормить. Заводную лошадь с собой брать буду, груженную буханками. Шутка юмора, надо полагать.

Вот только Мухорку немного жалко. Да кто же мог знать, что все так случится. Но и места лучше для нее не придумаешь, чтобы спокойно встретить старость.

И думается так хорошо на спине Ворона. Наверное, это еще одно его достоинство, о котором никто не догадывается.

Встречусь с любимой, решим, что и как будет дальше и займусь делами. Есть, есть у меня задумки, не так уж мало я и знаю, и о производстве и технологиях. Будет чем удивить и озадачить местный рынок. Можно конечно и просто торговлей заняться, опыт и в этом деле имеется. Вот только не очень по душе мне это дело.

Помню, пока имелись проблемы в процессе становления, было интересно. Когда дело наладилось, и пошла текучка, сразу интерес пропал. Не мое это.

Мне всегда больше нравилось что-то организовывать, какие-то проблемы решать…

Да я их всех тут одним конвейерным производством или штамповкой заставлю крупными слезами слезы плакать. Это надо же каждую вещь отдельно делать, мыслимо ли это. В общем, даешь прогресс. Когда здорово поднимусь в этом мире, заставлю себя Великим Прогрессором величать. Слово "Великий" и в местных языках есть, а "Прогрессор" оставлю без перевода. Надо будет только узнать, не созвучно ли оно на местном языке какому-нибудь непотребству.

И все же, наверное, далеко не все так просто. И за примерами ходить рядом.

Индия охотно покупала у моей страны Сушки, те самые, что имеют двигатели с изменяемым вектором тяги, позволяющим исполнять немыслимые до этого фигуры высшего пилотажа. Затем решила производить их сама.

Лицензия? Не вопрос. Техническая документация? Было бы оплачено. Помощь в строительстве завода? Да никаких проблем.

Строили, строили и наконец, построили. Пришло время к выпуску первого изделия. А нету. Индусы к нам, помогите. Платите, сейчас пришлем. Заплатили. Прислали.

Торжества по поводу первенца. Дело ко второму и опять нету. Опять прислали. Так и не пошло дело. Снова стали просто покупать. Может, что-то и изменилось, но я уже не в курсе, я к тому времени уже Артуа начал называться.

Самолет, конечно, штука сложная, но и индусы не дикари, в отличие от местной публики. Уметь пользоваться совсем не значит уметь производить.

Может быть, все дело было в менталитете. Специалисты, работающие там, жаловались, что не могут индусы делать то, что для моих соотечественников совсем привычно. Освоят они одну операцию и все, чуть изменилось что-то, в ужас приходят. Быть может, по-другому было бы производству построено, где не нужна ни смекалка, ни инициатива, ни просто чуток голову напрячь, все бы отлично вышло.

Или другой пример, один знакомый рассказывал. Произошло это еще в те времена, когда только-только железный занавес открылся, и хлынули в страну доселе невиданные товары. В общем, попросили его однажды перевести инструкцию к микроволновой печи. Казалось бы, чего тут сложного, адаптированный английский, чуть ли не пиджин. Только в глаза он ее никогда не видел, микроволновку эту, и пользоваться не приходилось.

Читать то о ней читал, в толстом околонаучном журнале, человек образованный. И даже принцип действия представлял. Только вот те места в инструкции, где говорилось о том, что яйцо или помидор сначала проткнуть нужно, перед тем как в печь отправлять, ставили его в тупик. Не мог он понять, для чего это делать. Отказался, словом.

Давно это было и, наверное, пример не самый удачный, но попробуй, объясни человеку то, о чем он даже представления не имеет.

Так что со сложными технологиями торопиться не будем. Не до аэропланов, со штамповки ширпотреба начну. Наверное.

Есть и еще очень, очень привлекательные варианты, только для того, чтобы реализовать их, необходимо сначала утвердиться здесь. Иначе может произойти так, что приберут к рукам все мое дело. Потому что желающих, нисколько в этом не сомневаюсь, найдется предостаточно. А я сейчас кто? Да почти никто, и звать меня почти никак.

Слишком уж оно будет громкое, на все Империю. И затрат особых не потребует. Только сейчас я об этом стараюсь даже не думать лишний раз, чтобы не сглазить.

Глава 52. "Fieri praestat, guam nasci"

Что-то все время, что нахожусь в этом мире, в дороге проходит, размышлял я.

Как в Дертоген попал, так и не прекращаются мои путешествия.

Видимо услышал кто-то наверху о давнишних моих мечтах, и обеспечил приключениями в полной мере. Да и где же их еще искать, как в не дороге?

Можно конечно найти приключения, даже если пару раз вокруг своего дома прогуляться, или в походе к ближайшему ларьку за пивом, но это уже особый случай.

Вообще-то мне здесь нравится почти все. И климат, и люди, и экология. Особенно теперь, когда я барон с отличной шпагой на прекрасном коне.

Вот только неприятностей бы чуть поменьше, ведь сыплются они как из рога изобилия. Не успеешь с одной разобраться, приглядишься и видишь, как следующая радостно потирает ладошки в предвкушении встречи.

Чем ближе к Дрондеру, тем оживленней становилось движение и тем чаще попадались постоялые дворы.

Это постоялый двор выглядел как-то особенно уютным и располагался он в живописнейшем месте, на берегу небольшого озера, сплошь заросшего кувшинками. На дальнем от дороги береге возвышалась скала, с росшим на самой вершине одиноким деревом. И дубрава, густая дубрава, по обеим сторонам тракта. Красиво.

Двор почему-то назывался "Грех и раскаяние" и мы провели в нем чуть ли не сутки, заселившись задолго до заката и отправившись на следующий день после обеда, позволив себе продолжительный отдых. Без этого никак, лошади — не машины и имеют обыкновение уставать.

Я расплачивался с хозяином за отличный обед, который мы только что отведали, когда на улице послышался шум.

Сначала я не обратил на него внимания, в таких местах это обычное дело. Тем более что голос, звучавший чуть ли не на визгливой ноте, явно принадлежал дворянину. А эта публика вечно чем-то недовольна. Такое вот у меня сложилось мнение из моего опыта общения с ними. Что характерно, чем ниже дворянин по статусу, тем скандальнее, видимо пытаясь таким образом компенсировать свое ничтожество. Да и что их в большинстве случаев отличает от обычных крестьян? Разве что сама принадлежность к дворянскому сословию, да непомерная гордыня, напрямую связанная с этим. Особенно такое относится к провинциальным дворянам. Сейчас я выйду и обязательно увижу одного из них, грубого невежественного человека с непомерным самомнением и гнутой ржавой шпагой на боку.

Нет, конечно, далеко не все такие. Всегда эти люди были на острие культуры, благородства и примеров служения отечеству.

Помню, меня поразило, когда я прочитал о родном брате императора Александра I, Великом князе Константине, том самом, что прошел простым солдатом в армии Суворова всю Италийскую компанию, перевалив с ним через Альпы.

И кто знает, кто знает, не большая ли заслуга во всем этом его, чем Александра Васильевича, умудрившегося оставить летом чуть ли не половину армии там, где Ганнибал прошел зимой, да еще и со слонами.

А такие только и умеют рассуждать о своей родословной, о том, в каком колене они приходятся родственниками чуть ли не самому императору Конраду III. Попался мне один, тоже на постоялом дворе, и деваться было некуда, кроме того, что выслушивать его рассуждения на эту тему, потому что на дворе был дождь, а спать еще было рано.

Выйдя на улицу, я и обнаружил именно такого, вот только картина, увиденная мной, совсем не понравилась.

Потому что перед ним, навытяжку, возвышаясь на целую голову, стоял Тибор, и по щеке его сбегала тонкая струйка крови от пощечины, нанесенной ему перчаткой чрезвычайно разгневанного дворянина. Такие перчатки не только для защиты кожи рук от солнца и ветра, и об этом я уже говорил.

Дворянчик продолжал орать на Тибора, называя его хамлом, быдлом и еще рядом подобных столь же нелестных слов, которым я даже не мог подобрать перевода.

Так, если взять этого типа за шиворот одежды и раскачать, то можно легко отправить его под ноги к еще трем господам, прислушивающимся к разговору. Здесь главное ловить момент, когда он будет направлять свое усилие, чтобы восстановить равновесие, отклоняясь в противоположную сторону.

И полетит он как миленький, подняв при этом клубы пыли при падении.

Вот только делать этого никак нельзя, потому что он в своем праве. Если Тибор оскорбил дворянина, то такое грозит ему очень серьезными последствиями. Конечно же, дело до суда не дойдет, не дворянское это дело, сутяжничать. Все решится здесь, на месте. И боюсь даже думать, чем все это может закончиться.

Но делать что-то обязательно нужно, это мой человек.

— Что здесь происходит? — решительно заявил я, приняв соответствующую позу, положив руку на эфес шпаги. Сначала попробуем разобраться, а затем уже будем что-то предпринимать.

Человек обернулся ко мне, и, увидев, что имеет дело с дворянином, гневно произнес:

— Это быдло оскорбило меня — для наглядности он указал пальцем на смертельно бледного Тибора.

— Преднамеренно? — это очень важно, потому что в таком случае Тибора трудно будет спасти от расправы.

— Какая разница, преднамеренно, нет. Он оскорбил меня и этого достаточно!

— Для кого достаточно? — люблю разговаривать вопросами, потому что это мало кому нравится и практически всех нервирует.

— Да хотя бы для меня! -

Что же он тебе сделал, бедный Тибор? Ведь он хорошо представляет себе последствия неуважительного поведения с представителями знати.

— Не имею чести…? — тоже неплохой вопрос, после которого воспитанные люди обычно представляются. У этого воспитания хватило.

— Эрнеур Агреус — последовал легкий кивок, после которого мне следовало представиться самому.

— Артуа де Койн, барон — мой ответный кивок был ничуть не тяжелее. Кроме того я убрал руку с эфеса шпаги, и сделал это очень удачно, потому что лучи солнца засверкали на крупном сапфире, утопленном в навершии эфеса.

Вот так-то, мон шер. Я, в отличие от тебя имею титул, что в местном табеле о рангах существенно повышает мой статус.

— Де Койн? Что-то я не слышал о таком роде — не сдавался мой оппонент, скользнув взглядом по моей одежде. Конечно же, его не интересовал ее фасон, и даже качество материала, пошедшее на ее изготовление. К дорожной одежде требование другие и судить можно скорее по оружию, что я продемонстрировал вполне успешно.

Суть совсем в другом. В ее цветах.

Каждый наиболее значимый род в Империи, да и не только, имел свой особенный цвет, вернее трехцветье. Например, роду Эйсенов принадлежал черный, золотистый и немыслимый оттенок голубого. Так вот, по цветам можно составить представление о принадлежности любого дворянина к тому или иному роду.

Роды мелкие, но имеющие отношение к более знатным, могут иметь в своем гербе такие же цвета, но с некоторым отличием в оттенках, насыщенности, и так далее.

Когда роды пересекаются браками, то иногда получаются сочетания их цветов. Словом, в подавляющем большинстве случаев можно составить хотя бы отдаленное представление о знатности и древности рода. Мир здесь более красочный, одних оттенков голубого все сто шестнадцать. Может быть, я преувеличиваю, но не далек от истины.

Конечно, совсем не обязательно свою принадлежность к триколору показывать белой шляпой, синим камзолом и красными сапогами с шароварами совокупно.

Можно обозначить свой род цветами перевязи шпаги, ремнем, лентой на тулье шляпы, другими деталями одежды, камнями в перстне, наконец. Неважно как, главное, чтобы окружающим было понятно.

Так вот, ничего такого у меня еще не было. Нет пока еще у меня всех этих необходимых вещей, герба, родовых цветов, даже девиза. Не успел еще обзавестись.

Но знать ему об этом совсем необязательно.

— Вы знаете, я нахожу это очень удивительным — задумчиво протянул я, внимательно оглядев по очереди оба его уха.

Нет, я совсем не против людей с большими, почти огромными ушами. Вот только последняя его фраза если еще не оскорбление, то уже не далеко от него ушла. В этой среде свои правила игры, и играть по ним придется, хочу я того, либо нет.

Моя шутка понравилась даже тем троим, что, несомненно, были из его компании.

Пара из них не смогла сдержать улыбок. Скромных таких и очень скоро погашенных, но все же уловимых.

Тибор продолжал стоять, боясь пошевелиться. Для этого мира ситуация очень серьезная. Ничего Тибор, мы что-нибудь придумаем.

И дело даже не в том, что мы с тобой прошли и видели очень много. Будь на твоем месте человек, которого я знал бы всего второй день, и с которым бы нас ничего не связывало, даже в этом случае ничего бы не изменилось. Ты со мной и я за тебя отвечаю. Иначе грош мне цена, что в этом мире, что в моем прошлом.

Как самый крайний вариант есть у меня один ход, и он обязательно сработает. Если дело зайдет слишком далеко и ничего уже нельзя будет изменить, я поинтересуюсь у своего собеседника, его шпага, не родом ли она из Сонтрондира.

Сонтрондир, это небольшое королевство, расположенное рядом с Монтарно, тем самым, что имеет общие границы с герцогством Эйсен-Гермсайдр. Судя по рассказам о нем, ничем он не примечателен, кроме одного. Дворянский титул там можно купить. Причем купить за весьма мыслимые деньги. И, если это дело не поставлено на поток, то, во всяком случае, вполне реально.

Вот только в Империи, да во многих других державах, получение такого дворянства весьма презираемо. Наверное, это снобизм, но с другой стороны такие вещи получали или получают за какие-то особые заслуги. Меня в расчет не берем, мне до сих пор кажется, что мне мой титул достались не совсем заслужено. Хотя тот же Горднер успел уже пару раз успокоить меня по этому поводу.

Человек, получивший дворянство таким образом, не мог рассчитывать на хоть сколь какое-то уважение со стороны других дворян. Ему откажут в доступе во многие уважающие себя дома, да и там, куда он умудрится попасть, будут посмеиваться за его спиной.

С таким человеком не станут спешить породниться, будь он даже владельцем весьма приличного состояния. Деньги здесь решают далеко не все и это, наверное, правильно. И самое главное, обвинение в получении дворянства именно таким образом, считается тяжелым оскорблением, за которым немедленно последует вызов.

И я ни секунды не сомневаюсь в том, что большеухий мгновенно забудет об оскорблении, нанесенном ему Тибором, едва я задам ему этот вопрос.

Потом либо не станет его, либо мне будет все равно, что случится с Тибором дальше. Мне вообще все будет все равно. И, к сожалению, ничего лучшего в голову не приходит.

Ладно, ждем его ответный ход.

Когда мой собеседник совсем уж было открыл рот, чтобы произнести, не сомневаюсь, нечто для меня оскорбительное, из-за угла двухэтажного здания постоялого двора показался Крижон, ведший в поводу Ворона.

Ворон грациозно переступал длинными сухими ногами, играя клубками мускулов на могучей груди, перекатывающимися под черной блестящей атласной кожей, гордо изогнув лебяжью шею.

— Аргхал! — восторженно прошептал мой недавний диспутер. Кем бы он ни был, этот человек, но в лошадях он понимал. Да и не надо ничего в них понимать, нужно всего лишь посмотреть на моего коня. Вряд ли он сможет оставить кого-нибудь равнодушным.

Когда Крижон подвел его совсем близко, Ворон потянулся ко мне головой.

Как же, как же, мой зайчик. Я же совсем о ней забыл, со всеми этими негодяями. Вот она, твоя ржаная горбушка, посыпанная крупной, чуть желтоватой солью.

Ворон осторожно снял ее с моей ладони своими бархатными губами и ткнул носом, всхрапнув.

Сейчас поедем, красавец, застоялся ты за это время. Ну их всех к черту с ничтожными проблемами и амбициями.

Я вставил ногу в заботливо придержанное Крижоном стремя и легко взмыл на коня.

Надеюсь, это у меня получилось действительно легко, потом что сейчас как раз тот случай, что всадник должен быть достоин своего коня, но не наоборот. Иначе получишь в спину насмешку, пусть и не озвученную, везет же людям, на коне ездить толком не умеют, а обладают таким сокровищем.

Уже с высоты Ворона я заявил этому человеку, все еще стоявшему под впечатлением увиденного:

— Я обязательно накажу его, господин Агреус. И, клянусь честью, мое наказание будет очень жестоким.

Тибор поежился теперь уже под моим взглядом, надеюсь достаточно тяжелым, а Агреус кивнул головой, да, да, конечно, нисколько в этом не сомневаюсь.

Как же ты вовремя появился, Крижон, пусть даже сделал это не преднамеренно.

Ведь все могло закончиться достаточно плачевно. А для Тибора царапина на щеке очень удачная расплата за то, что он может быть даже и не совершал.

Когда мы отъехали достаточно далеко, я поинтересовался у Тибора:

— Что произошло?

— Я наступил ему на ногу, Ваша милость — ответил тот.

Да уж, еще раз спасибо Крижону. Если это еще не преступление, то в любом случае достаточный повод даже для того, чтобы возможно даже убить его.

И я не смог бы за него заступиться. Потому что меня бы не смог понять абсолютно никто.

Да и было ли у нас по-другому?

Примерно в такие же времена в Японии крестьянин мог лишиться жизни за один лишь косой взгляд в сторону самурая.

— Тибор — снова обратился я к нему — я дал слово дворянина, что накажу тебя и накажу очень жестоко.

Тот кивнул головой. А что ему оставалось делать, сыну своего времени и своего мира.

— Так вот, Тибор. Ты четырежды объяснишь Крижону, почему обманул его с человеком, могущим своим прикосновением превратить любой предмет в золотой и зачем ты это сделал.

Крижона пошатнуло в седле. Ведь я знал его планы относительно золота, что может стать его долей. Все та же корчма, только уже не на родине, а на западной окраине Мулоя, где он уже успел присмотреть для нее место.

Слишком уж злая шутка получилась на этот раз у Тибора, хотя вряд ли он такого желал. Ничего, отбрешется, да и Крижону пора поумнеть и перестать верить во всякие сказки.

Тем более что Тибору рано или поздно все равно пришлось бы это сделать.


В Дрондере мы пробыли пару дней.

Причиной тому стало мое решение положить оба векселя в один из столичных банков. Так будет спокойнее для меня и надежнее для денег.

Оба моих векселя были на предъявителя, но получить по ним деньги случайному человеку будет весьма затруднительно. Как я смог понять, против такого существовала защита, ведь для того, чтобы я мог уверить в том, что векселя действительно мои, мне следовало при обращении в банк озвучить несколько цифр. Прямо пин-код какой-то, усмехнулся я, когда мне это объяснили еще в Мулое. Уж не знаю, где такие цифры в векселе были зашифрованы и каким образом это сделали. Я внимательно изучил оба векселя, но так и не смог ничего понять. Выполнены они были из пергамента хорошего качества и пропитаны бесцветным веществом, видимо для предохранения от влаги.

Герб банка, выдавшего вексель, печать, сумма прописью, сумма числом, еще какие-то закорючки и буквы. Ничего не понятно.

Да и черт с ним, мои ли это проблемы. Проблема оказалась в том, что в банке, в который я обратился, меня попросили подождать до следующего вечера. Не знаю, что было тому причиной, но пришлось подчиниться, поскольку вряд ли порядки в разных банках отличаются. Экспертизу на подлинность будут производить, усмехнулся я про себя.

В столице я в очередной раз обновил гардероб, потому что хотелось предстать перед Миланой совсем другим человеком.

Зашел в Геральдическую коллегию, но пока безрезультатно. Дело в том, что при пожаловании титула или получении дворянства составляются новые гербы, которые подтверждались королевской грамотой. Вот такое послание из герцогства я и ждал. Не было у меня времени, чтобы полностью решить этот вопрос еще в Эйсен-Гермсайдре, слишком уж мы торопились. Мне только и удалось переговорить сухим морщинистым старичком, главным в местной коллегии, который казалось, насквозь пропитался бумажной пылью архивов.

Вместе мы набросали эскиз моего герба, договорились о его цветах и даже девизе, что будет на нем начертан. Все остальное он должен был сделать сам и переслать после утверждения Великим герцогом именно по этому адресу. Тогда я смогу нанести свой герб на все предметы по желанию, а также пользовать одежду и остальное в моих родовых цветах. Придумать свой герб стоило мне многих усилий, а затем я просто передрал его с эмблемы Ферарри — черная вздыбленная лошадка на золотистом фоне.

Наверное, на эту мысль меня натолкнула моя фибула, где была изображена черная лошадь, да и цвета соответствовали цветам герцогства Эйсен-Гермсайдр, к которому я теперь имел отношение. Разве что третьим цветом я выбрал алый.

А вот с девизом особых проблем не случилось, почему-то мне в голову сразу пришел один из уже существовавших, пусть и в моем мире. Род этот когда-то пересекся, а сам я не имел к нему никакого отношения, но смысл девиза мне подходил как нельзя больше.

"Fieri praestat, guam nasci" — так это было на латыни, что в переводе означало:

"Лучше быть пожалованным, чем родиться".

Глава 53. Заира

При нашем расставании Милана дала мне несколько адресов, по которым я мог бы ее найти, или, по крайней мере, узнать, где она находится в данный момент, которые я тщательно записал. Один их таких адресов находился в столице.

Этим столичным адресом оказался дом графа Толньера, находящегося с Эврарнами в близком родстве. Сказать по правде, не очень-то я и волновался, входя в его дом. Слишком мала была вероятность того, что Милана окажется в нем. Так оно и оказалось.

Самого графа дома не было, но это меня нисколько не расстроило. Один из его слуг поведал, что и хозяин дома и Милана находятся сейчас в Веленте. Милана действительно была здесь совсем недавно, еще и трех недель не прошло. И еще добавил, что мне следует поторопиться, чтобы застать ее в Веленте, поскольку в самом скором времени они отправятся в Сверендер.

То, что слуга знает так много, меня не удивило. Зачастую они больше хозяев знают. А вот поторопиться действительно следует. Если до Велента всего несколько дней пути, то в Сверендер дорога будет измеряться уже неделями.

На следующее же утро после того, как все утряслось с векселями, я, все также в компании Тибора и Крижона, отправился в путь.

Первые два дня все было нормально, но на исходе третьего выяснилось, что их лошади не смогут выдержать темп, заданный мною. Захромала кобыла Крижона, и остаток пути в тот день мы плелись уже шагом. Да и конь Тибора тоже выглядел весьма утомленным дорогой.

Я оставил их обоих на постоялом дворе, где мы остановились на ночь.

Не беда, до Велента оставалось немного, всего лишь пару дней пути. Жаль, конечно, что парней пришлось оставить, с ними бы я смотрелся солиднее, но взамен я значительно выигрывал в скорости.

Мой Ворон шел не напрягаясь, и мне все время приходилось сдерживать его ход. Слышал я об одном зверском способе забоя коней на мясо. Бедняг привязывают к столбу и кнутами заставляют бегать по кругу, бегать до тех пор, пока лошадь не падет. Мясо, как мне говорили, становится мягче и из него пропадает привкус конского пота. Так вот, если бы эти изуверы привязали к такому столбу моего Ворона, то они скорей умерли бы от старости, чем мой красавец запыхался.

В Велент я попал уже вечером, когда звезды почти в полном составе заняли свои места на небосводе. И мне стоило немалых сил, чтобы дождаться утра.

К дому герцога Кейтского я подходил уже с затаенным волнением. Конечно, Милана могла быть и в его загородном доме, том самом, что так походил на замок, и где мы расстались. Но мне почему-то казалось, что она непременно окажется здесь.

Мне даже послышался ее голос, когда я дожидался в гостевой зале. В залу меня проводил один из двух слуг в парадной ливрее, стоявших у входа в дом. Так вот откуда пошли швейцары, подумал тогда я. Наверное, нужно быть очень богатым человеком, чтобы поставить людей у входа, единственной заботой которых было бы стоять и открывать дверь. А ведь им еще и смена нужна.

Ждать мне пришлось недолго, не больше пары минут. Вышел человек, одетый в ливрею цветов герба герцога и сообщил, что леди Миланы в доме нет, как нет ее и городе. Графиня несколько дней назад убыла с мужем в Сверендер.

Сначала я даже не понял, о ком идет речь. Какой муж, о чем ты? Наверное, в этом доме есть еще кто-то, кто также зовется Миланой.

В ответ на мое удивленное лицо все тот же человек сообщил, что леди Милана вышла замуж еще две недели назад и сейчас на пути к дому своего супруга. Вернее, оба супруга движутся к своему дому. Свадьба состоялась здесь, в Веленте, по просьбе ее дяди, хозяина дома герцога Кейтского.

Плохо помню, как я вышел из этого дома. Две недели, я не успел всего лишь на две недели, долбила голову одна и та же мысль. На каких-то две недели.

Через открытые по случаю жаркого дня окна корчмы, в которой я уселся, доносился шум города. Звонкие голоса мальчишек, цоканье подков по мостовой, призывы продавца-лоточника покупать горячие пирожки, следом прошел водонос, позвякивая колокольчиком. Две девицы, весело что-то обсуждающие…

Всего две недели…

Почему две недели? Две недели назад была свадьба. Не могли же они познакомиться и жениться в один день. Так не бывает. Значит, все произошло еще раньше. Два месяца, три месяца, четыре месяца назад. Я ведь почти уложился в срок, который назначил самому себе — полгода. И задержался всего лишь на те самые две недели.

Мог бы я приехать раньше? Конечно, мог.

Если бы сразу бросил Горднера и отправился сюда прямо из Эйсенского герцогства. И что бы это дало, прибудь я на пару месяцев раньше? Посмотри правде в глаза, Артуа, и ответь честно: да ничего. Потому что это не тот срок, за который можно забыть человека. Конечно, если любишь его. Значит, не было никаких чувств с ее стороны, а было так, наваждение.

И что мне теперь делать? Мне и шпага то нужна была только для того, чтобы мы могли быть вместе. Все пройдет, время лечит. Вот только от этого знания на душе ничуть не легче.

Как мне жить дальше и зачем? Нет, я не собираюсь расстаться с жизнью из-за несчастной любви, слишком уж это глупо. Вот только к чему теперь стремиться?

Богатство, слава, власть? Все это нужно лишь для того, чтобы бросить к ногам любимой женщины исказать при этом: все это для тебя, любимая.

Что-то быстро вечер наступил, и потребовалось на это так мало бутылок с вином. Сколько их тут, передо мной, четыре, пять?

Власть. Нужна тебе власть, заведи пару собак и ты почувствуешь, что такое абсолютная власть и обожание. И горячая любовь. Тебе будут заглядывать в глаза, ловить каждый твой жест и стараться предугадать желание. И нужно будет всего лишь любить этих существ, и даже говорить об этом не надо, они и так поймут. И бросятся умирать за тебя, совсем ничего не требуя взамен.

Люди так не могут и никогда уже не научатся. Потому что со временем они лишь все больше начнут ценить самих себя, верить в собственную исключительность и все труднее их будет заставить умереть ради чего угодно.

Конечно, всегда можно заставить. Но нужна ли такая власть ценой изломанных судеб и чьего-то горя всего лишь за воплощение каких-то амбиций?

Слава. Какой тебе славы хотелось бы добиться? Полководца, музыканта, лекаря, ученого, еще кого? И что для этого нужно сделать? Не знаю, и даже думать об этом не хочу.

Или богатство. Стать очень богатым, чтобы можно было позволить себе все, что вздумается. Дворцы, женщины, лакеи и лизоблюды. И что дальше? Да ничего. Только уверенность в своей собственной исключительности и убеждение в том, что купить можно все. Да хрен-то там. Ничего подобного.

Много у тебя денег? Иди, купи себе честь. Иди, купи себе совесть. Она либо есть, либо ее нет, и это не зависит от количества звенящих в кармане кружочков или шуршащих в бумажнике фантиков.

Ты хочешь что-то материальное, не эфемерное? Иди, купи себе пресс. Да, купи себе вместо рыхлого живота, подтянутый, с кубиками. Для этого не нужны деньги, для этого нужно работать, обливаясь потом и корчась от спазм мускулов брюшного пресса.

Ах, тебя женщины и такого любят? А может быть все дело в том, что они любят твои деньги? Нет разницы? Наверное, ты прав. Причем здесь пресс, Артур?

Вернуться к Горднеру? И что я буду иметь? Приключения, о которых всю жизнь мечтал? Как там сказал Атос, пусть и совсем по другому поводу?

" Жизнь бессмысленна, даже если в ней есть приключения". Ведь так? Вот теперь я хорошо понимаю, что он этим хотел сказать.

Хозяин! У тебя что, закончилось это замечательное розовое вино? Так пошли кого-нибудь за ним, вот тебе деньги. И еще вон тем чумазым пацанам, что заглядывают в окно, хотя им уже давно пора спать. Нет, не вина, конечно, сдурел, что ли? Дай им хлеба, и своей замечательной колбасы, что ты на удивление вкусно готовишь.

Нет, пожалуй, не нужно мне больше вина, пойду я спать, здесь совсем рядом.

И передай тем двум чертям, если они последуют за мной, что у меня сейчас не то настроение, чтобы просто прочитать им нотации. Да, да, именно им. Пусть не думают, что их намерения мне было трудно понять, пусть и в теперешнем своем состоянии.

Я остановился в "Приюте Странника", самом фешенебельном заведении подобного толка в Веленте. Остановился еще вчера, стремясь отдохнуть и привести себя в порядок перед встречей с Миланой.

Когда-нибудь такие заведения будут называться гостиницами. Они и сейчас не слишком-то от них отличаются, разве что вместо парковки крытые коновязи. И еще есть конюшня, такая, какой и ей быть положено, со стойлами. В одном из них и мой Ворон, но сейчас я к нему не пойду. Он не должен видеть меня в таком состоянии, ни к чему это.

А пойду я в свою комнату и лягу спать, и утром мне станет легче. Наверное. И еще выпью перед сном вина. Черт бы их всех побрал в этом мире, почему здесь нет ничего крепче этой безалкогольной кислятины. Но я не буду помогать им в этом, ни за что не буду. Сами разберутся и поймут, что истина именно в вине, но никак не в спирте, в нем содержащемся.

— Вина, тускойского, три бутылки, мне в комнату — для наглядности я показал хозяину "Приюта" три пальца и тут же одернул себя, здесь это не совсем приличный жест. Чтобы обозначить цифру три, следует показать один палец на одной руке и две на другой. Какая между этим разница? Вот уроды.

Ничего, стерпит, зря я, что ли, теперь с железякой на боку хожу. Вот прежнего меня могли и выпроводить за такое, коленом под зад.

Действительно, хозяин, толстяк со сплошь заросшим волосом лицом, съел не поморщившись. Еще и спросил:

— Может быть, господин девочку желает? Очень хорошая девочка, господину непременно понравится.

Ты что, совсем охренел, какую девочку? По мне сейчас совсем незаметно, что не до девочек? И я сказал:

— Хорошо зови свою девочку. И главное, вино не забудь.

Я успел ополовинить бутылку, когда в дверь тихо постучали.

— Кьюис — так у них разрешают войти, у уродов этих. Потому что кьюис означает что-то вроде "отодвигай".

Вошла девушка, подошла ко мне, сидящему за столом, и застыла в ожидании.

Молода, мила, свежа и чем-то неуловимо напоминает Милану. Теперь мне все будут Милану напоминать.

Видимо я сморщился, потому что она спросила:

— У господина что-то болит?

Все у меня болит, все, и лекарство дерьмовое.

— Как тебя зовут? — спросил я, указывая ей на соседний стул.

— Заира — ответила она и сама задала мне вопрос — может быть, у господина есть какое-то особое желание? -

— У меня три особых желания — на этот раз мне пришлось использовать обе руки, чтобы показать, что желаний целых три — Перестань называть меня господином и выпей со мной. И самое главное мое особое желание: веди себя, пожалуйста, так, как будто ты не на работе. -

Заира кивнула головой. Красивая девушка и чем-то напоминает Милану.

Нет у меня опыта с женщинами, меняющими ласки на деньги. Без этого всегда обходился. Хотя нет, был один случай. Но тогда я до самого последнего момента не знал, кто она на самом деле.

Давай девочка, посидим и помолчим. И еще выпьем немного вина. Нет, напиваться мы не будем, зачем. Вот только я немного передвину подсвечник с одинокой свечей, чтобы лучше тебя видеть. Ты красива, очень красива, Заира, и так похожа на Милану.

Я не буду расспрашивать тебя о твоей жизни, о твоем прошлом, расскажи мне лучше, что тебе нравится, что ты любишь и о чем мечтаешь.

Я же буду просто сидеть и смотреть на тебя. Наверное, слова о том, что можно бесконечно смотреть на огонь и воду придумала женщина, потому что в этом списке нет женской красоты, которая должна быть на первом месте…

… - Ты всю ночь называл меня Миланой. Всю ночь — прошептала Заира уже утром, удобно пристроив голову на моем плече, когда за окном забрезжил рассвет.

Мне и казалось всю ночь, что рядом со мной Милана.

— Артуа, наверное, у тебя давно не было женщин?

Хочешь, я тебе скажу с точностью до одного часа, сколько у меня их не было? Вот только зачем тебе это?

— Ты был очень нежен со мной. Я понимаю, что все это было не для меня, но все равно, спасибо тебе. У меня еще никогда такого не было. Мне пора, Артуа.

Заира чмокнула меня в щеку, и соскользнула с постели, одеваясь.

Погоди, девочка, сейчас я отдам тебе твои деньги.

Где же этот чертов кошель? Куда я его засунул вчера?

Заира, увидев мою шпагу, округлила глаза:

— Ты…. Извините, вы дворянин?

Девочка, тебя что, не предупредили, когда посылали в мой номер?

— А что, не похож? — какая мне теперь разница, кто я, ведь все это было ради той, чьим именем я тебя называл.

— Нет, то есть да… — смутилась она — Но вы ведете себя не так, как все.

Вот только не нужно говорить, что с благородными у тебя совсем другая такса, иначе все испортишь.

Но нет, ничего подобного она не сказала, лишь держать себя стала чуть скованней.

Вот он кошель, нашелся, наконец. Я веду себя так, как привык. И все мои привычки еще с прежнего мира. Хотя прошел уже год.

Так, держи Заира, и не отдергивай руку. Если бы ты не, я даже и предположить не могу, как трудно мне было бы пережить эту ночь. Спасибо тебе за тепло твоего тела, и за ту частичку тепла своей души, что ты мне подарила. Спасибо. И я надеюсь, я очень верю в то, что она была не за деньги, потому что так притворяться нельзя.

Я может быть и дурак, даже законченный идиот, но вот что касается эмоций, ошибаюсь редко.

Вот тебе две золотые монеты герцогства Эйсен, девятиугольные и с квадратным отверстием в центре. В Дрондере за одну такую дают полторы золотые имперские кроны. Не думаю, что здесь они стоят дешевле. И еще два серебряных конта, твоя обычная плата. Потому что я не хочу, чтобы тот, кто послал тебя сюда и, несомненно, имеющий с этого долю, видел золото.

Может быть, тебе помогут эти монеты, как помогла мне ты. Ведь для того, чтобы заработать их, тебе придется посетить несколько сотен клиентов, и это еще без учета того, что твой хозяин заберет свое.

Заира ушла, метнув на прощание взгляд, полный благодарности. Счастья тебе девочка. Ты очень красива и чем-то очень напоминаешь Милану.

Дверь за Заирой захлопнулась и сразу накатило. Болела от вчерашних возлияний голова, но еще больше болела душа. То, что называют "моральным похмельем".

Я знаю, это от того, что алкоголь сжигает сахар в крови. Простая химия и всего лишь.

Человек — сплошная химия, полное собрание всех химических элементов и нарушение баланса любого из них всегда очень плохо. ЛСД лишь слегка нарушает баланс фосфора в организме, что приводит к сильнейшим галлюцинациям.

А постоянный недостаток сахара в крови приводит пьющих людей к непрекращающейся депрессии, что заставляет их лезть в петлю, или заканчивать счеты с жизнью любым другим способом. Наверное, их было бы намного меньше, таких случаев, знай эти люди, что это всего лишь химия и ничего больше.

Но в моем случае не дождетесь. Я знаю, что происходит внутри меня и потом, как я могу умереть сейчас, если я еще вчера умер, еще до того, как услышал от дворецкого герцога ту самую весть. Спасибо тебе, Горднер. И тебе, Заира, тоже. И дело совсем не в том, что ты так похожа на Милану.

Вот только очень болит голова. Мой взгляд метнулся на стол, где в гордом одиночестве стояла непочатая бутылка розового тускойского. Нет, вчерашнего достаточно. И потом, мне сейчас идти проведывать Ворона, и я не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Не знаю почему, но его мнение для меня очень важно.

Как я сейчас понимаю Петра, взявшего в жены женщину с таким прошлым. Ведь только она могла усмирить ту головную боль, что зачастую его мучила. Но нет у меня своей Марты, совсем нет.

Глава 54. Диффамация

Ворон моему приходу обрадовался. Еще бы, две краюхи ржаного хлеба, поджаристые, и посыпанные солью, именно такие, как он любит.

— Ты же меня никогда не предашь? — поинтересовался я у него. Тот только гневно фыркнул:

— Хозяин, ты что, совсем рухнулся? Конечно нет, ты главное хлеб почаще приноси. И поменьше пей — добавил он после раздумья, обнюхивая мое лицо.

— Не буду — пообещал я ему.

Так, сейчас плотно поем и буду отдыхать, отдыхать до следующего утра. Что буду делать завтра, завтра и решу. Уеду отсюда непременно, только вот куда мне отправляться.

Увидев хозяина "Приюта Странника" я вспомнил о трех пальцах. Неудобно получилось, осторожнее нужно с такими вещами, ну так что ж теперь.

Подлетела расторопная служанка, что господину будет угодно?

Хочу жаркое, много жаркого, горячее и острое. Голова прошла, и сразу проснулся аппетит, по-настоящему зверский. Ворон, наверное, избавил меня от головной боли, не три же бокала вина, выпитого мною подряд залпом.

Доедал я жаркое уже полусонный, изо всех сил стараясь не думать о той, что продолжала занимать все мои мысли. Ничего, переболею, в моей жизни уже было нечто подобное.

Тогда я провожал ее на самолет, почему-то понимая, что больше никогда не увижу.

Наверное, мне следовало порвать ее билет, но я так и не смог решиться. И меня очень долго мучил вопрос, ждала ли она этого или нет. И теперь я никогда не смогу этого узнать. Я любил ее, это точно, но очень сомневался в ее ответных чувствах.

Мы расстались, ну и кто в этом виноват? Надо же быть таким дураком, признавшись в том, что переспал с ее лучшей подругой. Да что там дураком, идиотом быть надо.

И в том, что переспал, и в том, что признался.

Любил я ее, помню, лучший друг сказал мне, пытаясь привести в чувство:

— Артур, не узнаю тебя, ты же такой пофигист, что с тобой происходит?

Мне трудно далось расставание с ней, очень трудно. Я даже думал, что в моей жизни подобного больше не будет. Оказалось, что это далеко не так. Милана.

Сон куда-то испарился без следа. Нет, без вина не обойтись. Никто еще не придумал лучшего средства в такой ситуации.

За соседним столом сидела компания из нескольких подвыпивших дворян. Они разговаривали достаточно громко, и до меня долетали целые обрывки фраз. Компания обсуждала неудачное дело, дружно обвиняя в этом какого-то Мериаса. Особенно горячился тип с узкими черными усиками, очень напоминающими усы кота Базилио. Такие же две стрелки, расходящиеся в стороны параллельно рту. Когда он говорил, усы двигались, что, на мой взгляд, представляло собой довольно противное зрелище.

Было очень заметно, что гуляют они со вчерашнего дня, и даже сейчас, когда было еще не столь позднее утро, перед ними на столе стояла батарея винных бутылок, пустых вперемешку с еще нетронутыми.

Они, то повышали голос почти до предела, то шикали друг на друга, переходя на шепот. Заговорщики хреновы, черт бы их побрал. Приличному человеку остаться наедине со своим горем не дают.

И в комнату к себе идти не хочется, останешься в одиночестве, будет еще хуже.

Тот, что с усами-мерзавчиками продолжал доказывать остальным, хотя никто и не говорил ничего против:

— Я же говорил Мериасу, что не следует ждать ее шестнадцатилетия. Уже потом можно было бы сказать, что невеста понесла и, поторопившись со свадьбой, он лишь покрыл ее грех. И никуда бы она не делась.

Другой, не в пример с более пышными усами и бакенбардами, тянувшимися от висков чуть ли не до конца подбородка, и выглядевший совсем трезвым, заявил:

— Я сразу был против Мериаса. Тоже мне жених. У него самого характер скорее женский, хоть самого замуж выдавай.

И рассмеялся противным дребезжащим смехом.

Ему возразил еще один, на этот раз почти полностью лишенный растительности на голове, разве что брови немного проглядывались:

— У Мериаса самая подходящая внешность. Женщины любят таких смазливых. Кто же мог знать, что эта дурочка не влюбится в него.

Да уж, история очень похожа на ту, что произошла с Миланой. Может быть, это они и есть? Нет, вряд ли. Иначе получается просто невероятное стечение обстоятельств. Ну и пусть даже это они. Какое мне теперь до всего этого дело?

В конце концов, она благополучно избежала той участи, что ей была уготовлена, а я получил за свою помощь вознаграждение, с которым до сих пор не могу разобраться. Надеюсь, что у нее сейчас все хорошо, она любит своего мужа, и очень желаю им обоим счастья.

Могу только предположить, что такой бизнес здесь серьезно налажен.

Хотя далеко не факт. Семьи здесь, как правило, многочисленны, потому что из контрацепции, наверное, известно только то, что после парной мужчина пару часов стерилен. Хотя и это не факт. Всяких терм, помывочных и прочих подобных заведений полнехонько, вот только для парилок климат не тот, еще ни одной не встретилось.

Так, сейчас наверх, посплю после такого плотного завтрака, а ближе к вечеру поеду и посмотрю на постоялый двор, что на выезде из Велента. Мы договорились, что Тибор с Крижоном когда прибудут, будут меня там ждать. Названия я не запомнил, но его трудно спутать с каким-нибудь другим. Во-первых, он на самом въезде, и, во-вторых, выглядит здание довольно своеобразно. Первый этаж сложен из светлого, почти белого камня, а второй из красного кирпича. Совсем как тот, в котором мы с Миланой останавливались перед самой ее встречей со своим дядей, герцогом.

Ну вот, опять о Милане вспомнил.

— …. по-моему, я к вам обращаюсь!

Сначала я даже не понял, что это относится ко мне. Что за дурная у меня привычка, задумавшись, устремить свой застывший и невидящий взгляд в какую-нибудь точку.

И этой точкой вполне может быть чье-то лицо. Вот как в данный момент, например.

Обладатель так непонравившихся мне усов-стрелок смотрел на меня, и выражение его лица было очень недовольным. Да и кому понравится, когда его пристально рассматривает совершенно незнакомый человек. Поди теперь, объясни, что не видел я его, и вообще, мне совсем до него нет дела. Как впрочем, и до всех остальных из его компании.

В любом случае обострять отношений не стоит.

— Извините господа, задумался — надеюсь, мой голос был достаточно убедительным, а взгляд соответствующим.

Человек этот секунду подумав, кивнул головой, бывает.

И тут раздался еще один голос, голос человека до сих пор молчавшего и в общем разговоре не участвовавшего.

— Вам не кажется, господин Как Вас Там, что подслушивать чужие разговоры крайне невежливо?

Голос этот принадлежал самому молодому в компании, сидевшей за соседним столом. Блондин, выше среднего роста, телосложение сухощавое, светлые глаза, возрастом едва за двадцать. Прямо ориентировка получилась, усмехнулся я про себя. Вслух же сказал:

— Еще раз прошу извинить, господа, но я действительно задумался.

Видимо, я перестарался с интонациями, потому что сейчас мой голос даже мне показался каким-то просительным что ли, чуть ли не заискивающим. Мне самому стало немного противно за свой тон.

Блондин не унимался:

— Вы не ответили на мой вопрос.

Мать твою, какой к дьяволу вопрос? Ты что, решил за счет меня поднять авторитет в своей компании? Выпей вина, расслабься, и не приставай к людям, у которых своих проблем по горло.

— Произошло недоразумение, господа. Я всего лишь на всего задумался. Со мной такое бывает. Приношу свои извинения и желаю всяческих благ.

Вот теперь все, катятся они в задницу, а я пойду спать. Поднявшись на ноги, я слегка поклонился своим недавним собеседникам и пошел по направлению к лестнице.

Следующий его фраза прозвучала выстрелом в спину:

— Сколько нынче стоят шпаги в Сонтрондире?

Ноги остановились сами собой. Не так давно я сам был готов задать точно такой же вопрос, чтобы спасти Тибора и никак не думал, что мне самому придется на него отвечать. Наверное, определить мое совсем недавнее во времени дворянство достаточно легко. Не сомневаюсь, что полно всяческих мелочей, следуя которым сделать такой вывод очень просто. И еще акцент, от которого в ближайшее время избавиться у меня не получится. Кроме того, отсутствие родовых цветов, ясно указывающих на то, что за мной никто не стоит. Теперь ему достаточно спросить мое имя, чтобы его догадки окончательно подтвердились. Ну что ж, я сам помогу ему в этом.

Подойдя к столу, я сказал:

— Господа, я действительно пожалован дворянством совсем недавно. Это произошло в герцогстве Эйсен-Гермсайдр и зовут меня Артуа де Койн, барон. Еще я очень надеюсь, что последние услышанные мною слова были не очень удачной шуткой.

Вот теперь мой голос звучал как и подобает, с должными интонациями, не слишком заносчиво и вполне твердо. По крайней мере, так показалось мне самому.

— Вы так и не ответили на мой вопрос — все тот же блондин откинулся на стуле, сложив руки на животе и переплетя пальцы.

Все, теперь уже ничего изменить нельзя, слишком далеко это зашло. Господи, как же мне сейчас не до этого, как не хочется влезать в такую историю.

— Должен вас обрадовать, что с тех пор, как вы приобрели там свою, цены значительно выросли. Так что вы сделали очень удачное вложение капитала — надеюсь, мой голос звучал достаточно ровно.

Больше всего на свете мне хотелось схватить его за волосы и провести лицом по столу, сметая посуду. Туда — сюда, туда — сюда. Или ударить ногой в лицо. Или лицом об ногу.

Подействовало. Блондин вскочил, горя благородным гневом. Как же, даже не слишком зрячему человеку должны броситься в глаза его родовые цвета, которые повторялись на нем несколько раз. И цвета эти очень достойные, по крайней мере, два из них, голубой и зеленый.

Вот только не надо пытаться дать мне пощечину, я это не оценю. Очень удобно будет подставить под руку сгиб лучезапястного сустава примерно в то место, где обычно измеряют пульс. Это надолго отобьет желание ею размахивать.

Затем я обязательно возьму тебя за отвороты камзола, а вот дальше пойдут варианты, из которых мне больше всего импонирует тот, при котором следует заехать головой в лицо.

Но при всем при этом получается обычная кабацкая драка, что не принято среди людей благородного происхождения. Да какое оно у меня, это самое происхождение, у моего Ворона родословная значительно почетнее.

Он сдержался. Может быть, потому что прочитал нечто в моих глазах, но вероятнее всего из-за того, что ему пришлось бы тянуться через стол, и существовала вероятность на него упасть. Разве что мне подойти поближе, получить свою пощечину, отойти снова и уже после этого высказать все, что я по этому поводу думаю.

Остальные вскочили вместе с ним. Один из них, правда, сразу же рухнул, наверное, выпитое вино притянуло его обратно к стулу.

Помнится, был у меня разговор с Горднером, о правилах вызова на дуэль, о так называемом Дуэльном кодексе и еще о многих вещах напрямую со всем этим связанных. Вот только разговаривали мы об этом вскользь, кто бы мог подумать, что не пройдет и двух недель, как такие знания мне понадобятся.

Сейчас я не знал, как вести себя дальше. Меня оскорбили, я оскорбил, и теперь кто-то из нас должен был сделать вызов. Все, что я запомнил, если один вызывает другого на поединок чести, другой имеет за собой выбор оружия. Обо всем остальном договариваются секунданты. Непременно, секундантом должен быть человек благородного происхождения. Наверное, это все, что мне удалось запомнить.

Ладно, не будем умножать сущностей, если все можно сократить до минимума.

— Когда и где? -

Все равно этого не избежать, так зачем развозить лишнее. Видимо, я все же что-то сделал не так как положено, потому что мой вопрос прозвучал одновременно с представлением моего будущего оппонента.

— Мишон Колдейн, граф.

Матерь Божья, надо же, не какой-нибудь там захудалый дворянчик или даже баронишко, а цельный граф. Весьма польщен.

Хорошо, пойдем дальше. Мне нужен секундант и я не представляю, где смогу его найти. Могут мне господа разрешить эту проблему?

Как оказалось, вполне.

Не прошло и часа, как в номер пожаловал некий господин, представившийся Селиолом Квостом, и предложил свои услуги в качестве секунданта. Причем сделал он это бесплатно.

Его возраст на глаз я определил ближе к тридцати, был он высок, сутул и имел скверную привычку смотреть в сторону во время разговора. Ну да выбирать не приходится, и я дал согласие.

Когда я осторожно поинтересовался причинами его визита, мне удалось выяснить, что такую роль ему приходилось исполнять не два и даже не четыре раза. Во всех случаях он секундировал людей подобных мне, то есть без нужных знакомств в Веленте, и столкнувшихся с похожими проблемами.

Подумав, я решил, что мне нет нужды скрывать свое невежество в такой ситуации. В итоге выслушал чуть ли не получасовую лекцию, да еще и произнесенную менторским тоном. Это нисколько не добавило мне симпатии к нему, но зато я стал обладать знаниями относительно целого ритуала, заключавшегося в словах приветствия, жестах, поклонах и прочей ерунды.

Вот что касается самого поединка, то особых ограничений не было. Когда я спросил его, чего же все-таки делать нельзя, он, поморщив лоб, сообщил, что плевать в противника считается дурным тоном. Каюсь, я с трудом усмирил свой смех. Наверное, это было нервным, но каждый раз, представляя себе, что, не сдержавшись, плюнул в своего оппонента и мне назначили штрафной укол, я не мог удержать улыбки.

Бей, руби, коли, пинай и поноси последними словами, но плюнуть даже не моги…

Короче, я произвел на Квоста неизгладимое впечатление своим поведением, по его мнению, не совсем адекватным.

Да по барабану, если честно. Наслышан я об этих самых дуэлях, что в своем мире, что в этом. Чего, чего, а благородства там много только на словах, А в остальном…

Всякое бывало. И когда дуэль обращалось в подлое убийство и самого противника, и всей его стороны, и всякие каверзы, с одной, а то и с обеих сторон, и многое другое, столь же не благородное.

Особенно в таких случаях, как со мной. То есть, с человеком, за которым никто не стоит, и в случае смерти которого не нужно ждать ни мести, ни других неприятных последствий. Да и секундант, тоже мне защитник на общественных началах, явно играет не на моей стороне. Спроси у него, сколько осталось в живых из тех людей, кого он секундировал, так сразу и без секунданта останусь, нисколько в этом не сомневаюсь. Молчу, молчу, поскольку такой вопрос будет считаться уже диффамацией, которая сама является поводом для вызова.

Интересный поворот событий. Получается, что оскорбление было нанесено мною и человек, потребовавший от меня сатисфакции, имеет право на выбор оружия.

В моем случае нам предстоит встретиться со шпагами в руках. Шпага и дага — вот выбор человека, которого я намеренно оскорбил. Пусть будет так.

Неизвестно, что было бы лучше, пистолет или шпага. Вообще-то пистолет здесь считается уделом штатских, и мы оба как нельзя более подходим под эту категорию. Но пистолет это скорее случай, слишком они несовершенны как оружие и попасть с такого расстояния, на какое расходятся стрелки можно только достаточно случайно.

Разошлись стрелки, пошли друг другу навстречу по команде "сходитесь", выпалили и все, разошлись довольные собой и друг другом. Собой — потому что не струсили и все таки вышли чуть ли не верную смерть, а противником — потому что он промахнулся.

Или оба выстрелили в воздух, проявляя по отношению друг к другу истинное благородство. Да и чего делить, один другого неудачно к черту послал. В большинстве случаев так оно и происходит.

Шпаги же совсем другое дело. Тут уже все зависит от тебя, как от фехтовальщика. Да и шансов получить смертельное ранение значительно больше.

Убить меня хотят, чего ж тут непонятного. И плеваться запретили.

Тут я в очередной раз улыбнулся, мой будущий секундант снова отвел свой взгляд в сторону и мы расстались, не скажу, чтобы очень довольные друг другом. Селиол Квост для того, чтобы еще раз обговорить условия дуэли, так он сказал. А я отправился на постоялый двор в надежде встретить там Тибора с Крижоном.

Глава 55. Deux ex mashine

Постоялый двор, тот, на чье название я до сих пор не обращал внимания, именовался "На удачу". Хорошее название, решил я, что-что, а вот удачи в последнее время мне катастрофически не хватает. Черт же меня дернул захотеть жаркого. В конце концов, заказал бы его в номер и ничего бы не случилось. Или приди в голову этому сборищу идиотов продолжить застолье в другом месте, результат был бы аналогичным.

Тибора я увидел еще издали и лишь подъехав ближе услышал его своеобразный смешок, который ни с чьим другим не спутаешь. Тибор собрал вокруг себя компанию из нескольких человек и вдохновенно им что-то повествовал. Опять что-то врет, решил я и не ошибся.

На этот раз его слушателям была предложена ужасная история о том, как ему с таинственной целью пришлось пересечь в одиночку Гориенские болота, полные гигантских цецидов, и самый маленький из них мог разом проглотить….

Тут Тибору пришло в голову найти подходящий по размерам предмет, он обвел взглядом ближайшие окрестности и обнаружил меня. Я показал ему пальцем на двухэтажное здание, сложенное из белого камня и красного кирпича, мол, вполне подходит для этой цели.

Крижона я увидел еще раньше. Тот расположился рядом с играющей в кости компанией и время от времени поглядывал на них, сокрушенно покачивая головой, бывают же дураки на свете, одновременно чиня что-то из конской упряжи.

Вот и отлично, надеюсь, что в их компании мне будет более спокойно.

Оба выглядят бывалыми воинами, и хочется верить в то, что желающих прицепиться ко мне поубавится.

Я знаю, что в среде заядлых дуэлистов считается дурным тоном затевать новую дуэль, пока не состоялась предыдущая. Сейчас этот обычай мне очень нравился.

Это д" Артаньян умудрился сразу три заиметь, но ему простительно, провинциал, что с него взять.

Необходимо дагу еще приобрести, вещь нужная, и кинжалом на дуэли ее не заменишь. Непременно мне в этом Тибор помочь сможет. При всем притом, он далеко не последний знаток всевозможного оружия. Помнится, даже Горднер с ним как-то советовался.

— Ваша милость — увидев меня, закричал Тибор. Черт, мне и самому радостно видеть его. Сейчас мне явно не хватает весельчака и оптимиста, а именно таким человеком он и является.

Крижон тоже не огорчился. Вот и славно, перебираемся в "Приют странника", там и проведем следующие несколько дней, пока все не утрясется.

Оба они знали о цели нашего путешествия в Велент, но вероятно, что по выражению моего лица можно было прочитать то, о чем говорить совсем не хотелось, и им хватило такта не задавать лишних вопросов.

Места для моих парней в "Приюте странника" нашлись. Как же, при такой цене за номера кто бы в этом сомневался.

За ужином я поведал о предстоящей дуэли. Конечно, рассказывал я об этом с легкой небрежностью, как будто такие вещи для меня обычное дело. Судя по всему, удалось. Чуть позже явился Селиол Квост, мой секундант на общественных началах. Ничего нового он не сказал, условия обычные. Поединок будет продолжаться до тех пор, пока один из участников не извинится или не сможет продолжить бой из-за ранения или смерти.

Место встречи назначено у древних развалин, расположенных на западной окраине Велента. Сообщая каждую подробность Квост смотрел на меня, и я в ответ только кивал головой, не имею ничего против. Да и что здесь можно иметь? Меня все устраивает кроме главного: мне совершенно не хочется принимать участие в самой дуэли. Зачем и чего ради? Вот только извиняться я не буду. Не буду хотя бы по той причине, что нанесенное оскорбление относится не только ко мне.

Жюстин не говорил, что отныне я должен гордо нести высокое звание дворянина Великого герцогства Эйсен-Гермсайдр, напоминать об этом чуть ли не оскорбление. Но и без этого все понятно.

При любом постыдном поступке представителя рода кладется тень на сам род, а в моем случае тень ложится на целое герцогство. Вот так, не больше и не меньше. Уж это мне ясно дали понять, пусть и не из уст Жюстина.

Не спалось. Я мерил шагами комнату из угла в угол. Для спортсменов такое даже хорошо, волноваться накануне, а не во время соревнований. Вот только спорт здесь своеобразный, и ставки куда уж выше, ценою в собственную жизнь. Чего ж здесь непонятного, меня попросту хотят убить.

За что, спрашивается? Чем я мог досадить им в такой степени, что даже мое троекратное извинение не смогло ничего изменить? Очень сомневаюсь, дело закончится тем, что я смогу победить его и мне дадут спокойно убраться с этого сраного Велента.

Спуститься к хозяину и попросить его, чтобы он прислал мне Заиру? Что Артуа, жизнь заела до такой степени, что ты решил искать успокоения в объятиях проституток? Вполне возможно, что сейчас Заира обслуживает очередного клиента. Не сомневаюсь, что она обязательно придет к тебе, вон, как она удивилась, узнав, что я из благородных. Да и гонорар. Вдруг повезет снова, решит она. Такие деньги на дороге не валяются. Успокойся и попробуй уснуть.

Заснуть мне удалось не раньше, чем за окном основательно посветлело.

Разбудил меня Крижон.

Когда мы вместе с Квостом приехали на место, мои визави еще не прибыли, но и ждать их долго не пришлось, всего лишь несколько минут. Они приехали большой компанией, и с ними прибыло парочка слуг. И еще один тип, с виду выглядевший как лекарь, им и оказавшийся.

Секунданты внимательно осмотрели наши клинки с непонятной мне целью. Что ты хочешь там увидеть, запрещенный к использованию лазерный целеуказатель? Смешно.

Затем задали каждому вопрос, выглядевший явно ритуальным: может быть господин желает принести свои извинения?

" В следующей жизни" — подумал я, и покачал головой в знак отрицания.

Мишон Колдейн выглядел спокойно, даже позевывал иногда, хотя время было ближе к обеду. Надеюсь, что и я выгляжу также достойно, несмотря на то, что эта ночка прошла для меня тяжело.

Когда прозвучала команда — "сходитесь" — я выдохнул с облегчением. Наконец-то, никаких нервов не хватит ждать дальше.

Колдейну проще, его отвлекают разговорами, дают последние наставления и даже шутят, пытаясь приободрить. И наверняка, это не первая его дуэль.

В моей жизни такого еще не было, и я лишь несколько раз оказался их свидетелем.

На последней, что я наблюдал в Мулое, встретились два дворянина, как мне показалось, хорошо друг другу знакомые. Они даже умудрялись обмениваться шутками во время поединка. Кончилось все тем, что они нанесли друг другу по легкому ранению, одно так вообще выглядело царапиной. Затем дуэлянты поклонились друг другу и все присутствующие одной шумной толпой отправились отмечать это событие.

И техника, продемонстрированная ими, мне тоже не понравилась. Больше всего это походило на театрализованное действие. Изящные пируэты, эффектные удары и не менее эффектное парирование… Меньше всего это походило на то, что всегда демонстрировал Горднер, во главе техники которого всегда стояла рациональность. Он, кстати, присутствовал вместе со мной и сказал всего лишь одно слово: мальчишки.

Спорт здесь такой. Встретились, убедились в собственной мужественности и в мужестве соперника, оставили по отметине на память и разошлись.

Дага, что я приобрел буквально за час до этого эпохального события, называемого моей первой дуэлью, представляла собой длинный кинжал с широким лезвием. В лезвии имелось несколько отверстий — ловушек для клинка противника. Большая чашевидная гарда, имелся даже специальный отросток, для захвата шпаги противника. Когда клинок, скользнув по лезвию даги, оказывался между ней и тем самым отростком, достаточно провернуть кисть руки, чтобы на какое-то время задержать его там. Долго и не надо, хвати мига, чтобы нанести ответный удар другой рукой. А при удачном движении можно и вовсе вырвать шпагу из рук противника.

Горднер учил меня такой технике, вернее, просто ее демонстрировал для того чтобы я о ней знал. Вот только заучить до уровня рефлекса времени у меня не было.

Я не обоерукий боец и это очень прискорбно. Научиться такому невозможно, таким нужно родиться. Нет, конечно, можно долго и упорно тренировать свою слабую руку и, в конце концов, добиться немалых успехов. Но все это не то.

Рафаэлю ли, или Микеланджело, вот же проклятая память на имена, учителя советовали, если нет натуры, рисовать свою левую руку. Так вот кто-то из них, устав рисовать одной рукой, также легко делал это другой. И получалось у него ничуть не хуже. Не сомневаюсь, стань он не творцом, а воином, был бы именно обоеруким. Это талант, а любой талант дается от рождения.

Красивая стойка у Колдейна, жаль, что дам поблизости не наблюдается, им бы непременно понравилось.

Наши клинки соприкоснулись в первый раз. До чего же мелодично звучит мой, и это еще одна особенность толейской стали. А еще им можно запросто опоясаться, настолько он гибок. Конечно, если для этого хватит силы. Только мне этого не нужно. Нужно мне немного другое.

Так, не настолько ты, граф и символ хладнокровия.

Понимаю, не нравится. И никому не нравится, когда угрожают атакой в глаза.

Это всегда нервирует, всех нервирует и ты не исключение. Вот только сразу оба не могут так угрожать, кто-то один делает, а второй лишь отводит угрозу. Такое знание я принес еще из своего прежнего мира, и оно пригодно не только для шпаги и даже фехтования.

Кстати, что у нас там, на Земле, в этом смысле? Существовало две наиболее значимых школы, итальянская и французская. Они различались между собой, хотя и не очень существенно. И в спортивном фехтовании соревновались тоже они, пока не пришла еще одна, на этот раз советская. И как вы думаете, кто победил? Я тоже испытывая гордость.

Мы вообще такая нация, что берем что-то чужое, переделываем так, что прежний владелец только ахает от восхищения. Это относится не только к фехтованию. А балет, а оружие, в конце концов? Тому примеров тьма.

К чему все это я? Да к тому, что если бы заранее знать, как дело обернется, черта с два я бы забросил фехтование. Адаптировал бы свое умение к тем особенностям, что имеются в этом мире, и цены бы мне не было. Если бы у бабушки…

Я осторожничал. Очень осторожничал. Это не спортивный поединок и малейший промах приведет не к поражению по очкам, а к ранению в самом лучшем случае.

Принимая его выпады на дальнюю треть клинка, я только делал вид что контратакую или планирую такое действие. Огрехи в технике Колдейна были видны, но вот воспользоваться этим никак не получалось. Для этого необходимо было рискнуть, и я не мог себя заставить это сделать, не мог поймать кураж. Кураж штука замечательная, но трудно настроиться на убийство человека, в общем-то, из-за пустяка.

Заметно было, что Колдейн приходит все в большее раздражение, стремясь закончить дело как можно быстрее. Может быть его злило то, что он не может справиться с совсем неопытным противником, а определить мою неопытность достаточно несложно, множество мелких деталей указывали на это. Может, были еще какие-нибудь причины, недоступные моему пониманию, но свое хладнокровие он растерял полностью.

Затем я осмелел настолько, что провел две неплохие контратаки, обе из которых могли окончиться вполне успешно, если бы не моя перестраховка. Он ответил не менее опасной атакой, и спасло меня только проворство ног и немного удачи.

Потом случилось то, к чему я долго готовился, но никак не мог решиться на это.

Во время очередного выпада Колдейна я увел его клинок дагой в правую от себя сторону и нанес свой удар. Удар был похож на тот, что наносят тореро, вонзая свою шпагу быку в загривок. Вот только направлен он был Колдейну в правое плечо.

Я попал и попал здорово. Острие шпаги уперлось в плечевую кость и я даже использовал это, для того чтобы разорвать дистанцию скачком назад, оттолкнувшись. Колдейна шатнуло и он не смог удержать шпагу в руке. Будь это обычный бой, сложился необыкновенно подходящий момент покончить с ним следующим ударом, поскольку его левая рука с дагой прижалась к правому плечу. Наверное, стоило бы это сделать, но я не решился. Неизвестно как истолкуют такой удар секунданты и зрители, возможно как подлый и недостойный дворянина в такой благородной ситуации как дуэль.

Все. Остался лишь маленький нюанс.

— Не слышу извинений — обратился я к Колдейну. Тот сделал недоуменное лицо.

— Господа — на этот раз мои слова были обращены к остальным — прошу извинить мое невежество, но насколько я знаю, дуэль считается состоявшейся в трех случаях.

В случае смерти одного из дуэлянтов, в случае ранения, в результате которого невозможно продолжить бой и в том случае, если кто-то извинится. Смерти нет, раны тоже, осталось только извинения. Итак? -

С этими словами я переложил шпагу в левую руку, освободив ее от даги, и описал клинком изящную восьмерку. Боюсь, что это единственное на что я способен левой рукой и, если Колдейн решится на поединок, мне придется туго.

Вмешался лекарь, поспешно заявивший о том, что продолжать бой с таким ранением, невозможно. Да кто же против, вряд ли я слышу извинения, да и не нужны они мне вовсе. Откровенно говоря, мне и самому сложно будет объяснить даже себе, зачем я это сделал.

Боюсь, что мои проблемы не закончились и для этого никаких пядей во лбу иметь не надо.

Кроме того, мне не нравятся их взгляды, те, которыми они обмениваются между собой. Да что ж вы так ко мне привязались, кому из вас я дорогу перешел? Ворона вы хрен получите, я еще вчера у стряпчего побывал, завещав его Горднеру.

Горднер. Из-за древних развалин, напоминавших собой конические круги, сложенные из необработанного камня, показалось три всадника. Те, что сзади, это Тибор с Крижоном, все же они запоздали, я ждал их еще полчаса назад. А вот тот, что едет впереди, очень похож на Горднера. Неужели это та самая deux ex mashine и все мои проблемы позади? Может быть парни и задержались из-за того что встретились с ним? Но Горднер еще как минимум месяц должен быть в Мулое. Или образовалось какое-то новое дело, которое заставило срочно его покинуть?

Остальные тоже смотрели на подъезжавших к нам всадников. Может быть, прибытие их удержит от тех намерений, что так очевидны? Или просто я вижу то, чего больше всего опасаюсь?

Когда всадники приблизились достаточно для того, чтобы я мог разглядеть всех подробно, ничего кроме разочарования я не испытал.

Этот человек похож на Горднера не больше чем кошка на тигра. И дело было не в размерах того и другого. Горднер имел обычный рост при самом обычном телосложении. Ну, и еще осанкой они были схожи. Видимо из-за этого я их и спутал.

Вот все остальным они различались разительно. Взглядом, манерой себя держать, и еще тысячью мелочей, которые невозможно заметить издали.

Когда всадники приблизились, этот псевдо Горднер направился к окружению моего недавнего противника.

Парни подъехали, и на душе стало немного спокойней. Жаль, что мне пришлось впутать их в эту историю. Вот только убить меня сейчас будет значительно сложнее. Потому что убить теперь придется нас всех троих, теперь Тибор с Крижоном будут в своем праве, защищая свои жизни. Если же получится так, что одному из них удастся скрыться, то обо всем этом узнает Горднер, и тогда он поступит так, как должно, пусть я и не увижу этого. Все-таки три трупа это не один, погибший на дуэли, чему порукой будет слово сразу нескольких дворян. А дворяне лгать не умеют, и если кто усомнится в этом, последует немедленный вызов. Да и кому я нужен, чтобы из-за меня вспыхнули такие страсти.

Тибор, спешившись, доложил:

— Все готово, Ваша милость — и он передал мне бумагу, из-за которой они и задержались в Веленте. Ничего интересного в ней не было, всего лишь завещание, в котором и говорилось, что в случае моей смерти Ворон переходит в собственность Горднера. Впрочем, как и подаренная Жюстином шпага.

Надеюсь, что человек, прибывший вместе с Крижоном и Тибором, не настолько повязан с остальными, чтобы принимать участие в убийстве. Или, по крайней мере, покрывать его. Очень надеюсь. Вот только понять бы, чем я им так насолил.

Подошел мой секундант, и вид у него был не очень довольный. Видимо, что-то пошло в разрез с их планами. Не иначе, поражение Колдейна. Я все же поинтересовался, что не так.

— Сложность в том, господин де Койн, что вами были нарушены правила дуэли и один из друзей Колдейна имеет в связи с этим претензии к вам.

И в чем же онозаключалось, это самое нарушение? Уж не в том ли, что победу одержал именно я? И здесь я не смог удержать в себе вспыхнувшую ярость, заявив:

— Передайте тому самому другу господина Колдейна, что он безмозглый осел, и я готов встретиться с ним на любых условиях. Подробности вы мне расскажете позже, если не сочтете за труд, а я вас покидаю.

Как смысл оттягивать неизбежное, если решение ими уже принято? Я даже догадываюсь, кто будет моим следующим противником в борьбе за звание лучшего фехтовальщика славного города Велента. И то, что это будут опять шпаги, тоже догадаться не сложно. Дуэль на пистолетах слишком зависит от случая.

Уже позже, когда я в сопровождении Тибора и Крижона подъезжал к Веленту и ярость, так некстати вспыхнувшая во мне, угомонилась, подумал:

" Артуа, если уж и назвать кого-то безмозглым ослом, так это только тебя".

Глава 56. Кабанья голова

— Уважаемый — обратился я к хозяину "Приюта странника", кладя перед ним на стойку серебряный ал — Мне бы снова хотелось увидеть Заиру.

В але целых четыре конта, и этого будет вполне достаточно. А с Заирой я сам разберусь.

Больше всего я боялся услышать, что нет проблем, сейчас Заира освободится от очередного клиента и сразу же поднимется ко мне. Хозяин посмотрел на новенький блестящий ал, затем на меня и ответил:

— Заира уехала из Велента. Уехала в тот самый день, когда побывала у вас. Я даже подумал, что это как-то связано. Но если господину угодно, я пришлю любую другую. Поверьте, у нас богатый выбор. Девочки славные и очень молоденькие, на любой вкус. — Затем секунду подумав, добавил — Конечно, второй Заиры у нас нет.

Я отрицательно помахал головой. Нет, мне нужна не девочка, мне нужна именно Заира. И очень хочется верить в то, что ее отъезд связан именно с тем, о чем подумал хозяин "Приюта странника".

К нему я обратился после того, как просидев в своем номере целый час, пришел к выводу, что меня ожидает еще одна кошмарная ночь. Сначала я зашел к парням, занимавшим смежную комнату. Крижон лежал на постели и о чем-то думал, вскочив на ноги при моем появлении. Тибора не было вовсе. Не очень-то они ладят в последнее время, после того как Тибору пришлось признаться в том, что вся история о человеке могущем обращать все в золото, выдумана им от начала и до конца. Выдумана в той части, где говорилось, что мы направляемся именно к нему.

Нет, черная кошка между ними не пробежала, но теперь Крижон отказывался верить любому его слову. И он до сих пор переживал крах своей рухнувшей мечты.

Да, с таким настроением Крижона я и себе его не подниму, подумалось мне, после чего и направился к хозяину заведения.

Еще перед этим заходил Квост, принесший весть, что следующая моя схватка состоится послезавтра, на прежнем месте и в тот же час. И условия ее были точно такими же. Вот только встретиться мне предстоит не в пример с более грозным противником. Как мне показалось, что Квост даже проникся ко мне легкой симпатией, поскольку голос его звучал немного печально. Или решил таким образом оказать на меня психологическое давление.

При этих мыслях я даже улыбнулся. Любишь же ты все усложнять, Артур. Вернее, теперь уже Артуа де Койн.

Чего уж проще, собрал манатки и двинул в столицу завтра с утра, еще по холодку. Тебя ведь убить хотят, и что тебя здесь держит? Благородное слово дворянина, что же еще. Потом будет потом. Глядишь, все и утрясется. В конце концов, вполне возможно ты и не встретишься с этими людьми уже никогда. Вот только не заявляй, что от себя не убежишь. Дуэль с Керклом Сентрирусом, следующим оппонентом, почти самоубийство. Это тот, что обратил на себя внимание почти полным отсутствием растительности на голове.

Опытный боец, уж настолько-то я теперь в этом разбираюсь.

Так я думал лежа в одинокой постели, отлично понимая, что от судьбы не убежишь, и никуда я не уеду.

Утро выдалось хмурым даже видом на небо, взявшегося поливать землю мелким нудным дождем. Но еще вчера я решил побаловать Ворона прогулкой за городом и от намерения своего не отступился.

К обеду небо разъяснело, и в город возвращался уже в нормальном настроении. Ездили мы вдвоем с Крижоном, поскольку Тибор не пришел даже к утру. Но на этот счет я не беспокоился, поскольку знал его как ценителя всего прекрасного, по возможности не пропускающего ни единой юбки. Что-то тянет меня к таким людям, не иначе как рыбак рыбака… и так далее.

Имперский такт проходил чуть в стороне от Велента, и, чтобы попасть в город, необходимо было преодолеть небольшую речушку, текшую параллельно дороге. Сделать это достаточно просто по добротному каменному мосту, возле которого и был расположен постоялый двор "На удачу". Крижон меня убедил его посетить, поскольку там превосходно запекали в печи дичь, а я всегда имел слабость к этому простому блюду.

Корчма была пуста, да и время сейчас самое обеденное, почему бы и нет, решил я. Тем более что прогулка, пусть и не пешеходная, прибавила аппетита, отсутствием которого я и так никогда не страдал. Крижон оказался прав, готовили здесь весьма неплохо и мы с ним оба в первый раз отведали каплуна в ореховом соусе, единодушно сойдясь во мнении, что дело того стоило.

Я уже совсем было собрался вскочить на Ворона, и даже вдел левую ногу в стремя, когда из-за угла красно-белого здания корчмы появилась группа всадников.

Впереди, на крупном жеребце гнедой масти, но со светлыми гривой и хвостом ехал человек в широкополой шляпе и длинном бирюзового цвета плаще.

Вероятно, я бы не обратил на него внимания, но у лошадей такого окраса грива и хвост обычно черные, да и посадка всадника сразу бросалась в глаза. На лошади этот дворянин, на что безошибочно указывала его длинная шпага, висевшая на переливающейся всеми цветами радуги шитой перевязи, сидел так, что меня даже пробрала легкая зависть.

Вот он повернул голову вправо, разглядывая что-то на обочине, и у меня невольно вырвался крик: Фред! Вслед за этим я прикусил язык, потому что обращаться так к дворянину, пусть и своему знакомому, по крайней мере, неприлично. Человек повернул голову на зов и резко осадил коня. Это действительно был Фред фер Груенуа, мой давний и хороший знакомый.

— Артуа! — в свою очередь воскликнул он, и, наверное, в свою очередь пожалел о таком своем приветствии. Да и черт с ними, со всеми этими ритуалами приветствия и нормами поведения, ведь я действительно был очень рад его видеть. Как и он меня, судя по всему.

Соскочив с коня, Фред сжал мою руку, хлопнув другой ладонью по моему предплечью, и я ответил ему тем же.

— Что ты здесь делаешь? — мы умудрились задать этот вопрос одновременно.

Пока я пытался сформулировать ответ, поскольку в двух словах всего этого не объяснишь, Фред осмотрел меня с головы до ног, щелкнув ногтем по эфесу шпаги, и бросил свой взгляд на Ворона, надолго там задержавшись.

В общем, я не успел ответить на его первый вопрос, как он задал уже следующий:

— Ты где остановился?

Ну, тут даже мне тупить сложно и я ответил сразу:

— В "Приюте странника".

Через час мы сидели в том самом приюте, и я успел уже узнать, что Фред прибыл в Велент по неотложному делу. Слово за слово, и я рассказал ему обо всех событиях, произошедших со мной с момента нашей последней встречи. Не обошел в своих рассказах и Горднера. На этом месте Фред оживился и долго выпытывал подробности.

Вот только о Милане я рассказал буквально в двух словах, обойдясь без ее имени и еще без нескольких деталей.

В конце я выразил сомнение по поводу того, что титул получил не совсем заслуженно. Как-то в разговоре с Горднером я затрагивал эту тему, но тот только хмыкнул и заявил, чтобы я бросил маяться дурью.

Фред тоже посмотрел на меня с изумлением и спросил: ты это серьезно?

Да куда уж серьезнее. Он весело расхохотался и поинтересовался, интересно ли мне будет узнать, каким образом его предок получил титул графа. Конечно, ответил я.

Так вот, продолжил Фред, титул графа его славный предок получил от не менее славного императора Конрада I за то, что вовремя подал ему в руки рогатину при охоте на кабана.

С тех пор на их родовом гербе присутствует кабанья голова. Тут я невольно расхохотался и не сразу смог объяснить причину своего смеха. Наконец мне это удалось, и Фред узнал, что на моем гербе присутствует лошадь, и я только сейчас связал ее и то обстоятельство, что мне довольно долго пришлось катать на себе принца Жюстина.

Мы посмеялись вместе. Хороший человек Фред. И за все время, что мы не виделись, ничуть не изменился. Судить об этом я могу смело, потому что он не пропустил взглядом ни одной даже самой завалящей юбки, ни по дороге сюда, ни здесь.

На мой вопрос, как там "Мелисса", Фред немного помрачнел и ответил, что нет больше его красавицы.

Затем мне пришлось поведать о своих дуэлях, и Фред сразу посерьезнел.

Самым подробнейшим образом он расспрашивал меня как о самой дуэли, так и о событиях ей предшествующих. Затем задал еще один вопрос:

— Скажи, Артуа, не было ли среди этих людей одного, вот с такими усами?

И Фред быстро развел большой и указательный пальцы, сложенные перед самой верхней губой.

Нетрудно было догадаться, о ком идет речь, и я не задержался с ответом:

— Боюсь, что этот человек станет следующим, с кем мне придетсявстретиться. Конечно в том случае, если я переживу завтрашнюю дуэль.

Как мне показалось, у него на лице появилось чувство облегчения, но выяснять подробности не стал. Меня значительно в большей степени интересовало другое.

Встретил я его просто Фредом, пусть и владельцем не самого дрянного корабля. Теперь он граф, и понятно, что граф он снова. На мой вопрос он ответил коротко: эсзидо.

Этот термин я знал и означал он следующее.

Иногда, можно сказать, что крайне редко, в ответ за какое-нибудь прегрешение, недостаточно тяжелое, чтобы лишить дворянства, и в тоже время довольно серьезное, дворянина не подвергают опале или ссылке куда-нибудь в глухую провинцию, а назначают ему эсзидо.

Такой человек теряет все дворянские привилегии, в том числе и возможность носить шпагу, но в то же время не опускается до уровня простолюдина. Получается какое-то промежуточное состояние. Бывает и такое, что простолюдин становится тем же самым эсзидом, и через какой-то срок рассматривается, может ли он стать полноценным дворянином. Насколько я помню, в земной истории такого не было. Хотя как знать, я не такой уж и ее знаток.

— Женщина — произнес я, даже не вопрошая, а утверждая.

В ответ он рассмеялся и развел руки. Мол, это не слишком трудно понять. Знаю я за собой такой грешок, и не вижу в нем ничего предосудительного.

Затем в нескольких фразах, не называя никаких имен, рассказал подробности. Я сделаю их еще короче.

Флирт, адюльтер, и, как следствие, вызов на дуэль. Все. Вот только человек, с которым Фреду пришлось встретиться, был очень близок ко двору. Тогда по Империи прокатилась очередная волна борьбы с дуэлями, которая в очередной раз закончилась ничем. Противник Фреда отделался значительно легче, поскольку оправдал свое участие в дуэли тем, что ему пришлось заступиться чуть ли не за честь императорской фамилии.

Фред фер Груенуа получил эсзидо и стал просто Фредом. Как выяснилось позже, на долгие пять лет. Не так давно его противник попал в опалу и тут же в окружении Конрада III нашелся человек, который и рассказал императору о действительных событиях пятилетней давности. Император был в гневе. Как же, прикрываться его именем в каких-то низменных целях. На этом фоне проявили активность родственники Фреда, результатом которой и стало снятие с него эсзидо.

На этот раз руки развел я, мол, и не надеялся услышать что-то другое.

Затем мы с Фредом расстались, но буквально на пару часов.

Через два часа, наряженный в свои лучшие одежды, приобретенные в столице специально для встречи с Миланой, я трясся в карете по булыжной мостовой. Напротив меня сидел Фред, рассказывающий веселую историю, совсем недавно произошедшую с ним по дороге в Велент. Я улыбался, кивал головой, в нужных местах поддакивал или делал соответствующую мину…

В глубине же души очень волновался. Волновался даже больше, чем перед дуэлью. Потому что отправились мы на раут, первый в моей жизни раут в доме графа Энглиера. Граф Энглиер приходился Фреду дальней родней.

Напрасно я убеждал себя, что ничего страшного не происходит и мне не придется прикладывать много усилий, чтобы во мне не признали вчерашнего простолюдина. Видимо мне не совсем удачно удавалось скрыть свое состояние, поскольку Фред внезапно прервал свое повествование на самом интересном месте и заявил:

— Артуа, я тебя не узнаю. Никогда бы не подумал, что на свете существуют вещи, которые могли бы так сильно привести тебя в смятение.

Мне это помогло, и в дом графа я уже входил, испытывая скорее любопытство, чем что-то еще.

Когда мы прибыли, вечер был в самом разгаре. Никакому особому событию он посвящен не был, просто время от времени такое устраивает каждый из представителей городской знати Велента или других городов.

Сегодня принимаешь гостей ты, завтра сам отвечаешь на приглашение. Жизнь многих и состоит из таких встреч и приглашений. Состояние вечного праздника, конечно в том случае, если можешь себе такое позволить.

Как оказалось, Фреда здесь помнили хорошо. Еще бы, яркая личность. Да и не столько уж много времени прошло с тех пор, как он побывал в этом доме в последний раз.

Фред поприветствовал хозяев, не забыв представить им и меня. Затем прошелся по зале, говоря комплименты дамам, пожимая руки своим знакомым, которых оказалось великое множество. С кем-то он перешучивался, кого-то просто осчастливил кивком головы, кому-то давал обещание посетить их дом в самом скором времени.

И вскоре получилось так, что он стал центром внимания всех присутствующих на вечере. И он этим воспользовался, да еще так, что знай я заранее, попросту сбежал бы отсюда, не дожидаясь этого момента.

Я с самым независимым видом с бокалом вина стоял возле ломберного столика и делал вид, что внимательно наблюдаю за игроками, когда Фред, совершив обход залы, приблизился ко мне.

— Дамы и господа — обратился он ко всем присутствующим, призывая к себе внимание. Это удалось ему достаточно легко, потому что и без призыва собрать его ему удалось достаточно много.

— Рад вам представить человека, которого я считаю своим другом. Конечно, все вы слышали историю, что произошла совсем недавно. Историю о том, как наследника Эйсенского престола буквально вырвали из лап самой смерти.

Конечно же, все присутствующие слышали эту историю. А куда им было деваться, ведь никому не хотелось признаваться в своей провинциальности.

— Так вот, этим человеком и был Артуа де Койн, пожалованный титулом барона Великим герцогом Дрюмоном XVII.

И мне оставалось лишь раскланяться, при этом усиленно делая вид, что спасать наследников престола для меня сущие пустяки, которые я делаю не менее четырех раз в неделю, даже не позавтракав.

Конечно, восторженного рева и бури оваций я не дождался, но поглядывать на меня стали несколько иначе.

Хитер Фред, хитер. Так ловко меня пропиарить. По его словам получается так, что я и до этого был дворянином, получив за содеянное лишь титул. Теперь можно легко объяснить и мой акцент, и некоторые другие вещи, отличающиеся от общепринятых в Империи, те же манеры, например. Разве что найдется среди присутствующих человек, бывавший там и говорящий на принятом в герцогстве языке, в чем искренне сомневаюсь.

Фреду бы в моем мире и в мое время имиджмейкером работать, цены бы ему не было.

Вот только вряд ли бы он на это согласился, слишком уж по барабану ему было бы состояние банковского счета или возможный визит налоговой инспекции, натура не та.

Как оказалось, в Веленте на меня уже успели обратить внимание, но в этом было больше заслуги Ворона. Еще бы, единственный аргхал в городе, некоторым и видеть то их раньше не приходилось.

Я как раз общался с одним из таких людей, представившимся Кериолом Гроем отвечая на его многочисленные вопросы, касающиеся непосредственно аргхальских скакунов, когда ко мне обратился Фред.

— Артуа, мне хотелось, чтобы ты присутствовал при разговоре, собственно ради которого я и прибыл в Велент. Нет ничего проще, всем, чем смогу, Фред.

Разговор же случился очень интересный.

Своего завтрашнего противника Керкла Сентрируса и человека, которым интересовался Фред, я обнаружил сразу же, как только мы сюда явились. Все это время мы делали вид, что не замечаем друг друга, да и какой был смысл в противном.

Так вот, мы с Фредом пересекли зал и остановились перед этими двумя типами, находившимися в окружении еще нескольких дворян.

Фред внимательно посмотрел на одного из них, того самого, украсившего свою физиономию такими странными усами-стрелками и влепил ему пощечину. Пощечина получилась смачной, и звук ее облетел всю залу, потому что небольшой струнный оркестр все время наигрывающий какие-то мелодии в это время решил сделать себе небольшой перерыв.

Голова последнего дернулась и на его щеке стали проступать красные пятна, повторяющие собой форму кисти Фреда.

Заглянув еще раз этому человеку в глаза, Фред, все так же, не произнеся ни слова, пошел от него прочь. А что здесь говорить, завтра униженный и оскорбленный пришлет своего секунданта и они обо всем договорятся. И никуда ему не деться, вернее, деться можно, если уехать далеко, далеко, где никто не будет знать о его позоре.

— Если бы ты знал, Артуа, сколько времени я мечтал об этом — признался мне Фред, когда мы отошли достаточно далеко.

Глава 57. Сьеола

— Артуа, а верно говорят, что ты родом из Лаверны?

Нет, это совсем неправда, милая моя девочка. О Лаверне я знаю еще меньше тебя. Но будет лучше, если я многозначительно промолчу, из скромности, пусть будет так. Давай я лучше еще раз расскажу, что у тебя очень красивые глаза, нежная кожа, милая улыбка и захватывающая дух фигура. И очень, очень сладкие губы. А больше всего мне понравилось то, что когда мы остались наедине, ты словно сбросила маску холодной чопорности, преобразившись в милую ветреную девчонку, веселую, легко откликающеюся на мои шутки и очень, очень страстную. И не прячь, пожалуйста, свою коленку под кружевами постельного белья, она у тебя такая славная.

Вот только мне давно пора уходить, уже давно пора, а я все не могу от тебя оторваться. Мы еще встретимся, обязательно встретимся. Если конечно меня сегодня не убьют.

Дай я взгляну на тебя еще раз. Как замечательно, что еще не пришла мода на короткие женские прически. И еще долго, долго не придет. Что может быть красивее копны раскиданных по всей подушке волос, чуть спутанных и немного взлохмаченных. Мне такое всегда нравились значительно больше, чем самая изысканная укладка. Будь моя воля, я заставил бы всех женщин мира ходить именно так.


Первыми словами, что я услышал от Фреда, были:

— Так, господин барон. Расскажите мне, пожалуйста, как вам это удалось.

Я пожал плечами, что могу сказать, да и надо ли? К чему такие слова, что клин клином вышибают, или необходимо лечить подобное подобным.

— Я просто любезно согласился сопроводить даму домой.

— А затем также любезно ходил всю ночь вокруг ее дома, охраняя его, судя по твоему не выспавшемуся виду.

Вот еще за что мне всегда нравился Фред, так это за то, что он умеет задавать вопросы так, что совсем не хочется сказать ему: а какое твое дело?

Конечно, понять его тоже можно, уделить Сьеоле столько внимания и в итоге оказалось так, что она попросила отвезти ее меня.

Не было в голосе Фреда интонаций соперника-самца, лишь простое любопытство, почему так получилось, и что я такого сказал, что решило все дело. Да ничего такого особенного, просто комплимент по поводу внешности Сьеолы, да и то с какой стороны на это посмотреть.

Так получилось, что мы случайно встретились у того, к чему лучше всего подойдет название барная стойка и перебросились парой фраз. После того, как Фред представил меня сразу всем гостям дома, не стало необходимости, следуя правилам хорошего тона, искать кого-то, чтобы нас познакомили.

И я сказал ей один единственный комплимент, если это можно назвать именно так.

Я сообщил, что она самая красивая женщина из тех, что я когда-либо видел. Только одна была еще красивее, и нетрудно понять, кого я имел в виду.

Славная девушка, я до сих пор сам себе завидую. Ну да ладно, если переживу сегодняшний день, вечером мы обязательно встретимся снова.

Не дождавшись от меня ответа, Фред посерьезнел.

— Теперь о предстоящей дуэли. Положение твое серьезнее некуда. Керкл Сентриус считается одним из лучших фехтовальщиков провинции. Опытный боец. Ходят слухи, и не безосновательно, что ему предлагали стать фиолом.

Что такое фиол, я знал. Знал благодаря все тому же Горднеру. Однажды, еще в Эйсендере, он указал на сильно прихрамывающего господина. Господин этот, увидев моего спутника, спешно перешел на другую сторону улицы. Шел он быстро, при этом часто оглядываясь и выражение его лица было соответствующе испуганное.

— Бывший фиол — сказал Горднер, глядя ему вслед своей фирменной улыбочкой — вот уж не думал, что встречу его здесь. Старый знакомый. Слово "старый" он выделил интонацией.

— Это был тот случай, когда я отказался от денег, чтобы самому не стать именно им….

Фред прервал мои воспоминания, продолжив:

— Сентриус отказался, но не потому, что считает такое занятие безнравственным. Его отказ имел какую-то другую почву. За его спиной чуть ли не три десятка дуэлей. И ты знаешь, ни одну из них Сентриус не проиграл. Не скажу, что он обошелся без единой царапины, но и серьезных ранений не было. И еще, он одинаково хорошо владеет шпагой что левой, что правой рукой. Может во время схватки несколько раз поменять стойки, при этом меняя оружие в руках.

При этом Фред обвел кисть одной руки вокруг другой:

— Именно таким образом. Некоторых это очень нервирует.

Да уж, черт же меня побрал влипнуть в такую историю. Ну почему этот Керкл Сентриус не стал художником? На этой планете был бы свой Микеланджело, а у меня не было бы проблемы.

Меж тем Фред продолжил:

— Пойми меня правильно, Артуа. Мне совсем не хочется запугать тебя, просто я хочу, чтобы ты отнесся к предстоящей дуэли со всей серьезностью. Нисколько не сомневаюсь, что Горднер — великий учитель, но опыт учитель не менее великолепный. А его Сентриусу не занимать. Кстати, я взял на себя такую наглость, стать твоим секундантом. Надеюсь, ты на меня за это не в обиде. Твой прежний, мне даже имени его произносить не хочется, настоящий зиод.

Что есть "зиод" спрашивать не стоит, это ругательство мне знакомо, правда только понаслышке. Как правило, ими называли дворян, в чьем бесчестии окружающие могли убедиться не один раз. Хочешь обеспечить себя дуэлью ровно одним словом, скажи именно это и все будет в полном ажуре.

В уже знакомое мне местечко мы прибыли довольно большой компанией. Помимо того, что я прибыл с Тибором и Крижоном, Фред захватил с собой парочку знакомых дворян.

Утешало одно уже то, что если я и проиграю эту дуэль, то проиграю ее честно. Совсем не редки случаи, когда более многочисленная, а значит, более сильная сторона попросту расправлялась с противником в том случае, если победа был не на их стороне.

Фантомас хренов, подумал я, увидев своего противника. Так чисто бриться нельзя, непременно было бы что-то видно. А в его случае даже брови едва проглядывают.

Сентриус прошелся по будущему ристалищу, разминаясь, несколько раз поменяв местами оружие в руках.

"Ловко у него это получается, даже завидки берут. Не иначе как на психику давит" — подумал я и тут же поправил себя.

"Артуа, что за простонародные выражения, завидки, на психику давит. Теперь тебе следует пользоваться совсем другими словами и выражениями, как и подобает дворянину и барону. Ровно столько, сколько тебе осталось". Но почему-то эта не веселая мысль вызвала улыбку у меня и непонимание у Фреда. Тот недоуменно повел бровью. Всегда хотел научиться играть бровями, но теперь видимо уже не судьба.

"Наверное, это нервное", пронеслось в голове, когда я безуспешно боролся с очередной улыбкой.

Слава Богу, что условиями дуэли разрешалось пользоваться привычным оружием, иначе дело совсем плохо. Со шпагами проще, это пистолеты обязательно должны быть одинаковыми.

Вероятно, после раута в доме Энглиеров мне следовало вернуться в "Приют странника" и провести ночь в медитации и отдыхе. Усталость замедляет реакцию, притупляет внимание и лишает сил.

Вот только верни меня во вчерашний вечер, и я бы ни за что не стал ничего менять, ни за что.

Сетриус пошел в атаку безо всякой разведки. Наверное, потому что я не производил в его глазах хоть сколько-нибудь стоящего бойца или он слишком надеялся на свое умение. Первых его несколько выпадов мне удалось отразить достаточно успешно, всего лишь ценой утерянной даги.

Вероятно, он специально дал зацепить свой клинок и, когда я попытался вырвать его, попросту атаковал дагой мою руку. Конечно, это было бы не смертельно, но получить на первых секундах схватки ранение, это никуда не годиться. Пришлось попросту разжать руку, выпуская кинжал, рывком разрывая дистанцию.

Да ну и черт с ней с дагой, не настолько хорошо я ей и пользуюсь. В конце концов, перед дуэлью Фред туго перебинтовал мне левое предплечье куском плотной ткани, что совсем не запрещено. Так что под несильные рубящие удары я вполне могу его подставить.

Поначалу, без даги, я даже почувствовал себя свободнее.

Его выпад, мое парирование, не слишком удачная попытка атаковать самому. Снова те же действия, но теперь уже без моей атаки. Да, серьезен Сетриус и свою славу носит заслужено. Это не Горднер, далеко не Гордер, но и я сомневаюсь, что лучший ученик Эриха. Хотя сколько времени он смог уделить, смешно даже. Вот только совсем некогда смеяться, даже не знаю, какое чудо спасло мою печень от даги Сетриуса. Но как же звенит мой клинок! Толейская сталь и этим все сказано.

Наверное, у противника клинок не хуже, только на такую же крепость уходит больше его толщины, что в свою очередь влияет на вес. Часа через два разница в весе, несомненно, скажется. Очень смешно, Артуа, очень. Ты что, надеешься прожить так долго?

Сетриус в очередной раз поменял клинки местами, и в очередной раз получилось у него это очень эффектно. И ради кого старается, ни одной дамы поблизости. Неужели и на мужчин такие понты корявые действуют?

Ну а мы тем временем закрутим восьмерку, тоже ничего фигура. И усилий никаких не требует, и заодно руку разгрузим, ей такое полезно будет.

Дистанцию, Артуа, держи дистанцию, дистанция — это твое. И вот еще что, слегка касаемся своей шпагой его клинка, тогда начало его атаки несложно будет уловить. Нет ничего позорного в том, что пока ты просто стараешься держаться на той дистанции, которая тебя устраивает, абсолютно нет.

Стоп, это не промашка Сетриуса, это его уловка. Домашняя заготовка, не иначе. Что-то нервничать начинаешь, уважаемый. Давай, я тебе в этом помогу. Вот так вот, взгляд свой буду держать у тебя над плечом. Над левым, поскольку ты сейчас в правосторонней стойке. Да не вопрос, поменял стойку, и мы тоже поменяем. Очень такое нервирует, согласен, еще больше, чем если бы смотреть между глаз.

Нет, все-таки лучше было бы выспаться. Любая другая женщина и я именно так бы и поступил, но только не Сьеола.

Больно. Не так чтобы совсем уж, но больно. Как же так, ведь понял, что очередная уловка, в последний момент, но понял. Теперь все, затягивать нельзя. У меня есть пара минут, не больше. Дальше будет только хуже.

У меня получилось. Получилось войти в то состояние, что показал мне Годим. Позавчера такого не было и я даже не догадываюсь, что стало тому причиной. А вот сейчас да.

Снова хмель не хмель, огонь не огонь бушевал в крови. Странно даже, что у человека, что умер еще вчера, такое возможно. Не так уж он и быстр, этот Базилио. Что, не ожидал? Все верно, мертвые не умеют, не должны улыбаться. А я сейчас мертвец и есть.

Шаг назад, еще шаг, пора.

Закрутив его клинок, я ударом сверху сумел чуть опустить его вниз и, выгнув кисть, вонзил острие в правое плечо Сетриуса. Но этим моя атака не закончилась. Продолжив движение оборотом вокруг своей оси, я продолжил рубящим ударом по его левому плечу. Все.

Больше рук у него не осталось, если он конечно, не мутант.

С этим мне повезло. Сетриус выронил оба клинка, схватившись левой рукой за правое плечо, рука которой повисла плетью. Надолго его не хватило, и он со стоном уронил и вторую руку.

Горднер, когда мы встретимся, и если мы встретимся, я буду поить тебя лучшим вином, захочешь ты этого или нет. Долго буду поить, очень долго. А после каждого тоста за твое здоровье буду кланяться в ноги. Если захочешь, даже лбом в пол стучать стану.

Так, все это потом, а сейчас мне хочется одного.

Вынув новенькую блестящую серебряную полукрону, я бросил ее Сетриусу под ноги:

— Наймите слугу. Ближайшее время вы сами это делать не сможете.

Судя по бешеному выражению его глаз, он понял, о чем идет речь. Вот и отлично. Понимаю, недостойно дворянину издеваться над таким же благородным, не способным ответить на оскорбление. Вот только где было твое благородство, когда ты делал мне вызов? Ты что, не видел, что я собой представляю? И еще. Я ведь в самый последний момент подал руку чуть ниже, иначе удар пришелся бы тебе под подбородок, и нетрудно понять, чем бы все это закончилось. Мне очень хотелось, чтобы дело закончилось именно так, но все же смог себя удержать. Живи, лучший фехтовальщик провинции Дрондер.

Боль стала сильнее. Так, что там у нас? Колотая рана, прошедшая через грудную мышцу и вошедшая в переднюю дельтовидную плеча. На груди она небольшая, входное отверстие совсем рядом с выходным. А вот с плечом серьезнее, но не смертельно.

Подошел Фред. Сейчас он начнет мне выговаривать за брошенную под ноги Сетриусу монету. Нет, от него я услышал совсем другие слова:

— Впечатляюще, Артуа. Поздравляю. Единственное, что я не могу взять в толк, зачем ты все так затянул. А с монетой просто блестяще. Теперь он жалеет только о том, что ты оставил его в живых.

Я с изумлением посмотрел на него, уж не шутит ли он? Какое там затянул, неужели со стороны было незаметно, что пару раз я был на самой грани?

Нет, Фред смотрел на меня вполне серьезно, с такими глазами шутить невозможно.

К Сьеоле в тот вечер я так и не попал. Рана оказалась более серьезной, чем мне показалось.

Разболелась голова, поднялась температура, и стало совсем не до визитов. Я лежал, глядя в потолок и размышляя о том, что мне обязательно будет нужно найти в себе силы, чтобы прибыть завтра на место дуэли Фреда с Неором Комблисом. Когда скрипнула дверь, я было подумал что вернулся Крижон, посланный за ужином, часть которого все же надеялся в себя затолкать. Ужин действительно прибыл, вот только принесла его Сьеола.

И мне действительно удалось впихнуть в себя немного того, что было на подносе, заботливо прикрытого кружевной салфеткой. Потому что невозможно отказать даме с такими выразительными огромными карими глазами и с такой милой улыбкой, съесть тот кусочек, что она заботливо подносит ко рту. И голова моя совсем прошла, и я даже пытался шутить, отчасти вполне удачно. В конце концов, я почувствовал себя настолько лучше, что попытался дать волю здоровой руке. Вот это у меня получилось не так хорошо, поскольку в человеческом организме все как то связано. Стоит пошевелить ногой, как это сразу отдает болью в раненом плече. А чуть сдвинешь руку, так вообще во всем отдается.

На прощание Сьеола поцеловала меня в лоб и сказала, что очень, очень ждет моего выздоровления. И уже у самых дверей заявила, что напрасно я думаю, что не увижу ее завтрашним вечером. Затем весело рассмеялась, увидев выражение моего лица.

Следом пришел Фред. Я тоже был ему очень рад, вот только его появление почему-то не принесло мне столько облегчения от страданий, как в случае со Сьеолой. Мужик, что с него взять.

Фред не стал рассказывать, что же случилось с его "Мелиссой", заявив, что сейчас не самое подходящее для этого время. И настоятельно рекомендовал мне обязательно выздороветь до завтрашнего полудня, поскольку он желает видеть меня на своей дуэли, а моя комната слишком мала для того, чтобы перенести ее сюда.

После его ухода явился Тибор и рассказал мне все новости и слухи, а также поведал обо всех произошедших в Веленте за сегодняшний день событиях. Тоже приятно и познавательно, поскольку за окном позднее средневековье, и нет ни телевидения, ни радио, ни газет.

Самой главной новостью являлась состоявшаяся между мной и Сетриусом дуэль, побившая по своей популярности даже событие, связанное с начальником городской стражи Велента, который умудрился застать свою жену в постели с самым главным воришкой города, которого он безуспешно пытался изловить уже долгое время.

Глава 58. Дуэль Фреда

Конечно же, на дуэль Фреда фер Груенуа я попал. Не настолько и серьезны были мои повреждения, к тому же издревле известно, что у победителей раны заживают быстрее. Нет, они не затянулись к утру, наоборот, та, что в плече, нехорошо воспалилась. Но настроение было прекрасное, как же, победил такого серьезного противника, и умудрился при этом остаться в живых.

Когда я в сопровождении все тех же Тибора с Крижоном прибыл на хорошо уже знакомое мне место, то поразился обилию народа. Хотел Фред того или нет, но он устроил из своего поединка настоящее шоу. По крайней мере, по количеству зрителей, присутствующих на нем. Понятно, публичная пощечина, полученная Комблисом в одном из самых известных домов Велента, привлекла внимание всей благородной публики этого славного города.

Считается нормальным прибыть дуэлянтам одновременно, а вот опаздывать нельзя, это уже дурной тон.

Зрители же могут себе позволить явиться и загодя, почему бы нет. А их тут хватало. Жаль, что никому в голову не пришло поставить палатки с гамбургерами, пивом и другими прохладительными напитками, умник сделал бы неплохой гешефт. Присутствие дам на таких мероприятиях считается неприличным, да вот только кто может определить, кто сидит в этом почти десятке карет, тем более что ни одна из них не отмечена гербом владельца, а стекла прикрыты кружевными занавесками.

Да, в моем случае все было значительно скромнее, только я об этом ничуть не сожалею.

Противники появились одновременно, показавшись с разных сторон. Секунданта Фреда я немного знал, мы были представлены друг другу еще на рауте в доме Энглиеров, на том единственном рауте, где мне пока пришлось побывать.

Фред выглядел веселым и, едва ли не счастливо улыбающимся, но и его оппонент отнюдь не выглядел символом уныния. Напротив, изредка он бросал в сторону Фреда достаточно красноречивые взгляды, мол, наконец-то это время пришло.

Фред поприветствовал меня, дружелюбно скалясь, а я в очередной раз позавидовал его умению держать себя и одеваться. Давно заметил, что даже самая обычная одежда смотрелась на нем так, как будто только что вышла из рук отличного портного. Наверное, это врожденное, но почему хотя бы не позавидовать?

— Рад, Артуа, очень рад, что ты пришел. Сразу, как только все это закончится — с этими словами он небрежно указал в сторону своего противника и его окружения — буду очень рад видеть тебя в своей компании. Мы тут запланировали небольшую пирушку, и ты непременно должен в ней участвовать. Никаких отговорок, ну разве что ты умрешь от зависти, увидев, как я его сейчас разделаю под орех.

Причем Фред нисколько не бравировал, он искренне верил в то, что говорил.

— Нисколько в этом не сомневаюсь — произнес я. — Вот только хочу напомнить тебе слова Горднера. Вероятно, ты их и сам хорошо помнишь, и все же.

— Какие именно? — Фред поморщил лоб, делая вид, что усиленно что-то вспоминает.

— А те самые, господин фер Груенуа, те самые, в которых говорится, что в бою, как и в постели во главу угла должна быть поставлена эффективность атак, а вовсе не их эффектность.

Фред расхохотался, ничуть при этом не напрягаясь.

— Мне кажется, постель там не упоминалась.

— Разве? — здесь мне срочно пришлось сделать удивленное лицо — по-моему, я ничего не перепутал.

Он понял меня правильно. Конечно, не мне с моим опытом давать ему советы, и я всего лишь хотел напомнить, чтобы он не слишком бравировал на глазах у дам, определенно находившихся в каретах.

Они сошлись. Нет, все же Фред вовсе не такой легкомысленный человек, каким кажется с первого взгляда. Начал он вполне осторожно, пытаясь прощупать своего противника и определить его скорость реакции на свои действия.

После нескольких минут боя его противник ушел в глухую защиту, полностью отдав инициативу фер Груенуа. Но Фред по-прежнему не пер на рожон, тесня противника и выбирая момент для решительной атаки.

Внезапно Комблис сложным финтом ушел влево и сделал глубокий выпад. "Все", промелькнуло в моей голове, когда я увидел, как клинок шпаги Комблиса почти полностью вышел из спины Фреда. Напрасно я так думал, совсем напрасно. Как оказалось, Фред успел среагировать на его атаку должным образом еще и сократив дистанцию встречным шагом. Зажав руку противника под мышкой, и блокирую его дагу своим клинком, Фред поворотом вокруг оси вырвал шпагу из рук Комблиса, и рывком разорвав дистанцию. Однако же, рискованный шаг. Со стороны казалось, что Фред получил укол в грудь, когда пропускал удар между рукой и телом. Но и награда оказалась велика, вырванная из рук противника шпага. В принципе, следующим ударом он вполне мог бы покончить со своим врагом, но Фред поступил иначе.

Он бросил шпагу под ноги Комблису, произнеся при этом, судя по интонациям нечто уничижительное, но мне не понятное, поскольку языка, на котором это было сказано, я не знал. Язык этот знал Комблис, и лицо его побагровело от ярости.

Фред легко ушел от двух последующих атак разъяренного визави, даже не прибегая к помощи шпаги, и атаковал сам. Атаковал комбинацией, знакомой мне под названием крест. Такая атака призвана не для того, чтобы поразить противника, а скорее ввести его в заблуждение. При ней уколы поочередно и очень быстро наносятся в голову, живот и оба плеча попеременно, и главное удерживать ту дистанцию, на грани которой можно получить ответный укол. И Комблис дрогнул, уходя назад и открываясь. Вот тут его Фред и достал в глубоком выпаде, приземлившись на правое колено. Тоже знакомая техника, но я применить бы ее не решился, держа в голове слова Горднера. Укол Фреда пришелся Комблису под левую грудную мышцу под небольшим углом вверх. Это смертельно и целил Фред именно туда, куда и угодил.

Что ж, это его право, и нисколько не сомневаюсь в том, что у него для этого были веские причины. Все-таки он не обошелся без некоторого позерства, не той натуры Фред человек, слишком рискованны были последние минуты боя. Но повторюсь, это его право и хорошо все то, что хорошо заканчивается.

Фред подошел ко мне, слегка запыхавшийся и сказал то, о чем я только что подумал:

— У меня для этого были весьма веские причины, Артуа. Одним негодяем на свете стало меньше, только и всего. Поскольку умирать от зависти ты не стал, другие отговорки не принимаются. Пойдем, я представлю тебя своим велентским друзьям.

Не прошло и часа, как мы сидели дружной компанией за накрытым в саду столом, заставленным до такой степени, что даже локти некуда было поставить. Наверное, отсюда в правилах хорошего тона и появился такой запрет, поскольку поставь их, и со стола обязательно что-нибудь свалится. Или же камзол будет безнадежно испорчен.

Мы весело провели остаток дня, а уже в конце его, когда мы остались наедине, я и услышал историю, рассказанную мне Фредом.

История была стара как мир, и в ней присутствовали любовь, подлость, предательство, и страстное желание отомстить. И касалась история не полученного Фредом эсзидо, потому что произошла она еще до этого события. Несколько раз Фред прерывал свой рассказ, и совсем не для того, чтобы выпить очередной бокал вина. Было заметно, что он волнуется, заново переживая события. Я же просто сидел, не говоря, не поддакивая, и не показывая всем своим видом, что мол, как я тебя понимаю и сам сделал бы точно также. К чему. Сейчас Фреду был нужен не собеседник, не человек, одобривший бы его поступок, а просто внимательный слушатель.

Был у Фреда друг, друг с самого детства и звали его Неор Комблис. Связывали их и детские шалости, и даже ходили они к одному и тому же учителю фехтования, слегка прихрамывающему на одну ногу старику, но, тем не менее, великолепному мастеру. Фред даже пытался вспомнить, на какую именно ногу хромал учитель, но так и не смог, в конце концов, махнул рукой, какая, мол, разница.

Тогда еще Комблис обладал великолепной шевелюрой да как человек был таков, что Фред, не задумываясь, встал бы рядом с ним против множества врагов, даже не спрашивая о причине такой войны.

Однажды их угораздило влюбиться в одну и ту же девушку, дочь барона Амелье Кларину. Вот с этого все и началось.

Кларина долго не могла отдать предпочтения кому-либо, и вероятно у нее были на то причины. Затем она все же сделала выбор в пользу Фреда фер Груенуа, и они объявили о своей помолвке. Фреду в ту пору было восемнадцать, на мой взгляд, не самый удачный возраст, чтобы связывать себя узами брака. Здесь мне пришлось себя одернуть. Артур, если у тебя очередное разочарование в любви, то это только твои проблемы и не надо их переносить на людей, не имеющих к этому никакого отношения.

Фред продолжал. Дело шло к свадьбе, и до нее оставалось несколько месяцев, когда он попал в такую ситуацию, что перед ним встал выбор: любовь или честь, честь дворянина. Подробности он освящать не стал, но стало понятным, что выбор для него был мучительным. Словом, свадьба не состоялась.

То, что во всем этом виноват Комблис, Фред узнал значительно позже, когда у него не стало возможности призвать его к ответу, потому что он получил эсзидо.

Нешуточные страсти, подумал я, и опять оборвал себя, не стоит этого делать.

— А что Кларина? — задал я вопрос Фреду.

— Вышла замуж, у нее трое детей. Не так давно она стала вдовой, Артуа.

— Комблис был ее мужем?

— Думаешь, я смог бы его убить, если бы это было так? — как мне показалось, взгляд Фреда был полон недоумения.

"Извини, Фред, самый глупый вопрос из всех тех, что я смог бы тебе задать", подумал я.

Затем сказал вслух тоже самое.

Помолчали. Что я могу сказать, Фред. Я был бы очень удивлен, если бы ты принял другое решение. Да и не услышал бы я всей этой истории, если бы произошло именно так. Только вот утешить мнетебя не чем, да и не нуждаешься ты в утешениях.

Фред улыбнулся, и я снова увидел его прежнего:

— Но не будем о грустном, Артуа. Ты знаешь, почему-то мне вспомнилась первая наша встреча. Не та, о которой ты сейчас подумал, хотя спасибо за помощь, чего уж там говорить. Она произошла еще раньше, когда ты впервые попал в Дертоген.

Фред улыбнулся снова.

— Выглядел ты, извини, оборванец оборванцем, но твоя походка … это да. Из-за нее я и обратил на тебя внимание. Ты очень изменился за это время, изменилось все, а вот походка осталась та же. Должен признаться, я даже немного завидую.

Его признание мне стоило того, что я поперхнулся глотком вина. Вот бы чего никогда не подумал, так это то, что Фред способен завидовать.

То, что я очень изменился и сам чувствую. Многие вещи, что раньше казались мне невозможными или дикими, теперь не вызывают сильных эмоций, они вообще никаких эмоций не вызывают. Разве мог себе представить всего лишь год назад, что смогу убить человека, причем сделать это не задумываясь? Ко всему привыкаешь, только хорошая ли это привычка? Понятно, что выбор небольшой, либо я, либо меня, и все же…

Я закашлялся, и это отдалось болью в левом плече. Видимо я поморщился, потому-то Фред сказал:

— Спасибо, что все же нашел в себе силы не отказать в моей просьбе. Сейчас карета отвезет тебя в твой "Приют". Может быть, все же передумаешь и переедешь к нам? Глупо даже думать о том, что своим присутствием ты нас стеснишь.

К нам, это в дом Энглиеров, которые приходятся ему родственниками. Стеснить будет крайне затруднительно, дом огромный, больше похожий на дворец. Да вот только сам я буду стеснен, нет еще во мне той раскрепощенности, что присуща людям благородного происхождения, так что извини и спасибо. В "Приюте странника" мне будет свободнее.

Да и потом, Сьеола обещала навестить меня. Боюсь, если я просто оставлю для нее записку, мы не сможем увидеться сегодня вечером. Очень милая леди и очень решительная. Когда я спросил у Сьеолы, не скомпрометирует ли ее визит ко мне, визит одинокой женщины к одинокому мужчине, она засмеялась, заявив:

— Артуа, кого такие вопросы должны беспокоить больше, тебя или меня?

Когда она смеется, у нее на щечках появляются такие милые ямочки…

Глава 59. То, что действительно важно

Я сидел за угловым столом все в той же корчме, что называлась "Приютом странника".

А что, вполне символичное название, только тем и занимаюсь, что странствую, странствую. И конца края моим странствиям не предвидится. Вот и в скором времени мне предстоит очередное странствие.

Но до этого еще несколько дней, а пока я отдыхаю.

Нравится мне "Приют", определенно нравится. И обстановка его, и кухня, и все остальное. За те пару недель, что я в Веленте, здесь успели выучить мои вкусы, так что лишних слов говорить не приходится. И стол занимаю один и тот же, угловой. Очень удобно, весь зал на виду и со спины никто не подойдет. Привычка занимать такие места у меня еще с прежнего места жительства осталась. Там я и сам объяснить не смогу, зачем это делал, а здесь вполне насущно.

Только что ушел Фред, с которым мы разговаривали добрые пару часов. Встретиться мы с ним не договаривались, он сам нашел меня в "Приюте".

Когда Фред вошел в корчму, то первым делом проводил взглядом служанку, принесшую мой заказ. Та, словно почувствовав его взгляд, закрутила попкой еще интенсивней, хотя куда уж больше. И вообще, как она почувствовала, что к моему взгляду прибавился еще один, спиной что ли. Или тем местом куда они и были устремлены. Ладно она, но Фред то, вот же натура у человека.

Нисколько не сомневаюсь, что самые красивые женщины Велента не смогут отказать ему во взаимной симпатии, а он пялится куда не попадя. Хотя нашлась одна, что отказала, нашлась, и я чуть было не улыбнулся самодовольно.

Фред с ходу, как только уселся за стол, поинтересовался моими дальнейшими планами. Да какие могут быть планы, вот этим я сейчас и занимаюсь, их составлением. А если говорить серьезно, хочу в Дрондер уехать. Не знаю почему, но тянет меня туда, со страшной силой тянет.

Нет, не к Горднеру, ответил я на очередной вопрос Фреда. Но встречусь с ним обязательно. Нам есть о чем поговорить, да и очень поблагодарить его хочу. И есть за что.

Ты мне сам лучше поведай, что же все-таки случилось с "Мелиссой", сколько можно откладывать. Фред на мгновенье помрачнел.

— Помнишь Сенкельскую гряду, ту самую, на которой ты успел со мной побывать? — спросил он.

Конечно же, помню, Фред. Как будто у меня есть выбор спутать ее с какой-либо другой.

— Так вот — продолжил он. — Там я "Мелиссу" и потерял. Между островами пролив есть, узкий такой и извилистый, он так и называется, Испытай Удачу.

Сотню раз им ходил, а на этот не повезло, наскочил на подводные скалы. Наскочил очень неудачно, считанные минуты, и волны поверх палубы гуляют. Ну а дальше, как и положено, если не повезет, так уж во всем. К вечеру шторм разыгрался, и не стало моей "Мелиссы", в щепки о скалы разнесло.

Представляешь, только картину и спас, ее волной на берег вынесло. Разъело морской водой верхний слой, а под ним мужской портрет оказался. И усмешка у него злорадная такая. Прямо мистика какая-то.

И голос, и вид у Фреда действительно были очень озадаченными.

— Но ничего — с этими словами он даже просветлел — скоро будет у меня новая "Мелисса". Всего лишь через пару месяцев. В Гроугенте. Новый трехмачтовик, критнер.

Критнеры как класс кораблей примерно соответствуют земным корветам. Корабли скорее ходкие, чем что-либо еще. С характером Фреда то, что надо.

Да и нет здесь больших кораблей, всяких линкоров и дредноутов, своя специфика, мелковаты для них моря. И узковаты. Из рассказов того же Фреда можно было сделать вывод, что крупнее фрегатов местные корабелы и не строили, смысла нет.

Фред на секунду задумался, и я успел вставить вопрос:

— Как твои люди, все целы?

— Да, и все они в Гроугенте. Понимаешь, Артуа, мечта у меня есть — глаза Фреда загорелись, а сам он стал похож на мальчишку

— Я организовал экспедицию. Целью экспедиции является открытие нового материка.

Говорят, если идти строго на запад и найти проход среди рифов, то можно выйти прямо на него. Понимаешь, я со многими моряками разговаривал, и карты видел. Есть он, есть, только проход трудно найти. Там этих рифов, как… — он на несколько мгновений задумался, подбирая сравнение, но видимо, затруднился это сделать. — Словом, великое множество. Не смогу найти там, на юг спущусь. Должны же эти рифы где-нибудь заканчиваться.

Но я найду этот чертов проход, обязательно найду.

Да уж, остается только позавидовать, у человека есть мечта, и он весь ей отдался. Мне бы так. Ничего в голову не приходит, чем мне дальше заниматься. Перегорело у меня все, и никакой мотивации нет.

Вот только что-то затянулась здесь эпоха великих географических открытий. У нас к этому времени, насколько я помню, белых пятен на картах почти и не осталось. Разве что на полюсах. Правда, сделаны все открытия были скорее из меркантильных соображений, а не из всепоглощающей любви к географии.

Подсказать, что ли Фреду, чтобы цивильных товаров с собой набрал, всяких там бус стеклянных да зеркальцев. И о ружьях с очень длинными стволами не забыл. Ружья специально с такими стволами делали, поскольку меняли их на бобровые шкурки, уложенными одна на другую. И чем длиннее ствол, тем больше шкурок получается. Хороший бизнес получится с местными индейцами, если они здесь имеются.

Стоп, Артур, не ерничай, у человека мечта, лучше признайся что завидуешь.

— Послушай, Артуа — вновь заговорил Фред, загораясь новой идеей. — Может быть, и ты со мной пойдешь? Что тебя здесь держит? А там… — и лицо у него стало совсем уж мечтательным.

И действительно, он прав. Что меня теперь здесь держит? Даже если буду долго думать об этом, то все равно ничего не отвечу. А там… Новые земли, новые впечатления, новые люди. Смуглые красавицы в тени пальм и баобабов…

— Нет — вздохнул я — Мне в Дрондер нужно. Только не спрашивай зачем, я и сам не смогу ответить. Только чувствую, что нужно.

— Жаль — вздох Фреда был искренен — Впрочем, у тебя еще есть время подумать. Месяца четыре, не меньше. Через пару месяцев "Мелисса" должна сойти со стапелей. Затем команду наберу, ходовые испытания, возможно, будут доработки. В общем, время у тебя еще есть. Буду очень рад видеть тебя на борту новой "Мелиссы".

Спасибо Фред. Четыре месяца срок достаточный, чтобы разобраться с самим собой.

А предложение очень заманчивое, очень.

Перед глазами, как наяву, встало море, я даже почувствовал его запах, привкус соли на губах, услышал скрип оснастки, хлопанье парусов на ветру…. Вот только почему меня так тянет в Дрондер, должно же быть этому хоть какое-то объяснение.

— Завтра я отправляюсь в Сверендер — Фред рассматривал вино на свет в бокале, осторожно поворачивая сосуд вокруг оси. — Если имеешь желание, поедем вместе. Представляешь, не так давно с моей кузиной, Миланой Эврарн, произошла крайне неприятная история. Хорошо, что все закончилось благополучно. Недавно она вышла замуж, кстати, муж ее из Сверендера. А ведь я чуть было не попал на ее свадьбу. Я бы непременно на ней побывал, но эта хваленная имперская почта…

Когда ко мне пришло приглашение, было уже слишком поздно. Я ведь помню ее совсем еще малышкой. Сейчас она, говорят, стала потрясающей красавицей.

Я застыл с окаменевшим лицом. Благо Фред, рассказывая все это, отвлекся на проходивших мимо окон корчмы двух весело щебечущих миленьких девиц, увлеченно их рассматривая.

Когда он повернулся ко мне, я уже смог с собою справится. А мысль его уже перенеслась на другую тему.

— Моя новая "Мелисса", ты не представляешь, что это будет за корабль. Мечта, а не парусник. Мне ведь даже удалось привлечь Морскую коллегию, так что экспедиция будет под ее эгидой. Правда, коллегия сумела навязать двух картографов, но это ли беда. Ведь в случае успешного предприятия меня представят при дворе.

Я с трудом воспринимал его слова. Как же тесен, оказывается мир, и как в нем все переплетено. Ничего, справлюсь, я ведь начал уже ее забывать и если бы не это напоминание. А может быть, это страдает мое уязвленное самолюбие. Как же, меня предпочли другому. А ведь я не такой как все, я особенный…. Ну-ну.

Уже уходя, Фред подмигнул мне и сказал:

— Не забудь передать от меня привет очаровательной леди Сьеоле.

Конечно, конечно, дружище. Ради тебя я седлаю это целых два раза. Сьеола.

Она и в самом деле само очарование и сегодня вечером мне предстоит с ней в очередной раз встретиться. Она устраивает у себя дома вечер для своих, и ждет меня обязательно. Еще и пригрозила, в том случае, если я не приду, вызовет меня на дуэль и проткнет несколько раз шпагой. Вот тогда точно я никуда не денусь, поскольку она привезет меня для излечения в свой дом.

Надеюсь, моя улыбка со стороны выглядела не слишком глупой.

Сейчас я встану и пойду к местному ювелиру. Видел я у него вчера одну замечательную брошь вместе с не менее замечательным кулоном. Броши сейчас на вершине моды, а кулон будет замечательно смотреться в ложбинке между ее таких волнующих…. Стоп, Артуа, до вечера еще далеко, так что подумай о чем-нибудь другом.

— Вы позволите?

За стол напротив меня опустился господин в темного цвета одеждах. Что-то я не вижу в них тех признаков, по которым можно определить принадлежность его к какому-нибудь роду. Кроме того, обычно присаживаются уже после разрешения, что за наглость.

— Господин де Койн — произнес мой неожиданный сосед — у меня к вам серьезный разговор.

Я кивнул головой, надеясь, что получилось это достаточно холодно. Меньше всего на свете мне хочется сейчас вести серьезные разговоры. Тем более что ничего хорошего от них ждать не приходится. Почему то мало мне попадаются добрые волшебники, еще ни одного не было, в основном встречаются злые колдуны.

— Я весь внимание, господин…

Мой неожиданный собеседник сделал жест рукой, мол, обойдемся пока без имен. Неплохо бы вообще без общения обойтись, не нравится он мне, и ничего поделать с собой не могу.

Не могу понять чем, манерой ли держать себя, взглядом почти бесцветных глаз, мимикой, жестикуляцией…. Да и важно ли это, важно то, что не нравится.

— Если вы не будете против, господин де Койн, я перейду сразу к делу.

К делу так делу, я тоже не хочу затягивать. Сейчас я решительно откажусь от любого твоего предложения, прогуляюсь к ювелиру, затем совершу конную прогулку, и у меня останется времени ровно на то, чтобы привести себя в порядок перед визитом в дом Сьеолы.

— Я побывал на обеих ваших дуэлях, господин барон, и, должен признаться, впечатлен. Своеобразная техника, мне даже не с чем ее сравнить. И скорость, давненько я такого не видел.

Так вот почему твое лицо мне показалось знакомым. Что же касается техники, тебе знаком такой термин: компиляция? Если да, то можешь смело назвать ее этим словом. Относительно скорости. Ты сидишь от меня на расстоянии вытянутой руки и, если желаешь, я могу дотронуться до кончика твоего носа. Потратив на это всего лишь какие-то три, четыре минуты, ничуть при этом не напрягаясь. Так что еще ближе к делу, таинственный незнакомец.

Когда он, наконец, озвучил свое предложение, у меня едва хватило выдержки, чтобы оставить свое лицо невозмутимым. Он предложил мне стать фиолом.

Для тех, кто еще не знает, фиол — это человек являющийся зачинщиком дуэли. Нет, не любой зачинщик, а лишь тот, кто делает это по чьему-либо указанию или просьбе.

Фиолы это не бретеры, ищущие в дуэлях острых ощущений и плевавшие на опасность быть убитым. Я бы назвал фиолов убийцами, причем убийцами за деньги. Конечно, существуют наемные убийцы и здесь, в этом мире, но ….

Но существует более благородный способ избавиться от неугодного человека, а смерть на дуэли дело довольно обычное. И если подвести к предполагаемой жертве незнакомца, так и вовсе все получается тихо и гладко.

Ни черта себе предложение. Перебирая в уме возможные предложения, те, что могли прозвучать, мне и в голову не приходило именно такое. А мой собеседник продолжал:

— Конечно, огрехи в вашей технике имеются, но именно это не станет проблемой. У нас есть отличные учителя, что здорово смогут вам помочь. Это не проблема. Главное, у вас есть то, что мало кому удается — поставить дело так, что вам обязательно пошлют вызов. Редкостный талант.

Вот уж чего не ожидал от себя, подумал я, изо всех сил стараясь оставить свое лицо равнодушным.

— Кто вы сейчас? Неизвестный никому дворянин уже не юного возраста, только и имеющий немного медных грошей, отличного коня да шпагу неплохого качества. Ну и какие вы видите во всем этом перспективы? И я не вижу.

В случае согласия за вами будут стоять такие люди — мой собеседник выделил последние два слова, протяжно их протянув. — Поверьте, эти люди не забывают сделанного для них и очень, очень щедры.

Как я себе все это представляю. Благодаря своему внезапно открывшемуся таланту я смогу делать так, что мне будут посылать вызов.

Вызывать будут те, на кого мне станут указывать мои будущие работодатели. Ну а дальше уже дело техники, в моем случае компиляционной. И какой с меня будет спрос, ведь я сам-то никого не задеваю. Я весь бедный и несчастный просто защищаю свою честь от тех людей, за убийство которых мне будет хорошо оплачено.

Конечно, существует опасность, что меня проткнут на дуэли первым, но ведь такая вероятность существует и без того, чтобы за нее заплатили неплохие деньги. И потом, это не будут бои каждые выходные, вряд ли у моих будущих покровителей настолько много врагов, которых необходимо спровоцировать, а затем убить.

Что же во мне такого, что не могли увидеть ни Горднер, ни Фред? Ведь они непременно сказали бы мне, что со мной не так, манера себя держать, манера разговаривать, еще что-то. Непонятно.

Ну что ж, если у меня есть талант, то грешно им не воспользоваться.

Я встал, взял со стола шляпу своего собеседника. Знаете ли, уважаемый, на моей родине считается неприличным класть головной убор на стол, это ли не повод? Затем нахлобучил шляпу ему на голову, щелкнул по кончику носа, слегка потрепал по щеке.

Может быть, еще и три пальца на одной руке показать, или этого будет достаточно? Уже выходя, через плечо бросил:

— Я остановился здесь же, в "Приюте странника", если вы запамятовали.

Вот только очень сомневаюсь, что эта история будет иметь продолжение. А если и будет, нет ничего страшного, судьба. За такие предложения не надо быть благородного происхождения, чтобы сделать то, что я только что сделал. Пощечиной он слишком легко бы отделался.

Я шел по центральной улице Велента, мурлыча себе под нос:

— Пора — пора — порадуемся на своем веку,

красавице и кубку, счастливому клинку…

А что, и сама песня неплоха, и слова ее вполне соответствует духу времени.

Остановившись, поприветствовал пассажиров открытой кареты, у нас такие, по-моему, назывались ландо:

— Рад видеть вас, господин граф. Леди Силома, вы — само очарование.

Конечно же, госпожа Энглиер, сочту за честь снова посетить ваш дом. Непременно, леди Силома, специально для вас я исполню все, что пожелаете. И обязательно так понравившуюся вам песню. Да, да леди Силома, вы правильно запомнили, это называется романсом.

Нет, господин Энглиер, здесь я с вами снова не соглашусь. Картины Бениаля Грувеля излишне, на мой взгляд, аллегоричны. Все эти условности слишком сиюминутны.

Пройдут века, и нашим потомкам станут непонятны эти аллегории, но тот дивный свет, которым пропитаны все его полотна, будет восхищать их всегда. Но только если вы сможете меня переубедить… До свидания и с нетерпением буду ждать завтрашнего вечера.

И я пошел дальше, продолжая напевать всю ту же песню.

Нет, как все же замечательно, что я попал именно в этот мир и именно в это время.

И пусть от коновязи ощутимо тянет конскими яблоками, а у меня нет возможности вынуть из кармана телефон, позвонить Сьеоле и сказать ей, что с нетерпением жду нашей встречи, но разве это что-то меняет.

Не нужны мне теперь флаеры, гравипланы и даже гиперпространственные перелеты.

Мне хорошо здесь и вряд ли я когда-нибудь пожалею, что попал именно сюда.

Буду ли я заниматься всеми теми вещами, о которых в отличие от жителей этого мира имею представление? Наверное, буду, пусть и не сейчас. Когда-нибудь потом, куда торопиться, да и важно ли это.

В этом мире честь все еще кое-что значит, а деньги не значат еще очень многого.

И это, наверное, то, что действительно важно.


Оглавление

  • Глава 1. Афродит
  • Глава 2. Р-р-р-р-р
  • Глава 3. Ответ за базар
  • Глава 4. Гирд
  • Глава 5. Фред
  • Глава 6. Элиза в лунном свете
  • Глава 7. Зверский оскал
  • Глава 8. Перевод с французского
  • Глава 9. Гийд
  • Глава 10. Тругин
  • Глава 11. Походки бывают разными…
  • Глава 12. Держи дистанцию
  • Глава 13. Флои
  • Глава 14. Любовный порошок
  • Глава 15. Кронор
  • Глава 16. Долг платежом красен
  • Глава 17. Опять кронор
  • Глава 18. Ученик ученика
  • Глава 19. Годим
  • Глава 20. То, что действительно важно
  • Глава 21. Гранит науки
  • Глава 22. Дрондер
  • Глава 23. Площадь Красных Гилотов
  • Глава 24. Удивляться умеют все
  • Глава 25. Общие знакомые
  • Глава 26. Всему свое время
  • Глава 27. Температура пива
  • Глава 28. Мастера древности
  • Глава 29. Буссоль
  • Глава 30. Переправа
  • Глава 31. Палево
  • Глава 32. Сукин сын
  • Глава 33. Правильный диагноз
  • Глава 34. Лиойя
  • Глава 35. Лекарство про запас
  • Глава 36. Идиот Артур
  • Глава 37. Отличник имперской стражи
  • Глава 38. Две столовые ложки с сахаром
  • Глава 39. Горген
  • Глава 40. Притча
  • Глава 41. Игровая зависимость
  • Глава 42. Предикат
  • Глава 43. Баш на баш
  • Глава 44. Силуэт
  • Глава 45. Слиссы
  • Глава 46. Фибула
  • Глава 47. Заклинатель змей
  • Глава 48. Танец с бубном
  • Глава 49. Режет
  • Глава 50. Ворон
  • Глава 51. Пиджин
  • Глава 52. "Fieri praestat, guam nasci"
  • Глава 53. Заира
  • Глава 54. Диффамация
  • Глава 55. Deux ex mashine
  • Глава 56. Кабанья голова
  • Глава 57. Сьеола
  • Глава 58. Дуэль Фреда
  • Глава 59. То, что действительно важно