КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706312 томов
Объем библиотеки - 1349 Гб.
Всего авторов - 272774
Пользователей - 124657

Последние комментарии

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

iv4f3dorov про Соловьёв: Барин 2 (Альтернативная история)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
iv4f3dorov про Соловьёв: Барин (Попаданцы)

Какая то бредятина. Писал "искусственный интеллект" - жертва перестройки, болонского процесса, ЕГЭ.

Рейтинг: +1 ( 1 за, 0 против).
a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).

Чужак [Саймон Кларк] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ногами ему не уйти.

Третий удар. Четвертый. Пятый. По лежащему телу. По груди, животу, паху. Раскроить грудную клетку, как кочан капусты. Взрезать живот, чтобы выпустить внутренности. Кровавые змеи расползаются по всему полу. Посмотрим, как они расползутся. А они расползутся!

Отлично. Как он это воспринял? Наверное, кричал. Наверное, пытался убежать. Или уже знал, что я буду делать? И просто стоял, ожидая, пока в него вонзится топор?

Не знаю. На меня что-то временами находит. Потом — только отдельные образы, как стоп-кадры в кино: торчащие из мяса ребра и, конечно, кровь, много крови, заливающей дорожку.

Чужак лежит мертвым у моих ног, а я кричу что-то, бросаю слова в тупые каменные лица мужчин и женщин.

— Вы же знали, мать вашу! Знали, что он не один из нас. Почему не убили? Почему ждали, пока это сделаю я? Почему я должен делать за вас эту мерзкую, вонючую работу?


Когда девять месяцев назад я впервые появился в Салливане, кто-то дал мне шоколадный кекс. Я был так голоден, что сказал, будто шоколадный кекс мое любимое лакомство. Своего рода код, которым вы пользуетесь, когда хотите получить добавку. Накорми они меня дерьмом, я бы и его назвал любимым блюдом. Настолько мне хотелось есть.

Потом, позже, я сидел на скамейке, с которой открывался вид на озеро. Мастер и миссис Ангстрем принесли мне шоколадный кекс. Они ничего не сказали. Просто поставили тарелочку. И тихо, почти крадучись, как будто оставляя спящего младенца, ушли.

Шоколадный кекс. Вообще-то я не большой любитель шоколадных кексов. Съесть этот лоснящийся на солнце кусок было для меня примерно равнозначно тому, чтобы расправить перышки крыльев и подняться в небо.

Они всегда дают мне шоколадный кекс после того…

Интересно, может быть, это нечто вроде жертвоприношения? Может быть, таким образом они как бы говорят: «Прости нас, сынок. Жаль, что тебе пришлось пройти через это». Утешительное подношение?

Или просто плата палачу?

Если так, то ценят меня довольно дешево.

Весь остаток дня ко мне никто не подходил. Лицо обгорело и начало покрываться волдырями, но я этого не замечал. Просто сидел, пока солнце не закатилось, а на небе одна за другой не стали проступать первые звезды.

2

С голубоглазым чужаком поступили, как с бешеным зверем: сожгли его тело на берегу, а пепел закопали там, где уже покоился прах других. Потом в отеле состоялось большое собрание. Я не пошел, но знал, о чем там говорили. Утром в Салливане появился не какой-нибудь хлебный бандит-южанин. Озеро принесло обычного голубоглазого парня из соседнего города. Так случилось, что он заболел этой странной болезнью. Значит, все изменилось. И изменилось к худшему. Пройдет еще какое-то время, и мужчины и женщины Салливана начнут со страхом посматривать на меня — а что если моя сигнальная система сработает и при взгляде на них?

Я вышел из города и отправился к заливу Лайм Бэй. Там, на мысе, есть холмик из белых камней. Каждый вечер я добавляю к нему еще дюжину. Сейчас он уже размером с грузовик: аккуратный, почти идеально ровный куб, бледно светящийся, когда в небе стоит луна. Камни там самых разных размеров и форм, но если остановиться и смотреть на них достаточно долго, то они начинают представать фрагментами некой мозаики. Поначалу я собирался построить небольшое возвышение размером, может быть, с простыню и высотой примерно до колена. Но потом эта штука стала разрастаться.

Однажды Бен назвал меня «одержимым». Он был пьян и злился на меня за что-то. Потом извинился.

Но так оно и есть. Наверное, я и впрямь одержимый. Каждый вечер «пирамида» подрастает на пару дюймов. Я беру обломок белой скалы величиной с коробку из-под сигарет или картонку из-под обуви, выбирая либо прямоугольный, либо плоский, как книга, либо широкий. Потом стою и смотрю на свое строение. Иногда это затягивается на какое-то время, но, в конце концов, я нахожу то место, куда его положить, как бывает, когда складываешь игрушечную мозаику. Каким-то образом мой мозг идеально соотносит форму камня в руке с формой свободного пространства в аккуратно сложенной груде.

Работал я либо ночью, когда достаточно яркая луна позволяет видеть предмет моей «одержимости», либо на рассвете, либо в вечерних сумерках. Здесь, вдали от города, на меня никто не пялится, как на уродца в клетке. На мысе домов нет. Нет и столь ценимых ныне деревьев. Мыс похож на палец, который суша ткнула в озеро.

Часы на городской башне пробили полночь. Я работаю. Исполняю ритмичный ритуал. Выбираю камень. Подхожу. Смотрю на «объект одержимости». Смотрю на камень в руке. Потом кладу его на подходящее место. Стою и смотрю. Прислушиваюсь к собственному дыханию. К стрекотанью сверчков. К крикам ночных птиц. Делаю все еще раз. В ту ночь я поранил палец, заталкивая камень в углубление. Но это не нарушило привычного ритма. Кровь на камнях. Сочно-красные отпечатки руки. Они не выглядят неуместными. То, что надо.

— Не стоило бы тебе этим