А Н Алексин [Максим Горький] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Горький Максим А Н Алексин
Горький Максим А. Н. АЛЕКСИН А. Н. Алексин умер так же легко и просто, как жил. Мне рассказали, что часа за два до смерти своей он пришел к себе в санаторию, настроенный бодро, весело, и, как всегда, начал шутить с больными, поддразнивать их. Вероятно, он говорил им то же самое, что говорил мне двадцать семь лет тому назад, в начале нашей крепкой дружбы. Он как бы стыдился своего ума. Он часто повторял: - Наиболее деятельным союзником болезни является уныние больного. Он старался побороть это уныние, внушая больному бодрость грубовато-добродушным издевательством над страхом смерти, и всегда достигал желаемого: больной в своей борьбе за жизнь чувствовал в этом докторе умного и верного союзника. В свой последний день он вышутил больных за то, что, боясь весенней свежести, сидели, закрыв дверь в парк, сам открыл дверь, сел обедать с больными, а когда ветер притворил дверь, он, выругавшись, хотел встать со стула и почувствовал, что у него отнялась нога. - Это, кажется, кондрашка,- сказал он и лишился сознания. Все, кто знал Александра Алексина, согласятся, что это был человек интересный и, по-русски, разнообразно талантливый. К медицине он относился несколько скептически; возможно, что именно поэтому он так удачно лечил. Это был идеальный русский земский врач, "мастер на все руки", хирург и гинеколог, окулист и "спец" по туберкулезу. Его интуиция в деле распознавания болезней была поразительна. Помню - московская купчиха привезла в Ялту сына, девятилетнего мальчика, у него болела голова, он страдал рвотой, часто под влиянием боли кружился на одном месте, на его мучнисто-бледном личике тускло светились серые глаза с расширенными очень жутко зрачками. Три доктора - Бородулин, старик Штангеев, автор солидной книги "Лечение легочных болезней", и еще кто-то-определили менингит. Алексин не согласился с их диагнозом. Его плотная, несколько тяжелая медвежья фигура, грубоватое лицо, прямой, пристальный взгляд умных, насмешливых глаз и малословная, резковатая речь всегда возбуждали в людях доверие к нему, женщины же особенно легко подчинялись влиянию его воли, как бы сразу чувствуя его духовное и физическое здоровье. Мать больного мальчика, узнав, что Алексин не согласился с диагнозом коллег, привела к нему мальчика, это было при мне. - Я верю вам, лечите его. Он угрюмо предупредил ее, что хотя и не согласен с товарищами в определении болезни, но не понимает ее. Мать плакала, кричала, пыталась даже встать на колени, у нее были совершенно безумные глаза, дрожало лицо, она щелкала зубами. Подняв ее с пола, мы положили на диван, А[лексин] дал ей вина с водой, наговорил ей, попутно, грубостей,- он часто грубил, чтоб скрыть свое волнение,- потом сказал: - Ну, не кричите! Прошу понять: врачи не делают ни чудес, ни фокусов. Помню, как неприятно поразило меня его дальнейшее поведение; он обращался с мальчиком так, что напомнил мне описания шаманства: громко шмыгая носом,- его привычка в затруднительных случаях, в моменты смущения,сидя в кресле, отчаянно дыша дымом папиросы, он заставил больного бегать по столовой, потом, зажав его в коленях, начал говорить с ним о каких-то детских пустяках, пощекотал под мышками, заставив мальчугана визжать. Мать спросила о чем-то, он грубо ответил: - Это не ваше дело. Он увел мальчугана в кабинет к себе, вызвал там у него обильную рвоту, и мальчуган, давясь, изрыгнул целый ком глистов. - Гришка,- орал Алексин, испачканный, возбужденный до смешного, расталкивая стулья,- убирай! А мальчик, извиваясь на коленях матери, стонал в приступах рвоты и все извергал глисты,- отвратительно было видеть обилие их. Вечером, когда мы пили вино, я спросил: - Как ты узнал, что это глисты? - Да я не узнал, а-попробовал,- сказал он, усмехаясь. Был страшно обрадован и рассказал мне, что известный гинеколог Снегирев предложил ему проводить в Москву, в клиники на операцию, даму, у которой он констатировал внематочную беременность. - Еду я с ней и, знаешь, не верю в эту беременность, а она как на смерть собралась. Я и говорю ей: "А я вот не верю в вашу болезнь". В то время я был молодой еще, практиковал всего пятый год, однако она, вижу, слушает меня с надеждой. "Дайте, говорю, осмотреть вас". Согласилась. Остановились в Курске, в гостинице, стал я осматривать ее и нечаянно прорвал нарыв на матке. Вот-испугался! "Ну, думаю, убил бабу". А она, вижу, превосходно чувствует себя. Пролежала четверо суток, поехали дальше. Привез я ее не в клинику, а к мужу, он мне - полторы тысячи гонорария отвалил. Пили, конечно, с ним дня три по всем кабакам. Снегирев обиделся: "Вы, говорит, дерзки, молодой человек, могли убить ее". Ну, конечно мог... Таких случаев не мало было в его практике, вообще крайне удачной. Проф[ессор]Бобров, хирург, несколько раз приглашал его на консультации, и А[лексин] помогал ему даже на операциях. - Ваш приятель - удивительно счастливый врач,- говорил мне Бобров,- у него совершенно исключительная интуиция, не знаю- 1
- 2
Последние комментарии
1 час 16 минут назад
1 час 33 минут назад
1 час 54 минут назад
4 часов 35 минут назад
11 часов 59 минут назад
17 часов 43 минут назад