Проклятый город [Дэшил Хэммет] (fb2) читать онлайн

Проклятый город

Уважаемый читатель!

Как же я тебе завидую!

Сейчас ты погрузишься в мир криминального чтива. Если ты любишь этот жанр и знаком с ним не понаслышке, пропускай предисловие, и — сразу за чтение. Твое нетерпение прекрасно можно понять. Да и остальных томить не буду, ограничусь лишь кратким введением.

Я знаю писателей, которые заявляют, что они никогда не читали бульварных детективов и читать не станут. Их можно разделить на две группы. Тех, кто составляет большую, — я без тени сомнения назову лжецами, поскольку не сомневаюсь, что они не просто читали, а зачитывались бульварными романами, но не хотят в этом признаваться. Это и понятно, ведь слово «чтиво» имеет пренебрежительный оттенок. Ко второй группе относятся писатели, которые действительно никогда не брали в руки такие книги. Вот бедняги! У них явно заниженная самооценка, не заладилась личная жизнь, мало друзей, и их редко приглашают на вечеринки.

Читателя, который открывает для себя криминальное чтиво сейчас, этой книгой, можно сравнить с кладоискателем, наткнувшимся на сундук с сокровищами. Но это не простые сокровища. Они развлекают, обучают, веселят, пугают, затягивают, волнуют, держат в напряжении. Эти книги смогли пережить не одно десятилетие, и читательский интерес к ним за это время нисколько не ослабел.

В них есть накал — вот ключевое слово. Они по-прежнему способны цеплять, волновать, даже шокировать. Их авторы были первопроходцами. Они создавали свои книги на ходу. Да, они писали за деньги, но ведь и Шекспир, и Оскар Уайльд тоже получали гонорары.

Составитель сборника Отто Пензлер тщательно отобрал лучшие образчики криминального чтива, включив в него произведения самых выдающихся авторов, работавших в этом жанре: Рэймонда Чандлера, Томаса Уолша, Норберта Дэвиса, Уильяма Роллинза и Кэрролла Джона Дэйли. Этот второй серийный сборник познакомит вас с не менее захватывающими детективами.

Итак, вам предстоит увлекательное путешествие в погоне за сокровищем, скрытым под этой обложкой. Отто Пензлер знает про криминальное чтиво все, и вряд ли кто-то сможет с ним в этом сравниться. А еще у него все в порядке с самооценкой, личной жизнью, и он желанный гость на вечеринках.

Все, я закругляюсь. А теперь переворачивайте скорей страницу и начинайте читать.

Харлан Кобен

Январь 2006

The City of Hell Leslie T. White

Почти позабытый в наши дни Лесли Т. Уайт (1901–1967) всю жизнь в том или ином качестве стоял на страже порядка.

Начал он свою карьеру на заре XX века рейнджером в одном из многочисленных калифорнийских угодий, затем перешел в команду шерифа, в полицию, и наконец дошел до должности одного из наиболее квалифицированных и высокооплачиваемых следователей прокуратуры Лос-Анджелеса. Он с энтузиазмом осваивал новые методы слежки, электронного подслушивания, дактилоскопии, фотографирования и иные прогрессивные достижения криминалистики.

Поднаторел он и в политических дрязгах, в борьбе с коммунистами и подрывными элементами, работал над раскрытием убийства Дохени и других уголовных тайн Калифорнии. Свой богатый опыт Уайт отразил в автобиографии («Я — детектив») и в повестях «Человекоубийство» (1937), «Упряжный коп» (1937) и «Безвозвратная река» (1941).

Изданная в 1943 году книга «5000 троянских коней» в том же году была экранизирована на киностудии «Уорнер Бразерс» под названием «Северная погоня» (сценарий Фрэнка Груббера, режиссер Рауль Уолш, в роли главного героя Эррол Флинн). Через десять лет вышла нашумевшая экранная версия «Упряжного копа» («Полиция нравов», шедшая в Великобритании как «Девушка из семнадцатой комнаты», — сценарий Лоренса Романа, режиссер Арнольд Лавен, в роли главного героя Эдвард Дж. Робинсон).

«Проклятый город» впервые опубликован в журнале «Черная маска» в 1935 году.

Проклятый город Лесли Т. Уайт (пер. Ю. Балаян)

Пронзительный женский крик заполнил собой вакуум тишины. Той тишины, которая на миг повисла после трескотни очередей «томми-ганов».

Этим криком, словно магнитом, притянуло большой полицейский автомобиль.

Не дожидаясь полной остановки, Дьюэйн и Барнаби синхронно, как два чертика из табакерки, выскочили из противоположных дверец машины и затопали к цели. Сержант Дьюэйн склонился к бьющейся в истерике матери, а капитан Барнаби опустился на колени перед неподвижным тельцем.

Ножки трехлетнего малыша, лежавшего ничком, свисали с поребрика на проезжую часть, а туловище, пробитое тремя пулями, располагалось на тротуаре. Терзая профессиональную совесть полицейского, по асфальту извивались три тоненькие красные струйки.

Барнаби тихонько сжал своей мозолистой ручищей все еще подергивающийся кулачок ребенка, поднял голову и осмотрелся:

— Кто был свидетелем… э-э… происшествия?

Толпа молчала, каждый отводил глаза, делая вид, что вопрос его не касается. Капитан дернул щекой, нахмурился. Стремительно подался вперед, упав на одно колено, и, как наручником, охватил пальцами запястье мальчишки лет восьми:

— Ты все видел, парень, я знаю. Рассказывай.

Пацан затравленно огляделся, будто надеялся, что какое-нибудь событие помешает ему оказаться «крайним». Но понял, что спасения не предвидится. Он уже открыл рот, когда мать убитого малыша снова заголосила. Барнаби, поморщившись, скомандовал напарнику:

— Проводи ее домой.

Тот, мягко подталкивая, повел женщину прочь, и капитан вздохнул с облегчением.

Подбежал запыхавшийся патрульный коп, за ним — водитель полицейской машины. Они оттеснили собравшихся, и Барнаби снова сосредоточился на своем свидетеле.

Показания малолетки Большое жюри,^[1] конечно, не примет, но сейчас надо было просто быстро разобраться в деле.

— Рассказывай, парень, что видел, — повторил полицейский негромко и спокойно, поощрительным тоном.

Парнишка наконец заговорил — поначалу дрожа и запинаясь, но потом слова хлынули потоком. Барнаби привычно выстраивал из несвязного захлебывающегося бормотания картину событий.

…Стайка разновозрастной малышни — младших школьников и дошкольников — резвилась на мостовой. Машину они заметили, когда она была уже совсем рядом. Дурачась и смеясь, дети гурьбой ринулись на тротуар.

Убитого звали Ниппер. Ему не повезло: он оказался как раз между автомобилем и тем типом, которому в действительности предназначались пули. Этот человек моментально куда-то пропал, скорее всего, нырнул в боковой проулок. Автомобиль сразу дал газ, номера никто, ясное дело, не заметил.

Барнаби вдруг вскинулся:

— Постой-постой, малец… Говоришь, тот мистер стоял прямо за Ниппером? — Полицейский озадаченно прикусил губу.

Как это? «Мистер» был карликом? Иначе как трехлетний ребенок мог его заслонить?

— Я думал, мистер шутит, в собачку играет. Ну, это… вот так вот… — Мальчик свободной рукой показал как.

Капитан разжал хватку, чем пацан немедленно воспользовался, сиганув в толпу с фантастической скоростью, — не такой видавший виды полицейский, как Барнаби, мог бы даже удивиться подобной сноровке.

Но Барнаби не удивился.

Он поднялся, отряхнув колено, снял мятую фетровую шляпу, привычно взлохматил волосы.

Губы его молитвенно шевельнулись — понятно, это была не молитва, а совсем даже наоборот. Хотя публика вполне могла бы думать о полиции самым лучшим образом, почему бы нет? Только Барнаби в подобной ситуации не был склонен к благочестию. Ему хотелось ругаться яростно и громко.

Взвизгнула тормозами карета «скорой помощи».

Капитан оставил тело малыша санитарам и направился к подъезду, где чуть раньше скрылись Дьюэйн и несчастная мать. Найти нужную дверь на третьем этаже не составило труда, ориентиром служили доносившиеся звуки рыданий.

Комната была, как и следовало ожидать, бедной и обшарпанной. Дьюэйн стоял у простого деревянного стола, нервно сжимая и разжимая кулаки и глядя на плачущую взахлеб женщину. Над нею ссутулился, кусая губы, долговязый и тощий темнокожий мужчина — надо полагать, отец ребенка. По другую сторону стола застыла неподвижно, как статуя, пожилая очень черная негритянка с белоснежными волосами — Барнаби на мгновение показалось, что он видит негатив.

Капитан мотнул головой, расправил плечи и шагнул в комнату.

Дьюэйн хмуро повернулся к начальнику.

— Единственный ребенок, — буркнул он, то ли поежившись, то ли пожав плечами. — Понятное дело, никаких толковых показаний. Они ничего не знают, кроме того, что их сын убит.

Барнаби кивнул и обратился к жильцам комнатушки:

— Тем не менее мы выполняем служебный долг и вынуждены…

Больше ничего сказать ему не удалось.

— Служебный долг!! — выкрикнула женщина, дико сверкнув белками глаз. — Вы такие же гангстеры, вы с ними заодно! Ходите вынюхиваете, когда не нужны… А когда нужны, ничего не будете делать! Я знаю! Вам плевать — какой-то ребенок бедняков… Всего лишь мой ребенок…

Она снова разрыдалась, муж положил ей руки на плечи, горестно качая головой.

Барнаби развернулся и вышел.

Долговязый нагнал его на лестничной площадке:

— Капитан! Капитан… не обращайте внимания на мою жену. Это все от горя… Я работаю на муниципальной службе, видите ли… Я понимаю…

Барнаби так мрачно взглянул на мужчину, что тот поперхнулся и замолк.

— Ваша жена не открыла мне ничего нового. Иное о полиции этого города сказать сложно.

Оставив муниципального труженика стоять с отвисшей челюстью, Барнаби загрохотал башмаками по ступенькам.

Дьюэйн догнал его уже у машины. Они уселись на заднее сиденье, Барнаби дал водителю знак двигаться.

Молчание нарушил капитан:

— Показать бы этим вшивым писакам, певцам гангстерской отваги, убитого сосунка. Пусть бы они, суки, послушали, как вопит его мать. Ты меня знаешь, Сэм, я не выношу сантиментов. Но тут… тут другое.

Сержант Дьюэйн провел обширной ладонью по еще более обширной лысине:

— Готов поспорить, это банда Сворма против банды Антекки. Толку, правда, с этого… Свидетелей все равно не сыщешь. Улик тоже.

Барнаби кивнул. Помолчав, ответил:

— Птичка от них улетела. Могут и вернуться. Надо бы нам погулять тут…

Дьюэйн пожал плечами:

— Угу. Конечно, шеф. Разумеется, шеф. А что нам это даст? Мы их не видели, в лицо не знаем. Да если бы и знали… Ничего им не пришьешь.

Барнаби наклонился к водителю:

— Покатайся по округе, Мюррей. Потихоньку, но нога над педалью газа… понял?

Он снова откинулся на спинку сиденья и процедил с невеселой усмешкой:

— Хорошая у нас работка, Сэм? И чего я все работаю и работаю…

— Не хуже любой другой, — отозвался Дьюэйн. — Наше дело — исполнять, их дело — приказывать. Везде так, и везде те, кто приказывает, одинаковы. Или ты думаешь где-нибудь найти честное начальство?

Барнаби вздохнул и спросил:

— Единственный сын, говоришь?

— Да. Отец — водитель мусороуборочной. До чертиков боится работу потерять, потому и выскочил просить у тебя прощения. Старуха — бабка малыша.

Барнаби угрюмо кивнул:

— Я все понимаю, Сэм. Но разве это нормально, когда люди воспринимают такие вещи как должное? Эта женщина… если бы не отчаяние, она никогда не сказала бы вслух. Хотя все так думают. И самое поганое, что ведь это правда. Полиция…

— А что, полиция разве крайняя? Ну, поймаем мы их — а дальше? Суд оправдает, ты же знаешь.

— А зачем их судить…

Дьюэйн насторожился:

— Ты это о чем? О том, о чем я думаю? Э-эй?! Ну нет, шеф, такое в наши дни не пройдет. У этих все схвачено.

Капитан проворчал что-то неразборчивое, вытащил трубку, набил ее, раскурил и забился в угол. Дьюэйн тоже закурил. Дальше ехали молча.

На подозрительный седан обратил внимание Барнаби. Он подтолкнул напарника локтем, вытащил трубку изо рта и указал ею направление.

— Точно, они! — вскинулся Дьюэйн.

Барнаби хищно пригнулся:

— Мюррей, вгони этого гада в столб и не бойся поцарапаться! Лишь бы не ушел.

Водитель молча вдавил педаль газа.

Пронзительно крякнула сирена, и седан прижался к поребрику, даже не пытаясь удрать. Сидевший за рулем возмущенно высунулся из окошка:

— Сдурел?! — и тут же заткнулся: на него глядело дуло пистолета Барнаби.

Дьюэйн уже светил фонарем в кузов: ага, на заднем сиденье двое.

Барнаби распахнул заднюю дверцу:

— Вытряхивайтесь! — Он подтвердил приказ энергичным движением ствола.

Парочка на заднем сиденье не торопилась подчиняться, словно слишком медленно соображая, что к чему. Затем один из них, рослый блондин, ухмыльнулся, дурашливо сдвинул шляпу на затылок и неспешно вылез. За ним последовал второй, комплекцией напоминавший массивный комод.

— Ты тоже. — Барнаби шевельнул стволом в сторону водителя.

Блондин нарочито зевнул:

— Что, кэп, шмонать будешь?

Барнаби грубо ухватил его за плечо и развернул на месте профессиональным движением:

— Непременно, Риттер. С тебя и начнем.

Белобрысый тип тоже проявил явную привычку к этой процедуре: демонстративно принял позу, позволяющую полицейскому сделать дело с наибольшим удобством. Капитан обхлопал наглеца и вытащил из подмышечной кобуры короткоствольный револьвер 38-го калибра.

— У меня разрешение на этот ствол, — радостно объявил Риттер. — Не бери в голову, начальник!

Дьюэйн обыскал двоих оставшихся.

— Ничего, — сказал он почти равнодушно.

— Обшарь тачку, — велел Барнаби напарнику, не отрывая взгляда от блондина. — Ну-с, кто эти два придурка?

Риттер ухмыльнулся, будто не слыша вопроса:

— Ордером-то ты разжился, начальник?

Барнаби прищурился:

— Для того чтобы прищемить хвосты паре крыс, ордер мне ни к чему.

— Да ну? Может, конституция с обеда изменилась, а я и не знал? — Белобрысый гангстер чуть ли не открыто смеялся.

Из-за седана вынырнул Дьюэйн с обрезом в руках:

— В машине чисто, а у поребрика валялась эта штука. Успели выкинуть, сволочи.

Риттер презрительно ухмыльнулся:

— Долгонько вам это доказывать придется…

Барнаби без замаха врезал ему в челюсть, и тот едва устоял на ногах, ударившись спиной о дверцу своего автомобиля.

Дьюэйн придержал за руку изготовившегося для второго удара капитана.

— Кэп… не подставляйтесь… У нас на них ничего… — прошептал он.

Блондин морщился и озадаченно тер челюсть:

— С работы вылетишь, начальничек, обещаю!

Барнаби вырвал руку и снова замахнулся, но Риттер, оставив вальяжные манеры, шустро отскочил подальше.

Капитан его не пытался настичь — махнул рукой всей компании, жестко приказав:

— В машину!

Троица бандитов угнездилась на заднем сиденье, полицейский водитель сел за баранку «трофейного» седана, Дьюэйн — за руль патрульной машины. Барнаби расположился впереди, рядом с Дьюэйном, наблюдая за задержанными в зеркало.

Риттер снова обрел уверенность в себе и принялся пророчествовать:

— Не получится нас запереть, начальничек. Не в этом городе.

Что ж, Риттер оказался неплохим пророком.

Едва они прибыли в управление, как там же, как джинн, соткался из воздуха, горя праведным возмущением, уголовный адвокат Хайми Крокер. Бандиты с достоинством удалились. Барнаби и Дьюэйн молча переглянулись. Кажется, они оба почти ожидали, что в последний момент Риттер обернется и торжествующе покажет неприличный жест. Но только почти: знали, что тот слишком хорошо для этого воспитан… гаденыш.

Когда дверь за процессией захлопнулась, Дьюэйн нарушил молчание:

— Прогресс цивилизации, шеф. Это не то что двадцать лет назад, когда мой батя возглавлял управление.

— Ну, Майк Дьюэйн был настоящим парнем. — Барнаби сплюнул сквозь зубы. — Он бы нас с работы выгнал в шею, если бы мы доставили ему этих типов, не раскровянив им морды. А сейчас у нас прогресс и цивилизация — и потому вместо настоящего парня сидит тряпичная кукла. Но и это бы еще ничего, если бы только кукла не была марионеткой… Слышь, а не пойти ли нам уже отсыпаться? Утром — в суд, между прочим…

После утреннего заседания суда был еще длительный разговор с помощником прокурора. Капитан Барнаби появился в управлении лишь ближе к вечеру. Дежурный сержант призывно взмахнул рукой:

— Шеф Гроган требует вас, капитан. Велел сразу к нему, как прибудете.

Барнаби покривился, вздохнул и направился наверх, в кабинет руководства. Ждать его не заставили, сразу допустили пред светлы очи начальства.

Обширный стол начальника управления полиции Грогана располагался так, что тот восседал спиной к окнам, лицом к двери. Входивший посетитель натыкался на грозный взгляд хозяина кабинета — ну, по крайней мере, так было задумано. А что хозяин этого кабинета слабо справлялся с ролью — дело уже совсем другое.

Его физиономия формой напоминала луну, хотя цветом больше походила на закатное солнце. Щеки нависали над воротником, казавшимся тесным, как строгий ошейник. Губы непропорционально маленького капризного рта вечно складывались в трубочку, будто начальник полиции вот-вот издаст протяжный жалобный свист. Остатки седых волос он зачесывал через лысину — обычная для слабых духом тщетная попытка замаскировать плешивость. Пухлые ручки имели обыкновение нервно вертеть ониксовую зажигалку.

— Вызывали? — хмуро спросил Барнаби.

Гроган кивнул как-то криво — будто сначала хотел отрицательно покачать головой и лишь в последний момент передумал.

— Присядьте, — не то попросил, не то скомандовал он. Дождался, пока Барнаби опустится в кресло, выбрался из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.

Помельтешив туда-сюда, он остановился посреди кабинета в неловкой позе, вполоборота к подчиненному, и уставился куда-то мимо его левого плеча.

— Хорошенькие у нас полицейские, — заныл он, — без малейшего повода остановить машину с пассажирами, оскорбить действием одного из них, приволочь в управление… С какой целью все это, спрашивается, если у вас нет основания, чтобы запереть их хотя бы на ночь?

Барнаби вызывающе прищурился.

— Я остановил машину с гангстерами, — сухо ответил он. — С бандитами-профессионалами. Для превентивного досмотра. Один из этих крысюков из банды Кокси Сворма, по кличке Риттер, вел себя нагло. Я его слегка охладил. У него было оружие…

— И разрешение на это оружие, — услужливо подсказал Гроган. — На каком основании вы обыскали машину?

Взгляд Барнаби из вызывающего сделался прошивающим насквозь. Если бы шеф обладал немного большей чуткостью, он если не упал бы замертво — это уж вряд ли, — то хотя бы впечатлился. Но шеф был занят своими переживаниями.

— Спрашиваете, на каком основании? — Капитан мрачно осклабился. — А что там произошло вчера вечером, не слыхали? Так, случайно? Бандюги в своей разборке угробили трехлетнего малыша.

— Какого-то цветного, — отмахнулся Гроган.

— Он жил. Он дышал, — медленно произнес Барнаби. — А теперь — не живет и не дышит. Потому что полиция терпит в городе бандитов.

Начальник полиции сжал свой плаксивый ротик в куриную гузку:

— Капитан Барнаби, вы отстраняетесь от должности. Десять суток отдыхайте, затем доложитесь по форме для несения патрульной службы в пригороде.

Барнаби набрал воздуха в грудь, потом прикусил губу, сосчитал про себя до десяти и выдохнул. И только после этого медленно начал:

— Я отстраняюсь от должности по причине?..

— По причине поведения, недостойного офицера полиции, по причине нарушения законов, которые вы должны защищать, по причине превышения полномочий, необоснованного рукоприкладства, по причине…

Барнаби встал, внимательно посмотрел на шефа:

— Гроган, вы пустомеля. Я отстраняюсь, потому что Кокси Сворм вам приказал. Риттер мне, знаете ли, доверительно сообщил об этом заранее.

Гроган побагровел и выпятил грудь… ну, он хотел выпятить грудь, а получилось — живот:

— Послушайте, капитан Ба…

— К дьяволу! — перебил его Барнаби. Впрочем, на самом деле он сказал другое слово, менее цензурное. И рубанул: — Катитесь вы в задницу со своей полицией — служанкой гангстеров!

Он добавил еще пару энергичных выражений и захлопнул за собой дверь кабинета.

Вышел из управления, зашагал по улице. Лоб его взмок от гнева.

Скоро гнев отступил, пришло осознание перемены. Он больше не коп. Он ушел из полиции, хлопнул дверью.

Итак, он больше не полицейский. Возможно ли это? Двадцать лет… Да нет, больше! В июне двадцать шесть… было бы… Почти десять лет руководил отделом особо опасных преступлений. Он остановился, повернул руки ладонями кверху, осмотрел их, перевел взгляд на ноги. Растерянно моргнул. Не полицейский… Да нет, это просто курам на смех…

Он ушел!

Почему вдруг сейчас? В конце концов, и раньше было то же самое…

Хотя… Нет, не то же. Конечно, были злоупотребления, брались и давались взятки — люди есть люди, жизнь есть жизнь. Но теперь то, что было исключениями, стало системой, мелкая розница переросла в крупный опт. Находятся такие, кто говорит, что это внутреннее дело, похлебка, бурлящая в закрытом котле, где вместе варятся бандиты и власти, вырывая друг у друга куски пожирнее; а обывателю можно ничего не знать и ни о чем не беспокоиться. И вот — то, что случилось сегодня! Раньше были убийства, случались разборки, но война не затрагивала женщин и детей. Кто-то может сказать: случайность. Нет, не случайность; этот гад прятался — прятался за ребенка. Собачка! С-сука… Даже преступники раньше были хоть тоже гады, но… честь какая-то была, что ли…

Что изменилось? Законы? Законники? Руководство? Кадры полиции? Гроган обвинил его в неподобающем поведении. За что? За то, что ударил по физиономии убийцу? Теперь говорят, что это незаконно! А за что он, Барнаби, двадцать шесть лет получал зарплату — за нарушения закона, что ли?

Измученный этими вопросами, Барнаби, тем не менее, шел, упрямо задрав подбородок. Темнело, уже зажигались уличные фонари. Он вдруг сообразил, что Сэм Дьюэйн живет неподалеку. При мысли о Сэме ему стало не по себе. Сэма ведь тоже задело… А у него жена… семья… Барнаби вытащил платок, вытер лицо. Надо зайти к Сэму.

Ведь сам-то что — заботиться не о ком, так и не нашел времени жениться. Вот именно, вот именно: не потому, что не хотел, а все как-то времени не оставалось. Хотелось настоящей любви, детей, но постоянно не до того было… Ведь жениться — оно не просто так. Еще ведь надо найти подходящую девушку… подходящую мать для будущих детей, в конце концов! Не хухры-мухры… Ну и откладывал на потом… И что же в результате? Не привык, чтобы за его спиной был кто-то слабый, кто от него зависит, требует заботы. А Сэм… Тут другое дело… Разве Сэма можно будет упрекнуть, если он иначе отнесется ко всему?..

На этом месте размышлений капитан — то есть экс-капитан — как раз добрался до маленькой двух-этажки, в которой жил напарник.

Дверь открыла немолодая женщина — поблекшая, с лицом в мелких морщинках и с заметной проседью, — но Барнаби отлично помнил золотоволосую Молли Дьюэйн в день свадьбы. Молли улыбнулась — вот улыбка у нее совсем не постарела — и кивнула на дверь, закрытую занавеской:

— Клайд, привет, заходи. Сэм в гостиной.

Сэм Дьюэйн сидел в расшатанной качалке: ноги в носках на подоконнике, подбородок опущен на грудь, в зубах трубка.

— Привет, шеф. Я тебя ждал, — сказал он, не оборачиваясь.

Барнаби, не дожидаясь приглашения, подтянул стул и оседлал его, достал из кармана трубку, выбил ее об ладонь. Без предисловий спросил:

— Был у Грогана?

Лысина Дьюэйна, видневшаяся над спинкой кресла, качнулась.

— Ну! В деревню, на травку, козочек пасти с хворостинкой, — это означало перевод на патрульную службу в пригороде. Дьюэйн сделал паузу, чтобы выпустить несколько колечек дыма, потом будничным тоном спросил: — Ты дверью хлопнул?

Барнаби набивал трубку табаком.

— Ага, хлопнул… — Он замолчал, прислушиваясь к шуму в прихожей. Шаги Молли, скрип двери, гулкий голос Галлагена.

Сэм оживился и крикнул:

— Входи, Денни!

Занавеска сдвинулась, в комнату вошли Галлаген и еще один детектив по имени Луис Форсайт. Стало тесно — гостиная не привыкла быть вместилищем стольких крупных мужчин.

Галлаген и Форсайт были копы того же типа, что Дьюэйн с Барнаби: профессионалы, лишенные иллюзий, ожесточившиеся на работе, но не покинувшие проигрывающую сторону — справедливость. Настоящие полицейские «старого типа», мощные, широкоплечие, с холодными трезвыми глазами. Особая посадка головы: что-то от севильского быка, что-то от английского бульдога. Рот со сжатыми в линию губами, лицо, привыкшее ничего не выражать — от постоянного созерцания трагедий. За годы службы они стали схожими внешне, схоже мыслили, схоже реагировали и действовали. Словно служебные псы одной и той же — великолепной, но вышедшей из моды и вымирающей — породы.

В маленьком пространстве комнаты разместились по возможности удобнее.

— Ты, Клайд, как говорят, провел Грогану хорошенький инструктаж, — начал беседу Галлаген.

Он вышел на пенсию в прошлом году. Форсайт же собирался в отставку через восемь месяцев.

— Угу, — кивнул Барнаби. — Не то чтобы я очень хотел учить его жизни… но просто не смог сдержаться. Как взглянул на его поросячью рожу… так и…

Галлаген вздохнул:

— На пенсии, стало быть, крест поставил. Считай, что взял и выкинул своими руками в отхожее место. Но ведь не только это… Вот ты ушел — а кто ж останется-то? Эти молодые только называются полицейскими, а на самом деле ничего не умеют и не понимают. Городом правят гангстеры. Городу нужна другая полиция, вот что я скажу! Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней… Ну, не то что прямо за пару, но где-то вроде того… Вот, помню, когда старый Майк Дьюэйн был шефом полиции…

Галлаген продолжал громко басить, но экс-капитан Барнаби его вдруг перестал слышать. В мозгу вертелась лишь эта фраза: «Полдюжины стариков вроде нас смогли бы навести порядок за пару дней». Он оглядел лица товарищей. Пара дней? Сорок восемь часов. А почему бы и нет?

Форсайт как раз открыл рот, собираясь тоже что-то сказать, но Барнаби поднял руку, требуя внимания. Форсайт закрыл рот.

— Деннис, как думаешь, смогли бы мы организовать человек этак несколько «старичков» на расчистку наших авгиевых конюшен?

Наступила тишина. Понятно, здесь не было импульсивных юношей. Все всё понимали.

Галлаген спросил почти виновато, догадываясь, что именно брошенная им фраза послужила всему толчком:

— Ты задумал перестрелять этих подонков, Клайд?

Барнаби подался вперед, заговорил резко:

— Нет! «Перестрелять» — неправильный подход к делу. Я имею в виду организованную силу, способную расследовать, судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение! — По мере того, как он говорил, идея все четче оформлялась у него в голове. — Я имею в виду настоящую справедливость, а не теперешнее липовое правосудие. Каждый из нас знает проблему. Дело не в том, чтобы найти преступника, дело в том, чтобы его осудить. Мы знаем их, но ничего с ними не можем сделать. Галлаген, вот ты вдовец, ни от кого не зависишь. Как ты к этой идее относишься?

Галлаген откинулся на спинку стула, провожая взглядом завихрения табачного дыма, поднимающиеся к потолку.

— Справедливость, а не правосудие… — медленно проговорил он, словно пробуя слова на вкус. — Закон, а не законники… — Он расхохотался: — Как отнесусь?! Да как… Отличная идея! Ты да я…

— Да я, — добавил Форсайт.

— Нет, Луис, тебе о пенсии надо думать, — покачал головой Галлаген. — Пенсия накроется — как жить будешь? Скоро ведь уже… И Сэма тоже не возьмем. Нельзя привлекать тех, у кого есть иждивенцы, семьи и прочие близкие, которые могут пострадать.

Барнаби согласно кивнул:

— Это точно. Я как раз тут про это задумался, когда шел сюда… Если у нас что-то выйдет, благодарности не дождемся. А если оплошаем… — Он завершил фразу красноречивым жестом.

Дьюэйн, не шевельнув головой, рыкнул:

— Молли!

Из прихожей донеслись шаги, Молли появилась в проеме двери:

— Что, Сэм?

Сэм повернулся к ней.

— Молли, — произнес он негромко, — ребята хотят навести порядок в городе. Они собираются сколотить свой полицейский отряд и убрать этих гадов, которые убивают детишек. Это будет опасное дело. Что ты думаешь об этом, Молли?

Она сразу поняла, что к чему:

— И ты с ними, Сэм?..

— Нет-нет! — перебил Барнаби. — Ни в коем случае. Мы думаем, что Сэм не должен…

— Если Сэм решился, то пусть идет, — твердо сказала она. — Дети наши выросли, живут отдельно, так что… Сэм парень надежный, ты же знаешь. А я могу и к детям перебраться, в конце концов… на время…

— Спасибо, Молли, — выдохнул Дьюэйн.

Жена посмотрела на него, больше ничего не сказав, но Барнаби мог бы поклясться, что все-таки что-то такое они друг другу сказали. Взглядами. И подумал вдруг первый раз в жизни, что, может быть, семья — это не только то, что обременяет. Может быть, иногда — то, что делает сильнее.

Дьюэйн продолжил как ни в чем не бывало:

— Четверых хватит. А шефом я, конечно, предлагаю Клайда.

Галлаген смотрел на занавеску, еще колыхавшуюся после ухода женщины:

— Правильная у тебя жена, Сэм… Ясно, что Клайда! А, Луис?

Форсайт встал и прошел к телефону.

— Минуточку, — попросил он. — Маленькое дельце, прежде чем смогу принимать приказы нового шефа.

Он набрал номер, дождался щелчка и начал:

— Гроган, привет! Я хочу тебе сказать, что ты… — и он с выражением чистого детского удовольствия на лице вывалил в трубку такое количество жгучих эпитетов, что телефон, пожалуй, лишь из чувства долга не расплавился.

Галлаген расхохотался и, свесив голову через плечо Форсайта, проорал:

— Это Луис так увольняется, Гроган, если ты не понял!

Неслыханное для города происшествие случилось ровно в половине двенадцатого в дорогом кафе «Ля-Паризьен».

Риттер, он же Большой Голландец, расслабленно сидел за персональным столиком в дальнем углу. Компанию ему составляли гориллообразный телохранитель Виспер Риг по прозвищу Бич и две блондинки «для эскортных услуг». Непотопляемый Риттер чувствовал себя прекрасно. Он как раз, любуясь собственным остроумием, выдерживал эффектную паузу посреди анекдота — надо сказать, на самом деле довольно тупого, — когда по сторонам от себя вдруг узрел внушительные фигуры Барнаби и Дьюэйна.

— Пошли, Риттер, — произнес Барнаби.

Бич, в отличие от хозяина, почувствовавший беспокойство, при этих словах без приказа вскочил, — но более никаких движений своего танца не исполнил: Риттер небрежным жестом велел ему вернуться на место. Затем откинулся на спинку стула и широко улыбнулся Барнаби:

— Присядь, кэп, я угощаю! Говорят, ты теперь безработный…

Одна из девиц — видимо более сообразительная, — остро зыркнув из-под ресниц на лица новоприбывших, непринужденно встала и удалилась в глубь заведения, демонстративно вынимая на ходу из сумочки пудреницу.

Барнаби глянул на Дьюэйна:

— О'кей, Сэм, — и без предупреждения приложился кулаком к челюсти Риттера.

Риг попытался отработать свою немалую зарплату, но теперь уже момент был упущен — и удар Дьюэйна лишил гориллу интереса ко всему происходящему. Упасть он, однако, не успел, подхваченный лапой сержанта.

Возящийся на полу под столиком Риттер, который свалился туда после первого удара, тоже не преуспел в попытке выхватить оружие: один из башмаков капитана тюкнул блондина в чувствительное место и совершенно вывел из строя.

Вздернутый на ноги, гангстер почти безучастным взглядом проследил, как на его правом запястье защелкнулся наручник, и позволил выволочь себя к машине, тупо уставясь на болтающиеся перед ним ноги телохранителя, который мешком висел на плече шагающего в авангарде Дьюэйна.

И никто из присутствующих коллег по почтенному ремеслу не помешал «проклятым копам» вывести Большого Голландца вон. В конце концов, нынче арест для «нашего парня» — всего лишь недолгая увеселительная прогулка до участка и обратно: даже девочки не успеют заскучать, разве что завтрак остынет.

Риттер по-настоящему задергался и попытался вырваться, лишь когда на улице увидел, что их ожидает не полицейский автомобиль, а какая-то задрипанная тачка из проката. И значит, предстоит ехать не в родное полицейское управление, где ждет ласковый и на все готовый адвокат, а… совершенно неизвестно куда!

Дергался же он зря: только получил очередной болезненный тычок и мигом оказался на заднем сиденье, пристегнутый наручниками к своему все еще бессознательному охраннику.

Автомобиль двинулся. Дьюэйн крутил баранку, внимательно следя за дорогой. Барнаби сидел, полуобернувшись назад и поигрывая «ночной» полицейской дубинкой.

Риттер лихорадочно завертел головой, оценивая обстановку. Лицо его посерело.

— Слышь, Барнаби… Ты чего?..

Барнаби рассмеялся весьма неприятным смехом.

— Это же… незаконно! — запротестовал Голландец.

— Законно. Для тебя законно, крыса. Ты меня выгнал из одной полиции… Что ж, я записался в другую. Ты, сучье дерьмо, арестован, и тебя ждет то, что тебе полагается. И без твоих ушлых адвокатов.

Риттер обалдело шарил взглядом по лицам полицейских.

— Другая полиция? Какая?! Ка… какого города? Куда…

— Твоего родного города, Риттер. Проклятого города.

Дьюэйн покружил по улицам, убедился, что к ним не привязался хвост, после чего направил машину в район складов. Он приблизился к мрачной махине одного из заброшенных корпусов, объехал его дважды, остановился в тени. Оба полицейских вышли.

— Приехали, Риттер, — рыкнул Барнаби. — Выметайся!

Дьюэйн осветил заднее сиденье: Риг уже слегка очухался и вяло шевелился. Выходить бандитам, определенно, не хотелось, но Барнаби в качестве повторного приглашения молча ахнул Риттера дубинкой по ногам. Тот поспешно выскочил, волоча своего охранника.

— Слушай, капитан, давай уладим все полюбовно. Получишь свою работу… — Риттер попытался говорить рассудительно, как говорят с буйным сумасшедшим.

— Работу мне даришь, гнида… — очень негромко произнес, почти прошептал, Барнаби. И ударил — тоже совсем легко, но точно: Риттер потерял равновесие и рухнул, потянув за собой Бича.

Горилла всей массой грохнулся на шефа. Из-под тяжелой туши телохранителя послышалось нечто вроде сдавленного писка. «Кры-ыса», — почти любовно пропел Дьюэйн, поддел одного и другого сапогом под ребра, принуждая подняться.

Барнаби тем временем направился к еле заметному на фоне стены прямоугольнику двери. Неверный свет единственного уличного фонаря, в отдалении качавшегося на ветру, кроил из силуэта капитана жуткую сказочную фигуру.

— Не надо шефа сердить, — задушевно посоветовал Дьюэйн, подталкивая Большого Голландца следом за капитаном, — он пока что в духе, но это может легко измениться.

Риттер содрогнулся, восприняв угрозу вполне серьезно, и побрел, куда велено.

Размеры внутренних помещений склада угадывались по гулкому отзвуку шагов в темноте. Увидеть можно было лишь пятно света, вихляющее по полу впереди Барнаби. Миновали какие-то пыльные залы, через которые была вытоптана дорожка следов; по узкой лестнице — фонарь иногда выхватывал обрывки паутины на железных перилах — спустились в подвал. Барнаби пошарил по полу и поднял тяжеленную крышку люка. Постучал по краю дубинкой — дыра отозвалась противным заупокойным отзвуком.

Дьюэйн снял с пленников наручники, и Барнаби ткнул Риттера в бок своим орудием:

— Сам полезешь или помочь?

Вниз, вниз по очередной ржавой лестнице… А там уже поджидали Галлаген и Форсайт. Барнаби спустился последним, сначала аккуратно прикрыв за собой крышку.

Встал перед гангстером, ухмыльнулся.

— Вот, Риттер, ты в гостях у новой полиции. У копов Проклятого города. Как тебе тут нравится?

Свет фонаря скользнул по двум новым фигурам.

— Все нормально? — спросил Дьюэйн.

— Лучше не бывает, — отозвался Галлаген. — Пошли.

И он двинулся сам, не оборачиваясь. Остальные потянулись следом — пленники в середине группы. Они шли по кирпичной трубе около двенадцати футов в диаметре. Это было нелегко: вогнутый пол, покрытый скользкой слизью, преподносил сюрпризы. Посередине, в скачущем пятне света, можно было разглядеть тонкий ручеек. Дампы горели лишь кое-где и давали возможность рассмотреть только грязные стены. Да еще несколько раз можно было видеть проносившихся с пронзительным писком крупных летучих мышей.

Вдруг Бич взвыл:

— Ы-ы-оу! Меня кто-то уколол! Ножом! В лодыжку!

— Зубами, — подсказал Барнаби. — Канализационные крысы. Здоровенные, заразы. Надо кучнее держаться, а то они одиночек совсем не боятся.

Бич заторопился, почти что прижался к идущему перед ним Риттеру.

Туннель разветвился, Галлаген уверенно свернул. Еще через сотню ярдов он осветил фонариком отверстие в нескольких футах над полом — поменьше диаметром, чем труба, по которой они шли, — и залез туда по металлическим скобам. Тычок дубинкой — и туда же покорно полез Риттер, а за ним и окончательно деморализованный телохранитель.

Это была кубическая камера, глухая, как склеп.

В центре стояло нечто среднее между длинным столом и козлами — дряхлая, гнилая конструкция. Вдоль стен располагались ржавые механизмы неизвестного назначения.

Галлаген зажег воткнутую в бутылку свечу — теперь можно было погасить фонарь. Откуда-то тянул слабый ветерок, колыхая пламя, отчего тени на стенах подергивались в индейском танце. Галлаген важно уселся за стол, вынул блокнот и огрызок карандаша. Посмотрел на Барнаби:

— Ты объяснил ему, шеф?

Барнаби покачал головой:

— Ты у нас судья.

Галлаген кивнул, развернулся всем корпусом к пленникам и начал медленно, внушительно:

— В таком суде вы еще не бывали, ребятки. Шеф Барнаби назвал этот город проклятым. Логично, правда? Ведь это настоящий Нижний мир. Там, наверху, вы вытворяете, что хотите. Ваш главарь назначает и меняет кого угодно — судей, копов, политиков. Юристы, полиция там — ноль, хуже, чем ноль, они у вашей братии на содержании. Что ж, здесь, внизу, мы основали другой город. Это вот — старый коллектор. Можно сказать, памятник системе. Построило его жулье, получившее когда-то выгодный подряд с помощью такой же банды, как ваша. И построило так, что здесь с самого начала ни черта не работало. — Он оглянулся на ржавый механический хлам у стены. — Да… ни к черту не годится. Кроме как быть здоровенной крысиной норой. Три десятка лет здесь живут только крысы и упыри — подходящая для вас компания. А вот теперь он сгодится еще и на доброе дело. Теперь наконец вы можете ожидать суда праведного…

— Да вы все сбрендили! — нервно выкрикнул Риттер. — Суд?! Какой суд?! Кого вы из себя строите? Вы думаете, это вам так сойдет?! Конституция…

Он, кажется, сообразил, что несет ерунду, но и придумать что-то поумнее не смог — только продолжал беззвучно, как рыба, разевать рот.

Галлаген спокойно подождал, пока он замолчит, печально вздохнул и ответил:

— Конституция гарантирует каждому гражданину право судебного разбирательства его дела, но конституцию составляли до того, как на свет появились выродки, подобные тебе. Конституция должна была защищать честных граждан. Но ты, Риттер, и твой кореш Бич к честным гражданам не относитесь уже давно. Так что о конституции забудьте… Лучше займемся делом. Нас интересует правда об убийстве малыша прошлым вечером.

Риттер скривился:

— Не дождетесь. Можете сразу приступать к вашей четвертой степени. Хрена лысого вы от меня услышите!

Галлаген кивнул:

— Да, так оно и было бы там, вверху. Копы вздули бы тебя, но человеческое тело может вобрать лишь столько боли, сколько может, затем приходит отупение. У нас есть фокус получше! — Он повернулся к Форсайту: — Давай, лейтенант, запри их.

Форсайт вышел из тени и положил тяжелые ладони на плечи задержанных:

— Слушаю, ваша честь.

Он развернул бандитов и подтолкнул к двери, бросив на ходу Дьюэйну:

— Сэм, попридержи милашек, пока я им подготовлю этих… этот… корм.

— Сию минуту! — Дьюэйн с энтузиазмом перехватил дубинку.

Бич отскочил в сторону:

— Крысы! А-а-ы-ы! Они сожрут нас живьем!

— Сожрут, сожрут, а как же! — «успокоил» Форсайт. — И слава богу. Туда вам и дорога. Считай, что это твои похороны. Ты же слышал, что судья велел?

Бич продолжал упираться.

— Нет, нет, я скажу! Я все скажу! — вопил он, в то время как Барнаби волок его за шиворот к отверстию малого туннеля. От света фонаря отпрянули — не так уж далеко — и настороженно замерли серые тени. Глаза их впечатляюще поблескивали.

— Заткнись, Риг! — взвизгнул Риттер. — Они блефуют!

— Ха! — Барнаби фыркнул, толкнул извивающегося бандита на пол, по краям весь шевелившийся и ощетинившийся хвостами. Защелкнул один наручник на его запястье, второй — на стальном кольце в полу. Бич рыдал — если он и был стойким бойцом, то явно не против крыс. Но Риттер держался твердо.

— Сворм займется вами, суки, — мрачно пообещал он. — Эти же крысы сожрут вас. Счет будет ровный.

Он собрался шагнуть в крысиный коридор сам, но его остановили: похоже, Риг был готов сломаться.

— Убийцы! — вопил он, размазывая слезы и елозя по кирпичной кладке.

Барнаби покачал головой:

— Нет, Бич, ты сам кончаешь жизнь самоубийством. Скажешь — получишь крошечный шанс. Крошечный. Но шанс. Итак, кто вас послал на задание?

— Не могу! — визжал Бич, но было видно, что он вот-вот «сможет».

Барнаби демонстративно пожал плечами и вышел из трубы в камеру.

Горилла вопил, Риттер скрипел зубами, грозил своему шестерке всеми карами, начиная от Божеской и кончая собственноручной, заклинал молчать и крепиться, «если мужчина». Но тут первая крыса примерилась и вонзила зубы в филейную часть Бича.

— Имена, Бич, — напомнил Барнаби.

— Сворм!!!

Кокси Сворм сгорбился, упершись локтями в подлокотники кресла, и следил холодным рыбьим взглядом за нервно сновавшим по комнате маленьким юрким человечком.

— Если бы Риттер и Риг попались другим ребятам, это была бы моя забота, Хайми, — прошелестел Сворм человечку. — Но копы — твое дело. Или ты собрался с духом сказать, что мало получаешь за защиту наших интересов? — Погасшая сигара, торчавшая изо рта Сворма, агрессивно задралась к потолку.

Крошка-адвокат замер, словно наткнулся на невидимую стенку, всплеснул руками и выкрикнул в отчаянии, с видом человека, уставшего повторять одно и тоже:

— Но, Кокси, ведь эти двое, Барнаби и Дьюэйн, не служат — черт возьми, не-слу-жат! — в полиции. Ты сам велел, чтобы их разжаловали, и я обеспечил, чтобы их разжаловали. Ты хотел, чтобы их услали к черту на рога, — им был дан приказ убираться к черту на рога! Хорошо, но они взбрыкнули и уволились. Уволились, говорю тебе! На всякий случай, чисто на всякий случай, я проверил все полицейские участки на полсотни миль отсюда. Все! Ни в один из них, говорю тебе, Риттера и Рига не доставляли. Вот если их туда доставят, тогда я их оттуда выужу, я свое дело знаю, да! Но, Кокси, будь благоразумен. Как я могу добыть человека из тюрьмы, если его туда не сажали?

Долговязый гангстер, сидевший у двери, хмыкнул и высказал неприятное для всех присутствующих предположение:

— Может, эти копы пригласили наших парней на прогулочку? На последнюю…

Адвокат Крокер выпрямился во все свои пять футов четыре дюйма:

— Не посмеют! Я их… — В гневе он потерял дар речи, но выразительно задвигал руками, демонстрируя, что именно «он их».

Сворм вынул изо рта сигару, с отвращением глянул на остывший пепел и хладнокровно, без азарта, запустил недокурок в стенку. Затем, не глядя протянув руку и сграбастав телефонную трубку, он позвонил по номеру, отсутствующему в справочниках:

— Судья Твиди, Сворм говорит. Обстоятельства: два тупых копа, Барнаби и Дьюэйн, сцапали двух моих лучших парней. Задача: тебе для меня этих копов добыть. Как? Как хочешь. Позвони, к примеру, старшине Большого жюри — и завтра утром чтоб был обвинительный акт. Нет, сейчас позвони, плевать, что к полуночи… Хотя, если мои парни их найдут, можешь со своим Большим жюри не ковыряться. Но я бы на твоем месте поторопился. Спеши оказать мне услугу, пока не опоздал. — Он бросил трубку на рычаг, не дожидаясь ответа.

Обвел взглядом присутствующих: кроме адвоката Крокера, пятеро приближенных помощников.

Сквозь холодную ярость Сворм вдруг ощутил гордость и удовлетворение. Его штаб! Не какие-нибудь гориллы-вышибалы. Все образованные, разве что за исключением Джебарди, сицилийца, получившего «образование» на улице. Спецы-управленцы. Они могут просочиться в структуру, нейтрализовать профсоюз, сорвать забастовку, манипулировать исходом голосования, подделать бухгалтерскую отчетность… А важнее всего то, что эти далеко не последние в своем деле люди без колебаний выполняют его приказы.

— Миллер, — обратился Сворм к долговязому у двери, — бери Джебарди и выясните, есть ли у Барнаби и Дьюэйна жены. Если есть, пусть доставят на ферму. Джебарди с ними побеседует, узнает, где мужья. Но аккуратно беседовать, еще могут пригодиться: может, записочки напишут муженькам или там живцами поработают.

Крокер замахал руками:

— Я вам сэкономлю время! Барнаби не женат. Дьюэйн женат, живет на Беккер-стрит, третий дом от угла Хансард-авеню. Жену зовут Молли, Дьюэйн к ней очень привязан.

Миллер встал, поправил шляпу, кивком позвал Джебарди.

— Спасибо, Хайми, отлично. Если она знает, где муж, мы гоже узнаем. Если не знает… что ж, значит, ей не повезло, — и двое вышли.

Хайми Крокер судорожно дернул ртом и провел платком по вмиг вспотевшему лицу. Он без колебаний мог отправить невинного в тюрьму и даже на виселицу, он деятельно помогал своим клиентам обходить закон, но когда речь шла о грубом насилии… Нет, это нельзя было назвать совестью или состраданием, просто его тонкая натура не выносила подобных вещей. Не только видеть, но и просто знать о них ему не хотелось. Дело есть дело, но ему — ему! — зачем знать?

Сворм достал новую сигару, откусил кончик, но не закурил, а выложил на стол перед собой. Сосредоточенно перемещая ее так и эдак, он бормотал:

— Но какого дьявола? Они хотели ухлопать парней? Прекрасно… То есть не прекрасно, но… Продолжим. И они взяли их при таком количестве свидетелей… Не меньше сотни пар глаз их засекли в «Ля-Паризьен». Это как?!

— Может, побеседовать хотели… — предположил бандит по имени Хэйт.

— Побеседовать? — живо отреагировал Крокер. — На кой черт? Что не ясно? Гроган ждет приказаний от меня, судья Твиди управляет Большим жюри — все, как прикажет Кокси. А Барнаби и Дьюэйн поэтому окажутся за решеткой, хе-хе! Кто-то этого не знает? О чем беседовать? — Он снова утерся скомканным промокшим платком.

— Да и не будет Риттер с ними беседовать, — презрительно процедил один из присутствующих. — Не расколоть им его.

— Хайми прав, — задумчиво протянул Сворм, мелко закивав, скорее, не Крокеру, а сам себе. Потом перестал кивать и начал снова манипулировать сигарой. — Ничего нового они не узнают, это так. И ты прав, Слэйд, Риттер все выдержит. Чего не скажешь о Риге. Этот слабоват. С пушкой в лапе он, конечно, хорош, но… Вот только что такого он им скажет? Ладно, Хайми, присядь, не мельтеши. Подождем, в картишки перекинемся.

Крокер потоптался, несколько раз поправил стул ногой, зачем-то ровняя по половицам, и только тогда примостился на краешек.

— Подождем, пока Миллер и Джебарди доложатся, — продолжил Сворм, сдавая карты. — За час-то они управятся, надеюсь.

Все погрузились в молчание.

Минут через сорок у Хэйта кончилось терпение: этот малый плохо умел сидеть и ждать. Он встал, промямлил что-то насчет отлить да выпить и вышел. Вернулся он в ту же минуту, лицо его как будто покрылось цементной пылью.

Сворм нахмурился, медленно отложил карты, медленно вытянул ноги, так что кресло отъехало от стола:

— Ты чего, Хэйт?

Хэйт очнулся от ступора и безмолвно дернул головой, показывая назад, через плечо, потом выдавил:

— Джебарди…

Тон, которым он это произнес, заставил всех вскочить. Загрохотали отброшенные стулья. Сворм первым оказался возле скрюченного тела своего шеф-палача.

Джебарди лежал поперек тротуара. Стопроцентный покойник, образцовый, как из учебника. Кляксой, запятнавшей тротуар, казался грозный Джебарди после смерти. Сворм выругался, быстро оглядел улицу. Никого, собственно, на улице и не было, и неудивительно в такой час. Да и убийца, ясно, не думал разгуливать поблизости, на виду у всех. Но он тут был, однако, и совсем недавно, десяти минут не прошло. Сворм быстро пошел обратно к дверям, распорядившись:

— Тащите внутрь!

Трое подхватили тело и внесли его в помещение. Сворм вынул из шкафа большую прорезиненную простыню и разостлал на полу. Покойника уложили на простыню, и тут, при хорошем свете, все увидели прикрепленную к его груди записку. Сворм моментально цапнул ее и поднес к глазам. Так, вырезка из газеты — из раздела объявлений. Крупно:

НАДЕЖНАЯ ЗАЩИТА ОТ ГРЫЗУНОВ!

И все.

— А… Миллер? — прошептал Крокер.

Сворм смял вырезку в кулаке:

— Общая тревога! Все за дело, поднимайте народ, всем искать этих придурочных копов! Чтоб к утру они остыли.

Через минуту в комнате стало пусто: приказы Сворма, особенно отданные таким голосом, выполнялись быстро. Остался лишь Крокер, которого это дело не касалось. Но и ему Сворм нашел задание:

— Машина у тебя с собой?

— Да, с водителем, ждет за углом.

— Хорошо. Живо — к Грогану, дави на него, чтобы к утру хоть из-под земли достал Барнаби и Дьюэйна, не то в этом поганом городе сменится шеф полиции. — Сворм повелительно указал на дверь.

Адвокат бросился к ней почти бегом, придерживая шляпу и стараясь не замечать окровавленного трупа Джебарди.

Несмотря на ночную прохладу, Крокер продолжал обильно потеть. Скользящей во влажной ладони тростью он неуклюже грохнул по подножке — водитель, дремлющий на баранке, вздрогнул и выпрямился.

— В управление полиции, Ганнер, и поживее! — нетерпеливо бросил Крокер, взбираясь на заднее сиденье. Усевшись, он схватил переговорный рожок и на всякий случай повторил приказ, как полагается.

Машина двинулась, адвокат вытащил сигарету, закурил, постарался расслабиться. Содрогнулся, вспомнив труп Джебарди. Нет, не для него такие зрелища. Желудок пронзила острая боль. Он вдохнул, выдохнул, стараясь успокоиться… и вдруг заметил, что лимузин подъехал к маленькой темной аптеке. Не обращая внимания на рожок, он нагнулся, отодвинул стекло и закричал водителю:

— Черт побери, Ганнер, я же сказал, быстро в полицейск… — Водитель оглянулся, и Крокер вместо знакомой помятой физиономии Ганнера увидел Денниса Галлагена. Тот сдвинул шоферский картуз на затылок, чтобы дать Крокеру возможность получше рассмотреть черты лица нового водителя. Галлаген широко улыбался, но адвокат никак не мог разделить веселья старого копа.

Крокер во всем любил основательность и на всякий случай имел в бардачке пистолет. Не сказать чтобы он умел хорошо им пользоваться, но оружие придавало уверенности. Живо припомнив продырявленного пулями Джебарди, маленький адвокат потянулся за пистолетом.

Но не вышло. Как раз в этот момент дверца распахнулась, и в машину вдвинулось громадное тело лейтенанта Форсайта. Адвокат пискнул и отпрянул назад.

— Привет, Хайми! — рявкнул Форсайт с такой же широкой улыбкой, как Галлаген. — Нам с тобой предстоит задушевная беседа. — Он подхватил переговорный рожок и манерно проворковал в него, не отводя глаз от лица Крокера: — Домой, Джеймс, и прошу порезвее!

Адвокат Крокер отлично знал, что означает слово «страх». Не только теоретически: он и раньше считал, что вполне постиг это на практике. Но только теперь прочувствовал, что такое настоящий ужас. Пот хлынул из пор по всему телу, белье промокло, голова закружилась, к горлу из желудка поднялся кисло-горький комок.

— Куда, куда? — закудахтал Крокер, дернувшись, как будто надеялся пробить головой стекло. Но его цапнула за ворот ручища Форсайта.

— На твою родину, Хайми, — подмигнул лейтенант. — В… э-э… Проклятый город…

Форсайт рассмеялся, но Крокер уже не слышал. Он потерял сознание.

Судья Александер З. Твиди выглядел судьей даже в пижаме. Львиный профиль с гривой седых волос, глубоко посаженные глаза под нависшими мохнатыми бровями, пенсне на внушительном носу, как вздымающаяся преграда порокам. Глубокие морщины, намекающие на такую же глубокую мудрость, выпяченная нижняя челюсть — признак непреклонности и прямоты… Внешность судьи, однако, была очень обманчива. Всякий, имевший с ним дело, рано или поздно выяснял: ни мудростью, ни прямотой, ни иными прославленными добродетелями судья Твиди не блистает. В юности мечталось ему стать актером. Отец, однако, настоял, чтобы юный Твиди пошел по судейской стезе. Что ж, он стал и тем и другим.

В половине первого ночи судья Твиди принял в своем кабинете старшину присяжных Большого жюри Уильяма Гривса. Худощавый, почти лысый Гривс моргал и щурился за очками с толстыми линзами. Страдая сильно выраженным комплексом неполноценности, он свое назначение в Большое жюри воспринял как самое удивительное событие жизни. Теперь он был постоянно занят тем, чтобы убедить себя (и свою довольно-таки скептически настроенную супругу), что удостоен награды за деловую сметку и гражданскую доблесть. И разумеется, Гривс испытывал безмерную благодарность к судье Твиди, «пробившему» его назначение.

Твиди запустил пальцы в свою львиную гриву и со значением посмотрел на гостя.

— Гривс! — воскликнул он. — Я вызвал вас в такое время, потому что дело нешуточное. Настоятельно требуется, чтобы утром можно было незамедлительно начать действовать. В городе… можно сказать, сложилось чрезвычайное положение. Два бывших полисмена свихнулись. Да, представьте! Я их обоих лично знаю. Прожженные типы, им убить — что два пальца обмочить. А теперь вот еще и сумасшедшие.

— И… что они натворили?

— Что натворили… Да уж, натворили! — Судья Твиди возмущенно сдернул пенсне и затряс указательным пальцем, чуть ли не тыкая им в самый нос младшего коллеги. — Они убили младенца, похитили не менее трех многообещающих юношей, а теперь… — судья Твиди выдержал паузу, — теперь похитили и одного из наиболее выдающихся членов нашей адвокатской гильдии.

— Чего ради? — спросил Гривс, растерянно моргая. Вся невероятная история походила на дешевый комикс.

— Месть! Их, видишь ли, уволили. Всем нам угрожает опасность, пока они на свободе. Мы должны действовать единым фронтом, чтобы их нейтрализовать! — Судью вдруг озарила счастливая мысль, и он убедительно добавил: — Вы или я можем оказаться следующими. Только вдумайтесь в это, Гривс!

Уильям Гривс вдумался. Его вовсе не прельщала мысль пасть жертвой полоумного полицейского.

— Займусь этим с самого утра, — заверил он судью. — Первым делом составим обвинительный акт против них.

Твиди солидно кивнул: именно, именно.

Выбравшись из своего глубокого кресла, он проводил гостя до выхода.

— Лишь совместными усилиями мы сможем обеспечить безопасность нашего города, — напутствовал он старшину присяжных. — Спокойной ночи, Гривс! — Выслушав уверения в старании, благодарности и прочем, он удовлетворенно запер дверь.

А теперь — в постель, в постель! Время-то какое позднее! Но тут снова послышался стук. Судья нахмурился. Что-то еще этому остолопу неясно… Он нацепил на лицо благосклонную улыбку, отпер замок…

Дверной проем загромоздила массивная фигура капитана Клайда Барнаби. Не говоря ни слова, капитан грубо отпихнул судью назад, вошел и закрыл дверь:

— Судья, поедем на вечеринку. Можешь не одеваться, но в кабинетец твой заскочим, бумажек захватим. Будем в игрушки играть.

Твиди приосанился:

— Что вы себе позволяете! Я вас арестую и…

Барнаби ткнул судью в грудь одним лишь корявым указательным пальцем — и его честь поперхнулся и закашлялся.

— Заткнись, придурок. Слушайся меня — и я тебе не сделаю бо-бо. А пикнешь — мигом станешь холоднее Аляски. — Он легко развернул судью и подтолкнул вперед.

В кабинете Барнаби остановился в дверях:

— Теперь, судья, будь паинькой, набей портфель всякой своей судейской дрянью: формуляры, ордера, бланки жалоб, повесток, все эти «настоящим то-се»… Не забудь печати и штампы. И письменные принадлежности.

— Что за чушь! — снова оскорбленно взвился судья Твиди.

Барнаби печально вздохнул и вытащил откуда-то дубинку — в более веселой обстановке судья, пожалуй, с интересом бы принялся гадать, где на необъятной фигуре полицейского эта дубинка пряталась до этого момента. Теперь же судья не был расположен к ироническим размышлениям. Он побагровел, поправил пояс халата и, всем своим видом показывая, что действует, не желая того и только по принуждению грубой силой, принялся заполнять портфель — под скучающим, но внимательным взглядом Барнаби.

— Ладно, хватит. Пошли.

— А если я откажусь?

— Отказывайся, сколько пожелаешь, — согласился Барнаби. — Два варианта: или сам выйдешь, или я тебя вынесу… как мешок.

— Но одеться-то мне нужно, как полагается…

— Как полагается? Мантия, все эти цацки? Перебьешься. Ты и так достаточно глупо выглядишь.

Судья не то вздохнул, не то всхлипнул, плетясь, подталкиваемый в спину грубым копом. Вышли, пересекли тротуар и подошли к поджидающему автомобилю. Твиди узнал сидящего за рулем сержанта Дьюэйна. На заднем сиденье уже дрожал Гривс.

Такого нелепого судебного заседания доселе не знала история права.

Зал судебного присутствия опустился в преисподнюю, в заброшенный канализационный коллектор, город спал наверху.

Барнаби сидел в центре длинного импровизированного стола из грязных досок. В одном конце того же стола угнездился на деревянном полуразвалившемся ящике его честь судья Александер 3. Твиди, одетый в полосатую пижаму и темно-синий махровый халат. С другой стороны стола притулился Уильям Гривс, стараясь держаться попрямее на шаткой колченогой табуретке.

Вся обстановка напоминала, скорее, подземный застенок средневековой инквизиции. Воткнутые в бутылки свечи едва освещали лица присутствующих. Дверь была только одна, точнее даже, арка, а не дверь. По сторонам от нее застыли Галлаген и Дьюэйн — суровые стражи. Форсайт находился внизу, с заключенными.

Капитан Клайд Барнаби начал напутствие присяжным.

— Гривс, — обратился он к маленькому человечку, — мы считаем вас просто-напросто дурнем, непричастным к самому страшному, в чем мы сегодня будем рыться. Как многие другие мелкие сошки, вы вообразили, что легко сможете разобраться в политической путанице, сможете судить о людях, не имея опыта. Вас мы привлекли к этому делу вот почему. Нам необходимо соблюсти правильное отправление правосудия, но мы не согласны взять в присяжные любого случайного пройдоху. Мы посчитали, что хоть вы и дурень, но честный дурень. Пожалуй, вы сделали бы то же, что и мы, если бы могли и если бы узнали хоть половину той правды, которая известна нам. Следите за происходящим, и вы сейчас за полчаса узнаете больше о политике, чем за всю жизнь до этого. Вы можете пожать лавры от этой истории… Как знать, может, и до губернатора дойдете! В любом случае, выбора у вас нет. — Барнаби постарался быть как можно убедительнее, во всех смыслах.

— Я постараюсь… — проблеял Гривс.

Барнаби повернулся к Твиди:

— А тебя, старый пройдоха, надо было бы засадить в федеральную тюрьму. У нас на тебя достаточно компромата. Но мы тебя употребим с большей пользой. Делай, что надо, и ты тоже прослывешь благодетелем общества, как и Гривс.

— Что вам от меня нужно? — спросил Твиди, стараясь держаться с достоинством, но позорно дрожа — вовсе не от холода.

— Прежде всего, нужно, чтобы ты открыл судебное заседание, имеющее законную силу.

— Но… юрисдикция…

Барнаби кивнул:

— Будь спокоен, ваша честь, вопрос проработан. Это место не выходит за границы города, город здесь ныряет вниз, только и всего. Объявляешь заседание, выслушиваешь показания, свидетельства… Выписываешь десяток повесток да дюжину ордеров на аресты. Все путем, как положено.

— Это… Это неслыханно! — задохнулся Твиди. — Я отказываюсь.

Барнаби вздохнул, взглянул на Дьюэйна:

— Сержант, прошу вас, побеседуйте с судьей наедине… по соседству.

Дьюэйн ухмыльнулся, вытащил из-под куртки отрезок резинового шланга и направился к судье, демонстративно помахивая в воздухе своей игрушкой. Твиди ахнул и отпрянул, чуть не свалившись со своего ящика.

Неожиданно для себя вмешался Гривс.

— Минуту! Прошу прощения, минуту! — взмолился он с храбростью, которая не только удивила его самого, но повергла бы в величайшее изумление и его супругу. — Можно узнать, что вы намерены сделать?

Барнаби нахмурился, задумался. Движением руки задержал Дьюэйна. Минуты три он молча рассматривал Гривса, потом сказал:

— Что ж, Гривс, вопрос резонный. Город над нами постепенно перешел в лапы взяточников, бандитов, убийц. Шеф полиции Гроган — он у нас, кстати, тоже здесь — на жалованье у Кокси Сворма, нашего местного Аль Капоне. Твиди указывает вам и вашему лопоухому Большому жюри, что делать и как решать, но указывает так, как ему велит тот же Кокси. Вся лавочка прогнила так, что очистить ее можно лишь целиком, одним махом. Так как сделать это невозможно обычными средствами, мы изобрели собственную систему, разработали свою тактику. Мы взяли кое-кого из ключевых личностей этой преступной клики. У нас здесь в наручниках Хайми Крокер, адвокат Сворма, да и любого бандюги со средствами. У нас Гроган, продажный шеф полиции. У нас и почтенный Твиди.

— И эта система… Эта тактика приведет вас к цели? — В голосе Гривса послышалось некое благоговение — наверное, перед масштабами замысла.

— Конечно! — объявил Барнаби тоном, не допускающим и тени сомнения. — Твиди объявит суд легальным, мы выпишем ордера на обыски, пройдемся по домам и офисам, по депозитным сейфам, обнаружим столько, что суды там, наверху, не смогут откреститься от улик, если не захотят потерять лицо, если не захотят вмешательства федеральной системы. Иначе в город сунет нос Верховный суд страны, и уж тогда никому мало не покажется.

Гривс побледнел:

— Неужели… неужели все так прогнило? — Он вгляделся в лица полицейских, в одно за другим, и опустил взгляд. — Да, черт побери… Я действительно дурак…. Кретин. Может быть, теперь я еще больший кретин, но я вам верю! Если вы готовы на все эти вещи, значит, уверены, что за вами правда. — Старшина присяжных заговорил с неожиданным жаром: — Я полностью согласен сделать все, чтобы федеральному суду не пришлось вмешиваться! Вы показываете мне то, над чем я могу работать, и я буду работать.

Барнаби прикинул: а малыш, похоже, искренен. Вот только надолго ли его хватит? Что ж, надо использовать то, что есть… Экс-капитан ухмыльнулся:

— Покажем-покажем, за этим дело не станет.

Гривс повернулся к Твиди:

— Судья Твиди, как старшина присяжных Большого жюри я требую, чтобы вы расследовали все, что представят эти офицеры.

Лицо Твиди раза два резко сменило окраску.

— Эти ренегаты больше не офицеры! Они не служат в полиции!

Барнаби хмыкнул:

— Деннис, пригласи, пожалуйста, Грогана.

Галлаген исчез и скоро вернулся, подталкивая перед собою шефа полиции. Гроган проявил приличествующую его чину строптивость. Но Барнаби не был настроен на уговоры.

— Гроган, или ты немедленно восстанавливаешь нас всех четверых на службе, или же содержимое твоего депозитного сейфа ляжет на стол федерального прокурора округа.

— Что ты знаешь о моем депозитном сейфе?

— Котором из них? — весело подмигнул Барнаби.

Гроган поглядел на Гривса, поежился, перевел взгляд на Твиди. Не увидев ничего утешительного, обмяк, опустил голову:

— Ладно. Вы восстановлены.

Галлаген пихнул его к столу:

— Пиши приказ, Гроган.

Гроган склонился над бумагой, а Барнаби тут же подсказал:

— И добавь, что нам поручается проведение спецрасследования преступных злоупотреблений по запросу Большого жюри и судьи Александера Твиди. — Он повернулся к Гривсу и Твиди: — Так?

— Конечно, — без колебаний отозвался Гривс. — Если вы сможете доказать… — Он запнулся.

Твиди сглотнул, машинально взъерошил прическу, два раза моргнул — за это время в его голове, как видно, завершился некий мыслительный процесс — и, разом переменившись, солидно кивнул:

— Можете использовать мое имя, капитан Барнаби.

Гроган тоже перевел взгляд с Гривса на Твиди, что-то прочел на его лице, снова согнулся над бумагой, застрочил. Барнаби завладел исписанным листом, пробежал его взглядом, кивнул Галлагену:

— Шефа на отдых, Деннис, и приволоки штафирку.

Посмотрев вслед Грогану, который снова, хоть и из-под палки — чудесной волшебной палочки-дубинки, — стал его шефом, Барнаби обратился к Гривсу и судье:

— Вы сейчас прослушаете нашу беседу. Если найдете основание для возбуждения дела, прошу действовать, если нет — что ж, можете отказаться. Пожалуй, способ получения этого признания нельзя назвать вполне допустимым, но все же, полагаю, вы найдете над чем подумать, решитесь на обвинение и на выдачу ордеров.

Галлаген появился в дверях с Крокером и грубо пихнул, даже швырнул того в центр камеры. Адвокат споткнулся, чуть не свалился, обиженно уставился на Барнаби, хотел что-то сказать, но тут заметил Твиди, затем Гривса — и отвесил челюсть. Прежде чем он успел опомниться, Барнаби вступил со своей партией:

— Крокер, вы перед лицом уголовного суда. Вы знаете этих джентльменов за столом, так что я могу опустить вступление и сразу перейти к делу. Вы, Крокер, не только адвокат по уголовным делам, вы адвокат-уголовник. Вы обвиняетесь в соучастии в убийстве.

— Вы сошли с ума! Это провокация.

— Нет, это правда, — спокойно возразил Барнаби. — Позавчера Сворм выслал троих своих головорезов уничтожить такую же крысу, как они, только из норы Антекки. Вы посоветовали им после планируемого убийства выбросить его оружие, пистолет-пулемет «томпсон», с которым они отправлялись на дело, в реку. Вместо бандита был убит, однако, маленький мальчик, случайно оказавшийся в том месте. И это не единственное ваше преступление.

— Вы сошли с ума! — снова возопил Крокер. — Все ложь! Клевета! Вы ничего не докажете! — Он протянул обе руки к судье: — Твиди, это бездоказательно!

Судья Твиди чувствовал себя неуютно, как бы между двух огней. Призвав на помощь свои дипломатические навыки, он строго уставился на адвоката и спросил нейтральным тоном:

— Вы отрицаете это обвинение?

— Разумеется! Это бездоказательно! — возмутился Крокер.

— Бандит по имени Риг рассказал это и признался, что Сворм отправил их на задание сразу же после совещания с Крокером, — пояснил Барнаби.

— Вы пытали Рига! — истерически взвизгнул Крокер. — Вы не имеете права использовать показания, полученные таким образом.

— Риг это признал, — упорно гнул свое Барнаби. — Убив мальчика, они всполошились и спешно выбросили орудие убийства на Западном мосту, затем поехали взять новое оружие, обрез, и вернулись, чтобы на этот раз таки выполнить поручение Сворма. Что не удалось вследствие ареста троицы. Мы это можем доказать, потому что выудили «томми-ган» из реки. Баллистическая экспертиза легко проверит соответствие пуль стволу оружия. Конечно, признания Рига не хватит, чтобы тряхнуть всю преступную пирамиду, но он подсказал, где искать. Крокер держит депозитный сейф в Первом Национальном на имя Питера Хупла. Мне нужен ордер, нужен вызов банковского служащего, это даст сведения для продолжения работы.

— Вы не имеете права! — надрывался Крокер. — Это незаконно! Я вас упеку…

Барнаби досадливо поморщился и сделал едва заметный жест Галлагену. Тот сделал гораздо более заметный жест кулаком, и Крокер, лязгнув зубами, рухнул на пол.

Твиди ахнул.

— Это… нарушение судебной процедуры! — запротестовал он.

Гривс не обратил внимания на рукоприкладство в зале суда — его волновало нечто более важное.

— Судья Твиди, я требую выписать все ордера и повестки по запросу капитана Барнаби. Капитан, у вас есть еще свидетели?..

— Хоть отбавляй, — усмехнулся Барнаби и кивнул Галлагену: — Давай следующего.

Галлаген сгреб Крокера за шиворот и поволок к выходу.

— Чем это закончится, капитан? — вдруг спросил Твиди.

— Мы пойдем до конца, судья, — жестко ответил Барнаби. — Я навлеку позор на все суды округа, и тогда ваша судейская братия вынуждена будет действовать, чтобы спасти свои шкуры. Мне нужно достаточно материала, чтобы с гарантией отправить Кокси Сворма и Дэйва Антекки на эшафот. Я могу прикончить их и без вашей волокиты, но не хочу снабжать этих крыс ореолом мучеников. Скоро утро, и мне нужно, чтобы к открытию банков мои ребята с вашими ордерами и повестками были на местах.

Так оно и произошло.

А пока «ребята» Барнаби охотились за уликами, Гривс и Твиди стоически выслушали — вынуждены были выслушать — много чего еще. Бандиты и убийцы, путаясь, завираясь и давясь соплями и слезами, наперебой «валили» друг друга. Давно не было в этом городе зрелища, столь отрадного сердцу настоящего полицейского!

Затем, когда вернулись с добычей Форсайт, Галлаген и Дьюэйн, работа приобрела еще более серьезный характер. По повестке прибыл представитель банка, в котором Крокер держал сейф. Клерк пугливо озирался, поражаясь неприглядной обстановке «зала суда», но после беседы с Гривсом проникся важностью момента и помог прояснить запутанное дело со счетами.

Вечером работа подошла к концу. Гривс, устало проведя ладонями по глазам, которые тут же снова азартно заблестели, воскликнул:

— Невероятно! Город вверх тормашками. Солнце местных политиков закатится. Светить им теперь из-за решетки…

Барнаби кивнул, довольно потирая руки:

— А теперь очередь за настоящим делом! — Он повернулся к Галлагену: — Давай сюда Бича.

Появился трясущийся, жалкий Риг. Барнаби смерил его суровым взглядом, потомил в ожидании, молча раскачиваясь с носка на пятку. Затем наконец открыл рот:

— Свободен!

Гривс вытаращил глаза:

— Как. — Ведь он же предупредит…

— Мне как раз это и нужно, — объяснил Барнаби и принялся наставлять бандита: — Скажешь Кокси, что Клайд Барнаби, Деннис Галлаген, Сэм Дьюэйн и Луис Форсайт придут по его шкуру. Не забудь передать, что у нас ордера не только на его особу, но и на всю его шушеру. Если он сдастся тихо-мирно, то я соглашусь взять его живым… чтобы посмотреть, как его повесят по приговору. Проваливай.

Риг «провалил». В камере повисло молчание. Первым его нарушил Гривс:

— Но ведь… вы спровоцировали войну!

— Надеюсь, — хмыкнул Барнаби. — У меня все еще перед глазами этот убитый пацан.

Дэйв Антекки был настоящий гангстер старой школы. Приземистый, плосколицый, непривлекательный. Его называли обезьяной, но лишь за глаза. Покладистым характером он никогда не отличался.

Штаб-квартира выглядела под стать вождю.

Если Сворм, набрав силу, обосновался в фешенебельном районе, то Антекки остался верен породившей его среде. Центром операций ему служила пивная. Ну, не просто пивная — крутая харчевня с крутой клиентурой. Музыка — абы какая, но очень-очень громкая. Пища — не ахти, зато порции — двоим не осилить.

Антекки восседал за своим столиком, возле большого барабана, расправлялся с порцией равиоли под аккомпанемент вызывающе гремящей музыки и в сопровождении не менее вызывающей блондинки, молодой, крупной, снабженной всем, что интересовало хозяина столика — он же хозяин заведения и всего прилегающего района.

Дэйв как раз расстегнул очередную пуговицу жилетки, чтобы было во что продолжить ужин, когда к столику подскочил доверенный ординарец:

— Дэйв, сюда Кокси топает!

Антекки подскочил от неожиданности.

— Кокси? Сюда?! Сам?! — Конечно, у него и в мыслях не было, что с ним пошутили, но все равно не верилось. Он немного собрался с мыслями: — Хочет поразвлечься? О'кей. Зови ребят.

— Ему не до развлечений, Дэйв. Он влип… Да и мы, похоже, влипли. Кто-то сцапал Грогана.

— Грогана?! — Мысли Антекки опять своевольно разбежались по закоулкам извилин, не желая концентрироваться.

— И судью Твиди, и адвоката Крокера, и Риттера…

— С ума сойти, — только и нашелся сказать старый гангстер. — Ладно! Все равно, пусть Тони и Перес спрячутся с пулеметами за пальмы. Сворма встречу здесь.

Грудастая блондинка встала и мило улыбнулась Дэйву:

— Спасибо за салатик, Дэйв. Пойду спрошу насчет собачки. Мне собачку обещали.

— Испугалась, Эми?

— Э-э… Желудок… Не переваривает, знаешь ли… горячего свинца.

Она поцеловала Антекки и отправилась восвояси. Он подумал, не задержать ли ее, но в этот момент в дверях показался Сворм. Его сопровождали пятеро. Все держали руки на виду, демонстрируя самые мирные намерения. Сворм огляделся, нашел взглядом Антекки, поднял руку на индейский манер и зашагал к нему. Свита двинулась за ним. Из-за столиков тотчас поднялись полдюжины молодцов Антекки и окружили шефа. Сворм не обратил на них внимания. Не тратя времени на приветствия и рукопожатия, он заявил:

— Надо потолковать, Дэйв. Ситуация требует.

Антекки покосился в сторону своих пулеметчиков, кивнул:

— Конечно, прошу, прошу. Здесь все свои.

Сворм уселся, расселась за столиками и его свита, положив руки на скатерти.

— Знаешь кэпа Барнаби и сэржа Дьюэйна? — спросил Сворм.

Антекки кивнул:

— Знаю. Слыхал, что ты их с работы попер.

— Сами уволились, — поправил Сворм. — Так вот, они сцапали пятерых моих и как минимум одного пришили.

— Ну и что, мне с тобой поплакать, что ли? — Антекки ляпал вслух быстрее, чем думал.

Сворм же — наоборот. Потому сейчас он счел нужным не обращать на грубость внимания.

— Я пришел к тебе потому, что мы оба на мушке. Дело не только в моих парнях. Они взяли Крокера, Твиди… Может, за ними федералы, но это нам еще предстоит выяснить.

— Нам?

— Да, нам. Если тебе интересно, Грогана тоже взяли. Что ты на это скажешь?

Антекки медленно переваривал услышанное, потирая массивную челюсть. Он платил, что положено, и полагал, что никакая сила на свете не может изменить ситуацию. И адвокат его уверял, что, пока платишь дань, можешь спать спокойно.

Тяжкие раздумья прервал появившийся у столика Риг. Он оперся о столешницу, схватил стоявший перед тарелкой Антекки бокал красного вина и опрокинул его себе в глотку.

— Риг…! — изысканно выругался Сворм.

Риг дикими глазами обвел присутствующих. Кажется, этот бокал был у него сегодня далеко не первым. Покачнувшись, охранник возвестил:

— Кокси, Барнаби идет по твою душу.

Сворм мрачно усмехнулся:

— Ты откуда взялся, Риг?

И Риг поведал о своих злоключениях, о Твиди, Гривсе, Крокере, об ордерах и банковских тайнах, обо всем прочем… Понять его было трудно, потому что рассказ на три четверти состоял из ругательств и междометий. Но, однако, главное прояснилось.

— Это ж… незаконно! — вознегодовал Дэйв Антекки.

— У него достаточно материала, чтобы отправить нас всех на виселицу, — заныл Риг.

Сворм смерил его ледяным взглядом:

— Жаль, что тебя не съели крысы, — и сделал незаметный жест.

Два дюжих бандита завернули Ригу руки за спину и поволокли его к выходу. В этот момент им навстречу ввалился в двери молодчик Антекки:

— Там копы! — Он ошарашенно моргал. — Барнаби объявил, что он за Свормом и за тобой, Дэйв.

Антекки поднялся и приосанился:

— Живыми они отсюда не уйдут. Можешь покинуть помещение через черный ход, Сворм. У меня здесь два пулемета.

Сворм улыбнулся:

— Два плоскостопа и ноль свидетелей! Жаль пропустить такой цирк.

Мановением руки он распределил своих людей — они мгновенно рассеялись по помещению. Антекки спрятал пистолет под скатерть, Сворм держал свой в кармане пиджака, сунув туда руку словно бы просто так. Все взгляды устремились на дверь.

Наступившую тишину разорвал голос капитана Барнаби.

— Эй, преступнички! — послышалось снаружи. — У меня ордера на арест каждого из вас. Выходите по одному с поднятыми руками.

Антекки и Сворм переглянулись. Сворм крикнул:

— Зайди и возьми нас сам, придурок! — Он одной рукой покрепче сжал пистолет, а другую приподнял, готовый дать команду к стрельбе.

Двустворчатая дверь тут же распахнулась… и команды стрелять не последовало: в помещение ввалилось более дюжины человек — но совсем не полицейских. Четырнадцать хороших знакомых, добрых друзей, коллег, авторитетов… и только двое врагов. Риттер, Миллер, Крокер, Гроган… Скованные друг с другом, они образовали живую баррикаду, за которой пригнулись вооруженные Барнаби и Галлаген.

— Кокси, Дэйв, сдавайтесь! — развязно-наглым тоном приказал Барнаби.

Крокер закричал, как обиженный ребенок:

— Не стреляй, Кокси! Вы нас всех перебьете!

Барнаби и Галлаген продвигались медленно и неумолимо, подгоняя свой живой щит.

— Соображайте живее, ребятки! Добрая игра! Потанцуем! — то и дело отпускал дурацкие реплики Барнаби.

— Стоять на месте! — закричал Антекки. — У меня пулеметы!

— Не надо, Антекки! Не подвергай свою шкуру опасности. Иначе кого же мы повесим! — подначивал Барнаби. — Поднимите ручки и сдавайтесь.

Главари молчали. Сворм опирался о помост для музыкантов, Антекки застыл на фоне большого барабана. Негры-музыканты давно испарились — едва только запахло жареным.

— Кончай свой блеф, Барнаби, — неуверенно заговорил Сворм, — тебе нас не взять, нас ведь все равно намного больше…

Барнаби рассмеялся:

— Я мог бы тебя ухлопать, Кокси, но ты мне нужен живым. Хочу посмотреть, как ты будешь потеть перед судом. Как ты запляшешь на веревке. Как тебя вскроют в морге. Как твой…

Сворм нахмурился: глупые насмешки его не трогали, только казались очень уж странными. Он о чем-то начал догадываться.

Небрежным жестом поправляя одежду, он у себя за спиной сумел подать своим знак не начинать стрельбу. Но вот психи из команды этого тупицы-макаронника… Осторожно скосив глаза на «коллегу», Сворм лихорадочно ломал голову, как дать тому понять, что надо проявить выдержку. Только бы… только бы коп не начал и его дразнить как следует…

— Эй, Дэйви, разве твоя итальянская мамочка тебе не объясняла… — О, дьявол, сволочной коп как будто подслушал мысли!

Сворм предостерегающе вскинул руку, но понял, что опоздал.

Антекки не захотел узнать, что именно должна была объяснить ему мамочка. С его губ сорвалось иноязычное ругательство и — приказ стрелкам:

— Тони, Перес, давай!

При этих словах он сам выхватил пистолет из-под скатерти и выстрелил.

Одновременно затарахтели два ручных пулемета, завопили раненые, зазвенели разбитые стекла. Барнаби и Галлаген рухнули в один и тот же момент. Крокер, голову которого наполовину снес поток свинца, повалился на Барнаби. Галлаген, падая, прежде чем на него сверху лег труп Миллера, успел точным выстрелом отправить к праотцам Антекки…

Дикая какофония стихла почти так же внезапно, как и началась.

Стрельба прекратилась, слышны были лишь стоны, проклятия и всхлипывания. Казалось, это стонут изрешеченные стены. И тут от двери раздался голос Дьюэйна:

— Шеф, ты в порядке?

Барнаби осторожно высунул голову из-под трупа адвоката. В дверях маячили Дьюэйн и Форсайт с дымящимися «томми» в руках. Барнаби поднялся, за ним Галлаген. Подошли их товарищи, бледные, сосредоточенные.

— Тютелька в тютельку, как планировали, — изумленно покрутил головой Дьюэйн. — Ха, я горжусь, что стирать штаны после этого дельца мне не понадобится. Однако, между нами, до этого было недалеко…

— Зато сэкономили деньги налогоплательщиков, — ухмыльнулся Барнаби. — Двух зайцев разом…

Форсайт вытер лицо.

— Удивительно, что настолько легко, даже примитивно получилось. Пулеметчики у Антекки какие-то чокнутые. Палили в белый свет, будто им все равно куда. Половину работы за нас сделали, своих и чужих — того…

Оглядывая картину поля боя, подошли к помосту для музыкантов. Антекки, прорвав один бок большого барабана, сидел в нем восковым манекеном, привалившись к уцелевшей оболочке.

— Сворм, похоже, пытался смыться, — заметил Дьюэйн. — И ему почти удалось, скользкому прохвосту.

Барнаби поглядел в ту сторону: Кокси Сворм лежал ничком на краю площадки, коленями на полу, туловищем на сцене. В спине его зияли три отверстия, кровь стекала на пол.

— Как будто рука свыше управилась, — задумчиво сказал капитан. — Судьба — она, наверно, все же есть…

— Почему? — не понял Галлаген.

— Точно так же погиб тот маленький мальчик, — ответил Барнаби и отвернулся.

The Creeping Siamese Dashiell Hammett

Существует множество различных мнений по поводу того, кто был наиболее влиятельным писателем двадцатого столетия. Среди прочих имен называется и Дэшил Хэммет.

В начале двадцатого века писатели, отступая от высокопарного и претенциозного стиля Генри Джеймса и его предшественников из Викторианской эпохи, начали тяготеть к созданию прозы безыскусной и стремительной. Позднейшие исследователи, как правило, особенно выделяют в связи с этим несомненную мощь таланта Эрнеста Хемингуэя.

Но кто явился вдохновителем самого Хемингуэя?

Это был… Хэммет.

Даты публикаций отражают строгие факты, не содержащие в себе никакой мистики.

Первый рассказ Хэммета из его знаменитого цикла «Оперативник» («Continental Ор») появился в журнале «Черная маска» 1 октября 1923 года. В последующие годы образ крутого и харизматического частного сыщика часто фигурировал в различных литературных произведениях.

Первая книга Хемингуэя — «В наше время» — была опубликована в 1924 году в Париже ограниченным тиражом, а в США напечатана в количестве 1335 экземпляров лишь в октябре 1925 года. К этому времени Хэммет был уже состоявшимся и пользовавшимся огромной популярностью автором. Он регулярно печатался практически во всех крупных журналах того времени, специализировавшихся на «криминальном чтиве».

Вкупе с безымянным оперативником «Континентального детективного агентства», Дэшил Хэммет (1894–1961) создал образ Сэма Спейда, ставшего героем наиболее знаменитого из всех американских детективных романов, когда-либо написанных или экранизированных, — «Мальтийский сокол». Первоначально этот роман (как, впрочем, и все последующие романы Хэммета, кроме «Худого человека») печатался по главам в «Черной маске».

Написанный Хэмметом на пике его успеха и творческого мастерства рассказ «Коварные сиамцы» был опубликован автором в журнале «Черная маска» в марте 1926 года, за год до того, как там начали печатать главы его первого романа «Красная жатва».

Коварные сиамцы Дэшил Хэммет (пер. Р. Грищенков)

1

Он появился, когда я, расположившись возле кассы в приемной сан-францисского филиала детективного агентства «Континентал», неотрывно следил за тем, как Портер проверяет мой расходный счет. Незнакомец был одна кожа да кости, высокий и с безжалостным лицом. На его широких плечах мешковато висела серая одежда. В лучах заходящего солнца, лучи которого пробивались сквозь неопущенные жалюзи, его лицо своим цветом напоминало новые коричневые туфли.

Он открыл дверь рывком, а потом в нерешительности застыл на пороге; костлявая ладонь судорожно сжимала ручку распахнутой двери. Однако в лице его не было растерянности. Неприятное и отталкивающее, своим выражением оно создавало впечатление, будто его обладатель припомнил нечто на редкость неприятное.

Томми Хауд, наш веснушчатый и курносый паренек-посыльный, поднялся из-за стола и приблизился к барьеру, разделявшему офис.

— Что вам уго… — начал было Томми, но осекся.

Человек отпустил дверную ручку. Он обхватил тощими руками свои плечи; его рот разверзся в зевке, не имевшем ничего общего с обычной непринужденной зевотой, и так же резко закрылся. Губы человека скривились, явив желтизну плотно сжатых зубов.

— Проклятие! — пробормотал он с отвращением и рухнул на пол.

Я перемахнул через барьер, миновал распростертое тело и выскочил в коридор.

Через четыре двери от нас Агнес Брейден, пышная особа тридцати с чем-то лет, которая вела публичные курсы стенографии, стояла у своего офиса, готовая войти.

— Мисс Брейден! — прокричал я, и она обернулась, ожидая, когда я подойду. — Бы видели человека, только что зашедшего в наш офис?

— Да. — В ее зеленых глазах зажглись огоньки. — Высокий мужчина, поднимавшийся в лифте вместе со мной. А что?

— Он был один?

— Да. Именно так, на этом этаже вышли только он и я. А в чем дело?

— Вы никого не заметили рядом с ним?

— Нет, хотя в лифте я не обратила на него внимания. А что такое?

— Он вел себя странно?

— Я этого не заметила.Случилось что-нибудь?

— Благодарю вас. Позднее я заскочу к вам и все объясню.

Я обежал все коридоры на нашем этаже, но ничего не обнаружил. Когда я возвратился в офис, тощий субъект по-прежнему лежал на полу, правда, уже перевернутый на спину. Как я и полагал, он был мертв. Наш Старик, осматривавший тело, при моем появлении как раз поднимался с колен. Портер висел на телефоне, пытаясь дозвониться до полиции. Глаза Томми Хауда на побелевшем лице смотрелись как голубые полтинники.

— В коридорах никого, — сообщил я Старику. — Этот тип поднялся на лифте вместе с Агнес Брейден. Та заявила, что он был один и к нему никто не приближался.

— Ясненько… — Голос Старика и его улыбка были исполнены такого елея, что казалось, будто труп возле его ног — лишь фрагмент узора на ковре. Полвека сыскной работы оставили в нем эмоций не более чем в бильярдном оценщике. — Похоже, его пырнули ножом в левую часть груди; довольно-таки обширная рана, которую он пытался заткнуть этой вот шелковой тряпицей, — нога Старика коснулась бесформенного комка красноватой ткани на полу, — которая прежде была саронгом.

День нынешний для Старика — это отнюдь не вторник, а предположительно вторник.

— На теле этого субъекта, — продолжал он, — я обнаружил девятьсот долларов в разных банкнотах, а также немного серебра; золотые часы и карманный нож английского производства; еще японская серебряная монета в 50 сен;^[2] табак, трубка и спички; расписание Южной Тихоокеанской линии; два носовых платка без ярлычков прачечной; карандаш и несколько листков бумаги для письма; четыре двухцентовых почтовых марки; ключ с биркой «Отель Монтгомери. Комната 540». Его одежда выглядит как новая. Вне всяких сомнений, мы почерпнем из нее что-нибудь еще при более углубленном изучении, каковым, однако, я не намерен заниматься до прихода полиции. А тебе покуда лучше отправиться прямиком в «Монтгомери» и поглядеть, что там можно выяснить.

Первый же человек, на которого я натолкнулся в вестибюле отеля «Монтгомери», оказался именно тем, кто был мне нужен: тамошним охранником Педерсеном, светлоусым экс-барменом, разумевшим в сыске не более, чем я в саксофонах, но неплохо разбиравшимся в людях и в том, как к ним найти верный подход, что вполне соответствовало букве его нынешней профессии.

— Хелло! — приветствовал он меня. — Счет знаешь?

— Шесть — один, Сиэтл, конец четвертого. Кто обитает в пятьсот сороковой, Пит?

— Да ведь игра-то не в Сиэтле, олух! В Портленде! Человек, чье гражданское самосознание не развито в должной степени, и даже представления не имеющий о том, где играет его команда…

— Завязывай, Пит! У меня нет времени на то, чтобы забавляться с этой детской чепухой. Один мужик только что рухнул замертво в нашем заведении с ключами от пятьсот сороковой.

На лице Педерсена проступили пятна гражданского самосознания.

— Пятьсот сороковой? — Он уставился в потолок. — Это, должно быть, тот тип, Раундс. Рухнул замертво, ты говоришь?

— Замертво. Грохнулся на пол прямо посреди комнаты, имея ножевое ранение. А этот Раундс, что он был за человек?

— Я так вот сразу о нем не слишком много смогу рассказать. Высоченный и тощий, с дубленой шкурой. Я бы даже не обратил на него внимания, если бы не его болезненный вид.

— Точно наша птичка! Давай поднимемся в номер.

У конторки портье мы узнали, что этот человек прибыл днем ранее, зарегистрировавшись как X. Р. Раундс из Нью-Йорка и заявив клерку, что намерен съехать не позднее чем через три дня. Какой-либо почты или телефонных звонков ему не поступало. Никто не знал, когда именно этот человек покинул отель, поскольку он не оставил своего ключа у портье. Ни мальчишки-лифтеры, ни коридорные тоже ничего не смогли нам сообщить.

Осмотр его комнаты почти ничего не добавил к тому, что нам уже было известно. Багаж постояльца состоял из одного чемодана свиной кожи — помятого, поцарапанного и со следами тщательно соскобленных дорожных наклеек. Он был заперт, но замки подобных чемоданов ничего особенного собой не представляют. Этот отнял у нас всего лишь около пяти минут.

Одежды у Раундса — как той, что находилась в чемодане, так и той, что висела в шкафу, оказалось не так уж и много; вся она была недорогой, но зато новой. То, что подлежало стирке, не имело ярлычков прачечной. Популярные фасоны, широко известные бренды — все это могло быть приобретено в любом городе страны. Не было обнаружено ни клочка бумаги с записями. Ни одной путеводной нити. В комнате Раундса не нашлось ничего, что могло бы подсказать, откуда и с какой целью он прибыл.

Педерсен был весьма раздосадован всем этим.

— Я полагаю, что, если бы его не укокошили, он бы наверняка смылся, задолжав за неделю! Типы, не имеющие при себе ничего, что могло бы установить их личность, и не оставляющие портье ключей от комнаты, выходя из отеля, не заслуживают большого доверия!

Мы почти завершили осмотр, когда коридорный ввел в комнату сержанта О'Гара из полицейского управления, служившего в отделе уголовных расследований.

— Уже наведался в Агентство? — спросил я его.

— Ага, как раз оттуда.

— Что новенького?

О'Гар, сдвинув на затылок свою черную широкополую шляпу сельского констебля, почесал круглую голову.

— Негусто. Док утверждает, что его уделали при помощи шестидюймового лезвия, имевшего в ширину два дюйма, и он не мог прожить после такого удара более двух часов, а скорее даже и часа. В базе данных на него мы ничего не нашли. А здесь вам удалось что-нибудь обнаружить?

— Фамилия — Раундс. Он зарегистрировался вчера, как прибивший из Нью-Йорка. Барахлишко все новенькое, и нет ничего, что дало бы нам какие-либо зацепки. Кроме одного — он явно не хотел оставлять следов. Ни писем, ни заметок — ничего! Ни пятен крови, ни следов борьбы в комнате нет.

О'Гар повернулся к Педерсену:

— Ты возле отеля не замечал каких-нибудь смуглокожих субъектов? Индусов или похожих на них?

— Не видел, как мне кажется, — ответил охранник. — Но я все для вас разузнаю.

— Выходит, что красный шелк все-таки оказался саронгом? — спросил я.

— И весьма дорогим, — сообщил сержант. — Я немало повидал их за четыре года военной службы на островах, но никогда еще не встречал такого качественного, как этот.

— А кто их носит?

— Мужчины и женщины на Филиппинах, Борнео, Яве, Суматре, полуострове Малакка, местами в Индии.

— Значит, твоя идея заключается в том, что некто, учинивший резню, стремится привлечь к себе внимание, шляясь по улицам в красной юбчонке?

— Не пытайся быть остроумным! — рявкнул на меня О'Гар. — Эти саронги достаточно часто используют в сложенном или скрученном виде. Да и откуда мне знать, что он не был заколот где-нибудь на улице? А к слову, откуда мне знать, что его не прирезали в том же вашем притоне?

— Мы сами хороним своих жертв, никого не извещая. Давай спустимся вниз, что ли, и поможем Питу в поисках твоих смуглолицых.

Версия провалилась. Если какие-то смуглолицые и крутились возле отеля, они были достаточно умны, чтобы не попасться.

Я позвонил Старику, сообщив ему о том, что мне стало известно, — для этого мне и дыхания не пришлось переводить, — а потом мы с О'Гаром провели остаток вечера в поисках решения; мы стреляли во все стороны, но ни разу не попали в цель. Мы опросили водителей такси, созвонились со всеми тремя Раундсами, значившимися в телефонной книге, но в итоге поисков неведение наше осталось таким же, каким было в самом начале.

В газетах, появившихся на улицах чуть позднее восьми часов вечера, все происшествие было представлено в известном нам свете.

К одиннадцати часам мы пришли к выводу, что настала ночь, и двинулись каждый в направлении своей постели.

Однако разлука наша длилась недолго.

2

Я открыл глаза, сидя на краю постели в призрачном свете нарождающейся луны и держа в руке дребезжащий телефон.

Голос О'Гара: «1856, Бродвей! На холме!»

— 1856, Бродвей, — повторил я, и он повесил трубку.

Я окончательно пробудился, вызванивая такси, а потом натянул на себя одежду. Мои часы показывали 12.55 пополуночи, когда я спускался вниз. Я не провел в постели и пятнадцати минут.

По адресу 1856, Бродвей, оказался трехэтажный дом с крошечной лужайкой перед ним, стоявший в ряду точно таких же домов с такими же лужайками. Разве что все прочие были погружены в темноту. Зато в 1856-м свет изливался буквально изо всех окон наряду с открытым парадным. В вестибюле маячил полицейский.

— Хелло, Мак! О'Гар уже здесь?

— Только что появился.

Я прошел в покрытый темным лаком холл и увидел сержанта, поднимавшегося по широкой лестнице.

— Что стряслось? — поинтересовался я, присоединившись к нему.

— Понятия не имею.

На втором этаже мы повернули налево, оказавшись не то в библиотеке, не то в гостиной, занимавшей все пространство вдоль фасада.

Там на кушетке восседал мужчина в пижаме и банном халате; его голая нога покоилась на стоявшем перед ним стуле. Когда он кивнул мне, я его узнал: Остин Рихтер, владелец кинотеатра на Маркет-стрит. Это был круглолицый, частично облысевший человек лет сорока пяти, на которого Агентство уже работало год назад или около того в связи с неким билетером, сбежавшим со всей дневной выручкой.

Перед Рихтером стоял седовласый мужчина; каждая деталь в его облике говорила о том, что это доктор. Он не сводил глаз с ноги Рихтера с наложенным ниже колена бандажом. Рядом с доктором находилась высокая женщина в отороченном мехом халате, державшая в руках рулон марли и пару ножниц. Внушительного телосложения полицейский капрал строчил что-то в своем блокноте, еле умещаясь за длинным узким столом. У его локтя на ярко-голубой скатерти лежала толстая трость орехового дерева.

Когда мы вошли, все повернули головы в нашу сторону. Капрал поднялся и приблизился к нам.

— Мне было известно, что вам досталось дело Раундса, сержант, и как только я услышал, что в этом деле замешаны смуглолицые парни, то подумал, что будет лучше известить вас.

— Отличная работа, Флинн, — произнес О'Гар. — Что тут произошло?

— Кража со взломом, но не исключено, что только попытка кражи. Преступников было четверо — они взломали кухонную дверь.

Неожиданно голубые глазищи Рихтера, сидевшего неестественно прямо, вспыхнули от волнения, как, между прочим, и карие глаза женщины.

— Прошу прощения, — проговорил он. — Вы, кажется, упомянули смуглолицых парней, фигурирующих в другом деле, — что, произошла еще одна кража?

О'Гар взглянул на меня.

— Вы не видели утренних газет? — задал я вопрос владельцу кинотеатра.

— Нет.

— Что ж, высокий человек вошел под конец дня в контору «Континентала» с ножевым ранением в груди и там же умер. Для предотвращения кровотечения рана была заткнута саронгом, вследствие чего возникла идея насчет азиатов.

— Его имя?

— Раундс, X. Р. Раундс.

Имя не произвело на Рихтера никакого впечатления.

— Высокий мужчина, худой, темнокожий? — уточнил он. — В сером костюме?

— Все так.

Рихтер повернулся взглянуть на женщину.

— Моллой! — вскричал он.

— Моллой! — согласилась она.

— Так он вам знаком?

Их лица вновь обратились на меня.

— Да. Он был здесь нынешним вечером. Он вышел…

Рихтер осекся, вновь взглянув на женщину, — вопрошающе.

— Да, Остин, — произнесла она, кладя марлю и ножницы на стол и садясь рядом с ним на кушетку. — Расскажи им всё.

Он похлопал ее по руке и опять посмотрел на меня с выражением лица человека, обретшего возможность снять с души тягостное бремя.

— Садитесь. Хоть это и недолгая история, но все равно садитесь.

Мы нашли себе стулья.

— Моллой — Сэм Моллой — таково его имя, или то имя, под которым он всегда был мне известен. Он появился здесь нынешним вечером. Он или позвонил в кинотеатр, или зашел туда, и ему сообщили, что я дома. Я не видел его уже около трех лет. Когда он пришел, нам — моей жене и мне — тотчас бросилось в глаза, что с ним явно не все в порядке. Когда я спросил его, что случилось, он сказал, что, когда направлялся сюда, какой-то сиамец нанес ему ножевую рану. Было непохоже, чтобы рана сильно ему докучала, или же он притворялся. Он не позволил нам не только обработать ее, но даже осмотреть. Он заявил, что после нас отправится прямиком к доктору, но прежде должен избавиться от одной штуковины. Собственно, именно для этого он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я ее спрятал и хранил до тех пор, покуда он за ней не явится.

Он был немногословен. Он явно спешил и вдобавок страдал от боли. Я ни о чем его не спрашивал. Я ни в чем не мог ему отказать. У меня не было права о чем-либо спрашивать, хотя он и не скрыл от меня, что дело не вполне законное и опасное. Однажды он спас нам жизнь — не только жизнь моей супруги, но и мою. Это произошло в Мексике, где мы впервые познакомились. Шел 1916 год. Нас арестовали в ходе беспорядков, связанных с Вильей.^[3] Моллой тогда пробавлялся контрабандой оружия и обладал достаточным влиянием в среде бандитов, чтобы вызволить нас, когда стало очевидно, что нам конец.

Поэтому сейчас, стоило ему попросить меня кое-что для него сделать, я не имел права задавать вопросы. Я сказал: «Да», — и он вручил мне сверток. Не слишком большой сверток, где-то, скажем, размером с буханку хлеба, но значительно тяжелее. Он был запакован в коричневую бумагу. Когда Моллой удалился, мы, естественно, ее сняли. Под ней оказалась внутренняя упаковка — из парусины, стянутой шелковой бечевкой, вдобавок она еще была и опечатана, поэтому мы не смогли узнать, что же там внутри. Мы отнесли сверток наверх, в кладовку, спрятав его под старыми журналами.

Позднее, где-то без четверти полночь — только пару минут, как я лег в постель и еще не успел уснуть, — мне послышался какой-то шум, доносившийся из этой комнаты. Оружия у меня нет, да и во всем доме едва ли найдется что-нибудь, что можно было бы действительно назвать оружием, кроме этой прогулочной трости, — Рихтер указал на ореховую трость, лежавшую на столе, — она находилась в стенном шкафу, в спальне. Итак, я взял ее и направился сюда, чтобы выяснить причину шума.

Прямо у дверей спальни я натолкнулся на какого-то человека. Мне было легче разглядеть незнакомца, чем ему меня, поскольку эта дверь была отворена, а он стоял напротив окна. То есть он находился между мной и окном, и его силуэт отчетливо проступал в лунном свете. Я ударил его тростью, но сбить с ног не сумел. Он вывернулся и пустился бежать. Я, по глупости своей даже не подумав о том, что он мог быть не один, бросился вдогонку за ним. Его сообщник пальнул мне в ногу, едва я выбежал за дверь.

Я, конечно же, рухнул на пол. Когда поднялся, эти двое втащили сюда мою жену. Всего их оказалось четверо. Среднего роста, смуглолицые, хотя и не слишком. Я так полагаю, что это были сиамцы, поскольку сам Моллой упоминал о них. Они включили в комнате освещение, и один из них, судя по всему, лидер, спросил меня: «Где это есть?»

Его акцент просто ужасал, но понять, о чем он говорит, было несложно. Естественно, я понимал: они пришли за тем свертком, что оставил Моллой, но принял вид, будто бы мне невдомек. Они сказали мне… вернее, их главарь заявил, что уверен: «это» находится здесь; они, кстати, называли Моллоя другим именем — Доусон. Я ответил, что не знаю никакого Доусона и никто у меня ничего не оставлял, и попытался принудить их сообщить мне, что же именно они ожидали здесь найти. Они не попались на мою удочку; говоря о том, что ищут, они употребляли только одно слово: «это».

Они обменивались репликами между собой, но я, понятное дело, и слова не мог уразуметь из того, о чем они говорили. Потом трое удалились, а один остался присматривать за нами. Он был вооружен люггером.^[4] Мы слышали, как остальные передвигаются по дому. Поиски, должно быть, продолжались около часа. Потом тот, кого я посчитал главарем, вернулся и что-то сказал тому, кто нас сторожил. Оба были просто в восторге.

«Неумно будет, если вы не останетесь в комнате на много минут», — бросил мне главарь, и они оба покинули нас, закрыв за собой дверь.

Я понимал, что они ушли, но из-за ноги не мог даже двинуться. По словам доктора, мне крепко повезет, если смогу самостоятельно передвигаться через пару месяцев. Я не хотел, чтобы моя жена выходила наружу, рискуя напороться на кого-то из них, пока те окончательно не убрались, но она настояла на этом. Убедившись, что они действительно покинули дом, она позвонила в полицию, а потом метнулась к кладовке, где обнаружила, что сверток Моллоя исчез.

— А сам Моллой никак не намекал на то, что же могло находиться в этом свертке? — поинтересовался О'Гар, когда Рихтер закончил свой рассказ.

— Ни единым словом, кроме упоминания, что за этим охотятся сиамцы.

— А он узнал сиамца, пырнувшего его ножом? — спросил я.

— Думаю, что да, — медленно проговорил Рихтер, — правда, я не уверен, что он говорил мне об этом.

— Вы можете вспомнить его слова?

— Боюсь, едва ли.

— Думаю, что я помню, — вмешалась миссис Рихтер. — Мой супруг, мистер Рихтер, спросил: «В чем дело, Моллой? Ты ушибся или болеешь?» Моллой издал краткий смешок и, прижимая ладонь к груди, произнес: «Ничего серьезного. Я налетел на сиамца, который меня преследовал на пути сюда, но не уберегся и позволил ему себя поцарапать. Однако мой маленький узелок при мне!» Он снова рассмеялся и похлопал по своему свертку.

— Он еще что-нибудь говорил об этих сиамцах?

— Не напрямую, — ответила миссис Рихтер. — Но он просил нас не зевать, если по соседству с домом мы заметим каких-либо азиатов. Он сказал, что ни за что не оставил бы свертка у нас, если бы полагал, что это может грозить нам опасностью, но добавил, что всегда остается вероятность того, что все может пойти скверно, и чтобы мы проявляли осторожность. А еще он сказал моему супругу, — она кивнула на Рихтера, — что сиамцы преследуют его уже много месяцев, но теперь, когда у него есть надежное хранилище для своего свертка, он «возьмет их с собой на прогулку, но забудет привести обратно». Именно так он и выразился.

— Много ли вам вообще известно о Моллое?

— Боюсь, что нет, — Рихтер вновь помедлил с ответом. — Он обожал рассказывать о местах, где бывал, и о том, что там видел, но из него и слова нельзя было выдавить, если речь заходила о его делах. Мы впервые встретились с ним в Мексике, как я вам уже говорил, в 1916 году. После того как он спас нам жизнь и помог скрыться, мы не виделись почти четыре года. Как-то ночью он позвонил, а потом заскочил к нам на часок-другой. Он тогда, по его словам, направлялся в Китай, и ему было еще необходимо уладить массу дел, чтобы выехать на следующий день.

Несколько месяцев спустя я получил от него письмо из Куинс-отеля в Кэнди, в котором он просил меня выслать список всех импортеров и экспортеров, работавших на тот момент в Сан-Франциско. Он поблагодарил меня письмом за высланный мной список, и я не слышал о нем до тех пор, покуда годом позже он лично не заявился на недельку в Сан-Франциско. Это было в 1921 году, как я думаю.

Через год Моллой провел здесь еще одну неделю, сообщив, что был в Бразилии, но, как обычно, и словом не обмолвился о том, что он там делал. А парой месяцев позднее я получил от него письмо из Чикаго. Он писал, что будет в нашем городе через неделю. Однако не приехал. Вместо этого, какое-то время спустя он написал из Владивостока, извиняясь, что не смог выполнить свое обещание. Сегодня мы увидели его впервые — с тех самых пор.

— Откуда он родом? Есть ли родственники?

— Он всегда говорил, что у него нет ни дома, ни родных. Я предполагаю, что он родился в Англии, хотя, кажется, он об этом никогда не упоминал, и я не знаю, что именно навело меня на эту мысль.

— У тебя есть еще вопросы? — спросил я О'Гара.

— Нет. Давай-ка глянем на место происшествия, вдруг эти сиамцы оставили после себя какие-то следы.

«Глянули» мы по полной программе. Мы не стали делить территорию, осматривая все сообща. Буквально все — от чердака до подвала — каждое укромное местечко, ящичек, уголок. Подвал порадовал нас больше всего: именно там, в остывшей топке, мы обнаружили пригоршню черных пуговиц и обугленные пряжки от подтяжек для носков. Однако верхние этажи также внесли свою лепту: так, в одной из комнат мы нашли смятый чек из магазина в Окленде с надписью: «Скатерть столовая — 1 шт.», правда, в других комнатах нам не попалось даже подтяжек.

— Это, конечно, не мое дело, — заметил я Рихтеру, когда мы с О'Гаром вновь присоединились к остальным. — Но мне кажется, если в суде вы будете стоять на том, что это была самозащита, вам все может сойти с рук.

Рихтер попытался вскочить с кушетки, но его подвела нога.

Женщина неторопливо поднялась с места.

— И, возможно, это ваш единственный выход, — обратился к ней О'Гар. — Почему вы не постарались его отговорить?

— Да, для вас это будет единственно возможным выходом, — продолжил я. — Вы можете заявить, что Рихтер кинулся к вам на помощь, когда ваш муж вас схватил. Ваш муж выстрелил в Рихтера и наводил оружие на вас, и тут вы его закололи. Это прозвучит в суде вполне убедительно.

— Мой муж?

— Ага, миссис Раундс-Моллой-Доусон. Точнее говоря, ваш бывший муж.

Рихтер разомкнул губы ровно настолько, чтобы процедить:

— Что означает вся эта чертова бредятина?

— Довольно-таки грубые слова, особенно учитывая, кто их произнес, — рыкнул на него О'Гар. — Если это бредятина, то как же тогда следует назвать вашу байку, что вы тут нам поведали, — про коварных сиамцев, загадочный сверток и еще бог знает про что?

— Не будь с ним чересчур суров, — сказал я О'Гару. — Ему пришлось пересмотреть столько фильмов, что его представление о правдоподобии явно сместилось. В противном случае он бы уж сообразил, что разглядеть сиамца в лунном свете в 23.45 решительно невозможно хотя бы потому, что луна восходит лишь в 00.45, именно тогда, когда ты мне и позвонил.

Рихтер выпрямился на здоровой ноге.

Внушительной формы капрал придвинулся к нему вплотную.

— Может, я его на всякий случай обыщу, сержант?

О'Гар покачал своей пулеобразной головой.

— Зря время потеряешь. На нем ничего нет. Они очистили дом от оружия. Держу пари, дамочка все выкинула прямо в залив на пути в Окленд, куда она рулила за новой скатертью, чтобы использовать ее вместо саронга, который прихватил ее муженек.

Последние слова буквально добили эту парочку.

Рихтер прикинулся, будто может контролировать свое дыхание, а дамочке пришлось как следует попотеть, прежде чем она осмелилась взглянуть мне в глаза.

О'Гар ковал железо, пока горячо: он извлек из кармана добытые нами пуговицы и пряжки от подтяжек для носков и стал небрежно перекидывать с ладони на ладонь. Так была использована последняя из собранных нами улик.

Я решил их «развести».

— Не мне клеймить газетчиков, но все же не следует уж так безоглядно принимать на веру все, что пишут в газетах. К примеру, некто ляпнул несколько осмысленных слов, перед тем как испустить дух, а в газетах об этом не появилось ни слова. Бывает, подобные пустяки напрочь меняют всю схему вещей.

Женщина подняла голову и взглянула на О'Гара.

— Я могу переговорить с Остином наедине? — спросила она. — Естественно, в вашем присутствии.

Детектив-сержант поскреб макушку и повернулся ко мне. Предоставление твоим подопечным возможности переброситься словами — штука щекотливая: они ведь могут сговориться и, стремясь выйти сухими из воды, тут же соорудят новую версию. С другой стороны, если им этого не позволить, есть вероятность, что они намертво упрутся на своем, и их уже нипочем не расколешь. Оба способа достаточно рискованные. Я ухмыльнулся в лицо О'Гару и ушел от ответа. Пусть-ка он принимает решение самостоятельно, а если оно окажется неверным, то я предоставлю ему право расхлебывать всю кашу. О'Гар хмуро зыркнул на меня, а потом кивнул женщине.

— Вы можете на пару минут пройти вон в тот угол и пошептаться, — сказал он. — Но не вздумайте глупить.

Женщина вручила Рихтеру ореховую трость, взяла его под руку и, волоча за собой стул, помогла доковылять до означенного места в дальнем углу комнаты. Он сел к нам спиной. Она встала за ним, прильнув к его плечу, так что их лиц мы не видели.

О'Гар приблизился ко мне.

— И что ты думаешь? — пробормотал он.

— Я думаю, что они пойдут на попятную.

— Твоя догадка насчет того, что она — жена Моллоя, похоже, попала прямо в яблочко. Я этого не сообразил. Как тебе удалось ее раскусить?

— Когда она рассказывала нам, что Моллой говорил о сиамцах, ей пришлось дважды при словах «мой муж» указывать на Рихтера, подчеркивая, что она имеет в виду именно его.

— Вот оно что? Ну…

Шепот в углу становился все громче, порой напоминая змеиное шипение. И тут Рихтер внезапно изрек нечто членораздельное.

— Будь я проклят, если пойду на это!

Они оба, обернувшись, украдкой стрельнули в нас глазами и тут же вновь заговорили, уже потише. Правда, ненадолго. По всей видимости, женщина стремилась склонить его к какому-то действию. Он продолжал отрицательно качать головой. Потом коснулся рукой ее ладони. Она сбросила его руку, не переставая шептать.

Рихтер, теперь уже не сдерживаясь, вскричал:

— Давай, если ты такая дура! В конце концов, это твоя шея. Лично я ни в кого ножами не тыкал.

Женщина отскочила от Рихтера, ее глаза на мертвенно-бледном лице зажглись черными огнями.

— Ах ты, крыса! — И она плюнула в Рихтера. И тут же, повернувшись к нам лицом, заорала:

— Да, это я убила его! А эта тварь в кресле попыталась было сделать это, но…

Рихтер стремительно взмахнул своей ореховой тростью.

Я прыгнул в надежде перехватить ее — промахнулся — и врезался прямо в спинку его кресла. Ореховая трость, Рихтер, само кресло и, конечно же, я оказались в одной куче на полу. Капрал помог мне подняться. Потом мы с сержантом отволокли Рихтера назад, на кушетку.

А женщину с ее злым ртом словно прорвало:

— Его настоящее имя — не Моллой. Он Аанж, Сэм Аанж. Я вышла за него замуж в Провиденсе в 1913 году и отправилась с ним в Китай, а именно в Кантон, где у него была должность в пароходной компании. Мы недолго там оставались, потому что он вляпался в дерьмо, позволив втянуть себя в какие-то революционные дела. После этого мы скитались кругами, преимущественно по Азии.

— Мы встретили эту мразь, — она указала на утихомирившегося Рихтера, — в Сингапуре, в 1919 году, полагаю я — как раз после окончания Мировой войны. Его имя — Холли, и Скотленд-Ярд может немало вам о нем порассказать. Он сделал нам предложение. Он пронюхал о месторождении драгоценных камней на севере Бирмы, одном из тех, что были неизвестны британским колонизаторам, когда они захватили страну. Холли не только знал аборигенов, работавших на этом месторождении, он сумел проведать о тайнике, где те хранили добытые ими камни.

Мой муж и еще двое отправились с ним. Они вскрыли тайник аборигенов и смотали удочки, заграбастав себе практически все — целый мешок сапфиров, топазов и даже несколько рубинов. Двоих, что были с ними, аборигены убили, а моего мужа тяжело ранили.

Мы не думали, что он сможет выжить. Мы затаились в хижине на границе с Юньнанем. Холли убеждал меня взять драгоценности и бежать. Мне тогда казалось, что дни Сэма сочтены, а если мы еще промедлим, то уж точно попадемся. Вообще-то я не могу сказать, что когда-либо сходила по Сэму с ума; немного прожив с ним, я обнаружила, что он совсем не такой, каким представлялся мне вначале.

Итак, мы с Холли прихватили сокровища и сделали ноги. Нам, увы, пришлось распроститься со многими камнями, чтобы оплатить дорогу через Юньнань, Кванси и Квантун, но все-таки мы прорвались. Мы прибыли в Сан-Франциско, располагая достаточными средствами, чтобы приобрести этот дом и кинотеатр, и с тех пор так тут и жили. Мы вели здесь праведную жизнь, но а что мы могли себе позволить? Нам просто всего-то хватало денег, чтобы жить в комфорте.

А сегодня здесь возник Сэм. Мы ничего не слыхали о нем с тех самых пор, как бросили его в Бирме, когда он лежал замертво. Он рассказал, что его тогда схватили и посадили на три года. Потом ему как-то удалось сбежать, и следующие три года он провел, охотясь на нас. Такой он был тип. Он не думал вернуть меня, ему были нужны деньги. Он потребовал все, что у нас было. Холли не выдержал. Вместо того чтобы поторговаться с Сэмом, он, потеряв голову, попытался его убить.

Сэм отнял у него пистолет и прострелил ему ногу. В схватке Сэм обронил нож — малайский крис, как мне кажется. Я подняла его, но Сэм бросился на меня, едва я дотронулась до ножа. Я не помню, как все произошло. Все что я помню, так это что Сэм отшатнулся назад с прижатыми к груди руками, а еще обагренный кровью малайский крис в моей руке.

Свой пистолет Сэм выронил. Холли схватил его, горя желанием пристрелить Сэма, но я ему не позволила. Все произошло в этой комнате. Уж и не помню, я ли это дала Сэму саронг, которым мы покрывали стол, или нет. Во всяком случае, он попытался с его помощью остановить кровь. Потом он двинулся прочь, а я в это время удерживала Холли от выстрела.

Я понимала, что Сэм не пойдет в полицию, но ведь он был способен на все. А еще я знала, что он тяжело ранен. Если он, упав где-то, умрет, то велика вероятность, что оставленные им следы приведут к нашему дому. Я наблюдала из окна за тем, как он спускается по улице, но никто не обращал на него внимания. Однако Сэм был настолько серьезно ранен, что казалось, его шатающаяся походка наверняка всплывет в памяти у всех, как только в газетах появится известие о том, что он был где-то обнаружен мертвым.

Холли был напуган еще больше, чем я. Мы не могли спастись бегством, потому что у него была прострелена нога. Поэтому мы придумали историю о сиамцах, а я отправилась в Окленд, где купила скатерть, занявшую на столе место саронга. У нас дома была коллекция ружей и даже несколько восточных ножей и клинков. Сломав клинки, я завернула их в бумагу и по дороге в Окленд выбросила с парома.

Когда вышли утренние газеты и мы прочитали о том, что произошло, то решили действовать по разработанному плану. Мы сожгли костюм Холли, который был на нем в момент ранения, а также его подтяжки — дело в том, что в брюках было отверстие от пули, задевшей вдобавок и их. Проделав схожее отверстие в пижамных брюках Холли, а затем сняв бандаж с его ноги, — уж старалась, как могла, — я начала смывать запекшуюся кровь, покуда не открылось новое кровотечение. После этого я подняла тревогу.

Женщина обреченно воздела обе руки и характерно цокнула языком.

— И вот вы здесь, — закончила она.

— Можете что-нибудь добавить к сказанному? — обратился я к Холли, который застыл, уставившись на свою забинтованную ногу.

— Лишь в присутствии моего адвоката, — бросил он, не поднимая глаз.

О'Гар отдал приказ капралу:

— Подавай фургон, Флинн.

Спустя десять минут мы уже были на улице, помогая Холли и женщине забираться в полицейскую машину.

Из-за угла на другой стороне улицы показались трое смуглолицых парней, по виду — малайских моряков. Тот, что находился в центре, явно был пьян в стельку, а двое других помогали ему передвигаться. У одного из них виднелся под мышкой сверток, в котором находилась некая емкость, сильно смахивавшая на поллитровку.

О'Гар перевел свой взгляд с них на меня и рассмеялся.

— Как думаешь, если бы мы купились на ту байку, не пришлось бы нам сейчас заниматься этими молодцами? — прошептал он.

— Захлопни пасть, свиной окорок! — рявкнул я в ответ, кивнув на Холли, сидевшего уже в машине. — Если эта пташка увидит их, она немедля «опознает» в них своих сиамцев, и тогда уж одному Богу известно, какое решение примет суд!

Мы заставили озадаченного шофера крутить баранку шесть лишних кварталов, чтобы быть уверенными, что благополучно разминулись с азиатами. И дело того стоило, поскольку теперь уже ничто не могло помешать Холли и миссис Данж отбывать ближайшие два десятка лет за решеткой.

One, Two, Three Paul Cain

Пол Кейн — пожалуй, один из самых таинственных авторов в мире детектива. Под этим псевдонимом скрывался популярный сценарист Питер Рюрик. Не так давно выяснилось, что и это звучное имя древнерусских князей — лишь прикрытие подлинного автора — Джорджа Кэррола Симса (1902–1966).

Его слава как автора детективов базируется на единственной книге: «Шустрый малый» (1933), о которой Рэймонд Чандлер сказал, что это, «похоже, апофеоз сверхжесткого детектива». Книга родилась из серии рассказов, опубликованных в журнале «Черная маска». «Шустрый малый» вышел первым, в мартовском выпуске 1932 года; за ним последовали еще четыре сюжета о приключениях Джерри Келлиса и его подруги-алкоголички С. Грэнквист.

Кейн сначала работал в Нью-Йорке, но затем, когда Кэрри Грант начал съемки фильма «Корабль игроков», основанного на его произведениях, Кейн перебрался в Лос-Анджелес. Этот фильм, собственно, и побудил его объединить рассказы и развить их в повесть, встреченную прессой градом прямо противоположных откликов. Повесть успеха не имела, и более он книг не писал, однако продолжал работать над сценариями. Наиболее знаменитым фильмом по его сценарию стал «Черный кот» (1934), повествующий о культе сатанистов. В главной роли снялся Борис Карлофф, с которым Кейн подружился на съемках. Его перу также принадлежат сценарии фильмов «Аферы (одного) джентльмена» (1934), «Убийства на Центральном» (1942), «Мадмуазель Фифи» (1944).

«Раз, два, три» впервые опубликован в «Черной маске» в мае 1933 года и вошел в первый сборник Кейна «Семь убийц» (1946).

Раз, два, три Пол Кейн (пер. Ю. Балаян)

Я провел в Лос-Анджелесе почти неделю в ожидании этого парня, Хили. По наводке я узнал, что он за кучу липовых опционов прибрал железнодорожную компанию в Квебеке весом в полтораста тысяч баксов. Недурно.

Немного позже мой информатор сообщил, что Хили снялся в западном направлении и что без карт он даже в сортир не отлучается. Я, кстати, тоже.

Снимите три сверху, прошу.

В Чикаго я разминулся с ним на каких-то два часа и, раздосадованный, решил наказать себя прогулкой по кассам. Расспросил кассиров, повидался с агентами и в конце концов кое-что вызнал: оказывается, Хили купил билет до Лос-Анджелеса. Значит, время собираться и нам.

Спасибо.

Пас.

Воскресным вечером в фойе «Рузвельта» я встретил парня из агентства «Истерн инвестигейторс», детектива Гарда. Посидели, выпили, потолковали. Похоже, мишень у нас была одна и та же: детектив прибыл на Западный берег в поисках некоего Хили. Но в подробности он не вдавался, да я и не расспрашивал. Мне было известно, что «Истерн» работает, по большей части, с загадочными исчезновениями, разводами и прочими делами в том же роде.

В понедельник утром Гард мне позвонил и сообщил, что их филиал в Солт-Лейк-Сити засек Хили в Кальенте, штат Невада. Я вежливо и отстраненно поблагодарил его, изобразив безразличие, однако, едва закончив разговор, тут же нанял машину в «Ю-Драйв» и рванул в Кальенте.

Около четырех пополудни я туда прибыл и засек Хили во втором по счету кабаке в компании пяти аборигенов. По виду этих местечковых талантов я понял, что времени у меня навалом.

Хили оказался крупным парнем, с лоснящимся круглым лицом, пухлыми влажными губами и маленькими глазками. Честно говоря, меньшего калибра глаз я в жизни не видывал! И расставлены чуть не на ширину ушей.

Хили выигрывал, проигрывал, но игра их гроша не стоила. Партнеры у него подобрались консервативные, соревновались в осторожности. Игра вначале шла на равных, но Хили повезло, и он выбил-таки из двоих не то семьдесят, не то восемьдесят баксов и в самом благодушном настроении отлучился к бару, где заказал выпивку для партнеров и лимонад для себя.

Я воспользовался случаем и подкатил к нему.

— Извините, мы с вами, похоже, встречались у Лонни и Томпсона в Детройте.

Лонни держит букмекерскую контору, и моя информация о Хили по большей части получена от него.

— Возможно, — улыбнулся он и спросил, что я пью. Я заказал виски.

Он поинтересовался, долго ли я пробуду в городе, и я ответил, что только что прибыл из Лос-Анджелеса, да и то лишь для того, чтобы бросить взгляд на одно-другое-третье; но смотреть, похоже, не на что, события развиваются настолько вяло, что я отбуду обратно сегодня же вечером или завтра утром.

Я заказал еще один лимонад для него и виски для себя, мы поболтали о Детройте, и вскоре он вернулся к своей компании.

Для начала достаточно. Я у него отметился как один из «своих парней».

Я вышел, проехал пару кварталов до отеля «Пайн», снял номер. Создавалось впечатление, что это единственный отель в городе — других как будто и не было… Но на всякий случай я пролистал журнал регистрации и обнаружил Хили. Я поднялся в номер, принял душ, улегся с сигаретой и стал неспешно размышлять… По данным Лонни Томпсона у Хили с собою деньги и аккредитивы. Мне надо было заманить его в Лос-Анджелес — туда, где с ним можно работать.

Я и не заметил, как провалился в сон. И когда через час я проснулся от стука в дверь, было уже темно. Встав, щелкнул выключателем, открыл дверь. Принять Хили достойно не удалось: я пробубнил невнятное приглашение войти и присесть, а сам направился к раковине. Ополоснул лицо холодной водой, чтобы пробудиться окончательно. Повернувшись, я увидел, что он сидит на краешке кровати с растерянным — я бы даже сказал перепуганным, видом. Я предложил ему сигарету и заметил, как дрожит его рука.

— Извините, я вас разбудил, — пробормотал он.

— Ничего, ничего, — успокоил я.

Он подался вперед и очень тихо произнес:

— Мне надо побыстрее отсюда смыться. Сможете вы подвезти меня до Лос-Анджелеса?

Это было так неожиданно, что я чуть не подскочил. От сонливости моей не осталось и следа. Моим первым желанием было заорать: «А как же!» — схватить его за руку и поволочь в машину. Но он был явно испуган, а, когда человек испуган, самое время разузнать, что к чему и что почем.

Я философически воздел очи к потолку и несколько нерешительно протянул:

— Э-э-э… Да, конечно. Почему бы и нет?

Он жарко зашептал:

— Послушайте… Я приехал сюда утром в воскресенье. Хотел остаться, чтобы получить вид на жительство и подать на быстрый развод по законам Невады. Жена уже шесть недель у меня на хвосте, житья не дает. Она здесь. Когда я вернулся в гостиницу, она ворвалась в мой номер и закатила истерику.

Тут я понял, кто заказчик Гарда.

— Вечером заявилась, — продолжил Хили. — Она сейчас в соседней комнате.

Он замолчал. Я скроил сочувственную мину и спросил:

— И… что?

— Нужно быстро смываться. Актриса из нее никакая. Она ворвалась ко мне и устроила сцену… С братом она, видишь ли… Он тоже еще тот актер! А вы в Лос-Анджелес едете… Я увидел ваше имя в журнале, подумал, может, захватите… Тут ни машину не снять, ни поезда до полуночи…

Он извлек из кармана внушительную пачку зеленых, толще которой я и в кино не видал, и принялся отслюнивать от нее бумажки.

— Если вопрос в деньгах, то…

Я гордо замотал головой и уверенно произнес:

— Я готов немедленно отправиться, мистер Хили, и с удовольствием приглашаю вас в попутчики. — Не откладывая дела в долгий ящик, я натянул пиджак. — Что у вас с собой?

Он уставился на меня с недоумением… или с подозрением?

— Ваш багаж, — пояснил я.

— А-а… Черт с ним, с багажом. — Он нервно усмехнулся. — Я налегке.

Мы вышли на лестницу.

— Большая прогулка, — прошептал он, вдруг остановился. — Послушайте, я заскочу еще на минутку в комнату, захвачу кое-что… Догоню вас у машины.

Я описал место, где стоит машина. Он сказал, что его счет уже оплачен, и я направился оплатить свой.

Мой прокатный автомобиль вклинился между грузовым «Фордом» и голубым «крайслеровским» «Родстером». Я снял машину с ручного тормоза и протолкнул ее футов на восемь вперед. После этого уселся за руль и, откинувшись на спинку сиденья, замер в ожидании.

Ситуация казалась мрачной и мутной. Хили перепуган до смерти, жена, шантаж, истерики… Багаж он бросает, но почему-то вдруг в последний момент возвращается в комнату за чем-то. То есть рискует вляпаться в очередную разборку из-за жены. Да что у них за отношения вообще? Странная особа: устраивает мужу сцены, гоняется за ним из штата в штат с каким-то подозрительным «братом»… Впрочем, в Неваде все возможно.

Просидев минут пять, я занервничал, открыл машину, вышел. Уже закрывая дверцу, услышал звуки пяти подряд выстрелов откуда-то из отеля, сверху.

Часто я оказываюсь перед выбором: влезть в передрягу или обойти ее сторонкой. И всегда-то я вляпываюсь. Дурак дураком. Вот и в этот раз я ринулся вперед.

Когда я распахнул дверь, клерк регистрации, высокий очкарик-блондин, уже выскочил из-за своей стойки. Мы вдвоем помчались наверх, перепрыгивая через две-три ступеньки.

В коридоре третьего этажа маячит фигура мужчины в длинных подштанниках. Дрожавшей рукой он указывает на дверь номера. Мы врываемся туда. Хили неподвижно лежит ничком посреди комнаты. Ближе к стене — тело женщины, тоже вниз лицом.

Лицо служащего отеля приобрело очень красивый салатный оттенок. Он никак не мог оторвать глаз от Хили. Я подошел к женщине и перевернул ее на спину. Года 22–23, миниатюрная сероглазая блондинка. В боку нож, чуть ли не под мышкой. Рядом с вытянутой рукой — автоматический пистолет 38-го калибра. Мертвая женщина. Совершенно мертвая.

Человек в шерстяных подштанниках заглянул в дверь, что-то пискнул, выбежал и понесся в другой номер. Я слышал, как он орет, сообщая горячую новость кому-то еще.

Я тронул служащего за плечо и указал ему на тело девушки. Тот сглотнул раз, другой, пробормотал, заикаясь:

— Мисс МакКей.

Его словно загипнотизировала широкая спина Хили. М-да… Очень большой гамбургер.

Затем комнату разом заполнила дюжина мужчин. Шериф, оказывается, играл в бильярд через улицу. Он перекатил Хили на спину и удивленно изрек, как будто сделал эпохальное открытие:

— Это мистер Хили!

— Угу. Застрелен, — автоматически добавил я.

Шерифу почему-то не очень понравилось мое пояснение. Он взглянул на клерка и спросил у меня, кто я таков. Я назвался, и служащий в подтверждение кивнул головой. Шериф поскреб затылок и подошел к девушке. Я хотел сообщить, что она заколота, но решил воздержаться.

«Шерстяные подштанники» вновь появился, но уже в брюках. Их обладатель сообщил, что не слышал ничего, кроме внезапно раздавшихся неясных воплей и последующих выстрелов.

Я спросил, как скоро после выстрелов он оказался в коридоре, ион ответил, что не уверен, но примерно через полминуты.

Первая интересная деталь: трупы обнаружились не в комнате Хили, а в номере мисс МакКей. В соседнем номере. Это могло означать, что Хили умышленно вошел в ее комнату, а не она ворвалась к нему, когда он забирал якобы забытые вещи.

Еще деталь: нож принадлежал Хили. Нашлись свидетели. Большой складной нож, семидюймовое лезвие, открывается и фиксируется нажатием на кнопку. Говорили, что Хили развлекался метанием ножа, играл во всякие «ножички», в том числе и в довольно рискованные, близкие к членовредительству.

Третья деталь самая интересная. Куда девались деньги? Шериф с парой своих парней подробнейшим образом обшарил обе комнаты. Они, правда, не деньги искали, а улики: о деньгах они представления не имели. Но искали добросовестно.

Все, что они нашли у Хили, — четыре стодолларовых бумажки в кармашке для часов, сигареты да ключи. Ни писем, ни деловых бумаг. Большой чемодан забит грязным бельем. Пачка, которой Хили тряс перед моим носом, испарилась.

В следующие полчаса я кое-что обнаружил. Девица прибыла в отель без сопровождающих. Кроме нее да меня, никто за весь день не зарегистрировался. Ее комната находилась в двадцати футах от задней лестницы, боковая дверь в отель не запиралась до десяти ночи. Специально для того, кого Хили обозначил как «брата своей жены». Итак, Хили мог отправиться наверх, чтобы заняться девицей. То, что он ее боялся, для меня бесспорно, ибо страх в людях я распознаю безошибочно. Он обеспечил себе отход — со мной — и решил напоследок убрать угрозу.

Так называемый «брат», вероятно, прибыл в разгар бурной сцены и с расстояния в шесть футов вскрыл спину Хили. Затем он обследовал карманы убитого, забрал все ценное — возможно, чековую книжку или аккредитивы, отшвырнул пистолет и смылся по черной лестнице. Вполне возможный вариант развития событий.

Согласно тут же скроенной версии шерифа, Хили зарезал девицу, которая после этого, с тремя дюймами стали в сердце, всадила ему пять пуль в спину.

Я не стал спорить с шерифом. Он о «брате» ничего не знал, и я не хотел создавать ему лишних трудностей в расследовании. Кроме того, пачка долларов, исчезнувшая из кармана Хили, взывала не к шерифу, а к моему чувству гражданского долга.

Вернувшись к автомобилю, я не застал рядом голубого «Крайслера». Вроде бы пустяк, однако интересно, кто бы это мог так торопливо покинуть место происшествия, когда все окружающие рвались поскорее с ним ознакомиться.

На вокзале ничего разузнать не удалось. Дежурный только что заступил, телеграфист, сидевший на станции весь вечер, отлучился на ужин. Я нашел его в забегаловке напротив, и он поведал, что вечерним из Солт-Лейк-Сити прибыло несколько человек, в основном местные, кое-кого он не знал, а девица приехала одна, без сопровождающих.

Я вернулся к машине, размышляя о голубом «Крайслере». Конечно, возможно, что девица прибыла из Солт-Лейк-Сити одна, тот парень, «брат» или любовник, или кто он ей там, прикатил на машине. Может, у них была причина не появляться вместе.

В местных гаражах и на заправочных станциях ничего о голубом «Крайслере» узнать не удалось. Я вернулся в гостиницу, заглянул еще раз в регистрационный журнал. Мисс МакКей записала, что она прибыла из Чикаго. Потолковал с клерком и шерифом, да и со всеми, кто не возражал побеседовать. Шериф сообщил, что он послал телеграмму в Чикаго, так как похоже было, что оба они оттуда, и МакКей и Хили, а у последнего в кармане нашли и письмо от чикагского адвоката, насчет развода. Шериф высказал мудрую догадку, что мисс МакКей и миссис Хили — одно и то же лицо.

Я подкрепился сэндвичем и пирогом в ресторане отеля, собрал шмотки, погрузился в машину и отбыл в Лос-Анджелес.

Во вторник утром я спал до одиннадцати. Позавтракал в номере и телеграфировал своим в Чикаго, чтобы выслали, что у них есть по МакКей и ее братцу. Позвонил дежурному, узнал номер Гарда и спустился к нему.

Облаченный в ночную сорочку Гард восседал у окна и с умным видом просматривал утренние газеты. Я присел напротив и справился о его самочувствии и настроении. Он заверил меня, что все прекрасно, и тут же проронил:

— Тут все в один голос сообщают, что нашему другу Хили несколько не повезло.

Я кивнул.

— Ай-ай-ай… Жена его очень расстроится.

— Угу. — И я улыбнулся.

Гард укоризненно уставился на меня.

— С чего это ты ухмыляешься и что означает «угу»?

Я объяснил, что, согласно полученной мною информации, миссис Хили предстоит отправиться обратно на восток в багажном вагоне, в специализированной таре.

Гард утонченным кивком головы отверг мою версию.

— Ничего подобного. Миссис Хили жива, в добром здравии, и вообще, она — одно из изумительнейших созданий Господа на этой грешной планете.

Очевидное неравнодушие к миссис Хили не помешало ему сообщить, что она его клиент, что в понедельник утром она прибыла на самолете из Чикаго, что он встретился с нею в офисе агентства… После этого он углубился в ее словесный портрет, все более вдохновляясь по ходу повествования. Глаза, волосы, прическа… Он даже жестикулировать начал. Бабник!

Сквозь поэтический туман выяснилось, что у миссис Хили были крупные неприятности с одноименным мистером, и эти неприятности она твердо вознамерилась уладить. Для этого она и потребовала у филиала Солт-Лейк-Сити определить местонахождение Хили. И почти сразу после того, как агентство выполнило ее поручение, отправилась в Лос-Анджелес. Она прибыла как раз в то утро, когда Хили выследили в Кальенте, и решила подождать в Лос-Анджелесе. Гард похвастался, что нашел ей квартиру. Он полагал, что агентство уже довело до сведения миссис Хили дурные вести о ее муже. Гард изобразил на физиономии работу мысли и спросил кого-то третьего, не стоит ли ему отправиться к миссис Хили, дабы утешить свежеиспеченную вдову.

— Конечно! — с энтузиазмом подхватил я. — Поехали.

Гард, оказывается, вовсе не собирался брать меня с собой, но я убедил его, что такой друг покойного, каким являюсь я, разумеется, необходим для того, чтобы утешить вдову. Гард вздохнул, и мы отправились.

Миссис Хили оказалась даже эффектнее, нежели можно было заключить по восторженному описанию Гарда. Смуглая, с темными глазами, иссиня-черными волосами — и красота ее искусно подчеркивалась изысканным туалетом. Голос ее тоже как нельзя лучше подходил к чертам лица, фигуре и покрою платья. Она милостиво выслушала бессвязное бормотание Гарда, слегка кивнула мне и пригласила расположиться в удобных креслах. Выглядела она так, как будто только что всплакнула, как и положено безутешной вдове. Гард, надо признать, подыскал ей весьма уютную квартирку — шикарный двухэтажный люкс на Гарден-корт в Кенморе.

Я рассыпался в соболезнованиях своих личных и от лица всех многочисленных наших с Хили детройтских знакомых, тут же мною придуманных. Предложил любую помощь — в общем, как положено.

Все, что можно было сказать, сказано. Да много ли тут скажешь? Много ли услышишь?

Она попросила Гарда простить ее за причиненное беспокойство, за звонки предыдущим вечером, вызванные беспокойством и предположениями, что муж прибыл в Лос-Анджелес после закрытия агентства.

Гард лепетал что-то, себя не помня. Видно было, какое она на него произвела впечатление. На меня, впрочем, тоже.

Она не очень уверенно предположила, что останется в Калифорнии еще на какое-то время, и более определенно сообщила, что тело мужа уже распорядилась отправить в Детройт, к родственникам.

Наконец, я принялся раскланиваться, Гард присоединился ко мне, миссис Хили еще раз поблагодарила нас, и служанка заперла за нами дверь.

Гард сослался на дела в городе, я остановил такси и вернулся в отель. Там меня уже ждала телеграмма из Чикаго.

ДЖУЭЛ МАККЕЙ ДВЕ СУДИМОСТИ ВЫМОГАТЕЛЬСТВО ТЧК РАБОТАЕТ МУЖЕМ АРТУРОМ РЕЙНЗОМ ОН ЖЕ ДЖЕЙ ЭЛ МАКСВЕЛЛ ТЧК ОБА УЛЕТЕЛИ ВЧЕРА ИЗ ЧИКАГО В ЛОС-АНДЖЕЛЕС ТЧК ОПИСАНИЕ МАККЕЙ ЧЕТЫРЕ ОДИННАДЦАТЬ СТО ДВА ///футы, дюймы, фунты////БЛОНДИНКА СЕРЫЕ ГЛАЗА РЕЙНЗ ПЯТЬ ШЕСТЬ СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ РЫЖИЙ КАРИЕ ГЛАЗА ТЧК БРАТ ВИЛЬЯМ РЕЙНЗ ПОМЕСТЬЕ САУТ-ЛАБРЕА ПРИВЕТ ЭД

Адрес и телефон поместья Рейнза я нашел в телефонном справочнике, взял такси и съездил туда на экскурсию. Бегло осмотрел, выходить не стал, велел водителю ехать на Беверли-бульвар к кондоминиуму Селвина. Там, согласно тому же телефонному справочнику, находилась квартира Рейнза.

Затем полчаса обсуждал достоинства свечей зажигания с чумазым чехом, механиком селвиновского гаража. И попутно выяснил, что мистер Рейнз выехал около десяти часов с еще одним джентльменом, а также узнал, как мистер Рейнз выглядит и что у него за автомобиль. Джентльмен, сопровождавший мистера Рейнза, роста высокого… впрочем, может, и низкого. Не то вообще женщина…

Я оставил такси за углом и обосновался в кафешке напротив. Допивал пятую «кока-колу», когда перед фасадом Селвина появился ожидаемый мною автомобиль. Мужчина среднего роста и возраста покинул место водителя и скрылся в подъезде дома. Пассажир пересел на переднее сиденье и двинул машину по Беверли на запад. К этому моменту я уже сидел в такси.

Конечно, я не был на сто процентов уверен, что преследую Рейнза. Роста он, во всяком случае, небольшого. Пришлось рискнуть.

С Беверли на Вестерн, потом по Вестерн. Куда, интересно, девался голубой «Крайслер»? На перекрестке пришлось приблизиться к преследуемой машине, и как раз в этот момент ее водитель обернулся. Я чуть из окна не выпал. Секунд пять мы глядели в глаза друг другу. Я узнал его! Вчера я видел его в комнате мисс МакКей в отеле «Пайн» в Кальенте. Он был в толпе оболтусов, ворвавшихся в комнату вместе с шерифом, среди тех ахающих да охающих болванов. Хорош! Вернулся, чтобы проверить качество своего труда. Взглянуть на тепленькие трупы.

Конечно, он тоже меня узнал. И как только загорелся зеленый свет, пулей рванул по Вестерн к Фаунтин.

На Фаунтин он стряхнул нас с хвоста. Я умолял водителя, как сына родного. Я валялся у него в ногах, вспомнил все любезности на португальском и придумал пару новых. Тщетно. Рейнза и след простыл.

На обратном пути в отель я заехал в голливудский филиал автоклуба и по номеру установил владельца ускользнувшей машины. Ну да, конечно же, брат Рейнза, а что проку? В квартиру своего брата Рейнз теперь не вернется, машину он уже, пожалуй, где-то бросил и в ближайшее время вряд ли вернется за ней.

Он не знал, что мне от него надо. Вполне мог предположить, что я коп, и смыться из Лос-Анджелеса. А то и из страны. Сидя в номере, я предавался горестным раздумьям о своем кретинизме. Почему было не подойти, когда он подъехал к Селвину с братом? К чему эти гонки на такси? Ничего мне больше по делу Хили не отколется.

Около пяти часов пополудни я вышел, прогулялся по бульвару Голливуд до Бронсон и обратно до Вайн по другой стороне; зашел на станцию «Ю-Драйв» и взял автомобиль. Лучшее средство от нервов — скорость. Я рванул по ущелью Кахуэнга и, действительно, быстро успокоился. В голове прояснилось, и в нее даже пришло несколько гениальных идей. Но вернувшись к кондоминиуму Селвина, я выяснил, что мои «гениальные мысли» абсолютно бесполезны. Уильям Рейнз приказал консьержу направить меня к нему наверх, улыбнулся, как родному, предложил выпить. Я сообщил ему, что хочу повидаться с его братом по взаимовыгодному делу. Он, «весьма сожалея», ответил, что брат его в Чикаго, что не виделись они уже два года. Я не стал укорять его за бессовестную ложь. Что проку? Вежливо поблагодарил наглеца и ушел.

Вернувшись в Лос-Анджелес, я поужинал в китайском ресторанчике, после чего отправился по Санта-Фе узнать расписание поездов. Надо возвращаться в Нью-Йорк. В Голливуд поехал по Гарден-корт. Так просто, без особенного резона. Да, вспомнил о миссис Хили. К тому же почти по пути.

Знакомый «Крайслер» стоял наискосок от входа, через улицу. Чуть проехав, я остановился, вернулся пешком, чиркнул спичкой и проверил табличку на рулевой колонке. Прокатная машина другого филиала «Ю-Драйв», в центре, на Саут-Хоуп.

Я рванулся ко входу, как собака, учуявшая след. Лифтер-мексикос, казалось, не заметил вложенной ему в карман бумажки, но рот его тут же открылся и выпалил, что рыжий коротышка только что поднялся на четвертый, «и пяти минут не прошло, сэр». Миссис Хили скорбела об утрате как раз на четвертом. Всего на четвертом было три квартиры, это я помнил.

Из-за двери доносилось до меня лишь едва слышное жужжание голосов. Я медленно повернул ручку и слегка нажал — заперто. Прошел к окну, под которым прилепилась площадка пожарной лестницы. Перевалившись за перила, держась одной рукой и вытянув голову, смог сквозь окно столовой миссис Хили разглядеть закрытую дверь в гостиную. И более ничего. Поразмыслив, я решил, что не следует продолжать висеть за ограждением пожарного балкона, и перебрался обратно.

Опершись на перила, попытался обдумать. Что надо парню, который застрелил Хили, у его вдовы? Тот же шантаж? Или продажа какой-то информации? Я терялся в догадках.

Снова прижал ухо к двери. Голоса чуть громче, но все равно ничего не разобрать. Прошел дальше по коридору, повернул за угол. Предположил, что передо мной черный ход, толкнул дверь — и мысленно обругал себя за потерю времени на пожарной лестнице. Вошел, закрыл дверь, бесшумно прокрался в темную кухню.

Подумал о своем правовом статусе. Как я буду оправдываться, если кто-то вдруг появится? Какого дьявола ищу в чужой квартире? Прикрывшись фиговым листком желания защитить бедную вдову, я двинулся вперед, к двери в комнату, которую видел с пожарной лестницы.

Дверь в гостиную представляла собой чахлое декоративное сооружение из картона. Сквозь нее я услышал слабый приглушенный крик, как будто из прикрытого ладонью рта, затем падение какой-то мебели. Там явно дрались, стараясь не поднимать шума.

Времени на раздумья не оставалось. Рука сама распахнула дверь.

Миссис Хили с широко раскрытыми глазами стояла у стены, прижавшись к ней спиной и подняв руку ко рту. Возле занимавшего центр комнаты стола катались по полу двое. Когда я вошел, одному из них удалось вырваться и подняться на ноги. Рейнз! Он ринулся к лежащему на полу сверкавшему никелем пистолету. Его противник, поднявшись на колени, тоже бросился к оружию. Гард. Он бы опередил Рейнза, но тот пнул пистолет, отбросив его из-под руки Гарда. Гард дернул Рейнза за ногу — и вот они снова катаются по полу, сопя и мутузя друг друга. Я сделал два шага в комнату, подобрал пистолет. Нагнувшись над кучей-малой из двух извивающихся тел, я выделил рыжую шевелюру Рейнза, перехватил пистолет за ствол. Изловчившись, приложился рукоятью к голове Рейнза, как раз за ухом. Он мгновенно затих.

Гард медленно поднялся. Он провел рукой по голове, передернул плечами, оправляясь, и ухмыльнулся с видом, прямо скажем, дурацким.

— Какая встреча, Гард, — ухмыльнулся и я, поворачиваясь к миссис Хили. Она все еще стояла у стены, в ужасе прикрыв рот рукой.

Тут мне на голову почему-то обрушился потолок комнаты, и все погрузилось во мрак.

Когда я открыл глаза, вокруг по-прежнему было темно, но контуры окна я все же различил. Слух тоже функционировал, воспринимая чье-то дыхание. Черт его знает, сколько я валялся в этой проклятой комнате. Дернулся было встать, но в голове что-то взорвалось, и я счел за благо вернуться в исходное положение. Через некоторое время я снова попытался подняться. На этот раз получилось лучше. Ползком продвинувшись до стены, я полез по ней вверх, дотянулся до выключателя.

Рейнз лежал на том же месте, где я до него добрался. Но теперь его украшала обмотанная вокруг рук и ног бельевая веревка, а изо рта торчал самодельный кляп из носового платка. В его взгляде угадывался сарказм и самоирония.

Гард валялся ничком возле двери в столовую. Его дыхание я слышал во тьме. Кляпом его не удостоили, поскольку он был без сознания.

Я вытащил платок изо рта Рейнза и опустился рядом с ним. В голове громыхала тропическая гроза. Рейнз тут же воспользовался обретенным даром речи.

— А ты, оказывается, на редкость умный парень! — просипел он.

Я не понимал, что он имеет в виду. Тогда я вообще был неспособен что-либо понимать.

Но Рейнз своим противным писклявым голоском продолжал восхищаться моими интеллектуальными и иными способностями, а затем перешел к просветительской беседе, и до меня кое-что начало доходить сквозь всполохи молний и удары грома бушевавшей в голове грозы.

Получалось, что он и МакКей загнали Хили в бутылку. Козырным тузом в их раздаче оказалось то, что Хили ненароком забыл о своем законном браке и женился на мисс МакКей. Были у них и еще козыри, включая совращение несовершеннолетних и нанесение увечья. Когда Хили провернул свою махинацию в Квебеке, они приперли его к стенке в Чикаго.

Хили удрал от них, и они пустились в погоню через Солт-Лейк-Сити, догнали его в Кальенте. Вечером в понедельник МакКей «отметилась» у Хили в отеле.

Рейнз не светился рядом с нею. Они решили на всякий случай не афишировать свою близость, но запасной выход гостиницы ему был хорошо известен, и Хили они подогрели до нужной, как им казалось, кондиции.

Когда Хили побежал спасаться ко мне, Рейнз вышел и занял позицию через улицу, чтобы отрезать объекту путь к отходу. Чуть ли не сразу он увидел, что к гостинице подкатил голубой «Крайслер». Миссис Хили он узнал сразу, так как видел ее однажды в кабаке в Чикаго, где она угостила мисс МакКей пивом — пиво было в бутылке, и бутылкою этой она огрела соперницу по голове. Тихая такая, смирная девушка. «Крайслер» замер у фасада, из него вышел мужчина и направился в отель — очевидно, купить сигару и заглянуть в регистрационный журнал. Когда он вернулся, поговорил чуток с миссис Хили и отправился искать черный ход. Нашел, снова вернулся, доложил.

Тут я сообразил, что, говоря о сопровождавшем миссис Хили мужчине, Рейнз все время употребляет словосочетание «этот парень». Открыв глаза, я засек направление его взгляда. Он смотрел на Гарда.

Миссис Хили направилась к черному ходу, в то время как Гард забрался в машину. Посидел за рулем, потом занервничал, вылез, принялся шнырять по местности, осматриваться. Именно тогда я и подошел к машинам. Он затаился в сторонке и наблюдал за моими действиями, пока не началась пальба и я не припустил в отель.

По словам Рейнза, миссис Хили сунулась в номер к благоверному, дождалась его и дала ему зайти к МакКей. Сама она подслушивала под дверью. Когда Хили открыл дверь, чтобы выйти, она впихнула его обратно и влетела туда за ним. По мнению Рейнза, она сказала ему пару ласковых слов и освободила его карманы от груза ценных бумаг, компенсировав потерю несколькими кусочками свинца. Намерение убить мужа до того, как он успеет с нею развестись, очевидно, давно созрело в милой головке этой достойной молодой женщины. От несшегося к двери Рейнза она ускользнула и вскочила в машину. Гард тут же рванул с места — и только Рейнз их обоих и видел! После чего он вернулся в отель уже с шерифом и сопровождающей его толпой. Тогда я его и заметил впервые.

Потом он отправился ночным поездом в Лос-Анджелес, нашел миссис Хили и вступил с нею и с Гардом в оживленную дискуссию, которую я и прервал своим нежданным появлением.

Рейнз остановился перевести дух, и внезапно очнувшийся Гард использовал паузу, чтобы поведать, как обеспокоенная леди убедила его отправиться в Кальенте. Он сказал, что очень удивился, услышав выстрелы, но вовсе не удивился, увидев несущуюся к нему миссис Хили. Она пересказала Гарду версию, в которую ничтоже сумняшеся уверовал шериф, то есть, что МакКей нафаршировала пулями Хили; добавила, что юная преступница стреляла и в нее, что она страсть как напугана и хочет поскорее оказаться подальше от этого страшного места. Когда Рейнз добрался до миссис Хили, Гард несколько по-иному понял события, но решил соединить свою судьбу с судьбою достойной миссис Хили. Потому он и выступил на ее защиту сначала от Рейнза, а затем и от меня. Оглушив меня увесистым томом, он с помощью миссис Хили связал Рейнза и был готов сопровождать ее хоть на край света. Например, в Новую Зеландию или в иной тихий уголок. Она, однако, решила обойтись без сопровождающих. Очень милая леди.

Мы переглянулись. Помолчали, Гард покосился на меня и прохрипел:

— Умный у тебя вид был, когда я тебя умной книгой огрел.

— Ты, кстати, тоже профессором смотрелся, — отреагировал Рейнз. — Когда твоя подруга благословила тебя по маковке.

Гард криво ухмыльнулся, простонал, повел носом в сторону кухни и побрел к раковине освежиться. Вернулся он не свежее, чем удалился, зато держал в руке початую бутылку виски. Я принял у него ношу, затем передал несколько облегченную бутылку Рейнзу.

Потом мы все втроем горестно размышляли о нашей удивительной наивности. Я вырубил Рейнза, Гард вывел из игры меня, нежная миссис Хили выключила Гарда. Раз, два, три — нос утри. Тинкер — Эверс — Чанс…^[5] Три рыцаря славных…

Чарующий образ миссис Хили почему-то перестал привлекать Гарда. Не знаю, как насчет Рейнза, но меня к ней тоже как-то не тянуло.

Бутылка быстро опустела. Рейнз тоже захотел освежиться, вышел, пошарил по кухонным сусекам, погремел дверцами и выудил откуда-то еще одну «Белую лошадь» — на этот раз непочатую. Приговорили и эту.

На следующее утро оказалось, что ваш покорный слуга схлопотал сотрясение мозга. В больнице провалялся две недели плюс два дня по двадцать баксов за денек. Счет эти шарлатаны выписали на 250. Придется подождать, ребята.

Все это дельце с Хили, как с ним, так и с ней, вскочил мне где-то в тыщу баксов. Череп еще и сейчас косит. Что ж, будем считать, что я развлекся.

Больше не хочу.

Honest Money Erle Stanley Gardner

Когда речь заходит об Эрле Стэнли Гарднере, поражают числа.

Опубликовав 1 марта 1933 года «Дело о бархатных когтях», он создал самого знаменитого защитника по уголовным делам Перри Мэйсона. Об этом адвокате появилось 80 книг общим тиражом более 300 млн экземпляров. Повести строились по общей схеме: чтобы доказать невиновность подзащитного, адвокат выступал в роли детектива и разоблачал виновного, который признавался под давлением неопровержимых доказательств хитроумного героя. В течение девяти лет, с 21 сентября 1957 по 22 мая 1966 года, на телеэкране регулярно появлялись фильмы с Рэймондом Бером в главной роли; они неоднократно демонстрировались и позже.

Но еще до Перри Мэйсона, в ноябре 1932 года на страницах «Черной маски» дебютировал Кен Корнинг, столь же неподкупный и неустрашимый адвокат. Если бы его звали Перри Мэйсон, а его секретаршу — Делла Стрит, а не Хелен Вейл, пожалуй, невозможно было бы обнаружить различий между этими двумя персонажами. «Честные деньги» — первый рассказ в серии с Кеном Корнингом.

Гарднер (1889–1970) начал свою биографию как «макулатурный» автор в «Бризи сториз» в 1921 году, сочинив за годы бурной писательской деятельности сотни рассказов, бесчисленное множество статей, более ста «толстых» художественных и огромное количество научно-популярных книг о путешествиях, о законодательстве, о состоянии окружающей среды. К концу жизни он стал одним из самых покупаемых авторов в мире.

Честные деньги Эрл Стэнли Гарднер (пер. Ю. Балаян)

Часы на мэрии били девять утра, когда Кен Корнинг открыл дверь своей конторы. На матовом стекле двери красовалась надпись: «Кеннет Д. Корнинг, адвокат. Вход».

Кен Корнинг неспешно перечитал свеженькую, блестящую золотом вывеску. Месяц назад художник получил за нее деньги, все до копейки и сразу же, как только закончил работу.

Спрос на молодых адвокатов в Йорк-сити оставлял желать лучшего. Особенно это относилось к тем из них, которые не имели «лапы» в администрации.

Хелен Вейл протирала свой рабочий стол. Она улыбнулась Кену, и он запустил руку во внутренний карман.

— День зарплаты, — сказал он.

В ее глазах мелькнула искра материнской заботы и участия.

— Слушай, Кен, я могу подождать, пока ты раскрутишься.

Он вынул бумажник, достал пять десятидолларовых купюр. В бумажнике осталось две. Пять опустились на чистый стол Хелен.

— Честно, Кен…

Кен прошел в кабинет.

— Раскручусь, разумеется. В этом нет никакого сомнения. Главное — начать.

Она последовала за шефом, зажав деньги в кулаке. Остановилась в дверном проеме, выпрямилась, глядя ему в затылок, ожидая, когда он обернется.

Входная дверь открылась почти беззвучно, и Хелен повернула голову. Кен бросил косой взгляд через плечо и увидел входящего. Весьма крупный мужчина занял почти весь дверной проем. Казалось, в костюме не человек, а яблочное желе. Он колыхался и переливался, как выброшенная на берег медуза. Жир, похоже, не слишком прочно держался на его теле, а мышцы и вовсе отсутствовали. Голос толстяка оказался тонким и пронзительным.

— Мне нужен адвокат, — просвиристел он.

Хелен повернулась к посетителю, кинув через плечо Кену:

— Хорошо, мистер Корнинг, я приняла этот аванс.

Следующая фраза относилась к посетителю:

— Вам придется немного подождать. Мистер Корнинг заканчивает составление важного документа. Одна-две минуты, не более, — чарующе улыбнулась она.

Пневматическая подушка закрыла дверь. Кен рухнул в кресло на колесиках и проверил узел галстука. В приемной бешено стучала пишущая машинка. Прошло три минуты — машинка выплюнула лист. Вошла Хелен Вейл и положила перед Кеном «важный документ».

— На подпись.

Дверь закрылась, Кен пробежал глазами содержание «документа». Сверху донизу его покрывали строчки, многократно повторяющие единственную фразу: «Пришло время всем людям доброй воли объединиться в поддержку нашей партии».

— Как его зовут?

— Сэм Паркс. Психует. Уголовное дело. Дольше держать не стоит, очень нервничает. За последнюю минуту дважды взглянул на часы.

Кен улыбнулся ей:

— О'кей. Спасибо. Давай его сюда.

Хелен открыла дверь, мило улыбнулась клиенту:

— Прошу вас, мистер Паркс.

Через проем открытой двери Кен увидел, как толстяк освободился от объятий кресла и, колыхаясь, направился к двери кабинета. Хелен посторонилась, пропуская его. Кен деловито подписал поданный ему партийный призыв. В очередной раз щелкнул дверной фиксатор, и мистер Корнинг поднял голову.

— Мистер Паркс?

Толстяк хрюкнул, пыхтя, подошел к столу и опустился в кресло, придвинутое как можно ближе к столу, что создавало впечатление доверительности. Посетитель, однако, попытался придвинуть кресло еще ближе. Не преуспев в этом начинании, он пригнулся к столешнице, коснувшись ее одним из своих подбородков, и с присвистом прошептал:

— Мою жену… арестовали!

Кен отложил ручку.

— По обвинению…

Толстый заерзал, запыхтел.

— У нас… заведение. Ресторанчик. Они ворвались без ордера… Разве могут они врываться без ордера?

Кен улыбнулся.

— Но ведь ворвались?

— Да.

— Вот видите. Значит, могут. Не должны, не имеют права, но могут. И что было дальше?

— Вот-вот, дальше. Они заявили, что у нас спиртное.

Кен заинтересовался.

— Нашли?

— Ой, стоит ли об этом говорить… пустяки.

— Сколько?

— Галлонов десять… ну, пятнадцать.

— Задержали вас обоих?

Толстяк замигал и облизнул губы.

— Нет, только ее. Меня не взяли.

— Как вам удалось?

Он снова заерзал, жир заколыхался.

— Мы их перехитрили. У нас как раз сидел клиент, сообразительный парень, он сразу их засек и смылся через черный ход. Я подсел за его столик и притворился клиентом. Жена смекнула и попросила этих… мол, надо получить с меня. Они разрешили. Я заплатил полдоллара за еду и дал десять центов чаевых. Они меня выперли, забрали бухло и жену. Жена сказала, что она одна хозяйка.

Кен Корнинг стал перекатывать карандаш по столу.

— Аванс — сто пятьдесят долларов, — сказал он после недолгой паузы. — И я посмотрю, что можно сделать.

Толстяк покосился на свой нос и снова уставился на Кена.

— А вы… с ними…

— Ни с кем. Я здесь новичок.

Толстяк распахнул пиджак, выставив на обозрение мятую жилетку и промокшую от пота рубашку. Адвокат почувствовал запахи ресторатора. Пальцы-сардельки извлекли из туго набитого бумажника сотенную и полусотенную зеленые бумажки, которые полетели на стол. За бумажками последовали инструкции.

— Первым делом увидеться с ней, с женой. Сказать, что вы ее представляете, все такое, ну… Чтоб носа не вешала, поняла, что я работаю. И чтоб рот на замке держала. Главное, чтобы рот на замке.

Кен Корнинг сгреб бумажки и поднялся, показывая, что аудиенция окончена.

— Я дам вам знать. Оставьте у секретаря адрес, данные свои и жены. И номер телефона, по которому вас можно найти.

Желеобразный человек еще раз обернулся на пороге.

— Но вы не с ними?

Кен Корнинг, уже держа в руке толстый том, молча покачал головой.

Дверь, щелкнув, закрылась. Кен рассматривал аванс — две бумажки. С одной стороны, с другой… под углом, подняв над головой. Вошла Хелен.

Кен Корнинг помахал бумажками.

— Открываем счет. Сумма — сто пятьдесят долларов.

Снова распахнулась входная дверь. Широкие плечи проплыли к двери кабинета.

— Что вы желаете? — спросила Хелен Вейл.

Широкоплечий ухмыльнулся, ничего не ответил и каким-то чудом проник в кабинет сквозь преграждающую вход Хелен. Привычным жестом он отвернул лацкан пиджака.

— Кто этот тип, что сейчас вышел?

Кен Корнинг оперся на свой стол.

— Здесь мой рабочий кабинет, — сообщил он.

Широкоплечий засмеялся. Обветренная кожа, крепкий подбородок, в глазах огоньки — не то добро, не то зло.

— Не спорю, не спорю. Я Перкинс из отдела по борьбе с алкоголем. Намедни накрыли притон, хозяйка попыталась предложить взятку, сидит прочно. Там у нее сидел какой-то тип, назвался посетителем. И вот вижу, он отсюда выходит. Не понравился мне этот тип. Что ему здесь было нужно?

Голос Кена Корнинга приобрел неприятные модуляции.

— Здесь не справочное бюро.

Широкоплечий хмыкнул и тоже оперся на стол Корнинга.

— Слушай, друг, — сказал он, слегка нахмурившись. — Ты тут у нас новичок. Твой успех зависит от того, будешь ли ты играть по правилам. Я спросил, что это за парень. Спросил не для собственного удовольствия, а потому, что мне нужно это знать…

— Это все?

Широкоплечий иронически усмехнулся:

— Значит, так?

— Значит, именно так.

Детектив Перкинс отвернулся и направился к двери.

— Попробуй теперь чего-нибудь от нас добиться, — бросил он, не оборачиваясь, уже открывая дверь.

Кен сверкнул глазами.

— Я не нуждаюсь ни в чьей милости, — отчеканил он.

Широкоплечий загрохотал каблуками по лестнице. Автоматическая дверь щелкнула.

Кен собрался покинуть офис и направиться в тюрьму для свидания с подопечной, но тут Хелен Вейл доложила о новом посетителе.

— Мистер Дуайт.

— Что? Дуайт?

— Карл Дуайт. Только что пришел. Хочет вас видеть.

Кен присвистнул:

— Пригласите.

Она указала пальцем в пустой стол:

— Принести какие-нибудь бумажки?

— Нет, не надо. Ушлый. С ним можно без показухи. Зовите его.

Хелен подошла к двери, пригласила Дуайта. Он вошел, слегка прихрамывая и чуть заметно улыбаясь. Его глаза, казалось, застилала какая-то пелена. Эти глаза никогда не улыбались. Кожа смуглая, жирная. На лбу — шрам, левая скула вспухла.

Роста Дуайт небольшого, но от него исходит какая-то сила, зловещая энергия.

— Я человек занятой, — без предисловий начал Дуайт. — Вы тоже. Вы меня знаете, я знаю вас. Слежу за вами вот уже две недели. Смотритесь неплохо. Я принес аванс. Здесь пять сотен. За этот месяц. В следующем месяце — еще пять. И так далее.

Рука в перчатке положила на стол незаклеенный конверт. Кен взял его: пять бумажек по сотне.

— И что я должен делать? — поинтересовался Кен.

Рука в перчатке описала в воздухе затейливую кривую.

— Головой работать. У меня интересы довольно разнообразные. Вы ведь обо мне слышали.

Кен продолжал, аккуратнее подбирая слова:

— Говорят, что вы рулите политической машиной округа. Подсказываете мэру верные решения.

Глаза, подернутые пеленой, мигнули. Смуглый человек издал какой-то неясный горловой звук.

— Это, конечно, преувеличение, мистер Корнинг. Но круг моих интересов достаточно широк. И вы могли бы представлять мои интересы в той или иной степени. Вот, кстати, уголовное дело. Женщина, владелица заведения с репутацией хуже некуда. Азартные игры, нелегальный алкоголь, все такое… Ее фамилия Паркс, если не ошибаюсь. Так вот, неплохо было бы протолкнуть этот случай как можно быстрее. Чистосердечное признание, и все такое. Я уверен, что вы спорить не станете, случай совершенно очевидный. Она пыталась всучить взятку полицейскому. При свидетелях. Она сунула ему пятьдесят долларов. Что еще нужно присяжным?

Он поднялся. Смуглое лицо дернулось, сморщилось, на нем появилось изображение желчной улыбки. Он смотрел на Кена глазами удава, не отрываясь, как будто гипнотизируя.

— Мы, кажется, поняли друг друга. Вам понравится в Йорк-сити, Корнинг.

Кен тоже встал.

— Да, я вас понял. Но вы ошибаетесь, считая, что поняли меня. Заберите ваши грязные деньги, пока я не швырнул их вам в физиономию.

Дуайт слегка пожевал губами, хмыкнул.

— Значит, так?

— Значит, именно так.

Дуайт скривил губы.

— Долго не протянете, Корнинг. Вы…

Договорить ему не удалось. Кен Корнинг схватил конверт за угол и влепил им по смуглой физиономии. Подернутые пеленой глаза блеснули, рот искривился. Дуайт схватил конверт, скомкал, сунул в карман, рванулся к двери. На пороге он задержался.

— Ну, погоди…

Кен Корнинг стоял за столом: ноги на ширине плеч, челюсть вперед.

— Я погожу. И ты погоди. Долго годить придется.

Камера свиданий с адвокатом — место унылое, безрадостное. В центре — стол, разделенный металлической сеткой. По одну сторону сетки сидит адвокат, по другую — заключенный.

Эстер Паркс усталой шаркающей походкой вошла в дверь, открывающуюся в тюремный коридор. Высокая, крупная женщина. Широкие плечи, широкие бедра. Глаза — две устрицы на белой тарелке.

Она подошла к столу. Надзиратель остановился поодаль, вне зоны слышимости, но видит все, что происходит у стола.

Эстер Паркс села за стол напротив Кена Корнинга и сложила руки на коленях. Лица их — в трех футах одно от другого.

— Здравствуйте, — говорит она.

— Здравствуйте, — негромко ответил Кен Корнинг. — Я адвокат, которого нанял ваш муж для вашей защиты. Он полагал, что вас обвинят в незаконном владении алкогольными напитками. Но вас обвиняют в попытке подкупа должностного лица. Это уголовное преступление.

Он помолчал, ожидая ее реакции.

— У-угу, — послышалось в ответ.

Кен смотрит в глаза-устрицы.

— Я сделаю все, что смогу. Сможем ли мы опровергнуть обвинение?

Ее глаза не изменили выражения. Рот наконец открылся.

— У нас заведение, у меня и Сэма. Дешевая пища… и выпить доверенным клиентам. С чего они на нас навалились, ума не приложу. Все так делают, все в округе.

Кен нахмурился и покачал головой.

— Повторяю, вас обвинят не во владении алкоголем. В этом случае можно было бы отделаться штрафом. Обвинение во взятке. Можем мы его опровергнуть?

Голос женщины вялый, невыразительный.

— Ну, не знаю. Сунула я ему. Они все берут. Двоим до него давала. И ему сунула. А он меня повязал. Сэма-то не сообразили сцапать. Он за столик влез, сидит да жует…

Кен Корнинг побарабанил пальцами по столу, глядя на женщину сквозь стальную сетку.

— Вас допросили?

Женщина криво усмехнулась.

— Не на ту напали. Я им велела дожидаться адвоката да с ним и говорить.

— Кто вас хотел допросить?

Она слегка пожала плечами.

— Не знаю. Кто-то из шерифских. Или из прокуратуры. Молодой парень, а с ним еще один, что стенографировал.

— Что вы им сказали?

— Да ничего.

Корнинг задумчиво спросил:

— А как они умудрились не заметить Сэма, вашего мужа? Обычно они посылают кого-нибудь вперед, купить что-нибудь, осмотреться, высмотреть, вынюхать.

Женщина снова пожала плечами.

— А не знаю. Не заметили, да и все тут. Я стояла за стойкой, за кассой. Они зашли. Кто-то сказал: «А, вон она!» — или что-то в этом духе, не помню. Ну, они навалились, а я им и предложила. Вообще-то они сами намекнули. Один схватил бутылку и говорит: «Ну, мать, что делать-то будем?» И смотрит так, с намеком. Ну, я открыла кассу и спрашиваю, как поймем друг друга, там… Он говорит, поймем, мол. Я ему деньги, а они меня — хвать! А Сэм-то сообразил быстро, прыг за столик и ну уминать нее, что там было. Я их спросила, можно, мол, рассчитать посетителя… ну, они позволили. Да и все, пожалуй. Забрали они меня.

Кен Корнинг плотно сжал губы.

— Тогда придется признаваться.

Она пожала плечами.

— Дело ваше. Я не знаю. Я все сказала. Я думала, Сэм меня вытащит.

Кен снова застучал пальцами по столу.

— Послушайте, есть в этой истории что-то странное. Нужно копнуть поглубже. У вас, похоже, нелады с городским начальством. Так?

Она снова пожала плечами. Не знаю, мол, не ведаю.

— В общем, пока помалкивайте, — распорядился Корнинг. Кто бы о чем ни спрашивал, молчите. Отсылайте ко мне. Ваш адвокат — мистер Корнинг. Нетрудно запомнить.

— Угу.

— Я попытаюсь пробить освобождение под залог. Сможете осилить залог?

— Сколько?

— Может быть, три тысячи.

— Нет.

— А две?

— Пожалуй.

— Или собственность в заклад за залог?

— Нет. Только наличные. Заведение арендуем. Раньше окупалось. Сейчас туго идет, гораздо хуже.

— Ладно. Не забудьте, ни с кем ни слова. Я посмотрю, что можно сделать.

Надзиратель оторвался от стены.

— Пошли, — механически приказал он женщине.

Дон Грэйвз, помощник окружного прокурора, на которого свалилось дело «Народ против Эстер Паркс», несмотря на свои тридцать с небольшим, уже почти облысел. Обличьем он напоминал испуганного муравьеда: вытянутый вперед острый нос, круглые удивленные глаза без ресниц и, казалось, без век. Нос и глаза Дона Грэйвза повернулись в сторону Кена Корнинга, и помощник прокурора, излучая доброжелательность, произнес:

— Нет, обвинение останется прежним. Она пыталась предложить взятку полицейскому. Преступление серьезное, она должна за него ответить.

Кен был терпелив.

— Не так-то легко будет протолкнуть это обвинение. Вы не хуже меня знаете, что ее спровоцировали на предложение взятки. В жюри присяжных двенадцать человек, и иные из них не захотят упрятать за решетку женщину за то, что она торговала спиртным и коп протянул ей открытую руку. Смазать эту руку — в этом нет ничего преступного, это естественная жизненная реакция нормального человека.

Помощник прокурора облизнул губы кончиком очень светлого, казалось, прозрачного языка.

— Уголовный кодекс придерживается иного мнения.

Кен Корнинг нахмурился.

— В уголовном кодексе много чего наговорено, как и в конституции.

Дон Грэйвз согласно кивнул и отвернулся, но Корнинг не отставал:

— Насчет залога. Если снизить сумму до тысячи наличными, она внесет залог.

— Вы же слышали, что сказал судья. Десять тысяч налом или залоговое обязательство на двадцать тысяч.

— Какого дьявола! — вспыхнул Корнинг. — Вы ее приподносите, как убийцу или вооруженного грабителя. Как будто не знаете, как ваши копы падки на взятки. Думаете, присяжные столь наивны, что не удивятся, с чего вдруг такая добродетельность в вас проснулась. Йорк-сити — белая ворона, город неподкупных!

— Закончил? — спросил Грэйвз.

— Нет!

Тягучий и бесцветный голос Грэйвза остановил Кена Корнинга на полпути к двери.

— Послушайте, Корнинг.

Кен остановился.

— Тащите ее немедля в суд с признанием, и я запрошу минимальный срок.

— Срок? Не штраф?

— Только срок. К черту штрафы.

— К черту вас всех! — рявкнул Корнинг и хлопнул за собою дверью.

Хелен Вейл уже получила дневные газеты.

— Новости? — улыбнулся ей Кен, входя в офис. Принимая газеты, он коснулся кончиков ее пальцев, еще раз улыбнулся и погладил женскую ладонь.

— Молодец!

— С чего вдруг? — удивилась она.

— Не знаю. Просто так.

— Как подзащитная?

— Тоже не знаю. Курам на смех. Они ее рядят в медвежатники или убийцы. Этот шарик от пинг-понга с глазами хорька, Грэйвз, велел мне заставить ее признать вину и пообещал за это минимальный срок.

Хелен Вейл ужаснулась:

— То есть упечь женщину за решетку за то, что она сунула копу пару баксов?

— Именно так.

— И что вы ему ответили?

Корнинг ухмыльнулся:

— Мой ответ ему, драгоценнейшая, не для ваших маленьких перламутровых ушек.

Он прихватил газеты и вошел в кабинет. Уселся в кресло, взгромоздил ноги на стол, открыл спортивную страницу, просмотрел заголовки, вернулся на первую полосу.

Телефон.

— Беру, Хелен! — крикнул он и схватил трубку, не выпуская из другой руки газету.

Тонкий голос Сэма Паркса не дождался его «алло».

— Корнинг, адвокат?

— Да, слушаю.

— О'кей. Это Паркс. Я по поводу жены. Слушайте, я знаю, почему они на нее взъелись. Не по телефону. Сейчас к вам приеду, не уходите.

— Жду.

— Бегу! — прозвенело в трубке, и Кен услышал щелчок разъединения.

Хмурясь, Корнинг вернулся к газетам. Взглянул на часы: пять минут четвертого. Сквозь открытое окно доносится уличный шум, проникают пряные запахи позднего лета.

Незрячими глазами Кен скользил по заголовкам передней полосы. С чего весь этот карнавал вокруг ничем не примечательной владелицы третьеразрядной забегаловки, смазавшей нечистую лапу копа? Какой-то спешный налет без обычной подготовки… Они даже не знали толком, кто ведет дело, и дали мужу возможность ускользнуть. Невидящими глазами он уставился в газету, тщетно пытаясь разгадать эту головоломку. Тикали часы, текли минуты, часы на ратуше пробили четыре, минутная стрелка проползла еще четверть циферблата.

С улицы донесся рев и грохот тяжелого грузовика. Еще какие-то звуки заставили дрожать стекла. Кто-то пронзительно завопил: ребенок или перепуганная насмерть женщина. Визг покрышек, крик мужчины.

Краткое молчание сменилось рокотом многих голосов, стуком каблуков о бетон. В отдалении взвыла сирена. Но Кен Корнинг слишком глубоко погрузился в размышления. Значимость этой подоконной какофонии дошла до него, лишь когда сирена уже разрывала барабанные перепонки и к ней добавился колокол «скорой помощи», затихший как раз под окном его кабинета.

Он оторвался от газеты ивстретился взглядом с вошедшей Хелен Вейл.

— Что-то случилось, — сказала его секретарша, указывая на окно.

Кен бросил газету на стол и подошел к окну. Хелен положила руку ему на плечо, они высунули головы в окно. Он почувствовал, как щеку его щекочут волосы Хелен, ощутил тяжесть ее ладони на плече и обнял ее за талию.

Оба не отрывали глаз от улицы под ними.

Уличное движение замерло. Все автомобили застыли. Люди сновали взад-вперед, под окном собиралась толпа. К тротуару задом двигалась карета «скорой помощи», коп в форме разгонял людей. Сизый дымок из выхлопных труб стоящих автомобилей накрыл толпу под окном неподвижной полупрозрачной пеленой.

Не двигались и люди, черным кольцом окружившие что-то, лежащее на тротуаре. Возле этой темной массы росло темное пятно. Оно стекало к краю тротуара и уже совсем тонким ручейком — в дождевой люк.

Человек. Массивное мужское тело.

— Боже мой! — раздался рядом с ухом Кена голос Хелен. — Это он… Он был у нас…

Кен отпрыгнул от окна, пробежал через офис, выскочил на лестницу и понесся вниз, перескакивая через три ступеньки. Подбежав к толпе как раз в тот момент, когда санитары грузили тело на носилки, он принялся распихивать зевак, не обращая внимания на нелестные эпитеты, раздававшиеся в его адрес. Санитары сгибались под тяжестью тела Паркса. В него попали две пули, от каждого отверстия прочерчена красная полоска. Кровь все еще капала на тротуар. Глаза полуоткрыты, кожа как белое тесто. Руки свисают с носилок, пальцы чертят на асфальте невидимые кривые.

— Черт, тяжеленный… Помогите, кто-нибудь! — пропыхтел передний носильщик.

Корнинг и еще двое из толпы рванулись к носилкам. Схватился за них и полицейский.

— Кто видел, как это произошло? — спросил Корнинг.

Люди с любопытством уставились на него. Какой-то тип без шляпы задает вопросы — обычная часть уличного происшествия, взломавшего рутинное течение дня. Они смотрели на него так, как глядят на людей аквариумные рыбы, прижавшиеся к стеклу своей прозрачной тюрьмы.

Раз пять пришлось Корнингу повторить вопрос, прежде чем кто-то отозвался.

— Я видел. Он подъехал, припарковался, вышел. Тот, который стрелял, был в открытом спортивном купе. Подрулил к поребрику, выстрелил, убедился, что убил, и тогда только уехал. Первой пулей свалил, убил, наверное. Вторая пуля — уже в лежащего. Я видел, как он дернулся от второй пули.

Корнинг отвел парня в сторону.

— Приехал в автомобиле? В котором? — Он кивнул на стоящие вдоль тротуара машины.

— Да черт его знает… Вроде в этой развалюхе. Помню, бампер погнут был… Знаете, особого внимания не обратил. Тут такое…

— Да. Понимаю. Дам вам совет.

Человек с любопытством уставился на Корнинга.

— Уходите отсюда и никому не рассказывайте о том, что видели. Шагайте прямо в управление, в отдел тяжких преступлений. Спросите сержанта Хоума. Он нормальный мужик. Расскажите ему и попросите, чтобы имя ваше не фиксировали. Иначе можете оказаться в городском морге. Убийцы не питают симпатии к свидетелям.

Человек побледнел.

— Ух ты… — выдавил он. — Поди ж ты!..

Он резко повернулся и зашагал прочь, все время оборачиваясь.

Полученная информация позволила Кену Корнингу первым осмотреть легкий автомобиль с погнутым бампером. Прикрепленный к рулевой колонке сертификат регистрации выписан на имя Эстер Паркс. Адрес совпадает с местом ареста его подзащитной.

Сиденье водителя еще теплое. На пассажирском сиденье — дневная газета. Он подхватил ее, осмотрелся. Больше ничего. Карман правой двери слегка отдувается. Он сунул туда пальцы, нащупал женский носовой платок, пассатижи, колпачок от какого-то патрубка, какую-то картонку. Он вытащил картонку.

Красная картонная карточка полицейского управления. Разобрав каракули в графах для заполнения, Кен понял, что перед ним штрафная квитанция за стоянку в пределах 15-футовой зоны пожарного гидранта на Седьмой стрит, между Мэдисон и Харкли. В 3.45 того же дня.

Кен сунул квитанцию в карман и осмотрел автомобиль спереди. От первоначальной окраски мало что сохранилось, особенно там, где бампер столкнулся с другим автомобилем. На самом кончике алел крохотный кусочек эмали, содранной с помехи. На радиаторе Кен обнаружил еще несколько крупинок красной краски. Очевидно, эта коллизия случилась недавно.

Больше ничего достойного внимания Кен при осмотре машины не обнаружил. И, конечно же, не узнал ничего о целях поездок.

Кен отошел от автомобиля Парксов. Толпа неохотно рассеивалась, следуя вежливым, но настоятельным требованиям полицейских. Проезжая часть ожила, автомобили расползались, отчаянно дудя. Один из полицейских шагал вдоль выстроившихся у тротуара машин в сопровождении какой-то женщины. Очевидно, эта женщина видела Паркса выходящим из автомобиля, но не могла вспомнить, из какого. Очевидец с дырявой памятью.

Кен смешался с расходящимися зеваками, обогнул квартал и вернулся в офис. Вошел, улыбнулся все еще не пришедшей в себя Хелен.

— Это он?

Он кивнул, прошел в кабинет. Она остановилась в дверях, наблюдая, как он расправлял на столе найденную в автомобиле Паркса газету. Из первой страницы выхвачен изрядный кусок.

— Не из-за этого ли он к нам собирался? — набравшись смелости, спросила Хелен.

Кен потянулся за газетой, с которой возился до выхода из конторы, наложил одну на другую первые страницы обоих экземпляров. Сквозь отверстие верхнего листа просматривалась фотография и несколько строк текста.

Кен всмотрелся в фотографию.

Мужчина с волевым подбородком, в роговых очках; губы крепко сжаты; высокие скулы, высокий лоб. Подпись гласит: «Гарри Б. Дайк утвержден мэром в качестве нового руководителя водопроводного хозяйства». Далее излагались достижения Гарри Б. Дайка как частного предпринимателя и общественного деятеля. Отмечалось также, что Дайк категорически против вмешательства политики в хозяйственную деятельность и что в будущем контракты будут получать лишь фирмы, предложившие наиболее выгодные экономические решения, что городской водопровод будет оставлять за собой последнее слово.

В деловой и столь оптимистической статье указывались и координаты офиса Дайка: Монаднок-билдинг на Седьмой стрит, между Мэдисон и Харкли. Под внимательным взглядом Хелен Вейл Корнинг решительным жестом натянул шляпу на лоб.

— Кен, — забеспокоилась она, — опасное это дело, лучше не ввязываться.

Хелен бледна, как привидение. Глаза расширены. Губы подрагивают, она сейчас, чего доброго, всхлипнет и заплачет. Кен улыбнулся, похлопал ее по плечу.

— Слушай, Хелен, я здесь новичок. Но осяду здесь и останусь. Кое-кто из здешних еще этого не усвоил. Пора им дать понять, что я здесь надолго.

Он вышел, поймал такси и бросил водителю:

— Монаднок, и побыстрее.

Машина тронулась с места.

— Тут парня подстрелили, — сообщил словоохотливый водитель. — Такая пробка была… Только вот рассосалась.

— Угу, — промычал в ответ Корнинг, и беседа застопорилась.

На Седьмой Корнинг расплатился, узнал в справочном, что офис Дайка находится на седьмом этаже, и направился к лифту.

В приемной за новой бесшумной пишущей машинкой усердно трудилась машинистка да очень деловая молодая секретарша возвышалась за обширным письменным столом, украшенным тремя телефонными аппаратами. Корнинг подошел к ней, улыбнулся.

— Извините, я должен был встретиться с господином, но проколол шину и опоздал. Такой крупный мужчина лет сорока восьми, очень полный, в сером костюме, несколько помятом…

— Вы имеете в виду мистера Паркса, — сразу поняла секретарша. — Да, он был здесь, но уже ушел.

Кен, не раскрывая рта, мимикой продемонстрировал свое разочарование.

— А мистер Дайк здесь?

— Да. Он сейчас занят. Вам не назначено?

— Нет. Простите, какая у него машина?

— «Кадиллак», седан. Еще у него есть спортивный «Бьюик».

— Спасибо. «Кадиллак» ярко-красный?

— Да, красный.

— Извините, мне придется побеспокоить мистера Дайка. Доложите ему, что его очень хочет видеть мистер Корнинг.

Она покачала головой.

— Но к нему нельзя. Без предварительной договоренности…

Секретарша еще не успела договорить, а Корнинг уже входил в кабинет мистера Дайка.

— Мне некогда, — бросил он ей через плечо.

В жизни Гарри Б. Дайк оказался еще внушительнее, чем на газетном фото. Кену бросились в глаза залысины высокого лба — отсветы житейской мудрости своего носителя. Стальные глаза прокололи вошедшего сквозь стекла массивных очков, как мелкую букашку.

— Вон! — бросил Дайк, на мгновение оторвавшись от кипы бумаг. — Я занят. — Он снова склонился над документами.

Корнинг пересек комнату.

Дайк больше не поднимал глаз. Кончиком остро заточенного карандаша он плавно скользил по строчкам машинописного документа.

— Вон! — негромко повторил он. — Не то я вызову полицейского. Будете отвечать за нарушение порядка. Я отменил прием. Никакая страховка мне не нужна, никакие книги, бунгало и автомобили.

Корнинг уселся за стол.

Дайк поднял, наконец, глаза на наглеца, швырнул карандаш и протянул руку к телефону.

— Я Кеннет Д. Корнинг, адвокат Сэма Паркса, посетившего вас сегодня чуть раньше.

Рука замерла, так и не дотянувшись до телефона. Глаза на мгновение расширись, потемнели, затем приняли привычное выражение.

— Ну и что?

— Это касается вашего назначения на пост руководителя городского водопровода. Возможно, вам следует пересмотреть свое согласие на должность. Тем более что Паркс убит около двадцати минут назад.

Лицо Дайка не изменило холодного, враждебного выражения.

— Вы хотите намекнуть на мою причастность к убийству этого человека?

Тоном и выражением лица Корнинг как будто подражал своему собеседнику.

— Да.

Они встретились взглядами.

— Корнинг, — прожевал и выплюнул Дайк, как будто пытаясь вспомнить, где он слышал это имя, — новичок у нас и, конечно, сумасшедший. Валяйте, я вас слушаю.

— Зря он направился сразу к вам. Хотел вас встряхнуть. И из вас вытряхнуть, — бесстрастно произнес Корнинг. — Когда здесь у него не прошло, он обратился ко мне. Его уложили люди Дуайта. Вы, вероятно, напрямую с убийством не связаны. Вы просто дали знать Дуайту, только и всего. Но убийства ожидали, и оно вас не удивило.

Дайк поднялся.

— Хватит. Поговорили. Выметайтесь.

Корнинг не двинулся с места.

— Вы принимаете пост главы водного департамента, и я вас привлекаю за убийство.

Дайк презрительно усмехнулся.

— Человек зашел ко мне в офис. Его убили. Я сидел здесь, никуда не отлучаясь. Значит, этого достаточно, чтобы обвинить меня в убийстве?

Корнинг напряг воображение и стал блефовать.

— Паркс не только здесь говорил. Я ехал с ним в «скорой». Он говорил со мной перед смертью.

Этого заявления Дайк явно не ожидал. Самоконтроль подвел его. Он прищурился, губы его дрогнули. Но тут же он снова застыл, как гранитная глыба.

— Он поведал вам, что я догнал его ржавое корыто и на полном скаку вонзил в него кинжал?

Корнинг ухмыльнулся.

— Вот видите, вы даже знаете, какое у него корыто. Нет, про кинжал он не говорил. Он сказал, что его машина, в которой он ехал с женой, столкнулась с вашей. Кроме вас внутри находился Карл Дуайт, большой специалист по доильным аппаратам, высасывающим из города миллионы. Мэр сделал жест — назначил вас на пост — в надежде, что вы положите конец злоупотреблениям и взяткам. А вы, оказывается, в одной лодке… в одном драндулете с Дуайтом, против которого обещали бороться.

Кен продолжал:

— Имени мужчины вы не узнали, но имя женщины, управлявшей автомобилем, зафиксировано в протоколе. Вы узнали, чем она занимается. Торговля нелегальным алкоголем. И решили упрятать ее туда, где ее свидетельство против вас никто не услышит. Дуайт устроил проверку в ее забегаловке и подстроил обвинение во взятке. Она, собственно говоря, и не осознала важности того, что видела, вы предвосхитили события. Конечно, чего стоят показания осужденного за взятку?

Корнинг и Дайк смотрели друг на друга холодно и спокойно.

— Весьма импульсивный и отважный молодой человек, — нарушил молчание Дайк. — Разве что умом тронулся. Впрочем, возможно, пьян. Убирайтесь.

Корнинг повернулся к двери.

— Мне приятно было поделиться с вами тем, что я знаю, и показать, что вы ничего не выиграете от возни вокруг этой женщины. И обдумайте перспективы увольнения и обвинения в убийстве.

Дайк протянул руку к телефону.

— Когда выйдете, скажите секретарю, чтобы заперла дверь. На сегодня с меня хватит сумасшедших посетителей.

Корнинг мило улыбнулся.

— Я сам запру.

Выйдя, он закрыл дверь и нажал на кнопку фиксатора замка. Машинистка перестала печатать, вместе с секретаршей они уставились на посетителя. Корнинг вышел и направился к лифту.

Он зашел в аптеку на углу и позвонил в полицейское управление. Соединившись с отделом убийств, попросил сержанта Хоума.

— Информация, — начал он.

— Какая еще информация? — недовольно рявкнул сержант.

— А вот послушайте. Сегодня убит человек по имени Паркс. Управляя своим автомобилем, он столкнулся с другим автомобилем красного цвета. Этот красный автомобиль недавно участвовал в дорожно-транспортном происшествии, его владелец — Гарри Б. Дайк. Паркс навестил Дайка как раз перед смертью. У Карла Дуайта свежий шрам на лбу, он прихрамывает. Жена Сэма Паркса Эстер попала в тюрьму по обвинению в даче взятки полицейскому.

— Кто говорит? — прозвучал в трубке возбужденный голос сержанта Хоума. — Откуда данные?

— Сегодня в восемь пришлите своего человека в «Коламбино». Пусть сядет возле входа с белой гвоздикой в петлице. Тем временем можете проверить мою информацию.

Корнинг резко повесил трубку, с минуту подождал и позвонил в офис Гарри Дайка. Занято. Еще раз — опять занято. Наконец он пробился и после спора с секретаршей Дайк взял трубку.

— Это Корнинг. Даю вам последний шанс, чтобы выпутаться из силков, в которые вас заманил Дуайт. Буду в «Коламбино» сегодня в восемь вечера. Если сделаете письменное заявление, я помогу вам выкарабкаться.

Голос Дайка учтив и обходителен:

— Очень мило с вашей стороны, но время и место встречи, видите ли… Кстати, где вы сейчас?

Корнинг рассмеялся.

— Сейчас вы слишком заняты, — сказал он и повесил трубку.

Он нашел неприметную позицию возле аптеки, отсюда хорошо просматривался вход в Монаднок-билдинг.

Корнинг не ожидал увидеть Карла Дуайта. Но очень скоро взвизгнул тормозами и замер возле самого гидранта автомобиль, из которого выпрыгнул детектив Перкинс. Еще минут через пять из такси степенно вышел Фред Грейнджер, правая рука Дуайта.

Через пятнадцать минут выбежал Перкинс. Грейнджера не было около получаса. Он вышел в сопровождении Дайка. Еще через десять минут у здания остановился автомобиль с каким-то другим детективом.

Кен Корнинг покинул пост, зашел в парикмахерскую, постригся, побрился, освежился. Вышел, внимательно осматриваясь, не следит ли за ним кто. Он не хотел следовать своими обычными маршрутами.

«Коламбино» приветствует всех, у кого есть деньги. Приличный оркестр, пристойная респектабельная атмосфера. И напитки отменные.

Кен Корнинг вошел в восемь. Посетителей мало, все активно заняты едой. Впрочем, нет, возле входа скучает некий господин неопределенного возраста в вечернем костюме с белой гвоздикой в петлице. Стало быть, Хоум нашел информацию достаточно интересной и успел ее проверить. Танцующих пока никого, они появятся позже. К полуночи здесь негде будет яблоку упасть.

Кен Корнинг заказал полный обед с коктейлем, бутылкой вина к главному блюду и ликером к десерту. Он ожидал развития событий, но никаких событий не последовало. В четверть десятого он подозвал официанта и оплатил обед. Человек с белой гвоздикой все еще маялся у входа. Власть имущие решили обидеть Кена Корнинга невниманием.

Официант удалился. Кен ожидал его со сдачей. Человек в вечернем костюме с белой гвоздикой закусил губу и взглянул на часы. Кен предположил, что срок дежурства гвоздиконосца истекает. Возможно, он покинет пост в 9. 30.

Вернулся официант.

— Извините, управляющий приглашает вас в свой кабинет. Кое-что не в порядке, сэр.

Кен встал, последовал за официантом. Шел он легко и свободно, внимательно следя за обстановкой.

Управляющий хмуро взглянул на него из-за своего стола.

Официант повернулся, чтобы уйти. Кену показалось, что что-то сзади задело его пиджак. Он подозрительно уставился в спину удаляющегося официанта.

— Надеюсь, это лишь недоразумение, но я обязан расследовать каждый такой случай, — сообщил управляющий.

— В чем дело? — спросил Корнинг.

— В этом, — управляющий показал на стол. Перед ним лежала купюра, врученная Корнингом официанту. — Подделка.

Кен засмеялся.

— Ну, я точно могу сказать, где получил эту ассигнацию. Сегодня утром мне вручил ее клиент в качестве аванса. В присутствии моей секретарши. Я, кстати, сомневаюсь, что она поддельная.

Открылась дверь, в комнату вошел неизвестный Корнингу мужчина.

Управляющий представил вошедшего:

— Этот вопрос вы обсудите с мистером МакГаверном из секретной службы. Вы, возможно, этого не знаете, но в последнее время нас засыпали высококачественными подделками.

Кен повернулся к МакГаверну. Тот улыбнулся, его улыбка понравилась Кену.

— Все, что мне от вас нужно, это узнать, откуда у вас эта бумажка, — заверил МакГаверн. — На фальшивомонетчика вы не похожи.

Кен тоже улыбнулся, но улыбка его тут же исчезла.

— Видите ли, эта бумажка попала ко мне от клиента. И определенные лица заинтересованы в подтасовках, чтобы скомпрометировать этого клиента и его жену. Этот человек уже мертв. Его жена пока жива. И я не хотел бы стать очередной жертвой этих грязных разборок.

МакГаверн снова улыбнулся, на этот раз с досадой.

— Это формальность, но вы должны сказать мне все. Я из Федеральной секретной службы, нас не интересуют местные политические дрязги. Кстати, не покажете ли вы мне остальные деньги?

Кен засмеялся, сунул руку в карман пиджака, вытащил бумажник. Неожиданно толстый бумажник. Не его бумажник. Набитый деньгами. Он чуть не сунул его обратно. Секретный агент молниеносно выхватил бумажник у него из руки.

— Но-но. Спокойно.

Он открыл бумажник, присвистнул.

Немая сцена.

— Это не мой бумажник, — сказал Кен, — я требую, чтобы задержали и обыскали официанта, который привел меня сюда. Он подменил мой бумажник. Карманник-профессионал.

МакГаверн поморщился.

— Вы думаете, я это впервые слышу? Я вынужден вас задержать. Пойдете тихо или устроите сцену?

Кен уставился на бумажник.

— Я пойду тихо, если вы захватите с собой этого официанта.

МакГаверн повернулся к управляющему.

— Кто?

— Фрэнк.

— Вызовите немедленно. Я пока отведу этого парня. Пошли. Расскажете свою историю там, другим, не мне. Мне платят не за то, чтобы я слушал, а за то, что я делаю.

Они вошли в зал. Человек с гвоздикой решительно, очевидно, в последний раз, взглянул на часы. В центре площадки появились пары танцующих. Свободных мест в зале все еще много. Музыка замолчала, когда Кен, шагающий перед МакГаверном, оказался в двадцати футах от человека с белой гвоздикой. Послышались жидкие аплодисменты, потом наступила тишина. Танцоры выжидающе уставились на оркестр. Кен набрал воздуху, повернулся к МакГаверну и громко, чтобы хорошо расслышал человек с гвоздикой, сказал:

— Меня подставили, потому что у меня информация об убийстве Паркса.

— Молчать, — тихо, но зловеще пробормотал МакГаверн.

Кен проследил за человеком с гвоздикой. Ничто не указывало на то, что он услышал фразу Корнинга. Он торопился рассчитаться и уйти. Оркестр грянул снова, танцующие закружились, завертелись, затопали. Человек с гвоздикой протягивал официанту чек и деньги, а тот пытался сунуть ему карточку, на которой значились заказанные им пункты меню. Мужчина сделал нетерпеливый жест рукой, как будто отказывался от сдачи. Кен пытался понять причину спешки: его арест или просто хотел поскорее попасть домой?

— Получите шляпу и плащ, и без фокусов, — указывал сзади МакГаверн.

Кен сунул гардеробной красавице жетончик, красавица улыбнулась дежурной улыбкой и выдала ему шляпу и плащ.

Человек с белой гвоздикой избавился, наконец, от надоевшего ему цветка. Он нашел здесь знакомых: молодого человека лет тридцати и рыжеволосую красотку лет на пять помоложе. Они оживленно болтали, а белая гвоздика упала на пол и окончила свой земной путь под каблуком бывшего хозяина.

— Вы можете выслушать меня? — обратился Кен к МакГаверну.

— Я выслушаю, но помните, что сказанное вами может быть использовано против вас.

— Тогда слушайте. Я уже сказал, что меня подставили, потому что я свидетель по делу Паркса. Но вам, кажется, это неинтересно.

— Конечно, неинтересно. Я федерал, а это дело штата. Лучше расскажите мне о своих фальшивых бумажках. Это намного интересней. А дело Паркса…

— А если я скажу вам, что Паркс имел что-то против администрации? Против Дайка и его назначения главным водопроводчиком города? Если я докажу, что Дуайт и Дайк не враги, какими их рисуют газеты, а дружки-подельники?

МакГаверн прекратил этот поток красноречия адвоката, подтолкнув его под локоть.

— Мне на это плевать. Давай-ка, парень, побыстрее. Скоро уж и баиньки пора.

Кен вдруг прищурился.

— Но я до сих пор не видел ваших документов. Не уверен в ваших полномочиях.

МакГаверн вздохнул и опустил руку в карман.

— Вот мои полномочия.

Кен почувствовал, как в его ребра уперлось что-то жесткое. Он проследил взглядом за рукой МакГаверна, опущенной в карман пиджака.

— Вот, значит, как?

— Да, вот так. Пошли отсюда. Иди спокойно, или я выбью из тебя кишки здесь и сейчас.

— Иду спокойно, — ухмыльнулся Кен.

— Вот и молодец.

Корнинг двинулся к двери. Он заметил, что человек, лишившийся белой гвоздики, тоже двигался к двери вместе со своими знакомыми. И, казалось, не спешил. Спокойно вынул сигарету, закурил.

Кен Корнинг вышел из ресторана, все еще ощущая давление ствола под ребрами.

— Такси? — осведомился швейцар.

— У меня машина, — бросил МакГаверн.

У поребрика остановился большой черный лимузин. Швейцар хотел было распахнуть дверцу, но МакГаверн одернул его:

— Я федеральный агент, это мой задержанный. Он может выкинуть любой фокус, так что держись подальше.

Он сам открыл дверцу машины и приказал Корнингу:

— Залезай!

Внутри сидели двое, сияли ухмылками. Кен поставил ногу на подножку и резким движением левой руки оттолкнул ствол. МакГаверн успел выстрелить дважды, прежде чем кулак Кена врезался ему в челюсть. Один из сидевших в машине тоже выстрелил, раздробив зеркальную витрину ресторана на множество сверкающих осколков.

Кен еще не успел вырвать пистолет из руки МакГаверна, как из лимузина показалась темная фигура. Два выстрела слились в один, и фигура рухнула ничком на мостовую. Лимузин сорвался с места. Кен вырвал, наконец, пистолет из кармана МакГаверна. Он успел заметить, что бывший владелец гвоздики стоит на ступеньках крыльца ресторана с автоматическим пистолетом, ствол которого слегка дымится. Кавалер рыжеволосой палит из револьвера двойного действия ступенькой ниже. Швейцар, обхватив обеими руками голову, хлопая расшитыми золотом фалдами фрака, спешно покидает место действия.

Лимузин сверкнул расколотым стеклом, вывернул на осевую линию. Из него выстрелили. Пуля свистнула рядом со щекой Кена. Он поднял пистолет «федерального агента» и выпустил всю обойму в удаляющийся автомобиль, слыша, как пули щелкают по металлу кузова. Взвизгнув шинами, автомобиль скрылся за ближайшим углом.

Бывший владелец гвоздики подошел к Кену, держа ствол направленным на липового федерального агента.

— Меня пытались увезти, — сказал ему Кен, — этот тип представился федеральным агентом…

— Я и есть федеральный агент, а у этого жулика полный бумажник фальшивок. Федеральный агент! В какой тюрьме тебя сделали федералом, Джим? Твоя милая мордашка еще не исчезла из моей памяти. — Он повернулся к подбежавшему копу в форме: — Все в порядке, Белл. Загони публику обратно, мы здесь справимся.

Полицейский занялся высыпавшими из ресторана любопытными, а старый знакомый Джима повернулся к Кену, все еще держа «федерала» на мушке.

— Я эту скотину давно знаю. Так вы, значит, свидетель по делу Паркса?

Кен Корнинг печально покачал головой.

— Нет. Я не свидетель. Я адвокат миссис Паркс. Я пришел, чтобы встретиться со свидетелем, но он не появился.

Детектив еле слышно вздохнул:

— Значит, у вас такая версия…

Кен выдержал пристальный взгляд полицейского и подтвердил:

— Да. И я буду держаться этой версии. Я не свидетель. Я адвокат.

— А кто был в машине? Тоже не разобрал?

— Темно там было. Не разглядел.

Детектив снова вздохнул и повернулся к задержанному.

Кен Корнинг потихоньку улизнул. Никто его не остановил. Под вой стремительно приближающейся полицейской сирены он завернул за угол.

Кен Корнинг вошел в офис.

Утреннее солнце играло на восточном окне. Хелен Вейл приветствовала его восторженным взглядом.

— Имя на первых полосах!

Он ухмыльнулся.

— А как наша клиентка?

— Нет больше клиентки. Дело закрыто.

— И весь наш гонорар — 150 долларов?

Кен кивнул.

— Весь гонорар. Она одна ехала в машине. Мужа не было, я ошибся. Дайк и Дуайт встретились тайком, за городом. Но возвращались в одной машине. Дайк, выпивший, за рулем. Врезались в нашу красавицу. Она дама агрессивная, записала их номер. Они ей заплатили, но опасались последствий. Дуайт выяснил по номеру ее машины, кто она и где ее искать. Ну а раз она держит распивочную, то дело проще простого. Подловили ее на взятке. Но она успела рассказать мужу. Что он знал, неизвестно, но, сколько будет дважды два, сообразил. Газеты все же читал.

— Можем мы это доказать? — спросила Хелен.

— Ничего мы не можем доказать. Да и к чему? Они сняли с нее обвинения, освободили… Возможно, еще и заплатили. Чего ей еще надо?

— Но ведь ее показания не потеряли своей важности и значимости. Зачем им это делать?

Кен указал на стопку газет.

— Дайк отказался от поста в мэрии. Сослался на занятость своим бизнесом.

— А кто сидел в автомобиле?

— Ты имеешь в виду тех, кто хотел меня украсть?

Она кивнула.

— Конечно, я их узнал, — рассмеялся Кен. — Перкинс собственной персоной. Он у Дуайта чернорабочий по грязным делам.

— Зачем же ты сказал копам, что не узнал их?

— А если бы сказал, что узнал? На Перкинса ничего не повесишь, у него куча алиби сразу отыщется. А меня привлекли бы за клевету. Я для них палка в колесах. А в телеге полно денег. Сломают в два счета.

— А тот, «федеральный агент»?

— Получит срок. Хорошо, без меня. Я этот липовый бумажник швырнул в их машину, так он и уехал.

— Ох, Кен, не нравится мне это, — поежилась Хелен.

Он стоял, расставив ноги, выдвинув подбородок вперед.

— А мне нравится. И я сделаю так, что и им понравится. Я вскрою еще много нарывов в этом городе, и пусть попробуют меня остановить. Они еще не раз попытаются меня подставить, засадить, выжать, выжить. А я останусь. Я их самих выжму и выживу.

— Но, Кен, ты горы свернул, рисковал жизнью — и за все какие-то жалкие 150 долларов.

Кен кивнул и засмеялся.

— Сто пятьдесят честных долларов.

Он прошел в свой кабинет, дверь мягко щелкнула. Хелен слышала его шаги, слышала, как он беззаботно насвистывает.

Она открыла ящик стола, вытащила журнал учета, еще пустой, без единой записи. Взяла ручку и внесла слегка дрожащей рукой первую запись:

«„Народ против Паркс“ — аванс наличными — 150 долл.»

Stag Party Charles G. Booth

В свое время Чарльз Г. Бут (1896–1949) снискал себе детективными рассказами огромную популярность, но сейчас его имя, к сожалению, почти полностью забыто. Его книги не найти ни в магазинах, ни в библиотеках. Однако по его сценариям были сняты фильмы, которые стали культовыми.

За сценарий к шпионскому триллеру «Дом на Девяносто второй улице» (1945) он получил награду от Американской академии киноискусств. Это был один из первых фильмов, основанных на реконструкции реальных событий. Его роман «Мистер Ангел поднимается на борт» был экранизирован под названием «Джонни Ангел» всего лишь через год после публикации. Чарльз Бут является и автором романа «Генерал умер на рассвете», по которому в 1936 году сняли фильм с Гари Купером в главной роли.

Чарльз Бут родился в Великобритании, в Манчестере, эмигрировал в Канаду, в 1922 году перебрался в Лос-Анджелес и стал работать по контракту с киностудией «20th Century Fox». Как и большинство его произведений, «Последняя вечеринка» очень хорошо передает дух места и времени. Герой, перед тем как встретиться с гангстерами в подпольном ночном клубе, надевает смокинг, ведь даже в бандитской разборке он должен выглядеть лучше своих врагов.

Впервые рассказ «Последняя вечеринка» был опубликован в журнале «Черная маска» в ноябре 1933 года. Это первый и самый длинный из трех рассказов о приключениях сыщика Макфи из детективного агентства «Синий щит». «Последняя вечеринка» также вошла в сборник рассказов о частных сыщиках, написанных в 1940-х годах. Сборник вышел в свет под названием «Убийца бьет трижды» в 1946 году. Он был опубликован издательством Бонда и к настоящему времени стал настоящим раритетом.

Последняя вечеринка Чарльз Г. Бут (пер. Н. Вуль)

1

Макфи, детектив из агентства «Синий щит», помешивал кофе и думал о том, где прежде видел эту девушку. У нее были рыжие волосы тусклого оттенка, нежный алый рот и задумчивые зеленые глаза, которые будто бы светились изнутри. Вроде бы чего больше, однако на всей ее броской внешности, кроме прочего, лежал отпечаток утонченности, блестящей, словно новенькая монета.

— Тебе надо в кино сниматься, — промолвил Макфи.

— Я снимаюсь — У нее был низкий, чуть хрипловатый голос. — Наверное, в кино вы меня и видели.

— Нет, не в кино, — сказал Макфи. — Садись. Кофе?

— Без молока.

Девушка села на стул с другой стороны стола, сняла платок и накинула себе на плечи. На ней было изумрудное ожерелье и бархатное вечернее платье темно-зеленого цвета. Во взгляде читалась настороженность и вместе с тем непреклонность, а быть может, отчаяние.

— Я выгляжу как дура. Правда? — неожиданно спросила она.

— Не представляю, как они должны выглядеть. — Макфи доел яблочный пирог и бросил сахар в кофе.

Каждое его движение, каждое слово, даже выражение глаз под нахмуренными бровями — все было четко выверено. Девушка занервничала, но продолжала сидеть, беспокойно постукивая по ножке столика зеленой атласной туфелькой-лодочкой. Наконец Макфи спросил:

— Кто тебе сказал, что я здесь?

— Джулз, охранник. Сколько его помню, он всегда здесь работал.

Пришел официант, задернул шторы и ушел. Макфи предложил ей сигарету. В глазах девушки заплясали огоньки, и она начала забрасывать его словами, как будто выстреливала маленькими, увесистыми пульками:

— Меня зовут Ирен Мэйо. Однажды вечером мы ужинали здесь с Рейсом Дэймоном. Ренс показал мне вас и сказал, что вы частный сыщик из «Синего щита». А Джулз сказал, что вы частенько наведываетесь сюда по вечерам, чтобы выпить кофе.

— Кофе и яблочный пирог у Като, — пробормотал Макфи.

— Да, об этом-то Джулз и говорил. А Ренс сказал: «Ирен, если ты когда-нибудь попадешь в переплет, обратись к Макфи». Так что мне только нужно было улучить момент…

— Ну и в какую переделку ты попала?

— Не знаю. — Девушка нервно взглянула на краснощекого здоровяка Макфи. — Мы с Рейсом вышли из моей квартиры на Сент-Реджис около одиннадцати. Мы собирались поехать поужинать и потанцевать в «Какаду», но так туда и не попали.

— Это довольно близко, — заметил Макфи.

Девушка кивнула:

— Стоило Ренсу свернуть со Второй улицы на Картер-стрит, как он увидел Сэма Мелроуза…

— Ну надо же, — сказал Макфи. Он постучал пальцем по газете, лежащей рядом с кофейной чашкой: — А «Трибьюн» пишет, что Мелроуз на яхте Лэрри Кнудсона. Был там всю неделю.

— Это же сказал и Ренс, — вспыхнула Ирен Мэйо, — поэтому он и поехал за ним. Мелроуз все время, с тех пор как раскрылся скандал с Шелдоном, не являлся на заседание присяжных. Ренс сказал, что они не могут его поймать.

— Не думаю, что, если его привлекут к суду, выйдет что-нибудь путное, — пробормотал Макфи, нахмурившись. — После того как грохнули Гейлорда, Сэм подмял под себя весь город, а связи у него есть везде. Ты сказала, что Дэймон увидел Мелроуза и поехал за ним.

— В театр «Гейети». Ренс припарковался на Второй улице. Света нигде не было, ведь уже шел двенадцатый час…

— Теперь «Гейети» принадлежит Мелроузу, — заметил Макфи.

— Ренс мне так и сказал. Он обещал вернуться через пятнадцать минут, может даже раньше. Но ему обязательно нужно было увидеться с Мелроузом. — Зеленые глаза девушки расширились. — Я прождала час с четвертью. Но он так и не вернулся. Я не усидела в машине и подошла к дверям в холл. Они были заперты. Кассы тоже оказались закрыты. Я попыталась заглянуть внутрь, но там было темно.

— А с черного хода ты пробовала? — спросил Макфи.

— Я как-то не подумала. Но с чего бы Ренсу… — Девушка испуганно взглянула на Макфи. — Вряд ли могло что-то случиться. Я думаю, Мелроуз бы не посмел…

— Вот уж не знаю, этот Сэм Мелроуз…

Макфи увидел, что девушка судорожно стиснула губы, отчего ее рот перестал казаться чувственным и нежным. Детектив поднялся:

— Пей кофе и сиди здесь, пока я не вернусь.

2

Макфи пересек Третью улицу и пошел по Картер-стрит. Со стороны Бранта донесся грохот последнего трамвая, и больше не было слышно ни звука. Он быстрым шагом прошел полквартала.

Ресторанчик «У Като» открылся на углу Третьей улицы и Картер-стрит еще в те времена, когда город только начинал разрастаться, когда в театре «Гейети» Мартин Томас выступал в роли Отелло, а Уильм Джиллетт — в роли Шерлока Холмса. Это было еще до того, как бизнесмены начали переезжать в западные районы, а на углу открылась лавка ростовщика и магазин, торгующий по сниженным ценам. До того, как вся эта часть города примкнула к Чайна-тауну. Макфи вырос здесь, на Второй улице и Картер-стрит. Но заведение «У Като» так и осталось на прежнем месте, потому что синьор Като и папаша Дюбуа хорошо знали, насколько важны традиции в ресторанном бизнесе. Господин Папулас, нынешний владелец ресторанчика, тоже прекрасно знал об этом правиле. И если заведение «У Като» по-прежнему было престижным, то «Гейети» уже давно превратился во второразрядный эстрадный театр.

Макфи подергал входную дверь. Она была заперта. Внутри царила тьма. Холл освещался только светом, пробивавшимся с улицы. На стенах висели плакаты актрис в полный рост. На одном из них значилось имя Мэйбл Леклер. Она снискала бешеную популярность на Бродвее.

На Второй улице здание театра от «Палас-отеля» отделяла узкая улочка. Там и находился служебный вход. Но, вместо того чтобы свернуть в нее, Макфи направился дальше, к «Палас-отелю», туда, где в своей крошечной лавке сидела Мэгги Одэй. Она как раз убирала товар. Макфи купил у нее пачку сигарет.

— Мэгги, ты в последнее время не видела Сэма Мелроуза? — спросил он.

Старушонка с резко выступавшими скулами походила на ведьму, а в темно-карих глазах застыло скорбное выражение. Когда-то она принадлежала миру кино, как девушки, смотревшие с плакатов в театре «Гейети». Вся ее жизнь прошла здесь. В некогда популярных мелодрамах в постановке Ольги Нетерсоул она исполняла второстепенные роли. Тогда еще прислушивались к мнению покойного сенатора Гейлорда. Подвернулся случай, и Мэгги устроилась певичкой в салун Салливана на Второй улице, но травма бедра, полученная в автомобильной аварии, навсегда закрыла перед ней дверь на сцену.

Теперь она проводила дни, опершись на прилавок и играя в кости с бродягами и девушками из «Гейети». В полночь, а то и позже она садилась в инвалидное кресло, которое стояло рядом с лавкой, на бульваре, и катила к себе.

— Сэм снова здесь ошивается, — ответила старуха.

— Ты давно его видела?

— Сэм приходит в «Гейети»… — Голос старухи вдруг стал едва слышен. Она посмотрела на Макфи. — Нет, я ошиблась, это был не Сэм… Я не видела Сэма… — Внезапно она чуть не закричала: — Я не могу уследить за каждым!..

— Возвращайся лучше домой, Мэгги, — мягко сказал Макфи.

Повернувшись, он стукнулся об инвалидное кресло Мэгги Одэй. Направился к служебному входу театра «Гейети». Дернул дверь. Она была незаперта. Петли скрипнули, и детектив проскользнул внутрь.

Он оказался в полной темноте. Горячий, удушающий мрак давил на глаза. Макфи перекинул сигарету из одного уголка рта в другой, прислушался. Откуда-то доносилось еле слышное бормотание. Как будто говорили призраки, обитающие в старых театрах. Голоса мертвецов… Сары Кендлтон, Мартина Томаса, миссис Фиске, Эдвина Саута. Но это не тревожило Макфи. Он знал, что «Гейети» — всего-навсего полуразвалившийся сарай, и спокойно продолжал прислушиваться, сдвинув шляпу на затылок и целиком обратившись в слух.

Что-то заставило его привстать на цыпочки.

Это был звук, который мог издавать только человек. Он доносился со стороны одного из выходов на сцену. Какой-то шорох, похожий на ветер, шуршащий опавшими листьями. Звук был такой, будто там из последних сил еле-еле передвигается человек. Вот он оперся о стену. Снова пошел. Затих. Напряженная тишина чуть ли не физически придавила Макфи. Из темноты донесся стон, приглушенный кашель. И снова раздались странные звуки. Теперь они были слышны совсем рядом, будто кто-то бился в предсмертной агонии. Макфи, не выпуская сигареты изо рта, нащупал в кармане пистолет и фонарик. Вытянув руки, сделал три шага вперед.

Человек из темноты буквально рухнул в объятия детектива.

Макфи опустил его на пол в проходе. Почувствовав, что грудь человека влажная, Макфи дотронулся до нее рукой и ощутил что-то теплое и липкое. Он включил фонарик и осветил лицо мужчины. Это был Ренс Дэймон. В широко распахнутых глазах застыло выражение ужаса. Губы несчастного побелели.

Макфи пощупал пульс.

Дэймон был мертв.

— Долго же он продержался, — пробормотал Макфи.

Пуля пробила грудь, из раны вытекло много крови.

Дэймону — обходительному парню, смуглому, с прямыми волосами, такими же черными, как когда-то у Мэгги Одэй, — было около тридцати. Пламенное красноречие и необоримая страсть, полыхавшая во взгляде, делали его человеком особенным. Покойный сенатор Гейлорд, воспользовавшись своими привилегиями, нашел ему местечко в офисе прокурора округа. Дэймон стал большой шишкой. Его приходилось брать в расчет. Но он был несдержан на язык.

— Придется попотеть, чтобы подыскать человека на его место, — сказал Макфи. От Дэймона разило джином. — Не иначе только что с вечеринки! Ну и ну! Какая нелепая смерть!

Макфи поднял левую руку Дэймона. В пальцах зажаты смятые пятисотдолларовые купюры. Примерно десять банкнот. Кровавые следы вели по проходу за кулисы. Стена, на которую опирался Дэймон, пытаясь идти, вся была заляпана кровью.

Макфи направился по следам — поднялся по ступенькам и прошел через дверцу за кулисы. Выцветший занавес отделял его от зрительного зала. Он стоял за кулисами, под люстрой, свисавшей с потолка, и изучал помещение при свете карманного фонарика. Очевидно, Дэймон сначала прополз через сцену в боковой проход, где, собрав остатки сил, смог даже встать на ноги.

Войдя в гримерку, откуда, похоже, начался путь Дэймона, Макфи оказался перед стеной с фотографиями, по которой можно было проследить историю всех девушек, выступавших в варьете. Она запомнилась ему еще по прошлым визитам.

Литровая бутылка джина, на три четверти пустая, стояла на колченогом туалетном столике, рядом с ней — два стакана. Он даже не стал их осматривать. Разбитая настольная лампа лежала на полу, вокруг нее раскиданы танцевальные костюмы.

Коробочка с гримерными принадлежностями валялась возле столика. Крышка открылась — и содержимое высыпалось. На тюбик с темно-красным гримом, видимо, кто-то наступил, и теперь казалось, что пол покрыт сгустками свернувшейся крови.

Рядом с дверью лежал пистолет тридцать второго калибра, в обойме которого не хватало одного патрона.

Макфи пошел обратно в зрительный зал.

Над телом погибшего склонилась Ирен Мэйо.

3

— Ничего уже не поделаешь, сестренка, — сказал Макфи.

В холодном свете фонарика ее глаза на белом, искривленном судорогой лице казались огромными. Губы девушки дрожали. Она закрыла рукой рот, сдерживая рыдания, но, быстро справившись с собой, глухо сказала:

— Когда-нибудь он мог стать губернатором штата.

— У него были все задатки, — мрачно кивнул Макфи. Он глянул ей в глаза, подведенные пурпурными тенями. Изумруды на шее переливались холодным светом. — Если человек чего-то по-настоящему хочет, его не остановишь, — добавил он.

— Разве что убьешь, — с жаром произнесла девушка. — Я такая же, как он. Если бы мне не оставалось ничего другого, вот тогда…

— Ты видела Мелроуза? — перебил Макфи.

— Нет, — чувствовалось, что она колеблется, в глазах появилось упрямое выражение. — Но Ренс видел его. Ренс сказал… — Она испуганно опустила глаза. — Я не в курсе всех этих денежных дел….

— Ты любила Дэймона?

— Не знаю, — медленно сказала она. — Он мне нравился. Он всюду брал меня с собой. Был со мной очень мил… Да, я любила его! — Она стала раскачиваться, будто обезумев. — Я готова потратить все свои средства, до последнего доллара, только бы добраться до Мелроуза! — в неистовом отчаянии выкрикнула девушка.

— Успокойся, малышка.

— Вы ведь мне поможете, Макфи?

Не ответив на вопрос, Макфи погасил фонарик и тихо произнес:

— В здании кто-то есть.

Девушка встала и подошла к нему так близко, что он почувствовал ее дыхание на своих щеках. Они стояли не двигаясь. Макфи прижал девушку к стене.

— Оставайся здесь, — прошептал он.

— Макфи…

— Молчи, сестренка.

Макфи снял ботинки. Он нащупал пистолет и на цыпочках, крадучись, стал пробираться по проходу к сцене.

Шуршание стало слышно более отчетливо, потом стихло.

Он дошел до конца прохода, повернулся и на ощупь сталпробираться в сторону фойе. Принюхавшись, детектив почувствовал в воздухе густой запах духов. Ухмыльнулся и убрал пистолет. Справа находилась дверь, ведущая в кабинет управляющего. Он направился туда. Остановился. Рядом кто-то тяжело и прерывисто дышал.

Макфи услышал сдавленное всхлипывание. Скрипнули половицы. Макфи показалось, что он понял, где прячется женщина. Детектив сделал три шага вперед, вытянув руки, так же, как тогда, когда в его объятия рухнуло тело Ренса Дэймона. Мимолетный отблеск ожерелья. Обхватив одной рукой шею женщины, другой он плотно зажал ей рот, подавив крик. Она бешено сопротивлялась, но Макфи смог ее удержать.

— Один звук — и тебе крышка, — тихо сказал он.

Женщина затихла. Макфи убрал руку, которой зажимал ей рот.

— Пусти меня, Макфи, — раздался хриплый голос.

— Деклэр! Надо же! Кого я еще встречу на этой вечеринке?

— Ренса Дэймона. — Женщина оперлась на руку Макфи. — Боже мой! — всхлипнула она. — Бедный Дэймон, это так ужасно!

Мэйбл Деклэр была эффектной блондинкой, яркой и запоминающейся. Ее миловидное, ухоженное личико совершенно не сочеталось с жестким выражением голубых глаз. Из одежды на ней был только халат.

— Странная у вас вечеринка, — протянул Макфи.

Руки и халат женщины были перепачканы кровью. Она бросила взгляд на пятна крови и побледнела.

Макфи направил фонарик ей в лицо.

— Садись, — сказал он.

Женщина, всхлипывая, опустилась на стул.

Макфи включил настольную лампу. Из мебели в комнате имелись обшарпанный стол, стулья, шкафчик, холодильник и кушетка. Стены были сверху донизу обклеены фотографиями девушек, выступавших на эстраде.

Рядом с дверью послышался крик Ирен Мэйо:

— Это она его убила!

— Я не убивала! — взвизгнула Леклэр и резко вскочила. — Что вы здесь делаете? Зачем мне было его убивать? У нас была вечеринка. Ой!

От вида крови на своих руках она опять чуть было не потеряла сознание. Она принялась лихорадочно вытирать руки о халат, затем спрятала их за спину и, закрыв глаза, замотала головой:

— Дайте мне выпить, — проскулила она и рухнула на стул.

— Пей, тут полно выпивки, сестренка. Что за вечеринка?

— Самая обычная, Макфи. — Она попыталась выдавить снисходительную улыбку. — Рейс заскочил повидаться со мной…

— Ты врешь! — резко оборвала Ирен Мэйо.

— Ты думаешь? — В голосе Деклэр послышались издевательские нотки. — Деточка, нет такого лютика, который бы я не смогла сорвать. А моя полянка — вся западная часть Бродвея.

— Ты можешь что-то сообщить, пока я не вызвал копов? — жестко спросил Макфи.

— Не торопись, красавчик! — По ее глазам было видно, что она испугана и лезть на рожон не будет. — Дай я тебе все расскажу. Ренс немного принял. Не сказать что сильно. А я и не притронулась даже. Я не вру, Макфи, может, и пропустила пару стакашек, но косая не была. Точно говорю. Я стояла вот тут, перед туалетным столиком. Ренс стоял рядом, возле кушетки. Он услышал, что кто-то ходит по сцене. Дверь была открыта, а за ней темно. Ренс обернулся. Тут-то ему и влепили — прямо в грудь. Я только вспышку и увидела. Вот и все, Макфи. Я правду говорю! Он как-то так крутанулся. Я его подхватила… — Женщина задрожала и закрыла глаза.

— Ну и? — спросил Макфи.

— Кровь хлынула. — Она взмахнула руками. — Не могла его удержать, он медленно сполз на пол. Думала, так и не упадет. Глаза у него такие страшные были, я чуть не рехнулась, а потом потеряла сознание. Когда я пришла в себя… — Она закрыла лицо руками.

— Когда ты пришла в себя…

— Было темно. Мы разбили лампу, когда падали. Макфи, он был еще жив. Откуда-то были слышны стоны. Я зажгла спичку. А он как-то смог пробраться за кулисы, и я слышала, что он пытался ползти дальше. Мне было страшно включать свет. — Чувствуя на себе холодный взгляд Макфи, женщина занервничала. — Я не вру, все так и было. Ренс и я… — затараторила она.

— Почему ты еще здесь?

— Хотела позвонить в полицию.

— Ну и как, позвонила?

— Нет, вы мне помешали. Я от страха аж окаменела. Думала, что убийца Ренса вот-вот вернется…

— Может, кому другому звонила?

— Нет, — женщина настороженно уставилась на Макфи, — я никому не звонила.

— Врешь, — бросил детектив и приподнял телефонный аппарат. На трубке были влажные следы. Леклэр следила за каждым его движением. — Кому ты звонила?

— Да пошел ты!..

Ирен Мэйо стояла, прислонившись к стене слева от двери. В ее взгляде читались скорбь и презрение. Когда Макфи уже собирался поднять трубку телефона, она вдруг сделала резкий жест, желая предупредить детектива об опасности.

— Поставь телефон на место, Макфи! — донесся из фойе мужской голос.

Мэйбл Леклэр расхохоталась.

4

В полоске света, исходившего из помещения, в котором они находились, появился мужчина. Это был Джо Метц, босс «Испанского борделя», одного из заведений, принадлежащих Мелроузу. Макфи бросил взгляд на рыжеволосую. Казалось, она поняла, что он задумал. Макфи швырнул телефон в настольную лампу. Брызнули осколки. Комната погрузилась во тьму. Леклэр завизжала.

Макфи одним прыжком скрылся за письменным столом.

Джо Метц крикнул:

— Эй, ребята, перекройте все выходы! Если надо будет, мы его отсюда выкурим… Макфи!

— Слушаю, — отозвался детектив, пытавшийся нащупать телефон.

— Со мной трое ребят. Хорошие ребята, тебе уже приходилось с ними сталкиваться. — Метц вошел в комнату. — Они не собираются делать тебе больно.

— Еще немного, и я разрыдаюсь, — откликнулся Макфи. Лежа на животе, он нащупал телефонный аппарат и поднес трубку к уху. — Расскажи еще что-нибудь, Джо.

Телефонная станция не отвечала.

— Джо, у него телефон! — завизжала Мэйбл Леклэр.

— Все в порядке, — растягивая слова, произнес Метц, — я перерезал провод. Хочешь принять участие в небольшой игре, а, Макфи?

— Выкладывай, — сказал Макфи и добавил: — Я держу дверь под прицелом.

— Короче, красавчик, дело вот в чем, — сказал Метц. — Сэм Мелроуз назвал имя того, кто станет окружным прокурором, — это Клод Дитрих. Сейчас театр «Гейети» принадлежит Мелроузу, и Сэм не хочет, чтобы исполняющий обязанности окружного прокурора откинул здесь копыта за два месяца до выборов. Так что Дэймона здесь нет и не будет. Но это почти не имеет отношения к нашему делу. — Метц говорил, тщательно подбирая слова. — У Дэймона было кое-что на Сэма, а тут выборы на носу… Поэтому-то Сэм и решил натравить нашу блондинку на этого парня. У Сэма гениальные идеи рождаются чаще, чем у редактора бульварной газетенки. Дэймон был падок на блестящую мишуру. Он втюрился в Леклэр, как мальчишка. Наша блондинка им крутила, как хотела. Парень и до этого-то не стеснялся брать деньги, а уж принять пять кусков от нашей блондиночки — вообще плевое дело.

— Пять кусков за что? — спросил Макфи.

— Ну, за фотографии, письменные показания под присягой, за письмо, которое написал Мелроуз, за пару оплаченных чеков, за показания одного бедолаги, который преставился. Короче, ничего особенного.

— Ты говоришь про дело об убийстве Шелдона, которое рассматривало Большое жюри? — спросил Макфи.

— В точку. Ты башковитый парень, Макфи. Большое жюри передало его на рассмотрение окружному прокурору. А Мелроуз считал, что оно должно исчезнуть.

— Я так понял, — сказал Макфи, — что убийство связано с предъявлением обвинения в суде?

— Да Сэм бы наплевал на такую мелочь, но понимаешь, тут выборы на носу.

— У меня нет этой папки.

— Послушай-ка, Макфи, у тебя нет ни малейшего шанса справиться со мной и моими ребятами. А Мелроузу позарез нужна эта папка с документами.

Пока Метц говорил, Макфи начал осторожно пробираться в сторону двери.

— Кто тебя надоумил, что она у меня?

— Она может быть только у тебя, по крайней мере, ты должен знать, где она находится, — ледяным голосом отозвался Метц. — Папка с делом Шелдона и деньги за нее были в руках у Дэймона, когда его подстрелили из пушки тридцать второго калибра. Он повис на руках у блондинки, потом она грохнулась в обморок. — Тут Метц ненадолго замолчал. — В чем-то женщинам нет равных, но когда дело доходит до…

— Тебе легко говорить, — перебила его Леклэр. — А будь ты на моем месте…

— Я же сказал — в чем-то женщинам нет равных, — рассмеялся Метц и тут же торопливо продолжил: — Когда блондинка очухалась, Дэймон сжимал в кулаке пять кусков, а вот папки не было. Она позвонила мне в бордель. Теперь ты сам все понимаешь, Макфи. Либо папка у тебя, либо ты знаешь, где она находится. Тебе лучше помочь нам и не упрямиться.

— Получается, Джо, что я твоя единственная надежда, — спокойным голосом заметил Макфи, после чего, помолчав, спросил: — Может, ты думаешь, что это я грохнул Дэймона?

— Дэймону-то уж точно наплевать, кто это сделал, — подумав, ответил Метц. — Если Дитрих займет пост окружного прокурора, у Мелроуза найдутся ребята, которых можно будет посадить на место Дэймона. Если это ты его грохнул, я не в претензии. Ты свое дело знаешь. Но вот идти против Мелроуза точно не стоит.

Макфи прополз еще немного.

Он оказался в затруднительном положении. А что, если Метц блефовал? Ведь могло быть так, что Дэймона подстрелил кто-нибудь из шестерок Мелроуза, и теперь папка с делом находилась в руках у преступников. Это могло значить, что Макфи знал слишком много и легко мог стать следующим кандидатом на отстрел.

Но это мог быть и не блеф, Метц действительно мог считать, что это именно Макфи убил Дэймона и забрал папку. Тоже ничего хорошего.

Оставался открытым и еще один вопрос: а кто же на самом деле отправил Дэймона на тот свет?

— Где Мелроуз? — спросил Макфи.

— На яхте Лэрри Кнудсона, — спокойно ответил Метц.

Макфи прополз еще немного в направлении двери.

— Джо, он возле тебя! — закричала Леклэр.

5

Макфи рывком подскочил, оказавшись справа от Метца, и обрушился всем телом туда, где по его предположению должен был находиться преступник. Получилось! Голова Метца резко дернулась назад, а он сам, покачнувшись, стал падать на спину. Громыхнул пистолет Метца. Макфи рванулся вперед, а Метц врезался в стену фойе.

— Не спускайте глаз с пожарных выходов! — проорал он.

— Свет! — раздался крик одного из бандитов. — Где, черт возьми…

— За кулисами, — закричала Леклэр. — Ловите эту рыжую шлюху!

Макфи бросился к северному проходу. Он точно знал, что делает. Выключатель находился в передней части зрительного зала. Только бы не подвела рыжеволосая! В темноте у них есть приличные шансы спастись, а если зажжется свет — никаких.

Кто-то бросился наперерез со стороны сидений. Макфи прыгнул на него и врезал с размаху дулом пистолета. Человек упал на кресла зрительного зала, взвыл от боли и крикнул своим товарищам:

— Парни, он здесь!

Метц в темноте сыпал приказами:

— К другому проходу! Стреляйте в него, если он побежит к выходу. Кто-нибудь нашел этот чертов выключатель?

Его нашел Макфи. Разве он не служил здесь билетером с детских лет? Он знал, где на стенах находятся распределительные коробки. Он вывернул пробки из главного, самого большого распределительного щита. Услышав шум, преступники бросились в его сторону. В тот же момент в зрительном зале раздался стук, как будто кто-то откидывал сиденья кресел.

Макфи удалось добраться до двери в коммутаторную, когда луч света от фонаря выхватил верхнюю часть лестницы, пробежав по всему крылу.

Кто-то заметил Макфи и закричал:

— Он здесь! Ловите его!

— Эта рыжеволосая сука!.. — завизжала Леклэр.

Макфи, пригнувшись, бегом пересек закулисное пространство. Он смог ускользнуть от света фонарика. Скрипнули дверные петли, и он понял, что так напугало Леклэр. Молодец девчонка!

Но другие не уяснили, о чем кричала Леклэр. Они не слышали, как рыжеволосая открыла входную дверь. Кто-то пробрался в коммутаторную, однако в зале было по-прежнему темно. Двое устроили за кулисами потасовку, но Макфи участия в ней не принимал. Свет фонарика, бешено заметавшись по стене, случайно зацепил Макфи. Детектив бросился в сторону южного крыла. Там, где он только что стоял, в стену впилась пуля.

— Тони, лови его! — раздался крик Метца.

Свет фонарика выхватил из темноты Тони Старка. Старк был дюжим парнем, владел собственным спортивным залом. Посмотришь — просто громила. Макфи резко сменил направление, бросился в сторону и притаился у занавеса, отделявшего зрительный зал от закулисного помещения. Занавес был старым и ветхим, поэтому под тяжестью опершегося на него Макфи затрещал и обрушился. Макфи повалился на пол, взметнулись облака пыли.

Арт Клайн как раз проходил по сцене вдоль оркестровой ямы. Почти такой же здоровенный, как Старк, Клайн работал вышибалой в «Испанском борделе» Джо Метца, и сила его кулаков была известна всей округе. Одним ударом он мог сломать шею. Клайн, не раздумывая, прыгнул с того места, где он находился, и приземлился прямехонько возле Макфи. Какое-то время они катались по полу, пока на них не наткнулся Метц, сумевший продраться сквозь обрушившийся занавес, и все трое свалились в оркестровую яму. По счастливой случайности Макфи оказался сверху.

Клайн упал, ударившись головой, но это нисколько его не смутило. Они вместе с Метцем схватили Макфи. Еще какое-то время все трое возились на полу, нанося друг другу мощные удары, потом налетели на небольшую дверцу, которая под тяжестью тел распахнулась, и покатились вниз по коротенькой лесенке, остановившись, только когда ударились о стену. В помещении, где они оказались, был спертый воздух, пахло пивом и жареным луком.

— Эта рыжеволосая дрянь побежала за копами! — донесся крик Леклэр. — Говорила я вам…

Вокруг Макфи собрались все члены банды. В свете фонарика показался Монти Уэлш. Этот парень хоть и не был таким крепким, как его напарники, зато всегда таскал с собой резиновую дубинку, которой орудовал в «Испанском борделе». Вместе с ним появился Тони Старк, который уселся Макфи на грудь, придавив детектива к полу.

Метц обыскал Макфи и, ничего не обнаружив, спросил:

— Что ты сделал с бумагами по делу Шелдона?

Макфи не произнес ни звука — Тони Старк, придавивший его своей стокилограммовой тушей, являл собой непреодолимое препятствие для общения. Кроме того, детектив рассчитывал, что рыжеволосая уже ведет сюда полицию. Копы, если, конечно, захотят, смогут разрулить ситуацию в считаные минуты.

— Дай-ка мне сигарету и спичку, Арт. Он у меня заговорит, — прошипел Монти Уэлш.

В этот момент к ним присоединилась Леклэр. Тони направил на нее свет фонарика. На ней было пальто, отороченное мехом горностая, плотно облегавшее фигуру. Поговаривали, что она заработала его, показав кому надо парочку интересных писем.

— Пока вы тут всей компанией играли в салки, — проговорила она, — рыжеволосая подруга Макфи улизнула и отправилась в полицейский участок.

— Ну и что с того? — процедил Метц.

— Я же говорю, эта сука, с которой он был здесь…

— Пора отсюда убираться, — глухо пробормотал Метц и, закусив губу, призадумался. На висках у него выступили капли пота, блестевшие в свете фонаря. — Макфи мы заберем с собой. Со временем он наверняка заговорит. Монти, держи пушку у его башки. Если он попробует пикнуть, ты знаешь, что делать. Тони, Арт, тащите Дэймона. Я сяду за руль.

Клайн и Старк поставили Макфи на ноги. Пистолет Уэлша у самой головы напоминал, что задерживаться не стоит. Когда они поднимались по лесенке, звуки шагов отдавались в зале глухим эхом. Они выбрались из оркестровой ямы, прошли по центральному проходу, затем стали пробираться по седьмому ряду. Все это напоминало одну пьеску, которая некогда шла в «Гейети».

Когда они уже оказались у боковой двери, с Картер-стрит донеслись звуки полицейской сирены.

— Выходим через «Палас-отель», — приказал Метц. — Монти, посвети-ка.

— Что за чертовщина! — воскликнул Уэлш, направив фонарик на пол.

Преступники даже забыли про Макфи. Ловким ударом ноги детектив выбил фонарик из руки Уэлша. Он ударился об стену, и все погрузилось в полную тьму. Макфи прыгнул за кресло, возле которого стоял.

— Здесь кто-то побывал, — проговорил Метц.

— Я точно споткнулся об него, когда входил, — простонал Старк.

— Хватайте Макфи!

Однако полицейские уже колотили во входную дверь, и времени на поиски Макфи не оставалось. Метц ругнулся и приказал убираться. Бандиты бросились к служебному выходу, чтобы скрыться в «Палас-отеле», который, так же как и «Гейети», принадлежал теперь Мелроузу.

Полицейские к тому времени уже наводнили бульвар перед театром.

Макфи выбрался из ряда и начал шарить руками по полу в том месте, где последний раз видел тело Дэймона, но оно исчезло.

Макфи оперся о стену и принялся вертеть спичкой в ухе.

— Хорошенькое дельце! — произнес он.

6

Макфи почувствовал на лице легкое дуновение. Кто-то осторожно вошел в помещение, за ним еще двое. Первый — Пит Хэрли, из отдела по расследованию убийств — направил луч фонарика на пол. Хэрли сдвинул фуражку на затылок, сжав губами потухшую сигарету.

— Привет, красавчик, — саркастически произнес он.

— Я смотрю, у тебя появилась новая звездочка. — Макфи потрогал языком шатающийся зуб, пощупал челюсть. — Скажи своим парням, путь включат свет, вот пробки, которые я вывернул.

Один из полицейских взял пробки и ушел.

— Скажи, чтобы позвонили в управление и доложили об убийстве в театре «Гейети», — недовольно проворчал Хэрли и настороженно произнес: — Значит, Ренс Дэймон. Давай выкладывай, что тебе известно.

— Неплохо устроился, — сказал Макфи и приподнялся. — У тебя целая коробка медалей, но ты их почему-то не носишь. — Пошатываясь, он надел ботинки. — Угости, что ли, сигареткой.

— Я не рвусь за наградами, — резким тоном ответил Хэрли. — Медали в этом городе не защитят от пули. Где Дэймон?

— Дэймон мертв. А тело пропало. Может, парни Мелроуза знают, где оно.

— Парни Мелроуза?

— Джо Метц, Арт Клайн, Монти Уэлш, Тони Старк. Мы с ними тут неплохо провели время.

Макфи закурил сигарету, похрустел пальцами. Вспыхнул свет. Хэрли уставился на Макфи пытливым взглядом.

— Вас привела сюда Ирен Мэйо? — поинтересовался Макфи.

— Кто такая Ирен Мэйо?

— Одна хорошенькая девчонка. Снимается в фильмах. Любит совать нос в чужие дела. Прочила Дэймона на место губернатора штата.

— Папка с делом Шелдона у тебя?

— Я не убивал Дэймона.

Когда Хэрли вдумчиво, тщательно подбирая слова, заговорил, он не смотрел на Макфи:

— Ребята, которые грохнули Дэймона, должны были прихватить с собой его тело. Ты сказал, что парни Мелроуза убрались отсюда с пустыми руками, значит, это не они его пристукнули. Так получается? — Он посмотрел на Макфи, который насмешливо улыбался. — Я к тому, что получается именно так.

— Теоретически — да, а на самом деле могло быть что угодно, — возразил Макфи.

Тоном, не предвещавшим ничего хорошего, Хэрли продолжил:

— Парни из банды Мелроуза папку не трогали. А что скажешь об этой рыжеволосой девчонке? Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Ты хочешь сказать, что она унесла его тело, спрятав в чулке? Нет, приятель, у нее не было такой возможности. А раз так, то и забрать у него бумаги она тоже не могла. Разумно, не так ли?

— В конце концов, за это дельце можно будет получить еще парочку медалей, — перестал жевать сигарету Хэрли.

— А потом их можно обменять на что-нибудь более ценное, — добавил Макфи.

Хэрли пошел по кровавому следу, который остался на полу там, где тело Дэймона волокли сначала к пожарному выходу, а потом наружу, на бульвар. Там след обрывался.

Вернувшись в помещение, Хэрли спросил Макфи:

— А почему эта рыжеволосая фея не вернулась сюда?

— Думаю, она по горло сыта впечатлениями. Она живет в Сент-Реджис, — ответил детектив и сухо поинтересовался: — А парни Мелроуза расскажут тебе, где отыскать Леклэр?

— Леклэр я уж как-нибудь сам найду, — качнул головой Хэрли и добавил: — Мелроуз скрывается на яхте Кнудсона.

Полицейский развернулся и пошел по кровавым следам Дэймона в другую сторону, к месту, где его подстрелили. На всем протяжении стены виднелись многочисленные отпечатки рук Дэймона. С первого взгляда было ясно, какие неимоверные усилия предпринимал раненый, как отчаянно старался выбраться из театра. Два следователя шли по пятам Хэрли, за ними, пожевывая сигарету, шагал Макфи. Они миновали сцену, вышли за кулисы и оказались в гримерной.

Хэрли внимательно изучил пистолет, потом положил его обратно на пол, обвел взглядом стаканы, бутылку с джином, разбитую настольную лампу. Его внимание привлек размазанный по полу грим кроваво-красного цвета.

— Тому, кто здесь побывал, неплохо бы переобуться, — пробормотал он.

— Туфли Леклэр были чистыми, — небрежно обронил Макфи.

Хэрли обвел кислым взглядом стены, увешанные фотографиями танцовщиц:

— То, что она не из этих девиц, — видно невооруженным взглядом. Нужен полевой бинокль, чтобы рассмотреть этих тощих замухрыжек, которые в наши дни выступают на сцене.

Повернувшись к одному из подчиненных, он сказал:

— Гарри, сходи-ка позвони Литтнеру. Скажи, чтобы он двигал сюда. Передай ему… — Хэрли искоса посмотрел на Макфи, — передай, что мы завязли.

Литтнер был капитаном сыскного отделения.

Харли нарисовал на полу мелом крестики возле туалетного столика и около кушетки, чтобы обозначить места, где, по его мнению и мнению Макфи, стояли Дэймон и Леклэр, когда раздался выстрел.

Литтнер и шеф полиции приехали первыми, потом подтянулись Лэрраби, окружной прокурор, и Этвелл, помощник следователя. Лэрраби первым высказался, что дело Дэймона не сулит ничего хорошего, и надо срочно что-то делать, потом эти слова повторили почти все присутствующие. Когда Лэрраби узнал о папке, в которой содержались материалы Большого жюри по делу Шелдона, он резко побледнел и замолчал. Лэрраби вообще стремился никогда не высказывать собственного мнения — обычная болезнь политика.

Кругом суетились криминалисты, обильно посыпая все предметы порошком для снятия отпечатков пальцев. Сбившиеся в кучу полицейские получали распоряжения от начальства. Литтнер поднял пистолет и передал его Уолтеру Григгзу, эксперту-баллисту. Налетели репортеры.

— Мелроуз сейчас наверняка локти кусает, — сказал Литтнеру шеф полиции.

— Он, должно быть, на седьмом небе, что кто-то другой грохнул Дэймона, — пробормотал Литтнер.

— Считаешь, он затаится?

— Мелроуз ведь сейчас на яхте Кнудсона? — помедлив, спросил Литтнер.

Литтнер давно метил на место начальника полиции, но пока безрезультатно.

Спустя какое-то время к Хэрли подошел Макфи и произнес:

— Думаю, я уже могу идти спокойно допивать свой кофе.

7

Макфи шел по Картер-стрит в направлении Седьмой улицы. Остановившись на минутку, он повертел спичкой в ухе. Квартал между Второй и Третьей улицами заполонили полицейские машины, но вокруг по-прежнему не видно ни души. Было пятнадцать минут четвертого утра. Макфи пробыл в «Гейети» около двух с половиной часов. Он заметил, что примерно в половине квартала от того места, где он находился, стоит двухместный автомобиль, и направился к нему.

За рулем сидела Ирен Мэйо и курила. Вид у нее был лихорадочно-возбужденный. Ее бледное лицо, словно цветок из вазы, высовывалось из платка.

— Я так и знала, что вы подойдете, — хриплым от волнения голосом произнесла она.

— У меня были кое-какие дела, — ответил Макфи, садясь в машину. — Спасибо, что позвонила в полицию.

— Они вас ранили? — Девушка пристально смотрела на него.

— Ерунда, так, посидели немного.

Рыжеволосая завела машину. Они поехали, дважды повернули направо и один раз налево.

— Дэймон и правда тебе изменял, а, сестренка?

— Да. — Слово соскользнуло с ее губ, как будто бы само по себе. Костяшки пальцев побелели — с таким ожесточением она вцепилась в руль. — Эта чертова блондинка…

— Думаю, это не она его… — пробормотал Макфи.

— А ведь он мог стать губернатором, — дрогнувшим голосом сказала девушка. — Я могла ему в этом помочь. Я могла дать ему… — Она задрожала, схватилась рукой за горло. — Я не виню Ренса. Мужчина — всего лишь мужчина, тут ничего не поделаешь. Но Мелроуз, Сэм Мелроуз… — Она процедила это имя, как будто выплевывала яд. — Мелроуз знал, как разделаться с Рейсом. И он приказал убрать Ренса, потому что не был уверен… — Ее глаза стали холодными, как сталь, и она не отрываясь смотрела перед собой. — Я сделаю все, чтобы Сэм Мелроуз пожалел, что появился в этом городе, даже если это будет стоить мне жизни.

Некоторое время ехали молча.

— Кто-то забрал тело Дэймона, — произнес Макфи.

— Что вы сказали?

Детектив принялся рассказывать о том, что произошло:

— Должно быть, тело Дэймона унесли уже после того, как тебе удалось улизнуть. Это могло произойти только в оставшиеся до приезда копов пять минут.

— И что об этом думает полиция?

— У них свои версии — это же все владения Мелроуза. Они придерживаются мнения, что Дэймона грохнули не по приказу Мелроуза, ведь в противном случае его ребята прихватили бы тело с собой. Они считают, что это может значить только одно — Дэймона пришил кто-то со стороны.

— Разве не ясно, — в голосе Ирен слышалась горькая ирония, — парни Мелроуза унесли тело Рейса, пока вы разговаривали с Леклэр. Когда примчались копы, парням пришлось в спешке ретироваться, бросив вас в театре, они просто сделали вид, что удивлены пропажей тела. Они знали, что вы расскажете полицейским об этой странности. Они же понимают, что полиция не станет гоняться за Мелроузом, который держит их всех в кулаке и если надо будет, то всегда сможет скрыться. Макфи, — она сжала его руку, лицо ее было очень бледным, — не дайте обмануть себя! Вы же не верите, что полиция действительно станет расследовать это дело?

Они еще раз повернули направо.

Макфи закурил сигарету и тихо сказал:

— Сестренка, дай-ка лучше я сяду за руль. У нас на хвосте болтается какая-то машина. Ты даже не представляешь, на что способны эти люди.

— Не будут же они устраивать автомобильную аварию?

— Они могут сделать с нами все, что угодно. Вся власть в городе принадлежит им. И они не остановятся ни перед чем, пока думают, что у меня есть то, чем они хотят завладеть. Пусти-ка меня на свое место.

— А у вас есть то, что им нужно, Макфи? — спросила она совершенно спокойным голосом.

В зеркале заднего вида отражались две фары, приближающиеся на большой скорости. Одной рукой Макфи ухватился за руль, а другой приобнял девушку за талию. Его нога заняла место на педали газа.

— Не дури, дело серьезное, — приказал Макфи тоном, не терпящим возражений.

Девушка уступила и перебралась на пассажирское место.

Автомобиль резко рванул вперед. Машина была удобная, но явно не годилась для гонок. Макфи повернул налево, и они выехали на проспект, на котором не было ни единой машины. Сзади снова появились огни автомобиля, преследующего их. Мимо прогрохотал молоковоз.

Макфи гнал что было мочи, но белый свет фар неумолимо приближался.

— Это твоя машина? — спросил детектив.

— Ренса.

— А где твой дом?

— Авалон, номер 1800. До него ехать около мили от следующей улицы.

Прищурившись, Макфи взглянул на девушку:

— У меня есть подозрение, что они хотят устроить крупную аварию. Но я знаю, как действуют эти парни. Если они решат нас подмять, то никак не раньше, чем мы свернем с проспекта.

Голос Ирен Мэйо зазвенел от ярости:

— Уж не знаю, что они там собираются сделать, но ничто не заставит меня отказаться от мысли, что Мелроуз мечтал о смерти Ренса.

На скорости пятьдесят миль в час они подлетели к перекрестку. На углу сверкали огни круглосуточной заправочной станции.

— Эти парни еще покувыркаются вместе со своей колымагой, — пробормотал Макфи. Он ухмыльнулся, но его глаза оставались мрачными. Он разглядывал девушку, что-то прикидывая в уме. — На что ты готова пойти?

— На то же, на что и вы.

Он слабо улыбнулся:

— Возможно, нам удастся оторваться, но я сомневаюсь. Если мы остановимся, чтобы переждать, и позвоним в полицию за помощью, они нас поймают раньше, чем прибудут копы. Может, я и неправ, но будет лучше, если мы попробуем перевернуть их автомобиль.

Девушка ничего не сказала. Макфи направил автомобиль на заправку.

У них за спиной резко взвизгнули тормоза машины преследователей, черный гоночный седан остановился.

— Ты знаешь улицу перед Авалоном?

— Хоуторн? Да, знаю.

— На ней есть деревья?

— Есть.

К ним подбежал веснушчатый парень в белой униформе, и Макфи велел:

— Дай-ка мне канистру с моторным маслом на пять галлонов. Да пошевеливайся. — Макфи вытащил складной нож, открыл его. Парень притащил канистру с маслом. Макфи поставил ее между собой и рыжеволосой. — Еще залей в бак пять литров бензина. — Повернувшись к девушке, он пояснил: — Пусть ребята в седане думают, что мы заскочили заправиться, — потом вонзил нож в канистру с маслом.

Сделав надрез почти по всему верху канистры, он пробормотал:

— Будет грязно.

Глаза девушки округлились.

Масло пролилось Макфи на одежду, попало на шаль рыжеволосой. Заправив машину, парень подошел к ним, Макфи кинул ему десять долларов:

— Оставь сдачу себе, малыш. И вот еще что сделай, — Макфи направил на него палец, испачканный в масле, — беги к телефону, позвони в Главное полицейское управление и скажи, что на Хоуторне, к северу от Гранда, крупная авария, пусть присылают оперативную группу. Передай, что тебя попросил позвонить Макфи.

— А что, кто-то пострадал? — спросил парнишка.

— Пострадает, — эти слова Макфи произнес, уже выворачивая на проспект.

Они сразу рванули на скорости пятьдесят миль в час. Седан за ними пересек улицу и уже через пару кварталов прочно сидел на хвосте.

— До Авалона три квартала, — сухо сказала Ирен Мэйо.

Макфи сбросил скорость до тридцати миль. Машина с преследователями стремительно приближалась. Макфи повернул направо, на Хоуторн. Улочка была узенькая, темная, засаженная эвкалиптами.

Макфи проехал полквартала, сбросил скорость до пятнадцати миль. Выехав на середину проезжей части, передал управление Ирен, положив ее правую руку на руль. Она напряженно смотрела на него, на бледном лице резко выделялись красные губы. Макфи отогнул надрезанную часть канистры. Держась левой рукой за край, правой он поддерживал канистру снизу. Сноп света резанул по улице, когда автомобиль преследователей на полной скорости вылетел на Хоуторн.

Пока огни машины метались из стороны в сторону, Макфи поднял канистру и, улучив момент, выплеснул масло на проезжую часть.

Масло потекло во все стороны; Макфи зашвырнул канистру в кусты. Был слышен только мощный рев седана, когда он несся по Хоуторну в ослепляющем свете фар. Макфи тоже нажал на газ. Резко свернув на дорожку, которая вела к частному особняку, он выключил мотор и погасил фары.

Раздался пронзительный скрип тормозов, седан начало кидать из стороны в сторону, потом завертело на скользкой дороге — масло растеклось по всей ширине улицы. Раздался жуткий, истошный вопль.

Автомобиль занесло.

Макфи и Ирен Мэйо наблюдали, как машина преследователей потеряла управление. Дважды на бешеной скорости она описала круг, а свет фар мотался из стороны в сторону, прорезая окружавшую темноту. Потом автомобиль выкинуло на поребрик, и он врезался в уличный фонарь. Посыпалось стекло. Оторвавшееся колесо поскакало по улице. Последняя судорога сотрясла огромный автомобиль, и он рухнул на бок.

— Здорово получилось, — с удовлетворением в голосе произнес Макфи.

8

Когда Макфи выруливал обратно на Хоуторн, в некоторых домах стали открываться окна. Кто-то пронзительно закричал. На перекрестке Макфи свернул налево, а выехав на Авалон, — направо. Проехав два квартала, он увидел Сент-Реджис, над входом горел зеленый фонарь. Дом был очень престижным — небольшой, четырехэтажный, с подземным гаражом. Он въехал внутрь.

— Неплохо. — Он засмеялся и посмотрел на девушку. Ее голова безвольно лежала у него на плече, в лице — ни кровинки. — Ну-ну, — сказал Макфи, — теперь все позади.

Он достал ключи из замка зажигания. На брелоке болтались пять ключей. Он вышел из машины, поднял девушку на руки и понес к подъезду. Поблизости не было ни души. Только издалека доносился вой полицейской сирены.

На входной двери в списке жильцов он прочитал, что мисс Мэйо проживает в квартире 305. Ситуация напомнила ему пьесу Ольги Нетерсоул, которую он смотрел в театре «Гейети» много лет назад. Лестницы и коридоры были устланы тяжелыми коврами красного цвета. Повсюду расставлены пальмы в кадках, которые, казалось, смотрели, как он поднимается с девушкой на руках.

Макфи перепробовал три ключа, прежде чем один из них повернулся в замочной скважине квартиры 305. Когда он вошел внутрь, свет, пробивавшийся из коридора, осветил часть помещения, и Макфи заметил тахту, стоявшую в центре гостиной. Он опустил девушку на тахту и включил торшер. Комната была оформлена в приглушенных тонах, мягкие ковры лежали на полу и висели на стенах, увешанных картинами, повсюду валялись подушки. Славное место: есть где развернуться.

Туфелька из зеленой змеиной кожи уже давно расстегнулась, а теперь соскользнула на пол. Макфи было нагнулся, чтобы поднять ее, но вдруг заметил, что к внутренней стороне шали, в которую рыжеволосая куталась все это время, английской булавкой пристегнут конверт желто-коричневого цвета. Он помедлил в нерешительности, а потом отцепил конверт. В левом верхнем углу карандашом была сделана надпись «Дело Шелдона». Конверт был запечатан. Макфи пристально взглянул на девушку: веки сомкнуты. Разорвав верхнюю часть конверта, он заглянул внутрь. По его лицу промелькнуло удивление. Он ухмыльнулся и засунул конверт во внутренний карман пальто.

На кухне он налил себе стакан воды. Когда вернулся, девушка уже сидела.

— Ну, как ты? — спросил он.

— Недурно. — В ее глазах бегали веселые искорки, но при этом ощущался и легкий холодок. — Вы, должно быть, очень крутой парень. — Она обвела взглядом руки, шаль и платье. — Эта идея с маслом просто превосходна. Вы там таких дел натворили. Думаете, они разбились?

— Минут через десять можешь попробовать позвонить в больницу.

Она натянуто улыбнулась:

— Будьте как дома, а я пока пойду переоденусь.

Макфи отнюдь не чувствовал себя крутым парнем. Он закурил сигарету и принялся ходить взад-вперед по комнате.

На стене напротив двери в ванную комнату висело декоративное зеркало. Девушка лишь прикрыла за собой дверь, и в небольшую щель можно было видеть ее отражение. Она стояла рядом со столиком, сжав в руках фотографию в рамочке. Выражение ее лица и поза выражали глубокую печаль и любовь. Она поднесла снимок к губам, застыв в этой позе. Казалось, что силы оставили ее хрупкое тело. Она поставила фотографию на прежнее место и стояла, не сводя с нее глаз, зажав рот руками. Это была фотография Ренса Дэймона.

Когда несколькими минутами позже девушка появилась в комнате, она уже успела переодеться в пижаму из зеленого шелка, подпоясанную длинным красным поясом. В глазах рыжеволосой не было страха, взгляд стал спокойным и вдумчивым. Она опустилась на тахту, откинув голову на зеленую подушку.

— Вам, Макфи, тоже не помешало бы сходить в ванную, — сказала она.

Ванная комната была выложена белой и зеленой плиткой, сверкали никелированные краны. Он протер полотенцем, на котором была вышита монограмма, места на одежде, которые запачкал маслом. Сполоснул под краном руки и лицо, причесался. В задумчивости уставился на револьвер и решил, что будет лучше засунуть его дулом вниз в правый карман пальто.

Когда Макфи вышел, на маленьком столике уже красовалась бутылка джина и пара стаканов.

— Вот, все, что удалось найти на скорую руку.

— Это как раз то, что надо.

Макфи сел слева от девушки. Она наполнила его стакан, щедро плеснув туда джина.

Когда он поднес стакан к губам, то почувствовал, как какой-то тупой предмет уперся ему в ребра. Но все же осушил стакан.

— Это ваша собственная пушка, — процедила девушка.

— Ну и чего ты от меня хочешь? — спросил Макфи.

— Верните конверт. — Теперь ее глаза были холодны, как сталь. — Макфи, я успела обшарить карманы Ренса до того, как вы вернулись туда и застали меня склонившейся над его телом. При нем был конверт с делом Шелдона. Я взяла его, теперь он у вас. Я требую, чтобы вы вернули его.

— Зачем он тебе?

— Это мое дело.

— Может быть, он мне тоже пригодится.

— Не стоит нарываться. — На ее скулах выступили красные пятна. — Если не вернете мне документ, я вас пристрелю.

— Как, по-твоему, к этому отнесется полиция?

— Скажу, что вы приставали ко мне.

Макфи мило улыбнулся и расстегнул пальто. Не переставая улыбаться, он протянул ей конверт.

— Не хочешь полюбоваться на свой улов? — спросил он.

Полная недоверия, она отпрыгнула подальше, прижалась спиной к стене и, не сводя с детектива пистолет тридцать восьмого калибра, вытряхнула бумаги из конверта.

Сложенные листы бумаги плавно спланировали на пол. Чистые листы бумаги.

В бешенстве она прошипела:

— Макфи, я даю вам ровно три секунды…

— Пошевели мозгами, — грубо ответил Макфи, — ты видела, как я вскрыл конверт. Ты знаешь, что с тех пор я побывал только на кухне и в ванной. В одежде мне негде спрятать документы. Если тебе хочется, я могу раздеться, и ты сможешь меня обыскать.

Она смотрела на него, не отводя глаз. Ярость, бушевавшая в ее взгляде, постепенно улеглась, уступив место растерянности:

— Я не заглядывала внутрь, я и подумать не могла. Какой, должно быть, идиоткой я вам кажусь! — Ее голос задрожал, на глазах выступили слезы. Но она тут же в ярости набросилась на него:

— И как вы это объясните?

— У меня есть парочка предположений, — ответил Макфи и не торопясь налил себе еще джина. — Во-первых, в его карманах могла пошарить Леклэр. Она его грохнула, вытащила настоящие бумаги и подсунула «куклу». Во-вторых, Дэймон сначала показал Леклэр настоящие бумаги, а потом попытался втюхать «липу». — Макфи поставил стакан на столик. — Но может быть и третий вариант, таких ребят, как правило, называют мистером Икс. Так вот, появляется мистер Икс, убивает Дэймона и сматывается. Не спрашивай меня, зачем он это делает. Ясно одно — верна только одна из версий, сестренка.

— И Сэму Мелроузу точно известно — какая именно, — в сердцах произнесла Ирен Мэйо.

Она подошла к Макфи. Когда она двигалась, широкие концы пояса болтались из стороны в сторону. Улыбнувшись, она присела рядом, отдала пистолет. Макфи достал обойму с патронами из другого кармана пальто, открыл магазин, поставил обойму на место. Он всегда был осторожен.

— Вы знали, что я это сделаю, — простонала Ирен. — Вы такой умный…

— Простой сыскарь, который пытается распутать очередное дельце, — ответил Макфи.

Она откинула голову на зеленую подушку, растянула красные губы в улыбке.

— Я, конечно, погорячилась, — пробормотала она и тут же спросила: — Ваша жена дома, Макфи?

— Поехала в гости к сестре, — сказал он.

Он не стал надолго задерживаться у Ирен Мэйо.

Внизу он сел в такси, которое вызвал по телефону. Шоферу велел отвезти его в Манчестер-Армз на Джерард-стрит. Было уже светло.

Когда подъехали на место, Макфи заплатил таксисту и вошел в дом. Похлопав себя по карманам в поисках ключей, он обнаружил, что они пропали.

— Метц! — пробормотал он, обшаривая другие карманы. Несколько писем и записная книжка, которые были с ним, тоже пропали. — Только попадитесь мне, я вам задам! — пробормотал детектив.

Макфи взял запасной ключ, который хранился внизу у привратника, и поднялся в свою квартиру на пятом этаже. Он прошел через прихожую и толкнул дверь, ведущую в гостиную.

Прямо перед дверью на стуле сидел Джо Метц, сжимавший в руке пистолет тридцать восьмого калибра.

— Привет, Макфи, — поздоровался Метц.

Макфи замер. Левая щека Метца от глаза до рта была заклеена пластырем. На лбу выступил пот.

Из ванной появился Арт Клайн. На нем была рубашка с коротким рукавом. Арт был злобным коротышкой, комплекцией он сильно напоминал бочку. Его нос и правое предплечье были в гипсе. За спиной Макфи хлопнула дверь, и он почувствовал, как ему в бок уперся нож.

— Не рыпайся, козел, — со свистом выдохнул Монти Уэлш.

— А я думал, что отправил вас, ребята, на тот свет, — протянул Макфи.

— Из-за тебя Тони Старк сломал шею, — ответил Метц.

Уэлш подтолкнул Макфи вперед, Метц поднялся навстречу. Его зрачки сузились. Арт Клайн, еле передвигая ноги, проковылял по комнате, держа руки так, словно у него вместо кистей были клешни. Взгляд бандита застыл. Глаза у него были красные, опухшие.

— А ну-ка садись, — приказал Метц.

Макфи посмотрел на пустое кресло с высокой спинкой. Трое преступников обступили детектива.

— Садись, Макфи.

Макфи медленно повернулся и что было сил заехал Клайну в челюсть. Раздался глухой, отрывистый звук. Клайн отлетел к дивану, стоявшему у стены. Для кого-то поменьше и послабее такой удар не прошел бы даром, но, когда оставшиеся двое набросились на Макфи, Клайн уже сумел подняться, помотал башкой и присоединился к товарищам. Макфи удалось пару раз врезать им, прежде чем его швырнули в кресло. Макфи вскочил и снова бросился в драку. Они швырнули его обратно. Арт Клайн со всего маху ударил его по зубам. Макфи откинулся на спинку кресла. Метц нагнулся над ним и начал быстро, но вместе с тем тщательно рыться у него в карманах.

Ничего не обнаружив, он прошипел:

— Макфи, что ты сделал с документом по делу Шелдона? Если ты не будешь с нами сотрудничать, то все, что было до этого, покажется тебе детской забавой.

— У меня его нет, — прошептал Макфи.

Клайн снова ударил его. Губы Макфи были разбиты в кровь. Он весь обмяк.

— Какого черта ты запираешься, баран! — прохрипел Метц. — Этот город находится в руках Мелроуза. У тебя нет никаких шансов одолеть его. Выкладывай, где папка, или я натравлю на тебя этих мордоворотов.

— Ты, тупой слизняк, ты что, думаешь, я бы приперся сюда, если бы мне в руки попали эти бумаги? — в бешенстве бросил избитый Макфи. — Я бы уже сидел в редакции «Трибьюн», и вся история была бы уже известна Рою Круикшэнку, а вы, крысы, прятались бы по своим норам.

— Нет, если ты решил приберечь бумаги до той поры, когда наберешь побольше компромата на Мелроуза, чтобыраструбить об этом во всех газетенках… — Метц развернул носовой платок, вытер влажный от пота лоб и медленно продолжил: — Макфи, папка может быть только у тебя. Ты припрятал ее для того, чтобы завалить Сэма. Никто в этом городе, задумай он нечто подобное, не проживет достаточно долго, чтобы исполнить свой план. У тебя есть выбор. Сэму не нужен суд — выборы на носу. Как насчет десяти кусков? А, Макфи?

— Да пошел ты к черту.

— Дай-ка я им займусь, — сказал Арт Клайн. Из-за перебитого носа он сильно гнусавил. — Я должен ему отомстить за Тони.

Он зашел за кресло, на котором сидел Макфи. Оперся ручищами на спинку, похрустел пальцами. Жестом указал Монти Уэлшу сесть на правый подлокотник кресла. Когда Монти уселся, его небольшие ножки, обутые в фирменные кожаные туфли, повисли в воздухе. Уэлш сунул в зубы сигарету, прикурил от разукрашенной драгоценными камнями зажигалки.

Макфи выжидал.

— Что таким козлам делать на небесах? — задумчиво произнес Метц.

Судорога пробежала по лицу Макфи. Пот стекал по лбу, глазам, скулам. Внезапно он рванулся вперед и бросился на Метца. Бандит коротко ударил детектива пистолетом по голове. Макфи покачнулся и снова рухнул в кресло.

— Я жду, — протянул Метц.

Макфи ничего не ответил. Уэлш затягивался сигаретой. Невозмутимое выражение его лица не изменилось даже тогда, когда он поднес тлеющий конец сигареты к щеке Макфи. Макфи медленно поднял голову. Арт Клайн усмехнулся и залепил рот Макфи пластырем, потом ухватил его запястья и стал связывать их за креслом.

— Если ты хочешь что-нибудь нам рассказать, мы готовы тебя выслушать, — произнес Метц.

Макфи вертелся на кресле, тщетно пытаясь вырваться, но силы были неравны. Метц и Уэлш держали его ноги, Клайн связывал руки, заодно выворачивая их. Начал ныть старый шрам на плече. Детектив почувствовал, как натянулись сухожилия. Казалось, даже глаза вот-вот вылезут из орбит.

— Ну как? — с напускным беспокойством спросил Метц.

Макфи попытался пробормотать что-то дерзкое, но мешал пластырь, которым был заклеен рот.

— С руками все в порядке, — сказал Арт Клайн.

Уэлш провел сигаретой по горлу Макфи. Лицо детектива приобрело бледно-зеленый оттенок. Глаза закатились, побелев от ненависти.

В дверь постучали.

Макфи завалился на бок в кресле, его руки безвольно повисли. Уэлш убрал сигарету от детектива. Метц поднял руку; по его тонкому, бледному лицу было видно, что он в замешательстве. Двое других обменялись кивками. Следующий стук в дверь сотряс комнату.

Из-за двери раздался мужской голос, который с ленцой произнес:

— Макфи, это Рой Круикшэнк. Со мной еще Пит Хэрли. Привратник внизу сказал, что ты уже минут десять как дома. Он выдал нам запасной ключ, на случай если ты не пожелаешь открыть. — Теперь он заговорил, как будто успокаивая: — Ну же, будь хорошим мальчиком, красавчик, мы пришли, чтобы забрать у тебя бумаги.

К нему присоединился ворчливый голос Пита Хэрли:

— Я хочу потолковать с тобой об аварии, которая произошла на Хоуторне с седаном. Открывай дверь!

Макфи приподнял голову. Попытался встать. Арт Клайн легко вдавил его обратно в кресло.

— Только попробуй пикнуть…

Метц быстро пробежал глазами по комнате. Они остановились на Клайне.

— Режь веревки! — грубо потребовал он и тут же, уже громче, крикнул: — Иду-иду, мы тут собрались на партейку…

Метц посмотрел на книжный шкаф. На верхней полке лежали колоды карт и коробка с фишками для покера. Рядом со шкафом стоял карточный столик. Метц действовал стремительно — одной рукой схватил столик, другой дотянулся до карт и покерных фишек. Монти Уэлш принял все это из его рук.

— Немедленно все расставить! Мы играем, — тихо сказал Метц.

На кухонной полке он нашел несколько стаканов и бутылку джина, принес их в комнату и поставил на полу возле карточного столика, который Уэлш водрузил перед креслом, где сидел Макфи. Макфи с насмешкой глядел на Метца. Над ним возвышался взбешенный Арт Клайн. Метц перевернул игральный столик, разбросал повсюду фишки и карты, швырнул несколько купюр на пол.

За дверью надрывался Хэрли:

— Макфи, я кому говорю, немедленно открывай дверь! — Он стал дергать дверную ручку.

— Успокойся, может, Макфи штаны надевает, — попытался угомонить его Рой Круикшэнк.

— Да не дергайся ты, — в голосе Метца явно слышалось раздражение, — уже иду! — Он отлепил пластырь ото рта Макфи. — Говори им что тебе заблагорассудится. Нам по барабану. В этом городе нам бояться нечего. Мы можем получить любое алиби, какое нам будет угодно. Макфи и Арт устроили драку из-за бабок. Усекли? — повернулся он к своим подельникам. — Вот Арт его и помял немного.

Метц плеснул джину в стакан. Немного отпил, остальное вылил на ковер. Вытер губы платком и открыл дверь.

— Привет, Пит, — обратился Метц к Хэрли.

— Не ожидал тебя здесь встретить. — В глазах полицейского появилась настороженность. Оттолкнув Метца, он направился в комнату. — Где Макфи?

Рой Круикшэнк проследовал за ним по пятам в гостиную. Круикшэнк был сутулым парнем, за тридцать, с солидным брюшком, руками, как у проповедника, и циничным, ленивым взглядом.

— Собрались перекинуться в картишки, — лениво процедил Круикшэнк. — Недурно.

Хэрли оценивающим взглядом обвел комнату. Арт Клайн сидел на кушетке, поглаживая подбородок. Уэлш, откинувшись в кресле рядом со столиком, сжимал в левой руке пять карт, а в правой — зажигалку, прикуривая сигарету. По лицу Макфи было видно, что ему пришлось несладко.

— Что тут творится, красавчик? — обратился Хэрли к Макфи.

Опухшие губы детектива скривились в ухмылке:

— Спроси лучше у Метца.

— Арт и Макфи устроили потасовку из-за денег, — с напускной досадой сказал Метц. — Макфи полез в драку, Арт врезал ему хорошенько.

— Ну и долго вы уже играете?

— Полчаса.

— Портье сказал нам с Роем… — начал было Хэрли.

— А мне наплевать, что он вам наговорил. Макфи сидит здесь уже полчаса. Дня два назад он зашел к нам в бордель и сказал: «Джо, почему бы тебе с ребятами не заскочить ко мне на партейку-другую? Если не застанете дома ни меня, ни моей жены, откроете дверь ключом, который лежит под ковриком». Каков парень! Вот мы и решили повидать его, пришли около двух. Игра шла блестяще, а потом и хозяин появился.

Хэрли перевел взгляд на Уэлша и Клайна:

— Это правда?

— Истинная правда.

— Верняк. — Клайн потер подбородок. — Этот парень так пинается, что только держись.

В глазах Макфи засверкали насмешливые искорки. Хэрли раздраженно сунул в рот сигарету. Начиная багроветь, он обратился к Макфи:

— Ты слышишь, что говорят эти ребята?

— Конечно! — ответил Макфи. — Кто-нибудь, дайте мне выпить.

Когда Круикшэнк протянул Макфи стакан, по его лицу пробежала вялая циничная ухмылка:

— Это, разумеется, все? Правда, Макфи?

— На данный момент это все, — медленно ответил Макфи.

Но у Хэрли еще оставалась парочка вопросов. Грозно уставившись на Метца, он произнес:

— Я хочу знать, что произошло в «Гейети».

— Кто-то позвонил в бордель. — Метц отвечал, обдумывая каждое слово. — Арт, не знаешь, кто это был?

— Понятия не имею.

Метц сделал неопределенный жест рукой:

— Так и получилось, Пит. Жалко, очень жалко. Дэймон был классным парнем. А Мелроуз, конечно же, очень сожалеет о том, что случилось.

Внезапно с Хэрли слетело все напускное добродушие.

— Какого черта вы мне тут лапшу на уши вешаете… — От ярости он даже стал заикаться, а на висках запульсировали вены — Черт бы побрал весь этот город…

— Пит, тебе что-то непонятно? — вкрадчиво поинтересовался Метц.

Хэрли достал платок, вытер ладони, убрал его в карман и хриплым голосом сказал:

— Мне бы очень хотелось знать, парни, где вы находились между одиннадцатью и часом.

— Скрывать нам нечего, — доверительно сказал Метц, — мы приятно ужинали в номерах Сэма Мелроуза в борделе. Кроме меня там были еще Арт, Монти, Тони, Макс Бек и Фред Поуп. Для нас танцевала стриптиз Мэйбл Леклэр. Она ушла из «Гейети» около одиннадцати. В час ночи отвалил Тони — торопился на свиданку. Ну а мы с Артом и Монти отправились сюда.

Метц помолчал, а потом как бы с ленцой добавил:

— Ты хочешь еще что-нибудь спросить?

Охрипшим голосом Хэрли проговорил:

— А эта красотка, танцовщица Леклэр, конечно же, не передавала Ренсу Дэймону пять кусков за дело Шелдона, и…

— Ты это о чем, Пит?

— И вы, ребята, не волокли Дэймона из театра, когда он истекал кровью…

Метц повернулся к Уэлшу и Клайну и со всей серьезностью спросил:

— Ребята, ни у кого из вас в кармане не завалялся Дэймон? — Преступник глянул на полицейского: — Пит, кто же тебе наговорил такого?

Хэрли глянул на Макфи. Тот ничего не сказал. В его взгляде читались тревога и злость, но губы детектива расплывались в улыбке, и Хэрли ничего не оставалось, кроме как промолчать.

— И вы что, даже не слышали о том, что Тони Старк сломал себе шею в аварии на Хоуторне?

— Боже, какой ужас! Как это случилось?

Хэрли, уже не скрывая своих эмоций, рыкнул:

— Он в больнице Мерси. Жить будет.

— Тогда нам лучше пойти навестить Тони. Купим ему цветов.

Метц поднялся, нахлобучил шляпу и застегнул плащ. Арт Клайн натянул пальто и разгладил брюки. Монти Уэлш тщательно причесал волосы.

— Ну что, Макфи, скоро увидимся, — улыбнулся Метц. — Знатная получилась вечеринка.

— Ждите сегодня вечером в своем борделе наряд полиции нравов. Будет Слэттери с ребятами. Около полуночи, — сказал Хэрли, когда бандиты подошли уже к самой двери.

— Субботний вечер — самое лучшее время, чтобы заглянуть к нам на огонек…

— Надо будет устроить представление пошикарнее, чтобы не разочаровать мэра.

— О-хо-хо, — вздохнул Метц, — сам мэр к нам пожалует.

Они ушли.

9

Рой Круикшэнк сразу же вцепился аристократическими ручонками в бутылку и плеснул себе джина. Сдвинув на затылок шляпу, он спросил:

— Макфи, ты работаешь на этих ребят?

Макфи зло усмехнулся:

— Бот только почему я не рассказал об этом Хэрли? — Он стал прохаживаться по комнате, разминая мышцы. — Почему я не рассказал ему, как эти мудаки висели на хвосте у нас с Мэйо? Как они перевернулись в том самом седане, на Хоуторне? Да потому, Рой, что Хэрли и сам обо всем догадался.

— Я, конечно, мог бы вызвать машину с полицейскими, — взорвался Хэрли. — Но Морри Ласкер отпустил бы этих козлов под залог еще до того, как их доставили в управление! А если бы мне удалось довести дело до суда, что уж совсем невероятно, Метц с парнями представили бы уйму всевозможных алиби, и Ласкер весело посмеялся бы над всеми этими рассказами о якобы имевшей место погоне под покровом ночной тьмы. «Уважаемые присяжные заседатели! По словам свидетеля, в театре был только один электрический фонарик. Как же в таком случае он смог рассмотреть моих подзащитных?» — Хэрли покрутил в пальцах сигарету. — Газетчики тут же завопят о полицейском произволе, обвинят во всех смертных грехах окружного прокурора, и все ради того, чтобы вытащить мерзавцев. И чтобы надрать мне задницу.

— Харли начинает по-настоящему злиться, — протянул Рой.

— А что ты хочешь за две сотни баксов в месяц? Было бы просто классно, сцапай я банду Мелроуза. Но если окажется, что я свалял дурака, я лишусь полицейского жетона. Вспомни-ка, что было с Фрэнком Уордом. Он погнался за Мелроузом, который летел по шоссе со скоростью хорошо за семьдесят, и выписал ему штраф. В итоге Фрэнк потерял работу, а у него пятеро детей. — Хэрли надвинул шляпу на глаза, поднялся. — Шеф мне сказал: «Хэрли, ты хороший коп, но не пытайся быть слишком хорошим». Так я и не буду.

За Хэрли захлопнулась дверь.

— Хэрли парень неплохой, — произнес Рой Круикшэнк, сунув сигарету в зубы. И рассмеялся так, что у него ходуном заходило брюхо. — Сегодня вечером в «Испанском борделе» Мелроуза будет наряд полиции нравов. Подъедет и мэр. Метц, конечно, превратит это заведение в филиал женского монастыря — в игральном зале будут только шашки, мэру предложат лимонад, он его выпьет, толкнет душевную речь о том, как все безоблачно и спокойно в нашем городе. Все что угодно, лишь бы не связываться с этими ребятами.

Макфи пошел в ванную. Тщательно вымыл лицо горячей водой, принял душ. Смазал запястья успокоительной мазью, надел чистую пижаму, банный халат. Посмотрел в зеркало. Под левым глазом красовался синяк. Губы были разбиты и опухли. Взгляд все еще пылал яростью.

На кухне Макфи сварил кофе, приготовил яичницу с ветчиной, добавил печенье, положил все на поднос. К этому моменту Круикшэнк уже успел привести столик в порядок.

— Клево! — воскликнул Круикшэнк.

Они ели молча. Макфи полностью сосредоточился на еде. Круикшэнк ел неаккуратно, как обычно, об этом можно было судить по заляпанному желтком галстуку.

Когда они подчистили все, что было на подносе, Круикшэнк начал вертеть в руках карты. Макфи предложил сыграть по мелочи. Сначала Круикшэнку идея пришлась по вкусу, но только до тех пор, пока он не проиграл Макфи пять долларов.

— Кажется, я уже заплатил за свой завтрак, — уныло пробурчал журналист.

— Кого «Трибьюн» прочит на место окружного прокурора? — резко спросил Макфи.

— Кого? — Круикшэнк подкинул десятку крестей к королеве червей Макфи. — Откуда, черт возьми, ты берешь всех этих девочек? — Журналист подтолкнул детективу деньги. — «Трибьюн»? Ах да. По-моему, Джима Хьюза. Джим славный парень, он смог бы изменить положение дел в округе.

— Да, Джим неплох, — согласился Макфи, — но Люк Эдамс все же лучше. Люку известен расклад сил в политике. А Джиму придется попотеть, чтобы во всем этом разобраться.

— Да какая разница, кого прочат на этот пост. Мелроуз уже принял решение в пользу Дитриха. Мэр одобрит его кандидатуру — и все дела.

— Если Дитрих окажется на этом посту, — промолвил Макфи, собирая фишки в одну кучу, — он просто вверит управление округом Мелроузу. — Макфи уставился на Круикшэнка холодным взглядом. — Все будет подчиняться Мелроузу — округ, муниципальные власти, полиция. Лэрраби, конечно, тряпка, но его поддерживает церковь, и, будучи на посту окружного прокурора, он во многом противостоял планам Мелроуза.

— Ну и что ты задумал?

— Сейчас расскажу, — произнес Макфи. — Если бы шестерки Мелроуза сегодня утром от меня отстали, то и я бы не особенно рвался в бой. Но они решили, что им можно все, — его голос на секунду прервался, словно детектива охватил приступ удушья, — поэтому я собираюсь вывести Мелроуза на чистую воду.

— Это же невозможно.

— Хватит и того, что я докажу его причастность к убийству Дэймона.

— Ты думаешь, что Дэймона убил он или кто-то из его холуев?

— Ты хочешь знать, могу ли я представить дело таким образом, чтобы выставить их виновными? — уточнил Макфи.

— Тебе придется сражаться с клубком змей в муниципалитете.

— У Литтнера есть кое-какие шансы занять этот пост, — пробормотал Макфи, тасуя карты. — Литтнер может попробовать себя в этом деле, — помолчав, добавил: — Из Литтнера получится неплохой глава округа. Рой, ты мог бы продвинуть через газету кандидатуру Люка Эдамса? Если ты, конечно, не против.

— Я бы мог, — Круикшэнк похлопал себя пухлыми ручками по толстым ляжкам, — но не думаю, что мне этого захочется. Джим Хьюз…

— Вот и ладненько! — сказал Макфи. — Рой, ты мне должен пять долларов десять центов. Я дам тебе отыграться, если место окружного прокурора займет Люк Эдамс. Не такая уж это высокая цена в нашем деле.

— Сначала дай отыграться, — ухмыльнулся Круикшэнк.

Макфи выложил на стол четверку бубей.

Круикшэнк воспрял духом:

— Да чтоб я не побил такую мелочь… — Однако журналист вытащил тройку червей. — До чего же ты везучая сволочь, Макфи. Не сомневаюсь, что ты добьешься своего.

— Рой, ты мне должен пять долларов десять центов. — Макфи плеснул джину себе и Рою. — За Люка Эдамса, будущего окружного прокурора.

Круикшэнк убрался восвояси.

Макфи подошел к телефону, попросил соединить с номером Дрезден 5216.

— Привет, Люк, это Макфи, — бросил в трубку детектив. — Заруби себе на носу: тебе предстоит занять пост окружного прокурора.

Люк Эдамс расхохотался, за ним расхохотался Макфи.

Повесив трубку, Макфи рухнул в постель.

Встав около полудня, он принял душ. Посмотрев в зеркало, увидел, что глаз заплыл и губы распухли; тем не менее он чувствовал себя лучше. Когда он одевался, зазвонил телефон. Это была Ирен Мэйо.

— Делишки? Да неплохо… Только парни заскочили в гости. Но вроде жив… — произнес он. — Перекусим вместе?.. «У Като». Через полчаса… Договорились.

По дороге Макфи заскочил в офис, который располагался в Штраус-Билдинг, чтобы пробежать глазами почту, которую секретарша оставила у него на столе. Из белого конверта вылетел треугольный клочок дешевой бумаги, на котором было небрежно нацарапано:

«Мне точно известно, что папка с дедом Шелдона у Сэма Мелроуза. И он собирается воспользоваться информацией. Мистер Тайный Агент».

Макфи долго рассматривал бумажку.

— Ну и ну, — покачал он головой и вышел из офиса.

В ресторанчике «У Като», в том же кабинете, в котором они встречались накануне, его уже ждала Ирен Мэйо. На ней был зеленый берет из фетра, нитка жемчуга на шее и зеленый костюм из шелка с белыми манжетами. Лицо было напряжено, глаза лихорадочно блестели. Она улыбнулась, но улыбка получилась кривой и немного нервной.

— Хорошо выглядишь, — сказал Макфи.

— Не уверена, — ответила она. — Глаз болит?

— К тебе тоже приходили? — ухмыльнулся Макфи — А может, звонили?

— Капитан Литтнер и мистер Хэрли, — кивнула девушка. — Они пробыли у меня около часа, но боюсь, я не смогла сообщить им ничего такого, чего бы они уже не знали.

Рыжеволосая заказала жаркое. Макфи объявил, что он на диете, и взял себе черепаховый суп, бифштекс с гарниром из грибов и яблочный пирог. Они немного поболтали. Через некоторое время девушка достала из сумочки конверт.

— Письмо пришло сегодня утром, — сказала она.

Конверт был точной копией того, в котором Макфи получил записку. Он отхлебнул кофе и вытряхнул из конверта такой же кусочек бумаги. Ему был знаком этот небрежный почерк:

«Скажите Макфи, что Мелроуз спрятал папку с делом Шелдона в „Испанском борделе“.

Мистер Тайный Агент».

— Ну конечно же, папка у него! — вскрикнула девушка. — И это может означать только одно: Дэймона убил именно он. — Она положила холодную как лед ладонь на руку Макфи, а в ее глазах вспыхнул мрачный огонь. — Макфи, я бы не колеблясь пристрелила Мелроуза. Я бы пошла на это не задумываясь. Ренс был для меня всем. Это невозможно описать…

— Жена губернатора, — промолвил Макфи.

Она побледнела. Потом замахнулась вилкой, как будто собиралась всадить ее в него. После долгой паузы холодно произнесла:

— Вы думаете, я не любила его? Что у меня просто были далеко идущие планы…

— Ну что ты, сестренка, ты любила его.

— Макфи, вы грубый мужлан! — У нее на глазах выступили слезы. — Но мне плевать, что вы там думаете. Он мог бы занять этот пост. И я бы ему помогла. Он умел нравиться, когда выступал на публике…

— А что вы думаете про Леклэр? — спросил Макфи.

В голосе Ирен Мэйс зазвучал металл:

— Так, дешевка, мимолетное увлечение. — Кончиком вилки девушка принялась выводить узоры на скатерти. — Я любила его, но мне бы и в голову не пришло серьезно воспринимать эту блондинку. Мужчина есть мужчина. В нем важно другое. — Рыжеволосая подняла взгляд и посмотрела на Макфи: — Пусть мои слова выставят меня в неблагоприятном свете, но я действительно хотела быть женой губернатора штата. Вы решите, что я расчетливая и корыстная. Мне плевать. Лучше так, чем вы сочтете меня лгуньей. Но Сэм Мелроуз должен был… — Ее глаза сверкнули лютой ненавистью. — Как вы думаете, кто этот мистер Тайный Агент?

— Это не имеет никакого отношения к делу.

— По-вашему, это не имеет значения? А что тогда значит фраза из вашей записки «Он собирается воспользоваться информацией»?

— Я все время ломаю над ней голову, — сказал Макфи. — Если Мелроуз заполучил папку, он мог поступить с ней двояко: либо сжечь, либо поработать над ней. Говоря «поработать над ней», я имею в виду что-то поменять, что-то подменить, кое-что убрать, вырезать, а потом, когда ее содержимое не будет представлять для него прямой угрозы, выслать куда следует. Но тогда мы сталкиваемся с еще одним вопросом, на который тоже непросто получить ответ. — Макфи помешал кофе. — Если все это время папка находилась у Мелроуза, какой смысл был гоняться за нами в поисках документов? — Немного помолчав, он добавил: — Кстати, полицейские из отдела по борьбе с проституцией сегодня нагрянут в его бордель.

Эта новость, казалось, вызвала у Ирен Мэйо огромный интерес, но она не стала приставать к Макфи с вопросами, дожидаясь, когда он вытрет губы и намажет маслом ломтик хлеба.

— Вы, кажется, говорили, что сам по себе скандал, связанный с делом Шелдона, не может быть таким уж громким, чтобы подпортить дела Мелроуза? — произнесла девушка.

— А разве ты не знаешь суть дела? — спросил Макфи. — Майк Шелдон был крупной шишкой и азартным игроком. Кто-то его прикончил в одном из заведений Мелроуза. Но этого недостаточно, чтобы скомпрометировать хозяина.

— А будет достаточно, если однозначно докажут, что убийство Ренса имеет прямое отношение к этому делу?

— Да.

— Вы только что сказали, что сегодня вечером ребята из отдела нравов готовят облаву в борделе. Макфи… Если Мелроуз прячет папку в борделе и полицейские ее случайно найдут при свидетелях, на глазах у газетчиков…

— Это было бы сказочно, — сказал Макфи. — Тогда уж мы сможем сшить против Мелроуза дело. Но этого не произойдет, сестренка…

— Откуда вы знаете? — В ее голосе слышалось возбуждение. — Я не из тех женщин, которые сидят сложа руки. Я просто не смогу так! Я должна вам помочь. Сегодня суббота, а значит, там будет куча народу…

— Даже если Сэм действительно хранит папку в борделе, из этого не следует, что она лежит на видном месте.

— Конечно, я так не думаю. А что, если нам повезет? Иногда это случается. Особенно когда не ждешь. У него ведь есть пушка, он может разнервничаться и попытаться воспользоваться ею, — сказала она. — Мы припугнем его, а он в ответ попробует припугнуть нас. А уж если там будут полицейские и пресса…

Ирен Мэйо с мольбой глядела на Макфи. Ее лицо было бледно, она сжимала в руке скомканную салфетку.

— Вы ведь не боитесь, правда? — спросила Ирен.

Макфи доел яблочный пирог, положил сахар в следующую чашку кофе.

— Значит, у тебя есть предчувствие?

— Да.

— Ладно, — он улыбнулся, но в глазах мелькнуло сомнение, — ты только оденься потеплее перед вылазкой, а я тебе позвоню вечером.

— Макфи, вы просто душка!

— Это лучше, чем быть губернатором, — сказал он.

Посадив Ирен Мэйо в машину, Макфи свернул на Третью улицу, затем на Картер-стрит. Перед зданием театра «Гейети» толпились люди, с недоумением разглядывая объявление: «Сегодня театр закрыт». У центрального входа была приставлена лесенка. Стоявший поблизости полицейский поприветствовал его.

— Грязная работа, — заметил Макфи. Он заметил, что окно лавки, из которого обычно торчала голова Мэгги Одэй, было закрыто. — Странно, — пробормотал он. — Что случилось с Одэй?

— Не знаю, — ответил коп, — я патрулирую район Второй улицы и Картер-стрит уже двадцать лет и не припомню случая, чтоб старушки не было на месте.

Задумчиво повертев спичкой в ухе, Макфи двинулся по Второй. Пройдя семь кварталов, повернул на запад к Финч-стрит. Раньше тут располагался район красных фонарей, а теперь были трущобы, густо населенные представителями рас всех цветов. Макфи остановился перед высоким домом с покосившимися дверьми. Возле входа валялись куски цемента.

Макфи постучал. Никто не отозвался. Он уже собрался постучать еще раз, но принюхался и раздумал это делать. Опустив глаза, он увидел, что между дверью и порогом просунута газета. Замочная скважина была чем-то залеплена. Недолго думая, он отбросил сигарету, схватил увесистый кусок цемента и швырнул его в окно, потом, разбежавшись, попытался вышибить дверь. Замок и щеколда легко поддались, и дверь с треском обрушилась внутрь. Волна удушливого газа хлынула на него с такой силой, что он тут же выскочил обратно на свежий воздух. К нему с криком подбежала толстая негритянка с красным платком, повязанным на голове, как тюрбан.

— Заткнись! И бегом звонить в полицию! — прорычал детектив.

От такой грубости женщина, не издав ни звука, развернулась и с выпученными глазами бросилась прочь.

Макфи глубоко вдохнул и влетел в заполненную газом комнату. Выбив остатки стекла в окне, он высунулся наружу, чтобы еще раз вдохнуть. Кинув взгляд внутрь квартиры, увидел, что все конфорки газовой плиты, стоящей в углу комнаты, были открыты. Он перекрыл газ и снова ненадолго высунулся в окно.

Мэгги Одэй, скрючившись, лежала на полу. Рядом с ее телом стояло инвалидное кресло, на котором она ездила на работу и домой добрых двадцать лет. В последнее время она научилась преодолевать это расстояние на костылях.

А теперь в этом кресле лежало тело Ренса Дэймона.

Он был накрыт пледом, а в его левой руке все так же были зажаты пять тысяч. Правая рука свисала с кресла, за нее цепко ухватилась костлявая рука Мэгги Одэй.

Макфи склонился над женщиной, пощупал пульс, поднял веко.

— Мертва, — пробормотал он. Еще раз подошел к двери глотнуть свежего воздуха.

В комнате имелась пара кресел-качалок, спинки которых украшали вышитые салфетки, кровать, стол и несколько картин в рамах. Рядом с газовой плитой располагался платяной шкаф. Чтобы двери не раскрывались, между створками были засунуты газеты, обрывки которых теперь оказались разбросаными по полу.

На столе лежала фотография высокого, тучного мужчины с невыразительным лицом. Лет тридцати, не больше, но заметно, что от разгульной жизни он рано обрюзг. Фотография выцвела, было очевидно, что ее сделали лет тридцать назад. Сначала ее разорвали на три части, а потом аккуратно склеили скотчем.

— Надо же, покойный сенатор Гейлорд, — пробормотал Макфи. Детектив прикусил костяшку пальца, вглядываясь в фотографию, потом перевел взгляд на Дэймона и женщину и с грустью вздохнул: — Бедняжка!

Весь левый висок Мэгги Одэй представлял собой большое кровавое пятно. Один костыль валялся на полу за инвалидным креслом. Но Макфи бросилось в глаза кое-что другое, Он увидел, что недалеко от тела, перед креслом на полу лежит газета, перемазанная темно-красным. Когда он ее поднял и пригляделся, его взгляд застыл.

Это был грим темно-красного цвета.

Макфи внимательно изучил обувь Дэймона и Мэгги. Ни на одной из туфель следов грима не было.

— Хорошенькое дельце! — чуть слышно пробормотал Макфи.

Появились полицейские. С ними приехал и помощник следователя по имени Ридли.

После осмотра Ридли вынес вердикт:

— Старуха скончалась часов десять — двенадцать назад. Падая, она проломила себе череп. Это и послужило причиной смерти.

— А не может быть так, что сначала ей проломили голову? — спросил Макфи.

— Вы думаете, это сделал тот, кто включил газ?

10

Пару часов спустя Макфи беседовал с капитаном Литтнером, шефом отдела убийств, сидя в его офисе в полицейском участке на Грир-стрит. Литтнер был тощим плешивым мужчиной, его голова имела овальную форму, а холодные глаза были прозрачными, словно чистая вода. Он был рассудителен и осторожен, как и подобает настоящему политику.

— У Одэй остался сын, — сказал Литтнер. — Сейчас ему должно быть около тридцати лет. Но никто не знает, или лучше сказать, никто точно не знает, где он и что с ним. В свое время было множество разговоров на эту тему. Гейлорд… — Литтнер потер подбородок, посмотрел на Макфи.

— Конечно, — сказал Макфи, — Гейлорд. А сейчас на его месте Мелроуз. Вы уже допросили Леклэр?

— Да.

— Есть кому засвидетельствовать ее алиби?

— Не меньше девяти человек.

— Где вы с ней разговаривали?

— К нам ее доставил Мелроуз. Сказал, что сегодня около полудня он уехал с яхты. — Казалось, Литтнера это позабавило. — Он посчитал, что будет лучше, если мы на какое-то время прикроем «Гейети». Но это не помешает Леклэр открыть сегодняшнее танцевальное шоу в «Испанском борделе». Он посчитал, что обязан привезти нам Леклэр, чтобы та сделала заявление для полиции. Хитрец! — с улыбкой произнес Литтнер. — Что за город!

— Литтнер, вам бы быть шефом полиции, — сказал Макфи.

— Да, — осторожно согласился Литтнер и перевел разговор на другую тему: — Нам удалось выяснить, кому принадлежит пистолет тридцать второго калибра, из которого застрелили Дэймона. Это пистолет Джо Метца.

— Только не говори мне, что… — взвился Макфи.

— Джо сказал, что у него не было нужды в пистолете, поэтому он продал его Дэймону, когда они встретились в «Пресс-клубе» пару недель назад. Ренс покупал его для кого-то еще. Так сказал Джо. А у Джо есть свидетели на все случаи жизни — Карл Редер, Фред Поуп, Уэйд Фиск. Они все подтверждают, что видели, как Дэймон покупал пушку, как потом убрал ее к себе. Видели, как дал Метцу пятнадцать долларов. — Литтнер равнодушно пожал плечами. — Может, все так и было.

— Может быть, — согласился Макфи. — А что ты думаешь о такой версии: Одэй видела, как убийца Дэймона вышел из «Гейети», за что и поплатилась собственной жизнью?

— У нас есть газета, измазанная темно-красным гримом.

— А грим не так-то просто отчистить, — задумчиво добавил Макфи. — С ткани оттереть его почти невозможно. Если бы я кого-то убил, а потом вляпался ботинком в грим, я бы просто избавился от обуви.

— И куда бы ты выкинул ботинки?

— Да в любой мусорный бак — а потом ищи-свищи. Как тебе?

— Недурно! — Литтнер сделал какие-то пометки в записной книжке. — Вышлю ребят, пусть покопаются в мусорных бачках в том районе. — Он в задумчивости поскреб подбородок. — Макфи, а что там с этой рыжеволосой?

— Милая юная особа, — Макфи сдвинул шляпу на затылок, — предприимчивая и энергичная, в остальном — вполне обычная девушка. Если бы подстрелили не Дэймона, а Леклэр, я бы не сомневался, что это сделала Мэйо. Но Дэймон был ей нужен. У нее была навязчивая идея сделать из него губернатора. Так что это не ее рук дело. — Литтнер кивнул, соглашаясь с его словами, и Макфи продолжил: — У меня есть одна мыслишка. Сегодня вечером планируется облава в «Испанском борделе», в двенадцать часов там соберутся все — Мелроуз, Метц, Леклэр. Будет и мэр, который приедет прочитать сопливую проповедь. Что ты думаешь об этом?

— Здорово! — Капитан Литтнер кивнул и открыл ящик письменного стола. — Выпьешь чего-нибудь?

— Виски. Литтнер, тебе сейчас все карты в руки. Если ты сможешь поприжать всю эту компанию на месте, получишь реальный шанс стать шефом полиции. — Макфи взял предложенный стакан и, запрокинув голову, залпом осушил его. — Литтнер, разве тебе не хочется стать шефом полиции?

— Оно того стоит.

— Тебе понадобятся свои люди во власти.

— Да. — Литтнер смотрел на Макфи, в его глазах появились теплые искорки. — Да, мне понадобятся свои люди на высоких должностях.

— Люк Эдамс выдвигает свою кандидатуру на пост окружного прокурора, — сказал Макфи. — Поэтому наша первоочередная задача — добиться, чтобы Люка избрали на этот пост.

— Да, Люк, — это то, что нужно, — согласился Литтнер.

Макфи придвинулся к Литтнеру:

— Тут еще вот какой вопрос: если сегодня вечером в «Испанском борделе» каким-то чудом удастся найти папку с делом Шелдона, как объединенное дело Шелдона-Дэймона сможет повлиять на дальнейшее существование мелроузовской организации?

— Мелроузу будет не отвертеться, — со вздохом ответил Литтнер. — Только этого не произойдет.

Макфи протянул Литтнеру обе записки от мистера Тайного Агента, рассказал, как они у него появились, и стал наблюдать за его реакцией.

Полицейский сдержанно произнес:

— Может быть, я и загляну в бордель около двенадцати, — и добавил: — Угощайся.

— Спасибо, — поблагодарил Макфи.

Было пять часов. Машина Макфи стояла в гараже на Четвертой улице. Он пошел по Картер-стрит, пересек Вторую улицу. Полицейский возле «Гейети» все еще оставался на посту. Одна из дверей, ведущих в фойе, была открыта. Из нее появился лопоухий человек с толстой шеей.

— Привет, Хэрриган, — поздоровался с ним Макфи.

— Ну и свинью же вы мне подложили прошлой ночью, — с кислой миной отозвался управляющий театром.

— Считай, что это реклама, — ухмыльнулся Макфи.

— Да иди ты! Я должен отвечать за эти убийства, а тут еще копы прикрыли заведение. Я мог бы сейчас продавать билеты по два бакса за место, если бы не полиция.

— Ну так пожалуйся Мелроузу.

Хэрриган что-то неразборчиво пробормотал и сунул в рот сигару.

— Думаю, мне здесь ловить нечего, — сказал Макфи, но все же последовал за Хэрриганом внутрь.

— Говорю же, закрыто, представления не будет, — обернулся управляющий.

— Мне надо кое-что узнать.

— Сходи лучше в библиотеку.

— Театр сможет неплохо нажиться на этом дельце, — сказал Макфи. — Если я тебя отведу на место преступления и расскажу, что там произошло, то потом, когда театр снова откроется, ты сможешь состряпать из этого недурной спектакль, на который народ валом повалит.

— Какой умник, — бросил Хэрриган, делая вид, что рассматривает сигару. — Ну ладно, пойдем.

За кулисами было темно. В гримерной Леклэр Макфи включил бра. Свет от него проникал за пределы комнаты в открытую дверь. Возле стены стоял диван. Макфи увидел крестики, которые Хэрли мелом нарисовал на полу.

— Леклэр стояла на максимальном удалении от стены и дивана, — пробормотал Макфи. — Дэймон был совсем рядом с диваном.

Хэрриган влез со своим замечанием:

— Вообще-то Леклэр была в борделе, когда Дэймон, если это вообще он, проник сюда.

— Да-да, конечно, — с иронией произнес Макфи, — ты же это знаешь со слов Метца и его компании. Я же здесь видел парочку призраков. Ладно, это были мистер и миссис Икс. Мистер Икс повис на руках миссис Икс. Они оба свалились на пол. У тебя есть моток веревки, а, Хэрриган?

Хэрриган принес веревку.

— Встань вот сюда, — сказал Макфи, и Хэрриган передвинулся на помеченное крестиком место, обозначавшее мистера Икс. — Держи возле груди. — Макфи протянул Хэрригану свободный конец клубка.

Разматывая моток, Макфи отошел от комнаты примерно на шесть метров и остановился. Он стоял там, где заканчивалась полоса света, и был почти не виден в темноте, царившей за кулисами.

— Пуля, должно быть, прошла точно так же, как сейчас идет веревка, — сказал Макфи.

Сматывая моток, не ослабляя натяжения веревки, Макфи вернулся в комнату и заметил горизонтальную бороздку на дверном косяке, длиной около трех сантиметров. Веревка находилась на том же уровне, что и бороздка, и проходила сантиметрах в пятнадцати справа от нее. Макфи внимательно изучил бороздку, вертя спичкой в ухе.

— Перейди теперь на другой крестик, — сказал Макфи, заглянув в комнату.

Хэрриган послушался, и теперь веревка почти касалась бороздки.

— Это уже что-то, — сказал Макфи и небрежно кинул: — Купи себе выпивку за мой счет.

— Эй, парень, а ну-ка подожди! — крикнул Хэрриган. — Ты меня обманул. Чем кончилось дело?

— Прочитаешь в газетах, — бросил Макфи и ушел.

В «У Като» Макфи заказал бифштекс с тушеным луком. Выпив три чашки кофе, он отправился домой. Было уже восемь вечера. Он нашел в записной книжке номер Ирен Мэйо и набрал его. К телефону девушка не подходила. Макфи немного подождал и повесил трубку.

Он принялся мерить комнату шагами. Попытался читать «Ивнинг Трибьюн». В одной статье говорилось, что два убийства за одни сутки — это уже чересчур, с этим надо что-то делать. Макфи смял страницу. Он отнес поднос, оставшийся после завтрака, обратно в кухню, прибрал за карточным столиком, налил себе выпить. Попробовал еще раз дозвониться Ирен Мэйо — безрезультатно.

Макфи принял душ и переоделся к вечеринке. Когда зазвонил телефон, он уже успел примерить четыре разных черных галстука, но ни один из них его не устроил.

— Алло, — сказал Макфи в трубку. Ответа не было. — Алло, кто говорит? Я вас слушаю.

До него донеслись вроде бы знакомые голоса, но они звучали нечетко и будто издалека. Он поплотнее прижал ухо к трубке и ждал, обратившись в слух.

В невнятное бормотание внезапно вклинился крик:

— Вы не можете держать меня здесь! Я знаю, где мы находимся. Это дом на Батт-стрит, я видела название — Батт-стрит. Батт-стрит!

Это был голос Ирен Мэйо, в нем звучали истерические нотки. Голос был слабый, но все слова четко слышны. Макфи снова услышал бормотание.

И снова истерический крик:

— Не троньте меня! У меня ее нет! Макфи…

Мужской смех, потом женский.

Макфи ждал, его лоб покрылся испариной. Достал платок, промокнул лоб. Осторожно положил трубку, встал. Из письменного стола достал карту города. Положил пистолет в карман куртки и вышел из дому.

Садясь в машину, тихонько пробормотал:

— Значит, дом на Батт-стрит.

11

Макфи ехал туда, где начинались предгорья. С севера они подбирались к городу очень близко. Улицы то поднимались вверх, то опускались вниз, иногда теряясь в дубовых и эвкалиптовых рощах. Этот район возник много лет назад, потом его забросили, потому что город начал разрастаться на запад. Местные обитатели жили в старых домах, разбросанных то там, то сям, и владели небольшими участками земли, обнесенными со всех сторон заборами. Фонарей на улицах почти не было. Батт-стрит, длиной в квартал, заканчивалась тупиком, обрываясь на склоне каньона.

Макфи сначала пришлось ехать в горку, потом под нее. На всей улице было только три дома. Два смотрели на улицу темными окнами. В окне третьего дома, из красного кирпича, горел свет. Участок земли по всему периметру был окружен кипарисами.

Макфи оставил машину на углу под фонарем и направился к дому.

Он пошел по дорожке и увидел знакомый седан у входа. Освещенное окно отбрасывало тусклый свет на него, а также на деревья вокруг. Шторы не позволяли увидеть, что творилось внутри. До Макфи донеслись голоса.

Один принадлежал Джо Метцу:

— Сестренка, мы еще почти и не начинали работать с тобой…

Задняя дверь оказалась закрыта. Слева Макфи увидел окошко, ведущее в подвал. Оно располагалось почти на уровне земли. Свет горел в окне с другой стороны дома. Ветер меланхолично шевелил ветви деревьев. Макфи понял, как нужно поступить. Он поднес свою мягкую фетровую шляпу к одному из окон, ведущих в подвал, и сильно ударил стволом пистолета. Хрупкое стекло практически беззвучно разбилось.

Просунув руку в отверстие, он нащупал шпингалет. Рама легко поднялась вверх. Макфи сначала посветил фонариком и только потом протиснулся внутрь. Увидел лестницу, быстро поднялся по ней, остановился перед дверью. Осторожно нажал на ручку, толкнул дверь. Снял ботинки, оставив их на верхней ступеньке.

Макфи оказался в темном, квадратном холле, отделанном красным деревом. Отсюда слышались голоса. Он увидел свет, пробивающийся сквозь приоткрытую дверь. Переступив через порог, он оказался в гостиной. В глаза бросился большой камин, сложенный из камня. Голоса доносились из освещенной комнаты.

Когда Макфи сделал несколько шагов, он услышал тихий голос Монти Уэлша:

— Дай-ка я ею займусь, Джо…

Они были в библиотеке. Макфи увидел Мэйбл Леклэр, одетую в черное бархатное платье. Она с ногами залезла на диван и ела шоколадку. Метц и Уэлш склонились над креслом, вжавшись в которое сидела Ирен Мэйо, с ужасом глядя на мужчин. Джо Метц держал ее руку. Расширившиеся от страха глаза Ирен казались безумными. Она тихо плакала. Рот был заклеен скотчем. Уэлш прикуривал сигарету.

— Джо, отпусти ее, — сказал Макфи.

Первым среагировал Монти Уэлш. Он крутанулся на каблуках и, не целясь, выстрелил, держа пистолет в кармане пиджака. Макфи не дремал — и выстрелил в ответ. Пуля попала Монти в плечо. Он закричал от боли и рухнул на пол. Он катался по полу, зарываясь лицом в ковер.

Метц выпрямился, руки по швам. Макфи шагнул к нему. Метц не пошевелился и не издал ни звука. На лбу выступили капельки пота. Макфи быстро подскочил к нему и со всей силы врезал в челюсть. Раздался хруст, и Метц как подкошенный рухнул на пол.

Макфи отлепил пластырь с губ Ирен Мэйо.

— Макфи?! — Рыжеволосую девушку душили рыдания. Она вскочила с кресла, потерла запястья.

— А кто же еще? — улыбнулся Макфи. — Успокойся.

Уэлш продолжал кататься по полу. Макфи ногой отшвырнул его пистолет под диван. Метц лежал на полу и стонал. Все его лицо было в крови. Внезапно резким движением он выхватил револьвер, но Макфи опередил его. Удар ногой — и револьвер полетел прямиком в книжный шкаф, разбив стеклянную дверцу. Детектив схватил Метца за грудки, поднял с пола и швырнул на диван, где сидела Мэйбл Леклэр. Леклэр закричала и закрыла лицо руками.

— И что навело тебя на мысль, что папка с делом Шелдона находится у мисс Мэйо?

Метц потрогал окровавленные губы и прошептал:

— Она знает, где папка, впрочем, как и ты…

Макфи не дал ему договорить:

— Пушка, из которой застрелили Дэймона, принадлежала тебе, Джо.

— Я продал ее Дэймону. — У Метца так распухли губы, что было сложно понять, что он говорит. — Ребята видели, как я отдал ее Дэймону. О чем я и сказал Литтнеру…

— А ты ничего не знаешь о том, что Дэймон передал пистолет Леклэр?

Блондинка открыла было рот, но, поймав взгляд Макфи, тут же его захлопнула. Макфи продолжил:

— Я полагаю, вы побывали в квартире мисс Мэйо. А это уже называется похищением. Об этом я сейчас и расскажу Литтнеру.

Телефон стоял на столике. Макфи спиной двинулся к нему, не спуская глаз со всех троих. Метц следил за каждым его движением, его глаза лихорадочно блестели, ко рту он прижимал испачканный кровью платок. Блондинка плакала. Держась за плечо, Монти Уэлш пытался занять вертикальное положение; в его лице не было ни кровинки.

Под телефонную трубку было просунуто несколько журналов. Получалось так, что хоть трубка и висела на рычаге, но фактически не нажимала на него. Макфи улыбнулся и глянул на рыжеволосую. Она кивнула ему. Когда Макфи взялся за телефон, она уже немного пришла в себя, вскочила и вцепилась ему в руку.

— Что такое, сестричка?

— Макфи, теперь нашаочередь. — В ее голосе слышалось возбуждение. — Эти люди — просто пешки. Нам нужен Мелроуз — Сэм Мелроуз. Он сейчас в борделе. Леклэр должна открывать сегодняшнее шоу. Но она не сможет…

— И что с того?

Было видно, что Ирен Мэйо уже все продумала:

— Метц позвонит Мелроузу и сообщит, что Леклэр плохо себя чувствует и не сможет открыть шоу. Представьте, как взбесится Мелроуз! И тогда Метц предложит Мелроузу замену — ее рыжеволосую подружку, Зеллу Васкес, которая ничем не хуже Леклэр. Ни Мелроуз, ни кто другой в «Испанском борделе» меня никогда в жизни не видел. Если Метц позвонит Мелроузу, я подойду, и Метц представит меня как подружку Леклэр. Он это сделает, ему ничего другого просто не остается. — Ирен Мэйо с надеждой глянула на Макфи. — Вы должны заставить Метца позвонить Мелроузу.

— Неплохо придумано! — отозвался Макфи.

— Ни за что! — прохрипел Метц. — Богом клянусь, если ты только меня тронешь…

Макфи рывком поднял его, в наступившей тишине отвесил хорошую затрещину и подтащил к телефонному аппарату.

— Знаешь, приятель, с половины первого ночи ты с ослиным упрямством лезешь куда не просят, теперь наступил мой черед. Делай как тебе говорят, или я разобью твою башку об стену. Бери трубку и звони Мелроузу, скажешь, что Леклэр почувствовала себя плохо. Ее заменит Зелла Васкес, рыжеволосая подруга, очень горячая штучка. И пошевеливайся!

Кадык Метца заходил вверх-вниз. Он подтянул к себе аппарат. Набрал номер Торн 99238. Метцу пришлось повторить процедуру дважды, прежде чем его соединили, и он прохрипел в трубку:

— Мистера Мелроуза. Скажите, что звонит Метц.

Макфи приставил пистолет к затылку Метца, чтобы он не сболтнул лишнего. Наконец Мелроуз подошел к телефону, и Метц выложил ему всю историю как по писаному. Если Метц начинал мямлить, Макфи надавливал пистолетом на затылок, и бандит начинал говорить живее. Мелроуз задал несколько вопросов про Зеллу Васкес.

Метц не подвел:

— Не знаю, Сэм. Леклэр говорит, она что надо. Думаю, этого достаточно…

Блондинка открыла было рот, не иначе для того, чтобы разразиться бранью, но под суровым взглядом Макфи стушевалась и промолчала.

Метц продолжил:

— Она уже едет, Сэм… — Он повесил трубку. — Знаешь, что Сэм с тобой за это сделает…

Макфи дал Ирен Мэйо свой пистолет.

— Не спускай с него глаз! — приказал он и перерезал телефонный провод.

Стянув руки Метца за спиной, он привязал его к стулу. Метц даже не пытался сопротивляться. Детектив прикрепил лодыжки преступника к ножкам стула его же ремнем и несколькими платками. Метц истекал потом, но не сказал ни слова.

В садике Макфи нашел бельевую веревку. Он усадил Монти Уэлша на другой стул и привязал к нему. Уэлш уже потерял сознание. Макфи демонстративно поставил третий стул прямо перед Мэйбл Леклэр.

— Ты не посмеешь связывать меня, — заверещала она.

— Если ты не сядешь на стул, я ведь могу и позабыть, что ты женщина, — пригрозил он.

— Хорошая идея! — загорелась Ирен.

Макфи привязал Леклэр к стулу.

— Сэм Мелроуз всегда говорил, что вот такие рыжие сучки — самые отпетые дряни.

— Ничего, с сегодняшнего дня он будет думать иначе.

— Да она даже Ренса не могла около себя удержать.

Ирен задохнулась, по лицу пошли пятна. Подскочив к блондинке, схватила ее за волосы и надавала увесистых оплеух. Даже толстый слой румян не смог скрыть мертвенную бледность, которая залила лицо Леклэр. Рыжеволосая уже наставила на нее пистолет, когда Макфи решительно сказал:

— Достаточно, сестренка.

На столе Макфи нашел пластырь и заклеил рты пленникам. Стул, на котором сидел Метц, был с колесиками, а потому Макфи выкатил его из библиотеки и затолкал в какой-то чулан. Запер дверь, а ключ выкинул в подвал. Надел ботинки. Монти Уэлша заперли в кладовке, а Мэйбл Леклэр оставили в библиотеке.

— Макфи, я вам так благодарна, — сказала Ирен Мэйо.

— С телефоном ты придумала просто гениально, — кивнул он.

— Больше всего я боялась, что вас не будет дома, — произнесла девушка, когда они вышли из комнаты и отправились в кухню, чтобы пропустить по стаканчику. — Это был мой единственный шанс…

Макфи взглянул на нее и медленно сказал:

— Думаешь, у тебя получится исполнить роль Зеллы Васкес?

— Я неплохо знаю мужчин, Макфи, — улыбнулась она.

— Чего ты хочешь этим добиться?

— За обедом я вам уже говорила. Если папка с делом Шелдона у Мелроуза и если мне или полиции удастся ее отыскать… Вы же говорили, что сегодня в борделе будет полицейская инспекция… — Она молитвенно сложила ладони и прошептала: — Быть может, я наивная дурочка, но я чувствую, что сегодня ночью все решится…

— Будем надеяться, — пробормотал Макфи.

Когда они вышли из дома, часы в холле показывали пять минут десятого. Они направились по Батт-стрит к машине Макфи.

— Я бы хотела заскочить домой.

— Ладно, — криво усмехнувшись, ответил Макфи.

У Ирен Мэйо он налил себе выпить. Потягивая джин, придвинул к себе телефон и набрал рабочий номер Роя Круикшэнка, потом позвонил Литтнеру в Главное полицейское управление. Сделав звонки, он поставил стакан на столик и огляделся. Рядом с телефоном стояла портативная пишущая машинка. Макфи сел перед ней и вставил чистый лист бумаги. Он печатал в течение десяти минут, потом прочитал написанное и засунул бумагу в карман пальто.

Ирен Мэйо переоделась и вышла из спальни. На ней была зеленая шелковая блузка, голубая бархатная безрукавка-болеро, красная юбка из какого-то легкого и тонкого материала и зеленый поясок. Она была похожа на рыжеволосую Кармен. Щелкая пальцами, как испанская танцовщица, она упала в объятия Макфи. Ее зеленые глаза закрывала вуаль, но было видно, что она уже не плачет.

— Ты просто прекрасна, — сказал Макфи и поцеловал ее. — Если Мелроуз не окажется у твоих ног, я пойду дрессировать блох в собачий цирк.

Они вышли, когда на часах было девять пятьдесят. Макфи гнал по тихим улицам. Они выехали на набережную, с ветерком пронеслись по ней и свернули к северу. Потом направились на запад, а когда отклонились к северо-западу, дорога стала хуже и через некоторое время уперлась в кипарисовую рощицу. Деревья росли над откосом, который сбегал к пляжу. С деревьев свисали гирлянды, переливающиеся красными, зелеными и синими огоньками. Чуть в стороне от рощицы находилось приземистое здание с темной крышей. Вокруг него было целое море автомобилей.

Гремела музыка.

— Я пойду одна, — сказала Ирен. — Тебе лучше появиться чуть позже. Если, конечно, тебе это покажется интересным.

Макфи рассмеялся и выпустил ее руку. Она вбежала под разукрашенный навес и исчезла в дверях. Слуга подскочил к машине Макфи, но тот развернулся, дал по газам и умчался. Он остановился на каком-то перекрестке, посидел, выкурил пару сигарет, потом развернулся и поехал обратно.

В «Испанский бордель» он вошел, когда на часах было пять минут двенадцатого.

12

На сцене наяривал секстет «Голландец Луи и его друзья», чернокожие музыканты выдавали зажигательные ритмы. Их кожа казалась серовато-синей и блестела в желтых огнях. Множество столиков, расставленные в форме лошадиной подковы, обрамляли сияющий пол танцплощадки. Все места были заняты, но Лео Ганнс, метрдотель, нашел все же свободное местечко для Макфи.

Детектив заказал жареного омара и кофе.

Музыка затихла, и танцпол стал постепенно пустеть. Макфи закурил. Спертый воздух был заполнен запахами табачного дыма, спиртного и ароматами, тянущимися с кухни. Рядом с Макфи сидели две молчаливые девушки. Голландец Луи мягким голосом, растягивая слова, объявил в микрофон, что сейчас выступит рыжеволосая танцовщица-испанка Зелла Васкес, которая у себя на родине, на Кубе, сводит всех с ума.

— Да, уважаемые дамы и господа, и если вам покажется, что она не так хороша, вы можете…

На танцпол, кружась, вылетела одетая испанкой Ирен Мэйо. За ней нарисовался темноволосый, скользкий типчик, может аргентинец, а может из Чикаго. Они танцевали фокстрот под песню «Моя девчонка тоже рыжая», которую играли темнокожие парни. На смену фокстроту пришло танго. Потом Ирен Мэйо соло исполнила арагонскую хоту. Когда она в танце пролетала мимо Макфи, ее глаза, сверкающие, как бриллианты, задержались на нем, но она ничем не выдала, что они знакомы. Темноволосый типчик схватил ее в объятия, в толпе раздались одобрительные возгласы. Они исполнили еще одно танго. Макфи ковырял омара, толпа заводилась все сильнее. Пришла очередь танца со шляпами.

Улыбаясь, из-за кулис в зал вышел Сэм Мелроуз. Это был мужчина с кожей оливкового цвета, кривыми зубами и седеющими волосами, разделенными посередине пробором. У него было лицо, как у старика: лоб изборожден морщинами, которые никогда не разглаживались. Ему было тридцать восемь лет.

Танец со шляпами закончился, Ирен Мэйо подбежала к Мелроузу. Он обнял ее и поцеловал, и они исчезли в дверном проеме. Толпа орала до хрипоты, но рыжеволосая не вышла на «бис». Скользкий типчик раскланивался во все стороны.

— Недурно, — сказал Макфи и допил кофе.

Он вышел через скрытую портьерами дверь в холл, сбитый красным деревом, и прошел к противоположной стене, где располагалась еще одна дверь. Пройдя через нее, оказался в баре, где сидело не меньше дюжины мужчин. Бар был снабжен поворотным механизмом, и его можно было за несколько минут развернуть в противоположную сторону, так что нежелательным гостям осталось бы только созерцать кирпичную стену.

— Чего тебе налить, Макфи? — спросил бармен.

— Чистого джина. — Получив заказ, Макфи спросил: — Какая сегодня программа, Эд?

— Не знаю, — пробормотал тот.

Макфи проследовал в казино, примыкавшее к бару. Там играли в рулетку, блек-джек и кости. Игровые столы находились только в одной половине зала, которую в один момент можно было отгородить импровизированной стенкой. Так что казино могло исчезнуть так же быстро, как и бар. Сейчас играли примерно двадцать — тридцать человек, слышались приглушенные взволнованные возгласы. То и дело от игровых столов доносились отдельные слова и обрывки фраз:

— Вы берете — мы платим… Кладите деньги… Шесть… Еще шесть… Двадцать одно… Вот девятка… Забирайте деньги…

Арт Клайн стоял возле крупье за столом, где шла игра в кости. Клайн посмотрел на Макфи, пожал плечами и отвел взгляд. На часах было без двадцати двенадцать.

Макфи посмотрел на дверь, за которой располагались комнаты Мелроуза. На мгновение истерический женский хохот перекрыл гул голосов. Арт Клайн, бросив взгляд на Макфи, сразу же вышел. Детектив холодно улыбнулся, подождал минуту, а потом неторопливо вернулся в бар, вышел в холл и быстро выскользнул в боковую дверь.

Снаружи было светло от электрических огней. Детектив направился к задней части здания. Здесь, наоборот, царила полутьма. Деревья отбрасывали длинные тени. Из окна, задернутого занавеской, струился тусклый свет. Под окном рос кустарник. Макфи огляделся по сторонам и принялся пробираться сквозь него. Ветки царапали лицо и горло.

Занавески на окне задернули не полностью, поэтому детектив смог заглянуть внутрь помещения. Перед ним открылась уютная комната, оформленная в мягких тонах. Ирен Мэйо сидела откинувшись в мягком, обитом плюшем кресле, которое стояло возле лампы. На подлокотник опустился Сэм Мелроуз.

Рыжеволосая обольстительно рассмеялась. Мелроуз потянулся к ней. Она оттолкнула мужчину и прижала пальцы к его губам. Некоторое время Ирен и Мелроуз разговаривали. Сэм склонился над девушкой. Мелроуз глухо хмыкнул, а девушка истерично рассмеялась. О чем они говорили — было не разобрать, голоса заглушала музыка Голландца Луи.

В комнате имелось три двери. Одна вела в коридор, вторая — в маленькую ванную комнату, а третья — в кабинет. Пол покрывал красный ковер. В углу стоял богато украшенный орнаментом стол, за ним — стул, а позади — вешалка. На столе возвышалась корзинка для телеграмм. Мелроуз встал, вышел в кабинет и закрыл за собой дверь. Ирен Мэйо тут же вскочила на ноги. Она уставилась на закрытую дверь, словно одержимая. Поспешно подскочив к столу, склонилась над корзинкой для телеграмм. Макфи увидел в ее руках плоский конверт из грубой бумаги.

— Ну и ну! — пробормотал детектив.

— Вот ты, Макфи, и попался, — произнес кто-то за его спиной.

13

Макфи медленно повернулся. За кустами стояли трое одетых в смокинги мужчин, сжимавших в руках пистолеты. Одним из них был Арт Клайн. Макфи окликнул сухощавый мужчина с мрачным взглядом и седой прядью волос, ниспадавшей на бледный лоб. Это был Фрэд Поуп, державший заведение «Красная жилетка», которое принадлежало Мелроузу. Казалось, лица мужчин тускло светятся в темноте. Белые накрахмаленные манишки выступали вперед, словно были сделаны из мрамора.

— Сэм хочет поговорить с тобой, Макфи, — произнес Фрэд Поуп.

— Я так и думал.

— Тогда выходи.

Макфи пробрался через кустарник, и трое мужчин окружили его. У детектива забрали пистолет.

— Шагай вперед, — бросил Поуп. — И без глупостей.

Они прошли через черный ход и оказались в кабинете. Там стояли удобные кресла, пара столов из красного дерева, сейф, телефон и бюро. Горела настольная лампа. Открылась дверь, и вошел Сэм Мелроуз, сжимая в руках затянутую паутиной бутылку.

Когда Сэм увидел Макфи, морщины, пересекавшие его лоб, стали глубже, отчего детективу показалось, что голову Мелроуза опутали черным проводом. Сэм поставил бутылку на стол и быстрым шагом направился к Макфи. Фрэд Поуп рассмеялся и плюхнулся в кресло. Клайн и третий мужчина прислонились к стене. Электрические часы на бюро показывали без семи двенадцать.

— Макфи, мне нужна папка с делом Шелдона, — произнес Сэм Мелроуз.

— Не валяй дурака.

— Ты о чем?

— Сэм, она и так уже у тебя.

— Макфи, ты это твердишь моим мальчикам с той поры, как они тебя повязали этим утром в «Гейети». Хватит мне баки забивать! — Глаза Мелроуза холодно сверкнули. — Я дам тебе шанс. Ты сунул нос в мои дела. Ты узнал, за что я плачу деньги. Ладно. Не страшно. Отдай папку — и все. Ты спокойно отсюда уйдешь. Придешь домой. Обо всем забудешь и больше не станешь лезть куда не просят. Когда я подомну этот городок под себя, я тебя отблагодарю. Щедро подмажу. Итак, куда ты дел папку?

Макфи улыбнулся, нашарил пачку, сунул в рот сигарету. Чиркнул спичкой. Огонь ненависти, полыхавший в глазах Мелроуза, угас. Вперед шагнули двое мужчин с мрачными лицами, но Сэм жестом велел им отступить. Часы показывали без четырех минут двенадцать.

— Позволь, я догадаюсь, Сэм: убийство связано с делом Шелдона?

— От истории с Шелдоном я отобьюсь.

— Тогда зачем тебе бумаги?

— История все равно неприятная, а на носу выборы. Вот я и хочу избавиться от папки.

— Погоди, Сэм, не торопись. Ты подослал к Дэймону Леклэр, чтобы она заключила с ним сделку. Дэймон мертв. Его мать мертва. А ведь старушка газ включила не сама… — Макфи замолчал и снисходительно посмотрел на Мелроуза: — Что, Сэм, и от всего этого ты тоже отобьешься?

— Мои ребята не трогали ни Дэймона, ни его мать, — отрезал Мелроуз.

— Ну, тебе, конечно, знать лучше. Налогоплательщики тебе, может, и поверят. Если вдруг не всплывет папка с делом Шелдона. Некстати так. Просто невероятно, во что только могут поверить налогоплательщики. Но если к делу Шелдона мы еще прибавим и двойное убийство… Тяжко тебе, Сэм, придется. — Макфи рассмеялся. — Папка с делом Шелдона тебе нужна позарез.

— Десять штук, — бросил Мелроуз. — Ну как, Макфи, согласен?

— Да нет у меня этой папки.

— Слушай сюда, мистер. — Морщины на лбу Мелроуза снова стали глубже. — Я не понимаю, в какие игры ты тут играешь, но меня водить за нос лучше не надо. Не на того напал. Запомни, я в городе хозяин. Я им был, я им и останусь. Никто здесь и чихнуть не сможет без моего разрешения, Макфи. — Сэм ткнул детектива в грудь. — Мне нужна папка с делом Шелдона. Если не хочешь отдать по-хорошему, мои мальчики заберут ее у тебя сами. Но уже по-плохому.

Часы показывали без одной минуты полночь.

— Ну, я даже не знаю… — пробормотал Макфи.

Зазвенел телефон.

Трубку снял Мелроуз. Не сводя с Макфи взгляда, он заговорил:

— Мелроуз слушает… Да, Джо. Да. Чего тебе?.. Макфи… Рыжая… Подруга… Но ты же звонил… Подстава? Ах, ты не знаешь… — Пылающие ненавистью глаза Мелроуза впились в Макфи.

Детектив окоченел, чувствуя, как по лицу течет пот.

— Они оба у меня, — холодно произнес Мелроуз. — Макфи у меня заговорит…

Не дожидаясь приказа, Арт Клайн, Фрэд Поуп и еще один человек обступили детектива.

— Глаз с Макфи не спускать! — рявкнул Мелроуз, бросил трубку и кинулся в соседнюю комнату, рывком распахнув дверь. Когда он обернулся, глаза его пылали лютой ненавистью: — Фрэд, кажется, она все слышала… Эта рыжая, Мэйо. Ее привел Макфи… это подстава… Верни девчонку.

Когда Фрэд Поуп ушел, Мелроуз тихо произнес:

— Макфи, зачем ты сюда притащил Мэйо?

— Тебя обвели вокруг пальца, Сэм.

— Говорить будешь?

— Не о чем нам с тобой разговаривать.

— Дайте-ка я с ним поработаю, босс, — протянул Арт Клайн.

На часах было две минуты первого.

Макфи вытер застилавший глаза пот. Надрывался секстет Голландца Луи. Музыка гремела, заставляя содрогаться все здание. Несмотря на это, Макфи слышал, как тикают часы у него на руке, как бьется его сердце.

— Послушай музыку, Сэм, — бросил детектив.

— Господи, Макфи, если ты не заговоришь, мои ребята…

Детектив двинул Мелроузу кулаком в губы. Сэм отлетел, но на Макфи прыгнули Клайн и его приятель. Они боролись около минуты. Макфи нанес пять-шесть мощных ударов, но выстоять против нескольких противников сразу не сумел. Когда Макфи стали избивать, музыка неожиданно оборвалась. Все здание погрузилось в тишину. Из танцевального зала донеслась пронзительная трель полицейского свистка.

— Копы! — взорвался Мелроуз. — Я совсем забыл! Ладно… Я возьму их на себя. — Он оглянулся и бросил: — Арт, останешься здесь.

— Ничего у тебя не выйдет, — мягко произнес Макфи.

Мелроуз опалил его взглядом и приложил платок к разбитой губе.

— Ты попался, Сэм, — продолжил детектив. — Сейчас к тебе в гости наведались Литтнер и Круикшэнк. Неужели ты решил, что я вздумал явиться сюда, не позаботившись о прикрытии? Я попросил Литтнера меня подстраховать….

— Не думаю, что тебе это сильно поможет, — резко оборвал Мелроуз и повернулся к помощникам: — Отведите Макфи в хижину на берегу. Держите его там, пока я не приду.

Арт Клайн зашел Макфи за спину.

— Давай шевелись, — глухо произнес бандит, ткнув детектива пистолетом в спину.

Макфи двинулся по направлению к боковой двери, но в этот момент в кабинет вошел Литтнер. Клайн и его приятель взглянули на босса и убрали оружие. Литтнер обвел комнату холодными водянистыми глазами, потирая выступающий вперед подбородок.

— Привет, Макфи, — сказал он. — Здравствуй, Сэм.

— Привет, Литтнер, — поздоровался детектив.

— Повздорили?

— Нет, — покачал головой Макфи. — Сэм просто губу прикусил. Пытался открыть бутылку шипучки. — Макфи подошел к столу и взял в руки бутылку, которую поставил туда Мелроуз. Она была прохладной и влажной. — Семьдесят шестого года. Мило. Сэм, стаканчик для Литтнера найдется?

Мелроуз вперил в Макфи пылающий взгляд и не проронил ни слова. Здание наполнилось шумом. Похоже, началась паника. Слышались крики женщин и звон бьющихся бокалов. Мелроуз вытер рот, потер шею и глубоко вздохнул. Потом он с угрюмым видом пересек кабинет, подошел к бюро и извлек из нижнего ящика три стакана, штопор и салфетку.

Макфи с церемонным видом подал Мелроузу бутылку. Сэм вытер горлышко и обернул вокруг него салфетку. С хлопком вытянул пробку, налил вино в бокалы.

— За будущего окружного прокурора! — провозгласил Макфи.

Они выпили.

От крови из разбитой губы Мелроуза вино порозовело. Он глухо выругался под нос и снова прижал ко рту салфетку. Макфи положил руку на его плечо. Глаза Сэма горели яростным огнем.

— Литтнер, мэр приехал?

— Да.

— Перед тем как его сюда приведешь, купи ему лимонада. У нас с Сэмом кое-какие дела. — Макфи с напускной веселостью хлопнул Мелроуза по плечу. — Мы будем через пять минут.

Макфи взял Мелроуза под руку. Сэм на мгновение уперся, но тут же сдался и позволил себя увести и соседнюю комнату. Диттнер проводил их взглядом, в котором была заметна легкая ирония. Глаза Клайна и его приятеля сверкали от ярости. Бандиты были в замешательстве.

— Скажи своим мальчикам, чтобы нас не беспокоили, — мягко попросил Макфи на пороге.

— Вы все слышали, — буркнул Мелроуз.

— Тебе лучше никуда не уходить, — Макфи кинул на Диттнера взгляд, — а то еще сдадут у кого нервы.

Литтнер кивнул, и Макфи закрыл за собой дверь.

Лицо Мелроуза, покрытое капельками пота, приобрело желтоватый оттенок.

— Так что же ты хочешь мне предложить? — спросил он.

14

Интимная обстановка, царившая в соседней комнате, была не по душе Макфи. Детектив огляделся с мрачным видом. Дверь в ванную, которая была закрыта, когда Макфи глядел снаружи в окно, теперь оказалась приотворена. Глаза детектива на мгновение остановились на ней. Потом он извлек из кармана записки за подписью мистера Тайного Агента и сунул их Мелроузу:

— На, погляди.

— Думаешь, если бы у меня была папка, мои ребята стали бы за тобой следить весь день? — глухо проговорил Сэм.

— А ты уверен, что ее здесь нет?

— Что ты хочешь сказать?

— Диттнер и Рой очень рассчитывают отыскать здесь папку. Ну и скандал поднимется, если они ее здесь найдут! Какой скандал…

Мелроуза осенила внезапная догадка:

— Так ты мне ее подбросил?! А тебе помогла эта рыжая сучка! Что сделал с папкой? — Он сунул руку в карман пиджака, подался лицом вперед к детективу и тихо произнес: — Либо ты немедленно отдашь папку, либо получишь пулю в брюхо.

— Сэм, в соседней комнате Литтнер. Или ты забыл?

Тяжело дыша, Мелроуз вынул руку из кармана и вытер пот со лба.

— Я уничтожу тебя, Макфи. — Глаза Мелроуза, в которых застыло отчаяние, шарили по комнате, взгляд скользил по креслам, столу, ковру.

— Не дергайся, Сэм, а то я позову Литтнера.

Мелроуз принялся мерить комнату шагами. Неожиданно он резко остановился, видимо взяв себя в руки.

— Пусть, — произнес он сиплым голосом. — Найдут папку, и черт с ней. Отобьюсь.

— Думаешь? — поинтересовался Макфи, грызя ноготь. — Дэймон-то, ладно, но Одэй была его мать. Об этом до сего дня никто не знал. У старухи по всему городу куча друзей. Представляешь, как всем ее жалко? Ты сам великолепно знаешь, как начинают вести себя люди, когда их вдруг охватывает жалость. Думаешь, ты сможешь отбиться сразу от трех дел: Шелдона, Дэймона и Одэй?

— Мои ребята не трогали ни Дэймона, ни Одэй.

— Это же политика, Сэм. — Макфи стряхнул с сигареты пепел. — Какая разница, что ты делал, а что не делал, важно, что о тебе думает народ.

— С чего ты взял, что папка находится здесь?

— Позови Литтнера и узнаешь сам.

— Ты знаешь, кто убил Дэймона?

— Возможно, — осторожно ответил Макфи.

— Чего ты хочешь?! — рванулся Мелроуз к детективу.

Из танцевального зала слышался гул недовольных голосов. Открылась дверь. С кем-то заговорил Литтнер. Донесся высокий голос Роя Круикшэнка. Что-то басовито пророкотал мэр.

— Сэм, ты уже достаточно долго хозяйничал в городе. Теперь я собираюсь лишить тебя власти.

— Да ну?

— Сейчас мэр распинается о том, какой он славный малый, — мягко проговорил Макфи, извлекая листок бумаги, который он отпечатал у Ирен Мэйо. — Мэр — твой ставленник. Выборы проходили на твои деньги, они же удерживают его в городском совете. Это постановление о выдвижении Люка Аддамса на должность окружного прокурора. Она еще не подписана.

— Тут моей помощи не жди.

— У Аддамса, благодаря помощи городского совета и газетчиков, будут все шансы обойти Дитриха. Когда Аддамс вступит в должность, мы протащим Литтнера в начальники полиции. Но это все в будущем. Значит, вот что, Сэм. Либо мэр подписывает постановление, либо я спускаю с цепи Литтнера. — Макфи улыбнулся. — Ну так как?

— Ни за что! — взорвался Мелроуз, однако было видно, насколько он потрясен. — Я тебя…

— Ты хочешь, чтобы Литтнер воспользовался ордером на обыск? — оборвал Макфи. — Это же политика. Я тебе уже говорил.

Рванув накрахмаленный воротник, Мелроуз подошел к окну. Макфи перевел взгляд на дверь, ведущую в ванную комнату. Он продолжал на нее смотреть, пока Мелроуз не обернулся.

— Я дам тебе денег. Много денег.

— Вскоре они тебе самому понадобятся, — отрезал Макфи.

Мелроуз открыл рот, закрыл его и, не говоря ни слова, прикрыл лицо руками. Когда он отнял ладони от лица, его глаза горели бешеной яростью. Выставив вперед руки, он потянулся к Макфи. В этот момент вошел Литтнер, сжимавший под мышкой коричневый сверток. За ним следовал Рой Круикшэнк. Где-то в отдалении продолжал гудеть голос мэра. Мелроуз покачал головой и опустил руки.

Литтнер, не говоря ни слова, сел в кресло и положил сверток перед собой на пол. Круикшэнк сунул в рот сигарету, надвинул шляпу на глаза и прислонился к стене.

— Папку нашли? — монотонным голосом поинтересовался Мелроуз.

— Погоди, Сэм. Нам нужны гарантии, что в городском совете будут наши люди, — ответил Макфи. — Для начала сделаем небольшую передышку. Я расскажу Литтнеру, кто убил Дэймона и его мать.

— Ладно, — облизал губы Мелроуз.

Макфи сунул ему листок с постановлением. Сэм прочитал его и, перевернув, вспыхнул:

— Мои ребята Дэймона не убивали. Клянусь Богом, Макфи, если это очередная подстава…

— Я никогда никого не подставлял, — спокойно произнес детектив.

Мелроуз вышел, закрыв за собой дверь. Рокочущий голос мэра оборвался, и послышались приглушенные препирательства.

— Господин мэр, город пока еще принадлежит мне, — донесся голос Мелроуза.

Макфи сел в кресло. Взгляд его глаз метнулся к ванной комнате и на мгновение остановился. Детектив вытер лицо.

— Ну и теплынь стоит, — мягко заметил Литтнер.

— Необычная погода для такого времени года, — пробормотал из-под шляпы Круикшэнк.

— Может быть, Сэм купит нам по стаканчику содовой, — тихо рассмеялся Макфи, глянув на пухлого Роя и осторожного Литтнера. — Забавная вещь — политика. Главное, не трогай кого не надо — и смело цепляй на себя медали.

— Кто-то же должен носить медали, красавчик? — молвил Круикшэнк.

— Я с этим городом еще не закончил.

Вошел Мелроуз. Его щеки горели. Он передал Макфи постановление, сел и опустил голову. Он не произнес ни слова и даже не посмотрел на детектива. Макфи внимательно изучил подпись. Где-то громко тикали часы. В соседнем зале рокотал мэр:

— Я уверен в Люке Аддамсе как в самом себе. С огромным удовольствием…

«Голландец Луи и его друзья» снова заиграли джаз. Макфи посмотрел на дверь в ванную комнату, мигнул и перевел взгляд на резной столик. Подошел к нему, склонился над корзинкой для телеграмм и принялся копаться в бумагах. Потом выпрямился и уставился на дымящийся кончик сигареты. Медленно перевел взгляд. С вешалки, возвышавшейся рядом со столом, свисало несколько плащей. Макфи подошел, сунул руку в карман одного из них и вытащил длинный конверт, в уголке которого было надписано «Шелдон». Конверт был открыт. Детектив в него заглянул.

Мелроуз поднял голову. От ненависти у него сузились зрачки, а глаза полыхнули яростью. Он не произнес ни слова. Макфи передал Круикшэнку постановление за подписью мэра и бумаги.

— Пусть пока полежат в редакции «Трибьюн», — сказал детектив.

— Хорошо, — отозвался Рой.

15

Литтнер передал Макфи сверток.

— Его доставили со свалки номер три, — сообщил полицейский.

— Отлично, — кивнул Макфи. Он положил сверток на колени и глянул на часы: — Тридцать пять минут первого. С того момента, как в ресторанчик «У Като» заглянула девушка, разыскивавшая меня, прошло ровно двадцать четыре часа. Она сказала, что за час до этого парень, с которым она проводила время, по имени Ренс Дэймон, вошел в театр «Гайети». Она утверждала, что он направился туда вслед за Сэмом Мелроузом.

— Вздор! — взорвался Мелроуз. — В это время я был на яхте у Скаддера. У меня алиби, куча свидетелей, — замолчав, он приложил салфетку к губам. Потом заявил: — Ребята, у вас на меня ничего нет.

— Мы с девушкой направились в театр, — тихим голосом продолжил Макфи. — Мы обнаружили, что Дэймон мертв. Кто-то его застрелил. При этом стрелявший наступил на тюбик с гримом красного цвета, оставил кучу следов вокруг тела Дэймона и вышел. Следы грима я обнаружил также и в доме Мэгги Одэй. Мэгги приходилась Дэймону матерью. Она отвезла его тело домой в инвалидной коляске. Мэгги тоже погибла — отравилась газом. Однако на ее голове была рана. Возможно, от падения. Возможно, ее кто-то ударил. Как я уже сказал, в доме Мэгги Одэй я тоже нашел следы грима. На газете. На обуви Мэгги и Дэймона грима не было. Из этого я заключил, что злоумышленник убил Дэймона, наступил в темноте на тюбик с гримом, раздавил его и перемазал туфли. Грим смывается плохо. Мэгги увидела, как злоумышленник выходит из театра. Преступник заметил старую женщину, он проследил, как Мэгги добралась до дома с телом сына, после чего проломил ей голову, не исключено, что ее собственным костылем. Потом открыл газ, чтобы обставить все как самоубийство, к которому Мэгги подтолкнуло горе. Однако он скрылся, не заметив, что наступил на газету. Опять же, повторюсь, грим смыть сложно, и, когда злоумышленник увидел, что стало с его туфлями, он, вполне естественно, решил от них избавиться. Вроде бы чего здесь сложного? Аннет. Люди Литтнера отыскали их.

Макфи развернул сверток, который принес Литтнер. Показалась пара туфель-лодочек из зеленого атласа. Детектив поднял одну из них. Подошва, подъем и правая сторона туфли были испачканы в красном гриме.

— Так, значит, мои ребята не виноваты! — выпалил Мелроуз.

Макфи закурил и некоторое время смотрел на часы. Наконец он продолжил:

— Как я сказал, за мной в ресторан заехала девушка. На ней были зеленые туфли-лодочки. Именно эти. Когда я повез ее домой три часа спустя, на ней были туфли из змеиной кожи. Она выбралась из театра и позвонила в полицию примерно в час тридцать. Я подобрал ее на Третьей в четверть четвертого. У нее было почти два часа. Вполне достаточно, чтобы выследить Мэгги Одэй, убить ее, вернуться в машину, доехать до дома, прихватив папку с делом Шелдона, переодеться и вернуться обратно на Третью улицу. — Макфи принялся вертеть спичкой в ухе. — Чего я не мог взять в толк, так это зачем Ирен Мэйо было убивать Дэймона. Она ведь собиралась выйти за него замуж и сделать губернатором. Поэтому я вернулся в театр и попытался разобраться с траекторией пули. Там я нашел горизонтальную бороздку на дверном косяке…

Макфи замолчал. Послышался сдавленный всхлип, сменившийся рыданиями. Детектив вытер платком лицо и шею. Минуту стояла тишина.

— Записки от мистера Тайного Агента писала Ирен Мэйо, — продолжил Макфи. — Именно она подкинула сюда папку, потому что блондинка купила Дэймона за пять кусков. Ирен вчера вечером с Дэймоном не было. Но она следила за ним. Добралась до театра. Мелроуза, естественно, там не было. Ирен попыталась пойти на риск и решила состряпать новое «дело Шелдона», насовав в папку чистой бумаги. Она сказала, что нашла ее у Дэймона, пока я был в другой комнате с Леклэр. Ирен заявила мне, что чуть не оказалась в дураках. На самом деле в дураках едва не оказался я сам. — Макфи с мрачным видом уставился на сигарету. — Должно быть, Дэймон сам отдал ей пистолет Метца. Ирен не собиралась убивать Дэймона, отнюдь, ведь он, согласно ее плану, должен был стать губернатором. Она целилась в Леклэр, потому что блондинка могла пустить все ее труды прахом. Женщины непредсказуемы. Пуля срикошетила от дверного косяка и попала в Дэймона…

Снова раздался крик, полный страдания и боли. Макфи встал и направился к ванной. В комнате грохнул выстрел, эхом отразившись от стен. В три прыжка детектив преодолел расстояние до двери и распахнул ее. Он вынес на руках рыжеволосую девушку и положил ее в кресло. Их обступили Литтнер, Мелроуз, Круикшэнк. В комнату вбежали люди, рокочущий голос мэра оборвался…

— Я не думал, что она на это пойдет, — произнес Макфи и хрипло добавил: — Мне не так уж часто приходится иметь дело с женщинами…

Wise Guy Frederick Nebel

Фредерик Небель (1903–1967) — весьма плодовитый автор. Всего за десять лет, с 1927 по 1937 год, он выпустил несколько «долгоиграющих» серий, главным образом для журнала «Черная маска» и его ближайшего конкурента — «Детектив за десять центов».

Герои Небеля — борцы с преступностью, крутые ребята. Они не гнушаются насилием, однако соблюдают моральный кодекс и прочно связаны с реальностью в отличие от персонажей, созданных многими другими авторами. Капитан Стив МакБрайд и сопровождающий его репортер Кеннеди появляются в 37 рассказах, напечатанных «Черной маской». В том же журнале с 1930 по 1935 год было опубликовано 21 произведение о приключениях Донни Донахью по прозвищу Крутой Дик из агентства «Интерстейт»; шесть лучших из них вышли отдельным сборником под названием «Шесть смертельных дамок» (1950).

Полсотни рассказов о детективе Кардигане из агентства «Космос» печатались с 1931 по 1937 год на страницах «Детектива за десять центов»; лучшие были изданы сборником «Приключения Кардигана» (1988).

Два крупных произведения Небеля были экранизированы: «Сонный Восток» (1933) в 1934, а «50 дорог в город» (1936) — в 1937 году.

Рассказ «Умник» из серии про МакБрайда и Кеннеди впервые опубликован «Черной маской» в апреле 1930 года.

Умник Фредерик Небель (пер. Ю. Балаян)

Олдермен, не желающий попасть под «крышу», обращается за помощью к капитану Стиву МакБрайду.

1

Олдермен Тони Марателли нервно топает по своей гостиной в доме на Ридл-стрит. Марателли тучен, жиром заплыли его глазки, подбородков у него, правда, всего лишь два: второй и третий. Пухлой пятерней он обхватил стакан кьянти, к которому часто прикладывается. Нет, не так следует итальянцу пить кьянти. Но Марателли выглядит весьма взволнованным. И не только выглядит.

Зимний ветер беснуется на улице, иногда свирепо рвется в окна, порою затихает. На Ридл-стрит, названной в честь давно почившего налогового инспектора, темно. Темно и ветрено. Ветер задувает в нее с реки, улица одним концом упирается в Ривер-роуд с ее пирсами и причальными мостками. Когда-то на Ридл-стрит обитали сливки общества. Аристократическая была улица. Потом аристократов потеснил средний класс, улица демократизировалась. Еще позже появился и пролетариат. Соседние улицы и улочки застроились складами, в них расплодились офисы стивидоров, но Ридл-стрит стойко держалась за тротуары коричневыми фасадами жилых корпусов и трехступенчатыми крылечками с колоннами.

Вполне благопристойная улица.

Марателли перестал метаться по комнате, когда в дверь шариком вкатилась его пятилетняя дочурка, в ночной рубашке, обхватив обеими ручонками плюшевого мишку.

— Споконочи, па…

Марателли отставил в сторону стакан, подхватил ребенка, покачал его в сильных, жирных руках.

— Спокойной ночи, ангелочек мой.

Вошла его жена, женщина крупная, выше мужа и массивнее. Она улыбнулась обоим и протянула к ним руки:

— Давай ее мне, Тони.

— Да, мамочка, да, — кивнул Марателли. — Уложи ее и закрой эту дверь. В любую минуту может прибыть капитан МакБрайд.

— Хочешь остаться один?

— Да, мамочка.

Жена озабоченно взглянула на него:

— Это о…

— Да, мамочка. Прошу, уложи ангелочка и оставь меня пока одного.

— Конечно, Тони. — Она печально вздохнула.

Тони засмеялся, встопорщив усы, потрепал за щеку дочку, потом жену, проводил их до выхода из комнаты и закрыл за ними дверь. Затем вернулся к столу, взял стакан, снова закружил по комнате, тяжело топая по ковру и скрипя башмаками. Одет он был в рыжую рубашку, зеленый галстук, красные подтяжки и табачно-коричневые брюки.

В передней раздался звонок. Марателли выскочил, отворил входную дверь:

— О, капитан! Добро пожаловать.

Вошел капитан МакБрайд в сером шевиотовом пальто и серой шляпе. Руки в карманах, в зубах дымящаяся сигара.

— В управлении относительное затишье, так что я смог и отлучиться.

— Да, да, да…

Марателли закрыл щелкнувшую замком дверь. Потом сразу же понесся в гостиную, схватил пару подушек, бухнул их на моррисовское кресло, взбил и умял поудобнее, указал на кресло входящему капитану:

— Прошу, кэп, устраивайтесь поуютнее.

— Спасибо.

— Давайте мне пальто, шляпу…

— Ничего, Тони, не беспокойтесь.

МакБрайд расстегнул пальто, уселся в кресло, шляпу положил на стол. Лицо его было чисто выбрито, прическа в полном порядке, продолговатое лицо привыкло к ветрам и посильнее того, что бушует на улице.

Он откинулся на спинку, закинул ногу на ногу. Брюки с четко заглаженной складкой, башмаки начищены, шнурки завязаны аккуратно, как на манекене.

— Кьянти?

— Лучше чуток виски.

— Конечно-конечно.

Марателли мигом достал бутылки — виски и «Канада драй», — плеснул виски капитану, себе…

— Мне — без… — поднял ладонь капитан.

— Вот так, прошу… — Марателли подал МакБрайду стакан, они выпили.

Капитан уставился на дымок своей сигары.

— Ну, Тони, что у вас стряслось?

Ветер снова заколотился в стекла. Марателли подбежал к окну, закрепил шпингалет. Потом подтащил поближе кресло-качалку, уселся на краешек, раскурил сигариллу и затянулся. Перевел взгляд на глянцево блестящий башмак полицейского офицера. Вздохнул, еще раз затянулся… Наконец, решился:

— Мой сын, Доминик…

— Гм…

— Уже знаете?

— Слушаю, слушаю, Тони.

— Да-да… Вот ведь… Кэп, я ведь хороший парень. Добрый итальяшка. Жена, дети, солидное собственное дело, олдерменом выбрали… В общем, живу порядочной жизнью и не хочу связываться с бандюгами. Мне не нужна никакая помощь ни от какого соседского рэкета. Ко мне часто пристают, но я их всех посылаю вежливо и подальше. У меня семья, хорошая репутация, и я хочу остаться чистым. Кэп, я вас пригласил, потому что… я много думал, и мне помощь нужна, кэп. Что делать, если нужна помощь? Честно говоря, не знаю, но я обращаюсь к вам, может быть, вы мне по-дружески посоветуете, может, поможете.

— Конечно. Рассказывайте, что у вас на душе.

— Этот чертов макаронник… Чиббарро, знаете?

— Сэм Чиббарро?

— Вот-вот!

— Угу.

— Вот, он.

— Что — он?

Марателли вздохнул. Не так-то все легко. Он вытер лицо рукою, откашлялся, глотнул своего кьянти и снова откашлялся.

— Он… Он и мой сын, Доминик. Моему сыну двадцать один. И он… И он…

— И он связался с Чибби, — закончил фразу капитан МакБрайд.

— Да. Да. И… Пресвятая Матерь Божья, если Чибби узнает, что я с вами… что я вам… — Марателли задохнулся и замотал головой. — У меня машины, кэп, у меня грузовики. У меня десять грузовиков, и большие, и поменьше… А Чибби… Чибби хочет, чтобы мои грузовики по ночам возили его бутылки.

МакБрайд снял ногу с ноги, уперся подошвами в пол, поставил локоть правой руки на колено, положил подбородок на кулак и в упор уставился на собеседника. Другой рукой он картинно подбоченился.

— А вы?

— Я!.. — Марателли откинулся в качалке и воздел руки открытыми ладонями кверху. — Я, конечно, отказался.

— И давно началась эта история?

— Уже с месяц.

— А что с Домиником? Как он с ними спутался?

Марателли обмяк на своем кресле, как спущенный воздушный шарик.

— Вот-вот, капитан, именно спутался. Они теперь друзья — водой не разлить, как говорится. Доминик воображает, будто Чибби — парень что надо. А меня величает старым дураком.

МакБрайд опустил взгляд в пол, губы его едва заметно шевельнулись в легкой сардонической усмешке.

Марателли заторопился, в его речи прорезался итальянский акцент.

— Нет, капитан, мой Доминик отличный парень, но что он друг с этот грязный Чиббарро — нехорошо, нехорошо. Я что сделаю? Что сделать? Он надо мной смеяться… Мажет волосы кремом, разгуливает в смокинге с Чибби… миллионер, да и только! Он пока не сделал ничего дурного, но Чибби, этот Чибби…

МакБрайд снова откинулся на спинку кресла.

— Что ж, Тони. Есть у меня, конечно, проблемы, но и ваша тоже не сахар. Я вам сочувствую и сделаю все, что смогу.

— Очень прошу вас, кэп. Доминик каждый вечер кутит с Чибби. Денег у него нет, Чибби за него платит. И где? В клубе «Неаполь», Матерь Божья… И все подобное… и женщины… Ужас, ужас… Моя жена, дочка… Прошу вас, капитан.

— Конечно, Тони.

МакБрайд встал.

Марателли тоже вскочил, тяжело дыша, сипя и сопя:

— Капитан, но ведь если Чибби узнает, что я с вами…

— Не узнает, — отрезал капитан.

Он застегнул пальто, надел шляпу и сунул руки в карманы:

— Пожалуй, я пойду.

— Может, еще виски?

— Спасибо, достаточно.

Марателли проводил его до двери.

— Доброй ночи, кэп.

— Доброй ночи, Тони.

И МакБрайд зашагал по улице, косясь на светящийся под носом огонек сигары.

2

Джоки-стрит никогда не слыла приличной улицей. Окраина окраины, шесть кварталов от района с яркими огнями к району без ночных огней и затем — река.

После третьего квартала путь не освещался ничем, и лишь в середине четвертого заманчиво сияла реклама. Ее зеленые огни мигали и переливались над тротуаром.

КЛУБ НЕАПОЛЬ

МакБрайд приблизился к клубу не со стороны ярких огней. Он поднялся от Ривер-роуд, со стороны воды. Капитан шагал спокойно, не вынимая рук из карманов; ветер хлестал его сзади, трепал полы пальто над коленями.

Перед двойными двустворчатыми дверьми нес вахту мужчина в поблекшей красной униформе с золотыми галунами. Когда МакБрайд подошел ближе, мужчина положил ладонь на латунную дверную ручку, открыл дверь, и МакБрайд вошел внутрь.

В холле было мрачновато, звук джаз-бэнда звучал приглушенно. Справа, из гардероба, к МакБрайду, вышла девушка, чтобы принять пальто, но он не обратил на нее внимания. Еще одна фигура направилась к вошедшему. Крепкий мужчина с крепкими челюстями и твердым взором.

— Зрение ухудшилось, Ал? — усмехнулся капитан.

— О, кэп…

— Точно.

— Рад видеть, прошу прощения.

Он схватил руку капитана и интенсивно затряс ее. МакБрайд стоял спокойно, слегка улыбаясь, а Алсмеялся, показывая неровные зубы.

Грек Ал Василиакос якшался с макаронниками разных сортов, но не сторонился и полиции. Злачное сие заведение основал, собственно, Майк Дабраччо, уже несколько лет назад, но Майк не поладил с бандой Шарви, и пришлось ему поискать другое местечко, от греха подальше. Ал был назначен самим Шарви, а когда Шарви в ходе общегородских бандитских разборок «забаллотировали» и проводили в мир иной с несколькими огнестрельными дырками в разных жизненно важных органах, Ал продолжил дело самостоятельно. Поначалу он жил чисто-мирно, но вот вернулся из мест не столь отдаленных Сэм Чиббарро по прозвищу Чибби, и МакБрайд уже сомневался в чистоте Ала.

Ал, казалось, несколько нервничал из-за подчеркнутого спокойствия капитана.

— Кого-нибудь ищете, кэп?

— Да нет… Так, зашел по пути. Как дела?

— Очень неплохо, спасибо.

— Ничего, если я посижу?

— О, буду рад, капитан! Прошу, прошу…

МакБрайд снял пальто и шляпу, передал их девушке. Ал проводил его в зал, сам открыл дверь. Зал был затоплен потоками света, оркестр грохотал. МакБрайд подошел к маленькому столику у стены, присел. Ал тотчас подозвал официанта и показал ему на нового клиента:

— Джо, это капитан МакБрайд из управления полиции. Смотри не сунь ему контрабандного дерьма.

— О'кей, босс.

Ал подошел к столику капитана, оперся о столешницу обеими руками и одарил полицейского милейшей улыбкой:

— Как насчет хорошей сигары, капитан? И еще у меня добрая «Золотая свадьба».

— Одобряю, Ал. И то и другое.

— Джо! Коробку «Коронас» и бутылку «Золотой свадьбы».

— О'кей, босс.

— Чего пожелаете, кэп, спрашивайте официанта или меня. Я снаружи. Должен быть снаружи, понимаете.

— Конечно, Ал.

Василиакос отправился назад, в холл, выглядя несколько озабоченным.

Сэма Чиббарро искать долго не пришлось. Он занимал большой стол впереди, возле танцплощадки. И Доминик при нем. И еще громила Кид Барджо, казалось не вмещающийся в свой смокинг. С ними три дамы. Одна рыжая, довольно высокая. Другая брюнетка с волосами, зачесанными за уши. Третья — блондинка с кукольным лицом по имени Банни Даль, отколовшаяся от проезжего бурлеска и какое-то время работавшая с джазом Мильо, пока этот джаз не проредили в случайной перестрелке. Вообще, в зале мельтешило немало народу, контингент смешанный, но при бумажниках. Клуб «Неаполь» ценами не баловал. Выпить — гони два бакса, куверт — четыре. Если к тебе подсядет девушка из заведения, то выпивка потянет уже на три бакса, да еще «Канада драй» для разбавления. Крутые посиделки.

Джо принес бутылку «Золотой свадьбы» и запечатанную коробку сигар. МакБрайд вытащил сигару, откусил конец, Джо поднес спичку. МакБрайд затянулся, и Джо потопал дальше, оставив бутылку на столике. МакБрайд налил себе, пригубил, наблюдая развитие событий за столом Чибби и компании. Вот Кид Барджо поднялся, обошел стол, обнял Банни Даль. Доминику это не приглянулось, он полез на Кида Барджо с кулаками, Чибби бросился их разнимать. Банни засмеялась, но Киду это явно не понравилось. Он послушно уселся на место, однако кидал на Доминика злобные взгляды.

Грянул джаз; Чибби схватил рыжую и поволок ее на танцплощадку. Барджо дулся, Доминик что-то втолковывал Банни, которая вдруг вскочила и понеслась к двери в противоположном конце зала. Барджо тоже вскочил и последовал за ней. Доминик со стаканом и сигаретой сидел спиной к ним, ерзал по стулу и поглядывал через плечо. Наконец он тоже поднялся и направился к дальней двери, довольно неуверенно держась на ногах.

МакБрайд потягивал из своего стакана и сидел спокойно, наблюдал. Танец закончился, Чибби с рыжей вернулись. Чибби заинтересовался отсутствующими, чертыхнулся и направился к той же двери.

МакБрайд оперся на локти, наблюдая за столь популярной дверью. Джаз, ослабив напор, играл какой-то размытый блюз. Обе оставшиеся за столом Чибби девицы обсуждали что-то, недовольно жестикулируя. На танцплощадке стало тесно. Подошел Джо:

— Все в порядке, капитан?

— Да, спасибо.

— Может, сэндвич? Ал велел спросить.

— Нет, Джо.

— О'кей, кэп.

— О'кей.

Джо отошел к соседнему столику, от которого временно отлучились две пары, унес с него четыре наполовину полных бокала, вернулся с четырьмя полными, отметил в блокноте. «Мелкий жулик», — подумал капитан.

Барабанщик напевал, почти не раскрывая рта:

— Ночь темна, и я иду за тобой, за тобой…

Хмурый Чибби появился из-за двери. Быстро подошел к столу, что-то сказал девицам. Те вскочили. Он жестом велел им оставаться на местах и направился к выходу.

— Привет, Чибби, — задержал его МакБрайд.

Чиббарро резко затормозил и обернулся:

— Во как… здорово, МакБрайд. Откуда взялся?

— Да вот, сижу тут… Гляжу по сторонам, скучаю.

— Ну?

— Ну!

— Черт! Вот потеха!

— Потеха?

— Ну, потеха, что я-то вашу милость не приметил.

— Потеха, Чибби.

— Точно потеха, кэп. Ну, еще увидимся.

Чибби заспешил из зала. МакБрайд посмотрел ему вслед. Чибби, выходя, еще раз обернулся в сторону капитана. МакБрайд скосил один глаз. Губы его напряглись, углы рта сползли книзу. Сквозь сжатые зубы протиснулось проклятие. Он снова глянул на дверь в противоположном конце зала.

Две девицы встали из-за стола Чибби и тоже направились к выходу. МакБрайд хмуро поглядел им вслед. Из вестибюля вышел в зал Джо с побледневшим лицом, остановился у двери. Попятился, снова вышел. Капитан поднялся, схватил еще одну сигару, направился к двери. Распахнул ее, остановился.

— Уже уходите, кэп? — спросил Ал Василиакос — как будто с надеждой.

МакБрайд закрыл за собой дверь.

— Где Чибби?

Ал стоял в тени, лица не видать. Вроде бледное.

— Полагаю, ушел, капитан.

— А женщины, что с ним были?

— Тоже…

Сигара МакБрайда вспыхнула, потухла.

— Ал, что случилось?

— Случилось? А что может случиться? Ушли посетители, и все, что такого…

МакБрайд вернулся в зал, прошел между столиками к задней двери. За дверью начинался широкий коридор. Капитан остановился, огляделся. Открыл дверь слева. Темно. Нашарил выключатель, включил свет.

Комната неплохо обставлена, но пуста.

Когда он вернулся в коридор, Ал уже торчал там.

— Кэп, что случилось?

— Не валяй дурака!

МакБрайд рванулся к двери напротив, распахнул ее, включил свет — пусто.

Снова напротив, в комнату, следующую за первой. Там тоже пусто, но еще одна дверь приоткрыта, ведет в соседнее помещение.

— Кэп, в чем дело?

— Заткнись!

МакБрайд пересек комнату, распахнул приоткрытую дверь. Пахнуло прохладой. Капитан включил свет.

Опрокинутый стол. На полу тело Кида Барджо с окровавленным горлом.

— Хм… Что скажешь? — обратился капитан к греку. Тот застыл с разинутым ртом. Капитан шагнул к телу: — Покойник. Какой-то умелец вскрыл ему глотку.

— Господь всемогущий!

МакБрайд пересек комнату и выпрыгнул в распахнутое окно. Проходной двор. Пробежался в основном чтобы не замерзнуть, а не чтобы догнать кого-то, давно удравшего. Подворотня вывела на Джоки-стрит. Никого.

Он вернулся в клуб «Неаполь» через главный вход, прошел в комнату с трупом, где все еще стоял столбом Василиакос. На стене заметил телефон.

— Слушай, Ал, Чибби звонил из холла?

— Э-э…

— Не тяни, раскалывайся, не зли меня.

— Вроде звонил… да.

— О'кей. Он позвонил оттуда сюда, и те, кто были здесь, смылись через окно. А ты их покрывал, задница двуличная.

— Капитан, ради бога…

— Один из троих ухлопал этого придурка.

— Ох… — Грек рухнул в кресло, закрыл лицо руками.

МакБрайд вызвал управление.

Из зала донесся вопль саксофона.

На улице заманчиво подмигивала реклама:

КЛУБ НЕАПОЛЬ

3

Сержант Отто Беттдеккен жевал мясной пирожок и заедал его сладкой булочкой, когда МакБрайд ввалился в управление в сопровождении Мориарти и Коэна, а также Кеннеди из «Фри Пресс».

— Отто, пиши: Сальваторе Барджо, полных лет двадцать шесть, адрес: «Атлантик-отель». Причина смерти — два удара колюще-режущим спереди в горло.

Беттдеккен заполнил синюю карточку, его круглое лицо затуманилось.

— Убийство из ревности, капитан?

— Ха! — отреагировал Кеннеди.

— Ничего не знаем пока, — ответил МакБрайд. — Морг забрал труп, а я закрыл шарашку на ночь.

— А что грек?

МакБрайд пожал плечами:

— Оставил пока побегать. Никуда не денется. Он дал имена трех фефел. Мэри Даль по прозвищу Банни, рыжую зовут Флосси Рут, а третья, мочалка Барджо, Фрида Хью. Флосси при Чиббарро состоит, Фрида подруга Банни. Чибби живет с Флосси в доме сорок по Брик-стрит. Мы туда съездили, но, естественно, впустую. Я Корсона там оставил, для проформы. Фрида и Банни снимают квартиру в доме двадцать восемь на Тернер-стрит, но их там тоже не оказалось. Там я де Грота посадил, пусть покукует. Конечно, все теперь затихарятся, включая Доминика Марателли.

Беттдеккен покачал головой:

— Тони с ума сойдет.

— Ну что ж… — пожал плечами МакБрайд и исчез в своем кабинете.

Мориарти, Коэн и Кеннеди последовали за ним. МакБрайд вылез из пальто, аккуратно повесил его, расправил. Раскурив сигару, принялся мерить шагами кабинет.

Кеннеди прислонился к стене и передвинул сигарету из одного угла рта в другой.

— Этот Барджо… — размышлял вслух капитан. — Не вижу, чего ради ему глотку перерезать. А Доминик…

— Мудрец-скороспелка этот Доминик, — протянул Кеннеди. — Едва из пеленок, хочет казаться крутым парнем. Типично для этого возраста. Я его случайно знаю. Он замешался в аферу с джазом и может еще схлопотать за это что-то посерьезнее пинка в зад.

— Интересно, кто проткнул Барджо, — сменил тему Мориарти.

— Ну, первой выскочила из зала эта шлюха-потаскуха, Банни Даль, — вспомнил Кеннеди. — Потом Барджо. Последним — Доминик. Получается — Доминик.

— Ничего подобного, — живо возразил Коэн, отрываясь от окна.

— А кто?

— Баба, — уверенно отрезал Коэн. — А остальные ее прикрывали. Из рассказанного капитаном видно, что все они — придурки хоть куда. А шлюху, по причине ее хронической безмозглости, легко склонить к такому подвигу. Что скажете на этот вариант, капитан?

— Много не скажу, — проворчал МакБрайд. — Вы у нас теоретики, ясные головы, вы и говорите. Я подожду, пока мы кого-нибудь из них выловим. Но насчет хронической безмозглости проститутки я бы с выводами не торопился. Кстати, у Доминика мозгов, во всяком случае, никак не больше, судя по его поведению.

Мориарти уселся на стол.

— Я склоняюсь к мысли, что это, скорее всего, баба, — изрек он, болтая ногами. — Типичный случай для бешеной блондинки.

— Тогда, Мори, ждет нас развлекуха в Ричмонде, — усмехнулся Кеннеди. — Журналистки-феминистки навострят перышки, Банни со слезою в голосе поведает, как Барджо посягнул на ее девичью честь, каковую она и спасла нечаянным движением случайно подвернувшегося под руку предмета с остро заточенными кончиками. Девичья честь прожженной проститутки — чем не тема? Видел я ее в бурлеске, знаешь, это не передать, так она смачно… — пустился Кеннеди в воспоминания.

— Ладно, ладно, потом расскажешь, — оборвал его капитан.

— В общем, кто угодно, только не баба, — закруглился Кеннеди.

Утренние газеты навалились на тему, как мухи на свежую кучу дерьма. Особенно обсасывали имя Доминика Марателли, заблудшего отпрыска достопочтенного Антонио Марателли. МакБрайд, добравшийся до дому в два ночи, вернулся в свой кабинет в управлении к полудню. На столе куча рапортов, сообщений, но толкового ничего: ни листка, ни строчки.

Чиббарро, Доминик, а равно и три девицы бесследно исчезли, на квартиры к ним никто не заявился. Город основательно прочесала дюжина опытных детективов, каждый патрульный коп держал ушки на макушке. Чибби оказался не новичком в вопросах бесследного исчезновения. Это исчезновение озадачивало капитана, да и вообще весь случай выглядел дурацким, картина не складывалась. С чего бы Чибби связываться с убийством, от которого ему никакого проку?

Вскоре после капитана в управление заявился Тони Марателли. Его ночные события потрясли. Трясся он в буквальном смысле слова.

— Кэп, ради всего святого, что мне делать?

— Что ж тут поделаешь, Тони, ждать надо, ждать. Полиция действует. Ничего пока не сделаешь.

— Да-да, это я понимаю, но… Может, что-то все же можно сделать?

— Прежде всего, успокоиться. Доминик, конечно, крупно вляпался, ничего не попишешь. Тут я ничего не могу изменить.

— Пресвятая Матерь Божия, позор-то какой! А жена, видели бы вы ее!

— Понимаю, Тони, понимаю, глубоко сочувствую вам и вашей жене, но чем теперь поможешь?

Тони протопал к стулу, тяжело на него опустился. Стул жалобно скрипнул. Тони закрыл лицо руками и простонал. МакБрайд заерзал на своем стуле, глядя на Марателли. Он действительно жалел этого итальянца. Бедняга-макаронник пытался честно вести свой не слишком крупный бизнес, пытался достойно жить, воспитывать детей, хороший семьянин, общественник, выбран в олдермены… Но что это все для публики, когда газеты орут с первых полос о том, как сын его спутался с известным бандюгой Чиббарро и дешевыми шлюхами, а кончил убийством еще одного матерого бандита?

— Тони, ступайте домой, попытайтесь успокоиться. И не теряйте надежды. Пока нам остается лишь надеяться.

Тони вышел, волоча ноги, упершись взглядом в пол. Трагедия! Как еще это назовешь? Трагедия доброго человека, связанного сетями родства. Человек предполагает, а жизнь располагает. Не можешь ты выбрать себе предков, не можешь выбрать потомков. Человека всегда рассматривают через увеличительное стекло, и тем более мощное, чем выше его общественное положение. Эта лупа общественного мнения запросто превратит ангела в дьявола.

Полицейская сеть, раскинутая МакБрайдом, оказалась дырявой. Трое суток прошло — и никто в эту сеть не угодил. Кид Барджо скрылся в земле сырой, Мориарти и Коэн затесались в толпу скорбящих и зевак — не из уважения к личности покойного, а потому, что порой убийца почему-то заявляется на похороны жертвы. Но не в этот раз. К выходным «Ньюс Зкзаминер» приурочил колючую и ядовитую редакционную статью относительно неспособности некоторых полицейских чиновников держать в узде местный преступный элемент. Имелся в виду, разумеется, не называемый по имени МакБрайд, который прочитал статью, через строчку ругаясь и бухая кулаком по столешнице. Автор особо напирал на факт, что в момент совершения преступления авторитетный представитель сил правопорядка развлекался в клубе «Неаполь».

— Ну да, сидел я там, — раздраженно бросил МакБрайд, повернувшись к Кеннеди. — Но я ведь не ясновидящий! Ничто не указывало на то, что сейчас кого-то замочат. Пили, кутили, слегка базарили… Совершенно обычная была обстановочка….

— Поговаривают, что капитан МакБрайд сдает помаленьку, — подначил Кеннеди.

— Кто? — взвился МакБрайд.

— Да всякие там…

МакБрайд ткнул в репортера указующий перст:

— Скажи этим «всяким», что я сейчас тот же, что и двадцать лет назад.

— Тони Марателли давно видел?

— В день после убийства. Приперся ко мне в кабинет. Лица на нем не было. А чем я ему мог помочь? Отослал его домой, посоветовал успокоиться.

В дверь резко постучали, и не успел МакБрайд рта раскрыть, как в кабинет ворвался сержант Беттдеккен с бананом в руке и лицом цвета спелого томата.

— Кэп, звонок от Скофилда! Бог мой, там черт знает что творится на Ридл-стрит. Фасад дома Тони Марателли взорван, дом горит!

— Вот дьявол! — воскликнул Кеннеди. — А мы как раз его помянули.

МакБрайд уже прыгнул к вешалке, протягивая руку за пальто и шляпой.

4

На Ридл-стрит, естественно, собралась толпа.

Ночь темная, но пламя пожара светит ярко, зарево заметно издалека. На месте происшествия несколько пожарных машин, черные змеи шлангов поблескивают влагой, сверкают шлемы пожарников.

Вода шипит в пламени, ледяной коркой покрывает мостовую. Температура воздуха ниже нуля. В толпе зевак люди жестикулируют, оживленно что-то обсуждают. Выползли даже местные жительницы в спешно накинутых пальто, с детьми на руках.

Подкатил элегантный красный автомобиль с блестящим колоколом над капотом. Из него вылез солидного вида седовласый шеф пожарников, подошел к руководителю тушения, перекинулся с ним парой фраз.

С глухим рокотом обрушилась еще часть стены. Взметнулись в воздух пыль, снопы искр, обломки, из толпы зевак донеслись крики испуга. Двое патрульных копов сдерживали любопытных, отпихивая наиболее ретивых за спешно протянутую ленту ограждения.

МакБрайд вылез из дежурной машины управления, за рулем которой остался Хоган, а заднее сиденье украшал своим присутствием Кеннеди. МакБрайд засунул руки в карманы пальто, направился к патрульному Скофилду. Тот тоже заметил капитана, подбежал, отсалютовал.

— Где Тони? — с ходу спросил МакБрайд.

— Напротив, в доме пятьдесят пять.

— Жертвы, ранения?

— Тони по башке получил, шишка, больше ничего, слава богу. Жена цела, но в истерике, понятное дело.

— Где вы были, когда это тут началось?

— В трех кварталах, на Ривер-роуд. Услышал и сразу бегом сюда.

МакБрайд кивнул полицейскому:

— Схожу гляну на Тони.

Он вошел в дом пятьдесят пять. Дверь приоткрыта, в холле народ. Направо — дверь в гостиную. Там в кресле сидит врач «скорой помощи» в белом халате, хмуро сосет сигарету. Тони обмяк в другом кресле, запахнутый в махровый купальный халат, тупо смотрит прямо перед собой. Его жена разместилась на диване, она сжимает в руках дочку, стонет, раскачивается, дрожит, всхлипывает. Рядом с нею женщины, у одной в руке стакан воды.

МакБрайд вошел, окинул внимательным взглядом всех присутствующих, подошел к Тони, остановился. Тони вздрогнул, осознав его присутствие, попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь какой-то цыплячий писк. Он закрыл глаза.

МакБрайд вынул одну руку из кармана, положил ее на плечо Тони, ободряюще сжал плечо, слегка встряхнул:

— Отключитесь от этого, Тони.

— Пресвятая Матерь Божия…

— Понимаю. Понимаю. Но надо отключиться. Вы живы. Ваша жена жива. Ваша дочь жива. Это главное.

— Как будто… Как будто конец света…

Кончиком туфли МакБрайд подтянул поближе стул, уселся, затянулся, вынул сигару изо рта и оперся рукой с сигарой об колено.

— Тони, надо от этого отключиться. Отвлечься.

Тони вздрогнул.

— Меня выбросило из кровати, как… как… — Он простонал и закрыл лицо руками.

МакБрайд глянул на свою сигару, потом на Тони:

— Вы спали, когда это случилось?

— Да… Спал… Стена рухнула внутрь.

— Получали какие-нибудь предупреждения? Письма с угрозами, звонки?

— Нет… Нет… Ничего…

— Тони, встряхнитесь, постарайтесь отвлечься. Думайте о том, какие шаги предпринять для устранения ущерба. Вы ведь человек действия. Мы еще увидимся.

Он еще раз сжал плечо пострадавшего, встал, вернул на место: сигару — в рот, руки — в карманы. Оглядел присутствующих, о чем-то размышляя. Вышел на улицу, остановился на трехступенчатом крылечке, наблюдая за пожарными. Вода еще лилась в дом. Пламя угасло, но раскаленные балки и камни фундамента все еще шипели.

Кеннеди подошел к крыльцу; огонек сигареты выделялся на фоне темного силуэта головы. Остановившись у нижней ступеньки, он спросил:

— Ну и зачем бы им швырять бомбу в дом Тони, кэп?

— Кому?

— Я так полагаю, что парни те же…

МакБрайд спустился с крыльца.

— Может, и те же, но зачем — не имею представления.

— Вернемся в управление, выпьем?

— Нет, я еще здесь поторчу.

Через полчаса пожарные перестали лить воду в развалины, начали свертывать оборудование. Фасад дома исчез полностью. Просматривались интерьеры верхнего и нижнего этажей, развалины, обломки.

МакБрайд подошел к пожарному начальству, обменялся с ними несколькими фразами. Одолжил у одного из пожарных фонарь, поднялся по почерневшим каменным ступеням. Перешагнул через бывший порог, посветил фонарем по сторонам. Пригнулся под рухнувшей балкой, переступил через кучу обломков, добрался до гостиной.

Дверь облеплена черным намокшим, уже начавшим подмерзать пеплом. Резкий запах гари. Мебель… Кресло, на котором он сидел во время своего визита к Тони, обгорело, промокло, сломано. Далее к лестнице, по рухнувшей штукатурке и каким-то обломкам. Поднялся наверх. Белый луч фонаря вырвал из тьмы стулья, шкаф, пропитанную водой и черной грязью постель… Он посетил все три спальни разрушенного дома Тони, осматриваясь и думая о чем-то, спустился вниз, пошел возвращать фонарь.

— Спасибо, — сказал он пожарному, отошел, остановился на тротуаре, опустив голову и засунув руки в карманы. Заметил подошедшего Кеннеди.

— Ну что, кэп?

— Погулял.

— Что-нибудь увидел?

— Да так… Кое-что.

5

Тони Марателли стоял у окна дома пятьдесят пять по Ридл-стрит, глядя на руины своего жилища. Мало радости от этого зрелища. Видно его супружеское ложе, кроватка в соседней комнате, в которой едва избежала гибели дочурка, просматривается и спальня Доминика.

Тони выглядел осунувшимся, истощенным, а истощенный толстяк — зрелище поистине трагическое. С улицы и тротуара муниципальные служащие уже убирали обломки, прохаживался по тротуару полисмен, следя за сохранностью остатков имущества погорельца.

Конечно, думал Тони, дом можно отстроить, и он это сделает. Денег хватит с лихвой. Но старый дом со старыми воспоминаниями погиб. Здесь он жил пятнадцать лет, сначала как жилец, съемщик, затем в качестве собственника. Первые свои средства он заработал как строительный подрядчик. Больно видеть погубленное строение, тем более свое, родное. Он поплотнее запахнул толстый халат, всхлипнул.

На противоположной стороне улицы показался капитан МакБрайд, подошел к патрульному, поговорил с ним, окинул взглядом разрушенный дом. Тони насторожился. МакБрайд, конечно, друг, но…

Капитан отвернулся от пожарища, пересек улицу. Тони услышал звонок. Миссис Рекоу, давшая его семье приют, показалась из своей спальни.

— Не беспокойтесь, миссис Рекоу, это ко мне.

Хозяйка дома кивнула и исчезла.

Тони подошел к двери, открыл.

— Доброе утро, Тони, — приветствовал его капитан, входя в прихожую. Они вернулись в гостиную, МакБрайд снял шляпу, положил на стол. — Как самочувствие?

— Поганое, капитан. Да, поганое.

Да и вид у него тоже не из лучших. Небритый, волосы в беспорядке, щеки обвисли до плеч.

МакБрайд, спавший в эту ночь лишь шесть часов, выглядел свежо и бодро. Он подошел к окну, остановился, глядя на муниципальных уборщиков на тротуаре, затем повернулся к Тони.

— Тони… — начал он и замолчал, глядя в пол.

— А? — подслеповато прищурился Тони.

— Тони… Я насчет Доминика.

Тони провел рукой по лицу, как будто снимая паутину:

— Вы его нашли?

— Нет.

— А-а… Я думал, нашли.

— Нет, не нашли.

— А-а… — Голос усталый, сиплый.

МакБрайд поднял взгляд и уставился в глаза Тони, глядя пристально, «с выражением», с подтекстом.

— Лучше поговорить начистоту, Тони.

Тони замер, взгляд его вильнул куда-то за плечо капитана.

— Начистоту, — повторил капитан МакБрайд.

— Как? — Тони огляделся, как будто искал поддержки у кого-то, кого в комнате не оказалось.

— Сколько времени Доминик находился у вас в доме до того, как грохнулся фасад?

— Пресвятая Дева Мария! — пробормотал Тони, оседая на стул.

— Сколько, Тони?

— Капитан, капитан… — заторопился Тони. — Слушайте, не мог же я выдать своего сына, когда он приплелся в слезах, как ребенок, ища защиты? И еще при матери, которая в истерике молит о том же. Да и сам я… Ведь он же дитя мое, плоть от плоти моей, какой же я отец, если я его выдам? Он ведь еще мальчик, капитан…

— Стоп, Тони, — прервал его излияния МакБрайд. — Это все я могу понять, я не об этом. Я только спросил, как долго он находился в доме?

— Три дня. Только три дня. Но… Но я не мог вам сообщить, кэп. Он просил защиты. Он сожалел обо всем. Он очень сожалел, что связался с этим проклятым Чибби. Но он ничего не сделал. Он не убивал этого боксера-мордоворота…

— А кто убил?

— Не знаю.

— Тони…

— Господом клянусь, кэп, не знаю.

Капитан сузил глаза:

— Доминик это знал. И он сказал вам.

— Нет, нет!

— Тони! — Голос капитана стал резким и холодным, как северный ветер зимой. — Я к вам отношусь по-доброму. Я знаю, вы парень честный. Вы лучший макаронник, с которым я знаком. Но вы должны и далее оставаться таким же честным и чистым. Перед собой и передо мной. Меня за это убийство травят, потому что черт меня занес в этот кабак в самое неподходящее время. Но даже и без этого личного мотива я искал бы убийцу.

— Но Доминик его не убивал.

— Это я уже слышал. Это я допускаю. Кто убил? Доминик что-то говорил. Вы беседовали с ним. Что вам рассказал сын?

Тони развел руками, выпятил губы, как будто готовясь заплакать.

— Ничего не сказал, кэп. Ничего. — Марателли покачал головой. — Уж я его донимал, допекал, умолял. Но он только твердил, что он не убивал Барджо, крестом Господним клялся и распятие целовал. Кэп, клянусь, это правда, я знаю сына.

МакБрайд вытащил одну руку из кармана, поскреб подбородок, спрятал руку обратно. Щеки его слегка порозовели, в голосе, когда он снова открыл рот, чувствовалась напряженность.

— Хорошо. Он был в вашем доме. Когда он покинул дом?

— Когда начался пожар. Я слышал, как он вскрикнул в соседней комнате, но, когда я туда вбежал, его уже не было. Он удрал. И где он теперь?

— Мне тоже хотелось бы это узнать. Я понял, что он был в доме, когда зашел после пожара. Понял, что сбежал он впопыхах. Рубашка, смокинг на вешалке… Иные следы присутствия… И следы бегства.

— Да-да. Он сбежал, потому что боялся.

— Понимаю.

— А теперь…

— Его жизнь, — перебил МакБрайд, — гроша ломаного не стоит, если Чибби и компания выйдут на его след. Они боятся утечки информации. Потому и ваш дом пострадал.

Тони принялся раскачиваться:

— Боже мой, если бы я знал, где он, я бы вам сказал, кэп. Я не хочу потерять сына. Если бы я только знал, где он!

— Куда вы теперь направитесь?

— В отель. Скорее всего, в «Максим».

— О'кей. Но помните: если Доминик выйдет на вас, сразу же сообщите мне. Для него сейчас единственное безопасное место — тюрьма.

— Тюрьма! — ужаснулся Тони.

— Тюрьма. И не надо драматизировать. Там у нас очень приличная обстановка. Дайте мне знать, когда переедете в «Максим».

— Да-да… Капитан, ведь мы с вами друзья, да?

— Разумеется, Тони, разумеется, друзья.

— Спасибо, кэп. Спасибо. Ох, моя бедная жена…

— Ну, распуская нюни, вы ей не поможете. Возьмите себя в руки, черт побери! Побрейтесь. И беритесь за дела!

Он хлопнул Тони по спине и направился к выходу.

6

Когда МакБрайд вернулся в свой кабинет, Мориарти и Коэн пытались сыграть партию в «Мичиган». Они взглянули на вошедшего и снова углубились в карты.

МакБрайд избавился от пальто, подошел к играющим, присел рядом:

— Сдайте и мне, что ли.

— Как дела? — поинтересовался Коэн.

— Да никак. По-всякому. Тони ни хрена не знает. Что Доминик был дома — признался. И что смылся с началом пожара — тоже подтвердил.

— А насчет…

— Ничего.

— А если Тони врет? — спросил Мориарти.

— Не думаю.

— Уверен?

— Пожалуй. Не вижу я его вранья.

— Доверчив ты становишься, капитан.

— Дело не в этом. Тони — честный парень и играет по-честному.

— Почему тогда он не сказал, что парень вернулся домой?

МакБрайд вгляделся в свои карты.

— У тебя когда-нибудь были дети?

— Насколько мне известно, нет.

Капитан двинул четыре фишки на даму.

— Если б были, ты бы не спрашивал.

— Ну-ну, — вздохнул Мориарти.

— Думайте, что хотите, — небрежно сказал МакБрайд. — Травите меня вместе с продажной прессой. Если бы я все принимал всерьез, я б давно в реку сиганул с горя. Но вы все для меня просто мелкие вонючки.

— Ну, кэп! — расхохотался Мориарти.

— И слушайте-ка, — продолжил МакБрайд, посерьезнев. — Надо раздобыть этого Доминика. Он рыщет где-то в одиночку. Даже до тебя, Мори, может дойти без разъяснений, что после того, как парень оставил стаю Чибби и сбежал домой, он подвергается опасности. Назад в банду ему пути нет. Так, Мори? Понимаешь?

— Кушай, Мори, кушай, — усмехнулся Коэн.

— Нам нужен Доминик, но он и Чибби нужен. Так что нужно добраться до него первыми, до того, как его пригвоздят бандюги. Что-то он знает, и они от этого знатока хотели б избавиться.

— Во всяком случае, это убивает идею Кеннеди, что Доминик ухлопал Барджо. Я считаю, что его эта жаба заколола.

— Эй, это я первый решил, что баба ножиком ширяла, — ревниво вскинулся Коэн.

— Ладно, ладно, ты самый умный.

— Моя идея, возможно, не без недостатков, — донесся от двери новый голос, и в кабинет вошел Кеннеди. — Но если убийца — милая леди, то с чего Чиббарро так резво постарался убрать подальше свою особу, Доминика и трех девиц?

— Неужто ты чего-то не знаешь, Кеннеди? — удивился МакБрайд. — Ты никак вопросы задаешь?

— Ладно, Мори, пусть я ошибался, определив Доминика в убийцы. Признаю свою ошибку. Но скажи, умник, с чего Чиббарро играет в прятки?

Мориарти насупился.

— Вот так, — усмехнулся Кеннеди. — Убила девица, простая шлюшка. Что она для Чибби? Да он бы ее на блюдечке услужливо поднес кэпу, горя праведным гневом, так сказать. Но он с чего-то спасает ее смачную задницу. Чего ради? Ну, напрягись, Мориарти.

МакБрайд не смог удержаться от улыбки при виде озадаченных физиономий Мориарти и Коэна.

— Вы крутые копы, ребята, особенно если нужно кого-нибудь повязать, — утешил он подчиненных. — Но что касается мыслительной работы, то тут с нашим гением Кеннеди никто не сравнится, так что не расстраивайтесь.

— Я тебя завтра дважды в газете упомяну, — пообещал Кеннеди. — Но добудь Доминика и расколи его. Я не утверждаю, что девица пришила Барджо. Но если она его пришила, то что-то еще за этим делом кроется, не простая разборка на почве поруганной чести простой профессиональной шлюшки.

— Кеннеди, ты гигант мысли, — восхитился МакБрайд без видимой усмешки. — Иногда ты просто зануда, но сегодня от твоих мудрых озарений никуда не денешься.

— Я тебя завтра три раза упомяну в газете, кэп. Еще меня похвалишь, и я тебя на первой полосе в заголовке дам.

— Еще раз газету помянешь, и я о твой зад ботинок вытру, — пригрозил капитан.

— Ладно, ребята, давайте лучше бутылочку помянем, — ухмыльнулся Кеннеди.

МакБрайд вытянул из стола бутылку «Дьюара».

7

В каком-то смысле Доминик Марателли оказался между Сциллой и Харибдой. Если принять всерьез предположение капитана, что он оставил своих друзей-преступников и те его преследовали. Его преследовали бандиты, его искала полиция.

Мориарти и Коэн работали сверхурочно. Искали детективы управления, искали копы из участков. Искали патрульные. Исходили из того, что Доминик спешно удрал из горящего родительского дома, что он сломлен, ему некуда податься. Человек должен питаться, чтобы жить. Где-то спать. Зимой ни в городе, ни на природе не сыщешь удобного ночлега под открытым небом.

Искал и МакБрайд. И он в одиночку бродил по улицам, заглядывал в дешевые ночлежки, забегаловки, расспрашивал информантов, по большей части, в ночные часы.

О Чибби и трех девицах тоже не поступало никаких сведений. МакБрайд понимал, что жизнь Доминика Марателли зависит от того, кто его обнаружит первым. Папаша беглого сопляка отмечался ежедневно, но ничего нового сообщить не мог, лишь сам с надеждой интересовался результатами поисков.

В середине следующей неделе пресса сообщила, что Антонио Марателли ушел с поста олдермена. Политические обстоятельства естественным образом диктовали этот шаг. О чем сейчас его мысли, кроме спасения сына… И ему «подсказали»… Принудили? Пригрозили?

— Сей молодой мудрец-засранец заслуживает хорошей порки, — высказался по этому поводу Кеннеди. — Папаша его получил возможность политического роста, гордился этим, радовался, а сынок-щенок одним махом все изгадил.

МакБрайд вздохнул и продолжил исследование ночных улиц…

Снова свистит зимний ветер на темной улице, снова мигает зеленым заманчивая реклама.

КЛУБ НЕАПОЛЬ

Подойдя ближе, капитан услышал, как топает и стучит каблуком об каблук швейцар, стараясь согреть ноги. МакБрайд подошел ближе, швейцар перестал топать и с улыбкой распахнул перед ним дверь.

Он не сразу узнал капитана, а когда узнал, на лице у него проявилась растерянность. Он замер, придержав дверь.

— Что? — спросил капитан, глянув с интересом.

— О… приветствую, капитан. Прошу прощения, сразу не признал… От неожиданности… — Дверь распахнулась шире.

МакБрайд вошел, остановился у двери, оглядываясь. Девушка-гардеробщица подошла, но он отрицательно покачал головой. Она узнала его, закусила губу и удалилась. С другой стороны появилась накрахмаленная белая грудь, незнакомый голос протянул:

— Приветствую, любезный…

— Я МакБрайд.

— О… капитан…

— Где Ал?

— Меня зовут Патси. Я вместо него. Чего-нибудь желаете?

— Пригласите Ала.

— Э-э… Его нету. Вышел.

— Куда?

— Не знаю. Около часа назад ушел. Если подождать желаете, можете посидеть, в отдельной комнатке можно…

— Нет, ждать не буду.

— Как скажете, капитан.

Из зала доносился вой и грохот джаз-бэнда.

МакБрайд открыл дверь, вышел, огляделся. Швейцар исчез.

Руки МакБрайда, как всегда, были в карманах, и правая обхватила рукоять оружия. Он нырнул в узкий проход между домами, ведущий во двор, пожевал губами, быстрым и легким шагом двинулся по проходу.

Вошел во двор, увидел дверь и освещенное окно. Окно зашторено. Подошел к двери, схватил за ручку — не заперто. Приоткрыл, прислушался, потом распахнул и вошел в коридор, освещенный стенными бра. Однажды он уже входил в этот коридор, но с другой стороны. Капитан закрыл за собою дверь.

Из дальней правой двери вышел Доминик в сопровождении швейцара и Ала Василиакоса. Капитан не успел открыть рта. Доминик, собиравшийся идти к задней двери, увидел МакБрайда и изменил намерения. Он круто развернулся и рванул в противоположном направлении.

— Эй, стой! — крикнул МакБрайд.

Он бросился по коридору мимо швейцара и Василиакоса. Сквозь распахнутую Домиником дверь хлынула музыка, донесся шум зала. Капитан ворвался в зал. Доминик несся мимо столиков в сторону выхода. МакБрайд помчался за ним. Оркестр сфальшивил и замолк, танцующие остановились, глядя на бегущих.

МакБрайд обогнул пьяного, качнувшегося в его сторону, и достиг входной двери зала в шести шагах от беглого итальянца. Дверь захлопнулась перед его носом, а когда он ее открыл, увидел, что дверь на улицу тоже захлопнулась.

МакБрайд пулей проскочил прихожую, вылетел на улицу. Доминик, гулко топая, бежал к Ривер-роуд. МакБрайд понесся следом, вытащив пистолет из кармана.

— Стой, Доминик! — завопил он.

Но Доминик не остановился.

Они уже приближались к Ривер-роуд. Капитан поднял пистолет и дал предупредительный выстрел поверх головы бегущего. Тот вильнул, постаравшись скрыться в тени домов. Еще один выстрел, пониже, но достаточно безопасный.

Впереди, на перекрестке Джоки-стрит и Ривер-роуд, сиял дуговой фонарь, под который из тьмы выступил патрульный коп. Доминик тоже увидел полицейского, вильнул на другую сторону. Полицейский за ним. Доминик бросился к центру улицы, развернулся… и остановился.

Первым до него добежал МакБрайд:

— Подними руки, парень!

— Я… я…

— И помолчи. Зелоу, это вы? Обыщите его. Скорее всего, на нем ничего, но на всякий случай…

Патрульный Зелоу быстро обхлопал парня:

— Чистый, кэп.

МакБрайд вытащил наручники и защелкнул руки Доминика за спиной. После этого засунул пистолет в карман. Доминик дрожал от возбуждения и от холода. В спешке он не захватил пальто.

— Зелоу, сходи в «Неаполь» да прихвати эту греческую птичку, Василиакоса. Доставь его ко мне в управление. Свою птичку я в такси доставлю.

— О'кей, кэп.

— А заведение закрой на сегодня. Пусть отдыхают.

— Понял.

МакБрайд подхватил задержанного под руку и шагнул с ним в сторону Ривер-роуд.

— Капитан, Василиакос совершенно ни при чем, честное слово…

— Заткнись. Эй, такси!

8

Лампа сияла под зеленым абажуром, заливая светом гладкую поверхность стола и двоих, занявших места по его разные стороны.

Напротив МакБрайда сидел худощавый молодой человек с черными кругами вокруг глаз и с черной щетиной на щеках, с чернотой упрямства в глазах, с всклокоченными волосами, все еще блестящими от не так давно нанесенного на них масла. Под тонким пиджаком белая рубашка, но воротничок к ней не пристегнут.

— Ну, доволен всем, что натворил?

— А что я такое натворил?

— Мы по этому еще пройдемся. Ишь, умник нашелся, вздумал бандюгами управлять. На отца-мать глянуть жалко. Дом спалили. Отца из олдерменов выгнали. Конечно, тебя стоит за это пожалеть.

— Я не прошу никакой жалости.

— Конечно, не просишь. Просто ждешь ее как должного. Жалости от меня ты сейчас не дождешься, но мне нужно знать, кто убил Барджо.

— Не знаю.

— То есть, если перевести на нормальный человеческий язык, не скажешь.

— Переводите, как хотите.

МакБрайд уперся локтями в стол и угрожающе свел брови:

— Ты расскажешь мне все, что знаешь, милый мой.

— Черта с два.

— Всех чертей и ангелов вспомнишь, все вспомнишь, как маму звать, забудешь, а это расскажешь.

— Слушайте, я не убивал Барджо. У вас против меня ничего! И на мне ничего. Я не убивал его.

— А почему смылся?

— Это мое личное дело.

— А почему прятался дома?

— Это тоже мое личное дело.

— Деловой молодой человек. А что Чибби твой труп нужен, тоже твое личное дело?

— Вы ничего не знаете.

— Поэтому и интересуюсь, двуличный, двуязыкий, двоедушный червячок-соплячок. Слушай-ка меня внимательно. Я хорошо отношусь к твоему папаше. Я пытаюсь помочь тебе, оказать тебе снисхождение, которого ты не заслуживаешь. Не потому, что ты мне по душе, но из симпатии к твоему отцу. Он этого заслуживает. А ты — просто возомнивший о себе черт знает что паршивый щенок. И вот что: мне нужен Чибби или одна из его девах, из тех, что были с вами в ту милую ночку в «Неаполе», когда вы хором отправили Барджо на кладбище. Мне, в общем-то, все равно, кого из них добыть, но один из них нужен. И ты мне в этом поможешь. Добром или иначе.

— Мне нечего сказать. Да, я был там. Но никому ничего не сделал и не собираюсь ни на кого стучать.

— Ну и тупой же ты, — вздохнул МакБрайд, поднимаясь на ноги. — Неужели ты не соображаешь, что Чибби ждет не дождется момента, чтобы выплеснуть твои мозги на мостовую? Вроде должен понимать… Должен понимать, что, кроме нас, тебя никто не спасет.

Доминик сжался на своем стуле, кусая губы и беспокойно оглядываясь по сторонам.

— Ничего я вам не скажу, — буркнул он наконец.

Дверь открылась, патрульный Зелоу впихнул в кабинет Василиакоса:

— Задержанный доставлен, кэп.

— О'кей, Зелоу. Привет, Ал. Чего это ты такой взъерошенный, что тебя беспокоит? Зубы заболели?

— Так… Так нечестно, капитан.

— Да что ты говоришь? Гляди-ка, оскорбленная невинность! А укрывать у себя беглеца, скрывающегося от полиции, — честно?

— Я его не укрывал. — Василиакос прижал обе руки к груди. — Не укрывал. Он пришел ко мне, этот парень, попросил денег, чтобы смыться из города. Я ему денег не дал. И отругал за то, что он ко мне приперся.

— Все так и было, капитан, — вмешался Доминик. — Он правду говорит. Я пришел и попросил денег взаймы, вот и все.

— Вот-вот, — закивал Василиакос. — Вот и все.

— Не знаю, не знаю, не уверен, — проворчал МакБрайд. — Ты уже не раз пытался меня обвести вокруг пальца, черт хитрожопый. Проводи-ка его, Зелоу, пусть пока отдохнет в холодной.

— О'кей, кэп, — отозвался Зелоу.

— Капитан, отпустите меня, войдите в положение…

— Сколько раз мне входить в твое положение? Когда ты в мое войдешь?

— Ка…

— Давай, давай, не задерживай, — подпихнул его к выходу Зелоу.

МакБрайд вернулся на свой стул, уселся прямо, не опираясь на спинку. Глаза его сверкали синим сварочным огнем.

— Н-ну, видал, к какому типу ты обратился? Он заботится только о спасении собственной задницы. Как только открыл рот — сразу чего-то клянчит.

— От меня не дождетесь, я клянчить не буду.

— До-ми-ник, — по складам выговорил МакБрайд с угрожающим спокойствием и откинулся на спинку стула. — Предупреждаю, дело идет к тому, что ты получишь по ребрам. Мне нужна информация, и я не буду долго раздумывать о средствах ее получения. Веди себя хорошо, или я поведу себя очень плохо.

— Вы собираетесь меня бить?

— Я лично — ни в коем случае. Процедура отлаженная. Есть специалисты.

— Значит, вы как раз такой коп-бульдозер, каким вас все и считают! Грубое, жестокое животное!

— Совершенно верно, — спокойно, как будто с облегчением кивнул МакБрайд. — Рад, что до тебя наконец это дошло.

Доминик вскочил, трясясь от возмущения:

— Вы не смеете ко мне прикоснуться! Не смеете! Не смеете!

— Играй по правилам…

Зазвонил телефон. МакБрайд схватил трубку:

— Капитан МакБрайд. Да, Мори… Да… Что?.. Нет-нет, продолжай…

Он замолчал, слушал, глаза его сузились.

— Давай адрес. Да… 22, Рамфорд-стрит, понял. Еду.

Бухнув трубку на рычаг, он рванулся к двери, распахнул ее и заорал. Вбежал полисмен.

— Сунь парня в камеру, Майк. У меня свидание с дамой.

Схватив шляпу и напяливая на ходу пальто, капитан понесся в дежурку. Он кликнул Хогана, и тот понесся выводить машину. МакБрайд выбежал на тротуар.

9

Рамфорд-стрит отходит от Марбл-роуд и взбирается на пологий холм у северной границы города. Мрачная местность, дорога окаймлена стенами трех-четырехэтажных домов-казарм для мелких съемщиков. Обычная мирная окраина, радующая отсутствием происшествий.

Хоган переключил скорость, полицейский автомобиль натужно взвыл на подъеме. Впереди у обочины МакБрайд увидел карету «скорой помощи» и небольшую группу людей.

— Похоже, приехали, Хоган.

— Угу…

Водитель пристроил машину позади «скорой», МакБрайд вышел, увидел патрульного, патрульный увидел МакБрайда и отсалютовал:

— Второй этаж, кэп.

— Ясно.

МакБрайд вошел в пыльныйвестибюль, начал подъем по узкой лестнице. А вот и открытая дверь. В дверном проеме еще один полисмен, отступивший в сторону, чтобы пропустить капитана. В первой после прихожей комнате сидит на стуле Кеннеди, взгромоздив на стол ноги. Курит.

Возле него расхаживает взад-вперед Коэн, тоже курит.

— Привет, кэп, — бросает он и кивает в сторону следующей двери.

В следующей комнате врач «скорой помощи», Мориарти и два полисмена в форме. Они сгрудились возле кровати, на которой угадывается женская фигура. Ноги лежащей торчат из-под длинной ночной рубашки. Рядом с кроватью работает электрический аппарат искусственного дыхания. Мориарти повернул голову, увидел МакБрайда, вышел.

— Банни Даль, — сообщил он.

— Что случилось?

— Газ.

— Гм… Самоубийство?

— Не знаю. Не уверен. Мы с Айком заскочили в закусочную на Марбл. И с Кеннеди. Только собрались в картишки перекинуться, как ворвался патрульный, Кронкхайзер, и к телефону. Он был на обходе на Рамфорд, и тут какая-то тетка выскочила, вопит, зовет на помощь. Соседка. Она унюхала газ, постучалась, а там не отвечают, ну она и понеслась. Кронкхайзер выломал дверь, нашел Банни на полу у плиты, вон там.

— Как она?

— Хреново. Еле жива. Они начали здесь откачивать, боятся, что до больницы не довезут.

МакБрайд подошел к кровати, глянул на жертву отравления, отошел.

— Подозрительно.

— Да, — отозвался Кеннеди. — Не повезло девушке.

МакБрайд помолчал, потом вдруг ляпнул:

— Я Доминика поймал.

Ноги Кеннеди мигом оказались на полу, а он — на ногах.

— Где? Плоды расследования, как бананы, гроздьями.

— В «Неаполе». Он зондировал Василиакоса насчет деньжат, а тут я заявился. И грека взял. Жулик чертов, я его еще помариную. Он явно больше знает, чем говорит.

— Доминик что-нибудь сказал?

— Ни слова. Энтузиаст, горячий парень. Может, придется повозиться. Добуду, даже если выколачивать придется.

МакБрайд глянул в сторону спальни и встретился взглядом с врачом, который молча поманил его рукой. МакБрайд подошел, остановился у кровати.

— Она заговорила, капитан.

— Что сказала?

— О каком-то Чибби.

— Ага, Чибби…

МакБрайд опустился на край кровати, вытащил карандаш и старый конверт.

— Банни, — сказал он негромко. — Что случилось, Банни?

— Чибби… Чибби…

— Что он сделал, Банни? Что сделал с тобой Чибби?

— Он… напоил… завязал рот… чтоб не кричала… и сунул головой в духовку.

— Гм… — Капитан закусил край нижней губы. — Банни, где он? Где Чибби?

— Не знаю… Ал знает…

— За что он тебя, Банни?

— За то… Я знаю…

Она умолкла.

— Больше вряд ли что-нибудь скажет, — разочаровал капитана врач. — Довезти бы…

— Что ж… — МакБрайд встал, вышел в соседнюю комнату. — Айк, поезжай с Банни в больницу, может, очнется, допросишь. Мори, со мной в управление. Ну, собакос Василиакос, держись…

Он рванулся к лестнице, за ним Мориарти, следом — Кеннеди. Они вскочили в машину, и Хоган нажал на педаль газа.

10

Пальто и шляпу МакБрайд снял, но карманы для рук у одетого мужчины всегда найдутся. Лицом капитан напоминал голову статуи из серого гранита, если не считать ледяных глаз. Стоял он, расставив ноги на ширину плеч, склонив голову.

Кеннеди сидел на столе, поставив ноги на стул, опустив локти на колени, а ладони свесив перед собой. Мориарти прижался спиной к радиатору парового отопления, зажав в зубах погасшую сигарету.

Все они смотрели на фигуру во вращающемся кресле, установленном в центре помещения и ярко освещенном направленной на него лампой. В кресле сидел Ал Василиакос. Лицо его в ярком свете казалось вылепленным из теста каким-то неряшливым пекарем. Пальцы впились в подлокотники, колени плотно сжаты.

— Ты знаешь, где Чибби, Ал.

— Бог свидетель, капитан…

— Бога забудь. Ты знаешь, где Чибби.

— Честно, кэп…

— Заткнись. У меня нет времени на долгие беседы и убеждения. Тем более нет времени развлекать тебя, позволять делать из меня дурака. Мне нужно знать, где Чибби. Даю тебе минуту.

МакБрайд вынул левую руку из кармана, согнул ее, вынул правую, отодвинул ею левый рукав и уставился на циферблат наручных часов. Правую руку опять засунул в карман.

Пальцы Ала побелели от усилия. Ноги уперлись в пол, шея двигалась от частых глотательных движений. Зажатая между зубами нижняя губа вдруг освободилась и блеснула влагой в ярком электрическом свете. Глаза беспокойно моргали. Наступившую тишину нарушало его сопение. Сиденье кресла показалось ему крайне неудобным, на лбу выступил пот. Мало-помалу щеки, губы и нос Василиакоса составили компанию дергающейся шее.

МакБрайд смотрел только на свои часы, Кеннеди переводил взгляд со своих рук на руки МакБрайда, Мориарти из-под полуопущенных век интересовался мимикой Василиакоса.

МакБрайд вернул в карман левую руку и торжественно провозгласил:

— Минута прошла.

Ал напрягся, замер, даже дышать, кажется, перестал.

— Ну? — МакБрайд прищурился.

— Н-не-не…

МакБрайд не дослушал. Он прошел к двери и гаркнул в коридор:

— Майк!

Вызванный патрульный вошел, на ходу застегивая пуговицы форменной куртки.

— Майк, возьмите этого парня наверх и займитесь с ним утренней гимнастикой. Мори, помоги.

Майк и Мориарти сдернули Василиакоса с кресла, не особенно интересуясь, шевелит ли он ногами, и поволокли к двери. Ал забормотал что-то неразборчивое, прижимая колени к животу, но тут же исчез.

МакБрайд закрыл дверь и опустился во вращающееся кресло.

Кеннеди закурил, выпустил дым через ноздри.

— Жалко эту шлюшку. Она такое перенесла… Зачем он ее… Может, это он убил Барджо?

— Может…

Помолчали. МакБрайд тоже дымил своей сигарой. Кеннеди поднялся, зашагал по комнате.

Дверь открылась без стука. Мориарти с пиджаком на согнутой в локте руке, не входя, оттарабанил:

— Чибби в доме девяносто пять по Гектор-стрит, с ним около полудюжины стволов.

— Надень пиджак, Мори, — ответил капитан.

11

На этот раз гараж управления покинула большая, вместительная машина. За рулем все тот же Хоган. Рядом с ним Мориарти и МакБрайд. Сзади пятеро полисменов и Кеннеди. Полвторого ночи, на улицах темно и пусто, машина на большой скорости срезает углы, люди качаются из стороны в сторону.

— Гектор! — сообщил Хоган.

— Какой номер? — спросил МакБрайд.

— Начало здесь, значит, девяносто пятый через три квартала, — подсказал Кеннеди.

— За квартал остановишь, Хоган, — приказал капитан.

— Понял.

Автомобиль замедлил ход, подрулил к поребрику и остановился. МакБрайд вышел первым, осмотрелся. Затем вылезли остальные, обступили капитана, поблескивая бляхами, прикрепленными к тяжелым форменным шинелям синего цвета.

— На другой стороне, — сказал МакБрайд.

Перешли на другую сторону, прошли вдоль фасадов. Дома здесь отступали от красной линии улицы, отделялись от тротуара коваными решетками, перед фасадом каждого вниз шла лесенка к подвалу.

— Надо попробовать через подвал, — прошептал МакБрайд.

Дойдя до дома девяносто пять, они вошли в калитку, спустились к подвалу, но дверь не поддавалась, окна оказались зарешеченными.

— Они должны сидеть на верхнем этаже, — просипел Мориарти.

— Этажей четыре, — пробормотал МакБрайд. — Придется искать пожарные лестницы.

Фасады по Гектор-стрит были без пожарных лестниц, следовало искать подход со двора, зайти сзади. Они прошли до угла, свернули, еще раз свернули, возвращаясь по параллельной улице. МакБрайд считал дома.

— Можешь не считать, — сказал Кеннеди. — Девяносто пятый — единственный четырехэтажный, все остальные в три этажа.

— Здесь, — указал МакБрайд.

Он поднялся на крыльцо, позвонил. Минуты через две дверной замок щелкнул, в щелочке показалась голова старухи в ночном чепце.

— Мадам, мы из полиции, — обрадовал ее МакБрайд. — Нам нужно к дому на Гектор-стрит, и мы просим разрешения пройти через ваш двор.

— А что стряслось?

— Просто ищем одного человека.

— Хорошо, хорошо, открываю… Будить среди ночи старуху с радикулитом… Охо-хо…

— Извините, извините, мадам… Большое спасибо за содействие.

Бабка провела полицейских через холл, открыла заднюю дверь. За дверью оказался маленький дворик, отделенный от соседского низким дощатым забором. За забором — соседская четырехэтажка.

— Еще раз большое спасибо, мадам.

Старуха, кряхтя и охая, удалилась, а МакБрайд и его молодцы в сопровождении Кеннеди перевалили через забор.

— Вон пожарная лестница, — ткнул вперед рукой МакБрайд и решительно направился в указанном направлении.

Что бы о капитане ни говорили, в трусости его никто обвинить не мог. За спины подчиненных он никогда не прятался, если планировал рискованную операцию, то предусматривал для себя место впереди, с ухмылкой замечая, что страховка все покроет. Капитан бесшумно полез вверх, его люди нанизались на лестницу длинной цепочкой. Синие шинели трепыхали полами, резво двигались колени и локти копов. Наверху МакБрайд замедлил продвижение. Вот он остановился, посмотрел вниз. Сразу за ним полисмен Хевиленд, за ним Крейшер, уже немолодой коп. При виде знакомых физиономий капитан ощутил что-то похожее на гордость.

Он снова перевел взгляд вверх, медленно пополз дальше. Хевиленд догнал и полез вровень с ним с одного боку, Крейшер тоже догнал их обоих и продвигался с другого. Все трое вытащили оружие. МакБрайд позаимствовал у Хевиленда дубинку, присмотрелся к окну и ударил по стеклу дубинкой. Повторив удар еще три раза, он нырнул в дыру.

Во тьме кто-то вскрикнул. Через долю секунды грохнул выстрел, оконную раму расщепила пуля. МакБрайд тут же ответил на огонь, впереди кто-то завопил. Найти бы дверь, а рядом с ней выключатель…

В него врезалась какая-то туша, и МакБрайд отлетел к стене. Рядом с ухом грохнул выстрел, в лицо дохнуло горячим дымом, он закашлялся, нырнул, врезался еще в одно тело, снова нырнул. Ага, вот дверь, а где выключатель? Он захлопал рукой по стене, не находя никакой выпуклости. Еще кто-то врезался в него с такой силой, что МакБрайд свалился.

Кто-то распахнул входную дверь, в квартиру проник тусклый свет с лестничной клетки. Двое или трое рванулись наружу, и МакБрайд кинулся за ними, но столкнулся еще с кем-то, они рухнули вместе, и на них налетели четверо полицейских, тоже спешивших к двери.

— Эй, полегче! — заорал МакБрайд как раз вовремя, чтобы не получить дубинкой, которой замахнулся на него Хевиленд.

— О, кэп… — узнал его подчиненный.

Какая-то тень вырвалась из боковой двери вслед за вспышкой, и в шляпе капитана появилась аккуратная дырочка. Шляпа, к счастью, удержалась на голове. Крейшер трижды выпалил в сторону стреляющей тени, которая вскинула руки, завопила, по инерции пронеслась вперед, вылетела из квартиры и рухнула через перила вниз.

А внизу копы уже догоняли пытавшихся удрать. Кто-то в комнате нашел наконец выключатель — это оказался Кеннеди. Он стоял, задумчиво чесал нос и глядел на двоих лежащих на полу гангстеров, как бы удивляясь, почему те не поднимаются.

МакБрайд рванулся к лестнице, вслед за перемещающейся перестрелкой. Он вскочил на перила и школьником съехал вниз, неловко свалившись на пол. Не успел он подняться, как его сбил соскользнувший за ним тем же способом полисмен Менделевиц. Тот встать не смог, застонал и сполз с капитана на пол, как куль подмокшей муки.

Бой ускользал по лестнице вниз, и капитан рванулся за ним. Туда же бежали, топая сапогами, Крейшер и Хевиленд. МакБрайд на бегу споткнулся о чье-то тело, но удержался. Тело мертвого гангстера, заметил он.

Глянув через перила, МакБрайд увидел, что трое бандитов отступают к двери. Он прыгнул вниз, на плечи одного из них, подняв новую волну паники. Другой гангстер повернулся к нему, и капитан узнал Сэма Чиббарро, а Чиббарро узнал капитана. Гангстер вскинул руку с пистолетом, но тут на него сверху свалился еще кто-то, оказавшийся репортером Кеннеди, невооруженным, но достаточно тяжелым. Третий бандит плюнул на все и устремился к двери, но пуля Хевиленда оказалась быстрее, и он рухнул к стенке.

Чиббарро отбросил Кеннеди и тоже рванулся к выходу, но МакБрайд, вырубив сваленного им бандита, поймал Чиббарро за пиджак. Тот выругался, повернулся к МакБрайду и навел на него пистолет. МакБрайд отпустил пиджак, схватил руку его хозяина и вывернул ее, направив вылетевшую пулю в безопасном направлении. Вслед за этим он с силой опустил ствол своего оружия на висок бандита. Чиббарро рухнул, как подрубленное дерево.

Крейшер удовлетворенным взглядом сопроводил падение Чиббарро и заключил на родном немецком:

— Майн Готт!

— Именно, Фриц, — вздохнул МакБрайд. — Хевиленд, что с Менделевицем?

— Лежит повыше и матерится, как сапожник.

— Ну, тогда все нормально. Харриган, найди телефон, вызови врача и машину! Сокалов, спрячь пушку, все кончилось.

— О, кэп, а я и не заметил… О'кей.

У стены МакБрайд заметил Кеннеди, раскуривающего сигарету. Шляпа на нем сидела боком, наперекосяк, две пуговицы на пиджаке вырваны с мясом, физиономия в клоунских грязных пятнах. Смешно выглядел Кеннеди.

— Слушай, Кеннеди, как ты жив остался?

— Провидение, кэп. Провидение следит за дураками, алкашами и репортерами желтой прессы.

— Ну, тогда оно за тобой втройне следит, — тут же вставил Мориарти.

— Гнусная клевета, — спокойно заметил Кеннеди.

12

Занималась заря, но кабинет освещался все той же лампой под зеленым абажуром.

Чиббарро сидел на стуле, ярко освещенный, заклеенный медицинским пластырем, с пятном запекшейся крови на щеке. Он хмуро рассматривал гладкую поверхность письменного стола капитана.

Мориарти прижимался спиной к радиатору. Кеннеди сидел верхом на стуле, повернутом задом наперед, упершись подбородком в руки, сложенные на спинке стула.

МакБрайд разместился во вращающемся кресле.

— Зря ты, Чибби, прибыл в Ричмонд. Не по тебе этот город.

— Ну-ну, — усмехнулся Чиббарро.

— Не про тебя этот город, — повторил капитан. — Дивлюсь твоей недогадливости. И глупости. Надо же, прихлопнуть беднягу Банни Даль…

— Она тупая курица!

— Нехорошо, Чибби, нехорошо…

Чиббарро вынул платок, высморкался:

— Если б меня не заложил этот пацан…

— Ошибаешься. Как раз пацан слова не сказал.

— Ид-ди ты-ы… — удивился гангстер.

— Тебя сдал Ал.

— Вот скотина!

МакБрайд откинулся на спинку и сложил руки за головой:

— Значит, ты Барджо не убивал.

— Конечно! Что я, полный идиот? Ни с того ни с сего ухлопать полезного парня, да еще при всем честном народе…

— В общем, я не считаю тебя слишком уж большим дураком… Но зачем тебе убивать Банни?

Чиббарро отвернулся:

— Эти вопросы к моему адвокату.

— Пусть так. Только тебе адвокат не поможет.

Дверь открылась, вошел Коэн:

— Привет, ребята. Кэп, Мори, Кеннеди… — Он повернулся к Чиббарро: — Привет, Чибби, грязная свинячья сопля.

— Пошел ты…

— Подонок…

— С чем ты, Айк? — спросил МакБрайд.

— Померла она, сейчас только.

Чиббарро навострил уши. Глаза его отразили испуг.

Коэн вытянул из кармана сложенный лист бумаги и вручил МакБрайду:

— Перед смертью ненадолго пришла в сознание и дала показания. Смогла подписать. Вот моя подпись, здесь врач засвидетельствовал.

МакБрайд положил лист на стол, аккуратно разгладил, прочитал. Задумался.

— Послушаем, — сказал он и принялся читать вслух: — «Я убила Сальваторе Барджо. Он напился. Вошел за мной в кабинет клуба „Неаполь“ и набросился на меня. Я схватила со стола нож для бумаги и заколола его. Вошел Доминик, за ним Чибби. Чибби набросился на меня с угрозами, а Доминик требовал, чтобы он меня выручил. Чибби отказался, и тогда я пригрозила, если он меня не спрячет, выдать его полиции. Тогда Чибби согласился. Позже Доминик и Чибби поругались и подрались, Доминик порвал с Чибби. Он хороший парень, Доминик. Он не знал о Чибби всей правды, думал, что тот лишь торгует нелегальным спиртным.

Чибби решил найти Доминика и уничтожить, чтобы он не сдал банду копам. Чибби опасался, что Доминик знает о нем слишком много. Чибби приехал из Чикаго. Он из банды Риццо, прибыл для торговли белыми рабынями. Я работала на него, за месяц помогла завербовать 12 девиц для домов в Дэйтоне и Коламбусе. Он подумывал и о торговле спиртным, Доминика хотел привлечь, потому что у того папаша олдермен.

Когда я узнала, что полиция взяла Доминика, я хотела пойти и выручить его, ничего не говоря о Чибби. Но Чибби мне не поверил. Он меня напоил, связал и сунул головой в газовую духовку. Он всегда был скотиной».

— Это точно, — вырвалось у Кеннеди.

МакБрайд положил листок на стол, поднялся, прошелся по кабинету:

— Так, значит, Чибби. Торговля белым телом…

Чиббарро молча глядел в стол.

— И девицу ты не сдал, чтобы себя выгородить.

— Адвоката ему, — проворчал Мориарти.

— Оптимист, — язвительно заметил Коэн.

МакБрайд снял трубку, назвал номер:

— Тони, привет. Да, МакБрайд. Ты сидишь? Не рухни. У нас твой пацан. Жив и здоров, ничего с ним не сделалось. Что? Утешить его? Сам утешай, если хочешь. Будь он моим сыном, я бы ему так задницу надрал, чтоб он сесть не смог. Что? Конечно, можешь сам приехать забрать. Хоть сейчас, нужен он нам тут… Да, да…

Он положил трубку, посмотрел на нее.

Кеннеди вытащил из кармана фото:

— Красивая была девица…

— Где взял? — спросил МакБрайд.

— У нее. Завтра на первой полосе дадим.

МакБрайд подошел к окну, уставился на красное солнце, поднимающееся над крышами. Без всякого налета сентиментальности он подумал, что Чибби, Доминик и Ал — мелочь, шестерки, а эта несерьезная девица с дурацким прозвищем — Банни Даль — оказалась сильнее их, вместе взятых.

— Иногда приходится умереть, чтобы твой снимок в газете появился, — изрек Кеннеди.

Murder Picture George Harmon Coxe

Никого не удивит, что Джордж Хармон Кокс (1901–1984) начинал свою карьеру в качестве газетчика. Ведь оба его главных персонажа — Джек Кейси по прозвищу Вспышка и Кент Мердок — фоторепортеры.

Первым появился на свет Кейси — в журнале «Черная маска» в 1934 году. Поначалу он был персонажем второго плана при молодом репортере Томе Уэйде, но быстро выдвинулся вперед. Кейси посвящено более двадцати рассказов и пять повестей.

Мердок, смахивающий на Кейси, но не столь «крутой», дебютировал в повести «Убийство со снимками» (1935). О Мердоке написана 21 книга, первая из которых экранизирована в 1936 году с Лу Эйерсом в главной роли.

Как и в большинстве произведений такого рода, здесь действуют частные детективы, но эти серии имеют определенную особенность. В отличие от остальных вещей «Черной маски» и подобных изданий тут главные герои — «плохие парни», зачастую защищающие интересы своих негодяев-нанимателей.

Первые рассказы серий написаны в духе Кэрролла Джона Дэйли — «стреляй напропалую», но впоследствии сюжеты становятся более интеллектуальными. Как для создания проблем, так и для их решения вместо традиционной пули в голову используется новая по тем временам технология. «Картина убийства» впервые опубликована в январском номере «Черной маски» за 1935 год.

Роковой снимок Джордж Хармон Кокс (пер. Ю. Балаян)

1

Кейси, фотомастер высокого полета из «Глоба», которого все, начиная редакционным посыльным и кончая капитаном Джадсоном из отдела особо тяжких преступлений, называли Вспышка, нахмурившись и скривившись, пристально рассматривал расстеленную на столе увеличенную копию снимка. Его широкие плечи горбились, рыжеватые волосы торчали в разные стороны, глаза потерялись в узких щелках недовольных морщин, а изо рта монотонно и непрерывно сыпались нецензурные выражения.

Небольшой человечек, работавший за угловым столом, оторвал взгляд от своих собственных снимков, глянул на Кейси и ухмыльнулся:

— С чего ты там разбушевался, Вспышка?

— Есть с чего, — буркнул Кейси и грохнул кулачищем по влажному еще отпечатку. — Мы с Уэйдом по наводке пролезли в этот чертов тотализатор, и как раз в самое время. — Кулак еще раз грохнул по фотографии. — А Хэйли и его грубияны выкинули нас оттуда. Мне не хотелось упускать тему, поэтому я задержался и щелкнул еще один кадр из сортира. И эти поганые копы отняли пластинку!

— Ладно, но этот-то, который остался, чего-нибудь стоит?

— Этот-то хорош, но тот… Тот… — Он сдавленно зарычал от возмущения.

— Да и ладно, — отмахнулся собеседник. — Блэйну необязательно знать, что был и другой.

Физиономия Кейси, которому уже надоело злиться, разгладилась. Он вздохнул:

— Дело говоришь, Тим. Ему необязательно все знать. Отнесу-ка я ему хоть этот.

Он схватил снимок и направился к двери.

— И не забудь сам себя похвалить, — напутствовал его Тим. — От Блэйна похвалы не дождешься. Эх, вы ребята молодые…

Старика прервал телефонный звонок. Кейси снял трубку:

— Кейси. Слушаю.

Он сразу узнал голос лейтенанта Логана из отдела особо тяжких.

— Слушай, Вспышка, мне Хэйли сейчас рассказал, как ты геройствовал в сортире тотализатора…

— Ну и что?

— Ты влез через вентиляцию «Блуграс»?

— Да, ну и что тут такого? Закон запрещает лазить по вентиляционным шахтам?

— Вот там я тебя сейчас и поджидаю.

— Ха! В вентиляции?

— В конторе «Блуграса».

— Когда? Сейчас? Сейчас не могу, я занят, я…

— Плевать мне на твою занятость. Не придешь сам — доставлю с копом.

— Э-э…

В трубке уже раздавались гудки. Кейси внимательно посмотрел на нее и положил на рычаг.

Все еще смурной, входил он в отдел городских новостей, но у стола редактора лицо Кейси уже озарила улыбка.

— Блэйн, глянь, какая прелесть! — Он положил отпечаток восемь на десять на стол редактора.

Тот уселся поудобнее, оперся локтями о стол, опустил взгляд на фотографию. Очень четко и подробно виднелся интерьер помещения значительных размеров, куда только что, за секунды до съемки, ворвалась полиция. Да и произошло-то это событие чуть более часа назад. Отличный охват помещения, видны демонстрационные доски, будка кассира, громкоговорители, человек сорок — пятьдесят посетителей, половина из которых женщины.

Кейси самодовольно наклонился над снимком и принялся тыкать пальцем в людей, которых Блэйн и сам прекрасно знал:

— Вот капитан Джадсон. Вот этот паразит Хэйли, вошь тифозная. А это его подпольное величество Майк Хэнди. — Его палец ткнулся в физиономию коренастого мужчины с полным лицом, выходящего из двери, на которой ясно читалась крупная буква «М». — Облегчиться изволили.

Палец Кейси двинулся к модно одетой женщине с испуганным выражением лица, обнимающей за плечи пухлого молодого человека, украшенного усиками кинозлодея. Ли Фессендон, сын нового владельца «Глоба», брат главного редактора. Женатый, но холостяцких привычек не оставивший.

— Малыш Фессендон, — ухмыльнулся Кейси. — Отдыхает от тягот семейной жизни. Поднял шум, требовал, чтобы я ему пластинку отдал.

Блэйн откинулся на спинку стула, сложил руки на затылке:

— Это все, что ты снял?

— Нет, это не все, что я снял, — насупился Кейси, вспомнив о втором снимке. — Это все, что я спас. Хэйли отобрал вторую пластинку.

Он снова оживился:

— Да эта-то чем плоха? Исключительная ситуации, отличное качество… Где ты такое видал?

— Нигде не видал. Чудо-снимок, чудо. Хорош, признаю, не могу не признать. Только вот использовать я его тоже не могу.

— Как? — изумился Кейси. — Почему? Кто сказал?

Для киноэкрана Блэйн явно не подходил. Одет слишком аккуратно, без теней под глазами. Стройный, преждевременно поседевший, с резкими чертами лица, ястребиным носом и презрительным взглядом маленьких серых глаз.

— Я сказал, — отрезал он.

— Вот как. — Кейси сунул руки в карманы. — Вот, значит, как. Скажи мне это кто-нибудь час назад, я бы его вруном назвал.

— Ты, прошу прощения, о чем?

Кейси отступил от стола редактора и уставился на него весьма недоброжелательно:

— Что мне всегда в тебе нравилось — ты играл по правилам. О каналах получения информации не распространялся, умел хранить секреты, но никогда не зажимал тему в угоду какой-нибудь знакомой тетушке. Фессендон, значит, тебя приструнил. Под его дудку пляшешь…

— Интересно, интересно, — ухмыльнулся Блэйн.

Кейси указал на снимок:

— Ли Фессендон влип, конечно. Боится, что дома его в угол поставят. И он знает номер твоего телефона. А ты рад угодить братцу босса.

— Закончил?

Кейси молчал. Блэйн усмехнулся кривой безрадостной улыбкой и заговорил вялым, невыразительным голосом:

— Я тебе не обязан объяснениями, Вспышка, но все же объясню. Не потому, что хочу тебя успокоить, а чтобы показать тебе, что не все так просто, как кажется такому простаку, как ты.

Блэйн снял с одного из своих настольных телефонов трубку, сказал в нее несколько слов. Потом продолжил:

— Ты, радость моя, снял это через голову капитана Джадсона. И Джадсон позвонил главному и пообещал ему закрыть нас на месяц, если мы опубликуем этот твой снимок. Нравится?

— Джадсон… — Щеки Кейси порозовели, физиономия скисла.

Тут дверь открылась, вошел главный редактор, брат Ли Фессендона и сын владельца. Его наманикюренная ручка приняла фото от Блэйна, поднесла к близоруким глазам. Кейси этому липовому бизнесмену не симпатизировал. Полноватый, лысоватый человечек в дорогих костюмах, скрадывающих растущее брюшко, вызывал у подтянутого, рослого Кейси пренебрежение, а сейчас, когда гибло его очередное дитя, главный возбуждал у фотографа и более горячие чувства.

— Да… Да… — пробормотал Фессендон. — Должно быть, этот. Отличный снимок. Жаль, что нельзя использовать. Где пластинка? — Он посмотрел на Блэйна, затем на Кейси. — Принесите пластинку, Кейси.

Кейси резко отвернулся и проследовал в фотолабораторию. Там он спросил Тома Уэйда, сделал ли тот второй отпечаток. Получив утвердительный ответ, вздохнул:

— Вклею в свой дневник. — У двери обернулся: — Сунь в мой стол.

Фессендон в ожидании фотографа вышагивал перед столом Блэйна, сопровождаемый взглядами всех сидевших за столами сотрудников. Кейси вручил ему пластинку, и Фессендон уставился на нее, подняв против лампы, на просвет.

— Да… Да… — снова забормотал он еле слышно. — Должно быть, эта самая.

Он стукнул стеклянной пластинкой о край стола, над корзиной для бумаг, проводил взглядом ссыпавшиеся вниз осколки. Разорвал отпечатанный снимок, обрывки бросил в ту же корзину.

— Так вернее… Да, так вернее… — пробормотал он и покинул помещение.

Блэйн и все остальные проводили его взглядами. Кроме Кейси. Кейси глядел на Блэйна. Встретив взгляд фоторепортера, Блэйн сжал губы:

— Ну, чего уставился? Нечем заняться? Снимай, что полиции нравится, и я без колебаний опубликую.

Кейси открыл рот, и злость не давала его закрыть. Но и произнести что-нибудь она тоже не позволяла.

2

Когда Кейси вернулся в фотоотдел, Уэйд с кем-то говорил по телефону. Кейси тяжело рухнул на стул, закурил, глубоко затянулся и забыл о сигарете, повисшей на губе. Острая злость не погасла, а переродилась в разъедающую душу горечь. Случалось ему и пластинки терять, и с отказами встречался — как же без этого… Но то, как Блэйн отмахнулся от него, а Фессендон отмахнулся от них обоих…

Уэйд проговорил еще минут пять, после чего Кейси поведал ему о случившемся.

— Я тебе уже говорил, — заключил он свой рассказ, — что газетенка наша под гору катится с тех пор, как Фессендон ее купил. И мне все же кажется, что это работа братца Ди. Он настроил Блэйна, а Блэйн сочинил сказку про Джадсона.

— Не похоже на Блэйна, — покачал головой Уэйд. — Не его стиль.

— Как этот гад кокнул пластинку! — Кейси снова разразился проклятиями, а когда успокоился, спросил: — С кем это ты так долго болтал?

— С Альмой Гендерсон.

— Это та шлюшка, которая…

— Ну-ка помолчи! — возмущенно воскликнул Уэйд. Обычно добродушного и бесшабашного репортера как будто подменили. Он весь пылал праведным негодованием, как воскресный проповедник, обличающий пороки общества.

— Ишь ты, — подивился Кейси. — А я и не знал, что дело так обстоит.

— Никак дело не обстоит, но она не такая! Она хорошая, добрая девушка, просто…

Кейси мгновенно вспомнил обстоятельства их разбойничьего рейда. Чтобы сделать снимок, который конфисковал Хэйли, они с Уэйдом вломились в офис «Блуграс продактс», соединенный с одним из помещений подпольного игорного притона вентиляционной шахтой. Кейси уже бывал в здании и знал, что вентиляция выходит в мужской туалет тотализатора.

Альма Гендерсон ведала офисом «Блуграс». К удивлению Кейси, Уэйд оказался ее знакомым. К удивлению, потому что раньше Кейси вообще не замечал контактов Уэйда с женским полом. Но удивляться времени не оставалось, и Кейси со своей камерой нырнул в вентиляционную шахту, оставив Уэйда болтать с девицей.

— Доброе дитя, значит? Что ж, не спорю. Но она работает на «Блуграс», а шефом ее филиала служит Мо Нюберг, жулик из жуликов, чемпион жуликов в тяжелом весе. Все, к чему он прикоснется, гниет и воняет. Он и с этими жуликами-соседями, пожалуй, связан. И играет с Майком Хэнди. Так куда в этой схеме вписывается милая крошка Гендерсон?

— Какого дьявола! — ощерился Уэйд. — Она должна что-то есть? Должна что-то зарабатывать?

— Хорошо, хорошо, не мое дело. У меня своих хлопот полон рот.

Кейси зажег следующую сигарету, затянулся раз, другой, окутался сизым дымом.

Но все-таки это было и его дело. Уэйд импульсивен, с ним тоже можно заработать хлопот полон рот. Надо же, связаться с женщиной, работающей на Нюберга!

— Чего она от тебя хотела?

— Она просила меня прийти.

— Зачем? Она что, не знает, что ты работаешь?

— У нее какая-то тема. По телефону не сказать. Но она говорит, что дело уголовное.

— Ха! Почему бы ей тогда не обратиться в полицию?

— Вот почему.

Уэйд вытащил из стола газету, пролистал ее, нашел заметку на двенадцатой полосе, сунул под нос Кейси.

ЗАКЛЮЧЕННАЯ СБЕЖАЛА ОТ ВРАЧА

Доставленная для обследования в государственную клинику на Конкорд-стрит мисс Мэри Меркл, 21 года, отбывающая наказание в женской тюрьме, сбежала сегодня из кабинета врача. Срок ее заключения должен был истечь только в 1937 году…

Кейси поднял взгляд:

— А я что говорил! Шлюха и бандитка.

Уэйд вспыхнул:

— Прекрати, Кейси! По телефону она кое-что рассказала. Три года назад она приехала из Вермонта. Попала в плохую компанию, а тут полицейская облава, и у нее никаких родственников, чтобы поручиться…

Уэйд рассказывал печальную повесть о доброй девушке, а Кейси глянул на дату выпуска газеты. 17 мая.

— Сбежала она… А куда податься? Кто-то из старых знакомых порекомендовал ее Мо Нюбергу. Представь, явится она к копам с такой биографией. Мигом сгребут и отправят обратно, откуда сбежала.

— Где ей, возможно, самое место, — буркнул Кейси и тут же раскаялся, увидев боль в глазах Уэйда.

— Она испугана, Кейси. Мне кажется… — Уэйд помолчал, пожевал губу. — Кажется, она хочет, чтобы я помог ей смыться из города.

— Ну, совсем ты спятил. — Кейси всмотрелся в упрямую физиономию Уэйда и вздохнул. — Слушай, я должен вернуться в Роксбери к Логану. Не знаю, чего ему от меня надо. Можешь идти со мной. А оттуда направимся к твоей доброй девушке.

Уэйд покачал головой.

— Она просила поторопиться.

— Э-э-э… — раздраженно протянул Кейси.

— Нет, Кейси. Она мне поверила, она говорит, что я единственный во всем городе, кому она может довериться. Я обещал ей прийти, и я ее не подведу. Даже ради тебя.

Кейси фыркнул. Дурак, и не лечится. Козел упрямый. Повелся на юбку, олух… Точнее, купился на ее байку, остолоп. Вслух он потребовал:

— Адрес!

— 763, Пратт-стрит.

Кейси невольно улыбнулся, в глубине души завидуя искренности и увлеченности юного Уэйда.

— Ладно, дуй. Только гляди, куда ноги ставишь. И помни, что она работает на Мо Нюберга.

Уэйд «дунул», а Кейси пожал плечами и сгреб камеру с коробкой фотопластинок:

— Беру, конечно, беру. Куда ж я без них… Да, Логан круто завернул…

Через пятнадцать минут хмурый Кейси опустил камеру и коробку с пластинками на пол перед дверью. Верхняя панель этой двери была сделана из матового стекла и украшена надписью:

БАУГРАС ПРОДАКТС

Поперечный коридор третьего этажа старого административного корпуса зиял пустотой и зловещей тишиной. В торце издевательски подмигивала единственная лампочка. Полдюжины дверей, застекленных такими же матовыми стеклянными панелями, темнели перед Кейси, и, что самое интересное, матовое стекло ближайшей тоже не освещено. Куда, к дьяволу, девался этот Логан?

Кейси пососал верхнюю губу, сдвинул шляпу на лоб, запустил пятерню в косматый затылок, потом постучал в дверь. Подождал немного, постучал сильнее. Еще выждал, грохнул кулаком. После этого, хотя до его ушей не донеслось ни звука, Кейси заметил, что дверная ручка медленно поворачивается.

По хребту потянуло холодком, Кейси нагнулся, подхватил свое имущество, а когда выпрямился, замер с открытым ртом. Из темной вертикальной расщелины медленно открывающейся двери высунулся поблескивающий в тусклом коридорном освещении вороненый ствол с еще более темной дырочкой дульного отверстия на конце. И дырочка эта уставилась на него.

Через секунду, показавшуюся Кейси часом, дверь распахнулась, И он услышал будничный мужской голос:

— Здорово, Вспышка. Заходи.

Кейси шумно выдохнул и шагнул через порог, стирая пот со лба. Помещение осветилось.

— Чтоб тебя черти драли! — гаркнул Кейси Логану. — Я чуть в штаны не наложил!

— Ничего не поделаешь, меры предосторожности, — сообщил Логан тоном, в котором совершенно не слышалось ни сожаления, ни извинения.

— Ты же знал, что я иду. Ты же сам меня вызвал. Какого же черта…

— Я знал, что ты идешь, но я не знаю, кого еще может принести нелегкая, — объяснил Логан, засовывая оружие в кобуру.

Что-то в холодном деловитом тоне Логана привлекло внимание Кейси. Этот фокус с пушкой — новее не шутка. Логан совершенно серьезен. И если он так себя ведет…

Кейси огляделся. На первый взгляд офис казался таким же, каким он его уже видел. Вытянутое помещение с большим письменным столом, столиком машинистки, мягкими стульями с кожаными подушками. Дверь справа, очевидно в соседний кабинет, тогда была закрыта. Сейчас она нараспашку, из нее выглядывают два детектива. Коренастого красномордого коротышку Кейси узнал сразу. Сержант Манагэн. Другой тоже из управления, но как его звать…

— Чего ради все это действо? — спросил Кейси.

Логан подхватил его под руку и провел чуть дальше внутрь офиса. Тут Кейси увидел нечто новое. На полу лежал человек. Дверь стенного шкафа подальше от входа, поближе к нише-закутку, теперь тоже была открыта, и тело человека, лежащего на животе с лицом, повернутым в сторону, частично находилось в шкафу, как будто он выпал оттуда, когда распахнули дверь. Одет человек весьма прилично, на нем новое оксфордское пальто, блестящие башмаки. Возраст вроде лет около тридцати пяти, волосы темные, рост средний. В положении тела определенная неловкая окостенелость, а серая ткань пальто на спине изгажена бурыми пятнами.

Кейси перевел взгляд с тела на Логана:

— Кто он, откуда?

— Грейди. Частный сыщик из Нью-Йорка.

— Выстрел в спину?

— Два. В упор.

— А… я тут при чем?

— Вот и мне интересно. В первую очередь, интересно, что ты тут вытворял сегодня. Может, я ошибаюсь, но сдается мне, что этот парень уже был в шкафу, когда ты шуровал в комнате. И уже был покойником.

Широко распахнутыми глазами Кейси уставился на Логана и выдохнул:

— …ть!

Он успел подумать об этой Гендерсон, об Уэйде, и краска отхлынула с его лица.

— Она все видела! — прохрипел Кейси. — Конечно, видела! Вот почему она вызвала Уэйда.

— Давай-ка по порядку, — призвал его к порядку Логан. — И с самого начала.

3

Лейтенант Логан сидел на массивном письменном столе свесив ноги и опершись о столешницу руками. Весьма симпатичный темноволосый мужчина, аккуратный и подтянутый. И гетры на нем аккуратные. Аккуратен он и в отношении исполнения служебных обязанностей.

— Хорошо, хорошо, — сказал он, когда Кейси рассказал ему о девушке и о ее телефонном звонке Уэйду. — Только все-таки давай начнем с самого начала. Как ты вообще здесь оказался?

Кейси уставился на Логана, как будто не понимая его, но тут же снова заговорил:

— Я получил наводку от Джерри из управления. Когда мы с Уэйдом прибыли, Джадсон и Хэйли с их бандой уже подтянулись и собирались вломиться. Мы поднялись за полицией и сразу же за ними проникли в помещение. Я успел только разок щелкнуть, и Джадсон нас выкинул.

Кейси мысленно выругался, а вслух продолжил:

— Естественно, мысли вертелись вокруг этого проклятого вертепа, и я предположил, что где-то есть же эта чертова вентиляция! Сюда мы вломились по наитию и угадали. В офисе была лишь девица Гендерсон. Она испугалась… выглядела испуганной, не хотела нас впускать. Уэйд ее уговорил.

— Шкаф, конечно, был закрыт, — вставил лейтенант Логан.

— Да, закрыт. И дверь в соседнюю комнату была закрыта. Но меня больше интересовала шахта вентиляции, вон там, в закутке. Лаз отсюда в шахту, лаз из шахты туда… Сквозь эту шахту я к ним и пробрался, к соседям.

Он подошел к стене, где на кронштейнах лежала широкая полка.

— Девица все время спорила, но я обнаружил, что эта доска просто лежит, ничем не прикреплена. Снял ее и просунул поперек шахты. Взял камеру и пролез по доске. И оказался в мужском туалете.

— Кого-нибудь там видел?

— Нет, никого. Ну вот, пробрался к игровому залу, успел сделать еще снимок. Но Хэйли меня засек, поймал, прежде чем я успел удрать. И вместе с этими бандитами, которых вы называете детективами, отобрал мой законный снимок, пластинку с негативом.

— И ты сюда вернулся?

— Вернулся, точно, да только… Хм… Только здесь контору уже заперли.

— Ну и?

— Да черт его знает. Уэйд оказался внизу. Он сказал, что девица боится Нюберга и сказала ему, что все равно пора закрывать лавочку. Потому и выперла его.

Логан молча подождал, пока Кейси заговорит снова.

— Звучало это странно, но у меня тогда другим голова была занята. Так или иначе она попросила Уэйда свести ее вниз. Мол, вдруг копы подумают, что она тоже при этом притоне состоит. Ну, этот осел свел ее вниз. И полюбовался, как подъехала тачка с двумя крутыми лбами, в которую девица и уселась, оставив его на мостовой.

— Это все? — спросил Логан.

— Ну, все, что я знаю.

— Что ж… — Логан сдвинул шляпу на затылок, выпятил губы и, наконец, продолжил: — Что-то начинает состыковываться. Вот послушай. Ты, пожалуй, единственный из вашей газетной братии, который не только занимается своим делом, но и не мешает полиции заниматься своим. И это сейчас особенно важно, потому что по этой истории пока никаких снимков и никаких материалов. Мы очень надеемся, что эти бандюги сваляют дурака и припрутся сюда за трупом. Они должны воображать, что труп не обнаружен.

Логан проследил взглядом за опустившимся на стул Кейси и продолжил:

— Грейди работал на пяток притонов. Помнишь шум о лошадином допинге пару лет назад? Федеральная полиция занималась. Грейди был у этих бандитов на хвосте, пока не хлопнули Допи Донлана. Его убрали, потому что много знал и потому что боялись: он расколется. Он бы и раскололся. Грейди следил за ним. Он скрытно собирал материал и в конце концов пришел в управление, прямо ко мне. Он и дал информацию о сегодняшнем шоу. Но ты же знаешь этих частных детективов. Они всегда боятся, что мы их славу украдем, сливки снимем и так далее. И не хотел преждевременно раскрывать все карты.

Логан пожал плечами.

— Ну вот, сегодня, как он считал, момент наступил. Дал нам место, время. Джадсон должен был взять убийцу Донлана, повязать верхушку. — Логан покосился в сторону покойника: — И вот он, совершенно чистенький. Ничего на нем, кроме одежды. Если б я его не видел, пришлось бы повозиться с идентификацией.

— А как вы его нашли? — спросил Кейси, доставая сигарету и стараясь не думать об Уэйде.

— Хэйли обнаружил в умывальнике пятнышко крови, еще одно — у входа в вентшахту. Вспомнил, как ты оттуда заявился в гости. Наведался сюда. Здесь и нашли.

Кейси встал, зашагал по комнате:

— Значит, его затащили через сортир… Или пролезли за ним сюда из сортира. В общем, он с ними был, живой или мертвый… Потом мертвый.

— Точно. А тут вас с Уэйдом нелегкая принесла. Они затаились в соседней комнате. И девица должна была выпроводить Уэйда. Потому и спустилась с ним вниз. — Логан помолчал. — Потому мы здесь и ждем. Они наверняка сразу собирались оставить его тут до вечера. Об этом знают только Джадсон, Хэйли, судебный эксперт да мы. И еще мы нашли парня, который рвался в сортир минуты за три до облавы. Он сказал, что дверь была заперта и что он за нею следил, и, пока мы не вломились, никто из сортира не выходил. Значит, в это время они там с Грейди и манипулировали. Но о рейде полиции они никак не могли знать. Да они и не затевали бы там мокрого дела, если бы знали. И не доводили бы его до конца. То есть, когда мы вломились, Грейди уже не дышал.

Логан замолчал, точнее, не смог продолжать из-за бурной реакции Кейси. Фоторепортер как будто собирался наброситься на лейтенанта полиции с кулаками.

— Снимок! — возбужденно заорал Кейси. — Мой первый снимок! На нем Хэнди выползает из сортира! Я сфотографировал зал как раз в тот момент, когда он выходил из мужского туалета. Значит, он находился там, когда дверь была заперта.

— Погоди, погоди. — Логан придержал руку Кейси. — Какой снимок? Ты о чем, собственно?

И Кейси все ему рассказал. Четко, сжато, толково. Только вот остановиться он не мог, все время расхаживал, размахивал руками. Одна мысль бередила сознание, не давала ему покоя.

— …Так оно и было. И девица знала, что Грейди покойник, что он в шкафу. Она, должно быть, сказала Нюбергу, и…

— Нюберга мы разыщем, — прервал его Логан. — Жаль, Хэнди ведь в руках был, а мы его отпустили.

— Они заставили эту девицу заманить Уэйда к себе домой. Может, хотят выудить у него негатив. Только… — Кейси замолк с раскрытым ртом.

— Что — только?

— Только пластинка-то разбита. Блэйн, Фессендон, мать ихобщую…!

Кейси объяснил и это.

— А бандюги ему не поверят, что негатив уничтожен.

Логан снова придержал Кейси за руку:

— Успокойся. У тебя воображение слишком богатое. Ты на девицу слишком много валишь. И Уэйд, знаешь, парень везучий.

Кейси, как бы уверившись в обратном, рванулся к двери.

— Стой! — Логан прыгнул за ним, остановил. — Куда?

— На квартиру к этой девице.

— Ни в коем случае. Сначала заедем в «Глоб» и возьмем этот снимок.

Кейси уперся кулаками в бедра и наклонился к Логану:

— Так срочно? Снимок…

— Улика в деле об убийстве. Плюс показания парня о запертом сортире, которые мы уже имеем, плюс свидетельство медэксперта о времени смерти…

— А Джадсон запретил печатать эту фотографию.

— Джадсон? С чего бы… Не знаю, не знаю…

— И Блэйн. Будь по-его, и не было бы сейчас никакого снимка. Но по-его не вышло! Я их надул. Снимок ваш, мне не жалко, а время дорого, некогда по офисам разгуливать. Надо ехать к девице.

Логан нахмурился и открыл рот, но встретил горящий взгляд Кейси и отступил на шаг. Темные глаза Логана видели не только лежащее на поверхности, и чутьем лейтенанта Бог не обидел. Поэтому он решил послушаться Кейси.

— Ладно, ладно, не кипятись. Поехали. — Он повернулся к Манагэну: — Брякните Джадсону, потребуйте сюда еще двоих. Вдруг заявятся… И смотри, без утечки информации! Ни с кем, кроме Джадсона, ни полслова. — Он повернулся к Кейси, уже подхватившему свои фотопринадлежности: — Уэйд в безопасности, пока они полагают, что труп не найден. Девица нам, кстати, будет очень полезна.

Пратт-стрит — узкий отросток Массачусетс-авеню. Скучные фасады трех-четырехэтажных домов ни на дюйм не отступают от красной линии застройки, превращая тротуары в узенькие мостки. Дом 763 отличается от соседей лишь номером да наличием названия: на его единственной двери начертано золотом: «Эджемер». Узкая дыра лестничной клетки настолько темна, что Логан был вынужден зажечь спичку, чтобы исследовать надписи на почтовых ящиках, вывешенных на правой стене.

— Вот, нашел! Альма Гендерсон, 3С.

Воздух на лестничной клетке незапертой парадной после ночной свежести снаружи кажется разогретым и душным. Логан потопал вверх, Кейси за ним, под недовольное пыхтение одинокого радиатора парового отопления.

Квартирка 3С справа в конце. Логан постучал и тут же повернул ручку. Не заперто. Логан недовольно поджал губы и быстро вошел в освещенную комнату. Кейси ворвался, чуть не наступив лейтенанту на пятки. Логан сделал два шага и резко остановился, выругавшись. Кейси врезался ему в спину и понял причину недовольства полицейского.

Альма Гендерсон лежала на полу перед распахнутым окном. Руки, ноги, оранжевое платье…

Кейси автоматическим жестом закрыл дверь. Логан быстро оглядел комнату и направился к телу. Кейси не двигался с места, осматривал скромную обстановку бедного жилища и старался держаться молодцом.

Затем, повинуясь необъяснимому чувству страха, разлившемуся внутри и заледенившему кончики пальцев, крикнул:

— Уэйд!

И сразу понял, что Уэйда здесь нет. Ибо, если бы он был здесь…

— Тоже в спину, сволочи, — пробормотал Доган.

Кейси медленно двинулся по комнате, глядя на безжизненную фигуру молодой, высокой, стройной — чрезмерно стройной — женщины. Красивые руки, длинные пальцы… Мертвое лицо сохраняло прелесть молодости, не испорченную даже косметикой. Взгляд задержался на темном пятне с левой стороны платья. Кейси продолжал рассматривать Альму Гендерсон, но почему-то перестал сознавать, что именно он видит. Зрелище доставляло боль, и он открыл рот, заговорил:

— Грейди убили при ней. И ее надо было убрать после того, как она заманила в ловушку Уэйда.

— Тем ценнее твой снимок. Из нее теперь свидетель не получится.

— А если ее убили при Уэйде, то ему тоже конец.

— Раз его нет здесь, значит, он жив.

— Посмотри в квартире, — предложил Кейси. — Я здесь останусь.

— Угу. Приятно встретиться с этими парнями. Спиной. Похоже, что она успела распахнуть окно. Зачем? — Логан выругался. — На запланированное убийство не похоже.

Кейси подошел к окну, глядя наружу. Далекие огни дрожали и переливались в дымке живого дыхания города. Темное небо расчерчено силуэтами крыш ближних построек. Пузатым монстром торчала водонапорная башня. Негромкий звук за спиной заставил его отвернуться от мрачного городского пейзажа.

Взгляд Кейси уперся в невысокого плотного мужчину с лицом, искаженным неприятной усмешкой. В руке вновь прибывший сжимал небольшой автоматический пистолет, направленный на Кейси.

Тут же в комнату пошел и Логан. Медленно вошел, подняв руки на высоту плеч, подпираемый в спину стволом, который держал тощий юнец с впалой грудью и крысиной физиономией.

— Ведите себя прилично, — велел толстый, — и все будет в лучшем виде.

4

Все четверо секунду-другую изображали живую картину, затем тощий молодой человек скосил взгляд на Кейси, ткнул Логана стволом и усмехнулся:

— Приятно, значит, с нами встретиться? Ну, рад за тебя. Ты, должно быть, тоже рад.

Кейси, глотку которого перехватила злость, кашлянул и рявкнул угрожающе:

— Где Уэйд?

— Какой такой Уэйд? — повел бровями толстый, как будто развеселившись.

— Ты знаешь какой, — и Кейси шагнул в его сторону.

— Ни с места! — рявкнул толстый. — Не делай глупостей, не то даже пожалеть не успеешь.

Кейси остановился, выдвинув вперед левую ногу. До Логана футов восемь да еще десять до толстого. Оружия у него нет, и ничего под рукой, разве что ваза-недомерок в другом конце комнаты на дурацком раздвижном кривоногом столике.

Толстый небрежно сунул пистолет в карман и приказал тонкому:

— Отведи-ка его подальше от телефона. Надо узнать, что с этими придурками делать.

Тонкий провел Логана еще на три шага вперед. Они остановились, Кейси посмотрел в лицо лейтенанта. Выражение сосредоточенное, на губах едва заметная улыбка. Гладкая кожа на скулах натянута, как на банджо, но главное — глаза. И глаза эти дали Кейси сигнал готовности. Один из них даже слегка подмигнул. Веко двинулось вниз, да там и остановилось, задержавшись на несколько секунд.

Кейси понял, что лейтенант собирается дать бой, и решил не проморгать момента.

Толстый набрал номер и принялся с кем-то совещаться:

— Один — фотограф, другой, похоже, коп… Да… Да… Почему-почему, потому что не успели. Дверь никто не запер, а эти ворвались, почти не постучав, отрезали от черного хода. Пришлось смыться в ванную… Он сам туда полез, квартиру смотреть, вишь ли… Короче, что делать с ними?.. — Довольно продолжительное молчание. — Да. О'кей.

Кейси не видел, как толстый положил трубку, потому что во все глаза глядел на Логана. Но щелчок слышал. И в этот момент Логан взвинтился.

Странное это было движение, вращательное, неуклюжее, но в исполнении Логана — компактное, хищное кошачье движение. Правый кулак лейтенанта выбил пистолет из руки хилого бандита в сторону Кейси. За правым кулаком в действие вступил левый, исполнив крюк в челюсть.

Кейси вступил со своей партией под хруст челюстной кости тощего бандита. Шаг — и он нагнулся над пистолетом. Краем глаза заметил, что рука толстого уже в кармане.

Пистолет приятно охлаждает горячие зудящие пальцы. Упав на колено, Кейси вздернул руку вверх, зарегистрировал аналогичное движение руки толстого, успел заглянуть в дуло его оружия. Затем грохот в ушах и отдача в руке, подтверждающая, что выстрелил он, а не толстый гангстер.

Пистолет толстого грохнулся на пол, за ним последовал и хозяин. Рот его дергался, а во лбу чернела дыра. Толстый зацепил телефонный столик, рухнувший на него вместе с аппаратом.

Логан резко выдохнул и выпустил из рук тощего, которого держал перед собой в виде живого — или полуживого — щита. Тощий свалился на пол складным плотницким метром. Логан поднял телефонный аппарат, выдернув его трубку из-под толстого, положил трубку на рычаг.

— Можно было б это яичко курье и раньше кокнуть, да хотелось послушать, о чем птенчики щебечут, — мрачно проговорил он.

Кейси встал. Логан подошел к нему, отобрал пистолет, повертел оружие в руках, уставился на фотографа задумчивым взглядом:

— Где это ты так выучился?

— Во Франции. Я сержантом был, сорок пятый — как раз мое оружие. Единственное. Я с ним и практиковался.

Кейси подошел к потертому креслу, медленно уселся в него. Мысли вернулись к Уэйду.

Тут зашевелился тощий бандит. Кейси следил, как тот медленно, морщась, уселся, опершись спиной о стену.

— Что вы сделали с Уэйдом?

Глаза у тощего испуганные, но губы крепко сжаты. Кейси поднялся, подошел и врезал тощему в скулу, снова уложив его на пол.

Он тут же вздернул бандита, повторил вопрос и повторил всю процедуру. Парень принялся материться, жалобно, но ожесточенно.

— Прекрати, — проронил Логан.

Кейси ударил еще раз. Левая щека тощего приобрела багровый оттенок.

— Где Уэйд?

На этот раз он получил ответ:

— Его забрали. Мы с Баком остались обыскать квартиру, посмотреть, нет ли чего…

— Кто забрал?

Тощий вздрогнул, но вместо ответа сжал зубы.

— Куда забрали? Где он сейчас?

— Пошел ты на…

Кейси взорвался. Этот удар отключил тощего еще до того, как тот шмякнулся об стену и сполз на пол. Кейси вздернул его с пола, но Логан остановил фотографа, схватив за руку:

— Прекрати, говорю тебе.

— Я должен найти Уэйда.

— Да. Должен. Но что он тебе сейчас скажет? Ты ему заляпаешь всю морду, а я потом объясняйся. Для того чтобы заставить человека заговорить, не надо превращать его в отбивную. Есть способы получше.

— А сейчас что? Сидеть и ждать у моря погоды? Что делать?

— Ты езжай в «Глоб» и добудь свою картинку. Я догоню в течение десяти минут, как только этого заберут.

Логан снял трубку, назвал номер. Кейси мрачно смотрел на него, пока лейтенант не зарычал:

— Давай, давай, дуй отсюда!

Взгляд Кейси скользнул в сторону девушки в испачканном оранжевом платье. Он отвернулся и вышел.

Лишь доехав до «Глоба», Кейси вспомнил, что на откидном заднем сиденье его «Родстера» валяется забытая фотокамера и что в квартире Альмы Гендерсон он не сделал ни одного снимка. В обычных условиях такое упущение вызвало бы чувство горечи. Не использовать столь редкий шанс! Но в этот раз Кейси не почувствовал раскаяния. И суть не только в том, что дело какое-то время должно держаться в тайне. Просто тошнило от мысли об уникальных снимках. Стоило ли распинаться, из кожи лезть ради блага такой свиньи, как Фессендон? Да и Блэйн тоже хорош. Странно, в мозгу, занятом судьбою Уэйда, нашлось место и для иных мыслей и сомнений. Например, почему такой педант, как Блэйн, позволил кому-то, пусть даже главному редактору, разбить пластинку с проявленным негативом. Кейси всегда казалось, что Блэйн скорее плюнет в морду начальству, чем поступится своими — иногда странноватыми, но весьма негибкими — принципами и привычками. Без работы Блэйн не останется, да и он, Кейси, тоже. Он вынул чертов снимок из стола, рассмотрел внимательно, даже с обратной стороны. Ругнулся, подошел к лаборанту:

— Мак, у меня остался только этот отпечаток, а я должен отдать его копам. Можешь быстренько копию сделать? Вдруг пропадет.

Мак согласился, и вот уже готов негатив.

— Какой размер сделать? — спросил Мак, пожилой толстячок в свободном синем комбинезоне, возвращая снимок Кейси.

— Сделай тот же.

— А негатив куда?

— Гм… — Кейси не сразу решился. Черт с ним, с Блэйном, главное для него сейчас — не потерять этой важной улики против Нюберга и Хэнди… А еще важнее — найти Уэйда. — Придержи, пожалуй, у себя. Не выкидывай.

5

Лейтенант Логан застал Кейси за его рабочим столом. Он схватил фотографию и жадно впился в нее глазами:

— Толковый снимок. Особенно если учесть, что среди этих обалдуев, которых ты тут увековечил, никто не помнит, чтобы кто-то выходил из сортира.

— Что ты сейчас собираешься делать?

— У меня с собой этот придурок, которого ты случайно не добил. И я выжму из него все, пока он еще свеженький.

— Черт возьми, Логан, не жалей гада. Он знает, где Уэйд.

— Не беспокойся, не таких раскалывали. Сиди жди спокойно, я сразу сообщу.

Лейтенант вышел, и почти сразу же в дверь просунулась голова одного из посыльных.

— Эй, Вспышка, тут к тебе какой-то парень.

— Скажи, что я занят.

Посыльный исчез, но вернулся через минуту-другую.

— Не уходит тот парень. Говорит, его Уэйд послал и что Уэйд ему должен…

— Черт! — Кейси подпрыгнул от неожиданности. — Давай его сюда!

Тут же в офисе появился густобровый крепыш, водитель такси, настроенный весьма ревнительно.

— Мне бы деньги получить, — заявил он без предисловий.

— Получишь, если есть за что, — заверил Кейси. — Где Уэйд?

— Я отвез его на Пратт-стрит. Он велел подождать, но видно было, что парень беспокоится. Уже вошел было в дом, да вдруг вернулся и сказал, что, если через полчаса не выйдет, чтоб я ехал сюда, в газету, что, мол, Кейси заплатит.

— Беспокоился… Хорошо хоть, я его смог настроить на беспокойство, олуха беззаботного.

— А? — не понял таксист.

— Ничего, ничего. Что дальше было?

— Ну, дальше… Минут через двадцать вышел он с какими-то двумя… Не знаю я их. Сели они в другую машину. Что-то мне не понравилось, и я за ними увязался. Ну а потом сюда приехал, как велено было.

— Куда они поехали?

— Олсон-стрит… — Таксист назвал номер.

— Видел, как они вошли?

— Нет, я не останавливался. Но до того, как повернул, видел, что из машины они вылезли… Как денежки мои, шеф? Мне два сорок причитается, с ожиданием и всем таким…

Кейси вытащил пятидолларовую купюру, сунул водителю, думая о своем. Адрес известен. Что делать? Конечно, его могли уже и дальше увезти. Но след горячий.

— С пятерки у меня сдачи нету, — проворчал таксист.

— Сдачи не надо, — бросил Кейси.

Физиономия водителя еще не успела расплыться в улыбке, как зазвонил телефон. Кейси снял трубку и услышал чей-то грубый баритон:

— Кейси?

— Да.

— Ты снимал облаву сегодня вечером. Твой дружок говорит, что пластинка еще не была проявлена, когда он вышел из редакции. Еще не проявили?

Кейси не нужно было долго соображать. Уэйд, зная, что ему не поверят, скажи он правду — что пластинка разбита, — выдумал более правдоподобную ложь.

— Еще не проявили, — согласился Кейси, жестом останавливая водителя, собравшегося уже направиться к выходу. — А что?

— Отдашь ее мне.

— Кому «тебе»? — Кейси лихорадочно пытался что-нибудь сообразить, хотя бы как протянуть время.

— Не твое дело. У тебя пластинка. Мне она нужна. Если ее получу, с твоим дружком ничего худого не приключится.

— Ну ладно, я отдам пластинку. — Кейси старался, чтобы голос звучал равнодушно, даже скучающе. — Скажи куда, я ее сам привезу.

— Сделаешь все так, как я тебе скажу. Если хочешь, чтобы с парнем твоим ничего не стряслось ненароком.

— Ладно, ладно.

— Теперь закрой рот и слушай внимательно. Пластинка, говоришь, не проявлена. Я тебе верю, потому что ежели ты врешь, то хуже тебе, не мне. У меня есть кому забрать пластинку. Не пытайся брякнуть копам. Проследить, откуда звоню, тоже не выйдет, здесь телефонная будка. Мы получим пластинку и проявим ее. Если с пластинкой все в порядке, с парнем тоже будет все в порядке. Мы его еще пару дней продержим на всякий случай, чтобы ты чего не натворил, и отпустим. Но если попробуешь финтить… Парня больше не увидишь.

— Понял, понял.

— Ну молодец, коли понял.

Кейси глянул на таксиста, и в мозгу забрезжила смутная идея. Он подтянул к себе блокнот, карандаш быстро забегал по бумаге. Записка репортеру Поттеру. Пусть возьмет «Родстер» Кейси и едет на Олсон-стрит по указанному таксистом адресу. Просто сидит в машине и наблюдает.

Конечно, нужно подстраховаться. За адресом нужно следить, пока не удастся выйти на контакт с Логаном. Поттер быстро соображает, это поручение как раз для него.

— А что мне мешает позвонить копам и попросить их присутствовать при нашем свидании?

— Спасибо за заботу, все продумано. Мои люди уже ждут за твоей дверью. Время просчитано. Полминуты тебе на то, чтобы выйти, без лишних слов впустить их и дать им трубку. Тридцать секунд жду. Трубку не вешай, потому что, если я их не услышу, если они не вернутся, мне придется убегать, и уж твоего паренька с собой, извини, взять не смогу. Давай соображай и пошевеливайся. Начинаю отсчет.

Кейси положил трубку на стол и вскочил. На лбу его выступил пот. Этот, в трубке, не шутил. У него все продумано до мелочей. Что ж, и Кейси есть над чем поразмыслить.

Подходя к таксисту, Кейси успел подумать о многом. У него — и у Уэйда — осталось времени до момента, когда проявленную пустышку вынут из ванночки с раствором. Блэйн, Фессендон — да черт бы их побрал! — погубили возможность операции с настоящей пластинкой. Снимок у Логана. Он поможет засадить за решетку Хэнди, но Уэйду от этого мало радости. Бедный попка Грейди, бедняжка-бродяжка Альма Гендерсон… Уэйд запросто может продолжить печальный список.

Кейси сжал руку таксиста и хрипло зашептал ему в ухо:

— Отнеси эту записку в редакцию городских новостей, отдай Поттеру. Обязательно разыщи его. И жди меня снаружи. Ты мне понадобишься.

Он подтолкнул таксиста к двери, подождал, пока тот исчезнет в коридоре, затем проследовал тем же путем.

К нему подошли двое. Один высокий, лицо смуглое, одет неряшливо, внешность привлекательная. Усики. Улыбается, показывая крупные, ровные зубы.

— Пригласите нас к телефону?

Кейси глянул на второго. Длиннорукий и лопоухий, голова круглая, шеи не заметно.

— Да, прошу со мной.

— Показывайте дорогу. — Смуглый кивнул головой, приказывая Кейси возглавить шествие.

Кейси повиновался. Эти двое, очевидно, подробно проинструктированы и готовы к «фокусам», которые их подопечный может выкинуть. Конечно же, они вооружены, хотя внешне этого не заметно.

Трубка по-прежнему на столе. Кейси все обдумывал свои возможности. Если Поттер прибудет на Олсон-стрит… Уэйда доставили туда с квартиры Альмы Гендерсон, но могли и увезти. Но если Поттер следит за этим домом, если он, Кейси, сможет проследить за этими бандюгами…

Что ж, однажды он уже проделал подобный трюк. Пришлось выпрыгнуть из окна на крышу соседнего дома… Таксист ведь будет его поджидать. Бандюги повезут пластинку к боссу. Если на Олсон-стрит, то все ясно, если же нет… Что, если нет?

— Следи за ним, Руссо, — бросил смуглый красавчик напарнику и протянул руку за трубкой: — Алло, босс, это Джегер. Да, пока все в норме. Конечно, я в курсе… Да… Да…

Он повесил трубку, улыбнулся Кейси, и в улыбке проскользнуло что-то коварное и жестокое.

— Давай пластинку.

Кейси подошел к коробке, вынул конверт с пустой неиспользованной пластинкой, протянул его Джегеру.

Джегер принял конверт, сунул его в карман:

— О'кей. Пока неплохо себя ведешь. Посмотрим, как дальше будет. — Он повернулся к Руссо: — Уходим. Выскочи в коридор, глянь, как там погода.

Руссо вышел.

— Я тебя запру снаружи. Шуметь погоди, и чем дольше, тем лучше.

Джегер еще раз улыбнулся, подошел к телефону и резким движением вырвал из него шнур. Огляделся, заметил второй аппарат в другом углу комнаты, сделал с ним то же самое. Подошел к двери, вынул из нее ключ, вышел.

Кейси дождался щелчка ключа, открыл ящик своего стола, вытащил автоматический пистолет 38-го калибра, сунул его в карман. Теперь к окну.

Жаль, конечно, телефонов. Можно было бы Логану позвонить. Ладно, Логана и попозже пригласить можно. Сейчас предстоит работа ему самому, работа непростая и срочная, определяемая временем на доставку и проявление пластинки.

Он вылез в окно, не обращая внимания на мрачный грязный фон ночного города, повис на подоконнике, оттолкнулся, спрыгнул на асфальтированную крышу соседнего дома.

Спружинив, Кейси упал на спину, перекатился на колени, вскочил и понесся к пожарной лестнице.

Менее чем через минуту он вернулся на улицу, вжался в темный подъезд закрытой на ночь лавчонки, следя за дверью издательства. Первым оттуда появился Джегер, огляделся, за ним вышел Руссо. Они пересекли улицу и уселись в маленький седан.

Кейси скользнул вдоль фасада. Он уже заметил своего таксиста, и, как только седан двинулся, он уже прыгнул на подножку, разбудив задремавшего водителя, спросонья захлопавшего непонимающими глазами:

— Какого дья…

— За тем седаном, живо! — гаркнул Кейси, влезая в салон.

— А, это ты… — проворчал водитель. — Ну и что эта погоня означает?

— Еще пять баксов для тебя означает. Поттера нашел?

— Нашел, — сказал водитель, круто разворачивая машину.

Уличные часы на Парк-стрит показывали 11.55. Движение благоприятное: достаточно машин, чтобы не выделяться, но не настолько много, чтобы создавать помехи преследованию.

Седан повернул вправо, огни светофора сменились, но зеленая стрела дала возможность свернуть. Слева темнел фасад театра.

Кейси стукнул в стеклянную перегородку, и водитель опустил ее.

— Не слишком близко, но и не дай им удрать.

— Удрать? Они? От меня? — В голосе водителя звучало презрение. — Где им…

— Только не зарывайся…

Кейси вытащил из кармана пистолет, проверил обойму, снял с предохранителя, взвесил в руке. Когда снова глянул в окно, слева мелькали товарные дворы железнодорожной станции, а седан маячил в полутора кварталах перед такси.

Они пересекли авеню, Кейси, увлекшийся игрой в вопросы и ответы, в загадки и отгадки, вдруг почувствовал, что машина замедляет ход. Он вскинул голову и увидел, что седан скосил к поребрику, все еще в полутора кварталах впереди. Тут же Кейси заметил «Родстер» — вроде его «Родстер». Значит, Поттер. Да. Они на Олсон-стрит.

Таксист все сбавлял скорость, и Кейси встрепенулся:

— Валяй, валяй, вперед! Прямо к ним! Прокатись мимо!

Он вжался в сиденье. Двое как раз вышли из седана и направились к зданию.

— Поверни направо и обогни квартал. — Он сунул водителю обещанные пять долларов, на повороте выскочил на тротуар. — Спасибо, отлично сработал, — добавил Кейси и энергично зашагал по тротуару, рассматривая ниши и дворовые проезды.

«Родстер» стоял у следующего угла, но Поттер шагнул к нему из тени как раз напротив седана. Кейси подошел к коллеге и втянул его обратно в укрытие подворотни.

— Что ты тут за кашу заварил? — спросил Поттер усталым голосом. У этого очкарика голос всегда звучал устало. — Я на всякий случай поставил машину поодаль да поудобнее, потому что не знал, для чего ты меня сюда отослал.

— Вот и молодец, — похвалил Кейси и вытащил пистолет.

— Ух ты! — воскликнул Поттер.

— Там, наверху, Уэйд. — Кейси вкратце ознакомил Поттера с событиями. — Я тебя привлек, потому что хотел проверить адрес и потому что, чем бы это ни кончилось, репортаж получится — пальчики оближешь.

— Но почему ты Логана не вызвал?

— Вот ты и вызови. Они сейчас будут там пластинку проявлять. Может, уже проявляют. Так что дуй к телефону. Там, в двух кварталах, есть в аптеке. Вызывай Логана, да побыстрее.

— Ладно, ладно, но ты что, собираешься там в одиночку геройствовать, всех перестрелять хочешь? С ума сошел?

— Надеюсь, пока нет, — мрачно усмехнулся Кейси. — Попытаюсь затянуть время, сблефовать, пока не прибудет полиция. Логан знает, что делать. Но если дойдет до пальбы, не хочу остаться с голыми руками.

Кейси покинул редакцию без пальто. Сейчас он засунул свой 38-й за пояс на поясницу, под пиджак, надежно скрывший оружие от посторонних глаз, и направился к подъезду.

6

Нижний вестибюль многоквартирного дома оказался изогнутым в виде буквы «П», вход в лифт, работающий без лифтера, находился сразу напротив входа. Кейси остановился у двери лифтовой шахты.

— После них никто в дом не входил, — пробормотал он себе под нос. — Значит, лифт остался там, где они вышли. — И он направился к лестнице.

Лифт оказался на четвертом этаже.

— Время уж за полночь, — продолжал бормотать Кейси. — Посмотрим, где не спят. Где свет горит.

В холл выходили восемь дверей. Кейси начал по порядку, опускаясь на колени перед каждой дверью и исследуя нижнюю щель. В трех первых темно. Из четвертой — вторая дверь справа — в его глаз проникла узенькая полоска света. Доносились и голоса; за дверью что-то спокойно обсуждали.

Можно выждать несколько минут, решил он. Дать время Логану. Не слишком долго, потому что если они не смогут проявить пластинку здесь, то решат отправиться в другое место, а задача Кейси — задержать их именно здесь, где он может рассчитывать на прибытие полиции. Минуты тянулись. Кейси не хотел отвлекаться, отрываться от замочной скважины, к которой приник ухом, и потому не смотрел на часы. Наконец он выпрямился, вздохнул и постучал.

— Кто там? — донеслось из-за двери.

Кейси хмыкнул, губы его сжались в злую усмешку. Ладони взмокли, и он вытер их о пиджак.

— Санта-Клаус, — отчеканил он.

Ручка двери повернулась медленно, но дверь распахнулась рывком. За дверью оказались Джегер и Руссо, стволы их пистолетов глядели в живот Кейси. Поодаль Мо Нюберг прятался за спиной Уэйда, держа его за шиворот и упирая пистолет в спину. Еще дальше, у окна стоял Майк Хэнди.

Кейси не ощутил ни страха, ни удивления. Скорее, какое-то мрачное удовлетворение.

Окинув взглядом находившихся в помещении, он принялся лицедействовать. Брови его удивленно поднялись, голос стал неуверенным, почти робким.

— Ух ты, — произнес Кейси. — Надо же…

— Войди! — приказал Джегер.

Кейси медленно перешагнул через порог, и Руссо захлопнул дверь.

— Его копы подкинули, — прорычал Хэнди. — Гляньте на лестнице. — Сам он повернулся и выглянул из окна на улицу.

Руссо открыл дверь, высунулся.

— Никого, — сказал он, возвращаясь в квартиру.

То же самое с удивлением и облегчением проворчал и Хэнди, оглядев улицу под окнами.

Нюберг промурлыкал, неприятно растягивая слова:

— Раскалывайся, Вспышкин. Да без газетного вранья. Как ты на нас вышел?

От ответа на этот вопрос зависело все. Сказать правду о таксисте Уэйда и о погоне за бандитами — и Хэнди сменит квартиру сию же минуту, не дожидаясь Логана. Поэтому Кейси напряг воображение и сплел свою версию. Ее правдоподобие не слишком волновало автора, он старался состряпать байку поувлекательнее, похудожественнее — и подлиннее.

— Ну, в общем, таксист мне сказал, понимаете, что Уэйд сказал, что он, Уэйд, в общем, свел эту девицу, Гендерсон вроде ее фамилия, точно не помню, да, вниз свел, после облавы, а пара парней ее подхватила и уволокла. Ну, он, понимаете, в девицу эту, того, влюблен, что ли… Ну, он подумал, значит, что-то тут не так. Но до меня он добраться не мог, а попросил таксиста проехаться за той машиной и проследить, куда они уехали. Таксист вернулся, а Уэйда нет. Таксист забеспокоился об оплате — и ко мне. Ну, я ему заплатил, значит, а он мне адрес сказал. Как раз до того это было, как эти вот двое, — Кейси показал на Руссо и Джегера, — вошли. Да они его, наверное, видели, таксиста…

— Не отвлекайся! — одернул его Нюберг.

— Ну, вот я и решил проверить, — заключил Кейси, пожав плечами.

— Ну-ну, — недоверчиво протянул Нюберг, но Уэйда выпустил.

Кейси, хлопая глазами в показном ошеломлении, огляделся вокруг. Джегер пригладил усики указательным пальцем и снова улыбнулся. Нюберг пихнул Уэйда на диван. Крепким орешком выглядел Нюберг, коренастый мужчина, красноносый, лоснящийся, губастый. Одет неряшливо, под ногтями траур. Кейси перевел взгляд на Хэнди.

Майк Хэнди явно волновался. Его жирное лицо блестело от пота, глазки нервно бегали по помещению, скашивались к окну и к двери. Пальцы судорожно сжимались и разжимались.

— Ты в ней ошибался, Кейси, — сказал вдруг Уэйд.

Кейси ничего не ответил, он даже не повернул голову в сторону Уэйда. Просто сделал вид, что не слышал, потому что не хотел показывать, что слишком много знает.

До поры до времени.

Хэнди подошел к стулу и подхватил с него свое черное пальто:

— Давайте-ка сматываться. Мне здесь не нравится. Слишком много всяких шляется… Гостей.

Нюберг согласно кивнул и шагнул к Уэйду. Кейси почувствовал, что нервы его напряглись до предела. Нельзя позволить им уйти. Потом ищи ветра в поле. И он решил открыть все карты, рассчитывая, что это задержит их, отвлечет внимание хоть ненадолго.

— Я в ней ошибался? — прорычал он, обернувшись к Уэйду. — Она тебя заманила к этим подонкам, разве не так? Она тебя подставила!

— Ха! — выдохнул Нюберг. — Актер вшивый! Утка газетная! Ты, значит, у нас много знаешь?

— Что знаю, то мое, — огрызнулся Кейси. — Как не знать! Ведь я был там, у Гендерсон, и мы сцапали двоих ваших бобиков, и толстый сейчас в морге. Я сам проделал ему дырку во лбу.

— Не подставляла она меня! — крикнул Уэйд под рычание Хэнди.

Кейси почувствовал в воздухе напряженность. Он оценил состояние Уэйда. От него проку мало: сник на диване, обвис, голову склонил. Как будто ему все равно, что происходит вокруг, что произойдет с ним самим.

— Она — девчонка что надо, — продолжил Уэйд бесцветным, слабым голосом. — И выперла она меня из конторы, потому что эти типы, все, кроме этого подонка, — он кивнул в сторону Хэнди, — сидели в соседней комнате. Она боялась за меня… и за себя. Выгнала меня и хотела со мной сбежать. Но эти ее догнали. Она им сказала, что я ни при чем и ничего не знаю. Потом, когда она звонила мне в «Глоб»… — Уэйд помедлил, — все было в порядке… Только…

— Хватит болтать! — перебил Нюберг. — Что ты еще знаешь, скотина? — заорал он Кейси.

— Много чего, — нагло ухмыльнулся Кейси. — О Допе Донлане и его наркомахинациях с людьми и лошадьми, о частном детективе в уютном закуточке с двумя дырками в пальто, да и мало ли чего еще…

— Спасибо, скотина, хватит. — Нюберг криво улыбнулся. — Поговорил ты на этом веку. Теперь помолчишь до Страшного суда.

Хэнди надел пальто:

— Сваливаем. Неуютно здесь. Руссо, бери пацана. Нюберг, Джегер — этого умника. Обхлопай его сперва.

Джегер проверил карманы Кейси, который выпятил живот, выгнув спину так, чтобы расстегнутый пиджак сзади провис, скрывая пистолет.

— Мы их заберем. Если пластинка в порядке, то все нормально.

— С тобой нормально, а со мной? — Нюберг зло уставился на Хэнди. — С остальными? Надо хлопнуть этих бобиков здесь и сию минуту.

— Нет, нет… — Голос Хэнди нервный, резкий. — Забираем их. Я заплачу. Надо проявить срочно пластинку…

— Ты с нами и останешься с нами, — отрезал Нюберг. — Терпеть не могу таких типов. Болтать они могут, а как до дела дойдет, так поджилки и затряслись. Пошли, пацан, — повернулся он к Уэйду и вздернул его на ноги.

Кейси стоял у двери. Что ж, он блефовал, как мог, протянул даже больше, чем рассчитывал. Но полиции что-то пока не слышно. Успеют ли эти черепахи? Сколько времени заняло его представление? Минут пять-шесть. Может, чуть больше.

Руссо подошел к Уэйду сзади. Хэнди открыл дверь, выглянул, прислушался. Нюберг и Джегер зажали с боков Кейси, он почувствовал ребрами жесткие стволы.

Кейси попытался разыграть еще одну карту.

— Ребята, — промямлил он упавшим, робким голосом, — вы чего? Неужто вы нас… Нельзя же так…

— Да что ты говоришь! — ухмыльнулся Нюберг. — Что заслужил, то и получишь, придурок. Ты же у нас храбрый. Вот и храбрись до конца.

Он ткнул Кейси стволом, и они вышли из квартиры. Первым Хэнди, за ним подталкиваемый Руссо Уэйд, последними — Кейси, Нюберг и не сгоняющий с лица улыбки Джегер.

7

Лифт все еще ждал на этом же этаже. Спускаясь вниз, Кейси пытался составить какой-нибудь логический план действий. Полиции все еще нет, и когда она прибудет…

Дверь лифта открылась, группа направилась к выходу. Кейси ощущал спиной подбадривающее давление своего оружия. Конечно, достать пистолет можно. Но три других наготове. И еще Уэйд.

Уэйд не знает, что Кейси вооружен. Даже если бы у Кейси был план, Уэйду о нем не сообщить. А что может произойти в свалке…

Хэнди задержался перед наружной дверью, остановился у стены, облицованной искусственным мрамором:

— Шестеро на маленький седан — слишком много. Рискованно. И мы уже дважды использовали сегодня эту машину. Прогуляемся по улице, у меня за углом в гараже приличный автомобиль.

Невольно подыгрывая Кейси, он колебался, тянул время. Тусклый свет из лифтового вестибюля, просеянный матовым стеклом внутренних дверей, падал на его лицо, придавая нездоровый желтушный оттенок. Он по-прежнему обильно потел.

— Ребята, я вам отвалю по штуке каждому дополнительно, только…

На этот раз вместо Нюберга высказался Джегер:

— Я бы сам отвадил штуку, чтобы ты играл в команде, босс. — Кривая усмешка Джегера приобрела презрительный оттенок.

Вместо ответа Хэнди открыл наружную дверь. Нюберг проинструктировал:

— Гуляем свободно и непринужденно, не дергаемся.

Хэнди двинулся вперед, остальные заняли всю ширину безлюдного тротуара. Кейси оглядел улицу, и сердце его упало. «Родстер» торчит на том же самом месте, но Логан… Черт бы драл этих копов.

Вместо Логана он увидел Поттера.

Сначала от стены на противоположной стороне улицы отделилось расплывчатое черное пятно. Затем это пятно приобрело очертания человеческой фигуры. Точно, Поттер, рост его, очки поблескивают. Вот он сошел с тротуара и шагает через проезжую часть.

Кейси задержал дыхание, огляделся. Уэйд на расстоянии вытянутой руки, слева, со стороны поребрика. Сбоку и чуть сзади Руссо, глядит перед собой, бережет свою бычью шею. Так же точно, чуть сбоку и на полшага сзади от него, шагают Нюберг и Джегер. Конечно, главная надежда Кейси — Логан, полиция. Если нет… Надежда только на себя и на пистолет.

Он и Уэйд — да, конечно, они влипли в эту аферу, у них нет выбора. Но Поттер, осел очкастый… Какого дьявола он сюда прется? Это не его дело. Кроме того, человек семейный, у него жена и…

— Мо, — нежным шепотом произнес Джегер, — к нам в гости какой-то тип.

— Добро пожаловать, — просипел Нюберг. — Третьим будет.

— Привет! — донеслось вдруг до них со стороны приближающегося Поттера, громко, но спокойно.

Абсурдным, неуместным показалось Кейси это слово. Как и самоубийственное поведение Поттера. Понимает ли парень, что он вытворяет? Больше всего в этот момент Кейси злился на дурного репортера. Однако тут же осознал, что это неуместное словечко подарило ему весьма ценную секунду. В сторону Поттера обернулись все, включая и Уэйда. Вот к нему-то Кейси в этот момент и приложился. Он вмазал своему юному помощнику по физиономии с такой силой, что тот опрокинулся на Руссо, сбив бандита на колени.

Правая рука Кейси уже выхватила пистолет. Как трепыхались у тротуара Уэйд и Руссо, он уже не видел. Палец его дважды нажал на спусковой крючок. Тело Нюберга дернулось, а в двух футах от него Кейси увидел вспышку и тут же почувствовал, как что-то рванулось у него между левой рукой и грудной клеткой.

Стрелял Джегер, уже отступающий за оседающее тело Нюберга, чтобы использовать его в качестве щита.

Палец Кейси напрягся для третьего выстрела, когда он осознал, что происходит. Инстинктивным движением он согнулся и врезался плечом в живот Нюберга. Все трое рухнули на тротуар, Джегер оказался внизу. Он выругался, выругался и Кейси, хотя этого и не сознавал. Выпутываясь из образовавшейся кучи рук и ног, Кейси, как ему показалось, услышал звук полицейской сирены.

Джегер освободился первым, поднялся на колени. Правая рука Кейси была еще под тяжелым обмякшим Нюбергом. Он выдернул руку, вытащил пистолет. Глаза его не отрывались от Джегера, и он понял, что опоздал. Пистолет Джегера уже смотрел ему в лицо. Кейси сжался, готовясь принять удар. Он увидел вспышку — сначала тускло вспыхнул оскал зубов бандита.

— …ть! — крикнул кто-то.

Тут же в правое ухо Кейси ворвался грохот выстрела, хотя вспышки из ствола он не увидел. Рев пронесшейся мимо машины Кейси воспринял сквозь гул в голове, вызванный выстрелом. Джегер рухнул с коленей на бок, лицом вниз.

Кейси огляделся. В трех футах увидел Поттера с вытянутой вперед правой рукой. В руке Поттера пистолет.

Кейси вздохнул, повернулся, не вставая с коленей. Хэнди бежал к углу, размахивая руками, полы его пальто развевались.

Из догнавшего бандита автомобиля выкрикнули слова команды. Еще раз. Хэнди не остановился.

Прозвучали два выстрела, Хэнди споткнулся, сделал по инерции еще шаг и тяжело рухнул лицом вниз.

8

Капитан Джадсон упер руки в бедра и уставился на Кейси:

— Ну наворотил ты тут!

— Долгонько же полиция добиралась, — мрачно проворчал Кейси.

Логан остановился возле Нюберга. Уэйд сидел на поребрике. Поттер все еще стоял с пистолетом, рассматривая его с видом удивленным и недоверчивым, как будто не веря, что он стрелял из этой железной штуки. Он покачивал головой и бормотал себе под нос:

— Вот дьявол… а? Надо же… Черт… Бог ты мой…

У тротуара замерли два полицейских автомобиля. Из окон домов торчали головы и плечи, белели ночные наряды обывателей.

— Один Руссо и остался, — с сожалением констатировал Логан, неприязненно разглядывая бандита с бычьей шеей, зажатого двумя детективами. — Что, на него пули не хватило?

Кейси уже рассказал, что произошло в квартире. Он глянул на Руссо и ответил Логану:

— Я в него Уэйдом запустил.

— Ты меня до смерти перепугал. Ни с того ни с сего как врежет… И как он меня не пристрелил… Но вот Поттер…

Поттер кашлянул и произнес извиняющимся тоном:

— Они там кучу-малу устроили… Вертелись, извивались… Ну, я не совсем понял, что к чему, но решил немножко помочь…

— Очень своевременно решил, — покачал головой Кейси, пытаясь отогнать от себя воспоминание о черной дырочке в пистолете Джегера.

— Я никогда раньше не стрелял ни в кого, — сказал Поттер. — Боялся промазать. Боялся зажмуриться.

— Неплохо, неплохо вы сработали, — снисходительно похвалил Логан. — Молодцы, газетчики.

Кейси глянул на Нюберга, выругался и добавил:

— Этого гада точно следовало бы в колыбели придушить.

Подрулила к тротуару карета «скорой помощи». Кейси вдруг ощутил холод и понял, что дрожит. Он без пальто, бок болит, почему-то мокрый. Он пожаловался Логану, и вот его уже ведут в вестибюль на перевязку.

— Уэйд, хватить отдыхать! — кричит Кейси помощнику. — У меня камера в машине, хватай, работай!

Рана поверхностная, двухдюймовая царапина вдоль ребра. Капитан Джадсон заглянул, поинтересовался состоянием раненого.

Кейси недовольно взглянул на полицейского:

— От вас только и жди подвохов.

— Что такое? — удивился Джадсон.

— Снимок, который я сделал во время облавы… Ведь он вам помог?

— Еще как помог. Хэнди из сортира — лучше не придумаешь.

— Вот-вот. А будь по-вашему, не было бы снимка. Я нелегально сохранил одну копию. — Он недовольно фыркнул. — Надо же! Запретить печатать такой шикарный снимок!

— Кто запретил?

— Ваша милость. Ты же звонил в редакцию, кап…

Джадсон недоуменно посмотрел на Кейси, усмехнулся:

— Может, эта пуля в ребро от твоей головы отскочила? Что ты такое мелешь? Если мне не нравится снимок, я его сам отниму. Как Хэйли у тебя отнял. Зачем мне звонить в редакцию?

Глаза Кейси расширились, затем сузились. Он тихо охнул.

Уэйд сделал шесть снимков. Они явились в редакцию не с пустыми руками.

Блэйн восседал за своим столом.

Кейси всю дорогу беседовал с Уэйдом, здесь, в редакции, пора сменить тему.

— Послушай, друг, я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Готов признать, что я ошибался, как и все мудрецы. Она вовсе не преступница — ну, просто спуталась с бандитами. Не повезло ей во многом, и с Нюбергом в особенности. Не ее вина. И не твоя.

— Но если бы я ей помог…

— Понимаю, понимаю. Мы делаем то, что можем. Конечно, она тебя подставила уже тем, что позвонила тебе. Но она с тобой поступала честно, насколько могла…

— Ладно, ты прав, конечно, — пожал плечами Уэйд. — Только… у меня к ней душа лежала…

Блэйн откинулся на спинку стула и сурово уставился на Кейси.

— Поттер звонил? — спросил Кейси.

— Звонил.

— У меня куча дополнительного материала…

— А у меня для тебя только одна новость. Ты уволен.

Кейси разинул рот, а Уэйд замер с выпученными глазами.

— Уволен?

Удивление Кейси быстро уступило место злости. Он едва не выругался. Не потому, что его выкинули, не впервой. Но Блэйн задавил его наступательный порыв, перехватил инициативу, и это раздражало сильнее новости об увольнении.

— Уволен. Одна из твоих гениальных творческих находок, Блэйн?

— Не моих. Это Фессендон. Он случайно обнаружил твой снимок. Тот самый, который он уже уничтожил. Выходит, ты его надул. Какому боссу это понравится…

— Надул — и слава богу.

Кейси оперся о стол Блэйна обеими руками и стоял так, пока не вывалил все о снимке, о его значении для полиции и для суда, а также о мотивах своих благородных и оправданных действий. Весьма собою удовлетворенный, Кейси оттолкнулся от стола и выпрямился.

В глазах Блэйна он заметил какой-то непонятный блеск. Какую-то искорку юмора, что ли… Но юмора мрачного.

Кейси отмахнулся от впечатления, и это мысленное усилие несколько его успокоило. Он почти перестал злиться, более трезво оценил ситуацию и снова разозлился.

На этот раз гнев его получил логическое обоснование и окрасился усталым разочарованием. Странное ощущение, но вполне понятное. С половины пятого такой ритм, такие нагрузки… Бешеная активность, близость смерти, постоянное напряжение, беспокойство за жизнь Тома Уэйда…

Саднила рана в боку, раздражало сознание того, что Блэйн, несимпатичный, но несгибаемый Блэйн выдал его руководству.

— Да и ладно, — равнодушно проронил Кейси, не заботясь даже, чтобы голос звучал презрительно. — Я работал здесь, потому что ты, Блэйн, играл по правилам и казался мне справедливым парнем. Потому что ты печатал новости, не прислушиваясь к кваканью толстых кошельков. Но если Фессендон положил тебя в карман… Что ж, тогда мне здесь делать нечего. Не готов я работать с брехуном.

— Кто брехун? Я брехун? — взвился Блэйн.

— Джадсон не звонил в редакцию. Я его спросил.

— Он не… — Блэйн побагровел и поднялся из-за стола.

— Очевидно, этот юбочник Ли Фессендон…

Блэйн резко развернулся и направился к двери. Кейси последовал за ним, продолжая излагать свою версию. За компанию поплелся за ними и Уэйд. Блэйн подошел к кабинету Фессендона,распахнул дверь.

Фессендон, завидя Блэйна, улыбнулся, но улыбка его увяла, когда Блэйн открыл рот:

— Ты сказал, что Джадсон запретил печатать снимок Кейси.

— Да, запретил… — подтвердил Фессендон, избегая взгляда Блэйна.

— А Кейси утверждает, что Джадсон здесь ни при чем.

— Значит, ты Кейси веришь, а мне нет?

— Естественно. И сейчас, и когда угодно. Когда я согласился остаться в редакции, я поставил условием, что веду газету так, как считаю нужным. И на ваши жульнические махинации я согласия не давал.

— Что за тон! — возмутился Фессендон.

— А что, плохо слышно?

Фессендон шагнул вперед с угрожающим видом:

— Я руковожу газетой, и, когда Ли о чем-то меня просит, мое дело, выслушать его или нет. Если мне будет нужно, я обращусь к вам за советом.

— Значит, я выполнил пожелание вашего слабого в коленках братика, — усмехнулся Блэйн.

— Вы уволены! — крикнул ему Фессендон.

— Что ж, нас двое…

— Трое! — крикнул сзади Уэйд.

— Трое, — повторил Блэйн. — Я у народа не слишком популярен, меня считают чем-то вроде бездушного погонялы, надсмотрщика на плантации. Но у меня сложилась репутация, которой я дорожу. Все знают, что я играю по правилам. Кейси первый смог меня упрекнуть в нарушении правил, и не без основания. И его упрек я переадресую вам, мистер Фессендон. Вы лжец, лицемер…

Фессендон оскалил зубы и ударил Блэйна в ухо, тот покачнулся. Кейси рванулся вперед, но Блэйн сдержал его:

— Нет, это мой вопрос.

Фессендон замахнулся снова, но на этот раз Блэйн был начеку. Он уклонился и погрузил левый кулак в живот главного редактора. Тот согнулся, и Блэйн выпрямил его правой в челюсть. Фессендон рухнул, закрыв лицо ладонями.

Трое вышли из шикарного кабинета. Блэйн вернулся к своему столу, собрал в портфель нехитрые пожитки, запер стол, оделся.

— Чего застыли? Пошли отсюда! — прикрикнул он на Кейси и Уэйда.

— А ты ведь знаешь, что у меня горяченькие снимки, — ухмыльнулся Кейси.

— Не знаю и знать не желаю. Их и в «Экспресс» возьмут, не торгуясь, и в «Миррор» с руками оторвут. — Блэйн выругался. — Ну и слава богу, расплевались. Я все равно уже созрел, надоел он мне. А эта твоя пластинка — последняя капля.

На физиономии Кейси появилась довольная ухмылка. Усталость как рукой сняло. Приятно отделаться от Фессендона, еще приятнее убедиться, что Блэйн играет по правилам, лучше всего, что Уэйд уцелел.

— Ну, что теперь? — спросил он.

— Теперь позвоню Гилману в «Экспресс» и спрошу, нужен ли ему редактор и пара фотокамер почти задаром. Но прежде всего, — заявил Блэйн, выходя из лифта, — заглянем к Стиву и зальем это дело. Надо отпраздновать.

— Дело говоришь, — согласился Кейси.

— Только чтоб пивком не ограничиваться, — усмехнулся Уэйд с некоторой долей недоверия к «старикам».

Two Murders, One Crime Cornell Woolrich

С Корнеллом Вулричем (1903–1968) как создателем захватывающих дух криминальных историй можно сравнить лишь Эдгара Аллана По, хотя по количеству созданного По значительно отстает от Вулрича, признанного певца тьмы.

Фигура печальная и одинокая (он посвящал книги комнатам гостиниц и своей пишущей машинке), Вулрич — крупнейший мастер «черной» литературы всех времен. Благодаря головокружительному развитию сюжета, которое можно встретить, пожалуй, лишь у совершенно нечитаемого Гарри Стивена Килера, читатель прощает ему или пропускает незамеченными стилистические недостатки, которые уничтожили бы менее значительного писателя.

Кроме сотен рассказов, Вулрич создал такие, ставшие классическими, приключенческие повести, как «Невеста в черном» (1940, экранизирована в 1968 Франсуа Трюффо) и «Черное алиби» (1942, экранизирован а в следующем году Жаком Турнёром под названием «Человек-леопард»). Самый знаменитый фильм по его произведениям — «Окно во двор» был поставлен Альфредом Хичкоком (1954) по рассказу, написанному под псевдонимом Уильям Айриш. Экранизированы также многие другие произведения, вышедшие под тем же псевдонимом, в числе которых «Леди-призрак» (Роберт Сиодмак, 1944, через два года после выхода книги из печати) и «Срок истекает на рассвете» (режиссер Гарольд Клерман, 1946, тоже через два года после опубликования книги).

Предлагаемая повесть впервые опубликована в июле 1942 года в журнале «Черная маска» под названием «Три казни за одно убийство».

Три казни за одно убийство Корнелл Вулрич (пер. Ю. Балаян)

В четверть двенадцатого вечера, как издавна повелось, Гэри Северн небрежно сдернул шляпу с ближайшего к двери крюка вешалки, повернулся и, как обычно, объявил своей миленькой миниатюрной женушке:

— Смотаюсь-ка я до угла за «Геральд-Таймс». Туда-обратно, минута-другая…

— Конечно, милый, — улыбнулась она, тоже как обычно.

Открыв дверь, Гэри, однако, сам не зная почему, задержался на пороге.

— Ох, и умотался же я сегодня, — зевнул он, прикрыв рот ладонью. — Может, плюнуть на это чтиво… Не подохну же я без него. Все равно на второй странице клюну носом и захраплю.

— Конечно, дорогой, зачем тебе утомлять себя. Не ходи. Все равно ничего существенного там не вычитаешь.

— Вот-вот, — с готовностью согласился муж и совсем, было, повернул обратно, но тут же нахмурился. — Нет, нельзя. Уже при шляпе. — Он вздохнул. — Пара минут — и я дома.

И решительно шагнул за порог.

Кому судить, что имеет значение, а что нет? Кто распознает наступление решающего, поворотного момента, вычленит его в аморфном потоке времени?

Двухсекундная задержка на выходе, звучный зевок, трехцентовая газетенка, над которой вмиг задремлешь…

Гэри Северн вышел на улицу. Горожанин на минутку выскочил за газетой. Как каждый вечер тысячи других жителей мегаполиса. Завершался 181-й день года, 180 раз за этот год Гэри Северн выходил из этой же двери с этой же целью. Нет, однажды на город налетел ураган, значит, 179 раз.

Гэри дошел до угла, свернул. Еще квартал. Здесь, на тротуаре возвышалась шаткая деревянная конструкция, на которой выкладывают газеты. Бульварные издания всегда прибывают первыми, они уже здесь. Но Северн пришел за солидной газетой. Такую прессу привозят позже.

Газетчик узнает покупателей по газетам, не зная ни имен, ни иных подробностей, касающихся этих людей. Да и к чему они ему?

— Нет пока, — разводит он руками с улыбкой. — С минуты на минуту!..

С чего они так липнут к своим газетам? Не все ли равно? Все газеты одно и то же печатают, поют одно и то же на разные голоса, врут, фальшивят под разные дудки. Нет одной — купи другую. Так нет же… Пойди пойми клиента… Впрочем, не имеет значения, лишь бы звенела мелочь в тарелочке.

— Прогуляюсь, — решает Гэри Северн. — Обогну квартал. Глядишь, и подоспеют.

Фургоны с печатной продукцией покидают типографию в центре города в полдвенадцатого, но до полуночи газеты вряд ли займут места на стойке. Медлительные ночные светофоры, погода, которая меняется каждый день, а то и чаще. Вот и сегодня опаздывают.

Мерным шагом до следующего угла; свернул, и опять до следующего; снова поворот — и вернулся на свою улицу. Помахивая одной рукой, другую держал в кармане. Принялся фальшиво насвистывать тему Элмера. Резко сменил мотив на «Розу дня», еще больше перевирая мелодию. Чертыхнулся, смолк. В голове полнейшее безмыслие. Обрывки какие-то: «Ночка хороша… Сегодня по радио… обхохочешься!» Ухмыльнулся. Зевнул. «Ох, на ходу засыпаю… Спал бы лучше в мягкой постельке…» И все в таком духе.

Приблизился к своей двери с другой стороны. Замедлил шаг. Да и черт с ней, с газетой! Домой!.. Но все же прошел мимо. «Уже спустился, уже на улице. Ладно, еще минутка-другая… Туда и обратно». Пустяк.

Привезли! На асфальт бухнулась увесистая кипа, продавец как раз нагнулся за ней, как только Гэри Северн вывернул из-за угла. Когда он подошел, газетчик уже разрезал шнур, освободил газеты от упаковочных экземпляров, выложил товар на стойку. Поджидавшие читатели смыкались вокруг, заплатив и получив сдачу, отходили.

Гэри Северн смешался с кучкой клиентов, протянул руку к газете. Не повезло. Кто-то схватился за ту же газету с другой стороны. Газета натянулась между двумя руками и осталась на месте. Два взгляда встретились лишь благодаря этому случайному совпадению. Но какое это имеет значение?

Конечно, никакого. Пустяк. Гэри Северн убрал руку.

— Берите, берите! — подбодрил он случайного соперника, а сам подхватил следующий экземпляр.

«Знает он меня, что ли?» — промелькнуло в голове. Взгляд незнакомца выразил нечто большее, нежели озадаченность простой случайностью. Гэри тотчас забыл об этом несущественном инциденте. Вручил продавцу пятицентовую монету, получил два цента сдачи, отошел в сторону и развернул газету. Потом зашагал к дому, просматривая заголовки при свете витрин и уличных фонарей.

Барабанные перепонки воспринимали, а мозг мимоходом отмечал городские шумы, главным образом, перестук множества башмаков. Люди с газетами в руках расходились, многие из них в том же направлении, встречных почти не было. Но вот он свернул на свою улицу, и шаги стихли. Все, кроме одной пары ног, свернувших за ним.

Здесь уже ничего не прочитаешь. Фонари тусклые, витрин нет. Он сложил газету.

Попутчик шагал в нескольких ярдах за ним. Да и пусть его… Улица для всех открыта. Не тот у него образ жизни, чтобы обращать внимание на шаги прохожих.

Остановившись у двери, Гэри Северн полез в карман за ключом. Открыл дверь, занес ногу над порогом…

На плечо опустилась чья-то рука.

— Минуту!

Гэри повернулся. Это тот самый, схвативший его газету. Неужели он устроит сцену из-за такой ерунды?

— Фамилия, имя!

— Что?

— Фамилия и имя!

Свободной рукой незнакомец показал Гэри что-то небольшое, какой-то металлический значок.

— А в чем дело?

— Назовите фамилию и имя.

— Гэри Северн. Я здесь живу.

— Вам придется пройти со мной.

Рука соскользнула с плеча на предплечье и сжалась.

— Но с чего вдруг? Не можете же вы так просто забрать меня на пороге собственного дома, ни за что ни про что!

— Сопротивление при задержании? Не советую.

— Вы меня арестуете? За что?

Собеседник хмыкнул, сохраняя мрачное выражение лица.

— Я не обязан сообщать, но пожалуйста. Задержание по подозрению в убийстве. В убийстве из убийств, в убийстве полисмена. При попытке ограбления на Фаррагат-стрит. Память слабая?

За убийство!

Он мысленно повторил это. Даже не испугался. Бессмыслица. Это к нему не относится. Явная ошибка! Самое паршивое, что теперь сон откладывается не на час и не на два. А он так устал!

Изо рта Гэри Северна совершенно неожиданно для него самого вырвалось:

— Можно мне хотя бы оставить газету… Там моя жена, я хотел бы предупредить ее, что задержусь.

— Хорошо, — кивнул детектив. — Я поднимусь с вами. Сообщите жене и оставьте газету.

Жизнь повисла на волоске, и что человека волнует?

«Можно мне хотя бы оставить газету?»

На стене обычная для кабинета глазного врача таблица, увенчанная буквами-гигантами. Книзу буквы мельчают и завершаются почти неразличимыми значками-букашками. Собравшиеся детективы, убивая время в ожидании, упражняются на ней. Большинство запинаются на четвертой строке снизу. Нормальное зрение. Один разобрал почти все буквы в третьей снизу строке. Рекордсмен.

Дверь напротив раскрылась, вошла мадам Новак. При ней спицы, клубки и вязание.

— Присядьте, пожалуйста. Мы проверим ваше зрение.

Миссис Новак пожала плечами.

— Очки выпишете?

— Какую строку можете прочесть?

— Любую.

— И самую нижнюю?

Снова миссис Новак пожала плечами.

— А кто не сможет?

— Девять из десяти не смогут, — бормочет один из детективов соседу.

Мадам Новак тарабанит, как скороговорку:

— P, t, Ь, k, j, h, i, y, q, a.

Кто-то в дальнем конце комнаты присвистнул.

— Бабка-телескоп!

— Дальнозоркость, — констатирует другой.

— Это еще неизвестно, — сварливо огрызается мадам Новак, механически шевеля спицами. — Давайте только побыстрее, если можно, господа. Я тут с вами прохлаждаюсь, а дело стоит.

Вводят Гэри Северна. Под охраной. Он теперь все время под охраной.

Все происходит очень быстро. Смерть не любит медлить.

Мадам Новак поднимает взор. Фиксирует введенного. Кивает.

— Он. Он убегал. Как выстрелили, так сразу и побежал.

Гэри Северн молчит.

Молчит и Эрик Роджерс, один из детективов.

Следующий очевидец — мистер Сторм, по профессии бухгалтер-экономист. Мистер Сторм работает с числами. Человек он добросовестный. Различает вторую строку снизу лучше всех присутствующих, хотя до миссис Новак ему далеко. На нем, однако, очки. Очки украшали его нос и в момент, когда убегающий убийца смел его с тротуара, да еще и выстрелил в него, чудом промахнувшись. Мистер Сторм быстро соображает. В тот весьма существенный момент он четко осознавал, что следует замереть, притвориться мертвым, чтобы не спровоцировать второй выстрел, менее для него удачный.

— Вы понимаете важность вашего показания?

— Прекрасно понимаю. И поэтому опасаюсь ошибиться. Не могу заявить, что на сто процентов уверен. Я бы сказал, что уверен на 75 %. И на 25 % сомневаюсь.

— Видите ли, мистер Сторм, мы такой ответ не можем принять. Вы или уверены, или не уверены. Уверенность не знает процентов. Или сто процентов, или ноль. Отвлекитесь от эмоций. Забудьте, что перед вами человек. Вы бухгалтер. Перед вами колонка цифр. Правильный ответ один. Да или нет. Повторим попытку.

Снова ввели Гэри.

Сторм повысил процент.

— 90 %,— шепнул он стоящему рядом лейтенанту. — И все же…

— ДА иди НЕТ!

— Я не могу сказать «нет», если я на девяносто процентов уверен. Но…

— ДА или НЕТ!

Медленно и тихо, с колебаниями:

— Да.

Гэри Северн не издал ни звука. Какой прок говорить, если тебя не слушают?

Детектив Роджерс видел и слышал то же, что и все присутствующие. Поводов для высказываний у него не было.

Продавец газет Майк Москони неудобно скрючился на стуле и беспокойно вертел в руках шляпу, отвечая полицейским.

— Нет, имени его не знаю и дома не знаю, где живет, направление только. Но с виду-то всегда отличу. И он правду говорит. Он всегда у меня газету берет. За весь год раз-другой пропустил, не больше.

— Но раз-другой пропустил! — настаивал лейтенант. — Меня интересует двадцать второе июня.

Газетчик даже выпрямился на стуле.

— Ну откуда ж мне знать-то. Я там каждый божий день, господа, но точно число сказать… Вот разве погоду мне скажете в этот день!

— Погоду на двадцать второе июня! — приказал лейтенант.

Прибыли данные о метеоусловиях.

— Ясная, тихая погода. Температура…

— Тогда, как Бог свят, господин хороший, купил он у меня газету в тот вечер. А не было его, когда…

Но это лейтенанта уже не интересует.

— Сколько у него уходило времени на покупку газеты? — надавил лейтенант на другой пункт.

— Ну, долгое ль дело, газету купить? Сунул три цента, экземпляр в руку, разве если сдачу получить… да и был таков.

— Вот еще что вы нам не сказали. В какое время точно покупал он газету? В то же самое каждый вечер или в разное?

Об этом Майку Москони не нужно долго размышлять.

— Всегда в одно и то же время. Каждый день. Он всегда берет ночной выпуск «Герадьд-Таймс», а она прибывает без четверти полночь. И он это точно знает.

— И двадцать второго июня?

— В любой день, все равно какой. Каждый день между половиной и без четверти двенадцать.

— Вы свободны, мистер Москони.

Москони вышел. Лейтенант повернулся к Северну.

— Убийство произошло в десять. Что это за алиби?

— Другого у меня нет, — глухо ответил Северн.

Уильям Гейтс вовсе не выглядел преступником. Внешность типичного преступника существует лишь в воображении широкой публики. Ну как мог оказаться уголовником неуклюжий, добродушный с виду здоровяк, медлительный в движениях и в соображении?

— Вы от меня чего ждете? Скажу я: «Нет, это не он», — значит, я там шуровал, только с кем-то другим. А если я скажу: «Да, тот самый», — значит то же самое, опять же я там отметился. Не-е, мне мистер Страсбургер все растолковал про ваши уловки. Вы еще спросите, перестал ли я жену колотить. — Он ухмыльнулся. — Все, что я скажу, это что меня там на дух не было. И откуда мне знать, тот это парень или не тот. Перво-наперво я сам не тот парень. — Для убедительности Гейтс стукнул себя кулаком в грудь. — Сначала первого парня найдите, а потом про второго толкуйте.

Он еще раз мило улыбнулся. Чуть заметно.

— А вот еще скажу я вам, и сейчас, и потом повторю, как на духу, что я этого парня за всю жизнь в глаза не видел.

Лейтенант тоже мило улыбнулся.

— И вас на Фаррагат-стрит в тот вечер не было? И к убийству сержанта О'Нейла вы отношения не имеете?

— Правда ваша, начальник. Золотые слова, — безо всяких улыбочек кивнул Гейтс.

Уильям Гейтс медленно поднялся на ноги. Спокойно, уверенно, как обычно. Обтер ладони о штаны, как будто собирался кому-то пожать руку. Последнее рукопожатие — со смертью.

Не особенно-то он ее боялся. И не потому, что храбрец. Фантазии не хватало. Если поразмыслить, то всей жизни у него остается не больше десяти минут. Но Гейтс жил текущим моментом, и так далеко вперед не заглядывал. Не мог представить себе смерть, а потому и не психовал попусту, как иные на его месте.

Но что-то его все же заботило. По наморщенному лбу сразу видно.

— Вы готовы, сын мой?

— Готов.

— Обопритесь на меня.

— Не надо, отец. Ноги держат. Тут близко, осилю.

Он вовсе не шутил.

Вышли из камеры смертников.

— Слышь, отец, тот парень, Северн, — торопливо забормотал вдруг Гейтс, — он за мной через пять минут. Я-то ладно, я за дело. Я чего не признавался — думал, отсрочка или помилование выйдет… Я О'Нейла порешил. Но второй парень, мой подручный, это никакой не Северн. Слышь, отец? Второй парень — Донни Блейк. А Северна этого я в жизни не видал, пока не влип. За ради Бога-душу-матери, скажи им, отец, извини, что ругаюсь. Пять минут еще осталось.

— Почему же ты так долго медлил, сын мой?

— Я ж говорю, помилование… И я сказал надзирателю. Похоже, он мне поверил, да кто он для них, для начальства-то… Скажи им, отец! Тебя послушают. Ты мне веришь. Мертвые не врут!

Голос его зазвучал громче.

— Скажи, чтобы не трогали того парня! Не было его там, не было!

И священник впервые в жизни услышал самую странную последнюю просьбу от осужденного на пути к месту казни.

— Отец, не ходи дальше со мной. Не трать времени, беги, скажи им!

— Молись, сын мой. Молись за себя.

— Отец, мне тебя не надо! Иди, иди, сними груз с сердца! Не дай им зазря убить парня!

Что-то холодное коснулось его темени. Священник медленно убрал руку, отступил в жизнь.

— Отец, ты мне обещал!

На лицо упал капюшон, речь стала невнятной.

Электричество пригасло, вспыхнуло, пригасло…

— Элен, я люблю тебя… — голос утомленный, хриплый.

Капюшон падает на лицо, слов больше не разобрать.

Электричество пригасло, вспыхнуло, пригасло…

Таблицы для проверки зрения на стене больше нет. Проку-то от нее… Снова входит миссис Новак. Опять при спицах и клубках, но вяжет что-то другое, другого цвета и фасона. Она сдержанно кивает присутствующим, как полузабытым знакомым. Садится, склоняется над вязанием, спицы деловито шевелятся, копошатся, роются в шерсти. Люди входят и выходят, но она не замечает окружающих.

В поле зрения направленных книзу глаз появляются кончики башмаков, как будто нарочно привлекающих ее внимание. В комнате ни звука.

Миссис Новак равнодушно поднимает и снова опускает голову, но тут же вскакивает, схватившись за горло. Вязанье летит в сторону, клубки откатываются к стене. Дрожащий палец миссис Новак направляется на хозяина башмаков.

— Он… Он! Тот самый, который бежал мимо моей лавки, когда убили полисмена!

— Но в прошлый раз вы говорили…

Она бьет себя по лбу.

— Да. Да. Тот похож. Похож, понимаете? А это — тот самый! Зачем только вы меня в тот раз привели! Не пришла бы — не ошиблась…

— Другие так же ошиблись, — утешает лейтенант. — Полдюжины очевидцев, и все ошиблись.

Она не слышит. Лицо ее сморщилось, из глаз льются слезы. Кто-то поддерживает ее, другой подбирает клубки и спицы…

— Я убила его!

— Мы все убили его, — невесело признает лейтенант.

Донни Блейк сидит на стуле, за ним стоит детектив с газетой в руках. Детектив разворачивает газету и держит ее перед лицом Блейка, как будто предлагая почитать.

В дверь входит бухгалтер Сторм, садится на стул напротив, туда, где сидела до него миссис Новак. Он видит группу детективов, один из которых спрятался за газетой.

— Прошу вас смотреть на газету, — обращается к нему лейтенант.

Законопослушный Сторм уставился на газету.

Детектив за стулом медленно, как театральный занавес, поднимает газету. Открывается подбородок. Рот. Нос. Глаза, лоб… Газета убрана.

Сторм бледнеет. Руки его дрожат.

— Бог мой! — шепчет бухгалтер.

— Можете что-нибудь сказать об этом человеке? — спрашивает лейтенант. — Не бойтесь, говорите.

Сторм проводит рукой по губам, как будто пытаясь снять горечь слов, готовых выйти изо рта.

— Это… Это тот человек… с которым я столкнулся на Фаррагат-стрит.

— Вы уверены?

— На сто процентов! — кряхтит Сторм, кривясь, словно от нестерпимой физической боли.

— Их тоже можно понять, — вздохнул лейтенант, когда комната наполовину опустела. — Парень очень похож на преступника, воображение у всех работает, дополняет недостающее. Кроме того, он уже за решеткой — это тоже давит на сознание… на подсознание. И они, не кривя душой, оговорили этого беднягу Северна.

В дверь просунулась голова полисмена.

— Блейк готов, лейтенант.

— И я готов, — мрачно процедил лейтенант, направляясь к двери.

Врач подошел к Блейку, приподнял ему веко. Вынул стетоскоп, приложил в области сердца.

— Долго не выдержит, — обратился он к тяжело дышащим полицейским. — Но пока ничего страшного, легкий обморок. Устал, бедняга. Оживить болезного?

— Неплохо бы, — выдохнул кто-то.

Врач достал из саквояжа маленькую бутылочку, откупорил, сунул к распухшему носу Блейка. Веки бандита дрогнули, голова подалась в сторону. Копы дружно дернулись к ожившему персонажу подвальной драмы.

— Доктор, доктор, не уходите! — захрипел Блейк. — Они меня прикончат. Я больше не выдержу…

— Тогда скажите им то, чего от вас добиваются, — без тени сочувствия бросил через плечо врач, выходя из помещения.

Неизвестно, что тут подействовало — то ли то, что предложение исходило от постороннего, непосредственно не принадлежащего к числу его мучителей, то ли просто время подошло.

— Я… да, я, — простонал вдруг Блейк. — Я был с Гейтсом. Мы убили О'Нейла. Он прижал нас, когда мы брали алмазы. Взял на мушку Гейтса. Меня впопыхах не заметил. Я выбил у него пушку. Гейтс говорит; «Он нас видел», — и хлоп его! А я только добил, чтоб не мучился. В голову.

Он прикрыл лицо дрожащими пальцами.

— Я все рассказал. Не трогайте меня больше. Оставьте меня в покое.

— Что там еще? — спросил вдруг лейтенант.

— Прокурор округа на проводе, лейтенант, — доложил вошедший полицейский. — В вашем кабинете.

— Стенографиста пригласите, — приказал лейтенант, направляясь к двери.

Отсутствовал он долго, а когда вернулся, выглядел немногим лучше, чем Блейк. Казалось, он не видел своих людей. Или не хотел видеть.

— Уберите это, — ткнул он пальцем в Блейка.

Все озадаченно молчали, пока преступника не вывели.

— А… стенографировать?

— Не надо, — сквозь зубы выдавил лейтенант.

— Лейтенант, он очухается и опять закупорится. Распечатывай потом снова…

— Тоже не надо. К чему бумагу марать, если все равно не используешь. Прокурор приказал его выпустить.

Он выждал, пока утихнет гул.

— Политика? — спросил один из детективов, криво усмехнувшись.

— Нет… Не совсем. То есть… А что же еще! Выборы на носу. Но это еще не самая дрянь. Они как это дело представляют… Северн казнен, его не воскресишь. Ошибка непоправимая. А доведешь до суда этого типа — скандалище неимоверный. Тряхнет не только прокурорский офис, но и всю полицию. И пострадает не только наша шкура, это еще полбеды. Подрыв доверия общественности! Прецедент! Они решили, что лучше выпустить одного преступника, чем вызвать ситуацию, когда защита каждый раз будет ссылаться на случай Северна, а присяжные оправдают десяток заведомых убийц. — Лейтенант вздохнул. — Я вынужден его отпустить.

Копы стояли, переваривая новость, каждый по-своему, в соответствии с характером и темпераментом.

— Что ж, наше дело — подчиняться. Только долго они чухались. Сколько мы на этого гада сил потратили! — сказал один, с практическим складом ума.

Другой, с аналитическими наклонностями, принялся взвешивать мотивы прокуратуры и тех вышестоящих, кто влиял на ее решения.

Третий, болеющий за коллег, заметил:

— Да черт бы с ним, с этим гадом, если бы не О'Нейл…

Они разошлись по своим делам. Остался лишь один. Детектив по имени Роджерс. Он замер на месте. Засунув руки в карманы, казалось, внимательно изучал пол под ногами.

О чем он думал? О чем думает подвижник, который видит, как рушатся столпы его мировоззрения, как попираются основы его веры?

Детектив и убийца столкнулись в коридоре управления полиции. Свободный гражданин шествовал к выходу.

Роджерс замер, следя за гордой поступью Блейка, нос, губу и подбородок которого украшали полоски медицинского пластыря.

Четкий шаг, свободное движение рук. И автоматический жест, которым Блейк поправил узел галстука. Он возвращался в жизнь, и очень важно, чтобы галстук сидел должным образом.

Блейк шел на волю, а Гэри Северн гнил в земле сырой. И сержант О'Нейл.

Блейк встретился взглядом с детективом Роджерсом. Посмотрел нагло и с вызовом. Губы искривились в презрительной усмешке, слегка раздвинулись и выплюнули насмешливое «Х-хэ!». Очень красноречивое, означавшее: «Ваши законы — х-хэ! Полиция — х-хэ! Убить — х-хэ, раз плюнуть!»

Хуже удара в лицо. Хуже плевка. Хуже ожога. Этот удар достает глубже. Если у тебя сохранилось чувство справедливости, ощущение добра и зла, если ты не просто притворяешься верящим в идеалы.

Роджерс побледнел. Точнее, мертвенно побелела лишь часть его лица, вокруг рта. Блейк прошел мимо, не останавливаясь, и вышел в стеклянную дверь. Все. Смотреть больше не на кого. Он не вернется. Его не вернут и не привлекут к ответственности. Во всяком случае, за это преступление.

Роджерс развернулся и быстро зашагал в противоположном направлении. Без стука вошел к лейтенанту. Рука его опустилась на стол и поднялась, оставив небольшой металлический предмет.

Лейтенант недоуменно уставился на значок. Потом посмотрел на Роджерса.

— Заявление напишу позже. Увольняюсь.

Роджерс быстро направился к выходу.

— Роджерс, постой! Ты куда? Свихнулся?

— Немного есть, — признал Роджерс.

— Вернись, погоди! Куда ты?

— За Блейком. Куда он, туда и я.

Дверь захлопнулась.

— Куда он делся? — набросился Роджерс на наружного постового.

— Вон, уже в такси сидит. У светофора.

Роджерс поднял руку и нырнул в следующую машину.

— Куда едем?

— Вон за тем такси на перекрестке…

Блейк оторвался от блондинки и направился к только что опустившемуся в удобное кресло фойе Роджерсу. Слегка расставив ноги, Блейк остановился перед детективом.

— Нечем заняться? Скучаем? Спектакль понравился? Ужин в ресторане тоже? Думаешь, я тебя не запомнил там, в вашем крысятнике? Воображаешь, я слепой?

— А с чего тебе вздумалось, что я от тебя прячусь?

Блейк опешил. Открыл рот, снова закрыл, нервно сглотнул.

— Вам не достать меня по делу О'Нейла. Что было, то сплыло, быльем поросло. Баста!

Роджерс и не собирался возражать.

— А с чего тебе вздумалось, что я тебя достаю по делу О'Нейла?

Блейк опять открыл и закрыл рот. Подумал, поморщился и высказался:

— Не знаю, чего тебе надо, но тебе меня все равно не достать.

— А с чего тебе вздумалось, что я тебя вообще достаю?

Блейк поморгал, недоверчиво почесал затылок и, не придумав более никаких аргументов, вернулся к блондинке. Но беседа с нею не заладилась. Она отпрянула, вырвала руку из его ладони, покраснела от злости.

— Пока ты при хвосте — забудь и как звать меня. Знала бы… Да пошел ты!.. — Она вскочила и, раздраженно размахивая сумочкой, направилась к выходу.

Блейк бросил Роджерсу ядовитый взгляд потревоженной кобры. Встал, широким шагом направился к открытой двери лифта.

Роджерс, неторопливо поднявшись с кресла, махнул лифтеру, предлагая подождать.

Лифт отправился вверх с двумя пассажирами. Физиономия одного из них пылала негодованием.

— Давай, давай, продолжай в том же духе! — выпалил Блейк.

— Что давать? — наивно расширил глаза Роджерс. — В каком духе?

Лифт остановился, Блейк выскочил и зашагал по толстой ковровой дорожке. За поворотом коридора вынул из кармана ключ, вставил в замок. Чьи-то приглушенные ковром шаги заставили повернуть голову.

— Что, и в комнату со мной попрешься?

— Приглашаешь? Спасибо, у меня своя комната, — улыбнулся Роджерс, остановившись у соседнего номера.

Обе двери закрылись почти одновременно.

Закрылись эти двери на шестом этаже «Конгресс-отеля» около полуночи. А в десять утра свежевыбритый, аккуратно причесанный Блейк вышел из своего номера на десятом этаже отеля «Колтон». Сбежал во мраке ночи. Подходя к лифту, провел пальцами по лицу, проверяя выбритость щек и подбородка, прикрываясь ладонью, улыбнулся. Но не успел дойти до поворота, как услышал за спиной щелчок еще одной двери, по той же стороне коридора. Что-то заставило его оглянуться, какая-то неполнота действия. Дверь почему-то не закрылась сразу, выпустив постояльца.

В дверном проеме стоял Роджерс, неторопливо застегивался.

— Придержите лифт, сэр, прошу вас, — как бы между прочим попросил он. — Мне тоже пора завтракать.

С третьей попытки дрожащая рука поднесла чашку почти на уровень рта. Еще какой-то дюйм! Но этот последний дюйм оказался непреодолим. Дрожь передалась чашке, рука ослабла, чашка грохнулась на блюдце, которое уцелело только чудом, содержимое плеснулось через края, на скатерть.

Сидевший через два стола Роджерс ободряюще улыбался, перемалывая яичницу с беконом. Челюсти его работали с регулярностью поршня паровой машины.

— Шпик поганый, — бормотал Блейк. Руки, хоть уже и не отягощенные чашкой, продолжали трястись. — Шавка легавая…

Устраняющий последствия неловкости клиента официант поинтересовался:

— Вас что-то беспокоит, сэр?

— А? Да, да, беспокоит.

— Будьте любезны, пересядьте, прошу вас.

Блейк сел напротив. Спиной к сыщику. Официант долил кофе в чашку.

Снова чашка направилась к губам Блейка, на этот раз зажатая между двумя ладонями.

Омерзительный хруст оскорбил слух ставшего вдруг чутким к внешним воздействиям Блейка. Здоровые челюсти перемалывали аппетитный, подрумяненный, поджаренный тост. Звук исходил с того самого проклятого направления. Без перерыва, однообразный, неумолимый. Кусок за куском запускает в пасть, гад.

На этот раз чашка опрокинулась, еще не достигнув блюдца. Бурая лужа расплылась по скатерти. Блейк вскочил, отшвырнул салфетку, отпихнул спешащего на помощь услужливого официанта.

— Вон отсюда, бежать… — задыхался Блейк. — Он следит за мной, спину сверлит, сверлит…

Официант недоуменно огляделся. Никого. Разве только одинокий аккуратный господин чинно-благородно трудится над своим завтраком, не причиняя никому ни малейшего беспокойства.

— Вам бы к доктору, мистер, — озабоченно пробормотал официант. — Должно быть, температура…

Блейк послушно выскочил из ресторана, пересек фойе и склонился к окошечку аптекаря:

— Мне… аспирин. Два. Нет, три!

— …«Сенчюри Лимитед», Ч'каго-о-оу, с двадцать пятого пути! — гулко забухало под сводами зала и просочилось в телефонную будку, дверь которой Блейк оставил приоткрытой не только для вентиляции, но и чтобы лучше слышать объявления.

Трубка висела на крюке телефона. Будка была стратегическим наблюдательным пунктом Блейка. Из нее видны громадные вокзальные часы, слышны объявления и, самое главное, из нее просматривается выход на нужный перрон. Следовательно, видны и все пассажиры, его попутчики.

Он пройдет через вертушку последним. Последним из последних. Увидев всех, кто отбудет тем же поездом.

Он не дал этому дьяволу в человеческом облике, этому монстру никакой возможности выследить его. Еще немного — и между ними мирно улягутся сотни миль стальных рельсов. Ну разве что гад мысли читает…

Много трудов положено, много денег, но дело того стоит. Неоднократная внезапная смена отелей не помогла. Но на этот раз Блейк не требовал счета и не паковал вещей. Он заплатил за неделю вперед, а сам смылся на второй день. Да, в сущности, никуда и не смывался. Просто отправился прогуляться, заскочил в киношку… выскользнул через служебный выход, выкупил забронированный под чужим именем билет и юркнул в телефонную будку. Ничего, осталось всего три четверти часа.

А этот придурок тем временем слоняется возле кинотеатра… или даже возле отеля. Пусть дожидается!

Блейк внимательно следил за пассажирами, которые лениво тянулись на перрон. По двое, по трое… по одиночке…

Минутная стрелка ползет к моменту отправления. У турникета остался лишь дежурный контролер.

Блейк насадил шляпу поплотнее, выскочил из будки и понесся по мраморному полу.

Вокзальный страж уже готовился щелкнуть фиксатором турникета, когда Блейк сунул ему под нос билет. Последний! Блейк оглянулся в сторону зала ожидания. Никто не готовится повторить его рывок, ничей любопытный нос не торчит из-за колонны.

— Поторопитесь, мистер, — напомнил контролер.

Зря беспокоится. Теперь поезд от Блейка не убежит. Последний пассажир направился к поезду, вглядываясь в лица бредущих навстречу носильщиков.

В поезд Блейк попал при помощи протянутой руки кондуктора последнего вагона, припустив за ним во весь опор.

— Ф-фу! — выдохнул он, поправляя съехавшую набок шляпу. — Можете закрыть и ключ выкинуть. После меня уж никого не будет.

— Да разве что голуби нагонят, — отозвался проводник с натянутой улыбкой.

Блейк заперся в купе. Заперся и затянул шторку, хотя поезд еще не вышел из темного туннеля под городом. Откинулся на спинку кресла, облегченно вздохнул. Наконец-то!

— В жизни больше эту рожу не увижу! — успокоил он себя.

Колеса накручивали минуты и километры. Остановка в черте города. Но это уже не опасно. Если бы за ним увязался хвост, он направился бы к Центральному вокзалу. Однако… береженого Бог бережет. Блейк вызвонил кондуктора и спросил, не сел ли кто в поезд. Да, леди с маленьким мальчиком, с сыном, больше никого. А что? Да так, думал, может, знакомый догонит, если успеет… Был разговор…

Конечно, этот тип не успокоится, начнет выслеживать по всем Штатам, но теперь Блейк обеспечил себе отрыв.

В Хармоне к поезду прицепили угольный паровоз. Но это техническая станция, здесь поезд пассажиров не берет.

У Вест-Пойнта в дверь постучали, и страх стрельнул в позвоночник. Блейк вскочил и прильнул к запертой двери. Стук повторился. Громкий, уверенный.

— Кто там? — отозвался Блейк, приложив руки рупором ко рту, чтобы изменить голос.

— Подушку не желаете, сэр? — послышался голос проводника.

Он приоткрыл дверь, принял предложенное, в основном, чтобы отделаться, а не потому, что нуждался в подушке. И снова заперся.

Больше его не беспокоили. В Олбени поезд свернул к западу. Где-то в Пенсильвании или, может, уже в Огайо Блейк заказал еду, попросил оставить поднос возле запертой двери. Подкрепившись, выставил поднос за дверь и снова заперся. Не рискнул прогуляться до вагона-ресторана. Все эти мелкие меры предосторожности он принимал уже как бы по привычке, для успокоения совести. Необходимость в них отпала. Поезд — свободная территория Америки!

Ближе к полуночи он вызвал проводника, чтобы тот разложил оба кресла в постель.

— Вы последний в поезде, сэр, кто еще не спит. Из пассажиров, конечно.

— Да ну?

— Давно всех сморило. Спереду и до самого до хвоста.

Это его убедило. Надо размяться, что ли. Здесь тесно, в этой клетушке. Он прошел по поезду, между подвесных коек дешевых вагонов, зашел в обзорный салон. Никого. Тускло светит лишь дежурная лампа. Открыл дверь, вышел на ветерок. Оперся на ограждение. «Свобода!» — вспыхнуло в мозгу. Впервые он ощутил себя свободным, с момента, когда вышел из полицейской штаб-ква… ква…

— А-а, Блейк! — раздался негромкий голос из торчащего рядом глубокого кресла. — Наконец-то надоело держать себя в заключении.

Над тьмою, сгустившейся в кресле, тлел кончик сигары — больше ничего Блейку разглядеть не удалось. Он качнулся и схватился за перила, чтобы не свалиться под колеса.

— Ка… ко… Когда ты сел? — выдавил, наконец, Блейк.

— Первым из первых, еще в вагонном депо, — гордо заявил Роджерс. — Не думал я, что ты такой дурной. Я б на твоем месте помахал вдогонку этому поезду.

Он знал, что последует дальше. К тому все шло. Многие детали указывали на это. Нюансы в поведении противника. Опыт детектива накапливается годами. Сигнал надвигающейся опасности маяком светился на темном фоне грядущего.

Блейк пренебрег обычной показухой с дорогим отелем. Сегодня он направился в притон на южной окраине. Достойная декорация для западни. Роджерс почуял запашок ловушки еще до того, как зашел за Блейком в зал низкопробного кабака. Его подопечный восседал в гордом одиночестве, несмотря на множество шлюшек, мухами обсевших стойку и столики. Он отогнал даже парочку особо активных из них. Все указывало на подготовку к действию. Даже то, как он тянул свое пойло. Пил не чтобы развеселиться, не чтобы забыться, а чтобы подкрепить решимость. Об этом свидетельствовали поза, выражение лица, каждый жест.

Роджерс разместился неподалеку, вертя перед собой кружку пива, и даже чуть пригубив, но не пустив далее десен. На случай, если к пиву что-нибудь подмешали. Пистолет при нем, но лишь по привычке. Он всегда при оружии. Использовать пистолет сейчас, даже для самозащиты, Роджерс не собирался. Иначе это поставит под вопрос его доминирующее положение в отношениях с Блейком. Оно не должно зависеть от оружия, ибо господство оружия ограничено временем, когда ты держишь палец на спусковом крючке. Нет, его власть над Блейком должна приобрести долговременный характер.

Так, Блейк готов. Залился смелостью по горло. Встал и решительно направился к выходу. Геройская походка, ничего не скажешь. Приглашение на прогулку, в конце которой смерть.

И вся обстановка в зале усиливает значимость момента. Статисты устремили внимание на главных действующих лиц. Даже не взгляды. Никто не смотрит ни на Роджерса, ни на Блейка. Но и без взглядов все ясно.

Роджерс спокоен, даже расслаблен. В этом залог успеха, иначе нельзя. Блейк уже у двери. Роджерс медленно поднимается. Бросает на столик деньги за пиво. Вынимает сигару.

Блейк выходит, дверь за ним закрывается. Очередь Роджерса. Присутствующие замерли. Пацан-посыльный, безвкусно разряженная барменша, официант, шлюхи, посетители — сонное царство, зачарованное надвигающимся убийством.

Пальцы пианиста ласкают клавиатуру, барабанщик поигрывает палочками, трубач коснулся губами мундштука. Тоже, архангел Гавриил.

Роджерс вышел. Блейк недалеко, показывает путь. Ускорил шаг, как только заметил Роджерса, точнее, как только убедился, что Роджерс его заметил. Направился к какому-то сооружению, по виду гаражу. Значит, в гараже. И в мешок. А мешок с грузом — в озеро. В «Мич».

Роджерс повернул вслед за Блейкам. Свет горит, добро пожаловать. Никаких сторожей, никто не встревает, дело серьезное. Ворота открыты, видны автомобили, видно, как Блейк дошел до задней стены и замер. Повернулся навстречу Роджерсу.

Роджерс шагает к гаражу. Если издали, то есть шанс безвременной кончины. Но издали можно промазать. Вошел внутрь.

И сразу грянула музыкальная какофония из кабака. Звуковое прикрытие.

Роджерс задвинул гофрированные ворота, оставшись наедине со своим убийцей.

— Значит, такой у тебя театр, Блейк?

Детектив идет дальше, прямо на дуло глядящего на него револьвера. На лице Блейка отражается уже даже не ненависть, а какое-то неописуемое маниакальное чувство.

Роджерс остановился примерно в трех ярдах и небрежно оперся о капот автомобиля.

— Ну?

На лице Блейка промелькнула неуверенность. А Роджерс, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Валяй, умник. Мне все равно, лишь бы тебя достать. Давай, не тяни, на этот раз Северном не прикроешься.

— Тебя никто никогда не найдет, — клюнул Блейк.

— Меня даже искать не будут. А вот тебя долго искать не придется. — Он повернул руки ладонями к Блейку. — Я без оружия, не бойся.

Неуверенность вернулась. На этот раз Блейк утонул в ней, она вымыла из него весь крахмал, он обмяк, опустил пистолет.

— Так… тебя подставили. Да, слишком уж ты открытый… Надо было мне сразу сообразить.

Голова гангстера пошла кругом. Он привалился к стене. Сначала не мог стряхнуть с хвоста этого преследователя и истязателя. Теперь выяснилось, что не может его убить.

Роджерс оперся на капот обеими руками, внимательно глядя на противника. Он сохраняет преимущество.

Ворота распахнулись, влетел один из кабацких быков.

— Готово, Донни, можно паковать? Мы…

Роджерс слегка повернул голову и одарил пришельца небрежным взглядом. Тот мигом оценил ситуацию по-своему.

— Испугался? Давай я его…

Блейк взвизгнул так, будто пуля готовилась для него. Он прыгнул вперед, заслонив Роджерса.

— Стой! Не дергайся! Они специально подсунули его, чтобы взять меня. Видишь, как он подставился? Хорошо, я вовремя сообразил. — Блейк навалился на помощника, выпихивая его наружу: — Катись отсюда! Выстрелишь в него — убьешь меня. — Одновременно Блейк отводил пистолет в руке здоровяка к потолку.

Роджерс наблюдал за сценой с лицом заядлого театрала. А сцена получила дальнейшее развитие. Паника — штука заразительная.

— Дык… А я в него целился… Они и меня пригребут! — завопил вдруг бык, круто развернулся и припустил вон.

Роджерс и Блейк остались наедине. Охотник и дичь. Блейк тяжело дышал и дико озирался. Роджерс былспокоен, как будто его жизнь минуту назад не висела на волоске.

— Пусть бежит, он мне не нужен. Мне нужен ты, — внес, наконец, Роджерс ясность в ситуацию.

Роджерс сидит на кровати в своей комнате, свет не включает. Он в брюках, в футболке, без обуви. Сидит всю ночь, точнее, что от нее осталось после шоу в гараже. Скоро утро.

Дверь комнаты открыта на два дюйма, как раз чтобы контролировать происходящее снаружи.

Сквозь щель в комнату проникает полоса света из коридора. По полу добирается до кровати, поднимается вверх, на кровать, руку и плечо Роджерса. На руке световое пятно смотрится как шеврон. Роджерс чувствует, что шеврон он заслужил.

Роджерс смотрит, слушает, ожидает. Выжидает. Он видел, как гостиничный коридорный вбежал в комнату с пинтой и льдом. Через минуту выбежал, подбросил на ладони четвертак. Позже пронесся во второй раз. Еще пинта, еще лед.

Две пинты… Как раз, подумал Роджерс, но не двинулся с места.

Парень вернулся в коридор. Так, время пришло. Роджерс подошел к двери, высунул голову, подозвал коридорного:

— Сколько он тебе дал в этот раз?

— Всю мелочь, что у него оставалась. Все выгреб!

— Уже хорош? — Роджерс кивнул в сторону двери.

— Да, уже набрался. Скоро отключится.

Роджерс снова кивнул.

— Дай мне свой ключ.

Парень смутился.

— Не бойся, у меня разрешение администратора. Можешь проверить.

Парень отдал ключ, но уходить не спешил.

— Иди, иди. Без тебя справлюсь.

В свою комнату Роджерс не вернулся. Как был, в футболке и без обуви, приник к двери подопечного. Слышал приглушенные ковром шаги. Шагавший иногда натыкался на мебель, тогда раздавался стук и соответствующее ругательство. Иногда горлышко бутылки с веселым звоном касалось сосуда для питья. Роджерс представлял себе изменение угла наклона бутылки по мере ее опустошения. Скоро. Опять шаги. Мечется, как будто в поисках выхода.

Бутылка бухнулась на ковер.

Еще чуток…

Невнятные фразы, едва угадываются слова:

— Есть выход!.. Есть место, где он… где никто меня не достанет.

Звук вздернутой вверх рамы.

Пора!

Роджерс вставил ключ в замок, повернул его — и влетел в комнату.

Блейк стоит на подоконнике, готовится к последнему в жизни шагу. Нужно лишь наклонить голову, пригнуться, чтобы не мешала поднятая рама.

Но Роджерс уже распахнул для него объятия, обхватил самоубийцу за пояс и рванул на себя. Оба повалились на пол. Роджерс тут же вскочил, запер окно, задернул штору. Вернулся к лежащему.

— Подъем!

Грубый приказ сопровождался грубым толчком, почти ударом ноги. Блейк повернул голову, схватился за стул, потом за стол, с трудом поднимаясь на ноги. Пробуравил взглядом мучителя.

— Т-ты, сволочь! Ты мне жить не даешь, и сдохнуть не даешь! Чего тебе от меня надо? Чего?

— Ничего, — чуть слышно ответил Роджерс. — Я тебе уже это говорил. Почему я не могу следовать туда, куда ты направился? Это свободная страна. — Он пихнул Блейка на кровать, и тот растянулся в полный рост.

Роджерс сгреб полотенце, намочил его холодной водой, скрутил и пару раз вмазал пьяному по физиономии. Отшвырнул полотенце, вытащил из кармана бумажник.

— Умерь пыл, продери глаза и взгляни сюда.

Достав из бумажника сложенный лист бумаги, он развернул его и сунул под нос Блейку. Бланк управления полиции. Выписка из приказа об увольнении детектива Роджерса.

Блейк похныкал, поныл и заснул пьяным сном.

Роджерс глянул в сторону зашторенного окна, придвинул кресло к кровати, уселся и закурил. Можно было подумать, что дежурный санитар приставлен к постели больного.

Живым и в здравом рассудке! Иначе какой от него прок?

Ненависть — чувство не вечное, как и все остальные человеческие чувства. Как и страх. Чувства выгорают, организм настолько привыкает жить с ними, что перестает замечать, даже если предмет страха, ненависти или иного чувства не устранен. Запри двуногого даже с королевской коброй, и он, если, конечно, останется в живых, через неделю будет равнодушно перешагивать через змею, стараясь все же на нее не наступить.

В отличие от столь интенсивных эмоций, как любовь и ненависть, понятия менее напряженные, вроде терпения, приверженности идее или делу, ослабевают не столь быстро и могут жить в человеке месяцы и годы.

Однажды вечером в дверь номера Роджерса в том же чикагском отеле постучали. Роджерс отворил дверь и увидел Блейка в брюках, подтяжках и в рубахе без воротника. От него разило лосьоном для бритья.

— Слышь, у тебя не найдется лишней запонки для воротника? Куда-то закатилась, понимаешь… А у меня тут блондинка на подходе.

— Найдется, — и Роджерс без лишних церемоний опустил мелкую побрякушку в ладонь Блейка.

— Премного благодарен.

Обмен взглядами. Уголки губ Блейка расползлись в едва заметной улыбке. Роджерс реагировал примерно так же.

Блейк вернулся к себе. Роджерс закрыл дверь. Улыбка с его губ тут же исчезла.

Запонка! Одолжение… Пустяк, который не имеет значения? Привычка? Поворотный пункт? Новое начало? Начало конца.

— Этот парень — коп, — ухмыльнулся Блейк рыжей девице слева. — Ну, был копом.

Он сказал это громко, чтобы Роджерс услышал. И одновременно подмигнул ему, чтобы не обиделся.

— И ты не боишься? — взвизгнула рыжая. — Я б со страху коньки отбросила.

Блейк расхохотался.

— Еще как трусил поначалу. Но теперь… да я бы без него, может, уже от насморка помер бы.

Роджерс покачал головой, обращаясь к той же девице:

— Не верьте ему, мадам. Он рассказывает о временах доисторических. Коп! Когда это было!..

— А почему вы перестали работать в полиции? — с серьезным видом заинтересовалась другая, брюнетка. Должно быть, Блейк пихнул ее под столом, ибо она сразу потеряла интерес.

— Быльем поросло, — прошептал он ей тихо, на этот раз, чтобы Роджерс не услышал. — Ему не нравится толковать об этом. Может… — он сделал жест, означающий «брать на лапу». — В общем, свой парень.

Роджерс тем временем увлекся чем-то, что происходило на танцплощадке. Во всяком случае, он улыбался, глядя в сторону танцующих.

— Пора отваливать, — решил Блейк и вытащил бумажник. — Черт, я опять на мели.

— Я заплачу, — успокоил Роджерс, бывший детектив. Успокоил того, кого он считал убийцей. — Потом сочтемся.

Роджерс с лезвием в руке расправлялся с мозолью, когда раздался знакомый стук в дверь.

— Ты, Донни?

— Я. Не занят, Родж?

Они уже Донни и Родж друг для друга.

— Нет-нет, заходи.

Еще движение — и нет мозоли.

Блейк повис в проеме, наклонившись вперед.

— Повстречал я тут старого знакомого, Билла Харкнесса. Давно не виделись. Может, зайдешь, в картишки перекинемся втроем?

— На полчасика, пожалуй. Хотел сегодня пораньше на боковую.

Блейк вернулся к себе, оставив дверь Роджерса открытой. И свою тоже не закрыл.

Роджерс выключил у себя свет и задержался на пороге. Зевнул. Как некто другой, задолго до этого, перед выходом за вечерним выпуском ежедневной газеты. К чему?.. Что изменится, если пропустить один день… Постель приглашает. Он, в конце концов, не машина, он человек, со всеми человеческими слабостями. Да и чего ради? Кем он стал? Нянькой при Блейке. А к чему стремился?

Но на него смотрели две пары глаз, Блейк приглашающе взмахнул рукой.

— О чем задумался, Родж? Давай сюда!

Что ж… Он закрыл дверь и пересек коридор. Вошел. Харкнесс — явно темная лошадка. Какие еще могут быть знакомые у Блейка?

— Очень рад…

— Очень приятно…

Рукопожатие… Каких только подлых рук не приходилось пожимать Роджерсу за время общения с Блейком!

Блейк для знакомства завел старую пластинку о полицейском прошлом Роджерса.

— Родж, Харкнесс не верит, что ты был копом. Расскажи ему сам.

Блейк обкатывал таким образом каждого встречного. Казалось, он гордится своей удалью. Вот, был опасный коп, а он, Блейк, его приручил, вырвал когти.

— Тебе еще не надоело? — проворчал Роджерс.

Раздали карты. Роджерс покосился на дружка Блейка.

— Без бумажных. Играем на мелочь.

— Ага, боишься? — засмеялся Блейк.

Игра получилась нескладная, неинтересная. И вечер не радовал разнообразием. Сидят трое за столом, убивают время.

Харкнесс постоянно теребил себя за рукав.

— Я думал, только в старину карты прятали в рукав, — ухмыльнулся Блейк. — Брось, ради таких ставок не стоит стараться.

— Да, понимаешь, у меня пуговица сломалась на рукаве, за все цепляется. Страшно раздражает.

Действительно, от одной из пуговиц осталась лишь половина, причем в форме заостренного крючка. Он попытался ее открутить, но ничего не вышло, так как ухватиться было практически не за что, и Харкнесс лишь расцарапал подушечки пальцев. Вполголоса ругаясь, он обсасывал и облизывал царапины.

— Да сними ты свой клятый пиджак! — предложил Блейк как бы между прочим. — Не замерзнешь.

Харкнесс послушался, повесил пиджак на спинку стула, и игра возобновилась. Полчасика Роджерса удвоились, утроились, учетверились. Наконец, игра выдохлась, игроки потеряли к ней интерес. Посидели. Роджерс начал клевать носом.

— Смотри-ка, уже час, — опомнился Харкнесс. — Пожалуй, мне пора.

Он снял со спинки пиджак, надел его. Запустил руку в волосы.

— Слушай, одолжи расческу, — обратился он к хозяину.

— Возьми в верхнем ящике, вон там, — лениво кивнул Блейк в сторону комода, продолжая тасовать карты. — И вытри после себя как следует. Я брезгливый.

Харкнесс открыл ящик и почтительно проронил:

— О, верный железный дружок.

Он вынул из ящика и принялся вертеть в руках револьвер Блейка. Роджерс приоткрыл глаза.

— Не боишься, что старый полицейский знает о твой пушке?

— Знает и знает, чего бояться. У меня на него разрешение выписано. Кончай дурака валять, положи на место, это не игрушка. Он заряжен.

— Понял, понял. — Харкнесс отложил пистолет на салфетку, прикрывающую комод, и полез за гребнем.

Блейк продолжал бездумно тасовать карты, а Роджерс вдруг заметил то, что прогнало его сон и заставило раскрыть глаза до допустимых пределов.

— Эй, друг, твоя пуговичка подцепила тряпку, а пушка на самом краю. Ты бы лучше…

Предупреждение, как водится, вызвало прямо противоположный эффект. Оно привело к тому, на предотвращение чего направлялось. Харкнесс немедленно дернул руку, чтобы посмотреть на все собственными глазами, пистолет соскользнул с края комода и устремился к полу.

Харкнесс непроизвольно дернулся за падающим предметом, попытался перехватить его на лету, в чем и преуспел. Быстро соображал этот человек, да и координацией движений обладал отличной. Однако на этот раз ему не повезло. Он схватил оружие в неверном месте и в неудачном положении.

Вспышка в его ладони сопровождалась грохотом, после которого все замерло. Не двигался также сам Харкнесс. Роджерс, не мигая, смотрел на него. Блейк перестал, наконец, перемешивать карты. Роджерс хотя бы видел, что произошло. Для Блейка это оказалось полной неожиданностью, он повернул голову уже после выстрела.

Харкнесс, наконец, зашевелился. Он согнулся, достал головой до пола и снова замер, изобразив собою нечто похожее на ворота для крикета. Затем продолжил движение, пока не растянулся на полу, как будто расположившись на отдых.

Роджерс рванулся к упавшему, перевернул его.

— Помоги перенести на кровать. Его задело… — Он замолчал и выпрямился.

Блейк все еще сжимал в руке колоду.

— Нет, не надо. Готов. Мгновенная смерть… Чего только на свете не случается… — Взгляд Роджерса упал на пистолет. — И чего ты свою пушку получше не припрятал… — Он поднял револьвер и протянул его Блейку. Рукояткой вперед.

Тот автоматически принял оружие и сразу опомнился.

— Хорошенькое дельце! — Блейк подбежал к двери, прислушался. Осторожно открыл, выглянул в коридор. Двери толстые, стены капитальные. Выстрела, возможно, никто не слышал. Блейк вернулся к столу. Лоб его взмок, он схватил платок и вытер лицо.

— Повезло хоть, что ты тут оказался. Не то доказывай потом, что не я его хлопнул.

Роджерс всматривался в лежащую фигуру. Его тоже занимали некоторые соображения.

Блейк подошел и тронул Роджерса за рукав.

— Слышь, Родж, может, ты заявишь… Все-таки ты бывший коп, тебе веры больше…

— Да, конечно. Все улажу. Давай пушку.

Он взял пистолет сложенным носовым платком за ствол. Блейк с готовностью разжал руку, снова стер пот с лица. Он постепенно успокаивался.

Роджерс позвонил.

— Соедините с лейтенантом Колтоном. — Он прижал трубку плечом, вытащил бумажник, извлек из него все бумажные деньги и с какой-то известной одному ему целью швырнул на стол.

— Ох, повезло же мне, что ты тут оказался, — продолжал переживать Блейк. — Ловко это я придумал, тебя пригласить…

Роджерс слегка расправил плечи. Три долгих года…

— Эрик Роджерс докладывает, лейтенант. Вернулся из продолжительного отпуска за свой счет. Я в семьсот десятом номере отеля «Ланкастер». На моих глазах только что произошло убийство. Донни Блейк застрелил человека по имени Вильям Харкнесс… Да, своими глазами видел. Какие указания, лейтенант?.. Отлично, держу его до вашего прибытия.

Он повесил трубку.

Блейк побелел. Его охватил ужас.

— Роджерс, я его не трогал! Я даже не видел, спиной сидел! Роджерс, ты же знаешь…

Роджерс направил на Блейка ствол его собственного пистолета. Осторожно держал, обернув рукоятку платком.

— Конечно, знаю. И ты знаешь. И я это признаю. Здесь, при тебе, в последний раз. Но больше никто на свете от меня этого не услышит. Три года, семь месяцев и восемнадцать дней я ждал сегодняшнего момента. Когда-то ты нашел лазейку. Теперь лазейку нашел я. Ты достиг своей цели, вылез из петли. И я достиг своей цели, загнал тебя обратно. Сейчас тебя арестуют за убийство. Тебя осудят и посадят на электрический стул, если есть еще закон в этом штате. Процесс по делу об убийстве мистера Харкнесса. Лишь его имя прозвучит в зале суда. А на самом деле тебя арестуют, осудят и казнят за убийство человека, имя которого ни разу не упомянут в ходе процесса, за убийство сержанта О'Нейла. Тебя нельзя привлечь к ответу за убийство, которое ты совершил. Но ты ответишь за убийство, к которому не причастен.

Послесловие составителя

Как и джаз, образ крутого частного детектива — американское изобретение.

Впервые этот персонаж появился на страницах бульварной прессы в начале 20-го века и сразу стал неотъемлемой частью жанра, который по-английски называется Pulp fiction. В настоящее время словом pulp частенько называют наскоро сляпанную, низкосортную литературную поделку, но изначально термин pulp fiction имел совершенно другое значение. Pulp — сокращение от слова pulpwood, означающего «дешевая бумага». На такой бумаге печатались литературные журналы, издававшиеся после Первой мировой войны. Эти журналы были напичканы бульварными романами, вестернами и приключенческими историями для читателей, желающих отдохнуть за книгой и хоть на время отвлечься от тяжелой действительности.

В первой половине 20-го века, когда «бульварное чтиво» было на пике популярности, сотни литературных журналов предлагали читателю самые разнообразные по стилю и содержанию повести, новеллы и рассказы. Существовали специализированные журналы, печатавшие, к примеру, приключенческие истории о происшествиях на железной дороге, в авиации или в джунглях. Жанровые особенности бульварных романов поражали разнообразием — от любовных историй до вестернов, научной фантастики и ужастиков; короче говоря, в ход шло все, что, по мнению издателей, могло привлечь читательский интерес. На страницах этих изданий впервые появились супергерои «нового поколения» — борцы со злом, защитники угнетенных: Мистер Тень, Человек-Паук, Док Савидж, Детектив-фантом… Обязательными атрибутами этих персонажей были плащ с капюшоном, маска, закрывавшая лицо, стальные кулаки и статус героя-одиночки.

Бульварная литература оказалась на редкость долговечной, она приносила хорошие прибыли издателям и распространялась огромными тиражами. Среди прочих бульварных издании безоговорочным чемпионом по тиражам и популярности стал журнал «Черная маска». Большинство рассказов, вошедших в настоящий сборник, впервые было напечатано именно в этом журнале.

Даже если бы его издатели ограничились только публикацией первого рассказа Кэрролла Джона Дэйли, этого бы уже хватило для того, чтобы «Черная маска» обрела бессмертие.

Пятнадцатого мая 1923 года в рассказе «Терри и три ружья» читатель познакомился с сыщиком Рэйсом Уильямсом, прототипом «крутого частного детектива» и первым серийным персонажем в истории криминального чтива.

В действительности Дэйли был всего лишь простым писакой, не претендовавшим на изысканность, талант или творческие муки, но именно с его легкой руки возникли и оформились те жанровые особенности, которые впоследствии были подхвачены и развиты в произведениях признанных «отцов» криминального жанра: Роберта Б. Паркера, Джо Горза, Джеймса Крамли, Билла Пронзини, Майкла Коннелли и Джеймса Ли Берка.

Чуть позже в том же году Дэшил Хэммет написал свою первую книгу про детектива-оперативника из агентства «Континентал» («Континентал Оп»), изданную все в той же «Черной маске», и с той поры будущее жанра было определено, поскольку и издатели, и читающая публика быстро распознали в рассказах Хэммета серьезную литературу, замаскированную под массовую. Все заметные писатели времени расцвета криминального чтива работали для «Черной маски», включая Пола Кейна, Гораса МакКоя, Фредерика Небеля, Рауля Уитфилда, Эрла Стэнли Гарднера, Чарльза Г. Бута, Роджера Тори, Норберта Дэвиса, Джорджа Хармона Коукса и, конечно, величайшего из всех — Рэймонда Чандлера.

Это был период между двух мировых войн, когда дешевое книгоиздание процветало, пестрые, кричащие обложки приманивали читателей, а низкие цены гарантировали возможность развлечься тем, кто не мог позволить себе других удовольствий. В Америке тянулся период Великой депрессии, и далеко не каждый мог раскошелиться на более дорогие книги. Существует распространенное мнение, что наступление эпохи телевидения послужило причиной угасания жанра криминального чтива, но это не так. Причина, вероятнее всего, в том, что после Второй мировой войны на книжном рынке появились и обрели неслыханную популярность книги в бумажных обложках, прежде практически неизвестные.

В нашем сборнике вы найдете прозу, написанную отличным языком, с динамичными сюжетами и запоминающимися персонажами, сможете погрузиться в атмосферу прошлого и побывать в «адском котле» американских городов начала 20-го века. Многие из авторов сборника в дальнейшем реализовали себя в других жанрах, некоторые даже покорили Голливуд. Но в этой книге мы предлагаем вам именно их «забойные детективы», написанные на бешеной скорости, и читать их надо точно так же.

Борцы с преступностью в этих рассказах редко бывают чувствительными, впечатлительными личностями, психологические и социальные корни насилия их совершенно не волнуют. Нет, задача сыщиков заключается в том, чтобы бороться со злодеями, и они сражаются со злом, не испытывая ни страха, ни жалости, ни сожаления. В этих нехитрых историях мы видим черно-белый мир, где простой конфликт между силами добра и преступниками, воплощающими зло — ворами, убийцами, разбойниками, — разрешается руками героев-одиночек. В конечном итоге добро всегда одерживает победу над злом, и, возможно, здесь-то и следует искать причину той огромной популярности, которой криминальное чтиво пользуется уже долгие годы.

Отто Пензлер

Нью-Йорк, январь 2006

Примечания

1

Большое жюри (англ. Grand jury) — в праве США коллегия присяжных, создаваемая с целью проверки основании для предъявления обвинения лицу по конкретному уголовному делу и решения вопроса о возможности предать обвиняемого суду, где его дело будет рассматриваться с участием Малого жюри присяжных. — Примеч. ред.

(обратно)

2

50 сен — ½ иены. — Здесь и далее примечания переводчика.

(обратно)

3

Панчо Вилья (Доротео Аранго Арамбула, 1878–1923) — генерал, один из вождей Мексиканской революции. Годы его максимального политического влияния — 1914–1916. Под контролем революционных отрядов Панчо Вильи находился практически весь север Мексики.

(обратно)

4

Люгер (др. название: парабеллум) — известный пистолет, разработанный в 1900 году Георгом Люгером. На фронтоне здания фабрики, где изготавливались эти пистолеты, была выбита латинская поговорка: «Si vis pacem, para bellum» («Хочешь мира — готовься к войне»). Отсюда — второе, более распространенное в наши дни название данного пистолета.

(обратно)

5

Тинкер — Эверс — Чанс — легендарная троица чикагского бейсбола начала XX века, национальные герои США.

(обратно)

Оглавление

The City of Hell Leslie T. White

  Проклятый город Лесли Т. Уайт (пер. Ю. Балаян)

The Creeping Siamese Dashiell Hammett

  Коварные сиамцы Дэшил Хэммет (пер. Р. Грищенков)

One, Two, Three Paul Cain

  Раз, два, три Пол Кейн (пер. Ю. Балаян)

Honest Money Erle Stanley Gardner

  Честные деньги Эрл Стэнли Гарднер (пер. Ю. Балаян)

Stag Party Charles G. Booth

  Последняя вечеринка Чарльз Г. Бут (пер. Н. Вуль)

Wise Guy Frederick Nebel

  Умник Фредерик Небель (пер. Ю. Балаян)

Murder Picture George Harmon Coxe

  Роковой снимок Джордж Хармон Кокс (пер. Ю. Балаян)

Two Murders, One Crime Cornell Woolrich

  Три казни за одно убийство Корнелл Вулрич (пер. Ю. Балаян)

Послесловие составителя

*** Примечания ***