Смертники [Евгений Александрович Прошкин] (fb2) читать постранично

Евгений Прошкин, Олег Овчинников Смертники

Хочешь обмануть Зону — убей себя сам.

ПРОЛОГ

Невозможно привыкнуть к пыткам — ни к физическим, ни к психическим. Будь то длительное лишение сна или инъекции в позвоночник, исходов всё равно только два — хороший, когда ты теряешь сознание, и плохой, когда превращаешься в вопящий от боли и ужаса комок кровоточащей плоти, готовый на всё: рассказывать, сдавать своих, подписывать любые бумаги. Лишь бы тебя оставили в покое. Лишь бы хоть на пару часов вернули в камеру, которая после допросов и издевательств кажется раем.

Это нормально. Этого не надо стыдиться. У профессиональных палачей ломаются все. Но именно у профессиональных, а не у патологических садистов или озлобленных на весь свет неудачников, которые зачастую сами просятся на эту работу. Профессионала узнать легко. Он старается лишний раз не смотреть на своего подопечного и всегда обращается к нёму на «вы». Это сочетание подчёркнутой вежливости с зажатой в тисках мошонкой подавляет волю быстрее и надёжнее, чем препараты, вызывающие мнимое удушье или отравление, когда за глоток противоядия пойдёшь на всё.

Только мнимых расстрелов Дизель больше не боялся. Наоборот, после пятой или шестой инсценировки начал молиться, чтобы на этот раз всё было по-настоящему. Чтобы не просто растолкали среди ночи, натянули на голову мешок, провели по бесконечному коридору и, помучив томительным ожиданием, дали залп холостыми. Пусть хоть один из патронов окажется боевым. Хотя бы по ошибке.

Но сегодня его вели не на расстрел. Расстрельный коридор находился на другом этаже, до него надо было полминуты опускаться в грохочущем лифте. Да и мешок сегодня не надевали. Значит, очередной допрос. Значит, снова пытка.

Она начинается не в тот момент, когда тебя подвешивают за цепь от наручников или приковывают к металлическому стулу с вмурованными в бетон ножками. Даже не в тот момент, когда ты слышишь звон ключа в замке камеры и думаешь: «Опять!». Строго говоря, она никогда не начинается, потому что никогда не заканчивается. Кроме тех блаженных моментов, когда ты теряешь сознание.

Пытка ожиданием. Пытка неизвестностью. Куда сегодня? Что ещё приготовили для тебя палачи-затейники? «Только не в комнату с гвоздями! Только не в комнату с гвоздями!» — молишь ты, пока два дюжих охранника волокут тебя по коридору. И когда вы проходите мимо, ты на мгновение испытываешь облегчение. Как будто другие варианты чем-то лучше. А в следующую секунду ты готов продать душу, лишь бы это был не мокрый карцер. Всё, что угодно, Господи, только не мокрый карцер!

Мимо овального люка с окошком-иллюминатором Дизеля тоже пронесло. Проволокло, вернее сказать. Значит, не сегодня. Значит, что-то другое. Может быть, ещё хуже.

Так и случилось. Охранники остановились перед выкрашенной белой краской дверью, и повисший на их руках Дизель в которой раз прочел издевательскую надпись на табличке: «ФИЗИОТЕРАПИЯ».

«Лучше бы карцер, — подумал он. — А ещё лучше — сразу сдохнуть. Так ведь не дадут…»

Внутри комната тоже была белой. Белые стены, белый потолок, кафель на полу бежевого цвета, даже мебель: обтянутый пластиком стол, кожаное кресло и стул со спинкой из прутьев, между которыми как раз пролезали кулаки посаженного лицом к спинке человека. Дизеля не раздражал белый цвет. Он знал, как легко эта комната перекрашивается в красное. Так, что неприметные водостоки в полу едва успевают справляться.

Единственным цветным пятном в царстве стерильной белизны был сидящий в кресле Палач, одетый в зелёный хирургический халат и шапочку. Его лицо закрывала белая марлевая повязка. Как только на запястьях арестованного защёлкнулись наручники, Палач отпустил охрану и поздоровался.

— Доброго времени суток, Дизель.

Ни «доброе утро», ни «добрый вечер». Пытка неизвестностью продолжалась. Окон в комнате, понятное дело, не было.

— Здра… Здравствуйте, — хрипло ответил Дизель, глядя на свои сжатые кулаки.

— Вы готовы сотрудничать? — Да.

— Вы готовы отвечать на вопросы? — Да.

— Вы больше не будете вводить нас в заблуждение?

— Да… То есть нет. Не буду.

Палач вздохнул и достал из ящика стола шприц.

— Что ж, давайте попробуем…

Поначалу, когда его только замели, Дизель артачился. Отмалчивался на допросах, крыл экзекуторов трёхэтажно, пытался даже шутить. Всю эту дурь из него выбили быстро. Теперь он стал послушным, как робот. Отвечал, когда спрашивали. Молчал, когда разрешали. Сам выворачивал предплечье, чтоб удобнее было колоть.

— Расскажите, каким путём попал к вам «венец».

Дизель зажмурился, перевёл дух и в десятый или двадцатый раз начал свой рассказ. В этих повторяющихся изо дня в день вопросах и ответах не было никакого смысла. Кроме одного: пока он говорил, ему не делали больно. К сожалению, отсрочка была не вечной. Довольно скоро, и Дизель знал это, ему зададут вопрос, на который он не