Заведи часы [Бенджамин Розенбаум] (fb2) читать постранично, страница - 2

прозрачным, суперкерамическим полом — бассейн. Потолок, а в сущности, наверное, верхняя палуба, — на высоте тридцати футов; забраться туда можно по веревочным лестницам и канатам. На насесте попугай, выглядит настоящим, хотя, скорее всего, имитация. Я прошла несколько переборок. Много уютных укромных уголков, где можно пристроиться на ночлег; шкафчики, полки; рабочие станции — и с плоскими экранами, и проекционные прямо на сетчатку глаза. Я попробовала включить одну из них, зарегистрировалась как гость. Огромная пропускная способность. Мне это нравится. Могу одеться как биржевой маклер XX века, да еще и мужского пола, — двубортный пиджак, подтяжки, хотя на самом деле я редактирую документальные фильмы. (Мало кто из Девятилеток занимается творческой работой: из-за навязчивой тяги к решению неразрешимых задач и стремления во всем быть первыми из нас получаются прекрасные биржевые дельцы, спекулянты, игроки, программисты и биотехнологи. Именно таким образом мы заработали состояние и репутацию. Не у многих хватает терпения и интереса, чтобы заниматься искусством.)

Я вышла из игры. Макс уже успел раздеться и нырнул в бассейн, а может, это просто огромная ванна. Томми и Шири прыгали на батуте, отпуская при этом остроумные шутки. Агент по недвижимости уже не пыталась привлечь наше внимание к тому, что хотела рассказать. Она сидела в бесформенном желеобразном кресле и массировала руками стопу. Я прошла на кухню. Огромный стол, много стульев и пуфов, массивный пищевой центр с программным управлением.

Я вернулась к Даме.

— На кухне нет плиты.

— Плиты? — удивленно переспросила она.

Я провела рукой вниз по подтяжке и пояснила:

— Я готовлю сама.

— Сама?

Я почувствовала напряжение, это так утомительно, когда все подряд напоминают мне, будто Девятилетки не должны готовить сами. Но тут я заметила ее глаза. Они сияли от радости и удовольствия. Снисходительного удовольствия. Я тут же вспомнила свою собственную мать, которая охала и ахала, когда однажды зимним утром в трущобах Мэриленда я испекла для нее печенье, которое невозможно было даже раскусить. Тогда мой этиологический возраст еще был привязан к Природным часам. Вспомнила маму, державшую в руках свадебное платье, в котором она мечтала выдать меня замуж. Кружева, украшавшие пояс платья, щекотали мой подбородок. Как-то вечером, когда я училась в колледже, посреди фразы я подняла глаза и взглянула на нее через стол (я рассказывала ей о своем тогдашнем документальном фильме «Кошка в шляпе», горячей полемике об Эмансипации Пятилеток, о том, как кибернетика освободит Ползунков, и они смогут жить, ни от кого не завися), и по ее глазам я заметила, что она давным-давно перестала меня слушать. Я поняла, что для нее я не Девятилетка, а простая девятилетняя девочка; поняла, что она смотрит не на меня, а сквозь меня, куда-то очень далеко, в какое-то другое время, на совсем другую меня — на Женщину с огромными грудями, высокую, как дверь, думающую о мужчинах и достигшую возраста, когда можно выходить замуж. Эта другая я была неким сексуализированным чудовищем, похожим на мою мать; эдаким ходячим чревом, протоматерью. Моя мать мечтала о такой Сьюзан, Женщине-Сьюзан, которой не суждено было реализоваться.

— Я готовлю сама, — повторила я и посмотрела прямо в глаза Даме. Потом сунула руки в карманы брюк.

Я бы не отказалась, чтобы меня крепко обняли, но Макс был под водой, а Томми и Шири пытались столкнуть друг друга с батута. Я вышла на открытую палубу.

— Мы можем здесь все устроить! — крикнула мне вслед Дама.

По лужайке прыгал голубь. Шелудивый, нервный — значит, настоящий. Я постояла какое-то время, глядя на него, но тут зазвонила моя серьга. Я сделала пальцами жест-мудру Приема.

— Сьюз? — раздался голос Трэвиса.

— Почему ты спрашиваешь, Трэвис? На ком еще может быть моя серьга?

— Сьюз, Эбби пропала.

— Что ты хочешь этим сказать — пропала?

— Она не отвечает на вызов. Локатор у нее выключен. Я нигде не могу ее найти. — Когда Трэвис нервничал, в его голосе появлялись пискливые нотки. Сейчас он вообще был похож на пойманную в мышеловку мышь.

Я взглянула на татуировку на левой ладони, это было активное считывающее устройство. Трэвис был дома. Я сделала мудру вызова Эбби. На ладони не появилось никакого изображения.

— Оставайся на месте, Трэвис. Мы скоро будем.

Я подбежала к трапу. Макс уже оделся и вытирал свои бесчисленные косички полотенцем, которое взял на вешалке рядом с бассейном. Томми и Шири сидели за столом с Дамой, агентом по недвижимости, и рассматривали какие-то документы на экране, вмонтированном в поверхность стола.

— Нам надо ехать. По срочным личным делам, — сказала я.

Макс тут же подскочил ко мне.

— Послушай, мы хотим тут жить, — заявила Шири.

— Шири, мы обсудим это все вместе, — ответила я.

— Обсудим — что? — воскликнул Томми. — Здесь просто прелестно.

— Это первое место, которое мы посмотрели, — возразила я.

— Ну и