Инцидент в Макошине [Наталья Егорова] (fb2) читать постранично

Наталья Егорова
Инцидент в Макошине

Безмятежны и упоительны вечера в Макошине! Горбатые улочки выгибают шершавые спины, ленивое солнце валится за облупленные крыши, напоследок щедро плеснув меди в окна, и кажется, вот-вот уютно замурлычет сам городок.

Прогремит по колдобинам усталый автобус из столицы, зальётся визгливым брехом пёс в подворотне, и снова в Макошине тихо.

Георгий зажмурился на вечернем солнце и даже потянулся, как старый тощий кот. Хорошо... только колени ноют к дождю, надо бы подняться на второй этаж, закрыть окно. Не ровен час, ветер ударит в створку, не оберешься хлопот вставлять новое стекло.

Но вначале дойти до магазина, купить мягкую булку, молока, да вот еще маленькая стариковская слабость - мармелад дольками. Услада одиноких вечеров.

Улица вильнула мимо дощатого забора, неспешно втекла в шоссейку и там растворилась, плеснув напоследок асфальтовой волной у подножия макошинского супермаркета. За широкими стёклами, как в аквариуме, двигались безмолвные тени. Муравьиной тропой разбегались от крыльца навьюченные хрустящими пакетами человечки: к маленьким иллюминаторам телевизоров, к вечному копошению в каждодневных заботах.

Георгий дождался зелёного света, торопливо зашаркал через дорогу. Сейчас вернуться домой, затеплить жёлтую лампу и устроиться на диванчике у окна - с каким-нибудь из нынешних писателей, все равно: с кичащимся эпатажной небрежностью юнцом или с умудрённым годами классиком, прячущим за категоричностью боязнь перемен. И складывать, прихлёбывая чай, чужие слова в неторопливые мысли.

Откуда он вывернулся, этот мальчишка на скейтборде - асфальтовый серфингист, оседлавший волну тротуара? И вроде бы, не толкнул, не задел; только сердце подпрыгнуло от неожиданности, и, неловко шагнув в сторону, оступившись в жёлоб водостока, Георгий рухнул на дорогу.

Вначале он лишь подосадовал на собственную немощность. Отчего-то странно подвернулась нога, и скользила по растрескавшемуся асфальту палка, никак было не опереться. Что-то нервно спрашивал женский голос, и толстый голубь глядел выпуклым глазом на барахтающегося старика.

А потом накрыло болью, и вечернее солнце придвинулось к самому лицу.

***

9 августа 20.. года

С чего мне начать эту дивную историю? Как школьник перед чистой тетрадью: хочется выписать первую красивую букву и боязно испачкать лист.

Но разве у меня были чистые тетради? Мальчик, взятый в услужение, из прихоти выученный грамоте, я писал прутиком в пыли, углем на досках старого сарая. Тетради у моих нынешних внуков, которые и не внуки мне вовсе...

Зачем именно теперь мне хочется рассказать обо всем? Безликая ли пустота больничной палаты тревожит меня, заставляя прятаться за листами тетради, как многие годы прятался я за стенами одиноких домов. Или унизительная беспомощность да хмурые взгляды здешних сестёр милосердия.

Милосердия, что пахнет горелой кашей и кислой старостью.

Так с чего начать? Право, не знаю. Да и не все ли равно? Начну, пожалуй, прямо с книги.

Она нашла меня в хозяйской библиотеке, выпала к самым ногам, бесстыдно развернувшись на середине. Словно позволяя, нет - требуя взять её, украсть, укрыть от чужих глаз. Отчего-то я не могу вспомнить, как она выглядела в тот день. Был ли это толстый том, переплетённый в кожу, или сшитые грубыми нитками листы, или хрупкий свиток... проклятая память подводит меня, и, боюсь, не только из-за старости. Смутно помню, что книга не единожды меняла обличье, пока не остановилась на нынешнем непритязательном виде.

Толстая тетрадь в картонном переплёте.

Пустые пожелтевшие страницы.

И надпись на обложке - всё та же, что и столетие назад. Чернильные буквы почти стёрлись, различимо лишь несколько штрихов: "весь" и на другой строке "сил".

Весь сил. Что за чудная надпись! Долгими ночами я пытался проникнуть в суть её, она виделась мне в очертаниях облаков, в свивающихся языках огня. Весь сил... и ни строчки внутри. Лишь ощущение тайной силы.

Весь - что? реестр, список? Сонм? Весь сонм сил - сплошное шипение закипающей воды. Или "весь" - это пространство? Города и веси, да.

Во сне чернильный отпечаток насмешливо шипел мне в лицо: "Вес-сь с-сил", и я просыпался с чувством, что чуть-чуть не поймал разгадку. И сидел с книгой в руках, находя пальцами мельчайшие трещинки корешка, гладя бархатистые страницы. Вспоминая ту, что сделала меня хранителем.

Она пришла в первый же вечер.

Я зову ее госпожа. Хотя вернее стало бы - богиня.

***

Раечка порхала по дому ангелом деятельности. Быть может, её немного подстёгивало чувство вины: надо бы почаще заходить к старику; хоть ей Георгий Ильич и седьмая вода на киселе, а всё родственник. Тем более, что не брюзга. Да и к Ванюшке хорошо относится, пускает рыться в книжных шкафах, на каждый праздник по книжке дарит, и всё дорогие - энциклопедии всякие с картинками. Лучше бы, правда, ботинки или игру вон Ванька просит, электронную, но чего уж дарёному коню в