Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido) [Освальдо Сориано] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (30) »
Освальдо Сориано Ни горя, ни забвения…
Памяти моего отца.О. С.
I
— К тебе просочились… — сказал полицейский комиссар. — Просочились? Есть у меня один — Матео, но он уже двадцать четыре года в муниципальном совете. — Просочились, просочились. Потому, Игнасио, я и говорю тебе: убери его, иначе скандала не миновать. — А кто станет скандалить? Я все-таки глава муниципалитета, алькальд, и ты меня хорошо знаешь. Кто осмелится? — Тот, кто наводит порядок. — Кто? — Суприно. Он вернулся из Тандиля… привез распоряжение. — Суприно — друг, будет он чепухой заниматься! Месяц назад я ему пикап продал, а деньги до сих пор не получил. — Вот он и будет наводить порядок. — Какой еще порядок? Похоже, тебя газеты оболванили. — Этот Матео — коммунист-марксист. — И кто тебе такое в голову вбил? Матео вместе с нами еще в школу ходил. — Переметнулся. — Но ведь у него только и дел что налоги собирать да бумаги в канцелярии подшивать. — Предупреждаю тебя, Игнасио. Гони его. — Да как я выгоню его, толстяк? Люди спуску мне не дадут. — А я на что? — Э, хватит, толстяк, болтать. Шел бы ты куда подальше. — Я серьезно. Суприно сейчас в баре. Он сам зайдет к тебе и посоветует то же самое. — Пусть сначала мне должок вернет. А не то выведу его на чистую воду. Двое полицейских, стоявших под деревом у подъезда, отдали Игнасио честь, как только тот появился в дверях комиссариата. В раздумье о состоявшемся разговоре он сел на велосипед и не спеша отъехал. День обещал быть жарким. Утреннее солнце уже успело накалить воздух, вероятно, градусов до тридцати шести. У перекрестка Игнасио замедлил ход, чтобы пропустить грузовичок, развозивший сифоны. Затем, проехав по центру города еще с квартал, остановился у бара и, поставив велосипед в тень, направился к подъезду. Войдя в зал, он снял кепи и поднятой рукой приветствовал находившихся там посетителей. Ему ответили двое игравших в карты стариков. Подойдя к стойке, Игнасио бросил: — Привет, Вега. Суприно не видел? — Он только что ушел. Какой-то дерганый весь. К Рейнальдо подался, в конфедерацию труда. Забастовка, что ли, будет? — Где? — Здесь. Суприно сказал. — Ну и дела, дружище. Похоже, все рехнулись. Дай мне кока-колы. — Взяв бутылку, он жадно начал пить. — Что еще нового, Игнасио? — Откуда мне знать? Чего еще тебе Суприно наговорил? — Пустяки. Ты что, решил в отставку подать? — Я? — Ты и Матео. Суприно говорит, что вы — предатели. — Так и сказал? — Да. — Сволочь. — Что ты — предатель, он при Гусмане бухнул. — А этому типу чего здесь было надо? — Наверное, Суприно поджидал. Вместе они и отправились в конфедерацию труда. — Ты ведь знаешь, Гусман — не перонист. Вот в шестьдесят шестом[1] мы и столкнулись. — Помню… на площади. — Тогда полицейским комиссаром был Солдатти. Еще меня арестовали как перониста… Получи… — Ну что ты, не надо, — осклабился Вега, обнажив редкие желтые зубы. — Еще останешься без работы… — Ладно… пока… Игнасио сел на велосипед и с силой нажал на педали. В уме с бешеной скоростью проносились разные предположения. Государственный переворот? На лице Игнасио появилась горькая усмешка: «Меня будут учить перонизму!». При этой мысли он вдруг почувствовал какой-то странный прилив сил. Ему и в голову не приходило, что придется пережить государственный переворот, подобно Перону, Фрондиси,[2] Ильиа.[3] На площади Игнасио остановился и, прислонив велосипед к скамье, направился в тень под ветвистое дерево. Часы показывали одиннадцать утра, солнце припекало, на площади ни души. Игнасио присел на газон, достал сигарету. — Как поживаете, дон Игнасио? — послышался голос садовника. — Не мешай, дай с мыслями собраться. Полей там, подальше где-нибудь. Закрыв лицо ладонями, Игнасио произнес вслух: — Хотят меня свалить. Где-то за пределами площади послышался голос, усиленный репродуктором. Передавалась официальная информация. Игнасио еще раз попытался осмыслить происходящее: «Ну да… Суприно как руководителя местной организации хустисиалистов послали в Тандиль к интенданту[4] и добыть средств на расширение пункта „скорой помощи“. Вернулся же он оттуда, раздувшись донельзя, — видно, успел втянуть в какие-то делишки полицейского комиссара и Гусмана. Теперь со мной хотят разделаться. Но меня же народ выбрал. Шестьсот сорок голосов — не шутка. Ну и что за беда, если Матео коммунист? Когда Перона свергли в пятьдесят пятом, Матео уже был в муниципалитете. И после оставался. Почти всегда был там. Я, конечно, не спрашивал его, коммунист он или нет. Вот Гандольфо — тот действительно большевик. И всегда им был. И это все знают. Единственный в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (30) »
Последние комментарии
3 часов 8 минут назад
19 часов 12 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
3 дней 10 часов назад
3 дней 14 часов назад