Зеркало [Клод Сеньоль] (fb2) читать постранично

Клод Сеньоль Зеркало

Она приехала в роскошном автомобиле одна, без шофера. Сторож виллы, сгорая от нетерпения, уже несколько часов ждал ее, не спуская взгляда с тающей в серости декабрьских сумерек дороги.

Северный ветер пронзительными стонами рвал тишину этой крохотной курортной деревеньки на Кот-дю-Нор, пустынной и злобной на вид, как любое местечко, обреченное на сезонное забвение.

Женщина опустила стекло и назвалась. Нежным мелодичным голосом, буквально пропитанным печалью, она попросила извинить ее за опоздание.

Смущенный, вынужденно любезный сторож ответил, что ожидание — часть его профессии и он давно свыкся с необходимостью ждать кого-либо, привык не обращать на это внимания. Затем поспешил открыть женщине дверцу машины.

Но когда гостья вышла из автомобиля и выпрямилась, сторож внезапно ощутил недоверие к ней. Женщина, что и говорить, выглядела величественно в лайковых сапогах и пышной шубе, громадный воротник которой укутывал голову; но была в незнакомке и явная странность — лицо ее почти полностью скрывала черная вуаль. Лишь неподвижные, как бы отсутствующие глаза выглядывали из-за этой черной завесы.

Сторож считал, что людей, снимавших виллу зимой и стремившихся к одиночеству, гнала смутная надежда обрести покой от присутствия других, а у этой женщины с закрытым лицом причин укрыться в глуши, по-видимому, хватало с избытком.

Она прибыла только с одним шикарным кожаным чемоданом — сторож поразился его тяжести, пока нес в дом. И это лишь усилило подозрения. Гостья устало следовала за провожатым.

У входа он щелкнул выключателем — лампа вспыхнула и тут же погасла из-за короткого замыкания. Сторож с раздражением чиркнул зажигалкой и спустился в подвал, где стоял счетчик. Но все старания оказались напрасными — вездесущая влага вновь победила пробки.

— Надо предупредить электрика, — сказал сторож, поднявшись наверх.

Авария позволяла ему поскорее уйти и спокойно вздохнуть на улице, которая, хотя ее и стегал ледяной дождь, успокаивала лучше, чем упорное молчание незнакомки.

Но сначала он закончил свое дело. Нашел свечу, зажег ее, сократил показ первого этажа, хотя очень любил знакомить новых постояльцев с лабиринтом комнат. Затем подхватил чемодан и двинулся на второй этаж, где располагались спальни.

Незнакомка следовала за провожатым по пятам, отгороженная от него своим ореолом печали и одновременно такая близкая, что сторож мысленно зашелся в проклятиях и с трудом преодолел последние ступеньки.

И все же переломил себя и быстро вошел в комнату, которую ленивыми отсветами ласкали пылающие в камине поленья. Он с яростью помешал угли щипцами, словно вымещая свое недовольство на холке заснувшего сторожевого пса.

Огонь зло заверещал, но сторож накрыл его новыми полешками. Оголодавшие языки пламени бодро взметнулись и набросились на пищу, осветив комнату неверными всполохами.

— Этот огонь пока посветит… Постель готова… Не желаете еще одно одеяло? — говорил сторож, одновременно раздувая огонь в камине.

Он пытался отгородиться от растущего стеснения, исходившего от женщины, словно от какого-то ядовитого цветка, запах которого парализует каждого, кто осмеливается приблизиться к нему.

Сторож стал расхваливать оживление, царящее летом и в этом доме, и в ныне пустом краю.

— … Это дом для юных. Представьте его в разгар сезона… услышьте детский смех… поглядите на их танцы!.. А переодевания… маскарады!.. Ах! Это не то место, которое мирится с зимой… Нет, никогда!

Слышала ли его незнакомка, сидевшая на краю постели и не спускавшая взгляда с огня?

Сторож понял, что нет.

Закрепив свечу на удобном месте, он вышел — женщина даже не повернула головы.

* * *

И вдруг тень женщины на стене согнулась. Незнакомка негромко заплакала, пальцы ее едва касались матерчатого лица, словно боялись погладить его.

Она провела по контуру подбородка; рука задержалась на щеках, стороной обошла нос и уши, словно они были слишком хрупкими. И повсюду после той ужасной автомобильной катастрофы прощупывалась чудовищная маска, сотканная из неровных кусков кожи, вырезанных из ее же собственного тела и сшитых вместе, чтобы вернуть пострадавшей женщине более или менее приемлемый облик.

«Они мне сказали, что черты мои восстановятся… Утверждали, что я буду такой же, как раньше… Но почему они говорили о таком немыслимом чуде?..»

Женщина встала, подошла к окну, распахнула его.

Длинный палец ветра ворвался в комнату, перелистал остатки календаря, упавшего со стены, остановился на сентябре, возвращая ушедшее время: он был готов столь же споро расправиться и со временем человеческой жизни, если бы ему это позволили.

«Они закрепили мои губы… сшили мои щеки… мой нос… Я чувствую это… Они превратили меня в живой труп, вынудили к бегству от самой себя… Но как я могу убежать от той другой, которую не хочу…»

Как все враждебно и черно для Нее,