Железная мистерия [Даниил Леонидович Андреев] (fb2) читать онлайн
- Железная мистерия (и.с. Даниил Андреев. Собрание сочинений в 4 томах-2) 920 Кб, 195с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Даниил Леонидович Андреев
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Даниил Андреев Железная мистерия Драматическая поэма
От автора
«Железная мистерия»{1} предполагает читателя, уже знакомого с книгою «Русские боги». Мистерия связана с нею общностью темы, центральные образы первой книги — демиург Яросвет, Навна, демон великодержавной государственности уицраор Жругр — остаются главенствующими и во второй. Для читателя, незнакомого с первой книгой, некоторые подробности Мистерии могут показаться непонятными, особенно в начале чтения. Действие разворачивается в многослойном пространстве. Из этих слоев, расположенных горизонтально, особенное значение имеют три. Средний слой — арена событий условно-исторического плана. Это — картина большого города на морском берегу. Центром его служит Цитадель; справа от нее — пятиглавый собор, слева — дворец Августейшего. Вокруг этого архитектурного ансамбля кварталы богатых домов с колоннами, обширные районы многоэтажных громад и лачуг, фабричные предместья. В отдельных случаях становятся видными как бы крупным планом площади, гавани, монументы, залы общественных зданий, рынки, подземелья, заводские цеха. Открытый к морю, город оцеплен со стороны материка полукружьем стен с несколькими воротами. Далее простирается равнина, в свою очередь, окаймленная скалистым хребтом. Один из концов этой горной дуги обрывается крутым мысом в море невдалеке от города. По мере хода действия пейзаж этот претерпевает значительные изменения. Под этим слоем на больших глубинах расположен Нижний слой Мистерии; это — подобие некоторых миров инфрафизики, связанных со Средним историческим слоем общностью протекающих там процессов. Нижний слой становится видимым лишь минутами, когда перебегающие световые вспышки пронизывают его частично или насквозь, а Средний слой охватывается полутьмою. В остальное время оттуда доносятся лишь шумы и голоса. Человеческого обличая существа Нижнего слоя не имеют; однако у некоторых из них, мельчайших, можно заметить отдаленное сходство с человеческою формой. Третий слой. Вышний, остается невидимым, за исключением редких мгновений. Но голоса оттуда доносятся также: вначале — очень редко, потом — чаще.Вступление
Я не знаю,
какой воскуривать Тебе ладан
И какие
Тебе присваивать
имена.
Только сердцем благоговеющим Ты угадан,
Только встреча с Твоим сиянием предрешена.
Твои тихие,
расколдовывающие
силы
Отмыкают
с неукоснительностью часов
Слух мой, замкнутый от колыбели и до могилы,
Зренье, запертое от рождения на засов.
Совлекаемая
невидимыми
перстами,
Все прозрачнее
истончающаяся
ткань,
И мерцает за ней — не солнце еще, не пламя,
Но восходу его предшествующая рань.
Поднимаешься
предварениями
до храмов
На вершинах
многонародных
метакультур,
Ловишь эхо перводыхания Парабрамы{2}
В столкновении
мирозданий
и брамфатур.
И я чувствую
в потрясающие
мгновенья,
Что за гранью
и галактической,
и земной,
Ты нас примешь, как сопричастников вдохновенья
Для сотворчества
и сорадования
с Тобой.
И, разгадывая
вечнодвижущиеся
знаки
На скрижалях
метаистории
и судьбы,
Различаю и в мимолетном, как в Зодиаке,
Те же ходы миропронизывающей борьбы.
Дух замедливает у пламенного порога:
Он прислушивается, он вглядывается в грозу,
В обнаруживаемый
замысл
Противобога,
В цитадели
его владычества —
там, внизу;
Он возносит свою надежду и упованья
К ослепительнейшим
соборам
Святой Руси,
Что в годину непредставимого ликованья
Отразятся
на земле,
как на небеси.
Катастрофам
и планетарным
преображеньям —
Первообразам, приоткрывшимся вдалеке —
Я зеркальности
обрету ли
без искаженья
В этих строфах на человеческом языке?
Опрокинутся
общепризнанные
каноны,
Громоздившиеся веками, как пантеон;
В стих низринутся —
полнозвучны
и многозвонны —
Первенствующие
спондей
и гиперпеон.
И, не зная ни успокоенья, ни постоянства,
Странной лексики обращающаяся праща
Разбросает
добросозвучья
и диссонансы,
Непреклонною
диалектикой
скрежеща.
Не отринь же меня за бред и косноязычье,
Небывалое это Действо благослови,
Ты, Чьему
благосозиданию
и величью
Мы сыновствуем
во творчестве
и любви.
Акт 1. Вторжение
Осенние сумерки. Смутный шум улиц. Порывы ветра доносят из-за городских стен, с равнины, то падающий, то поднимающийся гул народного множества. Очень издалека видим редкие, вздрагивающие пятна: то ли свет в окнах разбросанных по равнине деревень, то ли костры боевого стана. Во дворце Августейшего{3} — танцевальная музыка.— Mesdames — a doite!
— Messieurs — a gauche! [1]
— Вы чуете легкую гарь? —
— Ah!..
как обаятелен,
как пригож
Сегодня
наш государь!
Во дворцовых подвалах — радение.
И-эх, наваждение…
— Ох,
ни зги…
— Подь женишок-Саваоф{4}:
лей!
жги!
Хлынь
в зло,
в грех…
— Ты накати-налети,
друг —
дух!
— Ты заверти-подхвати,
слей
двух —
Трех?
— Сто!
— Всех!
Видишь ли суть
сквозь пятна
Мечущихся личин?
Слышишь ли голос невнятный
Со дна пучин?
Улавливаю, но размывчиво… смутно…
взор еще застит мгла…
Мнится — в геенне вручают кому-то
родившемуся —
дар зла.
Развенчивай
Царство
Пред концом!
Оскверняй
Церковь
Бубенцом!
Прилепись
К клиру
Алтаря!
Подрывай
Веру
В трон царя!
— Mon Dieu! Qui est ca? [3]
— Mesdames, спокойно…
Хитер, как лиса —
И в том вся тайна.
— Но очи-то! Очи!..
— Ах, не скажите…
— О чем он пророчит,
Живой небожитель?
Нынче всякий походя
Лжет, в бесовской похоти,
Будто лишь в Европе ум,
Русь же — мрак да опиум.
По таким ударить —
Значит государить.
Да, нелегко нам судно вести
Между сирен докучных…
С голосом царской совести
Вы лишь один созвучны.
Простите неверный шаг…
Наш обморок… Наш смешок…
Теперь мы, осилив шок,
В вас поняли истый шик.
Какой неимоверный взор!
Он — бел, фиолетов, бур…
Не все ли равно — пожар
Подхватит нас? Смерть? Позор?..
О, возложи свою руку,
Как на священную раку,
На грудь мою: слышишь трепет?
То — кровь наша нас торопит! —
Государь возлюбленный!
Мир, чертями вздыбленный,
Немогущ, пока я —
Страж твоего покоя.
Вижу колонны я… обелиски…
Не вижу людей в империи!
Мне грустно: народ российский
Утратил мое доверие.
Один только вы мне близки,
Утес среди волн безверия!
Государь наш батюшка!
Ослабела церквушка;
Коль не хочешь падать —
Патриарха надоть!
Светится он несказанною тайной,
Мудрость его — как Русь глубока…
Чье же в России чело достойней
Белого клобука?{5}
Молись за Россию, отче,
Угодный Господу Богу;
А я — лишь смиренный зодчий,
Зовущий ее ко благу.
Черчу военные планы,
Чтоб было где реять флагу…
Умрем — и зарей желанной
Пойдем по райскому лугу.
— Ох, чудеса! Эх, кудеса!
Правь, Саваоф,
Бог!
— Каждый — христос…
— Мы — в небеса,
Меж облаков…
— И-охх!
— Ах, государь совсем обольщен:
Он кроток, доверчив, прям…
— Глупейший из всех, занимавших трон!
Нелепейшая из драм!
— Никто не расшатывал с древних времен
Так вероломно храм…
— Позор! Царица семи корон{6}
Хлыстовствует по вечерам!..
— Смотри: возмущенье со всех сторон!
Фарс! Балаган! Срам!
Демон грозный
и мелкий бес нам
Ложь нашептывают все лукавее…
Боже, скрой омофором небесным
От врага глубину православия!
Если братства наши бессильны
Перед царством его встающим —
Укажи, где хранить светильню
И кому передать в грядущем!
Довольно с нас лампадок и просфор.
Хотим — Босфор!
А чтоб народ впотьмах не костенел —
И Дарданелл.
Мы подновим облупленный фронтон, —
Ведь я — бон-тон,
Я — доктор прав, на мне всегда сюртук.
Тук-тук. Тук-тук.
— Государь, не впустить ли?
— Смажем маслицем петли —
И не скрипнут, пожалуй…
Чугун-то тяжелый!..
Непрошеных сватов
Прошу без советов.
Я к вам — посол от тех, кто трезв и бодр.
Ваш хлипкий одр
Мы укрепим: поймите странный ход!
Не Дон-Кихот
Наш идеал, а уж скорей Гладстон{8}.
Зачем же стон?
Зачем же вновь я слышу, как всегда,
Ни «нет», ни — «да»!
— Умнее не сумел тоста…
— Этот из того ж теста.
— Разве это вождь? Паста!
— Было бы им всем пусто!
— Врали про народ? — Врали!
— Прели меж перин? — Прели!
— Жрали мандарин? — Жрали!
— Грели свой живот? — Грели!
Коль не откроешь мне, тиран,
дверцы —
Жди катапульту! Жди таран
в сердце!{10}
За мной — здоровье, дух и речь
русских,
За мною — толпы! Обеспечь
впуск их!
— Уж не наши ли грядут мстители?
— Уж не наша ли плоть и кровь?..
Гончие! Гончие! Внюхивайтесь!
ищите!
По следам! Взад-вперед — вкривь!
Лаем, рыскаем по рвам
вбок,
вглубь,
В коридоры, в каждый спуск,
ход,
копь,
Но везде по подворотням
скрыт
вор,
Колобродни! плутни! бредни!
гвалт
свор!
— Гордыню кормим всемирную…
— Ношу несем безмерную…
— Землю грызем черную…
— Плачемся в ночь бурную!
Чьи мольбы
в мой
сон
вкрадываются?
Чей призыв
в мой
мрак
врезывается?
— Что нам все Дарданеллы,
Коль царь — свирепей гориллы?
— Коль негде поесть, согреться?..
— Коль спит с мужиком царица?..
Слышу вновь
гул
толп
взмаливающихся,
Ропот волн,
вдоль
стен
взлизывающихся:
Узнаю
их
крик
бешеный;
Иль мой срок
бьет
в склик
башенный?
То на башне бьет
лишь
Склик на брань новую…
Спи, сестра, как века
спишь
Под земной лавою!
Я тогда завалил сам,
Срыв к тебе — глыбою,
Запер сам
твой глухой гром,
Твою мощь
грубую!..
— Эх, понагнать жуть бы!
— Со свету их сжить бы!
— В ковах тугих сжать бы!
— В домнах живьем сжечь бы!
— Что это?.. Кто это?..
— Что там за трели?
— Было так радостно —
не вчера ли?..
— Боже мой: если…
— Мы ж говорили! —
— Люстры погасли!..
— Карлики… тролли…
Спокойно! То — смерч мимолетных пятен.
На юг эскадрон я бросил уже.
Одно лишь досадно: враг непонятен,
Как если б туман
встал
в мятеже…
Утрой, батюшка, стражу:
кончится ночка —
На царство помажу
твоего сыночка.
Пуля — измене,
ворам —
топор, —
Царским веленьем
во весь
опор,
Грянем трубою! Праведна цель!
Ратники! в бой —
за Цитадель!
Игвы! раругги! на помощь!
Где ж поезда цистерн?
Корма не вижу…
Множится немощь…
Корм! корм! корм!
— Смешна твоя тупость.
— Слышна твоя косность.
— Тошна твоя пресность.
— Тесна твоя праздность!
Кто не со мной —
Завтра сгною
На мировом
Дне.
В пасть старика
Пищу мою
Больше не сметь:
Мне!
— Укрепляем штанги…
— Удлиняем шланги…
— Грузим на платформы…
— Пей, хозяин корма!
Всласть
всасываю…
Ой,
прелесть…
В пасть
вбрасываю —
Жуй,
челюсть…
Титаны! колоссы… Во имя долга!
Забудем раздор!.. Растет
Опасность для всех:
вырвется Велга —
Кто ж заградит
вход?
Мы держим — мы держим —
здесь в мрачном Друккарге,
Твой оплот,
Но утратился стержень,
игвы плещут в восторге,
Расползаются связи плит…
Яросвет! Помоги же пламенем!
Враг-сын
норовит в храм…
Я ль не венчал твоим знаменем
Купол имперских хором?
Я ль не зажег над временем
Радугу — Третий Рим?
Пахнуло черное дыханье господа
В разум мне.
Я слышу мысль мирового деспота
Там, на Дне;
Я понял волю его державную:
Пищу впредь
Вливать Багровому, ныне славному,
В рот и в грудь.
Я без труда
В пасть старику
Наглухо вбил
Кляп.
Игвы! Сюда!
Вскачь! На скаку!
Шибче — со всех
Лап!
Сотню цистерн
Красной росы
Лейте мне, псы,
В рот!
Ум мой от скверн
Чист, как алмаз,
Сила растет,
Жжет…
Равенство — цель.
Метод — подкоп,
Взрыв, а потом —
Штурм.
Кличьте метель,
Бурю, потоп,
Бунт и разгром
Тюрьм!
— Он — у ворот…
— Прячьте ребят!
— Ой, зарябят
Годы невзгод…
— Да-с, кавардак…
— Не клеветать:
Друг, а не враг!
Брат, а не тать!
— Башни — в дыму
Вон — уже брешь…
— Все, кто в дому —
В бой! на рубеж!
— Бедный наш край…
— Бар — в топоры!!!
— Хоть до поры,
Спас, не карай…
Им своих банд
Не подружить:
Гонит их врозь
Спесь.
Лестниц! Канат!
Лямки вяжи,
Метче забрось —
Лезь!
Рвенье утрой,
В бодрой груди
Не остужай
Жар:
Дел впереди —
Хоть отбавляй:
Целый земной
Шар!
— Вот кто умеет звать и хотеть!
— Вот кто не расположен простить!
— Ох уж! и неумолим, как тать…
— Ох уж… и неуловим, как ртуть!
— Эй, вожак — вот тут!
— Там!..
— Брешешь: вон он под мостом…
— Вон с бродягою простым
Треплется…
— Речью дерзок, как мужик,
Черен обликом, как жук,
Над народом, как божок
Дыблется!
Подлая нахань вздымает голк…
Гвардия! на-конь.
Верши свой долг!
В бранную пляску сабель и шпаг
Шлет нас верховный ареопаг.
Прочь, кто боится!
Плачь,
холоп!
Гвардия мчится
вскачь,
в галоп.
Набат. На равнине — гул сражения.
Ах, накатил! — Ух, закружил
Светлый дружок —
Спас…
Ох, подмывает,
— Й-их! — несет
Старую Русь
в пляс!
— Мерзавца — убрать!
Профанировал царство,
С помазанника сорвал ореол…
— Однако, не поздно ли будет лекарство?
— Не слишком ли
одряхлел наш орел?
— Наконец-то! Спасенье! Счастье!
— Собаке — собачья смерть…
— Не смоем ли этим бесчестье?..
— Завалим ли водоверть?
— Что же, стыдобушка-царь?
Гнуть
выи?
— Громоздить, как и встарь,
вал?!
— Эй, братва! Подрубай
сваи!
— Эй, орда! Подрывай
ствол!
Дай мне, ад,
мой
плащ
пламенный,
Озаряй подъем
в град —
в мир
временный!
Пламеней, мета,
в ночь
вклиниваемая!
Откачнись, плита,
прочь
скидываемая!
Брат! Яросвет! Из растерзанных складок
Видишь, смотрю, ни мертв, ни жив…
Я ж опроверг, зачеркнул напоследок
Все…
Тщетно лукавишь, утлый рассудок!
Кто превозможет
рок
держав?
Хмель вековой тирании был сладок —
Вот, ты расслаблен.
Ты наг.
Ты ржав.
Но за что?! Я же строил…
Руки виснут, как плеть…
Порожденья, все трое,
Жаждут вгрызться мне в плоть,
Они ждут моей смерти,
Чтоб похитить мой ум!
Жадно жрать мое сердце!
Сбросить душу в Уппум!!
…Как и сам в старину пожрал ты
Сердце собственного отца.
— Громаду твою развинчиваем…
— Царство твое развенчиваем…
— Мощь твою замораживаем…
— Нищь твою обнаруживаем!
Видишь, трое исчадий, как винт,
Вклиниваются в него?
Да, он влачится сквозь лабиринт,
Будто ища дупло.
Это он хочет телом совпасть
С капищем игв — в одно;
Это цепляется он за власть,
Чтобы не пасть на дно.
Вижу — еще оторвался один,
Черный, как уголь с золой…{12}
То — недоносок. Последний сын.
Может быть, самый злой.
Наконец-то
загремел
срок
в медь
башенную!
Выхожу
госпожой
в град,
тьмой
прошенная!
Рвись за мной,
вой зверьем,
рой
зол
будущих.
Из глубин,
скважин, недр,
нор,
вверх
прядающих!
Трудовой —
по дворам —
люд!
Встань
в лютости,
Расчищай
вожакам
банд
Путь
к крепости;
Раскрывай
в ураган
медь
створ
древнюю,
Пропускай
в стольный град —
внутрь —
рать
славную!
— Брусья громады
Рушь, громада!
— Братьям народа
Настежь врата!
Мы, дети народа,
Добились свободы!
Вперед, народ,
Народ, вперед!
В бою все народы
Добьются свободы —
Свободы народной,
Власти свободной!
Нар-род!
Впер-ред!
— Братья! в объятья!
— Сольемся в одно мы!
— Жилищами нищих
Станут хоромы…
— И это — не сон?
— Три века — рабами…
— Пой в унисон:
«Алое знамя»!
— Встава-ай,
богатством обойденный,
Весь ми-ир…
Привет, друзья! Народом почтены
Мы, ум страны.
Давно не мог уж свергнутый злодей
Рождать идей!
Но наша роль — Русь вывесть на простор.
Пароль — Босфор!
Ура, Россия! Твой тиран —
в узах.
Поток восстанья мирно стих
в шлюзах;
Все, кто мечтал про общий рай —
с нами.
Свободный ветер! развевай
знамя!
Ты про землицу не забудь,
барин!
А то, пожалуй, будет день
бурен…
Крепость — на слом.
Извергов — в плен.
Кровью промыть
Край.
Масса! Вперед!
В кровь — до колен!
Штурм, но потом —
Рай.
Не вами, а нами
Поднято знамя,
Брошено семя,
Тянуто бремя…
Таких чегой-то не помним:
Сидели, верно, в палатах…
— Смотри, коль не помнишь:
Жилетка — в заплатах!
— В холод ли, в жар ли
По каторгам мерли, —
— Этапами перли
Без йода, без марли…
— С рыданьями в горле…
— Обыски, тюрьмы,
Сифилис, корь мы —
Все исчерпали
В страшной купели…
— Ну, уж, запели…
— Сказки да бредни
Старой обедни…
— Вам бы старушек…
— Вам бы лишь грошик
На аналой…
Долой!
Правильно, народ!
Сбрасывай багром,
Прямо к фонарю
При:
Пусть-ка на весу
Мелют языком…
Вон еще второй…
Три!
— Народ, осторожно!
Обнимемтесь дружно:
Сейчас — не до розни!
А этот — лишь казни
Сулит, — он тираном
Быть хочет! Он грозным…
Хватит! Молчать,
Мерзкий наймит,
Платный холоп,
Гнус!
Ставлю печать
Прямо на лоб;
Кто обелит?
Ну-с?
Знаем: кляня
Люд трудовой,
Наш предают
Строй…
Кто не со мной —
Против меня.
Пролетарьят!
В бой!
Тех троих{14} —
обойду
Мглой
дня
бурного.
Силы слив,
обойму
Лишь
дух
Черного.
Смерк закат;
над душой
Длят
Власть
Сумерки…
Погуляй,
брат меньшой!
Множь
жертв
судороги!
Эй, голь бродящая!
Бабье гулящее!
Подонки вольные,
Борцы подпольные,
Рванье безрентное —
Интеллигентное!
Кто спит без наволок!
Господ навыволок
До ближних проволок!
— Эх, просят усадьбы:
В гостиных накласть бы.
— По зеркалу грохнуть.
— Фарфор гардарахнуть.
— По бревнышку все растаскать бы!
— Хозяев — на вилы…
— Настежь подвалы…
— Дождалась, Рассеюшка, свадьбы.
Кончено: гневный гром
Грянул в чело страны!
Уж у руин дворцов
Только вороний грай…
Отягощены грехом,
Кривдой заклеймены,
Как мы обороним
Край!
Волю народов не спрашивающая,
Грянула буря немыслимая,
Правых с неправыми смешивающая,
Вины столетий исчисливающая.
Нынче одна
Четкая цель:
Взять Цитадель
В лоб.
Вздуйся, страна,
Яростью масс!
Всем, кто на нас —
Гроб.
— Братцы! Он гласит
истину!..
— Врет — все на одной
ноте…
— Вон, к нему ползут по снегу
Судеб, воль и чувств
нити…
Пусть агитаторы лезут в нутро
всех
душ,
В берлоги, где спутано зло и добро,
в грязь,
в глушь.
— Раскорчевываем любой
мозг.
— Подготавливаем круговой
сыск.
— Души взманиваем в мировой
блеск.
— Репетируем громовой
взвизг!
Господи, кровь моя заледенела
От бесовского зрелища:
Жругр совмещает рваное тело
С формой подземного капища;
В главной из башен агонизирует
Тусклое сердце чудовища…
Видишь — все трое орудий распарывают,
Вторгшись, отчее туловище?
Вижу, о, вижу… Бледный отброшен,
Бурый с Багровым борются,
Алчно друг друга от мерзких брашен
Отталкивают и щерятся…
К сердцу,
что в высочайшей из башен
Бьется,
ползут и щурятся.
Рати! Цитадель
Сдавлена вокруг.
Шире проскребай
Брешь,
В эту колыбель
Роскоши и мук
Влейся!Разрушай!
Режь!
Захватчик! демагог! тиран!
деспот!
Он обманул! Проник на трон
испод…
Вступила Русь в кровавое ненастие.
На трон династии
Влез проходимец. Что ему Босфор?
Хам, неуч, вор…
Лжецы! Им воля народа —
Сор,
Хлам!
К нам, люди светлой породы!
К нам!
К нам!
Не наше ли пламя
Гудит надо всеми…
Мы подняли знамя,
Мы бросили семя…
Штык — этим трутням жирным
В грудь,
В пуп,
В глаз!
Да здравствует бой всемирный:
Класс
на класс!
Багровый
сердце растерзанного
К груди прижимает вкривь:
Вижу качанье размеренное
Присосок, сосущих кровь…
Пахнуло черное дыханье господа
В разум мне.
Я слышу мысль мирового деспота
Там, на Дне:
Я слышу волю его державную —
Исторгнуть прочь
Труп побежденного и обезглавленного
В Уппум, [8]
в ночь.
В Цитадели скрыт
Тот, кто был виной:
Шарьте между плит
Стен!
Маски или грим
С узников — долой:
Казнью завершим
Плен.{15}
— Но… с ним же малюточки!
— Сынок и девчаточки…
— Помедлить бы чуточки…
— Дошли мы до черточки.
Говор солдат в подвале
— Ищи-ка в убежище!
— Тащи-ка убожище!
— Куда заползли,
Тли…
Зачем же мальчика?.. Боже!
— Пли!
Багровый избран
самим
Гагтунгром. [9]
Нам мудрость волит: принять ярем.
Рожденный в слое, нагом, как тундра,
Он стал царем.
Ему поклонятся все державы,
Все уицраоры, все вожди.
Но он предтеча! Владыку славы
Другого жди.
Пряма, как стержень, его дорога
И тверд, как конус, грядущий строй:
Власть человека-противобога
Над всей землей.
Жругр уготовит ему твердыню
Там, в человечестве, в злом краю —
Трон всемогущества, блеск, гордыню.
Триумф в бою.
Рожденный в видимости человечьей,
Пройдя геенну по пламенам,
Антихрист будет душою вечной
Подобен нам.
Как мы — разумный, но совершенный,
Ось бытия
и небытия,
Согласователь всех воль вселенной
В едином «я».
Цикл возрастающих инкарнаций
Он довершает в земном краю;
Ему — блеск наших иллюминаций,
Молитвы лью.
Он всем нам выход, путь долгожданный
Откроет кверху — в трехмерный слой.
Встречай предтечу его осанной,
Величь хвалой!
Акт 2. Восшествие
Ночь. В предместьях — пожары. Цитадель в их отсветах кажется колеблющейся. В улицах — волнующееся народное море. За городом — неумолчный гул бурлящей страны. Площадь вокруг Цитадели пуста. Три магистральных трассы, сходящиеся к ней, черны от народных толп. В устье одной из трасс — Господин в сюртуке. За ним — группа мужчин в котелках и в крахмальном белье, но в валенках. Дальше виднеются шляпы мужские и даже дамские, со страусовыми перьями. Господин в сюртуке, грозя Цитадели кулакомПредатели… Как близок был Босфор —
Наш семафор!
Он вопиял пред Богом и людьми:
О, Русь, возьми!
И что ж теперь? Наг даже отчий дом…
Перед судом
Эпох грядущих — этих парвеню
Я обвиню!
— Энергичней, смелей! За страну
Едините же нас!
— Ну же, ну!
— Дар, профессор, вам дан: жечь сердца.
Пепелите же их! до конца!
Где ж обещанье — мужикам —
землю?
Поганят все: святой ли храм,
дом ли.
Бесчестят всех: мужик, купец,
поп ли, —
Дворец, прекраснейший дворец —
в пепле!
— А сулил разломать крепость!
— Глыбы рабства раскидать в пропасть!
— Не простим мы себе глупость…
— Не хотим из Руси выпасть!
Всяких диктаторов хрястни, народ,
оземь!
Воля в сердцах колосится, как, брат,
озимь!
Вправе любой на шелка из дворцов,
жемчуг,
Каждому — все: кюрасо{16}! огурцов!
Женщин!
Бей фонтаном, кюрасо!
Ум, ходи, как колесо!
Хоросо, брат, хоросо,
Весело!
Город, гудом загуди!
Город, сбродом загалди!
Сброд, плакатом разряди
Весь его!
— Как?.. — Что?.. — Кто?.. — Вы видели?..
— Уж не грезится ль в тифу… в бреде ли?..
— Вон, несчастных в подвал сгрудили…
— А за что? Разве мы шкодили?
— Как! На русского ж брата вы!
— Малюты Скуратовы!
— Аракчеев — ребенок!..
— Случайных бабенок,
Врачей заслуженных…
— Солдат обожженных,
Едва из окопов…
— Келадзе, Акопов…
— Двух стареньких прачек…
— Известный поручик…
— Гад… — Рвут… — В гроб… — В мать…
— Спрут… — Скот… — Срыть… — Смять…
— В глаз… — В пах… — Рвань… — Псы…
— А… — О… — У… — Ы…
Правильно, друзья,
Всех пересидим,
Хоть наш рацион
Тощ.
Хитростью — житья
Гадам не дадим!
Это-то и есть
Мощь.
За «Неделимую»,
Жарко-любимую
Отчую вотчину — воины, в бой!
За всенародный
Праздник свободный —
Доктор, учитель, рабочий — в бой!
Иродов новых
Вымучить в ковах
Трупы толочь их! Вольница! в бой!
В наземном мире
враг лютый крепнет,
Вкруг Цитадели замкнув дугу.
Наследник царства! Ослабить скрепы —
Чуму духовную
шли врагу!
— Спешим, перекручиваемся.
— На бегу отпочковываемся.
— На скаку отпузыриваемся.
— На лету отклочковываемся!
— Вновь на России — всех усилий груз.
А где француз?
— Опять — в лаптях по ледяной воде;
А янки где?
— Борись за Русь — себя не забывай!
— Вчера в трамвай
Я — шмыг с кульком:
ищите днем с огнем!..
— Уж спекульнем…
— Уж подорвем марксистский их обман,
Таща в карман.
— Вот те на!.. А крест на Айя-Софии?{17}
— А тирады с кафедр философии?
— А треножник всероссийской пифии?..
— Что им Русь —
раз сливок нету в кофии.
По телу… пляшут… в ботинках!!
Замучили… сотню… в застенках!
На лбах… выжигают… кокарды…
На нервах… играют… аккорды!
— Полновесной плати монетой:
никаких
«бы»!
— Ярко-красной укрась метой
скотам
лбы!
— Мщенье — сладостно, мщенье — жгуче,
дрожит
дух,
— Пей страданье врагов, мучь их,
коль рот
сух!
— Откликаться на месть —
местью!
— На ощеренную пасть —
пастью!
— Переплевывать злость —
злостью!
— Пересиливать власть —
властью!
Горяча-сладка
кровь
плах
вздрагивающих!
Весела-тепла
дрожь
душ
вскрикивающих!
Словно струи в рот —
боль
стай
вспугнутых,
Леденящий пот
лиц,
рук
выгнутых…
— В шкуры… в шубы… в шелк…
в мех —
— мы, кто так дрожал…
— В дуплах теплых тел —
тех,
кто в дома бежал…
— Эй, готовь сугрев —
жир,
сало, сгустки, фарш…
— В глубь домов, квартир,
грев
всех живущих — марш!
Тарнаба!{18}
Грянь
брыкающая!
Голытьба!
Хлынь,
цокающая!
Разрушая
столп
вызолоченный,
Разбросай
сор
выволоченный…
Ночь взмахнула кистенями,
Разомкнула погреба —
Ой, ой, погреба
Для вчерашнего раба.
А кому не хватит бочек,
Ныне настежь всякий дом, —
Да-с, да-с, всякий дом, —
С белкой, с бархатом, с бобром.
Эй, вы, шкафики-славянки,
Сундучки да рундучки…
Без гитары, без тальянки
Сыпь чечетку босячки!
— Освободители!
Хоть нас не раньте…
— В убогих люлечках
Ребят не троньте!
— Мы обнищавшие
Дарами жизни…
— Едва дышавшие
От казни к казни…
С вас сорву
гнет
всех
заповедей,
Оборву
бред
всех
проповедей!
Расточись,
скарб
нор
вспугиваемых!
Распадись,
герб
ростр
сбрасываемых…
Она мечется за мною,
однокрылая…
Она гонится за мною,
озверелая…
Разгуляй-гуляй,
Голытьба раздетая,
Голь разутая!
Наша ночь — черная,
Ветром вздутая…
Непонятной, страшной свободой
Ночь России
глядит в упор,
Свищет лютою непогодой,
Плетью снежной сечет наш взор,
И в раздолье души пустынной
Запевает ветер Конца —
Неумолчный и неустанный,
Как рокочущий
рог
гонца.
— Очаги мои гаснут…
Лампы мирные меркнут…
Остывают все ложа…
Клекот Велги все ближе…
Яросвет!
Яросвет!
Каросса! Помощь…
не вправе дать…
Из четырех… я ни одному;
Не может…
в каждом из них…
не рдеть
Ядро,
притягивающее тьму.
Броней эфирной укройте дух,
К борьбе готовьтесь
во всех мирах…
Цель — духом истины побороть
Наивеличайшего
из четырех.
Ты слышишь, игва? Наш враг наружный
Ни им не властен помочь, ни мне…
Твой голос громче,
острей оружье,
И крепнет войско в земной стране,
Растлились души враждебных армий,
Их кровь в сосудах желта, как гной…
Теперь — на помощь
тем, кто в казарме
В атаку рвется: их мощь утрой!
— Видишь? Будто космических
Груд непомерных осыпь…
— Слышу: нечеловеческую
Ухающую
поступь.
— Слышишь? — камни взвывают
От ледяного озноба?
— Вижу: цугом взмывают
Черные луны
в небо.
— Цугом бряцающим
— Шагом гарцующим
— Цоком сдавливающим
— Плиты расплющивающим
— Подвигаемся!
— Подвигаемся!
— Это — не люди…
— Это — не люди…
— Это — рои скорлуп!
— К морю… К ограде…
— Молись о чуде…
— Прячься в любой
склеп!!!
— В сознанье мечущихся
вобьем
наш
след.
— Рыданьем прячущихся
зальем
наш
глад.
— С роями пучащихся
учнем
наш
блуд.
— К сердцам подскакивая!
— Вкруг душ причмокивая!
— Свет фонарей — в ущербе…
— А я-то не понимал…
— Брось копошиться в скарбе!
— В гавань — на старый мол!
— Боже… час этой скорби
Все разметал… все смыл…
— Mesdames — a cabines!
Messieurs — a pont! [11]
— Стерва! дубина!
Жри свой купон!
— Трюмы — битком… Иконы —
За борт… уж не до треб…
— А этот — разлегся: кинем
К рыбам: это лишь труп!
— Господи… за океаном
Каких ни исходим троп…
— Прошу добром и законом!
Швырните для нас хоть трап!!!
Гудки отходящих пароходов.
— Вязкая мгла кругом
Обволокла наш булат…
— Кони ржут из трясин,
Засасываемые ко дну…
— Не бились с таким врагом
Ни дед, ни отец, ни брат…
— Прячься, младенец-сын!
Правнук! Спаси страну!
— Стойте, куда мы… — Братья,
Там лишь обрыв крутой…
— Да, — кровью дедовской рати
Пропитанный, политой…
— Апофеозом столетий
Некогда был этот бой…
— Мы, господа, на закате
Нашей страны святой!
— Спасите!.. — Весло!.. — Плыви…
— Захлебываюсь…
— Прощай…
— Жене… на память любви…
— Сдох, сволочь! таких прыщей
России не надо!.. — Брат,
С кормы хоть веревку брось…
— Так вот наш смертный парад…
— Опять ты хвататься? Брысь!
— Смотрите: сам генерал…
— Мне в щеку вцепился краб…
— Ни поп нас не отпевал,
Ни мать не крестила гроб.
Вот каков закон уицраора,
Демонический
и тупой…
Полукружьями черного мрамора
Мнится взор его полуслепой.
Его ум тяжел: обнаружь его
В речи, грузной, как дух свинца.
Вижу: он пожирает заживо
Братьев вздрагивающие сердца;
Поднимает взор
на взметнувшуюся
Велги мглистую бахрому…
Ярость алчущей и бунтующей
Девы мрака
страшна ему.
Поднимаю скалу отброшенную —
Ох, тяжела!
Ох, высока!
Волоку под тайницу башенную —
Два шага —
Три шага.
Пир окончен твой, дочь дьявола!
Свейся в кольца —
под кров тьмы.
Ты пришел! Богатырь благосклонный,
Мой жених, мой сын, мой желанный!
Ты — один, кто помыслил о долге, —
Победитель неистовой Велги!
Ох,
Доблестнейший…
Бог
Милостивейший…
Ух,
Царственнейший!
Оденьте ж меня — цитаделью!
Обвейте мой стан — магистралью!
Украсьте меня — этим вымпелом!
Венчайте меня — этим куполом!!!
— Как велик, сверкающий!..
Как высок!
— Как широк, ликующий!
Как могуч!
В мир человеческий, в город бурный,
Сквозь толщи, ввысь,
Струись, незримый, инфрапурпурный
Дух игв, струись!
Кристаллизуйся в ночных урочьях,
Твердей, черней,
Стань в Цитадели, как средоточье
Грядущих дней!
Устой Гагтунгра в наземном мире,
Наш смысл и суть, —
Рассудок наций взмани к химере
И тайной будь!
Со мной общенье в кристалле черном
Верша тайком,
Служитель станет моим покорным
Проводником;
Тих и смиренен, в одежде сирой,
С клеймом труда,
От глаз народа личиной серой
Укрыт всегда;
Не узнан даже
вождями наций,
Пусть чародей
Слепит размахом иллюминаций
Умы людей;
Пусть шевелит он раздор и войны
В золе времен,
Ненарушимым забралом тайны
Оборонен!
Весь обволакиваюсь
свинцовым гримом —
Вочеловечиваюсь,
никем не зримым, —
Следы затаптываю
бесцветной пудрой —
Вождям нашептываю
про план наш мудрый.
Но туп
слух человеческий,
Глух
ум:
Не проникнуть ему в глубь вечности
И моих галактических дум.
Дам
миру глашатая:
Пусть
он
Донесет до народов хоть сотую,
Мою правду,
мой свет,
мой закон.
Он волей твоей уж давно
Крутится,
Он солнцем твоим, как окно,
Светится…
Он будет владыкой над теми,
Что были доселе пустыми.
Весь мир его жаждет в истоме, —
Он станет
моими устами.
— Глянь: у него над теменем
Пляшет язык багровый!
— Слышь! — За домами, в темени
Высится кто-то новый.
— Чуешь? Вся нечисть — кольцами
Жмется, вождя не тронув…
Друг! У него меж пальцами
Вожжи ста миллионов.
— Спаситель!
— Целитель!
— Всех бурь обуздатель!
— Испытанный вождь побед!
— Отмститель старых обид!
— Сниматель тяжких забот!
— Он нам откроет путь — вдаль!
— Он научит сносить боль!
— Он мечту претворит — в быль!
Скрыть его на миг в башне;
Ниже опустить стрешни;
Я преображу тель;
Плотью ему дам — сталь!
— Тайник обеспечен.
— Правитель захвачен.
— Да: мягок и тучен…
— Наш труд будет точен.
Расцветить ширмы.
Укрепить фермы.
Округлить формы.
Облачить в бармы.
— Мозг уже никелирован…
— Совесть в железный саван…
— Нервы теперь — из кварца…
— Не поддалось лишь сердце.
Войско подошло
К камню рубежей.
Там — еще редут
Тьмы.
Труженики ждут
Бурь и мятежей;
Их освободим
Мы.
Мудрости веков
Разум наш открыт,
Праведный наш гнев
Прям.
Пять материков
Плачутся навзрыд,
Руки простерев
К нам.
— Там вечный страх голода… Ах! ах!
— И — стары ли, молоды — страх плах…
— А детки, детюсеньки… Ох! ох!
— Из-за малюсеньких крох — вздох…
Кое-кто бубнит:
«Африка — черна,
Азия — желта»… —
Вздор!
Черен — только враг,
Желт — лишь ренегат,
Социал-наймит,
Вор.
— Устали — не знать!
Отдых — позабыть!
Взмой, энтузиазм,
Брызнь!
Доблестная рать —
Мощно! Во всю прыть!
Ибо коммунизм —
Жизнь!
— Верно, ребятки! Плюешь
На европейскую плешь!
— Кто ерундит, что без лыж
Сгинем в метелице? Ложь!
— Подвиг наш в памяти свеж:
Вброд одолели Сиваш…
— Даже тифозная вошь
Нас не осилила: вишь!
— Правильно, Жора!
Париж был маяк,
Нынче же — свора
горе-вояк.
— Правильно, Колька!
британский
лев —
Это же только
гигантский
блеф!
— Правильно, Шурка:
ревнет наш бас —
В пыль штукатурка
их авиабаз!
Рабы всех корон! Единитесь!
Грядет мировой самосуд.
Ни Бог, ни монархи, ни витязь
От деспота вас не спасут.
Вы — порох, мы — искра святая!
Мы видим сквозь древнюю тень,
Как в небе России, светая,
Восходит блистающий день…
Мы наги, мы босы, но вера
Взметет до небес наш поток,
На Гавр, Гималаи, Кордильеры,
На запад, на юг, на восток…
— Видишь, он уже равняется
Тушей с гранями крепости…
— Вижу: четко чернеются
В душах отверстия пропасти.
— Вон уж вдали гиганты
Встали на пиках гор…
— Прямо от горизонта
Смотрят сюда в упор.
— Мантии — блеск водопадов,
Крылья — до неба взмах…
— Не демиурги ль народов
На сторожевых хребтах?
Братья, не взметается ль на нас
вал
темени,
Взлизываясь кверху — зачернить
лал
знамени?
С семенем проклятым он смешал
мрак
семени,
В сердце человека подменил
знак
Имени.
Он свой, недоступный нам, приют
свил
в храмине,
К нам уже нацеливая бунт
сил
времени!
Целый к вам готовит он самум
искр
пламени;
Он мечтает вышвырнуть в Уппум,
вниз,
к Дну меня…
Строгим замыкаю я кольцом
рать
шумную —
Венчанную дьявольским венцом
Русь
темную.
Так вот он какой!
Над разгромом
Творит он, сжимая бунт,
Он — благ,
он схож с серафимом!
Стопой
попирая фронт,
Он циркулем неизмеримым
Очерчивает горизонт.
— Корки таская,
кишки не набьешь.
— А скалы-то — какая…
— Даешь, брат, даешь!
— Нет: босиком тут —
пятки в крови.
— А насекомых! —
Дави не дави…
— Вань, на буржуев! Степан,
на пап!
— Вспомни: вельможный-то пан
дал драп!
— К черту! Пора уж домой:
Ждет мать.
— К черту! Не буду с сумой
Хромать!
— Странно: прикончить врага
Стих зуд.
— Странно: любая нога —
Пять пуд!
— Экая жалость!
Народ —
тряпье.
— Видно, усталость
Берет
свое.
Это — еще не крах.
Нами изобретен
Метод — воспламенить
Мир.
Ставьте на площадях
Ультра-ракето-трон:
Город наш превратим
В тир!
— Весь мир подожжем с размаха…
Ха-ха! ха-ха-ха!
ха-хах-ха!
Ужо будет им всем на орехи…
Хо-хо! хо-хо-хо!
хе-хех-хе!
— Вот эту запустим
к Грацу:
Лекарство от грусти
Фрицу.
— Вот эту — тебе, брат Жан:
Без всяких, притом,
аржан.{20}
— Ту — для франтих и франтишек:
Пускай попляшет Франтишек.
— А это — чтоб мистер Джон
Не чванился, как питон!
Тот, кто изобрел
Эту дребедень —
Явный диверсант,
Враг.
Я ж вам говорил:
Ждите утро! День!
Глупо слать десант
В мрак!
Раньше нагнети
Собственную мощь,
Фабрик новый ряд
Множь,
Силачей в пути
Только укрепят
Трудности таких
Нош.
Рай наш оградим
От других держав,
Бодро оцепив
Круг,
Вал соорудив,
Стены поддержав,
Мускулами тыщ
Рук.
Помните: наш глаз
Бодрствует внизу,
Помыслы насквозь
Зрит;
Знаем, кто из вас
Прятался в пазу
Двигавшихся врозь
Плит!
— Кто ж прятался, батюшка?
— Какая там плитушка…
— Твой замысел, сватушка,
Мил всем. Даже тетушка…
— Простит ли? Раскаиваемся!
— Прозрели! распластываемся…
— Зоркости твоей — верим!
— Мудрости твоей вторим!
— Варево идей варим.
— Курево похвал курим.
Солнечную даль
Вижу я с твердынь
В молниях от бомб…
Вам
Новую скрижаль
Новых благостынь
С новых гекатомб
Дам!
— Мозги уже вспаханы!
— Жребии — встряхнуты!
— Сердца — распахнуты!
— Идеи — ввихнуты!
Начато! Начато! Наш
град —
Лучший из городов.
Утром — весь люд на парад,
круг
Дамбами оградив!
Вспухнет над кубами куб
вверх,
Встанет над ромбами ромб,
Чтобы с невидимых глыб
рос
Наш громовой дифирамб!
Акт 3. Царствование
Лязгающий измеритель времени на конусообразном капище игв в Друккарге бьет один раз. Великий ИгваСкрыта в мутных пучинах
Глубже глыб государства
Тайна брачного чина
Гордых демонов царства
С той, кто издавна лепит
Плоть земных и подземных,
С той великой, чей трепет —
В нас, живых и разумных.
Мать
воинства!
Глубь
таинства!
Тло
творчества!
Вкруг женственной плоти
Клубились столетья —
Шуршащие мутью
Туманные платья,
Но вечно все та же
Всходила на ложе,
С веками лишь глаже,
Стройней и моложе.
Мать
вечная!
Плоть
злачная!
Тель
тучная!
Из мрака ко мраку —
Без нимбов, без аур,
Вздымается к мраку
Господь уицраор.
Преемственно — третий,
Властительный, юный,
Надежда столетий,
Владыка подлунной!
Где вы, мудрые мисты?
Приготовьте нам место…
Возведите помосты…
Да прибудет невеста!
— Кто таится в страстной дрожи?
— Властная!
— Добрая!
— Кто в домах нам холит ложе?
— Страстная!
— Щедрая!
— Кто алчбою смутной мучит?
— Грузная!
— Душная!
— Кто продленью рода учит?
— Грозная!
— Страшная!
Поднимаюсь,
влача покров мой
широкотканый,
К предназначенному
служенью —
супруга-мать, —
Мой властительный! Предначертанный!
Долгожданный!
В третий раз мне
ниспосылаемая
благодать!
Как таинственны
твои каменные личины!
Как торжественны
опускающиеся мосты!
Как лицо твое и обличье неразличимы,
Наклоненные с непонятной мне высоты!
Лабиринт священных гротов
Уж укрыл
тайну тайн…
Я раскрыл внизу ворота,
В город вплыл
мрак окраин…
Пусть придавит сон чугунный
Души всех
в граде том:
Чтоб испил господь подлунной
Влагу душ,
спящих сном…
От притихших дворцов
до застав
Изменяется народный состав;
Это — тайн всероссийских язык,
Это — брачная ночь владык!
— Слышишь — будто космических
Пульсов двух громыханье?
— Слышу: нечеловеческое,
Лязгающее
дыханье.
— Видишь, в домах молчащих
Шарят его присоски?
— Вижу: сознанье спящих
Он втягивает, как сгустки.
Русь наверху — как черная скатерть…
Три океана во мраке видны…
Слава тебе, что творишь меня матерью
Новому —
третьему царству страны!
Принесешь мне к утру новые
Чада чудные!
Мир взрастим железной нивою
Беспощадною!
Сверхдержаву облачим
В плоть чугунную,
Землю мощью потрясем
Ураганною!
А время кружится…
Рассвет торопится…
Уж утро трубится!
Утро свинцовое брезжит над миром.
Дети ущерба
встают к труду,
В тягостный бой меж новым и старым,
В призрачный путь
по серому льду.
— Вот свежая нынче погодка!
— Ну, что ж, взбодрится походка.
— Смотри: вот бессонная вахта,
Начальство уже на ногах-то!
— Начальство теперь боевое:
За нас стоит головою…
— Сидевши на царской мели,
Мечтать о таком не смели!
— Ну, как: не видать гостинца?
— Озябли. Хоть чуточку солнца…
— А вы бы пустились в танцы:
Ведь мы, говорят, спартанцы.
— Да, в сущности, хвост — вид спорта.
О чем тут может быть спор-то?
— Пусть крепнет красная Спарта
Гимнастикой у Центроспирта!
— Базу расширить…
— Землю обшарить…
— Всех обнадежить…
— Верных умножить!
— Плохо… ой, плохо:
Правителю тяжко!{21}
— Ни речи, ни вздоха…
— Иль омрак? одышка?
— Врачи отстраняются…
— Пульс, как у старца…
— Душит броня ему
Утлое сердце.
— Может быть, лаком
Покрасить венец?
— Чу: он заплакал…
— Значит, конец.
Слаб! Человеческое
победило.
Вынуть его из железного тела!
Замуровать в зиккурат пьедестала!
Пусть почиет —
под устоем престола.
Кто ж
ради участи народотворца
Смеет отречься навеки от сердца?
Смущенное молчание.
Где ж подготовленный
в лоне Гагтунгра,
В магмах не гибнущий, как саламандра?
— Вон он… на дне миллиардов…
— Вот он — рожденный меж смердов…
— Прет сквозь ряды авангардов…
— Сумрачней гуннов и курдов!
От крови, бурлящей в аортах,
Ты слеп, как гадальщик на картах!
Здесь — Я,
величайший из смертных,
Мессия всех стран распростертых.
Уицраор, приглядываясь
Со мной его молча оставьте.
Триумф ему пышный готовьте,
Судьбу его пойте и славьте, —
Он выйдет
в урановой кофте.
Люди! На полях
Всходит под дождем
Брошенный вождем
Сев.
Кто сказал «приляг»?
Этаких миляг
Крепко мы дерем
Все!
Щерь клыки — не щерь,
Все равно трудом
Мы преобразим
Тварь.
С кем же вы теперь,
Вы, кто так дрожал
Над своим добром
Встарь?
— Перебираем баночки…
— Перетираем скляночки…
— Перемываем крыночки…
— Семеним на цыпочках…
— Привстаем на лапочках —
Бледных лапках в цапочках,
В стареньких опорочках!
Волен каждый встать
К нам в ряды добром,
Будь он раньше хоть
Поп;
Мы ж позолотим
каждому тавром
Туловище, грудь,
Лоб.
— Вперед! Вперед!
— Сколько нас? — Уйма!
— Вытереть, вытравить
Старые клейма!
— Братцы! Новый устав!
— Почесть новых постов…
— Хвост-то —
до самых застав!
— Мост
завалиться готов!
Замысел тонкий оправдывается:
Ихние с нашими слепливаются,
Птенчики юрко вылупливаются,
В стайки стройные скапливаются.
Готов он!
Таких не бывало.
Он блещет, как меч Азраила.{23}
Зажечь все огни ореола!
Утроить глаза караула!
Братцы! Час назад
Злобный паралич
Нашего вождя
Сгреб.
В красный зиккурат
Люди понесли,
Плача, как дитя,
Гроб.
Горечь глубока —
О!.. Но среди нас
Верный ученик:
Тот,
Кто из тупика
Подвигами спас
Рать, когда мы шли
Вброд.
— Как это… Когда ж это?
— Это — он для слога.
— Все, что нами нажито, —
Общая заслуга!
— Да, но предревкомы…
Шефы… командармы…
— Может быть, такому
Крест дадут?
—…и бармы?
Век наш стал суров,
Жертвы громоздя,
Мудрость укрепит
Вас:
Нынче прозвучит
С крепостных зубцов
Нового вождя
Глас!
Самому вернейшему —
хлопайте! хлопайте!
Самому мудрейшему —
топайте! топайте!
Трижды величайшему —
гикайте! гикайте!
— Ах, сердце заходится…
— Ох, дух занимается…
— Бел-свет заливается!
Наш Всезакон
в том,
Чтобы весь круг
тем
Втиснуть в один
том,
Все исчерпав
там.
Наш Всезакон
в том,
Чтоб громоздить
дом;
Чтобы с любых
дамб —
Залпы! Салют!
дым!
В том наш благой
суд,
Чтоб стал народ
сыт;
Чтоб тесноту,
сор
Вдруг превратить
в сад!
Чтоб разглядел
мир
Сквозь пелену
хмар —
Голоден, нищ,
хмур —
Мудрость моих
шор!
Мы — бодрый шаг
толп,
Будущих благ
столп;
Полный котел
полб,
По лбу врагов
залп!
Тем же, чья жизнь —
вред
Всем, кто врагам
рад,
Приговор: кляп
в рот
И —
в глубину
руд.
Этот гнилой
склеп
Надо бы срыть.
Глуп,
Кто об устой
глыб
Бьет, как баран,
лоб.
Там, где звучал
всхлип,
Там, где жирел
клоп,
Можно сгрудить
хлеб.
Соорудить
клуб.
Граждане! Тиран
Пробовал в народ
Сызмальства внедрить
Страх:
Рабством и бедой
Строен этот храм.
Рушьте его свод
В прах!
— Ну-ка — враз, деточки…
— Посдерем цаточки.
— Разнесем туточки
В одни суточки.
Веками снаружи
Об этом мечтали…
В ознобе да в стуже…
В гееннском провале…
Теперь вскрывается явно,
Кто взмел этот вихрь на мир.
Спасем, кто верует, главное:
Наш образ
и наш потир.
Уходим в пустыни темные,
Хоронимся по городам, —
Да будут своды тюремные,
Барак лагерей — наш дом…
Стой! Ищи равнодействующую,
Иль погибать
всем.
Храни нас Бог
от предательствующего
Поклона злым чудесам.
Гнал лицемеров из храма
Сам Иисус бичом.
Вы — справедливы! Правы!
Розни меж нас — ни в чем!
Под ветром ревущим,
По катакомбам,
В глухих убежищах
Безвестных комнат,
В метели свищущей
На горном спуске,
Храни нас, блещущий
Синклите Русский!
— Упрямство мула!..
— Да: рушить — мало…
— Охаять смело —
Вот будет мило!
Лишь вам соратствуем
В боренье крестном,
О, братство праведных
В Кремле Небесном!
Во царстве вражьем
По бездорожью,
Где ныне страждем
Во Имя Божье,
В духовном поле
Ростки посева
Учи нас холить,
О, Матерь-Дева!
Был мамонт с бивнем,
Был скиф.
Ответьте:
Кто ж прогрессивнее
Всех на свете?
Не скиф, не мамонт: значит — мы,
Обличители всякой тьмы.
Так. Наша родина —
Столп наук.
Но свил в народе
Гнездо паук.
Чтоб паутину
Порвать навек,
Мы всю рутину
Сгрудим в ковчег;
Фундамент храма
Вполне хорош:
Мы вставим в раму
Синклит святош,
Пронумеруем
(На то указ),
Отполируем
Фанеру касс…
Тотчас — черед:
И в наш музей
Не завернет
Лишь ротозей.
— Мысль!..
— За стеклами — гады,
В залах — шустрые гиды…
— В блеске цифр — наши годы,
Трудовые их гуды…
— Экспонаты озвучены,
Для окурочков — урны…
— Как глубоко-научно!
— Как высоко-культурно!
Времени черные гири
Мерно стучат на цепи.
Спи в этом сумрачном мире,
Свет мой единственный, спи!
Кем ты в судьбу мою послан?
К чьим маякам устремлен?
Что за таинственный послух
Ждет тебя в далях времен?
Я лишь забочусь о хлебе
Да над судьбой ворожу.
Твой предназначенный жребий
В снах материнских слежу.
Ищет неистовый Ирод
Дух твой, за власть трепеща…
Да охранит тебя город
В каменных складках плаща!
— Улучшаем природушку.
— Закаляем утробушку.
— Укрепляем твердынюшку.
— Украшаем отчизнушку.
— Чертим машинища.
— Роем копалища.
— Строим заводища.
— Высим культурищу!
— Лекцией, станком — кто чем —
Школьников тишком точим.
— Каждый их изъян лечим.
— Здравствовать без «я» учим.
— В стройках на ветру стынем!
— Жалуем, журим, женим.
— К новым всякий день граням
В гаме эстафет гоним.
— Тычемся тусклыми тысячами.
— Топчемся днями расчерченными.
— Крутимся скопами скорченными,
Скрученными, замороченными.
— Нас, пленников, жрет труд.
— Нас, узников, жмет страх.
— Час, кланяясь, бить бут.
— Два, ползая, рыть прах.
Не вмещаюсь уже в постылую Цитадель,
Расширяюсь
головокружительно
вверх и вдаль
Надевайте же мне на душу
бетон и толь,
Алюминий, вольфрам, иридий,
гудрон и сталь!
Наш мировой
план
Мощи младой
полн:
Тоннами пьет
нефть,
Кипами жрет
юфть;
Щупает высь
сфер,
Никнет к сосцам
гор,
К тайнам земных
дыр
Тянет взрывной
шнур.
Чтоб
гражданин
влил
Душу в металл
сверл!
Чтоб
добывать
лал,
Ртуть, антрацит
перл!
Чтоб устремить
пыл
В стройку стальных
стойл,
В скрежет и визг
пил,
В топот и стук
кайл!
Не слишком ли рано пришел я? Ни в ком
Не вижу союзника думам,
Не слышит никто, что звенит родником
Под этим свирепым самумом.
К товарищам выйду ль — их день закружил,
К отцу ль — он усталый, он резкий…
Но понял бы Лермонтов, если бы жил,
Ласкал бы в слезах Достоевский…
— Бдите! По звездам
Печалятся юноши!
— Бдите: по гнездам
Плодятся змееныши!
Еще непонятна задача моя —
Что свергну? Воздвигну? Построю?
Но слышу вас, гении, слышу, друзья:
Вы рядом, — вот здесь, — надо мною!
— Такие — пятьсот, те — триста.
— Намедни у Резинотреста…
— А этот завмаг: уж трус-то!
— Ему бы…
— Не так-то просто.
— Возьмешь для отдыха книжку,
Зайдешь иногда в киношку:
Какой-то Монблан… Кашмир…
А выйдешь — опять кошмар.
— Еще не давали? — Ждем.
— Опять под этим дождем…
— А знаешь: в слове «дают» —
Какой-то странный уют!
Еще немало среди нас
В мечте сосущих ананас;
Спят, как чурбаны, а с перин
Вскочив, глотают аспирин
И, у врача взяв бюллетень,
На ясный день наводят тень.
— В вас еще живы
Дух легкой наживы,
Отрыжка сивухи
И прочие духи!
— Ну, чем вы живете?
Сплетнями тети?
— Хватит! На стройку!
В пафос, в героику!
— Может быть, Ванечка,
Хочешь диванчика?
Галстук да пыльник?
Марш за напильник!
Что вам искусство?
Спрятались в куст вы!
Что вам палитра?
Лишь бы пол-литра!
Сесть бы в середку,
Есть бы селедку…
Ваш дух, идеал —
Пух одеял!
Помните: наш руль —
Заповедь: будь храбр,
Бдителен, суров,
Прям.
Новая мораль
Тысячами швабр
Выскребет из душ
Хлам!
Дети на отцов,
Исподволь, в ночи
Исповедь несут
Мне:
Мучит ли их блуд?
Спят ли на печи?
Стонут ли в хмельном
Сне?
— Икру в роддомах вынянчить.
— Питать, подсушить и выжучить.
— Заветную мысль вымучить.
— Доносам за страх выучить.
— Иголкой их ум прострачиваем.
— Идейкой насквозь просвечиваем.
— Магический том разучиваем.
— От гордости грудь выпячиваем.
— Грудь колесом пучится.
— Жить напролом хочется.
— Деды по домам тычутся,
В старый гардероб прячутся.
— Тут, в сумраке, нет
смен.
— В глубь рудников сход
крут.
— Весь горестный год
плен.
— До гроба весь век
труд.
Под марши вымученные,
Змеясь от боли,
Роимся, выхваченные
Из колыбели;
Кружимся хлопьями,
Травою сорною,
Листвой над топями
Бесцельно сорванною…
Помните: Цитадель
Требует: наш кров
Высить вон до тех
Туч.
Прядайте сквозь щель!
Пухните с боков!
Вздуйтесь выше всех
Круч!
— Из нор высачиваемся…
— Из пор выструиваемся…
— Из фибр выгноиваемся…
— До неба взбрызгиваемся!
Ах, тесно в этих ущельях,
Среди человеческих волн…
Зато — какое веселье,
Чуть только взойдешь на холм!
Опять ты беседовать шел,
Веселый мой босоножка?
Никто бы нам не мешал,
Но ты опоздал немножко.
Сегодня прекрасный гость
Тебя навестит на вершине:
Немногим дано обресть
Наитчика совершенней.
Нет никого. Но город — как могуч!
В нем каждый камень дышит прошлым русским.
По гребням крыш перебегает луч
И меркнет там, по рвам и темным спускам.
Космос России мгновенно объемль,
Помни о нем
и расти:
Толпы и толпы в заоблачный Кремль
Ты предназначен вести.
Что это? Боже, нет слов в языке,
Нету понятий таких…
Будут. — Как светоч во властной руке
Станет твой огненный стих.
Братством
преображаемых царств
Будет всемирный исход…
Жди и готовься: кругами мытарств
Движимы
ты
и народ.
Ты страну мою избавил от геенны,
И рабой твоей пребуду до конца,
Отчего же наши дети — все чугунны,
Без лица?
Непреклонною
их стойкостью
за химеру
«Я» единственное
на вселенную
распространю:
Начинается преобразовывающая эра,
Перед коей
все миновавшее
равно дню!
Не постигнешь ты никогда
моего алканья,
Не проникнешься
моей бушующею
мечтой:
По ту сторону
Всезакона
и беззаконья
Воздвигается
равелин мой —
и только мой!
Вспомни заклятье! Вспомни заклятье,
Узницы Навны страж и слуга!
Род уицраоров создан в столетьях
Был демиургом — щит от врага;
Но в материнское лоно обманом
Следом проник сатана: берегись!
Двойственный рок тебя мчит ураганом,
Чтобы разбить о запретную высь!
Лжешь, кудесница
несмывающейся обиды!
Уж надломлена,
уже скашивается
ось времен;
Мир рыдает,
мир жаждет, молит
моей победы,
Демиургами сверхнародов
порабощен!
Ты крепнешь, впивая
Раздоры и ропот
Из скважин Китая,
Из трещин Европы;
Уж щупальцы, роя
Тло наций, простерты;
Взор щурится к бою…
Считая когорты…
…Не смея песенку
Поднять до всхлипа,
Ютимся — пасынками
Судьбы — у склепа,
И каждый в ниточку
От боли сжался…
Смягчись хоть чуточку!
Помилуй, сжалься!..
Как червь, он изгложет
Незрелую совесть,
Навек уничтожит
Духовную завязь, —
И поникают
Растленные веком,
И замолкают
Надтреснутым звуком…
Великий! Ты — семя
Всемирного древа:
Оно надо всеми
Из злобы и гнева
Взойдет и раскинет,
До неба ширяя,
Кровавую скинию
Адского рая!
Не умещаюсь…
не насыщаюсь…
нет, мало, мало!
Все увеличиваюсь…
ометалличиваюсь…
скорей, скорей!
Сжимайте, жарьте по крематориям
тук и сало!
Ловите, всасывайте
воронками
лагерей!
Под этим ли небом возвещено мне
Пройти по спиралям несчастий
До власти, немыслимой даже во сне,
До мирообъемлющей власти?
А крепость растет — над ярусом ярус,
И толпы не видят в полдневном свету,
Что прямо в зените — багровый Антарес
Льет свою силу
на крепость ту.
Вихрем всклокочены, мчатся минуты,
Энтузиазм
бьет через край…
Ометалличенный, кольцами сжатый,
Неба достиг
днесь
наш строй…
Вот уж уходит солнце зенита,
Вспять не вернуться чтоб никогда,
Чтоб исчерпала рок свой планета,
Блеском бездумья сплошь залита.
Еще никого я не встретил,
Кому бы, сквозь тьму веществ,
Мерцал, ликующ и светел,
Мир легких, как луч, существ.
С ребятами плещемся вместе,
Нас моет та же река,
Но глухи сердца их к вести,
Трепещущей издалека.
Никто не слышит, как дальние
Поют божества морей,
Как плещутся духи кристальные
Над отмелью рыбарей;
Кто веет полунамеками,
Творя туман и росу,
Мерцающими, зеленоокими
Друзьями в лугах и в лесу…
Крест одиночества строг и велик.
Горькую явь обнаружь:
Мир стихиалей еще не проник
В глубь человеческих душ.
Но и под маску города
Никто взглянуть не посмел:
Их оглушают аккорды
Бряцающих судеб и дел.
Никто не чует, как дышит
Скала над срывом во тьму…
О, если б хоть вождь услышал,
Что бездна поет ему!
Глубже пучин
Мира стошумного
Я без личин
Сплю.
Древний покой
Края безлунного —
Мрак вековой
Длю.
Рдея во мглу,
Тысячи факелов
Правят хвалу
Мне.
Слышу псалом
Сумрачных ангелов
На мировом
Дне.
Кровь, как нектар,
Мне изливаемый, —
Вольный ваш дар
Пью,
Дымный хитон
Пряжи сплетаемой
Миру сквозь сон
Вью.
Но все ясней
В вашем просторе я
Слышу страстей
Ход.
Выйду опять
В полночь истории
Ваш колебать
Свод.
Дольше, хмельней
С полночью каждою
Будет вам мой
Век…
Стройте ж, пока,
Алча и жаждая,
Не подниму
Век.
Акт 4. Тирания
Гул заводов, работающих на полную мощность. Шум уличного движения. Возбужденные голоса, в одной из очередей перед магазинами— Без очереди!.. Он врет!
— Не пустим! — Ступайте в ряд.
— Вот от таких — весь вред…
— Стоит, точно в землю врыт!
— Пять-сорок… держи… Дай…
— Хозяин… — талон… да!
— Не прите… — украл! — Стой!
— Спасите… Мне рёбр… ой!!!
Деретесь… а вы вот,
Сделали б вывод:
Купишь —
Кукиш.
Граждане! Груз жертв
Нес народ не зря, —
Гордо их сложив
В холм.
Град блестит от яств,
Мир весь озаря,
Счастья и надежд
Полн.
И герой-народ
Понял, что пора
С недруга нам сбить
Спесь,
Битвами — под свод
Славы и добра
Мир объединить
Весь.
— А грудки-то — сухонькие…
— А носики — остренькие…
— А косточки — хиленькие…
— А хвостики — худенькие…
Подцветить хилость;
Подкормить малость;
Поднабить полость…
Показать жалость!
Но великий вождь
Любит, чтоб народ
Гладок был, здоров,
Сыт.
Нынче — всем на час
Отдых от работ!
Радость да войдет
В быт!
— Как он любит всех:
самого
малого!
— Как объемлет всех:
смелого,
хилого…
— Как он знает счет
дел его,
сил его!
— Как он видит все:
голову,
тулово!
— Благодарим, о заступник труждающихся,
— Всех судеб
швец!
— Благодарим, о маяк заблуждающихся,
— Чей ум
куц!
— Благодарим, вдохновитель и пестователь
— Львов, львят,
львиц!
— Благодарим, по столетиям шествователь,
— Ось всех
спиц!
— Благодарим, властелин диалектики,
— Врагов
жнец!
— Благодарим, величайший в галактике!
— Бум-бумм…
бац!
Нынче вся суть
в том,
Чтоб, отдохнув,
всем
Стать, как один
ком.
Крепкий по всем
швам.
Школа! завод!
вуз!
Град вам открыт
весь;
Дынь, баб и дуль
воз
Должен войти
в вас.
Ешьте на весь
вес!
Пейте весь час
квас!
Чтоб в парадиз
вас
Завтрашний день
ввез.
Святой Бог!.. Он прогнал тьму!
Он расторг ночь на Руси!
Кто подобен в веках ему?
Он нам дал огонь с небеси.
— Чуть поразмять ноги…
— Прыть показать в беге…
— В пляс! А потом, друга,
Хоть запрягай дроги.
— Вот так праздник! Вот парад,
Ай-люли!
— Пусть завидует народ
Всей земли.
— Отчеканивай, дружище,
Бутс да бот
Не жалей!
— Четче, громче, звонче, чище,
Веселей!
Веселей!
— Ешь, братишка, щи да сласти
За двоих,
За троих!
— Чтоб наш пыл — опора власти —
Не заглох!
Не затих!
Труженик! Усвой
наш
брасс:
Стройся чередой
вдоль
трасс;
Лохмы припомадь,
взбей
кок —
Эка благодать:
прыг,
скок!
Резвой чехардой
близ
рва
Дрыгайтесь за мной:
раз,
два!
— А фейерверк-то!.. до туч
брызг
рой!
— Как равномерно падуч
взмет
струй.
— Эй, выходи на балкон:
вон —
змей,
— Десятихвостый дракон!
волк!
вий!
Встреть веселей ночку!
Девочка дает ручку,
Завтра — опять в скачку
В круг, в трудовой гон…
Убыль сочтешь после,
Нынче — как сыр в масле, —
Ведь все равно мысли
Мыслит за нас
он!
Убыль сочтешь после,
Сдай ребятню в ясли,
Там подрастут, если
Мыслит за нас
сам…
Ой, разряжусь шелком!
Эй, расфранчусь шалком!
Ай, подзавьюсь челкой!
Сердце швырну
псам!
Рвись
Вдаль
Стяг
Взвеивающийся!
Рей
Ввысь
Флаг
Всплескивающийся!
Груз
Дум
Прочь
Скидывается.
Гонг
Бьет,
Смех
Взвихривается, —
Пусть
Дождь:
Кровь
Взбадривается.
Сам
Вождь
В нас
Вглядывается!
— И никаких пугалов!
— Хоть океан
вброд!
— И-их! Удалым сняголовам
Нынче сам черт — брат…
Толпа
Хлынь
Звон
Струн
Праздничных…
Грянь
Гром
Труб
Вызолоченных!
Крой,
Брат,
В медь
Брякающую,
Бей
Звонч
Цань
Цокающую…
— Видя праздник наш таковский,
Прослезился бы Чайковский.
— Как наш мир великолепен —
Обалдел бы старый Репин.
— Трелям наших саксофонов
Поразился б сам Сафонов.{27}
— Увидав наш рай простой,
Сдох бы с зависти Толстой.
— Ох, отобьем памороки!
— Ух, в голове — чад…
— Глянь-ка: кругом сумерки,
Мжица, туман,
чит…
Плачьте больней, домры!
Цепь фонарей в сумрак
Манит, нашлет омрак
Бражный, густой
сон…
Пойте в слезах, гусли!
Ведь все равно — если
Чувства, права, мысли
Мыслит за нас
он!
Все — трын-трава, если
В вечную тьму после…
День промелькнет, час ли —
К моргу наш путь
прям…
Жми нас в ночных парках,
Мчи на витых горках,
Каждому — быть в урках,
Сгинуть
по лагерям.
— Шмыг стороной, киска…
— Шмыг, только ой, узко…
— Что нам? С тобой ласка
Хоть на гнилых досках.
Лишь бы найти к сроку
Силы — постичь Книгу;
Лишь бы, взрастив сына,
Дать ему наш
ключ
К ржавым замкам Рока,
К правде и лжи Ига,
К белым дворцам Солнца
Там, в глубине
туч…
Сердце свое выну,
Брошусь навстречь карам,
Под громовой топот
Цокающих
коней,
Лишь бы вручить сыну
Горьким святым даром
Наш роковой опыт
Этих ночных
дней!
Это — тупик мой. Вся пройдена
Топь Афродиты Народной;
Плотностью чувств безысходно
Жизнь моя отягощена.
Только сладчайший Голос со дна
Слышится — темный, прохладный…
Иль богоборческих царств глубина
Хлябью манит многоводной?
В темном краю
Муку свою
Столько столетий, как пленница, пью…
В этом жилье
В мертвой земле,
Бодрствуют духи с рукой на копье…
Дни — как гроба…
И, как раба,
Жду, что сулит мне врагинь ворожба…
— Строг судия —
Бог бытия
Догмат-секиру возмездья куя…
Сладко мое
Жжет лезвие
Тех, кто склонится ко мне в забытье.
В темном краю
Саваны шью
Над паутинною пряжей пою.
Кто это? кто это? Что нам пророчат
Смутные песни вещих подруг?
На Цитадели протяжно и тяжело бьет шесть.
День кончен.
Первая Стража Ночи
Вступает в круг.
Хлынули сумерки — смуры и бурны:
Дети ущерба снуют во мгле,
В вечных тенетах скорби и скверны,
Ниже и ниже — к мертвой земле.
И, надвигаясь на море и горы,
Ночь мировая глядит в зрачки,
Приоткрывая ларец Пандоры{28}
Медленным
волхвованьем
руки.
Видишь: от тела владыки
Темное отпочковалось?
Ползает по виадуку,
Вьется, змеясь, как волос…
Вижу: клубится исчадьем,
Ищет державной доли,
Вглядывающимся отродьем
Рыщет у Цитадели…
— Что это? где это? — Выстрел! убили!
— В кои-то веки бойко попели…
— Где ж это взрыв?
— Да в Цитадели!
— Сбоку весь кров разворотили…
— Слушайте, слушайте:
вон уже вестник.
— Пал на посту
старший наместник!{29}
— Ох, наступает беда…
Быть
казням…
— Уж потеряем тогда
Счет
узням!
— Он пал на посту…
— Тум-тумм!
— Он был опекун
Всем намм…
— Он был как отец,
Как кумм…
— Бей, скорбный народ,
В там-тамм!
Смерть
Вырвала снова из наших рядов
пук
жертв.
Пусть
Лег наш министр в похоронный рыдван;
пусть
мертв;
Он
Прожил сознательно, в поте лица
свой
век;
Он
Пламенно жаждал нести до конца
свой
вьюк…
Смерть
Только сплотит нас, и не устрашит
нас
враг,
Ни
Бог, ни соперник, ни войны, ни злой
вой
вьюг!
Мощь властелина явлена:
Злое отродье словлено,
Пытано — обезглавлено —
Истолчено — раздроблено.
В ночь, как молния, дам
клич
в битву.
Завтра будет мир мой — дотла!
Кто же смеет сорвать
мне
жатву?
Не дает истребить
сев
зла?
Наш господь разъярен.
Злат —
куб
Над челом заметал
сноп
искр.
Пусть суров станет вождь,
пусть
груб.
Бдить всю ночь! Запретить
шум
игр!
Вникнуть в любой
мозг,
Чтобы любой
писк,
Всякий клочок
дрязг
Взять в круговой
сыск.
Кто там лизнул
кекс?
Кто разнуздал
секс?
Вон — инженер:
как-с
Он раздобыл
кокс?..
Каждый, родясь,
знать
Должен, как жить
впредь:
Ртом — пусть сосет
грудь,
Оком — следит
мать!
Расшифровать
знаки;
В домах проследить
стуки!
В больницах унять
тики!
В гробах подстеречь
токи!
Вдруг — неровен
час —
Пуля, стилет,
газ,
Даже простой
сглаз
Жизни лишат
нас.
Надо создать
кров,
Весь наш уступ
скрыв:
Пусть пешеход
прав,
Но, коль шагнет, —
в ров!
Спешим — надстраиваем…
Угол выкраиваем…
Сверху задраиваем…
Оштукатуриваем!
Слаб наш сатрап
был:
Пил, бормотал,
спал —
В нем погасал
пыл;
Он поделом
пал.
В венах страны —
тромб!
Бурей чреват
румб!
Враг у ночных
ламп
Копит запас
бомб.
Вот вам другой
друг:
Бодр, справедлив,
строг,
Чтоб
горожан
стриг
И —
никаких
драк!
Он разомнет
воск.
Он прищемит
визг.
Он смастерит
блеск.
Он наведет
лоск!
Уж мы-то смастерим —
мы-то!
Все будет до основ
смыто.
Сумеем доконать
смуту,
Словчимся оправдать
смету!
Лаем, рыскаем по рвам —
вбок,
вглубь,
В штольни, в шахты, в каждый дом,
щель,
копь,
Только — в каждой подворотне
скрыт
вор,
В душах — распри, плутни, бредни,
гвалт,
спор!
Всюду вникать сторожко:
К чему у друзей пирушка?
Что шепчет в углу старушка?
Зачем у больного отрыжка?
— Ай, нетопырь шурхнула!
— Вон еще три… пять…
— Ой, не смотри кверху!
— Под ноги лишь
глядь…
Травить по щелям нежить.
Приблудных собак — вешать.
Следить — как чихнет лошадь…
В подполье — мокриц слушать!
— Бетон просверливаем…
— Гудрон проскребываем…
— Кирпич проскваживаем!
— Обнаруживаем!
Обнаруженных влачить
сквозь
строй,
Пригибать до мостовых
хрящ
вый,
В землю вбить их, как живой
ряд
свай…
Рот-запором заклепать
их
вой!
Страж!
Взять
вот
этого!
Смыть
знак!
Скрыть
след его!
— Но я же… тавром помечен!..
— Я же… на пост назначен!..
— Я… к орденам представлен!..
— Мной… диверсант был словлен!..
Эй,
мразь,
брось
плутни!
Тех…
Тех…
Тех…
Сотня.
Тот
сброд
брать
вместе,
Чтоб
счет
стал
двести.
— Не я! — Сворачивайте
туда, к соседу.
— Не мы! Просвечивайте
вон ту породу!
— Вон этот — баловался,
исчадье кликал…
— Тот парень жаловался…
— Тот звал… тот плакал.
— Прутиком — вправо! вправо!
— Кнутиком — влево! влево!
— Жгутиком — живо! живо!
— Шу-шу-шу — и я патриот.
— Шу-шу-шу — завсегда наперед.
— Шу-шу-шу — тот плевал на портрет.
— Шу-шу-шу — те квартирки подряд.
— Сынки… голубчики…
— Родные хлопчики…
— У нас — лишь чепчики…
— Лишь детки-всхлипчики!..
— Гражданин офицер!
Клад в люк
Мой братан вчера приволок.
— Папа садит в горшок
лук!
— Мамка прячет деньги в чулок!
— Вот непосредственность детских душ!
— Чем за такой героизм воздашь?
— Не героизм, а гражданский долг:
В нем педагоги-то знали толк!
Ремонтировать чуть-чуть
плоть
квелую,
Эшелонами спускать
в копь
голую:
Пригодятся — даровой
раб —
силою…
Кто раскается — тому
гроб
жалую.
В сердце мрака замурованных,
Крепких лишь духовной силой,
В час свинцовый, в ночь суровую,
Господи, помилуй!
— Докарались до бреда.
— Трупов — целая груда!
— Не хватает народа!
— Где возьмем для парада?
— Вместо всех операций
Не пора ль опериться?
— На мораль опереться…
За дюраль побороться…
До звезды над нами утренней,
До скончанья тьмы постылой,
Всех, кто слышит голос внутренний,
Господи, помилуй!
Кто там ноет? Кто бубнит?
где?
в скважинах?
Не под тяжестью же плит,
льдом
стуженных?
Не в руинах же, дотла
мной
выжженных?
Не в фундаментах же глыб,
мной
сложенных!
Слышим, уши навострив,
их
стон,
Рыщем, ищем в недрах шахт
их
стан,
Упираемся в глухой
бут,
в тын;
Тщетно тыкаем носы
в гладь
стен.
Сами себя обезвредили:
День напролет колобродили —
Замуровались в обители,
Крипту [13] законопатили.
Пусть! Завалив
грот,
Собственный кал
жрут:
Глад им скосил
рот,
Разум их впал
в бред.
Вместить не в силах я сквозь мороки
дней
чадных
Благого замысла, мой вседержитель,
но зачем — боль?
Зачем калеченье, зачем терзание детей
бедных,
Простых воль?
Затем, что алчет моя геенна
и рать химер.
Затем, что голод грызет Гагтунгра:
он строг и хмур.
Затем, что точен закон страданья,
как колесо.
Затем, что будущее мирозданье
окупит все.
— Защитники храбрые! Что за грозное время?
— Вон, знаки недобрые
зажглись над горами:
Меч алый, немеркнущий,
лучом повис…
То — острием кверху,
то — острием вниз!
Разум просветлив,
все
сплошь
Поняли, что миф
есть
ложь:
Масками чудес
скрыв
страх,
Сказками небес
лжет
враг.
Глянь-ка, гляньте: зарево
Из-за рубежных гор!
Словно чадящее курево…
— Точно грозящий взор…
Жизнь безбурную чад блаженных
Защити!
От нашествия иноплеменных
Огради!
Слушайте, цеха,
Стройки, рудники:
Недруг наш сулит
Шторм.
Что ж! Мы сотрясем
Все материки
Сменой мировых
Форм.
Страшная заря
Вызолотит прах
В царстве вековых
Зол:
Копится не зря
В наших тайниках
Порох, динамит,
Тол.
Ух! Как нетопырь
Бросятся враги
В страхе из домов
Вон…
Уши растопырь,
Чих перемоги:
Будет говорить
Он!
Я изобрел
вам,
Что не придет
в ум.
Враг в эту ночь
к двум
Лопнет по всем
швам.
С дробью секунд
в срок
Сдан мой чертеж
с рук.
Будь, гражданин,
строг,
Если найдешь
брак!
Стройте ж быстрей,
вскачь!
Смотрит нам в лоб
ночь…
Не для пустых
вирш
Вечер нам дан.
Марш!
За разбуженный врагами
Дух грозы!
За ответ! за гром! за пламя!
— За! — за! — за!
За битье в котлы, литавры,
В медь, в тазы,
Чтоб врагу издергать нервы!
— За! — за! — за!
За сознательность! За бодрый
Взмах лозы!
За всемирность власти мудрой!
— За! — за! — за!
Чтоб для всех была бесспорной,
Как азы,
Неизбежность нашей формы!
— За! — за! — за!
— К рукам — руки,
— К плечам — плечи,
— К ногам — ноги,
— К мозгам — мозг!
— Точней знаки.
— Плотней сроки.
— Быстрей встречи.
— Жирней лоск!
Браво! Наши зарубежные товарищи
Вторглись в некое злокозненное сборище
И бомбончиком замедленного действия
Водворили там единство и спокойствие.
— Славно гардарахнули! Знай наших!
— Взвизгнули мерзавцы: жмутся в нишах!
— А пламя как отсвечивает в плешах!
— Пляшет, как на выкормленных тушах!
Орудий таких
мир не знавал:
Зодчий, отец
всех,
Игрек нашел, вник в интеграл,
Вычислил цепь
вех.
В наших руках — судьбы планет,
Черных держав
крах:
Токи включим — вздрогнет до недр
В их городах
прах!
Если войной ринутся к нам —
Вздыбим назад
ад!
В странах врагов этим трудам
Будет наш брат
рад!
В наших руках — мщенье времен,
Древних обид
стон;
С древних орбит
сорван дейтрон,
Чуть повернуть
кран!
В дымных котлах рдеет уран,
От скоростей —
крен,
Это — врагам смертный урон
И триллион
ран!
Плавим, дробим,
месим, куем —
Шибче вертись,
дрель!
Поршнем снуем, втулкой поем —
Каждый свою
трель.
Нефть и руду
мчат поезда —
Слышишь гудков
лай?
Все, кто живет, — как никогда
Сжаты в один
слой.
Рдеет без сна
рать фонарей,
В судорогах — весь
край, —
Только б успеть! Шибче! Быстрей!
Никелируй,
крой!..
— Бдит
наш
град
царственный.
Без сна, в труде. —
— Ум,
взор,
слух
бодрственный
Блюди везде.
— Враг —
здесь!
Мрак,
призраки —
Ему с руки.
— Вкруг
домн,
дамб,
пригородов,
Свершай круги!
—Эй,
страж!
Бдишь
крепко ли?
Смотри, не лги!
Ух,
тьма!
Срыв,
тропка ли —
Ни зги! Ни зги!
— Стань
вбок:
там
значится
Фонарный круг.
— Эх,
ночь…
Как
плачутся
Гудки вокруг!
— Чтоб
страх
бил
в голову,
Бросал в озноб.
— Чтоб
сам
Бог
к городу
Не ведал троп.
Акт 5. Ущерб
Кажется, будто миновали огромные промежутки времени; в действительности вечер еще далек от перехода в ночь. Уицраор Жругр вторгся в зону одного из соседей, умертвил его и, пожрав его сердце, отпочковал новое, как бы синтетическое детище.{30} Обликом напоминающее Дракона, но двигающееся полувзлетами, полупрыжками, оно осталось крепнуть и царить в новой зоне, а Жругр вернулся в Друккарг, удостоясь от игв небывалого триумфа. В эти минуты в великой Столице на поверхности земли Автомат представал народу в скрещении не серебряных уже, но огненно-алых прожекторов. Теперь высотная часть Цитадели опять скрыла его, но ошеломленное население не осмеливается отвести глаза от нее ни на минуту. Неизвестный, тот самый, что не так давно еще был юношей, и Прозревающий спускаются с холма, на котором протекали когда-то их первые встречи. Теперь с холма видно загородное пространство, все перегороженное в шахматном порядке колючей проволокой. Местами проволока пересекает уже и городские улицы. НеизвестныйВсе осквернено. Даже — этот холм.
Кажется порой: газ
Выполз из щелей,
выпорхнул из колб,
И уже проник
в нас.
Ты замечаешь — чем больше крови
Впитывает наш грунт,
Тем фонари и люстры багровей,
А кругозор — как фронт?
Страшно ступать… стыдно ступать
Здесь по земле больной:
Кажется — кровь, жидкая плоть,
Хлюпает под ногой.
Прожил на этой странной планете
Я только тридцать лет;
Но сопоставлю:
к мажорной ноте
Склонен теперь весь люд;
Он уж не тот — возрастным составом:
Редкость — старик, как Вы;
Плотные — в центре;
кто хил — к заставам,
Дети — ниже травы.
О, родник благ,
зло
сдабривающий!
Человек-бог,
мир
вздыбливающий!
Вдохновляй нас,
с ног
сбившихся,
Скопом петь гимн
снам
сбывшимся…
Два раза нуль — нуль.
Десять раз нуль — сто.
В этом — всех тайн руль…
Что? Там ворчат? Кто?
О, никто, свет
всех
верующих!
Не карай нас,
вверх
прыгающих…
Рохли! отбор! брак!
Кой мне от вас прок?
На фиг мне ваш прыг?
Ваших копыт брык!..
Вынянчил наш град
Новый людской род:
Те — не идут; прут!
В лоб! напролом! вброд!
Стальные лифики
Крепят нам грудь!
Крутые графики —
Наш путь и суть!
Пусть скрежет строфики
Не даст вздохнуть.
Шли к черту кейфики
И бодрым будь!
Так себе. Можно четче!
Сделаемся, наш отче!
Нет пользы родине
В пустой красе.
Пускай уродиной
Мы станем все,
Зато под черепом —
Не мозг, но тол!
Залают черти ли
На твой престол —
Швырни нас ловкою
Рукой тогда
Лишь вниз головкою
На города!
Нет! — Время, народ, не раннее,
Пора бы нам стать ураннее!
Снуем, прошмыгиваем
Ко всем знакомым;
Слегка поругиваем
Горком с райкомом;
Присев, втирушами,
За пивом, чаем,
Чужие души
Разоблачаем.
Хорош. Без этих
Всем нам
быть в нетях.
Хоу, хоу…
Гул голоса
В мозг
тыщ
Вбей
штамп.
Рев! Тми
шум хаоса,
Рост
войск,
счет
бомб!
Ыу, ыу!
Вождь высказан
мысль:
«Плач
есть
вздор!»
Вой труб!
Скрой выстрелы,
Вскрик
дыр,
всхлип
нор?
Ха-ха!
Товарищи с юмором.
Блоха —
а какие шум и гром!.
Вот они, множества,
Жругром когда-то
Засосанные
и вброшенные
Во чрево кароссы, —
из Русского Сада
Ростки, безвозвратно скошенные…
Чугунные дети, садам соседа
Гибель нести послушные.
Скажите одно: какова расплата
Тем, кто несчастных уродовал?
Наш разум
не приспосабливал лота
К промерам мира загробного.
Сначала вглядись в крепостные устои
Сквозь цоколь, сквозь пьедестал:
Видишь — там — потайную, пустую,
Нишу черную…
как кристалл?
Да… как будто там вьются стаи
С жгучим взором… почти без тел.
— Вот, сторожим
Твой сон…
— Верно храним
Твой сан…
— Длит на земле
Твой сын
Путь к всевладычеству.
— Плещет над ним
Наш кров;
— Злобой миров
Он прав, —
— Нами творим,
Он — миф,
Бич человечества!
Не раньте проклятыми чарами
Хоть час… лишь миг…
Дайте хоть совладать с укорами,
Что знал…
ждал…
мог…
— Сильнее тебя
Твой ореол:
— Вырос над гробом
Мистериал, —
Не разорвал
Сам Азраил
Пут —
уз…
вервия…
— Сын твой залит
Светом твоим,
— Стяг твой шумит
К дальним краям,
— Млатом твоим
В горнах куем, —
Мы:
рать
первая!
— Крепче усни,
Бедный герой,
В долгом Преддверии смерти второй.
Будь глубока,
Дрема, века,
В толще подземного материка!
Весь хрусталем
Крыт саркофаг…
Складками ластится траурный флаг…
Окружено
Хладным огнем
Ложе страдания ночью и днем.
Спи, мой герой:
Я ворожу,
Я фимиамами сон окружу,
Остановлю
Дни и века
В лоне чугунного материка.
О, узнаю: это — она,
Недостижима — и вечно темна:
Мне сквозь Народную Душу звучал
Голос ее…
Звезды ее
Мчались, гудя, по окрайнам вселенной
В гулкую пустоту…
Ради чего же сошла она в тленную,
В душную крепость ту?
То — не она, ослепленный обманом!
В сумрачных песнях
Хищных кудесниц
Эхо ее отдается всегда,
Царство ж ее — за последним туманом,
Глубже черного лада.
Да, я предвидел… Неясным чутьем
Горько расслаивал эти напевы.
Космос и хаос,
Если казалось,
Будто струит их в мечтанье моем
Высь Приснодевы…
Если миры Приснодевы заронят
В душу сиянье — двоя этот блик,
Тихо возникнет на призрачном троне
Женственный, вероломный двойник.
В этом — закон твоей узкой тропы,
Скользкой тропы…
Страшной тропы…
— Черный корабль!
— Вновь эта тень!
— Ящиком… гробом…
без парусов…
— За город дунь!
— Вновь этот недруг!
— В рытвины… в недра…
— Крепче засов!
— Бежим, пока в жертву
тиран нас не выдал!
— Везде его жерла!
— Везде его идол!
— Владыка! Мы зоркой страже
Доверили наши «я», —
Спаси, человеко-боже,
От слуг ино-бытия!
Очень жаль. Суров
Мировой закон,
И уж недалек
Час,
Как преображен
Гением веков
Будет он для всех
Нас.
Разве не туризм —
Рейсик в океан:
Отдых… упокой
Душ…
Всякому порой
Хочется в туман
В провинциализм,
В глушь.
— Но… как же?.. Там вовсе
Не отдых… не дрема…
Народ испугавси.
Подумаешь, драма!
— Но вы ж нам твердили,
Что это не больно…
— Что сладко в могиле
Уснем добровольно…
— Бубнил же ваш гений,
Что смерть нас не мучит…
— Что мрак без страданий
Он всем обеспечит!
— Но я же был вам полезен!
— Но я ведь насквозь железен!
— Я вашим врагам был грозен!
— Гранит наук мной разгрызен!
— Не я ль бичевал всех прежних?!
— Не я ль ублажал всех важных?!
— Не я ль доносил на ближних?!
Отсеивал всех ненужных?!
— Бессмертие наше
купил он за ношу!..
— За право на рабство!!
За радость холопства!!!
Духовно-выхолощенных,
Духовно-выкорчеванных,
Плодов не давших,
Всуе метавшихся,
Всуе трудившихся,
Всуе кипевших.
— Не торопись чуточку!
— Дай хоть допить чарочку…
— Хоть доскрести мисочку…
— Дотанцевать плясочку!
Тавром помеченных,
Грехом калеченных,
Клеймом прожженных.
Духовным сифилисом
Насквозь изъеденных
И прокаженных.
— Присесть бы на лавочку…
— Доцеловать бы девочку…
— Обнять бы землюшку…
— Махнуть бы солнышку!
Куда нас помчит по чугунным валам
злой
шторм?
Где будем распутывать, где доплетем
сеть
карм?
Где будем искать мы, как свора рабов,
наш
корм?
Без крова, без духа, без тел, без гробов,
без урн?..
Нам в души, на корни слабеющих сил
уж льет
Нимб тускло-лиловых, подземных светил
свой яд…
Вой,
вей,
ветр
взвеивающийся!
Плачь,
плачь,
дух
жалующийся!
Рой
хлябь
волн
рушащихся,
Мчи
вдаль
гроб
взбрасывающийся!!!
Малых сих, не снесших бремени,
Поглощаемых могилой,
Всех, растленных князем времени,
Господи, помилуй!
Малых сил, в огне истаивающих,
Всех, гонимых адской силой,
По морям кромешным плавающих,
Господи, помилуй!
Наг
сонм
душ
выкорчеванных,
Вниз,
в мрак
Дна
выброшенных…
Слеп
наш
шаг
сдавливающий.
Дик
наш
стон
вскрикивающий…
Кажется мне, что я видел когда-то
Родину черного корабля:
Траурных лун, не знавших заката,
Свет
на пурпуровые поля;
Медных морей глухое рыданье,
Мертвых хребтов
мерную дрожь;
Геометрически-голые зданья,
Точно высокоумный чертеж…
Ты расслоить их
не в состояньи,
Эту систему миров; но поймешь
Скоро, когда по лестнице знанья
С проводником небесным пойдешь.
Друг мой, на Вас указывал даймон,
Вы же указываете на него…
Оба вы-о необычайном,
Стражи лучшего моего.
Я веду тебя в нашу глубь:
Она замкнута и глуха.
Там отверженных приголубь
Лаской веры, теплом стиха;
Их суровая жизнь узка,
Несохранна от палачей;
Все испытано: гнев, тоска,
Горечь сумерек, гнет ночей.
Лишь единого не вкусил
Ни один в этой злой судьбе:
Стыд предательства правых сил,
Срам измен
самому себе.
А их жажда иных миров где?
Чем их воли объединены?
Словом — ДА — обращенным к правде;
Словом — НЕТ — к палачам страны.
Есть неверующие; их мало.
Много жаждущих; верны все:
Не сдаются в кипящих смолах,
Молча молятся на колесе.
Много пламенных разноречий
Между ними, но нет вражды…
Ход смен!
Вторая Стража Ночи
Берет бразды.
И, не покидая земли, ты
Увидишь скоро: улавливает
Наш дух, доверяясь снам,
Как братство и вождь Синклита
В Небесном Кремле уготавливают
Эпоху, сходящую к нам.
Выходят живые посланцы
Тех стран по эфирным отрогам —
Светильники будущих дней, —
Затеплены Господом-Солнцем,
Скользят по воздушным дорогам
Содружеством белых теней.
Прозрачная синяя лампа
У каждого в легких ладонях,
Над нею трепещет звезда,
И с каждым уступом — все краше,
Отчетливей дивный огонь их
Над срывами льда.
А здесь, по трущобам России,
В бараках, в бедных селеньях,
Роженицы стонут в бреду,
И пестуют люди простые
Героев и будущих гениев
В детском саду.
Но разве дух века не станет
Студить их внутренний жар,
Язвить их душевные ткани,
Растленьем губить их дар?
Гений растлиться не может.
С Гагтунгром в бою? — Да, многим
Сужден был этот удел:
Он их губил на дороге, —
Но этих не уничтожит:
Поздно. Он не успел.
Мрак — один темнее другого.
Солнце в надире.
Зенит тьмы.
Даже слово, простое слово,
Через силу лепечем мы.
Слышу — чую:
в вышних пространствах
Начат бой — уицраор стар —
И легенда о постоянстве
Тьмы, объявшей весь мир, — лжет!
Маршалы, зорче!
рубеж — сдавлен,
Мрак стал весомым.
Народ —
бди!
Урбург, Оттава, Стамбул, Дублин
Скрылись —
и не разберу где.
Груз этих крайних минут
тяжек,
Но обеспечен триумф. Лишь
Четверть часа — и весь мир ляжет
Пред…
Бумм всезакон в том
Бумм всезакон в том
Бумм всезакон в том
Бряк всезакон в том…
Выключить ток… — мигом!
Пять пропусков — магам.
— Где ж он?.. — Пропал… сгинул!
— В скважину, вниз канул…
— Прочь, наутек дунул!..
— Нас пред грозой кинул!
Вы можете быть надежны:
Ведь смертные — все недужны,
Но верен и строг наш метод.
И даже в сплошной тьме тут
Наукам чужда ветреность…
Здесь… следует сменить…
внутренность…
Вздумал развязывать катастрофу?
Не запугаешь: наш рост — факт!
Припомним когда-нибудь и Саваофу
Этот террористический акт!{33}
— Что случилось? Опять — займ?..
— Может быть, пересчет клейм?..
— Регистрация людских уйм?..
— Дамбизация речных пойм?..
— Неимоверный, друзья, слух:
Будто гений совсем плох.
— Э, поклеп… растянул пах…
— Да, но слег! Это ж факт: слег!
— Ваши слухи, как рой блох:
Провоцировать нас всех,
Чтоб умножить число плах…
— Что?.. Когда?..
Сам собой?
Слег?
— Кто ж теперь? — Старший. —
— Ох! Станет крах горше…
— Вздор! Сочиним вирши,
Вздыбим до туч марши…
— Что это? Где я?
— Где я? И кто вы?
Мы — стражи вот этого только отрезка,
И ты успокоишься, гнев усмирив;
Утешься, кромешник: здесь жестко и узко,
Но кратким приютом тебе этот кров.
Начальный этап постепенного спуска
Уступами нисходящих миров.
Как смеете вы светоносцу народов…
Вершим мы как надо, сосуд твой дробя.
Но знаете ль, кто я?
Захватчик монады,
Антихристом стать осудивший себя.
Быть может, вернешься потом, как антихрист,
Достроишь до самого неба свой трон.
А ныне всю магму пронижешь крест-накрест
И мощь соберешь для последних времен.
Встань, мученик гроба! Настало иное,
На смену явился твой избранный сын.
Не сын… Исполинов таких я не знаю…
Надвинут на лик ему черный кессон…
Твоя антицерковь цела еще в мире,
Готовится третий облечься в твой сан…
На искус готов я, на крестный, суровый,
Но чем искупить, что тогда погубил?..
Твое искупленье — плиту под державой
Поддерживать — всей полнотой твоих сил.
Под этой державой? О, только не это.
На это ни воли, ни силы не дам!
Но права на выбор у пленника нету.
Ступай, скорбящий Адам!
Видишь туманных гигантов? На выи
Давит им титанический свод,
Но каждый из них человеком в России
Был в свой черед.
Странно-знакомы тяжкие маски:
Силюсь припомнить — и не могу…
Будто я видел их в древней сказке
Там, на родном берегу…
— Стань
в наш
ряд,
ряд неискупленный,
Груз
глыб
взять
мощью накопленной.
— Нет,
друг,
груз
не уменьшается!..
— Нет,
круг
лишь
преобразуется…
Есть ли другая, горчайшая пытка,
Чем, отвергая, поддерживать зло?
Есть. Нескончаем пергамент их свитка,
Бездонно засасывающее жерло.
Я зло созидал, но я мыслил о благе,
А ныне лишь пытку сменяю другой…
И вспомнишь, быть может, года в саркофаге
Как сон, передышку, покой.
Укладываем под чугунные дуги
Тебя, человечества бич и изгой;
Напрасно яришься: бесстрастные слуги
Закона мы лишь, а не власти благой.
На помощь! Скорее!.. Где мощь моя, где же?!
Нет, я не разрушен… я вырвусь, приду…
Как дрогнуло, как опускается ложе,
Ты разве не чувствуешь в этом бреду?
Проклятье… Я — бог ваш! Я — мудрый, великий!
Таких не бывало…
Куда ж Я, куда?
Все ниже, темнее… Ни искры, ни блика…
Кто смеет карать меня здесь, без суда?!
— Вот гортань! Даже здесь слышно.
— Хоть бы смолк: тут и так тошно.
— А при нем было, ох! — душно…
— Нужен новый взамен. Спешно!
На помощь! Откройте мой храм. Пусть народы
Текут и лобзают мой облик!.. Я жив,
Взовьюсь на поверхность… я в роды и роды!
Найду себе тело, владельца пожрав!
Твой храм опечатан. Все гимны — лишь свите.
Проклясть твою память готова страна…
Предатели! четвертовать их! Спасите…
Забудь неудачу: пройдут времена —
И встанешь, как черное солнце, в зените.
Я встану теперь!.. Но… совсем уже глухо…
Там, вниз, только магмы… Нет, прочь! Не мешать!
Хочу — не в другую, а в эту эпоху!
Наверх — и внедриться в живущую плоть…
— Однако упорство! Такого морозу
Нагнало: озноб — и в спине и в боку.
— Подобных гигантов не вырастишь сразу.
— Ну, это вопрос. Я семь лет начеку.
Но… ведь у вас даже судорога глаза
Не соответствует кнопкам Z — Q!
Этот вот штепсель останется втуне…
Этому щупальцу быть холостым…
Страшно! А что, если вдруг на трибуне
Завтра сорветесь на самом простом?
— Ну, так скорее обследовать недра!
— Шу… Шу-шу-шу…
Нет: до зари выступать ex cathedra [14]
Не разрешу.
— Чушь говорите. — Подъемником, лифтом!
— Все вместе — к рубильникам! штифтам!
— Посмотрим, как мудрствовал шеф-то…
— И цел ли еще телеграф там.
— Как пусто без трупа-то…
— Непрочны все трапы-то…
— Вздор! Только без топота!
— И — лишнего трепета.
Великолепно вместилище!
Вот здесь — поглощалище!
Вон там — усвоялище,
А тут говорилище.
NN — к реле утешальни.
ZZ — на стул бормотальни.
Вон тот — за дуду обещальни.
А я — за пульт управильни.
— А как же — глазами-вращалище?
— А как же… усом-шевелилище?
— А… а руку-за-борт-положилище?
— А… благостно-усмехалище?..
Дотянусь ли к щупальцам?
К наставленья-капальцам?
К афоризмо-сыпальцам?
К грозно-пятко-топальцам?
Граждане! Угас
Гений. Никогда
Не было таких
Драм…
— У — ох!
— Сду — ох?!
…Никогда
Не было таких
Драм.
Мир, как сирота,
Жмется в этот час,
Трогательно-тих,
К нам.
— Это, братцы, свыше:
Свечку ставьте.
— А я-то как услышала,
Выскочила в кофте…
— Думали — бессмертный,
И конца не будет…
— В атмосфере спертой
И мудрец забредит!
Мир, я говорю,
Жмется в этот час,
Трогательно-тих,
К нам.
Ясно! Ибо тут
Правил исполин,
Тут его святой
Одр…
— Значит, лег, проклятый,
В бушлат деревянный…
— Убег от расплаты!
Затих, как невинный!
— Что ж его скрючило?
Вот-те и владыка…
— Что бы это значило —
Вот в чем закавыка!
…Оттого, что тут
Правил исполин,
Тут его святой
Одр.
Тут ни распрь, ни смут,
Стан борцов — един,
И, как никогда,
Бодр.
— Ага! Оборвался! Грохнулся!
— Как миленький гардарахнулся!
— Разоблачен! Все видно!
— Хамелеон! Ехидна!
Конец прохвосту. Спокойней-ка:
На нем — все вины покойника.{35}
— А, вот кто высасывал кровушку!
— Кто нам урезывал хлебушку!
— Кто измождил нам утробушку!
— Кто доканал мою бабушку!..
— Невернейший из неверных!
— Коварнейший из коварных!
— Как врал-то в речах бравурных!
— Как жрал из запасов сырных!
Нажал-то я кнопку впору,
С изнанки подкравшись к сыру!
Поддал ему трошки пару!
Пусть не наглеет с жиру.
Из нас вы один были докой.
Мы молим вас стать владыкой!
Для вас я готов взять бремя.
Загвоздка — в пристойном гриме.
Войну придется отсрочить.
Чур — прошлого не порочить,
Лишь эту скотину хаять;
Оружье беречь и драить.
Мерзавцы! Они упустили минуту!
Взъярившийся Запад растет по часам!..
Спасите… веревку! я вверх по канату
Взовьюсь до Друккарга…
Таким чудесам
Преграды Закона вовек нерушимы.
Нет, я поднимусь! Грохочите в сполох!
Пусть игвы поднимут на крыльях мышиных
И ангелы мрака — на алых крылах!..
— Старик-то играет на нервах!..
— Беснуется в адских прорвах!..
— Для нас верней без урона
Копить запасы урана…
— Да: лучше — сменить пластинки…
— Откроем чуть-чуть застенки…
— Признаем две-три ошибки…
— Дадим погорельцам шубки…
Меж учеников
Блещет как алмаз
Тот, кто вам сберег
Сыр.
Ни один из вас
Так не обожал
Лучшего из слов:
«Мир»!
С теми, кто сердит,
Он поговорит,
Вчувствовавшись в роль
Всех:
Западу — кивок,
А для азиат —
Резвая гастроль,
Смех.
— Вот так уж давно пора бы!..
— Пойдут ананасы, крабы!
— Заморские вина, рыбы!
— Ох, жулики высшей пробы!
— А мы-то всегда готовы!
— Свято блюдем основы!
— И как никогда едины!
— На полюс хотя б! На льдины!
— Ах, сердце заходится…
— Ох, дух занимается…
— Бел-свет заливается!
На сегодня закон в том,
Чтоб не кушать, как зверь, ртом,
Но научный экстракт — суп
Гибкой трубкой вводить в пуп.
Суп в мозгах утолит зуд,
Тем — кто худ — округлит зад,
Он украсит любой пол,
Разовьет трудовой пыл.
Не война (дзинь-дзень-звяк) — нет:
Это рано. Вопрос снят.
Лишь враги (этот рой гнид)
Вновь к атомной беде гнут.
Но у нас есть на них кнут:
Твердо-сдержанный тон нот,
Силу ж нот четверит темп
Водородных — у нас — бомб.
Будет срок — пошумим всласть,
Но теперь мы сосем гроздь,
Холим мышцы, крепим кость,
Упражняем в грызне пасть.
По цехам, у ворот хат,
Сеть читален пустив в ход,
Увеличим напор помп,
Нарастим в пику всем темп.
Создадим миллион ферм!
Восемьсот тысяч тонн сперм!
Обеспечим стране корм,
Увеличим ее
шарм.
— Вот-то будет ладненько!
— сытенько!
— гладенько!
— Разве мало полото?
— колото?
— молото?
— Сколько будет сала-то!
— мыла-то!
— кала-то!
— Унавозим пастбища…
— косьбища…
— гульбища…
— Укрепимся ребрами!
— бедрами!
— ядрами!
А крик-то не молкнет! Какая
Воистину страшная сила!
Расплата у нижнего края —
И та — его не скосила!
Откройте же храм, негодяи! На площадь —
Мой мраморный бюст в сорок пять этажей!
Как странно: я делаюсь больше, но площе.
О, лишь бы распухнуть… Дрожжей мне, дрожжей!
Такого еще никогда не бывало:
Цепляется даже за самый огонь!
Смотрите: сама преисподняя взвыла
«Не тронь моего знаменосца, не тронь!»
Уж ангелы мрака спешат из провала!
Туннели Шим-бига дрожат от погонь!
Ага! Спуск замедлен!
Пещера ли, склеп ли?
Когда-то сквозь этот базальтовый грунт
Я рылся… и капали красные капли
На темя, как ровные сгустки секунд…
Молчи, изувер! твои дикие вопли
Достигли Друккарга! Бессмысленный бунт
Великого Игвы и Жругра направлен
На стражу Возмездья, на нас, на закон!..
Гагтунгр, помогай же! Сигнал мой уловлен,
На выручку мне посылай легион!
— Крылья рубиновые
Шумят кругом.
— Мечи глубинные
Грозят врагам.
— Летим, разбрызгивая
Болота душ:
— Пусть вьются, взвизгивая,
С подземных луж!
Пусть
к нам
мчат,
взлаивая,
Свист,
писк
вверх
взмеивая!
Ветр!
Всю
толщь
выморожь:
Он —
здесь,
наш
выкормыш!
Понял теперь, кто укрыт
Был в исполинской броне?
Вот кого холил народ,
Рабскую верность храня!
— Сбросил кессон!
— Вернул себе сан!
— Вырвался,
вырвался,
вырвался,
вырвался…
— Но он не сам: он кем-то несом…
— Вырвался!
Вырвался!
Вырвался!
Вырвался…
Жругр! Напрягись!
Чтоб демиург
Рухнул в Уппум!
Настежь, Друккарг!
Я — у ворот…
Рушьте порог…{36}
Рвись ко мне рать
игв и раругг!
Он воцариться алчет в Друккарге,
Хочет воскреснуть там навсегда…
Слышишь — раругги воют в восторге!
Игвы ревут громовое «да»!
Что, воцарясь, он сотворил бы?
Он покорил бы Юг и Восток,
Из колдовской
гагтунгровой колбы
Невероятную силу б извлек,
Хищную мудрость геенны обрел бы,
Дьявольский план изучив назубок.
А наверху, в человечестве?
Прозревающий
Стал бы,
Вочеловечась, владыкой —
как бог.
Жругр! Не лукавь! С демиургом нет торга!
Ты мне ответишь за все головой!
Знаю! Борюсь! Но ток демиурга
Парализует мне центр волевой.
Круча Небесной России извергла
Целую рать просветленных на бой.
Вижу, как грады других демиургов
Сонмы Синклита сзывают трубой.
Инфрабагровое пламя померкло!
Даймоны, ангелы стали стеной!
Радость! Радость! Император-инок{37}!
Песню-славу, друг мой, возгласи!
Сквозь миры он мчит на поединок
С антиподами Святой Руси!
Ты?!
Подожди…
Не я ли за благо
Нашей страны
стоял и стою…
Сгинь, порожденье Противобога!
В пропасти сыщешь
правду свою.
Прочь… Ты не ранил… Это — минута
Слабости воли… Нет, я вернусь…
Мнишь меня бросить прямо на Дно ты:
Лжешь! Ты бессилен сломать мою ось!..
О, поддержите… Все — как из ваты…
Этот проклятый все видит насквозь!!!
Больше не вырвешься. Бледным канатом
Дух тебе вяжем
прямо и вкось.
Воображаете, это — победа?
Будто страдалища сломят меня?
Только — отсрочка гагтунгрова чуда!
Только — оттяжка славного дня!
Нас не касаются замыслы ада,
Замыслы неба, замысел твой.
Мы — равнодействующая. Награда
За совершенное в жизни земной.
Падаю… Падаю… Глуше, все глуше.
Знаю уже эту пропасть… Спаси,
Хоть Иисус, вызволяющий души!..
Нет, я не то говорю… В небеси
Можешь царить еще век…
Я нарушил
Гордость на миг лишь. В Небесной Руси
Равных мне нет! Я окрепну в геенне,
Я увеличусь, как Шаданакар!
Станут нулем во всеобщей осанне
Мне одному
острия ваших кар!
С инфраатомной энергии пола
Я вековые запоры сорву,
Чтоб человечество взвыло, запело
В оргии мне, как всемирному льву!
Будешь низвергнут из Шаданакара
В непредставимые духу круги.
Может быть, но не скоро… не скоро…
Вот они, магмы!
Гагтунгр, помоги!
Акт 6. Крипта
Одна из маленьких крипт в глубине катакомб. Несколько десятков собравшихся стоят или сидят в тесной, душной комнате. Перед аналоем — Священник, тот самый, что уносил церковные реликвии из разрушаемого собора; теперь это уже совсем старичок. СвященникИстомились смертною жаждою!
Нету вестников; дух поник;
Утешают последней надеждою
На зарю
только притчи книг.
Зари еще нет и признака.
Скоро удушье, — конец.
Отгоним страхи и призраки!
Вчитаемся в шифр страниц!
Этих страниц, никем не разобранных,
Не расшифруешь, сколько ни числь.
А наверху уже к бою прибрано
Все! От академий до ясль!..
Гнев меня душит. Пилою зазубренной
Злость перепиливает каждую мысль.
Мне кажется, вы сужаете
Нашу святую задачу.
Вас поглощает политика;
Отсюда — бесплодный гнев.
Нет! Сердце вооружайте!
О долготерпенье молите!
Ведь вот, даже я не плачу,
На свете все потеряв.
Противоречив и двойственен
Наш долг среди этих груд:
Физическое бездействие —
И крестный духовный труд.
Но затхлость старых конфессий
Нам тоже слишком узка.
Порой от чада и плесени
Тоска… такая тоска!
Но ведь о шести днях
творения,
Про Еву… про Третий Рим…
Чтоб избежать словопрения,
Мы больше не говорим! —
Я привожу к вам проверенного
Годиной невзгод и гроз.
Верьте владельцу ускоренного
Жребия среди вас!
Вот он.
Этот?.. Но среди наших детей
Бегал он, равный с равными,
Шустрый вожатый игр и затей
С братьями единокровными!..
Он — ваш; он — узник; но нет другого,
Кто б дар тройной через жизнь
нес,
Тая в волшебных ларцах слова
Итог всемирный
своих грез.
Таких речей о тройном даре
Мы не воспримем…
Ну что ж, забудь:
Они в грядущем, за гранью горя,
Поймутся сами когда-нибудь.
Тебя, мой мальчик, препоручаю
Тому, чей голос ты слышал сам,
Кого, восемнадцать весен чуя,
Ты стал доверчивей к небесам.
Ты должен, пройдя сквозь печальное
Подвижничество катакомб,
В судьбе совместить невмещаемое:
Луч Вести —
Меч Власти —
Нимб.
Ты здесь. Ты снова!..
Все рубежи мои
Со мной минуешь —
сквозь бой,
мрак, —
Опять ты вестью непостижимой
Вжигаешь в мозг мне
тройной знак!
Воспламеняешь мечтой ум мой —
Мечтой, понятной лишь нам двум,
Опять томишь и пьянишь
думой,
Неисполнимейшею из дум…
Я по уступам
тебя сведу
До кладбищ духа на дне, в аду,
Тропой, колеблющейся, как шнур,
Взойдешь к вершинам метакультур;
Я приоткрою твоим очам
Свет, неподвластный земным ночам;
Я укреплю твою речь и стать,
Чтобы глашатаем мог ты стать,
И отойду лишь во дни конца,
В минуту тройственного венца.
Я знаю: тщетно теперь
с дрожью
Скорбеть, как узок я,
как слаб,
слеп:
Ответ твой станет властней, строже,
В нем — смерть и радость,
вино и хлеб.
Дай тишине воцариться в груди,
Слух изощри и открой,
По ступеням созерцанья взойди,
Жаждущие — за тобой.
Ты открываешь мне, как всегда,
Тишь и радость во мне самом,
Глубь, где кану я без следа,
Больше горечью не томим.
Что за пристани? Что за высь?..
В млечном воинстве — тишина,
Там — мерцание звездных пен
У серебряных островов…
Голубым полосам открыт,
Остров сердца светится здесь,
Оторочен
пеной стиха,
Серебристой, как Млечный Путь…
Да: ему вручено водительство;
Им мерцает сам рай в глаза нам,
Ибо в странных речах — свидетельство
О надмирном
и несказанном.
Поднимаюсь по ступеням
слуха,
Перешагиваю по камням
рвы…
Этот- первый из миров
духа —
Слышите ли сквозь меня
вы?
Ловим, слышим — совсем
явственно
Чей-то голос сквозь тебя — к нам,
Чью-то песню, как снега
девственную,
Льющуюся голубым сном…
Чахнут цветы…
Сохнут листы…
Друг мой заоблачный, слышишь ли ты?
Клир мой затих,
Мир мой поблек,
Взор же твой ясный, так синь, так далек…
Синий ручей
Сил и начал
С отчих нагорий сверкал и журчал,
Радость струил,
Корни поил,
С каждым цветком про тебя говорил.
— Глыбу свою —
Злобу свою
Враг твой безумный обрушил в струю,
Заволокла
Дни мои мгла,
Кровь моя, жизнь моя изнемогла…
Вот еще цвет:
Дума ль? звезда ль?
Пусть упорхнет он в ненастную даль;
Снег запоет —
Буря взовьет —
В гибнущий город мой зов унесет.
Дети в плену
Сходят ко сну —
Я лепестками к их душам прильну.
Узникам зла
В душной судьбе
Весть распахну — о тебе… о тебе…
И, приоткрыв
Им нашу синь,
Путь умягчу им по камню пустынь…
Сад мой увял,
Мир мой поблек,
День же спасенья так мглист…
так далек…
Он недалек, но он хмур и кровав,
Он непреклонен — но прав:
Он уничтожит твой плен, разбросав
Грузные глыбы держав.
Слышу твой отзвук,
вечно желанная,
Милая, жданная, к нам благосклонная:
Кто же ты? кто?
Тысячи звезд я хранила в себе,
Множество бликов в игре и движенье;
Видел и ты в мимолетной игре
Их отраженье.
Знаю, но кто ты? В источнике дней
Помню твой голос знакомый,
Он мне — как шелест берез у дверей
Отчего дома!
Каждому в этой кромешной стране
Сладостной болью сквожу я,
В ласках природы
и в творческом сне
Горе врачуя.
Слышим, о слышим песню твою,
Кротость твою,
Мудрость твою, —
Кто ж ты, сияние в злом и пустынном
Нашем краю? —
Кто я?
Все та, что в Путивле старинном
С башни навстречу разбитым полкам,
Плакала о женихе и герое
Солнцу, ветрам, облакам;
Та, что годиной татар грозовою
Друга, сраженного в лютом бою,
В Китеж вела по стезе воскресенья —
В вечность мою.
Я поднималась над веком гоненья,
Клича гонимых в мою высоту
Огненным таинством самосожженья
В диком скиту.
Помним, о, помним — в давней ночи,
В древней ночи,
В грозной ночи!
Ты и позднее над родиной нашей
Лики меняла, но чьи?
Время неслось, и я резвой Наташей
Звонкою девочкой в вешнем цвету
Лунною ночью бездумно вместила
Мир
и его красоту;
Я в полумраке аллей проходила,
От недоступного счастья грустна,
Дальнего друга задумчивой Таней{38}
Ждать у окна;
Я различила за плеском блужданий
К подвигу зов, обжигавший сердца,
Гордой Еленой{39} отдав мою силу
Делу супруга-борца;
Я ради ближних закон преступила,
Кроткою Соней{40} себя отдала
Гордому грешнику, правдой наполнив
Жизнь в кандалах…
И, отразив сквозь небесные волны
Взор Приснодевы, поэту во мгле{41}
Я улыбнулась в дыму фимиама —
Лада, Невеста, Прекрасная Дама,
Отблеск Премудрости
на земле.
Милая! Помним доселе твой зов
Памятью ста миллионов!
Чаем тебя сквозь нависнущий кров,
Золото скрытое тронув…
Чуем тебя сквозь бураны веков,
Гибель империй и тронов.
Слышим тебя сквозь дрожанье станков,
Гул циклотронов!
Через меня —
Выше меня
Слух поднимай свой над морем огня,
Слушай в плену,
В скорби и зле,
Храм Солнца Мiра в Небесном Кремле!
Поднимаюсь
от мира к миру,
от слоя к слою, —
Вот распахиваются
ослепительнейшие
поля,
Солнце дышит,
леса блистающею смолою
Убеля…
Благовонные,
благодатные
песни, думы —
Как назвать их? —
поют и плещутся
к берегам,
Чьи-то возгласы,
чья-то радость, веселье, шумы,
По лугам.
Скользите, рейте
в луга волнуемые
Стезей эфирною,
вдоль пойм
на холм, —
Над островами,
луной целуемыми,
Пролейте радость
лучистых волн!
Стихий певучих
шелка трепещущие
Цветут, колеблются,
шуршат вкруг нас, —
Всегда струистые,
всегда щебечущие,
Неумолкающие
ни на час!
О, ласковые! невыразимые!
Не вы ль вкруг меня вились,
И в солнечный зной, и зимами
Я чувствовал вашу близь?
Плывешь ли рекой прохладною,
Лицом ли падешь в траву,
Все шепчешь вам: ненаглядные,
Явитесь мне наяву!
Я в море бросался — помните?
И ваш серебристый штиль
Смывал суету и помыслы
С души мне, как с тела пыль…
Мы — души рек, что на вашей родине
Журчат по камешкам
и песку,
Лесов, заливов, где над разводинами
Ты в детстве слышал:
чив-чив! ку-ку!
А здесь — мы сами:
смотри, как любим мы,
Как убаюкиваем,
а в игре —
И гамаюнам,
и светлым людям мы
Даем купаться в самой заре…
Но что за мир это? Что за страны?
Что за блистающий град вдали?
Уже ты поднялся над туманами
И входишь в Правду родной земли:
В лазурь святилищ, где просветленные
Творят из света мечту свою…
Ты чуешь веянья благовонные
С амвонов храма?
О, узнаю
Сквозь вас плывущие
волны звона,
Край Отчий… благовест
в том краю!
Вот оно, вот, — надеждами
Пред сказанное…
Предузнанное…
Думы просвечиваются,
Души растапливаются
Дивным теплом,
Ладан воскуривается,
В сердце затепливается
Тихий псалом.
Величит душа моя Господа,
И возрадовался дух мой
О Боге, Спасе моем.
Прадеды это предчувствовали
В праздничных древних служеньях…
Праведники
причаствовали
Этому в теплых рыданьях!
Боже… Не слухом, не зреньем —
Всем существом целокупным
Вижу подножие
неимоверного храма, —
Горы земные — ничто перед ним!..
Ты видишь — ибо ты вспомнил.
Ты вспомнил — ибо ты стал.
Но скорбью, щемящею скорбью
Там полон заоблачный воздух!
Я чувствую: в странном ущербе
Звучат его голоса…
Для соборного молебствия —
не о празднике,
О спасении
от неслыханного
на земле,
Вас, святители,
вас, угодники,
вас, о, праведники,
Ждем в Кремле!
На скорбную землю
Спускается горнее.
Готовы ли внемлющие?
Украшена ль горница?
Свечи пылают,
Курится ладан,
Блещет на каждом
Царственный пояс, —
Внемлем безмолвием,
Внутренним ладом,
Долу склоняясь.
Шатер серебристого света,
Мерцающий тонким кровом,
Одел меня… зренье меркнет
От неудержимых слез…
Плещут в эфире
Дивные ткани,
Блещет трикирий
В поднятой длани, —
То из Синклита
Шаданакара
Брат наш крылатый
Близится скоро.
Мир тебе, город тоскующий!
Вам, изнемогшие в скорби!
Вам, издалека слышащие
Голос мой на земле!
О, чудотворче, свете…
Отче… предстатель русский…
Вы озаряли тем, кто погас,
Тропы в загробном горе;
Вы облегчали в их судный час
Противовесы и гири;
Чем искалечил их души колосс,
Правивший в русском мире?
Безрадостны были посланничества,
Бесплодны были паломничества
К Голгофе нашей страны:
Сходили мы узкими лестницами,
Стояли под темными виселицами
Виновных
и без вины;
Встречали новопреставленных
Дарами сил уготовленных,
Лобзанием братских уст,
Но, властью тирана ослабленный,
Лишь мукою смерти повапленный,
Каждый был наг и пуст.
Народ в ознобе и в оторопи;
На матерь доносят отроки,
На друга — старинный друг;
В годины преобразования
Доходят жертвы растления
До людоедских мук.
Других, ослепленных сызмальства,
Влечет воронка предательства,
В посмертную злую глушь;
Их крылья совести — сломаны,
Чтоб после впивали демоны
Страданья и боль их душ.
Тираном растленная заживо,
Впитавшая злобу и ложь его,
Бесчисленна их толпа;
Весами бесстрастными взвешивается,
В страдалища, в пламя низбрасывается
Их утлая скорлупа.
К вам призывы мои
безрадостнейшие —
к вам,
Ратоборцы отгрохотавших уже времен,
В поле брани,
по черностепью
и диким рвам
Жизнь за други своя отдавшим без похорон.
Кто оружьем Противобога не умертвим,
Кто лишь крепнет
в безумном пении
гроз и пург,
Кто боролся
перед Друккаргом
как серафим,
А в грядущем эоне{43} станет
как демиург!
Вот — то, что веками подкрадывалось
По тропам столетий изрытым,
Отмаливалось,
откладывалось,
Отсрочивалось
Синклитом!
Заслышав твой клич ли, трубы ли,
Спеша от подземных отрогов,
Мы кольца воли ослабили
Вкруг города игв и раруггов.
Мы здесь, Яросвете, но некоторых
Гнетут чугунные грузы:
Судьба их из битвы повергла
В кромешные вражьи узы.
Они в плену преисподней:
Их давит мертвая арка
Глубиннейшей, самой задней
Из тайных темниц Друккарга.
Но от решающей битвы
Неуловимо сторонятся
Лукаво-умные игвы
И бешеная их конница.
— Спешит в ристании
Рушитель ига…
— Грядет — в блистании
Архистратига!
— Его присутствие
Нам мощь умножит!
— Его напутствие
Броней послужит.
— Горяч, как полдень,
Под ним носитель:
— Он мчится в молниях,
Как в ярой свите,
— Он сам — оружие,
Поборник сирым,
— Конь нашей дружбы
С животным миром!
Топот Белого Всадника…
Кем был он? где коронован?
Даймон! Ты — наш посредник;
Дай угадать мне, кто он!
В твоей стране
Он жил, он правил;
Он сам прибавил
Свой груз к Вине,
Но, взяв Вину,
Он понял, с кем он;
Он понял: демон
Влечет страну
Чредой подмен,
Столь явных ныне,
В кольцо гордыни
И в адский плен.
И ложь держав
Отверг он сердцем;
Быв самодержцем,
Ушел, избрав
Седой туман
Да нищий посох,
Омытый в росах
Нездешних стран.
Ты предшественника Антихриста поборол;
До Синклита
Шаданакара
ты досягнул;
Что увидел ты с поднебесия, мой орел?
Что за свиток
тебе Сын Господа
развернул?
Гибель зарится,
Яросвете,
на твой чертог.
Чужеземные уицраоры разъярены;
Их обуздывает
великий
Противобог,
Устрашая из непонятной им глубины.
Ибо братья твои —
водители
всех земель —
Их на Жругра вооружают; и, трепеща,
Враг лукавит,
чтоб не изведала
Цитадель
Взмах погибельный их чудовищного меча.
Уицраоров чужеземных сооруженья
Не усилим
и не оправдаем
мы никогда,
Ни сиянием святорусского благословения,
Ни согласием
на неистовство
их суда.
Для общения
с высшей правдой
Шаданакара
Единитесь же в целокупности наших сил,
Вы, кто светочами
пророческого
дара
Души русские озарял и преобразил!
Вижу, как зов несется
По всем небесным селениям,
Не к витязям, не к полководцам —
Только творцам и гениям.
О, если б хоть краем зрения
Постигнуть, как блещут там
Загробные их создания,
Их общий, их вышний храм…
Как, и они удостоены
Венцов Небесной России?
Не родомыслы, не воины,
Не праведники, не святые.
Пусть — гении… разве гений —
И много ль найдешь творений,
Светливших туман сердец?
А я — за любое творение,
Где жаркая кровь страстотерпца,
Отдам мое тусклое зрение
И утлое, нищее сердце.
Творец и гений, как и любой,
Влекомы выбранною судьбой,
Сквозь просветление здесь иль там,
К высокоцарствующим мирам.
Кто ж ведал творчество на земле,
Дар провозвестника не предав —
Творит стократы в Святом Кремле,
В краю наивысших свобод и прав.
Но незнаком приближающийся
Первейшим: он прям и строг,
Одежда его развевающаяся —
В пыли нездешних дорог;
В бесплотных руках — меч воина,
Опущенный вниз лучом…
Лазурью — нет, синевою
Пророчат глаза — о чем?..
В кромешной России ведомо
Едва ли десятку тысяч
То имя{44}, что в будущем следовало бы
На цоколе храмов высечь.
Но трижды он был восхищен{45},
Привечен и обручаем
Той, розу Чью все мы ищем,
И ризу Чью все мы чаем.
То было в песках Египта,
И русской весною было,
И может быть, ваша крипта
Не вовсе его забыла.
Ты чувствуешь — он прикоснулся
Ладонью к твоим волосам?
За что же это… за что же?
Как сторож,
дремал на посту я…
Колеблющиеся, ничтожные,
Полжизни изжиты впустую!
Молчи о прощенном заранее.
Еще истончи свое зрение!
Чуть различаю — следом — другого,
Он без оружия, зрим едва,
Но раскалено, как белая лава,
Само средоточие духа его…
Когда-то он сжег золотое создание{47},
Двойственность долга испив до дна,
Но смертная горечь самозаклания
Давно, о, давно уже утолена!
Теперь готовит он действо наше
Ко дню наивысшего из торжеств…
О, как химерам слепящ и страшен
Его малейший
взор
и жест!
Изнемогает состав мой душевный
От близости тех, кто гением был,
Чей облик теперь, в Синклите верховном
Испепеляющ… бесплотен… бел…
А следующий — как молния{48}:
Сияющ, гневен и грозен.
Великим поэтом, пророком
Был он в своей стране…
Господи… мой любимейший!..
Дай мне склониться наземь…
Дай драгоценную руку
Видеть и плакать мне!..
Сто лет миновало, как он пророческим
Запечатленным стихом предварил{49}
Век наш с его богоборческим зодчеством
И вожака его сил.
Знаю, но…
что ж это, даймон?! Он сам
Передо мной склоняется…
Даймон! Мне страшно! Твоим чудесам
Совесть и разум противятся…
Ты робок. Тебе еще странно.
Прими все, что видишь, смиренно.
Смиреньем… нет, просто сознанием
Кто он, исполин, кто — я,
Обожжена, как пламенем,
Давно гордыня моя.
Душа с младенчества никла
Пред огненным даром его…
Пока еще сила твоя не иссякла,
Встреть поклоненьем еще одного —
Спиралями неимоверного цикла
В Синклит поднимавшееся существо…
Вижу… о, знаю!.. Тот, кто сходил
В недра душ человеческих{50},
Кто демонов будущего подглядел
В созданьях своих провидческих…
Он! Но подобен любящий взор
Распятому, Преображенному,
В спусках по кручам подземных гор
Пламенем испепеленному…
Милый! живой! родной!
Дух состраданья!.. мученик!..
Он просветляет ваш круг земной
В самых темных излучинах.
Он наклоняется…
Молись
В благоговенье и радости:
Память его поцелуя —
ввысь
Будет с тобой весь народ вести.
Он видел,
как я молю его…
Как ждал его… как люблю его!
Довольно. Накладываю покров
На зрение. Вникни слухом
В Священнодействование миров,
В общение духа с духом.
Только ответь: отчего прошли
Именно эти гении? —
Много, о, много детей земли
Сходятся в богослужении;
Ты различил только тех, чей прям
Путь был рядом с тобою.
Слушай же таинство: Белый Храм
Станет твоей судьбою.
Восхищаются
все архангелы
красотой
Созидаемых вами радуг и городов;
Но спускаетесь ли вы тесною крутизной
В судьбы кинутых,
искалеченных
или вдов?
В России, в пространствах расслаивающихся,
Был мрак озарен пламенами
Крылатых, поющих, взвивающихся
Сердец, охраняемых нами,
Их судьбы от недругов крадущихся,
От гибели ранней блюли мы,
Верховною помощью вглядываясь
В их страшные ночи и зимы.
Но встала вкруг каждого мечущегося
Глухая, тугая завеса;
Как если б на птенчика прячущегося
Надвинулись ужасы леса;
Надет капюшон уплотняющийся
Теперь на любой огонечек,
И гаснут они, задыхающиеся
Под каменным панцирем ночи.
Братья! Братья!
Перво-водители
дальних стран!
В страшный час этот вы слышите ли меня?
Соприсутствуете ли
нам вы
с пяти сторон,
Соболезнование
к нашим бедствиям
преклоня?
Те же низвергаются
на мой
край
беды!
Враг мой загораживает тьмой
рай
Будды;
Новый уицраор моих стран
злей
тигра:
Сумрачна, тяжка в нем, как уран,
кровь
Жругра!
Помня уицраоров,
Синклит
стран
Ганга
Взвесил и отринул вековой
долг
крови;
Грянет ли к сраженьям над страной
гул
гонга,
Лишь эфирной помощью помочь
мы
вправе.
Сбросил с уицраоров
моих
стран
древних
Ковы и запрет я, и Синклит
мой
смолк,
Чтобы не ослабить их для битв
лет
гневных
С тем, чье низвержение в Уппум —
наш
долг.
Если похищает сатана
ключ
жизни,
Землю
от духовности
плитой
мглы
скрыв, —
С Жругром и Лай-Чжоем будет бой
наш
в бездне.
Горе сверхнародам! Горе всем,
кто жив!
Брат! Из уицраоров
один
мной
светел:
Скоро он предстанет, с золотым
схож
львом;
Если не отступит сатана —
все
в пепел
Бросит мой Укурмия — мой лев,
мой гром.
Этим я отрину от себя
дар
славы,
Право на водительство землей
в веках, —
Знаю! Но достойнейший возьмет
то
право
И перед лицом его бежит
сам
страх.
Страшно знамение будущих дней,
Грозно!
Встанет огнями против огней
Бездна…
Тяжко чудовище движется в ней,
Грузно…
Поздно надеяться. Враг все сильней.
Поздно!
Не восполнен еще собор наш:
звучанья Навны
Еле слышатся,
чуть доносятся, —
блеск погас…
Ты, невеста моя! Ты, узница сил державных!
Вечно юная,
долгожданная!
слышишь нас?
Я — с тобою,
со всеми сонмами
православных,
Кто в Небесной России молится в этот час.
Так. Затеплите же созвездья живых огней!
Совесть мечется,
разрывается,
разум нем;
Выбор ставился и таинственней, и грозней,
Но горчайшего
не возникало
ни перед кем.
Склоните колена, все слышащие!
Все видящие!
Все плачущие!
Молите Бога
об откровении,
об ответе:
Да различим мы
путеводительнейший
глагол,
Найдем дорогу — непредрешенную нами,
третью,
Избегнем ужаса от избрания
зла из зол.
Молитесь, праведники,
духоискательствовавшие
по кельям!
Молитесь, гении, что были вестниками внизу!
Молитесь, слышащие мой голос по подземельям,
И родомыслы, когда-то правившие в грозу!
Акт 7. Гефсимания
Крипта, едва различимая в темноте, кажется опустившейся глубже. Выше нее все укрыто мраком. Оттуда, из Небесной России, льются голоса, но тьма редеет лишь минутами и лишь настолько, чтобы световые очерки Великого Собора и Предстоящих вокруг него казались еле видимыми сквозь густой туман. Голос ЯросветаПрежде вступления молящихся множеств во храм,
Сосредоточим себя
на общении сердца с Христом.
— Сердца имеем горе!
— Мироздания лоза нетленная,
Солнце праведных,
Бог —
Сын!
Состраданием во всей вселенной
древле распятый
Бог —
Сын!
Цепь закона преодолевающий
изнутри
Бог —
Сын!
Плоть исконную преображающий
в блеск зари,
Бог —
Сын!
Примиряющий, вочеловечившись,
двух врагов,
Плоть —
Дух!
Устремляющий в лоно Вечности
из веков,
Путь
Двух!
Поднимая к Твоим обителям
нашу скорбь,
Взор,
Слух,
Русь Небесная ждет наития
Твоих сил,
Наш
Друг!
Боже великий! Бездна видна!
Мукам нет дна.
Скорби нет дна!
Умножать ли борьбу нам
с мощью воинств багровых,
Совмещая усилья
с силой ярых во зле
Уицраоров чуждых,
мир повергнуть готовых
В непроглядное горе
там внизу, на земле.
Имени нет
горю тому!
Бою тому!
Мраку тому!
Иль отбросить оружье,
этим силы утроив
Уицраора Жругра
в его жгучей крови,
Чтоб враги его царства
отступили без боя…
Выбор страшен, о, Боже.
Укажи! Вдохнови!
В Вышнюю Русь
сумрак проник,
Холод проник,
Ужас проник.
Твою помощь в бою с Погибелью
Молим все.
Твоей Правды при грозном выборе
Молим все.
Мимошествия бури близкой
Молим все!
О кромешной стране Российской
Молим все!
— Господи! Помилуй!
От мора, голода ее, от обнищания
Защити!
От властелинов с печатью Каина
Защити!
От лжезаконов их беззаконных
Защити!
От кар и казней многомиллионных
Защити!
— Господи, помилуй!
От оскудения рек духовности
Оборони!
От моря ненависти, от смерти совести
Оборони!
От суховеев с пустынь порока
Оборони!
И от рабствования духу Мрака
Оборони!
— Господи, помилуй!
Защити ее нами, нашим бденьем бессонным;
Белый камень устоя
в жарких душах восставь!
Серафимов, архангелов,
верных даймонов сонмы
На пресветлую помощь
в наш Град
направь!
Поругание
народом русским
чужих святынь
Предотврати!
Расширение
им духовных,
злых пустынь
Предотврати!
Дрожащих стран
им покорение
под Цитадель
Предотврати!
И тиранствование
над народами
всех земель
Предотврати!
— Господи, помилуй!
Нет утешенья в радугах рая,
Нет утоленья
в криницах его,
Если видим:
становится
Россия земная
Открытой дорогой
князю мира сего.
От темных пастырей, от предтеч его
Огради!
От пришествия его во человечестве
Огради!
От кощунственного его чествования
Огради!
От захвата им мировластвования
Огради!
— Господи, помилуй!
Если же путь его неуклонен
и неотвратим,
Если трон его в человечестве
предрешен —
Сокращению жертв и сроков
научи!
Неимоверные муки мира
облегчи!
Муку выбора
полной чашей
Перед нами
судьба поставила!
. . . . . . .
Не отринь же молений этих,
Что текут Тебе с нашей паперти:
О младенцах, о малых детях,
И об огненной
боли матери;
И о тех, кто еще не плачет,
Кто не видит горя встающего,
Тропам чьим конец предназначен
В необъятных пожарах грядущего!
О плавающих{51},
о затерянных
меж двух непроглядных зол;
О плачущих,
неприласканных,
неутешенных;
О канувших
нераскаянными,
неоплаканными в шеол;
О гибнущих,
о расстрелянных,
о повешенных!
И о тех,
кому жребий вынется —
сгинуть в пламени,
пасть в крови,
Тех, кто бросится
в хляби времени
непроглядного —
Укрепи меня!
Облеки меня
властью милости
и любви
Против бурного,
против черного,
беспощадного!
Мои бедные! Зол обоих
Сам Отец
не предотвратит.
И укрыться
от муки Выбора
В мире некуда.
Тогда мне вынести
всепепелящую
мою тоску
Дай сил!
Что искупается
великим трауром
вина всех вин —
Дай знак!
Что завершается
век уицраоров,
о Божий Сын,
Дай знак!
Что предвещается
за бурно-водными
годами — тишь,
Дай знак!
Что брак мой чаемый
с Душой Народною
Благословишь —
Дай знак!
. . . . .
. . . . .
Силы — в тебе.
Право — пойми.
Знаком
свободу не связываю.
Слышишь ли, Запад?
Слышишь ли, Юг?
Душит заклятый круг!
Еле сквозит, как синь за огнем,
День
за завтрашним днем…
. . . . .
Не о пепелище, Яросвет,
Не о всесожжении молись:
Дальше — обетованный рассвет,
Выше — ослепительная высь!
Ведать не дано нам, для чего
Избран ты, но духи и земля
Ждут, что донесется торжество
К ним из запредельного Кремля.
О сокращении
жертв и сроков,
снегов и пламени —
Молим все!
Об умягчении
пути загробного
жертвам времени —
Молим все!
Обетованных
подъемов горних
им в лоно света —
Молим все!
О браке жданном
Души Соборной
и Яросвета —
Молим все!
Из эфирного золота
несравненными лирами
Семь веков окружали мы
созидаемый храм:
Зазвенеть их заставят
лишь архангелы крыльями,
Весть о браке напутствую
по мирам и мирам.
Выражение
Предвечной Женственности
в их дивной Дочери
Благослови!
Ее рождение
в живой пространственности
Руси Полночной
Благослови!
Да будет плоть Ей —
всечеловеческое
земное братство:
Благослови!
Да станет кротостью Ее
просвечено
земное царство:
Благослови!
От ясного детства
до мудрого старчества,
В семье и содружествах,
в трудах живых,
Да станут вседневным
Бого-сотворчеством
Деянья людей
и дыханья их!
Мы Розой Мира
зовем то зодчество;
все страны, грады все
Заблещут в ней:
Духо-веселие,
Бого-сотворчество,
миро-сорадование
Грядущих дней.
Жизнь просветленна
в трудах и праздниках,
в игре, хвале, —
То впереди
Предвозвещённое
блаженство праведных
на всей земле,
Гряди! гряди!
О, Родник сострадания!
Вечно-чуждая гнева!
Вновь звучат Тебе гимном
все чертоги души, —
Нет, не имя — лишь слово
Госпожа-Приснодева,
Как в старинных преданьях
повторять разреши!
Все приму: воздаянье
вечной стужей и мраком,
Лишь улыбкой надмирной
просквози в этот край,
Не снимай благодати
с предрешенного брака,
Путеводного взора
с наших душ не снимай!
Пусть — ни солнца, ни рая,
ни жезла, ни короны,
Пусть до дальних низовий
ураган, мятежи, —
Прав ли я, отвергая
древний долг обороны,
Попуская День Крови?
Отзовись! Укажи!
Все созвездия зиждущая
Красотой совершенной.
От возмездия милующая
Дева-Матерь вселенной!
Всех сердец утешительница
Неоскудной любовью!
Всех ночей озарительница —
Отзовись славословью!
Был ты в жизненном следовании
Всеблагою привечен;
Строг в Ее исповедовании,
Ее розой отмечен, —
Помоги же разгадыванием
Тайны, явленной в знаке,
Утоли меня радованием
О взыскуемом браке!
Демиурга ль могущественного
Человек прозорливей?
Отзвук мира Божественного
Невмещаем во слове;
Речь немеет, истаивающая
В приближении к раю…
Тщетно мыслью расслаивающей
Тайну в звук облекаю.
Лишь одну отраженную
Мысль вмещаю словами…
Говорит Всеблаженная:
— Выбор сделан — другими:
Все, благое и злое,
Брат твой бросит огню.
Взор с тебя не снимаю.
Твою Дочь осеню.
Ныне отпущаеши
раба твоего, Владыко,
по глаголу Твоему,
с миром.
Так взойдем к созерцанию
Изначального Логоса
Перед спуском Синклита
К бою в темный Друккарг.
Встаньте. — Такие служенья
Неприкосновенны для слуха:
Они разорвали бы сердце
У бедных детей земли.
Друг наш! Неизреченно
Испытанное душою:
Теперь начинает брезжить
Каждому
его долг.
Не знаю, чем я достоин
Видеть и то, что видел,
Слышать и то, что слышал —
Бликами…
как зыбь волн,
Когда, младенцем, ты спал
в зыбке,
Тоскуя в смутном земном
сне,
Сам Яросвет твой подъем
зыбкий
Измерил, счел и вручил
мне.
Твори! Готовься к иным
севам!
Уж стены тюрем грозят
пасть,
И те из вас, кто силен
гневом,
Возьмут горчайшую из нош —
власть.
Когда ж умолкнут кругом
грозы
И поколенье пройдет,
мы
Спуск лучезарной, твоей
грезы
Благословим в глубину
тьмы.
Иных побед и другой
славы
Перед тобой расстелю
плат,
Чтоб дни склонялись, как ниц
травы,
У ног твоих, наш земной
брат!
Вся помощь рая — в твоей
силе,
В судьбе — народных судьбин
суть,
И Млечный Путь
в небесах России
Глядит, как пастырь, на твой
путь.
Но что я должен?
К чему назначен?
Что, кроме песен, доступно мне?
Ты — тот, кто принял
в зените ночи
Весть о грядущем с высот
дне.
Ты утвердишь мировой
град свой —
Не гнет державный, но мощь
скреп,
Что свяжут мир круговым
Братством,
Живым, как воздух,
простым, как хлеб.
Друзья! Наш старый священнослужитель
Умер.
Он скончался, преклонив колена,
Смертью праведных.
Акт 8. Спуск
На городских часах только что пробило десять. Это поражает; течение времени кажется замедлившимся необычайно. Звуки, достигающие, до катакомб, расслаиваются. Монотонно гудят под городскими кварталами! установки засекреченных заводов. Ясно слышатся низкие, басовитые голоса работающих в самом глубоком этаже:— Носим антрацит, носим,
— Втащим, раскачаем, бросим,
— Месиво в котлах месим,
— Гипер-циклотрон высим.
— Рефикс…. позитрон… Точно!
— Надо их дослать кучно.
— Этот вел себя склочно…
— Дайте ваш приказ зычно!
— Лампочки в софит… Браво!
— Ту — на сантиметр вправо…
— Лучше бы… чуть-чуть… криво.
— Эврика! Совсем ново!
Закончилось странствие
Хранителя-старца:
В другие пространства
Отпущено сердце…
А мы предоставлены
Игре отражений…
Кем будет возглавлен
Ход наших служений?
Тем из нас, кто внимал
первым
Звону истинного Кремля;
Чьи созданья
голубым перлом
Светят, горе нам убеля.
Крест ответственности,
груз знания
Вправе взять теперь только ты.
Но пора ли? Ведь накануне я
Как слепец бродил сквозь пласты,
Я скользил, плутал, а ты видел,
Обо мне скорбя, как в былом
Создал я свой тотем, идол
Из забавы добром и злом,
До сих пор не забыть
песни,
Что влекла меня внутрь, вниз,
И все круче был спуск, отвесней,
К тем берлогам, что спят
в нас.
Ты был прав. Испытав шахту,
Путник знает подъем вверх.
Но тогда оборвал шаг ты
У изнанки грядущих вер.
До пределов, где спит Велга,
По кругам шеолов [16] пройти —
В этом боль твоего долга,
Крест пути.
Успеть ли? Покой — лишь краткий
отрезок
На темном и бурном шелку
эпох,
И кажется всем нам: час боя
близок,
Час неба и ада,
Гагтунгр и Бог.
Успеем ли слышать — сквозь слух героя
Творящееся на потаенном дне?
Лишь духом сойдет он. Вдвое и втрое
Я сокращу ему путь в глубине;
Но в этот последний час перед боем
Он видеть обязан все до конца,
Чтоб вынести умудренной душою
Гнет венца.
Этот гнет вынес бы, не колеблясь,
Я и с той мудростью,
что теперь.
Если ты понял ту область,
О которой речь — друг, не спорь:
Что ты можешь знать об ученье,
Низводимом к вам
сквозь него,
О грядущем тройном венчанье
Брата младшего твоего?
Вот, спускаюсь…
К плотному камню
Не притрагивается нога,
Будто в лоно материка мне
Спуск распахивается…
Река,
Пустыри… пустыри… — Пятна
Фонарей…
Даймон, слышишь —
совсем внятный
Голос мрака?
Слышу. Бодрей!
Это — только Порог Жизни
Человека. — Будь смел. Иди.
Тороплюсь… Но душно! Скорее
Сквозь преддверие проводи.
Даже отблеска фонарей
Нет в воде…
Медленно лижет земную породу,
Зыблется топкое тло…
Вязкую, тяжкую, плотную воду
Глухо колышет весло.
Узкий причал мой блюдут издалека
С черных окрайн фонари —
Злые молчальники, стражи потока,
Светочи — нетопыри.
Вязок и медленен ток Ахерона,
Нем с неподкупным слугой…
Даймон, какие кромешные страны!
Что за угрюмый покой…
В этом челне воздержись от движенья,
Зоркость утрой…
Господи! Помоги возвращенью,
Силы даруй.
Я готов. Я должен. Но смертная
Леденит мою кровь тоска…
Ночь плотнеет? Здесь — тьма спертая,
Несдвигавшаяся века…
Сердце того, кто выйдет на берег
Этих отверженных стран,
Испепелится, и дух его горек
Станет, как сам Ахерон.
Взад и вперед — неподвижно движенье,
Плотные волны — все те ж…
Вечная полночь! Избавь от служенья,
Сном непробудным утешь…
Ты видишь?
Не знаю… Я чувствую
Смещение координат,
Томящее головокружение…
Неясность пути назад…
Немыслимое сооружение —
Нет, кажется, груды гор…
Пульсирование их и движение,
Как чаш под грузами гирь…
Не с той ли, быть может, громады могучей
Когда-то услышал ты пенье?
Но голос тот был и пьянящ и летуч,
И смутен, как нежная тень…
Что же пела она?
Не знаю… Слова напрасно ловлю,
До сознанья лишь стих долетел:
«Нищ твой удел —
Стать на краю,
Робко взирающим в пропасть мою:
Не на краю —
Лишь в глубине
Горшей из бездн
причащаются мне».
Помню образ: «Здесь, за Ахероном,
Охраняя тайный мой приют,
Кружат луны в траурных коронах
И поют, волшебные, поют…»
Я думал: то Велга, свое колдовство
Сплетая над городом, пела…
Но нет: необъятная, как божество
Звала за последний предел.
— Станем вокруг спускающегося
Братством суровых клятв!
— Обережем тоскующего
Собором наших молитв!
Ты стал в эту ночь вдохновения
Для нас — духовным окном…
— Чьи жалобы, чьи воздыхания
Сквозь слух твой сочатся к нам?
Это они! Узнаю! Их державный
Облик, багровую ткань покрывал…
Вон, среди них тот колосс, что недавно
Из саркофага смертного встал!
Пленники, вечные кариатиды,
Ныне поддерживающие Цитадель;
Те, кто ковал былые победы
Царства,
теперь растущего вдаль;
Ваши прапрадеды,
ваши деды,
Старых триумфов былая скрижаль.
Да, — сединою нездешней седы
Бурые лики… Щемяще жаль
Мне этих узников. Но… как странно:
Нет, они движутся! Камень и сталь
Медленно приподымают… Туманно
Вижу унылый и жесткий стиль
Сумрачных зданий этой вселенной,
Этих дорог багряную пыль…
— Строй,
раб,
поддерживай
Свой
плен —
Груз глыб живой!
— Пусть
труд
бездомника:
Жар
магм
припомни-ка!..
— Смерть
если б
смилостивилась…
— Ночь
если б
сжалостивилась!
— Хоть
в персть
развеивание…
— Хоть
в прах
расслаивание…
— Хоть
в пыль
размалывание!..
Нет
нам
помилования.
—Дух!
Храм
вверх
строящийся!
— друг,
брат,
брат
кающийся!
— Ты,
гнет
барм
сбросивший!
— Ты,
смысл
карм
взвесивший!
—Ты
знал
крест
царствования;
— Ты
блюл
долг
бодрствования…
Схожу,
но порог ваш засыпан
и взгорблен,
Правящий игва мудр, как Ликург,
И гекатомбы неслыханной скорби
Спуск преградили
в ваш
Друккарг.
Ты мечтал о траурных лунах —
смотри, поэт!
Других
в преисподних лонах
Нет.
Так видят игвы
миры страданья,
Тлеющие
в средоточье земном,
Преддверья обратного мирозданья,
Первые
из его наружных хором.
Смотри, коли смеешь, на это солнце,
Яснеющее
сквозь клочья паров:
Его ль инфракрасные протуберанцы
В твой сон возносились
со дна миров?
Его.
Любуйся ж на дымные космы, —
Лик ада, рассматриваемый в ребро:
Это — не солнце: лишь Антикосмос,
Творчества дьявольского ядро.
Вижу неимоверную крепость,
Подобно хребту —
острием
вниз:
Да, конус из черных базальтов
в пропасть
Венцом повис.
Черными молниями
ширяют,
Снуют вокруг —
Не знаю, кто — помавают, реют,
Блюдут порог.
— Упитаны ли по стойлам бойцы?
— Вскармливаются;
— Ох, вскармливаются.
— Просачивается ли шемойя в сердца?
— Всачивается…
— Ох, всачивается!
— Готовы ли раругги соседних шрастр?
— Вскидываются…
— Ух, вскидываются…
— Наш луч пепелящий достаточно ль остр?
— Взлизывается!
— Ух, взлизывается!
Сквозь них… напрямик… твердо,
Не оборачиваясь — спеши:
Всем ярусам этого города
Открой слух души!
— Всплеснулся ль к мирам демиурга наш круг?
— Всплескивается…
— Ух, всплескивается!
— В Небесном Кремле нерушим ли порог?
— Взламывается!
— Да: взламывается!
С подземного Юга грядут войска
— Вздыбливаются!
— Вздыбливаются!
Уж рвутся из Северного тайника —
— Вспучиваются!
— Вспучиваются!
С подземного Запада летят, как смерч.
— Взвеиваются!
— Взвеиваются!
Из скважин Востока змеятся вверх.
— Взвихриваются!
— Взвихриваются!
Так вот чье господство чествовали
Наши народы в гимнах…
Вот кого мы предчувствовали
В корне зол повседневных…
Даймон, не в этом пространстве ли
Небесная наша царевна?
Вот.
Подошел? Приблизился? — милый
Мой мальчик, искатель мой смелый!
Поведаешь людям, что видел,
Что горестный дом мой проведал…
Теперь ни в гробу, ни в темнице,
Ни в самом глубоком колодце
Мой отблеск тебе не затмится,
Лазурная нить не порвется.
Но разве не видишь местами
От крепости отсвет другой?
Да, странное, зыбкое пламя
Оранжево-рыжей дугой.
Здесь я не думал встретить другую, —
О, ее тоже, как встарь, узнаю, —
Боже, но те ли
слова ее рдели
Пурпуром страстным
в юность мою?
Жгут меня душные глыбы…
Жмут меня крепкие скобы…
Жажда палит мои губы…
Вздернуто тело на дыбы!
Безрассуден твой гнев,
мать темная:
— Иль не видишь — растет
рать шумная,
— Крепнет наших фаланг
стать дымная,
Неуемная!
Что мне до огненной мощи?
Рвут меня крючья и клещи, —
Все беспощадней, все резче
Ветер из бездны горящей!
Плоть моя плачет все горше
Каждым бездомным ребенком!
По лагерям и застенкам!
По безымянным поминкам!
По очагам разоренным!
По колумбариям! Урнам!
По искалеченным кармам!
Камерам! каторгам! тюрьмам! —
Если б мудрость
твою колеблющуюся
умчало
То видение,
что владычествует
во мне —
Как померкло бы
для тебя
этих дней начало
В этом городе,
в этой сумеречной стране!
Что мне до лютой гордыни
Зодчих вот этой твердыни?
Ропщет вся кровь от страданий,
В красных стигматах ладони!
Ты обещал мне, как чудо,
Новые дивные чада,
Но от твоей благодати —
Только чугунные дети!
Строите этот чертог вы
Мудростью старшего игвы,
Проклято черное семя!
Рухнет в ничто ваше имя.
Это — призраки
твоей ревности
и безумья!
Что мне игва
с его рассудочным чертежом?
Лишь — орудье мое покорное,
только — зубья,
Лишь — до времени,
перед огненным
рубежом.
Вижу солнцем себя ликующим,
и монады,
Что вращаются,
торжествующе
и звеня —
Мне покорствующие
мириады
и мириады,
С гимном ангелов
погружающиеся
в меня.
Сломан стержень
перенапрягшихся
коромысел!
Иль ты все еще,
ослепляясь,
не поняла,
Что подобного
вседержителя
не возвысил
Никогда еще
дробный хаос
добра и зла?
Вижу его непроглядную ауру,
Бурю в мерцающем взоре…
Горе последнему из уицраоров,
Горе!
Гордыня бешеная и слепая
Окрепнет пусть:
Полезна власть его над толпою,
И гнев, и злость;
Чтобы мятежника-демиурга
Швырнуть в Уппум;
Чтоб мир, бушующий вне Друккарга,
Нам стал рабом.
— Смотрю в геенну. Мой дух в ознобе,
Лишь ей слуга.
Инфра-лиловая в черном небе
Горит дуга.
Пылает, блещет от края к краю,
Мостом вверху…
Какому гимну доверю тайну,
Хвалам, стиху?..
Гагтунгр! Я внемлю! Я зрю воочью
Сквозь весь Энроф [17]
Метагалактики средоточье —
Итог миров:
Обитель господа Люцифера
В живом огне…
Замкни уста мне. Пусть эта сфера —
Тебе и мне.
А, сатанинская мистика!
Верность глубинной скверне!..
Это — хитрей, чем свастика
И пентаграмма черни…{52}
Так вот какого владычества,
Царства какого ради
Длит балаган свой жречество
В нашем, в наземном граде…
…За эту химеру немыслимую
Мы платим в круговороте
Золотом жизней бесчисленных,
Ценою народной плоти…
Народного духа!
— Дальше, ниже:
Где души — как клочья дыма…
Он плачет о плоти?
Взгляните же
На то, что непоправимо.
Кто это?.. чьи это голоса,
Дух надрывающие?
То — неимеющие наименования
владельцы карм
всё
длят
свой
плен:
Кишат, и носятся, и опускаются
уже без форм,
в хлябь,
вниз,
в глубь
пен:
Скорлупы дряблые,
недоразвеянные
там, на земле —
сор
дней,
шлак
душ,
Когда-то прядавшие
по стокам города
в поддонной мгле
жерл,
ям,
рвов,
луж…
Вижу — вижу в них
отсветы
Прожитых наверху
дней, —
Стойл, квартирок,
углов выцветших,
Суету
праздных теней…
— По хлябям вспучиваемся…
— Во мгле раскачиваемся…
— Чуть-чуть вскарабкиваемся…
— От волн отталкиваемся…
— Ах, если б в теплышко!
В родное дуплышко!
— Ах, в норку б черненькую…
— Ох, в тельце б жирненькое…
Это — те, кто растлен
капищем,
Кто — без ядер, кто стал
скопищем.
Но они ж невиновны, даймон!
Тяжесть страшных вин —
на других…
Объясни мне, ответ дай мне:
Что взыскать Ему с малых сих?
Не знает взысканий, струит благодать
Великое Сердце Вселенной
Творя, как Отец, и тоскуя, как Мать,
Как Сын выводя из геенны.
В боренье с богоотступными «я»
Законы и карма возникли:
Они — не всеобщи для форм бытия,
Но царственны в нынешнем цикле.
Они — равнодействующая, итог;
Мы волим их снять, уничтожить;
Страданье впивающий Противобог
Их грузность стремится умножить.
Скоро, в ужасе небывалом,
Ты простишь им всю кровь и боль.
Им?!
Самому Иисусу не вывести
чьих зол след?!
Пощады от человеческой совести
Им — нет!
Нет им за этих несчастных, извергнутых
Вспять,
в муть волн,
Мукою чьей сердце Бога истерзано,
Сам рай полн!
Вспомни же миф о бесстрастности мойр{54},
Режущих грешные судьбы:
Пояс бушующих магм,
Укарвайр,
Смог ли ты перешагнуть бы?
Я знаю. Я должен. Ступивший на край
Ждет спусков до дна, а не свадьбы.
Напрасны яростные,
задыхающиеся
хулы,
Напрасны самые испепеляющие
из покаяний,
Когда расплющивают
ометалличивающиеся
валы
Неповторимейшее
и драгоценнейшее
из достояний.
Как же войдем мы в горящую эту среду?
Разве ты чувствуешь жар?
Ты призраком, не подлежащим суду,
Проходишь
сквозь Шаданакар.
А ты?
Мое телесное тело — здесь,
Твое — в катакомбах спит,
Мистическим разумом видь
и взвесь,
Что на тебе
нет пут.
Как странно — ни в чем не встречать преград,
Сквозь лавы тенью скользя,
Они прозрачными сделались… Брат,
Кто скажет теперь «нельзя»?
Вникни в шумное ликование
Этих демонов, этих бурь,
В их безумное тоскование,
В злую алчность, в их гнев и дурь;
До Голгофы, до Гефсимании
Воздвигал им народ алтарь,
И неистовые их гармонии
Уж не те, что гремели встарь…
— Торжествуй,
сонм
кличущий,
— Снаряжай,
сонм
плещущий,
— Направляй,
сонм
свищущий,
Наш корабль
в путь,
в даль.
— За чертой
душ
брошенных,
— На весах
дел
взвешенных,
— Навсегда
с нив
скошенных,
С золотых
нив
воль.
— Унесем
их
плавными,
Как размах
крыл
волнами,
Где царит
Мать
Полночи,
Глубже магм —
к ней,
к ней.
— Измельчим
в пыль
дымную,
— Завихрим
в зыбь
темную,
— Запоем
песнь
шумную
На помин
их
дней.
Так он был отсюда?
И снова наверх?
И снова в злосчастный город?..
Где же все те, кого он низверг?
В каких еще адских горнах?..
Они вокруг нас.
Но я их не слышу…
Они вокруг нас.
Но я их не вижу!
Взгляни на дрожанье багровых шаров,
Качаемых в огненнойвлаге.
Но… это ж не люди!
Забудь про Энроф,
Про тех, кто дремал в саркофаге:
То были гиганты. Пигмеи — вот тут.
Здесь каждый
лица лишен:
Ты видел когда-то пышный парад
Бездумных людей-машин;
Не там, но здесь — решающий плод
Того, что любой свершил.
Есть ярусы глубже: тираны, цари,
Псы века там платят долг,
Мучители наций, сердца-упыри,
Предтечи и слуги Велг.
Плачь, Великое Сердце!
Кому из народных святилищ
Благовонным туманом
текли славословия, — плачь!
Плачь о хлопьях чистилищ,
о бедных уродах страдалищ,
Где вослед за страдальцем
на муку восходит палач!
Плачь, Великое Сердце,
о бездомных скорлупах,
Чей удел невозвратный
мог быть строг и велик;
О мятущихся клочьях
на последних уступах,
Обо всех, утерявших
человеческий лик!
Плачь о гибнущих ныне —
о живых мириадах,
Ежечасно сходящих
по горящей стезе:
О потоптанных всходах!
обескрещенных градах!
О садах и народах,
обреченных грозе!..
Готов ли теперь
к последнему спуску:
Глубже страдалищ, в тихий Суфэтх?
Я спуска просил. И не отступаю.
Сердце сгорело… Ветер подул
В душу нездешний…
Уж затихает
Гул Укарвайра — все голоса…
Ты коснешься миров окончательной пыли,
Но и кладбище то — лишь полоса.
Пустыня… Но сумрак все непроглядней…
Только вверху — лиловатый нимб…
Все тот же Нергал, — солнце исподнее;
Это — скорлупы, еще шуршащие
Внизу, под ним.
Нет, не осмыслить
смыслом разумным…
Будет ли этим несчастным возврат?
Не замедляя, прошли мы бесшумно
Мимо щелей
в ад.
Тот, кто сорвался
к Гагтунгру,
и глубже,
Глубже, на планетарное Дно,
Еще не погиб. Но в этой вот стуже
Бессмертье прекращено.
Давит тоской нечеловеческой
Мудрость о семенах и плодах.
Душу утратив, отсюда в космический
Мрак
выпадает
развенчанный дух.
Спуск невозможен: «я» гаснет,
И след его
Здесь обрывается под золой…
Значит, и глубже, глубже вот этого
Есть еще слой?!
Дыры в пространства галактик.
Дно Мiра.
…Вечность?..
Я понял:
недвижный миг
предельной муки.
Там нет времен. Но смысл огромных циклов
Чтоб время там возникло, как у нас.
Магмы глубин,
Волны миров —
Мой неумолчно звучащий покров:
Дивно грущу…
Мир ваш пряду…
Темных героев на Дно мое жду.
Сдайся! приди!
Дух остуди,
Космос угаснет вдали, позади —
С блеском небес,
С плеском морей,
С вольными криками птиц и зверей.
Мир отмелькал…
Пир отсверкал…
Миру на смену встает мой Нергал…
Снидь же в края
Небытия,
Вне вашей утлой вселенной — как я!
Так вот мне откуда звучал этот голос,
Маня в неисхоженные пустыри…
Великой Блудницей когда-то приснилась
Она мудрецам христианской зари.
Вечно трущу…
Мир мой пряду…
Темных героев на Дно мое жду…
Вечно томит она, вечно неверная,
Похотью духа язвит наши сны…
Хочешь ли странное имя? —
Фокерма,
Женственная ипостась сатаны.
Испепелилось во мне до конца
Все от выдумщика и самозванца.
. . . . . .
Если когда-нибудь,
сквозь колдовство
Этих пучин возвращусь я под солнце…
Ты возвращаешься.
Ты возвратился!
Веки трепещущие подними:
Новым рожденьем дух твой родился
Между людьми.
Ты с нами, родной наш скиталец —
Наш странник, искатель, пришлец!
Прислушайся к рокоту улиц,
К гудкам поездов у околиц…
Друг! настал раздвигающий
Миг судьбы твоей: слышишь —
Бремена возлагающий
Приближается свыше;
Будешь миром водительствовать
Над уклонами к безднам,
Будешь людям свидетельствовать
О Благом и о Грозном.
Все ли, что явлено — понято?
Все ли, что понято — принято?
Все.
Все ли, что просится — выстрадано?
Все ли стороннее вытравлено?
Все.
Стройно вязал я для младшего брата
В космос — виденья пучин и святынь.
Жаждой пророчества сердце объято…
Аминь.
В бурную душу младшего брата
Я низводил поток благостынь
С фирнов Олимпа, Кремля, Монсальвата.
Аминь.
Мышцам духовным младшего брата
Мы сообщаем крепость твердынь
Горнего Града. — В путь — без возврата!
Аминь.
Знанья верховного чистый чертог —
Встань из развалин сознанья!
Божьего пламени жгучий росток,
Вспыхни из ран состраданья!
Воли верховной творящий поток,
Хлынь для чудес созиданья!
Сердца Вселенной гонец и пророк,
Встань для борьбы и скитанья!
Духом пронизанный,
К вести помазанный,
Чист пред судом,
Стал нашим братом,
Венчан Синклитом,
К власти ведом.
Но знай: радушьем этот век
Нас не встречает у порога:
К кострам сирот, бродяг, калек
Сперва скользнет твоя дорога.
Казнен изгнаньем, как Адам,
Клеймен судом, как лютый Каин,
Пойдешь по мертвым городам
Скорбеть у выжженных окраин.
Сольются искры душ кругом
В безбрежном зареве страданий;
Им будет чужд и дик псалом
Твоих безумных упований.
Ты, как юродивый, молясь
Бросаться станешь в пыль дороги,
Чтоб хоть земля отозвалась
На миф о демонах и Боге!
Ведь наград не ищу я
По излучинам ночи:
Знаю, действую, чаю —
И не властен иначе.
Отрада будет: взор детей.
Он мглистой ночью городскою
Из нор, трущоб, из пропастей
Ответит блеском и тоскою;
Обступят трепетным кольцом
Любви, мечты, надежд, единства,
Раскрыв пред истинным гонцом
Горячих душ гостеприимство.
В дыму окрайн, в чаду квартир
Они твой жгучий зов припомнят,
В широкий, Бога ждущий мир
Они уйдут из затхлых комнат,
Они враждующий прибой
Утишут мудростью, венчая —
Верховным куполом — устой
Всечеловеческого рая.
Только этого, Отче,
Я ищу и взыскую:
Быть в содружестве зодчих,
Строить в высь голубую.
Тогда наступит твой зенит.
Тогда тебя Синклитом встретим
И Яросвет благословит
Тебя венцом:
вторым
и третьим.
Во всякий час: среди ли темных вьюг,
В разгаре ль битв, на царственном закате ль
Всегда с тобой мы, наш любимый друг,
Вершин и бездн России созерцатель.
Акт 9. Низвержение
За истекшее время панорама Среднего слоя значительно изменилась. Применением атомной энергии в мирных целях пограничная горная цепь уничтожена на значительном протяжении. Лежавшие за ней территории присоединены, граница отодвинута до следующей горной цепи. Вновь приобретенные территории распланированы по закону: в центре каждой — город с цитаделью (разумеется, все в уменьшенных размерах), а вокруг — разграфленная на шахматные клетки колючей проволокой равнина. Нечто грандиозное, хотя и смутно видимое, сооружается лишь на территории отдаленного Востока. Радио на всех перекрестках передает выступление государственной депутации, совершающей турне по одной из соседних стран. Голос одного из депутатовДрузья! Мы пролетаем
Над вашим славным краем —
Взглянуть, как строит дом
Ваш сво-бо-до-любивый
Народ трудолюбивый,
Талантливый притом.
Привет и пожелания
приносим мы, как братья
от вашего собрата —
от нашего народа
Народному собранию
народных депутатов
народной демократии
великого народа.
Народ ваш очень древен
И в то же время — молод;
Наш — тоже: юн, но мудр.
И скоро в серп и молот
Поверят с нами вровень
Сто миллионов шудр [19].
Я учил и учу: скверно
Вскачь по кочкам нестись бурно.
Покорять надо мир — мирно,
Пядь за пядью, тишком, мерно.
Феноменальнейшее турне!
От слез восторга — туман в пенсне.
Мы убедились, спеша бегом,
Как обожают нас все кругом.
Мы были приняты, как отцы.
Там даже принцы — смирней овцы…
Что принцы! даже товарищ шах
Нас обнял, звякнув серьгой в ушах!
Но важен, впрочем, не шах, не принцы,
А то, что в нас величали принцип.
Пляс… шутки… горы конфет, триумф:
За сутки — города по три… Уф!
Друзья! От почестей —
вальс в мозгу.
Но… враг ярится. Я не солгу,
Признав, что изредка наш комфорт
Смущали выкрики пьяных морд.
Как плетка, свищущая клевета,
Шнурами фактов перевита,
Хлестала с бешенством наш престиж.
Ну как тут выдержишь? как простишь?
Из-за прикрытия глянув к нам,
Мерзавцы видят и шлак и хлам;
А жертв какой-нибудь миллион
Любой писака-хамелеон
Возводит нагло в квадрат и куб,
Чтоб верил всякий, кто прост и глуп.
Теперь нам ясно, как день, друзья,
Что гуманистами слыть нельзя,
Пока шпионы с рубежных гор
Следят за жертвами наших нор.
Значит, так: за ряды гор
Вдоль границ спрятать весь сор,
А по склонам — картин ряд:
Пусть докажут, что враг врет.
Накладная: краплак,
крон,
Кобальт, охра… 500 тонн;
А чтоб вышла прочней смесь,
Выбор тем
обсудить
здесь.
Я предлагаю: на снежном пике —
Картина: в центре — все наши лики,
А вкруг — строители гидростанций,
Закончив труд свой, несутся в танце.
Чтобы язык прикусил нахал,
Я предлагаю: под грузом хал
Стол подогнувшийся, а вокруг —
Ряды мозолистых, честных рук.
Ну, это бледно. Острее — так:
Столетний старец пошел в гопак;
За ним старушка, восторг… галдеж…
Рукоплескающая молодежь.
Еще: вернулся к родной бригаде
Тот, кто безвинно страдал при гаде:
В тюрьме он гладок стал, сыт, ядрен,
Зазноба аннушек и матрен.
Да, да, покажем, как мы нерях
Перевоспитываем в лагерях:
Кто был вчера социальным гнидом,
Всех поражает культурным видом.
Отбросив ветошь — чадру, калым —
Народ гордится своим былым.
Покажет, сколь глубока культура,
Вид: экскурсанты и гроб Тимура.
Еще эффектней такой сюжет:
Гигантский колокол древних лет;
Вкруг — жизнерадостный вальс республик,
Причем у каждой — цветок и бублик.
— Потом картина еще такая:
Веранда, столик, бутыль Токая,
Грузин и чукча (вдали ландшафт)
Пьют, улыбаясь, на брудершафт.
— Шпион пронюхал про казнь за веру.
Панно, чтоб в корне пресечь химеру:
Епископ молится в алтаре,
А дьякон вторит мажорным ре.
— Нет, русских мало. Пусть и другие
Свершают якобы литургии;
Фигура ксендза… шелка… батист…
Мулла в тюрбане… Вдали — баптист.
— А в заключенье — пейзажик рая,
И ребятишки, в цветах играя,
Наветам взрослых в противовес
Кричат: спасибо, ка пэ эс эс!
Да здравствует мирное завывание…
За-во-е-вание.
Выдь, не трусь! и пхай! пхай!
Хинди — руси, бхай, бхай!!
В ночь циклотронную —
С душою урановою —
С кровью плутоновою —
Двигаемся! да, двигаемся!
Пространство осваивая, берем
мир
в плен.
Время оседлывая, кривим
бег
лун.
Смертью беременная, вершим
твой
план:
Ускориваем! да, ускорившем!
Тому, кто нас вынянчил,
В геенне нас выклянчил —
Скрорщ!
Скрорщ!
Кому наши гусеницы —
Внучата и крестницы,
Скрорщ!
Скрорщ!
Кто вдунул в нас заново
Монаду бензиновую —
Скрурщ!
Скрурщ!
Чьим именем грезили,
Пыхтя, наши дизели —
Скрурщ!
Скрурщ!
Неодолимые! Необходимые
В атомном веке!
Неумягчаемые! несгибаемые
Стальные боги!
Мы защити-им
последней каплей крови
Наш мир, наш холм
из булок, туш и сдоб…
Топ-топ.
Мы говори-им,
сурово хмуря брови:
Прочь руки, враг! Мы — буря, мы — потоп.
Топ-топ.
Ох уж, ох уж… ох уж, ох,
Этаких не видано:
Каждый — сокол, каждый — жох,
Всем атомки выданы.
Нам
сам
черт не брат:
Им — могила, нам — парад.
Проутюжу, растопчу
Фукалку да фыкалку:
Арарат нам по плечу,
Океан по щиколку.
Перепрем, как на парад,
Эверест да Арарат!
Гагтунгр! Ты требуешь
моей содружественности
с врагами,
Но Жругр подтачивает мне,
обескровливает
естество,
Лай-Чжой беснуется
под бронированными
берегами,
Он воет в бешенстве
от мироводительства
моего!
Ненавижу его, Гагтунгр,
Ненавижу.
Унавожу им грядущее!
Унавожу.
Его распластываемыми
щупальцами
уже подорваны
Стальные проволоки,
соединявшие
материки,
Он хочет сделать
своими всасывающими
органами
Мои, отторгнутые им от туловища
порожняки.
Я сам отторгну у него порожняк,
о, отторгну?
Я ниспровергну его, Гагтунгр.
Ниспровергну.
Он сделал призраком
воссоединение
моего народа,
Он, колпаком своим перекрывающий
треть страны;
Он здесь, в Мудгабре моем,
уже осмеливается
для парада
Являться в мантиях
героической
старины.
Ты груб и тверд со мной, Гагтунгр,
очень грозен уж,
Но я не раб тебе, Гагтунгр,
рву союз наш.
Прикрой металл свой цветами рая,
Дюраль ли, медь ли;
Основу, светлую, как солнце мая,
Надень! не медли!
— Уже закончено. Иглу отбросили.
— Уже завинчено. Фату привесили.
На сегодня закон в том
(Тили-тим! Тили-лим! Тим!),
Чтоб слегка помогать тем,
Кто пустил нас к себе в дом.
Этим мы обличим ложь,
Будто строй наш хорош лишь
Нам самим…
Как! Ворвались?! уж прут вброд…
Но ведь это же сон, бред!
Быть не может! Тевтон… бритт…
Как? Француз?! Здесь и ты, Брут?!
— Что это, взрыв?
— Стенобитный таран?..
— С Землею столкнулся Марс?
Очевидно, надумал проклятый тиран
Какой-то нелепый фарс.
Нет. Рулевые западных стран
Переменили курс.
Взгляни на Жругра. Он в мета-уран
Забронировал свой торс.
К оружью, игва и раругг!
Враг
прет!
Перехитрил, опередил…
Вскачь,
в бой!..
Экстракт гагтунгровых лучей
Прячь
в грот…
На помощь, Демоны! Вставай,
Лай-Чжой!
— Черт… А мы-то рассчитывали…
— Якобы дом заплатывали…
— Все об отсрочке сетовали…
— Разум врагу запутывали!
Вальс отменить. Предельно сжать
темп
сроков.
На пост, к оружию — любой
чин,
ранг.
Пять мигов дам: по проводам
пуск
токов;
По городам — в рог! в рупора!
в медь!
в гонг!
Предводитель орд
Нагло разорвал
Напрочь договор
С ним.
Этим еще раз
Вытравлен и стерт
С хищных его черт
Грим.
Братцы! Пепеля
Кровли и дворы,
Рвется истребить
Он
Мирные поля,
Ясли детворы,
Утварь и стряпню
Жен…
Тем лучше: напали первыми,
Да мы-то покрепче нервами:
Там — козлища, здесь — овны,
Обижены, невиновны.
Никого винить нельзя;
Сами перли, всем грозя,
И спугнули всех кругом…
Загорелся кошкин дом.
Пусть дробит народ
Скулы вражьих рож
В студень… или в беф,
В плов!..
Ухо насторожь,
Глаз прикуй сюда:
Ждите огнемет
Слов.
— Посрамит упирающихся!
— Пригвоздит усмехающихся!
— Вдохновит задыхающихся!
Нынче, братцы, задач пять.
Стать столбом; ни на метр вспять;
Пункт второй: расчищать путь;
Третий пункт: нагнетать прыть.
Пункт четвертый: шагать вдоль
Всех руин, по пятам, вдаль;
Пункт последний: дождем пуль
Шваркнуть тушу врага — в пыль.
— Будто покойник воскрес.
— Мудростью мир потряс…
— Это, скажу вам, сюрприз!
Программа — ясней ясного!
Заряд для ума косного,
Восторг для бойца честного…
Капут для врага гнусного!
. . . . .
. . . . .
— Равно сильны,
равно упорны армии…
— В лаво-морях —
бой кораблей
шрастр…
— Ты жгучей всех,
ты — впереди, Укурмия!
— Но без тебя
я бы погиб,
Устр!
Я вашу мощь
мерю на вес.
Знай:
Вниз миллиард
сброшен до вас
мной.
Всех захвачу,
как в старину
змей…
Сам заточу
вас в равелин
мой!
— Кто-то гигантский веет над ними.
— Сзади — второй, как левиафан…
— Вон еще третий… Блещет, как знамя,
Как светожар! световой тайфун!
— Братья! Он верен гагтунгровой школе
Всех побежденных
метать на Дно…
— Все его туловище — в ореоле
Волн,
пурпуровых,
как вино.
— Да,
но парализующим полем
Тело чудовища окружено.
— Пламенность
целенаправленной воли —
Наше оружие — только одно!
Следом, мои просветленные,
следом,
Через кипящее озеро смол!
Мы прорубаемся к кариатидам,
Спуск расширяем
в первый шеол.
— Древним грехам
и новым обидам
Испепеляющий миг пришел!
— Демон порога пал! Над проходом
Тысячелетний базальт задрожал!
Вырвать из ножен мечи волевые!
В путь —
невесомо, по пламенам.
— Благословенны труды вековые,
Это оружье творившие нам!
— Вон они — те,
чьи спины и выи
Давит багрово-красный портал!
— Слышите, слышите — в крепости словно
Стал голубее, синей цвет скал!
— Видим сиянье пресветлой Навны
Сквозь циклопический свод, сквозь вал!
Ярус над ярусом — точно гроба…
Ряд исполинов — справа и слева…
Вижу вас, великаны-рабы!
Вижу вас! Слава!
— Внук!
— Сын!
— Правнук… дед,
о нас
сетующий!
— Брат!
— друг,
второй век
за нас
ратующий!
Сбросить, расторгнуть, разъять вашу цепь,
Ношу страданья —
Это мечта моя, долг, моя цель,
Смысл, оправданье!
То, что немыслимо было вчера,
Карму любую,
Цепь Иоаннов, узел Петра
Я
разрубаю.
— Рушатся глыбы с шумом туманным,
Оползнями осел архитрав.{55}
— Блики лазоревые по колоннам
Брызнули изнутри, заблистав.
— Игва Верховный в капище тронном
Вздрогнул, двурогую чашу прикрыв.
— Он, как и встарь, при спокойствии стройном,
Мнит,
что в служенье Гагтунгру
был прав?
Разбрасываю.
Опрокидываю.
Наконец-то
Я достиг до тебя, любимая,
я вхожу!
Здесь я, здесь я…
Сестрой ли, невестой ли
Я звеню, я струюсь… я кружу…
С вами, дети Небесной России,
В вашей радости, в вашей душе!..
Но телесные жгучие силы
Еще замкнуты в темном ковше.
Помогите им…
Страж обезоружен,
Опрокидываю и разбрасываю
устой…
Мне погибельно
совершающееся снаружи…
Мои раны кровоточащие успокой!
Все терзания истребляемого
народа
Мчатся искрами обжигающими
в крови…
Дай дожить мне до обещанного
восхода!
Слой приюта, меня ожидающего,
назови.
Сонмы даймонов, схожих с нами,
Но крылатых — таких, как ты —
Поднимают,
как мутное пламя,
Ее льющиеся черты,
Ее волноподобную форму,
Всю истерзанную, как пар…
В эти сонмы эфирных армий
Долг зовет меня… весь пожар
Видеть сверху донизу — дар мой —
Оставляю тебе. Злой дар!
Товарищи! Войск Юго-Востока
Больше в живых
нет.
Но — не беда: до последнего звука
Ими наш гимн
спет.
Великий гимн великим спет народом.
Великий вождь вершит великий план.
В великий день великая свобода
Зальет, как солнце, наш победный стан.
Здесь до смертной черты — полшага,
Но сквозь бури невзгод и скорбей
Мне доносят родные снега
Стон жены: отомсти — и убей!
Как я стиснул ему горлышко-кукушечку,
Накромсал из жира вражьего подушечку,
Распорол ему брюшастую кадушечку,
Размотал ему кишастую катушечку…
В плен
гарнизон
в Северном устье
Недруг сумел
взять.
Трусов — казним! Уж изъяты для мести
Бабушка, тесть,
зять.
Великий гнев растет в груди народа.
Сердца великой радости полны.
Мы знаем твердо, что взойдет свобода
Над миром всем, — великий плод войны!
Эй, ребятки-малолеточки! Смеши:
Трупы недругов водой обледени,
В бойки санки-самокатки обрати
И — кати!..
Подлый вожак у Западной дамбы
Вдруг
перешел к врагу.
Но ничего: от нашей же бомбы
Завтра он — ни гугу!
Мало греть энтузиазм,
дух,
пыл;
Мало — рушить на врагов
гром
булл;
Надо вздыбить по домам
весь
пол!
По вокзалам расшатать
сеть
шпал!
Чтобы мраком залило
весь
румб,
Чтоб собрать во тьме тишком
полк
помп —
В небоскребах загасить
свет
ламп,
Бра, софитов, фонарей,
люстр,
рамп!
— Что прешь, как кабан, парень?
— Ой: встал на мозоль, дурень!
— А хочешь — по лбу шкворень?
— Где спички? в них весь корень.
— Тьма кромешная, хоть глаз выколи…
— Дали драпа, а на нас — тюкали?
— Вон, намедни, со всех трасс — цокали,
Про победу со всех крыш брякали!
Пусть у врагов успех; но
Им будущего не дано.
Уж как-нибудь… Лишь — бомбы
Не выбрали этот дом бы.
Оказывается, мощь — дутая?
Сторонников — одна сотая…
Свобода грядет — на место
Тиранствования. Наконец-то!
Бумажник…
«ЗИС» цел…
На дачку:
Пересидим «драчку».
Я не могу здесь долее!
Я задыхаюсь, поверьте!
Во дни всенародной боли
Бездействие — горше смерти.
Сестрой… в лазарете… в госпитале…
Хоть каплю смягчить страданья!
А нам легко ли, о Господи,
Сорок лет ожиданья?
Смягчайте своим присутствием
Боль тех, кто томится подле!
class="poem">
Экклезиаст
Всем ясно, что в годы бедствия
Прятаться в недра — подло,
Но ведь давно замурована
Наглухо эта крипта…
Вносили и вносим
в заем суровый
И мы свою горькую лепту.
Жругр доживает последние миги.
Вижу Друккарг
в штурме я;
Владыку терзают другие владыки:
Стэбинг,
Устр,
Укурмия.
Гнусно! От тела чудовища
Отпочковалась сумка:
Треплется в струях гноища,
Выпрастывает потомка;
Второе детище… третье…
Хлещут об грунт, как плетью…
Крепнут туманной плотью…
Входят в базальт, как в платье!
Видите, сколько тиран
их нес?
Он их готовил для стран
всех нас…
Их уничтожим потом,
чтоб вниз
Ухнул сперва сам отец,
сам бес.
Мнишь себя правосудием?
Лжешь, будто я — тиран?
Тля! Одолей орудие,
Раньше, чем хитить трон!
Что вами движет,
хищники?!
Жажда красной росы!
Только за ней и рыщете,
Демиурговы псы!
Красный чертог Великого Игвы
Я оставляю огню —
до тла.
— К нижнему капищу путь прорубаем,
Светом слепим очи химер.
— Воющим сворам, лающим стаям
Путь отрезаем в темень пещер.
— Скоро крестом прикоснемся к устоям,
К сумрачным стенам новых гоморр.
— Сходим к борцам, омраченным прежде:
Души их вспыхивают у рубежа.
— Медленно приподнимаются вежды,
С крепнущих воль пропадает ржа.
— Волю крепим их — дважды и трижды,
Первые проблески сил сторожа.
Все укрыть от вражьих глаз:
склад,
штаб,
Штольни, капища, цеха,
клуб…
Чтоб
Каждый чувствовал в руках
лишь
штык
И врагов им пригвоздил
сто
штук!
По артериям их войск
гнать
тромб!
В устьях трасс нагромоздить
кряж
тумб!
Сверху слать на каждый метр
град
бомб…
Приналяг, ядрена мать!
Множь
темп!!
— Гибель, товарищи! Небо — в пламени…
— Прячьтесь, коль буря сметает крылом…
— Нет больше, брат,
правды за нами!
Шпагу разламываю пополам!
— Правда иль кривда — даже без знамени —
При, удалая башка, напролом!
Хо! Устоим. Нам — не впервой.
Пусть сыроват
склеп,
Будет зато
все под рукой;
Порох, бензин, хлеб.
— Где наш баул?..
— Брось барахло!
— В горы! в аул!
— К тетке в село!
— В складе загреб
Три банки сгу…
Уж хоть потоп,
А сберегу!
— Хоть бы для вдов
Дали авто…
— Нет поездов…
— Всюду не то…
— Бедная Русь!..
— С этим мешком
Сто верст пешком?!
Я надорвусь!..
— Но как же… куда же… где же…
— В провинции? Там невежи…
— В колхозы? Небольно дюжи…
— В Сибирь? Холода…
О, Боже!
— Ага! обожгло! прячетесь!
— Эге! под обвал тычетесь…
— Гы-гы! на скаку мочитесь!
— Ошпаренным клопом мечетесь!
Люди! Граждане всех дыр!
вер!
каст!
Южный пригород наш пал,
взят
мост, —
Неужели патронташ
стал
пуст?!
Стой, ни с места!.. Растопчу!
Трус!
Глист!
Враг прет? Растоптать нечисть!
Из списка живых
вычесть!
Нам — тыкать штыком в танки,
А сами — кишкой тонки?
Стоп, назад… Куда?
Марш, изменник, в бой!
Я вам покажу
Тыл!
Я швырну туда,
Где лишь черт кривой
В стуже до сих пор
Выл!
Сами швырнем. Кончен твой день!
В пекле доскажешь свою дребедень.
— Сдавайтесь! каты, злодеи!
— Орда кровопийц! Халдеи!
— И так ради вашей идеи
Подох миллион людей!
Все еще бьется? все еще живы
Двадцать, пятнадцать — из тысячи рук?
Воины! Рвите присоски державы!
Черною кровью залейте порог!
Швырком от окраин —
со многих сторон —
Громыхаем
железным
тигром.
Скитальцы, изгои, дети вины,
Единому верны условью:
С России смываем пятно сатаны
Кровью.
Кто волею бросил себя в водоверть —
И жизнь, и любовь, все малость!
Лишь ненависть наша сильней,
чем смерть,
Чем жалость.
— Попрятались! У, р-рожи!..
— Давай-ка, братва, строже:
Пальни с батарей, друже!
— На штурм! не жалей грыжи!
— Колдуны! — Это он, — ирод!
— Околпачил нас…
весь
город!..
— Охмурил, а когда ж сдохнет?
— Он в убежище, знать, дрыхнет.
— Рано запели, пташки:
Как бы не съели кошки…
— Эй, оглянись: с вышки
Прямо на нас — пушки!
Спасемся еще. Окрепнем!
Вышибем клином клин.
А сгинем — так дверью хлопнем:
Семь бед, но ответ один.
— Странно, все тягостней ночь лихая,
Давит на грудь неимоверный груз…
— Слышите: гусеницами громыхая,
Мчатся машины ущельями трасс…
— Это — другая, не наша стихия,
Будто наречья неведомых рас…
Просто — удушье, биенье крови,
Шум неумолчный в ушах…
Вон уж и смерть в этом каменном чреве:
Алые нимбы цветут на свечах.
Мы и не ждали праздника:
Вторая Стража иссякла,
Но кровью, огнем и казнями
Багрится начало цикла.
— Мы расширяем ход в катакомбы,
Стража безумствует, боронясь.
— В чадных застенках жертв гекатомбы
Взору открылись, с мраком слились.
Годы, залитые черным горем,
Грозная перечеркнула заря,
Слышите — лязгают двери тюрем,
Гудом гудят лагеря,
В каждом бараке, в каждом БУРе
Освобожденные плачут навзрыд;
Дух потрясен…
…Оглушающей бурей
Встретит вас опустошаемый град.
— Но не опасны ни ветры, ни море,
Ни пламена, ни уран, ни иприт.
— Тот же, чья жизнь сократится — в просторе
Вышней России
свой храм довершит.
— Наши неугасимые зори
Встретят его у порога в Синклит.
Лестница в затхлое это пространство
От крови еще влажна…
Гость! твое боевое убранство
Огненным орденом освободителей
Расцвесть должно!
Не мстителями, не завоевателями —
Друзьями нам быть дано!
Рад вам помочь; но Цитадель
Не доконать ничем:
Конус ее, облеченный в сталь,
Стал совершенно нем.
Тигром зато
грозит и рычит
Маршал в Речном форту:
Мы полагаем, он замолчит
Только с землей во рту.
Каждый поэтому из катакомб
Может в наш легион.
Я отрицаю этику бомб!
Ах, вы — пацифист… Pardon.
Позвольте представиться: доктор Z,
Член академии. В полк
Мне не к лицу. Руководство газетами,
Школами — вот мой долг.
Воздух горячими струями прыщет,
Пол из-под ног ускользает… Иду…
Вот она, воля! Боже, как блещут
Светочи смерти в этом аду…
Теперь разойдутся врозь
Дороги наши надолго.
О, нет! Вы — прочная ось
Общего дела и долга.
Сестрою, на фронт, в народ
Рвалась я совсем недавно;
Теперь же слышу: зовет
Освобожденная Навна —
Нести ее весть, как вы, —
Калекам, сиротам, детям…
Пусть так. Ущелья и рвы
Начальным лучом осветим.
Нам быть суждено мостом
В Небесную Русь.
Я с вами.
Прощайте, друзья. Потом
Сойдемся в будущем храме.
Хаос… Бушующий Шаданакар!
Схватка и вопли двух зол, двух кар…
Рвусь на куски… сворачиваюсь…
Застит глаза кровь жертв…
Я ль не вочеловечиваюсь
В богатырей всех битв?
Я ли не оборачиваюсь…
Я не могу быть мертв!
Станешь!
Пусть; но в Уппуме я
Окрепну для битв опять,
Потомков твоих, Укурмия,
Разгрызть… пожрать…
смять…
В Уппум, исчадье!
Мощь твою поправ,
Тебя швырнем в твой собственный прорыв!
Я жив… я тверд!
Раругги, в бой…
Я жив…
О, поддержите!..
Падаю стремглав…
Русские, слышите?
Кручами мрака,
Все уменьшаясь, кружится он
В жерла, откуда ни крика, ни знака
Не долетит до скончанья времен.
Мертвое море миров непробудных
Давит свинцом усыпальницу ту,
Милость и жалость богов добросудных
Снидить не властна за эту черту…
— Мне это сердце! мне!
— Нет, мне!
— По очереди… — Нам — всем трем.
Ни мне, ни вам — никому,
В огне
Заслуга моя!.. мой гром
Ударил в тот первый час,
Когда…
Но права и долг
Постиг лишь один из вас —
Укурмия: лев — не волк!
— Почему же — я?..
— Почему же — мы?..
— Дай задержаться…
— Хоть притулиться…
— Ой, ухватиться!..
— Ай, зацепиться!..
Потому что вас нет — и не было:
Вы — только присоски того, кто жил.
— Выскальзывают углы…
— Выерзывают столбы…
— Отшатываются стволы!
— Откатываются дома!!
— Градоправительствовавших.
— Мироводительствовавших.
— Вину принявших.
— Брато-тиранствовавших.
— Брато-предательствовавших.
— Брато-растливших.
— Э-э-э… Вот-т он где-е-е!
— А-а-а… Вот-т он куда-а-а…
— О-о-о!.. Вот-т он кто-о-о!
Вот он, вурдалак! вот он!
Кровью наших душ питан!
Дьяволом самим сватан!
Ладаном, как бог, кутан!!
Детки, зачем — в раж?
Я вас спасал, вы ж…
Детки, я весь — ваш!
Я еще бодр… свеж…
— Бей, братва!
крой,
жмурь его!
— В потроха!
в фарш,
в варево!
— Выжимай
кровь —
сукровицу:
Вдруг вильнет,
вдруг
выкрутится!
Дзынь, всезакон в том,
Чтоб… изувер! хам!!
Втиснуть в один том,
Бряк, тарарам, бум…
— Бей! ату!
В печь
доменную!
— Об плиту
хвать
каменную!
— Вон об тот
брус
тресни-ка!
— Об углы
трасс
хрясни-ка!
— Пусть хлебнет
жизнь
сладкую…
— В говносток!
в мразь
жидкую!!
Дзынь… всезакон в том…
Скот! Ренегат… гад!!
Дрыг… тарарам… ром…
З-звяк!!!
— Бес! Вот, кто жужжал!
— Вот, чей в нем дух
жил…
— Рви им узлы жил!
— Гни острия жал!
— Не то это, брат, не то…
— А крепости — хоть бы что!
— Целехонька, как гора!
— Броня — как из серебра!
— А дьявольский Речной форт
Стоит, подбочась, как ферт…
— Оттуда за залпом залп…
— Там маршал застрял, как столб!
Приветствую! молодцы,
Что бросили в прах уродину:
Теперь вы и я — борцы
За родину!
Ко мщению кличет она,
Одна — надо всеми зонами;
Пусть щерится вся страна
На недругов — партизанами!
— Народные достижения
Захватчик попрал.
— Убьем!
— Во имя освобождения
Хоть вилами! Хоть дубьем!
— Где наши сады? где лозы?
Торчит лишь голая жердь…
— Товарищи, новый лозунг:
Освободителям —
смерть!
Ждал я для Руси
горшие мытарства,
Но другой черед и добра и зла.
Рухнула в ничто глыба Государства,
Армия же — здесь.
Партия — цела.
Это потому, что Верховный Игва
Держится еще
в капище своем.
Если бы ты знал, друг мой, что за битва
Сотрясает весь
нижний окоем!
— Вот его обиталище! вот оно!
— Покровами гор окутано,
Спиралями игв обмотано.
— Парит, над бездной парит оно!
Гагтунгр! я гибну! безмерной массой
Могуч напор их!.. Истощено
Все, что мне дал ты… Враждебной расой
Наполнен город… Еще одно
Мне лишь осталось: священной ракой
Вот здесь хранящееся вино!
Рати! вторгайтесь
лучами
без страха
К первосвященнику дьявольских месс!
— Архистратиг наш к обителям мрака
Мчится с оружием наперевес.
— Токами света сдвинуто капище,
Сорваны пугала песьих личин.
— Хлопают по ветру пестрые
рубища,
Строй потаенных машин
обнажен.
— Силятся светом слепимые скопища
Скрыть в глубине тайновесы причин.
— Поздно! Жрецы волокутся по требищу,
Пастырь лжемифа
разоблачен!
Разоблачен я?.. Что рядом с вашим,
Мой вышний ум,
Прозревший все — от райских башен
И вниз, в Уппум?!
Миг настает: моя трансформа.
Уж плоть — как дым;
К тебе, Гагтунгр, к тебе, Фокерма,
Взойду живым.
Погиб Друккарг, но будет новый
Подобный град,
Одет неслыханною славой
Тысячекрат.
Преображаясь, лью прощально
Вино — полынь
В Энроф — по стогнам ближним, дальним…
Аминь! Аминь!
Сжав, берегла тебя колба;
рванись
Пламя Гагтунгра!
— Стань же, Энроф,
обезжизнен и ржав,
Гол, точно тундра!
Эй вы, столицы держав!
Берегись!
Полундра! полундра!
Акт 10. Пепелище
Уицраор УстрПроклятый! Выродок миров!
Так пусть
Друккарг сгорит
и станет слой ваш пуст.
Наконец-то хлестнет
в храм
кровь
бешеная!
Выхожу госпожой
к вам
в мир
прошеная.
Не поглумимся
над погибающими
во брани!
Рабам развенчанного безумия не отомстим:
Тот, кто мечтал об ослепительнейшей короне,
Уже повергнут,
и тьма распластывается
над ним.
— Но он — тиран, он превзошел
всех
зверствами!
— Он сам заставил все сердца
стать
черствыми!
— Нерасторжимо здесь с добром
зло
спутано,
В один рыдающий комок
сплошь
смотано…
— Конец их игре скоморошьей!
— Весь мир довели до удушья…
— Всех гнали в утробу молошью.
— Пищите ж
раздавленной мышью!
— А где ж знаменитый каналище?
— Боже, везде — зола…
— Пылают книгохранилища…
— Соборы, дворцы — дотла…
— Разваливаются заводы…
— С плавилен хлынула медь…
— Прости нас, Ангел Народа!
— Пойми, Пресвятая Мать!
Больно, владыки судилища! больно!
Уж ни палат, ни садов, ни жилья…
Русь моя! край мой многострадальный!
Распятая надежда моя!
Я ли предчувствий не посевала
В мудрости лучших,
в тоске матерей,
Я ль не пророчила, не предвещала
Лютого мстителя из-за морей?
— Кровь дохлестнула до стен Собора,
До пьедесталов священных лир.
— Горе! впервые — в бликах пожара
Храм Солнца Мира, алтарь, потир.
— Горе! до сердца Шаданакара
Вздрогнуло все бытие,
весь мир.
Но Цитадель — прочна, как твердь!
Враг —
жив,
Пред ним робеет даже смерть,
град
сжав!
Кто вгрызся там в глубинный пласт,
как крот?
Кто там таится во весь рост?
кто скрыт?
Оставь ее! Пусть броневой
тот холм,
Размыв, поглотят времена
в глубь волн…
Нет! Пусть мне погибель,
муки,
вечный гнет,
Но жить с врагом в одной вселенной?
Нет.
— А не опасен ли этот запах
Из радиоактивных зон?
— Менее опасен, чем в лапах
Очнуться у партизан.
— Поменьше бы растабарывали,
Блюли б
свой долг…
— Пораньше бы капитулировали:
Тогда б
был толк.
Бусы мои чистые,
Кровь осатанелая,
Стан молодой!
Пестовали красные,
Чествовали белые,
Жмет
любой.
Господа-товарищи,
Не хнычь
по теплу:
Вон — на пожарище
Ляг
в золу!
Стен больше нету,
Любись,
где лежишь:
Впоказ белу свету,
Гол,
как шиш.
Улица-обочина
Бомбой разворочена,
Да мне-то
что?
В воронке обласкаю
Хоть — трех,
хоть стаю,
Хоть —
все
сто.
Я милого-хорошего
Изрезала на крошево
Да в печь
молодца.
Любил борщок с ветчинкою,
Да сам стал мертвечинкою,
Вкусней
холодца.
— Чудовищно. — Да, но мелко.
— А я осуждать не берусь:
Они ли виновны, коль Велга
Взвихрила дурную Русь?
— Братва! по сигналу — бунтом?
— Мост выгорел… Вброд, Серьга!
— Не видишь — вон капитан там?
— Уж я-то устерегу…
— И — треснем по оккупантам!
— За р-родину! месть врагу!
Великою кровью отстранены
От мира горшие беды:
Грозившие сделаться явью
сны
Лжеправды и лжесвободы.
Недаром преодолевали мы шквал
Атлантикой и Средиземьем,
И жертву принес, кто в битве не пал,
Душою,
раной,
безумьем.
Что мне до ваших посул и расплат?
Что до бездушных держав?
Первенец, сын мой, отрада, мой плод,
Мог бы и нынче быть жив!
Глянь-ка в обугленный этот сарай:
Видишь? Молчишь?
Понял, Иуда, что всякий ваш рай —
В крови до крыш?
Все по частям собрала, стерегу,
Складываю на песочке:
Правую ножку найти не могу,
В синем носочке.
Был бы не лживой легендой Христос,
Мой бы супруг не погиб:
Он бы впивал аромат моих кос,
Дрожь моих губ…
Рыдают о людях. Но люди бессмертны.
А вот гениальное зодчество?..
А фрески Рублева? Боже, безмерны
Отчаянье и одиночество.
Молиться — кому?..
О, проклясть бы грозы,
Лобзать бы неутолимо
Ту пыль, что вчера была каменной розой
Кремля… Акрополя… Рима…
Над остывшим пеплом России
Лишь беснуются черти вскачь…
Упади на камни святые,
Если ты человек, и плачь.
Вспоминай легкокрылые зданья,
Холст шедевров и звон поэм,
Ты, кому в погибших созданьях
Брезжил Китеж, Олимп, Эдем.
Удар был вычислен четко:
Да: прямо в душу страны.
С какой сатанинской чуткостью
Нашли ее с вышины!
В бесценные книгохранилища —
Мне свят даже этот звук —
В излюбленные обиталища
Культуры — искусств — наук.
О чем распустили нюни-то?
Не вашей наукой разве
Сто тысяч чертей переплюнуто?
Все человечество — в язве?
Ученый
Позвольте: виной — не народы ли?
Наука-то здесь при чем?
— При том, что вы ее продали,
Струсив пред палачом.
— Дяденька, дай сухарик.
— К сожаленью, мой милый, нету…
— Врешь ты! Видать по харе,
Что утром сосал конфету!
— Ребятки, я голоден сам…
— А ну, пацаны, наляг-ка!
— Полосни его по глазам!
— Отрежь ему зад. Вот мягко!
— Господи, воля Твоя… Докатились!
Довоспитались
по лагерям!
— Вот уж и вправду — духовный сифилис
Этой безбожной морали… Срам.
— Но ведь и мы согрешили… В безверье,
В блуде ослепли… Вошли в соблазн…
— Недоглядели, как в блеске и буре
Зверь Велиара{57} вышел из бездн!
Естественно. Ложное христианство.
Все вы — антихристовы рабы!
Смотрите на нас: не курим, не пьянствуем,
Не крестим лбы.
Именно в этом и грех! Необъятна
Пред человечеством наша вина.
Лишь покаяньем смоются пятна
С нашего праздничного полотна…
— Мало, оказывается, страдали.
— Мало томились в рабьей юдоли.
— Господу будто бы не порадели!
— Ироду будто бы не покадили!
С этими нужен новый язык:
Одичали, бедные нехристи.
Ложь сатанинскую их владык
Как из сознаний выскрести?
А как все молились, Господи,
Там, в глухих катакомбах,
Когда на великом деспоте
Свет разливался в нимбах!
Неужто теперь нам кланяться
Демонам царств железных,
Чтобы хоть серая конница
Велгу втоптала в бездну!
А ты не предвидел? не знал?
Не ждал м войну, и смуту?
Из двух величайших зол
Не выбрал ли все-таки это?
Он говорит, что сейчас — герой,
Кто нянчит детей и подростков.
Но ведь и у взрослыхостался порой
От личности — только остов.
Кто мог бы в ребят наследье веков
И правду внедрять, изведав
Кругом — визг женщин, мат стариков,
Стеклянный взор людоедов?
Нет, в самую гущу!
к подонкам!
в шпану!
Я только об этом стражду:
Внушать им отвращенье ко дну,
Будить духовную жажду!
Каждый по-своему чувствует долг.
Я — соберу ребят.
Но страшно за вас: щупальца Велг
Замучат вас, затеребят.
Пускай. Моя путеводная нить
Не оборвется при спуске.
Волка бояться — в лес не ходить,
Любят говаривать русские.
…Мой миленок хоть не лает,
А устроен, как урод:
По-людски он не желает,
А желает только…
…Наш преступный зов витийственный
К новым войнам, новым винам,
Клич борьбы братоубийственной —
— Господи, прости нам!
День победы, тьму и блеск его,
Посвист вьюги по руинам,
Жар напалма в очи детские —
— Господи! Прости нам!
Сил — поднять наш искупительный
Крест забот о стане вражьем,
Свет и жар любви целительной —
— Господи, подаждь нам… —
Сил — нести отраду множествам,
Одичавшим, буйным, бражным,
По ночным тропам порожистым —
— Господи! Подаждь нам! —
Пусть — ни трибуны, ни аудитории,
Сгинул наш дом,
сад, —
Люди! Сама Немезида истории
Шлет нас творить
суд.
Но укрепленные твердою верою
В милость и в доброту,
Мы справедливость привносим скорую
В скорбную роль
ту.
Враг еще множит в подвалах заговоры,
Прячется в глубь
толщ,
Но мягкосерд и гуманен наш приговор:
Лишь
восемьсот
тыщ.
— Мало! Он робок, он трус!
— Мало!
— Зев — краснобая, а мозг —
мула…
— Смело карай, депутат!
Смело!
— Чтобы воронье выше туч
взмыло!
— Бросьте… довольно!.. Долой кровь!
— Взялся судить, так добром правь…
— Видно, опять норовит вкривь —
Тюрьмы заполнить битком вновь?
— Срам, кто рычит на Судью
псом:
Он при Тиране страдал
сам.
— В тюрьмах свой суп отдавал
всем…
— Вникните в суть! не в размер
сумм!
Горек удел хитрить и лавировать
Между Харибд и Сцилл.
Радость — в одном: неусыпно веровать,
Что идеал —
цел.
— А видели у костров — юродивого?
— Видел. Чудно!
Осмеивают в народе его
И поделом.
— Но
Везде отыщутся женщины,
Чуткие до чудес…
— Им все равно, что — жемчуг,
Что глина,
что Бог,
что бес.
— Но он заставляет слушать
Всех нас другие слои…
— Э, бросьте. Заржала лошадь,
А вы уж, друзья мои,
Готовы поверить в демона,
Ревущего где-то в аду.
— Понятно: от этого гомона
И сам я точно в бреду.
Где-то вот так же
заносят пепел и вьюга
Щебень Парижа, руины Святого Петра,
И не жаль никому их,
и нет задушевного друга,
С кем подумать о «завтра»,
понять и осмыслить «вчера»…
Запляшет любой хулиган,
Раз двум миллионам — помилование…
Двенадцать ножевых ран
И, кажется, изнасилование.
Уицраоры Запада, Юга,
Кто помог сокрушению ига!
Властью новою, данною свыше,
Назначаю вам сроки и ноши.
Невольным данником миротворствующего
Сам обуздал я свою судьбу.
Язвимый жалом страстей упорствующих,
Свой зев кусаю — убить алчбу.
Влачусь, послушный приказу царствующего,
Не смея плетью вжечь знак рабу.
Вы — гонители Велг, вы — их стражи.
Едините ж усилия строже!
Каждый глыбу отломит от кряжа,
Обоймет ее крепче и туже.
— Откалываю скалу незыблемую
Ох, тяжела.
Ох, высока!
— Поднимаю громаду вздыбленную —
Два шага,
Три шага.
— Опускаю ношу зазубренную
В щель врага,
В дом врага.
— Песку бы! цемента! гравия!..
— Заклепана пасть Везувия…
— Но, Боже… какою кровию!
— Ценой какого бесславия!
Достопочтенные господа
Члены!
С разных концов страны
Съехались мы в эти древние стены
Доблестной старины.
Чтобы народ
в дни глада и мора
Глубже не смог
пасть,
С помощью освободителей мира
Нам вручена
власть.
Мы — представители разных партий,
Мнений, платформ,
каст,
И небывалый узор на карте
Общий наш труд
даст.
— Брехун без роду, без племени.
— Фантом переходного времени.
— Марионетка без знамени
В период всемирной темени!
Наш мир — это код. Все факты
Нельзя перечислить в речи ведь,
Но если делать вот так-то —
Материя станет просвечивать.
Просвечивать? Точно стекла?
Отчасти. Сначала блекло,
А дальше, с теченьем дней —
Торжественней и ясней.
Когда с души нашей сорвано
Безверье, слепое как мания, —
Раскроются новые органы
Духовного воспринимания.
Уже и теперь для некоторых
Мерцают в узкие щели
Иные просторы и недра,
И духи в светлейшем теле.
Среди природы — успешнее
Можно решить задачу,
И в первое ж утро вешнее
Мы переедем на дачу.
— А тот учитель, которого
Вы сами зовете главным?
— Наведаться очень скоро
Он обещал.
Вот славно…
А то раз меж разговора
Произнес он имя: Навна.
Мне оно знакомо, дядя.
Надо в руки, точно в нишу,
Спрятать все лицо, не глядя;
Пять минут пройдет — и слышу
Ах, такой нездешний голос,
Вижу синеву такую,
Что потом без них мне — голой
Наша жизнь… и вот тоскую.
— Он нам рассказывал часто
Про то, что будто бы видит…
— Вы — шляпы! Тут дело нечисто:
Он просто вас за нос водит.
— Какой там «за нос»: вся грудка
Теперь у него пунцовая [23].
— А мне его слушать жутко,
Но не запоминаю ни слова я.
— Коль память у вас плохая,
Возьмите по карандашу.
— А кто его будет хаять,
Тому я нос откушу.
Знаешь, дядя, иногда я
Вижу с ним одно и то же.
Да, бывает. Подтверждаю.
Вот сначала вроде дрожи
Над глазами или в мозге,
Точно входишь в зал театра…
В старину б за это — розги,
А вчера бы — психиатра.
Истребляли драгоценный
Дар — росток Святого Духа.
Вот опять… Зазвенела блаженная
Синева, но печально, глухо.
Будто горькие струи багряные
Собирает в чашу Она…
Ах, какая угрюмая, странная,
Вся коричневая страна!
Сам не знаю… С наклонными штольнями
Схоже то, что вижу теперь;
Только сделалось трудно, больно мне, —
Не обманываю, дядя, верь!
Голос светится вроде инея;
В злых пещерах — ряды колонн,
И сияние,
синее-синее,
Тихо льющееся под уклон —
По уступам, где плачут, кружатся,
Где томятся… А там, внизу,
Что-то ухает, что-то рушится,
И дрожит, как небо в грозу.
Вьются жадные, темные, мутные,
Отступают… не смеют, ползут…
А по-моему, чудовища путают,
Если горя от Навны ждут. —
Ох ребятки!.. Мне открывается
Что-то огненное и без дна…
Знаю! Понял, как называется:
Укарвайр — говорит Она.
Светлою манною
Новых рождений
Блещет туманная
Даль восхождений.
Славьте, разъемля
Древние узни,
Выход на землю —
В новые жизни!
Радость! Сквозь пламя
Вин и прощений
Вьется гирляндою
Цепь воплощений.
Узрите снова
Мягкие травы,
Милые кровы,
Мирные нивы…
К славе — от казни,
К жизни — от смерти,
К дружбе — от розни —
Верьте, о, верьте!
Верим и видим:
Близится детство,
Игры и школа,
Зрелость и жатва, —
Верим и видим:
В Душу Соборную
Каждый вплетается
Нерукотворною
Солнечной лентою
К белой милоти,
Белой гирляндою
Жизней во плоти.
Искры прохладные капель кочующих
Кружатся, реются,
В души рождаемых,
в лоно рождающих
Зыбко спускаются.
А над туманами — видите? слышите?
Всходят по сумраку
Белые звезды, — шелка их колышутся, —
Двое…
рука об руку…
Сходил я в сумрак убежищ,
Дрожал у жалких костров;
Я слушал кривду судилищ,
Правду детей и вдов.
Им форум — даже в подвалах;
Плуг бед
провел борозду,
И нив, еще небывалых,
Я к новому утру жду.
Надежда усталым:
Четвертая Стража Ночи
Переходит черту.
— За всю мою жизнь… от самых пеленок…
Такого оратора никогда!
Я потрясена была, как ребенок,
Я плакала, веришь ли? да, да, да!
— Красив он? — Не знаю. — Но, все-таки, молод?
— Ах, милая, молодость тут ни при чем.
Но речь его бьет по душе, как молот,
Вторгается в совесть ярким лучом.
— Я слышал про сказочную работоспособность,
Про фантастическую быстроту…
— Могу, если хочешь, одну подробность:
Но ты осудишь нелепость ту.
— Какую? — Он не признает ботинок.
— Что же, сандалии?
— Если б так…
Он ходит везде босиком, как инок.
— Даже зимой? Юродство. Чудак.
— Нет, почему же? это — лишь способ
Чувствовать, что в песке и в пыли
Брезжит, лучится, мерцает, как россыпь,
Слой
живоносных духов земли.
— Ха! ну, а в городе?
— Что ж, на Востоке
Ведь не боятся подобных идей;
Да: мостовая пронизана токами
Тысяч и миллионов людей.
И, как ни странно, вдоль каждой трассы
Этот флюид, расширяя круги,
В нас
от человеческой массы
Входит
через подошву ноги.
…Утром он — здесь, ночью — в Детройте,
Завтра — в Бомбее, потом — в Шанхае, —
Попробуйте-ка: удвойте, утройте
Нормальные темпы!
Не отдыхая!
— И много последователей нашел он?
— Уж сотни готовы идти на риск.
Он прост, как Ганди, остер, как Шоу,
И всепрощающ, как сам Франциск.
Видел и этого. Один из сотен
Последователей,
но о нем говорят.
Я знал его раньше. Из подворотен
Он извлекал чумазых ребят.
— Кто это шествует? —
Ба!
Тот, чья головка слаба.
— Он про богов
голытьбе
Плел у костров,
как бебе.
Наследие самое грозное,
Оставленное нам, нищим, —
Не эта полночь морозная,
Не ветер над пепелищем,
Не вскормленная разрухою
За жизнь и за хлеб тревога,
Но пепелище духа
И тень Человека-бога.
— А-апять он в гнилую мистику!
— Мыслители старой масти…
— Словесная эквилибристика…
— Божок детворы в предместье…
Отстроится город заново;
Отстроится все отечество;
Зажжет свое мирное зарево
Трудящееся человечество;
Но чем согреем мирок мы
Сердец, охлажденных с детства
Стужей безбожной догмы,
Гордыни
и святотатства?
— Тьма сгинет в бою коротком
С раскрепощенным рассудком.
— Работа нескольким суткам…
Ответственность давит на плечи нам.
Каким заниматься трудом нам,
Глядя в глаза искалеченным?
Невежественным? бездомным?
Взгляните на изуродованных
И школой и страшным детством,
Никем и ничем не порадованных…
Вот подвиг для вас!
Вот — крест вам!
— Вот куда гнет он… Глянь-ка:
Собрал ребятню, как нянька.
— Мордашки у всех, как дыньки…
— А деньги? Откуда деньги?
— Разве дождешься рублика
От наших родных раззяв…
— А за морем есть республика:
Не там ли искать хозяев?
— Ваши издевки — не метод.
— И ваши ухмылки — пошлы.
— Когда б не такие, как этот —
Вовек ничего б не вышло!
— Правда. Разве негоже
Пятна позора вывесть?
— Правда. Разве не то же
Исподволь шепчет совесть?
Здравствуйте. Очень рад вас увидеть.
И, конечно, вы правы. Но мы
Скоро забудем про все; и Овидия,
И Берлиоза, и мудрость Фомы.
Помнишь ли о каких-либо ценностях,
Если все двадцать четыре часа
Кружишься, мечешься по современности
Белкой, бегущей внутри колеса?
Рок, громоздящий невзгоду к невзгоде —
Ксантиппа, ярящаяся на мудрецов!
И все же — глубоко продуманный кодекс,
Верите ли, скоро будет готов!
Да: говорят, вы сильно захвачены
Творчеством процессуальных норм?
Этой фундаментальной проблеме в придачу
Вниманье мое привлекает и корм
Для детских садов; мы взываем, затронув
Лучшее в человечестве; но
Тридцать,
ведь тридцать,
тридцать мильонов
Брошены на социальное дно!
Тем более. Пусть мудрейшие,
Ученейшие, достойные,
Такие, как вы, старейшины,
Кто честь не растратил в войнах,
Кто ныне блюдет отечество —
Труд отдадут и творчество
Выпестованию
младенчества
И врачеванию
отрочества.
— Зорче за этим смутьяном:
Не даст он, братцы, житья нам!
— Что лепит он из детворы?
— То — помогать крестьянам
Бегут в поля и дворы,
На молотилке, на жнейке
Пыхтят в трухе и в поту,
То строят в лесу на лужайке
«Храм Солнца», «город-мечту»;
— То слушают, точно постники,
Симфонию, сагу, псалом…
— А вон уже носятся по снегу
С мячиками босиком.
— Как босиком?! без валенок?!
А ревматизм?!. А грипп?!
— Три года мы не обували ног,
А вот никто не охрип.
— Пари: если будет насморк —
Тогда отправляйте нас в морг.
Уже формулируется в лаборатории
(Меня вы, может быть, спугнете прочь)
Фактами вскормленная теория
Об излучениях разных почв.
Для организма, для нервных клеток,
Они благотворны, как кислород;
И весь — от взрослых до малолеток —
Должен разуться
наш народ.
— Доехал! Договорился! Допер!..
— А может, нам жить
в воде, как бобер?
— Мало ученым дурням — ха-ха!
Детям морозить все потроха;
Нет! В покаяние за грехи
Сами разуться хотят! хи-хи!
Да: с добрыми стихиалями
Общенье идет на лад:
Природа качает качелями
И холит теплей палат,
Кто будет простым, как голубь,
И мудрым, как вещий змий,
Тому отчетливым голосом
Ответят духи стихий.
Вся педагогика будет
Поставлена кверху дном,
И дети по-новому судят
Уже не об этом одном;
Могучий космос истории
Не холоден им, не хмур,
Им внятно певучее море
Культур
и метакультур.
Они — поколенье воителей
На бранных полях души,
Весельчаки и строители,
Мечтатели-крепыши.
— А ручьи-то уже закипели…
— По ночам барабанят капели…
— Говорят, по оврагам в поле
Уже первые птицы запели!
— Шоколад! сыр! — креп-де-шин!
— В этом — сто
швейных машин!
— Пылесосы… — Ящик кальсон!!
— Братцы, это же сказка… сон…
— Кружевное белье для дам
(Чтоб не хаживали, как Адам).
— Книги детям: «Король Артур»…
— Целый мебельный гарнитур!..
— Быть не может: разборный дом!!
— Да, да, да, верится с трудом!
— Обстановка — морёный дуб…
— Боже, как я был раньше глуп!
Я ж ругал их, — о, идиот…
— Что за шерсть? — Какой шевиот?
— Теперь опериться можно…
— Теперь приналяжем дружно…
— Теперь разграфим прилежно.
— Город выстроим авантажно!
— И как тщательно: все — в брезент…
— Да, но чей же это презент?
— Неужели вот этот зонт
Подарил мне сам президент?..
— Бомбят, а теперь — подачка…
— Не верь их сырам, дочка.
— Ох, будет опять
стычка,
Чуть дружбу затмит
тучка.
— Хау-ду-ю-ду! — Вражда — капут!
— О, дружба — лучше оков и пут.
— Весьма охотно детям врага
Мы помогаем встать на нога'…
— Раса — с расой —
и с классом класс —
Кока-кола — и русский квас!
— …Уиски, пиво, шато-икэм
Будут с нами —
или ни с кем.
— Батюшки! любой цвет!
— Матушки! Все алфавиты…
— Вот-те и суверенитет.
— Вот и толкуй о праве ты…
— Братцы, будто посмеиваются
Ветер и дождь над нами…
— Братцы, будто прозмеиваются
Чудища меж домами!
— Брось ты, вечно с оглядкой!
Просит гулять душа ведь!
— Вот бы пройтись с двухрядкой…
— Или у баб пошарить…
— Русь, пляши-ка
С выв-вертом:
Гнус паршивый
Вым-мер там, —
Выбирай,
Товар ищи —
Сущий рай,
Товарищи!
— Не вари,
Варвара, щи:
Жалки
Твои чарыщи!
Тлей был, вдруг —
Да в козыри.
Буги-вуги
До зари…
— Товарищи! Из Европы
Торопятся
филантропы.
— Сто пять пароходов в порте!..
— Но… нужно ли столько партий?
— Да-да: приучайтесь, спорьте
Сыздетства, на школьной парте.
— Свобода — именно в этом.
— Не то, что было в Москве там…
— Кто хочет в колхоз — в колхозы!
— Кто сердцем хунхуз — в хунхузы{58}!
— А сект-то кругом, а сект-то…
Сто вывесок вдоль проспекта!
— Их больше, чем всех машин-то…
— Буддисты!
паписты!
шинто!
А я теряюсь в догадках:
Еще кругом беднота;
Повсюду встречаешь
падких
Дать жизнь за обед; но та
Живая россыпь талантов,
Что блещет повсюду… кто б
Предвидел, что век гигантов
Забрезжит с кровавых троп?
Пока что мы одного лишь
Гиганта видим вблизи.
По правде, если позволишь, —
Мне жаль, что с этой стези
Насмешек, бравад, сомнений,
Ты не в состоянье понять,
Что он — величайший гений,
Наш светоч
и благодать.
Он — гений слова, не спорю.
Но он опоздал. Людей
Не взманят на подвиг
зори
Религиозных идей.
Мне слишком ясна единичность
Таких чудаков, как вы.
Вот в этом — его ограниченность
И — обреченность, увы!
Церковностью мир
сыт
вдоволь.
Нас ссылка на Бога злит.
Калеки ль, сироты ль, вдовы ль
Уверуют в ваш Синклит?
Не нужно фальшивых смет нам,
Где рядом с елеем — тол.
Сознанье стало предметным
И плотным, как этот стол.
Турбины, пластмасса, творог —
Все — четко, все — дважды два.
Кого ж увлекут
в ваш морок
Заумствующие слова?
Мы — те, чьему нраву близки
Туризм, парашют, слалом,
И мы ли,
вместо библейского,
Затянем новый псалом?
Век детских религий прожит…
Прости: тебе сколько лет?
Мне? Сорок пять… Быть может,
Я выгляжу старше? сед?
О, нет; но я помню вздохи
Лет тридцать назад: точь-в-точь!
Ты — человек эпохи,
Скончавшейся
в эту ночь.
Подобно лунам в новолуние
Переменился знак времен:
Уже готовы слиться в унию
Кто победил,
кто побежден.
Но с истиной несочетаемы
Основы косных государств:
В эпохи будущего
чаем мы.
От них тиранств, тягот, мытарств.
В глазах от крови зарябит!
Тот или этот уицраор
Опять воздвигнет Моабит,
Бастилию, Бутырки, Тауэр…
— Именно! Эти левиафаны железа…
— Но в них — оборона от катастроф!
Метафизическая антитеза
Ярости Велг, —
наш щит!
наш кров!
— Вовсе не кров: голова Медузы,
Если прозреть в глубину миров!
Неотвратим
от гордых прав
Наш спуск все ниже, ниже, в рабство,
Пока над принципом держав
Не торжествует принцип братства.
Друзья, наш долг преобразовывать
Сам государственный субстрат:
Ведь стон, мольбы,
все наши зовы ведь
Лишь о великом слове — брат.
Предусмотреть! Предотвратить!
Предупреждать народ!.. Ответьте-ка:
Глубь государства просветлить
Что может ярче, как не этика?
— Но какова же цепочка вех?
— Где путь? в чем подступы
к перемене?
— Учитель наметил — один из всех
Реформ последовательные ступени.
— Всеобнимающая
реформа школ…
— Смягченье законов…
— Без многословности —
Путь не Маратов
и Савонарол,
Но Вечной Женственности
и духовности.
— Громоздкое наименование…
— Но крепкое, как лекарство:
Лига преобразования
Сущности Государства.
— Ох, тронут старые склоки…
— Весь мир разобьют на блоки!
— Опять в бесконечных спорах
Заронится искра в порох…
— Теперь — уж не до риторик:
Урок-то был слишком горек…
— Сам наш депутат
о Лиге
Твердит, обещая сдвиги.
— А помнишь — тому лет десять —
Грозили друг друга повесить?
— Теперь-то уже не те там:
Пожертвуют суверенитетом.
Привет
братьям с Запада!
Борцам
тысяч троп!
Наш герб,
наша заповедь —
Союз
трех Европ.
Из душ
время вымести,
Как шлак,
боль обид:
Орел
дружбы вылетел
И туш
горн трубит.
Враги
станут ровнею,
Кто смерть
слал вчера:
Забыть
распрю древнюю
Пора,
друг, пора!
Где стыл
прах пожарища,
Где жил
встарь тиран,
Дворец
строй, товарищи,
Дворец
Дружбы Стран!
Сверкай,
белый, сводами,
Блистай,
наш сверх-Рим,
Тремя
сверхнародами [24]
Желан,
ждан, творим.
Нами подписано то, что мечталось
Лучшим умам
страны.
Что претворит наш бедственный хаос
В осуществленные сны.
Рок нам принес
кровавыми тропами
Свой золотой
дар:
Здравствуй, Единство! Нынче — Европа,
Завтра —
земной
шар.
Раненным львом —
европейская раса
Чуть зализала
кровь ран,
Встала,
творит,
создает колосса —
Сплав
сорока стран.
Зоркость германства
и жар романства
Слив с широтой славян,
Контуром тройственного христианства
Мы окаймим
наш стан.
Грозной ответственностью пред миром
Отягощен наш Союз:
Божьим теплом согревать
всех сирых,
Рушить узлы
всех уз.
Имя высокое не опозорим,
Не предадим святынь;
Тягу
ко всечеловеческим зорям
Вдвинем в сердца. — Аминь.
Акт 11. Возможности
Ночь в исходе. В зените чуть светящегося неба стоит знак Льва. Ажурный каркас строящегося Дворца Христианских Народов усыпан огнями. Наново создается почти весь город. Отовсюду льется музыка. Голоса энтузиастов на строительстве Дворца— Построим! Построим! Построим!
Фундаменты глубже зароем,
Провалы пустот замуруем,
Подвальный этаж обогреем.
— Построим! Построим! Построим!
Узорами стены покроем,
Как солнышко купол надраим
И блеск зеркалами утроим.
— Огни запестрели над краем
По кранам, по мачтам и реям…
— Построим наш город, построим
Террасами к плещущим струям:
Цветами его зачаруем,
Чтоб мрамором он и барреем
Белел по широким устоям,
Как царский наряд — горностаем.
— Построим! Построим! Построим!
Дорогу — творцам и героям,
Чтоб дети ликующим роем
Вселенную сделали раем.
Да станет мир раем на деле:
Без тюрем — и без Цитадели, —
Из рабской бесправной юдоли
Врата в безграничные дали.
Пой гимны, пустая башка…
Пусть
ведомство не в почете,
Но даже простого горшка
Без нас не устережете.
— Столица стольких наций…
Авто…
магазины…
Для Герды — комбинация,
Манто —
для Зины…
— Давайте в Лондон к завтраку?
— А нет —
как хотите:
Тогда — семь двадцать в Африку,
Обед в Антарктиде.
— А домик-то наш финский!
Домишечко… домуля…
— Не то, что прежний, свинский:
Ни мышки, ни — моли…
— Прощайте, домработницы!
Атомка — повсюду:
О щах позаботится,
Потом — про посуду…
Маркса грыз да Сталина,
Бац — кругом развалина.
Коль не каплет из носу,
Приучайся к бизнесу.
— Польки,
европеечки —
Тольки
три копеечки;
Не хватает
цыпочки
С речки
с Миссисипочки.
— Эта негра —
сивая,
Очень некра —
сивая:
За зулуской
пегою
Лучше
я побегаю.
Нынче в мозгах у всякого ферта
Зудит лишь одно:
в пляс!
— Ох! тепловатым салом комфорта
Страну залило
до глаз.
— Это — неважно. Это —наружное.
Такие были всегда.
— А то, что религия во всеоружии
Готова явиться, вот это — да!
Живет какая-нибудь химера
В мозгу любого осла;
Но никакая, простите, вера
Мир еще не спасла.
— Парижане-то… расфуфыры-то…
Кубометра за день не вырыто!
— А лакают два литра в сутки…
Видно, думают, стройка — шутки?
— А как это смеют испанцы
Во время погрузки — танцы?
— Прикинулся фриц придурком…
Катись за границу, к туркам!
— Лишь мы громоздим эти дамбы.
Зарплату всю — русакам бы!
— Ну что вот с такими болтать о праве?
Дрязги мелкие да смешки…
— А у нас даже запах крови
Выворачивает кишки.
— Да: с тех пор, как танк проутюжил
У меня на глазах детдом…
— О, конечно: молодчиков дюжих
Видеть хочется перед судом.
— Странно, знаешь, но мне вот тошно
Стало даже удить бычка…
— Вон — по лавкам-то сколько туш; но
Нам бы фруктиков…
молочка…
— О всенародной стезе бескровной!
— Без войн, без казней, без диктатур…
— Без жертв неистовых —
к равноправной
Семье народов! Церквей! Культур!
Трудно народ поднимается на ноги
После шальных
снов!
Давят и душат нас старые навыки:
Пошлость,
вражда,
гнев.
Все еще не умеем по-новому
Чувствовать связь стран,
Все еще многим туманит голову
Наш вековой
трон;
Все еще нам представляются меньшими,
Кто не рожден
здесь;
Мщением, мировыми реваншами
Душу ярит
спесь.
На перекрестках торопятся риторы
Мысль нашу сбить в ком…
Вот, оглянитесь: разве оратор
Этот
вам не знаком?
Ошибки рухнувшего
мировластителя
роковые
Вполне простительны.
Мы беспристрастны.
Я докажу…
Для отомщения
за окровавленную
Россию
Ядро народное
подготавливайте к мятежу.
Нет: Юго-Западную
и Дальневосточную
тиранию —
Вот кого рушьте,
вооружаясь
по рубежу!
— Знаем вас, тюрем радетели…
— Военных клик благодетели…
— Наших отцов мутители!
Мы — обездоленные
эксплуататорской
цивилизацией,
О коммунизме
припоминающие,
скорбя…
За мною — русская,
многострадальнейшая
из наций,
От иностранщины обороняющая себя…
За мной — Европа
военных подвигов,
а не иллюминаций:
Стальной пружиной
она раскрутится,
мир дробя!
Друг, научил различать вас Учитель
Вредную спорынью
во ржи:
Чью ж вы нездешнюю ложь различите
В этой земной лжи?
Исчадия Жругра погибли в пламени…
Напрасно думаете, что все:
Сбежав на Запад, один из племени
Припал к питающей их росе.
Он тщетно силится мыслью тощей
Сравняться с замыслами отца.
Лишь кратковременное отступление!
Волной растущей
Уже наверстываем,
уж размножаемся у дворца…
— Где ж он?!. Юркнул… — Пропал!
— Тень!.. Но куда? — Сквозь пол!
— А сладко-то как запел…
— Как будоражил пыл…
Он привлекал вас
дискредитированною
доктриной,
Морочил ложью недовоздвигнутого.
А я —
Я в каждом русском
живу и крепну
мечтой старинной,
Сердца народа
в тысячелетиях
животворя!
И на второго
стремит Укурмия
Оружье, ведомое лишь ему.
Борьба короткая:
Путчи в армии…
Горсть заговорщиков… Шесть — в тюрьму.
Эй, соотечественники!
Тут скоморошествуют
лжепророки,
Гнездятся
в выстуженных расщелинах
еретики,
Но с богом русским
законопатим мы
все прорехи
И восстановим…
— Они предсказывали! Они провидели!
— Вон тот, в подъезде…
и тот, в лектории…
— Они разумнее, чем правители?
— Они постигли, в чем соль истории!
Наш первый пункт — (он жизнью дан
Не только чувству, но и ratio [25]):
Объединение всех стран
В Свободную конфедерацию.
Но и такой союз чреват
Тиранством горшим: слив отечества,
Замкнет народы в плотный ад
Великий демон человечества.
Мы не забыли, как, поймав
В судьбине стран минуту хмурую,
Зло под личиной высших прав
Растет и крепнет диктатурою.
Пока не застит чадный дым
Везде затепленные светики,
Конфедерации дадим
Контроль наивысочайшей этики.
Но государство, это — плоть;
Как ей придать духовность, правильность?
Соблазны власти побороть
Способны те, чья сила — праведность.
— Учитель — во всяком случае,
Бездомен, для всех открыт;
— Ни отдыха, ни благополучия;
Мед, хлеб, молоко — и сыт.
— Виденьями высшей реальности
Пронизываются его дни…
— Торопятся юноши вдаль нести
Зажженные им огни.
— Его духовные органы
Пронзают любую тьму…
— Не странно ли: даже Морганы
Прислушиваются к нему!
А кто боится наших норм,
Пускай поможет хоть безмолвностью:
Все —
за вторую из реформ:
Разоруженье мира
полностью!
Мы не хотим искать вину
Лишь в воле тех, кто алчет прибыли;
Но — танки — в море! Тол — ко дну!
В железолом — чудовищ гибели!
Не запятнаем синий флаг
Эмблемой низкой. Но естественно,
Распределенье внешних благ
Должно быть четко,
быстро,
действенно.
Чтоб ни один из тех, кто жив,
Не пожелал возврата прошлого,
Времен неистовств и нажив,
Времен господства духа пошлого.
Культурное жилище — всем!
Всем — матерьяльный щедрый минимум!
Пусть в этом зрит обманность схем
Привыкший к горестным пустыням ум;
Но согревает нам труды
Мечта — клянусь, не одинокая,
Когда плантации-сады
Провижу в дебрях Ориноко я!..
— Старо! — Коммунистический бред!
— Нам порошили сто лет
Ум
требухой подобных идей
Красные
всех
мастей!
Совсем не то! Совсем не так!..
Об ананасе, о лимоне я
Скажу потом…
Без жертв…
Наш флаг —
Лишь социальная гармония!
— Полмиллиарда голов за полвека
Смял коммунизм в бою,
Мы же готовы кровь человека
Лить
только свою.
— Для коммунизма — внешнее благо
Было венцом…
всем!
— Для нас — лишь вехой первого шага,
Лишь формою теософем.
Для некоторых слишком крут
Подъем к добру. Их манит вольница,
Им нестерпим вседневный труд,
Цеха, комбайн… Душа-раскольница
Срывается в болото, вниз,
В разгул, в разбои… и далече ли
Эпоха та, когда их жизнь
По лагерям вконец калечили?
Усовершенствовать наш суд —
Задача поколенью новому.
Исправит грешника не труд,
Не наложенье тяжких ков ему.
По язвам психики хлестать
Трудом — грешней кровопролития!
Нет: срок взысканья должен стать
Прямою функцией развития.
Тут не поможет ремесло;
Лишь кругозор и ласка вылечат
Тех, кто не знал, что есть тепло,
И в чьем сознанье — только пыль и чад.
Его возвысить — не спеша —
Гуманитарным знаньем, верою,
Искусством, — чтоб сама душа
Пренебрегла трясиной серою!
Сдвигаем мир мы рычагом
Бескровно-мирным: только школою,
Трансмиф сводя, как свет и гром,
Как струи духа в душу полую.
Мы скрепы дружественных уз
Меж Джоном, Сингом и Василием
Куем лишь верой в наш союз,
Сотворчеством и ненасилием.
Схож с предзарей наш смутный век:
Темно, свежит стопу и лоб роса,
А дух скорбит: где Человек
Облагороженного Образа?
Где… там, в заре он! близко, тут!..
Кричат: «Доколе же, доколе ж?!» —
А он — в мальчишках, что растут
В любом гуманитарном колледже;
Чей спорт, купанье, бег, слалом,
Восторг пред высями и далями,
Все, все пронизано теплом
Общения со стихиалями…
— А, это он про молодежь…
— Самим старикам невтерпеж,
Когда вдоль шоссе и дорожек
Снует Союз Босоножек.
— Всемирный Союз, — да, да!..
— А что ж: превосходные юноши:
Не злобные, как овода,
А добрые, как гамаюныши.
…В чудесных девушках, чей дар —
Целенье скорби человеческой;
В чьи души весь Шаданакар
Глядит с улыбкою отеческой!
Они растут — сильней войны,
Всемирной сетью школ умножены,
Духовностью просветлены,
Искусствами облагорожены!
И создается строй души
С глубинной, внутренней безбурностью.
Его, психолог, опиши
И окрести мета-культурностью!
— Приставка модная — мета —
Теперь повсюду принята…
— Вплоть до абсурда. Посмотрите-ка:
«Мета-народ», «Мета-политика»;
— «Мета-сраженья», «мета-рас»…
Сплошное мета-наважденье!
— Клянусь, я слышал как-то раз
Про мета-босиком-хожденье…
Граждане! За Памиром —
Не забывайте — крепнет
Мечта: опять диктатурою
Покрыть весь Земной шар.
— Они кичатся размером…
— Но это — пузырь, он лопнет…
— Кто ж верит в химеру старую
Теперь, когда нет
шор?
Граждане! К объединению
Под европейской эмблемой —
Бессмысленную преграду
Вздыбил Юго-Восток;
Там пестрокожие гады
Брезгают нашей системой;
Там — вопль о перенаселенье
Взбесить бы святых
мог!
— Подсказывает эпоха
Сама нам, за что бороться;
— За мощный
Союз Наций
В пределах расы господ.
— Старейшины только охают…
— Ни — фюрера, ни — полководца…
— Забыли, что значит драться!
— Простили кровавый пот!
Сраженья будущего
непредставимы
и сверхогромны,
Но застилают их
песни наши
и праздный крик;
Дух ненасилия,
к нам подсылающийся
вероломно,
Стремится выхолостить
и обезволить
наш материк.
Не проповедовать
и не кликушествовать
должны мы
Перед могуществом
гипер-урана
или свинца:
Противоставим же
демагогам,
рабам наживы,
Готовность к подвигу,
воспламеняющую
сердца!
Пусть христианское человечество
к ратоборству
Себя готовит,
не празднословя
и не щадя:
Виват — всемирному
Европейскому
Государству!
Вождя! Вождя!
— Ого! да этот — не в шутку!
— Хватил по тому, что шатко…
— Лишь бы не впасть в ошибку,
— Лучше б — кушак да шапку…
В ногу! Подхватывай стих,
бритт,
росс, и германец, и галл!
К бою, наследники трех
вер,
росших у северных скал!
Прадедов наших взманил
вширь
гордый морской горизонт;
Мы бороздили земной
шар
с фьордов до знойных Голконд;
Каждый из наших камней
полн
подвигов, песен, легенд;
Каждый средь наших полей
холм —
памятник, гордый гигант!
В творчестве — русский размах
слит
с опытом, зревшим века;
Слышен в чеканных шагах
ритм
славного материка.
В дикости разве не глох
Юг
раньше, до наших ветрил?
Разве не доблестный дух
наш
Азию плодотворил?
Но благодарности нет,
нет
в варварской мутной крови.
Будь же кровавым, ответ!
В бой,
Господи, благослови!
Пред нападающей тьмой
нет
нравственных «табу» ни в чем,
Только — с двуликой чумой
в бой
явным и тайным мечом!
— Долой… — Не хотим крови!..
— Мы сами решать вправе!
— Я ощущаю всем телом
Ужас перед металлом.
— Но самый глубокий ужас в том,
Что зверство зовется мужеством.
— А я бы от человечества
Сберег лишь конец: овечество.
Побороть эту буйную каинность,
Нераскаяиность!
Мы хотим мягкосердия, авельности,
Правильности!
Пятки свои разувай!
С плеч
груз предрассудков вали!
Крепкою кожей вникай
в речь
Матери нашей — Земли!
Нам ненавистен тупой
стук,
пошлая дробь каблука.
Так же твердили Толстой,
Брукс,
Ганди, Франциск и Лука.
Это — наш символ, права,
стиль,
всюду от Ганга до Альп.
Здравствуй, песочек, трава,
пыль,
лужицы, даже асфальт!
Разувайтесь, деды, дяди!
Отгоняйте, тетки, страх:
Предрассудков глупых ради
Хватит преть вам в башмаках!
Бос бирманец, бос яванец,
Абиссинец, негр, индус,
Только вы — и в путь, и в танец —
На ногах влачите груз!
Дивные духи творят
стих
в играх земли и воды:
Мир и природа — наряд
их,
творчество их и труды.
Их благодатную мощь
хор
славить спешит на луга,
В зелень смеющихся рощ,
в бор,
в поле и на берега!..
В нас они радостно льют
ток
чудной своей ворожбы,
Животворят и поют
сквозь
зоркую чуткость стопы.
Не разрушать — украшать
мир
учит их мудрость сердца.
Эй, босоногая рать!
Вширь —
все просветлять до конца!
— Эта мода — как зараза…
— Ай, как колко!
— Ай, смешно!..
— Ой, щекотно же…
— Не сразу,
Постепенно надо.
— Но
Здесь не Дели ведь, не Агра,
Здесь бывает и зима…
— А мой грипп? Моя подагра?
— Нет, весь мир сошел с ума.
Цикл мировых реформ — в зарю
Манит широкой анфиладою:
В них — стимул жить, когда творю,
И очищенье, если падаю.
Зла — два. Одно — утес тиранств,
Другой — мальстрем войны невиданной;
Но крепнет по лицу пространств
Союз наш, недругу невыданный!
Все веры — только лепестки
Единого цветка духовности,
Пути познанья, жар тоски,
Аспекты высшей Безусловности.
Найден тот угол зренья, чьим
Могуществом руководимые,
Собратству вер мы облегчим
Безбольный переход в Единое.
Мы углубляем смысл идей.
И даже те преграды сроются,
Что искони сердца людей
Не допускали к тайне Троицы.
Великих духов славим мы —
Друзей, создателей, водителей,
Подъемы из плотской тюрьмы
До лучезарнейших обителей.
Затем, что смысл всего добра,
И крошечного, и огромного,
Еще неявственный вчера,
Есть воля к высветленью
темного.
С девизом «украшай и чисть!»
Пройдет, творя на благо множества,
По мировым ландшафтам кисть
В руках высокого художества.
От солнца пестр и полосат,
Шар должен стать нам раем климата.
Да здравствует планета-сад,
Любовью, а не кровью вымыта!
Трупояденье до сих пор
Мясною пищей именуемо.
Но внук — как варварство, позор
Его оценит неминуемо!
Природу разворочав всю,
С ее рудой, икрой, корицею,
Теперь любому карасю
Мы отплатить должны сторицею.
Подход к животным станет нов,
Когда ключом любви и знания
Перевернется до основ
Наука зоовоспитания.
Членораздельнейшую речь
Развив для них усильем вдумчивым,
Цивилизацию стеречь
Поручим зайцам,
зебрам,
сумчатым.
От жестких формул экономики
До зверства с именем «война»
И во дворце, и в малом домике
Мужским началом жизнь полна.
Любовь была б давно развенчана,
Мир разорвался б на куски,
Когда б не расправляла женщина
Порой кровавые тиски.
Прощенье, ласка, нежность, жертвенность,
Самоотдача и тепло —
В одном священном слове
женственность —
Всё общий символ обрело.
С мужским рассудком, гневом, злобою
Соревноваться нам не честь;
Другое, странное, особое
У нас посланничество есть!
Во дни науки, ставшей ужасом,
В дни революций, войн, расправ,
Чтоб человек не стыл наруже сам,
Согреем жизнь, уют ей дав.
На судьбы, буднями загубленные,
На распри, ненависть, борьбу,
Как жены, матери, возлюбленные
Прольем святую ворожбу!..
Терзает, рвет пласты вселенские
Мужское, мир разворотив.
Есть круг мужских прерогатив,
Но есть прерогативы женские.
— Опять проклятые опыты
С интрапротонной силой{59}!..
— А чем хужее Европа-то?
— Отсталостью,
мой милый.
— Шесть, семь…
— Это жутко.
— Восемь…
— Дают уже явный крен дома…
— Мы требуем,
волим,
просим
Всемирного референдума!!!
— Ты, женственность! Ты, материнство!
Залейте искры пожара!
Да здравствует все-единство —
Держава земного шара!
— Но чтобы Конфедерация
Не стала темницей грозной,
Привет тебе, реформация!
Культурная!
религиозная!
— Вы, жаждущие! Вы, тоскующие
По радости и духовности!
К нам — странники по песку еще
Угрюмых Сахар вседневности!
— Смета на вооруженье исчислена,
Но с ней мы пойдем ко дну.
— Придется сделать просто немыслимой
Четвертую мировую войну.
— Но мы избегнем всеобщей гибели
Лишь отступленьем вспять.
— Это не выход.
— Но сроки пробили:
Ни сесть —
Ни лечь —
Ни встать.
Граждане! Жерла невиданных пушек
Устремлены
в нас.
Кажутся перечнем детских игрушек
Тол,
водород,
газ,
Не безопасят магнитные волны,
Ни электронный шлем.
Вот почему мы дары, а не молнии
За океан
шлем.
Просим народ воздержаться от жалоб,
Смысл наших дел
вскрыв:
Лучше уступка в большом или малом,
Чем мировой
взрыв.
Ныне завязываются переговоры
С Юго-Востоком. Цель —
Срыть между нами древние горы.
В море — взорвать
мель.
Можно сказать и более точно,
С сухостью,
как Тацит:
Цель — одновременный, всеобщий
Всемирнейший
плебисцит.
— Предатели! Бабы! Трусы!
— Ублюдки великой расы!
— Какой сыскался философ!
— Какой нашелся пророк!
— А тоже ходил в «колоссах»…
— Учил бумажных марак…
— Прочь! не дурачь
наш народ чепухой
притч!
— Чья была речь?
— Кто пылил требухой?
прочь!
— Жалкий вожак
на балкон уже влез…
— Вниз,
эй, ты, божок!
мы тебя затолчем
в паз!
— Этот мешок словесной трухи?
— Хи-хи.
— Этот непротивленец в дохе?
— Хе-хе.
— Эти куриные потроха?
— Ха-ха.
— Фью!
— Тащи-ка его! Тащи-ка:
Не больно зубаста щука!
— Хватай-ка его! Хватай-ка:
В миг сиганет вся стайка!
Ни шага.
Стеною ровной —
Всеобщий
отпор
бескровный.
— Начинается
исполинское
тысячелетье,
Перед коим
все миновавшее
равно дню.
Не согласием,
не уговариванием —
так плетью
Наши принципы
на планету
распространю!
Наконец-то есть чем потешиться!
Наконец-то есть кого слушаться.
Наконец-то вождь! Качай ввысь его!
Наконец-то сплотимся
в месиво.
Еще борются призраки
на земле за господство,
А уж солнце торопится —
всеразящий Геракл,
И никто не догадывается,
что в тиши, без напутствий
Уж Четвертая Стража Ночи
завершила свой цикл.
Где же Учитель? Скрылся?
Куда?..
Каждый миг на счету…
Вы — о его руководительстве?
— Да.
Все пересохло во рту.
Сколько филиппик говорено!..
Ясно, как день, одно:
Ничей ореол
и авторитет
Еще не бывал таков:
Верят мильярды, что он —
свет
Для стран и материков.
Я вижу и сам: не являл еще рок
Нигде, никаким временам,
Чтоб гений, праведник и пророк
Так мощно слились в одном.
Но где же он, где?.. Быть может, его
Спугнул этот злой самум…
Он — на прибрежье.
Слушает волны,
Вдумывается в их шум.
Ах… коли надо слушать прибой,
Можно б остаться тут:
Хищники разве смирятся? Любую
Из катастроф и смут
Он бы унял справедливым предстательством…
Прошу вас обоих: я —
Конфиденциальный посол правительства;
Лишь до его жилья
Путь укажите! Ныне дороже
Секунда — веков. В путь!
Что ж, мы проводим. Но там бездорожьем
Надо брести верст пять.
Кстати: если он новой религии
Хочет создать
храм,
Если на грудь возложил он вериги
Странника по мирам,
Ради чего же — это вниканье
В сущность былых вер,
Дружество с теми, чья власть веками
Не исправляла мир?
В мифах религий, в любом иноверчестве
Ищет понять он реальность,
трансмиф,
Высшее, вольное бого-сотворчество
Краеугольной плитой утвердив.
Хочет он пребывать незапятнанным
Жгучей борьбой за власть…
Власть его и сейчас необъятна.
Враг разъярен? Пусть.
— Вон его домик — у дальней бухты.
— Он здесь один?
—Да.
Только ракушки, волны да пихты,
Зимами — блеск льда.
— Что за гранитный хаос на штранде!
Здесь не прошло б ни одно авто.
— Кажется, у него на веранде —
Несколько человек. Но кто?
— Это — из руководительства Лиги
Близкие ученики и друзья:
Быть
у истоков интер-религий —
Это и их,
и наша стезя.
Я с детства верил в этот час,
Молил в слезах об этом миге я,
Когда затеплится меж нас
Интер-культура,
сверх-религия!
Я вижу — трое. Они прошли
Сквозь стены дома. Их лики блещут.
Одежды, льющиеся до земли,
Струятся, светятся и трепещут.
На лоб Учителю пальцы рук
Они опускают теперь, все трое…
Они обступают его вокруг.
Они как братья ему
в том слое.
— Укрываем шелками небесными
Тебя, наш брат.
— С нами — выше! Мирами безвестными
В Небесный Град.
— Небывалому знанью причастным
Придешь назад.
Я вижу — трое. Четвертый — он.
Одежды светят. Сквозь ток времен
Идут? Летят ли?.. не то, не так!
Перемещаются. Но ни шаг,
Ни взмах не нужен. Сама среда
Несется мимо… Но как? куда?
Теперь осязаю: потоки времен
По эту сторону ночи
Текут параллельно,
сквозь свет и звон
Друг с другом упруго гранича.
Как будто нас мчат
со склона на склон
Волны
чьего-то клича.
То — клич наших братьев. Уж срок. —
Быстрей
К собору! Хвала запета
И скоро прольет свой ток Эмпирей
В брак Навны и Яросвета.
Оставшись в Энрофе, ты бы не смог
Прозреть
даже силой чуда,
Какое Небо,
какой чертог
Нам станут видны отсюда.
Они восходили сквозь гимны народов
В синклитах всех стран земли;
Им вслед стихиали
до вышних сводов
Свой лучший хорал несли.
И Шаданакар
в любви и восторге
Запел и затрепетал,
Когда перед ними Край Демиургов
В божественном блеске встал.
Там будет то, что схоже с венчаньем:
Там примут в лоно они
Звенту-Свентану,
кому величаньем
Гремят грядущие дни.
Единственный из живых,
к небесам
Ты взят в этот миг
нашей долгой работою:
Приподнят, чтоб видеть таинство сам
И стать для народов
подобным глашатаю.
Ноши такой не дано никому,
Отблеска — ни на одном человеке…
Понял. И радость и тяжесть. — Приму…
Принял навеки.
Силы, Господства гремят по мирам
в честь
воинства!
Вас ожидая, убрали мы храм
в час
таинства.
Брачных корон полукруги горят,
солнц
радостней…
Соткан для Навны венчальный наряд!
Ждем
брата с ней.
Ждем — проторившего в мраке ночей
путь
к дружеству,
Ждем — возвратившего кровью своей
дух
множеству.
Будем с тобой на вершинах миров
длить
творчество,
День ото дня возводя весь Энроф
в сан
жречества.
Ибо свой плод принесла ваша боль,
скорбь,
жертвенность;
Ибо нисходит сквозь брак ваших воль
в мир
Женственность!
Навна! сестра моя! Памятью мудрой,
Памятью строгой
помнишь ли ту,
Первую, с кем в безначальное утро
Игры делила
в этом саду?
Как я смогла бы не помнить? О, помню:
Вниз уходила ты… снег и ручьи
Горную сагу журчали по камню
И превращались
в руки твои.
Ныне, в Энрофе, тобою согретый
Запад стал краем возвышенных прав,
Сольвейг,
Офелией
и Маргаритой
Блики твоих отражений назвав.
Видела ль ты, как смягчала я кару,
Жизнь озаряла
улыбкой мадонн,
Жанною д'Арк,
Беатриче
и Кларой
Блики роняя
в полночь времен?
А узнаешь ли —
с дороги венчальной —
Солнцем увенчанный мой Гималаи?
Женственность Мира
из сердца вселенной
Льется в них волнами токов благих,
Плоть свою обретая нетленную
В Дочери их.
Лотами логики в пламенный Логос
Ум не проникнет; но внутренним «я»
Слышу, вникаю в божественный голос
С непредставимых высот бытия!
Слышу, как мыслит Учитель склоненный
В сонме Синклита, о том, что ему
Зримо сквозь храмы Руси просветленной,
Но ни созвучий, ни слов не пойму.
В хор он вливает свое славословье
Той, что нисходит с верховных вершин
К ним, облекаясь плотью и кровью,
И многоярусный спуск довершив
Там новосельем…
…Да, в их святыне,
Как бы миллионами душ принята, —
О, не царица для них, не богиня, —
Радость! Божественная Красота!
В страдной, суровой, строгой работе
Мы ей созиждем здесь ореол:
Церковь грядущего — вот ей обитель!
Братства грядущего —
вот престол!
Синею розой
Верховный Святитель
Нашему другу плащ заколол.
Обессилить старинную ненависть
Наступила пора!
Новый свет лучезарная стенопись
Льет с порталов Петра!
У Кааббы распахнута занавесь,
Глубь — белей серебра!
Вечный Образ в кумирне дряхлеющей
Просиял, точно жар!
В разум тысяч влучил Просветляющий
Смысл своих аватар{70}!
Раскрываем любви окрыляющей
Обновленный наш дар!
Лестница в выси — и в выси…
Вижу Тебя, Иисусе!
Акт 12. Роза Мира
Рассвет над великим городом. Благовест в храмах метакультур продолжает звучать в своих отражениях — в колокольном звоне всех церквей земли. Плебисцит только что завершен. Площади и улицы залиты народом. Все расступаются перед процессией, направляющейся к Дворцу. Окруженный руководителями Лиги, Экклезиаст двигается медленно, твердо и прямо. Его голова — в сиянии, но он слеп. В руках его — Голубая Роза. По сторонам пути народ склоняется в приветствии. Голоса в окружении Экклезиаста— Боец
величайшего боя.
— Творец
высочайшего строя.
— Гонец
долгожданного рая…
— Слепец
от лучей Эмпирея.
— Не все еще нам понятно;
— Не все еще нами разгадано;
— Только — плывущие пятна
Солнца, крови и ладана.
— Да, неизведанным ритмом
Жгла его речь пламенеющая.
— Знаем одно: говорит он
Свыше,
как власть имеющие.
В поколенья просачивается
Свет надмирной Истории
И сознанье просвечивается
Смыслом высшей мистерии.
Над Европой и Азией
Духи веют, как вайи…
Воплотилась Экклезия{71}!
Мир мирам,
Аллилуйя!
— Древних вер выполнение;
— Верных общин братание;
— Дольних правд единение
Сферой горнего знания.
— В каждом сердце проросшие
Зерна радости мирной, —
— Так затеплилась высшая
Церковь веры всемирной.
— Чем же мы возвеличим
Ее новое слово?
— В чем наш знак и отличие
От содружеств былого?
Негасимою радостью
Всем живущим со-празднование,
Неустанною бодростью
Всем сердцам со-болезнование!
Прозорливою мудростью
Всем народам со-верчество!
Целокупною щедростью
Солнцу Мiра со-творчество!
Непрощаемых милование,
Возведенье, встречанье;
Неутешимых радование
И в блаженство включенье;
Всем и вся предугадывание
Просветленного тела;
Всех погибших восследование
В Полноту без предела!
— Господи!
— Вот оно.
— Фирнами
Гребень блестит сквозь тучи…
— Кажется — духами горными
Выкованы
эти кручи!..
Наконец-то веками, веками
Жданное объединенье!
Вот когда каждому камню
Отдам любое биенье,
Любую из капель крови,
Любое мгновенье жизни…
Вот когда петь мы вправе
Гимн мировой отчизне!
— Праздник! — Зажгите факелы!
— Мир! — Обнимайтесь, пойте!
— Не возвратятся войны…
— Не возвратятся казни…
— С нами ликуют ангелы!
— Вали границы! — Праздник!
Есть в Розе Мiра круг внутри —
Круг высочайших достижений:
Там — не магнаты, не цари,
Лишь праведник, наставник, гений.
Таким — бразды верховных прав!
Им не нужна ничья стихира;
Не исказится власть приняв,
Собор старейшин Розы Мiра!
Мир наш отягчен урожаем.
Мы, как причастники этой зари,
Богосотворчеством преображаем
Камни народоустройств
изнутри.
Но да не будут они нашей целью:
Это — колосс и в добре и во зле;
Не просветляясь,
он сверхцитаделью
Стал бы для новых тиранств
на земле.
Вот чем святится мой долгий, бессменный,
Противоречивый мой, горестный труд!
Вот что спасет государство вселенной
От превращения в темный сосуд!..
Смерть! Принимаю!
В ней — карма и кара.
Но уицраор впервые готов
Слить себя с хорами Шаданакара,
С вечным богослуженьем миров.
В сан Экклезиаста
в старину
мной
венчанный,
Стань теперь наставником,
хвалой
стран
встреченный!
К тройственной короне
ты ведом
был
исстари;
Вот — венец, венчающий венцы:
сан
Пастыря.
Как символ и знак Триединства
Дано тебе это убранство.
Пусть Женственность и Материнство
Блюдут твою власть от тиранства.
Отныне, пройдя христианство,
Ты — пастырь
народосвященства!
Стал новый дух времен за пульт.
Он развернет у ног Экклезии
Широкий полнозвучный культ —
Шелка искусств, ковры поэзии.
Здесь, на скалистой полосе,
Над морем главный храм построится:
Мы храмом Солнца Мира все
Его зовем во имя Троицы.
Он первым вестником весны
Блеснет в глаза людей — не более —
Но в нем уже заключены
Взлет,
белоснежность,
мощь,
раздолие.
Поодаль встанет над окраинами,
Над ширью пенной, где прибой,
Лучась хоралами и тайнами,
Храм серебристо-голубой.
Уж он растет, — до трети вырос он, —
И служб лазурная волна
Пройдет, звуча, по темным клиросам,
Торжественна, просветлена.
И девушки пред вечной Женственностью
. . . . . .
Ту, кому гимн я лью и лью.
По лестнице ширококрылой
Слоями шумными с высот,
Потоки воли, славы, силы
Нам Планетарный Логос льет.
Противобогом — на Голгофе
Оборван труд земной Христа.
Но в мире вышнем — не в Энрофе —
Растет, как солнце, сила та.
Верграда третий храм
мы строим
Тому, кто был Христом земле,
Кто встал теперь за каждым слоем
Борцом за гибнущих во зле.
Смотрите облик храмов тех,
Что звать привык я пантеонами:
Они взойдут, как гребни вех
Над многолюдными районами.
Да явится подобный храм,
Как ось культур, алтарь отечества,
Синклиты сверхнародов — вам!
Тебе, Синклит всечеловечества!
Чтоб культ был отразить готов
Миры до райской осиянности,
Изгоним с наших образов
Малейший знак трехмерной данности.
Любой из тех, кем благ Синклит,
В витраже пламенном отметится
Таким, каким он днесь парит
И там, в раю, творит и светится.
Иерархии, преклоня
Лицо на миг, к трехмерной плоскости,
Пройдут лишь отблеском огня,
Лишь предвареньем светоносности.
Над прохладными плитами —
Фимиам и служенье;
С Мировыми Синклитами
Всех народов общенье;
Спор кровавый меж верами
Странен, в прошлое канув,
И горят полусферами
Купола пантеонов.
Всем, кто ищет, кто молод,
Нами будет, как отсвет,
В бронзу, мрамор и золото
Опыт прошлого отлит,
В тело города вкрапленный,
Зримо явлен, изваян, —
В раме парков, ансамблями
Вознесен у окраин.
В глубь зодчества разных стран и лет
Я долго вглядывался, стиль ища,
Хоть общих признаков, примет
Порученного мне святилища.
Но мир не знал еще террас,
Для игр и служб со стихиалями,
Спешащими к нам в первый раз,
Звеня незримыми сандалиями.
Оттуда с Солнцем станем мы
Общаться в танце, в действе радостном,
Беспечной детской кутерьмы
Не убоясь пред ликом благостным!
По садам, по лесничествам
И у водных ристалищ —
Звон и гомон строительства
Небывалых святилищ:
Там пронизан духовностью
Хмель старинный веселья;
Там ни ветхой греховности,
Ни вериг, ни насилья.
Играющие стихиали
От пляжа до школьных парт
Дух юношества зацеловали
Сквозь шустрый и шумный спорт.
В просвечивающие слои их
Глядится душа, смеясь,
И правда об иерархиях
Крепит золотую связь.
Вокруг водоемов — храмы
Той связи посвящены:
Поем в них по вечерам мы
Лазурной
Душе Луны;
Отцу, великому Солнцу,
Плетем хороводы дней,
Как пестрые протуберанцы,
Как танцы живых огней.
И радугу брызг лучистых
Меж нами и ним взметя,
Крылаты становимся, чисты,
Как ветер,
огонь,
дитя.
Проект мистериала. Но
Его устройств великолепие
Не может быть отражено
Ни тушью скудною, ни сепией{72}.
Вращенье сцен, экранов, призм,
Мираклей планы многослойные —
Весь этот строгий механизм
Дадут понять макеты стройные.
Ни в празднествах, ни в работах
Не утоляемый ум
Пьет в тихих философиатах
Настой прозрений и дум;
И чтобы тиару и дискос
Принять от нас, иерей
Свершает высокий искус
В безмолвии монастырей.
Когда ж в городах и селах
Утихнет полдневный голк —
Бьют гонги в мистериалах,
Шуршит, поднимаясь, шелк,
И блещущие обиталища
Молитв, искусств и труда
Являют
народам
зрелища,
Не виданные никогда.
Дней насквозь просияние
Благостройным искусством;
Всех щедрот отдавание
Возвышаемым паствам;
Совершенства возвещивание,
Устью дней славословье!
Поколений возращивание
Неоскудной любовью!
Всех стихий поднимание!
Всем познаньям причастье!
Теплотой обнимание
Игр и детского счастья!
Помощь ласкою дружественной
Дольним царствам Природы —
Радость женственно-мужественная
В роды,
роды
и роды!
Кроет сад убеленный
Новый Свет и Евразию.
О все-братство подлунной!
Роза Мiра, Экклезия!
Все, что завещал тебе я встарь,
в ночь
грозную,
Ты осуществил. Приди же, царь!
Жду!
Праздную!
— Радуйся, —
в неувядающих
свето-радугах
упокаиваемый!
— Радуйся,
лицезрения
Экклезии
удостаиваемый!
— Радуйся,
неизреченное
боговодительство
продолжающий!
— Радуйся,
и в посмертии
все человечество
возвышающий!
— Свершается!
Еще я слышу
в себе дыхание
богинь народных,
И слиты в пиршестве моем по-прежнему
свет и тьма, —
Кто ж окрыляет
былую тяжесть
стихий свободных?
Не ты ль, Урания?
Звента-Свентана{74} ли?
иль я сама?
Вы, пламенеющие
в потоках солнца,
Стихии веющие!
Кружитесь в танце!
Озер мерцающих
и рек разливистых
Все просветленней
блаженный сонм,
Поет, журчит он, смеется, гривится
И серебрится
лунным сном.
О, прикасайтесь к нам поцелуями,
И зверь,
и даймон,
и человек:
Мы омываем вам
тело — струями,
А души скорбные —
душою рек.
Кто нас полюбит —
поем метелями,
Постелим нивы, пески, луга,
По волнам воздуха
помчим качелями,
Как друг, товарищ,
а не слуга.
И если истина дана пророчествам —
Соединимся
по всей земле
С преображаемым
Все-человечеством
В игре и дружбе, —
любви, —
хвале.
Рати разошлись, и дозвенел
звон
стремени,
Каждый из соперников склонил
стяг
знамени,
Это — предреченный испокон
сдвиг
Времени:
Мир преобразует свой закон
в Lex
Domini.
В городе — мерцающий эфир
льнет
к зданиям,
Слышатся архангелы — весь мир
полн
пением,
Светится таинственный потир
сквозь
ярусы,
Солнечным веселием гремят
все
клиросы.
Виден ли вам — семьдесят веков
мной
строимый
Город, сверхнароду моему
кров
чаемый?
В солнечной ладье к нему восплыл
цвет
племени,
Нил Небесный ласкою смирял
жар
пламени.
Жгучим тоскованием влеком
в зной
Имени,
Строил я Эанну — маяком
в злой
темени;
Тяжесть и возвышенность громад
слил
в прочности,
Конус семиярусный возвел
в синь
вечности.
В мраморе Олимпа моего
нет
бремени!
Вольным от обузы вещества,
мир,
зри меня!
Зданье, возведенное в эфир,
мной
кончено,
Гелиосом{75} вечной красоты
днесь
венчано.
Вон, на небе радуги цветут,
вон,
пазори,
Китежские благовесты льют
звон
в озере.
Бронза Монсальвата в серебре
льдов
грянула,
Волны благостыни по снегам
гор
ринула.
Пивших мою мудрость не томит
дух
ропота,
Нимбами Апостолов блестит
рай
Запада.
Духом — фимиамом у пустынь
край
курится,
Ангел ударяет в солнцекруг —
звон
ширится.
Боги облекают весь народ
в шелк
ризовый,
В розах Гималаи — небосвод
весь
розовый.
Ветром у ресниц затрепетал
дух
дружества,
Тонкий хлад Нирваны пронизал
путь
множества.
Кто из нас — работник? Кто- поэт?
кто —
зодчий?
Всеми и для всех уже цветет
сад
Отчий.
— Слава! — Зажигается
созвездие
Трикирия!
— Слава! — Истончается
и светится
материя!
— Это — в совершенстве
растворяется
История!
— Это — завершается
железная
мистерия.
Невеста Агнца приготовила себя,
Придите, званые, на брачную вечерю!
Шаданакар входит в новый эон.
Привычность форм и очертаний ослабевает.
— Венчанные тиарами льда,
Горные пики гремят, как сполох:
— Бог!
— Мчащиеся за чередой череда,
Волны морей поднимают, как вздох:
— Бог!
— Неба не славившие никогда,
Магмы глубин оглашают чертог:
— Бог!
— Духом просвеченные города
Вторят из лона блаженных эпох:
— Бог!
— Будет!
И непредставимой хвалой
Камни, свинец и уран запоют:
— Свят!
— Будет!
Всемирный обстав аналой,
Лики звериные возопиют:
— Свят!
— Будет!
И, некогда преданные суду,
Ангелы сумрака заговорят:
— Свят!
— Будет, о, будет!
Возжаждет мучитель в аду,
И забушует хвалою сам ад:
— Свят!
— К нам!
Через слои лучезарных времен —
К нам!
— К нам!
Сквозь Андромеду, Орел, Орион —
К нам!
— К нам!
Выше, все выше, в последний эон —
К нам!
— К вам!
Ставших галактик летит караван —
К вам!
— К вам!
Зыблется весь мировой океан —
К вам!
— К вам!
Вдаль, в эмпирей, за последний туман —
К вам!
— Благ!
Сущий в созвездьях, сердцах, голосах —
Благ!
— Благ!
В дивных законах, в живых чудесах —
Благ!
— Благ!
В неизреченных Своих небесах —
Благ!
Послесловие
Я не знаю,
какой воскуривать Тебе ладан
И какие
Тебе присваивать
имена.
Только сердцем благоговеющим Ты угадан,
Только встреча с Твоим сиянием предрешена.
В предварениях
Ты указывал мне на храмы
На вершинах
многонародных
метакультур,
Дал коснуться перводыхания Парабрамы
И блистанья
преображаемых
брамфатур.
И, ликующий
от всемирности
просветленья,
От знамений, уж озаряющих небосклон,
Из возможностей
всенародного
становленья
Стих Мистерии
только ЭТОЙ
заворожен.
Но все сумрачней, все отчетливей и другая, —
Ту угрозу
уж Апокалипсис
различал, —
И предчувствую я, в тревоге изнемогая,
Мироправство
богоотступнических
начал.
Ибо явно уже распахнут Противобогом
Путь в грядущее —
до антихристова
столпа,
И бесчисленна
поднимаемая
по дорогам
Человеческая обездушенная скорлупа:
Ибо выйдет
из трансфизического
горнила
Рать исчадий,
не воплощавшихся
на земле,
Чтобы дьяволо-человечество заменило
Нас, колеблющихся и мечущихся во мгле.
И невольно
я огибаю
повествованьем
Даль грядущего,
предназначенную огню;
Стих стравливать
этим горестнейшим познаньем
Не осмеливаюсь —
отсрочиваю, —
временю.
Только ведаю,
что, подобные огневицам,
Грянут молнии в купол капища и хором,
Да исполнятся предреченные духовидцем
Письмена
о преображении
мировом.
И какую бы
мы ни пестовали
химеру,
Сквозь какой бы
ни прошествовали
пожар —
За огнем его различаем мы Сальватэрру
И осанною сотрясенный
Шаданакар.
Эту смену
мироохватывающих
эонов,
Новый космос, уже сияющий вдалеке,
Кто решился бы
перезвоном
гиперпеонов
Предвосхитить
на поэтическом
языке?
И предчувствую
в потрясающие
мгновенья,
Что за гранью
и галактической,
и земной,
Ты нас примешь, как сопричастников вдохновенья,
Для сотворчества
и сорадованья
с Тобой.
Что пред этими просветлениями вселенных
Кратковременность
наших сумеречных пустынь?
Да приидет же
Твое Царствие
совершенных,
Единящее
ныне борющихся. —
Аминь.
Примечания
1
— Дамы — направо! Господа — налево! (фр.) — бальные команды (Ред.) (обратно)2
Здесь под этим термином, прямо противоположным термину «демон», понимаются весьма светлые иноматериальные существа, вдохновляющие некоторых деятелей культуры и истории. (Здесь и далее сноски, кроме особо оговоренных, принадлежат Д. Л. Андрееву.) (обратно)3
Мой Бог! Кто это? (фр.) — (Ред.) (обратно)4
Велга — мощное демоническое существо женственной природы, умножательница жертв, вдохновительница анархий. Велг — несколько. Велга России очень стара. (обратно)5
Игвы — высокоразумные существа, антиподы человечества, обитатели четырехмерного пространственного мира, связанного с нижней стороной земной коры. (обратно)6
Друккарг — великий город, одна из держав этого мира, в известном смысле анти-Россия. (обратно)7
Вещая Карна (ст. рус.) — олицетворение народной скорби о великих бедствиях. (обратно)8
Уппум — «дождь вечной тоски», ад уицраоров. (обратно)9
Одно из имен великого демона земного шара. (обратно)10
Это существо — проявление единой великой стихиали, Афродиты Всенародной Человечества, но устойчивое и одаренное разумом. Это — ваятельницы народной плоти; общее название их — кароссы. (обратно)11
— Дамы — в каюты! Господа — на палубу! (фр.) — (Ред.) (обратно)12
Демиурги — великие миротворящие и народоводительствующие духи, осуществляющие в своем творчестве мировой Божественный план так, как он ими понимается. Яросвет — условное наименование демиурга России. (обратно)13
Крипты — подземные церкви в катакомбах. (обратно)14
С трибуны (лат.) — (Ред.) (обратно)15
Мировая Сальватэрра — высший из миров Шаданакара, обитель Планетарного Логоса. (обратно)16
Шеол (иудаист.) — теневая страна умерших. Здесь — темные миры чистилищ. (обратно)17
Энроф — космическое трехмерное пространство, астрономическая вселенная. (обратно)18
Экклезиаст (греч.) — буквально — проповедник. Здесь — человек, удостоенный дара вестничества, то есть провозглашения и утверждения эпохальных или сверхэпохальных духовных истин. (обратно)19
Шудры — низшая из четырех основных каст Индии. (обратно)20
Мы с Рейна, мы с Роны, с Огайо, с Темзы, с Тибра — разноязычные возгласы. — (Ред.) (обратно)21
На войне как на войне! (фр.) — (Ред.) (обратно)22
Жги землю! (фр.) — (Ред.) (обратно)23
Покраснение груди — физиологическое следствие, признак самадхи одного из видов религиозного экстаза. (href=#r23>обратно)24
Сверхнарод — группа наций, объединенных общею, совместно созидаемою культурой (обратно)25
Рассудку (лат.) — (Ред.) (обратно)Комментарии
1
Понимание непростого содержания, заложенного в драматической поэме «Железная мистерия» предполагает в читателе близкое знакомство с главным трудом Даниила Андреева — «Розой Мира» (в тексте примечаний — РМ), а также с произведениями, вошедшими в состав поэтического ансамбля «Русские боги». В первых актах яркими художественными средствами нарисована общая картина метаистории России в первой части XX века. За большинством эпизодов и персонажей отчётливо прочитываются конкретные исторические события и реальные личности; однако, в авторских примечаниях они не раскрыты. Вторая половина «Железной мистерии» посвящена одному из вероятных (на период до 1957 года) путей развития метаистории; после указанной даты подобная возможность, в целом, отпала вследствие переноса верховной демонической санкции с российского демона великодержавной государственности на шрастр Северо-Запада (Мудгабр) и уицраора Америки. Таким образом, следует иметь в виду, что содержание «Железной мистерии», работа над текстом которой велась с 1950 по 1956 годы, не учитывает важнейших событий метаистории, происшедших почти через полтора года после завершения написания, и нашедших отражение лишь на страницах «Розы Мира». Существенное замечание общего порядка: в отличие от «Розы Мира», «Железная мистерия», в большой мере, — художественное творение. Поэма содержит множество аллегорий, а также неизбежных, диктуемых и жанром, и формой, упрощений в понятиях. Так, образ вещей Карны относится к категориям мифопоэтическим, но не метаисторическим. Последовательность рождения жругритов времён Российской империи — детищ Второго Жругра, изменена. Намеренно пропущено Даниилом Андреевым такое важное событие, как вторая мировая война; передача метаисторической её сути повлекла бы значительное смысловое усложнение. Есть и другие подобные моменты.(обратно)
Последние комментарии
55 секунд назад
3 минут 1 секунда назад
6 минут 7 секунд назад
8 минут 17 секунд назад
30 минут 7 секунд назад
35 минут 7 секунд назад