На перекрестках времени. Научно-фантастические рассказы [Евгений Львович Войскунский] (fb2) читать постранично

Евгений ВОЙСКУНСКИЙ, Исай ЛУКОДЬЯНОВ НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ВРЕМЕНИ (сборник)

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ»

МОСКВА

1964

АЛАТЫРЬ-КАМЕНЬ

— Опять эта луковица, — сказал Олег. — Ребята! — закричал он. — Идите сюда!

Первой вышла из палатки Света. Она посмотрела на небо, затянутое облаками, и состроила гримасу. Потом взглянула на свои брюки и ботинки, заляпанные высохшей грязью, и только после этого — на Олега.

Олег стоял возле огромного валуна и махал рукой.

— Сумасшедший, — сказала Света, — в одной майке. — Она заглянула в палатку. — Володя, Борис, выходите, Олег опять что-то нашел.

Володя вскочил и, приложив ладонь ребром ко рту, протрубил сигнал побудки. Борис плотнее завернулся в одеяло.

— Физик, а спит, как лирик, — сказал Володя. — Растолкать его?

— Бессмысленно, — ответила Света. — Раньше семи он не встанет.

Она пошла к Олегу. Володя, позевывая, шагал за ней.

Сосны торчали прямо из скал. Низкорослые березы протягивали скрюченные руки, будто просили милостыню.

— Смотрите, — сказал Олег. — Опять это изображение.

На шершавом валуне было высечено нечто вроде луковицы, положенной набок.

— Понимаете, — сказал Олег, — я делал зарядку. Бегу мимо этого валуна, смотрю — луковица! Такая же, как в Марьином посаде. И как у того болота, где Светка вчера завязла.

— С чего ты, собственно, взял, что это луковица? — спросил Володя.

— Луковица, только абстрактная, — заметила Света. — Идея луковицы.

— Н-да, — сказал Володя. — Только, по-моему, это не луковица, а стилизованная стрела.

— Наконечник стрелы! — закричал Олег. — Верно, Вовка! — Он сорвался с места и побежал в палатку.

Подошел Борис, сонный, взлохмаченный.

— Опять первобытные картинки, — лениво сказал он. — Прошу учесть, что сегодня не моя очередь готовить завтрак.

— Боречка проголодались, — сказала Света. — Боречка гневаются.

— На себя гневаюсь. Затащили чуть ли не в тундру. Навещают столетних старух, записывают драгоценные сведения: на море-окияне, на острове Буяне лежить бел-горюч камень-алатырь, а под им меч-кладенец в девяносто пуд… Почти полторы тонны… И чего он там лежить? И чего я, дурак, за вами увязался, последние каникулы гублю, или, как там у вас в фольклоре, коту под хвост пущаю?

— Обмен веществ у тебя, Борька, неправильный, — сказал Володя. — Оттого и брюзжишь по утрам.

— И толстеешь, — добавила Света. — Пил бы грацидин, что ли.

— Вам-то хорошо, — огрызнулся Борис, — у Вовки царевна-лебедь при себе, а этот сказочник…

Он кивнул на возвращающегося Олега и горестно махнул рукой.

Олег нацелился объективом «Зоркого» на валун и щелкнул затвором.

— Явный наконечник стрелы, — сказал он, закрывая футляр. — Хотел бы я знать, куда он указывает.

— Какой еще наконечник? — проворчал Борис. — По-моему, это капля. Обтекаемое тело. Следовательно, направление указывает не острый конец, а тупой.

— Тупой конец? — озадаченно переспросил Олег. — Но это, кажется, важно только при высокой скорости. Обтекаемые формы появились лишь в нашем веке…

— Так как насчет завтрака? — сказал Борис. — Слушай, царевна-лебедь в грязных портах, займись. В конце концов твоя очередь.

Завтракали в палатке, под шорох дождя.

— Древние зря ничего не сочиняли, — говорил Олег. — Вот хотя бы алатырь-камень. Не зря же, черт побери, в Голубиной книге царь Волотаман Волотаманович спрашивает царя Давида Иесеевича, какой камень всем камням отец, а тот ему отвечает: алатырь-камень!

— Ты ешь, ешь, — заботливо сказала Света. — Копаешься ложкой, а в рот не кладешь.

— Посмотри, как Боря хорошо кушает, — добавил Володя.

— Пустяковая у вас профессия, — с полным ртом отозвался Борис. — Разговорчики одни. Догадки. Ваш камень-алатырь во всех сказках бел и горюч, а где-нибудь эти свойства используются?

— По классификатору Аарне-Андреева алатырь-камень чаще всего упоминается в заговорах от всяких напастей, — сказала Света тоном первой ученицы, — а свойства его, действительно, не используются.

— Это неверно, — возразил Олег. — Упоминание в заговорах о камне — это симпатическое обрядовое действие. Его смысл таков: прикосновение передает слабому свойства камня — силу и крепость. Веселовский считает, что алатырь-камень — это алтарный камень Сионского храма. А по Надеждину, «алатырь» — испорченное греческое «электрон», «илектр», то есть янтарь. Кстати, янтарь горюч…

— Помнишь, как в азбуковниках о нем говорится? — перебила Света. Закрыв глаза, она произнесла нараспев: — «Илектркамень зело честен, един от драгих камней тако именуем, златовиден, вкупе и сребровиден…»

— Греки еще и не так воспевали янтарь, — заметил Володя. — И красивый он, и электризуется, если потереть его суконкой. Понятно, что на него всякую лирику накручивали. — Он перехватил укоризненный взгляд Светы и поспешно добавил: — А вообще