КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно
Всего книг - 706129 томов
Объем библиотеки - 1347 Гб.
Всего авторов - 272720
Пользователей - 124655

Новое на форуме

Новое в блогах

Впечатления

a3flex про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Да, тварь редкостная.

Рейтинг: 0 ( 1 за, 1 против).
DXBCKT про Гончарова: Крылья Руси (Героическая фантастика)

Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))

По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...

В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
medicus про Федотов: Ну, привет, медведь! (Попаданцы)

По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.

cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".

Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.

Итак: главный

  подробнее ...

Рейтинг: 0 ( 0 за, 0 против).
Dima1988 про Турчинов: Казка про Добромола (Юмористическая проза)

А продовження буде ?

Рейтинг: -1 ( 0 за, 1 против).
Colourban про Невзоров: Искусство оскорблять (Публицистика)

Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно

  подробнее ...

Рейтинг: +2 ( 3 за, 1 против).

Ради твоей улыбки [Джо Беверли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джо БЕВЕРЛИ РАДИ ТВОЕЙ УЛЫБКИ

Глава 1

Элинор Чивенхем лежала на широкой постели и дрожала как в лихорадке. В конце апреля погода стояла не по сезону холодная, а в комнате было не топлено. От каждого порыва ветра старые, давно не ремонтированные окна дребезжали, пропуская холодный влажный воздух, но не в этом заключалась причина ее скверного самочувствия. Все дело было в том шуме, что доносился с первого этажа дома ее брата. Пьяное, разнузданное пение, громкие выкрики и взрывы женского смеха свидетельствовали об очередной оргии.

Такое случалось почти каждую ночь в течение последних двух месяцев, которые она жила в этом доме, высоком и узком, словно втиснувшемся между других домов на Дерби-сквер. Днем здесь было немного спокойнее, хотя повсюду царили запустение и беспорядок. Слуги слонялись с сонными лицами, безразлично взирая на следы ночной попойки.

Элинор со вздохом вспоминала свой родной Чивенхем-Холл в Бедфордшире. Она согласилась уехать оттуда ради спокойствия своего брата Лайонела, когда тот решил продать дом и заплатить долги. По правде говоря, Элинор вела в Бедфордшире весьма скромную жизнь: в доме оставалось всего трое слуг, которым Лайонел платил скудное жалованье и которые питались тем, что выращивали в маленьком огороде.

Но жизнь в Бедфордшире была спокойной, и Элинор чувствовала себя там свободно. В библиотеке имелся богатый выбор книг, и она любила почитать на досуге, любила побродить по окрестностям, навещала соседей, которых знала всю свою жизнь. Здесь, на Дерби-сквер, не оказалось книг, достойных внимания леди, не было парков поблизости, которые бы могли заменить ей загородные прогулки, и главное, не было друзей.

Порой ее одолевало желание сбежать в Бедфордшир и искать приюта у кого-нибудь из знакомых, но время пока не пришло. По завещанию отца ей следовало оставаться под опекой брата до двадцати пяти лет. В случае нарушения этого условия она лишалась своей части наследства в его пользу. Элинор прекрасно знала, что такой поворот вполне бы устроил Лайонела, так как он уже промотал почти все из своей доли наследства.

Громкий визг заставил девушку натянуть одеяло на голову. Бедность ее брата, казалось, не влияла на его развлечения. Неужели ей придется терпеть это еще целых два года, прежде чем она наконец сможет избавиться от его «опеки»? Она едва находила в себе силы противостоять Лайонелу — он одурачивал людей с легкостью, не исключая и собственных родителей, и искусно манипулировал сестрой в тех ситуациях, когда она выказывала неповиновение.

Если Лайонел продал загородное поместье единственно для того, чтобы сделать ее жизнь под его протекцией невыносимой, она должна была признать, что он добился успеха.

За дверью послышались шаги, сопровождаемые тихим сдавленным смехом и перешептываниями. Убеждая себя, что она в полной безопасности от проникновения дебоширов, Элинор соскользнула с постели проверить, хорошо ли заперты двери, ведущие в коридор, и еще одна в смежную со спальней гардеробную. Убедившись в надежности замков, она покачала головой, улыбаясь своим страхам. Что касается чердака, он был заперт так давно, что и ключ от него затерялся.

И все же Элинор чувствовала, что у нее есть все основания проявлять повышенную осторожность: чтобы добиться ее части наследства, Лайонел становился все более нетерпеливым. Его долги росли с каждым днем.

Пару дней назад он поздравил ее с полученным предложением замужества.

— Кто может сделать мне предложение? — с удивлением поинтересовалась Элинор. — Я никого здесь не знаю.

— Ладно, ладно, сестричка, — сказал он с ухмылкой, — ты забыла, я как-то представил тебя моим гостям, пока ты не застеснялась и не убежала прочь.

— Это не смущение, — твердо возразила девушка. — Я убежала, братец, так как боялась, что меня стошнит.

Лайонел расхохотался. Это был его обычный ответ на любую неприятность.

— Нелл, тебе двадцать три, и я говорю о предложении… Разве тебе не хочется стать леди?

— Я и есть леди, — отмахнулась она. — Если ты говоришь о браке, я скажу тебе, брат, в твоем окружении нет ни одного джентльмена.

— Граф, моя милая, не нуждается в том, чтобы быть джентльменом. Лорд Деверил горит нетерпением посвататься к тебе.

Деверил! Элинор проняла дрожь при одном упоминании этого имени. Из всех приятелей, окружавших ее брата, этот человек вызывал у нее наибольшее отвращение. Лайонел в свои двадцать пять лет был эгоистичен и способен на зло, но, пожалуй, не более того. Деверил внес в жизнь брата пьянство, разврат и, что самое худшее, пристрастие к наркотическому зелью, привозимому с Востока.

— Я никогда не выйду замуж за лорда Деверила, — сказала Элинор с непоколебимой уверенностью. — Лучше умереть!

— Какое высокомерие! — процедил Лайонел сквозь зубы. Он еле сдерживал себя, так как жаждал этой женитьбы. — Учти, Нелл, лорд Деверил имеет обыкновение добиваться того, чего хочет. Лучше бы ты проявила благоразумие.

— Благоразумие? — воскликнула она. — О чем ты говоришь! Попомни мои слова, Лайонел, ответ — нет, и всегда будет — нет! Делай что хочешь — ничто не заставит меня пасть так низко!

Она вновь задрожала от собственной смелости и вызова, брошенного брату. Возможно, это было безрассудно, но Элинор ничего не могла поделать с собой. Леденящий душу страх двигал ею. Перед ней возникло лицо лорда Деверила с влажными губами и маленькими змеиными глазками. От него, должно быть, пахло трупом. Ну уж нет! Жизнь, пусть даже под сомнительной протекцией Лайонела, была все же предпочтительнее.

Ее размышления прервал легкий стук в дверь.

— Кто там?

— Я, миз Элинор, Нэнси. Принесла вам попить горяченького — как уснуть иначе при таком шуме?

Голос мягкий, успокаивающий — во всяком случае, так показалось Элинор. Нэнси была новой служанкой в доме — молоденькая, хорошенькая, не лишенная природной смекалки, граничившей с хитростью. Она относилась к хозяйке с уважением, а мысль о горячем питье ласкала слух. К тому же шанс заснуть становился все призрачнее.

Элинор прошлепала босыми ногами по потертому ковру, дрожа от холода даже в своей объемистой фланелевой рубашке, и осторожно приоткрыла дверь. Нэнси стояла на пороге одна, рыжие волосы слегка растрепаны, в руках фарфоровая чашка, прикрытая крышечкой.

— Спасибо. — Элинор взяла чашку. — Это ты очень умно придумала. — Она всегда старалась отвечать добром на добро. — Лучше бы тебе не возвращаться вниз.

Девушка покраснела, но ответила упрямым взглядом.

— Мне надобно делать, что хозяин велит. — По ее говору можно было понять, что она лишь недавно рассталась с деревенской жизнью ради возможности жить в городе.

— Как знаешь. — Элинор вздохнула. — В любом случае спасибо.

Она чувствовала свою вину перед такими, как Нэнси. Когда неминуемое случится, ее выбросят вон, и одному Богу известно, что с ней будет.

Элинор осторожно заперла дверь и снова забралась в кровать. Ощущение защищенности оказалось особенно приятным после холодного воздуха комнаты, а аромат сдобренного пряностями молока приподнял ей настроение. Элинор глотнула раз-другой. Как славно, кажется, в молоке есть немного рома. Чуть-чуть приторно на вкус, но все равно приятно. Она выпила все до последней капли и нырнула поглубже под одеяло.

Питье действовало расслабляюще, и она чувствовала, как подступает сон. Крики и шум снизу больше не беспокоят ее. Она не знала, спит или нет, когда легкий шорох проник в ее затуманенное сознание.

Высокая дверь, соединяющая спальню и гардеробную, вдруг со скрипом отворилась.

К своему ужасу, Элинор обнаружила, что ее тело стало до невозможности тяжелым и непослушным, а мозг словно окутало шерстяной ватой. Размытые очертания комнаты плыли перед ее глазами, и как она ни моргала, пытаясь прояснить их, ничто не помогало. С трудом приподнявшись на постели, она увидела Нэнси, которая, подойдя, склонилась над ней.

— Вижу не больно-то вам ловко с этой косой, миз, — бормотала Нэнси с хитрой усмешкой, пока ее пальцы проворно делали свое дело. Элинор пыталась возразить, но это требовало слишком больших усилий. Если она будет спать с распущенными волосами, то утром ни за что не расчешет их. Хотя девушка только старается сделать как лучше… Но что, ради всего святого, она делает с ее рубашкой? Зачем расстегивает пуговицы…

Нэнси осторожно уложила ее на постель.

— Так, миз. Так красиво.

Однако Элинор уже ничего не слышала — она погрузилась в сон.

* * *
Между тем внизу, среди разгула, царившего в гостиной, незнакомец, случайно оказавшийся в компании Лайонела Чивенхема, с ужасом взирал на происходящее, находя все это похожим на ночной кошмар.

Кристофер Дилэни, лорд Стейнбридж, намеревался провести мирный вечерок в «Уайт-клубе», но когда выходил оттуда, его подхватила новая компания, и это было единственное объяснение, почему он оказался здесь. Чивенхем и его приятели шумно праздновали отречение Наполеона и возвращение Бурбонов к власти, а вечная нерешительность Кристофера не позволила ему отказаться. Кроме того, они с Чивенхемом учились в одно и то же время в Итоне, хотя Чивенхем никогда не вызывал у него симпатии.

Хотя Кристофер и позволил уговорить себя и привезти в дом Чивенхема, один взгляд на собравшуюся там компанию заставил его искать ближайший выход.

Правда, вскоре обнаружилось обстоятельство, которое несколько скрасило картину. К своему удивлению, лорд открыл среди гостей родственную душу — молодого француза, столь же сильно увлеченного китайским фарфором, как и он. Время шло, количество выпитого вина росло, а молодые люди все обсуждали интересную тему.

Они рассматривали несколько вещиц, которые месье Буало привез показать сэру Лайонелу. Только позже Кристофер задался вопросом, с какой стати погрязший в долгах филистер — а именно это можно было сказать про Чивенхема — интересуется драгоценными произведениями искусства.

Сэр Лайонел присоединился к ним, держа в руках грациозную фигурку лошади из жадеита.

— Прелестная вещица, не правда ли, Стейнбридж?

— Пожалуй. — Гость чувствовал, что слово недостаточно адекватно соответствует той характеристике, которую он считал правильной.

— Изысканная, как прелестный юноша, вы это хотите сказать, а, Стейнбридж? — присоединился к разговору лорд Деверил.

Неприятный холодок пробежал по спине лорда Стейнбриджа. Он поднял глаза и увидел, что находится под обстрелом насмешливых взглядов. Даже месье Буало позволил себе двусмысленную улыбку.

Кристофер чувствовал, что его мозг отказывается работать с обычной четкостью, и как ни пытался, так и не нашел остроумный ответ.

— Нет, — пробормотал он.

— Возможно, вы правы, — благосклонно согласился лорд Деверил. — Некоторые очаровательные молодые люди несравненно красивее, не так ли? — Он заговорщицки потянулся вперед. — Например, юноши в известном доме на Роуленд-стрит?

Кристофер замер, пытаясь не выдать охватившую его панику. То, на что они намекали, одновременно было и смертельной обидой, и уголовным преступлением. Даже если титул защитит его, он никогда не сможет отмыться от такого скандала.

В этот миг он был не в состоянии связно думать… Более того, его тревожило ощущение, словно он сам не принадлежал себе, как будто в нем поселился кто-то чужой, овладел его сознанием и убеждал, что в происходящем нет ничего особенного. Видимо, дело тут было не в одном вине — вино не могло так подействовать!

Приняв решение, Кристофер поднялся, намереваясь уйти, и его подозрения еще раз подтвердились. Тело не слушалось. Когда Чивенхем положил ему руку на плечо, он обнаружил, что идет следом за ним без всякого сопротивления.

— Не надо стесняться, мой друг, — шептал сэр Лайонел. — Мы приготовили кое-что специально для вас.

Лорд Стейнбридж оказался лицом к лицу с красивым молодым человеком, которого он встречал в доме на Роуленд-стрит. У юноши были чудесные огромные карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, и он сохранил способность краснеть. Юный Эдриан улыбался с неподдельным удовольствием, но лорд Сгейнбридж воздержался от ответной улыбки. Ужас сковал его сердце.

— Боюсь, вы ошибаетесь, Чивенхем, — неловко кашлянув, произнес он, радуясь, что ему все же удается контролировать свои бессвязные мысли. — Я предпочитаю женщин. И как вы знаете, был женат.

— Сожалею, Стейнбридж. — Сэр Лайонел пожал плечами. — Я только хотел сделать вам приятное, чтобы вы могли в полной мере вкусить мое гостеприимство. Придется восполнить досадный промах, — усмехнулся он. — Вот что я скажу вам! У меня наверху есть прелестная леди — между прочим, девственница, страшно желающая получить удовольствие. Я дарю ее вам! — Он сделал широкий жест, объявляя во всеуслышание свое великодушное предложение.

Лорд Стейнбридж чувствовал себя так, словно попал в ад. Со всех сторон его окружали гогочущие, ухмыляющиеся лица, чьи черты искажал неровный свет камина и свечей, придавая им еще более устрашающий вид.

Его рассудок вновь отказывался подчиняться ему. Он хотел одного — уйти.

— Вы слишком добры… Нет необходимости, уверяю вас…

— О, не беспокойтесь, милый друг. Вы обидите меня, если откажетесь. — Сэр Лайонел подтолкнул его к двери. — Кроме того, кто-то из этих джентльменов может поверить в то, что я так опрометчиво объявил раньше. Если вы обслужите эту девчонку, кто из них посмеет открыть рот? Идемте. Прошу…

— Эй! — раздавались пьяные голоса. — Черт возьми, милорд, покажите, на что вы способны!

— А то я еще подумаю, что выпивал с любителем поиграть в триктрак. Ха-ха-ха!

— Видите? — Сэр Лайонел развел руками. — Это все моя вина. Докажите же им, что они ошибаются, мой дорогой Стейнбридж, и я презентую вам эту изумительную лошадку, которая стала причиной всех недоразумений. — Он взял статуэтку и приподнял ее. — Изысканная, как изящная женщина, не так ли?

— Да-да, конечно, — произнес лорд Стейнбридж, соглашаясь с определением, и тут обнаружил, что его слова приняты как согласие. Ладно, пусть так, он сможет притвориться… Его короткая женитьба могла послужить доказательством. И фигурка из жадеита превосходна. Она заслуживала лучшего дома, чем этот…

* * *
Сознание вернулось к Элинор, когда новые звуки достигли ее слуха. Она открыла глаза и постаралась вглядеться в темноту. Колеблясь в зыбком свете единственной оплывшей свечи, две неясные мужские фигуры словно выплыли из темноты. Ее брат и незнакомый мужчина стояли, глядя на нее. Незнакомец был высок ростом, худощав и очень бледен. Оба — и он, и ее братец, — казалось, находились в дальнем конце длинного туннеля. Как странно… Она-то ведь знала, что ее комната была довольно маленькой.

И вдруг Элинор с ужасом увидела, как лорд Деверил присоединился к ним.

Словно издалека до нее доносились их приглушенные голоса.

— Это вам, мой друг, — послышался голос брата. — Сладкая девственница. Я не сомневаюсь, вы хотите доказать пьяным насмешникам, что такое настоящий мужчина. И потом лошадка… Испытайте себя на твердость и выиграете жадеит. Идет? Это здорово, выиграть жадеит! Ха-ха-ха! — Он впал в пьяную эйфорию. — Нет вопросов, а?

Лайонел двинулся вперед и наклонился над кроватью — его шейный платок съехал набок, воротничок рубашки перекосился, круглое лицо вдруг стало гротесково огромным и исказилось до неузнаваемости. Элинор увидела триумф злорадства в его глазах и тихо застонала.

— Она… она не выглядит так, словно хочет этого, — в замешательстве произнес незнакомец, подходя ближе.

Он был не такой высокий, как ей показалось сначала, с изящными кистями рук и тонким одухотворенным лицом. Лицо святого… Или она снова ошибалась? Возможно, все это просто кошмарный сон?

— Нервы. Я бы сказал, неопытность… Она даже очень хочет, не сомневайтесь. Давай, милочка, — произнес Лайонел громко. — А если передумаешь, убирайся и не возвращайся назад!

Элинор в ужасе напряглась, стараясь подтянуться и встать с постели. Если нужно, она сбежит из этой комнаты и из этого проклятого дома. Единственное, что ей удалось, это наклониться вперед, но столь неуклюже, что ее движение скорее походило на жалкую пародию приглашения. Длинные каштановые волосы запутались, а расстегнутая рубашка сползла, приоткрыв грудь.

Сверкая глазами и потирая руки в предвкушении невероятного зрелища, лорд Деверил шагнул вперед и, хихикнув, стянул рубашку еще ниже.

— О, моя красавица! Не позволяй прекрасному джентльмену уйти и не волнуйся… Если он не удовлетворит тебя, у нас там внизу полно других, и все горят желанием. Ты будешь аж до самого утра получать удовольствие! — Он и ее брат отвратительно захохотали и словно растворились в темноте.

Видя, что ее насильник начал расстегивать камзол, Элинор без сил упала на постель.

Он склонился над ней, его глаза казались безумными в зыбком полумраке комнаты. Лишь одно слово слетело с ее языка — «пожалуйста».

— Хорошо, хорошо, — пробормотал он, отбрасывая в сторону покрывало. Холодный воздух окутал ее тело, доказывая реальность ночного кошмара, ледяной ужас сжал мозг, словно клещами.

Он тупо уставился на ее ночную рубашку.

— Это что же — новый фасон для потаскушек? Боже всемогущий! — Чертыхаясь, незнакомец возился с пуговицами. Она подняла безжизненную руку, чтобы остановить его.

— Я сам, — огрызнулся он, затем нетерпеливо рванул рубашку.

Элинор закрыла глаза, чувствуя, как какой-то вихрь закружил ее, и радуясь, что погружается в глубокую пропасть темноты.

— Ты как тряпичная кукла, шлюха! Давай отрабатывай свои деньги, обслужи господина.

Хлесткие пощечины вернули ее из желанного забытья, но она не могла сделать ни одного движения. Ее колени были разведены в стороны, а сознание колебалось на грани тьмы и реальности. Тяжесть чужого тела придавила ее к постели. Элинор услышала невнятные проклятия, затем снова впала в забытье.

Пронзительная боль снова вернула ее к действительности. Она услышала приглушенный крик и поняла, что это ее собственный голос. На какой-то момент чудовищное, задыхающееся лицо предстало перед ее глазами, лицо не человека, а монстра, которое будет еще целый месяц являться ей в ночных кошмарах. Затем спасительная тьма вернулась и поглотила ее…

* * *
Элинор не могла оценить юмора, продемонстрированного ее братом, когда он отдал драгоценную фигурку из жадеита согласно предварительному обещанию. Не слышала она и разговора между ним и лордом Деверилом уже после того, как лорд Стейнбридж ушел.

— Жаль, что он не признался в своих истинных вкусах, — пробормотал сэр Лайонел. — Это было бы надежное средство воздействия.

— Мы можем придумать что-то другое, — холодно ответил Деверил.

— Я удивляюсь, что вы уступили ему это удовольствие. — Сэр Лайонел жестом указал на постель. — Хотя… любая шлюха сделала бы это лучше.

Лорд Деверил прошел вперед и дотронулся до открывшейся округлой груди Элинор костлявыми пальцами. Тело на постели оставалось неподвижным.

— Какое тут удовольствие? — Он брезгливо поморщился. — До сегодняшнего вечера я размышлял, как лучше взять ее: подмешать что-нибудь в питье или применить грубую силу, но решил, что слишком стар для подобных игр. Я думаю, завтра, мой друг, вы убедитесь, что она проявит гораздо большую сговорчивость и примет мое предложение. Когда она станет моей женой и будет понимать что к чему, тогда я и получу удовольствие. Я буду наслаждаться ее ненавистью тем сильнее, чем тщательнее она будет скрывать ее. Мы еще сможем извлечь выгоду из того, что произошло сегодня. Наш лидер умел выигрывать и в более неблагоприятных ситуациях.

Он набросил покрывало на Элинор.

— Охраняйте хорошо мою невесту, Чивенхем, — сказал он с ухмылкой, — а я явлюсь завтра с кольцом.

* * *
В эту же ночь в Париже брат лорда Стейнбриджа, Николас Дилэни, стоял на коленях у постели знакомого. На своем веку ему не раз доводилось видеть умирающих, чтобы понять: прерывистое дыхание и неровное биение сердца Ричарда Энстебла могут лишь оттянуть неизбежный конец. Несчастный к тому же потерял много крови.

Николас возвращался домой в Англию из Индии и воспользовался отречением Наполеона, чтобы посетить Париж. Он оставался там в течение нескольких недель по разным причинам. Пауза перед важным решением казалась подходящей, и ввиду волнения, царившего в столице Франции, никто не проявлял особого любопытства по поводу его «свиты».

Он не вполне отдавал себе отчет, как ему удалось заполучить эту троицу: Тим Райли сам привязался к нему в Пуне, Джорджа Крофтса, которого все звали Чако, он подобрал на мысе, Том Холлоуэй, старый бродяга и путешественник, повстречался ему в Италии. Том души не чаял в их компании, но Николас знал, что для двоих других знакомство с ним означало возможность вернуться домой. Том был ослаблен из-за лихорадки, которую перенес в Индии, а моряк Чако потерял правую руку. Николас надеялся, что они станут меньше докучать ему своей преданностью, когда он доставит их на родную землю.

Он столкнулся с Ричардом Энстсблом, которого немного знал прежде, три дня назад и не возражал провести пару вечеров в его компании. Ричард был одним из новых дипломатов, посланных в Париж, и у Николаса сложилось впечатление, что его работа имела отношение скорее к преследованию бонапартистов, нежели к мирным переговорам. Это казалось несколько бессмысленным сейчас, когда император отрекся и его выслали на остров Эльба, но любой власти свойственна подозрительность.

Николас, разумеется, не ожидал какого-то сверхъестественного веселья в общении с Энстеблом, он пришел в его дом только для того, чтобы сыграть несколько партий в пикет, и нашел молодого человека при смерти.

Бедный Ричард. Протянув руку, Николас поправил влажные пряди на лбу умирающего.

Глаза Энстебла открылись, но Николас был уверен, что он ничего не видит.

— Это я. Лежи спокойно. Я помогу тебе. — Он понимал бесполезность своих слов, но не мог молчать.

Глаза умирающего снова закрылись, но губы слегка шевельнулись.

— Трес… скажи им…

Ричард слабо улыбнулся, вздохнул и умер.

Николас чувствовал горе и гнев. Смерть всегда безжалостна. Всего несколько секунд назад здесь был человек, сейчас это только труп. Ричард Энстебл успел завоевать его симпатию своим умением радоваться жизни. Николас хотел бы знать, кто и почему посмел отнять у Ричарда жизнь, дважды выстрелив ему в грудь.

Последнее, что он мог сделать, это послать сообщение в посольство. Трсс. Может быть, Ричард употребил французское слово? По-французски «tres» значит «очень». Или это фамилия? Может быть, кто-то узнает, и тогда он сможет отомстить людям, убившим его приятеля?

Глава 2

На следующее утро ноги сами принесли лорда Стейнбриджа на Дерби-сквер. Беспокойство и подозрения по поводу ночного происшествия не давали ему покоя.

Он надеялся, что в такой ранний час в доме вряд ли может присутствовать кто-то из вчерашних господ. Слуги чистили лестницу, полировали перила и делали покупки у проходящих мимо уличных торговцев. Разумеется, никто из этой братии не готов был пролить свет на события минувшей ночи. Стейнбридж помнил, что Чивенхем посадил его в наемный экипаж, а уже дома камердинер благополучно проводил до постели. Проснулся он довольно рано с неприятной сухостью во рту, но без алкогольного похмелья, и тут какая-то сила против воли вновь привела его к этому дому.

Некоторое время Кристофер стоял, прислонившись к резной решетке маленького палисадника в центре площади, поглаживая подбородок серебряным набалдашником своей трости. Он смотрел на высокий узкий дом Чивенхема, как будто тот мог дать ему ответ на замешательство, которое он испытывал, предполагая, что события ночи не что иное, как видения, вызванные наркотиками. Он знал, что среди гостей сэра Чивенхема были и такие, кто имеет пристрастие к опиуму и у кого это увлечение уже превратилось в пагубную привычку.

Но как же тогда лошадка из жадеита, которую он обнаружил около своей постели, куда ее поставил камердинер?

Погрузившись в свои мысли, лорд Стейнбридж не сразу заметил, как закутанная в плащ женщина выскользнула из маленькой двери нижнего этажа дома и поспешила по улице как раз мимо его наблюдательного поста, но затем что-то в ней привлекло его внимание. Возможно, то было безумное выражение, промелькнувшее в ее глазах, когда она оглянулась, а может быть, странность движений…

Совершенно не надеясь на то, что женщина сможет прояснить события, происходившие накануне, Кристофер все же последовал за ней.

Минут пятнадцать она шла быстро, потом резко свернула в Сент-Джеймс-парк и села сложив руки, прислонившись к спинке скамьи. Лорд Стейнбридж почувствовал себя болваном. Он не имел возможности хорошенько разглядеть женщину, но одета она была очень скверно. Вероятно, это была служанка, вышедшая подышать воздухом или поджидающая своего дружка в выходной день.

Он уже собирался повернуть назад и уйти, как вдруг женщина порывисто вскочила. Ее движение было таким странным и неожиданным, что невольно заставило его последовать за ней. Она шла не останавливаясь по Грейт-Джордж-стрит по направлению к Вестминстерскому мосту. В последнюю минуту она даже пустилась бежать. Еще мгновение и было бы поздно — женщина уже забралась на парапет…

И тут он схватил ее и потащил вниз.

— Пустите меня, ради Бо… — вскрикнула она, но, взглянув на него, вдруг осеклась и, закатив глаза, лишилась чувств.

Лорд Стейнбридж торопливо расстегнул пуговицы на высоком воротничке ее платья и, сняв шляпу, принялся обмахивать бескровное лицо. Ему еще повезло, что в этот час поблизости не видно прохожих; он боялся даже представить, что она скажет, когда очнется. Ее непосредственная реакция говорила ему, что это именно та несчастная, которая была вовлечена в события ужасной ночи. Она оказалась старше, чем он предполагал, и все говорило о ее благородном происхождении, но Кристофер подозревал, что дело гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Может быть, это ловушка ради женитьбы? Но какой смысл…

Если бы Николас был здесь, он бы разобрался во всем! Когда женщина придет в себя, вероятно, ему предстоит одна из тех сцен, которые лорд Стейнбридж не выносил.

Между тем все оказалось по-другому: очутившись и увидев его, она снова закрыла глаза и продолжала лежать неподвижно. Он мог бы решить, что незнакомка лишилась чувств, если бы не напряжение ее прежде безвольного тела.

Наконец она с трудом села и проговорила с убийственным спокойствием отчаяния:

— Я могу только догадываться, но, вероятно, это мой брат послал вас? Очень хорошо, мы можем вернуться.

Лорд Стейнбридж хотел было возразить, но промолчал. Надо поскорее увезти ее куда-нибудь подальше от этого места, туда, где в спокойной обстановке он наконец сможет понять смысл происходящего. Она казалась покорной и не выказала сопротивления, когда он помог ей подняться на ноги. Они дошли до Парламент-стрит, где Кристофер остановил кеб. Он помог ей усесться, потом, посоветовав кебмену задавать поменьше вопросов, сам сел рядом с ней.

В полумраке кеба молодая женщина выглядела как восковая фигура — лицо без кровинки, уголки губ опущены вниз. Ему удалось рассмотреть правильные черты и копну темно-каштановых, отливающих медью волос. Когда она прикрыла глаза, то стала почти красивой.

— Кто вы? — осторожно осведомился лорд Стейнбридж.

На какой-то момент изумление промелькнуло в ее глазах. Но она не ответила, а вместо этого задала свой вопрос:

— Куда вы везете меня?

— А куда бы вы хотели?

— Назад, в реку, — последовал краткий ответ. После небольшой паузы он спросил се:

— Почему?

Она ответила, отвернувшись к окну:

— Видите ли, у меня нет выбора.

— Нет?..

— Брак поневоле или бедность и бесчестье.

Он не мог больше пребывать в неуверенности:

— Так вы та женщина, которая… Кто вы?

Она повернулась и подняла на него ясные голубые глаза:

— Элинор Чивенхем. Я женщина, которую вы обесчестили этой ночью. Я узнала вас. Кроме того, мой брат был достаточно добр, чтобы рассказать мне, кто… кому была предоставлена честь лишить меня невинности.

Холод окутал его, словно плащ изо льда.

— Так вы его сестра? Этот человек чудовище… У меня в голове не укладывается… Мисс Чивенхем, позвольте мне отвезти вас ко мне домой, где мы сможем обсудить ситуацию. Заверяю вас, несмотря на вчерашнее, вы можете положиться на меня.

Странно, он так взволнован, а она холодна как лед. Помедлив, Элинор кивнула в знак согласия.

— Между прочим, милорд, — вздохнула она, — что бы вы ни сделали сейчас, это уже не может ничего изменить. Если вы предложите мне что-то, кроме реки, я буду вам весьма признательна.

Больше до конца поездки они не произнесли ни слова. Лорд Стейнбридж беспокойно ерзал на сиденье, в то время как Элинор казалась спокойной. На самом деле она была полна смятения, что не помешало ей повернуть голову и лучше рассмотреть своего неожиданного спутника. Его взгляд был Устремлен в окно, так что она могла беспрепятственно разглядывать его.

Стейнбридж был на удивление молод, разве что на несколько лет старше ее, и, безусловно, красив той утонченной красотой, которая обычно не волновала ее. Она постаралась припомнить свои ночные впечатления: до того как все случилось, он даже показался ей похожим па средневекового святого, и в этом не было фальши.

Горько усмехнувшись, она подумала, что вряд ли в таком деле можно найти двух более несхожих партнеров.

Между тем, глядя на постепенно оживающие улицы, лорд Стейнбридж все больше понимал, что оказался игрушкой в чьих-то руках и был коварно одурачен… Ники никогда бы не повел себя подобным образом и не покинул бы леди в беде.

Однако как все это было запутано! Он всегда ненавидел то, что невозможно прогнозировать.

Находясь в затруднительном положении, лорд Стейнбридж всегда думал: «А что бы сделал Ники?» — но в данном случае и это не помогло. Его скандальный брат-близнец, без сомнения, подозревал бы, что леди участвует в сговоре, и преспокойно послал бы ее ко всем чертям, не забыв сперва дать хорошие чаевые. В результате он был бы счастлив и не испытывал мук совести.

Смутная идея зародилась в голове Стейнбриджа. Выход из ситуации, казалось, начал при обретать реальные очертания.

Когда он ввел свою спутницу в элегантный городской дом, то обращался с ней как с почетной гостьей, однако Элинор заметила недоумение на лице его лакея.

— Пожалуйте сюда, миледи, — сказал лорд Стейнбридж, проводив ее в богато обставленный салон. — Вы не откажетесь позавтракать?

Элинор вздрогнула при мысли о еде.

— Нет, благодарю вас.

— Тогда, может быть, чаю? — настаивал он. — Я уверен, это как раз то, что вам нужно.

В конце концов, устав от его суетливых предложений, которые она находила весьма странными, Элинор согласилась. Чай был тут же подан, и она даже положила в чашку больше сахару, чем обычно, надеясь, что это успокоит ее нервы.

В течение нескольких минут они пили чай и вели довольно бессвязный разговор. Элинор понимала, что для лорда Стейнбриджа было непросто приступить к главной теме. В свою очередь, она обнаружила, что ей это и вовсе не под силу.

Неожиданно глаза остановились на грациозной фигурке лошадки из зеленого жадеита. Вот оно, доказательство. Фигурка не была спрятана за стеклом, а стояла на самом виду. Именно ее получил лорд Стейнбридж в награду за свое вероломство.

— Как странно! — произнесла Элинор задумчиво, проводя пальцем по плавному изгибу фигурки от головы до развевающегося хвоста. — Какая-то статуэтка и живой человек… Нет, что за глупая мысль! — Она нахмурилась и замолчала, боясь, что может сказать лишнее.

Кристофер осторожно взял фигурку из ее дрожащих пальцев, как будто боялся, что она разобьется.

— Зачем вы сделали это? Ради куска камня?

Он побледнел, затем залился краской.

— Нет, нет! Помилуйте, я бы никогда не посмел… — Она заметила усилие, с которым он заставил себя продолжить:

— Дело в том, мисс Чивенхем… — Кристофер с трудом проглотил комок, подступивший к горлу, — дело в том, что это был не я. Это был мой брат.

Элинор не верила своим ушам. Казалось, мир покачнулся от этих слов. Она не знала, что ей делать: то ли кричать, то ли безумно хохотать — и на всякий случай зажала рот ладонью. Лишь короткий звук удивления, словно легкое облачко, слетел с ее губ и растаял в напряженной тишине.

Некоторое время оба молчали.

— Лорд Стейнбридж, — наконец выдавила она, — я точно видела вас.

Он начал говорить, и тогда спустя какой-то момент к ней пришло понимание. Близнецы!

— Брат рассказал мне, прежде чем покинуть город, что произошло, — нетерпеливо объяснял Кристофер. — Хотя он был немножко не в себе, но отдавал себе отчет в том, что натворил. Вот почему я пришел к вашему дому и наблюдал, стараясь сообразить, что же делать.

Элинор охватил озноб. Есть ли в этом какой-то смысл? Есть ли вообще смысл в этом мире. Разумеется, столь утонченного и элегантного джентльмена было невозможно сопоставить с тем чудовищем… Теперь понятно, почему он не внушал ей страха! Но что это меняет для нее?

Она попыталась привести свои чувства в порядок.

— Вы сказали, у вас есть какое-то предложение для меня?

Услышав, что она успокоилась, Стейнбридж облегченно вздохнул и приступил к делу:

— Теперь вы понимаете, почему я здесь, мисс Чивенхем. Не могли бы вы сказать мне, что надеялся выиграть ваш брат от этой подлой затеи? Как я могу предположить, для него нелегко расстаться с подобной вещью?

— Он приобрел гораздо больше — право на мою часть наследства, — сухо сообщила Элинор. — И то и другое через мой позор. Лишаясь его протекции, я лишаюсь всего.

— Но ведь он может быть привлечен к ответственности за то, что случилось. Как он мог вас так наказать?

Элинор опустила глаза и, глядя на свои руки, глубоко вздохнула:

— Мой отец был не очень высокого мнения о моем характере. Я всегда была слишком самостоятельна, пренебрегала условностями и, естественно, не казалась ему идеальной дочерью. Разумеется, брат сделал все, чтобы еще больше усугубить положение, наговорил обо мне бог знает что… Лайонел всегда умел втереться в доверие к людям и обрабатывал их, пока они не начинали разделять его взгляды и не становились на его сторону. Мои родители так никогда и не вышли из этого заблуждения и умерли с верой в то, что он образец совершенства. Отец пришел к заключению, что я должна жить под опекой брата и вести примерную жизнь, а наследство получу, когда мне исполнится двадцать пять лет или когда выйду замуж с его согласия. Еще недавно я жила в Бедфордшире, но теперь мое жилище на Дерби-сквер. — Она подняла глаза. — И вы воображаете, что я могу пойти в суд с этой историей, лорд Стейнбридж? Интересно, готовы вы взвалить на себя груз быть моим свидетелем?

Она не удивилась, когда увидела, как он побледнел.

— Выходит, брат выбросил вас на улицу?

— О нет, в этом случае его ждало бы слишком затруднительное объяснение в суде. Но в свое время это может сработать на него. — Хотя ей в голову уже приходила мысль о беременности, Элинор только сейчас ощутила всю реальность такой возможности. — В какой-то момент он говорил мне о женитьбе как о решении моей проблемы. Я думаю, что это и было его целью с самого начала.

— Выдать вас за моего брата? Или за меня? — Голос лорда Стейнбриджа дрогнул от этой перспективы.

— Нет, за лорда Деверила. — Она заметила, как брезгливо передернулось его лицо, и добавила:

— Именно за него. Я знаю, он богат и намерен приумножить свое богатство, однако не понимаю, почему он отказался получить удовольствие от моего унижения первым. Видимо, Лайонел имел на то свои причины — он ничего не делает просто так. Возможно, он хотел загнать и вас в угол, веря, что это вы, а не ваш брат, и окрутить вас. Как я понимаю, вы достаточно богаты?

— Достаточно, — эхом повторил один из самых богатых людей Англии. — Какая ирония, что ему удалось загнать в ловушку лишь моего брата, почти лишенного средств.

Элинор обвела взглядом элегантную комнату, думая про себя, что этот джентльмен понятия не имеет, что такое бедность.

— Трудно представить, будто кто-то из Дилэни имеет пустой кошелек, — заметила она.

Изящным движением Кристофер опустился на обитый парчой стул и принял картинную лозу. Казалось, он довольно быстро оправился от недавних переживаний, и Элинор это задело. Даже если допустить, что он не был главным участником драмы…

— Чтобы держать в узде моего младшего брата-близнеца, — принялся объяснять Кристофер, — я приглядываю за его наследством, пока нам не исполнится тридцать. На смертном одре мой отец заставил меня обещать, что до той поры я буду давать Николасу только проценты от причитающейся ему суммы. Этого вполне достаточно для разумных расходов, и Николас никогда не просил меня нарушить данное обещание. Но вместе с тем я обладаю серьезным средством воздействия на него, и вот почему он женится на вас, если, конечно, то, что случилось, не отбило у вас охоту вообще когда-либо связать себя узами брака.

— Напротив, это в высшей степени желательно, — поспешно произнесла Элинор, но тут же засомневалась. Ей придется выйти замуж за Николаса Дилэни, а не за его милого, симпатичного брата. Она вспомнила безумный взгляд и тяжелое дыхание насильника. Возможно, он ничуть не лучше лорда Деверила…

Но нет! Кто угодно, только не лорд Деверил!

И все же план лорда Стейнбриджа не принес ей покоя. Ее разум протестовал.

— Я не смогу…

— Вам не нужно бояться его, мисс Чивенхем, — поспешил объяснить граф. — Мой брат вовсе не злодей, и, во всяком случае, вам не придется часто видеть его. Он путешественник и поэтому редкий гость в Англии. Вы будете жить здесь или в Греттингли, это каше родовое имение. Оно тоже находится в Бедфордшире, что удобно для вас. Если у вас появится ребенок, он вырастет на правах наследника. Если это будет мальчик, со временем он станет графом Стейнбриджем.

Кристофер отвернулся, и его голос чуть задрожал:

— Видите ли, я не могу жениться. Я был женат, и Джульетта умерла в родах. Я не могу снова…

Он внезапно повернулся к ней и уставился на нее безумным взглядом.

Элинор вздрогнула: именно это безумие светилось в глазах ее насильника. Но в глазах графа это было проявлением горя, а не вожделения. Бедный граф.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но согласиться на брак с незнакомым мужчиной — рискованный шаг, хотя он и ваш брат…

Она увидела, что ее сомнение задело его.

— Я не требую от вас сиюминутного решения, — поспешно возразил Кристофер. — Николас сегодня рано утром покинул страну, и пройдет немало времени, прежде чем он вернется.

Граф замолчал и вкрадчиво улыбнулся:

— Вы, должно быть, измучены, мисс Чивенхсм. Сейчас неподходящее время для подобных решений. Просто поверьте, что бы вы ни решили, Дилэни будут заботиться о вас. Мы устроим вас в отеле и приставим к вам прислугу. Пусть все думают, что вы вдова. Будет немедленно куплено все, что вам необходимо; вы сможете сами подобрать модный гардероб на свое усмотрение.

Элинор старалась подавить набежавшие слезы. То, что кто-то будет заботиться о ней, означало конец всем ее злоключениям, но гордость не позволила ей уступить так просто.

— Что произойдет, лорд Стейнбридж, если я не выйду замуж за вашего брата?

Вопрос, казалось, не очень расстроил его.

— Если вы предпочтете это, мисс Чивенхем, то сможете спокойно жить где-нибудь как вдова, а я буду поддерживать вас материально. Но, честно говоря, это не то решение, которое я бы порекомендовал вам. Всегда вызывает массу вопросов одинокая женщина, к тому же имеющая ребенка, и, если быть до конца честным, я бы предпочел, чтобы ребенок… моего брата рос как член нашей семьи.

Элинор прекрасно осознавала угрозу возможной беременности, но холодный прагматизм, с которым граф взялся за обсуждение этой трепетной темы, больно ударил по ее нервам.

— Из того, что я знаю о вашем брате, — резко сказала она, — таких, как я, у него может быть много?

Кристофер смущенно покраснел.

— О нет, я не слышал ничего подобного, и Николас никогда бы не бросил свое дитя. У него очень доброе сердце. Вы должны верить мне, — сказал он почти с отчаянием. — Когда брат узнает обо всем, он сам захочет жениться на вас и постарается все исправить. Это ведь все вино… помутнение рассудка. Он будет потрясен, так же как и я, тем, что случилось, вот увидите.

Смущенная его искренностью, Элинор отвела взгляд. Лорд Стейнбридж, один из самых элегантных мужчин в мире, по-видимому, идеализировал своего распутного брата и страдал от любой критики в его адрес.

— Возможно, когда я увижу мистера Дилэни и мы узнаем друг друга поближе, — осторожно произнесла она, — я буду более терпимо относиться к возможному браку.

Она с удивлением отметила, что ее заявление еще больше озадачило графа.

— Я не уверен, мисс Чивенхем, что это возможно, — сказал он, нервно расхаживая из угла в угол. — Пройдут недели, прежде чем Ники вернется. Если же будет… ребенок, то чем скорее вы вступите в брак, тем лучше. Мы можем все обставить так, будто вы встретились в Париже и там поженились, а потом вернулись в Англию вместе с ним.

«Без сомнения, я потихоньку схожу с ума», — подумала Элинор. План казался ей безумным.

— Даже если я покину страну сейчас же, милорд, и не стану раздумывать, это будет весьма скоропалительное решение.

Лорд Стейнбридж задумчиво покусывал нижнюю губу. Элинор уже поняла, что так он скрывает свое раздражение.

— Где именно находился ваш дом в Бедфордшире? — неожиданно поинтересовался Кристофер. — И как давно вы уехали оттуда?

— Недалеко от деревни Бартон-Магна. Я уехала сразу после Рождества.

Он удовлетворенно кивнул:

— Тогда, если понадобится, мы можем распустить слух, будто вы встретились с Ники в деревне. От Бартон-Магна до Греттингли всего лишь десять миль, хотя я не уверен, что наши семьи знают друг друга.

Элинор была откровенно изумлена.

Она почувствовала, что должна быть начеку.

— Простите, милорд, у меня кружится голова, и я ничего не могу сообразить. Пожалуйста, позвольте мне поскорее превратиться во «вдову» и немножко отдохнуть. Мы можем обсудить все это позже?

— Конечно. — Он дружелюбно улыбнулся. — Доверьтесь мне и увидите, что все устроится как нельзя лучше.

* * *
Элинор даже не заметила, как оказалась в прелестной комнате тихого и респектабельного отеля «Марчмонт», который в основном заселяли мелкие чиновники и их семьи. Служанка, нанятая через специальное агентство, взяла на себя обязанности заботиться о своей новой хозяйке. Она имела прекрасные рекомендации от своих прежних нанимателей, и на нее вполне можно было положиться в таких, например, вещах, как покупки и прочие необходимыедела.

Больше всего в этой ситуации Элинор беспокоило обручальное кольцо, которое граф приобрел для нее и которое она была обязана носить. Это казалось ей кощунственным.

Когда он уходил, то незаметно вложил ей в руку кошелек — в нем находилось достаточно денег, и теперь она могла купить то, что ей необходимо. Вместе с тем это была приличная сумма за ее уступку.

Но так ли это хорошо? О нет! Ей хотелось исчезнуть, сбежать, но у нее хватило здравого смысла, чтобы не сделать этого. Пытаясь спастись от охватившего ее волнения, Элинор торопливо позвала служанку и вышла вместе с ней на оживленную улицу.

Поблизости находилось несколько магазинов, и когда Элинор успокоилась, то даже стала испытывать удовольствие, разглядывая витрины. Конечно, это был не тот район, где располагались фешенебельные магазины, но все, что видели ее глаза, казалось ей очаровательным. А когда она вспомнила, что у нее есть деньги, ее настроение и вовсе улучшилось. Одной из первых покупок Элинор был капор — черный, бархатный, с атласными лентами, которые завязывались под подбородком, он напоминал по форме ведерко для угля и отлично скрывал лицо. Она теперь могла разгуливать по улицам, не страшась, что кто-то узнает ее, даже собственный брат. Чтобы быть уверенной еще больше, Элинор сменила свою коричневую мантилью на новую ротонду теплого терракотового оттенка. Хотя она знала, что это всего-навсего скромное подобие модной одежды, ее глаза светились тихой радостью. Элинор уже и не помнила, когда в последний раз заходила в модную ланку. Все, что она носила, обычно было сделано ее руками.

Она позволила себе приобрести четыре ночные рубашки из тонкой фланели — пункт, который ее служанка, казалось, забыла и который в самом далеком уголке ее сознания она рассматривала как некое подобие защитной брони. Купив еще пару прочных ботинок, она вернулась в отель в приподнятом настроении, оставив позади все ужасы и отложив решение главного вопроса на потом.

После раннего ужина она буквально рухнула в постель, но сон не принес ей ни отдыха, ни успокоения. Утром, когда служанка вошла с завтраком, Элинор чувствовала себя вконец разбитой и неспособной бороться с холодными цепкими пальцами отчаяния. Мутные воды реки вновь начали манить ее, а план лорда Стейнбриджа казался теперь безумным и потерял всякую привлекательность.

Но, на ее счастье, погода переменилась к лучшему: солнце наконец прорвалось через пелену туч, и его яркие лучи проникли в комнату. Рой бесконечных пылинок, пляшущих в солнечном потоке, казалось, пробуждал радость жизни.

Собравшись с духом, Элинор поднялась с постели. Она постаралась взглянуть на свой выбор трезво и взвешенно.

Тихая размеренная жизнь с ребенком за городом под видом вдовы, возможно, и вполне безопасна, но вместе с тем до крайности уныла. У нее остались самые приятные воспоминания о днях, проведенных в Бартон-Магна, но Элинор никак не намеревалась торчать всю свою жизнь в деревенской глуши.

С тяжелым вздохом она вернула себя с небес на землю, обдумывая предполагаемый брак с Николасом Дилэни. Этот выбор накрепко связан с ее позором, и если бы она могла, то непременно избежала бы его.

Элинор пришло в голову, что ей было бы проще принять решение, если бы лорд Стейнбридж сам предложил жениться на ней — вот только зачем графу последствия разгула собственного брата? К тому же для него это означало связывать себя с сестрой Лайонела Чивенхема.

Младший брат графа между тем любит путешествия. Когда церемония завершится, он уедет, а она получит возможность жить в полном комфорте и иногда благосклонно делить общество лорда Стейнбриджа. Она ничего не имеет против мужской поддержки и компании… тем более без каких бы то ни было неприятных обязанностей.

Теперь ее решение созрело окончательно. Элинор знала, что поступит именно так, это ее единственный выбор, и под зашитой лорда Стейнбриджа ей не надо будет бояться своего брата, а если родится ребенок, никто не отнимет у него его права.

Но то главное, что никак не назовешь преимуществом, продолжало беспокоить ее. Она понимала, что и у ее мужа будут свои права, в тех редких случаях, когда он присутствует дома…

Элинор вспомнила рассказы о старом лорде Стейнбридже, о его смерти, и о двух его сыновьях. Когда кто-то касался в разговоре имени младшего брата, интонация всегда менялась…

О, очень скоро у нее будет возможность узнать младшего Дилэни поближе. Но ведь есть еще всесильный граф, и она непременно воспользуется его покровительством.

Когда ближе к полудню лорд Стейнбридж посетил ее, он, казалось, был несколько удивлен, найдя мисс Чивенхем в превосходном расположении духа, слизывающей крем с губ и с аппетитом уплетающей пирожное.

— Я вижу, вы недолго орошали слезами землю, моя дорогая, — с легкой иронией заметил он.

— Что делать, милорд, жизнь продолжается, — ответила Элинор. Казалось, она окончательно смирилась с выпавшими на ее долю испытаниями.

— Конечно, конечно, — закивал он. — Я рад, что вы в добром здравии, и… может быть, мы поговорим о вашем будущем?

— С удовольствием. — Элинор поудобнее устроилась в кресле.

Кристофер с некоторым раздражением взглянул на нее:

— Вы обдумали мое предложение, мисс Чивенхем?

— Да, милорд. Если оно по-прежнему остается в силе, я согласна выйти замуж за вашего брата.

Настроение графа заметно изменилось, его манеры сразу стали проще.

— И вы совершенно правы, — подхватил он. — Как я сказал, Николасу рано или поздно придется жениться, чтобы вступить в права наследования. Он не хочет искать будущую супругу на ярмарке невест и не хочет связывать себя с женщиной, которая будет требовать, чтобы он все время держался за ее юбку. Брат страстный любитель путешествовать, так что сложившаяся ситуация как нельзя лучше подходит ему. Вы ведь не станете требовать от него чрезмерной преданности?

— Разумеется, нет, — резко бросила Элинор, неожиданно задетая таким прагматичным подходом к супружеству.

— Превосходно. — Кристофер с удовольствием потер руки. — Я пошлю сообщение Николасу с распоряжением прибыть в Ньюхейвен в течение восемнадцати дней, как только позволит погода. Мы встретимся с ним, и вы сможете там же выйти замуж, получив специальное разрешение. Но мы, как и договорились, все обставим так, будто бы вы поженились еще в Париже.

Элинор вздохнула, сожалея, что ей опять придется лгать, но в конце концов согласилась с планом графа. И все же она позволила себе высказать одно сомнение:

— Мне ничто не поможет, милорд, если поползут слухи.

— Почему вы считаете, что это должно вызвать слухи? Ники известен своей непредсказуемостью. Поверьте, никого не удивит его очередная безумная выходка…

Элинор просто ошеломили эти слова. Так младший Дилэни неуравновешен? Она всегда попадала впросак из-за своей нетерпеливости. Может быть, этот брак принесет ей еще большие неприятности?

Лорд Стейнбридж между тем удовлетворенно улыбнулся и, словно не замечая ее замешательства, обеими руками взял ее руку.

— Теперь, — начал он с особой теплотой, — позвольте мне называть вас Элинор, ведь мы почти родственники.

Она машинально кивнула:

— Мистер Дилэни, должно быть, очень любит вас, милорд, потому что вы с ним близнецы?

— Это не совсем так, — мягко возразил Кристофер. — Иногда я думаю, что Николас и я были задуманы как две стороны одной монеты. Он активный, я созерцатель. Он любит увеселения, я предпочитаю тихую жизнь. Я помешан на пунктуальности, он бредит приключениями и живет в постоянном возбуждении, зачастую не замечая, что кого-то обидел… У Ники очень доброе сердце, моя милая. Он щедрый, очаровательный и… обожает общество дам.

Элинор вспомнила безумное лицо своего насильника, чей облик со временем становился все менее и менее отчетливым, и задумалась. Тогда Николас Дилэни, безусловно, был пьян. Следовательно, когда ее муж будет дома, ей придется глаз с него не спускать и во всем положиться на лорда Стейнбриджа.

* * *
Когда депеша от брата достигла адресата, Николас Дилэни находился в Париже — он потерял счет бутылкам вина и проигрывался в пух и прах, окруженный разношерстной толпой собутыльников на Моутон-Грис. Его выгоревшие на солнце волосы растрепались, а некогда элегантный галстук обмяк, словно не выдержал духоты переполненной комнаты.

Когда перед ним предстал лакей его брата, Николас не мог скрыть удивления. На его красивом лице блуждала улыбка, в его тоне не было и намека на раскаяние.

— Приятель, какими судьбами? — По-видимому, что-то все же удержало его от прямою вопроса.

— Ничего страшного, сэр, с графом все благополучно; но он хотел бы, чтобы вы немедленно ознакомились с этим.

Злясь на невозмутимость лакея, Николас взял письмо и, извинившись перед приятелями, отошел в сторону. Слуга может не знать, что именно случилось, но он сам был уверен: в послании содержится нечто существенное.

Николас регулярно посылал письма домой, чтобы держать брата в курсе о своем местонахождении, но только дважды Кристофер, отыскав его во время странствий, присылал официальные письма. Сначала это было сообщение о свадьбе, ради которой Николасу пришлось прервать путешествие и вернуться, затем сообщение о смерти жены и ребенка. Николас сразу засобирался домой, но сумел добраться до брата только спустя два месяца после печального события.

Он прошел в свой кабинет и углубился в письмо.


"Дорогой Ники!

Я вынужден просить тебя как можно скорее вернуться в Англию. Последний раз, находясь дома, ты сказал, что не прочь жениться, если я подышу для тебя подходящую партию — женщину, которая не станет докучать тебе своей глупостью и не будет требовать неотступного внимания. Кажется, я нашел то, что нужно. Уверен, Элинор Чивенхем обладает всеми теми качествами, которые ты бы хотел лицезреть в своей невесте. Возможно, ты помнишь эту семью — они жили в Чивенхем-Холле рядом с Бартон-Магна, недалеко от Греттингли, пока поместье не было продано ее братом, склонным к экстравагантным поступкам.

Элинор Чивенхем находится в довольно щекотливом положении, лишившись невинности в доме своего собственного брата! Но самое главное то, что именно я несу ответственность за происшедшее, хотя не совсем четко помню, как все это произошло. Меня привезли в дом Чивенхема, и мне в вино, как я полагаю, что-то подмешали. Я был в невменяемом состоянии и не смог отказаться, когда они предложили мне развлечься с женщиной. Притом были высказаны сомнения по поводу моей ориентации… Мне оставалось лишь уступить, но я не знал, что это его сестра, клянусь!

На следующий день при случайной встрече мне удалось удержать ее от самоубийства, и в данное время я продолжаю заботиться о ней… ради тебя.

Я знаю, ты не станешь возражать. Она была невинна, Ники. Кроме того, если она не выйдет замуж, то ее брат и лорд Деверил будут преследовать ее, так как Деверил сам хочет жениться на ней. Разумеется, ты сможешь справиться с ними.

И еще… Не исключается появление ребенка, который, между прочим, будет носить фамилию Дилэни.

Я на самом деле думаю, что это очень важно, если ты женишься на ней. Прости, но мне придется сказать это: я намерен полностью прекратить выплату твоего содержания, если ты не согласишься с моей просьбой. Пойми, Ники, честь нашей семьи в опасности! Если ты сможешь прибыть в Ньюхейвен двадцать девятого или примерно в это время, мы встретим тебя там. Церемония будет скромной — я уже продумал версию, по которой ты женился во Франции, на тот случай, если появится ребенок.

Надеюсь, дорогой брат, ты понимаешь, что из всего вышеизложенного есть один-единственный выход.

Кит, твой любящий брат".


Отложив письмо в сторону, Николас Дилэни прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Невероятно! Оказаться в такой смехотворной ситуации!

Он, разумеется, мог отказаться и просто удрать в какое-нибудь отдаленное местечко на земном шаре: финансовые угрозы не беспокоили Николаса, но тот факт, что брат заговорил об этом, указывал на его крайнее отчаяние.

Николас потер руками лицо и пригладил волосы. Черт, что за оказия! Он знал, что не сможет отказать Киту, раз уж тот обратился к нему. Вытаскивать брата из затруднительных ситуаций уже вошло у него в привычку. Кроме того, он любил его. К тому же в скором времени Николас сам собирался посетить Англию, чтобы заняться делом, связанным со смертью Ричарда Энстебла.

Усмехнувшись иронии судьбы, молодой человек сел за стол писать ответ. Он надеялся, что его феерический успех у женщин поможет ему осуществить задачу, поставленную перед ним.

Глава 3

Спустя годы Элинор могла только поражаться, как ей удавалось сохранить спокойствие во время столь томительного периода ожидания, и приходила к выводу, что просто-напросто она тогда еше не пришла в себя.

Дни следовали один за другим, а она продолжала вести тихую жизнь в отеле под именем миссис Чайлдсли, позволяя себе нечастые прогулки в своем неизменном капоре или шляпе с вуалью. Лорд Стейнбридж, частенько заглядывая к ней, приносил свежие журналы и книги, но все равно у нее было более чем достаточно времени для размышлений.

И вот наконец наступил решающий день. Элинор села в роскошную карету лорда Стейнбриджа для того, чтобы отправиться в Ньюхейвен. На этот раз, как ни странно, ее не покидало чувство покоя. Она была так безучастна, словно собиралась на свою собственную казнь. Покой — единственное, что ей оставалось.

Когда четверка лошадей тронулась, лорд Стейнбридж повернулся к своей спутнице:

— Надеюсь, моя милая, вы не огорчились тому, что ваша служанка не поехала с нами? Слуги должны быть как можно меньше посвящены в дела господ. — Граф улыбнулся. — Мой брат прибудет в Ньюхейвен сегодня вечером, если успеет. А это он посылает вам. — Граф протянул ей небольшой пакет.

Элинор с удивлением взглянула на него, потом взяла пакет и надорвала обертку. Внезапная тревога охватила ее. Ее мифический супруг обретал реальные очертания, и кольцо с изумрудом, которое она нашла в пакете, сделало это ощущение еще более определенным.

Вместе с кольцом в пакете находилась записка, на которой красивым, летящим почерком было написано: «Мисс Элинор Чивенхем».

Письмо оказалось коротким и простым:


"Дорогая Элинор!

Вы должны знать, что я разделяю ваши чувства и ожидания. Больше мне нечего сказать. Пожалуйста, примите мой скромный дар в знак признательности за вашу доброту и доверие. Смею надеяться, что очень скоро у меня будет право дать вам гораздо больше.

Николас Дилэни".


— Очаровательное кольцо, — произнес лорд Стейнбридж.

Подняв на него глаза, Элинор поняла, что он с удовольствием узнал бы, что написал его брат. Она уже почти протянула ему письмо, но какое-то чувство преданности будущему мужу остановило ее, и она поспешила засунуть конверт в ридикюль.

— Ваш брат очень предусмотрителен.

— Я рад. — Граф вздохнул с облегчением.

— Прошу вас, лорд Стейнбридж, скажите мне, он на самом деле добровольно идет на это? — осторожно поинтересовалась Элинор. Ко всем неприятностям ей не хватало еще обиженного мужа!

Граф неожиданно вспыхнул:

— Вы хотите знать? Разумеется, да. — Нотка горечи, которая так часто появлялась в его голосе, когда он говорил о брате, послышалась вновь. — Уверяю вас, Ники никогда не делает того, чего не хочет. Если бы он хотел избежать этой женитьбы, он просто уехал бы куда-нибудь подальше и исчез на годы.

— А вы бы предпочли, чтобы он оставался дома, милорд?

Граф вздохнул:

— Разумеется… И знаете ради чего? Ради одной простой вещи — здесь было бы безопаснее. Он живет в свое удовольствие, и все неприятности отскакивают от него, как от каменной скалы, но в один прекрасный день удача отвернется от него. Когда Ники рассказывает мне о своих приключениях, я просто прихожу в ужас. Это больно. Мы ведь, кроме всего прочего, близнецы, а это, знаете ли, весьма крепкие узы.

— И он тоже ощущает подобную связь?

— Кажется, нет. — В голосе графа снова прозвучала горечь.

Элинор обернулась к окну. Обычный весенний пейзаж: овцы на сочной зеленой траве, рядом новое потомство. Тонкое кружево первой листвы, желтые полянки одуванчиков…

Но весна запоздала после долгой суровой зимы, и воздух все еще оставался холодным. Элинор была благодарна лорду Стейнбриджу, который укутал ее ноги шерстяным пледом. Она думала про себя, какое же невероятное количество контрастов представлял собой ее будущий муж! Авантюрист, любознательный путешественник, обожаемый своими близкими и друзьями, элегантный джентльмен, которому ничего не стоило превратиться в грубого насильника. Что ни говори, но мужчины все-таки весьма странные существа.

* * *
Поездка, длившаяся пять часов, наконец завершилась, и они прибыли в Ньюхейвен. Солнце клонилось к закату. Карета, их хрупкое временное укрытие, остановилась немного в стороне от маленькой провинциальной гостиницы, позади небольшого коттеджа. Лорд Стейнбридж объяснил Элинор, что он действует в соответствии с распоряжениями брата.

— Вас никто не должен видеть, пока судно не пристанет. Ники продумал все до мелочей.

У Элинор странное всеведение Николаса Дилэни неожиданно вызвало раздражение, но прежде чем она смогла что-то сказать, граф отлучился посмотреть, близко ли к берегу подошло судно.

Он вернулся минутой позже.

— Его уже видно, моя дорогая. Еще немного… Вы можете побыть здесь одна? Кучер и лакей останутся с вами, но мне необходимо находиться на берегу. — Кристофер улыбнулся. — Все должны видеть, как я встречаю Николаса и его жену.

Элинор уныло заверила графа, что он может оставить ее, и присела, пытаясь окончательно не впасть в отчаяние. В какой-то момент ей даже показалось, что она не прочь оказаться сейчас в своей мрачной комнате на Дерби-сквер.

Она попробовала вообразить в уме их встречу. Что говорят мужчине в такой ситуации? И как она может притворяться, будто бы уже несколько недель замужем, если речь идет об абсолютно незнакомом мужчине?

Внезапно дверь распахнулась, и лорд Стейнбридж протянул ей руку:

— Прошу вас, миссис Дилэни.

Уже стоя рядом с ним на трапе, она вдруг поняла, это был не Кристофер, а его брат.

Так вот кто задавал тон и дирижировал представлением! Николас Дилэни. Он играл свою роль превосходно, а его брат только следовал данным им указаниям…

Николас опустил глаза и, поймав неуверенный взгляд Элинор, улыбнулся и легонько сжал ее руку:

— Пойдемте, моя милая. Без сомнения, скоро вы сможете различать нас.

Элинор чувствовала себя марионеткой, которую искусный кукловод дергает за нужную ниточку, и вместе с тем она обнаружила, что изо всех сил старается соответствовать роли, отведенной ей в этом представлении. Она приветствовала своего деверя и сокрушалась по поводу долгого путешествия, хотя никогда в жизни не плавала!

При этом украдкой она изучала братьев. Природа дала им обоим один и тот же матовый оттенок кожи и светло-каштановые волосы. У лорда Стейнбриджа они такими и остались, а у его брата солнце и ветры — одному Богу известно где и когда — превратили их в сверкающее золото. Этот особый оттенок не был заметен в полумраке ее спальни. Карие глаза Николаса Дилэни казались более яркими и чуть-чуть игривыми, тогда как у его брата взгляд был мягкий и задумчивый.

Женский голос неожиданно прервал ее размышления. Низкий сочный голос с едва заметным французским акцентом, придающим речи еще большее очарование.

— Ники! Как… и вы тоже были на этом противном суденышке? Неужели? Как я могла не заметить вас?

Все повернулись, чтобы посмотреть на стройную, элегантно одетую даму без возраста, прекрасно сознающую свою неотразимость. Пухлые, яркие губы сердечком, темно-голубые глаза, полные искристого веселья и тайного обещания. Движения ее тела, даже под кашемировой накидкой, были на удивление грациозны.

Ответная улыбка Николаса была дружеской и спокойной, но Элинор почувствована, как его пальцы на ее запястье напряглись.

— Тереза? Не может быть… Ты тоже была там? — Он махнул рукой в сторону причала. — Если бы я только знал… Извини, ничего не поделаешь, я должен сопровождать мою бедную женушку, которая так настрадалась от морской болезни.

Уловив намек, Элинор покачнулась и слегка прислонилась к нему. Было ли его напряжение адекватным выражением той маленькой хитрости, что они затеяли, или дело все-таки в этой женщине, которую он даже не подумал представить ей? Что это, интимное знакомство? Одна из его многочисленных любовниц? Не без ядовитого удовольствия она ждала, как он выйдет из щекотливого положения.

Но Николас просто прервал поток славословия:

— Моей жене необходимо прилечь. Пойдем, дорогая!

Он был само воплощение заботы, когда вел Элинор по лестнице вверх в их комнаты, по пути нашептывая тихим голосом, что она прекрасно справилась со сценой внизу.

— Не торопитесь с поздравлениями, сэр, мне вовсе не каждый день приходится участвовать в подобном обмане! Мои нервы на пределе.

Она сразу пожалела о столь резких словах, но ее «муж» не проронил ни слова, пока они не вошли в комнату.

— Я вижу, — холодно произнес он, как только дверь за ними захлопнулась, и добавил с укором:

— Лучший способ скрыть обман — постоянно придерживаться его. Любой, услышав ваши слова, проявит любопытство.

Как он смеет делать ей замечания! Казалось, все ее существо подстрекало Элинор вновь вступить в борьбу, но она не могла не признать справедливости упрека. Безусловно, очень важно вести себя так, чтобы их история ни у кого не вызывала вопросов.

С обидным смирением она сказала:

— Прошу меня извинить… мой дорогой Николас.

Губы Дилэни дрогнули, и внезапным свет, вспыхнувший в глубине его глаз, изумил ее.

— Ничего, — сказал он, помогая ей снять плащ. — Вы замерзли. Долго пришлось ждать?

— Нет, совсем нет, — тихо проговорила она, — Мне не холодно. Это все нервы.

Николас провел ее в глубь комнаты и осторожно усадил на стул, а затем, взяв щипцы, нагнулся пошевелить уголья в камине. Пламя разгорелось.

— По крайней мере вы честны. Вы-то чего боитесь?

Она взглянула на него, удивленная его вопросом. Несмотря на всю очевидность, было невозможно представить, что этот мужчина совсем недавно хладнокровно изнасиловал ее.

Просто дикость какая-то!

Его молчание требовало ответа. Итак, чего же она боится?

— Наверное, — медленно начала Элинор, — я боюсь прежде всего непривычности ситуации. Я всегда старалась вести скромную жизнь и не принимать участия в сомнительных авантюрах.

Странный огонек, загоревшийся в его глазах, был тут же усилен пламенем камина.

— С таким братом, как ваш, это почти подвиг. — Николас выпрямился. — У вас есть силы спуститься вниз на обед? Для нас приготовлен отдельный кабинет, а позже нам придемся посетить еще одно место.

«Разумеется, это по поводу свадьбы», — подумала Элинор, поднимаясь. Пугающий момент конфронтации пришел и ушел, но она чувствовала себя обиженной, так и не дождавшись его извинений — какие-то слова сожаления, какие-то признания вины были бы сейчас как нельзя кстати.

Николас остановился в дверях.

— Что такое, Элинор?

Она вздохнула. Вряд ли есть что-то, способное заставить его ощутить вину, но если он воображает, будто сможет вечно притворяться, то глубоко ошибается.

— Так, пустяки. Мне просто нужно отдохнуть.

Вместо того чтобы уйти, на что Элинор втайне надеялась, Николас снова закрыл дверь и уселся на кушетку, наблюдая, как она моет руки в фарфоровой ванночке и, глядя в зеркало, поправляет вьющиеся пряди, выбившиеся из узла на затылке.

— Мадам Тереза — ваш друг? — спросила Элинор.

— Очень старый друг. — Николас с некоторым изумлением посмотрел на нее. — Я знал ее еще в Вене.

«Неужели у него нет чувства стыда?»

— Понимаю, — сказала Элинор почти ласково, решив во что бы то ни стало разрушить его невозмутимость. — И она, наверное… ревнует ко мне?

— Думаю, нет, — холодно прозвучал его ответ.

«Что дает ему право быть таким невозмутимым?» — подумала Элинор, с ожесточением втыкая шпильки в волосы. Жизнь с Николасом Дилэни не обещала быть легкой. Видимо, ей придется вынести немало испытаний. Впрочем, тут же успокоила она себя, он будет часто отсутствовать, совершая свои излюбленные путешествия. Вполне возможно, он путешествует с мадам Терезой…

Резко поднявшись, Элинор направилась к двери, но Николас одним ловким движением опередил ее.

Что ж, значит, ей остается только примириться — этот человек теперь всегда будет управлять ее судьбой.

* * *
Лорд Стейнбридж расхаживал по уютному кабинету. Он, возможно, и позволил бы себе сказать что-то, если бы брат не опередил его.

— Элинор чувствует себя лучше. Уверяю тебя, она обычно не такая изнеженная. Немного свежего воздуха после еды окончательно вернет ей силы.

Кристофер вглядывался в Элинор, как будто искал подтверждения. Он готов был принять это объяснение, как принимал все, что бы ни сказал брат.

За едой братья были заняты беседой — вспоминали дом и делились новостями семьи и друзей. Элинор внимательно прислушивалась, собирая информацию о своей новой семье. Она уже выпила два бокала вина, а когда вновь протянула руку, то обнаружила, что ее «муж» не удосужился наполнить бокал.

Она чуть повернула голову:

— Не могли бы вы налить мне еще вина?

Николас взглянул на нее смеющимися глазами.

— Уверяю вас, мадам, вода куда лучше освежает. — Он потянулся за кувшином с брусничной водой.

Вскоре Элинор имела возможность убедиться, что он был прав, отказав ей. Стоило ей подняться, как все закружилось перед ней, и она уцепилась за спинку стула, чтобы не потерять равновесия. Тем не менее она попыталась подняться по лестнице без посторонней помощи, и тут невольно обратила внимание на неожиданную сцену.

Дверь распахнулась, и показалась Тереза в сопровождении очень красивого мужчины, чьи голубые глаза ревниво сузились, заметив господина в холле. Тереза между тем была явно обрадована, как и мистер Дилэни. Элинор не могла слышать произносимых слов, но тон обоих был непринужденным и ровным. Затем что-то произошло. Серьезные интонации появились в их разговоре, и Николас, взяв обе руки дамы, поднес их к губам.

Красивая картина была разрушена.

Тереза и ее обожатель стали подниматься. В этот момент лорд Стейнбридж появился в холле.

Элинор отступила назад, чтобы привести в порядок мысли и избежать столкновения с француженкой.

Внезапно, ворвавшись в ее мысли как солнечный луч, возник вопрос: а что испытывает Николас Дилэни, глядя, как красавец юноша сопровождает его любовницу вверх по лестнице? Элинор слегка улыбнулась при мысли, что он тоже будет задет появлением этого зеленоглазого красавца. Теперь она окончательно пришла в себя и была в состоянии встретиться с братьями для того, чтобы направиться в церковь.

Они шли по узким улочкам портового городка, ведя непринужденный разговор, как вдруг Николас произнес:

— Нас преследуют.

— Наверное, это мадам Тереза, — поддразнила Элинор. В ответ она удостоилась холодного взгляда.

— Более чем вероятно, но нам не нужны соглядатаи. — Он повернулся к брату:

— Продолжай действовать, как договорились, Кит, а я присоединюсь к вам позже.

Лорд Стейнбридж не стал возражать, но Элинор словно прорвало:

— Это просто смешно! Вы что, сошли с ума? Кто, черт возьми, станет преследовать нас?

И тут ей суждено было узнать, что Николас Дилэни не позволяет никому обсуждать его приказания.

— Как вы предположили, моя страстная любовница, а может, и кто-то посерьезней. — С этими словами он будто растворился в тени.

Минутой позже Элинор, оглянувшись, заметила человека, идущего в том же направлении, что и Николас.

— За нами действительно следили, — с изумлением произнесла она.

Лорд Стейнбридж кивнул:

— Николас не склонен устраивать мелодрамы на пустом месте. При его образе жизни не так трудно нажить себе врагов.

— Значит, на него могут напасть и даже убить!

Стейнбридж пожал плечами:

— Не без этого, однако он вполне в состоянии постоять за себя, уверяю вас. Вот и церковь.

Элинор удивленно взглянула на него. Как трудно, должно быть, любить Николаса Дилэни! Слава Богу, ей это не грозит.

Церковь оказалась маленькой и скромной, а встретивший их священник выглядел усталым.

— Мистер Дилэни и мисс Чивенхем?

Выслушав их объяснения, священник согласился немного подождать и исчез в ризнице. Элинор и лорд Стейнбридж в ожидании уселись на неудобную скамью.

Элинор уже начала тешить себя надеждой, что церемония будет отложена, и серьезно обдумывала, не убежать ли ей. Но в этот момент дверь ризницы отворилась. Появился викарий в сопровождении Николаса Дилэни и невысокого мужчины с бегающими глазками. Как выяснилось позже, его имя было Том Холлоуэй.

Николас, словно прочитав ее мысли, подошел к ней и, улыбнувшись, крепко взял ее за руку.

— Вам нечего бояться, — сказал он. — Доверьтесь мне.

Церемония прошла довольно буднично. Очень скоро Элинор обнаружила, что теперь она миссис Дилэни и по праву носит обручальное кольцо.

Как только все закончилось, невысокий мужчина улыбнулся ей.

— Благодарю за оказанную честь, мистер и миссис Дилэни, но мне лучше поскорее убраться отсюда. Лондон?

— Да. Как договаривались. Если других нет, разыщи Тима и Чако. Удачи!

Том Холлоуэй тут же откланялся, несмотря на увещевания викария, которого Николас успокоил щедрым денежным пожертвованием.

Когда они возвращались, Элинор первая начала беседу, стараясь говорить как можно сдержаннее:

— Я бы хотела знать, сэр, действительно ли с этого дня моя жизнь будет проходить среди таинственных злодеев, появляющихся неизвестно откуда и исчезающих… неизвестно куда. Кто этот мистер Холлоуэй?

Николас хмыкнул:

— Бедная Элинор, я понимаю, это не та свадьба, о которой вы могли бы мечтать, но, к сожалению, ничего другого я вам предложить не могу.

— О, я вовсе не претендую на большее. Просто любопытно.

— Сейчас это не очень к месту, — последовал ответ. Она подняла подбородок.

— Вы считаете, что в один прекрасный день меня убьют в моей собственной постели, а я даже не могу поинтересоваться почему?

— Если это случится, моя дорогая, то именно потому, что вы слишком много знаете. — Это было произнесено шутливым тоном, но Элинор насторожилась и тут же обратилась к лорду Стейнбриджу:

— Милорд, мы так не договаривались.

Она была напугана, но он, казалось, вообще не придал этому значения.

— Я уверен, что мой брат просто играет в одну из своих игр, — сказал граф. — В любом случае вы можете требовать, чтобы Николас оберегал вас.

— Особенно, — пробормотал муж ей на ухо, — если вы настаиваете на ответах, которые я не желаю давать.

Когда она повернула к нему сердитое лицо, он поднял руки, словно сдаваясь, и усмехнулся:

— Мы обсудим это позже, дорогая Элинор. Вы только расстраиваете Кита.

Когда они подошли к гостинице, Элинор поспешила удалиться к себе в комнату. Последние события утомили се, и, кроме того, она хотела хоть ненадолго сбежать от мужа.

Пока Элинор отдыхала, сидя перед камином, на ее губах блуждала довольная улыбка. Она сделала это — обеспечила свое будущее и будущее своего ребенка, чье существование с каждым днем становилось все более реальным.

Все складывалось как нельзя лучше, но внезапно она вспомнила, что это ее первая брачная ночь. Вдруг ее новоиспеченный муж снова захочет близости?..

Приняв решение, Элинор постучала в дверь смежной комнаты. Дверь сразу открылась, но перед ней стоял не муж, а его слуга.

— Клинток, мадам. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Мистер Дилэни…

— Он внизу с графом.

Элинор знала, что не сможет заснуть, не придя к окончательному решению.

— Я оставлю ему записку.

Слуга тотчас принес дорожный набор — бумагу, перо и чернила, подвинул для нее стул и все это с медлительностью, от которой ей хотелось кричать.

В конце концов она взяла перо и написала:


"Так как наша женитьба некоторым образом уже совершилась, я буду весьма признательна, если вы не станете беспокоить меня.

Элинор".


Получилось жестко и прямо, но Элинор не могла раздумывать.

Она сложила записку и передала ее Клинтоку.

Вернувшись в спальню, Элинор разобрала постель и стала готовиться ко сну, решив обойтись без помощи горничной. Сидя перед зеркалом в своей просторной фланелевой рубашке, она расчесывала волосы, длинными прядями сбегающие вниз по плечам и груди, и обдумывала события этого вечера.

Итак, у ее мужа есть враги. Что ж, как говорится, кто ужинает с дьяволом, должен иметь длинную ложку. Элинор полагала, что Николас в состоянии позаботиться о себе, и надеялась, что он не станет втягивать ее в свои сомнительные дела. С нее довольно того, что было в доме ее брата, и теперь она хочет покоя и уважения.

Смежная дверь отворилась.

Николас стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, держа записку в тонких пальцах. Он снял сюртук, жилет, галстук и теперь в рубашке, открывающей шею, казался похожим на пирата.

Сердце Элинор забилось сильнее, щетка выпала из ее пальцев.

Он прошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Выражение его лица было спокойным, но тон показался ей жестким и холодным.

— Никогда больше не пишите мне таких записок, прошу вас. Если кто-то прочитает…

— Кто, ради Бога, станет это читать, — раздражение переполняло Элинор, — разве что ваш слуга, которому, как я понимаю, вы доверяете… — Ее голос звучат непривычно резко.

— Помните, это необходимо для вашей же репутации! Подобная записка может погубить ее.

Элинор чувствовала, что краснеет. Его критика была не лишена оснований.

— Прошу прощения, вы абсолютно правы. Я постараюсь впредь быть осторожной и никогда больше не сделаю ничего подобного. А теперь — спокойной ночи.

Он не пошевелился и продолжал молча смотреть на нее, словно изучая.

— Итак, вы на самом деле думаете так, как написали? — Голос его звучат ровно. — Я готов был предположить, что в вас больше сердечности.

Элинор вскинула голову:

— Достаточно, чтобы не допустить ваших приставаний. Сегодня, сэр, вам не удалось подмешать мне наркотик!

Она отступила на шаг и оглянулась в поисках возможного оружия защиты на тот случай, если он перейдет к решительным действиям, но Николас по-прежнему оставался неподвижен. Лишь через некоторое время, вздохнув, он прошел к камину и, опустившись на ковер, небрежным движением бросил записку в огонь. Записка вспыхнула, моментально превратившись в щепотку золы.

Ее муж сидел, обхватив колено руками, положив на него подбородок, и Элинор вдруг ощутила, что ей трудно дышать. Вот он рядом с ней — Николас Дилэни, человек, привыкший играть другими людьми, заставлять их плясать под свою дудку.

Видимо, он находил, что ему не составит труда манипулировать ею.

Между тем Николас, глядя в огонь, обратился к ней:

— Вы боитесь. Что ж, это нетрудно понять после того, что вам пришлось пережить. Я могу заверить вас, что подобное не повторится никогда. — Он замолчал, возможно, чтобы дать ей ответить, а может быть, чтобы самому собраться с мыслями. Так как Элинор хранила молчание, он повернул голову и посмотрел на нее:

— Мы должны поговорить об этом, и было бы проще, если бы вы сами решились… Возможно, ваша враждебность не исчезнет — тогда я обещаю позволить вам вернуться к настоящей позиции.

Элинор тут же ухватилась за его слова:

— Вы обещали не приставать ко мне, и в следующую секунду я слышу угрозы. Меня это никак не может устроить.

Выражение его лица не изменилось; казалось, он с пониманием отнесся к ее словам.

— И что же дальше? Вы намерены вернуться в дом своего брата? — мягко осведомился Николас.

Элинор молчала, понимая, что ей нечего ответить. Он продолжал вполне искренне:

— Могу я напомнить вам, мадам, что мы женаты на всю жизнь. Возможно, вам нравится пребывать в состоянии войны, но меня увольте. Я прилагаю массу усилий, чтобы сделать нашу жизнь приемлемой для нас обоих. Более того, я начат питать надежду, что из этого сомнительного предприятия может получиться нечто вполне удачное. Меня приятно удивил сюрприз, который в вашем лице преподнесла мне судьба… даже притом что у вас больше колючек, чем на изгороди вьющихся роз.

Он улыбнулся, и ей потребовалось совершить немыслимое усилие, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Я, однако, не вижу впереди ничего обнадеживающего, — продолжил Николас своим чарующим голосом, — если вы собираетесь пренебречь физической стороной брака.

Столь откровенные слова ужаснули ее.

— Я едва знаю вас, даже если учесть… — Элинор пыталась привести в порядок мысли. — Одним словом, брак без любви не что иное, как насилие.

Его усмешка заставила ее нахмуриться.

— Я боюсь, что это действительно сродни преступлению. Что ж, давайте все обсудим, но только не через комнату. Прошу вас, подойдите и присядьте рядом. Мое слово остается в силе.

Элинор послушалась и села лицом к нему, оставаясь тем не менее вне его досягаемости.

— Итак, — начал он, — я верю, что вы умная женщина. Я имел удовольствие наблюдать за вами сегодня и восхищался вашей смелостью, вашей смекалкой. Я хотел бы также, чтобы наш брак не был фикцией, а совершился на самом деле. Вот мои основания. Во-первых, ваше нежелание рождено естественным страхом, поэтому лучшим излечением было бы для вас влюбиться в меня, но это мне представляется маловероятным.

Она заметила, как его глаза прищурились.

— Возможно, мне удалось бы завоевать ваше доверие, если бы я постоянно ухаживал за вами, но у меня много других дел, которые необходимо решить во время пребывания в Англии. Ввиду этого, думаю, будет лучше для нас обоих попытаться вместе справиться с вашими страхами.

Николас выжидающе посмотрел на нее, но Элинор молчала.

— Во-вторых, — продолжал он, — возможно, вы уже носите дитя. Я должен принять это и постараться быть хорошим отцом, насколько позволяют обстоятельства. Но мне было бы намного легче, если бы я мог поверить, что это действительно мой ребенок.

Элинор на какой-то момент перестала дышать.

— Что? Что вы сказали?

Он очень внимательно посмотрел на нее.

— Если мы постараемся стыдливо обойти вопрос, касающийся отцовства, — Николас понизил голос, — тогда я буду волен обманывать себя… или не делать этого. У вас есть основания верить, что этот ребенок…

— Разумеется, это ваш ребенок, гадкий вы человек! К какому сорту женщин, по вашему мнению, я принадлежу?

— Так это мой ребенок?

Пока она собиралась ответить, Николас вскинул голову и глубоко вздохнул. Даже сквозь загар было заметно, что он побледнел. В его позе было столько отчаяния, что Элинор захотелось подойти к нему, поддержать, успокоить.

Неожиданно выражение его лица изменилось.

— Послушайте, — с трудом проговорил он, — я отсутствовал в Англии в течение полугода. Три недели назад я был в Париже.

Она в замешательстве смотрела на него. Невозможно было усомниться в словах, сказанных с такой искренностью.

— Тогда кто же?

— Вас изнасиловал мой брат.

До Элинор не сразу дошел смысл сказанного. Ее насильник выглядел точно как он… или как лорд Стейнбридж. Она с усилием проглотила комок, застрявший в горле.

— Ваш брат? Вы хотите сказать, что у вас… есть еще какой-то таинственный брат, кроме лорда Стейнбриджа? — спросила она тихо.

Николас покачал головой.

Пока Элинор медленно осознавала горькую реальность, Николас молча стоял, погруженный в свои мысли. Время от времени он озабоченно поглядывал на нее. В конце концов до Элинор дошла суть сказанного ее мужем. Именно графа Лайонел втянул в такое мерзкое дело.

— Но тогда почему не он, а вы женились на мне? — недоумевала она.

Николас улыбнулся и, отвернувшись, устремил взгляд на пляшущие языки пламени. Его лицо вновь обрело обычное выражение.

— Потому что он попросил меня.

Элинор чувствовала тяжесть в груди, как будто на нее навалилась ноша, которую хотелось поскорее сбросить.

— Я понимаю, — сказала она, в отчаянии глотая слезы, — конечно, он не мог бы иметь…

Николас быстро подошел к ней и взял ее за руку.

— Позвольте, он относится к вам очень нежно, Элинор, но Кристофер так и не оправился после потери жены. Ему следовало жениться на молодой здоровой девушке с обычным взглядом на жизнь, а вместо этого он выбрал неземную красавицу, слишком хрупкую, чтобы иметь детей. — Николас поднес ее руку к своим губам, затем снова заговорил:

— Сегодня, по всей видимости, ночь предназначена для сна, моя дорогая. Мы сможем продолжить нашу беседу как-нибудь в другой раз.

Он хотел уже уйти, но Элинор удержала его:

— Да, вы правы, мы должны… — Она не могла больше выдержать его взгляд и отвернулась. — Но я боюсь.

Ее рука дрожала в его уверенной теплой ладони. С чего она решила, что у него есть желание уйти?

Она смотрела на него, надеясь, что он найдет выход.

— Вы можете довериться мне, Элинор?

Она молча кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Николас снова поднес ее руку к губам и поцеловал кончики пальцев.

— Тогда ступайте в постель. Я скоро присоединюсь к вам.

Глава 4

Неподвижно лежа в кровати, Элинор сгорала от смущения и одновременно страшилась всего того, что ей предстоит совершить с ним. Она уже начала испытывать уважение к Николасу Дилэни и молила Бога, чтобы ей не пришлось наблюдать его превращение в монстра с безумным взглядом и тяжелым дыханием, преследовавшего ее в ночных кошмарах, которым, как оказалось, на самом деле был не кто иной, как вежливый и предупредительный лорд Стейнбридж.

Элинор не жалела, что приняла окончательное решение. Но, спрашивала она себя, не станет ли он издеваться над ней? Прекрасные слова при свете камина, все это хорошо, и все же…

Когда Николас вернулся в спальню, на нем было надето нечто напоминающее монашескую сутану или кимоно. Широко открыв глаза, Элинор следила, как ее муж, двигаясь по комнате, гасил свечи и, склонившись к камину, помешивал угли. Скоро только их неяркое мерцание освещало бархатный балдахин над кроватью. Когда он подошел к ее ложу, она лежала, уставившись в потолок, рассматривая причудливую игру теней, и при этом чувствовала каждое его движение. Вот он, скользнув в постель, лег рядом с ней, и она ощутила тепло его тела.

Она могла сосчитать удары своего сердца и отчего-то подумала про себя: интересно, он тоже слышит их?

Николас повернулся на бок, и Элинор почувствовала это. Теперь он лежал лицом к ней, но она не шевельнулась, не могла… лишь повернула голову, чтобы удостовериться. Молча она умоляла его, раз этого не избежать, сделать все поскорее… Его рука мягко легла на ее грудь — Элинор затаила дыхание и вытянулась как струна. Вот рука скользнула вниз по ее руке, неся покой и уверенность.

— Не волнуйся, моядорогая. — Голос Николаса был нежен, как мягкий бархат балдахина над их ложем. — Помни, я обещал не заставлять тебя. В таком деле ничего не может быть хуже, чем страхи.

Он поднес ее руку к своим теплым губам и поцеловал. И тут произошло нечто неожиданное: Николас захватил своими влажными губами ее указательный палец и медленными движениями языка начал ласкать его. Это уже было ни на что не похоже…

Элинор задрожала и попыталась высвободить руку, но безуспешно.

— Скажи мне, когда в последний раз кто-то обнимал тебя? Или когда ты обнимала кого-то, не важно, от радости или от горя?

Она нахмурилась, отчаянно желая, чтобы он прекратил все это и просто сделал то, чего не миновать. Молчание между тем требовало ответа.

— Очень давно, — сказала Элинор, напрягая память. — Моя няня… И потом однажды у меня был щенок. Но разве это имеет значение?

— Очень даже имеет. Это одна из самых больших радостей. Не веришь? Тогда иди ко мне и прижмись покрепче.

Это напугало ее даже больше, чем прямая атака.

— Не могу, — прошептала она, в то же время удивляясь, что принимает его ласки и что от этого все ее существо наполняется теплотой.

Робко протянув руку, она коснулась его кожи.

О Боже! Он был совершенно голый!

Она отпрянула назад.

— Ужасная непредусмотрительность, — усмехнулся Николас и еще крепче сжал ее своими сильными руками. — Уже много лет я сплю без ночной рубашки и, знаешь ли, привык. Кстати, — прибавил он, смеясь, — твоей рубашки хватило бы на нас обоих.

Он был прав. Судорожно сжав руку, Элинор прижала рубашку к груди. И все же она по-прежнему ощущала нежную силу его тела, а его завораживающий голос ласкал ее слух.

Постепенно она успокоилась, ее ладонь легла ему на грудь, а голова нашла естественное положение на изгибе его плеча. Она слышала удары его сердца, четкие и сильные, совсем близко от своего уха.

Это было самое восхитительное чувство, которое ей когда-либо довелось испытать.

И тут из глаз ее полились слезы, горькие, обильные. Она изо всей силы пыталась сдержать себя, но они лились все сильнее…

Элинор хотела отодвинуться, но руки Николаса по-прежнему крепко удерживали ее.

— Ничего, моя дорогая, плачь, если ты этого хочешь. — Его рука потянулась вверх и легла на ее шею чуть пониже затылка. Тогда она окончательно сдалась.

Через какое-то время, осушив слезы, Элинор вдруг обнаружила, что рассказывает мужу о подробностях своей жизни, об обидах, которые ей приходилось терпеть от родителей, о своих страхах и о своем возмущении, о войне с собственным братом.

— О, прошу прощения. Извините… Что я делаю? Вы, должно быть…

Он заставил ее замолчать легким поцелуем.

— Забудь обо всем этом. Все прошло. Но если ты захочешь снова рассказать мне, я всегда готов выслушать тебя. Для того и существует муж, чтобы жена чувствовала себя спокойно и была уверена в завтрашнем дне. Пусть это будет моя клятва тебе в нашу первую брачную ночь. Все изменится к лучшему. Ты веришь мне?

Шмыгнув носом, Элинор кивнула и осторожно отодвинулась. Николас отпустил ее, и она, присев, протянула руку, пытаясь нащупать носовой платок на маленьком столике около кровати.

— Я буду заботиться о тебе, — добавил он. — Доверься мне и позволь закрепить наш союз, как это принято. — Он провел рукой вдоль ее тела и взялся за подол рубашки. — Нет-нет, моя дорогая, расслабься. Не надо бороться со мной.

Несмотря на все его старания, Элинор продолжала сопротивляться, но в этот момент пламя в камине вспыхнуло и необычайная одухотворенность его лица поразила ее. Это вовсе не была маска монстра, а лицо обычного человека, полное желания и восхищения.

— Так и быть, столь невообразимое одеяние я позволю тебе оставить, но только не это. — Николас потянул за кончик ленты и быстрым движением распустил туго заплетенную косу. Волосы, густые и длинные, рассыпались по подушке темной волной. Он поднял их высоко, а потом позволил им упасть, и они покрыли их обоих.

Краснея от смущения, Элинор отводила непослушные пряди с лица и думала, вздыхая про себя: пусть делает что хочет. Может, распущенные волосы неотъемлемая часть брачной ночи? Но все же это было не очень удобно. В прошлый раз она никак не могла расчесать их. В прошлый раз…

Паника охватила ее, снова заставив отодвинуться.

Его низкий голос терпеливо успокаивал ее, и она в конце концов расслабилась. Николас гладил ее волосы, неторопливо и с удовольствием, его рука плавно двигалась от ее лба, вниз к плечам, к груди…

— Вот так очень красиво, — восхищенно шептал он, незаметно переходя к поцелуям, покрывая легкими прикосновениями губ самые неожиданные места. Его руки все время были в движении, а голос нашептывал всякие милые глупости.

Элинор никогда не думала, что юмор может быть частью этого занятия. Или он чуть-чуть не в своем уме? Если так, то он и ее заразит безумием. Она чувствовала, что уже начинает глупо улыбаться.

— …маленькое заброшенное местечко, — прошептал он, и тут его губы нашли ее рот. Его дыхание было горячим и влажным. Элинор получала странное удовольствие от этой близости, и именно это позволило ей не сопротивляться, когда его рука мягко раздвинула ее колени и его сильное тело оказалось между ее ног.

Он осторожно подвинул ее в нужную позицию и вошел мягко, не спеша.

Боли не было. Напротив, странное облегчение вытеснило последние остатки напряжения, сделав ее бездумной и легкой. Элинор чувствована себя так, словно была ребенком, в страхе ожидавшим наказания и удачно избежавшим его.

Он двигался ритмично, с невыразимой чувственностью, и, так как это было не больно, через какой-то момент она смирилась. Она даже сделала то, что, как ей казалось, от нее требовалось, — начала двигаться в такт его движениям…

С каждой секундой Николас дышал все чаше и чаще, а его движения становились все быстрее и быстрее. Элинор спрашивала себя, не превратилось ли его лицо в маску монстра? Но глаза ее были крепко закрыты, и она не открывала их. Она не хотела знать.

Череда последних содроганий, сопровождаемых хриплым стоном, неожиданно прекратилась, и он остановился. Его жаркое дыхание обдавало ее шею. Инстинктивно Элинор провела рукой по его волосам, как мать гладит ребенка, думая о том, что же им полагается делать дальше.

С внезапностью, которая поразила ее, Николас, прежде чем перевернуться на спину, провел рукой по ее лицу.

— Ты в порядке, дорогая? Черт, я знаю, что поторопился.

— Все прекрасно, — сказала она, — я…

Его ладонь мягко прикрыла ее рот.

— Не говори ничего. — Он осторожно освободил ее и лег рядом. — Лучше немного помолчим. Нам обоим нужно прийти в себя.

Он еще раз обнял ее, и она удобно устроилась в его руках, как будто делала это всю свою жизнь.

Не прошло и пары минут, как ей стало ясно, что он спит. С улыбкой на устах Элинор высвободилась из его рук. Все, что произошло, было совсем неплохо. Если он считает это неотъемлемой частью их брака, пожалуй, время от времени она сможет такое вынести.

Элинор проснулась посреди ночи. Отголоски ее знакомого ночного кошмара соединились с телом, лежащим рядом с ней. Она в ужасе села, и воспоминания нахлынули на нее с новой силой.

Камин догорел и разглядеть что-то в кромешной тьме не было никакой возможности. Стараясь успокоиться, Элинор протянула руку, чтобы коснуться его тела…

Николас пошевелился во сне, и она в испуге отдернула руку.

— Ах нет, оставьте — пробурчал он, не открывая глаз.

Элинор подавила нервный смешок. Она должна снова уснуть и больше ничего не вспоминать. Ничего.

Когда Элинор проснулась, в комнате еще стоял густой полумрак. Николас спокойно спал рядом с ней. Худшее осталось позади. Теперь она в самом деле была женой и убедилась, что ее муж вовсе не чудовище. На самом деле он сделал все гораздо лучше, чем тот… монстр. Сейчас, когда он лежал такой беззащитный, она получала удовольствие, изучая его.

Но как ей встретиться теперь с лордом Стейнбриджем? Как посмотреть ему в глаза?

Какое-то движение послышалось за дверью, но Николас и ухом не повел. После некоторого раздумья Элинор осторожно потрясла его за плечо:

— Проснитесь! Да проснитесь же!

Единственным ответом ей был досадливый стон. Набросив, пеньюар, Элинор подошла к двери.

— Клинток, я не могу разбудить его! — в тревоге воскликнула она.

Лакей осторожно вошел в спальню.

— Я предупреждал его, миледи. Я сказал ему ясно, как день, но он, наверное, был слеп, когда читал записку.

— Разве что-то беспокоит его?

— Усталость, ничего больше. Он не хочет никого слушать. Спит пару часов за ночь и так последние несколько дней. В конце концов это отразится на его здоровье. Правда, ему досталось…

Вдруг слуга осекся, словно вспомнив что-то.

— Прошу прощения, миледи, здесь нет ничего, о чем бы стоило беспокоиться. Завтрак накрыт в соседних покоях, как приказал хозяин. А теперь я должен разбудить его.

— О нет, — запротестовала Элинор. — В этом нет необходимости.

Клинток покачал головой:

— Мне так приказано. Хозяин велел разбудить его в это время. Он не тот, кого можно ослушаться, уверяю вас.

Элинор подумала, что если даже гром ударит рядом с постелью, это не заставит ее мужа проснуться, но Клинток, по-видимому, был не новичок в этом деле. Что-то приговаривая, потряхивая и нашептывая, он таки достучатся до сознания хозяина.

Глаза Николаса медленно открылись, потом он закрыл их снова.

— Черт! Ради всего святого, который час?

— Около девяти, — спокойно ответил Клинток. — И ваша супруга уже здесь, сэр.

— Кто? — Тяжелые веки приподнялись. Николас оглядел комнату, и глаза его просветлели, остановившись на Элинор. — Простите, моя дорогая. Холостяцкая привычка.

— Завтрак подан, сэр. — Клинток помог хозяину натянуть его странное одеяние.

— Пойдемте завтракать, моя дорогая. — Взяв ее за руку, Николас повел Элинор в соседнюю комнату, и она не почувствовала стеснения.

Завтрак проходил непринужденно, но в присутствии слуг они ограничивались лишь незначительными фразами. Когда с едой было покончено, Элинор вернулась в свою комнату и, позвонив в колокольчик, попросила одну из служанок помочь ей уложить волосы. Девушка расчесала спутанные пряди и заплела их в длинную косу. Элинор замотала ее в тугой узел и надела свое дорожное платье.

Поблагодарив свою помощницу, она оглядела комнату, которую, как она понимала, ей предстояло запомнить надолго.

Спускаясь по лестнице, Элинор снова задумалась о том, как ей теперь следует держать себя с лордом Стейнбриджем. Конечно, Николас скажет своему брату, что он все объяснил жене, но вот что ей-то делать дальше…

Войдя в нижнюю гостиную, она сразу поняла: что-то произошло между братьями, но пока не могла взять в толк, что именно. Николас не изменился, зато его брат реагировал на появление Элинор как нашкодивший кот. Он, без сомнения, ожидал от нее обвинений, но она обнаружила, что ей вовсе не по душе возвращаться к той кошмарной ночи и хочется поскорее забыть все это.

Когда молодые супруги прибыли в Лондон, Николас сообщил брату, что они не будут жить у него, а собираются поселиться в собственном доме.

— Ники, — запротестовал лорд Стейнбридж, — ты не можешь привести Элинор неизвестно куда. Вам было бы очень хорошо здесь, пока вы не найдете более респектабельное жилье. Я готов предоставить тебе дом, если хочешь.

Николас спокойно улыбнулся:

— Спасибо, Кит, но в этом нет необходимости. У меня есть вполне приличный дом на Лористон-стрит.

Возникло неловкое молчание. От взгляда Элинор не укрылось некоторое замешательство лорда Стейнбриджа, однако он быстро взял себя в руки.

— Это просто чудесно. Но потребуется время, чтобы навести там порядок…

— О, не думаю. Разве что детские нуждаются в некотором ремонте. — Эти слова заставили лорда Стейнбриджа покраснеть. — Дом принадлежит мне уже три года, а бываю я там лишь от случая к случаю.

Дом № 5 по Лористон-стрит действительно оказался вполне пригодным для жилья. Темные полированные двери, сверкающие латунной отделкой, были предупредительно открыты импозантным дворецким. Элинор сразу окружила аура богатства, превосходного вкуса и респектабельности — она могла вдыхать ее вместе с ароматом воска, исходившего от свеженатертого паркета. Это было поистине восхитительно!

Пока они ожидали сбора прислуги, Николас провел ее в библиотеку, по стенам которой тянулись полки с книгами.

— Какая прекрасная комната! — воскликнула Элинор, пробегая рукой по поверхности стола орехового дерева. — Представляю, как ревностно вы охраняете это богатство.

— Но только не от вас. — Николас улыбнулся. — Вы можете приходить сюда, когда только пожелаете. Если я захочу побыть один, то скажу вам. Как можно скорее мы должны привести в порядок ваш будуар, дорогая, а пока вы можете пользоваться прелестной комнатой, у которой нет специального назначения. Боюсь, я не был до конца честен с Китом. Я привык довольствоваться только одной спальней, столовой и библиотекой, но, думаю, это несложно будет исправить.

— Лорд Стейнбридж, кажется, очень расстроился, узнав, что вы не говорили ему об этом доме.

Николас принялся перебирать письма, лежащие на столе.

— Мой брат — человек не без странностей. Ему претит многое из его обязанностей, но доставляет удовольствие изображать себя деспотом. Это проявляется в его отношении ко мне, и, не сомневаюсь, то же случилось бы с вами. И все же я люблю его, хотя не стану жить у него под надзором, что было бы утомительно для каждого из нас.

Элинор молча кивнула.

— Но этот дом должен стоить кучу денег, и при таком редком посещении…

Ей припомнились таинственные события перед их венчанием, и вся ее недавняя уверенность отлетела прочь.

— Послушайте, — неожиданно сказал Николас, — нам было бы намного проще, если бы следующие несколько недель вы притворялись невинной дурочкой и ни о чем не расспрашивали. Хотя тогда, — добавил он шутливым тоном, — если представить, что мне придется жить с такой женщиной, я буду проклинать свой жребий.

Элинор все это казалось очень странным. Что случится в следующие несколько недель и как это подействует на нее? Прежде чем она решилась спросить его, Холлигирт, дворецкий, пришел доложить, что прислуга собрана.

Сперва дворецкий представил свою жену, экономку; потом миссис Кук, которая была поваром, за ней последовали лакей, горничная, конюх и еще несколько слуг для мелких поручений.

Затем Элинор поднялась за миссис Холлигирт наверх.

Жена дворецкого распахнула дверь:

— Спальня хозяина, миледи.

Комната порадовала Элинор: огромная, с высокими окнами, она была наполнена светом. Ее украшала мебель в строгом современном стиле и драпировка коричневого бархата с золотой отделкой, на полу лежали две темные медвежьи шкуры.

— О Боже! — не удержалась Элинор.

— Ужасная гадость, — заметила экономка, брезгливо поведя носом. — У хозяина странный вкус, и мне очень приятно, что в доме появилась леди. — Она указала на две двери с каждой стороны комнаты:

— Это гардеробная хозяина, а это ваша. Она довольно унылая, ею не часто пользовались. — Лицо женщины приняло натянутое выражение, когда она поняла, что допустила промашку, однако Элинор сделала вид, что ничего не заметила.

— Я с радостью все устрою на свой вкус, миссис Холлигирт.

Экономка поспешила в другую пустую спальню, абсолютно не сочетающуюся с той частью дома, которую Элинор успела увидеть. Хотя эта комната не отличалась от спальни хозяина размером и формой, она выглядела ужасающе из-за оттенка стен, ковра и штор — какое-то невыразительно тоскливое сочетание розового, зеленого и кремового.

— О… — Это было все, что смогла произнести Элинор, когда перед ней предстало столь убогое зрелище.

— Как видите, комнату, а также детские, две другие спальни и кабинет не трогали с тех пор, как мистер Дилэни купил дом, то есть когда уехали старые владельцы. Нет сомнений, что вы захотите все здесь переделать. — В словах экономки слышался явный намек, что если Элинор не сделает этого, то не сможет по праву считаться хозяйкой.

— О да, разумеется, это будет моей первой задачей. А теперь пойдемте.

Элинор потребовалось усилие, чтобы спрятать усмешку. Она была довольна, что обнаружила недостатки, которые нужно исправить. Это был ее дом, и она может поступать с ним как захочет. Интересно, какую сумму ей разрешат потратить и как она узнает об этом?

Вспомнив, что это будет зависеть от щедрости лорда Стсйнбриджа, Элинор нахмурилась.

Вернувшись в гардеробную, она увидела, что ее багаж распакован и вещи аккуратно разложены по местам.

Миссис Холлигирт представила ей горничную:

— Дженни славная девушка, правда, слишком словоохотлива. Она будет вас обслуживать, если вы не против. Кажется, вы не привезли прислугу из заграницы.

Элинор отметила про себя, что Холлигирты не посвящены в дела ее мужа. Поблагодарив миссис Холлигирт, она попросила принести горячей воды.

Хотелось бы ей знать, какого сорта женщин принимал здесь Николас Дилэни? Без сомнения, это были особые гостьи. Он, очевидно, дал указание переделать все в этом доме. Если прежнее убранство гармонировало с ее спальней, то можно только вообразить, что это было за удовольствие наблюдать все эти изыски, скрывающиеся за классической красотой фасада.

Но о чем она, собственно, думает? Вряд ли Николас Дилэни мечтал о ней как о жене. Скоро он отправится в свои путешествия и оставит ее здесь одну, предоставив самой себе.

Несколько недель назад это было именно то, о чем она могла только горячо молиться, а теперь…

Ее мысли были нарушены появлением горничной с кувшином воды в руках.

Умывшись, Элинор указала на платье из голубой шерсти:

— Нельзя ли его погладить, Дженни?

— Конечно… — Девушка порозовела. — Это одна секунда…

Элинор успокоила ее:

— Дай-ка я посмотрю. Нет, пожалуй, с ним все в порядке. Тебе когда-нибудь приходилось прислуживать леди?

Дженни закивала:

— О, конечно, мадам. Один раз или два, это были гостьи.

Элинор представила, что это были за гостьи, и тут у нее появилась новая идея:

— А ты не могла бы уложить мне волосы?

Девушка просияла:

— О да, мадам. Я могу сделать прическу, потому что училась и надеялась, что когда-нибудь буду служить настоящей леди!

Раздался стук в дверь, и Николас вошел в комнату.

Не обращая внимания на горничную, он поцеловал Элинор в щеку.

— Мне придется отлучиться, дорогая. Ненадолго. Кроме прочих дел, я должен нанести визит вашему брату, чтобы он не вздумал беспокоить вас. Полагаю, что вернусь к обеду. — С этими словами он покинул комнату.

Элинор и Дженни, переглянувшись, рассмеялись.

Когда прическа была закончена, Элинор отправилась осматривать остальную часть дома. Как она и ожидала, все здесь оказалось довольно хорошо устроено. Большинство комнат нуждалось в замене отделки, но в остальном это было уютное жилище.

Элинор договорилась с экономкой, что та поможет с проверкой еженедельных финансовых отчетов, если муж поручит ей эту обязанность. Затем она обнаружила, что все дела сделаны и время до обеда свободно. Все еще под впечатлением от осмотра дома, она решила заглянуть в библиотеку.

Перебрав несколько романов из серии «Минерва», Элинор в конце концов остановилась па «Удивительных новобрачных».

Когда она уселась и начала читать, ее взгляд упал на большой альбом, лежащий посреди стола. Поколебавшись секунду-другую, Элинор открыла его и тихо ахнула при виде утонченных восточных гравюр. Ничего подобного ей не приходилось встречать прежде — подлинные сокровища, сочетавшие свежие оттенки и изящные линии.

Она закрыла альбом и задумалась. Эти великолепные работы не могли быть куплены случайно. Совершенно очевидно, что гравюры собирали в течение долгого времени с вниманием и любовью. В итоге ей пришлось признать, что Николас Дилэни в очередной раз поразил се. Ей хотелось и дальше узнавать его и согреваться около огня его души.

И все же минувшая ночь не прогнала ее страхи. Однажды он забудется, и тогда…

Но что будет тогда, ей пока оставалось только гадать.

* * *
Николас Дилэни имел недолгую беседу со своим новым родственником, братом Элинор, в его доме на Дерби-сквер и ушел оттуда, пряча усмешку. Он направился на Гросвенор-сквер, где его, тут же препроводили в богато обставленный кабинет.

Гостя встретил высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти.

— Мистер Дилэни, — объявил лакей.

Лорд Милчем с улыбкой поднялся навстречу гостю:

— Дилэни! Весьма рад видеть вас, сэр.

— Я тоже, лорд Милчем, — вежливо сказал Николас, занимая предложенное кресло.

— Правительство весьма благодарно вам за оказанное содействие, мой юный друг.

Николас сдержанно поклонился и взял предложенный бокал хереса.

— Я снова виделся с мадам Беллэр в соответствии с инструкцией.

— Да, я знаю. Она пересекла Ла-Манш на том же судне, что и вы. Отлично придумано!

Николас не спеша потягивал напиток.

— Признаюсь, милорд, произошло совершенно случайное совпадение. Личные дела заставили меня немедленно вернуться домой, и я даже не подозревал, что Тереза на корабле. Но мы успели переброситься с ней парой фраз в Ньюхейвене.

Лорд Милчем нахмурился:

— И только? Вы упустили такую прекрасную возможность восстановить отношения…

Николас улыбнулся, не поднимая глаз от стакана.

— Я был несколько стеснен, сэр, присутствием моей жены.

Лорд Милчем удивленно вскинул брови:

— Как? Вы же не женаты.

— Был не женат. Но на днях все изменилось.

Поднявшись, лорд Милчем принялся нервно расхаживать по кабинету.

— Вы безответственный шалопай, Дилэни! Что вы себе позволяете? Еще месяц назад всем это и в голову не приходило. Вы подумали, как это отразится на наших делах?

После столь откровенной атаки черты гостя слегка напряглись, но его тон был на удивление спокойным, когда он ответил:

— Причина моей женитьбы глубоко личная.

— Ха! Вы слишком часто пускаетесь в развлечения, и вот вам результат — вас поймали.

Пальцы Николаса крепче сжали хрустальный бокал.

— Сэр, хочу заверить вас, что моя женитьба не отразится на наших планах. Я продолжу мои взаимоотношения с Терезой, если она не станет возражать. Мне следовало упомянуть, что ее сопровождал в Ньюхейвен молодой человек, который, по-моему, вполне отвечает ее вкусу.

Лорд Милчем устремил на него суровый взгляд, который напомнил Николасу, что он всего лишь подчиненный.

— По моим сведениям, ее чувство к вам в Вене было весьма глубоким. Уверен, вы можете вновь воспламенить ее… если хорошенько возьметесь за дело.

— Я сделаю все, что в моих силах. Вопрос будет нетрудно уладить. Несмотря на ваши предположения, я не могу поверить в то, что Тереза вовлечена в заговор спасения Наполеона или повинна в смерти Энстебла. Эта женщина вне политики и не любит насилия, ее не интересует ничего, кроме собственной персоны.

Милчем пожал плечами. Потом, очевидно решив, что его плану ничего не угрожает, он вернулся на свое место.

— Может быть, она думает извлечь пользу, сыграв на интересе к славе Бонапарта? Я слышал, это очень привлекательная особа.

— Более чем… Но также и достаточно проницательная, чтобы понимать: делать ставку на Наполеона сейчас недальновидно. Его дни миновали.

— Достаточно справедливо, хотя некоторые из нас были бы за, если бы его отправили дальше, чем на остров Эльба. — Лорд Милчем изучал своего посетителя, который был не только посвящен, но и участвовал в его секретных операциях.

По его мнению, этот молодой мужчина был умным, но не без характера и, безусловно, абсолютно непредсказуем. Ему не нравилось иметь дело со скучными отпрысками аристократии, которые относились к шпионажу как к развлечению.

— Что ж, продолжайте в том же духе.

— Да, милорд.

— Благодарю вас, мистер Дилэни, и желаю удачи. Мы положили конец войне, и теперь обязанность каждого мужчины встать на защиту мира. — Понимая, что был несколько резок, лорд Милчем перешел на доверительный тон:

— Не думаю, что это будет тяжкое испытание для вас, Дилэни, — заниматься любовью с такой женщиной, а?

Николас поднялся. Выражение его лица было бесстрастным.

— Милорд, для меня это достаточно неприятно. Но, пропустив кампанию в Пиренеях, я понимал, что придет и мой час пострадать за отечество. Всего наилучшего, милорд.

Милчем не двинулся с места.

— Убирайтесь с моих глаз, — наконец пробормотал он.

Спустя несколько секунд, подавив приступ раздражения, он уставился на план, который держал в руке. Это был слишком важный вопрос, чтобы позволить себе поддаться излишней чувствительности. В последующем надо проявить большую осмотрительность в делах с Николасом Дилэни — таков был окончательный вывод Милчема.

* * *
Элинор все еще сидела в библиотеке, с удовольствием погрузившись в необычайные приключения героини «Удивительных новобрачных», когда вернулся Николас. Он дружески чмокнул ее в щеку.

— Нашли что-то интересное для себя, моя дорогая? — Посмотрев на заглавие, он улыбнулся:

— Вас, наверное, этим не удивишь?

Оба разразились смехом.

К своей радости, Элинор получила согласие мужа на проверку счетов.

Затем она спросила его о результатах визита.

— О, кроме того что я встречался с вашим братом, весьма скользким типом, мне еще нужно было уладить кое-какие дела.

— Что сказал Лайонел? — При мысли о брате Элинор ощутила неприятный холодок. Николас рассмеялся:

— Я заставил его понервничать. Он приветствовал мое вхождение в семью и тут же попытался занять денег. Не хотелось с ним связываться, хотя руки чесались, но, пожалуй, нет ничего, что могло бы испортить его хорошее настроение. Вам, дорогая, не стоит бояться его — не думаю, чтобы он искал ссоры со мной или стал докучать вам.

— Слава Богу. — Элинор понемногу начинала верить, что ее ночные кошмары наконец кончились.

За обедом Николас вернулся к разговору о книгах, а также рассказывал о своих путешествиях во Францию, Америку, Австрию и даже Китай.

Обед за небольшим столом при свечах создавал ощущение, что они одни во всем мире. Элинор была по-настоящему счастлива.

— Разумеется, путешествия в такие места, должно быть, сопряжены со многими трудностями, — заметила она. — Я слышала, даже самые надежные корабли могут подвести во время долгих морских переходов.

— Вы правы, — ответил Николас с чувством. — Но не это важно. Я ценю уют, точно так же как любой другой мужчина, но думаю, не стоит бояться маленьких неудобств тому, кто привык идти непроторенными путями.

— Я не назвала бы плен у китайских пиратов «маленьким неудобством», — заметила Элинор с улыбкой. — Я вот не способна совершить ничего подобного.

Он накрыл ее руку своей ладонью.

— Вы, милая Элинор, пока только сделали свой первый шаг. Отечество ожидает от вас грандиозных свершений.

Элинор рассмеялась его шутке. Николас щелкнул длинными пальцами, и в его глазах появились лукавые искорки.

— Вот это замужество! Вы юная женщина, у вас, даст Бог, лег шестьдесят впереди. Шестьдесят лет свободы! Это еще один свадебный подарок, который я преподношу вам. Пользуйтесь!

Элинор замерла. Не зря она побаивалась его странного оживления.

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

— Скоро поймете.

С болью она припомнила, что большую часть их совместной жизни его не будет рядом, и с трудом изобразила улыбку:

— Благодарю за подарок.

Скорее всею Николас уловил ее замешательство, так как понимающе улыбнулся:

— Я должен кое-что показать вам, только не здесь, а в моем кабинете, но сперва мне не помешает бокал портвейна, если не возражаете.

Пока они переходили в другую комнату, мысли Элинор вертелись вокруг предлагаемой мужем концепции свободы. Когда он налил себе вина из графина, предусмотрительно оставленного Холлигиртом, попросила:

— Налейте и мне немного.

Его брови приподнялись:

— Вы хотите попробовать?

Увы, она так и не научилась справляться со своими эмоциями!

— Почему бы нет? Надо же и мне когда-то встать на неизведанную тропу. Простите, это глупая идея.

Потянувшись вперед, Николас прикоснулся к ее руке.

— Вовсе нет. Мне не следовало устраивать глупый допрос. — Он протянул ей свой бокал. — Это сухой портвейн. Немного специфический вкус, на любителя.

Элинор пригубила бледно-золотистую жидкость. Вино было крепким, пьянящим, терпким на вкус, оно содержало прекрасный букет.

— Мне нравится.

Николас позвонил, чтобы принесли еще бокал, и наполнил его, затем передал ей.

— За ваши приключения, моя дорогая!

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет. — Она видела, что он и в самом деле серьезен. — Я восхищаюсь. Только глупец, не раздумывая, прыгает со скалы. Маленькие ступеньки гораздо быстрее приводят к цели. — Он сел, продолжая смотреть на нее. — Я начал путешествовать, когда мне было десять лет, просто сбежал из дома. Пройдя сотни миль, я пытался устроиться на судно в качестве юнги, когда мой отец напал на мой след. На самом деле я не был опечален тем, что меня нашли. Но смотрите, — добавил он, подняв на нее глаза, — если я увижу, что вы топите свои печали в портвейне, я тотчас положу конец вашим приключениям.

Она непонимающе вскинула бровь:

— Несправедливо! Значит, я могу пускаться в приключения лишь с вашего разрешения?

— Конечно. Но только до тех пор, пока не придет день, когда вы перестанете беспокоиться. Тогда мы будем иметь решающее сражение, в котором вы сможете победить. Теперь скажите мне, у вас есть какие-нибудь тайные планы?

Элинор почувствовала себя счастливой. Это было так же неожиданно и приятно на вкус, как портвейн. Возможно, всему виной и был портвейн, но это не имело значения.

— Мне нужна новая одежда и деньги.

Николас схватился за голову:

— Боже праведный, как я мог такое упустить! Мои извинения.

Он подошел к картине на стене и, отодвинув ее в сторону, открыл потайную дверцу. Взяв из тайника бумажник, он протянул его ей. Заглянув внутрь, Элинор насчитала там не меньше двадцати гиней.

— Этого вам хватит на первое время, а потом я позабочусь о регулярном содержании. Не вздумайте тратить наличность на платья или дом, — добавил он. — Мне пришлют счета.

Элинор ничего не понимала:

— Тогда зачем это?

— На всякие приятные мелочи, дорогая. — Николас пожал плечами. — Да, я обещал показать вам кое-что. — Он достал из сейфа несколько коробок. — Здесь есть одно-два ювелирных украшения, которые вы могли бы носить. Это все мои безделушки, как только смогу, выберу что-то специально для вас. У Кита хранятся фамильные драгоценности, и он, возможно, предложит вам какую-нибудь из них. Вы вольны поступать как знаете, но я не советую. Не исключено, что в один прекрасный день брат решит жениться, и тогда вам придется возвратить подарок, что довольно неприятно.

Как ребенок перед коробкой игрушек, Элинор затаив дыхание рассматривала сокровища, разложенные перед ней. Чего тут только не было: красивая сапфировая диадема, броши, несколько колец, а также длинная нить сверкающего розового жемчуга. Элинор никогда еще не приходилось видеть такой роскоши.

— Потрясающе, — прошептала она.

— Подарок от раджи. Это благодарность за то, что я сделал для него. Такое количество одинаковых розовых жемчужин большая редкость. Мне думается, ожерелье подойдет вам. Закажите элегантное платье, и тогда мы представим вас вместе с этим шедевром, — шутливо заключил Николас.

Элинор покачала мерцающую нить в руках.

— Вы говорите о выходе в свет?

— Да, и так часто, как вам захочется. Я не всегда смогу сопровождать вас, но, думаю, вы легко обойдетесь и без моей помощи. И еще, — сказал он с недовольной гримасой, — мы должны представить вас нашей семье. Теперь вам известно, где я храню жемчуг и сапфиры; скажите, если они понадобятся вам. Остальное можете оставить у себя.

Элинор неохотно вернула ожерелье на место, затем достала кольцо, в котором сиял большой бриллиант в обрамлении кораллов.

— Это одно из моих любимых сочетаний.

Николас взял ее правую руку, надел кольцо ей на палец и, наклонившись, нежно прикоснулся к ее губам.

Было заметно, что он устал. Усталость чувствовалась во всем — в глазах, в голосе. Значило ли это, что он не будет беспокоить ее ночью? Едва подумав об этом, Элинор тотчас упрекнула себя за подобные мысли.

— Я собираюсь спать. — Она поднялась, представляя про себя предстоящую ночь как испытание, которое ей придется выдержать.

Пока Дженни расчесывала ее волосы до шелкового блеска. Элинор, хмурясь, разглядывала свое отражение в зеркале.

— Я хотела бы, — сказала она, — чтобы у меня были зеленые или карие глаза, какие угодно, но только не эти светло-голубые.

— У вас очень красивые глаза, миледи, — возразила горничная. — Но я могу сделать их еще более выразительными, стоит только немножко выщипать брови.

— Выщипать? О, не знаю, не знаю… Будет ли это хорошо? И потом, это, наверное, ужасно больно?

Дженни пожала плечами:

— Все так делают.

— Все? — Элинор рассмеялась. — Знаешь, Дженни, не рассказывай это миссис Холлигирт, но я не против узнать, что происходило здесь до моего замужества. Какие они были, эти женщины?

Дженни округлила глаза:

— По правде сказать, их было тут не так уж много, все иностранки и все очень красивые…

— Это были… простые женщины или леди?

Вопрос заставил Дженни задуматься.

— Ну… мадемуазель Дезире была определенно леди, хотя и могла устроить скандал. Хозяин однажды ударил ее, заставляя замолчать, но это подействовало не сразу.

Элинор поежилась. Ей следовало догадаться, что Николас выглядел чересчур совершенным, чтобы это могло быть правдой.

— Мадам Амелия тоже была очень хороша, — продолжала Дженни, — настоящая красавица с огромными темно-синими глазами. Вот только я слышала, что в ней течет черная кровь и что она из Америки…

— Я думаю, нам лучше забыть обо всех этих леди, — приняв решение, твердо сказала Элинор.

— Конечно, мадам, — поторопилась заверить Дженни. — И вам не о чем беспокоиться — вы ведь его жена.

— Да, — голос Элинор зазвучал не очень уверенно, — я его жена.

Она уже почти заснула, когда дверь отворилась и Николас вошел в спальню. Горел только один ночник, но в его слабых отблесках ей было видно, как он скинул свою одежду. Потом он лег рядом с ней. Элинор потребовалось усилие, чтобы сохранить дыхание ровным и ничем не выдать своего ожидания.

Николас нежно поцеловал ее в щеку, пожелал спокойной ночи и… уснул. Теперь Элинор раздирали противоречивые эмоции: облегчение, удивление, разочарование, досада…

Ясно, что он не хотел ее, и с чего, собственно, ей удивляться или обижаться? Но сможет ли она чувствовать себя непринужденно в его присутствии без…

Итак, она получила именно то, чего она хотела. С этой мыслью Элинор наконец погрузилась в сон.

Глава 5

На следующее утро она проснулась рано; прислуга только еще принималась за работу, камин не успели разжечь, и это удерживало ее в постели.

Она попыталась рассмотреть супруга, который лежал, повернувшись к ней спиной. Необычный оттенок кожи делал Николаса похожим на статую из матового золота. Насколько Элинор могла видеть, его тело было покрыто загаром, за исключением мертвенно-белого шрама на плече. Затаив дыхание она немного сдвинула одеяло, чтобы получше разглядеть его. Наверное, рана была ужасна.

— Это след от выстрела в Массачусетсе. Я оказался слишком нерасторопным.

Элинор отдернула руку, но он, повернувшись, поймал ее.

— Вам не нужно бояться — вы имеете полное право интересоваться моим телом. Я бы предложил вам экскурсию по моим шрамам — этот, кстати, самый болезненный, — если бы не боялся смутить вас.

— Извините, — решительно сказала Элинор. — Разглядывать вас, пока вы спите, довольно невежливо. Но я должна признаться еще в одном проступке.

— Да? — безмятежно отозвался Николас, все еще удерживая ее руку.

Элинор проглотила комок в горле.

— Расспрашивая слуг, я выяснила, что у вас здесь бывали женщины. Я не хотела, честное слово, но — что делать? — любопытство пересилило.

Она ожидала взрыва, но его не последовало.

— В самом деле? — с легким удивлением сказал Николас, всматриваясь в нее. — Что ж, теперь вы знаете все мои секреты.

— Вовсе нет, — торопливо заверила она. На сей раз он действительно удивился:

— Разве?

— Зачем мне знать? Я не имею к вам никакого отношения, как и вы — ко мне.

Николас откинулся на спину, вид у него был озадаченный.

— Весьма интересная мысль. Но теперь все будет по-иному.

Элинор замерла, внутренне соглашаясь с ним, но вслух сказала:

— В конце концов, мы ведь не обычная пара и любовь здесь ни при чем.

Он решительно притянул ее к себе, и от его поцелуя у нее закружилась голова.

— Оставьте свою рассудительность!

— Николас, — выдохнула она, когда наконец обрела дар речи, — я не понимаю…

— Не важно, — ответил он, напряженно вглядываясь в нее, затем мягко повернул ее к себе, и Элинор почувствовала, как его пальцы расплетают ее косу. От ласковых прикосновений по ее спине пробежала дрожь удовольствия.

Через какое-то время он остановил эту сладкую муку и повернул ее к себе.

— Скажи мне, в чем дело, почему ты так холодна? Из-за других женщин?

Элинор покачала головой.

— Тогда что?

Ей не хотелось облекать свои мысли в слова, но его молчаливое ожидание требовало ответа.

— Просто… Просто уже пора вставать.

Он залился смехом:

— Элинор, вы можете поступить гораздо проще, и вам не нужно ссылаться на головную боль или усталость. Если вы не хотите моей любви, то просто скажите. Может быть, я напугал вас в нашу первую брачную ночь?

— Нет, — быстро ответила она.

— Боюсь, что да. Я намеревался быть более сдержанным, но усталость, вино, ваши роскошные волосы совершенно свели меня с ума. Так в чем все-таки дело, дорогая?

«Он не оставит меня в покое, пока не добьется истины», — думала Элинор.

— Не то чтобы я боялась, но, Николас, средь бела дня это просто неприлично. Горничная может войти в любой момент.

Напряжение покинуло его лицо.

— У меня достаточный опыт общения с женщинами, — осторожно начал он. — Вам это известно. Но все они в том или ином смысле были потаскушками. Мне казалось, что все женщины одинаковы, и я поступал с ними соответственно. Я мог ошибаться. Вероятно, так оно и есть. То, что я сказал, звучит грубо, понимаю, но вы должны быть честны со мной, иначе я могу сделать неверный шаг, и это не оставит нам никакой надежды. Все, что я сейчас хочу, это лежать рядом и любоваться вами.

В удивлении Элинор повернулась к нему:

— Не могу понять почему. Я ведь не красавица.

Он потянул волнистую прядь ее волос, потом накрутил ее на палец.

— Кто это сказал? Вы покорили моего брата в считанные недели, а это немалое достижение.

— Однако ж недостаточное для того, чтобы он женился на мне, — вставила она, не подумав, и ей тут же захотелось провалиться сквозь землю.

Николас поднял бровь:

— Полагаю, мне следует пренебречь скрытым смыслом этой фразы.

— Я не то имела в виду…

Наступило долгое молчание, потом Элинор сказала:

— Мне нужно хорошо обо всем подумать. Как я понимаю, мне придется преобразить себя, подчиняясь вашему вкусу?

Николас проницательно взглянул на нее:

— Разве я это говорил? Мне доставит большее удовольствие беседа с вами, моя радость. Ваши выводы попадают прямо в цель. А что до вашего вопроса, я не принуждаю вас меняться. Представить себе не могу, что вы вдруг превратитесь в новую Элинор, которая мне не понравится. А теперь, милая леди, отведите ваши прелестные глазки, если считаете это необходимым, ибо я собираюсь встать.

Решив не следовать его совету, Элинор взамен получила возможность любоваться великолепным бронзовым телом мужа до тех пор, пока оно не растворилось в предутренней темноте.

Николас ушел, она откинулась на подушки и обдумывала их разговор, а в это время Дженни принесла ей чашечку горячего шоколада. Элинор должна была признать, что теперь муж стал центром ее постоянных размышлений.

Когда она спустилась к завтраку в маленькую столовую, которой недавно вновь стали пользоваться, Николас уже покончил с едой и задержался, только чтобы поговорить с ней:

— Какую модистку вы предпочитаете, Элинор?

— Я не знаю ни одной и понятия не имею, сколько могу потратить на туалеты.

Николас улыбнулся:

— Сколько пожелаете. Вы меня не разорите, если только не начнете играть в азартные игры по-крупному. Буду счастлив, если мои добытые весьма своеобразным путем средства послужат для вашей пользы.

Слова мужа дали ей повод задуматься над происхождением и размером его состояния. Выходит, лорд Стейнбридж солгал, сказав, что его брат находится в довольно стесненных обстоятельствах?

— Если вы захотите, чтобы я выглядела великосветской дамой, боюсь, это обойдется вам слишком дорого, — только и сказана она. — Я не верю во все эти истории о маленьких ловких мастерицах, которые способны сотворить бальное платье из старых простыней. А если они действительно так талантливы, то это низко — платить им меньше, чем они заслуживают.

— Очень благородно, — отозвался Николас. — Вы настоящая жемчужина, перл, не имеющий ни единого изъяна. Если хотите моего совета, отправляйтесь к мадам Огюстин д'Эстервиль. — Он написал адрес на карточке и перебросил ее через стол Элинор. — В отличие от многих здесь она действительно француженка, хотя я и сомневаюсь в законности дворянской приставки ее фамилии. Мадам настоящий художник и тщательно отбирает своих клиентов. Уверен, вы ей понравитесь. Она добра ко мне, так как в прошлом и был постоянным ее заказчиком. — Он усмехнулся. — У меня нет никакого стыда, правда?

— Правда, — добродушно согласилась Элинор. Он поднялся.

— Кит прислал записку. Традиционный семейный обед состоится на следующей неделе, но на вашем месте я бы ожидал визита тетушек в любой момент, может быть, даже сегодня.

— Сегодня?

— Это довольно докучливо, но тетушки убеждены, что мы провели медовый месяц за границей, и никому не уступят пальму первенства встречи с вами. Я просил Кита заехать после полудня, и сам постараюсь быть дома, если смогу. — Николас запечатлел на ее щеке нежный поцелуй и вышел.

Элинор некоторое время сидела неподвижно. Она совершенно забыла, что у него есть многочисленные родственники, которые непременно захотят лицезреть новоявленную супругу. Какое мнение они составят о ней? За кого ее примут? За особу, о брате которой идет дурная слава? За женщину, при странных обстоятельствах за границей сочетавшуюся браком с младшим отпрыском их знатного рода?

Элинор склонялась к мысли отменить приглашение лорду Стейнбриджу, но, поразмыслив, решила, что в данной ситуации польза от его присутствия перевесит ее отвращение к нему.

Кроме того, ее по-прежнему волновали дела мужа, удерживающие его вдали от родногоочага. Он не занимался политикой, у него не было имущества, требующего управления. Элинор опасалась, что единственным объяснением могла стать любовница-француженка.

Несмотря на изначальное решение относиться к этому здраво, ей вдруг нестерпимо захотелось разбить вдребезги хрупкую фарфоровую вазу, случайно попавшуюся на глаза.

Решительно приказав себе выбросить все это из головы, Элинор вернулась к завтраку. Ей ничего не оставалось, кроме как смириться с существующим положением дел. Она давно уже научилась не вступать в безнадежные баталии и вместо этого обратилась мыслями к скорому вторжению родственниц Николаса. Ей срочно нужно было позаботиться о своем внешнем виде. Конечно, она могла посетить рекомендованную мужем модистку, но заказанные наряды вряд ли поспеют в срок. Возможно, мадам Огюстин порекомендует сносного поставщика готового платья?

В сопровождении Дженни Элинор отправилась по указанному адресу.

Модистка вполне соответствовала описанию, данному Николасом, и проявила скрытое любопытство к молодой супруге Дилэни; Элинор же была немногословна и, обсуждая туалеты, не сказала ничего лишнего. В конце концов она отправилась домой с двумя готовыми платьями, которые, по уверениям мастерицы, должны были весьма украсить ее гардероб. Элинор в этом не сомневалась и не вдавалась в подробности магического появления готовых нарядов. Что ж, если другой заказчице придется подождать пару дней, то пусть так и будет.

Поскольку мадам Огюстин снабдила гостью всеми полагающимися мелочами, а рекомендованная ею шляпница жила в двух шагах от нее, Элинор вернулась домой полностью экипированной.

Она немедленно переоделась в светло-зеленое платье, дополнив его восхитительной шалью и атласными туфельками. Этот наряд преобразил ее — цвет платья подчеркивал свежесть лица, а покрой придавал фигуре удивительную грациозность. Ткань казалась немного тонкой для этого времени года, а корсаж вырезан чуть ниже обычного, но Элинор подавила желание закутаться поплотнее и сказала себе, что вместо этою велит зажечь камин в гостиной.

Поддавшись внезапному порыву, она попросила Дженни заняться ее бровями.

— И не обращай внимания, если на полпути я смалодушничаю.

Это оказалось совсем не больно, а когда она увидела результат, то пришла в восторг. Прежде сросшиеся на переносице брови придавали ее лицу излишнюю суровость, теперь же они изгибались ровными дугами, а глаза сделались больше и ярче. Помня, что скоро могут появиться гости, Элинор отправилась осмотреть гостиную, которую распорядилась приготовить.

Обои и портьеры с чересчур витиеватым рисунком в зеленых и золотистых тонах придется потом заменить, решила она про себя, а вот мебель вполне приличная, в простом, современном стиле, изящно инкрустированная светлым деревом. Миссис Холлигирт успела сообщить ей, что это приобретение Николаса. Она строго следила за тем, чтобы мебель была безукоризненно отполирована, и делала для поддержания порядка все, что в ее силах, но блиставшая чистотой комната вызывала ощущение пустоты и безжизненности. Здесь недоставало мелочей, которые придали бы гостиной неповторимую индивидуальность.

Элинор повернулась к экономке:

— Миссис Холлигирт, в доме есть какие-нибудь забавные вещицы, которые можно было бы принести сюда?

После некоторых размышлений почтенная дама предложила осмотреть чердак, заполненный безделушками, которые Николас привозил из своих путешествий.

— Но я не много видела там вещей, достойных дома истинного христианина, — фыркнув, добавила домоправительница.

Элинор, однако, отважилась посетить это хранилище чудес, поскольку поняла, что миссис Холлигирт неисправимо консервативна. Она удивлялась, почему эта строгая особа уже три года служит ее мужу, которого вряд ли можно было считать образцовым хозяином, хотя, возможно, его долгие отлучки делали должность весьма привлекательной.

Главным результатом усилий миссис Холлигирт было полное отсутствие пыли даже в самых потаенных уголках дома, поэтому Элинор не боялась испачкать новое платье, пока перебирала уложенные в коробки различные диковинки. Чтобы разобрать все это, потребовался бы не один день, поэтому она удовольствовалась тем, что выбрала подходящее из ближайших ящиков.

Лакей отнес вниз две восточные вазы, жадеитовую шкатулку, небольшой экран для камина, украшенный перьями, и маленькое серебряное дерево, увешанное плодами из кораллов разных оттенков.

Элинор отметила про себя еще несколько вещиц, которые украсят ее спальню и будуар, когда их заново отделают. Завершив поиски, она вдруг засомневалась: как муж отреагирует на разграбление его сокровищницы? Но тут же все сомнения отпали. Она уже не испытывала страха перед ним. Он может приказать вернуть все в кладовую, но определенно не впадет в ярость.

Ее размышления прервало появление лорда Стейнбриджа. При встрече с ним Элинор заметила на его лице тень неудовольствия и не могла понять причину. Неужели его огорчило то, что она выглядит счастливой?

Что за странный человек! Она бы вышла за него, пожелай он этого, даже если бы знала правду. В конце концов, при тех же обстоятельствах она согласилась стать женой его брата.

— Едва минул день после свадьбы, а он уже покинул вас? Николасу следует научиться быть более внимательным.

Кристофер попытался придать своему тону оттенок легкой насмешки, но в его словах сквозила горечь.

— Милорд, дела требуют присутствия вашего брата. Он обещал вернуться, как только сможет.

— Николас не обременяет себя делами, — последовал бесстрастный приговор.

Элинор в недоумении уставилась на него. Он что, не видел этого прекрасного дома? Или этот человек настоящий слепец?

К счастью, она была избавлена от необходимости отвечать, поскольку миссис Холлигирт объявила о прибытии обеих тетушек.

— Леди Кристабель Марчант. Достопочтенная миссис Стивенсон. Мисс Мэри Стивенсон, — нараспев произнес дворецкий и отправился распорядиться насчет чая.

Леди Кристабель выиграла первый раунд и величаво вплыла в гостиную, опередив миссис Стивенсон. До брака с простым обывателем эту высокую красивую женщину с глубоко посаженными глазами и странно хриплым голосом, проникавшим повсюду, все знали как леди Кристабель Дилэни.

Миссис Стивенсон, однако, не последовала за леди Кристабель, а выждала минуту-другую и переступила порог гостиной так, словно была единственной гостьей. Она приходилась сестрой покойной леди Стейнбридж. К несчастью, сестры-близнецы выросли разительно непохожими: леди Стейнбридж всегда отличалась очарованием и живостью ума, миссис Стивенсон, напротив, слыла женщиной недалекой и глуповатой. Поговаривали, что лорд Стейнбридж после женитьбы увеличил долю имущества супруги, лишь бы она не досаждала ему.

Миссис Стивенсон была довольно пассивна во всем, кроме одного: когда скончалась ее сестра, а Николас и Кристофер были еще мальчиками, она вменила себе в обязанность присматривать за ними. Отец подростков, заслужив их вечную благодарность, расстроил ее планы, но так и не смог окончательно отбить у нее охоту к тому, что она почитала своим священным долгом.

Лорд Стейнбридж проводил обеих дам к креслам, усадив их как можно дальше друг от друга.

Второй раунд скрытой борьбы выиграла миссис Стивенсон, поскольку ей удалось устроиться поближе к Элинор.

— Я так рада узнать, душечка, — с придыханием произнесла она, — что наш дорогой Николас наконец остепенился. Он такой сумасброд, так безрассуден — сущее наказание. Моя бедная сестра Селина, конечно, и слышать ничего не хотела, бесконечно баловала его и потакала во всем. Такова уж материнская сущность. — Миссис Стивенсон извлекла из сумочки крошечный кружевной платочек и поднесла к сухим глазам. — Ее смерть разбила нам сердца. — Она подалась вперед и прошептала:

— А все из-за того, что он уехал за границу.

Леди Кристабель тут же показала, что, разговаривая с племянником, была в состоянии участвовать в двух беседах одновременно, не важно, что миссис Стивенсон вела свое повествование вполголоса.

— Чепуха, Сесили. Селина умерла в тысяча восемьсот четвертом году, за четыре года до кончины моего брата. Мальчикам было тогда по четырнадцать лет. Именно после его смерти Ник отправился странствовать. Это весьма разумно. Я не одобряю, когда близнецы слишком долго остаются неразлучными — это мешает развиться индивидуальности.

— Наша дорогая Селина была личностью в полном смысле этого слова. — Миссис Стивенсон вспыхнула.

— Так только казалось, — спокойно парировала леди Кристабель. — И говоря без обиняков… мужчинам рода Дилэни всегда не везло с женами.

Она бросила убийственный взгляд на побледневшего племянника. Элинор ожидала услышать резкий ответ на это бестактное замечание, но тот пребывал в молчании. Тогда она заговорила сама:

— Я слышала, что жена лорда Стейнбриджа умерла при родах, леди Кристабель. Это может случиться с любой женщиной.

Миссис Стивенсон оторопела от столь откровенного для светской беседы высказывания и в тревоге взглянула на дочь. Этот взгляд не остался без внимания леди Кристабель.

— Не будь ханжой, Сесили. Если дитя еще не знает об опасностях, подстерегающих ее впереди, то самое время ей узнать. — Удовлетворенная сделанным заявлением, она развернула боевые орудия в сторону Элинор. — Ни я, ни Сесили не умерли при родах. Насколько я могу судить, с вами этого тоже не случится. Джульетта Морисби была самой красивой девушкой, какую я только видела, но любой сразу мог сказать, что роль матери не для нее. А вы здоровы?

Элинор ответила утвердительно и быстро повернулась к миссис Стивенсон, чтобы обсудить светские успехи ее дочери. Беседа вскоре стала общей, и молодая хозяйка облегченно вздохнула. Эта леди Кристабель воистину опасная дама, подумала она.

Улучив момент, Элинор взглянула на лорда Стейнбриджа, но тот непринужденно болтал со своей тетушкой. Она могла лишь предположить, что подобного рода баталии были привычным явлением и не тревожили лорда.

— Где же новобрачный? — вдруг зычно вскрикнула леди Кристабель. — У этого мальчишки нет никакого понятия о долге. Вижу, вы не имеете над ним никакой власти, милочка.

Элинор дипломатично пропустила мимо ушей это замечание, воздержавшись от напоминания, что тетушки явились без приглашения. Николас вскоре появится, сообщила она, чувствуя, что в этом семействе быстро утратит свою привычку к безупречной честности. Однако в следующую же минуту Элинор убедилась, что быть правдивой гораздо мудрее.

— Если так, я остаюсь, — громогласно объявила леди Кристабель.

Миссис Стивенсон, в свою очередь, буквально приросла к креслу. Элинор бросила отчаянный взгляд на лорда Стейн-бриджа, но тот только пожал плечами, смиряясь с судьбой.

Элинор оставалось надеяться, что Николас действительно скоро появится, в противном случае ей придется предложить гостьям обед и ночлег.

Светская беседа, искусно направляемая Элинор и графом, некоторое время касалась общих тем; затем тетушки пустились в беспощадные дебаты по поводу убранства гостиной. По их мнению, родители сильно переоценивали художественные вкусы братьев, в доказательство чего родственницы приводили один пример за другим. Постепенно от правил хорошего тона не осталось и следа. Элинор уже опасалась, что в ход пойдут китайские вазы, как вдруг появился ее супруг. Никогда еще его присутствие не доставляло ей столько радости.

Николас, казалось, с первого взгляда оценил ситуацию, но тем не менее, подмигнув своей кузине Мэри, не выказал более никаких эмоций, кроме раскаяния по поводу своего опоздания. Извинившись перед Элинор, он отступил, позволяя тетушкам броситься в атаку, но ни одна из почтенных дам этого не сделала, очевидно, побаиваясь попасть впросак.

Леди Кристабель быстро поняла безвыходность положения и поднялась:

— Что ж, Николас, конечно, мне хотелось бы побыть с тобой подольше, но я и так потратила здесь массу времени па пустяки. Не сомневаюсь, что теперь ты станешь уделять семье больше внимания. — Затем леди Кристабель повернулась к Элинор:

— Было весьма приятно познакомиться с вами, душечка. Я просто в восторге, что вы согласились выйти замуж за этого мальчишку, хотя все это могло быть сделано в менее экстравагантной манере. Но я больше об этом слова не скажу, поскольку понимаю: такая уловка была необходима. — Тут она вновь повернулась к Николасу и осыпала его упреками.

Элинор диву давалась, как натурально ее муж изображал искреннее раскаяние. Конечно, леди Кристабель не могла допустить, чтобы вся ответственность легла на ее племянника, и тяжелая артиллерия вновь развернулась в сторону Элинор.

— Надеюсь, вы станете намного решительнее, милочка, — твердо заявила достойная дама. — И помните, добродетельная женщина всегда спасет грешника.

С этими словами она величественно, словно адмиральский фрегат, выплыла из комнаты.

Когда соперница удалилась, миссис Стивенсон утратила весь свой пыл и сделалась необыкновенно рассеянной. Она лишь пробормотала несколько невнятных замечаний и поспешила увести хихикавшую Мэри.

Оставшиеся в комнате от души расхохотались.

— Прошу меня извинить, — наконец проговорила Элинор. — С моей стороны было невежливо смеяться над вашими родственницами. Я бы сдержалась, если бы не вы.

— Не стоит слишком переживать об этом, — снисходительно заметил Николас. — Лучше уж смеяться, чем умереть от их присутствия. Полагаю, это было ужасно…

— Еще бы! — воскликнула Элинор — Они просидели здесь три часа. Они всегда такие?

Ей ответил лорд Стейнбридж:

— Откуда ему знать — он годами счастливо избегал общения с тетушками. Правда состоит в том, что мы держимся подальше от них, за исключением именин, свадеб и похорон. Именно эти события дают простор их бурной деятельности. Зато в обществе они так любезны и безупречны, что никому и в голову не придет заподозрить наличие у них ядовитого жала.

Вскоре лорд Стейнбридж откланялся, и когда супружеская чета осталась в одиночестве, Николас огляделся. Он сразу заметил те предметы, которыми она украсила гостиную.

— Вы замечательно преобразили комнату, Элинор. Я узнаю эти мелочи. — Он перевел взгляд на лицо жены. — Боже праведный, не смотрите так, будто я собираюсь проглотить вас. Все это давно пора было вытащить на свет Божий. Ваш муж настоящий барахольщик. Но стоит мне привезти все эти редкости домой, и я голову ломаю, не зная, что с ними делать. А теперь расскажите, кому перемывали кости тетушки на этот раз.

* * *
По взаимному согласию они удалились в библиотеку, и Элинор весьма красочно описала баталию между тетушками.

— Ужасные женщины, — сказал Николас, у которого от смеха на глазах выступили слезы. — Мне бы хотелось, чтобы они оставили Джульетту в покое хотя бы ради Кита. Но не будем об этом. Расскажите, где вы сегодня еще побывали. Кажется, я узнаю искусные ручки мадам Огюстин. — Он помог ей подняться. — Вам очень идет.

— Похоже, я заказала чересчур много нарядов.

— Я бы рассердился, если бы вы поступили иначе. Но есть еще что-то… — Он повернул ее лицо к свету. — Что вы сделали с бровями?

Элинор вспыхнула.

— Я не думала, что вы это заметите.

— Каким же ненаблюдательным вы меня считаете! А может быть, цель состояла в том, чтобы заметил кто-то другой? Во всяком случае, вы одержали еще одну победу.

Победу? Элинор уставилась на него, чувствуя, как румянец заливает ей щеки.

— Это, должно быть, очень больно, — продолжал Николас, прежде чем она нашлась что сказать, и мягко провел пальцем по изгибу ее бровей. — Не надо так себя мучить.

— Вовсе не больно, — бодро солгала она. — Мне понравился результат.

— Замечательно. Но предупреждаю вас, — сказал он с хитрой улыбкой, и его палец лениво скользнул по ее щеке, — не пользуйтесь пудрой и помадой, когда мне захочется вас поцеловать. — Он нежно коснулся кончиками пальцев уголков ее приоткрытых губ.

Элинор не сразу сумела ответить.

— А что вы сделаете, если я ослушаюсь, сэр?

В глазах Николаса мелькнул веселый огонек, но он напустил на себя суровый вид.

— Я с невиданной жестокостью соскребу это с вашего лица, мадам, и обреку вас до конца ваших дней носить наряды покойной избранницы моего брата.

Элинор рассмеялась, и он закрыл ей рот поцелуем.

Она вдруг почувствовала себя невероятно счастливой.

— Теперь я намерен попросить вас…

— Все что угодно, — заявила Элинор. Сейчас она готова была достать для него луну с неба.

— Следующим уроком будет предосторожность и осмотрительность. Я бы хотел, чтобы завтра вечером вы были хозяйкой на холостяцком обеде. У меня с друзьями давнишняя договоренность.

Пожалуй, это потруднее, чем раздобыть луну. Элинор не привыкла к светским приемам и обедам.

— Я, конечно, буду рада присутствовать, Николас, — сказала она, — но с равным удовольствием осталась бы в своей комнате.

— Я настаиваю. Мне понадобится ваше сдерживающее влияние, дорогая. Мы встречаемся довольно регулярно, но обычно это выливается в сентиментальную пирушку. На этот раз мне хотелось бы удержать моих друзей от этого, да и вам будет полезно познакомиться с ними.

Элинор оставалось надеяться, что эти люди не столь несносны, как его родственники, и радоваться, что именно ее, а не мадам Терезу он попросил о помощи. Как глупо думать о соперничестве, когда она его жена. И почему эти мысли все время лезут ей в голову? У нее не было оснований полагать, что Николас виделся с этой женщиной после Ньюхейвена.

Но фантазия снова и снова услужливо рисовала яркую картину: вот он подносит к губам руку француженки… развлекается с ней.

Такие мысли не к добру. Она обязательно будет безупречной женой.

Элинор послушно записала количество гостей и вызвала Холлигирта и миссис Кук. Вместе они выбрали блюда и напитки, наиболее подходящие для компании молодых крепких мужчин.

* * *
Френсис, лорд Мидлторп, распечатал письмо, доставленное лакеем в его дом в Хэмпшире. Он решил прочитать послание немедленно.


"…Ради всего святого, что ты делаешь в Прайори, когда должен быть в Лондоне? Встреча друзей назначена на завтра, и твое присутствие жизненно важно. Смею думать, что естественное любопытство и желание увидеть мою жену заставят тебя незамедлительно примчаться.

Николас".


Мидлторп, совершенно ошеломленный, так долго всматривался в письмо, что дворецкий решил: на дом обрушилось несчастье. Затем лорд бросился к комнате матери.

Когда он получил позволение войти, его мать добавляла последние штрихи к своему безукоризненному туалету и в ужасе уставилась на костюм сына, предназначенный для верховой езды.

— Френсис! До обеда осталось только пятнадцать минут. В чем дело?

— Мама, почему ты не сказала мне, что Николас женился?

— Николас? — рассеянно переспросила леди Мидлгорп.

— Оставь свои штучки! Николас Дилэни, вечная твоя забота. И не говори, что ты ничего не знала — наверняка об этом браке было объявлено, а ты не пропускаешь ни одного слова в светской хронике.

Леди Мидлторп бросила на сына взгляд, исполненный Укоризны, который в сочетании с ее болезненно-хрупким телосложением и большими голубыми глазами на всех производил неизгладимое впечатление. На этот раз, однако, сын остался совершенно равнодушным, поэтому она со вздохом ответила:

— Мальчик мой, стоило ли мне привлекать твое внимание к его безрассудному поступку, если он сам не удосужился сообщить тебе?

— При чем здесь его безрассудство? Ты всегда страстно мечтала, чтобы Николас женился. Говорила, что это его образумит.

Леди Мидлторп гордо выпрямилась.

— Женитьба на благовоспитанной девушке с высокими моральными принципами вполне могла привести к этому, — резко сказала она, — но тайное бегство с Элинор Чивенхем — нет!

Френсис не обратил внимания на ядовитые нотки в словах матери.

— А благовоспитанная девушка, конечно, моя младшая сестра Эмили, — презрительно сказал он. — Это всегда было твоей навязчивой идеей, мамочка. Вот Ник и пустился в рискованное предприятие.

Сторонний наблюдатель мог бы заметить, что при этих словах ее светлость как-то странно усмехнулась.

— Рискованное предприятие! Позволь напомнить тебе, что Элинор Чивенхем, теперь Элинор Дилэни, далеко за двадцать. Про нее нельзя даже было сказать, что она может остаться в девицах, поскольку она ею и не была. Всю свою жизнь она провела в захудалом местечке в Бедфордшире, пока недавно не перебралась в Лондон к своему братцу.

На лице молодого лорда отразился крайний испуг.

— К Лайонелу Чивенхему? — в ужасе вскрикнул он.

— Успокойся, дорогой, — с неприкрытой иронией произнесла леди Мидлторп. — Да, к сэру Лайонелу Чивенхему. Я слышала о том, что творится в его окружении, но, без сомнения, ты знаешь гораздо больше. Замечательная невеста для отпрыска одного из наших старинных родов. Могу себе вообразить, что испытывает бедный брат Николаса. Такой воспитанный человек. Конечно, она заманила его в ловушку. Любой может ему посочувствовать, хотя, говорят, это произошло из-за…

— Я не верю и половине твоих слов, мама, — резко оборвал ее Френсис. Это был единственный способ остановить поток ядовитых слов. — Должно быть, тебя ввели в заблуждение. Я решительно не верю, что Ник мог впутаться в нечто подобное, и тебе лучше не распространять подобные слухи. Теперь я иду переодеться к обеду, а завтра отправлюсь в Лондон.

Он быстро покинул комнату матери, оставив ее сожалеть о том, что она вновь потеряла контроль над собой из-за несносного Николаса Дилэни. У нее никогда не было иной цели, кроме как отвадить от него своего единственного сына.

Ее муж скончался незадолго до отъезда Френсиса в Хэрроу, и она стойко сопротивлялась искушению оставить опечаленного мальчика дома. Он был очаровательным ребенком, ее любимцем, но его отец много лет болел и не смог воспитать в сыне мужского характера.

Леди Мидлторп была убеждена, что мальчику будет лучше в мужском обществе, но когда он приехал домой на Рождество, она была ошеломлена тем, что безоговорочное доверие, которое Френсис прежде испытывал к отцу, он перенес теперь на мальчика своего возраста. «Ник говорит», «Ник думает» так и слетало с его языка, доводя ее до исступления.

Встреча с «идеалом» сына не помогла ей. Она пригласила Николаса Дилэни в Прайори и была просто напугана. В свои четырнадцать лет, с ломким мальчишеским голосом, он был поразительно красивым и уверенным в себе молодым человеком. Ей пришлось признать, что он вежлив и прекрасно воспитан. Но Николас был уже зрелым человеком, и леди Мидлторп часто ловила себя на том, что разговаривает с ним как со взрослым. Она убедилась, что с ним невозможно сладить и почти возненавидела его за то, что он справляется с ее детьми гораздо лучше ее самой.

Почти два года она отказывалась приглашать Николаса в Прайори, но когда Френсис наконец сломил ее сопротивление, на приглашение последовал вежливый отказ. Со всей очевидностью Николас тактично дал понять, что последующие приглашения также будут отвергнуты. Результатом всех попыток явилось то, что ее обожаемый сын стал проводить большую часть времени вдали от родного очага.

Вот почему, когда Николас Дилэни, вместо того чтобы поступить в университет, отправился путешествовать, она вздохнула с облегчением.

За последние четыре года леди Мидлторп встретилась с Дилэни лишь однажды, когда Ник и Френсис вернулись после короткой поездки в Ирландию. Они прогостили всего две недели, и ее задевало, что Френсис не расстается с Ником.

— Полагаю, я должна поблагодарить вас, — не сдержалась она, — за то, что вы возвратили мне сына, как взятую напрокат игрушку.

— Согласитесь, миледи, каждый видит то, что хочет, — спокойно ответил Николас. — Уверяю вас, ваши страхи напрасны. Френсис помнит свой долг по отношению к семье, и я не хочу и не могу отрывать его от вас. Он вас любит.

Почтенная леди была сбита с толку и, чтобы скрыть это, спросила не совсем уверенно:

— А как ваша семья, мистер Дилэни?

Выстрелив наугад, она попала в цель.

— Мой долг определен. Остаться в живых, но уйти с дороги, — только и проговорил Николас, отвечая скорее себе, чем ей.

Леди Мидлторп так и не поняла, что он хотел этим сказать. Его слова можно было трактовать так, что его семья хочет изгнать паршивую овцу. Но почему? До сих пор она не слышала о нем ничего порочащею. Правда, говорили, что присутствие Николаса доводит его брата до почти болезненного состояния.

Прозвенел гонг к обеду, и леди Мидлторп спустилась вниз, полная решимости загладить недоразумение, возникшее между ней и сыном. Она очень надеялась, что сможет исполнить свое намерение.

Глава 6

Когда на следующее утро Элинор проснулась хозяйкой дома на Лористон-стрит, Николас уже покинул супружеское ложе, ограничившись лишь поцелуем.

Элинор уговаривала себя, что подобное положение дел ее вполне устраивает, у нее было мало времени для размышлений о собственной судьбе, поскольку в этот день должен был состояться холостяцкий обед, на котором ей предстояло исполнить отведенную Николасом роль хозяйки. Обсудив последние детали меню с миссис Кук, выбор вин с Холлигиртом и уточнив сервировку стола, Элинор решила вознаградить себя прогулкой на свежем воздухе.

Она взяла с собой Дженни и отправилась изучать окрестности. Лористон-стрит, окруженная новыми элегантными особняками, располагалась достаточно близко к фешенебельному центру и вместе с тем по праву считалась самым тихим районом города. В парках, украшавших площади, первые весенние цветы уже раскрыли свои венчики, а деревья покрылись набухшими почками. Пара птичек то взмывала вверх, то пикировала к земле, оглашая воздух весенними трелями. Повсюду царила атмосфера обновления, и Элинор, ощущала это особенно остро, словно ее собственная жизнь тоже была на пороге цветения.

Когда они вернулись на Лористон-стрит, Дженни сказала:

— Прошу прощения, миледи, но мне кажется, нас преследует мужчина.

Элинор сразу припомнила случай в Ньюхейвене, но удержалась от желания оглянуться.

— Как он выглядит?

— Просто молодой парень. Я увидела его, когда оборачивалась, потом он снова попался мне на глаза. Кажется, он также бродил по улице, когда мы выходили из дома.

— Действительно, очень странно, — задумчиво сказала Элинор. — Дженни, давай сделаем вот что: остановись, будто тебе в туфли попал камешек, и я пройду вперед, а потом вернусь к тебе. Это даст мне возможность увидеть его.

Маневр вполне удался, и Элинор сумела разглядеть молодого, хорошо сложенного мужчину, который беззаботно прислонился к ограде парка под готовыми распуститься деревьями. Одет он был просто и походил на ремесленника или конторского служащего. В сущности, все в нем было вполне пристойно, за исключением одного: в это время дня он должен был находиться на службе, а не болтаться по улице.

Когда они продолжили путь, Дженни прошептала:

— Ну, теперь вы видели его?

— Да. Темноволосый, одет в коричневое.

— Это он, миледи. Как вы думаете, может, ему нравится одна из нас?

— Наверное, он сражен твоими чарами, — улыбнулась Элинор, хотя не очень верила в это.

Если их преследуют, то это скорее всего связано с делами ее мужа. Но насколько ей известно, единственным делом Николаса была любовница. Вряд ли преследование — дело ее рук.

Дома она постаралась отбросить тревожные мысли и занялась последними приготовлениями к первому в ее жизни светскому приему, а когда Николас вернулся домой, сразу рассказала ему об утреннем событии.

— Умно придумано, — заметил Николас, когда Элинор объяснила, как сумела рассмотреть преследователя. — Это, вероятно, безобидная случайность — какой-то бездельник увязался за двумя хорошенькими женщинами. Хотя, допускаю, это может быть связано с моими делами. Впредь я буду осторожнее. Прошу вас в ближайшие дни не выходить без лакея и не посещать уединенных мест даже в компании.

Элинор не ожидала столь сурового решения.

— Мне что-то угрожает? — испуганно спросила она. — Что у вас за дела, если они приводят к таким последствиям?

— Успокойтесь, дорогая, — ответил Николас:

— Если бы вам действительно что-то угрожало, я бы предпринял шаги, чтобы защитить вас. Я попросил вас о предосторожности, чтобы вам не досаждали. Что до моих дел, то пусть это вас не тревожит.

Элинор уже готова была возразить, но Николас любезно улыбнулся:

— Скоро все кончится, тогда, вероятно, мы проведем настоящий медовый месяц.

— И куда мы поедем?

— Разумеется, нас охотно приняли бы в Греттингли, — сказал он, — но, думаю, мы лучше обойдемся без общества моего брата. Поэтому, хотя такое фешенебельное место, как Брайтон, весьма привлекательно, я предлагаю мое поместье в Сомерсете.

— Звучит заманчиво. Вот только лорд Стейнбридж говорил, что все ваше имущество сдано внаем. Николас отрицательно покачал головой:

— Это касается недвижимости, которая досталась мне в наследство. Но я еще получаю ренту и приобрел имение в Сомерсете. Для человека, который путешествует в одиночестве, в очень простых условиях, мои средства просто огромны. На половину моих доходов я бы мог жить в Италии как принц, но, не имея к этому никакой склонности, я вкладываю деньги в недвижимость. Человеку, который ведет мои дела, было дано указание приобрести небольшой дом в городе и удобное поместье в провинции, что он и сделал.

— Но если вы хотели иметь поместье, почему бы вам не воспользоваться одним из уже принадлежащих вам.

Николас пожал плечами. Тень пробежала по его лицу.

— По воле моего отца на это требуется особое разрешение брата. Кроме того, мне хотелось иметь что-то независимо от него. — Губы его слегка скривились. — Если это возможно, я бы предпочел, чтобы вы пока не рассказывали Киту о моей загородной резиденции. Он едва примирился с фактом, что у меня есть собственный дом в городе.

— Неудивительно, что вы не посвящаете меня в свои дела, если полагаете, будто я буду болтать об этом всем и каждому.

Николас бросил на нее быстрый взгляд:

— Разумеется, я так не думаю, но вы вполне могли обсуждать семейные дела с Китом. Кажется, вы прекрасно ладили до нашего брака.

Элинор не верила своим ушам.

— Разве вы не знаете, они подпоили меня какой-то гадостью…

— И вы не можете простить его? Но как вы собирались жить со мной, если считали, что не он, а я источник ваших несчастий?

— Я рассчитывала, что буду крайне редко с вами встречаться, — отрезала она и тут же почувствовала, как оскорбительно это прозвучало.

Он был задет ее словами, но рассмеялся:

— Все правильно. Я понимаю. Я бы попросил вас забыть его и простить, если можете. К лучшему или к худшему, теперь мы семья. Хотя я далеко не всегда одобряю поступки Кита, узы, связывающие нас, слишком прочны, чтобы так просто разорвать их, и мы трое должны найти возможность жить в мире.

В мире! Горькое чувство закипало в ней.

— Боже праведный! — Элинор так резко вскочила на ноги, что Николасу пришлось спасать чайную чашку от ее взметнувшихся юбок. — Я стала женой семейства Дилэни. На равных правах, полагаю! Итак, я должна простить Кита и вести себя с ним так, как будто ничего не произошло. Что еще? Может, вы предложите мне проводить с ним три ночи в неделю? — Она вдруг замерла, ужаснувшись собственным словам.

— Возможно, дорогая, вы беременны. Насколько мне известно, женщины в этот период склонны к весьма экстравагантным выходкам. Вы моя жена, и ничья больше, запомните это. — Николас приподнял ее лицо за подбородок. — Если вам представляется, что вы вышли замуж за покладистого простака, то это не больше чем заблуждение, моя милая. Я просто подумал, что если вы тогда поладили, то сможете забыть об этом недоразумении. Кит мог бы стать вам хорошим другом. Учитывая то, что я часто занят, я бы очень хотел, чтобы так и было.

Элинор оскорбленно фыркнула, но все же заставила себя сдержаться.

— Вы, вероятно, правы относительно ребенка, — сказала она. — С каждым днем это становится очевиднее. Обычно я не отличаюсь сварливым характером. Простите меня, если можете.

— Мне нечего прощать вам. — Выражение лица Николаса смягчилось. — Сегодня только третий день нашего супружества, и порой я забываю об этом. Мне хорошо с вами, и когда я думаю о том, что вам довелось пережить, то поражаюсь, почему вы не бьетесь в истерике. Делайте все, что пожелаете, чтобы рассчитаться с Китом.

Неожиданно она поняла, что он вновь одержал верх. На сей раз у нее не было необходимости уступать.

Элинор отодвинулась подальше от мужа.

— Я бы хотела, — твердо сказала она, — видеться с вашим братом возможно реже, и не только потому, что он виноват в моем бесчестии. Он затеял ужасный обман, который коснулся и вас. Я нахожу, что у него полностью отсутствует осознание содеянного. И все же я постараюсь не думать об этом, когда нам доведется с ним встретиться. Постараюсь. — С этими словами Элинор отправилась переодеваться к обеду.

Надев голубое кружевное платье с бледно-лиловой нижней юбкой, она взяла шкатулку с подаренными ей драгоценностями. Поскольку платье было слишком красивым для холостяцкой пирушки, украшения пришлось выбирать простые и строгие: на шею серебряное ожерелье с камеей из слоновой кости, а на запястье — гладкий серебряный браслет. Глядя на себя в зеркало, Элинор подумала, что никогда не выглядела так привлекательно. Вот только не покажется ли она чересчур разряженной?

— Нисколько, — уверил ее Николас, когда она сказала ему об этом. — Вам понадобятся все ваши достоинства, чтобы удержать в руках эту компанию. К тому же я хочу, чтобы они увидели вас во всем блеске и завидовали моей удаче.

Смешинка в его глазах искупала неприкрытую лесть. Элинор старалась не придавать ей значения, но она чувствовала, что ее настроение улучшилось.

Николас продолжал беспечно кокетничать с ней, спускаясь по лестнице, и поэтому Элинор оставалась уверенной в себе. Ей надо было принимать шестерых красивых молодых людей, начиная от Майлса Кавано, простого ирландского джентльмена, и заканчивая Люсьеном де Во, маркизом д'Арденном. Сложившаяся атмосфера как нельзя лучше располагала к воспоминаниям о юных днях, проведенных этой славной компанией в Хэрроу.

Гости всячески выказывали свое восхищение хозяйке дома и соперничали друг с другом в изысканности комплиментов, так что Элинор была наверху блаженства. Оглядевшись вокруг и увидев, что Николас смотрит на нее с гордой улыбкой, она порывисто протянула ему руку, и он не замедлил подойти поцеловать ее.

— Что нашептали вам эти мошенники, мадам? — спросил он.

— Ничего, — ответила она, зарумянившись.

— В самом деле? — Николас строго оглядел своих друзей. — Чувствую, что вы поступили верно, Элинор. Вы призвали меня спасти вас от скуки.

Мужчины рассмеялись и наперебой стали доказывать, что Николас не прав, но он перевел разговор в другое русло, и она вновь почувствовала себя спокойно.

Элинор видела, что главенство Николаса в этой компании безоговорочно, хотя никто из его гостей не был человеком пустым и ничтожным. Например, маркиз — в нем ощущался некоторый налет надменности, чего вполне можно было ожидать от наследника герцогского титула. Ей доводилось слышать и о сэре Стивене Болле, заслужившем блестящую репутацию в парламенте. Что собрало этих людей вместе?

Когда позвонили к обеду, Николас повел жену в столовую и усадил во главе стола. Сам он устроился с другой стороны. По правую руку от хозяйки дома сидел лорд Мидлторп, который отличался романтической красотой поэта и изысканными манерами. Его она не опасалась. Слева от нее оказался блестящий маркиз. Еще несколько недель назад она рассмеялась бы при мысли, что будет сидеть рядом с наследником герцогского титула.

— Какое несчастье, — сказал он, глядя на нее ясными голубыми глазами. — Я всегда знакомлюсь с прелестными женщинами, когда они уже замужем.

Элинор не осталась безучастной к этим словам, и когда маркиз взял ее за руку, она не отняла ее.

— Люк, — хитро сказал Николас, — держи руки при себе. Согласно твоему определению, эта особа прелестна и она уже замужем.

Маркиз повиновался, но только после того как запечатлел на руке Элинор нежный поцелуй.

— Ник недооценивает вас, — сказал он, и в его глазах мелькнули озорные огоньки. — Бегите со мной.

Элинор бросила взгляд на мужа, которого, казалось, забавляло происходящее.

— Два побега за один месяц, — сухо сказала она, — это чересчур.

Маркиз рассмеялся, и беседа стала общей. На подобных обедах гости общались не только с ближайшими соседями. Элинор, приняв ведущую роль от мужа, вступала в разговор лишь по необходимости.

Лорд Мидлторп смотрел на своего друга и его жену с восторгом. Во взглядах, которыми обмениваюсь супружеская чета, он увидел теплоту и взаимопонимание. Молодому лорду захотелось больше узнать об Элинор.

В свою очередь, и ее внимание привлек смуглый молодой человек с кроткими глазами. В нем не было ни блеска маркиза, ни вызова Николаса. Ей хотелось защитить его от компании крепких молодых щеголей, среди которых он казался слишком утонченным и деликатным.

— Вы давно знаете моего мужа, лорд Мидлторп? — первой заговорила она.

— Со школьных времен. В Хэрроу мы заключили оборонительный союз.

— Оборонительный? От кого, позвольте узнать?

Френсис усмехнулся:

— Вы помните девяностый псалом? «От страха нощнаго, от стрелы, летяшия во дни, от вещи, во тьме приходящия… и беса полуденного». Другими словами, от школьных забияк и строгих наставников. Вы даже не представляете себе, как безжалостно могут вести себя мальчишки.

— В самом деле? Вам было очень плохо?

К удивлению Элинор, он покачал головой.

— Наверное, я нарисовал слишком мрачную картину. Тем не менее в то время, когда мы учились в Хэрроу, произошел мятеж, в котором участвовал знаменитый лорд Байрон, протестуя против несправедливости. У Николаса уже имелся опыт в защите себя и других — он сколотил компанию, и мы решили мстить местным тиранам. Мы называли себя Общество отчаянных храбрецов.

— И сколько вас было?

— Двенадцать человек. Трое отправились в армию и двое из них погибли. — Френсис вздохнул. — Как видите, мы не смогли защитить всех.

Он глубоко переживал это, и Элинор в инстинктивном порыве протянула к нему руку и тут же отдернула, испугавшись интимности жеста.

— Но у вас были успехи в школе?

— Безусловно. Мы ведь боролись только с забияками. Из нашей школы выходили отличные военные и дипломаты. Прежде чем окунуться в большой мир, они прошли хорошую практику в его миниатюрном подобии. Вы бы слышали, как Стивен читает лекции.

Сэр Стивен тут же собрался подняться и произнести речь, но его удержали соседи.

— А вы учились в школе? — неожиданно вмешался в разговор мистер Кавано.

— Конечно, — рассмеялась Элинор. — Хотя сомневаюсь, что академия мисс Фитчем для дочерей джентльменов имела что-нибудь общее с тем местом, которое только что описал лорд Мидлторп.

— Вы так считаете? — задумчиво произнес ирландец. — А я всегда подозревал, что маленькие девочки такие же гадкие, как и мальчишки.

Признав справедливость этого суждения, Элинор тут же добавила:

— Девочки постарше не так жестоки к маленьким, как мальчики, но беспечны и невнимательны, что доставляло мисс Фитчем массу хлопот.

— Тогда должен быть какой-то глубокий смысл в том, — сказал лорд Мидлторп, — что из маленьких девочек вырастают милые и нежные жены и матери, а из маленьких мальчиков — такие, как мы.

Раздался общий смех, и затем Николас присоединился к беседе:

— Френсис, если ты до сих пор веришь в подобную чепуху, придется представить тебя знакомым мне дамам, которые отнюдь не подходят под определение «милые и нежные», хотя некоторые из них жены и матери. — Он перевел взгляд на Элинор:

— Дорогая, полагаю вам лучше избавить меня от подобных разговоров.

— Разумеется, — охотно согласилась она. — Но только в том случае, если вы признаете, что ни одна из ваших знакомых дам не прошла сквозь руки мисс Фитчем.

Присутствующие снова засмеялись, и Николас приподнял свой бокал, одобряя слова супруги. Воодушевленная триумфом Элинор повернулась к лорду Мидлторпу:

— Насколько я знаю, вы путешествовали с моим мужем, милорд?

— Это была увеселительная прогулка по Ирландии, после которой мне понадобился не один месяц, чтобы прийти в себя. Теперь я защищен от подобных эскапад обязанностями главы семейства и преспокойно остаюсь дома.

— Миссис Дилэни, — растягивая слова, произнес маркиз, — не верьте ни одному слову. Френсис сущий дьявол, хотя и выглядит так романтично. К тому же он меткий стрелок, уверяю вас.

Элинор укоризненно взглянула на соседа справа:

— Лорд Мидлторп, оказывается, вы удостоились моей симпатии обманным путем.

Обед явно доставлял ей удовольствие.

— Этот маркиз де Во ввел вас в заблуждение. Я, конечно, могу убить день за игрой в карты, но нацелить пистолет на человека — увольте. Сомневаюсь, что у меня достанет для этого хладнокровия.

Затем последовала история лорда Дариуса Дебенхема, который, единственный из всей компании, признался, что участвовал в поединке чести. Поскольку поединок лорда Дариуса оказался бескровным, а компания уже прикончила дюжину бутылок, эта история вызвала шумное веселье.

Когда слуги начали убирать со стола, Элинор взглянула на мужа, стараясь понять, можно ли ей покинуть гостей, но он покачал головой. Николас выпил не меньше, чем его друзья, и был определенно нетрезв, но она не думала, что ему грозит потеря самообладания. Видимо, у него была своя причина удерживать ее.

Она смотрела на переходящую из рук в руки и приближающуюся к ней бутылку портвейна и не знала, как себя вести. Маркиз заколебался, когда пришла его очередь передать бутылку, потом мягко повернулся к Элинор. Напомнив себе, что от нее ждут какого-то поступка, она налила в свой бокал немного вина. Брови гостей поползли вверх.

Когда Холлигирт выпроводил последнего слугу, Элинор вдруг почувствовала себя неуютно в мужской компании. Обычно дамы не оставались после обеда с джентльменами, чтобы у них не возникали проблемы с тем, как себя вести и что говорить. Виконт Эмли оборвал шутку, заметив, что она еще здесь.

Элинор снова взглянула на мужа, но он лишь успокаивающе улыбнулся.

Николас вернул разговор к воспоминаниям о школьных днях, и гости снова начали перечислять подвиги Общества отчаянных храбрецов.

— Послушайте, — вдруг сказал лорд Дариус. — Мы раскрываем все наши секреты, а ведь Элинор не член общества.

— Значит, будет, — веско сказал сэр Стивен. — Почему бы нам не принять ее?

Беседа тут же завертелась вокруг этого предложения, но Николас прервал ее, сказав:

— Я с трудом верю, что Элинор пожелаетудостоиться такой чести. Не забывайте, что есть еще обряд посвящения.

Лорд Мидлторп повернулся так резко, что едва не опрокинул свой бокал.

— Боже правый! Это было всего лишь мальчишеское сумасбродство.

Николас собрался ответить, но Элинор опередила его. Ее раздосадовало, что муж явно не желает, чтобы она вошла в круг его друзей.

— Я не согласна, лорд Мидлторн. Если меня приглашают стать членом столь избранного общества, это следует совершить должным образом. И если я не пройду посвящения из-за того, что оно, по всей вероятности, неделикатно, я отказываюсь.

Раздался гул одобрения. Элинор в тревоге взглянула на мужа, но он по-прежнему сохранял беспечный вид.

— Мадам, — лениво сказал он. — Вы спешите там, где мудрее не торопиться. В церемонии посвящения нет ничего неделикатного — как заметил Френсис, это обычное мальчишеское безрассудство. Каждый из нас слегка разрезал свою правую ладонь перочинным ножом. Думаю, нам повезло, что ни у кого не случилось воспаления.

Лорд Мидлторп и маркиз выставили руки, показывая маленькие шрамы. Элинор заколебалась, не уверенная в правильности своего поступка, потом протянула тонкую ладонь, на которой виднелся точно такой же шрам.

— Думаю, я уже член вашего общества, хотя и неофициальный.

Послышались изумленные возгласы и требования объяснений. Элинор посмотрела на мужа, стараясь понять его реакцию, но он сидел с непроницаемым лицом. Она не могла определить, к лучшему это или к худшему, но решила дать объяснения:

— Итак, джентльмены, прошу вашего внимания. Начать мне хочется с того, что я была несчастливым ребенком и часто не ладила с родителями и братом. Однажды нас пригласили в гости — предполагалось нечто вроде праздника на природе. Не помню точно, как это случилось, но родители были мной недовольны. Чувствуя себя незаслуженно обиженной, я убежала в глубь сада и рыдала там, возмущенная их несправедливостью. Какой-то мальчик увидел меня. Он был добр ко мне, и хотя явно посчитал меня бедной дурочкой, но все же предложил несколько выходов из моего тягостного положения. Однако я не могла принять предложения бежать с цыганами или решиться отравить всю свою семью, чтобы стать единственной наследницей. Идеи иссякли, и тогда мальчик обещал мне покровительство, если я соглашусь пройти обряд посвящения.

Элинор замолчала, всматриваясь в свой бокал, словно это был магический шар, возвращавший ее к полузабытой истории.

— Будучи всего несколькими годами старше меня, мальчик обладал сильным характером, — продолжала она. — Вели он мне броситься в озеро, я бы с удовольствием сделала это. Но увы, когда дошло до дела и его перочинный ножик оказался у меня на ладони, нервы мои сдали. Ему пришлось выполнить обряд самому, но как только на моей ладони показалась кровь, остатки мужества покинули меня, и я с плачем убежала. Потом я рассказала матери, что, упав, поранила руку, и получила очередной нагоняй. А этого мальчика с тех пор я никогда не видела. — Элинор огляделась вокруг. — Теперь я понимаю, что это был один из ваших храбрецов.

Сэр Стивен поднялся.

— Джентльмены! Перед нами придан… призан… признание самого страшного… — начал он заплетающимся языком, — нарушения клятвы. Это, хм… серьезное дело, и оно требует возд… возмездия. — Сэр Стивен опустился на стул с осторожностью, которая иногда присуща сильно подвыпившим людям.

Лорд Дариус выпил даже больше сэра Стивена, но ему таки удалось связно объяснить, что нарушение клятвы предусматривало немалое наказание.

— «…пусть меня сварят в кипящем масле, пусть меня сожрут черви, пусть меня подвергнут пыткам, которые даже страшно упомянуть», — хором подхватили остальные джентльмены, все, кроме Николаса, который, казалось, все это время играл роль стороннего наблюдателя.

Наслаждаясь ролью судьи, сэр Стивен высокопарно потребовал, чтобы виновный сдался.

— Совершенно ясно, — сказал лорд Мидлторп, — что это один из здесь присутствующих и он должен незамедлительно признать свой грех.

Неожиданно Николас поднялся, и все глаза устремились на него.

— Невероятно, но это был я, друзья мои.

Это признание прозвучало в полной тишине, но затем компанию обуял такой приступ веселья, что лорд Дариус даже свалился со стула. Николас смущенно улыбался, словно признавая свой грех, в то время как его глаза с необычайной серьезностью смотрели на Элинор. Кажется, этот вечер шел вразрез с его планами. Ее сердце трепетало от тревоги и возбуждения. Возможно ли такое совпадение? Она провела свои юные годы, мечтая об этом мальчике, воображая, что он явится спасти ее… Невероятно!

Николас подошел к ней; выражение его лица оставалось спокойным и дружелюбным.

— У вас, моя дорогая, были морковного цвета косички и не хватало одного зуба. Тогда мне показалось, что вы ужасная трусиха. Теперь я прошу извинить меня.

— А я, — ответила Элинор, — считала вас героем, хотя вы и порезали мне руку. Но я никогда не могла припомнить, как вы выглядели, а все потому, что у меня тогда слезы текли в три ручья.

Сэр Стивен прервал этот обмен любезностями:

— Все не так просто. Дилэни следует уплатить штраф. Он не только нарушил обет молчания, но и ранил эту прелестную леди.

— Я не согласен со второй частью обвинения, — запротестовал Николас. — В то время мы считали девчонок самыми низшими созданиями из всех Божьих тварей.

— Тем более. Предлагать девчонке членство в нашем обществе еще более тяжкий проступок.

Элинор заметила, что Николас и маркиз с вызовом взглянули друг на друга. Она поняла, что последний гораздо менее остальных согласен плясать под дудку ее мужа.

— Сварить его в кипящем масле не удастся, — по обыкновению растягивая слова, продолжал маркиз. — Уж очень большой горшок понадобится.

— Может, пусть его сожрут черви? — нахмурившись, предложил мистер Кавано. — Или змеи.

— В Лондоне змей найти не так-то просто, — заметил виконт Эмли.

— А как насчет пыток, которые даже страшно упомянуть?

Раздались возгласы одобрения, потом их сменила тишина. Элинор надеялась, что теперь дело будет замято, но маркиз уже перевел на нее выразительный взгляд веселых голубых глаз.

— Миледи, думаю, вы должны вынести решение и определить наказание. Говорят, женщины способны измыслить даже более страшные муки, чем мужчины.

— Но я не испытываю никакого желания обрекать кого-либо на муки, — запротестовала она, — и менее всего своего мужа.

— Как не стыдно! — поддразнил ее маркиз. — Помните, что тогда он нисколько не уважал вас. Хоть вы и не давали клятву, вы стали членом нашего общества и должны подчиняться его уставу. Вам все же придется выбрать наказание…

Элинор беспомощно огляделась вокруг. Николас по-прежнему оставался в тени, предоставляя ей самой принять решение. Если бы сейчас у нее под рукой оказался котел с кипящим маслом, она охотно бросила бы его туда! Ее спас лорд Мидлторп:

— Люк, ты требуешь слишком многого. Женщинам свойственно ненавидеть жестокость. У меня есть предложение. Поскольку Ник нарушил наши правила, он больше не может считаться членом общества, пока снова не пройдет обряд посвящения.

Его слова были встречены громом аплодисментов.

Николас рассмеялся:

— Френсис, ты дьявол. — Обойдя вокруг стола, он подошел туда, где сидела его жена, опустился на одно колено и затем, вынув из кармана маленький серебряный нож, протянул ей:

— Этот нож чистый, но сомневаюсь, что мне удастся разыскать тот ржавый, которым я порезал вашу руку.

Ее взгляд не отрывался от его лица. Разденься сейчас очаровательный маркиз догола, она даже не заметила бы этого. Ей хотелось попросить Николаса остановить бессмысленное действо, но она понимала, что лучше позволить событиям идти своим чередом.

Николас драматически продекламировал:

— Я, Николас Эдвард Мартин Дилэни, даю настоящий обет служить Обществу отчаянных храбрецов, защищать всех вместе и каждого в отдельности. Я никогда не устану в своем стремлении отомстить всякому, кто обидит моих друзей. Если я нарушу эту клятву или вновь выдам тайну нашего общества, пусть меня подвергнут пыткам, которые даже страшно упомянуть, пусть меня пожрут черви.

Не сводя глаз с жены, он медленно вонзил нож в ладонь так, что брызнула кровь.

Элинор побледнела и протестующе протянула руку.

— Вы удовлетворены, джентльмены? — невозмутимо спросил Николас.

В ответ раздались одобрительные возгласы собутыльников.

— Итак, моя жена теперь член нашего общества?

— Да!

— Разумеется!

Николас прижал к ранке салфетку, а когда отбросил ее, Элинор увидела, что кровь остановилась. Он подал ей руку и повел ее из гостиной.

— Я однажды пообещал защищать вас, но слегка запоздал с исполнением долга, — мягко звучал его голос.

— А я представляла вас рыцарем в доспехах, который увезет меня в волшебный замок. Теперь мои мечты сбылись. Николас привел ее в пустой зал и закрыл дверь.

— У вас всепрощающий характер, Элинор, и это дает мне надежду. Вы не станете возражать, если я отправлю вас спать? Мне еще предстоит отрезвить этих шельмецов, а потом организовать одно дело.

Снова дело! Неужели любовница? Элинор начала сомневаться, действительно ли ход дружеской пирушки вышел из-под контроля ее мужа или все это было запланировано заранее.

— Конечно, не возражаю. Я ушла бы раньше, если бы вы этого пожелали.

— Ну что вы! Все прошло очень хорошо. Особенно приятно было вспомнить юные годы. — Николас поднес к губам ее руку и поцеловал маленький шрам на ладони. Он сделал это так любовно, что все ее тело отозвалось на этот поцелуй. — Наши встречи всегда были просто светскими вечеринками, — продолжал он, щекоча дыханием ее ладонь, — но сейчас я хочу снова задействовать эту компанию — они обеспечат вам достойный эскорт в тех случаях, когда я буду занят.

Занят мадам Терезой, подумала Элинор с внезапным приступом боли, который перечеркнул удовольствие, вызванное его вниманием.

Николас, казалось, ничего не заметил.

— Вы станете женщиной, которой будут завидовать дамы всей Англии.

Она сохранила холодный тон, надеясь, что винные пары не поколеблют ее решимости.

— Будут ненавидеть, хотите вы сказать? Всем известно, что трое из ваших гостей — самые блестящие холостяки Англии. Да мне просто глаза выцарапают.

— Нет, если вы поведете себя рассудительно, — улыбаясь возразил Николас. — А теперь простите, я должен идти. Рано утром я уеду — мне нужно по делам в Хэмпшир. Не знаю, как долго я там пробуду, но постараюсь вернуться к семейному обеду. Он состоится, кажется, в пятницу? Если вам что-то понадобится, позовите кого-нибудь из этих шалопаев, лучше всего Мидлторпа.

Итак, он уезжает, и она не в силах остановить его.

И все же отчего-то Элинор казалось, что Николас с сожалением возвращается к гостям. Она даже готова была поклясться, что минуту назад он желал ее. Ее, а не другую женщину!

Это все действие алкоголя, твердила она себе, поднимаясь по лестнице. Но пусть муж придет к ней сегодня ночью и обнимет ее, пусть распустит ее волосы и поцелует, и тогда он убедится, что ей нетрудно ответить на его ласки. Совсем нетрудно.

* * *
Николас вернулся в столовую и, несмотря на протесты друзей, убрал вино, а затем распорядился подать эль и кофе. Когда стол был вновь сервирован, он попросил всеобщего внимания.

— Друзья, нам снова предстоит поработать, — невозмутимо сообщил он.

— Поработать? — осоловело переспросил Эмли. — Последний раз общество действовало в 1806 году, когда старый Чизолм придирался к Майлсу, поскольку не любил ирландцев.

— Интересно, знал ли он, кто мажет его рубашки и галстуки зеленой краской в День святого Патрика? — рассмеялся Майлс.

— Знал, — усмехнулся Николас, но решил, что ему же будет хуже, если он не оставит свои придирки. — К тому времени у нашего общества уже появилась соответствующая репутация.

— Так чего ты хочешь от нас теперь? — нетерпеливо спросил лорд Мидлторп.

Николас вертел чашку, и эта несвойственная ему отстраненность привлекла внимание сидевших за столом.

— Я взял на себя задачу служения отечеству, — наконец сказал он. — Правительство уверено, что в стране зреет заговор с целью освободить Наполеона и восстановить его власть.

— Черт побери! — воскликнул Эмли, который участвовал в баталиях на Пиренейском полуострове, пока год назад не получил титул. — С меня хватит безумств этого корсиканца!

— Конечно, мы сделаем все, чтобы помочь тебе, Ник, — сказал маркиз. — Прежде я не мог сражаться в открытую, но теперь с радостью выпущу пулю в это чудовище.

Николас понял, что нашел среди гостей полную поддержку.

— Спасибо, друзья. Но прежде чем вы примете на себя некоторые обязательства, я должен объяснить вам свою задачу. Это, в сущности, не слишком благородное дело. Пока в заговоре известна лишь одна фигура — это француженка по имени Тереза Беллэр, она авантюристка, причем весьма удачливая. Я познакомился с ней четыре года назад в Вене, мы были любовниками. — Он обвел взглядом своих друзей. — Мне предстоит снова обольстить ее и использовать свое влияние, чтобы убедить отказаться от заговора и выдать вожаков.

Наступила тишина. Затем лорд Мидлторп осторожно спросил:

— Ник, а как же твоя жена?

Николас слегка покраснел и отвел глаза.

— Что ж, она будет не первой женщиной, которая откроет, что у ее мужа есть любовница. Однако надеюсь, она ничего не узнает. — Он снова посмотрел на собеседников. — Если это ошибка, я быстро разберусь, если же нет, я постараюсь убедить Терезу выдать участников заговора за деньги, которыми меня любезно снабдило правительство. Этой женщине неведомо понятие «преданность».

— А ты не мог повременить с женитьбой, пока не уладишь столь щекотливое дело?

— Нет, — бесстрастно ответил Николас. — Элинор ждет ребенка.

Молчание вновь прервал лорд Мидлторп.

— Так чего ты хочешь, Ник? Мы сделаем все, что в наших силах.

— Может быть, кто-то из нас смог бы разобраться с твоей француженкой? Я готов принести себя в жертву…

— Боюсь, что нет, — рассмеялся Николас. — Даже ты, Люк. Хотя, если желаешь, можешь попробовать. Она завела себе дом в Лондоне, бордель, если быть точным. Это ее обычный способ. Уверяю тебя, он будет успешно функционировать. Кроме того, у нес есть вилла вблизи Олдершота, куда она приглашает избранных. Я уже получил приглашение и выезжаю завтра.

Друзья смотрели на него с некоторым сомнением.

— Первое, с чем обращаюсь к вам, — поддержите Элинор. У нее в городе мало знакомых. Если вы будете сопровождать ее на светские приемы и представите своим семьям, она, может быть, и не заметит отсутствия мужа. Если я не сумею закончить свои дела в ближайшие дни, то попрошу кого-нибудь из вас время от времени заезжать со мной к Терезе. Вы дадите мне моральную поддержку, да и в компании мое внимание к этой особе будет не столь явным.

Николас помедлил, оценивая реакцию собеседников.

— Если вы способны простить мне мой обман, — продолжил он, — я бы предпочел, чтобы вы послужили моим извинением перед Элинор за вынужденное пренебрежение. Если мое дело удастся, мы устроим еще не одну пирушку.

Он откинулся на спинку стула и уставился в одну точку, словно ожидая приговора. Молодые люди в нерешительности переглянулись.

Вертя в руках чашку, виконт Эмли наконец сказал:

— Пожалуй, это дело потруднее, чем на Пиренеях.

— Я бы охотно выбрал второе, — невесело улыбнулся Николас.

— Заканчивай все поскорее, — посоветовал лора Мидлторп. — Твоя жена наверняка будет переживать.

— Брак — это не любовное состязание, Френсис. Она умная женщина и понимает, что к чему. Если это причинит ей боль, я постараюсь загладить свою вину. Сейчас моя главная забота, чтобы она не испытывала неловкости и замешательства, а мое поведение не стало предметом обсуждения в светском обществе.

Мидлторп покачал головой, дивясь такому оптимизму, но предложил свою поддержку. Остальные последовали его примеру.

Николас с облегчением улыбнулся:

— Спасибо, друзья. Я знаю, что в моем деле нет ничего героического, но это своего рода служба, и, уверяю вас, она скоро закончится.

Глава 7

Проснувшись на следующее утро, Элинор обнаружила, что Николаса рядом с ней нет. Она спала дольше обычного и, поднявшись с тяжелой головой, приписала это действию вина.

За завтраком Элинор раздумывала над своей жизнью, стараясь вспоминать только хорошее.

Результатом ужасной ночи в доме Лайонела стало то, что она обрела независимость, разумеется, настолько, насколько это возможно в браке. Не много найдется женщин, чьи мужья так настаивают на свободе своих жен. У нее добрый и заботливый муж, прекрасный дом, изысканные наряды, деньги, которые она даже не знает, как потратить. Она могла вызвать свой экипаж или провести весь день в постели, могла купить любую вещь, которую подскажет ей воображение, или заказать ее по собственным эскизам.

«И что от меня требуется за все это? — размышляла Элинор, помешивая чай. — Всего лишь быть нетребовательной женой».

Если ее муж действительно умен, он не станет использовать свои уловки в ущерб жене. Ей не стоит обижаться, как не стоит и расстраиваться, когда он уезжает, или возмущаться, если он не посвящает ее в свои дела. Более того, она никогда не должна показывать, что ей известно о его любовнице.

Элинор понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться со столь странной мыслью, и наконец, к ее удовлетворению, это ей удалось. Она храбро сказала себе, что даже если муж приведет мадам Терезу к ним в дом отобедать, она и бровью не поведет.

Однако чтобы одолеть все это, ей нужен был план. Элинор понимала, что сидеть дома и быть любезной и почтительной недостаточно. Николас должен видеть, что она вполне счастлива, хотя и живет своей собственной жизнью. Что касается светского общества, ей следует занять в нем положение, достойное ее мужа.

При этой мысли самообладание чуть не покинуло Элинор. Сестра Лайонела Чивенхема… Что ж, зато ей больше не нужно задумываться о замужестве. Она вспомнила ужас молодых людей при упоминании о ярмарке невест, которая по сложившейся традиции происходила в Олмаке, куда ей в свое время так хотелось получить доступ.

Элинор поднесла ко рту кусочек поджаренного хлеба и вдруг вспомнила про тетушек Николаса. Леди Кристабель и миссис Стивенсон вращались в высших кругах. Но захотят ли они ей помочь? Если она найдет способ использовать их соперничество, то они могут сделать попытку…

Но как это устроить? Отправиться к одной из них, пренебрегая тем, что другая может обидеться? Элинор хотелось посоветоваться с Николасом, но его не было в городе, а дело не терпело отлагательства.

Лорд Стейнбридж? Ну уж нет… Хотя… Ей неприятно было прибегать к помощи графа, но, с другой стороны, она понимала, что он с радостью пойдет навстречу, лишь бы загладить свой проступок. И будет даже признателен тетушкам за услугу.

Кивком головы подтвердив свои намерения, Элинор отодвинула тарелку и отправилась в библиотеку написать графу записку с просьбой принять ее.

* * *
Лорд Стейнбридж прибыл приблизительно через час. После взаимных приветствий он начал было расспрашивать ее о здоровье и благополучии, но Элинор тут же оборвала его.

— Вы правы, они это могут — согласился граф. — Тетя Кристабель очень близка с Драммонд-Баррелами. Если кто-то и может ввести вас в Олмак, так это она. У тети Сесили тоже прекрасные связи. Я знаю прекрасный способ заставить их действовать — дать задание одной, сказав, что другая не способна с ним справиться. Тете Кристабель можно поручить ввести вас в Олмак. Тетя Сесили этого никогда не добьется, но я могу попросить ее устроить для вас вечеринку — у нее прекрасно вышколенные слуги, и ее приглашениями редко пренебрегают. Уверен, именно туда вам и надо попасть.

— И что же мне следует для этого предпринять? — спросила Элинор.

— Ничего. Предоставьте все мне. Вам остается лишь призвать на помощь максимум осмотрительности, надеюсь, вы к этому готовы?

Граф поднялся, чтобы уйти, но задержался у двери. Интересно, неужели он наконец вознамерился выразить раскаяние?

— Что касается вашего брата…

— Да?

— Вы не находите, что необходимо связаться с ним? Насколько я знаю, он единственный ваш родственник.

— Лайонел — мерзавец, — отрезала Элинор. — Я не желаю больше его видеть.

— Хорошо, хорошо. Ники сказал, что договорился с ним, поэтому, полагаю, он не станет докучать вам…

— И я тоже так думаю. Особенно это справедливо теперь, когда он наверняка попытается отсудить мою долю наследства, которой ему хватит приблизительно на год, если его долги не слишком велики.

Услышав это, лорд Стейнбридж побледнел.

— Ему придется доказать, что вы нарушили сроки, установленные завещанием. Сомневаюсь, что…

— Мое «тайное» бегство будет достаточным основанием, если я не стану оспаривать этот факт, а я не собираюсь этого делать.

— Но на это должны быть официальные документы, — сказал граф. — Не предпринимайте ничего, не посоветовавшись с Николасом, хорошо?

— Ну разумеется!

— А кстати, где он?

У нее упало сердце.

— Ему пришлось уехать из города на несколько дней. Он обещал вернуться к семейному обеду, назначенному на пятницу.

Лорд Стейнбридж поджал губы, как делал всегда, когда был чем-то расстроен.

— Это он так сказал? Дело плохо! Оставить вас одну в доме, да еще взвалить на вас все мероприятия, зная, что вы к этому не привыкли…

— Не думаю, что он нарушит свое слово, — заметила Элинор, не дожидаясь, пока ее терпение лопнет и она скажет что-нибудь, о чем лучше промолчать. — Я довольно самостоятельная особа и очень рада, что могу распоряжаться собственной жизнью на свой страх и риск. Это роскошь, которой я раньше была лишена. Если мне понадобится помощь, — дипломатично добавила она, — то уверена, в этих делах вы будете мне далее лучшим помощником, чем Николас.

Попрощавшись с графом, Элинор мрачно подумала, что у нее мало причин обижаться на мужа за игру на чувствах и слабостях людей, поскольку она сама только что прилежно копировала его приемы. Для нее было большим облегчением избавиться от гостя и избежать худшего вопроса — о местонахождении Николаса. Она знала только, что он в Хэмпшире, графстве, расположенном недалеко от Лондона, на побережье. Оставлять ее в неведении — разве это не вызов ей и не повод для нареканий со стороны его брата?

В конце концов Элинор отбросила эти мысли и решила начать атаку на высший свет. Она вызвала экипаж, велела Дженни сопровождать ее и отправилась в книжный магазин Хукема, чтобы открыть подписку. Всегда оставался шанс, что, вращаясь в соответствующих кругах, она может случайно встретить школьных подруг, хотя заведение мисс Фитчем не казалось привлекательным для высших слоев общества — оно было выбрано для Элинор из-за низкой платы за обучение.

Действительно, из магазина Хукема она вышла с новыми книгами, но без новых знакомств. Это не удивило се. Во всяком случае, у нее теперь был долгожданный «Гяур» Байрона.

Вернувшись домой, Элинор отправила лакея Томаса заказать визитные карточки для нее и для мужа. Когда она начнет выезжать с визитами и оставлять свою карточку, согласно этикету ей придется оставлять и карточку мужа, а Элинор понятия не имела, понравится ли это Николасу. Не мешало бы согласовать с ним и стиль ее личной почтовой бумаги.

Она послала в рекомендованный Холлигиртом цветочный магазин записку с требованием постоянно присылать свежие цветы, потом привела в порядок коллекцию мужа, обнаружив при этом, что многое из собранного достойно быть выставленным напоказ.

Под конец она вызвала декоратора и краснодеревщика и только тогда, удовлетворенная проделанной работой, позволила себе отдохнуть с томиком Байрона в руках.

На следующий день пришло приглашение от сэра Стивена и его сестры Фанни Болл. Это был, без сомнения, добрый знак, хотя мисс Болл и слыла язвительным синим чулком. Элинор приняла приглашение на литературный вечер, который эта дама устраивала на следующей неделе. Там должен был выступить некий мистер Уолкер, автор критического анализа философии лорда Байрона, и она надеялась, что столь интересная тема увлечет ее.

Еще больше она обрадовалась, встретив в Грин-парке лорда Дариуса Дебенхема и его кузину леди Бреттон. В результате этой встречи леди Бреттон пообещала пригласить Элинор на небольшой званый вечер. Кузина Дариуса оказалась жизнерадостной и остроумной, и, без сомнения, ее приемы обещали быть интересными.

Следующим пришло приглашение на театральный вечер, который устраивала леди Мария Грейвистон, сестра маркиза. Приглашение доставил сам маркиз Арден вместе с предложением сопровождать ее.

— Что вы сказали своей сестре, милорд? — спросила Элинор, удивленная тем, что ее признали члены высшего света.

— Правду, — ответил он с улыбкой. — Что вы новенькая в Лондоне и нуждаетесь в покровительстве. Мария очень добросердечна. — Весело взглянув на нее, маркиз добавил:

— Если вы придете, то увидите Бланш.

— На приеме у вашей сестры? — в изумлении воскликнула Элинор.

Люсьен рассмеялся:

— На сцене. Миссис Бланш Хардкасл из театра «Друри-лейн».

* * *
Леди Грейвистон оказалась лет на десять старше своего брата; темноволосая, смугловатая, она выглядела потрясающе элегантной. Элинор чувствовала, что стала объектом всеобщего пристального внимания, и была искренне благодарна, когда хозяйка дома проявила к ней живое участие. С этого момента все гости также стали с ней чрезвычайно любезны.

На вечере давали комедию «Эстебан и Елизавета» с Бланш Хардкасл в главной роли. Бланш оказалась очаровательным созданием, а свое прозвище Белая Голубка заслужила благодаря пристрастию к белому цвету в одежде и тому, что ее волосы преждевременно поседели. Она оказалась довольно хорошей актрисой, но, пожалуй, главным ее достоинством были замечательная грациозность движений, искрометный ум и природное очарование.

* * *
К пятнице, на которую были назначены семейный обед и возвращение ее мужа, Элинор значительно продвинулась в своих делах. Она заказала мебель для спальни и продумала декор будуара. Уже прибыли заказанные ею визитки, так что если у нее будет повод нанести ответные визиты, она сможет сделать это по всем правилам этикета. И что самое удивительное, после изматывающей беседы с грозной миссис Драммонд-Баррел ей был обещан доступ в Олмак. Позже заехала леди Кристабель, чтобы продемонстрировать, какого титанического труда это ей стоило, и строго-настрого запретить Элинор показываться где-либо со своим братом Лайонелом. Хотя Элинор и недолюбливала тетю Кристабель, но была ей за это несказанно благодарна.

В конце концов она пришла в превосходное настроение, и когда вернулся Николас, встретила его веселой улыбкой. Со стороны можно было подумать, что она едва заметила отсутствие мужа.

Наливая ему чай и подкладывая на тарелку пирожные, Элинор рассказывала о своих достижениях:

— Ваша тетя Сесили устраивает для меня венецианский завтрак на следующей неделе. Это касается и вас, дорогой, если вы соизволите там присутствовать.

— Л вы считаете, это необходимо? — спросил Николас с хитрой улыбкой.

Кажется, ее усердие ему понравилось.

— Конечно, нет, если вы этого не хотите. Главное, что я смогу познакомиться с определенным кругом людей.

— Я постараюсь, — пообещал он без особого энтузиазма.

— Надеюсь, вы не забыли про семейный обед? — спросила Элинор с тревогой.

Он провел рукой по лицу.

— Да-да, помню. Если бы не это, вы бы не увидели меня еще несколько дней. Дело оказалось не таким простым, как я предполагал.

— Я понимаю, это глупо, — сказала вдруг Элинор с нахлынувшим чувством вины, — но, может быть, я смогу чем-то помочь?

Николас улыбнулся ясной, открытой улыбкой, и сердце ее затрепетало от радости.

— Спасибо, дорогая, но это сможет сделать один из моих друзей, который вскоре присоединится ко мне. Единственная проблема состоит в том, что мне придется побыть вдали от вас несколько дольше. Если вы с пониманием отнесетесь к данному факту, это и будет помощью, о которой я могу вас попросить.

— Конечно. Я не стану вас удерживать.

Элинор заколебалась, но потом решила, что настал именно сейчас подходящий момент, чтобы задать интересующий ее вопрос.

— Николас, заранее прошу простить, если это неуместно, но не разумнее ли сказать мне, куда вы исчезаете, уходя из дома? Представьте, что случилось нечто непредвиденное, — тогда я окажусь в глупом положении, не зная, где вас искать.

Едва начав говорить, она поняла ошибочность своей затеи. Хорошее настроение тут же покинуло Николаса, глаза не отрывались от висевшего на стене пейзажа. Однако когда он ответил, голос его звучал ровно:

— Конечно. Вы совершенно правы. Вы должны простить меня, если я что-то забываю. Быть мужем новое занятие для меня. Ум мой рассеян, да что там, просто истощен. Извините, но должен предстать сегодня перед собранием родственников, и мне необходимо отдохнуть.

Он поднялся со стула и подошел, чтобы поцеловать ей руку.

— Если у вас есть платье, к которому подойдет жемчужное ожерелье, я бы хотел, чтобы вы надели его.

С этими словами Николас оставил ее обдумывать их встречу. Судя по результату, все прошло хорошо, но Элинор не могла не признаться себе, что под конец настроение мужа испортилось. Она вздохнула. Так или иначе, ей придется снять с него бремя ее собственных забот.

* * *
Дженни и Элинор не покладая рук трудились над приготовлениями к вечеру. Элинор точно знала, какой наряд хочет выбрать — это будет нечто в спокойных, респектабельных тонах.

Шелковое платье с розовой вышивкой, очередное творение мадам Огюстин, созданное специально для жемчуга, только что прибыло. Довольно высокий лиф открыл ее плечи так, что пышные рукава едва касались их, а ткань оказалась настолько тонкой, что даже через два слоя любой мог разглядеть соски. Сначала Элинор решила надеть под платье сорочку, но быстро поняла, что это совершенно невозможно. Да и мадам Огюстин никогда ей этого не простит.

— Дженни, тебе не кажется, что это выглядит неприлично?

— Господи! Конечно, нет, мадам. Оно восхитительное.

— Но оно же прозрачное!

— Да что вы! — Дженни принялась одергивать пышную юбку. — Всего лишь крохотный намек… Клянусь, все рты пораскрывают.

— Я вовсе не хочу выглядеть сегодня легкомысленной, — объясняла Элинор.

— Бог с вами, у вас такой респектабельный вид. — Дженни еще раз внимательно оглядела платье. — Говорю вам, лишь деликатный намек, адресованный мужчинам. А дальше их дело, разве нет?

Наконец Элинор сдалась. Интересно, что скажет Николас? В любом случае у нее не было другого платья, подходящего к жемчужному ожерелью.

Она выбрала простую прическу и, еще раз оглядев себя в зеркале, постучалась к Николасу, в душе надеясь на одобрение мужа.

Когда Клинток распахнул перед ней дверь, ее муж, сидя перед зеркалом, заканчивал свой туалет. Пышные манжеты прикрывали его длинные пальцы.

Поднявшись, он повернулся к ней, и Элинор сосредоточилась на его лице. Во-первых, ей сразу бросилось в глаза, что доброе расположение духа возвратилось к нему, это ее обрадовало. Во-вторых, она поняла по его глазам, что он восхищен ее видом.

— Должно быть, надетое на вас произведение искусства — дело рук мадам Огюстин? — произнес Николас с улыбкой. — Сдержанность, намек на шаловливость, утонченность и вместе с тем свежесть юности. Да, это платье создано для розового жемчуга.

Николас позвал лакея, и тот помог ему надеть богато вышитый жилет и отлично сшитый темный камзол. Потом он выбрал несколько цепочек, кольцо и булавку с огромным бриллиантом.

— Ну как, на ваш взгляд? — с улыбкой спросил он, встав в картинную позу.

Элинор ничего не могла с собой поделать и рассмеялась, как смеются дети — просто от радости. Так она не смеялась уже давно. Ее муж был неотразим, и она боялась, что стоит ему лишь намекнуть, как она положит к его ногам свое сердце.

Хотя уже через мгновение восхищение на лице Николаса сменилось дружеской учтивостью, он продолжал пребывать в приподнятом настроении. Словно дети, они поспешили вниз за сказочной красоты ожерельем и потом добрых четверть часа укладывали длинную нить, стараясь расположить ее как можно красивее.

Наконец жемчужины тремя рядами обвили ее шею, мерцая, как нежная предрассветная заря. Николас защелкнул на шее Элинор бриллиантовый замочек, скреплявший жемчужные нити.

Ее нервы, и без того растревоженные движениями его пальцев, напряглись до предела. Его губы коснулись ее шеи. В зеркало было видно, что Николас смотрит на ее плечи: в его глазах светилась нежность.

И вдруг он поймал ее взгляд, его глаза подернулись дымкой. Элинор растерялась. Ее познания о мужчинах были столь скудными, что она не знала, как вести себя в этом необычном браке. Чего Николас хочет от нее? Она вспомнила ночь перед его отъездом. Может быть, он ждет такого же ответа, как тогда, когда вино кружило ей голову? Ждет, что она повернется к нему?

Но так или иначе, момент был упущен. Отойдя от нее, Николас приказал принести плащи, и вскоре они уже ехали к особняку лорда Стейнбриджа.

* * *
Минули долгие часы, прежде чем у Элинор нашлось время осмыслить произошедшее. Два десятка родственников собрались, чтобы оценить выбор Николаса, начиная от дедушки, который явно терроризировал свою дочь, миссис Стивенсон, и до юной поросли, включая Мэри Стивенсон и ее брата Ральфа.

Элинор старалась почаще оказываться рядом с молодежью. Юное поколение не испытывало жгучего интереса к ее жизненной истории, но она знала, что Николас наблюдает за ней и поможет, если возникнут трудности.

После обеда прибыло еще несколько родственников, среди которых были два юных шалопая. Когда они вошли в комнату, лицо Николаса, беседовавшего с тетушкой, на мгновение застыло.

Элинор с напряжением ждала, когда ее представят вновь прибывшим. Ими оказались Пол Мэсси и Реджинальд Йейтс. Она могла лишь предположить, что между ними и ее мужем существует какое-то давнишнее недоразумение.

Еще больше она утвердилась в своем предположении, заметив, что мистер Йейтс посматривает на нее с презрительной усмешкой; однако когда молодые люди отошли поприветствовать Николаса, на лицах всех троих Элинор не заметила ничего необычного.

Должно быть, растревоженные нервы сыграли с ней злую шутку, подумала она. И все же ей захотелось узнать об этих гостях побольше, прежде чем закончится вечер.

Седрик Дилэни, дальний родственник графа, возложивший на себя миссию семейного летописца, настойчиво приглашал Элинор посмотреть фамильные портреты, и она в конце концов согласилась, найдя это интересным.

На семейном портрете была изображена сидящая под деревом женщина, смеющаяся над проказами маленького спаниеля. Элинор поразилась сходству близнецов с их очаровательной матерью. На лице Николаса появлялась точно такая же улыбка, когда он бывал в веселом настроении. У отца близнецов, с серьезным выражением лица стоявшего позади жены, были темные волосы и довольно тяжелые черты лица.

Они перешли к рисункам Гольбейна, которые, по словам Седрика, представляли исключительный интерес. К сожалению, масляная лампа давала мало света, и спутник Элинор поспешил вниз за свечами. Она осталась одна на галерее, с трех сторон окружавшей большой зал, обладавший прекрасной акустикой.

Раздумывая, не спуститься ли ей вниз, Элинор вдруг услышала голоса Мэсси и Йейтса.

— Слушай, Пол, — протянул мистер Йейтс, — давай выйдем на минутку. Сил больше нет, черт бы их всех побрал.

— А в чем дело?

— Да все этот проклятый Николас Дилэни со своей красавицей женой. Изображает здесь безупречного мужа! Два дня назад я встретил его с бойкой бабенкой в одном местечке недалеко от Олдершота. У него был такой странный вид, когда я вошел. Я не собирался подкладывать ему свинью, но когда леди Кристабель завела разговор о том, что Николас остепенился и мне нужно брать с него пример, я только сказал: «Дайте мне такие же возможности, и за мной дело не станет!»

— Дураку понятно! Ты имеешь в виду мадам Терезу Беллэр? Хочешь сказать, что был в ее загородном гнездышке? Ну и ну… Послушай, Йейтс, возьми меня с собой. Наверное, то еще местечко!

— Пол, это было грандиозное открытие. Под конец появилась сама легендарная мадам. Я смог попасть туда только потому, что с завидной регулярностью бываю в ее лондонском заведении. Что за женщина! Вот что я тебе скажу, завтра же отправимся к ней. Но в загородную резиденцию можно попасть только по специальному приглашению.

— Ты чертовски добр, Йейтс. Дилэни неплохо устроился. Я слышал, в городское гнездышко мадам Беллэр слетается множество поклонников, чтобы приятно скоротать вечерок. И все это, сам понимаешь, без согласования с женами.

— Да мне оно и ни к чему. — Йейтс рассмеялся. — Но какие там дамочки! Ты никогда ничего подобного не видел. Не то что уличные потаскушки. А уж какие штучки они выделывают… Наш обожаемый кузен Николас не только потягивает там вино и слушает музыку, уверяю тебя. Он у мадам на особых правах. Это давнее знакомство.

Элинор едва дышала. Ей нужно было идти, но потребность узнать все до конца пересилила доводы разума.

— Ты считаешь, мадам — его любовница? — поинтересовался Мэсси. — Просто в голове не укладывается.

— Подожди, ты еще не видел се. Один взгляд больших темных глаз, и ты пропал. Понимаешь, о чем я говорю?

Молодые люди захихикали. Когда Йейтс снова заговорил, голос его звучал задумчиво:

— Я бы не стал утверждать, что она уже его любовница — слишком он озабочен тем, чтобы ей понравиться. Пропащий человек. На мой взгляд, это очень неразумно. Она выжмет из него все соки и выбросит.

— Господи! Ну и дела!

Снова послышался смех, в котором сладострастие смешивалось с завистью.

— А ведь если кто и мог бы справиться с ней, так это именно кузен Николас. Интересно, в чем его секрет. Жен-шины, завидев его, так и тают. Но независимо от того, насколько он приворожил свою жену, держу пари, она придет в бешенство, если услышит о его похождениях. Так что он мой должник. Наверное, он придумал для мадам нечто особенное. Решено, Пол, беру тебя к ней. Найдем там пару хорошеньких…

При этих словах Элинор отступила назад. Ее сердце неистово колотилось, ноги подгибались. Она опустилась на стоявший поблизости стул, чувствуя себя словно рыба, вытащенная из воды.

Как, должно быть, утомительно для Николаса очаровывать сразу двух женщин, печально думала Элинор. Это обременительно даже при его обаянии. Неудивительно, что он выглядит таким усталым.

Мадам Тереза Беллэр. Незнакомка из Ньюхейвена. Женщина, которая из мужчин веревки вьет. Видимо, она крепко привязала к себе Николаса. Элинор готова была примириться с тем, что эта женщина — любовница ее мужа, если бы все происходило приличным образом. Он мог бы снять этой особе маленький домик, навещал бы ее там время от времени.

Но этот предмет всеобщего мужского поклонения, эта сирена оказалась совсем иной! Женщина, которая содержит публичный дом!

Элинор не могла представить себе Николаса, униженно добивающегося благосклонности любой женщины, а уж тем более этакой! Однако когда он, по всеобщему мнению, выезжал по делам, то, без сомнения, проводил время у мадам, заискивая перед ней и стараясь заслужить ее расположение.

И тут пришел гнев. Он лгал ей! Элинор припомнила слова нагловатого мистера Йейтса о том, что женщины тают, завидев Николаса. От нее он этого не дождется!

Она уже не хотела видеть Седрика Дилэни. Она никого не хотела видеть. Если бы ей можно было сбежать из дома, чтобы тихонечко зализывать раны! Вместо этого Элинор быстро спустилась вниз, найдя убежище в оживленной толпе гостей, пряча свои чувства под пустой светской болтовней.

Но от Николаса ничего не укрылось.

— Кузен Седрик утомил вас, дорогая? — подойдя к ней с бокалом вина, спросил он, дружески улыбаясь. — Этот человек одержим историей нашей семьи и очень эрудирован. Но он хорош исключительно в малых дозах.

Элинор не знала, как реагировать, и выбрала самый легкий путь.

— Я и правда немного устала, Николас. Как вы полагаете, мы уже можем уйти?

— Конечно. В вашем положении нужно заботиться о себе.

Пока ее муж прощался и просил принести плащи, Элинор наслаждалась мыслью о том, с каким удовольствием выбранила бы его. Но нет, она не станет этого делать. Она обещала не создавать проблем по пустякам, и если ситуация оказалась несколько хуже, чем ей представлялось поначалу, то это не повод нарушать слово. Однако ее охватило неодолимое желание сказать нечто такое, что вдребезги разбило бы его хваленое спокойствие.

В экипаже Николас взял ее за руку.

— Было не так уж плохо, правда?

Элинор подавила желание отодвинуться.

— Да, — спокойно ответила она, — все были очень милы.

— Ты переволновалась, — мягко сказал он, отводя с ее лба выбившуюся прядь — Иди сюда.

Несмотря на сопротивление, Николас притянул ее к себе. Элинор недолго пришлось уговаривать себя, что глупо отвергать подобную любезность. Его магия действовала безошибочно. Невзирая на то, что она узнала, ей пришлось уступить, при этом мрачно признаваясь себе, что она согласилась бы на любые крохи его внимания, что ей причиталось.

Он не беспокоил ее разговором и лишь придерживал, когда карета подпрыгивала на ухабах. Элинор припомнила его странную речь на холостяцкой пирушке в их доме. Тогда Николас говорил о женщинах, которые не стремятся стать женами и матерями. Возможно, речь шла о мадам Беллэр? Но эта женщина предпочитает респектабельности дом с дурной репутацией. К тому же она почти на десять лет старше его.

Элинор передернула плечами. Даже мысль о том, что Николас лебезит перед этой особой, была ненавистна ей, и она тут же решила начать борьбу с нелепым увлечением мужа.

«Я его жена, — напомнила она себе, — я ношу ребенка, которого он признает своим».

Но сможет ли она состязаться с француженкой? Элинор понятия не имела об искусстве любви, которое другие женщины знают как свои пять пальцев. Неужели вожделение — единственное, чем можно привязать мужчину?

«Если так, — уныло думала она, — как я смогу победить?»

Когда они достигли Лористон-стрит, Николас заботливо сказал:

— Пойдем, моя милая, нужно уложить тебя в постель. Ты не голодна?

Мысль о постели переплелась с ее предыдущими размышлениями, и Элинор подняла глаза на мужа. На его лице не было и намека на любовь или желание, одно только доброе участие.

— Спасибо, — сказала она. — Я прекрасно справлюсь сама. Просто меня несколько утомили семейные смотрины.

— Тогда, — с улыбкой повернулся к ней Николас, — мы можем куда-нибудь пойти. Еще не поздно, и у нас масса приглашений.

— От которых мы отказались.

— Ты думаешь,нас выгонят вон? — Он щелкнул пальцами. Николас казался сейчас озорным мальчишкой, и Элинор не могла удержаться от ответной улыбки.

— Моя энергия на исходе, — заметила она. — Я хочу лечь, но в состоянии проделать путь в спальню одна. — Элинор поняла, что это прозвучало как отказ и, покраснев, торопливо добавила:

— Почему бы тебе не пойти одному, если хочешь…

Она прикусила язык при мысли, куда именно он может отправиться. О Боже, ну почему простая беседа таит в себе столько ловушек? Может быть, ей следовало что-то сделать или что-то сказать, и тогда он не уйдет?

Неизвестно, что Николас прочитал на ее лице, но он слегка нахмурился и взял ее руки в свои.

— Элинор, что случилось?

— Ничего, — быстро ответила она.

— Думаю, случилось. — Николас пристально посмотрел на нее. — Расскажи мне. Кто-то расстроил тебя на сегодняшнем обеде?

— Разумеется, нет.

Еще минута, и он вытянет из нее всю правду, а если выйдет наружу его связь с мадам Беллэр, то мир между ними рухнет навсегда.

Элинор опустила глаза, словно разглядывая серебряную пуговицу его камзола.

— Дело в том… лучше нам лечь отдельно, — пробормотала она. — Я не… не готова…

Он приподнял ее лицо, и Элинор с облегчением увидела в его глазах понимание.

— Знаю. Ты полагаешь, я такое чудовище, что стану беспокоить тебя. Честно говоря, я и сам слишком измотан. Иди, дорогая. Мне еще нужно кое-что сделать, а потом, если не возражаешь, я присоединюсь к тебе. Кушетка в гостиной не слишком удобное ложе.

— Конечно, — торопливо отозвалась Элинор, стараясь не думать, почему он так устал. — Через неделю-другую будет готова моя спальня, тогда все станет проще. Спокойной ночи, — бросила она и отвернулась.

Слезы застилали ей глаза, когда она поднялась в свою комнату, где уже ждала Дженни. Девушка, безусловно, заметила ее огорчение, хотя Элинор не проронила ни слова: она не хотела, чтобы среди прислуги пошли разговоры.

— Страшно болит голова, — пожаловалась Элинор, пока Дженни вынимала из ее прически шпильки. — Просто завяжи волосы сзади лентой. Я хочу лечь.

Горничная выполнила просьбу, и Элинор скользнула в тишину тускло освещенной спальни. Единственный ночник нарушал темноту, отбрасывая на потолок причудливые тени.

Что ей делать? Скоро она располнеет, как леди Бреттон. Если она хочет завоевать внимание мужа, надо делать это сейчас. Но если она удовлетворит его, бросит ли он ту, другую женщину? А вдруг у нее не получится? Что, если воспоминания о ночном кошмаре в доме Лайонела все испортят?

Запутавшись в неразберихе мыслей, Элинор уснула раньше, чем Николас поднялся в спальню.

Она проснулась, когда уже рассвело. Николас, улыбаясь, тянул за ленточку, которой были завязаны ее волосы.

— Что ты делаешь? — Моргая, она старалась избавиться от остатков сна.

— Решаю задачку, смогу ли я, если очень постараюсь, закрыть всю подушку твоими роскошными волосами.

Элинор улыбнулась. Николас был похож сейчас на ребенка, увлеченного игрой. Она лежала, неподвижно смотрела на мужа и получала истинное удовольствие, любуясь чистыми линиями его лица, мускулистой шеей, твердым абрисом рта, легкими морщинками в уголках глаз.

Осмелев, Элинор перевела взгляд на сильную, бронзовую от загара грудь. Ее пальцы сами потянулись к его шелковистой коже, но тут Николас снова заговорил:

— Готово. Не двигайся.

— Как же я узнаю, что ты действительно сделал это? — Она постаралась придать своему голосу некоторую игривость. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание перехватывало.

Глаза Николаса заискрились весельем.

— Слово Дилэни. Если ты пошевелишься, то все испортишь.

Потом он наклонился поцеловать ее, и она поняла, что произойдет дальше. «Господи, только бы у меня получилось», — взмолилась Элинор. Как он и просил, она лежала неподвижно, пока его губы колдовали над ее ртом. Ей казалось, что оглушительные удары сердца сотрясают все ее существо.

Николас немного подвинулся, и она положила руку на его сильную горячую грудь. Ее пальцы заскользили по загорелой коже, и это доставило ей истинное наслаждение. Его губы подобрались к мочке ее уха, и тогда ей пришло в голову, что нужно подбодрить его.

— Тебе нравится моя новая ночная рубашка? — спросила она прерывающимся голосом.

— Гораздо больше прежней, — мягко заметил он и скользнул пальцем в низкий вырез к округлости ее груди.

Элинор по-прежнему старалась не шевелиться. Николас спустил шелк с ее плеча и полностью обнажил грудь. На секунду ее руки замерли, и она посмотрела на него. Его пальцы постепенно приближались к соску. Усилием воли она расслабилась, ее руки снова пришли в движение.

Улыбнувшись, Николас склонился к ней. Его губы коснулись ее груди, и тут же невольная дрожь пронзила Элинор.

— Прости, — быстро прошептала она, боясь, что он может принять ее замешательство за сопротивление.

— В чем дело? — удивился он. Элинор не знала, что сказать, — Я… я не… мне нравится то, что ты делаешь…

В его глазах блеснул лукавый огонек.

— Как же это могло случиться, маленькая шалунья, что тебе понравилось?

Элинор хотела приподняться, но вспомнила о рассыпанных по подушке волосах и только сказала:

— Да… думаю, что понравилось.

— Хм… тогда мы продолжим.

Его губы снова начали волшебное путешествие по ее телу, вскоре она обнаружила, что не может оставаться безучастной к его ласкам. Реальность, воспоминания, повседневные заботы непостижимым образом улетучились, вытесненные пылким желанием. Пока, ведомая инстинктом, она гладила его, целовала, кончиком языка легко проводила по бронзовой коже, словно пробуя на вкус экзотический плод, желание набирало силу.

Захваченная водоворотом эмоций, Элинор нечаянно слишком сильно вонзила зубы в плечо Николаса. Он шумно перевел дыхание, и от этого малая толика здравого смысла вернулась к ней.

— Ох, извини! — вскрикнула она.

Он рассмеялся и повернул ее так, что она оказалась над ним, прикрывая его своими волосами словно пологом.

— Ты хочешь?.. — спросил он. Глаза его потемнели от страсти.

— Не… Не знаю…

Все ее тело ныло и болело. Элинор была не в состояния отвести взгляд от его великолепного торса.

Мощное тело Николаса содрогнулось. Он медленно притянул ее к себе и коснулся кончиком языка соска груди, набухшей от желания. Элинор выгнулась и застонала; казалось, она полностью утратила контроль над собой.

— Ты хочешь, — пробормотал он. — Я дам тебе это, только, чур, не кусаться!

Его руки спустились по ее спине к округлым ягодицам. Он сильнее прижал ее к себе, затем медленно вошел в нес, так что она чувствовала каждый дюйм его плоти. Потаенные уголки ее тела, о которых она мало что знала, пробудились к новой жизни. Элинор открыла для себя единение, которого так давно искала. Прежде она никогда не думала, что существуют такие ощущения, боль может быть утонченным удовольствием в той волшебной стране, в которой она и страшилась, и жаждала оказаться.

* * *
Когда мир вновь обрел реальные черты, они долго лежали обнявшись. Элинор не хотела отпускать его. Как они могут теперь отделиться друг от друга? У нее было такое чувство, что тогда погибнет что-то жизненно важное.

Наконец Николас отодвинулся и мягко отбросил влажные длинные пряди волос, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

— Так всегда бывает с мужчиной? — спросила Элинор.

— В известном смысле да, — ответил Николас, проводя пальцем по ее щеке. — А ты красивая. Моя жена…

Он никогда не называл ее так прежде.

Она пыталась придумать что-то, столь же значительное, но тут Николас откинулся на спину и уставился в потолок. Неужели неведомые демоны вновь вселились в него. Что она натворила? Что не так?

Элинор положила руку на его грудь. Теперь ей казалось совершенно естественным прикасаться к нему, когда ей хочется.

— Николас! Что случилось?

Он накрыл ее руку своей, но продолжат молчать, потом повернулся н посмотрел на нее. Но радости не было в его глазах.

— Запомни, — сказал он, сжимая ее руку, — ты самый главный человек в моей жизни. Я постараюсь не причинять тебе боли. Возможно, мне это удастся.

Она высвободила руку.

— Думаю, все мы причиняем боль другим, так было и так будет. Независимо от того, как хороши наши намерения.

Николас снова взял ее руку.

— Я сделаю все, что смогу.

— Я тоже, — успокаивающе произнесла Элинор. — Я заранее прощаю тебе огорчения, которые ты мне еще причинишь.

Николас поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. Лицо его, однако, еще больше помрачнело. Элинор ощутила неприятный холодок. Он опять одержал над ней верх. Что ждет ее впереди?

— Я рассчитываю на твое прошение. — Он поднялся.

Элинор на минуту показалось, будто Николас вот-вот признается, что у него есть любовница. Она надеялась, что он это сделает. Тогда она простит его, и с этим будет покончено.

Но Николас молча накинул халат и вышел.

Вздохнув, Элинор посоветовала себе не ждать слишком многого и слишком скоро. Слава Богу, сегодня они заложили фундамент, на котором со временем воздвигнут дворец наслаждения и счастья.

* * *
Не успел лорд Мидлторп покончить с завтраком, как на пороге его дома появился Николас Дилэни.

— Какие-то проблемы? — спросил хозяин, предлагая другу чашечку кофе.

Николас вздохнул:

— Думаю, я вляпался в настоящее болото, Френсис. Похоже, заговор действительно существует. Но Терезу не легче изловить, чем верткого угря.

— Должен признаться, есть некоторая справедливость в том, что у тебя трудности с женщиной, которую ты не можешь постоянно развлекать, — рассмеялся Мидлторп.

Николас машинально отщипывал кусочки хлеба.

— Мне не до смеха. И что делать с Элинор? Утром я занимался с ней любовью.

— Разве это не замечательно?

Николас посмотрел другу в глаза:

— Все так, но поскольку я должен больше времени посвятить Терезе, то мне придется оставить Элинор одну. Есть что-то противоестественное в том, чтобы прыгать из постели жены в постель любовницы.

Френсис знал, что хотя Николас ненасытен в любви, он всегда относился к женщинам с уважением.

— Но тогда почему бы тебе не отказаться от этого дела?

— Как я могу? Вдруг проклятый заговор окажется успешным?

— Возможно, Милчем найдет другой способ предотвратить его.

Николас в раздражении уставился на разбросанные по скатерти кусочки хлеба.

— Я намерен сегодня обсудить с ним ситуацию, но, боюсь, другого пути нет. Тереза — наша единственная ниточка. Милчем пробовал предпринять лобовую атаку, но это ни к чему не привело — она ясно дала понять, что будет иметь дело только со мной. А я, кажется, закончу свои дни в сумасшедшем доме.

Глава 8

На следующий день, когда Николас вновь уехал по делам, Элинор с удовольствием приняла приглашение маркиза покататься.

— Это не опасно? — спросила она, разглядывая его высокий фаэтон. — Судя по виду, достаточно легкого ветерка, и он запросто перевернется.

— Вы напрасно мне не доверяете: у меня не только прекрасный экипаж, но и сам я отличный возница.

Собрав волю в кулак, Элинор по ступенькам забралась на сиденье, и они помчались, свысока поглядывая на встречные экипажи.

— Думаю, от наследника герцогского титула ждут, чтобы он величественно шествовал по жизни.

Маркиз рассмеялся и одарил ее одной из своих ослепительных улыбок.

— Временами мне кажется, что жизнь простых смертных куда привлекательнее жизни богатых наследников.

Элинор опустила ресницы. Она не могла не признаться самой себе, что какая-то частичка ее души тянулась к нему, но маркиз не имел над ней такой власти, как Николас. Более того, жизнь без мужа была ей теперь совершенно невыносима, и Элинор, погруженная в мечты о предстоящей ночи, пропускала мимо ушей потоки острот, которыми попытался блеснуть маркиз.

Она вернулась домой в превосходном настроении, напевая модный мотив и безмятежно помахивая соломенной шляпкой, которую держала за ленты. Увидев, что муж спускается навстречу ей по лестнице, она радостно улыбнулась ему:

— Я прекрасно провела время. Надеюсь, у вас день прошел так же удачно, как и у меня?

Тут Элинор с тревогой заметила, что он избегает встречаться с ней глазами и, отвернувшись, перебирает лежащую на столе стопку писем.

— Боюсь, мое запутанное дело займет еще некоторое время. — Николас перевернул письмо, будто читал его. — Один мой друг хочет, чтобы я приобрел для него кое-какую собственность. Когда я согласился на это, задача не представлялась трудной, но продавец оказался очень требовательным, теперь я вынужден постоянно уделять внимание этому вопросу. Тем не менее мне необходимо довести дело до конца, поскольку результат для меня чрезвычайно важен.

— Как это, должно быть, утомительно, — вздохнула Элинор, раздумывая, каким образом «дело» ее мужа может быть связано с мадам Беллэр. Скорее всего он использует дом этой особы для переговоров, а не проводит с ней все время.

— Не стоит ли пригласить этого продавца к нам? — неожиданно спросила она. — Может быть, хорошая кухня и добрая компания помогут вашим усилиям?

В глазах Николаса появился странный блеск, но ответ его прозвучал весьма уклончиво:

— Хорошее предложение, только, боюсь, это не выход. Сила моего собственного убеждения — единственный ключ к решению проблемы. Но все равно спасибо. — Он снова вернулся к бумагам. — Здесь масса приглашений для вас, дорогая.

— Да. — Элинор взяла стопку визитных карточек. — Тетушки усиленно вводят меня в свет, а ваши храбрецы сопровождают, когда могут.

— Боже правый, должно быть, это ужасно утомительно. Элинор засмеялась, и Николас в ответ улыбнулся ей, по-видимому, радуясь, что они перешли к более безопасной теме.

— Временами это несколько нервирует, — призналась она, — но я научилась выбирать себе компанию. Кстати, я обещала быть сегодня на вечере у Бреттонов. Френсис вызвался сопровождать меня, но…

— Мне нужно уехать ночью, — быстро сказал Николас, — но я могу проводить вас. Или, если хотите, тихо проведем вечер у камина. Вы обедаете дома?

— Да. Френсис заедет позже.

Поднимаясь к себе, Элинор проклинала это обстоятельство — после сегодняшнего утра она рада была остаться с мужем наедине.

За обедом у нее было прекрасное настроение, и Николас, казалось, получал от этого удовольствие. Они обсудили герцогиню Ольденбургскую, которая прибыла посмотреть торжества по поводу победы над Наполеоном, но отказалась остановиться в Карлтон-Хаусе, и поговорили о возможном участии в торжествах русского царя и прусского короля, однако, к досаде Элинор, краткий миг наслаждения больше не повторился.

И в дальнейшем Николас относился к ней как к милой незнакомке, всячески избегая оставаться с ней наедине. Даже если они спали в одной постели, он держал дистанцию. Элинор понятия не имела, как приблизить его — она пускалась на разные уловки, но это ни к чему не привело. Время от времени она пыталась поговорить с ним с глазу на глаз, но он вежливо пресекал эти попытки.

Наконец Элинор пришла к заключению, что ее план оторвать мужа от француженки привел к обратным результатам. Николас понял, что не может разрываться между двумя женщинами, но отверг не любовницу, а жену.

Когда собственная спальня Элинор была наконец отделана и она перебралась туда, это стало хоть и горьким, но все же облегчением. Во всяком случае, теперь не приходилось питать тщетных надежд на то, что в какую-то ночь она станет для него желанной.

Лорд Мидлторп, частый ее компаньон, видя, как страдает Элинор, однажды, когда Николас обедал у него, попытался поговорить с ним на эту тему:

— Когда ты свободен от своих дел, не лучше ли тебе обедать дома, Ник?

— Нет, — последовал короткий ответ.

— Элинор будет рада твоему обществу, — упорствовал хозяин.

Николас вздохнул, понимая настойчивость друга.

— Не могу, Френсис. Я провожу с ней достаточно времени на публике. Не хочу обсуждать это, но я не могу оставаться с ней наедине.

— Почему? В какой-то мере я понимаю — ты не хочешь сейчас заниматься с ней любовью, но отчего бы просто не составить ей компанию?

Николас печально улыбнулся:

— Когда я вижу ее, то хочу прикоснуться, прикоснувшись, захочу поцеловать, поцеловать… — Его пальцы сжались в кулак, потом расслабились. — Она вот-вот влюбится в меня, а я не могу сейчас ответить ей. Это еще хорошо, что мои дела с Терезой не получили огласки, но где гарантия, что так будет продолжаться, пока я не доведу все до конца? Если правда выйдет наружу, пока наши отношения таковы, как сейчас, Элинор будет огорчена, оскорблена, но это не разобьет ее сердца.

— А как ты думаешь, когда все это кончится?

— Одному Богу известно. Я могу только сказать, что заговор существует и Тереза его участница. Я обещал ей деньги, защиту от судебного преследования, отъезд в Америку, но она хочет, чтобы я ехал с ней. Я обещал и это, хотя, конечно, не сдержу слова. Не понимаю, почему она медлит? Похоже, эта женщина кого-то боится.

Лорд Мидлторп машинально ковырял вилкой кусочек рыбы — от беспокойства за друга аппетит у него совсем пропал. И все же он не мог сдержаться и не высказать то, что думал по этому поводу.

— Будь осторожен, Ник. Элинор страдает, несмотря на всю твою заботу. Ты можешь зайти так далеко, что возврата уже не будет.

— Знаю, — сдержанно ответил Николас. Лорд Мидлторп поднял на него глаза.

— Как ты думаешь, если в вашем доме появится третий человек, это поможет?

— Ты намерен перебраться к нам? — Николас усмехнулся.

— Я подумал об Эми.

— Зачем ей переезжать — она замечательно проведет время в твоем доме.

— Не совсем так, — сказал лорд Мидлторп и принялся излагать свой план.

* * *
Элинор наконец утешилась тем, что публичного скандала не случилось, хотя безрассудное увлечение мужа, конечно же, не могло оставить ее полностью равнодушной.

Но сейчас было не время для скандалов: с каждым днем нарастало радостное возбуждение от окончания войны. Регент оказывал почести русскому царю и прусскому королю. Светский сезон стал бесконечной чередой балов и празднеств, и все здания были украшены разноцветными флагами.

Иногда случались и конфузы. Герцогиня Ольденбургская, сестра царя, отказалась остановиться в Карлтон-Хаусе, подчеркнув этим, сколь малое впечатление на нее произвел регент. Русский царь, самый могущественный владыка в Европе, продемонстрировал симпатии к радикалам. Прусский король велел заменить приготовленное для него роскошное ложе на привычную походную койку.

Во всей этой суматохе Элинор не составляло труда скрыть свои домашние огорчения, хотя они были главной ее заботой.

Николас уделял ей достаточно внимания, чтобы избежать пересудов — их часто видели на светских мероприятиях, будь то бал, выход в оперу или прием в чьем-то доме… Они всюду являлись вместе, и при этом каждый был сам по себе.

На этот раз их места оказались рядом в ложе герцога Белкрейвена вместе с матерью-герцогиней, маркизом, его сестрой с мужем, лордом Мидлторпом, его матушкой и сестрой Эмили. Никто не обращал внимания на толчею, собравшиеся с воодушевлением подхватили гимн «Боже, храни короля».

Когда все уселись, ожидая начала спектакля, снова возникло оживление и послышались одобрительные возгласы. В свою ложу, привлекая всеобщее внимание, вошла принцесса Каролина, за ней, нахмурившись, следовал регент.

Элинор обменялась взглядом с мужем и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Какой знаменательный момент, — прошептал Николас, когда русский царь и прусский король поднялись и поклонились собравшимся. Все вновь встали, приветствуя их аплодисментами. Регент с недовольным видом тоже поднялся и поклонился.

Но один момент был не замечен большинством присутствующих. В ложе напротив, до сих пор пустовавшей, появилась женщина в сопровождении нескольких поклонников. Сердце Элинор упало. Это была не кто иная, как Тереза Беллэр.

Она не видела Терезу с Ньюхейвена и втайне надеялась, что тогда переоценила очарование француженки. Однако теперь Элинор могла убедиться, что ее суждение было верным: мадам Беллэр выглядела даже интереснее, чем прежде. На ней прекрасно смотрелось черное, отделанное серебром платье, почти не скрывавшее пышную грудь, а ее томные движения были полны чувственности. Неудивительно, что мужчины вились вокруг нее, точно мотыльки над огнем, ежесекундно готовые принести себя в жертву.

Француженка подняла глаза, и их взгляды встретились. В ее улыбке не было презрения или насмешки, лишь осознание какой-то общности. Тереза сделала изящный жест своим пышным веером, что можно было трактовать и как приветствие, и как вызов.

Николас тоже смотрел на свою любовницу, но лицо его оставалось совершенно непроницаемым.

Начался спектакль, и Элинор перевела взгляд на сцену.

Остальные мероприятия, которые Элинор посетила вместе с мужем, прошли без потрясений, поскольку они больше не встречали мадам Беллэр, а Николас на публике вел себя как заботливый и любящий супруг. Элинор собирала редкие знаки его любви и внимания, как попрошайка, изголодавшийся и пристыженный, подбирает крошки с чужого стола.

Двадцать второго июня они вместе были на балу в Олмаке, когда русский царь настоял на вальсе. Патронесса вечера не могла воспротивиться желанию столь высокой персоны, и вскоре все закружились по залу.

— А мы что, хуже других? — Маркиз Арден подал руку Элинор.

— Возможно, вам это покажется смешным, — она пожала плечами, — но я не умею. Николас встал между ними.

— Скандально это или смешно, — сухо сказал он, — но рядом с вами мое место, Элинор. Потанцуйте со мной. Доверьтесь мне.

Шумная толпа, казалось, исчезла, остался только один Николас. Элинор позволила мужу вести ее.

— Под вашу ответственность, — мягко сказала она.

— Не беспокойтесь… Расслабьтесь и двигайтесь, как я.

Элинор последовала его совету и поплыла в танце. Ах, если бы жизнь была так же проста, как вальс, думала она.

Николас и перед слугами изображал влюбленного мужа, но Элинор казалось, что будь их брак настоящим, его нежность не была бы столь формальной. Он засыпал ее подарками, но никогда не вручал их лично — она находила подарки на своем туалетном столике. Может быть, он хотел избежать ее благодарности? Элинор терялась в догадках.

Порой у нее появлялся соблазн отвергнуть его дары, но она смиряла гордыню и продолжала вести себя так, как будто была всем довольна. В конце концов, ее муж не нарушил ни одного пункта договора, заключенного между ними. Ей даже часто хотелось, чтобы он и впредь не выводил их отношения из той тихой гавани, в которой она уже чувствовала себя уютно и спокойно.

Иногда она выходила в свет, окруженная целой свитой красивых молодых людей. Не одна бровь изумленно приподнималась, но, словно подтверждая ожидания Николаса, Элинор своим безупречным поведением и здравомыслием умела противостоять излишнему любопытству окружающих.

Лорд Мидлторп и маркиз Арден чаще других составляли ей компанию. Лорд быстро стал ей другом, а маркиз — она должна была это признать — объектом кокетства. Он был столь изящен и красив, что любой женщине пришлось бы обратиться в холодный камень, чтобы воспротивиться его обаянию.

Сначала Элинор с некоторой застенчивостью воспринимала его довольно рискованные замечания, но потом привыкла и даже извлекала из них нечто полезное для себя. Это было похоже на уроки нового и приятного мастерства. К тому времени, когда в начале июля они встретились на балу у его матушки, Элинор уже вполне владела этим искусством.

Маркиз улыбнулся, глядя на ее сапфировое атласное платье со шлейфом из серебряных кружев.

— Ах, эта мадам Огюстин, — вздохнул он.

Элинор легонько стукнула его серебряным веером, подаренным Николасом.

— Вы хотите сказать, Люсьен, что своим очарованием я обязана исключительно модистке?

Он поймал ее веер и распахнул его, прикрыв лицо, как робкая девица. Его длинные ресницы затрепетали.

— Неужели я своим обаянием обязан портному? — передразнил он.

Элинор отобрала у него веер.

— Ваш портной должен уплатить штраф каждой чувствительной женщине в Лондоне за растревоженные нервы.

Маркиз напустил на себя обиженный вид.

— Так вы думаете, что я — плод фантазии моего портного?

Он подхватил ее под руку и увлек из бального зала. Лишенная возможности сопротивляться или закричать, Элинор не противилась.

— Люсьен! Я должна беречь свое доброе имя.

— Я тоже, — с улыбкой отозвался он.

Сделав бесплодную попытку открыть дверь, Элинор прислонилась к стене, прикрыв лицо руками. Она подглядывала сквозь пальцы, зная, что Люсьен это видит.

— Если вы сможете мгновенно снять и надеть все это великолепие, мне нечего сказать, — произнесла она. — Камзол сидит на вас как вторая кожа.

Люк стоял, уперев кулаки в бока, и посмеивался над ней.

— Чистая правда. Не только камзол, но и все остальное плотно пригнано. Не верите? Протяните свою прелестную ручку и проверьте. Никакой подкладки.

Элинор отняла ладони от лица и пристально посмотрела на него.

— Мне хочется воткнуть в вас булавку, чтобы убедиться, что вы не надутый пузырь.

Он шагнул вперед и поднес к губам ее руку.

— Имейте жалость, услада моего сердца. Я будущий герцог Белкрейвен, и мои фавориты каждое утро раздувают мою важность с помощью ручного насоса. Вы своей булавкой нанесете непоправимый ущерб…

— Я могу нанести еще больший ущерб пулей, — неожиданно раздался резкий голос, и Николас появился в дверях.

Вид у него, однако, был вовсе не свирепый. Элинор предпочла бы увидеть, что его снедает ревность.

Николас взял ее руку из ладони Люсьена и поцеловал.

— На ум приходит выражение «лучше поздно, чем никогда». Вы оставили танец для своего мужа? — спросил он.

— Конечно, — ответила Элинор. — Следующий — ваш. Люсьен не станет возражать — ведь так, маркиз?

— Разумеется, стану, моя прелесть. Но как я могу с ним состязаться? — Люсьен сделал жест, который больше походил на воинственное приветствие.

Элинор пришло в голову, что с появлением Николаса маркиз остался без партнерши, но она не сомневалась, что прелестная мисс Суиннеймер, открытие нынешнего светского сезона, безжалостно бросит ради него своего обожателя. Да и кто откажется от возможности потанцевать с наследником герцогского титула?

Зазвучала музыка, и Элинор присела перед мужем в реверансе, однако ее взгляд был устремлен на маркиза.

— Мне следует ревновать? — беспечно спросил Николас.

— Это будет довольно забавно, — столь же беззаботно ответила Элинор и закружилась в танце, оставив ему толковать эту фразу, как он сам пожелает.

* * *
Лорд Мидлторп между тем оставался ее верным и преданным другом. Ей было так просто с ним, что она только обрадовалась, когда однажды он навестил ее.

— Френсис! Как удачно! Пообедаете со мной?

— Нет… Или, пожалуй, да, — сбивчиво сказал он. — Я чертовски голоден и в затруднительном положении. Надеюсь, вы мне поможете? — Обычно невозмутимый, сейчас Мидлторп был явно не в себе.

Прежде чем приступить к расспросам, Элинор подождала, пока гость усядется за стол.

— У Каролины корь, — произнес он. — Каролина — моя младшая сестра. Она очень слаба, хотя опасности для жизни нет. Конечно, наша матушка хочет, чтобы в целях безопасности другие сестры покинули дом. Они отправятся к тете Глассдейл в Йоркшир, но Эмили не желает ехать. Не могла бы она побыть у вас?

У Элинор голова пошла кругом от обилия новостей.

— Ваша сестра? Здесь?

— Я понимаю, что это ужасная наглость, Элинор, но ей больше негде остановиться. Она не хочет уезжать из Лондона, поскольку светский сезон в разгаре.

— Но ведь есть какие-то родственники, у которых она могла бы пожить. Я не то чтобы возражаю, но не покажется ли это довольно странным?

— Нет, если мы всем расскажем, что вы подруги. Она лишь на год моложе вас. И потом, у нас действительно больше никого здесь нет. Правда, тетя Гортензия со своим выводком в Лондоне, но ее дом и так переполнен.

В конце концов Элинор сдалась:

— Хорошо, я согласна. Буду рада принять вашу сестру в свою компанию. — Мысль о собственном одиночестве напомнила ей о муже. — Разумеется, мне нужно спросить Николаса, но думаю, что он не станет возражать.

Вряд ли его хоть в малейшей степени заботит то, что она делает, подумала Элинор.

— Припоминаю, вы описывали своих сестер как ужасных проказниц?

— Да, это так… — неловко улыбнулся Френсис, — но они добрые. Я буду рядом и прослежу, чтобы Эми не причиняла вам никакого неудобства. Право, Элинор, она хорошая девочка, хотя и не красавица.

* * *
Два дня спустя он привез сестру на Лористон-стрит. На этот раз Николас оказался дома.

Как и говорил лорд Мидлторп, Эмили не выглядела красавицей: пепельные волосы так и норовили выскользнуть из-под шпилек, черты лица казались несколько стертыми. Однако ее движения были полны грации, а фигура выглядела просто безупречной. Глядя на нее, любой сказал бы, что жизнь в ней бьет ключом.

— Миссис Дилэни, — воскликнула девушка, порывисто схватив Элинор за руки, — спасибо вам! Обещаю, вы об этом не пожалеете. Френсис дал мне наставления и пригрозил поколотить меня, если я причиню вам хоть малейшее беспокойство.

— Только через мой труп, — заявил Николас и, подхватив взвизгнувшую от радости Эмили, закружил ее в объятиях. — Эми, как ты выросла!

— Да уж, теперь у меня нет косичек, за которые можно дергать. — Она пристально вглядывалась в Николаса. — Боже, ты просто черный от загара и похож на пирата. Я, наверное, тоже буду гулять на солнце без шляпы и…

— И покроешься веснушками, — усмехнулся Николас.

— Знаю, — мрачно сказала Эмили. — Мама целое состояние истратила на отбеливающий датский лосьон, с ней истерика делается, если я в солнечный день выхожу из дома. И как это ты мне ни разу не попался в последнее время? Уверяю тебя, я бывала на самых престижных приемах и трижды встречала твою жену.

— Знаешь, Эми, я всегда избегал этого, — беззаботно отозвался он. — Моя жена добра и не принуждает меня делать то, что мне не по душе.

Элинор со стороны наблюдала их дружескую болтовню, думая о том, что бы произошло, если бы она попыталась к чему-нибудь принудить Николаса.

Оглядевшись вокруг, она заметила, что лорд Мидлторп не сводит с нее глаз, и, решив прервать мучительную для себя сцену, подхватила Эмили под руку и повела в заранее приготовленную для нее комнату.

— Какой чудесный дом, — сказала гостья, когда они поднимались по лестнице. — Он нравится мне больше, чем дом Френсиса, чопорный и важный.

— Но здесь есть свои неудобства, — возразила Элинор, — например, отсутствует бальный зал.

— Да, это большое преимущество иметь зал в собственном доме, а не снимать его, когда это необходимо, но все же я думаю, чем проще дом, тем лучше. Какая удача, что вы вышли замуж за Николаса. Я была отчаянно влюблена в него, а он всегда относился ко мне так, будто я красавица или в один прекрасный день стану ею… хотя этого нет и никогда не будет. Но тогда это нравилось мне, ведь я была моложе.

— И что же, теперь это чувство прошло? — осведомилась Элинор.

— Ну да, — беззаботно улыбнулась Эмили. — Конечно, я его обожаю, он такой… необыкновенный! Но я влюблена в другого, — призналась она, покраснев.

— Понимаю. — Не успев разрешить одну сложную ситуацию, Элинор тут же оказалась перед лицом другой. — Именно из-за него вы так не хотели покидать Лондон?

— А разве Френсис не сказал вам? Наверное, он решил, что это чересчур романтично. Братик все еще никак не свыкнется с мыслью о моем предстоящем замужестве.

— Зато, как я понимаю, все остальные одобряют ваш выбор, — с облегчением сказала Элинор, провожая Эмили в ее комнату. По крайней мере никто не сможет обвинить ее в том, что она поощряет нечто непозволительное, — О да! Мама та просто в восторге. Мы знаем Питера сто лет, и я всегда думала, что люблю его как брата, ну как Николаса, но все оказалось совсем иначе. Скоро будет объявлено о нашей помолвке, вот только из-за кори придется подождать. Свадьба намечена на октябрь. Надеюсь, вы не станете возражать, если Питер навестит меня здесь?

— Конечно, нет, — улыбнулась Элинор. Она искренне завидовала тому, как открыто девушка признается в своей любви и превозносит до небес возлюбленного.

Сидя во главе стола и разливая чай, Элинор чувствовала, как ее потихоньку охватывает депрессия. Николас был сейчас таким, как в первые дни их супружества: остроумным, великодушным, беззаботным. Таким он бывал теперь лишь когда время от времени появлялся с ней на публике. Здесь, дома, это случилось впервые за долгий срок, вероятно, из-за Эмили и Френсиса. Но даже в столь беспечном настроении Николас обращался к жене в формально-вежливой манере. Представится ли ей удобный момент сказать ему, что она консультировалась с врачом и уверена в своей беременности.

Разумеется, вскоре он все увидит, но Элинор хотелось самой сказать ему об этом, однако они никогда не оставались наедине, а сообщать подобную новость на светском обеде в чужом доме или в суматохе театральной ложи было бы нелепо.

— Николас, — сказала она, — думаю, мы устроим вечеринку по поводу приезда Эмили. Как вы думаете, милый, когда удобнее это сделать? — добавила она нежным тоном.

Элинор следовала той подчеркнуто вежливой манере, которой Николас придерживался на людях. Это было единственное проявление ее неудовольствия, но он, как всегда, не отреагировал на него.

— Предстоящий четверг подойдет, если это не совпадет с вашими визитами, дорогая.

Элинор сверилась с маленькой записной книжкой в золотом переплете — очередным подарком мужа.

— Перспективы весьма скучные. Значит, четверг. Надеюсь, Френсис, мы можем на вас рассчитывать?

— Конечно.

— Я приглашу Меррибруков и Эшби. Какая досада, что Бреттоны уехали. Вы не знаете, мистер Кавано еще в городе? С ним вечер не будет скучным. Сестры Мармадыок очень милы… — Элинор оборвала себя, увидев вытянувшиеся лица джентльменов, и рассмеялась. — Прекрасно. Как все мужчины, вы приветствуете предстоящее событие, но пальцем не хотите пошевелить для его подготовки. Отправляйтесь в свой клуб и позвольте нам с Эмиля поломать над этим голову.

* * *
Как только мужчины ушли, Элинор улыбнулась:

— Можно, я буду называть вас Эми, как Николас? Это легче выговорить. Вы должны помочь в устройстве вечера — мне никогда прежде не приходилось этого делать.

Глаза девушки расширились от удивления:

— Почему?

Элинор не заставила себя упрашивать и тут же в общих чертах изложила повесть о своей жизни. Эмили сразу загорелась желанием помочь. Леди Мидлторп дала всем своим дочерям основательное воспитание, поэтому они с легкостью составили план вечера. Холлигирту было поручено доставить все необходимое.

— Вы должны послать приглашение своему Питеру, — напомнила Элинор.

— Будто я могу забыть. Это просто невозможно. Он приходит в ярость, если другие мужчины танцуют со мной, и даже дома, где мы все друг друга знаем, постоянно оглядывается в поисках соперника. — Глаза Эмили шаловливо блеснули. — Правда, прелестно? Никак не могу привыкнув к мысли, что это меня он любит столь горячо, ведь я… так некрасива.

Элинор не могла дождаться встречи с Питером Лейверингом. Описания Эмили были полны противоречий. По ее словам, он строен и сложен как бог; мягкий, добродушный и одновременно свирепый, как лев; сельский житель, любящий свою землю и лошадей, и вместе с тем блестящий денди; беззаботный весельчак и суровый собственник.

Элинор решила не доверять большей части услышанного и твердо верила, что увидит вполне заурядного человека. Однако реальность ее ошеломила.

Питер Лейверинг оказался невероятным красавцем атлетического сложения и более шести футов ростом. Вьющиеся волосы цвета осенних листьев обрамляли лицо греческого бога, темные глаза то вспыхивали, то гасли, отражая малейшую смену настроений. Он и несколько прозаическая Эми казались жителями разных миров. Элинор не могла найти в них ничего общего, но сами возлюбленные, казалось, не сознавали своей несовместимости.

— Привет, мышка, — проговорил он с улыбкой. — Сознавайся, много ты тут напроказничала?

— Я была образцовой леди, Питер. Ну, давай выкладывай новости.

Эти прозаические приветствия противоречили теплым объятиям и пылким взглядам, которыми обменялись молодые люди.

Элинор какое-то время составляла им компанию, но потом, успокоив свою совесть, незаметно вышла из комнаты.

В холле она столкнулась с входившим в дом Николасом. Он не ночевал дома, но в последние дни это случалось нередко и не являлось предметом обсуждения.

— У тебя виноватый вид, — заметил он, безразлично скользнув губами по ее щеке.

— Именно так, — сказала Элинор. — Я оставила Эми и ее Питера на несколько минут одних. Мне показалось, что они просто умрут, если хотя бы разочек не поцелуются…

Она замолчала, вдруг осознав свою собственную ситуацию и то, как ей самой хотелось поцелуя. Интересно, а что сделает ее муж, если она прямо сейчас возьмет и поцелует его? Неужели станет сопротивляться?

Но Николас уже отошел в сторону.

— И все же давай-ка вернемся к ним, — предложил он. — Мне не терпится познакомиться с этим «идеалом». Кстати, Майлс спрашивает, может ли он привести на наш вечер своего брата-священника. Майлс клянется, что он не станет читать проповеди, а почтет своим долгом занимать дам, оставшихся без кавалеров.

Элинор оставила глупую идею обольстить мужа и охотно согласилась включить святого отца в список гостей.

— Вы ему сами скажете или мне следует послать приглашение?

— Скажу. Пожалуй, пора прервать наших голубков. — С этими словами Николас направился в глубь дома.

* * *
Хотя приглашения разослали незадолго до приема, комнаты были полны гостей. Поменьше официальности, побольше изысканных блюд и напитков, решила Элинор, обдумывая предстоящий вечер. Собралась в основном молодежь. Трио музыкантов играло беспрерывно, и один танец сменял другой. На вечере царил дух веселья и жизнерадостности, но настроение Элинор от этого не улучшилось.

Ей приятно было наблюдать, как Николас расточает свое обаяние, делает все возможное, чтобы обеспечить успех их приему, но в то же время это вызывало в ней чувство горечи. Если он с такой легкостью превращается в обаятельнейшего человека, почему же ему так трудно сделать это ради нее, размышляла она. Сколько раз ей самой приходилось поднимать себе настроение! Даже когда маркиз Арден, опустившись перед ней на одно колено, умолял подарить ему приколотую к ее волосам розу, Николас лишь снисходительно улыбнулся.

Она, должно быть, выдала свою боль, поскольку лорд Мидлторп, остановившись рядом с ней, спросил:

— Что вас так опечалило при виде этих юных влюбленных?

— Ничего, — ответила Элинор, пытаясь придать своему тону беспечность. — Я беспокоюсь о том, как все пройдет, ведь это мой первый прием.

Френсис покачал головой:

— Нет, Элинор, у вас на лице все написано. Вы смотрите на Питера и Эми, а думаете про себя и Николаса.

Она почувствовала, что краснеет.

— Ваш муж был бы плохим хозяином дома, если бы забыл про гостей и крутился возле вас, — продолжил Мидлторп. — И потом, он, вероятно, доверяет вам гораздо больше, чем Питер Эми.

— Уверяю вас, если я брошусь в объятия другого мужчины, он глазом не поведет.

К удивлению Элинор, ее собеседник рассмеялся:

— Вы совсем не знаете Николаса. Ревность не лучшее доказательство привязанности, но если он станет ревновать, разве это сделает вас счастливее?

Элинор тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах.

— Конечно, это неприлично и очень глупо, но боюсь, что да.

— Ладно, идемте. — Френсис подал ей руку. — Покажите мне вашу библиотеку. Это отвлечет вас от забот.

Она бросила взгляд на мужа и, приняв Протянутую руку, позволила увести себя из комнаты.

— Думаете, он бросится за нами? — спросила Элинор, когда они пересекли холл. — Сомневаюсь, что этот человек вообще заметил, как я покинула комнату.

— Не уверен. Более того, возможно, что я неосмотрительно рискую собственной жизнью, — с улыбкой сказал Френсис.

В его внимательных глазах светилась искренняя забота, и Элинор почувствовала, как сердце ее дрогнуло. Ну почему, почему она окружена вниманием всех и каждого, кроме одного-единственного…

Когда они вошли в темный кабинет, голос Мидлторпа прервал ее мысли:

— Не унывайте, иначе вы заставите меня думать, что моя компания никуда не годится.

— Вовсе нет. Не знаю, что бы я делала без вашей дружбы.

Он зажег свечи и огляделся вокруг.

— Какая чудесная комната! Так что вы хотели мне показать?

Элинор взяла альбом с китайскими гравюрами.

— Вы это выдели? Нет? О, тогда стоит посмотреть.

Он стал осторожно переворачивать листы.

— Замечательно. У меня тоже есть несколько подобных гравюр, но им далеко до того, что я увидел здесь.

Он был сама доброта, и Элинор быстро успокоилась, как обычно это случалось в его обществе.

Элинор сидела в кресле, Френсис склонился над ее плечом, листая альбом, когда дверь отворилась и вошел Николас.

Вряд ли по его виду можно было предположить, что он рассержен или хотя бы озабочен, вот только глаза как-то странно светились. Элинор пришлось удержать себя, чтобы не вскочить и не залепетать извинения.

Николас приблизился к столу.

— Нравится? Думаю, некоторые гравюры нужно поместить в рамку и повесить на стену.

— Да, — беззаботно отозвался Френсис, — стыдно прятать такую красоту, но надо быть осторожным, свет может повредить их. Подобные сокровища нуждаются в заботе. — Он опустил глаза на склоненную головку Элинор, которая с удвоенным интересом изучала гравюры, потом встал, потянулся и тихо вышел из комнаты.

От звука хлопнувшей двери Элинор вздрогнула и подняла глаза. Николас пристально смотрел на нее.

— Вас что-то расстроило? — спросил он.

Они оба прекрасно знали, что он вовсе не имеет в виду состояние их брака.

— Нет, ничего, — торопливо ответила Элинор. — Нам нужно возвращаться. Не стоит надолго оставлять гостей.

Он присел на краешек стола рядом с ее креслом. Пожалуй, это был самый интимный момент за долгие недели. Протянув руку, Николас стал задумчиво накручивать па палец ее локон.

Элинор словно окаменела, не в состоянии шелохнуться.

— Вы очень храбры и внимательны, Элинор. Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарен.

Его голос был тих, он ласкал слух и заставлял сильнее биться ее бедное сердце. Она опять не могла не признать силы его чар. В этом была какая-то магия. Элинор пыталась удержать ее, но волшебство тут же исчезло, стоило ей вспомнить о реальном положении дел.

Опустив голову, она пыталась подыскать подходящий ответ, но Николас опередил ее:

— Не знаю, станет ли вам легче оттого, что мне сейчас так же тяжело,как и вам, причем, полагаю, во многом по одной и той же причине.

Элинор ответила легким кивком. Гнев ее растаял в слезах, навернувшихся на глаза. «У нас поровну счастья и горя», — думала она, и хотя не до конца вникла в смысл его слов, но сам его тон, в котором сквозила искренняя озабоченность, бальзамом пролился на ее израненную душу.

Но вдруг Николас встал, разрушив хрупкую атмосферу задушевности. Когда Элинор подняла глаза, его взгляд уже был устремлен в сторону.

— Я не могу объяснить вам все, — начал он глухим, хрипловатым голосом, — но поверьте, если бы и мог, это не облегчило бы ситуацию. А теперь идемте, нам пора возвращаться к гостям.

Николас повернулся и подал ей руку. Элинор послушно поднялась, сознавая, что ход его мыслей она понять не в состоянии. И вдруг произошло то, чего она никак не могла ожидать. Он взял ее лицо в свои ладони…

— О, Элинор, я даже не могу просить у вас прощения.

Он наклонился, его губы нежно ласкали ее рот. И хотя этот поцелуй больше говорил о заботе, чем о страсти, она была благодарна за любое проявление чувств. Так сладко ощущать, что он рядом, окунуться в кольцо его внимания, если не в кольцо его рук…

— О Господи! — Николас оторвался от нее, и прежде чем он вышел из комнаты, Элинор заметила в его глазах смущение.

Секунду-другую она смотрела ему вслед, потом снова занялась гравюрами. Она по-прежнему ничего не понимала. Совершенно ничего. Ей было ясно только одно: Николас не испытывает к ней отвращения или безразличия. Подумав об этом, она улыбнулась сквозь слезы.

Вернувшись к гостям, Элинор сразу же заметила, что Николас совершенно овладел собой и теперь очаровывал сияющую мисс Херби. Немного постояв в одиночестве, она приняла приглашение Майлса Кавано на танец.

— Вы просто расцвели сегодня, — сказал он. — Думаю, я знаю, в чем секрет. — Он засмеялся и склонился к ее уху:

— У вас вид женщины, которую только что поцеловали.

Элинор вспыхнула, а Майлс довольно рассмеялся. Слава Богу, танец избавил ее от необходимости отвечать. И все-таки в непонятной жизни мужа она занимала определенное место: эта уверенность означала такое огромное счастье, какого она давно не испытывала.

Когда вечер закончился, Элинор и Эмили поздравили друг друга с удачным приемом.

Элинор готовилась ко сну, стараясь не слишком раздумывать о том, что Николас, как обычно, к ней не придет; но, вспомнив, как он поцеловал ее, почти физически ощутила свою тоску по нему. Может быть, в то блаженное утро любви она ввела его в заблуждение и у него сложилось впечатление, что она делала это неохотно?

И тогда Элинор решилась… Оставив волосы распущенными, нарушая неписаные законы, она постучала в дверь смежной комнаты…

Ей было слышно, как Николас отослал Клинтока. Затем дверь отворилась. На ее муже были только бриджи и рубашка, открывающая шею. Элинор вернулась памятью к той первой ночи в Ньюхейвене. Если бы тогда она повела себя иначе, изменило бы это жизнь к лучшему?

— Что-нибудь случилось? — официальным тоном спросил Николас.

— Н… нет. — Она никак не ожидала от него возврата к ставшей уже привычной безразличной манере, и ее отвага мгновенно улетучилась. — Я не…

Элинор отступила, но Николас взял ее руку и поцеловал.

— Простите, Элинор. Я вас обидел? Умоляю, не бойтесь меня. Вы, должно быть, устали. Вечер прошел замечательно. Поздравляю.

Он говорил легко и непринужденно, но она чувствовала, что это стоит ему немалых усилий.

— Благодарности главным образом заслуживают слуги и Эмили, — просто сказала Элинор. — Я в этом деле новичок.

— Чепуха. Хозяйка всегда задает тон.

Это был искренний комплимент, но голос Николаса стал напряженным. Элинор чувствовала, что контролирует себя лучше, чем он.

— Я хочу поговорить с вами, — наконец произнесла она. — Думаю, сейчас самое подходящее время сказать вам, что предположения подтвердились. У меня будет ребенок.

— Прекрасная новость. — Он улыбнулся, и его улыбка была полна искренней радости. — А вы думали иначе?

— О нет, — запротестовала Элинор. — Полагаю, однако, что вы предпочли бы, чтобы он родился позже…

— И тем убедил меня, что он мой? — откровенно переспросил Николас. — Это меня не беспокоит. Конечно, если бы предполагаемым отцом был кто-то иной, а не мой брат, дело обстояло бы иначе, но в этом случае… Нет, не беспокоит. — Он взглянул на нее и рассмеялся. — Беременность единственная вещь, о которой я очень мало знаю. Надеюсь, это не скажется на вашем здоровье?

— Мы просто замечательная пара. Я ведь тоже не очень много знаю об этом, но чувствую себя хорошо. Меня даже не тошнит, как это обычно бывает, хотя я больше не могу видеть стряпню миссис Кук, приправленную пряностями.

— Бедняжка Элинор, — рассмеялся он, обняв ее. — Значит, прощай острый супчик с приправами? — Николас мягко откинул пряди волос с ее лица. — Вы должны заботиться о себе, дорогая. Ради ребенка, ради себя самой. И ради меня. Вы уже выбрали акушера?

Элинор была почти на вершине блаженства, чувствуя неподдельную искренность его слов.

— Я бы предпочла повивальную бабку, — ответила она, — если бы смогла отыскать подходящую. Говорят, такая есть в Бартоне, у нее ни одна женщина не умерла при родах.

— Наверное, нам следует нанять ее, — сказал Николас, немного отстраняя Элинор от себя. — Это очень опасный период, и вы, дорогая, должны делать все возможное для своего здоровья. Обещайте.

Взглянув в его потеплевшие карие глаза, она вздохнула. Не стоит обольщаться, их проблемы не исчезли. За эти мгновения она заплатит страданием… и все же они так прекрасны!

— Обещаю, — заверила Элинор. — Это то, что легко выполнить.

— Благодарю. — Николас нахмурился, словно подбирая слова, и потом с каким-то скрытым отчаянием произнес:

— Вот увидите, скоро все переменится к лучшему. — Неожиданно он подхватил ее на руки и понес в спальню, а потом, бережно положив на постель, нежно поцеловал в висок, погасил свечи и вышел.

Но даже его уход не смог разрушить ее счастья. Элинор стосковалась по его доброте больше, чем даже по его страсти, и наконец снова обрела ее. С блаженной улыбкой на устах она наконец заснула.

* * *
Вскоре все действительно переменилось к лучшему. Николас все еще не часто бывал на Лористон-стрит, но, вероятно, благодаря присутствию Эми, оказываясь дома, с удовольствием проводил время в обществе Элинор и ее новой подруги. Временами Элинор даже казалось, что наступило лучшее время в ее жизни. Теперь, когда Эмили оставляла их одних, в поведении Николаса не появлялось столь знакомой отстраненности, и ей часто перепадали его ласка и нежные поцелуи. Во всем этом не было ничего похожего на страсть, но Элинор не настаивала. Жизнь далека от совершенства, но в ней столько сладости, что не стоит разрушать с трудом обретенный баланс, успокаивала она себя.

Однако в один далеко не прекрасный день все рухнуло. Это произошло в конце июня.

Глава 9

Пришло время, и Эмили собралась уезжать, чтобы присоединиться к своей матери и сестрам в Уэймоте. Все опасности по поводу инфекции остались позади. Николас и лорд Мидлторп пришли проводить ее, когда лорд Стейнбридж находился на Лористон-стрит.

Николас поцеловал девушку в щеку:

— Мы будем скучать без тебя, милая Эми, два старых, скучных женатых человека.

— Ты так говоришь, как будто и вправду вы похожи на старых и нудных супругов.

— Ничего не поделаешь.

— Но твоя жена еще вовсе не старая, — рассмеялась Эмили, тепло обнимая подругу. — Я буду часто писать. — Она тихонько хихикнула, посмотрев на все еще плоский живот Элинор. — Полагаю, вы скоро перестанете выходить в свет. И что же, поедете в деревню?

— Наверное, мне придется облачиться в паранджу, — Элинор вздохнула, — и все окружающие будут шарахаться в стороны.

Она тут же смущенно оглянулась — ведь граф не имел представления, что ее беременность подтвердилась. Теперь у нее не было иного выбора, как только принять неловкие поздравления лорда Стейнбриджа, и она так разволновалась, что, махнув на прощание Эмили и Френсису, ушла к себе, успев по дороге заметить, как Николас повел лорда Стейнбриджа в библиотеку.

Представив, как братья, мирно беседуя, обсуждают «их беременность», Элинор вдруг почувствована, что ее так и подмывает расколошматить что-нибудь. Господи, похоже, она превратилась в мегеру. Интересно, это просто естественное влияние беременности или результат изменения ее личности?

Когда она проходила мимо кабинета, то заметила, что дверь чуть-чуть приоткрыта. До нее ясно доносились голоса — братья обсуждали что-то, касающееся ребенка, и ей ужасно захотелось услышать, что именно. Окинув холл быстрым взглядом, Элинор удостоверилась, что поблизости никого нет, и, остановившись, стала прислушиваться.

— Кит, ты не имеешь никаких прав на этого ребенка. — Как обычно, голос Николаса звучал ровно.

— Но вполне возможно, он мой! И будет моим наследником.

— Все права, которые ты мог бы иметь, потеряны по твоей собственной воле. Если хочешь иметь наследника, то, ради Бога, никто не запрещает…

— Какую жизнь ты можешь предложить ему? Что ты можешь дать Элинор? Наш ребенок должен расти в Греттингли, там ему место.

— А Элинор? Может быть, стоит послушать, что она скажет по этому поводу?

— Конечно, она будет рядом с ребенком, — раздраженно отозвался лорд Стейнбридж. — Ради Бога, Ники, уж не хочешь ли ты оставить ее здесь одну?

— Ну зачем же? Может быть, я сам останусь с ней на Лористон-стрит, — спокойно произнес Николас. — Или мне тоже разрешено поселиться в Греттингли?

Наступило короткое молчание.

— Тебе отлично известно, — наконец сказал граф, — что пройдет немного времени, и ты снова возобновишь свои путешествия. На этот аргумент у тебя вряд ли есть возражения.

— Я и не знал, что мне запрещено пустить корни, если я захочу.

— Ты хочешь остаться? — В голосе Стейнбриджа послышалось замешательство.

— Почему бы нет? — небрежно ответил Николас, и Элинор поймала себя на том, что ненавидит, когда он так говорит. — Кроме всего прочего, очень даже возможно, что это мой ребенок. Я вовсе не хочу, чтобы ты воспитывал его.

Это было сказано без злости, но последовавшее молчание говорило само за себя.

— Не верю, Ники. — Голос графа был полон боли.

— Кит, мы с тобой совершенно разные люди, — устало заметил Николас. — Я не хочу, чтобы мой ребенок воспитывался в смирительной рубашке, сходной с той, что используешь ты, пытаясь отгородиться от всего мира.

— Не смей так говорить!

Напряжение стало невыносимым, похоже, Николас тоже дошел до точки кипения.

— Полегче! Я защищаю свои права, и если захочу остаться…

— Я запрещаю это!

— Пошел к черту!

Дрожа, Элинор отступила на несколько шагов. Она не могла поверить, что всегда невозмутимый Николас в конце концов потерял терпение.

Затем раздался полный страсти и боли голос лорда Стейнбриджа:

— Ты не в состоянии воспитать ребенка, слишком много времени уделяя сомнительным заведениям и посещая их с завидной регулярностью.

У Элинор перехватило дыхание. Он знал. А может, все знали?

— Пусть так, — согласился Николас без видимого беспокойства. — Отцовство пробудит во мне иные интересы. А что касается твоих слов, не лезь в это, Кит, не советую.

Лорд Стейнбридж сделал попытку перехватить инициативу:

— И как же ты собираешься осуществить свое отцовство? Я не знаю, где ты найдешь деньги на жизнь, где ты их находишь сейчас. Карты, наверное?

— Весьма прибыльный бизнес. Но я в нем не нуждаюсь.

— Ах вот как! Предупреждаю тебя, в случае несогласия я снова прибегну к знакомому оружию.

— Что? — На секунду Николас опешил и тут же рассмеялся:

— О, очевидно, то же самое, что ты сделал, когда приказал мне жениться на Элинор. Я был вынужден согласиться на твой обман. Неужели ты вправду оставишь меня без единого пенни?

— Прости. Я хочу Элинор и ребенка.

— Почему тогда ты не женился на ней? Уверен, она бы предпочла тебя… в свое время.

— Ты же знаешь, что я не могу жениться. Проклятие! Что ты делаешь? Ты не хочешь ее, обращаешься с ней отвратительно. Откажись от нее, Ники, и она будет счастлива со мной.

— Ты действительно так думаешь? — усмехнулся Николас. — Может быть, ты забыл, что было раньше… Неужели мне нужно объяснять, что у нее нет оснований чувствовать к тебе сердечную привязанность? Кроме того, она слишком хороша для тебя, Кит. К твоей досаде, я остаюсь. Если ты возьмешься за ум и проявишь гостеприимство, тогда, возможно, я уступлю тебе все права на эту женщину и ее ребенка.

Элинор до боли сжала кулаки, пытаясь сдержаться. Ярость душила ее. Будь у нее побольше сил, она убила бы их обоих.

Чувствуя себя совершенно разбитой, она отступила назад к лестнице и стала подниматься наверх, а затем, войдя в свою комнату, рухнула на постель. Оказывается, она была для него мелким товаром, новой игрушкой, которая может вскоре наскучить ему. Элинор решила, что никогда не будет жить со своим бедным ребенком в доме лорда Стейнбриджа. Уж как-нибудь она отстоит свою независимость.

Итак, ее муж наконец показал свое истинное лицо. Коварный обманщик, обаятельный наглец! Ей не раз приходилось видеть, как он пытается манипулировать другими, так почему же в его представлении быть исключением?

Что ж, когда-нибудь этому придет конец. Пусть себе таскается по борделям или отправляется к своей француженке — она, Элинор, сумеет сохранить внешние приличия, но ничто на свете не заставит ее поверить в его фальшивое внимание. Более того, если Николас вздумает играть ее жизнью или жизнью ребенка, она будет сопротивляться до конца.

В конце концов Элинор приказала заложить карету и вместе с Дженни отправилась к Хукему, но и там беспокойство мешало ей сосредоточиться. Она так и не смогла остановиться ни на одной книге и вернулась домой с пустыми руками и с желанием никогда больше не видеть Николаса Дилэни.

Кажется, Бог услышал ее молитвы: когда она вернулась с прогулки, его не оказалось дома. Элинор довольно улыбнулась. Собственно, не видеть мужа не так уж сложно, подумалось ей. Теперь она постарается реже бывать здесь, и в ее постели для него не будет места.

Когда Эмили уехала, Николас восстановил дистанцию между ними, и если им и выпадал шанс встретиться, Элинор держала себя достаточно холодно. Иногда она чувствовала на себе его заботливый взгляд, но он никогда не навязывал ей свое внимание, а она сохраняла видимость деловой доброжелательности.

Однажды они встретились за завтраком и оба сидели в полном молчании, просматривая газеты.

Украдкой взглянув на мужа, Элинор поняла, что такое «потускневшее золото». Николас похудел, под глазами пролегли тени, и новые морщинки появились на его лице. Сердце ее защемило. Как он мог творить такое с собой? О Господи, она готова сделать все, лишь бы уберечь его от неприятностей.

И все же, несмотря на отчаяние, которое иногда охватывало ее, Элинор старалась заботиться о своем здоровье: она не засиживалась поздно по вечерам, ела регулярно, хотя аппетит и оставлял желать лучшего, выпивала по три чашки козьего парного молока ежедневно, совершала прогулки, чтобы дышать свежим воздухом.

Однажды, когда они с Дженни направились в парк, Элинор припомнила тот день в марте, когда обнаружила слежку. Вспомнила она об этом потому, что ей показалось, будто их снова преследуют.

Так как все происходило днем, вокруг было полно народу. Элинор прибегла к тому же трюку, что и в прошлый раз, и увидела позади человека, который показался ей знакомым. Ну да, Том Холлоуэй, свидетель на их свадьбе в Ньюхейвене. Этому было только одно объяснение — муж установил за ней слежку. Возможно, и прежний случай был делом его рук, вот почему он не очень удивился, когда она рассказала ему об этом.

Элинор почувствовала, что ее душит злость. О Господи, ну почему Николас так непорядочно себя ведет? Неужели он подозревает ее в измене? Невероятно. Мерзко!

Внезапно еще худшее подозрение пришло ей в голову. Что, если он планировал отделаться от нее, причем самым ужасным способом? Он никогда не хотел жениться на ней и теперь обнаружил, что насильно оказался связан с женщиной, не имеющей с ним ничего общего, женщиной, избегающей его; женщиной, которая носит ребенка, и этот ребенок, еще не родившись, уже стал причиной скандала между ним и его братом и мог послужить причиной его финансового краха.

— Миссис Дилэни! — Задыхающийся крик Дженни заставил Элинор осознать, что она идет слишком быстро, почти бежит.

Она замедлила шаг. Здравый смысл восторжествовал. Если Николас чувствует себя связанным, он может уступить все права брату, а значит, будет свободен и еще более богат.

Элинор вспомнила, как лорд Мидлторп говорил что-то о ревности. Чувство обладания заставляло ее мужа ревновать к брату, который по счастливой случайности несколькими минутами раньше появился на свет. Николас, лишенный этого преимущества, не имел ничего.

Оторвавшись от своих размышлений, Элинор обнаружила, что сидит в своей комнате, а Дженни растирает ей руки. Она даже не помнила, как пришла сюда.

— Как вы себя чувствуете, миледи?

— Голова кружится. Кажется, это был обморок. Мне лучше прилечь.

— Не послать ли за доктором?

— Нет-нет. Все скоро пройдет. Ступай.

Когда Дженни ушла, Элинор легла и уставилась в потолок. Неужели она сходит с ума, или во всем виновата беременность? И может ли муж помышлять о смерти жены?

«А что, если причиной всему француженка? Возможно, мадам Беллэр наконец согласилась выйти за него замуж, и он жаждет получить свободу».

Элинор инстинктивно положила руку на живот. Что же ей теперь делать?

Бежать. Но куда? Вернуться к Лайонелу невозможно. Окажись она у лорда Стейнбриджа, Николас тотчас же вернет ее назад. Кроме того, она доверяла графу не больше, чем его брату.

Свежий порыв ветра вернул ей способность мыслить здраво. Элинор поднялась с постели и отдернула штору, позволив лучам солнца проникнуть в спальню, затем села перед зеркалом и попыталась разумно поговорить сама с собой.

Да, так случилось, что она замужем за мужчиной, который не любит ее, но он добрый, великодушный и позволяет ей жить своей жизнью. Многие женщины ночами не спят, мечтая об этом. Николас никогда не давал ей повода поверить в те злодейства, которые мерещились ее воспаленному воображению. Так не лучше ли ей прекратить избегать мужа? Если он ходит к шлюхам, то по крайней мере потом не является к ней с фальшивыми уверениями в вечной любви, и было бы лучше уже сейчас без лишних притязаний составить ему приятную компанию.

Элинор кивнула своему отображению в зеркале и улыбнулась.

Это решение придало ей сил. В итоге Элинор отменила все дела и осталась дома в надежде, что муж скоро появится.

Первый результат тем не менее был далек от желаемого. Когда Элинор сидела за чтением в гостиной, в дверях появился Холлигирт.

— Простите, миледи, вы сказали, что вас для всех нет дома, но джентльмен, который только что пришел, утверждает, будто он ваш брат.

Элинор замерла — она сидела молча, соображая, как же ей поступить. Холлигирт снова заговорил:

— Мистер Дилэни дал мне твердое указание: для мистера Лайонела вас «никогда нет дома», но новый лакей не оповещен, и джентльмен настаивает. Он говорит, это очень важное семейное дело. Я предложил ему написать записку.

Тот факт, что Николас дал слугам инструкции, не посоветовавшись с ней, неприятно задел самолюбие Элинор. Вспомнив их разговор по поводу независимости, она решила, что ее муж превысил свои права. И потом, чего ей бояться в своем доме, где она окружена слугами?

— Скажите, чтобы этот человек вошел, Холлигирт, — уверенно сказала Элинор. — Нам нечего бояться.

— Вы уверены, что это разумно, миледи?

— Он мой брат.

Как только Лайонел перешагнул порог комнаты, Элинор предупредила, что в его распоряжении пять минут, не больше.

Гость расплылся в дружелюбной улыбке, в то время как его глаза рыскали из стороны в сторону, рассматривая обстановку.

— Ай-яй-яй, Нелл. Разве так встречают единственного брата?

Оказавшись с ним лицом к лицу, Элинор ощутила, как былой страх вновь заполонил ее душу.

— Дорогого брата, хочешь ты сказать, который всегда был добр и внимателен? — усмехнулась она.

— Но ты ведь не станешь отрицать, что именно моими стараниями оказалась посреди этого великолепия?

Элинор чуть не потеряла дар речи. Ей следовало помнить, что Лайонел понятия не имел о чувстве вины; оставив бесполезные попытки напомнить ему о его вероломстве, она сказала:

— Садись и расскажи мне, что привело тебя сюда, только покороче.

Лайонел сокрушенно вздохнул и уселся на стул.

— Ладно-ладно. Ты никогда не отличалась добротой, моя дорогая. Я только пришел, чтобы сообщить тебе о моей предстоящей женитьбе.

— Ты женишься? — Элинор удивленно приподняла брови.

— Я сделал предложение, и оно было принято.

— И кто эта несчастная? — нахмурившись, спросила Элинор.

— Ай-яй-яй, Нелл. Неудивительно, что твой муж старается как можно меньше бывать дома, если ты и с ним разговариваешь в таком же тоне.

Элинор с трудом подавила раздражение.

— Ты хочешь сказать, что наш пример воодушевил тебя на супружеское счастье?

Его улыбка выглядела откровенно фальшивой.

— Именно так. Моя идея о браке состоит в том, что муж волен делать что хочет, пока жена тихо сидит дома.

Элинор не сразу нашла слова, пораженная столь точным описанием ее собственного положения. На этот раз ее брат попал в самое больное место.

— Ну и твоя будущая жена знает это? — резко спросила она.

— Конечно, нет, — рассмеялся Лайонел.

— Кто же, ради всего святого, твоя избранница?

— Ее имя тебе ничего не скажет. Должен заметить, твой вкус в выборе компаньонов всегда был превосходен. Дебора, к сожалению, не аристократка, зато жутко богата.

Элинор покачала головой:

— Могу себе представить. Тебе еще не указали на дверь?

— С какой стати? Предусмотрительный человек действует постепенно. Разумеется, мистер Дерри может возражать против потенциального зятя, у дверей которого толкутся назойливые кредиторы, поэтому я использую твои денежки, чтобы приукрасить дом и купить милые безделушки для Деборы. Надеюсь, все уладится наилучшим образом.

Элинор почувствовала укол беспокойства.

— Сколько лет твоей невесте, Лайонел?

— О, она очень молода — ей семнадцать. Нежный бутон.

— Господи, это непорядочно. Наверняка даже торговец что-то слышал о твоей репутации. И ты должен ему деньги.

— Должен, — самодовольно улыбнулся Лайонел, — но папаша Дерри верит, что настоящий джентльмен всегда в долгах. К тому же я искренне раскаялся в тех безрассудствах, которые совершил в беспечной юности.

— Короче, ты одурачил его, как одурачил уже многих. — Элинор задумчиво смотрела на брата. — Придется его предупредить.

Улыбка не исчезла с лица Лайонела, но взгляд его стал жестким.

— Это неумно, дорогая сестричка. Я склонен относиться к тебе по-доброму, но если ты вздумаешь вмешиваться в мои дела, могу и передумать.

— Что ты имеешь в виду? Мне от тебя ничего не нужно.

— Я тебе не скажу. Мои угрозы, как тебе известно, всегда замаскированы, но очень реальны. Скажем так, я уверен, что могу сделать кое-что, чтобы повредить тебе.

— Если можешь, то сделай это сейчас, — парировала она. — А еще лучше прекрати свои игры. Ты больше не можешь причинить мне зла, братец.

Лайонел пожал плечами, и к нему снова вернулось хорошее расположение духа.

— Не суйся в мои дела, Нелл. Как я понимаю, у меня нет никакого шанса встретиться с моим обожаемым зятем?

— Сомневаюсь, что ты этого хочешь.

— Я нахожу его просто очаровательным, — запротестовал Лайонел, — и очень благоразумным. Я даже пригласил его к себе на вечеринку, но он вежливо отказался.

— Думаю, из-за отвращения.

— Решительно не понимаю, откуда у тебя такой вздорный характер, Нелл. Честно говоря, судя по теперешним делам твоего мужа, моя вечеринка была совершенно в его вкусе. А вот тебе следовало принять предложение Девсрила — по крайней мере он не пренебрегал бы тобой. — Лайонел притворно вздохнул. — Мне пора идти, Нелл. Твои капризы слишком утомительны и действуют на нервы, а я просто ненавижу, когда кто-то портит мое настроение. До свидания, дорогая сестричка.

Слащаво улыбнувшись, он направился к выходу, но тут дверь распахнулась и на пороге появился Николас.

— А вот и возвращение блудного сына! — с чувством воскликнул сэр Лайонел, нисколько не смутившись и вскидывая руки, словно готовясь обнять вошедшего. — Дорогой сэр, весьма сожалею, что не могу остаться и поболтать с вами. Всего доброго, мистер Дилэни.

Николас гадливо посмотрел ему вслед и с треском захлопнул дверь.

— Что здесь делал этот тип?

Элинор все еще пребывала в воинственном настроении после неожиданной встречи с братом, и тон мужа показался ей возмутительным.

— Не кричите на меня. Брат пришел сообщить, что собирается жениться, это все. И напрасно вы, не посоветовавшись со мной, дали слугам указание отказывать в приеме моим гостям — я в состоянии сделать это сама, если того пожелаю.

— Ваш брат испортил вам настроение, — сказал Николас сдержанно, — одного этого достаточно, чтобы указать ему на дверь. Почему мои приказы игнорируются?

— Не знаю, — отрезала Элинор, — наверное, он подкупил кого-то из слуг.

— Вот как? И кто же его впустил? Элинор была совершенно сбита с толку.

— Ради Бога, Николас, к чему эта буря в стакане воды? Я в состоянии разобраться со своим братом без всякого ущерба для себя. Если это и вызвало во мне некоторое напряжение, то вам-то какая забота?

Не слушая ее, Николас позвонил в колокольчик. Появился Холлигирт:

— Да, сэр?

— Кто впустил сэра Лайонела Чивенхема?

Холлигирт побледнел.

— Новый лакей, сэр.

— Увольте его немедленно!

— Но, Николас! — воскликнула Элинор, но муж оставил без внимания ее протест.

— Вы слышите, Холлигирт?

— Да, сэр. Но если позволите сказать, Томас еще неопытен и не отважился захлопнуть дверь перед носом баронета, да к тому же брата хозяйки. Согласно правилам этикета, он проводил сэра Лайонела в салон и позвал меня. Николас недовольно хмыкнул:

— Тогда почему вы не выставили его?

Холлигирт продолжил вполне рассудительно:

— Когда сэр Лайонел объяснил, что пришел по срочному семейному делу, я понял, что не имею права не сообщить об этом миссис Дилэни.

Хозяин дома в раздражении прикрыл глаза.

— На первый раз прощаю, Холлигирт, но вам следует наконец понять, что мои распоряжения должны выполняться беспрекословно. Сообщите Томасу, что ему повезло и он сохранит свое место, а заодно напомните всем слугам, что они должны навсегда закрыть дверь перед сэром Лайонелом. Следующий, кто пустит его на порог, немедленно потеряет работу. Это касается и вас, Холлигирт. Можете идти.

Как только дворецкий вышел, Элинор заговорила с гневом, не уступавшим по силе раздражению мужа:

— Наверное, это касается и меня?

— Что за глупости!

Не выдержав, Элинор вскочила.

— Вы ставите меня в дурацкое положение. Все это нелепо и гадко. Я сама выберу, кого буду принимать, а кого нет в своем собственном доме.

Она вдруг почувствовала, что у нее дрожат колени, и снова опустилась на стул. Понимая, что ей предстоят долгие недели скверных отношений с мужем, она выпалила:

— Вы отвратительны!

— Может быть. — Голос Николаса звучал бесстрастно. — Но мои распоряжения незыблемы, Элинор. Если вы их нарушите, то этим лишите кого-то из слуг работы и хорошей репутации.

С этими словами он вышел. Элинор сидела неподвижно, от ее решимости не осталось и следа. Впервые они по-настоящему поссорились. Это означало новый уровень отношений в их браке, и из-за чего? Из-за попытки отстоять свое право видеть брата, когда она того захочет, при том что на самом деле у нее не было ни малейшего желания когда-либо вновь встретиться с ним. Наверное, она сошла с ума.

* * *
То ли из-за протеста против притеснения, то ли из чувства справедливости, но на следующий день Элинор сочла необходимым предпринять некоторые действия касательно помолвки брата. Она посетила миссис Дерри и ее единственную дочь Дебору.

Ей представлялось, что избранница брата окажется упрямым и честолюбивым созданием, стремящимся к неравному браку, чтобы за деньги приобрести титул и положение в обществе, но все оказалось далеко не так.

Миссис Дерри, женщина добрая и простодушная, очень обрадовалась приходу сестры сэра Лайонела — ей казалось, что это является знаком одобрения предстоящего брака со стороны высшего света; Дебора же оказалась хорошенькой нежной девушкой, не наделенной особым умом, но чистой и неиспорченной. Теперь Элинор окончательно уверилась в том, что Лайонел погубит ее.

— Мы никогда не видели свою птичку такой радостной, — сказала миссис Дерри, взглянув на зарумянившуюся дочь, игравшую бриллиантовым кольцом. — Нами движет вовсе не жажда жизненных благ, миссис Дилэни. Сэр Лайонел так добр к нашему сокровищу, что, думаю, девочка влюбилась в него с первого взгляда.

Дебора подтвердила это предположение смущенной улыбкой. Сердце Элинор упало. Она должна предупредить их, но как это сделать?

— Мой брат может казаться добрым, но он часто выходит из себя, когда ему перечат.

Миссис и мисс Дерри рассмеялись.

— Все мужчины таковы, — проговорила мать. — Я уже сказала Дебби, чтобы она не была глупышкой и не ожидала, что ее вечно будут осыпать комплиментами и лаской. Ну и она кое-когда топнет ножкой…

— Нет-нет, мама, — запротестовала дочь, продолжая улыбаться, — я никогда не теряю самообладания. Не важно, чего мне это стоит. — Она повернулась к Элинор, и на ее щеках заиграли ямочки. — Это правда. Я могу разозлиться, но когда уже готова взорваться, все вдруг проходит.

Элинор вздохнула и покачала головой.

— Вам везет, — сказала она, думая о своем недавнем визитере. — Думаю, так вы убережете себя ог многих неприятностей. Большинство ссор абсолютно не нужны и возникают из пустяков. Мой брат не приемлет возражений, но, пожалуй, я никогда не слышала, чтобы он в гневе повысил голос.

— Тогда, — благодушно заметила миссис Дерри, — они прекрасно подходят друг другу. Думаю, я могу быть с вами откровенной, миссис Дилэни. Мистер Дерри вначале колебался. Он опасался, что ваш брат немного, как бы это сказать… необуздан, но ведь все молодые мужчины таковы. Я не так глупа и не воображаю, что Дебби с мужем будут все вечера просиживать у камина, толковать о ценах и судачить о соседях. Нет, наша девочка должна проводить время так, как это принято в высшем свете, — ездить с визитами, блистать на приемах, наслаждаться всем этим, пока не появится малыш.

Элинор снова вздохнула. Визит не успокоил ее, скорее взвалил новый груз на плечи. Ничего не поделаешь. Она понимала, что ее долг отправиться к мистеру Дерри и открыть ему истинную натуру его будущего зятя — лишь так можно спасти Дебору от несчастливого брака. Как только ее приданое окажется в руках супруга, она может топать ногами, сколько ей вздумается, это уже ничего не изменит: вся его доброта мгновенно исчезнет, и лучшее, на что она сможет надеяться, это то, что муж будет игнорировать ее, единолично принимая все решения, касающиеся их обоих.

По пути домой Элинор пыталась составить план действий, но предостережение брата не выходило у нее из головы. Она знала, что Лайонел не бросает слов на ветер, а ее жизнь была достаточно сложна и без его вмешательства.

В конце концов Элинор решилась на то, что всегда глубоко презирала, — написала анонимное письмо мистеру Дерри на адрес его конторы.


"Дорогой сэр!

Вы собираетесь выдать свою дочь замуж за сэра Лайонела Чивенхема. С сожалением должна сообщить, что это самый ужасный лицемер в Лондоне; он глубоко погряз в пьянстве и разврате, и никакое доброе влияние его не изменит. В ваших интересах предостеречь дочь от брака с ним. Если вы предпочтете не делать этого, тогда распорядитесь ее деньгами так, чтобы она и вы в будущем могли влиять на его поведение.

Пожалуйста, поверьте, я пишу не из зависти или злобы, но с одной лишь целью предотвратить страшное несчастье, которое ждет вашу дочь в этом браке".


По дороге в магазин Элинор отправила письмо, надеясь, что сняла один камень со своей души. После их ссоры Николас относился к ней с ледяной вежливостью, и это выглядело гораздо хуже, чем его прежняя формальная учтивость. Сердце Элинор было разбито.

Шли дни, а о будущем Деборы не было никаких известий, и Элинор нанесла еще один визит семейству Дерри.

Встретили ее столь же приветливо, как и прежде, но теперь при этом присутствовал сам мистер Дерри, высокий мужчина, обладавший чувством собственного достоинства и проницательными глазами.

Миссис Дерри заговорила первой:

— Как мило с вашей стороны, что вы снова навестили нас, миссис Дилэни. Ваш брат ушел четверть часа тому назад.

Это сообщение лишило Элинор последней надежды на успех ее дела.

— Мистер Чивенхем был так рад слышать, что вы навестили нас, — продолжала миссис Дерри. — Он признался, что вы не слишком близки, но хорошо отзывался о вас.

Потом Элинор пришлось выслушивать планы приготовления к свадьбе и даже дать советы по этому поводу, прежде чем она наконец откланялась.

Мистер Дерри вызвался проводить ее к экипажу. Пока они шли к выходу, он попросил Элинор о приватной беседе в его кабинете. Как она и полагала, речь пошла о содержании письма — отец Деборы хотел узнать ее мнение об этом.

— Кажется, послание искренне написано, — осторожно сказала Элинор, но мистера Дерри ее отговорки не устроили.

— Смелее, смелее, миссис Дилэни, вы ведь знаете вашего брата. Написанное в письме действительно правда?

— Да, сэр, боюсь, что это так. — Элинор вздохнула.

— Ну и ну! — Мистер Дерри мерил шагами комнату. — Можете ли вы посвятить меня в детали его дурных поступков?

Элинор потупилась.

— К несчастью, мой брат — транжира и мот, и с этой точки зрения брак с вашей дочерью для него просто находка. Как вы знаете, вкусы и пристрастия людей различны, даже у родственников. Мы с братом никогда не любили друг друга. Справедливости ради должна заметить, что у него никогда не было недостатка в друзьях, но я… Я боюсь его.

— Миссис Дилэни, вы считаете, что он повредит вам, если вы выскажетесь против него?

— Он прямо сказал мне об этом, мистер Дерри.

— Вот, значит, как. — Хозяин дома снова зашагал по кабинету. — В письме сказано, что он лицемер…

— Так и есть. Он всегда выглядит веселым и милым, даже когда делает самые гадкие вещи.

— Он погряз в пьянстве и разврате…

Элинор оставила всякие попытки смягчить свои слова:

— Мистер Дерри, обстоятельства вынудили меня некоторое время жить в доме брата. Я избавилась от этого с помощью замужества, можно сказать, спаслась бегством. Это было место пьяных оргий, вместилище всех пороков, которые мне известны, и, без сомнения, те, о которых я даже не имею понятия. Слуги также участвовали в кутежах. Мне приходилось постоянно запираться у себя в комнате. — «Но и это меня не спасло», — добавила про себя Элинор и поднялась. — Такова правда. Вы вольны поступать как знаете, но я прошу вас не передавать мои слова брату.

Мистер Дерри взял ее за руки:

— Миссис Дилэни! Я могу только поблагодарить вас за вашу искренность и обещаю быть осторожным.

Элинор приняла его заверения, хотя не сомневалась, что Лайонел догадается о том, кто виновен в разрушении его планов. Она даже хотела рассказать обо всем Николасу и попросить его помощи, но отношения их делали это невозможным, и ей оставалось только с замиранием сердца ждать дальнейшего развития событий.

* * *
Когда три дня спустя, совершая утреннюю прогулку, Элинор увидела направлявшегося к ней брата, она сразу поняла, что ее ждут неприятности. Его красные, опухшие глаза говорили о том, что он не проспался.

— Доброе утро, дорогая сестричка!

— Привет, братец. — Она кивнула и пошла дальше. Лайонел зашагал рядом с ней.

— У меня печальные новости для тебя, Нелл: моей помолвке с мисс Дерри положен конец, и как раз после того, как ты предприняла усилия, чтобы подружиться с ее семьей. Совершенно неожиданная любезность с твоей стороны.

Элинор надеялась, что своим видом не выдала впечатления, которое произвели на нее эти слова.

— Просто нареченная вовремя распознала подлинную натуру?

— Дебора? Никогда. Она не видит дальше своего собственного носа. Зато папаша Дерри пришел в ярость и впал в какую-то безумную любознательность. Не у тебя ли, часом, он навел справки, сестрица?

Элинор предполагала, что Лайонелу известно о ее разговоре с мистером Дерри, поэтому сказала:

— Да, он делал такие попытки, и, уверяю тебя, я едва не поддалась искушению рассказать всю правду.

— Не поддалась? Раньше ты не стеснялась говорить о моем прошлом.

Элинор твердо посмотрела на брата:

— Можешь думать что хочешь, мистер Дерри не делился со мной своими сомнениями во время нашей беседы.

После минутного размышления Лайонел сказал:

— Ты никогда не умела лгать, Нелл, но обстоятельства переменились. Я рассчитывал на этот брак, а теперь придется устраивать свои дела иным способом; каким — об этом я извещу тебя в свое время.

Элинор заморгала.

— Ты, наверное, ждешь, что я ссужу тебе деньги?

— Нет, пока у тебя нет тысяч на мелкие расходы. Но ты все же поможешь мне устроить мою судьбу. Пока, дорогая.

Элинор в испуге смотрела, как он удаляется, сбивая тростью головки цветов. Она просто трезво оценивала своего брата. Лайонел был олицетворением зла. Ей необходимо поговорить с мужем, переложить этот груз на его сильные плечи. Но как подступиться к нему в его нынешнем настроении? В прошлый раз Николас разгневался. Теперь он впадет в ярость.

Глава 10

Сезон 1814 года продолжался дольше, чем обычно, и был наполнен праздничными церемониями, посвященными заключению мира. Участие во всех этих мероприятиях требовало от Элинор все больших усилий, уже не хватало прежнего энтузиазма. В сопровождении маркиза Ардена она отправилась посмотреть на празднование в Гайд-парке, но толпа и шум быстро утомили ее. По мере того как перед зрителями разыгрывалось сражение при Серпентине и взрывы становились чересчур сильными, ее нервы совсем расстроились, и она заспешила домой.

Но и дома она не находила себе места. Теперь, когда между ней и Николасом пролегла непреодолимая пропасть, она страстно мечтала восстановить хоть какое-то понимание. Время от времени Элинор пыталась изменить сложившееся положение, но Николас умело отстранялся. Она хотела, чтобы поскорее вернулась Эмили, хотела, чтобы ее муж не выглядел таким усталым и подавленным, хотела ни о чем не беспокоиться, но не знала, как всего этого добиться.

Пышные торжества закончились, и снова потекли дни, утомительно похожие друг на друга. Друзья Николаса, кажется, были осведомлены о происходящем и придумывали разные мероприятия, чтобы немножко развеселить Элинор, но она все больше теряла интерес к тому, что творилось в свете. Они придумывали новые развлечения, поездки за город, пикники на природе… Маркиз Арден и лорд Мидлторп были ее наиболее частыми компаньонами.

Что касается первого, он неизменно поднимал ее дух своими шутками, хотя Элинор порой замечала в нем некоторое напряжение. В результате это могло разозлить Николаса, но изменить что-либо она была не в состоянии.

Ее симпатия к лорду Мидлторпу также становилась все глубже. Она понимала, что при других обстоятельствах могла бы очень серьезно увлечься им, и проявляла осторожность, дабы сохранить их отношения на должной дистанции. В ее жизни и так хватало сложностей.

Если Николас находился поблизости, Элинор всегда чувствовала его присутствие и ей требовалось усилие, чтобы не броситься на его поиски. Тем не менее редкие моменты, когда они были вместе, не приносили ожидаемой радости. Они вели себя друг с другом с отменной холодностью.

Однажды, когда Элинор рылась на книжных полках, Николас вошел в библиотеку. Желая скрыть смущение, она быстро заговорила:

— Боюсь, я прочитала все романы и вот теперь пытаюсь найти что-нибудь посерьезнее…

— Неужели? — сказал он с рассеянной улыбкой. — Сам собой напрашивается еще один визит к Хукему.

— Может быть, вы что-то посоветуете? Что-нибудь поучительное…

— Поучительное? — повторил Николас. — Разве мы нуждаемся в поучениях? Пожалуй, лучше какое-нибудь философское эссе. — Он пробежал рукой по полке. — Вот, «Несколько писем по вопросу сознания».

Элинор с сомнением взяла книгу.

— Думаете, мне понравится?

— Не уверен. — Он усмехнулся. — Это дал мне мой друг, который сейчас преподает в Оксфорде.

Она поставила книгу на место.

— Вы можете попробовать почитать вот это. — Николас достал с полки увесистый том. — «Путешествие Марко Поло». Одна из самых замечательных книг о путешествиях, написана несколько столетий назад.

Когда Элинор собралась уйти, прижимая книги к груди, он сказал:

— Я слышал, недавно вы чуть было не упали в обморок? Вы уверены, что с вами все в порядке?

Она повернулась, тронутая его заботой.

— О, все хорошо, уверяю вас, — невольно вырвалось у нее. — Кто-то нажаловался вам совершенно зря. Просто головокружение и не более того.

— Полагаю, я имею право интересоваться вашим здоровьем. Дженни сообщает мне все подробности. Может быть, вы хотите уехать из города?

Элинор на мгновение задумалась.

— В Сомерсет?

— Или в Греттингли, если вы предпочитаете это место.

Она пристально вглядывалась в лицо мужа, стараясь угадать, что скрывается за его невозмутимым выражением. Почему, ради всего святого, он решил, что она хочет поехать туда?

— Пожалуй, я бы выбрала Сомерсет. Вы поедете со мной?

— Разумеется, я провожу вас, но у меня еще есть дела в городе.

Было соблазнительно думать о том, что во время долгого, неторопливого путешествия на запад он окажется рядом; к тому же это наверняка позволит ему немного отдохнуть.

— Хорошо, я подожду, пока вы освободитесь. — Элинор была благодарна мужу за заботу. Он не собирался отделаться от нее. — Но если мы решим обосноваться там — подходящее ли это место для ребенка?

— Мне говорили, там прекрасная акушерка. Точнее мы все узнаем, когда вы познакомитесь с ней лично. Единственное мое желание — сделать поездку как можно приятнее для вас.

Элинор вежливо улыбнулась в ответ, и ее мысли устремились в другом направлении. Она решила, что предоставляется прекрасная возможность затронуть деликатный вопрос.

— Возможно, то, что я скажу сейчас, отвратительно, но, Николас, меня мучает неизвестность. Что будет со мной и ребенком, если что-то случится с вами?

Его брови удивленно поползли вверх.

— Вы боитесь опять оказаться без средств? — спросил он. — Ваши интересы, а также иинтересы вашего ребенка будут оговорены в моем завещании. Это составит шесть тысяч фунтов в год. Кит назначается опекуном ребенка. Прошу прощения, дорогая, мне следовало раньше объяснить вам все это.

Элинор была просто потрясена тем, что Николас обдумал столь важный вопрос без напоминания с ее стороны.

— Тогда я могу больше не беспокоиться о моем будущем, — сказала она. — Вы обещали все уладить и доказали верность своему слову.

Он обнял ее за плечи.

— Я доказал верность вам, дорогая.

Элинор напряженно взглянула на него:

— Тогда почему вы избегаете меня? Я знаю, — продолжала она, собрав всю свою решимость, — вы не доверяете мне, потому что…

— Элинор! — Его руки сильнее сжали ее плечи.

Она подвинулась и положила голову ему на плечо. Его тепло, присущий только ему аромат окутали ее. Что он имел в виду? Она начала с эгоистичного поиска собственного комфорта, но теперь хотела того же для него.

Прошло несколько секунд, и Николас пошевелился.

— Элинор, вы можете потерпеть еще немножко?

— А вы, Николас, можете быть чуть добрее ко мне? — взмолилась она, не понимая, о чем идет речь, видя только его желание и чувствуя свое собственное.

Он, казалось, собрался использовать последний резерв.

— Да, конечно, могу. Почему бы нам, к примеру, не отправиться на прогулку?

И вот в ярком свете солнечного дня они поехали по улицам и потом вокруг Гайд-парка, который все еще был наполнен остатками сооружений от минувших торжеств.

Сейчас, пожалуй, лишь эти пустующие павильоны и столы под разноцветными навесами напоминали о недавних толпах зевак, фейерверках и шуме празднеств. Кругом было тихо и спокойно. Они встретили несколько знакомых, непринужденно поболтали о политике, о цветах и о погоде…

Смеясь над шалостями ребятишек и животных, любуясь чистыми линиями новых зданий, они избегали личных тем, но все же Николас сумел продемонстрировать свое искусство общения, свой шарм и сокровища своего ума, разложив все это перед ней как драгоценный подарок. О, золотые минуты, думала Элинор, поспешно пряча их глубоко в сердце.

Когда наконец Николас проводил ее домой, она на какой-то момент задержала на нем взгляд, соображая, есть ли способ показать, как много ей было дано узнать в этот раз. Она видела, что прогулка и у него оставила хорошее впечатление, и знала, что не заблуждалась на этот счет.

Однако все окончилось легким поцелуем в щеку. Не сказав ни слова, Элинор позволила ему уйти.

* * *
Николас заехал к лорду Мидлторпу и со стоном упал в кресло.

— Френсис, мне кажется, я схожу с ума.

— Я не удивлен. Что опять стряслось? — спросил Мидлторп, протягивая гостю бокал с бренди.

— Элинор… — Николас сделал глубокий глоток. — Ее терпение истощается. Я не могу винить ее, но молюсь, чтобы она продержалась еще несколько дней.

— Значит, конец близко?

— Все устроено, но Тереза не оставила навязчивую идею взять меня с собой. Это ужасно, но я не смею проявить слабость, иначе мы потеряем все…

Мидлторп подошел и положил руку на плечо друга.

— Ты очень сильно переживаешь из-за Элинор?

Николас вздохнул:

— Ну да… Прежде мне было незнакомо подобное чувство. Мне никогда не нравилась ни одна женщина. Я мог только мечтать о ней… Должно быть, это и есть любовь. Но Боже мой, в такое неподходящее время!

Хозяин дома не нашелся что сказать.

— Знаешь, — продолжал Николас, — я постоянно думаю о ней. Когда она дома, я с трудом могу находиться там. Желание быть рядом с ней переполняет меня. Иногда она отыскивает меня, и все, что я могу сделать, — это поскорее удрать…

— Ты не думал рассказать ей все?

Николас горько рассмеялся.

— Дорогая Элинор, — ядовито начал он, — прости, но мне необходимо удалиться, чтобы предаться страстной любви с женщиной, которую я терпеть не могу. Ты не возражаешь, ведь так, моя душечка? И все это, поверь, моя драгоценная, ради нашего отечества.

Слушая друга, лорд Мидлторп медленно заливался краской. Он избегал думать о том, что предстоит сделать Николасу, продолжая игру с француженкой.

— Возможно, знай Элинор, что ты ненавидишь Терезу, это было бы менее болезненно для нее?

Николас обхватил голову руками:

— Не могу, Френсис. Не могу…

Бронзовые часы на камине отсчитывали секунды. Затем тишину нарушил глухой голос Николаса:

— Каждый раз, направляясь к Терезе, я думаю, буду ли в состоянии удовлетворить ее? Боюсь, что, несмотря на мои отчаянные усилия, у меня ничего не получится. — Он коротко рассмеялся. — Прежде такого никогда не случалось. Однако какая смелость пред лицом врага. Ты думаешь, они дадут мне медаль?

Мидлторп сжал его руку. Это все, что он мог сделать.

— Знаешь, Френсис, — безразлично сказал Николас, словно разговор шел о пустяках, — это было бы справедливое возмездие, если бы моя хваленая мужественность покинула меня, когда я наконец освобожусь, чтобы упасть в постель Элинор.

— Ты не заслуживаешь осуждения, Ник, — твердо заверил друга лорд Мидлторп. — Не изводи себя. Ты достаточно настрадался, чтобы тебе простились твои грехи. И, — добавил он с легкой улыбкой, — такая участь будет едва ли справедлива по отношению к Элинор.

Николас резко рассмеялся:

— Не думаю, что так. Ты жалеешь, что я вовлек тебя в это, Френсис?

— Нет, конечно, нет. Хотя я бы предпочел оказаться сейчас в деревне и чтобы ты никогда не был замешан во всем этом. Но если последствия таковы, что из-за них может возникнуть новая война…

Николас глубоко вздохнул:

— Значит, нет вопросов? Спасибо. Думаю, ты дал мне сил выдержать еще две ночи… А потом, с благословения Господа, вся эта грязная игра закончится.

* * *
Прошло два дня, и сэр Лайонел снова подстерег Элинор на утренней прогулке. Не следует ли ей изменить время и место прогулок?

— Моя дорогая сестра, ты являешь собой образец безоблачного счастья.

— Мой дорогой братец, а вот ты, напротив, очевидное беспутство.

— О, Нелл, я пребываю в глубокой печали, — вздохнул Лайонел. — Ни на секунду меня не оставляют мысли о бедной маленькой Деборе.

— Это скорее она должна печалиться, — сухо ответила Элинор.

— Оба, оба, дорогая. Увы, мы оба совершенно потеряны. И моя судьба в твоих руках…

Элинор приготовилась к очередным неприятностям.

— Я уже говорила, что не могу одолжить тебе денег. Мой муж не позволяет мне это.

Лайонел издал короткий смешок.

— Ай-яй-яй… Какой строгий муж! Подумать только, так командовать милой женушкой. — Он вдруг стал серьезным. — Но разве не обязанность жены защитить своего мужа от самого себя?

— Что ты имеешь в виду? — Элинор насторожилась. Неужели брат собирается рассказать ей о мадам Беллэр?

Лайонел оглянулся проверить, как далеко от них находится Дженни и не сможет ли она услышать их разговор.

— Моя дорогая сестра, — сказал он, — твой муж по уши завяз в заговоре бонапартистов. Нет-нет, не делай такие глаза, я знаю, что говорю. Я, на свой грех, тоже вляпался в это дело. Мадам Беллэр, о которой, как я уверен, ты осведомлена, одно из основных действующих лиц. Она руководит действиями в Англии, но заговор охватывает весь континент, я бы сказал, даже больше — весь мир.

Элинор была настолько сбита с толку, что не могла скрыть своего изумления.

— Не веришь? Но, дорогая, хорошенько поразмысли вот о чем: твой муж пренебрегает тобой, но даже я готов признать — он не тот мужчина, который ведет себя вероломно с женщиной, с любой женщиной.

Элинор не знала, что и думать, однако сказанное в какой-то степени объясняло существующее положение. В то же время это было просто нелепо.

— Неужели есть сумасшедшие, которые хотят возвращения Бонапарта? — изумленно спросила она.

— О, многие и по многим причинам — тут и личные цели, и идеализм. Но только не я. Меня тошнит от всех этих дел, и я собираюсь раскрыть заговор. Я постараюсь все провернуть так, чтобы твой муж остался в стороне. И волос не упадет с его головы… всего за десять тысяч фунтов.

Сердце Элинор почти остановилось, но она тут же сообразила, что это ее брат, а никто иной делает предложение. Должно быть, он так шутит…

— Если я передам Николасу твои слова, — проговорила она, исподтишка наблюдая за братом, — он быстро охладит твой пыл.

Однако это не возымело никакого действия.

— Возможно, но я предусмотрительно оставил необходимые документы друзьям. Кроме того, ты всегда была настроена против Наполеона. И потом, разве тебе не хочется увидеть, как твой муж наконец выберется из сетей мадам Беллэр?

Элинор решительно проигнорировала последнюю часть его предложения и сконцентрировалась на заговоре.

— Конечно, я не бонапартистка, но тем более не могу представить, будто Николас поддерживает это чудовище. К тому же у меня нет десяти тысяч фунтов.

Последовала короткая пауза.

— У тебя, дорогая, есть нитка редкого жемчуга.

Элинор в ужасе уставилась на брата:

— Ты хочешь, чтобы я украла жемчуг?

— Я уверен, твой супруг гораздо больше ценит свою собственную жизнь, чем эти безделушки.

Элинор понимала: она готова отдать жемчуг, дом — вообще все, что у нее есть, лишь бы быть уверенной в безопасности мужа…

И тут ей припомнилось постоянное вероломство брата.

— Я не стану делать этого, Лайонел. Уверена, речь идет об очередной твоей мерзости. Я не хочу больше разговаривать с тобой.

Ее брат загадочно улыбнулся:

— И все же поразмысли об этом на досуге. Я буду здесь завтра в это же время. Если передумаешь, не забудь принести ожерелье — определенный аванс, — в противном случае можешь заказывать себе вдовий туалет.

Элинор вздрогнула. Она продолжала стоять, не в состоянии двинуться с места, беспомощно наблюдая, как ее брат шагает прочь. Она ненавидела его. Лайонел, не задумываясь, мог послать кого угодно на гильотину ради того, чтобы набить карманы серебром.

Пока они шли к дому, Дженни с тревогой поглядывала на свою госпожу.

— На вас лица нет, миледи. Может, присядете и передохнете?

— Нет, мне нужно домой. Брат опять расстроил меня. Мы всегда ссоримся.

Элинор изо всех сил старалась придать своему голосу твердость, но она видела, что Дженни искренне озабочена происшедшим и, без сомнения, передаст все Николасу. Что тогда? Она придет к мужу и расскажет ему о своих делах с братом? Что ж, может быть. Но не раньше чем разберется во всем сама.

— Прошу прощения, миледи, — сказала Дженни, словно вторя мыслям своей госпожи, — на вашем месте я бы все рассказала хозяину.

Элинор печально улыбнулась:

— Со мной все в порядке, и мне не хотелось бы, чтобы это дошло до мистера Дилэни.

— Я понимаю, — ответила Дженни, помрачнев.

Элинор замолчала. На самом деле она вовсе не была уверена, что Дженни ее послушается.

Уже дома она прошла в свой будуар, чтобы обдумать случившееся, не вполне сознавая, что же в этот момент происходит вокруг нее.

А происходило следующее. Том Холлоуэй заскочил, чтобы отчитаться об утренней прогулке Элинор, и сейчас они с Николасом беседовали в кабинете.

— Ну? — нетерпеливо спросил Николас.

— Сэр Лайонел встретился с ней снова. Кажется, они спорили, но не похоже, чтобы он особенно расстроился.

— Она пыталась отделаться от него?

— Мне так не показалось.

Николас вздохнул:

— Понимаю. Что ж, надеюсь, он не успеет натворить слишком много неприятностей до завтра. Ты можешь обойти всех наших и сказать, что мы встречаемся у Кавано сегодня вечером в девять?

— Уже иду.

После того как Том Холлоуэй покинул кабинет, Николас, глядя в окно, принялся нетерпеливо постукивать пальцами по раме. Затем он позвонил и послал за Дженни.

Когда служанка вошла, он предложил ей сесть.

— Дженни, я знаю, как ты предана моей жене, но… Не известно ли тебе, о чем говорили сегодня утром миссис Дилэни и ее брат?

— Нет, сэр. Я ничего не слышала. — Дженни опустила глаза.

— Совсем ничего?

Девушка колебалась.

— Она просила меня не говорить вам, сэр.

— Но ты должна сказать. От этого зависит безопасность моей жены.

Еще секунда, и Дженни сдалась.

— Да, сэр, это правда, что я почти ничего не слышала, но миссис Дилэни один раз, а может, два повысила голос. Я думаю, она сказала «это смешно» и потом что-то про Бонапарта. Это все, сэр. Но она была очень расстроена и, когда мы вернулись домой, сразу поднялась к себе. Она всегда так делает, когда чем-то огорчена. — Затем, набравшись храбрости, Дженни добавила:

— Прошу прощения, сэр, но это нехорошо в ее положении расстраиваться, да еще так часто. Вот почему я сказала ей, что она должна рассказать все вам, сэр, чтобы вы увиделись с сэром Лайонелом. Но госпожа заупрямилась и велела не говорить вам ничего. — Тут уверенность покинула девушку. — Я надеюсь, она не уволит меня…

— Глупости. — Николас внимательно посмотрел на нее. — Мы ничего не скажем о нашем разговоре. И потом, даже если она уволит тебя, я дам тебе превосходную рекомендацию. Ну а теперь иди.

После того как Дженни ушла, Николас некоторое время постоял в задумчивости, вертя в руках нож для разрезания бумаг. Потом, тихо пробормотав проклятие, всадил нож глубоко в полированную поверхность стола, затем быстро вышел из комнаты.

* * *
Вернувшись домой, сэр Лайонел застал там посетителей. Его вежливые приветствия лорду Деверилу и мадам Беллэр на этот раз прозвучали менее уверенно, чем обычно.

— Какая неожиданная радость! — сказал он улыбаясь.

— Неожиданная — это верно, — хмуро отозвался лорд Девесрил. — Вы опять встречались с вашей сестрой, Лайонел?

— О да, родная кровь не водица, знаете ли. Хотя ее чертов муж не хочет, чтобы я приходил к ним в дом.

— Точнее сказать, запрещает вам, — заметил Деверил.

— Ну да, именно так, — беспокойно согласился сэр Лайонел. — Совершенно необоснованно. Мы с Элинор встретились и немножко поболтали, вспомнили прошлое…

— Надеюсь, это была приятная встреча. А у нас, дорогой друг, опять для вас есть работа.

— Что?! — воскликнул Лайонел. — Вы снова хотите встретиться здесь…

— Не совсем, — томно промурлыкала мадам Беллэр. — Сейчас мой маленький салоп так популярен, что может превосходно соответствовать этой цели. Нет-нет, дело в другом. Я опасаюсь, что мой очаровательный Николас охладел к нашему делу. Небольшое вмешательство было бы весьма желательно, чтобы сохранить его для нас. Вам не кажется, что его жена могла бы нам помочь?

Сэр Лайонел издал звук, означавший искреннее изумление.

— Готов поклясться, вы лезете не на то дерево. Во-первых, я даже не могу заставить Элинор поесть, если она сыта, и, во-вторых, она не имеет никакого влияния на своего мужа. Если кто-то и способен поднять его энтузиазм, — заключил он со злостью, — так это вы, мадам.

Гостья загадочно улыбнулась:

— В этом я совершенно согласна с вами, сэр Лайонел. Но и вы, как это… лезете не на то дерево. Я боюсь, нам придется прибегнуть к более жестким мерам…

Сэр Лайонел побледнел, как бывало с ним всегда при мысли о физическом насилии.

— Но вы же не хотите проучить его, или…

— Конечно, нет. — Голос лорда Деверила был полон презрения. — Но он бы мгновенно отреагировал, если бы мы захватили его жену, не так ли? Особенно в ее положении. Не надо быть преданным мужем, чтобы постараться положить предел подобным действиям.

Лайонел тяжело дышал, его лоб покрылся испариной.

— Сэр Лайонел, сэр Лайонел, — укоризненно покачала головой мадам Беллэр. — Уж не думаете ли вы, что мы хотим сделать ей больно? Чтобы я, женщина, отважилась на подобные вещи… Простой угрозы будет вполне достаточно, а для этого мы должны заполучить ее.

— Так чего же вы хотите от меня? — испуганно спросил сэр Лайонел.

— Вы должны привести ее к нам.

— Но как? Как? Она не доверится мне, даже если бы я был ее последней надоедой. Говорю вам, это невозможно?

Тереза не спеша подошла, овеяв бедного Лайонела легкой дымкой терпких духов, и положила руку ему на плечо.

— Не убивайтесь так, мой друг! Мы понимаем, как это трудно, но к кому еще нам обратиться? Все слуги в доме Дилэни неподкупны, Элинор никогда не выходит одна. За ней постоянно наблюдают, и, кроме того, хватать ее посреди улицы было бы слишком рискованно. Вы наша единственная надежда. Мы дадим вам двух помощников. Все, что вы должны сделать, — заманить ее сюда.

— Сюда? — спросил он, побледнев от страха. Француженка улыбнулась:

— Я знаю, вы можете придумать способ. Например, предложите ей зайти, чтобы забрать что-нибудь, ну, скажем, напоминающее детство…

— Неплохая идея, — задумчиво произнес Лайонел. — Все ее вещи здесь. Но честно говоря, Элинор никогда не высказывала такого желания.

— Но у нее есть брат. — Тереза усмехнулась. — Попросите ее выбрать то, что она хочет сохранить на память. Но это должно произойти завтра.

— Я не увижу ее до завтра, — возразил сэр Лайонел.

— Увидите, — нежно сказала мадам Беллэр. — Я уверена, вы найдете выход. И тогда, — добавила она ласково, — мы не почувствуем необходимости вмешиваться в ваши маленькие планы.

— Мои планы? — Глаза Лайонела чуть не вылезли из орбит. Он сделал шаг к двери.

— Ну да. — Тереза снова улыбнулась. — Вы немножко разочаровались в бедном Бонапарте, не так ли? Думаете, ваше правительство заплатит вознаграждение за сведения об этом опасном заговоре? Что ж, так как и на нас подобная возня наводит скуку, завтра же мы положим конец всему этому. Но мы должны оставаться в безопасности, и поэтому вы приведете Элинор ко мне… Я все улажу, мы уедем, и тогда вы сможете все рассказать и получить свое вознаграждение. Правда, это будет слишком мелкая рыбешка для вашего правительства, чтобы праздновать победу. — Она выложила на стол увесистый холщовый мешок. — Тысяча гиней за причиненные вам неприятности и за ваши прошлые услуги. Не правда ли, хорошая плата за организацию авантюрного замужества вашей сестры?

— Ничего не понимаю, — пробубнил сэр Лайонел, не в силах отвести взгляд от мешка с деньгами. — Я думал, Деверил, вы и в самом деле добивались Элинор? Значит, все было спланировано еще тогда?

— Маленький дивертисмент, — продолжала мадам Беллэр вкрадчивым голосом. — Лорд Деверил еще успеет вкусить прелести вашей сестры в свое время, но, как говорится, на войне как на войне. Мишенью, между прочим, был другой брат — мы не ожидали вмешательства моего дорогого Николаса в этот заговор, однако это оказалось приятным сюрпризом, которым теперь пришло время воспользоваться. Так вы собираетесь помочь нам, сэр Лайонел, или нет? Спрашиваю в последний раз!

Лайонел взглянул в ее красивые, смеющиеся, безжалостные глаза и молча кивнул.

* * *
Приезд Эмили и Питера на время отвлек Элинор от ее тягостных размышлений.

— Слава Богу, теперь я смогу увидеть бэби. — Эмили неловко кашлянула. — О, мне не следовало говорить это, но я полагаю, теперь едва ли возможно не заметить… Мне кажется, я бы… — Эмили не договорила и, залившись румянцем, перевела смущенный взгляд на Питера, который тоже слегка покраснел.

— Правда, Мышка, все именно так. Элинор, вы не возражаете, если я оставлю ее здесь на час или два?

— Конечно, нет. Мне всегда хорошо в такой компании.

Когда он ушел, Эми хихикнула:

— Разве не прелесть? Каждый Божий день я должна ущипнуть себя, чтобы поверить, что все это не сон и Питер на самом деле любит меня, ведь кругом так много более достойных девушек.

— Ах, Эми, я так рада снова видеть тебя. Ничего, что я…

— Ну что ты, Элинор, я и сама хотела перейти на ты. Скажи, с тобой все в порядке? Ты выглядишь усталой.

— О, это все жара, — вздохнула Элинор. — В общем, я чувствую себя прилично. Но, должна признаться, беременность — вещь довольно утомительная. Еще так долго ждать…

— Николаса, видимо, нет дома? — безмятежно спросила Эмили. — Мужчины вечно заняты. Френсис тоже где-то в городе. Пока моя мать и я здесь, мы думали организовать маленький обед сегодня вечером, но он сказал, что у него деловое свидание. Это в июле-то! Мама очень расстроена и говорит, что он пренебрегает семейными обязанностями. Это несправедливо — он такой замечательный брат! Ты понимаешь, что я имею в виду?

Элинор рассмеялась. Как чудесно, что Эми снова рядом!

— Действительно, он кладезь доброты.

Эмили вздохнула:

— Нет никого счастливее меня. Ты знаешь, герцогиня Аранская старается заполучить его для своей младшей дочери. Маму просто распирает от гордости, хотя я не уверена, не заинтересовался ли Френсис леди Анной. Мне она нравится, но, разумеется, это ничего не значит.

— Леди Анна? Прелестная белокурая девушка, которая слегка хромает?

— Да. Она прехорошенькая, и я думаю, подошла бы Френсису больше, чем какая-нибудь чересчур энергичная особа. Леди Анна немножко стеснительна из-за своей хромоты, но я уверена, Френсис не станет беспокоиться на этот счет, если полюбит ее.

— О нет. Конечно, нет, — согласилась Элинор. — Френсис был бы превосходным мужем для такой скромной девушки. У него добрая душа.

Глаза Эмили засверкали.

— Пожалуй, я устрою маленькое сватовство. Ты знаешь, — сказала она, внезапно сменив тему, — я на днях встретила твоего брата, и он мне не понравился.

— Ничего удивительного.

— Он улыбался и пробовал острить, но так, что меня чуть не стошнило. Потом начал расспрашивать меня на все лады о Френсисе и Николасе и о том, что они делают вместе. Мне показалось, что это странно и попахивает дурными манерами. Потом он начал говорить, как обеспокоен твоим благосостоянием… — Заметив, как побледнела Элинор, Эмили хлопнула себя ладонью по губам. — О, я расстроила тебя! Опять мой противный язык.

— Нет-нет, ничего, — поспешно сказала Элинор. — Мне просто неприятно, что мой брат так вел себя.

— Глупости. — Эмили постаралась успокоить подругу. — Как говорится, в семье не без урода. Я ведь рассказывала тебе о моем дядюшке Джимми?

Делая вид, что слушает забавный рассказ о похождениях жизнелюба из семьи Хейли, Элинор постепенно приходила в себя. Итак, лорд Мидлторп тоже принимает участие в этой безумной затее. А Эми? Такая милая, невинная и вовлечена в безнадежное дело? К чему все это может привести? Государственная измена грозила виселицей для всех участников заговора.

В результате своих нелегких размышлений сразу после ухода Эмили Элинор предприняла решительный шаг. В сопровождении Дженни она направилась на квартиру, занимаемую лордом Мидлторпом. Это выходило за рамки хорошего тона, но она могла довериться Дженни и надеялась, что никто не увидит ее.

Лакей удивился, увидев ее, но она не дала ему опомниться и прошла в холл.

— Пожалуйста, доложите лорду Мидлторпу, что миссис Дилэни просит принять ее.

Френсис, услышав ее голос, поторопился навстречу.

— Ради всего святого, вам не следовало приходить сюда. Что-то случилось?

Велев Дженни ожидать в холле, она молчала, пока хозяин не провел ее в кабинет.

— Френсис, мне необходимо задать вам несколько вопросов, — заявила Элинор, как только они остались одни. — Но сперва вы должны обещать мне, что не расскажете Николасу о моем визите и о предмете нашего разговора.

Если минутой раньше он выглядел озабоченным, то сейчас явно занервничал.

— Элинор, вы ведь знаете, я ни за что не стал бы обсуждать это с Николасом, но после ваших слов мой долг обо всем рассказать ему.

Однако Элинор не собиралась отказываться от своего намерения.

— Мне нужна ваша помощь, Френсис, но без вашего слова я не могу просить ее.

— Поверьте мне, Николас именно тот, к кому вам следует обратиться, а не ко мне. Он поймет вас.

— Возможно, — сказала Элинор непреклонно. — Я думала об этом. Мне нужно принять определенное решение, но для этого я недостаточно осведомлена. Я действительно должна бы сперва рассказать Николасу, однако при сложившейся ситуации сейчас это невозможно.

Последовало напряженное молчание.

— Это просто какой-то шантаж.

— Вы думаете? Как неприятно. Но мы все втянуты в довольно неприятное мероприятие, разве не так?

Френсис испуганно взглянул на нее:

— Как я понимаю, вам кое-что известно?

— Я должна заручиться вашим словом, — повторила Элинор.

Последовало долгое молчание, и в конце концов хозяин дома вынужден был отступить.

— Что ж, ваша взяла. — Он вздохнул. Элинор стала осторожно подбирать слова.

— Мне дали понять, — наконец сказала она, — что между Николасом и мадам Беллэр вовсе не любовная связь — он вовлечен ею в дело, имеющее значение международного масштаба.

Реакция Френсиса была мгновенной:

— Как вы узнали об этой женщине?

— Да будет вам. Весь Лондон знает. И это не самая главная проблема. — Произнеся роковые слова, Элинор поняла, что в них-то и заключена правда. Ее не очень заботила привязанность мужа к другой женщине, за исключением тех моментов, когда это угрожало его жизни.

— Пусть так, — беспокойно заметил лорд Мидлторп. — Но откуда вы знаете? Это так существенно, что я немедленно должен сообщить Николасу.

— Но вы дали слово! — воскликнула она.

— Элинор! — Он вскипел. — Если вам ясна суть дела, то вы должны понимать, насколько это важно. Сейчас не время для женских капризов.

— Но, Френсис, — резко возразила она, — я понимаю, было бы намного проще, если бы я действовала сама без вашей помощи… и все-таки я не могу. Дайте мне факты, и я приму решение. У меня в голове не укладывается, как он мог быть столь безумным, чтобы позволить вовлечь себя в это. Вы тоже с ним заодно?

— Нет, разумеется, — заверил он. — Во всяком случае, не впрямую. Николас сказал, что это слишком рискованно, учитывая, что у меня мать и сестры.

— А как же я? Разве он не моя единственная опора? — не удержалась Элинор.

Мидлторп накрыл ее руку своей рукой.

— Николас участвовал в этом еще до женитьбы, и он знает, что вы всегда можете обратиться к его брату.

Элинор и не подумала комментировать столь сомнительное предложение.

— Итак, — она, нахмурившись, взглянула на него, — вы хотите сказать, что одобряете действия моего мужа?

— Одобряю — это слишком сильно сказано, — заметил Френсис, — но я понимаю мотивы, которые движут им. Более того, я восхищаюсь его решимостью.

Элинор вздохнула и покачала головой. Видимо, ей никогда не понять мужчин!

— А я-то думала, что знаю вас обоих. Вы оба безумцы. Но Николас мой муж, и я полагаю, моя обязанность поддерживать его, несмотря на мое собственное отношение к этой затее.

Она поднялась и натянула перчатки.

— Я должна идти. Если хотите, можете рассказать Николасу, что мой брат плетет интриги против него. Было бы лучше, конечно, если бы он взялся за ум и отказался от этого дела, пока оно не погубило его самого, но в любом случае ему следует остерегаться Лайонела. И ни при каких обстоятельствах не говорите Николасу, что я тоже кое-что знаю. Вы дали мне слово.

Элинор ушла от Мидлторпа, сознавая, что он напуган до смерти, столь неожиданная, ужасная новость освободила ее от других переживаний. Николас оказался романтиком, но по крайней мере не похотливым развратником.

Все эти мысли неотступно следовали за ней, и когда, придя домой, она обнаружила, что Николас дома, то совсем пала духом. Встретиться с ним сейчас с глазу на глаз было более чем не просто. Ей тут же передали его просьбу подняться к нему в кабинет, и как можно скорее. О Боже, неужели Френсис уже все рассказал ему? Но это просто невозможно!

Она нашла мужа сидящим за столом, заваленным кипой бумаг. Сладкое неповторимое чувство охватило ее, нежность разрывала сердце.

— Мне вдруг пришло в голову, Элинор, — небрежно произнес Николас, — что было бы удобнее для вас иметь возможность самой открывать сейф: вам могут понадобиться украшения, когда я буду в отъезде. — С этими словами он протянул ей ключ. — Просто приглядывайте за ними, моя дорогая.

Это было так неожиданно и так перекликалось с ее проблемой, что Элинор растерялась.

— Зачем? Я не… вы знаете, я редко надеваю их, но… Спасибо. — Она собрала всю свою волю. — Я хотела спросить, Николас, жемчужное ожерелье, должно быть, стоит кучу денег? Должна признаться, что с ужасом думаю, а вдруг, не дай Бог, я потеряю его.

Он удивленно взглянул на нее:

— Да, конечно. Более того, ему непросто будет найти замену. Но оно предназначено для того, чтобы его носили. Говорят, жемчуг тускнеет, если долго лежит в коробке. — Он с искренним безразличием пожал плечами. — Потеряете, так потеряете. Право же, не велика трагедия…

— Слава Богу, вы сняли груз с моей души, — сказала Элинор. — Я буду надевать его как можно чаше.

Она заколебалась. Ей хотелось сказать что-то такое, что внесло бы немножко теплоты в их общение, но Николас снова углубился в свои бумаги, и она поняла, что ей ничего не остается, как только покинуть кабинет и оставить его в покос.

В этот вечер дела снова требовали его присутствия, и Элинор ужинала в одиночестве, что, впрочем, предоставило ей время все спокойно обдумать. Она решила, что отдаст жемчуг своему брату — это была ничтожная цена за жизнь ее мужа.

С досадой отодвинув тарелку и злясь на Николаса за то, что он вовлек их всех в такое рискованное предприятие, Элинор поднялась и вышла из комнаты.

Глава 11

На следующий день она, как обычно, отправилась на прогулку в сопровождении Дженни. Тут же невесть откуда появился ее брат, и она протянула ему мягкую сумочку с жемчугом.

Лайонел заглянул внутрь и расплылся в довольной улыбке:

— Вот это разумно! На самом деле, Нелл, ты способствуешь моей дальнейшей активности. Боюсь, что надвигающиеся события вынудят меня срочно покинуть Лондон, и поэтому я намерен продать дом. Там осталось кое-что из твоих вещей. Если желаешь, можешь зайти и выбрать, что захочешь. Я помню, там, есть матушкина коробка для рукоделия. Может быть, ты захочешь оставить ее себе?

— Да, пожалуй, — сказала Элинор с искренней благодарностью. — Тебе не трудно прислать мне ее? Однако Лайонел не собирался сдаваться:

— Конечно, я бы с удовольствием, но там на чердаке много и других вещей, может, ты захочешь выбрать что-нибудь из них? Почему бы тебе не прийти и не взять самой?

— Потому что, братец, у меня нет никакого желания переступать порог твоего дома.

— Но подумай сама, могу ли я снова обидеть тебя и зачем? Ты никогда не была такой трусихой. Возьми провожатых, лакея… Тебе все равно нужен кто-то, не потащишь же ты все сама? Предупреди меня, когда захочешь зайти, и я постараюсь удалиться. Но учти, через несколько дней будет уже поздно. — С этими словами он повернулся и зашагал прочь, продолжая соображать, как бы заманить ее, если она не клюнет на эту наживку. По крайней мере, если ему придется спасаться бегством от прежних приятелей, у него есть кое-что, чтобы откупиться от этих волкодавов.

Элинор сидела за ленчем, обдумывая предложение Лайонела, когда Николас внезапно вошел в комнату. Он давно уже не обедал и не ужинал дома, так что на столе даже не было второго прибора.

Она потянулась за колокольчиком, но он остановил ее:

— Не надо звать прислугу, я просто хотел поговорить с вами, Элинор.

— О! — Она почувствовала дрожь беспокойства. Неужели Френсис предал ее? Или Николас узнал про ее встречу с Лайонелом? — Я уже закончила, — сказала она, поднимаясь, — может быть, пройдем в кабинет?

Когда Элинор села в большое уютное кресло и взглянула на мужа, то снова заметила, как неважно он выглядит. Его прекрасные глаза потускнели от долгих ночных кутежей.

— Николас, у вас ужасный вид.

— Да? — рассеянно переспросил он. — Действительно, я жду не дождусь, когда смогу отправиться в деревню и наконец отдохнуть. — Он повернулся к ней, и в эту секунду его печаль как рукой сняло. — Элинор, я знаю, вы встречались со своим братом. Не могли бы вы рассказать мне, что за дела у вас с ним?

Удивительно, но в его голосе не было ни раздражения, ни угрозы, всего-навсего вопрос. Но даже это привело ее в панику, которую она едва могла скрыть.

— В этом не было моей инициативы. Разговор касался его женитьбы. Девушка отказала, и он считает, что виновата я.

— Это действительно так?

— Да. — Она была рада ухватиться за неожиданно подвернувшуюся тему для разговора. — По-моему, он так отвратителен, что я рассказала о нем отцу невесты. Не могу допустить, чтобы он женился на невинной девушке.

— Сомневаюсь, что после этого ваш брат чувствует к вам особенное расположение.

— Пусть так, но мне все равно. Он замышляет новую интригу, — добавила она безучастно, вертя в руках гусиное перо, лежавшее на столе. — Новый способ обеспечить свое будущее. Он даже упоминал об отъезде за границу.

— И вы знаете, что это за интрига?

— Нет. — Элинор вспомнила, как часто Лайонел говорил, что она не умеет лгать, и сейчас еще раз убедилась в этом. Подняв глаза и встретившись со взглядом мужа, она нашла в нем то, на что надеялась, — дружеское сочувствие, и тут же поняла, что ей не удалось обмануть его.

После длительного молчания Николас вздохнул:

— Мы стали очень далеки друг от друга, правда? Вы как-то обвиняли меня в том, что я не доверяю вам. Понимаю, это полностью моя вина. Что касается вас, то вы, Элинор, всегда вели себя безупречно, и я весьма благодарен вам за это.

Что-то в его голосе насторожило ее.

— «Безупречно» звучит почти так же, как «безнадежно». Это прощание?

Он быстро взглянул на нее:

— Нет! Ради Бога, Элинор, не думайте так! Я просто хочу, чтобы вы знали, как я ценю вас. Что касается безнадежности, — он подошел и взял ее руки, — то это не имеет к вам отношения. Вам, должно быть, известно о мадам Беллэр?

— Да.

— Какой же я идиот — думал, что смогу утаить это от вас. — Николас резко оставил ее руки и отвернулся. — Значит, вы понимаете, почему я не приходил к вам с изъявлениями любви.

О Боже… Она не знала, что сказать. Ее сердце кричало: «Я была бы благодарна даже за притворство!»

Стоя к ней спиной, он заговорил снова, в его голосе явно почувствовалось напряжение:

— Элинор, как только все это закончится, я приду к вам. Примете ли вы меня тогда и сможем ли мы построить нашу совместную жизнь?

О, сердце мое, нужно ли спрашивать?

— Я никогда не отворачивалась от вас, — тихо ответила она.

— Но… нет, это несправедливо. — Он подошел и прислонился к оконной рамс, глядя за окно на деревья, одетые в густую летнюю листву, на птиц, деловито прыгающих с ветки на ветку. — Скажите мне, если бы мы могли повернуть время вспять, хотели бы вы, чтобы ничего этого не случилось?

— Нет, — твердо проговорила она, напряженно глядя в его сторону. — Моя жизнь была так ужасна, что любая перемена казалась спасительной. Николас, что вы пытаетесь сказать?

Он вдруг рассмеялся и повернулся к ней.

— Одному Богу известно. Извините, дорогая, должно быть, я слишком устал. Я, кажется, всегда прихожу к вам не выспавшись. — Он пересек комнату и, взяв ее за руки, поднял с кресла. — Вам не будет очень неприятно, если я вас поцелую? Видите, я даже этого не знаю.

Элинор покраснела и покачала головой.

Что-то внезапно сломалось в ней, наверное, виной тому было его прикосновение. И что она теперь должна делать? Внезапно неприятная мысль пришла ей в голову: а если он знает, что она сделала, и пытается втянуть ее в свои безумные планы?

Она подняла на него глаза.

— Наверное, поэтому вы никогда не целовали меня? — холодно усмехнулась она.

— Показываете коготки? Что ж, я заслуживаю наказания. Но вы созданы для поцелуев. — Его губы легко прошлись по абрису ее рта.

Элинор почувствовала, что здравый смысл покидает ее.

— Вы пьяны?

— Могу я опьянеть от желания? — сказал он с улыбкой. — Просто я потерял голову.

Неожиданно Николас притянул ее ближе и прижался своими теплыми и мягкими губами к ее губам. Его рука легла на ее волосы, и она не пыталась освободиться. Просто не могла. Инстинктивно ее губы открылись навстречу ему. Его язык проделывал безумные движения, вызывая возбуждение, которое поразило ее. Затем его губы спустились ниже вдоль ее шеи.

— Элинор, моя милая, — пробормотал он. — Как все это чудовищно.

Отклонившись назад, она недоверчиво посмотрела па него:

— Что?

Карие глаза улыбнулись ей, глядя на нее сверху.

— Все. Но не беспокойтесь, это скоро кончится.

— Вам угрожает опасность! — задыхаясь, прошептала она.

— Нет. Правда, нет. — Он нежно коснулся ее щеки. Голова Элинор кружилась от желания, смущения и страха.

— О, Николас, я хочу помочь вам. — Она еще крепче обняла его.

— К сожалению, нет ничего, чем бы вы могли помочь. — Его большой палец ласкал уголок ее рта. — Улыбнитесь мне, моя милая, вот так. Это грязное дело, притом довольно запутанное, но скоро все разрешится. Вы мне поможете, если будете и дальше вести себя так, как вели до сих пор, — спокойно и храбро.

Осторожно отпустив жену, Николас покачал головой, продолжая с улыбкой смотреть в сторону.

— Все, что я хотел — увидеть вас и сказать несколько слов, чтобы поддержать ваш дух. Я, должно быть, устал сильнее, чем думал. Поймите, дорогая, я сохранял дистанцию, стараясь избежать таких сцен, как эта… — Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. — Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Право, не стоит.

Элинор крепко вцепилась в его руку.

— Но я ничего не могу с собой поделать. — Желание рассказать ему все переполняло ее. Что ж, по крайней мере если Лайонел сдержит слово, Николас будет в безопасности. — Хотя бы иногда давайте себе отдых, Николас, — сказала она. — Чтобы я могла быть уверена, что вы не разбиты окончательно.

Он покачал головой:

— Нет, я должен сделать кое-что еще, а потом Майлс даст мне передохнуть. В любом случае мне необходимо быть там сегодня вечером.

Подарив ей на прощание легкий поцелуй, Николас вышел, оставив Элинор в полном замешательстве. Она верила, что Лайонел совершит свое предательство, но не представляла, как ее брат намеревается все устроить. И разве разумно доверяться Лайонелу? С другой стороны, отдать брата на верную смерть было выше ее сил.

Николас сказан ей, что вопрос слишком запутанный. Боже праведный, неужели все еще возможно вернуть Наполеона с острова Эльба? И тогда он с новой силой начнет терроризировать Европу.

Элинор тихо застонала. Она была не в состоянии разобраться во всем этом и не имела никого, кому могла довериться. Ясно одно — готовилось что-то важное, а она оставалась совершенно беспомощной.

Когда к ней заглянула Эмили, Элинор постаралась спрятать от нее свою тревогу.

— Боже мой, Эми! Только не говори, что компания Питера тебе уже наскучила!

— Никогда, — Эмили рассмеялась, — но он весь в делах, и поэтому я решила, что могу провести несколько часов с тобой, если у тебя нет возражений.

— О чем ты, конечно, нет — я сейчас живу очень тихо. Мы, правда, планировали через день или два поехать за город. — «Если Николас пока еще имеет право на жизнь и свободу», — добавила она про себя.

— Это хорошая новость. Тебе в твоем положении необходим деревенский воздух.

Стараясь отвлечь внимание Эмили, Элинор стала показывать ей, как удалось переделать детскую. Хотя и надеялась, что ее ребенок будет расти за городом, все же решила довести это дело до конца.

Потом они сидели и трудились над приданым для новорожденного, болтая о всяких пустяках. Эмили сожалела, что Элинор не сможет присутствовать на ее свадьбе в сентябре. Элинор согласилась, что длительная поездка для нее нежелательна, но вот Николас мог бы приехать.

— Николас? Не знаю, мы не очень-то ладим последнее время.

— Почему?

— Почему? — переспросила Эмили. — Все из-за того, что я видеть не могу, как дурно он обращается с тобой! О, только не надо так расстраиваться, Элинор. Я не хочу огорчать тебя, но мне трудно притворяться, будто все идет хорошо. Питер разозлился бы, если бы услышал мои слова, но я не переношу лицемерия. Я на твоей стороне, Элинор, и это же сказала Николасу!

— Ты говорила с Николасом? — удивилась Элинор.

— Да, когда встретила его на Бонд-стрит. Он стал осыпать меня комплиментами. Обычно я не придаю значения подобным пустякам, но тут не выдержала и сказала ему, что лучше бы он обратил внимание на свою жену. Николас стоял как громом пораженный. Так ему и надо. Дорогая, надеюсь, я не расстроила тебя?

Элинор покачала головой:

— Нет. Полагаю, скорее я должна задать тебе подобный вопрос. Кому приятно знать, что у нас не все ладится.

— Опять одно и то же, — вздохнула Эмили. — Почему-то все думают, что я не в состоянии переносить неприятности, а на самом деле все наоборот. Я счастлива и поэтому могу сохранить душевный покой перед лицом сложностей. — Она неожиданно залилась смехом. — Господи, да сколько же можно стонать?

Глядя на подругу, Элинор не могла не улыбнуться.

— Порой чересчур мрачная, тяжелая атмосфера на похоронах тоже кажется неуместной, особенно для христиан, которые верят, что существует лучшая загробная жизнь.

— Правда? — с сомнением произнесла Эмили. — Я не думаю, что могла бы весело щебетать на похоронах Питера или Френсиса.

— Нет, конечно, — отозвалась Элинор, чувствуя, как дрожь пробежала по ее телу. — Это было бы слишком.

Эмили внезапно выпрямила спину.

— Бр-р… Какой невеселый разговор. А я ведь пришла подбодрить тебя. Ты знаешь, что свадьба без подружек невесты не свадьба? Мама ужасно переживает по поводу моих. Сестра Питера рыжая-прерыжая, и мы не можем придумать, какой цвет платья подойдет ей, да и моим сестрам тоже. Мне кажется, был бы предпочтительнее синий, но Мэй, видишь ли, что-то имеет против. Короче, я выдержала много дебатов и втайне подумываю о бегстве.

Элинор благодарно ухватилась за предложенную подругой тему.

— На самом деле ты заставляешь меня поверить, что благодаря моей тихой свадьбе я избежала подобной суеты.

— Тихая свадьба в Париже. Как романтично!

— Да, — сказала Элинор, вспоминая мрачную церковь в Ньюхейвене и нетерпеливого пастора. — Но иногда и я тоскую по пышной свадьбе, подружкам невесты и прочим милым пустякам.

Эмили улыбнулась:

— Думаю, со мной было бы то же самое. Такое случается один раз в жизни, и поэтому все должно пройти как можно лучше. Ты знаешь, я скучаю по Питеру, когда его нет рядом. Даже сейчас я думаю, где он — ну разве это не смешно? А ты… — Она, смутившись, замолчала. — О, прости.

— Думаю ли я о Николасе? — спокойно переспросила Элинор. — Иногда. Но между нами нет сильной привязанности. В любом случае, — заметила она, — мне не нужно гадать, где он, я и так знаю. Он у Майлса Кавано.

— О, значит, это его я встретила по пути сюда. Я еще подумала, как неважно он выглядит. Мне кажется, Николас вообще в последнее время чем-то удручен, но сегодня, видимо, особенно.

— Увы, — сказала Элинор, поглаживая крохотную детскую распашонку. — Мы оба нуждаемся в обновлении души.

Мысль о том, чтобы уехать из города, внезапно заставила ее вспомнить предложение Лайонела. Если она хочет взять что-то из его дома, то ей нужно поторопиться.

Элинор поделилась ситуацией с Эмили.

— Охота за сокровищами! — воскликнула девушка. — Как забавно!

— Да, хотя я сомневаюсь, что там на самомделе будут сокровища, — усмехнулась Элинор. — Лайонел наверняка продал самое ценное. Но вдруг найдутся какие-нибудь сентиментальные мелочи, которые я бы хотела оставить на память? Может быть, мы вместе в сопровождении Томаса сходим туда? Тогда я бы не так нервничала.

Эмили охотно согласилась, и после легкого ленча они отправились на Дерби-сквер.

* * *
В этот вечер апартаменты Майлса Кавано были переполнены — присутствовали все принимавшие участие в известной кампании. Они сидели вокруг стола и потягивали бренди, а в углу трое мужчин, очевидно, из низшего сословия, разговаривали между собой. Одним из них был Том Холлоуэй. Лорд Милчем одиноко скучал в кресле, держа в руке рюмку хереса.

Николас восседал во главе стола. Он был изысканно одет и, очевидно, намеревался провести эту ночь вне дома.

— Я сделал все, что мог, — обратился он к своим друзьям. — Думаю, мероприятие пройдет без осечки, но если что-то случится, остается уповать лишь на Господа да на то, что вы сможете вытащить меня оттуда. Лорд Милчем, вы намерены дождаться новостей здесь?

— Если это возможно, мистер Дилэни, — сказал пожилой джентльмен. — Должен признаться, я сгораю от нетерпения увидеть результат столь долгой работы.

В этот момент Питер Лейверинг ворвался в комнату.

— Дилэни, славу Богу, я нашел вас. Эми и Элинор исчезли!

Наступившую тишину прервали бурные возгласы, остановленные Николасом:

— Питер, прошу вас, сядьте и расскажите нам, что случилось.

Словно не слыша его, Лейверинг продолжал нервно расхаживать по комнате.

— Я заехал к вам, чтобы забрать Эми — она провела день с Элинор, но должна была уже вернуться. Ваша прислуга была введена в заблуждение, решив, что обе дамы сразу после ленча поехали к леди Мидлторп. С ними был лакей, так как они собирались по дороге забрать что-то из бывшего дома Элинор.

— Они, вероятно, взяли карету, — предположил Николас. Взгляд, которым он обменялся с Френсисом, был полон понимания. При свете свечей его лицо казалось старше, черты обострились, а глаза казались почти черными.

— Да, — нетерпеливо подтвердил Питер. — Но через некоторое время после их отъезда карста вернулась назад, и там действительно были кое-какие вещи. Я пошел к Чивенхему, но мне сказали, что Эми и ваша жена отправились к леди Мидлторп в сопровождении лакея. — Он взглянул на каменное лицо Николаса и вдруг взорвался:

— Ваше равнодушие по отношению к собственной жене, я полагаю, ваше личное дело, но будь я проклят, если позволю хоть волоску упасть с головы Эмили.

Питер тут же смутился, но, казалось, никто не обратил на его выходку внимания. Все смотрели на Николаса, который некоторое время сидел, закрыв лицо руками.

Внезапно он вскочил и ударил кулаком по столу.

— Это уже черт знает что! Мое терпение лопнуло. Лорд Милчем, вы видите, что способны сделать ваши проклятые интриги! — Вскинув голову, он продолжил ледяным тоном, не обращая внимания на протесты Милчема:

— Друзья мои, наш святой долг освободить леди, не причинив им вреда. Я не сомневаюсь, что их похитили из-за меня. Думаю, нет необходимости объяснять вам, что мое поведение с этого момента изменится. Все, что хотят эти люди, они получат.

Он повернулся к трем молодым джентльменам, сидевшим в углу.

— Чако, ты пойдешь и обследуешь дом Чивенхема — возможно, они все еще там. Тим, сбегай ко мне домой и скажи, чтобы любую новость сообщали сюда. Питер и Френсис… — Николас вздохнул, взглянув на них. — Прошу прощения, я бы хотел, чтобы вы оставались здесь и были готовы организовать любой побег, который окажется реальным. Но пока ничего не предпринимайте. Я надеюсь, что дамы пока в безопасности, и собираюсь вести себя соответствующе. Неразумная атака может накликать беду.

Он оглядел встревоженные лица.

— Я бы хотел также, чтобы остальные пошли со мной, как планировалось. Лорд Милчем, вы остаетесь?

— Сэр, — сурово отозвался почтенный джентльмен, — я не могу позволить вам все пустить прахом.

— Но вы не можете и остановить меня, — ледяным тоном произнес Николас. — Вы ждете, что я стану рисковать жизнью моей жены и ее подруги?

— Я понимаю вас и вашу дилемму, мистер Дилэни, но почему вы не хотите войти в мое положение? Нет ничего важнее дела. Если вы бросите нас сейчас, тысячи людей могут погибнуть.

— Тем не менее вам придется решать вашу проблему без меня. Я уже пожертвовал счастьем жены ради этого дела, но не желаю жертвовать ее жизнью.

Лорд Милчем встал и с холодным презрением посмотрел на Николаса, затем, не сказав ни слова, покинул комнату.

Питер со злостью прервал молчание:

— Кто он такой, черт возьми? Он хотел, чтобы мы бросили Эми и Элинор?

Лорд Мидлторп положил ладонь ему на плечо:

— Забудь о нем.

Люсьен де Во подошел и крепко взял Николаса за руку:

— Если мы решили, старина, то лучше не тянуть. Ты уверен, что я не смогу переубедить тебя позволить мне попытать удачу с известной нам мадам? Моя гордость восстает против мысли, что ты незаменим.

Эти слова, казалось, вернули Николаса к реальности.

— Ради Бога… — сказал он мрачно. — Попытайся. Но теперь это едва ли существенно… — Он взглянул на Френсиса и Питера. — Вы знаете, я бы никогда не посмел рискнуть жизнью Эмили даже на секунду.

— О чем ты? Разумеется, мы не сомневаемся в этом, — ответил Френсис.

Питер опять взорвался:

— А твоя жена? Господи, да ты просто бесчувственный негодяй!

— Питер, замолчи, — приказал лорд Мидлторп. — Ты не понимаешь, что несешь.

Но Николас перебил его:

— Он прав, Френсис, это уже перешло все мыслимые границы. Мне давно следовало выйти из игры, но я тешил свое тщеславие, считая, что делаю что-то очень важное. Сейчас это уже не кажется мне таковым.

Николас подошел к зеркалу, поправил узел галстука и одернул сюртук.

— Присмотри за ней, если со мной что-то случится.

С этими словами в сопровождении своих приятелей он вышел из комнаты.

Лорд Мидлторп протянул Питеру бокал с бренди:

— Выпей. Нам остается только ждать, а это самое скверное.

— Куда они пошли?

— К мадам Беллэр.

Питер вытаращил глаза:

— Он пошел к этой девке?

— Вероятно, это она устроила похищение.

— Николас, должно быть, неплохой любовник, — протянул молодой человек, — если она пошла на все, лишь бы удержать его.

Лорд Мидлторп вздохнул:

— Пожалуй, мне стоит рассказать тебе, что происходит. — Он быстро обрисовал суть заговора и остановился на участии Николаса в его раскрытии. — Все достаточно просто, но, к несчастью, вызывает у него отвращение и, возможно, помешает ему на этот раз.

Однако Питер не смягчился по отношению к Николасу Дилэни.

— Ты хочешь сказать, его амурные способности будут не на высоте и он не сможет справиться с поставленной задачей?

Лорд Миддторп покачал головой:

— Мадам Беллэр ради него готова предать своих союзников по заговору. Она очарована, но не теряет головы и хочет гарантий своей собственной безопасности, а также денег для того, чтобы начать новую жизнь в Виргинии. Кроме того, она должна быть уверена, что Николас отправится с ней. — Мидлторп сделал большой глоток из своего бокала. — Я могу только предположить, что другие участники заговора заподозрили неладное. Они, без сомнения, использовали Элинор как приманку, чтобы заманить Николаса к себе и заставить отдать бумаги. Сэр Лайонел, разумеется, всего лишь инструмент в их руках, для этого он и был привлечен ими.

— Но при чем тут Эмили? — настаивал Питер Лейверинг, опрокинув в юрой бокал.

— Я думаю, туг просто роковая случайность. Именно сегодня ночью мадам Беллэр должна была передать Николасу всю информацию, а он обеспечить ее безопасность. Эю означало завершение дела.

— Но если женщина уже предала своих соучастников, почему бы просто не убить ее?

— Хороший вопрос. — Лорд Мидлторп нахмурился. — Но она, кажется, координатор…

— Тогда почему не убить Дилэни?

— Мадам Беллэр потеряла голову. Может быть, они боятся, что тогда она выдаст их?

— Не вижу разницы, — возразил Питер. — Что они выиграют, имея в руках Элинор?

— Даже если мадам Беллэр передаст Николасу списки с именами заговорщиков, он будет не в состоянии воспользоваться ими. Скорее всего они попросят их назад как плату за освобождение Элинор и Эми, заставят его признаться, что он все эти месяцы дурачил Терезу, а на самом деле любит свою жену. Так им удастся охладить безрассудную страсть мадам.

— И что же, после этого они убьют его?

Лорд Мидлторп мрачно посмотрел на своего собеседника:

— А что может им помешать? Беллэр, по всей вероятности, с наслаждением сделает это. Ник все просчитал… Вот почему он попросил меня позаботиться об Элинор.

* * *
Элинор и Эмили, сидя в маленькой комнате, в которой они были надежно заперты, пытались хоть как-то поддержать друг друга.

Когда они прибыли в дом сэра Лайонела, он приветствовал их в своей обычной преувеличенно многословной манере. Элинор пожалела, что не предупредила его об их приходе — тогда он мог бы удалиться, как обещал.

На самом деле поток приветствий, которым разразился ее брат, на этот раз был на удивление искренним. Несмотря на то что Элинор пришла не одна, а с подругой и в сопровождении слуги, он выполнил свою задачу, и теперь настал час Беллэр.

Продолжая рассыпать комплименты, Лайонел проводил женщин на пыльный чердак. Элинор не сомневалась, что молоденький и сильный лакей отлично справится со своей задачей, но стоило ей переступить порог знакомою дома, как дрожь былых воспоминаний вновь охватила ее.

На чердаке действительно нашлось несколько вещиц, которые она захотела забрать, в их числе коробка для рукоделия, принадлежавшая ее матери, и сверток с детской одеждой. Томас уже два раза спускался вниз, относя то одно, то другое в карету, и все шло благополучно, однако на третий раз он не вернулся, а вместо него появился незнакомый молодой человек с пистолетом в руке.

— Должен вас огорчить, леди, — вежливо произнес он. — Вы похищены. — Казалось, обе женщины потеряли дар речи. — Отлично. Я вижу, вы все понимаете.

В это время в комнату вошел еще один незнакомец.

— А лакей? — спросил первый.

— О нем позаботились и вместе с каретой отправили домой.

— Превосходно. Теперь, леди, вам ничто не грозит, в случае если вы проявите благоразумие.

Элинор неожиданно вскрикнула:

— Я вас узнала… Это вы преследовали меня!

Тот, что помоложе, кивнул:

— Вы не ошиблись. К несчастью, ваш муж обнаружил это и принял меры. Вас хорошо охраняли, миссис Дилэни; хорошо, но недостаточно.

— Что вам надо? — изумленно спросила Эмили.

— Сохранить вас обеих в целости и сохранности, пока не будут улажены некоторые дела.

— Но я ничего не понимаю!

— Я пойду с вами, — обратилась Элинор к похитителям, — только позвольте моей подруге уйти. Она здесь ни при чем.

— Боюсь, это невозможно, — быстро возразил молодой человек, — мы не хотим поднимать тревогу. Свяжи им руки, Джим, но не очень сильно — они все-таки леди. Я боюсь, миссис Дилэни, есть только одна альтернатива. Если мы не заберем вашу подругу с нами, то придется ее оставить здесь, заперев па ключ.

— Не беспокойся обо мне, Элинор, — храбро сказала Эмили и затем обратилась к мужчинам:

— Разве вы не видите, что миссис Дилэни в положении? Ей опасно любое волнение.

— Я понимаю, мисс Хейли. Если вы будете держаться вместе, вам ничто не грозит. Вас в удобной карете отправят в одно местечко и запрут там в комнате. Обычная комната, где есть все необходимое. Позже вас отпустят недалеко от Лори-стон-стрит. Как видите, вам нечего бояться.

Элинор не слушала, она продолжала анализировать ситуацию. Ей в голову приходило одно объяснение: Николас наконец одумался и собирался предать заговор. Но что он делает сейчас, когда она в опасности?

Молодой мужчина снова заговорил:

— Леди, Джим пойдет первым, потом вы и я сзади с пистолетом в руках. Предупреждаю вас, я использую его, если вам придет в голову какая-нибудь глупость. Пуля в ноге помешает вам сбежать, а этот дом совершенно пуст. Никто даже не услышит выстрела.

Дамам не оставалось ничего другого, как повиноваться. Они осторожно спускались вниз, неловко приподнимая юбки связанными спереди руками. В какой-то момент Элинор споткнулась, и один из конвоиров, повернувшись, подал ей руку.

Они покинули дом через заднюю дверь, и их тут же препроводили в карету с занавешенными окнами. Двое мужчин уселись напротив, держа пистолеты наготове.

Ехать им пришлось недолго, не больше мили. Когда они вышли из карсты, их провели в большой дом, наполненный звуками музыки, как будто какое-то неведомое им торжество было в полном разгаре. Но если и так, они не встретили никого, пока поднимались по мрачной лестнице черного хода, которая привела их на верхний этаж дома, где они были водворены в чердачное помещение для слуг. Часы Элинор показывали уже пятый час.

Джим развязал пленницам руки, и только когда он вышел, заперев за собой дверь, женщины огляделись. В помещении было открыто крохотное, забранное решеткой окошко, позволявшее легкому ветерку проникать внутрь. Окно выходило на узкую улицу, и у них было мало шансов привлечь чье-то внимание. Дверь оказалась достаточно крепкой, и ключ не торчал в замке. Порывшись в своих сумочках, они не нашли там ничего, что бы могло пригодиться, даже пары ножниц, поэтому они и не попытались открыть ее.

— Как же так? — с огорчением спросила Эмили. — В романах у героини всегда есть что-то еще, кроме носового платка и кучи бесполезных визиток.

— Клянусь, я больше никогда не выйду из дома, — сказала Элинор, — не имея с собой хотя бы перочинного ножа.

Вся мебель в комнате состояла из узкой кровати у стены, простого стола и двух венских стульев, причем все оказалось крепко привинчено к полу.

— Кажется, будто здесь раньше была тюрьма, — вздохнула Эмили, когда они присели на край постели, ожидая дальнейших событий.

Элинор не возражала. Скорее всего они попали в гнездышко мадам Бсллэр. Ей вспомнились рассказы про бедных девушек, которых обманом или силой завлекали в публичные дома. Может быть, именно эта комната предназначалась для того, чтобы держать их здесь, пока они не согласятся? Чувствуя неприятный холодок, она спрашивала себя, какая же участь ожидает ее и Эмили, которая была совершенно непричастна к этой истории. Она также беспокоилась о своем ребенке, ощущая его легкие толчки в своем чреве. Элинор отгоняла непрошеные мысли, но они по-прежнему не давали ей покоя. Если кто-нибудь из похитителей вздумает ударить ее, то у нее может случиться выкидыш.

Когда за дверью послышались шаги и ключ повернулся в замке, Элинор быстро встала, готовясь защитить себя, если потребуется, но, к ее удивлению, в комнату вошла горничная с подносом в руках. На подносе находились чай и тарелка с кусочками кекса. Джим, стоя в дверях с пистолетом в руке, внимательно следил, как горничная ставит поднос на стол. Когда она ушла, абсолютно не выказав интереса к их судьбе, Джим, слегка поклонившись, сказал:

— Позвольте предложить вам чаю, леди. После этого он тоже ушел и они опять услышали, как скрипнул замок.

Эмили хихикнула, поражаясь нелепости происходящего.

— Разрешите предложить вам чаю, миссис Дилэни? — передразнивала она.

Элинор покачала головой и откусила кусочек сливового кекса, подумав про себя, не отравлен ли он. Она помнила то питье, которое ей принесли в ночь заточения на Дерби-сквер. Однако на этот раз чай оставлял приятный вкус во рту, и вообще вся еда казалась довольно неплохой.

— Отличный китайский чай, — отметила она, — по-моему, мятный?

— Но чайник не из серебра, — закапризничала Эмили. — И если нам понадобится сахар, то где же его взять?

Элинор почувствовала что-то похожее на облегчение. Невозможно было представить, что столь элегантно обставленное чаепитие могло стать прелюдией к насилию или убийству.

— И все-таки где мы? — спросила Эмили. — Мне кажется, Элинор, ты в отличие от меня не очень удивлена всем случившимся? Что происходит, ты можешь мне сказать?

Услышав прямой вопрос, Элинор почувствовала себя не совсем уверенно: она не хотела посвящать подругу в безумную затею Николаса. Еще оставался шанс, что они выйдут отсюда без потерь.

— Сама точно не знаю, Эми, — наконец произнесла она. — Николас в чем-то замешан, и поэтому чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Думаю, ты оказалась здесь просто по несчастной случайности, а я нужна им, чтобы надавить на Николаса.

— Ты действительно думаешь, что они нас отпустят? — спросила Эмили, стараясь спрятать страх.

— Да, конечно, — ответила Элинор уже более уверенно. — Они не хотят причинить нам вред. Если мы исчезнем, это наделает много шума.

— Действительно. — Эмили приободрилась. — Питер, должно быть, в панике. Это единственное, что на самом деле ужасно, — добавила она тоном, которого никогда прежде не позволяла себе, говоря о своем герое, — он может натворить глупостей.

— Скорее всего он обратится к Николасу, и Николас что-нибудь придумает. — Элинор надеялась, что так и будет, и старалась не выказать своего беспокойства. — А пока съешь-ка еще кекса, Эми.

Глава 12

Прибывшие в заведение мадам Беллэр были встречены радостными приветствиями, как почтенные и любимые клиенты. Первым делом их препроводили в столовую, где на длинном столе стояли многочисленные закуски. Молодые люди немедленно были окружены хорошенькими прелестно одетыми девушками. Однако ни одна из них не приближалась к Николасу — все знали, что он принадлежит их хозяйке.

Вскоре появилась и она сама в роскошном туалете из ярко-красного шелка; ее темные волосы были уложены в высокую прическу. Протянув холеную руку Николасу, она произнесла:

— Мой обожаемый Ники!

Николас поцеловал ее руку, а потом и теплые, пухлые губы.

— Дорогая, ты сегодня ослепительна, как никогда.

Мадам Беллэр улыбнулась неторопливой соблазнительной улыбкой, что обещало гостю все радости чувственного мира; потом она провела пальцем вдоль его щеки и далее поперек губ.

— Сегодня особенная ночь, мой друг. Пойдем, мы должны… поговорить.

Когда она повернулась, намереваясь пройти в свой личный будуар, доступ в который был открыт лишь для избранных, вперед вышел маркиз и, поймав ее руку, поднес к губам. Тереза остановилась.

— Лорд Арден?

— Я в отчаянии, — сказал маркиз, пожирая ее глазами. — Что такое есть в Николасе Дилэни, чего нет в Люсьене де Во?

Мадам Беллэр даже не попыталась высвободить руку и, напротив, позволила притянуть себя поближе.

— Какой интересный вопрос, маркиз. Возможно, это следует выяснить подробнее. — Ее глаза тем временем принялись неторопливо изучать его фигуру; потом она повернулась, беззастенчиво рассматривая их обоих. — Пожалуй, вам нельзя отказать в том, что называется красотой в обиде принятом смысле. В этом случае преимущество на вашей стороне: золото волос, синева глаз, широкие плечи… И разумеется, титул и богатство, не сравнимое ни с чем. Вы столь же щедры, как и мой Николас? — Она остановила взгляд на бриллиантовой булавке в его галстуке.

Маркиз немедленно попытался вытащить булавку, но в этот момент Николас выступил вперед.

— Я протестую, — улыбнулся он. — Если вас потянуло на бриллианты, моя дорогая, почему бы вам не сказать мне?

Тереза вздохнула, обратив печальный взор на маркиза.

— Увы! Он неисправимый собственник…

Лорд Арден все-таки вытащил булавку и протянул ее мадам Беллэр.

— А вы? — спросил он.

Она взяла булавку и поднесла ее к лампе, так что грани бриллианта заиграли радугой.

— Неподражаемо, — вздохнула Тереза, не отвечая на его вопрос, и в ее глазах сверкнула неприкрытая жадность. — И все-таки есть один пункт, в котором мой обожаемый Николас не уступит никому. — Она еще раз оглядела маркиза с головы до ног.

Смутившись, он почувствовал, что краснеет, и, ища поддержки, исподлобья посмотрел на Николаса, взгляд которого, как ему показалось, выражал понимание и сочувствие. Николас быстро двинулся вперед, одной рукой обхватив талию мадам, и поспешно увел ее из комнаты.

Она оглянулась с некоторой растерянностью, но вместе с тем и с похотливым сладострастием и развела руками. Когда лорд Арден понял, что ему больше не видать своей булавки, лишь одна мысль пришла ему в голову: он еще дешево отделался.

В уютном будуаре, где зеркала на стенах перемежались с атласом цвета слоновой кости, а в воздухе витал густой аромат свечей, Тереза опустилась в кресло и призывно протянула руки.

Николас немедленно ответил долгим проникновенным поцелуем.

— Ах, дорогой, — шептала она, пока он осыпал поцелуями ее грудь в глубоком декольте. — Почему ты так много значишь для меня?

— Откуда же мне знать? — хрипло проговорил он, и его руки скользнули под шелк. — Я могу лишь ощущать благодарность.

— Что совершенно справедливо, — усмехнулась Тереза. От внезапной боли в паху он резко отшатнулся и удивленно посмотрел на нее. Она уколола его бриллиантовой булавкой. — Взгляни, от чего я отказалась ради тебя, — сказала она, вертя булавкой перед его глазами.

Он протянул руку:

— Позволь мне вернуть ее.

— Это еще почему?

— Но ты ничего не сделала, чтобы заслужить ее.

— Да. — Она хитро улыбнулась, склонив голову набок. — Но может быть, сделаю?

— Нет! — Он поддержал опасную игру, которая постоянно присутствовала в их отношениях, придавая им особую остроту.

Тереза вздохнула и вколола булавку в лацкан его сюртука.

— Я отдаю ее тебе. Делай с ней что хочешь. А теперь, — сказала она, развязывая его галстук и расстегивая рубашку, — что ты можешь предложить мне взамен?

Николас резко просунул руки под ворох ее юбок. Она любила грубость. Разобравшись с бесконечной чередой атласа, шелка и кружев, он широко развел ее ноги, наконец открыв манящую наготу с татуировкой на внутренней стороне бедра.

— Ты спрашиваешь, что я могу предложить? О Боже, ты даришь мне такое наслаждение, — прошептал он, глядя на ее тело и надеясь, что его взгляд выражает вожделение, а не отвращение.

Тереза опрокинулась на спину, губы ее раскрылись.

— Ты злишься, Ники, и меня это возбуждает. Я люблю, когда ты не в себе. Это был твой друг? Но, милый, я только немножко подразнила тебя, всего лишь забавная шутка. Он совсем еще дитя.

Николас опустился на колени между ее ног.

— Он старше меня.

— А я говорю, он совсем дитя, — повторила она. — Ты из-за этого рассердился, да?

Опасность росла.

— Нет, — сказал он и начал ласкать ее лоно, зная, что это доставляет ей несказанное удовольствие.

— Да, вот так… вот так… — стонала она. Ее дыхание стало коротким и частым.

Но вдруг Тереза отбросила свой игривый тон и, резким движением выпрямившись в кресле, одернула юбки. Еще один излюбленный трюк.

— Нет, давай не будем торопиться. Нетерпеливый какой, — шаловливо сказала она. — Сегодня прежде всего дело, удовольствие потом. — Длинным отточенным ногтем указательного пальца она прошлась по его груди, начертав букву Т. — Во всяком случае, не сейчас. У меня есть то, что ты хотел.

Он поймал ее руку и поднес к губам.

— У тебя всегда есть то, что я хочу, моя королева.

Она засмеялась низким грудным смехом.

— Ах ты, гадкий мальчишка! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Списки? — Он взглянул на нее и выдавил улыбку, как будто речь шла о чем-то не очень важном.

— Да, Ники, списки. — Она поднялась и, подойдя к комоду, взяла толстый конверт. — Англичане, французы, немцы, австрийцы, итальянцы, американцы, наконец. Все лидеры заговора с доказательствами их участия. Ты будешь удивлен, узнав, какое огромное количество людей видят свое предназначение в возвращении Наполеона и в продолжении войны.

Он взял пакет и сунул его и карман, с трудом сдержав вздох облегчения. Теперь пришло время продемонстрировать благодарность.

— Спасибо, Тереза. Это лучшее из возможного. Позволь мне позаботиться о тебе. Ты в опасности.

— Как будто я не знаю! — воскликнула мадам Бсллэр. Ее глаза сверкнули, ноздри затрепетали. Он впервые видел ее в таком состоянии. — Но меня не покидает сомнение: могу ли я положиться на тебя? Ты действительно любишь меня?

— Ты не доверяешь мне, любовь моя? — Он притянул ее к себе, нежно целуя в губы.

— Мой единственный, — произнесла Тереза трагическим голосом. — Моя непростая жизнь научила меня не доверять никому. Ты женат, и твоя жена носит твоего ребенка. У тебя есть основания бросить меня, раз ты получил то, что тебе было нужно.

Он осыпал поцелуями ее шею.

— Оставить тебя? Я мог с таким же успехом оставить свое сердце. Ты знаешь, Тереза, что у меня есть обязательства перед моей женой. Ты же умная и согласишься с этим. Но ты моя радость и мое наслаждение. Ты для меня все. Ты не понимаешь, что завладела моей душой?

О Господи! Неужели ему надо еще что-то доказывать? Неужели этого недостаточно?

— Нет, Ники, нет, — сказала она, высвобождаясь из его рук. — Я ужасно чувственная, милый, и хочу любить тебя всегда. — Тереза посмотрела на него оценивающим взглядом. — Ты действительно самый прекрасный любовник, которого я когда-либо встречала. Ты воплощение любви. — Ее губы жадно открылись. Николас знал, как она любит секс, как часто использует его в качестве оружия. Но ее саму использовали тоже. Сейчас непреодолимое желание двигало ею. Мог ли он уйти? Списки были у него, но Николас не сомневался: ему вряд ли удастся вынести их из этою дома.

Кроме того, ему надо было убедиться, что Элинор и Эмили здесь.

Тереза снова притянула его к себе, и он заставил себя продолжить игру.

— Ты, наверное, очень сердишься? — прошептала она, капризно вытянув пухлые губки, а ее рука тем временем сползла с его плеча и двинулась вниз. Несмотря ни на что, он почувствовал, как его тело моментально откликнулось на ее умелые ласки…

Она скользнула рукой в карман его сюртука и, вытащив конверт, бросила его в ящик комода.

Он не шевельнулся, лишь вопросительно приподнял брови.

— Позже, — сказала она с загадочной улыбкой. — У меня здесь твоя жена.

С трудом удержавшись от резких слов, он встретил ее глаза, позволявшие желанию немножко остыть. Отсрочка была очень кстати.

— Не могу понять, о чем ты? Ты и ревность? Так не похоже на тебя…

— О, я не ревную, — промурлыкала мадам Беллэр с отсутствующей улыбкой. — Зачем мне это? Ревновать к ней… Она такая неинтересная, да еще беременна. Ее подруга тоже здесь. Но моей вины тут нет. — Она рассмеялась, видя его недоумение. — Не надо так смотреть, дорогой. С ними ничего плохого не случилось. Я приказала покормить их и дать им карты, чтобы они не скучали.

Николас поднялся и принялся ходить из угла в угол, испытывая облегчение, понимая, что у нее нет причин лгать, и отчаянно пытаясь сделать то, что ожидалось от него в этой ситуации. Тереза явно надеется, что он выйдет из себя из-за того, что она натворила. Он был уверен в этом.

— Думаю, излишне объяснять, — сказал он сурово, — что Элинор не следует расстраиваться в ее положении. В чем дело?

Француженка смотрела на него огромными, печальными глазами. Он всегда поражался ее способности мгновенно переходить от одной эмоции к другой и всякий раз искренне.

— Я не уверена в тебе, Ники, — возразила она. — Ты пресытился мной. Я должна знать, что меня ты любишь больше, чем ее.

— И как ты предполагаешь, я должен доказать это? — спросил он. — Разве недостаточно того, что я использую любую свободную минуту, стараясь побыть с тобой?

Ее губы дрогнули, и она прижала к ним свои элегантные пальчики.

— Возможно, я чересчур требовательна, но разве не все женщины такие? Ты возложил на меня непростую задачу, Ники, и я пошла на большой риск из-за любви к тебе. Ты попросил меня предать всех моих друзей, мои взгляды на жизнь… Я боюсь. Если ты снова бросишь меня, я не вынесу и умру.

Ее слова были полны такой убедительности, что он невольно почувствовал вину.

Тереза подошла ближе к нему.

— Если я услышу, как ты скажешь своей жене, что я та, кого ты любишь… Если я пойму, что ты останешься со мной навсегда… Если увижу, что ты откажешь ей даже в намеке на доброту, которую она все еще может ждать от тебя… Тогда, возможно, я поверю.

Николасу в нос ударил присущий только ей запах, острый и эротичный, и самое большее, что он мог сделать — не оттолкнуть ее. Что за безумная игра? Ему с трудом удавалось держаться в рамках.

— Я понимаю твое беспокойство, Тереза. Но вдруг я откажусь?

— Тогда заговор будет набирать силу, — сказала она без колебаний. — Если я не получу тебя, у меня нет выбора. И.. — добавила она печально, — ты и твоя жена умрете, Ники. Ее маленькая подружка тоже, я полагаю.

Он слышал, как стучит его сердце.

— А если я приму твои условия, их освободят?

— Конечно, — улыбнулась она, лаская его лицо. — Ники, разве я жестокая женщина? Ты знаешь, мне всегда претило насилие. Когда заговор раскроют, мы выйдем из игры и будем вне опасности. И наступит минута, когда она возненавидит тебя. А я, — сказала она мягко, — получу тебя навсегда.

Ее слова окончательно остудили его. «О Боже, помоги мне, если она потребует моей любви сейчас же! Никакие искусные ласки не помогут…»

— Не сердись на меня, мой дорогой.

Он все же пошел на риск и оттолкнул ее, а затем отошел к камину, надеясь выиграть время. Разумеется, он сильнее, и ему ничего не стоит силой отобрать бумаги, но Тереза увертлива, как змея, и всегда носит при себе маленький нож. Чего он добьется? И разумеется, с той стороны дверей стоит один из ее телохранителей. А главное — Элинор все еще в ее руках.

Он, в свою очередь, мог бы взять Терезу в заложницы, но это не так-то легко, и к тому же окончательно выдало бы его. Любая попытка ускользнуть отсюда могла привести к тому, что они все умрут.

Единственным выходом было согласиться с ее безумным планом. Николас вздохнул. Это означает, что Элинор снова будет унижена, а шанс на их счастливое будущее уничтожен навсегда. И все же ему верилось, что впоследствии у него появится возможность вернуть жену, объяснить ей все.

Наконец Николас принял решение.

— Скажи мне еще раз, что я должен сделать.

— Иди к ней. Скажи, что ты любишь меня. — Мадам Беллэр подошла ближе. — Так будет лучше, Ники, для нас всех. Тогда она сможет устроить свою собственную жизнь с кем-то еще… Мы инсценируем твою смерть, и Элинор станет богатой вдовой, но сначала ты должен освободить ее от себя. Я знаю, как это действует на женщин. Не думай, что это так просто, когда тебе предоставляют полную свободу, лишая внимания. Возможно, они ужасные, эти женщины, но даже у них есть своя гордость. Скажи ей, что ты уезжаешь со мной и никогда не вернешься. Будь категоричен, и тогда в ней проснется ответная злость.

Еще одна идея внезапно пришла ей в голову, и она хлопнула в ладоши.

— Притворись, будто ты думаешь, что она пришла ко мне по своей собственной воле, выкажи отвращение. Она возненавидит тебя, вот увидишь, и освободится от своего чувства, а я поверю, что ты любишь меня и только меня.

Он все же позволил себе хоть чуть-чуть приоткрыть свои истинные чувства.

— Тереза, это было бы безумие. Я обожаю тебя, но уважаю мою жену.

Ее глаза вспыхнули гневом.

— Значит, меня ты не уважаешь?

— Уважаю, но не в том смысле.

— Ты не любишь меня! — вскрикнула Тереза и, схватив фарфоровую статуэтку, швырнула ее о стену.

Господи, он зашел слишком далеко! Заставив себя собрать последние силы, Николас сжал красавицу в объятиях.

— Бог видит, как я люблю! — простонал он. — Но, Тереза, ты просишь меня вести себя бесчестно.

— Какое мне дело до чести! — крикнула она. — Я всю себя принесла тебе в жертву, а ты ради меня не можешь сделать такой пустяк?

Он вздохнул, понимая, что иного выхода нег, и поцеловал ее.

— Надеюсь, после этого они смогут уйти домой?

Всего лишь через мгновение мадам Беллэр уже снова была сама доброта и целовала его руки с нежной признательностью.

— Честное слово, Ники. Мой золотой мальчик.

Она задавала здесь тон, и оба отлично знали это.

— Хорошо, — сказал он. — Проведи меня к ней.

Они прошли по задней лестнице к запертой на замок двери, перед которой стоял охранник с пистолетом.

— Она здесь. Между прочим, в двери есть глазок, через который все видно и слышно.

Николас скрипнул зубами. Гнев переполнял его, но он и на этот раз сумел сдержаться. Он всегда был хозяином положения или по крайней мере так думал.

— Открой дверь, — коротко велела Тереза охраннику. Тот выполнил приказание, и они вошли в комнату.

Эмили! Боже! Ему придется разыгрывать этот спектакль и перед ней!

Обе женщины с криками радости кинулись ему навстречу, но Николас тут же остановил их.

— О чем вы думали, когда явились сюда? — набросился он на Элинор. — Да еще привели Эмили в такое место! Пленницы побледнели.

— Что вы имеете в виду? — прошептала Элинор.

— У меня сложилось впечатление, что вы по крайней мере обладаете здравым умом, — усмехнулся Николас. Если бы он мог подать хоть какой-то знак, ему было бы легче, но… — Прийти сюда, куда никогда не приходят порядочные женщины, чтобы устроить сцену моей любовнице! Если бы не ваше состояние, я задал бы вам хорошую трепку.

Элинор стояла, не издавая ни звука, растерянно глядя на него.

И тут Эмили не выдержала:

— Николас, ты сошел с ума? Нас привели сюда силой!

Он оттолкнул ее.

— Не оправдывай ее глупые выходки!

Когда Эмили в ужасе отступила назад, Николас вновь повернулся к жене.

— Раз уж вы были столь глупы, чтобы заявиться сюда, вам придется выслушать всю правду, — холодно заявил он, встретив взгляд ее огромных голубых глаз. — Сегодня я уезжаю с мадам Беллэр, с женщиной, которую я всегда любил. Вы знаете, что я никогда бы не женился на вас, если бы не мой брат с его угрозами лишить меня состояния. Вы носите мое имя. Я не позволю вам и вашему ребенку умереть с голода. Будьте признательны и за это.

Пока он говорил, Элинор чувствовала, как гнев закипает в ней. Боль на какой-то момент ушла.

— Мне ничего не надо от вас, и я вас презираю! — Она замолчала, подыскивая слова, которые могли бы выразить ее чувства. — Ради Бога, убирайтесь ко всем чертям вместе со своей старой шлюхой!

Отвернувшись к стене, она зарыдала.

Несмотря на трагизм положения, Николас с трудом сдержал улыбку. Он бы многое отдал, чтобы увидеть сейчас лицо Терезы.

— А что, наивная дурочка, которая беспрестанно хнычет, выпрашивая мое внимание, и устраивает сцены, лучше? — спросил он с притворным возмущением. — С меня хватит! Я хочу, чтобы вас немедленно отправили домой. — Николас повернул Элинор к себе и, протянув руку, крепко взял ее за шею. Голубые глаза встретились с карими. — Если мы увидимся снова, мадам, надеюсь, вы будете более осмотрительны и благоразумны. Вам понятно? Осмотрительны и благоразумны.

Казалось, лицо Элинор превратилось в безжизненную маску, она судорожно сглотнула слюну.

— Да, понятно, — прошептала она, пристально глядя на него.

— Запомните это. — Николас круто развернулся и вышел из комнаты.

Эмили подбежала к подруге, и Элинор обняла ее. Она дрожала всем телом.

— Как он мог?! — возмущенно воскликнула Эмили.

— Чего еще было ждать от мерзавца, — не дрогнув, заметила Элинор. — Не говори мне больше о нем.

Через несколько минут охранник провел их вниз к карете.

— Эти люди на самом деле доставят нас домой? — прошептала Эмили, когда они заняли места внутри. — Возможно ли это?

— Уверена, что да. Николас никогда бы не позволил причинить тебе вред.

— О, Элинор! — Слезы побежали по щекам Эмили. — И все-таки как он мог?

— Давай не будем обсуждать это, — сухо сказала Элинор. Карета остановилась. Охранник помог им выйти наружу.

— Приехали, леди. Всего несколько шагов до вашего дома. Я же говорил, что вам нечего бояться. Спокойной ночи!

Элинор посмотрела вслед удаляющейся карете и быстро устремилась по Лористон-стрит к дому, отказываясь отвечать на бесконечные вопросы Эмили. Дверь им открыл Холлигирт.

— Миссис Дилэни! Слава Богу! Мисс Хейли. О небеса…

Конечно, и миссис Холлигирт была здесь, как и все остальные слуги.

Дженни тут же принялась причитать над Элинор, пока та наконец не приказала ей замолчать.

— Холлигирт, я бы хотела выпить чаю, — сказала она бодрым голосом. — С сахаром. И немного бренди. Немедленно отправьте сообщение лорду Мидлторпу.

— Слушаюсь, миледи. Мы уже послали сообщение мистеру Кавано.

— Кто еще знает, что мы исчезли?

— Мистер Лейверинг поднял тревогу повсюду, но я не знаю, кто ему сказал.

Когда принесли чай, Элинор сделала глоток и поморщилась. Эмили испуганно посмотрела на подругу.

— Что с тобой, дорогая?

— Мне бы хотелось повидать Питера. Я должна, в конце концов, знать, что происходит!

После нескольких минут молчания Эмили робко поинтересовалась:

— Элинор, Николас всегда так груб с тобой?

— В том-то и дело, что нет. — Элинор быстро взглянула на подругу. — Пожалуйста, Эми, я не хочу обсуждать это сейчас. Сначала мне нужно понять, что же все-таки случилось. Если Николас знал о похищении, тогда как он мог поверить, что мы оказались там по собственной воле?

— Но ведь он сам сказал это?

— Не делай поспешных заключений и не думай слишком плохо о нем. Возможно, это был единственный способ добиться нашего освобождения. Я не верю, что нас взяли в заложники только для того, чтобы отпустить.

Внезапно Элинор пришла в голову еще одна мысль:

— Эми, мы должны придумать историю, которую расскажем твоей матери и всем остальным, кто мог слышать о нашем исчезновении. Не думаю, что им надо знать правду.

— Но что за история?

— Один человек говорил мне, что чем ближе к истине, тем лучше, — ответила Элинор с улыбкой. — Я не хочу вовлекать моего брата, чтобы не выцарапать ему глаза, если еще раз увижу его, ведь это он заманил нас в свой дом! А что с Томасом? Я совсем забыла о бедняге.

Она позвонила в колокольчик и учинила допрос Холлигирту.

— Я как раз собирался рассказать вам. Томас только что пришел весь избитый. На него напали недалеко отсюда, но он сумел освободиться и добраться до дома. Боюсь, он в плохом состоянии, миссис Дилэни.

— Я пойду к нему. Эми, можно я оставлю тебя ненадолго?

— О, конечно. Сходи навести беднягу.

Томас понуро сидел на кухне у стола, па его запястьях были обрывки веревок и кровоточащие раны. Он попытался подняться, но Элинор сделала знак рукой, чтобы он не вставал. Ее удивила жестокость головорезов, которые так хорошо обращались с ними совсем недавно.

— Что произошло, Томас?

Слуга застонал.

— Простите, миссис Дилэни. Меня поймали как последнего дурака, набросились сзади, избили. Я никак не ожидал такого…

— А как ты мог ожидать? — успокоила его Элинор. — Тебе досталось больше всего. Что с руками?

— Они связали меня, и мне пришлось потрудиться, чтобы порвать веревку. Надеюсь, ничего страшного.

Элинор покачала головой. Все это выглядело ужасно, и она попросила миссис Кук смазать и перебинтовать раны.

— Тебе нужно отдохнуть, по сначала я бы хотела поговорить с тобой наедине.

Когда все слуги вышли, она спросила:

— Ты говорил кому-нибудь о том, где на нас напали?

Томас насупил брови.

— Если я и разговаривал с кем-то, то это было за минуту или две до вашего прихода, и я не успел сказать что-то важное.

— Пусть никто не знает, что нас схватили в доме моего брата. Мне было бы это очень неприятно.

— Да, миледи, я понимаю. Что мне в таком случае говорить?

— Нас схватили по дороге к дому миссис Мидлторп. Запомнишь?

Слуга кивнул:

— Место там глухое, и это вполне могло произойти.

— Ты хорошо соображаешь, Томас. Тебя избили, и больше ты ничего не знаешь. Теперь отдыхай и ни о чем не беспокойся. Я позабочусь о тебе.

Потом Элинор изложила свою версию похищения Эмили.

— О, дом миссис Мидлторп? Да, все могло случиться именно там. Мне всегда не нравилось это место, такое темное и сырое.

— Я тоже буду говорить всем, что мы шли этим путем, нас похитили и привезли куда-то с завязанными глазами, куда именно, мы до сих пор не знаем.

— А как нас освободили? Как мы объясним это без упоминаний…

Сердце Элинор защемило при взгляде на Эмили.

— Мы вылезли через окно, — объяснила она. — Нас заперли в нижнем этаже, но, на наше счастье, похитители оказались не очень внимательными. Мы бежали до тех пор, пока не оказались на знакомой улице.

Шум за дверьми заставил их вскочить на ноги.

— Наконец-то, — сказала Элинор, когда Питер и лорд Мидлторп ворвались в комнату. Первый поспешил к Эмили, и та бросилась ему на грудь, заливаясь слезами. Лорд Мидлторп был более сдержан, он осторожно взял Элинор за руки.

— С вами все в порядке, дорогая?

— О да, — кивнула она. — Вот только Эми очень сильно расстроилась.

Он неуверенно улыбнулся:

— А вы, значит, нет?

— Нет… пока. Френсис, Николас знал, что нас похитили?

— Да. Питер пришел и рассказал нам. Николас готов был пойти на любые действия, чтобы обеспечить вашу безопасность. Вас держали у сэра Лайонела?

— Нет, у мадам Беллэр.

Лорд Мидлторп задумайся. Как раз в этот момент Питер и Эмили, держась за руки, присоединились к дискуссии.

— Но почему она? — спросил молодой человек. — Чего эта женщина добивается? У нее есть все, чего она хочет…

Ответа не последовало, так как в это время к ним подошла леди Мидлторп и молча прижала дочь к своей груди.

Минуту спустя она обратила укоризненный взгляд на сына:

— Френсис, ты мог бы прийти и поддержать меня в таком суровом испытании.

— Я пытался отыскать Эмили, мама, и, к сожалению, не мог быть одновременно в двух местах. Теперь они обе вне опасности.

— Слава Богу! Но что все-таки произошло?

Не обращая внимания на удивленные взгляды джентльменов, Элинор поведала ей заранее придуманную историю, добавив лишь несколько реальных штрихов. Они не поправляли ее. Леди Мидлторп поинтересовалась причиной случившегося и затем увезла Эмили домой, намекнув на прощание, что ее сыну по крайней мерс следует проводить их; однако лорд Мидлторп сделал вид, что не понял слов матери.

Как только женщины ушли, он потребовал объяснения истории, которую сочинила Элинор.

— Просто я не хотела, чтобы стала известна роль моего брата в этом деле, и сомневаюсь, умно ли рассказывать об участии Николаса. Извините, Френсис, что мне пришлось солгать вашей матушке, но думаю, так будет лучше.

— Пожалуй, вы правы, — согласился он, окидывая ее проницательным взглядом. — Я как-то не подумал об этом. Похоже, вы стали очень сильной женщиной.

Элинор вскинула подбородок:

— А для вас было бы лучше, чтобы я была слабой и рыдала, отдавшись на милость мужчин? Между прочим, именно вы, мужчины, поставили нас в затруднительное положение, и сейчас я требую, Мидлторп, объяснений. Расскажите же наконец, что все это значит!

Мидлторп неловко переминался с ноги на ногу.

— Вы имеете в виду похищение?

— И не только. Большенет никакого смысла лгать — все достигло завершающей стадии.

Вздохнув, Мидлторп решил сдаться и рассказать Элинор в общих чертах вес, что касалось заговора.

— В этот вечер Николас должен был получить список заговорщиков и потом обеспечить безопасность мадам Беллэр. Она верила, что он уедет вместе с ней в Америку, но ее «возлюбленный» собирался лишь организовать отъезд этой дамы из страны.

— Бедная женщина, — вздохнула Элинор.

— Предательница и шлюха, — не выдержал Питер, но туг же извинился за грубость.

Элинор пропустила его слова мимо ушей — она обдумывала то, что ей только что сообщили.

— Так вы говорите, Николас не принимал участия в заговоре? О, какая же я идиотка!

— Участие в заговоре? Боже праведный!

— Я думала, он глубоко завяз в этом деле. Жемчуг! — ахнула она с ужасом. Что он скажет? Хотя, какое теперь это имеет значение!

Итак, размышляла Элинор, Николас приехал туда как организатор. Что дальше? Конечно, мадам Бедлэр хотела получить доказательства того, что он любит се. Она подслушивала и подглядывала!

Неожиданно ее глаза наполнились странным блеском, и Элинор вдруг начала тихо смеяться.

— Да что это с вами?

— Я нашла объяснение! — счастливо заявила она. — Мы действительно были в доме мадам Беллэр, как я и подозревала. Николас вошел в комнату, где нас держали, и разыграл грандиозную сцену. Это было так не похоже на него! Он грубил, угрожал, унижал меня. Я ненавидела его! — воскликнула она с торжествующей улыбкой. — Я тоже за словом в карман не лезла. Но потом Николас сказал странную вещь: он обвинил меня в том, что я надоедаю ему, устраивая сцены. Это было совершеннейшей не правдой. Затем он попытался задушить меня…

— Что? — одновременно воскликнули оба джентльмена.

— Не по-настоящему, хотя мне показалось, что Эмили поверила. Он схватил меня за шею и держал довольно крепко, но так, чтобы я могла дышать. И потом… Он тихонько щекотал меня сзади. Тогда я начала догадываться, что все это лишь представление, но не понимала, кому оно предназначено. Скорее всего в двери был глазок, через который за нами наблюдала мадам Беллэр. Своим поведением Николас доказывал ей, что не питает ко мне никаких чувств и всецело принадлежит ей. Не секрет, что ревность вполне способна лишить женщину рассудка.

— И все же — так оскорбить вас. — Питер покачал головой.

Элинор резко повернулась к нему.

— Вы считаете, он должен был смотреть, как меня убивают? Сомневаюсь, что эта мадам была бы милосердна к сопернице, если бы Николас не согласился.

— Но что она могла сделать? — Лорд Мидлторп пожал плечами. — Пойти на такой риск, когда ее единственным желанием было уехать из страны… — Он взглянул на свои карманные часы. — Ого, уже одиннадцать. С минуты на минуту должны появиться новости. Но вам, Элинор, лучше пойти к себе и отдохнуть.

— Вы думаете, мне удастся заснуть? — спросила она. — К тому же я ужасно голодна. Что, если я попрошу и вам принести что-нибудь?

Они сидели и ели сандвичи, поглядывая на часы в ожидании новостей.

В прихожей хлопнула дверь, но это был всего лишь маркиз.

— Люк, что происходит? — спросил лорд Мидлторп.

— Затрудняюсь сказать… Элинор, как вы?

— Все хорошо, — нетерпеливо бросила она. — Где Николас?

— Все еще у мадам Беллэр. Он успел шепнуть мне пару слов, просил передать вам его извинения, однако не сказал, за что.

— Теперь это уже не важно. Но что же дальше?

— Не могу сказать точно — мы расстались, договорившись провести еще один такой же приятный вечер и притворяясь, что получили удовольствие. Николас передал мне конверт, который просил отдать сэру Милчему. Слава Богу, в конце концов ему удалось раздобыть эти списки. А вы, как я понял, сбежали?

— Нет. — Элинор покачала головой. — Они отпустили нас. Мадам Беллэр понадобилась я, потому что она не верила Николасу. Думаю, сейчас он помогает ей покинуть страну, как планировалось. Когда мне ждать его дома?

— Завтра, если все пройдет успешно, — нахмурившись произнес Люсьен. — Вряд ли Николас задержится в обществе этой женщины на секунду дольше, чем требует дело.

— Как я понимаю, это вопрос чести, — сказала Элинор.

— Некоторые ситуации… — начал Люсьен, но замолчал, не найдя подходящего аргумента. — И все же мне непонятно…

— Френсис объяснит вам, — сказала Элинор, чувствуя себя так, словно тяжелая ноша свалилась с ее плеч, — а вот я слишком устала. Пожалуй, я пойду и лягу. Спокойной ночи, джентльмены.

Завтра Николас будет дома, свободный от всех этих дел, думала она, и вместе они смогут поехать в Сомерсет. Там ей наконец представится возможность спокойно готовиться к появлению ребенка, а ему восстановить свою былую красоту. Наконец счастье улыбнется им.

Стоило Элинор коснуться головой подушки, как она провалилась в глубокий, но счастливый сон.

* * *
Сидя в будуаре Терезы Беллэр, Николас потягивал превосходный портвейн, которым его угостила хозяйка. Француженка, устроившись в некотором отдалении от него, являла собой картину соблазнительной красоты. При этом трое мужчин наблюдали за Дилэни, нацелив на него пистолеты. С трудом придерживаясь заранее выбранного тона, он небрежно произнес:

— Дорогая, ты серьезно ожидаешь, что я поверю, будто весь этот тщательно разработанный заговор был придуман ради того, чтобы заполучить меня? Это просто смешно!

Губы Терезы дрогнули в чувственной улыбке.

— Это всего лишь одна цель, милый. Другая…

— Не стоит морочить мне голову, — холодно прервал Николас. — Я знаю, что заговор на самом деле существовал.

— Конечно, существовал, — промурлыкала она. — Однако, подобно всем мужчинам, ты недооцениваешь женщин, Ники. У меня было лучшее мнение о тебе. Я никогда не ставлю на одну лошадь. Заговор на самом деле существует, но это… Как бы точнее сказать, всего лишь… фикция.

— Надеюсь, ты наконец объяснишь мне, в чем дело?

— Разумеется, — сказала Тереза с явным удовольствием. — Я тщетно и достаточно долго надеялась, что ты оценишь мою гениальность. Поражение нашего дорогого Наполеона, — начала она, — вселяло в меня определенное беспокойство. Среди моих избранных клиентов было много его офицеров и советников, что открывало возможность для весьма выгодного дела и… как бы это поделикатнее выразиться… Позволяло влиять на них. Я ожидала, что Бонапарт подпишет мирное соглашение в Шатильоне. Могущество Франции, возможно, было бы ослаблено, но, — она пожала плечами, — зато мы бы получили перемирие. Вместо этого он объявил войну на уничтожение. Безумец! Я решила, что при Бурбонах возникнут неприятности для моего избранного круга, и обратила взор в сторону Нового Света, дабы там реализовать свои таланты. Но для этого требовались деньги.

Тереза разыгрывала гостеприимную хозяйку, подливая вино и заглядывая Николасу в глаза, в то время как он только понимающе кивал. Николас до сих пор не был уверен, что она чувствует по отношению к нему. Теперь уже не было смысла или необходимости изображать преданного любовника, но какие-то действия ему следовало предпринять, чтобы сохранить собственную жизнь, которая при мысли об Элинор казалась ему все более привлекательной.

— Итак, — продолжала она, — один знакомый мне джентльмен в Париже начал работать над реставрацией правления Наполеона, когда еще не успели высохнуть чернила под его отречением. Он верил, мой бедный Гастон, что люди вскоре устанут от Людовика и потребуют возвращения императора. Мне ничего не стоило поддержать эту мечту, и для меня не имело значения, насколько она глупа. Когда я увидела, как много у нас истинных патриотов, а также тех, кто боялся пострадать от возвращения монархии, то сразу поняла, что мне делать. — Тереза встала и прошлась по комнате, шурша шелком и распространяя волны терпкого запаха. — Ах, жадность — это восхитительно, Ники! Мужчин ничего не стоит обвести вокруг пальца из-за их жадности. В Италии, Испании, Германии и даже Англии нашлось немало таких, кто боялся потерять все из-за падения Наполеона или из-за окончания войны. О, сколько хитрости, сколько изобретательности мне пришлось проявить, чтобы организовать тайное общество! — Она оглянулась на него с кошачьей улыбкой. — Мужчины обожают тайные общества, ведь правда, Ники? Хлебом не корми, дай только поиграть в шпионов…

Николас не мог отрицать, что она попала в цель. Господи, каким же идиотом он был…

Тереза рассмеялась и сочувственно притронулась к его щеке.

— Достаточно сказать, — пробормотала она, — что они все добровольно вносили деньги в фонд, а взамен получали шифры и секреты, пароли и атрибуты, подтверждающие существование заговора. Я никогда не беру у людей деньги просто так…

Николас с трудом сохранял хладнокровие, но гнев его поутих. Он даже смог рассмеяться.

— И что же дальше?

— Все они щедро поддерживали главный план, а денежки стекались ко мне. На этот момент образовалась значительная сумма, несколько сотен тысяч фунтов, и я решила, что пришел мой час исчезнуть. Видишь, Ники, твой глупый шурин просто собирался сообщить о заговоре ради того, чтобы заработать на этом, а ты владеешь именами всех лидеров. Чем больше неприятностей ты причинишь им всем, тем меньше вероятность, что они станут искать меня.

Николасу вдруг стало тяжело дышать.

— И ты испытывала удовольствие, наблюдая, как я заставлял жену отвернуться от меня? — Он поднял свой бокал:

— Мои поздравления.

— Не совсем так. — Стальной холодок подернул синеву ее глаз. — Я наслаждалась, играя с тобой, как кошка с мышкой. — Тереза подождала, словно прислушиваясь к своим словам, и затем продолжила:

— Когда-то ты отказал мне в своей искренней преданности, Николас Дилэни, но это не так уж существенно. Теперь моя очередь нанести решающий удар. Я наконец-то расстроила твой брак. — Лицо ее исказилось, она больше не была любящей, забавной, даже не была красивой. — Ты оставил меня однажды с разбитым сердцем — единственный мужчина, которому удалось совершить такое! — Тереза наклонилась вперед. — Теперь тебе придется долго искать любви, а взамен находить лишь презрение. Это то, в чем я поклялась себе, когда ты покинул меня!

— Не надо мелодрам, Тереза, — сухо оборвал Николас. — Наша связь, мягко говоря, всегда была сомнительна — молодой мужчина и шлюха. Ты что же… ждала, что я женюсь на тебе?

И тут она ударила его изо всех сил. Голова Николаса откинулась назад, но он успел перехватить ее руку, прежде чем Тереза нанесла новый удар. Почувствовав у виска холодное дуло пистолета, он все же не отпустил се.

— Я думаю, есть лишь одно оправдание этому, — после секундной паузы произнес Николас. — Ты действительно любила. — Разжав пальцы, он отпустил ее руку. — Прости, я стараюсь не причинять боль тем, кто меня любит.

Ее глаза наполнились горечью.

— Ну почему? Почему ты единственный, кто не у моих ног? Ты, которого я всегда любила!

— Сомневаюсь, что это так. — Он поднял палец и небрежно отвел дуло от своего лица. — Я был единственным, кого тебе не удалось приручить, и поэтому ты вообразила, что любишь. Если такова твоя любовь, то какова же ненависть?

Тереза постепенно стала приходить в себя.

— Любовь, ненависть… — Она пожала плечами. — Невелика разница, если хорошенько подумать. — Она снова подошла ближе, но так, чтобы он не мог схватить ее. — Ты помнишь, твоя жена сказала, что ненавидит тебя? Постарайся не забыть. Тебе придется испить горькую чашу. Жаль, что я не смогу увидеть это своими глазами.

Брови Николаса приподнялись:

— Боюсь, тебя ждет разочарование, если ты надеешься, что у Элинор скандальный характер.

Тереза с неподдельным интересом взглянула на него:

— Она холодная? Бедный Николас! С твоими-то талантами… Но чего ты, собственно, ждал? Изнасилованная одним братом, брошенная другим… Правда, как женщина, я сожалею, что заставила тебя страдать, но она, должно быть, страдает еще больше.

— Откуда ты знаешь? Ну да, конечно, сэр Лайонел.

Тереза улыбнулась, предвкушая новое удовольствие.

— Не угадал. Все это, мой дорогой, я сделала своими руками. Ну разве я не умница?

Вытянув руку, она указала на него пальцем с длинным острым ногтем.

— Одна из стрел попала точно в цель, именно туда, куда я метила. Я на самом деле искала способ воздействовать на тебя, используя неординарные вкусы твоего брата. Кроме того, ты ввязался в дело Ричарда Энстебла, и я не знала, сколько тебе потребуется времени, чтобы напасть на мой след. — Тереза наполнила его бокал. — Пей, Ники. Я сомневаюсь, что ты сможешь насладиться подобным качеством в ближайшее время.

Ого, подумал Николас, звучит довольно угрожающе.

— Когда твой брат блестяще справился с поставленной задачей, — продолжала француженка, — я намеревалась отдать Элинор как вознаграждение моему другу Деверилу. Потом он немножко сердился, оттого что она сбежала. Я между тем была поражена, узнав, что она вышла за тебя замуж. Поражена и заинтригована… Итак, Элинор фригидна после такого эксперимента, она с отвращением избегает тебя? И что ж, возможно. — Тереза оживилась. — Одно это было бы достаточным наказанием для тебя. Мужчина с твоими аппетитами и талантами, и без взаимности — о-ля-ля!

Николас снова поднес вино к губам, но не успел он сделать глоток, как Тереза выхватила бокал из его рук.

— Разве нам не положено знать секреты твоего семейного ложа? У тебя, конечно, их немного, и я уверена, что, даже лежа с женой, ты пользовался моими уроками.

Охранники обменялись ухмылками, а Тереза рассмеялась и опорожнила бокал одним глотком. Затем кончиком языка она слизнула остатки красного вина с губ.

Николас тоже позволил себе насмешливую улыбку:

— Ты сомневаешься, что я могу удовлетворить любую женщину в любое время?

На какой-то момент ее губы напряглись, потом она взяла себя в руки.

— Увы, Ники, очень сомневаюсь… Я чуть было не поддалась искушению оставить тебя при себе ради своего собственного удовольствия. Но, — она вздохнула, — постоянно держать вооруженную охрану вокруг было бы так утомительно.

— Не для охранников, — заметил он, вызвав грубый хохот присутствующих. — Мы должны продолжать при них? Что именно ты собираешься сделать со мной?

Глаза Терезы снова сверкнули ненавистью, и Николас невольно напрягся, готовясь к худшему.

— Ах, Ники, ты слишком доверчив. Я знаю, как искусно ты можешь снискать благосклонность женщины. При этом не имеет значения, насколько плохо ты обращаешься с ней. Разве не все в твоей жизни происходило согласно с твоим желанием? Достаточно одной вкрадчивой улыбки, одного искусного прикосновения… Как, должно быть, тебе это надоело! Мы должны изменить все. — Голос ее стал мягким и вкрадчивым. — Теперь пришла твоя очередь исчезнуть. Как ты думаешь, сколько времени потребуется твоей жене, чтобы поверить, что она вдова? И сколько времени пройдет до того, как кто-то из твоих друзей пожалеет ее? Возможно, это будет красавчик маркиз Арден и ему удастся изгнать из ее тела воспоминания о тебе?

Несмотря на явную бесполезность, Николас еще пытался сопротивляться, когда охранники, навалившись все вместе, связывали его и затыкали ему рот кляпом.

Глава 13

Весь следующий день Элинор провела в ожидании возвращения мужа. Френсис и Люсьен не раз приходили вместе и поодиночке справиться, не появился ли он, хотя знали, что она немедленно сообщила бы им об этом. После третьего визита Люсьен прислал одного из лакеев отца, обязав его ждать на Лористон-стрит, и если будут новости, немедленно поставить его в известность. Высокий представительный юноша, одетый в великолепную ливрею, невольно привел всю прислугу в полное замешательство.

Весь день Элинор старалась держаться бодро, но по мере того как время шло, ее беспокойство возрастало. Она еда могла усидеть на месте. Ребенок шевелился внутри ее: казалось, ее волнение передавалось ему, заставляя его совершать частые толчки и перевороты.

Ближе к обеду снова появился лорд Мидлторп: одного взгляда на его растерянное лицо было достаточно, чтобы Элинор почувствовала неладное.

— Конечно, Френсис, — всхлипывала она, — он уже давно должен быть здесь. А что, если он мертв? Мидлторп похлопал ее по спине.

— Ну, будет, Элинор. Николас везунчик. Уверяю вас, с ним ничего не случится.

— Удача может отвернуться от него, — вздохнула она, вытирая слезы.

— Нет причины для этого. — Гость старался казаться бодрым. — Должно быть, Николас просто задерживается.

Где? С кем?

Элинор наконец взяла себя в руки и села.

— Кто-нибудь заходил к этой женщине?

— Да, Эмли и Майлс. Мадам Беллэр вместе со своим окружением ночью внезапно уехала. В доме ужасный беспорядок. Она не удосужилась даже заплатить слугам.

— А Николас?

Мидлторп пожал плечами:

— Вероятно, он тоже уехал с француженкой.

— Что, собственно, и ожидалось. — Элинор посмотрела в глаза собеседника. — В соответствии с планом.

— Никто не видел, как он уезжал. Эмли и Майлс обыскали весь дом, но не нашли его.

Элинор объял ледяной холод. О Боже, он говорит об этом так спокойно!

— Что еще было сделано? — спросила она дрогнувшим голосом.

— По плану Николас должен проводить Терезу до Бристоля и там посадить на корабль, — продолжил Френсис с притворным оживлением. — Стивен и Чарльз поехали туда и навели справки. У нас есть люди, которые проверяют лондонские доки, а кроме того, мы имеем осведомителей на всех главных дорогах, ведущих из Лондона. Это, без сомнения, просто задержка, и вскоре что-то станет известно.

Во время обеда Элинор повторяла себе, что один день задержки ничего не значит, особенно если Николас уехал в Бристоль. Без сомнения, он не имел возможности послать ей сообщение.

Она спала скверно, ожидая его появления среди ночи. Рано утром на следующий день зашел Люсьен, чтобы рассказать ей, что вся компания во главе с мадам Беллэр, как и планировалось, появилась в Бристоле. Теперь у них есть все основания ждать Николаса к концу дня или на следующий день. Он также сообщил, что Мидлторп уехал на встречу с официальным представителем правительства, который контролировал это дело, и так как он имел своих собственных осведомителей, то мог знать больше деталей.

— Элинор, — неожиданно сказал он, — я настаиваю, чтобы вы поехали со мной на прогулку. Вы не можете мне отказать, потому что я специально позаимствовал устойчивую, коляску у моей матушки.

Она не могла не улыбнуться.

— А если…

— А если вернется Николас? Мой человек здесь и сразу отыщет нас. Мы просто прокатимся вокруг Грин-парка. Кроме того, разве это не будет справедливо по отношению к нему? Он получит то, что заслужил, Элинор прикусила губу. Если ее муж в безопасности, а это, без сомнения, так, то он заслуживает хоть какого-то наказания.

— Минутку, я только позвоню, чтобы принесли мой капор и шаль.

— Вы умница, моя дорогая.

* * *
Лорд Мидлторп вошел в кабинет лорда Милчема.

— Я надеюсь, сэр, это именно те списки, которые вы рассчитывали получить?

— Да, — кивнул пожилой джентльмен. — Превосходно! Прекрасная работа. Я уже послал подробные детальные сообщения в соответствующие ведомства других государств. Безумный план провалился. Хотел бы лично выразить благодарность мистеру Дилэни за то, что он сумел пожертвовать своими чувствами ради долга. Сердце переменчиво, знаете ли… Я понимаю, исчезновение его жены отнюдь не было связано с этим. Надеюсь, она уже в безопасности?

— История закончилась, сэр. Николас сделал все, чтобы освободить свою жену и мою сестру. Даже не представляю, как ему удалось добыть списки. Мы убеждены, что похищение было лишь началом плана, задуманного ревнивой женщиной.

Лорд Милчем покачал головой.

— Это ему урок на будущее — пусть держится подальше от подобных дам, — сказал он назидательным тоном, казалось, совершенно забыв о причине, вынудившей Николаса вести себя таким образом.

Лорд Мидлторп чуть не дал ему пощечину.

— Николас исчез, сэр, — сказал он сурово. — Все его друзья очень обеспокоены.

— Исчез? — вяло переспросил хозяин кабинета. — Значит, случилось что-то плохое? Но по моим сведениям, мадам Беллэр вчера без задержки проследовала в Бристоль и вечером села на корабль, направляющийся в Канаду. Так ведь все и планировалось?

— Николас был с ней?

Лорд Милчем взял со стола донесение.

— У меня не было времени прочитать это полностью. — Пробегая глазами документ, он бормотал себе под нос. — Ах, вот оно что! Ее сопровождали несколько мужчин, и среди них был один светловолосый джентльмен. Вместо того чтобы сойти с корабля, как предполагалось, он остался там, когда корабль отчалил. Выходит, ваш друг все же изменил своей жене. — Он подмигнул. — Тереза — чертовски привлекательная женщина, как я понимаю, а он еще так молод, легко поддается влиянию.

Пожалуй, лорд Мидлторп никогда еще не приходил в подобное бешенство, но любые действия против пожилого человека, который годился ему в отцы, шли вразрез с его воспитанием. Сжав кулаки, он холодно произнес:

— Всего доброго, лорд Милчем, — и пулей вылетел из комнаты.

Проклятие! Как он сможет все это рассказать Элинор?

По своей воле Николас уехал или нет? Уж очень правдоподобно он играл роль любовника мадам Беллэр…

И все-таки что ему рассказать Элинор?

* * *
Лорд Мидлторп прибыл на Лористон-стрит, как раз когда Элинор, вернувшись с прогулки, развязывала ленты капора. Люсьен к этому времени уже ушел. Элинор улыбалась, от свежего воздуха ее щеки порозовели.

— Френсис, — оживилась она, — у вас есть новости? — Прошла секунда, и ее улыбка исчезла. — Расскажите мне скорее. Я должна знать.

Лорд Мидлторп глубоко вздохнул:

— Согласно достоверному сообщению, Николас вместе с мадам Беллэр находился на корабле, отправившемся прошлой ночью в Виргинию.

Ее глаза сделались огромными.

— Это точно?

— Там так сказано. Я ожидаю сообщений от Чарльза и Стивена, прежде чем поверить.

Элинор беспомощно опустилась на стул и сидела неподвижно, как восковая кукла.

— Вы думаете, он любит ее? — тихо спросила она.

— Нет. — Мидлторп постарался вложить как можно больше уверенности в свой голос:

— Элинор, поверьте, для него было мучительно притворяться, что он любит мадам Беллэр. Я не думаю, что его чувства изменились.

Элинор теребила в руках лоскуток ткани. Сначала лорд Мидлторп принял его за носовой платок, но потом догадался, что это салфетка со старым пятном крови на ней. Он не знал, как поступить, чтобы все не испортить.

Внезапно Элинор выпрямилась, собрав последние силы.

— Мне уже лучше, — сказала она, к его изумлению. — Я так боялась, что он умер. Не могу поверить, что они просто бросят его в океан.

— Я тоже так думаю, — кивнул Френсис, хотя и не столь уверенно.

Придя домой, он настоял на том, чтобы его мать позволила Эмили навестить подругу.

— Мое дитя похитили из ее дома! — запротестовала леди Мидлторп. — Я всегда знала, из этого знакомства не выйдет ничего путного. Эмили лучше держаться подальше от нее.

— Уверяю тебя, мама, сейчас все опасности позади, а Элинор нуждается в присутствии Эмили.

Наконец получив разрешение, Эмили мгновенно собралась и отправилась к Элинор, которая в это время, хватаясь то за одно, то за другое, не могла сосредоточиться ни на чем. Она накрыла на стол, но не притронулась ни к одному блюду.

Увидев, в каком она состоянии, Эмили заподозрила, что хозяйку дома мучает бессонница. Холлигирт рассказал ей, что, когда в доме не было гостей, миссис Дилэни сидела в кабинете мужа, глядя в одну точку.

Вернувшись домой, Эмили сообщила брату о состоянии Элинор, и он, взвесив все, послал за тетушкой Арабеллой.

* * *
Через две недели после исчезновения Николаса высокая тучная дама средних лет стремительно и без объявления вошла в кабинет на Лористон-стрит.

— Доброе утро. Я Арабелла Херстмен, — представилась она. — Не буду скрывать, я отвратительная женщина, потому что всегда настаиваю на своем. Мои племянницы и племянники в ужасе от меня, и именно поэтому они решили направить меня к вам. Могу я остаться?

Элинор в изумлении смотрела на старомодно одетую гостью:

— Остаться здесь?

— Разумеется, было бы лучше поехать за город, — ответила мисс Херстмен, — кому охота сидеть в августе в Лондоне? — Она взяла одну из книг. — Хорошая библиотека, например, вот это. Вы читаете французских классиков, моя дорогая?

— С трудом, — созналась Элинор. — Эти книги принадлежали моему мужу.

— Судя по всему, он человек проницательный и умный, — сказала гостья. — Но к чему это прошедшее время? Что он подумал бы, увидев вас. Вы рискуете жизнью ребенка… просто страшно вообразить! Скажите мне, вы помните его последние слова?

Элинор едва сдерживала себя.

— Не помню. — Она неожиданно всхлипнула. — «Осмотрительность и благоразумие», — наконец вырвалось у нее.

— Что бы это могло значить? А? Осмотрительность и благоразумие! Но он ведь не сказал вам «прощай»?

Элинор резко встала:

— Немедленно покиньте мой дом, мадам!

— Нет необходимости так кричать, — спокойно заметила гостья, не делая попытки сдвинуться с места. — К вашему сведению, меня зовут Арабелла и лорд Мидлторп — мой племянник. Осмотрительность и благоразумие. Правильно? Отчего же вы не выполняете просьбу мужа. Вы выглядите отвратительно и совершенно не думаете о себе. Где оно, ваше благоразумие? Так, милочка, ничего не стоит потерять ребенка.

Она попала в больное место. Элинор и сама сознавала, что ведет себя не лучшим образом для своего бэби.

— Это может быть разумно, если вы собираетесь снова выйти замуж… — пробурчала мисс Херстмен. — В таком случае понятно ваше желание избавиться от всего этого.

— Вы ужасная женщина! — воскликнула Элинор. — Уходите! Вон! Я хочу этого ребенка! — Она инстинктивно положила обе руки на живот.

На мисс Херстмен, казалось, абсолютно не подействовал ее гневный порыв.

— Тогда вы должны сделать все, чтобы поправить свое здоровье.

Элинор быстро потянулась к колокольчику и вызвала Холлигирта. Когда он вошел, обе женщины, стараясь перекричать друг друга, обрушились на него. Элинор требовала, чтобы он выпроводил мисс Херстмен, а та настаивала на легком, но питательном ленче.

Неожиданно Холлигирт решительно встал на сторону гостьи.

Мисс Херстмен встретила взгляд Элинор с ехидной улыбкой:

— Вы ненавидите меня, правда? Что ж, это хорошо. По крайней мере хоть какое-то проявление чувств. — Она достала с полки другую книгу и засмеялась. — Вы читаете по-итальянски?

— Нет, — мрачно ответила Элинор.

— Я так и думала, иначе ваш муж не оставил бы здесь подобное произведение.

— Он позволяет мне читать все, что я пожелаю.

— Это что-то новое. Помнится, я пару раз с ним встречалась, и он показался мне весьма рассудительным молодым человеком — не испугался меня и даже обыграл в шахматы.

— Не говорите о моем мужа в прошедшем времени!

— Вы сами начали, — указала мисс Херстмен. — К тому же в моем случае это совершенно оправданно: я не видела Николаса больше двух лет. Надеюсь, к тому времени, когда мы снова встретимся, он не растеряет своего шахматного мастерства, и я получу удовольствие от хорошей игры.

— Он, может быть, умер, — упрямо твердила Элинор.

— Возьмите себя в руки! К чему эти сомнения? Ведь его тело не обнаружено. Полагаю, эта особа его похитила. Наверное, на свою беду, ваш муж был слишком хорош в ее постели. — Мисс Херстмен хихикнула.

Элинор почувствовала, что заливается краской. Ну что за женщина!

— Но не могла же она…

— Что не могла? Похитить его? Нет ничего проще. Заставить спать с ней? Думаю, это затруднительно. Но что, если она заключила с ним сделку? Кто может это знать? Уж конечно, не старая дева вроде меня. Одно мне доподлинно известно: если он вернется, не важно откуда, и застанет вас на смертном одре, то вряд ли обрадуется. Пожалуй, этот дурень пойдет и застрелится.

Элинор ужаснуло подобное пророчество.

— Так что подумайте хорошенько, милочка! — посоветовала мисс Херстмен. — Понятия не имею, каков был ваш брак, но Николас очень переживал из-за того, как он с вами обращался. Глупый парень! К тому же вы признались, что ваша последняя встреча была весьма неприятной. Если он вернется и найдет вас и дитя в плачевном состоянии, то взвалит всю вину за это на себя. Мужчины в подобных ситуациях совершают чертовски глупые поступки.

Элинор и думать забыла о практических делах, но эта ужасная женщина заставляла работать ее мозг. Ее чувства к мужу были неопределенны, полны смятения, но одно она знала точно — что, вопреки всякой логике, все еще любит его.

— Да, Николас относился ко мне скверно, — заявила она наконец. — А последняя встреча была просто отвратительна. Если он возвратится ко мне, сияя улыбкой, словно ничего не случилось, я убью его собственными руками. — При мысли о подобной сцене на ее лице мелькнула тень печального удовольствия.

В этот момент появился Холлигирт и объявил, что завтрак накрыт.

— Отлично, — сказала мисс Херстмен. — Я умираю с голоду. А вы, миссис Дилэни?

Подчиняясь более сильной воле, чем ее собственная, Элинор, опередив мисс Херстмен, отправилась в столовую и уселась за стол. Но аппетитом она похвастаться не могла.

Мисс Херстмен подала ей вазочку с заварным кремом.

— Отличное блюдо для завтрака, а в вашем положении… Ешьте, милочка. Когда вы наберетесь сил, мы отправимся за город.

Элинор машинально ела ложку за ложкой.

— Вы действительно отвратительная, деспотичная женщина, — сказала она уже без раздражения. Мисс Херстмен усмехнулась:

— Совершенно верно, дорогая. Что есть, то есть.

* * *
Элинор постепенно возвращаюсь к жизни. Со временем она полюбила свою новую компаньонку. Мисс Херстмен была дамой властной и своевольной, но вместе с тем мудрой и остроумной и могла поддержать беседу на любую тему. Она совершенно не походила на тех женщин, с которыми Элинор доводилось встречаться прежде.

— Я как черная овца, и в этом все дело, — сказала однажды Арабелла. — Я никогда не хотела быть благопристойной леди. Теперь, наконец, все с этим смирились. Я иду туда, куда хочу, делаю то, что мне нравится. Мои близкие порой приходят в шок от моего поведения, но они настолько добры, что не избегают меня. Временами, например как сейчас, они даже находят меня полезной. Должна сказать, что Френсис всегда был лучшим из всех, и я приписываю это влиянию такого неординарного человека, как ваш муж. Если бы Николас родился женщиной, то, наверное, был бы похож характером на меня, а мне всегда доставляло удовольствие думать, что родись я мужчиной, то была бы такой же, как он. Надо принимать любую ситуацию такой, как она есть, а не смотреть, что станут делать в этом случае другие.

— Вы полагаете, он действует именно так? — осторожно спросила Элинор.

— Не знаю. Я говорю только о себе.

Спустя две недели силы Элинор восстановились, но новостей все не было. Стоял поздний сентябрь, и большинство друзей Николаса разъехались по своим загородным резиденциям. Прежде чем отправиться в Прайори, к ней заехал Френсис, но его напускная бодрость и веселье не слишком подбодрили ее.

Элинор, однако, совершенно отказывалась предпринимать какие-либо действие, подтверждающие, что Николас мертв, она даже не встретилась с лордом Стейнбриджем — в их сейфе было достаточно наличных денег, а на ее счет в Форбс-банк перечислялось щедрое содержание.

Дольше оставаться в городе не было никаких причин, и в начале октября обе дамы отправились в Сомерсет.

Спустя три дня после того как они покинули Лондон, фаэтон Элинор остановился перед очаровательным поместьем времен королевы Анны. Это и был Ридокс. Элинор удовлетворенно вздохнула и улыбнулась Арабелле Херстмен. Она инстинктивно почувствовала себя дома. Даже если Николас никогда не вернется, она сохранит это поместье для ребенка.

Сразу по приезде Элинор занялась домом. Дженни и Томас приехали с ней, в самом доме также находилось несколько слуг, остальных не составляло труда нанять. Хотя Николас недавно приобрел поместье, за ним присматривали, и дом был в хорошем состоянии. В Ридоксе также имелась ферма, которая обеспечивала их продуктами.

Элинор растрогал тот факт, что сразу после бракосочетания. Николас дал указание смотрителю подготовиться к их приезду летом и навел справки о квалификации местных акушерок.

Дом был куплен после смерти старого джентльмена и несколько лет не знал женского внимания, поэтому ей предстояло многое сделать. Элинор была рада этому, поскольку работа отвлекала ее от мрачных мыслей.

Вместе с мисс Херстмен они пересмотрели белье, отложив в сторону то, что нуждалось в штопке и починке, изучили запасы посуды и прочих мелочей, осмотрели мебель, а также организовали заготовку джема и других припасов и проверили хранилище запасенных на зиму овощей. Для огромного старинного камина требовались очень большие поленья, настоящие бревна, поэтому слугам было приказано доставлять их из Йеовилля.

Не прибегая к помощи дворецкого, Элинор сама изучила содержимое погребов Ридокса. Прежний владелец, видимо, являлся настоящим знатоком, коллекция вин была великолепна, весьма обширна и, к чести слуг, совершенно не тронута.

У Элинор слезы подступили к глазам, когда она увидела бутылки светлого сухого портвейна, которому отдавал предпочтение Николас. Она поймала себя на том, что баюкает пыльную бутылку, и с раздражением поставила ее на место.

Поднимаясь по ступеням, она печально размышляла о том, кого дожидаются эти сокровища долгие месяцы или даже годы, а затем вернулась к хлопотам по хозяйству.

Когда трудолюбие оставляло ее, Элинор сидела, греясь на осеннем солнышке, или отправлялась в долгие путешествия по сельским тропинкам, наблюдая усердие других, будь то крестьяне, косившие сено и убиравшие в погреба сидр, или запасливые белки, сновавшие по стволам деревьев с орехами за щекой.

Извечный круговорот обычной, простой жизни полностью завладел ею. Она много работала, хорошо ела и с течением беременности сильно поправилась. Ее кожу позолотил загар, на носу появилась россыпь веснушек, но это ни капли ее не беспокоило. Элинор носила свободные, удобные платья, которые привели бы в ужас мадам Опостин, и укладывала волосы в простой узел.

Она не углублялась в размышления, но знала, что в закоулках ее ума таится ложь — ложь, состоящая в том, что Николас уехал по очень важному делу и в один прекрасный день вернется домой.

* * *
Пришедшая с визитом акушерка миссис Стонджелли — приятная женщина с мудрыми глазами, веселой улыбкой и неистощимым запасом историй о местных жителях — сразу задала множество вопросов и быстро осмотрела Элинор.

— Не беспокойтесь, моя дорогая. Все идет как положено, — сказала она. — Я приняла столько новорожденных, что всех уже и не упомню, однако никто не может дать гарантий. Иногда Господь забирает маленьких ангелочков на небеса — все в его руках.

Миссис Стонджелли рассказала Элинор, что следует приготовить для малыша.

— А где ваш муж, дорогая? Я видела его два года назад. Красивый молодой человек.

— Ему пришлось уехать. Государственное дело. Надеюсь, к моменту родов он вернется.

Эти слова сами собой слетели с языка Элинор, и каждый раз, когда она повторяла их жене приходского священника, женам местных эсквайров или местной светской львице леди Моргроув, они давались ей все легче и легче. Временами она сама начинала верить и ждала, что муж вот-вот вернется, а когда Томас приносил почту, искала конверт с характерным почерком Николаса.

Вместе с тем каждая проходящая неделя убеждала Элинор в том, что Николас скорее всего мертв. Не мог он ввергнуть ее в пучину неизвестности, если у него была хоть какая-то возможность послать весточку.

Письмо лорда Стейнбриджа навело ее на неожиданную мысль. Стейнбридж был в ярости оттого, что никто не сообщил ему об исчезновении брата, и сетовал на то, что Элинор покинула Лондон, не проинформировав его. Он призывал ее к родам вернуться в Лондон, где собирался нанять ей самого знаменитого акушера.

Даже испытывая приступ вины оттого, что никогда не задумывалась над его чувствами, она улыбнулась. Бедняга имел право обижаться. И вдруг ее осенило.

— Арабелла, — позвала она, впервые назвав компаньонку по имени. — Это правда, что между близнецами есть особая связь и один из них всегда чувствует, если у другого беда?

Мисс Херстмен бросила на Элинор проницательный взгляд, мгновенно уловив ход ее мыслей.

— Думаю, во многих случаях все обстоит именно так. Это от лорда Стейнбриджа? — указала она на письмо.

— Да, — взволнованно сказала Элинор. — И почему мне не приходило в голову спросить его? Он пишет, что понятия ни о чем не имел, пока не заехал к нам на Лоринстон-стрит. — Она чувствовала, как радость заливает ее теплой волной. — Наверное, глупо считать, что это дает надежду?

Мисс Херстмен поджала губы:

— Прежде чем делать выводы, я хотела бы знать, насколько глубока взаимная симпатия братьев. К тому же если ваш муж отправился в Канаду или Виргинию, действуют ли подобные чувства на таком расстоянии?

— Я немедленно напишу лорду Стейнбриджу.

— Лучше пригласите его сюда, — сказала мисс Херстмен — Если вы напишете, он не ответит должным образом. Люди всегда так делают.

После короткого колебания Элинор согласилась.

* * *
Неделю спустя экипаж лорда Стейнбриджа подкатил к дому.

К этому времени Кристофер уже знал подлинную ситуацию, и гнев его улетучился. Теперь он был взволнован, полон сочувствия, горд тем, что Николас делает нечто важное (сам регент отвел его в сторону, чтобы поздравить, и тактично поинтересовался местонахождением героя), и в то же время возмущен случившимся с братом. Он ужасно разволновал Элинор, но поскольку она сама пригласила его, ей приходилось терпеть.

Наконец Элинор приступила к расспросам.

— Конечно, — ответил ей лорд Стейнбридж, — с нами бывали подобные случал. Первый раз это произошло, когда мы отправились в школу. Мы редко разлучались, но отец настоял, чтобы нас отдали в разные школы. Я отправился в Итон, Ники — в Хэрроу. Когда у него была лихорадка и он сильно болел, я чувствовал себя отвратительно. Нет, я не болел, но был просто не в себе.

— А когда он оказывался за границей? — тревожно спросила Элинор.

Граф понял, к чему она клонит.

— Вас интересует, почувствовал бы я, если бы он умер? — Кристофер побледнел. — Думаю, да. Однажды его ранили в Массачусетсе, он был на волосок от смерти. Я чувствовал, как Николас страдает, хотя понятия не имел, где он и чем занимается. Не думаю, что дело так плохо, Элинор, хотя все время, пока происходили известные события, я испытывал… беспокойство. Наверное, это самое подходящее слово.

Облегчение волной захлестнуло ее, но Элинор не успела насладиться этим блаженным чувством.

— Надеюсь, сейчас вы не чувствуете, что с ним не все в порядке? — настаивала она.

— Нет, ничего не чувствую.

Для Элинор это могло означать, что Николас не погиб, не похищен и не ранен, а просто беспечно исчез вместе со своей возлюбленной, чтобы весело жить в Америке.

Лорд Стейнбридж задержался на несколько дней, пытаясь убедить Элинор вернуться с ним в город, но в конце концов в раздражении уехал. Элинор с облегчением смотрела на его удаляющийся экипаж. Сдерживаться в разговорах с ним ей становилось все труднее, особенно когда он заявлял, что Николас отличался отменным здоровьем.

Даже если так, думала она, махая графу рукой на прощание, пусть лучше Николас развлекается с любовницей, а не лежит на морском дне. Но если ей доведется снова увидеть его, она его в клочки разорвет!

Элинор сообщила лорду Мидлторпу мнение Кристофера, и вскоре он навестил ее. Ей легко было в разговоре убедить его, что надежда все-таки существует. Френсис понимал противоречивые чувства Элинор, и они проводили время, постоянно сопоставляя факты жизни и черты Николаса, словно составляли портрет, который хотели сохранить. Они тактично обходили молчанием определенную тему и наслаждались очарованием осени. Когда лорд Мидлторп уезжал, Элинор передала свадебный подарок для Эми и вскоре получила от нее длинное письмо с благодарностью и с подробным описанием всего, что произошло в этот знаменательный день.

Элинор заставила себя принять тот факт, что ее муж был бродягой во всех смыслах. Она напоминала себе, что благодарна ему за очень многое и что нечестно слишком порицать его за тот образ жизни, который он всегда предпочитал. У нее был чудесный дом, независимость и дитя, которое она носила. Теперь ей оставалось только радоваться тому, что все это у нее осталось.

Когда первые морозы разрисовали окна, Элинор располнела и жизнь ее превратилась в сплошное ожидание — ожидание родов и, несмотря ни на что, ожидание Николаса. Она знала, что, даже если мадам Беллэр снова околдовала его, однажды наступит момент, когда он захочет увидеть ребенка.

Вместе с мисс Херстмен они тихо отпраздновали Рождество, солнечным утром отправившись на церковную службу и обменявшись поздравлениями с новыми знакомыми. Несмотря на поздние сроки беременности, Элинор получила массу приглашений, но именно поэтому ее вежливые отказы всеми были восприняты с пониманием.

В первый день нового года Элинор проснулась от какого-то неясного изменения внутри. Сосредоточившись, она почувствовала, как тяжесть смещается вниз живота. Немедленно послали за акушеркой. Та снисходительно выслушала ее взволнованный рассказ и сказала, что все идет как положено, нужно только как можно больше ходить и есть как всегда.

— Если ребенок родится раньше полуночи, миссис Дилэни, я буду очень удивлена. Но вам не нужно волноваться, я останусь у вас на ночь.

Все произошло так, как сказала миссис Стонджелли. День прошел обычно, Элинор даже отправилась прогуляться по саду и принесла к себе в комнату несколько поздних роз. Цветы для ее ребенка.

К тому времени, когда возвратилась акушерка, Элинор уже лежала в постели, но ей пришлось подняться.

— Соберитесь и ходите, сколько сможете, дорогая моя. Это облегчит дело. Скажите мне, если начнутся схватки, я посмотрю, что нужно сделать. И не стесняйтесь кричать — это поможет малышу появиться на свет.

Боль и тяжесть накатывались волнами, и Элинор ухватилась за руку акушерки, ища в ее глазах надежду на свое спасение. Она стонала, вскрикивала и вдруг тоненько захныкала:

— Николас!

Она все бы отдала за то, чтобы он сейчас был рядом, но по крайней мере у нее есть Арабелла Херстмен, хотя впервые эта леди разволновалась почти до панического состояния.

Взяв себя в руки, Элинор села и начала громко декламировать стихи Вордсворта:


Печален дом, враждебен мир,

И навсегда ушел покой,

Устало к своему концу

Я шел, охваченный тоской


Затем, угнетенная настроением стиха, она вотчаянии перешла к поэзии Вальтера Скотта:


Красив Бригнала брег крутой,

И зелен лес кругом,

Цветы над быстрою рекой

Раскинуты ковром


Вдоль замка Дальтон на коне

Я ехал не спеша,

Навстречу пела с башни мне

Красавица-душа


Какая-то часть сознания Элинор блуждала вместе с героем по средневековым замкам, но затем внезапная сила заставила ее застонать и вернула к реальности. Мисс Херстмен прекратила читать и вскочила на ноги, прижимая книгу к груди.

— Хорошо, милая! — подбадривала Элинор миссис Стонджелли — Теперь уже скоро. Продолжайте. Отдыхайте, когда сможете. Первенцы не торопятся. Совсем не торопятся…

Рассудительное ворчание акушерки казалось Элинор настоящей музыкой. Она тужилась и отдыхала, затем все повторялось снова. Господи, когда же конец этим безумным схваткам?

— Уже родился? — слабо выдохнула она в минуту покоя.

— Еще нет, дорогая, — улыбнулась акушерка, предлагая ей глоток вина. — Вы сами поймете, когда это произойдет. Теперь повернитесь на бок и положите ногу мне на плечо, вот так…

Элинор следовала всем инструкциям акушерки, требованиям своего тела, и, наконец, наступил момент, когда она действительно поняла, что ребенок родился. Сначала медленно появилась головка, затем все остальное. Волны боли отхлынули, и она оказалась на мирном берегу.

В этот момент раздался пронзительный крик.

Элинор опустила глаза, чтобы увидеть младенца, все еще соединенного с ней пуповиной. Ребенок смотрел на мир широко открытыми темными удивленными глазами. Она потянулась к нему, не испытывая больше ни малейшей усталости.

— Мое дитя, мое дитя…

— Чудесная девочка, правда? — широко улыбнулась миссис Стонджелли, заворачивая младенца. — Теперь, милочка, осторожно повернитесь на спину.

Когда требование акушерки было выполнено, она подала ребенка Элинор.

— Здравствуй, красавица. Ну разве мы с тобой не умницы?

Мисс Херстмен обменялась взглядом с акушеркой, и та снисходительно улыбнулась:

— Все они такие, мадам.

Когда пуповина была перерезана, миссис Стонджелли забрала ребенка у Элинор и дала подержать мисс Херстмен, которая тут же зашептала большеглазой малютке милые глупости.

— Какой прелестный ребенок! — Она прижала девочку к себе. — И вы, Элинор, молодец.

— Правда-правда, — подтвердила акушерка. — Женщины часто доставляют мне массу хлопот. Они сопротивляются, а вы все сделали как надо. Девочка здоровенькая. Держите ее в тепле, кормите грудью, и малышка быстро расцветет.

Она забрала младенца у мисс Херстмен и показала Элинор, как прикладывать ребенка к груди. Новорожденная мгновенно зачмокала.

— Ах ты, моя сладкая! — удовлетворенно улыбнулась акушерка — Она все поняла. Держите ее около себя, в тепле и кормите, когда она захочет есть. А сами отдыхайте и побольше пейте. — С этими словами женщина опустилась в кресло у камина и задремала.

Мисс Херстмен присела на краешек постели и смотрела, как малышка сосет грудь.

— Я никогда этого не видела, — с неожиданной нежностью сказала она. — Спасибо.

Элинор улыбнулась:

— Я рада, что вы были со мной и заставили меня вернуться к жизни. Это было довольно болезненно, но необходимо. — Ее рука нежно скользнула по золотистой головке дочери. — Я бы только хотела…

— Чтобы ваш муж был здесь. Но он ведь будет здесь с вами, не правда ли? Не поддавайтесь унынию, ожидая известий.

Элинор не ответила. Усталость навалилась на нее, и ей уже было не до мыслей о Николасе. Она увидела, как нежный ротик малышки оторвался от ее груди, и дочурка заснула. Мисс Херстмен положила крошечный сверток в колыбельку, стоящую у камина, а затем Элинор, выдержав тщательный осмотр миссис Стонджелли, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Глава 14

Проснувшись, Элинор чувствовала себя так, словно оказалась в другом мире. Еще бы, ведь она стала матерью. Долгое ожидание завершилось, и теперь у нее есть то, ради чего стоит жить дальше. И тут же она подумала о Николасе. Суждено ли ей увидеть его когда-нибудь? У нее было такое ощущение, будто она впервые с такой ясностью задала себе этот вопрос.

С момента его исчезновения минуло почти пять месяцев. Она доверяла ощущениям лорда Стейнбриджа и не верила, что ее муж умер. Но тогда сам собой напрашивался вопрос, почему он даже не попытался дать знать о себе.

Элинор могла только предположить, что Николас снова ввязался в какую-то авантюру. Может быть, руководствуясь какими-то своими причинами, он посчитал, что будет лучше, если она поверит в его смерть и снова выйдет замуж?

Нет, она не сделает этого. Элинор решила ради своего спокойствия не ждать ничего и с этого дня вести себя так, словно она уже вдова; слава Богу, здесь, где они никогда не были вместе, ничто не напоминало ей о муже. Сначала она сожалела, что у нее нет его портрета, но подозревала, что и это к лучшему.

Когда мисс Херстмен с подносом в руках вошла в спальню, то была очень обрадована бодрым настроением свое" подопечной.

— Честно говоря, я в какой-то момент испугалась, вдруг вы из таких, кто с появлением ребенка отказывается от всех мирских радостей. Кстати, как вы назовете ее? Мы же должны как-то к ней обращаться.

Отбросив прочь сразу пришедшее на ум «Николь», Элинор сказала:

— Арабел.

Щеки мисс Херстмен порозовели.

— Это необыкновенно любезно. Надеюсь, вы позволите мне быть ее крестной? Я хочу знать, что она вырастет как подобает человеку.

— Думаю, эхо было бы замечательно. Вы собираетесь остаться с нами, так?

— Если возможно, — мисс Херстмен покраснела еще сильнее, подозрительная влага появилась в морщинках около глаз, — и если вы примиритесь с моим характером. Но я сохраню мой коттедж на тот случай, если больше не понадоблюсь вам.

На тот случай, если Николас вернется, подумала Элинор и печально улыбнулась. Пожилая леди, напротив, заметно оживилась.

— Вот еще что, — сказала она, — вы скоро снова станете выходить в свет, а я не выношу всю эту суету.

— Да, мадам. — Элинор с притворным смирением склонила голову.

Мисс Херстмен окинула ее подозрительным взглядом:

— Хм… Как я понимаю, вы дерзите мне, дорогая, а значит, становитесь сама собой. Интересно, ваш муж имел возможность лицезреть вас такой?

Элинор почувствовала невыносимую тоску.

— Не знаю… У нас было так мало времени, а у меня так много хлопот. — Она горько рассмеялась. — Он, вероятно, побил бы меня.

Мисс Херстмен кивнула:

— Что хотели, то и получили. Если он действительно такой глупый, то я бы просто сбежала от него.

— Разумеется, и она тоже, — сказал Николас, появляясь в проеме дверей. На его губах застыла улыбка, которая согревала его глаза, но вместе с тем не могла скрыть, их настороженности.

Он не делал попытки подойти ближе.

Элинор почувствовала внезапную слабость. Казалось, она не могла издать ни звука.

Мисс Херстмен бросила на нее обеспокоенный взгляд и открыла рот, чтобы достойно ответить свалившемуся невесть откуда негодяю, затем, поразмыслив получше, выбежала из комнаты, подтолкнув его внутрь и захлопнув за собой дверь.

Николас усмехнулся, глядя ей вслед, и задумчиво посмотрел на жену и ребенка, — Дорогая?

Элинор проглотила комок, подкативший к горлу. Она понимала, что не может произнести ни звука. Он выглядел точно так же, как при их первой встрече, — такой же загорелый и немного усталый.

Николас подошел и взял ее за руку. Теплая, чуть шероховатая ладонь, коснувшись ее кожи, лишь подтвердила, что он здесь и это не иллюзия.

Сев на край постели, он ждал, что она скажет. Его глаза переходили от ее лица к ребенку, лежащему рядом в колыбели.

— Это девочка. — Голос Элинор прозвучал неожиданно хрипло.

— Я знаю. Слуги уже успели поздравить меня. Спасибо, что ты все сохранила в тайне.

Стараясь обрести покой, Элинор опустила глаза и стала сосредоточенно рассматривать сначала свою руку, потом его, сравнивая их. Она вспомнила, как однажды решила, что это рука, на которую можно опереться.

— Прости, что свалился так неожиданно, — сказал Николас. — Прислуга ожидала, что я захочу скорее подняться наверх, чтобы увидеть тебя. Попроси я доложить о моем приезде, пошли бы разговоры, — Его палец описал круг по ее ладони. — Достаточно одного твоего слова, и я уеду.

Пожав плечами, Элинор удивленно взглянула на него.

— Это твой дом.

— Нет, Элинор, это твой дом и он будет только твоим, если ты так захочешь. Мой дом там, где ты, если мне это будет позволено.

Элинор казался мучительным этот разговор в замедленном темпе, с долгими вздохами и паузами, но она не могла ускорить его, как не могла ускорить свои роды. Наверное, через ожидание надо было пройти.

— Мы — семья, — сказала она мягко. — Но…

— Но мне надо многое объяснить тебе, — с улыбкой признался Николас. — Ты благородна, как всегда. — Он исподтишка изучал ее. — У тебя нет желания устроить скандал?

Она улыбнулась в ответ.

— Ты знаешь, это не в моем характере. Мужчинам нравится держать ребенка на руках? — вдруг спросила Элинор. — Можешь подержать ее, если хочешь.

Без колебаний и с удивительной уверенностью он поднял маленький комочек из колыбели. Арабел зевнула и открыла свои большие темные глаза. Она и Николас напряженно смотрели друг на друга.

— Ты тоже так думаешь? — сказал он наконец, как будто новорожденная знала, о чем шла речь. — Если бы ты отложила свое появление на день или два, я мог бы успеть к твоему рождению. Осторожно, юная леди, не стоит мне дерзить, иначе когда вам исполнится шестнадцать, выдам вас замуж за старого скучного герцога.

Элинор наблюдала эту картину, и ее сердце сжималось от счастья, которое проникало внутрь ее, согревая душу. Ей показалось, что в комнате стало светлее.

Стараясь не выдать своего волнения, она небрежно заметила:

— Мисс Херстмен собирается кое-что добавить к этому. Она будет крестной Арабел и хочет воспитать ее в духе независимости.

— Да поможет нам Бог, — произнес Николас с улыбкой.

Девочка вытянула губки, пытаясь достать до пуговицы на его сюртуке, и тогда он передал дочь в руки матери.

Элинор заволновалась. Как накормить дочь в его присутствии? Когда Арабел счастливо зачмокала и у нее появилось время, чтобы обдумать этот вопрос, она обнаружила, что вовсе не чувствует смущения. Это было так естественно, что Николас здесь и наблюдает за ними!

— Ты хорошо себя чувствуешь? — поинтересовался он.

— Очень хорошо. Роды прошли легко, и прошлой ночью я вставала только один раз, чтобы покормить ее. — Теперь она была в состоянии говорить. — Откуда ты появился?

— Из Лондона, — ответил он и, прочтя осуждение в ее глазах, как-то беспокойно улыбнулся. — Не сердись, Элинор. Я расскажу тебе все, но сейчас, кажется, не время. Все довольно запутанно.

Она покачала головой:

— А ты когда-нибудь делал что-то по-другому?

Николас был слишком умен, чтобы пытаться ответить на этот вопрос, и некоторое время они сидели в молчании, наблюдая, как девочка сосет грудь. С тихим волнением Элинор призналась себе, что ее муж не потерял ничего из своего обаяния, которое с прежней силой действует на нее. Она могла положить свое сердце к его ногам, не слушая никакдх объяснений, и была глубоко благодарна, что он не пытается очаровывать ее и ни о чем не спрашивает, но ей требовалось время, чтобы подумать и решить, как им жить дальше.

— Ты хотел бы позавтракать? — спросила она наконец.

— Не особенно, но я думаю, мне следует пойти и навестить нашего гостя. — В ответ на ее удивленный взгляд он объяснил:

— Я привез с собой Френсиса… для моральной поддержки.

— Тогда ты можешь привести его взглянуть на Арабел, — предложила Элинор. Он поднял брови:

— А ты скоро закончишь кормить?

Она покраснела и ничего не ответила.

— Я пойду и успокою его. Мы поднимемся немного позже.

Когда дверь захлопнулась за ним, малышка забеспокоилась, озираясь по сторонам.

— Ты уже успела привязаться к нему, маленькая моя? — Элинор ласково переложила ребенка к другой груди. Девочка так крепко ухватила сосок, что она поморщилась. — Поласковее со мной. Для меня это тоже впервые. Лучше скажи, что же мне делать? Я не хочу прогонять его — это было бы несправедливо по отношению к нему и во вред нам с тобой.

Элинор подняла дочь повыше, прислонив к своему плечу, как показывала ей акушерка, и погладила по спинке.

— Ты права, — вздохнула она. — Это решенный вопрос. Но я не собираюсь облегчать ему задачу и не сдамся так легко. Неужели я не заслуживаю, чтобы он хоть немножко поборолся за меня?

Арабел ответила коротким гульканьем.

— Я знаю, что ты согласна. Мы, женщины, должна быть заодно.

Уложив девочку спать, Элинор потянулась к колокольчику и приказала явившейся на зов Дженни привести ее в приличный вид, так как она собиралась принять гостей. Поверх ночной рубашки Элинор накинула красивый жакет. Дочка спала у нее на руках.

Явились первые посетители, и Элинор была удивлена, услышав, как мисс Херстмен удерживает ее мужа.

— …никаких манер или понимания. Вы понятия не имеете о деликатном положении леди после родов:

— Напротив, я полон уважения. Так же как и вы, мисс Херстмен.

Николас вошел в комнату.

— Лучше зовите меня Арабелла. — Пожилая леди, казалось, тут же забыла все обида. — Я теперь тоже член семьи. Я должна сказать вам, что вы нахальный негодник. Надеюсь, ваша жена поставила вас в известность, что я собираюсь быть крестной девочки? — спросила она с вызовом.

— Да. Я думаю, это прекрасная идея.

— Вы думаете? — удивленно повторила мисс Херстмен. — Что ж, только не рассчитывайте, что я оставлю ей мои деньги — они все пойдут на общество борьбы за эмансипацию женщин.

— Как мудро, — сказала Элинор. — В результате они принесут гораздо больше пользы.

— Вот это разумная женщина, — заключила пожилая леди. — Когда подойдет срок, пошлите вашу дочь ко мне, и я уверена, что она не превратится в «кисейную барышню».

Судя по всему, лорд Мидлторп тоже был под соответствующим впечатлением от новорожденной, но, очевидно, далеко не таким сильным, как Николас. Элинор подумала про себя, что если она предложит ему подержать ребенка, он придет в ужас.

В этот момент на зов колокольчика пришла няня, которая взяла девочку, чтобы поменять пеленки, и это послужило сигналом для гостей покинуть комнату, но Элинор вовремя перехватила взгляд Николаса. Он понял и остался.

— Я, наверное, выгляжу глупо? — спросила она. — Все это словно во сне. Если я усну, ты не исчезнешь?

— Нет. — Он задернул шторы, пошевелил угли в камине и присел на край постели. — Я не уйду, пока ты не прогонишь меня. Даю слово. Я ведь никогда не нарушал данного тебе слова?

Элинор подумала: он всегда был осторожен и не обещал много.

— Нет, — сказала она, — ты никогда не нарушал своего слова.

— Тогда спи. Мы поговорим после.

Николас оставался с женой, пока она не задремала. Прежде чем уйти, он наклонился и коснулся ее лба легким поцелуем.

Френсиса он нашел в столовой — тот с аппетитом уписывал ленч.

— Я голоден как волк и ужасно сердит. Четырнадцать часов в седле почти без перерыва, да к тому же посреди зимы! Клянусь небом, я больше никому не позволю подбить меня на такую безумную авантюру. Надеюсь, все прошло успешно?

— Насколько возможно, — уклончиво ответил Николас, положив еду себе на тарелку. — Элинор растеряна, но я надеюсь, что все образуется.

Френсис неожиданно улыбнулся.

— У тебя чудесный ребенок, — сказал он, подхватывая кусок ветчины. — Я тоже подумываю о супружестве. Представляешь, родители Люка начали атаку на него. Чистое наказание быть единственным сыном!

— Двое в один сезон? — недоверчиво усмехнулся Николас. — Это вызовет необыкновенное оживление среди мамаш, имеющих дочек на выданье. — Затем он серьезно взглянул на своего друга:

— Позволь мне один вопрос, Френсис. Ты любишь Элинор?

Лицо лорда Мидлторпа стало багровым.

— Нет, к сожалению, но думаю, мог бы влюбиться в нее, если бы имел на это право. Она особенная женщина.

— Разве любовь подчиняется логике? — В голосе Николаса зазвучало сомнение.

— Верю, что так. Я познакомился с Элинор, когда она уже была твоей женой. После твоего исчезновения и даже тогда, когда мы опасались, что ты погиб, она носила твое дитя, и я никогда не смотрел на нее как на возможный вариант для себя. Правда, если бы она оказалась вдовой, то через какое-то время события могли бы принять иной ход.

— Слава Богу, что ты не страдаешь и твое сердце не разбито. Одно время я начал было думать, что, попросив тебя присмотреть за Элинор, взвалил непосильную ношу на твои плечи. Теперь-то мне ясно, что только исполнять свой долг недостаточно. Посмотри, сколько огорчений это принесло всем.

Николас не стал продолжать, и его собеседник не возражал, а после еды оба решили немножко вздремнуть.

* * *
Когда Элинор пробудилась от короткого ста, на губах ее блуждала улыбка. Какое-то время она вспоминала, в чем причина ее радужного настроения. Ну да, конечно, Николас… Но это вовсе не были только розы, были и шипы. Он так ничего и не сказал ей о своих чувствах. Был ли он свободен от своих обязанностей? Любил ли он? Хотел ли ответной любви? Он ничего не требовал от нее, но и не давал никаких обещаний.

Элинор поделилась своими сомнениями с мисс Херстмен, когда та пришла выпить с ней чаю.

— Вы правы, — согласилась пожилая леди, — хотя я сомневаюсь, что вы придавали бы всему этому такое значение, как сейчас, если бы ваш муж вернулся и немедленно поклялся в своих чувствах.

— Он едва ли ожидает, что я брошусь к его ногам, — заметила Элинор.

— Я тоже так думаю.

— Но если ни один из нас не сделает движения навстречу другому, мы окажемся в тупике.

— Глупости. Время все расставит по местам, так что не стоит пороть горячку.

— Но мне так неловко, — пожаловалась Элинор. — Разумеется, ему удобнее взвалить решение на меня, но я не уверена, что хочу этой ответственности. Все было бы проще, если бы он, появившись, сразу лишил меня всех надежд.

— Вот те на! — возмутилась мисс Херстмен. — Как говорится, лежачего не бьют, не то я бы вам показала, милая! Выдумать такое! Вы забыли, что закон на стороне мужа, и если он вздумает воспользоваться им, то вы практически беззащитны. Ни об отце, ни о брате нечего говорить. Единственное, что у вас есть, — это друзья, но это первым делом его друзья!

— Но я не собираюсь бороться с ним, — растерялась Элинор.

— Нет, — улыбнулась мисс Херстмен. — Я понимаю, чего вы хотите и что делает он. Как говорится, он дал вам кнут, то есть право решать. С вами обоими все будет хорошо; если вы воспользуетесь этим, но осторожно, помучайте его немножко. Позвольте ему поухаживать за вами. Между прочим, до сих пор ему не приходилось этого делать.

Пока Элинор пыталась осмыслить сказанное, мисс Херстмен добавила:

— В свое время я способствовала разрушению многих ухаживаний и браков. Стоит уступить слишком быстро, и мужчины все воспринимают как само собой разумеющееся. А за вами так и вовсе не ухаживали, обошлось без этого.

Элинор думала о ночи в маленькой гостинице в Ньюхейвене. Она полагала, что ухаживание имело место. Надо сказать, в этом не было ничего оскорбительного, хотя стоило бы добавить немного романтики.

— Вы говорите так, словно мне следует ждать, когда он превратится в забавную обезьянку, дабы развлекать меня, или как дурак станет плясать под мою дудку.

Мисс Херстмен хмыкнула:

— Не обольщайтесь, моя милая. Это возможно будет единственный раз в вашей жизни, когда вы скажете: прыгни, и он прыгнет. Что ж, поступайте как знаете.

Вечером Николас снова вошел в спальню Элинор, и они непринужденно поболтали на общие темы, как часто делали прежде.

— Между прочим, — спросил он, — ты привезла с собой жемчуг? Я заглянул в сейф и не нашел его.

Элинор почувствовала слабость. Она никогда не вспоминала о жемчуге, с тех пор как покинула Лондон.

— Я отдала ожерелье моему брату. — Ей с трудом удалось проглотить комок в горле.

Но Николас, как ей показалось, не рассердился.

— Твой брат бежал из страны, ведь так? Было бы лучше, если бы ты дала ему деньги. Я не скоро смогу возместить потерю.

— О, я не хочу! — резко возразила она. — Это ожерелье только напоминало бы мне об ужасных днях.

— Не хочешь? Но жемчуг был тебе к лицу… И когда-нибудь пригодился бы Арабел.

Элинор поспешила рассказать мужу, что произошло.

— Понимаю, было ужасно глупо с моей стороны поверить ему, но я не хотела, чтобы тебя забрали как изменника.

К ее изумлению, Николас рассмеялся:

— Каков негодяй! Прости, Элинор, я не догадывался, что ты знала тогда о заговоре. Я часто раздумывал во время моих странствий, что поступил бы по-другому, если бы это было возможно, и все рассказал бы тебе. У меня есть кое-кто в Лондоне, кто найдет замену, — сказал он осторожно. — Если нам повезет, твой брат продаст жемчуг, а мы будем знать кому и сможем выкурить его.

— Но это просто чудовищно, — возмутилась Элинор. — Меньше всего на свете я бы хотела снабжать его деньгами, тем более твоими.

— Это не важно, — сказал Николас, доставая плоскую коробочку. — Я не хотел смущать тебя подарками, моя милая, но это обычное дело для мужа — оказывать своей жене знак уважения в такое время.

Элинор взяла коробочку и, открыв ее, увидела красивый бриллиантовый браслет, украшенный по меньшей мере дюжиной безупречных камней. Для человека, равнодушного к собственности, Николас имел превосходный вкус.

Поколебавшись, она позволила ему надеть браслет на свое запястье. От прикосновения его пальцев вверх по ее руке побежала теплая волна. Элинор старалась сдержаться, но оказаться в его объятиях было бы таким блаженством!

Она знала, ей стоит только намекнуть, но почему-то пока не могла этого сделать.

* * *
На следующий день Элинор привела всех в волнение, объявив, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели, но тут же вынуждена была пообещать, что не пойдет дальше шезлонга у окна. По крайней мере она была на ногах, причесана и одета.

Николас улыбнулся, когда вошел, и она улыбнулась в ответ, с удовлетворением отметив, что с каждым днем ее муж выглядит все лучше.

— Маленький рывок вперед к свободе, — заметил он. — Ты не спустишься вниз? Я могу отнести тебя.

— О нет… я… — начала она, но тут же передумала. — Пожалуй, стоит попробовать. Я как раз обдумывала, как лучше выбраться из этой комнаты. И все же, мне кажется, будет лучше, если я пойду сама.

— Боюсь, ты рассылаешься на кусочки. — Он подхватил ее на руки. — Кажется, ты сильно похудела…

Элинор, прыснув, кивнула в сторону детской:

— Мои фунты там…

— Я имею в виду, с тех пор как я впервые узнал тебя.

— Но ты никогда меня не поднимал.

— Зато однажды отнес тебя в постель.

Она помнила и надеялась, что это повторится еще не раз.

— Ты была больна? — мягко поинтересовался Николас, осторожно опуская ее на софу в кабинете. Элинор не хотела скрывать от него правду.

— Да. Причиной тому неуверенность, беспокойство, сожаление о пустой трате времени. Меня постоянно мучила мысль, что ты умер, а мы так глупо расходовали отпущенное нам время.

Он присел на софу.

— Я надеялся, может быть, сцена у Терезы поможет тебе справиться.

Элинор задумчиво смотрела на него секунду-другую.

— Ты думал, это заставит меня возненавидеть тебя? — Она засмеялась. — Как ты мог позволить сыграть с собой такую шутку? Мне с трудом удалось тогда изобразить ненависть. Очевидно, в этом была твоя цель? Боюсь, Эми так ничего и не поняла и теперь ее отношение к тебе, мягко говоря, весьма прохладное.

— Я позабочусь, чтобы ты оказалась рядом, когда придется защитить мою честь. Ждать уже недолго — они сегодня должны быть здесь.

— Эмили и Питер? — удивленно спросила Элинор.

— Я отправил приглашение в их семейное гнездышко. Они приедут, если смогут. Надеюсь, в кругу друзей тебе будет легче принять решение.

— В этом нет необходимости, Николас Я доверяю тебе. Полагаю, ты послал и за своим братом тоже?

Он улыбнулся.

— Нет. Я предоставляю это тебе. Спасибо за доверие, Элинор. — Николас поднялся и, сделав пару шагов, углубился в изучение довольно безобразной вазы.

В это время в дверях появилась мисс Херстмен и, увидев Элинор, засуетилась.

— Ах, как это чудесно! — воскликнула она. — Я не собираюсь спорить с акушеркой или другими местными женщинами, которые говорят, что вы должны лежать на спине. Мне это кажется глупым. Простые женщины выходят в поле через несколько дней после родов. Николас, ваш лакей просил передать вам, что ваша лошадь покашливает. Что ж, — сказала она, глядя ему вслед, — превосходный повод исчезнуть. Ах эти мужчины! Всегда столько волнений о лошадях.

— Надеюсь, кашель у лошади — не слишком это серьезно? — встревожилась Элинор.

— Надеетесь? Возможно, мне следует предложить ей мою микстуру? Никогда не испытывала интереса к этим существам, кроме тех случаев, когда они перевозят меня с места на место.

— А я любила ездить верхом, когда была маленькая, — сказала Элинор. — Но после смерти отца Лайонел продал лошадей, которых мы держали в загородном доме.

Результатом этого высказывания явилось то, что днем мисс Херстмен озадачила Николаса вопросом:

— Лошадь в порядке?

— Да, спасибо. Ложная тревога, дорогая Арабелла.

— Не убегай так поспешно, мальчик. Дай мне что-то сказать, я не очень-то верю в намеки. Чудесно, что ты делаешь Элинор подарки. Кстати, она любит лошадей, даже при том, что ей не часто приходилось ездить на них. И посмей только утверждать после этого, что я совсем бесполезна.

— Напротив. — Николас приподнял ее и поцеловал, заставив пожилую леди трепетать и бормотать что-то невнятное.

Когда он вернулся, его жена сидела за книгой.

— «Уэверли»? Должен заметить, что я не большой любитель Вальтера Скотта.

— По-моему, он писал превосходно, — отозвалась Элинор. Она все еще не могла поверить, что он вернулся… — Арабелла пришла в ужас от одной книги на Лористон-стрит. Она на итальянском, поэтому я не могла прочесть ее.

— Интересно, какая? О да, — Николас вдруг усмехнулся. — Я, кажется, догадываюсь.

— Тогда, может быть, ты расскажешь мне, о чем она?

— Без сомнения. Я даже дам ее тебе, если ты захочешь изучать итальянский.

— Боюсь, это очень скучно, — возразила Элинор, втайне радуясь его реакции.

— Если у тебя есть вкус к эротике, я могу объяснить тебе все подробно на самом хорошем английском.

— К эротике? — переспросила Элинор, хотя по его тону она уже догадалась, о чем идет речь.

В этот момент вошел лорд Мидлторп. У него был такой вид, что Элинор покраснела и оглянулась на мужа. Однако Николас был абсолютно спокоен.

— Ну вот, дорогая, теперь ты шокировала моего друга.

Элинор, поддавшись порыву, протянула ему «Уэверли», подумав при этом, что сюжет книги чем-то напоминает их собственную ситуацию. Вечная тема — двое мужчин и одна женщина…

Николас взял книгу и, расправив страницы, положил на стол.

— Чем вы собираетесь позабавить себя теперь? — поинтересовался Френсис.

Нахмурившись, Николас пробормотал:

— Пистолеты или шпаги?

— Пистолеты, — ответил лорд. — Я стреляю лучше, чем ты.

— Но это такое скучное занятие, — вздохнул хозяин дома, — стрелять в людей.

Элинор и лорд Мидлторп понимающе улыбнулись друг другу.

Николас схватил книгу и опустился на одно колено около софы.

— Прекрасная леди, я должен умереть ради того, чтобы вы улыбнулись? — Он положил книгу на софу, словно Библию на алтарь.

— Вы сошли с ума, — ответила Элинор холодно, подобрав книгу. — Между прочим, я не позволю Френсису убить вас, пока вы не расскажете мне, что же такое эротика.

— О нет! — Николас поднялся и стряхнул пыль с колен, а затем, взглянув на своего друга, добавил:

— Я предоставляю ему эту честь.

— Мне… — Френсис покраснел. — Ты не должен даже упоминать об этом.

— Но ведь не я, а Элинор интересуется подобным предметом, — смеясь, отвечал Николас. — На самом деле я вижу здесь влияние твоей тетушки, которую именно ты послал к Элинор…

В этот момент в дверях появилась сама мисс Херстмен и подозрительно оглядела присутствующих:

— Что за игры вы тут затеяли? У нас был такой тихий, спокойный дом…

Николас взял ее руку и поцеловал.

— Мы просто решили просить вас объяснить Элинор, что такое эротика.

Мисс Херстмен вырвала руку и окинула шутника холодным взглядом.

— По-моему, это всегда входило в обязанности мужа. К тому же я не уверена, что подробное знание так уж необходимо.

Элинор тут же пришла на помощь почтенной леди:

— Френсис, если вы не хотите постоять за мою честь, то защитите по крайней мере честь Арабеллы — она как-никак ваша тетя.

— Интересно что бы делала тетушка, если бы я запер все мои книги на замок? — поинтересовался Николас.

— Взяла бы молоток и разбила замок, а заодно и твою голову, мальчишка, — сурово отозвалась мисс Херстмен. — Обед готов, но я думаю, Элинор лучше поесть в ее комнате — от всех этих глупостей у нее может подняться температура.

Николас снова предложил жене свои услуги, но Элинор настояла, что пойдет сама.

— Я сойду с ума, если не буду двигаться, — объяснила она и попросила Френсиса помочь ей дойти до комнаты.

Пока они поднимались по лестнице, ее провожатый заметил:

— Вы знаете, Элинор, я ваш слуга во всем, но надеюсь, вы еще больше оцените это, когда Николас убьет меня.

Он был смущен открытостью улыбки, которой она одарила его.

— Не убьет, потому что я никогда не прощу ему этого.

— Вы чувствуете свою силу, да? Я предупреждал вас однажды по поводу Николаса. Он хороший актер, и его самообладание невероятно, но не беспредельно. Так вы можете только оттолкнуть его.

Элинор вскинула голову:

— Несколько месяцев он был неизвестно где, так что теперь может потерпеть неделю-другую…

* * *
Мисс Херстмен явно наслаждалась тем, что Николас сопровождал ее в столовую.

— Вы, мужчины, привыкшие иметь дело с женщинами, порой поражаете меня своей глупостью, — заметила она.

— Поэтому, — сказал он весело, — я и решил пофлиртовать с вами.

— Но подобное поведение аморально.

— Без сомнения Предыдущий опыт открыл мне, что это приносит весьма неприятный результат. — На его лице отразилась искренняя печаль, и Арабелле даже захотелось утешить племянника, но все, что она могла сделать, это придерживаться правды.

* * *
Когда они сидели за обедом, подъехала карета, и каждый посчитал своим долгом лично поприветствовать Эмили и Питера. Однако, заметив хозяина, Эмили сразу поджала губы и вскинула подбородок.

— Отлично, Николас, — сказала она, — ты наконец появился. Кстати, как Элинор?

— С ней все в порядке, — спокойно ответил он. — Она разрешилась девочкой два дня назад.

Казалось, новость немного растопила лед.

— Идите обедать, а потом вы сможете подняться к ней. — Николас пожал руку Питеру. Бедняга выглядел неловко из-за враждебности своей жены и от неуверенности по поводу собственной позиции — Как вам понравилась Франция?

Николас знал, что именно там молодая чета провела свой медовый месяц. Эта тема дала повод для дальнейшего разговора за столом, а когда Эмили закончила с едой, он попросил мисс Херстмен проводить ее к Элинор.

— Я жду не дождусь увидеть его… ее. — Эмили замялась и покраснела.

— Моя жена все еще никак не расстанется со своей девичьей стеснительностью, — хмыкнул Питер.

Когда Эмили ушла, мужчины немного поговорили, и потом Питер тоже изъявил желание взглянуть на новорожденную. Вместе они поднялись по лестнице в комнату Элинор.

Арабел спала в своей колыбельке, ее щечки порозовели. Эмили, мисс Херстмен и Элинор болтали за чашкой чаю.

Питер нахмурился, склонившись к ребенку.

— Она такая маленькая. Николас ухмыльнулся:

— Еще один мужчина, который ничего не смыслу в детях. Как насчет тебя, Эми? У тебя есть какие-нибудь замечания?

— Нет, но я бы хотела подержать ее.

Со знанием дел Николас взял спящую малютку и положил ее в руки Эмили. Девочка продолжала мирно спать.

— Она красавица, но Питер прав — она невероятно малюсенькая.

Этот приятный момент был нарушен грохотом и криком с последующими причитаниями. Николас кинулся к дверям и увидел, что девушка, которую наняли к новорожденной, лежит, растянувшись в холле, и стонет.

За его спиной девочка проснулась и захныкала. Запыхавшись, вбежала другая горничная: размахивая руками, она, то и дело всхлипывая, пыталась что-то объяснить.

Николас беспомощно оглянулся по сторонам.

— Эми, будь добра, отнеси девочку в детскую, только осторожно придерживай головку. Питер, ты можешь послать кого-нибудь за доктором — кажется, девушка сломала ногу. А ты, — он повернулся к второй горничной, — иди и помоги миссис Лейверинг с ребенком.

Неопытность Эмили была видна невооруженным глазом. Элинор пришлось подняться с постели, и, не найдя халата, она отправилась в детскую в ночной рубашке.

К этому моменту большинство домочадцев собралось, а бедолагу няню, которая теперь тихо постанывала, осторожно перенесли в свободную спальню. Мисс Херстмен пошла с ней, оказывая возможную помощь. Прислуга постепенно вернулась к своим делам, и мир, казалось, был восстановлен; вот только малышка по-прежнему заходилась в пронзительном крике.

Николас вошел в детскую, когда Эмили положила девочку в кроватку и пыталась укачать ее.

— Что с ней? — встревожилась Элинор. — Я взяла ее на руки, но это не помогло. Просто не знаю, что делать.

— Ничего страшного. — Николас с сочувствием взглянул на жену. — И пожалуйста, без истерик, а то у тебя пропадет молоко. Она хочет есть, вот и все. — Он нежно обнял Элинор. — Ступай к себе, я сам принесу ее.

Элинор разрыдалась. Почувствовав свою полную беспомощность, Николас вверив ее заботе Френсиса.

— Присмотри за ней. — Он обернулся. — Эмили, перестань так раскачивать кроватку, не то у ребенка случится морская болезнь.

Взяв девочку на руки, Николас осторожно прижал ее к своему плечу, что-то тихонько нашептывая ей на ушко и расхаживая по комнате. Постепенно крик утих.

— Она мокрая и хочет есть, — объявил Николас со вздохом.

Он повернулся к горничной, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Можете поменять пеленки?

— Да, сэр, — кивнула та, испуганно приседая в реверансе.

— И потом сразу отнесите ребенка моей жене. — Николас покачал головой и подмигнул Эмили, которая выглядела такой же растерянной, как и горничная.

— Прекрасное начало для тебя, дорогая. — Он повернулся и увидел Френсиса, который в этот момент вернулся в детскую. — Почему бы тебе не проводить Эми вниз и не развлечь ее и Питера вместо меня?

Когда они ушли, Николас помедлил секунду-другую и, собравшись с духом, направился к Элинор.

— Как Арабел? — нетерпеливо спросила она.

— Все хорошо. Горничная принесет ее через минуту.

— О Господи, какая же я глупая! — раздраженно бросила Элинор. — Почему Арабел не могла успокоиться у меня? — Она обиженно смотрела на него. — И откуда ты знаешь, что нужно делать?

— Это одна из составных частей моей истории, — загадочно сказал Николас. — Я лучше пойду вниз и посижу с гостями, а потом вернусь.

Элинор поджала губы:

— Я бы хотела, чтобы ты оставил эту проклятую рассудительность. — К своему ужасу, она залилась слезами.

Секунду помедлив, Николас подошел и осторожно обнял ее:

— Элинор, поверь, я делаю все как лучше.

Сквозь слезы она услышала в его голосе нотку отчаяния.

— Все хотят думать, что я всемогущий, — добавил он тихо. — А я совершаю ошибки, как любой человек, и зачастую в очень важных вещах.

Это правда, подумала она. Даже когда Николас пребывал в школьном возрасте, все смотрели на него в надежде, что он будет руководить ими и решит за них все проблемы, прогнав их страхи и укрепив уверенность. А до этого у него был брат, который с рождения во всем полагался на него.

И вот теперь еще и она со своими проблемами. Неужели он вернулся к ней просто из чувства долга.

— Прости, — сказала Элинор, — хватаясь за носовой платок. — Просто не знаю, что на меня нашло. У меня сегодня глаза на мокром месте, какой-то сплошной поток…

— Это бывает. Вот почему я не пускаюсь в объяснения и не требую от тебя незамедлительного решения. Ты еще не созрела для этого, моя дорогая. — Николас нежно поцеловал ее в лоб и разжал объятия. — Запомни, — улыбаясь произнес он, — есть много людей, желающих тебе только счастья.

Когда муж ушел, Элинор подумала, что его слова отчасти звучали как шутка. Что происходит? Она хотела быть юной, невинной, любить и быть любимой, а на деле выглядела как какое-то прокисшее молоко.

Позже, пока Дженни расчесывала ей волосы и помогала умыться, они обсуждали недавнее происшествие и то, как Николас все уладил.

— Ах он, бедный, — хихикнула горничная. — Ему пришлось заниматься ребенком, потому что все кругом растерялись.

Элинор не без удивления думала об этом.

— Действительно, мы являли собой жалкое зрелище, — заметила она. — Николас единственный, кто хоть что-то понимает в детях, хотя про него никак не скажешь, что он привык обременять себя домашними делами.

— Простите, миледи, но я тоже кое-что смыслю в этих вещах. Можно, я буду помогать вам?

Так Дженни стала ухаживать за Арабел, пока искали новую няню.

Глава 15

На следующий день Элинор сказала себе, что достаточно хорошо себя чувствует, чтобы встать с постели и вернуться к обычной жизни. Она даже отправилась с Эмили на небольшую прогулку по замерзшему саду и внимательно проверила, удалось ли собрать весь урожай картофеля и моркови.

— Похоже, тебе, нравится в деревне, — заметила Эмили.

— Видишь ли, деревенская жизнь состоит из простых вещей, и тебя окружают люди, готовые помочь. В городе так много суеты, искусственности…

— Так ты собираешься остаться здесь?

— А почему бы нет? Где еще найдешь лучшее место для ребенка?

Солнце уже клонилось к закату, когда Николас отыскал Элинор и обнаружил, что она кормит Арабел.

— Какая приятная обязанность, не правда ли? — сказал он, пробегая пальцем по головке девочки, покрытой нежным пушком. — Дорогая, ты в состоянии пообедать с нами внизу?

Сердце Элинор отчаянно забилось.

— Предполагается грандиозное объяснение, так?

Затаив дыхание, она наблюдала, как рука Николаса замерла на головке девочки, затем его пальцы снова пришли в движение и он заговорил в своей обычной сдержанной манере:

— Если хочешь, оставим все как есть. Я не думал, что найду тебя в таком состоянии, и даже точно не знал, когда ожидаются роды. Я бы и дальше не стал беспокоить тебя, но мы не можем оставить без внимания Эми, Питера и Френсиса. Мне даже кажется, что они нуждаются в тебе больше, чем ты в них.

«Но я еще не готова», — подумала про себя Элинор, однако, собрав всю свою волю, она проговорила спокойно и рассудительно:

— Хорошо, я спущусь на обед.

Не проронив ни слова, Николас вышел.

* * *
Элинор внимательно отнеслась к выбору туалета для предстоящего обеда. Платье было теплое, из мягкой шерсти темно-синего цвета, с отделкой из кружева того же оттенка. Она попросила Дженни оторваться от обязанностей няни, и та сделала ей прическу в городском стиле — завила локоны и уложила их высоко на затылке, после чего Элинор критически оглядела себя в зеркале. Пожалуй, в течение всех последних месяцев она еще никогда не выглядела так привлекательно. Ее фигура еще не приобрела прежних очертаний, и грудь была непомерно тяжелой, но в целом она осталась довольна собой. Долгое пребывание в деревне пошло ей на пользу.

Она открыла коробку с драгоценностями и выбрала роскошное ожерелье в форме змеи из чешуйчатого золота с драгоценными камнями на месте глаз. Прежде оно казалось ей несколько вызывающим, и она сомневалась, что когда-нибудь наденет его, но на этот раз украшение как нельзя лучше соответствовало случаю.

Стол был накрыт с предельной тщательностью. Воздух словно вибрировал от напряжения, и каждый из присутствующих ожидал приближения развязки, стараясь при этом не нарушать относительного спокойствия.

Элинор охотно принимала участие в беседе, одновременно наслаждаясь остроумной пикировкой между Николасом и мисс Херстмен. Она отметила про себя, что пожилой даме без особого труда всегда удается взять верх, в то время как Эмили с трудом скрывает свою неприязнь по отношению к Николасу и даже воспринимает его как врага.

Чем дольше Элинор наблюдала за мужем, тем яснее понимала, что его кажущаяся легкость в общении не что иное, как виртуозное представление. На самом деле за непринужденными манерами скрывалось волнение, которое иногда пробивалось наружу. Один раз их глаза встретились, и веселый огонек в его взгляде тут же потускнел. То, что она увидела там, скорее походило на скрытое желание, но никак не на уверенность. «О, моя любовь, — думала она, — ты же не знаешь, что я никогда по своей собственной воле не позволила бы тебе уйти! Даже если то, что ты хочешь сказать, ужасно… Даже если ты снова чувствуешь влияние той женщины и еще полностью не освободился от нее, я все равно удержу тебя, если это то, чего ты хочешь сам», Она чувствовала, как ее мысли снова закружились в смятении, и постаралась, прогнав их прочь, сконцентрироваться на дискуссии об успехе Венского конгресса, который в свете был признан блистательным и сулящим радужное будущее.

Пришло время для леди оставить мужчин, а никакого объяснения от Николаса так и не последовало.

Однако едва Элинор поднялась, как Николас остановил ее.

— Дорогая, ты не хотела бы выпить с нами портвейна? — предложил он с улыбкой, которая напомнила ей о первых днях их совместной жизни. — Я знаю, мисс Херстмен не станет возражать. Эми, ты позволишь себе пренебречь условностями?

Эмили покраснела и бросила вопросительный взгляд на своего мужа.

— Я не возражаю, — быстро сказала она, — но почему бы нам не перейти в гостиную?

Это предложение было воспринято с одобрением, и вскоре вся компания расположилась у большого камина. Тяжелые шторы из красного бархата тут же опустили, а масляные лампы наполнили комнату мягким таинственным светом.

Элинор приготовилась к тому, что ей предстояло услышать.

— Как вы догадываетесь, — сказал Николас, — я выбрал это время и место, чтобы объяснить мое отсутствие. — Хотя все сидели, он продолжал стоять, причем несколько в стороне, словно обращался к остальным как к публике или как к присяжным в зале суда.

— Это объяснение, — сказал он, — предназначено для Элинор, так как в первую очередь касается именно ее, но некоторым людям, настроенным скептически, тоже не мешает послушать мой рассказ.

Элинор не стала возражать. У нее по этому вопросу было свое собственное мнение, и каждое слово, произнесенное мужем, она выслушивала скритическим вниманием.

Николас обвел взглядом комнату и всех присутствующих, потом, вздохнув, начал:

— Как вы знаете, я по своему собственному выбору проводил большую часть жизни, путешествуя и наслаждаясь новыми ощущениями. Имея приличный годовой доход и не обременяя себя обязанностями, я стремился к приключениям. Кроме всего прочего, мне ужасно везло, я шел по жизни без особых забот, попутно наслаждаясь общением с женщинами.

Два года назад в Вене у меня был роман с мадам Терезой Беллэр — эта леди довольно свободного нрава, она выбирала себе мужчин по собственному усмотрению, ей доставляло удовольствие заманивать их в свои сети, учить, как доставлять наслаждение, и затем отбрасывать за ненадобностью, заставляя их чахнуть и страдать. Она думала позабавиться таким же манером и со мной, хотя я вначале не понимал этого. Относясь к ней как к любовнице, я решил порвать наши отношения, когда связь прискучила, но Тереза мне этого не простила. Она, очевидно, внушила себе, что ее сердце разбито. Я думаю, эта женщина не привыкла к тому, чтобы ее бросали, и восприняла случившееся как личное оскорбление.

Я, со своей стороны, просто забыл о ней, но неожиданно, приблизительно год назад, направляясь к этим берегам, нечаянно попал в таинственную историю. В дни, последовавшие за отречением Наполеона, мне довелось познакомиться в Париже с молодым англичанином. Однажды вечером я зашел к нему поужинать и нашел его со смертельной раной в груди. Он успел сказать мне несколько слов. Бедный Ричард! Когда я передал его сообщение в посольство, то выяснилось, что он подозревал Терезу в участии в бонапартистском заговоре. Подумать только, они мечтали о возвращении Наполеона!

Мне трудно было вообразить, что Тереза, дала вовлечь себя в такое безнадежное предприятие, но в министерстве иностранных дел отнеслись к этому весьма серьезно, и тогда я понял, что сам стал невольным соучастником. У власти уже имелось досье на Терезу, касающееся ее предыдущей шпионской деятельности; к сожалению, оно включало и сведения обо мне, о том, что я был ее любовником и что она очень увлечена мной. Тогда не кто иной, как лорд Милчем, решил, что я подходящая фигура, чтобы выйти на нее и открыть детали заговора, особенно это касалось ее операций в Лондоне.

Николас саркастически улыбнулся.

— Мне было приказано выполнить свой долг. Что я мог сделать? Тереза то появлялась, то исчезала, и поэтому, ожидая в Париже новостей о ее приблизительном местонахождении, я послал пару приятелей в Лондон, чтобы там отыскать ее следы. Честно говоря, я сам получал удовольствие от этого занятия: моя беспутная жизнь обрела, как я думал тогда, цель возвышенную и благородную.

И надо же такому случиться — именно в этот момент я женился. Детали этого не должны интересовать вас, но…

— Вздор! — взволнованно перебила Элинор. — Если я правильно понимаю, — продолжила она более спокойно, — ты просить наших друзей дать оценку твоим поступкам, то есть поступкам женатого мужчины. Я не могу позволить тебе продолжать дальше, пока ты не расскажешь им все.

Наступило молчание, и их взгляды встретились.

— Тогда я вообще не буду ничего говорить, — буркнул он.

— Вздор, — повторила Элинор, заметно побледнев. — Раз есть начало, то должно быть и продолжение. Я расскажу все.

— Нет, — возразил он беспрекословным тоном. — Я был готов открыть свою душу, но не настолько.

— Это наши друзья, — настаивала Элинор. — Им интересны мы оба. Они имеют право знать.

Сдавшись, Николас отвернулся, и тогда она сказала.

— Однажды, напившись пьяным, лорд Стейнбридж при подстрекательстве моего брата лишил меня невинности, после чего обратился к Николасу, умоляя его спасти мою честь. Мы никогда не встречались до дня свадьбы.

Потрясенные слушатели начали понимать, что им предстоит провести непростой вечер. В наступившей звенящей тишине Эмили осторожно отыскала руку мужа. Френсис выжидающе смотрел на хозяина дома, размышляя, будет ли тот продолжать… и в этот момент Николас заговорил низким напряженным голосом:

— Просьба моего брата была из рода… приказания, но я уже приобрел привычку вытаскивать его из разных неприятных ситуаций. Мы с Элинор поженились, но потом передо мной встала проблема — и моя жена, и любовница требовали моего внимания.

На секунду прервавшись, Николас отпил вина из бокала. Заметив, как дрожит его рука, Элинор опустила глаза.

— Надеясь быстро справиться с поручением лорда Милчема, я возобновил свою связь с Терезой, и она, казалось, во всем была предана мне. Я убедил ее отказаться от интриг, обещая ей приличную сумму денег от британского правительства, если она предоставит им списки зачинщиков заговора. Тереза уверила меня, что мы будем вместе наслаждаться, тратя эти деньги. Мне пришлось убедить ее, что мой брак всего лишь формальность, и я вел себя в соответствии с этим утверждением, проводя с ней все свое свободное время. Естественно, это не могло продолжаться бесконечно, как будто ничего не происходило. Пребывание возле Терезы становилось все более трудным. Я вынужден был вернуться домой, нисколько не преуспев в достижении своей цели. Огромным облегчением для меня было то, что Элинор, казалось, спокойно воспринимала отдаленность наших отношений. Я думал, она всем довольна, но потом понял, что причиняю ей боль, причем гораздо большую, чем мог вообразить тогда.

Элинор подняла голову, и Николас отвел глаза, сосредоточив взгляд на пламени камина.

— Оглядываясь назад, я думаю об этом как о каком-то безумии, — сказал он, покачав головой. — Боже мой, я считал тогда, что у меня есть обязательства перед моей страной, и верил, будто могу заставить любого плясать под мою дудку. Самонадеянно, не правда ли?

Элинор ничего не сказала, но по ее взгляду Николас понял, что она не слишком расстроена его словами.

— Когда ты начала встречаться со своим братом, — продолжал он, — это стало беспокоить меня. Я знал, что этот человек плотно завяз в заговоре, надеясь заработать на нем, и боялся, как бы он не втянул и тебя. Наши отношения были весьма сложными, и я не знал, чего от тебя ожидать.

— Это и теперь причиняет мне боль, — с горечью заметила Элинор.

Прежде чем ее муж смог ответить, в разговор вмешалась мисс Херстмен:

— Сэр, нам было бы легче во всем разобраться, если бы вы побольше рассказали о заговоре.

— Речь шла о вызволении Наполеона с острова Эльба, — пояснил Николас, не сводя глаз с Элинор, — и восстановлении его правления во Франции. Во всяком случае, это лежало на поверхности. Между прочим, Элинор, в тот первый раз тебя преследовал один из заговорщиков.

— Я знаю, — тихо произнесла она. — И он же был среди тех, кто потом похитил нас. Николас кивнул:

— Я пытался защитить тебя. Если бы я понимал, что ты на самом деле в опасности, то сделал бы больше. Прости, что я был так невнимателен…

Немного помолчав, он продолжил свой рассказ:

— Я восстановил школьные связи, чтобы иметь рядом с собой помощников, и решил познакомить с ними тебя. К нашему общему удивлению, мы тогда узнали, что, оказывается, ты уже прежде стала членом нашего общества. Я догадывался, насколько одинока ты была в этом мире, и хотел, чтобы мои друзья почли за честь охранять тебя. — Николас тяжело вздохнул. — Конец вам известен. Тереза намеревалась отдать мне списки, взамен которых я должен был передать деньги правительства и потом бежать вместе с ней. Я думал, что влиял на ход дела, а на самом деле сам был игрушкой в ее руках.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Питер.

— Надеюсь, вы все наделены чувством юмора, — усмехнувшись, произнес Николас, — потому что в таком случае вам предстоит получить удовольствие.

Далее он объяснил, насколько искусно разыграла Тереза несуществующий заговор…

— Она собрала по меньшей мере сто тысяч фунтов.

— О мой Бог! — присвистнул лорд Мидлторп.

— В высочайшей степени изобретательная женщина, — заметила мисс Херстмен. — Я бы хотела познакомиться с ней.

— Воображаю, что бы это была за встреча! — усмехнулся Николас.

— Вот именно, — хмыкнула мисс Херстмен. — Мы, без сомнения нашли бы общий язык. Она, должно быть, мечтала увидеть ваше унижение…

Кровь ударила Николасу в лицо, но он заставил себя улыбнуться.

— Упаси нас, Господи, если эти две дамы когда-нибудь объединятся! — шутливо воскликнул он и затем продолжил:

— Мое вовлечение в заговор выглядело достаточно оригинально. Ричард Энстебл был одним из людей лорда Милчема, и на нем лежала обязанность изображать, что он собирает деньги для Наполеона, а также поддерживать контакты с Терезой. Он был обречен. В то время я, оказавшись в Париже, познакомился с ним, Тереза отдала приказ убить его таким образом, чтобы втянуть меня. При этом она уже предчувствовала конец Наполеона и планировала свой переезд в Англию, а для того, чтобы воздействовать на меня, решила надавить на моего брата. Тебе трудно в это поверить, Элинор, но именно Тереза ответственна за дело, приведшие к нашей женитьбе.

Услышав столь неожиданное заявление, Элинор тихо ахнула.

— Лорду Деверилу удалось все организовать, используя твоего брата, и он должен был получить тебя как вознаграждение. Тереза все просчитала. Как же они были раздосадованы, когда ты сбежала! Эти люди, без сомнения, рассчитывали, что ты умрешь, и были в шоке, когда ты внезапно появилась, уже как миссис Дилэни. Я не знаю, что двигало Терезой, была ли это злость или ревность, но когда она поняла, что мои чувства к ней сплошное притворство, то решила погубить наш брак.

Пожав плечами, Николас виновато взглянул на Элинор.

— Я недостаточно хороший актер, как видишь. Тереза догадалась, что я… люблю тебя. Она забирала все мое время, но свои главные козыри приберегала под конец, когда превзошла самое себя. Однако эта женщина не учла твои умственные способности и твой характер. Любая другая билась бы в истерике, не в состоянии думать здраво… Наверное, это была моя вина, когда я не удержался и, зная, что списки получены, а вы с Эмили на свободе, позволил себе маленькую грубость. Я плясал под ее дудку так долго… Когда она рассказала мне, что произошло на самом деле, я потерял самообладание и, вероятно, выдал себя. Тогда они увезли меня силой.

— Неужели в Канаду? — невольно поинтересовалась Элинор.

— В этом я сомневаюсь. — Николас покачал головой. — Сперва мы отошли в море на несколько миль, а потом меня пересадили на корабль, который держал курс в сторону Африки. Я так и не узнал, что это было: следствие угрозы, деньги или слепая преданность, но капитан, человек весьма сомнительной репутации, был решительно настроен доставить меня туда, несмотря на все, что я ему предлагал.

Признаюсь, при этом он был довольно благожелателен по отношению ко мне, но и я не проявлял признаков беспокойства или непослушания, даже когда при приближении к суше меня сажали за решетку. Я пытался тайно передать письма в Бордо, но моряка, которого я подкупил, выпороли до полусмерти… В итоге это было долгое утомительное и неприятное путешествие, пассажиры — либо обездоленные, либо осужденные, бежавшие от наказания, либо просто отбросы общества. Среди них оказались и совсем юные девушки, отправившиеся в столь далекие края на поиски мужей, большинство из них уже расстались с целомудрием, некоторые везли с собой детей. Одна из них привлекла мое внимание, и мы подружились. — Он быстро взглянул на Элинор. — Платонические отношения, уверяю тебя. Помогая ей после рождения ребенка, я приобрел некоторые навыки ухода за детьми. Мэри, так звали мою новую знакомую, была лучше воспитана, нежели другие, поэтому отношение к ней остальных пассажиров отличалось враждебностью. Она болела после родов, и, если бы я не ухаживал за младенцем, думаю, они выбросили бы его за борт.

Слушая мужа, Элинор не ощущала ревности, понимая, что судьба Мэри могла оказаться и ее судьбой.

— Когда мы прибыли в Йоханнесбург, — продолжал Николас, — я выглядел ужасающе — был грязен, непредставителен и абсолютно без денег. Все, с чего мне предстояло начать, — несколько ювелирных украшений и мои серебряные пуговицы, но капитан потребовал большую часть моего скромного «богатства» в уплату за еду и необходимую одежду. Можно сказать, он был даже щедр со мной, так как у него не хватало рабочих рук и порой он прибегал к моим услугам.

Найдя работу клерка, я переписал немало документов, исправно выполняя свои обязанности, пока ко мне не попало сообщение к губернатору — лорду Чарльзу Сомерсету. Это имя было мне знакомо. К счастью, мы когда-то встречались и мне не пришлось объяснять, кто я такой. Одолжив мне небольшую сумму, губернатор организовал мое возвращение домой на скоростном фрегате. Большую часть денег я отдал Мэри на приданое и затем отправился в обратное плавание. Вот и вся моя история.

— Чего я не понимаю, — задумчиво сказала Элинор, нарушая затянувшуюся тишину, — почему мадам Беллэр не приходило в голову, что однажды ты вернешься домой и расскажешь мне все это?

— Не существует женщины, которая понимала бы других представительниц своего пола. Тереза не сомневалась, что ты откажешься даже встретиться со мной и, поверив в мою смерть, выйдешь замуж за другого. Мне повезло, что я встретился с Сомерсетом, и он так быстро организовал мое возвращение, в противном случае я мог бы отсутствовать гораздо дольше.

— Она также упустила из виду, что вы близнецы, — заметила Элинор.

Николас вопросительно приподнял бровь, и Элинор, покраснев, объяснила, что у лорда Стейнбриджа не было предчувствия беды.

— Мне не пришло в голову подумать об этом, — улыбнулся он.

Тут, по-видимому, мисс Херстмен не могла больше сдерживаться:

— Боюсь, большая часть этой истории вполне может оказаться вымыслом. Что, если вы просто решили подольше поразвлечься со своей любовницей, а потом она надоела вам, вы явились, чтобы поговорить по душам с женой, а затем снова, вернуться к своим излюбленным путешествиям, воссоединившись с мадам Беллэр в какой-нибудь точке земного шара?

Элинор протестующе подняла руку, но Николас не шевельнулся.

— Я знаю, доказать то, что я рассказал, почти невозможно, поэтому предусмотрительно взял документ от Сомерсета, подтверждающий мои слова.

Он подошел к столу и, вынув конверт, передал его Элинор.

Когда она развернула документ, мисс Херстмен нетерпеливо потянулась вперед.

— Однако он выглядит достаточно достоверно.

Николас достал другой документ.

— Вы абсолютно правы. А как вам этот? Я приобрел его в Лондоне у одного умельца изобретать подобные фальшивки.

Это заявление произвело эффект.

Элинор нервно рассмеялась.

— На самом деле, Николас, найдется достаточно обвинителей, и тебе совершенно не обязательно вносить свою лепту. Скажи лучше, какая она, эта Африка?

Его глаза потеплели.

— Там хорошо, но я всей душой стремился домой.

Элинор молчала. Все произошло слишком быстро. Вокруг нее развернулась дискуссия по поводу деталей, но она едва вникала в суть, так как сразу поверила в его историю и считала, что Николаса на самом деле нельзя винить за невольное исчезновение Николас говорил правду, когда рассказывал о тех месяцах боли и смущения, которые сопутствовали их браку в результате его самоуверенности.

Внезапно ее внимание привлекли слова лорда Мидлторпа:

— Сдается мне, едва ли тут можно что-то добавить.

Элинор огляделась кругом и по лицам присутствующих, по их хорошему настроению поняла, что им точно известны ее намерения.

— Да, Френсис, вы правы, — твердо произнесла она, — но мне нужно время, чтобы все обдумать. Роды были совсем недавно; надеюсь, Николас поймет это. — Элинор глубоко вздохнула, собираясь сказать самое существенное. — Я бы хотела, чтобы он сейчас уехал на три недели.

Было заметно, что ее слова повергли всех в состояние шока. В наступившей тишине голос Николаса прозвучал на удивление спокойно.

— Согласен. Тем более что я должен навестить Кита — нужно же сообщить ему о его племяннице.

Элинор была в немалой степени уязвлена тем, что Николас не стал протестовать или возражать; ей даже показалось, что еще немного, и она заплачет.

— Я должна оставить вас — Она встала и хотела уйти, но, решив прислушаться к голосу сердца, подала руку мужу, и он повел ее из комнаты.

— О, Питер, — воскликнула Эмили, — я верю ему! А ты, дорогой?

— Мы все поверили, милая, — сказала мисс Херстмен, — включая и Элинор. Но право решать — за ней. Мы должны только надеяться, что он совладает со своими нервами.

— Вы уверены? — спросил лорд Мидлторп. Пожилая дама вздохнула:

— Будем полагаться на Бога.

* * *
Николас и Элинор в молчании поднялись по лестнице и вошли в детскую, а потом, посмотрев на безмятежно спавшую девочку, через комнату Элинор прошли в главную спальню.

— Я полагаю, мне нужно подыскать замену няне, — наконец сказала Элинор, радуясь, что вывернулась из трудного положения. — Не думаю, что среди местных найдется свободная и опытная женщина. Может быть, ты наведешь справки в Лондоне?

— Наша старая няня все еще в Греттингли. Тебе ведь нужна временная замена?

Элинор подавила желание поправить его. Почему бы ему не сказать «нам» нужна…

— Да, пожалуй, что так.

Между ними возникла невидимая вибрация, и это нервировало ее. Она подняла на него глаза. Что произойдет, если она сейчас бросится к нему на грудь? Неужели и тогда он сможет оставаться безучастным? Элинор выводило из себя его самообладание, оно казалось ей подозрительным. В ней зрел протест, желание разрушить стену между ними…

Веки Николаса опустились; он подошел ближе и осторожно приподнял пальцем ее подбородок.

— Смелее, Элинор, ради нас обоих.

Она прочитала в его глазах подтверждение своих мыслей: если она прогонит его, он уйдет, если позовет, он вернется. Но не в ее правилах было просить.

Казалось, для Николаса момент тоже был не из легких.

— Между прочим, — сказал он, — наше достопочтенное семейство обычно собирается на Пасху в Греттингли. Я считаю, мы не можем поехать с Арабел, она еще слишком мала.

Ее гнев мгновенно вернулся. Он только притворялся, что прислушивается к ее желаниям, а на самом деле высокомерно полагал, что все будет так, как захочется ему.

— Будь любезен, решай только за себя, — холодно заявила она. — Я дам тебе знать позже, что решим мы с… Арабел.

Николас побледнел и нерешительно затоптался на месте, словно хотел что-то сказать, но затем, видимо, смирившись со своей отставкой, вышел, тихо притворив за собой дверь.

Глава 16

Элинор пришлось дважды вставать посреди ночи, чтобы покормить Арабел, и поэтому утром она проснулась позже обычного. Вместе с утренним шоколадом ей подали записку от Николаса.


"Дорогая Элинор!

Пожалуйста, не думай, что я обиделся и оставил тебя. Я тоже чувствую, что нам не удастся ничего исправить, если мы не расстанемся на время. Уверен, ты понимаешь, чего я хочу, и не нуждаешься в моих заверениях. Я дурно обращался с тобой и недооценил твое сердце, а теперь, возможно, снова причинил тебе боль своим поступком.

Очень хочу надеяться, что решение, которое ты примешь, послужит твоему счастью. Если ты вернешь меня назад в свою жизнь, у тебя больше не будет причин прогонять меня прочь, обещаю.

Николас".


Элинор знала, что на самом деле ей не нужно много времени на размышления; более того, если бы Николас отложил свой отъезд, она могла бы вовсе не позволить ему уйти, так как любила его со всей самоотверженностью, свойственной этому чувству. Она любила его светлые волосы, его смеющиеся глаза с золотистыми крапинками, его на редкость красивое тело с удивительно стройными очертаниями и переменчивостью движений.

Ах, это тело! Казалось, миновала целая вечность с тех пор, как Николас лежал обнаженный рядом с ней и она отказывала ему. А потом он дал ей почувствовать вкус наслаждения…

Больше всего Элинор ценила его стремление во всем предоставить ей свободу. Хотя ему ничего не стоило сломить ее, он позволял ей следовать своим собственным путем, пусть даже спотыкаясь и совершая ошибки. О да! Если бы Николас был дома, она не позволила бы ему уйти, и он знал это. Вот почему он предпочел уйти незамеченным, когда она еще спала — чтобы защитить ее от нее самой.

Питер, Эмили и Френсис тоже решили, что будет лучше, если они оставят ее, Эми и Френсис пытались заступиться за Николаса, но она решительно поставила их на место, не дав им и намека на свои переживания. Надо сказать, у них были основания отметить ее хорошее настроение; она казалась им вполне счастливой.

Элинор на самом деле была счастлива. Три недели, совсем недолго.

Единственным, кто все еще продолжал беспокоиться, был Френсис. Перед тем как сесть в поджидавший его экипаж, он сказал:

— Элинор, берегите себя.

Она улыбнулась ему:

— Обещаю. Когда погода установится, мы обязательно наведаемся в Греттингли. Это недалеко от вас.

Он понял ее «мы» и облегченно вздохнул.

— Буду ждать с нетерпением.

Мисс Херстмен тоже одобряла ее поведение.

— Ваш супруг был слишком самоуверен, моя милая. Ему полезно подумать. Но смотрите не переусердствуйте.

Элинор покраснела.

— Ни в коем случае.

Почтенная дама многозначительно хмыкнула:

— Интересно, почему он уехал ни свет ни заря, когда преспокойно мог подождать остальных? Наверное, вы его здорово напугали. Я полагаю, мне скоро предстоит перебраться к себе, как раз успею заняться огородом. Ужасно люблю это занятие. Между прочим, — заметила она, открывая свою книгу, — если вам интересно, что он думает на самом деле, то понаблюдайте не за его лицом, а за его руками.

— Что вы имеете в виду?

— Ему трудно держать себя в руках. Прошлым вечером ваш муж чуть не раздавил свой бокал, но вовремя спохватился. А иной раз он так стискивал кулаки, что пальцы становились совершенно белыми, тогда как его голос оставался безупречно ровным.

* * *
Следующие три недели Элинор не могла пожаловаться на отсутствие дел. Скучать было просто некогда. Она получала огромное удовольствие, подолгу гуляя с дочерью, восстанавливая силы и фигуру, а также постоянно работая с книгами. Это было так романтично, учитывая тишину уснувшего дома и таинственный свет масляной лампы долгими зимними ночами.

Иногда Элинор лежала, отложив книгу, предаваясь воспоминаниям, и тогда на ее лице блуждала улыбка. Она вспоминала их первую ночь и его доброту. А еще тот, другой раз, когда они занимались любовью. Он пробудил в ней желание, хотя она едва понимала, что делала. Щеки Элинор порозовели при мысли, что уже совсем скоро она снова разделит с ним постель. Как все это будет? Удастся ли ей совладать со своими нервами? Сможет ли, она удовлетворить его — человека, который привык иметь дело с более искушенными женщинами?

Ей вспомнился случай в библиотеке, когда она разговаривала там с Френсисом и вошел Николас… О, несомненно, тогда он желал ее. И еще раньше, когда он дал ей ключ от сейфа, боясь, что с ним может случиться самое худшее…

Так много коротеньких происшествий, собранных вместе, словно жемчужины, нанизанные на одну нить.

Через четыре дня после отъезда Николаса неожиданно из Лондона прибыл его лакей. На секунду сердце Элинор зашлось от ужаса при мысли, что с мужем что-то случилось, но оказалось, лакей привез два подарка: серебряную погремушку для Арабел и предусмотрительно завернутую в несколько слоев бумаги красную розу для нее. На карточке было только одно слово: «Смелее!»

Мисс Херстмен восприняла случившееся критически.

— Я, конечно, слышала выражение «не от мира сего», но сомневаюсь, что когда-то раньше видела нечто подобное.

Еще через четыре дня прибыла карета, в которой находилась старая женщина. Лицо ее напоминало печеное яблоко.

— Добрый день, миссис Дилэни, меня зовут миссис Питмен. Мне говорили, что вам нужна няня? Не могу сказать, что я огорчена снова заполучить младенца под свою опеку.

— Вы были няней Николаса? — встрепенулась Элинор, почувствовав мгновенное расположение к этой женщине. — Рада познакомиться с вами. Вы нам просто необходимы.

— Я тоже рада познакомиться с вами, моя дорогая, — сказала женщина и, почувствовав, что в доме тепло, начала снимать с себя бесконечное число шалей. — Но сначала главное. Проводите меня к девочке.

Элинор поднялась вместе с миссис Питмен наверх, и та сразу же учинила полный досмотр детской, после чего не забыла вежливо похвалить Дженни:

— Вы все правильно сделали, моя милая, хотя и не имели специальной подготовки. Хорошо бы взять детскую кроватку Дилэни, — сказала она Элинор, — так как, похоже, вы на этом не остановитесь и наверняка подумываете о наследнике. — Она взглянула на Арабел, которая, проснувшись, с наслаждением сосала кулак. — Здоровый ребенок и, я бы сказала, того же добродушного нрава, что и ее отец.

Когда они сидели вдвоем за чаем, старая дама подняла свои выцветшие глаза на Элинор:

— У Ники неважный вид, с ним все в порядке?

— А в чем дело? — встрепенулась Элинор.

— Я имею в виду не физически, — пояснила миссис Питмен. — Он, впрочем, и раньше редко болел. Но сейчас он выглядит усталым и подавленным. Мне часто приходилось видеть таким его брата, но отнюдь не его. Это обязанность жены, моя дорогая, — сказала она строго, — следить за тем, чтобы муж не доходил до такого состояния. Не знаю, о чем вы думали, позволяя ему уехать, когда душа его неспокойна, — ведь он только что вернулся после столь долгого отсутствия. Не одобряю я все эти путешествия.

Элинор поняла, что она окончательно попала под неусыпную заботу няни, и решила кое-что объяснить, пусть даже ей для этого придется солгать:

— Николас считал, что обязан повидать своего брата. Мне кажется, он вполне здоров.

Миссис Питмен укоризненно покачала головой:

— Хорошая жена всегда все знает наверняка. — Затем она сменила гнев на милость. — Не обращайте внимания, дорогая. Вы, без сомнения, были немножко не в себе. Рождение ребенка приносит женщине много волнений, и вам предстоит пройти через это. Я надеюсь, вы будете повнимательнее к нему, когда он вернется.

Элинор обещала сделать все, что в ее силах.

Ее отношения с новой няней складывались легко и просто — та любила поболтать о близнецах так же сильно, как Элинор любила послушать.

— О, моя дорогая, это были прекрасные дети, — сказала однажды миссис Питмен, когда стелила белоснежные пеленки. — Но они такие разные. Сейчас у мистера Ники характер добродушный, а вот когда он был маленький… — Она покачала головой. — Если он хотел чего-то, поднимался такой крик! Мистер Кит был поспокойнее, но любил покапризничать. Разумеется, как наследник, он именовался лорд Блэкленд, но всем в доме было приказано называть близнецов одинаково — мистер Ники и мистер Кит. Думаю, их отец боялся, что мистер Ники может возмутиться, когда станет постарше, но я никогда не замечала ничего подобного.

— Они были хорошими детьми? — спросила Элинор.

— Как все мальчишки, — сказала няня, посмеиваясь про себя, — настоящие дьяволята. Заводилой обычно был Ники, но ему постоянно приходилось вытаскивать брата из всяких неприятностей; стоило Киту принять участие в их шалостях, как все это превращалось в нечто невообразимое. — Она покачала головой. — В большинстве случаев мистер Кит просто, следовал по пятам за мистером Ники, пока ему не надоедало. Тогда он садился за книгу или играл на флейте. У нас был маленький оркестр в Греттингли, и, если не случалось рядом гостей, он играл с музыкантами перед прислугой. Ах, это выглядело так трогательно!

— Скажите, Николас любил книги? — поинтересовалась Элинор.

— О, он справлялся с учебой удивительно легко, — охотно отвечала миссис Питмен, — можно сказать, просто глотал книги. Мистер Кит явно отставал в этом. Их отец никогда не понимал Кита, был строг с ним, потому что он во всем следовал за Ники. Когда им исполнилось десять, граф изменил установленное правило, и мы стали звать мистера Кита лорд Блэкленд или милорд, хотя это мало изменило положение вещей. Я оставалась со старым графом до конца, и он готов был все рассказать мне, так как страдал от боли, и ему было легче, когда он говорил. «Если бы я мог, — сказал он однажды, — я бы поменял их местами».

— Бедный Кит, — вздохнула Элинор, думая, что для обоих братьев такой обмен был бы к лучшему. Николас не был жаден на титулы, а лорд Стейнбридж был бы счастливее, если бы его не обременял груз ответственности.

— Я присутствовала при том, как старый граф, быстро угасая, позвал сыновей для последних наставлений, причем каждого по отдельности. Граф наказал мистеру Киту присматривать за деньгами Николаса и сдерживать его, если он вырастет слишком неуправляемым. Честно говоря, мне было трудно это представить. Затем он позвал Ники и сказал ему, что как только его брат станет графом, им следует каждому идти своей дорогой — пусть, мол, Кит научится стоять на своих собственных ногах, а мистер Ники не мешает ему. Что он и делает, как я понимаю.

Какие неожиданные связи существовали между близнецами, подумала Элинор, как много всего они передумали и перечувствовали, выйдя от отца, который возложил на них такие обязательства. Ей вдруг захотелось сотворить коротенькую молитву, поблагодарить Господа, что она не родила близнецов, двух мальчиков, один из которых мог бы стать наследником Греттингли.

Минуло десять дней после отъезда Николаса, и от него прибыл новый подарок — красивая серая кобыла для верховой езды, обладающая мягким нравом, и, кроме того, наряд для верховой езды от мадам Огюстин.

Элинор охватил азарт нетерпения; решив назвать лошадь Жемчужиной, она немедля вскочила в седло и выехала за ворота поместья, чтобы поскорее вспомнить былые навыки.

Никакой записки к подарку приложено не было. Слуга сказал только:

— Миссис Дилэни от мистера Дилэни.

На тринадцатый день на дороге показалась карста. В груди Элинор вспыхнула надежда, хотя она понимала, что Николас выполнит условие и не появится раньше, чем минет три недели.

Наконец карета подъехала, и из нее вышел лорд Стейнбридж.

— Элинор, вы чудесно выглядите! — воскликнул гость, придирчиво оглядев ее. — Я так рад, что родилась девочка. Николас не хотел, чтобы я ехал сюда, но, право же, это глупо. Моя первая племянница! Я не мог дождаться.

— Не вижу причины, почему бы вам не посмотреть на нее, — улыбнулась Элинор, решительно пряча боль. — Наверное, Николас думал, что мы сами приедем в Греттингли на Пасху.

— Правда? — Граф, казалось, был приятно удивлен. — А по-моему, он не очень уверен. Ну а теперь позвольте мне взглянуть…

Элинор попросила, чтобы принесли девочку.

— Спасибо, что прислали нам няню, она просто золото! Николас в Лондоне?

— Да, думаю, что так, хотя сказать с уверенностью о Ники невозможно. Я знаю, регент искал возможность лично поблагодарить его за услуги, даже притом, что это не имело публичной огласки. Представить возвращение Наполеона… — Лорд Стейнбридж оглянулся кругом. — Я не знал раньше, что Николас действительно владеет этим поместьем, я думал, оно принадлежит Мидлторпам. Очень красивое место, жаль, что такое небольшое… Не перестаю удивляться, почему вы не остановились в Греттингли, там я мог бы лично заботиться о вас.

Помнил ли он, что Арабел могла быть его ребенком, подумала Элинор. Девочка родилась на две недели позже предполагаемого срока, но миссис Стонджелли не удивилась, сказав, что такое встречается довольно часто. Элинор была очень благодарна Николасу, который тогда настоял на брачной ночи — теперь она могла считать Арабел его дочерью.

— Это наш дом, — просто сказала Элинор в ответ на сожаления графа. Что ж, подумала она, если ему удалось прогнать прочь воспоминания о той ужасной ночи, она тем более счастлива, и значит, все забыто.

Появилась няня с Арабел на руках, и разговор сразу принял другое направление, и в итоге лорд Стейнбридж остался очень доволен ребенком.

Трехдневный визит прошел даже лучше, чем Элинор могла предположить, а когда он уехал, до приезда Николаса оставалось еще целых пять суток, и они тянулись с ужасающей медлительностью. На следующий день звук подъезжающей кареты заставил ее броситься к дверям в надежде на что угодно, пусть даже на то, что вернулся лорд Стейнбридж. Тогда время пройдет быстрее.

Но это оказался Люсьен де Во.

Выйдя из кареты, он церемонно поцеловал протянутую руку.

— Николас позволил мне навестить вас…

— Сто пятьдесят миль, — покачала головой Элинор. На этот раз она была искренне рада видеть его.

— Иногда каждому необходима встряска, поверьте.

Когда Элинор предложила ему присесть и перекусить, он объяснил:

— Николас встретился мне в городе, как раз когда я пребывал в шоке от общения с очаровательной девушкой по имени Фиби Суиннеймер.

— Как так?

— Она, кажется, решила, что ей предназначено стать герцогиней Белкрейвен, и моя мать по меньшей мере содействует этому и поощряет ее. Это все ваша вина, Элинор: если бы вы не отказали мне тогда на балу, то я не стал бы отбивать ее у прежнего кавалера и подавать ей надежду.

Элинор помнила тот случай.

— Но я не могла отказать собственному мужу!

— Это пошло бы ему только на пользу. Во всяком случае, девушка и ее мать с тех пор начали охотиться за мной. Моя матушка даже пригласила их в Белкрейвен на Рождество.

— Вы единственный сын — естественно, что ваши родители беспокоятся о наследнике.

— И я выполню свои обязанности. — Де Во пожал плечами. — Титул передается от отца к сыну в течение двух столетий. Странно, однако, что мой отец при всем том высокомерии, которое можно от него ожидать, не толкает меня на эту женитьбу, тогда как мать…

— Девушка так плоха? Она ведь очень красивая.

Люсьен усмехнулся:

— Ей не дает покоя мой герцогский титул. — Он положил себе еще кусочек пирога. — Честно говоря, я побаиваюсь, что однажды ночью найду ее в моей постели. Похоже, я влип.

Элинор негромко рассмеялась:

— Как нелегко быть богатым и красивым!

— Что я могу поделать с этим? — Де Во развел руками. — Все из-за титула. Мысль о наследнике герцогства приводит молодых девушек в какое-то исступление. — Он с улыбкой посмотрел на нее. — Восстановите мое доверие к женскому полу, скажите мне, что вы не стали бы преследовать меня, даже если бы в момент нашего знакомства оказались не замужем.

Элинор не могла удержаться от смеха.

— Уверяю вас, подобная мысль ни разу не приходила мне в голову. Не от высоких принципов, и не потому, что я не нахожу вас привлекательным. Вы бы сошли с ума от общения со мной.

Люсьен печально задумался.

— Тогда, может быть, мне следует искать невесту, которая верит, что я сойду с ума от общения с ней? Мне кажется, все беды от моего происхождения, в то время как у меня есть склонность… к чему-то надежному, обычному. Нет, это не совсем правильное определение… — Он пожал плечами. — К женщинам, похожим на вас.

Элинор покраснела.

— Маркиз, я тронута.

— Вы говорите то, что думаете, прямо в глаза мужчине. И Бланш тоже такая. — Он заморгал, смущенно улыбаясь. — Собираетесь указать мне на дверь?

— Вовсе нет, — сказала Элинор, затем отчего-то добавила:

— Я специалист по любовницам. — Она не сразу сообразила, что возникшая боль напомнила ей о всех тех ночах, когда Николаса не было в ее постели.

Гость потянулся к ней и взял ее руку.

— Вы ничего не знаете об этом, — сказал он. — Настоящая любовница — это некая замена жены. Она, как говорится, существует и для разговоров, и для постели, и для дружбы, и для страсти… Если бы я имел смелость судить, то сказал бы, что Николас не давал Терезе Беллэр ничего, кроме своего тела.

Элинор сжала его руку.

— Благодарю.

— И уверяю вас, это не приносило ему наслаждения, — добавил де Во.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Но разве мужчина не всегда испытывает наслаждение, когда… Откуда вы знаете?

Он отвернулся, потом ответил:

— Вы как-то говорили, что знакомы с Деверилом?

Элинор, вздрогнув, кивнула.

— Тереза Беллэр очень похожа на него. Возможно, она красива, тогда как он безобразен, но внутри у них одно и то же.

— И Николас был ее желанным любовником, — заметила Элинор.

— Что ж, — сказал Люсьен с печальной улыбкой, — она очень интересная женщина.

Они оба рассмеялись, после чего Элинор сочла более уместным направить разговор в другое русло.

— Итак, если вы предполагаете жениться, то что вынудило вас мчаться в Сомерсет? И что скажет на это Фиби Суиннеймер? У нее есть одобрение ваших родителей…

— Да, правда, но я думаю, что мог бы изменить мнение отца в свою пользу. — Де Во замолчал, что-то припоминая. — Она хорошенькая, но слишком уверена в этом. Ни один блестящий локон не выбьется из прически, ни одна пылинка не пристанет к ее щеке. Фиби никогда не сделает ни шага, не подумав, и смотрится в каждое зеркало, которое попадается ей на пути.

— Может быть, она просто нервничает? — предположила Элинор.

— Нервничает? Это не про нее сказано. В ее теле напрочь отсутствуют нервы. Она на удивление красивая кукла. Знаете, я втайне мечтаю поцеловать ее, глупышку, только для того, чтобы проверить, удастся ли мне нарушить ее самообладание? Не думаете ли вы, что это тоже часть ее плана? — Он рассмеялся. — Теперь вам ясно, почему я сбежал?

— Боюсь, что да. Если вы позволите себе какую-то неосторожность, женитьба действительно может быть объявлена в любое время.

— Я желаю большего, Элинор. Мне хочется, чтобы у меня было нечто… Нечто похожее на то, что есть у вас и Николаса.

Хозяйка дома покраснела.

— Но у нас нет ничего.

— Чепуха. Я сам сердился на него, видя, как он поступает — как будто заливает бесценную картину чернилами. На самом деле я ничего тогда не понимал… И все-таки порой волшебство проступает даже сквозь полный мрак. Теперь я вижу это в ваших глазах.

Де Во встал из-за стола — стройный, красивый, наследник одного из самых именитых титулов на земле. Но отнюдь не счастливый.

— Мои родители, — сказал он, — живут каждый своей жизнью, они встречаются только на званых обедах и на приемах. У них нет ничего общего. Это был брак, основанный на старых традициях. Меня изумляет, как им удалось произвести на свет пятерых отпрысков. И ради такой перспективы я должен оставить Бланш, лучшее, что есть в моей жизни?

Люсьен вопросительно взглянул на Элинор, но та беспомощно пожала плечами.

— Разве не все мужчины оставляют своих любовниц, когда женятся?

— О, ради Бога, вам не следует говорить о таких вещах!

Она улыбнулась:

— Знаете, маркиз, я не изнеженный цветок, чтобы прятать меня от реальностей жизни.

Он присел рядом с ней.

— Все именно так, как я сказал. Бланш очень похожа на жену. Я подозреваю, что она похожа на жену больше, чем многие настоящие жены. Я не мог бы скрыть наши отношения и не мог бы щеголять ею перед законной женой. Да и потом, Бланш никогда бы не потерпела такой ситуации. Когда я женюсь, все будет кончено. Мы оба знаем, что из моей жизни уйдет нечто очень важное.

— Тогда вы должны жениться на Бланш, — решительно сказала Элинор.

Де Во рассмеялся с искренним удивлением.

— Жениться на актрисе, дочери мясника из Манчестера, про которую все знают, что она шлюха? За это мой отец тут же запер бы меня в сумасшедшем доме. И все же это не трагедия. Бланш не любовь моей жизни, и мы оба знаем это. Я люблю ее, я люблю вас до известной степени, но на самом деле я не люблю никого.

— Наверное, это очень грустно! — вздохнула Элинор.

— Но разве можно жить, ни разу не познав подобное чувство? — Он покачал головой. — Я думаю, Николас не зря послал меня сюда. Он догадался, что мне нужно поговорить с вами, еще до того как я сам понял это.

— Да, — сказала Элинор, — мой муж обладает способностью читать чужие мысли.

Он взглянул на нее с тревогой:

— Но вы ведь собираетесь принять его назад, не так ли?

— О, без сомнения. — Она вздохнула. — Хотя иногда меня просто подмывает выложить ему все, что накипело на душе.

— Тогда почему бы нет? Именно это делает любовь такой трепетной.

Люсьен оставался в имении еще два дня и потом уехал в Мелтон — начинался охотничий сезон, и он был полон надежды избежать встреч со своими родителями, а также и с Фиби Суиннеймер.

Элинор оставалось пережить всего один день, и, несмотря на все мучительные сомнения и неуверенность, она не могла дождаться, когда же наконец Николас вернется к ней.

* * *
Проснувшись на двадцать первый день спозаранок, Элинор в лихорадочном возбуждении сразу же атаковала мисс Херстмен, и по мере того как время шло, совсем замучила бедную леди. — Как вы считаете, кдгда его ждать, Арабелла? Утром?

— Сомневаюсь. Сами подумайте, откуда он может приехать утром?

— Нет, он может, но только попозже. — Элинор нахмурилась.

— И как вы это себе представляете? Неужели Николас поедет ночью? Но это само по себе безумие, даже при полной луне. А сейчас месяц только народился, поэтому он не смог бы сделать это, даже если бы хотел.

Что ж, он мог остановиться на ночь где-нибудь поблизости, а утром продолжить путь и приехать пораньше, начиная сердиться, подумала Элинор, а вслух произнесла:

— Тогда днем.

— Может быть, — отрывисто сказала мисс Херстмен. — Не забудьте, между прочим, что вы отослали его прочь по крайней мере на три недели. Но это не значит, что он вернется ровно через три недели.

— Такого не может быть! — Элинор побледнела.

— Очень даже может, почему нет? — Арабелла посмотрела на юную хозяйку дома с сочувствием.

— Вы говорили, что он должен добиваться меня, — возразила Элинор.

— Да, но как он может сделать это, находясь на другом конце страны? О, я умываю руки, — объявила пожилая дама и с гордым видом покинула комнату.

После обеда, во время которого две рассерженные женщины дулись друг на друга, Элинор сидела одна в гостиной. Она была одета в золотистое бархатное платье, ее волосы зачесаны наверх и заколоты на затылке, запястье и шею украшал прелестный янтарь. Из последних сил она старалась не плакать. Если бы Николас на самом деле любил ее, он приехал бы при первой же возможности. Луна не луна… Хотя она и готова была принять во внимание практические соображения, но все же не могла найти объяснений задержке и считала, что ему давно пора появиться.

А если он приедет на следующий день — что тогда она станет делать? Просто проглотит это да еще и выразит благодарность?

Элинор начала сердито ходить по комнате. Напрасно он вздумал играть с ней в подобные игры…

— Что это так разозлило тебя? — раздался из дверей голос Николаса.

Она резко повернулась к нему:

— Где ты был?

— В пути, — осторожно произнес он, но затем его лицо потеплело от счастливой улыбки. — А ты похожа на разъяренную тигрицу. Тебе ужасно идет.

Элинор, помедлив, села.

— Ты специально приехал позже, зная, что это приведет меня вбешенство…

Улыбка исчезла с его лица, и былая невозмутимость снова вернулась к нему.

— Еще только девять часов.

Вспомнив совет мисс Херстмен, Элинор взглянула на его руки, которыми Николас неистово сжимал перчатки.

— Итак, — сказала она уже более спокойно, — по-твоему, я должна была вообще не ложиться, если бы ты появился за минуту до двенадцати?

Внимательно оглядев ее, как будто она на самом деле была разъяренной тигрицей, Николас вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Затем он придвинул стул поближе к ней.

— Я знал, что ты по-прежнему ложишься рано.

Элинор прикусила губу.

— Поэтому и явился как можно позже.

Он мрачно улыбнулся.

— У меня тоже есть гордость. Тебе это не приходило в голову?

Она вздохнула:

— Мне нет, а вот мисс Херстмен предполагала нечто подобное. Может быть, тебе следовало жениться на ней?

— Интересная мысль, — задумчиво протянул Николас. — Но я женился на тебе.

— Какое несчастье, не правда ли? — Элинор сокрушенно покачала головой. — Ты стараешься ради меня сделать все как лучше, но я больше не намерена жить, подбирая крохи.

Внезапно Николас вскочил и, подойдя к ней вплотную, поднял ее со стула.

— Элинор, что мы делаем? Мой Бог, неужели мне нужно совершить нечто ужасное, чтобы покончить с этим вздором!

— Так! — прошипела она, заходясь от ярости. — Как ты ни старался, твое хваленое самообладание покинуло тебя! Меня собираются снова изнасиловать?

Его руки упали словно неживые. Наступила мертвая тишина. Элинор даже боялась дышать.

Медленно он вернулся на свое место и не спеша сел.

«Что я наделала», — спрашивала себя Элинор снова и снова. Рухнув на свой стул, она тревожно смотрела на него, прижав дрожащие руки к губам.

В глазах Николаса она не заметила ни злобы, ни отвращения, одно лишь безнадежное отчаяние.

— Дорогая, давай начнем сначала. Я приехал поздно. Извини, если это огорчило тебя. Ты велела мне уехать на три недели, поэтому я и вернулся назад ровно через три недели за минуту до того часа, когда ты произнесла свои слова в тот злополучный вечер. Я думал о тебе все эти три недели. Мой отъезд был не самой удачной идеей.

— Нет, не самой, — тихо подтвердила Элинор.

— Теперь не время играть в подобные игры. Скажи мне, ты хочешь, чтобы я остался или чтобы я ушел?

Он был так холоден, так рассудителен. Элинор помнила слова, сказанные Люсьену, и хотела добиться от него правды. Где же сейчас эта правда?

— Ты любишь меня?

Румянец коснулся его щек. Он нервно рассмеялся.

— Люблю так сильно, что не могу найти слов, которые способны передать это. Поэтому прости, что позаимствую: «Напрасно призываю я вселенную спасти тебя. О, моя Роза! В тебе самой мое спасение…»

Слова плыли, наполняя пространство комнаты, и наконец достигли ее сердца.

— Как ты полагаешь, почему я так сильно хотел вернуть тебя назад?

— Но ты никогда и не терял меня, Николас. Я думала, ты просто пытался сделать что-то с нашим браком.

Он покачал головой:

— Как однажды сказала мисс Херстмен, я сам испортил мое творение. Чем я могу оправдаться теперь? Ты моя жизнь, клянусь. Рядом с тобой все другие женщины выглядят восковыми куклами… Могу я прикоснуться к тебе?

Элинор взглянула на него, сияя от счастья и… смущения.

Она сама бросилась в его объятия, и Николас поймал ее на полдороги. Сначала они целовались неловко, потом с отчаянием, потом с удовлетворением, пока он не прервал это судорожное проявление чувств и не повел ее к софе.

Нежно покусывая ее ухо, он пробормотал:

— Скажи мне, я принят назад как твой муж, или ты всего лишь собираешься завести со мной роман?

Она посмеивалась, чувствуя тепло, ласку и жмурясь от удовольствия.

— Хм… Надо подумать, что бы предпочесть…

— И то и другое, — посоветовал он. — У нас будет такой грандиозный роман, которого не знала ни одна семейная пара.

Элинор довольно вздохнула.

— Интересно, за что ты любишь меня? Я такая обыкновенная.

— Напрашиваешься на комплимент, моя милая? Ты умная, храбрая, благородная и, слава Богу, тебе не откажешь в чувстве юмора. Для меня в целом мире нет женщины красивее тебя. Ты совершенно неподражаема. — Николас расстегнул высокий воротничок платья и нежно притронулся губами к ее шее. — Слова бессильны выразить это, — сказал он тихо, глядя в лучистые голубые глаза, — Ты нужна мне вся целиком. А сейчас, — он, дразня, поцеловал кончик ее носа, — ты должна сказать мне, почему любишь меня? Если, конечно, любишь… Ты никогда не говорила мне это.

Элинор смотрела на мужа и с изумлением видела его неуверенность. На этот раз он ничего не играл, так было на самом деле.

Она подняла руку и погладила его по лицу.

— Ты такой замечательный, что любая женщина могла бы полюбить тебя, и… я думаю, многие любили.

Огонь зажегся в его глазах, огонь радости и страсти, но там не было и намека на раскаяние. Однако когда он улыбнулся в ответ на ее слова, она забыла об этом.

— Ты будешь ревнивой женой? — спросил Николас с улыбкой.

— Боюсь, что так.

— Тогда и я буду ревнивым мужем. — Он притянул ее подбородок ближе к себе и напустил на себя серьезный вид. — Тебе придется покончить с этой толпой юных воздыхателей, которые крутятся вокруг тебя целый год.

— Звучит впечатляюще. Ты знаешь, что Люсьен приезжал сюда?

— Да. Ему нужен друг.

— Ему нужна жена.

— Ему нужны и друг, и жена…

Они снова погрузились в радость прикосновений. Платье Элинор было в полном беспорядке, когда она как бы между прочим сказала:

— Твой брат тоже навестил меня.

— Не может быть, — удивился Николас, более интересуясь кружевами, которые мешали ему пробраться к ее груди. — Я пытался отговорить его…

— А я была очень мила с ним, — рассмеялась Элинор, останавливая его настойчивые пальцы. Она не была готова к такому стремительному напору. — Нельзя же вечно на него обижаться. На этот раз он не критиковал тебя, и мы общались вполне цивилизованно.

Николас отказался от попытки пробраться сквозь заслон кружев, но ему удалось просунуть руку между бархатом и шелком.

— На самом деле, — продолжала Элинор с легким придыханием, — я думаю, что не была бы так настроена против него, если бы не ваш разговор, который я однажды подслушала и который касался будущего моего ребенка.

Его рука замерла да так и осталась лежать у нее на груди. Он медлил с ответом, пытаясь разгадать смысл ее слов. — О, понимаю, тот старый спор между мной и братом? Я помню, ты стала тогда так холодна. Прости, я всего лишь пытался насолить Киту — порой он раздражал меня…

— Это было отвратительно. Я хотела только одного — чтобы вы оба провалились сквозь землю. Вы говорили обо мне, точно о породистой кобыле, которая переходит от одного хозяина к другому по вашему желанию. Он указывал, что тебя заставили жениться на мне, затем ты сказал… — Элинор замолчала, отодвинула его руки и села. — Ты сказал, что если устанешь от меня, тогда настанет его очередь.

— Я не говорил этого…

— Говорил. Помню как сейчас.

— Боже праведный! — К ее изумлению, Николас разразился смехом.

Элинор резко вырвалась из его рук.

— Не вижу ничего смешного!

— Конечно, нет. И все же это скорее повод для смеха, чем для слез. — Он поднялся. — Я все больше и больше удивляюсь тому, что, несмотря на все, ты еще терпишь меня. Интересно, что бы ты сделала, если бы я завернул тебя как подарок и послал Киту?

Она строго посмотрела на него.

— Если я не повесилась, узнав о твоей возможной смерти, то я бы справилась и с этим, уверяю тебя. Я не привыкла жить в роскоши и могу позаботиться о себе сама.

— Даже с ребенком на руках и без денег? — скептически поинтересовался он. Элинор усмехнулась:

— У меня есть деньги — я следовала твоему примеру и никогда не тратила много из твоего щедрого содержания. Кроме того, ты просил посылать тебе мои счета, помнишь? Так я и делала. Как ты думаешь, на что мы все жили, когда ты исчез?

Неожиданно подхватив жену на руки, Николас закружил ее по комнате.

— Ты чудо, и я обожаю тебя.

Ахнув, Элинор припала к его груди.

— И я обожаю тебя. — Она снова стала серьезной и не сводила с него глаз. — Пожалуйста, пожалуйста, не отсылай меня вниз, Николас. Я больше этого не выдержу.

Он зарылся лицом в ее пушистые волосы.

— Ты пугаешь меня, дорогая. Я никогда не отличался такой ответственностью и могу только поклясться, что сделаю все ради твоего счастья. Кстати, это напомнило мне кое о чем, — сказал он, серьезно глядя на нее. — Ты хочешь, чтобы я выследил Терезу и наказал ее? У меня есть идея, где ее искать.

— О Боже, нет! Я надеюсь, ты больше никогда не увидишь ее!

Он улыбнулся:

— Поверь, мы расстались очень холодно.

— А что Лайонел? Ты знаешь, где он?

— Твой брат уехал в Италию. Честно говоря, я надеялся, что кто-то воткнет в него нож, прежде чем он промотает деньги, полученные за жемчуг.

Элинор вздрогнула.

— Прости меня за это ожерелье.

Он покачал головой.

— Не важно. — Пропуская пряди ее роскошных волос сквозь свои пальцы, Николас постепенно высвобождал их из искусно сделанной прически. — Если Арабел повезет, у нее будут твои волосы.

— Мне кажется, у нее твои глаза.

— Или Кита, — осторожно заметил он.

— Я предпочитаю забыть, что другой человек может иметь к ней какое-то отношение.

— Как хочешь. Это вопрос честности и целесообразности, я полагаю.

— Людям свойственно мириться с ложью — разве это не твои слова?

— Да, но ты изменила меня с тех пор.

Элинор предпочла закрыть опасную тему. К тому же во время всего этого диалога пальцы Николаса словно притупляли ее разум, а его глаза не отпускали ее глаз, говоря о любви, нежности и страсти. Ее кровь бурлила, пробуждая желание и заставляя меркнуть сознание.

Ей хотелось, чтобы он отнес ее в постель, и не зная, как этого добиться, она сказала наугад:

— Николас, почему твой брат не женился на мне?

Он отвел глаза.

— Одна мысль о женитьбе претит ему. К тому же Кита никогда особенно не интересовали женщины. — Его рука скользнула между бархатом и шелком, отчего головокружение Элинор усилилось.

— Зачем же тогда он сделал это со мной? Какой в этом смысл? Он никогда бы не пошел на такое ради кусочка жадеита.

Рука Николаса замерла. Их взгляды встретились, и она со странном удивлением заметила в его глазах выражение беспомощности.

— Лучше забыть о том, что больше не имеет к нам никакого отношения.

Элинор хотела, чтобы волшебство, возникшее между ними, продолжалось и дальше.

— Возможно, если я пойму, то это поможет мне установить с ним добрые отношения.

— Сомневаюсь, — сухо отрезал он.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Это звучит так же загадочно, как разговор об эротике. Похоже, никто уже не объяснит мне, что это такое?

Глаза Николаса мгновенно вспыхнули, он сжал ее лицо в своих ладонях.

— Данная тема куда интереснее… — Он, улыбаясь, смотрел на ее пылающее лицо и растрепавшуюся прическу.

— Тем более расскажи, — настаивала Элинор.

— Мне кажется, моя дорогая, тебе будет куда понятнее, если я не расскажу, а продемонстрирую…

Николас крепко обнял жену и повел ее в спальню.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16