Скотский хутор [Джордж Оруэлл] (fb2) читать постранично

Георг Орвэлл Скотский хутор

Глава 1

Г-н Джонс, владелец фермы «Барский хутор», запер курятники на ночь, но, будучи слишком пьян, позабыл прикрыть боковые выходные отверстия. Кружок света от его фонарика поплясывал из стороны в сторону, пока он, пошатываясь, переходил двор; скинув сапоги у черного входа, он нацедил себе еще стакан пива из боченка в каморке при кухне и прошел, в спальню, где уже похрапывала г-жа Джонс.

Как только свет в спальне погас, по всей ферме поднялись движение и шорох. В течение дня распространилась молва, что старому Майору, премированному борову мидлвайтской породы, накануне ночью приснился странный сон, и что он хочет рассказать его другим животным. Было условленно, что все сойдутся в главном сарае, как только фермер Джонс удалится на покой. Старый Майор (так его всегда звали, хотя имя, под которым его выставляли, было «Краса Виллингдона») пользовался таким уважением на ферме, что все были вполне готовы пожертвовать часом сна, чтобы послушать, что скажет.

В одном конце сарая, на своего рода возвышении, Майор уже восседал на соломенном ложе под фонарем, свисавшим с балки. Ему было двенадцать лет, и за последнее время он порядком растолстел, но он все еще был величественного вида свиньей с мудрым и благодушным выражением, хотя клыки его никогда не подпиливались. Вскоре собрались и другие животные и стали устраиваться поудобнее, каждое на свой лад. Сначала явились три собаки: Белка, Милка и Щипун, потом свиньи, которые улеглись на соломе перед самым помостом. Куры уместились на подоконниках, голуби взлетели на стропила, овцы и коровы улеглись позади свиней и принялись жевать жвачку. Две рабочие лошади, Боксёр и Кашка, вошли вместе, шагая очень медленно и переступая крайне осторожно огромными, обросшими шерстью копытами, из боязни наступить на какое-нибудь крошечное, скрытое в соломе существо. Кашка была полная, средних лет кобыла с материнскими наклонностями, которая после четвертого жеребенка уже не могла вернуть себе прежней стройности. Боксёр был громадный конь, почти восемнадцати ладоней в вышину, и обладал силой двух обыкновенных лошадей. Белая полоска на морде придавала ему глуповатый вид. И на самом деле он был не Бог знает какого, ума, но пользовался всеобщим уважением за ровный характер и огромную работоспособность. Вслед за лошадьми вошли Манька, белая коза, и Вениамин, осел. Вениамин был самым старым животным на ферме и отличался самым скверным характером. Он редко говорил, а когда и открывал рот, то обычно для того, чтобы сделать какое-нибудь циничное замечание, — например, скажет, что Бог снабдил его хвостом, чтоб отгонять мух, но что он предпочел бы, чтобы не было ни хвоста, ни мух. Один из всех животных на ферме он никогда не смеялся. Если его спрашивали, почему, он отвечал, что не видит нигде ничего смешного. Тем не менее, не признавая того открыто, он был предан Боксёру. Оба обыкновенно проводили воскресенье вместе на маленьком лугу за фруктовым садом, пасясь рядышком и никогда не разговаривая.

Две лошади только что успели улечься, когда, попискивая и перебегая туда и сюда, в поисках места, где бы на них не наступали, в сарай гуськом проследовал выводок утят, потерявших мать. Кашка своей передней ногой образовала вокруг них подобие стены, и утята угнездились за ней и быстро заснули, В последнюю минуту, жеманно перебирая ногами и жуя кусок сахару, вошла Молли, глупая, хорошенькая белая кобылка, которая возила шарабан фермера Джонса. Она заняла 'место впереди и начала поигрывать белой гривой в надежде привлечь внимание к вплетенным в нее красным ленточкам. Последней пришла кошка, которая, как всегда, стала выискивать самое теплое местечко и, наконец, втиснулась между Боксёром и Кашкой: там она в течение всей речи Майора выражала свое удовольствие мурлыканием, не слушая ни слова из того, что он говорил.

Все животные были теперь налицо, кроме Моисея, ручного ворона, который спал на жердочке у черного крыльца. Когда Майор убедился, что все устроились удобно и внимательно ждут, он прочистил горло и заговорил:

«Товарищи! Вы уже слышали о странном сне, который мне приснился прошлой ночью. Но об этом сне потом. Сперва я должен сказать вам что-то другое. Не думаю, товарищи, что мне суждено оставаться среди вас еще много месяцев и, прежде чем умереть, я считаю долгом завещать вам приобретенную мною мудрость. Я прожил долгую жизнь, у меня, было много времени на размышления, пока я лежал один у себя в хлеву, и мне кажется, я могу сказать, что я понимаю сущность жизни на земле не хуже любого сейчас живущего животного. Об этом то я и хочу говорить с вами.

«Так вот, товарищи, какова же сущность этой нашей жизни? Давайте посмотрим правде в глаза: жизнь наша несчастная, полная трудов, кратковременная. Мы рождаемся, нас кормят едва достаточно, чтобы поддерживать дух в нашем теле, и те из нас, кто к тому способен, вынуждены работать до изнеможения. И в тот самый