Горький и его окрестности [Вадим Ильич Баранов] (fb2) читать постранично, страница - 3

журналистам, подаст в суд (кстати, друзья предостерегали меня и от такого поворота). Ничего этого не последовало. Но облегчить душу, снять с нее тяжкий камень невыговоренности Танье, по-видимому, хотелось все больше. И в конце концов она не вытерпела: преодолела колебания, высказалась. Никакой практической цели не преследуя.

Могут сказать: все же версия остается версией. Встречный вопрос: а может ли быть в этой ситуации и в тех конкретных обстоятельствах все доказано с математической точностью? Не наивно ли ожидать этого, памятуя, в какое время происходило действие трагедии? И разве случаен заголовок известной книги Вальтера Кривицкого (прекрасного знатока психологии Кремля и убежденного сторонника версии насильственной смерти писателя) - "Тайная история сталинских преступлений"?

К этому времени Сталин превратился в абсолютного диктатора. Одного его слова было достаточно, чтобы беспрекословно выполнили любое указание. Даже если оно было облечено в форму многозначительного намека.

Наивные люди, мы все еще пытаемся мерить поведение тирана обычными этическими нормами. Но абсолютная власть порождает свою мораль. Изуверство бывает таким, что оно не укладывается в воображение, и мы с ходу заявляем: ну уж этого-то не может быть!

Замечательный историк Михаил Гефтер как-то заметил, что Сталин в своих действиях настолько связан с "избыточной кровью", что это "крушит всякое рациональное объяснение - и его самого, и нас, и истории как таковой".

Руководствуясь распространившимися представлениями о режиме, говорят: "Но ведь Сталин уничтожал участников и свидетелей совершаемых по его же приказу преступлений". Не следует упрощать логику его действий. Напомню, что из восьми "заложенных" Крючковым на процессе 1938 года семеро были уничтожены, и только с головы Марии Будберг не упал ни один волос.

Если бы Мура оказалась случайным свидетелем совершенного кем-то преступления, ее, скорее всего, ожидала бы общая участь. Как ни парадоксально, спасает ее именно роль преступника - разве можно было опасаться, что она сама предаст огласке свое роковое участие в судьбе писателя? Чем больше личной вины, тем больше шансов на неразглашение тайны.

Предположим, что ее все-таки "убрали". К этому времени она была подданной другого государства, что, безусловно, привлекло бы внимание Запада и могло быть поставлено в связь со смертью писателя (слухи об отравлении распространись сразу после его кончины). И без того появление Муры у постели больного и трагический финал вызвали у близких подозрения, только они боялись говорить на эту тему. (Кстати, уже после того, как моя книга была сдана в производство, я от нескольких людей, работавших за рубежом, узнал, как распространялись слухи относительно роли Будберг в судьбе Горького.)

Сталин был в своем роде прекрасным психологом-лицедеем - он просчитал все. С Мурой потом встречался не раз. "Муре очень симпатизировал Сталин, свидетельствует внучка Горького Марфа Максимовна. - При встречах всегда расшаркивался перед ней. Однажды прислал огромный букет алых роз". Это уже не коробка конфет...

Наконец, Муре обеспечили, мягко говоря, безбедное существование: правительство оформило ее как наследницу зарубежных изданий писателя (хотя юридически ее брак с Горьким не был оформлен). А это уже не букет роз...

Упорные оппоненты скажут опять: и все же это косвенные доказательства... Не буду возражать. Убежден, однако: никакие новые документы тех времен не помогут окончательно снять покров с тайны. Что надо - фальсифицировалось. Что не надо - уничтожалось. Да и просто не всякое событие документировалось. Тут нужны были бы телекамеры, записывающие каждый шаг всех людей, находящихся возле смертного одра писателя. Мы же можем лишь мысленно реставрировать картину. Леонид Колосов, в прошлом наш резидент в Италии, располагает важными документами, дающими дополнительное обоснование "миссии" Будберг (его очерк "Мура" опубликован в газете "Труд" от 31. 01 и 07.02.97.). Особый интерес представляет приводимый Колосовым разговор с Михаилом Александровичем Цейтлиным, редактором иностранного отдела газеты "Известия", выполнявшим одновременно обязанности помощника горьковского секретаря, небезызвестного Крючкова (разговор состоялся в январе 1981 года). В день смерти Горького 18 июня Цейтлин находился в доме больного. "Неожиданно началась какая-то суматоха, появились решительные молодые люди в штатском, а затем Ягода вместе с Марией Игнатьевной... Из комнаты, где лежал больной писатель, были удалены абсолютно все. Беседа Алексея Максимовича с Мурой продолжалась около сорока минут. Потом дверь открылась, она вышла и в сопровождении Ягоды с его охранниками покинула дом. А через двадцать минут началась паника. Вышедший дежурный врач срывающимся голосом объявил нам, что Горький скончался...

- Горького "успокоила" Мура?

- Думаю, что да, хотя доказательств тому нет никаких. На ночном столике Алексея Максимовича стоял стакан с недопитой водой. Но он куда-то