Сабля, птица и девица [Алексей Вячеславович Зубков] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (109) »
С другой стороны деревни появились два могучих всадника. — О, никак братья пожаловали, — повернулся к ним Ласка. — Вот ты докуда добрался, — басом сказал Петр. — Опять всех водкой своей споил, — таким же басом сказал Павел, — Нет, чтобы пива русские да сбитни пить. — Людям нравится, — ответил Ласка, — Я вот еще из яблок гнать хочу. Если батя разрешит. Ласка погрустнел и опустил глаза. — Разрешит, — сказал Петр, — Он у нас отходчивый. Хочешь гнать — гони, говорит. Хочешь учится — учись, говорит. Хочешь к ляхам съездить — съезди, пока мир с ними. — Что это он? — удивился Ласка, — Поругались же вдрызг, я уехал, куда глаза глядят. — Да мы с Москвы вернулись, — сказал Павел. — И что? — Батя нас послушал-послушал и чем только не бил. Поленья об головы ломал. Потом устал, сел на крыльцо и говорит: «Вот Ласка вроде дурак дураком, то за одно, то за другое хватается, а такого вреда от него нет. Поглядеть внимательно, так и польза сплошная. Я вас терплю, а его ругаю. Хочет водку гнать, пусть гонит, лишь бы на Москве в политику не лез». И нас за тобой послал. — Лучше бы водку эту чертову пили, говорит, — добавил Петр, — Все не такой позор. — Батя добрый, — сказал Павел, — Другой сгоряча и убить бы мог. Одевайся и поехали. На Русь татарское войско идет. Общий сбор. Конно, людно и оружно. — Куда же вы на ночь глядя, добры молодцы? — обратился к ним хозяин, — У нас еще банька не остыла. — Банька? — оживился Петр. — А водка остыла? — спросил Павел. — Водка! — нахмурился хозяин, — Водки вам если только на понюхать осталось. Сбитень горячий будете? — Будем!
2. Глава. Батя
Под Москвой было поместье, а в поместье жил-да-был сын боярский Устин Умной с женой Анной и с тремя сыновьями. Время на дворе стояло нелегкое. Княжил тогда на Москве великий князь Иван Васильевич, титулом велик, а возрастом мал. Помогали князю бояре. Боярин — большой человек, в Кремле московском заседает, с великим князем хлеб преломляет, шапку высокую надевает, ни перед кем ее не ломает и шуток не понимает. Детьми боярскими же не только дети владельцев вотчин назывались, а и владельцы пожалованных великим князем поместий, то есть дворяне. Старший сын Устина звался Петр, средний-погодок Павел, а младший крещен Иваном, но все звали его Ласка. Старшие сыновья от первой жены выросли большие-пребольшие. Лошади на них косо посматривали, а кольчуги при богатырском вдохе на груди рвались. Младший же, от второй жены, как его ни кормили, ни до братьев не дорос, ни с отцом не сравнялся. Однако, ловким рос и быстрым, как хищный зверь ласка. Потому его так и прозвали. Ловкостью своей Ласка не хвалился. Учили его ратным премудростям и отец, и братья, и даже воевода. Далеко пойдет, говорили. Но душа его не лежала к войне, а лежала к науке. Как бы мельницу сделать, чтобы малым ветром молола, или от водяного колеса что-нибудь в движение привести, или печку сложить, чтобы дрова горели медленно и тепло отдавали в дом, а не в дым. Вроде с пользой время проводит, а вроде и не очень. Придут татары, что им Ласка скажет? Что мужики хорошо муки намололи и кирпичей обожгли? Говорили дворяне между собой, что у Устина двое детей умные, а третий дурак. Но самого Ласку дураком в глаза не звали. Если только старшие, когда не в духе. Парень вроде не о войне думает, а характер-то у него потомственного воина, обид не терпит. Что на кулаках, что на саблях за себя постоит. Другой отец запретил бы напрочь сыну все это баловство, но Устин побывал у разных немцев и латинян, посмотрел, что от наук бывает хозяйству прибыток, и от лишнего рубля не отказывался. Раз сыновние забавы исправно приносят в дом серебро, значит, пусть парень балуется. Однажды осенью Ласка поссорился с отцом и уехал, куда глаза глядят. А дело было так: — Видишь, Ласка, воробья? — спросил Устин, сидя на высоком крыльце терема. — Вижу, батя, — ответил сын. Воробей в полсотне шагов от них клевал что-то на вытоптанной земле между домами. — А я не вижу. Ласка не успел переспросить. — Слышу «чик-чирик». И пятнышко серое в пыли скачет. В позатом году я бы его шагов за сто разглядел. Оба вздохнули. — Забирай мой лук, — сказал Устин, — Куда он мне теперь. Вот саблю пока не отдам. — Эй-эй, батя! Рано ты себя хоронишь! У тебя пока что оба глаза на месте. — Не в глазах дело. Сколько раз меня по голове били, я уж со счета сбился. Люди бают, с сильного удара и ослепнуть можно. Кто послабее, тот сразу. Кто покрепче, тот с годами. — Так ты лечись. — Нет здесь лекарства. — Как- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (109) »
Последние комментарии
16 часов 54 минут назад
16 часов 55 минут назад
17 часов 3 минут назад
17 часов 11 минут назад
18 часов 9 минут назад
18 часов 27 минут назад