Ваше Сиятельство #4 [Александр Валерьевич Маслов] (fb2) читать онлайн

Ваше Сиятельство 4 (+иллюстрации)

Глава 1 Проблема по имени Майкл

Ольга знала причины, по которым я обратился в агентство Скуратова — я рассказал ей об этом про пути на Таганку. И даже посвятил в самую беспокойную часть этих причин: отношения моей мамы с Майклом Милтоном. Последнее, наверное, я не должен был делать — всё-таки не стоило выносить этот вопрос за пределы нашей семьи. Уже потом, поделившись с княгиней своими переживаниями, я попросил её хранить сказанное в тайне. Ольга Борисовна вполне поняла меня, поняла многое, что происходило вокруг моей персоны, и если раньше какие-то мои поступки вызывали у неё недоумение, то теперь это зыбкое чувство растворилось. Мне показалось, что мы стали ближе друг другу после моих объяснений.

Вернувшись из агентства, я устроился рядом с княгиней на переднем сидении её «Олимпа» и сообщил, что Скуратова убили при попытке получить какие-то документы по Лаберту. Услышав это, Ольга Борисовна не на шутку разволновалась. Достала свою длинную сигарету и закурила. А я, поглядывая на неё, думал, стоит ли ей сообщать другую часть скверных новостей, из-за которых господин Торопов просил меня приехать сюда. Если я скажу, что Лаберт, разочаровавшись в эффективности людей Лешего, обратился к профессиональным киллерам и за мою голову уже выплачен аванс, то Ковалевскую это взволнует ещё больше. А если не скажу, то… С моей стороны это будет нехорошо, ведь Ольге придётся находиться рядом с человеком, на которого объявлена охота. Сама она при этом подвергнется серьезному риску, не зная всей правды. Я решил не скрывать ничего. Пусть осознает, насколько велика опасность для неё встречаться в эти дни с графом Елецким. И, памятуя произошедшее с Айлин, ей самой не помешала бы осторожность.

— Значит, по-твоему, туфли на сегодня отменяются? — спросила она, глядя на сизую струйку дыма. — И на сегодня, и на все ближайшие дни. Обидно, сколько мы уже с этим тянем.

— Оль, не сердись, — я заметил, как она надула губы.

— Я не сержусь. Я всё понимаю, Саш. Думаешь, мне мой каприз дороже, чем твоя безопасность? И, если честно, мы оба понимаем, что туфли — это лишь повод провести вечер вместе. Любую обувь и одежду можно заказать с доставкой на дом, — она выбросила сигарету, не скурив половины.

— Раз ты такая понятливая, иди ко мне, — я её привлёк, перетаскивая на своё кресло. — Да, ты права, мы оба всё понимаем. И это повод. Но разве я сказал, что всё отменяется? Просто нам потребуется чуть больше осторожности. Наемные убийцы не ходят за жертвой хвостом, они обычно поджидают в месте, где жертва должна появится. В моём случае это возле дома или возле школы. Или там, где они наверняка знают, что появлюсь. Шансов, что они знают о нашем предстоящем свидании почти ноль, важно только позаботиться, чтобы за мной не было хвоста — я это смогу сделать. И ещё важный момент: я — не жертва. Я умею распознавать опасность. Полагаю, скоро в этом мире число наемных убийц станет меньше.

— Какой ты всезнающий, отважный, могучий граф Елецкий, — княгиня поцеловала меня в краешек губ и тихонько рассмеялась. — Только сильно не зазнавайся. Предлагаю… — она ненадолго задумалась. — Предлагаю встретиться в шесть часов вечера в вестибюле башни Золотой Шпиль. Ты же знаешь, в неё впускают только по дворянским жетонам и случайных людей там быть не должно. А добираться к Демидовской башне лучше на виманах — чтобы не было хвоста.

— Какая ты всепонимающая, умная, хитрая, — передразнил я её. — И ты совершенно права — отличное место, где можно чувствовать себя уверено. Слышал там есть хорошие магазины и великолепный ресторан с видом на Багряный Дворец. Давай там. Этот план мне нравится.

О том, что в соседней башне под названием Хрустальная Игла, тоже принадлежащей Демидову, располагается отличный отель, я не стал её извещать. Ведь в моих коварных планах затянуть туда госпожу Ковалевскую и исправить все прежние упущения.

Ольга, повернула рычажок управления тягой, и «Олимп» поехал по Прокатной, неторопливо набирая ход.

Дома я оказался как раз к обеду. Антон Максимович, встретив меня у дверей, сообщил, что ящик рабочие графа Голицына забрали и приезжали специалисты кампании «Сила Мастеров». Они ещё раз что-то измерили, обещали начать ремонт с завтрашнего дня. После этих слов мои мысли о моем тайнике и пропавших реликвиях снова обрели мучительную остроту.

— Ваше сиятельство, я тут все думаю… — остановил меня дворецкий, когда я уже направился к лестнице. — Так же не может быть, что бы прямо пропало ваше «этакое»? — слово он запомнил и уже второй раз вставлял в разговор я явным удовольствием. — Матушку не спрашивали? Она заходила как раз, когда я там порядок наводил. А потом, когда я спустился ненадолго вниз, просматривала книги в стопке, что-то отложила, одну или две забрала с собой. Ещё сказала, чтоб я проверил карманы ваших уцелевших вещей и всё, что найду, сложил отдельно.

— Матушка… Она у себя? — поднявшись на несколько ступней, оглянулся.

— Нет, снова уехала. В этот раз без охраны. Отказалась, несмотря на ваши наставления. Даже рассердилась, когда Денис попытался настаивать, — сообщил дворецкий.

— Когда вернётся, не сказала? — спросил я. Впрочем, какая разница, когда она вернётся. Ясно же, что она поехала к Майклу. Только почему так рано? Время всего лишь обеденное.

Антон Максимович ответил что-то невнятное, но я его уже не слушал, поднимаясь к себе и чувствуя, как в душе закипает злость на чертова бритиша и даже на маму. Папку с надписью печатными буквами «Michael Milton» я бросил на стол. Подошел к окну, открыв одну створку и отодвинув штору. Постоял минуту, провожая взглядом проехавший мимо эрмимобиль. Ехал он подозрительно медленно, навевая мысли о возможной слежке за нашим домом. Когда эрмик скрылся за поворотом, я вернулся к столу, открыл папку и просмотрел собранные Скуратовым материалы. Нового здесь добавилось мало. Практически всё тоже самое, что было в первой, сгоревшей. Лишь появились указания на две статьи Милтона о древних виманах в каком-то английском научно-популярном журнале, небольшой список его друзей по римскому университету и ещё две фотографии. Обе меня заинтересовали. На первой был Майкл в обнимку с красивой блондинкой.

Мне показалось, что она старше его лет на пять. Этого красавчика тянет к дамам постарше? На второй фотографии та же самая красавица одна, задумчиво глядевшая куда-то в сторону. Вот эта дама могла бы стать интересным аргументом в разговоре с мамой. Кто она? У Майкла есть любовница? Может быть он вообще женат? Однако, когда я перевернул первое фото, интрига распалась. Кое-как я разобрал написанное Федором Тимофеевичем: «Это он с сестрой. Элизабет Барнс 30 лет. Замужем за бароном Теодором Барнсом». Всего лишь сестра… тогда это неинтересно — совсем неважное дополнение к материалам.

Закрыв папку, я спустился на обед. Прислуживала мне Ксения, и поскольку я был не весел, погружен в свои мысли, служанка почти не улыбалась. Лишь спросила, когда я перешел к фаршированной щуке:

— Ваше сиятельство, у вас всё хорошо?

Несколько необычный вопрос для служанки. Мама могла бы за такое и отчитать.

— Есть кое-какие проблемки, Ксюш. У кого их нет? Разберёмся со всякой ерундой, и жизнь наладится, — я всё-таки улыбнулся ей, поспешил закончить с рыбой и придвинул высокий бокал с компотом.

— Пусть она наладится у вас скорее, Александр Петрович! Хочется, чтобы у вас всё было хорошо, — раскрасневшись, пожелала служанка.

Ну как здесь не улыбнуться. Я подмигнул ей, и принялся за компот чуть повеселев от её слов и пышной груди, едва помещавшейся в платье.

Поднимаясь к себе и почти добравшись до второго этажа, я услышал, как распахнулась входная дверь. Раздались голоса: дворецкий и кто-то из охраны приветствовали графиню, а следом… Следом мое сердце заколотилось — донёсся мужской голос с явным английским акцентом. Я остановился и, пытаясь придать своей очень недоброй улыбке хоть каплю благодушия, спустился на несколько ступенек.

Мне навстречу поднималась мама с парнем в элегантном сером костюме — тем самым неотразимым красавчиком, известным мне по фотографиям.

— Саш, познакомься, — представила графиня. — Мой очень большой друг, Майкл Милтон. Он давно хотел познакомиться с тобой, всё никак не получалось.

— Майкл Милтон? — переспросил я, переведя взгляд с Елены Викторовны на улыбчивую британскую морду. — Ну, здравствуй, Майкл! — проговорил я, и чуть согнув колени, врезал красавчику кулаком в правый глаз.

Без всякой магии, без кинетики. Мне очень хотелось прочувствовать его физиономию костяшками пальцев сполна. Через содранную кожу ощутить эту приятнейшую боль воинственного соприкосновения с мерзавцем. Это был превосходный контакт, в меру сильный. Такой, чтобы этот подонок остался в сознании и успел понять, что происходит с ним.

— Саша! — голос мамы так и резанул по барабанным перепонкам.

— За что⁈ — бритиш схватился левой рукой за лицо, правой, уже в падении успел вцепиться в перила.

— За то! — пояснил я, и ударом ноги не позволил ему задержаться на лестнице.

Голос мамы стал истерически резким. Я не знаю, что именно она кричала мне. Меня интересовал только Майкл Милтон.

— За то, сволочь! За то, что ты посмел прийти в наш дом! — я не дал ему подняться и ударил ещё раз ногой вполсилы. — За то, что ты посмел завязать знакомство с моей мамой! За твою ложь и английское коварство! — после ещё одного удара он скатился вниз почти до самых входных дверей.

Охранники, выбежавшие из гостиной так и замерли в недоумении. Прибежала даже Ксения и Надежда Дмитриевна. Следом появился повар Кузьма Ильич с большим кухонным ножом и выпученными глазами, уставившимися на англичанина. Тот стоял на четвереньках, пытаясь подняться на ноги.

— Вон отсюда! И чтобы никогда больше не приближался к моей маме и нашему дому на пушечный выстрел! — вот теперь, не спускаясь с лестницы, я позволил себе использовать кинетику. Резко выбросил вперед ладонь правой руки, делая удар размазанным, чтобы в злости не пробить этого козла насквозь. Майкла вынесло на улицу вместе с осколками оконного стекла и цветочным горшком, треснула створка входной двери.

— Чем помочь, Александр Петрович? — подал голос Денис — парень из охраны.

— Да. Проследи, чтобы эта британская сволочь как можно скорее убралась от нашего дома, — сказал я. — Если выйду я, то я его просто убью.

Мама стояла бледная, руки дрожали, глаза были раскрыты так широко, что в них, казалось, можно разглядеть весь переживаемый ей ужас. Она попыталась что-то сказать Денису, поспешившему на улицу, но слова из её часто вздымавшейся груди просто не пошли.

— Ну-ка идём наверх! Сейчас всё объясню! Всё, про этого Майкла! — я схватил её за руку и потянул за собой.

До второго этажа графиня идти не сопротивлялась, но в коридоре вырвала у меня руку и побежала к своим покоям, содрогаясь от рыданий. Я нагнал её, когда она уже открыла дверь. Попытался остановить, но Елена Викторовна оттолкнула меня, вошла к себе и сразу щелкуна замком.

— Мама! Открой! Я тебе должен тебе рассказать, кто на самом деле этот Майкл! — я постучал в дверь.

Она не отзывалась. Были слышны её удаляющиеся шаги. Наверное, забежала в спальню.

Наверное, я слишком вспылил с этим Майклом. Набить ему морду можно было позже. В первые мгновения как я увидел бритиша, вошедшего в наш дом, во мне было гораздо больше того, прежнего Саши Елецкого, чем Астерия. Кровь вскипела во мне, эмоции просто зашкаливали. Боги, да, это вкус жизни… В этот раз слишком неожиданный и крепкий вкус! Не стоило так самозабвенно предаваться эмоциям! Ведь всё можно было сделать гораздо разумнее и эффективнее. Можно даже было поиграть роль радушного хозяина, посидеть с мамой и Майклом за столом. А потом, выбрав самый удобный момент, положить перед Милтоном и мамой папку Скуратова и начать задавать бритишу очень неудобные для него вопросы. А вот потом можно было уже и в морду. И тогда бы мама отнеслась к этому с гораздо большим пониманием. Но ладно, что сделано, то сделано. Я выплеснул гнев. Я разбил ему морду и получил удовлетворение. С мамой, конечно, вышло очень нехорошо. Теперь я для неё враг номер один на сегодняшний вечер. К завтрашнему дню она немного поостынет, и мы сможем поговорить.

Я постучал в покои графини ещё несколько раз, настаивая:

— Мама, открой! Нам надо поговорить!

Она не отзывалась. На лестнице раздались шаги, в коридоре появился Денис.

— Ваше сиятельство, всё сделано. Помог ему погрузиться в эрмик. Уехал, — доложил охранник, глядя на меня с нескрываемым восхищением.

— Спасибо, — я кивнул, решив не объяснять ему причин инцидента.

— Крепко вы его приложили: лицо разбито и рука, кажется, поломана или вывих, — добавил Денис.

— Он это заслужил, — сказал я и направился к своей двери, на полпути, остановившись, окликнул его: — Денис, а с кем мама вчера ездила за покупками? Со Степаном?

— Так точно, ваше сиятельство, — отозвался он.

— Пусть зайдет сейчас ко мне, — попросил я и открыл дверь в гостевую.

Степан появился минут через пять, когда я прослушивал на эйхосе сообщение от Ленской.

— Разрешите, ваше сиятельство? — он неуверенно приоткрыл дверь.

— Да, заходи. Скажи мне, Степан, вы вчера куда ездили с Еленой Викторовной? — я щёлкнул тумблером включения коммуникатора и плюхнулся в кресло.

— На Жастинский проспект в дом модной одежды «Московский Стиль», — не задумываясь выпалил он.

— И ходили только по магазину? Больше никуда не заезжали? — уточнил я.

— Никуда. Ходили только по лавкам на Жастинском. Там же огромный магазин, можно полдня ходить. Елена Викторовна выбирала всякие обновки для вас и потом сразу назад, — доложил Степан.

— Для меня? — удивился я, вспоминая, как вчера мама вышла из эрмика, за ней Степан с кучей коробок.

— Ну да, а кого же ещё. Ваши вещи все сгорели, вот она и озаботилась. По женским отделам даже не ходила. Знаю, брала только самое лучшее, спрашивала у продавщиц, что там такое нынче в моде. И даже меня спросила, чтобы я выбрал. Кое-что ко мне прикладывала — мы же с вами почти одинакового роста, — рассказал охранник.

— Хорошо, спасибо, Степан, — я отпустил его, а на душе стало как-то неприятно. Что ж ты так, Астерий? Елена Викторовна для тебя вон как старалась, проявила приятнейшую материнскую заботу, а ты её довёл до истерики.

И понятно, что нужно было этого Майкла под зад коленом, но всё это можно было сделать гораздо более тонко и безболезненно для графини. Попутно у меня возникла ещё одна мысль: «Может, всё-таки мама нашла мой тайник? Нашла, удивилась довольно богатому содержимому и решила меня порадовать новой одеждой. Почему она не сказала мне о покупках? Обычно, женщины спешат похвалиться таким. Она собиралась, но я занимался магией, сидел в „лотосе“ с высокой концентрацией и попросил её не мешать». Если бы только эта догадка, оказалась правдой! Если бы тайник нашла мама! Версия, которую прежде я не воспринимал всерьёз, сейчас начинала казаться правдоподобной. Жаль, только проверить её в данный момент я никак не мог.

Я взял эхос и наговорил сообщение маме:

«Мама, пожалуйста, открой двери. Нам нужно поговорить. Очень сожалею, что мне пришлось тебя так расстроить, но, когда ты узнаешь всю правду о Майкле, то поймешь причины моего поступка. Прошу, пожалуйста, открой, двери!».

Я сидел несколько минут, глядя на лежавший на столе эйхос. Глупо было ждать от неё ответа. Елена Викторовна редко пользуется эйхосом и почти никогда не обращает внимание на сигнал пришедшего сообщения. Сейчас тем более ей не до эйхоса. Хотя… может она пытается связаться с Милтоном?

Эйхос пискнул, мигнул оранжевым огоньком. Я тут же подхватил его и увидел, что пришло сообщение от Ковалевской:

«Как ты, готов? Смотри, Елецкий, не опоздай, как прошлый раз. Иначе тебе придётся покупать две пары туфель».

Чёрт! С последними событиями, свидание с княгиней задвинулось куда-то в дальний угол. Готов ли я? Нет, не готов. Сейчас просто не могу уйти из дома, в то время как мама заперлась в своих покоях и, наверное, до сих пор льёт слезы после случившегося. Если я уеду развлекаться с княгиней, то это будет свинство с моей стороны. Похоже, сбываются опасения Ковалевской: не будет сегодня никаких туфель.

Я поднес эйхос ко рту и наговорил сообщение для Ольги:

«Оль, прости, но сегодня туфли отменяются. Ты была права. Прости ещё раз».

Скверная ситуация. Теперь на меня смертельно обидится еще один дорогой мне человек. Я закрыл глаза и как-то так вышло, что часть внимания сама перетекла на тонкий план.

— Гера… — прошептал я вслух.

Она присутствовала здесь. Вот откуда эта дикая вспышка эмоций на лестнице!

Значит, Гера! И почему я не понял это сразу, тем более что её след явно читался возле агентства Скуратова? Нет, Величайшая, дёргать меня за тайные ниточки души у тебя не получится. Считай, что это твоя последняя удача, в попытках управлять мной.

Глава 2 Быть в потоке

Это просто жесть! Конечно, Родерик не Елецкий, о всё равно пиз*ец какая крутая жесть!

«И вообще, почему я должна сравнивать Родерика с Елецким? Елецкий даже летать не умеет, а Родерик — мой парень. Здесь вообще нечего даже сравнивать!» — решила Талия Евклидовна и томно приоткрыла глаза. Её парень сейчас зависал в полуметре над ней, можно даже было протянуть руку и схватить за член.

— Тебе понравилось, моя прелесть? — осведомился серый маг, не спеша облачить своё тело в призрачные одежды.

— Помолчи, сволочь, — попросила его баронесса и раздвинув ножки чуть шире, шевельнула в себе фарфоровый фаллос. Вздохнула и начала намеренно неторопливо извлекать эту прекрасную, ребристую твердь.

— Аид дери! — она застонала от новой волны ощущений.

— Моя хорошая, тебе помочь? — осведомился Родерик, опустившись ниже и положив ладонь на тёплый, вздрагивающий живот баронессы.

— Всё, хватит! А то я свихнусь! — Талия достала фарфоровую штучку, бросила её рядом и прикрылась пледом. — Ты мне теперь должен, — сказала она, поглядывая на призрака. — Я сделала всё, как ты хотел.

— Чем обязан, ваша милость? Ты же знаешь, Родерик на всё готов. Любой каприз. Но только разумный, — призрак опустился и лёг рядом с ней.

Почти как живой человек. Даже показалось, будто подушка слегка примялась под его несуществующим весом.

— Должен отвести меня сегодня в свою квартиру. Родерик, я не хочу ждать до субботы! — она резко приподнялась, взяла в руку керамический фаллос и пригрозила: — А то я тебе эту штуку в жопу засуну. Хочешь?

— Не хочу, — честно признал он. — Понимаешь, моя сладкая прелесть, моя квартира — дело рискованное. Я же объяснял: мы можем нарваться на Софью. Уж если так неймётся и не можешь подождать до выходных, то надо туда не позже чем до пяти вечера, — Родерик покосился на орудие в руках его возлюбленной — его он не боялся, но сама угроза призрака весьма развеселила. — До пяти она чаще всего на работе. Но не всегда. Здесь уж как повезёт. Давай тогда завтра. Сегодня поздновато.

— Бл*дь, Родерик, не надо пугать меня Софкой! Я спущу на неё Гарольда. В общем, я одеваюсь и вызываю виману, — баронесса накрыла призрака покрывалом и проворно встала. — Где мои трусики⁈ — она подняла с пола халат и бюстгальтер, бросила их на кресло. — Родерик! Где трусики⁈ Ты ими игрался!

— Сладкая, глянь под кроватью. Кажется, туда отлетели, — просочившись через покрывало, призрак поднялся повыше, с вожделением наблюдая за Талией Евклидовной и думая, до чего у неё сочное тело. Нет никакого сравнения с Софкой. К тому же та постоянно чем-то недовольна, а баронесса… Если она даже недовольна, то это так трогательно, так весело!

Когда госпожа Евстафьева стала на четвереньки, в попытке обнаружить под кроватью свои трусики, так Родерика и вовсе пробрал восторг и невероятное возбуждение. Боги! Какой восхитительный вид! Первой мыслью было схватить керамический фаллос и спикировать с ним так, чтобы этот волшебный прибор встрял поглубже между её ножек. Но фаллос был пока тяжеловат для бесплотных рук. Поднять то, он бы его поднял, но не смог бы с нужной ловкостью управиться. Поэтому серый маг использовал другой хорошо зарекомендовавший себя приём: подлетел и воткнул два призрачных пальца в мокрую киску Талии Евклидовны. Воткнул резко и глубоко, позаботившись об их максимально возможном уплотнении.

От неожиданности баронесса дёрнулась всем телом, ударилась затылком о низ кровати и разразилась матами.

— Сейчас всё исправим, моя прелесть! — заверил призрак. Одежда на нём вмиг растворилась и теперь он уже вошёл как настоящий мужчина.

Возмущения баронессы быстро стихли. Она засопела, подергивая ягодицами от его нежных, приятных проникновений. Это было совершенно особое чувство! Впервые испытав его, Талия назвала это «волшебная еб*я». Чувство, когда чего-то очень не хватает: не хватает грубости и твердости, не хватает силы ощущений, но взамен есть что-то этакое, неуловимое, жутко дразнящее. И оно разрастается, так захватывает тебя, что по коже мороз и перед глазами ослепительные вспышки бесконечного удовольствия.

Вот и сейчас Талия мучительно застонала, упираясь лбом в пол, сунула руку себе между ножек. Завиляла бёдрами, потирая свою набухшую вишенку.

«Как же права баронесса! В самом деле волшебная еб*я»! — признал Родерик, быстро восходя к самому пику. Его пробрало неистово, словно по телу пошло высоковольтное электричество, но это электричество доставляло не боль сведённых мышц, а невероятную сладость во всем энергетическом теле. И кто сказал, что после смерти нельзя получать удовольствия? Дураки! Они просто не умеют его получать!

— Сука, ты изнасиловал меня! — сообщила Талия, выбравшись из-под кровати.

Трусиков она не нашла и направилась к шифоньеру, чтобы взять новые из огромной коробки с нательным бельем с надписью «Королева Ночи». Она выбрала именно этот комплект из-за названия песни, которая стала её любимой после прекрасной феерии случившейся в ночь ведьм. И с Елецким она в ту ночь почти помирилась, и в неё влюбилось десяток парней, один даже на колени падал, правда он был пьяным. Вообще ночь была прекрасна, что от воспоминаний до сих пор кружится голова.

— Что молчишь? — возмутилась госпожа Евстафьева, надевая чёрные кружевные трусики. — Я сказала: ты изнасиловал меня! — повторила она, поглядывая на Родерика.

— Ну, вообще-то да, — согласился он.

— Значит, ты мне теперь должен. Сейчас же полетим к тебе в гости! Ты скажешь своей Софке заветные слова, — Талия принялась одеваться.

Родерик молчал.

— Скажешь? — настояла Талия Евклидовна. — Ну-ка повтори их сейчас.

— Пошла отсюда нах*й, старая обезьяна, — произнёс призрак, очень сомневаясь, что эти слова София воспримет так, как того желала Талия Евклидовна. К тому же София не была старой, ей ещё не исполнилось двадцати семи, и была хороша собой.

— Правильно. Ты у меня молодец, — похвалила баронесса, перебирая платья на вешалке. — В общем сейчас же летим на Маросейку.

Родерик в этот раз решил не сопротивляться. Будь что будет. Даже интересно, что выйдет из этого визита. Даже если его бывшая девушка окажется дома, то в этом есть свои плюсы: она преподаст Талии надлежащий урок, и баронесса станет скромнее в своих желаниях и послушнее.

— О, Серкет! Серкет, помоги! — вдруг воскликнул серый маг, сжавшись и хватаясь за штору возле окна.

— Опять? — Талия насторожилась, не натянув второй чулок до конца. Так Родерик восклицал уже не первый раз, призывая на помощь какую-то южную богиню и это означало, что сила, похожая на сильный ветер, пытается забрать его из этого мира. После того как призрак объяснил баронессе всю серьёзность этой силы, называемой «поток перерождений», Талия тоже начала беспокоиться с каждым разом всё сильнее и думать, что случится, если эта сила всё-таки отнимет у неё Родерика?

Баронесса подбежала к призраку и попыталась обхватить его тело, но сейчас оно было совсем бесплотным, и руки хватали лишь воздух.

— Держись, Родерик! Пожалуйста, держись! Я же не смогу без тебя! — жалобно произнесла она.

Вскоре всё успокоилось — это Евстафьева поняла по лицу мага, на котором отразилось расслабление и бледная улыбка.

— Ты уверен, что Елецкий может помочь? — спросила баронесса, готовая отказаться сегодня от визита в квартиру на Маросейке. — Давай, я сейчас спрошу дома он или нет. Если всё так плохо, в задницу твою квартиру, лучше полетим к Елецкому.

— Не уверен. Совсем не уверен, но надежда есть, — ответил призрак, вспоминая, что граф говорил ему кое-какие слова, которые вселили эту самую надежду. Особую надежду, будто Елецкий что-то знает о потоке перерождений и может быть знает, как ему противостоять. И из всех магов, которых Родерик знал в Москве и за ее пределом — а знал он таковых немало — Елецкий был самым сильным в трансцендентальном искусстве. Родерик чувствовал огромный потенциал его энергетических тел, и понимал, что там, дальше скрывается ещё больше чего-то непонятного, глубокого и таинственного. При этом он не мог объяснить, как это возможно в парне, ещё не окончившем школу. Здесь явно было что-то не так. Елецкий… Это огромная загадка. Он словно маг из выдуманных романов Трюдо. С ним обязательно нужно поговорить. А Талия, к сожалению, тянула с этим вопросом, из-за глупых обид и ещё более глупого желания «проучить этого козла», как она выразилась. Вот вроде теперь, баронесса, наконец, озаботилась на самом деле важной проблемой — его проблемой.

Родерик подлетел ближе к госпоже Евстафьевой, когда она взяла эйхос, на минуту задумалась, подняв к потолку свои красивые зеленые глаза и произнесла в эйхос:

«Саш, ты же друг? Ты нам жесть как нужен! Давай мы к тебе сейчас прилетим?» — проговорила Талия, бросила эйхос на кровать и принялась одеваться дальше.

* * *

Я ещё раз просканировал пространство на тонком плане, убеждаясь, что след Геры явный, и была она здесь не позже, чем минут пять назад. В пору было задуматься о некоторых магических шаблонах, которые прежде помогали мне в противостоянии с недружелюбными вечными. Их за все свои жизни я смог создать немного: два работали как разные варианты стража, оповещали меня при появлении рядом небесных или демонов; ещё один работал как ловушка, но ловушка крайне ненадежная, способная весьма разозлить высшую сущность; имелся шаблон забирающий энергию и ещё кое-что особое. Вечером надо будет продумать этот вопрос глубже, повспоминать и что-то адаптировать под магические особенности данного мира. Сейчас как бы не до того.

Я прошелся вторым вниманием по маминым покоям. Нашел графиню лежавшей ничком на кровати. Почувствовал её эмоциональное состояние — оно было жутким. Она не плакала, но о чём-то напряженно думала. И мысли рождались такие, что казалось вот-вот полетят искры. У меня даже возникла мысль попытаться вскрыть замок её двери. Сделать это тихо, тихо войти, спокойно заговорить, сразу предъявляя факты из папки Скуратова. Но эту мысль я отклонил — был риск сделать всё только хуже. Пусть пройдёт ещё какое-то время. Хотя бы часа два-три. Пусть Елена Викторовна хоть немного успокоится.

Тихо и тонко пискнул эйхос. Вряд ли ответила мама. Ковалевская? Так и есть. Я включил прослушку:

«Елецкий, что случилось⁈» — вот так, кратко и сердито.

Нужно сразу было объяснить ей. Я поднес устройство ко рту и сказал:

«Оль, случилось. Мама пришла домой с этим Майклом Милтоном. Я на эмоциях сразу дал ему в морду, спустил с лестницы, выгнал. Мама, конечно, впала в истерику. Заперлась в комнате, не отзывается. Пойми правильно, я не могу сейчас её оставить и уехать на прогулку, будто ничего не случилось».

Княгиня ответила сразу:

«Правильно, не можешь. Жди. Скоро приеду».

Честно говоря, не ожидал такого от Ольги Борисовны. За последние две недели она значительно поменялась по отношению ко мне. В ней стало гораздо меньше капризности, теперь она не старается уколоть меня без явных на то причин. Взамен в ней появляется всё больше понимания и вполне дружеского участия. Такое необычное ощущение, словно Айлин передала Ольге частицу своей святой души. Я не имею права водить Олю за нос с Ленской. С этим сложным вопросом придётся как-то разбираться. С другой стороны и Свету Ленскую я не имею право обидеть, после всего что было между нами. Дело здесь вовсе не в постельных играх, а отношениях на самом деле сердечных. Кто-то может возразить, мол не бывает так, чтобы действительно серьезные чувства складывались за несколько дней. Я же по своему опыту знаю, что бывает: вспыхивает что-то в груди и греет потом душу иногда всю жизнь.

Я потянулся за сигаретой, и мою руку снова остановил писк эйхоса. Ковалевская? В интуицию сейчас играть не было никакого настроения. Включил эйхос на прослушку. Раздался взволнованный голос Талии:

«Саш, ты же друг? Ты нам жесть как нужен! Давай мы к тебе сейчас прилетим?».

Чёрт! Да я друг. Но бывают такие моменты, когда гости-друзья очень не вовремя. И я помню, что обещал баронессе. Обещал, что она всегда может рассчитывать на мою помощь. Хотя всегда ли?..

«Дорогая, у меня сейчас серьезные проблемы: конфликт с мамой. Если твой вопрос можно отложить, то давай…» — тут я задумался: завтра я тоже буду занят. Завтра пятница и вечер для меня будет ещё более непростой, чем сегодняшний — прогулка в подземелье Лешего вряд ли окажется лёгкой. Я продолжил так: — «Давай в субботу или в воскресенье. Если тебе нужно срочно, то приезжай не раньше, чем часа через два».

Я прикинул, что за пару часов может мне удастся как-то решить вопрос с мамой, а если нет, то могу просто выйти ненадолго из дома и на улице переговорить с госпожой Евстафьевой. Поскольку она сказала «мы к тебе сейчас прилетим», то скорее всего это «мы» — она и Родерик. Значит серого мага ещё не унесло потоком, и он вместе с Талией желает получить помощь в этом вопросе. Недавно, я дал ему понять, что потоку перерождений можно противостоять. Не знаю, стоило ли ему говорить об этом. Я лишь хотел сказать Родерику, что он не сможет находиться возле Талии долго, и скоро их неожиданный союз разрушит могучая вселенская сила. Но говоря это, сказал чуть лишнего. Другой человек не придал бы значения моим словам, но Родерик — маг, и хороший маг, он сразу понял, что я кое-что знаю. И вот теперь передо мной встал ещё один серьёзный вопрос: объяснять ли Родерику технику уклонения от потока перерождений? Ведь это вопрос не мелочный. За ним стоит больше, чем судьба человека: судьба на множество жизней вперёд, судьба с бесконечным продолжением. И ещё вопрос помельче, но тоже важный: хочу ли я, чтобы Родерик остался с Талией? С одной стороны, серый маг — не такой уж плохой парень, он гораздо лучше любого из «волков», с которыми водилась Талия. А с другой, он — парень не очень хороший, учитывая его беспринципность и не во всём здоровое прошлое. Вместе с взбалмошной Талией, имея знания Родерика, его магическую силу и силу артефактов, эта парочка может натворить немало бед. Только в данном случае, даже боги не могли бы просчитать последствия того или иного решения.

Думая об этом, я вспомнил об Артемиде и мысленно воззвал к ней, спрашивая совета. Это был один из тех редких случаев, когда мне трудно принять решение самому. Охотница не ответила, но знаю, что она услышала меня.

За окном раздался шорох шин подъехавшего эрмимобиля. «Олимп»? Я поспешил к окну, так и есть. Из машины вышла Ковалевская, как говорится вся в блеске и славе. Для меня Ольга Борисовна тоже богиня — капризная и прекрасная. Я быстро убрал разбросанные на столе бумаги и направился ей навстречу.

— Ваше сиятельство, к вам княгиня Ковалевская Ольга Борисовна! — раздался голос дворецкого из говорителя. Произнёс это Антон Максимович с какой-то особой торжественностью точно церемониймейстер на императорском приеме. Мне на секунду даже стало смешно.

И тут мне на ум пришла неплохая идея: говоритель! Ведь он наверняка включен в маминых покоях, а значит, я могу сказать ей всё, что нужно через него! Я смогу донести до неё важные мысли насчёт её заблуждений по Майклу. Балбес, почему я не подумал об этом раньше⁈ Потому… Потому, что на каждое полезное действие своё время.

Я встретил Ольгу на лестнице, взял её под руку, и мы вместе поднялись на второй этаж. В коридоре я остановился и сказал:

— Оль, я очень благодарен тебе. Так неожиданно и приятно.

— Что «неожиданно», Елецкий? — сейчас от неё даже обращение ко мне по фамилии, звучавшее с лёгким раздражением, казалось особо приятным и тёплым. — По-твоему, было бы «ожиданно», если бы мне было безразлично, что происходит вокруг тебя?

— Слушай, а ты сегодня особо прекрасно выглядишь, — проговорил я, обнял ее и поцеловал в губы.

Она не сопротивлялась, закрыла глаза и чуть пошалила своим язычком. Затем тихо сказала:

— Я же собиралась покупать туфли. Поэтому, — потом отстранилась и деловито спросила: — Какая дверь Елены Викторовны? Эта?

Ковалевская смотрела именно на ту, за которой располагались покои графини.

— Да. Что ты задумала? — спросил я.

— Просто постучу и попрошу её открыть, — княгиня решительно направилась к двери, покрытой изящной резьбой.

— Оль, есть мысль поинтереснее. Поговорить с ней через говоритель, — предложил я.

— Сначала попробуем так, — Ковалевская решительно постучала в дверь и сказала достаточно громко: — Елена Викторовна! Очень прошу, откройте! Это я — Ольга Ковалевская!

Глава 3 Нужны доказательства

После того как Ольга постучала второй раз, послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.

— Здравствуйте, Елена Викторовна! Извиняюсь, что приходится общаться в такой неприятной ситуации, но нам нужно поговорить, — сказала княгиня, при это преграждая мне путь рукой.

— Да, ваше сиятельство. Здравствуйте, — покрасневшими глазами, мама с недоумением оглядела Ольгу, сердито и коротко глянула на меня. — Проходите.

— Саша, неси свою папку, что от Скуратова! — распорядилась Ковалевская.

Её командный голос вызвал во мне улыбку: юная княгиня решила взять ситуацию в свои руки и поуправлять мной, Астерием. Что ж, не имею возражений — забота Оли мила и приятна. Я не торопился, понимая, что в глазах мамы я пока остаюсь врагом — уж её взгляд сказал о многом, а дипломатия госпожи Ковалевской сейчас очень кстати. Мама безоговорочно уважает Ольгу и всю её семью, а значит прислушается к её словам. Пусть даже графиня не примет эти слова сразу, но главное, что разговор начался. Есть только один заметный минус — маме может не понравиться, что я посвятил в её отношения с Майклом постороннего человека. Открыв папку, я потратил ещё несколько минут, пересматривая сведения, собранные Скуратовым, и давая время Ольге пообщаться с мамой без меня. Неожиданно взгляд натолкнулся на обрезанный листок. Он был приколот скрепкой к другому с обратной стороны, поэтому я не заметил его раньше. И вот здесь я обнаружил довольно неожиданную информацию: оказывается Майкл Милтон пять дней назад подал прошение на получение подданства Российской Империи. С чего бы это? Странно.

Сложив все листки в папку, взял её и направился в покои графини.

Когда я вошёл, мама с Ольгой сидели на диване возле окна. Я услышал лишь обрывок фразы, сказанной графиней:

— …каждый раз, как только он слышит его имя! — увидев меня, Елена Викторовна бросила сердитый взгляд и сказала. — Ну-ка давай это сюда! Как ты вообще смел нанимать Федора Тимофеевича для этой грязной слежки⁈

— Мама, не было никакой слежки. Уж поверь, за тобой точно никто не следил. Что касается Майкла Милтона, я просил лишь установить кто он, с кем связан и какую угрозу может представлять для тебя и меня, — я придвинул журнальный столик и сел напротив на стул. — Мам, вот послушай меня сейчас очень внимательно. Наберись терпения, — я помахал папкой, пока не спеша её передавать. — Ты прекрасно знаешь, что на меня совершались покушения. Знаешь, что причина — в работах отца над тайной древних виман. Так вот, за всем этим стоят интересы Британской Короны. Уже говорил, да? Далее… Ольга уже сказала тебе, что Скуратова убили?

Мама отрицательно качнула головой, в её глазах появилась настороженность и даже испуг.

— Федора Тимофеевича убили вчера, когда он шёл на встречу, чтобы получить документы по деятельности британца по имени Джеймс Лаберт. Связь этого Лаберта с людьми, покушавшимися на меня, самая прямая. Я уже говорил тебе о банде «Стальные Волки» из Резников. Никто иной как Лаберт содержал их клуб. Далее, — я открыл папку, достал листок с перечислением основных интересов Майкла Милтона, — вот здесь имеются доказательства, что главным интересом господина Милтона являются арийские и доарийские виманы. Мам, как ты думаешь, твоя встреча с этим Майклом случайна? Особенно в свете нездоровых интересов некоторых британцев к нашей семье?

— Саша, я знаю, что Майкл интересуется древними виманами. Он даже спрашивал меня о работах Петра Александровича. Дай это сюда, — она забрала папку из моих рук и начала листать её содержимое. — И с тобой Майкл хотел познакомиться именно по этой причине. Для этого он приходил сегодня к нам. И как ты его встретил⁈ Боги! Охотница Небесная, вразуми его! — уронив какой-то листок на колени, графиня закрыла лицо руками и заплакала, снова переживая происшествие на лестнице.

— Мама, пожалуйста, успокойся, — я пересел на диван и обнял её.

К счастью, графиня не сопротивлялась. Даже как-то обмякла. Я взял её руку, слегка помял в своих ладонях и пустил «Капли Дождя» — ей это всегда помогало.

— Елена Викторовна, Саша был на эмоциях. Пожалуйста, поймите его, — Ольга взяла её вторую руку, сжала между своих ладоней. — Незадолго перед случившимся здесь, я привезла Сашу из агентства Скуратова. Конечно, его потрясла весть об убийстве Фёдора Тимофеевича. Я знаю, что Саша всё это время думал о вашей безопасности, и его не без оснований беспокоила личность Майкла.

— Ладно вам. Не надо меня уговаривать. Принеси мне платок, там, — графиня указала на трельяж.

Когда я вернулся, она с трагическим видом рассматривала фото, где Майкл стоял в обнимку с красивой блондинкой. Я примерно представил, какая буря сейчас завертелась в душе Елены Викторовны и сказал:

— Это его сестра, — хотелось даже добавить: «К сожалению», но удержался.

— Саша, какие вообще есть доказательства, что Майкл хоть как-то связан с теми людьми? С покушавшимися на тебя или, как ты говоришь, с некоторыми британцами? — графиня уронила фото в папку. — С чего ты вообще взял, что он опасен? Почему ты думаешь, что Майкл хоть в чем-то виноват⁈ Просто безумие какое-то! Я не понимаю вообще почему ты такой злой на него с первого дня! Если Майкл тоже интересуется древними виманами, то это не повод обвинять его во всех возможных грехах!

— Мам, у меня нет прямых доказательств. Фёдор Тимофеевич вынужден был временно оставить расследование по Милтону и переключиться на Джеймса Лаберта — тот представляет более очевидную угрозу, — сказал я и между тем подумал: «А что, если мама права? Что если Милтон на самом деле просто интересуется той же темой, которая захватила прежде отца и теперь меня? Ведь Майкл мог на волне этого интереса, не имея недобрых мыслей познакомиться с графиней и потом… Потом у них могли сложиться вполне сердечные отношения. Чёрт! А это вполне возможно. Уж не переиграл ли я в излишнюю подозрительность?». От этих мыслей мне стало неуютно. Я сказал: — Мам, ты пойми правильно, подозрения относительно Майкла очень серьёзны. Речь о безопасности нашей семьи и наших жизнях. Мы не можем так легкомысленно относиться к странным проявлениям интереса к нам со стороны таких людей как Майкл. Я не просто так настойчиво просил не встречаться с ним. Когда ты уходила, меня мучило беспокойство: всё ли с тобой в порядке? Вернёшься ли ты со встречи или кто-то пришлёт мне на эйхос сообщение, мол, твоя мать теперь у нас? Не без снований, мам! — повторил я. — Так было с Талией. И Айлин погибла при похожих обстоятельствах.

— Я сейчас возьму всё это, — графиня собрала разбросанные листки в папку, — и поеду к Майклу. Посмотрим, что он скажет и что потом скажешь ты, если твои подозрения пусты! Как ты будешь ему в глаза смотреть после этого!

— Елена Викторовна! Очень вас прошу, не нужно этого делать! — остановила её Ковалевская. — Сначала хотя бы свяжитесь с ним через эйхос. Расспросите по всем этим материалам, что в папке. Если он может как-то доказать чистоту его намерений к вам и Саше, пусть приезжает сюда. Саша с ним поговорит и извинится, если он не прав. Да, Саш?

— Обещаю. Но только в том случае, если он сможет доказать свою непричастность к покушениям и то, что за его интересом к тебе, мама, не скрывается никакая хитрость. Здесь ставки слишком высоки, чтобы просто верить в слова. Тем более словам британца, — сказал я, уже подумывая о процедуре «Гарад Тар Ом Хаур» или «Инквизиторе».

— Ты же делал что-то такое магическое, которое заставляло говорить человека правду? Тогда, когда у нас были люди из канцелярии Чести и Права, — созвучно моим мыслям напомнила графиня.

— Хорошо. Если он только готов пройти эту процедуру, пусть приходит, — с неохотой сказал я.

— Елена Викторовна, вы не сердитесь слишком на Сашу. Я вас отлично понимаю, но его тоже во многом можно понять, — сказала Ковалевская, вставая с дивана и обратилась ко мне. — Пусть Елена Викторовна побудет немного одна, обдумает всё сказанное и ещё раз посмотрит документы в папке. Пойдём, покажешь, что там у тебя сгорело и свою новую комнату.

— Мам, очень тебя прошу, не ищи встречи с этим Милтоном за пределами нашего дома. Дождись, пока мы не выясним его истинные интересы к нашей семье. Я должен в точности знать, кто этот человек, — я тоже встал, а на душе уже скребли кошки. Неужели, я совершил такую глупость: избил действительно невиновного человека — человека, который дорог моей матери? «Инквизитор» покажет, если только этот бритиш согласится на процедуру.

— За пределами нашего дома… Дожилась! Мой сын мне запрещает выходить из дома! — с горечью повторила графиня и, когда я почти дошёл до двери,окликнула: — Ну-ка, подойди ко мне.

Когда я подошел, она тихо спросила:

— А теперь поясни, Ольгу ты тоже думаешь оставить у нас ночевать?

Вопрос для меня был более чем неожиданный. И чего маме взбрело такое. Хотя, если честно, то очень хотелось, чтобы было так.

— Не знаю. Вряд ли согласится. Мы просто хотели прогуляться. Я обещал купить ей туфли и себе кое-что хотел из одежды, — тут я вспомнил о покупках, с которыми вчера вернулась графиня и исчезнувшем содержимом тайника.

— Не смей поступать с Ольгой так, как с Ленской! — перебила мой вопрос Елена Викторовна. — Оля — очень хорошая девочка. Я не хочу, чтобы…

— Тише! — полушёпотом сказал я, видя, что Ковалевская стоит у двери в ожидании меня. — Не надо сейчас о Ленской.

В какой-то миг мне показалось, что Елена Викторовна сейчас готова мне отомстить: сказать то, что я не хотел доносить до княгини, но она промолчала и я спросил:

— Мам, а ты случайно ничего не находила в моей комнате после пожара? У меня пропало кое-что: деньги и обшитая бархатом коробка.

— Находила. Тебе это, наверное, так важно, что ты вспомнил об этом только сегодня! Саша, во-первых, откуда у тебя столько денег? И, во-вторых, почему это нужно хранить в каких-то дырках, а не в моем сейфе? От меня что ли прятал? — графиня снова была мной очень недовольна.

— Оль, извини, ещё минут пять. Посиди здесь на диване или иди в мою комнату — там открыто. Следующая дверь справа по коридору, — сказал я Ковалевской.

Она кивнула и пошла к моей комнате, а я сказал Елене Викторовне:

— Мам, дело совершенно не в деньгах. Там есть предметы, который намного дороже денег. Эти вещи имеют прямое отношение к работам отца. И если между нами: их дал мне князь Ковалевский и попросил держать это в тайне, не говорить даже Ольге, — негромко проговорил я. — Именно из-за этой коробки я не хотел использовать твой сейф. А деньги… чем каждый раз беспокоить тебя и лезть в твой сейф, мне проще использовать тайник в своей комнате. Как ты вообще обнаружила его?

— Как? Знала о нём. Разве ты не помнишь, как ты прятал в него солдатиков и потом просил меня и отца искать? — удивилась она.

Вот так… Ещё один пробел в моей памяти. Только сейчас я вспомнил эти эпизоды из детства. Конечно же мама знала о тайнике. Я там действительно иногда прятал игрушки. Слава богам, что история с пропажей Свидетельств Лагура Бархума так благополучно разрешилась!

— Мам, прости, — я обнял её. — Я очень вспылил с этим Майклом. Я же переживаю за тебя. И если честно, очень ревную.

Она тоже обняла меня и поцеловала в щеку. Вот и всё — мир. Бесценный мир между двумя самыми близкими сердцами.

— Саш… Очень хочу, чтобы Ольга стала твоей женой, — сказала она после недолгого молчания. — Жаль, что она княгиня и это вряд ли возможно.

— Это очень возможно, мам. Вот увидишь. Да, кстати, приготовь мне из моих денег две тысячи рублей. Лучше, три. Хочу купить себе кое-что из одежды, — сказал я, глянув на книжный шкаф, за которым находился сейф.

— Из одежды… — графиня улыбнулась впервые за сегодняшний вечер. — Я многое чего купила тебе вчера. Сейчас иди к Ольге, о пустяках потом поговорим.

Ковалевская сидела в кресле за терминалом коммуникатора и просматривала страницы богатых магазинов в башне Золотой Шпиль. Когда я вошел, она повернулась и спросила:

— А что там твоя мама сказала о Ленской? Ты её приводил сюда?

Хороший слух у Ольги Борисовны, и вопрос очень неприятный. Знать бы ещё, что она слышала.

— Да, было один раз, — признался я.

— Учитывая то, что ты начал встречаться с ней с первого мая, а сегодня всего лишь третье, то это совсем не редко, Саш. Присаживайся, — она сделала жест рукой, указывая на соседнее кресло.

— Спасибо, вы очень любезны, — с улыбкой отозвался я её истинно княжескому позволению в моей комнате и понимая, что разговор, которым мне Ковалевская угрожала, состоится именно сейчас.

— А теперь немного серьёзности. Знаю, ты умеешь быть честен. Я очень это ценю и хочу, чтобы сейчас был полностью честен. Договорились? — зрачки в её голубых глазах сейчас казались пронзительными даже какими-то острыми.

— Это же взаимно, правда? Оль, я сама честность. Спрашивай, — отозвался я.

— Скажи прямо, каких отношений ты со мною хочешь? Затащить меня в постель на раз-два? Я понимаю, это очень лестно. Уж наслушалась всяких суждений в школе. Или, может, ты хочешь сделать меня своей любовницей на долгое время, а там как получится? Или ты в самом деле хотел бы со мной связать свою жизнь? Давай, признавайся, — она заметила, что мой взгляд исследует её декольте, сегодня особо глубокое, улыбнулась и сказала: — Да, я специально надела это платье. Для твоих любопытных глаз. Надеюсь, тебя это не отвлекает от более серьезных мыслей?

— Оль, из твоих трех вариантов первый можно отбросить сразу. Вообще не понимаю, зачем говорить о раз-два, если ты знаешь моё отношение к тебе. И знаешь о нём уже не первый год. Да, мне нравится вариант «любовница», но лишь потому, что я не могу предложить тебе выйти за меня по ясной причине: ты — княгиня, я всего лишь граф. Но я — может ты в это сразу не поверишь — рассчитываю поднять свой статус. Вот только не знаю, сколько лет на это уйдет. И пожелаешь ли ты столько ждать, — сказал я, борясь с искушением поймать её за руку и притянуть к себе, чтобы усадить на колени.

— То есть твои намерения самые серьезные. Приятно слышать, Елецкий, — она рассмеялась. И тут же добавила: — Нет, в самом деле. Я не шучу. Мы оба понимаем, что мы в шаге от взрослой жизни, и каждый из нас хочет, чтобы этот шаг был правильным. Я могу рассматривать твои серьезные намерения, как предложение серьезных отношений?

— Да, Оль. Мне очень бы хотелось, чтобы у нас всё было серьёзно. Я хочу видеть тебя рядом всегда. И я очень надеюсь, что когда-то наступит такой день, когда я предложу тебе выйти за меня замуж. Иди ко мне, — я протянул к ней руки. — Я хочу сейчас помечтать.

Она покачала головой и сказала:

— Это ещё не всё, Саш. Объясни, какое место в наших возможных отношениях будет занимать Ленская? Давай, прямо и честно!

— Позволь тогда я тоже спрошу кое-что важное: если наши отношения будут совершенно серьёзны, и я буду добиваться возможности сделать тебя своей женой, ты позволишь иметь мне любовницу? — видя вопрос в её глазах, я подтвердил: — Да, речь о Ленской. Она мне тоже дорога. Конечно, не так как ты. И если ты сейчас поставишь меня перед выбором, то однозначно выберу тебя. Но это будет очень трудный выбор, который будет меня мучить.

Ольга тут же погрустнела. Встала и подошла к своей сумочке, оставленной на кровати.

— Здесь можно курить? — спросила княгиня, доставая длинную коробочку с изображением экзотических цветов.

— Да, конечно, — я тоже встал и подошёл к окну.

— Боги сделали этот мир несправедливым по отношению к женщинам, — наконец сказала Ковалевская. — Я бы позволила, раз тебе так надо. Но Ленская… Ты говоришь, тебя будет мучить, если я настою отказаться от неё. Так вот, меня тоже будет мучить, если ты будешь проводить время с ней. Ладно бы с какой-то другой, но с Ленской!.. — Ольга даже закусила губу, поглядывая на меня с сожалением и даже обидой. — Я не ревнивая, Саш. Наверное, не ревнивая. Когда ты встречался с Айлин и стал для неё первым мужчиной, мне было немного обидно, но я это легко приняла. А теперь Ленская. Значит, ты настолько меня любишь, что хочешь, чтобы из нас двоих… — она прикурила, став напротив меня. — Из нас двоих мучилась именно я. Так?

— Оль, я очень хочу, чтобы не мучился никто. Ленская любит меня. Она очень расстроилась, когда я ей объяснил, как много для меня значишь ты. Будь великодушна, пойми её и меня, — я тоже захотел курить.

— Вот так всё, по-твоему, просто. Я должна понять, я должна уступить, смириться, — её голубые глаза стали влажными то ли от дыма, то ли от переживаний. — Ты только, там у своей мамы говорил, что тебе нужны не слова, а доказательства. Да, это мало имеет отношения нам. Майкл здесь не причём. Но я тоже хочу доказательств, несмотря на то, что я верю тебе. Докажи мне, что ты настроен на самые серьезные отношения со мной: прямо сейчас откажись от своей Ленской.

Вот она меня и припёрла к стенке. Уж не Гера ли здесь рядом? Нет. Нет здесь никакой Геры. Да и глупо списывать все жизненные мучения на игры богов. Я подумал, что мне будет очень трудно объясниться со Светой. Представил её слезы и сердце сжалось болезненный комок. Могу ли я на это пойти?

— Ну так, Елецкий, решайся, — настояла княгиня, пронзая меня взглядом влажных, безумно красивых глаз.

Глава 4 Личные принципы

Зная, что Елецкий обычно не отвечает долго, Талия бросила эйхос на столе и пошла в ванную. Повернувшись на пороге к Родерику, строго сказала:

— Не вздумай залететь за мной и подглядывать!

— О, прекраснейшая, да как же я смею! — рассмеялся он, сделал в воздухе замысловатый кувырок и решил в этот раз не дразнить баронессу.

Госпожа Евстафьева не появлялась долго. Слушая плеск воды в ванной, призрак погрузился в приятные мечты. Если в самом деле граф Елецкий поможет ему, то… Трудно вообразить, что будет тогда! Ведь он, Родерик, сможет остаться здесь, в этом мире на тонком плане навсегда! Навечно! С каждым годом он будет получать новые знания и новый опыт и когда-то он станет самым сильным магом этого и других миров! А потом, наверное, превзойдет богов! Для него не будет понятия «смерть»! Он станет неуловимым и всемогущим! А если ему надоест быть бесплотным, захочется вкусить земных радостей, ну и, может, капельку бед, то он может вселиться в какое-нибудь тело. Как это сделать, Родерик уже примерно представлял, но нужно было кое-что додумать. Одно только огорчало, что с годами его возлюбленная баронесса начнет стареть. Конечно, он мог найти себе другую подругу, но Родерик не хотел расставаться с Талией. Ему даже казалось, что он не против разделить с ней вечность.

Наконец дверь в ванную открылась. Явилась Талия Евклидовна с мокрой головой и поспешила к эйхосу, оставленному на столе — тот уже давно мигал оранжевым огоньком, сигнализируя о свежем сообщении. Оно было от Елецкого:

«Дорогая, у меня сейчас серьезные проблемы: конфликт с мамой. Если твой вопрос можно отложить, то давай…» — после недолгой паузы снова его голос: — «Давай в субботу или в воскресенье. Если тебе нужно срочно, то приезжай не раньше, чем часа через два».

— Так, отлично! Пиз*ец как отлично! Елецкий оказался не таким уж мудаком, — пересказала баронесса Родерику свое понимание сообщения от графа. — До субботы мы ждать не будем, а отправимся к нему через два часа. Вызовем виману. Самую крутую, — решила она, подумав, что её визит на вимане, скажем «Гермесе» компании «Серебряная стрела», наверняка потрясет Елецкого. А потом её фантазия пошла дальше и превратилась в жесть какую крутую идею, которую Талия захотела немедленно воплотить.

— Родерик! — воскликнула она так, что призрак подскочил до самого потолка. — Сколько у нас там денег⁈

— Знать не могу, моя прелесть. Ты же так прекрасна в своей расточительности: колье с бриллиантами, серьги с изумрудами, тысячу рублей чаевых за вчерашний ужин… Но ещё примерно… — призрак на миг задумался. — Точно было три нераспечатанных пачки пятисоток, две разорванных по пятьсот и сто. А что случилось? Нужно ещё принести?

— Нет. Этого пока хватит. Мы купим виману. Купим жесть какую крутую виману! И наймём своего пилота, — она вспомнила забавного мужичка — Егора из службы воздушного извоза «Филин», который её подвозил в сады Гекаты и никак не хотел сажать летающую машину в нужном месте. Номер его эйхоса был, и от хорошего заработка тот мужичок точно не откажется. Оставалось, наговорить ему сообщение. Пусть немедленно летит за ней. Из гостиницы сразу в салон летающего транспорта и потом к Елецкому.

* * *

Ковалевская ждала ответа на свой очень тяжелый вопрос.

Я вспомнил Светлану, именно тот момент, когда мы сидели в её «Электре» и слёзы текли по щекам виконтессы. Да, Ленская умеет играть, но тогда её слёзы были самые настоящие и слова были настоящие, впрочем, как и мои. Но слёзы здесь имеют мало значения. Сколько их будет ещё в жизни Ленской или той же Ольги Борисовны! Наверняка немало. Если отстраниться от ситуации, взглянуть на всё происходящее с высоты множества прожитых жизней и множества смертей, то передо мной вечная человеческая игра: кто кого больше любит; кто важнее; кто сильнее или кто богаче; кто для кого больше сделал или кто кого сильнее обидел — всё это с небесных высот кажется совсем неважным, мелким и недостойным внимания. Но я пришёл в эту игру по своей воле и буду играть, окунувшись в неё с головой, переживая всё так, как пережил бы настоящий Саша Елецкий и даже чуть острее. Вот только кроме переживаний у меня имеются мои личные жизненные принципы. Сейчас Ольга хочет, чтобы я доказал своё отношение к ней ценой расставания с человеком, который появился внезапно как вспышка и стал очень близок. Нехороший поворот. Я не рассчитывал на такой ещё несколько минут назад.

— Ты можешь сейчас взять эйхос и сказать, что для тебя важнее я, и ты не можешь встречаться с ней, потому что очень дорожишь отношениями со мной, — говоря это, Ковалевская повернулась к окну и выпустила струйку дыма.

— Оль, у меня есть жизненные принципы, и я ими очень дорожу. Один из них: я не предаю людей, которые доверились мне, — сказал я, вдохнув табачный дым и чувствуя сожаление, что приходится это пояснять Ковалевской. — Света доверилась мне, и я её не предам.

— Всё ясно. Честно говоря, я и не ждала другого ответа, — княгиня выбросила наполовину сгоревшую сигарету и подошла к своей сумочке. — Хочешь поделюсь тем, что не хотела говорить?

— Да, конечно. Я любопытен, особенно до твоих секретов, — я натянул улыбку на лицо, хотя она вышла, наверное, предельно кислой.

— Я думала, что могла бы стать графиней. Вот ты сказал о статусе, а для меня он не так важен. Да, я могу задирать нос и быть высокомерной, но в то же время я умею жертвовать, — она достала свой эйхос и проверила сообщения.

— Оль, я тоже могу жертвовать. Такими вещами, как деньги, комфорт, положение в обществе и всякие блага — легко. Но есть кое-что такое, чем жертвовать нельзя, иначе перестаешь быть собой, — я тоже выбросил сигарету — она будто потеряла вкус.

— Сейчас ты снова о принципах, да? — Ковалевская подошла вплотную, заглядывая мне в глаза.

— И о них тоже. А также о доверии, отношениях с близкими людьми, — ответил я.

— Я знаю, — она приподнялась на носочках и поцеловала меня в губы. — Ты думал, я сейчас уйду, оставив тебя Ленской? Нет, Саш. Я не уйду. Иногда очень полезно ставить себя на место другого человека. Я поставила себя на место Светланы, и спросила, хочу ли я, чтобы ты меня тоже однажды предал, если кто-то другой когда-то озадачит тебя сложным выбором. Поэтому, твой ответ, хоть и был для меня неприятен, но он мне понравился — вот такой парадокс. И я знаю, что ты переспал с ней. Секс — это не предательство. Предательство бывает в сердце, а не где-то там, ниже пояса.

— Я тебя люблю! — я обхватил её, прижал к себе в первый миг излишне грубо, и принялся целовать.

— Я тебя тоже люблю, — отозвалась Ольга, когда её губы освободились. — Давай проведаем твою маму и, если всё у неё хорошо, может она отпустит нас за туфлями. Сейчас ещё нет пяти, — она глянула на часы.

Мне хотелось её сейчас же повалить на кровать, раздеть как прошлый раз и заставить надолго забыть о туфлях. Ольга это почувствовала, сполна ощутила, как моя твердь стремится к ней.

— Саш, идём, — она попыталась отстраниться.

— Да, маму проведать надо, — согласился я.

Когда мы вошли, Елена Викторовна всё просматривала материалы из папки Скуратова, наверное, делая это уже не первый раз. Вряд ли она искала какое-то подтверждение тому, что Майкл представлял для нас опасность. Скорее всего, графиня хотела как можно больше знать о человеке, который так невероятно вскружил ей голову.

— Мам, как ты? — спросил я, проходя в комнату.

— Как я? Я в ужасе, Саш, от происшедшего. И чтоб ты знал, Майкл пострадал очень сильно: у него, наверное, перелом, ушиб рёбер и разбито лицо! Бедный Майкл! Он же ещё мальчишка, как и ты, а ему сразу столько боли от нашей семьи! — она снова поджала губы, борясь с позывом заплакать.

— Мам, ну прости, — я подошёл к журнальному столику, увидев там рядом с фото британца деньги. Наверное, те, которые я запросил у графини.

— Ладно уже, простила. Только от этого никому не легче. Вот твои три тысячи, — она подтолкнула ногтем купюры. — Не слишком ли много на одежду и развлечения?

— Я не собираюсь их тратить сразу, — четыре пятисотки и сторублевые купюры легли в мой кошелек. — Ты уже высказала Милтону все мои подозрения? Как он, готов попробовать их опровергнуть?

— Да, Саша! Он сказал, что приедет и ответит на любые твои вопросы и согласен на использование магии с твоей стороны. Майкл — честный человек, ему нечего скрывать! — Елена Викторовна начала снова злиться, несмотря на наше полное примирение.

— Он не сказал, когда приедет? — спросила Ковалевская.

— Сегодня точно нет. Сейчас он у каких-то знахарей на Волжской, должны подлечить его. Если будет чувствовать себя лучше, то может быть в субботу. Но я его просила, чтобы он не торопился. Доказать всё это Саше, — она перевела взгляд на меня, — успеется, а я и так полностью верю Майклу.

— Может быть, мы заедем на Волжскую и оплатим его лечение? — предложила Ольга.

— Спасибо, Оль, но не нужно. Уже послала туда Ксению, передала ему двести рублей. У Майкла сейчас трудный период, у него плохо с деньгами, — графиня горестно покачала головой. — Вот тебе, Саша, подтверждение чистоты его намерений, — она открепила обрезанный листок от скрепки, показывая его мне: — Майкл подал прошение о предоставлении нашего подданства. Потому, что он любит меня и хочет жить здесь, как можно ближе ко мне. Никакой он не британский шпион, раз решил сделать своей родиной Россию.

Мне нечего было возразить, кроме сказанного ранее. Всё шло, к тому, что мне придется принести британцу извинения, и смириться с тем, что его слащавое лицо будет теперь постоянно возле моей мамы.

— Елена Викторовна, вы позволите нам с Сашей уехать на этот вечер? — спросила Ковалевская, взяв меня под руку. — У нас были планы на сегодня: прогулка по магазинам и ужин в ресторане.

— Идите, гуляйте. Оль, я очень рада, что Саша именно с тобой. Большое спасибо, что пришла. Без тебя бы мы с ним не скоро поняли друг друга, — сказала графиня, вставая.

— Мам, я могу вернуться очень поздно, поэтому не волнуйся, — добавил я, думая о том, что наш вечер посещением ресторана не ограничится.

— Может ты наденешь что-то из новых вещей или хотя бы померяешь, — Елена Викторовна указала на коробки, стоявшие в углу комнаты. — Мы с Олей как раз оценим.

— Давай завтра, чтобы без спешки, хорошо? — пожалуй мне стоило надеть что-то свежее, но не хотелось сейчас тратить на это время, потому как я знал, что примерка в присутствии мамы может затянуться.

Ковалевская попрощалась, вернулась за своей сумочкой в мою комнату, я тем временем вызвал эрмимобиль и на минуту забежал в ванную, приводя себя в порядок.

Внизу нас ждал сюрприз, прямо скажем, неприятный. На волне этих эмоциональных событий, которая захлестнула меня в последние часы, я забыл о сообщении от баронессы Евстафьевой и собственном ответе на него. И вот она тут как тут. Едва мы с Ольгой спустились в вестибюль, как распахивается дверь и входит Талия. С ней Родерик точно воздушный шарик на веревочке, слава богам, хоть в состоянии невидимом для обычного восприятия.

— Елецкий! — баронесса радостно взвизгнула, увидев меня на лестнице. — Меня спешишь встретить⁈ Аид дери, и почему без цветов⁈ — она бросилась ко мне, обняла и звонко поцеловала.

— Дорогая, с чего такой сердечный порыв? Ты же ещё недавно хотела меня задушить? — я отстранился, поглядывая на Ольгу.

— То было недавно. Теперь ты прощён, — она тоже повернулась к Ольге и со словами: — Сама княгиня Ковалевская! Ах, наслышаны, наслышаны! — Талия исполнила шутливый книксен. — Вы теперь, надо понимать блистательная пара?

— Талия, как я догадываюсь, ты здесь, чтобы решить вопросы твоего друга Родерика, — начал было я, но баронесса меня прервала.

— Саш, ты так часто меняешь девушек, — сказала она. — Почти каждые два дня. Недавно была я, уже первого ты развлекался с той белой ведьмой и теперь добрался до самой княгини. Нет, я не осуждаю, восхищаюсь твоей ловкостью!

— Талия, мы заказали эрмимобиль и он, наверное, подъехал. Если ты пришла просто выразить мне восхищение, то давай сделаешь это следующий раз. Я с Ольгой Борисовной в самом деле спешу, — повернувшись к княгине, я сказал ей негромко: — Прошу, наберись немного терпения и спокойствия. Могут быть кое-какие странности, я потом всё объясню.

— Я — само спокойствие. Странности помню ещё с похорон Айлин, — Ковалевская на самом деле с абсолютным спокойствием и улыбкой взирала на госпожу Евстафьеву.

— Так отпустите свой эрмик. Елецкий, я вообще-то на своей вимане — ждёт, там на площадке, — Талия махнула рукой в сторону Родникового съезда. — Поможешь Родерику и отвезём вас с любую точку мира. Деньги у меня тоже есть. Тем более ты обещал, мы с Родериком аж два часа ждали. Даже больше, пока я виману покупала, сколько прошло? — она подняла голову к призраку, которого, к счастью, никто не видел кроме меня и самой Талии. — Родерик тоже не знает, но уже больше двух часов. Елецкий, ты обещал, и ты пока еще считаешься моим другом!

— Оль, подождёшь минут пятнадцать у моей мамы? — сказал я.

— Постойте, княгиня, есть предложение получше, — остановила ее Евстафьева. — Здесь совсем рядом нас ждёт вимана. Между прочим, не какая-то дешевка, а «Гермес 03 Респект» час назад купила аж за сто двадцать пять тысяч. Кстати, пилот мой тоже личный. Прошу ко мне в гости, отвезём вас куда скажите. А по дороге Елецкий поможет Родерику.

Я был удивлён. Настолько удивлён, что слова нашёл не сразу. Откуда у неё своя вимана, тем более такая роскошь, как «Гермес Респект»? Может, Талия врала и выйдя из дома мы столкнемся с какой-то глупой шуткой? Может быть, эти мысли втолкнула в голову Гера? Так её я чувствовал лишь один миг, сейчас тонкий план в обозримом пространстве был пуст, если не считать Родерика и пары мелких сущностей. Хотя есть ещё вариант: Родерик при жизни был богат, и теперь Талия веселится на ненужные призраку деньги.

— Что скажите, Ольга Борисовна? Примем предложение баронессы Евстафьевой? — спросил я Ковалевскую и негромко пояснил: — Я обещал помочь с кое-каким магическим вопросом. Много времени это не займёт. Как раз столько, чтобы их вимана доставила нас в Басманный. Но предупреждаю, тебя могут удивить некоторые странности. Может быть очень большие странности.

— Ой, Елецкий, не пугай княгиню, а то раньше времени трусики со страха намочит, — рассмеялась Талия и подмигнула дворецкому, молча стоявшему в недоумении.

— Саш, заинтриговали. Жалко трусиков запасных нет. Но всё равно идём. Как я могу теперь отказаться? — рассмеялась Ковалевская.

— Хорошо, Талия Евклидовна, мы прокатимся с вами. Подвезите нас до Золотого Шпиля. Только большая просьба к тебе лично, будь любезна с моей девушкой. Не делай так, чтобы мы пожалели, что не поехали на эрмимобиле, — попросил я баронессу и, взяв Ольгу под руку, начал спускаться с лестницы.

— Ах, да, твоей девушкой, — Талия одарила меня ехидной улыбкой. — Ну ладно, ладно.

Прежде чем выйти из дома я перенаправил части внимания на тонкий план. Метрах в ста от нас, ближе к дому Полянских стоял эрмимобиль какой-то старой модели, синий с серой полосой. Такого прежде я здесь не замечал. Меня это насторожило. Наши охранники не могли его видеть ни из вестибюля, ни из окон гостиной. Зато я, переступив порог и спустившись с двух ступенек, вполне мог разглядеть устаревшие формы приплюснутой кабины и крупные фары, какие обычно использовались для электрических ламп прошлого века.

— Оля! Талия! Вернитесь в дом! Быстро! — скомандовал я, видя, что синий эрмик тут же плавно двинулся в нашу сторону. Сам тут же активировал «Лепестки Виолы» в левую руку.

— А что случилось? — не поняла баронесса.

— Так нужно, госпожа Евстафьева, — вовремя пришла на помощь Ковалевская и буквально затащила её в дом.

— Родерик, — ментально обратился я к призраку. — Мне нужно увидеть и запомнить лица всех, кто в том эрмике. Будь любезен, проникни в салон.

Было шевельнулась мысль, привлечь сейчас охранников, но её я тут же отверг.

— Напугать их? — призрак двинулся навстречу синему эрмимобилю.

— Не надо, — отозвался я, следя за приближением машины. — Только в случае, если они достанут оружие.

Магический щит я пока не раскрывал. Если там киллеры, о которых говорил Торопов, то они вряд ли будут стрелять через лобовое стекло. Начнут стрельбу через открытое боковое окно, когда эрмик поравняется со мной — так разумнее и гораздо надежнее. А если это просто случайно оказавшийся здесь транспорт, то тем более не стоило устраивать магическое представление. Тем временем Родерик влетел в салон и с ходу передал мне образ двоих сидящих в салоне мужчин. От неожиданности я даже рот приоткрыл. Князь Ковалевский⁈ Ещё я успел заметить рукоять пистолета, торчавшую из-под полы чёрного сюртука. Значит, этот эрмик точно не случайно оказавшийся здесь транспорт.

Глава 5 Проницательный Родерик

Смотря глазами призрака на происходящее в эрмимобиле, я несколько мгновений был в замешательстве. Что происходит? Второй мужчина на месте извозчика — тоже князь Ковалевский? Нет, такого не может быть! Специфическое зрение призрака и особенности ментального восприятия ввели меня в заблуждение: конечно, ни один, ни другой из этих людей не имели никакого отношения к отцу Ольги. Да, черты лица очень похожи, особо похожи прически: светло-русые волосы, зачесанные назад. Но как только зрение призрака сфокусировалось, я понял, что передо мной незнакомые люди. У того, что сидел справа розовой рваной линией выделялся шрам, идущий по шее вниз. И глаза этого субъекта блестели хищным холодом.

Эрмимобиль приближался, до меня осталось не более 10 метров. Я заметил, как рука одного из мужчин, того самого, принятого сначала за князя, потянулась к пистолету. Я решил выждать ещё несколько мгновений, пока не раскрывать «Лепестки Виолы» и не подавать вида, что намерения опасного дуэта мне ясны. Вдруг эрмимобиль резко ускорился. Рванул с места, помчался вперед. Я успел развернуть щит в тот самый момент, когда эрмик поравнялся со мной. В открытом окне мелькнул ствол пистолета, но выстрелов не прозвучало. До моего слуха донеслись испуганные крики одного из светловолосых. Конечно, дело было в Родерике. Призрак стал видимым, появился прямо из лобового стекла напротив места извозчика. Эрмимобиль дико пронёсся мимо меня до угла нашего дома и врезался в другой эрмик — тот прибыл по моему вызову и стоял минут десять на парковочной площадке.

Двое охранников тут же выбежали на улицу. Денис обнажил свой увесистый остробой «Малюта 12», изготовился к стрельбе. Я же, не убирая щита, бросился к эрмимобилю, но добежать не успел: машина, пуская клубы пара из разбитого турбинного отсека, резко сдала назад. Я едва успел отпрыгнуть, чудом не попав под колеса. Тут же эрмик рванул в сторону Никольской. Убрав «Лепестки Виолы», я успел дважды накрыть его широкой кинетикой. Первый удар сорвал крышу над салоном. Второй, увы, был менее точен: вырвал кусок обшивки справа и снёс часть декоративной изгороди перед домом Стародворцевых. Не сбавляя хода, не потеряв управления, машина киллеров неслась к Никольской, и надежда захватить хотя бы одного из наемников живым таяла. Зря я применил кинетику. Честно говоря, ударил сгоряча. Разумнее было накрыть их «Веил Литуам Лакши» — Волной Холодного Покоя, заодно проверить как работает мой новый магический шаблон.

Подбежав к дожидавшемуся нас с княгиней эрмимобилю, я плюхнулся на сидение и крикнул извозчику:

— Гони! Быстро за ними!

— Сволочи! Они, наверное, смяли мне зад, — завозмущался пожилой мужичок в форменной кепке извоза, явно собираясь вылезти из кабины и проверить величину ущерба.

Я подавил желание дать ему в морду, схватил за край куртки и резко вернул на сидение.

— Немедленно за ними! — рявкнул я так, что он тут же побледнел и дрожащей рукой потянул рычаг.

Эрмимобиль запыхтел и очень медленно выехал с парковки.

— Стоять! — снова рявкнул я, понимая, что с этим идиотом преследовать старый, но шустрый эрмик киллеров нет смысла.

Открыв дверь, уже без спешки я вылез из кабины. На улице возле нашего дома собрались почти все: трое охранников, Антон Максимович и Ксения. Рядом с ней, подбоченившись и сияя от восторга, стояла баронесса Евстафьева, над ней воздушным шариком покачивался Родерик, к счастью невидимый. Ковалевская, взволнованная, быстрым шагом направлялась ко мне. И мама выбежала на порог вместе с Надеждой Дмитриевной.

— Это те, о которых предупреждал сыщик? — спросила Ольга, подходя.

— Скорее всего, да. Двое, похожи друг на друга. Наверное, братья — братья Гришко, — сказал я. — И знаешь, что меня едва не сбило с толка? Они оба очень похоже на твоего отца, чуть моложе и есть, конечно, отличия, особенно в глазах. Но в суматохе не разберешь. Я поначалу удивился, мол, откуда здесь твой отец, да ещё на такой старой, неухоженной машине.

— Чудеса. К счастью, для тебя добрые. Для нас добрые, — добавила она и понизив голос спросила: — Твоя подруга-баронесса не могла навести их?

— Нет. Если и могла, то не намеренно, — ответил я, поворачиваясь подошедшей маме.

— Саша! Эти, что тут проехали, тебя поджидали? — графиня взволнованно оглядела меня и перевела взгляд на эрмимобиль службы извоза — задняя часть его оказалась смята.

— Наверное, да, мам. Поэтому я вынужден страдать подозрительностью едва ли не ко всем. Это одна из причин, почему я так настроен к твоему Майклу, — я покосился на подлетевшего призрака.

Родерик явно был доволен произошедшим, его ментальное тело светилось ярче и едва ли не кричало: «Ну как я их⁈».

— Спасибо, Родерик, — беззвучно поблагодарил я, в то же время думая, что если бы не вмешательство призрака, то могло бы выйти ещё интереснее: прикрываясь магическим щитом, я мог притвориться раненым и, имея в запасе чуть больше времени, зажечь в их машине «Огненный Лотос». Им бы пришлось выскочить из эрмика. Тогда бы шансов захватить хотя бы одного из братьев Гришко было бы больше. Но развитие подобных событий прогнозировать невозможно. Поэтому всё произошедшее следует признать вполне благоприятным для меня исходом.

— Вот как теперь я могу тебя отпускать из дома! — возмутилась мама. — Вдруг они снова тебя выследят там, где бы будешь ходить с Олей⁈

— Мам, ты забыла? Меня хранит сама Артемида и всё для меня заканчивается всегда хорошо, — напомнил я, понимая, что эти слова, которые я для графини произносил часто, всё меньше успокаивают её. — Оль, не будем терять время. Воспользуемся предложением баронессы? — обратился я к Ковалевской, — чтобы поскорее уйти от неуместной сейчас материнской заботы.

— Да, идёмте! Прокатим с ветерком! В любой конец города! Идёмте! — Талия Евклидовна махнула рукой, приглашая следовать за собой.

Я нагнал её с Ольгой, задержавшись на минуту возле охранника Дениса и кратко пояснив ему произошедшее.

Баронесса не соврала: действительно на посадочной площадке на Родниковом съезде, что располагалась от нашего дома метрах в трехстах, стоял красавец «Гермес 03 Респект». Взяла она его в аренду на день в «Серебряной стреле»? Или всё же купила? Неужели, Родерик осчастливил её таким богатым наследством? Всё может быть, учитывая, что магическое колечко на её пальце было вещью редчайшей, может быть даже стоящей как треть этой виманы или того больше.

— Эти люди со мной, — с лёгкой небрежностью сказала Талия слегка небритому мужчине в примятой фуражке воздушного извоза.

— Добро пожаловать на борт, господа! — воскликнул тот, снимая фуражку и отвешивая старательный поклон.

Я заметил, что ни синяя ливрея на нём, ни фуражка не принадлежали к форме пилотов «Серебряной стрелы», скорее это было облачение пилотов из извоза «Филин», что мне сразу показалось странным.

— И повежливее с моими гостями, Егор, — важно заметила баронесса, остановившись у трапа. — Перед тобой княгиня Ковалевская и сам граф Елецкий!

— О, ваши сиятельства! Да! Да! — Егор отвесил ещё более усердный поклон, нещадно согнув спину, и улыбаясь так, что губы растянулись в ниточку.

Клянусь, эта вимана была совершенно новой, еще пахнущей лаком, кожей и пластиком. Полированная бронза ручек и поручней, частей декора и обрамлений ещё сияла первозданной чистотой. Я много раз летал на «Гермесах» с отцом, но никогда не заглядывал в «Гермес 03 Респект». Эта новая модель, конечно, не соперничала с дорогими модификациями «Орионов», но во многом была под стать им: две палубы с двумя отдельными каютами, просторной кают-компанией и большой рубкой управления, оборудованной автоматическим пилотом разработки «Алтайских Умных Систем». Стены были отделаны дорогими сортами дерева, мягкая мебель выглядела роскошно.

— На целый день арендовала эту прелесть? — спросил я, проходя в рубку.

— Елецкий, бл*дь! Я же сказала, что купила! — возмутилась Талия Евклидовна, поспешив за мной. — Ты мне что ли не веришь? Я бы и тебе могла купить такую же виману, если бы ты был нормальным. Но ты же ёбн*тый!

— Дорогая, я тебя прошу, не матерись при моей девушке, — попросил я её, одновременно беря Ольгу за руку.

— Я потерплю, — улыбнулась, княгиня. — Может, мне когда-нибудь пригодятся эти слова.

— Она потерпит, — Талия тоже улыбнулась, довольная реакцией Ковалевской, тут же расстегнула сумочку, показывая мне распечатанную пачку пятисоток: — Смотри сколько у меня денег! Жесть, правда?

— Жесть жестяная, — признал я, заметив, что помимо купюр в её сумочке лежит разорванная банковская лента, которой обычно стянуты пачки. — Надеюсь, вы с Родериком не ограбили банк?

— А это не важно, Елецкий. Об этом лучше не знать таким послушным маминым мальчикам как ты. Егор, давай, взлетаем! — распорядилась баронесса, отвернувшись от меня и пропуская пилота к его креслу. — Курс на Демидовские башни! Как подлетим, не садись, покружи там рядом.

— Есть, ваше высочество! Прямиком на Демидовские! — Егор надел фуражку и взял под козырек. Потом шлепнулся в своё кресло, зашипевшее под его весом, повернул изящный рычажок. Стрелки на приборной панели вздрогнули, засветились индикаторы частотного распределения потока и коллектор нерезонансных энергий. Тонко засвистел генератор, начал прокачивать, разгонять вихревое поле.

— Взлетаем, ваше высочайшее высочество! — доложил Егор и повернул фуражку козырьком назад.

— «Ваше высочество»? — переспросил я, сдерживая смех. Но не сдержал, рассмеялся, переглянувшись с Ковалевской.

— А что смешного, ваши сиятельства? — Талия Евклидовна даже покраснела то ли от смущения, то ли от возмущения. — Да я теперь принцесса. Принцесса Ночи. Хотя там, в садах Гекаты меня признали королевой и даже по-настоящему короновали. Только я подумала, королева — это не мое. Я ещё слишком молода. Но ты, Елецкий, можешь обращаться ко мне, как и прежде, — благосклонно позволила баронесса. — Да, кстати, здесь тесно и не будем мешать моему пилоту. Все идём сюда.

Госпожа Евстафьева открыла дверь в кают-компанию, пропуская княгиню и следом меня. Точно лёгкий поток воздуха между нами просочился Родерик.

— Ром, полугар, шампанское? — предложила баронесса, открывая дверку бара. — Есть коньяк, какие-то вина, вишняк, виски, пиво. В общем, всё есть. И сигарет до ебени матери, — Талия открыла нижнюю створку, указывая на какие-то коробки.

— Ваше высочество, чашечку кофе, если это возможно в вашем летающем дворце, — попросила Ковалевская, и мне показалось, что княгине пока нравится всё это забавное представление.

— Будет вам кофе. Родерик, появись! — Талия достала стеклянную банку и чашки с верхней полки. — Только растворимый. Я здесь ещё не обжилась. Это всё час назад мне прямо с магазина загрузили. Родерик, а где шоколад? Мы же покупали дохрена шоколада и конфет. И вообще, хватит прятаться. Появись, я сказала! Напугай княгиню!

Я ничего не сказал, но взял Ольгу за руку. Знаю, она не из пугливых, но так надежнее.

Призрак появился метрах в двух от нас как раз напротив большого зеркала, подсвеченного кристаллами туэрлина. После полуоборота в воздухе, подплыл к столу и сделал злобное лицо.

Рука княгини несильно дёрнулась в моей руке, но это было скорее от неожиданности, чем от страха.

— Я должна испугаться? — спросила Ковалевская, переводя взгляд с призрака на меня.

— Хотя бы очень-очень удивиться, — сказал я, наблюдая за ужимками серого мага — они скорее были смешны, чем страшны.

— После того, что ты рассказал мне на кладбище про Айлин, меня подобное вряд ли удивит, — княгиня устроилась на диване, глаза её с интересом и, может, чуть скрытой опаской, наблюдали за призраком: — Кажется, вы, ваше высочество, в день похорон Айлин, тогда, когда вы ещё были баронессой, называли это имя: Родерик. Этот призрак, к всеобщему изумлению, разбрасывал цветы над гробом Айлин. Верно?

— У вас прекрасная память, ваше сиятельство. Жаль, что вы не из пугливых. Так хотелось, чтобы вы хотя бы завизжали, описались или упали в обморок. Увы, скучно с вами, — Талия поставила на столик чашку с кипятком, рядом банку с кофе, украшенную золотистой надписью Кинич Ахау. — Сахара нет, но есть конфеты.

Поскольку Ковалевская принялась за кофе, я решил, что самое время заняться решением вопросов Родерика, и сказал княгине:

— Оль, буду некоторое время молчать — мне нужно пообщаться с Родериком. Общение с призраком для мага удобнее в ментальной форме, поэтому вы с Талией нашего диалога не услышите. Так что, пейте кофе и пока не скучайте. Думаю, минут пятнадцать-двадцать нам хватит, — пояснив свои намерения Ковалевской, я повернулся к баронессе, ради забавы обращаясь к ней как принцессе: — Ваша светлость, пожалуйста, попросите своего пилота, пусть посадит виману на нижней площадке башни Золотой Шпиль. Если там всё занято, то где-нибудь поближе к нижним ярусам любой из Демидовских башен.

— Доставим куда надо, — заверила Евстафьева. — Ты, главное, помоги Родерику. Это очень нам важно.

И когда Талия ушла, я прикрыл глаза, смещая внимание на тонкий план и беззвучно сказал серому магу:

— Ну, давай, Родерик, делись своей проблемой.

— Вы же и так знаете, ваше сиятельство. Поток перерождений — вот большая проблема. Тянет меня всё злее. Сегодня еле удержался. Я не хочу покидать этот мир. Я люблю его, люблю Талию, — так же беззвучно ответил он. — Вы тот раз дали надежду, сказав, что этому можно противостоять. Если в самом деле вам известны способы или какая-то магическая техника, поделитесь. Я знаю, что вы — сильный маг. Самый сильный, из всех, кто мне встречался. И вы явно возрастом не выпускник школы второго круга. Сколько вам лет, ваша светлость? Сколько лет не вашему физическому телу, а тому, что в нём?

Чёрт! Проницательный Родерик. Рассказать ему ту же историю, которую я рассказал Елене Викторовне после того, как она вернулась в жутком расстройстве от ворожеи Мериды? Мне особо нечего скрывать, потому как даже графиню я не слишком обманул. Скрыл и чуть исказил истину ровно настолько, чтобы пощадить её чувства и не стать для неё чужим. В этом теле прежнего Саши Елецкого много: в физическом теле так почти 100 %, если не считать кое-какие изменения, которые я внёс в период исцеления и позже, делая это тело более совершенным. Энергетические тела… Но это уже другой вопрос. И даже там прежний Саша Елецкий есть. Не важно сколько.

— Сколько лет? — повторил я его вопрос. — Родерик, спрашивать об этом вряд ли имеет смысл. Вот, например, ты: знаешь, сколько лет твоей душе? Нет. А сколько этим магическим потокам, которые пронизывают этот мир? Разве это имеет значение? Скажу, что ты во многом прав, и в этом теле кроме графа Елецкого есть ещё кое-что. Я не буду пояснять, что, вернее, кто.

— Астерий, — беззвучно прошептал серый маг.

Ну да, вероятно Талия назвала ему это имя. Баронесса знала маленький кусочек моей истории. Тот самый, связанный с чудесным исцелением графа Елецкого после ножевых ран в Шалашах. Хотя я просил забыть моё настоящее имя или хотя бы не произносить его при посторонних, баронесса слишком разоткровенничалась при Родерике. Но ладно, это имеет мало значения. Меня сейчас заботил лишь вопрос, могу ли я передать серому магу способность противостоять потоку перерождений. Знаю, что Родерик — человек не глупый и талантлив как маг. Без сомнений он сможет воспользоваться моей в общем-то простой техникой. Если бы он не проводил время в развлечениях с Талией, то, возможно, сам мог дойти до неё. Но меня беспокоили мысли что будет дальше с Талией, если Родерик останется с ней. Куда завёдет их двоих этот неправедный союз?

— Ты боишься? Думаешь, что я стану слишком сильным и буду угрозой тебе? — призрак перешел на «ты», теперь не воспринимая меня, как графа Елецкого. — Думаешь, что я, живя в тонком мире долго, накоплю много опыта и знаний? Скажи правду, Астерий?

— Нет, угрозой ты мне не будешь, — я не стал пояснять ему, что, как только это физическое тело умрёт, я не стану сопротивляться потоку, а поплыву в нём. Но с той лишь разницей, что я поплыву туда, куда сам захочу, сохраняя опыт и знания прежних жизней. Хотя, быть может, я задержусь здесь из-за Айлин или Артемиды.

— Я могу поклясться клятвой Дубницкого, — сказал Родерик. — Могу тебе щедро заплатить. У меня есть очень дорогой магический артефакт: медальон Каукет — он будет прекрасной платой. К нему добавлю деньги. Любую сумму, которую пожелаешь, — глаза призрака возбужденно засветились.

— Скажи мне, Родерик, вы эти деньги, которые у Талии в сумочке, взяли в банке? Ограбили или украли? — полюбопытствовал я, внимательно наблюдая за оттенками свечения его ментального тела.

Призракмедлил с ответом, но я уже знал его.

Глава 6 Золотые Небеса

— Понимаете ли, ваше сиятельство, Талия сбежала из дома и у неё при себе не было ни копейки денег. В мою квартиру мы не могли попасть по некоторым причинам — там проживает моя бывшая девушка. Вот и пришлось чуть-чуть сжульничать, — неохотно признал серый маг. — Осуждаете?

— Сжульничать чуть-чуть — это на стоимость роскошной виманы, плюс ещё этакий приличный запас? — уточнил я. — Родерик, а каковы будут масштабы, если вы сжульничаете не чуть-чуть? Ну, так, по-серьезному? Хотя какая разница насколько вы там «сжульничали». Если запустить руку в чужой карман, то не имеет значения сколько ты оттуда вытащишь: одну монетку или всё содержимое.

— Эх, ваше сиятельство, всё-таки осуждаете, — беззвучно и тяжко произнёс Родерик.

— Мягко говоря, не одобряю, — я подумал, что в одной или даже не одной далекой жизни, когда дела мои шли скверно, я тоже промышлял воровством и грабежом. Мне безумно стыдно за те жизни и содеянное в них. Было это задолго до того, как я обрел имя «Астерий», задолго до Троянской войны. Да и потом были на мне и другие грехи — убийства за деньги и просто так, по чьей-то слёзной просьбе, правда тогда у меня уже появились более здравые принципы — я убивал только негодяев. Каждая душа должна пройти через эту грязь, сомнения и осмысление человеческого пути, сама оценить тяжесть своих деяний и найти путь к очищению. Я не имею право осуждать ни Родерика, ни Талию, но я, мягко говоря, не одобряю. — Дело ваше, но это может привести госпожу Евстафьеву к печальным последствиям, — продолжил я. — Банк в состоянии нанять хороших сыщиков и магов, и они раскопают как вы это делаете. Допустим, я уже понимаю как, — я догадывался, что ему из тонкого плана не составляет труда проникнуть в любое место, где есть какие-то ценности и вынести столько, насколько он смог развить силу и плотность астрального тела. — Тебе, Родерик, ничего не будет, потому как для них ты практически не существуешь и почти недостижим, а баронесса может очень пострадать. Пойми, я переживаю за неё. И поскольку я считаю её своей подругой, я не хочу, чтобы ваш союз привёл к печальным последствиям для самой Талии. Скажу прямо: именно это сдерживает меня от того, чтобы передать нужную тебе хитрость с потоком. Если ты уйдешь, то баронесса очень расстроится, но эта печаль не будет долгой, оставшись без денег и твоей поддержки, ей придется стать тем, кем она прежде была — просто непоседливой, взбалмошной девушкой и вернуться к отцу.

— Она не вернётся к отцу. Астерий, разве ты её знаешь хуже, чем я? Если не станет меня, Талия будет искать любые другие способы, чтобы жить так как хочется ей и не зависеть от барона. И эти способы могут оказаться ещё более скверными, чем воровство. Заметь, уважаемый Астерий: ворую я — больше несуществующий для этого мира человек, вернее мертвец. То есть этот человеческий грех на мне, но я-то уже не человек. Думаю, что, допустив моё исчезновение, отдав меня вселенскому потоку, ты сделаешь Талии скорее хуже, чем лучше. Прошу, подумай хорошо, Астерий. Подумай, ведь мы можем заключить хорошую сделку: я возьму на себя какие-то, необходимые на твой взгляд, обязательства? Допустим, обязуюсь больше не красть деньги в банке, — предложил Родерик.

Мысли серого мага, о том, что за его исчезновением, Талия вряд ли вернётся домой и её поведение станет лишь хуже, посещали меня прежде несколько раз. Признаться, здесь невозможно просчитать, что лучше, в что хуже. И я не бог, чтобы пытаться управлять чужими судьбами, но, если я могу сделать судьбу одного человека в обозримой перспективе чуть лучше, я постараюсь это сделать. На данный момент мне представлялось, что серый маг скорее прав в прогнозе будущих действий баронессы. В случае, если Талия останется одна, она будет делать всё, чтобы жить вольготно и подальше от родного дома, который начала считать тюрьмой. Без Родерика она рискует оказаться в куда более скверных компаниях, чем серый маг и астральный волк, которого баронесса научилась вызывать. Даже один этот астральный зверь под руководством Талии может наделать много бед.

— Хорошо, Родерик, — сказал я. — Некоторые твои соображения я вполне разделяю. Давай заключим сделку. Ни твои артефакты, ни тем более деньги мне не нужны. Я дам тебе технику уклонения от потока, ты взамен пообещаешь, что будешь стараться удерживать Талию от опасных поступков, тем более преступлений. Особо ограничь её в астральных играх с твоим кольцом. Ты должен не хуже меня понимать, насколько это опасно. А также ты должен нажать на неё, чтобы она не реже, чем раз в два дня посылала сообщение отцу и сообщала о состоянии своих дел, хотя бы ту часть, что она может сказать и которая успокоит барона.

— Мне дать обещание через клятву Дубницкого? — спросил серый маг.

— Нет. Просто пообещай. И подумай о том, что тебе, возможно, придётся обратиться ко мне ещё ни один раз, — заметил я, понимая, что даже если я дам ему навык уклонения, у серого мага потом может появиться ещё много вопросов. — Постарайся не разочаровать меня: позаботься о моей подруге, которая теперь и твоя. За это я отплачу тебе в будущем ещё большей пользой. Хотя ты сам понимаешь: возможность уклониться от потока перерождений для мага самый желанный подарок. Тем более для мага, достаточно хорошо освоившегося на тонком плане.

— Очень польщён, Астерий! Польщён, что ты готов оказать мне такое доверие. Теперь я ещё глубже осознаю, что ты не только великий маг, но и человек с большой душой. Увы, я мелок перед тобой. Мелок в своих слишком низких желаниях, но я постараюсь не обмануть твоё доверие. Обещаю, насколько смогу, я постараюсь сдерживать Талию от дурных устремлений. Буду сдерживать в её астральном баловстве. Обещаю, буду настаивать, чтобы она не забывала об отце и не реже, чем в два дня сообщала ему о состоянии своих дел, — заверил Родерик. — Обещаю, что я приложу усилия, чтобы не разочаровать тебя и сделать так, чтобы Талии со мной было достаточно безопасно. Насколько это возможно при её несдержанном характере.

— Уж постарайся, — сказал я, принимая его обещания и понимая, что такое решение вопроса Родерика лучшее, из возможных. Даже если какой-то хитростью удалось бы вернуть баронессу домой, вряд ли она усидит под надзором Евклида Ивановича долго. Она вкусила свободу, приправленную дурными деньгами и теперь её очень трудно остановить, пока со временем она сама не поймет в чём истинные ценности этого мира или не набьёт болезненных шишек из-за неумных поступков. — Теперь слушай меня ещё внимательнее, — беззвучно обратился я к Родерику и начал рассказывать хитрости удержания энергетических тел вне влияния потока перерождения. Я акцентировал внимание мага на ощущениях и мыслях, которые рождает в нём поток перерождений. Вместе мы выявили наиболее уязвимые точки в его ментальном теле, и я подсказал как снизить их значимость и в перспективе вообще отвязать от потока перерождений. В заключении дал ему ментальное упражнение, которым пользовался сам.

Талия увидела, когда я открыл глаза и тут же сказала:

— Бл*дь, сколько ждать⁈ Хотела тебя уже облить горяченьким, — она держала в правой руке чашку с кофе. — Минут двадцать как стоим на площадке, вас ждём! Твоя девушка от скуки выпила две чашки кофе, — слова «твоя девушка», баронесса произнесла конечно же с заметной подковыркой. — Княгиня, наверное, теперь слишком перевозбужденная. Аккуратнее теперь с ней.

— А твой парень за это время получил кое-что очень ценное — то самое, что хотел, но при важном условии, касающемся тебя, — сказал я, замечая, что на столе напротив княгини действительно стояло две пустых чашечки. — Ты, Талия, если желаешь, чтобы Родерик остался возле тебя, тоже обязана очень постараться. Условия такие: поступайте так, чтобы не доставлять другим людям беды своими поступками. И каждые два дня вы, ваше высочество, должны отправлять отцу сообщение, чтобы унять его волнения. Всё это подробно тебе расскажет сам Родерик.

— Елецкий! С каждым днём ты становишься всё большей занудой! Откуда в тебе столько говна⁈ Аид дери, и с этим человеком я ещё недавно трахалась⁈ Какая я была дура! — баронесса с искренним недоумением посмотрела на Ковалевскую, словно та должна была дать ей ответ или оказать поддержку. Ольга одарила её лишь улыбкой, и Талия продолжила, повернувшись ко мне: — Знаешь, Елецкий, я очень рада, что не ты мой парень. Жесть жестяная как рада! Одного не понимаю, почему раньше ты мне казался нормальным. А насчёт Родерика вообще успокойся — я с ним как-нибудь сама разберусь, — Талия, возмущенная моей в общем-то безобидной речью, взяла со стола коробочку с «Никольскими», достала сигарету и прикурила.

— На этом мы с вами и распрощаемся, — решил я, вставая с дивана и протянул руку Ольге Борисовне.

— Спасибо тебе, Астерий! — беззвучно поблагодарил меня Родерик, когда мы вчетвером вышли на посадочную площадку Золотого Шпиля. — Клянусь, ты — великий маг!

Солнце уже близилось к горизонту. Его красноватые лучи огнём горели на боках виман, стоявших полукругом, ярко сияли на западной грани башни. Изящный мост соединявший Золотой Шпиль и Хрустальную Иглу — вторую Демидовскую башню — сверкал над нашими головами на огромной высоте. Отсюда открывался великолепный вид на западную часть Басманного, на Багряный Дворец и Кремль. Но этот вид должен стать ещё великолепнее, когда мы поднимемся в ресторан «Золотые Небеса», а пока нам следовало прогуляться по магазинам нижнего яруса, присмотреть мне кое-что из одежды, а главное — купить Ольге туфли. Право, сколько может она ждать этого!

У портала в саму башню мы распрощались с Родериком и Талией, и я, признаться, вздохнул с облегчением.

— Благодарю за терпение, — сказал я Ковалевской, когда мы вошли в просторный холл.

— Да, это было непросто, особенно после её последней речи. Но зато сколько впечатлений от твоей госпожи Евстафьевой. Принцесса теперь как-никак, — Ольга заулыбалась, доставая из сумочки дворянский жетон и протягивая его подъехавшему роботу-охраннику. — А трахаться это как бы дрыгаться, да, Елецкий? Какие интересные словесные находки у твоей подруги.

— Оль, мы с ней друзья с детства. Ну ты знаешь. Да, было у меня с ней немножко этакого, — признал я. — Не сердись, хорошо?

— Как много интересного я о тебе узнаю каждый раз, — Ковалевская ждала, когда робот вернет ее жетон. — Ты весь состоишь из загадок, жаль, что не все разгадки приятны.

— Ваше сиятельство, прошу… — после чуть затянувшейся проверки, робот протянул жетон княгине, держа его тонкими стальными пальцами. — Очаровательно выглядите! Неземной блеск! — пропел он, подмигнув желтым глазом, в котором светился кристалл реута.

Я вручил свой жетон и, поглядывая на сияющую от комплиментов княгиню, спросил:

— Какой интеллектуальный модуль у этого обольстителя? — зная, что Ковалевская разбирается в интеллектуальных системах лучше меня и сейчас подходящий случай, чтобы увести разговор подальше от Талии Евклидовны.

— Модуле «Сирин Е12» на основе мозга полосатого мангуста. Больше ста десяти миллионов нейронов, практически все задействованы. Серия «Сирин» — это серьёзный успех компании «Био-Логика», — ответила Ольга, словно перед глазами у неё был не сверкающий металлом механизм, а фрагмент научно-популярной статьи.

— Ваше сиятельство, ваш ум так же блистателен, как и красота! — выпалил охранник, прижав на секунду к груди мой жетон. И тут же переключил внимание на меня:

— Ах, ваше сиятельство! Нижайше кланяюсь! — он отвесил весьма изящный для робота поклон. — Извините за задержку! Залюбовался вашей спутницей! Счастливейший вы человек!

Ольга рассмеялась — угодничество этого забавного творения «Био-Логики» подняло ей настроение. Я забрал жетон, и мы пошли дальше, спустились на скоростном подъемнике до десятого уровня и оказались в торговых рядах, опоясывавших несколько ярусов Золотого Шпиля.

— У вас дома есть робот? — полюбопытствовал я у Ковалевской.

— У нас их четыре. Первого папа купил ещё до моего рождения, лет двадцать назад. Так что я росла окруженная заботой не только моей семьи и двух няней, но и роботов, — она остановилась, разглядывая витрину «Романский Ларец».

Из дверей вышел какой-то франт с красивой молодой брюнеткой, и я на миг залюбовался ей.

— Елецкий, почему твой взгляд сразу цепляется за девушек, — княгиня не выразила недовольство, скорее это был вопрос без эмоций. — Заметь, я не пыталась разглядывать её кавалера. Хотя он изысканно одет, и неплох собой. Но мне он не интересен.

— Ревнуешь? — я взял её под руку. — Скажи: «да» — мне будет приятно.

— Хотя мне хочется сделать тебе иной раз приятно, но нет. Я должна ревновать из-за таких мелочей? Успокойся, граф, и лучше смотри не на проходящих мимо дам, а на витрины, выбирая себе одежду. Да, кстати, нам вниз, — княгиня потянула меня к самодвижущейся эстакаде, уходящей вниз.

Туфли Ольги мы купили довольно быстро, изящные, на тонких каблучках, мягкие какой-то известной ей новомодной мануфактуры. А вот чтобы приодеть меня, пришлось потратить около часа. И дело вовсе не в моей привередливости, а излишней капризности княгини. Она заставила перемерять меня кучу вещей и, пользуясь моим относительным безразличием к одежде, выбрала многое на свой вкус. Когда мы подошли к прилавку, чтобы расплатиться там уже лежало более десятка пакетов и коробок, отобранных нами вещей. В них было упаковано два костюма, несколько рубашек, превосходный анатолийский сюртук и две пары джан, ещё что-то и еще — сейчас уже не припомню. Ковалевская вытащила из своей сумочки две пятисотки и неожиданно настояла, что заплатит сама.

Я возмутился, но она сказала:

— Давай сделаем друг другу приятное? Саш, мне будет очень лестно видеть тебя в вещах, которые я для тебя сама выбрала и купила. А тебе, надеюсь, будет приятно такое внимание с моей стороны.

После этих слов я не стал возражать, подумав, что отплачу ей за это много раз. Лишь сказал:

— Спасибо, Оль. Ты меня всё больше восхищаешь, — и поцеловал её в губы, недолго, потому как на нас смотрели девушки за прилавком, но очень тепло.

Отправив покупки курьером, мы поднялись на скоростном подъемнике к 57 этажу, ресторану «Золотые Небеса» и устроились за столиком застеклённой галереи. Отсюда открывался великолепный вид на вечернюю Москву с потоками огней по широким проспектам внизу и мостам, мерцающим разноцветной подсветкой башням и пролетавших мимо виман. На ужин у нас был токийский салат с лангустами, форель по-кавказски, игристое вино какой-то известной винодельни из Средиземноморской Островной губернии, фрукты и вазочка с восточными сладостями.

Ковалевская после бокала вина, отчего-то стала менее разговорчивой, даже хмурой.

— Я снял апартаменты в отеле «На Облаках», — сказал я ей, кивнув на Хрустальную Иглу, западная грань которой светилась как раз напротив нас. — Закончим с ужином и туда?

— Я не пойду. Нет, Елецкий, даже не мечтай! — она открыла сумочку, вытащила свою длинную сигарету и прикурила.

— Оль, ну что случилось? Всё же было хорошо, — я тоже потянулся за сигаретой.

Вот такой неприятный поворот. Чего на неё нашло в этот раз? Надо признать, Ковалевская последнее время редко удивляла меня плохим настроением. И вот в самый неподходящий момент, когда я рассчитывал на восхитительный вечер в жарких объятиях с ней, у княгини начинается непонятной причины каприз.

— Ничего не случилось. Всё и так хорошо — без апартаментов. Или тебе сейчас плохо? — с вызовом спросила она.

— Мне очень хорошо. Но я хочу, чтобы было ещё лучше и мне, и тебе, — я придвинул свой стул ближе к её.

— Жадность, Елецкий, до добра не доводит. Давай прямо, чего ты хочешь? Как говорит твоя подруга детства, трахнуть меня? Айлин, Ленская, Талия… Теперь я на очереди? Ты такой быстрый, да? — она поднесла к губам сигарету и отвернулась к панорамному стеклу.

— Оль, пожалуйста не сердись, — я взял её ладонь, пуская «Капли Дождя».

— Решил меня магией одолеть? — хмыкнула она, не поворачиваясь ко мне.

— Ты была прекрасна, когда мы покупали одежду. Навсегда запомню твои слова: «Давай сделаем друг другу приятное» — они были простыми, без всяких хитростей, идущие от сердца, — я почувствовал, как её ладонь стала мягче. И вряд ли сейчас дело было в моей магии, скорее в том свежем воспоминании.

— Продолжай, — сказала она, когда я замолчал.

— Я помню, как мы в тот вечер, вернее ночь, после покупки платьев и полета на вимане, прощались возле твоего дома и немножко сожалели, что не зашли в наших отношениях дальше. Глупо было с моей стороны. Сам не знаю. Почему вышло так, — напомнил я ей.

— Ты тогда упустил свой шанс. Никто не виноват, Саш. В тот вечер, я была на такой высокой волне, что была готова на всё с тобой. Я очень хорошо помню тот вечер и всё, что происходило на вимане. Помню, твою наглость, — она стряхнула пепел и повернулась ко мне. — И помню, что она нравилась мне.

— Дай мне ещё один шанс, — попросил я, привлекая её к себе. — Оль… — я почувствовал, как она замерла, ожидая дальнейших слов. Наверное, сейчас они ей были нужны, и я сказал: — Я тебя люблю.

Она прикрыла глаза, ожидая поцелуя.

Глава 7 На Облаках

Про этот мост, соединяющий Золотой Шпиль и Хрустальную Иглу, ходила мрачная легенда, будто при строительстве обвалился главный пролет вместе с монтажниками и случилось много человеческих жертв, в том числе среди пассажиров, проезжавших внизу эрмимобилей. Но в этой легенде нет правды — так утверждал мой отец. На самом деле мост строили роботы и проезд внизу на время монтажа основных конструкций был закрыт. Да, там срывалась часть конструкции, но никто не пострадал, если не считать поломки нескольких механизмов. Тем не менее темная легенда закрепилась за этим местом и многие его побаивались, предпочитали пользоваться нижним переходом между башнями. Возможно поэтому на мосту с сегодня было немноголюдно. В отсутствии суеты, выглядело это место еще более величественно.

Когда стоишь на центральном пролете между двумя Демидовскими башнями видна почти вся Москва: ночью и справа, и слева мириады огней, застывших и подвижных, ярких, разноцветных. Справа и слева ночную темноту рассекают мерцающие туэрлиновым светом башни, а над головой россыпи бесконечных звезд. Дух захватывает от такого вида, и кажется, что сам медленно плывешь в этом ночном великолепии. Только ажурные конструкции самого моста возвращают тебя к реальности. Они почти не закрывают обзор и устроены так, что сам мост кажется парящим в воздухе.

— Я хочу признаться, — тихо сказала Ковалевская, в то время как я стоял позади, обняв её.

— Признавайся. С нетерпением жду, — я прижал княгиню к себе.

Она молчала, глядя на поднимавшуюся с посадочной площадки виману.

— Признавайся, Оль, — настоял я. — Давай обойдемся сегодня без секретов.

Она, испытывая моё терпение, помолчала ещё минутку, потом сказала:

— Я боюсь высоты.

Я почувствовал, как вздрогнула её грудь, наверное, сдерживая смех.

— Ваше сиятельство! — я повернул её к себе.

— А ты что думал от меня услышать? — её глаза в свете луны сверкали серебром, и мне кажется были счастливы.

Теперь настала моя очередь помучить её ожиданием.

Я не сказал ничего.

— Говори! — потребовала она.

— Я думал, что ты скажешь: «Хватит здесь стоять, идем, покажешь свои апартаменты», — соврал я. Хотя эта ложь не была преступлением: я не сомневался, что она мне не поверит. Всё это стало частью забавной игры.

— Елецкий, не смей мне врать! — Ольга Борисовна уже не сдерживала смех.

Я взял её за руку и повел к Хрустальной Игле, до которой оставалось пройти меньше половины моста.

Минут через десять мы вошли в заказанный по эйхосу номер. Не знаю, зачем я выбрал именно этот совсем недешевый люкс с двумя спальнями, двумя ванными и просторным залом. Такие апартаменты хороши для проведения вечеринки большой компании, мы же здесь вдвоем с Ольгой в первый миг почувствовали себя даже как-то неуютно. Но это только в первый миг. Ковалевская освоилась первой:

— Так, прекрасно. Я вижу спальни здесь две. И я выбираю эту, — она открыла створку двери пошире, оглядывая огромную кровать, орнамент на стенах, сияющий золотом в тёплом свете светильников.

— Мы можем вместе… — начал было я, не отпуская её руку.

— Нет! — прервала она меня. — Я позволю тебе навестить меня сразу после душа. В общем, до встречи.

Я отпустил её руку вполне принимая её игру, но не спешил уйти.

— Чего ждешь, Елецкий? — сейчас это «Елецкий» с её уст звучало мило. — Ах, это… — спохватилась она и поцеловала меня в губы. Быстро отстранилась и скрылась за дверью «своей» спальни.

Мне ничего не оставалось, как пойти, проведать «мою». С такой же большой кроватью, золотистыми вензелями на изголовье, тучными диванами и шифоньером в елисеевском стиле: с сюжетами мифов, проступавшими под слоем лака. В шифоньере имелись пушистые полотенца, плед и четыре халата разного фасона. Взяв один из них — кремовый с вышивкой «На Облаках», я ненадолго задержался у большого панорамного окна. Оценил вид: впечатляет, почти как с моста, где мы недавно стояли в звездной тишине. Потом я тоже наведался в ванную. Зная, что дамы в подобных вопросах медлительны, я тоже не торопился: принимал душ долго, балуя тело тугими струями воды. Вытерся насухо, накинул халат и направился в гости к Ольге Борисовне. Даже постучал в дверь ради приличия и соблюдения правил игры.

— Граф, войдите, — сказала она, стоя у зеркала и расчёсывая волосы. — Здесь кое-чего не хватает. Я заказала необходимое на своё усмотрение. Должны принести. Сказали через десять минут, уже, наверное, прошло больше. Вот жду и вас, и обслугу. Успела даже волосы высушить.

Она повернулась ко мне, сделала это резко, словно стараясь застать меня врасплох и увидеть эмоции на моем лице.

— Это возмутительно! — признал я. — Такие дамы не должны ждать!

— Что делать, если некоторые люди в это мире страдают нерасторопностью, а другие невнимательностью. Приходится ждать, — её ясные как небо, голубые глаза словно впервые изучали меня с едва заметным лукавством.

— Что же такое вы заказали? — я мысленно пытался предположить: «Чай? Кофе? Может, что-то спиртное? Мы выпили по пол бокала, и может княгине захотелось ещё немного для большего расслабления?».

— Всё увидите, граф, — она на миг повернулась к зеркалу, ещё несколько раз прошлась расчёской по почти высохшим волосам.

Я подошёл сзади и прижался к ней, кладя ладони чуть ниже груди. В этот момент раздался переливчатый звон колокольчиков.

— Ступайте, граф. Наверное, принесли мой заказ. Там потребуется расплатиться. Возьмите 30 рублей и чаевые, — сказала Ольга, освобождаясь от моих рук.

Я быстро сходил в свою спальню, взял кошелёк и поспешил к входной двери.

На пороге стоял паренёк лет пятнадцати в серой форме с золочёнными вставками. Он чуть застенчиво улыбался, держа две корзины. На корзину в его правой руке я почти не обратил внимания. А вот в левой… Она была полна белых роз!

— Дурак! — вымолвил я.

Паренёк в испуге побледнел.

— Прости, я не тебе! Просто вспомнил, кое-что, — спохватился я. — Поставь здесь, — я указал на пол в прихожей наших апартаментов.

Открыл кошелёк и отсчитал парнишке тридцать рублей, добавил ему пять сверху.

Уходя, служащий отеля, поклонился несколько раз.

«Дурак! Как я мог забыть про цветы⁈ На сегодняшний вечер, который много значит для нас двоих, вечер, который наверняка запомнится и мне, и Ковалевской на всю жизнь, не позаботится о цветах⁈» — пронеслось в моей голове. Нечего сказать, пристыдила меня Ковалевская, хитро и по-княжески.

Несмотря на неловкость, беспокоившую меня, вернулся я в её спальню в прекрасном настроении. Поставил на столик корзину, из которой торчало горлышко бутылки игристого вина, а с другой корзиной, полной цветов, возникла недолгая заминка.

— Ваше сиятельство, здесь имеются вазы. Может ваши цветы поставить в воду? — предложил я.

— Граф, пока это ваши цветы. Как я понимаю, вы их только что купили. Распорядитесь ими на своё усмотрение, — ответила Ковалевская, с улыбкой наблюдая за мной.

Я не нашёл ничего лучше, чем поднести ей эту корзину и сказать:

— Оль, прости. Признаю, с цветами сглупил. Я тебя люблю. Я тебя обожаю. Отдельно обожаю за то, что ты умеешь так тонко исправлять мои ошибки.

Когда её рука коснулась ручки корзины, я обнял Ковалевскую и поцеловал.

— В вазы ставить не надо. Пусть будут в корзине возле кровати. От них такой волшебный аромат! — отозвалась она, запрокинув голову и подставляя шею моим поцелуям.

Я развязал её халат, надетый на голое тело, опускаясь губами от ключицы к груди.

— Ты думаешь, игристое «Ночи Киприды» нам сейчас не потребуется? — спросила она, прижимая мою голову к себе, перебирая пальцами мои волосы.

— Я и так пьян от тебя, — подхватив княгиню на руки, положил её на кровать. — Хочешь, сейчас открою?

Ольга покачала головой, разбрасывая золотые локоны по подушке. Я торопливо избавился от халата и забрался на кровать.

— Не спеши, — она уперла ладонь мне в грудь. — Учти, я ещё девочка. Возьми полотенце.

Я потянулся за полотенцем, лежавшим на краю кровати, прежде чем его постелить залюбовался её красивым как у богини телом, достаточно крупными грудями с нежными сосками, выраженной талией и… Ковалевская сомкнула бедра.

— Ты меня сейчас съешь взглядом, — она улыбнулась и потянула руки ко мне.

Я припал к губам княгини, чмокнул в подбородок, мучая её чувствительную шею, сунул руку между её ног. Ольга не сопротивлялась как прошлый раз, и мои пальцы сразу нашли её щелочку, тонкую, на ощупь такую нежную, очень быстро увлажнившуюся от моих прикосновений. Ковалевская, несильно нажала на мой затылок, заставляя целовать свою грудь, и я с жадностью впился в сосок.

— Елецкий!.. — простонала она. — Не надо меня так бессовестно поедать.

Но я поедал её грудь. Меня обуяла жадность и её было уже не остановить. Одновременно пальцы ласкали её промежность, обильно истекающую соком. Все ещё стараясь соблюдать осторожность, я нашёл указательным пальцем вход и проник в него на две фаланги, дразня княгиню там, обходя по кругу нежные стеночки её лона. Ольга тихонько застонала, выгибаясь и раздвинув шире бедра, понемногу двигаясь мне навстречу. Потом прошептала:

— Войди, Саш. Я готова…

— Да, моя любимая. Может быть немного больно, — ложась на неё, я поцеловал её в губы.

Мой твёрдый, нетерпеливый жезл упёрся в мокрую щелочку, настойчиво ища вход.

— В тебя нельзя кончать? — спросил я, снова целуя губы.

— Сегодня можно, — она обхватила меня, страстно прижимаясь грудью и животом.

Головка моего воина наконец нашла заветную пещерку и медленно погрузилась в неё.

Ольга тихонько застонала, зажмурившись, отвернув голову к корзине с цветами.

Я нажал сильнее, растягивая своей твердью её узенькое лоно. Ещё слабое движение — Ковалевская вскрикнула и дёрнулась подо мной.

— Больно? — я замер.

— Всё хорошо. Продолжай, мой мучитель, — она крепко сжала меня и принялась целовать в плечо.

Я двинулся в ней плавно вверх-вниз, чувствуя, как с каждой секундой завожусь сильнее, и княгиня всё с большим желанием отзывается на мои проникновения: ладони княгини с жаром потирали мою спину, а губы впивались в моё плечо, уже без нежности, но с ненасытностью.

Её лоно туго сжимало моего окаменевшего от желания воина, и он скользил в ней всё смелее, проникая глубже. Я чувствовал, как между нами разгорается пламя. Оно пошло огненной волной от низа живота вверх, распаляя каждую клеточку тела, и я потерял всякую осторожность. Это же сладкое пламя уже захватило мою возлюбленную, она больше не чувствовала боли, чувствовала лишь жар, сжигавший нас двоих. Княгиня выкрикнула моё имя, вонзила коготки в мои ягодицы, резко прижимая их к себе и задрожала, словно ящерка, извиваясь подо мной. Меня всегда восторгают такие мгновения — я в ответ тут же взорвался. Взорвался мощно, точно огненный вулкан.

Ольга не отпускала меня ещё несколько минут, крепко обняв, не давая даже пошевелиться. Чуть успокоившись, разжала руки и шепнула:

— Как же это хорошо! Если бы не было так больно в начале, то я бы, наверное, улетела на небеса или бы сгорела прямо здесь. От меня остался бы один пепел.

— Следующий раз больно не будет. Но на небеса только вместе со мной, — сказал я, наслаждаясь от прикосновений её сосков к моей груди.

— Мне придётся поверить тебе, такому опытному и коварному любовнику. Пусти, мне надо в ванную, — она встала, прихватив полотенце с большим красным пятном, подняла с пола халат и пошла к приоткрытой двери, где над розово-мраморной чашей склонилась скульптура Афродиты.

Мы долго лежали под покрывалом прижавшись друг к другу. На столике стояла открытая бутылка «Ночи Киприды», оставшись почти полной — просто захотелось немного промочить горло и мы сделали лишь несколько глотков из одного бокала.

— Ты хотела бы проснуться утром со мной? — спросил я, поглаживая спину княгини.

— Здесь? — она повернула голову ко мне. — Да. Я об этом уже думала и поняла, что очень хотела бы. Дай мне эйхос, — попросила она, протянув руку к тумбочке.

Я дотянулся до него и, вложив в ее ладонь, спросил:

— Что ты задумала?

— Нужно папу предупредить, — Ковалевская, покручивая лимбы, набрала нужный номер и нажала на боковую пластину. Затем произнесла, поднеся эйхос к губам:

— Пап, прости если разбудила. И прости за то, что скажу. Я ночевать сегодня не приду. Так надо. Останусь до утра с Сашей Елецким. Мы в Хрустальной Игле. Скажи маме, чтобы не волновалась. Не знаю, заеду ли домой перед школой. Наверное, нет. В общем не беспокойтесь за меня. Целую.

— Ты это сказала отцу? — изумился я. — Не боишься родительского гнева?

— А как мне нужно было сказать? — Ольга удивленно смотрела на меня.

— Обычно в таких ситуациях девушки говорят: «Я останусь в гостях у подруги», — я встал, чтобы отстегнуть от ремня свой эйхос.

— Это какие девушки: Талия, Ленская? Саш, я не вру родителям. Папа доверяет мне, и если я решила остаться с тобой, то это мой выбор, и я скажу, как есть. Да, отец может быть недоволен, ещё больше будет недовольна мама, но я достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и отвечать за свои поступки. И не хочу, чтобы мои отношения с тобой были для родителей тайной.

— Боги! Я тебя люблю! Ты меня снова удивила и очень приятно, — я подумал, что, учась с Ольгой столько лет в одном классе и даже просидев полгода с ней за одной партой (это было во втором классе второго круга), я во многом не знаю Ольгу Борисовну. На самом деле капризы княгини, иногда выражаемое ей высокомерие, вовсе не были основой её характера, они проявлялись лишь иногда как колебания её настроения. Сейчас же Ковалевская раскрывалась передо мной той самой настоящей, которой она была.

Добравшись до своего эйхоса, я тоже отправил сообщение маме, сказал, что проведу эту ночь с Ольгой и домой приду утром или даже к обеду.

Мы проснулись около девяти, тесно прижавшись друг к другу. Ольга положила голову мне на грудь и сказала, щекоча губами:

— Мы опоздаем на контрольную по биологии. И нам потом придётся писать её вдвоём после уроков.

— Мы не попадем даже на третий урок. У нас нет учебников и тетрадей. И кажется даже нет желания попасть на уроки, — заметил я.

— Да, ты прав. С желанием дела обстоят не очень. Мне ещё никогда так сильно не хотелось прогулять занятия, — сказала она, лизнув меня в сосок.

Я дотянулся до эйхоса, заказал в номер кофе и лёгкий завтрак.

В школу мы всё-таки поехали, завернув по пути ко мне, чтобы взять школьную сумку — её содержимое вполне бы устроило нас двоих. Ольга не выходила из эрмимобиля, а я, поднимаясь к себе, встретился на лестнице с мамой.

— Саша! Что это значит⁈ — спросила она, старясь говорить тише, чтобы нас не слышал Антон Максимович, стоявший между тумбочкой дворецкого и конторкой.

— Мам, это значит, что мы с Ольгой любим друг друга, — ответил я, поцеловав графиню в щеку и, прерывая всякие возмущения насчет прошедшей ночи, спросил:

— Как там Майкл? Надеюсь, он идет на поправку?

— Майкл собирается поговорить с тобой. Наверное, в воскресенье. И будь готов извиниться перед ним. У Майкла доброе сердце, думаю, он уже не злится на тебя после того, как я ему объяснила причины твоего поступка, — ответила она.

— Хорошо, мам. Я спешу, надеемся с Ольгой успеть к четвёртому уроку. Она внизу, в эрмике, — оставив графиню, я поспешил за школьной сумкой.

По пути к школе сообщил Ковалевской то, чего поначалу говорить не хотел. Я не хотел её пугать и преподнёс предстоящее мне сегодня ночью на ритуале жертвоприношения поклонников Морены, как миссию не слишком сложную и вполне безопасную. Однако Ковалевская хорошо понимала, что представляют собой остатки банды «Стальных Волков» и понимала, что моя ночная затея, несмотря на успокаивающие заверения, связана с большим риском.

— Давай наймем людей. Можно из тоже «Цитадели», раз ты уже сотрудничаешь с ними. Или ещё лучше, я обращусь к отцу, у него есть несколько серьезных магов — они пойдут с тобой, хотя бы прикроют тебя, — настаивала Ольга Борисовна.

— Оль, пожалуйста, не сердись, но нет. Здесь всё несколько проще: я легко справился последний раз в Шалашах, когда освобождал Талию. — насчёт «легко» я, конечно, сильно преувеличил. — Заметь, в Шалашах они меня поджидали и у них всё было готово, чтобы дать мне самый серьёзный бой, но то, что вышло, ты уже знаешь. А здесь в подземелье они меня не ждут. Они даже не подозревают, что я знаю об их ритуале и сегодняшнем сборище. Уверяю, всё пройдёт хорошо, и я разом избавлюсь от большой проблемы.

Зачем я всё это ей преподнёс? Хотел покрасоваться, как могучий маг и отважный парень? Наверное, следовало сказать уже завтра, когда всё закончится. Но мне захотелось, чтобы сегодня хоть один человек в этом мире знал, где я буду и молился за меня.

Когда мы вошли в школу, перемена уже началась. В вестибюле было много учеников, почти весь параллельный класс. И там же нам повстречалась Ленская. Она смотрела на меня так, что стало понятно без слов, виконтесса намерена со мной поговорить. Я извинился перед княгиней и направился к Ленской, понимая, что разговор может выйти не слишком приятным.

* * *

Арты с Ковалевской на Бусти (1 часть) здесь: https://boosty.to/e. moury/posts/5ce1943c-b7de-4a67–8481–63096f842ab5?share=post_link

Арты с Ковалевской менее скромные здесь: https://boosty.to/e. moury/posts/c45fd108−0fc9−43e3-b084−512bc0e28653?share=post_link

Глава 8 Гроза в мае

Даже не оглядываясь, я понял, что княгиня не стала подниматься по лестнице, а дожидается меня. Увы, она пожелала стать свидетелем моей встречи с Ленской.

— Привет, — сказала виконтесса, обняла меня и поцеловала в губы. — Ты теперь с ней ходишь в школу и из школы, как раньше с Айлин?

— Свет, насколько я помню, последний раз из школы подвозила меня ты, — напомнил я, поздоровавшись с Адашевым и Звонаревым. — Ревнуешь? Я же предупреждал: Ольга для меня очень много значит. У меня к ней самые серьезные намерения.

— Да, ты говорил. И нет смысла возвращаться к этому разговору. Он был очень тяжелым для меня — всё помню до мелочей. Саш, но ты признал, что я тоже твоя девушка. Я хочу, чтобы это оказалось не просто словами, которыми ты пытаешься меня успокоить. Боги, она сейчас так смотрит на нас! Мне кажется, она меня готова убить! Стань так. Вот сюда… — Ленская потянула меня за рука, чтобы я сделал шаг в бок.

— Свет, всё что я сказал, это не просто слова. Я буду уделять внимание и тебе, когда есть такая возможность. Я постараюсь, чтобы это случалось чаще. Может быть что-то получится на эти выходные. Давай, договоримся по эйхосу, — сказал я, поглядывая на часы — до звонка оставалось восемь минут.

— Если на выходные, будет очень хорошо. Я с тобой обязательно свяжусь. Поцелуй меня сейчас, — попросила виконтесса с какой-то несвойственной ей застенчивостью. — Она смотрит — я знаю. Знаю, что тебе сделать это при княгине тяжело. Но, если ты сделаешь это, то покажешь ей, что я тоже для тебя кое-что значу, и мне станет намного легче. Ну, пожалуйста, сделай!

— Хорошо, — я переложил школьную сумку в левую руку, правой обнял актрису и поцеловал. Она открыла ротик, жадно поймав мой язык. Вся не наигранно затрепетала. Вышло долго: Ленская не хотела меня отпускать, прижимаясь ко мне изо всех сил. Затем, после небольшой паузы я сказал: — Свет, я не хотел бы, чтоб ты видела в Ольге врага и пыталась ей что-то постоянно доказывать. Станет гораздо лучше для всех нас, если ты признаешь её первенство в отношениях, а ещё лучше, если сможешь с ней подружиться. Для начала просто перестань говорить ей колкости. Перестать делать перед Ольгой то, что ей заведомо не понравится. А если ты пригласишь её на свой спектакль, Ковалевская это может оценить, как добрый шаг. Не знаю, любит она театр или нет, но само такое приглашение могло бы послужить толчком к доброму изменению в ваших отношениях.

— Слушай, а мысль неплохая. Я подумаю. Приглашу тебя и её. Обеспечу ваши места в первом ряду. Или приглашу только её — так будет даже интереснее. Всё, извини, побегу, у нас занятия на спортивной площадке. Наши пошли, — она ловко чмокнула меня в губы и поспешила к двери.

— Не сердишься? — спросил я Ковалевскую, вернувшись к ней.

— Нет, но приятного тоже мало. Надеюсь, с твоей стороны это была не демонстрация отношений специально для меня? — спросила она, поднимаясь со мной по лестнице. — Ты же знал, что я смотрю на вас.

— Оль, это была именно демонстрация и именно для тебя, но не с той целью, какой ты подумала. Ленская не собиралась этим тебя обидеть. Она попросила сделать так в знак того, что она для меня тоже что-то значит, — пояснил я, сворачивая в коридор. — Считай, что я этим поцелуем просто её поддержал.

— А не разумнее это было просто сказать? Подойти с ней вместе и сказать мне, что ты Свету считаешь своей второй девушкой. Тем более об этом уже говорили, и я это с трудом, но приняла. Зачем этот спектакль? Ах, да, она же актриса — ей легче донести свои мысли так, — Ольга замедлила шаг и остановилась. — Всё это как-то очень неправильно, Саш. Я не люблю интриги, не люблю шёпот за спиной и недосказанности, из которых потом возникают сплетни, — она наклонила голову, уткнувшись лицом мне в грудь. — Нет, я не против игры, но игры честной, когда ясны правила.

— Оль, но Ленская другая. Она не умеет быть во всём прямой как ты. Хочешь, не пойдём на урок? — предложил я, поглаживая её волосы. — Всё равно он последний. Можем поехать куда пожелаешь. Можем вернуться в наш номер «На Облаках». Кстати, снял его на три дня. Можно продлить ещё на сколько угодно. Или можно поехать к тебе домой. Если тебя будут ругать родители, то пусть первые удары из гнева приму я. Постараюсь им объяснить, что смогу.

— Нет, — она покачала головой, почти не отрывая от меня лица. — Спасибо за такое предложение, но я со своими близкими сама разберусь. С папой будет проще, с мамой предстоят трудности, но я справлюсь. А у тебя сегодня очень трудный день. Тебе нужно готовиться к встрече с этим… Турчиным и «волками». Поэтому, пойдём на урок и потом разойдёмся по домам. Всё, идем в класс.

— Ты скажешь своим, что было между нами ночью? — спросил я.

— Я же говорила. Конечно, скажу, если спросят. Я не собираюсь обманывать самых дорогих мне людей, тем более в таких серьёзных вопросах, — ответила Ковалевская и, уже заходя в класс, задержала меня и попросила:

— Пожалуйста, не води в наш номер Ленскую. Туда, в «Хрустальную Иглу». Я хочу, чтобы там имели право быть только мы с тобой.

— Обещаю, — сказал я, и повернулся на приветствие Брагиных и Романовича.

После занятий я всё-таки отвёз домой госпожу Ковалевскую. Пока Ольга договаривалась о сдаче пропущенной контрольной, я вызвал эрмимобиль через извоз «Гонцы Денисенко». К обеду мы были возле княжеского особняка — он находился на краю Елисеевского района возле Коломенских прудов. Попросив извозчика подождать, я проводил Ольгу к дому и даже зашёл, в надежде как-то смягчить её первое за сегодняшний день общение с родителями. Если честно, при этом я имел личную цель: показать Борису Егоровичу свою надёжность, мол, всецело отвечаю за вашу дочь и сказать князю все те слова, которые он ждал бы от меня. Но дворецкий Ковалевских сообщил, что Борис Егорович и мама Ольги где-то на выезде, и я, отказавшись от обеда, поспешил к ожидавшему меня эрмимобилю.

— Ваше сиятельство, вам пакет! — важно встретил меня Антон Максимович, едва я открыл дверь. — С имперской печатью от Директории Перспективных Исследований!

Я взял конверт, гадая, что же там такое интересное мог мне прислать Голицын, да ещё таким официальным образом. Ведь сообщение на эйхос я от него получал часа два назад. В нём граф, не скрывая радости, сообщил, что главный инженер Броневой провёл первую пусконаладку потокового прошивателя и результатом все довольны. Ещё Жорж Павлович с этаким стеснением пытался объяснить мне, что сумму нашей с ним выгоды с изделий, поставленных на поток, придётся заметно снизить, будто я какой-то скряга, который пытается не упустить каждую копейку. Но я-то прекрасно понимал, что эрминговые преобразователи, теперь будут делаться не штучно, а небольшими партиями, и мы даже при более низкой цене будем зарабатывать намного больше. В общем, в ответном сообщении, объяснил Голицыну, что я не против, если наш доход он урежет ещё вдвое.

Уже входя в столовую, я распечатал конверт и обнаружил в нём то, о чем Жорж Павлович в голосовом сообщении мне сказать не соизволил — квитанцию банковского перевода на мой счет 5 300 рублей. Ну, что ж, приятно. Даже очень. Значит, теперь за деньгами мне не придется ездить на Прокатную — мой заработок будет поступать на мой счет в банк.

Я сел за обеденный стол напротив мамы и рядом с хлебной тарелкойположил квитанцию и конверт — намеренно на видное место. Ох, это женское любопытство! Елена Викторовна тут же взяла прямоугольник плотной бумаги, потом перевела взгляд на меня:

— Саша, я смотрю у тебя дела с деньгами очень хорошо, — сказала она с какой-то непонятной мне улыбкой. — Ты их чуть ли не каждый день делаешь. Из воздуха что ли?

— Не совсем так, мам. Не из воздуха, из эрминговых потоков. И далеко не каждый день. Теперь бухгалтерия Директории будет перечислять мне доход раз в неделю. Скоро суммы будут покрупнее. Мам, мне хочется тебе что-нибудь купить. Мы вроде как собирались, выбрать тебе платье в «Золотых Лилиях», — напомнил я. — Или желаешь что-то более интересное?

Ксения подошла к краю стола и ждала, когда я закончу разговор с графиней, чтобы огласить меню. Я не стал мучить служанку ожиданием и сказал:

— Ксюш, мне то же самое что маме: борщ, жаркое, салат не надо.

— Саш, ты слишком вольно общаешься со служанками. Так нельзя, — сказала графиня, игнорируя мое предложение по покупкам. — И объясни мне теперь, что у тебя с Ковалевской? Сейчас меня это заботит больше всего, а не всякие «Золотые Лилии», — она наклонилась над столом и, понизив голос, спросила: — Что вы делали вместе всю ночь? Ты что, переспал с ней? Правду говори!

На её грозный вопрос я кивнул.

— Какой ужас! — глаза графини расширились, словно она увидела перед собой действительно что-то страшное.

— Вовсе нет, мам. Не поверишь, но не было ужаса — всё было чудесно, — я едва сдержал смех и отвернулся к окну.

— Саша! — Елена Викторовна стукнула кулаком о край стола. — Это не смешно! Это вообще очень-очень не смешно! Ты представляешь, что будет если об этом узнает князь⁈

— Ну да, представляю. В общих чертах, — я благодарно кивнул Ксении за поднесённый борщ и сметану. — Очень скоро мы узнаем, что будет: Ольга, скорее всего, поделится этой новостью с Борисом Егоровичем и Татьяной Степановной.

Мне кажется, мама слегка побледнела.

— В смысле «поделится»? Она пожалуется им на тебя? — дрогнувшим голосом произнесла графиня.

— В смысле «пожалуется»? Чего же Ольге-то жаловаться? Я же сказал, всё было великолепно, — меня раздирал смех, но я держался.

— Ты издеваешься надо мной? — теперь мама явно рассердилась и даже отодвинула недоеденный борщ.

Пожалуй, я переиграл.

— Мам, если серьёзно, то Ольга не считает нужным скрывать это от родителей. В чём я её очень поддерживаю. Оля уже достаточно взрослый, самостоятельный человек. Да, родителям может это не понравиться, но в конечном итоге, что касается нас двоих принимаем решение только мы и несём ответственность за эти решения мы, — сказал я, пересказывая суждения Ковалевской, которые мне были близки.

— Ты не понимаешь, что может из всего этого выйти! Ты, видите ли, взрослым себя почувствовал, теперь ещё и она! Ксения, уйди на кухню и закрой дверь! Я говорю с сыном! — сердито отослала служанку Елена Викторовна.

— Мам, дай руку, — я взял её ладонь, пуская «Капли Дождя». — Я прекрасно понимаю, что может быть и по большому счёту возможных варианта здесь два: либо мы с Ольгой поженимся в начале осени, либо это сделаем позже — в зависимости от того, когда нам позволят обстоятельства. Обстоятельства — это её дальнейшая учеба в университете и моя в суворовке, которая, как ты знаешь, теперь под большим вопросом. Да, возможно недовольство со стороны Бориса Егоровича и Татьяны Степановны, но всё это — вопросы решаемые. Я знаю, что князь не против видеть во мне пару его дочери, иначе он не отпускал бы Олю со мной на прогулки с такой охотой. Ещё я знаю, что родители Ольги считаются с её мнением, и если Ольга решит так, то они примут её решение с уважением.

— То есть ты сейчас хочешь сказать, что у неё родители очень хорошие, понятливые, а я вот такая нехорошая, непонятливая, и с мнением твоим не считаюсь? — произнесла графиня при этом заметно успокаиваясь.

— Мам, ты тоже очень понятливая и, конечно, со мной считаешься, — я отпустил её руку и принялся за борщ. — И ты у меня не просто хорошая, а самая лучшая. Ты — золотой человек. Только часто излишне волнуешься зря. Постарайся всегда помнить, что со мной Артемида, и всё что происходит вокруг меня, происходит к лучшему. Даже если поначалу тебе кажется, что произошло что-то нехорошее, то это означает лишь, что так было нужно, чтобы освободить место хорошему. Вот, к примеру, тебе кажется будто то, что я провёл ночь с Ольгой — это плохо, едва ли не катастрофа. А на самом деле это очень хорошо: мы лучше узнали друг друга, лучше поняли свои намерения и приняли решение быть вместе. Разве не ты хотела, чтобы Ольга стала мне парой.

— А то, что выгорела твоя комната и то, что вчера ты чуть не попал под колеса эрмимобиля каких-то людей, которые, возможно наняты, чтобы тебя убить — это тоже хорошо? — язвительно полюбопытствовала графиня, решив вернуться к своему обеду.

— Конечно хорошо. В своей комнате я, наконец, сделаю ремонт — давно просился. Благодаря этому удачному поджогу… — я на миг отложил ложку, молитвенно сложил руки на груди и произнёс: — О, спасибо тебе, Гера! Я приобрёл новый коммуникатор с хорошим экраном. И теперь обновлю мебель, подобрав уже под свой вкус и потребности. Что касается вчерашнего происшествия, то это тоже очень хорошо: теперь я знаю, как выглядят те люди, которые несут мне угрозу, а значит, быстрее смогу с ними разобраться. И за это, спасибо тебе, Величайшая! — я на миг возвёл глаза к потолку, подозревая, что Гера может быть где-то там, потом вернул взгляд к тарелке с борщом и взялся за ложку.

— В общем, для тебя, чтобы не происходило, сплошные плюсы и подарки богов, — недовольно заключила Елена Викторовна.

— Верно, мам. Может, позволишь Ксении вернуться к нам. А то я останусь без жаркого, и вот это будет уже точно минусом, — я отправил в рот ложку борща с кусочком сочной говяжьей грудинки.

Дальше мы ели молча. Почти молча.

После обеда мне предстояло разобраться с ворохом новой одежды — той, что купила мне Елена Викторовна и купленной вчера вместе с Ольгой. Конечно, я примерил кое-что, покрасовался перед мамой и поблагодарил её за покупки и заботу. Она в свою очередь весьма положительно оценила вещи, выбранные для меня Ольгой. И после этого на графиню снизошла какая-то приятная успокоенность. Я же запер дверь в гостевой комнате, чтобы меня не отвлекали возможными визитами, устроился на полу в «лотосе» и принялся работать с магическими энергиями, готовясь к сегодняшней ночи. Эйхос, лежавший на диване, пискнул несколько раз, но моё внимание почти целиком находилось на тонком плане. После двух часов практики я спустился в подвал и позанимался ещё там, отрабатывая до пота лемурийские боевые техники. Я, как Астерий, знал их почти в совершенстве. Однако, данное физическое тело — вовсе не я, и чтобы эти важные для рукопашного боя приёмы закрепились в нём, мне предстояло ещё много работать.

Выполняя «Наро панти чесс», что в переводе с древнего языка означает «Удар пяткой в челюсть», я заметил, что на лестнице появился Денис. Он остановился на последних ступенях, не входя в зал, явно собираясь что-то сказать, но сказал лишь:

— Извиняюсь, ваше сиятельство. Позже тогда, — и повернулся идти.

— Говори, Денис. Потом у меня может не оказаться времени, — ответил я, переходя в стойку «Авура Лекш» и сразу нанося воображаемому противнику «Наро уимли бо» — удар в прыжке ногой в грудь.

— Утром мимо дома дважды проезжала странная машина. Подозрительно медленно. Особо насторожило время: обычно в эти минуты вы выходите в школу, — сообщил он, с любопытством наблюдая над моими движениями.

— Спасибо, Денис. Вы просто отслеживайте всё подозрительное, но ничего не предпринимайте, если только не будет каких-то агрессивных проявлений, конечно. И прежде всего — безопасность моей мамы. За свою я как-нибудь сам побеспокоюсь, — сказал я, подняв руки и присев на одной ноге.

— Есть. Исполним всё, как вы сказали, — он кивнул, с прежним интересом наблюдая за мной: — Удивляюсь, как вы это всё делаете. Год назад видел, как что-то такое показывал один китаец. Красиво, но наш Матвей в споре с ним, просто набил ему морду без всяких выкрутасов. Но не подумайте ничего дурного. Я без намёков. Уж знаем, как вы с тем бритишем расправились.

— Я и не подумал. Если есть желание у тебя или ребят здесь заниматься, то в свободное время прошу — двери зала всегда открыты, — сказал я, решая на этом сегодняшние занятия закончить. И добавил: — Денис, ты же в ночь сегодня будешь? Я уйду и вернусь, наверное, ближе к утру. Графине говорить ничего не буду. Но если она меня хватится, то успокойте её. Скажите, мол я предупреждал, что вернусь нескоро.

Стемнело. Звёзд на небе сегодня было мало — большую его часть закрывали тучи, на востоке подсвеченные луной. К подземному залу, где поклонники Морены проводили свой дикий ритуал, я решил пробираться через сток. Да, это несколько сложнее и весьма неприятно, но в основной ход, который начинался в заброшенном поместье барона Железняка, был разветвленным. Родерик ментально показывал мне все его хитросплетения, но я их не слишком запомнил. Рисковать, что я сверну куда-то не туда и выдам себя раньше времени, не хотелось — слишком многое зависело от моего успеха. Возможно даже жизни одного или нескольких человек, назначенных для жертвоприношения.

Проход же через сток был проще: имел лишь три разветвления. В нём сложно было заблудиться, поэтому я сразу направился к знакомой части Шалашей — старому бетонному заводу. Подсвечивая фонариком, нашёл дыру в заборе и пролез туда, где между ржавых металлоконструкций начиналась тропа, через останки железной дороги.

Ветер в эту ночь дул холодный ветер, шелестя молодой листвой в чёрных кустах, принося дым костра — его, наверное, жгли те же бродяги, с которыми я повстречался прошлый раз, когда освобождал Талию. Всё шло к тому, что тучи скоро закроют всё небо и пойдёт дождь.

Едва я достиг железнодорожной насыпи, как впереди шагах в двадцати зачалось желтоватое свечение, быстро разросшееся, обретая форму миндального зерна и жемчужный оттенок. Я понял: сейчас появится Артемида. Я вспоминал о ней днём и особенно много вечером, и вот Великая Охотница передо мной.

— Божественной радости тебе, Прекраснейшая из Бессмертных! — приветствовал я её раньше, чем начало уплотнятся земное тело богини.

— Тебе радости, Астерий! — сияние вокруг неё чуть поблекло. — Ты мне снова льстишь мой любимый хитрец. Если я — Прекраснейшая из Бессмертных, то какое место ты отводишь Афродите?

— В моих словах нет хитрости, они шли от сердца. Разве ты это не почувствовала? Для меня только ты — первая из всех на Небесах, — ответил я, и это было чистой правдой.

— Приятно слышать это, Астерий. Особенно от тебя. Сама не думала, что мы увидимся сегодня. Но пришлось. Я пришла предупредить, — улыбка на лице богини стала бледной. — Лучше бы тебе не ходить сегодня туда, куда ты собрался.

— А что случилось? — я насторожился. В самом деле, Артемида бы не появилась бы в этом неуютном месте просто так.

— Гера… — произнесла богиня, после некоторого молчания и беззвучно подошла ко мне. — Знаю, что Гера отправилась туда. И она знает, что ты будешь там.

На юге, за главным корпусом бетонного завода черное небо рассекла извилистая молния. Скоро раздался раскатистый грохот. Приближалась гроза.

Глава 9 Чудовище из тумана

Снова раздался громовой раскат. В порыве ветра затрепетали ветви соседних кустов, серебристая одежда Охотницы и её волосы.

— Думаешь, не справлюсь? — спросил я, борясь с искушением обнять возлюбленную богиню. — Я должен, моя дорогая. Здесь много причин. Даже не только личные счеты, не месть за Айлин и безопасность моей семьи. Здесь много чего намешано. Те же интересы Геры, интересы враждебной нам империи. И ещё такая, извини, «мелочь», как жизнь людей, которых поклонники Морены, собираются принести в жертву.

— Знаю. Всё это я очень хорошо понимаю, но ты не можешь против этих причин поставить свою жизнь. Она имеет слишком большую цену для этого мира. У меня есть серьёзные опасения, что ты в этот раз можешь не справиться. Иначе я не появилась бы здесь, — Артемида отвернулась, на вспышку ветвистой молнии, высветившей бетонную башню и остатки строительного робота.

— Знаешь, прошло не так много дней, как мы виделись, но успел очень соскучиться по тебе. Почему ты не могла появиться просто так? — я всё-таки не устоял и обнял её. Тело Артемиды по-человечески тёплое и божественно прекрасное, прижалась к моему.

— Ты даже не призывал меня. Ты слишком был занят своими девушками. И у меня тоже было много дел. Сегодня их пришлось оставить, чтобы тебя предостеречь, — она не пыталась отстраниться как это делала прежде.

— Ты ревнуешь к моим девушкам? — я очень хотел услышать её тихое «да».

Охотница молчала. На миг её лицо осветила молния, отразившаяся голубым блеском в глазах.

— Да, — тихо сказала она. — Хотя боги не должны ревновать к смертным — это неправильно. И ты кое-чего не знаешь. Не знаешь, кое-что очень важное, но я это тебе не скажу. Иначе, ты станешь…

— Каким я стану? — мне не терпелось знать.

— Скоро узнаешь, Астерий. Разве тебе мало, что я уже в твоих руках и принимаю это будто обычная земная женщина? Укроти свои желания, — её дыхание щекотало мою щеку.

— Ты решила меня промучить? — я опустил ладони пониже — её божественные ягодицы дразнили, и Охотница, конечно, почувствовала мою рвущуюся к ней твердь.

— Тебе это полезно. В тебе должно быть больше терпения и понимания, что не всё в этом мире доступно так легко и лишь по твоему желанию, — её рука погладила мою спину, поднялась выше и взъерошила волосы. — Не ходи сегодня туда, и я тебя награжу.

— Я не могу, моя возлюбленная богиня, — я поцеловал её в губы. Сначала коротко, будто пробуя их вкус. Потом очень долго, прижимая богиню к себе. Артемида не сопротивлялась. Она сама отвечала с желанием на мое стремление, и по телу разлилась такая сладость, что закружилась голова и, казалось, сейчас подогнуться колени.

— Пожалуйста, пойми. Я решил разобраться с ними сегодня. И даже дело не в этом. Можно этот вопрос перенести на другую пятницу, но дело как раз в Гере, — попытался пояснить я Охотнице. — Она бросает мне вызов, и если я сейчас отступлю, то мне придётся потом пятиться перед ней снова и снова, в конце концов она загонит меня в угол. Я знаю, что перед Герой можно и нужно быть учтивым, но нельзя проявлять слабость.

— Возможно ты прав. Но я очень боюсь за тебя. Может, стоит сегодня отступить и выбрать более подходящую ночь? Сегодня и звезды не благоволят тебе. Подумай, Астерий, — она сама поцеловала меня.

— Я справлюсь, — сказал я и мысленно добавил: «По крайней мере очень постараюсь».

— Тебе даже не интересно, чем я хотела тебя наградить? — Артемида тихонько освободилась от моих рук.

— Очень интересно, но ты же не говоришь. Скажи? — моё последнее слово поглотил раскат грома, но богиня услышала его ментально.

— Хотела пригласить тебя завтра вечером на ужин, — сказала она, и в этом голосе послышалась лёгкая тень обиды.

— Ты можешь пригласить не в награду, а просто так или потому, что я хочу тебя видеть? — спросил я.

— Хорошо, мой дорогой Астерий. Я утром сообщу тебе. Сейчас главное, чтобы удача этой ночью была на твоей стороне. Я сделаю всё, что в моих силах, но мы не на Делосе и моих сил здесь не так много. Если ты решил идти, то иди, — Артемида прижалась ко мне, жарко поцеловала и отступила. — Я позову на помощь маму и Гермеса. Может быть еще кого-то, кого успею.

— Спасибо тебе! — успел произнести я, видя, что земное тело богини начинает бледнеть.

— Знай, там, возможно, будет Арахна! — предупредила Охотница и исчезла с очередной вспышкой молнии.

— Арахна… — повторил я имя великой паучицы.

Как же забавно вышло. Готовя магические шаблоны, способные воздействовать на богов и как-то обуздать Геру, я извлёк один из самых старых, названный мной «Ликоса». Ликоса — это латинское название паука-тарантула. Эта магия в меру агрессивная, но всё же её вполне можно счесть боевой. Не кинетикой же мне лупить Геру, если придётся — всё-таки женщина. Вот и получалось, что Величайшая собирается мне доставить неприятности с помощью Арахны, а я как бы держу в заготовке свой «паучий» ответ, и очень надеюсь, что до этих неприятных крайностей не дойдёт. Хотя как знать: не просто так забеспокоилась Артемида. Возможно, она знает, что-то такое, что слишком снижает мои шансы на успех? Но почему тогда не сказала всего? Не сказала, наверное, потому что боги не всегда мыслят как люди: они могут видеть и понимать обобщенную суть происходящего или грядущего, но не видеть деталей.

Я не верил, что Гера может вступить в открытое противоборство со мной. Такое вряд ли возможно. Ведь в кругу Небесных подобное считается слабостью и очень скверным тоном. Всё равно как если бы я начал скандалить и драться с мальчишкой лет десяти. Однако это не помешало Аполлону тягаться со мной силой и полыхать гневом. Сам Зевс осудил бы его, если бы в тот день видел бесславные потуги своего сына. Скорее всего, Гера попытается влиять на обстоятельства, что есть для неё более привычное ремесло. И кого-то привлечёт на свою сторону из нижних божеств, для которых схватка с людьми в порядке вещей. Архана — вполне ожидаемый выбор, тем более после ссоры Геры с Афиной шестилапая ткачиха давно на стороне жены Перуна.

Я не стал подходить к костру, тому самому, у которого у меня случилось столкновение с одним из «Стальных Волков». Сегодня там что-то грели на ужин четыре бродяги. Они не видели меня, бесшумно прошедшего от них двух десятках шагов.

Когда упали первые капли дождя, я добрался до пепелища, оставшегося от заброшенных построек, где разыгралась основная часть драмы с баронессой Евстафьевой. Самое скверное, что там стоял мерзкий трупный запах. Значит, никто не позаботился, убрать трупы приятелей Лешего. Вот такая цена истинной дружбы в этой стае. И я был особо удивлен, что обезглавленное тело Родерика тоже лежало здесь, между чёрных остовов двух домов. Правда, оно оказалось совсем в другой позе — местные бродяги не упустили случая поживиться, проверить карманы мёртвого мага. А ещё у Родерика, насколько я помню, на груди висел амулет или какая-то иная имеющая высокую силу вещица. Кому-то из бродяг повезёт, если он сможет понять её истинную ценность.

Я пошёл дальше, воскрешая в памяти тот путь, который показал мне Родерик в виде ментальных образов. Вход в систему подземных стоков находился где-то рядом с тем местом, из которого меня вызволил граф Сухров и называемому «канальей». Здесь уже мне не следовало подсвечивать фонариком — здесь вполне могли оказаться люди Лешего. Однако стояла жуткая темень, иногда разрываемая всполохами молний, и без фонарика или «Светляка» я бы не нашел дорогу. Тем более капли дождя падали всё чаще, урожая скоро превратиться в ливень, а блуждать промокшим в темноте, по раскисшей земле не входило в мои планы.

Я выключил фонарь и отошел под осину, которая, трепеща в порывах ветра, могла хоть немного прикрыть от дождя, пока тот не превратился в ливень. Сейчас мне важно было просканировать окружающую местность, нет ли здесь кого-то из «волков» и каких-то ещё неприятных сюрпризов. Ловя лицом холодные капли дождя, я прикрыл глаза и сместил большую часть внимания на тонкий план. Расширил сферу восприятия на сколько смог. Людей в доступном мне радиусе не было, имелись мелкие астральные сущности и пара ленивых орангов, и всё…

Или не всё? Мне не нравилась та часть моей сферы восприятия, которая была ближе к «каналье». Там что-то было не так, словно в том месте проступала какая-то дымка. Причём она была лишь на астральном плане. С подобным явлением я прежде не сталкивался. Астрал слишком разнообразен и текуч, он как меняющие форму облака, и не всегда можно понять, что означает то или иное явление в нём.

Чтобы освещать путь дальше, я решил использовать вместо фонарика «светляка». Да, его видно с гораздо большего расстояния — он скорее выдаст меня, если здесь где-то скрываются наблюдатели поклонников Морены. Но, в отличие от фонарика, «светляк» не указывает точно на мага, который его сотворил: плывет невысоко в воздухе светящийся шарик, и тот, кто понимает, догадается, что где-то рядом есть маг. Только это «рядом» — понятие достаточно растяжимое.

Дождь полил уже не шуточный, мои джаны начали промокать. Быстро сформировав между ладоней комочек из астральной энергии, я наделил его крошечным ментальным телом, достаточным для выполнения простейших команд. Отпустил, позволяя всплыть метра на два выше меня и отклониться вперед вправо. Теперь «светляк» будет держать примерно ту же позицию относительно меня куда бы я ни пошел.

Молния рассекла небо где-то я южной границе Шалашей, громовой раскат был такой силы, что казалось по телу пошла вибрация. И требовалось поторопиться. Чуть согнувшись под струями ливня, я пошёл в сторону «канальи» — до неё оставалось не более трехсот метров. Где-то там в полуразрушенной кирпичной постройке скрывался спуск вниз, в систему подземных стоков.

Очень скоро я добрался до той черты, за которую моё восприятие не дотянулось, чтобы провести сканирование. И здесь могло быть опасно, потому что сама «каналья» от меня располагалась шагах в двухстах справа. Дальше за ней, виднелся заброшенный дом в окнах которого мерцал свет очага или разведённого прямо на полу костра. Скорее всего там приютились бродяги, но мог быть кто-то из людей виконта Турчина. Останавливаться и снова выходить вниманием на тонкий план под струями холодного ливня не хотелось. На всякий случай я активировал «Лепестки Виолы» и пошёл быстрее к останкам краснокирпичного здания, оскользаясь на раскисшей глине, спотыкаясь на камнях.

Железная дверь, повисшая на одной петле, была приоткрыта. Я уже предвкушал, какой будет скрип, когда я потяну за покрытую слоями старой краски ручку. Я потянул, одновременно пуская «светляка» внутрь строения и на всякий случай раскрывая магический щит. Выждал с минуту, прислушиваясь, оглядывая длинное помещение с обвалившимся в двух местах потолком и лестницу, круто сходившую вниз.

Вошёл. Свод, хоть и протекавший, мигом отрезал от меня ночной ливень. Хотя порывы холодного ветра били в спину, пока я стоял возле дверного проёма. Мерный шелест дождевых струй разорвал громовой раскат.

Я перенаправил «светляка» вниз и сам начал спускаться, не убирая щит, хотя в этом узком проходе он слишком мешал и делал меня неповоротливым. Спустившись в рукав канализации, я пустил светящийся шарик метров на пятнадцать вперёд и включил фонарь осветив древние кирпичные стены. Из приятного: здесь не было той вони, которая обычно удушает в подобных местах. Не было потому, что эта часть подземных стоков давно не использовалась по назначению. Но запах всё равно стоял мерзкий: запах сырости, гнили и крыс, ещё чего-то скверного.

Времени у меня имелось ещё предостаточно, ведь со слов Родерика ритуал поклонники Морены начинали проводить не раньше одиннадцати, чтобы успеть совершить само жертвоприношение ровно в полночь. Поскольку запас времени был, я решил найти более удобное место: сделать там остановку минут на пятнадцать, развести огонь, чтобы согреться и немного обсохнуть.

Прежде чем отправиться на поиски подходящего места, я перенёс внимание на тонкий план. Создал сферу восприятия, и начал расширять её, определяя подстерегающие здесь опасности. Что на физическом плане, что в астрале подземелье было пустым на ближайшие метров 50–70, если не считать мелких сущностей и крыс. Последние, почувствовав моё присутствие, побежали вниз по стоку. Но у самого края сферы восприятия я снова натолкнулся на странную аномалию — нечто, похожее на этакий астральный туман. Он начинался примерно там, где рукав канализации расширялся, образуя карман. Это место как раз соединялось с уже известной мне «канальей».

Я направился туда, медленно бредя по правому краю желоба — его с шумом начала заполнять вода, стекавшая сюда из-за ливня. «Светляк» мой исчерпал ресурс и требовалось сделать новый, но я пока решил обойтись фонариком, хотя его слабого света не хватало. Пройдя ещё шагов сто, я добрался до того самого кармана. Луч тусклого света выхватил из темноты мокрые стены из красного кирпича не нескольких забившихся в угол крыс.

Не люблю крыс. Точнее, ненавижу. Нет, я не боюсь их, и при необходимости мог бы даже изловчиться и поймать одну из них. Но эти существа с голыми мерзкими хвостами, глазками, крошечными, блестящими холодной злобой, у меня вызывают чувство омерзения. Впрочем, как и некоторые люди, ведущие грязную жизнь с крысиными повадками. Затаившихся зверьков я бы мог размазать ударом кинетики, но именно в этом относительно удобном месте я планировал сделать остановку, и мне не хотелось портить его окровавленными трупами грызунов. Поэтому, прикрывая ноги магическим щитом от возможной крысиной атаки, я создал «Огненный Лотос» — небольшой, менее полуметра в том самом углу. Гадкие существа с визгом бросились врассыпную. Та дрянь, что была рыжей, в суматохе угодила в огонь, но всё же смогла убежать, оставляя вонь горелой шерсти.

Вот и всё. Можно передохнуть немного, покурить, а главное обсохнуть. Я распустил ещё один «Огненный Лотос», подумав, что сейчас действую слишком расточительно. Учитывая опасения Артемиды и возможное появление здесь Арахны в содружестве с Герой, магических сил мне может потребоваться много, очень много. А «Огненный Лотос» — штука довольно прожорливая, если поддерживать его долго, почти такая же как «Лепестки Виолы», если их делать предельно плотными. Но блуждать по подземелью мокрым, продрогшим — тоже не очень приятная затея. Искать сухое дерево для обычного костра — затея ещё хуже. Главное, у меня имелся приличный запас времени, и я рассчитывал восстановить силы перед заключительным актом сегодняшних приключений, который должен состояться в ритуальном зале поклонников Морены.

Я достал «Никольские» — во внутреннем кармане кожанки они не промокли, но были сыроваты. Прикурил, размышляя какие неприятности мне может приготовить здесь Гера. И почему она решила дать мне бой именно сегодня и здесь? Впрочем, последние два вопроса имеют очевидные ответы: сегодня и здесь ей удобно, потому что это место вдали от лишнего людского внимания. Здесь в тайне Гера может сыграть так, как ей будет удобно. При этом вполне может нарушить небесные правила — об этом вряд ли кто узнает. Потом, для Величайшей жизни кого-то из остатков «Стальных Волков» могут быть очень важны. Например, того же Лешего. И Джеймса Лаберта. Будет ли он здесь? В этом месте вряд ли. Хотя, кто знает.

Что касается Арахны… В прошлом я никогда не сталкивался с ней, но знаю несколько историй. Две из них — людей, выживших после встречи с беспощадной паучицей. Наслаждаясь вкусом табачного дыма, я вспомнил рассказ моего приятеля Актеона. Он был хорошим магом, исповедующим лунную ветвь герметической школы, но его магия оказалась бесполезна против внезапной атаки паучицы. Паутина вмиг связала его, въелась в тело, и силы покидали Актеона с каждым ударом сердца. Он выжил лишь благодаря хитрости: вышел из физического тела, и когда паучица решила, что маг мертв и оставила его, Актеон вернулся в тело, а потом около суток с большими трудами освобождал себя от паутины, почти сросшейся с его кожей. Такова мрачная история мага из Александрии, случившаяся в одной из древних гробниц. Однако, я — Астерий, и моя история без сомнений станет другой. Не хочу похваляться, но за тысячи лет опыта в разных мирах, я не могу оказаться слабее Арханы.

Докурив, я выждал еще минут пятнадцать, чтобы немного обсохнуть. Затем перенес внимание на тонкий план, расширил сферу восприятия на сколько смог. Впереди виделись только крысы, несколько астральных сущностей, не несущих угрозы. И снова этот странный туман. Я пытался обнаружить присутствие Геры, но пока её следов не было. Не было и Арханы. Или она очень умело пряталась.

Сделав «светляка», я пустил его вперед и двинулся вдоль стока, наполнившегося ливневой водой. Впереди показался свет. Причём этот свет исходил не от моего «светляка», а от чего-то другого. Я насторожился, старясь двигаться ещё тише. Активировал в левую руку «Лепестки Виолы», и ненадолго перенёс внимание на тонкий план. В обозримом пространстве вроде пусто, если не считать крыс и странного астрального тумана. Вот он меня больше всего и беспокоил. Ещё через десяток шагов, я понял, откуда исходил свет: там, где проход разделялся на два рукава, висел работающий туэрлиновый светильник. И ещё я понял, что там, в астральном тумане кто-то всё-таки есть.

Свет вспыхнул за моей спиной. Я мгновенно повернулся, активируя щит, и увидел, как из красноватого свечения проступает фигура Геры. Хитрая богиня переиграла меня. Хотя, здесь мало моей вины. Никто из смертных не может отследить перемещение богов, когда они в непроявленном теле.

Величайшая рассмеялась, оглядывая меня, а я тут же почувствовал близкую угрозу сзади. Повернулся, и грязно-серые нити паутины опутали меня, прилипая к лицу, проникая под одежду. Передо мной была Арахна.

— Съешь его, наша красавица. Он должен быть вкусным, — рассмеялась жена Перуна, подходя ко мне и сияя от удовольствия.

Глава 10 Сердце на вкус и на ощупь

Самое глупое в моём положении было бы дёргаться, пытаясь вырваться из чёртовой паутины. В её прочности я не сомневался, и силы моих мышц даже при самом невероятном напряжении не хватит, чтобы разорвать липкие жгуты. А ведь прав был Актеон: они в самом деле будто проникают под кожу и каждое движение становится особо неприятным.

— Вот и всё, глупый Астерий. Неужели ты думал, что со мной можно не считаться? — Гера подошла поближе, в её темных глазах удивительным образом сочетались насмешка и злость. — Ведь я даже просила тебя! И ты мог всего лишь сделать мне маленький шаг навстречу и за это очень многое получить. Получить моё особое расположение. Уж поверь, оно стоит гораздо больше, чем сомнительная дружба с Артемидой. Теперь ты умрёшь очень неприятной смертью. Умрёшь в долгих мучениях. Перед самой твоей смертью, когда в тебе не останется ни капли сил, я приду посмотреть в твои глаза. Не скрою, мне тебя жалко, и я бы очень хотела, чтобы ты остался жив. Но из-за твоего упрямства, я не могу оставить тебя на этом свете. Архана, — она повернулась к огромной мохнатой паучихе, — не спеши с ним. Выпей из него все силы не ранее чем до полуночи. Но только не убей его раньше, чем я вернусь.

— Величайшая, ты забыла, что я бессмертен? — я шевельнул пальцами рук, крепко прижатых к телу толстыми жгутами паутины. — Наверное, ты ставишь непосильную задачу даже для богов.

Первой пришла мысль попробовать использовать огонь, и пережечь путы, как я сделал это прошлый раз, находясь в «каналье», как раз рядом с этим местом.

— Я позабочусь, чтобы даже душа твоя подверглась мучениям, — Гера злобно глянула на меня, сделала несколько шагов и добавила мягче: — Но я могу быть милостивой. Даю тебе последний шанс: если захочешь выжить, то помолись мне. Помолись страстно. Покайся. И приду, чтобы тебя спасти, — богиня отвернулась и пошла в сторону освещённого прохода, постепенно бледнея, пока не растворилась в тёмном воздухе.

Вот её последняя угроза была совсем пустой. Уж я-то понимал, что она ничего не может сделать моей душе, над которой не властны даже более могучие вселенские силы. Но душа душой, а моё нынешнее тело оказалось в положении крайне неприятном. Мне были важны руки, потому как именно с их помощью я управлял подавляющей частью магических воздействий. Тем более боевых. Огромный мохнатый паук подполз ко мне, потирая передними лапками и издавая неприятные звуки. Неожиданно тело этой твари вздрогнуло и начало изменяться, расти вверх, одновременно уменьшаясь в объёме. Это шестилапое чудовище на моих глазах превращалось в молодую женщину. Первой наиболее ясно появились руки, с длинными, похожими на когти пальцами, потом ноги и тело. Тело, как ни странно, в одежде, похожей на кожаную со вставками металлической сетки. Хотя одежда эта прикрывала лишь незначительную часть её тела. Последней появилась голова. Голова женщины с растрепанными рыжеватыми волосами и весьма красивым лицом.

— Вот значит ты какой, Астерий, — её глаза казались чуть пьяными, губы насмешливо улыбались. — А ты мне нравишься. Если бы не Гера, я бы вкушала тебя ещё медленнее, ведь до полуночи не так много. Я даже не успею насладиться. Эти небесные боги ничего не понимают в еде. Они не понимают, что такое ужинать действительно долго.

— Легенды не врут: ты действительно красива, — отозвался я, одновременно думая, что пережечь паутину не получится. Даже если липкие волокна поддадутся огню, то Арахна вряд ли будет спокойно стоять и наблюдать, как я пытаюсь освободить руки от пут.

— Ты тоже неплох. Какое обаятельное лицо, — длинным загнутым когтем, наверное, выполняющим роль жала, она коснулась моего подбородка. — Астерий, а ты бы хотел бы стать моим любовником на одну ночь? Вижу, что да. Всё вижу в твоих глазах. И странно, что в них пока ещё нет страха. Но он обязательно будет, когда ты почувствуешь смерть.

— Стать любовником… Дорогая, можно этот вариант рассмотреть как-то подробнее? Твой новый облик, который без шести лап, уже тронул моё сердце, — вкрадчиво проговорил я.

Мне требовалось выиграть время. Время, чтобы придумать, что я могу предпринять в этой на редкость скверной ситуации. Снова вспомнилась история Актеона, и я попытался понять, что полезного в данный момент можно извлечь из нее. Притвориться мёртвым, для верности выйдя из тела? Нет, это бессмысленно. В моём случае точно ничем не поможет.

— Твоё сердце — оно, наверное, самое вкусное в тебе. Я его съем в самом конце — пусть оно бьётся и чувствует мою любовь, даже тогда, когда тебя самого почти ничего не останется. Ты мне всё больше нравишься, Астерий. Ты такой забавный, такой наивный. Теперь я понимаю, почему к тебе так небезразлична Артемида. Скажу по секрету, сама Гера хотела получить тебя, я так думаю, не просто так, — прошипела она, подойдя ко мне вплотную и прижавшись грудью, которая едва помещалась в тесной одежде. — А ещё я слышала, как шептались о тебе Афина с Афродитой. Хотя, может быть, я шучу, — последние слова она прошипела мне на ухо и лизнула меня в мочку.

— Боги, как ты меня возбуждаешь! Во мне кровь закипает и член вот-вот порвёт паутину! И твой язычок!.. Не хочешь поиграть им там, пониже… — я нетерпеливо шевельнулся. Если честно, рыжая чертовка меня в самом деле возбудила, даже ненадолго отодвинув беспокойные мысли о поисках способа вырваться из паутины.

Самое смешное, что у меня имелся свежесозданный шаблон — «Ликоса», и я мог бы сделать с рыжей паучицей то же самое, что она со мной. Без поедания, конечно. И было бы очень весело Гере, вернувшись ближе к полуночи, видеть свою подругу саму пойманной в паутину. Однако мои руки были неподвижны, и я пока ничего не мог противопоставить великой ткачихе. Хотя…

Я ещё раз зацепился за историю Актеона. В ней имелась какая-то важная мысль, которая всё время ускользала. Очень сложно думать продуктивно, когда кто-то рассуждает о твоей смерти и эта смерть как никогда реальна. Вдобавок передо мной полураздетая красотка: её речи и действия тоже весьма отвлекают внимание.

— Ты не только смелый, но безрассудно похотливый. Так сильно хочешь, чтобы я тебя попробовала на вкус? Я попробую, — Арахна царапнула мой подбородок, потом шею, рассекая кожу. Поднесла коготь к своим губам и слизнула с него каплю крови — моей крови.

А затем, неуловимо быстрым движением вонзила этот коготь мне ниже ключицы. Вонзила очень глубоко. Я почувствовал холод, пронзивший почти до позвоночника. Почувствовал, как мои силы капля за каплей покидают меня. Это напоминало эффект вилпры, только куда более болезненный.

Я закрыл глаза. Усилием воли отогнал боль и все посторонние мысли. Требовалось скорее понять, что за неуловимая идея привлекала меня в рассказе Актеона. Она как-то была связана с выходом из тела. Но это не совсем то, что мне нужно. Наконец понял: у меня в голове вертелась идея магической атаки из астрального плана. Да! И для этого мне вовсе не нужно целиком выходить из физического тела, достаточно воспользоваться «Хаурх Дарос» — «Хваткой Смерти», той самой, с помощью которой я раздавил сердце мерзавца, ударившего ножом Айлин. При использовании «Хаурх Дарос» прежде я всегда помогал направлять воздействие физическими руками: проекция руки на тонком плане повторяла мои движения рукой физической, но это было необязательным условием. Ведь ещё в моей лемурийской жизни мастер Куэдол заставлял нас практиковать это без помощи рук. Этот навык позабылся, но не покинул меня. Я могу управлять проекцией руки, при этом не направлять физическую руку в сторону объекта или субъекта воздействия. И, пожалуй, в данном случае я смогу использовать не только кинетику.

Я застонал вовсе не от боли, а от великолепия полезной мысли.

— Нравится? — прошипела Арахна, лукаво поглядывая на меня.

— Ты чудесна. Вытащи эту штуку, — я покосился на её руку, коготь которой был воткнут мне в грудь, и я чувствовал, как кровь из раны липкой струйкой стекает по моей груди и животу. — Вытащи, дорогая. Хочешь, я в благодарность тебе воткну свою штуку. Клянусь, не пожалеешь.

— Какой же ты шутник! А побледнел как? От удовольствия? — она шевельнула во мне когтем.

Больно. Можно даже заорать. Хотя я сейчас почти вынес боль из сферы внимания, всё равно она давала о себе знать так, что потемнело в глазах. Но теперь был мой ход. Сначала я решил не рисковать и использовать самое простое и проверенное — кинетику.

Я занёс проекцию правой руки за себя, погружая её в стену — физический мир не мог ограничивать ее движения. Затем резко выбросил её в сторону паучицы, раскрывая ладонь. Убивать её я не хотел и не мог — она бессмертна, потому что живёт в теле низшего бога. Однако удар вышел сильный и довольно акцентированный. Арахну отнесло метра на три и так и впечатало в основание кирпичной кладки. Паучица, свернулась, шипя, хватаясь за живот и глядя на меня яростно блестящими глазами, обезумевшими то ли от неожиданности, то ли от боли.

— Как тебе, дорогая? Чего так корёжишься? От удовольствия? — я понимал, что она очень быстро придёт в чувства, и чтобы общаться с божественной ткачихой на равных, мне необходимо привести её в то состояние, в котором я сам находился.

Решение напрашивалось само собой: «Ликоса». В прошлых жизнях я очень редко использовал эту магию, потому как в противостоянии с людьми у меня имелись более простые решения. Поэтому, старался быть сейчас предельно собранным и не торопился. Направил магический поток в проекцию правой руки, формируя энергетическое тело нужных мне свойств и выпустил его, целясь в паучицу. В воздухе появился белый комок, размером с крупный снежок, уже на подлёте к Арахне он разросся, развернулся, превращаясь в множество трепещущих нитей. И со шлепком облепил паучицу. На её теле белые нити начали утолщаться, ветвиться, оплетая вздрагивающее тело с ног до головы.

— Как ты? — полюбопытствовал я, хотя мне было не до шуток, давала о себе знать рана, и за это время ткачиха заметно подточила мои силы.

Арахна отозвалась стервозным шипением, попыткой вывернуться из пока ещё не окрепшего кокона.

— Давай теперь сыграем в игру, кто быстрее освободится? — проекцией руки, я создал крошечный огонёк и поднёс его к жгутам серебристо-серой паутины. Поплыл неприятный запах, похожий на ту вонь, с которой горела шерсть на крысе. Но эта вонь — самое ничтожное испытание, которое мне пришлось пережить за последний час. Главное, что паутина поддавалась, плавилась, даже кое-как горела. В местах, где её тронуло огнём, становилась хрупкой и лопалась.

Арахна тем временем шипела, изо всех сил старясь порвать путы, и не понимая, что от её стараний «Ликоса» не только всё сильнее сковывает движения, но и забирает божественную силу. Скоро паучица затихнет и останется лежать у края стока как минимум до утра, пока магическая паутина не распадётся сама собой. Хотя есть ещё Гера. Величайшая придёт к полуночи, до которой оставалось немногим больше часа и, возможно, придумает как вызволить свою подругу.

Наконец я освободился от остатков паутины. На руках и груди, в той части, которая не была прикрыта одеждой остались красные полосы, словно следы ожогов. Жутко ныла рана. Ныла и стреляла холодом куда-то в глубину, к позвоночнику, казалось доставала до сердца. Самое разумное для меня, это выделить хотя бы полчаса и постараться подлечить себя, заодно восстановить магические силы. Только времени на это оставалось маловато и выводить внимание на тонкий план под боком обездвиженной, но всё же опасной Арахны, не следовало. Я решил продолжить путь, дойти до следующей развилки и уже там сделать полезную остановку.

— Отпусти меня, дрянь! Подлый Астерий, отпусти! — прошипела паучица, слабо дёргая всем телом. — Эта паутина убивает меня.

— Что же ты так не мило со мной? — возмутился я, наклонившись над ней. — Хотела меня убить и теперь просишь пощадить?

Она ответила шипением и ледяным блеском в глазах.

— Могу легко прервать твои страдания. Например, так, — я снова активировал «Хватку Смерти».

Невидимая рука проникла в тело Арханы и тихонько сжала её сердце. В глазах паучицы заметался ужас.

— Что ты там говорила насчёт моего сердца? Сможешь повторить это, когда твоё сердце в моей руке? — я слегка сжал пальцы.

Рыженькая чертовка судорожно дёрнулась, из её глаз потекли слезы.

— Астерий!.. — слабея произнесла она. — Пожалуйста, отпусти…

Архана должна была понимать, что я не могу её убить. Даже если бы я вырвал её сердце из груди, она бы познала лишь недолгую смерть, потом её тело снова бы восстановилось — таково свойство богов, даже низших. Но её память, та память, когда она была ещё обычной женщиной, смевшей бросить вызов самой Афине, наполняло её ужасом, при мыслях о страданиях и смерти, затмившим разум. Я не стал её мучить дальше — отпустил. Но отпустил только еёсердце. А в коконе из паутины ей полезно полежать подольше.

Двигаясь вниз по стоку, я дважды останавливался, перенося внимание на тонкий план, сканируя доступную сферу пространства. Пока путь вперед не угрожал никакими заметными неприятностями. Один раз в поле внимания попала вилпра — не Эршага Нуи, а какая-то незнакомая, но, к сожалению, она была далеко и быстро ушла. Я в тот момент подумал, что мне всё же стоило обзавестись своей полноценной астральной сущностью, способной выполнять роль разведчицы. Вся проблема упиралась в недостаток времени: чтобы найти таковую, нужно просидеть в напряженном внимании не один час и может даже не один день. Пока я не мог себе позволить такой роскоши. Можно, конечно, создавать в астрале своих существ, но жизнь их коротка, а возможности ограничены слабым ментальным телом, как следствие низкой разумностью. И надо признать, я не очень силен в астральной магии и магии энергетических тел. Да, эти дисциплины я знаю хорошо, не хуже любого магистра в данном мире, но до совершенства мне ещё далеко. Увы, вот так — даже за мои тысячи лет опыта. Магия так обширна и разнообразна, что оттачивать искусство владения ею можно сотни тысячелетий. И в каждом мире имеются свои особенности.

Размышляя об этом, я добрался до удобного месте, где собирался сделать очередную остановку. Место это походило на тот карман в рукаве хода, где я останавливался первый раз. С той лишь разницей, что здесь горел туэрлиновый светильник и мне не потребовалось тратиться на «светляка». Крысы здесь тоже имелись в достатке. Ещё больше, чем в первом кармане. Но я легко изгнал их. Затем присел на корточки и занялся собой, активируя исцеление и восстанавливая магические силы. Я оставил лишь незначительную часть внимания, чтобы успеть среагировать, если кто-то появится в обозначенном мной радиусе и погрузился в себя, мысленным взором путешествуя по телу, давая необходимые установки. Открывая шире чакры, я пропускал через себя эрминговые потоки, резонируя с необходимой мне энергией. За тридцать минут силы полностью не восстановить, но можно их основательно пополнить.

К тому времени, когда я открыл глаза, самочувствие стало несравнимо лучше. Главное, больше не чувствовалось того мучительного холода, вошедшего в меня вместе с когтем Арханы словно ледяной клинок. Помимо физического тела, она пробила мои энергетические тела, но сейчас эта серьезная неприятность была исправлена. Захотелось посидеть ещё немного на корточках, просто расслабившись, ничего не делая, ни о чём не думая, скурить сигарету. Я глянул на часы и решил отказаться от такой блажи — неизвестно, как быстро я найду вход в ритуальный зал и насколько я там застряну с подготовкой собственного появления на их «празднике». Очень вероятно, что там будет Гера, иначе чего бы она ориентировала Арахну на полночь.

Я встал и неторопливо пошёл по проходу. Без приключений приблизился к последней развилке. Она уже виднелась впереди за аркой. Уклон вниз там становился круче и слышался шум срывающейся вниз воды. По левому краю кирпичная стена сменилась кладкой из грубого камня, явно более древней, чем система канализационных стоков. Там же местами ещё виднелось проржавевшее до основания ограждение и какие-то знаки, нацарапанные на каменных блоках. Всё это мало напоминало Москву, а походило на другие миры, застрявшие в глубокой древности и гораздо более полные магией, чем тот мир, в котором я назывался графом Елецким.

Я прошёл ещё метров сто и обнаружил то место, которое мне показывал Родерик. Нет, это был не сам ритуальный зал, но поворот, выводящий прямо к нему. Здесь мне следовало быть внимательнее. Я активировал в левую руку «Лепестки Виолы» и шагнул в тёмный проход, включил фонарик. Да, луч слабого света мог выдать меня, но передвигаться в темноте я не мог. К сожалению, я до сир пор так и не восстановил свой старый шаблон ночного зрения. Пройдя по узкому, извилистому ходу около сотни шагов, я услышал голоса. Множество негромких голосов, сливавшихся в гомон.

Здесь фонарик пришлось выключить. Я понял, что за следующим поворотом мне откроется ритуальный зал. Отблеск горящих в нём огней уже отражался в конце коридора.

* * *

Кому интересно выложил пост с артами Арханы на Бусти https://boosty.to/e. moury/posts/ef3efef4–4733−4b9b-8bb3–5031e61e0619?share=post_link — девочка интересная, даже захотелось сказать в ней больше в книге

И еще Архана несколько пошлый вариант: https://boosty.to/e. moury/posts/abf5150e-36e8−43b8-b213-a318f952d558?share=post_link

Глава 11 Гнев Громовержца

Здесь я остановился, прислонился спиной к холодному камню и перенёс внимание на тонкий план. Постепенно, чтобы не упустить явной угрозы, расширил сферу внимания. Её вполне хватило, чтобы охватить весь зал, даже часть прохода, выходящего в подвал поместья Железняка. В первую очередь требовалось определить присутствие Геры. Здесь чувствовался её свежий след, но самой Величайшей не было. Только это не давало совершенной гарантии, что богини здесь нет на самом деле. Того астрального тумана, с которым я познакомился на подступах к «каналье», здесь также не наблюдалось. Не знаю, какова была его природа. Скорее всего, этим туманом прикрывала себя Архана. Или Гера насылала его, чтобы скрыть от меня паучицу. Только тогда непонятно, почему эта субстанция находилась на поверхности земли возле «канальи». Морены здесь так же не было, хотя это пространство хранило её прежнее присутствие. Насколько я знал, богиня смерти редко вмешивалась в дела живых, и последнее тысячелетие её культ потерял силу.

В следующий миг меня кое-что насторожило. Я обнаружил следы ещё одного бога. Они были едва заметны, поэтому я не мог определить, кому именно они принадлежали. Ясно одно — этот бог мужчина, он появлялся здесь недавно, не позднее сегодняшнего вечера. Это был дурной знак. Неужели, Гера, готовясь к встрече со мной, заручилась ещё чьей-то поддержкой помимо Арханы? Всё настолько серьезно? И кто этот бог? Посейдон, ненавидящий меня за Полифема уже многие тысячи лет? Но великий держатель вод не любит удаляться слишком далеко от морей. Ответа пока не было. Могу лишь определить с высокой вероятностью, что здесь не так давно, присутствовал кто-то из олимпийцев. И хорошо, если бы от оказался Гермесом, дружным с Артемидой.

Гул голосов из ритуального зала стал громче. Осторожно, стараясь не издавать звуков, я сделал несколько шагов, вошёл в зал, занимая место в густой тени за колонной, так чтобы видеть происходящее не только через восприятие тонкого плана, но и глазами.

Скоро я понял, причину возникшего оживления: в зал вошёл сам виконт Турчин, одетый в тёмно-серую рясу с тёмно-бронзовым медальном на толстой цепи. Я не сразу узнал его лицо, отчасти прикрытое капюшоном. За ним ввели назначенных для жертвоприношения. Их оказалось двое: девушка и парень лет восемнадцати — двадцати. Вероятно, поклонники Морены проводили парное жертвоприношение: два алтаря из чёрного камня находились в центре зала у подножья статуи богини смерти. Двое несчастных, жизнь которых должна скоро оборваться, явно были чем-то опоены, но всё равно осознавали происходящее, слабо пытались сопротивляться. Чуть позже я догадался, что они были парой или даже семьёй: в момент, когда один из «Стальных Волков» грубо подтолкнул парня к алтарю, девушка что-то крикнула и потянула к нему руки. Она, раздетая по пояс, в тёмном зале казалась совсем жалкой. На её худеньком теле темнели рунические знаки, выведенные синей краской.

Спасение этой пары превращалось в непростую задачу, потому как изначально я рассчитывал расправиться с поклонниками Морены, нанося не точечные удары, а сразу работая по всей площади зала. Сделать это стремительно, мощно без всякой пощады. Из этих мерзавцев я никого не собирался оставлять в живых. Да, если будет такая возможность, я бы оставил Лешего и Варгу на финал, чтобы посмотреть напоследок им в глаза, и может выведать что-то полезное о Лаберте. Но я не стал бы прилагать для этого особых усилий, потому как это «посмотреть в глаза» — не более, чем глупое ребячество, способ лишний раз доказать собственное превосходство. «Посмотреть в глаза» очень хотел бы граф Елецкий, но мне, как Астерию, не нужно никому ничего доказывать.

Теперь же, обстоятельства менялись: чтобы спасти двух приговоренных к смерти, мне придётся не слишком размашисто работать ударной магией. Придётся действовать более избирательно. Это намного сложнее и опаснее для меня самого, потому как в зале также могут быть маги, и остробои, и огнестрельное оружие тоже никто не отменял. Далеко не факт, что «Лепестки Виолы» сдержат всё, прилетевшее в мою сторону.

Какой-то миг я подумывал о том, чтобы полнее выйти на тонкий план и вычислить всех магов в этом зале. Разумнее в первую очередь уничтожить их. Но я отказался от этой мысли: при первой же моей атаке начнется хаос, и я не смогу отследить все выбранные цели. А поклонников Морены здесь более тридцати. Семеро в серых балахонах, наверное, представляли жрецов. Сам Леший большим — размером с блюдце — медальоном со знаком тёмной богини. Группа «Стальных Волков» в кожанках, увешанные цепями — их около десятка, и остальные одетые кто как, с незнакомыми мне лицами — они в основном стояли справа, за дальним рядом колонн. Ах да, ещё Варга он стоял отдельно в тени дальней колонны, а рядом с ним находился ещё кто-то, кого я не мог разглядеть.

Оценив ситуацию, я решил, что сейчас очень были бы полезны помощники. Астральные, разумеется — иных взять просто негде. Вот только как со временем? Глянул на часы — оставалось менее двадцати минут. Скорее всего и того меньше, потому что если брать за точку отсчета полночь, то эта очень скверная точка, когда может появиться Гера и даже не одна. Значит, требовалось закончить здесь всё как можно скорее.

Бесшумно я выскользнул в тёмный проход, котором прошёл сюда. Замер, прижавшись к стене и перенося почти все внимание на тонкий план. Сейчас мне требовалось много астральной энергии, чтобы собрать Акелу и Локи — тех самых, которые помогли с освобождением Талии. Их образы я сохранил, что значительно упрощало задачу. Но всё равно я не мог сделать это так быстро, как госпожа Талия Евклидовна, обладавшая очень сильным артефактом.

Первым через несколько минут моих усилий появился Акела. Я ещё немного поработал с его ментальным телом, давая ему установку после моей команды занять позицию между алтарей и атаковать каждого, кто посмеет приблизится к парню и девушке, приговоренных стать жертвами Морене. Локи — чуть более крупный, свирепый астральный зверь по моему замыслу должен был атаковать группу жрецов в серых балахонах. Я же собирался нанести первый удар по «Стальным Волкам». Закончив с астральными помощниками, приказал им оставаться пока невидимыми в проходе и ждать команды, сам беззвучно вернулся в зал. Там уже началась какая-то очередная часть жуткого ритуала: жрец, стоявший у статуи Морены, выкрикивал заклятия. Другие хором подпевали ему, покачивая человеческими черепами, подвешенными на ржавых цепях.

И в этот момент меня заметили. Кто-то особо зоркий из «Стальных Волков» что-то сказал другим, указывая на меня, не успевшего скрыться в тени колонны. Приятели Лешего всполошились, к ним подскочил Варга.

Больше тянуть с атакой я не мог. Тут же отдал ментальную команду астральным волкам, бросил взгляд на алтари: и одном, и другом уже лежали приготовленные к жертвованию, кажется, парень был в оковах, девушка тоже прихвачена цепью за руки. Это хорошо — не будут мешать моей первой атаке.

У меня было несколько секунд. Магический щит я пока не раскрывал, хотя он был активирован. Правую руку отвёл чуть назад и выбросил её в сторону парней в кожанках. «Ледяная Волна» зазвенела, заиграла в воздухе мелкими кристалликами льда, вмиг докатилась до людей Лешего, сметая их на пол, пронзая лютым холодом каждого, попавшего в её фронт. Дохнуло стужей. Так что меня самого пробрало до костей. Следом я раскрыл «Лепестки Виолы». Как раз вовремя — магический щит остановил дротик остробоя, отбросил в сторону повисшую в воздухе снежную пыль. Выстрел был откуда-то из-за левого ряда колонн. Краем глаза я заметил, как Акела словно серебряная тень перелетел через алтарь и вцепился в глотку человека в чёрной рясе. Звякнул ритуальный кинжал, выпавший из его рук. Локи набросился на ближнего жреца, остальные в ужасе бросились к выходу.

Им нельзя было позволить уйти. Я вмиг заменил «Ледяную Волну» на кинетику, убрал на секунду щит и ударил широко, сбивая с ног бегущих жрецов, ломая кому-то кости, снося троих или четверых сподручных Лешего — тех, кого «Ледяная Волна» зацепила лишь караем. Они было приходя в чувства и пытаясь встать на ноги, теперь успокоились надолго или навсегда.

Сам Леший появился передо мной шагах в десяти. Наверное, не сразу узнал меня, но, когда узнал, лицо его исказилось от ужаса. Я не стал с ним играть — просто пробил его грудь кинетикой насквозь. Вышло чрезмерно — его порвало так, что кровь и внутренности долетели статуи Морены, густо забрызгав мраморные ноги богини и девушку, корчившуюся на алтаре от холода и страха.

С источником главной опасности я немного не угадал. Для меня она исходила вовсе не от «Стальных Волков» — их я снёс почти всех: у кого-то сердце остановилось, пронзённое лютым холодом; кто-то лежал ещё живой, но замёрзший и без сознания; нескольких поломала кинетика. Более серьёзная опасность исходила от нескольких неизвестных мне людей, что стояли за левым рядом колонн. Они будто не слишком интересовались ритуалом и не привлекли сразу моего внимания. Среди них оказалось два мага и как минимум два стрелка. Я успел прикрыться от первых пистолетных пуль «Лепестками Виолы». Оба мага ударили синхронно сгустками огня: один разорвался надо мной, второй с ворчанием принял магический щит. Причём удар был ощутимый — левую руку так и швырнуло, прижимая к моему животу.

«Локи! Туда!» — обозначил я новую цель. — «Акела! Держать место! Сторожить!»

Грянули пистолетные выстрелы. Теперь стрелкú взялись за Локи. И нерасторопные маги снова синхронно повели руками, собирая тело огня, для нового удара. Да, они неплохи в силе удара, но совершенно не умеют работать быстро.

Я свернул щит, одновременно активируя в правую руку «Гнев Небес». Электрическая магия не слишком повредит Локи, но зато она отлично отработает по тем, кто скрывался за колоннами и кого я пока не видел. И в тот же миг я почувствовал присутствие богов. Нескольких! Я точно знал, что здесь Гера.

Вот теперь схватка приобретала неприятный поворот. Я подразумевал такое, тем более после не слишком милого общения с Арахной, но надеялся, что обойдётся без подобных крайностей.

Яркие нити электрических разрядов сорвались с растопыренных пальцев моей руки. Сейчас я бил без акцента на конкретной цели, стараясь захватить всех, кто стоял по ту сторону колонного ряда. Оба мага судорожно затряслись, так и не успев собрать силу для нового удара. Один упал замертво, второй ещё корчился, трясся на полу, разбрасывая снопы искр. Стрелок с пистолетом упал рядом. Что было со вторым я не знал. Но точно знал, что в живых там осталось не меньше, чем трое. До моего слуха донеслось истеричное: «Watch out! Lightning strike!». Вот так — бритиши… Сам Джемс Лаберт? Увы я не знал его в лицо. И это большое упущение.

Справа мелькнула фигура Варги. Не знаю, как выжил этот сучёнок. Локи уже был занят кем-то за рядом колонн. Я видел лишь дёргающийся волчий зад — астральный зверь яростно трепал кого-то. Надеюсь из бритишей. Я успел дать команду Акеле переключиться на Варгу. Этот мерзавец сейчас меня мало интересовал и от него я не ждал особых неприятностей, так что ему хватит зубов астрального зверя. Куда больше меня заботило свечение у прохода, ведущего к подвалам Железняка. Раздвоенное свечение, превратилось в две миндалевидные вспышки.

Боги пришли. Гера и… Кто бы мог подумать⁈ Сам Аполлон!

«Аид тебя дери!» — как сказала бы моя эксцентричная подруга. Неужто великий бог до сих пор так пылает местью ко мне за свой недавний позор?

Из прошлых жизней я хорошо усвоил, что атаковать богов, особенно олимпийских — это нехорошо. По крайней мере нехорошо атаковать их первым. Сначала как бы надо выяснить причину их визита, и так сказать, суть вопроса. Но сейчас точно не тот случай, когда следует вступать в диалог. Тем более с Герой мы почти всё выяснили. А Аполлону я сейчас попытаюсь объяснить свою позицию без слов. «Гнев Небес» — мощная магия. Не могу утверждать, что она хороша против богов, но знаю точно, что электрический разряд, прошедший через их тело, доставляет им очень неприятные ощущения. Именно так Зевс наказывал своих бессмертных оппонентов. Вот только проблема: эта магия ни Геру, ни Аполлона не остановит. И на подходе был кто-то ещё…

Почти сразу, как Феб воплотился в земное тело, с моих пальцев сорвались ослепительные электрические змейки. Бил акцентированно именно лучезарного бога — увы, брата, моей возлюбленной Артемиды. В разряд вложился сполна, зная, что самих магических сил у меня осталось немного. Но только так можно было сразу шокировать Аполлона, не дать ему атаковать первым. В долгую мне это противостояние не вынести. И отступать в проход к стокам бессмысленно — настигнут и там.

Феб вспыхнул яркой синевой, затрясся и зарычал точно дикий зверь. Тут же, я перенес в правую руку кинетику — она тратила гораздо меньше сил, и я особо отточил владение ей. Гера к счастью, чуть опаздывала с физическим появлением. И я снова ударил по шокированному разрядом Аполлону. Снова со всей силы, жесткой кинетикой в живот. Там главная энергетическая чакра бога — там особо больно. Конечно, тело бога кинетический удар не пробьёт, но вышло достаточно мощно — Феба отбросило до самой стены. Он осел на пол, рыча, яростно сверкая глазами и пытаясь встать.

Я мигом раскрыл щит. «Лепестки Виолы» не слишком защитят от атак разгневанного бога. Тем более двух. Или трёх⁈ Пока не проявленное присутствие третьего беспокоило больше всего. Я не знал, откуда ждать очередного божественного проявления. На полу зашевелился кто-то из жрецов в сером. И где-то там был Варга, я быстро нашёл его глазами. Он был мертв. Акела, вздыбив шерсть, сияя серебристым астральным светом, стоял рядом с ним.

«Акела! Локи! Атаковать всех живых кроме богов и людей на алтаре!» — отдал я ментальную команду. Атаковать богов астральным существом — дело совсем бессмысленное. И что там на алтаре? Парень дёргается, в ужасе поглядывает на меня. Наверное, ещё не понимал, что я, возможно, его спаситель. Девушка? Она или мертва или без сознания.

Феб… Я мигом свернул щит. Отвёл правую руку назад, выбросил вперёд растопыренную пятерню. Снова со всех сил акцентировано кинетикой в божественную голову брата Артемиды. Да простит она меня! Просто нет иного выхода! Ударил так мощно, что Феб разбил затылком гранитный блок в стене. Эффектно. И вместе с тем очень скверно для меня. Такие способы общения с богами приводят к смерти почти всегда.

Гера уже была в земном теле. Не знаю, почему она так медлила. Из-за колоны справа появился кто-то, пятясь, отступая к проходу в подвалы Железняка. И теперь я понял, куда было направлено внимание Величайшей. Она прикрывала защитной сферой какого-то человека, пытавшегося улизнуть из зала. Лаберт? Он пятился к выходу. Локи, было бросившийся на него, распался на частицы астральной энергии — Гера ловко расправилась с ним. Акелу я тоже не видел.

Я выбросил руку, нанося кинетический удар по человеку, прикрытому сферой Геры — сфера выдержала, хотя ее подзащитный едва устоял на ногах.

— Астерий! Ты умрёшь страшно! — вскричала Гера. Её глаза превратились в яростный свет.

— Старая сука, ты уже хоронила меня! Проведай лучше свою подругу! — увы, сейчас я был непочтителен. Знаю, так нельзя с богами. Прикрываясь щитом, и чувствуя, как тают магические силы, я активировал в правую руку «Ликосу». Самым правильным было бы сразу атаковать ей Аполлона, но на создание полноценной магии этого вида уходит не только много сил, но и времени — не менее секунд семи — десяти. Тогда такого времени не имелось, иначе лучезарный бог снёс бы меня первым. Сейчас он, жутко страдая, приходил в чувства, и я выигрывал ещё немного времени.

Из глаз Геры потёк багровый свет. Я не знал, как называется эта магия, но отчасти был знаком с ней. У людей она вызывает жуткую боль и скорую смерть. Только одного не учла Величайшая: Астерий умеет просто не чувствовать боль. Я убрал «Лепестки Виолы» и толкнул правой рукой белоснежный ком.

— Присоединись к Архане! — крикнул я. Комок «Ликосы» развернулся, со шлепком ударил богиню, тут же оплетая её тугими нитями.

Да, боль и в самом деле сумасшедшая. Я ощущал последствия атаки Геры, словно кто-то ломал мои кости на мелкие кусочки и разрывал внутренности. Да, это очень неприятно, но если воспринимать отстранённо, то вполне выносимо. Просто знаешь, что эта боль есть, понимаешь ее силу, но практически не испытываешь страдания. Любой другой человек на моём месте, сейчас бы катался по земле и молил о смерти. Я же с насмешкой смотрел на Величайшую, как её оплетают белые жгуты «Ликосы». Изумление и бессильная ярость в глазах богини были мне наградой.

Пытаясь вырваться, она рванулась изо всех сил.

— Остынь, злобная сука! — сказал я и ударил «Ледяной Волной» в этот раз не слишком стараясь.

Лицо богини посинело и покрылось льдом. Мелькнула мысль: «Жаль, упустил того бритиша, кого Гера так старательно оберегала. Побежать за ним?». Но не судьба. Аполлон поднялся на четвереньки, а у меня уже почти не осталось сил, чтобы сражаться с ним. Бежать? Нет, это глупо. Хотя можно попробовать.

Я повернулся.

И только теперь понял, какой бог незримо присутствовал здесь — Перун. Пространство слева от меня разошлось голубым светом. Едва проявившись в земном теле, муж Геры взмахнул рукой, и ослепительная молния пронзила меня.

В последний миг я лишь успел увидеть, как почернели, обуглились мои руки.

Глава 12 Польза и вред памяти

Всё-таки Астерий был прав. Практически всё зависит от ума. От того, как ты думаешь, как относишься к тому, о чём ты думаешь. И стоило сбавить напряжение в мыслях, тех самых коварных мыслях о силе потока перерождений, как воздействие этого потока уменьшалось и вовсе сходило на нет. Всё очень просто. Всё, совершенно всё в этом мире так или иначе зависит от нашего ума. Эта истина стара как мир. Вот только при всей её простоте из неё очень сложно извлечь реальную пользу. Одно дело просто провозгласить: «Я сам решаю, влияет эта сила на меня или нет», и совсем другое дело, поверить, что это решение не пустые желания, а намерение мага, имеющее реальную силу. Но веру в собственные возможности понемногу, по капле давали упражнения, подсказанные Астерием. Необычные и в самом деле эффективные техники, в которых Родерик с каждым разом доказывал себе, что он на верном пути. Это действительно наполняло верой в собственные силы. Разве есть для мага что-то важнее той святой веры, способной изменить мир вокруг него?

За последний вечер поток перерождений дважды беспокоил серого мага. Да, противостоять потоку всё ещё было трудно, однако Родерик, знал, что теперь пошёл обратный отсчёт: теперь эта великая вселенская сила с каждым разом будет давить на него не сильнее и сильнее, а наоборот слабее и слабее. Ведь теперь растёт его, Родерика, уверенность, а значит умение позволять чужеродной силе влиять на него или нет.

Провисев в этих размышлениях далеко за полночь у открытого окна, серый маг смотрел на северно-запад, вслед уходящей грозе. Там ещё иногда появлялись вспышки молний, но раскаты грома сюда уже не долетали. Поток огней от эрмимобилей, проезжавших внизу по проспекту, стал заметно реже, и погас свет во многих окнах соседних высоток. Ночной воздух казался холодным. Холодным? Какая глупость! Призрак не может чувствовать температуру физического мира. А это ощущение, которое он испытывал сейчас — не что иное как память его ментального тела, которое знает, каким должен быть воздух после сильного ночного ливня.

Родерик вылетел в окно, спустился ниже. Ещё ниже, до распахнутой форточки в одном из помещений банка. Возник соблазн влететь в неё и потом вернуться, держа пачку пятисоток. Теперь его тонкое тело было развито больше, чем два дня назад, и он, пожалуй, смог бы унести даже три пачки. Откуда исходил этот порыв? Да, это точно та же ментальная память. Она убеждала его, нашептывала, что много денег — это хорошо, они нужны, их необходимо как можно больше. Какая же это глупость в его то положении!

Разумеется, он не стал залетать в банк. Ночную прогулку он продолжил, спустившись до первых этажей, и полетел в сторону сквера Мезенцева. Это путешествие было совершенно бесцельным: то ли от скуки, то ли из-за желания сменить обстановку и развеять мысли, одолевавшие в этот вечер.

А думал он вот о чём: так ли хорошо, что он теперь может не опасаться потока перерождений? И так ли хороша вечность, которая открылась перед ним? Что он будет делать с этой вечностью, носясь призраком над этим миром, не имея никаких хлопот и забот, не подверженный переживаниям и потерям, но взамен не знающий истинной радости жизни? Хотя даже в его состоянии потери очень даже возможны. Например Талия… Он очень не хотел её потерять. А их сегодняшний вечерний разговор закончился плохо.

Пролетая вдоль аллеи, серый маг заметил на лавочке нескольких парней. Один из них одетый в кожанку со стальными клепками и бляхами. Конечно такие носили не только «Стальные Волки», но Родерику вспомнился именно Леший с его бандой, которая ему неплохо платила за не всегда чистую работу. От этих воспоминаний стало скверно на душе. Так, словно, она теперь без оков физического тела, стала открыта и особо чувствительна. Словно убегая от этих неприятных переживаний, Родерик стал видимым и даже поярче засветился во тьме. Жутко завывая, исказив в гримасе лицо, налетел на собравшихся внизу. Те, конечно, с криками разбежались. Глупая шалость не принесла удовлетворения, и он полетел назад к роскошной гостинице, номер в которой снимала баронесса Евстафьева.

Она спала, прикрывшись пледом, так и не выключив свет. На столе были разбросаны деньги, оставшиеся из разорванной пачки пятисоток, ещё сторублёвки и купюры помельче. Много денег, горкой. Прямо на них, точно на скатерти стояла бутылка дорого вина, бокал со следами губ баронессы и пепельница с несколькими окурками. На полу валялись обертки от шоколадных конфет.

Родерик спустился чуть ниже и потянул край пледа, чтобы прикрыть голые груди Талии, такие полные, юные, желанные. Он мог бы наслаждаться их видом до самого утра, но в спальне, наверное, было прохладно, ночной воздух шевелил штору у приоткрытого окна, и Родерику хотелось позаботиться о своей подруге. Какая же она ещё глупая девчонка! Она вся погрязла в желаниях, хочет всего и сразу, и не хочет понимать, что настоящая жизнь она другая. К примеру, эти конфеты, обёртки от которых валялись на полу… Да, можно очень хотеть сладенького, но если добраться до огромного ящика конфет, сесть над ним и есть их, есть, бросая обёртки на пол, то станешь ли ты от этого счастлив? Нет, ты станешь пересыщен и скоро такая жизнь опротивит тебе.

Очень жаль, что они поругались. Всё началось с того, что он сказал ей, что больше не будет воровать деньги в банке и им нужно придумать способ, как теперь зарабатывать на жизнь, так, чтобы от этого не страдали другие люди. Серый маг не ожидал, что баронесса отреагирует так нервно на его слова. Она начал кричать на него, сказала, что после разговора с графом Елецким, Родерик стал дураком, и если его унесёт поток перерождений, то всем станет только лучше.

Вот эти её последние слова он воспринял особо болезненно. В какой-то миг он даже пожалел, что разговор с Астерием состоялся. Но вовсе не потому, что тот вложил в его голову много важных мыслей, о которых прежде Родерик не слишком думал, а потому, что теперь Родерик знал, как противостоять вселенскому потоку. Да, да, именно то знание, к которому он так стремился последние дни, сейчас ему представлялось лишним. Может быть стоило покориться замыслу мироздания, потерять свою волю и память.

Ни слова не сказав Талии, он вылетел в окно и провёл весь вечер летая над улицами Москвы, в то время как небо разрывали ослепительные молнии, а сквозь бесплотное тело Родерика проходили струи ливня. Потом серый маг понял, что никуда от Талии не уйдёт. Он не имеет права махнуть рукой и отвернуться от неё как обиженный мальчишка. Он любит её, любит настолько, что не может позволить ей делать все эти глупости, а должен постараться образумить её. Это будет очень непросто, но он постарается, потому что теперь, познав смерть и оглядываюсь на собственную бездарно прожитую жизнь, он начинает понимать, что деньги и бесконечные удовольствия ведут лишь по крутой дороге вниз, туда где нет настоящей жизни, а есть только её бессмысленные декорации.

А сейчас Родерику впервые за все эти дни стало по-настоящему жаль, что он больше не человек и у него нет тела со всеми следующими из этого плюсами и минусами. Если бы он только мог прожить ещё одну человеческую жизнь заново, то он, пожалуй, поменял бы её на вечность, открывшуюся перед призраком. Если бы у него было тело, то он бы лег сейчас рядом с Талией, обнял её и шепнул ей на ухо:

— Прости…

Нет, это вовсе не значит, что он изменил бы своим решениям, и снова поспешил бы исполнять её прихоти. Это значит, что он бы очень постарался найти те решения, которые устроили бы их двоих.

Если бы Родерик мог, он бы сейчас с огромным удовольствием налил в бокал остаток вина и выпил. Или нет, он бы взял в баре бутылку славного тульского полугара, сел бы в кресло и пил рюмка за рюмкой. И, наверное, даже закурил, чего не делал ни разу за прожитую жизнь. Хотя нет — всё это очень глупо. Мысли путались. В них примешивались совсем уж человеческие желания, и с ними было тяжело разобраться, но во всём этом беспорядке яснее всего проступало сожаление, что он, увы, не человек и у него нет физического тела.

Тело… Серый маг задумался об этом, и на ум пришли кое-какие интересные соображения.

* * *

Я долго не мог понять, что со мной. По телу по-прежнему блуждала боль, и не хотелось открывать глаза. Вообще не хотелось выходить из сна, но разум уже пробудился и пытался сложить картинку недавних событий из кусочков воспоминаний.

Арахна… Ну, да была эта паучица. Кстати, она превращалась в женщину и весьма красивую: рыжеватые волосы, милое лицо и опасный взгляд. Когти, очень длинные, способные проткнуть едва ли не насквозь. Гера… при мысли о ней боль стала сильнее. Причём резко. Гера? А кто вообще я? Астерий… Нет, это понятно, я — Астерий. Но в чьём я теле? Раз я чувствую такую боль, то должно быть тело. И это тело… Это тело графа Елецкого. Я был в нём.

И тут я вспомнил всё. Всё вплоть до последнего мгновения, за которым меня поглотила тьма. Перед её окончательным торжеством я видел лишь свои руки. Обуглившиеся. Через трещины в сгоревшей чёрной коже сочилась моя кровь.

Я пошевелил руками. Ну, да, я чувствовал их. И чувствовал боль в пальцах, ладонях — она была приятна. Нет, я не мазохист, но может быть и вы когда-нибудь поймёте, что боль может быть приятной, особенно в тот момент, когда она говорит, что с вашими руками или иными частями тела всё не так уж плохо, как могло показаться.

Глаза я открыл. Они смотрели на белый с розовым оттенком потолок, на котором ближе к центру будто из облаков проступала роспись: величественный лес, горы вдали и бегущий олень. В огромное окно доносился щебет птиц и шелест листвы в лёгком ветерке. Где же я? Дом Асклепия на Старолужской или на проспекте Победы? Там большой сад. Но вряд ли там столько птиц и такие роскошные палаты. Я оторвал голову от подушки, привстал, поглядывая на свои руки — они были обёрнуты белой тканью, но не бинтами, и лицо… на нём тоже что-то было. Что-то вроде маски. Боги, да я весь обмотан какой-то тонкой, почти невесомой тканью. Повернулся к окну и мне показалось, что в шелест листвы и пение птиц едва слышно вплетается шум водопада.

И вот тут меня осенило: я был во владениях Артемиды! Возле её дворца лес и много птиц, и именно там множество водопадов.

На душе стало так радостно, что захотелось закричать. Откинув лёгкое покрывало, я встал. Судя по рукам, ногам, всему телу сейчас я походил на мумию. К счастью, тело моё не было ни мёртвым, ни высохшим. Кто же так постарался меня замотать. Асклепий?

С небольшой осторожностью я попытался отодрать тонкую ткань с кисти левой руки. Потянул за уголок — получилось. Ткань или какой-то неведомый мне материал без труда отлипал от тела. Очень быстро я освободил левую руку. Следов ожога от молнии Перуна не осталось. Если он, этот величайший бог, являлся на самом деле. Может мне привиделись обгоревшие до черноты руки и сам финал моего визита в подземелье оказался другим? Отклеил ещё немного и дальше начал сдирать с себя тонкую ткань лоскутами, не церемонясь. В общем со мной порядке: под слоем необычной ткани находилось вполне нормальное тело графа Елецкого. Хотя если придраться, то кожа стала чуть розовее. И это минус — не хочется выглядеть нежным мальчиком. Думаю, этот недостаток легко исправит загар и физические упражнения на свежем воздухе.

Когда я встал и полностью освободил себя от покрова, то остался совершено голым. Чтобы не смущать никого таким видом, снял с постели простыню, превратив её в импровизированную одежду, и направился на разведку. Оставалось надеяться, что мои догадки верны, и я в гостях у Артемиды. Хотя, были иные предположения, менее приятные.

В доме или вернее дворце, огромном, судя по длине и ширине коридора, царила тишина и покой. Не слышалось ни одного человеческого голоса: только звуки леса и щебет птиц доносились издали и каким-то странным образом проникали в самые глубины дворца. Лишь дойдя до приоткрытой двери, высокой, с резьбой, покрытой позолотой, я услышал какое-то шевеление. Распахнул створку и увидел девушку. Карие, большие словно у лани, глаза испуганно смотрели на меня. Ротик незнакомки приоткрылся, но не издал ни звука.

— Милая, это же дворец Артемиды, верно? — спросил я, входя в зал.

Ни слова не говоря, она повернулась, взмахнув длинными чёрными волосами, и бросилась от меня наутёк.

Я смотрел вслед юной красавице, гадая пойти за ней или обследовать другие помещения, двери в которые остались за моей спиной. И кто эта девушка? Я почти ничего не знал о прислуге богинь или богов. Да, слышал, что у Афродиты имелись служанки из смертных и даже близкого ей круга нимф, которые купали её и расчёсывали волосы. Нимфы иногда окружали Афину. Но в прошлое посещение дворца Небесной Охотницы я не видел в нём никого кроме самой богини, Гермеса и, разумеется, Айлин.

Всё же я решил последовать за сбежавшей брюнеткой и посмотреть, куда меня выведет следующая дверь в золотом обрамлении, приоткрытая и, наверное, тоже хранящая какие-то сюрпризы. Не успел я сделать и десяток шагов, как она распахнулась и появилась сама Артемида.

— Астерий! — воскликнула она. — Почему ты здесь⁈

В этот миг голос Охотницы мне показался похожим на голос Елены Викторовны. Наверное интонацией, каким-то очень милым возмущением. Не хватало лишь, чтобы богиня притопнула ножкой, и тогда бы меня точно разобрал бы смех.

— Наверное, потому… Потому, что ты каким-то образом меня сюда перенесла, — предположил я, широко улыбаясь и направляясь к ней. — Кстати, не подскажешь каким именно образом?

— Гермес помог. И жрицы. Вообще, ты должен быть в постели! Асклепий, назначил лежать до завтрашнего утра. И почему ты всё с себя снял⁈ — ещё больше возмутилась она.

Женщины, наверное, везде одинаковы: хоть на земле, хоть на небесах. И не важно, богини они или обычные смертные.

— Моя возлюбленная богиня, знала бы ты как я рад! Рад, что я жив! Рад, что у меня есть ты! И рад, что я у тебя! — я подошёл, обнял её, с абсолютной наглостью прижал к себе и поцеловал в губы.

— Астерий! Ну-ка перестань! Всё! Возвращайся в постель, я сейчас приду, — сказала она, освободившись от меня. — Здесь Лето и Гермес. Здесь… Не надо при них.

— Да, моя богиня, — я поклонился ей, в знак покорности. — В постель!

— Постой! Иди лучше на террасу. Как выйдешь отсюда, поверни налево и там увидишь, — она потянула за край простыни, тут же догадавшись, что я под ней голый, добавила: — Одежду тебе надо. Постой здесь минуту, Ирина принесёт хитон. Потом сразу иди на террасу. И веди себя поскромнее! — настоятельно добавила она, но от меня не ускользнула улыбка на её губах.

В ожидании обещанного хитона, я отошёл к мозаичному панно. Сердце так и норовило выскочить из груди от радости. В голове вертелась тысяча вопросов, но любой из них сейчас не казался важным. Ириной оказалась та самая тёмноволосая девушка, которая проявила излишнюю пугливость при встрече со мной. Она поднесла свёрнутую в аккуратный конверт одежду и молча протянула мне.

— Ты нимфа? — я придержал её руку.

— Пусти! — она попятилась. — Богиня накажет тебя!

— Как страшно! Хочешь пожаловаться? — я отпустил её руку и сказал: — Помоги переодеться. Подержи натянутой простыню, чтобы меня никто не видел раздетым. Кроме тебя, конечно.

Она покраснела от моих слов и убежала.

Конечно, я шутил. Просто мне была любопытна её реакция. Когда-то Артемиду окружали только девственницы, но времена поменялись. Не знаю, как с этим сейчас. Тем более после её романа с Орионом, потрясшего Небеса.

Выйдя из зала, я нашёл укромное место между колонн и переоделся там. Повесил ненужную теперь простыню на руку одной из статуй, пошёл к арке, которую поддерживали мраморные атланты. За ней я оказался в части дворца, уже известной мне по прошлому посещению. Там свернул за угол и вышел на террасу.

Артемиду пришлось ждать долго. Наверное, прошло около получаса, когда появилась она в сопровождении двух девушек, одна из которых мне была знакома. Девушки несли подносы с едой и напитками. Расставили принесённое на мраморном столе и молча удалились.

— Проголодался за три дня? — Небесная Охотница жестом руки пригласила занять место на табурете рядом с собой.

— Три дня? Хочешь сказать, что сегодня понедельник, седьмое мая? — изумился я.

— Нет. Утро, вторник восьмое. Ночь я просто не считала, — пояснила богиня. — Но время сейчас разве важно? Важно то, что ты выжил. И скажу прямо, выжил ты чудом. Я очень, очень ругала тебя за упрямство, за то, что ты всё-таки ослушался меня! Знаю, что для тебя смерть — это всего лишь очередное приключение. Но я скажу, что это ещё очень большой эгоизм с твоей стороны. Эгоизм по отношению к тем, кому ты нужен, тем, кто очень любит. Ты нужен в этом мире, и ты не имеешь права так рисковать.

— Мне приятны твои наставления. Они божественны! — я придвинул тарелку с золотым узором, положил в неё овощи и сыр. — И особо приятны твои признания. Скажи, Прекраснейшая из Небесных, ты входишь число тех, кто меня очень любит?

— Астерий, ты мне очень дорог. Давай не будем сейчас играть словами? Ведь правда, после всего, что случилось у тебя много вопросов. Наверное, самое время задать их, — с улыбкой сказала Охотница.

— Хорошо, если ты считаешь, что это важнее, тогда к насущным вопросам. Пожалуйста, расскажи, что же произошло там, в ритуальном зале такое, чего я не знаю, — попросил я. — Был ли на самом деле Перун или мне это привиделось? Вообще, каким образом я здесь?

Глава 13 Мир которого нет

Утреннее солнце, пробиваясь сквозь листву, играло бликами на террасе. Оно отражалось на позолоченной посуде и в хрустальном фиале, рубиновым отблеском играло в вине. Артемида медлила с ответом. Мне показалось, что Небесная Охотница не решается сказать всё. Да, я с этим сталкиваюсь не первый раз: тайны богов, вечные интриги бессмертных — нам нельзя всё знать!

— Когда мы с тобой расстались, я поспешила к Гермесу, а с ним к Лето, — начла она. — По пути, Гермес рассказал, что Гера последнее время много общалась с Аполлоном и есть основания полагать, что она хитро настраивала Феба против меня и нашей матери. Знаю, Гера вывернула историю с Айлин так, что мой брат поверил, будто из неё извлекли пользу только мы, а его оставили в дураках. Она убеждает его, что Лето и Зевс любят только меня, а он будто вообще был нежеланным ребёнком. Аполлон очень эмоционален и доверчив, хитрые женщины им играют не первый раз. Ты это сам знаешь по истории с Кассандрой и тем более с дочерью Посейдона, — Артемида налила в серебряную чашу вино и придвинула мне, потом наполнила свою чашу. — И, конечно, моего брата особенно задело твоё сближение со мной. Не без стараний Геры, он очень ревнует к тебе. Но Лучезарного пока в сторону — не хочется думать о нём, после того что он мне наговорил. Я представляла, что может случиться в подземелье, но мне не верилось, что Гера может открыто вмешаться, используя божественную силу. Думала, она подошлёт Арахну, может кого-то ещё из нижних богов или их слуг. Лишь когда Гермес известил, что вместе с Герой туда отправился Аполлон, я поняла, что дело ещё хуже, чем представлялось сначала. Сам понимаешь, мы не имели права вмешаться без одобрения Перуна. Я хотела нарушить это правило, Лето смогла меня отговорить и заставила поспешить к Громовержцу. Стремительный Гермес намного опередил нас. И когда мы с мамой появились во Дворце Славы, Перуна там уже не было, не было его и в садах. В общем, я опоздала к тому моменту, когда ты вступил с Аполлоном в бой. Сейчас я понимаю, что Лето всё же поступила мудро, задержав меня. Если бы я вмешалась, то Перун бы без сомнений встал на сторону Геры и Аполлона — это бы очень плохо кончилось для тебя, меня и Лето. Гермес, конечно бы улизнул, будто он здесь совсем не причём. А теперь кости Судьбы легли удачно для нас. Громовержец многое понял. С той ночи он уже не понаслышке знает, какую игру ведёт Гера. Знает об их постыдном противостоянии с тобой. Схватка высоких богов со смертным у Перуна всегда вызывала возмущение. Он считает это низостью. Боги могут убеждать,заставлять, наказывать течением событий, но не опускаться до низкой драки со смертными, — Охотница отпила из чаши глоток и продолжила. — Но даже не это больше всего возмутило Перуна, а то, что Гера в его владениях и без его ведома продвигает интересы Британской империи, вместо того чтобы поддерживать равновесие и советоваться с ним. В то время как Асклепий пытался удержать жизнь в твоём обгоревшем до костей теле, Лето в том же подземном зале рассказывала Перуну о тайных играх его жены. Не забыла сообщить о римском пророчестве, которое стараниями Величайшей было удалено везде, где она смогла дотянуться. В ту же ночь громовержец в гневе разрушил её главный храм в Лондоне. Аполлона он изгнал на юг. Геру так же угрожал изгнать, если она будет замечена в подобном.

— Получается, Перун после известия от Гермеса тайком направился за Герой и, оставаясь непроявленным, наблюдал за происходящим в ритуальном зале, затем решил меня убить, убрать, как часть проблемы? — уточнил я и отправил в рот кусочек сыра.

— Да, он тайком присутствовал там. Появился, наверное, немногим позже, чем ты расправился с Арахной. Но не думаю, что Громовержец собирался избавиться от тебя. Он разгневался от того, что ты унизил его жену своей неожиданной силой. И удача, что Гермес успел призвать Асклепия. Иначе ты бы умер. Когда гнев Громовержца сошёл, он сам назвал тебя великим героем среди смертных. Он подошёл к тебе, когда ты лежал жутко обгоревший, но стараниями Асклепия ещё живой. Перун приказал Асклепию исцелить тебя, вернуть прежнее здоровье до последней капли, — пояснила Охотница, наблюдая за тем, как я ем её угощения.

— А ведь получается, что римское пророчество начинает сбываться, — я потянулся к чаше с вином. Оно, конечно, было разбавлено как прошлый раз водой из святого источника. — Сбывается, даже быстрее, чем ожидалось. Я ещё лишь в начале пути к разгадке тайны древних виман, а Гера уже впала в немилость Перуна, а твоя мама, наоборот, сблизилась с Громовержцем.

— Нельзя сказать, что сблизилась, но он на неё смотрел с большим интересом. Примерно, как ты сейчас на меня, — Артемида рассмеялась. — Он пригласил её посетить Дворец Славы на днях.

— Я на тебя смотрю с любовью. Скажи, что оставишь меня здесь хотя бы на одну ночь, — я положил руку ей на колено, задирая мягкую ткань её одежды.

— Придержи руки, Астерий, — Артемида накрыла мою ладонь своей. — Конечно, я тебя оставлю на ночь и, может, даже ещё на одну. Твоя спальня готова, но имей в виду, она очень далека от моей.

— Я тебя очень люблю, но, когда ты добра ко мне и позволяешь мне то, чего мне хочется. Позволяешь ласкать себя, то люблю ещё больше, — я наклонился, желая поцеловать её.

— Мы здесь не одни, — остановила она меня, приложив палец к моим губам.

— Давай уединимся? — предложил я, взяв несколько олив.

— Ты не слишком ли много хочешь? — в голосе богини не было возмущения.

— Да, много. Очень много. Я хочу тебя. Ты это постоянно чувствуешь, — взяв её ладонь, я пустил «Капли Дождя». — Я хочу стать для тебя больше, чем Орион.

— Ты делаешь мне больно, — она отвернулась, но оставила ладонь в моих пальцах. — Не надо трогать прошлое.

— Скажи, что ты хотела, но не решилась сказать мне до сих пор, — попросил я, после затянувшегося молчания. — Я знаю, это нечто важное. Почему не можешь мне это доверить? Скажи.

— Нет. Не сейчас. Тем более я в этом не уверена, — Артемида смотрела куда-то в сторону зелёных гор, над которыми сияло удивительно синее небо и проплывала белоснежное облако.

Снова повисло молчание. Я выпил несколько глотков из чаши и произнёс:

— Моя мама очень волнуется. Три дня — это огромный срок. Можно её как-то предупредить?

— Я уже приходила к ней. Она знает где ты и не волнуется, — отозвалась Небесная Охотница.

— Спасибо! Ты лучшая из богинь! У тебя самое доброе, заботливое сердце! — я с чувством сжал её ладонь. — Ещё княгиня Ольга Ковалевская…

— Что княгиня Ковалевская? — Артемида повернулась ко мне. — Любишь её?

— Да, — мне показалось, что в глазах Охотницы кроется лукавство.

— Моё сердце доброе, Астерий. А твоё очень непостоянное или, как любят говорить мужчины, большое. Которое желает вместить в себя побольше, — улыбка на её губах стала грустной. — Я не осуждаю. Знаю, что так устроен мир. Мужчины успели установить в нём удобные им законы.

— Нужно бы сообщить Ольге, что со мной всё в порядке. Поможешь с этим? — попросил я, подумав, что княгиня тоже может разволноваться. Ведь она знала куда я иду в пятницу вечером.

— Об этом, маг-сердцеед, ты ей можешь сказать сам, — Охотница освободила свою ладонь из моей и взяла чашу. Видя недоумение на моем лице, усмехнулась и пояснила: — Твоя княгиня здесь. Гуляет где-то у Серебряных водопадов.

— Ты шутишь⁈ — я вскочил на ноги.

— Отчего же? Она очень испугалась за тебя, когда узнала, что произошло. И уговорила меня повидаться с тобой. Потом ей захотелось большего: надумала ухаживать за тобой, пока ты лежишь без сознания, — Охотница тоже встала. — Хотя никакой уход тебе не был нужен. Асклепий сделал всё, что требовалось и оставалось лишь выждать время, пока твоё тело восстановится.

— Где искать эти водопады? — в нетерпении спросил я.

— А ты не думаешь, что я в самом деле могу ревновать? Ревновать, что ты так оживился и рвёшься к ней, уже не думая обо мне, — с сожалением сказала Артемида. — Я даже могу обидеться.

— Прости. Пожалуйста, не сердись. То, что Ольга здесь, стало слишком неожиданным известием. Не буду скрывать, известием столь же приятным. Прости, моя любимая богиня, — я обнял её и поцеловал в губы.

— Ладно, иди, Астерий. Боги не ревнуют к смертным, — она отстранилась и отошла к краю террасы, глядя в сторону гор. — Не должны, по крайней мере.

Я стоял в растерянности, пока богиня не сказала:

— Ступай к ней. Знаю, она очень ждёт, когда ты придёшь в чувства. Иди по ступеням сразу вниз, потом по тропе которой ты ходил с Айлин. Как дойдёшь до поломанной колонны, поверни налево. И иди на шум водопада.

Нехорошо вышло с Артемидой. Вот так вскочить с места при первых же словах, что Ольга здесь, и этим сразу отодвинуть богиню на второй план. Да, я повёлся на вспыхнувшие эмоции. Скажем так, повёлся не столько Астерий, сколько Саша Елецкий — ему свойственны эти душевные порывы, а я лишь позволяю им быть и получаю от них удовольствие, но это не умаляет моей вины. И извиняться перед Артемидой здесь бесполезно. Я видел сожаление в её серых глазах, ставших похожими на дождливое небо — ей обидно, чтобы она ни говорила. Наверное, из-за этого моя встреча с княгиней не станет такой радостной, как могла бы быть.

Спустившись до начала тропы, я пошёл в указанном Артемидой направлении. Не так давно мы проходили здесь вместе с Айлин. Вернее, я шёл, она, очень взволнованная, плыла рядом, чтобы провести вместе последние счастливые часы. Сколько дней прошло после этого? Я попытался вспомнить, считал, загибая пальцы и перебирая в уме события. Прошло десять дней. Но, боги, как много случилось за эти дни! Такое ощущение, словно по этой тропе я проходил с Айлин в какой-то другой, давно прошедшей жизни.

Я повернул, следуя изгибу тропы, повернул ещё раз за старым, треснувшим дубом, направился туда, где тропа взбиралась вверх и виднелись ступени, ведущие к храму. Прошёл ещё сотню шагов и остановился — увидел её. В белом платье, подхваченном бирюзовым пояском. Ольга не сразу приметила меня. Но как увидела, вскрикнула и побежала навстречу.

Как же это не похоже на Ковалевскую! Я не думал, что уравновешенная и горделивая княгиня может так горячо проявлять радость. Мы обнялись, слились в поцелуе, и щеки у неё от этой встречи загорелись огнём. Но вдруг Ольга Борисовна вся преобразилась и спросила строго:

— Кто тебе разрешил вставать, Елецкий⁈

Я не удержался и рассмеялся её вопросу и тону, которым он был произнесён. А следом рассмеялась она сама.

— Родители знают, что ты здесь? — я взял её под руку, желая всё же пройтись к водопадам.

— Конечно же нет. Представляешь, мне пришлось соврать вчера. Сказала, что я поеду по магазинам и буду долго гулять с тобой. Саш, они не поверят, если скажу правду. Я всегда говорила и папе, и маме правду, но в этот раз они сочли бы меня сумасшедшей. И я сама себя таковой считала, когда первый раз шла к храму на Гончарной, — призналась она. — Шла туда, куда мне наказала прийти богиня, и думала, что всё это бред. Думала, что этого не может быть, и жрицы в святилище рассмеются моему вопросу. Думала, что никакой Артемиды на самом деле не было — она мне лишь приснилась. Но другая часть меня заставляла верить в чудо. Говорила, мол, была же богиня на похоронах Айлин — все её видели. И ты мне много раз говорил о ней — а тебе я верю. Но как видишь, я здесь. Не хожу в школу второй день — попросту бессовестно прогуливаю. Школа мне кажется такой глупостью. Второе утро сразу еду на Гончарную, вхожу в храм и меня провожают сюда. Только Артемида взяла обещание, что я об этом никому не расскажу.

— Ты здесь с воскресенья? — уточнил я.

— Да, в ночь на субботу мне снился жуткий сон. Я проснулась в два ночи и не находила себе места. Несколько раз отправляла тебе сообщения на эйхос. А утром отменила все планы на день и поехала к тебе домой. Вошла, а дворецкий говорит, что тебя нет и не было всю ночь, а Елена Викторовна в зале богов. И тогда я по-настоящему испугалась. Тогда я поняла, что с тобой что-то случилось, — она споткнулась, на поломанной ступени. — Вышла твоя мама вся взволнованная, даже напуганная и говорит, что Артемида забрала тебя. Будто она только общалась с ней у алтаря. Мне это показалось таким бредом, я, конечно, не поверила. Испугалась ещё больше, понимая, что с тобой точно что-то случилось, а мама твоя так говорит от сильного волнения, сама не понимая происходящего. И вдруг у меня в голове голос, призывающий войти в зал богов в вашем доме. Я попросилась у Елены Викторовны — она меня пустила. Оставила одну у алтаря. Я стояла несколько минут, думая о тебе и Артемиде. Наверное, даже заплакала. Потом возникло свечение вокруг статуи и из него появилась Великая Охотница. Успокоила меня и всё рассказала. Всё, что случилось в ночь на субботу.

— Думаю, уже завтра Артемида отпустит меня и тебе не придётся ездить снова на Гончарную, — я повернул лестнице, круто взбиравшейся к останкам старого храма.

— Но мне здесь нравится. С удовольствием осталась бы на много-много дней. Жаль, что не могу это никак объяснить родителям. Мама на меня сердится, думает, что я совсем потеряла голову из-за тебя. Идём сюда, — Ольга потянула меня за руку в сторону от лестницы.

— Родители знают, что мы переспали? — спросил я, сворачивая за ней.

— Они не спрашивали, но мама, наверное, догадывается. В воскресение хотела, чтобы я пошла с ней на приём к императору, но отказалась. Сказала, что еду к тебе. Она мне в ответ: «Оля, ты совсем потеряла голову. Боюсь всё это плохо кончится. Мне даже кажется, уже случилось кое-что непоправимое». Я её, конечно, успокаивала, много говорила о твоих талантах, заслугах — знаю, что этим можно маму хоть как-то настроить положительно. Мне кажется, после этого разговора она чуть потеплела. Не хочешь искупаться? — неожиданно предложила Ковалевская.

— В ледяной воде? Эти же водопады стекают со снежных гор, — я остановился, повернувшись к одной из вершин, укрытой снежной шапкой, под которой виднелся синий ледник. На её величественном фоне кружили огромные орлы.

— Нет, граф Елецкий. Здесь имеются тёплые источники. Вода намного теплее, чем у берегов Кипра летом. Я здесь многое обошла и посмотрела. Кстати, я нарушила запрет Артемиды. Нечаянно. Я забыла, что туда нельзя ходить, выбралась на другой берег и прошла немного по дорожке, чтобы посмотреть, что там. А там… — княгиня, интригуя меня, замолчала и, поймав мой нетерпеливый взгляд все-таки открыла: — Там с высокого обрыва видно какой-то город. Маленький, с домами и храмами из белого камня. Какой-то сказочный, такие бывают только в книжках или на старых картинках.

— Шутишь? — я повернул её к себе.

— Ни капли. Хочешь проверить? Заодно убедиться, что вода здесь тёплая, — она с прищуром смотрела на меня.

— Хочешь нарушить запрет Артемиды? Оля, как на тебя это непохоже! Веди! — мне не слишком верилось в существование здесь города. Я слышал, что боги в свои владения, которые как известно, расположены в недоступных людям пространствах, иногда забирают некоторых жрецов и жриц, отличившихся приверженцев, забирают детей, рождённых нимфами и тех, кого считают нужным скрыть от людей. Возможно, что так. Но мне было трудно поверить, будто во владениях Артемиды может таиться целый город.

Мы обошли старый храм с восточной стороны, поднялись выше по дорожке, едва заметной в траве и оказались возле колоннады, за которой открывался вид на небольшое озеро чистейшей бирюзовой воды. Над озерцом поднимался пар, и над водопадом, питавшим его, тоже висело облако пара. Ниже колоннады начинались ступени, сходящие к нескольким бассейнам и широкой мраморной купальне.

— Мне кажется ты любишь меня раздевать, — шепнула мне на ухо княгиня. Шепнула очень тихо, словно нас мог здесь кто-то слышать кроме бабочек, порхавших над лужайкой.

— Здесь в самом деле великолепно, — я занялся завязкой её платья. — Сдадим экзамены, и я попрошу Артемиду принять нас на несколько дней.

Вместо ответа, Ольга поцеловала меня, прижимаясь голой грудью и закрыв от блаженства глаза. Одежда её упала на каменную плиту. Следом там оказалась моя. Ковалевская вывернулась из моих рук и, шлёпая босыми ногами, сбежала по ступенькам в первый бассейн. Я прыгнул туда же с разбега, видя, что глубина вполне позволяет совершить глубокий нырок. Достал руками дна, выложенного керамической плиткой, и вынырнул, поднимая тучу брызг. Вода в самом деле оказалась тёплой, даже слегка горячей там, где в проёме бортика била пенистая струя.

Ковалевская плыла к ступенькам, ведущим в следующую водную чашу. Я догнал её в несколько мощных гребков. Повернул к себе, подхватив под ягодицы.

— Елецкий! — возмутилась она, но в этом возмущении явно скрывалось много притворства. — Что это значит?

— Угадай, что сейчас будет? — я развёл её бедра, притягивая княгиню к себе.

— Ты не смеешь! — она приоткрыла ротик, чувствуя, как мой член, твёрдый как камень, стремится в её щёлочку.

— Ты считаешь, что я сейчас плохо поступаю? — я прижал её тело, разомлевшее от горячей воды к себе.

Мой воин нашёл вход.

— Да! — княгиня вздрогнула, запрокинула голову, роняя золотистые волосы в воду.

— Ты расскажешь об этом мамочке? — решительным толчком я вошёл наполовину.

— Да! То есть нет! — она вцепилась в меня, жарко целуя в губы, прижимаясь сильнее животом.

Я вошёл до самых глубин её тесной пещерки и двинулся в ней, наслаждаясь стонами и прекрасными содроганиями девичьего тела.

Когда у нас не осталось сил, мы долго лежали на гладкой мраморной плите, подставляя уставшие тела ласке солнца и течению тёплой воды. Лишь после полудня, решились прогуляться к запретному месту, с которого открывался вид на таинственный город.

Действительно с высокого обрыва были видны белые дома, какая-то башня и колоннада, расположенные в зелёной ложбине, куда вела мощёная дорога. Если присмотреться, там можно разглядеть людей. Но городом это нельзя назвать. Так — небольшое поселение. Хотя за скалой, закрывавшей часть вида, возможно, имелось продолжение этого поселения. Возвращаясь ко дворцу Артемиды, я думал, как бы её расспросить о находке княгини. Запрет-то мы нарушили, только запрещала она Ольге, я мог о нём ничего не знать и набрести на то место случайно.

* * *

Кому хочется больше картинок, на Бусти пост «Божественное»: https://boosty.to/e. moury/posts/f2570820-d452−4484–9359−1fb4803c0db1?share=post_link — там Ковалевская и Артемида и божественные виды. Рекомендую, лично мне красиво.

Глава 14 Великолепная идея

— Родерик… — Талия давно лежала с открытыми глазами и смотрела на потолок.

Смотрела на потолочную роспись, которая, кажется, называлась «фреска» — так говорил Родерик. Ещё он говорил, что там изображены игры богов, которые бывают очень коварны. Вот и сыграли боги с ней в игру. Очень плохую игру.

— Родерик, блядь! — ещё раз позвала она, теперь изо всех сил, уже зная, что он не ответит. Повернулась к окну и заплакала.

Ну зачем она была такой упрямой дурой⁈ Зачем она его оскорбляла⁈ А последнее что она сказала… Она сказала: «Лучше бы тебя, козла, унесло этим дурацким потоком!..». Какой ужас! Это всё равно, что пожелать своему единственному другу смерти!

И что теперь? Теперь у неё нет Родерика. А если нет его, то для неё больше нет никого на этом свете. Папа, Елецкий — они не в счёт. Они всё меньше понимают её. Не прекращая всхлипывать, баронесса потянулась к тумбочке, нащупала там свой эйхос. Включила, проверила сообщения. Сквозь слезы, набежавшие на глаза, мир казался каким-то неправильным, искажённым как в кривом зеркале — такие зеркала в одной из сказок делали злые маги, чтобы обманывать людей. Из не отвеченных сообщений было только два, оба от папы. Оба за вчерашний вечер. И ни одного! Ни одного от этого козла, Елецкого! А Родерик… У него не было эйхоса. И неизвестно, есть ли теперь в этом мире сам Родерик.

Она прослушала присланное отцом, не слишком вникая в слова, которые всегда были об одном и том же, нажала пластину, чтобы ответить и произнесла, всхлипывая:

— Папа! Мне очень плохо. Я не знаю, что теперь делать. Умереть хочется, блядь! Папа, блядь! Это пиздец!

Задержала палец на пластине. Шмыгнула носом и подумала, что она не может такое отправить отцу, иначе плохо будет не только ей, но и ему. Удалив сообщение, Талия Евклидовна поплакала ещё немного, потом взяла себя в руки, вытерла слёзы и снова поднесла эйхос ко рту:

— Пап, у меня всё хорошо. Пожалуйста, не сердись на меня, — голос её предательски дрогнул и к горлу подступил ком. — Я знаю, что поступила очень плохо, но так вышло, — она всё же сдержалась, чтобы не заплакать. — Мне хочется пожить немного своей жизнью. Просто жди меня, я обязательно вернусь. И, пожалуйста, не беспокойся и не расстраивайся. Всё хорошо! — последние слова она с трудом выдавила из себя и скорее нажала на копку отправки сообщений. Вышло, наверное, неплохо. Сказанное должно успокоить отца.

Ещё несколько минут она лежала, думая отправить Елецкому сообщение или нет. С одной стороны, ей хотелось просто рассказать ему, как ей сейчас плохо и попросить приехать. А с другой — обматерить этого трахнутого графа за то, что он сделал с её Родериком. Ведь он просто испортил её друга. Как? Каким образом он смог это сделать всего за полчаса общения с ним? Ну, да, конечно, Саша — маг. Самый сильный маг в этом мире, как говорит Родерик. И самый хуёвый из всех!

Встав с постели, баронесса накинула халат, повернулась и взгляд её упал на столик, где стояла недопитая бутылка вина и были навалены кучей деньги.

«Аид дери, всё из-за них! Из-за них я потеряла Родерика! — болью вспыхнуло в её голове. — Ну неужели мне мало того, что было⁈»

Даже тех небольших денег — пятьдесят пять рублей в неделю, которые ей давал отец, когда она не была наказана, вполне хватало на жизнь. Их хватало даже, чтобы ездить в Ржавку и покупать Лису коктейли. Нет же, теперь ей захотелось больше и больше. Получается… Талия замерла от этой страшной мысли. Получается, что она променяла Родерика на какие-то деньги! Боги, какой позор! Никогда прежде её, госпожу Евстафьеву, не одолевала жадность. Жадность, тем более для друзей — это, наверное, самое постыдное, что существует в этом мире. Талия всегда была щедрой и легко расставалась со своими небольшими сбережениями, если деньги были нужны Лису или подругам. А в этот раз что на неё нашло? Неужели нельзя было принять условие Родерика и жить без воровства в банке. Ведь призрак сказал, что они найдут способ честно зарабатывать. И он прав! Так даже интереснее! Зарабатывать деньги — это отличная игра, и опасность, что можно вообще ничего не заработать, делает жизнь только интереснее. Сейчас ей захотелось собрать все эти купюры, разбросанные на столе и выбросить в окно! Пусть летят себе с огромной высоты, пусть их крутит ветром и уносит подальше!

Собрав деньги, сколько поместилось в руки, баронесса подошла к открытому окну и замерла. В воздухе прямо к ней летел букет красных и желтых тюльпанов, а за ними проступала знакомая, почти родная, полупрозрачная фигура.

— Родерик! — вскричала баронесса, роняя купюры. Большая часть упала на пол, некоторые вылетели в окно. — Родерик, пожалуйста, прости меня! — Талия отступила, впуская призрака в комнату, и когда он влетел, бросилась к нему, пытаясь обнять.

— И ты меня прости! Прости, моя прекрасная Королева Ночи! — серый маг уплотнился как мог, чтобы руки возлюбленной хоть как-то могли чувствовать его.

— Нет, я же! Я — принцесса, Родерик! — она попыталась поцеловать его бесплотные губы.

— Да, я забыл, ты самая прекрасная из всех принцесс. Видишь, что я тебе принёс? — он притянул ей букет. — Ты не представляешь, как мне было трудно их сорвать. Стебли очень крепкие для моих рук. Но старался для тебя изо всех сил и смог!

— А ты знаешь… Если не считать дней рождений, мне никто никогда не дарил цветы! Я люблю тебя, Родерик! — Талия побоялась, что снова заплачет и осторожно взяла цветы.

— А я никогда никому не дарил цветы, если не считать одного дня рождения Софки, — признался он.

И они почти одновременно рассмеялись.

— Ты выронила в окно часть денег, — заметил призрак. — Сейчас полечу, подберу, если ещё не растащили. И куда ты их несла?

— Не надо, Родерик! Несла их выкинуть. Я думала… — баронесса в первый миг не знала, хочет она признаваться ему в этом или нет, но сказала: — Думала, что ты ушёл навсегда. Хотела выкинуть эти дурацкие деньги. Ведь они без тебя совсем ничего не стоят. И вообще они ничего не стоят.

— Правда? — призрак на какой-то миг подумал, что она шутит, но лицо госпожи Евстафьевой казалось серьёзным как никогда.

— Поклянись, что никогда не бросишь меня! — она всё-таки заплакала: как ни старалась, слёзы сами потекли из глаз.

— Клянусь, моя прелесть! Никогда тебя не брошу! Никакой поток меня не сможет забрать! — выпалил он с такой уверенностью, что слёзы из глаз баронессы потекли ручьями.

— А я только что отправила сообщение отцу. Как ты хотел, извинилась перед ним и пообещала, что вернусь домой. Только не знаю, когда на это решусь, — призналась она. — Но теперь точно знаю, что вернусь к нему вместе с тобой.

— Я когда летел к тебе с цветами, хотел сказать кое-что… — Родерик замялся, не зная, как лучше преподнести свою мысль. — В общем, я бы хотел жениться на тебе. Понимаю, ты баронесса… — завидев как открылся её рот, чтобы что-то возразить ему, — он прервал её, подняв палец и продолжил. — Ты баронесса, а я никто. У меня даже нет тела. Но я знаю, как всё исправить.

— Я — принцесса, — поправила его Талия, пытаясь охватить столь неожиданную и очень интересную мысль своего возлюбленного. — Но я согласна выйти за простолюдина. Ты же сам говорил, что всё это условности. Жаль, что у тебя нет тела, но ты же можешь становиться чуть плотнее. И дальше научишься делать это ещё лучше.

— Подожди. У меня есть великолепная идея, — сейчас, говоря о «великолепной идее», Родерик вовсе не передразнивал Талию Евклидовну, как это случалось раньше. — Я знаю способ, как мне обзавестись настоящим телом.

— Как? — Талия с нетерпением ждала его следующих слов.

— Нужно лишь найти человека, который в ближайшее время умрет или только что умер. Я смогу вселиться в его тело, стать им, при этом оставаясь твоим Родериком, только буду выглядеть как тот человек, — пояснил он.

— Ты хочешь кого-то почти убить и занять его тело? — баронесса не могла понять, насколько ей нравится такая мысль. Скорее ей это не нравилось. Талия не хотела, чтобы Родерик убивал человека, а потом жил в этом теле. Всё-таки для неё это было бы совсем чужим телом.

— Ни в коем случае! Пока ты спишь, я могу дежурить по ночам в одном из домов Асклепия, где лежат тяжело больные или люди со смертельными травмами, и как там умрёт подходящий человек — достаточно молодой и привлекательный, я постараюсь занять его тело, — пояснил он, старясь не посвящать Талию во все сложности этой затеи. — Постараюсь выбрать дворянина.

— Ну если красивый и дворянин, то будет хорошо, — после некоторых раздумий согласилась госпожа Евстафьева. — Только не барон! Хотя бы виконт или граф! Но подожди… — Талия нахмурилась. — Если этот человек настолько больной, что умирает, то ты станешь тоже больным и умрёшь в этом теле. Подумал об этом?

— Подумал, моя проницательная прелесть. Да будет тебе известно, я — маг. И хороший маг, знающий две техники самоисцеления. Но главное в том, что болезнь большей частью прописана не в физическом теле, если не считать, конечно, травм, а в телах энергетических. Если душа того несчастного вышла из тела, то её место займёт моя душа, с совершенно здоровой энергетикой и тело быстро пойдёт на поправку, — пояснил серый маг.

— Слушай, мне нравится эта идея. Вот если бы ещё я могла сама выбрать, для тебя подходящее тело, — Талия прикрыла глаза, представляя, как она возвращается домой под руку с красивым молодым человеком. Ещё более красивым, чем Елецкий. И говорит: «Папа, знакомься это мой жених, виконт…». Нет, ну какой, Аид дери, виконт! Конечно, граф! Граф или вообще князь! И называет очень известную фамилию. Папа, конечно, в обморок от счастья. А она гордо пройдёт со своим избранником мимо Светланы Ионовны, покажет ей язык и поднимется в свою комнату, которая станет их с Родериком. И будет шикарная свадьба, после которой отец не сможет её ругать или запирать дома, потому что она уже принадлежит Родерику.

— Как же ты выберешь? Ходить по палатам, тем более дворянским, не так просто и очень утомительно. Не хочется, чтобы ты дни поводила в пустых хождениях, — высказался серый маг, между тем душа его уже наполнилась радостью: баронесса не отказала ему — это главное. А там, как-нибудь он найдет подходящего кандидата на новую жизнь, которую даст ему сам Родерик. Хотя оставалась ещё куча сложностей. Например, сама техника вселения в тело — её он пока представлял лишь в общих чертах. Чтобы понять все хитрости, требовался свиток Эренхумма. Но для него — призрака, раздобыть его невеликая трудность.

— Я знаю как, — прервала его мысли баронесса. — У меня тоже есть великолепная идея.

— Какая, ваше высочество? — Родерик с осторожностью относился к «великолепным идеям» Талии и чуть напрягся, насколько позволяло его бесплотное тело.

— Всё просто: ты облетишь ночью ближайшие дома Асклепия и составишь список всех подходящих для наших целей дворян, — Талия подняла с пола разбросанные купюры и отнесла их к столику, рассудив, что деньги им всё же понадобятся. Например, на свадьбу. — А потом, — она повернулась к Родерику. — Я нахожу каждого из этого списка во Всеимперской Информационной сети, и мы вместе выбираем того, кто больше всего подходит.

— Боги! Принцесса, вы не только прекрасны, но и мудры! — воскликнул Родерик и подумал, что эта идея баронессы вовсе не плоха.

* * *

Елена Викторовна долго не выходила из ванной, и Майкл решил перечитать вчерашнее письмо из Иммиграционной Директории. Сев на диван, он достал аккуратно свёрнутый листок и прочитал ещё раз:

«… может быть повторно рассмотрен, только после покупки недвижимости, площадью, не менее указанной в законодательстве (см. распоряжение Имперской Канцелярии от 6-го февраля 4 331 года от Т. П. № 212) или предоставлении залога в 5 500 рублей…»

И настроение британца снова упало. Он даже подумал, что не сможет улыбаться графине, когда она выйдет из ванной. Ну, где он возьмет пять тысяч пятьсот рублей⁈ Тех денег, что ему должны перевести за статью в последнем номере «Asian scientific research» едва ли хватит, на пару недель обычной скромной жизни. Он ещё раз пересчитал 275 фунтов стерлингов при нынешнем, шатком курсе фунта, это едва больше 215 рублей. Печально посмотрел в окно, за которым шумела московская улица, светило утреннее солнце, и тяжко вздохнул. Вздох отдался в груди болью от удара сына Елены Викторовны. Ничего не скажешь, крепкие у парня кулаки, да и ноги. С такими талантами… Ах, да, он ещё вдобавок маг. В общем, настоящее чудовище с не очень хорошими манерами. И как-то совсем не верится, что Александр Петрович всерьёз продолжает дело, начатое его отцом. Слишком он не похож на человека, с блистательным умом, которым ранее граф представлялся Майклу Милтону до их первого знакомства.

Распахнулась дверь ванной и вышла Елена в сером халате Майкла, надетом на голое тело и завязанном так, что он не слишком скрывал грудь.

— Мой хороший мальчик, — Елена Викторовна, наклонившись, нежно поцеловала его в губы. — Сейчас пойдём завтракать. Я очень проголодалась за ночь.

От вида её тугой груди, появившаяся в разошедшемся халате, Майкла бросило в жар.

— Леночка! — он попытался обхватить графиню, но она отстранилась и подошла к трельяжу, чтобы расчесать влажные волосы.

— Лен, ну, пожалуйста! — он вскочил с дивана, прижался к ней сзади.

Графиня Елецкая замерла, закрыв глаза и чувствуя ягодицами его твёрдый член. Этот мальчик был неугомонным, и вовсе не таким скромным, как показалось первый раз. Стыдно признать, но ей очень нравилась эта нескромность и натиск.

— Майкл, мы опоздаем на завтрак. У нас столик на восемь тридцать, — напомнила она, уже не сопротивляясь его горячим рукам. А они… Они уже снимали с неё халат и трогали так бессовестно, что по телу пошла дрожь. — Майкл! — выдохнула она, и поняла, что больше не хочет сопротивляться его напору.

Повинуясь воле любовника, она наклонилась, упираясь руками в трельяжный столик и разведя чуть шире ноги. Его член не сразу нашёл вход, и от упругих, скользких движений по ложбинке графиню наполнила тёплая сладость, закружилась голова. Елена нетерпеливо вильнула бёдрами и вскрикнула, когда он вошёл, резко дёрнула всем телом, желая скорее, скорее впустить его целиком.

— Только не кончай туда! — с мольбой выдохнула госпожа Елецкая, опасаясь, что через миг уже не сможет сказать этих слов.

— Сюда можно? — спросил Майкл, тронув большим пальцем её узкую дырочку.

Графиня не ответила. Она не знала, что сказать своему ненасытному любовнику. Его палец вошёл глубже, одновременно член продолжал терзать мокрую пещерку. Боги, такого с ней не делал ещё никто! Она застонала, резче насаживаясь на его член. На миг приоткрыла глаза, увидев в нескольких сантиметрах перед собой в зеркале искажённое невыразимым удовольствием лицо — своё лицо, и Майкла, страстного, чуть растрёпанного, но от этого ещё более прекрасного.

Чтобы не упасть от наползающей слабости и всё более беспощадных проникновений любовника, графиня вцепилась в трельяжный столик. Майкл вынул палец из её ануса, его ладони легли на её груди и властно сжали их. От ощущения его рук, сминающих груди, ощущения горячего, пульсирующего члена, неожиданно пришла огненная волна оргазма. Графиня затряслась, жалобно застонала, сметая с трельяжа баночку с кремом для лица, расчёску, почему-то оказавшийся здесь бокал из-под пива. Её лоно, сжалось, словно желая раздавить член своего мучителя. Майкл тут же вырвал его, и направил между ягодиц графини. Его боец, скользкий от соков Елены Викторовны, с трудом, но всё же проник в этот узенький манящий ход.

Графиня слабо вскрикнула, чувствуя приятную боль и твёрдую плоть Майкла, раздирающую её всё глубже.

— Леночка… — жалобно простонал он, почти сразу кончил, резко притянув её к себе за бёдра.

— Майкл, ну разве можно так⁈ — Елецкая облизнула сухие губы, крепко сжимая ягодицы и не желая выпускать его из себя.

— Тебе хорошо, моя дорогая? — Милтон погладил её тугие ягодицы. «Боги, как же она прекрасна! Если бы я только мог жениться на ней!» — пронеслось в его голове.

— Мне надо в душ, — отозвалась графиня.

— Мне тоже, — сказал Майкл.

В этот раз они пошли вместе.

Хотя они опоздали на завтрак, их столик в «Эмили» был свободен. Сегодня здесь с утра снова было много посетителей, и всё это из-за большой туристической группы из Рима, оккупировавшей почти всю гостиницу до конца недели.

— Всё-таки мне нужно поскорее домой, — сказала Елена Викторовна, когда официант поставил на столик сковородку с жареным беконом с яичницей, густо посыпанной зеленью.

Здесь по давней традиции, якобы берущей начало в тавернах Ноттингема, яичницу подавали именно так: на чугунной сковороде, обязательно ещё шипящей, издающей волшебный аромат.

— Может быть, Саша уже вернулся. Я не представляю, как он там у Артемиды, — продолжила графиня. — А ты можешь представить, Майкл? Где это может быть вообще? Где её дворец, в Эфесе или Делосе? А может на Небесах? Как она могла перенести его туда?

— Нет, я тоже не представляю. Такого не может быть. Если бы, её дворец был в Эфесе, то его бы видели и об этом все знали. То же самое и на Делосе. А вот на Небесах, — тут Майкл растеряно развёл руками, при этом лицо его выражало крайнюю степень сомнения. Потом британец взял лопаточку, чтобы положить себе горячий бекон, и сказал: — О Небесах я сказать ничего не могу, но с научной точки зрения очень возможно.

— Нет, Майкл, в Эфесе тоже возможно. Потому, что боги могут скрывать не только своё присутствие, но и своё… — Елена Викторовна аккуратно разрезала яичницу, и оранжевый желток растёкся по тарелке. — Своё имущество. В том числе и дворцы, — тело графини ещё приятно ныло, от случившегося в номере Майкла, от этого сладкого ощущения, она свела вместе бёдра и на миг прикрыла глаза.

— Леночка, а ты уверенна, что с тобой говорила именно богиня? Может какая-то девушка, которая сделала вид, будто она — Артемида, а сама забрала Сашу, чтобы провести с ним время? — предположил Милтон.

— Конечно, это была Артемида, — Елецкая весьма удивилась вопросу Майкла и даже не сразу смогла донести кусочек бекона до рта. — Я же вижу богиню не первый раз. Тем более в субботу она появилась во время моей молитвы. Вышла вся в золотом свете прямо из статуи.

— Понятно. И прямо всё так и сказала, что Саша поживёт у неё несколько дней? — Майкл даже не слышал, что ответила графиня, подумав, что её всё-таки стоит показать своему приятелю Кристоферу Лансу, который очень хорошо разбирался в нервных болезнях. С Еленой Викторовной явно что-то не так. Она вела себя совершенно нормально и рассуждала вполне здраво, но лишь до тех пор, пока вопрос не касался исчезновения её сына, вестей от которого не было несколько дней. Майкл даже сам начал беспокоиться, ведь с Александром Петровичем в самом деле могло случиться что-то нехорошее, и Майклу очень не хотелось, чтобы через какое-то время графине открылась такая правда, от которой она впадёт в настоящее горе. Возможно, вера в то, что Саша находится у Артемиды была чем-то вроде защитной реакции её ума, который подозревал что-то неладное.

— Леночка, — ласково сказал Милтон. — Не хочешь после завтрака прогуляться к моему другу Кристоферу Лансу? Он врач и видный ученый. Он многое знает о богах и мог бы многое прояснить по этому вопросу. А потом, я сразу же отвезу тебя домой.

— Нет, Майкл, извини, но Саша, наверное, уже вернулся. И если он узнает, что я не ночевала дома, то выйдет очень нехорошо. Ты же знаешь, как он ревнует к тебе, — графиня принялась за салат со спаржей.

— Да, это я знаю, — Милтону показалось что у него снова разболелась грудь и лицо, а вместе с ними остальные части тела.

Дальше они завтракали молча, лишь с улыбкой глядя друг на друга. Мысли Майкла вернулись к проблеме, обозначенной в письме из Иммиграционной Директории. По сути, ему отказали в российском подданстве. Отказали из-за какого-то неприятного закона, по которому у каждого претендента на подданство в Российской Империи должна быть своя недвижимость с жилой площадью не менее ста квадратных метров. Если же таковой нет, то следует выплатить аж 5500 рублей залога до её приобретения. Только, извините, на эти 5500 проще купить небольшой дом в деревне. Нет у него таких денег и в обозримом будущем не будет. В какой-то момент Майкл хотел показать это письмо Елене Викторовне и просить её совета, но от такой мысли отказался — он очень не хотел выглядеть перед ней беспомощным и совсем несостоятельным. Хотя… хотя она и так знала, что дела с деньгами у него плохи.

Официант принёс кофе. Когда голубая фарфоровая чашечка появилась перед Майклом, пуская в лицо ароматный пар, британец вспомнил… Недели две назад он пил кофе в ресторанчике на Тверской вместе со своей сестрой и князем Мышкиным, и тот, заинтересованный некоторыми научными идеями Милтона, обещал всякое содействие в Москве. Может он как-то сможет быть полезен в получении подданства Российской Империи? Хотя Мышкин так себе знакомый и очень большой чудак, но он князь, и попробовать поговорить с ним стоило. Или лучше действовать через Элизабет и ее мужа — они гораздо лучше знакомы с Мышкиным. Майкл даже не запомнил имя этого Мышкина: то ли Геннадий, то ли Георгий. Оставалось дождаться приезда Элизабет — она должна прибыть завтра Западным Экспрессом.

Глава 15 Коленями в пол

Я специально попросил извозчика остановиться сразу за перекрёстком с Кузнечной. Хотелось пройти оставшиеся триста метров пешком — вот такая блажь. Неторопливо подходя к нашему особняку, я думал, что меня не было здесь всего четыре дня, три из которых я провёл в беспамятстве, но кажется времени прошло несравнимо больше. Возможно, потому что я был полон под завязку впечатлениями от прогулок по владениям Артемиды. Кстати, моя версия оказалась верна. Тот небольшой городок, вид на который открывался со скалы, населён особо приближенными к богине людьми. И проживают там только девушки и женщины, в основном жрицы. Мужчинам туда вход воспрещён. Там же в соседней роще и возле святых источников, которых в округе имелось множество, обитали нимфы. Но ладно, это лишь одна из интересных деталей, открывшихся мне за два неполных, но великолепных дня.

Большую часть этого времени я провёл с Ольгой, а затем, когда княгиня уехала домой, с самой Артемидой. Из маленьких разочарований: я так и не узнал, где спальня Небесной Охотницы. Конечно, Артемида посмеялась надо мной. И ещё, к моему сожалению, она так и не открыла, что-то важное, которое хотела сообщить мне «когда придёт время». Я даже не знаю, когда это время настанет. Астерий умеет быть терпеливым, но когда он даёт больше воли Саше Елецкому — его натуры этого тела — то любопытство в нём даёт о себе знать.

Уже подходя к дому, я не забыл о безопасности, вошёл в сферу второго внимания и просканировал ближайшее пространство на вероятные угрозы. Уделил особое внимание эрмимобилю, стоявшему возле особняка Стародворцевых. Машина оказалась пуста, да и всё вокруг не предвещало беды.

— Ваше сиятельство! — выдохнул дворецкий, едва я ступил на порог. — Как же мы ждали! Все волновались! Слухи, извините, такие, что в голову не всем помещаются! Вот, например, мне — я тут…

— Здравия желаю, ваше сиятельство! — перебил его выбежавший из гостиной Денис.

И остальные охранники с сияющими и полными любопытства лицами поспешили поприветствовать меня.

— Ах, эти слухи! Давайте не будем о них, — улыбаясь, я всё же дал понять дворецкому и остальным, что не намерен обсуждать причины моего исчезновения и всё с ним связанное. — Что-нибудь есть более важное, чем просто слухи?

— Ещё как, Александр Петрович! Вас снова спрашивали люди из… — дворецкий поспешил к своей конторке, перевернул лист и зачитал: — Из канцелярии Надзора Чести и Права Его императорского величества. Граф Захаров Иван Ильич. Говорит, очень хотел бы пообщаться с вами. Также вчера под вечер был Торопов Геннадий Степанович из сыскного агентства имени Скуратова — прочитал он, водя пальцем по листу бумаги.

— Спасибо, Антон Максимович. Разберёмся, — вторая запись в книге дворецкого меня заинтересовала больше. Значит, у Торопова были какие-то важные новости. Он пытался связаться со мной через эйхос и у него не получилось по вполне очевидной причине: мой-то стараниями Громовержца сгорел. Как-то не везёт мне на эйхосы. И что интересно, дворецкий сказал: «Торопов из сыскного агентства имени Скуратова» — вот так, решили они с почтением отнестись к имени Скуратова Фёдора Тимофеевича — приятно и похвально. После этого я ещё больше зауважал Торопова. Жаль, что из-за последних событий я не попал на похороны Фёдора Тимофеевича, но память о нём обязательно почту как полагается.

Захаров… вот его интерес к моей персоне был нежелательным. Но что поделаешь, работа у императорских «надзорщиков» такая — совать свой нос, куда не просят. Хотя сам Захаров как человек мне был приятен. Надо будет — найдёт, пообщаемся. Я ни от кого не скрываюсь.

Я постоял возле гостиной ещё минут пять, выслушав Дениса и парней из охраны, их сообщения о вызывающих подозрения прохожих и эрмиках, иногда проезжавших возле нашего дома. Затем направился к маме.

— Саша! — Елена Викторовна вскочила с дивана, едва я открыл дверь. — В самом деле был у Артемиды? Боги, как же хорошо всё!

— Да, мам. Только не надо, об этом всем рассказывать, — мы обнялись. — Люди к такому будут относиться с недоверием.

Последние мои слова она будто не услышала и начала расспрашивать:

— А почему так случилось? Что за интерес у Небесной к тебе? Это же не просто так, Саш! И почему она забрала тебя на столько дней? — графиня взволнованно разглядывала меня. — У тебя будто глаза светятся. Почти как у самой Охотницы. Присаживайся, немедленно расскажи мне всё!

И я присел на диван, переложив на столик журналы, которые читала графиня. Рассказал ей не всё, а лишь такое, чтопридало бы маме спокойствия и уверенности в том, что дела мои действительно идут хорошо и всё складывается благоприятно. О произошедшем в ритуальном зале поклонников Морены, Елена Викторовна, к счастью, не знала, что меня избавило от сложных разъяснений. Моя история выглядела так, будто Артемида просто пригласила меня погостить и оказать ей некоторую помощь, суть которой я не раскрыл. И о том, что Ольга Ковалевская тоже была во владениях богини мне пришлось сообщить, поскольку мама что-то знала об этом от самой Ковалевской — княгиня заезжала к нам домой вчера, извещала, что со мной всё хорошо. По моей просьбе о том, что я был в беспамятстве несколько дней и не слишком здоровым, Оля умолчала.

Закончив рассказ, я засобирался к себе:

— Мам, извини, пойду. За обедом увидимся. На сегодня очень много дел. Кстати, от графа Голицына мне ничего не приходило?

— От Голицына нет. Саш, — она тоже встала с дивана и на её лице появилась едва заметная нерешительность, несвойственная Елене Викторовне: — Майкл сегодня приедет. Ты же его выслушаешь? Он в любой момент готов испытать твою магию и подтвердить свою честность. Пожалуйста, будь мягче с ним, он и так очень пострадал.

Эта весть меня не обрадовала. Не хотел я видеть рожу бритиша в нашем доме, даже если он в самом деле весь такой честный и во всех отношениях распрекрасный. И проверить его, я обязательно проверю, причём самым серьёзным образом. Жестко проверю, как в свое время Лиса.

— Ладно, пусть приезжает. Пообщаемся, — сказал я, направляясь к двери.

— Ты же извинись, — напомнила мама.

— Извиняюсь, если в этом будет необходимость, — ответил я, оглянувшись. Увидев в её глазах тревогу, добавил: — Не волнуйся, нормально будет всё с твоим Майклом, если он только на самом деле нормальный человек.

Выйдя от мамы, я услышал странное жужжание и увидел двух мужчин в тёмно-синей рабочей одежде, стоявших в дальнем конце коридора, и догадался, что они занимались ремонтом в моей комнате. Подошёл, представился, посмотрел на продвижение работ. Работа действительно шла: штукатурку со стен сбили основательно, на полу громоздились горы строительного мусора, в воздухе ещё стояла пыль. Небольшой робот, высотой меньше среднего человека, мигая красным и синим индикатором очищал простенок под окном, шустро орудуя четырьмя манипуляторами.

— Надолго вам тут работы? — поинтересовался я. — Так, чтобы полностью всё закончили и можно было меблировкой заняться.

— Ну, знаете… тут… — рыжеватый мужичок почесал затылок. — На следующей неделе должны закончить. Смотря как пойдет.

— Вы постарайтесь, чтобы прошло хорошо. Вроде ваш инженер обещал за неделю справиться, — напомнил я и пошёл к себе.

Первым делом я включил коммуникатор и заказал срочным курьером эйхос. Тут же отправил сообщение Голицыну, что по некоторым причинам лишился эйхоса и отсутствовал в городе. Попросил, если у него были какие-то важные вопросы ко мне продублировать их здесь, в информационной сети. До обеда я занимался подготовкой к школе: завтра следовало сходить на занятия: всё-таки зачёт и годовая контрольная по истории мира — не хотелось и это сдавать потом в нешкольное время.

Эйхос привезли лишь после обеда, и снова мне пришлось повозиться, рассылать всем важным контактам сообщения. Благо, список с номерами был готов ещё с прошлого раза. Ленская отозвалась первой с визгами восторга и желанием немедленно приехать ко мне. Я бы на это согласился, даже сам хотел видеть её, но скоро должен был пожаловать Майкл и появление моей милой актрисы в сегодняшний вечер не вписывалось. А Ольга… Ольга тоже отозвалась очень быстро, но мы не так давно расстались и порешили на том, что ей следует провести этот вечер со своими родителями, которые стали очень недовольны её исчезновениями

Незадолго до прихода британца пришло неожиданное сообщение от госпожи Евстафьевой:

«Куда ты пропал, Елецкий. Друг, блядь… Ой, извини. Да будет тебе известно, в моей жизни большие перемены. Я скоро выйду замуж. Можешь всплакнуть — проспал ты свое счастье. И можешь успокоиться, мы с Родериком больше не собираемся брать деньги, сам знаешь где. Я теперь хорошая девочка — сама с себя охуеваю. Блядь, опять… И это ещё не всё, скоро ты удивишься намного больше. Пока, граф».

Вот здесь, даже до исполнения её «угроз», было чему удивиться и над чем задуматься. Талия Евклидовна умела удивлять. Выходит замуж… Не за Родерика ли? Я едва не рассмеялся этой нелепости. Впрочем, что для других нелепость, для Талии вполне может быть нормой. Официально, конечно, никто такой брак не оформит и не признает. Но разве Талию Евклидовну может это остановить? Если она сама себе даровала титул принцессы, отчего же ей не самой себе назначить мужа.

По звуку подъехавшего эрмимобиля я понял, что к нам гости. И скорее всего это Майкл Милтон — красавчик, знаток древних виман и воздыхатель по красивым женщинам с высоким положением в обществе. Сейчас мы посмотрим, что у него внутри. Выйти к бритишу я не спешил — мысленно вернулся к сообщению Талии и сказал в эйхос:

«Дорогая, рад за тебя! Надеюсь, твой жених — достойный человек, который тебя любит и которого любишь ты. И очень надеюсь, что твой избранник окажется приятен Евклиду Ивановичу и он одобрит ваш брак. Что касается меня, я очень извиняюсь, но все эти дни начиная с утра субботы я был вне связи. Как уже сообщал ранее, лишился эйхоса. Как появится свободное время, буду рад познакомиться с твоим женихом. Удачи тебе!».

Дверь в мою комнату открылась, на пороге появилась моя мама:

— Саш, Майкл пришёл и дожидается тебя. Пожалуйста, зайди ко мне.

Я выключил терминал, прихватил эйхос и направился в покои Елены Викторовны.

Майкл стоял у окна, глядя на наш маленький садик. Едва мы вошли, он тут же повернулся, изображая на лице беспредельное миролюбие и сказал:

— Здравствуйте, ваше сиятельство! Я очень, очень сожалею, что между нами получилось такое недопонимание прошлый раз. И я вас очень понимаю! Елена Викторовна пояснила все причины ваших сомнений — они, конечно же, могли иметь основания.

— Это хорошо, Майкл, что ты разобрался в причинах. Ничего, что я вот так, просто на «ты»? Ты, как мне известно, имеешь титул барона и не слишком превзошёл меня возрастом, думаю, взаимное обращение на «ты» будет вполне уместным, хотя не сделает нас друзьями, — сказал я подходя к нему и проигнорировав прутяную мне руку, которую он тут же убрал.

— Саша… — графиня одарила меня осуждающим взглядом.

— Мама, мы пока не подружились, и я сомневаюсь, что это произойдёт, — твёрдо сказал я. — Но я обещаю быть с господином Милтоном достаточно вежливым, насколько он того заслуживает.

— Да, ваше сиятельство, мне по душе эта простота. Можно на «ты», — согласился британец, продолжая демонстрировать бесконечное миролюбие. — И я готов ответить на любые вопросы и пройти испытание вашей магией. Не скрою, меня последнее даже очень заинтересовало, когда я узнал от Елены Викторовны, что вы обладаете такими поразительными возможностями.

— Вот и хорошо, Майкл. Я сегодня весьма ограничен во времени — мне есть чем заняться, кроме этой беседы, поэтому с магии и начнём, — решил я. — Если на данный момент у тебя нет никаких иных желаний или вопросов, то прошу, — я указал на диван возле окна. — Присядь там.

— Саша, зачем так спешить? Может сначала чай, просто беседа? — растерялась Елена Викторовна. — Давайте, я распоряжусь.

Я отрицательно качнул головой.

— Ты только очень аккуратно с ним, — ещё больше растревожилась графиня, видя мой решительный настрой. — Насколько я помню, это не совсем безопасно. Пожалуйста, Саша!

— Мам, успокойся. Возможно, господин Милтон перенесёт некоторые неприятные ощущения, но в целом это ему не повредит, — заверил я и добавил, наблюдая за реакцией британца. — Конечно, если он не собирается поиграть со мной в какую-то нечестную игру.

Испуга или даже беспокойства в его глазах я не заметил. Напротив, они были полны истинного любопытства, словно у мальчишки, которому вот-вот вытянут из подарочной коробки обещанный сюрприз.

— Саш, может не нужно так сразу. Ты бы для начала просто поговорил с Майклом. Я хочу, чтобы ты наконец понял, что он совершенно порядочный человек, — мама присела в кресле с недовольством переводя взгляд с британца на меня.

— А зачем тянуть? Я же объяснил: у меня мало свободного времени. За эти несколько дней моего отсутствия скопилось много вопросов, которые ждут моего внимания. Если Майкл пройдёт испытание, тогда у нас будет время с ним поговорить. И желания сделать это у меня станет намного больше, — я подошёл к Милтону, готовясь активировать «Гарад Тар Ом Хаур» — древнюю магию, берущую начало в Лемурии. Это название переводилось как «Заставляющий петь песню истины» — поэтичное название, но для меня это просто «Инквизитор».

— Позволите вопрос, Александр Петрович? — глаза британца с совершенно бесхитростным интересом смотрели на меня.

— Позволяю, — я кивнул.

— Я очень извиняюсь, вопрос нескромный и я такое не имею права спрашивать, но меня весь день мучает любопытство, — щеки британца задел румянец и дальше он будто не решался сказать.

— Говори, Майкл, — я нахмурился. Теперь его «нескромный вопрос» стал интересен и мне.

— Сегодня утром мы с Еленой Викторовной задавались вопросом, если вы все эти дни находись во владениях самой Артемиды то, где эти владения находятся? На Эфесе, Делосе или где-то в недоступных нашему пониманию хорах? — произнёс Милтон, и вот теперь в его глазах появилась хитринка.

— Вот как? В какое именно утреннее время ты обсуждал это с графиней? — строго спросил я и даже не глядя на маму, понял, что она чувствует себя неуютно.

— Примерно без пятнадцати девять утра за завтраком, — с недоумением ответил Майкл.

— Эти владения находятся в недоступных нашему пониманию хорах, — сказал я, ощущая как в моей душе поднимается негодование: значит, мама сегодня провела ночь с этим чёртовым бритишем. Не могла же она утром вскочить и не завтракая отправиться к нему на встречу! — Майкл, если ты не хочешь, чтобы на тебя смотрели как на ненормального, то больше никогда и ни перед кем не трогай этот вопрос, — сказал я, сердито глянув на Елену Викторовну. — Я имею в виду вопрос о том, что какой-то твой знакомый посещает владения Артемиды или иных богов.

— Да, ваше сиятельство. Я бы и не посмел ни перед кем. Я вполне понимаю, что звучит это странно настолько, что редко кто сможет воспринять это всерьёз. Но я интересуюсь историей магических наук, которая полна невероятных событий и понимаю, перед кем такое говорить позволительно, а перед кем нет, — ответил Милтон, в нетерпении завозившись на диване.

— Хорошо, что мы поняли друг друга. Итак, Майкл, сейчас я введу тебя в несколько необычное состояние. Вероятно, ты испытаешь неприятные ощущения — увы, такова особенность процедуры, придётся потерпеть. Если же ты не уверен, что желаешь пройти через эти испытания, то может отказаться, встать и просто уйти из нашего дома, — я подошёл к нему ближе.

— Ради Елены Викторовны я готов вынести любые испытания, — с пылом ответил Милтон.

— Отлично, — я поднял руку, прикрыл глаза, входя во второе внимание и сканируя ментальное и астральное тело британского барона. Без труда нашёл самые удобные точки для привязки. В средней из них углубился в ментальное тело, чтобы сделать основательный зацеп. Да, при самой процедуре это может вызвать дополнительные неприятные ощущения, но так надежнее. Нет, я не собирался делать ему больно намеренно, но и особо церемониться с ним тоже не было желания. Перепроверил привязку и коснулся его руки, активируя «Инквизитор».

Когда я открыл глаза, Майкл ошалело смотрел на меня, открыв рот и тяжко дыша.

— Майкл! С тобой всё хорошо⁈ — мама подбежала к нему, хватая его за руку. — Майкл!

Он не отзывался, глаза его стали ещё более дикими.

— Саша! Немедленно прекрати это! — вскрикнула Елена Викторовна.

Ну, да, прямо сейчас всё вот так брошу.

— Мама, уйди, — сказал я. — Выйди в другую комнату! Ты сейчас всё испортишь и сделаешь ему только хуже!

Британец зарычал что-то нечленораздельное на английском, привстал с дивана, вертя головой и рухнул на колени. Причём так решительно, что в шкафу и на столике задребезжала посуда.

Глава 16 Черная палка в голове

к

— Саша! — графиня была на грани истерики. Заламывая руки, она с ужасом смотрела на Майкла и боролась с желанием броситься к нему.

— I don’t know yet! Lenochka, am I behaving badly? — часто дыша, хрипло произнес Милтон.

— Господин Милтон, изволь изъясняться на нормальном языке. Ты не в своем Чешире, — напомнил я. — И хватит ползать на коленях. Сядь на диван. Мама, если тебя это настолько пугает, лучше побудь в спальне, — наверное сейчас я был слишком груб, но процедура требовала собранности и жесткости. Во мне не осталось ни капли прежнего Саши Елецкого.

— Нет, я буду здесь! — возразила Елена Викторовна, схватив британца под руку пытаясь поднять с пола. — Ты обещал, Саша, что с Майклом все будет хорошо!

— С ним хорошо. Только он сам это пока не понимает, — ответил я, помогая усадить его на диван. — Майкл, сюда, внимание! — я щелкнул пальцами перед его носом. — Готов отвечать на мои вопросы?

Он запыхтел, непонимающе глядя на мою руку перед его лицом, потом застонал:

— Что у меня в голове… Посмотрите, что с ней! Из нее торчит черная палка?

Я знаю, «Инквизитор» не самая приятная процедура и иногда может давать непредсказуемые эффекты, в том числе и всякого рода галлюцинации. Но, как правило, это не оставляет никаких следов в психике.

— Нет у тебя никакой палки. Дай руку, убедись сам, — в то время как мама с ужасом смотрела на Милтона, я взял его ладонь и провел ей над головой британца, едва касаясь его волос.

— Палки нет, — с некоторым изумлением убедился чеширский барон. — Но состояние жуткое, Александр… Петрович. Такое жуткое, будто мне в голову воткнули какой-то длинный предмет, — он осмысленнее глянул на меня, потом со страхом в глазах на графиню. — Это со мной надолго?

— Нет. Не дергайся, не суетись и начнет отпускать. Смотри на меня, — я поднял его подбородок, заглядывая в его серые расфокусированные глаза. — Готов отвечать на вопросы?

— Саша, немедленно прекрати это! — Елена Викторовна вновь обрела дар речи.

— Мама, не мешай! Я сказал, иди в спальню, — махнул на дверь. — Он сам на это согласился, никто его не заставлял.

— Да, черт с вами!.. Спрашивайте, — без особой охоты простонал Милтон.

— Где ты проживаешь в настоящее время, Майкл? — начал я с достаточно отвлеченных вопросов.

— Гостиница «Ноттингем», комната номер 312 за шестнадцать рублей тридцать копеек в сутки, — протараторил он, зажмурившись и потирая затылок.

— Кто оплачивает проживание в этой гостинице? — продолжил я.

— Как кто? — он распахнул глаза и с удивлением уставился на меня. — Сам оплачиваю. Скоро получу гонорар за статью, смогу оплатить еще две недели.

— У тебя трудности с деньгами? Есть желание попросить их у Елены Викторовны? — из прежних разговоров с мамой, я знал, что у Майкла серьезные проблемы с деньгами. — Ты вообще когда-нибудь брал деньги у Елены Викторовны?

— Саша! Да как ты смеешь⁈ — вскрикнула мама и побледнела.

— Ваше сиятельство, — он замотал головой, потом сдавил виски руками. — Не надо говорить о моей бедности. Мне больно об этом думать. Но у Леночки я никогда не попрошу деньги. Может только взаймы, если не пришлет Теодор. Я почти не брал у нее деньги! Я не хотел, брать она заставила, чтобы оплатить лечение и процедуры магов-целителей!

— Когда это было? Какая сумму дала графиня? — я догадался, что речь о свежем случае, когда моими стараниями бритиш слетел с лестницы.

— Четвертого мая в пятницу. Ваша служанка передала мне двести рублей. У меня болело лицо и все тело, после того как вы меня столкнули с лестницы, — он жалобно проморщился.

— Кто такой Теодор? — я уже слышал это имя, но сейчас не мог вспомнить.

— Теодор? — Милтон перевел вопросительный взгляд на меня. — Ах, Теодор… Муж моей сестры — Теодор Бранс. Он управляет нашим бизнесом Milton’s Delivery, и выплачивает мне часть дохода. Это все от отца, ваше сиятельство. Дела стали похуже.

— Для каких целей ты познакомился с Еленой Викторовной Елецкой? — задал я один из главных вопросов, одновременно переводя часть внимания на его ментальное тело и наблюдая за характером возмущений в нем.

— Александр Петрович, ну так это же!.. — он засопел, тут же обратив страдальческий взор к графине. — Елена Викторовна — очень красивая женщина. Самая красивая, из мне известных. Я ее люблю, Александр Петрович! Всем сердцем люблю. И как я, по-вашему, мог с ней не познакомиться? Сама судьба свела меня с ней!

Сейчас мне было совершенно ясно, что Майкл не врет, а всполошился он так потому, что я задел наиболее чувствительные струнки его души.

— Вот видишь, Саша! — торжествующе сказала графиня. — А ты смел к моему Майклу относится с таким бессовестным недоверием⁈

Она села на диван рядом с Милтоном, обняла его и прошептала:

— Пожалуйста, потерпи, мой мальчик. Скоро все закончится. Он больше не посмеет мучить тебя.

— Майкл, ты хотел получить научные работы моего отца? — спросил я, не обращая на слова мамы.

— Конечно, да! Это одна из моих целей переезда в Россию! Очень хочу познакомиться с трудами вашего отца! Тем более после того, как граф Бекер прочитал статьи Петра Александровича и понял, что ваш отец на верном пути, — с пылом произнес Майкл.

Я видел, что его состояние уже близко к норме, но при этом шаблон «Заставляющий петь песню истины» продолжал действовать, и я пока доверял словам британца.

— Кто такой граф Бекер? — сейчас я был полностью Астерием, и то, что Елена Викторовна с такой нежностью прижималась к Милтону у меня не вызывало чувствительного протеста. А может Саша Елецкий во мне начал с этим постепенно смиряться.

— Чарльз Бекер мой хороший знакомый, исследователь тайн древности, известный коллекционер египетских и арийских артефактов, держатель Ключа Кайрен Туам. Он, как и я интересуется доарийской историей и техникой того забытого времени, — Майкл облизнул пересохшие губы, сейчас глаза его были ясны и даже сияли.

Я замер. Вот это уже было очень интересно: о Ключе Кайрен Туам отец несколько раз упомянул в последней части своей работы. Только Петр Александрович писал он нем, как об утерянном артефакте. Получается, этот ключ имелся в коллекции некого британского графа? Пока я лишь смутно представлял назначение той штуковины, носившей название Кайрен Туам, но эти два слова были очень похожи на созвучные слова на языке дравенши, к которому я обращался, работая над переводом первой пластины Свидетельств Лагура Бархума. Кайрен Туам можно перевести как Комната Памяти, или правильнее будет Хранилище Знаний.

— Майкл, для кого ты собираешь информацию о древних виманах? — задал я еще один важный вопрос. — Есть такие люди, которые направляет тебя в познании тайны древних виман?

На лице Милтона снова отразилось непонимание. Он потер виски, чувствуя сильный дискомфорт и ответил:

— Это же дело моей жизни, ваше сиятельство. Я сам себя направляю. Кто еще может меня направить лучше, чем мой собственный интерес?

— Ты хочешь сказать, что интерес к виманам только твой и ты собираешь эти знания лично для себя? — уточнил я.

— Да, ваше сиятельство. Есть у меня друзья по Университету Октавиана, когда-то интересовались этим вместе, но за последние годы я с ними почти не общаюсь, — ответил Милтон, постепенно расслабляясь в объятиях Елены Викторовны.

— Ты знаком с Джеймсом Лабертом? — задал я последний важный вопрос.

Британец долго не отвечал, перебирая шепотом какие-то имена, затем сказал:

— Знаю Джона Лаберта — его отец работал у нас бухгалтером, и Бейли Лаберт — она училась со мной в Кембридже на два курса младше меня. Рыжая, конопатая девушка с ужасным характером — ее никто не любил. Джеймса Лаберта не припомню. А кто он?

Я поспрашивал его еще немного, уточняя интересные мне сведения о графе Чарлзе Бекере, друзьях и знакомых Майкла, о его планах на ближайшее время, после чего снял действие «Инквизитора». Получалось, что этот парень, хоть и британец, но он чист. По крайней мере чист перед нашей семьей. Или были в нем какие-то иные интересы, до которых я не успел добраться. Все-таки круг вопросов, которые я задавал ему в этой процедуре был очень ограничен. Ладно, вычеркнем его пока из списка моих личных врагов, а там время покажет.

Теперь мне не оставалось ничего другого, как сказать:

— Майкл, приношу извинения за свои подозрения на твой счет. Отдельные извинения за болезненные неприятности при нашей первой встрече. Я был не прав.

— Все замечательно, ваше сиятельство, — заулыбался Милтон. — Ваши извинения с радостью принимаю. И еще раз повторюсь, я вполне понимаю ваши опасения. Вы всеми силами старались обезопасить Елену Викторовну от опасных знакомств, и это правильно.

— Я же говорила, Саша! Майкл, замечательный человек! Он очень честен и по-настоящему любит меня! — Елена Викторовна вскочила с дивана чуть раскрасневшись и сверкая глазами, в которых едва помещалась радость.

— Очень рад, что это так. Надеюсь, на этом недавнее недоразумение исчерпано, — сказал я, чувствуя, что мне хочется закурить. Ведь я не курил с пятницы, и даже не подумал о сигаретах, вернувшись домой.

Да, недоразумение как бы исчерпано, но на душе остался осадок. Саша Елецкий вернулся в меня, и сейчас мне было неприятно думать, что этот миленький видом мальчик Майкл — любовник моей мамы. К тому же он британец. Было такое ощущение, что по стрункам души кто-то тихонько пропускал электрический ток. Ток не самого высокого напряжения, но ровно такого, чтобы лишить меня покоя. Я знаю, что могу разом убрать этот дискомфорт. И еще я знаю, что этот «электрический ток» создает не что иное как мой личный эгоизм. Если разобраться отрешенно, то я имею несколько любовниц, связь с которыми очень возмущает маму, а раз так, почему тогда я отказываю в мыслях маме в связи с человеком, который ей нравится гораздо больше других. Да, меня злит, что Майкл британец. Меня раздражает его смазливая внешность, его манеры, его чопорность и неуместная вежливость. Ну не мужик он, в моем понимании! Не тот человек, который должен быть парой Елене Викторовне. Но, с другой стороны, я не имею права решать за нее, с кем ей быть. За этими мыслями, я пропустил, какую-то фразу, сказанную чеширским бароном, услышал лишь слова мамы:

— Майкл, как ты себя чувствуешь? — графиня зачем-то положила ладонь ему на лоб, словно у британца от моей магии могла подняться температура.

— Очень, хорошо, Леночка, — сказал он, подняв к ней покрасневшие глаза. И вот сейчас он явно соврал. Потом добавил: — Когда ты рядом, то очень хорошо.

— Раз так, в знак примирения и взаимопонимания, предлагаю отметить это событие торжественным ужином, — решила Елена Викторовна. — Сейчас распоряжусь, чтобы Кузьма Ильич порадовал нас чем-нибудь особо вкусным. Скажу, чтобы достали из погреба наше Крымское тридцать первого года.

Я не имел ничего против вкусного ужина и если он будет под вино, то, пожалуй, можно потерпеть за столом и этого бритиша. Тем более Милтон может оказаться мне полезным, если для раскрытия тайны древних виман потребуется артефакт, хранящийся у графа Бекера. Я пока не знал назначение Ключа Кайрен Туам. Не знал о его назначении и мой отец, хотя несколько раз упомянул в своих исследованиях. Эти упоминания основывались на осмыслении каких-то древних текстов, которые переписывались с искажениями ни один раз и в значительной мере потеряли первоначальную суть. И еще мой отец считал, что основой всему все же были Свидетельства Лагура Бархума — именно они являлись первоисточником, который позже интерпретировали много раз столетиями позже. Отец не исключал, что помимо Свидетельств Бархума, имеются другие документы той же эпохи, которые тоже несут важные сведения о том, где искать тайну устройства виман древней цивилизации.

Полон этих мыслей, я удалился к себе. Открыл учебник по истории древнего мира, чтобы подготовиться к завтрашней контрольной в школе. Бегло посмотрел несколько параграфов и дойдя, до войны Черных Браминов, снова вернулся к мысли, что мне нужно уделять больше времени переводу великой реликвии, подаренной князем Ковалевским. Честно говоря, ничего себе подарочек. Неужели, князь не понимал, как велика его ценность? При чем ценность тех таинственных металлических пластинах именно в информации, запечатленной на них, а не самих пластинах.

Конечно, Ковалевский понимал. Иначе он не передал бы тяжелую коробочку, обшитую бархатом, именно таким образом, предупредив, чтобы я не говорил о ней даже Ольге. Я в деталях вспомнил ту сцену, в кабинете графа Голицына, и у меня возникло впечатление, что Борис Егорович каким-то непостижимым образом видит во мне этакую большую перспективу, при чем в масштабах империи. Примерно, как это видела Артемида, обратившись ко мне, когда я бесплотным духом выбирал себе мир для воплощения. Вот только Артемиде подобное видеть дано самой ее божественной природой. А Ковалевский каким образом? Ведь даже если князю сказать, что я Астерий и я на самом деле многое могу, то Борису Егоровичу это не добавит истинного понимания. Может, Ковалевский знает какое-то пророчество, каким-то образом идущее в параллели с римским и поэтому с такой решительностью делает ставку именно на меня?

За ужином мы поговорили с Майклом об арийских и доарийских летающих машинах. Надо признать, этот раздражавший меня поначалу британец оказался интересным собеседником и его суждения не столько о технике исчезнувших цивилизаций, сколько о древней истории меня весьма увлекли. Под конец, я даже попросил Милтона познакомиться с его научными статьями. Британец обрадовался моему интересу и пообещал, что скоро все журналы с его статьями будут у меня. А также лично мне он покажет свои работы, от публикации которых пока воздерживается. Я, чуть подумав, решил дать ему копию работ отца. Разумеется, не всю — убрав из нее некоторые важные части, указывающих, что тайные знания об устройстве виман древности могут находиться на одном из горных плато в Сибири или на острове Шри-Ланка. У отца не было определенного мнения на этот счет из-за неполноты и противоречивости данных, и этот вопрос в скором времени должен решить перевод Свидетельств Бархума, на который я возлагал основные надежды.

Майкл, когда узнал, что я готов предоставить работы отца, обрадовался так, что излишне увлекся вином. Напился так, что едва держался на ногах. Его пришлось оставить ночевать у нас, увы, в покоях мамы на диване. Я помог ему подняться по той самой лестнице, по которой недавно спускал господина Милтона пинками. Завел в первую мамину комнату и под благодарным взглядом Елены Викторовны уложил на диван. Еще несколько минут Майкл продолжал бессвязно рассуждать о полетах древних виман к Венере и Марсу, о богах Марса и магических знаниях, пришедших на Землю с других планет, а потом неожиданно и громко захрапел.

В школу я пришел минут на десять раньше обычного. У входа под портиком стояло несколько парней из параллельного класса: Звонарев, Кунцев, еще двое, фамилии которых я не знал — курили, обсуждали очередной инцидент в Гибралтаре между нашим военным кораблем и британской морской стражей. Если верить российским газетам — а они, как правило, оказываются чуть правдивее британских — то с нашей стороны жертвами инцидента пали около двадцати матросов, а фрегат «Адмирал Разин» получил много серьезных повреждений. Британская вимана 3-го класса была уничтожена, и их корвет с двумя пробоинами едва дошел до порта.

Из дверей школы вышел граф Сухров с Лужиным. Еграм, завидев меня, жестом отозвал в сторону и сказал:

— Кстати, приветствую. Давно не виделись. Смотрю, ты и Ковалевскую научил школу прогуливать?

— Ну так, немножко, — рассмеялся я, доставая коробочку с «Никольскими». — Ей полезно, а то слишком умная.

— Удивляюсь, тебе Саш. Как ты умеешь так менять людей? — Сухров прислонился плечом к колонне, с улыбкой поглядывая на меня. — В тебе кроме магии есть еще что-то такое, чему я даже не знаю названия.

Я пожал плечами. Ну, есть во мне еще Астерий, только зачем говорить об этом.

— Не слышал, что с «волками» случилось? — спросил Еграм, угощаясь из моей коробочки с сигаретами. — Слухи какие-то совсем дурные. Говорят, где-то в Шалашах или рядом у них был храм Морены, и там всех собравшихся сам Перун пожег молнией.

— Ну, слышал кое-что, — от этих слухов мне стало еще веселее, и я сказал так: — По моей версии имелся у почитателей Морены ритуальный зал. Располагался он где-то там, под поместьем мрачного барона Железняка под землей. Зал этот служил для очень скверных ритуалов — жертвенные убийства людей. Так вот в пятницу, за этим темным занятием застали всех поклонников Морены некие светлые силы. Застали и жестоко наказали за все прошлые прегрешения. Говорят, боги там тоже себя как-то проявили.

— Ты, как я догадываюсь, имеешь отношение к тем «светлым силам»? — Еграм прикурил.

— А как же без меня, — я усмехнулся и подмигнул Лужину. — Лучше поделись слухами, кто из «волков» остался жив? Как я понимаю, Варги и Лешего больше на этом свете нет.

— Да, в понедельник Варгу похоронили. А Лешего только вчера. Говорят, до странного мало собралось на его похороны, хотя был он человеком видным, влиятельным, пришло всего человек двадцать, в основном слуги, родственники. Похоронили там же, Южных Садах Персефоны, только в противоположной стороне кладбища от склепа Синицыных. Кто выжил?.. — граф Сухров в задумчивости выпустил струйку дыма вверх. — Знаю только двоих таких, но они больше не «волки». Собираешься из тоже достать?

— Нет. Если они не перейдут мне дорогу, я их не трону, — пообещал я, подозревая, что эти двое могут быть приятелями Еграма. — Не слышал насчет Джеймса Лаберта? Он тоже вполне мог быть в том подземном зале. Вот его судьба мне интересна особо.

— Нет, о нем не знаю. Я постараюсь узнать, но сам понимаешь, Лаберт — он всегда в стороне и о нем не слишком много знал даже сам Леший, — щурясь от дыма, попавшего в глаза, сказал Сухров.

Мы еще поболтали немного о «волках», о сгоревшем клубе и слухах из Резников, где больше не орудует по вечерам банда Лешего, но взамен появляются какие-то другие неприятные личности. Потом как-то разговор повернулся о девушках.

— Ленская тебя в понедельник очень искала. Спрашивала у Груши, а вчера даже к Ковалевской рискнула подойти. Насколько я понял, поговорили мирно, — сообщил Лужин.

— Кстати, вот и княгиня идет, — заметил Сухров, смотревший на школьные ворота.

Я повернулся и увидел Ольгу. Она шла через школьный двор в золотистом атласном костюме, который блестел в лучах утреннего солнца.

— Пойду, узнаю, что от нее Ленская хотела, — сказал я, выкидывая окурок в урну.

— Так ясно что — тебя хотела, — рассмеялся Лужин.

— Извиняюсь, вынужден откланяться — дела сердечные, — шутливо сказал я Сухрову с Лужиным и направился навстречу княгине.

Мы поцеловались. Теперь Ольга не стеснялась этого делать при всех. И какая может быть в школе дворянская этика в таких вопросах? В нашей школе ее давно уже нет.

— Хочу с тобой снова туда, к Артемиде, — шепнула Ольга Борисовна.

— Охотница вряд ли в ближайшее время позовет в гости, — сказал я, хотя это Ковалевская прекрасно понимала и без меня.

— Жаль, что все хорошее так быстро заканчивается, — она переложила сумку в другую руку, направляясь со мной к двери. — Кстати, папа хочет тебя видеть. Если сможешь сразу после школы, поедем ко мне.

— Что-то серьезное? — насторожился я.

— Да, — ответила княгиня.

Глава 17 Что-то не так

Первой и очень неприятной мыслью пришло, что у Ольги дома конфликт из-за меня. Возможно, Борис Егорович узнал кое-что нежелательное. Этого «нежелательного» может оказаться много. Например, Оля не ходила в школу два дня и пропустила контрольную. Князю несложно выяснить, что в эти дни меня также не было на занятиях. Здесь напрашивался тревожный вывод. Если сюда добавить ночь, проведенную Ольгой в постели со мной, то с главой рода Ковалевских мог получиться неприятный разговор.

— Так рассказывай, что случилось. У тебя какие-то неприятности с родителями? Зачем ему мы вдвоем? — негромко начал расспрашивать я, поднимаясь рядом с княгиней по лестнице.

— Он не говорит. Вчера весь вечер был хмурый, знаю, много общался по эйхосу. Сегодня с утра настроение получше, но все равно какой-то слишком серьезный. Меня задержал, когда уже вышла из дома и спешила к эрмику. Сказал, что хочет видеть тебя и я тоже чтобы обязательно присутствовала, — Ковалевская поздоровалась кивком с девушками из младшего класса. — Я его спрашиваю: «Пап, а в чем дело?». Он мне: «Скоро узнаешь».

— Он знает, что ты не ходила в школу? Может как-то связывает это с моим плохим влиянием на тебя? — предположил я.

— Нет, во-первых, школа, учеба — это целиком моя ответственность. Папа меня к этому приучил с первых классов первого круга. Он никогда не поставит мне в упрек прогул занятий, потому что уверен, что я если где-то расслабилась, то потом наверстаю пропущенное. А, во-вторых, если он решит, что я подверглась чьему-то влиянию, то будет говорить в первую очередь со мной и, скорее всего, только со мной. Если в твоей жизни что-то не так, то лишь слабые и глупые люди валят вину за это на окружающих — этому с детства учил меня отец. Я не знаю, чего он хочет, и зачем мы потребовались ему сразу вдвоем. Самой очень интересно, — заключила она.

— А я знаю. Знаю, чего хочу я, — я придержал ее за руку, не позволяя сразу свернуть к нашему классу.

— Чего? — Ковалевская проводила взглядом подруг Ленской, прошедших рядом и весело поглядывавших на нас.

— Трахнуть тебя, — тихо сказал я, положив ладонь ей на живот.

Она поманила меня пальцем и прошептала на ухо, когда я наклонился:

— Дурак! Я сама этого очень хочу. Перед сном думала о тебе. Думала, как было бы хорошо, если бы мы засыпали и просыпались вместе.

— Мы это постараемся устроить. После экзаменов может полетим на Кипр или Карибы вдвоем хоть на несколько дней? — я поймал губами прядь ее волос.

— Да, — ответила она и поцеловала меня.

Сидеть с Ковалевской на уроке еще то испытание: меня постоянно отвлекает ее близость. Отвлекают ее роскошные, блестящие золотом волосы; ее руки с изящными пальчиками, которые хочется потрогать; ее оголенные ноги, сразу наводящие множество нескромных мыслей. Это испытание я терпел два первых урока, лишь на третьем контрольная по всемирной истории забрала часть моего внимания. Мы с Ольгой написали ее одними из первых, выдали почти по два листа текста, словно соревнуясь, кто напишет больше и быстрее. Княгиня первой поставила победную точку, ответив на последний вопрос задания и победно глянула на меня. Я улыбнулся и дописав еще пару предложений тоже отодвинул исписанные листы. Мы вместе вышли из класса, хотя до завершения урока оставалось еще минут десять.

Я ждал, когда Ольга Борисовна скажет, что от нее хотела Ленская, которой я почему-то не видел между первыми уроками, но Оля молчала. Мне не хотелось первым затрагивать этот разговор, но пришлось.

Когда мы спустились на первый этаж, я все-таки спросил:

— Говорят, Ленская к тебе вчера подходила. Вы с ней мирно поговорили?

— На удивление да. Твоя актриса сбавила гонор, даже стала какой-то особо дружелюбной в общении. Сказала, что хочет быть со мной в хороших отношения. Я ее предложение приняла. Много спрашивала о тебе, пыталась выяснить, не знаю ли я, куда ты пропал. Я, разумеется, не стала ее посвящать, только сообщила, что с тобой все хорошо, — Ковалевская вышла следом за мной под портик. Урок еще не кончился и здесь было пусто. — А потом, Ленская заговорила о театре, о спектакле «Полнолуние в поместье Витте», — продолжила княгиня. — Сказала, что билеты на эту постановку достать трудно, но лично мне она может устроить два места в первых рядах на эти выходные. Я давно не была в театре и, хотя у них, в Островском театральная труппа наполовину непрофессиональная, была готова согласиться. В общем, ее предложение не отвергла, сказала, что подумаю. Потом стало ясно, что хотела эта лиса. Она попросила, чтобы я оставила ей для встречи с тобой эту пятницу или даже все пятницы. Я ответила, что все зависит только от тебя. Я достаточно уважаю тебя и себя, и не буду пытаться удерживать тебя рядом с собой. Если ты захочешь, то пойдешь с ней. Пойдешь?

— А что мне остается? Оль, пойми, я не хочу ее обидеть невниманием. Ты же знаешь, она мне тоже нравится. Нет никакого сравнения с тобой, но Света — хорошая девочка, — говорил это все я под пристальным взглядом княгини.

— Елецкий, какой же ты прохвост. Ну, почему мне приходится ради тебя всегда уступать? — Ковалевская усмехнулась с легкой грустью. — При чем ты это делаешь так, словно решение принимаешь не ты сам, а тебя к этому подталкивают особые коварные обстоятельства.

— Ты уступаешь потому, что ты мудрая и добрая, — последние слова дались мне очень легко. — Очень благодарен тебе, что уступаешь.

— Нет, ты точно прохвост, — она рассмеялась. — У меня даже такое подозрение, что у тебя есть еще одна девушка.

— Открой секрет, кто? А то может я о ней ничего не знаю? — я достал коробочку с «Никольскими».

— Ты все прекрасно знаешь. Знаешь о ком я, — ее светлые как небо глаза, вглядывались в меня.

— Скажи. Не пугай меня! — я на миг подумал о Евстафьевой, но Ольга прекрасно знала о моих истинных отношениях с ней и не могла иметь в виду баронессу.

— Елецкий, имя это дамы — Артемида. Да, да, сама богиня Артемида, — сказала Ольга, прислонившись спиной к колонне. — Я даже поверить не могла, что такое возможно. Но за те два дня, которые, не скрою, потрясли меня, я многое поняла. В том числе поняла ее отношение к тебе. Она любит тебя. И это очень многое объясняет. Объясняет происходящее вокруг тебя.

— Оль, для меня ты — богиня, — я прикурил, с едва скрытым беспокойством: ее слова об Артемиде меня тронули сильно.

— Ой, ладно, Елецкий. Я знаю, что ты меня любишь. Но когда поняла, как на самом деле относится к тебе Великая Охотница, мне стало неуютно. Неуютно там. Потом, правда прошло, — Ковалевская отмахнулась от табачного дыма. — Кстати, не хочешь бросить курить? Лично я уже не ношу с собой сигареты. Нехорошая привычка.

— Ты молодец, что так. Только об Артемиде никому не говори, — попросил я, не отвечая на ее вопрос о курении. Для меня как Астерия ничего не стоило отвязаться от любой привычки. Но зачем, если эти привычки не наносили мне вреда.

— Разумеется. Мне просто не поверят, — сказала она, и раздался сигнал окончания третьего урока. — Я пойду в преподавательскую, узнаю какие у меня долги по занятиям. За тебя узнать?

— Да, пожалуйста, — сказал я.

Она ушла, я докурил, поболтав попутно с Рамилом Адашевым, который вышел со своими на перемену. Затем я вернулся в школьный вестибюль. И неожиданно у лестницы встретился с Ленской. Такое ощущение, что она меня поджидала, потому что стояла одна и смотрела на входную дверь.

— Саша! — виконтесса порывисто обняла меня и поцеловала. — Я очень скучала! И переживала: на мои сообщения не отвечаешь, в школе нет и никто толком не может объяснить, где ты.

— Свет, я тоже скучал, — признал я без капли фальши. — С эйхосом снова проблемы: то теряю, то ломается. Последний и вовсе сгорел в огне — виновата во всем магия. Потом как-нибудь расскажу.

— Я с твоей княгиней вчера говорила, — негромко сообщила она, коснувшись меня своей великолепной грудью. — В общем, надеюсь, мы с ней сможем ладить. Поступила по твоему совету, и в театр ее пригласила. Договорились, что на эту пятницу, то есть завтра ты мой.

— Вот так. Меня поделили без меня самого, — я рассмеялся.

— Но я правда очень соскучилась. И как быть, если тебя нет и у тебя самого не спросишь? — она сделала обиженные глаза.

— Ладно, Свет. Я тоже скучал и если бы вечера не домашние неотложные дела, — я вспомнил о неприятных хлопотах с Майклом, — то сразу бы связался с тобой и просил бы о встрече. А на пятницу у тебя есть какой-то план и во сколько ты хочешь?

— Хотела сразу после занятий, если сможешь. И если не против, поедем к нам в театр. Будет очень короткая репетиция, нужно согласовать лишь некоторые детали в сцене, а потом я полностью твоя. Покажу свою тайную комнату на чердаке, — сказала она и прозвучал звонок на урок.

— Хорошо, Свет. С удовольствием познакомлюсь с твоим театром, — я взял ее под руку, и мы поднялись на занятия.

— Знаешь, что… — она задержала меня возле дверей класса. — Не хотела тебе говорить, но у меня здесь что-то не совсем так, — сказала она очень тихо и приложила руку к низу живота. — Только не пугайся раньше времени. Может быть это просто не связанные с «этим» ощущения. Но если честно, я волнуюсь.

— Наверное, еще слишком рано об этом волноваться, — я прикинул, что после нашей той ночи и страстного утра прошло девять дней.

— Ты же меня не бросишь? — актриса неожиданно сильно вцепилась в мою руку. — Я помню, что ты обещал, но, пожалуйста, пообещай еще раз. Мне важны твои слова.

— Свет, я не брошу тебя. Обещаю. Если «это» случится, — я тоже выделил слово «это», — я буду рядом с тобой.

— И не заставишь меня избавиться от «этого», — ее пальцы, державшие мою руку, стали еще жестче.

Вот что ей сказать? Вопрос архисложный. Когда-то я был мерзавцем по отношению к женщинам. Я был эгоистом до мозга костей. Мне стыдно за того себя прежнего. Но с тех пор я очень изменился, многое осознал и все последние жизни поступаю по возможности благородно, отодвигая в сторону значительную часть своих интересов. Поступая так, я ни раз попадался в ловушку собственного благородства. Если я скажу Ленской сейчас то, что она желает слышать, то мне придется держать слово и актриса очень легко может воспользоваться им не без всяких женских хитростей. Все-таки Ленская далеко не Ольга Борисовна, и при всей моей расположенности к виконтессе, я не доверяю Светлане на 100 %.Сказал я так:

— Свет, я очень хорошо тебя понимаю: ты хочешь быть уверенной во мне. Давай договоримся: если что-то «этакое» в самом деле случиться, то мы вместе примем решение, которое устроит нас двоих. Я могу обещать, что ты мне без капли фальши очень интересна, и я хочу видеть тебя рядом. И наши отношения будут тем теплее и крепче, чем больше будет между нами доверия. Я очень постараюсь не создавать тебе никаких неудобств, а ты в свою очередь постарайся не создавать их мне и Ольге.

— Да, Саш, я постараюсь, — сказала актриса. — Все. Побежала на урок. Наши уже все зашли.

Еще по пути к дому Ковалевских Ольга приняла два сообщения от отца. Первое:

«Оля, уроки закончились? Надеюсь, ты не забыла утренний разговор?»

И следом:

«Граф Елецкий с тобой? Если да, ждите меня. Я скоро буду. Если Елецкого с тобой нет, то сразу сообщи — это важно».

Ольга передала управление «Олимпом» автоматическому извозчику, и ответила с некоторой задержкой, держа эйхос возле рта. Я снова вернулся к утренним мыслям. Что же такое могло стрястись, что сам князь Ковалевский, человек далеко не последний среди самых влиятельных людей империи, желает поговорить со мной? И если бы только со мной, то я бы заподозрил, что разговор сведется к тому, о чем мы говорили в кабинете графа Голицына. Но князь собирается говорить одновременно со мной и Ольгой, а это в корне меняло дело. Как я заметил прошлый раз, Борис Егорович не хотел посвящать дочь в тайные интриги вокруг императорского престола и не менее тайные приготовления к войне с Великобританией — они велись за спиной дряхлеющего императора Филофея Алексеевича. Здесь Ковалевского вполне можно понять: уж слишком не женские это темы. Учитывая их огромную важность и закрытость, я удивлен что меня, еще не во всем серьезного юношу, посвятили в то, что скрыто от значительной части политической элиты нашей империи. Если бы я им был нужен лишь как изобретатель очень полезного усовершенствования для виман, то было бы достаточно просто привлечь меня в рамках Директории Перспективных Исследований, а не посвящать в ту часть приготовлений, которые шли в тайне от первых лиц государства. Откуда у Ковалевского столько доверия ко мне? Странно это. Для меня пока необъяснимо.

— Саш, — голос Ольги прервал мои мысли. — Вообще-то, мы приехали.

— Прости, задумался, — спохватился я, поймав себя на мысли, что последнее время, часто впадаю в подобную отрешенность. Это свойство глубоко укоренилось в прежнем Саше Елецком, и когда я отпускал немного контроль, то оно давало о себе знать все сильнее.

— У тебя на лице было необычное выражение. Такая улыбка… — прежде чем открыть дверь эрмимобиля, Ольга замерла, подбирая слова, — …будто ты знаешь нечто такое, чего не знают другие. Хотя теперь я этому не удивляюсь.

Она открыла дверь и вышла из машины. Я последовал за ней к воротам их роскошного родового особняка, с западной части окруженной рядом колонн кенийского мрамора.

— Вот и папа летит, — Ольга подняла голову, глядя в сторону низко нависшей тучи.

Я тоже приметил быстро приближавшийся «Орион». Он вынырнул из тучи, сверкая на солнце полированной сталью, заложив крутой вираж, пошел на посадку.

Помимо дворецкого и немолодой служанки в просторном вестибюле нас встретил робот модели «Дока-5» разработки донецкого отделения «Умных Систем». Ольга представила меня служанке, а дворецкий прежде имел знакомство со мной и сразу с почтением поздоровался.

— Саш, проводи Александра Петровича к столовой и позаботься, чтобы он не скучал, — распорядилась Ольга Борисовна. — Я быстро переоденусь и тоже подойду, добавила она, повернув голову ко мне. — Или пойдешь со мной?

Вот тут у меня возникло секундное непонимание: «Дока-5» зажужжал, глаза его счастливо вспыхнули оранжевым и он, сделав элегантный жест многосуставным манипулятором, пригласил:

— Милейший сударь, прошу, прошу сюда! У нас прекрасная столовая, и время, скажу я вам по секрету, сейчас самое обеденное!

— Он «Саша»? — я перевел взгляд на княгиню, не обращая внимание на улыбку дворецкого и робота, пытавшегося увлечь меня по коридору.

— Да. Ну извини, — Ольга порозовела, сдерживая смех. — В честь тебя назвала. Разве это плохо?

— И когда это стряслось? — полюбопытствовал я, зная, что «Дока-5» — свежая модель.

— Перед Новым годом. А что? — она остановилась, облокотившись на мраморные перила лестницы.

— Позволь, я все-таки пойду с тобой. С моим тезкой потом как-нибудь пообщаемся, — сказал я, поднимаясь за княгиней и уже за поворотом лестничного марша, там где нас никто не слышал, добавил: — Выходит, пять месяцев назад, это имя в твоем понимании было пригодно только для робота?

— Сашенька, причины этого могут быть в корне иными. Например, такие, что я в то время думала о тебе. И не забывай, что я люблю роботов. Мне нравится с ними общаться, нравится задавать им нестандартные алгоритмы и обучать их новому, чего они прежде не умели. Поэтому, я дала имя «Доке» которое мне достаточно близко, — Ольга открыла двери, пропуская меня в собственные трехкомнатные покои, одетые бежевыми с позолотой обоями, красиво подсвеченные крупными кристаллами туэрлина.

— Здесь ничего не трогай, — она кивнула на длинный стол с эбонитовой столешницей, на котором стояло две цилиндрических емкости из толстого стекла. В них в специальной алхимической жидкости плавали мозги каких-то животных, подключенные трубками и проводами к металлической тумбе с бронзовой табличкой «Системы Савельева».

— Ольга, мы скучали! Светлана не слушала меня и пыталась подключиться к информационной сети. Я предупреждала, что доступ закрыт, — раздался звук из говорителя, скрытого за электрической платой. — Это возмутительно, Ольга Борисовна! Она отказывается меня слушать! Скажите ей, что я старше и умнее!

— Хорошо, Адель, ты, конечно, старше. Вам вдвоем нужно набраться терпения. Ближе к вечеру я открою доступ. И ты наберись терпения, — Ковалевская повернулась ко мне. — Я быстро переоденусь и пойдем на обед. Папа, наверное, уже зашел в дом.

— Оль… — я поймал ее за руку.

— Да, граф Елецкий, — она замерла с улыбкой.

— Я тебя люблю, — я притянул ее к себе.

— Ну, конечно. И хочешь меня трахнуть? — княгиня запрокинула голову, подставляя шею поцелуям.

Она любила, когда я начинал ее дразнить прикосновениями губ чуть выше ямочки на шее, поднимаясь к подбородку.

— Да, — признался я и щипнул губами ее кожу, втянул в себя и вовремя спохватился — мог остаться засос.

— Сегодня ничего не выйдет. Обойдешься без сладенького. И завтра из-за твоей Ленской тоже ничего не выйдет. Елецкий! — она задержала мои наглые пальцы, было начавшую растягивать пуговицы с бока ее юбки. — Все, успокойся. Я быстро, — она вывернулась из моих рук оставляя меня с плодами своих экспериментов над интеллектуальными системами.

Обедали мы втроем: я, Ольга и Борис Егорович. Татьяны Степановны дома не оказалось, и это, пожалуй, было мне на руку. Хотя Ольга прямо никогда не говорила, я знал, что в отличие от Бориса Егоровича мама Ольги недовольна встречами дочери со мной.

За столом мы почти ни о чем не говорили. Князь лишь поделился мнением о запеченном фазане и расспросил нас об успехах в школе и дате последнего экзамена. Я понял, что эта дата для Ковалевского важна, потому что он достал из кармана блокнот и сверился с какой-то записью. После обеда Борис Егорович пригласил нас в свой кабинет для более содержательного разговора. Предложил мне присесть рядом с Ольгой на диване, сам устроился в кресле за столом и сказал:

— Ну, что, не догадываетесь по какому случаю вы вдвоем здесь?

— Пап, а может уже пора все объяснить, а не водить нас за нос? — Ольга нахмурилась.

— Действительно, пора. Для этого и собрались. Саш, у тебя есть какие-то неотложные планы на эти выходные? — Ковалевский достал из ящика стола коробку кубинских сигар, придвинул массивную пепельницу, выточенную из крупного кристалла туэрлина и светившуюся оттенками желтых и оранжевых цветов от прикосновения.

— Так, чтобы прямо неотложных нет, — ответил я, рассудив, что дела у меня есть всегда, при чем огромный ворох, но если князь строит на меня с Ольгой какие-то планы, то не грех отодвинуть в свои дела сторону. Ведь планы Ковалевского должны быть достаточно серьезными.

— Вот и хорошо. Очень надеюсь ты не откажешься совершить путешествие длиною в два дня со мной и Ольгой. Точное место по некоторым причинам называть не буду из соображений безопасности. Нам предстоит посетить военно-полевой лагерь — он не слишком далеко от Москвы. Там состоится встреча с очень важными людьми. Кое-кем из Верховной Коллегии Магов и наших высоких военных чинов, что особо важно для тебя, Саша, — Ковалевский извлек сигару из коробки, и я заметил, что сигары именно той марки из Карибской губернии, которыми увлекался граф Голицын. — Хотя, если честно, не только для тебя, но и всех нас. Поменялись некоторые обстоятельства и нам потребуется действовать чуть расторопнее, чем планировалось ранее.

— Это посещение и важные встречи как-то связанны с тем разговором, который был в кабинете Жоржа Павловича? — осторожно спросил я.

Князь кивнул.

— Вот как? У вас, оказывается, имеются большие тайны от меня? Елецкий, а почему я до сих пор ничего не знаю? Получается, я, по-вашему мужскому мнению, не заслуживаю доверия? — Ольга начала сердиться — я это почувствовал по перемене в ее голосе, тут же потерявшем мягкость.

— Оль, всему свое время, — Ковалевский прикурил. — Ты прекрасно знаешь, что есть такие вещи, которыми я не делюсь ни с тобой, ни с Татьяной Степановной. И ты знаешь, что мама никогда не задает мне лишних вопросов. Когда есть такая возможность, я сам рассказываю все то, что вам может быть интересными и то, что вам следует знать.

— Да, конечно, очень-очень серьезная государственная важность, — Ольга поджала губы, и сейчас выглядела как капризная девчонка, вовсе не похожая на себя прежнюю, рассудительную, взрослую не по годам.

— Именно так. Помимо всего в эти выходные тебе предстоит встреча с Денисом Филофеевичем, — князь коротко глянул на дочь и, заскрипев кожаным креслом, вытащил какие-то бумаги из стола: — Царевич спрашивал о тебе. Я сказал ему, что ты тоже обязательно прилетишь.

— Папа! Я никуда не полечу! — Ольга вскочила. — На тебя мама повлияла, да⁈ Почему вы решаете за меня⁈ Я не буду встречаться с Денисом Романовым!

В первый миг я не мог понять, почему так разволновалась Ольга. У нее какие-то отношения с первым сыном императора? Судя по ее реакции отношения сложные. Она никогда не говорила мне об этом.

— Ты сам во мне воспитывал самостоятельность, — порывисто продолжила юная княгиня, в то время как князь с недовольным прищуром смотрел на нее. — Сколько этих уроков ответственности я прошла в детстве! И вот теперь, когда я стала совсем взрослой, вы с мамой начинаете принимать решения за меня⁈ Саша зачем тогда здесь? — Ольга повернулась ко мне и теперь ее возмущение вдруг сменилось растерянностью.

Глава 18 Ерофей Рыжий

Москва — очень большой город. Но, к огромному сожалению, даже здесь молодые дворяне не умирали так часто, как бы того хотелось. Да, мысль эта крайне кощунственная, жестокая, но уж какая пришла. Ведь все мы знаем, что многие мысли, особенно если они неожиданные, нам в голову вкладывают боги и вина за наши поступки во многом лежит на них.

Родерик за прошедший вечер и ночь посетил все известные лечебницы и дома Асклепия столицы, побывал даже в военном госпитале в Коломне, но подходящего кандидата на воплощение так и не нашел. Большей частью в палатах лежали при смерти простолюдины. Попадалось ему несколько высокородных господ, но это были трухлявые, насквозь больные старики, что, разумеется, не устраивало ни его, ни тем более Талию Евклидовну. Мелькнула даже мысль: а не убить ему самому кого-то подходящего под их с Талией запросы: этакого человечка лет 20–25 с достаточно высоким титулом и приличным состоянием. Уж стянуть склянку с сильнодействующим ядом у апотекария Родерику по силам. И вылить коварное содержимое кому-то в чашечку с чаем тоже дело не хитрое. Но и эту вроде бы здравую мысль серый маг отверг. Он решительно не желал быть мерзавцем. Даже в прошлом, он вряд ли бы пошел на столь скверный шаг, а теперь… Теперь ему хотелось сохранить те зерна добра, которые попали в его душу после разговоров с Астерием. При чем это явление, заложившее в нем кое-какие важные перемены, Родерик так назвал сам: «зерна добра». Слабенькие этакие зерна, проросшие куцыми корешками, едва проклюнувшиеся проростками. Кстати, жить с ними непривычно и трудно, но надо, если уж решил стать нормальным человеком. А это «непривычно» и «трудно» со временем должно превратиться в «удобно», «полезно» и «иначе не могу».

Ночь почти миновала. И вот уже под утро в Палаты Спасения, что Каменном спуске привезли некого барона Ерофея Семеновича Семенова. Парню на вид исполнилось лет двадцать с небольшим, и вроде он неплох собой: высокий, худощавый, рыжий правда и несколько прыщавый. Тело его казалось относительно целым. Гораздо более целым, чем тела высокородных стариков, изъеденные всевозможными болезнями — на такие Родерик успел насмотреться за ночь. Но просто так в Палаты Спасения не попадают. У рыжего барона, лежавшего без сознания на каталке, имелись проблемы: вывих руки, множество сильных ушибов и серьезная черепно-мозговая травма. Даже очень серьезная, ибо приложился он затылком очень крепко. Со слов санитаров, доставивших на вимане несчастного барона, тот бросился из окна третьего этажа. И благо внизу оказался не бетон, а кусты и клумба, правда с камнями. Этот полет рыжего барона был не чем иным, как обычной попыткой суицида на почве дикой ревности. При чем попыткой почти удачной. Или даже удачной. Подошедший к каталке маг-целитель — седоватый старичок с длинной бородой, поводил над Ерофеем Семеновым руками, диагностируя жизненные процессы и скорбно сообщил:

— Увы, увы… не жилец он. В палату не везите. Минут через десять душа отлетит и придется огорчить родственников.

— Точно, Марк Ефрамович? — усомнился кто-то из молодых. — Там девушка его у входа вся трясется в слезах.

— А я когда-нибудь ошибался? — старенький целитель недовольно хмыкнул и перешел к другой каталке, от которой доносились жалобные стоны. Поднял простынь, открывая морщинистое лицо старухи. — Зачем ее укрыли с головой? — он сердито повернулся к старшему санитару. — Ей еще жить и жить, а вы тут хороните! Стыдно вам должно быть, Алексей!

— Простите, простите, Марк Ефрамович, исключительно случайно вышло. Недоразумение! — заизвинялся тот.

Тем временем Родерик пытался решить сложнейшую дилемму: если сейчас он метнется к своей возлюбленной и принесет ей весть о почти преставившемся бароне, то пока Талия проснется, пока соизволит вылезти из-под одеялка и включить коммуникатор, пока отыщется информация о бароне Ерофее Семеновиче Семеновом, то пройдет поболее часа. И если Принцесса Ночи даст добро, то вселяться в окончательно мертвое тело будет совершенно поздно. Нужно так, чтобы жизненные процессы еще не успели остыть — об этом настоятельно говорилось в свитке Эренхумма, который Родерик в достаточной мере изучил, но не смог утянуть из закрытого архива при библиотеке магической академии. Если же на согласование с Талией не летать, то есть серьезный риск, что новый образ Родерика баронессе не понравится. Может она не любит рыжих? Может ей окажется неприятно лицо его благородия — Ерофея Семеновича Семенова? Или семья Семеновых окажется из тех, когда полезнее держаться не быть в той семье и вообще держаться подальше от их фамилии? Вопросов вертелось много. Серый маг даже подлетел к приоткрытому окну, собираясь лететь к гостинице, в которой видела сладкие сны баронесса, но остановился. Остановился в тот самый момент, когда барон-суицидник издал протяжный вздох и вытянулся. Этот вздох не ушел от внимания опытного целителя Марка Ефрамовича. Тот обернулся и с удовлетворением заключил:

— Все, преставился. Что и следовало ожидать, господа, — потом повернулся к одному из санитаров и сказал. — Ступай, Алексей, сообщи рыдающей девице.

— Но, Марк Ефрамович, почему я? — простонал Алексей.

— А потому, что именно ты эту пожилую госпожу преждевременно записал в покойницы! — ответил маг-целитель, зазвенев массивной пекторалью Асклепия. — Ступай, я сказал!

И тогда Родерик решился. Собственно, что ему было терять? Если не понравится Талии, то… Ну печально это, конечно… Придется тогда искать другое тело. В данной ситуации серый маг почти ничего не терял и даже при самом скверном раскладе он лишь приобретал. Приобретал опыт. А опыт, как известно, для мага — штука особо ценная.

Подлетев к рыжему барону вплотную, призрак мигом воскресил в памяти важные строки из свитка Эренхумма: «…растворяйся, не теряя себя. Превратись в ощущения, ни на миг не отпуская себя. Каждая частица тела, должна быть принята и стать твоей. Проникнись и познай до конца, как Ра — это животворящий свет, так и ты — это тепло и душа этого тела. Отныне это тело живет и дышит тобой…».

Родерик видел уже вышедшую из тела душу Ерофея Семенова. Она тут же взмыла к потолку и с жутким ментальным воплем заметалась по коридору. Сейчас ее нельзя было отпускать. Нужно было взять сколько получится ментальности барона. Ментальность — это не только память, но и привычки, особенности, образ мышления и много чего еще.

— Стоять! Замри! — мысленно повелел Родерик, и протянул к тонким телам барона свою удлинившуюся конечность.

Сам же, нырнул в мертвое тело. Сейчас требовалось сделать почти невозможное: разделить внимание так, чтобы часть существа серого мага сливалась, сживалась с физическим телом, другая часть успела взять у души барона все то, что будет полезно для восстановления памяти. Вот с последним вышло не очень хорошо. Родерик смог удержать напуганного призрака лишь на несколько мгновений — тот рванулся изо всех сил и с беззвучным воплем вылетел в окно, за которым зачинался рассвет. А через миг раздался еще один вопль, теперь уже вполне слышимый обычным человеческим слухом — это был вопль Родерика. Родерика соединившегося с ожившим телом и тут же испытавшего всю немалую боль в разбитой голове, вывихнутой руке и многочисленных ушибах. Однако орал серый маг не столько от физической боли, сколько от неожиданности, от невероятных новых ощущений, нахлынувших точно цунами. Орал от того, что свежий воздух вдруг ворвался в легкие и тут же вылетел из них с жутким звуком.

Вопль Родерика (теперь уже новоявленного барона Семенова) подхватил кто-то из юных целителей, стоявших рядом с каталкой. Наверное, кричал тоже от неожиданности. Студентка академии магов-целителей, что стояла по левую руку от Марка Ефрамовича, коротко взвизгнула и упала в обморок. Сам Марк Ефрамович побледнел, выпучил налитые крайним изумлением глаза, затем торопливо надел очки, словно желая лучше разглядеть, что же такое помешало барону Семенову благополучно отдать душу богам. Однако, хуже всех отреагировала старушка на каталке, та самая, которой Марк Ефрамович обещал «жить да жить». Она приподнялась, испуганно глядя на барона Семенова, захрипела, пытаясь что-то сказать, и тут же умерла.

В этот момент из зала ожидания вернулся санитар Алексей и торжественно объявил:

— Ну сказал я ей, что он помер — девица в истерике.

— Не надо было говорить, — сказал Марк Ефрамович, хмурясь так, что его широкий лоб пошел кривыми морщинами. — Вернись, и скажи, что жив! — Он все еще смотрел сквозь толстые стекла очков на рыжего барона, отчаянно хватавшего ртом воздух. Затем распорядился: — Старушку все же накройте, померла, так померла. Его благородие в шестую палату. Мигом. Левоневского туда же. Я сейчас подойду. — Затем сердито обернулся к непонятливому санитару и прикрикнул: — Бегом к девице! Обрадуй, мол, еще жив!

Марк Ефремович подошел примерно минут через пятнадцать. За это время Родерик кое-как успел обжиться в новом теле, отчасти унять боль, используя свои не слишком эффективные целительные техники. Большую часть внимания серый маг, теперь уже барон Семенов, старательно удерживал на задней части головы, понимая, что там не только самое болезненное место, но и самое опасное: и шансы удержать это тело в живом состоянии по-прежнему невысоки. Вместе с тем новый барон Семенов постепенно осознавал, что он почти ничего не помнит о себе прежнем. Всплывали кое-какие эпизоды из прошлого, но они были словно осколки сна, нереальные, бессвязные. Даже лица родителей он вспоминал как-то не особо ясно. Единственное, что он помнил очень хорошо, так это образ баронессы Жаровой, из-за которой Семенов и оказался в этом неприятном состоянии с разбитым затылком. Падать с третьего этажа страшновато, особо, когда летишь головой вниз. Благо контакт с землей смягчила яблоня и кустарник внизу.

«Леночка, сука! Да как она смела, дрыгаться с Гармашем⁈ Она дала этому мерзавцу! Вероломно подставила свою пиздень, в то время как я ездил договориться об отсрочке долгов! Ее долгов! Грязная, подлая сука! Змея! Она предала меня самым вероломным образом!» — неслось диким вихрем в голове барона Семенова. — «Так, стоп! Какая нахрен Леночка⁈ Не все ли равно мне, с кем она там дрыгается⁈ Все-таки я Родерик!» — рыжий барон изо всех сил зажмурил глаза и повторил: — «Я — Родерик. Барон Семенов — это хорошо. Но все его проблемы меня волнуют в самую последнюю очередь…» — и тут же снова ворвалась в голову ментальная боль: — «Леночка, сука! Надо было ее убить! Задушить нахрен, а не прыгать как мудаку с балкона!».

Марк Ефрамович и еще какие-то целители появлялись несколько раз. Водили над его телом руками, прикладывали к груди, лбу и вискам эрминговые концентраторы, делали еще какие-то неведомые Родерику манипуляции, а он все это время боролся с собственными мыслями, вернее мыслями бывшего владельца этого тела, которые то захватывали его сознание, то отпускали, оставляя очень неприятный осадок в душе.

Часам примерно к десяти утра новый барон Семенов почувствовал себя значительно лучше, и привстал на кровати.

— Спокойно лежите. Вам нельзя двигаться! — возмутилась сестра милосердия с вышитой змейкой Асклепия на халате.

— Заткнись! — Семенов решительно откинул покрывало, и опустил ноги на пол. Поморщился от боли и встал. Повязка, охватывавшая его голову, сползла на глаза и ее пришлось поправить.

— О-о! Ваше благородие! Нельзя вам! — сестра милосердия побледнела и в испуге прижалась спиной к стене. — Не трогайте хотя бы повязку! Там мазь Герсамсума!

— Блядь! Жесть, как же хреново в этом ебаном теле! — простонал серый маг, даже не осознавая, что говорит сейчас так, словно он не Родерик, а Талия Евклидовна. В физическом теле он действительно чувствовал себя не здорово: тяжесть, боль, букет прочих страданий, начиная от неудобства одежды, кончая нарастающим желанием поссать. — Я в туалет, милая! — сообщил новый барон Семенов сестре милосердия и вышел из палаты, в которую больше не собирался возвращаться.

Сестра милосердия вылетела следом, но побежала не за ним, а в противоположную сторону, по пути выкрикивая:

— Иван Семенович! Елизавета Львовна! Скорее! На помощь!

Родерик знал, где находится туалет: за несколько часов проведенных в Палатах, он успел обследовать не только приемный покой и палаты для дворян, но и прилегающие помещения. Поэтому, он, все более сживаясь с этой неприятнейшей штукой, называемой «физическое тело», добрался до двери, забранной синим пластиком, вошел через нее и занялся тем, чего желало это тело. Когда он вышел в коридор, там уже стояло несколько санитаров, кто-то из целителей и сам Марк Ефрамович.

— Ваше благородие, вы не должны подниматься с кровати! Если вам приспичило в туалет, то для этого есть утка! — Марк Ефрамович потряс указательным пальцем, поднятым к потолку. — Вы хоть понимаете, что жизнь ваша в опасности⁈ С такой черепно-мозговой травмой нормальные люди просто не живут!

— Расскажешь это старушке, которая должна была жить да жить, — ответил барон, стараясь справиться с застежкой джан. Справился, поправил повязку на голове и решил дальше не объясняться с целителями. Не слушая возмущенных возгласов за спиной он направился прямо по коридору, вышел в зал ожиданий и было повернул к входной двери, но тут его взгляд встретился с очень знакомыми глазами, едва просохшими от слез.

Девушка вскрикнула и подбежала к нему со словами:

— Ерофей! Ну прости меня, пожалуйста, прости! Ерофеюшка! Умоляю!

— Сука! — Семенов побагровел, чувствуя, как кровь прилила к голове и больно точно молотком застучала в затылке.

«Спокойно! Только спокойно!» — попытался образумить себя Родерик, понимая, что в любой миг может случиться кровоизлияние. — «Мне нет дела до этой дуры! Я вообще не Ерофей!».

Однако, голос серого мага и его воля в этот раз оказались недостаточно сильны: руки Ерофея вцепились в горло баронессы Жаровой и сдавили его так, что Леночка смогла издать лишь жалобный хрип. С ее выпученных глаз снова потекли слезы, личико побледнело, а тело обмякло.

С трудом Родерик унял этот ненормальный порыв: отпустил ее и даже пробормотал что-то нечленораздельное, вроде:

— Извини, шлюха… — и направился к входной двери.

Баронесса Жарова, потрясенная и напуганная, села прямо на пол, хрипло дыша и глядя вслед возлюбленному. Останавливать Ерофея она не решилась.

Выйдя из Палат Спасения на Кузнечную, барон Семенов свернул к скверу, что был возле храма Гермеса Первозванного. Место там было тихим и позволяло расслабиться на лавочке в тени лип. Там он собирался немного собраться мыслями и еще раз запустить магические процедуры исцеления. В последнем он нуждался особо: после вспышки гнева из-за встречи с этой дрянью — Жаровой, в голове, да и самом теле обострились какие-то нездоровые процессы.

Он так и сделал, выбрал лавочку в конце аллеи за фонтаном, присел там, закрыл глаза, обратил все внимание в себя, сканируя самые проблемные участки тела, особенно поврежденного от страшного удара мозга. Входя в них вниманием мага и запуская процессы исцеления. Лишь часа через два-три — сколько точно прошло времени обновленный барон не знал — он открыл глаза. Чувствуя себя значительно лучше, обследовал карманы вельветовой куртки и джан. Нашел пачку сигарет и зажигалку, жетон дворянина, какую-то записку, грязный носовой платок и деньги: несколько смятых купюр и немного мелочи. Вытащив из коробочки сигарету, он прикурил, осознавая, что прежде он, как Родерик, не баловался табаком, если не считать первого курса университета. Все-таки привычки тела — сильная штука. Настолько сильная, что Родерик сейчас чувствовал гораздо больше бароном Семеновым. Это несмотря на то, что памяти о прошлом в нем почти не осталось. Вернее, осталось мало воспоминаний, только самые яркие и свежие. Но есть иная память, которая укоренилась в самом теле, его привычках, желаниях и всяких незаметных уму наклонностях. Страшно представить, что было бы, если бы Родерик смог задержать тонкое тело настоящего барона Семенова и вытянуть из него больше ментальности, как это оговаривалось в свитке Эренхумма. Родерику требовалось как-то научиться контролировать это неприятное наследие рыжего барона, и для этого придется обратиться за помощью к Астерию или порыться в библиотечном архиве магической академии. Вот только проблема: теперь он не признак, и проникнуть в тот архив в физическом теле будет крайне непросто.

Еще немного поразмышляв над навалившимися проблемами и скурив вторую сигарету, барон Семенов встал и направился к стоянке эрмимобилей. Выбрал свободный эрмик и поехал к «Божественной Высоте» — гостинице на Павелецкой. В нее Талия переехала вчера вечером, номера здесь были немного поскромнее, но за то цена не столь грабительской, а главное над 47 этажом и выше располагалось несколько площадок для стоянки виман. Это было очень удобно: прямо из гостиничного номера можно было подняться к месту стоянки «Гермес Респект», купленного Принцессой Ночи перед тем важным разговором с Астерием.

Минут через тридцать эрмимобиль остановился у главного входа гостиницы «Божественная Высота» — великолепной башне, сияющей сталью и синим стеклом. Барон Семенов не слишком обращая внимания на людей, изумленно глазевших на него, вернее на повязку на его голове, вошел в просторное фойе и направился к лифтовой колонне.

— Вы куда, господин? — было остановил его привратник, и двое плечистых охранника, повернулись в его сторону.

— Я? — Ерофей Семенович разыграл на лице изумление. Поправил сползавшую на лицо повязку, от которой исходил дурной запах лечебной мази, и извлек дворянский жетон. — Вообще-то я — барон Семенов Ерофей Семенович, — провозгласил он, сверкнув начищенной до блеска бляхой. — Меня ожидает баронесса Евстафьева, которая поселилась здесь у вас со вчерашнего дня. Неужели не знаете? — свое возмущение Родерик подкрепил, рублем вложив его в жадную ладонь привратника.

— Ох, извините, ваше благородие! Сто раз извините, — тот отвесил поклон, давая проход рыжему барону.

Чем выше поднимался лифт, тем чаще и сильнее билось сердце барона Семенова. От волнения он даже вспотел и раскраснелся. Примет его Талия? Ведь вроде неплох собой: высок, не слишком узок в плечах. И глаза вполне себе приятные, серые. Вот только эти прыщи. Но они, конечно, след молодости и обилия страстных желаний.

Звонить в дверь пришлось долго. Наконец за ней послышались неторопливые шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась.

— Какого хуя⁈ — сердито сказала Принцесса Ночи. Она с возмущением смотрела на явно нездорового незнакомца.

— Дорогая, прелестнейшая из… прелестных. Я… — Родерика переполняли чувства: и радость, и волнение смешались в таком пьяном коктейле, что язык серого мага заплетался. — Вот я… — он снова достал медальон дворянина и протянул ей. — Барон Семенов. Семенов Ерофей… Семенович. Позволь пройти. Не в дверях же нам…

— Ты что, ебнутый? — Талия решительно преградила ему путь. — Ах, вижу, ебнутый. Наверняка с балкона упал. Давай, барон, вали отсюда, пока я не позвала Родерика или не спустила на тебя Гарольда!

— Ты, не понимаешь, моя принцесса, это же я — Родерик! — наконец догадался произнести он. — Твой Родерик теперь в этом теле!

— Родерик⁈ — Талия попятилась, в ее зеленых газах появилось изумление, а затем возмущение вспыхнуло с новой силой. — Ты вообще идиот что ли⁈ Я терпеть не могу рыжих! Аид дери, еще и прыщавый! Родерик, сука, ты совсем с ума сошел⁈ Немедленно вылазь из этого урода!

Глаза баронессы сердито заблестели.

— Но Талия, пожалуйста… — Родерик попытался обнять ее.

— Убери руки, сволочь! — она сердито сжала кулачки. — Ты обещал, что мы вместе выберем тело! Обещал, что оно мне понравится! Обещал, что мы поженимся, и я стану графиней или хотя бы виконтессой! Ты все испортил! — борясь со слезами она ударила кулачком его в грудь. Ударила еще раз и еще.

Родерик все-таки обнял ее, и баронесса уже не пыталась вырваться из его рук.

Глава 19 Ни слова о «Сириусе»!

Вопрос Ольги выглядел странно. Если князь пригласил меня для разговора, то явно не для того, чтобы сообщить лишь то, что ее дочь должна встретиться со старшим сыном императора. Явно произошло какое-то непонимание. Мне даже захотелось взять Ольгу Борисовну за руку и усадить на диван, который она покинула в порыве эмоций.

— Оль… — я коснулся ладони княгини, взял ее с теплом и, больше не говоря ни слова, пустил «Капли Дождя».

— Верно, я в тебе воспитывал самостоятельность, — сказал князь, выслушав дочь. — А еще я давал тебе не менее полезные уроки: не делать скоропалительных выводов и не поддаваться эмоциям, когда речь заходит о вещах достаточно серьезных. Сейчас ты поторопилась. Из-за этого поняла все совершенно неправильно. Ты спрашиваешь, зачем здесь Саша? Он здесь именно по тому же самому вопросу, что и ты. Вам вдвоем предстоит встретиться с царевичем. На этой встрече будут решаться вопросы государственной важности. Ты можешь отказаться, но тогда ты не получишь место в группе «Сириус».

— «Сириус»? — Ольга медленно опустилась на диван. — Напомни, папа, что это за группа. У меня отличная память, но как-то не отложилось.

Я так же не слышал о такой группе и ждал пояснений князя.

— «Сириус» — пока название условное, но возможно оно закрепится. Этой группой будет руководить мой очень хороший товарищ, имя которого пока не назову. Ее назначение: собрать воедино наиболее одаренных людей со всей нашей империи, объединить их под общим началом для ускоренного прогресса в наиболее важных областях, в первую очередь в военной. Ты же знаешь, что наши отношения с Великобританией быстро портятся? — князь мельком взглянул на дочь и поднес сигару ко рту.

— Да, пап. Прости, ты совершенно прав. Нашло на меня что-то. Я стараюсь не быть капризной девочкой, но не всегда получается. Пожалуйста, рассказывай дальше, — Ольга придвинулась вплотную ко мне и вязала мою ладонь своими.

Мне показалось, она сейчас намеренно демонстрирует перед отцом нашу близость. В темных, внимательных глазах князя я не заметил ни капли недовольства. Конечно, он знал, что мы вместе. Я пока лишь граф, а его дочь — княгиня, но Борис Егорович принял это. И сейчас я совершенно расслабился, ощутив себя так, словно Ковалевские стали отчасти моей семьей.

— Вот теперь ты мне нравишься, — Борис Егорович улыбнулся. — Многое ты уже знаешь, о происходящем вокруг трона императора, кое-что может рассказать Саша, и ты тоже можешь сообщить ему наиболее интересное из тех новостей, которые я рассказывал за ужином позавчера. В общем, об этом вы поговорите сами, без меня. Я же скажу, что доброе будущее для нашего государство будет лишь в том случае, если цесаревичем будет назначен Денис Филофеевич. Только он может быть достойным наследником трона. К его восхождению на трон очень много препятствий, и сейчас идет серьезная борьба между людьми, объединившимися вокруг императрицы Глории с ее сыном, и нами, стоящими на стороне Анны Станиславовны и Дениса Филофеевича. Но вернемся к «Сириусу», — Ковалевский выдохнул облачко дыма и перевел взгляд на меня. — Саш, скажу прямо, ты одна — из главных надежд этой группы. Я знаю, что с потоковым производством эрминговых преобразователей вопрос практически решен. А как дела с этим?.. — он прищурился, что-то вспоминая.

Я догадался и подсказал:

— С синхронизацией множества устройств для боевых виман? У меня есть кое-какие мысли на этот счет. Проблема пока не решена, но, думаю, я смогу ее одолеть. Пока нет в достатке готовых преобразователей, я не спешил с работой над схемой синхронизации. Или уже время поджимает?

— Не так чтобы поджимало, но хочется поскорее. Нам бы хотя бы одну виману испытать на твоей схеме. Хотя бы корвет, о крейсере пока даже не думаем. Ты же, Саш, понимаешь, что высокие скорости новых боевых виман подразумевают новую, более эффективную тактику воздушного боя. Но эту тактику нужно сначала выработать, для этого нужны скоростные виманы для образца. Кое-кто из Воздушного Адмиралтейства занимается новыми тактическими построениями на бумаге, но теория без практики имеет мало ценности, — все это Ковалевский говорил быстро, он явно спешил. — Группа «Сириус» должна быть полностью организована к третьему июня — такие обязательства перед царевичем и императрицей Анной Станиславовной. Разумеется, о «Сириусе» и наших военных приготовлениях, Глория и ее окружение ничего не знает, но затея слишком масштабная и все в тайне удержать не получится, поэтому для императора готовятся некоторые объяснения, мол это исключительно инициатива молодежи, патриотическое движение во славу отечества. Все это в подробностях вы узнаете уже на месте, в полевом лагере, после того как принесете клятву о неразглашении любой информации, связанной с «Сириусом». Что касается Суворовской Академии, — князь снова посмотрел на меня, карими, как всегда проницательными глазами, — думаю, Саш, она тебе не потребуется. Зачем тебе эта суворовка, когда есть намного более эффективные формы обучения. Я уже переговорил на этот счет с нужными людьми.

Князь перевернул несколько бумаг на столе, сверяясь с какими-то записями, затем продолжил:

— Обучение пройдешь в рамках все той же группы «Сириус» с самыми лучшими преподавателями и инструкторами. При чем ты такой будешь там далеко не один. Создается специальное подразделение, где будут давать лишь действительно важные, практические знания в тех областях знаний, которые тебе потребуются. Знаю, что у тебя основной интерес к специальности «Вождение и навигация летающих машин» — освоишь это с самим Георгием Касимским. Поскольку голова у тебя работает очень хорошо, ты можешь пройти обучение ускоренно, сдавать экзамены сразу, как только освоишь курс положенных знаний. И воинское звание тебе будет обеспеченно без всякой суворовки. И ты, Ольга, так же можешь не поступать в УмМаш: в «Сириусе» будет преподавать профессор Игорь Александрович Белкин вместе с другими самыми видными специалистами по умным системам, биомеханике и робототехнике.

— Пап! — Ольга снова вскочила с места, подбежала к отцу и поцеловала его в щеку.

— У вас, наверное, много вопросов? — князь сбил пепел с кончика сигары. — Приберегите их до субботы. Я сегодня занят, должен подготовиться к встрече в Багряном Дворце, — он выдвинул ящик стола и достал синюю папку. — Главное я вам сказал, остальное потом. Да, кстати, Саш, как насчет Свидетельств Бархума?

Я покосился на Ольгу Борисовну.

— Да, можно при ней. Она же в нашей команде, — рассмеялся князь.

— Елецкий! Я не знаю, кто такой Бархум, но заговор за моей спиной тебе дорого обойдется! — пообещала княгиня.

— Скажем так, Борис Егорович: прогресс есть. Не хватает времени, чтобы его развить, но главное, я уже понимаю, как я могу перевести текст на пластинах, а значит смогу это сделать, — ответил я.

— Вот это отлично! Снова меня радуешь. Не столько меня, сколько всех нас. Если нам только удастся добраться до тайны древних виман, сила нашей империи несравнимо возрастет. И перспективы открываются… — Ковалевский мечтательно заулыбался.

— Космические, — подсказал я. — Марс, Венера и полеты в дальний космос.

— Верно говоришь, очень верно! — одобрил Борис Егорович.

Хотя князь торопился мы поговорили еще немного о предстоящем на выходные путешествии. Под конец беседы Ковалевский спросил:

— Есть какие-то насущные вопросы, просьбы? Может я могу помочь чем-то?

Вопрос этот был адресован большей частью ко мне, ведь с дочерью он и так видится каждый день. Говорить ему о покушениях и братьях Гришко, кстати, очень похожих внешне на него, я не стал. Нет сомнений, что они меня не оставят в покое. Для серьезных киллеров — серьезный заказ дело чести. И Торопов ждал встречи со мной по этому вопросу. Но братья Гришко — это мое дело, с которым я разберусь сам, нет смысла напрягать этим князя, тем более подобные вопросы далеки от его компетенций. Я решил спросить о другом, том, что меня мало заботило, но все же могло забрать мое внимание и драгоценное время:

— Борис Егорович, вам знаком граф Захаров?

— Иван Ильич? Саш, ну ты даешь, как же я могу не знать столь важного человека из имперского надзора⁈ — князь скрипнул кожаным креслом. — И то, что у него имелись к тебе вопросы, я тоже знаю. Вроде решилось все, он больше не должен беспокоить.

— Вроде так, но на днях заезжал к нам, когда меня не было дома, — сказал я.

— Хорошо. Я узнаю, в чем его вопросы к тебе. Скорее всего тебя внесли в реестр дворян с особыми способностями — мы это с Захаровым оговаривали — и интерес их канцелярии именно в этом. Иван Ильич человек очень порядочный и понятливый. Думаю, мы легко найдем с ним общий язык, и он тебя не будет беспокоить без особой нужды. Скажу, будто бы ты задействован в нашем томском проекте и чтобы они тебя не трогали. Но если вдруг, тебе придется столкнуться с Захаровым, то о «Сириусе» ему ни слова, — предупредил князь.

— Само собой, — я кивнул.

— И еще о хорошем. Тебе же Голицын, говорил, что мы подали представление тебя к награде «Звезде Имперского Мага»? Награда высокая, но заслуженная — за решение ускорения виман через магическое воздействие. Так вот, представление принято и скорее всего будет утверждено, после того как с тобой пообщается один из представителей Верховной Коллегии Магов. При чем это будет наш человек, входящий в руководство группы «Сириус», — заверил Борис Егорович. — Так что очень возможно, что к школьному диплому ты получишь высокую имперскую награду. Все понимают, что твой эрминговый преобразователь — это настоящее чудо, пользу от которого для империи нельзя переоценить.

Я просиял. Вернее, просиял Саша Елецкий. Разве Астерию нужны похвалы? Тут же Ольга вставила несколько своих важных слов:

— Я же говорила, папа, Елецкий очень талантлив! В вопросах магии он еще покажет себя!

— Разве я в этом сомневался? — рассмеялся Ковалевский.

После разговора с князем, Ольга завела меня в свои покои там набросилась:

— Елецкий, как тебе не стыдно⁈ Давай, рассказывай, какие еще тайны у тебя за моей спиной! Терпеть не могу, когда самые близкие люди от меня что-то скрывают!

— Оль, без обид. Я лишь исполнил просьбу твоего отца, держать наш прежний разговор в тайне. А если уговор был держать в тайне, то значит в тайне для всех. Ты же сама прекрасно понимаешь, это правильно, — я обхватил ее гибкую талию и привлек к себе.

— Понимаю, — сказала она, тут же смягчившись. — Но все равно меня это злит. И добрая я сейчас лишь потому, что отец рассказал о таких перспективах, от которых дух захватывает. Еще не совсем понимаю, что для нас значит этот «Сириус», но уже знаю, что это здорово. Я хочу туда. Хочу вместе с тобой! И, кстати, я думала о твоей суворовке. Думала, что мы с осени будем видеться редко, даже если я тоже поступлю в УмМаш в Редутах, и мне от этих мыслей было грустно, а сейчас все меняется. Да?

— Да, — мы слились в поцелуе надолго, прижались друг к другу так тесно, что стало неясно, где она и где я.

— У тебя тоже есть тайны от меня, — сказал я,продолжая прижимать к себе княгиню. — Что между тобой и старшим царевичем?

— Я с ним поругалась. Ничего, в общем, больше… — улыбка сразу сошла с лица княгини.

Я молчал, ожидая пояснений.

— Саш, я не хочу об этом говорить. Давай, ты не будешь трогать эту тему? — она снова разволновалась. — Могу обещать, что для меня есть ты и только ты. Разве этого мало? О Денисе я просто не хочу говорить.

— Хорошо, Оль. Мне этого достаточно. Не буду спрашивать об этом. Может ты когда-то сама пожелаешь рассказать, если тебя что-то тревожит в отношениях с царевичем, — мне захотелось закурить, и я нащупал в кармане коробочку «Никольских», но не стал доставать ее.

Оба мы замолчали. Мне было неловко, что я затронул вопрос с Романовым и я перевел разговор на другую тему:

— А что такое интересное Борис Егорович рассказывал за ужином позавчера. Он сказал, ты поделишься.

— Говорил о Глории. Она вместе со своим Эдуардом провела несколько дней на Родосе, и стало известно кое-что очень неприятное для нее, — Ольга подошла к столу и передвинула несколько выключателей, отсоединяя от питания одного из разобранных роботов. — Она встречалась там с маркизом Этвудом. Как известно, Луис Этвуд — один из самых непримиримых противников нашей империи. Провокации на Бермудах и в Египте были организованы им лично. Эту информацию передали императору, и он был очень недоволен своей молодой супругой. Говорят, даже накричал на нее. Сказал, что их брак должен примирять наши страны, а не разобщать их и толкать к вражде, стараниями таких людей как маркиз Этвуд. Глория, конечно, выкрутилась. Хитрая лиса, пустила в ход свои женские чары, убедила Филофея Алексеевича, что встреча с Луисом Этвудом вышла исключительно случайной и была мимолетной. Но есть свидетельства, что ушел он из покоев императрицы лишь поздно вечером и приходил на второй день. Есть копия письма, в котором Этвуд говорит о сыне Глории, как о единственно возможном наследнике трона Российской империи. Только те свидетельства и копию письма пока решили придержать. Ситуация вокруг наследника трона становится все напряженнее, и такие свидетельства станут сильными козырями в нужный момент.

Я тоже пересказал Ольге разговор с ее отцом, случившийся при графе Голицыне, хотя княгиня выслушала меня с интересом, я понял, что она не узнала ничего нового. Ясно, что княгиня была осведомлена о происходящем в Багряном Дворце больше, чем я.

Хотя мне хотелось побыть с Ольгой подольше, и она сама не хотела меня отпускать, задерживаться у Ковалевских я не стал. Хотелось успеть нанести визит в агентство имени Скуратова — о времени я уже договорился с Тороповым по эйхосу. Так же давно пора вернуться к переводу Свидетельств, и задуматься о схеме синхронизации для боевых виман тоже давно пора, раз события развиваются столь стремительно. Но главной причиной моего поспешного бегства из дома Ковалевских было появление Татьяны Степановны. Мама Ольги была со мной вполне вежлива и не задавала неприятных вопросов, но по ее взгляду, я чувствовал, что она недовольна сближением дочери со мной.

Я вызвал виману в службе воздушного извоза «Пегас» и примерно минут через двадцать добрался до Таганки, вышел на высотной парковке башни «Синие Дали». Отсюда до сыскного агентства было всего минут 5–7 пешком. Пока я спускался на подъемнике, эйхос пискнул дважды, и еще в нем хранилось сообщение от Талии, которое я получил в гостях у Ковалевских, но так и не прослушал. Сообщения могли быть важными, поэтому я свернул к остановке маршрутных эрмимобилей и, устроившись там на лавочке, нажал кнопку на эйхосе. Помимо сообщений от Талии пришло от Ольги и с какого-то неизвестного номера.

Конечно, первым я включил послание госпожи Ковалевской. Оно оказалось невероятно коротким и столь же приятным:

«Люблю тебя!»

Сердце сжалось и как-то не сразу разжалось. Княгиня сказала это на каком-то особом порыве эмоций, таким трогательным голосом, что тело мое словно стало невысоким, наполнившись божественными ощущениями. Я не знал, что сказать ей сейчас. Сказать, что я ее тоже люблю? Это слишком просто. Но в этот миг мне не хотелось мудрить, быть каким-то особенным, и я ответил со все предельно честной простотой:

«И я тебя люблю! Ты самая, самая для меня!»

Затем я включил сообщение от Талии:

«Елецкий, блядь. Ой, извини. В общем надо поговорить. Родерику надо, а то он, наверное, свихнулся. В общем, как будешь свободен, дай знать, мы к тебе прилетим. Тут у нас перемены жесть какие. Да, кстати, я выхожу замуж, если ты еще не знаешь».

Что-то подобное баронесса уже говорила. Замуж за Родерика — это, конечно, очень забавно. И я бы удовольствием поболтал и с Талией, и с ее другом. Может быть даже хотел бы с ними по-настоящему расслабиться, провести буйную вечеринку в той же Ржавке — мне не хватает этого. Но сейчас на такие шалости нет времени. Я ответил баронессе, что если что-то срочное, то вечером буду дома, а если срочности нет, то лучше на следующей неделе, потому как на выходные меня не будет в Москве.

Последним я открыл сообщение от неизвестного номера:

«Ваше сиятельство, приветствую! Это Майкл. Я очень извиняюсь за тот вечер. Плохо помню, что было. Но знаю, что мы отлично поужинали и напились. Рядом со мной моя сестра, Элизабет, о которой вы спрашивали. Она и ее муж очень хотят познакомиться с вами. Наверное, я не должен был этого делать, но я сказал им, что вы — невероятно сильный маг. Элизабет и Теодор очень любят знакомиться с такими необычными людьми. Может, составите нам компанию на этот вечер? Пожалуйста, не откажите, ваше сиятельство!»

Вот этого мне еще не хватало. Кроме Майкла на мою голову собираются упасть его сестра с мужем. Поначалу мне захотелось отказать вездесущему бритишу, но я вспомнил фото, где Майкл был с сестрой, той самой Элизабет. И если честно, то она была очень хороша собой. А если еще честнее, я запал… самую малость, как говориться, на пол кончика. Эх, эта чертова мужская жадность! Не знаю кого во мне было больше сейчас Елецкого или Астерия, и я решил, что как-нибудь смогу найти время познакомиться с Элизабет.

Уже направляясь к детективному агентству, я поднес эйхос ко рту и сказал:

«Привет, Майкл. Я очень занят, но постараюсь найти немного времени. Обязательно увидимся, поболтаем о магии, виманах и тайнах прошлого. Прошлый раз у нас это вышло неплохо. И у меня к тебе просьба: пожалуйста, собери все доступные сведения о Ключе Кайрен Туам. Я знаю, у тебя сейчас не очень хорошо с деньгами, и готов щедро заплатить за эти сведения. Если тебя это не оскорбит, то считай это работой, за которую я готов платить намного больше, чем платят тебе за статьи в научных журналах».

Несколько раз за сегодня я думал об этом Ключе, а мысль, что Майкл с его научным подходом и завидной пронырливостью мне в этом вопросе может быть полезен, пришла внезапно. В самом деле, почему бы не использовать Милтона? Конечно, он мерзавец. Мерзавец потому, что так сильно увлек мой маму, но в остальном он не такой плохой парень. И у него есть сестра Элизабет… Черт, что за бред? Почему я снова подумал о ней? Мне достаточно Ольги и Светы Ленской — все остальные так, сиюминутный интерес.

Торопов меня давно поджидал, и как только охранник проводил меня к его кабинету и, постучав, открыл дверь, Геннадий Степанович тут же встал из-за стола, приветствуя меня. Затем сказал:

— Есть проблема, Александр Петрович: никак не успокоятся братья Гришко. И на этот счет у нас есть интересные сведения.

Глава 20 Коварные губы Элизабет

«Все-таки Александр Петрович хороший человек! Даже очень хороший! Имелся неприятный конфликт из-за непонимания, но все закончилось как нельзя лучше», — от этих мыслей Майклу даже захотелось рассмеяться. Не без удовольствия он еще раз прослушал сообщение от Елецкого.

Сегодня вообще складывался чудесный день. Приехала Элизабет с Теодором, и даже привезли ему немного денег: 400 фунтов — его доход с «Milton’s Delivery». Деньги небольшие, в пересчете на рубли выйдет примерно 315, но все же деньги, которые при его положении много значили. И если Александр Петрович в самом деле готов заплатить за сведения о Ключе Кайрен Туам, то стоит постараться. Связаться с графом Бекером, выведать у него все возможное и поковыряться в информационной сети. Правда здесь проблема: во Всеимперской Информационной сети сложно будет найти о Ключе что-то полезное, больше информации будет в Royal Archivist, но для этого надо ехать в Лондон. Увы, пока нет такой возможности. Ему очень не хотелось расставаться с Леночкой даже на день, а перелет в Лондон и обратно, плюс поиски нужной информации займут дней пять. И это опустошит и без того его тощий кошелек на приличную сумму. Так что, пока без Лондона.

Поднеся эйхос ко рту, Майкл сказал:

«Ваше сиятельство, я с большим удовольствием! Готов даже помочь вам с этим вопросом бесплатно! Мне самому очень интересно!», — но тут же одумался. Ведь при всем желании помочь графу просто по-дружески, в его положении отказываться от денег просто глупо, и тогда сказал так: — «Но если вы можете мне помочь немного деньгами или хотя бы ссудить какую-то удобную для вас сумму, то я буду очень признателен вам! Только очень прошу, так, чтобы Елена Викторовна не знала, что я у вас брал деньги. Право, мне будет стыдно перед ней. Если будете дома вечером, то мы увидимся. Елена Викторовна пригласила нас на ужин. Приду к сожалению один. Элизабет и Теодор, не смогут — у них встреча с князем Мышкиным».

— That’s why I can’t do it yet? — раздался голос Элизабет за его спиной и тут же его дополнил другой голосок, тоненький исходивший из шкатулки, которую сестра держала в руках: — Это почему я еще не смогу?

Миссис Барнс вышла из дальней спальни больших трехкомнатных апартаментов, которые она с мужем снимала в «Ноттингем» — том же отеле, где последнее время проживал ее брат.

— Ох, Элизабет, когда ты уже выучишь русский? Вы с Теодором все чаще приезжаете сюда, но ни он толком, ни ты не знаете языка, который так нужен! — Майкл не возмущался, он лишь немного сожалел, что его сестра до сих пор пользуется этой неудобной штукой — переводчиком «Jennifer» устроенном на нескольких кристаллах и мозге крысы. Мозг зверька часто делал неправильные переводы, и поговаривали, что это были намеренные ошибки. Но главным неудобством «Jennifer» был его вес, этак почти в четыре фунта и быстро разряжающаяся батарея. Нередки случаи, когда из-за низкого заряда система жизнеобеспечения мозга не выполняла свои функции и мозг зверька умирал, тогда требовался довольно сложный ремонт.

— Я учу, Майкл. «Дженнифер» помогает, — ответила Элизабет с сильным акцентом. — Могу хорошо без «Дженнифер». С ней мне много лучше. Кто тому, мне нравится… — она на миг задумалась. — Нравится болтать с этой штукой. Мне бывает скучно одной.

— Если ты избавишься от своей говорящей коробки, — Майкл взял из рук сестры шкатулку, замигавшую синим огоньком, — то освоишь язык гораздо быстрее и наверняка найдешь более интересный способ развеять скуку.

— Michael, sometimes I want to punish you! It’s a pity that you’ve grown up and you can’t be put in a corner! — возмутилась Элизабет, пытаясь забрать у брата переводчик.

— А теперь то же самое на русском, тогда отдам, — рассмеялся господин Милтон.

— Черт! Черт ты! — Элизабет, судя по блеску в ее красивых серых глазах, и в самом деле злилась, но все-таки подчинилась брату, которого она была старше почти на два года: — Наказать надо тебя! Чертов Майкл! Отшлепать, поставить в угол! Жалко, ты уже слишком вырос!

— Ох, сестрица, ты и в самом деле уже очень неплохо говоришь по-русски. Выбрось этот неудобный переводчик, — Милтон потряс коробочкой, в которой что-то забулькало.

— Give it back! — миссис Барнс вырвала из его рук «Jennifer». — Нельзя трясти! — добавила она по-русски с сильным акцентом и не менее сильным раздражением.

— Прости, Элизабет. Ты хотела сказать, что не поедешь с мужем к князю Мышкину и пойдешь со мной в гости к Елецким? — Майкл вернулся к столику, на котором стояло три чашки с остывшим кофе. Теодор спешно уехал, получив какое-то важное сообщение на эйхос, и Элизабет, провожая его так же прервала завтрак.

— Да. Хочу знать какая… old lady took you prisoner, — сказала сестра, опустившись в кресло.

— Элизабет, не смей говорить так Елене Викторовне! Я ее очень люблю! — возмутился Майкл, устроившись напротив сестры.

— На сколько она старше? На восемь или даже девять лет? Она старая! Пойми это! Обидно за тебя, Michael! — Элизабет бережно поставила шкатулку из слоновой кости ближе к стене, и потянулась к вазочке с овсяным печеньем.

— Ты ее просто не видела. Леночка — прекрасный человек и выглядит она не старше тебя, даже… — здесь Майкл осекся, подумав, что это лучше не говорить.

— Did I hear that? Say it again! — рука сестры так и не дотянулась до печенья и вздрогнула. Затем Элизабет сказала вполне на сносном русском: — Ну-ка повтори это еще раз!

— Прости, Элизабет. Ты прекрасно выглядишь. Ты очень молода, свежа и красива. Ты — само совершенство. Но, пожалуйста, не надо говорить ничего плохого о графине, если ты не хочешь, чтобы мы ссорились, — примирительно попросил ее Милтон. — Я же ничего не говорю плохого о твоем Теодоре.

— Можешь говорить. Даже сама скажу: Теодор — гадкий сатир. К тому же он тоже старый и давно надоел, — проговорила она с сильным акцентом. — Хорошо. Ссориться не будем. Расскажи об этом маге… Елецком. Видела его фото. Он мальчишка, но красивый.

— Я же тебе все рассказал. Знаю, он сильный маг. На себе испытал какой сильный. Кроме того, Александр Петрович очень умный человек с удивительно широким кругозором. Даже не понимаю, откуда у него столько знаний в столь юные годы. Я с ним немного общался, но уже понял, он знает такие вещи о древних магических учениях, которые просто поражают, не укладываются в моей голове! Я нигде о подобном даже не читал, а он рассказывает это так ясно и полно, словно сам был свидетелем тех времен, — Милтон поднял свою чашечку с недопитым кофе и сделал пару глотков.

— Он хоть что-то понимает в астральной магии или путешествиях в мире снов? — Элизабет откусила кусочек овсяного печенья.

— Об этом ты можешь поговорить с ним сама. Ты же знаешь, меня интересует наука и культурные истоки магии, а ваши астральные шалости не очень, — взгляд Майкла остановился на дорогом комоде, в стиле Princess Leslie, инкрустированном возле бронзовых ручек кусочками яшмы и перенесся на панно на стене с видом на один из замков под Ноттингемом. Элизабет с Теодором снимали роскошные апартаменты — таких в этом отели имелось всего три номера. Откуда у них столько денег? Майкл давно догадывался, что доходы с «Milton’s Delivery» Теодор платил ему значительно меньше, чем следовало по их договору, к сожалению, устному. Но теперь нельзя ничего изменить. Теодор, вероятно, нагло обманывает, что дела из транспортной кампании ужасны. Да, они плохи, но не настолько, как говорит муж его сестры. Боги ему в судьи, все равно Майкл собирался найти способ остаться жить навсегда в России, которая ему больше по душе чем Коварный Альбион. Даже если не считать, что здесь, в России есть такая прекрасная женщина как графиня Елецкая.

— Послушай, Элизабет, я очень не хотел об этом говорить при Теодоре, но позволю сказать при тебе. Все-таки ты моя родная, любимая сестра и, надеюсь, что я тебе тоже небезразличен, — произнес Майкл, все еще оставаясь в сомнениях, стоит ли поднимать эту тему.

— Well, tell me, — миссис Барнс напряглась, почувствовав неприятный разговор.

— Мне кажется… Я даже почти уверен, что твой муж выплачивает мне гораздо меньше обещанной четверти с доходов «Milton’s Delivery», — произнес Милтон.

— Michael! — перебила его Элизабет.

— Подожди, дорогая сестра! — он остановил ее, взяв за руку. — Подожди! Дай я скажу все что хотел. С тех пор как делами нашей семейной компании занялся Теодор, я получаю с каждым месяцем меньше и меньше. Я понимаю, что многое у него не ладится, но в то же время знаю, что у «Milton’s Delivery» был новый, неплохой контакт на доставку посылок в Бирмингем. Знаю, что вы переехали в новый особняк в предместье Лондона, в то время как я вынужден был переехать из отеля средней цены в скромный «Ноттингем» и выбрать комнату подешевле. Элизабет, мне обидно, что ты не учитываешь мои интересы.

Миссис Барнс молчала, вертя в пальцах чайную ложечку. Потом сказала:

— Попробую поговорить с Теодором. Но если честно, у меня с ним отношения не ладятся, — миссис Барнс опустила глаза.

— Что случилось? Он снова застукал с графом Кальвером? — догадался Майкл.

— Да… Но, Michael… Мне скучно… Теодор скучен, Лондон скучен, сама жизнь скучна, — Элизабет скривила губки.

— Моя Элизабет… — барон Милтон обнял сестру и горестно вздохнул.

— Знаешь, что у меня было в недавнем сне? — она прижалась к нему. — Там был ты. Мы целовались. Тепло, как много лет назад. И еще… — она украдкой взглянула на Майкла. — Это был осознанный сон. Ты должен был почувствовать это в астрале.

— Этого нельзя делать, Элизабет. Пожалуйста, не думай об этом. Это может очень испортить жизнь нам двоим, — сказал Майкл. Он хотел сказать что-то еще, но Элизабет закрыла его рот поцелуем.

— Пожалуйста, не надо сейчас, — Майкл отстранился, его щеки покраснели как первый раз, и пришло неожиданно сильное возбуждение. — Прошу тебя, Элизабет.

— Ты такой красивый, Майкл. Я тебя очень ревную к этой старой графине, — сказала миссис Барнс. — Ты не представляешь, что у меня на сердце.

— Пойми меня, я люблю Леночку. В самом деле люблю. А ты любишь графа Кальвера и у тебя есть муж. Каждый нашел свое. Давай успокоимся на этом? — произнес Майкл, чувствуя как взгляд сестры пробирает его до самых глубин и колет в сердце.

— Я не люблю Кальвера. Просто с ним интересно. Я вообще никого не люблю. Чертов Майкл, ты меня расстраиваешь. Еще заставляешь говорить на дурацком русском, — с обидой произнесла она. — Поцелуй меня. По-настоящему, как ты умеешь. Тогда я тебя прощу.

— Но Элизабет, прошу не надо к этому возвращаться, — от ее коварных прикосновений, барон Мильтон чувствовал то, чего он очень не хотел чувствовать: дразнящее, жуткое возбуждение.

— Damn Michael! Хочется тебя ненавидеть… Вспомни, как все было хорошо, между нами. Мы жили в одном доме, отец был жив и не было у нас никаких забот. Ты любил только меня. А сейчас? Damn Michael! Damn Michael! Немедленно поцелуй меня! Иначе!.. — Элизабет замолчала на миг, потом произнесла: — Иначе я испорчу твои отношения с графиней! Ты знаешь, я это могу!

— Пожалуйста, не надо, Элизабет! Ты же знаешь, я тебя очень люблю… Как сестру, — он все-таки поцеловал ее.

* * *

Прежде, чем начать излагать свои опасения и собранную детективами информацию, Торопов задвинул штору, чтобы солнце не слишком ярко освещало его рабочее место. Затем подошел к столу дальнего простенка и передвинул фигурный рычажок на кофейной машине — в ее глубинах начало нарастать шипение.

— Кофе будете? — спросил он, обернувшись ко мне. — У меня венесуэльский, что называется тех самых шоколадных сортов. От наших недругов ацтеков. Какие бы у нас не складывались разногласия с империей Теотекаиль, их кофе не становится хуже. А вот наш, из Кубинской губернии, да и с остальных Кариб оставляет желать лучшего. Извините за не патриотичность.

— За то у нас на Кубе делают лучшие в мире мозги для роботов. От недружеского кофе не откажусь, — ответил я, ожидая начала разговора, который мог быть интересным. То, что братцы Гришко извлекли вовсе не тот урок из прежнего инцидента, и полны решимости исполнить заказ, я не сомневался. А вот что за такие «интересные» сведения приготовил Геннадий Степанович, мне стало особо любопытно.

— Начну, пожалуй, с Джеймса Лаберта, — сказал сыщик, зазвенев чашками. — И вы, Александр Петрович, очень удивитесь.

Я даже надел улыбку на лицо, чтобы на нем не было слишком много удивления.

— Бежал Джеймс Лаберт из России. Пока еще не совсем понимаем, с чем это связано, но бежал он самым подлинным образом. В субботу на первом же Западном Экспрессе. Почему бежал, а не просто отправился навестить Коварный Альбион? Потому, Александр Петрович, что весь день его подопечные метались по Москве в попытках продать подороже кое-какую недвижимость Лаберта, в том числе останки известного вам помещения, где прежде был клуб «Кровь и Сталь». Именно в тех обгорелых стенах они жгли какие-то документы Лаберта. При чем было их очень много — аж два чемодана. Истинные причины его бегства нам пока неясны, но похоже ему кто-то очень крепко наступил на хвост. Может какие-то высокие чины из Службы Имперской Безопасности или более беспощадные силы. Нет никаких мыслей на этот счет? — Торопов нажал на длинный рычажок, кофейная машина дохнула паром, и кофе с шипением полилось в чашечку.

— Не смею предположить, — вынужденно соврал я. Не говорить же мне Геннадию Степановичу, что Ламберт чудом выжил в божественной баталии, и даже Гера едва смогла прикрыть мерзавца. Кстати, ценность этого подлеца для богини мне оставалась непонятной. И вряд ли кто-то из смертных сможет дать ответ на этот вопрос. Скорее всего не сможет ждать его даже сам Лаберт, потому как он не может знать истинные замыслы Геры. Впрочем, как и я, при всем расположении ко мне Артемиды, не знаю всех ее целей. Таковы игры богов, таковы их повадки: они никогда не открывают всей полноты картины. И дело не только в том, что они не считают нужным посвящать в свои цели самых преданных смертных, но еще в том, что верхний мир, который косвенно управляет нижним, устроен на вероятностях и нет никакой гарантии там, что ожидаемое событие случится, пока оно на самом деле не случится.

— Есть еще одна серьезная деталь, которая может отчасти показать, что за бегством Лаберта стоит какая-то серьезная сила, — Торопов поставил передо мной чашечку с кофе. — По свидетельствам нескольких людей, на лице этого британца имелись синяки и ссадины. Что с ним произошло, остается лишь гадать. Но подозреваю, причины его бегства как-то связаны с тем, что запечатлелось на его лице.

— Полагаю, у этого британца много врагов, так что не удивительно, что отношения с кем-то так отразились на лице, — улыбнулся я. Не могу утверждать, но мне кажется, моя магия его не достала, когда бритиш прятался за колонной в ритуальном зале. Хотя его вполне могло сбить с ног волной и тогда он вполне мог протереть мордой пол и стены. А если кто-то дал ему в морду уже после божественных разборок с моим участием, то я только за.

— Полагаю, кое-что иное, не менее важное вам уже известно? Люди, которыми вы интересовались: Дацик и Вацлав Новаковский, Журбин, виконт Турчин погибли в ночь на субботу при таинственных обстоятельствах. Толком никто не знает, что случилось в эту ночь, но одно ясно: какие-то серьезные силы уничтожили тех, кого называли «Стальными Волками». Уничтожили до основания. Все, кто хоть что-то из себя представлял в этой банде, теперь мертвы. Мы пытались выяснить, что именно произошло через знакомых людей в полиции, но это дело ушло куда-то вверх едва ли не одному из замов Козельского. Истина пока скрыта и до нее не докопаешься, взамен кто-то распространяет слухи о битве магов и едва ли не о сошедших на землю вместе с грозой богах.

— Хороший у вас кофе, Геннадий Степанович, — признал я, сделав пару глотков. — На редкость ароматный, насыщенный. Ну боги, так боги. Вы по этому вопросу усилия зря не тратьте, но если что-то проясниться, то мне, конечно, сообщите: и по Лаберту, тем более если он вдруг вернется, — я не особо верил, что этот ушлый бритиш вот так вот все бросил и уехал навсегда. — И по расправе над «Стальными Волками» сообщите, если всплывет что-то определенное. Что там у нас с братьями Гришко? Какими новостями о них желаете меня удивить?

— Ну так… Кофе хороший не у меня, а у ацтеков, — улыбнулся Торопов и вытащил из стола желтую папку, открыл ее, перебрав несколько листов: — Лаберт, даже в огромной спешке в день отъезда, все-таки нашел время обратиться к братьям Гришко. Обратился, разумеется, не сам, а через посредника, все того же немолодого мужчину, неизменно носящего черную шляпу. Вот что интересно… — Геннадий Степанович положил передо мной фотографию какого-то документа, похожего на банковский бланк.

— Что это? — спросил я, мало разбираясь в подобных документах.

— Минутку, сейчас поясню, — детектив вытащил из папки еще какой-то лист.

Глава 21 А Свидетельства где?

Торопов подвинул фото с банковским бланком ближе ко мне и пояснил:

— Это перевод трех тысяч рублей на разрешительный счет. Суть таких счетов в том, что деньги можно снять лишь тогда, когда другая сторона подтвердит, что сделка состоялась. Такие счета часто используются в коммерции при оплате товаров, когда нет полной уверенности в надежности поставщика. Эти три тысячи рублей перевел Лаберт братьям Гришко. Разумеется, и с одной, и с другой стороны были задействованы подставные лица. Есть основания полагать, что деньги Гришко получат тогда, когда они исполнят заказ, в котором значитесь вы, ваше сиятельство.

— То есть мою голову оценили сначала в тысячу рублей, теперь накинули еще три. Как быстро она растет в цене. Что же будет этак, скажем через год? — рассмеялся я.

— Та тысяча была лишь авансом. Очень надеюсь, что через год вы будете живы-здоровы и никто даже не подумает обращаться к наемным убийцам по вашу душу, — без тени улыбки ответил Торопов. — У меня такое ощущение, что в субботу перед отбытием в Лондон Лаберт был очень зол именно на вас. Эти три тысячи — суть эмоции, мол, сделайте же с ним, наконец, то, что обещали! — высказал предположение детектив. — Полагаю Богдан и Владимир теперь будут землю рыть со всем старанием, чтобы добраться до вас. Тем более вы их больно щелкнули по носу прошлый раз. Им даже пришлось затаиться на несколько дней. Но это не вся информация. Мои люди наковыряли кое-что еще. Богдан Гришко ищет человека, который был бы знаком с вами. Видимо, они решили действовать в этот раз неторопливо и более надежно. Хотят каким-то образом, наверное, путем обмана устроить так, чтобы вы пришли на встречу с этим человеком в удобное им место, и там попытаться выполнить заказ Лаберта.

— Если это так, то очень хорошо. Геннадий Степанович, а можно как-то предоставить им такого человека? — я отпил несколько глотков по-прежнему огненного кофе. — Устроить таким образом, чтобы такая встреча состоялась и при этом я заранее знал, что меня там ожидает.

— Как раз это я и хотел предложить. Есть такой человек, даже двое, которые имеют общих знакомых с доверенными людьми Гришко. Вы, разумеется, этих людей не знаете, но все в наших силах. Можно все устроить так, что братья-убийцы поймаются в собственную ловушку. Для этого я и искал встречи с вами, чтобы получить согласие и разыграть эту карту, — детектив убрал фотографию с банковской квитанцией в папку и принялся за кофе. — Как я сказал, имеются у нас двое общих знакомых с Гришко, имена называть не стану. Один из них торгует запрещенными видами оружия: боевыми остробоями, гранатами, эрминговыми поражателями. Мы пустим слух что вам нужно что-то из его арсенала, якобы вы напуганы последними событиями, не слишком доверяете своей охране и решили что-то прикупить для самообороны, через посредника запросим информацию о том, что в наличии и какие цены. Постараемся сделать так, чтобы этот человек донес информацию кому следует и будем ждать, клюнут ли на нее Гришко. Как только клюнут, вы назначайте встречу этому человеку, будто решились на покупку хорошего эрмингового поражателя повышенной мощности. Встречу можно согласовать где-то в тех же Шалашах, которые, как я догадываюсь, вас чем-то привлекают, — сказав это Торопов улыбнулся, давая понять, что он обо мне знает несколько больше, чем я мог бы предположить. — Постараемся устроить так, чтобы свести ваш риск к минимуму — заведомо пошлем к тому месту своих людей. Однако, Александр Петрович, риск при такой затее все равно имеется и немалый. Сам понимаете, на деле события происходят не всегда так, как планируешь.

— Понимаю. Меня вполне устраивает ваш план, — с готовностью согласился я. — Давайте так и сделаем. На эти выходные я уезжаю, а среди недели вполне могу выделить время для этой затеи.

— Отлично, ваше сиятельство. Тогда будем работать в этом направлении, — сыщик сделал глоток кофе. — Особо хочу предупредить: хотя у нас есть план, и Гришко пока заняты поисками нужного им человека, вам ни в коем случае сейчас нельзя расслабляться. А также нужно быть готовым к тому, что они могут выйти на кого-то иного из вашего окружения, о чем мы даже не узнаем. В общем, очень советую относиться с подозрением ко всяким предложениям о встрече, посещении каких-либо мероприятий. Я бы вам рекомендовал нанять телохранителя, который не ходил с вами рядом, а приглядывал за обстановкой с небольшой дистанции. А еще лучше мага с развитой интуицией — слышал, есть такие, которые опасность чуют на почтительном расстоянии.

— Спасибо за советы, Геннадий Степанович. Подумаю, — ответил я.

О телохранителе, разумеется, я думать не собирался. Впрочем, как и о маге. Нет, я, конечно, не слишком много из себя возомнил, но мне, как Астерию, нанимать мага для собственной охраны, как бы странно. Но бдительность следует повысить на эти дни, чаще входить в сферу второго внимания, а то я что-то расслабился.

— Как там у нас с оплатой? — поинтересовался я. — Вижу работы проводите много, может выделить еще какую-то сумму.

— Пока не надо, укладываемся в те деньги, что вы выделили, — Торопов стукнул чашечкой о блюдце.

— И все-таки, — я достал кошелек, отсчитал три сотни, положил их на стол. — Лишними не будут.

С тем, что деньги лишними не будут, сыщик согласился без лишних уговоров.

— Александр Петрович, у нас обязательно должно все получиться, — сказал он в заключении, когда я встал, собираясь уходить. — Будем готовиться со всей тщательностью, не спешить. Жаль только, что Лаберт улетел. Ведь у него должок. За нашего Федора Тимофеевича. Здесь дело нашей чести, иначе, грош нам цена, как агентству имени Скуратова.

— Разве, чтобы дотянуться до Лондона, нужны слишком длинные руки? — спросил я, задержавшись у двери.

— Нужны просто руки, а их у нас при такой огромной занятости не хватает. Но без сомнений по Лондону тоже будем работать, — заверил детектив.

Из сыскного агентства я поехал сразу домой, в этот раз не забыв просканировать пространство на возможные опасности при выходе от Торопова и непосредственно перед нашим особняком.

Вошел, кивком приветствовал двух новых охранников, заступивших на дежурство с обеда. Денис доложил, что обстановка спокойная, ничего подозрительного с утра замечено не было. Я поднялся на второй этаж и заглянул в покои графини.

— Саша! — мама, увидев меня заулыбалась, явно пребывая в хорошем настроении. — Сегодня у нас на вечер гости: мой Майкл с сестрой. Ее имя Элизабет. Она…

— Мам, я знаю. Разве не я первый, показал тебе ее на фото с Майклом? И о том, что Майкл будет ужинать у нас вместе с Элизабет, я тоже знаю. Твой Майкл мне сообщил об этом через эйхос. Это ты же дала ему мой номер? — то, что мама сказала «мой Майкл», делая особый акцент на первом слове, я заметил. Наверное, раньше подобное вызвало бы во мне много раздражения, но сейчас я это принял спокойно.

— Я дала. Разве это было не надо делать? — Елена Викторовна вскинула бровь.

— Нет, все в порядке. Мам, я хочу забрать ту большую шкатулку, обшитую бархатом, — сказал я, думая, что после сегодняшнего такого содержательного разговора с Ковалевским пора вернуться к переводу Свидетельств Бархума.

— Какую шкатулку? — не поняла графиня.

— Большая тяжелая шкатулка Ты ее забрала в моем тайнике вместе с деньгами, — напомнил я, при этом во мне шевельнулось волнение.

— Ах, ту тяжелую коробку с красивыми пластинами. Так, сейчас, — она направилась в дальнюю комнату. — Эти пластины золотые что ли?

— Из черной бронзы с орихалком, — ответил я, слыша, как она зазвенела ключами.

Лязгнула тяжелая дверь сейфа. Графиня долго ковырялась там, шурша бумагой, что-то перекладывая. Я не выдержал и прошел в ту комнату.

— Ну, что там? — мне стало тревожнее.

— Нет, здесь, Саш, — сказала Елена Викторовна оглянувшись. — Твои деньги все на месте. А коробка…

* * *

Барон Ерофей Семенов стоял у распахнутого настежь окна и смотрел на проезжающие внизу эрмимобили. Баронесса находилась в другой комнате — курила там от расстройства. Дым от ее «Никольских» сквозняком тянуло как раз сюда. Барон Семенов тоже был расстроен. Вернее, не Семенов, а Родерик в теле барона. При чем расстроен гораздо больше, чем его подруга. Но что поделаешь, он сам виноват: нечего было проявлять глупую поспешность. А Принцесса Ночи сто раз права, ведь договорились как должен он поступить. Выбрать кандидата на вселение и сразу к своей возлюбленной на согласование, чтобы она хотя бы по фотографии смогла оценить потенциального жениха, если, конечно его физиономия засветилась во Всеимперской Информационной Сети. Да, были такие обстоятельства, когда серый маг не имел возможности слетать на консультацию к госпоже Евстафьевой. И что теперь? Теперь, как сказала Талия, она не собирается терпеть возле себя рыжего прыщавого урода, и Родерику предстоит как-то с этим телом разобраться.

Он залез на подоконник, поглядывая вниз с этой огромной высоты. Эрмимобили на эстакаде, взбиравшейся к Обнинскому мосту, казались металлическими жуками: бронзовыми, стальными, разноцветными, а люди и вовсе похожи на муравьев. Если выпрыгнуть из этого окна, то точно не потребуются никакие Палаты Спасения. Выйдет, наверное, лепешка, растекающаяся кровью, из которой осколки костей торчат во все стороны. Ах, да, еще эти проклятые рыжие волосы. Будет их пучок шевелиться на ветру.

Еще недавно Родерик без всякой боязни вылетал в окно. Невероятная легкость и полет доставляли ему наслаждение. Сейчас лишь одна мысль о том, что он стоит на краю подоконника, вызывали ужас, такой, что дрожали колени и холодело в животе. Это не его ужас — это ужас тела барона Семенова, который выпрыгнул из окна, не в силах пережить измену своей возлюбленной. Тело Семенова было слишком пропитано памятью того смертельного эпизода. Она осталась в мозге и каждой клеточке этого несчастного тела. Это неудобное во всех отношениях тело по-прежнему хранило в себе ментальный оттиск прежнего владельца, и держалось за Родерика изо всех сил. Оно вцепилось в серого мага со всем отчаяньем, потому что без Родерика сразу наступит холодная жуткая смерть.

Но как бы ни было Родерику требовалось избавиться от этой тяжкой, нежеланной ноши. Она не дала ему ничего, кроме боли, страданий и скандала с Талией. Придерживаясь за стену, Родерик наклонил голову и посмотрел вниз. Примерно на десять этажей ниже торчали спирали эрминговых концентраторов, и был серьезный риск зацепиться за них. Что будет, если он застрянет там? Он будет висеть на огромной высоте, наверное, даже орать от ужаса, ведь он не научился контролировать это тело. А потом, когда он совсем обессилит от страха и боли, появится вимана службы помощи. Его снимут, снова отвезут в Палаты Спасения или отправят в дом Диониса, где содержат душевнобольных. Чтобы этого не случилось, нужно изо всех сил сильно оттолкнуться ногами от подоконника, выпрыгивая влево. Это было бы очень легко сделать, если бы проклятое тело не цеплялось с таким ожесточением за жизнь и не сковывало мышцы, так что они вовсе одеревенели.

Ерофей глубоко вдохнул и закрыл глаза. Тут же раскрыл их. Жутко закружилась голова. Он пошатнулся, но успел схватиться за стену. По спине, потекли струйки ледяного пота.

— Родерик! — услышал он вскрик за спиной.

Он снова пошатнулся.

Тут же руки Талии вцепились в него и рывком стянули с подоконника. Он упал на пол. Баронесса не удержалась и тоже упала рядом с ним.

— Сволочь! Блядь! Урод! — баронесса изо всех сил пыталась ударить его кулачком в грудь, но они лежали на полу близко друг к другу, и у нее не получалось нанести ему сколь-нибудь значимый удар.

Наконец она успокоилась, обмякла и сказала:

— Я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня. Аид дери, живи какой уже есть.

— Жить прыщавым уродом? Нет! — Ерофей замотал головой. — Я не хочу, чтобы ты мучилась или бросила меня. Я так не могу.

— Тогда давай напьемся? — предложила Принцесса Ночи. — Напьемся. А потом, может, ты меня трахнешь. Хотя нет… Я не смогу! Нет, только не это!

— Хорошо, — согласился рыжий барон. — Давай напьемся. Я этого сейчас очень хочу. Может напьюсь так, что сам случайно выпаду из окна.

— Аид тебя дери, нет! — сердито сказала Талия. — Я не убийца. И ты не убийца. Сам говорил о зернах добра.

— Как хорошо, что ты об этом сказала, — он улыбнулся и на сердце как-то стало чуть легче. — Но это не будет убийством, если произойдет случайно.

Талия по-прежнему сердито смотрела на него.

— Что ты задумал, Родерик? — настороженно спросила она.

— Ничего. Идем, — барон Семенов встал и протянул ей руку.

Принцесса Ночи неохотно приняла его помощь и тоже поднялась с пола.

Они сидели за овальным столиком в большой комнате и пили полугар, на треть разбавленный египетским ликером. Первые две рюмки выпили молча, а потом новоявленный барон разговорился: рассказал о баронессе Жаровой, которая изменила ему, в то время как он ездил решать вопрос с ее долгами. О своих переживаниях, и том, как он, совсем потеряв голову от отчаяния, выпрыгнул из окна.

Когда бутылка полугара кончилась Талию потянуло в сон то ли от спиртного, то ли от долгого рассказа Ерофея о несчастной любви. Госпожа Евстафьева уснула прямо на диване, положив Ерофею голову на плечо. Он сидел так еще минут пятнадцать, стараясь не шевелиться, чтобы ее не разбудить и думая, как ему лучше поступить. Чем больше думал, тем яснее понимал, что не хочет быть в этом теле, не хочет мучить свою возлюбленную столь неприятным присутствием. Можно было просто выйти из тела, подобные фокусы Родерик проделывал, когда еще учился в магической академии. Но даже выходя из тела и путешествуя в пространствах тонкого плана, он никогда не обрывал связь с телом полностью — всегда оставалась тонкая связующая ниточка, что-то вроде энергоинформационного канала. Он знал, что опыты эти довольно рискованные. Уходить лишь астральным телом — это одно, а если всей совокупностью энергетических тел, то это совсем другое. Был существенный риск, что называется, подцепить подселенца — энергетическую сущность, которая будет жить в этом теле. С такой ситуацией ни сам серый маг и никто из его знакомых не сталкивался, но он знал, что такое бывает.

Вспоминая об этом, Родерик решил, а почему бы не передать это тело подселенцу или любому другому существу из тонкого плана? Выйти из тела и пронаблюдать, может кто-то и появится в обозримом пространстве, способный заинтересоваться живым и почти бесхозным объектом. Или субъектом? Но это уже неважно.

Осторожно встав с дивана, Ерофей уложил Принцессу Ночи удобнее, укрыл пледом. Сам же выпил еще рюмку ликера и отправился в спальню. Разумеется, здесь он не собирался искать иного претендента на это тело, ведь подселенцы, как правило, сущности более низкоуровневые чем люди, и тело с новым хозяином может повести себя очень непредсказуемо. Разумнее было, пойти в какой-нибудь малолюдный парк или сквер, и попытать удачи там. А здесь, в спальне серый маг хотел вспомнить старые навыки, лучше отработать все возможные нюансы, чтобы потом не возникли какие-то неприятные сюрпризы.

Устроившись поудобнее на кровати, новоявленный барон Семенов закрыл глаза, постарался максимально сбросить мышечное напряжение. Сделать это долго не удавалось, но все же с трудом и кое-как, он смог расслабиться. Некоторое время он практиковал египетскую медитативную технику, известную ему из старого библиотечного свитка. Это помогло: тело стало ватным, скоро Родерик перестал его ощущать вовсе. Затем серый маг усилием воли резко качнулся в сторону, в то время как физическое тело оставалось по-прежнему неподвижным. Этой уловки хватило чтобы Родерик снова ощутил себя в состоянии, ставшим для него в последнее время привычным. Почувствовал свободу и приятную легкость, воспарил к середине комнаты, поглядывая со стороны на лежавшее на кровати тело. Теперь этот прыщавый, рыжеволосый парень с забинтованной головой, стал для него человеком совсем чужим. Настолько чужим, что Родерик даже не мог поверить, что он переживал во всей полноте измену баронессы Жаровой, устраивал ей дикие сцены, пытался ее душить. Боги! Какая глупость!

Не желая смотреть на рыжеволосого, из-за которого выпало столько неприятностей, Родерик полетел к открытому окну, вылетел в него и уже там, повиснув высоко над Обнинским мостом почувствовал, как через его невесомое тело снова проходит вселенский поток перерождений. Нет, сейчас этот поток не тянул его как прежде — поток просто ощущался. Это было очень странно. Ведь эта таинственная вселенская сила не должна влиять на тонкие тела живого человека. Родерик подумал, а что если технику Астерия, которая помогала отцепиться от этого потока, отработать в обратном направлении? Сосредоточился и исполнил все то, что он уже делал много раз, только с противоположным знаком. В самом деле, теперь поток перерождений, ощущался гораздо сильнее. А через миг…

Через миг Родерик чуть не вскрикнул: нить жизни, связывающая его с телом, лопнула. И его самого понесло. Понесло стремительно, куда-то вверх.

Глава 22 Как это изобретательно!

Слова, произнесенные графиней, мне показались слишком громкими. Они даже оглушили: «Нет, здесь!..». Нет⁈ «Как нет⁈» — вспыхнула мысль в голове, и тут же, силой Астерия, стараясь унять сильное беспокойство, спросил вслух:

— Как это нет? Мама!

У Елены Викторовны очень непростой сейф, принадлежавший прежде отцу. Конечно, вскрыть его возможно, но для этого нужны серьезные профессионалы. А их как бы не должно быть в нашем доме. Взгляд отчего-то метнулся к открытому окну. Охранники обычно отслеживают все происходящее вокруг дома. Или, скажем так, почти все. Незаметно в этукомнату можно пробраться лишь ночью и то очень вряд ли. Тем более мама окна на ночь закрывает, оставляя лишь форточки. А если… если одну или несколько ночей она провела не здесь, а с Майклом. Ведь такое случалось. Например, в ночь перед моим возвращением от Артемиды.

— Мама, объясни! Как нет⁈ — повторил я.

— Так нет, — растерянно ответила она. — Подожди, не мешай, я вспоминаю…

— А чего здесь вспоминать⁈ Ты положила шкатулку в сейф? — я решительно подошел к стальной конструкции, уходящей вглубь стены. Заглянул в проем — его освещали оранжевым светом туэрлиновые кристаллы. На одной из стальных полках виднелись деньги: несколько пачек с купюрами разного достоинства, на другой стояла шкатулка из слоновой кости с серебром, где хранились мамины драгоценности, еще одна красивая, резная, которую подарил папа маме на тридцатилетие… Внизу хранилось несколько папок с документами. Но моей довольно крупной шкатулки здесь не было.

— Вспоминаю, куда потом перепрятала, — пояснила Елена Викторовна. — Так, мне надо закурить, — решила она. — Принеси мне сигарету, там в тумбочке.

— Мама, какие к черту сигареты? Где Свидетельства Бархума? — вспыхнул я, еще раз бросив взгляд на пачки сторублевок и украшения графини, которые в этот миг для меня не имели никакой ценности.

— Саша! Не надо мне тут устраивать допрос! Взрослый, видите ли! — сердито сказала она и направилась в тумбочке, где обычно хранилась коробочка «Госпожа Аллои». — Сказала же: я вспоминаю! И вообще, ты сам виноват!

— Я⁈ — сказав это, это даже не смог закрыть рот.

— Да, ты! Ты виноват! Когда я тебя спросила, почему ты не положил свои ценности в мой сейф, ты сказал, что в сейфе это хранить нежелательно. При чем речь шла не о деньгах, а о той тяжелой коробке. Вот деньги твои оставила здесь, а твою штуку с табличками решила перепрятать, раз тебе ее там хранить нежелательно, — Елена Викторовна достала из тумбочки коробочку с сигаретами.

— Мама, тебе, что сто лет, склероз и ты не помнишь куда положила столь важную вещь⁈ Да будет тебе известно, ценность ее выше, чем всего содержимого нашего сейфа! Ста таких сейфов! — вот сейчас мне даже захотелось притопнуть ногой, как это делала в порыве эмоций графиня.

— Не смей говорить мне о возрасте! — вспыхнула Елена Викторовна. — И вообще… — она нервно прикурила, чуть не сломав сигарету. — Я не помню потому, что прятала ее не сама.

— А с кем⁈ — здесь мое изумление стало неприятным до предела.

— С Майклом, разумеется. Майкл в основном прятал, я просто была рядом, — с раздражением пояснила графиня.

— Майкл⁈ — мне захотелось заматериться.

— Да, Майкл. Он был у меня. Я почему-то вспомнила о твоей коробке, которую лучше хранить не в сейфе и спросила Майкла, где, по его мнению, можно спрятать вещь размером с большую книгу, — она затянулась слишком сильно и чуть не закашлялась. — Ну и Майкл начал придумывать всяческие варианты. Сначала хотел найти подходящее место в спальне, потом в первой комнате, пробовал что-то придумать с камином, полез туда в саже испачкался. Я вообще даже забыла, что мы убрали твою важную коробку из сейфа.

— Майкл смотрел что в шкатулке? — я тоже достал сигареты и прикурил.

— Конечно. Он же очень любопытный, — она немного успокоилась. — Вместе смотрели, разложили из на диване. Долго любовались. Я его еще спрашивала золото это или нет. Сколько можно красивых колечек из них сделать. В шутку, конечно, я же понимаю, что это какие-то древние таблички, может даже клинописные. И ценность их не в самом металле.

— И что сказал твой Милтон? — я жадно затянулся. Мысль, о том, что британец украл пластины не приживалась в моей голове. Это было бы очень непохоже на Майкла — все-таки, подвергая его процедуре «Инквизитора», я успел в достаточной мере прочувствовать, на что способен чеширский барон и что от него можно ждать.

— Точно не помню. Эти таблички ему очень понравились. Он был в восторге. Ходил весь такой возбужденный по комнате, громко восторгался. Все думал, сколько им лет и на каком языке они написаны. Сказал еще, что это, возможно… — графиня выпустила облачко дыма, — свидетельства какой-то древней арийской династии. Я предупредила его, что ты можешь рассердиться, если узнаешь, что я показывал эту коробку. Майкл разволновался и попросил, тебе ничего говорить и начал думать куда твое сокровище спрятать.

— Верно, я очень рассердился, — я снова жадно затянулся. — Не представляешь как!

— Сейчас спрошу у него через эйхос, куда он эти таблички положил, — решила мама, выходя в первую комнату. — Мне кажется, последний раз Майкл искал подходящее место в спальне. Все обошел, потом вернулся в спальню.

— Не надо его спрашивать, — остановил я графиню. — Мам, ты уверенна, что шкатулку Майкл спрятал в пределах твоих покоев?

— А где же еще он мог спрятать? Он отсюда без меня не выходил. Я же сказала: мы ее прятали вместе, но я была невнимательна, потому что мы много шутили и говорили о всякой ерунде, — пояснила графиня, уже совсем успокоившись.

— Попробую найти ее без Майкла. Только не мешай сейчас и ни о чем не спрашивай, — затушив сигарету, я стал посреди комнаты и закрыл глаза. Сосредотачиваясь, перенес большую часть внимания на тонкий план.

Поскольку я уже работал с первой пластиной при переводе, ее энергетическое тело мне было знакомо. Оставалось призвать на помощь интуицию, а если не поможет, то просто сканировать пространство в пределах маминых комнат метр за метром. Сканировать и ожидать ментальный отклик объекта, образ которого я сейчас в подробностях воспроизвел в своем сознании.

Неторопливо я прошел вниманием в этой комнате все вокруг. Интуиция тоже не оставила меня — направила к спальне. Не сходя с места, я расширил сферу внимания до дальней стены спальни. Сосредоточился. Интуиция будто указала на кровать — огромную кровать графини с бархатным балдахином и кучей подушек с шелковой вышивкой. Все внимание я направил ближе к изголовью и, наконец, получил ментальный отклик. Замечательно! Шкатулка тупо лежала под кроватью ближе к стене. Как же это, черт возьми, изобретательно! Нет, мама с Майклом феноменальны! И я тоже хорош! Почему за все эти дни даже не позаботился о сохранности бесценной реликвии⁈ Да, я все это время я был очень занят. Но не настолько же, чтобы не найти времени, чтобы заглянуть в сейф. И если честно, пока не закончат ремонт в моей комнате, лучшим местом для хранения этой шкатулки будет не темный угол под кроватью мамы, а сейф.

В том, что первая пластина там у меня не было сомнений. Остальные? Вроде тоже на месте.

— Так… Вроде нашлись, — я облегченно выдохнул, открыл глаза и направился в спальню.

Стал на четвереньки, потом и вовсе лег на пол и пополз точно пехотинец под пулями к заветной шкатулке.

— Сколько здесь пыли! — я чихнул, поднимая невидимое в темноте облачко пыли, дотянулся рукой до шкатулки и притянул ее к себе.

— Точно! Майкл сказал то же самое: что там много пыли. Я еще собиралась Ксению отругать, за плохую уборку, — вспомнила Елена Викторовна.

Наконец я выбрался, немного испачкавшись, но сияя лицом: ведь так разволновавшая меня ситуация закончилась благополучно.

— Мам, дай мне денег из моих. Рублей пятьсот, лучше восемьсот, — попросил я, поставив шкатулку на комод и отряхиваясь.

Когда Елена Викторовна вернулась с деньгами, я забрал шкатулку и направился в свою комнату.

— Майкл с Элизабет будут к семи, — напомнила мама, когда я уже открыл дверь.

— Хорошо. Я спущусь к ужину. А пока немного поработаю. Меня не отвлекайте, — сказал я, убирая деньги в карман.

Уже в своей комнате я открыл шкатулку и проверил ее содержимое. Осторожно выложил на стол черно-бронзовые пластины, сияющие рельефными золотистыми пиктограммами. Их было пять, и одну из них я практически отработал. Сведенья, снятые с нее имели большую историческую ценность, но для меня представляли мало интереса, поскольку меня интересовала не история последней арийской династии, а тайна древних виман, секреты их устройства: то, что позволяло развивать им огромные скорости и путешествовать в космическом пространстве. Кстати, как Майкл догадался, что эти пластины или таблички, как их назвала Елена Викторовна, имеют отношение к последней арийской династии Пандарпиев? В прошлой беседе за ужином и бокалом вина, я понял, что Милтон действительно светлая голова. Даже изрядно напившись и неся всякие глупости, когда я затрагивал темы древнейшей истории и так или иначе, касающиеся арийских виман, британец будто преображался, немного трезвел и говорил вполне здравые вещи.

После того дня знакомства с Майклом я сложил о нем более ясное мнение. И для себя определил нутро этого барона так: слабак, франт до глупого утонченный в манерах, наивный идеалист, плохо приспособленный к реальной жизни. Он, погрузившись в науку и свои романтические фантазии, просто не знает жизни. Кстати, этим он напоминал моего отца, который был прекрасным ученым, даже имел воинский чин, но при всем этом оставался большим простаком в обычных жизненных вопросах. Неудивительно, что мама подобрала этого Майкла. «Подобрала» здесь вполне верное слово. Без нее он так и остался бы красивым, но беспомощным котенком, пытающимся превратиться в настоящего чеширского кота. Маме нужно за кем-то ухаживать, и поскольку я совсем отбился от ее рук, то не удивительно что в жизни графини Елецкой появился Майкл, о котором она заботится со всем пылом. Этот милый мальчик заменяет ей сразу меня и моего отца. Два в одном, черт возьми. Вот последняя мысль меня несколько задела. И понимание того, что Елена Викторовна стала уделять мне меньше внимания показалась обидной. Но разве не к этому стремился я? Так что все правильно, так и должно быть. И еще… При всей критике Майкла, надо отдать ему должное: у него есть достаточно воли, чтобы не впадать в уныние, а добиваться своего, если это не получается сразу. У него даже есть хватка. Слабая, но это лишь дело воли и тренировки. Жизнь ее закалит, если, конечно, бесконечная забота Елены Викторовны не убьет желание добиваться в этой жизни собственных целей.

Ладно, к черту этого пушистого чеширца! Зачем он мне сдался, если сейчас передо мной на столе лежит пластины со Свидетельствами Лагура Бархума. Выложены одна к другой в ряд, сверкают золотом пиктограмм в свете туэрлиновых ламп. Я положил перед собой пластину, которая должна стать второй, остальные завернул в бархат и отодвинул ближе к терминалу коммуникатора. Затем достал из нижнего ящика стола папку — в ней хранился перевод первой пластины, восстановленный мной по памяти после пожара. Там же была логическая таблица для разбора более понятного мне письма — пиктограмм, расположенных в центре пластины и составлявших видоизмененное лемурийское письмо поздней эпохи Северного Сонома. Начертания знаков здесь было совсем нетаким, каким его знал я, но с помощью этой таблицы, собственной памяти и умственных стараний я с этими пиктограммами мог успешно разобраться. Тем более если учесть, что седьмую часть таблицы я уже заполнил, и дальше дело обещало пойти намного быстрее.

Главной сложностью для меня оставались знаки, обрамляющие пластину. Их было много, они не часто повторялись, еще больше их имелось на обратной стороне. Как я определил ранее, эти знаки составляли начальную письменность дравенши. Для ее расшифрования я тоже начертил логическую таблицу в три колонки, на вид более простую, но на самом деле требующую гораздо больше стараний. В ней уже имелись знаки, те, смысл которых я разгадал, работая с первой пластиной. Теперь, когда была основа, перевод обещал пойти проще.

Отбросив в сторону все ненужные мысли, я запомнил начертание первых пяти знаков, закрыл глаза и перевел большую часть внимания на тонкий план. Настроился на высокую частоту восприятия, отметая грубые энергии и видя сейчас лишь свечение энергетического тела пластины. Ее прошлое, тянувшееся сквозь века, тысячелетия потекло передо мной смутными, разрозненными и быстро сменяющимися эпизодами. Многие из этих эпизодов имели мало отношения к самой пластине, а лишь касались владевших ей прежде людей. Наконец я добрался до истоков: тех эпизодов, в которых я мог проецировать избранные мной знаки и ожидать отклик энергоинформационного пространства. Он тоже приходил в виде какого-то эпизода или образа, чаще очень неразборчивого. Но повторяя эту процедуру снова и снова, я постепенно понимал смысл знака.

Иногда я открывал глаза, записывал на отдельном листе бумаги предварительное значение открывшихся знаков или подсказки, которые будут полезны в дальнейшей работе. Я успел перевести… Хотя, нет, перевести — это слишком громко сказано. Сделать наброски перевода лицевой части второй пластины и частично ее задней стороны, когда в дверь кто-то робко постучал.

Поскольку я большей частью находился на тонком плане, то сразу понял, чьи слабенькие, но нахальные кулачки беспокоят мою дверь. Разумеется, связь с энергетическим телом пластины сразу оборвалась. Я открыл глаза и глянул на часы: 19:12 в Москве. В самом деле засиделся я. И как быстро прошло время! Только сейчас я обратил внимание, как подсел мой магический ресурс. Побаливала голова, в горле в области вишудхи-чары словно застрял глоток ртути, тяжелой и холодной. Тот же тяжкий холод чувствовался в области «третьего глаза». Ладно, хватит на сегодня.

Я сказал громко:

— Майк, войди! — убирать со стола пластину я не стал — интересно было, что он скажет.

Очень вряд ли этот умник знал, что передо мной именно часть Свидетельств Лагура Бархума. А если знает? Имелся, конечно, такой риск. Риск, что Майкл поймет, что это за вещь и потом от него эта опасная информация уплывет туда, куда не надо. Но этот риск совсем мизерный — не больше, чем попасть под колеса эрмимобиля на проселочной дороге в каком-нибудь захолустье. И для чего здесь, в этом мире я как Астерий? Разве для того, чтобы играть в скучную безупречность? Или для того, чтобы сто раз осторожничать, вести себя точно запуганный щенок? Я здесь для того, чтобы жить и наслаждаться этой жизнью во всех ее красках и неожиданных поворотах. Посмотрим, что принесет мне этот поворот — я оставил пластину на столе. А вот листочки с таблицами пиктограмм и знаков за двух древних языках я все же убрал. Лист с наполовину готовым переводом не стал трогать.

— Позволите, ваше сиятельство? Елена Викторовна просит вас к ужину, — Майкл приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

— Заходи, Майкл. Сейчас я допишу пару строк, пока память свежа, и пойдем вместе в столовую, — я придвинул лист с переводом ближе, бросил взгляд на перевернутую пластину и, продолжая начатое, написал:

'…и, хотя сестра она ему была, ненавидела она принца Харвида всем сердцем, ибо сердце то, было сердцем змеи, а слова ее стали ядом. Великая династия Панадаприев раскололась на три части, и больше не было ни согласия, ни мира на их благодатной земле. Только ненависть и темная вражда воцарились там, где прежде сияли мудрость и любовь.

Сразу после этого сообщения великий Радхиня Горхи поднял в небо огромные боевые виманы. Яростный огонь мести сошел с небес, сжигая города и деревни в благодатной долине Ха-Шутумса. От тысяч людей остался лишь пепел…'

На этом я остановился. Осталось перевести еще четверть обратной стороны второй пластины, но для этого мне следовало снова выходить на тонкий план, что было как бы неуместным: справа от меня застыл Майкл. Казалось, он даже не дышал, опасаясь помешать мне.

— Вот и все, на сегодня хватит, — вслух сказал я, повернувшись к британцу.

Он молчал, в то время как глаза его сияли почище туэрлиновых кристаллов. Он смотрел на лежавшую передо мной пластину из черной бронзы с рельефом золотистых знаков и, конечно, на лист бумаги, исписанный моей рукой.

— Чего ты застыл, Майкл? Да, кстати, чего же вы с моей матушкой так неудачно спрятали шкатулку? — полюбопытствовал я. — Я ее сразу нашел.

— Вы же маг, Александр Петрович. Наверное, от вас ничего нельзя спрятать: ни вещь, ни мысли, — ответил он, одновременно изо всех сил пытаясь прочесть написанное мной на листе. — Позвольте спросить, вы смогли перевести эти знаки? Это же перевод, верно?

— Верно. С большим трудом, но кое-как перевел. И мне будет очень интересно твое мнение, Майкл, — я повернул лист, чтобы ему было удобнее читать.

— Здесь история гибели династии Панадаприев! — воскликнул он. — Вы не представляете, ваше сиятельство, какую ценность имеют эти сведения!

— Отчего же. Вполне представляю, — я едва не рассмеялся. — Майкл, я позволю переписать этот перевод, если он тебе так интересен. Ты же понимаешь, и тебя, и меня влечет к очень близким темам и родственным тайнам древней истории, а значит мы могли бы стать очень полезны друг другу. Как я сказал, мне важно найти всю возможную информацию о Ключе Кайрен Туам. Знаю, большая часть доступной информации об этом Ключе, находится у вас в Британии. Если поможешь, я щедро заплачу. Готов оплатить поездку в Лондон, все сопутствующие расходы и заплатить тебе за труды. Я достаточно богатый человек. Для меня не проблема выложить тысячу-две-три за информацию, представляющую ценность, — здесь я подумал, что для таких людей, как Милтон деньги имеют значения лишь тогда, когда в них острая нужда, а вот научные знания, тем более знания закрытые для других, для Милтона могут иметь гораздо большую ценность. Подумав об этом, я усилил свое предложение: — Кроме того, я позволю тебе использовать мои переводы для твоей научной работы и статей. Но здесь есть кое-какие ограничения.

— Вас, Александр Петрович, мне послали сами боги! — воскликнул Милтон. — Конечно я согласен! И позволите сделать фото этой бесценной реликвии? — он указал на пластину из черной бронзы.

Вот тут я ответил ему не сразу, сначала посмотрел в его серые, блестящие влагой и счастьем глаза.

Глава 23 Мангад урф

— Фото? Нет, Майкл, — сказал я. — Но могу позволить вот что…

Из стопки бумаги я вытянул чистый лист, положил его на пластину — он как раз накрывал ее целиком с напуском. Затем я взял карандаш и начал водить по листу грифелем с большим наклоном и легким нажимом. Рельефные знаки сразу проступили на бумаге более темными контурами. Чуть позже я вспомнил о кусочке графита в ящике стола, достал и с его помощью сделал эту «волшебную» работу гораздо быстрее.

— Вы великий маг! — рассмеялся Майкл, явно довольный столь упрощенным созданием копии древнего текста.

— Важное условие, господин Милтон, — вполне серьезно сказал я: — Это… — я указал пальцем на перевод текста и на листок с оттиском пластины, — нельзя показывать никому еще примерно неделю, а лучше две, — ставя такие сроки, я подумал, что за неделю точно успею заполнить логические таблицы с пиктограммами и знаками дравенши. Тогда мне не потребуются оригиналы пластин, ведь я смогу переводить текст на основе снятых копий, не используя трудоемкую магию. И если вдруг, Майкл проболтается кому-то, и информация уплывет к британцам, охотящихся за тайной древних виман, то… Как говорится, флаг им в руки: перевести Свидетельства Бархума они не смогут, а если смогут — найдут какие-то подсказки среди древних промежуточных текстов — то все равно на перевод уйдут годы. При чем, если они найдут способ стянуть реликвии у меня, то в этом даже будет кое-какая польза: мы получим шанс выйти на след наших врагов. Главное, информация о нахождении Хранилища Знаний древней цивилизации будет у меня. А перевод первых двух пластин, который содержит лишь исторические сведения, без указаний на тайник династии Панадаприев, можно отдать и Майклу. Пусть через неделю-другую осчастливит научный миг величайшей сенсацией — ему приятно и полезно, а мне… Мне не жалко.

— Две недели! Клянусь, ваше сиятельство! Никто не узнает! Когда позволите взять копии, я спрячу их в тайном отделе своего чемодана! — с трепетом заверил чеширский барон.

— Вот и хорошо, Майкл. Идемте ужинать, а то графиня, наверное, заждалась. Потом перепишите мой перевод и заберете оттиск, — я встал из-за стола. Все же убрал пластины в шкатулку и решил, что перед ужином разумнее спрятать ее в сейфе мамы.

Когда я вошел в столовую, то за столом уже сидели Елена Викторовна, Майкл, что-то говоривший ей очень оживленно, и блондинка лет тридцати в роскошном серебристом платье. Конечно, это была Элизабет. В реальности баронесса похожа на брата гораздо больше, чем на фотографии. У нее тот же профиль носа, идеально ровного, правильных пропорций, очень похожие черты миловидного лица, те же волосы цвета спелой пшеницы. Глаза чеширской красавицы тоже серые. Только если у Майкла в них таится легкая грусть, которая часто сменяется искренним любопытством, то в глазах Элизабет притаилась хитрость и целый букет неудовлетворенных желаний.

— Ваше сиятельство, — Майкл, завидев меня, проворно встал из-за стола, — позвольте представить мою сестру, Элизабет Барнс.

Элизабет тоже встала и со сдержанной улыбкой, подойдя ко мне, протянула руку. Наверное, эта плутовка рассчитывала, что я последую английской традиции и поцелую ей пальчики. Однако мы в России и я — граф, а она лишь баронесса.

— Безмерно рад знакомству, — сказал я и провел пальцем по внутренней стороне ее ладони, отчего чеширская кошечка вздрогнула и приоткрыла ротик. — Вы, Элизабет, само очарование. Ваше фото впечатлило меня, но оказывается фотография не в состоянии вместить ваших великолепных достоинств.

— О, ваше сиятельство! Зачем так говорите? Теперь это… Слова эти беспокоят мое сердце! — сказала она на плохом русском, но очень пылко.

В самом деле, зачем я ей это сказал? Чего я хотел этим добиться? Пожалуй, я, как Астерий, безошибочно угадал в ней суку и захотел поиграть с ней в ее же игру, в которой она точно не выиграет. Да, она заметно старше меня, и вовсе не факт, что пожелает играть со мной. Но есть такой тип женщин… Например, как мачеха Талии — Светлана Ионовна, губы которой с большим желанием нашли мои. Это произошло не без причины, и флюиды Астерия здесь не причем: просто Ионовне хотелось этим поступком и желаемым продолжением отомстить моей матери за то, что вокруг нее вился барон Евстафьев. Вот и английская баронесса сейчас имеет интерес ко мне — я его чувствую ментально. Сильный интерес, и он также не совсем здоровый, как у мачехи Талии. Элизабет и Светлана Ионовна даже чем-то похожи внешне и немного в повадках, о которых я мог судить в первые минуты знакомства.

За столом нам прислуживала Надежда Дмитриевна — Ксения снова уехала на два дня в деревню. На ужин был гусь, запеченный с фруктами и анатолийскими травами, грибы в сметанном соусе, осетр гриль, горячий, еще исходящий ароматами, и салат с крупными розовыми кусочками сахалинских крабов. Конечно вино. С Кипра, семилетней выдержки — его Дмитриевна принесла в запотевшем глиняном кувшине. Это было по-деревенски, но лишь придало колорита нашей трапезе. Вышло так, что я сидел рядом с Элизабет, а Майкл с мамой. И Майкл, вдохновленный свежей беседой со мной, близостью графини и, наверное, присутствием сестры, говорил очень много, шутил, восхищался нашей кухней и вином.

Я же не слишком многословно общался с Элизабет. Ответил на несколько ее вопросов по астральной магии и магии сновидений, которая была в моде в Западной Европе. А потом мне захотелось попробовать на ней шаблон магического воздействия «Мангад урф» или в переводе с лемурийского «Золотой Срез». В этом мире я использовал его лишь однажды на Даше. Уже не помню: во второй или третий день пребывания в теле графа Елецкого — тогда я лишь хотел проверить, как мои магические заготовки взаимодействуют с эрминговыми потоками. Я не люблю эту магию, вернее не уважаю: она проясняет, что чувствует в данный момент испытуемый: его ментальное состояния, желания, иногда можно услышать мысли. «Золотой Срез» гораздо лучше работает на женщинах, и намного хуже на мужчинах. Почему я после Даши не пользовался этой заготовкой? Да потому что, в моем понимании в «Мангад урф» есть что-то такое подленькое, вроде как подглядывания в замочную скважину чужой спальни. Но использовать этот шаблон на англичанке я не счел зазорным. Поэтому с полной неожиданностью для Элизабет я взял ее ладонь, покоившуюся на колене. Госпожа Барнс с удивлением посмотрела на меня, приоткрыла рот, желая что-то сказать, но не сказала, наверное, ожидая от меня пояснений. Я же просто активировал «Мангад урф», который требовал физического контакта. Мой импульс, словно сигнал радара проник в баронессу, и вернулся, неся срез ее ментального состояния, ее желаний, намерений, прекрасную какофонию мыслей. Сначала я ощутил ее удивление, непонимание, волнение и оттенки злости, которая была обращена на Елену Викторовну и Майкла — они общались между собой, были так увлечены, что не обращали на нас внимания. А потом проступили ее мысли: «Какой он смелый. Я ему явно нравлюсь. Очень интересный мальчик. Им можно поиграть. Хочу им поиграть. Поморочить ему голову, назло графине. Так как эта дрянь морочит голову моему Майклу! Старая наглая стерва! А ее сын… Жаль, что он так молод. А может это не так плохо? Неужели я хотела переспать с этим мальчиком? Он же еще школьник. Он, наверное, очень горячий. Я хочу его? Нет? Или да? Я давно не пробовала таких молодых».

Я чуть не рассмеялся: «Вот же сука! Она ревнует Майкла к моей маме! Впрочем, я, как Саша Елецкий, этим тоже прибаливал».

— Что вы хотите, Александр Петрович? — спросила она, плохо выговаривая мое отчество и не пытаясь освободить руку из моих пальцев.

— Почувствовать вашу ментальность, госпожа Барнс, — сказал я, погладив ее ладонь. Конечно, такие прикосновения считались крайне неприличными при первом знакомстве, но поскольку мы играем в магию, то рамки дозволенного можно было раздвинуть, объясняя это «магической необходимостью». — Ее можно воспринимать дистанционно, — продолжил я, чувствуя тепло ее руки, — но это сложнее, и для этого требуется переносить большую часть внимания на тонкий план. А можно и при телесном контакте, что я и делаю, держа вашу руку.

— И что вы почувствовали? — она прищурилась и наклонила голову, подавшись ко мне.

— Вы подумали, обо мне. Удивились, моей смелости, что я так бесцеремонно взял вашу ладонь. Ненадолго вас, госпожа Барнс, охватило удивление и волнение. Мысленно называли меня «интересным мальчиком» и «школьником», кажется даже подумали, насколько я горяч, — сказав это, я выдержал паузу, с наслаждением глядя, как меняется ее лицо. Затем добавил тихо, чтобы нас точно не услышали по ту сторону стола: — Еще, милейшая баронесса, вы злились на Майкла, что он увлекся моей мамой. Сочли ее слишком старой для него.

— Ваше сиятельство… — она убрала руку, ее глаза метнулись в сторону, к Майклу, мило беседовавшему с графиней, потом к бокалу вина. — Ваша магия в этот раз не сработала. Я люблю своего брата и желаю ему добра. И совсем не против его увлечений.

— Разве я сказал, что вы желаете ему зла? Элизабет, вы же, наверное, уже наслышаны, что я сильный маг. И поверьте, я знаю, когда моя магия работает, а когда нет, — твердо сказал я, не сводя с нее глаз. — И я знаю еще кое-что…

Миссис Барнс поднесла к губам бокал с вином, бросила на меня быстрый взгляд и отпила почти половину. Вилкой наколола кусочек рыбы, о чем-то сосредоточенно думая.

— Что еще вы умеете в магии, граф Александр Елецкий, — последние слова она произнесла с небольшим раздражением.

— Я очень много чего умею, перечислять все, займет много времени. Желаете, чтобы я продемонстрировал какую-то магию? — я тоже потянулся к бокалу вина, и сделал один маленький глоток.

— Мне не нравится, что вы пытаетесь заглянуть в мои мысли. Неужели вы считаете, что это прилично? — она нервно глотнула из бокала.

— Элизабет, я же ваши мысли доверил только вам. А вы их и так знаете. Поэтому, здесь нет ничего неприличного. Вам нравится это вино? Оно из нашего поместья на Кипре, — я видел, что чеширская кошечка чуть опьянела, ее щеки порозовели и взгляд теперь был не такой пронзительный.

Я снова взял ее ладонь.

— Нравится. Don’t do that… — едва скрывая раздражение, сказала она по-английски, потом поправилась: — Не надо так делать, Александр Петрович. Не трогайте мою руку.

— Вы больше не хотите испытать мою магию? Я же знаю, что хотите. Просто вы сейчас немного растеряны, — я заглянул в ее серые глаза — в них действительно было много растерянности. Дочь Коварного Альбиона была сбита с толку, она не знала, как ей вести со мной.

— Мне интересна магия, но… — баронесса отвела взгляд.

— Что «но», Элизабет? Будьте смелее. Майкл и графиня нас не слышат. Или давайте прогуляемся по нашему дому. Я вам покажу зал, где я занимаюсь магической практикой, — я подумал, что отвести ее в подвал разумнее, чем в свою комнату: если мама или Майкл начнут нас искать, то не сразу догадаются спуститься туда.

Она медлила с ответом. А меня забавляла растерянность этой сучки, явно опытной в игре с мужчинами. Она была шокирована поведением школьника и не могла понять что со мной, почему я смею вести себя так.

— Ну же, миссис Барнс? — я коснулся ее руки, снова активируя «Золотой Срез».

Англичанка не сразу догадалась убрать руку, и я услышал ее мысленные метания:

«Что у него на уме? Он очень опасен! Лучше не ходить с ним… Или узнать, чего он хочет. На что способен? Если бы он был не такой наглый, было бы намного лучше. Он ведет себя как капитан Картер. Нет, хуже того, как Эндрю. Но мне же нравится эта грубость. Эндрю, проклятый извозчик… Тогда это было сумасшествие. Неужели мальчишка хочет дрыгнуть меня? Вот так сразу? В первый день знакомства? Нет, так не бывает! Но было же с Эндрю… Боги, как это было сильно! Я хочу этого? Я сейчас потеку… Да… Нет! Очень хочу!..»

Она вырвала руку из моих пальцев и встала из-за стола, глянув на меня точно дикая кошка.

— Хорошо, идем, — сказала баронесса.

Сказала это неожиданно громко.

— Элизабет, ты куда? — Майкл обратил внимание на сестру.

— I’m going for a walk. Alex will show me the house and his magic, — резко ответила она и видя недоумение Елены Викторовны пояснила: — Извиняюсь, ваше сиятельство. Ваш сын с вашего позволения, покажет мне магию. Нам двоим это интересно.

— Да, конечно, сходите с Сашей. Пусть он еще покажет ремонт в своей комнате и расскажет какой ужас я пережила из-за пожара, — с полным благодушием сказала Елена Викторовна.

— Александр Петрович, отличный собеседник. Элизабет, он только выглядит молодым, а когда начинает с ним общаться, то кажется, что ему уже сто лет! — высказался Майкл — чеширский котенок уже заметно захмелел.

К моей удаче, дворецкий не сидел на своем обычном месте возле тумбочки, и мы прошли к лестнице в подвал незамеченными.

Я открыл дверь, повернул рычажок выключателя на четверть оборота, добавляя к свету туэрлиновых светильников свет еще двух тусклых ламп накаливания, но оставляя освещение не слишком ярким. Таким, что в противоположной стороне моего тренировочного зала остался приятный полумрак.

— Вы здесь занимаетесь магией? — спросила миссис Барнс, оглядывая просторное помещение, лишь у дальнего края занятое диваном и шкафом.

— Иногда здесь, — закрыл дверь и щелкнул замком. — Но чаще я тренирую здесь не магические способности, а свое тело. Отрабатываю быструю реакцию. Делаю мышцы упругими и сильными. Желаете их потрогать, Элизабет?

— Вы, странно себя ведете, Алек… Александр Петрович, — она нерешительно коснулась моего плеча, потом кончиками пальцев груди.

Я взял ее руку и прижал ладонью к возбужденному члену, который рвался из тесных джан. Он знал! Он предвкушал все мыслимые удовольствия, которые можно получить с этой матерой английской сукой!

Глаза сестры Майкла расширились, зрачки стали огромными точно космос. Она хотела убрать руку, но я приложил силу и подчиняясь моей воли ее ладонь прижалась сильнее, пальчики вздрогнули. Я умею быть добрым и нежным с женщинами, но не с такими, как Элизабет. Тем более она сама сейчас не расположена к нежностям.

— Да, миссис Барнс, — я намеренно напомнил о ее семейном положении. — Почему бы и нет? Это можно сделать грубо, как с Эндрю. Или ты хочешь, как с капитаном Картером? — я подумал, что самое время перейти на «ты». Страх и изумление в глазах английской стервы меня забавляли.

* * *

Перевернувшись на правый бок, Талия открыла глаза. На столе стояла пустая бутылка полугара, ликер и коробка с конфетами. Во рту было сухо. Прав Родерик, с выпивкой надо заканчивать. Хотя… Большую часть этой бутылки выпил он сам. Вернее, этот урод — Ерофей.

— Родерик, — слабо позвала она, кутаясь в плен. — Принеси воды, а?

Раньше, когда Родерик еще был призраком, он натренировал тонкое тело так, что мог выполнять ее капризы, приносить что-нибудь нетяжелое. Конечно, он очень старался для нее, потому что он ее по-настоящему любил. Любил, но так и не отвел в свою квартиру на Маросейке, чтобы забрать медальон Каукет. Ведь сам говорил, что вещь очень ценная и уникальная. Обидно будет, если Софка доберется до него и продаст.

Подумав о древнем медальон, Принцесса Ночи вспомнила о колечке. Она не пользовалась им уже три дня, и Гарольд — ее могучий астральный зверь, наверное, заскучал. Хотя могут ли скучать астральные звери? Родерик говорит, что у них нет души, но такого не может быть, потому что Гарольд очень любит свою хозяйку — Талия это чувствовала.

— Родерик! — громче позвала она, оторвала голову от подушки и еще громче призвала: — Ерофей, Аид тебя дери! Оглох, что ли⁈

Ей ответила тишина. Только послышался шорох шторы, потревоженной ветром из открытого окна. И тут баронесса подумала: а не сделал ли этот Ерофей то, от чего она его уберегла? Не выбросился ли он из окна, пока она спала?

— Ерофей, блядь! — вскричала Тали и вскочила с дивана, отбрасывая плед, случайно опрокинув бутылку с египетским ликером.

Она подбежала к окну и попыталась глянуть вниз. Глупо это было. Ну что там разглядишь с такой высоты⁈ На всякий случай Талия заглянула в спальню и тут увидела Ерофея, лежавшего посреди кровати. Он раскинул руки, повязка совсем съехала с головы, а в потолок неподвижно и холодно смотрели его мертвые глаза.

— Родерик! — вскричала баронесса. Подбежала к кровати, замерла и потом нерешительно положила руку на грудь рыжего барона.

Сердце его не билось.

Второй раз Родерик покинул ее.

Откуда-то пришла жуткая мысль, что теперь навсегда.

Ушел навсегда, оставив ее наедине с чужим, жутким, мертвым телом.

Баронесса села на самый краешек кровати и заплакала.

Глава 24 Заблудший дух

Родерик не мог понять, где он. Глаза видели лишь белую муть. Было ощущение, что не хватает воздуха. Но зачем воздух призраку? Нет, дело не в воздухе, а в отголосках прежних ощущений тела, с которым он расстался. И еще потрясении, испуге от произошедшего.

А потом на него будто налетела огромная тень. Серый маг даже закрыл несуществующие глаза, опасаясь столкновения с несшимся на него объектом. Но через миг понял, что налетевшая тень, это всего лишь вимана, благополучно пронесшаяся мимо; белая муть — это облако; а все его страхи, ощущения — не что иное, как идиотские реакции тела, которого у него опять нет. Тела нет, но оттиск этих реакций на некоторое время остается в его ментальном теле.

Если мимо пролетела вимана, значит, не все так плохо: он по-прежнему на Земле, и вселенский поток лишь сыграл с ним дурную шутку, унес куда-то, словно порыв ураганного ветра пушинку, затем отпустил. Вернее, он вырвался сам. Вот только вопрос, куда его занесло? Что если он очень далеко от Москвы или вообще за пределами России?

Быстро определившись, где верх и где низ, призрак начал снижаться, и скоро через туманную дымку проступила земля: зеленый лес и изгиб неширокой реки, левее озера. Много озер. И там вроде какие-то домики, башня. Он полетел туда со всей возможной скоростью, одновременно думая о Талии и представляя ее ужас, когда его возлюбленная обнаружит в спальне мертвое тело Ерофея. Что она будет делать с ним? Сама она никак не сможет избавиться от тела. Если вызовет полицию, то как она объяснит, что в гостинице, в ее спальне мертвый барон с разбитой головой? Да, она может обратиться к графу Елецкому, и тот, наверное, что-то придумает. Но, прежде чем это произойдет, Принцесса Ночи может наделать много нежелательных поступков. Нужно было как можно скорее добраться до Москвы. А он, Родерик, даже не умел ориентироваться в пространстве методом тонкого восприятия. Когда-то такому учили в академии, но он считал эти знания неважными и упустил их.

До поселка Родерик добрался минут за пятнадцать-двадцать. Опустился пониже и полетел над самой дорогой, завидев табличку на придорожном столбе. «Калиновка» — гласила надпись на окрашенном белой краской металле, подсвеченная снизу крошечным кристаллом туэрлина. Уже смеркалось и его тусклый свет был заметен. Едва касаясь дороги, Родерик пролетел вперед, пока не достиг первых домов, маленьких, огороженных деревянными частоколами, за которыми располагались небольшие огороды, росли яблони и вишневые деревья.

Здесь серый маг остановился в задумчивости. И что теперь? Название поселка или деревеньки «Калиновка» — ему не говорило ни о чем. Таких «калиновок» в России может быть сотня. Ориентируясь лишь на это название, но не мог определить в каком направлении столица и как далеко до нее. Можно полететь вдоль дороги дальше, лететь до тех пор, пока не найдется дорожный указатель с информацией о расстояниях и направлении к близким городам. Но такое решение не слишком нравилось серому магу, ведь возможно он будет двигаться в противоположном направлении от Москвы и преодолеет не один десяток километров, пока не встретит такой указатель. Имелся еще вариант, крайне сомнительный и связанный с нервным потрясением. Потрясением не Родерика, разумеется: призрак мог подлететь к какому-нибудь прохожему и просто спросить, при этом оставаясь невидимым или, наоборот, проявиться для глаз вероятного собеседника. Скорее всего такой способ получения информации закончится испуганным криком и бегством человека, которого затронет серый маг. Но попробовать стоило. Можно было придумать что-то еще, например, найти где-нибудь коммуникатор и, при условии, что терминал незапаролен, попробовать что-то выведать об этом захолустье по названию населенного пункта. Быть может здесь есть полицейский участок, и там тоже можно что-то придумать, поискать карту местности, написать кому-нибудь записку с вопросом, стянуть у кого-то эйхос… Чем больше Родерик думал, тем больше приходило идей, но, к сожалению, почти все они были «великолепными», как у баронессы Евстафьевой. Но нужно было с чего-то начать, и серый маг направился в поселок.

Решил сначала пролететь по главной улице, которая совпадала с дорогой, приведшей его сюда: осмотреть дома, может здесь будет какое-то общественное здание, управление или почтовая станция. Долетев до перекрестка, серый маг приметил дом покрупнее других. Он возвышался в два этажа. От кривенького тротуара его отделяла кованая ограда, правда поржавевшая местами, и клумбы, обрамленные подстриженными кустами. В доме на втором этаже горел свет старых ламп накаливания. Никакой таблички над калиткой или над входом, указывавшей принадлежность столь приметного особняка серый маг не нашел и влетел в одну из темных комнат через окно. Огляделся. В полумраке зрение призрака позволяло видеть ему почти так же хорошо как днем, достаточно было лишь немного сменить настройку восприятия. Не найдя ничего примечательного, серый маг выскользнул в приоткрытую дверь, пролетел по коридору и поднялся на второй этаж.

В одной из комнат он обнаружил седую даму, лет семидесяти, сидевшую за массивным столом и при свете архаичного светильника. Склонившись над каким-то документом и поглядывая сквозь очки, она с бормотанием вписывала что-то в нижнюю часть документа. На столе, рядом с чайной чашкой лежали еще какие-то документы, несколько листов чистой бумаги, блокнот и небольшая кучка мелких купюр по рублю, три, пять. Левее блестела горсть мелочи.

Призрак, повернулся, оглядывая другую часть комнаты. Потертый диван, картина на стене и два высоких шкафа не привлекли его внимания, а вот приоткрытый сейф напомнил о недавнем промысле — воровстве денег на всякие радости Принцессы Ночи. И хотя Родерик с бессовестным разбоем покончил, у него возникла интересная мысль. Она казалась одновременно веселой и полезной: а не подкупить ли старушку, корпящую за какими-то бумагами за столом? При чем подкупить ее же деньгами, ведь собственных у призрака не имелось. Часто бывает так, что люди жадные до денег становятся необыкновенно смелы, едва почувствовав запах наживы. И если перед старушенцией положить несколько купюр покрупнее и пообещать еще столько же, то может она не убежит в страхе, а вполне согласиться побеседовать с добрым призраком.

Бесплотной тенью серый маг скользнул к сейфу, кое-как просунул руку, уплотняя ее и тихонько нажимая на тяжелую дверь. «Только бы поддалась и не скрипнула!» — мысленно пожелал он. — «И только бы там не было пусто». Стальная дверь почти беззвучно сдвинулась на ширину ладони, и еще немного. Призрак просунул руку дальше и ощупал полку. В пальцы попал холщовый мешочек, звякнувший предательским звоном монет. Родерик обернулся седая дама продолжала трудиться над своими бумагами. Серый маг принялся исследовать содержимое сейфа дальше, наконец его пальцы нащупали нечто похожее на сверток, формой и размером примерно с пачку купюр. Он вытянул ее из сейфа с заметным усилием, поднял и перенес на самый верх соседнего шкафа, чтобы там разобраться с содержимым. В свертке действительно оказались деньги. Купюры были плотно завернуты в лист бумаги, на котором аккуратным почерком было выведено: «Игорь Дадонович. январь-апрель. 4 346 рублей». Родерик отложил в сторону четыре пятидесятирублевки, а затем беззвучно спустился к столу.

Теперь предстояло самое ответственное, от чего зависел успех его важной и в то же время забавной затеи. Он взял карандаш и написал на чистом листе бумаги: «Уважаемая сударыня! Позвольте предложить вам мой скромный дар!».

Старуха не сразу заметила происходящее. Лишь когда серый маг выводил слово «скромный», ей почудилось, будто перед ее носомпроисходит нечто странное. Она оторвала взгляд от своего документа, и заметила, как карандаш сам пишет слово «дар» и невероятным образом ставит после него не что иное, как уверенный восклицательный знак. Сударыня тут же разволновалась, но когда рядом с чудом появившейся надписью легло две пятидесятирублевки, женщина издала тяжкий вздох и прошептала:

— О, Диола! Храни меня от умопомрачения!

Она замерла, глядя то на деньги, то на повисший в воздухе карандаш. Потом, чуть осмелев, взяла чистый лист и написала: «Благодарствую! За что мне такое? И кто вы будете?».

«Я — заблудший дух. Добрый, богатый и, увы, несчастный», — быстро написал Родерик на листе, подумывая, не появиться ли ему перед ней, чтобы облегчить и ускорить общение. Затем он добавил: «Мое имя Родерик. Не будете ли вы так любезны, выслушать меня? Милейшая сударыня, я даже готова вам щедро заплатить за потраченное вами время».

«С превеликим удовольствием, Родерик. Пожалуйста, пишите!» — пожилая сударыня отложила в сторону документ, над которым работала. И деньги те, что лежали на столе до появления «заблудшего духа», и те сто рублей, которые он положил рядом с листом бумаги, она шустро сгребла, и сунула в боковой карман потертого кожаного пиджака.

«Вы позволите явиться перед вами в своем истинном обличии, чтобы немного облегчить общение и понимание между нами? Можете просто ответить вслух», — написал Родерик и почти сразу услышал хрипловатое: «Да».

Отлетев к противоположному краю стола, Родерик тут же обрел видимость и достаточную плотность.

— Ах! Родерик! — похоже пожилая дама была вполне удовлетворена увиденным. — Вот вы какой! — Она даже привстала и поправила очки то ли чтобы лучше видеть, то ли чтобы привлекательнее выглядеть.

Серому магу хотелось еще подурачиться со старухой, но мысли о Талии заставили его стать практичнее и расторопнее. Он сказал, кладя на стол еще две пятидесятирублевые банкноты:

— Я очень извиняюсь, милейшая сударыня, что без приглашения влетел в ваш дом, но у меня просто не было выхода. Как было сказано, я — дух заблудший. Вот действительно заблудился. Спешил к своей возлюбленной и сбился с дороги. Вы не подскажите, как пролететь к Москве? И далеко ли до нее?

— Дела сердечные! Как я вас понимаю, — хотя взгляд пожилой дамы упал на две купюры, они ее интересовали сейчас меньше, чем вечерний гость. — До Москвы отсюда аж двести с лишним километров, — известила она. — Я, увы, не фея и не дух. Летать, к сожалению, не умею, но виманы, что на столицу, летят в ту сторону, — седая дама указала примерно в том направлении, в котором длилась улица, приведшая сюда серого мага. — Но я бы вам не советовала пускаться в столь дальний путь на ночь глядя. Могу предложить чай, горячий ужин и свежую постель до утра.

— О, добрейшая сударыня, как де вы добры и гостеприимны! Если бы я так не спешил к своей баронессе, то с радостью бы принял ваше предложение! — сказал Родерик и при этом подумав, что он в самом деле так бы и сделал. — Вашу доброту я должен вознаградить немедленно!

— Я тоже баронесса! Баронесса Раменская! — с неожиданным пылом заметила пожилая госпожа.

Серый маг на ее признание не отреагировал, подлетел в верхушке шкафа, взял пачку купюр, лежавших там, и устроил из них чудесный денежный листопад. Измятый лист бумаги с надписью «Игорь Дадонович. январь-апрель. 4 346 рублей» тоже нечаянно слетел оттуда.

Тот листок старуха заметила не сразу, и Родерик покинул комнату, так и не услышав сердитого возгласа госпожи Раменской. Через приоткрытое окно он вылетел на улицу.

Уже стемнело. В разрыве туч показались звезды. Родерик никогда не летал на столь огромные расстояния, но примерно прикинул, что к утру он может быть в Москве. Только бы Талия не наделала за это время каких-нибудь глупостей! Ведь она у него такая невоздержанная!

* * *

Я чувствовал, как стучит сердце Элизабет: сильный, частый пульс отдавался в мою руку, сжимавшую ее запястье.

— Вы не джентльмен, — наконец сказала она, найдя в себе силы заговорить.

— Верно. Я не имею никакого отношения к чопорным английским мужчинам. Я просто граф Елецкий, — мой член стал еще тверже, а ее рука проявила чуть больше смелости — слегка сжала его. — Это лучше снять, чтобы не испачкать, — сказал я, поддев пальцем свободной руки плечико ее платья.

— Да как ты смеешь! — зашипел она и теперь ее рука совсем смело сжала мой член.

— Как, для чего, почему — с этими философскими вопросами мы разберемся потом, — усмехнулся я, стягивая верх платья, обнажая ее плечи и грудь. — Ты же не скажешь об этом мужу, правда?

— You’re just a little puppy! — прошипела она, задыхаясь от возмущения.

— Пусть так: я — малолетний щенок. А ты матерая сука, которой я сейчас дам в рот. Сядь на диван, если не хочешь стоять на коленях, — я подтолкнул ее к дальнему углу зала.

Когда она села на диван, подтягивая вверх платье и пытаясь прикрыть грудь, я расстегнул джаны, приспустил их выпуская на свободу своего бойца.

— Сделай мне приятно, Элизабет, — сказал я, приближая член к ее губам. — Уверен, ты это делаешь хорошо.

— You bastard! — ее серые глаза, злобно блеснули.

— Поосторожнее со словами, сучка. Ты меня еще плохо знаешь, — я приподнял подбородок англичанки, заглядывая в глаза, злость в которых тут же сменилась испугом, в чеширско баронессе что-то надломилось под моим взглядом.

— Прости, — прошептала она и поцеловала кончик великоватого для ее ротика члена. Приоткрыла губы, впуская его чуть глубже.

На миг я почувствовал ласку ее языка, лизнувшего уздечку.

— Ты меня не будешь презирать? — произнесла она, снова подняв ко мне взгляд.

— Сделай это так, чтобы я зауважал, — рассмеялся я, погладив ее по щеке.

— В твоем возрасте не бывают такими. Кто ты, чертов мальчишка? — она не ждала ответа, ее язычок лизнул головку, губы обхватили ее, втянули глубоко, доставив мне немного приятной боли.

Мой боец ткнулся в ее горло, и баронесса сделала несколько глотательных движений. Выпустила его изо рта, смело взяв член рукой, сжимая его и, наблюдая за моей реакцией, провела кончиком языка по всей длине, пока он не добрался до яичек. Они тут же поджались от ее трепетной ласки.

Миссис Барнс дразнила меня умело и долго, я не выдержал и снова направил разъяренного бойца ей в рот. Тогда она зачмокала с жадностью, похоже сама приходя в нарастающее возбуждение.

Я стиснул ее грудь, зажав сосок между пальцев. Элизабет застонала, теперь ее глаза были полны похотью.

— Ласкай себя, сучка! — приказал я, направив свободную от члена руку баронессы между ее же ножек.

— Ты псих, Алекс! Малолетний псих, — она хрипло рассмеялась прямо в мой член, и принялась его сосать с ожесточением, словно желая вытянуть из меня душу.

Одновременно пальчики сестры Майкла уже отправились в путешествие в собственную вагину — я это понял по движению ее бедер, разошедшихся в стороны, подрагивающих от божественных ощущений, и по ее нарастающей жадности ее ротика. Мои ощущения стали так остры, что я очень быстро почувствовал, как от низа живота разливается горячая волна. Я застонал, подался вперед, хватая ее за волосы. Мой боец затрясся, излившись сразу так, что жемчужная жидкость не поместилась во рту англичанки и потекла по ее губам и подбородку. Элизабет решительно отстранилась, мотнув головой, а мой боец продолжал стрелять в нее порциями горячего семени, орошая ее личико, волосы и грудь.

— Не сдавайтесь, миссис Барнс! С него можно еще много выжать, — я снова привлек чеширскую кошечку, положив руку на затылок.

Она подчинилась, обхватив губами член, присосавшись к нему и быстро наполнив его новым вдохновением.

— Хватит, — остановил я ее, поднял с дивана и рывком поставил на четвереньки.

Трусики отбросил в сторону, в спешке порвав их. Шлепком заставил раздвинуть ноги шире и вошел в ее норку. Она была готова к этому: мокрая настолько, что с нее текло и горячая от ласки пальцев Элизабет.

От резкого проникновения баронесса вскрикнула, отчаянно хватаясь за диван и выгибаясь.

— Не ори! — я придвинул к ее рту подушку, позволяя вцепиться в нее зубами.

— An evil demon! Damn you! — запричитала сестра Майкла, терзая зубами вельветовую ткань.

До второго оргазма я добрался не скоро, и Элизабет извиваясь подо мной точно змея, успела кончить дважды или трижды, а может еще больше — сложно сказать сколько: она тряслась и стонала, что даже через подушку выходило слишком громко.

Когда я излился в нее, и мое тело в глубочайшем удовлетворении расслабилось, я повернул миссис Барнс к себе и спросил:

— Ты все поняла?

— Да, — прошептала она, не открывая глаз. — Ты демон.

— Вот и хорошо. Пусть для тебя это будет так, — оттолкнув ее, я неторопливо встал, открыл шкаф и достал полотенце, которым вытирал пот во время тренировок. Обтер им член и протянул полотенце англичанки. — Приведи себя в порядок. Нас уже могут искать.

— Мне нужно обмыться, — она обтерла лицо и грудь.

— Заглянем на минуту в столовую, потом отведу в ванную, — пообещал я, застегивая джаны.

— И там дрыгнешь меня еще раз? — что сейчас выражало ее лицо я даже не понял, то ли усмешку, то ли страдание, смешанное с удовольствием.

— Ты этого хочешь? — мне показалось, что в коридоре звучит голос Майкла.

— Да, — хрипло произнесла она, накидывая плечики платья на плечи, поправила расползшееся декольте, пряча грудь.

— Ненасытная стерва, — рассмеялся я.

Теперь я определенно слышал голос Майкла и Елены Викторовны.

— Саша, вы здесь? — раздался голос мамы.

— Да, — отозвался я и поспешил открыть двери. — Я знакомил миссис Барнс со своей магией, — пояснил я, перебивая возможные вопросы.

Майкл, стоявший чуть позади Елены Викторовны, нетрезво улыбался. А вот на лице графини не было и тени улыбки, она придирчиво оглядела меня и Элизабет, явно что-то подозревая.

— Нужно было сказать, что вы здесь. Мы обошли весь второй этаж, — мама пропустила сестру Майкла на лестницу и пошла за ней, а я остановился.

Мне почудился голос, беззвучный, приходящий сразу в сознание: «Стой. Вернись в подвал».

Я вернулся, зная, что сейчас появится Артемида. Зная еще, что Небесная Охотница очень сердита и сейчас случится неприятный для меня разговор, который может поменять наши отношения.

* * *

Арты с Элизабет на Бусти: https://boosty.to/e. moury/posts/5fcd97bc-332b-4dd9-bfaf-38ce454cbfaa?share=post_link — там не все приличное)

Nota bene

С вами был Цокольный этаж(через VPN), на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Понравилась книга?

Наградите автора лайком и донатом:

Ваше Сиятельство 4 (+иллюстрации)

Оглавление

Глава 1 Проблема по имени Майкл

Глава 2 Быть в потоке

Глава 3 Нужны доказательства

Глава 4 Личные принципы

Глава 5 Проницательный Родерик

Глава 6 Золотые Небеса

Глава 7 На Облаках

Глава 8 Гроза в мае

Глава 9 Чудовище из тумана

Глава 10 Сердце на вкус и на ощупь

Глава 11 Гнев Громовержца

Глава 12 Польза и вред памяти

Глава 13 Мир которого нет

Глава 14 Великолепная идея

Глава 15 Коленями в пол

Глава 16 Черная палка в голове

Глава 17 Что-то не так

Глава 18 Ерофей Рыжий

Глава 19 Ни слова о «Сириусе»!

Глава 20 Коварные губы Элизабет

Глава 21 А Свидетельства где?

Глава 22 Как это изобретательно!

Глава 23 Мангад урф

Глава 24 Заблудший дух

Nota bene