Никитинский альманах. Фантастика. XXI век. Выпуск №1 [Дмитрий Львович Казаков] (fb2) читать постранично, страница - 3

протрезвел, но вспомнить имя этой румяной, податливой прелестницы не мог. Владимира это немного смущало. Он обещал дяде не трогать дочерей ближайших соратников, не будь на то согласия их родителей. Если окажется, что сидящая у него на коленях девица — родственница кого-нибудь из гостей, приглашенная вместе с родителями и соблазненная князем… У Владимира будет еще одна неприятная беседа с дядюшкой.

Князь глянул в пьяные глаза улыбающейся подруги. Она хотела его. Это князь за бурные годы практики научился определять так же верно, как и то сколько времени потребуется кату, чтобы выбить из татя первый крик. Владимир запустил руку под платье прелестницы и прошелся мягкими пальцами по внутренней стороне бедра.

Девушка затрепетала — ротик приоткрылся в сладострастном вздохе. Владимир двинул руку еще выше по бедру, почти касаясь срамного места. Вздох сменился стоном наслаждения, молодое тело затрепетало и прижалось к князю. Владимир начал подумывать, не уединиться ли с прелестницей в соседней горнице, как вдруг пред ним, будто из-под земли, вырос Лушок, ближний холоп великого князя. 

— Княже, — Лушок старался не смотреть в то место, где исчезала рука Владимира. — Там Илюша прибыл. Опять с собой тварь дикую привез. Его сюда позвать? Али как? 

— Ох, этот Муромский недотепа! Резвый какой! — заметил Владимир, не прекращал работать пальцами между ног прелестницы, — Что на этот раз поймал, наш богатырь? Жар-птицу? Лушок улыбнулся. 

— Говорит, Соловья взял. Того самого, про которого Микулич рассказывал. 

— Ну, раз такое дело, то пойду, взгляну на добычу!

Здесь одни искушения остались. Мы же нынче люди Христовы. Отец Михаил меня б одобрил, — князь подмигнул холопу, столкнул девушку с колен и поднялся на ноги.

Лушок, снова спрятав улыбку, повел господина через узенькую дверь во внутренние покои. — Я Илюшу просил во дворе тварь оставить. А то мало ли что от нее ожидать… 

— Молодец. Заботливый мой, — князь сказал это таким тоном, что было непонятно, хвалит он или издевается. Миновав пару пустых помещений, Владимир и Лушок вышли из терема в небольшой двор, окруженный со всех четырех сторон бревенчатыми стенами. В тени крыльца сидел бородатый воин, перед ним стояли массивная клетка, боевой конь и девушка в рваном рубище. При виде князя воин вскочил и поклонился до земли. 

— Исполать тебе, княже! 

— Здорово, богатырь! — Владимир отечески похлопал Илью по крепкому плечу. — Ну, показывай своего Соловья! Как поет, послушаем. 

— Княже, не надо его слушать. Велеречив безмерно. Гляди, тебя очарует! 

— Да, ну? Уж не стройной ли фигурой? — в этот момент Владимир обратил внимание на девушку и, приблизившись, начал ее рассматривать. 

— А это кто такая? 

— Молвит, что дочь его. Ежкой звать. Но не может у такого чудища дочери быти. 

— Наверно, не может, — Владимир осторожным движением руки приподнял голову девушки за подбородок. — Если тебя, дорогая, отмыть, то смотреться ты будешь великолепно… Илюша, открывай клетку! 

— Да, княже, — воин выхватил меч и парой точных ударов развалил сооружение из ивовых прутьев. 

— Батюшка! — вскрикнула девушка и бросилась к скорчившемуся на обломках существу. 

— Доченька! — чудище, раскрыв объятья, прижало к себе легкое девичье тело. 

— И это называется любовь? — задумчиво произнес князь, потом властно добавил: — Лушок, возьми девку и отведи в женские покои! Скажи Зорьке, чтобы отмыла ее и причесала! 

— Слушаюсь, княже, — холоп схватил девушку за руку и сильно потянул на себя. 

— Не-е-ет!

Ежка попыталась сопротивляться, но силы были явно не равны. Единственное, что девушке удалось — это порвать тесемку с золотистым амулетом на груди хлопца. Тот охнул, но смутился мало, подхватил свое сокровище в одну руку, девушку — в другую, и поволок пленницу внутрь терема. Когда крики Ежки стихли за дубовыми дверьми, князь пристальней взглянул на того, кого называли Соловьем. Руки и ноги пойманного разбойника были человеческими. По пять пальцев на каждой, обычная, немного желтоватая, кожа, дряблые мышцы и свежие ссадины на коленях. Чудищем Соловья делала голова. Огромная, не соразмерная туловищу, морда с единственным глазом посреди лба и зубастой пастью. Исключительная кривизна и желтизна зубов усугубляли облик пленника. Когда он открывал рот, у всякого возникало подсознательное желание отпрянуть. И Владимир живо отступил, едва Соловей запричитал:

— Не вели, великий князь, казнить… Напраслину на меня возводят люди. 

— Хм… — Владимир с любопытством разглядывал чудище, корчащееся в дворовой пыли. — И что же они на тебя возводят? 

— Говорят я жестокий мучитель и тать… Но посмотри на эти немощные руки могут ли они справиться с твоими богатырями? Мог ли я повергнуть тех великих воинов, в смерти которых винят меня? 

— В самом деле… — Владимир задумчиво почесал подбородок. 

— Не слушай его, княже! Брешет тварь! Брешет! —