Встреча [Александр Матвеев] (fb2) читать постранично, страница - 2

зарядки патронов снаряжение, и начинался ритуал… Я вставлял капсюли и пыжи, а также закатывал патрон машинкой или заливал воском. Для тайги у отца был казавшийся мне самим совершенством карабин «Лось» калибра 7.62. Он давался мне в руки довольно редко, и это всегда был момент прекрасный и торжественный.

Стрелять я учился из батиной вертикалки лет в одиннадцать. Поначалу сильно звенело в ушах, приклад больно отдавал мне в плечо, отец придерживал цевьё тяжёлого для меня оружия своей, словно отлитой из чугунного сплава, рукой. Потом я привык и, вызывая довольный отцовский кивок, сбивал пятью точными выстрелами пять консервных банок, расставленных на камнях под плешивым косогором около нашей дачи, куда я до этого вёз его, сидя за рулем и едва доставая ногой до педалей, на нашей белой «копейке». Её отец заработал на БАМе, два трудных года вбивая сваи в вечную мерзлоту. Мы жили там в маленьком тесном вагончике, называвшемся по-местному «балок».

Мне не было ещё и тринадцати, когда отец и меня впервые поставил в номер. Я не слышал, чтобы кому-то в таком возрасте доверили это взрослое серьёзное дело. Беда была в том, что на эту зимнюю охоту я легкомысленно надел хилые осенние ботинки, да еще и с тонкими носками, ожидая, что просто пробегу загон, а там иногда становилось даже жарко. Был легкий морозец. Я неподвижно стоял у могучей сосны, боясь вспугнуть надвигающуюся добычу, в священном трепете от лежащей на мне ответственности. Загон получился длинным, через полчаса ноги очень сильно замерзли. Еще через 15 минут в окоченевших пальцах началось неприятное покалывание. Отец стоял в номере неподалёку, но позвать его я мог, только закричав, а этого делать было категорически нельзя. Наконец, показались разочарованные запыхавшиеся загонщики — зверя в логу не было. Отец, увидев моё бледное лицо, сразу понял, что случилось. Он усадил меня на сброшенный с себя полушубок, стянул с моих ног ботинки и носки и долго растирал мои побелевшие ступни снегом, матеря меня, себя, охоту и загонщиков. Я думаю, тогда он спас мне пальцы.

Весной, в день моего рожденья — 10 марта, умер очередной генеральный секретарь — Константин Устинович Черненко. Мы с папой как раз поехали в соседний поселок, где был хороший универсальный магазин — «стекляшка», купить мне подарок. Отец там нашёл для меня лаковые корейские туфли, от которых я вначале завернул нос, а впоследствии затаскал до дыр. «Дефицит в такие магазины закидывают иногда, а у местных тяму нет, не разбираются в хороших вещах, вот и лежат, в городе бы сразу смели…» — прокомментировал он. Не было такой сферы, в которой отец не разбирался, и ещё он всегда знал, что и как делать в любой ситуации.

Выйдя из магазина со свёртком подмышкой, я обернулся и увидел такую картину: вся огромная стеклянная витрина магазина была уставлена в несколько рядов черно-белыми телевизорами, и по каждому из них транслировали похороны, на всех черно-белых экранах седые мужчины с окаменелыми лицами несли гроб…

На занятиях по стрельбе я не боялся выстрелов, привычно задерживал дыхание при прицеливании, плавно нажимая на курок и мысленно рисуя траекторию полёта пули и её точку назначения. Через пару месяцев я стал лучшим стрелком нашей секции, опередив даже тех, кто был на два-три года старше меня и занимался не первый год. Николай Петрович повёз меня на первенство области. Мы почти сутки ехали в областной центр в плацкартном вагоне поезда, питаясь салом, вареными яйцами, хлебом и чаем. Учитель принял перед сном два раза по сто. «Извини, брат, — сказал он мне. — Иначе не засну». Ночью он долго ворочался, жалобно стонал и бормотал во сне непонятные мне слова: «дУхи» и «в душанбэ твою мать».

Область я выиграл, в финале спокойно и чётко положив все выстрелы в черный кружок десятки. Лишь одна пуля легла ближе к её границе. Отметили в пельменной: я — пельменями и компотом, Николай Петрович — ста граммами, добавленными в его порцию компота. Домой вернулись с почётной грамотой за первое место и бутылками неиспробованного до этих пор "Пепси", только появившегося в продаже в областном центре (за напитком пришлось почти час отстоять в очереди). Радостно вбежав домой с грамотой в руках и спортивной сумкой, брякающей заморской газировкой, я увидел грустную маму, сидящую на чемодане посреди гостиной, и узнал, что родители разводятся… Здесь закончилась наша семья, закончилось детство.

Начиналась перестройка. По телевизору, задорно улыбаясь населению и делая пассы руками, что-то убедительно говорил Горбачев. Отец с двумя друзьями организовал торговый кооператив. Он тяжело переживал развод и постарался направить всю свою энергию в «бизнес», у него стало получаться, появились деньги. В те дни мы частенько покупали в универсаме пару булок хлеба, батон докторской колбасы, кусок сыра и ящик лимонада, делали груду бутербродов, заворачивая их в целлофановые пакеты, и складировали всё в холодильнике, а потом несколько дней питались бутербродами и