ПИРАТ [Александр Алексеевич Говоров] (fb2) читать постранично, страница - 3

ехидно и злорадно. – А вот я назло всему поселку таких завел. Ни у кого в округе таких породистых нет!

– Вот-вот, сосед! Оттого, знать, и мучаешься по ночам! Люди тебя давно раскусили, что ты за фрукт, да махнули рукой – горбатого могила исправит. А вот Дворняги, они, брат, учуяли в тебе нутро-то с душком.;.

Глаза Гусарикова остановились на Пирате, но тот лежал тихо и посапывал.

– Ты, с-сос-седушка, откуда это взяла?

– Сорока на хвосте принесла. И вот что я тебе скажу – держать в квартире псов – баловство одно!

– А ты вот держишь репейника.

– Так надо. Дом без сторожа – не дом!

– Вот и я держу для зашиты.

– Для какой-сякой защиты? От кого защищаться-то? Вот я держу – так уж от века заведено. И дом и сад требуют, чтоб их наблюдала собачка, а с ней и покойней и веселей.

– Да я с Леопольдом и на медведя пойти не побоюсь. Вон он у меня какой – ростом с телка.

– Так лучше б телка и завел. А то вырос с версту, а дурости у него на две с гаком. Да и где он сейчас, какого медведя гоняет? Видел ли ты, чтоб я когда-либо своего разыскивала? Нут-ка! Если вечером и сорвется с чепи, то утром он тут как тут, да и далеко от дома не отлучается…

– Много ль ты понимать…

– Понимаешь, говоришь? Насчет защиты говоришь? Да пока ты Леопольда дозовешься… А мой – смотри: Пиратка, чужой!

И – звякнула, отлетев на крышу конуры, цепь. И – куда девались неуклюжесть и сонливость!

Молниеносно перелетел Пират через двор и встал, оскалив клыки, у ног хозяйки, зорко следя суженными глазами за каждым движением Гусарикона. Даже мне стало жутко – с такой злобой глядел пес.

– Ну-ну, успокойся, гулена, – потрепала его ласковыми руками хозяйка, – это же наш сосед. А с соседями надо жить и мирно и ладно…

Гусариков молча направился за ворота. За ним – извиваясь длинным телом, оглядываясь на Пирата и улыбаясь ему, зачелночила Веста.

Глава третья

– Веста! – почему-то подумалось вслух и от свистящего шелеста этого слова Пират вздрогнул "и чуть ли не по-человечески простонал. Заметив такое волнение дворняги, я удивился и присел рядом на поленницу дров.

– Веста! – повторил я снова, растягивая гласные. По лоснящейся шкуре Пирата пробежала зябкая волна, он стряхнул ее и медленно, неотрывно глядя мне в глаза, подошел и сел рядом.

И такая тоска, такая боль стояли в его больших и мудрых глазах, столько читалось в них медленно плывущих мыслей, что невольно верилось – вот еще чуть-чуть, вот еще какой-то необычный внутренний или внешний толчок и дворняга откроет пасть и заговорит со мною живыми, глубинными словами, какими может говорить лишь человек, перенесший тяжкую беду.

Я протянул ему руку и Пират осторожно подал мне лапу.

В это распетушиное, звонкое и спелое августовское утро я мог ожидать какого угодно чуда, но только не такого дружеского жеста.

Я знал Пирата, его гордый едкий норов, независимость, правда, не выходившую за рамки терпимости к добрым знакомым его двора. Он иногда великодушно разрешал мне посадить себя на цепь, но на такой рискованный шаг я мог отважиться лишь в присутствии его хозяев.

Я держал лапу в ладони, гладил другой и, когда пристальнее вгляделся в его желтоватые глаза, меня вдруг будто свыше осенило. Изобразив на лице отвращение, я зло прошептал:

– Г у с а р и к о в!..

Не успел затихнуть последний звук этого слова, как Пират резко отдернул лапу и взвился вверх. Опустившись на все четыре, он с яростной брезгливостью отвернулся от меня. Шерсть на спине встала дыбом, он подобрался, подавшись вперед. И чтобы восстановить возникшее было дружеское согласие, я с нежностью начал повторять:

– В е с т а!.. В е с т а!.. В е с т а!..

Пират крепился, но постепенно отчуждение исчезло. Шерсть на спине и загривке улеглась, уши опустились, он расслабился, повернувшись ко мне, хотя в глазах еще долго перебегали желтые ядовитые огоньки.

Я тише и тише, нежнее и нежнее повторял:

– В е с т а…

Наконец, лапа Пирата снова оказалась в моей ладони…

Солнце поднималось все выше. Вот уже засветились стекла окон заречного села, веселые зайчики побежали к речке, к нам под гору. Тени съеживались. Густая, захолодавшая за ночь роса, осветившись, вдруг вспыхивала и с шорохом вспархивала ввысь под жаркими лучами.

Я долго еще возился с Пиратом, дожидаясь, пока подвянет роса на травах и ветвях деревьев и кустарников. С вечера еще я собирался нарезать лозняка для лукошка – настала щедрая грибная пора и ее жаль было бы упустить.

– В е с т а… – прошептал я напоследок. Пират заулыбался, потерся головой о мою ногу и, зевнув, забрался в холодок отсыпаться.

Я наскоро выправил на бруске австрийский тесак и, посвистывая, направился в ракитник к речке.

Межа густо заросла вениками, уже зарумянившимися на жарком солнце. В. запоздало цветущем подсолнухе копошились пчелы, у них и на крылья налипла желтая прогорклая пыльца, отчего каждая труженица казалась пушистым гудящим цветком.

Ветви яблонь, несмотря на подпорки, гнулись до земли. Ни ветерка, ни дуновенья, но уже меж