Тайна Висельного оврага [Владимир Георгиевич Брюков] (fb2) читать постранично, страница - 2

Петрович резво покинул паталогоанатомичку и обратно примчался уже с дефибриллятором.

Далее Резакин с помощью этого прибора стал периодически бить безжизненное тело током. После каждого удара судмедэксперт вглядывался в зрачки усопшего, старался нащупать … его пульс. Всякий, кто в этот момент заглянул бы в отделение, посчитал бы г-на Резакина сумасшедшим.

За окном уже стало смеркаться, когда в паталогоанатомичке запахло паленым мясом, и Резакину вдруг показалось, что у покойника … дрогнули веки?! Он включил свет и несколько минут вглядывался в лицо усопшего. «Наверное, с устатку померещилось», – решил Петр Петрович и стал собираться домой.

А на следующее утро звонок охранника поднял Резакина с постели:

– Петр Петрович, морг ограбили … Стащили наган из сейфа, входная дверь настежь и … труп из Висельного исчез …

– Как исчез, кому он нужен? Может, его с бандитом перепутали? – Резакин чертыхнулся и позвонил в полицию. Дежурный записал приметы похищенного мертвеца, пообещав выслать наряд.

Весь день Петр Петрович ждал новостей из угрозыска. Но только когда уже наступила ночь, г-ну Резакину сообщили: человек, напавший с револьвером на продавца хлебного киоска, по описанию потерпевшего, полностью совпадает с приметами … похищенного трупа?! Садясь полицейскую машину, Петр Петрович уже твердо знал, что тогда во время сеанса электрошока ему не померещилось … у трупа действительно дрогнули веки!

Кровавые кошмары московского пролетария

«… Больно, ах, как больно!..» – нестерпимые судороги в области сердца будили погруженное в темноту сознание. Хотелось кричать, орать, вопить, но деревянные губы совершенно не слушались. Сквозь полумрак ему привиделась огромная, с человеческий рост, зубастая крыса, которая сначала откусила ему правую руку, а затем стала грызть его сердце. «Стрелять надо, иначе хана!» – мелькнуло в сумеречном сознании. Потом крыса исчезла, но сердце продолжало болеть, не давая возможности опять погрузиться в небытие.

«Кто я? Где я?» – беспорядочно зароились мысли в голове. Захотелось открыть глаза – вблизи мелькнуло нечто светлое, но сразу погасло, а потом опять весь мир превратился в черноту. И все-таки едва тлевшая мысль и в темноте не уходила. А затем в голове что-то вспыхнуло, и он каким-то своим внутренним зрением увидел себя … на берегу Волги у Висельного оврага. Недалеко рвались снаряды: город обстреливался наступающими деникинцами. На середине Волги стояла баржа, превращенная в плавучий застенок. Из ее трюма люди в кожанках то и дело выводили хорошо одетых господ, связывали им колючей проволокой руки и бросали за борт. Над Волгой стоял крик и стон, заглушаемый залпами белой артиллерии.

Но вот одному из осужденных каким-то образом удалось развязаться, и он поплыл в сторону Висельного. С баржи стали стрелять и кричать стоявшему на берегу: «Товарищ Жугров! Стреляй, не дай уйти буржуйской сволочи …». И тут он, наконец-то понял, что Жугров – это он.

А беглец все ближе и ближе к Висельному оврагу. В пловце Жугров вдруг узнал бородатого московского купца Ивана Шемякина, славившегося своей недюжинной силой и щедрой благотворительностью. Купец-богатырь, потеряв во время революции свои магазины, подался было на юг, к белым. Но так и не доехал, поскольку был снят с парохода во время стоянки в Камышине.

До пловца осталось уже метров семь, Жугров целится, а купец его умоляет: «Трофим, не стреляй, вспомни мое добро!» Жугров на секунду замешкался: Шемякин частенько давал его многодетной матери на хлеб, когда отца забрали жандармы. Но, вспомнив, что батю фараонам сдал такой же толстопузый буржуй, Трофим смачно выругался: «Все вы, сволочи, одним миром мазаны!» – и выстрелил из нагана. Вода вокруг купца сразу стала цвета красного знамени, но он продолжал еще плыть, развернувшись вдоль берега. Тогда Жугров разрядил в буржуя всю обойму – грузное тело пошло ко дну. Потом голова Шемякина, еще раз на мгновение вынырнула, осуждающе глянула на своего земляка-убийцу и навеки исчезла в воде.

И тут вдруг что-то очень тяжелое стукнуло Жугрова по затылку. Падая, он успел подумать: «Похоже, взрывной волной задело …», а потом в глазах все померкло.

Из небытия его вывел голос военфельдшера, звучавший как бы издалека: «Пульса нет, надо хоронить …» А потом он с ужасом прислушивался к скрежету лопат и силился прошептать: «Товарищи, не хороните, я – живой!», но не мог – разлившаяся по всему телу слабость прочно сковала все его члены …

«Неужели я по-прежнему в яме? А может, люди, услышав стоны, меня откопали? Но почему тогда так сильно болело сердце, а теперь вдруг отпустило?» – продолжал размышлять Трофим. И ему опять очень сильно захотелось открыть глаза.

Не без труда, но на сей раз они его послушались! Правда, вместо царившей черноты в зрачках сначала наступили сумерки. Немного приглядевшись, Жугров понял: это была полутьма комнаты, освещенной едва брезжившим рассветом. Он лежал на каком-то узком столе, совершенно