Кумуш-Тау — алые снега [Зоя Александровна Туманова] (fb2) читать постранично, страница - 2

вершин хорошей квалификации на счету, не говоря уже о «пучинах учености», как именует Олег Димкину эрудицию; только бы не растекался мыслию по древу, вот как сейчас, — глаза смотрят сквозь стену, сквозь ночь, неизвестно куда. И на языке, наверно, уже танцует очередное «А что, если....»

— Дим, напомни, — интенсивность солнечной радиации в верховьях: сколько калорий на квадратный сантиметр?

Димка, закинув голову, усмехнулся лениво:

— Двести тысяч — приблизительно. Впрочем, ты это знаешь не хуже меня. Не надо чуткости, дорогой мой научный руководитель! Я не тоскую по дому. Слушаю метель. Подумай, сколько оттенков! Начинает таким контрабасным гудением. И — вверх, в ультразвук, куда тебе Има Сумак!

— Шайтан свадьбу справляет! — вставил Искандер, не дав себе труда вслушаться. Димка продолжал все так же отрешенно:

— Разнообразие — закон природы. А снег? Это белое — вечно белое! Это Великое Одно и То же! И сколько ни делай вида, что его можно изучать, вода есть вода, хотя и замерзшая....

Уши вяли — слушать такую безответственную ересь.

Артем вскочил, зашагал по комнатушке — так плещется вода в ванночке, от стены к стене. «Снег! — хотел он сказать. — Что ты знаешь о силе снега, пижон? Снег уносит в тартарары похожих на тебя верхоглядов. Как бритвой, срезает селенья на склонах гор. Останавливает поезда. Снег страшен? А попробуй без него! Снег — пуховое одеяло земли, прародитель рек, залог урожая. В белизне его — зеленый хруст огурца и бронза зерна...»

Но говорить все это было бы долго и как-то неловко, и поэтому Артем сказал:

— Потенциал ледника зависит от накопления осадков. И мы будем изучать снег. Вот так.

Димка фыркнул — в точности, как горный козел на водопое:

— Вы — те самые физики, братцы, в ком ни грана от лириков.

— А в тебе — есть гран, — вмешался Олег и сладостно прищурился. — Ты не физик, не лирик. Ты, дорогой — лизик!

— А вот за лизика... — начал Димка страшным голосом и замахнулся было толстенной книгой — «Поджигателями» Шпанова, но Артем намертво сковал ему за спиной руки:

— Ты-то поджигатель и есть — опрокинешь свечку, лизик!..

Много в природе загадок, и вот одна из них: чья бы ни была очередь вставать первым и орать для остальных «Па-адъем!», получается одинаково противно. Бьет по нервам без промаха.

На подвесных в два яруса койках слышатся гулкие вздохи. Из-под одеял выпрастываются замлевшие руки — и прячутся: жаль расставаться с нежащим, скопленным за ночь теплом. Спрашивает Димкин непроснувшийся голос: «Метель или ясно?» «А ты выйди и нам скажешь!» — отзывается Искандер.

Дверь в домике — явное архитектурное излишество: открывается только люк в потолке. Конечно, занесло. Сообщение «Полтора метра снега выше крыши!» вызывает довольно прохладный энтузиазм. Добавочное известие «А метели-то след простыл!» встречается буйным ликованием.

— Я сегодня дежурный наблюдатель, — напоминает Димка. — Вы копайте траншеи, а я потопал...

— Он дежурный! — вскрикивает Искандер. — А я? Мне не нужна ясная погода? У меня теодолит, я без видимости — ничто! Вчера двадцать километров зазря отсчитал! Земля и небо крутятся, где верх, где низ — не поймешь!..

— Не забывайте, что это главный научный прибор! — Олег торжественно вручает совковые лопаты, и все, ворча, выходят на аврал.

И вот прорыта заново траншея в голубоватом, просвечивающем снегу. Как мимолетное виденье, исчезает завтрак. Распределены маршруты. Последний Димкин негодующий вопль: «Кто взял мой актинометр?»

Обычное утро рабочего дня. Только небо, синее до черноты, и пылающий костер солнца, и сердце, вдруг ощутимо толкнувшееся о ребра, напоминают: высота три тысячи семьсот метров над уровнем моря.

Вечер тоже начинается обычно.

Первым, пыхтя, топоча и шлепая себя по замерзшим щекам, ввалился Искандер: «Товба! Совести нет у этого мороза — как собака, грызет!»

Мнение единодушное. Подходит вскоре Артем: «Температура — бешеная!» И сумрачный Димка: «Замерз — до последнего атома!»

Началось раздеванье, именуемое «чисткой лука»: одна за другой стягивается добрый десяток одеж, промерзших, гремящих, как жесть. Нудную эту процедуру скрашивали, гадая насчет обеда и поводя носом в сторону кухни:

— Пшено? Ну, что ж? Поклюем. Ясно, что не разварено: водичка-то ниже ста закипает.

— А вы заметили, что у перлового концентрата — ярко выраженный каучуковый вкус?

Искандер вдруг замер — вздрогнули, расширились ноздри:

— Братцы!.. Запах! Курицей пахнет!

— Эй, метрдотель? Ты чего там устряпал?

Олег захлопнул дверь перед любопытствующими носами:

— Не нарушайте творческий процесс!

Димка самым странным образом не проявлял интереса.

У него медно-жаркий загар — и нетронутая белизна вокруг глаз, сбереженная очками-светофильтрами. Физиономия получилась необычная: не то тропический зверок лемур, не то вообще марсианин. И смотрит будто с седьмого неба.

Замерз, что ли? Артем ринулся