Волки не дремлют [Иван Зозуля] (fb2) читать постранично, страница - 60
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Переступив порог камеры, Мэнсфилд остановился от неожиданности. Он узнал человека, про которого говорил Вагин. Не дождавшись даже, пока конвоир закроет за ним дверь, Мэнсфилд хрипло прошептал: — Господин Краус?! Человек обернулся и в упор посмотрел на Мэнсфилда. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Казалось, тот, кого назвали Краусом, готов был убить Мэнсфилда. Как только дверь камеры закрылась, он сквозь зубы процедил: — Какой я тебе Краус, скотина? Они ни черта не знают обо мне, а ты «Краус», «Краус». — Внезапно смягчившись, он спокойно сказал: — Вот уж никак не думал, что тут с тобой встретимся. Рассказывай, что стряслось? Однако Мэнсфилд молчал, и было видно, что он не собирается посвящать Крауса в свои дела. Поняв, что Мэнсфилд ему не доверяет, Краус заметил: — Не настаиваю. Можешь не говорить. Можешь считать, что я уже продался или что я подсадная утка. Хотя и я могу подумать о тебе то же самое. Но я хочу просить тебя, Рандольф. — Краус подошел к нему поближе. — На допросе ничего не говори обо мне. Мы друг друга не знаем. — Краус понизил голос до шепота. — Я уверен: они обо мне ничего не знают. Просто какое-то недоразумение. Я летел, конечно, не к тебе. В пути ничем себя не проявлял — и вдруг сегодня утром меня снимают с самолета. Пока со мной никто не разговаривал. А ты знаешь, — Краус посмотрел в глаза Мэнсфилду, — о чем я подумал? А нет ли у нас там, — Краус кивнул куда-то в пространство, — русского агента? — Он снова посмотрел на Мэнсфилда и сочувственно проговорил: — Я вижу, ты сопротивлялся, у тебя висок разбит. Мэнсфилд машинально поднес руку к виску, но ничего не ответил. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем Мэнсфилд заговорил: — Вот вы утверждаете, что летели дальше. А мне они сказали, что вы шли ко мне на связь. — Липа! Чистейшей воды липа! Если бы так, разве они предоставили бы нам такую возможность: сидеть здесь вместе и разговаривать. Не совсем же они олухи! — Я тоже так думаю... — Тут и думать нечего, — поставил точку Краус и стал рассказывать Мэнсфилду о последних берлинских новостях...
Третьего мая в Адычан прилетел Павел Орешкин. Турантаев пригласил его к себе и, усадив на диване, поинтересовался, как прошло оформление на работу в органы. — Нормально, Айсен Антонович, но... только, я думаю, напрасно все это. Не выйдет из меня чекиста. — Это почему же? — Экзамен-то я не выдержал, — огорченно проговорил Павел. — А по-моему, как раз наоборот: выдержал превосходно. На твоем месте, полагаю, так же поступил бы любой из нас. Ты правильно делал, что хотел выяснить, зачем Мэнсфилд отправился в Красноярск. А то, что не сумел поставить нас в известность, — так у тебя для этого и возможности не было. Так что напрасно не тревожься! — Турантаев ударил Павла ладонью по колену. — Лучше я тебя сейчас познакомлю с одним из арестованных. — Что?! Разве их двое? — Двое, — засмеялся Турантаев и распорядился ввести арестованного. Когда тот вошел в кабинет, Павел от неожиданности встал: — Подполковник Краус? И вы здесь?! — Он же полковник Щербаков. Наш коллега по работе, — представил Турантаев. Павел опешил. Он стоял, не зная, что сказать. Щербаков подошел к растерявшемуся Орешкину, крепко и горячо пожал ему руку. — Ну, здравствуй, беглец, — сказал он ласково. Левой рукой полковник поправил очки, будто хотел получше рассмотреть Павла. — А ты совсем не изменился. Правда, височки побелели да похудел малость. Но это поправимо. Были бы кости, а мясо нарастет. Так, что ли? — он снова улыбнулся, блеснув золотыми зубами. — Вот это сюрприз! — Павел развел руки. — Значит, полковник Зимерев... — Да, — подхватил Щербаков, — Зимерев и теперь считает меня отъявленным фашистом. Но что поделаешь — так надо. — Вот здорово! — восхищенно крутил головой Павел. — Значит записку мне вы написали? Не рискованно ли это было? Я, признаться, за провокацию принял. — Согласен. Грубовато. Но я нарочно избрал этот способ, чтобы и ты не смог заподозрить меня. Ведь тебя могли и поймать. — Простите, товарищ полковник, а теперь вы... остаетесь? Или опять туда? — Остаюсь дома, не знаю, к радости или к сожалению, — смеясь, ответил Щербаков. — Так уж сложились обстоятельства. Обратно к ним мне дорога заказана. Для них я предатель. Изменил их «благородному» делу и сбежал в Чехословакию. Кстати, пятого мая я выступаю по чехословацкому радио. Надеюсь, они меня услышат. — Но пятое-то послезавтра! Когда же вы успеете? — Милый мой, — Щербаков положил руку Павлу на плечо. — В каком веке мы живем! Моя речь давно записана на пленку. Остается только прокрутить. — Игорь Матвеевич, — спросил Турантаев, — как там, кстати, чувствует себя ваш коллега Мэнсфилд? — По-моему, неважно. Но пытается бодриться. На что-то еще надеется. Хотя ему и
Последние комментарии
8 часов 59 минут назад
9 часов 17 минут назад
9 часов 26 минут назад
9 часов 27 минут назад
9 часов 30 минут назад
9 часов 48 минут назад