Зеркала [Владимир Евгеньевич Псарев] (fb2) читать постранично, страница - 3

чем боролись Алиса, Вова и Настя:

– Да ладно тебе. Прими, что ты дура, и живи с этим расслабленно, потому что так и есть оно.

Принято. Юля, едва став прозревать, ненавязчиво отворачивается, и топит себя во всём, в чем может. Бог всех прощает, и ее простит. А что?

Юля не приехала на похороны отчима. Вместо этого болтала по телефону с родным отцом, игнорируя происходящее. Делала это лишь потому, что так не делала Алиса. Эх, молодость неосторожная: кровь горячая, сталь холодная.

Вспоминает бывшего мужа, и как вонзала каблуки в его надежды стать человеком, но человеческая воля слаба и отступает перед Сатаной. Зелёные от растворителя пальцы мусолят пакет с желтым порошком. Мир, куда крещенным нельзя. Незримая рука режет стропы, отправляя в свободное падение.

Сидит в компании молодых людей на крокодиловых туфлях. Людей, к которым либо с понятыми, либо с пулей, на которой Бог не напишет «Шутка». Да, с такими не состаришься, но это идеальная компания, чтобы отвлечься. Вино нужно уже начинать вводить сразу шприцом-пятёркой, потому что первый орган, который сдался – желудок.

И только пытаясь не выплюнуть свои органы, Юля поняла, почему мир жестоких людям в среднем намного вкуснее. Стало стыдно, страшно и страшно стыдно. Пыталась вспомнить, когда видела свою семью.

Слепо падает человек. Стало страшно поселиться на улице 8-го марта, где ненависть и страх. Но когда на реках Вавилона вспоминают Иордан, в Иерусалиме звучат песни печали. И пока небо не упало, как на расплавленные камни Брестской крепости, пролитая предками кровь дорогами Иудеи от Пилата Понтийского приводит к разуму.

Человек – животное консервативное. Потому вполне созревшая девушка стоит внутри ребенка даже на семи холмах. Юное солнце щедро разливает в миски, но миски полны отходов и всё льётся за края. Москва рабочая. Москва студенческая. Приезжают и думают, что повидло макнут. Время всё еще Юлю тестирует. Бремя всё еще Юлю нервирует. Соболезнуем:

– Вчерашних дней много, а завтра всегда в единственном экземпляре.

***

2022 год.

Набрала Вове с жалобами, а услышала:

– Сама дула на пепельницу. Всегда выходит так, что соврал именно я. Хотя единственный сказал правду, пытаясь доказать свои ненависть, любовь или безразличие тем, кто ищет не правду, а оправдание своей боли. Зря. Но если всех устраивает, что им изменяют и бьют головой об стену, то я не против. Терпите. Сделал то, что мог. Лгите дальше. Это очень мило.

Вова – суровый лидер, хоть и не такой суровый, как Этери Тутберидзе. Вова – самый престарелый в этом пансионате. Его прокляли видеть мир разным. Вова тоже был женат, тоже на какую-то работу утром не спешил. Вова знал, что делает. Любовь имеет цену, лишь ненависть бесценна. Юля за ночь перемотала всю жизнь. Разозлилась, открыла волшебную коробку с правдой, вывернула туда желудок. Утром Юля уже сидела во «Внуково» с билетом до Новосибирска на руках. Внутри еще покачивался маятник, подсказывавший, что она снова куда-то бежит. Не из собственной ли опять головы? Поборола. Ну, наконец-то. Нужно измениться. Нужно извиниться перед всеми, кому еще рукопожатная. Да и Вова, надо думать, не так уж и обижен…

…Правда входила в душу тяжело, как в мёрзлую землю лопата. Много нового о жизни узнала, приехав домой. Да, именно домой, потому что Москве она лишь нолик. Юле не обидно даже за то, что Вова «отдал» несколько фактов из ее жизни в тексте последней своей повести Алисе, а её саму – Юлю – даже не упомянул. Кольнуло, когда услышала, а затем растаяла.

Война – всего лишь антоним миру во всех итерациях. Но именно прощение – спасение от одиночества. Ребенок добра и свободы. И стоят напротив своего отражения две сестры. Обе по-своему уставшие, растерявшие, да искренние. Абсолютно одинаковые, а оттого истинно прекрасные, как фото Монро и цитаты из Пятой главы. Мир мирил обиду и дурака. Теперь Юле предстоит набить на коже то же самое, чем «замарали» себя все члены клана – «Нет слов для чувств». И в этоу секунду все пути кажутся по-своему верными, коль сошлись в одной доброй точке. Две темноволосые татарки со жгучими глазами. А говорили, что зеркала не удваивают женщин.

– Помнишь, Юля, под нами всегда будет тот черный Енисей, и даже когда мы станем другими. Там, на заре юности мы уверенно совершили много нехорошего. Да, ненависть – высшая ступень эволюции. Я понимаю, Юля, но давай попробуем иначе? Не плачь. Просто слегка навалилось. Прошло 36 лет после начала Перестройки. 36 шагов ты сделала вдоль стены. Зачитала 36 строк собственного смертного приговора. Едва не осталась на пороге собственного дома сиротой и двадцатью двумя буквами своего полного имени на двадцать два года приблизилась к финалу истории. Потом, когда десятилетия разнесут всех по эпохам, жалеть будет поздно. Половина пути пройдена, еще одна половина осталась.

***

P.S. Писатель чем-то отличается от большинства? Нет. Он записывает то, что многие проговаривают в повседневной жизни, но тут же забывают, и тем находит