Ибо она сотворена со страхом и удивлением [Тим Ваггонер] (fb2) читать постранично, страница - 3

пролетающего насекомого. Она нажимает большим пальцем вниз, и раздается влажный треск.

- KaдуБОБ! - говорит она и хихикает. - Он сломался.

У меня сводит живот, и пока я пытаюсь придумать подходящий ответ, Линдси проводит большим пальцем вперед-назад, вперед-назад, превращая останки божьей коровки в пасту. На мгновение - всего лишь на мгновение - ее лицо расплывается. Но потом она появляется, моя маленькая девочка, улыбается мне, продолжая растирать большой палец по кафелю.

　*****

 Линдси останется на ночь у своей кузины. У меня целый вечер пятницы в моем распоряжении, и я понятия не имею, что с ним делать. Мне следовало бы назначить свидание, но я уже несколько месяцев не встречался с женщинами. Шелии нет уже почти восемь лет. Несмотря на это, я не могу с энтузиазмом относиться к свиданиям. Уже восемь, и, не найдя ничего лучшего, чем заняться - и попытаться отвлечься от мыслей о Шелии и своей несуществующей личной жизни, - я решаю заняться домашними делами, которыми слишком долго пренебрегал.

 Я пылесошу, вытираю пыль, стираю несколько раз, а потом - потому что я все еще думаю о Шелии - решаю постирать ВСЕ постельное белье. Сначала стираю свое, а потом Линдси. Я захожу в ее комнату, ее коллекция плюшевых животных смотрит на меня немигающими глазами с полок, на которых они сидят, и я стягиваю с кровати ее простыни с Губкой Бобом. Когда я это делаю, моя нога натыкается на что-то под ее кроватью. Я не удивлен. Линдси одиннадцать лет. Она хранит там всякую всячину. 

Простыни Губки Боба, свернутые в комок и засунутые под одну руку, я наклоняюсь и протягиваю руку, чтобы задвинуть то, что это, подальше под кровать, чтобы Линдси не наткнулась на это что-то позже. Нащупав его, я понимаю, что это книга. Большая. Любопытствуя, я вытаскиваю ее на свет. Обложка простого лесного зеленого цвета, а название написано буквами из золотой фольги. "Деформации". Вот и все. Никакого имени автора. Только название. Книга тоже выглядит старой. Углы обложки помяты, а корешок расшатан. Я никогда раньше не видел эту книгу и понятия не имею, где Линдси ее взяла. И это название... 

Я откладываю листы, сажусь на пол и открываю книгу. В ней нет ни текста, ни информации о публикации. Только страница за страницей фотографий, некоторые из которых - люди, некоторые - животные, некоторые - и то, и другое, и третье. Все эти фотографии выполняют обещание названия в самой гротескной и тошнотворной манере. Деформированные черты лица, лишние конечности, искаженные отверстия, мутировавшие гениталии...

 Каждая страница более тревожная, чем предыдущая, и что еще хуже, самые шокирующие страницы были вырезаны для будущего использования.

Я едва успеваю добежать до туалета, чтобы меня не стошнило. Когда у меня есть немного времени, чтобы прийти в себя, я возвращаюсь в комнату Линдси, хватаю книгу, не глядя на фотографии, и - захватив бумажник и ключи - выхожу на улицу, сажусь в машину и направляюсь в ближайший гастроном. Я заезжаю за здание и швыряю "Деформации" в один из мусорных контейнеров. Затем я подъезжаю к дому, паркуюсь и захожу внутрь, чтобы купить себе пива. Двадцать четыре упаковки. Оно мне понадобится. 

В фойе нашего дома висят фотографии Линдси, начиная с нескольких часов после ее рождения и заканчивая ее нынешней школьной фотографией. Я называю это "Стеной славы". Когда я прохожу через фойе, свет в нем не горит, и все лица Линдси остаются лишь теневыми пятнами.

 На следующий день, когда тетя Джози приводит Линдси домой, у меня адское похмелье. Я ничего не говорю о книге, и Линдси никогда не спрашивает меня о ней. Время от времени я ловлю на себе ее взгляд, бесстрастный и расчетливый, ее лицо...

Ее лицо. Оно такое родное, но в тоже самое время чужое. Размытое.

*****

- Ты слишком молода, чтобы с кем-то встречаться.

- Откуда ты знаешь?

Я опустил окна, чтобы впустить прохладный ветерок. Я проспал и еще не до конца проснулся. Ее вопрос - как и многие другие в наши дни - застает меня врасплох. Я ожидал, что она ответит мне "Я не такая" или "Все изменилось с тех пор, как ты был подростком". Но это? Я понятия не имею, как реагировать. Если бы она была мальчиком, я бы по-другому относился к этому вопросу? Возможно. Мне не нравится признавать это, но это правда.

- Кроме того, - продолжает она, избавляя меня от необходимости отвечать на ее вопрос, - это не свидание. Мы с друзьями хотим после школы прогуляться в Savors. И это первый день. Он особенный.

- Один из этих друзей - Блейк, не так ли? Тот самый Блейк, с которым ты постоянно переписываешься?

Парень, который сказал ей, как ему нравится целовать ее и прикасаться к ней. Я знаю это, потому что я украдкой взглянул на ее телефон, когда она была в душе прошлой ночью. У прикосновений так много значений, и ни одно из них не подходит отцу четырнадцатилетней девочки. Одно сообщение, состоящее из четырех слов от Линдси к Блейку, преследует меня.

Ты заставляешь меня