Шелуха/Husk [Настя Чацкая] (fb2) читать постранично, страница - 2

подносить её к глазам. Пальцы холодные, очень холодные. Их накачали ледяным газом и жидким азотом.

— Твою мать, что происходит? — голос Дерека похож на голос человека, который нихрена не понимает. — Я позвоню Скотту.

— Не нужно, — сипит Стайлз, прижимая руку к глазам. С силой надавливает на веки. Всё какое-то иррациональное, ненастоящее. Это как будто сон. Если во сне могут так сильно трястись губы, могут быть такие мокрые, настоящие слёзы — это однозначно сон.

Ущипните его кто-нибудь.

Пусть он проснётся, придёт в себя, иначе… Иначе всё пропало. Но люди вокруг как будто глухие. Как будто это нормально — плачущий человек в онкологическом отделении.

— Ты в порядке? — в динамике раздаётся звук хлопающей двери, а через секунду — звон ключей и гул мотора. Хорошо. Значит, он скоро будет здесь.

— Нет, — хрипит Стайлз. — Я не в порядке, чувак.

И, наверное, уже никогда не буду.

* * *

Солнце медленно скатывается за сухие холмы Мохаве.

Стайлз смотрит на него и думает о том, сколько людей ежедневно пропускают это зрелище. Проходят мимо, не глядя на закатывающийся бордовый шар, или вообще забывают о том, что можно поднять голову и увидеть небо. Сейчас уже вечер, но он тёплый, потому что в начале июля всегда тёплые вечера.

Они молчат с самой больницы. Даже магнитолу не включали все те полтора часа, что ехали сюда.

Дерек садится рядом со Стайлзом на капот «Камаро», вытягивая перед собой ноги и закидывая одну на другую. Странно сидеть с ним рядом. Они никогда не были особо близки, если дело не требовало совместной работы.

Дела Стаи превыше всего — условное правило.

Этот дуэт странно смотрится, но ни Дерек, ни Стайлз не обращают внимания, потому что они и сейчас не стали ближе. Просто Стайлз упирается локтем в колено и прижимает к губам сжатый кулак, а Дерек щёлкает зажигалкой и подкуривает какое-то крепкое табачное дерьмо, от которого печёт глаза.

Стилински уверен — слёзы наворачиваются именно от этого.

Стайлз чувствует, что кожаный рукав куртки иногда цепляет его локоть, когда Хейл подносит сигарету к губам. Молчание и дым успокаивают куда лучше, чем слова врача о том, что современная медицина шагнула вперёд.

Стайлз смотрит на его бейджик во время всего разговора. Рассматривет короткие инициалы и старается не заорать от страха.

Отказывается поднимать взгляд.

Он боится столкнуться с неуверенной, почти мёртвой улыбкой отца, собравшей на щеках глубокие морщины. Боится увидеть исполинский ужас в его глазах. И взгляд врача, который почти несправедливо спокойный. Конечно. Ведь Стайлз его десятитысячный пациент.

Мистер Д. Хиккен говорит о том, что они вместе преодолеют это. О том, что нельзя опускать руки.

Он выписывает антидепрессанты. Он выписывает обезболивающие. Он выписывает ещё миллион таблеток, зачем-то говорит о том, что они разноцветные. Он предлагает воды. Он не говорит о том, что боль больше не пройдёт.

Стайлз выходит из кабинета, в котором остаётся отец. Падает на жёсткий стул и чувствует, что, кажется, у него отнимается душа. Стайлз стаскивает со столика «Космополитен» и достаёт телефон.

— Кто-то ещё знает?

Голос Дерека какой-то непривычный, слишком отстранённый. Стайлз смотрит, как он затягивается и выпускает в угасающий день плотное облако дыма.

— Нет.

Хейл поворачивает голову, прищурившись. В глазах Стилински что-то огромное и пустое.

«Почему ты позвонил мне?»

«Не знаю».

Дерек не задаёт лишних вопросов. Наверное, поэтому.

Когда солнца больше не видно, они молча садятся в машину и возвращаются в Бейкон-Хиллз.

Магнитола молчит тоже.

* * *

«Это не мигрень.

2.08.2013»

— Опухоль височной доли головного мозга. Четвёртая степень.

Стайлз слышит диагноз в третий раз, и всё равно сердце пропускает несколько ударов, но пальцы, безостановочно теребящие завязки красной толстовки, не останавливаются.

Это всё равно, что снова и снова узнавать дату своей смерти. Это похоже на падение с американских горок. Когда вагончики добираются до самой крутой точки, а потом железные рельсы просто распадаются. Арматура гнётся, и ты летишь вниз, не слыша собственного вопля.

Это всё ещё похоже на плохой сон.

Так страшно видеть кошмар, когда на обеих руках по прежнему остаётся по пять пальцев, сколько не пересчитывай.

— Я понял.

Голос глухой.

Мистер Хиккен мягко постукивает карандашом по столу, глядя на Стайлза. «Д» на его бейджике означает — Дональд. Дурацкое имя для онколога.

— Хорошо. Ответишь на несколько вопросов?

Если бы у меня был выбор, меня бы здесь не было. Стайлз молча поднимает голову и смотрит в серые глаза врача.

— А вы на мой?

— Я догадываюсь, что за вопрос ты хочешь задать.

Эта фраза напоминает о том, что Стайлз — десятитысячный пациент.

Одни и те же взгляды прошли через Дональда. Одни и те же слова. Одни и те же вопросы. Ему совсем